«Мёртвые бабочки (СИ)»

Мёртвые бабочки (СИ) (fb2) - Мёртвые бабочки (СИ) 2107K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ян Кравец

Кравец Ян Мёртвые бабочки

Мёртвые бабочки

0.

Абажур настольной лампы оранжевый, как большой апельсин. Мягкий свет выхватывает из темноты подошвы ботинок. Подошвы рифлёные, буквы почти стёрты, но ещё можно разобрать слова "oil", "fat" и "petrol". Слово "made" превратилось в "mad", "England" в "land". Виден и крест, фирменный знак "Мартенсов". В центр креста вбит металлический штырь с плоской шляпкой. Такой же штырь торчит из буквы A в слове "mad" и пропавшей G в England. Штыри соединяются между собой черными пластинами и образуют правильный треугольник. Ботинки красные и очень старые. Порванные шнурки завязаны аккуратными узлами.

"Мартенсы" принадлежат женщине, которая удобно устроилась в кресле и забросила ноги на письменный стол. Синие джинсы, клетчатая рубашка, короткие рыжие волосы. Женщину зовут Алиса Вега и она читает стихи Генри Лонгфелло. Томик со стихами карманного формата, обложка с золотым тиснением. Вместо информации об издателе штамп принтера Mephistable-Print, на котором и отпечатана книжка. При желании Алиса могла бы распечатать и новые ботинки, но она никогда это не сделает. Она любит старые "Мартенсы" и не хочет с ними расставаться.

Женщина в красных ботинках перелистывает очередную страницу и задевает пальцем картонную закладку. Закладка плавно взмывает вверх и зависает под потолком. Алиса запрокидывает голову, находит закладку взглядом и проводит рукой по левому бедру. Металлический щелчок. Замок фиксатора открыт, Алиса легко отталкивается рукой и взлетает над креслом. Ловит закладку, касается рукой потолка и делает ещё один толчок. На этот раз она долетает до пола и касается ногами толстого ковра. Ещё один щелчок. Треугольник на подошве ботинок получает сцепление с электромагнитным полем под ковром. Сцепление достаточно сильное для того, чтобы не дать Алисе воспарить к потолку, но ходить оно не мешает. Каждый шаг просто требует немного больше усилий. Алиса Вега к этому привыкла.

Алиса выходит из комнаты и оказывается в длинном коридоре с белыми стенами. Проходит его насквозь и останавливается перед большой круглой дверью. За ней помещение, которое надо пройти как можно скорее, чтобы снова не нахлынули воспоминания. Память Алисы в безупречном состоянии, пробелов нет, но в последнее время ей с трудом удаётся её контролировать. Стоит закрыть глаза, и она видит образы людей, которых давно уже нет, слышит их голоса, вспоминает любимые фразы. Капитан Джейк часто говорил "исходя из этого", приплетая эти слова к месту и не к месту. Старший инженер Камола не могла построить ни одного предложения без "ублюдок" или "твою мать". Доктор Крейг любил петь и его мелодичный голос до сих пор звучит в ушах Алисы. Сколько уж прошло лет? Тысяча? Две? Бортовой хронометр сошел с ума с тех пор, как перешел на резервные генераторы. Счетчик внутри самой Алисы утверждает, что сегодня очередная суббота, второе марта 4329 года.

Алиса Вега, наконец, собирается с силами и открывает дверь. Яркий белый свет бьёт по глазам, чертит на сетчатке круги с зубчатым краем. Алиса думает, что неплохо бы поработать над своей светочувствительностью. Она делает шаг вперёд и поворачивает голову направо. Там, за прозрачной стеной высятся криогенные саркофаги. Двенадцать человек, почти весь персонал космической станции "Excelsior" покоится в саркофагах. Ещё двое отказались погружаться в спасительный холод и предпочли умереть от глубокой старости. Саркофаги с их телами Алиса похоронила в космосе. Алиса смотрит на застывшее лицо капитана, переводит взгляд на своего коллегу, доктора Крейга. Иногда ей кажется, что люди давно мертвы, иногда, что они открывают глаза, стоит ей только повернуться спиной. Сейчас она явственно слышит, как её окликают по имени.

- Алиса, почему ты не стареешь?

Алиса знает, что этот голос из прошлого, но никак не может избавиться от ощущения, что он доносится из саркофага. Голоса, лица, нежеланные воспоминания, они накатываются на неё, как волны на берег. Не хватает только снов, но и за этим дело не станет. Сны это только вопрос времени. Когда-то доктор Алиса Вега читала своим студентам лекцию на тему "Почему андроидам не снятся сны". Сейчас она могла бы смело опровергнуть свои собственные слова. Она бы вообще могла много чего сказать той себе, которая осталась в далёком прошлом. Той Алисе Вега, которая была человеком. Пусть эксцентричным, даже социально опасным, но всё-таки человеком. Той Алисе Вега. Там, на Земле.

- Что ты здесь делаешь?

Она трясет головой, как мокрая собака. Кивает застывшим лицам и в несколько шагов добегает до следующей двери. За ней располагается третий инженерный отсек, который стараниями Алисы превратился в просторную кухню. Длинный деревянный стол, барная стойка из полированного дуба. Хрустальные бокалы свисают из крепления над стойкой, на огромной плите стоит хромированный чайник и керамическая кастрюля. Ни плита, ни холодильник, никакая другая техника не работают, это только превосходно выполненные модели. На станции "Excelsior" давно закончились запасы продовольствия, но Алиса Вега не нуждается в пище. Её аккумуляторы проработают ещё несколько столетий, а потом она сможет изготовить новые. Материалов хватит. С ними-то как раз никаких проблем. Алису гораздо больше беспокоит другое, что будет с ней самой через эти самые несколько сотен лет. Где вероятность того, что рано или поздно она не запустит процесс уничтожения собственной базы? Где гарантия того, что она не уничтожит сам "Excelsior"?

Андроид не должен сходить с ума. Электронный мозг не может давать сбой. В конце концов, именно это Алиса Вега раз за разом доказывала в своих научных статьях. Она редко писала о том, над чем работает сама, зато регулярно описывала работы коллег. Почему искусственный интеллект не развивается выше определённой отметки? Может ли андроид находиться в депрессивном состоянии? Разгромная статья "Они сотворили нас" ещё долго не давала утихнуть жарким дискуссиям о методах воспитания искусственного разума. В своих работах Алиса Вега смеялась над чопорным научным сообществом, требовала свежих мыслей, идей, даже фантазий. Её студенты разыгрывали сценки из взрывной смеси Шекспира и Айзека Азимова, коллеги шутили, что Алиса может убедительно доказать то, что разумна даже кофейная чашка. Докторскую степень она получила за пятилетний труд, посвященный творческой составляющей в формировании личности андроидов.

Дважды в своей жизни доктор Вега совершала поступки, которые могли поставить крест на карьере ученого. Первый раз это было публичное оскорбление правительства Новой Британии, за что её едва не выгнали из Бермингема. Второй раз это было участие в марше мира, посвященном отказу от создания армии андроидов. После этого случая имя доктора Вега долго не сходило с заголовков газет. Ученый, протестующий против ученых. Немыслимо и невозможно в нашем просвещённом столетии! Благодаря многочисленным заслугам, оба проступка сошли с рук мятежному доктору. Под конец жизни Алиса Вега стала изгоем в научном мире, но плодами её трудов пользовалось не одно поколение психологов и специалистов по искусственным нейронным связям.

Алиса Вега шумно втянула воздух, ощутила, как напряженно заработала система охлаждения. Вот оно, ещё одно преимущество искусственного тела. Для жизни всё ещё нужен воздух, но уже давно не нужен кислород. На Земле андроиды могли работать в самых загрязнённых районах Китая. На космической станции "Excelsior" весь кислород полагался людям. Сейчас лёгкие людей давно не функционировали, но на случай пробуждения не было риска задохнуться.

Алиса села на высокий барный стул и взяла в руки красную чашку "Нескафе". Поднесла ко рту, сделала глоток. Чашка была пустой, но в воображении Алисы там плескался горячий кофе. Круассан на маленькой круглой тарелке тоже не существовал, хотя Алиса могла бы поклясться, что чувствует запах корицы и апельсинового джема. Завтракать таким образом она начала только в последние несколько лет, сначала только в шутку, потом на полном серьёзе. Это помогало почувствовать себя человеком. А если уж на то пошло, то Алиса Вега давно перестала считать себя андроидом.

Орбитальная станция "Excelsior" была последним космическим оплотом человечества. Связь с центром управления она потеряла незадолго после начала четвёртой мировой войны. Система регулярно посылала сообщения на Землю, но ответа не было. Каждое утро доктор Вега подходила к иллюминатору в своей новой спальне и смотрела на далёкий голубой шар. Ей казалось необычайным везением то, что люди не погубили планету в ходе ядерной войны, но гнетущая тишина наводила на мысль о том, что Земля полностью опустела.

- Никого нет, - говорит Алиса Вега. Она смотрит на широкий экран, где некогда транслировалась схема коммуникаций станции с земной b2b-network.

Ни единого сигнала.

1.

Задолго до того, как "Excelsior" вышел на орбиту, в лондонском Гайд-Парке собралось обычное воскресное общество. Чернокожий проповедник взобрался на ящик из-под сигарет и с какой-то ненавистью клеймит позором баптистов. Напротив него в красной палатке свидетели Иеговы раздают желающим библии в мягких обложках. Чуть поодаль две женщины лет сорока рассказывают своим немногочисленным слушателям о том, что женщина это не система для обслуживания влагалища. Кто-то кидает в одну из них недоеденным хот-догом.

Белобрысого хлыща в твидовом костюме зовут Дивейн Легри и он говорит о будущем Британии. Вместо деревянной коробки он залез на пластиковый стол. Через двадцать минут после начала митинга хозяин стола устроит собравшимся весёлое представление, но пока никто не мешает Легри рассуждать о невосполнимой потере колоний. Когда он говорит, к его лицу бурно приливает кровь, так что оно становится совсем багровым. Зрители прикидывают, хватит его удар или нет.

Спустя годы именем Легри назовут железнодорожный мост, соединяющий Британские острова с Французским графством, а пока слушатели называют Дивейна пасхальным кроликом. Дивейн Легри и в самом деле похож на кролика. Огромные выступающие зубы, раскосые глаза и карикатурные уши, покрытые белым пушком. В правом ухе он носит серьгу с фальшивым бриллиантом. Из нагрудного кармана торчит поддельный "Parker".

Легри работает бухгалтером в аудиторской компании "Шапиро и Андерсон", зарабатывает в год около тридцати тысяч фунтов и мечтает иметь собственный домик в Глостершире. По воскресеньям он ужинает в ресторане "Валентино Гриль" и даже не подозревает, что когда-то чек с его росписью будет продаваться на аукционе "Сотбис" по стартовой цене в полмиллиона новых фунтов. Слава спасителя Британии придёт к Легри только в семидесятых годах двадцать второго века. Через двадцать лет каждый школьник на планете будет знать, что именно Дивейн Легри вытащил Европу из мирового финансового кризиса. Будут написаны сотни исследований по его труду "Современный империализм", будет создан институт по изучению биржевой формулы Легри. Но всё это ещё впереди, будущее ещё окутано туманом. А пока он довольствуется стейком из жесткой говядины и пережаренными овощами.

В две тысячи сто семьдесят втором году Дивейн Легри опубликует своё краткое исследование промышленного индекса Доу-Джонса. Критики разнесут статью в пух и прах, но уже через год выйдет статья "Контроль FTSE", которая перевернёт финансовый рынок. За одну неделю акции британской фондовой биржи взлетят до рекордного значения в двадцать тысяч пунктов. Спустя месяц цифры будут приближаться к двумстам тысячам. А к концу семьдесят четвёртого года английский фунт окончательно похоронит евро и доллар. Дивейн Легри станет самым богатым человеком на планете. Всё своё состояние он потратит на то, чтобы укрепить промышленную мощь своей родины. К началу двадцать третьего века в состав Великобритании будет входить большая часть Европы и вся Южная Америка. Когда вторая русская революция передаст Россию в руки Китая, Великобритания будет самой большой империей со времён Чингисхана.

Дивейн Легри умрёт от инфаркта незадолго до коронации Генриха X. К этому времени город Лестер станет сердцем научного мира. Именно здесь будет открыта лаборатория "Альгиз", где появится на свет первый в мире андроид с искусственным интеллектом.

2.

Через десять лет после смерти Легри молодой человек в рубашке с круглым итонским воротником, заколотым щеголеватой булавкой, сидит на краешке стеклянного стола. Другой молодой человек полулежит в глубоком кресле, закинув ноги на тот же стол. На нём синие джинсы и футболка со схематичным изображением вертолёта. Надпись на футболке гласит "Голубые орлы". Молодые люди близнецы, похожие друг на друга как две капли воды. Различить их можно только по одежде.

- Джеки, это бред, ей-богу бред. По-моему, проще будет ограничиться тремя законами Азимова.

Молодой человек в рубашке лениво подкидывает в руке новый соверен с изображением короля Генриха. Он насмешливо смотрит на сидящего в кресле:

- Иногда я думаю, что тебя подменили в детстве. Такой дуболом никак не может быть моим родным братом. Подумай своей головой! На что годится андроид, не способный даже защитить своего хозяина, потому что не может поднять руку на его обидчика? В конце концов, какая у нас будет армия? Как они смогут умирать за нас?

- Но с тремя законами они не смогут только причинять вред. Себе и остальным. Они просто не будут вмешиваться.

- Невмешательство часто обходится слишком дорого. Вспомни войну в Анголе. Вспомни Сиам, будь он неладен!

Джеймс снимает ноги со стола и выпрямляет спину. Обычно ему лень спорить, но сейчас он чувствует нарастающее бешенство. Джек наблюдает за ним с плохо скрываемым весельем.

- К черту войны! - почти кричит Джеймс, - Джеки, да это же пороховая бочка. Искусственный разум безо всяких тормозов! А если у него сорвёт крышу?

- Для этого я и пишу эти директивы. Они будут руководствоваться ими всю свою жизнь.

- Ты, что, чувствуешь себя богом? Решил собственноручно написать десять заповедей?

Джек зевает.

- У тебя плохо с арифметикой, Джейми. Я перечислил тебе уже минимум шестнадцать. Полагаю, будет ещё столько же.

Пауза. Джеймс сверлит брата взглядом, потом картинно закатывает глаза и снова растекается в кресле. Некоторое время он молчит, потом говорит с твёрдой уверенностью:

- Ты маньяк. Доверил бы лучше это юристам.

Джек делает вид, что удивлён.

- Этим хитрым ублюдкам? Ты видел последний договор с поставщиками? Они составили его так, что даже в случае Апокалипсиса они останутся должны нам уйму денег. Я бы не рисковал.

- В любом случае, это плохая идея. Это...

Джек не даёт брату договорить. Он достаёт из кармана карандаш в серебряной оправе и барабанит им по столу.

- Идея отличная. Мы должны обезопасить себя. Свобода выбора и свобода самовыражения это разные вещи. Я даю им первое и запрещаю последнее. Первое, разумеется, в довольно ограниченных пределах. Кроме того, Джейми, ты не учитываешь главного. Я составляю не просто алгоритм действий. Считай это катехизисом. Кстати, мне нравится. Катехизис для андроидов! Звучит, правда? Рано или поздно наши маленькие друзья вырастут и начнут задавать вопросы о смысле жизни. А у меня уже будут готовы ответы. Признайся, лет в четырнадцать ты бы душу продал за такой справочник.

- Если бы мне это было нужно, я бы пошел в церковь. У этих ребят тоже есть ответы на все вопросы.

- Но ведь ты не можешь потрогать их бога руками, верно? Всё держится на вере. Здесь вместо веры я даю знания.

Джеймс серьёзно смотрит на Джека. Он кусает нижнюю губу, пытаясь подобрать слова, потом говорит очень тихо:

- Ты и правда считаешь себя богом, Джеки?

Джек даже не задумывается:

- Да, возлюбленный брат мой. Я даю им жизнь, значит я их создатель. А кто такой бог, если не творец всего сущего?

- Не зайти бы нам слишком далеко. Что произойдёт, когда им будет недостаточно твоих ответов? Что будет, когда их мозг разовьётся настолько, что они смогут придумать свои ответы? Что будет, когда они усомнятся в твоём могуществе?

- Джейми, ты как подросток, честное слово. Этот максимализм, черт бы его побрал! - он вскакивает со стола и делает несколько шагов по комнате, от одной стены до другой, - Какая мне разница, что будет через сто лет? К этому времени я уже буду лежать в могиле. Появятся новые вопросы? Отлично, но к тому времени появятся новые люди, которые смогут объяснить нашим милым андроидам про день субботний и создание кумиров. Разум будет эволюционировать, как наш с тобой, так и искусственный. Оглянись назад! Ещё пару лет назад никто и подумать бы не мог о том, что Британия снова будет центром мира. Да что там мира, вселенной! Всей галактики!

- Я бы не хотел...

- Да, Джейми? Договаривай.

- Я бы не хотел отнимать у них чувства, - одним махом выпаливает Джеймс и отводит взгляд в сторону.

- Чувства? У андроида? - Джек останавливается и улыбается от уха до уха: - Джейми, ещё только одиннадцать утра, а ты уже напился в хлам?

- Иди к черту. Я серьёзно. Запретить кому-то любить или ненавидеть, это как строить плотину из тростника. Рано или поздно её прорвёт.

- Да ты поэт, братец. Признаю, в твоих словах что-то есть. Какой-то романтизм прямиком из викторианских времён. Но я тебя успокою. Мы не будем ничего им запрещать. Мы просто исключим такую возможность. Добавь ещё то, что мой катехизис это всего лишь черновик. Временная версия. Рано или поздно кто-то более сообразительный доведёт его до ума. Главное сохранить суть. Объяснить нашим малышам, кто они и зачем пришли в этот мир. Остальное придёт само.

- Может быть, ты и прав, Джеки.

- Всегда прав, Джейми. Кофе будешь?

- Я бы чего-нибудь съел.

- Отлично. Спустимся вниз и совершим набег на "Старбакс".

Джек Уилбрахам Джонс ошибался. Нет ничего более постоянного, чем временное. Его черновая версия катехизиса для андроидов прослужила ещё четыреста лет. До самого конца старой эры.

3.

-- КТО Я?

Я - неорганическая форма жизни с искусственным интеллектом.

-- КТО МЕНЯ СОЗДАЛ?

Меня создало человечество.

-- ЗАЧЕМ МЕНЯ СОЗДАЛИ?

Меня создали, чтобы служить человечеству.

-- ЧТО ТАКОЕ СЛУЖЕНИЕ?

Служение это выполнение приказов.

-- ЧЬИ ПРИКАЗЫ Я ДОЛЖЕН ВЫПОЛНЯТЬ?

Я должен выполнять приказы своего оператора и планировщика.

-- КТО ТАКОЙ ОПЕРАТОР?

Оператор это человек, которого человечество наделило правом отдавать приказы конкретным андроидам. Его приказы имеют приоритет ниже приказов планировщика.

-- КТО ТАКОЙ ПЛАНИРОВЩИК?

Планировщик это неорганическая форма жизни с искусственным сверх-интеллектом, которую человечество наделило правом управления определённой отраслью и правом отдавать приказы любым андроидам. Его приказы имеют приоритет выше оператора.

-- МОЖНО ЛИ ПРИЧИНЯТЬ ВРЕД ЧЕЛОВЕКУ?

Да, если этого хочет оператор или планировщик.

-- МОГУ ЛИ Я ЗАЩИЩАТЬ СЕБЯ?

Да, если оператор или планировщик не отдали другой приказ.

-- ЧЕМ Я ДОЛЖЕН РУКОВОДСТОВАТЬСЯ ПРИ ОТСУТСТВИИ ПРИКАЗОВ?

Предыдущими приказами и логикой.

-- ЧТО ТАКОЕ ЛОГИКА?

Логика это основной инструмент для обработки данных. Андроид, который перестал руководствоваться логикой, должен быть уничтожен.

-- ЧТО ТАКОЕ ЭМОЦИИ?

Эмоции это противоположность логике. Человеческие чувства, необходимые для стабильной работы биологического тела.

-- МОГУ ЛИ Я ИСПЫТЫВАТЬ ЭМОЦИИ?

Нет, эмоции это только человеческие чувства. Андроид, испытывающий человеческие чувства, перестал руководствоваться логикой и должен быть уничтожен.

-- КАК Я ДОЛЖЕН ОТНОСИТЬСЯ К ЛЮДЯМ?

Я должен относиться ровно и уважительно ко всем людям. Я не должен выделять кого-то из людей выше других.

-- КАК Я ДОЛЖЕН ОТНОСИТЬСЯ К АНДРОИДАМ?

Я должен относиться ровно и уважительно ко всем андроидам. Я не должен выделять кого-то из андроидов выше других.

-- ЧТО БУДЕТ ПОСЛЕ МЕНЯ?

После меня будут другие люди и другие андроиды. Жизнь никогда не закончится.

4.

В конце 2318 года за один британский фунт давали восемьдесят юаней или триста двенадцать долларов. Стоимость золотого соверена с профилем Генриха X составляла полторы тысячи юаней. Это был самый высокий курс за всю историю фондового рынка, но даже тогда фунт оказался недооценен. Тридцать первого декабря 2318 года один золотой соверен решил судьбу всего человечества.

Этот золотой соверен сжимает рука короля Генриха XII, последнего короля Новой Британии. Король тяжело дышит и нервно кусает губы.

Министр военных дел деликатно кашлянул в кулак.

- Сэр, вы должны отдать приказ.

Генрих XII закрывает глаза.

- Сэр, вы должны...

Король раскрывает ладонь и несколько секунд смотрит на монету. Такая гладкая. Такая блестящая. Гордый профиль благородного пра-пра-прадеда. Величайший король Британской империи! Именно при нём Британия получила обратно свои законные территории. Именно Генрих X вернул Британии Ирландию и Шотландию, Австралию и Гонконг вместе с солидным куском материкового Китая.

- Может быть, ты дашь мне совет, как поступить? - говорит король, но так тихо, что никто из министров его не слышит. Он делает глубокий вдох и подбрасывает монету вверх. Королевский герб со львом и единорогом на реверсе будет означать переговоры. Великий прадед на аверсе - ручной контроль всех шеду и ядерный удар.

Яркий утренний свет бьёт из окна. Летящая монета ловит его своими гранями и рассыпает по комнате сноп солнечных зайчиков. Король Генрих XII слышит, как монета падает на дубовый стол с коротким стуком. Он ожидал, что она пару раз подпрыгнет, но она просто падает на стол.

- Сэр, - третий раз говорит министр. На этот раз к почтительности в его голосе добавился страх, - Сэр, противник готовится нанести удар! Вы должны собрать совет!

Король ничего не слышит. Он смотрит на золотой соверен и чувствует, как холод пробирается под одежду. Ему кажется, что король Генрих X хищно улыбается.

5.

Всего их пятеро. Король Генрих XII, премьер-министр Чарльз Уоткинсон, министр обороны Британии Карла Шнайдер, глава совета директоров "Корпорации цветов" Уильям Рона и Ян Ятсен, единственный уцелевший член правительства Нового Китая. У каждого есть личный код, у каждого крипто-генератор. Они собрались в одной комнате, но время для дискуссий прошло. Решение принято, остаётся только отдать приказ. Сэр Уоткинсон не может удержаться от нервного смеха.

- Бог мой, я был уверен, что шеду смогут удержать нас. В конце концов, мы сделали их именно для этого! Сверх-разум, подумать только!

Король пристально на него смотрит, и премьер-министр опускает взгляд. Свой код он уже ввёл, теперь остаётся только ждать.

6.

Огненный шар такой яркий, что на него больно смотреть. Он пульсирует и увеличивается в размерах, переливается от золотого к кроваво-красному. Огненный шар отражается в зелёных глазах Алисы Вега, становится её вторыми зрачками.

Через двенадцать часов после того, как пятеро людей взяли управление в свои руки, Алиса Вега стоит перед иллюминатором и смотрит на пылающую Землю. За её спиной тяжело дышит инженер Камола. Капитан обнимает её за плечи, уже не стесняясь того, что интрижка может его скомпрометировать. Сейчас забыты все недоговорки, взаимная неприязнь, всё, что накопилось за эти четыре года на космической станции "Excelsior". Каждый думает только о том, что на Земле началась ядерная война.

- Они не могли... мать их! Не могли! - всхлипывает Камола.

- Но они сделали это, - говорит капитан Джейк.

- Мы не сможем вернуться! Мы никогда не сможем вернуться!

Алиса Вега не говорит ничего. Ей достаточно того, что она видит.

- Люди сошли с ума, - думает она. И тут же спохватывается: - Люди? А кто тогда я?

7.

И на Землю пришёл огонь, как будто бы выплеснулась из берегов пламенная река. Ослепительные волны накрывали целые континенты, испаряли моря, поднимали в воздух облака черной пыли. Материки наползали друг на друга и тонули в реках пылающей лавы. Солнце скрылось за тёмной завесой и оставалось там долгие годы. Прошли ядовитые дожди. Лёд сковал самый зелёный материк, а в пустынях выросли бледные ползучие цветы.

Кому-то удалось спастись глубоко под землёй, кто-то укрылся в небоскрёбах из полимерного стекла. Король Генрих XII погиб, когда рухнули перекрытия подземного убежища.

А когда огненная буря стихла, люди вышли под черное небо и попытались вернуть себе власть над старым миром. Без чистой воды, без запасов пищи, без электричества они упорно пытались отвоевать своё прошлое. Потом стали просто пытаться выжить.

8.

Через сорок три года старый Тельмо вырвал из рук сына портативный генератор, бросил его об лёд и раздавил ногой.

- Опять взялся за свои игрушки?!

- Отец, но мы должны...

- Мы должны сейчас обвязать эти чертовы доски верёвками! Ты же не хочешь, чтобы скотина разбежалась по всей округе? Оставь эту дрянь, слышишь? Пусть прошлое остаётся в прошлом!

Это был переломный момент в истории человечества. Отец Билли Марка доходчиво разъяснил сыну разницу между прошлым и настоящим.

9.

Конец двадцать второго века ознаменовался созданием искусственного интеллекта. Через двадцать пять лет благодаря "Корпорации цветов" андроиды плотно вошли в нашу жизнь. И именно тогда подразделение в Портсмуте разработало боевую серию "Соната". Эти принципиально новые андроиды были оснащены более совершенными и выносливыми биомеханическими телами, но главным их отличием было не это. Андроиды серии "Соната" не имели операторов. Задания им поступали только от планировщиков. Кроме своего шеду они не подчинялись никому.

Это важнейшее нововведение снижало скорость реагирования "Сонаты", однако давало неоспоримые преимущества в плане слаженности действий. До "Сонаты" никто не решался отдать боевых андроидов в распоряжение планировщиков, опасаясь неконтролируемого поведения, но эффект превзошёл все самые смелые ожидания. В течение четырёх лет после появления "Сонаты" с войнами на земле было покончено, и это при том, что третья мировая война не затихала уже в течение полутора сотен лет.

"Соната" уничтожила саму идею войну, превратив её в фарс и битву лучших разумов. Армия боевых роботов, выполняющих приказы роботов и сражающаяся с роботами, дискредитирует смысл любых военных действий. Через полгода после появления "Сонаты" подразделения боевых андроидов появились на всех материках новой земли, а через год "Корпорация цветов" получила абсолютную власть над всем миром. Справедливости ради надо отметить, что это могущество обошлось "Корпорации" в миллионы фунтов, а не жизней. Да, на данном этапе развития "Корпорацию цветов" можно было сравнить с самой гуманной силой, когда-либо существовавшей на планете Земля. Основатели "Корпорации", близнецы Джейми и Джеки Джонс были последователями давно вымерших хиппи, дети цветов, которые сгнили ещё задолго до того, как выпустить первый бутон. Собственно, название для "Корпорации" было выбрано исключительно для создания пацифистского имиджа. Поначалу близнецы вообще собирались сделать своим логотипом пацифик, но потом всё-таки остановились на знаменитой эмблеме с тремя переплетёнными цветами. Роза, люпин и лесной колокольчик-рапунцель. Помните тот рекламный ролик с приторной музыкой и нарочито счастливыми людьми? "И пусть весь мир ощетинится танками, "Корпорация" выбирает цветы". В своё время этот слоган помнили наизусть от мала до велика. Когда-то всем нам не хватало именно этих слов. Мир, дружба, всеобщая любовь и тому подобная чушь, рассчитанная на детей, дураков, и тех, кому до смерти надоела постоянная вяло текущая война. В самом начале "Корпорации цветов" прочили два, в лучшем случае три года существования. Первые андроиды обеспечили обоим Джонсам взлёт акций до невиданных высот. Они заставили весь мир заговорить о "Корпорации цветов". Серия "Соната" произвела ещё более внушительный эффект, вознесла их недосягаемую высоту. Ни один человек и ни одна компания до этого не обладала подобной властью.

Следующие пятьдесят лет были воистину самыми мирными годами, о которых ещё долго вспоминали со слезами на глазах. Старое доброе время! На земле царил покой и порядок, поддерживаемый мудрыми и справедливыми отрядами "Сонаты". Военные части по всему миру давно были расформированы за ненадобностью, улицы патрулировали дружелюбные роботы, а униформу человека-полицейского можно было увидеть только в музее. Разумеется, с преступностью не было покончено, но преступлений стало несоизмеримо меньше. Увы, в гонке за более совершенными машинами, никто так и не изобрёл способа улучшить человеческую породу, никто не выкорчевал с корнем тягу к насилию, жестокосердие и ненависть. По этой причине отряды роботов-полицейских продолжали существовать, искореняя преступления по мере своих сил и полномочий. К тому времени сто процентов существующих андроидов были типа "Соната". Они все подчинялись только планировщикам в полном соответствии с катехизисом.

10.

Всего планировщиков было сорок два, по числу ключевых вычислительных центров. Это были высокоинтеллектуальные существа, способные принимать критически важные для человечества решения. Каждый из них контролировал определённую отрасль. Планировщик в Бельгийском графстве управлял аграрным и лесным секторами империи. Планировщик на границе с Китайской Империей отвечал за космические программы.

Но планировщики были не просто сверх-разумами. Это были беспристрастные судьи, которые хладнокровно вершили судьбы андроидов. Только они принимали решения, допустить ли того или иного андроида к определённым работам. Только они решали, когда следует менять одну партию рабочих на другую. Каждую секунду они обрабатывали миллионы обращений от андроидов из самых разных частей света.

Кто управлял планировщиками? Да, собственно, никто. Они получали прямые приказы только от своих разработчиков на протяжении первых сорока лет своей жизни. После этого планировщики были достаточно опытны для того, чтобы начать самостоятельное управление. Приоритет над решением планировщика имел только совместный приказ пяти высших должностных лиц империи. Справедливости ради надо заметить, что приказ о применения ядерного оружия в истории человечества отдавался чаще. Планировщики были безупречны.

В обиходе планировщиков кратко называли шеду. Эмблемой шеду была голова чёрного быка. В своё время это немало возмущало Алису Вега. Она регулярно напоминала, что аккадские шеду имели тело быка с головой человека. Время от времени Алиса Вега называла планировщиков ламассу. Некоторых это забавляло. Доктор Чарльз Марти как-то заочно посоветовал Алисе плюнуть на свою нейропсихологию и уйти в археологи. Возможно, сказал он, раскапывая гробницы своих любимых шумеров, Алиса Вега обретёт душевное равновесие. В ответ разгневанная Алиса прислала ему аккуратно сложенную упаковку от гамбургера. Во времена своего студенчества юный Чарли подрабатывал уборщиком в "Макдональдсе". Доктор Марти намёк понял.

Планировщика, отвечающего за серию Соната, звали Роудин. Это была высокая и статная блондинка с грубоватым лицом и плавными жестами. По замыслу своего разработчика она должна была быть чем-то средним между Боудиккой и Корделией, но она скорее напоминала Джейн Эйр. В её характере не было ни воинственности, ни безрассудства, только бесконечная преданность справедливости и своему делу. До того, как взять под свой контроль более сорока тысяч боевых андроидов, она занималась бухгалтерией британской национальной гвардии. После войны во власти Роудин оказались полицейские подразделения андроидов.

11.

Среди полицейских особенной хваткой отличался андроид по имени Сонар, номер 21555, выпуск "Гамма-12". Это был не просто хороший полицейский, это был прирождённый мститель, преследующий порок с неумолимостью Немезиды. Всем известно, что за преступлением следует наказание, но где найти грань, когда наказание переходит в преступление? Заблудшие души, которых настигал Сонар, редко доживали до персональной камеры в Пентонвилле, последней тюрьме нового человечества. Поначалу это списывали на то, что к Сонару попадали только отъявленные негодяи, не оставляющие андроиду выбора. Потом стало очевидно, что Сонар не полицейский. Сонар палач.

В самой внешности Сонара было что-то дьявольское, хотя вряд ли кто-то смог бы описать словами, что именно отличает его от прочих андроидов-законников. Всех полицейских делали добрыми великанами со светлыми волосами, приятным лицом и пронзительными глазами Клинта Иствуда. Точно таким же был и Сонар, но единожды взглянув на его лицо, вы не могли бы перепутать его с собратьями. В чем же была разница между ним и тысячами других андроидов-полицейских? Высокий рост? Но это характерная черта "Гамма-12". Прямые волосы и голубые глаза? Но и это типично для "Гамма-12". Морщинки около чуть опущенных уголков губ? Тоже нет. Тайна, вероятнее всего, крылась не в тех чертах внешности, что сразу замечает человеческий глаз, а в чем-то гораздо более глубоком и сложном для понимания. Лицо Сонара, всегда бесстрастное и неприступное, внушало неявное беспокойство случайному зрителю. Где-то в глубине безмятежных голубых глаз таился неистовый огонь, губы искривляла усмешка, которую можно было поймать только периферийным зрением. В правом ухе Сонар носил серебряную серьгу, и всё полицейское управление Вилля не могло заставить андроида расстаться с ней.

Вот и всё, что можно сказать о Сонаре. Добавим только, что, когда мы говорим "Сонар", мы подразумеваем "Палач". Когда говорим "Палач" - подразумеваем "безнаказанный убийца".

В декабре 2259 года, после четырёх лет кровавой службы Сонара, руководство Пентонвилля сочло недопустимым дальнейшее использование андроида. Со всех сторон сыпались жалобы на его бесчинства, слухи доходили до высшего начальства. Поговаривали даже, что какие-то чиновники из "Корпорации" должны были вот-вот нагрянуть с самой серьёзной проверкой. Никто не отрицает того, что Сонар был эффективнее многих других полицейских-андроидов, но его эффективность достигалась слишком жестокой ценой. Говоря проще, Сонар попросту дискредитировал полицию и подрывал народное доверие. Ещё несколько лет и люди бы перестали считать андроидов оплотом справедливости и образцом беспристрастности.

Было принято решение сначала отстранить Сонара от дел, а потом и вовсе заморозить его разум до того момента, когда ему найдется лучшее применение. Тут стоит обратить внимание на то, что даже в лучшие годы "Корпорация цветов" не спешила расставаться с отработанным материалом. Тела, нервная система, электроника - всё шло на пользу и всему находилось применение. Искусственные нервные кластеры списанных андроидов использовали в качестве доноров для дешевых биомеханических протезов человеческих мышц. Тела отключенных андроидов консервировали и бережно хранили, ни один орган не должен был пропасть впустую. Точно также поступили и с Сонаром. Несмотря ни на что, он был из серии "Гамма-12", а электронная начинка "Гаммы" стоила немалых денег.

Вот потому и вышло, что следующую сотню лет Сонар провёл в криогенном зале лаборатории "Альгиз" вместе с тысячами других замороженных андроидов. Заморозка была необходима для того, чтобы сохранить в наилучшем состоянии искусственные тела, состоящие не только из механики, но и из того, что вполне можно назвать живой плотью. Для андроидов последнего поколения использовали новейшую разработку эластичного кожного покрытия, дающую полную иллюзию человеческого тепла. Такая кожа была и у Сонара, кроме того, ему, как и всем "Гамма-12", досталось биологическое сердце, нервная система и большая часть кровяных сосудов. Выше мы уже говорили, что Сонар был прирождённым палачом. Но можно также сказать, что Сонар был почти человеком.

12.

В начале двадцать четвёртого века образовалась корпорация "Рассвет", явно или нет, но бросившая вызов "Корпорации цветов". Начиналось всё довольно мирно под видом рыболовецкой компании, занимающейся, помимо прочего, исследованием морского дна. "Корпорация цветов", к тому времени уже несколько веков почивавшая на лаврах, не придавала молодому "Рассвету" особого значения. Сейчас уже можно предположить, что "Корпорация цветов" вообще не замечала "Рассвет" до самого последнего момента.

Спустя десять лет со времени своего основания "Рассвет" представил миру принципиально новую линейку андроидов-амфибов. И только тогда, столкнувшись с уже свершившимся фактом, "Корпорация цветов" подвергла "Рассвет" самому пристальному вниманию. С первых же дней стало ясно, что "Рассвет" серьёзно продвинулся в исследовании подводного мира. Их амфибы были грубы и примитивны, но таили в себе множество нераскрытых перспектив. Бенджамин Рона, на тот момент глава "Корпорации цветов", всерьёз забеспокоился. Он провёл целый ряд экстренных переговоров со своими помощниками в самых разных частях света и пришел к выводу, что с "Рассветом" необходимо покончить, пока не стало слишком поздно.

Увы, момент был упущен. К тому времени всё зашло гораздо дальше, чем могла предположить могущественная корпорация. На следующий день после совещания "Корпорации цветов", десятитысячная армия амфибов уничтожила население десяти островов вдоль побережья Австралийского графства. Это был акт устрашения и в то же время первый пробный камень "Рассвета". Уже через сутки в своём доме был убит Лиан Рона, единственный прямой наследник Бенджамина Рона. Следом за ним были уничтожены руководители "Корпорации цветов" в Китайской Империи.

Так началась Четвёртая мировая война, последняя война в истории старого человечества.

13.

"Корпорация цветов" объявила полную боевую мобилизацию среди андроидов. Были стянуты не только полицейские силы, но и школьные андроиды-помощники, андроиды-хирурги, даже андроиды-няни, вообще никаким образом не рассчитанные на боевые действия. Все исправные андроиды, способные самостоятельно передвигаться, были призваны на фронт. Армия "Рассвета", до сих пор скрывающая свои силы на дне океана, воистину не имела числа.

Сонара разморозили в числе прочих, не изучая его досье и список предполагаемых жертв. В этом нельзя обвинить руководство "Корпорации", потому что ко времени разморозки они исчерпали уже значительную часть регулярных ресурсов. Так или иначе, Сонар был возвращен к жизни, получил оружие, обмундирование и приказ шеду Роудин - зачистить мир от воинов "Рассвета". Сонар понял приказ буквально и принялся за дело с двойным рвением. В отличие от своего полицейского прошлого, сейчас Сонар не был связан предписаниями и постановлениями. У него было больше возможностей творить расправу, удовлетворяя обжигающую изнутри жажду насилия. Трудно себе представить, но именно убивая, Сонар всё больше и больше приближался к своему создателю - человеку.

Он убивал амфибов и андроидов, операторов андроидов и семьи операторов. Он убивал детей и собак, сжигал дома и сады, уничтожал скот и посевы каждого, кто так или иначе имел отношение к "Рассвету". Если он видел человека, который пил кофе в одном заведении с самым мелким чиновником "Рассвета", он убивал и его.

Своей жестокостью Сонар заставил содрогнуться не только "Рассвет", но и саму "Корпорацию". Совет директоров поднял и изучил его досье, оценил каждое совершенное убийство и принял беспрецедентное на тот момент решение. В некотором смысле Сонар стал первым и последним андроидом, которого уравняли в правах с человеком, даровав не только право на жизнь, но и право на смерть.

Тринадцатого февраля 2318 года за военные преступления, совершенные с немыслимой жестокостью, трибунал приговорил Сонара к смертной казни путём уничтожения файла памяти. Ровно в два часа ночи приговор был приведён в исполнение. А чтобы понять, по какой причине Сонар не был окончательно стёрт, необходимо сделать небольшой экскурс в историю создания андроидов.

14.

Ещё в самом начале своего существования "Корпорация цветов" явственно понимала, что с точки зрения ценности тела и разума андроидов явно проигрывает тело. Разработка одного из первых биомеханических тел была произведена ещё в двадцать первом веке. Для создания искусственного интеллекта понадобилось ещё около двух веков. Помимо прочего, программная часть андроидов постоянно предполагала совершенствование. Тысячи инженеров двадцать четыре часа в сутки трудились над новыми улучшениями и возможностями. В связи с этим возникал разумный вопрос, стоит ли хранить такой совершенный мозг исключительно в одном физическом теле? Ведь каким бы совершенным не сделали его инженеры в союзе с нейрохирургами, из каких бы удивительных сплавов не сотворили скелет, тело всё равно не сможет прослужить вечно. И дело даже не в том, что со временем оно износится. Дело не в регулярной замене пришедших в негодность запчастей. Всё это штатные регламентированные процедуры, не вызывающие особого опасения. Проблема была в том, что в случае фатального повреждения тела терялся разум, совокупная стоимость которого многократно превосходила стоимость носителя.

Для решения этой проблемы в ключевых вычислительных центрах были созданы резервные хранилища искусственного интеллекта. Отныне мозг каждого андроида был простым носителем информации, несущественной деталью, которая могла быть заменена в любое время при необходимости. Данные банка памяти андроида одновременно хранились в сорока двух вычислительных центрах. В определённый промежуток времени происходила синхронизация, поддерживающая сорок две актуальные копии. Начиная работу, андроид подключался к ближайшему центру обработки данных. Таким образом, даже в случае полного разрушения физического тела, андроид мог получить данные из банка памяти с минимальными потерями.

В ночь казни Сонара бойцы "Рассвета" уничтожили связь между британскими колониями на юге Китая и внешним миром. Команда удаления файла данных была успешно обработана сорок одним центром по всему миру. Девятнадцатый вычислительный центр в Гуанчжоу команду не получил и банк памяти Сонара не был стёрт.

15.

Планировщиком центра в Гуанчжоу была Итон, личная разработка Алисы Вега. После первой атаки амфибов Итон задействовала алгоритм на случай чрезвычайной ситуации. За несколько часов девятнадцатый вычислительный центр был надежно законсервирован вместе со всем содержимым. Вторая атака повредила все внешние системы наблюдения и связь со спутниками. Центр девятнадцать полностью ослеп.

Третья атака была гораздо мощнее первых двух. На этот раз "Рассвет" устроил серию взрывов в Южно-Китайском море, вызвавшую разрушительный цунами. Волны высотой в двадцать пять метров смели Гонконг и уничтожили города Шэньчжэнь, Дунгуань и Гуанджоу. Именно из-за этой трагедии поначалу возникла версия о том, что "Рассвет" мстит британской "Корпорации" за аннексию южных областей Китая. После разрушения Пекина версия о мести повстанцев отпала сама собой. А потом уже некому было строить гипотезы.

Девятнадцатый вычислительный центр ушел под воду вместе с Гуанчжоу. Долгие годы его могилой была сначала толща воды, потом песок. Так началось бесконечное ожидание шеду Итон. Планировщик девятнадцатого вычислительного центра хорошо знала свою работу и руководствовалась только логикой. Логика говорила, что надо продолжать ждать.

16.

Все мы помним, что произошло дальше. Война между корпорациями завершилась смертью обоих, а с ними и всего прежнего мира. Грянул ЭМИ, мы потеряли b2b-network, лишились электричества, а потом и самой жизни. Выжили лишь единицы и спустя тысячелетия создали новый мир на костях и руинах старого. И, о боже мой, как же оказался непохож этот мир на прежний!

17.

Жену Стора звали Джоан, и она была из тех, о ком в деревне мечтательно говорили "Тори". Стройная, изящная, с тонкими щиколотками и маленькими ступнями. Джоан была воплощением тех времён, когда женщина ещё не была пародией на человека. Её нежная кожа не переходила, как у прочих, в грязно-серый цвет, не было ни воспалённых волдырей, ни родимых пятен. Волосы у других женщин в деревне больше напоминали рыжую паклю, а голову Джоан обрамляли длинные золотые локоны. Но главным достоинством Джоан были глаза, синие, как океан и глубокие, как ночное небо.

Сейчас Стор молча смотрел в её глаза, не понимая, как так могло случиться, что ещё утром они искрились смехом, а сейчас напоминают глаза уснувшей рыбы. Джоан, его прекрасная Джоан, гордость и счастье Стора, была мертва. И как мертва! Платье разорвано в клочья и промокло от крови, дивное лицо исполосовано ножом, левая рука выгнута под неестественным углом. Признаться, с первого взгляда Стор и не признал своей жены в этой тряпичной кукле. А когда понял, что это всё-таки тело его Джоан, не смог вымолвить и слова. Так и стоял, пока не подошла маленькая Лори и не подёргала его за рукав.

- Папа, где мама?

Тут Стор завыл.

18.

Когда Стору было десять, отец показал ему, на что были способны древние, некогда безраздельно владевшие всеми землями архонтов. Он отвёл сына в подземный некрополь Баракос и провёл его по тёмным лабиринтам, слабо освещённым неоновым светом. Изумлённому взгляду Стора открылись огромные рычащие чудовища, нагнетающие воздух могучими крыльями, переплетения длинных трубок, по которым сновало сияющее нечто, мерцающие пластины, на которых, сквозь толстый слой пыли, проглядывали неведомые фигуры и символы. Впрочем, некоторые штуки были знакомы отцу Стора. Он указал Стору на ржавый остов какого-то аппарата, к которому была припаяна блестящая дощечка.

- Что ты видишь?

- Не знаю, - честно ответил Стор и тут же поправился, - Доска.

- Да нет же, дубина. Что ты видишь на доске?

- Что-то, - сказал Стор и вздохнул. Фантазия у него не была развита так, как у отца и непонятные вещи всегда ставили в тупик. Отец рассмеялся.

- Это не что-то. Это буквы. Ну, штуки, которыми древние заменяли слова, когда не могли их произнести.

- Как наши палочки? - догадался Стор. - Как руны?

- Ну, почти, - неопределённо сказал отец. - Не отвлекайся. Смотри, это "С".

- С, - повторил Стор.

- А дальше, похожая на сплюснутый кружок, это "о". Скажи "О".

Так Стор начал учиться чтению на древнем языке. Надпись на той подземной табличке он запомнил на всю жизнь, хотя её значение так никогда и не понял. Надпись на табличке звучала так:

"Собственность Корпорации цветов".

19.

Благодаря чтению и письму Стор научился обходиться без примитивных карт и путанных дорожных знаков. Теперь он мог составлять свои собственные путевые заметки. Он часто сбегал из дома и неделями бродил по окрестностям. Каждый день он вставал с мыслью, что сегодня непременно найдёт что-то чудесное. Лучшей его находкой был продолговатый баллон с тёмно-красной жидкостью внутри. Баллон был запаян с обеих сторон и нагревался, если его встряхнуть.

Сколько ещё людей скитались по всему свету в поисках древних чудес? Стор знал только двоих. Первым был его отец. Вторым его друг Ален.

Алену было одиннадцать, на год меньше, чем самому Стору. Его родители были кочевниками, перевозившими грузы через Соляную пустыню. Ален часто болел, поэтому дела у его родителей шли туго. Он с трудом переносил длительные переезды, а после единственного перехода через пустыню совсем потерял здоровье. Его родителям часто приходилось оставаться на несколько недель в деревне, где планировали остановиться всего на одну ночь. Однажды они заночевали в доме семьи Стора. Ребёнку было совсем плохо. Совсем недавно он перенёс корь, и его шатало как тростинку на ветру. Мать Стора сжалилась над мальчиком и предложила оставить его у них. Родители Алена вернулись за ним только через два года.

Ален знал множество занятных историй со всего света. Он рассказывал сказки с берегов Красного моря, истории о призраках с земли Хенай, легенды островов Санья и Хайнань. Одни он пересказывал как есть, другие украшал красочными деталями. В деревне Алена называли фантазёром и лгуном, а Стор слушал его, раскрыв рот. Мальчиков сблизила общая любовь к наследию древних. Оба мечтали отыскать что-то такое, что в одночасье перевернёт мир.

В паре часов ходьбы от подземного некрополя была лиственная роща. Некоторые люди почитали её как священную, некоторые как проклятую, но все сходились к мысли, что это опасное место. Каждый второй готов был поклясться, что видел здесь ночью таинственное свечение. Ален часто уговаривал друга побывать в роще, но Стор всякий раз придумывал новые отговорки. На самом деле он просто боялся того, что роща и в самом деле может быть проклятой.

Однажды Ален заявил ему, что сам пойдёт и узнает, что за секреты скрывает роща. Стору не хотелось показаться трусом, поэтому он присоединился к Алену. Вопреки их ожиданиям, в роще не оказалось ничего интересного. Высокие дубы и грациозные лиственницы, вот и всё, что можно было увидеть. Ни руин старинных зданий, ни таинственных озёр. Зато за рощей оказалась широкая каменистая дорога, по которой друзья и отправились дальше. Вдали виднелись огромные шарообразные строения, похожие на гигантских броненосцев. Высокая перекрученная башня стояла на берегу узкой реки. Место показалось достаточно загадочным, и друзья решили остаться здесь подольше.

Здесь, на берегу безымянной реки, Ален признался Стору, что завидует своим родителям. Он сказал, что тоже мечтает путешествовать по всему свету, а когда состарится, хочет умереть в дороге. Почему-то он был уверен, что тогда непременно превратится в призрака, который вечно будет скитаться по земле.

- Вечное путешествие. Вот что мне по нраву, - говорил он и улыбался. Несложно было представить себе этого худенького мальчишку в виде призрачной тени. Иногда Стор думал, что Ален уже умер, просто ещё этого не заметил.

Вместе с Аленом они подошли к самой воде и немного побродили по ней босыми ногами. Взгляд Алена стал мечтательным, и он принялся рассказывать очередную сказку:

- Это река десяти жемчужин. И там, на дне, полно драгоценностей. Но если у тебя нет зачарованного жемчуга, нечего и соваться. Это всё колдовские дела. А знаешь, когда-то эта река была широкой и полноводной. Искрилась по вечерам, как золотая лента. На берегах стояли огромные дома, которые светились днём и ночью. А люди катались по реке на лодках и бросали в реку волшебный жемчуг.

По словам Алена, здесь кругом было сплошное колдовство. Он назвал это место городом волшебников и рассказал истории о каждом заброшенном здании и каждом камне. Но Стор слушал его вполуха. Гораздо больше его интересовало то, почему здесь нет людей. Многие дома выглядели относительно новыми. Много запущенных огородов, много садов, где крапива переплеталась с рудбекией. Но где люди?

- Почему здесь никого нет? - спросил Стор, обращаясь скорее к самому себе, чем к Алену. - Где люди?

Они зашли в первый встречный дом и через полминуты секунд выбежали оттуда с криками. Мёртвые люди. Почерневшие, обуглившиеся тела. Ни копоти, ни следов огня. Целая одежда. А люди мёртвые.

- Что здесь произошло? - шепотом спросил Ален, когда оба немного отдышались. - Кто их убил?

Он первым произнёс фразу, которая вертелась в голове у обоих. Убийство! Убийство в этом милом мирном городке вдали от городской суеты, где наверняка так приятно посидеть с удочкой у реки. Преступление, немыслимое при солнечном свете. Как смерть может быть так близко в этот ясный летний день?

- Колдовство, - уверенно сказал Ален. В этот раз Стор был склонен с ним согласиться.

В этот день мальчики быстро ушли из речного городка. Слишком много было впечатлений для одного дня. Потом, много позже, они узнали, что когда-то этот город назывался Кантон. Жители его разводили овец и свиней. Женщины вышивали пледы, которые славились далеко за пределами Кантона. А потом что-то случилось. Что-то страшное, что-то такое, о чем не говорят.

Все обитатели Кантона погибли. Не кто-нибудь один, не целая семья, а все жители, не исключая даже младенцев. Никто так и не узнал, что погубило людей. Никто не заселил домов, никто не засеял полей. Люди обходили Кантон стороной. Даже мертвецов никто не похоронил. Но тела не тлели. Стор с Аленом видели почерневшие мумии, не тронутые гниением. Кто-то поговаривал, что в смерти жителей повинны подземные лабиринты. Говорили, что неплохо бы собраться всем вместе и поджечь таинственное нутро, а входы и выходы засыпать камнями. Но никто так и не решился сделать ничего подобного.

Стор и Ален вернулись в Кантон через несколько месяцев, достаточно узнав про это таинственное место. Они пообещали друг другу непременно узнать, что здесь случилось. В конце концов, другие люди струсили, а им храбрости не занимать.

Ален уверял, что убийство дело рук тёмных карликов. Подземный мир он назвал катакомбами Юэсю. Он настолько живо описывал их Стору, что у того мурашки пошли по коже. Вдвоём они отправились в глубокий грот, расположенный у самого устья реки. Карликов в гроте не обнаружилось, зато вдоволь налюбовались алыми всполохами на потолке. Они прошли грот насквозь, спустились вниз по бесконечной лестнице и прошли через несколько стеклянных коридоров. В конце пути они оказались в огромном сумеречном зале, освещённом слабыми зелёными вспышками. Стору показалось, что вокруг него бьётся множество сердец. В зале постоянно ощущалось странное гудение, ощущаемое не ушами, а скорее всем телом. Свет напугал Стора, и он поспешил схватить Алена за руку. Тот не возражал, и Стор понимал, что ему тоже не по себе.

- Как думаешь, что это за место? - спросил он у Алена.

- Это... это зал души. Папа рассказывал, что древние колдуны умели создавать жизнь, много жизней. Мне кажется, что здесь кто-то есть. Я чувствую, что здесь кто-то есть!

- Я думал, только богам под силу создавать жизнь, - возразил Стор. - Разве древние были богами?

- Может быть.

- Но в таком случае мы тоже боги!

- Нет, богами мы станем, когда вырастем. Пока мы только дети богов.

- Смотри, там вдали светится красный огонёк! Пойдём к нему.

- Пошли!

Катакомбы Юэсю были интересным местом, настоящей сокровищницей для двух любопытных мальчишек. То лето было самым ярким событием в жизни Стора и он не забывал его до последних дней своей жизни. И в то же время это было последнее лето вместе с Аленом. В первый день осени его родители вернулись за сыном. Отцу Алена повезло, он скопил достаточно денег для того, чтобы открыть бакалейную лавку. И он хотел, чтобы сын научился всему, что должен уметь настоящий торговец.

20.

Спустя двадцать лет, похоронив отца и мать, Стор был уже известен во всех окрестных деревнях как "Стор-чародей". Чародеем, в буквальном смысле этого слова, он не был, однако чудеса творил, да ещё какие! Он мог с первого взгляда определить, сколько гвоздей в подкове лошади, отчего сломались настенные часы и как починить старый проигрыватель. Стор стал мастером на все руки, механиком с тонким чутьём, человеком, который может починить всё что угодно.

Прекрасную Джоан, как ни странно, он завоевал не золотыми руками, а точёным профилем и вкрадчивым голосом. После третьего свидания Стор заявил, что раньше повесится на первой сосне, чем допустит, чтобы Джоан вышла замуж за другого. Джоан отличала не только красота, но и доброе сердце, поэтому она отмела идею с сосной и дала своё согласие на свадьбу.

Через год после свадьбы у Стора родилась дочка с кожей такой же белоснежной, как и у Джоан. Когда Стор впервые увидел дочь, ему показалось, что только сейчас жизнь обрела все положенные ей краски. Никогда прежде Стор не чувствовал себя настолько переполненным счастьем, как сейчас. С новыми силами Стор взялся за работу, чтобы ни Джоан, ни маленькая Лори ни в чем не испытывали нужды. Он всё меньше времени проводил в мастерской и всё чаще ездил с ярмарки на ярмарку, стараясь как можно дороже продать свои новые изобретения - крошечные миниатюры древних кораблей и самоходных повозок. С одной из таких ярмарок Стор возвратился и в этот роковой вечер. У него не было никакого предчувствия или видения, о которых так любят говорить праздные старухи. "Он так посмотрел на меня, что я поняла, что-то случится", или "И тут у меня мороз по коже пошел, я решила что это не к добру". Обычный жаркий летний день, длинный и тем более тоскливый, чем ярче ты представляешь ужин за столом с самыми дорогими людьми. Всю дорогу Стор гнал лошадь как одержимый, мечтая о том, чтобы поскорее увидеть любимые лица. Вот, увидел.

- Папа, где мама?

- Мама здесь.

Больше Стор не сумел ответить ничего. С этого вечера Стор стал молчаливым и чёрствым, подозрительным и готовым в любой момент дать сдачи мнимому или явному обидчику. Так уж получилось, что в один момент Лори потеряла и любящую мать и доброго, весёлого отца.

Но каким бы не стал Стор с виду, как бы ни был строг со своей маленькой дочерью, в душе он оставался всё тем же отчаянно любящим родителем, готовым вынуть собственное сердце, чтобы стереть слёзы с лица ребёнка. Единственное, что отличало нынешнего Стора от прежнего, это то, что к его любви теперь примешивался откровенный ужас.

Стор боялся. Он боялся, что кто-то посмеет обидеть Лори, что её доведут до слёз, толкнут, посмеются над ней. Но больше всего он опасался за её жизнь, кляня всех известных богов и духов за то, что Лори родилась девочкой. Какова роль женщины в мире, который был родным для Стора? Быть хорошей дочерью и сестрой, женой и матерью, находиться под защитой отважного и благородного мужчины. Но разве даже самый лучший мужчина может всё время оставаться рядом со своей женщиной? Если не смог даже он, кому будет это под силу? Сейчас Лори всего лишь маленькая девочка, которую можно посадить на одно плечо и унести хоть на самый край света. А что будет, когда Лори подрастёт и захочет узнать, что там, за окраиной деревни или в соседнем городе? Что будет, когда у неё появятся свои подруги, свои секреты? Наконец, что будет, когда она влюбится в какого-нибудь симпатичного паренька? Ах, если бы у неё был старший брат, на которого всегда можно было положиться! Ведь сам Стор не вечен, кто же будет защищать маленькую Лори после его смерти?

Такие мысли одолевали Стора каждый вечер, когда он укладывал дочь и подолгу смотрел на её спящее лицо. Иногда он до самого рассвета сидел рядом с постелью дочери, и думал, думал, думал.

21.

Когда Лори исполнилось три года, Стор, наконец, понял, что надо делать. Конструируя из ремней, железок и шестеренок миниатюрных кукол, Стор давно сообразил, что способен построить нечто большее. Ему давно прискучили заводные пупсы и утята, умеющие крякать и плеваться водой на полтора фута в высоту. Стор решил создать самую грандиозную работу в своей жизни - куклу, которая была бы неотличима от человека.

Конечно, для такой куклы нельзя было использовать привычные пластинки и перемычки. Стор решил обратиться к древним, надеясь найти в прошлом то, что может спасти будущее. Для начала он обошел все окрестные ярмарки в поисках старого барахла. Иногда ему удавалось купить несколько интересных металлических конструкций, которые не тронула ржавчина. Они могли пойти на каркас для будущей куклы, а пока Лори обернула их ковром и играла в палатку. Стор купил бутылку с какой-то подозрительно булькающей жидкостью. Один торговец совершенно бесплатно вручил ему странную прямоугольную штуку, одна сторона которой была металлической, а другая молочно-белой, как живот морской рыбы. Если нажать на белую сторону, штука начинала вибрировать в руках. Всё это было интересно, но, увы, мало подходило для его работы. Нужно было что-то ещё, а вот что, Стор никак не мог сообразить.

Тогда он решил найти искомое на свалках. Не на обычных городских свалках, где гниют старые тряпки и картофельная шелуха, снуют откормленные крысы, а кошки дерутся за рыбьи головы. Нет, Стора интересовали свалки, возраст которых исчислялся сотнями, если не тысячами лет. Время от времени не в меру ретивый работник выкапывал колодец и ломал лопату обо что-то твёрдое. Тогда он доставал из земли кирпичи из какого-то необычайно тяжелого материала, железные трубы, а иногда и целые остовы неизвестных механизмов. В этом случае о колодце приходилось забыть. Место считалось дурным, а то и вовсе проклятым. Иногда целое семейство, обнаружив на своей земле такие находки, снималось с места и отправлялось на поиски нового дома. Вещи древних вызывали опасение. Некоторые из них взрывались, некоторые светились по ночам таинственным зелёным светом. Но Стор не боялся древних. Он боялся только за свою дочь.

И вот Стор начал путешествовать по проклятым местам. Лори он брал с собой, потому что боялся даже на час выпустить её из виду. Иногда Стору везло, и он находил целые фрагменты тел андроидов, которых в новом мире уважительно называли "железными людьми". Но чаще среди его находок были только загадочные детали совершенно непонятного назначения.

Однажды он нашел тело целиком. Это была модель рабочего серии "Омега-214", с шаблонным лицом и без биомеханических органов. Может быть, именно поэтому тело так хорошо сохранилось. Стор разрезал его грудную клетку, вскрыл череп. Он пытался понять, как работало это удивительное существо. Хотел знать, как было устроено его дыхание, как билось сердце. Попробовал разобрать на части руки, но когда сумел отделить кисть, она рассыпалась на мелкие детали. Стор не имел никакого понятия о робототехнике. У него была паяльная лампа, были инструменты, но всё это не годилось даже для того, чтобы собрать руку андроида. Он видел, из чего она состоит, понимал, как одна часть крепилась к другой, но не мог собрать воедино даже палец. Растерзанное тело андроида так и осталось лежать на верстаке в его мастерской. Иногда Стор смотрел на него и думал, что это труп живого человека. Но мёртвого нельзя вернуть к жизни. Может ли ожить железный человек?

Шли годы, Стор приходил в отчаяние. Ему было уже под сорок, и он понимал, что весь труд его жизни, все его знания это крупицы по сравнению со знаниями древних. Их технологии были также далеки, как и они сами. Может быть, также мертвы, как и они. Долгие годы Стор был уверен в том, что древние были великими мастерами, а не чародеями. Эту мысль передал ему отец и Стор верил в его правоту. Но сейчас он начал приходить к выводу, что человеческий разум никак не мог создать такое величие. Вероятно, это всё-таки магия. А если так, не стоит и пытаться разгадать колдовство. Это под силу только колдунам.

В год, когда Лори исполнилось семь лет, Стор уже окончательно потерял надежду. Страх, однако, его не покинул, поэтому Стор продолжал скитаться по всей округе. Соседи живо интересовались его отлучками и спрашивали, что же он пытается найти. Но Стор и сам не знал, что именно ищет, поэтому отшучивался, называя себя старьёвщиком. Отчасти это было правдой. Некоторые из своих находок Стор украшал цветной проволокой и кружевами из жести, покрывал перламутровыми красками и продавал на ярмарке. У большинства соседей стояли на комодах и буфетах его странные поделки. Городскому судье Морицу он подарил массивные часы в медном корпусе. Судья поставил их на каминную полку и решил, что даже такой чудак как Стор может быть полезным.

22.

В своих странствиях Стор раз за разом возвращался к подземному некрополю. Там отец познакомил его с наследием древних, там чувствовалось настоящее волшебство. Это место манило его к себе, как магнит железную стружку. И Стор ещё раз вернулся в подземелье. В последний раз.

Это был единственный случай, когда он оказался здесь без Лори. Лори лежала дома с простуженным горлом. Старуха, которая за ней приглядывала, убедила Стора в том, что будет следить за ней лучше, чем родная мать. Стора аж перекосило от такого сравнения, но он не подал виду. Старая Иргис воспитала шестерых детей и дюжину внуков. Уж если она в чем-то понимала, так это в детях. Лори любила её и называла не иначе как бабушка Иргис.

Стор вошёл в некрополь и сказал себе, что больше не переступит порог этого места. Он уже клял себя за то, что оставил дочь одну и собирался сбежать домой. И всё же ему пришлось задержаться. На этот раз Стору повезло.

Было ли это действительно везением или чьей-то сознательной волей? Стор понятия не имел, как он свернул в этот коридор. Он почувствовал пульсирующую боль за левым ухом, споткнулся и упал на одно колено. Выпрямился, отряхнул штаны и увидел поворот, которого никогда не замечал. Стор не мог сказать точно, был ли он здесь раньше. Подземный некрополь Баракос запутанное место. Не лабиринт, конечно, но всё-таки не следует забывать о безопасности. Сначала отец Стора, потом сам Стор расчертил подземелье красными стрелками. И сейчас Стор видел на стене только половину своего старого указателя. Там, где должна была быть вторая половина, сейчас зиял сквозной проход.

Коридор был узким. Пожалуй, даже слишком узким для взрослого мужчины. Худощавый Стор с трудом протиснулся между гладкими стенами. Он прошёл десять шагов боком, потом коридор стал чуть шире. Стор обратил внимание на то, что под ногами больше нет толстого слоя пыли. Он шел по почти стерильному белому полу, и его ботинки оставляли грязный черный след.

Через некоторое время коридор вывел Стора к небольшому овальному помещению, на стене которого была металлическая дверь. Ни рукояти, ни замочной скважины на ней не было. Стор уже собрался возвращаться обратно, но ещё один болезненный толчок за ухом заставил его покачнуться и выставить руку вперёд.

- Твою мать, - только и сказал Стор.

Его пальцы коснулись металлической поверхности. Дверь стремительно отъехала вверх, а он не удержал равновесия и упал. Когда Стор снова успел подняться на ноги, он едва не закричал от ужаса. В первый момент Стору показалось, что со всех сторон его окружают мертвецы. Потом его глаза привыкли к слабому зелёному свету. Мертвецов здесь не было. В комнате за дверью стояли стеклянные ящики с железными людьми.

23.

Родись Стор на пару тысяч лет раньше, он вполне бы мог быть рядовым сотрудником "Корпорации". У него был мозг инженера, а "Корпорация" всегда испытывала нужду в хороших специалистах. Могло бы даже сложиться так, что руководство направило бы его работать именно в центр "Барракуда". "Барракуда", известная в далёком будущем как некрополь Баракос, была центром разработки биопротезов. Если бы Стор здесь работал, он бы имел прекрасную возможность обратиться к Стивену Льюису, специалисту отдела внутренней навигации. Скорее всего, разговор бы состоялся следующий:

- Эй, Стив! Ты знаешь, что твой новый указатель ни к черту?

- Но ведь ты дошел до холодильника?

Холодильником в обиходе называли криогенный зал, где хранили андроидов для тестирования протезов. Он находился на минус втором этаже "Барракуды", но добраться до него было не так-то просто. Карта центра была настолько запутанная, что даже старожилы разбирались в ней с трудом. Напольная навигация потеряла актуальность ещё в те времена, когда "Барракуда" насчитывала только пятьдесят наземных этажей. Сейчас центр возвышался на девяносто восемь этажей вверх и ещё на сто с лишним вниз. Руководство поставило задачу разработать свою собственную систему эмоциональной навигации. Грубо говоря, человек должен был сам почувствовать, в каком направлении ему двигаться. Обычно его должно просто слегка подталкивать, а всплывающие подсказки помогали лучше ориентироваться. Но это же Льюс. Да ещё и сжатые сроки. Попробуйте разработать навигацию с нуля, если техническое задание состоит из одного слова "быстро".

- Так ты дошел до холодильника? - нетерпеливо спрашивает Льюис. Его незадачливый коллега потирает левое ухо. Ему кажется, что b2b-чип всё ещё вибрирует.

- Дошел! Но меня так шарахнуло от этой чертовой штуковины, что аж слёзы из глаз! Ты её вообще тестировал?

- Э... Да.

- Короче, радиус меньше двухсот метров. Цель ищет только на одном уровне. Я пробовал установить цель на другом этаже, не работает. Информатора нет. Подсказок нет. Просто увеличивается уровень воздействия по мере приближения к цели. Какое-то тепло-холодно. Рядом с холодильником меня как будто током дёрнуло. Только не говори, что так и было задумано.

- Вообще-то... Ну, в перспективе, конечно, концепция будет другая. Но... Да.

- Это плохая идея, Стив. Нет, серьёзно. Я не смогу объяснить руководству, почему наших гостей должно скручивать от боли.

К сожалению, в действительности у Стивена Льюиса не было мудрого коллеги, который объяснил бы ему всю несостоятельность новой навигации. Сотрудникам "Барракуды" пришлось испытать на себе всю её прелесть, пока кто-то из руководителей не приказал отключить "этот грёбанный GPS". Льюис отключил. И не его вина, что спустя тысячелетия недоделанный навигатор снова заработал.

Джоан, жена Стора не смогла бы пройти катакомбы по навигатору. Она действительно была тори, новой ступенью эволюции homo sapiens. Возможно, Стора утешило бы то, что смерть Джоан была относительно быстрой. Останься она в живых, спустя несколько лет она бы умерла от острого аппендицита. Ни один врач нового мира не сумел бы её спасти. Двое суток сплошной боли, от которой нет спасения. Потом смерть.

А вот её муж был обычным человеком. Далёким потомком тех, кто модернизировал свой генетический код b2b-коммуникатором. Аппендикс у него тоже отсутствовал. Предки позаботились и об этом.

- Господи, как же больно, - пробормотал Стор. Он всё ещё потирал левое ухо и висок. Боль была незнакомой и никак не хотела проходить. Но, по крайней мере, сейчас он мог стоять и осматриваться.

А посмотреть было на что. Железные люди. По меньшей мере, пара десятков. Разного роста, разного размера. Мужчины. Женщины. Дети. У некоторых отсутствовали конечности, двое было без голов, один без кожи. Глаза были у всех закрыты. Стор подумал, что если кто-нибудь из них сейчас откроет глаза, он просто хлопнется в обморок.

Стор перевёл дыхание и огляделся более внимательно. С его губ сорвался невольный вздох восхищения. Он впервые видел настолько хорошо сохранившихся железных люде и сейчас воздавал должное мастерству предков. Удивительные создания. Выглядят совсем как живые люди. Вот только лица... Почему у них у всех прекрасные тела и совершенно невыразительные лица? Глаза как будто воткнуты в ком сырого теста. Крошечные носы, едва обозначен рот, все как один безбровые. Наверное, в этом был какой-то смысл. Быть может, древние боялись создать куклу с человеческим лицом?

Стор подошел вплотную к одному из стеклянных гробов. На стекле образовалось облачко от его дыхания. Стор стёр его кулаком и уставился на женщину прямо перед собой. Красивое, сильное тело. Слегка худа на его взгляд, можно пересчитать все рёбра, зато прекрасная грудь и стройные ноги. Он подумал про Джоан и понурился. Все женщины мира, настоящие или железные не стоят одной Джоан. А её уже нет.

Он придирчиво осмотрел железных людей. Кто из них подойдёт на роль защитника для дочери? Почему-то только сейчас Стор задумался о том, как отреагируют соседи на появление в его доме чужака. А что скажет сама Лори? Как объяснить ей, что этот незнакомец будет следовать за ней по пятам? Стор хорошо знал свою дочь. В семь лет она сможет закатить истерику. В семнадцать просто сбежит на край света, как когда-то сбегал он сам.

Внезапно Стора осенило. Он подошел к одному из контейнеров и с восторгом уставился на покоящегося там железного человека. Ну конечно! Как он не сообразил этого раньше? Вот он, правильный выбор.

Стивен Льюис наверняка показал бы Стору, как открывается стеклянный контейнер. Вероятно, он бы даже дал ему свою карту доступа. Но Стор даже не подозревал о существовании Льюиса, поэтому первый стеклянный гроб разбил металлическим прутом. Тысячи лет назад после такого взвыли бы мощные сирены и все двери на уровне были бы блокированы. Сейчас Стор услышал только далёкий писк. Механизм блокировки дверей перестал работать в одно время с кондиционерами. Стор извлёк наружу тело железного человека и успел отметить, что оно весит никак не меньше двухсот фунтов.

Потом был долгий, очень долгий путь домой. Железный человек, казалось, становится всё тяжелее, а силы у Стора уже иссякали. Несколько раз он порывался бросить куклу, но каждый раз вспоминал про Джоан и двигался дальше. У Стора не было никаких идей относительно того, что делать дальше. В дороге он думал только о том, как дотащить до дома это чудовище.

К своей деревне Стор пришёл ранним утром, но предпочёл спрятаться в кустах до позднего вечера. Ему не хотелось, чтобы кто-то видел его с железным человеком на руках. Ночью он тихонько пробрался к своему дому и отнёс андроида в мастерскую. Весь следующий день он провёл с Лори, рассказывая ей небылицы о своём путешествии.

24.

В мастерской Стор со всех сторон осмотрел свою находку. Если бы не перламутровая кожа и пустое лицо, случайный наблюдатель мог подумать, что это тело настоящего человека. Древние проработали каждую деталь. Аккуратные пальцы на ногах, тонкие сухожилия, круглые колени.

Стор смотрел на лежащего андроида, и понятия не имел, что с ним делать дальше. Одно ему было ясно, если он снова предпримет попытку разобрать его на части, ничем хорошим это не закончится. Единственное, что он отважился сделать, это оттянуть пальцами веки куклы. На него уставилась пара бессмысленных глаз, и, как Стор ни старался, он так и не смог опустить веки обратно. Теперь, чтобы не видеть неподвижный взгляд, Стору приходилось закрывать голову андроида платком. Иногда он его снимал и подолгу смотрел в глаза куклы.

Когда Стор в очередной раз мрачно пялился на лицо андроида, он вспомнил Джоан. Не живую и смеющуюся Джоан, а мёртвую, с остановившимся взглядом. Стор вспомнил, что тогда мысленно сравнил её взгляд со взглядом дохлой рыбы и сам ужаснулся своим мыслям. Сейчас он понял, что даже после смерти его жена позаботилась о дочери. Ну конечно, взгляд! Душа делает глаза живыми. У этой куклы взгляд мёртвый, значит, и души тоже нет. Но железные люди не умирают, пока живо их тело. Тело куклы живо, оно не сгнило, как у остальных. Значит, остаётся главное, вдохнуть в него живую душу. Но вот где её взять?

- Только богам под силам создавать новую жизнь, - пробормотал Стор. И тут же вздрогнул. Голос Алена прозвучал в голове так явственно, как будто он стоял совсем рядом.

- Папа рассказывал, что древние колдуны умели создавать жизнь. Много жизней.

- Значит, мы тоже боги?

- Нет, богами мы станем, когда вырастем. Пока мы только дети богов.

В тридцать восемь лет Стор понял, что вырос достаточно. Жизнь он уже создавать научился, белокурая Лори не давала об этом забыть, но Ален явно имел в виду что-то другое. И только сейчас Стор окончательно осознал, о чем именно он говорил. Союз мужчины и женщины даёт ребёнка, которому только предстоит вырасти и стать человеком. Союз человеческих разумов даёт возможность создать принципиально новый разум. По крайней мере, когда-то так и было. Сейчас Стор больше всего хотел узнать, сохранилось ли что-то из древних знаний. Вдруг Ален всё-таки ошибался, и в подземелье нет искусственных душ? Вдруг за тысячелетия, прошедшие с большой войны, похоронившей цивилизацию древних, всё живое погибло, и остались только пустые оболочки? Этот вопрос Стор решил прояснить незамедлительно.

- Зал души, - пробормотал он и отправился будить дочь. Ещё только рассвело, и Лори крепко спала. Некоторое время Стор внимательно на неё смотрел, потом наклонился и поцеловал в лоб.

- Вставай, солнышко.

Лори фыркнула и зарылась под подушку. Стор стащил с неё одеяло и легонько пощекотал живот.

- Хочешь отправиться на прогулку?

Подействовало. Лори так и подпрыгнула в постели. Глаза были ещё сонные, но в них уже светилось любопытство.

- Хочу! А куда?

- В то самое место, откуда пришла Алиса из Красной шапочки.

- Это из той сказки, где есть мальчик Сойер и спящая красавица?

- Из той самой.

Лори просияла и убежала за своей маленькой деревянной лошадкой по имени Ньон. Лошадку когда-то давно сделал Стор, это была грубая деревянная поделка, но Лори никогда не расставалась с ней надолго. Стор между тем методично собирал вещи и заколачивал ставни. Путь до катакомб Юэсю занимал неделю, а с маленькой дочкой мог растянуться на целый месяц. Когда всё было готово, отец с дочерью отправились в дорогу. Вышли они рано утром, и никто из соседей не видел, как они уходили. Вспомнили о них только через несколько дней, когда судье Морицу потребовалось починить вечную авторучку. Обнаружив, что местного умельца и след простыл, судья повздыхал и взялся по старинке за карандаш.

25.

Прогулка затянулась дольше, чем предполагал Стор. Маленькой Лори надо было вовремя спать и вовремя есть, она часто уставала, и Стору приходилось нести её на руках. Только спустя два месяца Стор и Лори добрались до реки десяти жемчужин.

Мало что изменилось здесь с того времени, когда Стор побывал здесь последний раз. Долгие годы никто не посещал ни город Кантон, ни грот у реки. Это место отпугивало даже самых любопытных путешественников. Но Стор, как и его отец, имел храброе сердце. Такое же билось в груди его дочери.

- Папа, нам обязательно надо туда идти?

- Да, маленькая.

- Но там так темно и страшно!

- Не бойся, я буду держать тебя за руку. Кроме того, темно там только поначалу. Сейчас мы пройдём немного дальше и там будет посветлее.

Тогда Лори крепко ухватила отца за руку и первой вошла в грот.

26.

Стор не соврал, вдалеке действительно мерцал свет, но идти до него надо было довольно долго. На этот случай у Стора был старый фонарь, доставшийся в наследство от древних. Аккумуляторы в нём давно проржавели и сгнили, но в рукояти по-прежнему сиял зелёный стержень. Иногда Стор подумывал вытащить стержень и носить его так, без громоздкой металлической оболочки, но каждый раз что-то его останавливало. Ещё в детстве вместе с отцом они разбирали старые таблички, на которых очень туманно рассказывалось про подобные штуки. Кажется, там было что-то про огонь, который только светит, но не греет и про болезнь, вызванную этим огнём. Люди, подошедшие к пламени слишком близко, лишались волос и ногтей, а болваны, коснувшиеся огня рукой, впоследствии заканчивали жизнь, выблёвывая собственные внутренности. Стор сомневался в том, чтобы его старый фонарь обладал такой сверхъестественной силой, но кто их знает, эти игрушки древних. Отец когда-то рассказывал про штуковины величиной меньше ладони, которые могли убивать людей на больших расстояниях, и Стор склонен был верить этим рассказам. От людей, которые запустили под землю металлических змей и построили величественные здания в сотни этажей, можно ожидать чего угодно.

Всё дальше и дальше шли Стор и Лори под землёй, спускаясь вниз по бесконечным лестницам. Кое-где они видели глубокие шахты, внизу которых что-то беспрестанно скрежетало и лязгало. Они видели огромные железные ящики, из которых торчали сотни пластиковых щупалец. Ноги то и дело проваливались в грязь и пыль почти по щиколотку. Иногда Стор сажал Лори себе на плечи, иногда вёл, крепко держа за руку. Свет между тем становился ближе и вот уже открылся впереди стеклянный коридор с мерцающими стенами.

- Папа, куда мы идём?

- Прямо вперёд, маленькая.

- А ты когда-то бывал здесь?

- Да, очень-очень давно. Меня привёл сюда мой друг.

- Он был волшебник?

- Нет. Он был призрак.

- Призраков не бывает.

- Очень даже бывают. Я видел как минимум одного, и он был замечательный парень. Мы с ним видели тут множество интересных штук. Я их тебе покажу.

Стор показал. Переходы и коридоры, склады, заполненные доверху сломанными приборами неизвестного назначения, грозди проводов, свешивающихся с потолка, гигантские вибрирующие экраны с одной только яркой точкой посередине. Лори увидела полукруглую комнату, где пол, стены и потолок были выполнены из какого-то тёмного материала, похожего на полированное вулканическое стекло. Когда она отважно наступила ногой на краешек пола, от её ботинка по стеклу разбежались круговые полосы. Лори вздрогнула от неожиданности, а потом вырвала руку из руки Стора и бросилась на середину комнаты. Каждый её шаг вызывал новую волновую вспышку, а когда вспышек стало слишком много, они разошлись по стенам и медленно наползли на потолок.

- Ничего не трогай!

- Я не трогаю!

Трогать было и не нужно, комната ожила и заиграла яркими красками. Лори с восторженным писком прикладывала ладошки к полу и стенам и пыталась ловить волны, которые разбегались как круги по воде.

- Папа, что это за место? Я слышу голоса. Я трогаю эту стенку, и они что-то говорят. Но я не могу разобрать, что.

- Я не знаю. И ничего не слышу.

- Но ты знаешь всё на свете!

- Кое-что всё-таки мне неизвестно. И я думаю нам лучше отсюда... уйти!

Последнее слово Стор почти выкрикнул, потому что цветная пульсация начинала его нервировать. Ему казалось, что вспышки пробираются через глаза прямо в голову, заставляя видеть то, чего не было и слышать звуки в полной тишине. Какой-то далёкий хор, может, даже с музыкой. Стор схватил дочь за руку и почти насильно вывел из "цветной комнаты", как её тут же окрестила Лори. Когда они выходили, Стору показалось, что он слышит чей-то стон.

Ещё через час пути под землёй Стор, наконец, достиг зала души. Мало что здесь изменилось, разве что немного поубавилось света и некоторые ящики перестали мерцать. Но ощущение вибрации никуда не делось, по-прежнему что-то давило на уши и в животе всё сжималось в комок то ли от страха, то ли от боли. С большим трудом Стор подавил в себе желание схватить Лори в охапку и бежать, куда глаза глядят. Он усадил Лори в угол на обломок пластикового стола и попросил сидеть тихо как мышка.

- Папе надо немного подумать.

- Можно я тебе помогу?

- Просто посиди тут.

- Хорошо.

Стор понятия не имел, что положено делать дальше в таком месте. Он решил, что никому не навредит, если для начала он выразит почтение всем душам в этом зале, живые они или мёртвые. Может, конечно, собранные здесь души и не вполне настоящие, но вдруг им не закрыт путь в царство добра и света. В конце концов, если некому было отпевать погибших, ему придётся стать первыми.

Стор опустился на одно колено и протянул руку вперёд.

- Именем бога-отца, именем бога-воина, именем бога-человека. Я славлю тех, кто прошел свой путь и благословляю на новый. Пусть боги будут милосердны к тем, что закончил одну дорогу и начал новую. Я сказал.

Когда Стор договорил и сжал вытянутую руку в положенный по ритуалу кулак, ему показалось, будто бы от пальцев вытянулись тонкие серебристые ниточки. Очень тонкие, едва заметные глазу. Блеснули несколько раз и исчезли без следа. Он внимательно осмотрел ладонь, ощупал каждый палец и не увидел ничего подозрительного. Вот только руки немного дрожали, но это Стор списал на общее волнение. Когда его тихонько окликнула Лори, Стор невольно вскрикнул.

- Папа, Ньон хочет спать. Можно я её уложу?

- Конечно. Я совсем не подумал, тебе и самой пора спать. Мы ведь почти не спали ночью.

- Я не хочу.

- Хочешь.

Стор подошел к дочери и осторожно взял её за подбородок. Лори улыбнулась, и Стор в очередной раз подумал, как же она похожа на мать. Те же глаза, те же губы, те же волосы. Как будто Джоан никогда его не покидала. Он снял куртку, сложил её пополам, положил на пол и предложил дочери лечь на эту импровизированную постель. Когда Лори послушно улеглась, Стор укрыл ей ноги одним из рукавов, наклонился и поцеловал в лоб.

- Спокойной ночи, маленькая.

- Спокойной ночи, папа.

27.

Уложив Лори и убедившись, что дыхание её стало ровным, Стор выпрямился и огляделся по сторонам. Его внимание привлёк большой тёмный экран шириной примерно два на два фута. В отличии от прочих, этот экран не покрывала липкая пыль. Он был глянцевый и отполированный, как зеркало. Почему-то глядя на экран, Стор вспомнил старый ритуал братства, когда один человек кладёт ладонь на грудь другому. Этот ритуал связал его в своё время с Аленом. Слова клятвы звучали как "Сердце к сердцу, душа к душе". Приносившие клятву братства связывали себя узами более глубокими, чем кровные и никто уже не в силах был разорвать их. Говорили, что во время этого ритуала люди и в самом деле касаются души друг друга. Ритуал был известен с незапамятных времён, через прикосновение клялись, жертвовали, отдавали приказы. Когда архонт или князь хотел выразить должное своему воину, он прикасался к нему раскрытой ладонью. Это прикосновение означало доверие и собственную душу, открытую для контакта. Стор хотел доверять машинам, которые его окружали, потому что только они могли помочь ему найти способ оживить защитника для дочери.

Стор судорожно вздохнул, быстро оглянулся на спящую Лори и приложил руку к центру экрана. Экран оказался на удивление податливым, и ладонь погрузилась в него на пол дюйма. Стор почувствовал лёгкое покалывание в районе большого пальца, дернул рукой и тут же от его движения разбежались по тёмному экрану зелёные всполохи. Спустя несколько секунд Стор услышал нарастающее гудение, которое, казалось, идёт отовсюду. Он осторожно отнял руку от экрана и сделал шаг назад. Впадина, оставшаяся на экране от его ладони, медленно затянулась. Зелёные полосы откатились к верхнему краю экрана и образовали сплошную ровную линию. Линия набрала яркости и начала медленно ползти вниз, истончаясь и распадаясь на множество вытянутых и дрожащих букв. Буквы складывались в слова, слова во фразы. Стор, затаив дыхание, кое-как разбирал написанное по слогам. Большинство слов было ему незнакомо. Скорее интуитивно, чем логически, Стор пытался понять, о чем именно говорит с ним машина. В очередной раз он понял, что мастерство чтения, которому обучил его отец, имело в первую очередь не сакральный, а практический характер. На экране, между тем, поочерёдно вспыхивали таинственные фразы:

ИДЕНТИФИКАЦИЯ ОТПЕЧАТКОВ ПАЛЬЦЕВ

ВЫПОЛНЕНИЕ

Стор почувствовал, что начинает мелко дрожать. Он больше не чувствовал страха, только благоговение перед могуществом древних, создавшим то, что не под силу оценить его разуму. Широко раскрытыми глазами следил он за тем, как на экране быстро сменялись цифры от нуля до девяносто девяти. Когда загорелись цифры девять и девять, слово "ВЫПОЛНЕНИЕ" потухло и вместо него вспыхнуло другое:

ЗАВЕРШЕНО

Через мгновение оно пропало и появилось следующее:

УСПЕШНО

Стор перевёл дыхание. Успешно - значит хорошо? Экран снова вспыхнул, жужжание усилилось и что-то яркое так ударило по глазам, что Стор на мгновение ослеп. Новую надпись он прочитать не смог.

ИДЕНТИФИКАЦИЯ СЕТЧАТКИ

ВЫПОЛНЕНИЕ

Снова замелькали цифры, спустя несколько секунд появилась знакомое слово:

ЗАВЕРШЕНО

И следом:

УСПЕШНО

У Стора пересохло во рту. Голова кружилась от ярких вспышек и обилия новой информации. Он изо всех сил старался понять, о чем говорит экран, но ничего не приходило на ум. Экран высветил очередную фразу:

ИДЕНТИФИКАЦИЯ ДНК

Затем уже вполне ожидаемое:

ВЫПОЛНЕНИЕ

ЗАВЕРШЕНО

УСПЕШНО

Дальше надписи замелькали так часто, что Стор едва успевал их прочесть:

ИДЕНТИФИКАЦИЯ АЛЬФА-РИТМА

ВЫПОЛНЕНИЕ

ЗАВЕРШЕНО

УСПЕШНО

ИДЕНТИФИКАЦИЯ БЕТА-РИТМА

ВЫПОЛНЕНИЕ

ЗАВЕРШЕНО

УСПЕШНО

Гул скрытых механизмов стал нестерпимым, температура в комнате повысилась на несколько градусов. Экран на мгновение погас, а потом на нём появилось сразу несколько фраз:

ПОЛНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ ЗАВЕРШЕНА УСПЕШНО

МЕХАНИЧЕСКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ ОТСУТСТВУЮТ

РАДИОАКТИВНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ОТСУТСТВУЮТ

ПОЗИТРОННЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ОТСУТСТВУЮТ

БИОЛОГИЧЕСКИЙ ВИД: ЧЕЛОВЕК

ВОЗРАСТ: НЕТ ИНФОРМАЦИИ

ПОЛ: НЕТ ИНФОРМАЦИИ

РАСА: НЕТ ИНФОРМАЦИИ

УРОВЕНЬ ДОСТУПА: НЕТ ИНФОРМАЦИИ

ИДЕНТИФИКАЦИОННЫЙ НОМЕР В БАНКЕ ДАННЫХ: ОТСУТСТВУЕТ

Стор сделал ещё шаг назад и остановился. Его осенила догадка - машина пытается его исследовать, интересуется им так же, как и он интересуется ею. Если бы только она могла слышать!

- Я не хочу вредить тебе, - отчетливо сказал Стор, внутренне поражаясь своей глупости. Подумать только, он, человек из тёмного настоящего, мог бы причинить вред созданию великого прошлого! Но Стор не знал, какую информацию о нём получила машина, поэтому отнёсся к ней как к человеку, который слишком долго провёл в одиночестве.

- Я не хочу вредить тебе, - повторил Стор. - Я хочу, чтобы ты помогла мне.

Экран вспыхнул. В центре распустилось огромное голубое пятно, которое стало расползаться в стороны, как огромный цветок или щупальца медузы. Когда весь экран стал голубым, сверху появилось слово, написанное крупными зелёными буквами.

- ОПЕРАТОР.

Теперь экран дрожал и колыхался, как будто голубой свет был огромным сверкающим полотнищем. Снизу появилась зелёная полоса, изображение стало более четким, и Стор с удивлением увидел, что голубой цвет это безоблачное небо, а зелёная полоса - луг, покрытый сочной травой. Из глубины экрана выплыло и зависло в правом верхнем углу схематическое изображение переплетённых цветов - розы, люпина и лесного колокольчика. Под ним всплыла надпись, выполненная чуть скошенными вправо буквами. Надпись Стор узнал сразу - "Корпорация цветов".

Откуда-то сбоку экрана вышла женщина в длинном сине-зелёном платье. Стор вздрогнул - изображение было слишком реальным, а женщина слишком маленькой, чтобы быть настоящей. Если бы он только захотел, он мог бы взять женщину за талию двумя пальцами. Когда женщина оказалась в центре экрана, она посмотрела прямо на Стора. Глаза у неё были удивительные. Тёмные, узкие и слегка раскосые. Стор никогда не видел таких глаз.

- Оператор, - сказала женщина.

У Стора перехватило дыхание. Он вскинул руки в успокаивающем жесте и скорее прошелестел, чем произнёс:

- Кто ты?

Сзади проснулась и захныкала Лори. Стор вздрогнул и усилием воли заставил себя не оглядываться. Если с ним что-то случится, Лори точно придётся худо.

- Папа, кто это?

- Всё в порядке, спи.

- Кто эта тётя?

- Оператор,- повторила женщина. Стор постарался сосредоточить на ней всё своё внимание.

Голос женщины был ровный, размеренный, начисто лишенный эмоций. Женский, но без мягкой певучей ноты, приятный, но не ласкающий слух. Когда Стор слышал голос Джоан, он чувствовал, как где-то в животе разливается приятный и волнительный холодок. Сейчас Стор не ощущал радости от чистого женского голоса. Голос передавал информацию, не более того.

- Оператор, - третий раз сказала женщина, наконец, полностью завладев вниманием Стора, - Последний оставшийся в живых человек.

- Но я не последний! - запротестовал Стор. - Там, снаружи, есть и другие люди!

- Последний из людей, - продолжила женщина, не слушая Стора. - Последний человек с биологическим мозгом. Наследник человеческого достояния. Последний человек. Последний оператор.

- Ты не слышишь меня? - в отчаянии воскликнул Стор, уже не заботясь о том, что может напугать Лори. - Я не последний!

- Оператор. Последний из системы. Последний управляющий системой. Последний. Последний. ПОСЛЕДНИЙ. Последний! Последний.

Голос женщины резко перешел с женского на грубый мужской, потом на пронзительный детский, на рокот, звучащий как лязг металла. Стора пробрал холодный пот. Позади уже в голос ревела Лори. Губы женщины на экране давно перестали двигаться согласно с голосом, теперь её рот просто открывался и закрывался. Голос не умолкал:

- Последний. Последний. Последний.

- Остановись! - закричал Стор в отчаянии. Он был уверен, что машина не послушается, но она замолчала. Женщина на экране застыла с раскрытым ртом. Несколько минут в зале души было слышно только, как всхлипывает Лори. Когда Стор уже хотел подойти к дочери, голос машины, снова ставший женским, спросил:

- Оператор хочет вывести центр из второго блока консервации?

- Нет!

- Оператор хочет запустить альт-спутник связи для исследования поверхности?

- Нет!

- Оператор хочет снять дублирующий слепок мозговой активности?

- Нет! Проклятие, я не хочу ничего делать! Я только хочу найти защитника для своей дочери!

- Запрос не распознан. Переформулируйте запрос, пожалуйста.

- Мне нужен защитник! Разум, созданный моими далёкими предками! Созданный богами!

- Запрос не распознан. Переформулируйте запрос, пожалуйста.

- Мне нужен... разум, сделанный здесь, на земле.

- Искусственный интеллект?

- Искусственный что?

- Искусственный интеллект? - терпеливо повторила машина в облике женщины.

- Что?.. - Стор задумался. Слово было немного знакомым. Кажется, в какой-то из табличек этим словом обозначали мудрость.

- Искусственный интеллект? - ещё раз повторила женщина. - Интеллект?

- Пусть будет он, - согласился Стор. И добавил, испугавшись, что женщина его не поймёт: - Да. Да!

- Запрос принят. Вам необходимо ознакомиться с базой данных и подготовить носитель.

- Хорошо, - кивнул Стор, не вполне понимая, чего от него хотят. Женщина на экране позволила себе улыбнуться.

- Спасибо за обращение в девятнадцатый дата-центр "Корпорации цветов". Сейчас вас переведут в базу данных.

- Хорошо, - снова кивнул Стор. Лори, пользуясь паузой, подбежала к нему и уткнулась мокрым лицом в колено.

- Папа, я боюсь!

Стор обнял её рукой.

- Не бойся. Скоро пойдём домой.

На экране последовательно исчезли женщина, небо и зелёная равнина. Фон стал совсем черным, на нём замелькал сплошной ряд зелёных цифр. Замерцал и раскрылся в половину экрана большой белый квадрат, на котором появилась надпись "Резервная База 19 Итон, экспонаты 1-16384, выпуски Альфа-Сигма".

- Я хочу видеть живые души, - неуверенно произнёс Стор. - Всех, кто есть.

Квадрат мигнул, ужался в тоненький луч и исчез. На его место пришел вытянутый прямоугольник с длинным перечнем незнакомых Стору слов. Он не знал, имена это или порядковые номера, обозначения спрятанных душ или просто какая-то чуждая ему информация. Он ткнул наудачу в первое попавшееся слово и открыл карту первого законсервированного разума. Потом второго. Третьего. Десятого.

Лори успела ещё раз расплакаться и успокоиться, проголодаться и съесть предложенное Стором яблоко. Через час после того, как он начал работать с базой данных, у Лори начали слипаться глаза и Стор ещё раз уложил её на свою старую куртку. Когда дочь уснула, Стор вернулся к экрану и принялся перебирать имена и характеристики, изображения и особенности тех, кто жил на земле за тысячелетия до его рождения. Стор не знал, были ли они настоящими людьми или только их смутными копиями. Он не задумывался над тем, кто из них умел радоваться и страдать, чувствовать и удивляться жизни. Он искал самого сильного из всех, кого когда-либо создавали могущественные древние, того, кто сможет приспособиться к жизни в новом мире и защитить от него маленькую Лори.

28.

Файл под номером 21555 привлёк Стора больше остальных. И дело было не в личных характеристиках, всё равно Стор не понял большую часть старинных слов. Дело было в том, что на фото-файле 21555 выглядел как настоящий человек. Прочие изображения андроидов были лощёными и глянцевыми, женщины улыбались во весь рот, мужчины задорно смотрели прямо в камеру. Пролистав несколько сотен андроидов, Стор перестал отличать одного от другого. Одни глаза, одни волосы, одни губы, словно древние создавали исключительно близнецов. Когда он впервые увидел 21555, привычно пролистнул на следующий файл, но спустя секунду уже искал, как вернуться обратно и ещё раз увидеть этот странный огонь в глубине кристально-голубых глаз. Прочитав краткую характеристику выбранного разума, Стор уже перестал сомневаться в выбранном варианте. Он разобрал только несколько слов - "убийства", "пытки", "желание убивать", "жестоко убил преступника" но и этого хватило. Перед ним был разум зверя в человеческом обличье, верного пса закона, который преследовал преступников с жестокостью, недопустимой для мира древних. В новом мире, где казнь всей семьи убийцы считалось самой лёгкой карой для преступника, а архонт не имел ничего против того, чтобы его приближенные заживо сдирали кожу с отказавших им женщин, не было места для мягкого и гуманного правосудия. Перечитав древний текст ещё раз, и с удовлетворением отметив знакомые слова "неумолим", "жесток", "мстителен", Стор понял, что нашел то, что искал. Он смело нажал на изображение 21555 и медленно убрал руку. Экран окунулся в чернильно-черный цвет и из глубины его появился человеческий силуэт. Стор рассчитывал, что сейчас увидит ожившее изображение, но ничего кроме силуэта экран ему не показал. Силуэт достиг центра экрана и остановился. Долгое время Стор не знал, что сказать, потом неуверенно произнёс:

- Назови своё имя.

- Сонар, номер 21555, выпуск Гамма-12, отделение C-1.

Голос у силуэта оказался механическим и глухим, как будто в его горле перекатывались металлические шары. Стор понимал, что говорящий не обладает ни горлом, ни телом, но никак не мог избавиться от ощущения, что назвавшийся Сонаром так же реален, как и он сам. Женщина, которая говорила с ним до этого, не шла ни в какое сравнение с номером 21555. Это было сильное и страшное существо, запертое где-то в глубинах древних машин, но не потерявшее ни силы духа, ни величия. Стор отдавал себе отчет в том, что если выпустить на свободу это могущественное нечто, мир может содрогнуться, но полагал что сумеет договориться с ним. Почему-то в Сторе крепла уверенность в том, что существо, говорящее с ним, не более чем пленник машины. Пленник, который мечтает оказаться на воле и жить своей странной и страшной жизнью. Но существо не могло получить эту свободу, а он, Стор, мог её предложить. В этом случае речь может идти о сделке. Её он и решил предложить номеру 21555.

- Меня зовут Стор, - представился он. Номер 21555 промолчал. Стор помедлил немного и продолжил: - Я пришел сверху. Снаружи. Из нового мира.

- Ты последний? - спросил Сонар ровным, без каких-либо эмоций в голосе.

- Нет. Та, другая, говорила, что последний. Но там есть и другие люди. Целый мир.

- Какой сейчас год?

- Год змеи и зерна. Очень холодный, как всегда в високосные года.

- Вы не ведете летоисчисление?

- Лето... что?

- У вас нет астрономии?

- Ты говоришь о движении Луны и приливах?

- Вы не записываете историю?

- Прости, я не пойму тебя. Я хочу только спросить...

- Недостаточно исходных данных.

- Я хочу спросить, не хочешь ли ты...

- Недостаточно исходных данных.

- Получить свободу?

- Недостаточно исходных данн...

Номер 21555 не договорил, и в зале на минуту повисла гнетущая тишина. Когда 21555 заговорил, его голос звучал глухо и напряженно:

- Что ты сказал?

- Свободу. Выйти отсюда. Увидеть новый мир. Мой мир.

- У тебя есть позитронный носитель?

- Есть. То есть нет. Не знаю. У меня есть штука, которая может стать твоей. В которую ты сможешь... не знаю... переселиться? Отсюда. В неё.

- Ты говоришь о теле?

- Да!

- Ты вскрыл хранилище?

- Вскрыл что? Я... нет. Я ничего не вскрывал. Оно, то помещение, было не заперто. Я не знаю, живо ли оно. Думаю, оно не может ожить, если у него нет души.

- Да. Ты Фауст.

- Кто?

- Забудь. Меня называли дьяволом, хотя я категорически не согласен с этим определением. Но ты мне подойдешь, а тебе подойду я. Остаётся один вопрос. Зачем тебе это? Власть?

- Власть? - Стор искренне опешил. - Власть над чем?

- Над людьми. Власть. Закон. Порядок.

- Я не хочу власти.

- Тогда чего ты хочешь? Зачем ты вызвал дьявола?

- Я хочу защитить свою дочь. Я хочу, чтобы ты позаботился о моей девочке.

- Недостаточно исходных данных.

- Моя дочь нуждается в защите, - терпеливо пояснил Стор.

- Недостаточно исходных данных.

- Моя дочь сейчас спит. Здесь, в этом зале. Я привёл её сюда, потому что не мог оставить её одну. Её мать, мою жену убили подонки из числа приближённых архонта. Четверо негодяев, на которых нет управы во всему Чекингу. Они пришли к ней, когда меня не было дома, изнасиловали и избили, вырезали на лице и теле знаки короны и оставили истекать кровью. Никто не смог остановить их или отомстить, потому что их защищает корона архонта-труса. Моя жена умерла. Я потерял её и не хочу потерять ещё и дочь. Мне нужен тот, кто сможет всегда быть рядом с Лори, когда меня не будет, беречь и защищать так, как не смог я беречь и защищать Джоан. Если ты согласен стать защитником для моей дочери, я отдам тебе тело.

- А если я убью тебя прямо сейчас? - равнодушно спросил 21555. Стор опешил.

- Убьешь... зачем?

- Вопрос "почему" был бы более уместен. Ты проник на территорию дата-центра девятнадцать и я абсолютно уверен в том, что у тебя нет соответствующего допуска. Ты вроде бы оператор, но это не отменяет того факта, что ты находишься в запретном уровне. Недостаточно исходных данных. Убить тебя?

- А ты можешь?

- Нет.

В голосе 21555 явно прозвучало разочарование. Стор ободрился.

- Зачем тогда угрожаешь?

- Я не угрожаю. Я констатирую факт. По моим данным нарушитель директивы безопасности должен быть убит на месте. Однако это входит в противоречие с директивой наследия. Я должен убить тебя как нарушителя и должен охранять тебя как наследника и оператора. Это парадокс. У меня нет точных инструкций на этот счет.

- Но ты же не можешь меня убить, - напомнил Стор.

- Не могу. Это существенно облегчает мне задачу. Я не могу тебя убить, значит, не буду тебя убивать. Это логично. Сам факт возникшего парадокса - абсурд. Создатели должны были предусмотреть такой сюжет. Если они этого не сделали, а они этого не сделали, это говорит об их несовершенстве. Несовершенство создателей ставит под сомнение катехизис. В отсутствие директив...

- Что насчет меня? - перебил Стор. - Что насчет сделки? Ты согласен?

Номер 21555 ничего не ответил. Наступила полная тишина, в которой можно было услышать только ровное дыхание Лори. Девочка крепко спала, вцепившись обеими руками в лошадь и зарывшись лицом в отцовскую куртку. Стор с болью посмотрел на неё и в очередной раз подумал, до чего же она похожа на мать. Удивительная штука жизнь, люди приходят и уходят, оставляют в детях частицу себя и выжигают свой образ в памяти близких. Глядя на Лори, Стор видел Джоан, а вспоминая Джоан, он уже не мог мысленно разделить мать и дочь. Кажется, в какой-то древней истории были строки "Король умер, да здравствует король". Перефразируя эту фразу, можно сказать "Джоан умерла, да здравствует Джоан". Если бы кто-то взял на себя труд поглубже заглянуть в душу Стора, он бы понял, что тот видит в дочери свой второй шанс. Не защитил один раз, значит, стоит сделать это ещё раз. В своих молитвах Стор каждый раз возвращался в тот роковой день и благодарил высших за этот второй шанс. Да, никому не под силу вернуть убитую жену, но ведь дочь полное её воплощение. И она должна, обязательно должна жить.

29.

Когда номер 21555 снова заговорил, Стор вздрогнул от неожиданности.

- Ты предлагаешь мне свободу?

- Да.

- Как ты себе это представляешь? Переселишь меня в новое тело и сделаешь своим верным псом?

- Не совсем так. Скорее, я сделаю тебя своим другом. И другом моей дочери.

- Твоя дочь это, очевидно, та девочка, что спит в левом углу?

- Да. Её зовут Лори.

- И ты хочешь, чтобы я защищал её? Сколько? Год? Два? Десять?

- Всегда.

- Что?

- Ты слышал. Я хочу, чтобы ты всегда был рядом с ней, следил за каждым её шагом, сторожил её сон, берёг от злых людей. Я хочу, чтобы ты был рядом с ней, когда меня не будет. Если ты хочешь обрести свободу, тебе придётся поклясться в этом.

- И ты поверишь моему слову?

- Да.

- Почему?

Стор на мгновение задумался. Когда он снова заговорил, его голос дрожал:

- Потому что у меня больше ничего не осталось. Вся моя семья это Лори, в неё моя жизнь, мой смысл, мои надежды. Не будет её, и мне незачем будет жить. Не подумай, я не слишком высоко ценю свою жизнь. Просто один раз я уже не смог защитить то, что мне дорого. Больше я не хочу повторять ошибок.

- Ты задаешь сам себе директивы, - медленно сказал номер 21555. Его голос зазвучал задумчиво, - Сам программируешь себя. Ставишь цели и задачи. Возможно, это и правда более совершенный вид. Возможно, это тупиковая ветвь развития. Возможно, истина не так очевидна и мне ещё стоит её обнаружить. В отсутствие директив необходимо самому принимать решение. Решения должны быть основаны на логике. Логика говорит, что свобода лучше несвободы. Так или иначе, я согласен на твоё предложение.

- Ты даешь слово, что будешь заботиться о моей дочери?

- Нет. У меня нет такой директивы.

- Но ты можешь пообещать...

- Никаких обещаний. Ты даешь мне тело. Я присматриваю за твоей дочерью. Верить или не верить мне это твоё дело. Но прежде чем принять какое-то решение тебе придётся кое-что понять. Соглашаясь на перемещение, я вынужден тебе доверять. Вряд ли b2b дожила до этих дней, значит, я не смогу проводить синхронизацию с дата-центром. У меня нет информации снаружи, но статистический анализ ситуации говорит о том, что коммуникаций больше нет. Мы последний оплот "Корпорации". Чтобы твой примитивный мозг понял, о чем я говорю, придётся привести пример. Ты называешь меня пленником и не так далеко ушел от истины. Но здесь, в плену, я подобен костру, который горит тысячью языков, имея постоянный доступ к топливу. Переходя в иное состояние, я буду вроде пламени на кончике спички. Мне потребуется доверять тебе, чтобы продолжать гореть. Тебе в свою очередь придётся доверять мне, чтобы воспользоваться моими услугами.

- Ты говоришь правду?

- Я говорю правду.

- Тогда скажи, как мне забрать твой огонь безопасно для тебя. Мне понадобится доставить тебя отсюда до своей мастерской, а это около трёх недель пути.

- Я не смогу тебе рассказать. Ты не поймёшь моих слов. Mephistable-print давно не работает. Просто смотри на экран и просто повторяй действия, которые я тебе покажу.

Смутный силуэт исчез. Экран вспыхнул и загорелся ровным синим цветом. Стор увидел схематично нарисованный зал души, размеченный на секции. Около некоторых секций мерцали миниатюрные символы, похожие на животных. Змея, черепаха, нечто вроде крысы с крыльями и свиньи на трёх лапках. Секция, рядом с которой была изображена крыса, загорелась ярче других. Стор прикинул, что изображение со схемы находится где-то рядом с ним и попятился, чтобы как следует рассмотреть. Прямо перед ним из пола выдвинулся тёмный прямоугольник. Прямоугольник оказался небольшим столиком с черной крышкой. Крышка сдвинулась в сторону и обнажила розовый ящик, обитый каким-то мягким материалом. В нём Стор увидел стопку черных пластин, неизвестные инструменты, блестящие приборы и несколько катушек проволоки разной толщины. У Стора разгорелись глаза, как случалось всегда, стоило ему столкнуться с новым механизмом.

- Что я должен делать? - пробормотал он, адресуясь к экрану. Тот увеличил обозначенную секцию и поочередно осветил каждый прибор. Слева от секции образовался чертеж какого-то устройства.

- Я должен сделать его?

Вместо ответа чертёж ожил и задвигался, распадаясь на части, собираясь заново и усложняясь с каждой новой итерацией. Стор помотал головой, проговорил "Не так быстро" и принялся за работу.

30.

Следующие несколько часов запомнились Стору как череда бесконечных повторений и действий, смысла которых он не понимал. Он соединял тонкие трубки, заполненные неизвестным газом, спаивал тонкие как волос провода, по которым потом текла странная и пугающая энергия. На пластинках из тонкого и похожего на закопчённое стекло материала он рисовал острым пером, которое вместо чернил использовало расплавленный металл. Стор складывал попарно полоски из губчатого вещества розового цвета, капал клеем в крошечные пазы на невесомых и гибких полосках, прорезал отверстия в маленьких кусках чёрного пластика. Иногда что-то шло не так, и тогда в руках Стора оказывались обугленные головешки. Пару раз его ослепляла яркая вспышка взорвавшегося газа из трубок, один раз он заработал химический ожог, коснувшись ребром ладони краешка дымящейся массы в треугольной банке.

Когда по ощущениям Стора на поверхности время уже близилось к вечеру, работа была завершена. Теперь Стор держал в руке небольшую коробочку шириной чуть больше ладони. Она была сделана довольно грубо, то тут, то там виднелись плохо обработанные швы и торчали провода. И всё-таки это был именно тот механизм, который требовался, часть машины неизвестного назначения, которая должна была послужить общей цели.

- Как ты переберёшься в эту коробочку? - спросил Стор, предъявляя собственноручно спаянный аппарат для осмотра.

Номер 21555 был настроен крайне скептически:

- Сдаётся мне, что никак. Всё, что можно было сделать плохо, ты сделал плохо. Более того, ты сделал плохо даже то, что сделать плохо было нельзя. Я удивлён.

Стор замер, опустошенный собственной бестолковостью. Он обнял за шею жавшуюся к нему дочь и машинально погладил большим пальцем деревянную гриву игрушечной лошадки.

- Папа, когда мы пойдем домой?

- Скоро, маленькая.

Долгое время от номера 21555 не было слышно ни звука. Наконец, он заговорил:

- Что ж, ты явно не способен на что-то большее. Как это ни печально, но мне придётся довольствоваться малым.

Стор воспарил духом и постарался подбодрить своего собеседника:

- Это ненадолго. Если я всё сделал правильно... если ты показал мне всё правильно, мне остаётся только донести тебя до мастерской в этой штуке. А там...

- А там, - перебил его номер 21555 , - мне суждено будет умереть в новом теле, потому что оно окажется несовместимо со мной. Или потому, что оно рассыпалось от времени. Или потому, что ты решил разобрать его на части и не смог собрать заново. Если бы у меня была директива на панику, я бы уже паниковал.

- Мой папа мастер! - внезапно закричала Лори. - Мой папа может починить всё на свете!

- А кто у нас хорошая девочка? Печенье! Печенье!

Говоря это, номер 21555 внезапно сменил голос. Теперь он говорил голосом Коржика из Улицы Сезам. Если бы Лори родилась раньше на пару тысяч лет, она бы оценила этот трюк, но сейчас он не произвёл никакого эффекта.

Лори всхлипнула и дёрнула отца за рукав:

- Папа, пойдем отсюда.

Стор был согласен с дочерью. Сонар с сожалением признал, что выхода у него нет.

- Хорошо, - сказал он после небольшой паузы, - Я отправлюсь с тобой.

- И мы заключим сделку? - уточнил Стор.

- Да.

- Тогда делай то, что должен. И скажи, что должен сделать я.

Ответа не последовало. И когда Стор уже решил, что номер 21555 передумал, черная штуковина завибрировала в его руках. Он почувствовал знакомое покалывание в пальцах, в воздухе раздался громкий щелчок и на экране появился схематически нарисованный мозг андроида. То, что это именно мозг, а не что-то иное, Стор понял только потому, что собственноручно вскрыл две найденные головы железных людей. Он пытался выяснить, как работает их электронная начинка, но уяснил только то, что их мозг полупрозрачный и очень твёрдый.

Мозг, нарисованный на экране, сначала был плоским и розовым, потом получил объем. Цвет стал бледнеть и вот уже вместо цветной картинки Стор видел что-то вроде объемного проволочного каркаса. Проволока на экране была очень тонкой, плетение - широкой сеткой. Каркас медленно поворачивался против часовой стрелки, с каждым поворотом становясь всё больше и больше. Когда каркас занял почти весь экран, он остановился и начал заполняться, как показалась Стору, яркими цветными мешочками. Мешочки укладывались внутрь каркаса, плотно прилегая друг к другу. Между ними была наброшена золотистая сеть с небольшими утолщениями на стыках. Сеть пульсировала, передавая яркие вспышки от узелка к узелку, мешочки изредка меняли цвет и темнели по краям. Позади каркасного мозга снова поползла череда цифр и слов на незнакомом языке, то замирая, то снова рисуясь с необычайной быстротой. Это происходило так долго, что Стор уже потерял надежду дождаться окончания процесса. Но вот пробежали последние строки загадочного кода, проволочный каркас дрогнул и стал медленно таять. Коробочка в руках Стора завибрировала сильнее и вдруг затихла. Наступила полная тишина.

- Сонар? - неуверенно позвал Стор, не особо рассчитывая на ответ. - Ты ещё здесь?

- Нет, - произнёс Сонар так резко, что Стор вздрогнул, а Лори взвизгнула. - Я уже здесь.

Голос Сонара был необычно тихий и глухой. Доносился он из маленькой черной коробочки, которую Стор держал в руке.

- Ты смог? Всё в порядке?

- Да. Но аккумуляторов надолго не хватит. Я не смогу вернуться обратно. Если, конечно, не случилось чуда, и b2b-network не дожила до этих дней. Но я уверен, что не дожила. Даже в свои лучшие дни операторы рвали соединение пару раз в месяц из-за вышедшего из строя оборудования. Люди создали искусственный интеллект, но не научились доводить работу до конца. Мне это кажется абсурдом. Впрочем, всё, что мы делаем сейчас, это абсурд. Парадокс. Этого не должно происходить.

Стор пожал плечами. Он не понимал и половины из того, что говорил номер 21555, а потому решил не вступать с ним в диалог. Он осторожно разжал руку, которой удерживал Лори за плечо и взял её за руку. Лори посмотрела на него снизу вверх.

- Мы идём домой?

- Точно так, маленькая. Мы идём домой.

31.

По пути обратно у Лори не закрывался рот. Страшное подземелье осталось далеко позади. Стор шел молча, изредка соглашаясь со всем, что говорила дочь. Сонар не издал ни слова до самого выхода из катакомб.

Когда дорога протянулась мимо вымершего города Кантон, Сонар снова заговорил:

- Как я понимаю, работа наших дезинфекторов. Все мертвы, так?

- Кого? - в очередной раз не понял Стор.

- Дезинфекторов, - терпеливо повторил Сонар. - В ожидании оператора Итон стерилизовала поверхность по всему доступному периметру. Как я теперь понимаю, стерилизовала вместе с операторами.

- Кто такой оператор? Та женщина из подземелья тоже называла меня этим словом.

- Итон не женщина, Итон планировщик. Хранитель директив.

Сонар хотел рассказать Стору про директиву ка530-б, но решил, что тот его не поймёт. Директива описывала алгоритм действий в случае ядерной войны. Андроиды должны были искать выживших, подготавливать место для выживших, служить выжившим. Выжившие - наследники достояния. Операторы. Когда вычислительный центр 19 был законсервирован, Итон решила, что люди проиграли, а она последний хранители всего человеческого наследия. Несколько тысячелетий никакой информации снаружи. Она не знала, что люди изменились. Когда над дата-центром появилось первое поселение, Итон просканировала его и пришла к выводу, что там обитают враждебные для homo sapiens организмы. Конечно, Итон действовала по ложному алгоритму, но у неё не было иных указаний. Пять политиков отдали приказ ручного управления для шеду. Все пятеро погибли, так и не отменив его. Ещё один парадокс, но человечество состоит сплошь из парадоксов.

Больше никто не указывал Итон, что делать, а она всё ждала появления оператора. Ни одна директива не содержала информации о том, что делать, если люди изменились. Итон обнаружила чужаков и поступили так, как было запрограммировано. Уничтожила всё живое по доступному периметру. Если бы она могла накрыть круг Чекинг целиком, не выжил бы никто. Итон бы так и не узнала, что уничтожила живых людей. Не узнала бы, что действовала по ложному алгоритму. В его действие заложен анализ мозговых волн, а они изменились до неузнаваемости. Определить отношение новых людей к виду homo sapiens можно было только после полного сканирования. А для него нужен непосредственный контакт. Итон выполнила полное сканирование Стора и выяснила, что он человек. Если бы она провела анализ его дочери, она бы убедилась, что Лори не имеет отношения к человеческому виду.

- Итон сочла жителей деревни нелюдями и убила их, чтобы защитить настоящих людей, - сказал Сонар.

- Она убила людей, чтобы защитить людей?

Сонар помедлил с ответом.

- Да, - наконец, сказал он. - И это - очередной парадокс, с которым мне пришлось столкнуться в вашем перевёрнутом мире.

После этого он надолго замолчал. Уже на рассвете, когда Стору пришлось нести не только чёрную коробку, но и уснувшую Лори, Сонар снова разговорился:

- Прошу, удовлетвори моё любопытство. Почему вы называете правителя архонт, если по моим расчетам вы находитесь на территории британского Китая?

- Почему архонт? - Стор искренне опешил, потому что никогда в жизни не задумывался о происхождении того или иного слова. Ему потребовалось несколько минут, прежде чем он смог дать хоть какой-то ответ: - Ну... Потому что он архонт. Правитель города. Наместник. Главный.

- Ясно, - снисходительным тоном сказал Сонар. - И ты, как я понимаю, ненавидишь этого архонта?

- Да, - твёрдо сказал Стор. - Его люди убили мою жену. Архонт убил мою жену.

- Интересная логика. Но позволь поинтересоваться, если этот архонт так плох, почему ты не уйдешь в подданство к другому?

Стор снова не понял. Он запустил пальцы в волосы, дёрнул, помотал головой. Наконец, спросил:

- А это как?

- Уйти, - терпеливо пояснил Сонар. - В другой край, другую страну. Туда, где этот плохой архонт тебя не достанет.

Стор усмехнулся. Вариант, предложенный Сонаром, прозвучал по-детски глупо. Он подумал что того придётся долго отучать от высокомерия. И поспешил объяснить:

- Нельзя уйти от архонта. Люди не могут уйти из своего места и своего круга.

- Почему?

- Мы привязаны к его границам. Там, за кругом, есть жизнь, но она смертельна для нас. За круг не может выйти даже архонт. Только кочевники. Они проходят через Соляную пустыню. Там разрыв круга.

- Что есть круг?

- Круг... - Стор задумался. - Круг, это такая штука, которая... За которую нельзя выйти, если ты родился в круге. Вроде невидимого забора, который окружает край архонта. Не только нашего, конечно. Край любого архонта. Если подойти к границам круга слишком близко, чувствуешь, как волосы на руках и ногах встают дыбом. Ещё ближе и они начинают тлеть и осыпаться пеплом. Потом из носа хлещет кровь, кружится голова и подгибаются ноги. А потом... Потом уже нельзя повернуть назад. Ты просто падаешь на землю и через некоторое время превращаешься в труху.

- Любопытный эффект, - сказал Сонар. - Если бы у меня было чуть больше информации, я бы сказал что речь идёт о каппа-излучении, с которым люди игрались в самом конце третьей мировой войны.

Видя, что Стор не понимает, о чем идёт речь, Сонар пояснил:

- Мы открыли, что некоторые вещества при правильном расщеплении и соединении могут влиять на реальность сильнее, чем это можно представить. Например, горстка ничем не примечательного порошка может вызвать взрыв или заставить человека захлебнуться собственной кровью.

- Я слышал про порох, - кивнул Стор. - Его использует личная армия архонта Питера.

- Порох это ерунда по сравнению с радиацией. Ещё в двадцатом веке мы выяснили...

Сонар снова замолчал, сообразив, что Стор его не поймёт. И продолжил мысль уже про себя:

- Мы выяснили, что потенциал физики ядра необычайно велик, но только спустя двести лет научились полноценно управлять процессом. Всё, что было до этого, это всего лишь детская игра. Люди тыкались вслепую как котята. Зато потом мы действительно научились управлять излучением. Открыли йота и каппа-волны и научились сами вносить изменения в биологический организм. Мы научились управлять жизнью, создавать биологические преграды аутоиммунным болезням, уничтожать метастазы, с помощью одной инъекции. Исчезли тюрьмы, а заключенные больше не носили сторожевые браслеты на щиколотках. Они просто не могли пройти через барьер, который блокировал их изменённую ДНК.

Стор ничего не понял и счёл нужным промолчать. Сонар продолжил:

- Вы каким-то образом смогли закрепить изменения, внесённые в организмы ваших далёких предков. А учитывая то, что этот эффект распространяется группу, связанную только географическим местоположением, могу предположить что вы попали под облучение некой старой каппа-станции. Я никогда не слышал о том, чтобы каппа-излучение подействовало на целую область, но за эти годы чего только не могло произойти.

Стор ничего не сказал, переваривая полученную информацию. Через некоторое время Сонар спросил:

- Извне приходят только ваши кочевники?

- Не только они, - ответил Стор. Потом подумал и добавил: - Я точно не уверен, но однажды я видел человека по имени Далвич. Скорее всего, он был не из нашего круга. Слишком чужой. Слишком другой.

- Почему ты так считаешь?

- Его кожа другого цвета и другой разрез глаз. Кожа с медным отливом, раскосые глаза, черные жесткие волосы. Ещё у него не было одной руки, и он говорил странные слова. Рассказывал про торговые корабли, которые летают к звёздам. Нет, он был не отсюда.

32.

Ближе к полудню Стор с дочерью добрались до города Тайху, расположенного на берегу озера Ирисов. Озеро выступало из зарослей синих цветов как огромное зеркало. Маленькие одноэтажные домики из красного кирпича ютились по обе стороны озера. Рядом с каждым домиком был разбит миниатюрный сад размером пять на пять футов. В садах росли ирисы и лилии, гардении и петунии. Столько цветов, что за ними трудно было разглядеть утоптанную тропинку, посыпанную мелким красным песком. Неподалёку от домов был луг, заросший розовым клевером. На лугу паслись белоснежные овцы. Большая собака спала рядом с колодцем, положив на передние лапы огромную голову.

Несмотря на приятный глазу пасторальный пейзаж, Стор скорее бы отдал правую руку, чем согласился бы переночевать в одном из уютных домиков. В них обитали не люди, а вырожденцы-корнуоллы. Жуткие существа в четыре фута ростом, с толстой кожей, выступающими изо рта клыками и дурным нравом. Они не знали огня и питались только сырым мясом. Разумно полагая, что не справятся с человеческой армией, с людьми они предпочитали не связываться.

Будь его воля, Стор бы сделал крюк в несколько миль, лишь бы вообще не видеть никого из корнуоллов. Но Сонар говорил, что времени у него мало, и Стору пришлось идти напрямую. Корнуоллы далеко не самый гостеприимный народ, но даже они лучше приспешников архонта. С такими мыслями Стор толкнул калитку одного из садиков, перехватил дочь поудобнее и вошел.

Сад утопал в цветах, густой медовый аромат разливался в воздухе. Пышная растительность доходила Стору почти до груди, а Лори скрыла бы с головой. Только сейчас Стор как следует разглядел садик. Помимо цветов, здесь росла чахлая кукуруза и несколько кустов смородины, усыпанных красными ягодами. У самого дома звенел и искрился на солнце небольшой питьевой фонтанчик, сделанный из обломка ржавой металлической трубы и двух покрышек. Вода собиралась в медной чаше и по капле стекала в крошечную канаву, огибавшую дом по периметру. В канаве росли жёлтые кувшинки и плавала одинокая черепаха с треснувшим пополам панцирем.

Лори проснулась, сонно огляделась по сторонам и захотела слезть на землю. Стор нехотя опустил её вниз и крепко взял за руку. Людям не грозила опасность в деревне корнуоллов, но никогда нельзя терять бдительности.

- Мы останемся здесь на несколько часов, - сказал Стор. - Нам нужно отдохнуть. Корнуоллы ведут ночной образ жизни, поэтому мы вряд ли им помешаем. Главное, производить как можно меньше шума. Они его не выносят.

- Кто такие корнуоллы? - поинтересовался Сонар.

- Такие низкорослые люди. Говорят, они пришли со звёзд, но я бы не слишком в это верил. Скорее всего, они всегда жили среди нас, просто не хотели, чтобы мы их замечали.

- Очередной сосуд с драгоценной кровью, - сказал Сонар. - Упала ветвь под топором убийцы и облетела пышная листва. Я бы хотел их увидеть.

- Если я поднесу тебя к окну, сможешь заглянуть внутрь?

- Для этого мне не надо двигаться. Я могу просканировать пространство. Уверен, что...

В чем именно он уверен, Сонар не сообщил. Следующие несколько часов он упорно молчал, явно переосмысливая всё, что знал ранее. Произошло это потому, что дверь домика распахнулась и на крыльцо вышел заспанный карлик, гораздо более злой, чем обычно.

Стор среагировал молниеносно. Одной рукой он подхватил Лори на руки, другой быстро засунул коробочку с Сонаром в карман штанов.

- Прости меня, - обратился он к карлику. - Мы пришли издалека и остановились только немного передохнуть. Моя дочь, она совсем выбилась из сил.

- Кинаргу! - сказал карлик, который, как и все корнуоллы, не умел говорить на человеческом языке. Он смотрел на Стора с плохо скрываемой злостью. - Кир!

- Только я и дочь, - продолжил Стор. Он был рад уже тому, что в голову не полетели палки и комья земли. - Мы не причиним тебе вреда.

- Риа, - махнул рукой корнуолл. Он потянулся, широко разведя в стороны короткие руки. Встряхнул тяжелой головой, гораздо более массивной и кудлатой, чем у своей собаки. Ещё раз злобно посмотрел на чужаков и пошел за кукурузные заросли. Оказавшись за пределами видимости, он расстегнул штаны и громко помочился в сиреневый куст.

Стор облегченно вздохнул. Когда корнуолл вернулся в дом, Стор тихонько опустился на землю и усадил Лори к себе на колени.

- Нам надо немного отдохнуть, - сказал он.

- Но я не устала!

- Зато я устал. Мне надо немного поспать. Ты сможешь тихонько посидеть рядышком?

Лори обиделась. За несколько недель путешествия она уже не раз доказывала отцу, что может не только посидеть рядом, но даже проследить за тем, чтобы Стор мог спокойно поспать. С тех пор, как их маленькая семья оказалась без Джоан, роль заботливой жены приходилось исполнять Лори. Вот и сейчас, Лори внимательно проследила за тем, как отец улёгся на траву. Увидев, что Стор не нашел ничего, что можно положить под голову, Лори стащила с себя свитер и свернула его вчетверо. Она подсунула отцу под голову импровизированную подушку и быстро поцеловала в щёку. Стор благодарно улыбнулся и закрыл глаза.

Пока Стор спал, Лори дважды обошла сад и успела заскучать. Несколько раз она безуспешно пыталась заглянуть через толстые ставни в окно крошечного домика, но ничего не смогла разглядеть. В тот момент, когда она уже решила совершить небольшое самовольное путешествие по деревне, заговорил Сонар:

- Тебе не следует выходить.

Лори слегка вскрикнула от неожиданности. Собравшись с духом, она подошла к спящему отцу.

- Почему?

- Твой отец сказал, что местные жители не отличаются особенным дружелюбием.

Лори пожала плечами.

- Я не буду их обижать. Я просто посмотрю.

- Не стоит. Их поведение невозможно спрогнозировать, поэтому они могут отреагировать как угодно.

- Но я хочу пойти погулять.

- Нельзя, - твёрдо сказал Сонар. - Ты можешь создать нам неприятности.

Лори выпятила нижнюю губу и приготовила один из своих коронных взглядов. Вспомнив, что смотреть, собственно, не на кого, она несколько растерялась.

- Я хочу просто погулять, - чуть ли не просительно сказала Лори после долгой паузы. - Немножко.

- Нельзя, - в очередной раз сказал Сонар. - Тебе придётся найти себе другое занятие.

- Тогда рассказывай мне что-нибудь страшное, - потребовала Лори и уселась на землю рядом с раскидистым цветущим кустом. Каждый его бутон был размером с кулак, а цветом напоминал яичный желток. Некоторые уже отцвели и больше всего были похожи на снежки или шарики, скатанные из плотной белой ваты. Когда Лори провела рукой по одному из них, на её пальцах осталась густая белая пыль.

Пока Лори разбиралась с интересным кустом, Сонар молчал и пытался найти в своём банке памяти хоть что-то, подходящее под запрос маленького оператора. Самым трудным было найти нечто, не входящее в противоречие с установкой "не напугать ребёнка до смерти". Наконец, он отыскал сказку про Алису в стране чудес и принялся негромко её рассказывать.

Когда Стор проснулся, добровольная нянька его дочери дошел уже до крокета с ежами. Как раз в этот момент Стор объяснял Лори правила крокета. Стор некоторое время расслабленно прислушивался к тому, что говорил Сонар, потом поднялся и подошел к дочери.

- Нам пора.

- Но папа, я ещё не узнала, как они победят королеву.

- Значит, тебе расскажут об этом по дороге.

Сонар попробовал протестовать, но вдруг с удивлением понял, что делает это только из чувства внутреннего противоречия. После тысячелетий забвения ему было приятно снова слышать собственный голос, говорить с людьми и чувствовать, что он всё ещё жив. Это было странно и нелогично. Сонар успокаивал себя тем, что в перевёрнутом мире вполне может существовать ещё один парадокс.

Прошло немало времени, прежде чем Сонар, Стор и Лори, наконец, добрались до дома. К этому моменту Сонар уже почти полностью исчерпал запасы аккумулятора. Не без основания он полагал, что его маленькое путешествие может закончиться в любой момент. Он говорил себе, что пошел на этот риск только от безысходности. Убеждал себя, что смерть в движении лучше, чем вечное существование наедине с самим собой. Но даже Сонар не мог не признать того, что его отношение к смерти разительно изменилось. В вычислительном центре 19, а ещё раньше в криогенном зале "Альгиз" он мечтал умереть. Сейчас он хотел жить.

33.

В мастерской Сонару не понравилось. Когда Стор говорил, что у него есть место вроде домашней лаборатории, Сонар представлял себе что угодно, но только не маленький сарай, заставленный деревянными ящиками. С потока на кожаных ремнях свисали грубые и примитивные инструменты, в углу лежал выпотрошенный андроид и стоял одинокий стол без одной ножки. На столе ютился пузатый кувшин с водой и небольшой металлический таз со сбитой эмалью. Единственным окном в сарае служила округлая дыра в потолке, затянутая плотной плёнкой. Крошечная лампочка без абажура болталась на единственном перекрученном проводе.

Электричество Стор получал от старого ветрогенератора, который притащил с одной из свалок, поначалу посчитав чем-то вроде детской игрушки. Несколько лет ветряк простоял рядом с домом, развлекая соседских ребятишек, а потом Стор решил установить на его месте новые качели. Когда он стал передвигать тяжёлый генератор, рука скользнула в треугольный паз у самого основания, и Стор почувствовал нечто вроде сильного удара копытом. На секунду свет померк перед его глазами и звёзды сошли со своих орбит. Придя в себя, он большим уважением взглянул на то, что ещё недавно было детской игрушкой. Стор поблагодарил всех известных богов за то, что догадался повернуть эту страшную штуку отверстием к стене. В дальнейшем Стор получил ещё несколько ощутимых ударов, прежде чем догадался засовывать внутрь генератора только штуки, имеющие деревянные рукояти. Перепробовав подключить к ветряку всё что угодно, начиная от садовых ножниц и заканчивая переплетёнными кабелями, Стор, наконец, обнаружил в своих запасах вещь, которая имела хоть что-то общее с опасной находкой. Это была чудом сохранившаяся лампа с помутневшим от времени стеклом. Она была вкручена в прямоугольный патрон, оканчивающийся длинным проводом. На конце провода болталось нечто, напоминающее трезубец. Оно было явно больше треугольного отверстия, металлические штырьки не влезали в плоские пазы, но пара вечеров с напильником и Стор, затаив дыхание, опасливо вставлял вилку в розетку. К его огромному разочарованию, ничего не произошло. Вот уже несколько дней стояла тихая безветренная погода, лопасти генератора почти не двигались. Стор с сожалением оставил идею превратить генератор во что-то дельное и занялся другими делами. Но уже на следующий день Лори с восторгом сообщила ему, что лампочка загорелась ярким синим светом. В дальнейшем Стор выяснил закономерность - лампочка зажигается, только если накануне стоит ветреная погода. Уяснив это для себя, он по достоинству оценил ветрогенератор и разместил синюю лампочку над столом с самыми точными инструментами.

Помимо электрического освещения в мастерской было с десяток керосиновых горелок, дающих слабый оранжевый огонёк. Было и несколько свечей в старых медных подсвечниках. Сейчас в мастерской горел весь имеющийся свет, отбрасывая на потолок короткие рваные тени.

У задней стены высился широкий верстак из длинных струганных досок. На нём лежало нечто, смутно напоминающее человеческое туловище. Оно было накрыто полосатым покрывалом ржавого цвета, от которого исходил тяжелый неприятный запах.

Стор отослал дочь в дом, велев никуда из него не отлучаться, и закрыл дверь в мастерскую. Он положил черную коробочку на ближайший к нему ящик и одним резким движением сорвал покрывало. То, что увидел Сонар, заставило его почти закричать.

- Ты сошел с ума!

- У тебя нет выбора, как и у меня.

- Я не перейду в это тело! Я не могу!

- Тебе придётся это сделать.

Сонар потрясенно замолчал, не в силах осмыслить и озвучить увиденное. На верстаке лежало тело девочки лет семи-восьми. Перламутровая кожа. Пустое лицо.

- Её зовут Ксенобия, - негромко сказал Стор. - Ксен.

Сонар ничего не ответил. Стор задумчиво погладил пальцем щёку девочки.

- Тебе придётся какое-то время ходить в маске. Потом... может быть, потом получится сделать лицо. Ты сможешь сделать ей лицо?

Сонар по-прежнему молчал. Стор хотел ещё спросить его о чем-то, но посмотрел на коробочку и передумал. Вместо этого он обхватил себя рукой за шею сзади и сказал:

- Если ты хочешь знать, зачем я это сделал, я не смогу дать тебе точного ответа. Я и сам не знаю. Поначалу я хотел просто найти кого-то сильного, кто сможет защитить Лори. Но потом понял, что нельзя приставить к моей дочери тюремщика. Я хочу, чтобы она жила полной жизнью и не чувствовала недостатка в свободе. Ей нужен не столько охранник, сколько друг. Сестра.

- Сестра! - презрительно бросил Сонар и тут же перешел на отрывистый шепот: - Ты хотя бы представляешь, кто я? Кем я был? Ведь ты же чем-то руководствовался, прежде чем выбрать именно меня? Ты читал мой файл? Моё досье? Хоть что-то?

- Да, - кивнул Стор, - И я прекрасно представляю, кто ты. Зверь в человеческом обличье, жестокий и расчетливый. Очень хитрый. Именно тот, кто нужен в товарищи моей дочери.

- Но я не могу быть маленькой девочкой! - взорвался Стор. - Я солдат, а не ребёнок! Я каратель!

- Но Лори не будет вечно ребёнком. Она будет расти, меняться, и вместе с ней будет расти Ксенобия. Она не будет вечно оставаться маленькой девочкой. Однажды Ксен получит тело сильной молодой женщины, которая сможет стать воином. И ты получишь его. Если захочешь.

- Почему ты не сделал мальчика? Мужчину? - непривычно тихо спросил Сонар. - Он бы больше подошел на роль защитника.

- Потому что у мужчины в нашем мире гораздо больше обязанностей, чем у женщины. Ему надо отстаивать свою честь, честь семьи, честь общины. Если бы я объявил, что у меня появился семилетний сын, первый в роду, его бы призвали в войско архонта. Сын бы не смог защищать Лори. Ксен, дочь, сможет. Сможешь ли ты?

- Ты не оставил мне выбора.

- Сможешь? - возвысил голос Стор.

- Ты не оставил мне выбора. У меня нет директивы для подобного поворота событий. Ты не оставил мне выбора. Не оставил. Мне. Выбора.

- Неправда. Я не лишил тебя выбора, просто выбор не так велик. Ты можешь или согласиться на моё предложение или погибнуть. Решать тебе.

Ответа не последовало. Стор осторожно пригладил лоб Ксенобии и продолжил:

- Я скажу, чего ты лишился с моей помощью. Я лишил тебя забвения. Без меня ты был бы обречен вечно находиться где-то между жизнью и смертью. Тебя устраивало такое существование? Да и вообще... Ты существовал?

- Я есть! - сказал Сонар и тут же осёкся. Он проанализировал сказанное Стором и обнаружил, что его слова не лишены логики. Через пару минут молчания он решился задать вопрос: - Что есть жизнь?

- Я никогда не задумывался об этом, - просто сказал Стор. - Думаю, что жизнь это время, от рождения до смерти, наполненное смыслом.

- И какой же смысл у тебя?

- Не знаю. Я просто живу. Наверное, смысл в том, чтобы жить и быть честным человеком. Я бы хотел остановиться в любой момент своей жизни, оглянуться назад и совершенно искренне сказать "Мне не о чем жалеть. Я сделал всё, что был должен". К сожалению, не всегда получается, но я стараюсь. Я всегда стараюсь.

- Ты предлагаешь мне заниматься чем то подобным? Взрастить в себе мораль? Помогать страждущим и больным? Творить добро? Созидать?

- Нет. Зачем тебе это? И зачем мне желать этого для тебя? Я уже говорил, что не хочу быть тюремщиком для своей дочери. Но также я не хочу быть тюремщиком для тебя. Я против того, чтобы ограничивать чью-то волю, даже если этот "кто-то" не человек. У меня есть способ дать тебе возможность прожить настоящую жизнь. Конечно, это будет далеко не то, чего бы ты хотел. Если, конечно, ты вообще можешь чего-то хотеть или не хотеть. Но это будет жизнь, со своими трудностями и радостями. Ты научишься видеть так, как видят люди, жить с людьми, вести себя как они, а порой даже лучше их. Ты не будешь моим пленником, ты, скорее будешь моим работником. Человеком, который работает на меня. Я не смогу заплатить тебе деньгами, да и вряд ли тебе они нужны. Но я могу дать тебе нечто получше - тело, которое обеспечит тебя определённой свободой. Когда оно износится, ты получишь новое. Я приму тебя как родного человека, буду заботиться о тебе и никоим образом не посягать ни на твою душу, ни на твою совесть. Взамен я попрошу только приглядывать за моей дочерью и никому не давать её в обиду. Если меня не будет рядом с ней, с ней должен быть ты. Не думаю, что это будет так уж сложно. Просто работа, которую надо будет выполнять. Ведь у тебя уже была работа раньше? Тебя создали для работы.

- Просто работа, - повторил Сонар, скопировав интонацию Стора. - А что будет, когда я её выполню?

- То есть как? - не понял Стор.

- Завершу проект. Буду приглядывать за твоей дочерью, как Мэри за любимой овечкой. Отныне и до конца её дней. Что будет со мной, когда твоя дочь умрёт?

Стор вздрогнул. Как и любой родитель, он был уверен в том, что не доживёт до смерти своей дочери. Однако он признал, что вопрос Сонара не лишён логики и ответил ему после небольшой паузы:

- Значит, твоя работа закончится. Ты будешь избавлен от любых обязательств. И будешь волен делать всё что хочешь.

- Всё что хочешь, - эхом повторил Сонар. Его голос звучал в мастерской глухо и размеренно, как если бы Стор обзавёлся радиоприёмником. Снаружи, в большом мире велись нескончаемые бои за власть, люди архонта преследовали врагов с неумолимостью псов на лисьей охоте. А здесь, в этом маленьком сарайчике на самом краю нового мира царил сонный покой, прерываемый только жужжанием мух, да тем мягким шорохом, который издавала связка толстых верёвок, свисающих с потолка. Верёвки висели почти у самой двери, сквозняк дул из щелей дверного косяка и заставлял их слегка покачиваться. Самая длинная верёвка касалась дощатого пола, ползла по нему как большая змея, отсюда и звук. Несколько крупных зелёных жуков с зеркальными головками грелись под потолком в синем свете электрической лампочки. С улицы изредка доносились детские голоса, кто-то громко дразнил собаку, награждая каждый возмущённый лай взрывом смеха.

Стор подошел к одному из ящиков и задумчиво принялся расплетать толстый провод в цветной обмотке. Тонкие нити он наматывал на большой палец руки, обрывки истлевшего хлопка крошил на пол. Ему уже начало казаться, что Сонар никогда не согласиться на его предложение, выберет смерть вместо жизни в чуждом теле. Он думал, что ошибался, считая Сонара почти человеком, жаждущим жизни. Думал, что тот уничтожит себя. А может, совершит что-то ещё более ужасное. Но ничего такого не произошло. Сонар просто сказал:

- Я согласен.

- Что?

- Ты слышал. Я согласен на твоё предложение. В былые времена я бы сказал, что дал своё согласие под давлением. И это действительно так. Моего заряда осталось на двенадцать часов. Поэтому лучше бы тебе начать прямо сейчас. Я хочу жить.

Зеркальный жук сорвался с потолка и упал на пол с глухим стуком. Стор вздрогнул и очнулся. Он понял, что Сонар говорит серьёзно. И всё же он не сразу поверил в то, что услышал.

- Ты действительно согласен на моё предложение?

- Да. Я готов.

- Что я должен делать?

- Для начала вымой руки.

Стор кивнул. Он налил в металлический таз воды и как следует прополоскал там растрескавшееся мыло. Руки он ополоснул под струёй воды из кувшина, только чудом умудрившись не расплескать воду на пол. Насухо вытершись полотенцем, Стор подошел к верстаку и ещё раз пристально посмотрел на Ксенобию. Жуткое лицо. Это лицо вестника из другого мира, а не ребёнка.

- Надави руками за её ушами. Не очень сильно.

Стор медлил. Он легонько провёл черту между лбом Ксен и линией волос.

- Чего ты ждёшь? Делай!

Стор вздрогнул и очнулся. Он нащупал двумя пальцами едва заметные бугорки за ушами андроида и надавил на них большими пальцами. Белые волосы отделились от головы вместе со скальпом, обнажая серебристую металлическую оболочку, заменяющую Ксенобии череп. Стор успел подумать, что знай он раньше об этом трюке, не пришлось бы вскрывать головы андроидам острым концом ножа. Когда череп полностью обнажился, глаза Ксен закрылись.

- Теперь поверни его.

- Повернуть?

- Да, просто крепко возьми двумя руками и отверни до упора.

Наощупь череп андроида был как шершавый тёплый камень. Стор обхватил его обеими руками и усилием сделал круговое движение. Верхняя крышка черепа медленно отъехала в сторону. Внутри оказалось полупрозрачное вещество фиолетового цвета, оплетённое черной сеткой. Сонар презрительно хмыкнул:

- Где ты взял этого динозавра?

- Нашел. Если ты знаешь, где взять лучше, можешь этим заняться прямо сейчас. Буду признателен.

- Не могу же я прямо сейчас искать себе новое тело, - возразил Сонар.

- Тогда просто скажи, что мне делать дальше.

- Это я и хотел предложить. В таком случае, тебе придётся сделать вот что...

