«Факап»

Факап (fb2) - Факап [Не закончен эпилог] 3124K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Михаил Юрьевич Харитонов (Константин Анатольевич Крылов)

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Фанфики (а равно приквелы, сиквелы и параквелы) по мотивам творчества Стругацких — презренный, безвкусный жанр. Хуже может быть разве что попаданчество.

Тем не менее, даже у авторов фанфиков есть совесть. Поэтому, прежде чем предложить вниманию читателя свой опус, я сделаю несколько необходимых разъяснений.

В принципе, чтобы получить от данного текста «удовольствие полное и совершенное», читателю желательно знать большинство книг братьев, посвящённых Миру Полудня. Конкретно: «Полдень, XXII век», «Далёкая Радуга», «Трудно быть богом», «Малыш», «Обитаемый остров» и «Жук в муравейнике». Действие происходит до событий, описанных в романе «Волны гасят ветер», так что аллюзий на него здесь почти нет. Почти не задействованы — хотя и неким образом учтены — «Попытка к бегству» и «Парень из преисподней». Зато можно найти ссылки на «Страну багровых туч» и «Хищные вещи века», формально не входящие в цикл.

Основой является «Трудно быть богом», каковое сочинение читателю желательно знать очень хорошо (не говорю «наизусть» только потому, чтобы не пугать заранее), а также «Обитаемый остров» и «Жук в муравейнике». Не изучив этих трёх книг — заранее или в процессе чтения моего опуса — вы, скорее всего, ничего не поймёте. Весьма желательно также посмотреть известный фильм Германа или хотя бы прочитать сценарий. Впрочем, без этого можно и обойтись — но имейте в виду, что и он задействован тоже.

Если вы, паче чаяния, знакомы с творчеством некоторых западных фантастов, популярных в СССР (например, Роберта Шекли), вы получите толику дополнительного удовольствия.

Имейте фан.

Искренне Ваш

Михаил Харитонов

ФАЙЛ 1

День 1

А а ааааааааа Ббббббб

ячсмитьбю Ʉ Ʉ ғ ғ ғ Еёеёеёеё

Мама мама мама мыла раму Мама, мыла! Раму? В чащах Юга жил был Цитрус но фальшивый экземпляр, да…!!!!???///==+++

нормально разборчиво Точку ставить не забывать.

Клавиатура. Смешная штука.

О! вот они команды

сохранить файл я смогу

только зачем?

День 2

Терпеть не могу ждать смерти, меня это нервирует. При всём при том заняться тут решительно нечем. Хорошо ещё, в компе нашёлся текстовый редактор. Без микрофона, даже без сенсорной плоскости. С клавиатурным вводом. Я клаву крайний раз видел лет двадцать назад. Оказывается, руки помнят. Разве что «е» и «ё» иногда путаю.

Очень раздражает, что нет возможности стереть текст. То есть клавиша такая есть, стрелочка назад. Но она не работает. Или это комп её не воспринимает? Нажимаешь её, где-то что-то пищит, ну и всё.

Вот и со мной примерно та же история.

Я вылез на пересадочной станции, чтобы кое-что сделать, работы было на час-другой. Вместо этого я торчу здесь уже третьи сутки. Нуль-портал отключен, причём намертво. Управляющий комп заблокирован. Кроме простейших функций типа текстового редактора, он ничего делать не желает. Во всяком случае, для меня. Туда нельзя — сюда нельзя. Замуровали меня здесь дорогие коллеги. Потому что кто же ещё? Разве что галакты, но у них ко мне нет претензий. А у коллег — есть, и очень серьёзные.

К тому же я гол как сокол, как выражается Славин в таких случаях. Всё моё имущество — то, что на мне. Ещё салфетка с Энцелада с номером станции. Негусто, прямо скажем. Хоть бы какое-нибудь оружие. Скорчер, например. Хотя зачем? Если придёт убойная команда, я в ребят стрелять всё равно не стану. Да и не смогу, они вряд ли будут ждать. Шарахнут из всех парализаторов, ну или пульку в сердечко тюк. Тело заморозят, запакуют в пластик и отправят на исследование. Или только голову. С головой возни меньше.

Чем мне заняться в ожидании этого важного момента? Вариантов много, но все какие-то невесёлые. Можно грызть шоколад из аварийного НЗ, например. Пить кофе из автомата. Или воду из очистки. Ещё пялиться в иллюминатор на звезду класса G и какую-то крупную планету — здоровую такую хрень типа Юпитера. А ещё я могу помочиться на ковёр. Но такие эксцессы уборочная автоматика штатно ликвидирует в течение пяти минут.

А вот с моей ликвидацией, похоже, возникли проблемки. Не понимаю, чего они тянут. Скорее всего — ждут отмашки. Причина, я так подозреваю, субъективная. Приказ о блокировании станции можно отдать и устно, но списать в ноль бывшего сотрудника — дело серьёзное, оформляется официально. Формально подписать приказ должен Славин. Но мы с ним приятельствовали, даже бухали вместе, в управлении все это знают. И такая подпись уронит Евгения Марковича в глазах коллег, а у него и так проблемы в коллективе. Значит, он постарается спихнуть это на Арама Григорянца. А Григорянц терпеть не может, когда его вынуждают заниматься делами ниже своего уровня.

Комов мог бы подмахнуть. Тем более, что виновен-то я в основном перед ним, лично-персонально. Но сейчас Геннадий Юрьевич, насколько я понимаю, всё ещё геройствует в районе Фомальгаута — вытаскивает тагорянское судно из хромосферы. Дело это, конечно, славное, но не скорое.

Так что, скорее всего, Славин будет пересиживать Григорянца, и это может продолжаться довольно долго. Но не бесконечно, так что смерть от голода мне не грозит.

Интересно, как они меня оформят. Во времена Поля Гнедых станцию бы просто взорвали. Но сейчас у нас эпоха экономии и качества. Одна станция — это несколько сот тысяч человеко-часов квалифицированного труда. К тому же человек может случайно выжить. Григорянц любит рассказывать байку, как Гнедых подписал приказ на ликвидацию прогулочного челнока с двадцатью пассажирами. Все того и заслуживали, включая пилота. Однако в последний момент к экскурсии прибилась слабоумная бабушка, которая в космосе всегда надевала скафандр — был у неё такой пунктик. Полю про бабушку не доложили, судёнышко грохнули. Бабушка успела загерметизироваться и потом месяц болталась среди обломков в автономе. И в итоге умудрилась связаться по рации — по рации! — с каким-то астрофизическим зондом. В результате её спасли и потом месяц показывали по всем федеральным каналам. За каковой факап Гнедых сняли. А Григорянца, соответственно, назначили.

Думаю, Арам Самвелович лакирует. Во-первых, я тоже иногда смотрю федеральные каналы. И никакой бабушки со скафандром не припоминаю. Во-вторых, уж если бабушка скафандр надевала, то панельку она с собой точно брала. И не одну, а три-четыре, на всякий пожарный случай. И, в-третьих, даже если всё так и было — не такой уж это и факап, чтобы снимать опытного человека с серьёзной должности. Просто Гнедых был человеком Валькенштейна, и когда тот ушёл в Совет Звездоплавания, Поля быстро замели под ковёр. Но история красивая.

Надеюсь, со мной всё обойдётся без таких приключений. В любом случае, скафандра у меня всё равно нет.

Да если б и был.

День 3

Доброе утро, мир! Я всё ещё живой и относительно здоровый. Шоколад на завтрак, правда, не катит. Ну чего стоило оставить мне здесь нормальный последний ужин? И порцию пломбира. С чем-нибудь безвкусным и мягко действующим. Чтобы я кони двинул во сне. Я же с пониманием. Жалко, что-ли? Коллеги из ДГБ так и сделали бы. Но не КОМКОН. Потому что КОМКОН — это хардкор, и надо выдерживать стиль.

Ну и я тоже, пожалуй, выдержу стиль. Напишу что-нибудь предсмертное.

Нет, я не жалуюсь. Жаловаться мне не на кого, разве что на свою дурь. Действия коллег считаю правильными. Я нарушал ведомственные инструкции, обманывал начальство, а под конец совершил преступление против личности. Причём не абы какой, а, можно сказать, друга. По ходу дела из-за меня погиб совершенно посторонний человек — случайно, глупо, но из-за меня же. Друг тоже в каком-то смысле погиб, во всяком случае для нас. Также мною похищены и утрачены артефакты невообразимой ценности. И всё это ради того, чтобы узнать подробности одной старой истории, которая ко мне не имеет ни малейшего отношения.

Так что, как ни крути, а меня можно и нужно ликвидировать. С моего же согласия. Я договор подписывал, там есть соответствующий пункт. Так что — какие претензии? Да никаких претензий, занесите это в протокол.

С другой стороны, помогать следствию чистосердечным признанием тоже не вижу смысла. Это даже как-то неуважительно по отношению к коллегам. Уж если меня решили убрать — значит, дело расследовано. Ну, может быть, нет каких-то деталей. Ну а кому они нужны, детали? К тому же их всё равно выковыряют. Из моей мёртвой головы достанут в крайнем случае. Так что писать что-то — это в чистом виде трата времени.

Но тут и в самом деле нечем заняться. Совершенно нечем.

День 4

Со мной всё тянут. Всё-таки пописал на ковёр, чтобы убедиться насчёт автоматики. Автоматика, оказывается, не работает. Ковёр пришлось мыть. Руками. Моющее средство добыл из бачка дохлого кибера. Ничего, справился. Волнующее приключение. Думаю теперь — может, ещё и по-большому на него сходить? Но пока нечем.

Нет, конечно, на ковёр я банально пролил кофе. Да, конечно, скатологический юмор у взрослого человека является инфантильным пережитком, признаком неизжитых проблем и симптомом невроза. Но, извините, я и в самом деле нервничаю. И меня можно понять. Умирать — не в помирушки играть. Особенно от рук своих же коллег. Очень неприятное ощущение.

Кстати, коллеги. Если вы уже всё сделали, убедились, что я мёртвый и холодный, и теперь читаете эту писанину, добрый вам совет: дальше не читайте. Вас же всё равно проверят на ментоскопе. И в случае нахождения лишней информации будут стирать память, а это вообще-то считается калечащей процедурой. Вам нужны дырки в голове? Нет? Тогда просто скачайте файл и передайте старшему. Он разберётся.

Что-то не идёт у меня текст. Уже полчаса в экран втыкаю, а с чего начать — непонятно. Так что отложу писанину до завтра. Хотя, конечно, стремак в этом есть: вот откроется портал, придут парни по мою душу, а у меня не готово. И что я им скажу? Ребята, дайте исповедаться? Не, не буду. Сколько напишется, столько и напишется. Может, меня сделают через пару минут. А может, через пару дней. Но вряд ли больше.

Хотя один момент сразу обозначу. Я никого ни в чём не виню, кроме себя дурака. Даже тех, кто всю эту кашу заварил. Ну да, последствия страшненькие. Но привели к ним самые благие намерения. Благородные, можно сказать. Я бы, наверное, на их месте вёл себя так же. Или как-то близко. Все мы одним миром мазаны, чего уж теперь-то.

От же пёс, живот заболел. Это от шоколада, наверное. Пойду посижу в укромном уголке. Прощайте или до свидания.

Да, ещё. Если бы я хоть краешком задницы почуял, чем всё кончится, я бы выкинул ту монетку в открытый космос.

День 5

И снова здравствуйте.

Да, пора бы уже и представиться. Меня зовут — теперь уже, наверное, надо говорить «звали» — Яков Вандерхузе. Звездолётчик, квалифицированный капитан, исполнял должность на пяти кораблях и шести судах, начальник нескольких экспедиций и всё такое прочее. Если интересует официальная биография, посмотрите в БВИ.

Что касается неофициальной стороны. Да, я комконовец. Завербован в лётном училище, подготовку проходил в «трёшке» на Земле. Потом служил. В частности — принимал участие в операции на Пандоре, работая под прикрытием. В ходе операции самовольно взял на себя ответственность за решение не своего уровня. Которое принял, исходя из собственных, то есть заведомо неполных (и, возможно, неверных) представлений о целях и задачах операции. Что является серьёзнейшим факапом для исполнителя.

Случайно получилось так, что я оказался прав. Можно сказать, спас операцию. Меня оправдали. Даже дали цацку. Но о дальнейшей карьере внутри организации речь уже не шла.

Поэтому меня перевели в действующий резерв. Сейчас это называется «аппарат прикомандированных сотрудников», но это те же яйца, только в профиль.

В этом качестве я работал в нескольких научных экспедициях. На Тиссу, например, на ЕН 3054. И на Аркадии тоже бывал. На Земле появлялся редко и не по работе. Так что первая война КОМКОНа с ДГБ прошла мимо меня, и бодания с Мировым Советом — тоже.

Хотя я и не рыпался. Летал себе потихонечку, служил службу, дело делал. Пока не началась история с планетой Ковчег. И мною срочно заткнули дыру, в которую могло провалиться много чего.

Не знаю, кто это читает, какой у него допуск и что он знает о наших делах. Но это уже не моя проблема. Так что исхожу из того, что допуск достаточный, а вот знать можно не всё. Тем более, ситуация была по-своему забавная. Хотя в чём-то и типичная, это как посмотреть.

Всё началось с того, что на какой-то замурзанной планете Панта нашли каких-то замурзанных дикарей. Дикари как дикари, мало ли их во Вселенной. Нашли и забыли, они даже Институт Экспериментальной Истории не заинтересовали, так как находились на первобытно-общинной стадии развития. А если честно — ещё в людей не очень-то превратились. То есть для того, чтобы с ними хоть как-то работать, нужно было или тысяч пятьдесят лет естественного отбора, или пара сотен искусственного. Второе вообще-то называется геноцид, добровольцев на такие дела сыскать трудно, последствия для репутации Института очевидны. Так что недоделков просто оставили в покое, что и было самым разумным решением.

И вдруг! В декабре шестидесятого года профессор Юмизава из Астрофизического устроил пресс-конференцию, на которой заявил, что, по его данным, солнце системы Панта нестабильно и может взорваться в течение нескольких лет. Что приведёт к гибели самобытной гуманоидной цивилизации.

При этом Юмизава считался авторитетом в области солнечных вспышек, что как бы придало его словам убедительности. То, что он вообще-то не занимался ни новыми, ни сверхновыми, народ вообще не понял: специалист по вспышкам же! К тому же какие там проверки или перепроверки, когда речь идёт о Гибели Самобытной Гуманоидной Цивилизации! Тут некогда думать, тут трясти надо.

Поднялся страшный кипеш. Общественность билась в истерике и требовала немедленно спасти аборигенов Панты. Тут же образовался какой-то «Переселенческий комитет». Этот самый комитет пробил через Мировой Совет особые полномочия и подозрительно быстро составил план эвакуации системы. И ещё быстрее нашёл подходящую планетку, которую тут же прозвали Ковчегом.

Тут-то руководство КОМКОНа, наконец, допетрило, какую свинью нам подложили. Потому что именно на этой планетке находился наш суперзасекреченный научный центр, занимающийся перспективными разработками. Который теперь, получается, нужно было даже не сворачивать, а нахрен сносить и уничтожать вместе со всеми следами пребывания. Включая уникальное нетранспортабельное оборудование невообразимой ценности.

Понятно, что вся подляна была делом рук Департамента Галактической Безопасности. Только галакты могли найти центр и только им нужно было его уничтожать. Потому что у них самих ничего подобного и близко не было. И не светило. Ну вот они и решили слегка восстановить справедливость.

Проверка активистов переселенческого движения подтвердила, что всем там заправляет дегебешная агентура. Юмизаву тоже проверили, но он оказался честным идиотом. У почтенного профессора на старости лет поехала крыша. Чего никто не заметил, так как лекции он продолжал читать по старым конспектам. А свой конёк с коллегами не обсуждал, потому что вообще не любил говорить о своих научных результатах. Вроде бы он подозревал всех в воровстве своих гениальных идей. Короче, он ударился в астрологию и стал составлять гороскопы звёзд. Не спрашивайте меня только, как эта псятина у него сочеталось с научной картиной мира. Хотя, думаю, без проблем. Я с учёными общался много. И могу сказать — если уж у человека в голове уживаются квантовая механика и теория гравитации, то он в принципе способен поверить во всё что угодно. В чох, сглаз, хиромантию и уринотерапию. И даже в официальную пропаганду. Которая вообще не для того делается, чтобы в неё верили. А вот учёные — те довольно часто верят, вот прям буквально в то, что им по федеральным каналам показывают… Ну, короче, профессор построил какой-то гороскоп на сверхновые, и получилось, что система Панту обречена в ближайшем будущем. И устроил ту прессуху, а галакты просто воспользовались случаем.

При этом все симметричные ходы у нас были заблокированы. Можно было бы, конечно, оспорить результаты Юмиздавы, потребовать независимой экспертизы, на худой конец — вбросить реальные данные о его душевном состоянии. Но это никому не понравилось бы. Общественность жаждала кого-то спасти и через это насладиться своим деятельным гуманизмом. Астрономы в лепёшку бы разбились, но не дали бы в обиду коллегу (и правильно, кстати, потому что такая кака повиснет на всей корпорации). Потом пошёл бы слив, что Спасению Самобытной Цивилизации препятствует зловещий КОМКОН, едящий по ночам гуманоидных младенцев. Ну и так далее по всем кочкам. Под дружелюбный смех галактов.

Но и мы тоже ведь не лыком шиты. Поэтому решили ответить асимметрично — а именно, нарисовать такую картинку, что на Ковчеге есть негуманоидная цивилизация, решительно не желающая никаких контактов с людьми. Необщительных негуманоидов у нас боятся, потому что мало ли чего от них можно ждать. Как обычно, ссыкливость оформляется через деликатность: дескать, не надо их трогать, потому что этика и всё такое. И это работает в ста процентах случаев, потому что боятся-то все, и в особенности общественность. А наши расстарались и добавили в сценарий контакта тему земного ребёночка. Этого самого ребёночка должна была обнаружить проверочная экспедиция, в которую войдут честнейшие представители Переселенческого комитета. Но — под нашим чутким руководством.

Главным по теме сделали, разумеется, Комова. Тот меня припахал, потому что у нас нормальные отношения Атосом — ну то есть с Мишей Сидоровым. Комов с Сидоровым старинные друзья, но вообще-то с Атосом мало кто нормально уживается. Потому что у него репутация проблемного человека. Но я с ним нормально работал и подстав от него не видел.

Официальная версия операции «Малыш» доступна, а я просто скажу, что всё прошло отлично. Комов нас прикрыл, всё прочее было разыграно как по нотам. После чего планетку закрыли уже официально, про дикарей с Панты тут же забыли. И всё это проканало за очередную победу деятельного гуманизма и вселенского добра. Славин в таких случаях обычно добавляет — «над разумом». Под разумом он обычно ДГБ подразумевает, если что.

А меня вернули на основную службу и дали вторую цацку.

День 6

Смотри-к ты, опять не убили! Упрямый у нас Евгений Маркович. Просто носорог какой-то.

Раз уж у меня есть сколько-то свободного времени, решил заняться исследованием местности. Был вознаграждён: под креслом нашёл пару наушников с фонотекой. В основном классика. Так что я теперь могу наслаждаться видом звезды класса G под Бетховена. А когда за мной придут, у меня будет время переключиться на Реквием. Помирать — так с музыкой.

Но всё-таки будем надеяться, что время у меня ещё есть. А пока продолжим.

В общем, «Малыш» прошёл отлично. Я вернулся на основную службу, весь из себя такой красивый, и начал осваиваться, вникать в расклады и вообще вживаться.

Но тут судьба подкинула новый факап. В шестьдесят первом начался скандал вокруг планеты Надежда, где какие-то придурки из Группы Свободного Поиска (давно бы прикрыли эту шарагу, если бы не галакты, которые через них проворачивают свои дела) нашли умирающую цивилизацию и следы присутствия Странников. Которые вроде как спасли часть населения, перебросив его пёс знает куда.

При слове «Странники» у нашей общественности начинается икотка и трясунец. В общем-то правильно, потому что земное человечество по сравнению со Странниками — примерно то же самое, что аборигены Панту по сравнению с нами. Но при этом, в отличие от тех же аборигенов, у нас амбиции. И кроме трясущихся поджилок, мы всё время хотим показать (себе, разумеется, не Странникам же), что тоже что-то можем. А Борька Левин объяснял это так, что после неслучившегося «Ковчега» нужно было как-то закрыть коллективный гештальт.

Так что я совершенно не удивился, когда Мировой Совет решил, что остатки населения должны спасти именно мы.

Проблема состояла в том, что аборигены, совершенно охреневшие от свалившихся на них безобразий, спасаться не хотели. Они готовы были сдохнуть, только бы без нашего участия. Наше руководство — которое бывает куда разумнее и даже гуманнее, чем иногда кажется — это тоже учло. И решило: никаких массовых операций, набираем среди аборигенов добровольцев сколько найдём (хоть горсточку), образцово-показательно их вывозим, демонстрируем это по всем федеральным каналам. Спасённых тихонечко распихиваем по всей обитаемой Вселенной, благо она большая. И на этом закрываем тему.

Так всё и вышло. Вывезли мы с этой несчастной планетки сотни две, объявили об очередной победе деятельного гуманизма над разумом. И распихали по разным глухим углам. Кажется, они сейчас уже все перемёрли. Зато хоть напоследок пожили в относительном комфорте. Отличный результат, кстати. Я без шуток — отличный. Я и сейчас так считаю, если что.

Но это всё было потом, а в данный конкретный момент именно меня, как героя Ковчега и знаковую фигуру, направили на эту грёбаную Надежду, чтобы я там работал говорящей головой, свадебным генералом и грушей для битья. То есть формальным начальником экспедиции.

Я с самого начала чуял, что будет какой-то блудняк и что мне он выйдет боком. Попытался было отбояриться, но не удалось. Приказ командира — закон для подчинённого. Так что собрал я чемоданчик и поехал на космодром.

Итак, Надежда. Местечко с первого же взгляда производило впечатление не просто тухлое, а гнилое. Девять континентов, на каждом развалины цивилизации уровня земного двадцатого или двадцать первого, следы войн, экологических катастроф и стремительно вымирающее население. Отчего оно вымирало, толком никто понять не мог. Биологи под нашим давлением написали какую-то хрень про «бешенство генных структур», но на самом деле никто ничего не понимал. В довершение ко всему основную часть населения кто-то куда-то вывез — и очень похоже, что и в самом деле Странники… В общем, всё, как мы любим.

Официально я был куратором прогрессора-зоопсихолога Льва Абалкина, который занимался изучением планеты и поиском желающих эмигрировать. Работал он с неким Щекн-Итрчем, голованом. Это такая инопланетная раса, типа разумных собак. Одно время они были на Земле очень популярны. Собачки эти нас презирали и не особенно это скрывали. Тем не менее, их все обожали, потому что ну как же, собаченьки, аняня и мимими. В конце концов мы им надоели и они как-то пропали с глаз. Не знаю, что там точно было — то ли разорвали отношения, то ли просто перестали общаться с людьми. Общественность по этому поводу даже пролила какую-то слезу — мол, чем мы их обидели, чем оскорбили тонкую инопланетную душу? А по-моему, они просто сукины дети, во всех смыслах. К тому же опасные. Например, я слышал от того же Абалкина, что голованы могут гипнотизировать людей и подавлять волю. По-моему, одного этого достаточно, чтобы держаться от них подальше.

Да и вообще. Псы — они псы и есть. Я вообще собак не люблю.

Абалкин, наоборот, любил их слишком. А вот людей — не особенно. Это даже по профреестру было видно: хронически не вписывался в колллектив. Из-за этого пришлось убрать его из группы Рэма Желтухина. У него с ребятами была разница в полтора часа, которая не сокращалась. Вот совсем. Ну то есть просыпался он обычно как раз к выходу группы. Он, конечно, поднимался, умывался и выходил со всеми — но все же понимали. Так что через месяц его и Щекна отправили в свободный полёт, а меня, соответственно, поставили за ним приглядывать.

Понятное дело, большой симпатии между нами не возникло. Хотя и каких-то конфликтов тоже не было. Я читал его отчёты и давал инструкции. Он, соответственно, писал и исполнял. В общем, это было и всё, так что расстались мы, почти довольные друг другом. На прощание я подарил ему пакет собачьего корма для крупных пород — специально на Земле заказал. Ну, немножко подколоть хотел, чего уж там. Абалкин и бровью не повёл: поблагодарил вежливо и оставил мне на память находочку. Старинную золотую монетку на цепочке. Сказал — нашёл в развалинах.

Честно говоря, я от этого Абалкина хорошего не ждал, вот и подумал, что тут может быть какая-нибудь неприятная шуточка, а то и пакость. Поэтому монетку тщательно проверил. Даже на химический состав.

Тут-то я и попал. Коготок увяз. Но кто ж знал-то?

День 7

Ничего ж себе я расписался! Похоже, напоследок жизни я открыл в себе талант. Литераторский, или как там это называется. Хотя нет: литератору нужно чего-то выдумывать и к тому же показывать деятельный гуманизм. А у меня этого ни на каком балансе не числится.

Ладно, дальше движемся.

Монетка оказалась самой обычной, безо всяких сюрпризов. Только золото было сверхчистым. При этом монетке — около двухсот лет и сделана она была конкретно на Надежде: это проверяется по памяти металла, которую подделать невозможно. То есть можно, если продержать монету тот же срок в условиях, идентичных имеющимся на Надежде. Что — сами понимаете.

Напрашивалась гипотеза: аборигены когда-то владели трансмутацией элементов. Как минимум на уровне нейтронных пучков, как максимум — фемптопроцессоров. Хотя, если из искусственого золота делали деньги, то технология была малораспространённой и являлась госмонополией. Из чего следовало, что у них был капитализм или что-то в этом роде — и это при технологиях не ниже нашего двадцать второго века. В смысле Ʉ, конечно, а не галактического — но всё равно круто.

Ясен перец, базовой ТИП это противоречило. Зато объясняло всё остальное, в том числе нынешнее плачевное состояние. У них же были войны, а с технологиями двадцать второго можно такого оружия массового поражения наклепать, что мы и сейчас не разберёмся. Правда, непонятно, почему эти ушлые аборигены в космос не вышли. Но и тут есть объяснение: именно что вышли и с планеты удрали, никто их не вывозил, сами справились. И сейчас где-то, стало быть, обретаются.

А между прочим, во Вселенной есть одна космическая цивилизация гуманоидного типа, как известно — наша. И другой нам не надо.

Да, я понимаю, как это со стороны выглядит. Ещё один молодой, подающий надежды представитель общественности бросился спасать мир. Ну да, где-то так. Но я же не устраивал кипеша и не бился в истерике. Потому что понимал, что, скорее всего, моя версия глупая и я просто чего-то не знаю.

Однако есть такой закон жизни: лучше перебдеть, чем недобдеть. Кажется тебе что-то подозрительным — извести начальство. Как максимум ты и в самом деле спасёшь мир. Как минимум — прикроешь собственную задницу. Но это тоже хорошо, потому что сам о ней не позаботишься — никто о ней не позаботится.

Поэтому я сел, оформил свои соображения в виде доклада, монетку приложил как вещдок. И отправил наверх.

Отклика я никакого не получил. Из чего сделал вывод, что вопрос либо выеденного яйца не стоит, либо уже передан в надёжные руки специалистов. И то и другое меня искренне радовало. Моё дело — прокукарекать, а там хоть хоть трава не расти.

Ну а вскоре после этого меня перевели на Землю и дали кабинет с видом на лесопарковую полосу. И поставили на хозяйственную деятельность.

День 8

Извините, вчера не дописал: сильно расстроился. Очень уж неприятно сознавать, что ты своими собственными руками разрушил то, что так хорошо начиналось.

Хотя нет. Начиналось-то как раз не очень. Я сидел в кабинете, кривил морду и считал себя несправедливо обиженным. Но потом разобрался, вник в процессы и понял, что начальство было право, а я — дурак и не понимал своего счастья. Ибо хозяйство — это моё.

Оперативник из меня, честно сказать, так себе. В большое начальство меня так и так не пустят. Да если бы и пустили — не усидел бы. Не люблю я всей этой подковёрной возни, политиканства и кипеша. Понимаю как бы расклады, могу в это играть. Но не люблю. А это важно — любить то, что ты делаешь. Меня бы в этом террариуме съели просто из любви к искусству. Разве что я надёжно закрылся бы чьим-то толстым задом. Но тогда этот толстый зад мне пришлось бы всю жизнь вылизывать. А мне такая диета кажется несколько однообразной, что-ли.

Ну а заведовать матчастью — это прямо по моей мерке шито. С одной стороны, должность не политическая, так что во внутренних войнах я держу стойкий нейтралитет. Но при этом я всем нужен. Завхоз — это человек, к которому руководство прислушивается. Так как от него ой как зависит. Даже при наших фондах — скажем так, немаленьких — постоянно возникает ситуация, когда чего-то нет, а очень надо. И кто-то должен этим заниматься, то есть изыскивать резервы, обходить инструкции, находить варианты и всё такое прочее, что так просто и не расскажешь. Ну и, конечно, связи, потому что всем нужна уверенность, что в экстренном случае у меня найдётся планетолёт высшей защиты или батисфера класса «А». Или хотя бы наводка — где это найдётся. Поэтому хозяйственника надо любить. И все это знают. Знают и любят. Как могут и как умеют, но любят. Со всеми втекающими и вытекающими.

В общем, это целый мир, и я в него с удовольствием погрузился. Заодно привык к мягкому креслу, хорошей кухне. Сам научился готовить. На хорошем любительском уровне, скажем так. Снова курить начал. Завёл себе, наконец. коллекцию янтариновых трубок. Потом на сигары перешёл. Голову эпилировал — надоело стричься, да и солиднее как-то. Стал отзываться на прозвище «дядя Яша». Не век же в щенках ходить. Есть, есть свои преимущества у стабильности.

Так бы и жил себе, не зная горя, кроме как по работе. Если бы не тот журнальчик.

День 9

Вчера заснул перед экраном. Нервишки пошаливают. Ну так это неудивительно. Я две катастрофы в космосе пережил, и знаете что скажу: там было проще. Потому что можно бороться за спасение. Адреналин из ушей и всё такое. А вот так просто ждать — это… нехорошо, в общем.

У меня тут, кстати, нарисовалось, кому мой мемуар может быть интересным. Евгений Маркович, можно последнее желание? Если это ничему не противоречит, отдайте файл Лене Завадской из Мирового Совета. Я Лене симпатизирую, чисто по-человечески. Поэтому — пусть знает. Может, пригодится против нашего дорогого Леонида Андреевича Горбовского. Который, похоже, всех уже достал.

Поскольку терять мне нечего, скажу про его подлую манеру. В Президиуме Мирового Совета сидят не идеальные коммунары, но хотя бы честные хищники. Которые воюют за интересы своих ведомств и своих людей. И этого особо-то и не скрывают. Ну да, космофлотовец будет биться за интересы родного Космофлота, а внутри него — за интересы своей группировки. А дегебешник — за родное ему ДГБ и за свой клан в ДГБ. Но это хотя бы понятно и предсказуемо. Горби же занимает позицию над схваткой, как бы никого не представляя и своих интересов вроде бы не имея. И при этом пользуясь правами последней инстанции. За счёт чего? За счёт репутации великого гуманиста, которую он себе долго и целенаправленно создавал. Или, выражаясь более конкретно — за умение предложить вариант, на который все могут согласиться без потери лица. Насчёт реальных интересов другая песня, но хотя бы без позора. Или если с позором — то хотя бы с заслуженным.

Что для этого нужно? Всего-то навсего: заранее блокировать все решения, кроме того, которое ты заранее наметил. Для чего, в свою очередь, надо уметь загонять ситуацию в тупик и клинч. Чем старикашка и занимается невесть сколько лет. Не вставая с кушеточки, на которой он любит прихварывать.

Как там в анекдоте про сессию Мирового Совета было? «Членам Президиума — занять места. Товарища Горбовского — внести!» В общем, не такой уж и анекдот.

Вот и в этой истории он тоже отметился, как же без него-то. И выступил он как всегда — в своём репертуаре. Жив буду — и об этом поведаю.

Но до этого ещё далеко, а пока — журнал. Вообще-то мне его дал Григорянц. Ему он, в свою очередь, достался на очередном юбилее ИЭИ. И формально это был даже не журнал, а научный сборник, посвящённый стодвадцатилетию академика Моисея Львовича Улитнера.

Академик Улитнер был кем-то вроде ответственного за ТИП. То есть базовую теорию исторических последовательностей. На каковой основана вся деятельность Института Экспериментальной Истории. То есть — чем Институт прикрывает свою задницу перед общественностью. Так как она, общественность, никак не может вот просто взять и согласиться, что в некоторых делах применим исключительно метод проб и ошибок. Причём некоторые ошибки бывают дорогостоящими. Нет, что вы, как можно. Общественности нужна какая-то объясняловка, какое-нибудь всепобеждающая супертеория, которая где-то есть и что-то собой обосновывает. Нельзя же просто так, грязными лапами, лезть в исторический процесс, да ещё и чужой. А ИЭИ занимается именно этим, уж извините. Во имя того самого деятельного гуманизма, который озаряет нам путь.

В общем, академик работал вот таким официальным толкователем единственно верного учения. Каковое толкование на практике сводится к переводу исторических фактов с обычного языка на жаргон ТИП. Который специально так сделан, чтобы делать понятное, но неубедительное — непонятным, но убедительным.

Я учил ТИП дважды — в лётном и в «трёшке». Естественно, учили очень по-разному. В лётном нам просто вбивали формулы и отбивали желание в них вникать (что и составляло цель обучения). В «трёшке» нас учили по-другому — а именно, объясняли, как устроен язык ТИП, что в нём имеет смысл, что — нет, и как его нужно понимать на самом деле.

Тонкостей там много. Я для себя запомнил главное: чтобы перевести обычное высказывание про историю на язык всепобеждающего учения, нужно выучиться двум вещам. Первое: к любому голословному утверждению нужно добавлять слово «объективно». А если нужно как-то состыковать между собой два утверждения, которые друг с другом не вяжутся, одно не вытекает из другого и вообще — то надо закрывать дырку словом «диалектически». Если из какого-то А согласно ТИП следует Б, но есть парочка примеров, когда вместо этого получалось никакое не Б, а хрен знает что, то надо писать «в данном случае из А следует Б в форме хрен знает чего». И если ещё что-нибудь добавить про историческую роль и законы развития, не забывая также про деятельный гуманизм — то всё будет отлично.

Ну вот допустим. Есть факт: на Земле за периодом феодальной раздробленности последовало появление централизованных государств. Примерно то же самое происходило и на других планетах. Но вот на Гиганде вместо государств возникли кланы-корпорации. В рамках ТИП это звучит так: «Согласно объективных законов развития, за периодом феодальной раздробленности объективно следует появление централизованных государств. В некоторых случаях — например, на Гиганде — они диалектически развились в форме кланов-корпораций, объективно играющих ту же историческую роль, что и государства, что не противоречит общим законам истории, имеющим объективную природу».

Это, конечно, самый примитивный уровень. Настоящий знаток ТИП может доказать, что дважды два — объективно четырнадцать, причём так, что не подкопаешься. Улитнер этим и сам занимался, и руководил людьми, которые этим занимаются. Работа, конечно, объективно имеющая мало общего с наукой, но диалектически неизбежная и к тому же вознаграждаемая согласно законам исторического развития в форме всяких ништяков и преференций. В каковых объективно проявляется деятельный гуманизм, это уж точно.

При этом Моисей Львович был совсем не дурак. И, что особенно важно, отличный игрок. Я имею в виду административные игры. Во всяком случае, всех своих конкурентов он съел, выпихнул или просто пережил. Правда, к описываемому моменту большую часть времени он уже проводил на даче, грея ножки в тазике с тёплой водичкой. А через пару месяцев тихо-мирно скончался. Скорее всего, без посторонней помощи, хотя не поручусь. Всё-таки он дошалился.

Какой-то я голодный. Пойду, пропихну в горло шоколадку. Потом прикорну.

Надеюсь, меня за это время не уконтропупят.

День 9

Да, всё ещё девятый день. Сутки-то ещё не прошли.

У меня какой-то рваный ритм образовался. Вот когда курсантом был — спал как по будильнику, секундочка в секундочку. Ну да в училище дисциплина была. Девять часов протикало — рота па-адъём! Заправка коек, ионный душ, одеваешься и бегом на построение. Семнадцать часов — сиеста, положение сидя, две минуты на засыпание. Я в двадцать секунд укладывался. Глаза закрыл — и уже подъём. И дальше до тридцати трёх занятия, потом личное время и отбой. Порядок. А в мягком креслице сидючи — разбаловался. Вот и результат.

Ладно, продолжу по теме. Остановились мы на шалостях. Шалости академика Улитнера были связаны с его главным увлечением. Смешно звучит, но это была история. Ну, в смысле — не официальная история, а настоящая.

В отличие от того же Юмизавы, у Моисея Львовича на плечах была крепкая аидише копф. В астрологию и уринотерапию он не уверовал бы, наверное, ни под химией, ни под дулом скорчера. Зато у него был нюх на всякие дурнопахнущие дела, закопанные по углам. А он обожал их раскапывать. Причём свои открытия не обнародовал, но и не держал при себе, а как бы сигнализировал: а я знаю, а я знаю, бе-бе-бе.

Первый раз он попал в поле зрения нашей конторы, когда он вписал в официозную статью, посвящённую очередному юбилею первого контакта с тагорянами, несколько слов про «в меру тёплую атмосферу нашей первой встречи». Выглядело это невинной оговоркой. Если не принимать во внимание, что тагоряне пошли на контакт только под угрозой немедленного сожжения атмосферы планеты. На Земле об этом обстоятельстве было осведомлено годе-то с полсотни человек, в основном космофлотовских. Моисей Львович в их число не входил. Тщательная проверка показала, что старикан вытянул информацию из двух случайных разговоров, одного документа, которую ему зачем-то показали, и вполне официальных отчётов, лежащих в БВИ в открытом доступе, но содержавших кое-какую интересную информацию. Всё это он распутывал чуть ли ни год, чтобы потом написать несколько слов и похихикать в кулачок.

Потом Улитнер пошутил насчёт Леониды. Шуточка касалась её океанов, которые скрывали, по выражению академика, «уже не одну сотню тайн и загадок». Публикация последовала после печального юбилея — двухсот первого следящего спутника, которого леонидяне вывели из строя неизвестным нашей науке способом. Тут источник информации обнаружился довольно быстро: ученик Моисея Львовича услышал обрывок разговора двух техников в баре. Из чего прямо следовало, что ближайшие знакомые об увлечении профессора осведомлены или хотя бы догадываются.

Дальнейшее разбирательство показало, что старикан уже довольно давно шалит подобным образом. Просто раньше он дёргал за вымя совсем уж дряхлых священных коров прошлого-позапрошлого века. А под старость, видать, захотелось чего-нибудь поактуальнее.

Однако конспирацию академик блюд и дальше намёков не заходил в принципе. Посторонние вообще не понимали, о чём он пишет. Причастные нервничали, но ничего конкретного предъявить не могли. И в к конце концов все решили, что старик, при всей его вредности, безопасен.

Тем не менее, с тех пор все статьи профессора кем-нибудь да просматривались. И кое-где находили намёки разной толщины на разные обстоятельства. От каковых намёков, по расчётам академика, у всяких больших шишек должен нервно дёргаться глаз.

Данный сборник мне предложили посмотреть потому, что в него почтенный юбиляр дал небольшую заметочку, где упоминался Ковчег. Арам Самвелович хотел знать, что Улитнеру на сей счёт известно.

Скажу сразу: вот именно на эту тему я не нашёл ничего. Тут старик был не копенгаген. И я совсем уже было собрался выключить планшет, если бы мне на глаза не попалась иллюстрация — золотая монетка, очень напомнившая мне ту самую, с цепочки. За каким-то псом я взялся смотреть, к чему она относится, и тем самым сделал ещё один шажок сюда.

Иллюстрация не имела никакого отношения к тексту. Зато на неё вела сноска, в которой было сказано несколько слов про давно доказанную неэффективность реморализации через гипноиндукцию.

На свою беду, я помнил, о чём речь. Потому что в лётном на первом курсе нам давали ТИП, у нас был вредный препод из ИЭИ, он мне задал допвопрос как раз про гипноиндукцию, на чём и срезал. В результате я пропустил поездку на Пандору, а вместо этого две недели тупо ходил на пересдачи. Такое не забывается.

Это старая разработка ИЭИ, которую забросили ещё в двадцатых годах прошлого века. Имелась в виду идея непосредственного, через гипноизлучение со спутников, влияния на разум жителей малоразвитых планет, которым намеревались таким способом внушать разумное, доброе, вечное. Однако первые же опыты показали, что лучи добра действуют на облучаемых в разной степени. Так что вместо общего повышения уровня гуманизма в облучаемой местности образовывалось стадо мяконьких человечков, которых очень быстро примучивали и загоняли в стойло те, на кого лучи влияли не так сильно. Зрелище было настолько неприятным, что дальнейшие опыты сразу же прекратили. Ещё делались попытки избирательной гуманизации особенно неприятных деятелей, обладающих властью или капиталами. Но после облучения добром они стремительно теряли власть и капиталы, а их место — кстати, в полном соответствии с базовой теорией — занимали ещё менее приятные. Даже банальные убийства — и те оказались намного продуктивнее… В общем, разработку прикрыли. За последующие сто с лишним лет несколько раз поступали предложения вернуться к идее на новом техническом уровне. И каждый раз разбивались о твёрдую позицию ИЭИ: никаких больше лучей добра, мы это уже проходили. В конце концов академик Амбарцумян, величина и светило, опубликовал установочную статью на эту тему, где объявил соответствующие попытки противоречащими духу деятельного гуманизма и законам исторического развития. После чего вопрос был закрыт окончательно.

Меня, однако, не отпускал интерес к иллюстрации. Простейший поиск в БВИ через фильтры дал однозначный ответ: вероятнее всего, здесь изображена золотая монета прошлого века с планеты Аврора, конкретно — отчеканенная в королевстве Арканар при короле Пице Шестом. Профиль которого Пица на монете и красовался.

Будь я помоложе, то сочинил бы какую-нибудь красивую теорию и загрузил бы ей начальство. Но я уже что-то повидал в жизни, и понимал, что не всё то золото, что блестит, а золотых кругляшков с бородатыми мужиками разные гуманоидные цивилизации понаделали достаточно. Тем не менее, тема меня зацепила: профессор явно на что-то намекал. И я решил выяснить, на что именно.

Хочу подчеркнуть. В этот момент я ещё не вышел за границу своих полномочий. Я уже пять лет как имел право на личное расследование. Разумеется, в свободное от рабочих обязанностей время. Я также имел право на разумное использование ресурсов организации в этих целях. Всё, что я обязан был сделать — это в приемлемый срок уведомить начальство о том, чем я занимаюсь.

И опять-таки: был бы я помоложе, сразу накатал бы доклад. Но в свете нынешнего опыта я понимал, что отчётность нужда в двух случаях — или когда надо довести до начальства что-то действительно важное, или когда надо прикрыть собственный зад. Бомбардировать же вышестоящих ненужными бумажками — это занятие или для молодых восторженных идиотов, или для заведомых неадекватов и источников проблем. Тогда я думал, что к этим двум категориям не отношусь. Что касается задницы, то я тогда не думал, что в данном случае мне нужно её прикрывать. Дело-то самое обычное. Житейское, можно сказать. Поэтому я решил сначала разузнать что-нибудь стоящее, а потом уже докладываться. К сожалению, дальше всё завертелось так, что бумажку подавать было как бы поздно.

Начал я, естественно, с самого академика Улитнера. Подняв детализацию всех его обращений к БВИ (моих полномочий на это хватало), я выяснил, что темой гипноиндукции и реморализации Моисей Львович в последнее время не интересовался. То есть совсем, совершенно.

Однако академик меня всё-таки сумел удивить. Да так, что я рот раскрыл. Потому что почтенный гуманитарий, оказывается, скачал с БВИ десяток учебников по гиперсветовой астрогации, включая 138-е издание «Курса пилотирования», над которыми обливается слезами я уж не знаю какое поколение курсантов.

День 10

И опять я живой, да что ж такое творится-то? Медведь в лесу сдох, а я ещё нет. Жив, здоров, неуклонно повышаю музыкальную культуру. Сегодня, например, наблюдал закрытие диска звезды класса G тяжёлой планетой под вторую часть Лунной сонаты и кофе из автомата. Очень не хватало пломбира, а так — неплохо.

Кстати. Может, они меня решили уморить голодом? Свежо и остроумно. Тогда почему не убрали НЗ? В принципе, он рассчитан на полгода, если экономить — можно растянуть до девяти месяцев. Может, им ещё и ребёночка родить? Нет, не понимаю, совсем ничего не понимаю.

Ну что ж, продолжим, благословясь. Что мне ещё остаётся? Не биться же самому головой об стену? Нет? Вот и я так думаю.

Так, значит, про «Курс». Сначала я было подумал, что академик возжелал на старости лет получить права пилота-любителя. Однако, присмотревшись, я обнаружил среди скачанного редкое издание — «Теоретические основы Системы Единой Нумерации космических объектов» Тёмкина-Карамаева. Которое меня заинтересовало как раз тем, что практической пользы пилоту от него никакой. Потому что связь СЕН-нумерации с реальными координатами звёздных тел осуществляет компьютер, а как он это делает — пилоту более или менее безразлично.

Однако последовательность скачанных профессором книжек убедила меня в том, что ему зачем-то понадобился именно Тёмкин-Карамаев. Потому что он шёл по ссылкам: сначала нашёл самую известную книгу (тот самый «Курс»), изучил библиографию, нашёл что-то подходящее, скачал следующую. «Теоретические основы» были последней.

Впрочем, тут я ошибся. Внимательно проверив весь список, я обнаружил, что после «Основ» академиком было заказано и получено совсем уж маргинальное сочинение: мемуар некоего Ингмара Виттеля «Воспоминания астронома: десять лет в МКпИПКО». Пробивка по базе БВИ показала, что эту книжку за последние тридцать лет экспонирования скачало человек двадцать с небольшим, и всё это были сотрудники Института Астрофизики, чаще всего — члены Межведомственной комиссии по именованию и переименованию космических объектов (то есть, собственно, МКпИПКО и есть). Тёмкин, кстати, туда тоже входил, книжку читал и зачем-то на неё сослался. Так или иначе, академик Улитнер был единственным посторонним, заинтересовавшимся этим опусом.

Разумеется, я скачал себе обе книжки и просмотрел. «Теоретические основы» оказались интересными, но непосильными, так как трактовали вопросы соответствия номеров космических объектов в системе ЕН и их реальных координат в разных системах отчёта. А координаты космических объектов — которые все движутся с разной скоростью и по разным траекториям, иногда очень хитрым — это вообще тема невероятно сложная. Пилоты работают в системе локальных координат, выстраиваемой компьютером для каждого отдельного старт-финиша, и то голова припухает. Поддержание же всей системы ЕН в работоспособном состоянии требует точной идентификации каждого объекта, что обеспечивается непрерывно ведущимися работами по картографированию космического пространства системой маяков, астрозондов, бакенов, и много чем ещё. И всё это такая навороченная хренотень, что разбираться в ней надо всю жизнь. Как и в большинстве серьёзных тем.

Книжка Виттеля была, наоборот, читалась легко. Автор, даром что астроном, оказался совсем не занудой. Как я узнал впоследствии, отметился он в очень разных сферах деятельности. Но книжка была целиком и полностью посвящена его трудам в административной сфере.

Комиссия, вообще говоря, занималась вопросами «наименования и переименования». С наименованием всё было понятно: в основном речь шла о присвоении космическим объектам имён каких-нибудь славных людей. Там гремели свои баталии, но автор мудро держался от всего этого как можно дальше. Дальновидно сосредоточив все свои административные таланты на переименованиях.

Чаще всего речь шла о мелкой, но периодически возникающей проблеме. А именно: время от времени небесные тела получают два или больше разных номеров ЕН, и, соответственно, названий. И с этим надо что-то делать.

Ну например. Откроет какой-нибудь свободный искатель звёздную системку, подаст в Институт рапорт с координатами и названием — скажем, назовёт звезду именем любимой Валечки. Координаты звезды он даст относительно центра Галактики, потому что ему так понятнее, а характеристики движения снимет кое-как, потому что болтаться на орбите неделю-другую, чтобы всё сделать по-человечески, ему влом. Но его рапорт оформлен правильно, он принимается и на картах возникает звезда Валентина с номером, скажем, ЕН-8-81496. То есть, извините, не возникает. Потому что право на официальное наименование небесное тело получает только в том случае, если оно входит в сферу интересов Человечества. Например, на планете этой звезды есть земная колония. Или ведётся производство. Или наши учёные там что-нибудь исследуют. Или там вообще есть что-то для нас интересное. В таком случае заявка удовлетворяется. А то планет — даже в известной части космоса — несколько миллионов, слов не напасёшься. Так что заявка на Валентину будет лежать вместе с другими заявками — на всякие Смеховины, Падраки и Бровии, например. Да и номер в ЕН будет официально присвоен только после того, как экваторию системы разметят. Что произойдёт весьма нескоро. Потому что открыватель, скорее всего, ограничится установкой нескольких бакенов и всё. Не любят они возиться и всё делать по-нормальному. И давно бы пора прикрыть эту бессмысленную контору, но её опекают силы разума. Очень она им нужна, чтобы проворачивать некоторые дела под носом у космофлотских. Ну да это я так, в сторону.

Проходит лет тридцать. Экватории смещаются, солнышко успевает улететь, и не совсем туда, куда ожидалось. Летит мимо поисковый астрозонд и снимает данные — естественно, в гиперполярных координатах с привязками к реперным точкам, потому что автоматике так проще. Рапорт идёт в Институт. Там скучающий молодой сотрудник проверяет координаты (которые из гиперполярных в центральные переводятся непросто и с большим лагом), спектр и светимость (а это всё тоже меняется от времени, иногда значительно) и приходит к выводу, что открыто новое небесное тело. Которое он от скуки называет Злыдотой и присваивает ему номер, допустим, ЕН-8-97030. Причём не запретишь ему, гаду, называть небесное тело как вздумается. Потому что общественность тут же вспомнит о священных правах космонавта. Поднимется жуткий кипеш. А потом Горби со своей кушеточки всех разведёт и перессорит ещё и по этому поводу.

В общем, на картах поблизости от Валентины загорается звезда Злыдота. То есть опять же не загорается, а ждёт своей очереди.

Потом на второй планете Валентины найдут трансураны и начнут их добывать. А на втором спутнике четвёртой планеты Злыдоты обнаружатся редкие формы жизни, и там откроют биостанцию. Обе заявки реализуются. И ничего: некоторое время геологи будут летать на Валентину, а биологи — на Злыдоту, не подозревая о близком соседстве. Но рано или поздно это всё-таки выясняется. Например, потому, что начинается разметка экватории под протокол ГПП/14МКС, и тут-то всё и вылазит. И дальше нужно как-то определить, какой же номер и какое название дать в итоге пресловутому солнышку.

Вот тогда дело и передаётся в МКпИПКО. Которая, руководствуясь умом и сообразительностью, а также хорошим вкусом и лоббистскими возможностями заинтересованных сторон (потому что кому-то придётся переделывать все документы, а этого никто не любит) решает вопрос. То есть после нескольких месяцев заседаний и переписки звёздочка получает номер 8-97030 (потому что биологи продавили) и имя Валентина (из эстетических соображений, поскольку предкомиссии не любит тупого юмора). Или наоборот, если геологи круче, а во главе комиссии оказался тупой юморист. Бывало и так, что номер и название меняли на что-то совсем третье, так как никто не хотел уступать… Виттель описывал все эти ситуации с тонким, задушевным ехидством. Надеюсь, немногочисленные читатели «Воспоминаний» смогли оценить его юмор по достоинству.

Ффффу. Весь день за клавиатурой просидел. Пойду кофейку себе принесу, там ещё осталось. Или лучше поспать?

А вот сейчас и выясним.

День 11

Обнаружил в пищеблоке пачку засохших сырных галет. Если размачивать в кофе — очень даже ничего. Устроил себе завтрак аристократа — звезда класса G, Моцарт (ария Моностратоса из «Волшебной флейты»), галеты, кофе. Ещё бы трубочку. Но этого в космосе не бывает в принципе. Это тебе не алкоголь, с этим строго.

Ладно, будем радоваться тому, что есть. А пока вернёмся к нашим звёздам.

Книжка Виттеля мне понравилась, но в своём расследовании я не продвинулся ни на миллиметр. В очередной раз решил плюнуть на это дело. И правильно, в общем-то, решил, теперь я это понимаю. Но тут опять не свезло: по работе у меня образовался полный штиль. Отпускное мне, наверное, подписали бы, но я сам не хотел: шли упорные слухи, что Григорянц уходит в Экспертный комитет при МС, а это очень резко меняло весь расклад, в том числе и ту его часть, что касалась непосредственно меня.

Так что через недельку я снова сел за комп и послал в БВИ очередную серию запросов, на сей раз — по людям. Меня интересовали персонажи, которые могли иметь какое-то отношение к гипноиндукции и реморализации и к академику Улитнеру.

Тут-то я и понял, что рыл не там. Оказывается, у академика был племянник, некий Ян Сноубридж. Именно был, в прошедшем времени: несколько лет назад он погиб на Яйле, охотясь на ракопауков. А в жизни он был психокорректором-ментоскопистом со специализацией гипнолога. То есть к теме он отношение имел — ну или, во всяком случае, мог иметь.

Копнув ещё на полштыка, я выяснил, что Ян был активным членом Добровольного Общества за Психическую Неприкосновенность, ДОПН. Более того, подпись Сноубриджа стояла под знаменитым «Письмом семидесяти пяти», в котором ведущие психологи и психиатры требовали признать психокоррекцию вредительской и калечащей процедурой, насилием над личностью и вообще источником мирового зла. А её применение — всемерно ограничить.

Эту историю я помню: по этому поводу заварился такой кипеш, будто Земля с орбиты сходит. Массовая истерика общественности привела к тому, что психокорректоров стали называть «врачами-вредителями» чуть ли не в официальных СМИ. А в шестьдесят пятом психокоррекция была удалена из списка доступных населению медицинских процедур, признана опасной и т. п. Так что теперь, чтобы убрать какой-нибудь паршивый комплекс или фобию, нужно год собирать разные справки. Ну год не год, но месяца два — уж точно. Мне, кстати, приходилось — не для себя, для приятеля, у него была проблема с перееданием и недосыпом. И даже с моими возможностями ускорить дело не удалось. Разозлился я тогда страшно. И даже поднял сведения по пресловутому Обществу. И понял, что ДОПН крышуется с самого что ни на есть верха, чуть ли не с уровня Мирового Совета. Что делало дальнейшие изыскания контрпродуктивными.

Но на этот раз я отступать не собирался. Для начала проверил, действительно ли академик общался с родственником. Выяснилось, что да: их, оказывается, сблизила любовь к рыбалке. Я нашёл в открытом доступе несколько фоток и роликов, где они вместе кемарили над поплавками. Мило так сидели, даром что маленький лысый Улитнер с кривой удочкой на фоне высокого блондина Яна с роскошным спиннингом смотрелся как-то неспортивно. Хотя у академика рыбы в корзинке было больше — даже на фотке заметно. Так всегда бывает: кому-то форма важна, а кому-то — содержание.

Однако потом — как раз после того самого письма и кипеша — Ян забросил рыбалку и увлёкся охотой. Причём очень быстро пошёл вразнос и начал подбирать себе всё более крупную и свирепую добычу. Что и привело его на Яйлу. Я поневоле задумался, почему он не попросил кого-нибудь из коллег подкрутить расшатавшийся винтик в голове: даже неспециалисту видно, что у человека развивается суицидальный синдром, а уж профессионал должен такие вещи просекать сразу… Потом вспомнил про ДОПН и подпись под письмом, и решил, что парень однажды нагробил и проштрафился по работе. Может быть даже, непоправимо испортил чьи-то мозги. После чего впал в самокозление и принялся искупать вину — сначала поучаствовал в борьбе с собственной профессией, а потом скормил себя ракопауку. Скорее всего — прекрасно осознавая, что творит. И тут уж ничего не поделаешь, это дефект культуры. Нашей, в смысле. Нету у нас в культуре такой штуки, как покаяние. То есть его заменяет психокоррекция — а в данном случае она-то и была пунктиком. Вот так неудачно всё сложилось, увы и ах.

На всякий случай я решил посмотреть данные по карьере Сноубриджа. То есть его профессиональный реестр.

Да, вот именно в этот момент я уже кое-что нарушил. Профессиональный реестр — это уже информация не конфиденциальная, как с обращениями в БВИ, а самая что ни на есть личная. Моего допуска на это не хватило бы. Поэтому я позвонил одному знакомому, который был мне кое-чем обязан по хозяйственной части, и попросил об одолжении. А чтобы обосновать — соврал, что допуск у меня в процессе оформления, просто не хочу терять время. Приятель двадцать лет на активках, и очень хорошо понимал, как могут копаться с допуском и чего стоит это самое время. Поэтому он сразу предложил мне оформить временный допуск под свою ответственность. От чего я благоразумно отказался, сославшись на то, что мне нужен только реестр. Он мне его и прислал — где-то минут через пять.

Что такое ПР, все как бы знают. Снаружи. Со стороны так называемых «общедоступных личных данных». Которые человек типа сам о себе открывает. Между прочим, крайне интересная информация — что человек о себе сообщает другим. Например, если отмечены интернатовские награды — олимпиады там всякие и тому подобное — то дальше можно не смотреть: типичный общественник. Хотя бывает, галакты так шутят. Помню одного такого товарища, у него в общедоступных данных значилось — «чемпион 16-го года по привесу новорожденных планеты Айскрым». Этот чемпион по привесу развалил нам три операции.

Но в принципе общедоступные данные — это так, вишенка на торте и верхушка айсберга. А вобоще-то в профреестре фиксируются все действия, производимые человеком в его профессиональной сфере. Туда же сливается и медицинская информация — так как основные травмы люди получают, как правило, на работе, или на рабочие качества влияют. Там же фиксируются все данные о всех приобретениях, которые сделал человек, начиная от космического судна и кончая коробкой мятной пастилы. Есть там информация о хобби и членстве в общественных организациях. Если хорошенько покопаться, можно найти данные и о личной жизни. Короче, там можно найти всё или почти всё, кроме того, что относится к тайне личности.

В обезличенном виде реестры доступны статистическим учреждениям, социологам, психологам и много кому ещё. В личном — только самому человеку, его психологу (с личного разрешения пациента) и нам. А также ДГБ и ещё парочке менее известных контор, но об этом не будем.

Просматривать реестр глазами — та ещё работёнка, никаких человеческих ресурсов не хватит, особенно если ты один. Есть всякие эвристические алгоритмы и прочая хрень, но я всем этим не владел. Поэтому я стал искать наугад, не было ли у Сноубриджа каких-нибудь пересечений с ИЭИ. На всякий случай даже поискал, не работал ли он с кем-нибудь, связанным с Надеждой. Ничего не нашёл, конечно — Ян погиб до начала операции на планете, и с её будущими участниками не пересекался.

Зато он пересекался с другими сотрудниками Института, в том числе очень известными. В частности — именно он проводил последнюю психокоррекцию у престарелого агента ИЭИ «Антона», более известного общественности как дон Румата Эсторский. Во времена оны работавшего на планете Аврора, конкретно — в королевстве Арканарском.

Это меня заинтересовало. И потому, что в деле появился Арканар, и потому что Антон-Румата — фигура легендарная. В каком-то смысле.

День 12

Добрый вечер. Извините, днём спал. Заснул под Гайдна, что характерно. В последнее время от Гайдна меня в сон клонит. Зато приснился эротический сон с участием девочек из вокально-инструментального ансамбля «Барвинок». В связи с чем решил принять с утра холодный душ. Так как автоматика и в самом деле не работает, облился холодной водой из ведра. Потом полчаса не мог согреться. Бррр.

Ладно, продолжим. У нас на очереди Румата Эсторский. Забавно — имя помнят, а что человек сделал и чем известен — уже нет. Во всяком случае, я, пока не влез в это дело, представлял себе всё это довольно криво. Вечерами я сидел у компа и втыкал в события столетней давности. Пытаясь найти в них последовательность и какую-то логику, а также связать с нашими делами скорбными.

Сразу скажу: все эти изыскания оказались пустой тратой времени. Но у меня его сейчас образовалось больше, чем я думал, так что поизвожу-ка я его ещё и на это. Даром я, что-ли, почти неделю просиживал свою ненаглядную и рылся во всяком окаменевшем?

Итак. Все более-менее помнят, что Антон-Румата чуть ли не сто лет назад написал какую-то разоблачительную книгу про свою работу. Это наделало шуму и привело к какому-то скандалу. Собственно, всё.

Когда я полез разбираться, открылись интересные подробности.

Книжка и впрямь была. События, в ней изображённые, относятся к двадцатым годам прошлого века. Общественности они стали известны после публикации текста, известного под названием «Трудно быть богом», появившимся в БВИ в двадцать пятом году. В которых — как бы от третьего лица, но было понятно, что автор пишет про себя — излагалась история агента ИЭИ. Жившего и работавшего на Авроре в королевстве Арканар под именем Румата Эсторский.

Честно скажу: не люблю я худла. У меня любимое чтение — ведомости. Нет, не новостной канал. Настоящие ведомости. Складские, например. Так что книжку я в себя еле впихнул, да и читал не особо внимательно, пропуская все красивости. Но общий смысл я уловил.

В общем, этот самый Румата вёл жизнь богатого аристократа при местном дворе, занимался какими-то вялыми интригами, а также спасал остатки местной интеллигенции от погромов, потихонечку зверея от невозможности хоть как-то повлиять на ситуацию в целом. Последней каплей послужил военный переворот, когда был убит король — тот самый Пиц Шестой — и к власти пришли местные религиозники. Которые его каким-то образом раскрыли, а потом зачем-то убили его девушку. Антон взял острую железку и порешил кучу местных. После чего был экстренно эвакуирован на Землю. Собственно, всё.

Никаких особых сливов, разоблачений и всего такого в книжке не было. И тем не менее, общественность закипешилась.

Как я понимаю, штука в том, что это было первое более-менее цельное и объективное описание условий и методов работы сотрудников ИЭИ. То есть все как бы знали, что на других планетах работают наши люди. Но никто не вдумывался в то, что из этого следует. А тут общественности ткнули носом в картинку. И все увидели, что наши люди — такие чистые и честные — годами и десятилетиями живут по законам феодального общества, эксплуатируют простолюдинов, имеют слуг, обманывают и предают, а также собственноручно убивают живых людей холодными железками. И даже, представьте себе, время от времени предаются постельным утехам! Впрочем, именно эти моменты в книге были всячески закруглены. Например, половая тема была убрана совсем: герой, дескать, терпеть не мог всех этих дурно пахнущих феодальных развратниц и ни до одной из них на самом деле не дотронулся и пальцем. А чтобы читатель не подумал чего лишнего, в текст была вписана любовная линия. Героиней которой стала местная девушка из интеллигентной семьи. Которую в результате убили местные изуверы.

В героическое целомудрие главного героя, разумеется, никто не поверил. Читатели навоображали себе всего, что в такой ситуации можно навоображать. И преисполнились.

Второй темой, всплывшей вслед за первой, стала скверная подготовка наших агентов. Которые мало того, что грабили, эксплуатировали, убивали и так далее, так ещё и делали всё это из рук вон плохо. Опять же, автор постарался приукрасить этот момент как мог. Но факт оставался фактом: оказывается, наши ребята сплошь и рядом тупят, комплексуют, не видят очевидных последствий собственных действий и так далее. Всякие представители общественности бросились судачить, как было бы надо действовать Антону. Некоторые рассуждения были даже довольно остроумны. Вопрос в том, что их авторы рассуждали, сидя на Земле в уютном креслице. Смогли бы онм блистать интеллектом непосредственно на Арканаре, среди вони, грязи, крови, непоняток и дикого цейтнота — неизвестно. Но на общественность это произвело впечатление. Как же иначе-то.

Но особенно всех возмутила ничтожность результатов, достигнутых такой ценой. Как выяснилось, никакого решающего влияния на исторический процесс наши агенты не оказывали и оказать не могли. Более того, они не могли даже предвидеть исторические изменения — как Антон не предвидел вспышку религиозного рвения и военный переворот. Что бросало тень на всесильную и единственно-верную ТИП.

Тут уже мне придётся вступиться за базовую теорию. В ней полно натяжек и противоречий, но как раз особенности религиозного возрождения на фоне роста гуманистических ценностей она объясняет вполне убедительно. В учебнике по феодализму это называлось «эффект Боттичелли-Савонаролы». На ТИПовском жаргоне он описывается примерно так. Объективный рост производительных сил объективно приводит к появлению слоя профессиональных интеллектуалов. Которые начинают своим интеллектом пользоваться диалектически, то есть кто как может. В ходе объективного развития возникают вольнодумцы, занимающиеся науками, искусством и немножко магией и астрологией — а также, в качестве диалектической противоположности, и религиозные мыслители, легко превращающиеся в религиозных же фанатиков. Первых объективно поддерживает аристократия и опирающееся на аристократию правители, любящие вежество, искусство и умные разговоры. На вторых столь же объективно опираются всякого рода выскочки из третьего сословия, добравшиеся до власти. Для них аристократы — враги, и они всегда ищут способ как-нибудь их прижучить. Дальше, согласно законам общественного развития, религиозники диалектически жгут на кострах творения вольнодумцев, а то и их самих. Впрочем, с ещё большим диалектическими рвением они поджаривают друг друга, поэтому светские гуманисты в исторической перспективе объективно побеждают. В исторической, повторяю, перспективе. А по ходу процесса диалектически возникают всякие разные явления, типа кратковременных, но очень неприятных религиозных диктатур, которые то поддерживаются светскими властями, то наоборот, согласно балансу сил, определяемому, в конечном итоге, диалектикой объективных законов развития общества и конкретно-исторических обстоятельств… Ну да, конечно, это вульгарная трактовка. Академик Улитнер, если бы экзамен принимал по ТИП, за такое изложение не поставил бы мне больше тройки, да и то снисходя. Но в принципе всё правильно. Вот и в Арканаре подобное случилось, только там светский вроде бы правитель переметнулся на сторону религиозников. Удивительное прям дело — правитель, который к кому-то переметнулся! А вот неготовность агента ИЭИ к подобному развитию событий выглядит и в самом деле странно. Но если это на кого и бросает тень, так прежде всего на автора. Который либо сам идиот, либо пытается выставить идиотами собственное руководство.

Вот только попробуй объясни это общественности. Которая по отдельности состоит из разумных и компетентных людей, а в целом — стадо полоумных бабуинов. Которые ни во что вникать не способны, зато верещать как резаные — это всегда пожалуйста.

Они и верещали. А также писали запросы в Мировой Совет и требовала то ли расформирования ИЭИ и полного запрета вмешательства в чужую историю, то ли высадки в Арканаре миллиона добровольцев с целью немедленного введения коммунизма. А некоторые — и того и другого одновременно.

Но это всё можно было бы как-нибудь пережить. Однако самый неприятный сюрприз от Антона состоял не в его литературных упражнениях. К тексту был приложен файл, в который автор скопировал несколько институтских методичек, несколько учебников и словарей местных языков, а также название, номер и приблизительные галактические координаты планеты. Приблизительные — поскольку они, судя по всему, были сняты с навигационной аппаратуры корабля, то есть не учитывали движение систем и прочие факторы. Однако Аврора значилась в БВИ, так что практического значения это уже не имело. Планета стала доступной для любого дурака с пилотским свидетельством.

Тут же начались попытки самодеятельного проникновения на Аврору. Энтузиасты пытались прорваться к планете на своих и чужих судах, чтобы высадиться в какую-нибудь местной стране. И учинить там справедливые и гуманные порядки, вредительски саботируемые проклятым ИЭИ.

Как правило, участь этих энтузиастов была плачевной. Несколько человек погибли. Одного идиота спасли в последний момент (его, кажется, собирались сжечь заживо), но при вызволении пришлось перебить кучу местных. Ещё одного кретина иэишники вытащили из пыточного подвала. Вытащили с отпиленной ногой и без нижней челюсти. Ногу и челюсть ему вырастили заново, после чего он сбежал от врачей, выступил по общественному видеоканалу и заявил, что в тот подвал его затащили не добрые арканарцы, а переодетые агенты ИЭИ. Отблагодарил, сучёнок.

Мировой Совет вынужден был пойти на крайние меры. Планету Аврора объявили запрещённой. Разумеется, сотрудников ИЭИ пришлось отозвать, а всю деятельность свернуть. Двадцать лет работы и все понесённые жертвы пошли псу под хвост. Ректор ИЭИ подал в отставку, формально — по состоянию здоровья, но все всё поняли. Горби отставку принял — и тут же, в своей манере, слёг. С обострением стыда и совести, наверное.

Тем не менее, вся эта история в перспективе имела некий полезный эффект. Общественность худо-бедно усвоила несколько мыслей. Во-первых — что история не делается в белых перчатках, и если мы хотим способствовать правильному развитию гуманоидных цивилизаций, нужно смириться с тем, что наши люди — такие чистые и честные — будут жить по законам феодальных, рабовладельческих и даже фашистских обществ. Не особо выделяясь на общем фоне. И если вы хотите спать спокойно — не нужно им мешать делать своё дело. А только принимать победные реляции: на такой-то планете прекращена эпидемия, там-то предотвращена ядерная война, а вот здесь намечается буржуазная революция. Слава нашим скромным сотрудникам, несущим в Космос прогресс.

Тогда, собственно, и появилось слово «прогрессор». Придумали его журналисты, а потом его стали использовать и сами сотрудники ИЭИ. В общем, правильно, слово-то удачное.

Всё это было очень интересно и поучительно. Однако не объясняло того факта, с которого я начал в этом копаться. А именно — зачем очень старому Антону понадобилась психокоррекция.

Конечно, можно было предположить, что в голове у престарелого агента что-то сдвинулось. Но в ПР было написано — «плановая процедура». И три строчки на профессиональном жаргоне ментологов-психоскопистов.

В «трёшке» нас учили, помимо всего прочего, обращаться с ментоскопом. Ну, на самом примитивном уровне, конечно. Тем не менее, что-то я понимаю. Но в тех трёх строчках я понял не больше, чем улитка в аэродинамике. То есть совсем ничего.

Тут бы мне тормознуться. Но нет же, меня заело. Закусился я на этой теме. Дурное чувство. Засиделся дядя Яша своей хозяйственной должности, захотелось приключений на свою нехудышечку. И нашёл. Кто ищет — тот находит.

Но тогда я об этом не думал совершенно. И вместо того, чтобы всё это прекратить, на выходных сходил в гости к своему старому приятелю Боре Левину.

День 13

Перечитал вчерашнее. Нет, ну ни хрена ж я наструячил! Сам себе удивляюсь. И всё ведь затем, чтобы оттянуть неизбежный конец. То есть финал истории. Потому что рассказать-то хочется, но не это. А ведь придётся.

Ладно, постараюсь больше так не затягивать. Хотя не обещаю. Кстати, кому? Лене Завадской? Ну, допустим, ей. Лена, если тебе это в руки попадёт, дочитай до конца, пожалуйста. Ну или до того места, где текст кончится. Дочитай, а?

Значит, Боря Левин. Не то чтобы очень близкий друг, но очень близких у меня как бы и нет. Мы с ним сошлись как раз на теме «Ковчега» — он консультировал нас по поводу Юмизавы и его мозговых тараканов. С тех пор мы с Борисом регулярно встречаемся. Приятный человек, в общении комфортный, не напрягает. Хотя по профессии — самый что ни на есть врач-вредитель. То есть психокорректор. Очень хороший. Специализация — детский и подростковый возраст, работает с глубинными комплексами, к нему родители и Учителя в очереди стоят. Доктор наук, доцент, глава редакционной коллегии учебника по психокоррекции для медвузов. А также автор методички для военных кафедр тех же вузов «Экспресс-допрос в полевых условиях с использованием психокорректирующих методик».

Если вдруг это попадёт на глаза какому-нибудь типичному представителю общественности, скажу вот что. Всех психокорректоров учат методикам допроса. Всех. На военной кафедре, разумеется. И не только этому. Разумеется, они дают подписку и не болтают об этом на каждом углу, чтобы не поднимать ненужный кипеш. Но все, кому нужно, об этом знают, не такой уж это великий секрет. И знаете что я вам скажу? Это совершенно нормально, что их этому учат. И более того — это по-настоящему гуманно. Психокорректор работает с тонкими структурами психики, и должен чётко видеть грань, за которой кончается помощь и начинается насилие над личностью. А также знать, что происходит в случае, когда это насилие совершается. Потому-то психокорректоры обычно побаиваются того, что делают. Не до патологии, как товарищи из ДОПН, но всё-таки. И это хорошо. В таких вопросах лучше перебдеть, чем недобдеть. Ну а если случится что-нибудь такое, что потребуется кого-то допрашивать — знаете, уж лучше так, чем калёное железо. Оно сильнее травмирует. В том числе и психику.

А, ладно, зря в всё это говорю — общественность всё равно неизлечима, даже с бориной помощью.

Но, в общем, с нашей конторою Левин давно и плодотворно сотрудничает. А я с Борисом как-то особенно сошёлся. Говорю же: комфортный человек. На гитаре играет хорошо, поёт старинные русские романсы. Опять же наливочки всякие уважает, настоечки. Сам делает — с чувством, с пониманием. Тоже, кстати, психокорректирующее средство. Так что это ему в самую тему, можно сказать.

Левин вообще-то человек занятой. Но мне повезло: когда я ему позвонил, он оказался у себя на даче в Мечтаевке. Как выяснилось, он решил себе устроить болдинскую осень — ну там, в тиши уединения написать что-нибудь сугубо научное. Надо думать, процесс пошёл неровно, так как моему звонку он искренне обрадовался и охотно согласился встретиться и продегустировать рябиновку.

В общем, встретились мы, продегустировали, потом перешли на тминную. Это у Борьки королёк — тминная настойка. Под стейк. Стейк я сам готовил. Поели, выпили. Я послушал, как Борька на гитаре играет. Как сейчас помню — сидели на верандочке, вечерело, дождик шёл. Хороший такой дождик, мелкий, тёплый, сквозь тучи осеннее солнышко просвечивает. Очень подходящий пейзаж для задушевных разговоров.

Меня интересовало, может ли психокорректор что-нибудь случайно вытащить из головы пациента во время процедуры. Не во время допроса, а так, спонтанно.

Ну, гипотеза у меня была, прямо скажем, дурацкая. Что Ян, случайно или намеренно, вытащил из старика Антона-Руматы какие-то интересные сведения. Скорее всего, относящиеся к старым делам. И поделился с дядей-академиком, а он их связал с чем-то ещё, сделал выводы, и таким вот образом образовалась та статейка.

Смешно, да? Это вы реальной работы не знаете. Иногда приходится за такие гнилые нитки тянуть, на таких соплях выстраивать сюжеты, что кому расскажешь — не поверят. А что делать? Даже самое бредовое предположение лучше никакого. И если других нет, нужно проверять бредовые! Которые, кстати, иногда оказываются не такими уж и бредом. То есть да, исходная мысль была кривая, но и кривая иногда вывозит.

Но на этот раз кривая не вывезла. Левин меня в этом смысле не порадовал. Хотя и ничего особо нового мне не сообщил. Я и так знал, что психокоррекция — процедура неформальная. Творческая, можно сказать, в ходе которой корректор и пациент сближаются и взаимопроникают. Вот только взаимопроникновение касается исключительно чувств и эмоций. Поэтому контактом в нашем профессиональном смысле психокоррекция не считается. То есть если нужно составить психологический портрет клиента — нужно поговорить с его психокорректором. Но насчёт какой-нибудь фактической информации из головы — дохлый номер. Тут нужен именно допрос, а это без очень серьёзной санкции сверху — деяние, наказуемое запретом на профессию, и это в лучшем случае. И что ни один психокорректор такого делать не будет, во всяком случае в мирное время.

Я вспомнил основной пунктик Яна и подумал, что, может быть, его заставили допрашивать Антона, и от этого переживания у него поехала крыша. Потом вспомнил даты и понял, что Антона он обихаживал, уже будучи членом ДОПН. Может, он и в самом деле кого-то когда-то превратил в овоща, но точно не дона Румату.

В общем, я понял, что ловить нечего. И уже ни на что особенно не надеясь, показал ему те самые три строчки на профессиональном жаргоне. С просьбой пояснить, что тут написано.

Тут Борис повёл себя странно. Молча встал, пошёл в дом, вернулся с планшетом. Долго в нём копался, искал что-то. Нашёл, прочитал, налил и выпил. Разом грамм сто. Ну и я аналогичным образом поступил, чтобы не разрушать атмосферу.

А потом мой друг Борис посмотрел на меня косо и спросил, откуда у меня это описание процедуры и к кому она применялась.

Я мог бы и промолчать. Или сослаться на служебную тайну. Но тогда он сослался бы на то же самое, или замылил бы разговор. Знаю я его. Поэтому я сказал — и про Сноубриджа, и про Румату Эсторского. Умолчал только, откуда у меня эти сведения.

Борис задумался, ещё выпил, закусил редиской и сказал:

— Сноубриджа я знал, это был серьёзный специалист. И он не стал бы делать фигню. А то, что там написано — фигня.

Я в него вцепился, и он выдал следующее:

— Понимаешь, это вообще не психокоррекция. Это предварительные действия и выход из режима. Представь себе, что ты сел в глайдер, прогрел двигатели, провёл тестирование систем, включил антиграв и выехал из ангара. Постоял полчасика, заехал в ангар, выключил антиграв, запарковался. Но никуда не летал. Вот и тут примерно то же самое. Предварительные процедуры, холостой режим, выход. Если верить тому, что тут написано. Я думаю, основная часть текста удалена. Кстати, откуда это у тебя? Из личного файла?

В таких вещах лучше не признаваться даже близким друзьям, так что я сослался на то, что меня попросили проверить старый документ. Борис сделал вид, что верит, предложил ещё рябиновой, и по домам.

Ну мы и выпили. А когда Левин пошёл отлить — открыл его планшет. Мне стало интересно, что он там смотрел.

К сожалению, он оказался заблокированным. Левин оказался осторожным — планшет опознавал хозяйский палец. Так что всё, что я увидел — это страничку текста. Я его быстренько сфоткал на камеру в панельке, планшет положил на место, дождался Левина и продолжил рябиновку. Так продолжил, что едва до нуль-кабины дошёл. Дома я глотнул детокса, чтобы голову немножко прочистить, и бросился смотреть фото.

Там было две с половиной строчки текста — видимо, самый конец какого-то большого файла. Какие-то символы и команды, выглядящие как программный код, что-ли. Никогда такого не видел.

На всякий случай я поискал в БВИ эти самые строчки. И ничего не нашёл — во всяком случае, среди сколько-нибудь востребованных материалов. Дальше мог бы помочь либо Коллектор Рассеянной Информации, либо глобальный поиск по всему БВИ. Первое мне недоступно, а второе… ладно, об этом потом, но тогда мне до этого было ещё далековато.

В общем, я решил так, что левинские записи — это какие-то его личные заметки. Мало ли какие.

День 14

Похоже, обо мне забыли. Нет, ну так не бывает. Это я как профессионал говорю.

Может, у нас война началась? Агрессия Странников? Ну разве что. Хотя война войной, а текущие операции по расписанию. Ни-хре-на не понимаю.

Ладно, едем дальше.

Честно сказать, Боре я не поверил. Нет, не в смысле вообще. Но мне так показалось, что он не всю правду мне сказал. А может и всю, но какими-то мыслями не поделился. Ну вот так мне показалось.

Рябиновая тоже, надо сказать, сыграла. Детокс симптомчики купирует, но этакая лихость в голове остаётся. Недоработка, кстати. Ну, будем считать, что она-то меня и подвела под монастырь.

Короче, был я задумчив и нетрезв. И в таком подвешенном состоянии сел за комп и ввёл комовский пароль доступа. Совершив, таким образом, должностное преступление. Первое, хотя и далеко не последнее.

Откуда я знал пароль? Говорю же, я завхоз. А Комов — герой. То есть руководитель кризисно-экстремального типа. Комов чувствует себя на коне, когда всё горит и рушится. И он таки прав — в таких ситуациях он и в самом деле принимает оптимальные решения. Проблема в том, что, когда ничего не рушится и не горит, он впадает в меланхолию и неадекват. И рано или поздно начинает всё рушить, чтобы снова сесть на коня. Начальство это знает и Комова использует или для латания дыр, или наоборот.

Так вот, пароль. Комов мне его дал сам, в жаркие дни операции «Алкиона», конкретно — во время факапа у Слепого Пятна.

Про это я писать не буду, потому что тут уже всё обглодано до костей, а кости кинуты общественности. Которая их грызёт до сих пор. У меня, конечно, есть своё мнение, в том числе и на тему того, кто на самом деле виноват. Но я его придержу, потому что прямых доказательств у меня нет. Однако если посмотреть, как тормозились все исследования в области высокоримановой нуль-физики, и как во всех факапах неизменно оказывались виноватыми именно высокориманщики — в катастрофе на Радуге, например, — то можно сделать кое-какие выводы. Не стоит также забывать, что после катастрофы — пока летели головы и ломались судьбы — кое-кто в очередной раз слёг с тяжёлым приступом гуманизма. Так что, пока этот замечательный человек влиятелен, человечество за пределы Галактики не сунется. А влиятелен он останется, я так думаю, даже после смерти. Хотя он всех нас переживёт.

Ладно, что-то я разнылся. Так вот, Слепое Пятно. Как там геройствовал Геннадий Юрьевич, знают все. Но герои не сражаются без меча, копья, доспехов и прочих таких вещей. Откуда-то они их берут. А Комову обычно нужны вещи куда более сложные и дорогостоящие. Но у него был верный оружейник, который доставал для него даже то, чего даже в природе и не существует. Во всяком случае, в официально существующей природе.

И когда он связался со мной — это, кстати, отдельная история, как он со мной связывался — и попросил у меня запороговый СП-генератор, я не стал ему объяснять, что запороговых генераторов (ну то есть с коэффициентом скрутки пространства более девяти тысяч риманов) в природе не существует, поскольку они запрещены Мировым Советом. А сконструированные на Радуге, по официальной версии, демонтированы. Я только спросил, когда он ему нужен. И получил ответ — в течение двух часов, потом будет поздно.

А вот это было уже сложнее. Потому что нуль-генераторы с Радуги у меня на складах имелись, и вполне себе в рабочем состоянии. Но они не работают без инопланетных артефактов, находящихся в спецсекторе музея Института Внеземных Культур. Доступ к которому имеют только действительные члены Мирового Совета и приравненные к ним лица.

Конечно, мог обратиться с официальным запросом, и рано или поздно получил бы всё, что нужно, потому что факап у Пятна на глазах всего человечества превращался в полномасштабную катастрофу. Но я и пробовать не стал, потому что знал — прохождение документа по всем инстанциям заняло бы не менее двух суток, и это в самом лучшем случае. Что я и сообщил Геннадию Юрьевичу.

И Комов выслал мне свой личный ключ-пароль. В нарушение всех мыслимых и немыслимых инструкций. Так что янтариновые стержни были у меня через два часа, а генератор снарядили через четыре. А потом, когда Комов и его люди висели над плоскостью системы ЕН 2904, я оформлял документы. Кстати, справился часов за шесть — кому скажешь из понимающих людей, не поверят.

За это время Комов успел проломить генератором свёрнутое пространство возле Пятна, обнаружить станцию Странников, потерять шестерых человек и два корабля и угодить в радиационный пояс.

И когда я, наконец, отправил запрос в базу, генератор уже благополучно сгорел, а Комова укладывали в реанимационную камеру. Его поставили на ноги за три месяца, за это время в управлении произошли перемены, и ему пришлось, по сути, отвоёвывать своё кресло заново. В общем, ему было не до меня. Я не в обиде: герои — они такие.

Что касается пароля: конечно, Комов должен был его сменить, а я — стереть. Но он его не сменил, а я — не стёр. Ну просто рука не поднималась стереть информацию такой ценности. И не вините меня, я хозяйственник, а нашему брату чего не дашь — всё утащат на склад и приберегут на чёрный день и крайний случай. Включая информацию, разумеется.

В общем, пароль подошёл. И я вошёл в систему под именем Комова.

Зачем? Затем, чтобы провести глобальный поиск по профессиональным реестрам. Меня интересовали те непонятные медицинские слова, которые Левин отказался мне объяснить. Кому-то ведь делали такие коррекции. И мне хотелось знать, кому именно.

Результат был интересный. Забавный, я бы даже сказал, результат. А именно — я получил список психокорректоров, которые выполняли именно такую операцию: совпадение текстов было почти стопроцентным. Я также получил список людей, именно этой коррекции подвергавшихся.

Но у самих людей в их файлах данная коррекция указана не была.

День 15

От шоколада тошнит. Курочку бы жареную! Я б за неё отдал остаток жизни. Нет, мало, ещё винца. Лучше всего южноамериканского, тяжёлого, с танинами. Мальбек или шираз. А ещё, пожалуйста, какую-нибудь нормальную музыку. Хоть тот же «Барвинок». Сидел бы, подпевал девочкам. И трубочку, трубочку. Хотя бы пару затяжек напоследок. Вот это было бы в самую плепорцию.

Ладно. Продолжаю. Что мне ещё делать-то?

На следующий день я, конечно, протрезвел, прочухался и схватился за голову — ох, да что я наделал, да во что влип. Однако потом немного остыл и пришёл к выводу, что ничего особенно страшного не произошло. Ну да, я воспользовался комовским доступом. Но если что — я ведь Комова солью. И он это знает. А кому ещё нужно меня разоблачать? Да никому. Ну и хрен с ним.

Что касается открывшегося неблагообразия. Несовпадение уровней секретности случается куда чаще, чем мы думаем. И это не факап.

Чтобы было понятно, возьму конкретно этот случай. Ну представьте себе: вы удаляете из профессионального реестра человека некую информацию. Но реестр доступен самому человеку. Он его просматривает, чтобы найти какие-то сведения, и вдруг обнаруживает, что в нём нет информации о том, что он реально делал. Типа, он не имеет доступа к собственным данным. Что он подумает? То самое он и подумает. И подымет какой-нибудь кипеш, а нам оно надо?

С другой стороны, закрывать данные по медицинским процедурам в личных картах можно и нужно. Клиенту не всегда сообщают о характере манипуляций, над ним производимых. Это нормально, особенно если клиент не очень в норме. Ему не обязательно знать, что с ним делали на самом деле. Ну не писать же в карте — «стирание памяти»? Вот то-то.

Конечно, из-за этого может получиться так, что в карте медика, делавшего процедуру, информация есть, а в карте клиента — нет. Ну и что? Всё равно файлы ПР доступны только спецслужбам, а поиск по ним — только ну очень ответственным сотрудникам таковых. Жаль, кстати, что КОМКОН не имеет монополии на эти темы, но тут уж ничего не поделаешь. Единую спецслужбу создавать нельзя, увы и ах.

Короче, я просмотрел данные по всем, кому делали коррекцию, похожую на антоновскую. Нет, это были не только старики. Было два случая, касавшихся людей сорока-пятидесяти лет. И около двух сотен — совсем молодых, в районе двадцати.

И что характерно — кроме возраста и самых общих данных, об этих людях я ничего узнать не смог. Файлы были практически пусты. Что означает только одно: данные изъяты в соответствии с законом о тайне личности.

Ну а тайна личности — это, сами понимаете, такая штука, что и комовского доступа недостаточно.

В общем, это был снова тупик. На этот раз бетонированный.

День 16

лылдфвыфвывввсы цсв

шдюан

6 й ы

День 17

Извините за вчерашнее: был взволнован. То есть нажрался. Как? А вот так. Нашёл в сортирном бачке поллитровку. Похоже, техники прикладываются. Непонятно всё-таки, почему они так делают. Допустим, на орбите нельзя. Дождись Земли и там хоть убейся. Нет, бухают прямо здесь. Наверное, именно потому, что нельзя.

Так или иначе, я отлично провёл время. Ковёр цел и чист, кстати. Хотя спал я именно на нём. Как убитый. Зато утром мне было тяжко, но вот умирать не хотелось от слова совсем. Такой вот парадокс.

Ну да ладно. Попью вот только водички холодненькой из очистки и продолжу.

В общем, я как-то расстроился и пару недель занимался только складскими делами. Тем более, накопилось. Хорошо хоть, ничего срочного. Но всё равно — из нашего центра на Ковчеге привезли одну штуку, ну очень секретную, и мне нужно было провести её по всем документам так, чтобы силы разума не узнали, что у нас такое есть. Работа не то чтобы сложная, но муторная.

И только я её с себя свалил, как наш дорогой и любимый Евгений Маркович подкинул мне каку. Вызвал к себе, и, не глядя в глаза, сообщил, что я избран представителем КОМКОНа в Постоянно действующего совещания по Саракшу. Ближайшее заседание ожидается на следующей неделе на Земле, в Аризонском социальном центре.

Нет, скандала с криком и хлопаньем дверьми я не устроил. Хотя Маркович не удивился бы. Вместо этого я его просто спросил, какие у него претензии к моей работе. И если таковых нет, почему, пёс побери, он со мной так обошёлся.

Славин посмотрел на меня как побитый и сказал:

— Яша, ну прости. Некого мне в этот гадючник послать, совсем некого. Клянусь, это один раз. Один-единственный раз. Просто молчи и надувай щёки. С меня — недельный отпуск вне очереди.

Я подумал-подумал и попросил десять дней. Тот поморщился, побубукал, но пообещал.

День 18

Я уже как-то привык к такой жизни. Можно сказать втянулся. По ночам не просыпаюсь, по утрам не удивляюсь. День начинаю с прослушивания очередного шедевра мировой классики под кофе и созерцание звезды класса G вместе с присущей ей планетой типа Юпитера. Очень, знаете ли, мотивирует. Потом умываюсь — водой из очистки — и начинаю греть воду для ванной. Потом иду обыскивать помещения. Жилую часть я уже изучил как свои пять, так что остались технические и коммуникации. У меня большие надежды на силовой узел: там могут быть спрятаны бутылки, а то и закусь. Но напрямую попасть туда невозможно — дверь заблокирована. Попробую вскрыть переборку и пролезть через коммуникации. Благо, я похудел. Не то чтобы критично, но довольно заметно. Так что через коммуникационный лаз должен пролезть. Во всяком случае, попробовать стоит.

А пока продолжу. Про комиссию и прочие дела.

Хотя нет. Тут придётся начать с самого начала. Потому что я пишу для нормальных людей (Лена, это я про тебя в первую очередь), а не для общественности, хрен ей в стык. А тут есть всякие моменты, которые общественность, по своей тупорылости, не знает. Да и знать не хочет.

Официальная, если можно так выразиться, версия событий на Саракше как бы известна. В основном по пресловутому «Массаракшу», снятому типа по мотивам событий. Но это именно что как бы и типа того, а эти слова очень сильно меняют дело. Особенно в той части, что касается Макса Каммерера и его, как бы это выразиться, роли.

Ну теперь уж и про него пару слов. Очень уж кадр характерный.

Начать с того, что настоящая фамилия Каммерера — Ростиславский. Нет, я без этих самых предрассудков, у завхозов таких предрассудков не бывает в принципе. Мне другое непонятно: зачем при такой-то физиономии, как у Макса, менять фамилию на немецкую — понять не могу. Как будто кто-то его не любит именно за фамилию. А не за другие вещи.

Максик начал свой путь к славе как второразрядный журнализд, извините за такое слово. С самого начала карьеры он отличался настырностью и скандалёзностью. Но надо отдать ему должное: дёргать общественность за вымечко он умел.

Начал Каммерер с того, что раздул скандал вокруг так называемой Массачусетской машины. Поднял какие-то документы полуторавековой давности, взял пару интервью у «исторических реконструкторов» (честно говоря — те ещё придурки), съездил на место и что-то там наснимал. После чего выпустил на частном канале авторскую передачку, в которой утверждал, что в древние времена яйцеголовые соорудили какой-то кибернетический разум с неограниченными возможностями. После чего убоялись последствий и гипермозг убили и съели. То есть, извините, забетонировали и обвесили колючкой. И преступно скрыли всё это от общественности.

Поднялся кипеш. Разнообразные дураки стали требовать от властей подробностей, объяснений и оправданий. Самые закоренелые идиоты попёрлись в Массачусетс — раскапывать следы невинноубиенного сверхразума. Охранная автоматика их туда, естественно, не пропустила. После чего все уверились, что в развалинах старого комплекса и в самом деле таится нечто великое.

При этом подлинные документы спокойно лежали в БВИ в открытом доступе. Когда начался кипеш, я не поленился и посмотрел. Никаких допусков, кстати, тогда у меня не было — говорю же, в то время я был в действующем резерве, и прав на информацию у меня было ровно столько же, сколько у любого жителя Земли.

Так вот, из документов следовало, что в Массачусетсе располагался полигон, где испытывали Т-реакторы, которые тогда были вроде как новинкой. При полигоне был вычислительный центр, как иначе. Один реактор потёк. Местность тут же изолировали, залили бетоном и окружили колючкой, по инструкции. Комитет по энергетике подписала документ о переносе всех испытаний в космос. Вот и все дела.

Конечно, можно было копнуть чуть глубже. Был бы у меня допуск и какие-нибудь полномочия — я первым делом занялся бы той версией, что протечка была не такой уж и значительной. А скорее всего, её не было вообще. Просто кому-то наверху очень хотелось перенести испытания куда-нибудь за пределы земной орбиты. Это и безопаснее, и престижнее, и разные комиссии будут реже таскаться с проверками. Но в те времена космическое базирование считалось дорогим удовольствием. Соответственно, общественность немножко пугнули, чтобы поднажать на Комитет. Пугнули, надо сказать, ровно насколько нужно: факап был, в общем-то, мелкий, люди не пострадали, безопасность сработала штатно. Никого даже толком не наказали. Во всяком случае, документов об отставках, понижениях в должности и прочих ататушках я в открытом доступе не нашёл. Насколько я помню, кому-то из безопасников даже цацку вручили за своевременные и решительные действия… В таком случае понятно, почему местность не обеззараживали: похоже, обеззараживать было нечего.

Но это же неинтересно. Общественности подавай тайны пострашнее. Чтобы сладко ныло под ложечкой. Так что Каммерер со своими разоблачениями пришёлся в самую плепорцию. И когда документы про протечку реактора всё-таки обнаружили, поклонники Каммерера объявили их комконовской подделкой, скрывающей истину. Так что легенда про Массачусетскую машину до сих пор жива.

Кстати, я слыхал, что почтенный Леонид Андреевич её распространяет. Ну, Горби та ещё птица. Любит он поглумиться над ближними. Знаете, что он про Ковчег сочинил? Дескать, нашли там вовсе не ребёнка, инопланетянами воспитанного, а гигантскую волосатую женщину с гипнотическим взором. Которая соблазнила всех членов экспедиции. Меня потом долго доставали этими разговорами. Так что я на нашего великого гуманиста имею зуб ещё и за это.

Но хрен бы с ним, вернёмся к нашему Максимушке. Который на этой истории довольно заметно поднялся. Даже прорвался на федеральный канал с передачкой. Называлась она «Очевидное — невероятное», и от неё все плевались, но смотрели. Чего там, и я пару раз смотрел, от нечего делать. Одна была про какие-то сверхсветовые частицы, которые, как обычно, власти таят от населения. Другая — про Пандору, где якобы процветает подпольный чёрный рынок по торговле панцирями и головами тахоргов, с фальшивыми свидетельствами о состоявшейся охоте.

Ну, про частицы я не копенгаген, а насчёт Тагоры — доля правды в этом есть. Вот только никаким подпольным бизнесом там и не пахнет. Головы, панцири и документы на них выдаются неофициально, но вполне легально. В основном — сотрудникам различных организаций, дававшим подписку по второй форме. Потому что там есть пункт о о минимизации личного риска, в силу которого охотиться на Тагоре или на Яйле они не имеют права. А с другой стороны — они ведь тоже люди, им тоже хочется повесить на стену бошку тахорга или ракопаука. Ну, попонтоваться перед друзьями и любимыми женщинами. Некоторые люди, оказавшись в подобной ситуации, делают глупости. Так вот: чтобы люди не делали глупостей, им эти самые трофеи организуют. По-моему, очень разумно. Но нет же, Каммерер где-то услыхал какой-то звон и начал поднимать кипеш. Правда, на этот раз скандала он не сделал. Я так думаю — с этим брехлом вдумчиво побеседовали и объяснили, что он сейчас может испортить настроение многим хорошим людям. Максик, скорее всего, внял. И переключился. Кажется, на тайны марсианских пирамид. Или ещё на какие-нибудь тайны — уже не помню точно, больше я его не смотрел.

Однако на одном нахрапе далеко не уедешь даже с нашей общественностью. Макс регулярно прокалывался, и в мелочах и по-крупному. Во всяком случае, повторить успех с Массачусетской машиной ему не удалось. Последней попыткой стала раскрутка темы древнего гигантского японского спрута, воспетого в легендах, который якобы навевал на местных жителей невыносимо чёрную меланхолию. Но кипеша не случилось. Наверное, потому, что спрута быстро нашли, и это оказался самый обычный спрут с планеты Синих Песков, издающий неприятные инфразвуки. Тварюшка, в принципе, довольно безобидная, так что её разрешено держать на Земле. Кто её выпустил в океан, теперь уже сказать трудно, но в земных условиях бедная животина не прожила бы и пары недель, потому что жрать ей в нашем океане нечего. Что касается древних легенд, то, похоже, Каммерер их сам и сочинил… После этой истории даже самые упёртые фанаты «Очевидного — невероятного» как-то приувяли.

Дальше он, кажется, попытался вписаться в парочку общественных компаний. В том числе за отмену мартовского траура, что мне особенно не понравилось. Потому что должны быть какие-то границы. И вот тут она для меня проходит. Потому что Полдень — это Полдень. У кого вопросы — каждый день на экскурсию в Мемориал, до полного просветления. Так что если бы у меня и были бы к нему какие симпатии, то кончились бы. А у меня их не было.

Ну а после всего этого Каммерер пропал. Вот так: раз — и нету. Был человек и сплыл. Причём ни сообщени о смерти, ни и пропаже без вести в БВИ не появилось. Просто — нет информации, и всё. Год нет, два года нет, три нет. Про него уже как-то и подзабыли, когда вдруг на его личном канале появился текст совершенно фантастического содержания.

Напомню, кто забыл. Каммерер поведал urbi et orbi, что разочаровался в журналистике и в жизни вообще, поссорился с любимой женщиной и с горя вступил в Группу Свободного Поиска — летать по Вселенной и искать приключений. По ходу он совершенно случайно пролетал мимо какой-то планетки, решил сесть и был сбит ракетой, выпущенной местной системой ПВО. Оказалось, на планетке имеется довольно развитая цивилизация гуманоидного типа. Ужасная, просто ужасная цивилизация, в которой использовался дистанционный психотронный контроль! Местных жителей облучали каким-то нехорошим излучением, сворачивающим мозги всем, кроме нашего героя, на которго лучи зла не действовали (видимо, зараза к заразе не липнет). Изготовлялось паскудное излучение в некоем засекреченном Центре, откуда каким-то образом — по проводам, наверное? — ретранслировалось через всю ту же систему ПВО (эк завернул!). Оный Центр наш маленький, но сильный Максик долго искал. Нашёл, и, проявив различные чудеса героизма, торжественно разрушил. После чего наткнулся на КОМКОНовцев, которые всё это время, сложа ручки, наблюдали за тем, как злое излучение гробит местный народишко. Правда, представитель КОМКОНа устыдился своего равнодушия и взял Макса на очень секретную миссию, о которой он ничего рассказать не может, поскольку она ну очень секретная. На чём он, значит, и прощается, ибо труба зовёт.

Подкреплялось всё это снимками и съёмками скверного качества. Из которых можно было понять, что главгерой всей этой истории действительно где-то был. Вот только где именно был и что он там делал — неведомо.

То, что это какое-то фуфло, на сей раз поняла даже общественность, обычно доверчивая. Но слишком уже несуразной выглядела вся эта история. Первые же комментарии на «Обитаемый остров» — так Макс поименовал свой опус — были крайне скептическими. Пилоты стали спрашивать, как можно сбить современное космическое судно допотопной ракетой. Ментоскописты и психокорректоры вцепились в тему мозгового излучения и довольно быстро доказали, что в книжке — дилетантские фантазии. Историки ехидничали на тему того, каким образом техника, работающая с человеческим мозгом, могла возникнуть при изображённом Каммерером уровне технического развития. И так далее: Максику припомнили вообще всё, даже прошлые его художества, включая факап с древним спрутом-депрессором. На этом фоне запущенная кем-то версия, что Каммерер спутался с ДГБ и своей писаниной пытается дискредитировать КОМКОН, казалась прямо-таки уважительной.

Каммерер на нападки не отвечал. А когда все отсмеялись — подал в Мировой Совет официальный запрос. С требованием проверки изложенных фактов смешанной комиссией с участием комконовцев, галактов, историков и прочих заинтересованных лиц. И, конечно же, представителей общественности.

День 20

Да живой я, живой. Здоров, относительно бодр, стул нормальный. Да помню я про скатологический юмор, помню. Но когда сидишь по уши в дерьме, как-то невольно начинаешь о нём думать.