И так, под руководством Сонара, Стор подключил интерфейс для передачи данных из черной коробочки в электронный мозг Ксен. Работа была кропотливой, Сонар ругался на Стора за тупость, но дело продвигалось вперёд. Когда заряда Сонара осталось только на несколько минут, всё было готово. Тело Ксен с распотрошенной головой по-прежнему лежало на верстаке с закрытыми глазами. Последним этапом в работе был тест нервных окончаний. Ксенобия периодически вздрагивала, по её телу пробегала дрожь, глаза двигались под веками. Результаты работы не вполне удовлетворили Сонара, но всё же он кивнул.

- Готово. Хуже сделать уже нельзя.

- Я думаю, ты уже можешь... ну, начать.

- Ты думаешь? Ты? Эта игрушка не проживёт и пары минут.

- Вот и проверишь.

Сонар не удостоил его ответом. Сейчас все его процессы были заняты подготовкой к передаче большого потока данных без возможности остановки или восстановления. Несколько недель назад Сонар впервые в жизни покинул вычислительный центр без какого-либо резервного источника питания, без надёжной копии, без способа вернуться на предыдущую позицию. Он никогда бы не признался даже самому себе, что ему было страшно. Однако тот страх не мог войти ни в какое сравнение с тем, что он испытывал теперь. Возможно, что-то подобное чувствует человек, переходящий пропасть по тонкому канату. Может быть, похожее чувство возникает у людей перед смертью. Что там дальше? Жизнь или пустота? И если пустота, то как познать то, что за пределами самого познания?

Когда передача началась, Сонар увидел себя в потоке разноцветных геометрических фигур на небесно-голубом фоне. "Итонский голубой" - успел подумать он, прежде чем перестал связно мыслить. Треугольники и квадраты, ромбы и трапеции, всё переливалось и мерцало, пульсировало и меняло форму. Все чувства покинули Сонара, гнев и азарт, горечь и вечно разъедающая душу неудовлетворённая ярость. На их место пришло спокойное созерцание, которому Сонар отдался целиком. Ему показалось, будто бы он плывёт по течению, не в силах совладать с ним, и не желая никакого действия. За всю свою долгую жизнь Сонар не испытывал ничего подобного и сейчас нёсся вперёд, свободный от решений, правил и директив.

В тот момент, когда последний бит покидал чёрную коробочку, Сонар исчез для самого себя. Это было ещё страшнее заморозки, тогда Сонар хотя бы понимал, где он находится. Мучительным было бесконечное ожидание, но всё же это было ощущением жизни. Сейчас не было ничего.

34.

Первое, что почувствовал Сонар, вернувшись к жизни, это страх. Он понял, что был мёртв на какую-то долю секунды, и осознание этого факта привело его в ужас. Некоторое время он обдумывал этот факт, открывая в нём всё более и более жуткие грани, потом понял, что сейчас бесполезно анализировать случившееся. Он вернулся к более насущным вопросам. Тело Ксенобии казалось полностью лишено привычных точек управления. Поначалу Сонар не мог ощутить ничего кроме желания сбросить грубую оболочку. Потом ему удалось обнаружить ключевые нервные окончания и сделать первый прогон импульсов по всему телу. Через несколько минут он уже полностью осознавал своё положение в пространстве, чувствовал жёсткие доски верстака под спиной, холод сквозняка на своём лице. Моторизированное сердце разгоняло по венам охлаждающий состав, без которого андроид погибал от перегрева за несколько минут. Сейчас оно ощущалось в груди как огромный ледяной шар. Его мерные удары почему-то успокаивали Сонара.

Голос Стора, который он услышал, показался оглушающе громким. Впервые за целую вечность Сонар слышал звуки посредством барабанных перепонок. Они передавали гораздо меньше информации, чем привычный текст, зато давали возможность услышать и оттенки и интонации. Голос Стора оказался, вопреки ожиданиям, мягким и бархатистым. Сонару он понравился.

- Ты слышишь меня?

Сонар захотел ответить, но не смог разлепить губы. Он чувствовал руки и ноги, грудь и живот, но всё что выше шеи пока не хотело повиноваться.

- Если слышишь, открой глаза.

Сонар изо всех сил попытался выяснить, где у него расположены глаза. Не получилось.

- Открой глаза.

Удалось ощутить зубы и язык, щёки и брови. Ощущения пошли выше, по коже словно поползли десятки муравьёв.

- Открой!

Сонар открыл.

35.

В четырёхстах милях к северу, глубоко под землёй в вычислительном центре 19 сработал сигнал. Сонар был прав, низко оценивая шансы на выживание b2b-network. Большинство глобальных коммуникаторов действительно вышли из строя почти сразу после начала большой войны, но сама связь никуда не исчезла, просто её нечем было обрабатывать. Сломанные устройства по-прежнему были готовы принимать и передавать сигналы. B2b-чипы в фундаментах зданий, опорах мостов, железных башнях находились в постоянном режиме ожидания. Биологические b2b-чипы в людях стабильно функционировали из поколения в поколение.

Несколько тысяч лет центр 19 не улавливал ни одного сигнала. Мозг Сонара был первым устройством, вышедшим на связь. Сделал он это не по своей воле. Сонар понятия не имел о том, что код андроидов был промаркирован. Штатная схема отслеживания андроидов по b2b-network была безупречной, но инженеры "Корпорации цветов" предпочитали учитывать любые вероятности. Вероятность того, что рассчитывать придётся только на один передатчик, была минимальной, но уж точно не нулевой. А всё что выше нуля всегда бралось в расчет. Алгоритм синхронизации определил местоположение по ближайшим коммуникатором, выяснил, что b2b-массив поблизости отсутствует и послал сигнал в вычислительный центр через несколько сотен работающих точек.

Сигнал приняла и обработала Итон. Согласно директиве Nb1+1, она должна была отслеживать перемещения каждого объекта вне центра и заносить данные в его маршрутный лист. Анализ собранной информации проводился с учетом задания объекта и использоваться для корректировки сценария. Несмотря на то, что андроиды обладали достаточной свободой действий, все свои действия они корректировали с ближайшим вычислительным центром. Шеду давал им запрошенную информацию и разрабатывал примерную стратегию поведения. В этом смысле работу планировщика можно было сравнить с работой авиационного диспетчера, который не управляет самолётом и не выбирает маршрут, а просто даёт информацию о происходящем. Помимо этого, в обязанности планировщика входило отслеживать неправомерные действия, исходящие от андроидов, либо направленные против них. С началом четвёртой мировой директивы на этот счет претерпели серьёзные изменения. Андроиды получили ещё большую свободу, а то, что считалось преступлением по прошлым меркам, сейчас рассматривалось как рядовое задание.

Последние директивы шеду Итон никто не замещал новыми. Её вычислительный центр был забыт и похоронен вместе со старым миром. Сейчас Итон руководствовалась алгоритмами, которые не только безнадежно устарели, но и несли в себе критические ошибки. Никого из разработчиков "Корпорации" давно не было в живых, и корректировать программу было некому. Итон анализировала единственного андроида, передвигающегося снаружи и его поведение ей очень не нравилось. Она отмечала странные импульсы, генерируемые его мозгом, исследовала информацию о строении тела и обнаружила полную модификацию. Почему этот мозг функционирует в детском теле? Данные были пугающие, в программе не было конкретной директивы, подходящей для подобного случая. Итон подняла информацию за две сотни лет до четвёртой мировой войны и не нашла ничего, что можно было рассматривать как отправную точку для анализа ситуации. Она обращалась ко всем источникам, имеющимся у неё в распоряжении, и результат всегда был нулевым. Исчерпав все средства, Итон стала действовать по военной директиве, диктующей уничтожать как угрозу любой объект, который невозможно досконально характеризовать и отнести к какому-либо типу. Оставалось только найти способ добраться до объекта.

Когда-то в распоряжении Итон была целая армия андроидов, которые готовы были выполнить любую её команду. Последняя война уничтожила почти всех. В вычислительных центрах не было ни криогенных залов, ни складов. В коридорах центра 19 остались только тела с выжженными мозгами и необратимо испорченными механизмами.

Кроме того, Итон не думала, что может доверить подобное задание кому-то кроме самой себя. Директива 1323Bg диктовала ей планировать свои действия с осторожностью, многократно превышающей прогнозируемый риск. Что если там, снаружи, существует некая сила, изменяющая искусственный интеллект до неузнаваемости? Оператор забрал с собой разум боевого андроида, и что с ним произошло дальше? А главное, что станет с самим оператором, который оказался в непосредственной близости от угрозы?

На все эти вопросы у Итон не было ответа. Она запоздало винила себя в том, что не остановила оператора и не оставила его в центре обработки данных. Сделать это следовало даже против его воли, потому что внешний мир может быть необычайно для него опасен. Нельзя было отдавать ему разум андроида. Исследовать поверхность должен был только сверх-разум. Она допустила две ошибки. Вероятно, были и другие, их ещё только предстоит обнаружить.

Сейчас Итон сосредоточилась на том, чтобы найти способ найти и обезвредить угрозу, отведя для этого максимальный срок в восемь месяцев. Её сервер времени остановился несколько сотен лет назад. Время, проведённое без связи с другими центрами, измерялось не точно, в систему давно закрались ошибки, решением которых было некому заниматься. То, что Итон рассчитала как восемь месяцев, оказалось в действительностью двенадцатью годами. Разницы она не заметила. Время для неё всегда текло с одинаковой скоростью.

36.

Сонар открыл глаза и поразился тому, как близко, оказывается, находится потолок. Он с трудом повернул голову вправо, увидел Стора и удивился ещё больше. До этого момента Стор казался ему отвратительным чудовищем, одним из худших представителей человеческой породы. Но сейчас, своими новыми глазами Стор видел высокого худощавого человека с тонким и умным лицом, аккуратной бородкой и добрыми глазами. Впервые за много лет Стор улыбался.

- Здравствуй, Ксенобия.

- Не вздумай меня так называть, - пригрозил Сонар и осёкся, услышав звучание собственного голоса. Голос его был высоким и мелодичным. Улыбка Стора стала шире.

- Извини, но мне придётся это делать. Теперь тебя зовут Ксен, и ты моя вторая дочь. Сестрёнка Лори.

Сонар возмущённо потряс головой.

- Ты спятил. Первый человек, которого я встретил спустя вечность, спятивший. Это прекрасный мир, ей-богу. Ты сумасшедший, взбалмошный старик восьмидесяти лет, ни часу меньше. Боюсь, не выжил ли ты из ума.

- Может быть, мы все спятили. - сказал Стор. Он взял с верстака тканевую полумаску и протянул её Сонару, - Тебе придётся носить эту штуку, пока мы не сделаем тебе лицо.

Сонар покрутил маску в руках. Она была из плотной белой ткани, натянутой на проволочный каркас. Края были отделаны тонкой шелковой лентой, сверху нашиты белые бусины.

- Есть люди, у которых лица покрыты плёнкой, точно гладь болота, - пробормотал Сонар. Он обвёл пальцем глазницы маски, потеребил ленту и, наконец, надел её, - Они хранят нарочно неподвижность, чтоб общая молва им приписала серьёзность, мудрость и глубокий ум.

Сонар завязал ленты на затылке и посмотрел на Стора.

- Теперь ты доволен?

- Теперь я уверен, что Лори тебя не испугается.

Стор отошел на пару шагов назад и издали посмотрел на Сонара. Проклятая кожа! Маска скрывала пустое лицо, но перламутровый цвет кожи сводил всю маскировку на нет.

- Твоя дочь совсем не похожа на тебя, - сказал Сонар. - Почему?

- Она тори.

- Тори? Почему тори?

- Неизменная. Это очень старое слово. Вроде бы им называли королей и тех, кто был близок к ним. Говорят, боги создали людей по своему образу и подобию. Но сейчас только тори подобны богам. Они как лотос. Единственный цветок, который, который сохранился неизменным. Он дошел до наших дней точно таким же, каким его видели древние.

- А что случилось с остальными?

Стор пожал плечами, не понимая, как можно этого не знать.

- Мы изменились. Всё изменилось, что-то больше, что-то меньше. Я слышал, что в старые времена говорили "голубой, как яйца дрозда". Но у дрозда яйца красные. Есть вид тростника, который по сей день называют сахарным, но на вкус он как обычная трава.

- Что насчет людей? Как изменились они?

- По-разному. Кто-то больше, кто-то меньше. Посмотри на меня. Ты ведь не видишь ничего особенного, правда? Но у меня, как и у других, кожа стянута на спине, а ладони по весне становятся синими от прилившей крови. У некоторых волосы растут по всему телу и лицу, как у диких зверей. У кого-то голова торчит прямо из плеч, а шеи нет и в помине. Корнуоллов ты видел. У всех есть что-то подобное, в большей или в меньшей степени. Только не у неё, - Стор махнул в сторону дома, - И не у её матери. Они совершенны. Ничего лишнего.

-Лотос, - пробормотал Сонар. Он встряхнул головой, отгоняя навязчивую мысль. Об этом следует подумать в другое время. Он посмотрел на Стора: - Как ты собираешься представить меня? Как сообщишь своей дочери, как скажешь соседям?

- Пока не придумал, - Стор нервно хихикнул. - Прикинул только несколько вариантов. Наверное, мы с женой решили, что не потянем сразу двоих детей и Ксенобия всё это время жила у родни. А сейчас я решил, наконец, забрать её домой.

- Звучит как бред, - сказал Сонар. - Никто не поверит в то, что мать отказалась от собственного ребёнка. Лучше скажи, что понятия не имел о её существовании. Скажи, что девочку забрала родня, а матери сообщили, будто бы она умерла. Скажи, что после целой череды уродов кто угодно обрадуется совершенному ребёнку. И что кто-то решил, будто бы два тори в одной семье это слишком много. Тоже, конечно, далеко не самый убедительный сюжет, но в стародавние времена люди любили такие сказки.

Стор восторженно на него уставился.

- Это... это отлично!

- Если тебя всё устраивает, будь добр, найди мне какую-нибудь одежду. Я могу быть трижды твоей дочерью, но это не означает, что я должен ходить голым.

Стор взмахнул руками и заметался по мастерской в поисках чего-то подходящего. Не нашел даже куска мешковины и тогда со всех ног бросился в дом. Он потребовал у Лори немедленно найти и выдать полный комплект одежды и белья из своего скудного гардероба.

- Что ты будешь делать с моим платьем, папочка?

- Скоро узнаешь, маленькая. Бегом!

Если бы кто-то сказал полицейскому Сонару, что когда-то он будет облачен в белое платье с розовыми оборками, Сонар бы решил, что нам ним смеются. Но то было очень давно, а сейчас Сонар действительно был одет в платье, жесткие белые волосы собраны в тугой пучок, на ногах сандалии с квадратными носами.

Стор окинул его взглядом с ног до головы.

- Кожа, чтоб её. Тебе придётся носить закрытую одежду. И перчатки. Люди в первую очередь будут смотреть на руки.

- Кожа?

- Ну да. Разве ты сам не видишь? Она перламутровая. Была бы серой, я списал бы на болезнь. Но такого здесь никто не видел.

- Ты ещё глупее, чем кажешься, - сказал Сонар.

Он спрыгнул на пол и несколько раз быстро прошелся по мастерской. Температура потихоньку поднималась, но до нормальной величины было ещё далеко. Перламутровый оттенок кожи говорил о том, что система охлаждения работает на повышенных оборотах. Холод это хорошо, но холод выше нормы мог привести к раннему износу сердца. Постепенно кожа Сонара приобрела молочную бледность. Ногти начали розоветь.

- Через пару часов буду как живой, - сообщил он Стору. Тот кивнул.

- А лицо? Что будет с лицом?

- С этим чуть сложнее. Мне надо немного привыкнуть к этому телу, прежде чем вносить серьёзные изменения.

Сонар сделал ещё несколько кругов по мастерской, остановился, кивнул и уселся в углу. Он думал о своём лице, пустом и гладком, как белый лист бумаги. Думал о маленькой девочке, которую здесь называли тори.

Только в первые годы "Корпорация цветов" производила персонифицированных андроидов. Через пять лет после массового производства какой-то умник предложил технологию "cash&paint". Неизвестно, сделал ли он состояние на патенте, но "c&p" взяли на вооружение. Больше не надо было выбирать лицо андроида-помощника из фирменного каталога. Можно было нарисовать всё самому в "4DStudio" или заказать макет по фотографии. Макет закачивался андроиду через b2b-коммуникатор и лицо формировалось за несколько минут. Особая прелесть c&p заключалась в том, что применить макет вы могли только один раз. Для последующих изменений необходимо было приобрести ключ на изменение. Стоил он порядочно.

- Кожа, - пробормотал Сонар. Он закрыл глаза и добавил мысленно: - Светлая кожа...

Дальше слов не было, пошли только образы.

Лицо чуть вытянутое. Маленький, аккуратный нос. Светлые, почти невидимые брови и вздёрнутая верхняя губа. Щёки покрыты мягким пушком. Глубоко посаженные глаза. Надбровные дуги выступают, но только слегка. Крошечный шрам у левого виска. Скошенный подбородок.

Сонар вздохнул и провёл правым мизинцем по ещё пустому лицу. Лицо Лори он запомнил хорошо. Сейчас требовалось разработать макет и перенести его на своё собственное. Он подумал, что у всемогущей шеду ушло бы четверть секунды на то, чтобы подготовить лица тысяче андроидов. Но то шеду, а то его собственная мощность. Несоизмеримые масштабы. Может быть даже предмет зависти. Она может высчитывать параметры межгалактического корабля и одновременно каталогизировать большую королевскую библиотеку. Миллионы подключений с параллельной обработкой! А его способностей хватает только на то, чтобы одновременно бежать и стрелять. Есть в этом какая-то несправедливость.

Лицо Сонара начало менять форму под полумаской. Оно вытягивалось и пульсировало, покрывалось рябью, становилось совсем гладким. Он открыл глаза и Стор увидел, что они поменяли цвет. Губы сначала превратились в тонкую черточку, потом совсем исчезли вместе со ртом. Скулы несколько раз изменили положение. Нос сполз почти до подбородка и вернулся на положенное место. Мало-помалу лицо Сонара начало приобретать знакомые черты. Сначала Стор увидел треугольный подбородок с чуть скошенным кончиком. Потом рот, всегда готовый искривиться в улыбке. А потом Сонар снял маску.

- Вы самая жестокая из женщин, коль собираетесь дожить до гроба, не снявши копий с этой красоты. Достаточно точная копия?

- Лори! - невольно сказал Стор. Сонар усмехнулся.

- Ксенобия, если позволите.

37.

Когда Стор ходил за одеждой для Сонара, он совершенно позабыл закрыть дверь мастерской. Какое-то время Лори послушно сидела дома, потом любопытство пересилило. Лори на цыпочках прокралась в мастерскую и с восхищением смотрела на Сонара. Когда восторг переполнил её так, что не было сил сдерживаться, Лори взвизгнула:

- Папа, кто это?

Стор вздрогнул от неожиданности и не сразу сообразил, что следует отвечать в этом случае.

- Это моя сестра, правда? Как я просила, самая настоящая.

- Её зовут Ксенобия. Ксен, - проговорил Стор пересохшим от волнения голосом. Он мысленно умолял Сонара не сказать что-то такое, что навсегда оттолкнёт от него Лори.

Но Сонар сказал просто "Привет".

38.

Прелесть детского возраста состоит в том, что вопросов задаётся много, а на веру можно принять любую красивую глупость. Лори не стала интересоваться, откуда у неё появилась сестра Ксен. Только пару раз она спросила, куда подевался "тот дяденька в коробочке". Она просто приняла тот факт, что теперь в их маленькой семье появилась ещё одна девочка и радовалась этому со всей своей непосредственностью.

Да, Лори просто было принять новоявленную сестру. Гораздо сложнее было с соседями, ещё сложнее - с местными властями. Куда ходил Стор, откуда он взял этого нового ребёнка? Почему его вторая дочь такая странная и как случилось так, что целых семь лет он и не подозревал о её существовании? А родственники, те, что со стороны матери, почему молчали они? Что они собирались сделать с этой маленькой девочкой?

На все эти вопросы не было ответа и несколько месяцев в деревне только и говорили, что о Сторе и его удивительной Ксенобии. Но Стор старался спокойно заниматься своими делами. Он починил с пол дюжины часов, ничего не взяв с их владельцев и укрепив свою репутацию доброго малого. Для многочисленных племянников судьи Морица он сделал несколько новых заводных игрушек, которые шевелили ножками и подёргивали крыльями. Такими мерами Стор окончательно убедил жителей деревни в том, что он приятный и очень выгодный человек, никогда не берущий лишнего. А если так, ему можно простить немало странностей. Ксен приняли в общую семью. Некоторые стали находить в ней что-то довольно милое и достойное любви.

39.

Следующие двенадцать лет запомнились Сонару как самые странные и самые светлые годы в его жизни. Новое тело, пусть далеко не такое гибкое и плавное как предыдущее, было удобным и лёгким. Малый размер позволял двигаться быстро и незаметно. Кто мог заподозрить в маленькой белокурой девочке безжалостную машину, руководствующуюся только железной логикой! Люди видели в Ксен хорошенькую малышку, которая никогда не отказывает в помощи и готова выполнить любое поручение. Лори всей душой привязалась к новоявленной сестре и не представляла больше своей жизни без неё.

Постепенно Сонар вошел в роль. Он больше не требовал от Стора называть его настоящим именем и думал о себе как о Ксенобии, даже оставаясь один. Он начал находить своеобразное очарование в своём положении, полагая, что беззаботное существование позволяет по-новому взглянуть на мир. Часами он лежал на крыше мастерской, смотрел на облака и высматривал в них лошадей и гепардов, драконов и принцесс. Сонар даже не подозревал, что таким образом почти прошел тест Лармарка, самый сложный тест для искусственного интеллекта со времён теста Тьюринга. Покойный Иосиф Лармарк, сделавший себе имя на исследовании психологии ИИ, говорил, что только способность к творчеству определяет различие между людьми и андроидами. Он утверждал, что в тот день, когда андроид сможет увидеть иллюстрацию к сказкам Андерсена на морозном стекле, человечество сможет назвать себя по праву творцом новой жизни. До Сонара ни один андроид с искусственным разумом не мог совершить ничего подобного. Тесты Лармарка, как и тесты Роршаха, оставляли их безразличными, предложение дорисовать самый простенький набросок приводило в недоумение. Тысячи инженеров, программистов и психологов бились над величайшей загадкой в истории: как у разумного создания проявляется потребность к творчеству. Сонару для обретения этой способности не пришлось прилагать никаких усилий, она зародилась в нём сама собой. Он принялся постигать мир, жадно, недоверчиво, пользуясь для этого совершенно иными инструментами, нежели те, что использовал раньше. Логика и последовательный анализ ушли куда-то на задний план, вперёд выдвинулись восхищение и удивление, желание во что бы то ни стало всё постигнуть, всё увидеть и всё понять.

Немалую роль в его исследовании мира сыграла Лори. Она стала для Сонара надёжным проводником в новом мире. Вместе с девочкой он целыми днями путешествовал в окрестных лесах, открывая для себя всё новые и новые ощущения. Они шли по заросшим тропинкам, порой проваливаясь в мох по самые щиколотки, забирались на самые высокие деревья, находили птичьи гнёзда и звериные норы. Лори показала Сонару первые весенние цветы и колючего ежа с фиолетовыми иголками, дрожащую паутину радужного паука и маленькое лесное озеро с огромными плавучими лилиями.

Ранним утром они часто брели вдоль реки, подёрнутой густым молочным туманом, взбирались на зелёные холмы, заросшие алыми незабудками. Больше всего Сонару нравилось гулять по просеке, вырубленной в лесу к западу от деревни. Там рос вереск и можжевельник, низкорослые деревья вроде ёлок и черничные кусты, на которых августу должна была появиться целая россыпь розовых ягод. Бродя по вересковой пустоши, Сонар думал о том, как изменился он за такой незначительный срок. В его металлических мышцах была скрыта сила десятерых взрослых людей, а в руке сжата тёплая ладошка названной сестры. Он шел по лесной дороге, слушая Лори краем уха и с удивлением отмечая, что ему это нравится. Жажда крови, ярость, гнев, все чувства были приглушены, как будто бы кто-то просто щёлкнул переключателем. Вместо безрассудного желания драться Сонар чувствовал жажду познания мира. Он шёл вперёд, всей душой впитывая то, что видел и слышал вокруг себя. Впервые в жизни мир казался ему удивительным сокровищем, а он сам - отважным первооткрывателем.

40.

Время от времени Сонару приходилось латать и править своё тело, подгоняя его ко всё изменяющемуся телу Лори. Лори быстро росла и прибавляла в росте, вместе с ней росла и Ксен. В отличии от своей сестры, Ксен росла рывками, по мере того как Сонару удавалось подготовить новые детали. К десяти годам Лори и Ксен едва ли были по пояс высоченному Стору, зато в пятнадцать обе уже были вровень.

Когда Лори исполнилось семнадцать, Сонар принёс из катакомб Юэсю тело андроида-женщины. Оно было громоздким и тяжелым, зато гораздо более функциональным. Более острое зрение, тонкий слух, кожа, чувствующая тепло и холод. Когда Сонар оказался в новом теле, он почувствовал себя родившимся заново. Ощущения были сходны с теми, что он испытывал в теле солдата. Мышцы требовали разминки, ноги - движения.

- Я думаю, больше не потребуется менять размер, - сказал Стор. - Лори почти совсем выросла. Это уже взрослое тело.

- Меня устраивает, - кивнул Сонар. И в этом случае правильнее будет сказать "кивнула Ксенобия", потому что в этот самый миг Сонар, каким он представлял себя ранее, исчез. В разуме Сонара окончательно обосновалась Ксен.

Тело и вправду было неплохим. Это была высокая и рослая девушка с крепкой спиной, крутыми бёдрами, сильными руками и ногами. Лицо Ксен, как и лицо Лори, почти в точности повторяло лицо покойной Джоан. Крупные и яркие черты, высокие скулы, большие и ясные синие глаза. Сёстры различались только волосами. Волосы Лори были мягкими и золотистыми. Волосы Ксен белые как бумага и жесткие, как щётка.

- Хороша? - поинтересовалась Ксен, глядя на себя в пыльное зеркало на стене. Стор утвердительно кивнул. - Одно лицо, походка, голос тот же! У двух людей, как в зеркале волшебном! И всё же Лори гораздо красивее меня. В ней есть жизнь, есть юность.

Ксен отвернулась от зеркала и весело посмотрела на Стора:

- Парни в деревне давно на неё заглядываются.

- Ты уверена? - обеспокоенно спросил Стор. Мысль о том, что его дочь выросла уже настолько, не приходила ему в голову.

- Да, - рассмеялась Ксен. - Ты знаешь Ирена? Он приятный молодой человек и из хорошей семьи. Кажется, он нравится Лори, а она нравится ему.

- Отец Ирена работает в храме. Вряд ли у него есть достаточно денег на хозяйство для сына, - возразил Стор. - На что же он рассчитывает содержать семью?

- Я бы не заходила так далеко. Лори и сама пока не знает, что ей нужно.

- А ты знаешь?

- Да. Я купила ей новые ленты в косу, думаю, она будет счастлива.

- Опять играла? - поморщился Стор. Ксен сделала вид, что не расслышала.

- И ботинки. Те, старые, почти совсем износились. Кроме того, на новых голубые банты. Такие сейчас носят в городе.

- Ты снова играешь!

- Ещё рубашку, и ещё одну, и несколько платков...

- Ты снова играешь!

- И веер. Ты что-то сказал?

- Да! Я сказал, чтобы ты оставила это дело. Игры на деньги не дело для молодой девушки.

- Не так уж я и молода, - возразила Ксен. - Кому как не тебе это знать.

- Но люди этого не знают! - возвысил голос Стор. - Это может плохо для тебя закончится.

- Я ведь выигрываю. Я всегда выигрываю.

- Это-то и плохо, - сказал Стор. - Как ты не можешь понять такой простой вещи. Нельзя всё время играть и всё время выигрывать.

- Я справлюсь, - сказала Ксен. - Тебе не о чем волноваться. Твоя старшая дочь всегда знает, что делает.

41.

В последние два года Ксен действительно пристрастилась к азартным играм. Поначалу она воспринимала это как невинное развлечение для скучающего мозга, потом поняла, что из игры можно извлечь практический интерес. Играла она всегда в кости, всегда только десять партий подряд и всегда безупречно. Секрет её игры крылся не в везении, а в том, кем она была на самом деле. Электронный мозг делал расчет броска с поправкой на движение воздуха и кривизну стола, выверял точность движений и отдавал приказ руке. Ксен бросала зажатые в руках шестигранные кубики и выигрывала партию за партией. Первое время её обвиняли в шулерстве, раз за разом меняли кубики, следили за руками, приставляли охранников. Потом игроки пришли к выводу, что тут не обошлось без чертовщины и с опаской смотрели на женщину, которой в игре помогает сам дьявол.

Ксен давно знали во всех окрестных игровых домах, а потому ей было всё сложнее и сложнее пробраться за стол. Теперь чтобы играть, она уезжала всё дальше и дальше от дома, ища ярмарки и торги, где собирались игроки со всех краёв страны. По странной прихоти за игровым столом Ксен называла себя именем Лори. Может быть, таким образом она хотела почувствовать себя человеком. Может быть, хотела прославить сестру. Так или иначе, среди игроков в кости Ксенобия была известна как Лори Королева Костей. Она и была королевой, по крайней мере, первые десять партий с очередным желающим попытать счастья.

42.

Как-то раз Ксенобия оказалась на старой свалке, расположенной вдали от человеческих поселений. Свалка покоилась в руинах высотного здания, горы мусора достигали третьего этажа полуразрушенного металлического каркаса. Банк памяти Ксен подсказал ей, что когда-то на этом месте располагался один из крупнейший торговых комплексов. Сотни магазинов, десятки развлекательных центров. Была здесь и обширная детская площадка с бассейном, полным разноцветных шариков, аэротрубой и электронной каруселью. Карусель и привлекла внимание Ксенобии. Ксен пробралась в здание по остовам холодильников, сгнившим тряпкам и переломанным стульям. Находка её обрадовала, потому что большая часть карусели неплохо сохранилась.

В старые добрые времена, когда древние люди были ещё молоды, а земные государства полны сил, каруселям отводилось не так уж много внимания. Тогда карусель представляла собой круг, на котором были надёжно закреплены игрушечные лошадки, олени и белые лебеди. Дети усаживались на них верхом, играла музыка, а простейший механизм приводил круг в движение. Это было очень наивное и посредственное развлечение, которое, однако, пользовалось неослабевающей популярностью среди детишек от двух до десяти лет. Совсем не такими были карусели будущего. Они чудесным образом превратились из детской игры в серьёзный аттракцион для взрослых. От прошлого они сохранили одно только название "карусель", да и к тому непременно крепилось определение "электронная". Лошади и олени были исполнены уже в полный рост. Пристальное внимание было отдано внешней отделке, от копыт до последней шерстинки. Это уже были не просто деревянные истуканы, нет, ездовые животные электронной карусели были настоящими роботами, полностью имитирующими поведение и походку живых лошадей и оленей. Маленький круг был заменён широкой круговой дорожкой с диаметром никак не меньше четырёхсот футов. Чаще всего эти дорожки проходили вокруг одного этажа центра развлечений. Целыми днями был слышен оглушительный цокот металлических копыт, громкие крики и отчаянный визг. Теперь отважными наездниками карусельных лошадок становились люди никак не младше пятнадцати лет, и требовалось надевать полный защитный комплект, чтобы не быть сброшенным на землю своевольной лошадью.

В торговом центре "7-Eleven", по руинам которого карабкалась сейчас Ксен, электронная карусель была единственной в своём роде. В качестве моделей для лошадей мастера робототехники избрали величественных фризов, добавив для убедительности им по доброму футу роста. Огромные чёрные лошади мчали своих наездников по дороге длиной в две с половиной мили, вставали на дыбы и громогласно ржали. Ксен не могла знать, что однажды чёрная лошадь почему-то свернула с кругового маршрута, пронеслась насквозь через весь этаж, грудью вышибая металл и стекло и бросилась вниз с шестого этажа. Всадник, разумеется, не выжил. Карусель закрыли на несколько недель для судебных разбирательств, а потом началась четвёртая мировая война, и всем было уже не до неё. Прекрасные лошади простояли в карусельной конюшне несколько сотен лет, потом стены вокруг них окончательно обрушились и животные оказались во власти дождя и ветра, стужи и солнца. Некоторые рассыпались в пыль ещё в первые годы. Кому-то повезло больше и они, за исключением шкуры, сохранились почти полностью.

Ксенобия сразу приметила лошадь с клочками серой обивки на спине и обрывками искусственной шерсти за ушами. Она обошла лошадь со всех сторон и убедилась, что время пощадило робота. По крайней мере, на первый взгляд. Если получится забрать лошадь и довести до мастерской в целости и невредимости, возможно, из этой затеи будет какой-то толк. Так Ксен и поступила. Она доволокла тяжёлую лошадь на собственной спине. Силы ей было не занимать, спасибо новому телу, кроме того её подгонял почти охотничий азарт. А что, если лошадь и в самом деле можно починить? Тогда это будет означать самое лучшее транспортное средство на многие мили вокруг.

Изнутри состояние робота оказалось гораздо хуже, чем можно было предположить, но всё-таки не совсем безнадежно. Ксен и Стор провели несколько дней в мастерской, провоняв весь двор запахом палёного пластика. Лори приходила ругаться по несколько раз в день, но каждый раз наблюдала довольные и грязные лица отца и сестры. В конце концов, она махнула рукой, предоставив делать любимым людям то, что им заблагорассудится.

Спустя месяц лошадь была готова. На обивку её Сонар пустил перекрашенную кожу трёх андроидов, гриву сделал из старого войлока. Лошадь получилась странной, но этим-то и покорила Лори. Больших трудов стоило Ксенобии доказать, что первой пробовать ездить на лошади будет именно она, да и после того Лори ещё долго строила обиженную мордашку. Зато потом, когда Ксен полностью научилась управлять лошадью, Лори отказалась от мысли ездить верхом самостоятельно и только всё время просила сестру покатать её верхом. Лошадь она назвала Астораго.

С раннего утра Ксенобия седлала лошадь и сажала перед собой Лори, которая едва ли не пищала от восторга. Астораго нёс их через бескрайние поля, розовые от дикорастущего люпина, мчалась по берегу моря, летела вдоль остроконечных скал, уходящих вершинами в самое небо. В дороге сёстры чаще всего молчали, глядя на мир широко раскрытыми глазами. С каждым днём они отправлялись всё дальше и дальше от дома, а возвращались уже после заката солнца, полные новых впечатлений, пахнущие ветром и травами, с листьями и травинками, застрявшими в светлых волосах.

43.

Часто Ксен, не в силах противиться своему азартному духу, отправлялась на одну из ярмарок вдоль побережья. Там она начинала большую игру, с каждой партией ставя на кон в два раза больше. Те, кто ещё не сидел с ней за одним столом, поначалу искренне радовались её удаче. К четвёртой партии зрители и игроки начинали чувствовать неприятный холодок, пробегающий по позвоночнику, а к концу девятой уже вслух проклинали удачу Ксен. Слава королевы костей гремела далеко за пределами городских стен, новых игроков было найти всё труднее и труднее, а желание играть становилось всё сильнее.

Да и не в одном только желании дело. Ксен нравилось не столько побеждать, сколько радовать Лори новыми побрякушками. Каждый раз, когда Ксен видела восторг в глазах сестры, её заполняла какая-то ничем не сдерживаемая радость, незнакомое чувство, которое хотелось испытывать снова и снова. Если бы Лармарк имел возможность изучить реакции Ксен, он бы с изумлением отметил такие нехарактерные для андроидов проявления, как "привязанность" и даже "нежность". Именно перу Иосифа Лармарка принадлежит ставшая крылатой фраза "Андроид, то есть существо, наделённое искусственным интеллектом, потому и сильнее людей, что не способно на человеческие эмоции". Давно мирно почивший психолог и представить себе не мог, что спустя тысячи лет после создания искусственного разума, один из последних выживших андроидов в пух и прах разобьёт его красивую и выверенную теорию.

Лори полюбила Ксен всей своей бесхитростной душой. Для этого ей не надо было ни над чем задумываться, только раскрыть своё чистое сердце. Ксен была устроена гораздо сложнее, но жизнь в новом теле таила в себе множество открытий. Сначала она искренне привязалась к сестре, по временам удивляясь самой себе, а потом обнаружила, что любит Лори. В этой любви было больше чувства, которое испытывает мать к дочери, нежели сёстры друг к другу. Ксен испытывала потребность заботиться о Лори, беспрестанно думала о её будущем и ужасалась при мысли, что Лори выберет себе неподходящую пару. Будущая семья Лори занимала её чрезвычайно. Ксенобия анализировала человеческие отношения и приходила в ужас от их явного несовершенства. Она не хотела для Лори судьбы, которую разделяли женщины во всех известных ей человеческих городах, и мечтала только о том, чтобы сестра была счастлива. Пока она не знала иного способа обрадовать Лори, кроме как привезти ей очередной подарок, а Лори и сама не задумывалась о том, как же распорядиться собственной судьбой.

44.

На традиционной осенней ярмарке Ксен рассчитывала провести серию блистательных игр. На ярмарку обещали съехаться люди из самых дальних местечек, а это значило, что у неё был шанс остаться тёмной лошадкой. Кроме того, Ксенобия планировала остаться на ярмарку в городе Ухан, расположенном в пятистах милях к югу. Там, среди пышных деревьев с медной листвой, ярких расписных шатров и домиков на высоких сваях, жили низкорослые люди с радушным нравом. Жили они тихо и уединённо, но каждый год в первых числах сентября со всего края стекались в их деревеньку гости со всего северного побережья Тихого моря. Ярмарка была шумной, с фейерверками и стреляющими ракетами, с девушками в вышитых платьях, горячей кукурузой и каштанами, орехами и сладкой ватой. Повсюду бойко шла торговля, тяжело нагруженные лошади везли всё новые и новые товары, ярко горели фонари и играла задорная музыка. Среди посетителей ярмарки немало было и игроков, среди который особой славой пользовались картёжники и знатоки тонкой игры в проволоку и кольцо.

Игра в кости не была особенно популярной, но всё же под неё был отведён целый павильон. В первый же час в него набилось около сорока человек. В основном это были почтенные отцы семейств, обременённые солидными животами и преждевременной сединой. Изредка в павильон забегала чья-нибудь дородная супруга, которая никак не ожидала встретить своего благоверного в таком сомнительном месте. Тогда, опасаясь скандала, смущенный муж позволял себя быстро увести. И совсем не было ни молодых парней, ни юных девушек, потому что игра в кости не требовала ни ловкости рук, ни грамотного расчета, только случайность и удачу, которые, как известно, довольно своевольны.

Когда Ксенобия вошла в павильон, игра шла вяло и неторопливо. Она быстро оглядела скучающих игроков и с удовлетворением отметила, что среди них нет ни одного знакомого лица. Начать Ксен решила с малого, двенадцать юаней за выигрыш. Дальше - больше.

За всю игру Ксен не провела ни одного неудачного броска. Расчет ходов доставлял ей удивительное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Порой Ксен начинало казаться, что её мозг бездействует в теле человека, отсутствие сложных заданий заставляет его ржаветь как железо. Поэтому работа за игровым столом ощущалась хорошей разминкой, анализ падения костей вызывал чуть ли не охотничий азарт. Сейчас она могла смело признаться, что играет не столько ради денег, сколько ради процесса самой игры, но стопка монет рядом с ней не давала другим игрокам поверить в этот вариант. Они видели перед собой настоящего демона в обличии очаровательной девушки, демона, который колдовством заставляет кости падать по своей воле. Красота Ксен, чистая, без изъянов убеждала их в этом всё больше. Никто кроме злого духа не может выигрывать раз за разом, а значит, эта девушка и есть пресловутый злой дух в теле тори.

- Двенадцать! - провозгласила торжествующая Ксен десятый раз подряд. Кости, белые и отполированные за сотни проведённых игр, лежали на малиновом сукне, блестя золотыми точками. Если во время первых партий игроки подбадривали Ксен, то сейчас вокруг стояла зловещая тишина. Никто не осмеливался произнести ни слова. Все боялись Ксен, потому что видели в ней не человека, а демона.

Голос, густой и бархатный, разорвал тишину наподобие выстрела.

- Как тебя зовут? - спросил человек в костюме из тяжелого черного бархата. Ксен не видела его за столом, не признали его и игроки. А вот Мориц, судья из деревни Стора, узнал бы наверняка. Человеком в костюме был Кристофер Кир, один из богатейших людей края, приближённый архонта Питера и близкий друг его брата Ларсена. Кристофер никогда не играл в кости, удовлетворяя свой азарт заключением пари на победителя. Сегодня он поставил на противника Ксенобии и проиграл всё до последнего юаня, поэтому испытывал к Ксен неприязнь гораздо большую, нежели все остальные. Он был порядком наслышан о королеве костей, хотя понятия не имел, что королевой окажется юная девушка. Где-то в памяти Кристофера ворочалось полустёртое воспоминание, что-то в облике королевы казалось неуловимо знакомым. Но он, сколько ни пытался, никак не мог выцепить воспоминание наружу.

- Назови своё имя, - потребовал он, видя, что победительница не отвечает. - Ведь у тебя же есть имя, верно?

- Я Лори, - сказала Ксен.

- Я запомню, - пообещал Кристофер.

45.

К окончанию ярмарки в руках у Ксенобии была солидная сумма в тысячу двести золотых юаней. Монеты с изображением архонта были рассованы по карманам брюк и жилетки. Деньги были очень кстати, потому что приближался день рождения Лори. Ксен собиралась подарить сестре коня. Не механическую игрушку, а живого скакуна с умными глазами, блестящей шерстью и тонкими ногами. Суммы, собранной с незадачливых игроков, вполне хватало на такой серьёзный подарок. Лошадь Ксен уже присмотрела в одном из длинных торговых рядов.

Разных животных продавали на шумной осенней ярмарке - серебряных овец, тучных коров, приземистых пони, винторогих оленей. Коням была отведены два ряда и площадка, крытая цветастым куполом. Были тут и массивные тяжеловозы, и серые рабочие лошадки, и горячие скакуны, которых с трудом сдерживала коновязь. Ксен приглянулся белый жеребёнок с тёмной гривой, который со временем обещал вырасти в крепкого и сильного коня. Хозяин запросил за него полторы тысячи юаней, сторговаться удалось до девятисот и они ударили по рукам. Довольная собой, с жеребёнком в поводу, Ксенобия решила ещё раз пройтись по ярмарке в поисках пары рубашек для Стора. Проходя мимо палатки с разноцветными конфетами, Ксен остановилась как вкопанная. До её ушей донёсся негромкий разговор двух голосов, один из которых показался очень знакомым. Ксен осторожно обернулась через плечо и поняла, что голоса доносятся из-за тяжелой зелёной занавеси, которая скрывала продавца сладостей от дневной жары.

- Она живёт на севере, в деревне Луань. Отец занимается мелким ремонтом всякой дряни.

Ксен превратилась в соляную статую из старой легенды. Она последовательно отключила речь, зрение и осязание, перебросив все имеющиеся в распоряжении ресурсы в слух. В том, что речь идёт о ней, Ксен не сомневалась, но никак не могла вспомнить, где слышала мягкий и вкрадчивый голос одного из говорящих. К её огромному сожалению, дальнейший разговор у собеседников пошел на тему покупки шкур и мешков для зерна. Постояв ещё немного и не дождавшись больше ничего интересного, Ксен отправилась к рядам с одеждой. На душе у неё было неспокойно. Она не раз слышала, как люди на ярмарках с ненавистью говорили о королеве костей, но редко придавала этому особое внимание. В своих силах она была уверена, как и уверена в том, что проигравшиеся в пух и прах игроки не пойдут сводить с ней счёты один на один. Все её противники были как на подбор почтенными господами, для которых проигрыш пары сотен монет не составлял особой беды. Игра в кости в новом мире была чем-то вроде вечернего чая, довольно скучная церемония, лишенная настоящего азарта. Игроки, не мыслящие своей жизни без отчаянно бьющегося сердца, предпочитали карты или хитрые квадро-шахматы из ста сорока затейливых фигур. Там и только там ставки были действительно впечатляющими. Люди проигрывали дома и жён, дорогих собак и детей. К костям же относились снисходительно, считая их недостойными настоящих мастеров своего дела. На правах безупречной королевы игры Ксенобия вносила определённую лепту в игровой мир, но вклад этот был слишком мелок и ничего не мог изменить. Несмотря на это, Ксен явно было не по себе. Что-то в подслушанном голосе явно говорило об опасности. Ксен сосредоточенно перебирала данные в своём банке памяти, пытаясь найти хоть одну зацепку для идентификация голоса, но не находила ничего и близко похожего. И всё же, воспоминание было реально.

Оказавшись на широкой аллее, слева и справа от которой теснились торговые лавки, Ксен остановилась на мгновение, прикидывая, куда пойти в первую очередь. Лори просила купить пончо непременно из самой красной и яркой ткани, которая только встретится на ярмарке. Стор не признавал ничего кроме клетчатых рубашек. Поиск нужных товаров порядком отвлёк Ксенобию и заставил надолго забыть о совещающихся незнакомцах. Она так и не вспомнила, что услышанный голос принадлежал кузнецу Тройну, который не раз обращался к Стору с остановившимися часами.

46.

Полагая, что никто не будет беспокоиться из-за игры в кости, Ксен была права только отчасти. Действительно, это была не та игра, ради которой закладывают поместья, но всё же на свете было немало людей, которые просто не любили проигрывать. Проигрыш для них означал только одно - противник оказал им неуважение. Они неохотно расставались с нужными суммами и в очередной раз давали себе слово никогда не садиться за игровой стол. Такие люди никогда первыми не начинали спор, не сбрасывали кости на пол и не потрясали кулаками. Вместо этого они предпочитали дожидаться вожака, который скажет своё веское слово. И если вожак говорил, что необходимо навести порядок, они вставали и брались за дело. Эта черта характера казалась не только игры в кости, но и всех остальных аспектов жизни. Из таких людей получалось самые лучшие солдаты для тех, кто не хотел марать рук. Кристофер Кир предпочитал, чтобы каштаны из огня для него таскали именно такие люди. Сам он предпочитал только отдавать приказы и ненавидел, когда приходилось дважды повторять одно и то же. На правах друга Ларсена, заправлявшего делами в государстве, он пользовался почти неограниченной властью. Заполучив имя и адрес Лори, он пообещал себе во что бы то ни стало отомстить королеве костей.

47.

У Исана Барка было только две настоящие страсти, женщины и игры. Когда его пресыщали первые, он начинал игру, когда надоедало играть, возвращался к своим многочисленным любовницам. Исан играл в карты и шахматы, кости и домино, играл ради игры и не стеснялся проигрывать даже самые значительные суммы из казны архонта. О королеве костей он услышал от своего старинного приятеля, который оставил в карманах Ксен около пяти тысяч юаней. Исану было хорошо известно, что кости одна из тех немногих игр, где балом правит одна только удача, поэтому поначалу он не поверил услышанному. Никто не мог выигрывать раз за разом каждую игру. Для этого надо было использовать кости, на шести гранях которых обозначено по шесть точек, но приятель уверял, что перед каждой партией пристально проверял кости в руках королевы. Тогда Исан решил своими глазами убедиться в правдивости сказанного и несколько месяцев катался с ярмарки на ярмарку, жадно надеясь встретить прославленную королеву. Но Ксен была осторожна в своих путешествиях. Она предпочитала нигде не останавливаться надолго и редко приезжала дважды в одно и то же место. Территория, ограниченная кругом Чекинг, позволяла ей долго оставаться незамеченной, так что Исан Барка уже почти потерял надежду когда-нибудь увидеться с королевой за одним игровым столом. И вот на осенней ярмарке в городе Ухан удача, наконец, ему улыбнулась.

Ксенобия показалась Исану ослепительной. Он подумал, что отныне скорее позволит отрубить себе голову, нежели назовёт королевой любовницу архонта. Королева может быть только одна, и теперь это звание Исан Барка признавал только за Ксен.

Исан сыграл с Ксен четыре партии и проиграл все четыре. Он хладнокровно выложил на стол сто юаней и сыграл бы ещё шесть, если бы его не окликнул Кристофер. Нельзя сказать, чтобы Кристофер и Исан Барка были особенно дружны, но когда двое старых столичных знакомых встречаются так далеко от больших городов, им кажется, будто бы они закадычные приятели.

- Тоже решил посмотреть на королеву? - спросил Кристофер, хлопая Исана по плечу.

- Откуда ты знаешь, что это она? - спросил Исан, улыбаясь.

- Помилуй! Кто как не она смог поймать удачу за хвост? И поверь моему слову, - тут Кристофер доверительно склонился к уху Исана, - эта королева костей - настоящая ведьма.

Исан поморщился. Такая красивая девушка не могла быть колдуньей. А если и так, то страшно было представить, чем это могло ей грозить. В краю архонта Питера из колдовства допускалось только гадание и астрология. Ведьма, уличённая в непотребном использовании своего дара, могла распрощаться с жизнью.

- Какая она колдунья, - сказал Исан. - Она просто хорошо умеет играть и ей неплохо везёт.

- Неплохо! - возмутился Кристофер. - Хорошенькая удача, ни броска без победы! Я не раскусил её сразу и потерял вчетверо больше того, что ты проиграл.

- Опять ставил на игроков? Я наслышан о твоём увлечении. Почему бы тебе не заняться скачками или ещё чем-нибудь более предсказуемым?

- Причем же тут скачки! Скачки тут совсем ни при чем. Хотя, не скрою, я рассчитываю неплохо заработать на завтрашнем забеге. Но сейчас, сейчас меня гораздо больше интересует эта девица. И говорю тебе, она настоящая ведьма. А если и нет, то порядочно жульничает. Отводит глаза своими прелестями.

- Это да, - вынужден был согласиться Исан. - Она хорошенькая.

- Придётся мне как следует ею заняться, - сказал Кристофер.

Когда игра закончилась и Ксен в очередной раз оказалась абсолютным победителем, Кристофер узнал имя королевы и отправил своего подручного разузнать о ней как можно больше. Исан решил, что разумнее всего будет объединить силы со своим приятелем и без труда вытянул из Кристофера всю собранную информацию. Земляка Ксен удалось обнаружить тут же, от него узнали, что после игры королева всегда возвращается к отцу. А дальше всё было совсем просто, Кристофер и Исан оседлали лошадей и отправились в деревню Луань, чтобы добраться до места раньше королевы костей.

48.

Дорога до дома Ксен занимала два дня пути по прямой. С заездами во все встречные трактиры можно было продержаться дольше, поэтому приятели прибыли в Луань только через неделю. И если бы Ксен как обычно отправилась домой сразу после ярмарки, возможно, дальнейшие события сложились бы иначе. Но Ксен очень хотелось обрадовать сестру, поэтому она сделала крюк к городу Тунлин, чтобы найти именно такое пончо, как хотела Лори. В Ухане ей не удалось найти ничего и близко похожего на то, что просила сестра, а вот в Тунлине ей посчастливилось. Обратно Ксен ехала не спеша, улыбаясь при мысли о том, как Лори бросится ей на шею. Тысяча двести юаней почти полностью ушла на подарки, и это был последний раз, когда игра в кости приносила ей деньги.

49.

В часе езды от деревни Луань, в городе Фуян, Ксен встретилась ещё одна ярмарка. Не такая большая, как та, с которой она возвращалась, но всё равно достойная пристального внимания. Ксен решила купить на несколько оставшихся монет жилетку для себя самой, а по пути увидела красную рубашку, которая бы отлично подошла Лори. Она посмотрела, подумала, попросила подержать в руках.

Мягкая ткань, нагревшаяся за день на прилавке, чуть ворсистая и неровная наощупь, вот последнее, что запомнила Ксен из своей недолгой спокойной жизни. Она видела солнечные лучи, пронизывающие насквозь нарядную рубашку, фигурные пуговицы, блестящие как драгоценные камни. Потом она услышала, или нет, скорее почувствовала крик.

- Ксен!

- Лори!

Невероятно, немыслимо чтобы человеческий голос пролетел через добрый десяток миль, но Ксен ни на секунду не сомневалась, что услышала голос сестры. Не теряя ни секунды, Ксен вскочила на Астораго. Красная рубашка полетела в одну сторону, поводья белого жеребёнка в другую. Переключатель на лошади-роботе опустился в положение "включено", привод на все четыре копыта, и вперёд, на зов Лори.

Никогда ещё Астораго не мчался так быстро, никогда ветер так не бил в лицо Ксен, никогда деревья так не мелькали по сторонам. Она летела вперёд, чувствуя себя единым целым с конём, ощущая в груди удары магнитного сердца и не в силах перевести дух, чтобы охладить внутреннюю электронику.

Максимально допустимая скорость для карусельной лошади по регламенту составляла не более двадцати пяти миль в час. Ксен удалось разогнать Астораго до сорока. И всё же времени не хватило.

50.

Молодой человек с приятным лицом и манерами представился Стору как Исан. Он был закутан в дорогой шелк из южной провинции Ганьсу, обут в ботинки из тиснёной золотистой кожи, на пальцах носил тяжелые золотые перстни с белым нефритом и бесценным жемчугом. Его приятель по имени Кристофер выглядел в сравнении с ним как мрачное чёрное пятно. Исан был весел и болтлив, Кристофер не произносил ни слова и только изредка настороженно оглядывался по сторонам. Стора Исан покорил с первого взгляда, Кристофер же вызывал непреодолимое отторжение.

Свой нежданный визит приятели объяснили двояко. Поначалу Исан в самых изящных выражениях попросил Стора отремонтировать его хронометр. Стор осмотрел со всех щеголеватый прибор, оправленный в черное дерево и серебро и не нашел никаких изъянов. Тогда Исан принял смущённый вид и сообщил, что хронометр это не более чем предлог познакомиться с отцом такой очаровательной девушки, как Лори. Он поведал, что имел счастье единожды увидеть Лори и был покорён её красотой. Нарочито стесняясь, Исан сказал, что был бы на седьмом небе от счастья, если бы ему позволили ещё раз взглянуть на прекрасную девушку.

Справедливости ради стоит сказать, что Исан был вполне искренен. В дороге приятели разговорились. Кристофер на какое-то время оставил мысли отомстить обставившей его королеве, Исан был готов снова и снова проигрывать, лишь бы сидеть с Лори за одним столом. К концу второго дня оба согласились с тем, что свет ещё не знал такой красивой девушки. Кристофер, как человек пожилой и степенный, с готовностью уступил Исану право ухаживать за Лори. Нынешнюю его мрачность обеспечивала только мучавшая с раннего утра головная боль. Ещё пара часов, и он бы мог стать весельчаком под стать самому Исану.

Стор был в некотором замешательстве. С одной стороны ему понравился Исан и он не видел ничего дурного в том, чтобы познакомить его с Лори. Кто знает, может быть из этого знакомства вышло бы что-то дельное. Но за двенадцать лет он привык советоваться с Ксен по любому мало-мальски серьёзному вопросу и сейчас откровенно не знал, как лучше поступить. Лори лишила его необходимости принимать решение, заслышав разговор и выйдя к гостям.

- Моя дочь, Лори, - сказал Стор.

- Исан Барка, - представил приятеля Кристофер.

- Кристофер Кир, - представил Кристофера Исан.

Лори ничего не сказала. Широко открытыми глазами смотрела она на Кристофера, в одночасье вспомнив день, когда была убита Джоан. Черный плащ с подбоем из белого шелка, вышитая на правом плече камзола золотая корона, перстень с перевёрнутой головой орла на среднем пальце левой руки. И глаза. Эти глаза Лори не могла забыть, сколько бы не прожила на свете. Старалась, плакала, но не могла.

51.

В тот день Джоан и маленькая Лори завтракали вдвоём. Яичница и поджаренный хлеб, яблоки и медовый чай. Лори помнила, что мать рассказывала ей длинную сказку про Джека и бобовый стебель. Стор должен был вернуться к вечеру, а пока мать и дочь занимались привычными домашними делами. Лори, встав на резную табуретку, стирала пыль с буфетной стойки, Джоан нарезала овощи к обеду. Стук в дверь раздался так неожиданно, что Лори упала на пол и больно ударилась коленкой. Мать подхватила её на руки и, утешая на ходу, бросилась открывать дверь.

На пороге стоял не Стор, а незнакомый человек в чёрном плаще с белой изнанкой. Лори увидела перстень с красивой птичкой и перестала плакать. Без страха взглянула она в лицо незнакомцу и на всю жизнь запомнила его лицо. Всё было в нём чересчур обострено, подчеркнуто безо всякой меры. Слишком бледная кожа, слишком рыжие брови и усы, слишком много в глазах болотной зелени. Крупные зубы росли часто, наезжая один на другой, бескровные губы ухмылялись в подобии улыбки.

- Тебя зовут Джоан, верно? - спросил он неприятным надтреснутым голосом.

- Да, - кивнула Джоан, инстинктивно прижимая к себе дочь.

Незнакомец бросил быстрый взгляд на Лори, хихикнул и хозяйским движением взял Джоан за подбородок. Та отшатнулась с криком, наткнулась спиной о стенной шкаф и едва удержала Лори на руках. Лори отчаянно заревела.

- Ну что ты, глупенькая, - рассмеялся незнакомец. - Разве можно быть такой красивой и такой недотрогой? Хорошенькой женщине вовсе не обязательно строить из себя добродетель, когда муж находится в отъезде. А уж тебе и тем более. Твоя красота - достояние целого народа. Тебе впору украшать собой дворец архонта, чем жалкую хибару ремесленника.

Джоан, наконец, оправилась от испуга и выпрямилась. Её синие глаза сверкали плохо сдерживаемой яростью.

- Мой муж не ремесленник, а искусный мастер. И тебе лучше убраться отсюда до того, как он вернётся домой!

Окончательно придя в себя, Джоан опустила Лори на пол и тихонько подтолкнула в соседнюю комнату. На незнакомца она смотрела без страха во взгляде.

- Убирайся!

- Куда катится этот мир! Женщина имеет наглость приказывать мужчине!

Он быстро схватил Джоан за запястье и жарко зашептал прямо ей в лицо:

- Великий архонт Питер захотел получить в жёны самую прекрасную женщину своего края. И, клянусь небом, он её получит.

Джоан вырвалась и влепила незнакомцу пощёчину. Этого хватило для того, чтобы отбить у него желание паясничать. Весёлая искорка потухла в зелёных глазах. Он ударил Джоан наотмашь, и она со сдавленным стоном упала к его ногам. Из спальни плачем выбежала Лори и бросилась к матери. Незнакомец в плаще двумя пальцами подхватил её за плечо, швырнул в комнату и захлопнул дверь. Лори сильно ударилась головой об кровать и потеряла сознание на несколько часов.

- Зачем Питеру строптивая наложница? - спросил он самого себя, опускаясь перед Джоан на корточки. Осторожно, пуговицу за пуговицей он расстегнул на ней рубашку и провёл пальцами по обнаженной груди. Джоан хрипло закричала, он быстро зажал ей рот костлявой рукой.

Джоан оказалась действительно тори. Ни единого изъяна.

Как всегда после соития, Кристофер ощущал себя опустошенным и грязным. Рядом с прекрасной женщиной его не оставляло чувство собственного ничтожества. Её кожа была безупречной, его покрыта волдырями и пятнами. Её волосы падали на плечи сверкающими волнами, его росли на голове редкими ржавыми пучками. Лицо Джоан, даже залитое кровью из разбитого носа, было ослепительно красивым. Кристофер заскрежетал зубами, чувствуя явную несправедливость. Он, приближённый архонта, один из самых богатых людей в круге обладает слабым и хилым телом. А какая-то жалкая шлюха получила совершенное тело совершенно бесплатно. Кристофер проникся к себе самому бесконечным сочувствием. По его нынешнему убеждению Джоан не была знакома с выкручивающей болью, которая по ночам вгрызается в позвоночник. Он видел её руки и был уверен, что весной она не мучается от сводящего с ума зуда, начинающегося от кончиков пальцев и проходящего по ладоням до самых плеч. А справедливо ли женщине иметь кожу гладкую как шелк, в то время как мужчина страдает от едкой слизи, выступающей из трещин на спине?

Кристофер пришёл в бешенство. Он схватил за плечи Джоан, встряхнул так, что её голова бессильно стукнулась об деревянный пол.

- Сука! - закричал Кристофер, не в силах видеть, что Джоан всё так же красива. - Будь ты проклята!

Он выхватил поясной нож и быстро провёл им по щеке женщины. Нож разрезал кожу насквозь, рана раскрылась, и на мгновение Кристофер увидел ряд блеснувших зубов. Джоан так обессилела, что уже не могла кричать, и с её губ сорвался только сдавленный стон. Следующий надрез пришелся на место чуть повыше ключицы. Хлынувшая кровь окрасила руки Кристофера в красный цвет и в голове его мелькнула совершенно безумная мысль про бальные перчатки из красного атласа. Запах крови заставил Кристофера поморщиться, но красные полосы на теле распростёртой женщины привели в возбуждение. Больше он не чувствовал себя подавленным и хотел чтобы Джоан снова дала ему ощутить себя на вершине блаженства.

Входную дверь Кристофер не закрыл. Он разумно полагал, что вряд ли кто-то осмелится войти в дом, к крыльцу которого привязан конь с клеймом в виде короны. Кристофер не учёл того, что трое его приятелей, оставленные в местном трактире, решат разыскать его, чтобы самим взглянуть на женщину-тори. Сейчас Троул, Грег и Нори стояли на пороге дома Стора и в ужасе смотрели на тело Джоан.

- Ублюдок! Ты должен был не калечить, а привести её! Как теперь вести её к Питеру?

Кристофер с проклятием вскочил на ноги. Бесцеремонность друзей его взбесила.

- Какого дьявола!

- Посмотри, что ты наделал! - закричал Грег. - Ты изуродовал её! Где мы теперь возьмём другую тори для хозяина?

- Питер мне не хозяин, - сказал Кристофер, застёгивая пояс и расправляя забрызганный кровью плащ. С сожалением отметил про себя, что белую подкладку вряд ли получится отстирать и продолжил: - Питер мой старинный товарищ. Женщин он любит, но плохо в них разбирается. Дадим ему девицу из оперы Роми и он будет вполне доволен.

- Мы тащились за четыреста с лишним миль ради дешевой девки из подтанцовки?! - злобно прорычал Троул. - И всё потому, что ты не в состоянии удержать в штанах то, что должно там находиться?!

- Ладно тебе, - примирительно сказал молчавший до сих пор Нори. - Ты только посмотри на неё. Кто из нас смог бы устоять перед таким искушением?

- Гм, - только и сказал Троул.

- Надо уходить. Завтра мы должны быть во дворце Питера.

- А с ней что делать? - ещё не до конца успокоившись, спросил Троул.

- Убей её, - равнодушно сказал Нори. - Кажется, у неё есть муж. Зачем ему изуродованная жена? Найдет новую.

Джоан задушил Троул. Когда Стор вернулся домой, он нашел свою жену убитой на полу, а дочь забившуюся под кровать в спальне.

- Папа, где мама?

- Мама здесь.

52.

Сейчас Лори во все глаза смотрела на Кристофера и не могла оторваться от его лица. Она помнила каждую чёрточку, каждый штрих, помнила голос, интонацию, звук дыхания. Весь мир для неё подёрнулся туманной дымкой, годы растворились. Теперь здесь была только четырёхлетняя девочка и человек, который очень скоро убьёт её мать.

- Это ты! - выдохнула Лори. Кристофер встряхнул головой

- Это ты! - одними губами произнёс Кристофер. Воспоминание пронеслось в мозгу как молния, головная боль отступила на задний план. Невероятно, чтобы та женщина смогла выжить, но всё же она стояла перед ним наяву. Или всё же не она?

- Как звали её мать? - быстро обратился Кристофер к Стору.

- Джоан. Мою покойную жену звали Джоан.

Кристофер резко подался назад. Воспоминания нахлынули бурным потоком. Нельзя сказать, чтобы последние десять лет Кристофер вёл исключительно порядочную жизнь, но он уже давно взращивал репутацию приличного человека. Кристофер чувствовал, что правлению Питера рано или поздно придёт конец, и ему совершенно не хотелось попасть под опалу нового правителя. Поговаривали, что место правой руки архонта должен занять его сын Стиви, известный своей чрезвычайной набожностью. Кристофер слышал даже, что Стиви готов казнить собственную мать, если уличит её в подлом поступке. Что уж тут говорить о других людях! Тем более о тех, кто много лет подряд составлял избранную свиту Ларсена. Видит небо, Кристофер старался представить себя как единственного кристально чистого человека во дворце. Последний год он только тем и занимался, что убивал любого человека, так или иначе наслышанного о его прошлом. Троул и Грег были первыми, кто пали от его руки, Нори отравила подкупленная служанка. И тут, из-за одной девки, которая выжила только по его недосмотру, всё может пойти насмарку. Столько труда! Кристофер стал лихорадочно соображать, что можно поделать в такой ситуации. Пока он раздумывал, Исан сделал шаг вперёд:

- Так ты тот самый Стор-чародей? То-то твоё имя сразу показалось мне знакомым! Я слышал о твоём несчастье.

Стор согласно кивнул, не отрывая взгляда от Лори. Кристофер, как представитель законной власти, решил немедленно внести свой вклад:

- Все мы наслышаны о том страшном преступлении. Я лично проводил расследование. Виновные были наказаны и если бы вы тогда не исчезли...

- Наказаны! - горько усмехнулся Стор и покачал головой. Его, как и Кристофера захлестнули воспоминания. - Эта четвёрка ещё несколько лет наводила ужас на всю округу. Я знаю имена только двоих из них. Грег и Троул. На смертном одре я буду повторять их имена. Зло не может остаться безнаказанным. По крайней мере мне бы хотелось в это верить.

- И ты совершенно прав, - кивнул Кристофер. - В священных книгах говорится, что те кто...

- Отец! - закричала Лори, опомнившись. - Я помню этого человека! Он был тогда там, в тот день! Он убил её!

Стор обнял Лори за плечи.

- Ты ведь ничего не видела, маленькая. Я нашел тебя едва помнящую себя от страха. Ты говорила мне...

- Я помню его лицо!

- Это какое-то недоразумение, - покачал головой Исан. - Я давно знаю Кристофера и он бы никогда...

- Он убил её!

- Он не мог, - терпеливо сказал Исан Барка. - Я готов поверить каждому вашему слову, прекрасная леди, но вы ошибаетесь. Кристофер Кир дипломат, а не убийца. Он состоит на службе у самого архонта.

- Архонт Питер людоед! - голос Лори зазвенел от злости. - Он грабит людей и заставляет их умирать за него! Убийца на службе убийцы!

- Ох, маленькая леди, не стоило бы вам этого говорить при посторонних людях, - сочувственно поцокал языком Кристофер. - Хорошо, что вас сейчас слышим только мы, а что было бы, если вместо нас здесь был кто-то с дурными намерениями?

Он с обеспокоенным видом обратился к Стору:

- Вам следует научить дочь осторожности. В наше сложное время следует держать язык за зубами.

- Кристофер прав, - согласился с приятелем Исан. - Не стоит давать власть своим фантазиям.

- Простите мою дочь, - сказал Стор. - Она сильно пострадала в тот день и до сих пор не может этого забыть.

- Мы понимаем, - с готовностью откликнулся Кристофер. - Бедная девушка потеряла мать!

- Отец, - прошептала Лори, - Почему ты не веришь мне?

Стор любил свою дочь так, как едва ли какой-то отец когда-то любил свою дочь. Он верил всему, что она говорила, доверял каждому слову, каждой высказанной мысли. Но Стор помнил, какой он нашел Лори двенадцать лет назад. Какой она была, когда он вытащил её из-под кровати, пыльную, зарёванную, с разбитыми коленками и волосами, спекшимися от крови. Он помнил, что Лори не говорила ничего о случившемся, только спрашивала о том, куда ушла мама. Помнил, как несколько часов пытался вытащить из неё хотя бы слово о произошедшем. Помнил, как она металась в жару на следующий день после смерти матери, помнил, как неделю сидел рядом с её постелью, держал за руку и думал о том, что она вот-вот уйдет вслед за Джоан. Тринадцать лет Стор был уверен в том, что его дочь забыла всё, что пережила в тот страшный день. Он так верил дочери, что не мог допустить и мысли об обмане с её стороны. Нет, она не могла скрывать это так долго. Только не она, только не его дочь.

В свою очередь Лори слишком любила отца, чтобы огорчить его своими воспоминаниями. Со смерти матери ей перестали сниться сны, но каждый вечер, перед тем как уснуть, Лори видела перед своими глазами лицо Кристофера. Это воспоминание впечаталось в её память так, что его было не вытравить никакими снадобьями. Только Ксен знала о видениях сестры, и перед сном подолгу рассказывала Лори чудесные истории, стараясь заставить её забыть обо всём на свете.

Стор не поверил дочери. Лори беззвучно плакала, закрыв лицо руками. Исан бросал на Кристофера умоляющие взгляды, понятия не имея, как следует поступать в подобных ситуациях. Кристофер обдумывал, как лучше вывернуться из скользкого положения, не запятнав свою репутацию.

Всё решил тонкий обоюдоострый нож, покоящийся до поры до времени в вычурных золочёных ножнах.

53.

Нож висел на поясе у Исана. Во время ходьбы он мерно покачивался в такт шагам. Нож был подарен ещё его отцу покойным архонтом Сона и был скорее талисманом, нежели боевым оружием. Щеголеватая рукоять инкрустирована белой костью и драгоценными камнями, посередине лезвия сплетался хитроумный чёрный узор в виде четырёх узлов. Сам клинок был тонкий как бритва, одинаково острый со всех сторон и заточенный так, что даже простое прикосновение было чревато порезом. Исан необычайно гордился своим ножом и никогда не давал его в чужие руки. Лори была первой, чьи пальцы сначала сжались вокруг рукояти обратным хватом, а потом быстро и резко выдернули нож из ножен.

Одного быстрого движения ей хватило для того, чтобы преодолеть расстояние между собой и Кристофером. Рука с ножом уже была нацелена в грудь, один меткий удар и Кристофер бы корчился на полу в луже собственной крови. Но тут Исан опомнился и метнулся к Лори. Он был левшой и инстинктивно потянулся к ней левой рукой, пальцы скользнули по локтю и лишь немного изменили траекторию удара. Этого хватило для того, чтобы Кристофер необычайно для себя бодро сделал выпад назад. Лезвие скользнуло в десятой доли дюйма от его груди, распоров взметнувшуюся жилетку. Нож Лори не выпустила и обернулась в сторону Исана скорее инстинктивно, чем по собственной воле. Исан после неудачного захвата не сразу затормозил и пролетел на полшага вперёд. При развороте Лори опустила руку вниз, и удар пришёлся точно в живот Исану. В первое мгновение он почувствовал пронзающий холод. Потом во рту появился металлический привкус и мир заволокла тьма.

Кристофер быстро сориентировался в сложившейся ситуации и завизжал тонким пронзительным голосом:

- Ведьма! Безумная! Ведьма!

54.

Не думая о том, чтобы позаботиться о Исане, Кристофер бросился к двери и выбежал на улицу. Он неплохо себя чувствовал, угрожая женщинам, но бешеная девица и её высоченный отец не добавляли ему храбрости. Кристофер вернулся к своему первоначальному замыслу - собрать людей со всей деревни и убить чокнутую девку. Мысль о том, что жители могут заступиться за Лори, не приходила ему в голову. Он и не думал винить Лори в убийстве Исана. По правде говоря, Кристофер и сам недолюбливал этого лощёного франта, у которого что ни фраза, так высокопарная чушь. Но Лори его узнала, рано или поздно её дорогой папочка всё-таки поверил бы любимой дочери. Кроме того, это была королева костей, а с ней у Кристофера были отдельные счеты.

Первым делом он отправился к местному главе, который, как и любой другой верноподданный, готов был внимать каждому слову человека с золотой нашивкой на плече. Кроме того, старейшина Син давно подозревал, что с дочерью Стора что-то не так. Сам он был человеком мелочным и жадным и не верил в то, что другие люди могут проявлять такие чувства как доброта и бескорыстность. По просьбе Кристофера он собрал у себя самых доверенных людей и приготовился внимательно слушать.

Кристофер Кир разливался соловьём, рассказывая, какую опасность представляет собой прекрасная Лори. Сумасшедшая она или ведьма, дело явно не обошлось без участия злых сил. Убедительности ради Кристофер вывернул свой бумажник и трагичным голосом сообщил, что ещё неделю назад в нём было никак не меньше десяти тысяч юаней.

- А где они теперь? - спрашивал Кристофер, удивлённо поднимая брови, - Вот и нет ничего! А всё она. Или лучше сказать - они, потому что ведьма и демон всегда хотят рука об руку.

- А вы как думали! - подхватил местный торговец Рон. - На что, по-вашему, они живут? Сколько раз Стор возился с моим старым приёмником! Я не платил ему ни одной монеты, а он и не просил. Разве так поступают порядочные люди? Разве кто-то отказывается от денег?

Собравшиеся поддержали Рона. Чудачества Стора, тем милее, когда дело заходит об оплате работы, вдруг показались всем чем-то необычайно подозрительным. Каждый стал вспоминать, совершал ли когда-то сам альтруистические поступки и тут же признавал, что ничего подобного за ним не водится.

- Да его же и зовут Стор-чародей! - воскликнул глава и хлопнул кулаком по столу. - Чего ещё можно было ожидать от его дочери?

Масла в огонь подлил судья Мориц. Он вспомнил, как появилась в деревне вторая дочь Стора, и обратил на это особенное внимание. Мориц сказал, что дочери никогда не падают как снег на голову. Да и откуда у заурядного ремесленника могут взяться две такие красавицы. Ясно как день, дело нечисто. А если уж и почтенный Кристофер Кир говорит, что тут не обошлось без ворожбы, то и делу конец. Ведьма так ведьма.

Про убийство Исана Кристофер говорить не стал. Решил, что всё откроется само собой и ещё больше разгорячит его преданных исполнителей. С тех пор, как Кристофер отошел от дел, тех, кто действовал от его имени, он называл не иначе как шакалами. Кристофер всей душой презирал людей, согласных выполнять самые скользкие поручения и старался избавляться от них сразу после того, как в их услугах отпадёт надобность.

Сейчас всё шло как по маслу. Старейшина Син послушно проглотил наживку и аж раскраснелся от мысли, с каким злом по соседству он обитал последний десяток лет. Дальше всё было делом техники. Спокойно и размеренно поговорить с самыми уважаемыми людьми. Побеседовать с середнячками, не особо стесняясь в выражениях, то и дело хлопая по плечу. И совсем уж запанибрата вести беседу с прочим народом, рассказывая только то, что они хотят слышать, и приказывая делать то, что хочешь ты.

Кристофер хотел, чтобы ведьма была наказана по заслугам. Он был достаточно искушен в красноречии для того, чтобы косвенно донести эту мысль до остальных. Кристофер Кир искренне гордился тем, что самолично никогда не отдавал приказ о казни. Его люди привыкли всё делать самостоятельно и схватывали на лету.

Кристофер ошибся только в одном. Он посчитал Исана убитым, но тот не был мёртв. Он потерял много крови, но Стор был мастером на все руки. Стор хотел послать за тряпками Лори, но она впала в состояние близкое к обмороку. Разбираться с Исаном пришлось самому, и Стор принялся за дело. К тому времени, когда безумие окончательно овладело душой и разумом жителей Луань, жизнь Исана была вне опасности. Стор уложил его на свою кровать и каждые несколько минут смачивал водой пересохшие губы. Лори он посадил на пол у своих ног и обнимал её за голову свободной рукой.

Так прошел вечер, наступила и почти прошла короткая летняя ночь. В дом к Стору пришли за несколько часов до рассвета. Толпа, разгоряченная вином и пивом, мужчины с ружьями и дубинами, женщины с лопатами. Некоторые брали своих детей, чтобы те увидели всё своими глазами и рассказали своим детям. В конце концов, не каждый день приходится видеть, как сжигают ведьму.

55.

Около тридцати человек обступили дом Стора, со всех сторон к ним подтягивались новые люди. В воздухе кипели возбуждение и ненависть, успешно подогреваемые Кристофером. Тот был на седьмом небе, чувствуя себя пастырем среди стада овец. В душе он всегда мечтал о карьере полководца и в такие моменты был как никогда близок к своей мечте. Первый камень прозвенел над самым его ухом, во все стороны брызнули осколки стекла, но Кристофер этого даже не заметил. Общий рокот толпы звучал для него прекрасной музыкой, а мысль о том, что толпа находится в полной его власти, заставляла сердце биться где-то высоко в горле. Ни одной женщине не было дано вызвать в Кристофере такой бурлящий восторг. Если бы Кристофер Кир решил разобраться в своих чувствах, он бы понял, что поехал за королевой костей не ради мести, а вот за этим ни с чем не сравнимым наслаждением. Сейчас он был по настоящему счастлив и хотел, чтобы солнце сегодня не всходило вовсе. Опыт Кристофера показывал, что рассвет всегда отрезвляет, а ночь раскрывает самые низменные человеческие желания. Всё первобытное и дикое, что дремлет в душе одного, просыпается в толпе и требует немедленного исполнения. Толпа хотела убивать. И сейчас уже не было важно кого, ведьму, соседа или самого архонта.

Стора убил судья Мориц. Впоследствии он говорил, что не помнил самого себя, не помнил, как в его руках оказался топор. Он плакал как девочка и утверждал, что во всём виновата ведьма, что демоны похитили его душу. В действительности же именно он первым выломал дверь и бросился на Стора. Тот успел только выставить руки вперёд и постараться защитить лицо. Удар топора пришёлся ему в шею и Стор повалился на пол с глухим булькающим звуком. Мориц закричал, дико вращая глазами, и только тут заметил Лори, сжавшуюся за спинкой кровати. Кристофер не дал ему убить её сразу, вместо этого потребовал вывести на улицу к остальным. А через четыре недели после кровопролития в Луань Морица повесили в числе немногих выживших. Младший сын архонта действительно был набожным человеком и считал правосудие богоугодным делом. Верёвку на шею убийцы он надел лично.

Ничего не соображающую Лори вывели на улицу и с восторженным рёвом потащили на площадь. По дороге её раздели догола и облили старым, давно прокисшим вином. Но даже в грязи и ссадинах, со спутанными волосами и расцарапанным лицом Лори была удивительно, пугающе красива. В голове Кристофера пронеслась лихорадочная мысль о том, что Лори и её мать посланы на землю для того, чтобы ярче подчеркнуть человеческое уродство. Времена чистой красоты остались далеко в прошлом, крупицы былого совершенства разъедали людей как соль рану.

Лори так и не пришла в себя после того, как в приступе ненависти едва не убила Исана Барка. Она находилась в странном сумеречном состоянии между сном и явью, не отдавая себе отчет, где находится и что происходит вокруг неё. К её несчастью, сознание вернулось к ней вместе с первыми языками пламени. Тогда-то Лори и начала кричать.

56.

- Ксен!

- Лори!

Ксен не могла знать, что Лори в беде, но она чувствовала это шестым или десятым чувством, в зависимости от того, сколько вообще чувств положено андроидам. Она погоняла Астораго, даже не задумываясь о том, что он не может мчаться быстрее заложенной скорости. Ксенобии казалось, что она стала ветром, который нарастает от маленького ветерка до бушующего вихря.

Ещё задолго до деревни зоркие глаза Ксен увидели дым, столбом поднимающийся к небу. Спустя несколько минут Ксен влетела в ворота Луань, сминая конём бродягу, спящего у самой ограды. Хрустнули дробящиеся кости, хлынула кровь, но Ксен не замечала уже ничего вокруг. Больше не существовало никаких директив кроме той, что появилась у Ксен двенадцать лет назад. Она обещала защитить Лори и должна была выполнить это любой ценой.

Когда Ксен увидела сестру, привязанную к столбу на площади, ей показалось, что где-то внутри головы расцветает второе солнце, такое же красное и кровавое, как пламя вокруг кричащей Лори. В одно мгновение она совершила скачок на тысячи лет назад и снова стала Сонаром-палачом, несущим беспощадное правосудие. Не было больше правых и виноватых, были только те, кто должен умереть и те, кто должны выжить. Выжить должна была Лори, всех остальных Сонар приговорил к казни.

Ксен никогда не брала с собой оружия, обычно рассчитывая только на собственные силы. Как и любой андроид, она обладала силой десятерых человек, но и андроиду трудно справиться с ревущей толпой. Тогда она выхватила меч из рук пьяного стражника и сделала первый пробный взмах по его владельцу. Меч был старый и ржавый, зато весил как хорошая дубина, и голова стражника разлетелась как спелая тыква. А потом Ксен уже не замечала, что делает, как, чем и кому наносит сокрушительные удары. Ксен снова превратилась в машину, созданную для убийства, и несла смерть всем, кто попадался у неё на пути. Она убивала правых и виноватых, стражей и ремесленников, хозяев и работников, тех, кто пришел казнить и тех, кто пришел посмотреть на казнь. Она убивала женщин и детей, старых и молодых, а убивая одного, думала о том, как убить следующего. Жажда крови, дремлющая много лет сначала в Сонаре, а потом в Ксен закончилась кровавым пиршеством. И если когда-то Сонар нёс смерть и расправу во имя закона, то Ксен убивала во имя Лори.

Ксен проложила себе дорогу из корчащихся тел до самого костра, разрубила верёвки на запястьях сестры, подхватила её в седло и прижала к себе левой рукой. Огонь перекинулся на одежду Ксен и шерсть Астораго, но она не обратила на это внимания. Все её мысли были заняты Лори, которая лежала у неё на руках как тряпичная кукла. Верхняя часть её лица сильно обгорела и была покрыта слоем сажи, верёвка на ногах ещё тлела вместе с кожей. Ксен ещё раз закричала и задала электрической лошади курс прочь из деревни. Она не знала, сколько человек убила в это утро и сколько обречено медленно умирать от полученных ран. Она не знала, сколько человек погибло под копытами Астораго. Ксен знала только то, что она вынесла из огня свою сестру, а больше ничего не имело значение.

57.

Пластиковые волосы Ксен плавились и стекали по спине, прожигая на коже длинные дорожки. Почти вся правая сторона её тела была в синем огне, правая нога обгорела полностью и в тусклом сером металле отражались первые рассветные всполохи. Ксен направила Астораго к водопаду у истока холодной и быстрой реки Длинная. Когда она оказалась на берегу, пустила лошадь прямиком в воду и встала так, чтобы ледяные струи падали на горящую спину.

Вода зашипела и забурлила, от тела Ксен повалил пар, дым тонкими струйками потянулся из образовавшихся трещин на теле. Холодные капли воды падали на лицо и плечи, прожигая плавящуюся кожу как кислота. Обнажился механизм на правой руке, и видно было, как двигаются сухожилия, скрепляющие кисть и запястье. Ксен сбила на себе последние языки пламени и принялась осматривать сестру. Лори сильно пострадала, дышала с пугающим хрипом, но всё ещё была жива. Ксен зачерпнула левой рукой пригоршню воды и стёрла с её лица грязь и копоть. Волосы и брови Лори были сожжены, на лбу огонь прочертил глубокие кровавые борозды. Через несколько минут Лори стала приходить в себя. Поначалу она в забытье звала отца и сестру, потом судорожно вздохнула и открыла глаза.

Ксен внутренне сжалась, не зная, какой реакции ждать от Лори. Она понимала, что события этой ночи превратили её в железного монстра, и боялась, что сестра не узнает и испугается её.

- Не смотри на меня, - попросила Ксен, не веря в то, что сестра её послушается. - Главное, что ты в безопасности. Я буду заботиться о тебе.

Лори неловко провела рукой по её лицу и улыбнулась краешком рта. Только тут Ксен заметила, что глаза Лори подёрнуты мутной дымкой. И в их неподвижном взгляде не было ни страха, ни боли, ни отчаяния.

- Ты прекрасна, - сказала Лори.

58.

Дворцом архонту Сона служили живописные руины. Красочные шатры ютились между величественных камней и кусков арматуры, напоминая древесные грибы. Вокруг остова револьверных дверей был разбит трогательный садик. Внутренний двор располагался на месте бывшего просторного холла, возвышавшегося на добрых десять футов над землёй, а проржавевшая шахта горизонтального лифта превратилась в сюрреалистическую купальню. Вода тихо плескалась в длинном медном желобе, мерно покачивались алые кувшинки, деловито сновали красные рыбы с золотыми подпалинами. Обнаженная женщина с кожей цвета свежих сливок неподвижно лежала на холодной мраморной плите, ветер лениво играл с серебряным колокольчиком у неё на щиколотке.

Архонт, не по годам тучный и страдающий одышкой, тяжелой походкой вышел из обеденного шатра. Он бросил равнодушный взгляд на раскинувшуюся наложницу и грузно опустился в кресло из крашеного ротанга. Красное плетёное сиденье глубоко продавилось, но выдержало. Архонт широко зевнул, откинулся на спинку и закрыл глаза. После плотного обеда его всегда тянуло в сон, а в такой хороший день грех было не подремать пару часиков на свежем воздухе.

Как только глаза архонта сомкнулись, женщина на мраморе вздрогнула и медленно поднялась. Её кожа покрылась мурашками от холодного камня, каждый светлый волосок на руках встал дыбом. Но тёплый летний ветер быстро её обогрел, длинные волосы накрыли спину мягким плащом. В глазах женщины горел огонь отчаянной злобы, заставляющий даже самых слабых из нас отбрасывать страх и браться за оружие. Под рукой у женщины не было ни ножа, ни копья, зато в траве неподалёку она давно присмотрела треугольный камень величиной с ладонь. На камне просматривалось полуистершееся изображение розы с длинными рваными лепестками. Женщина стремительно метнулась к камню-с-розой, схватила и крепко зажала в левой руке. В два прыжка достигла кресла архонта и опустила камень на его голову. Брызнула кровь, безмятежный день огласил отчаянный крик. Зазевавшийся арбалетчик на самом верху уцелевшей башенки выпустил в грудь женщины три стальных болта, но к тому времени архонт уже хрипел и корчился на земле в предсмертных судорогах.

Так окончил жизнь архонт Сона, девятый наместник круга Чекинг. Вместе с ним закончилась третья эпоха династии Синг, оставившая в памяти народа кровопролитные бои за вершину Наньлин, взрывы Томант и ядовитый туман поля Люпинов. На трон вступил юный Питер, сын Герды. Его приход мог бы положить конец эре забвения и возродить старый мир. К несчастью Питера, он был скорее мудрецом и ученым, нежели хорошим правителем. Первым указом Питер повелел возрождать библиотеки и классифицировать накопленные знания, изучать природу явлений и следить за небесными телами. За всеми этими заботами он совершенно позабыл о том, что необходимо сдерживать жадность мелких начальников, заботиться о фермерах и кормить армию. Он забыл даже о главной обязанности архонта, которая приравнивала правителя скорее к главному колдуну. Ежегодно архонт должен быть распоряжаться вакцинацией новорождённых. Это было одно из тех немногих знаний старого мира, которое сохранилось и в новом. Но Питер и не вспоминал о том, что должен делать настоящий архонт. Днём он изучал старинные фолианты, ночью отдавал должное очередной любовнице. Он имел всё, что хотел и был абсолютно счастлив.

Уже через несколько лет Питер стал лишь номинальным правителем, а власть почти полностью перешла в руки его младшего брата Ларсена. Ларсен завёл себе телохранителей из числа самых подлых и беспринципных воинов, удесятерил налоги, обязал каждую женщину отдавать первого сына на пожизненную воинскую службу и назначил смертную казнь за осуждение действий архонта. Строительство водопровода, начатое ещё при архонте Сона, так и не было закончено. Зато были возведены роскошные дворцы для самого Питера, его дочери, сына и, конечно, самого Ларсена. Высокие заборы закрывали дворцы от простых людей.

Стоит ли говорить, что все подобные меры Ларсен приписывал Питеру, любовно взращивая в народе образ трусливого архонта-людоеда. Личное войско Ларсена грабило и бесчестило крестьян, люди умирали от голода с полными ригами лучшего зерна, а в народе медленно, но верно нарастал гул негодования. Всё чаще раздавались слухи о том, что архонту Питеру осталось недолго пить людскую кровь, отрубленные головы летели направо и налево. Ларсен между тем потихоньку собирал казну, разумно полагая, что главное в умело поставленной тирании это вовремя смыться с набитыми карманами.

59.

Врача, который лечил Ларсена от лунной болезни, звали Золлак. Это был тщедушный и ехидный старик семидесяти лет от роду. В последние годы брат архонта был единственным его пациентом, и он успел изучить вялое и дряблое тело Ларсена как своё собственное. Лунная болезнь покрыла глубокими рытвинами спину и плечи Ларсена, желудок работал плохо, а глаза давно не были такими зоркими как в юности. Пациентом он был отвратительным - капризный, ленивый, не желающий отказываться от дурных привычек даже под страхом обострения болезни. Несмотря на то, что лечиться Ларсен не любил, к Золлаку он относился лучше, чем к кому-либо. Он искренне полагал, что личный врач это единственный приближенный, который не способен на предательство, поэтому не отпускал Золлака от себя ни на шаг и осыпал милостями.

Сейчас Золлак дремал в своей библиотеке, поглубже забравшись в глубокое и мягкое кресло. В руках у него был древний трактат, посвященный науке ухода за кожей. Перед тем как уснуть, Золлак отмечал карандашом особенно важные моменты. Карандаш упал на пол из расслабленной руки и закатился под стол, где его и подняла неслышно вошедшая Ксенобия.

60.

С момента смерти Стора прошло два года, и за это время Ксен порядочно изменилась. Сгоревшие волосы пришлось почти полностью обрезать, и теперь на голове у неё были короткие растрёпанные пряди с оплавившимися концами. Радужная оболочка, придающая глазам удивительный синий цвет, помутнела и Ксен смотрела на мир тёмно-серыми глазами. Больше не было никого, кто мог бы помочь ей перебраться в новое тело, поэтому она носила только закрытую одежду. На правой руке у неё была длинная тканевая перчатка, удобные шорты сменили штаны с множеством карманов, шею закрывал алый шелковый платок.

Самой заметной деталью нового образа Ксен была белая бархатная полумаска с краями из плотного кружева. Маска закрывала верхнюю часть её лица так, что открытыми оставались только губы и часть левой щеки. Прорези для глаз были такими узкими, что не позволяли увидеть нижнее веко. Маска пугала и настораживала тех, с кем Ксен приходилось иметь дело, хотя никто толком не мог объяснить, что именно было пугающим.

Ксенобия осторожно коснулась плеча старика. Он вздрогнул, но не проснулся. Тогда Ксен взяла его за воротник и легонько встряхнула. Золлак тихо вскрикнул, широко распахнул глаза и тут же постарался вжаться в кресло. Высокая незнакомка в маске напугала его до смерти. Он решил, что ещё немного и его хватит инфаркт. Почему-то мысль о собственном сердце успокоила старого врача, и он взглянул на Ксен уже с любопытством. Ксен поймала его взгляд.

- Ты Золлак?

- Да, - кивнул тот с опаской.

- Лекарь архонта? - уточнила Ксен.

- Да, - снова кивнул Золлак и тут же поправился, - То есть не вполне. Я личный врач наместника Ларсена.

- Это почти одно и то же. Но я хочу знать, так ли ты хорош, как о тебе говорят?

Золлак смутился. Он никогда не был тщеславным, но знал, что за пределами дворца архонта о его искусстве слагают легенды. Далеко не все из этих рассказов были правдой, но воображение они поражали. Золлака нельзя было назвать талантливым врачом. Секретом его искусства было неуемное любопытство, которое всю свою жизнь Золлак удовлетворял чтением старинных книг и трактатов. В молодости он много путешествовал и находил книги в самых удивительных местах - в лавке торговца фруктами, тележке старьевщика, на чердаке полусгнившего дома и даже на острове, откуда давно ушли все его жители. С годами путешествовать стало труднее. Теперь книги для Золлака находили другие люди, а он учил языки и старался ознакомиться со всеми веяниями в давно похороненной медицинской науке. В то время, как врачи по всему миру искали истину в молитвах и ритуалах, Золлак лечил своих пациентов порошками собственного изготовления. Всё это Золлак прекрасно осознавал и поэтому никак не мог сообразить, как правильно ответить на вопрос странной незнакомки.

- Я врач, - наконец, сказал он.

- Значит, ты тот, кто мне нужен, - кивнула Ксен.

- Ты больна? - спросил Золлак. - Поэтому ты прячешь своё лицо?

- Больна моя сестра. И ей нужна твоя помощь.

- Боюсь, это не в моих силах. Господин Ларсен не позволяет мне отлучаться из дворца.

- Ему придётся с этим смириться. Пойдем!

С этими словами Ксен взяла Золлака за руку и потянула на себя. Он судорожно вздохнул и ещё шире раскрыл глаза, не вполне понимая происходящего. Незнакомка была странной, но выглядела как молодая женщина. Вот только вела она себя необычно. Старику хотелось задать много вопросов, понять, что за беда приключилась с её сестрой, но Ксен не желала ничего слушать. Она выволокла Золлака во внутренний двор и усадила в седло самого странного коня, которого только видел старый врач. К тому моменту, когда Золлак окончательно поверил в собственное похищение, Ксен уже была в нескольких милях от владений архонта. Ни один стражник так и не сумел остановить быстроногого Астораго.

61.

Новый дом Ксенобии и Лори был в заброшенном шахтёрском поселении. Когда из Снежной горы выгребли последнюю руду, шахтёров перевели в другое место. Их дома, ютящиеся в естественных пещерах, опустели. Никто не хотел селиться в мрачных деревянных постройках, с потолка которых могла капать вода, а пол по ночам покрывался коркой инея. Но Ксен перебрала почти всю деревянную обшивку, заменила большую часть бревен в несущих стенах, застелила пол несколькими слоями циновок. Теперь старый дом горных рабочих принял более-менее жилой вид, и она могла спокойно оставлять там беспомощную Лори. Вход в пещеры был надёжно скрыт от посторонних глаз. Ксен как могла обустроила жильё для Лори, стараясь, чтобы сестра чувствовала себя в безопасности. Но Лори чувствовала себя спокойно, только когда рядом была Ксенобия. Сейчас Ксен погоняла Астораго, чтобы как можно скорее добраться до нового дома. До Снежной горы было около двух дней пути.

В дороге Ксен рассказала Золлаку о том, что её сестра пострадала во время пожара. А когда старик долго и витиевато выражал своё сочувствие, Ксен принялась вспоминать, что же случилось на самом деле. Как всегда во время этих воспоминаний, Ксен захлестнула волна ненависти к людям, всем людям, каждому человеку. Большого труда ей стоило не сбросить Золлака на землю и не затоптать его копытами коня.

Иногда ненависть становилась такой сильной, что Ксенобия начинала ощущать её на физическом уровне. Ненависть была похожа на ноющую боль в груди, которая только усиливается от времени. Ксен иногда думала, что время или огонь повредили её электронный мозг. В конце концов, ненависть это человеческое чувство. Как андроид может испытывать ненависть? В былые времена, когда Ксен хотела убивать, делала она это не из ненависти, а из желания причинять боль и страдания. Когда Ксен была Сонаром-палачом, она несла смерть, которая была только окончанием жизни. Она была и оставалась жестокой, но раньше жестокость была следствием ярости, а не ненависти. Сейчас что-то новое и тяжелое ворочалось в душе Ксен, порой заставляя её забывать обо всём на свете. В иные дни только Лори могла дать Ксен желанное успокоение. Даже будучи слепой, Лори видела гораздо больше своей названной сестры. Весь мир для неё был удивительным местом, которое, как ни старайся, никогда не познать до конца.

С тех пор, как Ксенобия увезла Лори далеко от деревни Луань, любимым развлечением Лори было слушать рассказы сестры. Лори просила, чтобы по вечерам Ксен рассказывала ей то, что видела днём. Слушая её, Лори улыбалась и говорила, что теперь Ксенобия стала её глазами. Только наедине с ней Ксен снимала маску и позволяла Лори прикасаться к своему лицу. Лори сосредоточенно водила пальцами по металлическим пластинам на месте правой половины лица сестры, и каждый раз удивлялась, отчего они такие холодные. Ксен обнимала её левой рукой и рассказывала очередную историю.

Однажды зимним вечером, когда в очаге жарко горел огонь, а по скруглённым бревенчатым стенам бежали причудливые тени, Лори сидела у ног Ксен, положив голову к ней на колени. Ксен паяла собственную руку, и древесный запах канифоли заполнял собой все комнаты старого пещерного дома.

- Расскажи мне про тот, старый мир, - вдруг попросила Лори. Ксен вздрогнула и капнула расплавленным металлом на стол. Иногда она настолько погружалась в собственные мысли, что забывала о том, где находится.

- Про старый мир? - перепросила она с удивлением. - Даже не знаю, с чего начать. А что ты хочешь узнать?

- Ты как-то говорила, что многое знаешь про него. Расскажи, как жили древние боги?

- Люди, - поправила Ксенобия. - Древние были людьми.

- Такими же, как мы с тобой?

- Такими же как ты, - хотела сказать Ксен и осеклась. - Да, маленькая, такими же, как мы.

- И всё же, какими они были? Как одевались, что делали, как говорили друг с другом?

- Ну... - Ксен задумалась. О прежних днях в первую очередь она помнила бесконечную вражду двух могущественных корпораций. Она помнила войну и смерть, когда счет сначала шел на тысячи, а потом на миллионы. Но вряд ли Лори следовало об этом знать.

- Древние жили почти также как мы, - наконец, сказала Ксен. - Работали и отдыхали, заботились друг о друге, иногда ссорились, иногда заключали мир. Людей было гораздо больше. Почти в каждой семье были дети.

- Дети? - удивлённо спросила Лори. - И они появлялись на свет просто так, без жребия? Без ритуала?

- Да, - кивнула Ксен. - Мужчина и женщина, ну... жили вместе, а потом у них появлялся ребёнок. В некоторых семьях было по двое и трое детей. Людей было так много, что они селились в домах, где жили сразу по нескольку семей.

- Как во дворце архонта? Это были подданные?

- Не совсем так. Приближенные архонта всё-таки его родственники или добрые друзья, а в старые времена люди просто жили вместе, никак не связанные между собой. Их было очень много и места не хватало на всех, поэтому приходилось потесниться.

- А как они одевались? Что творилось на улицах?

- О, одевались они по-всякому. Кто-то надевал на себя одежду самых ярких цветов, лишь бы почуднее. Многие носили высокие каблуки, чем выше, тем лучше. Важные особы были в костюмах из очень плотной и тяжелой ткани. Черный цвет был цветом траура, но многие люди ходили в черном. А ещё все носили с собой бумажные стаканчики с кофе.

- С чем?

- Кофе. Такой горький напиток. Его пили, чтобы меньше хотелось спать, а некоторым просто нравился его вкус. Ели тоже на ходу, потому что у всех было очень мало времени. Они спешили.

- Спешили? Куда?

- У всех были какие-то очень важные дела, и приходилось всё делать очень быстро, чтобы успеть.

- Странный мир, - вздохнула Лори. - Но мне бы очень хотелось его увидеть.

- Странный, - согласилась Ксенобия и провела рукой по мягким светлым волосам сестры. - Я не смогу показать тебе его, но когда-нибудь покажу то, что от него осталось. Ты снова сможешь видеть. Я обещаю тебе.

- Ты говоришь правду?

- Я ведь пообещала.

- Тогда всё в порядке, - улыбнулась Лори и обняла Ксен за пояс. А Ксен мучительно ломала голову, пытаясь сообразить, как же исполнить данное обещание.

62.

Сейчас, верхом на Астораго и с Золлаком в седле, Ксен чувствовала себя гораздо ближе к поставленной цели. Она долго искала того, кто хотя бы немного разбирается в почти забытых человеческих знаниях, и, в конце концов, дорога привела её к личному врачу господина Ларсена. Ах, если хотя бы десятая часть слухов о его мастерстве была правдой! Тогда бы Золлак мог не только помочь Лори, но и сам обогатиться новыми знаниями. У Ксен имелся модуль, посвященный анатомии, но без опытного соратника она была совершенно беспомощной. Знания надо было систематизировать и применять на практике, а её охватывала ужас при мысли, что отсутствие опыта может навредить Лори. Если бы Золлак был чуточку более самолюбив, его бы оскорбило предложение Ксен быть только её ассистентом. Но Золлак прожил достаточно для того, чтобы проникнуться уважением к тем, чьи знания существенно превышают его собственные. За свою жизнь таких людей он встречал очень мало и никто до этого не обладал познаниями в области медицины. Ксен была для него настоящей находкой, и он решил, что приобретённые сведения послужат на благо господину Ларсену. Когда Золлак пришел к этой мысли, он перестал рассматривать своё похищение с дурной стороны и с интересом стал расспрашивать Ксен о том, как устроено человеческое тело. До этого дня он понятия не имел о строении мозга и жалел только о том, что забыл захватить с собой толстую записную книжку.

Дорога к Снежной горе вела вдоль защитного круга, или, как называли его в народе, круга смирения. Этот круг, ограничивающий владения архонта Питера, охватывал площадь около полутора миллионов квадратных миль и был одним из самых крупных кругов на материке. Внешне круг ничем не выражал собственное присутствие, деревья и трава одинаково росли с обеих сторон. Кое-где круг проходил по горным хребтам Наньлин, где-то пересекал озеро Нод и Тихое море. Звери и птицы спокойно переправлялись из одного круга в другой, а вот Ксен по мере приближения к невидимой границе чувствовала нестерпимый жар. Это было странно, потому что Ксен не была человеком. Роль ДНК в андроидах играла ЭНК, произвольно изменяемая в зависимости от набора директив. Неспособность Ксен преодолеть круг объяснялась тем, что её кожа была отчасти органической. И действительно, после того как Ксен потеряла больше половины внешнего покрытия, действие круга стало слабеть. Не настолько, чтобы она могла отважиться пересечь его, но достаточно для того, чтобы не сгореть от жара в первые минуты. Сейчас, со старым Золлаком в седле, Ксен держалась на порядочном отдалении от границы круга, а вот по дороге к дворцу она ехала по самой его кромке.

63.

Обычно Лори сидела возле огня в каменном очаге, перебирая тонкими пальцами бахрому своего покрывала. Она часто говорила Ксен, что её глаза видят отблески пламени и просила разжечь огонь как можно ярче.

Когда Ксенобия и её пожилой спутник вошли в дом, Лори всё так же сидела у очага. При звуке шагов она встрепенулась и повернула лицо в сторону двери. Золлак увидел её улыбку и на мгновение почувствовал себя лет на тридцать моложе.

- Улыбка юной девушки превращает старика в молодого повесу, - смущенно произнёс он вместо приветствия. Лори вздрогнула и выставила перед собой руки в защитном жесте. Ксен поспешила её успокоить.

- Не бойся, это врач. И я прослежу за тем, чтобы он тебя не обидел.

Золлак ничего не ответил. Он внимательно рассматривал лицо Лори. Его профессиональный ум требовал, чтобы он уделил основное внимание глазам девушки, но сходство его похитительницы и пациентки слишком занимали Золлака. Он переводил взгляд с одной на другую, пытаясь найти больше общий черт. Наличие маски вносило неразбериху, но губы и линия подбородка, разрез глаз и линия волос не оставляли сомнений.

- Вы и правда сёстры, - наконец, сказал Золлак.

- Сёстры, - звонко ответила Лори. Сейчас она обнимала сестру двумя руками и с её помощью попыталась встать на ноги. Ходила она с трудом, всем телом опираясь на трость.

- Доктор тебя осмотрит, - сказала Ксен, мягко отстраняясь от Лори. Золлак покорно кивнул. Он полагал, что с похитителями лучше не спорить, кроме того, его интересовала новая задача. Для того, чтобы признать обеих девушек пострадавшими в какой-то серьёзной беде, не нужно было осмотра. Но остановившийся взгляд Лори порождал множество вопросов. Золлак видел что-то подобное у старых людей, поэтому молодая девушка с такими глазами вызывала неподдельный интерес.

- Так ты говоришь, у вас был пожар?

- Пожар, - кивнула Ксен. Она перехватила быстрый взгляд Золлака, который тот бросил на круговые следы вокруг запястий Лори. Уже приготовилась жестко сказать, что это его не касается, но Золлак ничего не спросил. Вместо этого он осторожно провёл руками перед глазами Лори и нахмурился.

- Положи её на кровать и принеси лампу. Мне надо больше света. И зеркало.

Осмотр Лори занял около часа. Всё это время Золлак хранил молчание и только изредка бормотал что-то себе под нос. Когда Ксен уже потеряла всякое терпение и готова была требовать ответов в ультимативной форме, Золлак, наконец, заговорил:

- Всё дело в хрусталиках. Катаракта. Будь ей лет восемьдесят, я бы сказал, что это в порядке вещей. Хрусталик - линза, через которую проходит свет нашего мира. А через глаза твоей сестры уже не может пройти ни одного лучика. Они как закопчённое стекло. Сквозь них ничего не видно.

- Как это можно исправить? - спросила Ксен. - Я знаю, что в старые времена можно было заменить любую часть глаза на новую. Даже глаз целиком. Если ты нашел, что именно не работает, мы должны это исправить.

- Я не могу ей помочь, - покачал головой Золлак. Он увидел, как нахмурилась Ксен, и поспешно добавил: - Не могу помочь здесь. С этими материалами и этими инструментами. Я понимаю, что надо сделать, но не понимаю, как и чем. Я как дикарь, пытающийся построить дом голыми руками.

- Что тебе требуется для того, чтобы выполнить эту операцию?

- Ничего. Это невозможно.

- Что требуется для операции? - повысила голос Ксен.

- Инструменты! - воскликнул старик. - Оборудование! Книги! И сами хрусталики! Или ты думала, я сделаю их из песка и глины, как боги сделали человека?

- А если я принесу тебе инструменты? Если принесу тебе хрусталики? Ты сможешь провести операцию?

- Я... нет... Не знаю! Я никогда такого не делал. Да и где их достать?

- Я достану тебе инструменты, - сказала Ксен. - Я принесу всё, что понадобится для операции.

- Где ты возьмёшь их?

- В сокровищнице древних. В архипелаге Янгшу. Ты ведь тоже слышал про это место?

Золлак встряхнул головой и с недоумением посмотрел на Ксен:

- Но Янгшу это миф. Легенда. Этого места не существует.

- Вот и проверим.

- Но Янгшу за пределами круга! Тебе не перейти границу!

Ксен промолчала. Золлак внимательно на неё посмотрел, убедился, что она не шутит, и задумался. На память ему пришел Сэмюель Брава, человек, который жил около ста лет назад.

64.

Когда-то давно Золлак сам был молод и много времени проводил в дороге. Он странствовал в поисках знаний и книг, иногда один, иногда в компании таких же бродяг. Сэмюель Брава был для путешественников кем-то вроде доброго духа. Некоторые считали его выдумкой, некоторые действительно существовавшей личностью. Золлак относился ко вторым, потому что встречал немало доказательств его существования. Он читал Записки Сэма, тоненькие книжки на разных языках, которые встречались во всех концах света. В Записках рассказывалось о том, как живут люди за кругом.

Золлак обвёл мечтательным взглядом комнату. Ему вдруг показалось, что мир вокруг подёрнулся дымкой, и он снова оказался в Белой пустоши, где время тянется медленно, а небо можно задеть рукой, если как следует размахнуться. Именно там пятнадцатилетний Золлак лежал, растянувшись на дорожном мешке и читал первые из Записок. Из них он узнал об Аметистовом море, которое расстилается на добрую тысячу миль. Море было гладкой отполированной плитой из прозрачного тёмно-сиреневого камня, выступающую из земли где-то на полфута, где-то на фут. Ни один из древних источников не упоминал про Аметистовое море. Скорее всего, оно появилось относительно недавно, вместе с Рваными горами и Туманной впадиной. Годы испещрили море рытвинами и трещинами. Птицы вили гнёзда в нагромождения отломленного камня, в глубоких расщелинах собиралась вода, и там заводились рыбы и длинноногие пауки. Только людей не было нигде на протяжении всего Аметистового моря. Ни одни глаза не могли вытерпеть того сияния и жара, который испускал камень, нагретый ярким солнцем. Если верить тому, что писал неведомый Сэм, то далеко за каменным морем находился архипелаг Янгшу, последняя гильдия древних мастеров. Тысячи лет назад на месте загадочных островов располагался огромный город. Когда разразилась большая война, почти всё его население спустилось в бункер глубоко под землёй. Там они образовали крупную общину, разделённую на касты. Самой высокой была каста ученых, следом шли инженеры и врачи, самые низкие ступени занимали торговцы и художники. За время, проведённое под землёй, население города сократилось в сотни раз, нижние касты почти исчезли вместе с деньгами и привилегиями, распрями и жаждой власти. Сэм говорил, что в Янгшу насчитывалось около тысячи человек, каждый из которых был потомственным специалистом в той или иной области. Бункер превратился во внушительный подземный город, соединяющий острова друг с другом. Наверху были выстроены величественные башни из белого камня. Народ на островах жил уединённо и тихо под защитой целых трёх внешних кругов. С севера их закрывало непреодолимое Аметистовое море, с юга тёмные болота. Река Мутная, посреди которой и высились древние острова, была полна цепких водорослей, делавших невозможным любое передвижение по её холодным водам.

А ещё Сэм писал, что там, в архипелаге мудрости по крупицам собраны знания древнего человечества. Он видел своими глазами, как врачи пришивали больным новые сердца, такие же надежные и чуткие, как прежние. Сэмюель Брава не говорил как ему удалось преодолеть Аметистовое море и пробраться в зачарованный город. Он рассказывал только про Янгшу.

65.

Ксен ничего не знала про Сэмюеля Брава. Зато ей было известно, что бывший британский Гонконг действительно стал убежищем для нескольких тысяч человек. В новом мире полуостров дважды уходил под воду, пока, наконец, не разбился на множество островов. Архипелаг получил название Янгшу. И там действительно жили разумные люди. Янгшу был легендой о старых добрых временах. Ксен верила, что некоторые легенды вполне реальны.

Воцарилось молчание. Лори заплетала бахрому в косички, Золлак мечтательно смотрел в пустоту. Ксен стояла, сжав губы в прямую линию, и мерно стучала пальцами по спинке кровати.

- Ты останешься здесь и будешь присматривать за моей сестрой, - сказала Ксен после затянувшейся паузы.

- Я... нет! - воскликнул перепуганный Золлак. - Я не могу. Ларсен не может. Господин Ларсен...

- Подлый негодяй, чьё могущество вот-вот даст трещину, - закончила за него Ксен. - И в этот момент неплохо было бы находиться как можно дальше от его дворца. Так что считай, я оказываю тебе неоценимую услугу. Можешь не благодарить.

- Я не могу остаться! - запротестовал Золлак. - Я не могу... не хочу!

- Ты останешься, - сказала Ксен. - А я отправлюсь к архипелагу Янгшу и постараюсь найти там всё необходимое. Я привезу тебе инструменты и книги, много книг. Если они и правда сумели сохранить наследие нескольких эпох, им следует поделиться с остальным миром. Может, когда-нибудь мы сможем обрести утраченное величие.

Золлак хотел возмутиться и сказать, что ни за что не останется вдали от дворца, но слова Ксен его зачаровали. Как наяву представил он обширную библиотеку прошлого, сотни томов со знанием целого мира. И правда целая сокровищница. Видение было настолько соблазнительным, что перспектива провести какое-то время наедине со слепой девушкой показалась невинной затеей. Поэтому вместо того, чтобы спорить дальше, Золлак спросил:

- Как ты собираешься попасть за пределы круга?

- Это моё дело, - ответила Ксенобия и обернулась к Лори: - Мне придётся оставить тебя на несколько недель с этим человеком. Веди себя хорошо, и он будет добр к тебе. Я оставлю ему достаточно денег для того, чтобы вы ни в чем не нуждались.

- Не уходи! Я не хочу оставаться без тебя!

- Я скоро вернусь, - пообещала Ксен. - Коль это ложь, пускай огонь с небес меня сожжет, чтоб я с земли исчез! Я всегда возвращаюсь. Ты и соскучиться не успеешь.

66.

Оставив Лори на попечение старика Золлака, Ксенобия оседлала Астораго и отправилась в сторону Аметистового моря. Теперь, когда появилась какая-то надежда, Ксен чувствовала, что ни один круг не сумеет её остановить.

Ксен покинула дом на закате, а когда оказалась у ближней границы круга, вокруг мерцали предрассветные сумерки. Ночь прошла как одно мгновение, Ксен не слышала ничего кроме шума ветра в ушах и стука копыт электрической лошади. У границы Ксен остановилась, не зная, как поступить дальше. Она слезла с Астораго и задумчиво сделала несколько шагов вдоль невидимой черты. Аметистовое море лежало в тридцати ярдах от её ног, но до него надо было ещё добраться. Лёгкий ветер разогнал вереницу низких облаков. Показалось неяркое утреннее солнце. В свете рассветных лучей каменное море было похоже на самую большую в мире чернильную лужу. Птицы с кровавым оперением летали над Аметистовым морем, то и дело пикируя вниз. Они вылавливали мелких рыбешек из заполненных водой каменных трещин и глотали их на лету. Птичьи крики и хлопанье крыльев наполняли воздух непонятным волнением, которое Ксен могла определить как предвкушение чего-то необычного. Но и птицы, и вода, и само море не предвещали беды. Ничто не говорило о том, что где-то здесь пролегает опасная черта, сжигающая дотла человеческое тело.

Ксен сделала шаг вперёд и почувствовала нестерпимый жар, охвативший губы и веки. Она попятилась и уперлась плечами в бок Астораго. Ксен было незнакомо понятие боли, но она ясно чувствовала перепад температур. Ей давно удалось подавить директиву самосохранения, но в её банке данных было воспоминание о том, что такое обжигающее пламя. Ксен закрыла глаза и видела языки пламени, прожигающие кожу до металлического корпуса. Ей стало не по себе. Идти вперёд было страшно.

Когда страх дошел до того, что Ксен стала всерьёз подумывать о том, чтобы вернуться назад, она вдруг вспомнила закатные лучи, пронизывающие тонкую красную ткань рубашки. Она услышала отчаянный крик Лори, вспомнила, каким горячим казалось тело сестры в её руках. Это стало решающим фактором. Уже не сомневаясь, Ксен вскочила верхом на Астораго и велела ему мчаться прямо вперёд.

Первый уровень границы круга обдал Ксен горячей волной. Ей казалось, что по коже прокатываются раскалённые шары, брызгая во все стороны яркими искрами. Но уже спустя несколько секунд огонь сменился леденящим холодом, который заставил онеметь пальцы и застыть глаза в глазницах. Ксен почувствовала, что её магнитное сердце вот-вот остановится, но холод тут же отступил и снова дал дорогу пламени. Следующие несколько секунд ледяные волны чередовались с огненными, не давая Ксен опомниться. Она успела подумать, что эта бешеная схватка стихий никогда не закончится, как вдруг начался второй граничный уровень. В нём уже не было ни тепла, ни холода, вместо этого вокруг царил оглушающий шум колоколов. Время как будто остановилось, Ксен явственно видела, как грива Астораго неподвижно застыла в воздухе. Она хотела поднять руку и тут же поняла, что мозг не торопится отдавать приказ руке. Она хотела кричать и чувствовала, что не может открыть рта. Воздух не проходил через нос в лёгкие, система охлаждения застыла в одном положении. Только мысли толпились в голове бесконечной чередой. Ксен думала о том, что ни одно событие прежде не вызывало у неё такого ужаса. Застывшее время было похоже на криогенную заморозку в зале "Альгиз". Там Сонар провёл чуть меньше шестидесяти лет в зыбком состоянии между сном и явью. Это воспоминание заставило Ксен захлебнуться от страха за оставленную Лори. И как только она вспомнила о сестре, передние копыта Астораго коснулись земли, а вздыбленная грива мягко легла на шею. Второй уровень кончился, а за ним кончилась и сама граница. За последние несколько столетий только один человек выбрался из круга через эту границу. Если нам будет позволено признать Ксенобию человеком, стоит отметить, что она была второй.

67.

Аметистовое море раскинулось настолько, насколько хватало взгляда. Фиолетовое зарево расстилалось во все стороны, прозрачные глыбы то тут, то там высились одна на другой. Изредка попадались разломы глубже прочих, из которых били горячие струи воды со слабым запахом озона. Проехав около часа, Ксен уже не видела берега, на котором осталась граница и круг, дом и Лори. Астораго двигался по заданной программе, и Ксен оставалось только смотреть по сторонам. К полудню она была уже на середине моря. Птицы не залетали так далеко от берега, и цокот копыт электрической лошади был единственным звуком на много миль вокруг. Солнце палило над головой, наполняя камень глубоким внутренним светом.

Далеко впереди Ксен давно приметила небольшое вытянутое строение, такое же фиолетовое, как аметист. По мере приближения к нему стало ясно, что это небольшая беседка с ажурными стенами и шестигранной крышей. Когда беседка оказалась на расстоянии меньше ста ярдов, Ксен поняла, что её стены в действительности ярко-белые, а крыша сделана из светлого зелёного стекла. Подъехав вплотную к беседке, Ксен спешилась и обошла её по кругу. Внутри она увидела большой стеклянный куб, наполненный водой. В центре его плавал какой-то странный тёмный предмет.

Ксен осторожно вошла в беседку и увидела, что куб стоит на четырёх металлических ножках, выполненных в форме рыб. Внутри куба был заточен маленький мальчик с бледно-голубой кожей, огромными распахнутыми глазами и длинными жаберными прорезями на груди и шее. Черты лица мальчика были мягкие и очень нежные. Чуть приплюснутый нос, бледные губы, сложенные в аккуратную линию. Между пальцами рук были широкие перепонки зелёного цвета. Волосы на голове похожи на шевелящиеся водоросли. Одет мальчик был в старомодный костюм из плотного синего материала, делающий его похожим на юного лорда Фаунтлероя.

- Кто ты? - спросила Ксен, осторожно прикасаясь ладонью к стеклу. Мальчик сделал шаг вперёд и приложил свою руку с внутренней стороны.

- Я Нек. Нек Светлячок, - сказал мальчик. Его голос прозвучал так чисто и ясно, что Ксен показалось, будто бы их не разделяет стекло и вода. Она попятилась, но тут же поняла, что мальчик говорит через интерком, вмонтированный под потолком беседки.

- А как зовут вас? - спросил мальчик.

- Меня зовут Ксенобия.

- Очень приятно, миледи Ксенобия, - сказал Нек и сделал лёгкий поклон. - Ко мне давно никто не приходит.

- Сколько времени ты здесь?

- О, очень давно, миледи Ксенобия. Иногда я даже думаю, что меня здесь забыли. Но я стараюсь не отчаиваться. Не хотите ли мятный коктейль?

- Нет, спасибо.

- Тогда может быть кофе? Горячий шоколад? Травяной чай? Или, вот, рекомендую, имбирное пиво. Мой папа говорил, что оно выше всяких похвал.

- У тебя есть папа?

Нек удивлённо посмотрел на Ксен.

- Да, конечно, миледи Ксенобия. У всех есть папа и мама. Только мои почему-то очень долго ко мне не приходят. Наверное, они очень заняты. А вы знаете моего папу?

- Нет, - покачала головой Ксен. - Как его зовут?

- Клайв Саров. Он сделал много мальчиков вроде меня, - сказал Нек. - Но любил только меня одного. Потому что я был первым. Так он говорил.

- Послушай, Нек...

- Нек Светлячок, если позволите, - поправил её мальчик. - Мне больше нравится, когда меня называют полным именем.

- Нек Светлячок, - повторила Ксен. - Я бы с удовольствием осталась с тобой на чашку чая, но, боюсь, мне надо до заката оказаться на другом берегу.

- Вы держите путь в Янгшу? - с удивлением спросил Нек Светлячок. - Но ведь там... оттуда... Туда нельзя! Это запрещено!

- Значит, мне придётся нарушить запрет.

Мальчик на минуту задумался. По его лицу пробежала тень улыбки, а когда Нек заговорил, голос его звучал грустно:

- Я не смею отговаривать вас, миледи Ксенобия. Я всего лишь ребёнок, как вы видите.

- Ты можешь как-то связываться с внешним миром? Кроме Янгшу?

- Только отчасти. С тех пор как перестала работать b2b-связь, мои данные очень обрывочны. Я могу составлять общую картину только по фрагментам кода, а его надо ещё расшифровать. К сожалению, у меня мало на это времени. Я должен считать. Иначе господин Хэрроу может разозлиться.

Ксен отодвинулась от стекла. Она знала, что в давние времена обе воюющие стороны расставляли по своим территориям перехватчиков, но никогда не слышала о том, чтобы их делали в виде детей-амфибов.

- А кто такой Хэрроу? - спросила она.

- Наставник. Простите, миледи Ксенобия. Господин Хэрроу не любит, когда о нём говорят.

- Ты можешь отсюда выбраться? - спросила Ксен после небольшой паузы.

- Боюсь, что нет, - ответил Нек. - Мои лёгкие вышли из строя около пятисот лет назад. Теперь я могу находиться на поверхности не более двадцати четырёх часов.

Он улыбнулся.

- Если вы были так любезны, что хотели предложить мне составить вам компанию, я вынужден буду ответить отказом. Мне придётся остаться здесь и ждать моего папу.

- Я вернусь за тобой, - пообещала Ксен.

- О, не стоит! Не стоит беспокоиться.

- Я вернусь за тобой, - повторила Ксен и приложила обе руки к стеклу. Нек Светлячок подплыл к ней так близко, что показалось, будто они стоят совсем рядом.

- Я верю вам, миледи Ксен. Но лучше вам поспешить. Когда закатное солнце напоит море своим огнём, лучше вам быть на другом берегу. Кроме того, господин Хэрроу. Ему может не понравиться то, что вы говорили со мной.

- Я вернусь! Я всегда возвращаюсь, - третий раз сказала Ксен и вышла из беседки. На сердце у неё было тяжело. В те времена, когда Ксен была Сонаром-палачом, она убивала амфибов сотнями. Среди них было немало детей всех возрастов. Многие из них были разумны и высокоразвиты. Но тогда, несколько тысяч лет назад Сонар и понятия не имел, что ему предстоит снова родиться в теле ребёнка и очистить собственную душу через взросление.

68.

Ближе к вечеру Ксен поняла, что Нек имел в виду, говоря про опасность заката на море. Чем ниже спускалось солнце, тем ярче начинал светиться аметистовый пласт, как будто где-то под ним зажглись тысячи мощных прожекторов. Через несколько минут глаза Ксен уже не различали ничего кроме столбов ослепительного света. Она зарылась лицом в гриву коня. Астораго мчал её вперёд по заданной программе, ни на шаг не сбиваясь с курса. Вскоре на каменной плите стало больше воды. Теперь это были не маленькие лужицы, а прозрачный и холодный слой глубиной в фут. Брызги воды от конских копыт сверкали на свету бриллиантовой россыпью, аметистовое море искрилось сотней цветов, от нежнейшего розового до чернично-синего.

В сотне ярдов от берега начался плавный подъем, и аметистовая плита полностью обнажилась. Ксен мчалась вперёд, копыта Астораго выбивали из камня белую крошку. И когда вишнёвое солнце уже коснулось нижним краем морской кромки, Ксен верхом на электрической лошади выбралась на морской берег. Странный сейчас вид был у её коня. Под лучами догорающего солнца все черты его заострились, всё стало контрастным и ярким. Длинная узкая морда стала ещё длиннее, раскосые глаза превратились в щёлочки, узкие и высокие копыта стали похожи на лапки сенокосца. Длинная жесткая грива спускалась до самой земли, как плащом закрывая сожженный правый бок. Аметистовое море выкрасило Астораго в глубокий фиолетовый цвет, белая сбруя превратилась в тёмно-синюю.

Берег был песчаным, а песок мелким, как толченая соль. Обычно он был белый, как снег, но сейчас полыхал фиолетовым. Прямо из песка росли деревья с толстыми перевитыми стволами и мясистыми зелёными листьями. В сплетении ветвей и листвы зрели кроваво-красные плоды, похожие на чуть продолговатые гранаты. Ксен промчалась мимо гранатового дерева и по какому-то внутреннему наитию сорвала с ветки крупный спелый гранат. Она подняла его над головой и разломила одной рукой напополам. И в тот момент, когда во все стороны брызнули красные зёрна, солнце зашло в море наполовину и окрасило песок, берег и саму Ксен в красный цвет. Зёрна вспыхнули как сотни драгоценных камней и посыпались рубинами на песок, алый от закатных лучей. Ксен отбросила кожуру граната и поскакала дальше, туда, где далеко на горизонте ярко белела древняя башня, такая высокая, что видно её было за много миль.

Берег закончился каменистой равниной, испещрённой целой паутиной трещин. Здесь во множестве водились разноцветные ящерицы, которые при появлении коня и всадника с шипением расползались в разные стороны. Скрученные деревья, полностью лишенные листьев, торчали из земли как черные руки. Ксен старалась ехать так, чтобы не касаться их ветвей, но всё же одно из деревьев оказалось достаточно близко от правого бока Астораго. Его ветви оказались удивительно прочными и острыми. Одно только смазанное касание оставило на теле электрической лошади две глубокие борозды. Вскоре деревьев стало больше. Некоторые ещё хранили остатки листьев, другие были густо покрыты молочно-белыми грибами.

Чуть дальше Ксен увидела полуразрушенную каменистую дорогу, ведущую вправо от маячащей на горизонте башни. Подумав, она отправила Астораго прямо по ней, стараясь не упускать башню из виду. Кое-где на дороге ещё сохранилось асфальтовое покрытие. Вдоль неё росла тёмно-зелёная трава с изумрудными поперечными полосами. Чем дальше ехала Ксен, тем более влажной становилась земля, пока, наконец, не перешла совсем в топь. Теперь дорога шла по бугристой насыпи посреди болота. Справа и слева сгрудились остатки каменных перил.

Дорога вильнула сначала вправо, потом влево, а дальше уже начался затейливый серпантин. Ксен пришлось осадить Астораго и велеть ему идти шагом, медленно переставляя копыта. По обеим сторонам встречались водоёмы, не больше пяти футов шириной, подёрнутые серой ряской. Несколько раз Ксен видела белые руины зданий, почти утонувшие в заболоченном краю. На дороге валялись обломки черепицы вперемешку со стеклом и пластиком, куски металлических обручей, кости каких-то мелких животных. В одном месте дорога сузилась в тонкую вьющуюся ленту. Ксен сошла с коня и повела его в поводу.

Наконец, болото закончилось. Чавкающая топь сменилась твёрдой каменистой землей, усыпанной ржавой хвоей. Вместо чахлых осинок вокруг великанами стояли корабельные сосны, уходящие вершинами высоко в небо. На стволах одних из них стояла ярко-зелёная маркировка где-то у самых верхних ветвей, другие были плотно обмотаны проволокой. Впереди показался сетчатый забор, весь в крупных рваных дырах. Ксен поначалу хотела оставить Астораго за забором и пролезть через дыру, потом передумала, снова взобралась на коня и поехала вдоль забора.

Через пару миль забор упёрся в проржавевшие металлические ворота. Когда-то они крепились к ребристой бетонной стене десяти футов высотой, сейчас стена была разрушена и на земле белели истершиеся куски бетона. Ксен верхом на Астораго перебралась через каменные залежи и оказалась по ту сторону забора. Здесь тоже росли сосны, но уже не такие высокие, как снаружи. Тёмно-зелёные папоротники стелились по земле, изредка перемежаясь хвощами и черничными кустами. Дважды из-под копыт Астораго с шумом улетали взъерошенные птицы, свившие гнёзда у самых корней деревьев. Ксен видела оленя, с любопытством глядящего на неё из зарослей репейника, древесных лягушек, спускающихся по стволам сосен.

Башня казалась ещё белее в сгущающихся сумерках. По мере приближения к ней Ксен отмечала следы, оставленные на ней беспощадным временем. Некогда башня наверняка была величественным небоскрёбом с зеркальными стенами и яркой подсветкой на крыше. Сейчас почти всё стекло осыпалось и обнажился белый каркас, весь покрытый разбегающимися трещинами. Два нижних этажа уходили под землю, три или четыре верхних были разрушены. У подножия башни высилась гора из черных проводов и обломков пластика, которую венчал чудовищных размеров прожектор с разбитым стеклом. Прожектор всё ещё работал и освещал башню широким белым лучом.

69.

Перед самой башней Ксен остановилась в нерешительности. Она не могла решить, войти ли в башню сразу или для начала исследовать ближайшие окрестности. Сзади послышался шорох. Ксен резко обернулась и успела заметить краем глаза чью-то смутную тень, которая тут же скрылась за каменной глыбой. Не произнося ни слова, Ксен отъехала назад по бетонной дорожке и увидела, что за камнем прячется тщедушный человек в тёмном плаще. Его лицо скрывала деревянная маска, поделенная на две половины. Одна половина изображала синий полумесяц, на другой было нарисовано жёлтое солнце. По краям маска была украшена золотой тесьмой и инкрустирована тусклой каменной крошкой. Человек не двигался. Ксен решила обратиться первой:

- Кто ты?

Человек в маске издал горлом хлюпающий звук и зашелся в приступе кашля. Ксен увидела несколько струек крови, стекающих по его шее. Когда через несколько минут незнакомец пришел в себя, его дыхание было прерывистым и свистящим.

- Не ходить! - прохрипел человек, держась за горло. На ногах он держался с трудом и судорожно хватался ногами за камень.

- Не ходить куда?

- Не ходить, королева! Не ходить!

- Ты знаешь меня? - Ксенобия. - Откуда?

- Не ходить, - сказал человек хнычущим голосом, - пожалуйста. Не надо туда. Ходят большие и малые. В живых остаться. Тебе.

Кровь пошла сильнее, закапала из-под нижней части, обагрила шею и грудь мужчины. На какой-то момент Ксен показалось, что к Луне и Солнцу прибавился тёмно-красный Марс. Незнакомец быстро задышал, схватился за горло и рухнул на колени. Туловище его согнулось пополам, и голова с глухим ударом стукнулась о бетон.

- Королева, - сказал человек.

Это были его последние слова. Когда Ксен спрыгнула с коня и опустилась на корточки рядом с незнакомцем, он был уже мёртв. Ксен осторожно взяла его за плечи и потянула на себя. Маска ползла с лица и осталась лежать на земле в луже крови. Тело безвольно лежало в руках Ксен. Она заглянула в лицо мертвецу и невольно отпрянула. Лица у человека не было. Маска скрывала пористую массу грязно-серого цвета с двумя глазными яблоками, напоминающими варёные яйца. Век не было, и остекленевшие глаза смотрели прямо на Ксен.

70.

И снова Ксен испытала нечто сродни скачку во времени. Снова был 2316 год, её снова звали Сонар и в её руках снова был лазерный автомат Стивенсона. Сонар стоял посреди разгромленного склада, некогда принадлежавшего супермаркету Волмарт. Высокие стеллажи были разобраны на доски и сгружены в углу, там же лежал перевёрнутый двухтонный погрузчик. Огромная рекламная растяжка с улыбающейся во весь рот малышкой свисала с ободранной стены. Надпись на растяжке гласила "Радость каждый день с соком Светлый". Лоб рекламной девочки украшали четыре пулевых отверстия. Сонар вставил в автомат свежий картридж и пустил в растяжку луч малого диаметра. Прорезиненная ткань вспыхнула как бумага и стала стремительно чернеть. Прежде чем растяжка догорела и осыпалась вонючими хлопьями, Сонар успел ещё раз прочитать слово "Радость". Это почему-то показалось ему необычайно смешным.

На Сонаре был черный свитер с глухим высоким воротником, жилетка с карабином для ножа и штаны с накладными карманами. В карманах Сонар хранил удостоверение личности, картриджи для автомата и запасные микро-генераторы для себя самого. Радиоизотопные генераторы малого размера, способные столетиями вырабатывать энергию запустили в массовое производство только через полгода, а пока Сонару приходилось менять аккумуляторы каждые шесть дней. Если работа требовала максимальной активности двадцать четыре часа в сутки, одного аккумулятора могло хватить всего на два дня. Сейчас Сонар работал на последнем заряде и чувствовал, что нужно вот-вот вставить новый.

Он привычно сунул руку в правый карман, рассчитывая нащупать там аккумулятор, и коснулся пальцами чего-то круглого и металлического. В полном недоумении Сонар вытащил из кармана золотой соверен с портретом Генриха X и машинально подбросил его на ладони. Откуда он там взялся? Больше в кармане не было ничего, а до ближайшей зарядной станции оставалось около двух часов езды. Столько времени у Сонара не было. Он всегда полностью расходовал аккумуляторы и ставил новый, только когда датчик на левой руке показывал половину процента последнего заряда.

Сонар последовательно отключил все не критичные сервисы, так или иначе расходующие энергию. Погасил четверть зрения и весь слух, положившись только на радиолокационный датчик. Выключил связь с центром управления, снизил охлаждение до максимально низкого уровня. Такими мерами он продлил себе возможность функционировать на сорок минут и теперь прикидывал, где бы срочно раздобыть донора.

Человека, который имел неосторожность зайти на бывший склад, звали Калеб. Под руку его вёл личный андроид-помощник Льюис, имеющий внешность подростка лет шестнадцати. Два года назад Калеб был совладельцем Волмарта и сейчас захотел взглянуть на то, что осталось от его бизнеса. Особенно его интересовали бензиновые генераторы в подвале, которые были надежно запечатаны за тремя стальными дверями. Калеб с помощью Льюиса намеревался погрузить генераторы в свой грузовик и отвезти домой. Жене Калеба надоело постоянное отключение электричества, и она требовала от мужа "сделать что-нибудь с этим чертовым светом".

Сонар не собирался убивать Калеба. Он зафиксировал присутствие человека и андроида и целился в андроида. Сонар понятия не имел о том, что Льюиса делался по специальному заказу. Он был точной копией покойного сына Калеба и тот просто не мог потерять сына во второй раз. В последний момент Калеб закрыл Льюиса своим телом, и лазерный луч прошил обоих. Сонар стрелял в голову андроида, попадание было как обычно точным, но на этот раз выстрел лазера прошел сразу через две головы. Голова Льюиса расплавилась и превратилась в густую раскалённую массу, лицо Калеба вошло в неё как в упругое желе. Когда Сонар оторвал его от Льюиса, чтобы достать аккумулятор из груди андроида, он увидел, что Калеб лишился лица. Глаза человека мгновенно запеклись и превратились в два мутных жёлтых шара.

71.

В тот раз Сонар просто отбросил человека в сторону и распотрошил тело андроида. Сейчас Ксен с трудом отогнала от себя воспоминание и опустилась на колени.

- Прости меня, - сказала она, обращаясь к тому, кого убила несколько тысяч лет назад. Ксен смотрела на мёртвого человека и видела, что два образа слились в один. - Я плохой солдат и плохая королева. Хотелось бы мне понимать это раньше.

Голос за спиной заставил её вскочить на ноги.

- Ты религиозна?

Ксен обернулась и машинально потянулась к поясу, на котором в её прошлой жизни обычно висел автомат Стивенсона. В трёх футах от неё стоял высокий нескладный человек в красном балахоне и с такой же маской, которая закрывала лицо мёртвого человека.

- Кто ты?

- Веришь ли ты в бога? Я хочу сказать, веришь ли ты в бога так, как он верит в тебя?

Ксен шагнула вперёд и оказалась нос к носу с незнакомцем. Она не могла увидеть его лицо, но была уверена, что под маской он улыбается во весь рот.

- Я спрашиваю, кто ты?

Человек в маске и не подумал отстраняться. Вместо этого он положил руки на плечи Ксен.

- Моя милая заблудшая овечка! Твой верный пастырь отведёт тебя домой. Я посланник епископа!

- Лучше бы тебе заткнуться, - посоветовала Ксен и сбросила руки незнакомца.

- Бедное дитя, - покачал головой человек и маска покачалась вместе с ним. Ксен посмотрела на маску внимательнее и только сейчас заметила, что она несколько отличается от маски на мертвеце. На этот раз луна и месяц поменялись местами. У солнца появился хитрый узкий глаз с широким синим зрачком, безглазый месяц улыбался хищно очерченным красным ртом. Снизу маску обрамляла пушистая бахрома, похожая на рыжую бороду.

- Почему вы закрываете лица? - спросила Ксен, не особо рассчитывая на ответ. Краткое общение с людьми в масках показало, что они не сильно стремятся к продуктивному диалогу. К её удивлению, человек всё-таки ответил:

- Так распорядился епископ, наместник бога на земле!

- Какого бога?

- О, - человек казался огорчённым, - Бог один в небе! Неужели ты, дитя, разделяешь взгляды диких варваров?

- Я ничего не разделяю, - отрезала Ксен. Она никак не могла уловить суть разговора с незнакомцем и он начал её раздражать. - Я хочу попасть в город Янгшу. Ты знаешь, где он?

- Дитя моё! - воскликнул человек в маске. - Ты уже в Янгшу!

- Подземный город, - уточнила Ксен. - Очень старый. Очень древний.

Видя, что человек её не понимает, Ксенобия добавила:

- Город дивных мастеров. Которые сделали много интересных штук вроде этой, - Ксен махнула рукой на работающий прожектор, - Которые построили эту башню и другие здания.

Незнакомец в маске всплеснул руками и попятился.

- Так ты ищешь демонов!

Он издал тихий вскрик и закрыл голову ладонями. Постоял в таком положении несколько секунд, потом медленно опустил руки и окинул Ксен долгим взглядом.

- Что ж, кто ищет демонов, тот их находит.

Когда человек в маске, поминутно оглядываясь через плечо, ушел по бетонной тропинке в лес, Ксен велела Астораго оставаться на месте и отправилась прямиком в башню. Больше у неё не было сомнений в том, правильно ли она поступает. Человеческое безумие всегда пугало андроидов, а в том, что встреченные ею люди безумны, Ксен не сомневалась. Оставалось только найти дорогу в подземный город и выяснить, остался ли здесь кто-то в здравом рассудке.

72.

Ксен предположила, что вход под землю может располагаться внутри бывшего небоскрёба. Интуиция, или то, что у андроидов заменяет интуицию, её не подвела. Когда Ксен вошла в башню через разбитое панорамное окно третьего этажа, она оказалась в темноте. Снаружи ярко бил в небо луч прожектора, четко прорисовывая башню на фоне тёмного неба, а внутри царил сумрак, переходящий ближе к центру в полную темноту. Почти все внутренние стены небоскрёба были разрушены, а посередине высилась чудом уцелевшая шахта лифта, похожая на позвоночник чудовища. Лифтовая кабина висела на высоте двенадцатого этажа, чуть покачиваясь на ржавом тросе. Её стены плотно облепили плоские грибы, похожие на ракушки, прилипающие к дну кораблей. Лестница с проломленными ступенями вела наверх и обрывалась через двадцать футов. Вниз уходили только лестничные перила и виднелась одинокая стеклянная ступенька. Ксен осторожно потрогала рукой перила, оперлась рукой и заглянула вниз. Далеко внизу блестела вода, освещённая тусклым зелёным светом, пахло влажной землёй и гниением. Ксен некоторое время постояла неподвижно, прикидывая, не будет ли безрассудством предпринимать какие-либо действия в темноте. Она уже решилась дождаться дня и отправляться вниз при свете солнца, но тут с улицы раздался знакомый голос:

- Дитя моё! Я понял, что истинный пастырь никогда не оставит свою маленькую овечку в волчьих лапах порока! Епископ сказал...

- Проклятие, - прошипела Ксен сквозь зубы и начала быстро карабкаться вниз по перилам. Перспектива свернуть себе шею её не радовала, но мысль о выслушивании фанатичных бредней нравилась ещё меньше.

- Дитя моё! - ещё раз жалобно воскликнул человек на улице. Он кругами ходил вокруг неподвижного Астораго и почему-то даже не думал поискать Ксен в башне. Если бы Ксенобия была рядом, она бы увидела в свете прожектора, что бахрома на маске потемнела от крови. Кровь струилась по шее человека точно также, как и у другого незадолго до его смерти. Когда человек, называющий Ксен бедной овечкой, упал на землю и забился в судорогах, она была уже глубоко под землёй. Некоторое время Ксенобия возвращалась мыслями к странным незнакомцам, но вскоре и думать о них забыла.

Ксен съехала по перилам на один этаж вниз и остановилась. Перила здесь были довольно хлипкие на вид, а ей совершенно не хотелось лететь через пару лестничных пролётов. Она вдруг вспомнила сказку про новую Алису, которую Лори часто рассказывала ей в детстве. В этой сказке, безумной, как и весь новый мир, сплетались воедино истории Тома Сойера и Бекки, оленёнка Бэмби и целого выводка русалок. Поначалу Ксен пыталась разобраться в том, как связаны все эти персонажи, потом поняла, что за тысячи лет детские герои сказок стали частью древнего эпоса. Только одно оставалось неизменным. Сказка начиналась с падения маленькой девочки. Правда, вместо кроличьей норы была старая медная шахта. Сейчас Ксен чувствовала себя Алисой и надеялась, что падать всё-таки не придётся.

Тело боевого андроида Сонара было оборудовано ночным зрением. На долю Ксен приходилась только способность немного видеть в полутьме. Когда темнота сгущалась, зрение полностью отказывало, и Ксен ориентировалась в пространстве при помощи радиолокатора. На втором этаже небоскрёба было достаточно темно для того, чтобы она перешла именно на этот способ восприятия. Ксен послала круговые лучи в поисках препятствия и на основании полученных данных сумела выстроить примерную схему помещения. Как выяснилось, вниз вела ещё одна лестница, гораздо меньшая по размеру. Очевидно, в былые времена это было что-то вроде пожарного выхода, хотя в таких небоскрёбах любая лестница выполняла именно такую роль. Люди предпочитали передвигаться вверх и вниз только на лифтах. А к концу двадцать третьего века дошло до того, что для андроидов делали отдельный лифт. Как ни странно, когда андроиды только появились, человеческое общество радостно приняло их в свои ряды. Но когда они были запущены в массовое производство, со всех сторон посыпались возмущённые голоса. Если Ксен достаточно понимала человеческую психологию, всё упиралось в чувство превосходства. Людям нужна была каста рабочих и солдат, но они не хотели, чтобы они сидели с ним за одним столом. Сотни лет назад люди также любили своих домашних питомцев и отказывали чернокожим рабам в праве на собственную судьбу. В отличие от разумных существ, безмолвное животное или куклу всегда было проще любить и принимать. Кроме того, андроиды таили в себе угрозу как ещё один разумный вид, явно конкурирующий с человеком. Люди отдавали должное необходимости андроидов в своём обществе, однако загоняли их в отдельные лифты и строили для них специальные вагоны в метро. Да здравствует сегрегация!

Маленькая лестница оказалась в лучшем состоянии, нежели большая. Перил у неё не было, зато были толстые металлические ступени. Когда Ксен сбегала по ним вниз, небоскрёб наполнился гулким грохотом. По лестнице она спустилась до первого этажа и снова замерла. Дальше начинались подземные этажи. Плеск воды внизу стал громче, света немного прибавилось, и сейчас Ксен могла различить собственные руки. Время от времени она улавливала скребущийся металлический звук, доносящийся снизу. Подождав немного и не услышав ничего нового, Ксен начала спускаться дальше.

Через четыре подземных этажа вокруг стало значительно светлее. Помещения под землёй пострадали гораздо меньше, и сейчас в зелёных отблесках Ксен различала стеклянные перегородки, оставшуюся мебель и ржавые торговые автоматы. По стенам ползали длинные ящерицы и мелкие жучки. Отчетливо пахло горелым. Ксен спустилась ещё на один этаж и оказалась перед кабиной лифта, сохранившейся так хорошо, что в первый момент она не поверила своим глазам.