А вчерашний день я убил на попытки протиснуться через коммуникации в силовой узел. Почти дополз. Упёрся в какие-то трубы. Еле вылез: ползти обратно ногами вперёд оказалось адски трудно. Всё-таки выбрался, хоть и весь ободранный, ну и грязный к тому же. Остаток дня пытался почиститься и отмыться. С переменным успехом, я бы сказал.

Интересно, откуда на космической станции берётся грязь? А ведь откуда-то берётся. Жирная такая, сука. Хорошо хоть нет паутины. А могла быть. Говорят, на Сириусе была станция с клопами. Кто туда занёс эту дрянь — хрен знает, но их даже вакуум и жёсткое излучение не брали. Кончилось тем, что станцию списали и бросили в Сириус. Легенда, конечно, но вообще — жизненно. Как с теми хомячками, например.

О, кстати. Вот про хомячков-то и напишу. Никакой связи с моей историей, если что. Но мне сегодня про себя писать не хочется. Ну не хочется и всё тут. Невесёлая у меня история, а мне сегодня на невесёлое ну совсем не тянет.

Лена, если ты меня читаешь: имей в виду, это личный секрет Горбовского. Кроме него, об этой истории знают человек пять, в том числе Евгений Маркович, которому Горби не может стереть память, хотя и очень хочет. Мне бы точно стёр, но он не знает, что я знаю. Я и не должен был, просто через меня Евгений Маркович в своё время добывал кое-что — ну и за бутылкой рассказал, зачем. Мерзко хихикая.

Началось как обычно. Когда Леониду Андреевичу нужно от чего-нибудь отвлечь внимание коллег и общественности, он начинает укреплять отношения с Тагорой. Это всем нравится, потому что наша общественность перед Тагорой комплексует. И совершенно безопасно, потому что укреплять эти отношения можно до бесконечности. Так как тагоряне относятся к нам как к навязчивым идиотам. У которых, к сожалению, очень большие нуль-звездолёты, так что приходится терпеть. Хотя попытки избавиться от нашего назойливого общества они предпринимают регулярно — в крайний раз, например, оборвали с нами связи на двадцать пять лет. Всё это время Горби чморил Совет разговорами о том, как мы перед ними виноваты и чем должны искупить. А потом, получив всё, что хотел, послал к Тагоре эскадру боевых кораблей класса «Терминатор», которые и восстановили контакт. Ну, собственно, как и в прошлые разы, чего уж там.

Но в промежутках между отправками эскадр Леонид Андреевич очень любит укреплять отношения мирными методами. В данном случае он замутил инициативу «акклиматизация земных животных на Тагоре». Поможем биосфере братской планеты, обогатим её скучноватый животный мир разными прикольными зверюшками! На что тагоряне, ко всеобщему удивлению, согласились. Правда, когда общественность понесла к тагорянскому посольству котят и щеночков, Высокий Посол Единой Тагоры выступил с разъяснением, что вообще-то Тагора согласилась принять от Земли в дар только генетические коды земных существ. В электронном виде, разумеется. Каковые коды будут тщательно изучаться, потом будут синтезированы живые существа, а потом — рассчитаны последствия их присутствия в биосфере Тагоры.

Они их и рассчитывают. Насколько я слышал, такие вопросы меньше чем за полвека на Тагоре вообще не решаются, потому что тагоряне очень консервативны. А в данном случае можно смело закладываться лет на сто с хвостиком, и это в самом лучшем случае.

Однако ответный жест вежливости тагоряне сделали. А именно: где-то годков через пять Высокий Посол Единой Тагоры преподнёс в дар Мировому Совету десяток синтезированных на Тагоре хомячков. Видимо, ради показа возможностей тагорянских генетиков. А может, что-то другое имели в виду. Тагорян вообще трудно понять. Что и неудивительно: у самого тупого тагорянина ай-кью около двухсот пятидесяти, а у нас… не будем о грустном. Зато они интраверты и буки, а мы контактны и открыты миру, и звездолёты у нас ну очень большие.

Ну так, значит, хомячки. По-хорошему, зверьков надо было бы отдать на изучение яйцеголовым — вдруг найдут что-то интересное. Но Горби распорядился установить клетку с хомячками в малом холле Большого Мальтийского Дворца Мирового Совета — для демонстрации роста взаимопонимания с уважаемой внеземной цивилизацией. Даже лично сфоткался рядом с клеткой. С обычной своей смущённой улыбочкой.

Клетка простояла до ночи. Когда в зал вышли киберы-уборщики. Программы которых были написаны лет двести назад и с тех пор не менялись. И в этих самых программах была, среди всего прочего, прописана дератизация, то есть уничтожение крыс и мышей. Киберы приняли хомячков за крыс, разобрали клетку и прикончили тагорянский подарок ударами тока. Паре хомячков удалось удрать в какой-то лаз, куда киберы не пролезли. Действуя всё по той же программе, они сообщили в ремонтно-уборочный центр об обнаружении крыс. Центр сообщение принял и на автомате включил продувку коммуникаций воздухом, заражённым специальным вирусом. Который действует на мозг крысы так, что она сначала выходит на открытое пространство, а потом тихо ложится на самое освещённое место и помирает. После чего киберам остаётся их собрать и утилизовать. Однако это были не крысы, а хомячки, и крысиный вирус на них не подействовал. Киберы прождали до утра и укатили, потому что задача «не путаться под ногами у людей» у них в приоритете.

Следующим днём было тринадцатое марта. Естественно, в здании никого не было, кроме техперсонала. Который у нас учёный и ничему не удивляется. Ну, разобранная клетка. Наверное, это какая-нибудь политика. Может, Горби хотел что-то показать тагорянам, общественности или кому-нибудь ещё. Так что обломки просто убрали.

Сам же Горбовский в то утро слёг с очередным обострением стыда и совести. Евгений Маркович мне говорил, по какой причине, но я не запомнил. Так или иначе, когда он вышел, то про хомячков уже не помнил. Что в его возрасте вполне простительно. У него в башке текущие интриги не знаю как помещаются.

Конечно, компьютеры Дворца отправили коменданту подробный отчёт. Но место коменданта было уже полгода как вакантно, потому что Бадер пропихивал туда своего зятя, а Горби встал насмерть. Так что читать это было некому. Как и все последующие отчёты регулярно отправлявшиеся по служебному адресу.

Так или иначе, через несколько месяцев разные люди стали слышать странные звуки — что-то вроде топота. Сначала этому не придавали внимания. Потом стали говорить об этом в столовой — там топот слышался особенно часто. Пошли жалобы, но опять же — они в конечном итоге пересылались на адрес коменданта, а Бадер всё пытался как-нибудь пристроить зятюшку, и все жалобы ссыпались в казённый комп в запертом кабинете.

Где-то через полгода наш величайший гуманист, лёжа на любимой кушеточке, услышал топот за стенкой. В собственном здравом уме наш добряк не сомневается никогда, как и в зрении, слухе и так далее. Поэтому он поднял на уши безопасников. Те подтвердили, что к ним уже с этим обращались, но они значения не придали, потому что топотать тут некому. Леонид Андреевич пришёл в ярость и потребовал немедленно разобраться, найти кого следует и наказать кого попало.

Спецура взяла во фрунт и побежала рыть носом землю. В частности — подняла все сообщения от автоматики здания за последний год. И открылось ей, что коммуникации самого охраняемого на Земле гражданского здания заражены хомяками. С каковыми хомяками система уборки здания ведёт затяжную войну, в которой по очкам побеждают хомяки: жрут столовские продукты и всё что попало, плодятся, гадят, портят электропроводку, а главное — топочут. Громко так топочут, потому что хомяк — зверь увесистый.

По словам Марковича, Горби, услышав про хомяков, устроил натуральную истерику. И вместо того, чтобы поручить проблему безопасникам, решил действовать сам. А именно — вызвал через свой личный код систему управления зданием и потребовал зачистить его от паразитов.

Собственно говоря, Леонид Андреевич не очень-то и виноват. Просто он очень большой начальник, из таких, которым везде и всегда прописывают максимальные полномочия. Вот и в компьютере здания Совета у него был прописан приоритет «А-ноль». Что это значит, Горбовский, скорее всего, не понимал. Проблема в том, что этот приоритет предназначается для начальника службы безопасности здания Мирового Совета. Здания, охраняемого по «красному уровню», поскольку считается, что Мировой Совет правит миром именно на своих официальных заседаниях.

А программы «красного уровня» были писаны сто с лишним лет назад, причём в период обострения страха перед Странниками. То есть писали их по указивкам военных, заряженных на высочайший градус паранойи.

Практически это означало вот что. Предполагалось, что вызов по приоритету «А-ноль» означает в общем случае, что начальник службы безопасности может быть окружён, зажат в угол и отстреливается последними зарядами от наседающих сил превосходящего противника — скорее всего, инопланетого. И у него есть несколько секунд, чтобы принять непростое, но необходимое решение. Например, уничтожить здание вместе со всем, что в нём есть. Или уничтожить в нём всё живое. Или вот — зачистить.

Причём «зачистка здания», равно как и «штурм» или там «блокирование» — это совершенно конкретная войсковая операция по воинскому уставу 2170 года. Предполагающая, помимо всего прочего, задержание и изоляцию всех находящихся в здании, причём сохранение их жизни и здоровья не является высшим приоритетом.

Разумеется, начальник службы безопасности Большого Дворца всё это знал от зубов, и слово «зачистить» не ляпнул бы даже в пьяном сне. Но Горби это слово сказал. Кто такие «паразиты», компьютер не знал и не заморачивался — «зачистка» подразумевает, что задерживать и изолировать надо всех вообще.

И началось. Взвыли сирены, закрылись двери, упали бронированные жалюзи. Особый отряд спецназа был поднят по «красной» тревоге и десантирован на крышу здания. Уборочные, ремонтные и прочие киберы принялись хватать людей, при сопротивлении — бить током до отключки.

Что происходит, Горбовский видел и слышал. Но сделать уже ничего не мог. Потому что параноики, которые программировали всё это безобразие, исходили из того, что начальник службы безопасности сразу после принятия решения может быть — и наверняка будет, если уж дело до такого дошло — пленён врагами. Так что свой приказ он сам отменить не мог. Это мог сделать только другой человек, имеющий приоритет «А-ноль». На выяснение этого деликатного обстоятельства у Горби ушло минут пять. Осознав ситуацию, он бросился звонить Комову. По панельке, понятное дело. Но и здесь ждала подляна: совсем недавно систему безопасности здания радикально улучшили. В частности — снабдили генератором защитного поля, которое искажало все сигналы, а омега-контроллеры просто вырубало напрочь.

Чтобы разобраться в этом обстоятельстве, у Леонида Андреевича ушло ещё минут пять-шесть. За это время спецназ успел ворваться через крышу и начать зачистку верхнего этажа. Действуя всё по тому же уставу 2170 года. То есть — подходя к очередной двери, спецназовцы через матюгальник предлагали всем выйти, в случае молчания их киберы взламывали двери и закатывали внутрь гранаты. Светошумовые, конечно — это всё-таки зачистка, а не штурм. Но очень-очень исльно оглушающие, потому что неизвестно, в каком состоянии зачищаемые. Может, они зомбированы инопланетянами. Так что гранаты используются ну очень серьёзные, с эффектом — как по кумполу кувалдой.

Наконец, Горби вспомнил, что у него в кабинетике завалялся радиобраслет. Против мазерных импульсов поле почему-то не сработало, так что Леонид Андреевич сумел связаться с Комовым. Уж не знаю, как он там его убедил, что он не под инопланетным контролем, но Комов поверил и безобразие прекратил.

К счастью, дело происходило поздним вечером. Официальных лиц в здании не было. Пострадало около десяти человек — в основном мелкие клерки и сотрудники аналитических отделов, задержавшиеся на работе. Кому-то кибер сломал руку, кому-то выбило глаз, у кого-то лопнули барабанные перепонки. В общем, факап.

Ну, Леонид Андреевич, как всегда, выкрутился, да ещё и с пользой для себя. По словам Евгения Марковича, он представил всё случившееся тестированием системы безопасности, которая, дескать, показала свою полную неадекватность. Добился тотального засекречивания и стирания памяти у всех пострадавших. Тут же создал ревизионную комиссию по безопасности, в основном из военных, начальником которой сделал Бадера. Естественно, они все тут же переругались — что создало предпосылки дла дальнейшей изоляции Бадера, а это Горбовскому в тот момент было на руку.

Однако хомячки остались и продолжали топотать. Всё больше и больше.

Тут-то Горби и попросил Славина об одолжении — то есть о каком-нибудь безвредном для человеческого организма веществе, которое решило бы хомячью проблему. Ну то есть что-то вроде модифицированного крысиного вируса. У Славина ничего такого не было, поэтому он попросил меня. Я удивился, но связался с биологами на Ковчеге, которые знали о моей роли в операции «Малыш» и имели ко мне за это респект и уважуху. Ребята слепили антихомячий спрей за пару часов и отправили мне по закрытому каналу. Дальше понятно.

К чему я всё это? Да вот подумалось: если бы на станции водились хомячки, было бы мне тут, пожалуй, веселее.

Хотя нет. Просыпался бы я ночью от их топотания — и думал бы, что это за мной пришли.

День 21

С утреца перечитал вчерашнее и задумался — ну и зачем я всё это писал? Похоже, я как-то оттягиваю конец рассказа. Подсознательно отождествляя его со своим собственным концом. Нет, это не генитальный юмор. Это вообще не юмор, если что.

Ладно, вернёмся к Каммереру и его похождениям. Раз уж начали.

Остановились мы на том, что Макс подал в Мировой Совет официальный запрос насчёт комиссии по Саракшу. Чтобы, значит, она подтвердила или опровергла приведённые им факты. А также выработала какую-то внятную политику по отношению к этой планете.

Вообще-то такие требования Совет может и должен игнорировать. Потому что планета в разработке ИЭИ священна и неприкосновенна. Но тут поднялся такой кипеш, такой гнилой базар, что пришлось пойти на попятную. Решающую роль сыграли галакты, которые внезапно встали на сторону общественности. Так или иначе, комиссию сформировали и направили на Саракш — пусть разбирается.

И тут начались странности и непонятки.

Комиссия на планете побывала. Однако вместо отчёта, где всё было бы разложено по полочкам, разные члены комиссии стали делать заявления от своего лица, всячески подчёркивая, что это их личное мнение. Одновременно ИЭИ стал публиковать работы по саракшианской цивилизации, тоже никак не приводимые к единому знаменателю. Стали выступать всякие эксперты — откуда они только взялись? — всё на ту же тему, и все несли какую-то отсебятину. В общем, кто в лес, кто по дрова.

Общественность всё это сожрала и как-то переварила. В результате в её разжиженных мозгах образовалось примерно следующее. На планете Саракш в одном из государств действительно случилось что-то нехорошее. То ли там были разработаны какие-то скверные технологии, то ли их пытались разрабатывать. Что за технологии, так и осталось непонятным. Некоторые говорили, что местные учёные и в самом деле пытались как-то воздействовать на сознание масс — то ли действительно излучением, то ли химией, то ли сверхизощрённой пропагандой. Другие говорили, что разрабатывалось какое-то супероружие массового поражения (это косвенно подтверждалсь тем, что местные жители считали эти разработки как-то связанными с системой ПВО). Иные члены комиссии настаивали на том, что это была попытка выхода в космос, причём в военно-завоевательных целях. Четвёртые же пришли к выводу, что никакие разработки вообще не велись, а слухи о них были порождены пропагандой соседних государств.

Тем не менее, большинство членов комиссии сошлись на том, что местные власти крайне интенсивно и бестолково тратили деньги из бюджета страны на неизвестные цели. Из-за чего экономика, и без того хилая, рухнула окончательно. От чего население впало в совсем уж неприличную нищету, начался массовый голод и на всё это наложилась кстати подоспевшая война с соседями.

Дальше версии снова расходились. По одной, местные власти, чтобы разработки не достались врагу, решили уничтожить все их следы вместе с разработчиками. По другой (поддерживаемой в основном дегебешниками) — уничтожение центра разработок было делом рук агентов ИЭИ. Далее, так и не было выяснено, точно ли разработки уничтожены или их просто хорошо спрятали. Наконец, осталось непонятным, были ли они вообще. В общем — темна вода во облацех.

Но кончилось всё это тем, что контроль над несчастной страной пришлось взять на себя КОМКОНу на паях с ДГБ, которое каким-то образом сюда тоже влезло. Что, конечно, радовало — но вот всего предыдущего так и не проясняло.

Роль Каммерера во всём этом безобразии тоже не прояснилась. Начать хотя бы с его появления на планете. Все сошлись на том, что никакое местное ПВО не могло сбить земное судно. Однако следы аварийной посадки и в самом деле обнаружились. Появилась даже версия, что Каммерер стал жертвой того самого супероружия. Однако большинство сошлось на том, что произошла какая-то крайне редкая и неприятная случайность, типа внезапной метеоритной атаки, случившейся как раз в момент приземления, когда защитные поля судна отключаются. Один шанс на миллион, но ведь бывает же.

Ещё непонятнее было то, каким образом долбодятлик из Группы Свободного Поиска мог получить разрешение на разведку в экватории, где работает ИЭИ. Сошлись на том, что это халатность сотрудников ГСП. Комиссия потребовала расследования данного инцидента, а впредь до выяснения обстоятельств ввести двойной контроль за разрешениями — со стороны КОМКОНа и ИЭИ. Рекомендация, кстати, была толковой, вот только галакты встали на уши и её благополучно провалили.

Что касается деятельности Каммерера на планете — и, в частности, его утверждений, что именно он уничтожил зловещий Центр — то на эту информацию наложил лапу КОМКОН. Самым простым способом — Максика официально взяли к нам на работу. Разумеется, не оперативником (вот уж чего не хватало), а в пиар-отдел к Рудольфу Сикорски. Решение было, конечно, странное: непонятно было и то, зачем нам нужен этот поц, и то, почему он согласился. Но, так или иначе, Максика оформили, он подписал все договора и согласился на все условия. После чего, разумеется, замолчал.

В общем, Комиссия так и не родила никакого итогового документа. Зато по первому федеральному каналу стали крутить сериал «Массаракш», якобы «по мотивам реальных событий» — и со ссылкой на работу этой самой Комиссии. А также на Каммерера в качестве главного консультанта.

Сериал, честно говоря, вышел на редкость отстойным, даже на фоне образцов жанра. Особенно посмешил киношный Каммерер, которого сделали двухметровым блондином. И это на фоне реальной внешности Максика, по сравнению с которым академик Улитнер — скифский воин… Ну и всё остальное, конечно, там было такое, что оставалось только скорбно ржать, как выражается Славин в таких случаях. Чего только туда не намешали — каких-то героических повстанцев с уродливой тёткой во главе, пластмассовые танки, белые подводные лодкм и прочая лихота. С музыкой суровой, как правда. Время от времени сменяемой песнями и плясками повышенной лиричности.

Я, честно говоря, выдержал две серии, ну ещё пятую смотрел. Пятую, правда, со смешной озвучкой Гремлина, чисто посмеяться. Потом этих озвучек, пародий, приколов и всего прочего стало столько, что уже утомило. А слово «массаракш» у молодёжи стало означать что-то вроде «полного отстоя».

В общем, после этого обсуждать Саракш всерьёз стало как-то неприлично. Даже среди общественности, известной своей всеядностью и неприхотливостью.

Ну конечно, я-то понимал, чьи уши торчат из-за всей этой веселухи. Мозгоклюйные приёмчики нашего главного чёрного пиарщика тут были видны за версту — для тех, кто в теме, конечно. Понятно стало и то, зачем ему понадобился Максик. Как и то, что родная контора и в самом деле пытается что-то скрыть и замазать. Но я в этом вопросе, как и во всех прочих, целиком и полностью на стороне родной конторы. Если что-то скрывают — значит, не надо общественности это знать. Будь моя воля, я бы ей, родимой, вообще ничего не показывал бы. Даже

Однако Комиссия по Саракшу никуда не девалась. Более того, ей втихую придали статус постоянно действующего органа. Правда, было совершенно непонятно, что она там реально делает, и делает ли что-нибудь вообще. Меня, во всяком случае, это не волновало вот ни на эстолько.

Если бы не дорогой и любимый Евгений Маркович, который мне внезапно пристряпал такую паскудную работёнку.

День 22

Сегодня слушал Вагнера и под «Тангейзера» вдруг дотумкал, как разблокировать дверь в силовой узел. Не надо было ползать по коммуникациям. Надо вырубить центральный компьютер. В таком случае управление передаётся аварийной автоматике, которая открывает все критически важные отсеки для прохода ремонтной команды или для спасения людей.

Конечно, штатными средствами я выключить комп не мог — он, собака, заблокирован намертво. Но я нашёл на задней панели слаботочный разъём и разрядил туда конденсатор, снятый с кибера-уборщика. Разъём, понятное дело, сгорел, а комп пошёл на перезагрузку. Ну а пока он перезагружался, я успел добежать до силового узла и отключить защиту. Конечно, я мог бы остаться при компе и попробовать перехватить управление. Но что-то мне подсказывает, что я обломлюсь. В любом случае — если захочу проверить, попробую ещё раз устроить ему электрошок.

Обыск силовки я отложил на завтра. Там всякие устройства, с которыми нужно осторожно. У меня даже мысль была — а может, они её заминировали? Полезу — и бубух. Нет, конечно. Хотели бы — бубухнули сразу. Чего тянуть-то? Или, наоборот, есть, что тянуть? Тогда почему не закрыли силовку понадёжнее? Могли и дверь к косяку приварить, в конце-то концов. Ни-хре-на не понимаю.

Ну раз так, продолжим про совещание по Саракшу.

Собралось Совещание в Аризоне. Терпеть не могу эти места, дикие они какие-то. До сих пор чувствует, что освоили их относительно недавно и что пейзажи искусственные. Ну то есть восстановленные, но от этого не легче. А Социальный центр — то ещё уродище, ублюдочное творение в стиле постинсектоморфик. То есть это какой-то гибрид улья со свиньёй, всё кривое, страшное и непонятно на чём держится. Ни жить, ни работать в этом уродище никому не хочется. Вот его и используют под всякие мероприятия.

Честно скажу: мне туда не хотелось ужасно. Поэтому прибыл на место ровно за десять минут до начала первого доклада. Наглотавшись спорамина — ужасно спать хотелось. Не прилечь, а по-серьёзному. Судя по рожам присутствующих, у всех были те же проблемы. Ну то есть люди или не выспались, или наоборот — уже тянуло в сон. Кстати, часто замечал такое, причём именно на таких мероприятиях. Если дело важное, то обычно рассчитывают время, чтобы большинству было удобно, а остальные пусть на таблетках вытягивают. Но вот если чухня какая-то — наоборот, делают так, чтобы большинству было неудобно. Потому что один из Норильска, другой из Алабамы какой-нибудь, а третий и вовсе с Проциона, у всех своё локальное время, все зевают и через это чувствуют солидарность. А на немногочисленных живчиков смотрят косо и против них психологически сплачиваются.

На этот раз в роли живчика был предкомиссии, такой Фокин Борис, ксеноархеолог. Я с ним шапочно знаком через Комова. Великолепный специалист, очень въедливый и дотошный. Правда, физиономия у него как у верблюда и такой же характер. С коллегами он уживается трудно, а если его вдруг назначить на руководство проектом — всё, туши свет, сливай воду. Задание он вытянет, это точно, но по ходу все переругаются, а половина людей уйдёт, хлопнув дверью. Все это, в общем, знают, так что

Остальные были мне незнакомы совершенно. Единственным человеком, помимо Фокина, которого я хоть как-то знал, была Майя Глумова, симпатичная барышня, участвовала в «Ковчеге». Я к ней даже подкатывал — увы, бестолку. Потому что она западала на жгучих брюнетов с усиками. А я тогда был рыжий и носил баки. В общем, герой не её романа. Потом она, кажется, поступила в аспирантуру ИИКИ — или, во всяком случае, туда собиралась. В характеристике было сказано, что она специалист по ранней эпохе НТР и истории первых космических исследований. Это, в общем, объясняло её присутствие. Что там делали остальные и зачем — я так и не понял.

Зал был маленький, но набитым не казался. Все уже расселись, причём было заметно, что никакой общей компании — одной или нескольких — здесь нет. Так, случайные люди, более-менее знакомые. Моё появление интереса не вызвало. Только Фокин печально улыбнулся, да Майя — как обычно, миленькая, даже похорошевшая — окинула меня рассеянным взглядом, означающим у барышень «где-то виделись, а ну и ладно». Зато мелкий лысоватый блондинчик — дегебешник, по роже видно — зыркнул на меня как доберман на скунса: типа, загрыз бы я тебя, комконовец, да не хочу лишней вони. Я ему взгляд вернул с усилением, на чём и знакомство и завершилось. Нашёл место с краю и приготовился скучать.

Однако первый доклад меня заинтересовал. Ибо это был отчёт по расходованию средств, а такие вещи меня всегда цепляют.

Вот, кстати, насчёт средств. Наша драгоценная общественность вообще не понимает, что это и с чем это едят. Потому что с точки зрения отдельно взятого обывателя их просто не существует. Если тебе что-нибудь надо, ты или идёшь и берёшь, или пишешь запрос, где мотивированно излагаешь, что хочешь получить. Который добрая и мудрая власть должна или удовлетворить, или мотивированно отказать. Поскольку материальные возможности у Земли неплохие, то отказы бывают редко и они действительно обоснованы. Ну, скажем, ты можешь получить звездолёт прогулочного класса, потому что тебе нравится пилотировать. Но ты не можешь получить боевой звездолёт, потому что ведение войны — прерогатива Мирового Совета. Ты можешь потребовать себе дом, и для тебя его построят. А вот базилику Святого Петра для личного проживания никто не получит, потому что она имеет статус общечеловеческого достояния. Ну и те пе: тебе или дают то, что ты хочешь, или отказывают. Но в любом случае ты не думаешь, во что обошлось полученное. Нет у них в голове такого вопроса.

Есть, конечно, всякие сложные случаи. Типа когда меняют место в очереди к хорошему психологу на дом с видом на Фудзи. Или череп тахорга на сенсокристалл с Синих Песков. У нас это почему-то называют «чёрным рынком» и как-то жмутся, что-ли, хотя всё делается совершенно законно — через БВИ или через посредников. Я, кстати, этим занимался, когда курсантом был: подбарыживал инопланетными артефактами. Нет, коллекционером я тогда не был. Мне хотелось ровно одну вещь. Я тогда курить начал. Хотя курсантам нельзя, но все курят. Так вот, мне хотелось янтариновую трубку. Чтобы понтоваться. А обосновать кусок янтарина нужного размера у меня шансов не было. Это теперь я могу себе что угодно выписать, хоть гугонские алмазы, если очень занадобятся…

Пёс, пёс, пёс. Ничего я теперь не могу.

День 22

Закрыл зачем-то файл. Хотя нет, не зачем-то. Просто настроение резко испортилось. Вспомнил, что называется. Где я, что со мной и какие у меня перспективы. Ну и курить захотелось — мочи нет.

Ладно, чего уж теперь-то. Дальше поехали.

Значит, средства. На самом деле всё чего-то стоит, и стоимость эта в чём-то измеряется. Конкретно — в натуральных ресурсах, энергии и человеко-часах квалифицированного труда. Поскольку ключевым фактором является человеческий труд, то всё остальное приводят к человеко-часам. Приведение осуществляется через технологические нормо-коэффициенты, утверждаемые Мировым Советом. Рассчитываются они на основании модельных матриц спроса, а откуда берутся эти матрицы — очень хороший вопрос. Потому что эти матрицы, как мне клялись и божились знакомые математики, можно корректно просчитать только с применением техники и методов моделирования, которых у нас нет. В смысле — у Земли. У Тагоры разве что есть нечто подобное, расчёт последствий — их конёк, но где мы и где Тагора… Я думаю, коэффициенты задаются политическими решениями на основании каких-то упрощённых моделей. Рискованно, но Земля богатая, так что это прокатывает.

Лена, если ты это читаешь, то не ехидничай, пожалуйста. Ты-то, наверное, знаешь, как оно на самом деле. Но я понимаю, не мой это уровень.

Интереснее про человеко-часы. Формально они считаются учётной единицей, нужной для составления бюджета. Однако балансовые чеки обладают интересной особенностью: ими могут быть закрыты заявки так называемые уникальные работы. Например, на создание конструкций, не имеющих аналогов и требующих новых разработок. Или на исследования, не являющиеся тематическими для научных центров. Фактически же их можно пустить на что угодно. Вот именно на что угодно. Более того, они переходят с баланса на баланс, что делает их похожими на платёжные средства. Алгоритм учёта довольно сложный, но если в нём как следует разобраться, открываются разные интересные возможности. Предусмотренные создателями алгоритма, тут к бабке не ходи.

Я в этом смысле своё место знал и не зарывался. Да, кое-что у меня есть. Попробуйте найти. Славинские чеки я лично перепрятывал. Но это, конечно, кошкины слёзки, по сравнению с тем, что доступно людям повыше сидящим. Помню, однажды я случайно наткнулся на такую интересную лавочку, как «Общество ветеранов Дальнего Космоса». Лена, если ты вдруг не в курсе — поинтересуйся уставом этой почтенной лавочки, существующей уже больше века. Полюбопытствуй, сколько человеко-часов у них на балансе и какой именно ветеран ими может единолично распоряжаться. И это, я думаю, даже не верхушка айсберга, а так, отдельно плавающая льдинка.

Хотя ладно. Вернёмся к нашей комиссии.

Доклад делал Фокин — в своём обычном стиле и даже более того. Во всяком случае, физия у него была не просто верблюжья, а как у верблюда, которому ставят клизму. Тем не менее, формальности он соблюл — в частности, объявил публично, сколько чеков выделили Совещанию на её жизнедеятельность. Оказывается, пятьдесят тысяч в год. Силовая установка станции, где я ныне квартирую, примерно в это и обошлась. То есть — средства не то чтобы значительные, но заметные. Тем более мне стало интересно, на что же именно они были израсходованы.

Сразу говорю — я и в этом смысле всякое повидал. Например, как истратили семьсот тысяч чеков на постройку прогулочного лайнера, который отличался от стандарта только размерами центрального салона — для чего потребовались оригинальные инженерные решения и сборка с нуля. Или накладную в двести тыр на установку планетарной атмосферной очистки, которая не могла работать в принципе, так как в атмосфере планеты не было кислорода. Или вот, скажем… хотя нет, вот об этом я даже здесь писать не буду. Так что фокинский доклад меня не потряс. Но удивить — удивил: если уж переводить человеко-часы на опилки, то это можно было сделать, как минимум, аккуратнее.

Двадцать тысяч опредили на тему «утраченных технологиях Саракша и в особенности так называемой Страны Отцов». Программа предполагала сбор информационных материалов (каких, где, как, чьими силами — я не уразумел), а также обработку полученного на Коллекторе Рассеянной Информации. Программа была рассчитана, по словам Фокина, на пять лет, и в настоящее время находилась в стадии формулирования проектной задачи. Что обычно означает — «мы никак не можем оформить эту чушь так, чтобы выглядело прилично». При этом имя ответственного за проект названо не было. Да, кстати — насколько я понял, согласования насчёт доступа к КРИ у них на руках тоже неимелось. Что наводило на мысли совсем уж невесёлые. Тем не менее, человеко-часы были зарезервированы и выведены с общего баланса.

Восемь тысяч поглотила программа изучения неких артефактов. Я так понял, речь шла о какой-то саракшианской технике, любезно предоставленной в распоряжение Комиссии галактами. Это объясняло и то, что работа была заказана не ИЭИ, а какому-то инженерному подразделению Института ксенопсихологии, в котором галакты хозяйничали как у себя дома. Скорее всего, это шло по линии белобрысого — который, судя по всему, играл роль роль фокинского контролёра. Смысл исследований я опять же не уловил. Понял только, что в результате исследований был получен какой-то «интересный промежуточный результат», нуждающийся в дальнейших вливаниях… После оглашения этого пункта из зала вышли сразу трое, включая Майю.

Пятёрка ушла на проверку какой-то «гипотезы Пильгуя». Что за Пильгуй и какая у него гипотеза, я так и не понял — Борис не стал вдаваться в подробности. Правда, белобрысый гадёныш-дегебешник явно заволновался, что меня порадовало. Тем не менее, на что ушли чеки и каков был итог изысканий, опять же осталось покрытым мраком неизвестности.

Трёшка с хвостиком улетела на некие «анализы замеров сравнительной интенсивности психоактивных компонент естественных полей планеты Саракш». Тут Фокин хотя бы сообщил результат — как выяснилось, интенсивность этих самых компонент полей у планеты Саракш находится в пределах нормы. Судя по выражению лиц собравшихся, они ничего другого и не ожидали.

От оставшихся чеков Фокин отделался парой невнятных фраз, после чего передал бюджетному подкомитету какие-то документы на накопителе. И, перекособачив нижнюю губу, передал слово старичку в серой кофте. Старичок выглядел идиотом, и я решил, что это общественник. Так и вышло — он поднялся и заблекотал: «мы должны знать правду, мы так и не узнали правды, я уже пять лет жду, когда же будет сказана правда, и так и не услышал ни единого слова правды».

Ну, я встал и вышел. Не демонстративно, нет — просто покурить.

И как раз набивал трубку, когда увидел Майю Глумову, возвращающуюся из туалета.

День 23

Сегодня всё удачно, тьфу-тьфу-тьфу.

С утречка пошёл обследовать силовой узел. Сначала ничего не нашёл. То есть нашёл много чего. Например, рулон космического пластыря для переборок, пиропатроны, целых три фонарика, аптечку, набор всяких инструментов и ещё много полезного, включая тостер. Не знаю, правда, зачем мне тостер, но пусть будет.

Однако я вообще-то не только за этим сюда рвался. А ещё и за ништяками гастрономического свойства, которые техники обычно прячут в таких местах от всяких комиссий и проверок.

Так вот, сначала я ничего не обнаружил. Потом применил дедукцию. Ну, в смысле, стал думать, куда бы я сам спрятал ништяки, чтобы какая-нибудь проверочная комиссия не полезла бы. И точно — нашёл в воздуховоде коньяк, три сладких сухаря и две банки сардин в винном соусе. Сардин! Нет, я всё понимаю, но почему сардины-то? Под коньяк? Хотя, конечно, вкусы бывают разные, но не до такой же степени?

Вот, кстати, тоже интересный вопрос. Зачем техники пьют в космосе? Ну, кроме того, что это запрещено и можно вылететь из профессии. С другой стороны, а зачем пилоты линейных рейсов летают с отключёнными гравикомпенсаторами? Ну, кроме того, что это риск сломать себе рёбра при неожиданном манёвре и тоже вылететь из профессии? Но вот как-то так сложилось. Техники бухают, пилоты отключают гравикомпенсаторы. Потому что душа жаждет подвига. А других подвигов на таких работах не бывает. Ну, почти. А то, что не входит в это почти — всегда чей-то факап. На преодоление последствий которого иногда уходят тонны героизма, вот только величия ему это не прибавляет.

Взять хотя бы ту же катастрофу у Слепого Пятна. Ну да, всё в итоге списали на нуль-физиков и неконтролируемое развитие науки. Но вообще-то весь ужас случился потому, что регулярные доклады экспериментальной группы — из которых было видно, что ситуация нехорошая и что-то идёт не так — руководство Института Физики Пространства систематически игнорировало. И это можно понять. Так как в случае успешного гиперпробоя весь Космофлот превращался во что-то вроде парусного флота после спуска на воду первого парохода. То есть в хромую утку, которая ещё лет тридцать-сорок проковыляла бы, но и только. А руковоство ИФП получило бы не просто неограниченные ресурсы, но и реальную власть на уровне Мирового Совета. Естественно, космачи это понимали и гадили как могли. И вцепились бы зубами в любую непонятную ситуацию, чтобы затормозить исследования и выиграть время. Поэтому никаких реляций, кроме победных, руководство Института просто не рассматривало. В принципе, нормальная административная логика. Могло бы и проканать. Но не проканало, случился факап с гигантскими жертвами, и теперь ИФП разгромлен и лежит в руинах. Зато наши парусники, то есть, извините, звездолёты — самые большие в Галактике. И самые красивые, это уж точно.

Опять я не о том. Ладно, про Майю.

В общем-то, она, наверное, мимо прошла бы. Но ей очень не хотелось обратно к общественности, поэтому она предпочла меня всё-таки вспомнить. Я воспользовался случаем, так что вместо заседания мы пошли на соседний этаж пить кофе. Кофе, правда, оказался так себе, зато там был чудный кукурузный виски, очень мягкий, как я люблю. С которым я Майю и познакомил. Ну а потом мы полетели смотреть на вечернюю пустыню, и, в общем, на этот раз она меня не отшила.

Хотя я понимал, что это не всерьёз. Просто ей было очень одиноко. Бывает такое с женщинами. Пользоваться этим можно, почему нет, всё равно кто-нибудь воспользуется. Но надо знать меру и не перегибать палку, чтобы не выглядеть идиотом. Поэтому на следующее утро я не стал лезть и приставать, а чмокнул в щёчку и пошёл по делам: решай, мол, сама, нужно тебе продолжение или нет. Она поняла правильно и посмотрела благодарно. Типа — всё правильно сделал, Яша, я подумаю.

Хотел бы я знать, что у нас дальше было. Хотя, скорее всего, мы просто расстались. Потому что я, наверное, ушёл сразу после того звонка.

О пёс, коньяк уже действует. Не о том пишу.

Значит, так. На заседании выяснилось, что мы с Майей пропустили доклад контрольно-ревизионной комиссии и последовавшую за тем дискуссию. Я об этом не особо пожалел. Дальше началось какое-то унылое безобразие. Взял слово мутный дедок-астроном и склочно потребовал, чтобы Фокин ему что-то там объяснил или о чём-до доложился, я не понял. Белобрысый галакт неожиданно принял сторону дедушки и принялся вставлять свои замечания. Фокин сделал верблюжью морду и бросил через губу пару слов, от которых дедок завёлся и начал орать. Общественник в серой кофте снова выскочил и добавил жару.

Короче, мы с Майей переглянулись, да и пошли в ту же кофейню. Только на этот раз мы пили действительно кофе. С алапайчиками, которые оказались очень даже ничего.

Мне бы их сюда.

День 24

Извините, вчера опять расстроился, к тому же коньяк. От коньяка я впадаю в сигарное настроение, а курить мне тут нечего. Оставалось смотреть на звезду класса G, слушать псалмы Герардески и думать о том, смогу ли я выйти в открытый космос, если нечего будет кушать. Пришёл к выводу, что нет. Вот если дышать станет нечем — тогда выйду.

Ладно, не будем о грустном. Вернёмся, что-ли, в Аризону.

В общем, мы с Майей пошли в кафе. И там под алапайчики она мне начала рассказывать, что, собственно, происходит.

Выяснились довольно интересные вещи.

Начала она с реальных возможностей и полномочий Совещания. Оказалось, что они довольно значительны, включая право постоянных членов посещать Саракш и даже вести на планете какую-то деятельность. Связано это было с тем, что сразу после каммереровского скандала планету объявили протекторатом ДГБ (о чём я, кстати, не знал). Понятное дело, КОМКОН, чтобы вструмить галактам шишку в задницу, встал на сторону Совещания и добился максимально возможного расширения его прав. Кто конкретно над этим потрудился, Глумова точно не знала, но догадаться было несложно — Сикорски, кто ж ещё-то.

В отличие от меня, Глумова в комиссию попросилась сама. Как я и думал, связано это было с её научными интересами — то есть с ранней эпохой НТР. Конкретно она занималась проблемой интегрального когнитивно-технологического барьера, ограничивающего возможности цивилизации в эпоху массового производства. Тема была хороша уже тем, что любые результаты можно было обосновать с точки зрения ТИП без особого насилия над материалом. Во всяком случае, она так думала, пока не столкнулась с данными по Саракшу, которые её заинтересовали.

Картинка, которая у неё сложилась, была такова. На планете, уровень развития которой соответствовал примерно середине земного двадцатого века, у одного из государств имелась ментоскопическая техника. Уровень которой никак не соответствовал тому уровню биологических знаний и технических возможностей, которые местной цивилизации полагались. На земную технику эта аппаратура тоже была непохожа: инженерные решения были другие, причём, по словам Майи, крайне неестественные. У неё создалось впечатление, что всё это оборудование переделано из чего-то другого, а потом эти переделки копировались. Тот же самый эффект наблюдался и на другой технике. Например, оружие: обычный огнестрел, но состав взрывчатой смеси довольно экзотический. Или, скажем, уровень биологии — туземцы всерьёз занимались выведением разумных животных. И преуспели: оказывается, милые собачки-голованы были родом именно с Саракша.

Что касается пресловутых каммереровских лучей, то ничего подобного не обнаружили. Однако население страны было убеждено, что такая штука существовала и применялась. Грешили на какой-то «центр», якобы располагавшийся в столице и облучавший всю страну. Центр искали, но не нашли. Впрочем, Каммерер утверждал, что он его взорвал, а взорванных зданий в столице хватало — в стране косяком шли военные путчи и перевороты. В настоящий момент там воцарился настоящий хаос, чем воспользовался КОМКОН и наложил на посещение планеты временное вето.

Я всё это выслушал и спросил Майю, что она сама об этом думает.

— Понимаешь, Яша, — сказала она, ставя на стол чашечку, — я теперь думаю, что прав Пильгуй. Гипотеза его мне не нравится, но других объяснений не вижу.

Тут у меня затрезвонила рабочая панелька, и это последнее, что я помню.

День 25

Кончился шоколад. Ну и пёс с ним, я на него уже смотреть не мог. Осталась стандартная биологическая смесь, типа той, что нас заставляли жрать в лётном. По вкусу — что-то вроде жёваной резины, но содержит все необходимые питательные вещества и микроэлементы. С точки зрения пищеварения и вообще здоровья — самый оптимум. Буээээ.

Хотя вообще-то человеческое сознание является органом упреждающей ападтации. И само отлично адаптируется, особенно если ему немножечко помочь. Проще говоря, человек такая скотина — ко всему привыкает.

Взять хотя бы стирание памяти. Неприятная вещь. Калечащая процедура. Но в большинстве случаев человек очень быстро забывает сам факт, что у него что-то стёрли. Потому что если аккуратно выстричь из неё ненужные кусочки, мозг поработает и заполнит пустые места ложными воспоминаниями. А этому можно и поспособствовать, подобрав подходящие по смыслу фрагменты и их логично простроив. У хорошего психокорректора вроде Бори Левина клиент вообще ничего не ощущает, кроме чувства глубокого удовлетворения. Потому что внутренний мир становится проще, а это вызывает облегчение… Можно, кстати, вообще ничего не стирать — просто убрать логические и эмоциональные связки между воспоминаниями. В памяти всё останется, вот только вспомнить человек ничего не сможет. Ещё есть такой приём, как эмоциональное вытеснение. Память саму по себе оставляют, просто вспоминать какие-то вещи или думать на какие-то темы становится неприятно. И мозг сам затирает ненужное… И ещё много всяких вариантов, Левин меня по этой части изрядно просветил.

В общем, вы можете понять, как я удивился, когда мне вырезали четыре недели жизни целиком. Ножницами, можно сказать. Вот прямо так — я сижу с Майей в кафе, у меня звонит панелька. И сразу после этого, без перехода, с меня снимают шлем, отцепляют датчики и суют на подпись документы о характере проделанной надо мной процедуры, правовых основаниях и отсутствии технических претензий. Каковые я завизировал, пребывая при этом в полном недоумении. Потому что меня никогда так не резали. Хотя нет, один раз было, но тогда действительно повод был. (И я его помню, хе-хе.) Но даже тогда — вырезали двое суток. А не четыре недели.

Более внятно картину мне обрисовал Евгений Маркович, с которым я встретился на следующий день.

Славин был весь такой в костючике, галстук под цвет глаз, волосы на пробор. Из чего я сделал вывод, что дела у него идут неважно: он обычно причепуривается именно в таких ситуациях. Уж не знаю почему. Может, это ему уверенности добавляет. Но есть примета верная: если Маркович при параде — значит, беда. Так вот, в тот день на нём были запонки с гугонскими алмазами.

Разговаривал он со мной час, сыпал пословицами, поговорками и прибаутками и вообще разводил турусы на колёсах, как он же в таких случаях и выражается. Из всего этого словесного мусора вырисовывалось следующее. Оказывается, Яков Вандерхузе добровольно-принудительно участвовал в чрезвычайно важной и крайне секретной операции, даже название которой ему знать не положено. В ходе операции упомянутый Яков Вандерхузе проявил мужество и героизм, а также ум и сообразительность. В связи с чем ему выписано аж три разные цацки. А также настоятельное приглашение малость отдохнуть и укрепить силы. И чистый бланк путёвки, куда я могу вписать любое место. От Пандоры с Яйлой — и вплоть до Леониды, где у нас есть маленький ведомственый курорт-санаторий. Попасть туда практически невозможно, разве что по великому блату на самом верху. Но лично для Якова Вандерхузе сделано особое исключение и он может — а точнее, должен — целый месяц отмокать в леонидянских «живых озёрах» и сливаться с природой на гормональном уровне. Не забывая при этом мысленно благодарить начальство, которое так заботится о своих сотрудниках.

Когда дело дошло до этого, я кисло улыбнулся. И сообщил, что чувствую себя отлично, в дополнительном отдыхе не нуждаюсь, и намерен как можно скорее приступить к своим непосредственным обязанностям. Ибо меня беспокоит состояние вверенных мне материальных фондов. Если же, добавил я, моё желание не будет уважено, я потребую встречи с Комовым.

Славин понял меня правильно. Ну то есть молча достал пачку сигарет и пошёл вон из кабинета — курить. А мне вручил сигару. Так себе, кстати, сигара оказалась.

И вот, в замурзанном и задымлённом углу какого-то технического коридора, который Славин почему-то счёл относительно безопасным, он мне кое-что поведал. Кое-что, отдалённо похожее на правду.

По его словам, на Земле случался глобальный факап нулевого уровня. Я на это сказал, что могу это понять только в одном смысле: имела место агрессия инопланетной цивилизации, превосходящая земную по уровню развития. Евгений Маркович на это ответил, что ситуация была чисто земная и абсолютно непредсказуемая: дескать, произошло что-то такое, что одни тагоряне могли предусмотреть, и то вряд ли. Так или иначе, КОМКОН был брошен на амбразуры чуть ли не в полном составе. В последний момент катастрофу всё-таки удалось предотвратить, причём я в этом деле сыграл выдающуюся роль, добыв из каких-то закромов то, что даже Горбовский считал давно и прочно похороненным. Я сообразил, о чём идёт речь, и пришёл к выводу, что факап был и вправду серьёзный.

В результате беду удалось не только одолеть, но и затереть все следы. Правда, очень многим людям пришлось экстренно редактировать воспоминания, в особенности у комконовцев. Мне бы, может, что и оставили, но я пал жертвой гнева Горбовского. Который, когда гроза миновала, обвинил меня, Славина и Арама Григорянца в преступном сокрытии крайне опасных артефактов. Которые, конечно, спасли мир и всё такое, но вот тех, кто их не уничтожил, а спрятал, надо бы образцово-показательно раздавить. По каковой причине великий гуманист настаивал на расследовании моих действий во время кризиса и даже собрал соответствующую комиссию. Григорянц, однако, успел раньше: вовремя предупреждённый, он срочно подписал приказ о полной ампутации всех моих воспоминаний за весь период операции. Что автоматически выводило меня из-под обязанности давать какие бы то ни было показания, да и вообще из под официальной ответственности как таковой. А для надёжности решил меня отправить подальше — и устроил мне ту самую путёвку.

Я всё это выслушал и разделил в уме на девятнадцать. То есть поверил я ровно одному куску информакции: приказ о стирании моей памяти подписал Арам Самвелович, чтобы прикрыть свою задницу. Это, скорее всего, правда. Остальное — хрен его душу знает, что там было.

Но, вполне возможно, великий гуманист и в самом деле на меня зол. Потому что, если Славин не гнал, то, похоже, я достал из заначки вероятностный инвертор. Который у меня был припрятан в одной только мне известной захоронке на Тёмной Стороне, в самом-самом пыльном углу.

Вобще-то использование подобных технологий на Земле запрещено. Причём запрет продавил лично Горби. И это тот редкий случай, когда с нашим великим гуманистом согласен. Ну не то чтобы целиком и полностью, но всё-таки. Потому что поле отрицательной вероятности — это вообще-то способ творить чудеса. А чтобы творить чудеса, нужно быть богом. Или хотя бы действительно разумным существом. Про нас не скажешь ни того, ни другого. И пока это так — не нужно брать в руки волшебные палочки. Намахаем ими себе таких приключений на разные места, что мало не покажется. Но лучше всё-таки волшебную палочку не выкидывать, а положить подальше. Не дай Космос, пригодится… Вот только кто бы осмелился сказать это Горбовскому, у которого на этом месте пунктик.

Хотя это всё возвышенные материи. А мне грозили очень конкретные неприятности. Потому что, несмотря на все успокаивающие мурлыканья Евгения Марковича, отправка меня на курорт означала, что в моё отсутствие готовится какая-нибудь реорганизация. Причём такая, в результате которой я, как минимум, лишусь части полномочий, а как максимум — меня выпихнут с моего тёплого местечка. Причём даже не на низовку, а вообще. Так как людей с такими цацками, как у меня теперь, на низовку не кидают в принципе — только вон из системы. В лучшем случае мне светит постоянное членство в парочке маловажных комиссий, в худшем — комаров на даче кормить и спиваться от скуки.

Всё это я своему боссу и высказал открытым текстом. Добавив к тому, что меня это категорически не устраивает, так что встреча с Комовым становится для меня жизненным приоритетом номер один. И что я её добьюсь, даже если для этого придётся протаранить его личный глайдер.

Я ожидал, что Маркович на меня спустит всех собак. Но он ехидненько ухмыльнулся и сообщил, что не имеет ничего против нашего с Геннадием Юрьевичем общения, вот только полёты глайдеров над Леонидой категорически запрещены.

День 26

Какая всё-таки мерзость эта биологическая смесь. И звезда класса G. И классическая музыка, пожалуй, тоже.

Сегодня посмотрел на руки — а они в чёрных пятнах. Вчера возился с киберами, а помыть руки забыл. Отвык. Потом вспомнил, что уже неделю не мылся. Не ощутил, а именно вспомнил.

Принюхался, что называется. Так и запаршиветь недолго.

Тогода я решил покончить с проблемой радикально, благо силовой узел теперь мне доступен. Провёл в хозблок кабель и запитал его. Рисковал, конечно — могло и прибить током. Но не прибило, и теперь у меня есть горячая вода и ионный душ. Хотя нет, ионный душ я запустить не смог, там какая-то непонятная конструкция с отдельной схемой питания. Зато с горячей водой нет проблем. Там и ванна есть, так что я час отмокал. И жалел только об одном — что нет коньяка. Ну и сигары, но это уже вообще предел мечтаний.

Заодно постирал тряпки. Если честно, последнее время хожу голый. Ну не перед кем стесняться, разве что перед убойной командой, если она всё-таки соизволит явиться. Но этим-то похрен, как на мне костюмчик сидит и есть ли он вообще. Зато теперь я могу предстать при полном при параде, даже в чистых носках. Одно плохо: вода кончилась, очистится она часа через четыре, а пока мне даже смыть в туалете за собой нечем. Так что сижу, терплю и пишу дальше.

Вот есть один вопрос, который меня давно смущает. Мы, ну то есть Земля — одна из самый крутых цивилизаций в Галактике. То есть самая крутая, исключая Странников, которые вообще непонятно что такое. Мы открыли некоторое количество гуманоидных и негуманоидных цивилизаций. И вот какая штука: никто из них почему-то Землю не уважает. Особенно негуманоиды.

Ну, допустим, Тагора. Эти очень круты, и могли бы быть круче нас, если бы захотели. К тому же поголовно гении. У них есть какое-то право общаться с нами через губу. Но они нас хотя бы опасаются. Как мускулистых придурков, но всё-таки. А, скажем, слизни с Гаротты? Которые, видите ли, принимают нас за собственные галлюцинации — хотя вообще-то всем понятно, что они просто глумятся. Или те же голованы? Эти псы нам в лицо хамили, а потом вытерли об нас лапы. И так со всеми. Не умеем мы себя поставить, что-ли?

Вот и на Леониде та же история. Кто такие леонидяне? Биологическая цивилизация, гармонично слитая с природой родной планеты. Ну, очень мило. За сто тысяч лет плавного гармоничного развития они научились кое-каким штучкам. Хорошо, допустим. Нормальной науки у них при этом так и не возникло, все достижения — методом тыка. При это они явно считают себя выше нас и землян на своей Леониде терпят в качестве великого одолжения. И обставляют наше присутствие кучей всяких условий — того не трожь, этого не смей. Некоторые ограничения просто издевательские. Например, нельзя летать. То есть можно, но только на ихних летучих ящерах. Нормальный глайдер — нельзя. Почему нельзя — никто не ведает, а сами леонидяне до объяснений никак не снизойдут. Или, скажем, нельзя привозить земную еду. Ну, тут хотя бы какое-то объяснение — вдруг в каком-нибудь хлебном батоне останутся какие-нибудь дрожжи, и это навредит их драгоценной биоте. Но вот, скажем, коньяк им чем не угодил? Не какой-то там специальный из винограда — обычный химический? А у меня его отобрали, да ещё и нотацию прочли: дескать, мы тут гости и надо себя всячески блюсти. Ну а смысл? Химия она и есть химия. А что местные не понимают разницы между химией и настоящей органикой — это их проблемы, так? Нет, это почему-то наши проблемы.

Наверное, какой-нибудь специалист по ТИП объяснил бы и это. Дескать, объективное превосходство земной цивилизации диалектически приводит к потребности в символической компенсации, развивающейся в форме хамства со стороны представителей цивилизаций, менее продвинувшихся по пути исторического развития. А по-моему — поставить себя не умеем, вот и вся диалектика.

Хотя, надо признать, местные напитки, в том числе алкогольные, очень даже ничего. И курево тут своё, очень специфическое, но привыкнуть можно. Я, например, привык.

Да и вообще — если честно, на Леониде мне понравилось. Добираться только неудобно. Вместо нормальной цепочки нуль-станций нужно садиться в лайнер — красивый, конечно, и довольно удобный, вот только летит он на досветовой скорости, и путь занимает двое суток. При этом на орбите есть работающая нуль-станция, но она заблокирована. Причина всё та же: общественность. Среди которой полно поклонников леонидянской цивилизации, такой гуманной и экологичной. И желающей чему-нибудь поучиться у добрых и мудрых аборигенов. Которые их у себя видеть не желает, и вот в этом конкретном случае я их понимаю и даже поддерживаю. Хотя трястись двое суток в тесной каюте, развлекая себя сериалами и прочей хренотенью — это очень уныло.

Зато на самой планете всё оказалось даже лучше, чем я предполагал. Взять хотя бы те же «живые озёра». Они на самом деле живые — это такие жидкие растения, что-ли. Первоначально они были чем-то вроде нашей росянки — ну то есть кушали всякую мелкоту, прилетавшую напиться. Леонидяне за тысячелетия селекции научили их выедать прямо из живого организма всякие плохие клетки, ну и заодно стимулировать восстановление хороших. Честно говоря, эффективность примерно та же, что у нашей медицинской техники, зато это дольше и приятнее. Примешь на грудь местного винца, да и лежишь себе в тёплой прозрачной жижице, как муха в янтаре, и она тебя этак везде пронизывает. Даже дышать не надо — кислород в тебя вместе с ней входит. И ничего не хочется. Совсем ничего. Даже курить.

Ну а Комова я видел. Часто. Когда его из «живого озера» в медицинскую камеру носили. Был он очень тихий и какой-то синенький. И глазки стеклянные, в одну точку сосредоточенно смотрящие. Не знаю, подо что он такое попал, но пристукнуло человека капитально.

Врачики, к которым я пристал с расспросами, честно сказали, что сами не знают, что с ним: впервые, дескать, сталкиваются. Потому что формально у него все показатели в норме, включая мозговые, только он почему-то синий и ни на что не реагирует. Поэтому и повезли на Леониду: может, какая-нибудь местная хреновина сработает.

Я подумал и решил, что это, скорее всего, из-за инвертора. Комов у нас подо всё попадал, начиная от альфа-излучения и кончая крупнокалиберными пулями, а теперь, видимо, угодил под вероятностное поле. О котором мы знаем меньше, чем дикари с Панты о плазме. Те хоть костёр способны развести, не обжигаясь и не устраивая пожар. А у нас с вероятностными полями даже с этим пока проблемы.

В общем, возникло такое ощущение, что меня как бы тыкают носом: посмотри, до чего ты и твой пёсов генератор довёл героя космоса. Осознай и проникнись.

Но я подумал и решил этим ощущением не проникаться. Потому что себя-то я знаю. И если уж я достал такую штуку из загашника, то, значит, и впрямь был самый край. Ну а коли так — я не виноват, господа вселенские гуманисты. Не надо вешать на старого пузатого дядю Яшу всякие левые косяки. За своё отвечу, а чужого мне и даром не надо.

А вообще на Леониде хорошо, хотя поначалу мне показалось скучновато. Поскольку, кроме Комова и меня, остальные отдыхающие были сверхзаслуженными комконовскими старичками. Которые дружны со времён покорения Бетельгейзе. И в своё уютненькое общество посторонних пускать не расположены. Да я и не рвался, что мне с ними делать.

Однако нашёлся один товарищ, которого я в каком-то смысле знал. Ингмар Виттель, астроном и не только.

День 27

Скоро месяц пребывания в этой предвариловке. На такой случай у меня есть глоток последний коньяка и банка сардин. Сам от себя прячу.

Начал переслушивать Баха. С первого раза он у меня как-то не пошёл, а сейчас я проникся. Великая музыка. Одна проблема: курить под него хочется просто жутко.

Торжественно обещаю и клянусь. Если буду жив и выберусь отсюда — первым делом устрою себе сигарный ужин. Нет, не так. Каждый день буду устраивать себе сигарный ужин, пока никотин из ушей не польётся. А на пути в медкамеру ещё пахитосочку выкурю и коньячком усугублю.

Эх, мечты-мечты. Пора бы и делом заняться. То есть вернуться в те славные времена, когда у меня всё было и мне за это ничего не было.

Значит, Виттель. Познакомились мы из-за его голоса. Он у него не то чтобы громкий, но каким-то проникающий, что-ли. У нас в лётном был такой препод, мы его все ненавидели, потому что после тренировок хочется покемарить, а он со своими формулами буквально вгрызался в мозг. Вот и у Ингмара есть такое свойство.

Первый раз пересеклись мы в курительной комнате. Место это спокойное, тихое, ходил туда я и ещё два старичка, из которых уже песок сыпался. Виттель сам не курит, а к нам он впёрся в поисках кофемашины.

До сих пор помню эту сцену. Я сижу в кресле, вдумчиво созерцаю содержимое хумидора и тут вдруг вкатывается маленький лысенький человечек с толстыми губами. Ни с кем не здороваясь, бежит к кофейнице и принимается её ломать. Сначала нажимает не на те кнопки, потом отсоединяет какую-то трубочку, из которой хлещет пар, а потом сражается, как лев, с каппучинатором. Комментируя свои потуги вот этим своим сверлящим мозг фальцетом. Меня это до того достало, что я пошёл и сделал ему кофе с пенкой. Причём он меня эту пенку два раза заставил переделать.

Потом-то я понял, что данный товарищ вообще всего в жизни добивался примерно таким же способом. Но тем не менее — какая-то симпатичность в нём всё же была, и собеседником он оказался приятным. А когда я привык к его, так сказать, тембру, так и вовсе хорошо стало. Правда, для этого понадобились две бутылки местного вина и виттелев коньячок. Он его каким-то образом контрабандно протащил, не знаю как. Очень меня тем самым порадовав.

Нет, сразу-то я не сообразил, что это тот самый Ингмар Виттель, мемуары которого я читал. Мало ли Виттелей. Вот что человек всю жизнь прослужил в действующем резерве ДГБ — это было у него на физиономии написано. Что довольно быстро подтвердилось, как раз за коньячком, когда начали вспоминать всякие истории из жизни. Хотя по сравнению с Ингмаром я, можно сказать, вообще не жил: у него был какой-то неистощимый запас баек. Он всех знал, всё видел и везде бывал, даже у тахорга в заду. Нет, это не скатологический юмор, во всяком случае не мой. Он мне такую телегу прогнал в качестве охотничьей истории. Как сопровождал группу начальников-астрономов, решивших поиграть в охоту на крупного зверя, дальше с ними случились всякие злоключения, и, в общем, он остался один в джунглях и два дня прятался от хищников в левом заднем проходе тахорга, впавшего в весенний анабиоз. И хотя я знаю, что тахорги весной в анабиоз не впадают, но всё равно слушал: вот сейчас вспоминаю, с какой серьёзной рожей он мне всё это рассказывал, и ржу.

С другой стороны, навязчивым он не был. И после сеанса человеческого общения — по которому я уже успел соскучиться — не стал портить впечатление, а быстренько попрощался и убежал по каким-то своим делам.

Ситуация с книжкой выяснилась где-то дня через четыре. К тому моменту мы уже выяснили, что у нас с ним где-то четыре часа разницы. Что в данном случае не критично. Так что у нас выработался такой ритуал: Виттель заходил в курительную, я ему делал кофе (каппучинатор он то ли так и не освоил, то ли делал вид — ставлю на второе), а потом мы шли пить и трепаться. Потом он уходил покемарить, а я — отмокать в «озеро». И уже во время отмокания до меня, как правило, доходило, что я как-то незаметно успел слить Ингмару кусок актуальной информации. А он меня накормил очередной задницей тахорга. Но сердиться я на него за это не мог. Вытягивать инфу — это была не только его работа, но и любимое занятие. Которому он предавался во всех своих обличьях. А их было много. Хотя базовой его профессией была всё-таки астрономия.

В тот день он мне как раз рассказывал байку про вытягивание очередной инфы. История была сложная и запутанная, но ключевым моментом там было вот что. Ингмару нужно было — кровь из носу — посмотреть один документ. Который находился в информатории Института Истории Космофлота и никогда не экспонировался в БВИ. Проблема была в том, что никаких разумных и легальных причин для интереса к документу у него не было, а космофлотчики, как известно, люди чрезвычайно дотошные. Документ ему бы в конце концов выдали, но с легендой прикрытия, которую он тщательно выстраивал, можно было бы попрощаться.

Ингмар пошёл нетривиальным путём. Среди прочих масочек, которые он носил, значилось членство в одной астрономической комиссии. Так вот, он принялся писать мемуары о своей работе в данном коллективе. Типа охватил его творческий зуд. И он их не просто писал — нет, он с ними носился, заставлял читать черновики знакомых и незнакомых людей, в общем, всячески изображал вспыхнувшее авторское тщеславие, чем всех доставал неимоверно. В частности, регулярно затребовал под это дело большие массивы данных, хоть как-то относящихся к работе комиссии — в том числе и у историков космоса. Этих он затеребил до такой степени, что они выправили ему допуск в несекретную часть архивов. А нужный ему документ порекомендовали сами, только бы отвязался… Закончил Ингмар свой рассказ хвастливым заявлением, что книжку он действительно написал — и, по его скромному мнению, очень даже неплохо вышло.

Тут у меня в голове, наконец, щёлкнуло, и я спросил, не о «Воспоминаниях астронома» ли идёт речь.

Это, наверное, редкое зрелище — Виттель с отвалившейся челюстью. Не такой это человек. Но я это видел.

Дальше он, естественно, в меня вцепился. Потому что прекрасно понимал, что его мемуар интересен очень узкому кругу лиц, в число которых я не вхожу никаким боком. И если я его читал, то с какой-то специальной целью.

Ну я ему рассказал. Не сразу, конечно, а где-то в течение двух бутылок. Выложил всё, начиная с монетки и кончая академиком Улитнером, Сноубриджем и разговор с Левиным. Про комовский личный ключ-пароль и всё с ним связанное я, конечно, промолчал. Но до этого места — расписал как по нотам.

Ингмар стал задумчив и тих, что с ним случалось крайне редко. И промолчал минуты две. Я даже как-то забеспокоился.

Наконец, он поднял на меня водянистые глазёнки и сообщил:

— Нехорошая это история. Я бы дальше не стал. Но ты же будешь?

Пришлось согласиться — буду. На что Виттель пожал круглыми плечиками и сказал:

— Я так думаю, этот твой Улитнер искал подробности о переименованиях. Звёзд и планет. Может, конкретной звезды или планеты. Эти данные есть только в протоколах Межведомственной комиссии. В общем доступе протоколов нет, они в базе данных Института Астрономии. И ещё надо знать, где искать. У академика шансов не было. Но у тебя они есть. Когда я книжку писал, то скачал себе весь архив, а выкидывать я ничего не выкидываю. Только давай вот что: ты у меня больше ничего не спрашиваешь. Потому что материалы, в общем, легальные, а вопросы ты можешь задать всякие. А вру я только на работе. Или так, или никак. Устраивает?

Насчёт «только на работе» я ему, конечно, не поверил, но условия принял. И через полчасика он вручил мне свежезаписанный мнемокристалл, по каковому поводу мы немножко выпили, а потом ещё усугубили. Потом я пошёл на «озеро», там хорошо расслабился и вернулся затемно.

И вот представьте: иду я по коридору, ищу в кармане карточку от номера, захожу. Намереваясь занять любимое кресло, покурить, послушать музыку какую-нибудь хорошую, да и баиньки.

Включаю свет. А в моём любимом кресле сидит Комов. В одних плавках. По-прежнему синенький, но живой.

День 28

Не утерпел, всё-таки допил коньяк. Под «Флейтовый сад наслаждений» Якоба ван Эйка. Вот ты, Лена, можешь войти в БВИ и узнать, что это за парень был. А я не могу. Но если ты это читаешь — послушай, пожалуйста. Блокфлейта. Очень душевно. Я до того расчувствовался, что съел ещё и сардины. О пёс, никогда бы не подумал, что сардины такие вкусные. Потом в масле от сардин размешал немного биологической смеси. Тоже ничего, особенно на безрыбье.

Жаль, что это всё. Если только не найду ещё какой-нибудь заначки, но что-то мне подсказывает, что больше тут ничего нет.

Что ещё нового. Помылся, постирался. С ногтями проблема — отросли так, что по клавишам стучат, как те хомячки по трубам. Вроде бы мелочь, но раздражает. Ножниц, разумеется, тут нет. Лазерный резак, правда, имеется. Нашёл в силовом узле. Точный инструмент, щель даёт в десять микрон на минималочке. Вот только ногти я им стричь не буду, пальцы дороже. Нож тоже не хочу делать, по той же причине. Нужно как-то соорудить ножницы. Вот тем же резаком, например, вырезать две болванки, а потом как-нибудь наточить и свинтить. Но этим я завтра займусь, а пока — ежедневная порция мемуаров.

В общем, наш диалог с Геннадием Юрьевичем таки состоялся. Причём по его инициативе.

Оказывается, пока я пьянствовал с Виттелем, наши привезли каких-то леонидянских докторов. Уж не знаю, как их умолили, леонидяне людей вообще-то не лечат. Но Комов — это федеральное достояние. Так что, видимо, нашли подход.

По словам Ген-Юрьича, вели они себя в своей обычной манере. Явились к тому самому «живому озеру», где он отмокал в отключке, людей попросили удалиться, ну и что-то такое сделали. Что — Комов не понял, не в том состоянии он был, чтобы что-то понимать. А когда он всё-таки пришёл в себя, леонидяне на него посмотрели и молча ушли. Точнее, улетели на своих ящерах, не соизволив даже сообщить земным врачам об успехе.

Ну это-то было предсказуемо. Однако дальше Комов меня удивил. Сколько я его знаю, он, даже вставая с реанимационного стола, тут же хватался за браслет дальней связи и начинал орать и распоряжаться. На сей раз, по его словам, он вместо этого добросовестно домок в «озере» и позволил перенести себя в медицинскую камеру. Куда и намерен вернуться к утреннему обходу, вот только со мной поговорит.

Естественно, я напрягся. А дальнейшие откровения Комова меня, честно говоря, напугали.

Для начала он подтвердил, что на Земле случился экстраординарный факап. Что именно — не сказал, пообещав что-то объяснить, «когда всё устаканится». Но, по его словам, я и в самом деле принимал во всём происходящем самое непосредственное участие, так как на меня легло всё снабжение. Про вероятностный инвертор я тоже оказался прав: когда припёрло, я его достал из захоронки. Однако гнев Горбовского был не по этому поводу. Оказывается, по ходу дела я как-то очень расстроил нашего великого гуманиста — то ли отказался выполнять приказ, то ли саботировал выполнение, то ли сказал ему что-то грубое. Подробностей Комов не сообщил, сказав, что этого теперь никто не знает, кроме Горбовского: всем свидетелям вырезали память, включая меня. Но Горби был страшно зол. И если бы не Арам Самвелович, который меня быстренько пристроил под ментоскоп на чистку головы, то сейчас бы меня уже судили судом неправедным, и это ещё в лучшем случае.

После этого Комов признался, что очень опасается за свою позицию. Поскольку, по его словам, Горби воспользовался ситуацией, чтобы ввести в Мировой Совет Рудольфа Сикорски. Что по сути означает пересмотр всей концепции кризисного реагирования. А также ликвидацией его, Комова, уникального места в системе. С последующем торжественным возложением на него всех факапов и дальнейшим низвержением.

Вот тут я его понял. Потому что если Комова кем и заменять, то, ясен пень, это будет Руди. У которого свои представления о том, как нужно наводить порядок. И главное — зачем.

День 29

Очень странные дела. Проснулся не сам, а от писка компьютера. На экране — непонятные кракозябры. Впечатление такое, будто кто-то пытается подключиться удалённо. Я попытался ответить — хренушки, ничего не работает.

Пока сидел за компом, сочинилась новая версия моего застревания здесь. Может, это Комов отмашку не даёт? В конце концов, это не только мой факап, но и его тоже. Хотя, насколько я знаю нашего великого героя, он вообще-то гуманизмом не страдает. Геройствовать он любит, это да, а вот насчёт человекосбережения у него не очень. Он из тех славных ребят, которые легко положат десять человек, чтобы красиво вытащить одного.

Но если выбирать между Комовым и Сикорски, то я, конечно, всеми конечностями за Комова. Потому что Комов — просто адреналиновый наркоман, а Сикорски — маньяк.

Лена, если ты это читаешь: не принимай меня за идиота, не надо. Я не про психологические комплексы, от которых избавиться всего-то делов — пара сеансов у кого-нибудь вроде Борьки Левина. Я про мировоззрение. Которое, как известно, не лечится.

Ну я знаю, что про Руди рассказывают. Типа, если он хоть раз в год кому-нибудь не прострелит бошку, то у него обостряется диабет. Или — что он в командировке на Земле Гаррета спровоцировал ядерную войну, имея в своём распоряжении две вечерние газеты. Или что он раз в год сам себя корректирует на ментоскопе — вычищает из психики наросшую симпатию и доверие к коллегам. Скорее всего, все эти слухи сам Сикорски и распространяет. Он такие вещи любит.

А вот за что я его и вправду считаю маньяком — так это я расскажу. У меня тут личная история. Сикорский её и не помнит, а я вот запомнил очень хорошо. На всю жизнь запомнил.

Это ещё в лётном было. Вроде уже писал — тогда я немного барыжил артефактами. Не то чтобы очень ценными, ну откуда у меня ценные. Так, менялся чем-то с разными людьми. Хотел наменять на кусок янтарина, чтобы трубку сделать. Ну хотелось мне. Ничего в этом такого нет, обычное дело.

И вот, значит, прилетает к нам комиссия — а может, делегация. Официальный повод уже не помню: какая-то штатная проверка. Комиссия смешанная, ну и представитель КОМКОНа в ней обязательно есть. Обычно это какая-нибудь серая мышь из неудачливых карьеристов, которую гоняют по таким комиссиям, чтобы под ногами не путалась. Но нам повезло. К нам приехал лично Рудольф Сикорски — молодой, да ранний.

Надо сказать, на нас, курсантов, впечатление он произвёл и пыль в глаза пустил. Например, тем, что ходил в смокинге, чёрных брюках с шёлковым лампасом, рубашке с запонками и при бабочке. Чёрной. Мы с нашими селёдками защитного цвета не знали, куда глаза девать. Ещё визитки раздавал. Ну, те самые, знаменитые, нежно-жёлтые, как его кожа. И точным временем. «Рудольф Сикорски. Рабочие часы 9.00–20.30». Ну то есть что он хотел сказать — я биологически лидер, я в коллектив не вписываюсь, это под меня коллективы вписываются. Кстати, да, вписываются. С кем только Руди не работал, а рабочие часы у него всё те же.

В общем, чего уж там: произвёл он на нас впечатление. На меня тоже. И, конечно, думал да гадал — вызовет он меня на разговор или нет. Потому что уже как полгода считал себя комконовцем, и готовился к учёбе в «трёшке».

Вызвал. На третий день, уже перед отъездом. Принимал у себя. Типа, посмотреть.

И вот мы сидим. Он меня так, сяк. А на столе у него вместе пресс-папье — кусок янтарина. Как раз для трубки. Редкий янтарин, розоватый такой, он только на Фобосе бывает и ещё в какой-то системе на окраине. Трубка из него — мечта курильщика. Сейчас-то у меня таких трубок три, и не самые любимые, кстати. Но тогда я был курсантом, ни в чём особенно не разбирался, ну и к тому же понты.

Конечно, я на этот янтарин не смотрю. Изо всех сил не смотрю. И понимаю, что меня насквозь видно. Пропускаю, соответственно, какие-то вопросы. Где-то он меня ловит. Но это всё не всерьёз, большой опасности я не чувствую и слегка расслабляюсь.

Как сейчас вижу: сидит напротив меня Сикорски, тощий, ушастый, зеленоглазый. Смокинг висит на стуле, но рубашка и бабочка всё те же. Сидит себе, откинувшись, и текстует на меня. Уже как бы как своему, принятому в ряды:

— Пойми главное, курсант. Мы — КОМКОН. Нам можно всё. Нам разрешается прослыть невеждами, мистиками, суеверными дураками. Нам одного не простят: если мы недооценили опасность. И если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждения о молекулярных флуктуациях. Мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился чёрт с рогами, и принять соответствующие меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах…

И сразу после этого предлагает мне написать психологическую характеристику на Игоря Семёновича, нашего препода по лётному делу. Потому что, видите ли, ему Семёныч показался странноватым, и ему хотелось бы выяснить, в чём там дело. Для себя лично. Ну и чтобы составить впечатление о моих способностях к оперативной работе… И, значит, делает такую специальную физиономию — мол, смотри, парень, сейчас всё от тебя зависит.

Тут-то я и подвис.

Игоря Семёновича у нас в училище уважали. Хороший пилот и отличный препод. То есть умел и летать, и учить. А это редко бывает: хорошие пилоты, как правило, паршивые преподы. Они с людьми разговаривать не умеют, они под общение с кораблём заточены. А Семёныч и объяснит, и покажет. Ну и по жизни человек хороший. Жаль, фамилия вылетела из головы. То ли Иванов, то ли Петров. А так — хорошо помню. Спокойный такой мужик, цельный, и главное — без дерьма внутри.

Числилась за ним, правда, одна странность. Верующий он был. В смысле — в бога верил. Причём не в какого-то нашего земного, а в иноплатентного.

Подхватил он это так. Семёныч высаживал исследовательскую экспедицию на планете системы Гаммы Пророкоугольника, если я ничего не путаю. Там как раз нашли гуманоидную цивилизацию, и надо было понять, что за люди и где у них чего лежит. Корабль Семёныча был из новой серии, с секторально-распределённой системой управления. Она тогда была в большой моде, секторалка, и считалась супернадёжной. Это было доказано математически, так что проверками особо не заморачивались. Вот только в доказательстве была маленькая ошибочка, которую потом нашли. Но до того сектор-распределёнка уже успела привести к двум крупным факапам. И здесь она тоже подвела: корабль в атмосфере потерял управляемость, пришлось катапультироваться. Шлёпнулся он посреди пустыни, где практически не было воды, зато были какие-то ядовитые пауки типа наших скорпионов, прыгающие песчаные пиявки и ещё всякая гадость. Соваться в такие места не хотелось от слова совсем. Однако спасательная капсула была облегчённой, с расчётом на двое суток автонома. А спасатели не приехали ни через двое суток, ни через трое. Потому что панелек с омегой, как сейчас, не было, а стандартная аварийка была завязана на всё ту же секаторалку, пёс бы её драл. И сигнал SOS не прошёл. Игорь Семёныч этого не знал, так что прождал пять дней и ночей. После чего вышел и попёрся через пески, с десятью зарядами в скорчере и верой в светлое будущее.

Вряд ли бы он дошёл до обжитой земли. Но на пути он наткнулся на крохотный оазис, где находился местный монастырь. Ну, в смысле, поселение верующих, которые специально поселились в таком месте, чтобы их никто не трогал. Жили в песках, молились какому-то кружочку с палочками. Это у них символ единого творца или всеблагого дарителя — ну, в общем, ихнего бога. Вот они Семёныча нашли. Еле живого, без скорчера и опухшего от укуса какой-то гадины. Принесли к себе, выходили, подлечили и он у них какое-то время жил. Выучил язык, ну и разговоров ихних наслушался. Что-то его в их религии зацепило. А может, просто благодарен был за спасение. А может, всё вместе сработало. Так что когда он всё-таки вышел к человеческому жилью, на шее у него болтался этот ихний кружочек с палочками.

Тем не менее, здравого смысла он не утратил. Просил милостыню, потом пристроился к каким-то паломникам, таким способом добрался до местной столицы. А там нашёл одного из тех, кого высаживал. Тот связался с Землёй, и Семёныча эвакуировали в тот же день.

Скандал был не то чтобы крупный, но неприятный. Корабль считали погибшим, потому что верили в сектор-распределёнку: если сигнала бедствия не было, значит, с кораблём всё, кранты. За этот факап, в частности, слетел тогдашний космофлотовский предкомиссии по чрезвычайным ситуациям. Хотя впоследствии я с ним познакомился — уже на совершенно другой работе — и узнал, что дело было не в этом. А в том, что на это место его рекомендовал Этьен Ламондуа. Который, конечно, гений и солнце, но после факапа на Радуге Горбовский его невзлюбил крайне и все его креатуры убирал при первой же возможности. В общем, не повезло мужику — попал под Горби, как выражается Славин в таких случаях.

Зато Семёнычу повезло больше. После того случая пилотирование он оставил и пошёл учить курсантов. Это все поняли — ну, чисто по человечески. То, что он верующий, наше начальство узнало где-то через год, во время сессии: настучал какой-то хмырь, которого Семёныч не допустил до пересдачи. Хмырю сначала не поверили, но Семёныча на всякий случай вызвали на ковёр. А он спокойненко так всё и подтвердил: да, дескать, верую в творца Вселенной. Нет, ни от кого не скрываюсь. Все обряды, как положено, исполняю. С научным мировоззрением и профессией проблем не имею. Не ислам, не фашизм, проверено. Если вас что смущает — хорошо, как скажете, пойду работать в другое место. На подводную станцию, например, там высокая квалификация особо не требуется. Жаль, конечно, но на всё воля божья.

Разумеется, Семёнычу тут же велели идти на психокоррекцию: пилотирование и так занятие нервное, а тут у человека психоз, надо срочно лечить. На что он заявил, что на психокоррекцию не пойдёт. У ментоскопистов он проверялся и те считают его нормальным. Что касается убеждений, он вправе их иметь, согласно каким-то старинным законам, которые гарантировали, оказывается, свободу вероисповедания. Нет, Лен, ты представляешь — вероисповедания! Слово-то какое! Но он его откуда-то узнал. Как и то, что это гарантирована конституционно. Хуже того — это гарантировано не абы как: а по причинам, связанным с политикой Халифата. То есть там за это убивали людей. И теперь никто никогда на эту свободу не посягнёт. Несмотря на всю дикость ситуации.

Нет, ну мы все понимаем, что в бескрайних рядах общественности полным-полно людей с клёпками в голове. Хотя бы тот же Юмизава, который на старости лет астрологией занялся. У других и не такое водится. Бывает, что и на почве какой-нибудь веры. Но это всё психозы и они лечатся. Есть, конечно, нормальные люди, которые исторической реконструкцией занимаются, обычаями там всякими старинными, ну и религией тоже. Я с реконструкторами раньше имел дело, им тоже артефакты нужны. Нормальные ребята. Помню, как-то раз даже приглашали меня в буддистский монастырь. И мне там понравилось. Красиво, спокойно, роль настоятеля исполнял молодой парень из театрального училища. Отлично, надо сказать, исполнял. Сидит такой, в белых одеждах, и говорит что-то вроде «если природа Будды всегда извечно чиста, как на ней может быть грязь?»

Но это же всё не всерьёз. А тут живой верующий, причём с виду адекватный. Который учит молодых ребят летать. И который хорошо с этим справляется. Так что отпускать его на подводную станцию очень уж не хотелось.

В общем, посидели, покумекали и пришли к такому решению: оставить человека на должности до первых неприятностей. Если они будут — быстро убрать. Ну а так — пусть работает. Небось со временем придурь из головы сама выветрится.

Наш курс Игорь Семёнович принял, когда проработал уже десять лет. Никаких проблем не создавал, кроме мелких нареканий. Символ этот свой на груди носил, перед занятиями молился в кабинете, а в речи у него нет-нет да и проскакивали обороты вроде «не дай творец, шлюз перекосило» или «видит всевышний, я был против этой модели». Но шизой от него не пахло, дело своё знал, и, в общем, все привыкли. Ну, чудак. Мало ли чудаков.

И вот теперь этот Сикорски из комиссии предлагал мне написать на нашего препода бумажку. В которой я — хошь ни хошь — должен прописать и про кружочек с палочками, и про всё остальное. Причём получилось бы так, что это я на Семёныча в комиссию стуканул. Хотя ясно и ежу: Сикорски навёл справки, всё уже знал заранее и нацелился специально. Непонятно только, зачем и почему.

В общем, мнусь я, торможу. А он смотрит мне в глаза, с этакой укоризной: что же ты, парнишка, меня подводишь? Ты же уже почти комконовец, должен понимать — приказ начальника закон для подчинённых, нам не простят недооценку опасности, ну и про серу и святую воду. И янтарин, опять же, который просто лежит себе на столе, но каким-то боком влияет.

И вот тут Сикорски как-то неудачно повернулся, совсем чуть-чуть. Но я заметил. Маленькую такую деталюшку. Пустячок. Но этот пустячок не вписался в образ. Наверное, это и сыграло.

В общем, набрал я в грудь побольше воздуха да и выдавил из себя фразу — «по личным причинам не считаю себя компетентным в этом вопросе». Попрощался лицом в угол и ушёл. Заодно и с КОМКОНом мыысленно простился.

Со мной связались через две недели — предупредили, чтобы я собрал все документы и готовился к отбытию на Землю. Я удивился слегка, но потом решил, что это была какая-то проверка.

Я тогда ещё не знал, что у Сикорского уже были две бумажки. От других завербованных. Которые, видимо, тоже решили, что это какое-то проверочное задание. И отнеслись к нему ответственно.

А Руди с этими бумажками пошёл к нашему директору. Который — ветеран дальнего космоса и вообще человек заслуженный, но начальства и особенно спецуру боялся до потери пульса. Ну а Сикорский умеет производить впечатление. И тогда уже умел. Чего уж.

Так что буквально на следующий день Игорь Семёныч со всеми нами попрощался, извинился за срыв занятий посреди семестра, дал напоследок ценные советы, ну и уехал. Говорили, на подводную станцию. На ЕН-3036. На Земле места не нашлось, хотя вообще-то желающих работать под водой не так много.

Ну, естественно, потеря преподавателя лётного дела посреди семестра — это вообще-то катастрофа. Потому что лётное дело — такая штука, тут важны навыки, а они через человека передаются. У другого препода другие приёмы, другие фишки, и когда их тебе по новой впиливают — одно на другое не ложится. К тому же Семёныч ещё и объяснять умел, и мы к этому привыкли. А нам прислали какого-то субчика из Высшей Лётной, который рулил здорово, но двух слов связать не мог, зато обожал гонять нас по справочникам.

Короче, поднялся кипеш. Стали выяснять, кто виноват, и довольно быстро нашли. В том числе и тех, кто написал характеристики.

Знаете, что такое бойкот в лётном училище? Это когда весь курс идёт к начальству с бумажками, а на каждой написано — отныне и впредь отказываюсь быть пилотом-напарником такого-то в связи с острой психологической несовместимостью. И они имеют на это право, которое записано в Лётном Уставе. Так что летаешь ты только с преподавателем, что случается редко. На тренажёрах дело другое, там тебе напарника назначают. Который проваливает задание, и вы оба получаете низший балл, но он нагонит свои баллы с кем-нибудь другим, а ты нет, потому что следующий сделает с тобой то же самое. В очереди в столовой человек, стоящий перед тобой, всё время кого-то пропускает вперёд — пока не пройдут все. Разумеется, с тобой никто не заговорит, не даст прикурить, ничего никогда не объяснит и не покажет. Пока ты не покинешь коллектив — тем или иным образом.

Первый парень из написавших бумажку попытался наглотаться каких-то таблеток. Его откачали и на следующий день выкинули из училища на законном основании: попытка суицида для пилота означает профнепригодность. Второй дотянул до конца семестра и провалил экзамены.

Да, понятное дело, никакой КОМКОН двоечнику и суициднику не светил в принципе. Так что в «трёшку» поехал я один. И уже там узнал, что на следующий год наш директор ушёл на покой. Видать, работа разонравилась.

Я потом не раз думал, зачем Сикорски всё это провернул. Ведь это была явно его инициатива. Где-то он наткнулся на инфу о том, что в лётном есть странный препод. Напросился в комиссию. Доказательств у меня нет, но я уверен, что напросился. И устроил всё это дерьмо.

Теперь-то я понимаю, что Руди, когда говорил о чертях и сере, в общем-то и не лукавил. Он действительно так думает. Что главное — вовремя заметить опасность и ликвидировать её в зародыше. Так вот, в его голове наш Семёныч, хороший спокойный мужик с кружочком на шее, проходил под бирочкой «инфицирован неизвестной ценностной системой внеземного происхождения». А десять лет, что он нас, дураков, учил — под бирочкой «десять лет бесконтрольно функционирует в организации, по роду деятельности относящейся к сфере стратегической безопасности Земли». Что в сумме давало «обезвредить». Хорошо хоть не убил. Хотя, кажется, у него тогда таких полномочий не было — убивать.

Ну а теперь — почему я не написал ту бумажку.

Честно скажу. Руди меня совсем заморочил, я был уже готов. Просто в решающий момент у Сикорски чуть сбилась эта его пижонская бабочка. Тут-то я и увидел, что она у него на резинке. Фальшивая.

Мелочь, конечно. Но символичная, что-ли.

Вот она-то и сыграла.

День 30

Месяц! Месяц уже я здесь торчу! Нет, ну так не бывает. Невозможное дело.

Что нового? Да ничего ровным счётом. Даже сны стандартные снятся. Например, под утро — обязательно девочки из «Барвинка» поют жалестными голосочками «это было тринадцатого марта». Ненавижу эту песенку. С детства причём. Ну да, понимаю, с точки зрения воспитательной это очень выигрышно — маленькая девочка умирала от радиации, сочинила добрую песенку и выжила, потому что очень хотела жить, ура. Давайте, ребятишки и мы такими будем. «И сгорали дома и деревья, и никто не остался в живых, но надежда ещё не пропала, всё же будем мы жить на Земле». Буэээ. Хуже только «Этот большой мир», под которую пьяным пилотам полагается рыдать. Я как услышу в кабаке «там, вдали, там возле синих звёзд», так сразу оттуда делаю ноги. Потому что примета верная: сидят пилоты транспортных линий, упитые в зюзю, и воображают себя участниками Первой Галактической, не меньше. Один такой меня чуть до белого каления не довёл рассказом о том, как он с Комовым в обнимку штурмовал Слепое Пятно. Всех там спас, но по интригам завистников был сослан на трассу «Москва — Кассиопея», возить детишек в летний лагерь. Я потом даже проверил — действительно есть такая трасса с Москвы. Точнее, со станции «Чертаново», где есть космопорт. Да-да, возят именно челноками. Так как в кассиопейском лагере нет нуль-Т. Чтобы детишки в припадке тоски по родному интернату не пытались вернуться своим ходом. Воспитательный процесс требует жертв, ага.

Ладно, не будем о грустном. Лучше уж обратно в прошлое.

В общем, Комов опасался Сикорски и его интриг. По его мнению, Руди постарается задержать его на Леониде под любым предлогом. Поэтому он намерен и дальше притворяться овощем, а при первой оказии бежать на Землю. План у него есть. Единственное, что ему нужно — личные вещи. Которые прибыли вместе с ним и хранятся где-то здесь.

Комова я понял. И пообещал помочь. После чего тот отправился к себе в медкамеру, и с тех пор я его больше не видел. И вряд ли теперь увижу, но тогда я этого не знал.

В общем, мы попрощались и я занялся делом. Для начала — выяснил, в каком виде Геннадий Юрьевич сюда попал. В базу санатория я залез довольно быстро, крысиный ход там был стандартный. Как защёлку пальцем снять.

Вот, кстати, смешная тема. Все знают, что в любой программе, работающей с какими-то данными, есть закладки, позволяющие обойти защиту, пароли и тэ пэ. По идее, никого это не должно особенно парить. Потому что защита и пароли ставятся не для того, чтобы скрывать какие-то страшные тайны. А исключительно от дурака. То есть это мера чисто техническая, к личным делам и секретам не имеющая отношения. Чтобы какой-нибудь стажёр не стёр случайно ценную информацию, например. А в компетентных инстанциях вроде нашей дураков не держат, если мы чем-то интересуемся или что-то меняем — значит, так надо для дела. Поэтому для нас есть чёрный ход, который всегда открыт. Вроде бы доступная мысль. Даже для общественности. И тем не менее, по этому поводу регулярно возникает какой-то кипеш. Страшные спецслужбы лазают по нашим базам, что-то вынюхивают и портят, ужас-ужас. Я лично знаю пару эпизодов, когда солидные вроде бы люди на голубом глазу прикрывали свои факапы.

Взять к примеру такой случай пару лет назад. К Евгению Марковичу обратился — неофициально, по старой памяти — один его старый знакомый, климатолог-океанограф. И слёзно попросил защитить его данные от злобного вмешательства ДГБ, которое, по его мнению, портит ему базу.

Славин удивился и попросил объяснений. Тот ему сказал, что построил глобальную модель мирового океана, точно и качественно предсказывающую долгосрочные изменения системы мировых течений. Данные для модели обеспечивали миллионы датчиков, распределённые в океанской толще и замеряющие все характеристики воды, от плотности до химсостава. Так вот, океанограф верил, что у ДГБ на дне морском есть секретные базы, которые нагревают воду и выделяют какие-то вещества. И чтобы скрыть их расположение, галакты регулярно влезают в его базу и фальсифицируют данные.

Естественно, это был полный бред. Секретные базы ДГБ в земных океанах не держит с послеполуденных времён. А если бы они и были, то никаких веществ не выделяли уж точно. А если и выделяли, то зачем им вмешиваться в расчёты климатологов?

Но Маркович всё-таки поговорил с Фокиным и получил от того разрешение на расследование.

И что же? Выяснилось, что данные и вправду затирали и фальсифицировали. Но делали это не галакты и не мы, а того самого климатолога любимый аспирант. Этот паршивец сочинил красивую теорию взаимодействия литосферных плит с океанской толщей и собирался защищать по ней диссер. Он его уже написал, и тут выяснилось, что есть один факт, опрокидывающий все его наработки — наличие гидротермальных источников на тех участках океанского дна, где, по его рассчётам, их нет и быть не может. Что требовало, как минимум, серьёзного пересмотра всей концепции, а как максимум отправляло её в мусорку. Парень был к этому, в принципе, готов. Но ему очень хотелось защититься — чтобы получить доступ к ресурсам, персональный резерв человеко-часов и прочие радости человека с научной степенью. Поэтому он решил сначала получить корочки, а потом уже признать факап. Ну а чтобы подстраховаться — подкорректировал данные по теплу и выбросам сульфидов и оксидов. Подкорректировал неаккуратно, поэтому научник, на этой теме собаку съевший, вмешательство заметил. И принял за козни спецслужб. Конкретно — галактов, потому что как раз в это время шёл очередной сериал про них, родимых. Ну говорю же, учёные глотают не жуя даже пропаганду по федеральным каналам. И сериалы смотрят за милую душу, черпают из них знания о жизни. Тьфу, да и только.

Ладно, что-то меня опять не в ту степь занесло. Вернусь-ка лучше к своим делишкам скорбным.

Короче, в базу санатория я вошёл. Прошёлся по файлам и быстро обнаружил, что Комова сюда привезли вместе с носильными вещами. Которые хранятся, в силу их особой значимости и ценности, в директорском кабинете, в сейфе.

Это осложняло ситуацию, но ненамного. Потому что в директорском кабинете я уже бывал, и сейф этот видел. Обычный железный ящик с электронным замком, открывается обычным сканером, если знать как. А сканер можно прихватить у медиков.

Однако неофициальный визит в директорский кабинет я отложил на следующий день. Потому что ночью медблок закрыт и там сидит дежурный. А днём всё открыто и полно людей, так что я смогу спокойно зайти, взять что нужно и не привлечь особого внимания.

Что я собирался делать после этого? Ну, естественно, вернуть всё Комову. Его дальнейших планов я не знал, да и зачем. Я и без того был уверен, что он выберется. Человек из чёрных дыр выбирался, а тут какой-то паршивый санаторий.

В принципе, надо было бы поспать. Но сон не шёл, даже сигара не помогла. Так что я открыл файлы Виттеля и принялся в них вдумчиво ковыряться.

Протоколы МКпИПКО оказались объёмными и хаотичными. Содержали они не только решения, но и расшифровки прений. А также разнообразные приложения, от официальной переписки до объёмистых докладных. Всё это было не рассортировано, а навалено в кучу и так заморожено. Разобраться во всём этом хламе мог бы, наверное, Коллектор Рассеянной Информации, вот только зачем.

Поэтому я начал с поиска по ключевым словам. Первым ввёл слово «Аврора». Просто на всякий случай.

Выяснилось нечто странное. Лет с двадцать назад имя запрещённой планеты начало появляться в репликах членов комиссии. Раньше о ней вообще не вспоминали. А тут начало проскакивать — «ну и будет как с Авророй», «нам ещё одной Авроры не хватало», и всё такое. Контекст разговоров — обсуждение различных факапов, связанных с переименованием планет, разрабатываемых какими-нибудь специфическими ведомствами, и прочих таких осложнённых случаев.

При этом никаки официальных следов самой «истории с Авророй» я не нашёл. Никаких прений по планете с таким названием не было. Во всяком случае, следов какого-нибудь заседалова по этому вопросу я не обнаружил. Члены комиссии явно что-то знали, но наружу не выносили, во всяком случае на официальных сборищах.

И я уже совсем пал духом, когда посреди очередного скучнейшего протокола наткнулся на аккуратно вставленный в строчку ключ к неиндексируемому БВИшному файлу. Виттель всё-таки оказался не совсем уж бесчувственной скотиной: дал мне маленький шанс. Дескать, найдёшь — твоё, не найдёшь — извини.

Но я нашёл.

День 31

От же пёс, до чего же громко ногти по клавишам стучат, как же это меня раздражает. Ещё усы над губой нависли, тоже неприятно. Надо всё-таки заняться ножницами. Завтра и займусь. А пока — вперёд в светлое прошлое.

Хотя нет, сначала матчасть. Может, Лена не в курсе.

Неиндексируемый файл БВИ — это очень специфическая вещь. О том, что такое вообще существует, знают только сотрудники Информатория и люди, всю жизнь занимающиеся поиском информации. А из тех, кто знает, мало кто осведомлён о том, что это никакая не секретная фича, а след старого факапа. И я бы не знал, но так уж получилось, что я в курсе. Извини, эту историю рассказывать не буду — она длинная. Короче, знаю. Такие дела.

По сути. Мы все как бы понимаем, что БВИ — это наше всё. Мозг и сердце земной цивилизации. Даже у Тагоры такого нет. Ну, насколько нам известно. Про тагорян всегда сложно сказать, чего у них есть, а чего нет. Тем более, что обнаружить хотя бы следы чужих баз в омега-пространстве практически невозможно.

Я, кстати, одно время пытался понять, что это за штука — омега-пространство. Говорил даже с математиком из Информатория. Толковый мужик, объяснять умеет. Но тут он спасовал — то переходил на этот свой жаргон, то начинал на салфетках рисовать, то за голову хватался. В общем, я так понял, что это какая-то изнанка нашего мира. Физические объекты там существовать не могут, времени там тоже вроде как нет, а вот информацию туда запихивать только в путь. И, соответственно, доставать её взад. Из любой точки Вселенной. Ну или хотя бы Галактики. Со Вселенной есть какая-то сложность, а какая — я так и не врубился. Но на Земле и всех земных колониях это работает, математик зуб давал и даже два.

Беда в том, что информация в БВИ хранится в каком-то совершенно жутком виде. То есть не как биты с байтами, а в виде… специально заучил… ну блин же! Как же это? Сейчас… В виде калиброванных омега-компактов, информатированных как единый квазибесконечносвязанный омега-компакт с нулевым ДЕГ-балансом, вот. Если только я ничего не перепутал. Чтобы я ещё понимал, что эта ахинея означает! В общем, смысл такой, что любой бит информации как бы размазан по всему омега-пространству и его нужно оттуда как бы соскребать. И алгоритмы работы с этими самыми омега-компактами — сплошная жуть. Логика там абсолютно нечеловеческая. Что и неудивительно. Но ковыряться-то во всём этом нам. Поэтому программное обеспечение писали тридцать лет, всё проверяли и перепроверяли как только могли. Потому что после первичной загрузки Информатория основные алгоритмы менять было уже практически невозможно: они там лежат вместе с данными в том же размазанном виде.

Ну, в общем, программисты и физики не подвели. Почти. Потому что всего два факапа на работу такого объёма — это как раз «почти».

Первый факап был неизвестно чей. То есть даже не так — точно ничей. Никто не виноват. Хотя последствия были очень даже ощутимыми.

В старых компах и панельках использовалась такая деталюшка — вакуумный тубусоид FH-92-U. Четырехразрядный, статичного поля, емкость два. Деталюшка как деталюшка, для стабилизации полевых микроконфигураций. Старая разработка, придумана на Аляске в догудбайные времена. С тех пор конструкцию не меняли: зачем? Работает и работает, от добра добра не ищут.

И вот появилась разновидность омега-контролеров с уменьшенным гнездом для флеш-конденсатора подпитки. Тут-то и выяснилось, что если этот самый тубусоид вставить в то гнездо, он начинает работать как дистанционное психокорректирующее устройство с самоподстройкой. От чего люди впадали в многочасовые видения. Всякого разного содержания. Хотя содержание-то как раз не особенно разное. Возбуждаются древние центры мозга, связанные с получением удовольствия. Ну и так далее. Без подробностей, хорошо?

Когда это вылезло наружу, наши раскопали кое-какие старые документы ИСК (который потом стал ИЭИ). В которых обнаружили так называемые «отчёты Жилина», переданный туда после расформирования Совета Безопасности и благополучно пролежавшие там без движения незнамо сколько времени.

Выяснилось, что штатовцы про этот эффект знали. Только засовывали эту дрянь не в омега-контроллеры, а в старинные радиоприёмники. Которые власти в конце концов у населения конфисковали, на чём всё и кончилось. Приёмники конфисковали, а не эти деталюшки. Потому что приёмники были старые, а деталюшки выпускала какая-то ихняя корпорация, с которой американское правительство ссориться не хотело. Гримаса капитализма в чистом виде, прямо по учебнику.

Мы-то, конечно, вопрос решили радикально. FH-92-U изъяли повсеместно и запретили к производству. И все остальные детали на том же принципе. А вместо тубусоидов стали выпускать МДК-карты. Которые менее надёжны, чем тубусоиды. И обходятся в пять раз дороже по человеко-часам. Зато от них никакого удовольствия получить невозможно, куда ты их не суй.

Но что самое смешное. Общественность на эту тему молчала как убитая и никакого кипеша не поднимала. И понятно почему. Потому что всякого, кто открывал рот по поводу тубусоидов, могли спросить — а ты сам пробовал? Ну а что именно пробовал — это и ёжику понятно. Потому что мы, конечно, все очень сознательные, но биологические инстинкты никто не отменял. Во всяком случае, полностью. А что у нас там записано в биологии, лучше лишний раз не вспоминать. К ночи особенно.

Лена, ты можешь спросить — дядя Яша, а у тебя на складике лежит коробочка с этими фигульками? И дядя Яша скажет — да, лежит, и не одна. Потому что у меня на складе должно лежать всё и ещё чуть-чуть. На следующий вопрос — ответ отрицательный. Нет, не пробовал и не собираюсь. Несмотря на всё своё любопытство.

Я вообще-то я и знать бы не желал про эти штуки. Но вот знаю. И даже два раза. И раньше, и особено теперь, после всего того, что у меня в голове.

А ведь ни разу не хотел.

День 31

Расстроился как-то, не дописал. Когда вот так сидишь сычом, становишься сентиментальным. Вивальди тоже способствует душевной сырости. А вот послушал каприс Паганини, и вроде как взбодрился. Можно ещё посидеть.