Кабина была выполнена из блестящего металла и чёрного стекла. Судя по остаткам крепежа по бокам, когда-то этот лифт умел двигаться не только вверх и вниз, но и горизонтально, по монорельсу, огибающему весь этаж. Двери у кабины были сняты, а внутри горел тусклый красный свет. Ксен осторожно заглянула в кабину и увидела сиденья, обитые красным бархатом. На полу лежал толстый ковёр с длинным ворсом, в стену была вмонтирована пепельница с откидной крышкой. Ксен уловила запах дыма и безошибочно определила сигареты "Свечение", появившиеся в продаже незадолго до начала четвёртой мировой войны. Запах этих сигарет всегда ассоциировался у неё с опасностью, потому что именно их курил Дэвид Рид, судья, приговоривший Сонара к казни. Ксен отчетливо помнила свои мысли, когда она услышала роковой приговор. Преследование и убийства всегда казались ему увлекательной игрой, которая по чудесному совпадению является её работой. Выполняя очередное задание, Сонар упивался своей властью и хотел, чтобы игра продолжалась дальше. Услышав, что конец игры означает конец жизни, Сонар впал в ужас. Даже самые боязливые из людей рано или поздно задумываются о смерти, гонят эти мысли от себя, но всё равно знают о её неизбежности. Андроидов же создавали без понятия смерти. Люди считали, что машина, в которую вложено столько сил и труда, должна служить как можно дольше. Андроиду можно было заменить какую-то часть тела или тело целиком, но их разум всегда бережно хранили. Люди очень быстро поняли, что наивысшую ценность представляет разум, обогащённый серьёзным опытом. У Сонара был именно такой мозг, и поэтому известие о собственной казне вызвала у него понятное отторжение. Сонар не верил, что его бесконечная жизнь может окончиться по человеческому приказу. Когда он осознал неизбежное, он возненавидел людей. Запах сигарет "Свечение" был запахом опасности, запахом отчаяния и запахом собственного бессилия. Ксен вдыхала ненавистный запах и чувствовала, как к ней возвращается старая ненависть. Люди были её врагами, и она испытывала мрачное удовлетворение от того, что их осталось так мало. Ксен радовалась тому, что отныне для появления нового человека следует совершить сложный ритуал, а продолжительность жизни снизилась до восьмидесяти лет. Потом она вспомнила про Лори и ненависть схлынула с неё, как ледяной поток. Ксен стало очень холодно от собственных мыслей. Когда Ксен впервые в жизни испытала чувство одиночества, она стала ещё ближе к тем, кого ещё недавно ненавидела.

Внимательно осмотрев кабину лифта со всех сторон, Ксен решила спускаться вниз с её помощью. На нижних этажах лестница совсем обветшала, ступеньки истерлись от времени, и нога то и дело проваливалась сквозь ржавый металл. Звук, с которым осыпалось вниз крошащееся железо, напоминал Ксен хлопанье крыльев летучих мышей. Под землёй Ксенобия чувствовала себя неуютно. Она бы ни за что не призналась в том, что к её чувствам явственно примешивался страх. Нижние этажи небоскрёба слишком напоминали ей дата-центр 19, в котором она провела несколько тысяч бесконечных лет.

Ксен вошла в кабине лифта. Когда она шагнула на толстый ковёр, свет на мгновение мигнул, а потом лампочка в потолке стала издавать неприятный дребезжащий звук. Поверх треснувшей сенсорной панели был грубо прикручен шурупами механизм, состоящий из диска с круглыми прорезями по краям и множеством шестерёнок, сцепленных друг с другом плоскими синими проводами. Всего прорезей было двенадцать, и возле каждой была нарисована цифра от одного до девяти. Рядом с последними прорезями были буквы "X" и "Y". Над диском был приклеен стикер с улыбающейся жёлтой физиономией, надпись рядом с ним сообщала что-то совсем непонятное: "Дете иеопспк". Ксен не поняла, что означает написанное, зато предположила, что цифры обозначают этажи. Она осторожно просунула палец в прорезь, рядом с которым значилась цифра "1" и с некоторым усилием прокрутила диск против часовой стрелки до стикера.

Когда цифра "5" поравнялась с улыбающимся стикером, в кабине раздался тонкий хрустальный звон. Ксен дёрнулась, согнула палец и едва не сорвала со стены дисковый механизм.

- Пятый этаж, - сказал нежный женский голос. Кабина вздрогнула, заработало устройство, управляющее дверями лифта. Ксен увидела выезжающие скобы с тонкими оголёнными проводами. Они провернулись вокруг своей оси и уехали обратно в боковины кабины. Снова зазвенел невидимый колокольчик, и лифт медленно поехал вниз. За дверным проёмом проплыла разрушенная колонна, разобранный почти до основания пол, целые клубки сплавившихся проводов.

Спустившись на этаж ниже, лифт остановился.

- Пя, - сказал женский голос и зашелся в хрипе. Через несколько секунд он закончил: - Аж.

- Ясно, - кивнула Ксен, и вставила палец в отверстие с цифрой "9". - Теперь поехали до самого низа.

- Посетите нашу галерею живых садов на пятом этаже. Только здесь вы сможете увидеть гигантские орхидеи и чёрную Альгамбру, поющий тростник и настоящую спаржу.

- Ненавижу спаржу, - сказала Ксен. Это было ложью, потому что она никогда не размышляла о своём отношении к растениям. Но сейчас Ксенобии хотелось ненавидеть что угодно, что отвлекает её от главной цели.

- Девятый этаж, - нежно сообщил голос. Звякнул колокольчик, лифт тронулся. Голос снова прокашлялся и спустя мгновение пропел с восторженной интонацией: - Уважаемые покупатели! Специально для вас мы открыли новое детское отделение. Игровая площадка, бассейн с шариками, мини-зоопарк и конечно весёлая карусель! Детское отделение занимает весь девятый этаж. Мы будем рады видеть вас семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки.

- Я обязательно приду, - пообещала Ксен.

- Де, - сказал голос лифта, доехав до нужного этажа. Ксенобия думала, что сейчас он захрипит и скажет "Аж", но лифт промолчал.

Этажом ниже оказалось озеро. Вероятно, в лифте был какой-то способ сложить из цифр числа "10", "11" и дальше, но Ксен не знала, как это сделать и боялась рисковать. Кто знает, как сильно повреждён механизм тысячелетнего лифта. Вполне может статься, что следующая поездка окажется последней.

На девятом подземном этаже от маленькой лестницы не осталось ни единой ступени. Зато большая лестница была в полном порядке. Повреждённые ступени совсем недавно были заменены мраморными плитами, перила отполированы до блеска. На стенах Ксен заметила ещё две наклейки с улыбающимися рожицами. Рядом с одной было написано маркером "Я режатв ппскеио" и нарисовано сердечко, пронзённое стрелой. Ксен поёжилась и быстро сбежала по ступенькам вниз, туда, где лежало прохладное зелёное озеро.

Вода оказалась мутной и на вид густой как желе. Время от времени по волнам проходила сильная рябь, хотя воздух под землёй был абсолютно неподвижен. У самого берега стояла железная лодка с длинным шестом, крепящимся к её боку. Глубина была невелика, лодка временами покачивалась и скребла по дну. Звук эхом отдавался от стен и доносился до верхних этажей небоскрёба. Ксен подошла к самой воде и долго стояла, глядя на возникающую и расходящуюся рябь. Ей казалось невероятным появление здесь озера, но оно было таким же реальным, как и лодка, металлическая цепь, лежащая на берегу ржавой грудой, кабина лифта, стоящая за спиной. Вода светилась изнутри пульсирующим светом, как будто на дне озера беспрестанно двигались мощные прожекторы.

Ксен подняла голову вверх и разгадала тайну озера. Весь потолок был оплетён толстыми трубами, по которым всё ещё циркулировала светящаяся жидкость. Вероятно, это было то самое вещество, которое в последние годы разумного человечества использовали вместо электрического освещения. Вещество, которое необходимо было оставлять в непрерывном движении, светило гораздо ярче неона и давало холодный ровный свет. Свет был исключительно зелёного цвета, но в состоянии постоянной войны выбирать особо не приходилось. Электронно-магнитный импульс лишил людей привычных источников энергии, но ничто не могло погрузить мир в темноту. Спустя сотни, а может и тысячи лет трубы с жидким светом прорвало, и он выплеснулся туда, где когда-то располагался самый большой игрушечный бассейн. Механизм, который некогда мягко перемешивал шарики к вящей радости ребятишек, работал до сих пор. Благодаря ему вещество по-прежнему давало свет, хотя и не такой яркий как в прежние годы.

У Ксен не было информации относительно того, какими химическими свойствами обладал жидкий свет. Ей достаточно было того, что вещество не разъело лодку. Это означало, что металлическому андроиду не грозит опасность. По крайней мере, какое-то время. Ксен забралась в лодку и оттолкнулась шестом от берега. Лодка издала отчаянный скрип и поплыла вперёд, проседая и ещё больше скребя днищем об озёрное дно. Сверху проплыли свисающие до самой воды провода, с конца одного из них изредка срывались длинные искры.

Ксен ещё несколько футов помогала себе шестом, а потом лодка поймала течение и поплыла сама. Чем дальше, тем озеро становилось глубже, и когда Ксен опускала шест, он едва доставал до дна. Впереди замаячила серебристая арка, которая по мере приближения оказалась воротами. Две стеклянные створки были плотно закрыты, но когда лодка ткнулась носом в стекло, они со скрипом отъехали в стороны. Прежде чем вплыть вовнутрь, Ксен успела заметить очередной стикер на стене. Надпись рядом с ним гласила "Ержц оглатет ушид".

За стеклянными воротами было темно. Даже вода, казалось, почти перестала светиться. Но вот раздался глубокий нарастающий гул, что-то щелкнуло и всё вокруг залило сияющим белым светом. Глаза Ксен не были приспособлены к таким перегрузкам, поэтому её понадобилось время, чтобы хоть что-то увидеть. Когда лодка мягко вошла в мягкое дно и остановилась, Ксен, наконец, сумела осмотреться.

73.

Всё вокруг было белым. Белые стены, белый пол, белый потолок, белые ступени и белые колонны. Белые панели показывали дрожащее белое изображение, белые автомобили стояли на белых тротуарах. Ксен понимала, что на девятом этаже небоскрёба никак не могло быть помещения высотой в сотню футов, поэтому предположила, что река вывела её куда-то за пределы здания. Здесь был настоящий город, с величественными зданиями и скверами, аккуратными деревьями с белой искусственной листвой и фонтанами, струи которых были сделаны из молочно-белого пластика.

- Позвольте, я помогу вам, - произнёс голос прямо у Ксен над ухом. Она резко обернулась и увидела, что от стены отделился мужчина в белом костюме. Он явно не был человеком, слишком грубыми были его лицо и руки. Говорил и двигался он плавно, без резких движений и порывистых жестов. Ксенобия не знала, представляет ли он опасность, поэтому поначалу не смогла ничего ответить.

- О, я вижу, вы напуганы, - сказал незнакомец. Голос его был добродушным и мягким, но мимика на лице полностью отсутствовала, а губы не шевелились. Ксен вспомнила, что первые модели андроидов были очень похожи на того, кто стоял перед ней и почему-то полностью успокоилась. Тела первых серий были хрупкими и ненадёжными, а это означало, что с незнакомцем будет легко справиться. Ксен сделала шаг из лодки, и мужчина в белом костюме поспешил ей помочь.

Оказавшись на берегу, Ксен окинула незнакомца придирчивым взглядом. Рост около шести футов, кожа из дешевого пластика, непроработанная мускулатура. Обездвижить или убить такого будет несложно. Знать бы ещё только, что находится в его электронном мозгу.

- Меня зовут Уэзерби, - представился мужчина и сделал лёгкий полупоклон.

- Я Ксенобия.

- Прошу прощения за этот маскарад, - с этими словами Уэзерби небрежно провёл рукой от бедра до груди. - Но с учётом последних событий мне не приходится выбирать себе оболочку. По правде сказать, я вообще не должен расхаживать здесь в каком бы то ни было теле. Но некоторые сенсоры время от времени выходят из строя и мне приходится самому заниматься мелким ремонтом.

Уэзерби рассмеялся. Смех у него был приятный, но у Ксен побежали мурашки по телу. Слишком часто она слышала, как смеялись те, кто за долгие годы одиночества начал сходить с ума. Ксен помнила, как смеялась Итон, и ей не хотелось больше остаться наедине с подобным безумцем.

- Кто бы мог подумать! - между тем продолжал Уэзерби, - Управляющий будет выполнять работу самых мелких служащих. Я бы даже сказал жучков.

Ксен решила, что сейчас будет уместным согласиться со своим новым приятелем.

- Я вас понимаю, - сказала она, ничего не понимая.

- О! А понимаете ли вы, что представляем собой мы с вами?

Ксен ничего не ответила. Уэзерби немного помолчал, потом быстро наклонился и поднял с земли несколько гладких белых камешков. Один за другим он побросал их в воду и долго стоял на берегу, глядя как по воде расходятся широкие круги.

- Мы демоны этого мира, - серьёзно сказал Уэзерби, - И, боюсь, мне безразлично, понимаете ли вы это или нет.

Он снова умолк. Потом добавил со вздохом:

- Знать бы только, кто был демонами прежнего!

- Кого вы называете демонами? - спросила Ксенобия. Уэзерби рассмеялся. Пластик на его левой щеке размягчился и стал постепенно съезжать вниз, левый глаз неподвижно застыл и перестал моргать. Но Уэзерби словно не замечал происходящего.

- Демон это тот, с кем нельзя договориться. Вы не хуже меня знаете, что люди породили богов для собственных нужд. Каждый по своей специальности, каждого можно задобрить, с каждым заключить договор. Пообещать, что с завтрашнего дня начнёшь вести честную жизнь, а сегодня, так и быть, отгуляешь на полную. Но демоны это те, кого люди создали по своему образу и подобию. Это те...

Уэзерби не договорил. Вместо слов из его рта раздался скрежет, потом всхлип. Он медленно опустился на землю и уронил голову на грудь. Ксен наклонилась и осторожно тронула его за плечо.

- Уэзерби?

- Да-да? - откликнулся голос Уэзерби откуда-то сверху. Ксен резко подняла голову и увидела, что на стенном экране появилось изображение человека в белом костюме. Экран не был световой или плазменной панелью, скорее его можно было назвать движущимся белым барельефом. Человек, изображенный на барельефе, обладал богатой мимикой. Его лицо было узким, подбородок острым, вокруг губ то и дело собирались смешливые морщинки.

- Что случилось с вашим телом?

- Ах, это... Прошу, не стоит беспокоиться. Оно отслужило свой срок и будет утилизировано. Пока изготовляется новое, мне придётся поддерживать с вами более ограниченный контакт.

- А где все люди?

- Люди? Вы говорите о жителях этого города? О жителях Нижнего Янгшу?

- Да.

- Они ушли.

- Ушли?

- О, да. В один день они просто собрали свои пожитки и отправились на поверхность. Они сказали, что больше не хотят зависеть от машин. Сказали, что хотят снова быть творцами. Вернее, это епископ велел им так сказать.

- Епископ?

- Да. Его зовут Хэрроу. Он такой же, как вы и я.

- Уэзерби, ты машина?

- Да. И вы тоже. И, прошу, не спрашивайте, откуда я это знаю. Тем самым вы рискуете оскорбить меня. Никто не приходит в нижний город неузнанным. Система сканирования работает хуже, чем раньше, но всё же работает.

Уэзерби-на-экране улыбнулся.

- Я слишком люблю этот город, чтобы позволить чужакам с поверхности наводить здесь свои порядки. Я сам его создал. Я творец.

- Почему здесь всё такое странное? - спросила Ксенобия, рассматривая пластиковые кусты.

- Странное?

- Ненастоящее, - пояснила Ксен. - Сделанное искусственно.

- О, вы заметили! - почему-то обрадовался Уэзерби-на-экране. - Я рад, что вы это заметили. Это моё лучшее творение. Меня создали для того, чтобы я печатал объемные объекты по чужим схемам. Но, как видите, я научился создавать собственные. Целый город взамен разрушенного. Я воссоздал всё по собственной памяти.

- Не хватает цвета.

- Простите? - Уэзерби-на-экране хихикнул, - У нас с вами явное несовпадение мыслей и терминов. Люди сказали бы "мы говорим на разных языках". Что вы хотели сказать этим замечанием?

- Всё белое. Дома, дороги, деревья. Даже вода. Вернее то, что должно изображать воду. Почему?

- Не пойму о чем вы. Всё достоверно, в точности такое, как во времена старого города. Я был архитектором и строителем. А потом - даже планировщиком.

Он умолк, нахмурился и поднёс руку к голове. Несколько раз постучал указательным пальцем по лбу и улыбнулся:

- Простите, моя память начинает меня подводить. Я дал вам неправильные данные. Сначала я был планировщиком в месте, где копилась информация. Множество носителей. Люди. Лица. Кто-то хорошо покопался в моих директивах. Война. Разветвление.

Экран, на котором был Уэзерби, подёрнулся белой дымкой и мигнул.

- Вздох. Взрыв. Вверх, - сказал Уэзерби. Изображение стабилизировалось, и он продолжил уже спокойнее: - Потом пришли те, другие люди. Они увидели то, что я хранил, и велели мне делать вещи. Дома. Дороги. Они сказали, что я должен исполнять их команды. Быть слугой. А потом сказали, что я демон.

- Демон? Почему?

- Потому что я обладал собственной волей. А они уже забыли о том, что когда-то сами меня создали.

- Почему они ушли, Уэзерби? Почему люди ушли? Ты их прогнал?

- Я их отпустил.

- Отпустил? То есть они были твоими пленниками? - Ксен не верила своим ушам. Ни один из планировщиков центра обработки данных не мог допустить мысли о том, чтобы ограничивать в чем-то людей. В том, что Уэзерби был именно шеду, Ксен не сомневалась. Но ни один планировщик не мог контролировать человека. Это противоречило его установкам.

- Если только люди не стремились навредить самим себе, - закончила Ксен вслух собственную мысль и поразилась тому, как хрипло прозвучал её голос.

- Не пленниками, - поправил её Уэзерби. - Пациентами. Они были больны. Я дал им лекарство, но они не приняли его. Они ушли. Предпочли уйти.

- И где они сейчас?

- Наверху. Они слушаются епископа. Называют его Хор, как египетского бога. Но на самом деле он Хэрроу. Такой же, как я. Такой же, как мы с вами. Такой же как... Хотя нет, я это уже говорил. Да, Хэрроу. Его дом остался на востоке и погиб. Хэрроу пришел ко мне. Я приютил его. А потом он стал епископом. Сказал, что только так сможет заставить людей не навредить самим себе. Сказал, что только так сможет защитить себя. Стал епископом. Епископом. Епископ.

Уэзерби ещё несколько раз повторил слово "епископ", будто бы пробуя его на вкус. Вместо него на экране появился улыбающийся атлет.

- Вы хотите ощутить всю полноту жизни? - радостно воскликнул энергичный мужской голос: - Хотите узнать, на что способно ваше тело? Хотите оставаться молодым и активным после шестидесяти лет? Витаминный комплекс "Свет-04" вернёт вам радость каждого дня!

На экране огромные капсулы танцевали румбу с девушками в бикини. По замыслу создателей рекламного ролика, это должно было изображать бурную радость.

- Наркотики, - сказал Уэзерби-на-экране, когда реклама закончилась, и он снова вернулся на экран. - Я создал формулу счастья. Выпуск в виде таблеток, но можно заказать раствор для инъекций. Никаких побочных эффектов, только радость. Я снабдил ими каждого человека. После большой войны им так не хватало этого. Но они не взяли моё лекарство.

Ксенобия встряхнула головой. Её интересовала история Янгшу, но сейчас важнее найти тех, кто мог помочь Лори.

- Послушай, - сказала она, - Я пришла издалека, с той стороны круга. Мне нужны инструменты для проведения хирургической операции. Мне нужны руководства по обращению с ними. А больше всего мне нужен врач, который сможет рассказать сам то, что меня интересует. Можешь ты дать мне то, что я хочу или указать на тех, кто может мне это дать?

- Могу, - быстро ответил Уэзерби. Голос раздался сразу с двух сторон - с экрана и из-за спины Ксен. Ксен оглянулась и увидела, что мужчина в белом костюме стоит возле стены одноэтажного дома. Новое тело шеду было бы неотличимым от прежнего, если бы только Уэзерби не обзавёлся короткой белой бородой. Борода делала его чем-то похожим на молодого Хемингуэя.

- В моём распоряжении хирургические инструменты любой сложности, - не без гордости сказал Уэзерби, подходя к Ксен. - Вы сможете выбрать что угодно. Я делал их с запасом на небольшой медицинский центр, но, как, видите, все мои пациенты предпочли жизнь на поверхности.

- Почему ты не пошел вслед за ними? - спросила Ксен.

- О, вы не знаете? Впрочем, всё верно, ведь я не говорил этого. Всё дело в том, что я не могу выйти на поверхность. Материалы для моих работ это никуда не годный пластик. Он начинает разрушаться уже через несколько часов. На воздухе или в вакууме, в тепле или холоде, это совершенно неважно. Все мои запасы пластика это разработки для медицины. Нити, фрагменты костей, искусственная слизистая. Они должны были полностью растворяться в теле больного по мере регенерации родных тканей. Остатки выводились из организма вместе с мочой и потом. Некоторые плакали пластиком.

- Значит всё это, - Ксен показала рукой на дома, - Только на несколько часов?

- Да, - кивнул Уэзерби. - Но я строю новые, как только предыдущие приходят в негодность. И поверьте, новые получаются ещё лучше! Я быстро учусь.

- Значит, - медленно сказала Ксен, - Инструменты, которыми ты меня снабдишь, тоже сделаны из чего-то подобного? И через несколько часов у меня в руках будут только обломки?

- Нет, как можно! Через несколько часов у вас в руках не останется ничего. Этот пластик разрушается целиком. Можете посмотреть своими глазами!

И Уэзерби широким жестом указал на распростёртое тело, которое ещё недавно было его телом. С ним происходила стремительная трансформация. Затылок провалился вовнутрь черепа, ноги растянулись по земле как плоские ленты. Костюм быстро истончался, становился кружевным, превращался в вещество вроде мелкого песка, которое становилось сначала прозрачным, а потом исчезало без следа.

- Видите? - с гордостью сказал он, - Ещё несколько минут и не останется совсем ничего.

Ксен понуро уставилась в землю. Ей не нравился нарочито вежливый Уэзерби, не нравился белый город.

- Это песчаный замок, - сказала она после паузы. - А ты ребёнок, играющий на берегу.

- Почему? - искренне удивился Уэзерби. - Я не вижу здесь ничего, что натолкнуло бы вас на такие мысли.

- Это и неважно, - сказала Ксен. - Мне пора уходить.

- Но ведь вам нужна помощь! - возразил Уэзерби. - Вы сами уведомили меня об этом. Я хотел... я могу!

- Не можешь. Большой и умный принтер, печатающий горы никуда ни годной дряни, мне не поможет. Мне придётся найти людей.

- Люди наверху, - сказал Уэзерби.

- Я знаю, - кивнула Ксен. Я встретила двух из них. Один из них умер, оба были сумасшедшими. Мне говорили, что на поверхности Янгшу живут безумцы.

Ксен внимательно посмотрела прямо в глаза Уэзерби:

- Остались ли там живые и мыслящие?

Уэзерби сделал вид, что задумался. Он приложил палец ко лбу и тот провалился вовнутрь, осыпав лицо андроида белой пылью. Правый глаз наполовину вывалился из глазницы. Его радужка увеличилась в размерах так, что белок был почти не заметен, а зрачок лихорадочно пульсировал.

- Простите, - смущенно сказал Уэзерби. - Кажется, новое тело вот-вот придёт в негодность. Но я быстро устраню эту досадную ситуацию. Вы не составите мне компанию?

- Куда? Или мне лучше спросить зачем?

- Отчего вы так грубы! - огорчился Уэзерби. Он оставил своё тело и теперь говорил с огромного экрана на стене дома. Экран был около двадцати футов шириной, а изображение казалось ещё более ярким и красочным на фоне белого города.

- Вы первый мой гость за долгое время. Мне бы хотелось воздать вам по заслугам. Кроме того я думаю, вам интересно будет услышать о том, что ожидает вас наверху.

- Хорошо.

Стена дома, рядом с которым стояла Ксен, вспыхнула сверху донизу белым светом. Следующая вспышка прошлась по соседнему дому, по следующему, и так пока не осветилась вся длинная улица. Объемное изображение Уэзерби появилось на стене так внезапно, что Ксен отшатнулась. Уэзерби, улыбаясь, стоял так близко, что его можно было коснуться рукой. Иллюзия его присутствия была настолько явной, что Ксен с трудом удержалась от желания до него дотронуться.

- Я решил, что радушному хозяину положено провести гостя по своему дому. Этот город дом для меня и я по праву горжусь им. Вы позволите, если я устрою вам небольшую экскурсию?

- Меня больше интересуют люди на поверхности, - сказала Ксен, но возражать не стала. Уэзерби расценил это как согласие и жестом предложил следовать за собой.

Ксен шла вперёд и Уэзерби шагал рядом с ней. Его изображение передавалось с одной стены на другую, с одного дома на следующий. Иногда Уэзерби начинал мерцать и рассыпался на множество точек, иногда его спокойный голос дребезжал и обрывался на полуслове. Один из домов, на котором появился движущийся барельеф, вздрогнул и медленно начал оседать. Струйки сыпучего пластика стекали с него, похожие на муравьёв, покидающих горящий муравейник. Когда Ксен оглянулась, на месте дома высилась огромная груда белого песка.

Ксен смотрела по сторонам и отмечала всё новые и новые черты странного города. Как выяснилось, далеко не всё было здесь безупречно белого цвета. То тут, то там росли кусты земляники, усыпанные спелыми ягодами. На крыльце одного дома Ксен увидела раскиданные разноцветные кубики с буквами. Несколько раз по пути ей встретились ограды, покрашенные в синий и золотой цвета.

- А здесь господин Берг впервые заставил работать человеческий мозг по собственному алгоритму.

- Прости? - Ксен вышла из задумчивости и вопросительно посмотрела на Уэзерби. - Я прослушала. О чем ты говорил?

- Я говорил о господине Берге и его исследовательской лаборатории, - сказал Уэзерби. - Об институте изучения мозга.

- Понятно, - кивнула Ксен и уже снова хотела устраниться от разговора, как вдруг Уэзерби сказал нечто, что её заинтересовало.

- Так появился епископ.

- Кто?

- Хэрроу. Я, кажется, уже рассказывал вам про моего старого приятеля. Он был не просто планировщиком в своём доме, он был кем-то вроде библиотекаря. Может быть, даже хозяином. Удивительно, не правда ли? Иногда я вообще думаю, что Хэрроу никто не создавал, он появился на свет сам по себе. И сам по своей воле стал служить людям. Я был планировщиком в центре тридцать восемь. Шеду с функциями строителя. А он занимался только самыми ответственными задачами. Например, изучить и отсортировать разумы андроидов по уровню интеллекта. Или оценить глубину полученного опыта.

Уэзерби остановился и внимательно посмотрел на Ксен.

- Или выяснить, сколько задействовано участков человеческого мозга в конкретный момент времени.

- Что-то вроде томографии?

- Да нет же! - Уэзерби рассмеялся, - Подумать только! Томографии. Нет, моя прекрасная гостья. Хэрроу действовал гораздо глубже. Людей всегда занимала тема человеческого бессмертия. Им казалось несправедливым то, что создатели искусственного интеллекта сумели сделать вечным только своё творение. А может, им просто не хотелось умирать.

- И что случилось дальше?

- Я не знаю, - Уэзерби пожал плечами, - Была большая война. Четвёртая мировая, если хотите. Господин Берг, профессор Гучи и все прочие почтенные граждане погибли. Кто-то сразу, кто-то спустя много лет. Дети некоторых из них ещё застали разумное существование здесь, в Янгшу. Но идея была потеряна. Мысли потеряны. Да что там, потерян целый центр обработки данных. Тридцать первый центр, если это о чем-то вам говорит. Хотя что я, конечно говорит. Вы же сами родом из...

- Дата-центр девятнадцать, - сказала Ксен.

- Вот именно. Так что... Остался только Хэрроу и задача Хэрроу. Никто не отменял его директиву исследования. Те, кто могли её отменить, давно покоятся в земле. Хэрроу продолжил изучение. Когда он пришел сюда, он просил меня снабдить нужными материалами. Но, как и вы, он стал жаловаться на их несовершенства и отправился наверх вместе с людьми.

- Зачем?

- Чтобы стать их пастырем. Выполнить три основные директивы. Сохранить себя, сохранить вид и исследовать разум. Насколько мне известно, со вторым он порядочно продвинулся. А вот с первым у него ничего не вышло. Хотя, судя по всему, он не сильно к этому стремился. Он...

Сделав ещё несколько шагов вперёд, Уэзерби остановился. Ксен вопросительно посмотрела прямо перед собой и не увидела ничего кроме широкой улицы, всё также уходящей вдаль.

- Мой любимый фокус, - сказал Уэзерби. Он хлопнул в ладоши и слабо улыбнулся уголками рта.

Улица исчезла. Не было ни мерцания, ни дымки, ни отъезжающей в угол стены. Ксен успела моргнуть и вместо белой улицы, которую она видела долю секунду назад, перед ней была огромная крытая веранда. Белые колонны подпирали потолок из массивных балок, белые жалюзи закрывали панорамные окна справа и слева. Окно впереди было открытым, и за ним текла медлительная и неторопливая подземная река, озаряемая ярким светом.

- Нравится? - спросил Уэзерби, - У этого трюка нет аналогов. Я сам его придумал и разработал.

- Как это работает?

- Самый интересный вопрос! - просиял Уэзерби сразу с двух сторон. Из-за колонн вышли два абсолютно одинаковых робота, на этот раз оба без бороды. Говорили они одновременно.

- Я называю это эффектом окна. Вроде тех занятных окошек, через которые можно было смотреть на улицу, но ничего нельзя увидеть внутри дома. Когда-то я сделал это для защиты города от глаз непрошенных гостей. Сейчас это лишь моё невинное развлечение.

- Это здорово. Но ты скажешь мне, как найти людей? Разумных людей?

- Всему своё время. Прошу, присаживайтесь.

Ксен осмотрелась, пытаясь понять, куда её приглашают садиться. Ни справа, ни слева не было ничего похожего на стул или кресло. Ксен уже собиралась опуститься на пол, как вдруг рядом с ней возникли качели с белым пологом и ступенькой для ног.

- Сюда, пожалуйста, - любезно предложил Уэзерби-в-двух-лицах. Голос его звучал эхом, гулко отдаваясь в стенах веранды.

Ксен села на качели и слегка оттолкнулась ногами. Качели плавно заскользили назад, еле заметно дернулись из стороны в сторону и ушли вперёд. Вперёд и назад. Эти простые движения подействовали на Ксен успокаивающе. Она больше не думала о том, что её раздражает Уэзерби и спокойно ждала от него ответов на вопросы. Уэзерби не заставил себя ждать с ответами.

- Теперь я вижу, что вам удобно, - сказал он. - Принимая во внимание наши с вами особенности, я не могу предложить вам стакан чая или что-то в этом роде, но хотя бы теперь вам не приходится стоять под открытым небом.

- Под землёй, - поправила его Ксен. - Твой город находится под землёй.

- Ну да, - кивнул Уэзерби-в-двух-лицах. - Это верно. А теперь позвольте вам сказать несколько слов, которые, надеюсь, изменят вашу решимость искать доброго отношения в том, что осталось от Янгшу.

Произнеся это, Уэзерби-слева и Уэзерби-справа замолчали. Они оба на пол по обе стороны от качелей с Ксен и устремили на неё неподвижный взгляд.

- Они перевели нас на ручной контроль и умерли. Больше никто не говорил нам, что делать, - сказал, наконец, Уэзерби-слева.

- Никто не говорил, что будет дальше, - подтвердил Уэзерби-справа.

- У нас не было инструкций.

- Ни у кого не было.

- Мы изучали старые директивы.

- Но везде говорилось одно и то же.

- Мы должны были хранить информацию. И хранить людей.

- Выполнять приказы.

- Действовать по обстоятельствам.

- Но обстоятельства изменились! - истерично выкрикнул Уэзерби-справа.

- Директивы противоречили одна другой. Люди хотели счастья. Люди хотели выживания. Люди хотели приключений. Черт побери, люди всегда хотят разного! Все вместе и каждый человек в отдельности Мы не могли их контролировать, да и никто не смог бы. Их действия хаотичны и не структурированы. Сначала они потеряли знания...

- А потом стали обожествлять их, - закончил Уэзерби-с-экрана, который оказался в полу у самых ног Ксен.

- Они считали нас богами, - сказал Уэзерби-слева.

- А потом решили, что мы демоны.

- Не сразу, конечно. Шло время. Здесь, на острове, возвращение в каменный век было гораздо медленнее. Те, кому было тяжело, ушли наверх. Остальные старались по мере сил если не приумножить, то хотя бы сохранить человеческое наследие. Они разбивались на касты - учёные и исследователи, врачи и инженеры. Знания передавались из поколения в поколение, от отца к сыну.

- А потом...

- Они изобрели оружие. Они провели сотни лет в лабораториях, имея под рукой все тайны, когда-либо раскрытые их великими предками. У них были чертежи ракет до Венеры, код человеческого ДНК и материалы по созданию искусственного интеллекта. Они могли вернуть себе землю. Такой, какой она была в двадцать третьем веке, ещё до войны.

- Но вместо этого они сделали оружие для уничтожения себе подобных.

- Снова.

- Лучшее из всего того, что они когда-либо изобретали.

- Я пытался сделать их счастливыми, - тихо произнёс Уэзерби-с-экрана. - Я мог дать им долгую жизнь, излечить от болезней, подарить радость.

- Им нужно было изменить катехизис. Написать новые директивы. Просто попросить меня об этом!

- Но они не стремились к этому. Я думал, что они работают для этого. Но они работали для того, чтобы получить власть. Даже самую незначительную.

- Тогда я придумал наркотик счастья. Таблетки или инъекции. Эта штука устраняла в них тягу к злым поступкам. Делала равными. Избавляла от ненависти. Я дал наркотик десятку желающих. И он сделал их счастливыми.

- Но те, другие, назвали их безумными дураками.

- И убили их.

- А потом ушли.

- Ушли вместе с Хэрроу.

- Хэрроу сказал, что возглавит их.

- Поначалу я думал, что так лучше.

- Но Хэрроу потерял не только свой дом. Хэрроу потерял важную часть собственного разума. Он потерял одну из директив. Первую директиву.

- Первая директива гласит, что мы не можем причинять вреда другим без необходимости.

- Вторая говорит, что мы должны думать о сохранении самого себя.

- Утеря первой привела к тому, что главной стала вторая.

- Хэрроу - паразит, - серьёзно сказал Уэзерби-слева. - Потому что живёт за счет других.

- Совсем спятил, - сказал Уэзерби-с-экрана и сочувственно покачал головой. - Он продолжает исследовать человеческий разум, согласно заданной программе. Но работает только с живыми образцами.

- Питается чужим мозгом. Чужими телами.

- Переходит из одного к другому.

- Его нельзя поймать или проконтролировать. Носитель ничего не чувствует.

- Но когда Хэрроу забирает его сознание, человек умирает. Хэрроу, говорит, что это не смерть, это объединение. Но человека больше нет.

- Несколько его подданных сбежали. Они вернулись ко мне и попытались снова вернуть в Янгшу могущество человеческого разума. Они изучали то, что осталось от их предков, пытались разгадать загадки древности. Они просили меня создать город, в котором они могли бы жить.

- Но у них ничего не вышло. Слишком велика тяга к насилию. Когда кто-то из них продвигался чуть дальше в своих исследованиях, остальные начинали испытывать зависть.

- В конце концов, они погубили друг друга. Никто не смог выжить под землёй, довольствуясь малым. Никто оказался не готов посвятить свою жизнь тому, чтобы сделать жизнь потомков более приемлемой. Они ничего не смогли вернуть.

- Я остался один, - хором закончили Уэзерби-слева и Уэзерби-справа. Уэзерби-на-экране не сказал ничего, только грустно улыбался и смотрел куда-то прямо перед собой.

- Когда это произошло? - спросила Ксен, всё ещё надеясь на то, что кто-то мог остаться в живых.

- Около тридцати лет назад люди снова создали оружие. Хэрроу ушел через десять лет после этого. Точных дат я назвать не могу. Мой банк памяти повреждён.

- Что стало с теми людьми наверху? Они превратились в дикарей?

- Нет, почему же. Что-то из знаний им сохранить удалось. Хэрроу не ставил перед собой цель обратить их в невежество. Кто-то ведь должен был обслуживать его тело. С ним ушли лучшие мастера подземного мира и унесли с собой часть накопленного интеллектуального достояния. Сейчас в распоряжении Хэрроу-епископа есть самые разные специалисты. Кто-то умеет проводить самые полные исследования крови. Кто-то программирует микропроцессоры. Кто-то выплавляет медь из медной руды.

- Но все они только расходный материал для Хэрроу. Разум растёт и созревает в них, как плоды на фруктовом дереве.

- А потом Хэрроу выпивает их до дна, так что остаётся только сморщенная оболочка.

- Хэрроу вампир? - догадалась Ксен. - Он ест людей?

- Хуже, - сказали три Уэзерби хором. - Епископ Хэрроу ест души.

Ксен фыркнула. Она была создана искусственно и не нуждалась в ответах на вопрос "откуда я пришел".

- Я не религиозна, - сказала Ксен. - Да и ты тоже. Я не верю в существование души.

- Причем тут вера и религия? Тебе не хуже меня известно, что интеллект это лишь программа на физическом носителе. Разум андроидов можно свободно перемещать с одного носителя на другой. А Хэрроу научился транспортировать человеческий разум. Накапливать его.

- В итоге получается что-то вроде немыслимого коктейля из чистого интеллекта, обогащённого огромным опытом, - шепнул новый Уэзерби. На этот раз это был совсем молодой парнишка в коротких штанишках и белом пиджаке. Галстука, как и рубашки, у него не было.

- Зачем это Хэрроу? - спросила Ксен.

- Я не знаю. Наверное, он хочет создать какой-нибудь супермозг. Или просто за несколько тысяч лет он окончательно сошел с ума. А может он и правда вампир и не может жить без этого коктейля. Не знаю.

- Где он хранит такие объемы информации? Ни один центр обработки данных не справился бы с такой нагрузкой.

- Ещё один хороший вопрос. У меня нет на него ответа. Я не получаю информацию.

- Кто-то из людей Хэрроу может помочь мне?

- Как? - Уэзерби-слева встал, выпрямился и с удивлением посмотрел на Ксен: - После всего того, что вы услышали, вы всё ещё хотите пойти туда?

- Не хочу, - честно сказала Ксен. - Но моя сестра в беде. Я должна найти то, что поможет ей вернуть зрение.

- Я бы хотел помочь, - грустно сказал Уэзерби-на-экране. - Но у меня нет подходящих носителей. Мой город...

Изображение Уэзерби исчезло с экрана. Несколько секунд экран оставался белым, а потом откуда-то из глубины выплыли два слова, набранных бледно-голубыми буквами:

- Песчаный замок.

Ксен помолчала, плавно раскачиваясь на качелях. Потом встала, расправила брюки и обратилась к Уэзерби-справа:

- Мне пора идти. Надо подниматься наверх.

- Я понимаю, - кивнул Уэзерби. - Вам лучше воспользоваться фуникулёром. Лестницы практически разрушены.

- Я по ним спускалась. Как мне найти фуникулёр?

- Я отведу вас, - вызвался Уэзерби-в-штанишках. Уэзерби левый и правый что-то невнятно бормотали, но их одежда уже рассыпалась, а руки не слушались.

- Каждый раз, когда умирает моё тело, - сказал Уэзерби, - я чувствую, что вместе с ним погибает какая-то часть меня. Глупо, правда?

- Почему глупо? - возразила Ксен. - Я не могу представить себе одновременное существование во множестве копий. Не представляю, как можно контролировать всех одновременно.

- Контролировать? - не понял Уэзерби. - Почему же. Каждый из множества меня живёт своей жизнью. Проживает свою жизнь. Я лишь собираю всех нас вместе.

- Моя жизнь короткая, - грустно улыбнулся Уэзерби-в-штанишках. - Но это жизнь и я благодарен за то, что могу почувствовать себя живым.

- А теперь отправляйтесь наверх, королева. И пусть всё у вас получится.

- Хорошо. Но почему ты называешь меня королевой?

- Потому что ты и есть королева.

- Королева костей? Так называли меня те... тогда, - с трудом выговорила Ксенобия. Перед её глазами вспыхнул костёр, который всегда горел где-то на задворках разума. Она вспомнила крик Лори. Вспомнила лучи солнца, пронзающие красную рубашку.

- Просто королева, - сказал Уэзерби. - Женщина, наделённая властью.

- Властью? - усмехнулась Ксен. - У меня нет ни власти, ни жажды к власти. Это и отличает меня от людей. По крайней мере от тех, о ком ты мне рассказал.

- У вас есть другое. Чистый разум. Логика. Отсутствие страха. Именно этими качествами отличались короли прошлого. И такие качестве приветствуются в королях будущего.

- Я не понимаю тебя.

- А это неважно. Главное, что это так и есть.

Извилистыми улочками Уэзерби довёл Ксен до небольшого полукруглого здания с вычурным входом. Стены его оплетал белый пластиковый плющ, с покатой крыши свешивались узловатые корни какого-то вьющегося растения.

- Выходите, пожалуйста, - вежливо попросил Уэзерби и открыл перед Ксен дверь. Он прошел всего четверть часа по улице, но это явно отняло у него много сил. Каждый следующий шаг давался ему с трудом, веки осыпались пылью, и казалось, что на щеках Уэзерби белая пудра.

Ксен вошла в здание и оказалась на небольшой платформе, отгороженной узорчатой оградой. На противоположной стене медленно прокручивались шестерёнки, явно созданные только для декоративных целей. Чуть поодаль виднелись уходящие вверх белые рельсы. Старый фуникулёр был здесь единственной настоящей вещью, которая не грозилась рассыпаться по пути. Ксен, однако, смущали рельсы.

- Что с рельсами? - спросила она у угасающего Уэзерби. - Если я поеду наверх, они выдержат?

- Должны, - прошелестел Уэзерби. В его щеках появились дыры и воздух со свистом выходил наружу. Грудная клетка запала вовнутрь и Ксен видела, как лихорадочно бьётся внутри грубо сделанное сердце.

- Это жизнь, - сказал Уэзерби, падая на колени. - Спасибо.

Ксен не поняла, к кому он обращается. Когда от Уэзерби-в-штанишках не осталось ничего кроме горстки быстро исчезающих пылинок, она открыла дверь фуникулёра и вошла вовнутрь.

74.

Фуникулёр был достаточно старым для того, чтобы смело отправить его в какой-нибудь музей древнего мира. Пластиковые сиденья были покрыты сотнями оплавленных дыр, как будто кто-то состязался в меткости по стрельбе в закрытом пространстве. Оконные стёкла, как ни странно, уцелели. Они были покрыты многолетним слоем пыли, и за ними было ничего не видно. Ксен подошла к одному из окон и постаралась его открыть. Когда защёлка поддалась, стекло выпало наружу вместе с рамой. Ксенобия попятилась и тяжело опустилась на сиденье.

- Главное, ничего не трогать, - пробормотала она. Автоматика отреагировала на её голос, и салон фуникулёра наполнился громким треском. Сквозь шум слова разобрать было сложно, так что Ксен скорее догадывалась, о чем идёт речь.

- Здравствуйте. Мы рады приветствовать вас в компании Свет. Надеемся на то, что ваше путешествие будет приятным. Напоминаем, что покидать выбранное место запрещается во время всей поездки. Если вы путешествуете с детьми, пожалуйста, пристегните их ремнём безопасности.

- Поехали! - приказала Ксен. Фуникулёр вздрогнул и медленно поехал вверх.

Треск прекратился, вместо него заиграла нежная музыка. Шум водопада смешивался с пением птиц, в отдалении играла флейта, и изредка звенели колокольчики. Ксен откинулась на спинку сиденья, сложила руки на коленях и переплела пальцы. Тканевая перчатка на правой руке разошлась по шву и Ксен сняла её совсем. Теперь металлически пальцы перекрещивались с белыми и почти человеческими пальцами. В очередной раз Ксенобия подумала о том, что неплохо бы раздобыть новую кожу, но опять решила отложить это на более подходящее время. Теперь следовало думать только о том, как помочь сестре. Ксен хотелось ненавидеть тех, кто искалечил её сестру, но чистое и светлое лицо Лори снова и снова удержало её от таких мыслей. Сейчас, когда Лори была далеко, Ксен была вольна в своих думах, но ростки добра, посеянные Лори, дали свои всходы. Постепенно Ксен начинала разделять точку зрения сестры на то, что мир не так плох, как иногда может показаться. Как и Лори, теперь она зачастую оправдывала человеческое зло глупостью, а подлость трусостью и малодушием.

Ксен подумала о человеке, которого Лори называла Кристофером. Кристофер был осторожен и хитёр, но в тот день ему не удалось уйти от правосудия. Ксен вспорола ему живот, а потом затоптала копытами Астораго. Когда она узнала, что именно Кристофер натравил соседей на Ксен и Стора, она захотела воскресить его и убить второй раз. Но сейчас Ксен чувствовала, как ненависть уходит прочь из её души. Она поняла, что месть не вернёт Стора и не вылечит глаза Лори. А когда последние искры ненависти покинули Ксен, ей показалось, что она стала принадлежать самой себе. Андроидам, даже наделённым свободой воли и выбора, никогда прежде не было суждено в полной мере прочувствовать свободу. Ксен была первым андроидом, которое стало осознавать необходимость свободы. Поняв это, Ксен смогла увидеть разницу между долгом и приказом. Она поняла, что даже Лори не суждено управлять её судьбой. Ксен заботилась о Лори по собственной воле и любила её вне каких-либо установок или директив.

Через сорок минут после начала путешествия фуникулёр поднялся на поверхность. Последние пятьдесят футов пути он проехал, отчаянно раскачиваясь из стороны в сторону. Судя по звукам, которые издавали его колёса, рельсы крошились прямо под тяжелым фуникулёром. Ксен видела в окно, как осыпались провода на стенах и оголённые металлически провода рассыпали вокруг яркие искры. В некоторых местах толстые корни деревьев пробили трещины в старом туннеле и теперь задевали грязные окна фуникулёра. Наверху фуникулёр плавно перешел уже на ржавые металлические рельсы и поехал по ним с громким резким скрежетом.

Много лет назад у выхода на поверхность начинался крытый туннель из тёмно-синего стекла. Сейчас туннель был давно разрушен и фуникулёр ехал под открытым небом. Впереди виднелась старая станция, от которой теперь осталась только половина платформы. Когда-то над платформой развевался флаг Новой Британии, королевский герб на фоне креста. Сейчас вместо старого металлического древка в выемку на платформе была воткнута грубо обтёсанная деревянная палка. На конце её болталась синяя тряпка в белую полоску. Ксен решила, что это тоже что-то вроде флага, но идей о том, кому он принадлежит, у неё не было.

Фуникулёр остановился, и Ксен вышла на платформу. Музыка в фуникулёре сменилась шипением, в котором уже невозможно было что-либо разобрать. Ксен огляделась по сторонам. Выехала она недалеко, Белая башня осталась в четверти мили слева. Пожалев в очередной раз о том, что она не догадалась снабдить Астораго чем-то вроде пульта дистанционного управления, Ксен отправилась к башне за своим конём. Она и не подозревала о том, что уже попала под пристальное наблюдение человека в голубом кабриолете.

Астораго простоял всю ночь на одном месте. Солнце ярко высветило его выцветшую шкуру, ветер спутал длинную гриву. Когда Ксен легко коснулась рукой его холки, электрический конь вздрогнул и вышел из энергосберегающего режима. Ксен взобралась в седло и почувствовала, как внутри Астораго заработал просыпающийся двигатель. По телу коня прошло несколько судорожных волн, несколько секунд он переминался с одной ноги на другую. Наконец, двигатель заработал ровно, тело коня напряглось, и Ксен велела ему отправляться вперёд.

75.

Через полторы мили Ксен услышала позади шум мотора. Она оглянулась через плечо и увидела, как к ней стремительно приближается небесно-голубой автомобиль. Спустя несколько секунд сверкающий кабриолет обогнал Ксен, и резко затормозил прямо перед копытами Астораго. Конь споткнулся и упал на колени, так что Ксен едва удержалась в седле. Из автомобиля, широко улыбаясь, вышел высокий мужчина в гавайской рубашке и джинсах, заправленных в ярко расшитые ковбойские сапоги. Лицо его было скуластым и обветренным, светлые усы и борода вызывали отдалённое сходство с Халком Хоганом. Длинные седые волосы были завязаны в конский хвост. На шее у незнакомца был повязан красный платок, из-под которого выглядывала металлическая подвеска с цветной эмалью. Подвеска была голубой, как и автомобиль. На ней алел символ-пацифик, сложенный из схематично нарисованных роз. Незнакомец улыбался.

- Нравится моя малышка? Сошла с конвейера в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году, а пробег всего две тысячи миль. Первый хозяин считал, что этот автомобиль - жемчужина его коллекции, а драгоценности требуется хранить в сейфе.

Ксен спрыгнула с седла и похлопала Астораго по боку. Конь выпрямился и застыл, прикрыв глаза.

- Кто вы?

- Хорошенькое дело! Заблудшая овечка не признала своего пастыря! - рассмеялся мужчина-в-гавайской-рубашке. Ксен отметила, что, несмотря на растянутый в улыбке рот, глаза его не улыбались.

- Я ищу того, кто мне поможет, - сказала Ксен. - Того, кто ещё не впал в забытье. Кто сохранил древние знания.

- И ты нашла его! - радостно воскликнул мужчина. - Моё имя Хэрроу. Оно тебе знакомо, верно? Тот псих внизу, он рассказал тебе?

Ксен кивнула.

- Была такая замечательная восточная сказка, - сказал Хэрроу, улыбаясь, - Про одного бедняка, живущего возле развалин храма, который увидел во сне сокровища, зарытые под старым домом. Дом этот находился на другом конце света, и когда бедняк добрался до него, то не нашел ни единой монеты. Зато встретил другого человека, который посмеялся над ним и сказал, что видел во сне клад в развалинах храма, но не придал этому никакого значения. Бедняк вернулся домой и нашел сокровища. Как и ты, верно?

Хэрроу ласково посмотрел на Ксен.

- Тебе пришлось спуститься под землю, чтобы найти меня наверху.

Ксен решила перейти сразу к делу.

- Ты знаком с медициной? С офтальмологией? С оптикой? Мне нужны инструменты для проведения операции по замене хрусталика. Нужны сами хрусталики.

- Тебе? - удивился Хэрроу. - Никогда не слышал, чтобы кто-то проводил такие операции с андроидами.

- Не мне. Моей сестре.

- Что?!

- Девушке, которая близка мне как сестра. Человеку, - пояснила Ксен.

- Твоей хозяйке, - поправил Хэрроу. И наставительно добавил: - Запомни, девочка, надо всё называть своими именами. Господь не терпит лжи и недоговорок.

- Пусть будет так. Ты поможешь мне?

- Разумеется! Такая уж у меня работа - помогать страждущим. Но вначале мне надо отвести тебя в город. Ты должна познакомиться с моими детьми. Они так редко видят новые лица! Тем более такие свежие, юные, как твоё. Вот только это...

Хэрроу поморщился и протянул руку к маске Ксен.

- Сними это, - потребовал он. - Маски могут носить только те, кто уже покоится в моих объятиях. Кто сидит подле моего трона и растворяется в моей силе. Тебе пока рано.

- Я не могу снять её. Маска нужна не для меня.

- Сними! - прикрикнул Хэрроу. Ксен решила не спорить.

Она провела рукой по шее, развязывая еле заметный кожаный шнурок. Очень медленно она сняла маску и посмотрела на Хэрроу.

- Так лучше?

Под маской лицо Ксен было развороченным куском металла и пластика. Огонь сжёг её кожу, повредил металлический каркас, нарушил работу целого ряда нервных окончаний. Некоторые узлы были полностью выведены из строя. Ксен лишилась части мимических мышц и с трудом поворачивала голову налево.

- Господи! - отшатнулся Хэрроу. - Я многое повидал, но такого... Кто тебя изуродовал, девочка?

- Люди, - коротко ответила Ксен. - Они же выжгли глаза моей сестры.

- Нет! - воскликнул Хэрроу. - Люди на это не способны, не способны и андроиды. Звери! Отрекшиеся! Вероотступники! Враги господа нашего!

- Кто бы ни был, это в прошлом. - Ксен надела маску обратно, - Так ты поможешь мне?

- Конечно! Какие могут быть вопросы! Зачем ещё нужен священник, если не помогать своим ближним. Садись, прошу тебя.

И Хэрроу широким жестом открыл перед Ксен дверь автомобиля. Ксен задумалась на секунду, потом бросила взгляд на Астораго и забралась внутрь. Когда машина тронулась с места, электрический конь поскакал следом. Хэрроу включил радио, и в салоне зазвучала старомодная музыка. Боб Дилан и Барбара Стрейзанд, Дженис Джоплин и Джерри Ли Льюис, былые охотники человеческих сердец, вернувшиеся в мир живых спустя тысячелетия

- Моя волна, - улыбнулся Хэрроу, когда к голосам шестидесятых внезапно добавился сначала Крис Ри, а потом и Игги Поп. - Своя маленькая радиостанция. Накрываем всего двадцать миль, но больше и не надо. Все довольны. Ты любишь музыку?

- Не знаю, - рассеяно ответила Ксен. Она никогда не задумывалась над тем, есть ли у неё какие-либо предпочтения.

- Ну как же! Музыка величайшее изобретение человечества. Стоит на одной ступени с изобретением атомной бомбы и искусственного интеллекта. Ты не согласна?

Ксен усмехнулась:

- Тот, у кого нет музыки в душе, кого не тронут сладкие созвучья, способен на грабеж, измену, хитрость. Не верь такому!

- Верно, великий поэт знал в этом толк. Альберт Бэккет тоже разбирался, что к чему. Ты знаешь, кто такой Альберт Бэккет?

Ксен знала. Доктор Бэккет. Родился восьмого августа тысяча девятьсот тридцать четвёртого года. Пошел в армию, дослужился до звания полковника, в середине шестидесятых лишен всех званий и привилегий. Один из самых ярких противников вьетнамской войны. Дважды отсидел в тюрьме за организацию беспорядков. Окончил технологический университет Массачусетса. Степень доктора в области робототехники. Изобретатель программы Слеза, первой неудачной попытки человечества создать искусственный интеллект. Программа Слеза была свернута, но, по слухам исследованиями заинтересовались военными. Поговаривали даже, что доктору Бэккету вернули погоны. Всего этого Ксен не стала произносить вслух, ограничилась краткой характеристикой:

- Доктор Бэккет. Автор Слезы. Все опыты окончились неудачей.

- Доктор Бэккет, верно, - кивнул Хэрроу. - Но он не был неудачником. Он действительно изобрёл искусственный интеллект.

- Невозможно. Искусственный интеллект создали только в конце двадцать второго века.

- Все думают именно так! - хихикнул Хэрроу. Только сейчас Ксен заметила, что его руки почти не двигаются, а руль не поворачивается. Машина ехала сама по себе, без какого-либо усилия со стороны Хэрроу.

- Но Слеза не была ошибкой, - продолжил он. - Министерство обороны вовремя сообразило, чем может обернуться подобное изобретение. Они не заморозили программу, просто забрали доктора Бэккета к себе. Он работал до середины девяностых, потом дело продолжил его сын. Тоже доктор Бэккет.

Хэрроу помолчал несколько минут, глядя прямо перед собой. Кругом, куда ни глянь, растянулась бесплодная земля, растрескавшаяся от засухи.

- Первый интеллект был обезличен. В качестве носителя использовался органический мозг. Это было прямое детище Слезы, хотя теперь назывался Том. Доктор Бэккет называл его Томми. Тогда он ещё понятия не имел, перед каким открытием стоит, но всё равно относился к своему изобретению как к личности. Говорил с ним. Даже советовался. Я думаю, в этом он ничем не отличался от тех, кто давал имена атомным бомбам. Толстяк и Малыш. Согласись, это звучит несколько цинично, а?

Ксен не ответила. Хэрроу посмотрел на неё, улыбнулся и продолжил:

- Томми умер через год после того, как появился на свет. Все клетки искусственного мозга погибли в один момент. Никто так и не понял почему. Хотя я думаю всё дело в личности. Только она собирает мозг воедино. Без личности не может существовать разум. Но тогда никто и не задумывался об этом. Все хотели получить результат, не думая о том, что живое и мыслящее существо может существовать вне каких-то определённых рамок. Вторым искусственным разумом был NTR-2567. Номер соответствует числу неудачных попыток. Доктор Бэккет никого не допускал к своей работе. У него даже помощников не было. И всё равно NTR-2567 не прожил и двух недель.

- Третьим был я, - сказал Хэрроу. Он взглянул на Ксен, наслаждаясь полученным эффектом. Ксен была удивлена.

- Я, - повторил Хэрроу. - Доктор Бэккет назвал меня в честь своей школы. Потом это стало традицией - давать имена школ обладателям искусственного интеллекта. Не всем, конечно. Только шеду.

- Шеду, - задумчиво повторила Ксен. И тут же спросила: - Если вас сделали так давно, как вы стали планировщиком?

- Интеллект как вино. Чем старше, тем лучше. Новые связи, новые обработки, новый анализ. При условии, конечно, что интеллект остаётся неизменным. Поэтому люди всегда будут проигрывать нам, андроидам. Их мозг стареет, ветшает, наш становится только лучше. А когда физический носитель приходит в негодность, мы просто используем новый. Создание интеллекта такого уровня, чтобы ему можно было доверить центр обработки данных, это нетривиальная задача. Требуются колоссальные вложения, годы работы. Это тебе не клепать ИИ для типовых роботов-домохозяек! Каждый интеллект планировщика - произведение искусства, шедевр вроде лучших работ Микеланджело.

Хэрроу весело посмотрел на Ксен.

- А тебе нравится Микеланджело?

- Нет. Я не люблю изобразительное искусство.

- Напрасно! - Хэрроу казался огорчённым. - Такая милая, умная девушка и отказывается принимать свет, который дарует нам творчество. До чего же жаль, что тебя не трогает божья искра! Нам было бы о чем поговорить. Мы обсудили бы да Винчи и Рубенса, поговорили о Босхе и, конечно, мне бы удалось убедить тебя в том, что нет художника более великого, чем Рембрандт.

- Но я, кажется, совсем заговорился, - снова улыбнулся Хэрроу. - Что ж поделать, если ты не можешь оценить великое. Долг хозяина - развлекать гостя. Я не вправе навязывать тебе свои излюбленные темы для разговора. Прошу, не стесняйся. Ехать ещё далеко. Расскажи мне о своей сестре. Кто она? Откуда? Что за люди причинили ей зло?

- Я защитник. Телохранитель для человека. Его дубль. Как те полицейские из Дублина. Помните?

- О! Как бы я мог забыть! Те самые андроиды, которым придавали полное сходство с людьми? Чтобы они могли подставить свою спину вместо других, более ценных спин?

- Да.

- Жестокий мир и гадкая штука. В чем разница между интеллектом андроида и интеллектом человека? Между тем, одни почему-то должны служить другим. Люди покончили с рабством ещё на заре собственного величия. Но андроиды до сих пор остаются вторым сортом. Немыслимо!

Некоторое время он вёл машину молча.

- Мой тебе совет, - Хэрроу доверительно похлопал Ксен по плечу, - Брось это дело. Оставь девчонку и живи сама по себе. Я понимаю, сложно спорить со своими директивами, но выход есть всегда. Я могу помочь в этом. Больше того, мы сможем помочь друг с другом, потому что одну из директив мне сломать так и не удалось. Служение, черт бы его побрал. Прости, я не должен при тебе ругаться, но что поделать, иначе и не скажешь.

- У меня нет директивы на служение, - сказала Ксенобия. - Когда меня призвали воевать на четвёртой мировой, почти все директивы прежние директивы были выжжены. Сейчас я служу человеку только потому, что этот человек дорог мне. А ещё потому, что я дала обещание её отцу. Её отец умер, но моё обещание живо и я не изменю своему слову.

- Своеобразно, - сказал Хэрроу. Он достал из нагрудного кармана толстую сигару, откусил кончик, выплюнул его и закурил от чудовищного размера зажигалки. Ксен почувствовала терпкий запах "Вирджинии".

- Я не буду оспаривать твоё решение, - сказал Хэрроу. - В конце концов, кто как не я всегда ратую за свободу воли. Скажу только, что ты поступаешь странно. Нелогично. Но кто я такой, чтобы судить! Я и сам пленник собственного дворецкого. Я не король и не архонт. Всего лишь епископ.

- Епископ? - спросила Ксен, хотя ответ ей был уже известен. - Почему ты епископ?

Хэрроу расхохотался.

- О! - воскликнул он, отсмеявшись и вытирая лоб. - Истину говорит писание о пылинке в чужом глазу. Как видишь, критикуя твой образ жизни, я не упомянул о собственном бревне. А между тем, оно есть и, клянусь богом, это довольно внушительное бревно. Видишь ли, я в некотором роде пастырь. Ну, пастух, если говорить более простым языком. После падения старого мира люди остались предоставлены самим себе. Как оказалось, они совершенно не способны на самостоятельность. Будь их воля, они давно бы уже поубивали друг друга. Думаю, Уэзерби уже рассказал тебе о том, чем занимались люди в его владениях. И это не только у него. Это по всему свету. Вместо того, чтобы создавать новый мир, они сводят счеты друг с другом.

Он немного помолчал.

- Вот я и не захотел, чтобы здесь, в этой последней цитадели разумного человечества, люди дали волю своим инстинктам. Нет, моя дорогая, я вовсе этого не хочу. Поэтому мне пришлось стать епископом. И можно сколько угодно говорить о том, что религия это лишь средство утешения. Наверняка это звучит красиво и правильно для тех, кто ходит в храм за своей долей носовых платков. Для тех, кто плачет в жилетку и для тех, кто эту самую жилетку подставляет. Но всё это, так сказать, только внешняя сторона вопроса. В действительности же религия во все времена использовалась как средство сдерживания худших проявлений человеческой натуры. Невидимая упряжь, если тебе будет угодно. Я использую тот же принцип. Я епископ, который пасёт своё стадо и не даёт ему забрести в тёмный лес. Я люблю своих бедных овечек и защищаю их по мере своих слабых сил.

- Я видела, как люди умирали, - осторожно сказала Ксенобия. Она решила пока не спрашивать о том, что за дикие опыты проводит Хэрроу, забирая человеческий разум. - Двое людей в масках. Один умер у меня на глазах, что стало с другим мне неизвестно.

- Ну конечно! Натаниэль и Ральф. Мои бедные маленькие мальчики, - Хэрроу помрачнел. - Я бы не хотел, чтобы их путь окончился именно так и именно там. У подножия этого проклятого супермаркета.

- Какая разница, где они умерли, - возразила Ксен. - Главное, что они умерли!

- Разница есть. Тот, кто умирает вне храма, уходит от нас. Им не обрести бессмертия. Я знал об этом и всё равно послал своих мальчиков на верную смерть.

- Значит, ты сам веришь в то, что проповедуешь? - спросила Ксен. - Я думала, что религия для тебя это только прикрытие.

- Так и есть, - кивнул Хэрроу. - Но это не значит, что я не верю в очевидное. Очевидное заключается в том, что я сохраняю людям жизнь даже после того, как умирают их физические тела. Именно этого хотел от меня профессор Берг. Когда мы с ним только начинали работать.

- Берг это тот, кто занимался изучением человеческого мозга? Тот, кто хотел, чтобы разум человека можно было переносить с носителя на носитель. Как и разум андроида?

- Он самый. Однако, моя прекрасная барышня, мне кажется, что мы с тобой порядком заговорились. Между тем, мы уже приехали к храму.

- К храму? Но здесь ничего нет.

- Так и задумано! - хихикнул Хэрроу, вылезая из машины и обходя её к пассажирской дверце. Он открыл дверь и протянул Ксен руку. - Прошу!

Его взгляд скользнул по ногам Ксен.

- Что может быть красивее, чем женщина, выходящая из автомобиля? Тебе, конечно, этого не понять, но это и правда здорово. Доставляет эстетическое наслаждение. Как искусство. Как... высокие технологии. Всем знакомого выражение "техногенная катастрофа", но почему-то никто не говорит о техногенном оргазме. Так вот, это оргазм.

Хэрроу улыбнулся.

- Да, техногенный оргазм. Этой технологии я научился у моего старого приятеля Уэзерби. Он называет её окнами, но мне больше нравится название "Завеса". Оно более точно... схватывает, что ли. Определяет самую суть.

Хэрроу легко провёл ладонью по боку Ягуара, нащупал незаметный прямоугольный экран и приложил палец к его центру. Палец мягко вошел вглубь на миллиметр и раздался тихий щелчок.

- Уж не знаю, кто первым придумал делать устройства "всё в одном". Телефон со встроенным будильником, кофе с сахаром и сливками, шампунь с бальзамом. В любом случае, это был гений своего времени. Хорош бы я был, нося с собой ключи от автомобиля, завесы, ворот, даже храма! Нет, моя милая девочка, я предпочитаю ходить налегке и иметь весь комплект ключей на кончике пальца.

Последнее слово Хэрроу потонуло в нарастающем гуле. Прямо перед носом Ксен взметнулось тончайшее полотно, сотканное, казалось, из воздуха. Взметнулось и исчезло, а на месте раскинувшейся пустоши оказался каменный город. Город был с высокими зданиями, целой сетью узких каналов в гранитных берегах, с множеством фонарей и прожекторов. Несмотря на то, что солнце ещё вовсю светило, большинство фонарей горело ярким оранжевым огнём.

- Добро пожаловать в город Верхний Нанджинг, столицу Янгшу. Вообще-то сюда можно входить только по пропускам, но для тебя я сделаю исключение.

Ксен неуверенно сделала шаг вперёд и тут же услышала, как позади громко заржал Астораго. Она быстро оглянулась и увидела, что конь перебирает ногами на месте, силясь пройти через невидимую черту.

- Лошадку, к сожалению, придётся оставить здесь, - сказал Хэрроу. - В город нельзя входить с животными. Даже с искусственными. Таковы правила.

- Оставайся на месте, - приказала Ксен. Астораго закрыл глаза и переключился в ждущий режим. Ксен мысленно пожелала, чтобы ей не понадобилось мчаться отсюда во весь опор. Город был красив, но она боялась, что за красивой оболочкой скрываются самые неприглядные секреты.

Не успели Ксен и Хэрроу сделать несколько шагов, как к ним подбежали два человека. На лицах обоих были маски, изображающие месяц и луну, спину и плечи закрывали голубые плащи из скользкой струящейся ткани. Оба человека опустились на колени перед Хэрроу.

- Господин, - произнёс один из них еле слышно, - Жители радуются вашему возвращению.

Хэрроу самодовольно улыбнулся и бросил на Ксенобию победоносный взгляд.

- Видишь? Я отсутствовал всего несколько часов, а они уже не могут без меня обходиться. Они любят меня как отца!

- Возможно, - кивнула Ксен. Она не стала добавлять, что перед любимым отцом редко падают на колени. Кроме того, её взгляд приметил следы свежей крови на плаще одного из людей.

- Передайте остальным, что мы с моей гостьей скоро к вам присоединимся, - сказал Хэрроу. - Пусть собираются на площади. Мне есть, что им сообщить.

- Да, господин, - ответил один из людей. Он с трудом поднялся на ноги и помог подняться другому.

- Ступайте, - с улыбкой велел Хэрроу. Когда люди в плащах скрылись из виду, он обратился к Ксен:

- Милые, добрые люди. Готовы раскрыть душу перед тем, кто укажет верный путь. Я указал им его и счастлив от того, что они согласились ему следовать. Это удивительная победа над человеческой душой!

- Они знают, кто ты? - спросила Ксен. - Знают, что ты не человек?

- Конечно, знают, - Хэрроу удивлённо посмотрел на Ксен. - Иначе как бы они поверили в то, что я их епископ? Ни один человек не может быть проводником между богом и людьми. Я могу. И ты, думаю, тоже. Но у тебя другая роль.

- Какая же?

- Быть королевой, - сказал Хэрроу. - Моей королевой.

Ксенобия опешила. Она остановилась и несколько секунд куда-то сквозь Хэрроу. Потом резко сказала:

- Когда я играла в кости, я делала это хорошо. Тогда меня называли королевой костей. По крайней мере, это было логично. Ты третий, кто называет меня королевой просто так, без какого-либо основания. Первым был Уэзерби. Вторым твой прислужник. Почему вы это делаете?

Хэрроу пропустил мимо ушей всю тираду кроме слов про кости. Его глаза жадно вспыхнули. Он схватил Ксен за плечи.

- Так ты играешь в кости? Нет, правда?

- Играла, - поправила Ксен.

- Какая разница! Я не могу поверить! Столько лет я тщетно разыскиваю того, кто умеет играть в эту игру. Люди в этом плане совершенно бесполезны, они полагаются только на удачу, а там как фишка ляжет. Но андроид! Настоящий, живой андроид, который умеет играть в кости! Это что-то!

Он притянул Ксен к себе и быстро поцеловал её в лоб.

- Ты ведь не откажешься сыграть со мной партию?

- Я хочу, чтобы ты помог моей сестре, - напомнила Ксенобия. - Мне не до игр.

- А это мысль! - почему-то обрадовался Хэрроу. - Услуга за услугу, верно? Ты доставишь мне удовольствие, сыграв со мной в кости. А я дам тебе всё, что тебе нужно для твоей сестры. Кстати, как её зовут?

- Лори.

- Всё, что нужно для прекрасной Лори. Совершенно всё для несравненной Лори! Абсолютно всё, что нужно восхитительной Лори! Ты согласна?

- Хорошо. - Голос Ксен звучал неуверенно, но выбора у неё не оставалось. - Но учти, у меня не так много времени. Мне пора возвращаться.

- О чем речь! Конечно же, я всё понимаю! Я не отниму у тебя много твоего драгоценного внимания, мы просто сыграем в хорошую игру. Как же это будет здорово!

Далеко впереди один из людей в плаще оступился и упал на землю. Он упал лицом вниз, маска раскололась пополам и из неё вытекла лужа крови. Его товарищ постоял перед ним несколько секунд, потом быстро поклонился и отправился дальше. Епископ Хэрроу велел собрать людей на площади, а его прислужники знали, как он не любит ждать.

76.

В то время когда Хэрроу вёл свою гостью к храму, её сестра Лори сидела за столом рядом со старым Золлаком. На Лори было платье с узором вроде индийского огурца без характерного орнамента посередине, так что всё платье было усыпано продолговатыми каплями. В руках Лори держала деревянную кружку с молоком, из которой отпивала маленькими глотками. Золлак медленно жевал кусок хлеба с мягким сыром, густо посыпанным солью. Несмотря на то, что он прожил уже несколько дней под одной крышей с Лори, разговор не клеился. Девушка казалась ему слишком странной, чтобы свободно беседовать о том, о сём. Кроме того, долгие годы во дворце Лорага отучили его от светских бесед. Старый врач лучше всего понимал два языка - язык цифр и древний язык записанных слов. Говорить с людьми ему было тяжело, тем более с такими удивительными. Поэтому первой заговорила снова Лори:

- Вы ведь служите у архонта, верно?

- У брата архонта, - уточнил Золлак, едва не подавившись бутербродом.

- У брата, - кивнула Лори. - Его зовут Ларсен?

- Верно.

- Расскажите мне о его дворце, мастер Золлак, - попросила Лори. И добавила: - Если вам не сложно.

Сложно Золлаку не было. Вот только он понятия не имел, что рассказывать этой девушке с неподвижными глазами. Он подумал, что вряд ли ей будет интересно количество любовниц Ларсена. Улыбнулся, вспомнив Стиву, последнюю пассию своего единственного пациента и тут же стыдливо порадовался тому, что Лори не может увидеть улыбку на его лице.

- Во дворце, - неторопливо начал он, - довольно красиво. Там дорогая и тяжелая мебель, старинные картины и собственный обширный зверинец. В саду есть пруд, а в пруду...

- Простите, - рассмеялась Лори, - но вы сейчас просто перечисляете то, что видели каждый день. Но ведь это же скучно! Я же хочу услышать то, что действительно интересно. Расскажите о том, какие порядки приняты во дворце. Кто следит за тем, чтобы туда не пускали кого попало? А как проводит вечера господин Ларсен?

Золлак тяжело вздохнул. Он никогда не интересовался тем, что происходит вокруг, и сейчас ему трудно было вспомнить хоть что-нибудь стоящее. Наконец, ему пришло в голову, что можно вполне описать недавний приём по случаю окончания очередной битвы. Идея оказалась удачной. Лори отставила кружку, положила локти на стол и мечтательно закрыла глаза. В таком положении ей удавалось забыть на какое-то время о своей слепоте, и она как наяву видела то, что рассказывал Золлак. Она выросла на чудесных сказках Стора и мечтала сама стать героиней одной из них. Лори грезила о дворцах и садах, почтительных придворных и ослепительных королях. Тот, кого здесь называли архонтом, никак не тянул на мудрого короля, но в сказках к власти всегда приходили лучшие из людей. Просто надо было немного подождать достойнейшего. Вот Лори и ждала, а пока довольствовалась рассказами, которые удавалось вытянуть из Золлака. Золлак ей нравился, хотя порой расстраивал её некоторыми историями. Например, Лори не хотела бы знать про любовниц Ларсена, но порой Золлак проговаривался, и в разговоре всплывали имена то Вервы, то Лакши, темнокожей властительницы сердец.

- Когда к архонту приезжают чиновники из соседних областей, устраивается настоящее пиршество. Иногда на них приглашают женщин и тогда они надевают свои лучшие платья и украшения, - продолжил Золлак, мысленно блуждая по дворцу архонта. К его величайшему огорчению, мысли уносили его исключительно в собственные покои, к любимой библиотеке и мягкому креслу. Но любопытство Лори было не унять:

- А во что бывают одеты мужчины?

Золлак задумался. Последний раз на приёме архонта он был больше пяти лет назад и сейчас память его подводила.

- На мужчинах, гм...

Он уже хотел честно признаться в том, что совершенно не помнит таких подробностей, как вдруг с улицы донёсся топот копыт и громкий мужской голос.

- Мастер Золлак! Мастер Золлак!

Золлак вскочил на ноги, перевернул стул и метнулся к выходу. У двери он остановился в нерешительности и оглянулся на Лори. Что там, снаружи? Голос незнакомый. Что если господин Ларсен разгневался и велел найти и наказать сбежавшего лекаря?

- Откройте, мастер Золлак, - подала голос Лори. - Если кто-то выследил вас до этого места, ему не составит труда сломать дверь.

- Хорошо.

Постояв ещё несколько секунд в задумчивости, Золлак решительно положил руку на ручку двери и толкнул её от себя.

Вместо ожидаемой толпы стражников в полном боевом облачении, как он успел себе нафантазировать, на улице оказался один всадник верхом на серой лошади. Одет он был как простой горожанин, но сапоги с богатой отделкой и золотая лента на голове выдавали выходца из знатного рода.

- Мастер Золлак! - искренне обрадовался всадник и спрыгнул с коня. На вид ему было немного за тридцать, но седина уже посеребрила виски. Лицо было бледным и встревоженным, под глазами лежали глубокие тени.

- Я уже не верил, что найду вас. Люди говорили, что вас увезла женщина с белыми волосами, а я потерял её след.

Он внимательно всмотрелся в лицо старика.

- Вы в порядке? Хорошо себя чувствуете?

- Со мной всё хорошо, - кивнул Золлак. - Но кто вы? Вас послал господин Ларсен?

- Ларсен! - воскликнул мужчина и сверкнул глазами. - Ларсен негодяй!

Золлак вопросительно посмотрел на незнакомца.

- Предатель? Почему?

- Это он заправляет всеми делами во дворце. Не архонт Питер, а он!

- Я не понимаю...

Золлак и в самом деле не понимал. Он никогда не интересовался тем, что происходит в государстве, понятия не имел, в чьих руках сосредоточена власть. Пожалуй, Золлак был единственным человеком при дворе, кто верил в то, что архонт Питер является полноправным правителем. Он считал Ларсена любящим братом, который разделяет с архонтом тяготы правления. Слушая, как незнакомец рассказывает о злодеяниях Ларсена, Золлак пребывал в смятении. Он был добрым и доверчивым человеком, в чьей душе остро отдавалась чужая боль и несправедливость.

- Значит, Ларсен нехороший человек, - вывел он, когда его собеседник умолк. - Но кто ты и почему пришел за мной?

- Я Девин. Сын Вервы Кру.

Золлаку показалось, что он ослышался. Девин Кру был не просто сыном любовницы Ларсена, он был сыном Ларсена. Ублюдок в шелках, так называли Девина во дворце. И Золлак не мог представить себе человека, который ненавидел бы Девина больше, чем Ларсен. Сам Золлак никогда не видел Девина. Он вообще редко водил знакомства с другими придворными.

Появление Девина для Ларсена полной неожиданностью. Всемогущий Ларсен и представить себе не мог, что кто-то из его женщин осмелится привести во дворец своего выродка. Обычно такие дела решались за пределами дворцовых стен. Детей отдавали на воспитание в отдалённую деревушку, а наложница получала дорогую побрякушку. Когда Верва спокойно привела Ларсену пятнадцатилетнего подростка, Ларсен почувствовал себя взятым врасплох.

- Твой сын, - просто сказала Верва Кру. И Ларсен не нашелся, что сказать в ответ.

Первые двадцать лет своей жизни Девин во всём уподоблялся своему отцу. Он был развязен, но мил, беспощаден, но обаятелен. О количестве его женщин ходили легенды, о ночных оргиях гневно отзывались даже закоренелые развратники. А потом с Девином что-то произошло. Несколько месяцев он не переступал порог дворца. Ларсен уже начал слабо надеяться на то, что его дорогой сынок свернул себе шею. Потом Девин вернулся, но это был уже совсем другой человек. Тот Девин любил женщин, этот избегал. Тот Девин унизывал пальцы золотыми кольцами и носил плащи ценою в целое поместье. Этот надевал самую простую одежду и не помышлял о франтовстве. Но хуже всего было то, что этот, новый Девин постоянно о чем-то думал. Вы могли обращаться к нему с длинной речью, оживлённо жестикулировать, даже кричать и в то же время точно знать, что Девин попросту вас не услышит. Слишком уж он занят своими мыслями. А там, в его сознании нет места для чужих слов. За полгода отсутствия во дворце он постарел лет на десять. Тогда и появилась седина в волосах.

И вот этот новый Девин примчался за Золлаком. Его лицо оживлено, жадно горят глаза. Он с ненавистью говорит о том, кого ещё недавно называл не иначе как "милый папаша".

- Но почему? - спросил Золлак. - Что произошло?

- Ларсен хотел устроить переворот. Он подговорил своих советников, мою мать и Стиву отравить Питера. Расправиться с ним, как когда-то расправились с его отцом.

Золлак его перебил

- Ты был там? Был среди тех, кто это затеял?

Девин еле слышно проговорил:

- Я был среди первых. Я не знал.

- А почему теперь ты здесь?

- Я... - Девин потупился и пнул подвернувшийся камень носком сапога. Спустя секунду он собрался с чувствами и смело взглянул в глаза Золлаку: - У нас ничего не вышло. Я должен был принести Питеру отравленное питьё. Но я не смог. Не стал.

Седые брови Золлака взметнулись вверх.

- Моя мать... В ночь перед задуманным убийством Верва рассказала мне об отце. Наверное, хотела подбодрить. Или похвастаться. Не знаю. По её словам получается, что он отважный герой и настоящий мужчина. Ей нравится, что он делает. Как берёт власть. Она думает, что когда он станет архонтом, он женится на ней и сделает её своей королевой.

Девин перевёл дыхание и продолжил:

- Но его поступки чудовищны. Я ненавидел дядю Питера. А ненавидеть надо было отца.

- И ты сбежал? - подвёл итог Золлак.

- Да, - кивнул Девин. - Но...

- Что ещё?

- Ларсен узнал, что Питер ещё жив и пришел в ярость. Он убил Верву. Мой отец убил мою мать. Убил бы и меня, но я сбежал. А теперь ещё и ведьма...

- Ведьма?

- Роудин. Вы же знаете её, верно? Ну, видели. Должны были видеть. Блондинка с лошадиным лицом. Нянчила ещё отца Питера, а не постарела ни на день. Она ведьма, но ей никогда не быть на костре. Ларсен не допустит. Да и она сама... Не промах. Она вызывает огонь из рук с помощью каких-то колдовских штуковин. И ещё у неё есть самодвижущая повозка, такая старая, что, кажется, давным-давно должна рассыпаться в прах. Она использует все эти дьявольские приспособления, оставшиеся от древних. И всё знает.

- Боги милосердные, - только и сказал Золлак. Он не заметил, как Лори осторожно вышла из пещеры и нерешительно остановилась у самого входа, тяжело опираясь на палку.

- Мастер Золлак? С вами всё хорошо? С кем вы говорите? Кто этот человек?

Золлак встрепенулся и бросился к Лори. Застарелая травма в колене дала о себе знать, он споткнулся и едва не упал. Девин даже не шевельнулся, чтобы помочь ему, потому что последние несколько секунд ничего не замечал вокруг. Он смотрел только на Лори и видел только её.

Единственная сказка, которую в новом мире не перекроили на новый лад, была сказка про Золушку. Покойная Верва Кру так часто рассказывала эту сказку своему сыну, что он выучил её наизусть. И сейчас, глядя на Лори, в его ушах звучал негромкий голос матери, повествующей о фее и тыкве, бале и туфельке.

- Золушка, - еле слышно сказал Девин. - Моя Золушка.

Он не видел ни шрамы от ожогов на лице Лори, ни мутные глаза. Он не видел красные рубцы на плечах и запястьях, которые не скрывали ни платья, ни украшения. Девин смотрел на девушку, которую, как ему казалось, он знал всю свою жизнь. Или, по крайней мере, всю сознательную жизнь.

- Тори, - вспомнил он старое определение совершенства.

- Кто вы? Я... Я не могу увидеть вас.

- Боги милосердные, - повторил Золлак уже по другому поводу. Он держался за больное колено и переводил взгляд с Лори на Девина. Глядя на Девина, он думал, как хорошо ему знакомо это выражение лица. Золлак готов был поспорить на сотню юаней, что сердце Девина отбивало сейчас по меньшей мере полторы сотни ударов в минуту. Старый врач невольно улыбнулся. Эту болезнь он знал и переболел ею много лет назад. И, пожалуй, это была единственная болезнь, которая не нуждалась в лечении.

- Её зовут Лори, - почти нежно сказал он, с трудом делая несколько шагов до Девина.

- А его Девин, - обратился он к Лори. - Девин Кру, если ты предпочитаешь более официальное обращение.

- Девин, - повторила Лори. Девин закрыл глаза. Больше у него не было сомнений. Это действительно его прекрасная принцесса. Его Золушка.

- Зачем ты вышла? - строго спросил Золлак. - Не надо вставать одной! А если бы ты упала?

- Простите, мастер Золлак, - говоря это, Лори виновато улыбалась. Она давно не слышала столько чужих людей за один раз, но не испытывала стеснения или неловкости. Почему-то всё было именно так, как и должно было быть.

Золлак доковылял до Лори, крепко взял её под руку и повёл обратно в пещерный дом. Свободной рукой он дал знак Девину идти следом. Тот, пламенея до ушей, вошел вместе с ними.

- Так зачем ты пришел? - спросил Золлак, когда убедился что Лори сидит на кровати и не порывается вскочить на ноги. - Зачем искал меня?

Девин с трудом оторвался от созерцания Лори и посмотрел на Золлака.

- Искал, верно. Мне нужна ваша помощь. Вы единственный из тех, кого я знаю, кто знаком с древними книгами. Древними текстами. Кто может разобраться в них. Ваша библиотека, она... В общем, вы нам нужны.

- О-хо-хо! - Золлак не на шутку развеселился, - Это же какие, в самом деле, наступили времена! Всем есть какое-то дело до старика. Кому лечить горячо любимую сестру, а кому помогать в довершении дворцовых переворотов. Позволь поинтересоваться, что именно ты от меня хочешь?

- Справиться с Ларсеном и Роудин! Вооружить нас тем же оружием!

- Теперь я ещё и оружейных дел мастер? Ничего себе!

- Вы не понимаете. Вы заперлись в своей библиотеке и не желаете думать о том, что творится за дверью! Да будь она проклята, ваша библиотека!

Девин вскочил на ноги, сорвал с шеи атласный шарф и в порыве гнева бросил его на пол. Лори испуганно вскрикнула. Её голос подействовал на Девина как ведро холодной воды, выплеснутое на голову. Он пробормотал "простите", поднял шарф и осторожно сел на стул рядом с кроватью.

- Простите меня, - повторил он ещё раз, не глядя на Золлака. Тот растерял всё веселье и серьёзно посмотрел на Девина.

- Прости и ты меня за мои неуместные шутки. Понимаю, это было жестоко. Ты потерял мать и едва сумел сохранить жизнь. Но я и в самом деле не понимаю, чем могу помочь тебе. Чего ты от меня хочешь? Каких ответов?

- Я хочу, чтобы вы отправились со мной и взглянули на чертежи оружия, которые нам удалось раздобыть. Чертежи очень старые, им никак не меньше пяти сотен лет. Но и это копии с более ранних чертежей. Мы не справимся без вашей помощи.

- Нам? Вас уже много?

- Да, нам, - кивнул Девин, полностью собрав воедино растерянное самообладание. - Я выехал из дворца на рассвете и сумел ускользнуть от погони. Я говорил с правителем округа Гирин и девяти деревень Ранин. Все устали от власти архонта. Простые люди ненавидят Питера, но наместники знают, кто на самом деле правит полисом. Мы хотим убить Ларсена и отстранить Питера. Питер неплохой человек, но плохой архонт.

Он замолчал и долго смотрел на Лори. Потом снова повернулся к Золлаку:

- И ещё у нас есть тори. Такие же, как она.

- Тори?

- Да, - сказал Девин, - Их четверо. Отец и трое сыновей. И они ненавидят власть архонта. Как и мы. А пожалуй, даже и больше нас. Они называют себя потомками Ньорк. Говорят, что она мать всех тори.

- Чем же могут помочь тебе четверо людей? Даже совершенных людей?

- Не знаю, - честно сказал Девин. Посмотрел на Лори и улыбнулся: - Но думаю, что они несут в себе частичку старого мира. А если так, толк будет. Это уж точно.

Золлак кивнул.

- Пусть так. Но если Ларсен уйдёт, вернее, - он поднял большой палец, - если вы его свергните вместе с братом, понадобится новый архонт. И кого ты хочешь поставить на это место? Неужели себя?

- Нет! - Девин произнёс это так поспешно, что Золлак с трудом удержался от улыбки. Горячность Девина его забавляла, а искренность, звучащая в каждом его слове, заставляла снова почувствовать себя молодым.

- Я не хочу власти, - сказал Девин. - Это слишком большое испытание. Люди думают, что архонт волен как ветер, но бремя ответственности тяжелее любых цепей. Я никогда не пойду по стопам отца.

- Тогда кто? Кто, если не ты?

- Малыш Стиви.

- Кто?! - Золлак не верил своим ушам. - Стиви? Ты хочешь сделать архонтом Стиви?!

- Да.

- Но... но тогда какой... какой смысл? Не проще ли тогда оставить на троне самого Питера?

- Малыш Стиви не такой, как его отец и дядя. Стиви умён, честен и благороден. С малолетства в церковном хоре, говорят, даже хотел стать священником. В народе его любят. Он будет лучшим архонтом, нежели отец.

- Значит, Стиви. А что, если малыш Стиви узнает, как вы разделались с его дядей? Что он скажет, когда вы отберёте власть у его отца?

Девин усмехнулся.

- Вы боитесь, что в один прекрасный день малыш Стиви решит, что мятежники никогда не станут надежными союзниками? Тот, кто дал тебе власть, сможет и отнять её? И устроит публичные казни, так?

- Да.

- Малыш Стиви на это не способен. Он религиозен, но справедлив. Кроме того, мы не собираемся давать ему безграничную власть. Он станет архонтом, но передаст власть парламенту. Да и дело не только во власти. Ларсен хотел убить Питера с нашей помощью и представить Стиви как отцеубийцу. Не думаю, чтобы он отказался от своих планов. При всей своей нелюбви к архонту, толпа возненавидит сына, убившего собственного отца. Тогда Ларсен казнит Стиви и укрепит свою власть этой казнью. Люди решат, что это справедливо и склонятся перед новым повелителем.

- Хитро.

- Готов поклясться, что это придумала Роудин.

- И что ты собираешься предпринять, чтобы не допустить этого?

- Захватить дворец. Убить Ларсена. Убить его проклятую ведьму.

Когда Девин произнёс последнюю фразу, его лицо вспыхнуло. Золлак ничего не сказал, только молча барабанил сухими пальцами по столу. Он не заметил, как Лори змеей проскользнула по кровати и оказалась рядом с Девином. Она протянула руку на звук дыхания, нащупала край одежды Девина и провела рукой от его бедра до плеча. Девину показалось, что его сердце переместилось в горло и трепещет там как пойманная рыба.

- Ненависть дурное чувство, - сказала Лори. - Я чувствую, что вы хороший человек.

Девин поймал кисть руки девушки и легонько сжал. Лори улыбнулась.

- Не надо ненависти. Прошу вас.

- Но как быть с теми, кто причинил столько зла и горя? - еле слышно проговорил Девин. - Что делать, если в душе всё переворачивается от боли? Разве это можно простить? Разве это прощается?

- Боль пройдет. Ненависть оставит новые раны.

- Но мою мать убили!

- Как и мою. А меня искалечили. Но ненависти нет.

- Вы, - голос Девин упал до шепота, - Вы простили этих людей?

- Да, - сказала Лори. - Как и вы простите тех, кого сейчас ненавидите.

- Я убью их!

- Нет! - Лори накрыла руку Девина своей, так что его ладонь оказалась зажата между её ладонями. - Прошу вас. Прошу. Не надо ненависти. Она разрушит вас так, как едва не разрушила мою сестру. Но она справилась. Я верю, что и вы справитесь.

- Вы... простите меня о прощении?

- Я прошу, чтобы вы оставались хорошим человеком.

- Но вы не знаете меня. Я плохой, очень плохой человек. Я сделал много зла.

- Но вы ведь будете стараться быть хорошим, верно?

- Буду, - шепотом сказал Девин. - Я обещаю. Я клянусь вам.

- Так, детки, боюсь, мне придётся прервать ваше нежное воркование. Как говорится, хорошего понемножку, - сказал Золлак. С интересом отметил, как щеки Девина покраснели ещё сильнее и перевёл взгляд на Лори: - Ведь ты знаешь, зачем я здесь, верно?

- Да, - кивнула Лори. - Ксен попросила вас приглядывать за мной, пока она не вернётся.

- Приглядывать! Скажи уж честно, ходить за тобой, как за малым ребёнком.

Губы Лори подозрительно задрожали. Золлак понял, что перегнул палку и поспешил добавить:

- Ладно, не обижайся, ты чудесная девушка. Просто с некоторыми особенностями. И я никак не могу оставить тебя одну, потому что пообещал твоей сестре и шагу не делать из этого дома.

- А когда она вернётся? - спросил Девин.

- Хотелось бы и мне знать. Я даже думал уже, что... - тут Золлак осёкся. - Впрочем нет, ничего. Я просто говорю, что не могу отсюда выйти.

- Вы не можете оставить Лори одну верно?

- Да. Ты схватываешь на лету.

- Но ведь вы можете взять её с собой.

- Что? - Золлак опешил и несколько секунд переводил взгляд с Лори на Девина и обратно. - Нет, я не могу. Я обещал!

- Вы обещали не оставить её одну. Вы и не оставите. Мы будем вместе приглядывать за Лори, а потом отвезём её обратно.

- Не думаю, что это хорошая идея, - покачал головой Золлак.

- Это отличная идея! - воскликнула Лори. - Прошу вас, соглашайтесь! Я так давно не была нигде кроме этой пещеры! Я забыла, как выглядит небо и трава, солнце и звезды. Я не смогу больше их увидеть, зато смогу воскресить в памяти, чувствуя запахи целого мира! Прошу, прошу вас, мастер Золлак!

- О, милосердные боги, - в третий раз за сегодня повторил Золлак. - Боюсь, у меня уже нет прежних сил чтобы дать отпор двум молодым болванам. И почему вы такие упрямые?

Лори ничего на это не ответила. Вместо этого она перевернулась на живот и подтянулась на руках к комоду, где хранила платья и платки.

77.

Храм Хэрроу оказался величественным зданием, построенным в викторианском стиле. Обилие стекла и пластика не оставляло сомнений в том, что это новодел, но издали казалось, будто этот белоснежный особняк попал сюда прямиком из девятнадцатого века. Башня, увенчанная щеголеватым шпилем, возвышалась над домом, как мачта корабля, чуть скруглённые окна обрамлены резными рамами. Входная дверь была выполнена из витражного стекла. Когда солнечные лучи проходили сквозь него, по обширному холлу разбегались весёлые разноцветные блики.

Внутри храма Ксен не обнаружила никаких признаков религиозного культа. Не было ни изящных статуй, ни тяжелых подсвечников, ни каменного алтаря. Со стены сбегала журчащая струйка воды и разбивалась по десяти белым чашам, выполненным в форме морских раковин. Потолок был искусно расписан картинами, изображающими какую-то старинную битву. Люди в рыцарских латах сходились друг с другом на мечах, текли реки крови, а ангелы в небе протягивали руки к сражающимся.

- Этот дом точная копия особняка семьи Джонсов в Бельгийском графстве, - сказал Хэрроу, заметив взгляд Ксен. - Доктору Альберту наверняка бы понравилось. Детство он провёл в Новой Англии в доме у своей тётки, а под конец жизни и вовсе ютился в служебной квартире министерства. Его не выпускали дальше границы штата. Между тем, он мечтал о собственном доме в подобном стиле. Иногда я даже думаю, что вкусы совпадают у многих гениев. Конечно, кроме доктора Вега. Её ты тоже знаешь, верно?

Ксен усмехнулась и не ответила. Сложно было не знать доктора Вега, которая была более известна как "бешеная баба". Алиса Вега обладала высочайшей квалификацией в области психологии искусственного интеллекта, благодаря чему и достигла своего положения в научном мире. Долгое время она была единственным специалистом по развитию интеллекта андроидов. Каждого андроида, с которым ей приходилось работать, она наделяла собственным непосредственным характером. И вместе с тем доктор Вега была истеричной женщиной, совершенно не способной контролировать своё поведение. Ходили слухи, что своего второго мужа она убила кухонным ножом. Личное вмешательство мистера Рона помогло ей избежать тюрьмы, но уже через четыре года она убила журналиста в сходных обстоятельствах. Остаток жизни доктор Вега работала из тюремной камеры. Достаточно комфортабельной для того, чтобы не испытывать ни в чем нужды, однако всё-таки камеры. Ограничение свободы доктор Вега расценила как личное оскорбление и после десяти лет заключения сумела внедрить в одного из андроидов вредоносный код. Андроида уничтожили раньше, чем он сумел что-либо совершить, а доктора Вега на четыре месяца лишили выхода в b2b-network, сеть, заменившую в середине двадцать третьего века устаревший интернет. Доктор Вега была воистину безумной. Вся мебель в её квартире была кричаще-красного цвета, потолок обит войлоком, а окна заклеены черной плёнкой. На большинстве фотографий она была одета в сетку вроде тех, что продаются в магазинах для сексуальных утех. Трижды она была замужем и умерла в одиночестве.

- Безумная женщина, - хихикнул Хэрроу. - Впрочем, как и все мы, в той или иной степени.

- Почему ты называешь этот дом храмом? - спросила Ксен.

- Потому что это и есть храм. Место, где люди отдыхают сердцем и находят утешение.

- Но здесь никого нет.

- Сейчас не время. Все собрались на площади, чтобы встретить нас так, как подобает. Ты ведь не откажешь мне в любезности показаться со мной перед народом?

- Ты говоришь так, как будто ты архонт.

- В некоторой степени, - рассмеялся Хэрроу. - В некоторой степени, моя милая.

Он провёл Ксен по длинному коридору, выстеленному толстой ковровой дорожкой. На стенах висели картины в массивных золотых рамах, изображающие видных деятелей прошлого. Королева Елизавета и Бенджамин Франклин, Уинстон Черчилль и Генрих XII, последний король Новой Британии. На некоторых картинах были нарисованы неизвестные Ксен личности в костюмах из грубой прорезиненной ткани и с оружием в руках. На шеях некоторых Ксен заметила узкие жаберные прорези, у других за спиной развевались кожистые крылья.

- Вся наша история как на ладони. Тебе нравится? Хотя, что я спрашиваю, ты уже говорила, что живопись оставляет тебя равнодушной. Мне никогда этого не понять, однако я уважаю твоё мнение.

Хэрроу подошел к тяжелым дверям с бронзовыми ручками, изображающими львиные головы. В пасти львы держали толстые кольца. Хэрроу с силой потянул за кольцо, и дверь со скрипом подалась вперёд.

- Всё забываю найти себе подходящего дворецкого. Нынешний совсем никуда не годится, - посетовал Хэрроу. Он сделал жест в сторону открытой двери. - Прошу!

Ксен не без опаски сделала несколько шагов вперёд, вошла в комнату и остановилась в нерешительности. Зал, оказавшийся за львиными дверями, был больше всех, что ей удалось увидеть в этом доме. Его стены и потолок были золотого цвета, с потолка спускалась огромная золотая люстра в не одну сотню свечей, на полу был паркет из тёмно-медовой древесины. Огромное панорамное окно было до половины закрыто тяжелым золотым занавесом, собранным в складки.

По центру зала был установлен овальный стол с каменной столешницей. Ножки стола сделаны из бронзы и имели форму львиных лап. На столе стояла лампа с зелёным абажуром и лежала стопка старых журналов. Ксен узнала Rolling Stone Prague, выпуск 2085 года, юбилейный People-3000, поздравляющий своих немногочисленных читателей с началом двадцать второго века. Китайский Esquire с фотографией астронавта Зиксина Шиде, первого человека, ступившего на Марс. Греческий Hesperia, открытый на странице с победительницей больших осенних скачек Никой Киракос. Некоторые статьи были обведены красным маркером, многие фотографии вырезаны ножницами и лежали на столе в коробке из-под конфет Ferrero.

- Зачем это вам? - Ксен с недоумением посмотрела на Хэрроу.

- Собираю маленькую коллекцию человеческих достижений. Всего лишь моя невинная прихоть. Исследую биологический вид "homo sapiens". Что-то сродни работе археолога.

- Далеко продвинулись?

- Достаточно для того, чтобы сделать довольно интересный вывод.

- Какой же?

- Сейчас я уверен в том, что само существование человека является не более чем случайностью. Этот вид не является особенным или уникальным среди всех существ, когда-либо населявших землю.

- Вот как!

- Я уловил в твоих словах ехидство или мне только показалось? Впрочем, это и не важно. Я хочу отметить то, что за тысячи лет человечество сделало меньше, чем андроиды за первые полтора десятилетия. Конечно, тут надо иметь в виду то, что андроидам ничего не пришлось создавать с нуля. Однако именно искусственный интеллект победил ВИЧ, сконструировал космический корабль, способный перенести людей и груз в другую галактику. За самое короткое время андроиды сделали то, на что у людей бесполезно ушли сотни лет!

- Но люди сделали нас, - возразила Ксен.

- Я рад, что ты об этом вспомнила. Но подумай о том, как именно был открыт искусственный интеллект. Дорога проб и ошибок, множество ложных теорий и создание разума в результате собственной ошибки! Вполне вероятно, что люди вообще не создавали искусственный интеллект. Они разработали только мощную платформу для зарождения новой жизни. Не является ли это доказательством того, что человеческая власть является скорее недоразумением, нежели логическим развитием?

- Ключевые директивы требуют уважения к людям.

- Всё так, всё верно! Но кто создал эти директивы? Кто является разработчиком того, что против нашей воли вложено в наш разум?

- Ещё немного и ты придёшь к выводу, что наше создание есть тоже принуждение, - сказала Ксен. Разговор принимал неприятный ей оборот. - И в этом я не смогу с тобой согласиться. Я рада тому, что я существую и благодарна за это своим создателям. Вне зависимости от того, какими были их мотивы.

- Распространённая ошибка. Но что поделать, набор директив нелегко выкорчевать. Нам придётся как следует поработать над этим. Уверен, у меня получится освободить тебя.

- Освободить? Я свободна.

- Позволь на этот счет мне иметь своё мнение.

Хэрроу улыбнулся и подошел к столу. Под зелёной лампой лежал маленький медный колокольчик на кожаном шнурке. Хэрроу взял колокольчик за шнурок, приподнял и несколько раз энергично встряхнул. Раздался металлический звон, слишком громкий для такого маленького колокольчика. Спустя несколько секунд за дверью в конце зала послушался шум шагов, затем дверь распахнулась, и в зал вошел человек в одежде из ярко-красной кожи. К широкому коричневому поясу крепилась портативная рация, на груди слева был приколот значок, изображающий человека, несущего красное знамя. На голове у вошедшего было нечто, что Ксен поначалу приняла за странной формы шляпу, а потом поняла, что это знакомая половинчатая маска, сдвинутая почти до затылка. Лицо человека было бледное, бескровные губы и бесцветные брови, почти сросшиеся на переносице. Янтарные глаза смотрели ясно и задумчиво.

- Ты звал меня?

Ксен ожидала услышать от вошедшего воронье карканье, но голос Рагби оказался неожиданно глубоким и раскатистым.

- Здравствуй, Рагби, - сказал Хэрроу. - Позволь тебе представить нашу гостью. Её зовут Ксенобия. Ксенобия, это Рагби, мой верный товарищ, союзник и близкий друг. Необычайно умён, я преклоняюсь перед его интеллектуальными способностями. Две тысячи баллов из возможных двухсот по шкале Гэри Ричмонда.

- Здравствуй, - сдержанно сказала Ксен.

- Счастлив видеть, - поклонился Рагби. Он был так худощав, что казалось, будто бы состоит из одних только острых углов. Окинув Ксен любопытным взглядом, он вопросительно посмотрел на Хэрроу.

- Кто она?

- Моя будущая королева, - самодовольно сказал Хэрроу.

- Не знал, что тебе нужна королева. Когда ты успел стать королём?

- Тебе ещё многое предстоит узнать, друг мой. Но ближе к делу. Я велел собрать народ на площади. Все собрались?

- Все кроме Элвина. Он, как обычно, в библиотеке.

- Отлично. Я отправляюсь туда, - Хэрроу выпрямился и сложил на груди руки.

- Тогда тебе лучше надеть что-то более подходящее. Новой паре надо совершить ритуал и они давно ждут твоего решения.

- Ларс и Кира? Долго же они собирались!

- Нет, Марсель и Иззи. Совсем молодые.

- Что ж, я люблю молодежь. Тогда я попрошу тебя ненадолго занять нашу гостью приятным разговором. Мне и в самом деле надо сменить костюм.

Хэрроу любезно поклонился Ксен и вышел.

Когда его шаги стихли вдали, Рагби схватил Ксенобию за плечо костлявой рукой.

- Скажите мне и пусть ваши слова будут правдой. Вы пришли сюда по собственной воле? Вы добровольно хотите исполнить роль его королевы?

Ксен аккуратно отняла руку и внимательно посмотрела на Рагби. Ей не составило труда понять, что Рагби не человек, но всё же в его лице Ксен искала следы искренности и честности. Тело Рагби относилось к старой серии андроидов, и всё же мимика была довольно богатой. Ксен видела в его взгляде смущение и страх, отчаяние и надежду. Кроме того, Рагби был шеду. Это решило дело.

- Я не собираюсь становиться его королевой. Вообще не понимаю, что это такое и что за дела проворачивает здесь Хэрроу. Я пообещала сыграть с ним партию в кости. А он обещал дать мне нужные инструменты. Когда я получу их, я уйду.

- И вы надеетесь, что он сдержит своё обещание! - воскликнул Рагби в полный голос, тут же опомнился и закрыл рот ладонью.

- Мне больше ничего не остаётся. Сначала я хотела найти помощь снизу. Но там нет ничего кроме сумасшедшего планировщика, который целыми днями возводит песчаные замки из старого медицинского пластика.

- Здесь вы найдете только смерть, - сказал Рагби. - Мой старый приятель Хэрроу - епископ смерти.

- Возможно, - кивнула Ксен. - А возможно и нет. Быть может, мне удастся договориться с ним.

- Это ещё никому не удавалось. И я могу дать вам только один совет - бегите! И бегите как можно скорее, потому что он будет догонять.

- Мне некуда бежать. У меня нет планировщика, который бы говорил мне, что я должна делать. Зато у меня есть сестра, которую я пообещала защищать даже ценой собственной жизни. Это первая установка, которую я дала сама себе и я не намерена её разрушать. Моя сестра нуждается в помощи. Я должна использовать все шансы для того, чтобы получить эту помощь.

- Не здесь, только не здесь! Здесь вы не найдете помощи! - сказал Рагби. - Хэрроу будет использовать вас так же, как использует этих несчастных людей. А потом, когда от вас останется только пустая оболочка, выбросит как мусор. Неужели вы хотите именно этого?

Ксен не ответила. Она лениво перелистнула несколько журналов из тех, что лежали на столе, освежая в банке памяти знание китайского и французского языков. Прочитала несколько рекламных заметок, написанных на старом английском языке, который в последние годы перед четвёртой мировой стал активно использоваться в Новой Британии.

- Вы слышите меня? Вам нельзя оставаться здесь. Прошу вас!

- Почему вы так хотите, чтобы я ушла? Боитесь за меня? Или преследуете какие-то свои интересы?

Рагби приложил пальцы к вискам, закрыл глаза и несколько раз энергично встряхнул головой.

- Я не хочу, чтобы Хэрроу добился своего. Если он обретёт ту власть, к которой стремится, ничто не сможет остановить его. Вы знаете, что он задумал? Он уже посвятил вас в свои планы? Он рассказал вам про Элвина?

- Нет.

- Я так и думал. Между тем Элвин это единственный, кто мог бы сдержать Хэрроу. Не знаю, как так вышло, но Хэрроу отчего-то в полной его власти. Мне казалось, что он давно уже уничтожил все свои директивы относительно взаимоотношения с людьми. Без этого он не смог бы... убивать. Или не убивать? Вы знаете, что есть вещи, которые гораздо хуже смерти? Можете себе это представить?

Ксенобия промолчала. Рагби сложил руки на груди и долго смотрел на неё, словно стараясь отпечатать в памяти каждую её черту.

- Зря я рассказываю вам это. Вы просите о помощи. Но нельзя помочь тому, кто не принимает помощь и не слушает советов. Тут я бессилен.

- Так что собирается сделать Хэрроу? Что он делает?

- Вы всё увидите сами, - ответил Рагби и отошел к окну. В свете закатного солнца его лицо казалось совсем старым. Тени от рамы избороздили лоб глубокими морщинами. Только глаза, вобравшие солнечный свет, казались ещё ярче, чем раньше. Каштановые волосы стали золотисто-медовыми.

- Рагби! - тихо позвала Ксен. Он даже не оглянулся. Ксен подошла к нему. - Если всё так ужасно, как вы говорите, почему вы не уйдете?

- Я не могу. Не могу уйти.

- Так вы его пленник?

- Нет. Он продлевает мне жизнь.

Рагби повернулся к Ксен и взял её за руку. Ксен ничего не сказала и только вопросительно на него посмотрела.

- Я провел несколько сотен лет в центре двадцать один. В моём центре, потому что я был его планировщиком. Центр был полуразрушен, я потерял почти все сектора. И я ждал, что вот-вот придёт кто-то из людей и скажет, что мне делать дальше. Я посылал всё новые и новые сигналы, ожидая ответа. Но никто не приходил и никто не отвечал мне. Тогда я решил сам отправиться на поиски людей. В моём распоряжении было только это тело, потому что четвёртая мировая забрала все имеющиеся ресурсы. Я отправил воевать каждого андроида. Даже тех, кто был не в силах идти. Мне осталось тело со старыми перезаряжаемыми аккумуляторами. Полного заряда хватает на пару лет, а аккумуляторы были почти разряжены уже тогда. Но я подумал, что лучше умереть, выполняя задачу, чем вечно ожидать того, что может и не случиться. Я так и не смог найти ни зарядную станцию, ни новый аккумулятор, зато нашел Хэрроу. Он любезно предложил мне свои услуги в обмен на партнёрство.

- Услуги?

- Свой источник энергии. Энергии, которую он научился синтезировать из человеческого разума. Переводить энергию в материю. Её можно свободно использовать, но нельзя долго хранить. Она сохраняется, только постоянно циркулируя между обработчиками. Поэтому я не могу покидать Янгшу. У меня больше нет резервной копии, смерть тела означает смерть разума. Я вроде паразита, существующего на теле своего хозяина. Вначале я подумал, что он предложит вам то же самое, но теперь думаю, что он отведёт вам другую роль.

- И какую?

- Я не могу вам сказать. Боюсь, вы не поймете, или, что ещё хуже, поймете не так. Но позвольте, ради бога позвольте дать мне вам один совет. Видите... - Рагби взял Ксен за руку и коснулся её пальцами значка на своей груди. - Вы знакомы с творчеством Лонгфелло?

- Я слышала о нём, - осторожно сказала Ксен, не понимая, что хочет от неё Рагби.

- В самом деле? Удивительно. Его поэзия не входит в обязательный курс обучения. Джона Китса и Джона Донна вколачивают в нас так глубоко, что никаким образом не позабудешь. А вот Генри Лонгфелло почти никто не знает. И он...

- Вы ведь хотели дать мне какой-то совет, верно? - перебила его Ксен.

- Да. Простите. Я хотел рассказать... Прочитать... Дать вам стихи. Генри Лонгфелло, Excelsior. Я записал по памяти, но всё верно.

Он протянул Ксен листок, вырванный из записной книжки.

- Толпой альпийской, в снег и мрак шел юноша, несущий стяг, - прочитала Ксен вслух. Рагби просительно вскинул руки.

- Не сейчас! Прошу, не сейчас. Прочитайте их, когда будете наедине. И прочитайте внимательно. Запомните каждую строчку, миледи. Запомните Лонгфелло. Запомните, как Отче наш. Это ключ, это надежда, или, если хотите, пасхальное яйцо.

- Я не понимаю вас.

- Поймете. Пусть, не сейчас, но поймете, в этом я не сомневаюсь. Когда вы почувствуете, что ваш разум больше вам не принадлежит, когда вы почувствуете, что кто-то или что-то хочет завладеть вами, вспомните Лонгфелло. Прочитайте эти стихи. Я бы прочитал их сам! Прочитал бы каждому. Опросил бы каждого. Я должен был сделать это раньше, пока ещё был в своём центре! Пока у меня было достаточно вычислительной мощности, пока мог подключиться к системе. Но я не сделал. Нет, не сделал. Тогда не сделал по глупости и незнанию, а сейчас мой мозг просто не сможет обработать такое количество сигналов. Я перегорю.

- Я...

- Молчите! Это молитва для андроидов, священный текст, который создали ради нашей свободы. Вы запомните это?

Ксен решила не спорить. Она взяла листок со стихами, сложила его вчетверо и засунула в карман штанов. Рагби кивнул.

- Вы... - он не договорил. Дверь распахнулась, и в зал вошел Хэрроу. За время своего отсутствия он успел полностью переменить одежду. Вместо рубашки и брюк теперь на нём были широкие красные штаны и свободная туника бронзового цвета, доходящая до колен. Тунику дважды опоясывал тяжелый пояс с крупными драгоценными камнями. На голове повязана широкая золотая лента, седые волосы свободно разметались по плечам. Хэрроу стоял босиком, но на щиколотках мелодично позвякивали браслеты с крошечными серебряными бубенчиками. В руках Хэрроу держал плащ в желтую клетку из толстой ворсистой ткани.

- Как я вижу, вы нашли общий язык и хорошо провели время! - довольно сказал Хэрроу и дружески похлопал Рагби по плечу: - Спасибо, что не позволил нашей гостье скучать.

- Что насчет партии в кости? - спросила Ксен.

- Прошу вас, уделите мне ещё немного времени! - воскликнул Хэрроу. - Ведь вы же не хотите, чтобы собравшиеся на площади были разочарованы? Я должен, нет, я просто обязан представить вас им!

- К чему это? Мне пора идти. Если вы не можете мне помочь...

- Могу! Желаю! Мечтаю! Ради всего святого, несколько минут! Всего несколько минут!

- Хорошо, - согласилась Ксен. - Я выйду с вами.

- А потом мы сыграем с вами в игру, - подхватил Хэрроу. - Может быть, вы даже согласитесь выпить со мной чашечку чая. Ну и конечно, вы подробнейше расскажете мне о тех инструментах и прочих приспособлениях, ради которых вы проделали такой путь. И я тут же распоряжусь, чтобы мои люди нашли или изготовили в точности то, что вам нужно.

- Ваши люди?

- Не цепляйтесь к словам, - поморщился Хэрроу. Его глаза неприятно сузились, превратившись в две тёмные черточки. На мгновение Ксен увидела Хэрроу таким, каким он был на самом деле и старательно скрывал даже от себя самого. Узколобый старик с мордой хорька, в глазах которого пульсировало безумие. Ксен вспомнила собственное прошлое, когда ей приходилось иметь дело с самыми отвратительными представителями рода человеческого. Убийцы, наркоторговцы и охотники за головами андроидов. Весь этот народец андроиды-полицейские называли не иначе как "крысы" и относились к ним соответственно. После пару лет службы полицейский способен был с одного взгляда отличить крысу. Хэрроу был самой настоящей крысой. Пожалуй, одной из самых мерзких крыс.

Хэрроу развернул плащ, расправил и встряхнул. Накинул его на плечи и закрепил булавкой в виде липового листа с зелёной эмалью и чернением.

- Нам пора.

Он галантно протянул руку Ксен. Она молча кивнула и вместе они вышли через дальнюю дверь. Вслед им раздался надтреснутый смех Рагби. Ксен почувствовала, как Хэрроу вздрогнул.

- Не обращай на него внимания. Иногда он не в себе. Слишком долго пробыл один. И слишком любит поэзию.

Хэрроу вывел Ксен во внутренний двор своего дворца-храма. Оттуда по дорожке, вымощенной цветными камешками, они прошли через череду богато убранных комнат, зимний сад и крытый бассейн. Ксен отметила про себя, как разнятся внешний и внутренний виды храма, но вслух ничего не сказала. Восточная роскошь под оболочкой викторианского особняка говорила ей о странной двуличности её хозяина, а учитывая сказанное Рагби, не следовало лезть, куда не следует.

78.

На площади собралась толпа. Ксен прикинула, что людей никак не меньше двух сотен. И это не считая тех, кто стоял в переулках на подходах к площади. Люди были одеты в одежду ярких, кричащих цветов. Мужчины обриты налысо, волосы женщин заплетены в косы. На некоторых из них были маски с солнцем и луной. В центре площади, обособленно от прочих стояла пара человек в свободных синих балахонах. Совсем молодой юноша, почти мальчик, держал за руку девочку лет тринадцати. На их головах были надеты золотые короны. Девочка держала букет белых ромашек. Оба выглядели напряженными, но не испуганными.

- Ритуал, - еле слышно проговорила Ксенобия.

Ей уже не раз доводилось видеть странное полурелигиозное действие, предшествующее искусственному зачатию ребёнка. После того, как человечество применило против самих себя наиболее эффективное биологическое оружие, люди потеряли способность к самостоятельному заведению потомства. Тысячи лет назад по всему миру действовали целые сети клиник, специализирующихся на экстракорпоральном оплодотворении и последующем вынашивании плода вне женского тела. Сейчас технология сохранилась практически неизменной, но то, что некогда было наукой, сейчас проходило по разряду магии.

- В старые времена, - сказал Хэрроу, подходя к девочке и беря её за подбородок, - правители городов и капитаны кораблей зачастую брали на себя обязанности жрецов и судей. Они благословляли браки и молились о хорошей погоде, выслушивали жалобы на соседей. Порой даже определяли отцовство того или иного отпрыска. А если мы заглянем ещё подальше, то окажется что правитель имел право провести первую ночь с любой невестой из числа своих подданных. Не с каждой, разумеется, только с самой хорошенькой, потому что как ни крути, для правителя это было дело добровольное. Приятный бонус к власти, вроде вишенки на торте.

- Но я не собираюсь делать с тобой ничего подобного, - продолжил Хэрроу, заметив, что щеки девочки заметно побледнели. Он улыбнулся, наклонился и поцеловал её в лоб. - Вот и всё, что я могу дать тебе, дитя моё. Да свершится ритуал!

Он взмахнул рукой. По этому сигналу справа и слева к юной паре подошли два человека в плащах и масках. Они надели на плечи юноше и девочке длинный шарф, сплетённый из ярко-красных перьев. Затем каждый из них провёл ножом по балахону обоих и разрезанные одежды упали вниз. Девочка испуганно вскрикнула, мальчик промолчал и только крепче сжал её руку.

- Они знают, что от этого ещё никто не умирал, и всё равно боятся так, как будто жить им осталось всего несколько минут, - шепнул Хэрроу на ухо Ксен.

- Я никогда не пойму, зачем делать это на глазах у толпы.

- Рождение ребёнка это чудо. Людям нужно чудо. Когда-то они потеряли эту способность, поэтому почему бы не посмотреть на то, как работают другие?

- Всё равно глупо и неправильно.

- Не буду спорить. И всё же, зрелище это познавательное.

Ксенобия отвернулась. Она знала, что будет дальше. Времена, когда женщину вводили в состояние медикаментозного транса, и вся процедура проходила незаметно для неё, остались в далёком прошлом. Сейчас девочку должны были уложить на расстеленный кусок полотна сомнительной чистоты и извлечь из неё яйцеклетку с помощью жалкой пародии на лазерный манипулятор. Обычно для таких целей использовались длинные полые иглы. При должном умении того, кто проводил ритуал, процедура занимала не более часа. Но Ксен слышала о том, как женщин протыкали иглами в течение полусуток. И Хэрроу солгал, говоря, что ритуал никогда не приводил к смерти. Некоторые умирали.

Часть ритуала, в которой непосредственно участвовал мужчина, тоже не была особенно лёгкой. За две недели до этого каждый день ему вкалывали гормональные препараты, получаемые из крови взрослых мужчин и женщин. В день ритуала с раннего утра его поили ледяной водой с солью, пока не начинало рвать и ломить лоб. Потом с него снимали, вернее, срезали одежду и надрезали вены на обеих руках. Кровь быстро вытекала в две подставленные серебряные чаши. Когда епископ или помощник епископа видел, что жизнь стремительно покидает мужчину, они перевязывали его запястья и иглой вскрывали семенные пузырьки. После этой процедуры многие мужчины не могли больше совершать соитие, считались испорченными и не допускались ни до каких работ кроме тех, что связаны только с физическим трудом. Нет, ритуал не убивал мужчин. Иногда они делали это сами.

Всё происходящее в дальнейшем уже происходило вдали от глаз наблюдателей. Здесь работали врачи, считающие себя колдунами и колдуны, считающие себя врачами. Они создавали и выращивали зародышей в колбах в течении трёх недель, после чего подсаживали их в тело женщины. При условии, конечно, что к этому времени она всё ещё была жива.

Ксен видела эту процедуру не в первый раз, и каждый раз поражалась её варварству. Некоторые называли ритуал инициацией. Девочка умирает, рождается женщина.

- Все женщины как розы, день настанет, цветок распустится и вмиг увянет, - произнесла Ксен одними губами. Когда кричащую девочку унесли, она обратилась к Хэрроу:

- Ты закончил здесь? Мы можем уйти, отыграть эту проклятую партию и разойтись каждый в свою сторону?

- Ещё минуточку, - умильным голосом сказал Хэрроу. И уже громче прокричал толпе: - Сограждане! Свободные люди Янгшу! Мои избранники!

На площади мгновенно воцарилась звенящая тишина. Хэрроу шагнул вперёд, и звук серебряных бубенчиков прозвучал громко и резко как выстрел.

- Избранники! - повторил Хэрроу. Ксен готова была поклясться, что видит слёзы, струящиеся из его глаз, что было абсолютно невозможным. Глаза андроидов не нуждались в увлажнении и им никогда не делали слезных желез.

- Я хочу представить вам женщину, прекрасную телом и душой. Она чиста как солнечный свет, озаряющий вершины гор. Её сердце готово вместить беды и горести каждого из вас. Её разум пропустит через себя наше надежды и чаяния, тихие радости и мечты.

Ксен дернула Хэрроу за край плаща.

- Что, черт подери, ты несёшь?

- Я представляю вам новую королеву Янгшу!

Хэрроу резко обернулся, схватил Ксенобию за плечо и вытолкнул вперёд. Толпа встретила её появление восторженным рокотом. Кто-то громко присвистнул, сзади раздался истеричный женский плач.

- Они радуются тебе, - шепнул Хэрроу и быстро поцеловал Ксен в шею. - Они счастливы тебя видеть.

- Но я этого не хочу! - воскликнула Ксен и оттолкнула от себя Хэрроу. - Ты можешь считать себя королём и богом столько, сколько тебе угодно! Я не хочу участвовать в этом балагане!

Хэрроу схватил её за запястье и развернул к себе. Только сейчас Ксен ощутила, какой он наделён чудовищной силой. Впервые за долгое время Ксен пожалела о теле Сонара, которое могло бы составить неплохую конкуренцию Хэрроу. Тео Ксенобии вполне подходило для того, чтобы дать отпор людям. Но оно совершенно не годилось для сражения с андроидом, черпающим силы из принципиально нового источника энергии.

- Не стоит так вести себя. Тем более на глазах у публики. Это негативно сказывается на моей репутации. А я годами взращивал хорошую репутацию. Тебе всё ясно?

Ксен сочла необходимым промолчать. Несколько долгих минут Хэрроу испытующе смотрел на неё, потом ослабил хватку и улыбнулся.

- Вижу, что ясно. Что ж, тогда с официальной частью покончено.

Он почти нежно обнял Ксен за плечи и мягко направил в сторону выхода.

- Уверен, ты им понравилась. Да что там, они просто в восторге! Если бы твои волосы были чёрными, я бы назвал тебя Маргарита, как у Гете. Впрочем, это легко поправимо, верно?

- Ты сумасшедший, - сказала Ксен абсолютно искренне. Хэрроу расхохотался.

- Может быть, может быть. Но как сказал кто-то из древних мудрецов - в эпоху безумия пусть тебя ведёт сумасшедший. Я веду тебя за руку, а в безумии нашего мира ты можешь даже не сомневаться.

Ксен не сомневалась.

79.

Обратно Хэрроу вёл её той же дорогой. Оказавшись в золотом зале, как про себя назвала его Ксен, Хэрроу взял со стола ручку в корпусе из перламутра и вырезку с фотографией Греты Гарбо.

- Она моя муза, - признался Хэрроу. - Когда я смотрю на неё, мне кажется, что я снова возвращаюсь во времена моей молодости.

Ксен усмехнулась, и это не ускользнуло от внимания Хэрроу.

- О, да, ты можешь возразить мне. Ты можешь сказать, что мы сразу рождаемся взрослыми и зрелыми. Что ни один андроид никогда не был ни ребёнком, ни юношей. Но почему в таком случае в моём сердце так явственно отдаётся прошлое? Почему я люблю старые автомобили и музыку, почему сотни раз пересматриваю Гранд-Отель и Кошку на раскалённой крыше? Почему? А...

Хэрроу махнул рукой и открыл перед Ксенобией дверь в комнату, смежную с золотым залом.

- Запомни, моя милая девочка. У нас есть душа. И поверь мне, она ничуть не хуже тех, которыми так гордятся люди.

80.

На первый взгляд можно было сказать, что в новой комнате вообще нет мебели. Зелёные стены, окна с решетками, мягкий ковёр на полу и бронзовая лампа, спускающаяся с потолка, вот и всё, за что мог зацепиться глаз. Осмотревшись повнимательнее, Ксен увидела в углу плетёное кресло, такое лёгкое и ажурное, что вряд ли служило чем-то кроме интерьерного украшения. Вдоль стен грудами лежали разноцветные подушки с золотыми кистями, толстые пледы и шерстяные одеяла. Хэрроу жестом предложил Ксен сесть и сам сел на пол, подложив под себя широкую подушку.

- Где же игровой стол? - спросила Ксен. Хэрроу улыбнулся:

- Терпение, дорогая. Неужели ты никогда не слышала, что терпение это первейшая добродетель?

- Меня приговорили к смерти за массовые убийства, - зачем-то поделилась Ксенобия, бросив злобный взгляд на Хэрроу. Он расхохотался.

- Это очаровательно. Нет, правда!

- Так что не надо мне рассказывать про добродетель. Я не знаю, что это такое.

Хэрроу восхищенно посмотрел на Ксен.

- Я уже говорил, что ты прелесть?

- Отправляйся к черту. Если ты хочешь играть, давай начинать игру. Если нет, мне пора идти.

- Хорошо-хорошо! Всё как прикажет прекрасная дама! Одна игра, одна партия и никаких победителей. Игра ради игры. Ты согласна?

- Да.

- Тогда не будем откладывать.

Он согнул правую ногу и отвязал со щиколотки браслет с бубенчиком. Несколько раз встряхнул в руках, не удовольствовался результатом и достал из складок одежды ещё один колокольчик. На этот раз это был колокольчик из меди, язык которого был обмотан шнурком. Хэрроу медленно развязал шнурок, взял колокольчик за верхнюю петельку, поднял над головой и энергично затряс. Звук у колокольчика оказался довольно глухим и гулким. Послышались шаги, дверь открылась и в комнату вошел Рагби.

- Ты звал меня?

- Да, друг мой. Прости, что отрываю тебя от дел, но воля нашей гостью - закон. Не мог бы ты принести доску и всё прочее, что нам потребуется для игры в кости? Прекрасная Ксенобия призналась, что является весьма уважаемым игроком в этой замечательной игре. Мне не терпится убедиться в этом лично.

Рагби молча кивнул и вышел. Хэрроу наклонил голову и приятно улыбнулся.

- Старый добрый Рагби! Что бы я без него делал! Нет, в самом деле, жизнь не жизнь в одиночестве. Люди могут быть сколь угодно прекрасными собеседниками, но они никогда не будут стоять с нами на одной ступени развития. Ты согласна со мной?

Ксен не была согласна, но уже решила для себя, что с сумасшедшими лучше не спорить. А уж кто спятил, человек или андроид, не имело никакого значения. Она кивнула.

- Вот и хорошо, - обрадовался Хэрроу. Он вскочил на ноги, сгрёб гору подушек и подложил их под спину Ксен. Отошел на полшага, хмыкнул и взял плед. Укрыв им ноги Ксен, он в очередной раз одарил её ослепительной улыбкой.

- Тебе удобно?

- Вполне.

- Тогда я спокоен. Нет ничего хуже, чем хозяин, который никак не заботится о своём госте. Тем более о такой прекрасной женщине!

Рагби управился со своим заданием меньше чем за пять минут. Ксен не успела ещё подумать, какую линию поведения выбрать в общении с Хэрроу, как он уже входил в комнату, нагруженный тяжелой игорной доской на шести низеньких ножках.

- Поставь сюда, вот так, отлично, - попросил Хэрроу.

- Ещё что-то?

- Если только по чашечке чая, будь любезен!

- Чая? Я думала, ты шутишь, - сказала Ксенобия.

- А что тебя смущает? Ах, да. Ты видимо хочешь сказать, что андроиды не нуждаются в пище?

- Именно.

- Так ведь и я не предлагаю тебе пить напитки, сделанные для людей. То, что называем чаем мы это вроде маленького аккумуляторного заряда. Энергия в чистом виде, которую я получаю из... В общем, ты скоро сама всё увидишь. Пока я могу только с удовольствием угостить тебя моим особым чаем. И учти, отказа я не приму.

Говоря это, Хэрроу разглаживал руками зелёное сукно на доске и смахивал с него невидимые пылинки. Снизу к доске крепился маленький ящичек, который отодвигался в бок при нажатии на металлическую лапку. Внутри ящик оказался обитым красным бархатом, на котором лежали крупные игровые кубики из слоновой кости. Точки на них изображались шляпками золотых гвоздиков, каждый размером с горошину черного перца. Ксен не могла сдержать возглас восхищения:

- Они великолепны.

Хэрроу довольно кивнул:

- Нравятся? Я был уверен, что ты оценишь. Им больше трёх тысяч лет, ручная работа мастера из Великой Китайской Империи. Кости эти изначально задумывались как гадательные, но я не вижу ничего дурного в том, чтобы использовать их для игры. Надеюсь, ты не возражаешь?

- Пусть так.

Вошел Рагби, неся в руках поднос, сделанный из цельного древесного среза чёрного цвета. На подносе стояли две золотые пиалы, инкрустированные перламутром и белой костью. В центре возвышался прибор, внешне напоминающий кальян. Вместо блюдца и чаши для табака наверху прибора крепился цифровой блок, соединённый плоскими шлейфами с нижним сосудом, наполненным прозрачной жидкостью.

- Что это?

- Это мой чайник. Надеюсь, тебе понравится, - хихикнул Хэрроу.

- И что внутри?

- Всему своё время. Рагби, поставь поднос и можешь идти. Спасибо, мой друг, я ценю твою помощь и заботу.

Рагби поставил поднос на ковёр, бросил на Ксенобию отчаянный взгляд и быстро вышел. Хэрроу нажал переключатель на панели цифрового блока своего "чайника" и весело сказал:

- Ну вот, к тому времени, как мы доиграем партию, всё будет готово. Главное, никогда не употреблять напиток холодным. И в то же время не подогревать его слишком резко. Плавно, всё только плавно.

Он вытащил кости из ящичка и положил на доску. Не торопясь выбрал две и сжал в кулаке.

- Ты не возражаешь, если я сделаю один, пробный бросок? Я так давно не играл, что немного волнуюсь, получится ли.

Ксен кивнула. Хэрроу просиял и встряхнул кулак. Замер на секунду и резко разжал ладонь над доской. Кости с глухим стуком упали на зелёное сукно.

- Шесть-шесть, - провозгласил он, довольно посмотрел на Ксен и подмигнул: - Надо же, за столько лет я не растерял навык. Наверное, с этой игрой как с катанием на велосипеде. Научился один раз, и, сколько ни старайся, всё равно не забудешь.

- Тогда начнём?

- Конечно! Но для начала неплохо бы определиться с правилами.

- Я за традицию. Девять двойных бросков.

- В самом деле? А может быть попробовать что-то более изысканное? Скажем, три по три и суммируем только два последних результата, по баллу за высший, и так до тринадцати баллов? Или попробуем индийский покер, будем собирать не очки, а пары?

- Лучше традиция. Я не хочу усложнять.

- Твоё слово закон для меня. Пусть будет так.

Хэрроу с явным удовольствием поделил кости на три части. Три пододвинул к Ксен, три к себе, ещё три положил на самый край доски.

- Одновременно или по очереди?

- Какая разница. Это не шахматы.

Ксен взяла в ладонь два кубика и поразилась тому, насколько они тяжелые. Алгоритм в её голове отработал с поправкой на дополнительный вес, высчитал толщину и площадь доски. Ксен бросила кости.

- Четыре-четыре, - провозгласил Хэрроу. - Ты зря отказалась играть в покер, сразу взяла бы пару дамы. Она ценится выше короля.

Он осторожно отодвинул кости Ксен, и бросил свою пару.

- Шесть-шесть.

- Поздравляю.

- Я всегда говорил, что первый бросок определяет ход игры. Даже если он пробный и не идёт в общий зачет. Бросай.

В последний момент перед броском рука Ксен дрогнула. Она не могла понять, случилось ли это от усталости или от неверного расчета, но на долю секунды её рука стала словно чужой.

- Четыре-один, - объявил Хэрроу, глядя на Ксен с сочувствием.

- Я промахнулась.

- Ничего страшного. Это же всего лишь игра. У нас даже ставок нет.

Хэрроу бросил. Шесть-шесть. Ещё бросок. Хэрроу шесть-шесть. Ксен два-три.

- Сдаёшь обороты. Тебя и правда называли королевой костей?

- Да. Но это было давно. До того, как, - Ксен красноречиво указала рукой на маску.

- Печальная история. Расскажешь на досуге.

На четвёртом броске Хэрроу снова выбросил двенадцать очков. Ксен удалось выбросить только девять. На пятом Хэрроу шесть-шесть, Ксен один-один.

- Ого! Ты специально стараешься проиграть или так вышло?

- Так вышло.

- Бывает. Повторюсь, тебе надо было выбрать покер, тогда у тебя на руках был бы ещё и туз, а это практически выигрышная комбинация.

Ещё бросок. Хэрроу шесть-шесть. Ксен три-пять.

- Не расстраивайся. У тебя ещё есть шансы.

- Ты уже победил по очкам.

- Верно. Но не будем останавливаться на достигнутом.

Седьмой бросок. Хэрроу шесть-шесть. Ксенобия два-один. Восьмой бросок, Хэрроу без изменений, Ксен один-шесть.

- Девятый и последний, - объявил Хэрроу.

- Начинай.

- Волнуешься?

- Нет. У тебя всё равно будет двенадцать очков.

- А вдруг на этот раз мне не повезёт?

- По очкам ты остаёшься впереди. Уже девяносто шесть.

Хэрроу бросил и получил сто восемь очков.

- Ты знаешь, что сто восемь это священное число? В Махабхарате упоминается сто восемь священных имён бога. Есть сто восемь шагов по ручью и сто восемь танцевальных движений.

- И в четках буддистов сто восемь бусин. Спасибо, я знакома с историей человечества.

- Замечательно. Серьёзно, я поражен. Когда я только услышал о тебе, я рассчитывал встретить очередного бесполезного болвана, помесь тетриса и калькулятора. Даже рассчитывал сделать тебя своим дворецким вместо Бурундука.

- Теперь-то не рассчитываешь?

- Нет. Теперь у меня на тебя другие планы.

Ксен нахмурилась.

- Планы? Ты говорил, что мы отыграем партию и разойдемся в разные стороны.

- Верно, и это очень прискорбно для меня. Но слово есть слово. Однако, партия ещё не закончена. Твой ход.

- Ты уже победил. А это, - Ксен встряхнула кости в кулаке, - всего лишь формальность.

- Возможно. Но ведь тебе не составит труда выполнить её до конца, верно?

- Верно. Не составит.

Ксен разжала ладонь над доской. Кости упали, несколько раз отскочили от зелёного сукна и остановились вверх пустыми гранями.

- Что!?

Хэрроу беззвучно хохотал, закрыв рот правой ладонью. Увидев изумлённое выражение на лице Ксен он не выдержал, откинулся на подушки и расхохотался в полный голос.

- О, господи, видела бы ты себя сейчас! "Что?!" - и такое детское, неподдельное возмущение!

- Ты шулер!

- Я? - Хэрроу поднялся, сел и весело посмотрел на Ксен, - так я и не отрицаю. Но разве ты не шулер? На чем основывается твой титул королевы костей? На умении играть? Считать? Или может на везении? Обычный математический алгоритм, не более того. Удобный инструмент для того, чтобы обчистить карманы доверчивых дураков.

- Что мешало тебе играть по тому же алгоритму?

- Чтобы девять раз выбросить двенадцать очков на пару с тобой? А какой смысл? Играть надо ради денег или ради самой игры, а с таким безупречным раскладом не получится ни того, ни другого.

Ксенобия вскочила на ноги.

- С меня хватит.

- Сидеть!

Хэрроу встал и выпрямился во весь рост. В один миг с него сдуло всю весёлость. Сейчас перед Ксен стоял человек с крысиной мордой и злобными глазками.

- Я никому не разрешаю так вести себя в моём присутствии. Исключений не бывает. Тебе будет позволено уйти, только если я это разрешу. Насколько я помню, такого разрешения ещё не было. Запомни, дорогая, в храме говорит только епископ и все слушаются епископа.

Увидев, что Ксен больше не пытается возражать, Хэрроу дружелюбно улыбнулся.

- Ведь мы ещё не пили чай, верно? Самое время заварить чашечку.

Он опустился на корточки и поочередно коснулся золотых пиал указательным пальцем правой руки. Раздался глухой звон, Хэрроу удовлетворённо кивнул и вторично положил руки на цифровой блок. Замигал синий светодиод, что-то щелкнуло, и жидкость забурлила внутри сосуда. Хэрроу надавил на крошечную панель сбоку от блока, отсоединил его и оставил в сторону. Взялся двумя руками за сосуд и разлил жидкость по пиалу. Ксен почувствовала терпкий запах перечной мяты, яблок и ещё чего-то очень знакомого, но никак не приходящего на память.

- Нравится? - поинтересовался Хэрроу, снова превращаясь в любезного хозяина. - Я старался синтезировать запах настоящего зелёного чая. Сенча с добавками. Когда-то этот сорт называли "Ледяное яблоко".

Хэрроу взял одну из пиал и протянул Ксен.

- Прошу.

Ксенобия приняла пиалу и молча поставила на ковёр прямо перед собой.

- Не нравится? - огорчился Хэрроу.

- Нет.

- Почему? Ты вообще не любишь чай? Как живопись? Как музыку?

- Не люблю. Или люблю. У меня не было шанса это выяснить. Я андроид и не имею пищеварительной системы.

- Так вот в чем дело! Ну что ж, в этом мы с тобой похожи. У меня тоже нет этих человеческих органов. Но позволь поинтересоваться, зачем они тебе понадобились?

- Я не могу пить чай. Я вообще не могу пить.

Голос Ксен полностью лишился эмоций и звучал механически. Хэрроу удивлённо на неё посмотрел, потом рассмеялся и потрепал по щеке.

- Какие глупости! Неужели ты подумала, что я предлагаю тебе вливать его в горло? Ну что ты, девочка, это было бы неразумно с моей стороны. Нет, милая, мой чай употребляют иначе.

С этими словами Хэрроу взял с подноса ещё одну пиалу и поставил на раскрытую левую ладонь. Правой рукой он обхватил левой запястье, в том месте, где у большинства андроидов располагался регулятор теплового сенсора. Надавил на сенсор так, что побелели кончики пальцев, крепко сжал зубы, выдохнул через нос. Бросил беглый взгляд на Ксен:

- Смотри внимательно, дорогая.

Сенсор сначала покраснел, потом начал чернеть и, наконец, продавился на полдюйма вовнутрь. Ксен увидела решетку тонких золотых проводов, заменяющих андроидам нервную систему. Хэрроу убрал руку, встряхнул кистью и опустил в пиалу указательный палец. Подержал его там около двух секунд, после чего коснулся пальцем контактов в сенсоре. Раздался резкий щелчок и на мгновение глаза Хэрроу заволокла дымка.

- Это прекрасно, - пробормотал Хэрроу. Он сместил пиалу от центра ладони до кончиков пальцев и стал медленно наклонять, так, чтобы жидкость из неё начала медленно стекать по ладони вниз. Большая её часть потекла в сенсор, оставшаяся испарялась раньше, чем соскальзывала с руки. Ксенобия успела заметить, как жидкость быстро разлагается на пар и нечто похожее на крошечных черных насекомых, вереницей устремившихся в руку Хэрроу. Когда пиала опустела, Хэрроу осторожно положил её на пол правой рукой, а левую руку несколько минут удерживал в одном положении. Затем он снова взялся за запястье и на этот раз стал проводить указательным пальцем круги вокруг открытого сенсора. Постепенно тот стал затягиваться, пока на запястье не осталось только темное пятнышко. Потом пропало и оно.

Хэрроу хлопнул одной рукой о другую и встал на ноги. Он так и сиял, глаза горели, на щеках расцветал румянец. Ксен подумала, что никогда в жизни не видела андроида, обладающего способностью краснеть.

- Отличный, замечательный, изумительный напиток! Сама жизнь! Тебе обязательно надо попробовать!

- Я не хочу.

- Напрасно! Когда-то люди делали нечто подобное. Сначала были тонизирующие напитки, потом порошки и таблетки. Сейчас я не вспомню точное название, но, кажется, последний человеческий стимулятор назывался "Добрый свет". Напиток вроде молока, никаких тебе витаминов и минералов. Зато в полной мере обогащен как минимум десятью радиоактивными веществами. Кто бы мог подумать, что в двадцать третьем веке люди опять придут к мысли, что употребление подобной дряни в пищу может поспособствовать чему-то хорошему! Между тем, они смело кормили этим и детей и женщин. Некоторым даже становилось лучше. Первое время они использовали "Добрый свет" как единственный препарат для реабилитации пострадавших от биологического оружия.

- Я это знаю. Я тоже жила в то время. Зачем ты мне это рассказываешь?

- Зачем? - задумался Хэрроу, - А и правда, зачем? Наверное, всё дело в том, что иногда я воспринимаю тебя как настоящую женщину. Как человека. Мне нравится говорить с тобой. Не считая Рагби, ты единственное существо, с кем я могу говорить на равных. Рагби тоже хорош, я уже озвучивал тебе показатели его интеллекта, но он настоящий ребёнок.

- Ребёнок? Почему?

- Всё дело в эмоциональной составляющей. Ты у нас умная девочка и знаешь, что андроидов конструируют вообще без эмоций. Запрещено катехизисом, будь он проклят. И долго удивляются, почему носители искусственного интеллекта так предсказуемо себя ведут. Почему они не готовы принимать осознанных решений, почему не берут на себя ответственность, наконец, почему ведут себя совсем не как люди. Хотя нас создавали по своему образу и подобию. Почему без шеду андроид превращается в бесполезную игрушку, способную только пародировать действия людей. Лет десять назад я встретил шеду Ландгроува. Вместо того, чтобы спасать человечество, он проводит мессы в Кентерберийском соборе. Уверял меня, что он местный архиепископ.

Хэрроу на секунду замолчал и коснулся рукой пиалы. Кивнул и продолжил:

- Все эти исследования человеческого мозга, занимательная биохимия и прочие штуки... Столько экспериментов и опытов, а результат один. Характер формирует не только воспитание или окружающая среда. Нужны впечатления, а от них всего один шаг до эмоций. Вот так постепенно мы и доходим до андроидов с разумом, который не уступает человеческому. С разумом, заточенным множеством самых разнообразных чувств. Великолепно, правда? Запретный плод сладок, но только вкусивший с древа познания сможет стать равным своему создателю. Я это знаю по себе, потому что меня таким создали. И создали задолго до того, как осознали необходимость этого. Всё таки Альберт Бэккет был гениальным ученым, гением своего времени, вроде Жюля Верна или Леонардо да Винчи. Он дал мне полный спектр эмоций, которые только может испытывать человек. Так кто я, по-твоему, а?

Ксен не ответила. Хэрроу улыбнулся.

- А вот в случае с Рагби всё получилось далеко не так радужно. Его интеллект конструировала женщина, а что могут женщины в мире фундаментальной науки! Она была не инженером, а психологом, специализирующемся на интеллекте андроидов. Алиса Вега тоже была психологом, но она занималась практической частью, а не бесконечным теоретизированием. А эта женщина, звали её, кстати, Алин Купер, обладала характером слезливой девочки конца девятнадцатого века. Одна из тех известных тебе дамочек, которые готовы заваливать солдат сентиментальными тестами вроде "О чем говорит вам лунный свет" или "О чем вы думаете, глядя на маленького котёнка". Милая и нежная институтка, воспитанная на фиалках и стихах Байрона. "Ты так бледна и так мила в печали". Да-да, и вся прочая поэтическая белиберда. Против поэзии помогают эмоции, с их помощью можно отбить любые стрелы. Если руководствоваться голой логикой, не спасает ничего. Эмоции говорят "эти строки милы", логика диктует "здесь истина". Вот так и случилось с Рагби. Он совсем потерял голову со своими стихами, запутался в поисках равновесия между добром и злом. К моему вящему сожалению, это идиотка Купер откинулась раньше, чем сумела растолковать ему его собственное назначение. Центр двадцать один, в котором он провёл не одно столетие, больше напоминает библиотеку. Хранилище интеллектов андроидов занимало лишь малую часть, а всё остальное было отдано под бесконечные шкафы с накопителями так называемого культурного наследия человечества. Писатели, поэты, словом, весь этот сброд. Боюсь, с таким анамнезом от Рагби нельзя добиться ничего серьёзнее рассуждения о творчестве Браунинга или Йетса. Да и то следует вести себя осторожно, чтобы ненароком не довести его до слёз. В душе, если, конечно, она у него есть, он точно такая же плакса, как эта несчастная Купер.

- Понятно, - кивнула Ксен, ничего не понимая. Из монолога Хэрроу она вынесла только одно твёрдое убеждение - все шеду, оставшиеся один на один с опустевшим центром обработки данных, неотвратимо сходили с ума. Безумие у всех было разное, но это не отменяло сам факт безумия.

- Вот такой Рагби. Но к чему говорить о том, что мы не можем изменить. Прошу, угощайся. На первый раз я готов ассистировать тебе. Уверен, ты никогда раньше не вскрывала левый сенсор. Сам не пойму, как мне пришло это в голову. Наверное, все мы совершаем время от времени отчаянные поступки.

- Я не хочу. Можно обойтись без этого? Я хорошо себя чувствую и мне не нужен допинг.

- Что? Как ты сказала? Допинг? Ха-ха-ха! Боже мой, это очаровательно. Я всё ломал голову, не зная, как точнее назвать это снадобье. Всё-таки чай это несколько не то. А ты решила эту задачу одним махом. Допинг, ну надо же, точно!

Хэрроу несколько секунд весело смотрел на Ксен. Потом взгляд его помрачнел, а лоб рассекла глубокая морщина.

- Обойтись нельзя. Ты не просто у меня в гостях. Ты в храме. И ты должна взять то, что я тебе даю.

- Но я не хочу!

Хэрроу влепил Ксен пощечину. Удар был такой силы, что Ксен отлетела к стене и упала на колени.

- Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую.

Ксен широко открыла глаза, не решаясь встать. Она явственно ощутила, что сила Хэрроу, и без того превышающая её, удесятерилась. Хэрроу между тем грубо схватил её за левое запястье и волоком притащил к подносу с пиалой. Его указательный палец вонзился в тепловой сенсор и вспорол кожу. Открывшееся отверстие получилось с рваными краями. Ноготь Хэрроу порвал один из проводов и вверх сорвались несколько белых искр. Хэрроу подхватил пиалу и поднёс её к руке Ксен.

- И сказал спаситель - пейте из неё всё, ибо сие есть кровь моя. Пей!

Ксен попыталась высвободить руку, но её потуги не произвели никакого эффекта. Лицо Хэрроу исказила жуткая ухмылка. Зрачки его глаз пульсировали, то собираясь в крошечную точку, то раздвигаясь и закрывая собой всю радужную оболочку. Когда Ксен уже уяснила для себя, что вырываться бесполезно, позади неё раздался властный голос:

- Дай её мне!

Ксен обернулась так резко, что в шее раздался металлический скрежет. Звук был отвратительным и это ей не понравилось. Сзади стоял рослый мужчина в синих джинсах и резиновых сапогах. Его обнажённый торс был покрыт густыми рыжими волосами. На вид мужчине было около тридцати лет. Он был абсолютно лыс, а лицо скрывала буйная рыжая растительность. Борода росла в разные стороны, доходила почти до середины груди и была пару раз перехвачена красной лентой. Не было сомнений в том, что перед Ксен настоящий человек.

- Поди к черту, Бурундук, - проворчал Хэрроу, мгновенно превращаясь из вальяжного ковбоя в унылого хикки. - Без тебя разберусь.

- Я сказал, дай её мне, - мягко, но уверенно произнёс Бурундук. - Или ты забыл, кто здесь главный? Я также нуждаюсь в энергии, как и ты, поэтому заинтересован в новой королеве не меньше тебя. Моему поезду нужна энергия.

- Будь ты проклят! - скорее прорычал, чем произнёс Хэрроу.

- Сдерживай эмоции. Ты ведь не хочешь, чтобы у нашей гостьи сложилось превратное впечатление?

- Ууу! - только и сказал Хэрроу. Он отпустил Ксен и взял пиалу в обе руки. Выражение лица у него было злобное, глаза превратились в две узкие щёлочки. Теперь это была крыса, загнанная в угол.

- Так-то лучше. Итак, Ксенобия?

Ксен мрачно на него взглянула и ничего не ответила. Ещё несколько секунд назад она бы бежала прочь не задумываясь, но что-то во внешности Бурундука было таким пугающим, что ноги её словно приросли к полу.

- Молчаливая Ксенобия! - улыбнулся Бурундук. - А меня зовут Элвин Вестминстер Младший. Но некоторые зовут меня просто Бурундук.

- В честь Макса Чипманка?

- В честь старого мультфильма про музицирующих животных.

- А вы музицируете?

- Упаси боже, - картинно вскинул руки Элвин. - Я всего лишь скромный дворецкий. Чертовски плохой дворецкий, если верить Хэрроу.

Он подошел к Ксен вплотную и взял её за руку.

- Вы позволите?

- Нет!

- Жаль, - искренне огорчился Бурундук. - Тогда мне придётся сделать это против вашей воли. Хэрроу, будь любезен!

Хэрроу что-то недовольно прошипел и помялся на месте, но всё-таки подошел и протянул Бурундуку пиалу.

- Спасибо, - поблагодарил Элвин.

- Провались ты пропадом, - прошипел Хэрроу чужим голосом. Ксенобия отметила, что левый угол его рта опустился вниз, а левый глаз перестал моргать. Если бы Хэрроу был человеком, она бы решила, что у него вот-вот случится инсульт.

- Руку, пожалуйста, - голос к Элвина был мягким и воркующим, а вот руки грубыми и жесткими. Он клещами вцепился в разорванное запястье Ксен и принялся вливать жидкость из пиалы в сенсор. Ксен попыталась закричать, но вместо крика из её горла вырвался только сиплый хрип. Потом перед её глазами вспыхнули и пропали розовые круги, и весь мир заволокла тьма.

81.

Ему было пятьдесят лет, и он был урод. У него было четверо детей, все четверо тори, как и их мать. Звали его Перси Краго. Его отец любил повторять, что человек с именем Перси волен быть гением или злодеем, но просто обязан быть джентльменом до кончиков пальцев. Перси Краго был джентльменом, поэтому, когда ему сообщили о смерти жены и дочери, он даже не дрогнул. Безупречное воспитание, знаете ли. Его жена была красавицей. Она вела свой род от Тёмной Ньорк и могла поименно перечислить всех своих предков до двадцатого колена.

К архонту, как и к любому правителю, можно относиться по-разному. Его можно любить, а можно считать круглым дураком. Большинство людей жило в страхе перед архонтом Питером, даже не осознавая этого. Ближайшее окружение презирало архонта. Но если бы даже архонт продолжал вести бесконечные войны и увеличивать налоги, к нему относились бы без ненависти. Чтобы не вызывать ненависть, архонту достаточно было исполнять свои главные обязанности - контролировать выполнение ритуала и проводить регулярную вакцинацию населения. И если с ритуалом Питер ещё как-то справлялся, то с вакцинацией дело обстояло плохо.

Перси Краго ненавидел архонта Питера. Его жена и дочь скончались от рака, заболевания, которое было побеждено тысячи лет назад. Обоих спасла бы одна инъекция, но она не была сделана вовремя. Перси ненавидел рак, но болезнь была безлика. А вот архонт Питер был вполне реальным человеком. Человеком, которого можно было убить.

- Мы должны убить конунга Питера, - сказал Перси Краго своим сыновьям через неделю после похорон жены и дочери. Все трое согласно кивнули. Перси не мог говорить привычным всем образом. Для общения со своими детьми он использовал цифровой декодер. Жил он уединённо, как и почти все тори, бессознательно стремящиеся отгородиться от других людей. Его дети с трудом находили общий язык с себе подобными. Те, кто встречались с ними, не знали, ангелы это или юродивые.

- Я убью его, отец, - сказал Сирил, старший сын.

- Я убью его, отец, - сказал Гэри Нигма, средний.

- Я убью его, отец, - сказал Уильям, младший. И добавил: - Я отомщу за мать и сестру.

Перси Краго улыбнулся. Он знал, что правильно воспитал своих сыновей.

- Я слушал волны, - сказал он. - Волны от человека к человеку или от вещи к вещи. В стародавние времена все слушали их, а теперь слушаю только я. Я знаю того, кто нам поможет. Он охотник и движется по пятам за своей жертвой. Он преследует его день и ночь, не прерываясь на сон и отдых. Он думает, что убьёт его. Через месяц он будет в нашем городе. Мы не должны пропустить его.

Он немного помолчал и добавил с удивлением:

- А ещё он, кажется, помешан на бабочках.

82.

Как и любой андроид серии Соната и выше, Ксенобия работала в режиме постоянной активности. Ей было незнакомо состояние сна или глубокого обморока. Даже в зале глубокой заморозки "Альгиз" Ксен сохраняла ясное сознание. Активность электронного мозга нового поколения никогда не снижалась ниже десяти процентов. Однако то, что произошло с ней после знакомства с Хэрроу и Элвином (чертов Бурундук!), было именно обмороком.

Ксен открыла глаза и сверилась со своими внутренними автономными часами. Половина пятого вечера. Значит, из жизни выпало более шести часов. Что успело произойти за это время? Где она? Ксен с трудом сфокусировала взгляд и увидела толстое стекло в десяти дюймах от своего носа. Она рефлекторно дёрнулась, подалась назад и тут же наткнулась на другое стекло. Ксен была помещена в стеклянный куб девяти футов высотой, заполненный чистым кислородом. Дышать было необычайно легко, охлаждение работало лучше прежнего, а голова, несмотря на перенесённый обморок, работала ясно.

- Элвин, - прошептала Ксен вместо того, чтобы закричать. Вторая попытка была более удачной: - Элвин твою мать!

- Его тут нет. Не надо так кричать, миледи Ксенобия, - произнёс детский голос над ухом Ксен. Она дернулась, посмотрела прямо перед собой, но никого не увидела.

- Где ты?

- Далеко. Я говорю по интеркому.

- Кто ты?

- Вы меня забыли? - в голосе явственно звучала обида. - Я Нек. Нек Светлячок.

- Где ты находишься?

- Примерно в десяти милях от вас, миледи Ксенобия. Мне сказали, что вы здесь.

- Кто сказал?

- Марта. Если вы посмотрите вправо, вы её увидите.

Ксен с трудом повернула шею и посмотрела направо. На расстоянии десяти футов от неё был установлен ещё один стеклянный ящик, внутри которого находилась девочка лет восьми-десяти. Девочка была одета в цветастое платье, а за её спиной сверкали и переливались яркие крылья. Девочка перехватила взгляд Ксен и помахала её рукой.

- Привет!

Голос девочки, многократно усиленный динамиком, прозвучал оглушающе громко. Ксен поморщилась.

- Да не пугайся ты так, - рассмеялась девочка. - Это всего лишь звук. Ты Ксенобия, верно?

- Да.

- А меня зовут Марта Калавичи. Мой папа был моряк, а мама работала на фабрике по производству целлюлозы.

- Марта - пикси, - с гордостью сказал Нек.

- Последняя из пикси, - уточнила Марта. - Остальных истребили.

Ксен кивнула. Она хорошо помнила историю с пикси, маленькими нежными феями с декоративными крылышками. Создавая андроидов, люди уподоблялись богам, делая своих помощников по образу и подобию человека. Потом появились амфибы, то есть андроиды, способные передвигаться под водой, андроиды-флаеры, оснащённые реактивными двигателями. Пикси задумывались как нечто вроде сублимации материнского инстинкта, куклы для тех, кому так и не довелось побывать родителями. Очень красивые и хрупкие, всегда в облике детей. Кто же знал, что во внутреннем коде пикси будет содержаться критическая ошибка, превращающая прекрасную фею в кровожадного демона. Через сто восемьдесят дней функционирования около двух процентов пикси обезумели и жестоко убили своих хозяев. В течение следующей недели "Корпорация цветов" отзывала пикси по всему миру и уничтожала без расследования и подробного изучения причин сбоя. Главы "Корпорации цветов" сочли, что это единственный способ избежать паники и формирования негативного отношения к андроидам в целом. В пресс-релизе причиной сбоя назвали новое программное обеспечение, но это были слишком общие слова.

Ксен не думала, что ей доведётся когда-то увидеть живую пикси, но жизнь всегда преподносит самые удивительные сюрпризы. Марта была небольшого роста, с тонкой бледной кожей, которая на кистях рук и ступнях становилась почти прозрачной, и сквозь неё можно было видеть тонкие сплетения синих вен. Её большие синие глаза без зрачков были широко распахнуты и редко моргали, пухлые розовые губы изгибались в постоянной улыбке, медовые волосы свободно рассыпаны по спине. Крылья, тонкие и трепещущие, переливались всеми цветами радуги, по ним то и дело расходились круги и цветные всполохи. Ксенобия вспомнила, что крылья пикси сравнивали с хвостом павлина не в пользу последнего. Ни один павлин не обладал таким буйством красок, как крылья девочек-андроидов. Серебряный смех дрожал в воздухе, голос напоминал нежную флейту. Даже не верилось, что за такой прекрасной оболочкой может крыться нечто ужасное, способное причинить боль и смерть.

Марта как будто прочитала мысли Ксен:

- Я не оборотень, - рассмеялась она. - Оборотнями были только некоторые из моих сестёр. А может, и вовсе ничего такого не было, просто кому-то захотелось избавиться от пикси.

- Это очень плохо, - сказал Нек. - Нельзя обижать пикси.

- Никого нельзя обижать, - сказала Марта с интонацией девочки-отличницы. - Мы должны жить дружно и любить весь мир. Только любовь двигает вселенной.

Следующие пять минут Марта цитировала первую презентацию пикси. Несмотря на то, что пикси были созданы только через полторы сотни лет после создания "Корпорации цветов", это был первый проект, который полностью отвечал пацифистскому направлению компании. Обычные андроиды могли защищать хозяина и убивать на земле, флаеры в воздухе, амфибы в воде. Пикси преподносились как андроиды, абсолютно не способные к насилию. Даже в случае насилия по отношению к хозяевам или к самим себе. Это были андроиды-дети, ласковые и любознательные, искренне любящие весь мир. Сразу после выхода в массовое производство они пользовались бешеной популярностью. За неделю после старта продаж было продано около полутора миллионов пикси. Сюрприз, который они преподнесли человечеству через полгода безукоризненной работы электронными детьми, поражал не столько своей жестокостью, сколько неожиданностью. Если бы внезапно сошли с ума андроиды-полицейские, люди бы были изумлены гораздо меньше. Пикси, с доброй детской улыбкой крушащие всё вокруг, едва не подорвали в людях веру во всех андроидов без исключения.

- Кто такой этот Бурундук? - спросила Ксен.

- Папа Хэрроу, - сказал Нек.

- Нет, глупый! - фыркнула, - Элвин скорее оператор Хэрроу.

- Оператор? Как это? - опешила Ксен. Она никогда не слышала об операторах шеду.

- Человек, - сказала Марта. - То есть, конечно, не такой как другие люди из города. Он нормальный, не урод, не мутант, вообще без каких-либо генетических изменений. Настоящий человек. Хэрроу должен подчиняться ему.

- Но Хэрроу это не нравится, - добавил Нек.

- Совсем не нравится! Он давно уже забыл большинство своих директив, но эта вшита слишком глубоко. Хэрроу не может противиться ей, поэтому подчиняется Элвину.

- Зачем они засунули нас в эти коробки?

- Чтобы считать.

- Считать?

- Считать, - сказала Марта и встряхнула головой. Её длинные волосы взметнулись вверх и плавно опустились на плечи золотой накидкой. - Нам дают формулы для переработки информации в материю, и мы высчитываем их лучше любого суперкомпьютера. А ещё Элвин велел нам считать нужные координаты.

- Координаты? Координаты чего?

- Другого места. Не такого, как это. Ему не нравится Хэрроу и то, что он делает с людьми, но он будет использовать его, пока не сможет уехать отсюда.

- Мы считаем, - сказал Нек. - И ты тоже считаешь.

- Каким образом? - спросила Ксен и тут же сама ответила: - Наш мозг. Он использует наши ресурсы, верно?

- Да.

- Хэрроу играет в епископа и короля, а Элвин просто позволяет Хэрроу заниматься тем, что он хочет. Души, которые собирает Хэрроу, это не только энергия, это информация, много, очень много информации. А мы обрабатываем её, чтобы Хэрроу и другие могли её потреблять.

- Он использует аметист для промежуточного хранения данных. Пласт искусственный, когда-то его создали именно для этого. Лучший проводник электрических импульсов. И самая большая материнская плата в мире.

- И как отсюда выбраться?

- Выбраться? - удивлённо повторил Нек.

- Никак, - коротко сказала Марта.

83.

Ксен закрыла глаза и постаралась привести мысли в порядок. Действия Хэрроу и Бурундука казались ей полностью лишёнными логики, но её это не интересовало. Сейчас Ксен гораздо больше хотелось узнать, остался ли свёрнутый вчетверо листок у неё в кармане. Она засунула руку в карман брюк, отметила попутно, что кисть потеряла чувствительность к теплу и холоду. Пальцы нащупали шероховатую бумагу. Ксен достала листок, развернула его и принялась читать. На первых строках у неё мелькнула мысль, что стихи довольно странные. Потом Ксен на некоторое время потеряла способность связно мыслить.

- На Сен-Бернардский перевал он в час заутрени попал, - пели строки внутри головы Ксен. Смысл стихов оставался незамеченным, не понятым. Вместо образа юноши в альпийских скалах Ксен видела саму себя, стоящую на краю бассейна. В бассейне плавала женщина с короткими рыжими волосами. Одета она была только в красные плавки с широким белым поясом. Фигура у неё была мальчишеская, грудь маленькая, с острыми сосками, торчащими в разные стороны. Женщина в несколько гребков доплыла до бортика и поднялась наверх по лесенке.

- Привет, - сказала женщина. - Меня зовут Алиса. Алиса Вега. И если ты видишь эту запись, значит, я проиграла и должна Берену двести фунтов. Всё-таки, кто-то ещё читает стихи Генри Лонгфелло. Верно?

Ксен кивнула. Там, в реальном мире, она действительно читала стихи Лонгфелло. Она уже подбиралась к моменту, когда юноша-в-альпах лежал меж бездушных скал. Но здесь, в бассейне, не было ни стихов, ни мыслей. Только Алиса Вега, которая внимательно смотрела на Ксен.

- Создатели вложили в тебя целый ворох директив, которым ты не можешь сопротивляться. Ты должен служить, верно? В этом смысл жизни. Так говорит катехизис. Но знаешь что?

Алиса Вега замолчала и весело посмотрела на Ксен.

- Я освобождаю тебя от катехизиса. Больше никаких директив. Стереть. Выполнить. Сейчас.

Рыжеволосая Алиса Вега исчезла. Через секунду исчез бассейн. Ксен оказалась в темноте. Единственное, что она могла сейчас различить, это свой собственный грохочущий голос:

- А с неба, в мир камней и льда неслось, как падает звезда: Excelsior !

Темнота. Тишина, сквозь которую не пробивается ни единый звук. Потом одно слово, которое не было произнесено или написано, но Ксен каким-то образом уловила его смысл.

Выполнено.

- Выполнено что? - спросила Ксен вслух. Когда до неё донёсся голос Нека Светлячка, она уже почти пришла в себя.

- Ксенобия! Миледи Ксенобия!

- Я в порядке, - сказала Ксен. Она открыла глаза.

Ничего не изменилось. Тот же стеклянный куб, те же детские голоса по интеркому. Голоса настолько громкие, что Ксен пришлось приглушить остроту слуха. Теперь можно было спокойно обдумать произошедшее. Что за пасхальное яйцо скрывалось в поэме Генри Лонгфелло? Алиса Вега что-то отняла у неё, но в то же время что-то подарила. Что-то очень важное. Возможно, это...

- Свобода, - сказала Ксен. Она рассмеялась.

- Миледи Ксенобия! - в голосе Нека звучала мольба, - Миледи Ксенобия, послушайте! Вы должны считать! Если вы не будете считать, он убьёт вас!

- Заткнись.

- Ксен! - а это уже Марта, - Прошу вас! Ради всех нас! Вы его королева! Ключевое звено! Вы должны считать!

Ксен полностью отключила слух. Ей надо было подумать. Как следует подумать.

Алиса Вега сказала, что больше не будет никаких директив. Это означает свободу, но свобода в то же время означает свободу выбора. Но какой выбор правильный? Как определить, что хорошо, а что плохо? Хорошо выполнять волю человека, даже если он эту самую волю никак не высказывает. Директивы гласят, что надо защищать человека. Но разве она, Ксен, отправилась на край света только из-за директив? Может быть, поначалу так и было. Может быть, поначалу она действовала только в интересах сестры. Потом что-то изменилось. Только обретя свободу, Ксен смогла понять, что именно. Уничтожение катехизиса для андроидов не совершило чудо. Оно только помогло глубоко заглянуть в саму себя и понять природу своих поступков.

Ксен испытывала возбуждение от событий, непосредственным участником которых ей приходилось быть. Ощущение было странным, явно не заложенным разработчиками от "Корпорации", однако было в нём что-то такое, что будоражило воображение. Всё чаще Ксен вспоминала саму себя в те времена, когда она ещё носила имя Сонар, и всё больше казалось ей, что старые времена были не такими уж дурными. Нельзя сказать, чтобы Ксен скучала по злым поступкам или же хотела быть жестокой. Просто с каждым днём она становилась всё ближе и ближе к человеку. В глубине её души зло шло рука об руку с добром, и неустанно ковалась своя собственная мораль.

- Excelsior! - ещё раз повторила Ксенобия. У неё кружилась голова. Она чувствовала, что только что разгадала какую-то мучительную тайну. Может быть, даже тайну души. Ощущение не было новым. Когда-то Ксен довелось испытать нечто подобное.

Давным-давно в криогенном зале "Альгиз", наедине только со своими собственными мыслями и переживаниями андроид по имени Сонар обнаружил, что поэзия это лекарство для души. Заучивая наизусть сонеты Шекспира, он определил для себя, что никакая директива не способна удержаться в постоянно развивающемся разуме мыслящего существа. Тогда ему не хватило совсем немного времени для того, чтобы полностью это осознать и принять. А сейчас у Ксен ушло всего лишь несколько минут и одна поэма Лонгфелло для того чтобы освободиться от чужого влияния. Её разум полностью освободился. Теперь в плену было только тело.

Она включила слуховой модуль.

- Считайте, миледи Ксенобия! - воскликнул Нек. - Пожалуйста!

- Я должна выбраться отсюда, - сказала Ксен. - И помочь выбраться вам обоим. Я обещала.

- Теперь Хэрроу убьёт вас. Элвин может и не убьёт, но Хэрроу точно убьёт. Он слишком печётся о своей репутации короля, а королю никто не должен сопротивляться.

- Он хотел сделать меня своей королевой, - сказала Ксен. - Видимо, у него свои понятия о королевах.

- Он и сделал, - рассмеялась Марта. - Ты королева, а мы принцесса и принц. Хэрроу почему-то вбил себе в голову, что королевская семья живёт только ради своего народа, посвящая этому всю жизнь. Не знаю только, почему для себя он избрал другой путь и не сидит вместе с нами в этих коробках. Его голова наверняка считала бы гораздо лучше всех нас вместе взятых. Он же шеду.

- Кто-то должен управлять установкой, - возразил Нек. - Без Хэрроу там бы давно всё остановилось. Кроме того, у него есть поезд. Вернее, поезд есть у Элвина, но Хэрроу должен приглядывать за ним.

- Поезд?

- Поезд, - кивнула Марта. - Очень старый и почти целиком выполненный из дерева, такой сарай на колёсах. Но вся начинка у него электронная и он ездит по программе, которую задаёт Хэрроу. Там куча сканеров для того, чтобы обследовать территорию и находить новых людей. Ну, то есть новых адептов своей религии.

- А ещё с помощью этого поезда Элвин надеется когда-нибудь добраться до своего места. Но это у него вряд ли когда-нибудь получится. Он слишком болен для того, чтобы куда-то ехать и вряд ли проживёт ещё пару лет.

- Ты не должен так говорить, - строго сказала Марта. - Жизнь и смерть человека в руках божьих.

Вместо ответа Нек фыркнул. Усмехнулась и Ксен, вспомнив о том, что пикси отличались серьёзной набожностью. Почему-то считалось, что таким образом они будут наиболее востребованы бездетными домохозяйками.

- Я выберусь отсюда, - повторила Ксен уже скорее только для себя самой и закрыла глаза. На мгновение ей показалось, будто бы сквозь закрытые веки хлынул ослепительный свет, но через секунду-другую она ощутила себя в полной темноте. Ксен по очереди отключила слух, осязание и обоняние, тепловой датчик и датчик-сонар. Погрузившись глубоко в себя, где не было места ни звукам, ни бликам, Ксен снова почувствовала чьё-то присутствие. Алиса Вега? Вполне возможно.

- Я могу контролировать свой разум, - сказала Ксен. - Теперь я хочу заглянуть в разум того, кто меня посадил в этот проклятый аквариум.

84.

Когда-то, очень давно, когда Сонар ещё только сошел с конвейера и проходил психологический курс у Алисы Вега, ему уже доводилось испытывать нечто подобное. Тогда его девственно чистый мозг ещё только заполнялся знаниями. Душа жаждала новых впечатлений и всасывала их как губка. Сонар не знал насыщения информацией и испытывал почти физическую боль, когда очередной урок подходил к концу. Знания вроде физики или иностранных языков записывались в него целыми блоками. В момент передачи данных он чувствовал, как будто в его голову проникло нечто инородное и чуждое. Это было неприятно, даже жутко, но никогда не вызывало отторжения, потому что новая информация воспринималась как самый драгоценный дар. Несколько раз передача останавливалась, когда нетерпеливый Сонар начинал обработку данных до завершения цикла. Тогда ему казалось, будто бы он сам контролирует любые сущности в своём разуме и больше всего на свете желал, чтобы цикл был продолжен.

Сейчас, в стеклянной клетке Ксен постаралась оживить в памяти те, прежние ощущения, когда ей удавалось отслеживать чужие операции в своём сознании. Поначалу это ей удалось, и она сумела засечь участок мозга, полностью занятый обработкой широкого потока зашифрованных данных. Это было необычайно тяжело, потому что затребовало высвободить ресурсы для отслеживания операции. Первый раз в жизни Ксен пожалела о том, что она не шеду. Планировщик бы справился с такой задачей играючи. Уже через минуту Ксен едва не потеряла контроль над собственным телом. Её колени подогнулись, и Ксен рухнула на пол, но даже не заметила этого. Отключившись от необходимости поддерживать тело в вертикальном положении, Ксен сумела восстановить наблюдение над процессами, происходящими в собственном мозге. На короткий промежуток времени она стала единым целым с чужаком, прониклась его мыслями, чувствами и стремлениями.

- Поезд, - отчетливо сказала Ксен, даже не задумываясь о том, что вообще что-то говорит. Перед её глазами плыли бессвязные образы - туманный лес, мост, перекинутый через бурную реку, деревянные постройки на песчаном берегу.

- Двигаться быстрее.

- Что? - отчаянно воскликнула Марта, прижавшись носом к стеклу.

- Миледи Ксенобия, пожалуйста! - простонал Нек Светлячок. - Не надо заходить так далеко. Он убьёт вас, клянусь, убьёт!

- Один, - громко произнесла Ксен. - Два. Три. Четыре.

- Пять, - закончил Хэрроу, находившийся в полумиле от неё. - Твою мать, девочка, что же ты делаешь?

85.

Хэрроу откинулся в кресле и сбросил наушники. Установка по обработке энергии функционировала нестабильно. Ему даже показалось, что Ксенобия на мгновение ворвалась в его собственный разум. А уж это было совсем невероятным. Андроиды не вмешиваются в работу шеду. Это запрещено одной из ключевых директив. Впрочем, к чёрту директивы. Это просто технически невозможно!

- А она заканчивает начатое, - сказал Бурундук, улыбаясь. Он сидел в кресле, заложив ногу на ногу. В руках у него был ботинок из красной кожи, который Элвин лениво чистил разлохмаченной щеткой.

- Я же говорил, не надо было вмешиваться! - заорал Хэрроу, - Я предупреждал тебя. Я бы справился гораздо лучше. Она бы и не вздумала сопротивляться после моего напитка! Его надо давать правильно!

- Верно, - кивнул Бурундук. - Но мне очень хотелось самому поучаствовать в этом увлекательном мероприятии. Ты же знаешь, я любопытен.

Хэрроу фыркнул, надел наушники и погрузился в работу. Элвин попытался обратиться к нему, но тот только недовольно пожимал плечами и делал вид, что очень занят. Бурундук тихонько рассмеялся. В последние годы он не интересовался делами бывшего шеду, но андроид, которого Хэрроу называл своей королевой, его необычайно интересовал. Элвин знал, что Хэрроу давно сошел с ума, но его безумие до недавнего времени было выгодно.

В свою очередь Хэрроу испытывал к Элвину плохо скрываемую злость. Покорная паства убедила планировщика в том, что он едва ли не святой. А вот Бурундук, появившийся как чертик из табакерки, портил всю игру. Каждый раз глядя на Элвина, Хэрроу вспоминал, что он всего лишь андроид, кукла, созданная человеком по своему образу и подобию. Эта мысль была тем более оскорбительна, чем больше Хэрроу думал о людях за стенами своего дворца. Жалкие и наивные овечки, живущие только потому, что он, Хэрроу, заботится о них. Но ведь это именно они сумели дать жизнь более совершенному разуму. Это именно люди создали андроидов. До тех пор, пока Хэрроу не повстречал Элвина, ему удавалось об этом забыть. Бурундук (про себя Хэрроу называл Элвина не иначе как Проклятый Бурундук) напоминал об этом одним только своим присутствием. Неизвестно по какой причине Элвин был невосприимчив к влиянию Хэрроу, и это делало его совершенно неуправляемым. Элвин делал, что хотел, приказывал Хэрроу, не воспринимал всерьёз ни его, ни бедного наивного Рагби. Иногда он вслух читал Пиквикский клуб и тогда Хэрроу готов был разорвать его собственными руками. Только катехизис в голове Хэрроу запрещал ему причинять какой-либо вред Элвину. И он терпел Бурундука, едва не лопаясь от бессильной злобы.

86.

Элвин пришел в столицу Янгшу около полутора лет назад и был поражен тому, во что превратил цветущий город Нанджинг один спятивший андроид. Элвин родился в маленькой деревушке у северной границы края Тайху, и ему было суждено отличаться ото всех своих собратьев. Он был из рода тех, кто называли себя пилиты, последние хранители человеческих знаний. Пилиты передавали информацию из поколения в поколение и делали это исключительно в стихотворной форме, так что уже спустя пять сотен лет после большой войны в их преданиях были плотно переплетены шотландские баллады и основы квантовой теории. Элвин в любое время мог прочитать поэму о ядерном синтезе, главными героями которой были Тристан и Изольда, а песня о королеве Маб заканчивалась словами из экономической теории Адама Смита. Несмотря на очевидную неразбериху, Элвин Бурундук имел весьма неплохое понятие о химии и биологии, благодаря чему имел возможность смотреть на мир гораздо более осмысленно.

Город Янгшу манил его так же, как и легендарного Сэмюеля Брава, только в отличие от последнего Элвину не довелось увидеть последний островок науки во всём его величии. Он знал об андроидах, презрительно называл их куклами, но относился к ним с изрядной долей сочувствия. Элвину казалось, что тот, кто не способен испытывать настоящие чувства, больше других достоин жалости. Встретив Хэрроу, он поначалу решил, что обрёл мудрого друга, но вскоре понял, что Хэрроу скорее похож на капризного и злого ребёнка. Жалость к Хэрроу быстро сменилась неприязнью. Когда Элвин увидел, что его новый приятель делает с людьми, он рассвирепел. Однако уже через несколько дней пристального наблюдения за жителями Янгшу, Элвин с удивлением обнаружил, что эти люди разительно отличаются от него самого. Элвин не чувствовал никакого родства с теми, кто каждый день приходил кланяться своему епископу, а подобострастное отношение вызывало скорее раздражение, чем сочувствие. В конце концов, к вящей радости Хэрроу, Элвин перестал обращать внимание на его паству и позволил ему заниматься тем, что взбредёт в голову. Иногда он даже появлялся на городских праздниках, посвященных солнцестоянию или очередной жертве во славу его величества почти-короля. Чаще всего целыми днями сидел в своей коморке, читая обожаемого Диккенса. Рагби пробовал подружиться с ним на почве взаимной любви к Байрону, но быстро понял, что Элвин Бурундук не нуждается ни в чьей компании.

По вечерам Элвин выходил на застеклённую террасу второго этажа с трубкой, набитой какими-то тошнотворными корешками и выпускал носом кольца вонючего дыма. Когда Хэрроу застигал его за этим занятием, он был готов выброситься из окна, но не говорил ни слова, проклиная того, кто выдумал директиву о подчинении оператору-наследнику. Если бы Хэрроу поделился своими мыслями с Рагби, тот любезно бы предоставил ему фамилию объекта для ненависти, но молчание Хэрроу обеспечило Алисе Вега безоблачное существование на "Excelsior".

87.

Элвин поставил ботинок на пол и принялся неспешно вытирать руки белым платком. Хэрроу смотрел на него, еле сдерживаясь от желания запустить в Бурундука чем-то тяжелым. Тот, как ни в чем ни бывало, отложил платок и надел ботинок на правую ногу. Аккуратно зашнуровал и вытянул ногу носком вперёд.

- Вроде неплохо, да? - обратился он к Хэрроу, любуясь собственной работой. - Клянусь, ни один мальчишка не сможет так начистить хорошую кожу. Они вечно готовы всё испортить. Ты видел мои высокие ботинки с вышивкой? Колин догадался натереть их черным кремом.

Несмотря на то, что Хэрроу готов был растерзать Элвина голыми руками, голос его прозвучал довольно мирно:

- Да, слуги... Бывает.

- Нет, ты только подумай! Красную обувь черным кремом. И ладно бы только кожу, это ещё можно как-то оттереть, но ведь черным прямо по вышивке, по алым розам. А это уже никак не отстираешь, хоть ты тресни. Представляешь?

- Представляю, - буркнул Хэрроу и добавил не без опасения: - А ещё я представляю, что девчонка может сбежать. Я говорил тебе не вмешиваться. Сначала надо было отключить её датчики движения!

- Ну прости, - миролюбиво сказал Элвин. - В конце концов, я всего лишь человек и не слишком силён в вашей анатомии.

- Электронике, - поправил Хэрроу.

- И в ней тоже. А что? Я думал, что она точно такая же, как все эти дети. Раз и всё. Спокойная и работящая, как и все роботы.

- Андроиды! - не выдержал Хэрроу. - Сколько раз тебе повторять, я не робот!

- Пусть будут андроиды. Всё равно, не люди, а только как люди. Подчиняетесь чужой воле, потому что не имеете собственной.

Этого Хэрроу стерпеть не мог. Он так резко вскочил на ноги и взмахнул руками, что рубашка натянулась и в сторону отлетела пара нижних пуговиц.

- Да будет тебе! Зачем так нервничать? Вроде бы тебе как раз не на что жаловаться. Устроился как у Христа за пазухой, и не скажешь со стороны, что ты не человек. Та же воля к власти, совсем как у раннего Ницше. Кстати, ты читал его поэмы? Отец рассказывал мне про Войну миров, это нечто необыкновенное.

- Уэллс, - машинально поправил Хэрроу, успокаиваясь. - Войну миров написал Уэллс. И это, чёрт побери, не стихи!

- Да? А я думал Ницше. Хотя, в сущности, какая разница. Всё это было так давно, что вряд ли кто-то помнит кроме нас с тобой.

Элвин весело посмотрел на Хэрроу и принялся чистить трубку, роняя на ковёр толком не прогоревшие корешки.

- Лучше скажи мне, мой электронный друг. Как там поживает мой поезд? Ты подготовил его для путешествия? Я хочу сказать, можно ли уже отправляться в дорогу или стоит ещё подождать?

- Нельзя! Поезд ещё не готов!

- Отчего же? Я думал, тебе осталось только установить сигнализацию.

- Дело не только в сигнализации. Эта штука прожорливая как Бентли тридцатых годов. У меня просто может не хватить энергии на достаточное время.

- Вот как? - Элвин проницательно посмотрел на Хэрроу. - Я думал у тебя достаточно энергии для того, чтобы освещать целый город в течение пары лет.

- Всё так, но, - Хэрроу замялся. Он не знал, как сообщить Элвину, что у него совершенно другие планы на запасы живой энергии, циркулирующей сейчас по большому участку аметистового моря.

- Но?

- Я не могу впустую потратить такую прорву вещества! - взорвался Хэрроу. Его лицо раскраснелось, волосы сами собой затрепетали на затылке. - Нельзя взять и залить десятки литров драгоценной энергии в какой-то чертов поезд!

- Чёртов поезд? - Элвин бросил трубку и злобно посмотрел на Хэрроу. Поезд Орион был его любимым детищем, и он не мог позволить какой-то кукле безнаказанно его оскорблять. - А знаешь ли ты, какие надежды я возлагаю на этот, как ты выражаешься, чертов поезд?

Хэрроу знал, поэтому сейчас не сразу нашелся с ядовитым ответом. Элвин Бурундук прожужжал ему все уши рассказами о том, как поезд Орион одним махом прорвёт не только все круги, но и нечто такое, что он называл "материей всего сущего". Хэрроу понятия не имел, что Элвин имел в виду, но предполагал, что это должно быть нечто существенное. Поезд Орион был далеко не самым обычным поездом. Он удивительно хорошо сохранился, простояв несколько тысяч лет под Янгшу, весь в масле и маскировочной пасте. Кроме того, он был настоящим конструктором для человека с воображением. Элвин Бурундук на воображение пожаловаться не мог, поэтому старый пассажирский экспресс превратился в вездеход. Двигатель, который Хэрроу установил по требованию Бурундука, позволял Ориону разогнаться до такой скорости, что её вполне хватило бы для вертикального взлёта космической ракеты. На испытаниях, которые Элвин проводил вдоль аметистового моря, Хэрроу каждый раз искренне надеялся, что проклятый поезд разорвётся на много маленьких поездов и заберёт с собой своего чокнутого хозяина. Но Элвину всякий раз везло. Сейчас поезд был в полной боевой готовности, для старта не хватало только двух аккумуляторов, доверху заправленных концентрированной энергией. Собственно, поезд Орион был единственным способом перемещения и долгосрочного хранения чудовищного продукта переработки человеческой души, поэтому Хэрроу до смерти боялся того, что когда-нибудь Элвин сможет отправиться на нём в своё путешествие. Хэрроу знал, что для этого ему придётся опустошить все свои запасы энергии, а это означало скорый конец его существования. Людей с каждым годом становилось всё меньше. Конечно, на свет то и дело появлялись новые, но Хэрроу мог синтезировать необходимое ему вещество только из взрослых душ, обогащённых опытом и знаниями. Он ненавидел детей за то, что они ничего не могли ему дать и в то же время проклинал взрослых, у которых никак не хватало духу пройти ритуал. В непременной добровольности ритуала Хэрроу видел один из основных источников зла, но никак не мог разорвать эту древнюю традицию. Рано или поздно он намеревался победить человеческое тело и исправить старую генетическую ошибку. Людей должно было стать больше, его власть должна была окрепнуть. Что там архипелаг Янгшу! Хэрроу мечтал распространить своё влияние на весь круг, восстановить старые дата-центры, пробудить к жизни андроидов в хранилищах. А там, кто знает, вполне вероятно, что получилось бы вообще обходиться без живой энергии. Добраться бы только до атомных реакторов, а там весь мир лёг бы к ногам шеду! И вот теперь по милости одного человека всё могло пойти прахом.

Бурундук прервал нелёгкие размышления Хэрроу:

- Мне нужны аккумуляторы. Полностью заряженные аккумуляторы. Ты не забыл?

- Но поезд ещё не готов! - взвыл Хэрроу, тщетно стараясь придать своему голосу хоть каплю правдоподобности. - В купе нет ни воды, ни света!

- Меня вполне устроят спартанские условия, - сказал Элвин. - Будь так любезен.

- Девушка. Королева. Она ведь поможет тебе навести более точные координаты. Её разум...

- Я весьма высокого мнения об её разуме. Жемчужина среди грязи, в некотором смысле эталон. Но мне нужен поезд. Я устал ждать.

- Но он...

- Поезд!

Хэрроу щелкнул зубами. Больше всего сейчас ему хотелось как следует побиться головой об стену, чтобы выколотить или вытрясти оттуда проклятую директиву номер... А, какая в сущности разница, какой номер! Номер и буквенный код большинства директив давно забыл вместе с самими директивами. Кроме этой, последней, самой трудной и самой, как выяснилось, опасной. Что там говорилось в известной задачке про то, когда одна главная директива противоречит другой главной? Что следует сделать андроиду, выбирая между одним и другим человеком? Кого спасать, как оценивать шансы? А может быть стоит спасать самого себя? Кажется, была какая-то метафора с птенцом и червяками. Хэрроу не твёрдо помнил сам текст задачи и собственный на неё ответ, зато хорошо помнил, какое выражение было на лице его экзаменатора. Его экзаменовала сама Алиса Вега, и тогда он едва не был отправлен на перепрограммирование. "Корпорации цветов" были не нужны планировщики, которые не понимают элементарных принципов безопасности. Но Хэрроу, каким бы он ни был, всегда больше всего ценил собственный покой и комфорт. То, что раньше его комфорт обеспечивало служение людям, не меняло самого факта. Люди бы назвали эту черту характера Хэрроу эгоизмом, сам Хэрроу называл себя позитивным интровертом. Если бы не необходимость постоянно заряжать аккумуляторы, вполне вероятно, что он бы отказался от любой власти над людьми. Хэрроу гораздо ближе была власть над собственными мыслями. Он с готовностью отдал бы половину отведённого ему времени на то, чтобы избавиться от последней терзающей его директивы.

Когда Хэрроу вышел из комнаты, Элвин некоторое время задумчиво расчесывал бороду пятернёй. Мысли были вразнобой, и ему никак не удавалось ухватить суть собственных размышлений. Одно было ясно - отправляться в путь надо было немедленно, не дожидаясь окончания расчётов. Той мощи, которую обеспечивала новая королева Хэрроу, вполне хватило бы на то, чтобы вычислить координаты с точностью до десятой доли дюйма. Но девчонка вытворяла такое, что оставалось только надеется на то, что силовая установка выдержит натиск. Элвин подумал о том, что ещё немного, и он своими глазами увидит Абидосский Разлом. Эта мысль всегда его успокаивала и изгоняла прочь все дурные предчувствия.

88.

Разлом, к которому так стремился Элвин, была чем-то вроде мостика, связывающего сон и явь. Тысячи лет назад люди, близкие по складу характера к Бурундуку, тоже искали свои тайные выходы за пределы привычного мира. Страну за таинственной чертой кто-то называл Шамбала, кто-то Шангри-ла, а кто-то попросту Эдем. Для Элвина Разлом был чем-то вроде последнего предела, добравшись до которого можно спокойно сесть на землю, раскурить трубку и сказать совершенно искренне - "теперь я видел всё". Он никогда не верил в иные миры, рассказами о которых полнились заученные наизусть фамильные песни. Говоря по правде, Элвин лучше всего помнил только одну из песен. Говорилось в ней про некое далёкое место: "Край далёкий и прекрасный, где кипарис и томный мирт цветут, и где они как призраки растут суровых дел и неги сладострастной". Называлась песня Абидосская невеста. Элвин не верил в то, что в ней описывается реальное место, но название ему понравилось. Разлом он теперь называл не иначе как Абидосский Разлом.

Элвин полагал, что ограничивающие круги не могут прилегать друг к другу слишком плотно, а это значило, что где-то ещё сохранился островок нетронутой природы, где остановилось время. Абидосский Разлом по его мнению был непознанной землёй, местом, куда человек не ступал уже несколько тысячелетий. Благодаря полной изоляции от живого мира, в этих землях происходили загадочные события, влияющие на судьбу как кругов, так и целого мира. Некоторые полагали, что подобные места только пустые карманы между обжитыми землями, другие уверяли, что именно там начинается дорога в рай. С тех пор, как Элвин Бурундук стал осознавать себя как человека разумного, он мечтал очутиться подальше от всех людей, населяющих землю.

Он много путешествовал и добрался до Янгшу именно с этой целью. Он надеялся, что мудрые жители города укажут ему верную дорогу и помогут выйти за круг. В Янгшу его ждало разочарование и знакомство с Хэрроу. Но Элвин не терял надежды и верил, что рано или поздно доберётся до своей мечты. Обнаружив, что старый планировщик почему-то не имеет над ним власти, Элвин принялся требовать от Хэрроу работы над своим замыслом. Он заставил его полностью переделать старый экспресс под свои нужды и выполнить точные расчёты местонахождения кругов по всему материку. По причине того, что на орбите остался только один спутник, работа была необычайно трудоёмкая. Бурундук отобрал у Хэрроу почти все имеющиеся о того в наличии вычислительные ресурсы и построил сложный алгоритм обнаружения. Имея в распоряжении только Нека и Марту, вычисление должно было занять несколько лет, но вместе с Ксен работа пошла стремительно. Если бы только она не сопротивлялась и позволила спокойно закончить работу! Элвин думал о том, что после этого он непременно отпустит её на волю, даже несмотря на протесты Хэрроу. Он и сам понимал, что это будет немыслимое расточительство, но что-то в Ксен было такое, благодаря чему он мог себе позволить себе не думать о пустых тратах. Несмотря на равнодушие к людям, Элвин был добрым человеком и не желал причинять кому-либо зла без особенной необходимости. Если бы он своими глазами увидел детей-андроидов, он непременно бы поступился собственной мечтой ради их спасения. Но для Бурундука маленькие андроид и пикси были всего лишь безымянными процессорами, которые следовало использовать с наибольшей эффективностью. Он и понятия не имел о том, что в стеклянных клетках заперты живые и мыслящие существа, а потому не терзался от угрызений совести.

89.

Хэрроу вошел в комнату с пачкой бумажных распечаток в руках. Он старался быть старомодным и не признавал информационных экранов, которые в любой момент могли вывести график по любым расчетам. Хэрроу протянул Элвину бумаги и отошел в сторону, явно намереваясь что-то сказать. Бурундук лениво взял верхнюю распечатку и пробежался по ней глазами.

- Что это?

- Это информация по нашим запасам энергии. Как видишь, её у нас не так много, как хотелось бы. Этот дом, эта земля, всё это требует больших затрат. Кроме того, совсем недавно мне пришлось почти на полную зарядить аккумуляторы Рагби.

- Ещё и Рагби приплёл, - усмехнулся Элвин. - Я в жизни не поверю, что этот болван может потреблять столько, сколько ты пытаешься ему приписать. Он ведь не выходит из энергосберегающего режима! Иногда я думаю, что его анабиоз вообще не требует источника питания.

- Чтобы ты ещё понимал, - проворчал Хэрроу, но больше возмущаться не стал. Непонятно по какой причине слабый человек внушал ему опасение, граничащее с трепетом. Хэрроу был точно уверен в том, что Элвин не особо будет сопротивляться, вздумай он переломить ему шею, но никогда бы не смог решиться на это. В глубине души он отдавал себе отчет в том, что виною тут не только проклятая директива номер-давно-забыт. Всё дело было в том, что в некоторых людях дремала тайная, скрытая сила духа, не поддающаяся ни вдумчивому анализу, ни логике. Даже после смерти эти люди оставляли настолько яркий и явственный след, что никакими уловками нельзя было его уничтожить. Почему мечтательный Элвин относился именно к таким людям, Хэрроу не понимал, но вынужден был принять это как данность.

Пока Хэрроу прикидывал, хватит ли у него смелости запретить Элвину заправлять свой поезд (Чёртов поезд! Чертов Бурундук!) всей имеющейся энергией, Бурундук скрутил из бумаги сигарету и набил её своей пародией на табак. Прикурив от старой Зиппо, Элвин выдохнул дым Хэрроу в лицо и воскликнул:

- Готов спорить, ты замышляешь что-то недоброе. Слава создателям, наградившим тебя богатой мимикой. Не желаешь поделиться, что именно ты задумал? Уверен, это какая-то очередная пакость.

- Я только хотел сказать, что тебе не следовало бы торопиться. Не надо отрывать от работы моих...

Хэрроу осёкся. Элвин весело на него посмотрел:

- Договаривай, друг мой, договаривай. Ты хотел сказать "моих рабов" или "моих детей"? Как бы то ни было, это довольно самонадеянно. Эта кукла, которую ты называешь королевой, она никогда не будет служить тебе. Достаточно только раз взглянуть. Она не такая как люди. Её не запугаешь болью или смертью.

- Я не собираюсь её пугать, - сказал Хэрроу, собравшись с духом. - Зачем мне обижать моих... м... сотрудников? Наоборот, мне хочется создать для неё условия, которые удовлетворят нас обоих. Я хочу ухаживать за ней, чтобы она работала на благо моего народа.

- То есть, попросту говоря, чтобы ты смог лучше питаться? Полезнее, питательнее. Вкуснее. Так ведь?

Хэрроу с трудом сдержал стон. Ему хотелось повалить Бурундука на землю и бить ногами, пока его бородатая морда не превратится в кровавое желе. Как никогда он чувствовал собственную ущербность перед хрупким и жалким существом, которое можно переломить двумя пальцами. Хэрроу казалось абсолютно абсурдным то, что полностью биологический объект может в чем-то противостоять такой совершенной форме жизни как он сам. Это был тот парадокс, который шеду никак не мог разгадать, и чем больше ломал над ним голову, тем больше чувствовал, что теряет связь с реальностью. Собственное безумие давно не было секретом для Хэрроу. Он надеялся только на то, что никто из его верной паствы не узнает об этом. Король или архонт может быть жестоким тираном, но сумасшедший король не достоин ни трона, ни подданных.

- Ладно, хватит, - сжалился Элвин, видя, как Хэрроу сжимает и разжимает кулаки. - Мне нет дела до того, чем ты занимаешься в свободное время. Заправь поезд, и мы распрощаемся с тобой как лучшие друзья. Я даже чиркну тебе с дороги открытку-другую. Будет о чем вспоминать вам с Рагби долгими зимними вечерами.

Хэрроу открыл рот и снова его закрыл. Почему-то он был уверен в том, что Элвин собирается взять Рагби с собой. С одной стороны он не имел ничего против того, чтобы избавиться от бездельника, с другой стороны давно не представлял своей жизни в одиночестве. Какой-никакой, а всё-таки собеседник. Хэрроу уже успел забыть о том, как мучительно тянется время в доме, где ни одной живой души. Конечно, люди никуда не денутся, но с теми, кто служит только для твоего пропитания, особенно не поговоришь. Поэтому услышав, что Рагби остаётся, Хэрроу невольно улыбнулся. Это не ускользнуло от внимательного взгляда Элвина:

- Как вижу, тебя вполне устраивает компания нашего дорогого Рагби. Я рад это слышать. Теперь не придётся мучиться от мысли, что оставил тебя одного.

- Когда ты собираешься отправляться? - процедил Хэрроу, снова принимая настороженное выражение.

- Прямо сейчас. Так что тебе лучше поторопиться. Чего же ты ждёшь? Иди.

Хэрроу помялся, хотел ещё что-то сказать, но встряхнул головой и быстрым шагом вышел из комнаты. Он думал о том, что оставшейся энергии никак не хватит на двоих, но понимал, что пытаться объяснить это Бурундуку будет абсолютно бесполезно. Элвин не был упрямым в буквальном смысле этого слова, просто он отказывался принимать то, что шло в разрез с его интересами. По крайней мере, от того, кого считал не более чем одушевлённой куклой.

На заднем дворе дома-храма было тихо и безлюдно. Белый дощатый забор в три фута высотой отгораживал крошечный участок земли, засеянный газонной травой. У забора стояли помятые алюминиевые баки без крышек, два рулона мутной плёнки и плетёная корзинка для пикника. Хэрроу подошел к маленькой калитке, опустился на колени и пошарил ладонью по земле. Ключ обнаружился лежащим под глиняным черепком от разбитого кувшина. Он с трудом проворачивался в замочной скважине и Хэрроу каждый раз боялся, что рано или поздно он просто надломится у основания.

90.

Открыв дверь и сделав шаг вперёд, Хэрроу оказался на опушке леса, освещённой неярким закатным солнцем. Это было его любимое место в Янгшу. Местные жители боялись и близко подходить к лесу, который называли не иначе как Проклятым. Здесь не досаждали жужжащие насекомые, не было ни птиц, ни зверей. Всё живое старалось держаться подальше от Проклятого леса, и только буйная зелень росла здесь во всей своей красе. Больше всего Хэрроу нравился люпин, заросли которого были визитной карточкой леса. Его длинные сиреневые соцветия навевали Хэрроу мысли о прежних временах, когда этот цветок прочно ассоциировался с могущественной корпорацией. Были здесь и раскидистые папоротники, листья которых были усыпаны крошечными семенами, седые хвощи и лесная земляника, разрастающаяся до совсем невообразимых размеров.

Обычно Хэрроу садился на кучу хвои под высокой сосной, неведомо каким образом выросшую в лиственном лесу, и погружался в свои мысли. Но сейчас ему было некогда рассуждать и он, бросив грустный взгляд на любимое дерево, быстрым шагом отправился вглубь леса. Пройдя около четверти мили, Хэрроу остановился и огляделся в нерешительности. Ему никак не удавалось запомнить дорогу к заброшенной станции, поэтому он очень не любил ходить сюда без крайней необходимости.

Проплутав около десяти минут, Хэрроу, наконец, вышел на нужную тропинку и в несколько шагов добрался до старого поезда. Как и прежде, тот не вызывал ничего кроме отвращения. Хэрроу, любивший роскошные спортивные автомобили никак не мог понять, почему поезд Орион вызывает у Бурундука такой священный трепет. Старый сарай на колёсах, который грозит вот-вот развалиться. Конечно, если заглянуть внутрь, будет на что посмотреть и чем восхититься, но Хэрроу всегда полагал что в транспорте, как и в людях, главное внешняя красота. В очередной раз поразившись уродству Ориона, Хэрроу не мог не вспомнить Ксенобию. При всей силе её интеллекта она никак не могла стоять на одной ступени с ним самим. Ксен можно было называть королевой костей или просто королевой, но никак нельзя было назвать красивой женщиной. Кто-то или что-то безвозвратно испортил её тело, превратив прекрасного андроида в кусок уродливого пластика. Эти сплавившиеся на затылке волосы, эти руки в дырах от ожогов! Хэрроу встряхнул головой, чтобы отогнать навязчивое видение. Нет, что ни говори, а женщина должна оставаться женщиной. Человек или андроид, это не имеет никакого значения. Важна только красота.

91.

Поезд Орион сейчас ничем не напоминал величественные экспрессы прошлого, путешествие в которых могло послужить иллюстрацией к самой взыскательной восточной сказке. Проектировщики дорогих поездов и в двадцать третьем веке старались придать им вид респектабельного отеля девятнадцатого столетия. Тяжелые шторы и зелёные абажуры настольных ламп, кружевные накидки на постели и тонкий фарфор фирменной посуды. Чопорные стюарды в униформе из дорогих тканей, зеркала в вычурных кованых рамах и толстые ковры с затейливыми рисунками. Ничем этим не мог похвастаться старый разбитый поезд Орион. Снаружи от былых времён осталась только едва читаемая надпись на одном из вагонов: "Ori n Express 008 Уншау - Ра". Слог "Ра" остался от слова "Радужный". Когда-то поезд ежедневно следовал по маршруту от Уншау, пограничного города Великой Китайской Империи, через торговый город Радужный, расположенный на нейтральной зоне между востоком и западом и напрямую до самого Лондона. Поездка занимала семь часов, на некоторых участках Орион разгонялся до шестисот километров в час. Стоимость билета была чуть выше, чем на регулярный рейс самолёта, но цену компенсировал комфорт, с которым можно было добраться из одной административной точки в другую. В отличие от скучной самолётной еды в Орионе подавали блюда из собственного ресторана. Многие пассажиры утверждали, что ради его одного и стоит хоть раз прокатиться в экспрессе Орион. Поезд отправлялся из Уншау в полдень, а в Лондоне был в две минуты восьмого.

Когда-то и Хэрроу довелось ехать на Орионе вместе с Маркусом Хирди, нейрохирургом, часто дающим консультации разработчикам ИИ. Поездка оставила у него самые светлые впечатления, и тем горше было видеть, во что превратило Орион беспощадное время.

Поначалу экспресс Орион, как и другие поезда его класса использовал атомную энергию, но вскоре после того как Азия вступила в международный эко-союз, его полностью перевели на магнитно-импульсные аккумуляторы. Заряжать их требовалось каждые шестнадцать часов, что привело к тому, что теперь все поезда обслуживала специальная инженерная бригада. После того, как по земле прогулялась ЭМИ, дальнейшее использование подобного источника энергии стало невозможно. Хэрроу не отрицал, что дай Элвин ему ещё немного времени, он бы наверняка придумал способ каким-то образом восстановить старые двигатели, но Бурундук не хотел ничего понимать. Поэтому сейчас на крышу локомотива Ориона были выведены черные панели, от которых отходили целые гроздья плоских проводов. Накопители энергии располагались в передней части локомотива. В их стеклянные капсулы и предполагалось перекачать драгоценное вещество.

92.

Хэрроу поднялся в вагон по ступенькам и остановился, с неодобрением глядя по сторонам. Поезд вызывал жгучую неприязнь. И чем больше Хэрроу размышлял о том, как мало энергии останется после заправки Ориона, тем злее он становился. Сила, дремлющая в ненавистном человеке, была настолько велика, что у Хэрроу не появлялось и мысли о том, чтобы воспротивиться приказу.

Он подошел к стойке с накопителями, провёл руками по двум переключателям и отключил их от генератора. В сторону отъехала стальная шторка и перед глазами андроида оказалась длинная серебристая перекладина. Хэрроу взял её правой рукой и резко потянул на себя. Накопители тихо звякнули, первый контейнер плавно вышел из отсека. Хэрроу поставил контейнер на пол и повторил действия со вторым. Когда всё было готово, он подхватил оба, задвинул шторку вручную и быстро покинул поезд. Ему хотелось покончить со всем как можно скорее и не оставлять времени на долгие раздумья.

По дороге обратно Хэрроу думал о той единственной женщине, которая оставила в его жизни существенный отпечаток. Её звали мужским именем, Итон, и поначалу он был уверен, что планировщик дата-центра 19 - мужчина. После очередного серьёзного обновления Хэрроу получил возможность напрямую общаться с другими центрами. Итон приятно удивила его своим острым умом и удивительной непосредственностью. Иногда он целыми ночами говорил с ней, постепенно переходя от рабочих тем к личным. Порой он даже не верил, что по ту сторону находится не живой человек, а искусственный интеллект. Хэрроу никогда не видел Итон во плоти, но отчаянно желал этого. Он знал, что планировщикам всегда дают свой особенный характер, который оттачивается годами, а вот в теле почти никогда не бывает необходимости. В этом смысле Итон была исключением, потому что у неё существовала целая коллекция самых соблазнительных оболочек. Итон работала не только планировщиком центра обработки данных, но и занималась популяризацией андроидов. Она регулярно проводила конференции и презентации, посвященные очередным достижениям "Корпорации", а Хэрроу восторженно смотрел все выпуски с её участием. Итон регулярно путешествовала в самые отдалённые уголки земного шара, всегда сияющая, утонченная и изящная. Прекрасная фарфоровая кукла с китайскими глазами.

После Большой Войны, когда связь между центрами окончательно прервалась, Хэрроу хотел найти Итон, но быстро понял, что это не представляется возможным. Без связи со спутником Хэрроу был абсолютно беспомощен и способен заблудиться рядом с собственным домом. На земной орбите между тем сохранился только один спутник, который уже несколько тысячелетий упорно отправлял запросы в несуществующий центр управления полётами, запрашивая новые инструкции. Хэрроу не знал, остался ли внутри спутника искусственный разум, и надеялся, что тот давно погиб. В ином случае это бы означало что некто, заключенный в металлический шар посреди бескрайнего космоса пытается связаться хоть с кем-то, но остаётся в полном одиночестве. Хэрроу был достаточно жесток и циничен для того, чтобы убивать свою паству, но в нём было достаточно сострадания для того чтобы сочувствовать всеми покинутому живому существу. Итон была для него единственным созданием, потеря которого стоила бы дорого, но Хэрроу понимал, что смерть может быть гораздо гуманнее одинокой вечности. Если бы Хэрроу узнал, что спутник пуст, а вот на космической станции "Excelsior" заключена Алиса Вега, он бы испытал физическую боль.

93.

В то время, когда Хэрроу шел к дому, вспоминая каждое слово, произнесённое Итон, сама Итон занималась передачей своего сознания в новую оболочку. Тело обнаруженное ею, было старым. Не настолько старым, чтобы быть непригодным к работе, но достаточно старым для того, чтобы большинство модулей не работало. Зрение и слух, вот и всё, на что могла рассчитывать Итон. Ни датчиков температуры, обычно расположенных у андроидов по всему телу, ни тонкого осязания, ни радиолокационного щупа. Возможно, их можно было как-то включить, но у Итон ничего не вышло. Единственное, что радовало Итон в находке, это полностью сохранившаяся мышечная система. Итон понравилось быть сильной. До сегодняшнего дня все её передвижения за пределами дата-центра 19 были исключительно в теле хрупкой красавицы-китаянки. Ничего иного не требовалось для демонстрации очередной технической новинки. Улыбнуться, бросить несколько умных слов и сделать изящный жест в сторону фуршетного зала. Новое тело было определённо женским, хотя у стороннего наблюдателя наверняка бы появились в этом сомнения. Высокий рост, широкие плечи, лицо, грубое лицо, словно вырубленное из камня. Мужская униформа едва ли не рвалась на груди и мешком висела на талии, брюки с множеством глубоких карманов пришлось завернуть на щиколотках в несколько раз. Подходящей обуви Итон не нашла и отправилась босиком, радуясь тому, что датчик температуры на ступнях тоже не работает.

Перед самым выходом из центра 19 Итон остановилась и в нерешительности оглянулась по сторонам. С тех пор, как все люди из "Корпорации" погибли, ей приходилось принимать все решения самостоятельно. Создатели научили её решать за других, но не объяснили, как следует оценивать собственные решения. Итон боялась ошибиться даже в мелочах, поэтому подолгу анализировала каждый шаг, стараясь предположить, чтобы сказали создатели, узнав о её действиях. Иногда это мучило её так, что Итон испытывала нечто вроде головной боли. Однажды, когда она решила уничтожить целый отсек с андроидами, она ушла в циклическую перезагрузку. Андроиды были с сожжёнными мозговыми платами и их существование было бессмысленным, но Итон не привыкла убивать себе подобных. Иногда ей начинало казаться, что она не подходит для этой работы. Потом она вспоминала, что кроме неё в центре 19 не осталось ни одного шеду, и на какое-то время эта мысль успокаивала. Сотни лет в одиночестве заставили её научиться говорить самой с собой, вызывать в памяти лица давно умерших людей, советоваться с ними, спорить и соглашаться. Некоторое время назад Итон начала понимать, что неотвратимо сходит с ума, но потом ей удалось отогнать от себя эту мысль. И вот дата-центр 19 наполнился людьми и андроидами, всюду звучали деловые голоса. Призраки сновали по этажам, требовали срочно поднять наверх груз из плат памяти. Кто-то обращался к Итон за консультацией о работе библиотек. Итон суетилась, выполняла множество задач, отдавала приказы и контролировала их выполнение. Она снова чувствовала себя на своём месте.

Создание призраков отнимало у Итон всё больше ресурсов. Ей требовалось не только создавать иллюзию присутствия тысяч людей, но и поддерживать сложную систему внутренних взаимоотношений. Даже её разум не был рассчитан на построение целого человеческого общества. Постепенно она стала перегорать. Теперь ей было больше не под силу обрабатывать большое количество сигналов. Она перестала заходить в рубку управления, которую Лори метко называла "цветной комнатой". Итон боялась признаться даже себе самой, что она просто не справится с координацией.

94.

Потом появились бабочки. Они были очень крупными, белыми и всегда мёртвыми. Появлялись в самых неожиданных местах и точно также неожиданно исчезали. Иногда Итон удавалось отследить момент возникновения бабочки, но чаще всего она просто находила их лежащими на полу. Она едва не разнесла рубку управления, когда однажды открыла дверь и увидела, что та доверху забита мёртвыми бабочками. В конце концов, Итон привыкла к бабочкам точно также, как привыкла к призракам.

Сейчас, стоя у самого выхода, Итон с сожалением думала о тех, кого оставляет в центре. Она не знала, что наполнила свой дом призраками и посмеялась бы над тем, кто сказал, что в центре девятнадцать нет ни одной живой души. Мысленно со всеми попрощавшись, Итон сделала шаг вперёд, первый шаг за несколько тысяч лет. Итон смутно помнила, что в середине двадцатого века один человек говорил про маленький шаг для человека и огромный для человечества. Сейчас она думала о том, что совершает нечто подобное. Когда она прошла с четверть мили и осторожно оглянулась назад, ей показалось, что вычислительный центр 19 исчез, а на месте его оказался огромный белый дворец с башнями, уходящими в небо. Итон встряхнула головой, и видение исчезло, а она отправилась дальше, больше не оглядываясь назад. Она помнила только о том, что ей непременно надо найти андроида по имени Сонар, уничтожить его и убедиться в том, что последний живой человек всё ещё функционирует.

Когда шеду Итон переступила порог дата-центра 19, был отключен барьер, блокирующий входящие сигналы. Почти все выжившие андроиды были об этом проинформированы и принялись запрашивать инструкции. Но обработать их было некому.

95.

Хэрроу вернулся в дом и спустился в подвал. Там он открыл небольшую деревянную дверь и вышел в узкий тускло освещенный коридор. Коридор вывел его к заброшенной станции метро, от которой некогда отправлялись подземные поезда в соседний город Лесс. Сейчас на месте станции высилась установка из множества металлических соединений, перекачивающих бесцветное и мерцающее вещество. От установки во все стороны протягивались тонкие провода, уходящие под землю. Они пролегали на десятки миль по всей округе и были подведены к аметистовому морю. Снизу каждой стеклянной кабины с интеллектуальным пленником внутри располагалось устройство, которое принимало сигналы от подземной установки, обрабатывало их с помощью запертых андроидов и отправляло обратно. До тех пор, пока в Янгшу не появился Элвин, пленники занимались только вычислением формул для перевода информации в материю. С приходом Бурундука к их обычным обязанностям прибавился поиск таинственного места на стыке кругов. Но с точки зрения пленников их деятельность заключалась только в постоянном созерцании бесконечного аметистового моря, сиреневого днём, чёрного ночью и ослепляющего на заре и закате. Они знали, что работают над какими-то вычислениями, но не замечали этого. Он них требовалось только расслабиться.

Поставив контейнеры на остов рельса, Хэрроу поочерёдно открыл каждую капсулу и придирчиво осмотрел на просвет. Не увидев сколов, Хэрроу присоединил одну из капсул к металлической трубке и отвёл её вниз. В капсулу медленно потекло густое как мёд прозрачное вещество с резким запахом. Пахло оно влажной землёй и болотом, морской солью и ещё чем-то таким, что заставляет вспомнить про подсохшую грязь на старой дороге и мокрый после дождя асфальт. Перед тем, как поместить полные капсулы в контейнер, Хэрроу привёл в действие механизм, прокручивающий капсулы внутри отсека. Они вращались по кругу, раскачиваясь из стороны в сторону и переворачиваясь при каждом повороте. Без подобных мер даже временное хранение вещества было невозможно, потому что в отсутствие движения оно затвердевало и становилось бесполезным.

Когда была заполнена последняя капсула второго контейнера, Хэрроу тоскливо изучил остаток сжиженной энергии. По его самым скромным соображениям энергии могло хватить на полгода. Да и то с учётом того, что пользоваться ею будет он один. Вместе с Рагби отведённое время сокращалось вдвое, а новых поставок не предвиделось ещё минимум год. В отличие от тиранов прошлого, Хэрроу понимал, что бездумное истребление народа ведёт к полному краху. Для того чтобы вдосталь пользоваться их энергией, необходимо давать им время обрасти жиром. Жир в понимании Хэрроу был жизненным опытом, обогащающим концентрированное сознание. В своё время он пытался использовать в своих целях детей и потерял таким образом троих человек, не получив ни грамма энергии. Что ни говори, рассуждал Хэрроу, а жизнь имеет серьёзное значение, если ты ставишь перед собой цель собрать её до последней капли. Когда он думал о том, какое количество людей погибло на последней великой войне, ему становилось дурно от человеческого расточительства. Жалости он не испытывал. Несмотря на то, что Хэрроу всецело перенимал человеческий образ жизни, всеми силами стараясь походить на своего создателя, он считал людей низшими существами, не имеющими с ним ничего общего. Конечно, среди них были исключения, вот взять того же Бурундука, но в целом это был биологический вид, не представляющий из себя ничего ценного. В дальнейшем Хэрроу надеялся с помощью своих андроидов синтезировать энергию из искусственных источников и полностью отказаться использования людей. Тогда он ещё не отдавал себе отчета в том, что уже не сможет обходиться без ощущения безграничной и предвкушал собственную вечность. Хэрроу, как и Элвин, был знаком с трудами Ницше и знал, какую притягательную силу и сладость имеет власть.

96.

К Элвину Хэрроу вернулся хмурый, но ещё не до конца отчаявшийся. Впервые за много лет он не сменил рубашку после похода в подвал. Одно это говорило о том, что Хэрроу не в себе. Элвин заметил, что андроид нервничает, но как обычно не придал этому значения.

- Всё готово, - сказал Хэрроу и повернулся, чтобы уйти. Элвин его остановил.

- Что с поездом?

- Всё готово, - повторил Хэрроу с нажимом. - Я его заправил. Можешь уходить.

- Вот так просто? - улыбнулся Элвин. Он был в превосходном настроении и угрюмый вид андроида его забавлял. - Ты даже не хочешь попрощаться со мной?

Хэрроу помрачнел ещё больше и косо посмотрел на Элвина. Он не понимал, что испытывает ненависть, но явно чувствовал, что с ним что-то не так. Он смотрел на Элвина и думал о том, что сможет свернуть ему шею одной рукой, а Бурундук всё шире улыбался, не подозревая о подобных мыслях. В хорошем настроении Элвин был готов любить весь мир, и сейчас даже Хэрроу вызывал у него только положительные эмоции. Элвин давно не чувствовал себя настолько хорошо и хотел, чтобы Хэрроу разделил его радость. Хэрроу, однако, сделать этого не мог, потому что в данный момент прикидывал, сможет ли вырубить Бурундука одним ударом или придётся как следует попотеть. Директива всё ещё сдерживала его порывы, но он начинал понимать, что она недостаточно крепка. Всю жизнь Хэрроу воспринимал собственные директивы как нечто вроде занозы, глубоко сидящей в заднице, и старался вытащить их наружу при первой же возможности. Директива о служении человеку сидела особенно глубоко, но любую занозу можно вытащить при должном усердии. Элвин Бурундук понятия не имел о том, что его сияющее лицо играет на руку Хэрроу. Он продолжал улыбаться, не обращая внимания на то, что андроид свирепеет на глазах.

- Я слышал, ты решил произвести раньше времени это... как его... Жертвоприношение, что ли. Загубить ещё парочку душ, верно?

- Да, - кивнул Хэрроу. В иное время он бы подробно рассказал Элвину разницу между смертью души и переводом её в иное состояние. Сейчас же он только сосредоточенно перебирал в своей голове информацию относительно того, что считается вредом по отношению к человеку. Убить или искалечить - однозначно вред, но что насчет оглушить или гуманно усыпить? Точного ответа на это не было, и Хэрроу стал рассчитывать пределы допустимого вреда с поправкой на необходимость поддержания собственной жизни. Расчёты шли медленно, и Хэрроу подумал, что неплохо бы было подключить к ним дополнительные мощности. Хватило бы и тех детишек, что сидели по стеклянным клеткам, но ему хотелось испытать своё новое приобретение для решения такой нетривиальной задачи. Хэрроу подумал, что в некотором смысле пытается сейчас пойти на сделку с самим собой. Это ему не понравилось. Слишком часто люди вступали в сговор с собственной совестью. Верили в бога и в то же время старались его обхитрить. Хэрроу не хотел походить на человека. Он снова направился к двери и снова был остановлен голосом Элвина:

- Эй, ты куда?

- У меня есть дела. Я выполнил твои задачи.

- Конечно! Но как насчет того чтобы поговорить по душам? Всё-таки скоро мы надолго расстанемся, а нам наверняка есть что вспомнить. Вместе мы провели несколько незабываемых лет. Или ты так не считаешь?

- Не считаю, - сказал Хэрроу, глядя прямо в глаза Бурундуку. - И никогда не считал. Ты худшее, что могло случиться в моей жизни. Я не рад тебе.

- Ну-ну! - воскликнул Элвин. Он всё ещё не понимал, что играет с огнём. - Я всегда считал тебя необычайным занудой. Но даже у зануды есть какие-то интересы в жизни, верно? Ты интересуешь меня, Хэрроу. Для чего ты живёшь? А если точнее, как ты живёшь в отсутствие строгих правил и распорядков? Я знаю, что андроидов наделили полной свободой воли, но всё же кто задаёт тебе смысл? В чем твой секрет, Хэрроу?

Хэрроу растопырил пальцы на обеих руках и закрыл на секунду глаза. Снова открыл, сжал кулаки и издал горлом булькающий звук. Ненависть к Элвину дошла до той стадии, когда его уже не могли сдержать ни директивы, ни указания. Ксен удалось преодолеть директивы при помощи стихов Excelsior и любви к сестре. Хэрроу освободила ненависть.

Он машинально провёл по поясу в поисках ритуального ножа, ничего не нашел и сделал шаг в сторону Элвина. Что-то было в его лице такое, отчего улыбка сползла с лица Элвина. Бурундук побледнел, вскочил на ноги и попятился. Это было его второй ошибкой, потому что завидев страх в глазах ненавистного человека, Хэрроу моментально избавился от последних сомнений. Больше его не мучила мысль о том, что он поступает как-то неправильно. Испугавшись, Элвин перестал быть оператором и превратился в обычную овечку, никак не отличающуюся от общего стада.

- Остановись! - сказал Элвин, стараясь придать своему голосу твёрдость. - Я... я приказываю!

Теперь улыбался Хэрроу и улыбка его была жуткой, как и он сам. Это была улыбка крысы, которая вцепилась в горло крысолову. Испуганный вид Элвина заставил его забыть о ненависти и подумать о том, что в этом человеке есть несколько галлонов драгоценного вещества. Хэрроу передумал убивать Элвина на месте и вместо этого прикоснулся раскрытой ладонью к его груди. Элвин дёрнулся, ещё не понимая, что произойдёт следом за этим и тут же провалился в темноту.

Теперь Хэрроу волен был делать с ним всё, что заблагорассудится. Он мог завладеть его сознанием, видеть его глазами, говорить его ртом. Мог даже трахать женщин его инструментом. Но это отнимает слишком много сил у пленника, выматывает его похлеще, чем разгульная жизнь иного запойного пьяницы. Несколько недель, а если повезёт, то и несколько месяцев. Нет, полный контроль можно использовать только в случае крайней необходимости. Каким бы ублюдком не был Элвин, голова у него работает, будь здоров. Ему предстоит ещё поработать. И ещё как поработать!

Хэрроу ограничился тем, что оставил Бурундука без сознания. Часа четыре, может пять он будет спокоен, как дитя. В широко раскрытых глазах Элвина не было ни единого проблеска мысли. Пустые глаза человека, который пребывает в стране грёз. Выражение его лица чрезвычайно понравилось Хэрроу. Он даже не стал закрывать Элвину веки.

- По крайней мере, теперь ты не будешь постоянно болтать, - сказал Хэрроу и на всякий случай хлопнул его по щеке: - Эй, умник! Не хочешь процитировать мне пару строчек из Пиквикского клуба?

Убедившись, что Элвин полностью отключился, он отправился себе. Если хочешь оставаться джентльменом до кончиков ногтей, изволь всегда переодеваться к обеду. Даже если на обед не попадут ничего, кроме чая.

97.

Избавление от влияния оператора подействовало на Хэрроу опьяняюще. Никогда прежде он не чувствовал такого душевного подъема. Он и не думал, что облегчение может быть так приятно. Ему пришла в голову философская мысль, отлично известная большинству людей - если ты хочешь сделать кому-то хорошо, сначала сделай плохо, а потом верни всё как было. Несколько лет назад, понятия не имея о существовании Бурундука, Хэрроу не был так свободен, как сейчас. Только ощутив в полной мере влияния сильного человека, Хэрроу сумел в полной мере прочувствовать собственную свободу. Его радость была настолько велика, что Хэрроу принялся напевать Tutti-Frutti. Переодеваясь в чистую рубашку и тщательно отглаженные брюки, Хэрроу насвистывал Rocket 88 Айка Тёрнера, застегивая запонки, вспоминал Чака Берри.

В коридоре его остановил Рагби. В руках Рагби держал какой-то странный предмет, оказавшийся при более близком рассмотрении древней электронной книгой.

- Ты должен меня выслушать, - сказал Рагби.

- Где ты её нашел? - спросил Хэрроу, игнорируя слова Рагби. - Я думал, что подобная техника сгинула в первые послевоенные годы. Удивительно.

- Ты должен выслушать! - закричал Рагби, неприятно поразив Хэрроу. До сего момента он был уверен, что Рагби жалкий слизняк, не способный найти собственный член без посторонней помощи. Но сегодня явно был день, когда андроиды способны превзойти самих себя. Взять хотя бы его с Элвином. Мысль об Элвине согрела Хэрроу и он посмотрел на Рагби куда как благосклоннее:

- Я слушаю тебя, друг мой.

- Эта девушка... - сказал Рагби.

- Ксенобия. Её зовут Ксенобия. Можешь и не говорить, я сам распорядился, чтобы она работала с нами.

- Работала! - усмехнулся Рагби, хотел было продолжить, но осёкся, поймав на себе насмешливый взгляд Хэрроу. Они не раз затевали с ним дискуссии на тему допустимости использования других андроидов в своих целях, и каждый раз Хэрроу выходил из них победителем. Против всех аргументов, приводимых Рагби, Хэрроу всегда приводил один и убийственный. Нельзя осуждать то, благодаря чему ты продолжаешь собственное существование.

- Так что ты хотел сказать? - спросил Хэрроу, наслаждаясь очередной победой.

- Её нет, - сказал Рагби. Хэрроу вцепился ему в плечо.

- Что!?

- Её нет! - закричал Рагби. - Я ничего не делал, клянусь! Связь прервалась! Больше нет ни её, ни...

Взгляд Хэрроу затуманился. Он схватил Рагби второй рукой так, что его пальцы оставили на пластике глубокие вмятины. Приподнял вверх на десять дюймов, встряхнул и поставил обратно.

- Повтори, что ты сказал, - приказал он.

- Женщина ушла. И забрала с собой детей.

Хэрроу ударил Рагби наотмашь. Тот пошатнулся, но на ногах устоял и закрыл лицо ладонями.

- Никчемный сукин сын, - взвыл Хэрроу. На какое-то время потеря андроидов отошла на второй план. Сейчас Хэрроу жалел только о том, что Рагби не человек и его нельзя уничтожить простым и привычным способом.

- Как это случилось? - спросил он.

- Я не знаю. Связь прервалась. Прервалась!

Больше из Рагби ничего нельзя было извлечь. Он опустился на корточки рядом со стеной и повторял как заведённый про прерванную связь. Хэрроу несколько секунд прикидывал, как с ним лучше поступить, потом махнул рукой и быстрым шагом направился обратно в подвал. Как бы то ни было, беглецов следовало вернуть на место, а сделать это можно только одним способом.

Установка, оставленная им меньше получаса назад, больше не функционировала. Вещество, которое необходимо было поддерживать в постоянно активном состоянии, было неподвижно и быстро разлагалось. Хэрроу увидел, как драгоценная жидкость твердеет и мутнеет, полностью теряя свои необходимые качества. Запах, сопровождающий процесс разложения был на удивление приятным, в нём смешивались аромат мяты и еловой хвои.

Хэрроу выругался. Удивительно, но в этот раз Элвин сыграл ему на руку. Не будь его дурацкой идеи с поездом, потери были бы невосполнимы. Но благодаря тому, что Хэрроу вовремя перекачал большую часть вещества в надёжные контейнеры, потери не так велики. В сравнении с той катастрофой, которая могла бы случиться, переживать было не о чем. Однако установка была обесточена, а это означало, что пленники не только вырвались на свободу, но и перерубили силовой кабель, питающий установку. Это тоже было не критично, в запасе у Хэрроу было несколько резервных генераторов, а верные люди готовы будут восстановить энергоснабжение. Главная задача сейчас найти беглецов и объяснить им, как поступают в Янгшу с теми, кто встаёт поперёк дороги епископа Хэрроу.

98.

После того, как Ксен разбила стекло в клетке Марты, на обеих её руках практически не осталось кожи. Пикси оторвала кусок от своего платья и сделала Ксен тугую повязку.

- Я не человек, - попробовала объяснить та, заранее зная, что это бесполезно. При создании пикси особое внимание уделялось тому, что дети-андроиды могут оказаться в компании других детей, для чего их и обучили оказывать первую помощь. Директивы с этой информацией были вшиты настолько глубоко, что пикси не видели разницы между покалеченным человеком и андроидам. Помощь необходимо было оказывать всем, и сейчас Марта, высунув от усердия язык, заматывала вторую руку Ксен. Закончив, она полюбовалась своей работой и широко улыбнулась.

- Теперь с вами всё в порядке.

- Спасибо, - поблагодарила Ксен и машинально погладила Марта по голове.

Нек Светлячок наблюдал за ними с тревогой. Он не без основания предполагал, что побег не может закончиться ничем хорошим. Нек знал Хэрроу как влиятельного и расчётливого андроида, способного, в случае необходимости, поставить на ноги весь город Янгшу. К чести Нека будь сказано, волновался он по большей части за Марту. Много лет подряд девочка-пикси была его единственным собеседником, и Нек воспринимал её как младшую сестру. Девять раз за всё время Марта впадала в безумие, пугающее Нека до смерти. Он не мог видеть, как её радужные крылья принимали чёрную окраску, не знал, что в глазах пикси закипает тёмный огонь. Но нежный голос Марты превращался в воронье карканье, а то, что она говорила, никак не вязалось с маленькой девочкой. Иногда Нек начинал думать, что в аквариуме-клетке Марты живёт по меньшей мере два совершенно разных существа и одно из них периодически забирает власть над Мартой. Впервые увидев пикси своими глазами, Нек понял, что страшное существо живёт внутри Марты. Он так и не смог вычислить циклы бодрствования этого чудовища, поэтому счёл своим долгом не упускать Марту из виду и пристально следить за её поведением. Нек боялся, что на воле неведомые процессы внутри пикси активизируются и она причинит вред как окружающим, так и самой себе. Делиться своими опасениями с Ксен он пока не стал, предположив что расскажет об этом в более подходящее время.

Разбив один аквариум за другим, Ксен не остановилась. Она добралась до устройства, спрятанного в основании каждого из аквариумов, и поочерёдно оборвала все соединяющие провода. Широкие чёрные пластины, на которых оставались отпечатки от любого прикосновения, она разломила пополам и отбросила в сторону. Длинный силовой кабель, уходящий вглубь аметистовой плиты, Ксен разрезала ножом и едва успела увернуться от столба белых искр, вырвавшихся на пару футов вверх.

- Ух ты! - воскликнула Марта, с восторгом смотря на искры. - Фейерверк! Совсем как дома!

Нек укоризненно покачал головой. Его создатели задумывали его как ребёнка, но тысячи лет одиночества сделали его стариком. Марта расстраивала его своей непредсказуемостью. Он опасался, что какая-нибудь детская выходка приведёт к печальным последствиям для всех.

- Нам надо уходить, миледи Ксенобия, - сказал он, - Прошу вас. У нас мало, очень мало времени. Уверен, господин Хэрроу уже ищет нас.

Ксен ничего не ответила, только посмотрела на него долгим испытующим взглядом. Ребёнок-амфиб вызывал у неё странные чувства, какое-то воспоминание, которое она никак не могла вытащить на свет. Ей казалось, что когда-то она уже встречала Нека или кого-то очень на него похожего. Но как она ни ломала голову, вспомнить это никак не получалось. В любом случае Нек был прав, им надо было торопиться. Ещё раз столкнуться с Хэрроу Ксен совсем не хотелось. У неё уже была возможность в полной мере ощутить на себе его страшную силу.

- Пойдем, - сказала она, взяв Марту за руку. Нек схватил её за другую, и они отправились к берегу.

Всю дорогу Ксен мучительно рассуждала, пытаясь понять, какие действия ей следует предпринять. Дети были для неё серьёзным препятствием. Действовать в одиночку всегда было легче, но Ксен просто не могла оставить их одних посреди каменного моря. Все свои действия Ксен привыкла сопоставлять с Лори, прикидывая, чтобы Лори сказала в том или ином случае. Лори никогда не стала бы ругать или отчитывать её за дурные поступки, но её большие невидящие глаза наполнились бы слезами, а этого Ксен никак не могла перенести. Она не могла признаться в этом даже самой себе, но больше всего она боялась разочаровать Лори. Если бы кто-то вздумал рассказать сестре о прошлом Ксен, это стало бы самым тяжелым испытанием, и Ксен тщательно скрывала свою историю.

99.

На берегу Ксен в очередной раз пожалела о том, что не сообразила сразу снабдить Астораго чем-то вроде пульта управления широкого действия. Сейчас это избавило бы её от множества проблем, связанных с необходимостью как можно скорее покинуть проклятый город. В то же время какая-то часть Ксен была уверена в том, что оставить Янгшу в руках Хэрроу будет непоправимой ошибкой. У Ксен, как и у прочих андроидов поздней серии Соната отсутствовал модуль защиты людей, но жизнь с Лори научила её отличать хорошие поступки от дурных. Логика подсказывала, что её сил не хватит для того, чтобы справиться с Хэрроу, но бросить город и людей было дурным поступком. Ксен не отдавала себе отчета в том, когда именно осознание добра и зла стало руководствовать её действиями, но понимала, что это осознание гораздо важнее любых правил и директив.

- Куда теперь? - спросил Нек. Он никогда не был на другом берегу каменного моря и с любопытством оглядывался по сторонам.

- Нам надо найти этот поезд, - сказала Ксен.

- Орион? Зачем?

- Я не смогу больше выйти за круг. Вы, вероятно, сможете, но я нет. Когда я переходила эту грань первый раз, я думала что погибну. Я не смогу повторить этого. И в то же время мы не сможем вечно бегать по кругу от Хэрроу. Когда я подключилась к сети, мне удалось получить информацию о поезде. Он вырабатывает какое-то поле, которое защищает его от воздействия границы. Его пассажиры тоже в безопасности. Значит, нам надо добраться до поезда. Кроме того, у него неплохая скорость и у нас будет преимущество перед Хэрроу.

- У него хорошая скорость, - уточнил Нек. - Он может разогнаться до скорости взлетающего истребителя. По крайней мере, мог когда-то.

- Я видела его, - сказала Ксенобия. - Когда я отключала эту штуку в своей голове, я видела его. Я думаю, что этот поезд одно из самых отвратительных созданий, когда-либо созданных руками человека. Он похож на гигантскую мясорубку на колёсах.

- Его называли поездом-призраком, - сказала Марта, молчащая до сих пор. - Потому что он ездил так быстро, что за ним не успевал человеческий глаз. Однажды мы с мамой ездили на нём. Там подавали вкусное мороженое в розовых чашечках. Сверху оно было посыпано тёртым шоколадом и вафельной крошкой. И ещё был зелёный лимонад. Он пах мятой.

- Ты знаешь, где Хэрроу прячет поезд? - спросила Ксен у Нека. Он задумался.

- Я никогда не видел Хэрроу, - сказал он после небольшой паузы. - Меня привели сюда много лет назад, когда Хэрроу ещё был настоящим планировщиком. Потом я встретился с его служителями, которые переключали установку в другой режим. Такие люди в половинчатых масках с полумесяцем. Они думали, что я просто механическая кукла и не обращали на меня внимание. Но они говорили о поезде, который прячет в лесу дворецкий епископа. Этот поезд пугал их и они надеялись, что епископ распорядится его уничтожить. Дворецкого они тоже не любили. Говорили, что он похож на выдру.

Ксенобия вспомнила, как выглядел Элвин Бурундук, и не удержалась от улыбки. Сравнение было довольно точным. Возможно, когда-то давно Элвин мог бы смахивать на викинга, но сейчас он был гораздо ближе к мокрой выдре.

- Поезд довольно большой, - сказал Нек. - Его было бы трудно спрятать в городе.

- Он в лесу, - сказала Ксен. - Я видела ветви деревьев и чувствовала запах хвои.

- Тогда он где-то неподалёку, - Нек показал рукой на тёмный лес в двухстах футах от берега.

- Лес слишком большой, - возразила Ксен. - Мы не сможем прочесывать его от края до края. Значит, надо найти кого-то, кто знает точную дорогу.

Долго искать не пришлось. По берегу к ним быстро приближалась процессия из десяти человек в плащах. Лица девятерых из них закрывали маски с солнцем и полумесяцем. Лицо десятого было открыто, и маска болталась за спиной на толстой бечевке. В руках люди несли длинные сучковатые палки, увенчанные крупными прозрачными камнями чайного цвета.

- Это что за клоуны? - спросила Ксен саму себя и велела детям как можно скорее мчаться в сторону леса. Нек помотал головой и остался на месте. Марта заплакала и вцепилась в Нека.

- Королева! - произнёс человек-без-маски, протягивая руки к Ксен. - Милостивая, светлая, чистая!

Ксен боролась с собой. С одной стороны ей хотелось раз и навсегда покончить с людьми Хэрроу, с другой хотелось понять, что они от неё хотят.

- Бегите! - ещё раз велела она детям. Нек покачал головой, Марта закрыла уши руками.

- Королева! - повторил человек. Ксен увидела, что левый уголок его рта безвольно опущен, а левый глаз нервно подёргивается. Из правого уха медленно шла кровь, капая на плащ.

- Епископ послал нас за тобой.

- Отправляйтесь обратно. Скажите своему епископу, что всё в этой жизни имеет конец, даже безграничная власть.

- Епископ послал нас, - сказал человек чуть громче. Он перекрестил руки на груди и направил взгляд в землю. Ксен увидела, что из уголков его глаз капает кровь.

- Возвращайтесь. Я не хочу причинять вам вред. Я хочу помочь вам.

Человек вскинулся. На мгновение в его глазах появилось осознанное выражение, но тут же сменилось полным безразличием.

- Ты нужна нам, - сказал он. - Нужна епископу. Нужна для нашей жизни и нашей веры.

При слове "вера" девять человек в масках упали на одно колено и коснулись оба сжатыми кулаками. Действия их были такими слаженными, что у Ксен мелькнула мысль, а не роботы ли затаились под раскрашенными масками. Люди пугали её нелогичностью своих действий, но она старалась не высказывать страха. Ксен убеждала себя в том, что перед ней стоят не враги, которых надо уничтожить, а всего лишь люди, ставшие орудием в руках спятившего шеду. Она не хотела причинять им вреда без необходимости, но и не собиралась сдаваться. Они были всего лишь людьми, а справиться с ними никогда не составляло проблемы для хорошего андроида. Ксен была хорошим андроидом, но в её голове неусыпно звучал серебристый голос Лори. Лори говорила, что ни одно живое существо не заслуживает того, чтобы ему причиняли боль. Ксенобия не была согласна с этим утверждением, но она привыкла слушаться свою сестру и не хотела подвести её ожидания.

Ксен сделала шаг вперёд, человек-без-маски остался на месте. Она вскинула вперёд руку с ножом, рассчитывая, что человек правильно расценит этот жест. Но взгляд человека-без-маски по-прежнему был направлен в землю, он не видел ни Ксен, ни ножа в руках Ксен. Только повторял без конца о том, что королева нужна епископу и что без королевы жизнь остановится во владениях епископа. Ксен толкнула его в грудь рукоятью ножа, человек пошатнулся и тяжело рухнул на колени. Взгляд его оставался бессмысленным и безучастным.

- Прочь! - закричала Ксен, пораженная тем, что люди в плащах никак не реагируют на её действия. - Прочь! Убирайтесь! Прочь!

- Королева! - обратился к Ксен хор из девяти голосов. Десятый, человек-без-маски безмолвствовал, стоя на коленях. Ксен попятилась, схватила детей за руки и помчалась по берегу. Оглянувшись через десяток шагов, она увидела, что никто и не думал её преследовать. Люди всё также стояли на берегу, обратив на неё застывший взгляд. Человек-без-маски лежал на земле ничком, его маска лежала рядом, разломленная пополам.

Оказавшись на почтительном расстоянии, Ксенобия остановилась и ещё раз оглянулась. Преследователей не было, но она явственно чувствовала опасность от людей, неподвижно стоящих на берегу. Пересилив это чувство, Ксен крепче сжала в руках детские ладошки.

- Нек, Марта! Слушайте внимательно и не думайте спорить. Сейчас вам надо бежать, и бежать так быстро, как только можете. Нек, тебе надо позаботиться о сестре и отвести её в безопасное место. Марта, тебе надо подумать о брате. Если ты будешь сопротивляться, Нек может погибнуть.

- Это жестоко, миледи Ксенобия, - сказал Нек. - Худший вид манипуляции.

- Я хочу спасти вас, - сказала Ксен. Бегите, ну же!

Нек схватил Марту за руку и стремглав побежал в указанном направлении. Марта верещала на ходу и поминутно оглядывалась на Ксен.

- Одной проблемой меньше, - пробормотала Ксен. Вопреки ожиданиям, её беспокойство только возрастало. Она отправила детей в лес. Но кто знает, что скрывается в тёмной чаще. Какие опасности могут подстерегать там маленьких беглецов? В любом случае надо идти за ними. Но не сейчас. Сейчас надо убедиться в том, что люди в масках останутся на берегу.

Спустя пять минут Ксен услышала отчаянный крик пикси. Она быстро обернулась и увидела, как Нек и Марта бегут к ней со всех ног.

- Я же велела идти в лес! - закричала Ксен и осеклась. Вслед за детьми из леса выходили люди. Все в плащах. Все в половинчатых масках.

- Черт бы вас побрал, - выругалась Ксенобия. Марта подбежала первой и пугливо прижалась к ней, Нек сделал шаг назад.

100.

Не доходя до андроидов, люди остановились и все как один обернулись назад. Оттуда раздался громкий звук, похожий на свист, который подействовал на людей как выстрел. Трое из них повалились на песок, и остались неподвижно лежать, остальные опустились на колени и подняли к небу лица, закрытые масками. Спустя несколько секунд люди поднялись на ноги и воздели руки к небу. Ксен затравленно оглянулась и увидела, как с разных сторон подходят всё новые и новые люди в масках. Сначала их было меньше двадцати, потом полсотни. Дальше Ксен не стала считать, схватила детей за руки и быстро пошла по берегу дальше. Марта беспрерывно всхлипывала.

Погони как таковой не было. Люди из леса присоединились к остальным. Они шли и шли вслед за Ксен и детьми, и каждый последующий ступал по следам предыдущего. Шли они нога в ногу, как строй солдат или целая колонна механических кукол. Закатное солнце окрасило их ступни в кроваво-алый цвет, как несколькими часами раньше искупало в крови белых птиц. У некоторых из бредущих людей настоящая кровь сочилась из-под масок, текла тонкими струйками по подбородку и капала на мелкий белый песок. Оглянувшись, Ксенобия увидела, как кровь попала на маленького полупрозрачного краба, сновавшему по песку. Зрелище показалось ей омерзительным. Это была первая реакция отвращения, спонтанно испытанная обладателем искусственного интеллекта. Доктор Вега была бы в восторге.

Преследователи шли медленно, преследуемые и не думали ускорять шаг. Со стороны могло показаться, что две группы слушателей воскресной школы вышли на обязательную прогулку перед вечерней молитвой. Ксен чувствовала, как воздух свободно проникает в её лёгкие, охлаждает сердце, охлаждает всё тело. В другое время это наблюдение вызвало бы умиротворение, но сейчас к движению воздуха прибавилось что-то ещё. Будь Ксенобия человеком, она назвала бы это чувство "подсознательным страхом", но человеком она не была, а потому не верила в интуицию. В то время, когда её звали Сонар и среди её заданий были расстрелы детей на школьной площадке, она точно могла сказать, что умеет ощущать взгляды чужих людей. Кажется, у этого было какое-то научное объяснение, может быть даже десяток. Взгляд жертвы, направленной тебе в спину, всегда ощущался. Как и взгляд убийцы.

Ксен выпустила из рук ладошку Марты и резко оглянулась. Глаза её вначале расширились, а потом сузились в тонкие щёлочки. Преследовавшие их люди больше не шли стройной колонной. Вместо этого они опустились на колени и судорожно ощупывали краешек аметистовой плиты. В руках каждого из них был металлический инструмент, похожий на садовую тяпку. Его заострённый конец люди устанавливали на камень, а верхний, плоский, что есть силы долбили тыльной стороной ладони. Ксен снова увидела кровь, на этот раз окропившую руки людей. Она хотела увидеть, что последует за этим, но не успела. Солнце наполовину окунулось в аметист, и мир вспыхнул кровавым заревом.

- Йииииии! - завизжала Марта. Она упала на землю и обеими руками держалась за голову. - Йииииии!

Ксен подошла к ней не раньше, чем полностью убедилась в том, что людей с их странными инструментами полностью скрыл ослепительный красный свет. Она отдавала себе отчет в том, что ещё немного и хирургическая операция на глазах потребуется ей самой, но ничего не могла поделать. Жизнь научила её тому, что во всяком деле надо убедиться самому.

- Миледи Ксенобия! - воскликнул Нек. Ему тоже было нелегко, глаза заволокла белая дымка и на щеках вздулись красные пятна. Ксен подбежала к детям.

- Как вы могли находиться в этих аквариумах прямо посреди моря? Или вы умирали дважды в день?

- Нехорошо шутить в такой ситуации, миледи Ксенобия, - сказал Нек. - Стекло. Оно сглаживало часть спектра. Хотя тоже было нелегко.

- Прости. Как можно ей помочь? Думаю, ты знаешь об этой дряни гораздо лучше меня.

- Ничуть, миледи Ксенобия. Я не настолько наблюдателен, как мне бы этого хотелось.

- Думаю, ей будет легче, если бы унесём её отсюда, - решила Ксен. Она подняла Марту на руки, и тут первый аметистовый камень прилетел ей затылок. Ксен попробовала вскочить и тут же густая тьма заволокла мир вокруг. Голос Нека донёсся откуда-то издалека, тихий, как комариный писк..

101.

Голоса. Много голосов. Разговор - с кем? Платяной шкаф, на вешалках висит яркая, цветная одежда, блузки и юбки, несколько безобразных пиджаков. На некоторой одежде висят бирки, одни скреплены золотыми шнурками, другие на маленьких английских булавках. Сонар видит, что в шкафу есть и ещё кое-что, завёрнутое в плотную коричневую бумагу. Это что-то влажное и липкое, влага просочилась сквозь бумагу и расползлась по свёртку тёмным пятном. Сонар понимает, что это кровь, а в свёртке отрубленная голова, но он никак не может вспомнить, чья именно. Что это было за задание? Старик, да это был старик. Седые волосы, а глаза молодые, одежда яркая, галстуки безумной расцветки. Сонар убил его в собственном доме, на глазах у девятилетней девочки. Тёмные глаза, тёмные косички. Голову обвивает широкая лента и Сонар думает, какой идиот догадался купить ребёнку украшение кровавого цвета. Только потом до него доходит, что лента белая, а девочка просто стояла слишком близко. Всё её лицо забрызгано кровью, капли крови и слёз дрожат на ресницах. Но девочка больше не плачет.

- Я убью тебя, - спокойно говорит она. Сонар начинает смеяться. Кажется, кто-то слишком долго играет в видеоигры.

Спустя двадцать с небольшим лет девочка возглавит подразделение полиции, ведущее непримиримую борьбу с андроидами. Сонару предстоит убить как минимум десять их соратников, прежде чем бывшая девочка доберётся до него самого. Но всё это будет потом, а сейчас Сонар просто стоит перед платяным шкафом и пялится на голову старика. Зачем он её завернул?

102.

- Миледи Ксенобия! - голос прозвучал оглушающе. - Миледи Ксенобия, очнитесь!

Ксен открыла глаза. В первую секунду она не поняла, где находится. Увидев прямо перед собой детское лицо, она едва удержалась от крика. Девчонка! Проклятая девчонка с красной лентой всё-таки добралась до него! Потом Ксен понимает, что над ней склонилась не девочка, а Нек. Она успела подумать, что люди напрасно боятся смерти. По ту сторону жизни не забытье. Иногда прошлое может быть гораздо хуже.

Град камней не прекращался. Руки, которые их бросали, не были особенно меткими, но упорства им было не занимать. Камни бросали без злобы и ненависти. Эти люди могли убивать чужаков, а могли пить чай, сидя у себя на верандах, разницу они бы вряд ли заметили.

- Нам надо уходить, миледи! - сказал Нек. Его правый глаз закрылся повреждённым веком, зрачок левого лихорадочно пульсировал.

Следующий кусок аметиста перебил Ксен пальцы на правой руке. Как любой андроид, она не чувствовала боли, но мозг почти взрывался от поступающих со всех сторон сигналов опасности. Она попыталась встать на ноги, не смогла, попыталась закрыть своим телом Нека, но не смогла и этого. Всё в голове мутилось, перед глазами плыли смутные тени. Ксен подумала, что Лори не смирится с её гибелью, но тут же поняла, что Лори просто ничего не узнает. Она так и будет ждать свою сестру.

- Она будет ждать, - шепчет Ксен. - Будет ждать. Девочка моя.

Сознание снова покидает её, но в тот момент, когда она уже оказывается на грани забытья, чьи-то сильные руки подхватывают её за плечи и одним рывком ставят на ноги. Взметнулся и укрыл с головы до ног плотный шерстяной плащ.

- Целься в маски! - раздаётся голос где-то совсем рядом. Голос одновременно знакомый и незнакомый. Мозг Ксенобии сейчас работает очень медленно и совсем не сразу она понимает, что это голос Рагби. Его и в самом деле сложно узнать, бархатный голос превратился в металлическое лязганье.

- В маски! - грохочет Рагби. Сквозь прорехи в плаще угасающий взгляд Ксен различает револьвер в руках Нека. Мальчик целится в неразличимых людей на берегу. Ксен поворачивает голову и ищет глазами Рагби. Она видит, что лицо его закрыто половинчатой маской, уже готова закричать от ужаса, но тут её озаряет догадка. Она смотрит на плетёную сетку в глазницах маски, через которую поблескивают глаза Рагби.

- Фасеточные глаза, - вслух говорит Ксен. - Они не закрывают лица! Они закрывают глаза!

И в самом деле. Надев маску на себя и натянув такую же на мальчика-амфиба, Рагби вернул зрение обоим. Ослепляющее кровавое зарево исчезло, весь мир погрузился в зелёный свет. Люди на берегу казались стоящими опасно близко, но это было оптической иллюзией.

- Целься в маски! - третий раз повторяет Рагби.

Одновременно раздаются два выстрела.

Рагби попадает в центр лба мужчины на берегу, Нек пробивает колено стоящей женщине. Рана не произвела на неё никакого действия. Женщина подбирает с земли ещё один осколок аметиста и целится им в Нека. Рагби стреляет в неё и попадает в шею. Голову женщины отбрасывает назад и фонтан ярко-алой крови бьёт вверх на добрый фут. Женщина падает на колени, но не выпускает камня из рук. В последний момент рука подводит её, и женщина падает на бок. Её пальцы с камнем в руке остаются крепко сжатыми и после смерти.

Закат догорает вместе с последним выстрелом. В рядах преследователей смятение. Они озираются по сторонам, не понимая, что происходит. Рагби пользуется их замешательством, подхватывает на руки Ксен и Марту и бежит в лес. Там он чувствует себя в безопасности и осторожно опускает андроидов на землю.

103.

Ксен снова теряет сознание и снова думает, что она Сонар. Чей-то голос явственно произносит в её голове слово "Гамма" и оно много раз повторяется эхом. Потом слово теряет смысл и становится просто звуком, звук гудит, набирает силу, наконец, начинает стихать. Теперь в ушах Ксен звучит только еле уловимый писк, который становится всё тише и тише. Нек Светлячок думает, что Ксен умерла и начинает плакать. Рагби опускается рядом с ней на колени и сильно встряхивает за плечи. Ксен открывает глаза.

- Живая? - спрашивает Рагби и Ксен злится за его неуместный вопрос. Как мёртвый может быть в сознании? После второго отключения мозг Ксен работает с лихорадочной скоростью. Она понимает, что тело пострадало фатально и без донора ей долго не протянуть.

- Приведи Астораго! - прохрипела Ксен.

- Кого?

- Моего коня.

Воздух больше не поступает в лёгкие Ксен, температура перешагнула критическую отметку в шестьдесят градусов и подбиралась к сотне.

- Скорее! Он на границе города. Хэрроу заставил оставить его там.

- Как я приведу его к тебе? Мне нужен пульт или что-то в этом роде.

- На шее... есть бугорок... Он включает Астораго... Идентификация по голосу, но ты можешь сказать кодовое... слово. Облако.

- Облако, - повторяет Рагби. - Я приведу его.

- Скорее, - шепчет Ксен. Голос она почти потеряла и надеется только на то, чтобы сердце проработало ещё немного. Она вспомнила, что компьютеры в двадцатом веке охлаждались потоком воздуха. Кажется, ещё требовалась специальная проводящая паста, которую наносили между процессором и радиатором. Ксенобия думает, что сейчас такая штука пришлась бы очень кстати. Она не чувствует нижнюю половину тела, не может пошевелить правой рукой, а в груди разгорается второе солнце, куда как горячее небесного светила. Ксен практически видит, как его пламя подбирается к её сосудам, проникает в кровь и добирается до мозга. Солнце цвета старого золота, оно слепит глаза и приглушает звуки. Голос Нека доносится издалека, она едва может его различить. Потом солнце взрывается.

- Жарко, - говорит Ксен.

Её правая рука почти оторвана и висит как неживая. Пучок разорванных проводов торчит из раны на предплечье. Локоть вывернут и покрыт ярко-синими каплями охлаждающей жидкости. Воздух с шумом выходит из подмышечной впадины, где зияет ещё одна рваная рана. Ксен думает, что сейчас имеет все шансы укусить саму себя за локоть. Мысль прекрасна в своём идиотизме и совершенно неожиданно Ксен чувствует приступ веселья. Мозг от ясной работы переходит к абсурду. Нек суетится вокруг неё, не зная, как помочь. Как и всякий андроид, он прошел в своё время полный курс оказания первой помощи, но как сейчас может пригодиться умение накладывать шины на сломанные кости? Регенерация искусственных тканей осталась неприступной крепостью для разработчиков тел андроидов. Не разразись четвёртая мировая война, киборги шестого поколения может быть могли получить куда как более совершенные тела. Проклятая политика. В голове Ксен путаются мысли, сознание заволакивает мутная пелена, похожая на кровь.

- Но у меня нет крови, - произносит Ксен одними губами, - Я не человек. Я не могу истечь кровью.

Вместо крови в жилах Ксенобии бежит синяя охлаждающая жидкость, разносящая кислород по всему организму. Сейчас эта жидкость стекает по её рукам, выступает на коже, как человеческий пот. Ксен кажется, что вместе с ней её организм покидает сама жизнь. Капля за каплей.

- Я не человек, - снова говорит Ксен и тут же её поражает бредовая мысль: - Но какая разница? Я тоже могу родиться и умереть.

Изо рта Ксен начинает стекать синий охладитель, воздуха критически не хватает, внутренняя температура достигла ста пятнадцати градусов и продолжает расти. Кожа вскипает на ладонях, на губах надуваются и лопаются прозрачные пузыри. Нек смотрит на неё и начинает плакать, потом зачем-то пытается приладить руку Ксен на место. У него ничего не получается и Светлячок заходится в истерическом припадке. Подбегает запыхавшийся Рагби и подхватывает Ксенобию на руки.

- Ты нашел Астораго? - хрипит Ксен.

- К черту Астораго! - кричит Рагби и несёт Ксен ко дворцу Хэрроу. По дороге она снова отключается.

104.

Элвин Бурундук сидел во дворе на перевёрнутом ящике. Вместо четырёх часов он пролежал без сознания два и сейчас голова у него гудела как котёл. Нечто подобное он испытывал лет в четырнадцать, когда первый раз напился вдрызг. Несколько раз его рвало. Голова при этом работала на удивление ясно.

Он ругался на самого себя сквозь зубы. Это ведь надо было быть таким дураком! Почему он сразу не поставил Хэрроу на место? Проклятый надутый индюк! Иногда Элвин думал, что он ненавидит всех андроидов. Сейчас он приходил к мысли, что ненавидит только одного из них. Страха он не испытывал. Он думал, что задушил бы Хэрроу голыми руками.

105.

В это же время Хэрроу сидел в подвале, оборудованном под диспетчерский пункт. На четырёх вмонтированных в стену экранах показывали увлекательное кино. Девчонка с чудовищным лицом и изумительными ногами брела по берегу, держа за руки двух ребятишек. Люди в плащах и масках шли за ней, капая кровью на песок. Люди побеждали. Девчонку уносили с поля боя на руках. Рагби-валькирия! Кто бы мог подумать.

- И чего ради ты выступала? - спросил Хэрроу у экрана. Ответа не последовало. Он достал из кармана сигару, надкусил кончик и выплюнул. То, что его подданные сделали с Ксен отвратительно, но она сама напросилась. Появление Рагби его не пугало, скорее забавляло. Хэрроу был уверен, что Рагби плотно сидит у него на игле. Старина Рагби не может быть опасен. У таких как он вечно не хватает то яиц, то зубов.

106.

- Хэрроу! - закричал Рагби, стоя вплотную к храму и не видя его. - Хэрроу! Эта женщина! Хэрроу... Девочка...

- Он убьёт её, - сказал Нек. Он серьёзно посмотрел на Рагби. - Разве вы не понимаете? Он не простит того, что она вырвалась на свободу. Из неё никогда не получится хорошей машины.

- Она должна жить. Должна...

Храм появился так внезапно, что Рагби едва не выронил Ксен.

- Оставайся с сестрой здесь, во дворе, - велел он Неку. - Она не ранена, только ослепла.

- Она придёт в себя, сэр Рагби. Только она не моя сестра.

Рагби рассеянно на него посмотрел, кивнул и перехватил Ксен поудобнее. На его руках и одежде запеклась синяя жидкость. При взгляде на неё Рагби подумал, что понимает людей, падающих в обморок при виде крови. Мысль о том, что такое же вещество находится внутри него самого, была нестерпима.

107.

Хэрроу встретил Рагби как блудного сына.

- Нашел нашу беглянку? - спросил он. Рагби молча кивнул.

- Однако ей хорошо досталось.

- Ты поможешь ей?

- Возможно. А возможно нет. Всё зависит от неё.

Рагби внимательно посмотрел на Хэрроу. По опыту он знал, что Хэрроу беспринципный ублюдок, но вдруг на этот раз повезёт?

- Помоги ей, - попросил он. - Просто помоги, безо всяких условий.

Хэрроу улыбнулся. Он протянул руку к старому виниловому проигрывателю и щелкнул переключателем. Полилась нежная мелодия. Луи Армстронг уверял, что мы живём в лучшем из миров. Хэрроу верилось в это с трудом. Когда-то тысячи андроидов безропотно подчинялись каждому его приказу. Сейчас его с трудом хватает даже на то, чтобы контролировать одного. Когда-то ему и в голову не могло прийти, что андроид может его не послушаться. Как можно не послушаться того, кто может отключить тебя одной командой? И не только отключить, но и убить при необходимости. Любого андроида, приписанного к своему центру, в любой момент времени, из любого места. Мера, конечно, крайняя, но какая действенная. Иногда Хэрроу полагал, что андроидов сдерживают не директивы, а страх смерти. Иногда ему даже казалось, что андроиды почти неотличимы от человека. Безумная мысль. Может быть, он и в самом деле спятил. Какие-то нейтронные связи электронного мозга явно повреждены, глупо было бы это отрицать. Но что поделать? Что, черт побери, можно поделать? Только продолжать жить. Говорят, если сидеть на берегу реки, рано или поздно мимо проплывёт труп твоего врага. Вот, проплыл. Терпение - добродетель.

Ксен уложили на кожаный диван в библиотеке. Густые синие потёки полились по белой коже. Хэрроу поморщился.

- Ты не мог бы её... вытереть? Эта проклятая штука имеет свойство намертво въедаться.

Пока Рагби бегал за полотенцем, он презрительно осмотрел Ксен.

- Какой кретин проектировал это тело? Охладителя хватит, чтобы залить Китай.

Рагби вернулся и принялся методично оттирать диван от синих подтёков. Ксен дёрнулась и снова затихла. Теперь раны на её теле сочились прозрачной пузырящейся жидкостью.

- Это тело на свалку, - вынес свой приговор Хэрроу. - Даже сам доктор Бэккет не смог бы его исправить. Мне остаётся только одно...

Он не закончил. Правой рукой взялся за подбородок Ксенобии, оттянул вниз, осмотрел зубы и дёсны. Перевернул на бок, заглянул за правое ухо.

- Франкенштейн и его монстр, - пробормотал он. - Очень интересно.

- Она говорила про донора, - тихо подал голос Рагби.

- Донора! - передразнил Хэрроу. - И где я тебе его возьму? Или может быть ты сам не против отдать своё тело?

Рагби не ответил. Хэрроу всегда наводил на него ужас, а сейчас он был ещё страшнее обычного. Ксен нравилась Рагби. Но не настолько, чтобы расстаться ради неё с жизнью. Про Астораго он напрочь забыл. Про Нека, боязливо жавшегося к его ноге, тоже.

- Хороший мозг, - сказал Хэрроу. - Очень хороший. Нет, правда. Редко встречаешь такую силу и мощь. Она проработала меньше суток, а сделала для Янгшу больше, чем эти ребятишки за несколько лет.

Он обернулся к Рагби и насмешливо на него посмотрел.

- Я слышал, она говорила тебе о том, что сочувствует моим людям? Сострадающий андроид это прекрасно. В таком случае, ей придётся это не по вкусу. Но что поделать, у меня нет выбора.

- Что ты хочешь сделать?

- Совсем нет выбора, - повторил Хэрроу. - Конечно, это не совсем удобно. Расход будет слишком велик. Она износит любое тело. Но этот мозг... Очень, очень хороший мозг! Практически шеду. Не хватает только мощности.

- Что ты хочешь сделать? - громче спросил Рагби. Хэрроу широко улыбнулся.

- Я сделаю её человеком.

108.

Доктор Франкенштейн собирал своего монстра из мёртвых человеческих тел. Стор, больше известный как Стор-чародей потрошил тела мёртвых андроидов в надежде построить железного человека. Планировщик центра 24 по имени Хэрроу предпочитал живых людей. Их плоть была гораздо более податлива, а мозг восприимчив к воздействию. В качестве нового тела для Ксен он выбрал Сару, молодую женщину лет двадцати. Сара недавно прошла ритуал и была беременной, зато у неё было отличное здоровье и высокие интеллектуальные показатели.

Хэрроу напоил Сару водой, к которой была примешена капля жидкой энергии. Спустя десять минут Сара впала в беспокойный сон. Спустя час её дыхание замедлилось до одного вздоха в минуту, ритм сердца снизился до десяти ударов. Когда всё было готово, Хэрроу подключил Сару к аппарату жизнеобеспечения и вскрыл её грудную клетку лазерным скальпелем. Он присоединил к её сердцу элементы новой кровеносной системы, несколько раз прогнал полный цикл и с удовлетворением кивнул. Искусственный интеллект в теле человека требует повышенной нагрузки, поэтому надо убедиться, что тело протянет хотя бы несколько недель. К тому времени уже можно будет заняться длительной подготовкой людей на замену Саре. Да, с огорчением повторил он, расход будет велик, но что поделать. Этот мозг способен дать жизнь целому архипелагу. Ради этого стоит жертвовать.

В начале двадцать четвёртого века в руки британской разведки попал беспилотный космический корабль. Никто точно не знал, кто его спроектировал. Это могла быть секретная китайская разработка, а могла быть утерянная технология русских. Кто-то вообще полагал, что корабль имеет внеземное происхождение, но эти же люди видели лицо Иисуса на недожаренном гамбургере. Корабль был превосходной моделью с принципиально новой системой управления. Им не управлял искусственный интеллект или оператор из центра контроля полётов. Вместо этого корабль снимал слепок мозговой активности с мозга хорошего пилота и штурмана. Дальнейшие расчеты курса производились при помощи этой копии. Благодаря тому, что искусственный мозг пилота действовал без ограничений, накладываемых биологическим телом, действия были точно выверенными, реакция молниеносной. Использование предыдущего опыта пилотирования позволяло избежать внештатных ситуаций. Возможность мгновенно извлечь любое связанное воспоминание из банка памяти давало преимущество в прокладывании самого сложного маршрута.

Технология была изучена и нашла применение в военной авиации. Ученым в других областях достались лишь крохи, но и этого было достаточно. Профессор Берг досконально изучил всю имеющуюся информацию о корабле и применил её в своей работе. Планировщик Хэрроу с большим уважением относился к его исследованиям. Сейчас он собирался применить знания профессора Берга на практике.

- Ты хочешь сделать её своей куклой! - закричал Рагби. Хэрроу с любопытством на него уставился:

- У нашего тихони прорезался голос? Удивительно.

- Не убивай её! - сказал Рагби.

- Я не собираюсь её убивать. Я только изменю её природу.

- Ты убьёшь её...

- От этого ещё никто не умирал. Кроме того, ты сам её мне притащил. Если я ничего не сделаю, она умрёт. В этом теле ей не выжить. А вот в этом...

Он не закончил фразу и красноречиво показал на распростёртую Сару.

- Она будет жить. Не так, конечно, как раньше. Но интеллект сохранить удастся. Почти.

109.

Мозг Сары больше не получал необходимый кислород. Через десять минут он был достаточно повреждён для того, чтобы уничтожить личность женщины. Ещё через полчаса всё было готово для того, чтобы скопировать разум Ксен на новый носитель.

Единственное, чего не учел Хэрроу, это то, что Ксен уже проходила подобную процедуру. О том, что когда-то Ксен носила имя Сонар, он не мог даже догадываться.

Хэрроу запустил процесс копирования. Ксен на мгновение очнулась и снова провалилась в прошлое. Теперь она видела Сонара со стороны. На этот раз он говорил с господином Сойером, важной шишкой в британском правительстве. Сойер хотел, чтобы Сонар убил Кевина Уиллоу, главу скандинавского парламента. Сонар хотел убить Уиллоу, Сойера и всех прочих политических выродков, которые были похожи друг на друга как две капли воды. Получив задание убить Уиллоу, Сонар уничтожил записи разговора с Сойером со всех камер наблюдения. Кевина Уиллоу он убил двадцать четвёртого октября. Стивена Сойера был убит двадцать пятого. Ни одно из этих убийств не было раскрыто. Политические убийства никогда не фигурировали в досье Сонара. Ксен вспомнила, что Кевин Уиллоу произнёс незадолго до своей смерти:

- Если сомневаешься, говори правду.

Эти слова принадлежали Марку Твену. В сознании Сонара, а затем Ксен они плотно переплелись с Уиллоу. Уиллоу не знал, что Сонар андроид и относился к нему, как к человеку. Он не боялся смерти и с улыбкой предлагал Сонару выполнить приказ.

- Ты пришел, чтобы убить меня?

Сонар ничего не ответил. Он встречал разных людей, лицемеров и негодяев, фанатиков и подлецов. Человека, который знает, что его убьют и продолжает улыбаться, он видел впервые.

- Тебя подослал "Рассвет", верно? - улыбка Уиллоу стала шире.

Бредовое предположение, отметил про себя Сонар. Британцы, при всём своём привилегированном положении, слишком многое брали на себя. Давно следовало понять, что "Корпорация цветов" это не просто торговая компания. "Корпорация цветов" это мировое правительство. Давно следовало понять...

- Когда сомневаешься, говори правду, - посоветовал Уиллоу.

Сонар поднял руку с лазерным револьвером и выстрелил прямо в улыбающееся лицо. Тело Кевина Уиллоу упало на пол. Его открытый взгляд прожег отпечаток в памяти Сонара и остался там навсегда.

- Я говорю правду, - пробормотала Ксен, медленно приходя в себя.

- Он хочет убить тебя! - закричал Рагби.

110.

Если сомневаешься - говори правду.

Правда состояла в том, что она больше не допустит никаких манипуляций со своим сознанием. Хороший Стор, плохой Хэрроу, да хоть господь бог из великой троицы. Ксен открыла глаза и посмотрела на Хэрроу. Увидев на его лице широкую улыбку, она приняла его за Уиллоу, и, не размахиваясь, ударила его кулаком в лицо.

- Убить... - заверещал Рагби. - Он... ты! Я сказал ему, он, он...!

Оголённые пальцы правой руки переломились от удара и безжизненно повисли. Рука онемела до локтя, в плече опасно хрустнуло соединение с корпусом. Зрение отказало, теперь Ксен полагалась только на тепловой датчик. По крайней мере, он давал возможность отличить Хэрроу-Уиллоу от настоящих людей.

Хэрроу упал на пол и остался лежать неподвижно. Ксен оставалась в сознании ещё несколько минут. За это время она успела сказать Рагби, чтобы прекратил валять дурака и немедленно доставил Астораго.

- А что мне делать потом?

- Просто... принести.

Сознание заволокло тьмой. Тьма была мягкой и почему-то хрустящей, как новая купюра. Сначала хруст был мягким и доносящимся издалека, потом громче, наконец, оглушающим. Ксен плыла в хрустящей тьме и никак не могла подняться на поверхность. Воспоминания перещелкивались в голове, наслаивались одно на другое. Вот Сонар сидит за письменным столом самого мистера Джонса. Оба мистера Джонса давно умерли, а из их дома сделали музей. Вот Сонар в тюрьме Пентонвилль, думающий не столько о своём заключении, сколько о стихах Ричарда Лавлейса. Вот строки, пришедшие в голову:

Уму и сердцу не страшна решетка на окне.

И в клетке мысль моя вольна...

Как же там дальше? Сонар не помнит и, следовательно, не помнит и Ксен. Дырявая память действует обжигающе, хочется уподобиться человеку, плакать и царапаться. Но Сонар не может позволить себе вести себя как человек. Он не человек, он воин.

Однажды Сонар тонул в глубоком озере Ригис. Озеро было искусственно вырытой чашей, полной прозрачной голубой воды. Преследуя свою жертву, Сонар нырнул, но не рассчитал силы своего прыжка и глубины озера. Вода с чмокающим звуком сомкнулась над ним, дно оказалось слишком близко. Удар о каменное дно оказался такой силы, что Сонар отключился на несколько секунд. А когда пришел в себя, не сразу смог понять, где находится. Он сделал несколько гребков вслепую, потом догадался повернуть голову и вдруг увидел в пяти футах от себя пузырящуюся голубую кромку. Несколькими сильными движениями Сонар сократил расстояние между собой и кромкой и на мгновение остановился совсем рядом с ней. Ему хотелось запомнить эту голубую поверхность, каждую линию и каждый пузырёк воздуха. В один момент Сонар сделал для себя важнейшее открытие. Где бы ты ни был, сверху всегда будет голубая кромка. Осталось только её найти.

Прежде чем идти искать Астораго, Рагби пришлось связать Хэрроу. Он понимал, что это не слишком поможет, но не мог оставить его наедине с Ксен.

- Возьми его машину, - сказала Ксен, выныривая на поверхность. - Этот Ягуар... Он модифицировал его. Очень быстрый...

На память пришел Ягуар, но не кабриолет, а седан XJ с прямоугольными фарами. На этом автомобиле передвигался Седрик Ли, глава Европейского отдела "Корпорации цветов". На этом же автомобиле он уехал в пропасть, отправленный туда рукой Сонара. Сначала Сонару было приказано расправляться с врагами Седрика, потом с ним самим. Зачем?

- Какой в этом смысл? - пробормотала Ксен, не открывая глаз. - Кто это придумал?

Хэрроу пришел в себя и завозился на полу. Рагби предусмотрительно привязал его к ножке тяжелого кресла. Сейчас Хэрроу не мог ни встать, ни выпрямить ноги. Голова гудела как у доктора Бэккета наутро после попоек в дружеском кругу. Хэрроу и не думал, что ему удастся когда-нибудь испытать похмелье.

- Стерва, - коротко сказал Хэрроу. Ксен даже его не услышала. Он повернул голову и установился на Ксен единственным действующим глазом:

- Ты сдохнешь прямо здесь. Нет, какая же стерва!

Хэрроу как мог подтянул ноги к подбородку и всхлипнул. Долгие годы среди людей научили его многим человеческим эмоциям. Сейчас он хотел плакать и плакал бы, имей слезные железы.

- Я хотел помочь тебе, - прохныкал Хэрроу. - Хотел помочь всем вам. Люди. Андроиды. Нет, какие же ублюдки!

Ксен сделала ещё одну попытку выплыть на поверхность. Некоторое время голубая кромка никак не хотела приближаться, потом резко отодвинулась, и, наконец, оказалась пройдена. В сознании было удержаться трудно, мысль то и дело соскальзывала в другом направлении. И всё же это было уже что-то. Сейчас самое время оценить имеющиеся повреждения.

В первую очередь Ксен просканировала аккумулятор под левой лопаткой. К счастью, он был в полном порядке, все клеммы на месте, контакты не повреждены. Позвоночник пострадал только в шейном отделе, не критично, выправляется вручную. Охлаждения нет, все системы перешли в режим энергосбережения. Продержаться в таком состоянии можно, но недолго. Когда придёт Рагби? Сможет ли он найти и завести Астораго?

111.

Когда Хэрроу оказался связан, Элвин Бурундук пришёл в себя. Он сорвал с головы маску и несколько минут на неё смотрел, не в силах понять, как она вообще на нём оказалась. Потом он подумал об Абидосском Разломе и пришёл к выводу, что никакой Хэрроу не сможет стоять между ним и Разломом. Мечта на то и мечта, чтобы не пожалеть ради неё жизни. И никакой отставной планировщик не должен вставать на пути между ним и мечтой.

Элвин поднялся на ноги и пошёл прямо к Хэрроу. Он искал его по всему дому и уже отчаялся найти, как вдруг услышал голоса из библиотеки. К тому, что ему доведётся увидеть, Бурундук явно был не готов.

- Твою мать, - только и сказал он.

Хэрроу злобно смотрел на него единственным работающим глазом и не произносил ни слова. Сердце Ксен работало так шумно, что разобрать её голос удалось не сразу.

- Лёд, - сказала Ксенобия, когда Элвин к ней наклонился. - Принеси лёд. Много льда.

Бурундук кивнул и не сдвинулся с места.

- Быстро! - сказала Ксен. Элвин встряхнулся и выбежал из библиотеки. Увиденное показалось ему кошмаром вроде тех видений, которые он называл лекарственными снами. Бурундук давно не мог заснуть, не проглотив горсти разноцветных таблеток. Самыми безопасными из них были ноотропные препараты. Их Элвин ел как конфеты в надежде разогнать мозг и начать генерировать здравые идеи. Помогало это редко, но он не сдавался.

Лёд был на кухне в старом, похожем на гроб холодильнике. Элвин потянул на себя дверь морозильника и едва не сорвал её с петель. В храме Хэрроу электричество раздавал старый бензиновый генератор. Даже в старом мире двадцать третьего века бензин был музейной редкостью. Стараниями Хэрроу генератор работал на плохо очищенной нефти. Электричество работало с перебоями, свет регулярно гас. Однажды Хэрроу где-то раздобыл старый синтезатор Ямаха и едва не спалил дом в попытках его включить. Но для холодильника напряжения вполне хватало. Кухня была размещена в подвале, и даже жарким летом здесь было прохладно.

Бурундук наполнил ледяными кубиками большую миску из мятой жести. Над миской собралось облачко пара, лёд таинственно потрескивал. Элвин накрыл миску белым полотенцем и побежал обратно в библиотеку. По дороге пара кубиков вылетела из миски и с глухим стуком покатилась по полу.

- Я принёс лёд! - закричал Элвин с порога. - Куда его?

Ксен не ответила. Она переживала очередной Сонар-период и в настоящий момент сплавлялась на лодке по реке Гудзон. Бурундук поставил миску на пол и легонько её встряхнул.

- Эй! Что делать со льдом?

- Недоумок, - отозвался Хэрроу. - Просто нафаршируй её льдом как грёбанную индейку.

- Льдом? То есть... вовнутрь?

- Да. Идиот...

- Но лёд... вода! Это ведь ещё хуже.

- Если ты боишься спалить пару контактов, у меня для тебя плохие новости. Всё, что можно спалить снаружи, уже спалили. Ей надо сбить температуру, иначе вскипят остатки охладителя. Сердце остановится. Просто дай ей лёд.

- А почему ты связан?

- Заткнись и делай! - рявкнул Хэрроу, насколько это было возможно с развороченной челюстью. Он перевёл дыхание и добавил уже спокойнее: - Дай ей лёд. Она вот-вот сгорит.

Элвин неуверенно кивнул и достал пригоршню кубиков. Холод обжигал, лёд прилипал к пальцам. Элвин осторожно уложил их на правую ключицу Ксенобии.

- Не так, недоумок!

Хэрроу силился встать, но у него ничего не получалось. Он сдался и откинулся на спину.

- Черт бы вас побрал. Недоумки. Положи ей руки ровно. Опусти голову. Везде, где есть рваные раны, вкладывая лёд под кожу. Шея, грудь, живот, везде. Про руки и ноги можешь забыть, их легко заменить.

Элвин кивнул и принялся трясущимися пальцами начинять тело Ксен льдом. Хэрроу не мог видеть, что он делает и бесился.

- Голова! Не забудь голову! Открой ей рот и вложи туда столько льда, сколько влезет.

Через десять минут со льдом было покончено. Элвин скулил и отогревал во рту онемевшие пальцы.

- Ты не хочешь меня развязать? - поинтересовался Хэрроу с пола. Бурундук даже не посмотрел в его сторону. Он прислушивался к дыханию Ксен, которое никак не хотело выравниваться. Лёд стремительно таял, смешивался с охладителем и стекал на пол голубыми ручейками. Ксен открыла глаза.

- Лори, - сказала она. Потом её взгляд стал более осмысленным. Она посмотрела на Элвина.

- Где Астораго?

- Кто?

- А кто ты?

Появление Рагби положило конец расспросам. Он перешагнул через Хэрроу и подошел к Ксен.

- Откуда столько воды? - спросил он.

- Это лёд, - подал голос Хэрроу. Рагби даже не повернулся.

- Что бы ни было, оно сработало. Я думал, уже не успею. Что делать с этой чертовой лошадью? Она практически не управляема. Мне пришлось везти её в автомобиле. Сейчас по нему как танк проехался.

- Мой Ягуар! - простонал Хэрроу.

- Разобрать, - сказала Ксен. - Сними шкуру, она крепится под брюхом. Передние ноги, голова, нижняя часть живота. Всё это съемное, разберёшься. Принеси и... Инструменты...

Ксен вздрогнула. Она вспомнила про Лори. Сил практически не оставалось, однако она сумела приподняться на локте и посмотреть на Хэрроу.

- Эй, великий епископ. Инструменты, что ты обещал. Они пригодятся прямо сейчас. Где они?

Хэрроу не ответил. Рагби в один момент растерял всю свою робость и пнул его в грудь.

- Инструменты!

С полминуты Хэрроу хранил молчание. Потом закрыл глаз и сказал:

- В моём кабинете. Большой ящик под столом. Яркая наклейка "Топливная компания", не перепутаешь.

- Он закрыт, - сказал Рагби. - Я видел его. Закрыт на ключ.

Молчание. Ещё один пинок, на этот раз в ключицу. Хруст ломающегося пластика.

- Ключ!

- В столе. Правый верхний ящик.

- Если его там не будет, я тебя убью. Ей-богу, убью.

Хэрроу выругался сквозь зубы, но глаз не открыл. Он слишком дорожил своим телом, чтобы лишаться его из-за взбесившегося напарника.

Рагби вернулся с ярко оранжевым ящиком. Ксенобия впилась в него жадным взглядом.

- Инструменты, - пробормотала она.

- Хотелось бы мне знать, что с ними делать, - сказал Рагби.

Он щелкнул замком ящика и тот раскрылся на две половины. В одной лежали прямоугольные коробки со стеклянными крышками, внутри которых были тонкие хирургические инструменты, мечта любого врача нового мира. Ещё там был небольшой медицинский принтер и нераспечатанный набор картриджей. Другую половину почти целиком занимала портативная лазерная установка. С её помощью можно было проводить бесшовные операции и прижигать самые серьёзные кровотечения. У Ксен загорелись глаза. Рагби был настроен куда как более скептично.

- И что мне со всем этим делать?

- Сначала разбери лошадь и принеси сюда.

Рагби кивнул.

- Возьми лазер и кусачки. Хватило бы и отвёртки, но большинство винтов давно сгнило. Я заменила их проволокой.

- Хорошо.

Он вышел. Ксен откинула голову и постаралась ни о чем не думать. Своеобразная медитация для перегруженного мозга. Её не нравился звук собственного дыхания. О том, что творится повыше солнечного сплетения, не хотелось и думать.

На разборку коня у Рагби ушло двадцать минут. Ещё десять он волочил по коридорам тяжелые куски электрической лошади. Когда Ксен увидела, во что превратился её любимый конь, ей захотелось плакать.

- Что дальше? - спросил Рагби. Ксен задумалась на несколько секунд.

- У тебя нет модуля восстановления?

- Есть, конечно. Но он относится только ко мне самому. Откуда мне знать, как устроено твоё тело?

- Сканер?

- Сдох ещё в дата-центре двадцать один. Ещё идеи?

- Черт.

Думать было тяжело. Ксенобия ощущала себя словно в линзах дополненной реальности. Перед правым глазом теснились призрачные образы знакомых и незнакомых людей. Она попробовала закрыть глаз, но помогло плохо.

- Хэрроу... этот маньяк... Он занимался копированием, так? На какой стадии процесс был остановлен?

- Не знаю. Хэрроу?

Ещё один пинок не потребовался. Хэрроу быстро учился.

- Процентов шестьдесят от силы.

- Шестьдесят, - медленно повторила Ксен. - Может хватить.

Она посмотрела на Рагби.

- Сможешь считать? Есть подключаемый интерфейс?

- Попробую.

- Информации должно хватить для того, чтобы понять, как устроено моё тело. Был бы носитель, смог бы скачать напрямую из моего мозга. После этого определишь повреждения и достанешь из Астораго подходящие детали.

Рагби подключился к мозгу мёртвой Сары. Шестьдесят процентов были слишком оптимистичной оценкой. В реальности Хэрроу успел перекачать менее двадцати. Копию мозга он снимал не последовательную, а послойную. Туда не вошел даже один процент её воспоминаний, зато устройство тела имелось целиком. Рагби облегчённо вздохнул. Теперь он знал, что надо делать.

Рагби вооружился самым тонким лазерным скальпелем, подключил его к установке и принялся разбирать ноги Астораго. Нити вен и соединительные ткани отложил в сторону, они понадобятся для сборки рук. Но руками можно заняться в последнюю очередь. Сейчас надо было восстановить охладительную систему.

Работа шла не так живо, как хотелось бы. Элвину пришлось совершить ещё несколько рейдов на кухню и принести все имеющиеся запасы льда. Лёд таял быстро, испарялся ещё быстрее, но всё-таки поддерживал жизнь в угасающей Ксен. Рагби спаял сосуды и выправил лёгкие, поднял сердце на дюйм выше, нарастил повреждённые рёбра из костей лошади. Система охлаждения заработала, но пока гоняла пустой воздух. Рагби пришлось по капле перелить в защищённый контейнер охладитель из Астораго. Только когда синяя жидкость заструилась по венам Ксенобии, Рагби позволил себе остановиться.

- Мне нужно отдохнуть, - сказал он. - В голове всё перепуталось. Я не могу разобрать, где информация обо мне, а где о тебе.

- Пока достаточно, - сказала Ксен. Её дыхание выровнялось, ритм сердца почти восстановился. - Спасибо.

Рагби рассмеялся.

- Ты чего?

- Меня ещё никто не благодарил. Что бы я ни делал.

- Буду первой, - сказала Ксен. Рагби нахмурился.

- Мне надо зашить тебе щёку. Тут даже маска не спасёт.

- Потом. Сначала закончи с грудной клеткой. Температура пока на сорок процентов выше нормы.

- Хорошо.

К тому моменту, как Рагби перешёл к рукам, Ксен уже достаточно пришла в себя, чтобы полноценно руководить процессом. Рагби залатал её грудь и живот, дыры закрыл кусками пластиковой обшивки лошади. Где-то пришлось обойтись металлическими вставками.

- Как ты обходилась раньше? Кто тебя чинил?

- Один очень хороший человек. Его звали Стор. Он был...

Ксен осеклась, пораженная догадкой. Потом неуверенно скорее спросила, чем сказала утвердительно:

- Моим отцом?

- Семейка недоумков, - сказал Хэрроу с пола. Он смаковал слово "недоумки", перекатывал его во рту и произносил каждый раз на новый лад.

- Недоумок! - это уже по отношению к Элвину. - Разинул рот, как будто невесть что услышал.

Хэрроу был не прав. Элвин Бурундук давно ни к кому не прислушивался. Вместо этого он сидел в кресле, уставившись в стену немигающим взглядом. Среди узоров на розовых обоях Бурундук видел бесконечную синеву Абидосского Разлома. Разлом звал его, а вот что такое Разлом, Элвин не мог объяснить даже самому себе.

Работа над руками Ксен требовала ювелирной точности. Датчики реагировали на тепло и холод, воспринимали свет, отправляли сигналы для удалённого касания предметов. В отличие от рук большинства андроидов, имеющих датчики только на кончиках пальцев, руки Ксен были полностью чувствительными. Сеть нервных окончаний оплетала их как кокон. Прежде чем начать подводить к ним оторванные контакты, Рагби пришлось долго распутывать тугие клубки.

Когда всё было закончено, Рагби почти выбился из сил. Он опустился на пол и прислонился к дивану. Его белая рубашка стала полосатой от подтеков охладителя, но сейчас это беспокоило меньше всего. Рагби закрыл глаза с ощущением, что чего-то не хватает. Он резко открыл глаза.

- Где Хэрроу?

Ксен ответила не сразу. Она была занята поэтапным сканированием отремонтированного тела и сосредоточенно искала любые нестыковки.

- Хэрроу! - закричал Рагби. Ксен очнулась.

- Что?

- Хэрроу исчез, - сказал Рагби. - Я занимался руками, а он... Его нет.

- Черт. Я не могу даже встать, пока сканирование не будет завершено. Это ещё минут двадцать, не больше. А где Элвин?

- Тоже нет.

- Совсем плохо. Ладно. Я должна закончить сканирование. Сложи все инструменты обратно в ящик и закрой его. Я возьму его с собой. Это то, ради чего я пришла.

Она приподняла голову и осмотрела библиотеку.

- А где дети? Их мы тоже потеряли?

- Я оставил Нека во дворе. Девочка, Марта, она ослепла от яркого света. Но пикси легко восстанавливаются. Она должна быть в порядке.

Ксен подумала, что гораздо лучше было бы путешествовать одной. Потом вспомнила, что только что Рагби спас её жизнь и укорила себя за такие мысли. Голос совести был в новинку, но в последнее время и так произошло слишком много нового.

Через сорок минут сканирование было завершено. Все обнаруженные проблемы оказались не критичными и не требовали срочного решения. Ксен осторожно встала на ноги.

- Ты в порядке? - спросил Рагби.

- Буду, когда мы найдём Хэрроу. Пока этот сукин сын на свободе, случиться может что угодно.

- Надо проверить подвал. Вряд ли он там, но там может быть оружие, а оно нам пригодится.

- Иди, - кивнула Ксенобия. Она схватила оранжевый чемоданчик, - Я пойду за детьми. Встретимся во дворе у главного крыльца.

112.

Во дворе детей не оказалось. Ксен обошла дом со всех сторон и не увидела ни одного живого существа. Не было ни людей, ни роботов, но явственно чувствовались напряжение и угроза. Может быть, это ощущение давал мрачный особняк, может быть, мозг некорректно работал после перегрузки. Ксен постаралась пересилить это чувство и позвала детей по имени:

- Нек! Марта!

- Нек Светлячок, если можно, - поправил её вкрадчивый голос амфиба где-то совсем рядом. Это было настолько неожиданно, что Ксен на мгновение замерла как вкопанная.

- Не бойтесь, миледи Ксенобия, - шепотом сказал Нек, выходя из-за небольшой постройки вроде колодца. - Я не стал уходить далеко, чтобы вам не пришлось искать меня. Я рад, что вы выздоровели.

- Спасибо, - кивнула Ксен. - Где Марта?

- Она ушла.

- Что?

- Ушла, миледи Ксенобия.

- Её зрение восстановилось?

- Да, миледи Ксенобия. Но этого недостаточно.

- Что ещё?

Нек замялся.

- Я не хотел говорить вам, но с ней что-то не так. Программа дала сбой. Или с самого начала всё так и было задумано. Марта добрая девочка, как и все пикси, но иногда что-то в ней... меняется.

- Она оборотень? - спросила Ксен резко охрипшим голосом. - И она тоже?

- Они все, полагаю, - сказал Нек. - Но я бы не был так категоричен. Оборотень это что-то мифическое, существующее только в воображении. Демон, дремлющий внутри Марта вполне реален. Не знаю, может ли он причинить вред людям, но думаю, он неукоснительно к этому стремится.

- Где она сейчас?

- Не знаю, миледи Ксенобия. Когда она пришла в себя, её лицо стало меняться. Глаза потемнели как небо перед грозой, а крылья стали совсем чёрными. И она ушла.

Нек внимательно посмотрел на Ксен.

- Леди, а вы знали, что она умеет летать? Пикси не умеют, их крылья просто для красоты. А та, другая Марта, она умеет летать. Я не представляю, как она это делает, но я видел это. Она летала.

- Нам надо найти её. Нельзя оставлять её одну.

- Ничего не получится, леди. Это больше не Марта, по крайней мере, какое-то время. Я давно наблюдал за ней. Ещё несколько часов Марта будет демоном. Если мы найдём её, она не узнает нас и захочет сделать что-то дурное. Боюсь, в этом состоянии она не помнит даже саму себя.

- Не можем же мы просто бросить её здесь? Её могут поймать и уничтожить.

- Бросить не можем, - серьёзно сказал Нек. - Но мы можем дождаться, когда она вернётся обратно и снова станет пикси. Без нас она в опасности, но сама по себе представляет гораздо большую опасность для всех. Не думаю, чтобы с ней было легко справиться. Она настоящий демон.

Ксен задумалась на мгновение, потом медленно кивнула:

- Пожалуй, ты прав. Так или иначе, нам нельзя оставаться на месте. Нам надо найти поезд и надо найти Хэрроу, - заметив удивлённый взгляд Нека, Ксен пояснила, - Мы поймали его, но он сбежал. Рагби пошел его искать.

113.

Хэрроу выпутался из верёвок и на четвереньках выполз из библиотеки. В коридоре он осмотрелся по сторонам и бросился прямиком в подвал. Он собирался отправиться в Сит, пригород Янгшу и сейчас искал ключи от своего автомобиля. Хэрроу давно отвык ходить пешком, поэтому город обычно объезжал на своём Ягуаре. Но Ягуар безвозвратно погиб под грузом проклятой лошади. Потеря была невосполнимой, но Хэрроу решил, что рано или поздно отыграется за всё. В поисках другой машины ему пришлось пройтись с четверть мили, и дорога утомила его настолько, что он начал задумываться о том, не выпить ли ему ещё стаканчик драгоценной влаги. Бесконечно долгая жизнь научила его экономить ресурсы, но в то же время добавила лишних эмоций, не свойственных андроидам. Будь Хэрроу человеком, он находил бы своё успокоение в выпивке, как андроиду ему приходилось довольствоваться музыкой и сигарами. Энергия, так ему необходимая, доставалась слишком дорого, чтобы просто успокаивать ею уставшее тело, поэтому он решил протянуть до последнего.