Ну так на чём я остановился? На факапах, да.

Первый факап к самой БВИ не имел отношения. А вот второй имел, он-то и привёл к появлению неиндексируемых файлов.

Суть дела в чём. Оказалось возможным — из-за очень тонкой и трудноотслеживаемой ошибки системы — создавать пакеты данных, прозрачные для поиска. То есть они корректные, эти данные, вот только система их не видит. Выйти на них можно по прямой ссылке, точно указывающей на соответствующий омега-компакт. Сама эта ссылка, физически — огромный файл, который обычно хранится в той же БВИ. Её-то найти поиском можно, это обычные данные. Но понять, что это именно ссылка и куда она ведёт, не имея ключа — это почти нереально. Хотя именно почти: если очень вложиться вычислительными мощностями и если очень повезёт, то выйти на неидексируемый файл всё-таки удаётся. Были прецеденты. Поэтому КОМКОН данным способом хранения информации не пользуется. Мы предпочитаем шифроконтейнеры и прочий олдскул. А вот галакты это любят. Похоже, симпатяга Ингмар набрался науки именно в этой конторе.

Короче, я активировал код. И получил пакет данных. Каковые представляли собой документы некоей «подкомиссии МКпИПКО по экспертной работе и взаимодействию». Без дальнейших уточнений.

Ну, насчёт того, с кем именно взамодействовала подкомиссия, я угадал сразу. Первый же файл, который я открыл, был посвящён совместному заседанию с галактами, которые устроили скандал по поводу планеты Владеслава. Нет, не той самой, старинной, ЕН 17, на которой звездолётная база — она Владислава, через «и». А есть, оказывается, ещё и Владеслава через «е», это планетоид в системе ЕН 3903 и там тоже есть звездолётная база, а также ещё всякие интересые объекты. Что-то там такое произошло настолько нехорошее, что планетоид закрыли для посещений и поставили на охрану по «жёлтому уровню». Это не совсем запрещённая планета, но всё равно довольно серьёзно.

Проблема же состояла в том, что буквально в то же самое время, когда планетоид закрывали, Комиссия его переименовывала. Нет, не потому, что появился какой-то дубль. А по личной просьбе уважаемого человека из Космофлота. Который когда-то этот планетоид открыл и Владеславой назвал просто от балды. А теперь прошло пятьдесят лет, у него поздний роман, дым из ушей и всё такое прочее. И дама его сердца, видите ли, не поверила, что планетоид назван не в честь какой-нибудь юношеской любови. И устроила по этому поводу сцену. Причём работала она как раз на этой самой Владеславе. Ну и, в общем, пошёл старик к друзьям, и попросил помочь. Друзья у него были в больших космофлотовских чинах и званиях, вплоть до адмиральских. Они позвонили в Комиссию и объяснили ситуацию. В Комиссии тоже не звери сидят, понимают — дела сердечные, то-сё, человек ну очень уважаемый. Собрались и переименовали планетёнку в Ставриду, в честь рыбы. В качестве причины вспомнили про ту старую Владиславу через «и» — дескать, люди путаются. Никто на самом деле не путался, потому что где ЕН 17, а где ЕН 3903 — сами понимаете. Но надо же было как-то обосновать, вот и обосновали.

И всё прошло бы гладко, если бы не ДГБ. Потому что уже оформленные документы на закрытие Владеславы повисли в воздухе, ибо Владеславы уже формально не существовало, а на Ставриду как раз выписывали новые документы. И всё это время планетоид болтался в непонятном статусе, а галактов это категорически не устраивало. Когда же они по своим каналам выяснили, из-за чего сыр-бор, то просто разъярились, потребовали созыва той самой подкомиссии и устроили первостатейный кипеш. В лучших традициях этой милой конторки. То есть с угрозами, оскорблениями и так далее по всем кочкам. Я прямо даже зачитался.

Но о своём вопросе всё-таки не забыл и, насладившись стилем, ввёл в поиск слово «Аврора».

День 32

Странное какое-то чувство: месяц кончился. Что дальше? Темна вода. Болтаюсь тут как цветок в проруби, слушаю Вивальди и продолжаю свои записульки. Вивальди, кстати, ничего так идёт. С великими немцами, конечно, не сравнить, но я и не хочу сравнивать. Это вообще не про то — если вы понимаете, о чём я.

Ладно, хватит музыки, займёмся литературой. Можно же считать, что этот мемуар — литература? Наверное, всё-таки нет. Литература — это я знаю что такое. Там герой бегает, стреляет, спасает и сохраняет. А если герой вдруг сидит на попе ровно, так, значит, замышляет какую-нибудь стрельбу, беготню или спасение-сохранение. Ну а я тут сижу на попе и рассказываю, как сидел на попе раньше и втыкал в какую-нибудь писанину. И хоть бы кого пристрелил или на худой конец трахнул… Вот же гадство, всё-таки скатился до генитального юмора. Хотя — и хрен с ним. О пёс, опять он. Ну что ты будешь делать.

А кстати — что? Писать буду дальше, вот что.

Судя по текстам протоколов, заседание по Авроре было очень длинным и донельзя скандальным. Причём тут отметились уже не дегебешники, а наши. Честно скажу: я их понимаю.

Ситуация — насколько я смог её восстановить из текста — была примерно такая. Планету Аврора объявили запрещённой почти сто лет назад. После публикации мемуара «Руматы Эсторского» и последовавшего за этим кипеша. Запрещённая планета — это серьёзно. Это значит, что никаких землян на ней не должно быть в принципе. Включая КОМКОН и ДГБ. Нет, даже не так: в первую очередь — КОМКОНа и ДГБ.

На практике это означает вот что. Сначала планета эвакуируется. То есть тщательно зачищается от землян, включая останки погибших при исполнении. Вывозится также вся земная техника, желательно — до винтика. Далее объявляется запрет полётов, что включает в себя целый комплекс мер, включая дипломатию — те же тагоряне не любят, когда им запрещают куда-то летать. В это время планета блокируется силами Космофлота. Дальше прилетают инженерные суда и раскидывают над планетой сеть следящих спутников. И, наконец, в стратегических точках устанавливаются автономные нуль-генераторы модели «Пелена-2», гонящие стоячую нуль-волну. При попытке достаточно крупного материального пересечь границу системы спутники срабатывают, генераторы включаются, и нарушитель увязает в вырожденном пространстве, как муха в янтаре. После чего с Земли прибывают компетентные люди — разбираться, что да как. В общем, это работает, про сколько-нибудь серьёзные факапы я не слышал.

Однако Аврору объявили запрещённой ещё до появления полноценного нуль-Т. Тогда ничего, кроме старой доброй эпсилон-деритринитации, в распоряжении Земли не было. Соответственно, вместо «Пелены» там была установлена система принудительной посадки, для своего времени довольно продвинутая, но сейчас уже неэффективная. Хотя бы потому, что можно сбросить с высокой орбиты тысячу нуль-капсул, и если хоть одна долетит до поверхности невредимой, то на всю тщательно простроенную изоляцию можно положить с пробором. Или с прибором, но положить всё равно можно.

Обнаружилось это обстоятельство где-то лет двадцать с гаком назад. Как и почему — комконовцы объяснять не стали, а на все требования членов комиссии поделиться хоть какой-нибудь информацией включали дурочку. Думаю, если бы у меня было время и желание покопаться в репликах, я бы что-нибудь нарыл, но у меня не было ни того, ни другого. Я хотел, наконец, узнать хоть кусочек правды. Так что это всё я благополучно пропустил. Для меня было важно то, что систему решили заменить на более современную, и в ходе этой замены обнаружили на планете что-то настолько неприглядное, что резко поменяло все планы. В том числе и по дальнейшей изоляции.

А именно. Было решено — я так понял, на уровне Мирового Совета — изменить статус планеты с «красного» на «жёлтый». То есть снять изоляцию и разрешить деятельность историков (а значит, и спецслужб). При этом, однако же, интерес общественности нужно было как-то купировать. За этим-то и понадобилась Комиссия.

Чего КОМКОН хотел? Простой вроде бы вещи: чтобы МКпИПКО планету втихую переименовало. Причём именно что втихую. Под любым предлогом или без, но именно что не привлекая внимания. Учитывая, что интерес к Авроре за сто лет хоть и поутих, но не вовсе сошёл на нет, сделать это было на порядок сложнее, чем с какой-нибудь Владеславой-Ставридой и прочими никому не интересными небесными объектами. Но КОМКОН брал решение этих проблем на себя. От Комиссии требовалось одно — принять решение и поставить подписи.

Проблема состояла в том, что предкомиссии в те времена был некий Дауге Георгий Пикович. Дальний родственник того самого Дауге, про которого написано во всех учебниках.

В мемуаре Виттеля этот Дауге фигурировал, так что персонажа я запомнил. Если верить Ингвару, это был тихий аккуратный старичок — вплоне вменяемый и сговорчивый. Но было у него одно свойство, очень всех раздражавшее. А именно — время от времени он категорически отказывался утвердить новое название небесного тела. Причём ладно бы он обрубал глупые, смешные или скверно звучащие названия. Нет, у него было особое пристрастие: он не выносил имён, имеющих хоть какое-то отношение к религии, мифологии или к чему-то близкому. В таких случаях он принимался переубеждать просителей сменить его на другое, а когда те упирались — озлоблялся и принимался строить пакости, всячески тормозя и затягивая процесс. У Виттеля описывался случай, когда новооткрытую планету-гигант, которую какой-то очередной дурак назвал Экзантемой, пытались переименовать в Большого Зевса. Дауге затянул процесс на полгода, извёл всех своим упрямством, но добился того, что Экзантема стала не Большим Зевсом, а Большим Ониксом.

Причины такой упёртости меня тогда заинтересовали и я выгреб из БВИ данные на старичка. Выяснилась забавная вещь. Оказывается, Дауге всю жизнь состоял в общественном объединении «Atheist Alliance International». Организация это невероятно древняя, с многосотлетней историей, восходящей ещё к дополуденным временам. Уставная цель — борьба с религиозными предрассудками и распространение научно-материалистического мировоззрения.

Сначала не понял, чем же они в таком случае занимаются теперь. Найти на Земле каких-нибудь носителей религиозных предрассудков — это надо ну очень постараться. Даже наш Семёныч из лётного, хоть и веровал, но от научного материализма не отступал. Во всяком случае в лётном деле. И к тому же он был один такой, это на сорок миллиардов-то.

Однако, копнув чуть глубже, я выяснил, что AAI не скучает. У них, оказывается, полно дел. Более того, организация умудряется регулярно подымать какой-нибудь кипеш. Не очень большой, и к тому же за пределами нашей компетенции, так что эти эпизоды мимо меня благополучно прошли. Хотя некоторые были забавными.

А именно. Товарищи атеисты поступили ровно так же, как поступают все организации, достигшие своих целей. За неимением реальных задач они начинают выдумывать их себе сами, стремясь при этом максимально достать окружающих.

Лет десять назад AAI учинила компанию за ликвидацию выражений типа «бог знает» или там «чёрт возьми». И таки искоренили, во всяком случае на официальных видеоканалах. Теперь бога вообще не поминают, а чёрта заменили почему-то на пса. Хотя логика тут какая-то присутствует: мы же «сукой» ругаемся, значит, и «псом» можно. Я, кстати, не возражаю, даже сам так говорю. Переучился, можно сказать. Ну, я вообще собак не люблю. Но всё-таки смешно же. Потом они боролись с символом Спасательной службы Космофлота, на котором разглядели нимб и крылышки. Правда, как раз в этот момент космоспасателей слили под Комиссию по чрезвычайным ситуациям, и знак у них поменялся на глаз в треугольнике, так что усилия атеистического альянса пропали зря. Относительно недавно они попытались побороться с именами, содержащими мифологические коннотации, типа Диан там или Венер, несколько раз получили по рукам, но не теряют бодрости и ведут агитацию за отмену символа галактического времени, потому что усматривают в нём крест. Кстати, в постоянной Дирака они его тоже усматривают и тоже борются… В общем, люди живут полной жизнью. Полной, то есть, борьбы, побед, поражений и всяких прочих волнительных переживаний. Причём всё вроде как по-настоящему. Я даже немножко позавидовал.

И вот, значит, Дауге, как член AAI, вёл на своём рабочем месте священную войну со всем священным. По мере сил пресекая попытки назвать какой-нибудь комету Предистинацией, а планетоид — Перуном. Дай ему волю — он бы и наш родной Марс при первом удобном случае переименовал бы в Маркса.

Естественно, старичка недолюбливали. Увы, избавиться от него было не так-то просто — Георгий Пикович был хранителем архива великого предка. Архив представлял огромную ценность для историков ранних космических исследований, а Дауге его из своих цепких лапок не выпускал. Так что старичка приходилось ублажать. Тем более, что во всём остальном он был вполне удобной фигурой.

И вот этот самый Дауге, вместо того, чтобы прислушаться к мнению уважаемых людей и сделать то, о чём его просили, упёрся. По всё тому же поводу: ему, видите ли, не понравилось название, предложенное комконовцами. Потому что они хотели переименовать Аврору в Дриаду, а это, видите ли, существо мифологическое. А то, что предложение было согласовано лично Полем Гнедых на уровне Мирового Совета, Георгия Пиковича не впечатлило. Никаких Дриад, и всё тут.

Ситуация была дурацкая. Всемогущий — по мнению общественности, во всяком случае — КОМКОН оказался в чём-то зависим от тараканов в голове мелкого функционера. На которого в данном случае не было никакой законной управы: объехать МКпИПКО было невозможно даже теоретически. За неимением другой инстанции с аналогичными полномочиями. Включая Мировой Совет, который может своим решением объявить войну Тагоре, а вот переименовать планету не может. Потому что армия и Космофлот — инстанции прямого подчинения исполнительной власти Земли и должны выполнять любые приказы начальства. А дурацкая Комиссия утверждается руководством Института Астрофизики, то есть выборным органом. С которым даже Горбовский вынужден разговаривать вежливо и кротко, так как автономия научных учреждений — это святое.

Вот тоже, кстати, интересная тема. Как учит нас Теория Исторических Последовательностей, демократические процедуры на достигнутой нами ступени развития — это безнадёжная архаика. Общество должно управляться научными методами. Оно ими и управляется. Включая кадровый вопрос: руководить чем бы то ни было можно только по результатам тестов и ментоскопического исследования, которое должно удостоверить наличие у человека соответствующих способностей и склонностей. Служебный рост происходит через анализ успехов и факапов, каковой осуществляется в основном компьютерами. Да, принципы анализа задаются политическим руководством, которое над системой, потому что политика сама себя определяет. Но в целом всё работает и никто не жалуется, потому что жаловаться особо-то и не на кого. Работает это везде, кроме политики и спецслужб. И ещё — науки. Той самой, которая должна была бы первой реорганизоваться с учётом собственных достижений. А на деле была и остаётся самым архаичным из всех земных институтов. Фактически, там ничего не менялось с тех пор, как восстановили университетскую систему. А в чём-то и откатилось к двадцатому. Взять хотя бы ту же самую автономию. Которая включает право учёных выбирать себе руководство самыми что ни на есть прадедовскими методами типа тайного голосования. И ни перед кем не отчитываться.

ТИП, конечно, объясняет и это. Дескать, общество развивается диалектически. То есть так, что одни институты объективно являются источниками инноваций и мотором развития для других, но сами в этот момент не развиваются, объективно играя роль фактора устойчивости. И что научное преобразование научного сообщества может произойти только в форме завершения перестройки всего общества на основании научной парадигмы. Каковое завершение объективно-диалектически тормозится экспансией человечества в Космос, согласно объективными законами развития. И так далее и тому подобное. Вот только не нужно это говорить научникам, особенно тем, которые чего-то достигли в своей области. Ничего не скажут, но будут за дурака держать, а это, знаете ли, неприятно.

Хотя. То, что научники про себя думают, я тоже знаю. И все мы знаем. Но в это я тоже не верю.

Думаю, всё дело в том, что мышление научным не бывает. В том числе — научное мышление. И с правильным рациональным управлением оно не очень дружит.

Взять хотя бы историю с нуль-Т. Ну не было никаких предпосылок для прорыва в этом направлении, не было! По логике — надо было заниматься совершенствованием эпсилон-деритринитации. Этим все и занимались, тратили горы ресурсов и человеко-часов. Мало кто знает, сколько именно. А я знаю: у меня на складе до сих пор лежит деритринитационный привод «Магистр» четвёртой модели. Огромная такая дура, шедевр инженерной мысли. Стоимость по ресурсам — примерно как планету терраформировать. На пиковой мощности давал скрутку в тысячу риманов. Целую тысячу! Сейчас смешно звучит, а когда-то звучало гордо. И закладывалась уже пятая модель, на тысячу двести. Причём её планировалось делать с внешним источником энергии, потому что для эпсилон-деритринитации на высоких риманах её расход возрастает экспоненциально. Над задачей снижения потерь при скрутке четыре института работало. Четыре!

А потом появился Ламондуа со своими завиральными идеями. Под которые ему требовались люди и ресурсы, занятые важным практическим делом. И он ни за что бы их не получил, если бы не Академия. Которая, как рассказывал Славин, встала на его сторону и выдал планету для опытов чисто из вредности — чтобы насолить Горби, который тогда очень уж сильно засунул нос в учёные дела. Потом, правда, Леонид Андреевич отыгрался по полной, но это было уже потом.

Вот и думай: управляйся наука по-научному — выделили бы Ламондуа средства? Я так просто уверен, что нет. Так бы и клепали дальше «Магистров» этих дурацких.

С другой стороны, эта самая автономия иногда создаёт реальные проблемы. Ну вот хотя бы. Например: какой-то ценный артефакт попал в музей. В любой музей, хоть при водорослевой ферме. И вдруг этот артефакт понадобился для каких-то срочных и важных дел. Скажем, Мировому Совету. Так вот, Мировой Совет его не получит. Потому что экспонаты не выдаются. Вообще никому. Ни частным лицам, ни Мировому Совету, никому вообще. Даже исследовать экспонаты можно только в стенах музея. И при предъявлении соответствующих полномочий, которые выдаёт отнюдь не Мировой Совет, а всё те же академические инстанции.

Я лично помню две ситуации, когда КОМКОН напарывался на этот сучок. Причём в первом случае очень нужный и крайне опасный экспонат хранился в зачуханном музейчике при мемориале на пятом спутнике планеты Малая Тульпа.

Да, Лена, я бы тоже не поверил, что такое вообще существует. А он есть. И функционирует на самых что ни на есть законных основаниях.

Дело было так. Малую Тульпу — газовый гигант на грани превращения в звезду — открыл астрозонд. Потом туда отправился какой-то идиот из Группы Свободного Поиска. Уж не знаю, что он там искал, но нашёл он спутники этой самой планеты, которых оказалось тридцать шесть. От нечего делать он принялся их посещать один за другим. И на одном из них обнаружил огромный и очень красивый никелево-вольфрамовый самородок в полкилометра размерчиком.

А надо сказать, что данный товарищ, на своё и наше несчастье, до прихода в ГСП пробовал себя в художественном творчестве. Конкретно — занимался скульптурой, с уклоном в монументалистику. И при виде такого роскошного материала у него просто руки зачесались что-нибудь изваять. Взял за образец себя любимого, сделал на компе эскиз, обсчитал параметры, отправил киберов с плазменными резаками. А пока они там возятся, решил слетать на следующий спутник. Где и наткнулся на обломки разбившегося судна хаттифнаттов.

Удача, конечно, редкая: от хаттифнаттов мало что осталось. У человека хватло ума сразу доложиться в КОМКОН-1. Его поздравили с открытием, поблагодарили и тут же сообщили, что все спутники Малой Тульпы объявляются закрытой поисковой зоной, а его самого ждут на Земле немедленно. Если он, конечно, хочет попасть в одну из поисковых групп ксеноархеологов. Если же такового желания он не изъявит, достаточно просто покинуть систему.

Желание товарищ изъявил. И через три недели, уже как рядовой член группы, любовался делом рук своих — огромной статуей человека в скафандре со снятым шлемом, с его же собственной физиономией, устремлённой к звёздам. А рядом стоял замначгруппы и говорил очень неприятные вещи. Оказывается, счастливый первооткрыватель, подписывая обязательства перед ГСП, невнимательно читал документы. В которых содержится требование, чтобы любые действия члена ГСП на любом небесном теле были запротоколированы и имели бы исследовательские цели либо цели обеспечения безопасности. Более того, там имелся специальный пункт о вандализме, согласно которому любые действия, производимые с целью увековечивания факта посещения членом ГСП небесного тела, приводят к автоматическому исключению данного члена из ГСП. Грубо говоря, расколоть гору, чтобы спасти себя или коллегу по экспедиции можно и нужно. Расколоть гору, чтобы посмотреть, что там внутри, тоже в общем-то можно. Но вот вырезать плазморезом на этой самой горе «Здесь был Вова» или «Катя я люблю тебя» — нельзя. Причём нельзя категорически.

Запрет, конечно, правильный. Потому что дурацкое желание оставить след на века в людях очень сильно. Во времена освоения Солнечной это было явлением крайне распространённым. У нас все астероиды исписаны дурацкими надписями. Которые сейчас считаются историческими памятниками, но вообще-то половину всего этого безобразия аккуратно затёрли. И чтобы больше такого не было — приняли соответствующие правила.

Ситуация получилась совершенно идиотская. Полукилометровую статую спрятать невозможно. Уничтожить — можно, но в экватории, в которой ведутся поисковые научные работы, такое действие нужно обосновать и запротоколировать. Короче, человек попал.

Однако незадачливый скульптор оказался не так прост. Выслушав всё это, он побежал звонить на Землю. Где у него был старый знакомый, юрист из Космофлота. Который подумал-подумал, поднял кое-какие инструкции и дал ему дельный совет. А именно — объявить плод его творческих усилий меморалом. Поставленным в память о погибших хаттифнаттах. Потому что памятники погибшим космонавт ставить вправе, это святое. Разумеется, если они погибли поблизости — по космическим меркам, конечно — от возводимого памятника или мемориала, и если никто другой не возвёл его раньше. Но с этим в данном случае всё было в порядке.

Правда, такое заявление должен был завизировать начгруппы. Он оказался нормальным мужиком. Ситуацию понял, посмеялся, конечно — а потом всё подписал. «Мы, члены научной группы такой-то, потрясённые гибелью представителей древней высокоразвитой цивилизации, извещаем о том, что намерены воспользоваться неотъемлемым правом космонавтов на возведение мемориала в честь погибших…» И в конце приписочка: «по морально-эстетическим соображениям просим разрешить изображение погибших в антропоморфном виде».

Эта приписочка, кстати, в случае с хаттифнаттами всегда уважается и принимается во внимание. Потому что мемориалы люди возводят для себя. А внешний вид хаттифнаттов, как бы это сказать, не очень приличный. У нас их даже в книжках изображают схематически — как такие палочки, что-ли. И деликатно добавляют текстом, что они похожи на грибы. Но если честно, похожи они не на грибы, а на кое-что другое, только огромного размера и с щупальцами по бокам. А так — точь в точь оно самое, ну ты поняла, Лена. Ксенобиологи когда мне первый раз показали подлинные записи с хаттифнатских судов, я аж поперхнулся. И понял, почему такую благодатную тему в сериалах не используют.

Так что просьбу насчёт антропоморфизма уважили и дурацкую статую занесли в список мемориальных комплексов. А первооткрыватель остался в группе, проработал на раскопках три года и потом подался в ксеноархеологи.

Но тут есть такой момент. Мемориал — это совершенно конкретный объект, который должен быть оборудован совершенно определённым образом. Например, на мемориале должна быть памятная доска, извещающая о причинах его установления. Должен присутствовать маяк с омега-контроллером, извещающий, что это — мемориал, а не хрен собачий. Должно быть то, должно быть сё, и среди всего прочего, при мемориале, в отличие от простого памятного знака, должен быть музей.

Полукилометровую статую объявить памятным знаком просто невозможно. Так что пришлось делать и то, и сё, и музей в том числе. А в музее должны быть экспонаты. А поскольку обломков судна и всяких вывалившихся из него штучек там было более чем достаточно, археологи довольно быстро собрали всякого разного, что показалось им малоинтересным, да и положили в витрины. Ну просто чтобы было хоть что-нибудь.

И вот лет через десять после всей этой истории среди этих самых экспонатов совершенно случайно обнаружился хаттифнатский калибровочный конус. То есть ключ к области омега-пространства, где лежат хаттифнатские данные по обследованной ими части космоса. Таких конусов к тому времени нашли всего два, и каждый сэкономил Космофлоту десятки миллиардов человеко-часов исследований пространства. А научная ценность этих данных оценке вообще не поддаётся. Но вот беда: изъять этот самый конус законным путём мы не могли. Никак. И незаконным тоже, потому что такие разрешения подписываются на самом высоком уровне. Может быть, Комов подписал бы, но он тогда как раз отсутствовал, причём с концами — он находился в гравитационном ореоле чёрной дыры ЕН-200056 и готовил погружение звездолёта «Тьма»… Выше стучаться было совсем уж бесполезно.

Откуда я всё это знаю? Оттуда, что в конечном итоге решили лететь к Малой Тульпе с хаттифнатским омега-контроллером, чтобы скачать данные через него. Все известные экземпляры этого устройства хранятся в Музее Внеземных Культур, откуда добыть что-либо даже на время совершенно немыслимо. Но у меня на складе был заныкан один экземплярчик. Как он туда попал — целая история. Скажу только, что мне ну очень не хотелось его отдавать. Славин меня в итоге уболтал, я артефакт отдал. И потом полгода пытался получить его обратно. И это тоже была целая история.

Ладно, это я опять чего-то в посторонние воспоминания пустился. Надо всё-таки как-то себя сдерживать. Извини, Лена.

Вернёмся к Комиссии по переименованиям. Так вот, она вот так же безнадёжно упёрлась в дурацкого старикашку с воинствующим атеизмом в голове. Которому возжа под хвост попала — и ни тпру ни ну. Как выражается Славин в таких случаях.

В данной конкретной ситуации надо было бы как-то сдать назад и Дауге потрафить. Но Поль Гнедых был руководителем комовского типа, если вы понимаете, о чём я. Так что подкомиссии пришлось собираться, чтобы как-то уладить конфликт.

Меня сразу заинтересовало, кто представлял КОМКОН. К своему удивлению, я обнаружил в списке ни кого иного, как Рудольфа Сикорски. Молодого ещё, да раннего.

И только я углубился в изучение протокола общего собрания, как за дверью загрохотало, потом её выбили, и мне прямо в переносицу уставилось дуло парализатора.

День 33

Лёг спать. Проснулся и чувствую, что не один. Не то чтобы пришли за мной, а просто — кто-то есть. Нет, не женщина. И не друг. Просто кто-то посторонний. Как будто сидит в кресле и ждёт, когда я проснусь. Ощущение продолжалось где-то секунд тридцать, пока я не шевельнулся. Тогда пропало. И сна тоже — ни в одном глазу.

Нет, я понимаю, конечно, откуда такие образы. Но всё равно, звоночек нехороший — психика подтекает. Хотя, может, это из-за интоксикацией классической музыкой? Я её, кажется, перебрал. Лежишь иногда, пытаешься заснуть, а в голове внезапно включается — «ту-ту-ту-туммм, ту-ту-ту-туммм», или там «та, та-ти-та-ти-та» какая-нибудь.

Продолжу, пожалуй, писанину. Тем более, такая драма.

На самом деле драма продолжалась минуты три. Комнату быстренько обыскали, после чего неискренне извинились и сразу же предложили поучаствовать в следственных действиях. К тому моменту я уже догадывался, что случилось. Так что не особо удивился, когда мне начали задавать вопросы о Комове.

Ну да. Комов сбежал. До смерти перепугав службу безопасности санатория.

Из того, что я услышал, у меня сложилась примерно такая картинка. Первоначально Геннадий Юрьевич собирался подождать пару дней, пока я смогу вернуть его вещички, и уже тогда дать дёру. Скорее всего, бежать он собирался через нуль-кабину. Правда, вела она строго на орбитальную станцию, откуда дальше хода не было. Но Комов рассчитывал — как я потом понял, небезосновательно — что сможет взломать ограничитель и перебросить себя до промежуточной нуль-тешки, а там что-нибудь придумает. Хотя, может, у него был какой-то другой план, похитрее. Но так или иначе, для этого ему нужно было то, что лежало в директорском сейфе.

Однако той же ночью на Леониду опустился челнок типа «Абакан». Кораблик маленький, но в качестве движков на нём стоят СП-генераторы на тысячу риманов каждый. А это значит, что «Абакан» — теоретически — способен прыгнуть парсека на полтора-два. Что означает — за несколько пульсаций можно добраться до какой-нибудь станции с нуль-порталом. Хотя, конечно, без защитного минус-поля и прочих таких вещей это будет напоминать полёт на глайдере без колпака, причём во время бури. Ощущения сравнимые. Это я как пилот говорю. Нормальный человек на такие эксперименты не пойдёт ни за что. Но это же Комов! Который только что ожил и которому для нормального самочувствия не хватало одного — живительной дозы адреналина.

Короче, наш герой махнул рукой на первоначальный план и попросту угнал челнок. Причём в пульсацию он вошёл прямо в атмосфере, выморозив тем самым окрестности. Во всяком случае, весь следующий день над санаторием шёл дождь, что для планеты редкость. Уж и не знаю, что сказали на это леонидяне. Хотя, может, им понравилось — кто их разберёт.

Но это всё выяснилось потом. А тогда начальство испугалось, что Комов сошёл с ума или его похитили. На такой случай есть план действий, который и был приведён в исполнение. К сожалению, он включал в себя изоляцию всех потенциально подозрительных. Включая лежащих в медкамерах, а также всего персонала, не имеющего отношения к безопасникам.

Ну, я врать не стал. То есть о встрече с Комовым рассказал, умолчал только про планы кражи вещей. Сделал несколько осторожных предположений о том, почему Геннадий Юрьевич дал дёру. Меня поняли, даже, кажется, поверили. Однако порядок есть порядок. Короче, весь следующий день мне пришлось проваляться у себя на койке. Компьютер и вообще все устройства дальней связи у меня, как положено в таких случаях, изъяли, так что продолжить свои изыскания я не мог. Рыпаться тоже не стоило, уж это я понимал. Так что всех развлечений было — курить, пить коньяк и строить разнообразные догадки.

Я их и строил, пока директор санатория не пришёл ко мне вечером лично. Извинился за причинённые неудобства и сообщил, что Комов жив, здоров, находится на Земле. По собственныем словам пациента, отбыл с Леониды по доброй воле и экстренной надобности. И просит его, директора, как можно скорее передать мне комовские личные вещи. Которые он, значит, мне и передаёт, извольте получить. После чего протянул мне коробку и свёрток.

На это я сказал, что всё понимаю, жалоб не имею, но теперь мне нужно срочно присоединиться к Комову. И поинтересовался, когда я смогу покинуть Леониду.

Директор вздохнул и сказал, что не я один интересуюсь этим вопросом. Так что он уже провентилировал его с Землёй. И что, начиная с завтрашнего вечера, все желающие смогут покинуть планету через местный нуль-Т, так как орбитальная станция разблокирована на сутки. Кто пробил такое разрешение, он мне не сообщил, но я понял, и мысленно сказал Комову спасибо.

Правда, под конец директор меня огорчил. Сказав, что временно изъятые у меня вещи я получу в целости и сохранности только завтра. В порядке общей очереди.

То есть в моём конкретном случае — часов через десять.

День 34

Опять та же фигня: компьютер пищит и выдаёт на экран странные символы. Как будто кто-то пытается пробиться, что-ли. Вот только кто, зачем, а главное — куда?

Из приятного: нашёл прямо за компом пакетик с какао-порошком. Он, правда, окаменевший, но я его растолок подручным средствами и залил кипятком. Оригинальный вкус. Навевает мысли о творчестве. Ну вот им-то и займусь.

Если бы мне сразу отдали мой комп, я не стал копаться в комовском имуществе. Даже не подумал бы. Потому что был бы занят чтением протоколов. Но компьютер мне не отдали. Зато отдали коробку размером с сигарную и свёрток, довольно увесистый.

Да, я не выдержал. Да, мне очень стыдно и неудобно. Особенно в свете последовавших за сим событий.

В свёртке оказался скорчер — разряженный, разумеется. Хрен бы мне кто отдал заряженный, это даже по инструкции не полагается. Обследование показало, что инструмент использовался по назначению: выходной электрод оплавлен и вонял горелым металлом. В кого Геннадий Юрьевич палил, я так и не узнал. Теперь, наверное, и не узнаю. Да и не очень-то интересно.

Содержимое коробочки оказалось гораздо любопытнее. Как выяснилось, Комов постоянно носил при себе на цепочке три вещи. Комконовский шифроконтейнер старой модели — горошинкой, а не фасолинкой, как сейчас. Жёлтый прозрачный камень с дырочкой. И чёрный треугольный предмет размером с ноготь большого пальца, от которого исходило явственное ощущение чего-то нехорошего.

Про жёлтый камень я что-то слышал. Вроде бы это какой-то редкий артефакт с планетоида Обитель. Настолько редкий, что у меня ни на одном складе такого не было. Что он делает и зачем нужен, я запамятовал. Был бы комп, я посмотрел бы, а так — чего уж. Повертел его в руках да и положил.

Треугольник мне брать в руки не хотелось. Он мне не нравился. То есть — у меня возникло ощущение, что это я ему не нравлюсь. Нет, даже не так — не то чтобы что-то личное, а просто эта штука меня чует. И рассматривает как нечто, что можно убить. Даже не убить, нет. Вырубить, что-ли. Очень неприятное чувство. Так что я закрыл коробочку и решил отвлечься. Налил себе винца, взял сигару, устроился в креслице и включил внутреннюю трансляцию санатория. Состоявшую из пары федеральных каналов, трёх сериальных и двух музыкальных.

Скучно было до того, что я даже попытался посмотреть новости по федеральному «Гринвичскому мередиану». Это по-своему интересно — чем там кормят общественность, чтобы та плевалась от топорной пропаганды и чувствовала себя по этой причине ужасно умной. Ну, всё было на высоте. Хотя на сюжете об успехах наших водорослевых ферм в Тихом океане я всё-таки сломался.

Сериальные каналы транслировали какие-то трёхсотые или пятисотые серии неизвестных мне историй. Я попытался вникнуть, но плюнул и решил послушать музыку. Творчество вокально-инструментального ансамбля «Жимолость» (или «Лютики», я их плохо различаю) меня не воодушевило, поэтому я переключился на второй, где давали оперу, «Травиату» в постановке Жукаускаса — с органной музыкой и Кириллом Якимцом в роли Жермона.

И во время арии Виолетты меня вдруг пробило. То есть до меня дошло, что это за чёрный треугольник. А также — почему Комов мог рассчитывать на успешный побег.

День 35

Снова галиматья на экране. Какие-то цифры, буковки отдельные и слово РИБЫ. Что за РИБЫ? Грибы? Трибы? Карибы? Хорошо бы? Куда бы? Гусары, молчать!

Кстати, интересный вопрос: а что это за гусары, которым нужно молчать? И главное — зачем? Ну то есть в нашем лётном так отвечают на глупые вопросы, в особенности — начинающиеся со слова «куда». В КОМКОНе так говорит начальство, когда слышит от подчинённых нахальное, с его точки зрения, требование — например, чтобы им сказали, откуда получена та или иная информация. Техники тоже так говорят, когда пытаются что-то починить, а оно не чинится. Особенно если когда деталь на место не ставится или в дырку не пролезает. Вот только никто не знает, откуда эта фразочка взялось. Я даже в БВИ искал материалы о гусарах. Ну, были такие воины в доисторические времена. Вроде бы тогдашние сражения были довольно шумными. Или это были какие-то особенные скрытные отряды, вроде разведчиков? В БВИ ничего такого не написано.

Интересно было бы спросить академика Улитнера. Наверняка он это как-нибудь объяснил с точки зрения Теории Исторических Последовательностей. «Согласно объективным законам исторического развития гусары диалектически осуществляют коммуникацию в форме молчания», например. А что, подходяще. Во всяком случае, вопросов задавать больше не хочется.

Ладно, чего уж теперь-то — про гусар я уже никогда ничего не узнаю. Зато про треугольный предмет я догадался. Мог бы и раньше. Просто не думал же я, что когда-нибудь увижу своими собственными глазами лаксианский ключ. Он же — недетерминированный универсальный прерыватель процессов.

Кстати, опять та же ситуация. Что мы знаем о лаксианах? Ничего. И то не все.

То есть общественность слыхала, что есть какие-то лаксиане. В сериалах их иногда показывают — когда надо изобразить цивилизацию уровнем выше земной, но не зловещих Странников, а хорошую. Помню один такой фильм, в молодости его смотрел — там они изображались в виде этаких окошек, что-ли, ну или квадратиков, парящих в воздухе. Из которых исходил жёлтый свет и мудрые изречения типа «реальность развивается в правильном направлении, о человек». А ещё они стабилизировали Метагалактику, не помню вот только зачем. Глупость, конечно, несусветная. Однако такие штуки вызывают чувство, что нам что-то известно. Ну или кому надо известно. Так что волноваться не о чем.

На самом деле мы не знаем даже, существуют лаксиане или давно вымерли. И в нашей ли Вселенной они обретаются, или в какой-то параллельной, а может — перпендикулярной. Всё, что от них осталось — артефакты, иногда находимые в разных мирах. Отличающиеся от нашей техники и даже от артефактов Странников как амфибия от амфибрахия. Совсем другие принципы. Которых мы не то что не понимаем — даже не знаем, как подступиться. Мы даже влезть внутрь этих вещичек не можем: они не из нашей материи состоят и никаким физическим воздействиям не поддаются. Зато сами могут воздействовать, и очень даже ощутимо.

Кое-какие лаксианские вещицы у меня есть на складах. Например, те же самые «бусины» или «этаки». Я эти штуки не люблю и стараюсь лишний раз не доставать. Потому что непонятно, зачем они на самом деле нужны и чего от них ждать. Но лаксианский ключ я даже не видал никогда — только на видео. С соответствующими предупреждениями и даже угрозами. Потому что эта штука относится к предметам нулевой категории опасности. Как кварковая бомба.

Лаксианский ключ имеет только одно известное нам применение: им можно прервать любой физический процесс. Выключить в комнате свет. Или во всём доме. Или отрубить блокирующее устройство. Или заглушить двигатель глайдера. Или остановить автоматический завод. Или прервать свёртку пространства. Погасить звезду лаксианским ключом вроде бы никто не пробовал. Но уж отключить блокировку станции — с этим, наверное, ключик бы справился без шума и пыли. Если, конечно, знать, как им пользоваться. Я этого, само собой, не знал. Мне и не положено. При случайном обнаружении предмета нулевой категории опасности я должен, по инструкции, сделать три вещи — немедленно поднять «красную» тревогу, доложить о ситуации, после чего покинуть место обнаружения. Во избежание.

В общем, я дослушал оперу, выпил на сон грядущий рюмочку крепенького и завалился на кроватку. А коробочку на всякий случай положил в самый дальний угол. Глупость, конечно, но мне показалось, что так спокойнее.

И вот, значит, улёгся я. В твёрдой уверенности, что завтра получу свои вещички и рвану на Землю. И что на этот раз всё обойдётся без сюрпризов.

День 36

Хренассе сюрприз!

Просыпаюсь, умываюсь, иду к компу — а на экране компа вот что:

АТИЧЕСКИ. ВЫ НАХОДИ

ОЗМОЖНО. СПАСА

ЕТОВОЙ СКОРОСТ

БЫТИЕ ЧЕРЕЗ ТРИ ИЛИ ЧЕТЫРЕ ЗЕ

КОНОМЬ

ЕСУРСЫ. СОХРАНЯЙТЕ СП

Похоже, всё не так, как я думал! Что-то случилось со станцией, непонятно только что. Зато остальное разобрать можно. Ко мне движется спасательное средство — скорее всего, автоматический челнок. Он летит на досветовой скорости, прибытие через трое-четверо земных суток. Про ресурсы ясно — экономить их мне советуют, что ж ещё. А сохранять предлагают, скорее всего, спокойствие. Хотя какое уж тут спокойствие. У меня вся концепция жизни, можно сказать, меняется. И я пока даже не понимаю, к лучшему или нет.

Пытаюсь определить источник текста. Комп заблокирован, через блокировку может пробиться только экстренное сообщение с максимальным приоритетом, то есть «SOS» или к нему приравненное. Ну так это оно и есть, всё сходится. Дальше: на что оно похоже? На расшифрованный кусок радиопередачи. Нуль-передатчик или передаёт сообщение целиком, или нет. Омега-контроллер заблокирован вместе с компом, без компа от него проку нуль. А вот старое доброе радио работает даже в стоячей нуль-волне. Правда, для этого нужны такие мощности, что мама не горюй. Хотя если сообщение идёт с корабля, он может пытаться пробить нуль-волну направленным импульсом, а приёмник радиоволн тут есть.

От же пёс, меня несёт. Откуда я знаю, что это стоячая волна? Это совсем не факт. Я вообще не знаю, что там за бортом. А по виду звезды класса G и планеты типа Юпитера я определить ничего не могу. Космос как космос.

Хорошо, а если это всё-таки волна? Получается, станция в луче генератора типа «Пелены»? Потому что естественная волна такой мощности захватила бы не только меня, но и всё пространство на пару сотен световых лет вокруг. А если даже и так? Может, сейчас половину обитаемого космоса эвакуируют на досветовых скоростях. Хотя нет, тогда до меня бы руки дошли в лучшем случае через пару месяцев — они же знают, сколько у меня жратвы и кислорода? Должны знать. Тогда зачем призыв экономить ресурсы?

Пёс, пёс, пёс, не могу сосредоточиться. Извините, никак не могу.

День 36

Только что прошёл ещё обрывок из того же сообщения — ЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ. ЭТО СО.

Да, похоже, радио. Всё остальное по-прежнему покрыто мраком неизвестности.

Попробую немного отвлечься на мемуар. А то я просто на месте усидеть не в силах. Нет, в силах-то в силах, но не в состоянии. Блин, как правильно — не знаю. Ну не писатель я. Даже не читатель. Ну не то чтобы совсем не читатель, но меня всё-таки больше реальная жизнь интересует.

Хотя чего уж. Продолжаю.

Так вот, тот день для меня тоже было с сюрпризом. Заметил я это не сразу. Но уж как заметил — так заметался. А поздняк было метаться, как говорит в таких случаях Евгений Маркович.

Я потом думал: хорошо, а что я мог сделать? Да ничего, собственно.

Итак, я встал, сделал всякие утренние дела, и пошёл получать обратно свой комп и всё прочее. Получил. Опять же с извинениями, которые мне уже успели надоесть. Видел разъярённого Виттеля, у которого отобрали браслет связи, прямо во время какого-то важного разговора. Ингвар кипел, как чайник, и пообщаться с ним я толком не смог. Да и не очень-то стремился: я горел желанием узнать, чем кончилась история с переименованием Авроры.

Следующие четыре часа я провёл за компом, читая протоколы комиссии. Получая от этого удовольствие. Потому что из протоколов прямо следовало, что Сикорски на этот раз оказался малоуспешен. Георгий Пикович, старый пень, оказался совершенно невосприимчив к любым воздействиям. Даже когда Сикорски прямо во время заседания Комиссии пригрозил старичку проблемами с архивом — оказывается, на неограниченный доступ к нему долгие годы безуспешно претендовала Сорбонна, — тот предпочёл сделать вид, что не понял. Никаких Дриад, и всё тут.

В конце концов, Сикорски, судя по всему, пришлось связываться с Гнедых и признавать своё поражение. Представляю, как его от этого корчило, и что сказал ему Поль. Но так или иначе, он это сделал — так как на последнем заседании сдал все позиции.

В результате высокие договаривающиеся стороны остановились на нейтральном слове «Надежда».

Когда я дочитал до этого месте, то не скажу чтобы сильно удивился. Чего-то такого я, в общем-то, ожидал. Удивление меня настигло позже, когда я стал припоминать собственные впечатления. Что-то очень сильно не клеилось.

Посуди сама, Лена. Аврора, как её описывал Антон в своём сочинении, была чисто средневековым обществом, к тому же с заметной задержкой развития относительно Земли. Надежда была покрыта развалинами, но это были развалины цивилизации уровня земного двадцатого века, со следами войн и катаклизмов. Между первым и вторым прошло лет восемьдесят, ну максимум сто, если Антон написал свой мемуар не по горячим следам, а по воспоминаниям молодости. Присутствием Странников тоже ничего объяснить нельзя: они, конечно, круты и всё такое, только стремления отстроить заводы, шахты и многоквартирные дома за ними покамест не отмечалось. Массовое вымирание опять же — зачем и отчего? В общем, картинка не складывалась.

Зато монетка из сверхчистого золота получила хоть какое-то объяснение. Сотрудники ИЭИ, работающие на отсталых планетах, обычно имеют при себе фемто-принтеры, позволяющие изготовлять золотые изделия из всякого хлама. При этом они обычно ленятся имитировать местный состав золота редактором состава сплава, думая, что и так сойдет. Правда, случайно найти такую монетку — не то чтобы совсем невозможно, но очень маловероятно. Если искать специально, используя наше оборудование — дело другое. У Абалкина оборудование было. Но зачем ему искать такую монетку, потом дарить её мне?

Всё это было крайне интерсно, но надо было собираться. Я упаковал вещички, и напоследок решил проверить комовскую коробочку.

Когда я её открыл, у меня чуть сердце не остановилось. Потому что она была пуста. Никакой цепочки, никакого шифроконтейнера, никакого жёлтого камня. И никакого лаксианского ключа.

Я сначала дёрнулся — бежать к директору, устраивать скандал, требовать немедленной изоляции базы и вызова земного спецназа, чтобы он тут всё обшмонал и вытряс ключ. Потом сообразил, что я могу сильно подставить Комова. Ведь совершенно не факт, что лаксианский ключ находится у Геннадия Юрьевича законно. Честно говоря, я вообще не припомню, на основании каких законов и инструкций предмет нулевого уровня опасности может находиться в распоряжении частного лица. Третья мысль была, кажется, о леонидянах, которые могли усыпить меня каким-нибудь хитрым способом и утащить ценные вещицы. Четвёртая… кажется, это уже было из разряда «психанул».

Дальше я, как полагается в таких случаях, сел на койку, задержал дыхание и представил себе нашего инструктора по стрельбе. Который стоит передо мной и командует — «Прекратить панику!»

И вот в эту самую секунду где-то в районе живота я вдруг ощутил вопрос. Да, вот именно так — почувствовал вопрос. Да, именно в районе живота. Брюхом почувствовал. Нет, не фигурально, буквально. Кто-то или что-то хотело знать, точно ли я намерен прервать процесс развития нервного возбуждения, обычно именуемого паникой.

То есть таких слов не было. Слов вообще не было. Но если бы это были слова, они были бы примерно такие. Может быть, ещё точнее. Хотя слов не было. Было точное ощущение. Не знаю, как объяснить, Лена, просто поверь — точное ощущение. Бывает такое, оказывается. Понимай как хочешь. Если, конечно, ты сама не в курсах, в чём я теперь сильно не уверен.

В общем, я понял. И сказал «да». И меня тут же отпустило. Совсем. Не осталось ни капли страха, или там возбуждения, вообще никаких чувств, кроме лёгкого любопытства. Так что я не особенно удивился, через пару минут обнаружив пропавшую цепочку у себя на шее.

Не удивился, нет. Но, скажем так, не обрадовался. Потому что, хоть убей, не мог понять, кто её на меня нацепил и зачем. Не сам же?

И вот тут опять в животе возник вопрос. «Прервать блокировку воспоминания?»

День 37

Обрывки сообщений идут постоянно. Уже не записываю. Смысл тот же — ко мне идёт на досветовой скорости спасательное судно, нужно ждать, экономить ресурсы и сохранять спокойствие. Я стараюсь. Даже по музыкальной части перешёл на Генделя. Ну и мемуар продолжаю. Всё-таки какое-то занятие.

Как выяснилось, всё случилось во сне. Я обычно сны не вижу. А тогда увидел, но забыл. То есть, как выяснилось, не забыл, ну да это один хрен, мне это ещё Борька Левин объяснял. Что мы на самом деле ничего не забываем, во всяком случае — естественным образом. Но я испугался и от этого всё заблокировалось.

Короче. Я спал и во сне находился в треугольном пространстве, заполненном ничейной сообразительностью.

Только не спрашивай меня, Лена, что такое треугольное пространство. Так-то оно было типа во все стороны, бесконечное. Просто оно было устроено как треугольное. Ну как наше пространство — оно по сути кубическое. А там оно было внутри себя треугольное и какое-то перекорёженное. И вся эта хрень была наполнена умом. Только этот ум был ничей. Там не было никакого этого самого — ну, субъекта, что-ли. Одна пустая сообразительность. Способность решать задачи. Растворённая в этом треугольном пространстве, как коньяк в кофе. Хотя, конечно, в кофе лить коньяк — то ещё извращение, я считаю.

Но там не было ни кофе, ни коньяка. Там вообще ничего не было, даже времени. Задач там тоже никаких не было, но это как бы не особо мешало: сообразительность решала задачу отстутствия задач, и она была бесконечной.

Да, вот что важно. Решение задачи это сознание воспринимало как её исчезновение. Было что-то, и его нет. Чик — и всё. Вот этим самым чик-чиком оно и было заполнено. Не знаю, как тут лучше сказать. Слов у нас таких нет.

А потом — хотя какое там «потом», там и «сейчас»-то никакого не было — кто-то взял маленькую часть этого пространства и переместил в другое. Которое не было ни треугольным, ни квадратным, никаким. Оно было свободным. И там были лаксиане.

Не знаю, кто они, как выглядели и что они делали. Таких слов у нас нет совсем. Одно я понял: лаксианские ключи и прочие артефакты для них — всё равно что для нас камни и палки. То есть что-то очень простое, элементарное. Которое можно взять и применить. И они применяли. Для каких-то целей, которые мы тут не можем не то что осмыслить — вообразить себе не можем. В принципе.

В конце концов ключ прикончил какую-то очередную задачу и в результате оказался здесь. И больше ничего не было, потому что лаксиане остались там, где свобода, а он оказался в каком-то заплесневелом углу нашего родного космоса. Но кусочек сообразительности не огорчился. И не обрадовался. Ему было нечем радоваться и огорчаться. Он снова перестал решать задачи и стал решать отсутствие задач.

Потом появился человек. Он нашёл ключ и стал его хозяином. Очень простым образом. Он поставил ключу задачку прервать все виды коммуникации между ним и всеми остальными сознаниями, кроме одного, его собственного. Ключ выполнил — и как бы оглох. То есть стал слышать только Комова — потому что это он и был.

Ключ снова стал решать задачи. Только теперь они шли исключительно от Комова. Пока не случилось что-то совершенно непонятное: ключ не смог прервать процесс. И другие, уже прерванные процессы снова возобновились. В том числе и контакт с другими сознаниями. Вот как, например, с моим.

Ну, это я погтом сам допёр. Орёл наш Геннадий Юрьевич попал под луч вероятностного инвертора. А эта штука, собственно говоря, творит чудеса, то есть события с отрицательной вероятностью. Вот оно и произошло, и что характерно — в самом нежелательном для него смысле. Причём, похоже, Комов не понял, что случилось с его ценным имуществом. Видать, в этот самый момент его и вырубило. А потом его с вещичками разлучили, ну и сам он был, мягко говоря, не в форме. То есть так не узнал, что его маленький треугольный друг перестал хранить верность. Поэтому он и попросил меня прихватить его вещички, ничего с моей стороны не опасаясь. Типа — посмотреть дядя Яша на них может, а воспользоваться — нет.

Разумеется, я и не собирался пользоваться. Зачем мне лаксианский ключ, тем более чужой? Абсолютно незачем. Хотя, конечно, в хорошем хозяйстве лишних вещей не бывает, но не таких же. Я человек ответственный. В нормальном состоянии, разумеется — когда я трезвый, бодрый, в здравом уме и твёрдой памяти.

Но я же спал. А со спящего какой спрос?

День 38

Никаких сообщений. Волнуюсь, если честно. Как-то уже привык к мысли, что меня отсюда вытащат. Даже начал думать, стоит ли оставлять этот текст. Фактически, сам на себя донос пишу. С другой стороны, стирать его как-то глупо. Ладно, сделаю так. Если не смогу скачать его с этого компа — сотру. Если смогу — у меня тоже есть шифроконтейнер. И не пустой, если что.

Ну ладно, поехали дальше.

Пропущу всякие свои сомнения-размышления и прочую экзистенцию. Тем более, что мне очень скоро стало не до неё.

Вечером того же дня я, с компом и скорчером в пакете и стёмными побрякушками на шее стоял в очереди в нуль-Т-кабину. Кроме меня, с планеты срочно дёрнули ещё человек тридцать. Виттеля среди них, что характерно, не было. Я его в тот день вообще не видел. Хотя специально искал, хотел попрощаться и попробовать всё же позадавать вопросики. Но не склалось.

Новости настигли меня на промежуточной нуль-станции возле системы Циклоп-7. Я там задерживаться вообще-то не собирался, но мне повезло как утопленнику: только я вышел из нуль-камеры и бодро направился в другую, как по громкой связи прошло — дорогие гости, извините, перемещения в пространстве откладываются на два часа в связи с флуктуациями торсионного поля, к вашим услугам буфет и зал ожидания.

Про торсионное поле я пропустил мимо ушей, так как от физиков знаю, что это лажа. Её обычно говорят, чтобы не волновать общественность. А что на самом деле, можно узнать у местного персонала. Что я и сделал, направившись в тот самый буфет — неплохой, кстати, сюда бы такой — и поболтав с местными техниками. Которые попили со мной чайку и поведали, что за херотень случилась.

Как выяснилось, они вляпались в типовой факап: неожиданное появление проверяющей инстанции. Точнее даже не инстанции — об этом бы их предупредили — а просто какой-то вредной тётки с корочками ПСГВ. Это космическая противопожарная служба глубокого вакуума, если кто не знает. На самом деле она занимается всеми вопросами безопасности всяких висящих в пустоте объектов, начиная с герметичности и кончая противометеоритной защитой. Люди они очень въедливые и крайне вредные, их этому специально учат. Правильно, в общем-то, учат. Потому что с вакуумомом не шутят. Григорянц у нас из спасателей, так вот он рассказывал, как в молодости разгребал факап на станции Бета-четыре. Ему шлюзовыми воротами тогда отрубило полруки, потом год растили. А его друг там так и остался. Ну а когда дело расследовали, то выяснилось, что станция разгерметизировалась и сошла с орбиты из-за разрушения головки какого-то выпускного клапана. Который проработал в три раза дольше положенного, просто забыли поменять. Теперь, конечно, такое маловероятно, во всех узлах стоят датчики, таймеры и прочая хрень. Но ПСГВ датчикам не доверяют. Потому что за всей этой техникой ещё долго придётся лужи подтирать.

Но та тётка была вредной не только по профессии, но и по жизни. Она постоянно ходила через эту станцию, и всё время скандалила по разным поводам — то ей кибер-уборщик моющим средством туфли обрызгал, то в сортире не было дезодоранта с лимонным ароматом, без которого ей не ссалось, извините за скатологический юмор… В общем, она накопила негатив и решила отыграться. Поэтому в очередное своё посещение она предъявила корочки и потребовала немедленной проверки пожарного оборудования. И обнаружила древний огнетушитель со стёршейся маркировкой годности. При этом, как клялись и божились техники, огнетушитель нормальный, у него срок годности вообще что-то около пятидесяти лет, космическая же вещь. Просто он неудачно висел и краска затёрлась. Тётка подняла кипеш и теперь вся станция встала, потому что во время проверочных мероприятий по инструкции надо прекращать работу, за исключением экстренных случаев.

Я в эту историю, естественно, не поверил. Как завхоз говорю: космическая краска не стирается, тем более сама по себе, как окрашенный предмет не вешай. А вот насчёт огнетушителя — очень возможно. Только, думаю, в огнетушителе том вовсе не пена была, а кое-что другое. Почему и нуль-камеры отключили — ищут остальное и не дают персоналу сбежать с парочкой таких же. После чего кому-то надают по попе и запретят работать в космосе. Ибо хотя все техники квасят, да не все попадаются. А попавшиеся считаются профнепригодными. Что совершенно правильно и справедливо. Но ребятам в оранжевых комбинезонах я этого говорить не стал, зачем портить отношения.

Короче, я пил чай и сочувствал, когда на браслет мне пришло сообщение от Евгения Марковича. Даже не сообщение, а целое письмо.

Оно меня совсем не порадовало. То есть не то слово как не.

Сначала Славин в очень осторожных и обтекаемых выражениях — что само по себе плохой признак — информировал меня о том, что у Комова с Горби состоялся какой-то разговор. После которого Комов — ещё недавно собой являвший что-то вроде зомби — внезапно возглавил спасательную экспедицию в окрестности Фомальгаута, в хромосфере которого застряло тагорянское судно. Почему да как — выясняется. Но ожидать скорого возвращения Геннадия Юрьевича на Землю не стоит. А до его нескорого возвращения он мне настоятельно рекомендовал бы — раз уж я так категорически настроен против внеземного отдыха — заняться одним поручением, которое у Славина для меня как раз есть. Нужен представитель КОМКОНа на конгресс какой-то там общественности, который как раз собирается на Луне в Главном Куполе. Вот, значит, мне желательно там поприсутствовать. В смысле — посидеть в зале. Недельки две, до закрытия.

Я чуть браслет о стену не расколотил. На такие задания — посидеть в зале — у нас отправляют либо совсем ещё зелёных стажёров, либо сильно проштрафившихся. То есть не просто сильно, а позорно, на грани профпригодности. Евгений Маркович это прекрасно понимал. Как и то, что ни на какой конгресс я не поеду. Ибо дисциплина дисциплиной, а всему есть граница, и сейчас он её перешёл.

Чтобы сберечь нервишки и казённое имуществоо, я попросил лаксианский ключ меня успокоить. Помогло. И я, вместо того, чтобы жечь себе печень, прикинул кое-что к носу. И рассудил так, что Славин просто прикрывает задницу. А именно: я в данной ситуации имею только два выхода — бросить на стол заявление об уходе или наплевать на приказ. Первое на самом деле не выход, так как перед уходом я должен, согласно подписанным мною обязательствам, отработать ещё как минимум два месяца. В течение которых я должен отчитаться, сдать все дела и пройти психологическую обработку. При этом отправить меня на Луну Евгений Маркович всё равно вправе, так как эти два месяца я остаюсь его непосредственным подчинённым. Значит, думает он, я просто положу на приказ и исчезну из поля зрения. Как минимум, до возвращения Комова. А там как фишка ляжет: если наш герой вернётся с триумфом и сохранит своё положение в Мировом Совете, то Маркович просто забудет о моей выходке. Если всё пойдёт в другую сторону — избавится от меня с относительно чистой совестью.

Как бы даже и не очень подло. Для КОМКОНа, во всяком случае.

День 39

Опять никаких сообщений. И дата завтра нехорошая — сорок дней. Есть у лётчиков суеверие насчёт сорока дней. Если кто умер в пустоте, то через сорок дней его последний раз поминают. Не знаю, откуда это взялось, говорят, что-то древнее, из мифологии. Ну я тут фактически погребён заживо, причём именно в пустоте. Вот и лезут всякие мысли в голову. А биологическая смесь, наоборот, в рот не лезет. Обычно я её всё-таки жру, а сегодня не смог себя заставить.

Что-то со мной не то. Провериться не мешало бы, да где там.

Зато сделал горячую ванну и помылся как следует. А также решил, наконец, проблему с ногтями — нашёл среди инструментов маленькие кусачки и навёл-таки гигиену на всех четырёх конечностях. Неровно получилось, зато больше ничего не стучит.

Ну и с кое-чем другим пора бы разделаться. Хватить уже оттягивать. Раз уж взялся за гуж, придётся лезть ещё и в этот кузов. Или как оно там, не помню.

Лена, если ты всё-таки это увидишь. Чего мне теперь не хотелось бы. Но если чего вдруг. Иногда случаются совершенно жуткие факапы вообще на пустом месте. Просто потому что фишка легла вот так криво.

Ну вот хотя бы. У нас в лётном мальчишка совсем молодой забрался в дюзу орбитального катера. Потому что кретины-одногодки над ним прикололись. Сказали, что в рабочей зоне дюзы из-за температур и давления образуются алмазы, которые потом можно огранить в бриллианты и менять на чёрном рынке на всякие интересные штучки. Чушь собачья, а парень поверил. И полез. Техники не уследили, они вообще следить за такими вещами не обязаны. Камеры за всем следят и компьютеры всё распознают. Они всё сняли и всё распознали, вот только тревогу поднять не смогли, потому что как раз в этот момент началась учебная тревога. Вот так всё совпало, понимаешь, Лена? Вот так всё совпало. И наш инструктор согласно лётному расписанию, занял место в рубке, раскочегарил систему и врубил предстартовый комплекс. В том числе и предпусковой подогреватель. Ну нельзя живую плазму прожимать через холодную дюзу, потому что такие перепады температур никакое вещество долго не выдержит. Поэтому дюзу сначала разогревают — норматив девятьсот градусов за шесть сек.

Потом комиссия действия инструктора изучала по записи. С лупой и посекундно. Ну всё он сделал правильно, вообще всё. Ему в результате ничего не предъявили. Только сделали психокоррекцию, стёрли память и перевели на Марс, в тамошнее лётное. Потому что ему после этого как-то жить не очень хотелось, да и ребята смотрели нехорошо. Люди так устроены, им нужно, чтобы кто-то был виноват.

Так вот. Я себя виноватым не считаю. Я просто хотел спать. Я же не знал, что так получится. Я даже предположить не мог.

Ладно, к делу. Хорошо подумав, я решил ни на какую Луну не лететь, но и не ховаться в каких-нибудь дырах мироздания, а воспользоваться своими правами и нагрянуть на любимые склады с внеплановой проверкой. В принципе, я ведь никаких приказов ещё не получал. Письмо Славина было частным, я по нервянке не учёл этого момента. Он меня фактически известил о намерениях. А я мог сделать вид, что принял решение о проверке до того, как получил прямое указание. Снять меня с проверки, конечно, можно, но не к общественникам же на Луну — свои же подчинённые засмеют. Так что Евгению Марковичу пришлось бы придумать для меня что-нибудь другое, или просто оставить в покое. Я прикинул и решил, что он выберет второе. А там вернётся Комов и что-нибудь как-нибудь развиднеется.

Конечно, у меня имелся и личный интерес к любимому складу. Там у меня было кое-что закопано по разным углам, и я намеревался проверить, что из этого пропало и по каким документам оно проходило. А также пообщаться кое с кем и всё такое прочее.

Комконовские склады — это в основном объекты типа УКБ. По простому УКБ — это орбитальный бокс, переделанный из астероида. Вырезанный плазморезами, если точнее. То есть это система искусственных пещер, внутри которых есть кислородная атмосфера, тепло и свет, а также очень много лифтов, грузоподъёмников, шлюзов, и много чего ещё. Очень удобно. Кроме одного момента — у наших УКБ нет прямой нуль-связи ни с чем. В принципе нет, даже заблокированной камеры на крайний случай. Даже к ТС нет прямого доступа. Потому что некоторые вещи, которые там хранятся, бывают немного неоднозначные. Особенно неоднозначные они для сил разума, которые, кстати, с нуль-сетью на очень дружеской ноге. Поэтому у нас всё очень олдскульно — только эпсилон-деритринитация, только грузовые челноки, только хардкор.

Я, конечно, в челноке трястись не собирался. Мне нужно было добраться до комконовской спейс-платформы на Амальтее, где я просто взял бы катер и полетел куда надо. Благо, пилотское свидетельство я каждые пять лет продлеваю. Это иногда сильно экономит время.

Но сначала мне нужно было сделать множество мелких телодвижений.

Со станции я выбрался при помощи лаксианского ключа. Просто вошёл в камеру, попросил ключ отменить блокировку и набрал номер нуль-коллектора «Денеб-8». Немножко боялся, но всё прошло как по маслу — камера сработала, через секунду я уже стоял на денебовском синем пластике. Там я выпил пива — безалкогольного, правда, но всё-таки — и взял на час личный бокс. Рассчитывая, что за часок управлюсь, потом ещё, может, поем и ионный душик приму, как раз челнок подойдёт.

Боксы денебовские — тот ещё сервис: такие пенальчики, где можно или поспать, или поработать с компом. Делали их ещё до нуль-Т, для транзитных путешественников, ожидавших отлёта. Но и сейчас они вполне себе востребованы. Бывает, человеку хочется поспать перед дорогой. Или письмо написать. Или просто подумать.

Вот лучше бы я там поспал. Взял бы не рабочий бокс, а коечку. Ведь чувствовал, что в сон клонит. И взял бы. И ничего бы не случилось. Нет, я взял два эспрессо и сел за комп. Торопился куда-то, наверное, идиот несчастный.

В общем, часа мне не хватило. Если бы я мог рассчитывать на подпись Славина, был бы другой разговор. Но я выписывал именно что сам себе, а в таких случаях приходится обкладываться документами по самые брови.

Заодно, кстати, засёк забавный моментик. По ходу упарившись, я решил отвлечься ненадолго. И дочитать документ Виттеля. Там остался самый хвостик, не то чтобы важный, просто не люблю оставлять дела незаконченными. Так вот, ссылка на неиндексированный файл оказалась битой. Нет, у меня, конечно, сохранилась копия, но та самая ссылка — упс, уже никуда не вела. То есть если бы я не бросился сразу рыть и копать, а отложил бы дело на потом, то ничего и не нашёл бы. Типа — «а вот посмотрим, насколько тебе это надо». Ну, Виттель своеобразный тип, как и все эти друзья, причастные силам разума. Есть в них вот это, я даже не знаю, как назвать. Эстетство какое-то, что-ли. За это мы их, помимо всего прочего, и не любим… Так что вместо Виттеля я дочитывал пресловутую Ингу Зайонц. То есть не саму её книжку, её-то я давно прочёл, а «Ответ на критику». Мне показалось — неубедительно.

В общем, часа за три система проработала и всё было в ажуре, как выражается Славин в таких случаях. Вышел я весь такой собой довольный, пошёл в регистратуру. И там мне сказали, что портал до Амальтеи, оказывается, уже полгода как закрыт. Потому что на неё насели физики, обнаружившие именно в этой точке переброски какой-то интересный эффект тонкого вакуума. И теперь они там устроили там лабораторию, гоняют массу туда-сюда, чуть ли не живут здесь, на станции, и уходить не собираются. Ну что делать, наука у нас в приоритете. Но вы не волнуйтесь, ничего страшного, вы сейчас переходите отсюда на «Арктур-2», а оттуда на порт Энцелад и с Энцелада на Амальтею. Всё нулём, на всё про всё минут десять.

Ну да, формально — так оно и есть. Но я не люблю Энцелад. Я там был три раза, и всякий раз случалася крайне неприятный факап. Сначала я через него возвращался с того самого задания, после которого меня перевели в действующий резерв. Во второй раз я там расстался с очень милой женщиной. По глупейшему поводу разругались. Ну хорошо, пусть не по глупейшему. Но разругались. И разбежались. Как выяснилось потом, навсегда… А третий раз я там был сравнительно недавно. И потерял сумку с коробкой настоящих кубинских сигар, прямо с Real Fábrica de Tabacos Partagás, которые мне подарили на юбилей. Я всех на уши поставил, порт перерыли, но сумку так и не нашли — наверное, тупой кибер закинул её в мусор.

В общем, в третий раз на Энцелад мне очень не хотелось. Особенно в данной конкретной ситуации. Ну не хочу я больше никогда видеть его порт, стеклянную стену и за ней взвешенную белую муть кольца Е. Не хочу. Чисто из суеверия.

Нет, если бы других возможностей не было, я бы, наверное, плюнул. Не такой уж я нежный. Но поинтересоваться, нет ли вариантов — поинтересовался, естественно.

Оказалось, есть. Вот только что к «Денебу-8» пришвартовался прогулочный челнок на двадцать восемь человек. Экскурсия по первому классу, точка назначения — порт Япет. С его огромным нуль-терминалом, откуда можно уйти хоть на Землю, хоть на Синие Пески. А уж на Амальтею так и подавно. На всё про всё часа два, зато можно полежать в удобном кресле, посмотреть на виды родной Галактики, ну и откушать всяких напитков, которые в космосе нельзя, но на прогулочные челноки это не распространяется. На этой конкретной экскурсии проводится презентация коньяков из коллекции Ферапонте-Нова, настоящая органика по традиционным рецептам, по результатам презентационного тура будет принято решение о химическом синтезе самых интересных вариантов…

Лена, ну ты поняла, что я выбрал.

День 40

Жду спасателя, весь на нервах, всё из рук валится.

Попробовал сдуру запечь биологическую смесь в тостере — между двух парапластовых пластинок. Думал, вдруг получится что-то вкусное. Смесь сгорела, а пластины намертво склеились. Вонь страшная. Сижу теперь как дурак, дышу ртом, надеюсь на вентиляцию — должна справиться. Хорошо хоть противопожарная система не активировалась. Вот это был бы факап так факап.

Ну что мне теперь делать? Разве что писать. Тем более, немного там уже.

В общем, полетел я на том челноке. И сначала даже был доволен. Кораблик был из последних моделей, гравикомпенсация такая, что даже взлёта не замечаешь, в иллюминаторе красотища — планеты в ряд на фоне спиральной галактики. Очень возвышенное зрелище, духоподъёмное, я бы сказал.

Дальше, однако, начались проблемы.

Сначала выяснилось, что хвалёный коньяк с Ферапонте-Нова уже весь вылакали. Так что мне принесли обычную химию а-ля Martell Medaillon. Я его не то что не люблю, наоборот, очень уважаю. Но вот как раз от него-то я в сигарное настроение впадаю особенно быстро. А курить даже в прогулочных судах нельзя. Вообще никак, так как воздухоочистка и противопожарка встроены в корабельные системы на базовом уровне и не отключаемы в принципе. То есть я, наверное, мог бы их отключить. Но с непредсказуемыми последствиями. Да и курева у меня не было. А если б было — поднялся бы кипеш, тоже с непредсказуемыми последствиями. Так что я пил этот дурацкий коньяк, закусывал сыром с лимончиком, а вот радости настоящей не чувствовал.

Потом мне приспичило, так сказать, руки помыть. Туалет, однако, был оккупирован киберами-уборщиками. Я пошёл к администраторше. Та сказала, что одному пассажиру внезапно стало плохо, и теперь нужно минут десять, чтобы прибраться. Я это так понял, кто-то перебрал коньяка и заблевал весь сортир. Того самого коньяка, которого мне не досталось. В общем, пилоты меня пустили в свою кабинку, но настроения мне это тоже не прибавило.

И вот после всего этого — тот мужик. То есть мой сосед спереди.

Лица его я так и не видел. Только лысину. Но лысину я запомнил. Знаете, я сам без волос хожу, остатки эпилировал, но лысым себя не считаю. Потому что у меня не лысина, а голова без волос. А у него была именно лысина — потная, багровая, похабная какая-то. С тремя сальными волосёнками на темечке. Такое детям нельзя показывать, я считаю. Я не ребёнок, но всё равно — зрелище было на редкость гадкое.

Но ладно зрелище. Этот тип храпел. Развалил кресло на полную, дрых в нём и храпел.

Вот я чего не понимаю. Храп — это ведь вредная штука. Вредная для самого храпуна прежде всего. От храпа происходит задержка дыхания во сне и другие плохие вещи. Это не считая страданий окружающих. И позора. По-моему, это хуже, чем под себя во сне мочиться. Причём ликвидируется этот самый храп десятиминутной операцией. Быстро, безболезненно и навсегда. У нас в лётном всех храпунов после первой же ночи в казарме отправляют в медотсек и там решают проблему… И тем не менее, всюду полно храпунов. Постоянно на них натыкаюсь.

Но это был храпун выдающийся. Он не просто храпел, он рычал носом, он выводил какие-то с присвистом рулады. Иногда замолкал, чтобы смачно поёрзать задницей в кресле и дополнительно всех позлить, а потом снова засыпал и принимался за старое.

А мне хотелось спать. Сначала не сильно, а потом очень прихватило. Но я не мог заснуть под это рычание.

И тогда я вспомнил про лаксианский ключ. И дал команду, чтобы он это прекратил. В смысле, храп.

Мужик вывел последнюю руладу и затих. А я выпил ещё коньяка и заснул. Хорошо так заснул, под блеск двойной звезды в иллюминаторе.

Проснулся я от топота и ударов по ручкам кресел — санитары волокли гравиносилки.

Ну да, да, я виноват. Я хотел избавиться от его храпа. Сформулировал задачу именно так, ничего другого не имел в виду. Ключ меня не подвёл и всё исполнил. В смысле, задачу решил.

Вот только не учёл я, идиот, того, что самый простой способ решить такую задачу — выключить человеку дыхание.

День 41

Корабля нет. Сигналов тоже. Ничего не хочется. Почти как тогда. Ну, после того, как я понял, что натворил.

Сначала, кстати, было вроде даже и ничего. Я нормально сошёл с борта, внимания к себе не привлекая. Минут за десять добрался до нуль-терминала. Совсем было собрался на Амальтею, но вспомнил, что пил коньяк, а с алкоголем в крови меня никто в катер не пустит. (Лена, не спрашивай только, чем я думал, когда соглашался на полёт с коньячком, ладно? Сам знаю.) К тому же спать всё ещё хотелось, хотя и не так чтобы очень.

В общем, я ушёл с нуль-терминала, доехал по рельсу за десять минут до первого же жилого купола и пошёл искать бар или ресторан. Нашёл довольно быстро, у меня на такие места нюх. Ресторанчик, правда, оказался пивным, но мне это было как бы даже под настроение. Взял у кибера жареную сардельку с горчицей, пивка местного светлого. Сел, стал кушать.

Тут-то меня и долбануло.

Нет, у меня и раньше бывали проблемки, так сказать, морального плана. Но не так чтобы очень глобальные. Специально гадостей я не делал, а если что и было, так это в рамках борьбы за выживание. Никого по-крупному не подставлял, во всяком случае. Себя в обиду тоже не давал, это само собой. К физическому насилию равнодушен. Убивать никого не убивал, хотя соответствующую подготовку прошёл. Включая имплантацию ложного воспоминания о смертельном бое и уничтожении противника. Нам всем в «трёшке» это имплантируют. Ну что, посидел под ментоскопом, честно кайфанул, что типа живой остался, потом на отходняках честно поблевал. Четыре дня снился мертвец — я хоть и знал, что его не было, но снился ведь. Потом прошёл завершающее обследование, где ещё раз подтвердилось, что психотип у меня устойчивый, но для таких задач не особенно пригодный. То есть в убойную команду меня не возьмут. Я не огорчился, если честно. Я не за этим в КОМКОН шёл.

А так, по-честному — всю жизнь считал себя нормальным. Не героем, конечно. Просто человеком, который занимается сложной ответственной работой. И делает её хорошо. Да и все проверки я обычно проходил так: норма-норма-норма — допустимое отклонение — опять норма. Это меня как-то даже грело.

Но в тот момент я почувствовал себя последним дерьмом. Прикончившим незнакомого мужика только за то, что тот храпел. И теперь я сижу здесь и жру сардельку, а его нет. И я даже не знаю, кто он был. Может быть, учёный. Или хороший администратор. Да хоть техник со станции. Чей-то муж, для кого-то отец. Да, с потной лысиной. А может, кому-то моё пузо не нравится. Но у него нет лаксианского ключа, а у меня он есть и я им вот так удачно воспользовался. Молодец, чё. Всё правильно сделал. О себе любимом позаботился. Какая же я сволочь.

Я попытался залить это чувство пивом. Стало только хуже. А потом ещё хуже, и ещё. Такими, как бы, рывками по спирали.

В какой-то момент я хотел обратиться к лаксианскому ключу, чтобы он источник страданий мне выключил. Стал формулировать, и тут вдруг понял, что я себе сейчас совесть собираюсь отрубить. Навсегда. После чего стану… нет, не ублюдком. Не гадом. Даже не Сикорским каким-нибудь, у него всё-таки какая-то этика есть. Извращённая, но есть. А у меня не будет того места, где оценивают себя. Поэтому, что бы я не сделал, я себя дерьмом никогда не почувствую. Но и хорошим человеком — тоже. Одна пустота. А ведь радость жизни сильно скрашивается ощущением, что ты по жизни прав и всё делаешь правильно. Это ведь тоже удовольствие, причём как бы не поважнее коньяка. И я буду его лишён. Наверное, стану пить. Или буду делать всякие пакости, чтобы хоть что-нибудь в этом месте ощутить. Не, это не жизнь.

Тогда я всерьёз задумался, не остановить ли мне, например, сердце. Но это было бы уже совсем глупостью и к тому же свинством. По отношению к Комову, например. Я ведь должен вернуть ему вещи. Потом работа. И вообще, масса причин. К тому же я из лётного и комконовец, а в наших рядах суицидников не держат. Так что задуматься-то я задумался, но довольно быстро пришёл в себя и стал мыслить конструктивно.

Конструктивно я додумался вот до чего. Или воспаление совести у меня пройдёт само, или не пройдёт. Зная себя, я бы поставил на второе — у меня есть свойство застревать во всяких состояниях, мне это Борька Левин говорил, кстати. Значит, мне нужна психокоррекция. Причём анонимная. Потому что про лаксианский ключ никто не должен знать. Даже Борис. Нет, не так: прежде всего Борис. Потому что он-то точно доложится по начальству. Человек он, конечно, хороший, но служебный. Я без осуждения, сам такой. Но в данном конкретном случае наши интересы расходятся. Так что лучше уже как-нибудь самому.

В принципе, курс работы с ментоскопом нам в «трёшке» давали. В том числе навыки самокоррекции — снятие постстрессового синдрома, блокирование участков памяти, простейшее самопрограммирование. Добыть ментоскоп обычному человеку очень сложно. Но не мне. У меня на складах, куда я, собственно, и собрался, есть всё, включая такие приборы, о которых общественности знать не полагается в принципе. Что-что, а стандарный ментоскоп я найду, это не проблема. Проблема с тем, что я буду делать дальше. Потому что я должен буду его запрограммировать, причём так, чтобы по ходу не повредить у себя в голове ничего существенного. Что требовало времени и чтения специальной литературы.

Я даже несколько повеселел. Допил пиво, пошёл к администратору, снял большой одноместный номер в япетском гостиничном комплексе. Хороший номер, с автоматическим баром и видом на кратер Альмерик. Выложил за такую красоту человеко-часы, так как решил, что не та у меня ситуация, чтоб жаться. В номере принял душ, разложил комп и сел работать с БВИ.

Разумеется, в открытом доступе никаких сведений по психокорректирующим процедурам нет и быть не может. Раньше, говорят, что-то встречалось, но после шестьдесят пятого — когда психокоррекцию признали опасной и как массовую услугу для населения запретили — то вычистили даже специальные журналы. В разделах, открытых по моему коду допуска, кое-что нашлось. В основном элементарщина — как настроить ментоскоп, как войти в резонанс с базовой частотой аксонного обмена, как делать простейшие вещи типа наведённой галлюцинации. Я всё это внимательно просматривал и сохранял у себя, так как премудрость эту изрядно подзабыл.

Освежив в голове азы и выпив пива, я завалиться спать. Предварительно дав команду лаксианскому ключу, чтобы он не воспринимал никакие идущие от меня сигналы, пока я не проснусь.

Это было с моей стороны очень дальновидно. Потому что мне стал сниться тот челнок, иллюминатор, и лысина, лысина, лысина эта проклятая.

День 42

Всё.

Непонятно, на что я вообще надеялся.

День 43

Вчера мимо станции пролетел спасательный корабль. Я его видел. Именно пролетел. Точнее, величаво так проплыл. Мимо. И скрылся из глаз, двигаясь, как я понял, по нисходящей траектории в направлении планеты типа Юпитера. А скорее, какого-нибудь спутника данной планеты.

То есть сигналы слали не мне. Меня спасать никто и не собирался. Ну в общем логично. То-то я удивлялся, чего это они вдруг.

Хотя ситуация всё равно непонятная. Допустим, не меня спасают. Но где-то кого-то спасают же? Значит, есть от чего. Какой-то факап немалых размеров. Может быть даже глобальный. Из-за которого операцию по мне временно тормознули, например.

А что, такое бывает. По крайней мере, одну такую историю я знаю.

Рассказывал мне её один коллега, который при Поле Гнедых работал в убойной команде. Поль подписал приказ на ликвидацию одного восходящего научного светила из Института мозга. Умницы и гения, достигшего поразительных результатов в анализе механизмов творческой деятельности. Который в двадцать пять лет защитил докторскую по взаимодействию старой коры и неокортекса в творческом акте, потом написал книжку, теперь это уже классика. Сам по себе человек был прекраснейший, все его обожали. Даже киберы-уборщики, кажется. Вот только его результаты были достигнуты благодаря опытам на людях, с необратимыми последствиями. В основном он упражнялся на пациентах клиники при Институте, а также на сослуживцах и знакомых. В результате несколько человек лишились способностей и талантов. Двое на этой почве свихнулись. Ещё один покончил с собой, когда у него музыкальный слух пропал.

Причём что характерно — это у товарища учёного не какой-то психический вывих был, нет. А осознанная позиция: наука превыше всего. Он даже понимал, что в какой-то момент всё раскроется, и будет худо, но и к этому он относился столь же стоически: что успею, то сделаю, будущее меня оправдает… В общем, наш клиент.

Так вот, ровно через сутки после того, как Гнедых подписали приказ на ликвидацию, случился инцидент на Дальней-14.

Вот кстати тоже вопрос. Как надо называть такие случаи, как на Дальней? В принципе, это типичный факап. Потому что причиной всему был отказ энергетической защиты в условиях агрессивной среды с неизвестными параметрами. Обычно от такого люди просто гибнут или повреждаются. Тут, в общем, тоже повредились, вот только непонятно в какую сторону. Потому что весь персонал станции вдруг бросился рисовать, музыцировать, снимать какое-то видео, и всё — на очень высоком уровне. На гениальном, если уж всерьёз. У большинства это потом прошло, но у кого-то осталось. Тот же Сатар Бурмистров, например — он ведь раньше курьером был, возил оборудование, и вот по этой причине и оказался на Дальней-14, когда всё и случилось. А теперь он великий органист и кумир поколения… В общем, всё кончилось хорошо, так что теперь тот случай называют не факапом, а инцидентом.

Однако в тот момент никто ничего не знал и не понимал, зато перепугались изрядно. К тому же часть информации вырвалась наружу и зацепила общественность. Кипеш удалось погасить, но пошли панические слухи о мутациях и сверхчеловеках. Так что всех земных специалистов, имевших отношение к теме, бросили на Дальнюю. Включая нашего героя, который первый ринулся в прорыв вместе со всей лабораторией.

Ликвидацию пришлось отложить. Гнедых рвал и метал, но бестолку. Бросаться специалистами такого уровня, когда они реально понадобились — так не делают. Приишлось ограничиться наружным наблюдением, чтобы клиент не принялся за свои штучки.

Но ничего страшного не случилось. Были получены некие результаты, сразу же засекреченные. А наш клиент прошёл в членкоры Мировой Академии Наук. Тут мы попали. К академикам и приравненным к ним лицам отношение у нас, как известно, особое. И официально, и неофициально. Ну нельзя вот так просто взять и ликвидировать человека с академическим статусом. То есть можно, конечно, но требуется целый ряд согласований, и решение нужно всякий раз обосновывать. Поль потратил на это полгода, но тут случилась новая подляна: клиент сильно скорректировал направление исследований. А именно — занялся развитием творческих способностей у животных, то есть эволюционной терапией, как это сейчас называют. Ну а эти исследования курирует, как известно, ДГБ.

И теперь этот вивисектор работает на секретном дегебешном объекте, откуда достать его невозможно в принципе.

Вот это, я считаю, факап так факап.

День 44

Мне тут пришла в голову мысль: а нельзя ли сбродить биологическую смесь и сделать бражку? В принципе, в ней есть глюкоза и прочая фигня, из которой можно получить спирт. Нет дрожжей, но я тут вспомнил, что у меня были сухари, довольно-таки заплесневелые. Сухари я давно съел, но я помню, где они лежали. Наверняка там остались какие-то крошки. Может ли плесень сбраживать? Не помню. Ну а если попробовать? Всё равно заняться больше нечем.

Хотя можно ещё писать. Про Япет.

На следующий день — ну, формально на следующий, проспал я недолго — я снова сел за изучение нелёгкой науки психокоррекции. Она давалась мне с трудом: совесть, гадюка, изменила тактику. Настроение больше не портила, зато забивала голову мыслями о том, как надо было правильно поступить с храпящим мужиком. То есть у меня внутри всё время проворачивалась и проворачивалась эта ситуёвина. Вот как я сажусь, как он храпит, как я формулирую команду ключу. И как можно было бы поступить, чтобы он остался жив. Например, временно отключить себе слух. Нет, нельзя, можно было бы лишиться его навсегда, лаксианский ключ заднюю не даёт. Значит, надо было мужика разбудить — ну то есть тупо прервать сон, тоже ключом, это было бы нормально. И заснуть раньше, чем храпуна снова вырубит. А можно было бы ещё и так, а можно было бы эдак, и всё это крутится-крутится-крутится. И никак не вытряхнуть из головы эту пёсову карусель.

Я решил вышибить клин клином и принялся за серьёзную специальную литературу, требовавшую внимания и сосредоточенности. И в какой-то мере преуспел. Карусель в голове не то чтобы остановилась, но вращение замедлила.

Практический результат, однако, не радовал. В довольно объёмистом справочнике «Профилактика и снятие негативных состояний методами психокоррекции» — между прочим, издание серьёзное, под комконовским грифом — я нашёл довольно много про всякого рода страхи, тревожные состояния, расфокусировку внимания и так далее. Одного там не было: что делать человеку, страдающему из-за собственного факапа. Именно не было: я читал практически подряд, на уровне абзацных заголовков как минимум. То же самое было и со старым сборником «Нейрофизиологические механимы эмоций», тоже изъятым из доступа. Откровенно говоря, я там вообще мало что понял. Кроме того, что волнующая меня тема не обсуждалась. Во всяком случае, вот так прямо.

Проблема была в том, что я не знал специальной терминологии. Например, как называют психокорректоры ту же самую совесть? Непонятно. А стресс в результате факапа? Может, есть какое-то научное обозначение, но где ж его найдёшь?

С отчаяния я полез в гуманитарную литературу. Рассчитывая на какую-нибудь случайную сноску.

И мне повезло. В первом же скачанном мной сборнике ИЭИ «Этические системы гуманоидных цивилизаций среднего уровня развития» я выцепил ссылку на труд с многообещающим заголовком «Коррекция этических переживаний». Но ещё любопытнее было имя автора — то был ни кто иной, как Ян Сноубридж. Тот самый племянник академика Улитнера и активист ДОПН, погибший в клешнях ракопаука.

Однако текста в БВИ не было. Вообще нигде — ни в открытом доступе, ни в закрытой его части.

Тут я так взволновался, что забыл даже про лысого храпуна. И выложил последнюю карту — вошёл в систему по комовскому паролю доступа. Хотя понимал, что вот это уже мне вряд ли сойдёт с рук. Потому что такие входы отслеживаются. Одно дело, когда я входил в сеть под комовским паролем из своего кабинета — это комконовское здание, запросы из него контролируются нашей службой собственной безопасности, которая состоит из людей понимающих и недокучливых. А вот вход такого уровня из внешней сети обязательно будет пробит самым тупым образом и о нём могут справиться у Комова лично. Но мне было уже плевать. Ситуация с Комовым у меня образовалась такая, что или пан, или пропал. Всё равно придётся объясняться. Так уж лучше сразу во всём признаться — ну, кроме убийства, конечно. И тут уж он решать будет, что со мной делать.

Однако и тут меня ожидал совершенно неожиданный облом. Книжки не было, совсем, нигде. Похоже, её вычистили.

Я бросился пробивать библиографию сноубрижевых работ. И выяснил, что ещё четыре текста — видимо, статьи — данного автора куда-то пропали. Все они были написаны, что характерно, незадолго до «Письма семидесяти пяти» и начала кипеша, после которого психокоррекцию для масс свернули. Причина отсутствия данных материалов тоже вскоре выяснилась и оказалась более чем уважительной: их удалил сам Сноубридж.

Но я не стал сдаваться. Я попробовал поискать ссылки на эти работы в других работах. Не нашёл. И совсем отчаявшись, я запустил прямой тотальный поиск по БВИ, обосновав запрос всё тем же комовским доступом.

Лена, если вдруг ты не в курсе. Тотальный поиск — это когда абсолютно вся база БВИ перетряхивается в поиске какого-то фрагмента текста. Процедура варварская, что-то вроде удаления аппендикса кухонным ножом без анестезии. Она может занять и час, и два, и сутки, и неделю, если не повезёт. Это пожирает моря энергии и перегружает базовые сервера БВИ, так как требует прямого непрерывного доступа к омега-пространству. Всё это время БВИ будет подтормаживать при исполнении обычных запросов. А главное — всё это совершенно не нужно, поскольку у нас есть Коллектор Рассеянной Информации, который выдаёт те же результаты, но очень быстро и безо всяких ужасов.

Проблема в том, что у меня не было доступа к КРИ. И я применил лом, за неимением другого приёма. Вписав в список своих прегрешений ещё одну строчку. Да, я понимал, что делаю. Зачем делаю — с этим сложнее. Но это я сейчас так думаю, а не тогда.

Однако неделю, сутки и даже час мне ждать не пришлось. Звёзды как-то так склеились, что ответ пришёл всего-то через полчаса — я третье пиво ещё не допил.

Ссылок на удалённые работы Сноубриджа оказалось тридцать девять. В тридцати восьми случаях они присутствовали в специальной литературе, изъятой из открытого доступа. Плюс ещё одна ссылочка — в официозной статье академика Улитнера «Историческая роль деятельного гуманизма как объективного принципа диалектического развития гуманистической этики». Ссылка шла с предложения «Объективную невозможность искусственного внедрения деятельного гуманизма как объективной вершины диалектически-поступательного развития этики доказана, в том числе, и научными методами». Вот после слова «научно» и стояла цифирка, ссылавшаяся на публикацию Яна Сноубриджа с труднопроизносимым названием «Ещё раз к вопросу о профилактике параконсциетальных состояний».

Проверив даты, я убедился, что статья Улитнера была написана после гибели Сноубриджа. Академик, судя по всему, знал, что текст изъят из БВИ. Похоже, то была очередная улитнеровская шпилька из серии «а я знаю, а я знаю, бе-бе-бе». Которую, скорее всего, не заметили — слишком уж тоненько бебекнул академик. Потому что читать официозные статьи на тему великой всепобеждающей теории само по себе крайне скучно, а уж смотреть библиографию к ним — это вообще ни одному нормальному человеку в голову не придёт. Но, в общем, я убедился в том, что племянник и в самом деле рассказывал почтенному академику что-то интересное, вот только что именно — теперь нет никакой возможности выяснить. Тупик.

Я попробовал было что-нибудь поискать по слову «параконсциетальный», но ничего не нашёл. Видимо, это был или авторский термин, или что-то очень специфическое. Второй раз запускать глобальный поиск по БВИ я как-то не решился и оставил это дело.

Что касается литературы из закрытого доступа, с ней мне повезло не сильно больше. Все ссылки шли с очень специальных статей, где речь шла о каких-то очень тонких способах мозгоклюйства. На «Коррекцию» ссылались в основном при описании мозгокрутных методик, написанных таким языком, что у меня дым из ушей шёл. И я бы, наверное, бросил это дело, если бы не обнаружил статейку ни кого иного, как Бориса Левина. В которой было аж целых три ссылки на сноубриджевские работы.

Я прочитал этот текст раз десять, не меньше, пытаясь вникнуть. И чем больше я вникал, тем меньше понимал, что это такое вообще.

То есть. Левин подробно обсуждал достоинства и недостатки разных методов решения какой-то сложной проблемы. При этом сама проблема нигде не описывалась и даже не называлась. Это было очень заметно — избегались даже косвенные упоминания о ней. Чтобы было понятно: представьте себе инструкцию к какому-то устройству, где нет ни слова о его назначении, а также о том, что оно, собственно, делает. И даже названия самого устройства нет. Вот такое впечатление производил левинский опус.

Однако некую крайне важную информацию я из него извлёк, и даже дважды. Оба раза — благодаря хорошей зрительной памяти.

Первое. В самом конце статьи после критического анализа — насколько я его понял — некоего «метода Сноубриджа» Левин предлагал свой. Речь шла о последовательности психокорректирующих процедур. Написано это было так, что я не понимал там ни слова. Но сами слова — где-то я их видел. Вот именно такие, вот именно в такой последовательности. И не просто видел, а долго ломал над ними голову.

Довольно скоро пришёл и ответ. Я влез в комп и сверился. Да, точно — это была та самая «плановая процедура», которую делали Антону-Румате и много кому ещё. И которую сам Левин в разговоре обозвал «холостым режимом» и долго картинно недоумевал, что же это за загадочная фигня.

Правда, в статье, кроме тех строчек из файла, было кое-что ещё. Какие-то символы и команды, выглядящие как программный код, что-ли. Это я опознал сразу. Последние строчки этой галиматьи в точности совпали с тем, что я подсмотрел и сфоткал с борькиного планшета.

Я так разволновался, что случайно нажал не туда и перелистнул лишнюю страницу. И оторопел во второй раз. Сразу после статьи был краткий некролог Сноубриджа, с фотографией. Которая меня поразила.

Фотки Сноубриджа я видел — взять хотя бы ту самую, с Улитнером на рыбалке. На ней был молодой спортсмен мажорского вида. Но с фотке в некрологе смотрел старик. Ну нет, преувеличиваю. Не старик. Но человек пожилой, где-то за сто. Причём не следящий за собой, с обвислой кожей на щеках и сединой. Глаза были совсем плохие — выцветшие и старые, даже на картинке это было видно. Нет, не скажу, что краше в гроб кладут, но почему вдруг? В его-то возрасте?

И тут я вспомнил Надежду и тамошних аборигенов. Которые старели совсем уж стремительно.

От всего этого у меня разболелась голова. Я попробовал было полечиться пивом, но оно не пошло от слова совсем. Зато курить хотелось ужасно. Лежать и курить. Чем я и занялся — лежал и курил.

А в башке — крутилось, крутилось, крутилось.

День 45

Ходил искать крошки от сухарей. Ничего не нашёл — только пыль. Зато обнаружил тщательно запрятанный в очень дальнюю щель свёрток. А в нём!

А в нём гермокомбез космический стандартный модели ГКК61Л-4, пятидесятилетней давности, ненадёванный, в родной упаковке.

Я сначала просто глазам не поверил. Бешеный ведь раритет, мечта коллекционера.

Лена, ты такие вещи плохо понимаешь. Но фишка тут в чём. Коллекционеры всегда стремятся собрать полную серию того, что коллекционируют. Особенно ценятся те вещи, которых мало. А меньше всего остаётся тех вещей, которые были когда-то изъяты из употребления. Комбез ГКК61Л-4, например, изъяли через месяц после выпуска модели. Потому что вещь оказалась с системным дефектом — плохо держит вакуум. Потому что при запуска в производство какой-то урод перепутал тип гермопластика. Вроде бы никто из-за этого не погиб, но все изделия отозвали, собрали и уничтожили. А новые, уже с нормальным пластиком, маркировали ГКК62-М, чтобы не путались. Поэтому ГКК61Л-4 остались — ну, десятки. В складкой упаковке, ненадёванные — единицы.

Сам я не по этой части. Нет у меня таких возможностей, чтобы скафы и гермокомбики собирать. Но людей, на этом подвинутых, знаю. И если пустить информацию, что у меня такое есть — у меня под дверью будут стоять такие уважаемые люди, что мама не горюй.

В общем, я этот свёрточек решил забрать себе. Если вдруг выживу, чтоб была хоть какая-то моральная компенсация за пережитое.

Ладно, остыть пора немного от восторгов. У меня пошёл самый неприятный кусок истории. Вот сейчас, сейчас последний рывок сделаю.

Только сначала некоторые объяснения технического плана.

Похищение человека — преступление хоть и серьёзное, но почти неосуществимое. Человека нельзя просто так оглушить и запихнуть в глайдер. Нет, оглушить можно. Запихнуть вы тоже успеете. Но, скорее всего, глайдер никуда не полетит. Или полетит — до ближайшего места принудительной посадки, где вас встретят специально обученные люди. Почему так? А вот потому. Так устроено. Общественность не знает, как именно её контролируют. И не желает знать, несмотря на все свои свободолюбивые попискивания. Зачем признаваться себе, что при выборе между свободой и безопасностью большинство выберет безопасность? Но при этом все хотят самоуважения и права иметь маленькие секреты. Эти права никто не нарушает, и все довольны.

Комконовец вроде бы имеет больше возможностей. Он знает систему. И понимает, где и как её можно обойти. Но если он действует в одиночку и за ним не стоит КОМКОН, то особой опасности он не представляет. Потому что все его специальные навыки предполагают наличие специальной аппаратуры, которую ему никто не даст.

Если, конечно, он не завхоз. Который может выписать себе хоть лысого пса с Планеты Синих Песков, коли он ему очень понадобится.

Пёс не понадобился. Я обошёлся нашим обычным инструментарием. Выписал со склада гравикомпенсатор, парализатор, полевой ментоскоп для допроса и ещё кое-что по мелочам. Весь комплект отправил сразу в защищённые почтовые ячейки Южного терминала, через который я и вернулся. На Землю, в смысле. А там всё перегрузил на кибера-носильщика и дал ему инструкции — следовать за мной, в помещения не заходить, ждать у выхода, и всё такое.

Лена, я очень надеюсь, что ты хотя бы спросишь — какого хрена я это затеял?

Честно скажу. У меня нет криминальных склонностей. А если были бы, это выяснилось на первой же проверке и меня бы в КОМКОН не взяли. Или взяли, но совсем на другие дела. В общем, за мной такого не водится. У меня другая проблема. Я не могу оставить дело на полдороге. Ну не могу, и всё тут. Это, кажется, называется синдром незавершённого действия. У меня он всегда был. Его, наверное, можно было скорректировать. Я согласился бы. Вместо этого меня поставили на должность, где это свойство казалось безвредным и даже полезным. Наверное, так оно и есть. Мне просто очень не повезло с той монеткой и журналом. Меня замкнуло. Плюс ещё этот труп. И ключ, конечно. И вообще всё так сложилось.

На что я рассчитывал? В смысле — как собирался отмазываться потом? И опять честно: не думал. Нет, если совсем честно — то думал. Просто это были такие мысли… ну, которые лучше не жевать до того момента, как ситуация станет необратимой. А что делать — я знал, конечно. И как это делается, тоже. Что характерно — прочёл в его же методичке по экспресс-допросу в полевых условиях.

Почему меня именно на этом замкнуло? У меня ведь полно стёртого в голове. И ничего, не жалуюсь. Меньше знаешь — крепче спишь, это ведь даже не шутка. Левин мне рассказывал: был у него пациент с хронической бессонницей. Ну, Борька покопался. И выяснилось, что человеку всё время снилась одна ситуация, о которой он знать был не должен, но вот знал. А поскольку знать он был не должен, то при пробуждении он всё честно забывал. Кроме чувства вины. Которое ему потом заснуть не давало. Ну, Борька ему вписал в программу сна, что в решающий момент картинка как бы закрывается занавесочкой. И у человека всё наладилось. Очень он Левина потом благодарил.

Но вот у меня получилось по-другому. Бывает так: пока не узнаешь — заснуть не можешь. Вот это как раз мой случай.

Опять я занимаюсь самооправданием и самокопанием. Извини, Лена. К делу. Только факты.

В общем, я понял, что Борька Левин в курсе того, что меня интересует. И не просто в курсе. Он с головой увяз в теме. В той самой теме, в которой я варюсь уже пёс знает сколько времени, начиная с той самой монетки. И которая меня никак не отпускает, чтоб её.

Хотя была вероятность, что ему отрубили память. Но не вычистили полностью, в этом я был уверен. Потому что его знания могли пригодиться. Такое не убирают навсегда, только блокируют. Ну а у меня был ключ к любым замкам, в том числе и к тем, что под черепом. Даже два ключа — наш, земной, старый добрый ментоскоп. И лаксианский, если ментоскоп вдруг не поможет.

Труднее всего оказалось договориться о встрече. Левин был занят, так что я ловил его дня три. При этом я боялся показаться слишком навязчивым, так что за эти три дня я сделал всего ему один звонок. Борькины перемещения и занятость я отслеживал по его личной карте. Так что мне удалось его отловить на выходе у здания Центра Карнеги в Лос-Анжелесе. И уговорить пройтись и чего-нибудь выпить.

По-моему, Борис что-то почувствовал. Хотя я отрубил себе ключом тревожность. Но он почему-то не стремился к уединению. Вместо тихого и уютного ресторанчика, куда я намеревался его завлечь, он потащил меня в огромный развлекательный комплекс на Хилл-стрит. Где море народа и уединиться практически невозможно.

Ну, мы там посидели. Выпили. Я бы сказал, изрядно. Оба. Более того, я специально постарался набраться как следует. Так что Левину пришлось вести меня на выход, поддерживая за плечики.