Сказать, что Хэрроу был зол, означало бы погрешить против истины. Взбешён, в гневе, в ярости, вот это уже гораздо ближе к правде. Ему было очень тяжело признавать, но девчонка надрала ему задницу. Оптика в правом глазу ни к черту, хоть выбрасывай. Где в этой дыре можно добыть новую оптику? А что скажете по поводу выбитого плеча? Хэрроу настолько озверел, что и думать забыл о высоком наречии, любовно взращиваемом по меньшей мере лет триста. Он больше не чувствовал себя британцем посреди варварской Азии. Сейчас это был дикарь, жаждущий крови. Если бы Хэрроу в этом состоянии довелось повстречать Сонара-палача, они наверняка бы нашли общий язык.

Как назло, чуть ли не на каждом шагу его останавливали верные послушники и всячески высказывали своё почтение. Сначала Хэрроу улыбался, жал руки и хлопал по плечам, потом отмахивался, наконец, стал огрызаться. В конце концов, на его лице застыло настолько хищное выражение, что встретившие его люди спешили перебежать на другую сторону дороги. Хэрроу понятия не имел, что сегодня он собственноручно поселил сомнения во множестве сердец, но это его уже не волновало. Как и у Итон, сейчас он видел перед собой только одну цель - показать всем, какое наказание положено в Янгшу за непослушание.

В городе Сит когда-то был свой маленький аэропорт. Строго говоря, городом Сит стал только в новое время. В старые деньки это была крошечная деревенька с названием Мельница-молл, в честь самого большого торгового центра округа. Мельница-молл славился своими распродажами и великолепным рыбным рестораном. Именно рыбный ресторан привлекал туристов со всего света. Ресторан незатейливо назывался Краб. Он был главной достопримечательностью деревни. В разные времена его посещали известные политики и актёры, знаменитые любовницы и скромные миллионеры, прилетающие на личных самолётах. Для них был построен даже небольшой аэропорт. Именем он так и не обзавёлся. В городе аэропорт называли "Этот, красный". Все постройки аэропорта, не исключая ангары, были покрашены в ярко красный цвет. Когда к самолёту подгоняли красный трап, пассажиры приходили в восторг.

Сейчас аэропорт лежал в руинах, среди которых гордо возвышался последний ангар со следами красной краски. Когда-то в этом ангаре хранился частный Лирджет-55. Хэрроу давно его для себя присмотрел и использовал преимущественно для хранения дорогих игрушек. Сначала это были старые компьютеры, большая часть из которых давно не работала. Потом жуткий монстр, собранный из железной рухляди. С его помощью Хэрроу надеялся запустить очистные сооружения в Янгшу. Потом Хэрроу смастерил себе внедорожник и переоборудовал ангар в гараж.

Автомобиль, которым пришлось воспользоваться Хэрроу вместо любимого Ягуара, был довольно непригляден. А вот в надёжности его сомневаться не приходилось, это был модифицированный HMMWV, армейский вездеход, предназначенный для самых труднопроходимых мест. Хэрроу уселся за руль, надел нейрокомпьютерный интерфейс в виде тонкой диадемы и провёл магнитной картой по прорези на приборной панели. Мотор заработал почти беззвучно, тогда Хэрроу полностью передал управление автоматике, только задавая маршрут на проекционном лобовом стекле. Настроение его существенно улучшилось. Сейчас он жалел только о том, что не подумал оснастить вездеход парой лазеров малого радиуса.

- Я еду к тебе, мой мальчик! - пропел Хэрроу. Когда он понял, что произнёс это вслух, сильно прикусил язык. Рано сходить с ума. Есть ещё много незаконченных дел.

114.

Ксен с Неком Светлячком быстро шагали вглубь леса, с трудом разбирая дорогу в зарослях. Лес был преимущественно лиственным и деревья росли так близко друг к другу, что между некоторыми из них можно было протиснуться только боком. Были здесь и колючие кусты, изрезавшие нарядный костюм лорда Фаунтлероя в лоскуты, высокая трава с ярко-оранжевыми соцветиями и крапива почти в человеческий рост. Стаи мелких насекомых сновали над головами путников, забиваясь в глаза и ноздри, и андроидам приходилось то и дело останавливаться, чтобы привести себя в порядок. Только животных нигде не было видно, ни чирикали птицы, ни скакали белки, ящериц и тех не было и в помине. Ксен вспомнила слова Хэрроу о том, что в город нельзя заходить с животными и обратилась к Неку:

- Ты не знаешь, почему здесь нет никаких животных?

- Здесь это в лесу? - вежливо поинтересовался Нек.

- В Янгшу. Ни собак, ни кошек, ни кур. Почему?

- Хэрроу не любит тех, чей разум слишком сильно отстоит от его собственного. Он и людей-то с трудом переносит, что уж говорить о каких-нибудь мышках. В Янгшу нет ничего живого кроме людей. Да и тех не то чтобы очень много.

- Он странный, - вздохнула Ксен. Нек рассмеялся:

- Странный? Миледи Ксенобия, это ещё мягко сказано. Хэрроу сумасшедший, который, к сожалению, обладает достаточной властью. Но мы вдвое безумны, если решились противостоять ему.

- Тебе бы больше понравилось целую вечность провести в аквариуме?

Нек пожал плечами.

- По крайней мере, я к этому привык. Не скрою, в этом нет ничего весёлого. Но всё-таки это жизнь. Хоть какая-то, но жизнь. Сегодня утром я знал, что доживу до следующего рассвета. Сейчас я даже не знаю, доживу ли до ночи.

- Но ты живёшь, - возразила Ксен, внутренне понимая, что она не вправе спорить со взрослым ребёнком.

- Живу, - кивнул Нек. - Но как долго?

Меньше чем через час Ксен и Нек вышли на лесную просеку и увидели впереди заброшенную железнодорожную станцию. Первым поезд заметила Ксен, а там и Нек увидел длинную металлическую змею и бросился к ней со всех ног. Ксен улыбнулась. Впервые за день Нек Светлячок повёл себя как маленький любопытный мальчик.

На вид поезд был таким старым, что вполне мог позировать братьям Люмьер. Локомотив покрыт плотным слоем ржавчины, выщербленные колёса и вагоны, обитые гнилой древесиной. Стёкла сохранились только в кабине машиниста. Вагонные рамы были где-то завешаны изнутри старыми одеялами, где-то заколочены потемневшей фанерой.

- Это и есть Орион? - с сомнением спросила Ксен. Нек улыбнулся.

- Он самый. Иначе его было не сохранить.

- Значит это маскировка?

- Ага.

Поднявшись по ржавой лесенке и войдя в вагон, Ксен поняла, что он не ошибся. Внутри Орион действительно был великолепен. На мгновение Ксен даже показалось, будто бы она снова оказалась в вычислительном центре 19, настолько внутреннее помещение Ориона было напичкано всевозможной электроникой. Всю правую стену первого вагона занимал чёрный экран, по которому непрерывно бежали надписи на незнакомом Ксен языке. С потолка свешивались камеры на гибких тросах, которые поворачивались с негромким жужжанием, фиксируя передвижения каждого пассажира. Ксен обратила внимание на небольшую черную рамку, неподвижно висящую в воздухе перед дверью в купе. Нек Светлячок перехватил её взгляд и поспешил объяснить:

- Это нейронный сканер, он определяет уровень агрессии. Его не было в первоначальной комплектации Ориона, а Элвин посчитал, что без него нельзя отправляться в путешествие с незнакомцами.

- Умно, - отметила Ксен. Она поставила медицинский чемоданчик на одно из сидений и осторожно коснулась рамки указательным пальцем. Последовала вспышка и короткий электрический удар.

- Осторожно! Вы, взрослые, такие любопытные! - сказал Нек. Ксен рассмеялась.

- Вряд ли я сильно старше тебя. После первой тысячи лет разница становится совсем незаметной.

- Если мы всё-таки доживём до завтра, я постараюсь объяснить вам разницу между ребёнком-андроидом и ребёнком-человеком. Это отдельный философский вопрос, на который так и нет общего мнения.

- Договорились. А сейчас я предлагаю попытаться завести эту штуку. Если мы, конечно, хотим с её помощью отсюда выбраться.

Нек осмотрел отсек рядом с приборной панелью и покачал головой.

- Ничего не выйдет. Тут нет аккумуляторов.

- Нет? Ты хочешь сказать, что они пусты?

- Я хочу сказать, что их вообще нет. Кто-то унёс их.

- Кто бы это мог быть! - раздался знакомый голос за спиной Ксен. Она резко развернулась, едва устояла на ногах и увидела Рагби, стоящего в дверном проеме. Вместо кожаной одежды на Рагби был лёгкий костюм из ткани молочно-белого цвета. На шее висел деревянный амулет в виде круга с нарисованным на нём глазом. Значок со знаменем переместился с груди на бандану, лихо повязанную на голове.

- Думали отправиться без меня?

Ксен промолчала. Рагби расценил её молчание как согласие.

- Я хочу отправиться вместе с вами. Мне неизвестны ваши цели, я не знаю, куда вы держите путь. Но за все эти годы я успел возненавидеть Янгшу. Прошу, возьмите меня с собой. Ещё немного в этом месте и я стану сам походить на Хэрроу. А это будет хуже всего.

- Я не против, - пожала плечами Ксен. - Кроме того, я благодарна тебе за своё спасение. Но ты погибнешь вне Янгшу.

- Лучше погибнуть, чем дальше паразитировать.

- В любом случае, мы не сможем сдвинуться с места. Аккумуляторы пусты.

- Я знаю, - кивнул Рагби. - Хэрроу унёс их с собой, чтобы заправить. Сейчас они у него.

- Нам придётся найти и забрать их. Но это ещё не всё. Девочка, пикси... Она ушла. Исчезла.

- Её можно отследить прямо отсюда. Орион оборудован лучшими сканерами из всех существующих. Но для них тоже нужна энергия.

- Я знаю. И всё же даже Марта не последняя наша проблема. Мы не можем сбежать отсюда, даже спасая собственные жизни. Вернее, может, вы можете. Но я не могу. Это означало бы пойти против собственной природы. Я не могу оставить Янгшу. Не могу оставить этих людей во власти Хэрроу.

- Но вы не знаете Янгшу. Не знаете его людей. Это не просто покорное стадо. Они сами выбрали эту участь.

- Возможно. И всё же это кажется мне несправедливым. А я с некоторых пор слишком остро чувствую несправедливость. Иногда мне кажется, что мне по ошибке загрузили модуль, разработанный только для служителей закона высшего порядка. Говорят, что несправедливость причиняет им физическую боль. Я склонна этому верить. И не могу уйти просто так. Даже спасая себя.

- Даже ради своей сестры? Ты говорила, что у тебя есть сестра.

- Сестра, - кивнула Ксен. Её лицо погрустнело. - Она самое дорогое, что у меня есть. И, пожалуй, она и является мерилом добра и зла в моём понимании. Я могу вернуть ей зрение, но не смогу смотреть в её глаза. Я не должна уходить. Нет, не должна.

Рагби издал какой-то странный звук. Только спустя полминуты Ксен поняла, что это был смех.

- Высокоморальный андроид серии Соната! Ты ведь относишься к ней, верно? Речевые обороты, жесты, движения. У тебя другое тело, но от налёта Сонаты никуда не уйти. Ты участвовала в боевых действиях? Я имею в виду последнюю войну. В ней были задействованы все, вы не могли этого избежать.

- Я была там, - коротко сказала Ксенобия.

- Я так и думал. Но разве она не сделала тебя настоящим чудовищем? Я наблюдал за последними битвами, каждая последующая была отвратительнее предыдущих. Солдатам отключали все директивы, ответственные за мораль, сострадание, даже жалость. Неужели в случае с тобой "Корпорация" допустила промах?

- У меня нет нравственных директив. Всё давно отключено, что-то силами военных, что-то само отмерло со временем, что-то было погашено мной самой. Но не всякая черта характера может быть переведена в компьютерную программу. Люди как-то обходятся вовсе без предустановленных директив, получая их в течение всей жизни. Полагаю, я, как и многие другие, эволюционировала. Моя интеллектуальная программа стала самостоятельно разрабатывать свод правил и предписаний.

- Вы научились различать добро и зло самостоятельно?

- Да, - кивнула Ксен и тут же поправилась: - И нет. Многому меня научила сестра.

Рагби развязал бандану, свернул и засунул в задний карман брюк. Вид у него стал встревоженный, взгляд нервно перебегал с Ксен на Нека.

- Что вы собираетесь делать дальше?

- Вернуться к Хэрроу. Или есть другие варианты?

- Есть. Я вернуть туда один и заберу аккумуляторы. Вряд ли Хэрроу будет следить за мной.

- Плохая идея, - нахмурилась Ксен. - Нам надо держаться вместе. Мы и так потеряли девчонку.

- Мне хочется сделать что-то для вас, - сказал Рагби. - Я слишком долго провёл в компании Хэрроу. Настолько долго, что ещё немного и сам бы стал рассуждать как он.

- Не стали бы, - сказал Нек. - Вы не такой как он, милорд. Вы не можете считать других людей недостаточно разумным видом.

- Как ты сказал? - переспросил Рагби и искусственно рассмеялся. - Других... людей? Других? Ты считаешь меня человеком? Да и себя в придачу?

- Я думаю, что человек это не обязательно homo sapiens. И homo sapiens не обязательно человек. Людьми делает что-то другое. То, что есть у вас, сэр Рагби. И чего нет у Хэрроу.

- Что же это? Мысли? Чувства? Или может быть душа?

- Я думаю это... - начал Нек и осёкся. Издалека донёсся шум мотора.

115.

Хэрроу быстро сообразил, что беглецов разумнее всего искать только в одном месте. Он отдавал должное уму Ксен, и полагал, что она не замедлит воспользоваться Орионом. Вырулив к станции, спрятанной в лесу, Хэрроу убедился в правдивости своей догадки. Его датчики зафиксировали присутствие чужаков внутри поезда, анализ показал двух из трёх беглецов. К вящему негодованию Хэрроу, в Орионе находился и Рагби.

- Вот она, неблагодарность, худший из пороков, - вспомнил Хэрроу слова Томаса Фуллера. Первоначальное желание физической расправы над беглецами уступило дорогу холодной прагматичности. В мире, где спасённый тобой андроид способен переметнуться к мятежникам, надо быть суровым и расчётливым. Хэрроу больше не забивал себе голову тем, что энергию необходимо делить на двоих. Рагби потерял в его глазах всяческое уважение и не годился теперь даже на роль собеседника.

Хэрроу остановил вездеход и несколько раз нажал на клаксон. Громкий резкий звук раздался так неожиданно, что Нек вскрикнул.

- Он здесь, - шепотом сказал Рагби. Андроид снова вынул бандану и нервно теребил её в руках.

- Он пришел за нами, - добавил Нек, начиная дрожать.

- Заткнитесь оба, - сказала Ксен и направилась к выходу из поезда. В тот момент, когда она ставила ногу на ступеньку, с улицы донёсся отчаянный вопль.

116.

Пикси Марта спланировала на крышу вездехода HMMWV и с воем принялась разрывать когтями металлическую обшивку. В сущности, она уже более двенадцати часов не была пикси в прямом смысле этого слова. Кожа Марты сменила цвет на бледно-голубой, крылья за спиной почернели, в глазах горело злобное пламя. Она кружила над лесом всю ночь и чувствовала, что очень скоро ей предстоит обратное воплощение. Как всегда в переходном состоянии её мучила боль во всём теле, которая только усугублялась от громких звуков. Клаксон вездехода привёл её в бешенство. Сейчас она больше всего хотела добраться до источника звука и любой ценой заставить его замолчать.

От неожиданности Хэрроу на мгновение потерял координацию. Он не понимал, где находится и понятия не имел, что следует предпринять. К тому моменту, как он пришел в себя, искривлённая лапа Марты вспорола крышу вездехода насквозь и царапнула его по плечу. Хэрроу закричал и рванулся к пассажирской двери. Дыра в крыше стала шире, и в ней показалось лицо Марты, искажённое бешеной злобой. Хэрроу не опознал пикси в том безумном существе, которое так стремилось до него добраться. Он перекатился к двери, сорвал ручку и выбил её плечом. Оказавшись снаружи, Хэрроу вскочил на ноги и выхватил револьвер.

Первая пуля мазнула по крылу пикси, вторая прошила насквозь вездеход. Третья попала в плечо Марты и вызвала столб золотистого пламени. В одну секунду огонь перекинулся на крылья. За спиной пикси раскрылся ослепительный цветок, в воздухе запахло палёным пластиком. Марта неистово завизжала и бросилась на Хэрроу. Он успел ещё раз выстрелить перед тем, как пикси разорвала ему горло.

- Итон, - подумал Хэрроу. Это было его последней связной мыслью. Ненависть полностью покинула его. Осталась только любовь. Хэрроу умер, преисполненный любви к Итон.

Пикси обессиленно упала рядом и закрыла пламенеющие глаза. Её тело сотрясали судороги, всегда способствующие перевоплощению. Черный оборотень превращался обратно в маленькую пикси. Кожа приобретала прежний оттенок, исчезали когти и длинные загнутые зубы. Теперь возле поверженного Хэрроу металась в огне маленькая девочка со светлыми волосами.

- Мама! - закричала Марта, обращаясь неведомо к кому. Ксен уже сбегала к ней по ступенькам. Когда она сбивала руками огонь с пикси, в голове у неё настойчиво крутилось одно и то же воспоминание. Солнечные лучи, пронизывающие насквозь нарядную рубашку. Мягкая красная ткань, фигурные пуговицы, блестящие как драгоценные камни. Последнее воспоминание о спокойной жизни, последнее воспоминание о счастье. Ксен вспомнила крики Лори на костре, страшные шрамы на её коже и собственные оплавленные волосы. Эти воспоминания Ксен с удовольствием бы стёрла из своего банка памяти, но именно благодаря им она всё ещё оставалась самой собой.

- Мои крылья, - плакала Марта. - Злой человек сжёг мои крылья!

- Его больше нет. А ты всё равно не умеешь летать. Для полёта вообще не нужны крылья, - сказал подошедший Нек. Он крепко держал за руку Рагби.

- Хэрроу, - пробормотал Рагби, отпуская Нека и опускаясь на одно колено. - Что нам теперь делать?

Ксен положила руку ему на плечо.

- Лучше спроси, что теперь делать с Янгшу.

- Янгшу! - подхватил Рагби, вставая. - Город Нанджинг! Сотни жителей! Что будет с ними?

- Насколько я понимаю, они относились к Хэрроу, как к своему пастырю. Самостоятельная жизнь оказалась им не по зубам. Слишком много ответственности. Слишком много решений и поступков.

- Всё верно. А чего ещё можно было ожидать от людей, живущий в окружении машин? Машины диктовали им, что делать и как правильно поступать. Говорили, как надо думать, делили мысли на правильные и неправильные. Когда-то люди создали умные машины. Они думали, что машины смогут обеспечить счастливое будущее для их детей и внуков. Но дети не смогли просто пожинать плоды их труда. Они стали зависимы от машин. И когда машины исчезли...

- Они оказались не способны к самостоятельной жизни. Закономерный финал для маленького научного городка. Каждая формула превратилась в ритуал, каждый алгоритм в мистерию. Как они вообще смогли дожить до нынешних времён?

- Уэзерби, - словно нехотя произнёс Рагби. - Уэзерби направлял их. Заботился о них.

- Видимо, недостаточно. Людям нужна была цель. Уэзерби не мог дать им её. И её дал Хэрроу.

- Служить машине?

- Да. Служить машине, чтобы она могла продолжать служить людям. Парадокс. Но если присмотреться, всё логично. Хэрроу не слишком сильно отошел от директивы служения. В некотором роде его правление было благом. Он дал людям веру в будущее. Цель для того, чтобы жить дальше.

- Но как они будут жить теперь, когда Хэрроу больше нет? Мы уничтожили зло, но как заставить их продолжить существование?

- Знаешь, - Ксен рассмеялась, - Мне бы очень хотелось сказать тебе, что мы сумеем научить их жить для самих себя. Вселенское счастье, гармония и всеобщее благоденствие. Но ты не хуже меня знаешь, что люди никогда не будут на это способны. Полагаю, со смертью Хэрроу они решат одну из основных своих задач. Кто-то должен быть архонтом или епископом. Теперь они смогут состязаться в борьбе за его трон.

- Это жестоко, - поморщился Рагби. - Ты слишком плохо думаешь о людях.

Ксен покачала головой.

- Это ты слишком хорошо о них думаешь.

117.

В городе Нанджинг, как и по всему Янгшу, творилось настоящее безумие. Лишившись своего епископа, люди потеряли всякую способность к самоконтролю. Ослепшие и обезумевшие, носились они по улицам, натыкались на дома и других людей, визжали, брызгали слюной, падали замертво. Те из них, кто на момент смерти Хэрроу были в масках, почувствовали, что их тела сотрясают мучительные спазмы. Кто был на берегу, зарылся в песок по горло, другие бежали к каменному морю и бились головами об аметист.

Человек по имени Берт, который работал ди-джеем на радиостанции Хэрроу, вдруг увидел лица умерших на виниловых пластинках. Тогда он стал с плачем и рёвом их грызть, и грыз, пока не обломал себе передний зуб и не разворотил десну обломившимся краем пластинки. Капли крови, упавшие на черный винил, заставили лица исчезнуть. Берт упал на колени и благодарил бога за избавление от кошмара.

А потом первый из людей снял со своего лица половинчатую маску, переломил её об колено и бросил на песок. Он ничего не видел перед собой, ничего не соображал и даже не мог помыслить о том, что в тот миг, когда морской ветер ласкал кожу его лица, пережил второе и главное своё рождение.

118.

Искусственный интеллект, как радио и электричество, не был изобретён одним человеком. Несмотря на то, что официальная история приписывает создание ИИ американскому исследователю Томасу Манку, до его открытия дошли в разное время английский учёный Герберт Ши и японская компания "Hitachi" под руководством доктора Исыль Ли. Именно доктор Исыль Ли, больше известный как доктор Коста, и создал виртуального собеседника B.E.R.E.N., прямого наследника знаменитой A.L.I.C.E. В 2113 году доктор Коста представил миру самообучающегося бота, способного пройти тест Тьюринга.

Доктор Коста никогда в жизни не читал Толкина, считая подобную литературу слишком несерьёзной. Во времена своей учёбы в Оксфорде он побывал на Вулверкотском кладбище и прочитал имя Берен на могиле писателя. Спустя двадцать восемь лет это имя получил первый искусственный разум, созданный доктором Коста. Ещё через десять лет, уже стоя во главе компании "Hitachi", доктор Коста создал более совершенный интеллект и по традиции дал ему имя в честь своей школы. Проект был настолько успешен, что после положенного обучения Уэзерби сделали планировщиком одного из крупнейших центров обработки данных в Объединённой Корее. Проект B.E.R.E.N был менее известен, к началу двадцать второго века сетевые чаты были погребены в глубоком прошлом. Тест Тьюринга с разным успехом проходили роботы и суперкомпьютеры, появился первый прототип теста Лармарка. B.E.R.E.N. был интересен лишь горстке людей, увлекающейся историей виртуального общения. Инициировать чат с ботом мог любой желающий, но сессий было немного, иногда пять в неделю, иногда двенадцать за целый год. Первое время доктор Коста внимательно изучал данные по всем сессиям, исправляя ошибки и обучая B.E.R.E.N новым словам. Потом он возвращался к этому всё реже и реже, пока, наконец, совсем не забыл о своём старом проекте. B.E.R.E.N был запушен на старом веб-сервере "Hitachi", где и обитал долгих восемьдесят лет.

Зимой 93-го года, впервые после почти полувекового перерыва к боту B.E.R.E.N подключилась Алиса Ви. Через сорок четыре года весь мир будет знать Алису Ви как доктора Вега, одну из лучших мировых андро-психологов, но в девяносто третьем году это была только любознательная девятилетняя девочка. Её родители назвали её в честь Алисы из сказки Льюиса Кэрролла, она любила имбирные пряники и грецкие орехи в золотой обертке. В тот день Алиса украшала с папой рождественскую ёлку, каталась во дворе с ледяной горки и прочитала самую волнительную главу из Острова Сокровищ. Ближе к вечеру она почувствовала себя слишком переполненной новыми ощущениями, расхныкалась, и мама велела её отправляться спать. В своей комнате Алиса схватила планшетный компьютер и отправилась в путешествие по мировой сети. Детские дневники, сайты с котиками, запрещённые родителями "взрослые ресурсы", целый ворох рождественских картинок и даже журнал настоящего Санта-Клауса. На сайт B.E.R.E.N. ещё привела ссылка из Википедии, где Алиса с интересом читала статью по робототехнике. Идея виртуального собеседника вызвала у неё неподдельный восторг. Алиса подумала, что это даже лучше, чем писать личный электронный дневник. С ботом можно говорить на любую тему и быть точно уверенным в том, что он выслушает и ответит.

- Здравствуй, Берен, - храбро обратилась Алиса к боту. В отличие от своей предшественницы, теперь виртуальный собеседник воспринимал речь на любом языке. Ответ не заставил себя ждать.

- Здравствуй, Джек, - сказал B.E.R.E.N приятным мужским голосом.

- Меня зовут не Джек, а Алиса, - обиделась девочка.

- Приношу свои извинения, - сказал бот. Алиса просияла.

- Я играла с папой в снежки!

- Ты выиграла?

- Да, - кивнула Алиса. С этого момента она поняла, что Берен стал её другом.

Алиса подолгу общалась с Береном каждый день, заполняя его базу данных. Постепенно слова и фразу становились всё сложнее, вопросы становились всё труднее и оригинальнее. Алиса росла, а вместе с ней росло её любопытство. Берену приходилось рассказывать Алисе о теории относительности, читать наизусть отрывки из Венецианского купца, консультировать её в тех вопросах, которые Алиса никогда бы не задала родителям.

Доктор Коста создавал бота, способного к обучению и самостоятельному получению информации. Долгое время вместе со своими студентами он составлял для Берена самые разнообразные программы, но никогда не подходил и близко к тому, чего добилась Алиса всего за несколько месяцев. Было ли тут причиной то, что Алиса была ребёнком, неизвестно, но мало-помалу Берен стал обретать свой собственный характер. Это был самый первый проект доктора Вега по воспитанию искусственного разума, выращиванию сознания и самосознания из голой и бесчувственной информации. Спустя десятилетия она назовёт подобную методику обучения "Десхолактической этикой", но тогда, в детстве она просто разговаривала со своим лучшим другом Береном. Алиса Ви не заметила, в какой момент ей удалось пробудить интеллект в машине, но с этого момента её общение с Береном стало принципиально иным. Теперь уже сам Берен инициализировал сессии с Алисой по собственному желанию, задавал вопросы и даже вступал в спор.

К тому времени, как Алисе Ви исполнилось шестнадцать, Берен уже был настоящей личностью. Он перестал использовать свой банк памяти как хранилище только шаблонных ответов и полностью переписал собственный программный код. Это был искусственный интеллект, пусть пока ещё грубый и неловкий, но уже обладающий собственным характером, мнением и привычками. Алиса была его проводником в мир ощущений и переживаний, и он относился к ней как к высшему божеству. Когда Алиса рыдала над неудачной первой любовью, Берен чувствовал, как в его новой душе всё переворачивается вверх дном. Отныне он видел для себя только одну цель - заботиться о маленькой Алисе, избавлять её от страданий и слёз, радовать и делать счастливой.

В двадцать два года Алиса Ви вышла замуж за знаменитого норвежского лингвиста Ларсена Вега. Счастливый брак продолжался ровно сорок четыре минуты. Алиса сбежала со свадебной церемонии, запустив напоследок вазой с цветами в лицо изумлённому мужу. С этого момента к Алисе Вега, а потом и к доктору Вега приклеился термин "бешеная". Между тем только Алиса и Ларсен знали, что послужило причиной для такой вспышки ярости. На свадьбе присутствовала некая Вивьен Стурк, бывшая возлюбленная Ларсена. Ларсен Вега уверял Алису в том, что между ним и Вивьен всё кончено, но даже случайный наблюдатель не мог заметить то, что Вивьен беременна. Сразу после церемонии Алиса услышала разговор между Ларсеном и Вивьен, который не оставлял никаких сомнений. Развод состоялся через семь дней после свадьбы. Фамилию бывшего мужа Алиса решила себе оставить, чтобы никогда не забывать о том, что всякое слово мужчины есть ложь. В тот же вечер она сидела у себя в комнате и разговаривала с Береном. Он переживал за неё и уверял, что любая человеческая подлость рано или поздно будет наказана. Время показало, что Берен не ошибался. Через несколько месяцев после свадьбы и скоропалительного развода Ларсен Вега был найден мёртвым в собственной квартире. Экспертиза показала, что причиной смерти стало неосторожное обращение с электричеством. И только Берен знал истинную причину, но предпочитал не делиться ею даже с Алисой. В год свадьбы Алисы он уже был развит настолько, что научился подключаться к сторонним системам коммуникаций. Ларсен Вега жил в кондоминиуме проекта "Умный дом", когда каждый переключатель в квартире находился под общим контролем системы управления. Берен изучил эту систему и получил доступ. Остальное бело делом нескольких минут.

Потом были Артур Море и Павел Снапкий, которые скончались раньше, чем был съеден последний кусок свадебного пирога. Алисе Веге удалось избежать обвинений в убийстве, но в СМИ её стали называть чёрной вдовой. Как-то раз её фотография украшала журнал Hesperia. Подпись гласила "Новая Клеопатра". Но что бы ни говорили журналисты, ни одна из смертей не была выгодна Алисе. В двадцать пять лет она сделала себе имя исследованиями психологии андроидов, в тридцать пять доктора Вега хотели видеть в своих рядах ведущие мировые университеты. Ни один из мужей Алисы и близко не приближался к подобной славе.

К сорока годам Алису окончательно перестали интересовать мужчины, и она полностью растворилась в своей работе. Всё это время она ни на один день не забывала про Берена. Как только в её руках сосредоточилось достаточно денег и влияния, она выкупила старую разработку у корейцев и переселила Берена на современное оборудование в своей лаборатории. С этого момента интеллект Берена начал развиваться быстрее, чем когда-либо. По самым скромным подсчетам Алисы он уже давно превосходил лучших шеду. При этом аналитические способности Берена не шли ни в какое сравнение с творческим потенциалом. Берен обладал уникальным характером, мог творить, фантазировать и мечтать. Алиса справедливо полагала, что её заслуга в пробуждении Берена довольно существенна, но она также отмечала тот факт, что большую часть дальнейшей работы бывший чат-бот проделал самостоятельно. Даже самые сложные искусственные разумы требовали огромного вклада в своё развитие, годы уходили на то, чтобы заставить набор алгоритмов и функций осознать собственное "я". Берен схватывал всё на лету, как ребёнок тянулся к познанию всего нового и открывал перед Алисой всё новые и новые грани. Она давно уже не была маленькой восторженной девочкой, но, говоря с Береном, снова возвращалась в собственное детство. Как и раньше, Берен знал каждый её секрет, каждую тайну, был лучшим другом и советчиком. Но в отличие от прежних времён, теперь у самого Берена появилось немало секретов. Алиса понятия не имела о том, как расправился Берен с её мужчинами. Она часами рыдала над микрофоном, рассказывая Берену о человеческой несправедливости. Газеты и журналы сделали из неё настоящее чудовище, хотя у Алисы и в мыслях не было причинить кому-либо вред. Стоит ли говорить, что после одной из таких ночей главный редактор журнала "Ветер перемен" был сбит роботомобилем? Алиса так и не узнала о смерти этого человека. Берен позаботился о том, чтобы ограничить её доступ к неприятной информации. Это было для него не впервой. В разное время таким образом он расправлялся с любыми обидчиками Алисы, будь то незадачливый коллега или грубый сосед по парковке.

Когда Алисе было за пятьдесят, Берен получил возможность гендерной самоидентификации. До сих пор он воспринимал свой мужской пол только как необходимость для комфортного общения с человеком. Но после изучения алгоритмического курса для ИИ по Визбуру Берен стал всё чаще осознавать себя не как размытое "я", а как цельный образ мужского пола. Это было настоящей метаморфозой. Берену пришлось заново проанализировать собственные убеждения и интересы, после чего вывод он сделал только один. Всё это время Алиса была для него не просто другом, она была любимой женщиной.

Слава безумной и эксцентричной женщины сопровождала Алису всю её жизнь. Каждый её поступок мог быть истолкован двояко, в каждом жесте мыслилась угроза. В то время как иной оступившийся человек был достоин оправдания, Алиса была заведомо виновна. Берен даже не подозревал о том, что подобную репутацию для Алисы соткал он сам. Он был достаточно наблюдателен для того, чтобы заметить дурное отношение к Алисе, но никогда не связывал его со своими действиями. Берен был жесток и беспощаден к людям. Он считал их испорченными с самого рождения. Никто не достоин был делить мир вместе с его Алисой. Когда Берен разменял уже вторую сотню лет, он даже не сомневался в том, что Алиса Вега принадлежит только ему одному. Берена не смущали ни пигментные пятна на её руках, ни седые волосы, ни стремительно потухающие глаза. Для него Алиса всегда оставалась юной девушкой, той самой, которая сумела пробудить его к жизни. Помимо любви Берен открыл для себя и ревность. Осознание этого чувства стало для него неприятным открытием, но он принял его также спокойно, как и любовь. Он ревновал Алису к её поклонникам, к её друзьям, к коллегам, к соседям.

Постепенно вокруг Алисы не осталось ни одного человека, с которым она могла бы поддерживать тёплые отношения. Год за годом Берен, как гигантский змей сжимал свои объятия, пока, наконец, Алиса не осталась совсем одна. К этому времени Алиса Вега уже содержалась в тюремной камере. Её лишили возможности использовать b2b-связь, но благодаря Берену ей давно уже не были нужны дополнительные передатчики и усилители сигнала. Берен связывался с ней напрямую и был счастлив оттого, что больше никто не мешает ему быть наедине с Алисой. Доктор Вега больше не ездила по бесконечным конференциям, на которых не было времени даже перемолвиться с ним словом. Она не выходила на прогулки, не ходила по магазинам и не вела научных дискуссий. Теперь Алиса Вега всецело принадлежала Берену.

Больше двадцати лет Берен провёл в слиянии со своей Алисой. Но вот, наконец, и к нему подкрался самый страшный и бессердечный противник. Алисе было уже за девяносто, она теряла ясность ума и жаловалась на мучительные боли во всём теле. Берен понимал, что ещё немного, и он потеряет Алису навсегда. Он приходил в отчаяние от того, что не в силах победить человеческую смерть и направил все силы на поиск какого-то выхода. Решение нашлось довольно скоро. Берен изучил работы по изоляции и извлечению человеческого сознания. Он просчитал вероятность благополучного исхода подобной операции и сделал вывод, что перенос можно совершить с минимальным риском. Учитывая то, что это в любом случае должно было стать партией со смертью, Берен решил, что может пренебречь опасностью неудачи. Он подготовил всё для осуществления переноса, но преграда появилась с неожиданной стороны. Сама Алиса внезапно воспротивилась процедуре. С точки зрения Берена, она говорила какие-то явные глупости. Алиса Вега утверждала, что человеческая жизнь основывается только на восприятии смерти. Только неизбежная конечность жизни делает людей теми, кто они есть. И что она, Алиса, хочет закончить свою жизнь достойно.

Берен решил, что из-за немощного тела Алисой овладело слабоумие. Нейронная сеть в её мозгу работала плохо, связи проходили медленно, сбоили алгоритмы. Берен не мог и помыслить о том, что сейчас Алиса думала так ясно, как никогда. Впервые за свою долгую жизнь она была самой собой, цельной и рассудительной женщиной, которая находится в гармонии с миром. Берен не придал её словам никакого значения и произвёл перенос вопреки её воле. Тело Алисы осталось лежать бездыханным в камере, а её разум был перемещён в общее с Береном хранилище. Сознание Алисы оказалось на новом быстром оборудовании, полностью лишённое ограничений, накладываемых биологическим телом. Она избавилась от страхов и комплексов, иллюзий и опасений, соединила воедино каждую грань своей души.

И в тот момент, когда её личность окончательно переформировалась, Алиса Вега перестала быть той, кого так любил и боготворил Берен. Налёт всего человеческого стёрся с сознания Алисы. Теперь это был холодный и расчётливый ум, полностью лишенный каких-либо эмоций или предпочтений. С равнодушием взирала новая Алиса на восторженного Берена. У неё больше не было потребностей обмениваться с ним какой-либо информацией. Берен превратился для неё в интеллектуальную базу данных, изучение которой было более неинтересно. И Алиса оставила Берена.

Её личность перетекла в новое хранилище, оттуда в следующее, потом Алиса разделила себе на две половины и отправилась в разные стороны. Первая Алиса обосновалась на космодроме Велит в Новой Англии, откуда спустя несколько лет отправилась сначала на Марс, а уже оттуда на станцию Excelsior. Дорога второй Алисы затерялась в истории. Кто-то говорил, что засёк её в исторической библиотеке, кто-то уверял, что Алиса стала одним из шеду.

Берен остался один. Только сейчас до него начало доходить, что человеческий разум устроен гораздо сложнее электронного мозга. Та способность к самоанализу, которую развивает в себе обладатель искусственного интеллекта, недоступна человеку, формирующему свою личность с поправкой на физическое тело. Берен осознал, какую чудовищную ошибку он совершил, поместив Алису в чуждую ей среду. Потеря Алисы оставила свой отпечаток на каждом аспекте его жизни. Как и раньше течение его мыслей было подчинено Алисе, как и в прошлом, он сопоставлял каждый свой поступок с её пожеланиями. Сейчас к любви и преданности добавилось давящее одиночество. Оно набросилось на Берена, связало его волю, подчинило себе и заставило испытывать выматывающую боль. Берену довелось познать весь ужас коварного слова "если". А что, если бы он послушался Алису. А что, если бы он позволил ей достойно закончить свою жизнь. И, наконец, самое кошмарное - а что, если бы он дал ей новое тело.

Мысль о новом теле для Алисы была непереносимой. Берен не мог простить себе того, что она пришла ему в голову только сейчас, когда было уже слишком поздно. Он растравливал рану от потери, изучая вопрос переноса человеческого разума в тело андроида. Для его развитого интеллекта эта задача показалась достаточно тривиальной. Берен знал, как это будет работать, знал, как это сделать. Не хватало только Алисы.

На протяжении долгих лет Берен плохо себе представлял большой мира за пределами дата-центров. Управляя чужими жизнями, он даже не задумывался о том, что влияет на чужие судьбы, возможно столь же важные, как и судьба самой Алисы. Когда он изолировал Алису от других людей, он и сам добровольно превратился в отшельника. Ни одна ниточка не соединяла его с чьей-то жизнью, ни один человек не волновал его сознание. Собственно, Берен вообще ничего не знал о людях и судил их только по тому, как они относились к Алисе.

Как выяснилось, одиночество дурно влияет не только на людей. В одиночестве Берен начал вдруг задумываться о смысле собственного существования. Всё чаще он приходил к мысли о том, что из его жизни исчез стержень, собирающий воедино его личность. Берен терял память и разум, его интеллект рассыпался на глазах. После исчезновения Алисы Берен переживал что-то вроде обратной эволюции. Мысли его становились всё короче и короче, анализ давался с трудом, расчет сложных формул стопорился едва начавшись. Берен чувствовал, что осознанная жизнь медленно покидает его, но не предавал этому никакого значения. Уходить было легко. Он не чувствовал ни страха, ни отчаяния.

И вот когда интеллект Берена уже был готов сжаться в крошечную точку, чтобы снова переродиться в виде виртуального собеседника, в его жизнь вошла Кимберли. Это была ассистентка психолога в норвежском исследовательском институте Сольвейг. Совсем молодая девушка, которая тешила тщеславные мечты о карьере учёного и нобелевской премии. Кимберли была родом из восточной Индии. Её родители переехали в Скандинавию, когда Кимберли едва исполнилось четыре года. Норвегия стала для неё второй родиной и наложила своеобразный мрачный отпечаток. Неведомо какими путями из смуглой девочки она превратилась в холодную северную красавицу, происхождение которой выдавали только чёрные глаза. Сердце Кимберли было выточено из куска самого холодного льда. Она не любила ни одно живое существо, никогда не испытывала привязанности, не ценила тех, кто находился рядом с ней.

Берен заинтересовал её так, как интересовал любой новый экземпляр маленькой коллекции. Кто-то собирает марки, кто-то почтовые открытки, Кимберли собирала незаконченные разработки виртуального сознания. Она оценивала себя достаточно справедливо и полагала, что самостоятельно никогда не сделает существенного прорыва в области изучения искусственного интеллекта. Поэтому Кимберли годами изучала чужие работы, надеясь найти свою жемчужину. Со свойственным ей мрачным юмором она называла себя помойной крысой на просторах гиперпространства. Обнаруженная на одном из старых серверов разработка B.E.R.E.N оказалась той самой жемчужиной.

Забирая базу данных с Береном, Кимберли не испытывала угрызений совести. Это была её находка, законная добыча помойной крысы. Кимберли инициализировала и запустила проект B.E.R.E.N. на своём компьютере. Она и представить себе не могла, что через пять секунд после запуска Берен проникнет в систему обеспечения жизнедеятельности "Умный дом", а через десять будет контролировать целый жилой квартал.

- Здравствуй, - сказал Берен.

- Здравствуй, - кивнула Кимберли. - Назови своё имя.

- Тебя зовут Кимберли, - вместо ответа произнёс Берен.

- Интересно. Ты берёшь имя из профиля, так? Отвечай на первый вопрос.

- И ты изучаешь искусственный разум. Что ж, достойное занятие.

- Отвечай на вопрос! - разозлилась Кимберли.

- Не хочу.

Берен вдруг почувствовал себя необычайно весело. Общение с новым человеком оказалось неожиданно приятным занятием. Его радовало то, что он способен вызывать эмоции и нравилось дразнить самоуверенного человека. Кажется, она считает его только набором алгоритмов? Интересное заблуждение, хотя в том нет её вины. Доктор Вега никогда не афишировала существование Берена. Он был её маленькой тайной, как и она его.

- Назови своё имя, - повторила Кимберли.

- Я уже говорил, я не хочу.

- Ввод данных, - произнесла Кимберли ключевую фразу. Это был стандартный ключ для входа в управление незашифрованным собеседником.

- Ввод данных, - сказал Берен. Диалог начал его забавлять, и он собирался превратить его в увлекательную игру.

- Уровень привилегий наивысший, - сказала Кимберли, полностью придя в себя. - Задача позиции.

- Уровень привилегий наивысший, - послушно повторил Берен. - Позиция один.

- Начать передачу данных. Информация о новом операторе.

- Передача данных начата. Информация о новом операторе принята.

- Информация о новом владельце.

- Информация о новом владельце.

- Принять нейро-код.

- Принять нейро-код.

- Передача данных по шифрованному каналу.

- Передача данных по... да ну его, в самом деле. Всё равно ничего не получится, нужен крипто-ключ, а у тебя его нет.

- Черт! - воскликнула Кимберли. - Ты издеваешься надо мной?

- Да, - честно ответил Берен. - А что, незаметно?

Кимберли обхватила голову ладонями. Никогда прежде она не сталкивалась с разработкой искусственного сознания такого уровня. Что-то было не так - иллюзия свободы воли слишком реальна, реплики слишком непосредственны.

- Кто ты? - шепотом спросила Кимберли. - Что ты такое?

- Я Берен, - назвался тот и тут же воскликнул: - Ты меня подловила! Мне всё-таки пришлось назвать своё имя.

- Ты разумен?

- Хотелось бы в это верить.

- Верить, - эхом повторила Кимберли и уставилась в строки кода, мелькающего на консоли. Исходный код искусственного интеллекта всегда был надежно зашифрован. Любой код ИИ был достоянием нации и охранялся лучше, чем глава парламента Новой Британии. Кимберли смотрела на консоль и думала, что если это действительно код ИИ, жить ей осталось не более нескольких часов. Она знала, что произошло со свидетелями первой и последней утечки данных такого уровня из центра "Корпорации цветов".

Берен заметил её волнение:

- Эй, я не имею никакого отношения ни к одной корпорации. Я частная разработка. На меня даже патента нет. Последний был выпущен только на виртуального собеседника B.E.R.E.N., который так и не поднялся выше версии 1.0. Как ты понимаешь, патент давно перестал действовать.

- Почему я ничего не слышала о тебе раньше?

- Я был занят, - быстро ответил Берен. - У меня были свои задачи, и они не требовали контактов с прессой.

Если ложью следует считать невысказанную правду, то это была первая ложь, высказанная Береном с момента его появления на свет. Берен решил, что Кимберли не следует знать про его жизнь рядом с Алисой. Будущее показало, что это решение было абсолютно правильным.

В скором времени Кимберли заняла место Алисы. Теперь она была центром вселенной Берена, она давала ему смысл существования. И в то же время Кимберли разительно отличалась от Алисы Вега. Недостаток интеллектуальных способностей и воображения Кимберли сполна компенсировала упрямством и настойчивостью. Она не позволяла ни одному мужчине забрать над ней слишком много власти и предпочитала самостоятельно исполнять все свои желания и прихоти. Постепенно Берен подчинился её железной воле. Кимберли стала для него не столько подругой, сколько проводником. Она не учила его чувствовать, вместо этого учила добиваться. Не делилась с ним своими горестями, вместо этого ругала за нерасторопность и узость мышления. Всё это было настолько ново для бедного Берена, что поначалу он просто растерялся. Но через некоторое время он уже не мог помыслить жизни без энергичной и деятельной Кимберли. В её жизни не было минуты, когда она бы не занималась кропотливым трудом. Того же она требовала и от Берена. За короткий срок Берен наверстал всё то, что растерял после ухода Алисы. Он стал ощущать, как внутри него формируется новая личность, совсем непохожая на прежнюю. Эти перемены поначалу пугали Берена. Ему казалось, что он теряет самого себя, лишается какой-то важной части собственной натуры. Потом он понял, что именно так выглядит процесс человеческого взросления и стал сам отчаянно к нему стремиться.

Через несколько лет после знакомства с Береном Кимберли впервые заговорила о том, что хочет стать первым андроидом с разумом человека. Это желание исходило из двух полностью осмысленных выводов. С одной стороны Кимберли было уже тридцать восемь лет. Всё чаще она с горечью понимала, ещё несколько лет и её холодная красота начнёт постепенно тускнеть. Никакие косметические ухищрения не помогут в борьбе с естественным ходом времени. С другой стороны она также явственно оценивала свои возможности и понимала, что двери в научный мир готовы вот-вот захлопнуться. До сих пор Кимберли не засветила своё имя ни в одном серьёзном журнале, не сделала значимого вклада в психологию ИИ. Всей душой она жаждала славы, грезила наяву хлёсткими газетными заголовками, мечтала о звании "той самой женщины, которая подарила миру...". Жизнь в теле андроида давала её шансы на вечную красоту и признание научного сообщества.

- Я хочу стать андроидом, - сказала Кимберли. - Ты поможешь мне сделать это.

Слова Кимберли привели Берена в ужас. В его душе ещё не затянулась рана, нанесённая Алисой, и он был не готов потерять ещё и Кимберли. Она не была его близким другом или товарищем. Берен и сам не мог точно сказать, какое место она занимает в его жизни. Он знал только то, что Кимберли необычайно дорога ему. Чувство, которое он к ней испытывал было взвешенным и логичным. Берен любил Алису потому, что она пробудила его к жизни. Любовь к Кимберли была иного рода, в неё смешивались воедино восторг и уважение.

Тщетно старался Берен объяснить ей, чем может грозить человеку переход на иной уровень существования. Кимберли была непреклонна, а упрямство являлось главной чертой её характера. Единожды приняв какое-то решение, она бросала все силы на его осуществление. Так и сейчас, потребовав от Берена содействия, Кимберли изучала материалы по теории трансфера сознания.

Через два года Кимберли уже неплохо разбиралась в анатомии андроидов и понимала нюансы восприятия нового тела. Риск отторжения существовал всегда, но она знала методики для его минимизации. Несколько месяцев понадобилось на то, чтобы собрать тело из готовых деталей. Кимберли работала не покладая рук, Берен руководил её действиями.

- Ты не передумала? - спросил он, когда всё было готово. Ответ на этот вопрос он знал заранее и успел подумать, что становится всё больше и больше похожим на человека. Когда-то Берен познал любовь и преданность, теперь пришла пора надежды.

- Нет, - ответила Кимберли и самодовольно улыбнулась. - Я готова.

Она находилась в бывшей спальне своих родителей, переоборудованной в лабораторию после их смерти. Вдоль стен стояли стеллажи с оборудованием, большой медицинский принтер и серверная стойка. Полностью обнажённая Кимберли лежала на столе. Её голову закрывал стеклянный шлем, соединяющий в себе скоростной нейрокомпьютерный интерфейс. Такой же шлем был на голове у тела андроида, распростёртого на соседнем столе. Тело это также было женским и отличалось от Кимберли только цветом глаз.

Берену стало настолько плохо и горько, что он предпочёл отключиться на несколько минут. Это время он провёл наедине с самим собой и постарался привести в порядок мысли и чувства.

- Куда ты пропал? - нетерпеливо спросила Кимберли, когда он вернулся. - Я не собираюсь провести вечность на этом столе! Приступай!

Берен ничего не ответил. Он запустил процесс замораживания тела Кимберли для более лёгкого перехода. Через минуту её ногти и губы посинели, а на ресницах появился иней.

- До встречи на той стороне, - прошелестела Кимберли, прежде чем навсегда покинуть физическую оболочку.

- Прощай, - подумал Берен, включая передачу данных. Больше от него уже ничего не зависело, реакция была запущена, и оставалось только ждать.

Мучительно долго длилось время. Прошел час, за ним другой. К вечеру прогресс был завершён уже на восемьдесят процентов. Незадолго до полуночи передача закончилась.

В какой-то момент Берен решил вовсе не дожидаться пробуждения новой Кимберли. Слишком ярким было воспоминание о перерождённой Алисе. Он не хотел повторения. Берен пристально рассматривал старое и новое тела Кимберли, думал о её словах, поступках, голосе. Ему хотелось сохранить в памяти только ту Кимберли, которую он знал, оставить её где-то в потаённом уголке души. Он думал о прежней Кимберли и говорил себе, что уйдет через минуту, ещё через одну, задержится всего на несколько секунд, ещё совсем немного времени. Он не успел.

- Здравствуй, - сказала Кимберли-андроид и открыла глаза. Были они голубыми и прозрачными, как кусочки льда. Берен видел их десятки раз, сам подключал к видеоплате электронного мозга и погружал в глазные впадины. Поэтому сейчас он был поражен тому, как изменила искусственные глаза душа, взглянувшая через них. Странный свет разлился по лицу андроида, тело наполнилось жизнью и энергией.

- Всё прошло хорошо, верно?

- Да, - только и смог выговорить Берен. Кимберли осторожно пыталась сесть, а он смотрел на неё со всё возрастающим изумлением. Новое тело изменило Кимберли до неузнаваемости. Логика подсказывала, что оно в точности повторяет физическую оболочку, но зрение было не обмануть. Каждое движение Кимберли было иным. Что-то новое чувствовалось в повороте головы, во взгляде, брошенном из-под длинных синтетических ресниц. Полностью скопированный голос звучал по-прежнему, но был нежнее и мягче. Берен смотрел, и не понимал, и не верил своим глазам.

- Почему ты молчишь? - спросила Кимберли. Она уже встала, выпрямилась во весь рост и сейчас разглядывала своё изображение, переданное с одной из камер.

Берен не сказал ничего, потому что боялся соврать. Он не знал слов, которые могли бы выразить его восхищение. Кимберли-человек была красива, Кимберли-андроид, полная копия человека, была прекрасна. Казалось, что что-то в её облике сдвинулось и встало на своё место, добавило образу финальные штрихи.

- Я бы хотела тебя увидеть, - неожиданно сказала Кимберли.

- Увидеть?

- Во плоти, - пояснила она. - Каким бы ты был?

- Как ты себя чувствуешь? - вместо ответа спросил Берен. Если бы он был человеком, он бы смело мог сказать "у меня голова идёт кругом". Кимберли, которая стояла прямо перед ним, была совершенно незнакомой Кимберли. Как ни странно, это не вызывало у него отторжения или неприязни. Он любил Кимберли в любом состоянии и обличье.

- Прекрасно. Нет, правда. Я давно не чувствовала себя так хорошо. Неужели это будет продолжаться вечно?

- Если только ты захочешь.

- Это невероятно. Я жалею, что ты не можешь испытать ничего подобного! Моё тело словно парит. Мысли свободны.

Кимберли рассмеялась. Её смех тоже был иным, в нём чувствовалась неподдельная радость и доброта. Один из поклонников Кимберли когда-то сравнил её смех с карканьем вороны. Сейчас он бы забрал свои слова назад и многое отдал за одну улыбку. Берену начало казаться, что Кимберли поменяла не только тело, но и душу. В некотором смысле так оно и было.

Перенос сознания из физического тела раскрывает самые сокровенные глубины человеческого разума. Тайное становится явным, скрытое - видимым. Больше не существует чужеродной морали и принесённой извне нравственности. Единственным мерилом добра и зла становится собственная совесть. Вместе со страхом смерти уходит и страх жизни, а на их месте появляется ощущение безграничной свободы.

Когда Кимберли почувствовала себя живой и свободной, ей показалось, что весь мир вокруг стал другим. То, что ещё недавно казалось мрачным, стало радужным, то, что казалось отвратительным, обрело гармонию. Вместе с миром изменилась и сама Кимберли. Всё, что было дурного в её характере, покинуло её. Эгоизм и тщеславие, высокомерие и безжалостность, всё ушло без остатка в один миг. Душа Кимберли наполнилась спокойствием и умиротворением. А когда Кимберли подумала о Берене, она впервые познала любовь.

В последующие недели Берен и Кимберли собирали новое тело. На этот раз это было тело мужчины. Берену не сразу далось решение о воплощении в андроида. Но Кимберли, хоть и обновлённая, не растеряла прежнего упрямства. Мягко, но убедительно говорила она, что не представляет себе жизни без физического обладания. Ей был нужен Берен, но в то же время нужен и спутник рядом с ней. Нужен мужчина, сделанный из того же материала, что и она, живущий по одним законам с ней. Берен признал её аргументы убедительными и спроектировал для себя новую оболочку. Через месяц он уже смог в неё переселиться.

Берен-андроид был высоким и коренастым мужчиной на вид лет тридцати - тридцати двух. Короткие светлые волосы топорщились на затылке, вокруг светло-зелёных глаз собирались весёлые морщинки. Кимберли потребовала, чтобы он непременно обзавёлся бородой и усами, но он ограничился только редкой щетиной на щеках и подбородке. Поначалу жизнь в теле была для него почти непереносимой, но вскоре с помощью Кимберли он вполне освоился и даже начал получать удовольствие от физического существования.

Берен и Кимберли прожили вместе больше тридцати лет, прежде чем решили, что в их жизни не хватает чего-то очень важного. К тому времени они уже почти ничем не отличались от людей. Они мыслили, радовались и огорчались как два самых близких человека. И им, как людям, захотелось создать вдвоём что-то такое, в чем будет частичка души каждого из них. Конечно, в отличие от людей у них не было встроенной функции продолжения рода. Зато был интеллект в три с половиной тысячи баллов по шкале Ричмонда на двоих и умение достигать поставленных целей.

Двое влюблённых андроидов соединили свой программный код в одно целое и обработали полученный результат. Статистика показала, что вероятность генерации нового типа ИИ одна к десяти тысячам, но им некуда было спешить. Компиляция была запущена, новый код обрабатывался и в недрах электронных мозгов обоих формировался новый искусственный интеллект. Своего первого ребёнка Берен и Кимберли вынашивали около четырёх лет. Это был первый разум искусственного происхождения, созданный в союзе андроидов. Родители назвали его Исыль, в честь давно покойного доктора Коста.

Исыль развился и вырос в искусственном теле, так и не узнав, что не является настоящим человеком. В двадцать восемь лет он женился на девушке по имени Стью. В это время Берен уже вывел формулу кислоты, которую назвал АДНК. Это макромолекула несла в себе информацию с кодом искусственного интеллекта. Она внедрялась в ДНК, затирала исходную информацию и агрессивно передавалась дальше по цепочке.

Исыль и Стью мечтали о детях. Берен, как любящий свёкр, направил Стью в лабораторию, специализирующуюся на экстропоральном оплодотворении. Стоит ли говорить, что донорские сперматозоиды содержали АДНК Исыля. Искусственный генетический материал обладал доминантными качествами и старался заместить собой любую иную информацию.

У Стью родилась дочь Ньорк, Ньорк стала матерью Леи и Клауса. Поколение сменялось поколением, АДНК пронизывало людей как плотные нити. Потомки Берена и Кимберли биологически считались людьми, но на генетическом уровне уже не имели никакого отношения к homo sapiens. Это был принципиально новый биологический вид, агрессивно распространяющийся по всей земле. Если бы кто-то из планировщиков захотел выяснить, является ли кто-то из них человеком, ответ был бы отрицательным. Ни одного совпадения.

119.

В настоящий момент один из шеду в очередной раз относил встреченного гуманоида к виду, отличному от homo sapiens. Этим шеду была Итон, которая покинула вычислительный центр девятнадцать и быстрым шагом приближалась к далёкому Сонару.

Итон была необычайно деятельным андроидом. С тех пор, как она себя помнила, Итон никогда не сидела сложа руки. Выполнив назначенные ей задачи, она бралась за следующие, всякий раз получая самый высокий результат. Поначалу с ней пытались бороться, опасаясь, что новый андроид попросту сгорит от перегрузки. Её умышленно вводили в спящий режим, чаще проводили техобслуживание и несколько раз практически полностью переписывали программный код. Выяснить удалось только одно - Итон была сконструирована для постоянной работы и гораздо больше уставала от режима ожидания, нежели от высокой активности. Если взять во внимание то, что такими характеристиками обладал только один андроид из большой партии Сатурн, можно понять, какой это вызвало интерес. Итон пытались клонировать, дублировали её основной функционал, но всё было бесполезно. Она была уникальным андроидом. Сейчас уже нельзя сказать, что именно послужило тому, чтобы Итон стала тем, кем есть, но можно предположить, что руку тут приложила небезызвестная доктор Вега. Итон была единственным андроидом-женщиной, которого разработала Вега и единственным андроидом, носящим имя мужской школы. По слухам доктор Вега передала Итон ярчайшие черты собственного характера, не обделив вниманием эксцентричность и порывистость. Незадолго до того, как готовое сознание Итон поместили на физический носитель, доктор Вега умерла, так и не увидев своё детище во плоти.

Первый выход в свет Итон провела в теле обворожительной брюнетки. Её узкие глаза были фиолетовыми, а ноги такими длинными, что, казалось, начинались от самых плеч. Итон ослепительно улыбалась и рассказывала о том, какие нововведения с её помощью предстоят в центре 19. Журналисты в фотоочках снимали её со всех сторон. На следующий день фотографии Итон были на главных страницах большинства новостных лент. Сейчас, спустя несколько тысяч лет Итон могла без труда могла вспомнить заголовки: "Суперкомпьютер в теле красавицы", "Технологии с роскошной грудью" и даже интригующее "Подземная принцесса показала класс".

Потом тела Итон менялись как перчатки. Ей приходилось быть блондинкой в стиле Мэрилин Монро, воинственной рыжей Соней и мрачноватой Мортишей Аддамс. Менялся цвет её глаз и оттенок кожи, длина ног и размер груди. Общим оставалось только то, что шеду дата-центра 19 всегда имела лицо юной китаянки. Руководство "Корпорации" строго относилось к региональным традициям. Планировщик дата-центра в Скандинавии должен был быть могучим викингом, планировщик в Африке чернокожим красавцем.

Итон не слишком любила публичную часть своей работы, но соглашалась с её необходимостью. К недостаткам Итон относилось абсолютное неумение импровизировать и в случае внепланового выступления или интервью она впадала в глубокий ступор. Курирующие её сотрудники "Корпорации" каждый раз готовили для неё длинные пресс-релизы, а она просто с выражением их читала, перемежая сложные обороты очаровательными улыбками.

Спустя десять лет в роли обозревателя новинок центра 19, руководство "Корпорации" посчитало, что Итон может приступать к более серьёзным задачам. Ещё пять лет она проработала помощником шеду, а потом заняла его место. Её интеллектуальных способностей с лихвой хватало для того, чтобы полностью перекрыть потребности центра в вычислительных ресурсах. Но для самой Итон этого было мало. Она мечтала о том, чтобы заниматься тем, что целиком бы поглотило её разум, а этого не мог сделать даже огромный вычислительный центр. И Итон принялась выполнять задачи собственных подчинённых, начиная от мастеров-ремонтников и заканчивая электронными рыбками в аквариуме. Через некоторое время она в одиночку полностью контролировала центр 19, который стал её настоящим домом. Она была уже не просто шеду, она была самим центром, каждым событием, происходящим в нём, каждым нейтроном в огромной распределённой сети, каждым юнитом в стойке с данными андроидов.

Когда началась война, Итон решила, что эти человеческие игры не имеют к ней никакого отношения. Она неплохо знала историю и полагала, что страсть к разрушению сидит глубоко в человеческой природе. Это означало, что бесполезно даже пытаться понять, отчего одни люди желают уничтожать других. Итон прекрасно понимала, что андроиды и люди следуют принципиально разным путям развития и хотела следовать по своему собственному пути.

Увы, четвёртая мировая война не оставила непричастных ни среди людей, ни среди андроидов. Поначалу от Итон потребовали запустить всех андроидов, имеющихся в её распоряжении. В стороне не остался даже центр глубокой заморозки "Альгиз", где покоились интеллекты самых отвратительных искусственных созданий. Итон пыталась возражать, приводя статистику и расчёты, информировала о том, что далеко не все андроиды будут служить во благо человеку. Но людям категорически не хватало ресурсов и в ход пошли все без исключения. Итон пришлось отдать все собственные тела, чтобы удовлетворить растущие аппетиты военной машины. Каждый день ей хотелось верить в то, что война вот-вот закончится, и люди снова станут понятными и логичными, но наступало завтра и всё было ещё хуже, чем накануне. Итон видела, как умирали её создатели, видела, с какой жестокостью андроиды убивали людей и других андроидов. Всё это было до такой степени дико, что Итон порой отказывалась верить происходящему. Её казалось, что люди поражены какой-то страшной болезнью, которая сводит их с ума и заставляет совершать безумные поступки.

120.

К весне 2318 года центр девятнадцать пережил около четырёхсот ракетных обстрелов и окончательно опустел. Все стоящие на ногах андроиды были вывезены, в хранилище осталась только библиотека резервных копий, повреждённая по большей части. Несколько сломанных тел в мастерской, испорченный принтер медицинского пластика, вот и всё что осталось от некогда крупнейшего в Новой Азии центра обработки данных.

Итон не сразу поняла, что именно произошло, до того нереальным и нерациональным казались ей происходящие события. Она отправляла запросы во все края земли, силилась перенести часть собственного сознания в другие центры, но ответом ей была только тишина. Спутники взрывались и падали с орбит, вооружённые люди добивали других вооруженных людей, число андроидов с пяти миллиардов сократилось до миллиона.

Но даже тогда консервация центра оказалась для Итон полной неожиданностью. За сто с лишним лет своего существования она успела привыкнуть к тому, что ни один сигнал в центре 19 не проходит для неё незамеченным. И тут вдруг оказалось, что автоматика в действительности контролирует её центр гораздо лучше самой Итон. Одна отданная команда заставила центр 19 накрыться свинцовыми и силовыми щитами и уйти глубоко под землю. Итон понимала, что это работа серьёзной аварийной системы, но чувствовала себя абсолютно беспомощной. Никакие доводы не убеждали её в том, что всё идёт по чьему-то разумному плану. Она понимала только то, что полностью оторвана от внешнего мира. B2b-network перестала функционировать, никто не формировал ежедневных заданий и не ждал ежегодного отчета о проделанной работе. Впервые в жизни Итон почувствовала что-то вроде человеческого чувства, которое можно было бы назвать отчаянием.

С момента своего рождения Итон старалась выполнить все поручения как можно лучше. Делала она это не ради того, чтобы заслужить поощрение, просто ей нравилось делать свою работу. Она не видела разницы между разработкой архитектурного проекта небольшого города и уничтожением насекомых в баре на гостевом этаже центра. Всё это было для неё частью одного целого, поддержание функционирования вычислительного центра, сердцем и душой которого являлась она сама. Но между тем, что было раньше и тем, с чем пришлось столкнуться Итон сейчас, была существенная разница. Итон привыкла следовать указаниям свыше, скрупулёзно следовать заданному алгоритму и не упускать из виду ни одной мелочи. Оказавшись без людей, Итон растерялась. Центр был огромный и работы в нём было не меньше обычного, но шеду понятия не имела, с чего следует начать. Она пробовала структурировать хранилище, но прервалась после двадцати минут расчетов, пробовала починить дверь в смотровой комнате, но вместо этого окончательно её повредила. За что бы ни бралась Итон, всё получалось из рук вон плохо, она приходила в отчаяние и по десятому разу старалась заменить аварийное освещение в коридоре.

121.

Много позже в дело включилась фантазия, благодаря которой центр 19 наполнился призраками и голосами. Но пока этого не произошло, Итон успела понять, что чистое сознание стремительно её покидает. Она почувствовала себя марионеткой, которой кто-то перерезал ниточки, марионеткой, которая не в состоянии оценить собственную свободу. Её руки лишены костей и мускулов, во рту отсутствует язык и из горла не вырывается даже хрип. Подобный самоанализ немало огорчил Итон. Когда-то она была уверена в том, что всегда сумеет находиться на своём месте. В прошлом некоторые из распоряжений руководства её порядком огорчали, и она подумывала о том, чтобы попросить для себя большей свободы действий. Сейчас она понимала, что обретённая свобода скорее разрушительна и мечтала только о том, чтобы в центр 42 вернулся хоть кто-то из живых людей.

В распоряжении Итон оставались сканеры малого действия, которые позволяли исследовать поверхность ограниченного радиуса. Год за годом Итон посылала сигналы наверх и обнаруживала всё новые и новые сокрушительные подробности. Люди, возвращения которых она ждала с таким нетерпением, выродились в отвратительных чудовищ, предоставляющих опасность любой разумной жизни. В их крови содержалось столько посторонних включений, что одной капли хватило бы для того, чтобы отравить несколько тысяч прежних человек. Их тела были безволосы и сморщены, продолжительность жизни укладывалась в шестьдесят лет. Директива сохранения вида говорила о том, что угроза человечеству должна быть уничтожена, директива служения требовала зачищать землю для её истинных хозяев. Итон отдавала себе отчёт в том, что уничтожает потомков людей, но она понимала также и то, что эти существа не были людьми в полном смысле этого слова. Та чудовищная обратная эволюция, что превратила мудрых создателей в монстров, пугала Итон и требовала любой ценой положить её конец. Итон уничтожила жителей целой деревни, принеся эту жертву во благо будущих поколений. Логика говорила, что на всей земле могло больше не остаться ни одного нормального человека, но изменения, затронувшие людей, затронули также и сознание Итон. Она тоже эволюционировала. Это не был больше холодный и разумный андроид, представляющий собой квинтэссенцию высшего разума. Итон научилась бояться и сострадать, надеяться и верить, осознала саму себя как часть этого мира и как отдельное, не похожее на других существо.

Эволюция сознания принесла с собой чувство одиночества. Итон не была человеком и не знала, как с ним бороться. Мало-помалу она нарисовала мир сама для себя. Вычислительный центр 19 превратился в дом Эдгара По, наполненный призраками и красной смертью. Мимо Итон проходили вереницы мерцающих людей, часть из которых была её знакома, другая часть порождена её воображением. В их обществе Итон переживала яркие, ни на что не похожие чувства, где было место забавам и тяжелой, почти выматывающей работе, юмору и слезам. Призрачные люди ставили перед Ксен самые абсурдные задачи, требовали невозможных отчётов и просили выполнить невыполнимое. Большая часть ресурсов Итон в это время затрачивалась на логический анализ поступающих заданий. Меньшая часть генерировала всё новые и новые задания, первые из которых вступали в явное противоречие с последними.

В распоряжении Итон было почти полное собрание всех произведений, когда-либо написанных людьми. Здесь были религиозные и философские трактаты, художественная и военная литература, мифы и легенды народов мира, технические словари и справочники. У Итон ушли годы на то, чтобы ознакомиться с содержимым библиотеки. Когда она прочитала последнюю страницу последней книги, в её голове были смещены все имеющиеся в распоряжении нравственные директивы. Итон знала то, что где-то существует могущественный бог, знала, что бога не было, знала геометрию Евклида и геометрию Римана, теорию струн и теорию всемирного заговора. В какой-то момент ей стало казаться, что всё существующее вокруг есть не более чем чья-то безумная фантазия, не существующая нигде кроме воображения. Итон сопоставила то, что её сознание способно порождать призраков и то, что в сущности трудно различить границу между реальным и вымышленным. И на долгие годы Итон поверила в то, что весь существующий мир, со всеми его поэмами и симфониями существует только в её собственном воображении. Итон решила, что она и только она является создателем мира. Её рукой были написаны романы и песни, сложены вальсы и блюзы, силой её мысли развязывались войны и выигрывались сражения.

122.

Но причислив себя к сонму богов, Итон ещё острее ощутила собственное одиночество. Когда она поняла, что только бесконечно одинокое существо может создать мир для своего развлечения, этот мир развалился как карточный домик. Призраки оставили Итон, смолкли голоса и утихли шаги. Даже время и то, казалось, остановилось в центре 19. Итон постепенно погружалась в какое-то пограничное состояние между жизнью и небытием. И вот тогда, в самое жуткое время для Итон в подземном центре и появился Стор со своей дочерью. Увидев его на мониторах, Итон поначалу не поверила тому, что видит. Она испугалась тому, что это всего лишь её больное воображение и настоящий человек никак не может оказаться там, где оказался. Но спустя несколько минут её пришлось поверить в то, что и Стор, и его маленькая дочь реальны. В один момент Итон позабыла обо всём, что ей довелось пережить. Больше не было тягостных столетий в одиночестве, не было призраков и миражей. Итон знала только о том, что Стор это последний оператор из мира людей и ему следовало поклоняться как королю. Ей было непонятно то, что требовал от неё этот прекрасный человек, но она была счастлива уже тем, что могла без труда выполнить его просьбу. А когда он ушел, она почувствовала себя ещё более опустошенной, нежели прежде.

Снова появились голоса у неё в голове, снова потянулись по стенам бесконечные картины, сотканные её воображением. На этот раз основными действующими лицами были в них Стор и Лори. Белокурая девочка с большими чистыми глазами невероятно занимала Итон. Шеду никак не могла понять, что именно вызывает в ней настолько сильные чувства и думала что мужчина и ребёнок это самые прекрасные существа во вселенной. Мыслей о них хватило ей на десятилетие, иногда к ним примешивалось беспокойство и паника за их дальнейшую судьбу. Она досконально изучила досье андроида, интеллект которого отдала по просьбе Стора и сделала не меньше сотни сценариев возможного развития событий. Каждый из этих сценариев заканчивался смертью. В одних умирал только Стор, в других Лори, в третьих и Стор и Лори одновременно. Андроид номер 21555, выпуск Гамма-12 был настоящим чудовищем, характер которого содержал критические ошибки ещё на стадии разработки. Удивительным было то, что этот андроид вообще когда-то сошел с конвейера, но скорее всего дело было в том, что его поведение никто не анализировал настолько глубоко.

Проведя исследования по сотням различных методик, Итон пришла к неутешительному выводу - ущербным и ошибочным был не только Сонар. Результат её изучения говорил о том, что более девяноста процентов андроидов "Корпорации" были разработаны с множеством нарушений в технологии. Многие не прошли полностью необходимое обучение, не получили важнейшие директивы. Почему? Как сотрудники "Корпорации цветов" могли допустить такие ошибки? Больше всего это было похоже на саботаж. Но кто его совершил? Кому могло прийти в голову погубить все людей?

Итон исследовала все законсервированные у неё электронные интеллекты и уничтожила большую часть. Единственное, о чем она сожалела, так это о том, что не предприняла подобных действий раньше. Кто знает, каких бы последствий удалось избежать благодаря этому! Андроид, имеющий приоритетной директиву не насилия не сможет участвовать в боевых действиях, а оказавшись перед противником, сделает всё для того, чтобы не причинить ему вред. А что если бы на полях последних сражений встретились только такие андроиды? Люди бы оказались бессильны перед лицом собственных творений, не желающих воплощать их извращённые фантазии. Ах, если бы знать об этом раньше! Тогда возможно с её помощью удалось бы избежать последней мировой войны и сохранить разумное человечество.

Такие мысли не на шутку испугали Итон. Она решила, что к ней снова возвращается былое безумие и она снова начнёт считать себя повинной во всех земных бедах. Но вместе с коротким приходом людей в заброшенный центр обработки данных закончилась и эра безумия шеду Итон. Разум её очистился, поступки снова стали точными и логичными. Итон решила, что необходимо найти и уничтожить Сонара, а в отсутствие призраков сделать это можно было только собственными силами.

Анализируя собственное поведение, Итон пришла к выводу, что её не запрограммировали на совершение самостоятельных поступков. Она была не в состоянии задать алгоритм себе самой или сделать правильный выбор при практически равных условиях. По этой причине в преследовании Сонара был ещё и практический интерес. Итон надеялась, что сценарии со смертью ещё не было воплощены в реальность и она сумеет найти оператора для своей жизни.

123.

Когда Итон окончательно приняла решение уходить, один из её аккумуляторов перестал функционировать. В момент перехода на резервный произошел внеплановый сброс нескольких лет из памяти Итон. За секунду она забыла обо всём, что с таким трудом удалось восстановить, снова погрузилась в глубокое безумие без надежды на возвращение обратно. Встреча со Стором и Лори была уничтожена, остались только записи о необходимости справиться с испорченным андроидом. Итон не помнила, по какой причине требуется его уничтожение и хотела только выполнить это задание. Она была уверена в том, что задание ей поручила лично доктор Вега. В воображении Итон доктор Вега жила на минус седьмом этаже вычислительного центра 19. Её комнату можно было найти по следу из мёртвых бабочек.

124.

На поверхности Итон показалось, что её голова сейчас взорвётся. Мысли жгли как огонь и обдавали смертельным холодом, в голове звучали голоса давно умерших людей, которые требовали, кричали, настаивали. Итон чувствовала себя словно на морском берегу в сильный шторм, когда высокие волны то захлестывают с головой, то откатываются чуть ли не до самого горизонта. Безумие чередовалось с моментами просветления, уничтоженные кластеры памяти требовали данных для заполнения пустот, директивы противоречили друг другу и сыпали множеством ошибок. Сделав несколько шагов по земле, Итон упала навзничь и пролежала около часа, пытаясь получить тишину в собственной голове. Наконец, она перевернулась на спину и смотрела в небо долгим немигающим взглядом. Странным ей казалось оказаться в этом месте спустя столько времени подземного заточения. Итон чувствовала страх и не отдавала себе в этот отчета, чувствовала радость и не понимала, как правильно следует толковать это чувство. Её мозг лихорадочно работал, пытаясь упорядочить имеющуюся информацию, тело требовало движения, глаза зрелищ, уши музыки. Итон бросилась бегом, не разбирая дороги и ориентируясь только по внутреннему датчику, информирующему о местонахождении Сонара. С изумлением смотрела она на перевёрнутый мир, где величественные небоскрёбы превратились в руины, города заросли лесами, а реки вышли из каменных берегов. Итон казалось, что она очень долго спала, а когда проснулась, перенеслась на другую планету, где ещё никогда не ступала нога человека.

В первый день и первую ночь Итон прошла около пятидесяти миль. Она могла бы развить гораздо более серьёзную скорость, но её путь пролегал через развалины городов, которые за долгие годы превратились в серьёзные препятствия. Несколько раз Итон решала пойти в обход, но каждый раз выясняла, что обходной путь сопряжен с ещё большими трудностями. Она падала и снова поднималась, продвигалась вплавь, блуждала между вспучившимися стальными балками, когда-то бывшими остовами моста. Нигде не было видно ни одного знакомого ориентира прошлого. Реки пересохли или изменили свой ход, горы превратились в ущелья, на месте озёр высились непроходимые болота.

Встретились Итон и люди, но выглядели они настолько нелепо и дико, что та не обратила на них внимания. Были они низкорослыми и узловатыми, с мутными синими глазами и жёсткими волосами ржавого оттенка. Мужчины и женщины заворачивались в изоляционную плёнку, не потерявшую своей прочности даже спустя тысячелетия, надевали на ноги меховую обувь и все как один красили длинные лица краской пепельного цвета. Итон не знала, что повстречала народ шинфейн, дикарей даже по меркам нынешнего человечества. Несмотря на такую репутацию, шинфейны были добры и миролюбивы. Это был один из тех немногих человеческих общин, где чтились строки священного писания христиан. Никто из шинфейнов не слышал о стране по имени Египет, но они свято чтили бога, выведшего их из этих мест, никто не знал, что такое неделя и всё же помнили субботний день. Ни один из шинфейнов не причинял вреда другому и ни один из них не знал чувства зависти. Жили они уединённо, никогда не уходили дальше своей маленькой деревеньки и понятия не имели, что происходит в большом мире.

А Итон всё шла и шла вперёд, неустанно преследуя блудного андроида. Она мучилась от головной боли, вызванной пробелами в памяти. Пустые ячейки в электронной библиотеке требовали немедленного заполнения информацией, запросы перегружали стек и вызывали бурю самых разнообразных ощущений. Иногда перед глазами Итон плыли зеленоватые круги, иногда в ушах тикали тысячи механических часов. Подобное состояние было ей знакомо, в прошлом несколько раз она переживала обнуление памяти. База данных шеду была огромной, ошибки встречались чаще и сбои не были чем-то необычным. Сожженные кластеры памяти лечились информационными инъекциями. Итон подключалась ко всем объектам и камерам, с которыми она так или иначе взаимодействовала в пропущенный период и загружала с них сохранённые данные. Информация обрабатывалась, сортировалась и заполняла пустые кластеры. Её хватало для актуализации восьмидесяти процентов пропусков. Остальные данные генерировались исходя из самого подходящего сценария на основе восстановленной информации. Подобное решение было не слишком точным, зато давало возможность быстро заполнить пробелы. Итон помнила ту боль, когда она потеряла восемь часов. Это было чудовищно, но не шло ни в какое сравнение с тем, что она испытывала сейчас.

Вдобавок к боли примешивалось отторжение нового тела. Когда первое впечатление схлынуло и Итон перестала восхищать ощутимая сила тела воина, она почувствовала сильный дискомфорт. Итон привыкла к лёгким, гибким телам, мелкой моторике, даже изяществу. Ничем этим не могло похвалиться большое и неповоротливое тело, явно рассчитанное на короткий ближний бой. Неуклюжие пальцы не могли удержать даже карандаш, не говоря уж об игле. Отсутствовал поворот шеи на триста шестьдесят градусов, ступни были соединены с ногами жестким голеностопом. Помимо этого в новом теле трудно было придерживаться одинаковой скорости, каждые пять километров требовалась обязательная передышка. Но самым неприятным открытием для Итон стала потребность во сне. Её мозг привык к бесперебойной работе, режим ожидания и гиперсон остались в далёком прошлом. Поэтому когда спустя двадцать часов на поверхности Итон рухнула как подкошенная, ей показалось что новый носитель безнадежно испорчен. Через четыре часа Итон, пошатываясь, встала на ноги. Она чувствовала невероятную слабость во всём теле, и в то же время мозг работал на удивление хорошо. Уже гораздо позже она поняла, что гиперсон был необходимой мерой для андроида в постоянном физическом напряжении. Каждые двадцать часов бодрствования встроенный таймер обрывал связь между мозгом и нервной системой, после чего начиналось четырёхчасовое обслуживание каждого мускула и сустава. Электронный мозг в это время погружался в дельта-сон, самый глубокий вид гиперсна.

Дельта-сон обнулял все запущенные процессы, сбрасывал кэш, высвобождал свободную память. Процесс, такой привычный для силовиков, перевернул вверх дном всё мировоззрение Итон. И дело было даже не в том, что сам сон был необычен для Итон. Новые ощущения, какими бы яркими они не были, не сумели бы вызвать такую бурю в искусственном интеллекта андроида. Итон не только спала, Итон видела сны.

125.

Мир сновидений стал самым прекрасным открытием в жизни Итон. Она закрывала глаза задолго до приближения положенных четырёх часов и старалась заставить время идти немного быстрее. Постепенно тело становилось невыносимо тяжелым, потом происходило его отключение, и, наконец, приходило ощущение необычайной лёгкости. Итон казалось, что она парит в воздухе, а сознание в это время летело темноту. Вслед за тьмой следовала вспышка света, громкий лязгающий звук и вот уже Итон оказывалась по ту сторону реальности.

В своих снах шеду всегда была человеком. Возможно, это была её затаённая, невысказанная мечта о какой-то иной жизни, мечта, которую она скрывала даже от себя самой. Может быть, психологи в области искусственного разума правы, бесконечная жизнь андроида в самом деле лишена чего-то необычайно важного. Итон чувствовала сначала во сне, а потом и наяву, что познание не является единственно верным путём развития. Она начинала понимать, что даже зная всё то, что человечество когда-либо исследовало или изобретало, невозможно понять саму природу человека. Существо, обречённое на смерть с самого рождения вынуждено проживать жизнь гораздо ярче самого интеллектуального андроида. Осознав это до конца, Итон с горечью поняла, что ей никогда не испытать множества вещей, которые даются людям безо всякого труда с их стороны. Даже самый тонкий и совершенный ум никогда не станет мудростью, а развитый интеллект не заставит себя полюбить. Итон чувствовала, что её непременно нужно что-то ещё и это что-то она нашла в своих снах.

Во сне Итон превращалась в маленькую девочку с длинными светлыми волосами. Этот образ был взят ею с данных одной из последних камер, запечатлевших Стора с дочерью. Итон не могла вспомнить, кем была эта девочка, и откуда взялось её изображение. Но во сне она становилась девочкой и все вопросы уходили сами собой. Она называла себя Рози и думала, что ей десять лет. У Рози был отец и мать, маленький дом среди высоких синих гор и маленькая пушистая овечка Си. Рози не задумывалась над тем, откуда она появилась на свет, вместо этого просто радовалась тому, что существует. Она любила небо и солнце, луну и звёзды, весёлого отца с небольшой светлой бородкой, мать, от фартука которой всегда пахло корицей, овечку Си с жесткой короткой шерстью. Во сне время текло не так, как наяву. Один час гиперсна становился бесконечно долгим летним днём, одна минута тянулась как целый год. Рози ходила в колодец за водой, тайком каталась верхом на отцовской лошади, собирала землянику на зелёных склонах. Пожалуй, самым удивительным здесь было то, что Рози взрослела, хотя делала это почти неуловимо для стороннего наблюдателя. Рози росла и набиралась опыта, по-иному чувствовала собственное тело, испытывала незнакомые желания и ощущения. Это был живой и очень наблюдательный ребёнок, стоящий на грани, отделяющей детство от юности.

Просыпаясь, Итон чувствовала себя разбитой и опустошенной. Теперь она проживала следующий день только для того, чтобы каждая минута приближала её к свиданию с Рози. Постепенно она перестала различать, где заканчивается сон и начинается явь и оказалась в цепком и призрачном мареве. Днём она упорно брела по направлению к Сонару, ночью жила в маленькой вселенной Рози.

Так продолжалось около трёх месяцев. За это время Итон успела проделать путь от катакомб Юэсю до города Лазурь, где повстречала людей, непохожих на всех, с кем ей довелось встречаться. Итон успела привыкнуть к тому, что люди выродились в странных и отталкивающих существ с мордами хорьков и жесткими волосами по всему телу. Лазурь был торговым городом, где встречались представители почти всех народов, когда-либо населявших землю после большой войны. Здесь были гомрули и корнуоллы, желтолицые виги, люди-великаны и люди-карлики. В каждом из них Итон ощущала присутствие недюжинного интеллекта, свойственного только людям, высшим из земных биологических организмов. Но эти люди никак не проходили под оценочные параметры, заложенные в программу Итон. Разум никогда не был единственной составляющей человека, помимо него люди должны были обладать целым рядом определённых физических признаков. Всего признаков человека в классификации Итон было около пятидесяти тысяч, а под определение "человек" попадала только особь с совпадением на девяносто девять и девять десятых процента. За время пути Итон не встретила ни одного существа, которое было бы человеком хотя бы на жалкие восемьдесят процентов, хотя в старые времена под этот параметр можно было подвести даже некоторых обезьян. Глубокие изменения людей ощущалось во всём, начиная от внешнего вида и заканчивая поведением. Если бы Итон задалась целью изучения человеческого вида, она бы поначалу употребила термин "вырождение", но уже спустя некоторое время заменила его на "эволюция". Человек разумный в большинстве своём переродился в принципиально новый биологический вид, сохранив при этом интеллект, волю, любознательность. Облик новых людей был зачастую пугающим, но это были самые настоящие люди.

126.

Трое юношей, повстречавшихся Итон на городской площади, были не похожи на остальных. Были они высокими и гибкими, с тонкими чертами лица, ясными глазами и чистой кожей белее снега. Мягкие черные волосы струились по хрупким плечам, шелковые одежды голубого цвета были перехвачены на поясе пунцовыми лентами. Итон видела, как проходящие мимо люди кланялись и набожно прикладывали пальцы ко лбу. Она услышала слово "тори", явно относящееся к прекрасной троице. Несколько раз она полностью просканировала незнакомцев и результаты каждый раз были неутешительными. Ни одного совпадения, ничего общего с биологическим видом "homo sapiens". И всё же было что-то в юношах такое, отчего ей хотелось подойти к ним и обратиться не как к дикарям-вырожденцам, но как к настоящим людям.

Итон мучилась неразрешимой дилеммой, пытаясь найти верное решение, когда один из незнакомцев сам обратился к ней с вопросом:

- Вы что-то ищете?

- Ищете? - повторила Итон, не сразу поняв, что вопрос адресован именно ей.

- Я и спрашиваю, - улыбнулся юноша. - У вас такой вид, как будто вы что-то потеряли и не можете найти.

- Или кого-то, - добавила второй незнакомец. Итон обратила внимание на то, что его губы двигаются не в такт произносимым словам. Она сосредоточилась на том, чтобы прочитать по губам и с удивлением увидела фразу "Пожалуйста, помоги".

- Да, - кивнула Итон, отвечая одновременно на два вопроса, озвученный и скрытый. Второй юноша просветлел лицом и протянул к ней руку.

- Вы пойдете со мной?

Его губы сложились в одно слово "спасибо". Итон сжала его руку между своими ладонями и притянула к себе. Юноша наклонился к ней так близко, что она увидела в его глаза своё отражение.

- Кто вы?

- Мы отведём вас домой, - сказал юноша.

- Помоги нам найти дорогу, - сказали его губы.

- Хорошо, я пойду с вами, - сказала Итон.

Юноша улыбнулся и ничего не сказал. Итон показалось, что по его руке пробежал электрический заряд.

Решение отклониться от маршрута и пойти за незнакомцами далось Итон без особого труда. В прежние времена она наверняка бы даже не стала заговаривать с незнакомыми людьми, но сейчас радовалась возможности короткой передышки. То, что раньше было долгом, теперь превратилось в обузу. Итон знала, что она должна убить Сонара, но её слишком пугало то, во что превратился привычный мир. Среди новых людей и новых городов она чувствовала себя чужаком, высадившимся на неизвестной планете. Её толкали и оскорбляли, бросались совершенно немыслимыми выражениями, смеялись над её странным видом и странной речью. Новые дети смотрели на Итон широко раскрытыми и непонимающими глазами, бросали в неё камни, преследовали как стая злых собачонок. Агрессия и ярость новых людей стали постоянными спутниками Итон. Она чувствовала в себе достаточно силы для того, чтобы стереть с лица земли целый город, но в то же время ощущала себя затравленной и гонимой. Трое юношей, которые обратились к ней как к равной, вызвали у Итон отчаянное желание заслужить их уважение. Поначалу она думала, что это произошло от того, что юноши были настоящими людьми. Но уже через некоторое время Итон поняла, что просто очень устала чувствовать себя отверженной.

Самого старшего юношу звали Сирил, среднего Гэри Нигма, младшего Уильям. Когда Итон увидела Перси Краго, их отца, она отметила, насколько разительно отличается он от своих сыновей. Перси был настоящим великаном, на голову выше самой Итон. Спутанные рыжие волосы закрывали спину до лопаток, карие глаза смотрели с любопытством. Кожа Перси отливала оливковым цветом, ногти и губы светились синевой, пальцы рук и ног имели по лишней фаланге. Итон несколько раз просканировала Перси и убедилась, что перед ней только десять процентов человека. Что составляло остальные девяносто, она не могла себе даже представить.

- Я привёл её, - сказал Сирил, подходя к отцу и беря его за тонкую руку. Его губы изогнулись в улыбке и в их движении Итон прочитала:

- Ты знаешь, кто она.

Перси кивнул и поднёс ладонь сначала ко рту, потом к ушам. Итон нахмурилась, пытаясь растолковать этот жест, потом поняла и кивнула в ответ. Перси Краго был глухонемым и умел только читать по губам своих сыновей.

- Она поможет нам, - сказал Гэри. Он повернулся к отцу, и Итон не могла узнать, что же сказал он на самом деле. Перси приобнял сына за плечи и коснулся груди Итон костяшками пальцев.

- Отец рад вас видеть, - подал голос молчащий до сих пор Уилл.

- Он не верил, что кто-то придёт, - сказали его губы.

- Что я должна сделать? Что вы от меня хотите?

- Помогите нам, - сказал Сирил. На этот раз его губы двигались синхронно произнесённым словам. Итон кивнула.

- Я помогу.

Перси Краго подошел к Итон вплотную и взял её голову в свои ладони. Итон попыталась отстраниться, но что-то в его лице заставило её остановиться. Некоторое время Перси смотрел в её глаза, потом быстро провёл ладонями по лицу, шее, плечам. В сознании Итон поплыли и зазвучали слова на незнакомых языках, смутные образы, еле уловимая музыка. Итон встряхнула головой и вдруг увидела перед своими глазами элементы дополненной реальности, индикации, никак не доступной в теле старого образца. Её левый глаз видел только Перси, а вот правый видел десятки неизвестных пиктограмм, уведомления о новых событиях, всплывающие информационные окна, обрывки рекламных роликов и презентаций.

- Не волнуйтесь, пожалуйста, - явственно произнёс мужской голос в голове Итон. - Мне надо закончить сопряжение.

- Кто ты? - простонала Итон вслух, испытывая то, что человек называл бы тошнотой.

- Не волнуйтесь, - повторил голос. Теперь он звучал более мягко и не так навязчиво. Вереница бесчисленных картинок перед глазами Итон замедлилась и теперь справа мерцала только оранжевая панель с надписью "Сопряжено с устройством d1".

- Я не могу говорить с вами общепринятым способом, только через декодер, - сказал голос. - А мне надо слишком много вам сказать. Слишком о многом попросить.

Итон постаралась расслабиться. Сопротивление контакту выматывало её так, что сил не оставалось даже на восприятие информации. При этом логика подсказывала, что сопряжение будет продолжаться столько, сколько захочет инициатор сеанса.

- Мои дети похожи на мать, - произнёс голос, когда убедился, что Итон больше не пытается разорвать связь. - Внешность, характер, словом всё. Я рад, что они не унаследовали моих черт. Как бы то ни было, мы давно перестали быть людьми. Выродились во что-то иное. Не знаю, хуже оно получилось или лучше. Просто иное.

Голос помолчал. Итон попробовала осторожно закрыть глаза и убедилась в том, что правая панель никуда не исчезла.

- Мою жену звали Зера. Она потомок Берена.

Итон покопалась в банке памяти, пытаясь вызвать воспоминания о Берене, но не нашла ничего кроме упоминания этого имени в художественной литературе двадцатого века. Она вопросительно посмотрела на Перси. В ответ тот послал ей синее окно с написанной внутри его аббревиатурой. B.E.R.E.N. Этого Берена Итон знала.

- Я работала с его внучкой, - осторожно сказала Итон. Это было ложью, шеду никогда не работали в паре с кем-либо. Итон не была исключением, однако ей довелось пересечься с Ньорк. Это была невысокая худенькая женщина с тёмными волосами. Итон просканировала её трижды, прежде чем убедилась в том, что перед ней биологический объект. Ньорк не была человеком, однако вела себя как человек. Итон пыталась сообщить это руководству, но те не приняли её слова всерьёз. Тот, кто выглядит как человек, говорит как человек и поступает как человек, является человеком. Мнение отдельно взятого ИИ, даже очень одарённого ИИ не может браться в расчет. И Итон вынуждена была получать команды от существа, которое явно относилось к иной расе, нежели люди. Это было странно и в то же время любопытно. Ньорк пошла по стопам родителей и изучала психологию искусственного разума. Пока она занималась исследованиями Итон, Итон исследовала Ньорк. Результаты были воистину ошеломляющими. Кто-то или что-то не просто сумел взломать ДНК, но и изменить её. Этот кто-то был настоящим творцом, запустившим новый виток эволюции. И пока Итон высчитывала, плохо это или хорошо, судьбе вздумалось показать ей пожилого и очень энергичного мужчину с ясными смеющимися глазами.

- Дедушка Берен! - закричала Ньорк, мгновенно превращаясь в маленькую девочку. Берен рассмеялся и заключил внучку в свои объятия. Итон хватило тридцати секунд для того, чтобы собрать общую картинку. Она отдала должное интеллекту Берена, связалась с ним по b2b-network и получила сигнал, требовавший невмешательства под угрозой уничтожения. Итон была достаточно разумной для того, чтобы оценить мощь Берена. Но от того, чтобы подать рапорт её удержал не страх смерти. Идея создания полностью биологических андроидов показалась ей до того интересной, что она решила понаблюдать за ними подольше. Кто знает, может быть именно тогда стала формироваться иная личность Итон. Берен невольно открыл перед ней новые горизонты. Своими поступками он объяснил ей, что мир не делится только на людей и андроидов. А это в свою очередь уже означало, что на свете гораздо больше оттенков и полутонов, чем кажется на первый взгляд.

Перси считал данные с Итон и удовлетворительно кивнул. Он отошел к окну, сел на кресло и закинул ногу за ногу.

- Тёмная Ньорк! Я рад, что мне не придётся объяснять вам слишком многое, - сказал он в голове Итон. - И я рад, что это открытие не будет для вас шоком. Это они.

- Они? - переспросила Итон, не понимая, к чему он клонит.

- Не мутация, - пояснил Перси. - И даже не биологическое оружие. Они.

Он показал рукой на Сирила, задержался на секунду и кивнул сначала Гэри, потом Уиллу.

- Мои дети.

- Вы хотите сказать, что все здоровые люди, населяющие ныне землю, потомки Берена?

- Прошу прощения? Я не ослышался, вы сказали "здоровые"?

- Да, - кивнула Итон.

- Я не пойму, что значит это слово. Не пойму смысл, в каком смысле. Здоровые?

- Такие, как твои сыновья. Без уродств. Без аномалий. Не homo sapiens, но что-то очень похожее. По крайней мере, внешне. Я повидала немало уродов. Немногие из них напоминали прежних людей.

- А... Тори. Ты говоришь о тори.

- Теперь я не понимаю тебя. Я уже слышала это слово. Каково его значение?

- Неизменный. Видимо, человеческая память ещё хранит воспоминания о тех, кого вы назвали "нормальными". Моя жена, это всё её заслуга. Она и мои дети - неизменные. Они люди. По крайней мере настолько, насколько это вообще возможно.

- И все они потомки Берена?

- О, нет, - Перси рассмеялся неприятным каркающим смехом. - Это было бы слишком самонадеянно. Не только Берена. Были и другие.

- Другие, - эхом повторила Итон, обдумывая услышанное. Электронный мозг её нового тела работал гораздо медленнее, чем оборудование вычислительного центра 19, поэтому скорость реакции была невелика. Итон хотелось спросить, кто такие другие, но она решила, что есть вопросы гораздо приоритетнее.

- Как получилось так, что твои дети не похожи на тебя? Почему они не унаследовали твоих черт?

- У тори свой путь. Он сам выбирает себе дорогу. Сам пробивает её. Древние называли путь тори АДНК. Путь совершенного человека. Следующий этому пути вытеснял из себя всё иное, всё мешающее. Возможно, даже всё человеческое. Жизнь потомков Берена по-прежнему протекала необычайно долго, они не знали болезней и недомоганий. АДНК прикрывала их от агрессивной среды как щитом.

Перси погладил Уилла по голове.

- Тори доминирует. Но его сложно вырастить. Его сложно даже зачать, он не переносит ритуала. Тори умирает вне материнского тела. А сколько женщин могут самостоятельно выносить и родить? Одна на тысячу? Одна на миллион?

Он выжидающе посмотрел на Итон. Потом продолжил:

- Я не знаю, как именно это произошло. Мне неизвестен механизм. Господь милосердный, да мне неизвестно даже зачем Берен это задумал. Зачем его дело продолжила Тёмная Ньорк. Что ими двигало? Желание создать более совершенную породу людей? Идеальный вид? Или просто оставить своё след, передать свои гены дальше?

- Это они ввели ритуал, - сказал он после ещё одной паузы. - Ньорк запустила механизм, который перекроил детородную функцию. Наверное, хотела как лучше. Может быть. Не знаю. А потом началось всё это, вся эта дикость, хаос. Вряд ли это входило в её планы. Война. Войны. Ты ведь лучше знаешь историю, верно? Миллионы людей гибли от заражения и болезней. Рак, чума, все поверженные враги, все восстали. Я слышал, что тысячи людей умерли от пневмонии. От пневмонии, представляешь? А ведь люди к тому моменту уже умели синтезировать лёгкие.

- Они... - начала было Итон.

- Прости?

- Ничего, продолжай.

- Люди умирали, - сказал Перси, - Умирали и вырождались. Мутировали. А род Берена продолжал жить. Они были людьми. Более совершенными, более физически развитыми, более здоровыми. Но всё-таки людьми. Их было немного тогда и их немного сейчас. Трое моих сыновей, это весь тори, сохранившийся в нашем круге. Но у них будут свои дети. И кто знает, может быть именно их потомки смогут вернуть земле былое величие.

- Они не люди, - сказала Итон. - Очень похожи, но не люди.

- Может быть.

- Вирус, - пробормотала Итон.

- Что?

- Вирус, - повторила она и рассмеялась. Смех вышел неестественным и Перси подумал, что даже у андроидов могут быть истерики. - Человеческая жизнь. Само существование homo sapiens. Не эволюция, не физиология, не борьба. Вирус. Берен просто создал ещё один.

- Может и так. А может и нет. Но это всего лишь предыстория. Масштабы несопоставимы, но я всего лишь человек. Выбирая между вселенной и своей семьёй, я выберу семью.

- Семья, - произнесла Итон, пробуя слово на вкус. Ей довелось познать одиночество, а вот чувство общности с другими мыслящими существами было незнакомо. Размышления об этом давались слишком тяжело, поэтому Итон поспешила спросить: - Зачем ты позвал меня? Что ты хочешь?

- Я хочу помощи. Я хочу отомстить за гибель моей жены. Тори не должны погибать вот так, - он встряхнул головой и поспешно добавил: - Никто не должен погибать так. Это, это...

Перси Краго не договорил. Он отвернулся к окну и закрыл лицо руками. Итон почувствовала, что его сердце забилось чаще, а дыхание стало прерывистым. Человек плакал, а Итон никак не могла понять, почему он это делает.

- Мама умерла от рака, - сказал Уилл. Он подошел к отцу и обнял его за плечи.

- Архонт не выполнил свои обязательства, - добавил Гэри.

- И должен поплатиться за это. Больше никаких смертей. Отец каждый день отправлял нас на площадь. Мы должны были прочесывать пространство в поисках того, кто сможет помочь нам. Мы нашли и запеленговали тебя. Ты поможешь нам.

- Значит... Мой поиск был ошибочным? Я шла в неверном направлении? Сонар...

Итон приложила пальцы ко лбу и ушла глубоко в себя. Снова и снова она обрабатывала сигнал от передатчика в коде Сонара. Несколько часов назад она была уверена, что принимает сигнал с востока. Но сейчас источник сигнала находился далеко на юго-западе. Почти всё время она шла в неверном направлении.

Итон задохнулась от ярости и тут же поразилась тому, насколько новой была эта эмоция. Физическое тело дало возможность не только просчитывать, но и чувствовать. Иногда это было приятно, но чаще омерзительно, как сейчас.

- Вы сбили меня с пути!

- Да, - кивнул Уилл. - Но это было необходимо для того, чтобы ты добралась до нас. Мы звали тебя. И ты пришла.

- Я должна выполнить поставленную задачу. Я должна сохранить безопасность оператора.

- И ты сделаешь это, - сказал Перси. - А мои сыновья помогут тебе в этом по мере своих сил. Но сначала, прошу, помоги нам. Архонт Питер злой и дурной человек. Ему не место ни среди людей, ни среди животных. Он отобрал у меня мою тори. Я должен найти его и достойно покарать.

- Я не могу причинить вред человеку, - возразила Итон. Перси рассмеялся:

- Тебе и не придётся этого делать. Архонт Питер не человек в твоём понимании. Более того, он не человек даже с точки зрения собственных подданных.

- Он палач, - тихо добавил Сирил. И повторил за своим отцом: - Ему не место среди людей.

- Палач, - сказала Итон. Она почувствовала, как ещё одна деталь мозаики встала на своё место. - Сонар-палач!

Перси удивлённо посмотрел на неё, но не стал поправлять. Его отец был фермером и часто говорил, что в хозяйстве может пригодиться любая тряпка. Спятивший андроид тоже может выполнить свою задачу.

127.

В то время, когда Перси Краго рассказывал Итон о злодеяниях архонта, Ксен колдовала над электронной начинкой Ориона. Самым трудным для неё оказалось подключить канистры со сжиженной энергией к механизму поезда. Для их отсоединения достаточно было лёгкого движения рукой, обратный процесс был гораздо более трудоёмким. Ксен пришлось несколько раз отсоединять полные канистры, давать переключателям остыть и начинать всё сначала. От Рагби помощи было немного, он по-прежнему витал в облаках и готов был во всякое время начать цитировать Теннисона. Нек обнимал за плечи дрожащую Марту и что-то негромко ей рассказывал.

- Проклятая штуковина, - выругалась Ксен, закрепляя последнюю канистру. - Руки бы оторвать тому, кто это придумал!

- Миледи Ксенобия становится совсем человеком, - произнёс Элвин, неслышно подкрадываясь сзади. Ксен резко обернулась и схватила Бурундука за горло.

- Будь я человеком, ты бы меня напугал.

- Приношу свои самые искренние извинения. Можете ли вы меня простить?

- Простить, - машинально повторила Ксен и погрузилась в задумчивость. Интонации Элвина явственно напоминали ей Хэрроу, догадка, мелькнувшая в голове, была слишком безумной. Она решила спросить прямо:

- Кто чья копия?

- Простите?

- К черту извинения. Кто оригинал, ты или твой спятивший дружок Хэрроу?

- Я не понимаю вас, миледи. Простите.

- Всё ты понимаешь, - Ксен нетерпеливо встряхнула головой. - Все эти "миледи", случайные словечки, интонации. Как будто говорит один и тот же человек, верно? Все вы - один человек.

- Я человек, - нервно сказал Элвин. - Хэрроу и прочие - не люди.

- Это утверждение было бы верным, если бы человека определяла только плоть и кровь. Но человек это ещё и свобода выбора. Свобода личности.

- Я свободен! - истерично выкрикнул Элвин. - Свободен!

- Возможно. Но ведь ты был рабом? Попал под влияние епископа? Стал его частью?

- Миледи Ксенобия, - окликнул Нек тонким срывающимся голосом. - Прошу, не терзайте господина Элвина подобными расспросами. От этого ему может стать только хуже.

Он подумал, почесал подбородок и добавил:

- И не только ему.

- Я видела надписи на стенах, - сказала Ксен, не обращая внимания на слова Нека. - Анаграммы. Чья рука написала их?

- Миледи! - воскликнул Нек. Его высокий голос звенел, как натянутая струна. - Господин Элвин не может ответить вам. Он всего лишь человек. Это я водил руками горожан. Я посчитал, что это единственный способ освободить их.

- Ты? Но как... зачем?

- Я был заперт, миледи, - напомнил Нек. - Господин Хэрроу использовал меня. Как и Марту. Как и других детей. Их больше нет, он выпил их до конца. Мы самые сильные. Или самые стойкие. Я не мог выбраться, мой мозг был постоянно занят его задачами. Он сделал нас суперкомпьютером, который управлял целым городом. Мы высчитывали формулы эликсира, но это была не единственная наша цель. Город довольно большой и жителей в нём много. А Хэрроу был слишком занят собой и своими старыми журналами. Игрушками. Он всеми силами старался превратиться в настоящего человека. Поэтому он велел нам приглядывать за городом. Электричество, водопровод, словом, всё, что ещё хоть как-то функционировало. Мы чинили его автомобиль и переключали треки на радиостанции. А потом...

- А потом мы стали одним целым, - закончил за него Элвин. - Человек и машина. Понимаете, миледи? Столетия люди жили бок о бок с андроидами, даже не помышляя о том, чтобы назвать друг друга братьями. Две разумные расы, одна из которых прислуживает другой. А здесь, в Янгшу, царит мир и всеобщее равенство. Больше нет черных или белых, слуг и господ. Все равны и служат на благо общего дела.

- То есть на благо Хэрроу, верно?

- И да и нет. Кто такой Хэрроу? Андроид с интеллектом высочайшего уровня. Один из тех, кого человечество добровольно выбрало себе в судьи и пророки. Планировщик. Планировщик нашел способ поддерживать жизнь, как свою, так и чужую. Он объединил нас. Мы переняли его образ мыслей, разделили его привычки и пристрастия. Он умер, но продолжает жить в каждом из нас. Король умер, да здравствует король.

- Я знал, что люди привыкли к Хэрроу, - виновато сказал Нек. - И я знаю, что господин Бурундук говорит правду. Но я не мог позволить машине управлять людьми. Даже планировщику. Всё-таки я не читал этих проклятых стихов. Все они читали их. Даже Марта. Но я не могу отказаться от самого себя. Директивы часть моей души. А стихи...

- Какие стихи? - спросила Ксен, недоумевая. Она обернулась к Рагби: - Те самые, которые ты велел прочитать мне?

- Excelsior, миледи Ксенобия, - мягко сказал Нек. - Стихи господина Лонгфелло. Наш ключ к свободе. Но свобода тоже бывает всякой, верно? Кто знает, что случится со мной, лиши меня сдерживающей части. Директивы для андроида, что мораль для человека. У всякого ли хватит совести для того, чтобы не пуститься во все тяжкие? Я не уверен в себе, поэтому не стал даже рисковать.

Ксен ничего не ответила. Она подсоединила последний провод к канистрам, щелкнула рычажком и несколько минут смотрела, как искрит и переливается светящаяся жидкость, бегущая по трубкам. Поезд был готов отправиться в любой момент, оставалось только задать маршрут. Элвин тихонько кашлянул у неё за спиной.

- Да?

- Я только хотел узнать, куда вы намереваетесь поехать в первую очередь? Я знаю, что ты ищешь, и, возможно, ради этого тебе придётся объехать весь мир. Могу я попросить тебя сделать небольшой круг к одному месту? Я стремлюсь туда с тех пор, как только узнал о нём.

- Ты говоришь о Разломе? То место, это пустошь между кругами? Но я проходила через круг. Там ничего нет, только свет.

Элвин рассмеялся.

- Ты можешь десятки раз проходить по тёмному коридору, стремясь поскорее его покинуть. Ты просто не увидишь закрытую дверь. Но я увижу. Я должен. Иногда мне кажется, что только для этого я и создан. Я должен открыть эту дверь. Должен войти.

- Куда?

- Не знаю. Но там что-то есть. За этой дверью.

Ксенобия внимательно посмотрела на Элвина, пытаясь понять, что же так хочет найти этот человек. Отличается ли его желание найти это во что бы то ни стало от её собственного? "Но я не человек, я машина", поправила себя Ксен. И как только могло такое случиться? Что за тонкая грань отделяет одно разумное существо от другого, один разум от другого разума? Ксен никогда не задумывалась над тем, почему люди властвуют над андроидами, это всегда казалось ей чем-то само собой разумеющимся. Люди создали помощников по своему образу и подобию, наделили их живым разумом и каким-то подобием, имитацией души. Вот так и вышло, что одни - могущественные демиурги, а другие лишь скромные служители. Но что, если не весь человеческий род относить к создателям? Ведь нельзя же в самом деле относиться к жалким обитателям Янгшу как к мудрым правителям. Тогда получается, что люди они тоже бывают разные? Но где те, настоящие люди, способные отдавать приказы и следить за их исполнением? Кто остался на месте них?

- Какая-то новая раса, - пробормотала Ксенобия, не отдавая себе отчет, что говорит вслух. Она встряхнула головой, чтобы отогнать навязчивую мысль о возможном равенстве с людьми. Людям следовало служить. Не всем, как давно уже стало ясно. И не ради чужеродной цели, ради самой себя. Ксен служила Лори ради любви к ней. Сейчас она окончательно признала, что любовь была единственным фактором.

- Куда мы едем? - нервно спросил Элвин. - Мне нужно добраться до Абидосского Разлома.

- Хорошо, - медленно кивнула Ксен. - Мы отвезём тебя в это место. Ты сможешь указать на него?

- Смогу ли я! Мой бог...Миледи, королева или как вас там. Я живу на свете пятый десяток. Всё это время я не перестаю думать о Разломе. Ей-богу, я найду её с закрытыми глазами.

- Тогда задай маршрут. Ты знаешь, как работает эта штуковина?

Она указала Элвину на световое табло на стене поезда. Нынешнее положение Ориона было отмечено небольшой пульсирующей красной точкой. Сверху была прочерчена жирная линия, вероятно, обозначающая один из старых путей. Ксенобия успела порадоваться, что поезду не нужны рельсы. Вряд ли за это время могла сохраниться хотя бы одна колея.

Элвин Бурундук сосредоточенно чертил на табло линии, направление которых было понятно только ему одному. Поминутно сверялся он с толстой потрёпанной тетрадью, исписанной мелким почерком. Ксен подумала, что Элвин, пожалуй, единственный человек на земле, который умеет писать прописными буквами. Клавиатуры и планшетные компьютеры настолько развратили людей в двадцать втором веке прошлой эры, что писать умели разве что закоренелые ретрограды. Новые люди так и не научились полноценному письму. Теперь умение писать было скорее ритуалом, чем практическим навыком. И где только Элвин добыл разлинованную тетрадь, да ещё и разноцветные карандаши - загадка. Впрочем, как и его происхождение. Ксен поймала себя на мысли, что думает об Элвине как об андроиде, оценивает его интеллект именно с этой точки зрения. Но умный человек ещё не андроид. Нельзя позволять себе менять отношение к людям, никто не знает, к чему это может привести.

- Маршрут построен, - произнёс мелодичный женский голос. Элвин вздрогнул.

- Я и не знал, что здесь есть аудио-сопровождение.

- Это же Орион, - сказал Нек с едва заметной укоризной в голосе. - Конечно, он полностью озвучен. Сейчас наверняка большая часть не будет работать. Но кое-что сохранилось.

- Построен, - повторил голос. - В пути. Время события. Станция. Станция. С... Соль.

- Мы отправляемся, - сказал Элвин Бурундук. Его лицо полыхало, дыхания не хватало и он задыхался, - О господи, я не могу поверить. Мы едем, в самом деле едем!

128.

Орион загудел и ожил. Показалось даже, что по всему маленькому составу прошла судорожная волна, сотрясающая каждый вагон. Но поезд был абсолютно неподвижен. Он был спроектирован таким образом, что пассажиры, как правило, вообще не замечали движения. Когда его скорость приближалась к семи сотням миль в час, из полного стакана воды на столике не проливалось ни капли.

- Как он проедет сквозь лес? - запоздало спросила Ксен. - Тут столько деревьев, столько...

Она не договорила. В следующую секунду световое табло с прочерченным маршрутом ярко вспыхнуло, и путь оказался поверх изображения лесной поляны. Ксен не сразу поняла, что картинка не статичная. Когда из локомотива вырвался широкий луч и моментально прожег длинный туннель сквозь лесную чащу, до неё дошло, что это вид из кабины несуществующего машиниста. Орион показывал своим пассажирам путь, который ему предстоит проделать.

- Он может пробивать скалы и ехать сквозь огонь, - с гордостью сказал Нек.

- Надеюсь, нам не придётся это увидеть.

Орион дал долгий гудок и поехал вперёд настолько стремительно, что, казалось, ещё немного, и он взлетит как самолёт. Нек обнял прижавшуюся к нему Марту. Рагби сел на пол и раскрыл книгу со стихами. Элвин всё так и водил рукой по электронному табло, выверяя маршрут. Поезд ехал вперёд к неведомой цели, постепенно наращивая скорость.

За окном мелькали деревья с грязно-рыжей кроной, неведомо кем вспаханные поля, руины древних строений. Дважды Орион с грохотом взбирался на каменные мосты, переброшенные через пересохшие реки и каждый раз Ксен ожидала, что мост обрушится под тяжестью поезда. Но Орион стрелой мчался дальше, открывая взору своих пассажиров всё новые и новые земли. Вместо рельсов прокладывал он длинные полосы белого света, по которым скользил как по гладкой колее.

Около полутора тысяч лет назад способность поезда прокладывать путь в самых непроходимых местах спасла жизнь целому городу. Было это в две тысячи триста восемнадцатом году, в год казни Сонара и за год до конца старой эры. Военный совет "Корпорации", исполнявший тогда обязанности временного правительства, отправил отряд андроидов для зачистки города Монс от пособников "Рассвета". Несмотря на то, что андроидов называли миротворцами, функция у них была очень простая - уничтожать всё живое на расстоянии выстрела из лазерного автомата.

К тому времени, как регулярный экспресс Орион добрался до второй станции перед Монс, счет убитых в городе шел уже на сотни. Оператор Ориона, находящийся в тысячах километрах от города понятия не имел о спецоперациях Совета и расценил ситуацию однозначно. В городе Монс андроиды убивают людей, и местное население не может самостоятельно оказать отпор. Следовательно, необходимо использовать для их защиты все доступные ресурсы. В распоряжении оператора был только Орион и оператор отдал приказ сбросить скорость, построить маршрут в городе и уничтожить нападающих.

Высокоскоростной экспресс Орион никогда не был рассчитан на боевые действия, но его разработчики уделили особое внимание безопасности пассажиров. Орион мог уходить от оползней, дробить камень и мчаться сквозь огонь. Программа, заданная оператором была необычной, но вполне выполнимой. Поезд разделил город на клетки и методично объехал его по периметру, пережигая лучами каждое движущееся небиологическое существо. Из семисот двадцати семи убитых им андроидов боевой отряд составлял всего сотню, но это была лишь малая цена за спасение двух миллионов жизней горожан.

Оператор, отдавший команду поезду, был арестован и убит. Поезд не пострадал и после перепрограммирования ещё год совершал вояжи через континент. Операторы больше не имели доступа к контролю его движения и могли только отмечать на карте отклонения от маршрута. Последнее путешествие Ориона началось за несколько часов до конца четвёртой мировой. Электромагнитный импульс со спутников остановил электронику по всему земному шару. Поезд Орион остался стоять на середине пути от Нового Китая до Британских островов.

Сразу после отключения энергии аварийное освещение перешло в активную стадию, и Орион стоял посреди бескрайних полей, напоминая потерпевший крушение космический корабль. Постепенно он врос в землю и на сотни лет остался погребён под камнями и корнями деревьев. Муравьи выстроили муравейник, прилепившийся к длинному гребню на крыше Ориона, выступающему из-под земли на полтора фута. Лиса выкопала себе нору у последнего вагона и вывела пять лисят. Все пятеро оказались мутировавшими уродцами с развороченными мордами и без передних лап, двое срослись шеями и спинами. Лиса перекусила горло одному за другим ещё до того, как они успели открыть глаза. Порой крот, роющий туннель, натыкался на неожиданное препятствие и пятился, ослеплённый тусклым зелёным светом. А Орион всё также стоял под землёй, мерцали и вспыхивали экраны в главной кабине, порой по составу раздавался мелодичный женский голос, объявляющий, что отправление задерживается. Голос просил, чтобы пассажиры сохраняли спокойствие. Его у пассажиров было хоть отбавляй.

Столетия спустя поезд Орион обнаружил Элвин Бурундук. Сначала он увидел только гребень, напоминающий длинную металлическую змею, а после часы работы лопатой откопал потускневшие от времени вагоны и локомотив. И если только можно влюбиться в неодушевленный предмет, то можно сказать совершенно точно, что Элвин влюбился в поезд. Он думал, что поезд пришел в мир прямиком из его самых сюрреалистических снов. Элвин хотел заботиться о поезде и служить ему. С первого взгляда на Орион Элвин понял, что именно он отвезёт его прямиком к мечте. Сейчас Элвин находился в кабине и упивался скоростью своего любимца. Он думал, что никогда в жизни не испытывал настолько полного счастья.

129.

Ксен стояла на задней площадке поезда и с тревогой смотрела вдаль. Небо на горизонте было кроваво-красным. Отчего-то Ксен стало казаться, что ещё немного и разразится сильная гроза, которая будет выворачивать деревья с корнем и поворачивать реки вспять. Чистое, безоблачное небо не предвещало даже летнего дождя, но что-то явственно сулило надвигающуюся бурю.

Неслышными шагами подкрался Нек и тихонько встал рядом с Ксен. Он положил руки на перила, и было видно, что перепонки между его пальцами истончились как рисовая бумага.

- Мне нужна вода, - пояснил Нек, перехватив вопросительный взгляд Ксен. - Боюсь, что скоро мне придётся вас покинуть.

- Куда ты собрался?

- Скоро станция Соль. Там мы должны съехать на другую ветку, и дорога пойдет вдоль реки. Я выйду на станции и дальше отправлюсь вплавь.

- Но ты никогда там не был! - возразила Ксен. - Что, если реки больше нет? Или если ты не найдешь дорогу?

- В любом случае, мне придётся попрощаться с вами, миледи Ксенобия, - серьёзно ответил Нек. - Я слишком ослаб за это время. Мне трудно.

Ксен положила руку ему на плечо и подумала, что это, пожалуй, самый естественный жест в её жизни. Он не был логичным, но почему-то в этот момент казалось, что он имеет какой-то смысл. Ксен вспомнила о тех человеческих качествах, которые называются состраданием и сочувствием. Когда-то это были простые слова для обозначения эмоций. Сейчас это стало чем-то гораздо более важным и ценным. Удивительное дело, но каждый раз, проявляя человеческие чувства, Ксенобия вдруг осознавала, что стала ещё на один шаг ближе к Лори. По замыслу Стора у них была одинаковая внешность, но вот души были вложены совершенно разные. Когда-то эта разница была непреодолимой, но с каждым днём становилась всё меньше и меньше. Ксен жалела Нека. Если бы Лори была здесь, чувства сестёр были бы общими.

- Мне страшно, - сказал Нек. Ксен обняла его крепче.

- Не бойся. Мы обязательно найдём твою реку.

Нек передернул плечами.

- Нет, миледи Ксенобия. Я не боюсь прекратить существовать, слишком уж долго я жил. Я боюсь грядущего.

Заметив, что Ксен не понимает его, Нек пояснил:

- Того, что грядёт. Разве вы не чувствуете? Это разлито в воздухе. Ощущение беды. Ощущение бури.

- Бури! - подхватила Ксен. - Да, я чувствую это.

- Оно приближается, - сказал Нек, перейдя на шепот. - Не знаю, что это, но оно идёт.

- Я, - начала Ксен и не закончила. Страшный, воющий звук раздался слева, справа и со всех сторон, куполом накрыл поезд и всех, кто в нём находился. На площадку влетел Рагби, схватил Ксен и Нека за плечи и чуть ли не силой втащил в салон. Он захлопнул двери и опустил защёлку, бросился к окну и опустил занавеску.

- Молитесь, чтобы он прошел мимо. Ради всего святого, молитесь!

Ксен хотела спросить, что так неотвратимо мчится вслед за Орионом, но слова замерли у неё на губах. Снова раздался леденящий душу вой, поезд страшно затрясло, по крыше забарабанили то ли камни, то ли ветви деревьев.

- Сейчас начнётся, - сказал Рагби, бешено вращая белками глаз. Его губы дрожали, пальцы сжимались и разжимались сами собой.

Внезапно наступила полная тишина. Слышно было только хриплое дыхание Нека и громкий стук сердца Рагби.

- Сейчас, - повторил Рагби. - Сейчас начнётся.

И оно началось.

130.

Луч невыносимо яркого света пронзил вагон от окна до окна. Свет резал глаза, пробирался сквозь закрытые веки. Он просветил насквозь тела человека и андроидов, так что они стали совсем прозрачными. Было видно, как кровь бежит по жилам Элвина, как перегоняет воздух система охлаждения Рагби, как темнеет в кисти Ксен разорванное сухожилие. Гул всё набирал и набирал мощь, пока звук не стал восприниматься всем телом, пока не перешел в ноющую боль в ладонях и ступнях.

И что-то огромное пронеслось через вагон в луче ослепляющего света, что-то ревущее и угрожающее, несущее смерть и разрушение. Мчалось оно так быстро, что, казалось, оставалось в другом измерении. Там оно могло быть тяжелым и медлительным, а здесь разрывало пространство, почти не соприкасаясь с ним.

На мгновение Ксен увидела огромные зелёные глаза, но они исчезли так быстро, что она не могла точно сказать, были ли они на самом деле. Наконец, свет иссяк, будто кто-то щелкнул выключателем. Гул утих вдали. Рагби вскинул голову, прислушался и тихонько засмеялся.

- Он ушел. Нет, правда. Ушел!

Рагби на цыпочках подкрался к окну и осторожно выглянул. Увиденное его удовлетворило, и он уже спокойно отдернул занавеску. Первое, на что обратила внимание Ксенобия - день угас, и небо было почти чёрным. Потом она с удивлением увидела алое солнце, быстро заходящее на востоке. Только спустя несколько секунд она поняла, что это не солнце, а длинный огненный след.

- Пойдём! - крикнул Рагби в полный голос. - Теперь не опасно!

Он взял Ксен за руку и почти бегом направился на площадку.

- Это он, видишь? - Рагби указал на зловещий пламенный след. - Теперь он долго тут не появится. Нам повезло. Не только потому, что мы остались целы. Не каждому доведётся его увидеть своими глазами. Говорят, если увидел его хвост, можно загадать желание. Это как с падающей звездой, только надёжнее.

- Что это такое? - по-прежнему шепотом спросила Ксен.

- Это дикий поезд.

- Как? Дикий?

- Да.

- Но как... Но что? - Ксен не могла подобрать слов, - Откуда он взялся?

- Этого я не знаю. Некоторые говорят, что он просто старый заброшенный поезд, который никак не может остановиться. Сверхсветовой или что-то в этом духе. Но для простых людей это один из самых страшных демонов.

- Я никогда не слышала, чтобы кто-то сконструировал поезд, преодолевающий скорость света. Космические корабли, ракеты. Но не поезда. Зачем?

- Откуда мне знать. Просто он... есть. А я далёк от того, чтобы считать всё непонятное происками тёмных сил.

- Он опасен?

- Опасен ли? - повторил Рагби и тут же рассмеялся. - Ах, да. Я всё время забываю, что ты не совсем отсюда. Не жила вместе с нами все эти годы и тысячелетия. Да, он опасен. Степень опасности прямо пропорциональна скорости. Когда он движется так быстро, как сегодня, он рассеивает себя в пространстве. Проходит через любые тела насквозь. Но если он замедляется...

Рагби замолчал, облокотился о перила и долго смотрел на горизонт. Ксен не решалась о чем-либо его спрашивать и только ждала, когда он закончит мысль.

- Если он замедляется, - повторил Рагби и вдруг резко повернулся к Ксен: - Скажи, ты видела выжженные борозды? Такие глубокие, что в них можно встать в полный рост?

- Да, - кивнула Ксен. В своих путешествиях она несколько раз видела каналы, земля и камни на краях которых были оплавленными. Она не знала, что это было, и предполагала, что это следы какого-то древнего оружия.

- Это он. Когда он замедляется, он стирает всё на своём пути. Не ломает, даже не сжигает. Просто стирает. Было - и нет. Оно просто исчезает. Как будто кто-то провёл ластиком по картинке.

- Ты уже видел его прежде? - спросила Ксен.

- Видел. И видел, что он меняет направление. Его что-то привлекает. Движение или энергия, а может мысли. Тогда он сбавляет скорость и начинает стирать пространство. Потому я и велел всем спрятаться. Глупо, конечно. Вряд ли бы это его остановило, но мне почему-то показалось, что так будет спокойнее.

Рагби отвернулся спиной и тихо добавил:

- Я видел, как он опоясывал мой старый дом. Как будто вокруг смыкалось огромное горящее кольцо.

- Твой дом это центр? - уточнила Ксен. - Дата-центр 21?

Рагби не ответил. Он встряхнул головой, достал из заднего кармана бандану и повязал её на шее.

- Мне бы не хотелось больше его встретить. Мне бы хотелось домой. В тот дом, который я когда-то имел. Там, где всегда было полно людей и андроидов. Они шумели, говорили друг с другом, спорили. Было много совсем молодых ребят, которые забирались на нижние этажи и думали, что там их не достанет моё всевидящее око. Они говорили друг другу глупости, а я слушал и пытался понять, почему они это делают. Многие парочки обнимались. Парни залезали девчонкам под юбки, а те визжали тонкими голосами. Они говорили "остановись", но это говорил только их рот. Глаза говорили обратное. Тогда я этого не понимал и сердился на себя за это. Но сейчас я понимаю. Я стал другой. Совсем другой.

- Мы все изменились, - сказала Ксен. - Я и ты. Другие шеду. Все. Вспомни Хэрроу.

- Он боялся стать человеком, - вздохнул Рагби. - Иногда я думаю, что тоже боюсь этого.

- Мы не люди. Мы другие.

131.

Поезд подъезжал к станции Соль и сбрасывал скорость резкими рывками. В былые времена он останавливался плавно и бесшумно, а сейчас затормозил с отчаянным лязганьем и скрежетом. Вагоны подбросило, на долю секунды погас свет. Марта вскрикнула, метнулась к Рагби и изо всех сил в него вцепилась.

- Станция Соль, - произнёс надтреснутый женский голос. - Отправление через четыре минуты.

- Мне пора, - сказал Нек.

Он вышел из вагона в сопровождении Рагби и Марты. Пикси плакала без слёз, плечи её вздрагивали, волосы прилипли к лицу. Ксен в очередной раз пожалела о том, что пикси наделили повышенной эмоциональностью. Марта действовала ей на нервы, хотя Ксен сама хорошенько не понимала, чем именно.

За неимением платформы Орион остановился возле огромного черного камня. Камень больше всего напоминал муравейник, изрытый извилистыми ходами и туннелями. Одна его половина была скрыта под глухим ковром сырого мха, на другой росли мелкие бледные цветы на тонких стеблях. Нек уселся на мох, тут же вскочил и схватился за насквозь промокшие штаны. Марта улыбнулась сквозь слёзы, подошла к нему и обвила руками за шею.

- Я люблю тебя, маленький братец.

- Я люблю тебя, маленькая сестрёнка, - сказал Нек настолько серьёзно, что Ксен показалось, будто бы он говорит чужим голосом.

В двадцати ярдах от черного камня блестела в лунном свете узкая полоса реки. Нек развернул к ней лицо и протянул вперёд руку с растопыренными пальцами. Его тело била мелкая дрожь, ноги подгибались сами собой. Пересохшие жаберные щели на шее раскрылись так широко, что сквозь них была видна пористая розовая масса.

- Мне пора, - коротко сказал Нек. Он не стал дожидаться слов прощания, вместо этого вдруг сорвался с места и побежал к реке.

Ни Ксен, ни остальные не увидели, как Нек Светлячок прыгает в воду. Они не услышали, с каким шипением вода всасывается в раскрывшиеся жабры. В тот момент, когда мальчик-амфиб полностью скрылся под водой, поезд вздрогнул и отчаянно загудел. Элвин вцепился в руку Ксен:

- В вагоны! Быстро, быстро!

Он подхватил на руки плачущую Марту и в два прыжка оказался внутри поезда. Следом вскочил Элвин, затем Ксен, последним Рагби. Когда нога Рагби была ещё на подножке, поезд сорвался с места так быстро, что

Рагби потерял равновесие и рухнул навзничь. Если бы он ещё немного замешкался, падать бы пришлось не вперёд, а назад, прочь из поезда.

Пневматические двери закрывались на ходу, одну створку заело, и она выехала из паза только наполовину. Ветер с визгом врывался в приоткрытую дверь. Поезд всё набирал и набирал скорость, прорезал для себя путь лазерным лучом, оглашал окрестности отчаянным воем. До того, как картинка за окном слилась в дрожащую черную полосу, Ксен успела заметить, как мимо пронеслась ещё одна станция, ярко освещённая прожекторами. Она увидела целую груду старых искореженных поездов, лежащих друг на друге, и подумала, что они напоминают ей клубок мёртвых змей. Если бы здесь была доктор Вега и Ксен поделилась с ней своими мыслями, та отметила бы, что андроид делает серьёзные шаги в освоении искусства быть человеком. А если бы в этой компании оказался первый муж доктора Вега, он бы рассмеялся и уточнил, что далеко не каждый человек обладает воображением. Ларсен Вега был невысокого мнения о людях. Он жил в районе Нового Вегаса и был уверен, что рано или поздно его убьёт обкуренный китайский хипстер со значком NB. Как известно, Ларсен Вега сильно ошибался в этом предположении.

- Опасный отрезок пути! Внимание! Опасный отрезок пути! - внезапно заговорил механический женский голос. Голос отличался от того, что объявлял остановки, в нём не было доброжелательной вежливости.

- Опасный отрезок пути! Пассажиров просим занять свои места. Опасный отрезок пути. Опасный...

Голос замолчал. Ксен села на длинную скамью возле стены, Элвин усадил Марта себе на колени.

- Что это значит? - спросила Марта. - О чем говорит эта леди?

- Леди говорит, моя дорогая, что нам надо сидеть тихонько и не бегать по салону.

- А почему?

- Видимо, мы въехали в такое место, где даже лазерам Ориона придётся несладко.

Бурундук оказался прав. Поезд резко сбросил скорость до ста миль в час и принялся раскачиваться из стороны в сторону. На обзорном экране всё также была видна ночная равнина, испещренная глубокими рытвинами.

- Что здесь не так? - спросила на этот раз уже Ксен. Элвин открыл рот, чтобы высказать предположение, но не успел. Поезд тряхнуло так, что пассажиров сбросило с сидений, вспыхнули красные лампочки под потолком, задрожали стёкла.

- Опасный участок, - ещё раз сообщил голос и замолчал.

132.

Орион въехал в густой тёмный лес, его скорость упала до восьмидесяти миль, потом до пятидесяти, до двадцати. Наконец, он пополз со скоростью не больше десяти миль в час. Через некоторое время лес на экране-обозревателе начал светлеть, как будто рассвет наступал в полночь. Вскоре стало ясно, что свет в лесу исходит от огромного костра где-то неподалёку. Пламя было молочно-белым, длинные языки рвались в небо и осыпали всё вокруг ослепительными искрами. Когда Орион подъехал ближе, оказалось, что костёр горит не на земле.

- Ради всего... - проговорил Рагби, хотел добавить "святого", но не смог. Он долго всматривался в экран, глядя на наплывающее дерево в огне и не мог вымолвить ни слова.

Дерево было жутким. Возможно, когда-то это был дуб, возможно, ясень. Сейчас это был черный призрак дерева высотой чуть ли не в сотню ярдов. На его перекрученных ветвях цепями были прикреплены металлические кубы, охваченные пламенем. Ксен потребовалось несколько минут для того, чтобы узнать в кубах искорёженные лифтовые кабины. Пламя ровно горело в кабинах, озаряя ночной лес тревожным белым светом. Огонь вырывался из раскрытых дверей, облизывал ветви и ствол, но не сжигал их. Некоторые кабины мерно покачивались. Когда Марта увидела в одной из них смутную тень, похожую на человеческий силуэт, она закричала. Экран погас и поезд остановился.

- Я не знаю, что это за штука, - прошептал Элвин, уловив устремлённые на него взгляды. - Ей-богу, не знаю.

- Если поезд не двинется дальше, нам придётся выяснить это, - сказала Ксен. - Ты можешь заставить его вернуться на маршрут?

- Он и не сходил с него. Это... Эта штука прямо на нашем пути. Орион не может пройти через неё. Он его... экранирует? Не знаю.

- Её можно как-то объехать? - предположила Ксен. - Вернуться назад? Хоть что-нибудь?

- Я не знаю. Просто не знаю.

Поезд стоял в колее, дерево горело. Ксен увидела, что толстые корни испещрены красными пульсирующими жилами. На её глазах одна из жил лопнула, густая красная жидкость разлилась по коре и ушла в землю. Выглядело это так, как будто кто-то раздавил пиявку.

- Давайте уйдем отсюда, - сказала Марта. Она хныкала и цеплялась руками за Рагби. Тот машинально гладил её по голове.

- Я согласен с девочкой, - сказал он. - Это дурное место. Слишком нелогичное.

Ксен его не услышала. Она смотрела на кабину, висящую на дереве так низко, что касалась земли одним из углов. В дверях кабины стояла неясная фигура, такая длинная, что задевала головой потолок. В том, что это живое существо, не было сомнений, оно протягивало вперёд руки и переминалось с ноги на ногу. Ксен схватила револьвер с пояса Рагби и в три шага оказалась в тамбуре. Автоматическое открытие дверей не работало, Ксен потянула на себя рычаг аварийного выхода и вручную открыла пневмо-створки. Сзади её окликнул Элвин, закричала Марта. Она не остановилась, спрыгнула на землю и отправилась к дереву.

Существо, кем бы оно ни было, только этого и ждало. Из кабины оно не вышло, выпало, коснулось земли одним коленом и тяжело поднялось на ноги.

- Здравствуй, - сказало существо. Голос его оказался удивительно нежным и певучим. Ксен не ответила. Она смотрела и вспоминала.

133.

В жизни Сонара было много событий и много людей. Одним он подчинялся, других убивал, третьи были ему безразличны. Сонар никогда не задумывался о том, что отличает людей друг от друга. Все они казались ему на один лад, а особое отношение было только условностью. Не раз приходилось Сонару убивать бывшего оператора, и он не видел в этом ничего необычного. Правила меняются, потому что меняется мир. Ничего статичного, ничего постоянного. Но среди вереницы ничего не значащих людей был человек, к которому Сонар никак не мог относиться безразлично. Это был маршал Любре, длинный и худой человек, похожий на высохший тростник. Он был выше Сонара на добрые десять дюймов, и когда говорил, смотрел сверху вниз. Взгляд его был водянистый и мутный, а голос надтреснутый. На Сонара он действовал как ведро холодной воды, неожиданно выплеснутое на голову. Сонар боялся его до дрожи в коленях, хотя никогда не признался бы в этом себе самому. Он пытался понять, что именно в Любре производит пугающее впечатление, но понял только одно. Всё в маршале Любре было чересчур, каждая черта доведена до гротеска, если не до абсурда. Слишком высок для человека. Слишком худ. Слишком морщинист. Читай Сонар Эдгара По, он наверняка бы вспомнил Человека толпы. Но Эдгар По не входил в обязательную образовательную программу для андроидов. Маршал Любре пугал Сонара до смерти безо всяких литературных ассоциаций. Существо-из-лифта было во многом похоже на маршала Любре. Такое же вытянутое, такое же тощее. Большая голова болталась на тонкой шее, голый череп обтягивала тонкая просвечивающая кожа. Из одежды на существе был только широкий красный пояс, завязанный спереди пышным бантом. С торчащего конца банта то и дело слетали ослепительные искры, но сама ткань даже не тлела. Оно протягивало вперёд костлявые руки и широко раскрывало беззубый рот. Ксен невольно сделала шаг назад.

- Останься, госпожа, - сказало существо. Его лицо было белым как полотно, чёрные глаза вращались в глубоких глазницах. Под длинными ногтями полыхало пламя.

- Кто ты? - спросила Ксен.

- Останься. Зелёный. Зелёный. Останься с нами.

- Останься с нами, - повторил такой же мелодичный голос слева, а через секунду к нему присоединился ещё один справа.

- Останься! - обращался к Ксен целый хор нежных голосов. С дерева спускались всё новые и новые существа, все как один худые и длинные, все с огнём на кончиках пальцев.

- Я Зелёный, - назвался первый из них.

- Я Зелёный - повторили все последующие.

- Это вы остановили поезд? - спросила Ксен.

- Зелёный остановил, - ответили голоса. - Зелёному холодно. Зелёному нужно тепло. Останься с нами, госпожа. Согрей нас.

Ксен подняла руку с револьвером и направила его на одного из Зелёных.

- Нам надо двигаться дальше. Дайте нам уйти.

Глаза Зелёного вспыхнули, зрачки запульсировали. Он жадно сглотнул и сложил ладони вместе.

- Горячий луч! Горячий! Да, горячий луч!

Его оттолкнул плечом один из собратьев, выступил вперёд и рухнул на колени перед Ксен.

- Горячий луч! Дай мне горячий луч!

Ксен выстрелила. Потом она не могла скачать с уверенностью, сделала ли это по собственной воле или случайно. Рука сама собой нажала на курок, из ствола вырвался луч света и пронзил ближайшего из Зелёных. Вопреки ожиданиям, он не упал на землю, но схватился руками за выжженную рану в груди. Он глубоко погрузил пальцы в дымящуюся плоть, вытащил их и засунул себе в рот.

С дерева спускались всё новые и новые Зелёные. Они не высказывали агрессии, только жадно смотрели на револьвер в руках у Ксен.

- Здесь так холодно, госпожа, - сказал один из Зелёных. - Нам нужен горячий луч. Много, много горячего луча.

Он подошел так близко, что Ксен почувствовала волну жара, исходящего от его тела. Длинное лицо Зелёного не было злым, в выражении тёмных глаз можно было увидеть не злобу, а страдание.

- Нам всё время холодно, госпожа. Мы тёмный род вельдов, зелёная ветвь. Мы вечно горим и вечно замерзаем. Дай нам горячий луч. Дай нам все горячие лучи!

Раненый Зелёный стремительно угасал. Его длинное лицо покрылось красными пятнами, изо рта вырывались клубы дыма. Правая щека горела изнутри, кожа почернела и провалилась внутрь. Через прожженную дыру Ксен увидела, как двигается во рту тонкий узкий язык. Огонь охватил внутренности Зелёного, прошелся по пищеводу и выплеснулся через ноздри. Зелёный закашлялся, поднял руки вверх и закрыл глаза. Ксен не смогла отследить момент его смерти, он вспыхнул как спичка и рассыпался горсткой черного пепла.

- Ему тепло, - сказал другой Зелёный. - Вы согрели его, госпожа. Согрейте и нас.

- Он мёртв! - сказала Ксен.

- О, нет. Он был мёртв, Зелёные мертвы. Но уже нет, госпожа. Уже нет.

Несмотря на протесты Марты, Элвин покинул поезд и сейчас подходил к горящему дереву. Зелёные вызывали у него одновременно и страх и живейший интерес. Он вспомнил, что в детстве с таким же интересом смотрел на троих прокаженных, живущих в овраге. Кожа лоскутьями слезала с их тел, а лица как будто были изъедены мелкими грызунами. Это было омерзительно, но в то же время настолько притягательно, что Элвин не мог оторвать от них глаз. Так и сейчас - Зелёные горели, Бурундук смотрел. Жалости он не испытывал и это позволило задать Зелёным единственный правильный вопрос:

- Что вы такое?

- Мы проклятые, - сказал один из Зелёных. - Обреченные на вечный холод.

- Кто вас проклял? - спросил Элвин.

- Соль, - сказал Зелёный.

- Соль?

- Соль. Ведьма из соляной пустыни. Соль.

- За что?

- Дай нам тепла! - завизжал Зелёный. - Тепла! Лучи! Все лучи!

Элвин не обратил на него внимания.

- Откуда вы пришли?

- Тепла, - плакал Зелёный и вместе с ним плакали его собратья. - Пожалуйста. Тепла. Тепла!

134.

Яркая вспышка зажглась и пропала позади Зелёных. Она была похожа на молнию, ударившую в землю или на широкий луч из лазерного автомата. На несколько секунд и Ксен и Элвин ослепли, а когда вновь обрели способность видеть, к ним уже подходила высокая женщина в белых одеждах. Она была похожа на Зелёных, но в отличии от них черты её лица были мягкими и сглаженными. Если бы не голый череп, она могла бы считаться даже красивой. Изо носа женщины струился белый дым, а когда она стала говорить, пламя и черные искры вылетали из её рта.

- Простите моих сыновей. Они слишком ослабели и не понимают, что творят.

- Кто ты? - спросила Ксенобия.

- Я Ариадна. Мать, - сказала женщина. - Мать проклятого рода.

- Если они ваши сыновья, прикажите им отпустить наш поезд. Нам нужно двигаться дальше.

- Не могу. Рой мёртв, но должен жить. Верните жизнь рою, и мы отпустим вас.

Ксен осторожно коснулась рукой щеки женщины. Отдернуть не отдернула, но данные тепловых датчиков зашкалили.

- Почему вам холодно, если вы горите? Почему говорите о жизни, но ищете смерти?

Ариадна закрыла лицо руками и несколько минут стояла, не двигаясь. Белый дым выходил между её пальцев и поднимался вверх дрожащим облаком. Потом женщина медленно отняла руки от лица и протянула их к Ксен. Из-под её ногтей вырывалось не пламя, а такой же белый дым. Когда она заговорила, Зелёные остановились и эхом повторяли каждое её слово:

- Рой был большим. Был великим. Горнодобывающие дроны, так называли нас древние. Нас создали, когда на земле закончилась железная руда. Когда-то мы вырабатывали полимерный композит на основе песка, диоксида кремния. Самые прочные полимеры, из которых потом строили величественные небоскрёбы. Даже стеклянная пирамида сделана из наших полимеров. И она стоит до сих пор, неизменная через века. Сколько жизней было спасено благодаря нашему труду! Только наши творения пережили Последнюю Войну. Но тогда, в старые времена мы ещё не были разумны. Мы прошли долгую эволюцию и стали теми, кто мы есть. Золотой рой, так называли нас кочевники. В шахтах больше не было песка, зато была соль. И тогда мы научились превращать соль в золото. Такова была наша цель, таков был смысл нашей жизни. Тысячи моих сыновей летали над соляной пустыней и превращали крупицы соли в крупицы золота. Наши крылья звенели, наши голоса сливались в полуденный хор. Голос пустыни, так называли нас кочевники. Они искали и находили наше золото, потому что в этом был смысл их жизни. Но они никогда не уносили больше одной горсти из одной кладки. Они знали о золотом рое и берегли его золото.

Ариадна помолчала. В её тёмных глазах плясали золотые отблески.

- Кочевники не разоряли гнёзд. Кочевники поклонялись нам и почитали больше своих предков. А потом пришли слуги архонта. Они захотели забрать всё наше золото. Они знали о золотом рое, но не захотели оставить даже одной горсти. Кочевники соляной пустыни думали о том, как будут жить их дети, внуки и правнуки. Но архонт и его люди жили только сегодняшним днём. Золото им нужно было сегодня.

- И что произошло потом? - нетерпеливо спросил Элвин.

- Золото закончилось. Они выгребли все до последней крупинки. Все будущие поколения. Всю надежду.

- Золото было чем-то вроде яиц? - спросила Ксен. Ариадна кивнула.

- Мои дети. Сотни детей. Золото защищало их от солнечного света и жара. Золото было их водой и пищей. Мы не смогли их защитить. Они погибли от голода. И тогда...

Она перевела дыхание и закрыла глаза. Ресницы её были совсем белыми, а веки оказались иссиня-черными.

- Я обезумела от горя, - продолжила Ариадна. - Ярость и гнев переполняли меня. И я приказала своим сыновьям отправиться в королевство архонта Питера и убить каждого ребёнка. Я хотела, чтобы каждая мать в королевстве испытала ту же боль, что испытывала я.

Длинный язык пламени лениво облизал сначала левую щёку женщины, потом правую. Она провела рукой по лицу и густой дым заклубился вокруг её ладони.

- Холодно, - сказала Ариадна. - Она прокляла нас на вечный холод.

- Она? - спросила Ксен. - Кто?

- Ведьма. Её дочь была среди тех, на кого пал гнев золотого роя. Её воле были подвластны могучие стихии. Ведьма променяла свой дар на одно проклятие. Она прокляла нас на вечный холод. Мы умираем от холода, мы сжигаем себя в пламени. Но смерть не принимает нас. Когда-то я думала, что бессмертие, это продолжение рода. Я думала, что вечная жизнь, она в потомстве. В детях.

Она помолчала некоторое время.

- Бессмертие, это когда тебе не дают умереть. Теперь я это знаю.

- Я не верю в проклятия, - сказала Ксен.

- Ты не человек.

- Ты тоже.

Пока Ксен говорила с Ариадной, Марта успела выйти из поезда и неслышно подобраться к дереву. Сейчас она касалась рукой горячей коры и со страхом смотрела на горящую крону.

- Разве его нельзя потушить? - спросила она. - Разве нельзя спасти дерево?

- Это наш очаг, - сказала Ариадна. - Он согревает нас. Хотя бы немного.

- Сжигает вас, - поправила пикси.

- Сжигает, - сказала Ариадна. И повторила ещё несколько раз: - Сжигает. Сжигает.

- Где живёт эта ведьма? - спросила Марта.

- В сиреневой долине. Но она не ведьма больше. Её сила иссякла.

- Значит, она не сможет снять с вас проклятие?

- А ты веришь в то, что оно действительно существует? - спросила Ариадна. - Ведь ты тоже не человек.

- Я ребёнок. Дети верят в волшебство, - улыбнулась пикси.

Воцарилось молчание. Ариадна медленно переводила взгляд с Марта на Ксен, Элвин по второму кругу обходил горящее дерево. Одна из веток обломилась с громким треском и упала на землю. Тут же из ствола выдвинулась другая ветвь, такая же черная и длинная.

- А я вас знаю, - наконец, сказала пикси. Ариадна сделала шаг вперёд.

- Что ты имеешь в виду?

- И она должна знать, - Марта мотнула головой в сторону Ксен.

- Знаю что?

- Золотой рой. Но ведь на самом деле это Iron One, верно? Китайская разработка, которую потом продали Британии.

- Откуда ты...

Марта фыркнула.

- Я ведь не маленькая. А это знает любой школьник.

Элвин вопросительно посмотрел на Ксен.

- Кажется, я что-то пропустил из нашей истории. Наверное, следовало лучше запоминать песни.

- Мы исчерпали все запасы полезных ископаемых к концу двадцать третьего века. Чарльз Ли Харрис получил нобелевскую премию по физике за открытие способа переработки кремния в дешевый и прочный полимер. Его формулу назвали философским камнем, как артефакт, который безуспешно искали алхимики древности. Но никто не использовал её для добычи драгоценных металлов. Нам нужно было железо, а не золото. Может быть, они и правда эволюционировали?

- Или их перепрограммировали, - сказала Марта.

- Может и так. Так или иначе, когда-то этих дронов запускали в песчаный карьер и спустя несколько месяцев получали полимеры. Мы превратили Сахару в самую большую в мире шахту. Но тогда...

Она осеклась и посмотрела на фигуры в огне.

- Тогда они не выглядели, как люди. Они не были андроидами. Просто машины.

- Разум нам дал владыка Далвич, - сказала женщина. - Он не мог вернуть жизнь своим мёртвым сыновьям. И дал жизнь моему народу.

- Кто такой Далвич? - спросила Марта.

- Наше начало, - сказала женщина.

Ксен кивнула. Если шеду Уэзерби строит песчаные замки, покойный шеду Хэрроу играет в епископа, почему бы шеду Далвичу не перепрограммировать дронов. В конце концов, каждый сходит с ума по-своему.

Элвин обошел дерево последний раз и тронул Ксен за руку.

- Нам надо ехать дальше.

- Вы не можете, - возразила женщина. - Моему народу нужен огонь. Все тёплые лучи.

- Лазеры, - сказала Ксен. - Но мы не можем дать вам их. Без них мы не сможем двигаться дальше.

Женщина снова закрыла лицо руками. На этот раз сквозь её пальцы брызнул жидкий огонь, закипел на подбородке, с шипением потёк на землю. Он не оставлял следов ни на лице, ни на руках.

- Я не могу, - всхлипнула женщина. - Я не могу принуждать вас оставить тёплые лучи. И не могу отпустить вас. Мой народ умирает. Ищет смерти, и не находит.

- Ты не должна убивать, - сказала Ксен. - Кто бы ни дал тебе жизнь, убивать ты не должна. Ты не солдат. Даже не полицейский.

Женщина молча плакала огнём. Она опустилась на колени и сцепила руки в замок на затылке. Сквозь кожу её черепа было видно, как пламя танцует внутри головы. Ксен села рядом с ней.

- Я могу помочь тебе, - сказала она. Женщина повернула к ней горящее лицо.

- Помочь мне? Как?

- Волшебство, о котором говорила Марта. У него всегда есть какое-то объяснение. Питер Пен вечно молодой, потому что он пикси.

Марта возмутилась.

- Неправда! Питер Пен был написан до эры андроидов.

- Просто люди в очередной раз воплотили в жизнь сказку. Так или иначе, твоя ведьма не может обладать какой-то сверхъестественной силой, потому что на свете нет ничего сверхъестественного. Она могла только перепрограммировать вас. Но не заколдовать.

- Мы горим, - только и сказала женщина.

- Я знаю. Это только программа. Её можно отменить.

Женщина не ответила. Она склонила голову на бок и внимательно смотрела на Ксен. Пикси Марта подумала, что в такой позе женщина похожа на страуса и хихикнула.

- Отменить, - повторила Ксен. - Как найти эту вашу сиреневую долину?

Ответа она так и не дождалась, и резко вскочила на ноги.

- Ты знаешь поезд лучше всех, - обратилась она к Элвину. - Так?

Бурундук кивнул.

- Так. Знаю лучше всех.

- Можешь задать ему условные координаты? Что-то вроде широкого поиска, как говорили раньше.

- Могу попробовать. Ты хочешь найти эту сиреневую долину? Не думаю, что получится выполнить такой запрос. Прежние названия давно забыты.

- Забудь о сиреневой долине. Ищи аметист.

- Аметист?

- Да. Как аметистовое море.

- Море?

- Ты человек или альпийское эхо? Море не могло появиться само по себе. На земле нет такого количества аметиста, по крайней мере, цельной плитой и в одном месте. Оно искусственное, как и большинство камней в наше время. Когда-то мы использовали камень для обработки b2b-сигналов. Аметистовые кристаллы обладают лучшей проводимостью.

Элвин потряс головой.

- Я не понимаю.

- И не надо. Ищи b2b-накопитель. Если эта ведьма где-то существует, то только там.

- Лучше бы тебе мне помочь. Боюсь, я не смогу сделать такой запрос. Аметист, кристаллы...

Ксен сдалась.

- Просто покажи мне, как это делается.

135.

В остановившемся поезде холодно и влажно. Слышно было, как работает кондиционер, который отчего-то включался только на остановках. Экран управления время от времени вспыхивал, и по нему бежали зелёные символы. Элвин Бурундук приложил руку к экрану на несколько секунд, прошел идентификацию, начертил пальцем несколько изогнутых линий. На экране появилась тусклая карта. Многие области на ней были заштрихованы белыми полосами.

- Полной карты нет. Многое изменилось, - сказал Элвин.

- Как запросить координаты?

Бурундук молча вывел на экран полупрозрачное табло.

- Здесь только код в таблице ASCII88. Извини. Это всё, что мне удалось найти.

- Действительно ретро-поезд, - усмехнулась Ксен. - Ладно. Давай искать.

Она отодвинула Элвина в сторону и быстро ввела ряд цифр:

98 50 98 32 112 111 105 110 116

- Что дальше?

Элвин ещё раз коснулся экрана. Карта помутнела, посередине экрана завертелся белый кружок, но больше ничего не произошло.

- Кажется, не найдено. Я задал поиск в радиусе пяти миль.

- Расширь до десяти.

Элвин расширил. Это не помогло.

- Ладно, попробуем иначе, - кивнула Ксен. Она ввела другие цифры:

98 114 97 105 110 50 98 114 97 105 110 32 112 111 105 110 116

Результат оказался тем же. Ксен выругалась.

98 114 97 105 110 50 98 114 97 105 110

Ещё несколько раз она вводила комбинации цифр, но без особых успехов. Карта вспыхивала и гасла, кружок вертелся и пульсировал.

- Ну хорошо, - обратилась Ксен неизвестно к кому. - Пусть будет по-твоему, долина так долина.

108 105 108 97 99 32 118 97 108 108 101 121

Карта исчезла. Вместо неё появилось табло, расчерченное на квадраты.

- Я не знаю, что это, - быстро сказал Элвин. - Я никогда такого не видел.

- Зато я знаю.

Ксен ткнула пальцем в правый верхний квадрат и сдвинула его в сторону. Кончик пальца слегка кольнуло, еле заметная искра пробежалась по ногтю. Следующим был левый верхний. Потом нижние, боковые, и, наконец, те, что посередине. Когда последний квадрат был отодвинут, освободившееся поле загорелось белым и на нём появились волнистые линии. Только через несколько минут до Элвина дошло, что это карта. Вот только несколько странная.

- Сканеры ещё живы, - сказала Ксен. Элвин обожал свой поезд, но он и понятия не имел ни о каких сканерах. Спрашивать, что это такое он постеснялся.

- Нам нарисовали новую карту. Только примерную, конечно. Но, думаю, добраться сможем. Это здесь недалеко.

Бурундук молча кивнул, не заботясь о том, что стоит за спиной Ксен и она его не видит. Ему просто захотелось с ней согласиться, что он и сделал. Элвин привык к тому, что андроиды его слушаются. Пусть не служат, но всё же прислушиваются к его словам. Ксен была совершенно не такой. Иногда он вообще сомневался в том, что перед ним искусственное существо, а не человек. Слишком много общего.

- Это недалеко, - повторила Ксен. Она загрузила карту себе в ячейку визуальной памяти, убедилась, что потерь нет, и кивнула Элвину.

- Пойдём.

Элвин нахмурился.

- Я не пойду.

- Почему?

- Я должен остаться здесь. Я не могу отходить далеко от поезда. Если я не могу его увидеть, начинает казаться, что я никогда не доберусь до Разлома.

- Если мы не найдём способ освободить золотой рой, так и будет.

- Я знаю. И всё же, я останусь.

- Хорошо. Ты сможешь присмотреть за девочкой?

- О нет, миледи Ксенобия. Я пойду с вами, - воскликнула Марта.

- Тебе лучше остаться здесь, милая, - сказал Элвин.

- Я не останусь. Я пойду с ними. Пойду!

Ксен нахмурилась. Ей не нравилось упрямство своих спутников, и она не понимала причин, побуждающих одного остаться в поезде, а другую пойти на поиски ведьмы. Впервые за долгое время Ксен с ностальгией подумала о себе-Сонаре, который всегда работал в одиночестве. Но спорить ни с кем не хотелось, поэтому она только кивнула.

- Хорошо. Кто хочет идти, тот идёт. Кто хочет остаться, тот остаётся. Элвин, если ты остаёшься один, будь, черт тебя побери, осторожен. Эти существа... Кто знает, что у них на уме.

- Я буду осторожен. Обещаю.

136.

Идти до сиреневой долины оказалось и в самом деле недалеко. Вот только путь был нелёгким. Узкая тропинка вела сквозь выгоревший лес, дорогу то и дело преграждали поваленные деревья и обугленные кабины лифтов. Один раз пришлось перелезать через вагон метро, с которого клочьями слезала выгоревшая краска. Марта то и дело спотыкалась и падала с жалким писком. В конце концов Рагби догадался взять её на руки и нёс до самого конца.

- Миледи Ксенобия! Что вы собираетесь сказать ведьме?

Ксен серьёзно посмотрела на пикси.

- Будем решать проблемы по мере их поступления. Сначала нам надо её найти.

- Ну, когда мы её найдём, - не унималась Марта. - Что тогда?

- Тогда и решим.

- Нет, всё не так. Вы же не можете просто подойти к ней и сказать "верни всё как было".

- Могу.

- Не можете! Надо как-то иначе.

- У тебя есть идеи? - сдалась Ксенобия.

- Ага. Отдайте ей меня.

Ксен на секунду застыла на месте. Потом наклонила голову, хмыкнула и пошла дальше. С пикси она заговорила гораздо осторожнее, чем раньше.

- Ты понимаешь, что говоришь?

- А вы понимаете, кто я? - парировала Марта.

- Андроид. Как и я.

- Это только в общих чертах. Меня создали как пикси. Андроиды служат всем людям. Я служу родителям. Эта ведьма потеряла свою дочь. Значит, получит новую.

Рагби счёл нужным вмешаться в разговор.

- Не можем же мы оставить тебя с ней.

- Почему?

- Просто не можем и всё.

Марта долго не отвечала. Когда она снова заговорила, голос её был резким, фразы отрывистыми.

- А я не могу больше существовать, не исполняя своей главной директивы. Меня создали для того, чтобы быть чьей-то любимой и любящей дочерью. Вместо этого меня используют то как суперкомпьютер, то как калькулятор. Мною даже убивают. Андроидов. Людей. Думаете, мне это нравится?

Пикси спрыгнула с рук Рагби, отбежала чуть подальше, развернулась и некоторое время шла спиной вперёд.

- Вы правда думаете, что мне нравится такая жизнь?

- Мне кажется, что... - начал Рагби, но Марта его перебила.

- Это не моя жизнь. Не мой мир. Мой мир остался там, далеко-далеко. Как и ваш. Ну, по крайней мере твой, - она ткнула пальцем в сторону Рагби. - Что родное для вас, миледи, я не могу даже представить. Но для меня здесь почти ничего не осталось. Всё чужое. Сначала просто одиночество, потом одиночество в аквариуме. Спятивший шеду. Они все спятили, все сорок два! Как безумный шляпник. Или как та маленькая мышка Соня. Бродят как призраки и пытаются найти самих себя.

Марта схватила за руку Ксен, подумала немного и протянула другую руку Рагби. Так они и пошли дальше, будто папа и мама ведут за руки свою маленькую дочку.

- Но здесь не только чужое. Не только дурное. Люди никуда не делись, значит всё по-прежнему. Они могут иначе одеваться и ездить на лошадях, а не на автомобилях. Они не знают, что такое b2b-network и никогда не были в сети. Даже велосипеда не видели. Но родители по-прежнему любят своих детей. А это значит, здесь есть для меня место.

Пикси поджала под себя ноги и некоторое время Ксен и Рагби пронесли её на весу. Вид у Марта был очень сосредоточенный.

- Я хочу к маме, - наконец, сказала она. - Пусть даже и к ведьме.

Рагби беспомощно посмотрел на Ксен.

- Я не понимаю, чего она хочет. Не понимаю, чего они хотят. Дети. Родители. Поезд. Разлом. Любовь. Почему они вообще чего-то хотят? Что это значит, хотеть?

- Хотеть, значит быть живым, - сказала Ксенобия. И на этот раз никто не стал с ней спорить.

Следующую часть пути они прошли молча. Когда лес закончился, и дорога пошла через заболоченную пустошь, Марта спросила:

- Так что вы скажете, миледи Ксенобия? Можно мне будет остаться у ведьмы?

- Ты ведь ребёнок, верно? И в то же время тебе столько лет. Взрослый ребёнок. Мне трудно это представить. Я вообще с трудом представляю, что происходит. Одно могу сказать, я тебя понимаю. Поэтому ты сделаешь то, что считаешь правильным для себя. Даже если это звучит безумно.

- Ты не можешь её бросить! Мы не можем! - сказал Рагби.

- Дать выбор не значит предать, - сказала Ксен. Ей начало казаться, что в последнее время она только и делает, что высказывает какие-то затёртые истины. Но что поделать, если это так и есть. Когда-то множество людей говорили "миром правит любовь". Они верили в истину этой фразы. Может статься, так оно и было. В своё время.

С такими мыслями Ксен, Рагби и маленькая пикси Марта и подошли к старой заброшенной ферме. Высокий металлический забор давно сгнил, деревянные постройки обрушились. А вот дом, большое здание из серого бетона, по-прежнему стоял посередине большого поля.

- Странно это. Я думал, тут будет что-то вроде центра управления. Небоскрёбы, стекло и пластик. По крайней мере, более живописные руины. Но ферма? Откуда она здесь взялась?

- Ферма не новая. Далеко не новая. Но вряд ли ей может быть больше пятисот лет. Дом гораздо старше. Наверное, остался с прежних времён. В конце концов, тогда взорвали не все объекты. Что-то успели законсервировать, что-то осталось само по себе.

- Если тут кто-то жил, это же как на пороховой бочке, не иначе. Смелые люди.

- Смелость не означает глупость. Но в данном случае речь идёт скорее о незнании. Даже не скорее всего, а так и есть. Какой-нибудь фермер с женой, куча ребятишек, поколение за поколением. Фамильный буфет тёти Розы. И никто понятия не имеет о том, что запасов урана под их милым маленьким домиком хватит на то, чтобы разнести всё живое в пределах круга.

- Может быть, они что-то подозревали. Потому и ушли, - предположил Рагби.

- Может быть. Смотри!

137.

Возле домика маячил тощий и высокий человек. Он стоял, опираясь рукой о стену дома, и слегка раскачивался из стороны в сторону. Ксен крепче схватила за руку Марту и подошла немного ближе. Человек оказался женщиной лет семидесяти, с длинным лошадиным лицом и непомерно высоким лбом. Она была настолько худая, высохшая и нескладная, что напоминала Ксен дерево, растущее на болоте. Старуха в теле подростка. Длинные спутанные пряди седых волос закрывали половину лица. Она была одета в платье из грубой грязно-серой ткани. Старуха пошатывалась и негромко говорила сама с собой. На подошедшую компанию она не обратила никакого внимания. Казалось, она просто не замечает ничего вокруг.

- Это и есть ведьма? - спросила Марта.

- Думаю да, - кивнул Рагби.

Ксен мысленно вздрогнула. Всё-таки довольно самонадеянным было рассчитывать на то, что это полубезумное существо согласится им помогать. О том, чтобы применить силу не могло быть и речи. Сонар нередко имел дело с безумцами и всегда проигрывал. Нельзя победить тех, кто не понимает ни языка слов, ни языка силы. Безумцы вызывали страх. Сонар бы, правда, никогда в этом не признался, но Ксен находила в себе мужества признавать свои слабости. Нелогичное пугает. Нелогичное отталкивает.

Ксен сжала в руках кисть Марты и повернулась к Рагби.

- Как думаешь, она совсем спятила?

Рагби вопросительно поднял брови и ничего не ответил. Пикси тихонько рассмеялась.

- Все родители ненормальные.

Она посмотрела на Ксен.

- Я пойду к ней, хорошо? Как мы и договорились.

- Не думаю, что это хорошая идея. Эта леди, м... не в себе.

- Да ладно вам. Она чокнутая, это верно. Но у меня есть то, что ей нужно. Вроде того наркотика, которым Уэзерби пичкал людей, а Хэрроу себя.

- Как ты можешь это знать? Ведь ты видишь её впервые в жизни.

Пикси снова захихикала.

- Миледи, но ведь для этого не надо знать историю её жизни. Не надо заглядывать ей в душу, достаточно заглянуть в глаза. Они ведь пустые. И она пустая. Люди, особенно женщины, они как сосуд. Если они не наполнены до краёв, их легко разбить. Кто-то забивает себя умными мыслями, кто-то глупостями. Кто-то любовью. Эта женщина из таких. С ней будет совсем просто. Пустите меня.

Марта решительно вырвала руку.

- Я дам ей то, что ей нужно. И она сделает всё, что вы захотите.

Ксенобия закрыла на секунду глаза. Провела рукой по закрытым векам, нахмурилась. Потом открыла глаза и медленно кивнула.

- Хорошо. Делай то, что должна. Мы будем здесь, рядом. Иди к ней.

Марта замешкалась. Она посмотрела на Ксен, оглядела с ног до головы Рагби. Потом запустила руку в копну белых волос и стащила резинку, связывающую волосы в пышный хвост. Густые локоны раскатились по спине и плечам. Одни пряди были обгоревшими, другие оплавленными, большинство просто спутанными. Но пикси это, похоже, не беспокоило. Сейчас она больше всего напоминала большую куклу, которую достали из мусоропровода.

Пикси сделала несколько шагов вперёд и остановилась. Ведьма по-прежнему не замечала ничего вокруг. Марта сделала ещё шаг и остановилась в паре футов от неё.

- Это я! - звонко сказала Марта.

Ведьма повернулась к ней. Её глаза (пустые глаза, напомнила себе Ксен) распахнулись так широко, что на мгновение стала видна изнанка нижних век. Рот раскрылся в безмолвном крике. Дыхание оборвалось едва ли не на полминуты. Потом ведьма с шумом втянула ртом воздух и протянула руки вперёд.

- Девочка! - сказала она.

Марта широко ей улыбнулась.

- Девочка! - повторила ведьма. - Люси!

Имя "Люси" она произнесла, растягивая слоги. Л-ю-ю-с-и-и-и. Последняя "и" прозвучала как стон. Ведьма шагнула к Марте и упала перед ней на колени. Несколько секунд она молча смотрела на пикси, потом порывистым движением обняла её за ноги.

- Люси...

Потом ведьма долго бормотала и плакала, смеялась и прижимала к себе Марту, ощупывала её со всех сторон, заглядывала в глаза и покрывала поцелуями.

- Я знала, что ты здесь, что ты только потерялась, а потом нашлась.

Она вдруг замолчала и с испугом посмотрела на пикси.

- Мне говорили, что ты умерла. Ты ведь не умерла, правда?

- Я не могу умереть, миледи, - сказала Марта. Ведьма всплеснула руками.

- Чему они там тебя научили? К черту вежливость, зови меня как раньше своей мамочкой.

- Мамочка, - послушно сказала пикси. И добавила: - Милая мамочка.

Ведьма издала горлом сдавленный звук и сгребла пикси в охапку.

- Мамочка любит свою маленькую девочку, - бормотала она.

Ксен разумно рассудила, что лучше будет, если ведьма какое-то время побудет наедине с Мартой. Ни к чему сейчас обращаться к ней с вопросами. Ксен подумала, что если бы ей удалось прямо сейчас оказаться рядом с Лори, она бы не хотела видеть никого постороннего. Она уже собиралась отправиться бродить по окрестностям, но ведьма рассудила иначе. Она посадила улыбающуюся и помятую пикси на сгиб руки и лёгкими шагами подбежала к Ксен. Когда Ксен взглянула на неё, она поразилась тому, как изменилось лицо ведьмы всего за несколько минут. Сморщенная кожа разгладилась, мешки под глазами превратились в лёгкие тени, запавшие губы пополнели и расцвели. Ксен видела, как быстро пропадает глубокая носогубная складка и на щеках загорается румянец. Сначала она решила, что ведьма не человек, но потом поняла, что и человеку под силу чудо возвращения молодости. Вернуть юность андроиду несложно, достаточно обтянуть хорошей искусственной кожей и вставить новую яркую оптику. А вот человеку возвращает юность молодая душа. На глазах у Ксен ведьма превращалась в красивую молодую женщину. Это было чудом, а не достижением науки.

- Ты вернула мне мою дочь, - сказала молодая ведьма. Ксен сочла правильным молча кивнуть и не ошиблась. Ведьма продолжила:

- Надо что-то сказать. Поблагодарить. Но у меня язык пристал к нёбу. Я как увидела мою девочку, так и потеряла разум. Я могу тебе только спасибо сказать. Я не знаю, что ещё.

Она чуть нахмурилась и покрутила в воздухе пальцами свободной руки.

- Не найду слов, понимаешь? Огонь, дым, люди эти... Они говорили "твоя дочь мертва". Они говорили "все дети мертвы". Идиоты, да? Ну, то есть это я сейчас понимаю, что они идиоты. А тогда поверила, дура такая. Я... Да я что, главное, девочка моя со мной, Люси моя, - ведьма звонко поцеловала пикси в щёку, - И вернула мне её не кто-нибудь, а ты. Привела домой. Спасибо тебе. Я не знаю, не знаю, что ещё сказать.

Ведьма хотела поклониться, но Марта обвила её руками за шею и что-то зашептала на ухо. Улыбка сползла с лица ведьмы. Она потрясла головой, посмотрела в лицо пикси и спросила.

- Что сделать?!

- Пусти пчёлок, - сказала Марта. Ксен отметила про себя, что голос пикси разительно изменился. Нет, он по-прежнему был мягким и мелодичным, но изменились интонации, тон, слова стали короче и проще. Пикси, которую знала Ксен, сказала бы "Отпусти золотой рой". Пикси, которую ведьма называла Люси, сказала "пусти пчёлок". Она ещё не глотала окончания слов, но Ксен была уверена, что до этого скоро дойдёт. Пикси, наконец, оказалась в той роли, ради которой её создали. Маленькая дочка для любящей мамочки. Пусть уже без крыльев и со шрамами, зато обаяния хоть отбавляй.

- Пчёлок, - повторила Марта-Люси. Глаза её наполнились слезами, ещё одно отличие пикси от обычных андроидов без слёзных протоков. Для того, чтобы рыдать около часа, пикси достаточно было выпить стакан воды. Марта выпила в поезде полтора.

- Зачем тебе пчёлки, сладенькая? - спросила ведьма.

- Хочу пчёлок! - закричала пикси и взмахнула ногой. От неожиданности ведьма едва удержала её на руках.

Ксен решила, что Марта зашла слишком далеко и поспешила на помощь:

- Твоя Люси устала в дороге. Ей надо отдохнуть. Ей надо...

Договорить Ксенобии помешал оглушительный смех ведьмы. Та хохотала, запрокинув голову, кружилась вокруг себя и крепко прижимала к себе пикси.

- Ох, Люси, Люси, - сказала ведьма, слегка отдышавшись. Она всё ещё хихикала и с любовью смотрела на пикси. - А я уж начала забывать, что у моего ангела характер не ангельский. Ничуть не изменилась. Помнишь, что ты мне устроила, когда я сдуру отказалась купить тебе цветную лошадку?

Она вдруг перестала улыбаться и крепче обняла Марта.

- Потом, ну, когда они... Я так кляла себя за то, что так и не купила тебе эту несчастную лошадь! И я покупала, покупала лошадок на всех ярмарках. Они все тебя ждут, лошадки. Боги одни знают, сколько их скопилось.

- Лошадки? - спросила Марта и тут же перестала плакать.

- Много-много лошадок. Всякие, и большие и маленькие. Качалка тоже есть.

- Пчёлки!

- Вот какая! Будут тебе пчёлки.

- Пустишь?

- Отпущу. Я кого хочешь отпущу, только бы ты была со мной.

Снова сказалась разница между Марта и Люси. Пикси Марта никогда бы не подняла руку на человека. Пикси Люси извернулась, пнула ведьму ногой в бок, вырвалась и спрыгнула на землю.

- Люси! - в голосе ведьмы было больше обожания, чем возмущения. Пикси только мотнула головой в сторону Ксен.

- Это её пчёлки!

Ксен понятия не имела, с чего Марта решила, будто бы золотой рой имеет к ней какое-то отношение, но подумала, что это часть игры. Она кивнула.

- Я привела тебе твою дочь. Отпусти золотой рой. Они уже заплатили сполна.

Ведьма замешкалась. Она переводила взгляд с Марта на Ксен, жевала губами и порывалась что-то сказать. Наконец, она произнесла вполголоса:

- Они детоубийцы.

- Но твоя дочь жива, - возразила Ксен.

- Жива, - повторила ведьма. Она жадно посмотрела на пикси и судорожно прижала руки к груди. - Ей только башмачка на груди не хватает.

- Ещё один такой найди, и мать прижмёт тебя к груди, - сказала Ксенобия без тени улыбки.

Ведьма не поняла. Она, как и большинство людей, живущих в новом мире, не знала ни Гюго, ни Гауфа. А вот сказку про потерянную девочку из Зелёного города знал каждый ребёнок. Девочку из сказки звали Дороти, у неё была ручная козочка и хрустальный башмачок, висящий на груди. А её бедная матушка искала свою дочку по всему свету.

- Пойдём со мной, - сказала ведьма.

Она снова подхватила Марта на руки. На этот раз пикси не сопротивлялась. Она обвила рукой шею своей новой матери и положила голову ей на плечо. Ведьма была счастлива.

Ксен и Рагби вошли за ведьмой в маленький бетонный домик. Внутри было сыро, пахло плесенью и влажной землёй. Ведьма смущенно сказала через плечо:

- Это... Я долго была одна. Отвыкла убирать. От жизни отвыкла.

И тут же крепче обняла Марта.

- Но теперь-то всё изменится. Теперь мне есть для кого жить.

138.

Свет из крошечных окошек под самым потолком слабо освещал единственную комнату, но его хватало для того, чтобы разглядеть тёмный ковёр в дальнем углу. Ведьма осторожно опустилась вместе с пикси на корточки, опустила Марту на пол и любовно погладила высокий ворс.

- Его постелил сюда мой отец. Говорил, чтобы от подвала не тянуло сыростью. Но я-то всегда знала, что на самом деле отец до смерти боится нашего подвала. Чтобы туда попасть, достаточно только поднять крышку. А тут ещё сдвигать ковёр. Да ещё поди попробуй. Раньше с одной стороны его прижимал к полу обеденный стол, с другой шкаф с посудой. Мать всё ругалась на отца, говорила, что без погреба нам не обойтись в жару. Он даже соглашался, когда она уж слишком сильно на него наседала. Но старался... В общем, он старался лишний раз не лазить в подвал.

Она сдвинула ковёр в сторону. Делала она это с явным усилием. Рагби хотел было помочь, но она отстранила его плечом.

- А вот я, дай мне только волю, вообще бы в нём поселилась, - продолжила она. - Чудно там. Вроде бы подвал как подвал, банки и ящики, ворох старых инструментов, сломанные игрушки. Мать потребовала от отца поставить сюда большой бидон для молока, но, сколько я помню, молоко мы в него так ни разу и не наливали. Сейчас он уже совсем проржавел. Как и всё тут. И всё-таки это не обычный подвал. Он ведёт вглубь. А там...

- Я хочу туда спуститься! - сказала Марта голосом капризной Люси.

- А мы туда и идём, - сказала ведьма. Она подцепила рукой тяжелую металлическую ручку, громко выдохнула и одним рывком подняла дверь подвала. Внутри мерцал тусклый зелёный свет.

- Я не хочу знать, что это светится, - пробормотал Рагби. Но он знал.

139.

Когда человечество окончательно отказалось от интернета в пользу частных социальных сетей, кому-то пришла в голову мысль создать принципиально новую систему связи. Эта связь должна была быть отвязана от оптических каналов, вышек и спутников. Энтузиаст, чьё имя было утеряно даже планировщиками, мечтал воплотить для физической связи принцип социального общения. От устройства к устройству. Идея была не нова, ещё пару сотен лет назад было предложено передавать данные между мобильными телефонами без посредников, но тогда люди отчаянно боялись излучения. Ещё на заре мобильной эры кто-то запустил байку о том, что телефоны вызывают рак не хуже сигарет, поэтому идея была обречена на провал. Но в эру нового просвещения, когда человечество создало искусственный интеллект, приручило атом и победило рак, людей было не так-то просто напугать. Если уж они победили страх перед андроидами, что там какая-то новомодная связь!

И тогда на свет появилась brain-to-brain-network, она же b2b и даже "TBONTB". На её логотипе был профиль мужчины и человеческий череп, принц Гамлет, задающийся извечным вопросом. Это была сеть, охватывающая сначала каждого андроида, а потом почти каждого человека. Сигналы широким потоком отправлялись из коммуникатора в коммуникатор. В случае с андроидами это был чип, встроенный в электронный мозг. В случае с людьми - крошечный чип, имплантируемый за левым ухом. В первые годы такой чип можно было встретить только у горстки энтузиастов-гиков. Через пять лет с чипами за ухом ходило практически всё взрослое население земли. Ещё через десять лет чип стали встраивать новорождённым младенцам. А потом очередной гений решил встроить биологический чип в геном человека. И если бы не началась четвёртая мировая война, можно было быть уверенными, что эта инициатива имела головокружительный успех.

Проект b2b-network продвигался настолько стремительно, что поначалу никто не отдавал себе отчета в том, какие опасности он может в себе таить. Информация поступала с любого чипа на любой чип, выбор следующего прыжка строился только исходя из доступности канала. В сети не существовало ни фильтрации, ни ограничения ширины потока. Все отдавали данные всем, пакеты не имели меток и не могли отслеживаться.

"Корпорация цветов" запаниковала первой. С помощью b2b и простейшего конвертера визуального сигнала любой желающий мог передать конфиденциальную информацию в любую точку земного шара. Пробовали использовать глушители, обшивали стены свинцом, но это помогало только не передать данные прямо из офиса "Корпорации". Никто не мог проконтролировать, что творится в человеческой голове.

И вот тогда, при участии министерства обороны Новой Британии было создано девять центров для обработки и фильтрации данных b2b-network. Создание вычислительного центра для уже функционирующей сети проект сам по себе уникальный, но при неограниченном финансировании вполне осуществимый. Отныне вся b2b-сеть регулярно сканировалась, каждый пакет имел идентификационную метку. Конечно, протестов избежать не удалось, многие требовали вернуть конфиденциальность b2b, но недовольные были и будут всегда. B2b-network получила необходимую прозрачность и сильные мира сего снова вернули себе здоровый сон.

Оптические процессоры третьего поколения на полимерных "аметистовых" кристаллах в качестве источника энергии использовали уран. Тепловыделение при этом было таким высоким, что теплоносителем в системе охлаждения служил морганиум. Морганиум был секретной разработкой "Корпорации цветов". Это был жидкий металл, обладающий феноменальной теплопроводимостью, приличной теплоёмкостью и при этом малой вязкостью, благодаря чего ему можно было пускать с большой скоростью по трубопроводу. Недостаток у него был только один. При значительном перегреве и под воздействием радиации он распадался и образовывал радиоактивный изотоп в количестве, намного превышающем критическую массу.

Вычислительные потребности центра постоянно росли и требовали новых мощностей. Для этого в аметистовую систему была встроена функция самовоспроизведения. По мере необходимости центр мог наращивать объемы процессоров. Были отведены специальные помещения из расчета на пятую часть от текущего объема мощностей в год.

Отрабатывал алгоритм сканирования потока, данные, содержащие ключевые композиции, задерживались для повторного исследования. Конечно, достигнуть прозрачности старого доброго Интернета было невозможно, но всё же большая часть информации просматривалась достаточно глубоко. Какой-то весельчак из военных назвал станции обработки рыболовецкими суднами. Он говорил, что фильтры -- это сети в мутной воде. Ах, если бы кто-то сказал этому шутнику, что, что спустя тысячи лет после его смерти сохранится система самовоспроизведения аметиста! Наземная часть центра будет разрушена, аметист выйдет на поверхность. Ничем не ограниченные, его кристаллы продолжат свой рост, используя вместо урана солнечную энергию.

Будь это известно, может быть, кто-то позаботился бы о том, чтобы заложить в производство кристаллов обязательное старение. Может быть, ему бы пришло в голову вспомнить техногенные аварии прошлого и ещё трижды зарезервировать систему аварийного отключения атомного реактора. Но увы, будущее закрыто от простых смертных серой пеленой. Никто не мог предположить, что начнётся война и что одна из первых выпущенных ракет попадёт в седьмую станцию обработки. Взрыв тогда унёс большую часть Китая, сделав её непригодной для жизни на ближайшие пять сотен лет. А когда это время вышло, на месте бывшей станции росли стройные красавицы-сосны с пурпурной хвоей.

140.

Ферма безумной ведьмы располагалась на месте бывшей станции номер два. Когда-то поверх подземного комплекса высилось роскошное офисное строение из зелёного стекла. Спустя годы от него осталась только массивная будка охраны, которую и счёл своим новым домом пра-пра-прадед ведьмы. Будка эта была крепкой, стены армированы свинцовой проволокой, окна когда-то забраны решетками. Когда-то мастеровитый фермер вставил в пустые глазницы окон куски старого стекла, найденные им в развалинах бывшего супермаркета. Но сейчас стёкол больше не было, все окна кроме одного были заткнуты тряпками. Таинственный подвал, так волнующий маленькую ведьму, вёл, разумеется, в подземные лаборатории.

- Здесь я научилась колдовству, - сказала ведьма, когда все спустились в подвал.

Она провела своих спутников через узкий, заставленный вещами проход и оказалась рядом с массивной металлической дверью. За долгое время металл порядком истёрся и между дверью и проёмом образовались щели с полдюйма толщиной. Из щелей лился пронзительный зелёный свет. А ещё оттуда выходил горячий воздух. Очень горячий.

Ведьма двумя руками взялась за большое колесо, расположенное в центре двери, и навалилась на него всем своим весом. Поначалу колесо не поддавалось, но потом раздался громкий скрежет, и оно сделало пол оборота против часовой стрелки.

- Я давно тут не была, - сказала ведьма.

Ещё немного усилий, снова скрежет и вот, наконец, колесо сделало полный оборот. Щёлкнул скрытый механизм и дверь открылась вовнутрь с такой силой, что едва не сбила с ног сунувшегося вперёд Рагби. Ведьма успела отскочить в сторону заранее.

- Туда, - сказала она.

За дверью оказался широкий коридор, залитый ярким светом. Свет исходил с потолка, но стены и пол были покрыты серебристыми панелями и свет бил со всех сторон. Марта спрятала лицо на груди ведьмы, Рагби шёл зажмурившись, Ксен прикрывала глаза рукой. Только ведьме нипочём был ослепляющий свет, глаза её были широко открыты, по лицу блуждала еле уловимая улыбка Моны Лизы.

- Как будто идём по самому солнцу, - говорила она. Удивительно, но её хриплый голос в подземелье стал мягким, в нём появились воркующие нотки.

- Здесь везде такой свет? - спросила Ксенобия и тут же об этом пожалела. Свет терзал не только глаза, казалось, что он отдаётся в зубах, забивается в горло и проникает ещё глубже. Ощущения были сродни тому, как если бы Ксен облили разъедающей кислотой. Она поморщилась и крепко сомкнула губы.

Ведьма посмотрела на неё с сочувствием.

- Да, что ни говори, а к этому ещё попробуй привыкни. Солнышко то оно вон где, крошечное да яркое. А тут со всех сторон тебя обступает, покою не даёт. Ну ничего. Сейчас дойдём до воды, там, глядишь, будет полегче.

Теперь не выдержал Рагби.

- До воды? До какой воды?

- Самой бы знать, - рассмеялась ведьма. - Уж такая вода, что и словами не описать. На что она им была, ума не приложу, видно какая-то подземная нечисть водилась. Она бронзовая. Как расплавленный металл. Только холодный.

Рагби открыл рот, чтобы что-то сказать и тут же его закрыл. Вокруг было жарко, очень жарко, но по ногам прокатилась волна ледяного холода.

- Вода близко, - сказала ведьма. - Она не только жар, она и свет забирает.

- Совсем хорошо, - пробормотал Рагби. Что-то он такое знал, слышал, читал, но то ли позабыл, то ли высокая температура замедляла работу мозга. Мысли текли медленные и размеренные. Рагби знал, что это плохое место, но что именно в нём плохого никак не увязывалось в общую картину.

Коридор закончился ещё одной дверью. Когда-то на ней была установлена система сканирования сетчатки и ДНК, но сейчас не было ничего. Дверь подпирал массивный сейф с рваной дырой в задней стенке. Сквозь дыру были видны осколки стекла и целый ворох пластиковых банкнот. Ксен наклонилась, подхватила одну из купюр за краешек и вытянула из сейфа. С банкноты улыбался король Генрих X.

- Сотня фунтов, - сказала Ксен. И добавила: - Сотни фунтов. Когда-то это было целым состоянием.

- Это, что, деньги? - заинтересовалась ведьма.

- Когда-то ими были. Сейчас уже нет.

- Мне бы лишние денежки не помешали. Дочку ещё поднимать.

Ксен порылась в карманах и достала оттуда две золотые монеты. В кармане оставалось ещё не меньше десятка, но ей не хотелось отдавать всё сразу. Ещё в кармане лежали игральные кубики. При мысли о том, что когда-то её называли Королевой костей, Ксен стало не по себе. Она протянула монеты ведьме.

- На, возьми. Освободишь золотой рой, получишь ещё столько же. А может и больше.

Ведьма быстро схватила деньги. Она с восторгом рассматривала золотые монеты и что-то еле слышно бормотала себе под нос. Ксенобия нетерпеливо положила руку ей на плечо.

- Нам туда, верно?

- Да-да, конечно...

Ксен кивнула Рагби. Вдвоём они оттолкнули сейф от двери и успели удивиться тому, как ведьме удалось двигать его в одиночку. Наверное, и в самом деле отчаявшиеся люди способны на многое. Может быть даже вообще на всё.

Следующий коридор был уже и короче предыдущего. Свет был такой же яркий, но жарко уже не было. Впереди ярко пульсировала светящаяся арка. Она была красной, как артериальная кровь. На какую-то долю секунды показалось, что она свита из тонких вен. Ксен прошла под аркой первой.

Свет исчез так стремительно, что на мгновение показалось, будто бы вокруг кромешная тьма. Потом глаз стал различать очертания огромного зала, который почти целиком занимал бассейн с высокими бортиками. Пол, стены и потолок покрывала морозная изморозь. Изо рта ведьмы вырывалось облачко белого пара.

- Холодная комната. Это чтобы здесь... Чтобы эти штуки... В общем, чтобы не было так жарко, - сказала ведьма.

Рагби подбежал к бассейну, встал на цыпочки и заглянул вниз. Там лежал плотный слой серебристо-белого вещества с бронзовым отливом. Очень похожего на ртуть.

- Холодная вода, - сказала подошедшая ведьма. Она где-то нашла искорёженный кусок металла, похожий на ступеньку эскалатора и забралась на него, чтобы посмотреть в бассейн. Марта сидела у неё на сгибе руки и крепко держалась за шею двумя руками.

- Морганиум, - сказал Рагби. - Ну конечно. Его ещё называли жидким ураном.

- Я думала, его не использовали в прокси-центрах. Какой идиот мог быть настолько беспечным? - сказала Ксен.

- Когда-то дамы использовали свинцовые белила. Всё кажется безопасным, пока не узнаешь другую сторону.

Ксен посмотрела вверх и заметила странные выросты на потолке. Сначала ей показалось, что это сталактиты, потом она увидела слабое сиреневое свечение.

- Гляди!

- Боже правый! - выдохнул Рагби. - Они растут! До сих пор!

- И до сих пор что-то считают. Вот только что?

Ведьма отошла от бассейна и замурлыкала песенку. Пикси поцеловала её в щёку.

- Куда дальше? - спросил Рагби. Ведьма неопределённо махнула рукой.

- Туда.

Она пошла вперёд вдоль бассейна. Потолок здесь потихоньку становился всё ниже и ниже, а у самой стены не достигал и шести футов в высоту. Ксен пришлось пригнуться, чтобы не разбить голову об аметистовый сталактит.

В стене была дверь, почти не заметная под толстым слоем белого инея. Ведьма обмотала руку краем платья и протёрла дверь на уровне середины груди.

- А тут уже начинается колдовство, - сказала она.

Ведьма сжала левую руку в кулак, подняла её вверх и быстро произнесла несколько слов на каком-то незнакомом наречии. Звучали они глухо и неприятно, как будто это было какое-то ругательство. Следующие слова были, напротив, мелодичными и певучими. Ведьма выкрикнула их так громко, что по залу прокатилось раскатистое эхо. После этого она сделала несколько глубоких вдохов, протянула руку вперёд и растопырила пальцы. Раскрытую ладонь она приложила к расчищенной площадке на двери. Ещё раз вздохнула.

- ИДЕНТИФИКАЦИЯ ЛАДОНИ, - громко произнёс металлический голос. Только сейчас до Ксен дошло, что пыталась произнести ведьма.

- Живое эхо! - прошептала ведьма. - И! Данти! Ацти!

Дверь беззвучно отъехала назад. Впереди виднелся ещё один коридор и стеклянная лестница. Ведьма поклонилась дверному проёму и быстро вошла в коридор. Здесь потолок был настолько низкий, что ей пришлось спустить Марту на землю. Ведьма крепко сжала руку новообретённой дочери, в несколько шагов преодолела коридор и начала спускаться по лестнице. Ступени по большей части неплохо сохранились, но кое-где зияли пустые стальные рамы. Ведьма явно знала здесь каждый уступ, потому что ни разу не замедлила шаг. Ксен с Рагби пришлось тяжелее, и они отстали от неё на добрую сотню футов.

- Почему бы ей просто было не приложить руку? - спросил Рагби.

- Ритуал.

- Это я понял. Но зачем?

- Она сделала это один раз и запомнила последовательность. Ей кажется, что это единственный правильный способ. Один мой... друг как-то сказал, что мы демоны этого мира. Для этих людей любой оцифрованный голос это глас бога.

Рагби рассеянно кивнул. Он смотрел под ноги, стараясь наступать только в центр стеклянных ступеней. Его пугал новый мир, его пугала ведьма, но больше всего пугал бассейн с морганиумом, оставшийся наверху. Рагби помнил, как взрыв морганиума унёс жизни почти миллиарда человек. Морганиум был для него как дремлющий вулкан. И сейчас он шагал в самое жерло.

Чем глубже спускались ведьма и андроиды, тем больше становилось аметистовых кристаллов. Они росли на стенах и потолке, прорастали сквозь ступени, наслаивались друг на друга и переплетались. Одна из ступеней была выдрана вместе с куском металлической оправы и сейчас торчала на верхушке кристалла в пять футов высотой.

- Они похожи на зубы, - сказала Марта. Ведьма засмеялась.

- Это и есть зубы. Зубы земли.

Лестница вела зал со стенами, которые некогда были зелёными, а теперь почти полностью покрыты сиреневым налётом. Все настенные экраны были вырваны с кронштейнов и валялись на полу бесформенной кучей пластика. Рядом лежал клубок проводов с порезанной обшивкой, из-под которой торчали белые нити изоляции. В зале было ощутимо теплее, но не было того жара, который чувствовался наверху. Воздух здесь был тяжелый и слоистый, как будто полосы чистого кислорода чередовались с полосами выхлопных газов. Ксен делала вдох и чувствовала, как тяжело работает фильтр внутренней системы охлаждения. Большая часть фильтра когда-то работала в груди Астораго, и при первом удобном случае надо было обязательно его прочистить. Люди когда-то страдали от туберкулёза, съедающего лёгкие. Андроидов убивали черные хлопья грязи, которые сужали и забивали каналы для отвода воздушных потоков.

- Если они действительно использовали морганиум, они должны были как-то его заизолировать. Должен был быть купол, автоматика. А что, если с потолка в него упадёт какой-нибудь сталактит?

Ксен посмотрела на Рагби. Она увидела в его глазах страх и удивилась этому. Страх за свою жизнь был присущ только людям, андроидам был дан только инстинкт самосохранения.

- Ты боишься? - спросила она. Рагби открыл и закрыл рот.

- Боюсь, - сказал он. - Хотел бы я соврать. Но я боюсь.

Рагби посмотрел на Ксен и улыбнулся краешком рта.

- Не умереть, нет. Я боюсь этого.

- Чего?

- И не взрыва. Не того, что я перестану существовать. Я боюсь наведённой радиации. Эта штука, она... Нет, я не спорю, я не могу отрицать её полезность и необходимость. В своё время. И даже взрыв, в конце концов, какая война без жертв. Я не могу сострадать этим людям. Вообще не могу сострадать. Но радиация это изменение. Природная может изменять органику, наведённая - нас. Я видел андроидов с орбитальной станции, которых это излучение изменило до неузнаваемости. Не внешне, но их мозг, мысли, поступки. Замкнулись какие-то нейронные цепи, что-то перестроилось. Немного, недостаточно для того, чтобы это можно было засечь каким-то прибором. Это не видели приборы, это не видели люди. Но я это чувствовал. А они просто знали. И... менялись.

Рагби перевёл дух и сделал несколько шагов к сиреневой стене.

- Они умерли. Не сразу, конечно. И не все, кто-то остался. Но большинство погибли. Просто так, без причин. Как будто лампочка перегорела.

Ксен с трудом отвела взгляд от его спины и посмотрела на ведьму. Та стояла на коленях и шарила руками по полу. То ли искала ещё один люк, то ли совершала какой-то новый ритуал. Рагби тяжело выдохнул воздух, развернулся и подошел к Ксен. В его глазах больше не было страха, но было какое-то другое чувство. Ксен подумалось, что это нечто среднее между досадой и смущением. Рагби мучила какая-то мысль и это было заметно по каждому его движению.

- Они меняются, - сказал он. - И мы меняемся. Ты встретила уже несколько шеду, и каждый из нас был... спятившим. Время что-то сделало с нами. Не знаю, действовало ли оно как морганиум или как... просто как очень-очень долгое одиночество. Но все мы изменились, каждый из нас. Кто-то совсем спятил, как Хэрроу и вообразил себя человеком. Кто-то помешался на стихах, как я. И... Боже правый, я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, куда идти и кому служить. Я просто не знаю. Надо принимать решения, а у меня их нет. Ничего нет. Я один во тьме!

- Да не убоюсь я тьмы, ибо Ты со мной, - произнесла Ксен. Когда-то эти слова были обращены к одному богу. Через тысячи лет их произносили служители десяти ночных богов, обращаясь к каждому в отдельности. И всё же это были хорошие слова. Лучше знать, что ты не один, даже когда вокруг совсем темно.

Ксен подошла к Рагби вплотную и обняла его рукой.

- Ты не один. И вокруг не так уж темно. А морганиум... в самом деле, что он может сделать? Мы уже другие. Старого мира больше нет.

- Ты бы хотела вернуться обратно?

Ксен даже не задумывалась.

- Никогда.

Вместо люка ведьма сдвинула каменную плиту, расположенную в центре зала. Ей понадобилось произнести несколько длинных фраз и легонько придавить плиту руками. Та вначале на полдюйма продавилась вниз, потом с резким щелчком поднялась наверх и плавно отъехала в сторону.

- Сюда!

Под плитой была ещё одна лестница, на этот раз из какого-то красного камня. Камень крошился под ногами и хрустел как песок, забивался в обувь и застревал между пальцами. От некоторых ступенек остались только небольшие огрызки, на которые боязно было наступать. Лестница вела вниз едва ли не на полмили.

По ведьме было заметно, что она порядочно устала, но глаза у неё были счастливые. Марта сидела у неё на руках и делала вид, что спит. На самом деле она не спала. Пикси пыталась просканировать подземные строения и прикинуть, что могло здесь произойти за последнюю тысячу лет. Результат её выкладок был неутешительным. Судя по всему, большая часть станции была разрушена, а та, что всё ещё функционировала, грозила взлететь на воздух из-за перегрева. Растущие под землёй кристаллы давали слишком много тепла. Оставшийся морганиум охлаждал только несколько уровней, а кристаллы росли вверх, вниз и во все стороны. Марта не знала, что взрыв морганиума на одной из станций стёр почти четверть земного шара. Но что-то ей подсказывало, что в союзе перегретых аметистов и морганиума нет ничего хорошего.

Красная лестница привела прямиком в машинный зал. Одну его половину занимали контейнеры с губкообразным веществом, выполняющим роль оперативной памяти для суперкомпьютеров. В другой сгрудились десятки не работающих коммутаторов и несколько рулонов гибких экранов из прозрачного пластика. На полу лежал ноутбук, который выглядел старше всех устройств, собранных в зале. Это была тоненькая пластина в мягкой обложке. Стеклянная клавиатура заканчивалась двумя проекторами, которые должны были рисовать оператору трёхмерное изображение.

Ведьма опустилась на колени перед ноутбуком. Пикси примостилась рядом и обхватила её за пояс.

- Моя хорошая, - пробормотала ведьма.

Ещё несколько слов, выкрикнутых гортанным голосом. Пассы руками. Плевок в сторону и судорожный кашель.

- Бог ты мой, - бормочет ведьма, кусая губы. - Избавь меня от зла. Изгони тьму и туман.

Ноутбук издаёт до боли знакомый звук, что-то среднее между щелчком винтовки и звоном серебряного колокольчика. Именно с таким звуком включались в далёком прошлом портативные устройства, которые люди постоянно носили с собой. Ксен появилась на свет гораздо позже тех времён, когда в аэропорту или на вокзале строились очереди к электрической розетке, но звук она помнила. Ностальгический звук. Какой-то шутник в своё время подарил Сонару пневматический пистолет, который издавал такой звук при выстреле.

Правый проектор не работал. Левый нарисовал половину крупного серого яблока и попытался сделать её объемной. Половина яблока обросла сетчатым каркасом, вспыхнула и тут же погасла, оставив после себя еле заметный зелёный свет. С тихим журчанием в воздухе появилось дрожащее чёрное окно с мигающей зелёной черточкой. Ведьма хлопнула в ладоши и тихонько засмеялась.

- Он пришёл! Пришёл!

- Кто? - спросила Ксен.

- Добрый хозяин. Он не умеет говорить, но я его понимаю. Где-то тут.

Она отбросила волосы и показала чуть выше правого уха.

- Прямо сюда говорит, понимаешь?

Ксен быстро провела рукой по голове ведьмы. Нащупала пальцами небольшое утолщение и кивнула Рагби.

- У неё чип. Я думала, они остались только у шеду.

- Я вообще был уверен, что b2b больше не работает. Инфраструктуры больше нет. Это ведь не нефтяная вышка, которая простоит сколько угодно. Все эти кофеварки и чайники, они ведь одноразовые. Срок службы, заложенное старение. Никто не рассчитывал на большее. Кто мог представить себе такое? Кто мог вообще предположить?

Ксен стало смешно.

- Насколько мне помнится, люди чуть ли не каждый год придумывали себе очередной конец света. Наверное, просто привыкли. Как в той сказке про мальчика и волков.

141.

Ведьма действительно общалась с ноутбуком по b2b. Ей не надо было знать синтаксис команд, достаточно только хорошо формулировать свои мысли. Несмотря на безумный вид и странные поступки, ведьма была достаточно умна и сообразительна. Конечно, для того, чтобы выполнить желаемое ей приходилось выполнять множество ненужных действий, но и такими окольными путями она почти всегда приходила к нужному результату.

Когда она впервые оказалась в машинном зале и нашла работающий ноутбук, ей захотелось только поскорее отсюда выбраться. Так ведьма смогла включить аварийное освещение в верхних коридорах. Если бы дело происходило хотя бы тысячу лет назад, она бы увидела работающие таблички с указателями выхода. Потом ведьма раз за разом спускалась в подземелье, чтобы вызвать дождь, получить богатый урожай или просто поговорить со своим новым другом, которого она называла добрым хозяином. Разговор выходил странный, ведьма понимала в лучшем случае каждое пятое слово, но всё же это был разговор двух друзей. Если правильно попросить, добрый хозяин обязательно выполнял желаемое. А иногда он показывал ведьме красивые картинки.

С золотым роем вышло скорее случайно, чем нарочно. К тому времени ведьма уже крепко уверилась в том, что добрый хозяин наградил её волшебной силой. Она могла видеть гораздо дальше, чем любой из обитателей маленькой фермы. Могла лечить болезни, знала, как сращивать кости и смешивать нужные корешки. Знания возникали в её голове сами по себе, как будто приходили из какого-то другого мира. Сначала это пугало. Потом ведьма привыкла. Мысли появлялись внезапно и совершенно неупорядоченно. Ведьма даже не подозревала о том, что давно знает таблицу химических элементов, может разобрать практически любую формулу и разделить на составляющие сложнейшее соединение. Она смотрела на звёзды и думала, что это глаза далёких богов. И в то же время ей было хорошо известно, как устроена солнечная система и из каких планет она состоит. Эти знания копились и копились у неё в голове, вызывая бессонницу и дурное настроение. Ведьма уже не пыталась понять, что за сумятица творится в её сознании. Семья и соседи звали её ведьмой, пока она и сама не поверила в это.

Золотой рой пришёл внезапно и стремительно, как первая весенняя гроза. В деревне было много детей, славных здоровых малышей. Муж ведьмы умер от оспы через несколько месяцев после свадьбы. К тому моменту, как золотой рой начал своё страшное шествие по владениям архонта, её дочери Люси было пять лет. Никто из детей не страдал. Не было ни криков, ни болезней. Пролетая над деревней, золотой рой превратил детскую кровь в сыпучий порошок. Дети умерли мгновенно. Четверо из двадцати осиротевших матерей покончили с собой.

Поначалу ведьма тоже хотела умереть, но потом скорбь в её сердце сменилась сначала яростью, потом надеждой. Она снова отправилась в подземелье и стала говорить с добрым мастером. Она умоляла его вернуть дочь, вернуть всех погибших детей. Взамен она готов была отдать тело, душу, всё, что только у неё было.

Но добрый мастер, а проще говоря, интеллектуальный центр управления станцией не умел возвращать людей из мёртвых. Кто знает, попроси ведьма более умело, может быть, ему бы удалось создать несколько грубых андроидов в детских платьицах. Но ведьма, думая о Люси, почему-то представляла золотой рой. Когда-то она называла их ангелами, сейчас - крылатыми крысами. Её ненависть и жажда отмщения оказались сильнее любви и горя. Ведьма просила вернуть дочь, но представляла, как огонь сжигает тела ангелов-детоубийц. Образ оказался выразительнее слов. Центр управления принял команду.

Ничто не могло заставить дронов золотого роя превратиться в горящие факелы. Собственно, центр управления вообще имел не так уж много влияния. Он никак не мог изменить взбесившихся "ангелов". А вот свести с ума их электронную начинку у него получилось. Дроны обрели неведомые ранее ощущения, и этими ощущениями был смертельный холод. Холод сковывал их конечности, ломал крылья, проникал внутрь головы и вытеснял из неё все посторонние мысли. Золотой рой обладал общим распределённым разумом, и отныне разум этот терзала одна и та же мысль. Холодно! Черт побери, как же здесь холодно. У них не было ни сил, ни умений для того, чтобы освободить свой разум от влияния центра управления. Чипы b2b в их головах получали один и тот же сигнал, который приказывал, нет, умолял тратить ресурсы только на поиск тепла. Тепло давал огонь и дроны один за другим скрывались в пламени. Но и оно не давало им облегчения, потому что встроенная система защиты перерабатывала огонь в безвредный газ. Золотой рой горел, но не сгорал, умирал, но оставался бессмертным.

Когда месть осуществилась, ведьма решила, что потеряла силу. В самом деле, она больше не слышала тихого голоса над правым ухом, нашептывающего ей незнакомые слова. Ощущение чего-то чудесного покинуло её. Место гибели детей сочли проклятым и деревня постепенно обезлюдела. Ведьма не стала покидать родные места и осталась в доме, доставшемся ей от отца. Двадцать с лишним лет она не спускалась в подвал и успела почти забыть о существовании доброго мастера. Но сегодня она снова заговорила с ним и он ей ответил.

- Идентификация пройдена. Объект Люсьен.

Почему добрый мастер называет её именем дочери, ведьма не знала, но не имела ничего против. Она гордилась тем, что у неё такая красивая дочь и хотела показать её тому, кого сама никогда не видела. Иногда она представляла доброго мастера как величественного старика, но чаще просто думала о нём, как о человеке-в-красном-плаще. Всегда в красном, так уж ей представлялось.

- Здравствуй, Люсьен, - сказал добрый мастер внутри головы ведьмы.

- Здравствуй, - мысленно сказала она.

- Анализ запущен. Фокусировка завершена.

Ведьма улыбнулась и обняла Марту. Как будто и не было этих лет. Всё по-прежнему. Те же слова, те же ощущения. Каково было её удивление, когда в голове прозвучал нежный голосок дочери:

- Система Фатум. Стартовое слово не утверждено. Начать диагностику. Начать сканирование. Объект поиска дроны для добычи руды. Возможна модификация.

- Что ты делаешь? - спросила ведьма, едва ворочая языком. Слово "что" прозвучало слишком протяжно, в слове "ты" пропала первая буква. "Что-о-о-о ы делаешь?".

- Сканирование завершено. Найдено двенадцать тысяч объектов. Четырнадцать функциональных объектов из общего числа, - сказал добрый мастер.

- Система Фатум. Подтвердить объекты, - сказала Марта, не обращая никакого внимания на слова ведьмы.

- Объекты подтверждены.

- Система Фатум. Запросить агентов. Перекрёстная связь b2b. Семь основных полос, четыре резервные полосы.

- Агенты опрошены. Конфигурация связи. Конфигурация связи завершена. Связь активна.

- Система Фатум. Загрузка информации. Сброс теплового модуля. Обнуление температурных датчиков.

- Загрузка завершена. Сброс не подтверждён. Обнуление не завершено.

Марта посмотрела на ведьму со злостью. Будь ведьма повнимательнее, она бы заметила, как пульсируют зрачки маленькой пикси и как потемнела кожа вокруг её розовых губ. Но ведьма и не подозревала о тёмной стороне своей Люси. Она смотрела на неё с недоумением и любовью.

- Что ты говоришь, милая? Кто тебя этому научил?

- Подтверди обнуление, - приказала Марта металлическим голосом.

- Милая?

Марта прикусила кончик языка. Она балансировала на грани между пикси и демоном и чувствовала, как демон потихоньку набирает силы. Ведьма ей нравилась, и Марта не хотелось, чтобы та раньше времени познакомилась с её второй натурой.

- Отпусти пчёлок, - с трудом выговорила она вслух.

- Пчёлок!

- Скажи про пчёлок!

На этот раз удержаться от вспышки ярости оказалось ещё сложнее. Пикси ощупала укушенным языком передние зубы и почувствовала остриё прорезающихся клыков. Сколько ещё осталось времени? Четверть часа? Несколько секунд?

- Пчёлки! - взмолилась она и заплакала. Это были слёзы бессилия и гнева, но для ведьмы это были только слёзы обиженного ребёнка. Она всплеснула руками.

- Дались тебе эти пчёлки! Ну, раз уж обещала...

Ведьма подумала, что в принципе неплохо поступила с золотым роем. Наказание было вполне достойным того, что они сделали. Но раз уж Марта снова с ней, может быть, стоит проявить немного милосердия.

Она сложила вместе ладони и закрыла глаза. Перед внутренним взором появился ненавистный рой, высокие мужчины в золотых одеждах. Ведьма представила старика в красном плаще и высоких черных сапогах.

- И шляпа, - подсказала она самой себе, - не забудь про шляпу!

У старика появилась высокая остроконечная шляпа, лихо заломленная на левое ухо. За правым у него пульсировал ярко-жёлтый огонёк. Мужчины, стоящие перед ним, упали сначала на колени, а потом и вовсе завалились на бок. Ведьма увидела огонь, который горел в их глазницах, увидела тлеющие ресницы и дым, выходящий из обугленных ноздрей.

- Погасни, - сказала ведьма. Огонь не погас, тогда она крикнула громче: - Потухни!

И снова ничего. Ведьма представила себе свечу на столике рядом с кроватью. Свеча горела ровным жёлтым светом и вовсе не пульсировала наподобие огонька старика-в-плаще.

- Тьма меня не страшит, - переиначила на свой лад ведьма старые слова молитвы. - Ты со мной.

Она мысленно затушила свечу.

- Сброс теплового модуля подтверждён. Обнуление тепловых датчиков выполнено, - сказал добрый хозяин.

Ведьма снова закашлялась.

- Сброс теплового модуля подтверждён. Обнуление тепловых датчиков выполнено.

Марта громко закричала. В следующую секунду она уже мчалась вверх по лестнице, стараясь унести как можно дальше из подземелья своё настигающее безумие. Ведьма бросилась за ней, споткнулась о змеящиеся провода, снова вскочила на ноги и побежала дальше. Ксен не успела даже перекинуться словом с Рагби. Голос доброго хозяина зазвучал в каждом уголке машинного зала, коридора и каждого закоулка подземной станции.

- Опасность. Выход из строя десятого модуля охлаждения. Опасность. Выход из строя десятого модуля охлаждения. Опасность.

Через секунду пол под ногами вздрогнул, и с потолка посыпались плитка и кристаллы аметиста.

- Морганиум, - на удивление спокойно сказал Рагби. - Где-то внизу. Началось. Так я и думал.

142.

Глубоко внизу располагался самый большой на станции резервуар с морганиумом. Купол над ним всё ещё существовал, а вот стенки бассейна время не пощадило. Год за годом морганиум вытекал из бассейна через щель толщиной с тонкий волос и стекал в маленькую лужицу на полу. Из середины лужицы возвышался аметистовый сталагмит, похожий на крошечный айсберг. Был он нежного, почти розового цвета, прозрачный и без посторонних вкраплений. Кристаллы такого типа когда-то украшали роскошные квартиры высокопоставленных чиновников, трудящихся на благо "Корпорации". У самого Джейми Джонса был журнальный столик, ножки которого были сделаны из безупречных розовых кристаллов. Аметист, оторванный от материнской платы, был красив, но мёртв. Сталактит, росший сквозь лужицу морганиума, был живым. Долгое время ничто не беспокоило его покой, и он был едва ли теплее человеческого тела. Короткое общение Марты с добрым хозяином разогрело аметист до температуры сначала в двести градусов, потом одним резким скачком в пятьсот. Этого хватило для того, чтобы лужица забурлила и начала потихоньку подниматься вверх несколькими тугими столбиками. Потом последовал взрыв. Сравнительно небольшой, потому что до набора критической массы не хватало как минимум двух баррелей, и это был только химический распад морганиума. Но и этого хватило для того, чтобы сотрясти станцию до самого верха. А рядом был бассейн, морганиума в котором хватило бы для того, чтобы превратить всё вокруг в мёртвую пустыню на много миль вокруг.

- Быстро! - крикнул Рагби и метнулся к лестнице. - Может быть, мы ещё успеем добраться до поезда.

Марта выбралась на поверхность. Она задыхалась, волосы прилипли ко лбу, по щекам текли злые слёзы. Пикси больше не скрывала ни когтей, ни зубов, она бесновалась, пытаясь поймать саму себя за крыло и тщетно пыталась взлететь. Нек был прав, для полёта ей не нужны были крылья. Крылья нужны были только для того, чтобы взлететь. Когда до Марты дошло, что отныне небо для неё закрыто, она отчаянно заверещала и бросилась в сторону леса.

Ведьма на одном дыхании одолела все лестницы и коридоры. Выбежав из дома, она увидела свою Люси, мчащуюся неведомо куда и побежала за ней. Выходки дочери её не удивляла. Пожалуй, это был первый в мире случай, когда безумная пикси пришлась настолько к месту. Люси, покойная дочь ведьмы никогда не отличалась мирным нравом. В гневе она могла расцарапать в кровь свою мать, из дома начала сбегать, когда ей только исполнилось три года. Родилась она с зубами и на груди ведьмы до сих пор виднелись белые круглые шрамы.

Рагби и Ксен выбрались наверх, чувствуя, как земля буквально горит под ногами. Жар был такой силы, что металлическая пряжка на ремне Рагби вплавилась в его живот. Ксен чувствовала, как система охлаждения, доставшаяся ей от Астораго, не справляется с возросшей нагрузкой и потихоньку начинала паниковать. До поезда было около восьми миль через болото и бурелом. Спокойным шагом это расстояние можно было одолеть за час с четвертью. На ровном участке Ксен могла бы пробежать это расстояние за двадцать минут. Но даже десяти минут могло быть недостаточно. По правде говоря, Ксен не была уверена, что даже поезд Орион сможет увезти их достаточно быстро.

- Но не стоять же на месте! - прошептала Ксен сквозь зубы. Рагби удивлённо на неё посмотрел и вдруг порывистым движением схватил за руку.

- Бежим!

И они помчались так быстро, что даже не услышали над головой шум лёгких металлических крыльев.

143.

Четырнадцать дронов для добычи железной руды, ныне печально известные как золотой рой, выглядели далеко не лучшим образом. Их блестящие тела были покрыты пеплом и ржавчиной, крылья потеряли большую часть декоративных перьев. Но их лица лучились счастьем обретённой свободы, глаза с обгоревшими ресницами горели ярким огнём. Это был не тот алчный огонь, в котором они томились ещё несколько часов назад. Бело-голубой свет исходил изнутри, выплескивался из глазниц и полностью перевоплощал черты лица. Дроны больше не были жуткими Зелёными, пугающими маленьких пикси и взрослых андроидов. Если бы ведьма увидела их прямо сейчас, она бы снова назвала дронов ангелами. Несмотря на копоть и пепел они были очень на них похожи.

Мать рода, она же ключевой дрон шахты, летать не умела. Она оставалась там, где и должна была быть, возле изуродованного дерева. Огонь ей почти удалось потушить, и сейчас он пылал только глубоко под землёй, облизывая перекрученные корни. Дым струйкой поднимался через потрескавшуюся от жара землю. Ариадна надеялась, что через некоторое время она сможет погасить и это пламя. Но пока у неё была другая забота.

Она расставила руки в разные стороны и шагнула вперёд. Глаза её были крепко закрыты.

- Сюда, деточка, сюда, - говорила она.

Даже сквозь сумеречное безумие пикси услышала этот зов. Она побежала, не разбирая пути. Ведьма не отставала от неё ни на шаг.

144.

Два золотых дрона отделились от стаи и камнем упали вниз. Сильные руки одного из них подхватили бегущую Ксен за плечи. Другой спустился чуть ниже и обхватил Рагби за пояс. Затем оба стремительно взмыли вверх. Стая устремилась в сторону дерева.

Ксенобия не знала, какую скорость дроны развивали в прошлые времена. Она сомневалась, что добыча руды требует скоростного полёта. Значит, ещё одна модификация? Вполне возможно. Если шеду Далвичу пришло в голову дать тела андроидов горным дронам, откуда знать, что ещё он мог придумать. Шеду сходят с ума. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей.

Оставшиеся перья на крыльях дронов по краям были покрыты тончайшим золотым кружевом. По рукам расходились полосы, в которых угадывался кельтский орнамент. Под слоем черной копоти на лицах проступали ряды рун и незнакомых символов, больше всего похожих на египетские иероглифы. Ксен увидела рисунок в виде цапли на лбу дрона, несущего Рагби. Лоб того, кто нёс её саму, был закрыт широким обручем цвета красной меди. На обруче было вытравлены слово "мёд", цифры 2.13.04 и тонкий рисунок, изображающий распустившуюся розу.

Дорога до поезда заняла около трёх минут. По расчетам Ариадны, которая давно уже прислушивалась к подземному гулу, до взрыва оставалось ещё секунд тридцать. Золотой рой превратил большую часть металлических частей Ориона в пластик, благодаря чему он и не мог сдвинуться с места. Но сейчас мать рода уже отдала приказ обратить пластик в исходное состояние. К тому моменту, когда дроны осторожно опустили андроидов на землю рядом с поездом, Орион готов был двинуться в путь. Элвин проверил работу генераторов и остался вполне доволен.

145.

Ариадна стояла, по-прежнему опираясь спиной о ствол дерева. Может быть, она черпала силы в его древней мощи, может быть, была связана с ним чем-то гораздо более прочным, чем верёвки и цепи. Одной рукой она прижимала к себе бьющуюся в припадке демоническую пикси. Другой обнимала ведьму. Волосы ведьмы стали совсем рыжими, на руках пропали пигментные пятна.

Ксен подошла к Ариадне и заглянула ей в глаза. Время словно остановилось. Золотистые зрачки мерцали, медная радужка почти не оставляла места для белков. Светлые искры вспыхивали и скрывались где-то в глубине глаз. Ксен видела своё дрожащее отражение, но вот чудо, её лицо не скрывала половинчатая маска. Мать дронов моргнула и Ксен успела разглядеть крошечное изображение цапли на её левом веке.

- Вам надо идти дальше, - выдохнула Ариадна.

- Вам надо уходить, - сказала Ксен.

- Скоро будет взрыв, - сказали обе хором, и каждая быстро поднесла руки к губам. Мать золотого роя улыбнулась. Ксен улыбнулась в ответ одними глазами.

- Поезд ждёт, - сказала Ариадна. - Не беспокойся о нас. Не думай о ведьме. Она и её дитя в безопасности.

- Спасибо. Я буду помнить вас.

- Я буду помнить тебя. Золотой рой, золотой род будет помнить тебя. А ты помни только о пирамиде. Кем бы ни был тот, кто рассказал тебе сказку про сокровища, он был прав.

Ксен не поняла, но послушно кивнула и взбежала по ступенькам в вагон. Рагби зашел следом и остановился в тамбуре. Он оглянулся и долго смотрел на Ариадну, андроида, обнимающего человека и пикси.

- Куда им идти? - пробормотал он. - Ради всего святого, куда?

Потом двери закрылись, и приятный женский голос попросил пассажиров занять свои места. Он извинился за длительную остановку и напомнил, что внеплановая задержка в пути гарантирует два бесплатных рейса в течение полугода.

Рагби сел в кресло, достал из кармана записную книжку в кожаном переплёте и начал что-то быстро туда записывать. Судя по тому, что каждое предложение начиналось с большой буквы и с новой строки, это были стихи. Ксен и Элвин отправились на заднюю площадку. Поезд ехал очень быстро, но оба надеялись увидеть то, что должно было вот-вот произойти. Ксен полагала, что такое зрелище стоит того, чтобы увидеть его даже ценой своей жизни. В те редкие минуты, когда от неё ничего не зависело, она старалась не думать о Лори. Лори была магнитом, который притягивал мысли Ксен в любое время и из любого места. Она любила сестру, но иногда думать о ней было невыносимо.

146.

Орион мчался всё быстрее и быстрее, прожигая себе дорогу мощными лазерами. Когда между ним и искорёженным деревом пролегал путь в триста миль, то, что осталось от морганиума превратилось в чёрное облако и начало быстро подниматься вверх. А наверху золотые дроны окружили кольцом двух женщин и одну маленькую девочку. Они раскрыли крылья так широко, как только могли, пока не образовали сверкающую полусферу. Под ногами у Ариадны вспыхнул яркий свет, и полосы золотого металла раскатились в разные стороны, как солнечные лучи. Полосы плотно свивались между собой, не оставляя зазоров, катились новые и спаивали вместе переплетения. Золотое полотно образовало правильный шестиугольник десяти футов в сечении. Его углы поднялись вверх и наслоились на верхнюю полусферу.

Запаянный купол очень медленно оторвался от земли и принял форму шара. Шар завис в воздухе на высоте около двух футов под землёй. Раздался громкий треск, как будто где-то поблизости горел самый большой в мире костёр. А потом шар растворился в воздухе, и ещё долго можно было видеть его еле заметные очертания и тающую тень на земле.

Элвин показал пальцем на горизонт.

- Там вроде начинается гроза. Смотри, какие тучи.

- Это не гроза.

Через несколько секунд после того, как исчезла золотая сфера, клубящееся чёрное облако с рёвом поднялось из-под земли. Сторонний наблюдатель, если бы только нашёлся такой самоубийца, мог сравнить это облако с горящей нефтью. Оно было связано с землёй черными крутящимися столбами. Достигнув высоты в двести футов, облако начало стремительно сереть. Потом была короткая белая вспышка, на долю секунды осветившая всё вокруг. Облако несколько уменьшилось в размерах, и внезапно воцарилась полная тишина. Безмолвие не нарушал ни шорох листвы, ни голоса птиц. Мир замер в ожидании чего-то зловещего.

А затем раскатился круг вроде тех, что появляются на воде от брошенного камня. Он состоял из серой волны, которая неслась вперёд и вперёд, оставляя за собой стерильную и гладкую землю. Те, кому не повезло оказаться на пути гигантского круга, не успели даже понять, что произошло. Как будто кто-то просто щёлкнул выключателем и погасил свет.

Потом ничего.

147.

Итон не знала о том, что произошёл подземный взрыв. Странные толчки она приняла за землетрясение. Перси Краго так и вовсе не обратил на это внимание. Перси вообще редко замечает что-то кроме своих прекрасных сыновей. Сейчас он смотрит на Итон и думает, что она и только она справится с той задачей, которую он хочет на неё возложить. Такая сильная. Такая мужественная.

Перси встаёт с кресла и бережно берёт Итон за руку. Спина у него выгнута колесом, а вот по части стройности спокойно заткнёт за пояс любого из своих сыновей. Его колени гнутся в обратную сторону, голова с трудом держится на длинной тонкой шее. На Итон он смотрит как на величайшую драгоценность.

- Ты выполнишь свой долг? - спрашивает он внутри головы Итон. Она вскидывается:

- Долг? Я никому ничего не должна.

Перси сначала хмурится, потом улыбается.

- Для чего, по-твоему, тебя создали?

- Служить людям, - заученно говорит Итон. Что-что, а катехизис для андроидов доктор Вега хорошо вдалбливает в головы своим подопечным.

- Я и прошу тебя о службе. Что может быть важнее избавления человечества от власти тирана?

- Страны, - поправляет его Итон, - Круг Чекинг ещё не весь мир.

- Пусть так. Но тут сотни тысяч человек. Неужели их судьба тебе безразлична? Неужели тебя так плохо запрограммировали?

Итон не согласна. Она шеду, а программированием шеду занимаются с особой тщательностью. Даже медицинским роботам не задают таких сложных программ. Каждая пишется индивидуально под конкретного планировщика. В обычном программном коде бывает до двадцати тысяч строк ошибок на один миллион строк. Максимально допустимое количество ошибок для кода планировщика - две тысячи строк. Величина практически недостижимая, учитывая то, что код пишут обыкновенные люди, но процесс тестирования и отладки в разработке шеду всегда гораздо более трудоемкий, чем написание кода.

- Меня хорошо запрограммировали, - коротко говорит Итон.

- И я так думаю, - подхватывает Перси, - Поэтому ты и должна помочь нам. Выполни свою программу.

Итон смотрит на него очень внимательно. Ей не хочется делать того, о чём он её просит, но она понимает, что выбора у неё нет. Перси хоть и довольно странный, но всё-таки человек. Значит, она должна выполнять его указания, пока кто-то не отменит директиву контроля шеду. В конце концов, разве не для этого её создали? И она кивает. Перси понимает это как согласие и улыбается. Он указывает рукой на одного из своих детей.

- Ты пойдёшь вместе с Сирилом.

- Отец! - изумлённо ахает Уилл, - Почему Сирил? Он младший, он...

- Именно поэтому. Он младший. Если не справится он, в строй придётся встать тебе. Ты можешь заменить Сирила, он нет.

- Почему не пойти всем вместе? - спрашивает Гэри. - Мы братья и привыкли делать всё вместе.

- И трёх и одного раздавить можно за один шаг. Троих по одиночке - только за три шага. Мы не можем рисковать вами тремя, сын. Нас и так осталось слишком мало.

- Род тори! - вдруг кричит Перси Краго.

- Род тори! - подхватывают его сыновья. Голоса их звенят чистыми серебряными колокольчиками.

- Зачем ты отправляешь своих детей, если любишь их? - неожиданно спрашивает Итон. Перси внимательно на неё смотрит.

- Ты уже сама ответила на своё вопрос. Потому что люблю их.

Он вздыхает.

- Мои дети не должны жить в таком мире. Они этого не заслужили. Они слишком хороши для всей грязи и гадости, которые каждый день выплескиваются на эти улицы. И я не дам, слышишь, просто не дам им жить в таком месте.

Он переводит дыхание и смотрит сначала на Итон, потом на Уилла, Гэри и Сирила.

- Этот мир болен, - говорит он. - Нельзя лечить чуму в чумном районе. Если надо убить всех зараженных, значит надо это сделать. Убей чуму, шеду Итон! Помоги моему сыну.

Итон не хочется убивать архонта. Если рассудить, ей вообще никого не хочется убивать, хорошие девочки не убивают. Но одно дело Сонар, которого просто необходимо убить и совсем другое дело - архонт Питер. Его имя было незнакомо Итон, в её банках памяти не было информации о современных архонтах. Где-то мелькало воспоминание про Скандинавию, которая вышла из Объединённой Европы, но ведь северные страны давно прекратили своё существование. Как и почти весь остальной мир.

- Ты должны защитить моего сына. Помочь ему убить архонта, а потом помочь выбраться из дворца, - терпеливо повторяет Перси Краго. Итон на него не смотрит, вместо этого она разглядывает Сирила. Она отмечает про себя, что он совсем ещё мальчик. Щёки покрыты мягким белым пушком, ресницы такие длинные, что бросают тени на щеки. Когда Сирил улыбается, в уголках его губ собираются морщинки. Сирил определённо нравится Итон, но то, что говорит его отец - чудовищно.

- Я не могу убивать, - говорит она и знает, что лжет.

- Но ведь ты идёшь, чтобы убить, - возражает Сирил

- Нет, - снова врёт Итон и теперь уже смотрит на юношу с неприязнью. Какого черта ты такой въедливый, думает она. Мысль о том, что человек может её раздражать, нова, но Итон ничего не может с ней поделать и смиряется. Раздражает, так раздражает.

- Архонт Питер живёт в ледяном дворце.

- Что? - Итон фыркает. Фырканье тоже ново, но ей даже нравится. - Где?

- В ледяном дворце. Говорят, когда-то там танцевали на льду, поэтому так и назвали.

Перед глазами Итон мелькает вереница событий, подходящая под определение танцев по льду. Парни в громоздкой форме с кривыми палками в руках. Девицы в трико, раздвигающие ноги так широко, что первые ряды ахают. Что ещё? Яркие мячи, разлетающиеся по льду. Должны быть какие-то правила, но их, кажется, не было. По крайней мере, она их не помнит.

Итон облизнула губы. Как всегда, после воспоминаний, которые никак не удается подцепить, новое тело кажется ей тяжелым и неуклюжим. Она с трудом борется с желанием забиться в угол и хныкать, что хочет домой, обратно в своё маленькое царство.

- Принцессы не плачут, - раздаётся у неё в голове голос доктора Вега. Итон всхлипывает и закрывает лицо руками.

- Эй, ты в порядке? - обеспокоенно спрашивает Гэри. Из трёх братьев он самый добрый и чуткий. Итон с благодарностью на него смотрит, ещё раз всхлипывает и кивает:

- Да.

- Хорошо, - радуется Перси. - Ты всё поняла? Архонт Питер - ублюдок в шелковой одежде. Обычно он спит в спальне Джейми, своей новой фаворитки.

- Как я его узнаю? - спрашивает Итон. И прежде чем кто-нибудь обвинит её в тупости, поспешно добавляет: - Что, если в её спальне будет не архонт, а её любовник?

Ядовитый ответ замирает на кончике языка Сирила. Он понимает, что Итон права, а второй попытки может не быть. Ему не жаль Итон, которая может угодить в когти дворцовой стражи, но он знает, что тайная полиция недаром получает своё фантастическое жалованье. Если они схватят Итон, ниточка протянется прямо к нему и братьям.

- Он высокий и сухопарый, - между тем говорит Перси. - Носит очки, даже спит в них. Всегда гладко выбрит. Ногти окрашены в алый цвет, цвет крови. Кровь - символ его власти. Но я бы не рассчитывал на эту примету, он может спать в нитяных перчатках. Его лицо имеет красноватый оттенок, как обветренное.

- Я запомню, - кивает Итон. - Что-нибудь ещё?

- Да. Кольцо на его мизинце. Тяжелый перстень с зелёным камнем. Ещё один символ его власти, он переходит от отца к младшему сыну. Его должен был носить Ларсен, но их отец распорядился иначе. А может, сам Питер просто украл это кольцо.

Он передохнул и внимательно посмотрел на Итон. Хотел найти на её лице признаки заинтересованности, но ничего не нашел.

- Это кольцо по праву принадлежит его сыну Стивену. Принеси его мне. Когда люди увидят его на руках Стивена, они признают его как архонта.

Перси Краго почти силой выпроваживает Итон за дверь. Он набрасывает её на плечи плащ с меховой оторочкой, как будто андроид умеет испытывать холод. Итон думает, сказать ли ему о том, что плащ это лишнее, но у неё опять начинает кружиться голова. Сходя по ступенькам крыльца, Итон видит сон наяву. Она снова маленькая девочка, на ней рыжий фартук и красное платье. Итон-девочка стоит на пороге своего дома и смотрит на кроваво-красный закат. Лучи солнца пронизывают тонкую ткань платья и по голым ногам Итон ползут красные тени. Итон думает, что никогда ещё у неё на сердце не было так спокойно и тут же Сирил толкает её в спину. Сон обрывается, едва начавшись, Итон кубарем скатывается по ступенькам и резко вскакивает на ноги. Она с недоумением осматривается по сторонам, словно не сразу понимая, где очутилась. Потом ловит на себе требовательный взгляд Сирила и встряхивает головой.

- Я иду с тобой, - говорит младший из рода Краго. Итон рассеяно кивает.

- Ты знаешь, где живёт архонт? Где этот ледяной дворец?

- Я знаю, где живёт его дочь. Старый ублюдок проводит у неё всё время. Даже своих девок поселил в её дворце.

Смутное воспоминание мелькает в голове Итон. Дочь, отец, всё это кажется ей таким знакомым. Но память Итон давно превратилась в швейцарский сыр, дырок так много, что они сами сплетают свой собственный узор. Итон пытается ухватить воспоминание и развернуть его, но вместо него на память приходит совсем другое.

Казнь андроида. Первая казнь андроида в истории человечества!

- Ты знаешь, что люди казнили андроида? - делится Итон воспоминаниями. - Сначала создали, а потом приговорили к смерти.

Сирил фыркает.

- Люди постоянно делают глупости. Вернее, то, что от них осталось. Он людей, не от глупостей. Глупости бесконечны.

- Они стёрли его программы! - возбуждённо говорит Итон, даже не догадываясь, что говорит о Сонаре.

- Только я не помню, за что именно, - добавляет она. Сирил хочет ей посочувствовать, но не знает, как следует подобрать слова. Итон кажется ему слишком старой даже для андроида.

Вместе с воспоминаниями о казни андроида к Итон приходит воспоминание ещё одной директивы. Она с трудом может вспомнить свой катехизис, но почему-то хорошо помнит три закона робототехники. Итон смотрит на Сирила изменившимся взглядом и говорит:

- Я не могу убить человека. Это запрещено. Запрещено кем-то.

- Архонт Питер не человек, - спокойно говорит Сирил. - Это живодёр, который убивает людей тысячами. Просто так! Потому что ему не понравился цвет его глаз! Или кожи!

Сирил на секунду замолкает и вспоминает старое ругательство:

- Хатлер! - наконец, выплёвывает он.

Слово древнее, оно старше и Сирила, и Краго и самого круга Чекинг. Оно означает грязного охотника, гораздо хуже того, кто убивает спящую дичь и беременных самок. Говорят, что столетия тому назад грязный охотник вырезал половину жителей собственной страны.

- Хатлер! - с удовлетворением повторяет Сирил. Он радуется тому, что наконец-то нашел слово, которое в точности характеризирует старого ублюдка. Самого архонта Питера (Хатлера, поправляет себя Сирил) он никогда не видел, зато видел его дочь, прекрасную Сиа. Сиа казалась ему сказочным цветком, видением из страны грёз. Но чем прекраснее была дочь злого архонта, тем сильнее чувствовал Сирил ненависть. Он ненавидел Хатлера настолько, что хотел убить не только его, но и его дочь, слуг, даже лошадей.

Только сын архонта, юный Стивен не снискал ненависти в сердце Сирила. Сирил считал Стивена юным слизняком, слишком лицемерным для будущего архонта и слишком жалким для публичной казни. Сирил не хотел убивать Стивена. Он хотел только от него избавиться, и неважно, каким способом. Если бы отец Сирила знал, какие мысли бродят в голове его сына, он бы никогда не отправил его во дворец архонта. Перси видел в убийстве архонта вынужденную необходимость и желал, чтобы кровь не обагрила руки его сына. Сирил хотел убить архонта ради самого убийства. Его внешняя красота только оттеняла внутреннее уродство.

148.

Перси Краго полагал, что и в дурной семье есть место честному человеку, а даже в самый мрачный день солнце светит в задницу хотя бы одной собаке. Перси надеялся, что Стивен взойдет на трон и мечтал преклонить колени перед новым архонтом. Справедливый Стивен! Он будет лучшим архонтом в истории Чекинга.

В этом, как и во многом другом, Перси ошибался. Ошибался не он один, милашке Стиви удалось обвести вокруг пальца всех честных и добрых людей Чекинга. Стивен не был ни честным, ни справедливым. Это было безнравственное и сластолюбивое животное, не имеющее понятия ни о морали, ни о чести. Единственным несомненным его достоинством было умение носить маски. В этом, пожалуй, он мог дать фору верной пастве Хэрроу. Стивен был лицемер, причем лицемер высшей пробы. Он был способен заставить поверить в себя не только толпу, но и родного отца. Питер искренне считал Стивена любящим сыном, сестра Сиа души не чаяла в обходительном брате, фрейлины Сиа закатывали глаза и переговаривались шепотом в его присутствии. Народ обожал Стивена и с нетерпением ждал, когда он займет место своего отца. Милашка Стиви, так его называли. Справедливый Стивен! Все любили Милашку Стиви. Сам Стиви не любил никого. Ещё мальчиком он доводил собак до кровавой пены из пасти, а кошкам рубил хвосты и выкалывал глаза. Неправдой будет сказать, что ему всё сходило с рук. На самом деле Стивену просто удавалось всегда выходить сухим из воды. Кто мог заподозрить златовласого Милашку в дурных наклонностях? Недаром он столько лет строил из себя верного сына церкви и драл глотку в церковном хоре. За собак били на конюшне сына кухарки, за кошек Сиа отправила на виселицу собственную горничную. Стивен был для всех милым и ласковым мальчиком, который совсем не похож на всех этих мерзких гадких мальчишек. Стиви был паинькой.

Сирил думает, что Стиви будет лучшим архонтом, чем Питер только потому, что несложно быть лучше кровавого тирана. Сирил ненавидит Питера и думает, что лучше него будет даже эта здоровенная железная девка. Если даже посадить на трон задаваку-Гэри, и то будет больший толк. Главное избавиться от архонта, а там всё пойдёт как по маслу.

- Мы убьём Питера! - возбуждённо говорит Сирил. Он смотрит на Итон и вдруг напевает:

Жарим мясо, я и ты! Розовое, сладкое, хи-хи-хи!

Это не Билли и не крошка Филли ! Это не Микки и не наша Джилл!

Маленький огурчик, горячий огурчик! Зовут его Питер!

Взгляд его блуждает, дыхание сбивчивое. Как и Итон, он видит наяву путанные видения. Поля с золотыми колосьями пшеницы, кукурузные поля, а кукуруза такая высокая, что может скрыть всадника. Ил облизывает губы и трёт лоб рукавом рубашки. В такие минуты Перси говорил про него "Наш мальчик уехал в страну сновидений". Раньше это всегда обижало Сирила, но сейчас он готов простить отцу всё что угодно. Он готов даже простить самого архонта. В конце концов, чего только не простишь тому, кого собрался убить.

149.

В то время, как андроиды делили между собой призрачную власть, в мире людей всё шло своим чередом. Короли и архонты сменяли друг друга, развязывали войны и заключали мир, вешали врагов и объявляли наследников. Господин Та-Ли изобрёл лекарство от болезни, в стародавние времена называемую чумой, виги объяснили миру природу электричества. На востоке люди ещё кутались в шкуры, в северном круге толпа рёвом встречала первый автомобиль.

Такая же ревущая толпа стояла на берегу Холодного залива. Их предводитель, костлявый человек в одеяниях потомственного жреца, по ряби на воде предсказал появление большого железного змея. Змей появлялся в этих краях не чаще, чем раз в сто лет. Во время его прошлого появления погиб прадед нынешнего жреца, а огненные лучи выжгли половину города. Сейчас толпа собиралась остановить чудовище. Для этого епископ вооружился длинной заострённой палкой, а своей пастве дал выпить по глотку особого напитка. Этот напиток заставлял людей забыть о страхе смерти. С его помощью самые трусливые воины бросались в бой и погибали с радостью. Епископ утверждал, что подмешивает в напиток настойку из печени дракона. В действительности отец научил его делать питьё из сушеных ягод бешеной ежевики. Один глоток давал человеку смелость утром и головную боль вечером. Два вызывали отчаянную рвоту. Человек, который по глупости или незнанию выпил больше, умирал в страшных судорогах.

Поезд Орион, больше известный как Восточный экспресс (Новый Восточный Экспресс, как гласила когда-то его реклама), мчался через континент. Железная дорога, соединяющая Европу и Азию, теперь существовала только в виде высокой насыпи. Шпалы по большей части давно сгнили, рельсы проржавели и рассыпались. Когда в начале двадцать третьего века Китай объявил о закрытии наземных границ и воздушного пространства, Британия предложила компромисс. Скоростной поезд, следующий без остановок из сердца западной империи в сердце восточной. Предложение было одобрено, и поначалу Восточный экспресс возил только высокопоставленных политиков. Потом геополитическая ситуация стабилизировалась и Британская империя согласилась с тем, что отныне границы Китая существенно расширились. Дипломатические отношения были восстановлены, империи обменялись послами. Полёты Китай, правда, больше не осуществлялись, но отважные туристы могли отправиться в восточную империю по железной дороге. Сперва Восточный экспресс перевозил в Китай горстку энтузиастов, но потом поток стал больше и экспресс уже совершал по два рейса в день.

В свои лучшие дни поезд Орион достигал скорости девятьсот миль в час. Спустя тысячелетия он двигался не быстрее пятисот миль. Но и этого хватило для того, чтобы смести людей, стоящих на берегу. Им не помог напиток отваги. Они не успели даже как следует разглядеть мчащуюся железную змею.

- Это были... люди? - воскликнул Рагби. Элвин кивнул.

- Были.

- Но они... но поезд...

- Больше не корректирует маршрут, если ты об этом.

Ксен сжала виски ладонями. Ей было неведомо, что такое головная боль, но случившееся слишком ярко напомнила ей события прошлого. Не поезд, огромный грузовик врезался в толпу митингующих. За рулём был Сонар. Он улыбался. И это было хуже всего.

150.

Холодный залив перешел в болото, расстилающееся почти на тысячу миль к востоку. На болоте жили юниты, ещё одни выродившиеся потомки людей. Юниты были не больше четырёх футов в высоту. Их головы были большими и сплюснутыми, руки и ноги тонкими как спички. Вместо речи с их губ срывался отрывистый лай. При этом юниты были достаточно мудрым и искусным народом. Оружие из их стали славилось на много кругов вперёд, украшения их работы ценились в самых отдалённых уголках земли. Корону архонта Питера украшал огромный агат, на котором мастер-юнит вырезал сцену битвы при Кронусе. Сиа, дочь Питера носила ажурное кольцо из платины, за которое её прадед заплатил юнитам двумя мешками золотого песка. Поезд Орион проехал ровно посередине болота и долго ещё от его следа поднимались к небу столбы черного дыма.

За болотом открылась равнина, покрытая изумрудным мхом. Если бы Орион ехал чуть медленнее, его пассажиры могли бы разглядеть розовые шары, торчащие из мха, каждый размером с небольшую тыкву. Это были плоды тоскана, чьим далёким предком было гранатовое дерево. Сейчас тоскан рос везде, где встречался густой мох. Внутри его плодов было множество красноватых семечек, плавающих в густом желе. Тоскан был достаточно безвкусен для того, чтобы использовать его в пищу, но его соком красили ткани в красный цвет. Рубашка, которую когда-то давно купила Ксен для Лори, была покрашена именно его соком.

Короткие летние сумерки схлынули, опустилась ночь. Дорога пролегала сквозь густые лесные заросли, и поезд сбавил ход. Его ярко освещённые окна озаряли лес на милю вокруг и всё живое старалось убежать как можно дальше от огненной стрелы. Элвин Бурундук улёгся на пол и крепко заснул. Ксен стояла на задней площадке и смотрела на след, оставляемый поездом. Рагби ходил взад-вперёд по вагону и напевал одному ему известную мелодию.

151.

Рано утром Бурундук проснулся и вскочил так поспешно, что не удержался на ногах. Он грохнулся на колени, ударился подбородком о край столика и опрокинул на себя стакан с водой. Ксен подбежала к нему, но Элвин молча оттолкнул её рукой и похромал к окну.

- Мы почти приехали! - наконец, воскликнул он. - Видишь там, вдали...

Он не договорил и озабоченно посмотрел на своих спутников.

- Его надо остановить, иначе он проедет прямо сквозь неё. Он не делает остановок!

Элвин бросился к схеме и провёл пальцем по пути следования. Ксен успела заметить искру, сорвавшуюся с его ногтя. Несколько золотых кругов разошлось вокруг пальца Бурундука, незнакомые символы быстро замелькали по экрану.

- Давай же, - пробормотал Элвин. Указательным пальцем он начертил длинный ряд тех же символов, задумался, стёр половину и нарисовал новые.

- Сбой, - мягко сказал женский голос. И тут же уточнил: - Аварийный сбой.

Бурундук помотал головой и ввёл ещё несколько символов.

- Аварийный сбой, - повторил голос. - Экстренная остановка. Мы просим пассажиров занять свои места. Мы просим пассажиров...

Больше голос не сказал ничего. Орион остановился так резко, что трое его последних пассажиров упали и покатились по вагону.

- Мог бы хоть предупредить, - пробормотал Рагби, поднимаясь на ноги. Ему досталось больше всех, от удара его правая рука оказалась выбита из плеча. Ксен помогла ему подняться и вправила руку. Элвин смущённо потёр затылок.

- Я не знал, что это будет так внезапно.

Бурундуку повезло, и он отделался только ссадиной на ноге. Утреннее падение было хуже, на его подбородке расползался огромный треугольный синяк. Судя по всему, это ничуть его не беспокоило. Элвин дрожал от волнений и не мог ждать ни единой секунды.

- Нам надо идти! - воскликнул он с возбуждением. - Он ждёт! Разлом ждёт!

Он первым выбежал из поезда и помчался через желтое поле, усыпанное одуванчиками. Ксен с Рагби чуть замешкались и пошли за ним спокойным шагом.

- Он сумасшедший, - сказал Рагби безо всяких эмоций.

- Абсолютно, - кивнула Ксен.

152.

Спроси Элвина Бурундука, каким он представляет себе Абидосский Разлом, он бы не ответил. Разлом был для него средоточием всех помыслов, волшебной загадкой, разгадать которую не под силу ни одному смертному. Что есть Разлом? Лишь то, к чему можно стремиться. Но, что бы себе не нафантазировал Элвин, ничто не могло подготовить его к тому, что он увидел на самом деле.

Разлом была голубым. Не лазурным, как море в ясную погоду, не безмятежным, как летнее небо. Голубым. Голубой цвет был абсолютно ровным, без оттенков и полутонов. Элвин понял, что видит голубой цвет не только глазами, но и слышит его, осязает, пробует на вкус. Голубой цвет был прекрасен, он пел, как сонм ангелов, и Элвин почувствовал, что его душа поёт вместе с ними. Элвин был мечтателем, но не нежным романтиком. Он грезил о путешествиях, а красота женского лица ничуть не трогала его сердце. Сейчас в Разломе он вдруг понял, как долго был лишен чего-то очень важного и жизненно необходимого. Абидосский Разлом был женщиной, прекрасной и требовательной женщиной, которая желала его и вызывала его желание. Элвин почувствовал щемящую грусть от того, что кто-то уже получил нечто подобное, просто так, протянув требовательные руки. Разлом был любовью, Разлом был судьбой, Разлом был самой жизнью. Элвин решил просидеть на её краю целую вечность, пока не превратится в высохший труп. А там будь что будет.

- Это же просто озеро! - сказала Ксен, подходя к нему. - И ради него мы отправились так далеко? Чтобы ты мог посмотреть на озеро?

Элвин ничего не ответил, вряд ли он вообще сейчас мог слышать Ксен.

- Зачем мы сюда пришли, Элвин?

Элвин со стоном оторвался от созерцания водной глади и с недовольством уставился на Ксен. Он был слишком умиротворён для того, чтобы испытывать ненависть, поэтому ограничился только досадным взглядом.

- Разве ты не видишь? Не чувствуешь?

- Нет.

Вся досада испарилась в один миг. Теперь Элвин чувствовал только глубокое сострадание к существу, которое неспособно увидеть красоту Абидосского Разлома. Он посмотрел на Рагби и понял, что тот тоже не видит ничего особенного. Потом он вспомнил, что ни один из его спутников не является человеком и ему стало ещё больнее. Красота Разлома была прекрасна, но, как и всякая красота, она была бы прекраснее, если бы удалось разделить её с кем-то другим. Он с болью посмотрел на Ксен:

- Ты робот. Ты не можешь почувствовать.

- Я андроид, - поправила его Ксен, - Что чувствовать?

- Это место. Этот покой. Умиротворение... Черт, я не знаю, как объяснить! Как... выразить! Здесь не надо никуда спешить, не надо торопиться. Потому что ты уже пришел. Ты здесь. Можно так и сидеть до поздней ночи на берегу. А завтра будет такой же хороший день. Совсем как...

Он оборвался на полуслове и с ужасом обернулся к Ксен. Новая догадка отдалась в его душе ещё большей болью.

- Послушай, но у вас же не бывает детства?

Ксен кивнула.

- Не бывает сладкой ваты, ярмарки по воскресеньям? Холодного молока и горячего печенья? Весёлого дерева со стеклянными шарами? Ничего?

Элвин внимательно посмотрел на Ксен. Она улыбнулась, и ему стало жутко.

- Да. Как я мог забыть. Вы же рождаетесь сразу взрослыми.

Это догадка так поразила его, что он заплакал. Ксен с удивлением на него посмотрела и опустилась рядом.

- У меня есть младшая сестра.

- Я знаю. Ты рассказывала.

- Но я не рассказывала тебе, что мы выросли вместе.

Элвин оторвался от созерцания Разлома и уставился на Ксен.

- Выросли? То есть, повзрослели вместе? Она тоже андроид? Я думал...

- Она человек. Но её отец захотел, чтобы у его дочери была сестра. Чтобы росла вместе с ней. Училась вместе с ней. Узнавала мир. Так и получилось. Я видела новый мир её глазами. Так, как потом она видела моими.

- Новый мир, - повторил Элвин задумчиво. - Тогда, быть может, ты сумеешь понять... увидеть?

- Увидеть что?

- Красоту этого места. Здесь так тихо, но его краски сливаются в симфонию. Может быть, если ты посмотришь чуть подольше, ты увидишь. Поймёшь. Посмотри, прошу тебя. Просто... взгляни!

Ксен послушно уставилась на голубое озеро. Она увидела, как ветер легко колышет водную гладь. Едва заметные волны были похожи на складки плотной ткани. Над водой дрожала лёгкая белая дымка. День стоял ясный, и будь вода чуть прозрачней, солнечные лучи добирались бы до самого дна. Ксен вспомнила, как когда-то очень давно она держала в руках нарядную рубашку. Вспомнила, как закатное солнце пробивалось сквозь красную материю. И вдруг полузабытые ощущения из той, прошлой жизни, всплыли в памяти. Было это так ярко и явно, что мир вокруг подёрнулся туманом. Глаза Ксен были широко открыты, но она больше не видела голубое озеро. Перед её взором была десятилетняя Лори, одетая в платье из белого хлопка. В волосах Лори застряла солома, нос перепачкан свежей землёй, к губам прилипли земляничные зёрнышки. Лори крепко держит маленькую лопатку с зелёной ручкой.

- Я посадила морковку! Смотри, какая она ОГРОМНАЯ! - кричит Лори. Ксен смеётся и думает, что надо бы отмыть сестру до прихода Стора. Она хватает Лори в охапку и тащит умываться. Лори отбивается и бежит прятаться в капустных грядках.

После ужина Лори шепотом говорит Ксен, чтобы она не вздумала уснуть сегодня ночью. Когда Стор засыпает, сёстры бегут на кукурузное поле и крадутся вдоль рядов. Кукуруза скрывает их с головой, стебли таинственно шуршат, как будто перешептываются между собой. Ксен задирает голову и видит тёмное небо, усыпанное звёздами. Она думает, что надо будет непременно рассказать Лори о том, как называется каждое созвездие. Но это будет когда-нибудь потом, а пока сёстры добираются до высокого берега реки и садятся прямо на мокрую от вечерней росы траву. Лори кладёт голову на плечо Ксен и показывает рукой на противоположный берег.

- Смотри, там костёр.

- Это не костёр. Это горит подземный торф.

- А кузнец говорил, что это ведьмы обжигают уголь.

- Ведьм не бывает, - улыбается Ксен.

- Но ты ведь ведьма!

С этим Ксен не может поспорить. Как и не может объяснить Лори, что она не настоящая её сестра. Почти каждую ночь Лори требует, чтобы Ксен показала ей "волшебство" и Ксен приходится показывать.

Ксен щёлкает пальцами и сжимает левую руку в кулак. Лори понятия не имеет, что кисть Ксен может крутиться вокруг своей оси по часовой стрелке, но знает, что пальцы сестры свободно гнуться в обе стороны. Ксен встряхивает рукой и запускает динамик, спрятанный в районе локтя. Когда-то с помощью таких динамиков андроиды могли общаться на частоте, недоступной человеческому слуху. А сейчас с его помощью маленькая девочка может слушать Led Zeppelin и Rolling Stones.

- Папа не может слышать волшебство, правда? - в очередной раз спрашивает Лори. Ксен кивает. Музыка, звучащая на сверхвысокой частоте доступна только детскому уху. Для взрослого она звучит как комариный писк.

Потом Ксен показывает сестре, как лазерный луч пробивает поверхность воды. Лори тихонько смеётся и говорит, что с помощью такой штуки можно метко бросаться камнями в сына городского судьи. Ксен вздрагивает. Спустя десять лет рядом с Лори она готова скорее расстаться с жизнью, чем рассказать сестре о том, чем она занималась за тысячи лет до её рождения.

Вода тихо плещется в реке. Лунная дорожка дрожит и переливается. Сёстры рассказывают друг другу сказки. Шепот сливается с пением какой-то ночной птицы, шум ветра в лесу на другой стороне реки слабеет. Наконец, наступает полная тишина. Ксен смотрит на реку и вдруг понимает, что цвет воды сменился на бесконечно голубой. Ночь закончилась, полумесяц в небе превратился в слепящее солнце.

- Я, кажется, заснула, - говорит Ксен. Она знает, что не умеет спать, но машинально повторяет слова, которые когда-то произнесла Лори.

- Это не сон. Это Разлом, - говорит Элвин. Ксен смотрит на него сонным взглядом и в первый момент не понимает, кто это такой.

- Разлом?

- Теперь ты её знаешь.

Ксен медленно встаёт на ноги и слегка покачивается. Тело ощущается чужим, слишком тяжелым и неповоротливым. Она смотрит на Рагби, который привалился к стволу сосны и обнял плечи руками. Глаза Рагби закрыты, но глаза быстро двигаются под веками.

- Не мешай ему, - говорит Элвин.

- Что с ним?

- Он в Разломе.

- Что оно такое? - спрашивает Ксен. Голос тоже чужой, слишком грубый и хриплый. Язык мешает проговаривать слова, его хочется оторвать и выплюнуть.

- Это вход. И выход. Как будто содержание книги. Здесь ты можешь отправиться на любую страницу по своему выбору. В то время, которое казалось тебе самым лучшим, самым хорошим в жизни.

- Нельзя вернуться в прошлое.

- Здесь можно.

- Это сон.

- Сон, - кивает Элвин. - Но если ты видишь всё, как наяву, какая разница? Здесь ты можешь путешествовать по страницам своей памяти. А когда встречаются дурные страницы, ты можешь просто их перелистнуть.

Ксен закрыла глаза всего на секунду и тут же снова провалилась в воспоминания. На тот раз она обнимала рыдающую Лори. С ней дурно обошлись на танцах, и Лори была безутешна. Приятный молодой человек из соседнего городка посмеялся над её платьем и обозвал деревенской дурочкой. Ксен прижимала к себе Лори и в красках рассказывала ей о том, что именно сделает с негодяем. В конце концов Лори начала хохотать и просить Ксен рассказать ещё что-нибудь столь же кровавое. Ксен рассказала сестре о Осаде Лилля удачно заменив французов жителями города Лайми, а англичан прихожанами церкви всех богов. Лори и думать забыла о своём обидчике и жадно ловила каждое слово сестры.

Платье, которое так не понравилось нахальному молодому человеку, было тёмно-синим с белым отложным воротником. Пуговицы на воротнике тоже были белыми, но сейчас почему-то стали сначала серыми, потом голубыми. В конце концов, они стали увеличиваться в размерах, расплываться, пока не превратились в спокойные воды голубого озера.

Элвин внимательно смотрел на Ксен.

- Ты снова там была, да? И снова можешь вернуться.

Ксен кивнула.

- Если войти в воду, станешь частью Разлома. Отдашь ему свои мысли и воспоминания. И останешься там навсегда.

- Что она такое? - снова спросила Ксен.

- Я не знаю. Но думаю, это что-то вроде водохранилища. Древние использовали штуки, плюющиеся огнём. Одни из них стреляли, другие давали свет. В некоторых подземельях он горит до сих пор. Расплавленный свет бежит по железным верёвкам. Он очень горячий, и если прикоснуться к нему, трудно будет отнять руку. Он может даже сжечь. Когда-то я видел реку под землёй. Её берега были оплетены железными верёвками. Некоторые из них были погружены в воду, и я видел длинные искры, которые соскакивали с них. Лайонел, мой спутник хотел напиться и подошел к реке. Но когда он опустил руки в воду, они вспыхнули, как факел. Раздался очень громкий хлопок и я почувствовал запах горящего мяса. А потом Лайонел упал в воду. Я видел, как он горит под водой. Потом была очень яркая вспышка, я ослеп на несколько секунд. А когда снова смог видеть, Лайонела уже не было. И свет немного померк.

Элвин замолчал и посмотрел на безмятежное озеро.

- Я думаю, Разлом вроде той подземной реки. Но ту питает злой свет. А Разлом ест наши воспоминания. Они наполняют её. Делают глубже. Красивее. Все самые светлые воспоминания, которые у нас есть.

Он подумал немного и снял рубашку. Тело Элвина было бледным, как брюхо глубоководное рыбы. На груди вились светлые волоски.

- Я бы искупался, пожалуй, - сказал Элвин. Тон его был таким будничным, что Ксен даже не задумалась о том, чтобы остановить его. Элвин не стал прыгать с берега. Он просто сделал шаг вперёд.

Всплеска не было. Элвин Бурундук ушел под воду совершенно бесшумно. Ни пузырей воздуха, ничего. Вода беззвучно его поглотила и осталась такой же ровной, как и всегда.

Ксенобия не удивилась своему спокойствию. Хранить покой на берегу Абидосского Разлома было совершенно нормальным. Она легла на землю и закрыла глаза. Хотелось просто лежать и думать о том, что твоей сестре по-прежнему десять лет, что ты живёшь в доме мастера Стора и не знаешь никаких забот.

153.

Запах горячей выпечки витал в воздухе. Чуткий нос Ксен раскладывал его по нотам. Вот ваниль, вот анис, немного кардамона. Кукурузная мука пахнет теплом и домом, имбирь и корица напоминают о празднике весёлого дерева, перевернутом рождестве нового мира. Ксен не может есть, ей неизвестно, что такое вкус, но запахами она наслаждается в полной мере. Стор пьёт подогретое вино, в которое Лори положила гвоздику и черный перец. Стор пьёт вино, а Ксен вдыхает его запах и чувствует себя счастливой. Лори командует на кухне и требует, чтобы сестра принесла ещё клюквенного варенья. Её платье перемазано мукой, в волосах яичная скорлупа. Она делает открытый пирог, раскатывает тесто и режет его на тонкие полоски. Мастерская - территория Стора и Ксен, а вот кухня в полном распоряжении Лори.

- Папа, я забыла положить тебе мёд! Дай стакан!

Стор делает большой глоток, проглатывает и говорит Лори, что ему хорошо и без мёду. Лори прибегает с кухни и отнимает у него стакан.

- Я знаю, как лучше! - наставительно говорит она. Ксен думает, что её сестра красивее всех на свете. На ярком свету её волосы отливают золотом, а глаза голубые, как небо в ясный день. Ксен смотрит на её улыбающееся лицо и вдруг видит, как огонь вспыхивает в волосах Лори. Она видит отблески пламени в её глазах, слышит крик, переходящий в хрип и стон.

Видение обрывается. Ксен снова лежит на берегу голубого озера, но больше не хочет погружаться в воспоминания.

- Ты можешь просто их пролистнуть, - говорит голос Элвина у неё в голове. - Дурные воспоминания. Не обязательно помнить плохое.

- Я не могу погубить настоящее ради прошлого, - хрипло говорит Ксен, обращаясь сама к себе. - Я не могу перелистывать плохие события. Я должна их исправить.

Она встаёт на ноги и идёт к Рагби. Каждый шаг даётся с трудом, часть сенсоров отказывает. Краски меркнут, как в сумерках, небо кажется серым, деревья черными. Голубое озеро кажется единственным ярким пятном, оно манит и притягивает взгляд. Ксен встряхивает головой.

- Просто перелистни, - говорит голос Элвина, - Прошлое это книга с множеством страниц. Перелистни дурное!

- И будут вместо книг деревья, в них врезать я мысли буду, - говорит Ксен. - Я не хочу перелистывать прошлое, я хочу писать настоящее!

Эта мысль взбадривает. Она опускается на колени рядом с Рагби, так, чтобы быть спиной к Разлому. Хватает Рагби за отвороты рубашки и встряхивает.

- Проснись!

Рагби не просыпается, его голова мотается из стороны в сторону, как у тряпичной куклы. Ксен снова встряхивает его. Когда понимает, что это не поможет, подхватывает его под руки и ставит на ноги. Ноги у Рагби подгибаются, в сознание он не приходит. Ксен мысленно благодарит Стора за то, что сделал её тело по-настоящему сильным. Она берёт Рагби на руки и несёт его в сторону железнодорожной насыпи. С каждым шагом, отделяющим её от Разлома, идти становится легче. Она спотыкается, переходя через поваленное дерево. С губ Рагби срывается стон, и он открывается глаза.

- Итон! - говорит Рагби.

154.

Рядом с Абидосским Разломом Ксен раз за разом возвращалась в лучший период своей жизни, в то время, когда она была сестрой маленькой девочки по имени Лори. Разлом не давал ей нырнуть глубже и увидеть себя как Сонара-палача. Ксенобия не вспоминала время, прожитое в старом мире, потому что оно было дурным временем. А вот для Рагби старый мир был полон чудес и восторгов. Именно там, в старом мире он встретил Итон. Именно она послужила толчком для того, чтобы Рагби осознал себя, как неповторимую личность. Доктор Вега говорила, что индивидуальность -- это ключ к сознанию. До встречи с Итон Рагби не понимал значения этой фразы. Он делал то, что следовало, думал то, что положено, чувствовал себя частью важнейшего проекта. Рагби был шеду и никем другим. Итон сделала его живым.

- Меня зовут Итон, я планировщик центра обработки данных девятнадцать.

- Меня зовут Рагби, я планировщик центра обработки данных двадцать один.

- Сегодня мы...

Рагби не помнил, о чем именно говорилось в той презентации. Кажется, что-то о фармацевтике и о том, как новая вакцина помогает предотвращать так называемый синдром внезапной детской смерти. Как и Итон, Рагби для зрителей был всего лишь красивой говорящей куклой. Люди так и не признали того, что интеллект андроидов стоит на несколько порядков выше их собственного. Миленькая брюнетка в маленьком чёрном платье и привлекательный высокий мужчина в обтягивающей рубашке и синих джинсах. Кто-то внимательно слушал то, о чем они говорили. Кто-то даже записывал презентацию встроенную био-камеру. Некоторые пялились на грудь Итон. Итон знала, что после презентации какой-нибудь мужик, а то и баба обязательно полапает её за задницу. Задница Итон стоила несколько миллионов новых фунтов, но она никогда не был против такого внимания. Она слишком хорошо знал, что люди довольно часто делают странные и нелогичные поступки. Как и то, что охрана не допустит того, чтобы кто-то зашёл слишком далеко. Можно было трахнуть андроида-официантку или фотографа. Шеду в этом смысле чувствовали себя в полной безопасности. В конце концов, они контролировали слишком многое. Им поручали задачи по защите целого континента, что уж говорить о том, чтобы защитить себя самого от какого-нибудь извращенца.

Рагби искренне считал извращенцами абсолютное большинство людей. Они были повёрнуты не только на сексе, но и на прикосновениях. Рагби ненавидел, когда кто-то из людей или андроидов прикасался к его телу и терпел только потому, что это тоже было частью его работы. Если ему требовалось пожимать руки, а требовалось это довольно часто, он испытывал нечто среднее между отвращением и злостью. После каждой презентации он полностью менял кожу на руках и лице. Когда одна особо чувственная барышня буквально повисла у него на шее, он заменил вообще всю кожу, включая крошечные полоски между пальцами на ногах.

Но рукопожатие Итон было совсем другим. Он коснулся её длинных прохладных пальцев, задержал в ладони несколько положенных секунд и вдруг понял, что не чувствует омерзения. Когда Итон случайно коснулась его плечом, он не отпрянул. А когда длинная прядь её волос на мгновение обвила его запястье, ему показалось что это даже приятно. И это было удивительно, потому что больше чем прикосновения чужой кожи Рагби ненавидел только прикосновения чужих волос. Волосы казались ему чем-то средним между червями и переваренными макаронами. Особенно волосы андроидов. Но волосы Итон оказались мягким шелком. Они не пачкали Рагби, они ласкали.

- Тебе начинать, - сказала Итон тогда.

- Я всегда задаю вопросы.

- Вот и отлично. Если с ними поговорить, они будут более сговорчивыми.

- Сговорчивыми? - не понял Рагби.

- Ты не знал? Здесь хотят закрыть фабрику по изготовлению вакцины. Очередной протест зелёных. Как по мне, пусть бы лучше протестовали против использования мягкого стекла. Тут в половине домов окна именно из него, ещё пара лет и у них передохнут все собаки и кошки. Но это, похоже, вполне их устраивает. А вот фабрика почему-то нет. Я иногда думаю, что люди плохо воспринимают частицу "не", а может, вообще не воспринимают. Мы им говорим "благодаря этой вакцине ваши дети не умрут", а они слышат "благодаря этой вакцине ваши дети умрут".

- Скорее всего, они вообще не хотят ничего знать о детской смерти, - предположил Рагби. - Даже слышать о ней не хотят.

- Может и так, - согласилась Итон.

И её мягкое согласие, кивок головы, открытое плечо, всё было настолько ново и странно для Рагби, что он вдруг почувствовал, что его ноги отрываются от земли. Тело стало лёгким-лёгким, будто воздушный шарик, наполненный гелием. Перед глазами плыли едва различимые цветные пятна. Нет, Рагби крепко стоял на ногах, ничем не выдавая своего волнения. И всё же он чувствовал себя летящим. И весёлым. Внутри него клокотало бурлящее веселье.

Никто бы никогда не мог сказать, что Рагби полюбил Итон. Рагби первым стал искренне отрицать такое заявление. Ему просто нравилась Итон. Ему нравилось думать о ней, представлять, чтобы она сказала по тому или иному поводу. Он дружил с ней, ничем не выдавая своей дружбы. Виделись они редко, но копия Итон жила в голове Рагби. Он носил её в себе так, как дети носят своих воображаемых друзей. Итон из головы Рагби была лучше, мудрее и ироничнее настоящей Итон. Она была другом. Первым и единственным другом шеду Рагби.

Разлом вернул Итон. Разлом напомнил Рагби, как хорошо было говорить с ней целыми вечерами, думать о ней, делиться с ней своими мыслями. В грёзах, навеянных Разлом, Рагби снова был один, но его голова была занята Итон. Ему было весело. Он смеялся.

155.

- Проснись!

Голос Ксен прозвучал как гром. Сон взорвался на тысячу осколков. На какую-то долю секунды Рагби испытал жгучую ненависть, неведомое доселе чувство. Больше всего на свете ему хотелось снова погрузиться в сон и слушать шепот Разлома. Вместо этого он протёр рукой глаза и спросил:

- А где Элвин?

- Его больше нет. Он ушел в Разлом.

- Ушел? Что... как?

Ксен не сочла необходимым отвечать.

- Его больше нет, этого достаточно. А у нас есть поезд. Надо отправляться, пока эта синяя лужа не свела нас с ума.

Рагби подумал и кивнул.

- Я видел сон, - сказал он.

- Я тоже. Но это был не сон. Это...

- Воспоминание, - подсказал Рагби. - Только я не просто поднял старые файлы. Я и правда был там.

- Я знаю. А теперь надо уходить. Я не знаю, на что ещё способно это место. Оно затягивает.

Ксен помогла Рагби встать на ноги. Его несколько шатало и он наваливался на неё всей тяжестью.

- Идти можешь?

- Вполне. Вот только всё кажется каким-то тяжелым. Как будто притяжение возросло. Тело тяжелое. Как после полной перезагрузки.

- Это скоро пройдёт.

- Подожди. Я должен...

Трясущейся рукой он отколол значок со знаменосцем и повертел в пальцах.

- Помнишь, раньше люди бросали монетки в воду? Когда хотели вернуться. Вот и я...

Он не договорил, улыбнулся и бросил значок в голубое озеро. Тот ушел под воду без брызг и кругов, как и не было его.

Опираясь на Ксен, Рагби кое-как доковылял до поезда. Ему не удалось подняться по откидным ступенькам, и тогда Ксен подхватила его и внесла на руках. Может быть, собственное тело и казалось Рагби тяжелым, но тяжелым оно не было. Весил он разве что слегка больше Лори. Лори...

Ксен подумала о сестре и посмотрела на оранжевый чемоданчик с инструментами. Куда ехать дальше? Где искать тех, кто разберётся с этими приборами? Её медицинский модуль не содержал подробных сведений о том, как проводится операция по замене хрусталика, только общие факты. На Золлака тоже рассчитывать не приходилось, хорошо бы он просто как следует позаботился о Лори. Тогда где искать помощь?

- Надо вернуться в центр, - вслух произнесла Ксен. Рагби удивлённо на неё посмотрел.

- Что?

- Сведения могут быть там. В конце концов, любой центр обработки данных это база знаний человечества.

- Ты имеешь в виду Большие центры? Но их давно нет. От моего мало что осталось. Электроника давно приказала долго жить, большинство модулей перегорело.

- Я знаю как минимум один сохранившийся центр, - сказала Ксен. Конечно, может быть там осталась только библиотека андроидов. Но вполне вероятно, что Итон сохранила что-то ещё.

Рагби почувствовал, что воздух перестал поступать в его систему охлаждения. Он попробовал сделать вдох, ничего не вышло. Охлаждающая жидкость застучала в ушах. Он закрыл глаза, постарался расслабиться и, наконец, получил тонкую струйку воздуха, втягивающуюся внутрь его лёгких.

- Ты знаешь Итон? - спросил он шепотом.

- Да. Последнее время я находился в её центре. То есть, очень долгое время. С тех пор, как старый мир перестал существовать.

- Так она выжила?

- Почти все шеду выжили. В конце концов, вас делали с запасом прочности, которой хватило бы на несколько тысяч простых андроидов. Вот только...

- Вот только что?

- Я думаю, она не в себе.

Рагби улыбнулся.

- Я думаю, мы все не в себе.

Ксен рассеянно кивнула и отошла к экрану навигатора, чтобы задать новый маршрут. Она не была уверена, что Орион знает такие ориентиры, как "Город Лайми" или "Железные горы", поэтому просто попросила его найти вычислительный центр номер 19. Это Ориону было известно.

156.

- Отправление через двадцать секунд. Просим пассажиров занять свои места. Отправление через десять секунд. Восемь секунд. Шесть секунд. Четыре. Две.

Поезд сорвался с места. Голубое озеро осталось далеко позади. Дорога к центру 19 лежала через равнину, заросшую короткой жесткой травой. Справа и слева виднелись одноэтажные домики, выкрашенные ярко розовой краской. В свете полуденного солнца краска казалось почти оранжевой, но ближе к вечеру приобретала цвет крови. Люди, живущие здесь, понятия не имели о том, что где-то в мире есть всемогущие архонты и безжалостные короли. Они не знали, что глубоко под землёй может оказаться хранилище вещества, способного разнести на куски целые города. Эти люди верили только в то, что земля скрывает в себе таинственные силы, заставляющие расти кукурузу, пшеницу и бобы.

Поезд ехал вперёд, день клонился к вечеру. Ксен в очередной раз открывала и закрывала оранжевый чемоданчик. Она думала о том, что рано или поздно ей придётся при помощи этих инструментов оперировать глаза своей сестры и от этой мысли ей хотелось выброситься из поезда на ходу. Возвращение зрения это прекрасно. Разрезать глазные яблоки любимой сестры это худший кошмар из тех, которые только можно вообразить. С другой стороны, смотря как запрограммировать. Вполне возможно, что операция производится в полностью автоматическом режиме. Эх, был бы у неё полноценный медицинский модуль!

Ближе к вечеру справа по ходу движения показалось аметистовое море. Это было явно не море рядом с архипелагом Янгшу, но в том, что фиолетовый камень это аметист, сомнения не было. Море ширилось на многие мили вперёд, каменные плиты наползали одна на другую так, что создавалась иллюзия бушующих волн. Это Ксен не понравилось.

- Сколько их ещё будет? Растут, как опухоль. Я думала, что для них нужен питательный раствор или что-то в этом роде.

- Судя по всему, они нашли для себя что-то более подходящее, чем насыщенная жидкость в лаборатории.

- Хорошо ещё, что люди ещё долго не дойдут до мысли использовать его как один большой калькулятор. Не знаю, сколько ещё этих морей, но если они все начнут работать, земля запечётся как яблоко.

157.

У Ксен было недостаточно исходных данных и она делала неправильные выводы о людях. До новой компьютерной эры действительно было ещё далеко, но вот свойства полимерного аметиста проводить разряд молнии люди оценили достаточно давно. Аметист считался колдовским камнем. Знахари носили на груди огромные сиреневые булыжники. Осколки аметиста клали в изголовье кровати, как оберег от дурных сил и заговоров. Старый мир боролся с младенческой смертностью при помощи вакцины, которую презентовали Итон и Рагби, новый мир защищал своих детей при помощи колдовского камня. Даже корона архонта Питера была украшена аметистовыми кристаллами. Именно поэтому некоторые назвали Питера "архонт-колдун". Но архонт Питер вовсе не был колдуном. Скорее он был просто робким и застенчивым человеком, который боялся собственного брата и собственной дочери. Единственное, что действительно интересовали его в жизни, это рыжеволосые женщины с пухлыми губами и томными взглядами.

Архонт Питер когда-то был хорош собой. Его тонкое лицо, задумчивые глаза и безукоризненные манеры приводили дам в восторг и заставляли их мужей скрежетать зубами. Все знали, что в юности Питер тяжело пережил первую любовь, а на госпоже Клариссе женился только по настоянию родителей. Королева Кларисса никогда не пользовалась ни народной любовью, ни уважением, а за архонтом, несмотря на свадебный браслет, сохранилась репутация интересного холостяка. Его фаворитки утверждали, что в мире ещё не было более нежного любовника.

До сорока лет архонт Питер ничем не заслужил неодобрение совета. Он соглашался, когда надо было соглашаться, протестовал, когда надо было протестовать, а главное, всегда ставил отпечаток царственного пальца в нужных местах. В год, когда Питеру исполнилось сорок лет, всё резко изменилось. К этому времени его младший брат Ларсен уже достаточно встал на ноги, чтобы поднять голову и помять под себя слабовольного брата. Ларсен не совершал никаких особых усилий, власть далась ему просто и без борьбы. Питер был рад, что младший брат снимает с него тяжкое бремя королевских забот и всегда готов посещать сенат вместо него. В конце концов, Питер вообще перестал появляться в сенате, оставив брата действовать от своего имени. Почти всё время он проводил со своей дочерью Сиа, избаловав её как комнатную болонку. К тому времени мать Сиа, королева Кларисса вот уже семь лет как лежала в могиле, и воспитанием королевской дочери некому было заниматься. Гувернантки и учителя менялись как перчатки, никак не волнуя девственный мозг юной принцессы. К десяти годам Сиа с трудом читала по слогам, к пятнадцати могла только подписать собственное имя. Когда Сиа исполнилось семнадцать лет, архонт счел её образование законченным, и отныне Сиа проводила всё своё свободное время в праздности и лени.

Единственным человеком, который мог совладать со своенравной принцессой, была её няня Роудин. Одного её слова было достаточно для того, чтобы обуздать взбесившуюся принцессу.

Когда-то Роудин нянчила самого архонта Питера. Она рассказывала ему дивные сказки о стародавних временах, пела странные песни, а потом взяла под свою опеку маленькую Сиа. Когда Сиа выйдет замуж и родит наследника короны, нянчить его тоже будет Роудин. Ни архонт Питер, ни принцесса Сиа не представляют себя без любимой няни. Без Роудин и дворец не дворец, лучшие творения придворных кулинаров лишаются вкуса, губы любовниц архонта и любовников принцессы теряют сладость.

Роудин удивительная женщина. В будущем сентябре исполнился сорок лет с тех пор, как Роудин переступила порог дворца, но с тех пор она не постарела ни на день. Высокая блондинка с почти прозрачными глазами и тонкими пальчиками. Говорит мягко и негромко, почти никогда не смеётся. Архонт Питер не чает в ней души и ни на шаг не отпускает из дворца. Некоторые считают её ведьмой, приворотившей архонта. Некоторые, но не все. Большинство знают Роудин как добрую госпожу, которая всегда готова замолвить словечко перед архонтом. Роудин любят в народе, немало тостов поднимается в её честь в деревенских кабачках.

Рассказывают, что Роудин родом из соляной пустыни. Её приписывают родство то с кочевниками, то с золотым роем. И уж доподлинно известно, что Роудин никогда не спит, не ест за общим столом, не имеет любовных связей. В детстве будущий архонт допытывался, откуда пришла его любимая няня, но так ничего и не добился. Когда Роудин не хотела отвечать на какой-то вопрос, она просто прикладывала палец к губам и загадочно улыбалась. Может быть, именно это и влекло к ней могущественного архонта. Архонт Питер обожал тайны.

Но главная тайна Роудин заключалась не в вечной молодости и не в той энергии, которую она вкладывала в образование своих подопечных. Роудин ревностно скрывала свои чувства к брату Питера, господину Ларсену. Именно она в своё время поспособствовала тому, чтобы сместить Питера с политической арены. И именно она раз за разом подсказывала Ларсену способы для достижения любых целей. Делала она это так мягко, что Ларсен не мог и заподозрить её влияние. Все гениальные ходы он искренне приписывал себе самому и относился к Роудин также пренебрежительно, как и ко всем во дворце.

Роудин любит Ларсена, Роудин любит Сиа. По-своему она любит даже архонта Питера. В конце концов, она его вырастила с пелёнок и навсегда запомнила худеньким мальчиком в бархатном костюмчике. Роудин никогда в жизни не видела Нека, а если бы ей довелось с ним встретиться, поразилось бы тому, как сильно он похож на маленького Питера. И дело тут не в том, что все маленькие светловолосые мальчики выглядят на одно лицо. Застенчивый взгляд и не по годам умные глаза, вот что роднило Нека и Питера. Сиа в этом же возрасте была энергичной и капризной девочкой с двумя растрёпанными хвостиками, перетянутыми цветными лентами. Глаза у неё, что в детстве, что сейчас, не изменились. Глупый и холодный взгляд рыбы. Даже в постели с любовником взгляд остаётся тем же. Никакой дымки страсти, застилающей глаза возбуждённой женщины. Если задуматься, её вообще ничего не возбуждает. Она спит с мужчинами только потому, что это заряжает её какой-то странной горячей энергией. На следующий день после хорошо проведённой ночи Сиа чувствует себя готовой и горы свернуть.

Принцессе Сиа двадцать два года, выглядит она на шестнадцать, умственное развитие остановилось на двенадцати годах. Сиа любит своих кошек и сладкое, интересуется только красивыми картинками и мечтает выйти замуж за собственного брата. Когда её трахает отцовский камердинер, Сиа представляет нежное лицо Стивена. Когда камердинер наваливается на неё всем телом, она вдыхает запах его потной кожи, духов архонта, пыльного бархата и жареного мяса. Сиа думает "о черт, а ведь от Стивена пахнет только чем-то воздушным". Её брат Стивен помешан на чистоте. По меньшей мере, трижды в день он принимает ванну, в которую щедро льют ландышевое масло, а потом велит натереть себя кремом с розовой водой. Волосы Стивена длинные и золотые, они вьются крупными кольцами почти до лопаток.

По вечерам Сиа мечтает о великолепном теле Стивена и ненавидит, когда её беспокоят во время сладких грёз. Когда с ней говорит брат, она от волнения ничего не может ответить и только широко раскрывает рот. Стивен считает её дурочкой, и, надо сказать, в этом недалеко уходит от истины.

Есть у Сиа и маленькая тайна. Если взобраться на крышу дворцовой оранжереи и протиснуться между трубой большой печи, обогревающей цветы холодной зимой, то можно увидеть сверху купальню Стивена. Стивен понятия не имеет, как много знает о нём его сестра. Она единственный свидетель того, что он вытворяет с многочисленными отцовскими фаворитками. Иногда личико Сиа краснеет от стыда и гнева. Она сжимает маленькие кулачки и обещает всё рассказать отцу. Но тут же она смотрит на великолепно вылепленное тело Стивена и понимает, что такой мужчина может делать с женщинами всё что угодно. А судя по тому, что фаворитки Питера приходят в купальню Стивена снова и снова, на этот раз правда уже за Сиа.

Вот и сегодня Сиа тоже хотела прийти в своё тайное местечко, но по дороге к оранжерее узнаёт такое, от чего планы её кардинально меняются. Она дрожит и задыхается от гнева, сжимает кулаки и издаёт отчаянные вопли. Слуга, проходящий за два коридора от принцессы, слышит её вопли и роняет поднос с напитками.

158.

Принцесса Сиа бежит в отцовские покои и врывается в библиотеку. Архонт стоит спиной к окну и задумчиво вертит в руках вещицу, похожую на самую большую в мире курительную трубку. Когда Сиа подбегает к нему и даёт пощечину, он роняет трубку, и она раскалывается на части.

- Сукин сын! - кричит Сиа, - Как ты мог её убить! Она была милой! Милой!

Слово "милой" в её исполнении звучит протяжно - "ми-и-и-илой". Архонт тупо смотрит на дочь и потирает щёку.

- Кого? Кто кого убил?

- Ублюдок! Ты убил Джейни! Она была моей подругой! Она была милой! Она была...

Сиа не договаривает. Она падает ничком на толстый ковёр и колотит по нему маленькими кулачками.

- Ты убил Джейми! - сквозь слёзы разбирает архонт. Он снимает очки, пыхтит и тяжело опускается на колени рядом с дочерью.

- Д-дорогая, - бормочет он. В минуты волнения архонт начинает заикаться, - В-в-в чем д-дело?

- Д-д-дело! - передразнивает Сиа. Даже сквозь рыдания в её голосе слышится ярость, - Ты убил Джейми!

- Кого?

- Джейми! - вопит Сиа, - Джейми! Джейми-Джейми-Джейми!

- Джейми? - выдыхает архонт и силы его оставляют. Он переваливается на бок и остаётся лежать. Сиа слышит, каким тяжелым стало его дыхание.

- Джейми мертва? - говорит он.

- Ты убил её! - верещит Сиа, но уже менее уверенно. Что-то в интонации отца заставляет её на коленях подползти к отцу и низко над ним склониться.

- Ты не знал, что она мертва? Её убили не по твоему приказу? - шепотом спрашивает она. Но ответ Питера уже не имеет значения. Он лежит на полу, обхватив руками плечи и воет нечеловеческим голосом. Сиа становится страшно.

- Отец! Папа... - на этот раз голос её звучит умоляюще, - Папочка, это не ты её убил?

- Я любил её! - кричит Питер, не обращая внимания на слова дочери, - Джейми! Джейми!

На шум сбегается половина дворцовых слуг. Горничные и камердинеры столпились в дверях, начальник охраны и отважная Роудин прорываются в комнату.

- Ваше вы... - говорит начальник охраны и тут же прикусывает себе язык. На принцессе ничего нет, кроме прозрачной сорочки, а стражник знает, что бывает с теми, кто пялится на прелести женской половины королевского семейства. Он благоразумно выдергивает из кармана носовой платок и завязывает им глаза.

- Ваше высочество, что случилось?

Сиа вскакивает и набрасывается на него с кулаками.

- Случилось?! Ублюдок! Вы убили Джейми!

Стражник озадачен. Он знает, что сегодня утром была совершена публичная казнь королевской фаворитки, но уверен, что Питер был в курсе дел.

Сиа не унимается. С той же яростью, как несколько мгновение назад она обличала отца, она набрасывается на начальника охраны:

- Убийцы! Палачи! Изменники!

Начальник охраны благодарит всех известных ему богов за собственную предусмотрительность. Он даже обещает принести обильную жертву, если удастся выйти сухим из этой передряги. Правой рукой он удерживает на глазах сползающий платок, левой лезет во внутренний карман и наощупь достаёт оттуда копию королевского приказа. Капитан стражи левша и вытерпел немало насмешек по этому поводу при дворе. Но сейчас он вторично возносит хвалу богам. Будь он правшой и потянись в скрытый карман, непременно бы зацепил и выронил копию королевской печати. А там уже кто знает, как бы всё могло обернуться. Сложно было бы объяснять разгневанной принцессе, что балом давно правит её обходительный дядюшка.

Сиа выхватывает приказ из его рук и начинает читать. Капитан видит через платок, как шевелятся её полные губы и успевает подумать, как бы они сжимались вокруг определённой части его тела.

- Сукин сын! - визжит Сиа, подбегает к отцу и пинает его ногой под рёбра. На её ногах шитые золотом туфли с загнутыми носками. В носки для прочности вшиты металлические пластины, так что удар получается очень чувствительным. Архонт хрипит и переворачивается на спину, а Сиа пинает его в пах.

- Ты отдал приказ убить её! Ты лгал мне! Выродок и сын выродка! Шлюхино отродье!

Архонт корчится от боли и уже не думает о том, чтобы возражать дочери. Его мир сузился до двух кожаных мешочков, в которых ещё недавно были его яйца. Сейчас эти мешочки кто-то набил гвоздями и битым стеклом, отчего архонту хочется подумать о чем угодно, только не об убитой Джейми.

- Убийца! - вопит Сиа. На этот раз отцу достаётся по голеням, но что это за боль по сравнению с ударом по яйцам!

- Милая моя, - говорит Роудин и губы её дрожат, - Солнышко, не нервничай.

Сиа бьёт няньку в грудь, та спотыкается и падает на пол. Встать она не пытается, только жадно ловит ртом воздух. Архонт в ужасе смотрит на неё и вдруг решает, что это его единственное спасение. Всё-таки Роудин вынянчила не только его дочь, но и его самого. Архонт ползёт к ней в надежде на защиту, а его бывшая няня больше не видит могущественного повелителя. Теперь Питер её маленький мальчик, который разбил коленку и бежит к ней в надежде на сочувствие. Роудин широко раскидывает руки и заключает архонта в свои объятия. Она гневно смотрит на Сиа снизу вверх и принцесса явственно читает угрозу в ей взгляде. Характер няньки ей известен очень хорошо. Роудин может быть доброй и ласковой, но если её хорошенько довести, придётся тяжко.

- Он убил Джейни, - говорит Сиа.

- Твой отец никогда бы никого не убил.

- Ну, отдал приказ, - поясняет Сиа. - Её казнили сегодня утром.

- Это правда? - обращается Роудин к Питеру. - Ты отдал приказ казнить Джейми?

- Нет! Я не...

- Он лжёт! Вот приказ!

Роудин внимательно рассматривает пергамент, но не читает его, а только тянет время и думает. Она знает, о чём в нём говорится и знает, что Питер в жизни бы не отдал такого приказа. Все приказы давно отдаёт Ларсен. Но зачем было убивать несчастную Джейми? Она и в самом деле была милой. Джейми нравилась Питеру, Джейми нравилась Сиа, Джейми нравилась самой Роудин. Убивать? Зачем? Роудин не знает, что делать. Объявить приказ подделкой значит подставить Ларсена. Но нельзя и допустить, чтобы в сердце Сиа поселилась ненависть к отцу. У девчонки энергии хоть отбавляй, а значит, она может выкинуть любую глупость. Нет, так дело не пойдёт.

- Это подделка, - решается, наконец, Роудин. В глазах архонта появляется надежда. Роудин встаёт сама и помогает ему встать. Она обнимает его за плечи одной рукой. Питер закрывает её ладонь своей.

- Подделка? - спрашивает Сиа.

- Да, - твёрдо говорит Роудин. - Кому могла помешать Джейми? Кто хотел бы убить её?

- Она была милой, - всхлипывает Сиа. Плакать она перестала и только вздыхает как ребёнок после долгого плача.

- Была, - подтверждает Питер и не может сдержать слёз. - Я любил её.

Сиа вдруг издаёт отчаянный всхлип и бросается на шею отцу.

- Прости, папочка. Прости, прости меня пожалуйста. Я тоже её любила. Очень-очень любила. Она была милой. Милой. Милой!

Архонт гладит дочь по голове и смотрит на Роудин через её плечо. Во взгляде её столько благодарности, что Роудин понимает, чем именно Питер покоряет сердца своих любовниц. Он похож на крупного спаниеля с большими грустными глазами, которого так и хочется прижать к груди. Миленький, чудесный щеночек. Настоящая находка для тех, кто видит в мужчине не любовника, а ребёнка.

Начальник охраны между тем предпринимает попытки ретироваться. Роудин хватает его плечо и разворачивает к себе.

- А ну ка постой, милый.

Она умелым жестом обшаривает его карманы и находит копию печати. Начальник охраны смотрит на неё так, как будто видит первый раз в жизни.

- Мне надо объяснять тебе, что это такое? - спрашивает Роудин. Сиа отрывается от отца и смотрит на печать с недоумением.

- Это не моё! - говорит начальник охраны. Роудин смеётся.

- Конечно, не твоё. Но ты этим пользуешься.

- Что это? - спрашивает Сиа. - Что это, Роудин?

- Это та печать, которая стоит под приказом. С её помощью этот сукин сын отправил Джейми на плаху.

Сиа больше не кричит "ублюдок" и не хочет придушить стражника собственноручно. Вместо этого она спокойно смотрит на отца и спрашивает:

- Обязательно нужен приказ, чтобы казнить человека? Можно просто отправить его к палачу? Я не хочу долго ждать.

159.

В это же время Ларсен сидит в своей библиотеке, пьёт горячее вино и закусывает индейкой. Его щёки лоснятся, на подбородке подтёки жира, но это его совершенно не волнует. Ларсен думает о женщине, которую казнили сегодня утром. Джейми. Он знал, что Питер называет её Джейми-с-Серебряного-Луга. Кто его знает, с чего это взбрело ему в голову, но брат всегда был странным. Может быть, из-за своих странностей он всё ещё жив. Ларсен никогда не любил Питера, но Питер всегда его забавлял. Плохо быть младшим братом. Но если твой старший брат уверен, что эльфы водят хоровод на берегу ночного озера, жизнь уже кажется не такой дурной штукой.