Самое сложное было отмотаться от нуль-кабины в самом центре, куда Борька сначала меня и направил. Пришлось изобразить, что мне совсем худо и я хочу на воздух. Левин пытался мне объяснить, что воздух в помещении прохладнее и лучше насыщен кислородом, чем на улице. Он вообще-то был прав, но я вообще-то был пьян, так что я за него уцепился и потребовал меня вывести немедленно, а то ща блевану. Ну не мог же я ему объяснить, что меня там ждёт контейнер на ножках, без содержимого которого я не смогу его, Борьку, вывернуть наизнанку? Не мог. И когда Борька стал мне совать в рот детокс — не мог же я сказать: нет, друг Борис, ты должен пойти со мной, потому что я собираюсь тебя похитить и допросить в укромном месте. Пришлось выплюнуть Борьке этот детокс на пиджак. До сих пор стыдно. А уж как Борис на меня посмотрел — этого я никогда не забуду.

В общем, я его уломал. С крайним отвращением на физиономии он повёл меня на выход, где перетаптывался мой носильщик. И мы взяли курс на ближайший ряд нуль-кабинок.

Людей там было полно. Но я их не опасался. То есть опасался одного — что кто-нибудь сердобольный захочет мне помочь. Деятельный гуманизм был бы сейчас очень не в тему.

Но всё обошлось. Борька кое-как дотащил меня до кабинки, открыл дверь, и тут я упёрся. Так что ему пришлось зайти внутрь, чтобы втащить меня. На что я, собственно, и рассчитывал.

Дальше счёт пошёл на секунды.

Для начала я приказал лаксианскому ключу отрубить сканер состояния. В общественных нуль-кабинках он всегда работает. Если в кабинку заходит человек, чьи биологические параметры отличаются от обычных, он это распознаёт, фиксирует и подаёт сигнал куда надо. Это часть системы глобальной безопасности. Необходимая часть. Но сейчас она была очень некстати. Секунда ушла на это.

Потом я занялся собой. То есть распорядился ликвидировать состояние опьянения. Очухался буквально за секунду. Ещё секунда ушла на то, чтобы включить парализатор — специальный комконовский, замаскированный под браслет связи. Борька ничего и понять не успел. Мне осталось его только подхватить под микитки и усадить на пол. На что ушло ещё секунды четыре.

Затем я отправил в аут ещё один очень специальный ограничитель, о котором мало кто знает. Потому что я собирался набрать адрес, который в ином случае был бы автоматически заблокирован.

Ещё секунд десять пришлось потратить на дурацкого носильщика. Который, тупо следуя моей инструкции, нуль-кабину воспринял как помещение и топтался у входа. А я был на взводе и не сразу понял, в чём дело. Но, наконец, сообразил, и приказал ему войти.

В общем, мы кое-как загрузились, я закрыл дверь и ввёл координаты. И ещё через четырнадцать микросекунд оказался на Тёмной Стороне.

День 46

Да что ж такое творится-то? Войн со Странниками началась, что-ли?

После завтрака — попробовал, кстати, залить биологическую смесь кипятком, получилась страшная мерзость — слушал Свиридова. И тут в иллюминаторе появился ещё один корабль. То есть мне сначала так показалось. Потом я понял, что это кусок какого-то стационарного сооружения — резервуар, трубы, что-то ещё. Всё это медленно вращалось и плыло по направлению к звезде класса G.

Да, похоже на войну. Может, мне ещё повезло? Сижу тут на попе ровно, жратва и воздух имеются, музыка опять же классическая. А где-то корабли горят и взрываются.

Хотя нет. Лучше бы я горел и взрывался, чем здесь коптить вакуум. Вот правда. Никогда не был героем, но и вечно жить не собирался. К тому же тут сидеть — всё равно не жизнь. И лучше уж отдать концы быстро и с пользой для человечества, чем вот так, медленно и позорно.

В связи с этим — ещё немножечко мемуаров.

Тёмная Сторона — это так нуль-техники её называют. На самом деле ТС — это «техническая составляющая». Если совсем точно — «система поддержки технической составляющей нуль-трафика». Каковая, в свою очередь, образует 99,99 % всех нуль-транзакций.

Вот ты, Лена, вряд ли когда-нибудь интересовалась такой прозой жизни. Для тебя нуль-Т — это когда ты входишь в одном месте и в другом выходишь. Ты, наверное, уже не помнишь, как координаты набирать. А может, и никогда не набирала, потому что когда пассажирский нуль-Т на Земле появился, ты уже была в Мировом Совете. И у тебя всегда была личная маршрутная спецкарта, которую тебе помощники готовят. Тебе всех дел — войти да выйти.

Я это без зависти говорю. Хотел бы — у меня была бы такая же. Просто у меня другой образ жизни. К земле ближе в каком-то смысле.

В общем, послушай, если интересно. А если неинтересно, пропусти, тут будут всякие скучные подробности.

Пассажирский нуль-Т, который мы все знаем и любим, функционирует по так называемому ГПП/14МКС-протоколу. ГПП — это «гарантированно подтверждённый переход». То есть переброска производится только при условии, что выдающий и принимающий порталы свободны, открыты и синхронизированы с точностью до четырнадцати микросекунд. Чтобы если он вошёл в камеру, слушая по панелке новостную передачу — то и вышел бы, слушая ту же передачу и не замечая, что она прерывалась. А за четырнадцать микросекунд он не успеет ничего ощутить в любом случае.

Хотя, конечно, дело не в этом. А в том, что за четырнадцать микросекунд дрейф координат точек выдачи-приёмки аппроксимируется практически линейно, что важно для расчётов.

Вот, кстати, тоже тема. Наша любимая общественность регулярно возмущается, почему это на космических судах запрещены нуль-порталы. Ну как удобно было бы — поднимаешь толстый зад с креслица, ковыляешь до кабинки, и уже на Земле. А то нужно переходить на станцию, это же столько возни, и где же забота о человеке.

Тупорылой общественности уже устали объяснять, что это и есть забота о человеке. Потому что для успешного нуль-перехода необходимо выполнение второго граничного условия нуль-перехода, то есть совмещение позиции и контрпозиции с точностью до матэквивалента фундаментальной длины. При имеющихся вычислительных мощностях это можно можно гарантировать только для тел с хорошо просчитанным движением. Например, с постоянной орбитой, причём постоянно же отслеживаемой и регулярно подтверждаемой. Нуль-станции на таких орбитах и находятся, их движение просчитано, коррекция минимальна. А судно — оно, понимаете ли, летит так, как хочет пилот. Конечно, и его движение на заданном участке можно просчитать, но с другим качеством. Линейное приближение тут чревато появлением в матрице Ламондуа мнимых собственных значений сигма-операторов. Что на практике означает — наш толстозадый дружок иметь шанс на Землю не попасть. Небольшой такой шансик, один к тысяче примерно. То есть каждый тысячный любитель комфорта будет растворяться в великом Ничто.

Меня лично это, может, и устроило бы, потому что дурость должна же хоть иногда быть наказуема. Но общественность любит, чтобы ей было и удобненько, и безопасненько. Чтоб и с печки упасть, и попку не ударить. А поскольку основой нашей цивилизации является деятельный гуманизм, то второе считается более важным. И поэтому порывы любителей падать с печки несколько ограничивают. Вот такая вот несправедливость.

Но вообще-то транспортировка людей — это на самом деле далеко не самая важная вещь. В основном нуль-Т, как и любой транспорт на планете, занят переброской грузов. Поскольку же энергии на это тратится меньше, чем на любой другой вид транспорта — вложения в переброску на старте огромные, но всё отбивается на финише практически вчистую — то практически все грузопотоки Земли сейчас идут через нуль-порталы. Это сотни миллиардов тонн в час. А может и больше, я точно не знаю. Но в любом случае — это очень много.

Так вот, пересылать грузы по ГПП-протоколу, даже самому щадящему — невозможно в принципе. Грузовые порталы вечно заняты, на каждый из них в секунду приходят сотни и даже тысячи запросов. К тому же надёжность грузовых порталов на два порядка ниже, чем у пассажирских — не только по экономическим соображениям, но и из-за масс-объёмов грузопока. Потому что каждый переброшенный килограмм-метр амортизирует оборудование, а там валятся сотни тонн габаритных грузов.

Пассажирские порталы отказывали в считанных случаях. И каждый раз поднимался кипеш. А за ним следовали дальнейшие вложения в надёжность.

Зато отказ грузового портала считается неприятной, но штатной ситуацией. А для грузов используются протоколы класса ОТП — «от требования получателя». Смысл тот, что груз уходит в выдачу, когда это удобно выдающей стороне, и появляется на приёме, когда это удобно стороне принимающей. Между передачей и приёмом могут проходить минуты и даже часы. Всё это время груз находится в нуль-состоянии. Или, как говорят нуль-техники, подвешенным. А для того, чтобы он таким не остался навсегда, его бы не потеряли, ну и так далее — существует ТС. Она же Тёмная Сторона. То есть невидимая миру инфраструктура нуль-Т, находящаяся по ту сторону континуума.

Устроена ТС довольно хитро. Её основу составляют куски нашего обычного пространства. Точнее, куски воздуха, нарезанные этакими ломтиками длиной-шириной километра полтора и высотой метров сто. Эти куски, строго говоря, находятся нигде — то есть за ними ничего нет, в том числе континуума. Если ты дойдёшь до конца такого куска, то дальше двигаться будет просто некуда: пространства-то больше нет. Выглядит это как абсолютно твёрдая зеркальная стена, которую даже кварковая бомба не протаранит. Потому что таранить можно что-то, а ничто на то и ничто, что ты хоть лопни, а хрен с ним чего сделаешь.

Вот между таких стен и находятся всякие сооружения, оборудование и компьютеры, выстраивающие очереди ОТП-запросов и разводящие грузопотоки по терминалам. Кроме того, сами эти коробки могут использоваться как складские помещения. А также как место размещения некоторых производств. Включая, например, компостное.

Если уж на эту тему. Я много раз слышал дурацкую шуточку на тему того, почему все модели нуль-кабин обязательно совмещаются с туалетом. Дескать, не так просто эти две дверки всегда рядом. Якобы, когда нуль-Т ещё только начинался, люди боялись им пользоваться, и у некоторых от страха подводило живот. Поэтому и вышло распоряжение — делать рядом отхожее место. И что инструкция с тех времён так и осталась прежними по причине тупости и косности начальства, хи-хи-хи. И ведь верят, идиоты! А простая вроде бы мысль — что органические отходы надо куда-то девать — общественности в голову, естественно, не приходит. По причине полной неспособности к элементарным умозаключениям.

Очень правильно сказал кто-то из основоположников ТИП: общественность — не мозг цивилизации, каковым она сама себя считает, а её дерьмо. И это не скатологический юмор.

День 48

Вчера не писал. Пришлось бороться за выживание. Мне не понравилось.

По порядку. Я слушал Византийскую мессу Лаврангаса, когда по станции ударил рой обломков. Противометеоритка сработала и всю мелочь отбросила. Однако какая-то хреновина вроде куска трубы попала в батарейный отсек и разгерметизировала его.

Я перепугался. И пошёл наводить порядок.

Конечно, надо было надеть комбез. Но вот честно: у меня рука не поднялась распаковать коллекционную вещь. Я понимал, что жизнь дороже, но жаба задушила. В общем, взял я инструменты, кислородный баллон с загубником на всякий случай прихватил — и полез чиниться.

Выяснилось, что всё не так страшно. Пассивная защита затянула пробоину клеевой пробкой. Зато дверь заклинило, так что я её час открывал. А когда всё-таки открыл, то получил куском трубы по физиономии, потому что в том отсеке почему-то отказала гравикомпенсация.

Ну, я там побарахтался. Смог восстановить гравик и нормальное освещение. Воздух, опять же. На место пробоины наложил пластырь, так что теперь мне вроде как ничего не угрожает. Ну, условно не угрожает: срок годности пластыря — года полтора. Но на эту тему я думать пока не готов, извините.

Короче. Выяснилось, что труба перерубила какой-то кабель. Я так и не понял, что именно тот кабель питает — вроде и без него всё нормально работает. Хотя кто его знает.

Самое же неприятное, что удар придал станции вращение. Теперь, вместо вида на звезду класса G и планету типа Юпитера, в иллюминаторе медленно проплывает какое-то несерьёзное небесное тело, видом напоминающее картофелину, но при этом лиловое как не скажу что. К чему оно? Вроде ничей не спутник. Может, тут астероидный пояс какой имеется? Тогда его должны, по идее, разрабатывать, раз уж станцию повесили. Может, у них что-то рвануло? В астероидах иногда можно наткнуться на всякие опасные штуки, от тех же Странников, например. Бывало ведь такое.

Лана, кароч, бум надеяться на лу, как выражался наш препод по физподготовке в таких случаях. Сейчас вот только кипяточка попью и снова мемуаром займусь.

Я про Тёмную Сторону ещё не всё сказал. Главное, можно сказать, забыл.

В данном конкретном случае тут что важно. Несмотря на масштабы ТС, людей там находится крайне мало. В основном это дежурные ремонтники и прочие такие товарищи. И они там стараются не задерживаться. Потому что всегда существует ненулевая вероятность, что данный конкретный сегмент ТС может схлопнуться. Вероятность мизерная, но она есть. И все это помнят, поэтому ходят туда исключительно по делу. И ведут себя соответствующе. В частности — в ТС не принято интересоваться, кто ты такой и что тут делаешь. По умолчанию предполагается: если уж человек попал в ТС, значит, ему надо.

У меня в хозяйстве кое-что лежит именно в таких местах. Хотя я предпочитаю всё-таки старое доброе евклидово пространство. Моё начальство со мной в этом совершенно согласно. Но тем не менее, я в теме, и в ТС хожу. Не часто, но регулярно.

Кстати об этом — как туда попасть. У техников есть свои спецтерминалы. Но вообще-то в ТС можно проникнуть из обычной пассажирки. То есть эта возможность заблокирована, но принципиально она существует. Так сделано специально, на случай какого-нибудь глобального факапа, чтобы было куда быстро сплавить массу обывателей, пока специально обученные люди будут сражаться за земную цивилизацию, проявляя чудеса деятельного гуманизма. Насчёт реальной полезности этой системы у меня есть сомнения, но я их подержу при себе. Ну а тогда — а тогда мне вся эта байда очень пригодилась.

В общем, всё началось с того, что я с бесчувственным Левиным на закорках — гравикомпенсатор оказался ой как в тему — выгрузился на Тёмной Стороне. В заранее облюбованном сегменте, о котором я нарыл статистику и знал, что людей там не появлялось уже лет десять.

День 49

Ну дела. Ну дела.

С утречка пораньше какая-то стремительно несущаяся хрень пробила тепловыводящий радиатор станции. Он от этого не особо ухудшился, но теперь станция не просто вращается, а крутится как белка в колесе. То есть наоборот — как колесо вокруг белки. Кстати, ни разу не видел вживую эту самую белку. Говорят, это что-то вроде хомячка. Дрянь какая-то, короче говоря. Что она делает в колесе — не знаю. Хотя я вот тоже не знаю, что я тут делаю, и ничего, живу вот как-то.

Хорошо ещё, что гравикомпенсаторы работают как надо. То есть я этого кручения-верчения не чувствую. В иллюминатор, правда, смотреть неприятно. Так что я его затемнил. Конкретно — заклеил пластырем.

Кстати. Я иногда всё-таки жутко туплю. Только сейчас до меня дошло, почему те радиосообщения я получал в таком обгрызенном виде. Защита же! Ну конечно, противометеоритное защитное поле глушит любое излучение. То есть не любое на самом деле, а с длиной волны больше, чем испускает сама станция под воздействием поля. Станция от него греется, то есть испускает волны инфракрасного диапазона, значит, оптика проходит, а в радиоспектре сплошной белый шум. Кажется, так. Или я чего-то путаю? Похоже, путаю. От же пёс, совсем физику забыл. Но так или иначе, поле глушит радио, вот это совершенно точно. Импульс пробился только из-за мощности. Которая, судя по всему, была ну очень нехилая.

Ну что ж, одним вопросом меньше. Осталось понять, кого спасали и от чего. Хотя мне-то с того какой прибыток? Никакого. Меня-то никто вытаскивать не собирался. А всё-таки любопытно, что же там такое делается. Может, и в самом деле Странники напали? Не верю почему-то. Хотя, с другой стороны — а кто их разберёт. Темна вода во облацех, как выражается Славин в таких случаях.

Это моя текущая реальность. Теперь обратно про старое.

Итак. На Тёмной Стороне было темно. Хоть глаз выколи. Хорошо, я прихватил с собой в числе прочего лётный компактный осветитель. Это такая суровая штукенция из пилотного набора, светит как прожектор. Тут она мне очень пригодилась. Я её сразу нацепил на кибера-носильщика, так и пошли.

Вот кстати тоже тема. Почему у нас столько мелкой специализированной техники? Все эти киберы-носильщики, киберы-уборщики, киберы-парикмахеры и киберы-маникюрщики? Неужели нельзя было сделать универсальную модель? Я когда-то этот вопрос задавал профессору Клапауцию из Института киберехнологий. Который сначала начал мне рассказывать про деятельный гуманизм и про то, что сам вид человекоподобного кибера, услужающего человеку, будет ужасно нервировать общественность. А потом вздохнул и сказал простую вещь: интеллект есть производная решаемых задач по уровню их универсальности. То есть искусственный интеллект, постоянно решающий несколько разных задач, будет развиваться и в конце концов разовьётся до приличного уровня. А решающий задачи узкого спектра — нет. Это законы системотехники, обойти их нельзя. Поэтому лучше уж у нас будут тележки с манипуляторами отдельно и пылесосы с ногами отдельно. Во избежание сами понимаете чего.

Мне тогда пришла в голову мысль про нашу общественность. Она в общем-то состоит из людей неглупых и компетентных. В своих сферах деятельности. Общественностью они становятся, когда пытаются рассуждать о том, в чём ни хрена не понимают и понимать на самом деле не хотят. Интеллект у них от этого, согласно законам системотехники, как бы развивается, но в неправильную сторону. И рождает ложное сознание — есть в ТИПе такое понятие, когда человек пытается объяснить то, чего понять правильно заведомо не способен. Религия, например — когда законов природы не знают и знать не могут, поэтому всё сваливают на какого-нибудь там бога. Вот и наша общественность тоже представляет собой ложное сознание, только другого вида. Или, может, рода. Интересно, что наши историки-теоретики по этому поводу думают? Наверное, что-нибудь думают, но помалкивают. Потому что общественность трогать нежелательно: она чуть что обижается и подымает кипеш.

Ну да и пёс с ней. Продолжу писанину.

Посветив по окрестностям, я понял, что мы находимся среди типовых крупногарабитных контейнеров. Крупногабаритка — это размером с трёхэтажный дом, если что. Все они были загерметизированы и без маркировки. Между ними была проброшена пластиковая дорожка, по которой я и зашагал, ища укромного местечка.

Оно нашлось довольно быстро — в одном из контейнеров был проделан проём, в который дорожка, ведущая внутрь. Там обнаружилось помещеньице из четырёх комнат, с освещением и мебелью. Мебель, правда, была пластиковая и ужасно пыльная. Зато там нашлось глубокое кресло, которое я кое-как протёр, разместил на нём бесчувственного Борьку и принялся подключать шлем ментоскопа.

И подключивши его, наконец, любовался я на творение рук своих. Как вдруг Левин — похоже, давно очухавшийся, но валявший дурака — вскочил, сорвал с себя шлем ментоскопа и со всей дури грохнул его об пол.

День 50

Вчера не дописал. Опять на мою шею приключения. Точнее, на противоположную часть. Буквально.

В общем так. Сижу, пишу, и вдруг чувствую, что мне ведь, пожалуй, холодновато. Даже не так — что сижу на чём-то холодном, и вокруг тоже не весна — пальцам зябковато, носу и ушам неуютно. Не то чтобы вот прям мороз, но температура существенно снизилась.

Я подумал было, что это разгерметизция, и на всякий пожарный укрылся в силовом узле — там свет был и можно загерметизироваться в случае чего. Однако всё было относительно нормально, и я пошёл разбираться.

Разбирался я часа четыре. И понял, что тот самый перерубленный кабель, оказывается, запитывал обогрев трёх помещений жилой части. В том числе и компьютерной, где я, можно сказать, поселился. Запитка — для повышения живучести — шла через аккумулятор, так что сразу я этого не почувствовал. Но теперь он сел. Что означает — через некоторое время тут всё покроется инеем.

В принципе, я мог переселиться в силовой узел. Но там тесно, неуютно. И нет компа, а я к нему уже привык. Поэтому я почесал в затылке и пошёл делать обогреватель.

Изобретать особо ничего не пришлось. В кофейном автомате стоит высокотемпературная инфракрасная панель ИКББ2400. Вообще-то это очень мощная штука, а в автомат её ставят, чтобы форсировать теплообмен. То есть чтобы вскипячивать чашку за секунду. Или кипятить? Как правильно? Нет, пожалуй, всё-таки вскипячивать. Короче, это сила. Потребовалось всего-то — пережечь плату прерывателя и подключить панель напрямую. Включил — кофемашина довольно быстро нагрелась, как печка. Я подождал, пока в помещении установится нормальная температура, и его выключил. Пока выключал, обжёг кочик носа и предплечье — корпус-то горячий, а я как-то не подумал, что выключатель нужно оборудовать отдельно. Хорошо хоть в инструментах нашлись теплоизолирующие перчатки. Иначе пришлось бы выдёргивать кабель, с риском запороть всю работу.

Теперь сижу и думаю, как бы соорудить какой-нибудь регулятор, чтобы поддерживать нужную температуру постоянно.

Ну молодец я, молодец. А теперь про прошлые подвиги, не такие славные.

В общем, я немножко растерялся. И не придумал ничего лучше, как вырубить Левина «поворотом вниз». Жёстко, да. Хорошо, что нос не разбил. Но главное — он вырубился.

А шлем я даже поднимать не стал. И так было видно, что вся тонкая электроника побилась.

Что я сделал дальше? Ну естественно, усадил его обратно, а потом позвал своего носильщика и взял второй шлем.

Да, разумеется, он у меня был. То есть у меня их было в запасе три, плюс запасной ментоскоп. Плюс новая модель ментоскопа без шлема, которую я более-менее освоил на всякий пожарный случай. Мало ли что. Надо быть готовым к неожиданностям. Потому что я хоть и не герой, но факапы видал самые разные. И если я во что и верую, так это в то, что запас карман не тянет.

Это у меня, можно сказать, жизненное кредо.

День 51

Никогда не надо хвалиться, никогда! Сижу теперь как дурак.

Вчера вот что случилось. Сижу, пишу. Чувствую — начинает морозить. Радостно включаю свою печку-кофеварку, а она не греет. Отключаю, проверяю контакты, вроде всё нормально. Включаю — не греет нихрена! Вытаскиваю тепловую панель, смотрю — а у неё контакты расплавились. Короче, факап.

Теперь приходится обогревать помещение пиропатронами. Вообще-то это надругательство над техникой безопасности. Пиропатроны нужны, чтобы выплавлять из пробоин временные клеевые пробки для более серьёзного ремонта. Жуткая вещь, горят в вакууме, в кислороде не нуждаются. Палить их внутри станции — безумное совершенно мероприятие: пожар в космосе штука страшная. Но ничего лучше я пока не придумал.

Хорошо, ещё остался космический пластырь, я из него сделал что-то вроде чаши. Прогорать вроде не прогорает. Дыма от них тоже нет, ну хоть это. Я их к тому же режу напополам. Резал бы на четыре части, но запалы там только с концов. А без запала я их активировать не могу.

Половинка пиропатрона нагревает помещение так, что приходится ждать часа три, пока температура спадёт до приемлемой. Потом свидание с компьютером часа на четыре, а потом опять идти в силовку. Спать здесь уже не получится. В принципе.

Патронов у меня десять. Так что этого добра мне хватит ещё на девятнадцать дней, если тратить по половинке в сутки. После этого, если я не придумаю ничего лучше, придётся помещение загерметизировать. То есть попрощаться с компьютером навсегда.

Как-то это огорчает. Оказывается, привык я уже к этим записулькам. Тянет перечитывать и даже поправлять. Чувствую в себе даже какие-то литературные, не побоюсь этого слова, амбиции. Хочется то стереть, это поправить. Очень много лишнего. Работала бы у меня клавиша стирания, я тут бы всё переделал.

А вот кстати — зачем? Я же прекрасно понимаю, что это никто никогда не прочитает. И даже в том маловероятном случае, если я отсюда выберусь и меня не убьют, я эту писанину первым делом сотру нахрен. Для кого же я это пишу? Для условной Лены Завадской? Ха-ха три раза, как выражается Славин в таких случаях.

С другой стороны. Кому будет лучше, если я перестану писать? Мне? Нет. Мне будет хуже, потому что у меня отнимется единственное доступное занятие, которое мне действительно нравится. Ну, значит, буду продолжать, пока попа к стулу не примёрзнет.

Итак, Левина я приложил об пол. Потом испугался — вдруг сотрясение. Ментоскопия под сотрясом — это что-то специальное, я такого не умею. Но всё обошлось. И когда Борис очухался, он уже был, как говорят психокорректоры, на поводке. То есть всё понимал, но сопротивляться действиям оператора не мог и не хотел.

Настройки ментоскопа я выставил точно по левинской методичке — подавление воли к сопротивлению, потом прямой лжи, косвенной, утаивания, и так далее. В результате Боря должен был мне говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. Как на пуху — как Борька называл данное состояние. Или на духу — не помню. Какая-то древняя пословица.

Но, в общем, эту стадию я прошёл успешно. А вот дальше начались проблемы.

Для начала я предъявил Борису страницу из его статьи и потребовал объяснить, что это такое и зачем.

Он принялся объяснять. Но я его не понимал.

Наша беседа выглядела примерно так. Борис что-то говорил. Я спрашивал его, что означают вот эти слова. Левин отвечал, тогда я спрашивал его, что означает его ответ. Каждый раз это кончалось тем, что Борис начинал циклиться — то есть разъяснял своё предыдущее объяснение примерно теми же словами. Я знал, что он не нарочно, но злился ужасно.

— Что это? — я показывал ему закорючки.

— Команды обмена коры с таламусом по трансформе сенсорного следа на первичной стадии синтеза, — выдавал Борис, смотря на меня собачьими глазами.

— Объясни, что ты сказал, — требовал я.

— На стадии формирования сенсорного следа вносятся направленные изменения в первичную менталь, — объяснял Левин.

— Какие изменения? — добивался я. — С какой целью?

— Направленные на купирование форсажа аутоинтолерантной реакции, — отвечает Борис как на духу.

Вот так мы и беседовали, пока я не осознал, что брожу в трёх соснах, и надо зайти с той стороны, которую я понимаю лучше. И стал спрашивать про Сноубриджа.

Тут началось нечто странное. Борис вроде бы подтверждал, что Яна когда-то знал, но совершенно не помнил о нём ничего конкретного. Он даже не смог вспомнить, где и когда с ним познакомился. О всё прочем он тоже говорил самыми общими словами, причём любая попытка что-либо уточнить приводила только к тому, что он замолкал и растерянно улыбался.

В такой ситуации нужно проводить структурное исследование психики с погружением в закрытые слои. Понятно, что моих дилетантских познаний на это не хватило бы в принципе. Но у меня был под рукой отличный профессиональный психокорректор — сам Левин.

Идея не моя. Если честно, она из сериала. Нет, я сериалы не смотрю — у меня на работе практикантки обсуждали. Как я понял, там злодейские Странники пленили профессора психологии с величайшими секретами человечества в голове и заставили его самого выуживать их из себя. Я послушал и сказал девчонкам, что это чушь собачья. Но потом засомневался и при встрече с тем же Левиным спросил. Тот задумался и сказал, что вообще-то это возможно, как раз в режиме допроса с подавлением воли. Правда, добавил он тогда, это сработает только с очень хорошим специалистом. Потому что режим допроса существенно снижает уровень интеллекта.

Я лично в левинский интеллект верил. Теперь предстояло проверить его на практике.

Короче, я развернул к Левину экран ментоскопа и приказал ему объяснить, что он видит и что мне делать для того-то и для того-то. Борис послушался — ещё бы, воля-то подавлена — и стал мне говорить, что делать. Я крутил ручки настроек, выслушивал его комментарии и снова крутил ручки.

В результате нам удалось войти в глубинные слои психики. Голова Левина изнутри оказалась чем-то вроде бронированного лабиринта. Похоже, ему столько раз стирали и перепрошивали память, что разобраться во всех этих блоках, капканах и закоулках было крайне затруднительно. Но мы всё-таки продвигались, хотя и не без потерь. К числу которых принадлежал ещё один шлем и левинские брюки. Вторжение в какую-то область памяти вызвало у Борьки что-то вроде эпилептического припадка, так что он стал колотиться головой о кресло. Шлем вроде бы продолжал работать, но я на всякий случай его заменил, из-за чего пришлось некоторые вещи проделать по второму разу. К тому же он ещё и обмочился. Не сильно, но пятно на брюках образовалось.

Вот же пёс. Ну почему у меня не работает клавиша «стереть»? Гадость же написал. Сам понимаю, что гадость. А убрать не могу.

Извини, Лена.

День 52

Фу, жарко.

Похоже, я подсел на эти записи. Раньше как-то спокойно было — под настроение садился, что-то писал, перечитывал. А сейчас не мог дождаться, пока температура спадёт хотя бы до двадцати градусов. Теперь вот сижу в парилке, голый, с пуза пот капает. Хорошо хоть вентиляция работает, как-то справляется.

Продолжаю. Итак, с Левиным мы проработали часа четыре. И в конце концов упёрлись в стену.

Тут опять будут технические подробности. Ну что делать, мне так удобнее. Я вообще обстоятельный, чего уж.

Так я о чём. Воспоминание — это совсем не то же самое, что видеозапись или что-то в этом роде. Это очень сложная штука. Ну например, я вспоминаю, что в соседней комнате стоит стол. На самом деле я вспоминаю как минимум две вещи: вид этого стола, раз, и что это именно стол, два. Что значит стол? Это то, на что можно положить или поставить что-нибудь. Поскольку вещь определяется через свою целевую функцию относительно человеческой деятельности. Ну то есть — как мы её можем использовать и в чём она нам может препятствовать. И если, вспомнив стол, я забуду, что это стол — считайте, что я ничего не вспомнил. Или даже если я вспомню, что эта штука называется стол, но забуду, что он такое и зачем — я тоже ничего не вспомнил.

Но чаще бывает наоборот. Когда мы вспоминаем, мы доходим только до уровня слов. А картинку мозг нам достраивает сам. То есть в памяти болтается метка «я сидел за столом», а дальше мозг дорисовывает как-то стол. Спроси конкретно, как он выглядел, этот стол — человек не скажет. Он это забыл. То есть не забыл, на самом деле мы ничего не забываем. Просто мозг заблокировал этот сегмент памяти как ненужный и перегружающий его возможности. А вместо него разместил несколько слов, которые в нашем воображении обрастают каким-то мясом.

Непонятно, наверное? Ну а как ещё объяснить? В учебниках ещё непонятнее.

Короче, в чём там была фишка. Все подлинные воспоминания Левина о Сноубридже, судя по всему, были то ли удалены напрочь, то ли очень хорошо заблокированы. Поверх них были записаны воспоминания ложные — судя по всему, похожие на правду, но лишённые какой бы то ни было конкретики. То есть, Борис вроде бы помнил, что в такой-то день он разговаривал с Яном по браслету о чём-то интересном. Но о чём именно — эта информация отсутствовала в памяти изначально. Как и все прочие параметры разговора — кто звонил, сколько времени заняла беседа, к чему пришли в итоге, и так далее. Или — он помнил, что писал рецензию на работу Сноубриджа, но ничего не помнил ни о самой работе, ни о собственной писанине. И так во всём.

То есть. Вместо подлинной дорожки с настоящими картинками, звуками, и так далее в голове Левина были слова и обозначения. Типа «разговаривал с Яном». Или «писал рецензию». Когда Борису доводилось об этом вспоминать, воображение что-то ему подмалёвывало, так что никакого дискомфорта он не чувствовал.

Я решил проверить, помнит ли он по-настоящему наш разговор на даче в Комарово. Оказалось, что нет, настоящих живых воспоминаний у него не осталось. В записи было что-то вроде «приезжал Яша Вандерхузе, пил, болтал о какой-то чепухе». Содержание разговора отсутствовало напрочь. Зато была специально проставлена эмоциональная метка, что Вандерхузе стал навязчив и много пьёт. Последнее меня как-то особенно задело — я-то помнил, что кушали мы борькины настоечки нос в нос.

Однако возмущайся не возмущайся, но где-то ведь в бориной голове лежала настоящая дорожка с воспоминаниями. И не одна. Потому что то же самое перекрытие памяти мы обнаружили и в других местах.

В конце концов мы что-то нашли. И я спросил Левина, как достать эти воспоминания. Желательно не причиняя ему вреда.

Он поднял на меня глаза — всё такие же собачьи — и сообщил мне, что, судя по данным ментоскопа, с данным оборудованием это сделать нельзя в принципе. Там такие блоки, что их могут снять разве что в Институте мозга. А так я могу только сжечь ему нейроны.

Но меня это не особенно выбило из колеи. Я только спросил, что именно нужно сделать, чтобы целиком и полностью снять все блокировки с его сознания, не нанося ему вреда. Чтобы он сказал мне это точно.

Борис тяжело задумался и в конце концов выдал несколько длинных непонятных фраз. Я попросил его сосредоточиться и повторить, чётко и ясно, каждый раз точно представляя, что именно он имеет в виду. Тот выполнил. В одном месте, правда, запнулся и стал говорить с начала. А я тем временем переговорил со своим маленьким треугольным другом. Настраивая его на то, чтобы он выключил то, о чём говорит человек перед нами, тем самым способом, о котором он говорит. Не нанося при этом его мозгу никакого вреда.

Лаксианский ключ задумался — впервые за всё время нашего знакомства. Я аж животом чувствовал, как он думает. А потом он понял, и я это тоже ощутил — что он понял.

И когда я дал ключу команду работать, лицо у Левина вдруг напряглось. Примерно как у человека, которому на плечи положили мешок с кирпичами. У нас в «трёшке» были такие упражнения на физподготовке. Кирпичи мало того что тяжёлые, так ещё и углами давят, больно, сука. А с ними нужно бежать на время, и это тоже не добавляет счастья.

Так вот, физиономия у него сделалась именно такая. Я даже испугался. А потом уже и очень сильно испугался. Потому что впечатление было, будто на него кладут мешок за мешком, и он сейчас под ними рухнет. Он в какой-то момент аж синий стал, я реально застремался, что вот сейчас будет ещё один труп на моей совести.

И вдруг лицо у него разгладилось. Совсем. И взгляд стал очень спокойным. Хотя нет, не спокойным. Счастливым. Нет, не счастливым. Умиротворённым. Это вроде как ближе, но не совсем то. Ну как же объяснить-то? А, вот. Как у человека, который что-то очень давно потерял, уже не рассчитывал найти и вдруг нашёл. Держит и чувствует, что без этого ему было плохо, а теперь всё в порядке. Как-то так, что-ли. Но вообще это так словами не расскажешь, это видеть надо.

Зато на экране ментоскопа всё замигало и стёрлось. И через пару секунд выскочило системное сообщение «Ошибка АА100F: потеря контака с сознанием пациента. Рекомендуется перезагрузка системы».

Тут-то до меня и дошло, как я лажанулся. Потому что я попросил лаксианский ключ снять все блокировки, какие есть в его сознании. Все, блин, какие есть. Включая подавление воли ментоскопом. И сейчас он грохнет ещё и этот шлем, а потом на меня кинется. Как иначе-то?

Ну естественно, я схватился за парализатор.

День 53

Уфф, холодно.

Чаша из пластыря всё-таки прогорела. Хорошо ещё я вовремя заметил. Потому что потушить горящий пиропатрон невозможно. Я и так жутко рисковал. Больше не хочу.

Вопрос обогрева я всё-таки решил. Частично. Разобрал тостер и вытащил из него нагревательные элементы. Они там слабенькие, но всё лучше, чем ничего. Закрепил их на раме и обклеил с обеих сторон пластырем. Запитал от трансформатора кофейного автомата, выставив по минимуму. Очень боялся, что перемкнёт. Нет, вроде не перемкнуло. Но греет так себе, с панелью никакого сравнения. Просто тёпленько.

Я эту штуку положил на стул, а сверху накидал тряпок, и теперь на всём этом сижу. Попа и ноги кое-как обогреваются, а до рук и лица тёплый воздух доходит по минимуму. Можно было бы форсировать, но боюсь, что всё-таки перемкнёт.

У меня технические познания на самом деле не очень. То есть матчасть я себе представляю — всякие там устройства, детали и их характеристики. Но это не совсем то, что мне сейчас нужно.

Ладно, как-нибудь перекантуюсь. Пока вроде пальцы шевелятся, и то хлеб. Хотя, конечно, решение временное, нужно что-то придумать.

Ну, продолжаю. Хотя нет, уже заканчиваю. Почти. Если, конечно, получится написать. Потому что момент очень уж стрёмный. Стрёмный и тёмный.

В общем, я схватился было за парализатор, но как-то растерялся. Потому что Левин не вскакивал, руками не махал, вообще ничего такого не делал. Он спокойно сидел и улыбался. Не скалился, не кривил губы — улыбался. По-доброму. Как счастливый человек, которому ровным счётом ничего не угрожает.

А потом он сказал — даже нет, выговорил, медленно так, будто слова на вкус пробовал:

— Не знаю, как у тебя это вышло, но… спасибо. Ты даже не представляешь, что ты сделал.

Я несколько оторопел. Потом спросил Левина, о чём это он.

— Понимаешь, — сообщил он тем же манером, — ты снял все барьеры в моей психике. Вообще все. В том числе так называемые естественные.

— И чего? — только и нашёлся я. Наверное, вид у меня был не самый умный. Во всяком случае, Борька снова разулыбался.

— И теперь я свободен, — наконец, снизошёл он. — Скорее всего, я первый освобождённый. В этом тысячелетии, по крайней мере.

Я и не стал делать вид, что понимаю. Просто сел напротив. Не забывая про парализатор. Похоже, я ему что-то в голове повредил.

— Нет, — сказал Левин, как будто мои мысли видел. — Ты не нанёс мне никакого вреда. Наоборот. Ты принёс мне огромную пользу. Просто ты не понимаешь.

— Почему это вдруг? — меня такое заявление как-то задело. — Объясни. Может, пойму.

Борис посмотрел на меня как-то странно. С сочувствием, что-ли. Нет, не так. С состраданием.

— Насколько я осознаю твои намерения, — говорить он стал быстрее, но так же ровно, — ты хотел убрать блоки, поставленные психокоррекцией. На самом деле блоки в сознании возможны потому, что само создание может ставить блоки. Оно это и делает. Постоянно. Начиная с воспоминаний о первых секундах жизни. И кончая, допустим, желаниями, которых мы боимся. Всё это блокируется. Поэтому наше сознание как бы разгорожено стенками. Эту систему стенок мы и называем нашим «я». Мы и есть наша тюрьма. А её фундамент — тот барьер, который отделяет нашу сущность от основы существования… — и тут он замолчал. Весомо так замолчал. Со значением. Дескать, дальше всё.

— И как без стенок? — ничего умнее мне в голову не пришло.

Левин посмотрел на меня и тихо засмеялся.

— Это очень хорошо, — наконец, сказал он. — Это даже слишком хорошо. Так не бывает. Во всяком случае, здесь. Поэтому меня скоро здесь не будет. Оперирующий тэтан является причиной над жизнью. И на пути к развоплощению уничтожает постулированные им формы. Скоро я уйду туда, где их нет.

Что такое «тэтан», я не врубился, а вот насчёт «уйду» у меня были другие планы. Так что я не стал гадать, что да как, а включил парализатор.

То есть я так подумал, что я его включил. Вот только на Левина это не произвело ни малейшего впечатления. Как сидел, так и сидел.

И тут до меня дошло, что на самом деле ничего не сделал. Даже рукой не двинул. Не знаю, как так вышло. Но тут же мне стало ясно — что бы я не делал, будет то же самое. Мне покажется, что я делаю, а на самом деле ничего. Не знаю, как я это понял, но понял, что называется, очень определённо. Пузом, что называется, почуял. Как с лаксианским ключом. Только ещё яснее.

Я уж подумал — всё. Сейчас Борис встанет и уйдёт. Спокойненько так. Я ведь не могу и пальцем пошевелить. Но он сидел. Только устроился поудобнее.

— Ты не понял, — соизволил он, наконец. — Я не собираюсь убегать. Я просто перестану здесь быть. Когда завершится реинтеграция энграмм, моё существование здесь прекратится. Меня будет как не было… — дальше он сказал что-то настолько заумное, чего я не смог не то что понять, а даже запомнить.

Но мне было важно не это. Пусть он стал внезапно крут, пожалуйста. Мне что, жалко? Мне нужна была вся имеющаяся у него информация по Надежде, Авроре, Сноубриджу, академику Улитнеру, а также по всем причастным к этой истории. Зря я, что-ли, всё это затеял?

И я открыл было рот, чтобы всё это сказать, но Борис покачал головой, и я заткнулся.

— У нас мало времени, — сказал Левин. — Я отвечу на твои вопросы. Но сперва расскажи, каким образом ты смог меня освободить. Все подробности, пожалуйста.

Я потом думал — почему я его слушался. Но тогда было такое ощущение, что других вариантов нет вообще. Даже вопрос так не стоит — говорить или не говорить. Просто — показать лаксианский ключ и объяснить, что это такое и откуда. Что я и сделал.

И тут в какой-то момент лицо Бориса как будто изнутри осветилось. Никогда такого не видел, честно. Мне даже как-то страшновато стало.

— Не бойся, — сказал Левин, опять каким-то образом угадав. — Я радуюсь тому, что в вечности есть подобные мне. Я иду к ним. А теперь спрашивай.

— Ты помнишь Яна Сноубриджа? — решил я зайти в лоб.

— Да. Мне он нравился. Но я не смог ему помочь.

— В чём помочь? — я решил выяснять всё постепенно.

— Он умирал. Я корректировал его, но безуспешно.

— Отчего он умирал?

— Он был… — начал Левин, и не закончил. Время кончилось.

День 55

Прекрасный день. Отоспался после вчерашнего, помылся, выкушал биологической смеси — с чипсами, между прочим. Могу себе позволить. Послушал Фрескобальди в бурмистровском исполнении, потом — «Пятницу» из штокхаузеновского цикла. Жаль только, не могу поглазеть в иллюминатор на звезду класса G и планету типа Юпитера. Начал по ним скучать. Увы, вот этого уже не вернуть — станция кувыркается, иллюминатор заклеен. Но мне и так неплохо.

И вот сижу за компом. При нормальной комнатной температуре. Потому что вчера я решил климатический вопрос.

Моя самодельная грелка, честно говоря, работала хреновато. И я задумался — а если попробовать найти тот самый аккумулятор, от которого тут всё штатно работало? Потратил на это уйму времени — очень мёрз. И ничего, естественно, не нашёл. Отправился отмокать в силовой узел. И там меня посетила, наконец, разумная мысль.

Я что подумал. Ведь наверняка где-то есть подробный план-схема станции со всеми коммуникациями. Ну да, он вообще-то в компе, а он заблокирован. Но ведь эта схема если зачем-то нужна, так это в случае факапа. А в случае факапа комп может и заблокироваться, и вообще как-нибудь повредиться. Что делать? А то, что где-то должен быть или какой-то резервный комп, или твёрдый носитель. Бумага или плёнка. Скорее всего, в силовом узле, потому что если уж с ним что случится, то вряд ли тут останется кто живой.

Снова перерыл силовой узел. Ничего не обнаружил. Даже отдалённо похожего. Зато под консолью регулятора — я туда раньше не заглядывал, очень уж мала щель, а тут с отчаяния и туда посветил фонариком — нашёл пакет с чипсами. Видимо, уборочная автоматика его оттуда не смогла достать. Как он туда попал — не знаю. Я его оттуда минут двадцать доставал — присох к полу. Чипсы зато оказались вполне годные. Хотя что с ними сделается, они могут, наверное, и полвека пролежать. А может, и век. Химия она и есть химия.

Кстати. Опять же интересная тема. Я когда молодой был, не особо понимал, зачем нужно выпускать эту дрянь — чипсы, солёные орешки, сухарики. И это при том, что продовольственный вопрос решён пёс знает сколько времени назад, а при нынешних технологиях никакая еда вообще не проблема. Ну, допустим, не всякая. Малый спинной мозг тахорга можно попробовать только на Пандоре. И то если успеешь его вырезать в первые десять минут после смерти зверя, а потом он разлагается. Но все же понимают, что это такая игра. Если вдруг вокруг этого деликатеса возник бы серьёзный кипеш, его быстро синтезировали бы. Или что нас в лётном кормили тушняком и биологической смесью — это тоже понятно, это в основном ради воспитательного эффекта. Но так-то ведь каждый может хоть каждый день кушать седло барашка, неотличимое от натурального, и запивать это дело бургундским любого года, тоже от натурального неотличимым. А если вдруг вы его от натурального действительно отличите, то считайте, что вы нашли своё жизненное предназначение. Потому что попасть в элиту дегустаторов — это не всем дано. Зато уже если вы туда попали, то у вас будет собственная передача на федеральном канале, человеко-часы на балансе, юные поклонницы и всё такое прочее. Кроме, конечно, нормальной еды, потому что вкусовые сосочки нужно беречь. Я лично знаком с Масамити Ясуда, да-да, тем самым. Так он двадцать лет вообще из дому не выходил. И питался в основном кашей из проросшего зерна, без приправ, разумеется. Вот он может настоящее вино отличить от химического. Или мясо от телёнка и автоклавное. Говорит, что из автоклава лучше, вкус ровнее. Ну, я запомнил. Хотя, я считаю, нормальному человеку всё равно, откуда мясо — от телёнка его отрезали или из автоклава вынули. То есть, конечно, лучше, если из автоклава, потому что телёнка жалко. Но с точки зрения едока — то же на то же.

И при всём при этом — эти самые чипсы выпускаются в каких-то совершенно неприличных количествах. И кто-то это всё ест! Вместо стейков.

Разъяснил мне это дело один старичок. Я тогда числился в действующем резерве и работал врачом на «Селене-9» (с которой, собственно, и начался пошибякинский Центр Трансцендентальных Исследований). Врач из меня был так себе, если честно. Но математики — люди тихие, аккуратные, так что ничего существеннее мелкого бытового травматизма не случалось. Это когда очередной гений задумается и налетит носом на стену. Такое бывало, да. А вообще-то моей задачей было приглядывать за двумя молодыми дарованиями, которые вот-вот должны были решить проблему Ефимова-Вайлда. Проблема в итоге оказалась неразрешимой. Но я не о том. Я про старичка. Формально он числился поваром. Кстати, поваром он был неплохим. Но всю жизнь проработал именно на фастфудном производстве, а на «Селену» его сманил лично Пошибякин. Сманил специально чтобы снабжать свой питомник талантов особенно качественной дрянью, подобранной индивидуально.

Дедушка объяснил мне вот что. Оказывается, некоторым людям всё время нужно что-то жевать. Ну вот нравится им двигать челюстями, это их успокаивает, развлекает и занимает внимание. Жевать они могут часами. При этом совсем уж безвкусное они жевать не хотят, слишком изысканное тоже будет не то. Им подавай какой-нибудь простой внятный вкус, один и тот же, чтобы на него сильно не отвлекаться. Ну и, разумеется, никому не нужен лишний вес, от которого потом приходится довольно долго лечиться. Так вот, для них-то вся эта дрянь и делается, причём это сложное искусство. Чтобы калорий там не было почти никаких, а вкус был именно такой, какой надо — ощутимый, но ненавязчивый. В идеале это можно для каждого человека подобрать. Дедушка делал солёный арахис для самого Ламондуа. Который предпочитал размышлять о нуль-физике в обнимку с пакетиком. По словам дедушки, этот арахис никто, кроме Ламондуа, есть не мог. А наш великий светоч жевал горстями и добавки просил.

Тут я старичку не поверил. А он так хитренько усмехнулся да и говорит — хотите, вам сделаю? Посмотрел на меня как гробовщик на больного, задал несколько вопросиков — довольно личных, надо сказать. И доступ к медицинской карте. Ну и ушёл. Через день вручил мне пакет с какими-то сухими треугольничками. Я попробовал — ну, солёненькие. Не впечатлился. Потом сел на комп, что-то искал в БВИ, и не заметил, как весь пакет смолотил. Как корова какая-нибудь. Честно говоря, сам от себя такого не ожидал. Испугался даже, что подсяду на эту дрянь. И второго пакета у старичка не попросил. Ну его.

Но это я как-то совсем уж отвлёкся. Извини, Лена.

Короче, чипсы я достал, а вот схему станции так и не обнаружил. И совсем уже пал духом, но подумал, что стоит ещё раз обыскать комнатку с компом.

Худо было то, что, уходя, я задел ногой провод и грелку тем самым отключил. Так что комната выморозилась ещё сильнее. Не то чтобы совсем принципиально, но мне не понравилось. Я уже подумывал всё-таки распаковать коллекционный гермокомбез, потому что ну сил не было терпеть. Но всё-таки вытерпел. Правда, уши страшно мёрзли и нос тоже. Жуть, короче. Как вспомню — так вздрогну.

План-схему я нашёл в ящике стола, на котором стоит комп. Он даже не заперт был. Просто я не заметил, что там ящик. Он, сука, гладенько так зашлифован заподлицо с поверхностью, ручки нет, а вместо неё выем внизу, за него нужно уцепиться и на себя потянуть. Причём достаточно сильно, чтобы ящик снялся с предохранителей. Ну это правильно, кстати, сделано. Мало ли что со станцией случится — нельзя, чтобы ящик вывалился. Но вот маркировку какую-нибудь яркую могли бы и сделать. Потому что техники-то, конечно, знают, где что, а если техников нет? Хотя такой факап трудно себе представить, но всё когда-то бывает в первый раз. В общем, это недоработка. Жив буду — обязательно этот вопрос подниму.

Но, в общем, да, в ящике лежал пакет с планами, чертежами и инструкциями. Плюс контейнер для инфы — видимо, с тем же самым. Ну, он мне был без надобности, а вот пакет я забрал. Уполз в силовой узел, закрыл все двери, отогрелся и начал изучать.

Чтение оказалось очень занимательным. Особенно когда я дошёл до силовой разводки. Выяснилось, что все кабели многократно дублированы. Управляет ими, естественно, комп, а в случае, если он заблокирован или не работает — есть несколько вынесенных пультов. И ближайший — как раз в силовом узле, прямо под крышкой регулятора есть сдвижная крышка.

Ну я её нашёл. Действительно, крышка. А под ней лампочки, рычажки и тумблеры. Дающие доступ ко всей системе. Кстати, и к питанию компа тоже — так что можно будет попробовать перезагрузить его ещё раз, вдруг преодолею блокировку на стадии загрузки. Но это я оставил на потом, а пока — нашёл альтернативный кабель к аккумулятору и его включил. И сел ждать результата.

Ждать пришлось не особо долго — уже через полчаса всё было в порядке. Комнатная температура, все дела.

Я прям как домой вернулся.

День 56

Слушал Орфа. Carmina Burana всё-таки попсовата, как я теперь понимаю, а вот De Temporum Fine Comoedia — очень круто.

Ну что ж. Надо всё-таки написать ещё немножко. Про Левина и все дела.

Когда время снова началось, я сидел на попе ровно. В том самом кресле, где ещё недавно сидел Левин. Шлем держал в руках. Сидел на мокром, неприятно. И ноги мёрзли — непонятно почему, температура вроде нормальная была. Но это снаружи, а внутри я весь озяб. Так, что хотелось в плед завернуться. В тёплый клетчатый плед.

А самое скверное — на шее у меня больше ничего не болталось. Ни цепочки, ни того, что на ней было. Лаксиане всё забрали и ушли к себе.

Я зажмурился и попробовал хоть что-нибудь вспомнить. Но вспоминался только золотой свет. Нет, не золотой. Медовый, что-ли. И рука, выходящая из этого света. Даже не рука, формы у неё не было. Просто часть света. Которая стала такой, что может прикасаться к тьме. Никаких контуров, только где-то там, где должно быть запястье — какой-то знак, вроде клейма, вряд ли наколка. А может, и не было этого знака, или он был не такой, как я запомнил. Хотя я его не запомнил. Только ощущение. Трепет, что ли? Ну, в общем, да, трепет. Дурацкое какое слово.

Сейчас я сижу и думаю — а наш Семёныч из лётного, когда своему богу молился, он что-то такое ощущал? Если да, то зачем? Если разобраться, очень нездоровое чувство. Вроде и приятное, но подрывает. Что-то такое, чего подрывать ни в коем случае нельзя. Об этом и думать-то нежелательно. Так что я ничего говорить не буду, а то ведь что-нибудь скажу, а стереть не смогу. Не надо этого.

Короче, я сидел в этом кресле и до меня постепенно так доходило, что мне вообще-то капец пришёл. Самый настоящий. И главное — заслуженный. Такая ситуация, что даже нулевую статью брать бесполезно. Полный абгемахт, как выражается Славин в таких случаях.

Ну вот посмотри, Лена. Как я собирался закончить дело с Левиным? Ну я вроде бы уже говорил. Вытрясти из него всё, что он знал, потом почистить память насчёт себя и того, что я с ним делал. Если бы он мне чуть-чуть помог, имплантировал бы поверх какое-нибудь дурацкое воспоминание про пьянку. Возможно, Борис потом бы что-нибудь заподозрил, но вряд ли стал бы проверять. Он человек служебный, у него и так вся голова в заплатках. Ну а я отсиделся бы у себя на складах, дожидаясь Комова, а когда тот вернётся — отдам ему цепочку со всем содержимым. Ключ, естественно, перенаправив на него, пусть спокойно владеет. А дальше всё зависело бы от Геннадия Юрьевича. Покарает — значит покарает, простит на радостях — ну, значит, простит. Я рассчитывал на второе: если у него и в самом деле проблемы с позицией, то своими людьми он бросаться не будет. Разве что Горби с Сикорским поднажмут, но это от меня не зависело… Короче, я понимал, что нарушаю всё что можно, но рассчитывал выкрутиться.

Но Левин исчез вместе с комовскими вещичками. И его довольно скоро начнут искать, так как он человек служебный. Если будут искать — то выйдут и на мою скромную персону. Первая же серьёзная проверка покажет кучу нарушений, а когда расковыряют дело о незаконном использовании комовского доступа, то нарушения превратятся в преступления. Которые венчают похищение человека и утрата ценнейших артефактов.

Так или иначе, с дальнейшей моей судьбой всё понятно. Даже не будь я комконовцем. А я комконовец. Я договор подписывал, там есть соответствующий пункт. Так что — всё, финита.

Нет, теоретически я могу ещё попрыгать. Пока они найдут кабину, через которую я ушёл на Тёмную Сторону, пройдёт какое-то время. Может, сутки, а может и несколько. За это время я отсюда уйду. Лучше всего спрятаться где-нибудь в ближнем космосе, но в достаточно пыльном его углу. Не из тех, в которых я бывал — эти обыщут в первую очередь. В каком-то очень неожиданном месте, надо придумать в каком. И уже оттуда, максимально себя обезопасив — начать переговоры. С тем же Комовым, когда он вернётся. Выйти на него через БВИ, слить информацию, а там пускай думает, что со мной делать.

От таких мыслей я даже как-то оживился. Дескать, не всё потеряно, руки-ноги-голова ещё при мне, повоюем, типа. Теперь нужно без лишнего нытья и депрессухи делать отсюда ноги, наметить маршрут и всё такое.

И я уже было привстал, да вовремя посмотрел на экран ментоскопа.

А там на экране светилось сообщение: «Запущена программа: экспресс-имплантация СНВ. Ошибка АА100B: не установлен контакт с сознанием пациента. Рекомендуется установить контакт».

День 57

Ничего нового. Полчаса назад на комп пришло — ОМОВ. Что за «омов», к чему «омов»? А, всё равно. Теперь уже совсем всё равно.

Ну, ещё одно усилие. Совсем-совсем последнее, чтобы, наконец, к самой сути. Зря я, что-ли, почти два месяца кропал этот опус?

Лена, если ты вдруг не знаешь. СНВ — это система наведённых воспоминаний. Штука чрезвычайно удобная, чтобы запихнуть в голову большой объём взаимосвязанных знаний. И чрезвычайно опасная, так как голова очень быстро привыкает к такому способу усвоения информации и по-другому уже хотеть перестаёт. Поэтому СНВ никогда не используется в целях обучения. В лётном, например, после экзаменов всех отличников проверяли на ментоскопе — на гипношпаргалки и на СНВ. Причём если за гипношпаргалки просто жучили и заставляли пересдавать, то за впиливание СНВ можно было вылететь. Официально — за использование запрещённой психокоррекции. А фактически просто для того, чтобы сохранить человеку то, что он называет своим мозгом. Потому что подсадка на впиливание — дело быстрое.

В «трёшке» нам, наоборот, впиливали довольно много. Потому что некоторые знания в принципе не передаются другим способом. То есть передаются, но это надо очень долго корячиться. Ну например, как учат субаксу? Если приёмы словами объяснять, человек драться не научится. Надо, чтобы человек сам понял, мышцей. И тогда — либо гонять в спортзале до опупения, либо впиливать. Непосредственно из головы тренера. Или то же самое лётное мастерство. Там, правда, кроме чистой СНВ, ещё и объяснять нужно много чего. На самом деле, как меня потом Левин просветил, объяснялово можно было бы тоже впилить, но этого специально не делают, только навыки дают. Потому что самое опасное — когда впиливают слова и картинки, а не мышечное. И везде где только можно этого стараются избегать. И всё-таки каждый год у одного-двух курсантов выявляют лёгкий СНВ-синдром. Это когда молодой парень не то что книжки не читает, но даже и сериалы не смотрит, к девкам в другой корпус залезть не пытается, а лежит на коечке и считает время до очередной загрузки данных. Лечили это дело у нас, кстати, по старинке, сенсорной депривацией. Это когда у тела полностью отключают чувствительность, в попу вставляют шланг принудительного питания, в писю катетер, и сажают в тёмную комнату на сколько надо. После такого мозг реагирует положительно на любые впечатления, даже самые убогие. Идёшь по солнечной улице, ешь мороженое, и от счастья плачешь. Я сам помню — через сенсорную депривацию нас всех прогоняли, в порядке психподготовки. Выяснилось, что я к ней средне устойчив. Правда, мне обещали, что с возрастом попривыкну. Видимо, правду сказали. Торчу же я здесь уже два месяца и с ума пока не сошёл. Хотелось бы надеяться, во всяком случае.

Но это в сторону. В общем, СНВ штука опасная. Это понимает даже наша общественность, хотя казалось бы, что она вообще понимает. Массового кипеша вокруг этой темы нет, все смирились, что знания приходится получать через глаза и уши. Хотя нытьё раздаётся регулярно, особенно от всякой фрондирующей публики — дескать, власть боится, что люди станут слишком умными, вот и запрещает прогрессивные методы обучения и заставляет корячиться как в средневековье. А все разговоры о СНВ-синдроме — чушь. Вот же Ламондуа закачал в себя чуть ли весь БВИ, и ничего, в овощ не превратился. Значит, это безопасно.

Эти ссылки на Ламондуа меня особенно раздражают. Потому что я-то знаю, как там было на самом деле. Для начала — он действительно гений. Данные он в себя начал закачивать после факапа на Радуге, когда в Мировом Совете Горби проталкивал вопрос о запрете исследований вакуума ниже фундаментальной длины, то есть нуль-физики как таковой. При этом качал он данные осторожно — только те, которые касались теории возмущений пространства. И на него работала целая врачебная бригада из Института Мозга, которая следила за состоянием его драгоценных нейронов буквально поминутно, в режиме ручной коррекции. А когда он доказал предельную теорему о квантовании и сформулировал три условия нуль-перехода, то, не дожидаясь экспериментального подтверждения, отправился на Леониду, лечиться. Так что на первом испытании нуль-портала он не присутствовал. Хотя это для него был триумф всей жизни.

Ну так вот. Если вы гений, у вас есть железная необходимость быстро получить необходимые знания, а также личная врачебная бригада и путёвка на Леониду — тогда дерзайте. И то бы я не советовал. А если всего этого нет — даже и не думайте.

Есть и другая засада. В момент имплантации СНВ ты превращаешься даже не в овощ, а в зубную пасту, тебя можно пальцем на бутерброд намазывать. Если тебе это делает хороший психокорректор, то ничего страшного. Но впиливать себе информблок в одиночку, без ничего — это реально стрёмно. Потому что если вдруг что-то пойдёт не так, то можно так и остаться зубной пастой. Что в моём положении означает — я тут так тихонько и скопычусь.

Однако тогда мне было на всё это наплевать. Мне было важно, что Левин меня всё-таки не совсем кинул. Понял каким-то образом, что мне нужно, и любопытство моё решил напоследок удовлетворить. Во всяком случае, я на это очень надеялся. Так что я вздохнул, надел шлем, приладил всё как надо, включил, протестировал режим и взялся за ручки ментоскопа.

На всё про всё ушло минут пять. Потом я заснул в кресле. Обычный эффект — имплант требует времени на встраивание.

А когда я, наконец, проснулся, я уже всё знал и почти всё знал. Не то чтобы понимал, но знать — знал. Овладел материалом, так сказать. Где-то даже с лихвой и передозом.

День 58

Как-то странно задремалось мне вчера перед экраном. Приснился Левин. То есть во сне я знал, что это он. Точнее — то, что от него осталось. Это было что-то вроде огромного квадрата, только не жёлтого, а тёмного, пустого. Я при этом знал, что на самом деле он золотой и сияющий, просто он как бы специально загородился, чтобы со мной пообщаться без проблем.

Левин говорил, что у меня всё будет хорошо. Что я рано или поздно выйду отсюда. Чтобы я ничего не боялся и ничему не удивлялся. И что я, к его великому сожалению, не смогу стать свободным в этой жизни. Но он постарается помочь мне в другом месте и в другое время.

Я, когда проснулся, даже посмеялся. Тут и проверяться не надо: всё по учебнику. Классический случай подсознательной компенсации осознанных страхов. Хотя, конечно, что-то внутри ёкает — а вдруг? а если? а что ежели как-то? Ну и тому подобная чушь. Самому противно. Взрослый вроде бы человек, а посидел два месяца в одиночестве — размяк до неприличия.

Ладно, раскрою все тайны. Только расскажу сначала, что я дальше делал.

После того, как я проснулся с новыми знаниями в голове, мне понадобилось где-то часов десять, чтобы всё это утрясти. Со стороны это выглядело, наверное, странно. Ну представьте себе — сидит пожилой лысый человек, пялится в пространство. То ругается, то ржёт в голос, то рожа у него такая, будто он жабу проглотил. А это у него в голове простраиваются нейронные цепочки. То есть импортированные знания делаются частью личности.

Ну что тут сказать. Ощущения очень прикольные. Будто в голове открыли бутылку с шампанским, оттуда хлещет пена с миллионом пузырьков, но они у поверхности мозга не лопаются, а застывают как бы в узор. А тебе это нравится, как будто ты смотришь невероятно классный сериал, и даже не один, а сто сразу, и как-то разом всё понимаешь. Или как будто раньше в тебя что-то вливалось тонкой струйкой, а тут, наконец, кран открыли на полную… Нет, всё не то. Ну не писатель я — прости, Лена. Не владею я с этими, как их… метафорами.

В общем, когда бурное фонтанирование более-менее закончилось, у меня внутри черепа образовалось что-то вроде залива со сложными берегами, островками, и всякой мелкой псятинкой. Например, я очень подробно знал историю планеты Аврора, начиная с глубокой древности. Особенно — историю династии Пицев и Святого Ордена. Которая, с одной стороны, была вроде как и ни при чём, а с другой — без этого всё остальное было непонятно. А также историю ИЭИ, ещё тех времён, когда меня на свете не было. А также биографию академика Окада и его лучшего ученика — довольно грустную и поучительную. И ещё более грустную историю Антона-Руматы. Или совсем уж печальную судьбу Владимира Юрковского, о которой я крое как знал, а тут обогатился, как говористя, красочными подробностями. И ещё множество всяких разных вещей, включая то мелкое обстоятельство, из-за которого я во всё это вляпался (вот никогда бы не подумал, кстати).

Из всего этого мне особенно понравилась арканарская история. Левин и сам её изучал с удовольствием, и мне это передалось. Но у меня есть отдельный плюс — я понимаю административную логику. Так что мне это было вдвойне по кайфу. Я даже зауважал этих средневековых королей — так они хорошо выкручивались из разных ситуаций и двигались к стратегическим целям. Особенно мне было Пица Шестого жалко. Человек он был так себе, но делал всё правильно. И если бы не земляне… эх.

А вот мы, земляне, выглядим в этой истории довольно-таки неприглядно. Потому что непонятно чего хотели. То есть наоборот, понятно чего — замести мусор под ковёр. Ну и замели, вот только мусор подгнил и завонял. И чего со всем этим делать — непонятно. Такие дела.

Долго у меня всё это укладывалось в голове, но, наконец, уложилось. И у меня снова появилась способность думать о себе. И о делах своих невесёлых.

Как следует поразмыслив, я решился-таки осуществить свой первоначальный план. То есть спрятаться в ближнем космосе.

Для начала я поставил целью избавиться от носильщика с его грузом. Кроме фонаря, мне там было уже ничего не нужно, а вот следов и улик оставлять не хотелось.

Тут я перебрал несколько вариантов. Самым простым было оставить его здесь, загнав кибера в какой-нибудь контейнер, пусть ищут. Самым изящным — прошвырнуться до Денеба-8 и там попробовать отправить его по грузовому протоколу до Альматеи. Был шанс, что грузовые запросы они там забыли отключить, потому что грузопоток между Денебом-8 и Альматеей вряд ли вообще какой-то есть. А так как трасса занята физиками, то груз просто подвиснет в нуле и будет там висеть до морковкина заговенья, как выражается Славин в таких случаях. К сожалению, риск тоже наличествовал, потому что могли забыть, а могли и не забыть. К тому же меня на Денебе-8 видели. Так что я решил не рисковать и остановился на самом надёжном варианте — на Долгопе.

Долгопа — место довольно специфическое. Это спутник Москвы, сероводородного газового гиганта цвета этого самого… извините за скатологический юмор. Толку от этой планеты никакого нет. За исключением её крайне выгодного расположение в ближнем Внеземелье, а главное — наличия шести спутников с исключительно устойчивыми и хорошо просчитываемыми орбитами. На которых легко и приятно размещать большие нуль-порталы. Одинцово, Балашиха, Люберцы- очень известные среди нуль-техников названия. А Новая Рига — место, известное далеко за пределами этой среды, так как имеет репутацию злачного. Я там бывал по коллекционерским делам, подтверждаю: заслуженная репутация.

Однако кроме шести хороших, годных спутников, там имеется ещё и седьмой — эта самая Долгопа. Спутник нехороший и негодный. В смысле — с неудобной орбитой, зато с ядовитой атмосферой и океаном из смеси азотной и соляной кислот. Местечко адовенькое. Зато в океане — аномально высокое содержание дейтерия и гелия-3, которые до сих пор используются в старинных термоядерных реакторах. Которые давно уже выглядят как музейные экспонаты. Им и место в музее, если б не старинный закон о диверсификации источников энергии. Согласно которому десять процентов нашей энергетики должно базироваться на принципах, отличных от повсеместно применяемых, потому что вдруг что-нибудь случится. Например, прилетят Странники и накроют нас какой-нибудь фигнёй, или законы природы вдруг поменяются, и вся современная энергетика от этого погибнет. А человечество, дескать, должно выжить в любом случае.

Сейчас это всё звучит немножечко безумно, но тут надо иметь в виду исторические обстоятельства. Тогда как раз переходили с термояда на энерговакуумные насосы. Переходили весьма резво, пока часть освоенного космоса за Сатурном не накрыло рассеянной нуль-волной естественного происхождения. То есть это сейчас понятно, что это была нуль-волна. А тогда никто ничего не понимал. Нечем такие вещи тогда было понимать. Тогда только-только освоили бондепадхаевскую трансгрессию и тихонько подбирались к чему-то вроде американской сигма-деритринитации. Так что выглядело это как страшный и совершенно необъяснимый факап, когда вся энерговакуумка одновременно вышла из строя. А вот старый добрый термояд продолжал давать энергию. Благодаря этому Внеземелье как-то выжило, хотя и с большими потерями. Вот после этого закон и приняли.

Потом, конечно, всё много раз менялось, энерговакуумки сменили на разгонные линейники, а сейчас везде используют субспейсовые батареи или АСТ-коллекторы. Но вся предыдущая энергетическая машинерия сохраняется в неприкосновенности и даже используется. Хотя топливо для тех же термоядерных реакторов добывается при помощи нуль-технологий. И если с ними что-нибудь случится, от реакторов никакого толка не будет. Но это логика, а к чему она, когда есть решение Мирового Совета, которое никто не хочет менять, потому что всех всё устраивает? Лена, ты мне можешь это объяснить? Комов вот в своё время не смог, только рукой махнул. Дескать, не нами принято, не нам и менять.

Короче, на Долгопе есть небольшая станция, добывающая гелий-3 со своим маленьким нуль-порталом. Люди там не появляются никогда, а вот всякая автоматика — постоянно, так как в агрессивной среде даже киберы долго не живут. Туда я и направил своего носильщика вместе со всеми грузами, запрограммировав его сразу же уронить себя в океан. Благо, грузовая нуль-камера открывается там прямо на поверхность. Думаю, он справился.

Что касается себя любимого, я наметил некий маршрут. Описывать не буду. Но первым этапом должно было стать попадание на родной склад, где я мог бы разжиться некоторыми редкими артефактами, очень полезными в бегах. Конечно, по сравнению с лаксианским ключом они смотрелись бледно, но лучше что-то, чем ничего. При этом я допускал, что Левина уже хватились, уже определили, с кем его крайний раз видели, и меня уже ищут. Мне было крайне желательно на складе не засветиться, особенно — по документам.

Это для меня было не так уж и проблемно. Кроме моего официального допуска, я в своё время сварганил себе несколько запасных. Оформленных на людей, которые даже и не подозревали, что получили право посещать столь тщательно охраняемое место.

Зачем? А затем, что в хорошем доме чёрный ход не помешает. Даже если ты весь такой честный и преданный долгу. Но честность честностью, долг долгом, а голова какая-то на плечах у меня имеется. И я помню, к примеру, как лишился своего места замначканцелярии Мирового Совета. Которому во время очередного тагорянского кризиса Горби поручил за десять минут подготовить меморандум, и тут вдруг выяснилось, что у него просрочен допуск к спецбазе дипдокументов. Причём просрочен он был давно, а выяснилось это прям вот сейчас. Человек впал в панику, побежал чего-то требовать, наговорил глупостей. Естественно, Горби рассвирипел и его отправил куда-то на Владиславу. Казалось бы, при чём тут Сикорски? А Сикорски, как всегда, ни при чём! Если, конечно, не считать того, что проштрафившийся зам был человеком Бадера, а требуемый документ был в итоге подготовлен человеком из ведомства Руди, у которого вдруг нашёлся и допуск, и все нужные разрешения, подготовленные заранее… Случайность, наверное. Или совпадение. Ага, конечно.

Ну так вот. Чтобы оградить себя от всяких таких случайностей и совпадений, я и принял своевременные меры. Что сейчас должно было бы мне сильно помочь.

То есть проникнуть в свою сокровищницу я мог. Оставалось до неё добраться.

Вариантов было мало. На Амельтею, к своему челноку, мне соваться было нельзя — это означало совать голову даже не в петлю, а в пасть тахорга. Угнать корабль — это для меня что-то из области фантастики, я не Комов. Всякого рода извращённые способы доставки типа орбитальных прыжков с гравиком я и не рассматривал, пусть этим занимаются любители экстрима.

И я совсем уже расстроился, когда мне в голову пришёл очень простой вариант. Хотя и не очень экономичный.

Но мне было как-то не до экономии, уж извините.

День 59

Ну дела. Не понос, так золотуха, как выражается Славин в таких случаях.

Вчера вечером возился с пультом в регуляторе — пытался нормально запитать хозблок. У меня там до сих пор самодельная запитка из силовки, меня это нервирует. К тому же хочется включить ионный душ, он не лишний. Нашёл вроде бы дублирующий кабель, но в последний момент испугался, что у меня там при пуске там всё сгорит. Решил отложить это дело на сегодняшнее утро и пошёл спать.

Проснулся от холода. Не ледяной, терпимый, но всё равно хорошего мало. Бросился в силовку отогреваться — там вообще зима. Я уж было запаниковал, но взял себя в руки, нашёл пакет со схемой, и к регулятору — смотреть под крышкой. Посмотрел. Вроде все лампочки горят как надо, все тумблеры в правильном положении. Снова стал смотреть схему, снова проверяю — вроде всё правильно, питание подаётся. Ничего не понимаю, опять начинаю паниковать. Беру себя в руки, снова смотрю. И тут замечаю, наконец, что какой-то крохотный рычажок с краю как-то странно торчит. Проверил по схеме, что за фигня. Оказалось — это опция перевода станции в режим строгой экономии энергии. На случай, если субспейсовая батарея выйдет из строя или ещё что. В частности, температура во всех помещениях опускается до биологически терпимого минимума.

Как я этот пёсов рычажок задел, ума не приложу. Похоже, случайно как-то, рукавом, что-ли. И не заметил.

Ну, поругался я на свою тупость. Вернул всё назад, прогрел помещение. Потом демонтировал свою самоделку и начал колдовать с пультом. Долго разбирался, но таки победил. Ионный душ, кстати, тоже заработал. Я его уже и опробовал, так что теперь я свеж и бодр и пахну морской волной. Вот такой я молодец.

Ну а теперь снова в прошлое.

Значит, на чём я остановился? А, вот: как я нашёл вариант доставки себя любимого на складской астероид.

В принципе, у нас на таких объектах принят самоввоз и самовывоз. Но на самый крайний случай в любом комконовском УКБ есть грузовой челнок. Он вообще-то здоровенный, так как предназначен для тяжёлых габаритных грузов, которые нужно срочно доставить куда-нибудь к псу в пасть. Внутри он начинён довольно качественной автоматикой, которая способна выполнить взлёт-посадку (посадка на троечку, но точно не разобьётся и груз не повредит) и простейшие манёвры, чтобы добраться до ближайшего комконовского нуль-портала. Для комфортной перевозки людей эта штука не приспособлена. Но это и неважно, так как на наших нуль-порталах имеются комплекты защиты, от обычных скафов и вплоть до противорадиационных и гравиустойчивых. Потому что грузы бывают разные и их иногда нужно сопровождать.

Мои действия? Я отсюда, пользуясь одним из своих липовых допусков, направляю запрос на челнок — «доставить груз на такой-то портал». Неважно какой груз. Но достаточно тяжёлый, на пару тонн. И достаточно распространённый.

Зачем? Потому что если он туда полетит пустой, а обратно — с грузом в девяноста три кило, что будет отмечено в отчётах, это могут заметить. Пусть даже заметят сильно позже, чем я всё проверну — всё равно, лишнего времени у меня больше нет, для меня несколько часов уже выигрыш.

Итак, мы берём с собой что-нибудь тяжёлое, долетаем, я делаю акт приёмки, и часиков через пять, чтобы выглядело естественнее — передачи груза. Вес немножко корректируем. Я надеваю скаф потолще и мы спускаемся. Там — снова акт приёмки, киберы разгружают челнок и он отправляется обратно на взлётку. А я радостно топаю к своим хранилищам. Где, в частности, лежат в консервации звездолёты класса «призрак» девятой модели. Маленькие кораблики, для перелётов средней дальности. Максимальная дистанция одной деритринитации — двадцать восемь световых. Оружия на борту нет. Зато маскировка была и остаётся лучшей из всех известных человечеству. Их вообще ничего не распознаёт, только веерное масс-сканирование, и то неуверенно. Потому-то их, собственно, и сняли с производства. Во избежание.

Но мне для моих целей нужен был именно такой кораблик. На котором я мог бы рассекать по ближнему космосу, не особо опасаясь, что меня засекут.

План был всем хорош, за исключением того, что я могу попасться на глаза каким-нибудь знакомым. Однако ничто не мешает выписать в составе груза мимикридный комбинезон вроде тех, в которых мы работали на Надежде. Или что-нибудь понадёжнее, типа «невидимки». Устройство тяжёлое, лишние семь килограммов тащить на себе неохота, зато меня уж точно никто не увидит. В общем, этот вопрос я тоже пометил как решённый.

Осталось одно — попасть на ближайший комконовский нуль-портал. Я потянулся за компом, чтобы прикинуть выгодную трассу, и тут вспомнил, что оставил его в багаже. Так что теперь он покоится на дне долгопского океана и тихо растворяется в агрессивной кислотной среде. Вместе с двумя панельками, кстати.

Я сам себе чуть по морде на настучал. Сижу тут такой умный, планы строю, даже немножечко горжусь собой. И такой факап.

Причём с компом у меня уплыло множество ценной для меня инфы. Включая те самые коды и пароли.

Когда до меня это дошло, меня аж передёрнуло — а вдруг левинские новые дружки забрали у меня не только комовскую цепочку, но и моё собственное добро? Так что разулся я с такой скоростью, как в лётном.

Почему разулся? А потом что мой личный шифроконтейнер оформлен оригинальным образом. Это такое колечко на большом пальце левой ноги. Смешно выглядит, неудобно снимать в случае чего, зато надёжно.

Ну, колечко оказалось на месте. Что означало — потерял я не так уж и много. Но мне нужен был новый комп. Которых полно в любом земном или околоземном компьютерном центре, иди-бери.

Вот только мне нужно было избежать регистрации покупки на моё имя. И при этом каким-то образом его активировать.

День 60

Типа юбилей. Шестьдесят дней моего здесь пребывания. Жаль, отметить нечем. Разве что биологической смесью. Задумался, кстати — а едал ли я чего-нибудь гаже биологической смеси? Вспомнил: в лётном на первом курсе нас кормили киселём. Такая розовая склизкая дрянь. Сейчас думаю: а, пожалуй, я бы сейчас её похлебал. Всё какое-то разнообразие.

Ладно, чего уж. Надо заканчивать с этой мурой.

Дурацкая ситуация с компом меня подвесила серьёзно. Потому что регистрация приобретения — процедура простая, формальная, вот только обойти её нельзя. Потому что без неё комп просто не будет активирован и не заработает. В принципе. Как и любая другая магазинная вещь.

Кстати. В учебниках у нас написано, что регистрация — пережиток предкоммунистической эпохи. Когда у каждого жителя Земли был счёт, с которого в момент регистрации покупки и списывались средства. Потом эти счета сделали открытыми, то есть неограниченно пополняемыми. А потом совсем отменили. Но необходимость приложить руку к прилавку и дать магазинному компьютеру себя опознать — осталась. Как и то, что данные по всем приобретениям записываются в профессиональный реестр. Потому что, дескать, статистическим службам очень полезно знать, что да как и с чем именно приобретают люди. Для планирования дальнейшего производства. Чтобы, например, знать, сколько спичечных коробков со спичками из настоящей осины приобретает владелец одной янтариновой трубки. А то вдруг осины не хватит.

На самом деле всё это чушь. Я и сам, в общем-то, догадывался, а потом мне это подтвердил Григорянц, который одно время работал под прикрытием в Центральном Статистическом Бюро. Так вот, они там эти данные вообще не смотрят, так как ориентируются на магазинные показатели, и то обобщённые. Не нужно им это низачем.

Реальная причина — чисто психологическая. Если человеку дать возможность брать с полки всё что хочется, и никто не будет знать, что именно он это взял — человек рано или поздно начнёт относится к вещам как к грязи. Например, каждый день брать себе новый глайдер, ну просто потому, что новый. А предыдущий — разбивать о край Великого Каньона, просто чтобы посмотреть, как глайдер разбивается. Но если приобретение глайдера будет фиксироваться и отражаться в ПР, он этого делать не будет. Даже не потому, что побоится — вот, дескать, кто-нибудь посмотрит в его реестр и увидит там сотни глайдеров. Он просто не дойдёт до той стадии, когда ему захочется бить глайдеры о Великий Каньон. Он будет относиться к вещи довольно бережно, и даже когда она ему надоест — сдаст в тот же магазин на переработку, и получит новый. Потому что будет чувствовать какую-то ответственность, что-ли. Из-за регистрации покупки, да.

Всё это, допустим, очень хорошо придумано. Но в данный конкретный момент мне эта самая регистрация — как нож острый. Потому что она означает, что мой идентификатор идёт в общую базу, где моментально и опознаётся. Если меня уже ищут, конечно, но я исхожу из того, что ищут. И в этом случае — через несколько минут меня берут тёпленького.

Можно было бы воспользоваться казённым компьютером в какой-нибудь гостинице, досуговом центре, типа того, что на Япете. Вот только и там требуется регистрация. Да она вообще везде требуется — без неё я могу взять с полки только какую-нибудь простенькую жратву вроде чипсов и газировки. С голоду не помру, но это и всё.

В конце концов я придумал вариант. Мне, по большому счёту, нужен любой, совершенно любой работающий компьютер с омега-контроллером, к которому я смогу подключить шифроконтейнер, корректно открыть его, достать нужные коды и сделать необходимые распоряжения. Я всё сделаю и сотру все следы своей работы. Главное — чтобы мне никто при этом не мешал.

Где бы такой найти? Ну например, на какой-нибудь малопосещаемой пересадочной нуль-станции. Да хотя бы и посещаемой — главное, чтобы там не было техников. На маленькие станции бригада обычно заглядывает раз в месяц, работает пару часов, потом выпивает в каком-нибудь техническом помещении и отправляется обратно — кто куда. Наличие-отсутствие техбригады проверяется довольно легко: если они вдруг на месте, возле порталов обязательно будут суетиться киберы-носильщики, лежать всякое оборудование и так далее. Во всяком случае, на маленькой станции, где лишних помещений нет, это обычно так. Значит что? Значит, нужно искать эту маленькую станцию, там идти в технические помещения, найти комп, станцией управляющей, и немножечко попользовать его не по назначению. Делов-то.

Правда, возникла проблема — а где такую станцию найти. Был бы у меня комп, посмотрел бы, но вся штука в том, что у меня его нет. Тогда я решил не мучиться, а вернуться на Япет. А там поговорить с местными, что-то как-то выяснить, в общем — на месте сориентируюсь. Засвечусь, конечно, но не так, как в случае приобретения компа: это надо будет сначала сообразить, что я был на Япете, потом искать свидетелей, которые меня запомнили, их опрашивать, потом работать с их памятью. В общем, на это по-любому уйдёт много времени, а я к тому моменту уже буду невидим и свободен.

И я вошёл в нуль-камеру и бестрепетной рукой набрал код Япета.

Представьте моё удивление, когда через четырнадцать микросекунд передо мной засверкала стеклянная стена, а за ней — взвешенная белая муть, которую я век бы не видел.

А через пару секунд за спиной раздалось: «Уважаемый товарищ! В связи с неожиданным выходом из строя терминала порта Япета вы перенесены в ближайшую точку приёма. Добро пожаловать на Энцелад».

День 61

Ничего нового. Заканчиваю.

Вообще говоря, факапы с точкой приёма — явление крайне редкое, но иногда случается. Это надо умудриться попасть так, чтобы за четырнадцать микросекунд позиция и контрпозиция разошлись больше чем на матэквивалент фундаментальной длины. В таких случаях ОТП-протокол подвешивает груз в нуле, но людей подвешивать в нуле нельзя. Поэтому ГПП предлагает резервные точки выхода, для которых совмещение координат установлено. Обычно выбирается точка, отнсительно близкая к заказанной, но чтобы там был большой порт. Тут опять же психология. Если человек телепортировался в Одессу, а вышел, скажем, в Херсоне, ему это как-то проще пережить, чем если он на Луне выпрыгнет. Хотя практических последствий это не имеет. Всё равно через пару секунд — в крайнем случае пару минут — он таки попадёт в Одессу.

Хотя, конечно, влипнуть в такой факап именно сейчас — это был нехороший признак. Признаком ещё худшим был сам Энцелад. Надо ж было меня перебросить именно сюда!

С другой стороны, ситуация давала мне кое-какие возможности. Я напустил на себя вид растерянный и озабоченный и направился в сторону местного бара.

По ходу я увидел какую-то бабусю, переругивающуюся с кибером-стюардом. Насколько я понял, она требовала объяснений, куда пропал её носильщик с вещами. Мне это напомнило собственную дурость, и я направился в бар. В котором мне в предыдущие разы побывать не довелось.

Надо признать, бар на Энцеладе отменный. Одних пивных кранов штук двадцать. Но я на это не купился, а посмотрел, что берут люди в оранжевых комбезах — ну, в смысле, местные техники. Они все толпились у одного конкретного крантика с краю. Я пристроился туда, через пару минут уже знал, что здесь отличное местное тёмное, и выяснял у ребят всякие подробности.

Ребята мне сказали, что сегодня плохой день. Во-первых, ещё с утра с Тёмной Стороны пришла весточка, что грузопотоки на всю область Сатурна задерживаются с часовым, что-ли, лагом. На законный вопрос, куда ушёл весь нуль-трафик, ТС-ники ответили в том смысле, что сами в удивлении. А потом и с пассажирами начались какие-то проблемы. Ничего серьёзного, но как-то нехорошо и тревожно.

Зато я немного успокоился. Поскольку торможение грузопотоков в девяноста девяти процентах случаев означает простую вещь — через нуль тащат какой-то очень массивный и крайне габаритный груз. Очень массивный, крайне габаритный и чрезвычайно секретный. Иначе нет надобности связываться с нуль-транспортировкой. На моей памяти такое было пару раз. Первый — когда нашли судно-астероид хаттифнаттов. И второй — когда случилось что-то такое, о чём даже я не знаю. В обоих случаях требовались мегапорталы с камерой размерчиком в кубический километр. Монтируются они прямо в космосе, а оборудование для них брали с наших складов, потому я и в курсе. Ну, подумал я, и сейчас что-то такое волокут. Хрен бы с ним.

Тогда я приступил к следующему этапу. Выпив с ребятами пару кружек, я начал рассказывать такую байку. Дескать, я — врач с Марса, занимаюсь Г-аллергией, синдромом раннего развития и другими побочками фукамизации. В каком-то интернате случилось что-то непонятное, может и по моей части, и меня на всякий случай привлекли к делу. Где и что — я сам пока не знаю. Всё это знал мой начальник, который меня и взял с собой. Проблема в том, что меня закинуло сюда, а начальник, судя по всему, благополучно высадился на Япете. С ним же был носильщик, так что я остался без вещей, даже без компа и связи. И мне нужно очень-очень срочно по такому-то адресу — я назвал засевший у меня в памяти номер астероида в гуще пояса, где лет десять назад я тайно встречался с одной замужней дамой.

Ребята посочувствовали: действительно ведь неприятная ситуация. Кто-то попытался сунуть мне панельку, чтобы я в БВИ нашёл код связи своего начальника. Я довольно талантливо изобразил узкого, очень узкого специалиста, который в БВИ понимает как ракопаук в алапайчиках и знает только свою предметную область. Мне ещё раз посочувствовали. Один товарищ достал маленький комп, и, поковырявшись немного, предложил мне путь с четырьмя пересадками, всё через крупные порталы: Ганимед, Калина-Красная, Нью-Васюки, Распределительная-4. Меня это категорически не устраивало, мне нужна была маленькая станция. Так что я, напустив на себя растерянный вид, сказал, что не хочу снова попасть куда-нибудь не туда, и нет ли варианта покороче.

Мне стали объяснять, что второй раз попасть в такой же факап — дело нереальное, но я упёрся. Поэтому то же товарищ быстренько просчитал варианты и предложил две пересадки — Распределительная-2 и маленькая промежуточная станция без названия, типа «номер запиши». Это было ровно то, что мне нужно.

Я записал номер на салфетке, допил пиво, всем пожелал хорошего вакуума и направился обратно в портал.

На Распределительную я прибыл без проблем. Там выпил апельсинового сока, вернулся к порталу и оказался здесь. Быстро осмотрелся и убедился, что станция и в самом деле пуста. После чего бодро потрусил в техничку, на свидание с компом. Где и обнаружил, что он заблокирован. А когда я вернулся к порталам, выяснилось, что они отключены.

Я проторчал перед отключёнными порталами час. Изо всех сил убеждая себя, что это какая-то ошибка. Что рано или поздно всё починят и включат.

А потом до меня, наконец, дошло, что никто ничего не починит и не включит.

То есть, конечно, включат когда-нибудь. Для переброски убойной команды.

День 62

Обнаружил, что сильно похудел — штаны выбрали весь резерв и теперь болтаются. Я ретро-одежды из жёсткой ткани не ношу, у меня всё подсаживается по фигуре. Фигура моя, кстати, меня устраивает. А каждую неделю ходить на процедуры и ускорять обмен, чтобы поражать окружающих стройностью — это уж извините.

Я вообще к худым отношусь сложно. Ещё с училища. Был у нас один такой, оперативное искусство преподавал — тощий, лысый, всегда в чёрном ходил. Неприятный тип, никогда с первого раза зачёт не ставил, принцип у него был такой. Я ему раз семь пересдавал. Потом Сикорский, тоже тощий. Ну а Горби в этом отношении вообще классический тип.

Есть, правда, два исключения — Арам Григорянц и Толик Бойцов. Ну, Арама ты, Лена, наверняка знаешь. А Толик — это командир наших убойщиков. Они-то, скорее всего, по мне работать и будут.

Вот, кстати, забавная деталь. У нас с ДГБ много общего, но есть какие-то моменты, где мы расходимся. Обычно это воспринимается как разница стиля: дескать, ДГБ — пижоны и любят всякие новшества, а КОМКОН — это крепкий олдскул. Но на самом деле разница глубже. Мировоззренческая есть между нами разница, не побоюсь этого слова.

В частности. У галактов есть такая репутация — они вроде как не любят убивать. На самом деле они убивают не меньше нашего. Просто им важен мотивчик — почему вдруг данный человек стал представлять угрозу для общества. Причём просто выпотрошить голову злодея на ментоскопе им мало, они ещё интересуются, так сказать, развитием его идей. Они могут годами держать человечка в разработке, чтобы посмотреть, до чего он дойдёт. Иногда доходило до всякого нехорошего. Рассказывать не буду — ты, Лена, это лучше знаешь. До меня только слухи доходят, да и то кривые.

У КОМКОНа парадигма другая. Угроза должна быть ликвидирована, а потом можно посмотреть, что это было и почему. А если угроза серьёзная, то можно и не смотреть, важно уничтожить. Хорошо, что Комов у Фомальгаута и вряд ли доступен. Потому что если бы с ним связались и он хоть полслова сказал бы о лаксианском ключе, то меня не пытались бы здесь блокировать, а пригнали «Терминатор» и испарили плазменным ударом. Во избежание. Но, судя по всему, про лаксианский ключ они не знают. Так что голова моя им всё-таки нужна. Мёртвая, разумеется. Посмертная ментоскопия у нас очень хорошо поставлена.

Тоже, между прочим, тема. Когда я только знакомился со спецификой нашей работы, то интересовался — а зачем вообще убивать? Ну, нагробил человек, проштрафился. Допустим даже, совершил преступление. У нас же есть ментоскописты. Выяснить аккуратненько, как он дошёл до жизни такой, что с ним не так. И скорректировать личность. Можно даже стереть прошлые воспоминания. А преступление сделать тайной личности. Мы же так делаем в случае проступка, совершённого случайно. К тому же и допрашивать всё-таки лучше живого человека, а не мёртвого. Энграммы, конечно, вытащить можно и из мёртвого, и расшифровать их тоже можно. Но тут нужна аппаратура другого класса и другие специалисты. Тот же Борис за такую работу не взялся бы. А главное — зачем?

Такие же вопросы были и у других курсантов. И в конце концов нам объяснили, в чём дело. Раз и навсегда.

Во-первых. Смертная казнь у нас запрещена конституционными законами. Которые были подписаны пёс знает сколько времени назад при объединении Земли под Мировой Совет. Время было тяжёлое, послеполуденное. Ну то есть как тяжёлое. Ресурсы, в общем-то, уже были, а вот человеческая жизнь стоила дорого. Хотя интересно, а сколько бы она стоила, если бы после Полудня на Земле осталось не двадцать миллионов, а хотя бы двести? В ИЭИ, говорят, строили как-то компьютерные модели, но я что-то не видел на эту тему публикаций. Зато полным-полно болтовни насчёт объективных законов исторического развития, диалектически ведущих к торжеству деятельного гуманизма через всеобщую гекатомбу. Хотя ТИП всё всегда прекрасно объясняет, на то она и всепобеждающее учение.

Так или иначе, смертной казни у нас нет и быть не может. Заключения под стражу, как в древние времена — тоже. Запрещено теми же основными законами. Есть наказание в виде общественных работ, в послеполуденные времена это было актуально — радиоактивные пустоши расчищать. Когда-то этого реально боялись. Но сейчас общественными работами никого не напугаешь.

И, наконец, психокоррекция. Которая человека может изменить очень сильно, но такие штуки, как полное стирание личности или глобальная замена памяти запрещены Комиссией по этике Мирового Совета.

И вот теперь — во-вторых. Некоторых людей удерживает от некоторых поступков только угроза физической смерти. Когда ты знаешь, что в любом случае останешься жив, да ещё и на свободе, пусть даже весь изнутри себя перекроенный — это как-то способствует всяким смелым идеям. Типа — проводить опыты на людях. Или играться со смертельно опасными артефактами. Или убить человека, которого ты считаешь вредным. До такого тоже некоторые доходят. Например, на Ламондуа дважды покушались — после истории с Радугой. Оба раза — из самых высоких побуждений: дескать, опыты с нуль-Т смертельно опасны для человечества и надо это остановить любой ценой… Один даже нулевую статью взял — дескать, действую по своему усмотрению, и хоть убейте сразу, хоть судите потом семеро. Убили, конечно: нулевая статья выводит из-под действия любых законов. Но такой идиот нашёлся один. А если бы не угроза смерти, их было бы гораздо больше. Мы даже не знаем, насколько больше.

Так вот. Даже последний зритель сериалов знает — КОМКОН и ДГБ могут убить. Случайно, разумеется. При задержании. Потому что в законах есть такой пунктик: при задержании особо опасного преступника можно и нужно использовать любые средства. А уровень опасности данные службы определяют сами. Вот и думай: ты мог быть живым и тёплым, а теперь ты холодный и мёртвый. И твою голову сканируют точечными импульсами, чтобы понять, что с тобой было не так, что ты стал плохим парнем. Вот такое знание — оно очень помогает не делать глупостей.

Поэтому КОМКОН и ДГБ, если считают, что человек наработал на смерть, то с неё и начинают. Это не считая «несчастных случаев», когда операция маскируется. В той или иной степени маскируется — иногда общественности дают понюхать горелого. То есть пускают слухи о том, что тот или иной факап на самом деле был спецоперацией. Иногда, кстати сказать, этой темой прикрывают самые настоящие факапы. Потому что иногда бывает так — уж лучше пусть думают, что это злодеи из спецслужб постарались, чем знают, что во всём виноват высокопоставленный кретин. Которого даже наказать-то толком нельзя, потому что если его наказать, то повредишь какому-нибудь хорошему делу.

Вот после катастрофы у Слепого Пятна все виновные были найдены, названы и наказаны. Включая самого директора Института, Мвена Маса, который теперь доживает век на каком-то тропическом острове. Но в принципе это было справделиво, потому что погибло много людей и кто-то должен был за это ответить. Вот только привело это к разгрому Института Физики Пространства и закрытию всех перспективных исследований в области высших пространств. А нуль-Т у нас есть, потому что после факапа на Радуге — слава деятельному гуманизму, там обошлось почти без жертв — лично Комов прикрыл Ламондуа и его команду от Горби, деятельно жаждущего крови. Несмотря на очевидную их вину.

Ну а с самими сотрудниками КОМКОНа разговор особый. При окончательном оформлении они подписывают документ, в котором есть пункт о снятии ответственности. То есть действующего сотрудника можно убрать с формулировкой типа «не оправдал возложенного доверия». Что, конечно, означает внутриведомственный скандал, но, в общем, такое тоже случалось.

Да, вот такие у нас условия работы. Кому не нравится — добро пожаловать в аналитические отде

ФАЙЛ 2

День 64

Извините, в прошлый раз оборвалось на полуслове. Исправить уже ничего не могу, у меня ничего не стирается, я вроде про это говорил. Хуже того, весь файл заблокировался ещё и на запись. Пришлось создавать новый. Короче, очередной факап. Псы бы его драли.

В общем, я сидел себе, писал очередной кусок мемуара, и вдруг гаснет свет. Комп при этом продолжает работать, ничего не грохочет, не скрипит, просто свет гаснет. Я иду к выключателю — ничего не работает. За дверью — тоже темень. Точнее, очень-очень слабая подсветочка, так, что стены видно, а больше ничего и не разберёшь. То есть как катастрофа это не выглядит. Но и хорошего тоже ничего в этом нет.

Ну я, конечно, отправился в силовку. И там, подсвечивая фонариком документы, стал разбираться — может, опять рычажок неправильно встал и станция переключилась в какой-нибудь спецрежим.

Внимательное чтение привело меня к разделу «Пассивный режим». Из которого я узнал, в числе всего прочего, что станция, если на ней три месяца никто не появлялся, переходит в режим консервации. Во имя уменьшения амортизации оборудования. Не то чтобы всё вообще выключается, просто начинает работать по минимуму — так, чтобы появившиеся наконец техники не реанимировали всё с нуля (от этого амортизация только больше), а спокойно включили все системы на полную катушку. То есть — освещёность выставляется на минимальную, тепло — на десять градусов по Цельсию, все коммунальные службы отключаются, в том числе очистка воды. И воздуха тоже, кстати.

Вывести систему из такого состояния ничего не стоит — достаточно дойти до компа и запустить соответствующую программу. Но вот неприятность, комп заблокирован. А вывод станции в штатный режим через выносной пульт не предусмотрен. Потому что просто аварийную ситуацию предусмотрели, а то, что человек может оказаться на работающей станции, но при этом не может воспользоваться нуль-Т — нет. Не подумали, что такое может быть.

Тут до меня дошло, что я ведь, похоже, дождался-таки нехорошего. Без воды, без чистого воздуха, без всего вообще — я довольно скоро сдохну! И вторая мысль — вполне возможно, что этого-то и ждут. Потому что в таком случае Славин так и не подпишет приказа о моей ликвидации, просто всё случится само. Типа — пока выясняли, что делать с дядей Яшей, он взял да и помер. Ну да, нехорошо как-то вышло, но проблемка сама собой разрешилась.

В принципе, это на грани фола. Хотя про того же Сикорски рассказывают, что он во время работы саракшианской комиссии специально протормозил помощь одному особенно въедливому человечку, застрявшему в местных джунглях. Вытащили оттуда его уже основательно обглоданным… Я, правда, всегда думал, что Руди в очередной раз сочинил про себя страшилку. Но кто знает, может, что-то за этим есть. Во всяком случае, Славин эту страшилку знает. Он-то мне её и рассказал. А раз знает, то может и сам применить.

Короче, я немного попаниковал. Потом всё-таки взял себя в руки. И стал искать решение.

Не буду расписывать всё, что я потом делал. Помогла насильственная перезагрузка компа.

День 65

Как-то я несколько напрягся из-за последних событий. Теперь сплю рядом с гермокомбезом ГКК61Л-4. Без упаковки. Да, я его распаковал. Собственными руками. Коллекционная ценность вещи от этого понизилась. А моя личная безопасность повысилась. Вот такая диалектика.

На самом деле я уже почти всё рассказал. Кроме того, что мне оставил Левин. Правда, я не очень понимаю, как это… слово забыл… подавать, что-ли. И даже с какого места.

Начну, пожалуй, с начала. То есть с того, как Борьку вообще припрягли к этому делу.

Было это довольно хитро закручено. Потому что припрягали его несколько раз.

Первый раз это было связано со Сноубриджем, с которым Левин работал. От него он кое-что узнал. Впоследствии он заблокировал себе часть воспоминаний, в основном сентиментальных, но вот фактуру сохранил.

Потом — и это было совершенно никак не связано с предыдущим случаем — Левин поучаствовал в разборе ментального наследия академика Окада. Конкретно он занимался слуховыми ассоциациями. Но приходилось залезать и в другие сектора, и вот тут-то он узнал о модификаторе.

Третий, решающий подход к той же штанге был у него связан с планетой Надежда и тем, что там творилось. Не то чтобы руководство КОМКОНа не знало чего-то принципиального. Однако выяснилось, что по ходу дела утеряна фактура, а в ней-то обычно прячутся всякие неожиданности. И Сикорски, который работал на Саракше и имел в этих делах личный интерес, настоял на глубинном расследовании. Оно же расследование с плавающей задачей, оно же total recall.

Суть в чём. Обычное расследование имеет конкретную цель. Например: найти виновных в таком-то факапе. Или — определить, что же произошло на самом деле там-то и там-то. Ну и так далее. Цель ясна, задача определена.

ГР проводится, когда цель не вполне понятна. То есть прояснение цели расследования входит в задачу самого расследования. Например: «Найдите всё, относящееся к этому делу, вообще всё — и заодно определите, что это за дело вообще и про что оно». Или: «выясните, как такое вообще могло произойти». Или, скажем: «вот была такая история, в ней что-то не так, найдите — что». Или