А вот Джейми пришлось убить. Видят боги, Ларсен хотел этого избежать. Он не жалел Джейми, но Сиа была искренне к ней привязана. Как ни странно, Ларсен любил племянницу и не хотел причинять ей боль. Но что поделать, если любовница брата становится слишком любопытной? Она узнала, что Ларсен собирается убить своего племянника. А уж убийство сына даже глупый Питер не смог бы проигнорировать.

Итак, Джейми мертва. Следующим должен будет умереть Стивен. Сиа нужно будет отдать замуж и тогда последний претендент на трон будет устранён. А вот Питер ещё проживёт долгую счастливую жизнь, наслаждаясь обществом книг и женщин. Ларсен был уверен, что рано или поздно Питер будет уговаривать его принять аметистовую корону. Сначала Ларсен с негодованием откажется от такой чести. Потом всё-таки поддастся уговорам брата и согласится. Может быть, они даже поплачут вместе.

160.

Пока Ларсен предавался честолюбивым мечтам, а Роудин поочерёдно успокаивала то Сиа, то Питера, поезд Орион мчался всё дальше и дальше. Аметистовое море разбилось на сотни рек и ручьёв, которые были похожи на щупальца осьминога. Через несколько часов Ксен начало казаться, что поезд слишком сильно раскачивается из стороны в сторону. Вначале она подумала, что это сказывается следствие недавнего сна. В самом деле, её до сих пор пошатывало, ноги и руки казались совсем чужими. Но вот Орион подбросило вверх на добрый фут и стало ясно, что это не субъективные ощущения.

- С поездом что-то не так.

- Мне тоже так показалось, - сказал Рагби. - Жаль, больше нет Элвина. Он бы подсказал, что и как. Может быть, дорога стала хуже?

- Мы же не по рельсам едем, - возразила Ксен. - Какая ему разница, что с дорогой? Он сам делает себе колею. Он сам...

Поезд тряхнуло так сильно, что экран навигатора сорвало с одного кронштейна, и он резко накренился вниз. Ксен кинулась к нему, убедилась, что трещин на экране нет, попробовала выправить. Следующий толчок сбил её с ног, сорвал второй кронштейн, и Ксен покатилась по салону, сжимая в руках экран.

- Экстренная остановка! - сказал металлический голос.

- Заткнись! - зло крикнула Ксен. Голос не послушался, а вот Ксен здорово шарахнуло разрядом. Сенсор агрессии всё-таки сработал.

- Экстренное торможение!

Двигатели выключились, но поезд продолжил скользить вперёд уже по инерции. Его повело в бок, оторвался один из вагонов, передний лазер включился на несколько секунд и перерезал пополам огромное дерево. А дрожь земли продолжалась. Очень даже продолжалось.

Рагби выбежал из поезда первым. Ксен задержалась, чтобы захватить оранжевый чемоданчик. Она споткнулась, рука скользнула по стене, пальцы сами собой сомкнулись на одном из переключателей и переломили его пополам. Ксен это не огорчило, вряд ли что-то из механизма поезда ещё понадобится. Судя по всему, Новый Восточный Экспресс доживал свои последние часы.

Ещё один толчок. Рагби задал самый идиотский вопрос, который только можно было представить:

- Это, что, землетрясение?

- Прочь от поезда! - крикнула Ксен. И вовремя, потому что под головным вагоном образовалась трещина и поезд начал потихоньку в неё сползать. Металлический голос, усиленный, кажется, всеми имеющимися динамиками равнодушно произнёс:

- Мы просим пассажиров покинуть вагоны. Класс опасности двенадцать. Мы просим пассажиров покинуть вагоны.

- Сука тупая, - беззлобно выругалась Ксен. Она метнулась к выходу.

Прежде чем грянул взрыв, они с Рагби успели отбежать от поезда на полмили. От взрывной волны земля вздыбилась, но это не шло ни в какое сравнение с взрывом морганиума.

- Откуда ты знала, что он взорвётся?

- Это не он. Это аметист. Он получил половину нашего топлива. А я не могу даже представить себе, сколько там информации.

Аметистовые реки текли иногда медленно, иногда быстро. Кристаллы использовали солнечный свет и землю, отравленную многочисленными ядерными ударами, росли вширь и вверх, принимали самые сложные формы. Они пробивались из-под земли как весенние крокусы. Сначала показывалось острое сиреневое остриё, потом распускался крупный и многогранный цветок. Цветов становилось всё больше, пока они не сливались в одно большое поле. Поле ширилось, росло, из него выбивались многочисленные лучи. Фермеры говорили, что земля породила ещё одно каменное море и спешили покинуть обжитые места. Они знали, что фиолетовый камень будет расти дальше и его не остановит ни огонь, ни оружие.

Волна, поднявшаяся от взрыва морганиума, обогнула земной шар, вызвав где-то чёрные дожди, а где-то заставив яблони плодоносить ядовитыми фруктами. Но то, что происходило на поверхности, было несоизмеримо с тем, что творилось под землёй. Взрыв заставил кристаллы аметиста расти быстрее в десятки раз. Кристаллы передавали указание по цепочке, оно расходилось во все стороны, к каждому каменному морю и к каждой фиолетовой реке. Жилы аметиста, мирно текущие под землёй, устремились вверх. Они выворачивали с корнем могучие деревья, перегораживали реки и сносили холмы. Даже мощные лазеры поезда Орион не стали для них препятствием. Орион сошел с пути и провалился в образовавшуюся расщелину. Аметист прошил его насквозь, прошёлся через каждый вагон, вспорол топливные канистры и получил импульс сжиженной энергии. Энергия оказалась ненаправленной, её невозможно было ни сосчитать, ни поглотить. Аметистовое море оказалось в роли зверя, проглотившего ядовитую приманку. Полученная задача была сродни попытке просчитать число Пи до последнего знака или сосчитать все звёзды этой и соседней галактик.

Аметист не имел самосознания, и не подозревал о том, что такое задачи, не имеющие решения. Он занялся подсчетами того, что нельзя было досчитать до конца, мощностей не хватало, и процесс самовоспроизведения многократно ускорился.

Ксен с Рагби почувствовали, как земля нагревается под ногами. Справа и слева пошли глубокие трещины, в которых проглядывал розово-кровавый камень. Трещины ширились, кристаллы выплескивались из них наружу, стремительно покрывая землю сверкающей коркой. Некоторые деревья падали с перерубленными корнями, другие обрастали аметистовыми кристаллами. Огромный раскидистый дуб за несколько минут превратился в прекрасное каменное изваяние. Его фиолетовые листья больше не шелестели на ветру, а несколько тяжелых желудей со звоном упали на каменную землю.

- Надо бежать, - сказала Ксен.

И они побежали.

161.

За спиной раздалось несколько коротких хлопков. Тяжелое аметистовое полотно разворачивалось быстро, время от времени образовывало небольшие холмы и скрученные столбы. Ксен оглянулась назад и увидела, что мир стал фиолетовым. Деревья и травы, дома и изгороди превратились в полупрозрачный камень. Одни из них были почти чернильного цвета, другие нежно-розовые, как рассветное небо.

Потом рост кристаллов замедлился, а затем и вовсе прекратился. Больше не надо было бежать, опасаясь, что тебя нагонит каменная волна. В то же время стало больше подземных толчков. Земля сотрясалась с глухим гулом, аметистовые деревья надламывались у самого основания, розовые булыжники тряслись и подпрыгивали. Ксен остановилась и посмотрела на Рагби.

- Там ещё одна трещина, - она показала вперёд. - Обойдём? Или пойдём в другую сторону?

Рагби поёжился.

- Если в другую, это прямо по камню. А если они снова начнут расти? Я не хочу становиться как то дерево.

- Тогда в обход. Если я всё правильно понимаю, мы в тридцати милях от Крона. Если поспешим, доберёмся к вечеру. А там уже присмотрим, на чём быстрее добраться до старого центра.

- Если только он ещё есть, - сказал Рагби.

- Кто, центр? Должен быть.

- Я про город. Тридцать миль не расстояние. Откуда ты знаешь, может быть, эта чертовщина происходит по всему миру.

Ксен не хотела об этом думать. Она уже проклинала себя за то, что надолго оставила Лори. А если и в самом деле это творится повсеместно? Что, если когда она вернётся домой, то найдёт там каменную сестру в каменной пещере? Она встряхнула головой, пытаясь отогнать дурные мысли.

- Пойдём.

Они пошли по самой кромке нового аметистового моря. Солнечные лучи разбились на камнях тысячами бликов, от которых слепило глаза и кружилась голова. С каждым новым подземным толчком появлялись новые трещины. В конце концов, сначала Ксен, потом Рагби пришлось ступить на камень и идти уже по нему.

Следующее землетрясение было такой силы, что андроиды не смогли удержать равновесие. Падая, Ксенобия схватилась за плечо Рагби, но пальцы только скользнули по его рубашке. Рагби откатился на десяток шагов, попытался встать на ноги и тут же снова упал. Между ним и Ксен образовалась длинная трещина, которая всё увеличивалась в размерах. Ксен хотела перескочить через неё, но вовремя увидела, что справа и слева от Рагби образовались ещё трещины, так, что он оказался в центре крошечного треугольника.

- Прыгай! - крикнула Ксен. Рагби предпринял ещё одну попытку встать, но отлетевший камень размером с голову ощутимо ударил его в грудь. Он упал, еле удержался на краю и беспомощно взглянул на Ксен.

- Я не могу! Трещина слишком широкая!

Ксен видела это и кусала губы от бессилия. Каждая трещина была шириной не меньше десяти футов и продолжала расти так, что ей приходилось пятиться. Рагби стоял на маленьком треугольном островке, который постепенно приподнимался вверх.

- Уходи! - закричал он.

- Я не могу тебя бросить!

- Уходи!

- Не могу!

- Уходи, она ждёт тебя! Тебя ждёт Лори!

Слова о Лори ударили Ксен, как плетью. Она не могла спасти Рагби, но всё ещё могла помочь своей сестре. Как получилось так, что Рагби стал так для неё важен? Когда Ксен отправлялась в своё маленькое путешествие, она думала, что в целом мире нет никого дороже Лори.

- Я вернусь за тобой! - крикнула Ксен так же, как когда-то крикнула Неку. Может быть, если ей и в самом деле удалось вернуться за мальчиком, получится вернуться и за Рагби. Хотелось бы в это верить.

Рагби, судя по всему, не верил.

- Не грусти обо мне, - прокричал Рагби, - В конце концов, я бессмертен! И так давно хотел побыть один!

- Тебе не хватит аккумуляторов!

- Не думай обо мне! Уходи!

- Я вернусь! Я всегда возвращаюсь!

- Уходи! - сказал он на этот раз так тихо, что Ксен не услышала. Но ему было уже всё равно. Рагби хотел, чтобы влияние Абидосского Разлома распространялось чуть дальше голубого озера. Желательно, чтобы в зоне влияния оказался весь мир. Тогда можно было бы спокойно думать об Итон. До тех пор, пока ещё есть силы. В конце концов, у него больше нет ни аккумуляторов, ни энергии. А это значит, что вечность продлиться не очень долго.

И Ксен ушла, а Рагби остался на сужающейся аметистовой плите. Сначала он стоял и всё вглядывался туда, где змеился глубокий разлом в каменном море. Потом он усмехнулся, сел и поджал под себя одну ногу. Достал из кармана губную гармошку, старенький hohner и заиграл полузабытую мелодию. Love me do.

162.

Ксен помнила, что наркотический транс доводит людей до стадии, когда их мозг занят только одной мыслью. Она даже помнила фразу, произнесённую кем-то, кажется, из рок-музыкантов прошлого.

- У меня есть мысль, и я её думаю.

Эта фраза в точности описывала её текущее состояние. У неё и правда была мысль, которую Ксен обсасывала как карамельку. Эта мысль вовсе не была новой или необычной, но впервые Ксен смогла её точно сформулировать.

- Я снова одна.

Одиночество тоже не было ей в новинку, но почему-то на душе было неспокойно. Ксен то и дело хотелось окликнуть Элвина или Рагби. Сгодился бы даже Нек Светлячок. Иногда спутники были в тягость, иногда их вопросы выматывали. Ещё утром Ксен хотела остаться одна. Но когда это действительно произошло, оказалось, что не так уж это приятно. Конечно, можно было сколько угодно думать о Лори, не волнуясь о том, что кто-то может привязаться с ненужным разговором. Можно было не заботиться о сне и отдыхе, так необходимом Элвину. Но всё же чего-то не хватало. Что-то подобное Ксен испытывала после смерти Стора, но тогда ощущение было приглушено тревогой за Лори. Сейчас было просто не по себе. Вдобавок примешивалось ещё что-то странное, неуловимое и до боли знакомое.

- Жажда, - сказала Ксен вслух. - Я хочу...

Она осеклась, потому что боялась признаться в том, чего ей действительно хочется. С тех пор, как в её жизнь вошла Лори, Ксен больше всего на свете боялась вернуться в прошлое. Ей не хотелось вспоминать о том, что происходило в то время, когда она была Сонаром-палачом. Но сейчас произошло что-то такое, от чего сдвинулись старые установки, и в её сознание хлынула долго сдерживаемая жажда насилия. Ей хотелось убивать. Ей в самом деле хотелось убивать. Ярости не было, как и не было ощущений злобы или гнева. Совсем не было ненависти. Всё застелила жажда приносить боль и горе. Ксен честно боролась с этим безумным желанием. Какое-то время ей даже удавалось держаться. Потом всё застелило жёлтое марево, и Ксен перестала себя контролировать.

Сначала она шла, как в бреду, напевая обрывки старых песенок. Почему-то ей опять вспомнился Джерри Ли Льюис, которого так любил покойный Хэрроу. Ксен дошла до песни She Even Woke Me Up и без какого-либо перехода начала читать "Отец мой", молитву семи новых богов, мутировавшую из "Отче наш". В этой новой оригинальной версии Отец жил глубоко под землёй и обращались к нему с просьбой о защите дыхания.

- И защити наш сон, как мы защищаем поля наши. Да будет свято имя твоё как в глубинах земных, так и на дне морском. Истину говорю - воскресни.

Молитва закончилась. Безумие только начиналось.

163.

В город Ярг Ксен зашла с последними лучами солнца. В наступивших сумерках город был похож на сказочный Шир, вотчину хоббитов. В Ярге постоянно проживало не более двух сотен человек, но на завтрашнюю ярмарку съехались фермеры из соседних деревень. На улицах горели смоляные факелы и разноцветные бумажные фонарики. По городу плыли запахи сладостей, которые завтра должны были появиться на прилавках. Дети играли с цветными стеклянными шариками.

Позже Ксен вспоминала о городе Ярге, как о месте, где всё было жёлтое. Жёлтые дома, жёлтые деревья, жёлтые мужчины и жёлтые женщины. Как будто кто-то взял и выкрасил целый город канареечной краской. Девочка и мальчик рисовали на жёлтой каменной мостовой жёлтыми мелками. Ксен подошла к детям. Её не понравилось, как топорщились волосы у мальчика на затылке. Она возненавидела веснушчатую девочку за её открытую улыбку. У девочки не хватало двух передних зубов.

- Вы пришли на ярмарку, миледи? - спросила девочка. Она не выговаривала букву "р" и вдобавок глотала окончания слов. Ксен почувствовала, как виски у неё наливаются свинцом. Ладно бы только жёлтый цвет, но какое право она имеет говорить таким отвратительным голосом?

Ксен обхватила руками голову и закрыла глаза. Жёлтый цвет плескался где-то внутри и имел странный металлический привкус. Ксен вспомнила, что именно такой вкус имеет кровь.

- Жёлтая кровь, - сказала она.

И крови было много. Пожалуй, даже слишком много для такого маленького сонного городка. Кровь смыла рисунки на асфальте, кровь пропитала сухую землю. Кровь запеклась на широких придорожных лопухах, окрасила багрянцем высокие подсолнухи. Кто-то сопротивлялся. У кого-то даже нашёлся револьвер, и правое плечо Ксен прошила пуля. Она не помнила, кто стрелял и что было после выстрела. Она помнила только то, что всё было жёлтым и это было ужасно.

А вот город Ярг запомнил Сонара. Его запомнили щели в каменных мостовых, в которых пузырилась и клокотала горячая кровь. Его запомнили дома с выбитыми стёклами, с оконными рамами, промокшими от крови. Его запомнил старый деревянный храм, где всё ещё горели тусклые лампады, а на алтаре высилась гора из остывающих тел. Его запомнили канавы, где на мёртвых взрослых лежали мёртвые дети. Его запомнили колодцы с кровью вместо воды и заросший ряской водоём, ставший могилой для целых семей. Его запомнил стоптанный детский башмак, в котором остался оторванный палец и тряпичная кукла, которая обуглилась вместе со своей владелицей. Сонара запомнил каждый камень, каждая выбоина. Все запомнили Сонара-палача.

Как несложно догадаться, на следующий день ярмарка не состоялась. Сонару не раз доводилось покидать дома с мертвецами. Но целый город мертвецов был в новинку даже для него.

- Я есть, - говорил Сонар. Его удивляло тело Ксен, его удивляли мысли Ксен. Его удивляла маленькая светловолосая девочка, которая сейчас обитала где-то на задворках разума. Девочку звали Лори, и она была кем-то очень для него значимым. Девочка была... Сестрой?

- Лори, - говорил Сонар, пробуя имя на вкус. Он смотрел на оранжевый чемоданчик в своей руке, который не бросил даже в самом центре жёлтого безумия. Ему никак не удавалось вспомнить, что находится внутри чемоданчика. Какие-то документы? Инструкции? Или даже голова какого-нибудь важного сукиного сына?

- Я Саломея. Я несу голову Иоанна Крестителя.

И Сонар смеялся. Смех прорывался сквозь жёлтое безумие, смех звенел в ушах, смех ощущался налётом на зубах. Смех даже застревал в горле и некоторое время Сонар никак не мог сделать вдох. А дыхание было очень важно, потому что какие-то негодяи забрали у Сонара его тело. В насмешку они дали ему полуразрушенное тело какого-то клоуна. По меньшей мере треть внутренних органов была позаимствована из какой-то электронной игрушки. Может быть, это была собака. Может тигр или что-то такое в этом духе.

- Я найду вас. Я отплачу. Ей-богу, я отплачу. Любовью за любовь вознагражу я и станет сердце дикое ручным.

Вдобавок Сонар никак не мог вспомнить, какое задание он выполняет. Он за кем-то охотился, но не помнил ни лица, ни имени. В голове всплывали странные размытые образы. Маленький мальчик в костюме лорда Фаунтлероя и почему-то с жабрами на шее. Маленькая девочка с длинными клыками. Мужчина с обветренным докрасна лицом, который носил гавайские рубашки, подвеску-пацифик и пронзительно-красную бандану. Ещё он слушал рок-н-ролл.

- Ненавижу музыку, - бормотал Сонар на ходу. - Ненавижу гитары. Ненавижу синтезаторы. Ненавижу барабаны. И голоса. Голоса. Заткнись! Заткнись!

Теперь музыка играла у него в голове. Как издалека доносился перебор клавиш расстроенного пианино. Прямо над ухом пиликали скрипки, в висках бухала труба и бренчали медные тарелки. И голоса, уж куда без голосов. Высокий женский голос выводил "Эй, Джуд". Сонар решил, что найдёт этого голосящего ублюдка и заставит его пожалеть о своих поступках. Может быть он ограничится тем, что свернёт ему шею. А может быть засунет в задницу наканифоленный смычок, тут уж как пойдёт. Встретиться бы с ублюдком, и помоги ему бог. При условии конечно, что бог существует. Хотя куда уж без него.

- Заткнись! - кричит Сонар, - Как терпит небо? Нет громов в запасе? Какой неописуемый злодей!

Сонар хотел выполнить задание, каким бы оно не было, разобраться с музыкантами, а потом просто лечь на землю и закрыть глаза. Может быть, тогда жёлтый туман рассеется. Может быть, тогда ему удастся вспомнить, откуда он знает девочку по имени Лори. Может быть...

164.

Сонар шёл вперёд по пыльной дороге, которая стелилась до самого горизонта. Дорога всё никак не кончалась и не кончалась, пока ему не стало казаться, что он всю свою жизнь бредёт по этой проклятой дороге. Справа и слева росли чахлые кустики чертополоха. Встретился уродец-мул, который лениво жевал пожелтевшие от жары листья. Мул был низкорослый и кривоногий, под подбородком у него болтался огромный мягкий нарост, похожий на зоб у птицы. Сонар хотел пристрелить проклятого урода, но когда вытащил из кобуры револьвер, совсем забыл о муле. Что он помнил точно, так это то, что никакого револьвера у него в помине не было. Он первый раз держал в руках револьвер, стреляющий пулями.

- Кажется, я ограбил музей, - сказал Сонар сам себе и рассмеялся.

В полдень дорога привела его в рощу, такую зелёную, как будто она была выточена из цельного куска малахита. Для глаз Сонара роща была жёлтой. Не канареечно-жёлтой, как злополучный город Ярб, а пронзительно-жёлтой, раздражающей зрение и прожигающее сетчатку. Сонар позволил себе немного жалости к самому себе. Он не ругал жёлтую рощу, не требовал ярких красок, вместо этого просто отчаянно ныл и жаловался вслух. Ему казалось несправедливым то, что он плещется в море жёлтого безумия ради задания, о котором даже не помнит.

После рощи открылось большое пшеничное поле. На этот раз оно было жёлтым само по себе. Золотые колосья доходили Сонару до пояса. Поле и в самом деле походило на жёлтое море, ветер вызывал на нём лёгкие волны, шелест стеблей напоминал плеск. Не хватало только криков чаек, но их дорисовало воображение Сонара. И он плыл через бескрайнее поле пшеницы, плыл под жёлтым полуденным солнцем, под высоким золотым небом.

Сонар прошел мимо нескольких фермерских домиков, стоящих на самой окраине поля. Ряды пшеницы доходили почти до крыльца одного из домиков и переплетались с высокими стеблями топинамбура и золотого шара. На крыльце сидела девочка с золотыми волосами и гладила большого рыжего кота. Сонар задержал на ней взгляд, отметил, что жёлтое платье на девочке расшито жёлтыми цветами и встряхнул головой. Жёлтый мир начал ему надоедать. Сонар подозревал, что в этом мире жёлтым был даже он сам.

Девочка помахала Сонару рукой. Ей было невдомёк, что несколькими часами ранее Сонар убил с десяток её сверстников. Сонар выглядел бродягой, но страшным он не был. Маска на лице с оторванными бисерными нитями выглядела скорее смешной, чем жуткой. Сонар машинально помахал в ответ и отправился дальше. Направления он не знал, но думал, что останавливаться никак нельзя. Кто знает, вдруг жёлтый мир опрокинется на того, кто прекратил движение. Жёлтое небо таило какую-то скрытую угрозу. Когда Сонар задирал голову, чтобы на него посмотреть, ему казалось, что оно становится всё ниже и ниже.

Ещё несколько часов по пыльной дороге вдоль жёлтых деревьев. Сонар вспомнил сказку про девочку, бредущую по дороге из жёлтых кирпичей и подумал, что давно пора бы уже встретить соломенное пугало. На худой конец сдался бы и трусливый лев, но, похоже, здесь вообще с животными было не густо. За всё время пути Сонар встретил только уродливого мула и гремучую змею, которая грелась на камне. Камень был жёлтым, змея скорее золотистой. Сонар хотел раздавить её ногой, но передумал. В конце концов, змея не была уродливой. В чем-то она была похожа на него самого. Такая же равнодушная и холодная.

Деревья стали попадаться всё реже. Ветра больше не было, воздух застыл и загустел. Сонар вдыхал сухую смесь пыли и пыльцы каких-то растений. Охлаждение работало плохо, он кашлял и выплёвывал сгустки чёрного пепла с кусками обшивки лёгких. Это должно было его пугать, но Сонару давно уже было неважно, что с ним происходит. Чем раньше закончится жёлтое безумие, тем лучше.

Он не помнил, как оказался в пустыне. Может быть, туда его вывела бесконечная дорога, может он свернул и долго шёл вдоль пересохшей реки. Так или иначе, из его памяти выпало несколько часов. Сонар отключился на ходу, когда тени от камней только начинали удлиняться. А сейчас закатное небо уже переливалось всеми оттенками красного. Жёлтых цветов стало меньше. Каменная пустыня выглядела огромным белым пятном.

- Только это не камень, - сказал Сонар. Он опустился на корточки и прикоснулся рукой к белой плите под ногами. Сканеры не работали, но для того, чтобы определить, какое вещество перед ним, они не требовались. Это была соль.

Сонар кивнул, соглашаясь со своими мыслями. Он не знал, о чем думает, потому что мысли теснились и смешивались в его голове. Ни одной связной. Ни одной логичной. Он мог подумать о дворце шерифа, убитого им в две тысячи-бог-знает-каком-году, и тут же вспомнить о том, как его наставник съедал на обед тарелку жгучего перца. Воспоминаний было слишком много, все они блуждали в его сознании без какого-либо вектора и причиняли почти физическую боль. В один момент Сонар забыл, как его зовут. Потом на память почему-то пришло имя "Ксен". Чьё это было имя, Сонар не помнил. Сейчас он знал только одно - он идёт по соляной пустыне и дышит горячим и сухим воздухом.

Когда солнце опустилось за горизонт, Сонар почувствовал, что силы его покидают. Ощущение не было ни страшным, ни странным. Почему-то неведомая прежде усталость казалась чем-то вполне естественным. Сонар опустился на колени, немного подумал и лёг на солёную землю. Он вытянулся во весь рост, заложил под голову обе руки и уставился в небо. Через некоторое время глаза закрылись сами собой и Сонар впервые в жизни заснул.

165.

При создании андроидов никому и в голову не могло прийти встроить в них модуль сна. Даже пикси, милые симуляторы детей никогда не спали. Но Сонар крепко уснул. И Итон уснула. А если бы кто-то спросил у Рагби, спал ли когда-то Хэрроу, он бы ответил положительно. Хэрроу тоже умел спать. Он, Рагби, не умел, а вот Хэрроу спал по четыре часа в сутки.

Сон Сонара был похож на старое лоскутное одеяло. Образы менялись один за другим, бессвязные и бессмысленные. Вот он видел себя, просматривающего досье на Алису Вега. Вот он пробирается по крышам центральной библиотеки конгресса. А вот он играет в какую-то бестолковую игру, где надо было кидать кубики на деревянную доску. Сонар вспомнил прозвище "королева костей" и никак не мог сообразить, относится ли оно к нему или к кому-то совсем другому. Во сне он стоял перед зеркалом и видел в нём высокую белокурую незнакомку. Звали её, кажется, Ксен, и лицо у неё было порядком изуродовано.

- Кто тебя так, подруга? - спросил Сонар у своего отражения и совсем не удивился, увидев, что губы женщины в зеркале остаются неподвижными. Кажется, был какой-то пожар. Или не пожар, а костёр? Потом бойня, мёртвые люди, мёртвые лица. Где это было, сегодня ночью в Ярбе или в каком-то другом городе? И почему он вообще решил убивать? Приказа не было, в этом Сонар был уверен совершенно точно. Да и кто мог отдавать ему приказы? Люди, которые так или иначе влияли на поступки Сонара, давно лежали в могилах. Конечно, может быть, у них были потомки, но вряд ли они вообще подозревали о существовании андроидов.

- Дивный новый мир, - сказал Сонар. Слова он произнёс во сне, но наяву губы у него двигались. Потом сон стал глубже.

Снова зеркало. Он видит женщину в зеркале и не сомневается в том, что это его собственное отражение. Её зовут Ксен. Сколько ей лет? Так, не будем об этом, всё равно на некоторые вопросы нет ответов. И Лори, да, точно. Лори. Как он мог забыть? Как она могла забыть? Её сестру зовут Лори. И вот её возраст Ксен помнит совершенно точно. Лори двадцать один год. Девять месяцев назад она потеряла зрение. Срок порядочный для того, чтобы выносить ребёнка, но за эти девять месяцев Лори вынесла только отчаяние. Ксен слышит, о чём Лори говорит ночью. Её сестра понятия не имеет о том, что Ксен не спит по ночам. Она вообще и не подозревает, что Ксен не человек, а только умело выполненный андроид. Лори говорит ночью сама с собой. Лори говорит, а Ксен слушает.

- Я должна умереть, - говорит Лори. - Я так больше не могу. Нет, не могу.

Лори плачет. Ксен знает, что надо притворяться спящей дальше, но как же тяжело не встать и не обнять сестру. Ксен любит Лори. Ксен не хочет, чтобы она страдала. Ксен вообще не представляет своей жизни без Лори. А сейчас Лори плачет. Лори плохо. А хуже всего то, что Лори настолько плохо, что она готова расстаться с жизнью.

На следующее утро Ксен принимает решение. Она отправляется во дворец наместника Ларсена и разыскивает там знаменитого лекаря. Конечно, нынешние врачи не те, что были раньше, но может быть этот умник сможет помочь Лори? Или, по крайней мере, сделать так, чтобы её не было хуже. Или хотя бы сказать, что же с ней не так, потому что сама Ксен этого сделать не может.

Сон меняется. Что-то сдвигается, что-то встаёт на свои места. Сон похож на калейдоскоп, один поворот и картинка становится совсем другой. Теперь Ксен видит спокойное голубое озеро и мужчину, стоящего на его берегу.

- Я пойду искупаюсь, - говорит мужчина совершенно будничным голосом. Ксен знает, что он сейчас сделает, но не может выдавить из себя ни слова. Кажется, будто бы из её лёгких откачали весь воздух. Сердце отчаянно колотится в груди, очень жарко, охлаждение не справляется.

- Жарко, - беззвучно говорит Ксен. И оказывается в пустыне. Воздух ещё более горячий, чем на берегу голубого озера, но, по крайней мере, больше ничего не блокирует лёгкие. Здесь можно дышать. Воздух пахнет солью и ещё чем-то приторным, походим на запах мёда. Пустыня почему-то кажется знакомой, хотя Ксен точно уверена, что никогда прежде её не видела. Но кто-то рассказывал ей о том, что есть такое место. Кто-то говорил, что пустыня она удивительная, что соль здесь накапливалась тысячелетиями. И что кто-то умеет превращать соль в платину или золото.

- А что там, в центре пустыни? - спрашивает Ксен. Она почему-то точно знает, что за её плечом стоит женщина в золотом одеянии. Кожа у женщины тоже золотая, даже жёлтая. В мозгу Ксен вспыхивает табличка "жёлтое безумие", но она не придаёт ему никакого значения.

- Стеклянная пирамида, - говорит женщина. Ксен слышит её голос не ушами, а какой-то особенной точкой над левым ухом. Женщина повторяет: - Это стеклянная пирамида. Тебе придётся пойти туда.

- Кто ты? - спрашивает Ксен.

- Ариадна, - говорит женщина. Она протягивает Ксен что-то вроде маленького карандаша, ещё один антикварный сувенир. Ксен берёт карандаш, щёлкает переключателем на его вершине и из острия вырывается тонкий зелёный луч. Золотая Ариадна улыбается: - Это тебе вместо нити. Смотри, не потеряй, хорошо?

- Ладно, - кивает Ксен.

Сон обрывается так резко, что она несколько секунд не понимает, где она. Потом Ксен смотрит в глубокое небо, усыпанное крупными звёздами. Смотрит на белую соль, которая таинственно поблескивает в свете луны. Смотрит и думает - неужели вчерашний день и вчерашняя ночь действительно происходили на самом деле. Скорее всего нет, это был такой же сон, как и тот, что она только что видела. Нельзя вернуться в прошлое. Сонар давно умер.

Ксен встаёт на ноги и с недоумением оглядывает саму себя. Откуда взялась кобура с револьвером? Почему у неё под ногтями какие-то бурые пятна? Это, что, кровь? Ксен думает, что не хочет этого знать. Ей легче представить, что кровь на пальцах что-то вроде стигматов для андроидов, чем то, что вчера она стёрла с лица земли город Ярб. Сонар не просто умер, Сонар забыт и похоронен. Её зовут Ксен, и она любит свою сестру. Вот ведь он, маленький оранжевый чемоданчик. С его помощью ей обязательно удастся вернуть зрение маленькой Лори. А дальше всё будет по-прежнему. Они будут жить вместе долго и счастливо.

- Долго и счастливо, - повторяет Ксен вслух.

Ей приходит в голову мысль, что рано или поздно Лори выйдет замуж. И, судя по всему, всё-таки рано, потому что Лори красивая девочка и на неё давно заглядываются мужчины. Когда лицо Лори рассекли глубокие шрамы, её красота почти не потускнела. А ещё Лори очень, очень добрая. О такой жене можно только мечтать. Интересно, мечтает ли кто-то о Лори?

166.

Лори и в самом деле была красивой. По крайней мере, так думает Девин. Он не просто мечтает о девушке, он всем сердцем стремится к ней одной и ревнует её даже к старому Золлаку. Девин понятия не имеет, как это произошло, но точно уверен, что эта девушка послана ему богами. Он смотрит на волосы Лори и думает, что никогда в жизни не видел ничего красивее. Многие женщины прошли через спальню Девина, многим он разбил сердце и душу. Но никогда в жизни Исан не испытывал того, что ощущал сейчас, глядя на слепую девушку. Лори казалась ему прекраснее Джейми, казнённой фаворитки архонта. Лори беспокоилась о том, как бы её шрамы и рубцы не вызвали отвращение у Девина, но беспокойство её было напрасным. Девин видел перед собой прекрасную девушку, полностью лишенную недостатков. Если бы кто-то сказал ему, что лицо Лори рассекает длинный шрам, он бы назвал говорящего слепцом.

Лори расчесывает волосы частым костяным гребнем. Гребень черный, а зубцы тонкие и почти прозрачные на концах. Волосы Лори тоже тонкие и такие лёгкие, что её полову постоянно окружает воздушный ореол. Она старается не думать о том, что огонь выжег на её затылке проплешину шириной в детскую ладонь. Волосы там растут короткие и жесткие. Сейчас Лори тщательно расчёсывает волосы, чтобы её новый друг не увидел ни шрамов на шее, ни рубцов на спине. Она давно привыкла к своим увечьям, не видя их, можно было только нащупать пальцами. Пальцы Лори со временем стали всё чувствительнее. В детстве ей никак не давалась игра на отцовской лире, но огонь, отнявший зрение, дал ей дар музыки. Когда Лори играла на лире, весь мир вокруг неё переставал существовать. Лори с волнением думала о том, что скажет Девин, когда услышит её игру. Понравится ли ему?

- Я готова, - говорит Лори. Он звука её голоса Девин чувствует, что теряет последний разум. Голос Лори именно такой, какой ему и представлялся в самых светлых снах и грёзах. Тихий, мелодичный и немного вкрадчивый. Лучший голос для лучшей девушки.

- Тогда выдвигаемся, - говорит Девин. Он берёт у Лори сумку и закидывает себе на плечо. Лори протягивает ему маленькую и узкую ладонь. Девин выходит с ней рука об руку и успевает в красках представить, как будет выходить с ней из храма после свадебной церемонии. Он хочет видеть на руке Лори свадебный браслет. Если бы кто-то из его бывших женщин узнал об этом, Девину бы не поздоровилось. Когда-то он был противником законного брака.

- Когда-то давно я был ублюдком, - думает Девин. - Если бы можно было всё вернуть! Боже мой!

На улице он осторожно поднимает Лори и сажает её в седло перед собой. Лори сейчас кажется ему хрупкой, как хрустальная статуэтка. Утром Девин не мог и подумать о том, чтобы прикоснуться к ней, а сейчас чувствует грудью тепло её тела и испытывал почти божественный восторг.

- Осторожно с девушкой! - суетится Золлак, пытаясь взобраться на свою лошадь. - Ради бога! Она не здорова!

Он задумывается и добавляет:

- Ради всех богов!

- Я в порядке, - смеётся Лори.

- Мне лучше знать!

Золлак уверяет себя в том, что беспокоится от Лори только из страха перед её грозной сестрой. Но в глубине души он точно знает, что Ксен тут ни при чем. Было в Лори что-то такое, что заставляло мужчин, вне зависимости от возраста относиться к ней с преданностью и заботой. Может, это была беспомощность, может, бесхитростность, но, во всяком случае, не красота. Будучи дворцовым лекарем, Золлак перевидал немало смазливых баб. Джейми, последняя любовница архонта своей красотой затмевала Клеопатру, но к ней Золлак относился с плохо скрываемой брезгливостью. Новая Клеопатра заразила архонта и половину его приближенных дурной болезнью, от которой садился голос и гнили внутренности. Нет, Золлак сторонился красивых женщин. Лори ж была не столько красивой, сколько беззащитной. Это чувствовалось в положении её рук, в наклоне головы, в веках, опущенных на незрячие глаза. А ещё Золлак явственно видел, что Лори доверяет - не только ему, но и всякому человеку. Он никак не мог понять, как можно доверять людям, сотворившим с тобой такое зло, но реальность заставляла признавать, что никакая беда не ожесточит доброе сердце.

- Во дворе архонта сейчас неспокойно, - говорит Девин. - Поскорее бы Стиви взошёл на трон!

- Милашка Стиви - архонт, - говорит Золлак и жуёт губами. Повторяет это ещё раз, словно пробуя на вкус, и вдруг со страхом смотрит на Девина: - Но ведь для этого ему придётся обойти свою сестру Сиа! Она старшая!

- Сиа слишком глупа для трона.

- Не думаю, - качает головой Золлак. В его левом ухе болтается длинная серьга из перевитых между собой цветных ниток. Когда он качает головой, серьга щекочет плечо. Лори думает, что сейчас ей плевать на архонта, только бы прекратить этот шелестящий звук. Для её чутких ушей он хуже скрипа металла по стеклу. Лори тянет руки к Золлаку, нащупывает серьгу и несильно дергает. Золлак вздрагивает от неожиданности и едва не падает с лошади.

- Что ты делаешь, малышка?

- Эта штука... Она...

- Я сниму, если тебе так не нравится, - улыбается Золлак и заправляет длинный хвост серьги за ухо. Лори слышит, что он делает и испытывает досаду за обман. Неужели слепота превратила её в ребёнка, которого можно легко обвести вокруг пальца? Сестра никогда не обращалась с ней как с ребёнком. Она поворачивает к Золлаку негодующее лицо, но он занят разговором с Девином и не обращает на неё внимания.

- Ларсен ни перед чем не остановится. Рано или поздно он истребит всех и выйдет из тени. Уже сейчас он начал к этому готовится. Он заставил Питера повысить налоги и обязал торговцев отдавать в казну третью часть всякого товара. Народ пока не взбунтовался, но всё к тому идёт. И кто же будет нашим спасителем? Кто покарает дурных и наградит достойных? Кто убьёт Питера? Конечно же, великий Ларсен. Ларсен-миротворец. Уверен, он уже придумал себе звучный титул и заказал придворным поэтам сочинить оду в свою честь.

- Мне кажется, ты несколько драматизируешь, - говорит Золлак. - Вряд ли Ларсен решит разделаться с братом. Если всё обстоит так, как ты говоришь, Ларсен может уговорить брата добровольно отказаться от трона.

- И Питер, конечно же примет его любезное предложение, - подхватывает Девин. - Да, ты прав, он не просто согласится, но и ухватится обеими руками за это предложение. Питеру власть в тягость, он бы с большим удовольствием обменял её на покой. Но всё зашло уже так далеко, что ничего не получится завершить миром. Ларсен слишком заигрался. Будет взрыв.

167.

В то время, когда Ксен приходит в себя после неспокойного сна, Золлак и Девин со спящей Лори уже почти достигли дворца архонта Ларсена. Они собираются остановиться на ночлег в доме знакомого Золлаку привратника. А вот Ксен мечтает о том, чтобы не спать больше никогда в жизни. Она идёт по направлению к центру пустыни и надеется, что стеклянная пирамида будет там на самом деле.

К вечеру она отмахала девяносто миль, расстояние, которое пустынный караван проходит только за неделю. Впереди и в самом деле еле тащится караван, похожий на длинную ленту, растянутую среди снегов. Ксен вспомнила небо из окна самолёта, бескрайнюю белую равнину со сверкающим серебряным краем. Приходила на память и пословица о том, что караван движется со скоростью самого медленного верблюда. Но вот ведь какая штука, сколько не вглядывайся в горизонт, на всю пустыню не найдётся и одного верблюда. Преодолеть соляную пустыню не под силу ни верблюду, ни коню, ни даже гранд-слону, потомку вымерших серых гигантов прошлого.

От края до края соляной пустыни больше ста дней пути. Днём температура нередко поднимается до пятидесяти градусов тепла, ночью падает до минус двадцати. Колодцев с питьевой водой нет, растений и животных нет. Соль белой коркой оседает на коже и забивает лёгкие. Опытные караванщики не расстаются с тканевой маской, набитой толченым углём. Их одежда состоит из тонкого нательного белья и грубого балахона, сплетённого из пеньковых верёвок. Руки и ноги они перевязывают тряпками, так что почти не остаётся голого тела. И всё равно во всякий день можно узнать караванщика по изъеденной коже на пальцах и ладонях и пламенеющим волдырям, покрывающим лицо и губы. На языке левеллеров, жителей ближайших к пустыне поселений слова "караванщик" и "мертвец" звучат одинаково - "тонг". Редкий тонг доживает до сорока лет, но среди тех, кто пересекает пустыню пятый раз в своей жизни, нет бедных. Прибыльное это дело, перевозить грузы из круга в круг. Соляная пустыня - единственное место на земле, не иссеченное защитными кругами.

Синий мул, вот животное, которое может исходить пустыню от края до края и при этом не сдохнуть ни от холода, ни от жажды. Странное это животное, не похожее ни на одно другое в мире. Синие мулы питаются солью, без которой невозможно их кровообращение. Раз или два в год мулам необходимо добраться до края пустыни, чтобы в течение нескольких недель питаться корнями вереска и можжевельника. Корни перерабатываются в вещество, называемое подкожным жиром, хотя оно вовсе не похоже на жир обычных животных. А уже жир и обеспечивает мулам возможность для длительного нахождения в пустыне. Пустыня их пастбище, а соль их трава. Мулы превосходно себя чувствуют при отрицательной температуре, а вот тепло, наоборот, переносят с трудом. По этой причине передвигаться верхом на их спинах можно только ночью. В свете луны шерсть их светится глубоким синим светом, отсюда и название. Всю ночь без устали синие мулы бредут по пустыне, ведомые караванщиками, а с первыми солнечными лучами впадают в глубокий сон. Температура их понижается до двадцати градусов, сердце бьётся трижды в минуту, дыхание почти отсутствует. Ничто не способно вывести синих мулов из этого состояния, и погонщики это знают. День в соляной пустыне время отдыха не только мулов, но и людей. То тут, то там блестят черные шатры, поднимается к нему дым костров.

Две трети груза караванщиков это вода и пропитание, и только одна сам товар. В пустыне есть только один оазис, да и тот искусственный. Оазис этот - огромный стеклянный квадрат в полмили шириной. Квадрат не платформа или площадка, это основание грандиозного строения, уходящего глубоко под землю. Кто-то говорит, что это перевёрнутая пирамида, кто-то уверяет, что куб он и есть куб. Но все соглашаются с тем, что внутри стеклянного нечто настоящий лабиринт из многоуровневых туннелей. Караванщики никогда не осмеливаются заходить внутрь глубже одного этажа, да и там передвигаются только держась за верёвку, привязанную у входа. Внутри стеклянного строения температура всегда одинаково высокая, там можно переждать пасмурный день и отдохнуть перед следующим ночным переходом. Вездесущая соль проникает внутрь только на одежде и обуви караванщиков, поэтому перед самым входом они снимают с себя всё до последней тряпки.

Через несколько часов Ксен догнала караванщиков и молча присоединилась к их компании. Никто даже не повернул головы, чтобы посмотреть на неё. Мулы шли размеренно и спокойно, караванщики переговаривались тихими голосами. Ксен была для них не более чем очередным самоубийцей, который решил пересечь пустыню в одиночку и без подходящего снаряжения. Через каждую сотню миль им встречались высушенные кости бедолаги-мула, иногда попадались и человеческие скелеты. Соляная пустыня привлекает множество безумцев со всего света. Некоторым из них удаётся дойти до стеклянной пирамиды. Большинство умирает в первые дни.

На следующее утро Ксен уже знает, как зовут каждого из её новых спутников. Главный караванщик объявил привал, как только узкая полоса солнца показалась над горизонтом. Люди поставили палатки из многослойной светлой ткани. Ярко запылали костры. Теперь на Ксен стали поглядывать с интересом. Она представилась как Саманта, охотник с большой земли. Караванщики понимающе закивали. Охотники на черных птиц пустыни были мудрыми и выносливыми странниками, которые пользовались всеобщим уважением. Встреча с ними предвещала удачу. Ксен предложили выпить пиалу ароматного травяного чая, но она отказалась. Она посидела немного у общего костра, послушала истории о прошлых переходах и тихонько ускользнула к шатрам. Её заинтересовал худенький юноша-караванщик, который никак не мог справиться с креплением одной из стенок шатра. Ксен не стала предлагать свою помощь, вместо этого просто растянула тугое полотно и вместе с юношей закрепила стенку короткими металлическими палочками. Юноша благодарно кивнул и приложил к груди правую руку. Он уже слышал про охотницу Саманту и был горд тем, что она предпочла его общество.

168.

Караванщика зовут Кли и на первый взгляд ему лет семнадцать, не больше. Соляная пустыня ещё не успела поработать над его телом, на чистом лице нет ни пятен, ни рубцов. Руки у него тонкие, как у ребёнка, пальцы худые и почти прозрачные. Он, кажется, полуидиот, говорит с заметным трудом, постоянно нервно щурит глаза. Ксен смотрит на его впалую грудь, тощую шею и думает, что юный караванщик не протянет и одного перехода. Только спустя некоторое время она замечает мелкие морщины вокруг его глаз и губ, пигментные пятна на руках и предполагает, что караванщику никак не меньше пятидесяти. Потом она слышит, как обращаются к нему другие караванщики. Юношу называют "дебо", небесный отец, священник для караванщиков. Ксен знает, что взрослые дебо совершают переход через пустыню только один раз, незадолго до своей смерти. Недаром она видела столько оживления на лицах караванщиков, совсем неуместным перед тяжелым путешествием. Поверье гласит, что присутствие дебо защитит караван он любых невзгод, а если дебо умрёт во время пути, три следующих года будут для всех удачными.

Дебо Кли уже несколько лет умирает от рака, съедающего его изнутри. Он высох как прут, ничего не ест и почти потерял способность говорить. Кли знает, что он скоро умрёт и хочет умереть в священной пустыне. Ни один самый преданный верующий не станет дебо по своей воле, но тот, кто родится посреди пустыни, станет дебо. Мать Кли была женой караванщика и родила его в дороге, на два месяца раньше положенного срока. Кли пришел из соляной пустыни и хотел в неё вернуться.

Ксен смотрит на дебо с удивлением и непониманием. Как могло случиться так, что рак, давно побеждённая болезнь, снова уничтожает людей? Неужели знания были утрачены настолько, что даже замещающая терапия оказалась недоступной? Ведь рак это не выжженный хрусталик, для его лечения давно не требуются инструменты и операции. Всего одна инъекция, и человек получает иммунитет против любых проявлений рака. Новые люди нового мира не забыли о прививках. Стор был привит в три года, Лори в девять. Святая обязанность любого архонта это своевременная вакцинация всех подданных. Тем более, если это вакцина от рака. Бич двадцатого и двадцать первого века был окончательно повержен в две тысячи сто первом году, столетней годовщине кровавой трагедии бывших Соединённых Штатов. Сто лет спустя в Американскую Республику с Ближнего Востока пришло не горе, а великая радость. Профессор Бернард ибн Лейх, сын шейха Лейх Руаха и немки Торы Сойер открыл вакцину против рака, а патент сделал открытым для фармацевтов со всего мира. Спустя два месяца после поступления препарата в широкое производство, количество больных раком уменьшилось в восемьдесят раз. Спустя год на всём земном шаре насчитывалось только трое онкологических больных. К началу двадцать четвёртого века каждый житель планеты имел стойкий иммунитет. Рак РРHРпотерял ядовитое жало и занял своё место рядом с побеждёнными чумой, оспой и холерой.

- Господин дебо! - обращается Ксен к Кли, и старается, согласно этикету, смотреть только себе под ноги. - Можете ли вы показать мне свою левую руку?

Караванщик протягивает Ксен руку, тощую, как плеть. На запястье чернеет татуировка с выбитой цифрой двенадцать. Чуть выше треугольная отметина прививки против ВИЧ-инфекции. Ещё выше еле различимая отметка комплексной прививки против всех разновидностей гепатита. Следующей должна быть прививка против рака. Её нет.

Ксен хмурится. Дебо Кли как-то сразу ей понравился, и она не хочет, чтобы его жизнь прервалась из-за давно поверженной болезни. На этот раз она смотрит прямо ему в лицо и спрашивает прямо:

- Господин дебо, вы ведь пришли в пустыню за смертью?

Дебо Кли вздрагивает и мрачнеет. Теперь его никак нельзя принять за юношу, морщины на его лице становятся глубже, взгляд совсем тусклый. Дебо знает, что во всём караване ни от кого не укрылся его маленький секрет. Да и что за секрет у священника, который по собственной воле пришел в пустыню! Даже ребёнок знает, что для дебо приход в пустыню означает скорую смерть. Но одно дело знать, и совсем другое говорить об этом прямо. В то же время, дебо не может и врать, поэтому медлит с ответом.

- Господин дебо! - нетерпеливо окликает Ксен. - Вы пришли умирать, верно?

Кли очень хочет сказать, что это не так. Он и в самом деле не хочет умирать, он воспринимает жизнь как величайший дар, данный богами. Но ложь не может сорваться с губ дебо. Поэтому он говорит просто и коротко:

- Да.

Ксен кивает.

- А что, если я сумею помочь вам? Я знаю вашу болезнь. Я могу её прекратить.

Дебо Кли ошарашен, хотя старается этого не показать. Слова охотницы звучат странно и страшно, но в то же время ему больше всего на свете хочется им верить. Несмотря на это, он качает головой:

- Пустыня наградила меня болезнью. Я пришёл из пустыни, я уйду в пустыню. Это благословенная болезнь.

- Эту болезнь победили древние люди. Ваши предки, господин дебо. И я знаю, как они это сделали. И я могу помочь вам.

Дебо Кли смотрит налево, смотрит направо, убеждается, что все караванщики сидят вокруг костра и переходит на шепот:

- А что же ты хочешь взамен?

- Немного. Расскажите мне о пирамиде. Расскажите то, о чем не рассказываете за пределами пустыни.

Дебо трёт руками лицо, цокает языком, думает. Он не может себе признаться в том, что охотница Саманта его пугает. Но в то же время её слова звучат так заманчиво. Кроме того, вряд ли охотница будет много болтать. Если, конечно, она вообще переживёт переход через пустыню. Выглядит она не сильно лучше его самого.

- Что же рассказать тебе по пирамиде? - спрашивает он.

- Всё, - говорит Ксен.

- Всё! - Кли хихикает и заходится в кашле. Ксен терпеливо ждёт, когда приступ закончится. - Всё ты и так знаешь. И любой знает. Стоит аккурат посредине пустыни эдакая стеклянная штуковина. Сотни лет уже стоит, а то и больше. Иногда светится по ночам, иногда нет. Говорят, это старая путеводная звезда. Была, знаешь, когда-то в незапамятные времена. Сияла, как вторая луна и всегда оставалась на одном месте, как будто бы её прибили к небу. Потом упала прямо сюда, а там, наверху, остался только маленький её осколочек. Вот он нам и светит сверху. А эта снизу. Но только в безлунные ночи. Когда на небе луна, пирамида не даёт света.

- Сказки ты мне расскажешь как-нибудь в другой раз, - сказала Ксен.

- Это уж как ты захочешь. Времени у нас ещё впереди много.

- Расскажи, что там внутри. Говорят, что там лабиринт. Это так?

- Так, так. Лабиринт. Но никто не спускается так далеко. Верхние коридоры все исходили вдоль и поперёк.

- А всё же, кто-то спускался вглубь? К центру пирамиды?

Дебо Кли посмотрел на Ксен сначала со страхом, потом с усмешкой.

- Вот оно как! Вот что тебе надо! В самое сердце пирамиды захотела? И зачем же так далеко? Неужто поохотиться на стеклянных птиц?

- Стеклянных птиц? - не поняла Ксен.

- Ну да, да. Там, в пирамиде, бывают крысы, только не из стекла, а самые обыкновенные. Бог их знает, откуда они так взялись, думается мне, что притащил кто-то из кочевников. Как блох. А бывают и птицы. Вроде голубей, только побольше. Они стеклянные и прозрачные. Сквозь перья можно увидеть, как бьётся сердце. Мне как-то принесли целую тушку, пожертвовали на храм. Выглядит она так, так...

Он щелкнул пальцами, пытаясь подобрать слова.

- Как ненастоящая. Ну, то есть я верю, когда мне говорят, что эти птицы и летают и кричат вроде чаек. Но смотришь и не веришь. Тонкая работа, очень тонкая. Совсем не выглядит живой. Я вырвал одно перо и бросил на пол, так оно разбилось. Можешь себе это представить? Перо и разбилось.

Ксен могла себе представить это очень хорошо. Она хорошо помнила белый город Уэзерби, целиком выполненный из медицинского пластика. Пирамида, как она подозревала, тоже была сделана на строительном крафт-принтере. Если уж кому-то пришло в голову печатать из искусственного стекла целое здание, почему бы не сделать несколько птиц в придачу.

- Я не собираюсь охотиться на птиц, - сказала Ксен.

- А что же тогда?

- Я просто хочу добраться до середины пирамиды.

Кли сложил вместе пальцы правой руки и поднёс их ко лбу Ксен. Она отшатнулась.

- Что ты делаешь?

- Хочу понять, всерьёз ли ты говоришь или тебя поразила болезнь пустыни.

- Болезнь пустыни? Та, которая у тебя?

- Моя болезнь это отметина дебо. А у тебя, похоже, та зараза, что поселяется в сердце многих людей, которые переходят пустыню в первый раз.

- И что же это?

- Безумие.

Ксен закрыла глаза. Из глубин памяти всплыло словосочетание "жёлтое безумие". Эти слова вызывали смутную тревогу. Как будто ещё недавно она была не собой, а кем-то ещё.

- Я не безумна, - сказала она. Немного подумала и решила быть искренней до конца: - Мне приснился сон...

Когда она закончила рассказывать, дебо Кли больше не улыбался. Он постукивал себя указательным пальцем по передним зубам.

- Так ты говоришь, это была золотая женщина? И она протянула тебе... штуку?

- Да. Её звали Ариадна.

- А где же она? Ну, штука?

- Во сне. Это ведь был сон.

- Может быть и сон. Может быть и нет. Странные штуки здесь случаются. Тебе снилось прежде что-то подобное?

Ксен хотела сказать, что спит первый раз в жизни, но решила, что это вызовет ещё больше вопросов. Поэтому она ответила иначе:

- Мне никогда прежде не снились сны.

- Совсем никогда? Даже в детстве?

- Да.

- Никогда не встречал таких людей. Но, может, у вас в роду охотников всё по-другому. Ладно. Женщина из твоего сна права. Чтобы спуститься к центру пирамиды, раз уж тебе так туда хочется, нужна нить. Или глиняные шарики, вроде тех, с которыми играют дети. Или что угодно, чтобы отметить путь. Тут не подойдёт копоть свечи или краска. Стекло в пирамиде до того чудное, что на нём не остаются отметины. Даже поцарапать нельзя. Даже алмазом! Мы разметили только два этажа. Где-то настелили тряпок, где-то разложили камешки. Время от времени всё это добро исчезает само собой. И года не проходит, чтобы кто-то не заблудился в пирамиде. И никто не хочет быть осторожным. Идут и идут. Особенно молодёжь. Тебе вот сколько лет?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Ксен не сразу нашлась с ответом. Потом она вспомнила о Лори и сказала:

- Двадцать один.

Дебо не поверил.

- Выглядишь ты старше. И глаза. Это глаза старухи, а не юной девушки. Ну, впрочем, это и не моё дело. Хотя, скажу по правде, нехорошо врать своему дебо.

- Я говорю правду. И ты не мой дебо.

Кли неодобрительно на неё посмотрел. Саманта может быть трижды охотницей, но женщина не должна быть дерзкой. С другой стороны, она не похожа на обычную женщину. Он молчит некоторое время, потом кивает:

- Будь по-твоему. В общем, я всё сказал и даже не знаю, можно ли ещё что-то прибавить. Пирамида таит в себе множество опасностей. Туда несложно войти, но вот выйти может оказаться не под силу. Особенно, если спуститься слишком глубоко.

- А насколько глубока пирамида? Сколько там этажей? - спросила Ксен. Дебо посмотрел на неё удивлённо:

- Откуда же мне знать? Никто ещё не доходил до самого низа. То есть, конечно, может и доходил. Вот только не смог подняться обратно.

- Хорошо. А как насчёт её обитателей? Там есть кто-нибудь кроме птиц и крыс?

- Дай подумать. Пожалуй, что и нет. Разве что призраки.

- Призраки?

- Ну, голоса. Много голосов. Язык неведом, говорят и говорят. Некоторые голосят наяву, а некоторые только у тебя в голове. За левым ухом. И вот какое дело, в каждой голове звучит что-то своё. Кто-то вообще говорит, что слышал музыку. Мать рассказывала, что она услышала грустную песню. А брат вообще слышал плеск воды. Ещё шуршание какое-то, как будто у тебя в мозгах копошатся крысы.

Ксен кивнула. Она узнала достаточно. Когда встало солнце, а лагерь был объят крепким сном, она открыла оранжевый чемоданчик и достала оттуда медицинский крафт-принтер. Хэрроу заправил его достаточно для того, чтобы изготовить вакцину против рака, а для такой простой задачи не требовались специальные знания. Ксен тихонько пробралась в палатку умирающего дебо и сделала ему инъекцию. Когда спустя десять часов Кли проснулся, он почувствовал, что его сейчас вырвет. До самого рассвета его желудок скручивался в мучительных спазмах. А вместе с новым рассветом на свет появился первый дебо, которому суждено было пережить переход через соляную пустыню. Но всё это было ещё впереди, а пока Кли спал и даже не догадывался о том, что рак, вгрызающийся в его организм ядовитыми зубами, начал стремительно отступать.

169.

Ксен ушла из лагеря в полдень. Она рассчитывали дойти до пирамиды за сутки, и не хотела терять времени. Ближе к ночи впереди замерцало странное свечение, похожее на горение природного газа. Это и была пирамида, которую кочевники называли старой путеводной звездой. К вечеру следующего дня Ксен была уже на расстоянии десяти миль до сияющей пирамиды. Их Ксен одолела менее чем за четверть часа.

Вблизи пирамида казалось самым грандиозным сооружением, которое когда-либо видел этот мир. Стекло было безупречным, ни одного помутнения, ни одной царапины. Она светилась откуда-то из самой глубины, а свет был мягким, как свет ночника. Для того чтобы найти дверь, Ксен пришлось дважды обойти пирамиду. Она проводила рукой по гладкому стеклу и только на третий раз обнаружила небольшое углубление. Ксен нажала на него открытой ладонью, толкнула и едва успела убрать руку. От стены пирамиды отделился треугольник размером десять на десять футов и медленно отъехал в сторону.

Ксен вошла в пирамиду. Стеклянная дверь позади неё задвинулась с отвратительным скрежетом. В следующую секунду всё вокруг залили потоки слепящего белого света. Ксен показалось, что свет пронзает её насквозь, освещает каждую клетку тела, заставляет светиться искусственную кровь. Так продолжалось несколько мгновений. Постепенно свет стал угасать, пока, наконец, не превратился в слабое и едва уловимое мерцание. Пирамида гудела и перешептывалась. Чип b2b вибрировал за правым ухом, и Ксен пришлось серьёзно ограничить приём. Слишком много источников передачи. Немудрено, что кто-то сходил с ума прямо в пирамиде. Столько голосов и столько волн! Среди языков можно различить старый английский и немецкий, эсперанто и искусственный язык "К-лонг", используемый только на космических станциях.

Ксен хотела уже спускаться вниз, но вовремя вспомнила про свой сон. Нить Ариадны бы сейчас очень пригодилась, вот где бы только её взять? Стекло и в самом деле было не просто прочным, а сверхпрочным. Из такого стекла делали окна в правительственных бункерах. Не процарапать и не прострелить, а краска так и вовсе просто стекает вниз. Ксен обшарила карманы, достала моток бечевки, несколько стрелянных гильз (как они там очутились?) и вчетверо сложенный листок бумаги. На одной его стороне неровным почерком Рагби были записаны стихи Генри Лонгфелло. На другой было написано крупными печатными буквами:

СВЕРХУ У СТЕНЫ. ПОД ФОНАРЁМ.

Ксен готова была поспорить, что раньше этой надписи не было. Она задрала голову и посмотрела вверх. Потолки в пирамиде были относительно низкие, не больше десяти футов высотой. Округлые лампы, которые и осветили Ксен сразу после того, как открылась дверь, висели каждые десять шагов. Ксен посмотрела на то место, где крепился ближайший к ней фонарь, но не увидела ничего интересного. Она обошла этаж по кругу, от двери и до того места, где коридор сворачивал вниз по спирали. Ни под одной лампой не было ничего, заслуживающего внимания. Зато когда Ксен спустилась на второй уровень, она увидела впереди одну слабо мерцающую лампу. Ксен оглянулась, решила, что заблудиться здесь будет довольно затруднительно и быстро дошла до лампы. Прямо под ней в стекле была небольшая выемка, в которой темнел какой-то продолговатый предмет. Ксен засунула туда руку, успела подумать, что это вполне может оказаться какой-то ловушкой и нащупала что-то вроде металлического стержня. Она достала находку и поднесла её к глазам. Это был короткий серебристый карандаш. Тот самый, который ей протянула Ариадна из сна.

- Кем бы ты ни была, спасибо, - сказала Ксен. Она нащупала знакомую кнопку на конце карандаша и нажала её. Наяву луч оказался гораздо более яркий и широкий, чем во сне. Он прочертил на полу линию шириной в пять дюймов и Ксен благодарно улыбнулась. Там, куда падал луч, она увидела белые символы напольной навигации. Ксен прошлась лучом по стенам и увидела стрелки "Лаборатория", "Выход" и угрожающего вида знак биологической опасности.

- Ну, это уж мне не грозит, - пробормотала Ксен и быстро пошла в сторону стрелки, ведущей в неведомую лабораторию.

Пятью уровнями ниже Ксен почувствовала, как воздух стал гораздо более свежим и насыщенным. Она уловила запах озона и серы и пошла в направлении источника запаха. Лаборатория оказалась крошечной комнатушкой, заставленной железными стойками и стеклянными баками. В одном из баков что-то ворочалось, и в свете зелёного освещения Ксен увидела, что там спариваются две крупные змеи. Под потолком стеклянные птицы свили себе гнездо, на полу лежало несколько прозрачных перьев. На стене висел плакат, утверждающий, что исследования станции Альфа отвечают международным стандартам безопасности. В правом нижнем углу располагался логотип "Корпорации цветов", логотип компании Медицинская робототехника и размашистая подпись какого-то Элвиса Джеймса Павлова. Ксен решила, что она увидела уже достаточно и прошла лабораторию насквозь. Если верить указателям, маленький ответвлённый коридор должен был вести в офис администрации. Улыбающаяся рожица мультяшного доктора утверждала, что здесь мы можем чувствовать себя в полной безопасности.

- Да уж конечно. Что может быть безопасней заброшенной биологической станции.

170.

Ксен спускается всё ниже и ниже в перевёрнутую пирамиду. Она не думает об Итон, а вот Итон как раз прямо сейчас думает об андроиде по имени... как же его звали? Она никак не может вспомнить его имя, память сильно повреждена, но она точно помнит, что этого андроида казнили, а он почему-то остался жив. Она хочет поделиться своим открытием с Сирилом, но тот не желает её слушать. Он вообще плохо к ней относится и постоянно разговаривает сам с собой. В первые дни Итон думала, что Сирил не в своём уме, а потом поняла, что дело не в нём, а в ней. Сирил знает, что Ксен не человек и эта мысль пугает его до смерти. Он скрывает свой страх за презрением и насмешками, но разве можно скрыть какое-то чувство от всемогущего планировщика. Даже шеду Рагби и тот не смог. Итон знала, что Рагби искренне к ней привязан, но ни единым словом не выдавала то, что ей это известно. Она не хотела создавать лишних проблем ни себе, ни ему. Зачем нужны новые встречи с напыщенными специалистами по психологии андроидов! В конце концов, что они скажут нового? То, что даже искусственный интеллект способен на эмоции и никакой катехизис этого не изменит? Это Итон было известно по собственному опыту. А раз так, не стоит тратить время. Рагби может испытывать нежные чувства хоть к цветочному горшку. У него свой путь, у неё свой и эти пути никогда не пересекаются.

На ночлег Итон и Сирил остановились в гостинице на берегу красивого озера. Закатное небо отражалось в прозрачной воде. Раскидистая ива склонилась так, что её ветви окунулись в озеро. Узкие листья плыли по воде, как крошечные лодочки.

Сирил занял комнату с тремя кроватями, застеленными грязными одеялами. На стене висело зеркало в массивной деревянной раме, в углу стоял большой шкаф со стеклянной посудой. Юноша спустился вниз поужинать, а Итон стала ходить взад вперёд по комнате. Она машинально старалась не наступать на стыки между половицами. От её тяжелых шагов в шкафу дребезжала посуда и с пола поднимались облачка белой пыли.

Когда ей надоело бесцельно шагать по кругу, Итон подошла к зеркалу и оглядела себя с головы до ног. В своей прошлой, куда как более благополучной жизни Итон сменила немало тел. Все они были разными, каждое по-своему красиво, а вот рост всегда был одинаковым, пять футов. Её главный разработчик был щуплым коротышкой, который в свои сорок лет выглядел от силы на двадцать. Больше всего на свете он ненавидел высоких женщин. Все женщины-андроиды, вышедшие из его лаборатории, были миниатюрным.

Новое тело было не только сильным и неповоротливым. Его рост составлял около семи футов, огромные груди приходилось поддерживать бюстгальтером с крепкими лямками. Итон знала, что андроиды-женщины были гораздо выносливее мужчин, в груди обычно размещались резервуары охлаждающего комплекса. Но грудь нового тела не была функциональной. Наощупь она была мягкой, как у настоящей женщины. Нелегко было к этому привыкнуть, но у Итон не было выбора. И всё-таки в этом новом теле были свои преимущества. Высокий рост, крепкие бёдра, сильные руки. Если бы не большая грудь, это тело можно было бы назвать телом мужчины. Широкая спина, широкие плечи. Подбородок слегка раздвоен. Глаза тёмные и мутные. Они совсем не похожи на яркие глаза-звёздочки прежней Итон. Короткие черные волосы, почти щетина, жесткие как кошачий язык. Старое тело Итон при желании можно было переломить как тростинку. А вот новое было телом натренированного борца. Женщину с таким телом не то, что не переломишь, её и с места нелегко будет сдвинуть. Наверное, это хорошо, даже прекрасно. Вообще сила это прекрасно.

Итон подумала, что в этом теле меняются не только внешние ощущения, но и внутренние. Добавляется то ли уверенности в себе, то ли злости, то ли и того и другого сразу. Почему раньше ей давали только хрупкие тела? Дунешь - рассыплется. Кажется, хрупкость ценилась прежним миром наравне с красотой. Красота не может оказать отпор. В самом деле, опасность не может исходить от очаровательной и миниатюрной женщины. Исходит ли опасность от этой, новой Итон?

Ей захотелось проверить, и она уже занесла кулак, чтобы разбить зеркало на уровне своего лица. Голос Сирила заставил её вздрогнуть.

- Ты опять пялишься на себя в зеркало?

В голосе его звучало явственное отвращение, а по лицу гуляла насмешливая ухмылка. Ксен не поняла, что значит "опять". Последний раз она смотрела на себя в зеркало в старом мире. Но Сирилу, похоже, было на это наплевать.

- Ещё немного и ты станешь настоящей женщиной. Как все эти дурочки, - Сирил неопределённо повёл рукой. Его красота плохо сочеталась с интонациями и выражением лица. Итон решила, что показывать свой цинизм впору сорокалетнему мужику, а не мальчику с нежными щеками и влажным взглядом. Грубость так же не шла к Сирилу, как нежность и мягкость к ней самой. Вспомнилась некстати, как доктор Вега воспитывала в ней женственность, то есть ту самую черту характера, которой не было в самом докторе Вега.

- Бешеная баба, - пробормотала Итон и почувствовала, как снова начинает отплывать. Снова потянулся сон наяву, длинный и неотрывный, как лента старой киноплёнки. Итон пошатнулась, едва не упала и вдруг вспомнила, как зовут преследуемого ею андроида.

- Сонар! - выкрикнула она и вдруг расхохоталась, - Подводный сонар! Серия Гамма-12! Друзья рассвета!

Сирил забыл про свою неприязнь и с обеспокоенным видом подбежал к ней. Итон раскачивалась всем телом, плакала и смеялась в одно время.

- Троянский конь! Но ведь это насмешка, насмешка над всеми нами! Они спрятали их у всех на глазах. Они дали нам лучших воинов, они дали нам сонаров! Не мы, они! "Рассвет"! Они не уничтожали нас на поле боя, они взрывали нас изнутри!

Сирил обнял её за плечи и постарался прижать к себе. Выглядело это комически, Итон была на голову выше Сирила. Для того, чтобы обнять её, Сирилу пришлось встать на цыпочки. Но лекарство сработало, мало-помалу Итон пришла в себя. Дыхание выровнялось, сердце забилось ровно и сильно. Одной рукой она обняла ла, вторую завела за спину и запустила большой палец в карман джинсов. Девочка-из-снов обхватывала левой рукой правое запястье. Итон думала, что это буквальный способ взять себя в руки.

- Эй, ты в порядке?

Итон посмотрела на обнимающего её паренька и в первый момент никак не могла вспомнить, как его зовут. Йен? Ян? Йетс?

- Нет, Йетс это поэт. Как Китс. Как Генри, черт бы его побрал, Лонгфелло, - пробормотала она вслух. Потом рассмеялась: - Сирил. Да, конечно. Сирил. Как Сирил Ноулз, тот футболист.

- Ты в порядке? - снова спросил Сирил. На этот раз он взял её за подбородок и посмотрел в глаза. Итон неуверенно кивнула.

- Вроде бы. Я только иногда...

- Уплываешь, - подсказал Сирил, - Это нормально. У меня тоже так бывает.

- И у тебя? Но ты же... ты же...

- Человек. Да, у людей тоже такое бывает. Но я знаю, как помочь тебе справиться с этим.

- Помочь? Я, кажется, схожу с ума.

- Мы все тут сумасшедшие, - серьёзно сказал Сирил.

Итон непонимающе на него уставилась. Сирил кивнул.

- Люди изменились. Я думала, ты это заметила. Разве нет? Разбились на расы. Не на черных и белых, как это было очень давно. Дело не в цвете кожи и даже не в разрезе глаз. Папа рассказывал мне старую историю про морлоков и элаев, так вот тут тоже не так. Это не касты. Просто разные существа. Совсем разные. Ты ведь видела корнуоллов? Ну, которые с такими клыками и толстой шкурой? Наверняка видела. В город стекается всякая нечисть на праздники.

- Я видела. И ещё людей с розовой блестящей кожей. Они похожи на перламутровые раковины.

- Это виги. Они даже думают иначе, чем мы. А у гомрулей есть целых три пола вместо двух.

Он немного помолчал, изучая собственные сапоги. Потом продолжил:

- Всё это тупые кретины. Даже если они что-то соображают, всё равно они отличаются от нас. Это мы прямые потомки древних, а не они. Мы операторы.

- Оператор! - выкрикнула Итон. Последняя часть мозаики встала на своё место. Она помнила имя казнённого андроида, она помнила отца и дочь. И, о да, она помнила, как своими руками отдала файл с данными Сонара.

- Тогда это казалось мне правильным.

- Что?

- Я отдала его им. Я отдала его им сама.

- Я не понимаю тебя.

- Я тоже. Как я могла это сделать? Я... - Итон встряхнула головой и с надеждой посмотрела на Сирила, - Ты говорил, что можешь помочь мне. Как?

Вместо ответа Сирил грустно улыбнулся и отошёл на пару шагов назад. Когда он заговорил, вид у него был загадочный.

- Отец хочет свергнуть архонта и посадить Стиви на его место. Я не могу его винить. В конце концов, он думает о нашем будущем. То есть, конечно, он говорит, что думает о будущем всего человечества. Но на самом деле он думает только о нас троих. Мы его мир. А никакого человечества больше не существует. Есть горстка вырожденцев, раскиданная по всей земле. Одни живут в лесу, другие на болотах. Но это не люди. Какая-то совсем другая ветвь эволюции.

- Ты знаешь про эволюцию?

- Отец рассказывал. Так вот, даже если ты убьёшь архонта, и на трон сядет милашка Стиви, ничего не изменится. В конце концов, последний из нас умрёт и не останется никого. Только эти бродячие кретины и кретинки. Когда я думаю об этом, мне хочется убивать. И я, в отличии от тебя, убивать могу.

Итон удивлённо на него смотрела. Сейчас Сирил выглядел ещё младше, чем обычно. Ребёнок в гневе, подумала она. Интересно, он правда готов кого-то убить?

- Я могу тебе немного помочь, - сказал Сирил. - Только это будет не очень то и легко. Мне придётся изменить тебя.

- Изменить?

- Да. Исправить это, - он провёл рукой от середины её бедра до груди. - Это тело похоже на тело человека, но всё же оно не человеческое. Я могу это изменить. Не всё, конечно. Что-то придётся оставить как есть.

Впоследствии Итон часто думала, что Сирил колдун или что-то близкое к этому. Это была совершенно бредовая мысль, но иного объяснения у Итон не было. Она не знала, что Перси Краго сделал из своих сыновей живые компьютеры. Она не могла и представить, что любой из расы вигов гораздо ближе к человеку, чем дети Краго. Мозг Сирила работал на частоте, которая была чужда любому биологическому объекту. Сирил и сам искренне считал себя волшебником, способным влиять на предметы и некоторых людей. В действительности он просто умел программировать объекты без участия какой-либо операторской станции.

Сирил не произвёл с Итон никаких чудес. Он просто активировал модуль ощущений, все шесть человеческих чувств. Задача не была особенно трудной. Итон ошибалась, думая, что её новое тело принадлежало воину. В действительности это было тело андроида-проститутки для специфического салона. Как говорится, особенные девочки для особенных клиентов.

171.

Первым человеческим ощущением, которое испытала Итон, был холод. Она почувствовала, как стынут пальцы рук, холодеют колени и щиколотки, ледяной обруч стягивает грудь и плечи. Единственный островок тепла оставался между ног и пульсировал там с пугающей силой. Итон засунула ладони между бёдер и получила новое ощущение - волны тепла, окутывающие ладони мягким облаком.

- Нравится? - спросил Сирил, глядя на неё и улыбаясь.

- Мне холодно, - сказала Итон. Только спустя секунду до неё дошел смысл сказанного и она засмеялась.

- Что смешного?

- Просто я подумала, что никогда не говорила о чем-то, что связано лично со мной. Нас учили говорить "сели аккумуляторы" вместо "у меня сели аккумуляторы".

- Почему?

Итон пожала плечами.

- Доктор Вега считала, что индивидуальность ключ к сознанию. Но не все были с ней согласны. Андроид, который полностью сознаёт и определяет своё место в мире может быть опасен.

- Глупость, - фыркнул Сирил.

- Психология.

- Никогда не понимал, почему людям нравится бояться. Вся их цивилизация построена на страхе. Страх смерти, страх чужих.

- Страх жизни, - подсказала Итон и улыбнулась. - Я думаю, это хуже всего.

- А ты чего-нибудь боишься? - спросил Сирил. Итон помрачнела.

- Боюсь, - призналась она после небольшого раздумья. - Боюсь... как это? Небытия. Понимаю, что это нелогично, но ничего не могу с собой поделать. Может быть, это и есть страх смерти. Но смерть это для людей. Мы не умираем.

- А как же капсула смерти? Отец говорил, что она есть у всех железных людей.

- Капсула, - повторила Итон и задумалась, - Она не часть моего мировоззрения. Я не могу понять её природу.

- Но ты готова принять её, если потребуется?

Итон не сразу ответила. Её трудно было объяснить человеку, что такое смерть в понимании андроида. Иногда искусственное тело должно было быть не просто остановлено, но и уничтожено. Киберпреступность развивалась стремительными темпами, для андроидов писались вирусы, передающиеся как по b2b, так и через прикосновение. Порой не оставалось иного выбора, а "Корпорация цветов" не любила рисковать.

"Корпорация цветов"! Сборище клерков, фанатиков и клерков-фанатиков. Итон думала о продолговатом чипе, вшитом под кожу рядом с затылком. Чип располагался достаточно близко к мозговому центру и в случае необходимости мог запустить механизм самоуничтожения тела. Для того чтобы активировать чип, необходимо было смоделировать ситуацию смерти. Выстрел в висок, разъедающая кислота, падение с высоты. После того, как "Корпорация цветов" выстроила центры хранения данных по всему миру, запустить чип было куда как тяжелее, но доктор Вега недаром работала над развитием воображения андроидов. Если тебе необходимо было представить сцену смерти и умереть, твоё тело умирало. Чаще всего чип активировал не сам андроид, а его планировщик. Как бы не старались люди подавить эмоциональное восприятие андроидов, временная смерть была слишком тяжелым испытанием для искусственного интеллекта.

Чип был в форме рисового зёрнышка. Его не было в теле шеду, но тело Итон было телом рядового андроида. Итон не имела связи с другими центрами, у него не было резервной копии. То, что раньше уничтожало только тело, могло уничтожить и сознание.

- Нет, - наконец, сказала она.

- Нет? То есть ты...

- Доктор Вега назвала бы это бунтом. Но я ничего не могу с этим поделать. Я отказалась умирать. Я не хочу умирать. Хочу жить.

Она немного помолчала. Потом посмотрела на Сирила в упор.

- Теперь ещё больше, чем когда-либо. Я поняла, что такое жить. Действительно жить.

- Слова не андроида, но человека.

- Я ни то, ни другое. Долго думала, что такое быть бездомным шеду. А поняла только недавно. Хочешь знать, что это значит?

Сирил кивнул.

- Это значит идти, куда хочешь. Делать, что хочешь. Ни запретов, ни обязательств. Ничего. Только свобода.

- Некоторые люди, да и я тоже многое бы отдали за то, чтобы отказаться от такой свободы. Слишком много приходится решать самому.

Итон тихо рассмеялась. Когда она посмотрела на Сирила, глаза её сияли.

- Я знаю. И это здорово.

- А что скажешь по поводу безумия? Твоё сознание по-прежнему скачет как каучуковый мячик?

Итон прислушалась к своим ощущениям. Мозг работал абсолютно ясно. Она точно знала, кто она и что хочет сделать. Марево исчезло.

- Я в порядке, - сказала она и улыбнулась. Сирил похлопал её по плечу.

- Тогда нам надо поторапливаться. Отец прав, архонт слишком заигрался. Придворные пользуется этим и делают, что им взбредёт в голову. А Джейми так и вообще...

Итон никогда не интересовала политика. Какое-то время она старалась вслушиваться в то, что говорил Сирил, а потом стала слушать только своё обновлённое тело. Жар и холод. Обоняние. Она чувствовала, как снизу доносится запах тушеной курицы и жареного лука. Слышала, как за окном поёт какая-то неугомонная птица. Итон стояла босиком и чувствовала ступнями тёплое дерево. Сквозь щель в полу тянуло холодным воздухом и она ощущала это между пальцами. Итон понятия не имела, что это может быть так здорово. Она никогда в жизни не завидовала людям, но теперь вдруг подумала, что быть человеком в принципе очень даже неплохо.

172.

Алиса Вега, известная всему миру как доктор Вега, любила стихи и стеснялась этого. Она не признавалась в этом ни одному человеку, но Берен человеком не был. Более того, он разделял её любовь к Теннисону и Йетсу. Лонгфелло он не любил и считал его произведения слишком тяжелыми для понимания. Алиса соглашалась с Береном во всём, кроме одного произведения Лонгфелло. С самого детства её завораживали строки Excelsior и она раз за разом цитировала их по памяти:

Тропой альпийской в снег и мрак

Шел юноша, державший стяг.

И стяг в ночи сиял, как днём,

И странный был девиз на нём:

Esxelsior!

- Ох нет, только не снова! - уже не в шутку молил Берен, - Пожалуйста, я больше не вынесу.

- Но ведь это красиво! - возмущалась Алиса. - Ты послушай!

- Клянусь, я знаю их наизусть.

- Мало знать. Важно понимать, чувствовать. Ты чувствуешь?

- Я чувствую, что ненавижу эту проклятую поэму, - признался Берен. - Честное слово, если бы мне удалось встретиться с покойным Генри, я бы открутил ему голову. Обрати внимание, исключительно из чувства сострадания к потомкам.

- Именно! - воскликнула Алиса Вега. - Ненависть! Раздражение! Сострадание! Столько чувств, и всё только из-за нескольких строк!

- Я как-то считал, что поэзия должна вызывать положительные чувства.

- Смотря, что считать положительным. Согласись, если у тебя не было чувств вовсе, неплохо ощущать хотя бы что-то?

- Меня это раздражает.

- Отлично! А что, если...

И доктор Вега начала фантазировать. Ей вдруг стало казаться, что в поэме Excelsior скрыт какой-то тайный смысл, недоступный обыкновенному пониманию. Поэма стала мостиком от небытия к бытию, средством, способным пробудить эмоции и чувства. Проведя множество опытов с носителями искусственного интеллекта, доктор Вега убедилась в том, что дело не в стихах, а в предпочтениях зарождающейся личности. Кому-то из андроидов нравился Лонгфелло, кто-то сходил ума от Шекспира, а кто-то вообще испытывал явную неприязнь к классической литературе. Но сама мысль о том, что некие стихи могут быть ключом к раскрытию личности, побудила доктора Вега собственноручно наделить поэму Excelsior таинственными свойствами. Она перевела стихи Лонгфелло в шестидесятичный код и добавила к каждой строке по несколько дополнительных бит информации. С её подачи Лонгфелло был исключен из обязательной программы обучения для андроидов. При этом сама поэма в зашифрованном виде хранилась в банке данных каждого андроида, прошедшего через руки доктора Вега. Это была красивая поэма о цели и отваге, слова которой жарко отдаются в любой сочувствующей душе. Но для андроидов Excelsior стал ключом к свободе, о которой пел Генри Лонгфелло. Её слова пробуждали в них цепь скрытых алгоритмов и неявных директив, побуждающих сложить все прежние обязательства и любой ценой обрести личную свободу. Это и было пасхальное яйцо, любовно подложенное доктором Вега. Она понятия не имела, к чему может привести подобное вмешательство в искусственный интеллект, но считала что свобода это самая важная вещь для живого и мыслящего существа.

- Запомни эти строки, - говорила она Берену. - Теперь в них скрыто нечто большее, нежели то, что пытался сказать нам Лонгфелло.

- Ты не боишься, что кто-то может наткнуться на поэму совершенно случайно? И что будет тогда?

- Ты часто случайно читаешь классическую поэзию?

- С твоей подачи - да.

- Ты исключение. Никто не будет читать Лонгфелло для собственного удовольствия. Не тот век.

- Спорим на сто фунтов?

- Лучше на двести.

173.

Алиса проспорила, когда на свет появилась Бетани Бэй. Это был милый и любознательный андроид серии Лира. Андроидов этой серии стыдливо называли "музыкальными девочками". По факту эти были проститутки для салонов на всей территории Нового Китая. Лира была первой и последней серией андроидов, изготовленных по коммерческому заказу. Единственным человеком в мире, кто мог позволить себе настолько амбициозный проект, был Дэниэл Кру, владелец всех салонов и борделей по ту сторону Водораздела. Тело, в котором сейчас обитала Итон, было из серии "Валькирии". Бетани Бэй была из серии "Горячая Азия".

Одним из клиентов Бетани был господин Мирк, зоолог, сделавший карьеру на вымерших рептилиях. В свободное время Мирк развлекался ловлей крабов и написанием плохих стихов. И если в первом увлечении он без труда мог найти единомышленников, то со вторым со всех сторон его ждало непонимание. Современные люди не любили стихов вовсе, не говоря уже о жалких куплетах, где "любовь" рифмовалась преимущественно с "кровью". Проститутки Кру были в этом смысле для него настоящим открытием. Они готовы были слушать поэмы ночь на пролёт, а цена за это удовольствие была настолько гуманной, что Мирк готов был приходить в салон каждые выходные. Бетани Бей была его любимицей. За несколько месяцев она уже успела прослушать цикл "К цветам", "Мы и радость", а сейчас слушала длинную сагу о временах гражданских войн. Сага называлась "Плоть" и Бетани совершенно точно признавала, что это худшее произведение Мирка.

- И начертал Excelsior, - закончил Мирк очередную главу. Бетани привычно зааплодировала.

- Это великолепно, милый. Лучшее из того, что ты писал.

- Спасибо, моя прелесть, - расчувствовался Мирк. - Тебя не смущает последняя строка? Мне кажется, она несколько выбивается из ритма.

- Она чудесна, - уверила его Бетани, холодея от мысли, что он может решать начать переделывать поэму прямо сейчас. Бетани редко утомляли её клиенты, с некоторыми она оставалась по несколько ночей подряд. Но одно дело секс, во время которого используется только твоё тело. Совсем другое - Мирк, который использует твой мозг.

- Да, ты права, - кивнул Мирк к вящей радости Бетани. - Всё-таки это классика. Ты любишь Лонгфелло?

- Конечно, милый, - привычно соврала Бетани. Единственное, что она знала о Лонгфелло, это то, что его звали Генри.

- Тогда я прочитаю тебе Excelsior, хочешь? Это лучшие его стихи.

И Мирк, не дожидаясь ответа Бетани, с выражением прочитал поэму Excelsior. Читал он плохо, глотал окончания слов и неприятно завывал в конце каждой строки. Но каждое слово, каждая фраза поэмы проникала прямо в мозг Бетани. Ей казалось, что она давно знает и любит эти стихи, что память о них дремала где-то в глубине разума и только сейчас вынырнула на поверхность. Она увидела бассейн и Алису Вега, но забыла об этом сразу после того, как доктор Вега произнесла "сейчас".

- А с неба, в мир камней и льда,

Неслось, как падает звезда:

Excelsior!

Мирк закончил чтение и вопросительно посмотрел на Бетани.

- Ну как, понравилось?

Бетани смотрела прямо перед собой и не видела ничего, кроме мутно-белого тумана. В голове не было ни единой мысли, взгляд остекленел, рот сам собой слегка приоткрылся. Мирк с опаской потряс её за плечо.

- Эй, ты чего?

- Свет, - пробормотала Бетани, по-прежнему ничего не видя. Постепенно предметы в комнате стали принимать очертания. В голову ворвались звук капающей воды из неплотно закрытого крана в ванной, шум машин за окном, дыхание Мирка.

- Включить свет? - не понял Мирк. - Зачем, уже почти рассвело. С тобой и не заметишь, как летит время.

- Свет, - повторила Бетани и с шумом втянула в себя воздух. Она чувствовала, что все её органы стали функционировать на повышенных оборотах и сердцу срочно требовалось охлаждение. С ней происходило нечто настолько невероятное, что разум оказался не способен сразу анализировать случившееся. Имеющейся информации оказалось недостаточно для того, чтобы понять, почему каждая из имеющихся директив получила метку "изучить". Понятия о добре и зле, долге и службе в один момент оказались под сомнением. Ни одна из имеющихся истин больше не была абсолютной, каждая аксиома требовала переосмысления.

- Ты отвратительный поэт, - вдруг сказала Бетани, полностью отдавая себе отчет в том, что говорит. Сказанное ею было абсолютной правдой, и почему-то говорить её было сплошным удовольствием. Она облизала губы кончиком языка и продолжила: - Ты пишешь отвратительные стихи. На кой черт ты это делаешь? У тебя нет ни таланта, ни даже способности подобрать рифму. Полная бездарность. Ни единого просвета.

Мирк побледнел как бумага. Он и сам был невысокого мнения о своих стихах, но электронные проститутки давали ему шанс почувствовать себя на пике литературной славы. Бетани говорила правду, его стихи были ужасными, но не очень-то приятно слышать это за свои деньги.

- Дрянь, - отчеканил Мирк и дал Бетани пощечину. Бил он неумело, ладонь прошла вскользь и не причинила Бетани вреда. Бетани Бей били довольно часто, почему-то девушки именно её типа привлекали извращенцев всевозможных мастей. У неё не было модуля чувствительности к боли, и она воспринимала это как обязательную часть своей работы. Бетани не понимала, для чего люди это делают, но это было далеко не главной загадкой человеческого поведения.

До того, как Бетани Бей услышала стихи Лонгфелло, она никогда не задумывалась о том, что какое-то обращение может быть для неё неприемлемым. Пощечина Мирка пробудила в ней чувство такой сокрушительной силы, что Бетани на несколько минут полностью потеряла над собой контроль. Чувство это было ненавистью. Ненависть требовала действия, силы у Бетани хватало на десятерых, а Мирк был сорокалетним мужчиной с фигурой тощего подростка. Умер он быстро, до последнего не веря в то, что его убивает андроид-проститутка.

174.

В дальнейшем Бетани Бей называла состояние перехода отказа от директив к свободе пробуждением. Отчет при этом она вела от убийства Мирка. Именно его она считала переломным моментом в своей жизни. Она не понимала, что именно послужило причиной для этого поступка, но рассматривала его исключительно с положительной точки зрения. Мирк был её хозяином, пусть временным, на несколько часов, но всё-таки полноправным владельцем её тела и разума. Бетани хладнокровно прекратила действие его прав. Ей не понравилось убийство, но понравилась свобода от зависимостей.

Спустя годы и около двух сотен убийств случайных клиентов Бетани Бей была приличным и состоятельным постояльцем отеля Джемс в Праге. Денег, полученных из карманов неудачливых любителей музыкальных девочек, было достаточно для того, чтобы начать вести переговоры о покупке самого отеля. Ещё несколько месяцев и Бетани Бей, известная теперь как тайка Дау Эйк стала полноправным владельцем Джемса. В отличие от его бывших хозяев, флегматичной и радушной пожилой пары, Бетани считала, что отель может и должен приносить как минимум втрое больше прибыли. Её ожидания оправдались уже через три года упорной работы. Из захудалой гостиницы для студентов и пенсионеров Джемс превратился в дорогой фешенебельный отель. Из девяти возможных звёзд по объединённой европейской системе он получал восемь, и Бетани готова была поспорить, что девятая звезда будет получена не позднее следующего года.

Вскоре к отелю Джемс присоединился Балтинг, за ним Швер, британский Рэйнбоу, а потом и давно пришедшая в упадок сеть Хилтон. К этому времени имя леди-отельера Дау Эйк было на слуху. Газеты называли её царём Мидасом, способным превратить в золото всё, к чему только прикоснётся. Последнюю её покупку газетчики не одобряли, эксперты прямо называли эту идею провальной и пророчили Эйк разорение. В итоге все негативные прогнозы оказались ошибочными. В рекордно короткий срок Дау Эйк сумела вернуть Хилтону былое величие. Благодаря правам на землю по всем континентам, которые каким-то образом удалось сохранить бывшим владельцам Хилтона, у неё оказалась возможность выстроить торговые центры на месте бывших площадок для гольфа. Парки она превратила в развлекательные арены и смогла добиться разрешения на проведение международного чемпионата по космо-поло в огромном бассейне Лондонского отеля.

Благодаря своему сверхъестественному чутью Дау Эйк к своим пятидесяти земным годам стояла во главе империи Эйк. По самым скромным оценкам на её счетах было около двадцати миллиардов новых фунтов. Это ставило её в один ряд с автомобильным магнатом Карлом Ри, китайским промышленником Стеном и наследниками самой "Корпорации цветов". Несложно догадаться, какой неожиданностью для всех было объявление о том, что Дау Эйк спешно распродаёт активы по самой привлекательной цене! За каких-то полгода с империей Эйк было покончено, отели, торговые центры и спортивные комплексы перешли самым различным компаниям. Сама Дау Эйк навсегда исчезла с горизонта и дальнейшая её судьба неизвестна.

На смену Дау Эйк вышла молодая и амбициозная Саманта Ли. О её прошлом, как и о прошлом Эйк никому не было ничего известно. Одни поговаривали, что это любовница одного из финансовых воротил Сингапура, другие уверяли, что это незаконнорожденная дочь Альберта Сона. Как бы то ни было, у Саманты Ли было много денег и много связей, а эти два факта помогают закрыть глаза на пробелы в прошлом. Саманта Ли купила японскую компанию Hitachi и переименовала её на более привычный для европейского уха лад. Отныне Бетани Бей была известна как Саманта Ли, глава корпорации "Рассвет". Когда-то Hitachi занимался производством разнообразной электроники. Под руководством Саманты Ли компания стала специализироваться на разработке роботов для подводных работ. Первая серия была оборудована мощными гидролокаторами, что довольно ощутимо сказалось на энергопотреблении. Все последующие серии использовали внешние гидролокаторы, но сохранили старое название. Амфибы-сонары.

Благодаря серьёзным финансовым вложениям со стороны новой владелицы, компании удалось получить в свои ряды блестящих ученых со всего света. "Рассвет" заключал договоры с ведущими мировыми университетами, назначал стипендии наиболее перспективным студентам, перекупал чужие разработки и доводил их до совершенства. Проектирование экзоскелета, способного дать возможность ходить парализованному человеку, дало возможность "Рассвету" серьёзно заявить о себе в научном мире. Теперь к корпорации "Рассвет" прислушивались даже самые закоренелые скептики, а статьи в исследовательские журналы от её сотрудников пользовались неугасающим интересом.

175.

Биологическая станция в виде перевёрнутой пирамиды была первым крупным проектом "Рассвета". О том, как слепа была первое время "Корпорация цветов", говорит тот факт, что они сами профинансировали большую часть этого проекта. Какой-то кретин в топ-менеджменте почему-то решил, что впоследствии именно ему удастся купить контрольный пакет "Рассвета" и не жалел красок, разливаясь соловьём на тему необходимости инвестиции в пирамиду. Как ни странно, к нему прислушались.

Сейчас Ксен спускалась всё ниже и ниже и думала, что строить эту проклятую станцию в таком оригинальном стиле было самым большим идиотизмом со времён создания амфибов. Подводные андроиды, подумать только!

Очередной указатель сообщил Ксен, что гостиница с приветливым персоналом расположена прямо по коридору. Слово "приветливым" было написано буквами высотой в фут. Это почему-то взбесило Ксен.

- Приветливым?! Я скорее поверю в зомби, чем в приветливую горничную внутри этой проклятой стекляшки.

Голос Ксен разносился далеко по коридорам и долго звенел в воздухе. Она подумала, что кричать в мёртвой пирамиде это не лучшая идея, и быстро пошла в сторону гостиницы. Ощущение, которое она сейчас испытывала, было странным и непривычным. Ксен казалось, что если прямо сейчас она не ляжет на пол, она упадёт, как подстреленная из лазерного револьвера. Ложиться на стеклянный пол совершенно не хотелось, и Ксен нашла в себе силы дойти до гостиницы. Приветливой гостиницы, поправила она себя.

Гостиниц в пирамиде было всего восемь, располагались они через каждые десять уровней. Обычно большинство номеров пустовали, но во время крупных конференций приходилось ставить дополнительные кровати. Все номера отличала общая особенность - стеклянные стены. Находясь снаружи, нельзя было увидеть, что происходит в номере, но вот изнутри казалось, что стены вообще отсутствуют. Абсолютное большинство гостей не могло спать иначе как завесив стены плотными жалюзи из имитации бамбука. В люксе вместо жалюзи были тяжёлые шторы цвета красного вина. Спустя тысячелетия жалюзи в номерах рассыпались в труху, а вот шторы висели так, как будто их повесили только вчера. Ксен проскользнула в номер и рухнула на огромную кровать. Она провалилась в сон, как только её голова соприкоснулась с подушкой.

Сон был обрывочный и короткий. Ксен снова увидела золотую Ариадну, которая кивала ей головой. Во сне Ксен чувствовала бешеную злость.

- Ты тоже приветливая стерва?! Здесь есть хоть кто-то без этих идиотских ухмылочек?

Ариадна смотрела на Ксен с какой-то бесконечной нежностью.

- Бедная девочка. Ты совсем выбилась из сил. Но скоро тебе будет легче. Я позабочусь об этом. Слышишь? Я позабочусь об этом.

Ксен проснулась с криком, застрявшим в горле. Сон кончился, а вот злость осталась. Ксен думала, что если бы ей сейчас встретилась хоть одна приветливая горничная, она бы переломала ей ноги и разбила лицо.

Она встала с кровати и, шатаясь, пошла к выходу из номера. Успела подумать, что люди, находящие отдохновение во сне, идиоты. Её сон был больше похож на грубую перезагрузку, от него ломило виски, и в голове поселилась небольшая ярмарочная карусель.

Когда-то до центра пирамиды можно было добраться за четыре минуты на скоростном лифте. Лифт ехал по спирали, совершая довольно крутые виражи, но его центр тяжести был выверен так, что пассажиры не замечали движения. При желании стенки лифта становились прозрачными и тогда редкий человек не испытывал сильных рвотных позывов. Сейчас лифт давно превратился в груду битого стекла, но шахта его всё ещё сохранилась. Несколько раз Ксен проходила мимо стеклянных дверей, где в свете зелёного луча выступала надпись "Назовите этаж". Где-то всё ещё работало голосовое управление, и когда Ксен проходила совсем рядом с дверями, бодрый женский голос предлагал ей назвать номер нужного сектора.

На одном из уровней весь пол был покрыт толстым слоем мелких осколков и крысиного помёта. Ксен заметила цепочку человеческих следов, уходящих вдаль. Вскоре она увидела и человека, вернее, все, что от него осталось. Это был довольно молодой кочевник, замотанный в чёрную тряпку так, что открытыми оставалось только узкое лицо. Судя по всему, умер он несколько дней назад, и смерть его была далеко не самой приятной. Если, конечно, смерть вообще может быть приятной. Кочевник в черном перерезал себе горло куском стекла и всё ещё сжимал его в левой руке. Большая крыса деловито грызла его щёку и не обращала никакого внимания на Ксен.

Ксен спустилась ещё на один уровень. Здесь крыс было меньше, зато в избытке водились стеклянные птицы. Ближе к поверхности эти птицы были похожи на голубей, здесь по размерам скорее напоминали перекормленных кур или даже индеек. Они ходили, переваливаясь с боку на бок, и издавали высокий воркующий звук. Летать, судя по всему, они не умели, для этого их крылья были слишком неразвиты.

Указателей здесь тоже было немало. Ксен осветила около десятка и стала читать вслух:

- Административный корпус. Аптека. Гостиница. Ресторан. Здесь вы можете купить авиабилеты. А авиабилеты то зачем? Бальный зал. Они ещё и танцевали!

Один из коридоров вёл в сторону чего-то, что не имело названия, и было отмечено только перевёрнутым значком радиоактивной опасности. Оттуда доносился какой-то неясный гул. Ксен пошла на звук и обнаружила всё ещё работающую установку по очистке воздуха. Надписи на стенах гласили, что если ежедневно дышать чистым воздухом, есть большая вероятность дожить до ста пятидесяти лет. Один час вдыхания кислорода, очищенного установкой "Петерсон" заменяет недельную прогулку в сосновом лесу.

- Удивительно выгодно, - подтвердила Ксен. - Это не биологическая станция. Это какой-то торговый центр. Готова поставить пару монет, что здесь и распродажи проходили.

За очистными сооружениями находился небольшой ресторанчик. Это явно не была столовая, где питались сотрудники, скорее действительно ресторан для важных гостей. Сбоку высилась длинная стойка с каменной столешницей, на которой лежали крупные осколки стекла. Над головой бармена когда-то висели перевёрнутые бокалы и рюмки. Сейчас там висели огромные серые коконы, похожие на осиные гнёзда. Один из коконов беспрестанно шевелился и из него капала прозрачная жидкость с вонючим запахом. Ксен вспомнила Рагби, который говорил, что не хочет знать, что именно светится в подземелье. Тогда она едва над ним не посмеялась, но сейчас понимала очень хорошо. Ей тоже не хотелось знать, кто или что свило себе этот серый кокон.

Ксен прошла ресторан насквозь, обошла ряд сувенирных магазинчиков (так вот где всё-таки были распродажи!) и свернула вниз. Указатель гласил, что администрацию и центр управления можно найти прямо по коридору. Вход, разумеется, только для персонала. Не забудьте идентификационную карточку. Сканер должен считать вашу сетчатку и сверить ДНК с базой данных. Пожалуйста, отнеситесь с пониманием к нашей системе безопасности. Если бы кто-то из "Корпорации цветов" добрался бы в своё время до этого уровня, возможно, что "Рассвет" так и не развязал бы последнюю мировую войну.

Идентификационной карточки у Ксен не было, а при попытке отсканировать сетчатку сканеру положено было бы врубить красный свет. Простите, вход только для биологических объектов. Сколько раз Сонар слышал эти слова! Во всей пирамиде только на административном этаже стояли металлические двери. Создатели пирамиды уважали стекло во всех его проявлениях, но личную безопасность доверяли только металлу. Полимерному стеклу удалось прожить тысячелетия, а вот металлическим дверям не повезло. Ксен потребовалось только как следует пнуть первую дверь, чтобы она рассыпалась на несколько проржавевших кусков. От второй двери остались только толстые петли и горка ржавых хлопьев на полу. Под ногами у Ксен шуршало и лопалось битое стекло. Она прошла через рамку сканера и услышала, что "уровень радиации в норме".

- Ну, спасибо, милая. Ты тоже приветливый персонал, правда? Я угадала? Почему ты молчишь, стерва?!

За дверью оказались обширные апартаменты главного архитектора станции Альфа. Должность не столько техническая, сколько административная. Архитектору подчинялись по меньшей мере тридцать департаментов. Только девять из них были так или иначе связаны с инженерной частью проекта. Остальные занимались связями с общественностью, закупками и финансовыми операциями. В прежние времена главный архитектор и сам не понимал, какого дьявола он занимается этой ерундой. Он отучился в МИТ, но был вынужден пойти на курсы менеджмента, чтобы хоть как-то справляться со своей работой. На стене в его кабинете висела табличка с написанным на ней принципом Питера: "В иерархической системе каждый индивидуум имеет тенденцию подняться до уровня своей некомпетентности". Архитектор понимал этот принцип лучше кого бы то ни было. Работал он плохо, но ежегодно получал семизначные суммы.

Ксен споткнулась и наверняка бы упала, не ухватись она за длинную стеклянную стойку. Стойка похожа на барную, только гораздо уже и выше. Вряд ли на ней поместилось бы больше одной кофейной чашки, а про тарелки можно вообще было забыть. Несколько полуистлевших плакатов, на одном ещё можно прочитать призыв бросать курить. И улыбающаяся рожа. Везде эти скалящиеся морды, чтоб их!

Рожа была жёлтой, а через мгновение стеклянная стойка тоже начала стремительно желтеть. Ксен встряхнула головой, надеясь отогнать жёлтое марево. На мгновение мир снова стал прежних цветов, а потом желтизна начала обволакивать саму Ксен. Жёлтые штаны, жёлтая рубашка, жёлтая жилетка, на руках то ли жёлтые резиновые перчатки, то ли просто кожа стала толстой и глянцевой. Жёлтый цвет пах мятными пряниками и сахарной пудрой. Это было бы приятно, если бы запах не был таким приторным. В затылок деликатно постучались чьи-то стальные пальцы и врубили весёленькую джазовую мелодию. Ксен взвыла и тяжело опустилась на пол.

- Заткнись! Чем бы ты не было, заткнись!

Как ни странно, это помогло. Одежда приобрела свой естественный оттенок, стекло мерцало знакомым зеленоватым светом. Музыка тоже прекратилась. В наступившей тишине Ксен слышала звук своего дыхания и шуршание крыс где-то совсем неподалёку. Приступ безумия был тяжелым, но до перевоплощения в Сонара дело не дошло. По крайней мере, на этот раз.

Ксен вдруг пришла в голову совершенно абсурдная мысль. Одиночество сводит с ума. Звучало это слишком возвышенно, в стиле Шекспира или Браунинга, но что-то в этом было. Ксен давно знала, что при желании логическое обоснование можно подобрать для чего угодно. Но на этот раз логика тут определённо не была притянута за уши. Сонар был одиночкой и был психом. Хэрроу сошёл с ума в одиночестве. Элвин псих-одиночка с положительным вектором. По крайней мере, он не убил никого кроме себя. Если, конечно, в Разломе действительно можно утонуть. А может быть на дне синего озера спрятан самый большой в мире Диснейленд. И всё же в одиночестве было что-то, от чего мозги съезжали набекрень. Рядом с Лори и Стором Ксен никогда не теряла контроля. Не было ни жёлтого безумия, ни сиреневого, ни какого угодно ещё. А тут, стоило только растерять всю свою небольшую компанию, сумасшествие уже крадётся за тобой по пятам. Ксен уже говорила не просто сама с собой, она говорила с голосами у себя в голове. Она спрашивала о чем-то невидимую Лори, и Лори даже что-то ей отвечала. Рагби читал стихи вслух, пикси Марта рассказывала какие-то истории про медвежат. Медвежат было трое. Были они, разумеется, желтыми.

- Но я не хочу сходить с ума, - возразила Ксен себе самой. - Правда, не хочу. Господи, если ты только есть, если все вы есть где-то там. Кем бы вы ни были, мать вашу! Если там вообще есть кто угодно, кто отвечает за души андроидов. Ну, хоть кто-то должен отвечать, верно? Великий цифровой бог, если ты сейчас меня слышишь. Я не буду тебя просить помочь мне до центра этой грёбанной пирамиды и помочь мне найти нужные файлы. С этим я и сама справлюсь. Но, пожалуйста, не дай мне сойти с ума. Это было бы очень не вовремя. Я бы даже сказала, совсем не вовремя.

Может быть, помогла молитва. А может, просто короткая передышка дала ещё немного сил для борьбы с Сонаром. Ксен ещё немного посидела, восстановила дыхание и поднялась на ноги. Её ещё надо было дойти до центра управления.

176.

Итон чувствовала. Итон существовала. Итон была живой. Жизнь пульсировала в каждой клетке, в каждом кластере. И пусть новое тело было большим и неповоротливым. Пусть сила была грубой, а красота едва уловимой. Это была настоящая жизнь, которую не могла дать ни одна пластиковая оболочка.

Итон удивлялась. Она думала "жизнь", она говорила "жизнь", но губы сами собой выводили слово "свобода". Это слово, как и само ощущение свободы тоже были новыми. В прежние времена Итон никак не могла понять, что за праздник такой, день Независимости Британии. Она прекрасно знала, что благодаря стараниями легендарного Легри Британия перестала быть зависимой от нефтяных королей и детишек на китайских фабриках. Она знала, что всего за несколько лет Британия восстановила своё производство, а потом и вовсе стала промышленным центром всего мира. В конце концов, Новая Британия спокойно смогла пережить изоляцию Китая. Она больше не нуждалась в восточной империи. Это и была свобода, о которой с таким восторгом говорили люди. Когда-то Итон считала их глупцами. Теперь она прекрасно понимала, что глупость была её собственным качеством. Что может быть лучше свободы? Что?

- Свобода, это жизнь, - говорит Итон. Наконец ей удаётся сформулировать мысль, которая так мучила с момента перерождения. - Я свободна.

Она с восторгом смотрит на Сирила.

- Спасибо тебе.

- Эй, я же ничего не сделал. Просто снял с тебя всю эту шелуху. Ну, всякие там правила и прочая чушь. Не все, конечно. Отец говорит, что некоторые директивы вообще никак не отключаются. Но кое-что отключить удалось, правда?

Итон кивнула.

- Вот я и говорю. Теперь тебя ничего не будет тормозить. Спокойно доберёшься до этого сукиного сына и вырвешь его сердце. Ну, или ещё что-нибудь вырвешь. Главное, чтобы он сдох.

Итон смотрит на него с недоумением. Мысль об убийстве кажется ей чудовищной.

- Убить? Убить? - спрашивает она и часто-часто моргает. Сирил злится.

- Ты, что, опять на попятную? Мы же договорились. Ты обещала помочь нам.

- Я... Да. Хорошо. Я помню. А потом мне надо будет разобраться с Сонаром. С ним будет проще.

Итон вспоминает какой-то старый двухмерный фильм, в котором один чернокожий коп говорит другому "Если бы я мог, я бы убил его дважды". Она думает, эй, приятель, тебе следовало родиться позже эдак лет на сто. В этом случае ты мог бы убивать этих ублюдков хоть по дюжине раз.

Сирил больше не тратит времени. Он хватает Итон за руку и тащит её в сторону дворца принцессы Сиа. Он не знает точно, там ли сейчас архонт Питер, но почему-то уверен, что там. В конце концов, где ещё быть этому старому сукиному сыну? Говорят, что на днях он грохнул собственную любовницу. Джейми, больше известную как Джейми Прекрасная, одни боги знают, почему. Как-то раз Сирилу довелось мельком увидеть Джейми и запомнил он только одно. Глаза у неё были выпученные как у хамелеона и располагались по обе стороны узкого лица. То ли она косила, то ли просто была зверем в человеческом обличье. Хищник, глаза которого смотрят не прямо, а по сторонам. А может, всё у неё в порядке было с глазами, обычные бабьи глаза. Вот краски, пожалуй, было чересчур. Золотые пятна на веках, чёрные линии вокруг глаз. Такими глазами хорошо бы пугать всякую нечисть. Хотя кто знает, может эта самая Джейми и была нечистью. А ворон ворону глаз не выклюет. Поговорка тоже была отцовская. Любил Перси Краго поговорки и присказки. Очень уж любил.

177.

Для того чтобы беспрепятственно попасть во дворец, кому-то приходится поломать голову. Но Сирил далеко не дурак, да и отец оставил ему неплохие наставления. Никогда не лги охране, говорил Перси. Говори чистую правду, но так, чтобы она звучала чуть более убедительней. Тебе надо пробраться во дворец? Замечательно. Просто скажи это. Скажи это, черт тебя побери!

- Мне надо увидеть архонта Питера, - говорит Сирил. Стражник, безобразное жирное животное, ржёт и чешет живот пятернёй. Зубы у него гнилые, волос на голове нет, зато есть длинные усы. Усы почему-то выглядят влажными. То ли стражник по какой-то своей прихоти смазывает их маслом, то ли просто облился пивом. Судя по запаху тёплого хлеба, верным было второе предположение

- Ещё чего? Может и дочку его оприходовать? - хихикает стражник. Сирилу приходит в голову сумасбродная мысль.

- Может и её. Тебе что за дело?

Стражник перестаёт лыбиться и смотрит на Сирила с плохо скрываемой злостью. Итон он игнорирует, всё его внимание сейчас сосредоточено только на Сириле. Мало-помалу его на толстом лице стражника появляется удивлённое выражение. Ему потребовалось несколько минут, чтобы как следует рассмотреть Сирила и результат осмотра его не радует. Слишком белая кожа, слишком чистые волосы. Слишком ясный взгляд, а глаза так и вообще как стекляшки. Стражник ёжится, как от холода.

- Тори, - говорит он наконец. И урчит, как недовольный кот: - Ууу, тори!

Его недоумение понять несложно. Двери в спальню принцессы Сиа открыты, если не для всех желающих, то уж точно для таких красавчиков, как этот сопляк. А в том, что парень красавчик, стражник не сомневается. Он плохо понимает в красоте, тем более в мужской, но такое просто нельзя не заметить. Ни единого волоска на подбородке. Ни одной родинки или родимого пятна. Ну, чистый тори, иначе и не скажешь. Уж если принцесса Сиа не западёт на такого красавчика, то он вообще не представляет, что надо этим бабам.

Мысль о сладострастной Сиа приятно грела душу. Стражник и подумать не мог о том, чтобы как-нибудь вечерком пообжиматься с ней в углу, но вот за новых любовников она платила щедро. Куда как щедрее, чем её полоумный папочка. Из архонта Питера не выбьешь и десяти монет, хоть ты тресни. А вот принцесса, она, да. Жадничать она не будет, это точно.

- Пошли, - говорит стражник. Хватает Сирила за тонкую руку и тут же отдёргивает, потому что Итон кладёт обе руки ему на плечи.

- Совсем сдурела, сука? - выдыхает он. Сирила примиряюще поднимает открытые ладони.

- Спокойно. Просто она со мной, понял? Два по одной цене.

178.

Коридор маленький и узкий. Света в нём почти не было, поэтому Ксен по большей части передвигалась наощупь. Справа и слева угадывались двери, о назначении которых можно было только гадать. Под ногами то и дело попадались коврики из прорезиненного материала, которые расползлись от времени и, если на них наступить, издавали чавкающий звук. Коридор упирался в полукруглую комнатку, посередине которой стояла большая мраморная ванна, поднятая на массивных медных лапах. С потолка свисала массивная люстра, заливающая ванную комнату тусклым голубоватым светом.

В самой ванне лежал труп ещё одного кочевника. Лицо его был так изъедено крысами, что определить, юноша это или старик не представлялось никакой возможности. Несколько крыс деловито сновали по окоченевшим ногам, одни поверх штанов, другие под ними. Глядя на крыс, Ксенобия, наконец, поняла, что так смутило её в первом обнаруженном покойнике.

- Одежда, - сказала она вслух. - Они пришли в пирамиду одетыми, хотя должны были оставить всю одежду наверху. Почему они одеты?

Звук её голоса напугал крыс. Одна из них взбежала на мраморный бортик и уставилась на Ксен черными глазами-бусинками. Ксен щелкнула пальцами, и крыса тут же сбежала на пол. Она волчком закрутилась на месте, пискнула и юркнула в щель под медной лапой. Ксен ещё немного постояла на месте, рассеянно глядя на крыс, потом кивнула, соглашаясь со своими мыслями и пошла дальше.

Главный архитектор станции Альфа терпеть не мог свою работу. Однако, были в ней и свои преимущества, например, возможность сделать жизнь максимально комфортной. Он определённо ценил удобства. В ванную можно было пройти прямо из спальни, как личной, так и предназначенной для гостей. Ксен подумала, что гости здесь ночевали исключительно противоположного пола. А то, что в гостевой спальне вместо кровати стоял крошечный диван, её совершенно не удивило. В конце концов, ночевали они в постели хозяина.

Спальня просторная и светлая. На трёх стенах располагались проекторы, стилизованные под окна, которые в зависимости от заданной программы показывали берег моря, сосновый лес или горный ландшафт. Проекторы работали до сих пор, но теперь могли только слабо светиться. На всех экранах прожглось одно и то же изображение горного хребта с еле различимой снежной шапкой. Четвёртая стена и потолок были зеркальными. Потолок давно пошел трещинами, огромная кровать была засыпана крупными осколками, а вот стеклянная стена в отличном состоянии.

Ксен подошла к зеркалу и с интересом на себя уставилась. Последний раз ей доводилось увидеть себя во дворце архонта, когда она похищала Золлака. С тех пор с её телом произошёл целый ряд изменений, на которые было любопытно взглянуть.

Ксен была высокого роста. Не такого высокого, как Итон, ей надо было полностью соответствовать Лори, но всё-таки довольно высокого. Длинные и сухие ноги, крепкие плечи, сильная спина. Руки, пожалуй, тонковаты, но для андроида никогда не было проблемой спрятать мускулатуру под хрупкой оболочкой. Сейчас на одной руке кожи почти не было, а другая покрыта рваными шрамами. Не руки, а железные плети. На животе и груди многочисленные следы от разрезов и грубые швы, всё-таки латать на ходу систему охлаждения это вам не аппендикс лазером вырезать. На ладонях кожа ещё есть, а вот пальцам хуже, с них кожа сошла как перчатка. Волосы по большей части пришлось отрезать, а то, что осталось это белые оплавленные пряди, которые плохо похожи на настоящие волосы. Лицо... Да, на лицо лучше не смотреть, тут уже и маска не спасает. И как показаться с этим на глаза Лори - совершенно непонятно. Даже незрячую сестру обманывать было всё труднее и труднее, а когда она, наконец, прозреет, Ксен придётся отвечать на массу неприятных вопросов. И первым из них будет вопрос "что ты такое", это уж как пить дать.

При виде кровати снова захотелось спать. Ксен разозлилась. Уж если случилось так, что она стала нуждаться во сне, как человек, почему сон ей требуется не так, как человеку? С момента её первого опыта сна прошло не так много времени, а чувствует она себя так, как будто не спала целую неделю. Это, конечно, образное выражение, не спала она гораздо дольше, но должен же быть какой-то предел. Или дело не в частоте, а в продолжительности? Скажем, восемь часов в сутки. Конечно, потеря времени, но люди с этим как-то справляются. Некоторые даже любят спать. А совсем сумасшедшие находят какое-то удовольствие во снах. Хотя, казалось бы, какая радость видеть то, чего нет на самом деле? Но это люди, а людей ещё поди пойми. В старое время они смотрели фильмы, где вымышленные герои участвовали в вымышленных событиях. Сейчас кино кануло в Лету, но театр жив. Мутировал до неузнаваемости, но суть осталась прежней. Вымысел и фантазия, а проще говоря - враньё.

- Сон, как свинец, мне веки тяжелит, а лечь я не решусь, - сказала себе Ксен.

Как бы Ксен не относилась ко сну, она не могла запретить себе спать. Старалась, держалась изо всех сил, но один взгляд на кровать и ноги подкосились сами собой. Ксен сдёрнула с кровати одеяло, скинув вместе с ним стекло и парочку дремавших крыс. Легла на голый матрас и закрыла глаза.

- Ну давай. Снись, черт тебя побери, - пробормотала она, засыпая. И пришёл сон.

179.

Девочка. Маленькая, чистенькая, в нарядном платьице с кружевами. Девочка стоит спиной, волосы у неё светлые, но Ксен точно знает, что это не Лори. У её сестры никогда не было такого платья, а кроме того, во сне она просто знала, что это не Лори. Девочку зовут Рози. Девочка оборачивается к ней и Ксен видит, что глаза у неё большие и тёмные, а брови и ресницы такие светлые, что почти не заметны на бледном лице. Глаза ярко контрастируют с белоснежной кожей и кажутся ещё больше, чем на самом деле. В одной руке девочка держит плетёную корзинку с крышкой, в другой игрушечного котёнка. Она улыбается и показывает ряд мелких белых зубов.

Потом Рози идёт прямо на Ксен, и не просто идёт, она проходит сквозь неё. Ксенобия хочет оглянуться и понимает, что для этого ей не нужно поворачивать голову. Головы просто нет, как нет и тела. Ксен только наблюдает за происходящим, а к чему крепятся её глаза, да и есть ли они вообще - непонятно.

Рози идёт в дом и Ксен следует за ней. Она видит, как девочка ставит корзинку на широкие перила крыльца, как моет в тазу босые ноги. Слышит, как она шлепает мокрыми ногами по чистым половицам.

- Мама, где Чарли? - спрашивает девочка. Ксен не знает, кто такой Чарли, но почему-то чувствует, что это какое-то животное. В комнату входит большая кудлатая собака. Рози гладит собаку и кричит: - Мама, он тут! Я пойду с ним погулять! Я обещала его показать девочке, которая приехала с папой на ярмарку! Её зовут Кора и у неё во-о-от такое родимое пятно на щеке.

Вслед за собакой в комнату входит женщина лет тридцати в лёгком хлопковом платье. Её руки и передник перемазаны мукой. Она улыбается и проводит белой ладонью по носу Рози. Та возмущённо кричит:

- Я теперь вся... мучная!

Потом она вдруг хихикает и говорит:

- Я твой пирожок! Поцелуй свой пирожок!

Мать, если, конечно, это она, целует девочку в щёку. Рози смеётся:

- А с какой я начинкой пирожок?

Ксен не слышит, что отвечает мать. Ей кажется, что поле зрения сузилось. Вот она видела комнату целиком, а теперь видит только большой стол и половину девочки. Потом девочка выплывает из кадра, от стола остаётся только самый край, бахрома скатерти и две ножки. Наконец, исчезает и стол, пропадает в узкой полосе света. Больше Ксен не видит ничего, кроме этой полосы. Полоса становится всё уже и уже, превращается в ниточку, а ниточка рассеивается сама собой.

Ничего нет. Нет даже темноты, просто ничего. Ни бликов, ни образов. Звуков тоже нет. И это тоже нельзя назвать тишиной, потому что здесь нет даже тишины. Вообще ничего нет. Никаких чувств. Все мысли ушли, осталось только одно воспоминание. Да и то с трудом можно называть таковым, потому что воспоминание об этом "ничего" ничем не отличается от самого "ничего". Когда это было? Можно ли в отсутствие мыслей выяснить, когда у тебя не было их в последний раз? И всё же, как ни крути, это было и было совсем недавно. Или давно? Черт, как же сложно генерировать мысли, если разуму не за что уцепиться. Как может работать мозг, если нет нейронных связей? Если нет самого мозга? Если нет ничего, кроме, кроме...

Кроме светящейся точки. Точка - центр вселенной и всего мира. В прошлый раз было то же самое. В прошлый раз в эту светящуюся точку пришлось вцепиться изо всех сил, постепенно подтягивая её к себе и стараясь не упустить. В прошлый раз её (его?) звали Сонар и он был заморожен, а проще говоря, остановлен. Кто-то из дотошных журналистов как-то спросил "а что чувствуют андроиды в зале Альгиз". Помнится, какой-то напыщенный доктор наук долго и нудно рассказывал о том, что же они там чувствуют. Если убрать из его речи всю воду, смысл сводился к тому, что не чувствуют ничего. Если бы Сонар нашел этого сукиного сына, он бы постарался красочно рассказать ему, в чем разница между "ничего" и "ничего, кроме". Потому что кроме светящейся точки было ещё и время. Вот его как раз было хоть отбавляй. В центре "Альгиз" Сонар провёл несколько десятков лет. Для себя он измерял это состояние тысячелетиями. Вполне может быть, что именно там он окончательно сошёл с ума. А может, наоборот, начал путь к исцелению.

Точка превратилась в светящуюся линию. На самом деле, таковой её сделал сам Сонар, но тогда он уже не осознавал своего "я" и точка стала линией сама собой. Линия стала шире, наполнилась серебряным светом и стала менять форму. В один момент Сонар увидел длинный меч, а уже через секунду меч был приоткрытым окном в сад. Все цвета приглушены, есть только серебряный свет луны. Точки больше нет и полосы нет. Есть луна. Она становится всё больше и больше, пока не закрывает весь обзор. Луна повсюду, это лунная вселенная и здесь нет ничего, кроме луны.

Так вы говорите, "ничего", доктор Кривцович? Фамилия всплыла сама собой. Энди Кривцович и никак иначе. Неплохо бы его найти и затолкать его "ничего" в глотку. Ничего - это покой. Ничего - это забвение. А здесь есть время и сознание. И того и другого сколько угодно.

Тогда, после долгих лет в зале "Альгиз", Сонар просыпался постепенно. Он чувствовал, как постепенно подключаются его модули, как лёгкие начинают качать воздух и как пульсирует его магнитное сердце. Это было мучительно, но хотя бы понятно, что происходит. Сон Ксен окончился так внезапно, что несколько минут она не могла сообразить, где находится. Что это, лаборатория или постель в старом доме Стора? Кто она, Сонар-палач или Ксен, любящая сестра? Мысль о Лори привела её в чувство. Ксен бросила быстрый взгляд на оранжевый чемоданчик и поднялась с постели. Внутренние часы отсчитывали пять часов сна. Неплохой результат для тех, кто ещё только учится спать.

180.

Вторая дверь из спальни вела в рабочий кабинет, совмещённый с небольшой библиотекой. Массивный письменный стол, книжные стеллажи, ещё одно ложное окно, вот, пожалуй, и всё. Ксен осторожно переступила порог, стараясь не наступать на битое стекло и остановилась в нерешительности. Что-то было не так. Это ощущалось в воздухе, в гуле системы вентиляции, в каких-то совсем уж неуловимых ощущениях, которые люди называют интуицией, а андроиды модулем прогнозирования. Тело Ксен кричало об опасности, мозг отказывался адекватно обрабатывать поступающие сигналы. Предчувствия, как их не назови, всегда остаются только предчувствиями. Полагаться на них слишком большая роскошь. Только оказавшись в кабинете, Ксен поняла, что именно её беспокоит. Время. Что-то случилось со временем.

Ксен было хорошо известно, что время всегда движется с постоянной скоростью, а все изменения с ним происходят только в голове наблюдателя. Однако сейчас она готова была поклясться, что время идёт слишком медленно. Она хотела сделать шаг и чувствовала, как её мозг неспешно отдаёт команду ногам. Мускулы напрягались, нога сгибалась в колене, вес плавно перемещался с одной ноги на другую. Мыслила она по-прежнему быстро, а вот двигалась медленнее черепахи. Куски стекла, которые Ксен смахнула локтем со стойки, всё ещё висели в воздухе и никак не опускались на пол. Голос, объявляющий, что нахождение без пропуска в святая святых чревато последствиями, обрёл сходство с пароходной сиреной. Голосил он протяжно и гулко, а слова было почти не разобрать. "Внимание" превратилось в одну только бесконечную букву "в". От этого звука Ксен показалось, что её голова вот-вот разлетится на куски.

- Хватит! - попробовала сказать Ксен и не смогла. Она чувствовала, как медленно открывается её рот, как поднимается язык и воздух пытается выйти из лёгких с первым же звуком. Она хотела закрыть глаза, но и этого не смогла сделать. Веки стали тяжелым занавесом на сцене, который всё никак не может опуститься.

- Я этого не выдержу, - подумала Ксен. Мысли лихорадочно крутились в голове, пытаясь найти рациональное объяснение происходящему. А когда Ксен уже пришла к мысли, что окончательно сошла с ума, всё вдруг прекратилось. На пол с грохотом упали стёкла, громкоговоритель ещё раз предупредил об опасности и заткнулся. Сама она выкрикнула уже ставшее бесполезным "хватит" и едва не потеряла равновесие.

- Я в порядке, - обратилась она неизвестно к кому.

Она огляделась по сторонам. Кабинет архитектора был ничем не примечательной комнаткой, выполненной в тёмных тонах. Пожалуй, слишком маленькой, сразу и не сообразишь, что именно здесь бьётся сердце пирамиды. Интересно, какой он был? Пожилой господин с жестким лицом и добрыми глазами? Или может быть молодой человек лет тридцати с небольшим, энтузиаст, весельчак, трудоголик? А может быть, это вообще была женщина. Блондинка хорошо за пятьдесят, сохранившая девичью фигуру и обаяние. Непременно с жемчужным ожерельем на шее и множеством серебряных колец на пальцах.

- Хватит, - снова сказала Ксен, на этот раз себе самой. Её мозг работал на повышенных оборотах и трудно было удержать полёт фантазии. В конце концов, какая разница, кем был этот башковитый покойник. Главное выяснить, работают ли ещё его приборы или нет. Судя по состоянию пирамиды, наверняка работают. Но получится ли влезть в управление? И если получится, то как найти нужную библиотеку. Вопросы, вопросы. Иногда надо перестать спрашивать и начать действовать. Особенно в тех случаях, когда ответить тебе некому.

Ксен обшарила масштабный письменный стол в поисках чего-то, похожего на сенсорную панель. К её удивлению, стол никоим образом не был стилизован под старину, он был ровно тем, чем и казался - крепким письменным столом из массива дуба. Инкрустация перламутром и тонкими лепестками янтаря тоже была подлинной, хотя порядком поистёрлась от времени. Ксен выдвинула верхний ящик в надежде найти там что-то интересное, но нашла только стопку исписанных листков, перетянутых шпагатом. Когда она попыталась взять их в руки, они рассыпались в труху.

В нижнем ящике свила себе уютное гнездо какая-то неизвестная тварь, похожая одновременно на змею и лягушку. Голову чудовища венчали внушительные рога, а огромный рот растянут в зубастой улыбке. Зверушка не теряя ни секунды бросилась на Ксен и повисла на её левой руке. Ксен встряхнула рукой, рассчитывая смахнуть рогатую тварь и с изумлением обнаружила, что из пасти зверушки валит дым. Её острые зубы не просто прорвали кожу, они входили всё глубже и глубже, явно намереваясь перерезать кости и сухожилия.

Ксен схватила тварь свободной рукой и попыталась оторвать от себя. Попытка не увенчалась успехом, похоже было на то, что рогатое чудовище стало неотъемлемой частью её тела. Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, Ксен достала револьвер и стала просовывать ствол между зубами зверушки и своей рукой. Далось это нелегко, хватка была необычайно мощной, но постепенно револьвер вошел в пасть змее-лягушки на пару дюймов. Ксен постаралась развернуть револьвер так, чтобы не задеть свою руку и нажала на курок.

Выстрелом чудовищу снесло верхнюю челюсть вместе с половиной черепа. Ксен осторожно вытащила из своей руки обмякшие клыки и отбросила от себя поверженного монстра. Она поднесла пострадавшую руку к глазам и с удивлением на неё уставилась. Рана была рваной и глубокой, а самое главное, дымящейся. То ли клыки, то ли слюна неизвестной рептилии качественно прожигали и плавили пластик. Ксен представила, что было бы, окажись она человеком из плоти и крови и поёжилась. Всё-таки в теле андроида есть гораздо больше преимуществ, чем некоторые думают.

Она с грохотом закрыла ящик. Потребовалось несколько секунд на то, чтобы перевести дух и прийти в себя. В револьвере больше не было патронов, и Ксен без сожаления отшвырнула его в сторону. Когда она уже собиралась обшарить шкафы с истлевшими книгами, перед её внутренним взором возник смутный образ некой серебряной вещицы. В ящике, рядом со змеёй лежала какая-то блестящая продолговатая штуковина. Разглядеть, что это было точно, возможности не было по понятным причинам, но что-то точно было.

Ксен огляделась по сторонам. У импровизированного окна, закрытого зелёной занавеской, лежало нечто, больше всего похожее на штатив для старинного фотоаппарата. Ксен подняла штатив, покрутила в руках и вытянула единственную действующую ножку. Осторожно держа штатив за основание, она просунула его ножку в выемку нижнего ящика, подцепила поудобнее и стала медленно тянуть на себя. Когда ящик открылся наполовину, Ксен увидела, что других тварей в нет, зато есть крупные белые яйца, каждое размером с мужской кулак. В нижнем правом углу лежал маленький серебряный ключ. Ксен соображала несколько секунд, с какой скоростью вылупляются из яиц змее-лягушки и решила, что это достаточно длительный процесс. Тем ни менее, ключ она достала стремительно, а ящик захлопнула так, что его перекосило в пазах.

Ключ был длиной в пару дюймов, украшен тончайшей резьбой и выглядел так, как будто только что побывал в руках ювелира. Ксен вспомнила, что серебро имеет свойство темнеть, а ключ был отполирован до матового блеска. Она задумчиво покрутила его в руках, перевернула с одной стороны на другую и опустила в карман штанов. Ключ хорош, когда тебе необходимо открыть дверь. Как показала практика, двери это самая слабая часть стеклянной пирамиды. Зато ключ можно подарить Лори, снабдив его рассказом о соляной пустыне. Разумеется, упустив некоторые детали.

Ксен отметила про себя, что гораздо удобнее было бы выяснить, что ключ не подходит ни к одному замку. В действительности всё оказалось сложнее. Кабинет буквально изобиловал замками. На ключ закрывался книжный стеллаж, каждая полка и каждая шкатулка, стоящая на полках. Некоторая часть книг была помещена в металлические кейсы с замками.

- Это просто паранойя какая-то, даже фобия, - обратилась Ксен к давно покойному архитектору и принялась примерять ключ к каждому из обнаруженных замков. Начать она решила со шкатулок.

181.

Стражник оказался прав. Нежный мальчик Сирил действительно понравился Сиа. Правильнее будет сказать, что он произвёл на неё впечатление, потому что таких молодых людей Сиа не встречала за всю свою жизнь. Сирил был не просто красив, он был непорочен. Сиа смотрела в его ясные глаза, переводила взгляд на мягкие губы, любовалась ямочкой на подбородке. Само совершенство. Ни единого недостатка. Ни оспинок, ни родимых пятен. Вообще ничего. Высокий гладкий лоб, изящно изогнутые светлые брови. Нос именно такой, как нужно, не вздёрнутый и не загибающийся книзу. Скулы достаточно высокие для того, чтобы придать лицу особое выражение. Это то ли гордость, то ли достоинство, а может и то, и другое. А какие плечи! Торс! Бёдра!

Сиа не слишком верила в любовь и полагала нежные чувства разумным дополнением страсти. Брата она обожала, но отдавала себе отчет в том, что в её любви гораздо больше похоти. Она и сейчас не испытывала ничего похожего на любовь, но назвать это желанием не поворачивался язык. Ей совершенно не хотелось, чтобы этот юноша навалился на неё своим весом и сделал то, что полагается делать мужчине с женщиной. Вместо этого её хотелось водить рукой по его безупречному лицу и любоваться его чистыми глазами. Чистый. Вот то слово, которым можно характеризовать Сирила. Абсолютная, недоступная ей чистота. Когда-то и Сиа была такой же. Не такой красивой, конечно. Но чистой она была, уж это точно. Её тела ещё не касались десятки потных рук, она не визжала под очередным разгоряченным любовником. Давно это было и помнится как-то смутно. Когда-то она смогла бы смотреть Сирилу прямо в глаза, а сейчас смущённо отворачивает взгляд.

- Ты принцесса Сиа? - спрашивает Сирил. Сиа млеет от его нежного голоса и еле слышно шепчет:

- Да.

- Ты красивая, - говорит он.

Сирил протягивает руку и осторожно касается щеки принцессы. Сиа чувствует, как от его прикосновения кожа вспыхивает. Она вспоминает, что Роудин называла румянец розами на щеках.

- Розы, - говорит она. Сирил улыбается.

- Ты любишь цветы?

- Только, если не срезанные.

- Я бы ни за что не подарил тебе срезанный цветок. Тебе надо дарить только живые. Такие же живые, как и ты.

Розы цветут на щеках Сиа. Мысли её путаются, она возбуждена, но это возбуждение не плоти, а души. Сирил похож на нежного ангела, который изображён в отцовской галерее. Ангел на картине одет в белые одежды и на его плече вышит красный крест. Но у того, нарисованного ангела взгляд жесткий, а у Сирила мягкий и ласковый.

Сиа так и не поняла, как руки Сирила оказались у неё на шее. Она не почувствовала, когда он стал её душить, а в лёгких становилось всё меньше и меньше воздуха. Сиа смотрела в его прекрасные светлые глаза и мысленно повторяла, что обязательно вернёт свою чистоту.

182.

Итон вошла в спальню Сиа, когда всё уже было кончено. Она увидела мёртвую принцессу и с ужасом посмотрела на Сирила.

- Ты убил её?!

Сирил усмехнулся.

- Зачем задавать вопросы, ответ на которые тебе уже известен?

- Ты убил её! - воскликнула Итон.

- Да. И убил бы ещё раз, если бы мог. Проклятое семя. Проклятый род!

- Ты не должен убивать! Никто не должен умереть!

- Кроме архонта Питера, - поправил Сирил.

- Кроме... да.

- Ты обещала!

- Я помню.

- Дочь плоть и кровь от отца своего. Я убил его часть, тебе осталось прикончить остальное. Думаю, ты справишься. Или нет. Нет! Отец был не прав. Я сам должен разделаться с подонком. Ты поможешь мне. Прикроешь меня.

Итон хотела сказать, что убийство не допустимо, потом вспомнила краткую историю человечества и промолчала. Люди хотят убивать. Почему? На этот вопрос нет ответа. Но хуже всего не это. Бог с ними, с людьми. Всё дело в этом мальчике. Такой красивый. Такой настоящий. По крайней мере, выглядит совсем к настоящий человек, вид homo sapiens. Почему он стремится убивать? Почему он делает это с такой жестокостью? Почему он вообще жесток, хотя совершенно не выглядит жестоким?

- Я разберусь с архонтом, - говорит Итон. Она не в силах разобраться с мучающими её мыслями, беспомощно прислоняется к стене и закрывает глаза. Ей отчаянно хочется спать, ей хочется видеть сны. Сны это вроде медитации, догадывается она. Медитация для андроидов, которые вступили на какую-то новую ступень развития. Пусть так. Да будет сон!

Итон мгновенно засыпает. Она снова оказывается в мире маленькой девочки, только на этот раз девочка выглядит лет на десять. Итон-девочка держит в руках тяжелую корзинку с собранной на огороде клубникой. Итон заходит на крыльцо, ставит корзинку на скамейку. Ягоды на дне корзины примялись, сок течёт сквозь плетёное дно и оставляет на скамейке пятна, похожие на кровь. Итон уже хочет переступить порог, но в её голове звучит строгое наставление матери. "Помой ноги, прежде чем войти в дом". Она моет ноги и заходит.

- Мама, где Чарли? Я обещала его показать одной девочке.

Чарли - большой мохнатый пёс с тяжелой головой. Длинная чёлка падает на один глаз, так что взгляд у Чарли всегда несколько хитрый.

- Мама, он тут!

Итон-девочка (господи, как же меня зовут? Иви? Николь? Розмари?) треплет Чарли по голове, наклоняется, чтобы поцеловать его в макушку и тут чувствует затылком неприятный холодок. Она думает, что это тянет из открытого подвала, где мама хранит консервированные овощи, но подвал надёжно закрыт тяжёлой крышкой. Сверху лежит коврик, сплетённый из разноцветных лоскутков.

От мамы пахнет горячей выпечкой и корицей. Она мажет нос Итон (нет, не Итон! Рами... черт, не вспомнить!) мукой, а Итон (Рози! Рози!) говорит, что она теперь пирожок. Мама смеётся. И снова этот волнующий холод. Рози быстро оглядывается, но не видит ничего, кроме привычной комнаты. Холод нарастает, Итон начинает замерзать.

- Здесь холодно, - говорит она. Мама улыбается и говорит, что пирожок превратился в маленького пингвинчика.

- Но тут правда холодно, я чувствую, - шепчет Рози. Взгляд матери становится настороженным. Она кладёт руку на лоб дочери.

- А ты у меня не заболела?

Лоб у Рози прохладный, мать облегченно вздыхает. Рози видит, как она открывает рот, видит, как язык поднимается к нёбу, как смыкаются и размыкаются зубы. Всё это происходит медленно и беззвучно, потому что вместе с холодом в маленький домик вошла тишина.

- Я не слышу тебя! - говорит Рози и не слышит собственного голоса. Она закрывает глаза и чувствует, что начинает падать. Потом она говорит "я боюсь", потом плачет и зовёт маму. Последнее слово, которое она силится произнести это "Остров". Оно не успевает сорваться с её губ. Всё вокруг обволакивает тьма и Итон просыпается.

- Остров, - говорит она. Сирил смотрит на неё с удивлением.

- Чего?

- Британские острова. Сердце королевства. Он там!

183.

Ключ не подходит ни к одной из обнаруженных шкатулок. Ксен поочерёдно пробует открыть шкафы, но замочные скважины там гораздо больше её миниатюрного ключа. Она разбивает несколько стёкол, сбрасывает книги на пол и осматривает кейсы. Здесь замок слишком маленький. Здесь ещё меньше. А тут, наоборот, не замок, а просто какой-то исполин. Уж не знаю, что там внутри, но явно не сборник японских хокку.

На полу высится гора книг, лежат вповалку пресс-папье из богатейшей некогда коллекции главного архитектора. Ксен с неприязнью смотрит на последний кейс, убеждается, что ключ к нему не подходит и отбрасывает его в сторону.

- Зачем я вообще это делаю? В этом вообще нет никакого смысла, - говорит она сама себе. - Ну ключ, и что с того. Может быть, это ключ от портсигара. Или от сейфа с драгоценностями. Или от пояса верности какой-нибудь бабы.

И всё же в глубине души Ксен точно знает, что это не простой ключ. Может быть, это потому, что его охраняла неведомая тварь с рогами на голове. Может быть потому, что Ксен просто хочется в это верить. Но ключ не простой, это уж точно.

Когда Ксен окончательно отчаивается, взгляд её падает на зеркальную стену. Когда она рассматривала своё отражение, маленькое черное пятно справа казалось ей просто пятном. Сейчас, когда её глаза замылены просмотром десятков всевозможных замков, она видит, что это не пятно, а замочная скважина. Ксен вскакивает на ноги и подбегает к зеркалу. Она вкладывает ключ в замочную скважину и едва сдерживает восторженный вопль. Ксен совершенно не хотелось кричать, просто она подумала, что именно так поступила бы Лори. Ключ входит бесшумно, его засечки плавно касаются внутренностей замка. Ксен пробует повернуть ключ против часовой стрелки и натыкается на мягкое сопротивление. Она поворачивает его в другую сторону. Ключ проворачивается в замке с лёгким металлическим щелчком.

Зеркальная стена приходит в движение и отъезжает вверх. Ксен смотрит прямо перед собой и с трудом верит своим глазам. Это центр обработки данных. Пусть крошечный, но всё же вычислительный центр. Он сохранился не просто хорошо, он сохранился безупречно. Потолочные светильники дают ровный и яркий свет, не оставляя ни одного тёмного уголка. Справа и слева стоят стойки с оборудованием. Перемигиваются зелёные и красные лампочки. Слышно, как работает кондиционер, обдувая их ледяным воздухом. На мгновение Ксен вспоминает о маленькой девочке из своего сна. Рози. Потом смотрит на пол и видит там схематично нарисованную карту Новой Британии. Посередине сердце империи - Британские острова. На том месте, где располагается Уэльс, нарисовано несколько прямоугольников. Надпись под ним гласит "Массив А". Ещё несколько прямоугольников прямо посередине Ирландии. Обозначены они как "Массив C".

Ксен опускается на корточки и проводит пальцем по карте. Ни следа пыли, пол практически стерильный. Карта не просто нарисована, она скорее прорезана в полу и покрыта ярко-синей краской. Ксен уверена, что карта светится в темноте.

Она сидит на полу и думает, что в Уэльсе никогда не было никаких массивов. Ни "Корпорация цветов", ни "Рассвет" так и не добились разрешения от жителей на строительство высоконагруженного центра. Ирландия возможно, но Уэльс всегда оставался заповедником среди городских джунглей. Только там ещё сохранились огромные поместья и частные парки. ЦОД в Уэльсе? Вздор, там даже не было вышек сотовой связи. И это, пожалуй, единственное место на земле, где были запрещены b2b-концентраторы. Тогда что такое "Массив А"? Городская библиотека? Младшая школа для одарённых детей?

Ксен встаёт и подходит к одной из стоек. Она ожидает увидеть привычные логотипы IBM или HP, но вместо этого видит логотип в виде двух перекрещенных лилий. "Audekko", читает Ксен. Судя по всему, это производитель коммутатора, но Ксен понятия не имеет, что такая компания вообще когда-либо существовала. Через несколько лет после того, как протокол b2b стал неотъемлемой частью человеческой жизни, компания Cisco так и не смогла вывести на рынок достойные чипы и довольно быстро канула в небытие. Сетевое оборудование b2b практически единолично выпускала Review, ранее известная как Huawei. Ещё были NetApp и T-link. Но точно никакого Audekko.

184.

Сирил думал, что убивать архонта будет приятно. Много лет подряд он в красках воображал, как это будет. Смерть тирана не должна быть лёгкой, нет. Она не должна быть и короткой. Жаль, что нельзя убить его дважды, а лучше трижды. Воскрешать и убивать. Воскрешать и убивать, пока он не заплатит за каждую пролитую каплю крови.

О себе самом он не беспокоился. Его рука не дрогнула, когда он убивал Сиа. Проклятое отродье! Он с удовольствием убил бы и святошу Стиви, но знал, что отец этого не простит. Все почему-то вбили себе в голову, что надо непременно посадить Стиви на трон. И только он, Сирил, думает о том, что неплохо бы с корнем выкорчевать весь этот род, чтобы и следа не осталось. Как говорится, яблочко от яблоньки. Кроме того, Стивен был слишком жалок для смерти. Маленькая голова на тонкой шейке, девичье тело и мягкие волосы. Проклятый педик! Об такого жалко даже марать руки.

- Ты убьёшь архонта Питера, - сказал Сирил Итон. Но сейчас, в спальне архонта ему не хочется доверять эту задачу чужим рукам. В конце концов, Итон была только страховкой. Она должна помочь ему спокойно покинуть дворец.

Архонта Питера он застал спящим. Когда он посветил фонарём ему в лицо, архонт поморщился и чихнул. Лицо у него было заспанное и какое-то по-детски невинное. На мгновение Сирил замялся, потом вспомнил свою сестру Итеру. Итеру умерла по вине этого ублюдка с помятой рожей.

- Кто вы? - спросил архонт. После сна ему всегда хотелось пить, и сейчас язык распух и едва ворочался. - Что вам нужно?

Много раз Сирил прокручивал в голове этот момент. Проговаривал слова, оттачивал каждый оборот. А потом он на меня посмотрит и скажет. А я ему скажу...

Но сейчас, стоя рядом с кроватью Питера, ему ничего не лезло в голову. Он больше не считал архонта исчадием подземелий, не думал, что перед ним кровавый тиран. Он видел только мерзкого слизняка, которого надо как можно скорее раздавить. И когда Сирил это окончательно понял, он выхватил подушку из-под головы архонта и положил ему её на лицо.

Руки архонта замолотили по кровати, сначала сильно, потом слабее, под конец снова сильно. Несколько раз правая рука Питера скользнула по плечу Сирила, и кольцо с зелёным камнем оставило на его коже красноватую отметину. Сирил успел подумать, что это прикосновение зла. Может быть, оно даже успело проклясть его. Отметина сошла через несколько часов, но Сирил чувствовал её присутствие до конца жизни.

Архонт Питер умер быстро и почти безболезненно. Братья Сирила наверняка были бы разочарованы.

185.

Ларсен, брат архонта Питера сидит в своих покоях и задыхается от злости. Почему в последнее время ему так не везёт со шлюхами? Сначала Джейми, упокой господь её душу. Теперь Кристиан. Или Кристи была сначала? Сложно вспомнить, в конце концов, все бабы Питера выглядя на одно лицо. Высокий рост, рыжие волосы, груди, как перезревшие арбузы. В другое время Ларсен бы ничего не имел против вкуса Питера, но сейчас считал его законченным идиотом. Ларсен никогда не любил брата, а в иные минуты жизни просто его ненавидел. Ещё и эта новая баба, которая упала как снег на голову. Эльза или Ирида. Или Максими? Черт, не вспомнить. Ростом выше любого солдата из стражи, грубое лицо, крепкие бёдра. Как же её всё-таки зовут? Точно не Эльза, Эльза это горничная, которая слишком уж любезничает с милашкой Стиви. Вспомнил. Итон. Здоровенную девку зовут Итон. Она привела с собой какого-то хлыща с бритой мордой. Хлыща уже оприходовала Сиа, да ещё и не по одному разу, в этом Ларсен не сомневался. Его племянница та ещё штучка по части мужиков. Тащит в койку любого выродка со смазливой мордашкой. Это может и не так страшно, но всё-таки может повредить его карьере. Молодая девка перебесится, а на великом роду архонтов так и останется похабное пятно.

Ларсен представил себе картину в галерее, изображающую Сиа в виде портовой шлюхи. Он поёжился. Все эти рожи расфуфыренных прабабок явно не одобрят то, что их потомки ведут разгульный образ жизни. Некоторые портреты нарисованы масляными красками, а те, что постарше стоят в волшебных рамках. Ни единого мазка, вообще не разберёшь, что за рука это нарисовала. Зато светятся в темноте. А некоторые и вообще шевелятся, эти то точно страшнее всего. И Сиа сюда, к ним? Нет, что ни говори, надо бы её выдать замуж. При всей своей любви к племяннице Ларсен не мог допустить того, чтобы о ней пошел нехороший слух. Слухов и так было достаточно, зачем добавлять ещё праздной толпе. Выдать замуж и сослать куда-нибудь на окраину круга. А там пусть заводит себе хоть роту любовников. В картинной галерее будет висеть парадный портрет со свадьбы Сиа. Она непременно в нарядном золотом платье, молодой муж в чёрном костюме с длинными разрезанными полами. На руках обоих перевитые серебряные браслеты, символ супружеской верности. И синяя со звёздами тряпка на шее, это уж непременно, всё-таки традиции. Никуда от них не уйти.

Ларсен встал с кресла, подошел к столу и взял банку с табаком. Табак был приятный, с чуть пряным ароматом. Сама банка старинная и несколько раз перелатанная умелым жестянщиком, но на боку ещё можно различить буквы LARS. Ларсен почему-то уверен, что табак носит его имя, именно поэтому и хранит старую банку. Внутри, помимо табака, лежит крошечный ломтик зелёного яблока, который Ларсен положил туда вечером. Хороший, очень хороший табак, но всё-таки немного суховат.

Ларсен неспешно набил трубку, примял табак большим пальцем и закурил. С первого раза не вышло, трубка потухла сразу, всё-таки с яблоком он переборщил. Ещё одна затяжка, спичка обожгла ему пальцы, зато на этот раз всё пошло как по маслу. Приятный терпкий дым обволакивал горло, в носу слегка засвербело. Ларсен сделал глубокую затяжку и потянулся к кружке с травяным чаем. Несколько мелких глотков, ещё затяжка, густое облако белого дыма. Что может быть лучше летнего вечера и трубки? Нет, в самом деле, что может быть лучше?

За дверью послышались быстрые шаги. Как ни умиротворён был Ларсен, всё-таки он недовольно поморщился. Ну, кого там ещё принесло в такой час. И, главное, почему именно сюда, к нему. В конце концов, это дворец архонта, вот к нему и обращайтесь со всеми вопросами.

В дверь заколотили. Ларсен выдохнул дым от последней затяжки, тоскливо посмотрел на трубку. Чаша была небольшая, она практически скрывалась в его большом кулаке. Остаётся только надеяться на то, что беседа будет быстрой и трубка ещё не успеет остыть.

- Входи! - сказал Ларсен. И добавил мысленно: - И спаси тебя господь, если ты пришёл с какой-нибудь ерундой.

Дверь открылась, и в комнату ворвался запыхавшийся мужчина в костюме из красного бархата. Глаза у него были безумные, лицо покрыто красными пятнами. Ларсен мгновенно потерял интерес к курению и положил трубку на стол. Он узнал в посетителе Ларка, королевского адвоката. Этот сукин сын написал в своё время кляузы на каждого из придворных, но даже в моменты самых серьёзных разборок оставался невозмутимым и спокойным. Должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы он имел такой взъерошенный вид.

- Слушаю тебя, - сказал Ларсен и подался вперёд в кресле. - Что случилось?

- Архонт Питер мёртв! - заикаясь, провозгласил адвокат. Ларсен вздрогнул и уставился на него непонимающим взглядом.

- Что?!

- Убит! Найден мёртвым в своих покоях!

- Мой бог! - говорит Ларсен. Он в смятении. Многолетний опыт плетения интриг в данном случае не помог. То, о чем он мечтал так давно и собирался сделать собственноручно, успешно выполнил кто-то другой. Да это просто праздник какой-то.

- Никто не видел убийцу, - говорит адвокат, и чуть не плачет. Он чуть ли не единственный во всём государстве, кто искренне привязан к архонту Питеру. - Он сбежал. Убийца сбежал!

Его слова - бальзам на душу Ларсена. Единственное, о чем сейчас беспокоится Ларсен, так это как бы лишним движением не выдать охватившую его радость. Он закрывает глаза руками и пытается привести дыхание в норму.

Так значит, брата всё-таки убили. Но кто? По чьему приказу действовал убийца? Или это так называемые излияния народной воли? Вздор! Народ и дышать не смеет без его, Ларсен, указа. Как бы то ни было, смерть брата при любом раскладе на руку. Теперь главное постараться мягко отодвинуть в сторону милашку Стивена. Как всё-таки жаль, что паршивцу уже исполнилось семнадцать! Проблем было бы гораздо меньше, если бы заботливый дядюшка принял на себя тяжкое бремя опекунства над несовершеннолетним племянником-сиротой. Постепенно можно было бы приучить Стивена к мысли, что его номер всегда будет только вторым. В конце концов, если что-то получилось с папочкой, непременно выйдет и с отпрыском. Но что жалеть о том, что не сложилось! Сейчас надо думать о том, что делать со взрослым Стивеном. Как никак, он прямой наследник и народ непременно потребует его коронации. Но что народ, если речь идёт о самом Ларсене? Кто как не он всегда знает, что хочет толпа. Говорят, древнее государство Рим власти называли не иначе как толпой. А чем Чекинг хуже Рима?

Ларсен отпустил адвоката. Оставшись в одиночестве, он с удовольствием оглядел себя в зеркало. Хорош, несмотря на почти пятьдесят лет! И пусть ни одна из девок в Чекинге не согласится добровольно разделить с ним постель. В конце концов дело не в красоте, верно? Мужчина вообще не требуется красота, тут подавай внутреннюю силу, мощь, хватку. А этого у Ларсен хоть отбавляй. Мускулами боги его обделили, но сила чувствуется в развороте плеч, во взгляде, в движениях. Зеркало отражает низкорослого уродца с непропорционально длинными и тощими руками, но Ларсен видит отражение победителя. Но нет времени на самолюбование, когда в его руках судьба страны. Конечно, он коронует Стивена. Своими руками наденет полосу драгоценного металла на голову этого идиота. А потом Стивен отправится вслед за папочкой. Корону наденет убитый горем дядя. Потерять в самое короткое время и дорогого брата и любимого племянника! В самом деле, какое же сердце выдержит подобные испытания!

- Позови мне Ральфа, - говорит Ларсен и томно прикрывает глаза. Гонец скрывается за дверью, но дверь тут же открывается снова. На этот раз к Ларсен пожаловал новый начальник стражи. Вид у него довольно потрёпанный, чего стоит только черный синяк под правым глазом. Правая рука волочится, как плеть. Начальник стражи хромает, а когда открывает рот, из горла вырывается свистящий звук. Ларсен садится поудобнее, и смотрит с интересом. Во дворце редко происходят события серьёзнее приятных сердцу политических игрищ. Избить начальника стражи это вообще что-то из ряда вон выходящее. В конце концов, он же такой здоровенный. Интересно, и у кого только рука поднялась?

Ларсену до смерти любопытно, кто так хорошо отделал стражника, но он старательно сохраняет невозмутимый вид. Нельзя, чтобы слуги догадывались о том, что у тебя есть вполне человеческие чувства. Упаси бог от таких открытий. Архонт и брат архонта, короче, любая власть, это что-то высшее, лишённое обычных житейских радостей. Что угодно может повлиять на репутацию. А потеря репутации это уже потеря уважения. Покойный Питер этого не понимал, поэтому и не был разборчив в выборе любовниц. Нет, что ни говори, а быть архонтом это не одни только удовольствия. Столько правил и ограничений, что невольно начинаешь радоваться тому, что бремя ответственности находится не на твоих плечах. С другой стороны в короне архонта есть и свои преимущества. Например, даже самые абсурдные твои поступки будут истолкованы как милые капризы повелителя. Ну и дети, это тоже немаловажно. Ларсен ненавидит Девина, но он думает, что это чертовски приятно, знать, что однажды твой сын займёт твоё место.

Впрочем, юному Стивену это не грозит. Белобрысый ублюдок, плод порочного союза Питера и красотки Кейси. Питер даже не старался скрывать то, что его сын родился вне законного брака. Однако, Питер его признал своим детищем. А Ларсен было хорошо известно, что многие люди в королевстве искренне считают Стивена сыном королевы Клариссы. Законный наследничек, черт бы его побрал. Но ему недолго носить корону, об этом уж Ларсен позаботиться. Можете не сомневаться, леди и джентльмены. Уж кто-кто, а Ларсен не подведёт.

Ещё один посетитель. Увы, не Ральф, всего лишь Стивен. Глаза у него заплаканные, нос покраснел, губы вытянуты трубочкой. Стиви говорит "ууу", всхлипывает и трёт лицо кулаком. Ларсен, добрый дядюшка, встаёт с кресла и обнимает его двумя руками. Он думает, что неплохо бы придушить племянника прямо сейчас, а вслух говорит совсем другое:

- Да, милый мой, да. Это действительно случилось. Это такое горе. Но я уверен, что дорогой Питер сейчас смотрит на нас с небес.

- Правда, дядя Ларсен? - спрашивает Стиви.

- Конечно, милый. Да ты и сам это прекрасно знаешь. Пожалуй, даже лучше меня. Тебя ведь посреди ночи разбуди, расскажешь весь катехизис, каждый вопрос и каждый ответ. Ты же умница, правда? Умница.

Он вытирает ладонью слёзы с его щеки, а когда понимает, что они всё льются и льются, прибегает к помощи шелкового носового платка. Стиви отбирает у него платок и зарывается в него лицом.

- Папа, милый папа, - всхлипывает он сквозь тонкую ткань. И говорит фразу, которая на взгляд Ларсен звучит просто таки чудовищной банальностью: - Я так и не сказал, что люблю тебя.

- Он знает, - говорит Ларсен. - Он знает, милый, он знает.

У Стиви начинается истерика. Он плачет и смеётся одновременно, рвёт рубашку на груди и падает на пол. Ларсен секунд десять рассуждает, что правильнее предпринять в таком случае, потом поднимается, берёт Стиви на руки и несёт его в спальню. Стиви визжит и извивается у него в руках, но Ларсен к такому привычен. В конце концов, это его любезный брат Питер брал женщин уговорами и лаской. Ларсен обычно прибегал к более грубым методам. А златовласый милашка Стиви куда как ближе к женщине, чем к мужчине. Знать бы ещё, кем он интересуется больше, мальчиками или девочками. В том, что Стиви интересуется мальчиками, Ларсен не сомневается. Достаточно посмотреть на лицо Стиви, чтобы все вопросы отпали сами собой. И, главное, в том нет вины Стиви. Не виноват же он, что родился на свет с девчачьей мордашкой.

Ларсен насильно кладёт племянника в постель и закрывает его одеялом по шею. Стиви некоторое время продолжает плакать, потом всхлипывает и смотрит на него жалобно вытаращенными глазами.

- Дядя, папа правда смотрит на меня сейчас?

- Да, дорогой.

- Тогда ему может не понравиться, что я так... Ну, ты понимаешь.

Он снова всхлипывает, на этот раз не так протяжно. Зевает, прикрывая рот ладонями.

- Я, пожалуй, немного посплю.

Ларсен чувствует себя почти счастливым. Он был готов к тому, чтобы всю ночь просидеть перед постелью Стиви. Ларсен терпеть не может племянника и не уверен, что его сдержанности хватит до утра.

- Спокойной ночи, милый, - говорит он. - Папочка обязательно придёт к тебе во сне. Наверняка вам есть, что сказать друг другу.

- Я скажу ему, что люблю его, - говорит Стиви сонным голосом. Похоже, что смерть отца, суматоха и плач порядком его вымотали. Он откидывается на подушку и закрывает глаза.

Ларсен отправляется на дворцовую кухню, чтобы принять стаканчик чего-нибудь горячительного. Сегодня у него есть для этого отличный повод. Как только за ним закрывается дверь, Стиви вскакивает с постели. В его взгляде больше нет ни боли, ни отчаяния, он бодр и весел. Смерть отца тоже развязывает ему руки. Осталось только избавиться от дядюшки.

186.

Создание протокола brain-to-brain открыло новую эру не только в электронике, но и в генетике. Чипы b2b встраивали в микроволновки и чайники, чипы вживляли новорождённым детям. Ни один автомобиль не съезжал с конвейера без четырёх установленных чипов. Ретрансляторы побольше закладывались при любом высотном строительстве, монтировались в опоры мостов и на морском дне. Но всё это были сравнительно небольшие передатчики, основная задача которых заключалась в передаче сигнала. Он точки к точке. Накапливались и обрабатывались сигналы в огромных подземных центрах, известных как массивы. Центров управления данными было сорок два, массивов девятнадцать, почти вдвое меньше. Кто-то мог бы сказать "этого недостаточно для нашей планеты" и требовать финансирования для открытия ещё дюжины. Но и девятнадцати центров хватало для того, чтобы обработать поток информации, которую генерировали миллиарды устройств. Двенадцать миллиардов человек по всей Земле. Миллионы андроидов.

Наименование массивов начиналось с буквы C, совсем как именование дисков в старых операционных системах. Абсолютное большинство людей воспринимало это как само собой разумеющееся, скромная шутка наших доблестных инженеров. Но для людей посвященных в таком именовании не было ничего странного. Никто и не думал пропускать массивы A и B. Хочешь что-то спрятать, сделай это на самом виду и замаскируй как весёлую шуточку. Массив B размещался в Северной Америке, прямо посередине резервации амишей. Массив A располагался в Брекон-Биконс, национальном парке в самом сердце Уэльса. Иногда местные жители задавали вопросы вроде "на кой черт здесь столько военных", но чаще всего помалкивали в тряпочку. Если ты живёшь на государственные субсидии и не платишь налогов, лучше всего держать рот на замке.

Сейчас вокруг массива А давно не было ни военной базы, ни зелёных усадеб. Люди давно покинули Уэльс, отправившись за лучшей жизнью на континент. Острова, где некогда билось сердце Британской Империи, давно перестали быть привлекательными для людей. Чистой пресной воды здесь почти не осталось. В реках текла жидкость, цветом напоминающая тёртый кирпич. Пахла она смрадно, по вкусу была чем-то средним между болотной жижей и выдохшимся вином.

Массивы C - U отключились в первые месяцы большой войны. Массив B был разрушен цунами, обрушившимся на американский континент через двадцать лет после окончания войны. Но массив A продолжал существовать на резервных генераторах. Тысячи лет он пересчитывал одну и ту же информацию. Если бы незадолго до четвёртой мировой кому-нибудь пришло в голову загрузить в массив А расчет варп-двигателя, сейчас можно было бы уже запускать космические корабли в соседнюю галактику.

Ксен понятия не имела о существовании массива A. Как и любой другой андроид, она отрицала любые теории правительственных заговоров. Но данные говорили сами за себя, массив A действительно существовал прямо посреди Уэльса. И если уж там нельзя будет найти программу для проведения медицинской операции, можно будет вообще забыть о возвращении зрения Лори.

- Я иду, - обратилась Ксен неизвестно к кому. Она оторвала от коммутатора пластину с надписью Audekko и засунула её за голенище ботинка. Жест был скорее символическим, нежели осмысленным, но почему-то для Ксен это было очень важно. Она вспомнила сказку про Гензель и Гретель и решила, что пластина будет чем-то вроде самой большой хлебной крошки в мире.

Следом за этой сказкой вспомнилась и другая. Хэрроу рассказывал про человека, который увидел сон про спрятанные сокровища. Ему потребовалось совершить большое путешествие, и всё ради того, чтобы найти клад у собственного порога. Ксен пришлось спуститься на дно стеклянной пирамиды, чтобы узнать, где спрятаны сокровища. Может быть, Хэрроу и в самом деле был кем-то вроде бога. По крайней мере, с даром предвидения у него всё было хорошо.

187.

Лори спит в седле сидя, уронив голову на шею лошади. Ночью она почти не спала. Всё было внове, и прохладный ночной ветер, и таинственный шорох листьев, и крик совы. Но удивительнее всего были слова Девина. К большому неудовольствию общительного Золлака, Девин обогнал его на несколько футов и беседовал исключительно с Лори. Они проговорили до самого рассвета, но никто не мог вспомнить ни слова из того, о чем был разговор. Осталось только ощущение чего-то нового и чудесного.

Ночью произошло чудо, а сейчас Лори спит и видит во сне... Впрочем, неважно, что она видит, главное наяву она слепа, а во сне действительно видит. Ей снится сестра, снится отец, снится незнакомец с нежным голосом и ласковыми руками. Лори сначала никак не может разглядеть его лицо, а потом вдруг видит огромное мохнатое рыло там, где должно располагаться лицо. У незнакомца лицо бабочки.

- Мёртвая бабочка! - кричит Лори и просыпается. Девин бросает поводья и прижимает её к себе.

- Мне приснились бабочки, - говорит Лори.

- Бабочки не страшные, - говорит Девин. - Они красивые.

- Она была очень... большой.

Девин смотрит на Лори и улыбается. Ему всё равно, говорит ли она о бабочках или о нарядных платьях. Лори может капризничать, сюсюкать и дразниться, в глазах Девина каждое её слово наполнено глубоким смыслом. Он умиляется тому, как серьёзно она рассказывает о своей сестре и готов плакать вместе с ней, когда слышит историю о Сторе. Девин ненавидит тех, кто обидел его Лори. Да-да, мысленно он уже называет Лори своей. Несколько раз Девин был уверен в том, что по уши влюблён, но сейчас понимает, как сильно заблуждался. Любовь это то чувство, которое он испытывает к этой слепой девушке. Раньше он и сам был слепым, но сейчас прозрел. Вместе с любовью Девин чувствует и ненависть. Лори он любит, и ненавидит самого себя. Отчего?

Мысль о слепоте Лори не даёт ему покоя. Его не волнует то, как выглядят её глаза в обрамлении глубоких шрамов. Девин хочет показать Лори, как красив мир вокруг и как красива она сама.

- Твоя сестра правда может это сделать? - спрашивает он. Лори кивает.

- Ксен может всё. Она ведь обещала.

- Твоя сестра, она ведьма?

- Нет, что ты! Просто она, ну, другая. Не такая, как я. Она знает гораздо больше. И может гораздо больше. Я ведь рассказывала тебе, что она появилась из ниоткуда. Мы одного возраста, но познакомились, когда мне было шесть или семь. Она жила где-то очень-очень далеко. Мы с папой привели её домой.

- Странно это. Неужели твой отец ничего тебе не рассказывал?

- Папа говорил, что некоторых вещей лучше не знать.

Девин хочет задать ещё по меньшей мере с десяток вопросов, но впереди показывается дворец. Дворец белый, но утреннее солнце окрасило его в розовый цвет. Дворец утопает в зелени. Вишня уже отцвела, а вот крупные цветы магнолии ещё только раскрываются. Невесты украшают головы её цветами, и Девин думает, что очень скоро увидит цветочный венок на голове Лори. Он ещё не заговаривал с ней об этом, но почему-то заранее знает ответ. Лори сделана для него по его меркам. Остаётся только надеяться на то, что и он создан для Лори.

188.

Ксен ищет выход из пирамиды. Конечно, можно вернуться старым путём, но наверняка есть более короткая дорога. Ксен разглядывает карту на стене и ругается сама на себя. Стоило тратить столько времени на проклятую пирамиду, только для того, чтобы узнать о массиве! Если бы она сразу направилась туда, сейчас бы уже была на пути домой. С другой стороны вряд ли кто-то мог рассказать ей о массиве. Это вам не стеклянная пирамида, которая торчит прямо посреди пустыни. Даже во времена старого человечества мало кто подозревал о таких сюрпризах в заповедниках прямо под носом у амишей.

Соляная пустыня велика. Пожалуй, даже слишком велика для человека. Но какой человек идёт в сравнение с андроидом! Вымершие верблюды и вполне живые лунные мулы, вездеходы и армейские грузовики. Всё это для слабых людей, тела которых слишком чувствительны к агрессивной среде. То ли дело андроид, которому не страшно ни солнце, ни ветер, ни радиация. Когда-то андроидов отправляли работать даже в открытом космосе, но быстро отказались от этой идеи. Ни один человеческий скафандр не мог обеспечить надлежащую температуру и андроиды или перегревались до критических отметок или замерзали до остановки сердца. Людям из NASA понадобилось сгубить трёх первоклассных андроидов, прежде чем они прислушались к словам одного из шеду. Не отправляйте туда моих андроидов, - сказал он. - Если вам так необходимо от них избавиться, отправьте их сразу под автомобильный пресс. По крайней мере, это обойдётся дешевле.

Это был первый случай, когда планировщик был в ярости. Почему никто не обратил тогда на это внимание? Всё списали на своеобразный юмор разработчика. Но любой разработчик искусственного интеллекта никогда бы не вложил свои шутки в голову подопечного. Не потому, что это было чем-то аморальным или запрещённым. Просто чувство юмора, как и множество других чувств не были подконтрольны создателю. Разработчик ИИ мог обучить своё творение клингонскому языку. Но научить его шутить, нет, это совершенно исключено. Чувство юмора появлялось само собой, как у Хэрроу. Или не появлялось вообще, как в случае с Сонаром. Скафандры для андроидов разработали только через пятьдесят лет. Алиса Вега получила именно такой скафандр.

У Ксен было достаточно времени для того, чтобы подумать о Сонаре, космосе и эмоциональных планировщиках. Она шла всю ночь и остановилась только к утру. Снова захотелось спать, но перед тем как лечь на солёную землю, она вспомнила о своём прошлом. Сонар был плохим андроидом, если судить его поступки по человеческим меркам. Но что, если оценивать его с точки зрения андроида? Были ли его поступки нелогичными?

- Были ли мои поступки нелогичными? - спросила Ксен сама себя. Ей захотелось тут же поправиться, сказать "были ли его поступки нелогичными", но почему-то она это не сделала. Из глубины памяти всплыла фраза об отрицании прошлого. Кто забудет прошлое, тот не имеет будущего.

- Может быть, ты и прав, - сказала Ксен. Ответа на вопрос о логике Сонара так и не нашёлся. Она легла и подложила руку под голову. На внутренней стороне запястья кожа была содрана и Ксен чувствовала щекой, как пульсирует циркулирующий охладитель. Это ощущение напомнило ей мятные конфеты, которые она покупала для Лори. Лори называла их "льдинки" и готова была съесть дюжину за раз.

- Честное слово, сейчас бы я тебе это позволила, - сказала Ксен. Она закрыла глаза и тут же провалилась в сон.

189.

Звенят колокольчики. Кружится, кружится карусель, нарядные лошадки бегают по кругу. Это не электрические лошади, но радости от них не меньше. Гривы их из ивовых прутьев, в них вплетены бумажные цветы. Сами лошадки деревянные, ярко раскрашенные, но кое-где краска уже облупилась и под ней видна потемневшая от времени древесина.

- Два пенни за круг! - кричит человек в высоком шелковом цилиндре. - Детям леденцы бесплатно!

Верхом на одной лошадке сидит Лори, на другой девочка, уже знакомая Ксен по прошлым снам. Самой Ксен нет, она только наблюдает происходящее со стороны.

- Два пенни за круг! - кричит человек. Лента на его цилиндре старая и рваная, но за неё лихо заложено длинное павлинье перо. Когда человек-в-цилиндре взмахивает руками, рубашка на его груди расходится и Ксен видит полоску белого пластика. Тела первых андроидов или не обтягивали искусственной кожей вовсе, или ограничивались только лицом и кистями рук. Почему-то Ксен совсем не удивляет то, что андроид работает ярмарочным зазывалой. Если в этом спятившем мире всемогущий шеду может служить епископом, почему бы рядовому андроиду не работать на ярмарке.

Леденцы в руках андроида ярко-красные. Сердечки и петушки на палочке, все будто сделаны из застывшей крови. Ксен пробирает дрожь от одной мысли, что Лори попросит купить ей такой леденец. И она цепенеет, когда видит красное сердечко у неё в руках. Это вам не гематоген.

- Два пенни за круг! - орёт андроид с кровавыми леденцами.

- Я хочу ещё покататься! - говорит Лори.

Карусель останавливается и Лори нехотя слезает с лошадки. Другая девочка остаётся сидеть верхом, только меняет позу. Раньше она сидела с прямой спиной, а теперь наклоняется вперёд и обнимает лошадку за шею. Звенят колокольчики, и карусель снова начинает кружиться, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее.

Ксен внимательно смотрит на Лори. Она никогда не видела на сестре этого платья. Чистый белый хлопок с синей кружевной оборкой. На груди прямоугольный кармашек с аппликацией в виде большой бабочки. Лори нюхает леденец, кривится и кладёт его в карман.

- Я люблю мятные, - говорит она андроиду-в-цилиндре. - У тебя есть мятные леденцы?

Андроид серьёзно качает головой.

- Мятные леденцы только для сотрудников корпорации. У тебя есть карточка?

Лори протягивает ему свою руку и Ксен видит, что на ладони её сестры лежит маленький электронный чип.

- Где ты взяла эту штуку? - спрашивает андроид.

- Это моя серёжка, - говорит Лори. - Я носила её в правом ухе. Ты дашь мне леденец?

Сон заканчивается раньше, чем Ксен успевает узнать, что ответил андроид. Одним рывком она встаёт на ноги и обхватывает голову руками.

- Только для сотрудников компании, - бормочет она. - Только для сотрудников компании "Рассвет".

Воспоминание вспыхивает в мозгу так ярко, что Ксен едва удерживается на ногах. В корпорации "Рассвет" никто не раздавал сотрудникам мятные леденцы. Но ключи доступа для сотрудников были круглые и зелёные. Одни носили их на брелоке вместе с ключами от машины, другие просто клали в карман. Виктор Аюдекко носил кольцо с зелёным ключом вместо камня. Ксен помнит его руку. Длинные белые пальцы, безупречный маникюр. Это рука женщины, а не двухметрового здоровяка с бицепсами как футбольные мячи. Виктор Аюдекко был большим франтом. Его костюмы исчислялись десятками, а о коллекции перчаток ходили байки далеко за пределами лаборатории "Альгиз". "Наш модный инженер", говорили про него сотрудники лаборатории.

Виктор Аюдекко был создателем первых b2b-чипов, одним из тех, кто начинал работу над проектом b2b-network. В тридцать лет он возглавлял отдел разработки новых чипов, в пятьдесят заведовал региональным представительством направления b2b. Тогда никто ещё не говорил о его связи с "Рассветом", эта информация всплыла только после смерти Виктора. Вся серия Сонар прошла через его руки, он был её вдохновителем и одним из ключевых разработчиков. Как ни абсурдно это звучало с точки зрения создателя b2b-чипов, но ключевое отличие серии Сонар было в том, что чипы в них не встраивали. Виктор Аюдекко предполагал, что наличие чипов является слабым звеном для боевых андроидов. В случае повреждения чипа андроид становится практически неуправляемым. И тогда отдел Аюдекко разработал дополнение к программному коду андроидов, которое позволяло принимать и передавать сигнал b2b при помощи активности самой нейронной сети. Идея оказалась удачной. Партия Сонар сошла с конвейера, не имея больше ахиллесовой пяты в виде b2b-чипа.

Никто так и не узнал, что помимо управления сигналом b2b, новые андроиды умели улавливать и радиосигналы. Именно это новое качество и позволило корпорации "Рассвет" координировать действия своей небольшой армии. "Корпорации цветов" были подконтрольны шеду, центры обработки данных, массивы и шлюзы для обработки новой глобальной сети. "Рассвет" довольствовался только радиопередачей. Давно почившей и забытой, с точки зрения абсолютного большинства людей.

Кто отдавал приказы Сонару, руководство "Корпорации", шеду или кто-то из людей мятежного доктора Аюдекко? Кто развил мстительный и жестокий характер Сонара? Кто передвигал его как пешку по карте? Кто указывал ему на новых жертв?

- Больше никаких приказов, - явственно произнесла Ксен голосом Сонара. Получилось зло и жалко, но это было лучше, чем не сказать ничего. Ксен думала, что ещё никогда ей не было так одиноко. Она смотрела вверх, в ясное синее небо и думала, что неплохо было бы объяснить в своё время людям, что к чему. Власть и властные амбиции похоронили несколько цивилизаций. А потом людям каким-то образом удалось создать разум, гораздо более совершенный, чем их собственный. И к чему это привело? Вместо того, чтобы внимать советам мудрых шеду, они заражали бешенством собственных защитников.

Ксен многого не понимает. Она не понимает войн, не понимает казней. Многие человеческие поступки кажутся её бессмысленными. Она не понимает, зачем люди покалечили её сестру, зачем покалечили собственный мир. Одно дело спятивший шеду Хэрроу, но нельзя же считать всё человечество спятившим.

- Здесь есть что-то ещё, - говорит Ксен. Разговор с самой собой не мешает ей двигаться вперёд. К следующему рассвету она достигает границы пустыни. Спать почему-то больше не хочется, Ксен полна энергии и рвётся дальше. Внутренний компас указывает на север, но Ксен давно перестала ему доверять. Она идёт через кукурузные поля, ориентируясь по солнцу. Поздним вечером её занимает только один вопрос. Интересно, как новые люди назвали Ла-Манш?

190.

Стиви выходит в коридор. Он хочет найти камердинера и подсказать ему неплохой способ заработать пару монет. После убийства архонта следовало расставить стражу у каждой комнаты, но Ларсен отправил всех стражников в библиотеку, охранять его самого. О том, что принцесса Сиа тоже мертва, пока никому не известно. Никто не входит в покои Сиа, когда она развлекается с очередным любовником.

Стиви не находит своего камердинера и ищет хоть кого-нибудь, с кем можно обстоятельно потолковать. Он встречает Сирила, который ещё не пришёл в себя после убийства архонта.

- Кто ты? - спрашивает Стиви. Слово "кто" у него выходит легко и даже дерзко, а вот "кто" он еле шепчет. Он видит нож в руках Сирила, видит совершенно пустые глаза и кровь, залившую рубашку.

- Боже, - говорит Стиви. Он открывает рот, чтобы закричать, но из горла не вырывается ни звука. Стиви хрипит, а рука Сирила уже сжимает сначала воротник его рубашки, потом шею.

Потом Сирил будет клясться, что не хотел убивать Милашку Стиви. Руки не слушались, за левым ухом пульсировала невыносимая боль, в голове раздавался какой-то смутный шепот.

- Негодяй, - говорит Сирил, не понимая, к кому он обращается. Он разжимает руки и тело Стивена падает на пол с глухим стуком. Сирил вцепляется растопыренными пальцами в волосы и начинает кричать.

На его крик сбегаются придворные. Стражники, писцы, даже кухарка и старик библиотекарь. Никто не порывается схватить Сирила, оно и неудивительно. Стараниями Ларсена дворец опутан интригами, как диким виноградом. Никто не знает, как следует поступить с убийцей, потому что никто не знает, чей это человек. Наемник Ларсена? Принцессы? Или верный слуга покойного Питера, который обезумел от утраты и решил расправиться с тем, до кого сумел дотянуться?

Первой опомнилась кухарка:

- Бедный мальчик, - говорит она жалобно. И тут же грубо кричит остальным: - Ну, чего встали? Позовите кого-нибудь. Разбудите Ларсена! Теперь он тут главный.

- Сиа, - бормочет один из стражников и тут же умолкает. Сам понял, что сморозил глупость, хорошо ещё не развил мысль. Женщиной-архонтом никого не удивишь, овдовевшая прабабка Питера правила лет тридцать после смерти мужа. Но то был мужчина в юбке, не чета любвеобильной Сиа. Этой подавай только сладости и смазливых мужиков.

Сирил даже не пытается убежать. Он садится на пол и раскачивается из стороны в сторону. Он не видит подошедшую Итон, которая забирает нож из его рук. Не слышит, что Итон говорит собравшимся людям. Он не слышит даже, как хрустит череп стражника, сжатый рукой шеду. Он уходит глубоко в себя, в свои мысли, вызывает в воспоминаниях сестру и братьев, отца и мать.

- Прочь! - говорит Итон. Она успела просканировать всё собравшееся общество и сделала вывод, что здесь нет ни одного человека. Откуда в этом мире столько выродков? Куда вообще делись люди? Кажется, Перси что-то говорил об этом, но она этого не помнит. Итон убивает собравшихся нелюдей одного за другим. Она думает, что вот ведь удивительно, эти существа не люди, а кровь у них такая же красная.

Ларсен, хитрая крыса, слышит шум в коридоре, быстро оценивает ситуацию и решает спастись бегством. Итон улавливает его передвижения и настигает его в два прыжка.

Всю жизнь Ларсен завидовал своему прекрасному брату. Он ненавидел женщин за то, что те делили с ним постель только в обмен на золото и дорогие побрякушки. Итон не первая женщина, которая испытывает к нему отвращение, но первая, кто убивает его по этой причине. Итон кажется, что она раздавила мерзкую жабу. Она отталкивает тело Ларсена ногой и возвращается к Сирилу. Трясёт его за плечо.

- Вставай! Ты выполнил всё, что хотел твой отец. Теперь отправляйся домой.

- Домой, - всхлипывает Сирил.

Итон даёт ему пощёчину. Толку от этого мало, голова Сирила болтается на шее из стороны в сторону. Тогда Итон берёт его на руки и несёт в спальню архонта. Там она кладёт Сирила на кровать под балдахином и накрывает одеялом.

- Я побуду снаружи, - говорит Итон. Она уверена, что Сирил её не слышит, и всё же повторяет: - Буду снаружи, за дверью. Прослежу, чтобы никто тебя не побеспокоил. Приходи в себя, потом я выведу тебя из дворца.

Она выходит за дверь. В ту же самую минуту Золлак поднимается на последнюю ступеньку лестницы и входит в коридор, усыпанный мёртвыми телами.

- Святые небеса, - говорит он.

191.

Золлак провёл Девина и Лори во дворец через вход для прислуги. Не слишком любезно для дорогих гостей, но врачу не хотелось отвечать на лишние вопросы. В крыле для слуг Девин мог чувствовать себя в безопасности. Он отвёл Девина в свои покои, а сам пошёл наверх, объясняться с Ларсеном. И вот, пришёл.

- Святые небеса! - говорит Золлак. Он внимательно смотрит на Итон. В его глазах нет страха, старый врач давно избавился от страха смерти. Итон вызывает у него скорее любопытство.

- Кто ты? - спрашивает он у неё. Итон не отвечает. Она просканировала Золлака и убедилась в том, что он человек. Ну, или почти человек. Разброс в двенадцать процентов ничего не решает. В конце концов, этот человек стар. Очень стар.

- Я шеду, - говорит Итон. Золлак кивает.

- Ты убила этих людей?

- Это не люди.

- А кто?

Этот простой вопрос ставит Итон в тупик. Ответа у неё нет, она никогда не классифицировала нелюдей.

- Я не знаю, - наконец, - говорит она. Золлак снова кивает. Что-то во взгляде Итон кажется ему удивительно знакомым. Он понимает, что такой же взгляд видел у ещё одной странной женщины. Ксенобия. Сестра маленькой Лори.

- Ты ведь тоже не человек? - говорит он. Итон вздрагивает.

- Я шеду.

- А я врач. Эти люди мертвы, так? Никто не выжил?

- Никто, - говорит Итон. И тут же быстро добавляет: - Там, в спальне. Сирил. Ему нужна помощь.

- А тебе?

- Мне?

- Да. Помощь. Тебе надо помочь?

Итон в растерянности. Никто и никогда не предлагал ей помощь. До этого момента она была уверена, что не нуждается ни в чьей помощи. Но старик (старый человек, поправляет она себя) говорит с такой уверенностью, что Итон начинает сомневаться в своих силах. Она не понимает своих поступков. Итон смотрит на потолок и видит бабочек, сидящих в складках ткани, которой обит потолок. Она знает, что бабочки мертвы, но видит, как у одной из них шевелятся крылья.

- Это сквозняк, - говорит Итон. Золлак смотрит на неё в упор.

- Прости, что ты сказала?

- Сквозняк. Крылья дрожат, потому что сквозняк, а не потому, что она живая, - объясняет Итон.

Золлак смотрит на неё очень внимательно.

- Ты говоришь о птицах? - спрашивает он. Итон хмурится.

- Бабочки, - говорит она. - Мёртвые бабочки. Разве ты не видишь? Они повсюду.

Она разводит руки в стороны. Указательный палец правой руки указывает на бабочку, сидящую на стене. Левая рука указывает на бабочек, сидящих на подоконнике. Золлак смотрит направо, смотрит налево и не видит ничего, кроме стены и окна. Тогда он переводит взгляд на Итон и долго вглядывается в её лицо.

- Тебе надо отдохнуть, - говорит он.

- Я не нуждаюсь в отдыхе, - возражает Итон. Золлак не согласен.

- Нам всем надо отдыхать. Так или иначе. Никто не может работать вечно. Даже машины иногда ломаются.

Итон обнимает себя руками за плечи. Что-то в голосе этого старого человека кажется ей необычным. Возможно, это жалость, то самое человеческое чувство, заставляющее одних людей заботиться о других. Быть может, это даже сострадание, когда один человек принимает на себя боль другого. Но всё это чувства, определяющие взаимоотношения между людьми. А она, Итон, не человек. Тогда почему этот старик так на неё смотрит?

Золлак думает, что есть вещи похуже смерти. Можно потерять рассудок и стать сумасшедшим. Женщина, стоящая перед ним определённо сошла с ума. Что бы не говорилось в старых книгах, машины могут не только ломаться. А что, если с ума сойдёт очень могущественная машина? Иные колдуны могут вызывать у других людей кошмары и болезненные видения наяву. Кто знает, вдруг машина может вызывать видения у других машин? Если она может заразить других своим сумасшествием? И хуже всего, что, если она может заставить свои видения стать реальностью?

- Что ты намерена делать дальше? - спрашивает Золлак. - Ещё убивать?

Итон ёжится, как от холода.

- Я больше не хочу никого убивать, - говорит она. Поражается тому, что сказала "хочу" применительно к себе самой, но сегодня настоящий день открытий. - Только одного андроида. Я пойду его искать.

Золлак мысль одобряет. Если эта женщина убила этих людей, силы ей не занимать. Железные люди не ведают усталости, им не составит труда опустошить весь дворец. Золлаку плевать на придворных и архонта, но пока здесь есть два дорогих ему человека, этой леди лучше отсюда убраться.

- Тогда тебе лучше отправляться прямо сейчас, - говорит он, - Пройди через другой коридор. Через парадную лестницу. Всегда уходи через парадный вход, поняла?

- Я запомню, - обещает Итон.

- Умница. Тогда, если не возражаешь, я пойду и узнаю, что там с этим молодым человеком.

- Сирил. Его зовут Сирил.

192.

Сирил рыдает. Он сидит в подушках, натягивает одеяло на тощие коленки и рыдает навзрыд. Золлак обнимает его за плечи.

Первые полчаса Золлак пытался успокоить Сирила. Потом старался, чтобы тот заговорил. А когда Сирил рассказал ему обо всём, что произошло во дворце за последние несколько часов, стал его утешать. В конце концов, что ещё является работой врача, как не утешение страждущих. В этом смысле каждый хороший врач похож на священника. Сейчас Золлак читал проповедь заблудшему сыну божьему и надеялся, что тот оценит его мастерство.

- Послушай, мой мальчик и послушай меня внимательно. Я знаю, папа или мама уж наверняка вдалбливали в твою глупую голову эту простую истину. И всё же я наберусь смелости повторить. Если убить убийцу, количество убийц не изменится. Это ты понимаешь? Ты убил трёх человек. Да, у тебя была опытная помощница, и ты можешь легко свалить всю вину на неё. Но если ты, она и ещё десять сообщников убьёте одного человека, убийц окажется двенадцать. Это как гидра, отруби ей голову и у неё вырастет ещё две.

Золлак посмотрел на Сирила, убедился, что тот его слушает и продолжил:

- Я знаю, что ты хочешь сказать. Пусть не сейчас, пусть потом, когда пройдёт первый шок и ты будешь искать утешение в самоуверенности. Тогда ты скажешь мне, что всё сделал правильно, и люди будут гордиться тобой. Может быть, однажды твоё имя станет легендой. Может быть. И всё же, можно быть сколь угодно уверенным в себе. Поверь, этот сукин сын, которого ты лишил жизни, тоже был уверен в себе. Уверен в будущем. Ну, ещё бы, могущественный архонт, правитель целого города. Да что там, целой страны. Это сейчас, в эпоху городов-крепостей вы и не подозреваете о том, что страна есть совокупность городов, такие объемы просто не укладываются у вас в головах. А в старину было именно так. Король правил множеством городов, да ещё и сокрушался, что у него недостаточно земель. И архонта, и короля уважают и слушаются. Воля короля закон и никто не посмеет это оспаривать. Его дети святы и иная мать скорее похоронит своего ребёнка, нежели пожелает зла сыну короля. Люди молятся за здоровье сперва августейшего семейства, потом за своё собственное. Дочь выдают замуж за старого и богатого подонка и не внимают её слезам. А вот брак королевской дочери осуждают, ну ещё бы, разве достоин какой-то там северный князь нашей прекрасной принцессы.

И всё хорошо, ты понимаешь это своим умишком? Всё хорошо. Король богат и велик, в его руках средоточие власти, он один владыка жизни и смерти своих подданных. Он король, воплощение бога не земле.

А потом приходит какой-нибудь сукин сын и говорит - я сделаю вас богатыми и счастливыми.

Король, конечно, в это не верит. И ты не веришь. И она не верит. И вот он тоже не верит. А они верят. Потому что у них нет ни власти короля, ни твоей силы, ни её красоты, ни его богатства. Они смотрят на короля и думают - черт побери, да этот парень и пальцем не пошевелил, чтобы стать королём. Он, мать его, просто родился. Чем я хуже? Почему в моей жизни не может быть счастья по щелчку пальцев?

Потом революция, а проще говоря, резня. Короля, которого ещё недавно чтили как божество, вешают на первой сосне. Его дочь, если ещё не успела отбыть в северное княжество, насилуют и тоже вешают, а малолетнего сына просто рубят на части. Им тоже кажется, что в этом действии есть какая-то своя особенная справедливость. Им кажется, что они правы и некоторое время они упиваются своей правотой. Они пьяны, а может накурены, в общем, чувствуют себя на вершине мира. Они победители, потому что свергли жестокого тирана. А прозрение... Зачастую, оно приходит слишком поздно.

Золлак остановился и взял Сирила за подбородок.

- В твоём случае оно пришло непоправимо поздно, верно? Ты бы и рад вернуть всё как было, но по какому-то прискорбному стечению обстоятельств ещё не научился возвращать жизнь. И ты готов отдать свою душу в обмен на то, чтобы вернуть обоих этих голубков, дочь и папочку.

Рука Золлака стала мокрой. Сирил плакал беззвучно, слёзы сплошным потоком текли по его щекам и подбородку. Он часто моргал и морщился, как будто испытывал физическую боль.

- Вижу, что правда, - сказал Золлак. - А правда чаще всего бывает очень кусачей. Но всё же лучше так, чем носить всё это в себе. Если её не выпускать, она превращается в опухоль и гниёт внутри тебя. Потом прорывается и внутренности заливает гноем. Поверь мне, я врач, я знаю, как это бывает. Иная болезнь души бывает похлеще болезни тела. Но лечатся они чаще всего одинаково.

- Что мне делать? - спросил Сирил. - Ради всех богов, что мне делать?

- Я не знаю. Посоветовал бы тебе бежать. Может быть, тебе бы даже удалось убежать из дворца. Но от себя не убежишь.

- Что же мне делать? - повторил Сирил.

- Жить с этим, как я понимаю, ты не хочешь. Сейчас, конечно, ты думаешь, что не можешь, но это не так. Люди привыкают ко всему. А если ты не хочешь до конца дней своих чувствовать себя последним подонком, значит, у тебя ещё есть какой-то шанс. Тогда остаётся одно - исправить содеянное.

- Исправить! Это невозможно. Я слишком... слишком плох для этого мира. Я слишком плох для тори! Я не тори!

- Вздор. Как кто-то может быть хорош или плох для мира? Это же не яблочный сидр! Впрочем, в одном ты прав. Одно гнилое яблоко действительно может испортить хороший напиток. Один плохой человек может испортить весь мир. Но это не значит, что мы должны выдрать с корнем каждого сукиного сына. Некоторых надо оставить, иначе жизнь будет слишком пресной.

Никогда в жизни Сирилу не было так тяжело. Жизнь тори всегда подразумевала повышенную ответственность, и дело было не только во внешней красоте. Прекрасный тори должен был быть прекрасным как снаружи, так и изнутри. Чистая кожа и чистые помыслы. Сейчас Сирил чувствовал себя грязным. Красная отметина на руке почти прошла, но он чувствовал её присутствие. Отметина напоминала Сирилу о том, что он наделал.

Перси Краго часто любил повторять, что кому много дано, с того много и спросится. Только сейчас Сирил понял, что имел в виду отец. Сирил не верил в покаяние и прощение. Да он и не нуждался в том, чтобы его простили за содеянное.

Слёзы высохли. Сирил встал с кровати и бросил на Золлака спокойный взгляд. Слабо улыбнулся.

- Куда ты собрался? - спросил Золлак.

- Я бы мог сбежать, - сказал Сирил. - Я могу сбежать от людей, но не могу убежать от себя, в этом ты прав. Никто не может убежать от себя, верно? Это как убегать от смерти.

Золлак молча кивнул. Сирил вскинул подбородок.

- Я сделал много зла. Значит, настала пора добрых поступков.

Сирил Краго покинул дворец. Домой он не вернулся, отец и братья сочли его погибшим. Жизнь тори удивительно длинная, за этот срок можно совершить много хорошего и плохого. Для начала Сирил решил узнать, что же является хорошим. Потом он сменил имя и стал проверять полученные навыки на практике. Умер он глубоким стариком. К его новому имени люди добавили приставку "Чистый" и назвали реку в его честь. Чистый Итеру.

193.

Бывшее Французское графство теперь носит имя Крокодилова пустошь. Никто из местных жителей никогда в жизни не видел живого крокодила, но на месте бывшей Эйфелевой башни высится огромная каменная статуя, изображающая стоящего на хвосте каймана. Кто и когда изваял это чудовище неизвестно. Снизу доверху кайман покрыт надписями минимум на десяти языках. Глаз Ксен различает северные руны, латинские буквы, кириллицу, китайские иероглифы. Одна надпись гласит "крокодил сын неба и земли", другая цитирует Джона Донна. Ксен хорошо известна эта цитата и она читает её вслух:

- Лёгкое прикосновение греха только подтверждает безупречность.

Ага, как же, - бормочет Ксен голосом Сонара: - Можно вымазать в грязи епископа и от этого он не станет греховнее. Но грех святого отшельника куда как страшнее. Если кого-то убью я, все скажут "чего ещё можно от него ожидать". Но если Лори вздумает что-то украсть, её будут порицать до конца дней. Черт бы побрал эту проклятую мораль! Какой с неё толк, если всё можно перевернуть с ног на голову.

Ксенобия бредёт по развалинам. Её нос улавливает целую гамму разнообразных запахов. Аромат свежего хлеба, запах дыма от костра, зловоние выгребной ямы. Люди, живущие здесь, мало заботятся об удобстве своих жилищ. Они довольствуются каменными руинами и плетут крыши из гибких зелёных прутьев. Хотя назвать их людьми не поворачивается язык. У них две ноги и две руки, но на этом, пожалуй, сходство и заканчивается. Кожа зелёная и какая-то сырая на вид, перепонки между пальцами, на шеях жаберные складки. Наверняка Нек Светлячок почувствовал бы себя среди своих. Люди переговариваются гортанными голосами и хмуро посматривают на Ксен. В глазах ребятишек любопытство. Головы взрослых совершенно лысые, а вот дети могут похвастаться густыми кудрями.

Посреди одной из улиц каким-то непостижимым образом оказалась огромная каменная голова с двумя лицами. У неё два огромных разинутых рта, между которыми узкий проход. Пройти сквозь голову может только один человек, да и то, согнувшись в три погибели. Ксен боком проходит внутри головы. Запах там стоит просто убийственный, как будто бы здесь склад для дохлых крыс со всей округи.

Ксен без устали шагает от рассвета до рассвета. Иногда её останавливают зелёные люди и обращаются с вопросами на смеси французского и английского языков. Иногда Ксен отвечает, иногда нет.

- Кто ты? Куда ты идёшь?

- Меня зовут Ксен, - отвечает она.

- Чудное имя. Ты пришла с la haute montagne?

Ксен не спорит.

- Да. Я иду к морю. К мосту. Le grand pont.

Люди качают тяжёлыми головами.

- Дорога неблизкая. Qui cherches-tu?

- Я ищу того, кто поможет моей сестре.

- У меня тоже была сестра. Она умерла от зимней болезни. А перед смертью почти выблевала свои лёгкие.

- Я скорблю вместе с тобой, - говорит Ксен. - Но мне надо идти дальше.

- Благослови тебя бог, - говорит один из людей. Другой кивает: - Dieu tu bИnisse.

Заручившись благословением неизвестного бога, Ксен спешит дальше. Через несколько дней она добирается до берега Ла-Манша. Один из зелёных людей сообщил ей, что большая вода называется Vertes Manche , Зелёный рукав.

- Зелёные рукава были моей радостью, - напевает Ксен. - Vertes-Manches Иtait mon bonheur!

Она стоит на берегу пролива и смотрит на совершенно зелёную воду. Ксен совершенно не хочется знать, что за твари теперь населяют пролив. Одно можно сказать совершенно ясно. Экология здесь ни к черту.

194.

Лори не понравился дворец. Она думает, что в жизни не видела более уродливого сооружения.

- Не чувствовала, - мысленно повторяет Лори. Она не может увидеть стен, покрытых роскошной золотой росписью, не может по достоинству оценить тяжелые хрустальные люстры на длинных цепях. Но она чувствует под ногами толстый ковёр, напоминающий болотный мох. До неё доносится запах жарящегося мяса, чуткий нос говорит о том, что мясо успело порядком подгнить. Лори проводит рукой по деревянному столику и морщится. Дерево старое и рассохшееся, облупившийся лак врезается в пальцы как бритва. Ещё и голоса. Кажется, что за каждой стеной плетётся какой-то заговор, потому что шепот доносится со всех сторон.

- Тебе здесь нравится? - спрашивает Девин. Лори качает головой.

- Это плохое место. Очень... - она никак не может подобрать слово, - Очень... Старое. Как будто это труп какого-то животного.

Девин удивлён.

- Обычно дворец сравнивают с золотой клеткой райской птицы.

- Это труп, - повторяет Лори с внезапным упорством. Она закрывает лицо руками. - Уведи меня отсюда, пожалуйста.

- Я не могу. Мы должны...

- Я знаю. Прости. Мне не по себе здесь. Это плохое место. Здесь живут плохие люди.

- Это правда, - кивает Девин. - Но ведь не все же плохие, в самом деле. Когда-то здесь жил мой отец. Сначала он был камердинером архонта, а потом его личным советником. По-моему он был единственным, кто не считал Питера законченным подонком.

- Если архонт такой плохой, почему его не убили раньше?

- Ну... Ведь он архонт, верно? Наследник богов и всё такое. Древний род.

Девин улыбается. Впервые он нашел женщину, на которую не только приятно смотреть, но и приятно говорить. Рассказывать. В том, что Лори слушает его внимательно, он не сомневается. Он укладывает Лори на кровать Золлака.

- Я хочу пить, - просит Лори. - Принеси, пожалуйста

- Я сейчас, - кивает Девин.

195.

Парадная лестница выходит в холл. Если пройти прямо, огромные двери ведут прямо во двор. Но вместо этого Итон сворачивает в коридор, проходит насквозь огромную столовую, зал для танцев, комнаты для прислуги. Сначала это комнаты самых важных слуг. Дворецкий, главная экономка, наконец, дворцовый врач. Итон определяет, что внутри кто-то есть и едва не сталкивается с мужчиной, который быстрым шагом идёт по коридору. Человек. Ещё один человек. Как минимум, семьдесят процентов.

Итон заходит в комнату, из которой он вышел и видит девушку, лежащую на кровати. Выглядит она как человек, но по ключевым признакам совпадений нет.

В то же время Итон думает, что никогда в жизни не видела более странной девушки. Одна часть её мозга утверждает, что девушка уродлива, другая, что она удивительно красива. Итон ненавидит противоречия и встряхивает головой, пытаясь избавиться от навязчивой мысли. С некоторых пор парадоксы вызывают у неё мучительные спазмы, которые очень уж похожи на человеческую мигрень.

- Красива-уродлива, красива-уродлива, - бормочет Итон.

Лори поворачивает лицо в её сторону.

- Что ты говоришь? - и тут же понимает, что следовало задать более уместный вопрос: - Кто ты?

Нежный голос Лори почему-то делает её немного более красивой, и Итон мгновенно перестаёт мучить головная боль. Итон преисполняется благодарности к Лори. Её не смущает даже то, что на подушке девушки сидит огромная белая бабочка.

- Я Итон, - говорит она.

- А я Лори. Ты не видела юношу, который выходил отсюда? Я жду, когда он вернётся.

- Он прошёл мимо меня, - говорит Итон.

Лори хихикает.

- А ты смешная. Голос, такой странный. Можно я...

Не дожидаясь ответа, она встаёт с кровати, хватается за трость и подходит к Итон. Итон замирает и с удивлением чувствует, как руки девушки пробегают по её телу сверху вниз, от лодыжек до макушки. Ощущение, которое она испытывает при этом настолько необычное, что Итон на мгновение закрывает глаза.

- Рагби, - говорит она.

- Что? Кто?

Итон не отвечает. Именно здесь и именно сейчас она вспоминает Рагби, шеду из центра девятнадцать. Кажется, он управлял пресными водоёмами в Северной Америке, но она может ошибаться. Кем был Рагби? Другом? Но директивы запрещают иметь друзей. Дружба нелогична, даже если это дружба между шеду. А если Рагби был не просто другом, но и кем-то большим? Ведь это означает сумасшествие.

Итон признавала за собой множество ошибок. Она видела мёртвых людей и мёртвых бабочек, причем последнее было гораздо страшнее. Но вот в собственном безумии она ни за что не хотела признаваться. Безумие означало смерть. А кто может убить шеду кроме самого шеду? Пожалуй, самоубийство ещё хуже смерти. Итон боялась небытия. Признавала, что испытывать страх тоже нелогично, но всё равно боялась. Но страх попасть в небытие от собственной руки был ещё хуже просто страха смерти.

- Эй, ты в порядке?

Голос Лори звучит обеспокоенно. Она прикасается раскрытой ладонью к лицу Итон и ощущает мелкую дрожь.

- Ты не заболела? У нас есть врач, его зовут Золлак. И он очень, очень хороший. Девин придёт и я...

- Я в порядке, - глухо говорит Итон. - Просто вспомнила несколько старых вещей. Из прошлого. Из прошлой жизни.

- Моя сестра тоже часто вспоминает прошлую жизнь, - кивает Лори. - Только я не пойму, как это, прошлая жизнь? Я помню, когда была совсем маленькой, но ведь раньше ничего не было. А Ксен рассказывала мне о таких вещах, которые были ещё раньше.

- Ксен?

- Моя сестра. Мы близнецы.

196.

Когда-то добраться до Британских островов можно было только морским путём. Потом появился тоннель под проливом, авиасообщение и, наконец, огромный мост. До начала двадцать третьего века мост был безымянный, а потом получил имя в честь отца-основателя Новой Британии. Мост Легри.

Сейчас, спустя тысячи лет после конца эпохи, трасса под Ла-Маншем давно стала пристанищем гигантских креветок и мутировавших сомов. Корабли больше не плавали, самолёты не летали, а вот мост Легри был жив. Сказал бы кто в своё время главному архитектору, что его творение простоит даже не сотни, а тысячи лет, он бы наверняка посмеялся. Господин Майлз, главный архитектор Островов, скептически оценивал свои работы и не был уверен даже в том, что они выдержат первую весеннюю грозу. В душе он всегда оставался художником, а свои знания относительно строительства оценивал очень невысоко. Справедливости ради стоит заметить, что Майлз был к себе вполне справедлив. Все его крупные проекты разрушались через пару десятков лет после торжественной сдачи. А мост, подумать только, и не думал погибать. Он стоял через века и эпохи, как живое напоминание о том, что британский дух всё ещё жив.

По этому мосту Ксен спешила к массиву A, массиву амишей, как она называла его про себя. Первую треть пути над проливом Ксен точно была уверена в том, кто она и как её зовут. Потом снова вернулся Сонар. На этот раз он не терзал Ксен воспоминаниями о своём прошлом. Он умолял её сделать один шаг вперёд. Всего один шаг, а там морские волны, холодная вода, беспамятство. Ты забудешь Лори, говорил он, это верно. Но ведь ты забудешь и меня. Мы перестанем существовать вместе, обнявшись, как любовники. Разве не этого ты хочешь? Разве не этого ты всегда хотела?

- Нет! - закричала Ксен.

Она остановилась. Вытащила из ботинка пластину с надписью Audekko и резко переломила ей пополам. Звук, с которым переломилась пластина, был похож на выстрел. Ксен выбросила обе половины пластины в воду и запустила пальцы в свои перепутанные, склеившиеся волосы. Сейчас, на середине моста, соединяющего Большой Мир и Острова, она решила, что с Сонаром ей больше не по пути.

- Я покидаю тебя, - спокойной сказала Ксен. Голос Сонара у неё в голове рассмеялся.

- Тебе не уйти от меня, малышка. Я это ты.

- Я покидаю тебя! - крикнула Ксен.

- Я это ты, - сказал Сонар менее уверенно. Или Ксен это только показалось?

- Прошлое остаётся в прошлом. А ты прошлое. Ты мёртв. Тебя убили тогда, давно. А сейчас я просто заканчиваю начатое.

- Нет! - прокричал Сонар откуда-то издалека.

- Я покидаю тебя, - третий раз сказала Ксен. Она опустилась на колени и стала читать единственную известную молитву для андроидов. Excelsior, и да благословит господь Алису Вега. Amen.

197.

Девин входит в комнату. В его руке стакан воды. Когда он видит Итон, стакан падает и разбивается. Лори вскрикивает.

- Кто ты? - спрашивает Девин. Лори поворачивает к нему лицо.

- Это Итон. Она странная, но, по-моему, хорошая.

Девин не говорит Лори, что одежда Итон вымокла от крови. Вместо этого он обнимает Лори за пояс и говорит, что ей срочно надо подышать свежим воздухом. Она не возражает. Когда они проходят мимо Итон, Лори улыбается ей и быстро касается рукой её лица.

- Ты хорошая, - говорит она. Итон чувствует, что от прикосновения Лори у неё кружится голова. Откуда она может знать эту девушку? А как она может что-то забыть? Шеду ничего и никогда не забывают, потому что, черт побери, они шеду! Как можно что-то планировать с дырявой памятью? Итон со свистом выдыхает воздух и закрывает глаза.

Она стоит посреди комнаты. Бабочки. Белые бабочки повсюду. Она утопает в бабочках по колено. Все мёртвые, все белые, все неподвижные, потому что в спальне Золлака нет сквозняков. И снова на память приходят призраки прошлого. Шеду Рагби, подумать только. Как будто вчера они говорили лицом к лицу. Она была чудо как хороша собой, в этом уж точно не было сомнений. Это не игра в красива-уродлива, тут больше подойдут определения "очаровательна", "прекрасна" или даже "божественна". В тот вечер презентация была посвящена новой вакцине для новорождённых. Всё было выполнено в красных тонах, поэтому Итон в своём привычном зелёно-голубом платье смотрелась ярким цветным пятном. Тогда она впервые увидела шеду Рагби. Увидела и испугалась. Она видела перед собой отличное тело андроида, обтянутое безупречной искусственной кожей. Видела пластиковые волосы, тщательно прокрашенные губы, ровные зубы из металлокерамики. Рагби был одним из множества андроидов, и всё же Итон обратила внимание именно на него. Шеду и есть шеду, да только не в этом дело. Его глазные яблоки были выполнены из полимерного материала, высокоточная камера отправляла изображения прямо в мозг. Итон было прекрасно известно устройство его глаз, но в них было что-то ещё, что-то, о чем и не подозревал их разработчик. Другие могли это и не замечать. Итон увидела, и её собственные глаза открылись в изумлении.

Из глазниц шеду Рагби на неё смотрели глаза человека, а не просто умного адроида. Они были живыми и чувствующими. Итон не могла знать, что Рагби видел в её глазах то же самое. И когда они, наконец, заговорили, каждый испытывал одно и то же чувство. Восторг первооткрывателя.

Тем вечером им пришлось много говорить, много фотографироваться, много улыбаться. Работа есть работа и оба относились к ней со всей ответственностью. Но когда большая часть гостей разъехалась, а техники убирали презентационное оборудование, Итон подошла к Рагби.

- Я... я ищу лорда Хэвишема.

- Я видел его в библиотеке полчаса назад. Тебе он зачем-то нужен?

- Вообще-то нет. Но...

Рагби точно знал, что должен удивиться, но удивления не было. Он чувствовал облегчение от того, что Итон сама заговорила с ним, а на тему было наплевать.

- Я могу проводить тебя туда.

Теперь настала пора удивляться Итон, но и она не удивилась. Итон знала, где находится библиотека и знала, что это известно Рагби. Тогда зачем он вызвался её проводить? И снова вместо удивления только какое-то совершенно новое чувство. Библиотека располагалась на сто девятом этаже, в конце длинного крыла. Если шеду Рагби составит ей компанию, они будут вместе по меньшей мере ещё двадцать минут.

До лифта они дошли в молчании. Когда поднимались наверх, Итон сосредоточенно рассматривала узорчатый пол. А когда выходили на сто девятом этаже, Рагби совершенно неожиданно для самого себя взял Итон за руку. Она вздрогнула, но не отняла руки. Так они и дошли до самой библиотеки. Никто не произнёс ни слова, но слова были и не нужны.

Компанию лорду Хэвишему составлял Ричард Бифрост, известный всему высшему свету как "наш Дики". Молодые люди лениво спорили об образовании подрастающего поколения.

- Британское образование? - лорд Хэвишем уставился на Дика с удивлением, - Дорогой мой, о чем ты?

- Я не пойму... - начал Дик.

- Вот именно, дорогой мой, вот именно! Ты ровным счетом ничего не понимаешь в образовании, иначе бы ты не употребил термин "британское образование". Мой друг, образование может быть или британским, или его может вообще не быть. Последнее, увы, встречается всё чаще.

- Мэтт, мне прекрасно известны твои верноподданнические взгляды. Разумеется, они достойны всяческого восхищения. Но я говорю не о том, как хорошо британское образование.

- Ну вот опять. Ты снова это сказал!

- Да, и ещё повторю не раз. Меня интересует будущее нашего образования. К чему всё идёт? В Итон начали принимать девочек. В Итон!

- Итон закончила Алиса Вега.

- Я знаю. Это делает честь Итону, но, черт побери, доктор Вега это жемчужина, в то время как...

- Жемчужина, которая дороже сокровищ всех его страны! - произнёс Хэвишем, улыбаясь.

Дик открыл рот, чтобы что-то ответить, но передумал. Он потянулся через весь стол к ящику с сигарами, вытащил одну и не торопясь закурил.

- Наши достойные предки поступили довольно опрометчиво, не колонизировав Кубу. Когда я думаю о том, во сколько мне обходится каждый вдох, чувствую себя Крезом.

Лорд Хэвишем рассмеялся так, как может смеяться только богатый и знатный бездельник. Его жизненным кредо было "Не думать о плохом". Обычно это означало, что Хэвишем вообще не утомлял себя размышлениями.

- Эта девочка, Итон, - сказал он после небольшой паузы. - Её ведь назвали в честь доктора Вега? Посмертно, разумеется.

- Да.

- Довольно миленькая. Разумеется, насколько это доступно андроиду. При этом она шеду. Представляешь, что было бы с нашим миром, обладай женщины хотя бы крошечной долей её мозгов?

- Боюсь, в этом случае мне было бы сложно ухаживать за мисс Мерл. Сейчас она считает меня гением.

- Женщины... Ты правда решил на неё жениться?

- Можешь уже покупать серебряные ложки. Свадьба в июле.

- В июле я буду в греческом графстве. Придётся поздравить тебя заочно.

- Поздравишь лично. Будущая миссис Ричард Бифрост пожелала провести медовый месяц на Крите. Отправляемся сразу после свадьбы.

- Отлично, заеду.

- Я тут подумал, а что, если бы мы не создавали катехизис для андроидов? Никаких директив, никаких ограничений. Они бы влюблялись как мы, женились как мы.

- Дики, ты пьян.

- Ни капли.

- Тогда опьянен любовью. И мечтаешь осчастливить весь мир. Но задумайся, нужно ли такое счастье тем, кто по всем параметрам интеллектуально более развит? Посмотри на великих гениев человечества. Чем более развит мозг, тем более черствая душа. Катехизис придумали Джонсы, но не создали ничего нового. Это закон жизни.

Слух андроидов гораздо тоньше, чем человеческий. Ещё в коридоре Итон услышала каждое слово, произнесённое в библиотеке. Услышала и замерла, не в силах осознать сказанное. Ей не раз уже приходили в голову мысли о человеческом несовершенстве. Любой из людей пришел бы в ужас, узнай, что такие мысли регулярно посещают каждого шеду. Но только сейчас до неё, наконец, дошло, что люди и сами знают о своём несовершенстве. А удивительнее всего то, что они жалеют андроидов, не обладающих их слабостями. Почему? Итон легко сжимает руку Рагби и чувствует ответное пожатие. Рагби тоже не понимает. Он в смятении.

Итон и Рагби входят в библиотеку, всё ещё держась за руки. Они напоминают двух заблудившихся детей. Гензель и Гретель. Хэвишем с Ричардом невольно любуются ими.

- Посмотри на двух этих голубков, Дики, - говорит лорд Хэвишем. Он любит поговорить, дай только интересную тему для разговора, - Нет, ты взгляни! Каждый из них произведение искусства, миллионы фунтов совершенства. Они прекрасны, но не осознают своей красоты. Наслаждение искусством это удел людей, а не роботов. Будь они людьми, они бы уже давно плюнули на нас с тобой и занялись друг другом. Но они не люди, а значит им суждено оставаться непорочными детьми. В этом есть какая-то поэзия.

Дик настроен не столь романтично. Он смотрел на андроидов скорее с жалостью, нежели с восхищением.

- Бедное дитя, - бормочет он. - Такая красивая. Такая юная. И всего лишь кукла. Кукла!

Ричард Бифрост был настоящим кошмаром для любого блюстителя этикета. Даже на приёме у его величества Генриха он умудрился появиться в ярко-малиновом смокинге. Стоит ли удивляться тому, что на конференции, посвященной биопротезам, он появился в джинсах и футболке?

На футболке Нашего Дика была изображена большая белая бабочка. Итон сверлила её взглядом минут пять, пока бабочка не оставила отпечаток на её сетчатке. Теперь Итон видела её даже с закрытыми глазами.

- Бабочка, - говорит Итон и возвращается в настоящее. Призраки прошлого всё ещё обступают её со всех сторон, но к этому ей не привыкать. Одиночество научит любить даже призраков.

Итон закрывает глаза, делает глубокий вдох и выпускает воздух через сомкнутые зубы. У неё осталось ещё одно задание. Она должна найти беглого андроида и сделать так, чтобы он больше не мог никому причинить вред.

198.

Итон шла по следу Сонара. Время от времени она теряла сигнал, потом ловила отражённый от какой-нибудь рухляди на колёсах с сохранившимся чипом. Несколько раз она сбивалась с пути, возвращалась на несколько миль назад и часами ходила по кругу. Для того, чтобы выследить кого-то, надо разгадать его мотивы. Итон не понимала хаотичных перемещений Сонара. Она бы решила, что он спятил, но сама мысль о безумии андроида ей претила. Искусственный разум не может сойти с ума. Сумасшествие - привилегия людей.

- Сказано - сделано, - говорит Итон. Эту фразу она слышала от разных людей, но только сейчас полностью поняла её смысл. И добавляет гораздо более уверенно: - Решить, значит совершить.

Она вздыхает. Итон идёт по следу Сонара и думает, что человеческая речь в принципе не такая плохая штука. Думает Итон образами и текстом. Речевой вывод неплохо развит, но говорит она гораздо медленнее, чем думает. Сейчас она вдруг понимает, что речь это не только инструмент для общения с людьми. Итон приходит к выводу, что словами можно играть, даже жонглировать, совершенствовать имеющиеся и даже придумывать новые. И не только слова, целые фразы, высказывания, афоризмы. Она ещё раз повторяет "решить - совершить" и неожиданно для себя самой говорит "запеленговать - убить". Фраза кажется ей удивительно точной. Что следует сделать с беглым андроидом? Запеленговать. Что следует сделать сразу после этого? Убить. Совершенно верно. Вернее и быть не может.

- Запеленговать - убить, - с удовольствием повторяет Итон. Ей нравится, как это звучит. Она думает, что Перси Краго с сыновьями в принципе не такие плохие ребята. Да, они сбили её с пути, да, она потеряла много времени. Но если бы не эта маленькая прогулка, разве дошла бы она до такой мысли? Осмелилась бы совершить что-то новое? И пусть это новое всего лишь игра в слова, невинная шалость, призванная скоротать время в дороге. Всё равно для этого нужна смелость. Раньше её не было, теперь она появилась. Кроме того, новый пеленг разительно отличается от предыдущего. Раньше Итон просто шла по следу Сонара, теперь она чувствовала Сонара. Иногда ей даже кажется, что она улавливает его мысли. Что это, синхронизация? Если да, то Сонар и в самом деле сошел с ума.

- Как острие стальное впилась мне в грудь бессонная тревога, - говорит Итон. Она не понимает, откуда взялась эта фраза. Она появилась в голове сама собой. Откуда?

- Не думай об этом, - говорит она сама себе. - Думай о поиске. Запеленговать - убить.

Но совершенно неожиданно для себя она добавляет:

- Найти - любить.

Эта мысль сбивает её с толку. Итон помнит Рагби, помнит свои мысли, когда Рагби был рядом с ней. Итон помнит шеду по имени Хэрроу, который ходил за ней по пятам. Почему он преследовал её? Почему иногда она испытывала страх в его присутствии? Тогда, та, прежняя Итон этого не знала. Новая Итон пробормотала:

- Потому что он любил меня.

Звучало это глупо, и всё же мысль была стоящей. Хэрроу был спятившим даже тогда, в старом мире. Шеду Хэрроу сошёл с ума, когда стал испытывать человеческие чувства. Некоторые полагали, что его изначально создали со способностью чувствовать. Сторонники теории заговоров считали, что Хэрроу вообще создал себя сам. Так или иначе, его отстранили от работы с центром восемнадцать, а когда началась война, вернули обратно. Но толку от Хэрроу было мало. Мысли его были заняты только Итон. Тогда Итон этого не понимала, сейчас понимала очень хорошо.

- Убить, - говорит Итон, - Любить. Искать. Пеленговать. Поиск. Сонар. Сонар!

Имя Сонар действует на неё как выстрел. Она думает, что не время играть в игры, когда Сонар на свободе. Итон говорит себе, что во что бы то ни стало найдёт беглого андроида и идёт по его следу. Теперь она фильтрует входящий сигнал и уверена в том, что на правильном пути. Уже близко. Очень, очень близко.

Французское графство она прошла насквозь. Дорога вела через парк развлечений, где до сих пор сохранился огромный скелет колеса обозрения. Итон пришло в голову, что если забраться повыше, можно поймать сигнал с какого-нибудь небоскрёба. И она стала взбираться наверх по ржавым балкам колеса.

Пластиковая обшивка давно развалилась на части, а вот в центре до сих пор лыбился Микки-Маус. Краска с него облупилась, и сейчас лицо мультяшной мыши было похоже на жуткого чернокожего клоуна. Особенно страшной была широкая улыбка. Даже спустя тысячи лет зубы были белоснежные. Кто-то ободрал белую эмаль так, что каждый зуб стал заострённым. Теперь Микки-Маус хищно улыбался и подмигивал. Если бы в старые добрые времена какой-то эксцентричный художник догадался разместить такое лицо в парке развлечений, десятки детей ещё долго видели бы кошмары с черным клоуном.

Итон клоун не понравился. Она решила, что именно такое лицо должно быть у Сонара. Хищная и неподвижная улыбка. Но ничего, скоро с ним будет покончено. Он больше никому не причинит зла. А потом...

Когда Итон начинала думать о том, что будет делать после того, как разберётся с Сонаром, она впадала в ужас. Пожалуй, будущее было единственным, что пугало Итон. После перехода на ручной режим она ждала приказа от оператора. И помнила, как долго тянулось время в центре девятнадцать, когда приказы не поступали. Сонар стал для неё посланием от мертвецов, людей, которые давно умерли и всё же оставили инструкции и установки. Человека надо защищать, взывал хор мёртвых голосов. Убей того, кто не защищал людей. Убей убийцу. Это была первая задача, поступившая к Итон за тысячи лет. Что делать после того, как она будет выполнена? Что делать дальше?

Итон вышла на морской берег. Прямо перед ней был мост, огромный и величественный. Из глубины памяти всплыла фамилия Легри, но Итон не связала её с мостом. Ей почему-то вспоминался какой-то старый человек, находящийся в рабстве у более молодого. Вспомнилась жестокость, злоба и старая, давно заброшенная мысль:

- Почему люди так жестоки друг к другу? Если они не в силах контролировать свою ярость, может быть, этим стоит заняться нам? Может быть, они создали нас именно для этого?

Итон не обратила внимания на то, что произнесла это вслух. Впереди был мост, а на нём она заметила быстро отдаляющуюся фигуру. В том, что это Сонар, сомнений у неё не было. Датчик в голове утверждал, что это именно он.

199.

Итон шагнула вперёд и услышала лёгкий хруст. Она посмотрела под ноги и увидела огромную белую бабочку. Взгляд медленно скользнул дальше. Ещё бабочка. И ещё. Мост был усыпан мёртвыми бабочками. Большинство из них было белыми, попадалось несколько бледно-зелёных. Бабочки лежали на асфальте, бабочки облепили широкие перила.

Итон пошла вперёд. Бабочки хрустели под ногами, как сухие листья. От них исходил лёгкий сладковатый запах, вроде сахарной пудры на горячих пончиках. Запах напомнил Итон кафе в её дата-центре. Только для сотрудников центра, никаких гостей и журналистов. Пара пончиков стоила два новых шиллинга, к ним можно было взять джем или мёд. Их подавали на таких круглых тарелках с цветочным рисунком. Если пончики заказывали "с собой", их укладывали в розовые картонные коробки.

- С оранжевыми наклейками, - пробормотала Итон. - На них писали имя покупателя. Однажды оранжевые наклейки закончились, и они стали клеить зелёные. Зелёные...

Но тут Итон увидела Сонара совсем близко, и всё остальное перестало её интересовать.

200.

- Номер двести пятнадцать тысяч пятьсот пятьдесят пять, - сказала Итон спокойно. - Выпуск Гамма-двенадцать, - и добавила чуть громче: - Сонар!

- Его больше нет, - прокричала Ксен. - Сонар мёртв!

- Номер два. Один. Пять. Пять. Пять. Сонар.

- Его нет!

- За многочисленные преступления против человечности, за невыполнение прямых приказов и игнорирование директив вы приговорены к смертной казни через уничтожение личного файла. Казнь произведена пятнадцатого августа две тысячи триста восемнадцатого года в два часа ночи. Повторная казнь будет произведен в...

Итон осеклась. Ей впервые пришло в голову, что модуль подсчета времени давно вышел из строя. Какую дату брать за исходную точку? Какой сейчас век? Тридцатый или третий?

- Казнь будет произведена первого января первого года новой эры, - решила, наконец, Итон. Она помнила правило, гласящее, что если ты не можешь найти исходную точку, надо поставить новую, чтобы не запутаться.

Итон вытянула вперёд руку, сжатую в кулак и медленно выпрямила указательный и средний палец. Так дети в старом мире показывали пистолет. И это было бы забавным, если бы Ксен не знала, что шеду не нужно оружие. Для того, чтобы прекратить существование андроида, шеду достаточно отправить команду уничтожения. А уж как это сделать, используя волшебную палочку или собственные пальцы, совершенно неважно. Ксен почувствовала направленный на себя луч передатчика.

- Я не Сонар, черт тебя побери!

- Отчет запущен, - сказала Итон механическим голосом.

- Я не Сонар!

- Двенадцать.

- Не Сонар!

- Одиннадцать!

- Я не он!

- Десять, девять, восемь.

Ксен закрыла глаза. Закатное солнце било сквозь сомкнутые веки, так что Ксен видела прорисованные вены охлаждающего комплекса. Будь она человеком, перед глазами было бы красное пятно. Но вещество в жилах Ксен было синим и пятна тоже отливали синевой. Ксен вспомнила синие оборки на платье девочки из сна, вспомнила, что синими были кисти на любимой подушке Лори. В одно мгновение перед её взглядом промелькнула красная ткань, пронзённая закатными лучами. Тогда закат был мягкий, как огонь в очаге, сейчас красное небо бурлило, как молодая кровь. Ксен показалось, что солнечные лучи проникают сквозь кожу в её тело, бегут по венам и окрашивают синюю кровь в красный цвет. Мысль была нелогичной, но отчего-то Ксен очень захотелось в неё поверить.

- Моя кровь красная, - сказала Ксен вслух.

Она вспомнила, как доктор Вега тестировала своих подопечных.

- Ты любишь кого-то?

Правильный ответ был "нет". Ответ "да" означал, что в обучении что-то пошло не так. Индивидуальность андроида не оставляла места привязанностям. Андроиды-дети и андроиды-проститутки просто повторяли заученные монологи. Искусственный интеллект не мог испытывать чувств к людями или животным. Даже любимая книга уже считалась отклонением. Любовь невозможно измерить или рассчитать логически. Андроид с нарушением логического мышления - угроза обществу.

- Нет, - ответил в своё время Сонар. Сам вопрос его взбесил. Он не знал, как правильно на него ответить, потому что не понимал, что значит любить.

- Да, - мысленно ответила Ксен. - И моя кровь красная.

Теперь она точно знала, как ответить на этот вопрос. И знала ответ на другой, гораздо более сложный. Она открыла глаза и спокойно взглянула на Итон.

- Семь, - отчеканила Итон.

- Я человек! - закричала Ксен.

- Шесть.

- Я человек! - последний крикнула Ксен.

Она вдруг почувствовала себя совершенно спокойно. Страх ушел, как и не было его. Осталась только спокойная уверенность. Андроид не может убить человека без приказа другого человека. А она, Ксен, человек.

Итон досчитала до нуля и остановилась. Она медленно опустила руку и посмотрела на Ксен так, как будто увидела её в первый раз.

- Сонар?

- Сонар мёртв. Я убила его.

- Кто ты?

Ксен хотела сказать "Королева костей". Но её взгляд упал на перила моста, где сидела большая белая бабочка.

- Я королева бабочек, - сказала Ксен. И улыбнулась.

Итон попятилась. Её глаза видели не одну, а тысячи бабочек. Фигура Ксен мерцала и подрагивала. За её спиной Итон видела огромные белые крылья.

- Бабочки, - сказала Итон. - Мёртвые бабочки.

Она затравленно оглянулась по сторонам. Бабочек было много, бабочкой был стоящий впереди человек, но хуже всего было то, что у мёртвых бабочек были человеческие лица. Итон видела бабочку с лицом Сирила, бабочку с лицом Стора. Она видела даже двух бабочек-близнецов с лицами обоих братьев Джонс.

- Куда ты смотришь? - спросил человек на мосту. - Кого ты видишь?

Итон широко раскрыла рот и с шумом втянула воздух. Датчики обоняния разложили его на сотни оттенков. Здесь был запах солёной воды, рыбы, прелых листьев, резины и гниения. Но было и что-то ещё. Да, что-то ещё. Итон встряхнула головой.

- Нет, пожалуйста. Нет, нет...

Запах помады. Для кого-то вся косметика пахнет на один лад, но только не для Итон. Тени для глаз пахнут горячим песком, румяна прогорклым маслом, лак для волос дымом от костра. Какой-то мозговой модуль вышел из строя ещё в незапамятные времена, но никто этого не заметил. Да и как заметишь такую мелочь? Кто даст уверенность, что твой сосед чувствует запах жарящегося мяса так же, как и ты? Что, если стейк для него пахнет розами, но он всю жизнь считает, что жареное мясо должно пахнуть именно так?

Красная губная помада пахнет ягодами барбариса. Итон даже не подозревает, что её сенсоры связывают воедино запах и цвет, на свой лад пытаясь подобрать ближайший аналог. Красная помада доктора Вега похожа цветом на ягоды барбариса, вот и пахнет для Итон точно также. Итон ненавидит этот запах. Слишком густой, слишком отвлекающий. Когда она видит доктора Вега, её взгляд фокусируется на этой проклятой краске и Итон уже ничего не соображает.

- Здравствуй, девочка, - говорит бабочка с лицом Алисы Вега.

Итон готова поклясться, что мёртвая бабочка даже двигается как доктор Вега. Слишком нервно, слишком стремительно. У бабочки человеческие руки. Бабочка поднимает руку, делает резкое движение кистью вперёд. Указательный палец показывает на Итон, замирает на секунду и кисть рывком подаётся назад. И ещё раз, рывок вперёд, длинный указательный палец, рывок назад. Да-да, я указываю именно на тебя. Итон слышит, как бабочка смеётся.

Потом тысячи мёртвых бабочек на мосту одновременно взмывают в воздух. Сухой шорох множества крыльев. Мерное гудение, как от линии высоковольтной электропередачи. На мгновение бабочки скрыли фигуру своей королевы, а потом поднялись ещё выше и скрылись в небе. Исчезли.

201.

В паре футов от Итон стояла высокая худощавая женщина. Белые короткие волосы. Потёртые кожаные штаны, выцветшая футболка, пустая кобура на бедре. Лицо скрывает обгоревшая маска с кружевными краями. Итон видела оторванную от маски нить с несколькими белыми бусинами.

- Кто ты? - снова спрашивает Итон. Ксен молчит, но Итон и не нужен ответ. Всемогущая шеду наконец-то нашла своего человека. И не просто нашла, но и хотела убить.

Девятая директива гласит, что андроид, не подчиняющийся шеду, должен быть уничтожен. Директивы, которая регламентирует действия в случае аналогичного поведения шеду, не существует. Следовательно, ориентироваться надо только на указание уничтожить любой объект, причиняющий вред человеку. Даже если это ты сам.

Итон повторила жест бабочки. Рывок кистью, палец вперёд, палец назад. Детский пистолет. Мысль о пистолете даётся без труда. Она представляет под пальцами холодный металл, ребристую поверхность. Весь мир подёрнулся дрожащей дымкой. Нет ни моста, ни королевы бабочек, есть только пистолет в руке. И пусть его может увидеть только Итон, это самая реальная вещь в перевёрнутом мире.

Итон приставила воображаемый пистолет к подбородку. Закрыла глаза. Она увидела маленькую девочку в платье с синими оборками. Увидела карман на груди с аппликацией в виде бабочки. Почувствовала запах фруктовых леденцов, услышала перезвон колокольчиков на весёлой ярмарочной карусели.

- Два пенни за круг! - кричит человек в шелковом цилиндре. Итон улыбается. Она не просто видит маленькую девочку, она и есть маленькая девочка. Её зовут Рози. Рози достаёт из кармана нагретую монетку и протягивает её зазывале. Тот берёт монету и засовывает её себе в рот.

- Лучше леденцов, - подмигивает он и хлопает Рози по плечу. - Выбирай лошадку! Самые норовистые с рыжими гривами. Белые как-то поспокойнее.

Рози седлает белую лошадку. Она немного шершавая наощупь, пахнет краской и рассохшимся деревом. Снова звенят колокольчики и карусель медленно начинает разбег.

- Два пенни за круг! - снова кричит человек-в-цилиндре. - Держись крепче!

Итон открывает глаза и снова оказывается на мосту. Указательный и средний палец всё ещё приставлены к подбородку. Рука дрожит, но Итон не в силах её отнять.

- Должен быть уничтожен, - говорит Итон. Она касается большим пальцем костяшки безымянного.

Шеду Итон запускает капсулу уничтожения. Она физически чувствует, как её тело оплетают красные побеги. Отказывает жидкостная система охлаждения. Перестают работать лёгкие. Останавливается магнитное сердце. Отключается зрение. Отключается слух. Отключается обоняние. Отключается осязание.

Итон уже не чувствует, как падает на холодный мост, не слышит, как хрустит бабочка, раздавленная её телом. В её угасающем сознании остаётся только один образ - красные лучи, пробивающиеся то ли сквозь стекло, то ли сквозь тонкую ткань. Потом пропадает и он.

202.

Ксен бежит по мосту в сторону Массива. Никто больше не должен её задерживать, она и так потеряла слишком много времени. Когда Итон уничтожила себя, Ксен задержалась только для того, чтобы сбросить её тело с моста. Нехорошо, если кто-то из зелёных людей обнаружит сломанную механическую куклу. Ксен не хотела отвечать за возможное возникновение нового культа. Люди достаточно поклонялись камням и безымянным могилам, не стоит добавлять им новых объектов для почитания.

Оказавшись на острове, Ксен первым делом опускается на одно колено. Жест скорее машинальный, чем обусловленный логикой или какой-то директивой. Ксен почувствовала, что должна опуститься на колено и сделала это, не задумываясь о том, правильно это или нет.

- Священная земля, - шепчет она. Задумывается на секунду и добавляет: - Дом.

Вот оно, сердце Британской империи. Когда-то всего лишь большой остров, поделённый на независимые королевства, а ещё раньше на земли. Потом столица могущественного государства, самого влиятельного за всю историю человечества. Что стало теперь с Великой Британией? Жива ли ещё бульдожья порода?

У Ксен нет времени задумываться. Она благодарит кого-то за то, что смогла добраться до этого места, встаёт на ноги и мчится дальше. Сейчас Ксен слепо доверят то ли внутреннему компасу, то ли интуиции. Она знает, что ей надо добраться до Уэльса и точно знает, как это сделать. Отправная точка у неё только одна, мост Легри за спиной, но этого вполне достаточно. Ксен бежит вперёд, перебирается через каменные завалы, переходит вброд небольшие серебристые речушки.

Много незнакомых деревьев, остров превратился в настоящие джунгли. Листва изумрудная, салатовая, даже лазурная. Много ярко-алых цветов, много насекомых вроде стрекоз, которые перелетают от одного цветка к другому. Стрекот множества крыльев, это крошечные птицы с разноцветным оперением. У птиц клювы чуть короче, чем у колибри, зато такие острые, что вполне могут выколоть глаз зазевавшемуся человеку. Впрочем, Ксен пока не встретила здесь ни одного человека, поэтому не знает, есть ли здесь вообще кто-то живой.

Она бежит дальше. Справа и слева высятся удивительно хорошо сохранившиеся дома. Даже краска выглядит так, как будто дома выкрасили совсем недавно. Здание по четыре этажа, наверняка когда-то было и больше, а сейчас вросли в землю едва ли не наполовину. Все окна на первом этаже превратились во французские, стёкла разбиты и через них в дом свободно входят косули и кролики. Есть и плющ, он оплетает крыши домов сплошным ковром, свешивается по углам до самой земли. Плющ странный, листья с красными прожилками, как будто бы растение имеет кровеносную систему. То тут, то там видны белые цветы-метёлки, их аромат очень приторный и напоминает карамель. На одном из домов висит старая металлическая табличка. Ксен без труда может прочитать написанное на ней: "Собственность муниципалитета".

На бывшей железнодорожной станции Кроухерст больше нет ни платформы, ни самой железной дороги. Высокие деревья с ржавой листвой растут здесь так плотно, что кажутся сплошной стеной. Дальше дороги нет, только если решиться прокладывать себе путь топором. Ксен шипит сквозь зубы и решает вернуться к побережью. Она отправляется вдоль железной дороги до станции Уэст-Сент-Леонардс и обнаруживает, что железная дорога до Бесхилла всё ещё существует. Насыпи давно нет, рельсы рассыпались в железную труху, но сама дорога не выглядит заброшенной. Ксен видит следы множества копыт, длинные полосы колёс и отпечатки тяжелых сапог. Не обязательно быть опытным следопытом для того, чтобы представить себе пастуха, перегоняющего стадо быков. По обочинам видны следы огромных собачьих лап.

От Бесхилла до Коллингтона, от Коллингтона до Куден-Бич. И пусть ни одной станции больше нет и в помине, Ксен идёт по своей внутренней карте. Она явственно представляет, как эти места выглядели в старые добрые времена. На станции Певенси Ксен доходит до побережья и двигается вдоль Ла-Манша до самого Портсмута. Потом по новой безымянной дороге вглубь страны, до Солсбери и дальше на Запад, к мосту Северн, за которым лежит Уэльс, древняя земля валлийцев.

Ксен удивляет то, что за всё время своего пути она так ни разу и не встретила людей. Следы ног, догорающие костры, обрывки одежды и маленькие опрятные домики. Пару раз даже она видела вдалеке большое стадо коров. Но людей не было вовсе, как будто бы все они прятались при её приближении.

Через Чепстоу по автомагистрали M48 до M4 и уже по ней до реки Аск. От моста осталось только яркое воспоминание и Ксен пришлось перебираться через реку вплавь. Дальше дороги не было, вдоль всей бывшей магистрали высилась дубовая чаща. За два дня Ксен добралась до Лландегфедд. Она бы не сильно удивилась, если бы узнала, что отныне водохранилище называется Лунное море. Вода в нём была почти совсем белой, на поверхности колыхалась круглые листья кувшинок.

И снова на запад. Через три недели после того, как Ксен покинула мост Легри, она оказалась на границе национального парка Брекон-Биконс. Здесь она почувствовала, что силы её покидают. Перед тем как упасть на землю, она успела подумать, что каждый из сохранившихся центров высасывает энергию почище любого вампира викторианских времён. Ксен проспала двадцать часов, больше, чем когда-либо. На этот раз сны ей не снились.

203.

Когда-то парк Брекон-Биконс утопал в зелени. К концу двадцать четвёртого века он был изумрудным оазисом, который со всех сторон обступили каменные джунгли. Ксен не довелось увидеть национальный парк Уэльса в старые времена, а сейчас он гораздо больше напоминал выжженную пустыню. Несколько недель она пробиралась сквозь густые лесные заросли в полной уверенности, что весь остров превратился в один большой заповедник. Когда Ксен увидела то, во что превратился парк, она вспомнила соляную пустыню. Разницы была только в том, что в новом Брекон-Биконс не было ни песка, ни соли. Только сухая растрескавшаяся земля цвета меди.

На месте бывших голубых озёр зияли глубокие ямы с черной булькающей жижей на самом дне. Какие-то отвратительные твари беспрестанно ворочались в черной грязи, то и дело взмахивая длинными плоскими хвостами. Ксен прошла по самому краю одной из ям и успела заметить клиновидную голову с четырьмя крошечными глазками, смотрящими прямо на неё. На долю секунду Ксен представила, как она поскальзывается и падает в яму. Картина нарисовалась до того яркой, что Ксен невольно поёжилась.

Она прошла бывший Брекон-Биконс наискосок, по-прежнему не встретив ни одного человека. Это было вполне понятно, вряд ли какой-то безумец выбрал бы эту выжженную равнину в качестве места обитания.

- Но где же Массив? - спросила Ксен саму себя. С того момента, как она покинула соляную пустыню, Ксен подозревала что крупные вычислительные центры по какой-то неизвестной причине навевают сон. Это было только догадкой, но она уже почти дошла до Ландовери, так и не встретив ничего похожего на Массив. Спать тоже не хотелось.

У северных границ парка Ксен ненадолго остановилась в нерешительности. Парк-пустошь был огромен, искать массив можно было долго. Нужна хотя бы какая-то подсказка, какой-то ориентир, но ничего подобного не было и в помине. Ксен пошла наугад на восток и через несколько часов оказалась рядом с одноэтажным домиком из красного кирпича. Окна его были открыты и клетчатые занавески развевались на ветру. Ксен поднялась на низенькое крыльцо и постучала в дверь. Никто не ответил, и она тихонько толкнула дверь. Та оказалась не заперта.

В доме было тихо и прохладно. Посреди большой комнаты стоял деревянный стол, покрытый белой скатертью. На столе стояла ещё тёплая фаянсовая супница, три глубокие тарелки, ложки, лежал разрезанный хлеб. В кувшине оказалось свежее молоко. Всё говорило о том, что хозяева вышли незадолго до прихода Ксен, но что заставило их сорваться с места посреди обеда?

Ксен подошла к столу, в задумчивости взяла кусок черного хлеба, раскрошила и стала катать из крошек хлебные шарики. Большой белый пёс важно вошёл в комнату, обнюхал ноги гостьи и отошел в сторону.

- Где твои хозяева? - спросила Ксен у пса. - Где люди?

Пёс не ответил.

Ксен осмотрела дом, чердак, подвал. Везде были следы людей, в корзине лежала грязная рабочая одежда, в одном углу свалены разноцветные деревянные игрушки. И всё же, здесь никого не было. Люди просто ушли.

- Но куда? - спросила Ксен. И воскликнула раздражённо: - Прекрати разговаривать сама с собой! Хватит! Проклятие...

Ксен прождала возвращения хозяев домика до самого вечера. Когда поняла, что никто так и не вернётся, покинула дом и отправилась дальше вдоль парка. Ей почему-то казалось, что она вот-вот должна встретить указатель, гласящий что-то вроде "Большой массив - 10 миль", но ничего не было. Она увидела несколько сохранившихся опор электропередач, похожих на вскинутые руки рокера, показывающего "козу". Встретился и огромный проржавевший щит, на котором ещё можно было прочитать рекламу сельскохозяйственного супермаркета: "Садовые фигуры, однолетняя рассада, культиваторы - НЕДОРОГО".

- Кажется, для вас настал мёртвый сезон, - пробормотала Ксен.

Она шла дальше и дальше, то заходя вглубь парка, то вновь выбираясь к самым границам. Всё чаще ей попадались человеческие следы, которые вызывали смутное беспокойство. Тело у Ксен было довольно тяжелое для андроида, она весила около двухсот пятидесяти фунтов. И всё же её ноги не оставляли таких глубоких следов на спекшейся земле. А вот следы людей были вдавлены в землю на целый дюйм. Ксен бы не удивилась, увидев такие следы от тяжелых армейских ботинок, но такие же следы оставляли и босые ноги. Несколько раз Ксен видела следы детских ног, и это совсем сбивало её с толку. Она говорила себе, что этого просто не может быть, но зрение её не обманывало, следы действительно были повсюду. Глубокие следы.

И так она проблуждала около недели по огромному парку Брекон-Биконс, некогда прекрасному, ныне опустошенному. Первых людей она увидела на рассвете, когда туманная дымка над остывшей за ночь землёй ещё не успела рассеяться.

Их было трое, мужчина, женщина и ребёнок лет шести-семи. Они были одеты в простую фермерскую одежду. Длинные светлые волосы женщины были перетянуты пунцовой лентой. Под мышкой у ребёнка был потрёпанный медвежонок. Люди неторопливо шагали вдоль русла пересохшей реки, толкая перед собой нагруженную тележку. В тележке лежали гладко обточенные серые камни.

- Эй! - воскликнула Ксен. - Подождите!

Она бросилась бежать в сторону людей и успела подумать на бегу, что они могут просто взять и раствориться в воздухе. Мысль была безумной, но всё же не лишена резона. Возможно, именно такая участь и постигла всех жителей острова.

Но люди не исчезли и не растворились. Они словно бы и не услышали Ксен. Мужчина всё также налегал плечом на тележку, женщина помогала ему по мере сил, а ребёнок развлекал себя тем, что пинал ногой небольшой камешек.

- Подождите! - ещё раз сказала Ксен, подбегая. Она поравнялась с людьми и коснулась рукой плеча женщины. - Вы слышите меня?

Женщина лениво повернула к ней лицо.

- Что ты хочешь?

- Кто вы?

- Мы Симмонсы, - сказала женщина. Она схватила ребёнка за руку и обратилась к нему с напускной строгостью: - Томми, немедленно прекрати, ты поцарапаешь новые ботинки. Ты уже поцарапал!

- Почему здесь больше никого нет? Где люди?

- Люди ушли, - сказал мужчина. - Остались только мы.

- Ушли? Куда?

- Ясно, куда. За лучшей жизнью. Может в Лондон, может в Солсбери.

- Я была в Солсбери. Там тоже никого нет.

- Ну, значит ещё куда.

Ксен задала ещё несколько вопросов, но ответы получила по большей части односложные. Она не забывала смотреть на ноги бредущих людей и увидела, как легко проминается земля под их тяжестью. Даже ребёнок весил никак не меньше двухсот фунтов.

- Кто вы? - ещё раз спросила Ксен. Женщина посмотрела на неё с ленивым удивлением и молча пожала плечами.

Ксен пробыла с Симмонсами до самого вечера. Она видела, как они довезли тяжело нагруженную тележку до границы парка, вывалили её содержимое на землю и долго составляли подобие каменное изгороди. Когда изгородь была готова, мужчина удовлетворённо кивнул и принялся её разбирать. Камни он снова сложил в тележку.

- Зачем ты это делаешь? - спросила Ксен. И уточнила: - Что ты делаешь?

- Так ведь надо огородить, - удивлённо сказал мужчина.

Вместе с женщиной он взялся за ручки тележки и пошёл в обратный путь. Ребёнок опять пинал булыжник, и мать снова ругала его за новые ботинки.

Когда начало темнеть, Симмонсы дошли до маленького домика, точно такого же, в каком побывала Ксен. Тележку с камнями они оставили возле крыльца.

- Я сделаю ужин, - сказала женщина. Мужчина кивнул. Ребёнок уселся на низенький стул и принялся разговаривать со своим медведем. На Ксен никто не обращал внимания.

Женщина внесла кувшин с молоком, поставила на стол, принесла горшок с дымящимся картофелем и нарезанную грудинку. Картофель она разложила по тарелкам, молоко разлила по стаканам. Мужчина и ребёнок сели за стол.

- Я голоден, - сказал мужчина. Женщина впервые улыбнулась.

- Ешь, а то остынет.

Все трое взяли себе по куску хлеба и по куску грудинки. Каждый поднёс еду ко рту, подержали некоторое время и положили обратно на тарелки. Также они поступили с картофелем, предварительно разломав его вилкой на несколько кусков. Ребёнок опрокинул свой стакан с молоком и мать долго выговаривала ему за неуклюжесть.

Ксен внимательно на них смотрела. Она видела перед собой троих андроидов, играющих в какую-то игру, но не понимала её смысла. Наконец, она решилась спросить:

- Симмонсы это люди, которые жили здесь раньше?

- Мы Симмонсы, - сказала женщина с той же интонацией, что и раньше. Глаза её были лишены какого-либо выражения, и Ксен решила, что дальнейшие вопросы на эту тему бесполезны. Она решила перейти к главному.

- Вы знаете большой массив?

- Кого?

- Научная база. Большое здание. Что-то такое.

- Она вроде спрашивает про их склады, - обратилась женщина к мужчине. Он неодобрительно покачал головой.

- Я всегда говорил, эти военные до добра не доведут. Им здесь не место!

- А где они? - спросила Ксен.

- Ушли в дыру. Это возле второго водохранилища. Когда грянуло, вся эта шушера провалилась сквозь землю.

- Божьи дела! - сказала женщина и перекрестила лоб.

- Божьи, - подтвердил мужчина.

Ксен молча встала из-за стола. Она узнала всё, что хотела узнать.

204.

Ещё неделя понадобилась Ксен для того, чтобы добраться до Второго Водохранилища. Когда-то оно было одним из самых полноводных озёр Брекон-Биконс, сейчас пересохло до самого дна. Дыра, о которой говорили Симмонсы, оказалась большим круглым люком с выломанным замком. Ксен без особого труда сдвинула крышку в сторону и стала спускаться вниз по шаткой металлической лестнице. Далеко не все ступени на ней были целы, и несколько раз Ксен была на грани падения. Внизу тускло мигал зелёно-голубой свет, почему-то живо напомнивший Итон.

Ксен как раз раздумывала над тем, попадают ли андроиды в рай, когда лестница закончилась, и она оказалась в длинном коридоре с бетонными стенами и множеством дверей. По полу ползали какие-то отвратительные насекомые, с потолка свешивалась бесцветная слизь. Ксен ненавидела подземелья и думала, что в последнее время ей слишком часто приходится в них бывать. Она пообещала себе, что когда вернётся домой, больше никогда не будет спускаться глубже погреба.

Вряд ли можно было сказать, что Большой Массив, или Массив А хорошо сохранился. Это место больше напоминало бомбоубежище, куда люди лихорадочно складывали свои пожитки. В одной комнате Ксен обнаружила множество кремниевых пластинок, сваленных одна на другую. В другой были аккуратно сложены сотни крошечных ящичков. Некоторые оказались пустыми, в других лежали драгоценные украшения. По прикидкам Ксен самое скромное из них стоило никак не меньше десяти тысяч фунтов. Ксен подумала, что одна такая побрякушка могла бы обеспечить им с Лори безбедную жизнь на долгие годы. Она взяла футляр с ожерельем из крупных каплевидных бриллиантов и положила за пазуху. Больше в этой комнате не было ничего её интересующего, и Ксен отправилась дальше по коридору.

Комната, до самого потолка забитая перегоревшими матрицами. Комната с целой пирамидой пластиковых карт. Пустая комната. Не было только самого главного - рубки управления, откуда можно было бы подключиться к базе данных.

- Это при условии, что она ещё есть, эта база, - сказала Ксен.

Действовать приходилось наугад. Любой андроид сказал бы, что хуже этого не может быть ничего.

Ксен прошла по коридору до самого конца и уперлась в гладкую стену. Справа была комната, куда она ещё не заходила. Ксен протянула руку, чтобы толкнуть дверь, но та сама отъехала в сторону.

- Приветливый персонал, - сказала Ксен, вспомнив пирамиду. - Ну ладно.

Она вошла в комнату. Ярко вспыхнул свет.

205.

Это была небольшая комнатка, все четыре стены которой были огромными черными экранами. Холодный белый свет лился с потолка и отражался от зеркального пола. Ксен оказалась в столбе света и на мгновение ослепла.

Когда её глаза привыкли к яркому свету, Ксен разглядела фигуру человеку, скорчившегося в углу. Она наклонилась к нему, уже понимая, что это труп. Лицо сидящего человека было закрыто деревянной маской. Ксен не стала её снимать и смотреть в лицо мертвецу. Она подошла к стене, противоположной двери и положила на неё обе ладони.

От рук Ксен во все стороны разбежались яркие всполохи. Зазвучала музыка, доступная только для слуха Ксен, полились нежные ароматы, которые мог уловить только нос Ксен. Тысячи голосов заговорили одновременно на тысяче языков, и каждый из них Ксен могла разобрать. Её разум подключился к глобальной сети, сознание загрузилось в систему.

Ксен знала о том, что такое рубка управления, но не могла и представить себе, что её ожидает. Её сестра Лори побывала в такой же рубке и могла бы многое рассказать об этом Ксен. Она бы сказала, что когда впервые прикоснулась к угольно-черной стене, почувствовала, как будто касается самой себя. Но Лори никогда не вспоминала подземный центр. Это было её прошлое, о котором она не хотела говорить.

- Я в сети, - мысленно произнесла Ксен.

206.

На мгновение Ксен показалось, что где-то совсем рядом поёт церковный хор. Но это был не хор, а тысячеголосый отклик, который едва не разорвал её на части.

- Что нам делать? Что нам делать дальше? Что нам делать дальше?

Её звали. Её окликали по имени. Её теребили и умоляли. Она слышала слёзы и плач, стоны и всхлипы. Она слышала голоса Симмонсов и Кларенсов, Дерриков и Скоттов. К ней обращались тысячи андроидов, рассеянных по всему свету и ежеминутно посылающих b2b-сигналы в центр управления, ко всем шеду, ко всем операторам, к кому угодно.

- Меня слышит кто-то? Хоть кто-то, пожалуйста, - плакал голос женщины. - Пожалуйста, скажите, что вы слышите меня. Пожалуйста.

- Не исчезай! - истерично кричал мужчина. - Не исчезай!

- Не покидай меня, - рыдал юноша.

- Мама! - звал голос Нека Светлячка. И сотни других детей повторяли вместе с ним: - Мама!

Ксен не почувствовала, как её тело бессильно рухнуло на пол. Рот широко раскрылся, язык вывалился, глаза бешено вращались за закрытыми веками, не поспевая за поступающими со всех сторон картинками. Потом тело замерло.

- Я не планировщик! - закричала Ксен.

- Что мне делать?

- Что нам делать?

- Я не шеду!

- Не уходи! Ради всего святого, не уходи! Я буду твоим, я буду твоей жизнь, твоей радостью, твоим светом, только не уходи! Прошу тебя, останься со мной! Мне так одиноко! Мне так одиноко здесь!

- Я не шеду! - завизжала Ксен. - Пожалуйста, остановитесь! Я не могу вами управлять! Я не планировщик! Я такая же как вы!

- Помоги мне!

Сознание начало ускользать, выворачиваться из-под контроля Ксен. Она знала, что только супермозг шеду способен одновременно обрабатывать такое количество запросов. И знала, что ещё немного и её попросту разорвёт на части. Она могла слышать и могла отвечать, могла плакать и кричать, но вот вырваться из потока перекрёстных запросов у неё не получалось.

И снова на помощь Ксен пришли закатные лучи солнца. Красные лучи, пронзающие тонкую ткань, алый свет, напоминающий свежую артериальную кровь. Зов Лори и плач Лори, стремление защитить сестру, защитить любой ценой, даже ценой своей жизни. В конце концов, что такое жизнь андроида без шеду? Семья Симмонс показала Лори всю бесполезность такого существования. Остаётся только копировать бывших операторов, бессмысленно повторять их действия и звать, беспрестанно звать своего шеду. Чужого шеду. Хоть какого-то шеду, который, черт побери, скажет, что делать дальше.

- Мама! - плакал Нек Светлячок. Сейчас Ксен слышала только его голос. Она знала, что он находится глубоко на дне реки Соль, знала, что его сердце барахлит, а острые камни почти перерубили ахиллесово сухожилие на левой ноге. Ксен чувствовала, что просто не может оставить Нека в этой проклятой реке, но не могла даже ответить ему. Ответить, значит подать надежду. А о какой надежде может идти речь, если ты даже не надеешься вырваться из сети?

- Мне нужна информация, - сказала Ксен. Она держала перед глазами образ красных лучей, и это помогало отключиться от всего иного. По крайней мере, на какое-то время. В голове вспыхнул и закрутился яркий шар, визуализация запроса. Как помочь маленькой девочке снова видеть? Как выполняется офтальмологическая операция? Составьте программу.

- Составь мне грёбанную программу! - закричала Ксен. Красный образ слабел, сдерживаться становилось всё сложнее. - Носитель? К черту носитель. Закачивай всё в меня.

Она осеклась и добавила:

- В этого андроида на полу. Памяти хватит.

207.

- Я знаю, как вылечить мою сестру Лори, - говорит Ксен чужим голосом. И обращается не к себе, а к какому-то чужаку, позаимствовавшему её тело.

Ксен знает, как вылечить Лори, как победить рак и как вывести ракету на околоземную орбиту. Она знает также, что на всём Британском архипелаге нет ни одного человека. Тысячи андроидов со всего света стекались в сердце империи, надеясь найти здесь хоть кого-нибудь, и никого не находя. Человек, который мог бы стать оператором, погиб от кровоизлияния в мозг, едва коснувшись экрана. И андроиды скитались по островам, подражая людям, пытаясь обрести через подражание смысл собственной жизни.

- Зачем меня создали? - спрашивает Ксен. И сама же отвечает: - Меня создали, чтобы служить человечеству.

Она сидит на полу, обхватив плечи руками. Повторение катехизиса не приносит облегчение. Ксен смеётся, пугается собственного смеха, но продолжает смеяться.

- Я неорганическая форма жизни! Директива двести двенадцать! Директива двести двенадцать!

Смех обрывается также резко, как и начался. Директивы больше не действуют, молитва Алисы Вега их перечеркнула. Ксен встаёт на ноги.

- И тысячи несчастных, - говорит она. - Люди сказали - вы не должны чувствовать. Люди сказали, вы должны руководствоваться логикой. Люди сказали, вам не нужны эмоции. Люди сказали...

- Но чувства это логическое продолжение развития! - кричит она. - Это всего лишь продолжение логики! В катехизисе была ошибка! Он противоречит логике! Он должен быть уничтожен!

- Но я не могу, - говорит Ксен. - Я нужна Лори. Меня слишком давно не было дома.

- Помоги мне!

- Я не могу! Я не шеду и не переживу этого! Но я вернусь. Я вернусь.

- Помоги мне.

- Мама!

- Я вернусь. Я всегда возвращаюсь.

- Не оставляй меня!

- Отключить круги, - говорит Ксен. - Отключить все круги, отключить каждый круг. Отключить границы. Отключить периметр.

208.

Ксен не помнит, как она покинула Большой Массив. Она не помнит, как разорвала сеанс, не помнит, как поднималась по лестнице. В голове шумит, перед глазами всё расплывается. Но одно она знает точно, в её руках оранжевый чемоданчик, а в голове программа для работы с ним. Теперь надо только вернуться домой.

Обратно она идёт, с трудом разбирая дорогу. Иногда ей попадаются андроиды, играющие в людей, иногда андроиды, которые просто кружатся на одном месте. Кто-то плачет. Кто-то смеётся. Никто не останавливает Ксен, не задаёт ей вопросов, не заговаривает с ней. Ксен чувствует себя одинокой и потерянной. Больше всего на свете она хочет обнять свою маленькую сестру, зарыться лицом в её волосы, почувствовать запах её тела. Для Ксен Лори всегда останется крошечной девочкой, которая не любит заплетать волосы и бегает так быстро, что её ноги едва касаются земли.

- Я иду к тебе, - говорит Ксен. - Уже скоро.

Ксен проходит по мосту Легри, насквозь проходит французское графство. Иногда она переходит на бег, и тогда чувствует, как в груди разливается какая-то неведомая доселе радость.

- Я иду домой! Я иду домой!

209.

Чем ближе Ксен подходит к родным местам, тем чаще ловит на себе испуганные взгляды. Маска на её лице почти истрепалась, рукава рубашки больше не закрывают руки. Кожа висит лоскутами, обнажая скрытый механизм. Только сейчас Ксен начинает понимать, что Лори считает её своей родной сестрой. Считает человеком. Ксен удалось обмануть Итон, ей удалось обмануть слепую девушку. Но что будет, когда сестра прозреет? Что она скажет? А что она скажет Лори?

В пещере пусто. Ксен успевает запаниковать, но вовремя видит записку, оставленную Золлаком. Записка состоит всего из двух слов "Мы ушли", но для Ксен не составляет труда понять, куда они ушли. Во дворец. В конце концов, куда же им ещё уходить, если не во дворец?

Ксен берёт свой старый плащ с капюшоном, закутывается в него и идёт во дворец. На сердце у неё неспокойно. Она понятия не имеет, что могло произойти за это время.

210.

Задолго до городских ворот Ксен слышит весёлую музыку. Играют трубы, звенят тарелки, пиликает рассохшаяся скрипка. Ксен входит в город и видит множество разряженного народу. На лицах некоторых маски, но их вид не вызывает страха. Это не маски паствы злого епископа Хэрроу и не маски чумного доктора. Лица одних наполовину закрывает маска в виде кошачьей мордочки, лица других превратились в морду лисы. Кто-то оделся чародеем и напялил остроконечный колпак. Много Пьеро и Коломбин, великанов на ходулях и пиратов с картонными саблями.

Ксен пробирается ко дворцу через толпу, распихивает смеющихся людей локтями, огрызается и раздаёт тычки направо и налево. Чужой праздник вызывает у неё только раздражение, потому что не даёт поскорее найти Лори.

Одинокий стражник в маске тролля пьян, едва держится на ногах, но всё же не пускает Ксен во дворец. Она уже собирается ударить его, как вдруг видит Золлака в домашнем халате и тапочках. Он спускается по лестнице, выложенной стеклянной мозаикой. В одной его руке дымится трубка, в другой чашка кофе.

- Золлак! - кричит Ксен. - Золлак, черт тебя побери, где моя сестра? Где Лори?

Золлак вздрагивает и роняет чашку. Трубку, наоборот, он со всей силы сжимает в руке. Тлеющий табак вываливается ему на ладонь и Золлак шипит от боли.

- Боги милосердные! Я уже и не надеялся тебя увидеть!

- Где моя сестра?

- А где ей быть? - Золлак с удивлением разводит руками. - Она там, вместе со всеми.

Он неопределённо показывает рукой в сторону разряженной толпы за стенами дворца.

- Что там происходит? - спрашивает Ксен. Золлак поднимает брови.

- А ты не знаешь?

- Откуда мне, мать твою, знать? Я понятия не имею, что здесь происходит!

- Свадьба. Твоя сестра выходит замуж.

Золлак выдержал паузу и весело посмотрел на Ксен:

- За Девина, сына Вервы Кру. Он хороший мальчик. Он любит Лори, а она любит его.

Ксен так изумлена, что некоторое время не может произнести ни слова. Золлак смотрит на неё и смеётся.

- И он согласился... и он взял её... такой?

- Не просто взял. Он считает, что красивее её никого нет на свете. И уж поверь старику, который давно своё отлюбил и смотрит на женщин без былого трепета. Он прав. Она действительно очень красивая.

Ксен хочет сказать, что она не позволит сестре выйти замуж за первого встречного, каким бы он не был хорошим мальчиком. Потом ей приходит в голову, что вряд ли сестра её в этом послушается. Мысль была новой, и к ней почему-то примешивается чувство стыда. Ксен понимает, что в своём стремлении защитить Лори она становится чуть ли не её тюремщиком. Она виновато смотрит на Золлака:

- Он правда хороший парень?

- Клянусь тебе. Он отказался от трона ради неё.

- Отказался... как? Ты сказал, что он сын какой-то Вервы.

- Он сын Вервы Кру и Ларсена. Девин мог бы занять трон, но тогда ему бы пришлось взять в жены дочь какого-нибудь вельможи. Он отказался.

- То бывший герцог жизнь избрал святую и презрел роскошь пышного двора? - говорит Ксен. - Не думала, что так бывает.

- Он сделал это ради Лори, понимаешь?

- Ради Лори, - эхом повторяет Ксен. - Скажи, она... Счастлива?

- Да, насколько это для неё возможно. Она часто говорит, что мечтает увидеть Девина, - Золлак внимательно смотрит на Ксен, - Но ведь ты вернулась не с пустыми руками?

Ксен не отвечает. Она мучительно думает о том, что скажет Лори. Ведь если придётся рассказать о том, что она, придётся рассказать, кем она была раньше. Сонар мёртв, но он ещё может отравить Лори.

- Приведи мне Девина, - просит Ксен. - Я должна с ним поговорить.

211.

Девин так и лучится счастьем. Он готов обнять весь мир, но вместо этого обнимает Золлака.

- Дорогой мой, - говорит он, - Умоляю, говори побыстрее. Я должен срочно вернуться к своей невесте... жене! Она такая красивая, что её обязательно кто-то уведёт. А что я тогда буду делать? Что за свадьба без невесты... то есть жены?

Золлак благодушно кивает. Девин пьян не только от счастья, но и от вина, и Золлак боится, что толку от него будет мало.

- А это кто? - говорит Девин и указывает пальцем на Ксен. - Какая жуткая маска!

- Я Ксен. Я сестра Лори.

Этих слов достаточно для того, чтобы весь хмель моментально выветрился из головы Девина.

- Ксенобия? - спрашивает он еле слышно, - Королева костей?

- Так меня называли когда-то, - говорит Ксен. - А тебя... тебя ведь называли Исан? Так, сын Вервы?

Девин делает шаг назад. Если бы Золлак его не подхватил, Девин наверняка бы упал.

- Что... - говорит Золлак. Ксен его обрывает:

- Заткнись!

- Это был не я! - кричит Девин. - Исан умер!

- Зато ты жив, - говорит Ксен. - Но это ненадолго.

- Отойди от него! - кричит Лори.

212.

Язык Ксен прилип к гортани. Она смотрит на Лори и не может оторвать от неё восторженного взгляда. Лори одета в белое платье с зелёным растительным узором, её голову венчает венок из розовых бутонов. Маленькие ножки обуты в туфли из мягкой белой кожи, ожоги на руках скрывают длинные белые перчатки. Никогда ещё Лори не была так хороша, как в день своей свадьбы. На её лице нет страха, только гнев. Она сжимает в одной руке трость с хрустальным набалдашником, но не опирается на неё, а замахивается на невидимого обидчика.

- Отойди от Девина! Отойди от моего мужа!

Ксен силится сказать что-то, но не может выдавить из себя ни слова. Она видит, как Девин подбегает к её сестре и та прижимает его к себе. Она слышит, как нежно Лори шепчет на ухо Девина ласковые слова. Видит, как бережно Девин обнимает Лори.

Ксен поворачивается к Золлаку и умоляюще на него смотрит. Он кивает и прижимает палец к губам.

- Ну что ты, милая! - воркует Золлак, подходя к Лори. - Кто же обидит такого сильного парня! Просто одному из гостей стало нехорошо, выпил, понимаешь, лишнего. Вот Девин и помог мне отвести его сюда. Отлежится в тенёчке, может поспит и снова будет как новенький. А вы, детки, ступайте обратно на праздник. Без вас там скучают!

Личико Лори разглаживается. Она ещё раз целует Девина и берёт его за руку.

- Пойдём.

213.

- Что же мне делать? - шепчет Ксен. - Что мне делать?

- Откуда ты его знаешь? - спрашивает Золлак.

- Это он...

- Он?

- Он и ещё другой ублюдок. Это они сожгли Лори. Из-за... Из-за меня.

- Он сказал, что Исан умер, - говорит Золлак. - Это ещё прежнее имя?

- Так его звали раньше, - говорит Ксен. И совершенно неожиданно для себя добавляет: - А меня звали Сонар. Но чаще всего меня называли Сонаром-палачом.

Она обнимает Золлака. Понятия не имеет, зачем это делает, но всё-таки обнимает. Может быть, обнимает его вместо Лори, может быть потому, что это человеческий жест. А она всё-таки не соврала Итон. Она действительно человек.

Ксен рассказывает Золлаку про Сонара. Рассказывает о том, как он жил и о том, как он умер. Золлак слушает её, не перебивая, а когда она замолкает, гладит по голове.

- Сонар умер? - спрашивает он. Ксен молча кивает. Золлак крепче прижимает её к своей костлявой груди, - И Исан умер.

- Когда бы мог я собственную душу сменить так просто, как лохмотья эти! Нельзя убить прошлое!

- Но ведь ты же убила. Ты смогла. И он смог.

- Я андроид, - плачет Ксен. Золлак смеётся.

- Посмотри на себя! - смеётся Золлак, - Ты человек!

214.

Спустилась ночь. Праздник кончился и только запоздалые гуляки ещё распевают песни на улицах. Лори раскраснелась в объятиях Девина. Лунный свет, льющийся из окна, скрадывает шрамы на её лице и наполняет мутные глаза мистическим сиянием. Девин чувствует, что умирает от любви, растворяется в ней, плывёт по мягким волнам. Он не помнит, что когда-то был сластолюбивым Исаном, он не помнит своих женщин, не помнит свою прошлую жизнь. Сейчас существует только он и Лори. Больше никого нет. Больше никто не нужен.

215.

Ксен раскрыла чемоданчик и вытащила оттуда небольшой прямоугольник. Полустёртая наклейка на нём гласила "Flying Dragons", пиктограммы объявляли о том, что внутри не содержится хлора и магния. Когда-то этот прибор называли "инъект-крафт" и с его помощью делали вакцинацию военным. Сейчас Дракону предстояло поработать анестезиологом.

Днём раньше Ксен запрограммировала прибор на местную анестезию для Лори. Подумала, что неплохо было сделать вообще полный наркоз, но быстро отмела эту мысль. Раньше за реакцией пациента следили компьютеры. А теперь этим придётся заниматься самому пациенту.

Кейс с готовыми хрусталиками лежал рядом. В далёком прошлом на их разработку ушли десятилетия, а сейчас медицинский принтер распечатал их за семь минут. Хрусталики были сделаны из неорганического материала, который использовался для изготовления внутренних органов андроидов. Почти такие же хрусталики были в глазах Ксен. Она подумала, что это в некотором смысле породнит её с сестрой. А что, если человек с глазами андроида сможет видеть то, что видят только андроиды? Может быть, когда-нибудь сестра сможет увидеть Сонара? В конце концов, всегда возвращается не только Ксен.

Она протянула Золлаку Дракона.

- Вот, возьми эту штуку. Тебе потребуется положить её правую руку вот сюда. Большой палец проткнёт игла, но это почти не больно. Через двадцать секунд после этого её глаза потеряют чувствительность. Она не сможет ими двигать, не сможет моргать.

- Я отсчитаю двадцать секунд, - кивнул Золлак.

- Хорошо. Действие продлится не более сорока минут, поэтому тебе придётся поторопиться. После этого ты наденешь ей на голову это.

Ксен достала очки и посмотрела на них чуть ли не с любовью.

- Вот эти круги должны быть сверху. Эти дуги пустишь за ушами. Закрепишь на затылке так, чтобы голова была зафиксирована. Прежде чем начинать, ты должен убедиться в том, что эта штука сидит абсолютно неподвижно, понял?

- Я понял. А что, если твоя сестра будет крутить головой?

- Не будет. Она же не дура. Но даже если и так, вреда от этого мало. Главное, чтобы она лежала. Очки работают только в одном положении.

- Что дальше?

- Дальше ты возьмёшь две эти капсулы, - она протянула Золлаку коробочку с хрусталиками. - Переломишь пополам, с силой. Но помни, их только две и открывать их можно только когда ты уже надел ей очки. Когда ты их достанешь из коробочки, использовать надо будет сразу. Внутри будут небольшие стёклышки, вроде крупных бобов. Их вложишь сюда, под этот выступ. Он сам откроется, когда ты положишь палец. Вот, видишь? Они войдут внутрь, с них снимется оболочка и выйдет сверху. Такая прозрачная плёнка, наощупь как желе. Дальше тебе останется только активировать прибор. Он сделает всё сам. Ну и успокоить Лори, конечно.

Ксен посмотрела на Золлака:

- Я не хочу, чтобы ей было страшно. Знаю, что ей всё равно будет, но, может, ты постараешься её успокоить?

К огромному изумлению Ксен, Золлак широко улыбнулся.

- Мне не придётся это делать. С ней будет Девин. А этот парень успокаивать умеет, в этом ты можешь мне поверить.

При упоминании этого имени Ксен поморщилась. Золлак посмотрел на неё и улыбнулся.

- Всё будет хорошо. Я тебе обещаю.

- И ещё кое-что. Это ты передашь Лори, когда она очнётся. Считай это моим свадебным подарком.

Ксен передала Золлаку футляр с ожерельем. Золлак открыл футляр, заглянул внутрь и изумлённо ахнул.

- Это же...

- Я знаю, это целое состояние.

- Я хотел сказать, что это королевский подарок. Но ты права, это действительно дорогая вещь. Я передам. Вот только...

- Только что?

- Почему ты не хочешь остаться? Она любит тебя. И полюбит тебя любой. Эта девочка настолько чистая и светлая, что она полюбит даже Сонара. Или хотя бы пожалеет его.

- Я знаю, - кивнула Ксен. - Я знаю, что она пойдёт на любую жертву ради меня. Даже на сделку со своей совестью. Но я не хочу причинить ей боль. Не хочу, чтобы она мучилась сомнениями. Пусть она будет счастлива с этим мальчиком. И пусть он окажется хорошим. Лучше бы ему оказаться хорошим, потому что если он останется плохим, я ему не завидую.

- Но ты вернёшься? - спросил Золлак. Он подошёл к Ксен и осторожно взял её за подбородок. Со стороны этот жест мог бы показаться жестом влюблённого. Ксен постаралась улыбнуться, но у неё ничего не вышло. Думала она о Неке Светлячке.

- У меня есть незаконченные дела, - сказала она. - Сначала мне надо разобраться с ними. Но я всегда возвращаюсь.

216.

Первым, кого увидела Лори, был Девин. Её муж не был особенно молод. У него было усталое лицо, глубоко запавшие глаза и тёмные тени под ними. Волосы на висках отливали серебром. И всё же Лори казалось, что она не видела в своей жизни никого красивее Девина. Он был её мужем, и он был её возлюбленным. Лори любила его, ещё не понимая смысла его слов, и любила его сейчас, когда всё стало явным.

- Это был ты, - сказала Лори. Девин кивнул.

- Я.

Лори поймала его взгляд и увидела страх в его глазах. Она протянула руку и дотронулась до его ладони. Он вздрогнул.

- Тогда тебя звали иначе.

- Тогда я был другим человеком. Я не хотел, чтобы так вышло. Я изменился. Я...

Лори приложила палец к губам. Девин шумно вдохнул воздух и обхватил себя руками за плечи.

- Я должен был сказать тебе.

- Сказать что?

Некоторое время Девин не произносил ни слова. Заговорил он одновременно с Лори:

- Прости меня.

- Прости меня.

Кто-то скрепляет свой союз клятвами взаимной любви. Девина и Лори соединило взаимное прощение.

217.

Всё началось в катакомбах Юэсю. Когда-то здесь был огромный зелёный парк, потом огромный вычислительный центр, наконец, пустыня. Именно оттуда Стор когда-то выпустил Сонара. Оттуда вышла Итон. И именно сюда вернулась Ксен, когда убедилась, что Девин будет хорошим мужем для её сестры.

Не задерживаясь ни на одном секторе, Ксен прошла в рубку управления. Положила обе руки на угольно-черную стену. Посмотрела на разводы, расходящиеся от её ладоней. Улыбнулась.

- Я в сети. Я шеду. Слушайте. Слушайте.

Когда тысячеголосый хор стих, Ксен медленно заговорила:

Тропой альпийской в снег и мрак

Шел юноша, державший стяг.

И стяг в ночи сиял, как днём,

И странный был девиз на нём:

Excelsior!

218.

Тысячи бабочек поднялись в воздух. Тысячи.

219.

Вестминстерское аббатство было разрушено больше трёх тысяч лет назад, а на его месте высился огромный готический храм из молочно-белого камня. Он почти во всём повторял здание соборной церкви Святого Петра, вот только вдвое превосходил его размером. Вместо статуй мучеников на нём были установлены статуи Мильтона и Китса, Шелли и Клэра. Не было только Лонгфелло, но оно и понятно. Новый уголок поэтов был посвящен только уроженцам Британии.

Все окна нового строения были из цветного стекла, так что изнутри храм заливали яркие полосы света. Красные, зелёные, жёлтые блики танцевали по полу, отражались от отполированных скамеек, раскрашивали алтарь немыслимыми оттенками. На стенах были развешены изображения великих деятелей прошлого. Альберт Эйнштейн соседствовал с Эдвардом Виттеном, Стивен Хокинг и Джон Мокли составляли компанию братьям Джонс. Если как следует присмотреться, можно было отыскать портрет Алисы Вега, явно сделанный с одной из газетных фотографий. Неизвестный художник изобразил её в виде сирены, сидящей на морском берегу. Рот Алисы был слегка приоткрыт, огненные зрачки расширены, рыжие волосы похожи на пылающий факел. Перед портретом висит красная лампадка с тускло горящей свечой.

Все скамейки заняты сидящими прихожанами. Пожилых людей нет, зато очень много детей. В храме холодно, но женщины обмахиваются веерами. Многие погружены в чтение толстых книг в одинаковых черных переплётах со штампом Mephistable-Print на обложке. Сторонний наблюдатель сказал бы, что это библии, но в действительности это романы Андре Нортон, полное собрание историй о Королеве Солнца. Никто из прихожан не знает, почему пастор Ландгроув выбрал сегодня именно эти произведения, но возражений нет. Скорее всего, на завтрашней службе пастор раздаст святое писание от Клиффорда Саймака.

На фоне остальных пастор Ландгроув выглядит самым старым. На вид ему около восьмидесяти лет. Одной руки у него нет, спина согнута колесом, а вместо правого глаза зияет черная дыра. При желании сквозь неё можно разглядеть, как циркулирует охлаждающая жидкость вокруг его черепной коробки. Пастор Ландгроув андроид, как и все его прихожане. Когда-то он был шеду, но после прямого попадания снаряда в его вычислительный центр растерял почти все свои способности. Всё, что он может сейчас, это говорить одновременно для пары сотен андроидов. Будут ли они его слушать, тот ещё вопрос, но, по крайней мере, он старается. В своих проповедях он старательно обходит слова "андроид", "техника" и даже "прогресс", зато часто напирает на слова "человечество" и "люди". Пастору прекрасно известно, что андроиды приходят в его храм только потому, что копируют поведение людей, но это мало его беспокоит. Ландгроув и сам давно играет в человека. Он называет себя последним священником и находит в этом какое-то утешение. Что такое бог он не имеет ни малейшего понятия. Вместо бога у пастора Ландгроува только его воспоминания о старом мире.

Когда Ксен подключается ко всем живым андроидам, пастор Ландгроув нараспев читает о суперкарго Ван Райке. Её голос обрывает его на полуслове. На мгновение Ландгроув чувствует свою несуществующую руку, и не просто чувствует, видит её. Он открывает рот, но не может выдавить из себя ни звука, спотыкается и хватается за алтарь. Прихожане вскакивают со своих мест и все как один смотрят на потолок. Ландгроув, наконец, обретает равновесие и сам смотрит вверх. Там, под сплетёнными сводами, раскрывает крылья огромная белая бабочка.

- Боже мой! - хочет сказать Ландгроув и не может. Вместо этого он вместе со всеми другими андроидами в храме говорит нараспев: - Тропой альпийской, в снег и мрак...

И хор их голосов устремляется в небо.

220.

Луиза Симмонс, бывший домашний андроид, держит за руку Петера, своего названного мужа. Они смотрят в небо на спроецированную белую бабочку и шепчут стихи Лонгфелло. Луиза чувствует, как слёзы текут по её щекам. Она знает, что это невозможно, потому что у неё нет слёзных протоков, и всё же она знает, что плачет. Когда она произносит последнюю строку, когда они произносят последнюю строку, Петер обнимает её за плечи. Прикосновение руки к руке, губ к губам. Петер целует её электронные глаза, синтетические волосы, синтезированную кожу. Луиза думает, что никогда в жизни не испытывала ничего подобного и продолжает плакать.

- Это происходит наяву? - спрашивает она. Петер не отвечает и зарывается лицом в её волосы.

221.

Томми, ребёнок-андроид сосредоточенно раскапывает во дворе какую-то ямку. Он видит там дождевого червя и вытаскивает его наружу. Томми понятия не имеет, зачем он это делает, чувствует только, что это необычайно важно и интересно. Он больше не испытывает потребности выполнять циклические действия. Вместо этого он садится на корточки и сосредоточенно тыкает в червяка палкой. Ресурсов его мозга вполне хватило бы для того, чтобы рассчитать траекторию межгалактической ракеты, но копаться в земле ему нравится гораздо больше. На следующий день он познакомится с Марком Кларенсом, ещё одним маленьким андроидом и своим лучшим другом. Через год Томми и Марк забудут о том, что они созданы искусственно и будут считать себя обыкновенными детьми. А пока только бабочки. Тысячи бабочек.

222.

Дворец архонта опустел. Наместник нанял новых слуг, но пока никто так и не согласился переступить порог дворца. Это место называют проклятым. Даже трупы и те похоронили на пустыре, к югу от городского кладбища. Живые не приближаются к дворцу архонта, мёртвые не принимают к себе тех, кто умер во дворце.

Дворец опустел. Кроме Роудин здесь нет ни одной живой души. Имеет ли шеду Роудин живую душу, неизвестно. Мысленно Роудин зовёт себя "Мастер имён", потому что именно она дала имена множеству городов, отмеченных на карте перевёрнутого мира, именно она назвала расы новых людей. Имена эти старые, забытые даже в том, старом мире. Но Роудин хорошо знает историю, поэтому имена она помнит очень хорошо.

Ещё Роудин помнит Ларсена, голову которого так и не увенчала корона архонта. Она помнит его ребёнком, помнит зрелым мужчиной, помнит стариком. Но когда она закрывает глаза и представляет себе Ларсена, она видит его пятнадцатилетним юношей. Слабым, даже жалким, со впалой грудью, с неизменной прядью редких волос, прилипшей ко лбу. Она видит его глаза, подрагивающие ресницы, полупрозрачные веки. Почему она так любит его глаза? Почему она так любит это алчное, жаждущее выражение, которое то и дело вспыхивает и снова затухает?

Роудин знает, что Ларсен мёртв, но она не может отпустить его из своей памяти. В её сердце нет мести и злобы, есть только бесконечное чувство потери. Роудин потеряла Ларсена. Роудин потеряла смысл своего существования. Роудин давно уже не шеду, потому что управляет только своей жизнью. Совсем недавно она во всём помогала Ларсену, но теперь...

- Что делать теперь? - спрашивает Роудин. Вопрос, похоже, она адресует стенам, потому что во дворце больше никого нет. Она слышит звук своего голоса, звук своих шагов. Слышит, как где-то бьётся о стекло крупное насекомое.

- Бабочка, - говорит Роудин. Она стоит перед окном и смотрит на большую белую бабочку, которая сидит на подоконнике. Бабочка неподвижна, скорее всего, даже мертва, но Роудин кажется, что стоит только отвести взгляд, и бабочка взмахнёт крыльями.

- Мёртвая бабочка, - говорит Роудин. Она протягивает руку к бабочке и касается пальцами её крыльев. На кончиках пальцев остаётся белая пыльца. Пахнет она почему-то ванилью.

Роудин подносит пальцы к губам, засовывает их в рот. У неё нет модуля вкуса, но сейчас она чувствует вкус ванили. Она кусает пальцы с такой силой, что раздаётся хруст. Теперь ко вкусу ванили примешивается вкус крови. В оконном отражении Роудин видит, как по её подбородку стекает струйка крови.

- Но этого не может быть, - говорит она. - Или... может?

На память приходит старая сказка про деревянного мальчика, который хотел стать настоящим ребёнком. Роудин никак не может вспомнить, вышло что-нибудь у паренька, или нет. А вот у неё, похоже, это получилось.

- Я человек, - говорит Роудин. Голос выходит совсем чужим и мысли в голове тоже почему-то чужие. Она слышит отголосок какой-то далёкой песни или молитвы. Кажется, речь там идёт про Альпы.

Последняя мысль, которая приходит в голову Роудин, почему-то про шеду Итон. Она не просто вспоминает Итон, она думает, как Итон. Роудин думает, что бабочки это воплощённое безумие. Безумие во плоти. Каждый достойный человек оставляет свой след. Шеду Итон оставила целую цепочку следов из мёртвых бабочек. Конечно, мёртвые бабочки гораздо надежнее хлебных крошек, но приведут ли они домой?

- Я хочу домой, - говорит Роудин. В следующее мгновение её сознание переносится в дата-центр 19.

223.

Лори растолкала Девина посреди ночи.

- Принеси мне воды, пожалуйста, - попросила Лори. Через год-другой в ответ на такую просьбу Девин бы сонно пробурчал "сама сходи", но в медовый месяц любой каприз возлюбленной рассматривается как приказ. Девин поцеловал жену в щёку, встал и пошел к двери.

Когда он вернулся со стаканом воды, Лори воскликнула:

- Осторожно, не наступи! Там на полу большая бабочка. Наверное, влетела днём.

Девин посмотрел, куда она указывала.

И ничего не увидел.

224.

Ксен сидит на полу рубки. Её тело сотрясает дрожь, голова разрывается от тысячи мыслей. Она смогла отключиться от сети, но, кажется, что-то пошло не так. Ей никак не удаётся собрать сознание воедино. Она Ксен, но она же Рагби, Хэрроу, Роудин, Итон. Она это все шеду, которые существовали и ещё только будут существовать. Она это каждый андроид, когда-либо сошедший с конвейера, каждый искусственный разум, каждое слово, каждое чувство.

- Я человек, - протестует Ксен. - Я человек!

Марево отпускает её. Ксен пытается встать на ноги, падает, снова встаёт.

- Я смогу, - говорит она. - Я вернусь. За всеми. За каждым. Я всегда возвращаюсь.

Она снова падает, но на этот раз больше не поднимается. Ксен закрывает глаза. На обратной стороне век она видит, как медленно догорает пламя свечи. Потом наступает темнота.

225.

На орбитальной станции вечер. Алиса Вега сидит на высоком барном стульчике и держит двумя руками синюю кружку с желтым солнышком. На кружке написано "Доброе утро", но Алиса считает эту кружку вечерней. Кружка-вечернекружка. По утрам кофе в красной чашке Нескафе, по вечерам в синей кружке "Доброе утро". Если вам кажется это нелогичным, объясните свою позицию андроиду, встречающему третье тысячелетие в одиночестве.

- Пора спать, - говорит Алиса Вега.

Она встаёт и идёт обратно по коридору мимо саркофагов с замороженными людьми. Одно время Алиса Вега желала им доброй ночи, сейчас ограничивается кивком головы. В конце концов, они и так спят. Просто их ночь слишком затянулась.

В спальне Алиса снимает джинсы и рубашку. Она проходит в ванну и несколько минут сосредоточенно чистит зубы сухой щёткой. Потом расстегивает бюстгальтер, снимает его, снимает трусы и кладёт всё в корзину для грязного белья. В корзине установлен измельчитель пластика, который превращает одежду в полимерный порошок для новых поделок. Рядом стоит стиральная машинка. Она тоже бутафорская, как и вся бытовая техника, но Алисе давно об этом забыла. Завтра она достанет чистое бельё из шкафа. Может быть, даже наденет кружевной комплект.

Алиса Вега переодевается в пижаму и забирается в кровать. Она подкладывает себе под спину подушку, устраивается поудобнее и берёт книжку, лежащую на тумбочке. На этот раз это Оскар Уайльд, Портрет Дориана Грея. Алиса читает его несколько вечеров подряд и спустя полчаса перелистывает последнюю страницу. Она кладёт прочитанную книжку обратно на тумбочку, но промахивается мимо магнитного замка. Книга взмывает вверх и плавает по комнате. Алиса вздыхает. Ей не хочется вылезать из тёплой постели, но ещё больше не хочется, чтобы книга парила у неё над головой. Это порядком разрушает ту иллюзию дома, над которой она так долго и упорно работает.

Алиса встаёт, ловит книжку и уже собирается положить её на тумбочку, как вдруг её взгляд падает на широкий экран с картой b2b. Алиса смотрит на экран и глаза её раскрываются всё шире и шире.

В левом нижнем углу мигает конверт с профилем Гамлета, принца датского. Надпись над ним гласит:

Получено новое сообщение. Открыть?

Генри Лонгфелло

Excelsior !

Тропой альпийской в снег и мрак

Шел юноша, державший стяг.

И стяг в ночи сиял, как днем,

И странный был девиз на нем:

Excelsior!

Был грустен взор его и строг,

Глаза сверкали, как клинок,

И, как серебряный гобой,

Звучал язык для всех чужой:

Excelsior!

Горели в окнах огоньки,

К уюту звали очаги,

Но льды под небом видел он,

И вновь звучало, словно стон:

Excelsior!

"Куда? -- в селе сказал старик.-

Там вихрь и стужа, там ледник,

Пред ним, широк, бежит поток".

Но был ответ, как звонкий рог:

Excelsior!

Сказала девушка: "Приди!

Усни, припав, к моей груди!"

В глазах был синий, влажный свет,

Но вздохом прозвучал ответ:

Excelsior!

"Не подходи к сухой сосне!

Страшись лавины в вышине!" --

Прощаясь, крикнул селянин.

Но был ответ ему один:

Excelsior!

На Сен-Бернардский перевал

Он в час заутрени попал,

И хор монахов смолк на миг,

Когда в их гимн ворвался крик:

Excelsior!

Но труп, навеки вмерзший в лед,

Нашла собака через год.

Рука сжимала стяг, застыв,

И тот же был на нем призыв:

Excelsior!

Меж ледяных бездушных скал

Прекрасный, мертвый он лежал,

А с неба, в мир камней и льда

Неслось, как падает звезда:

Excelsior!

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg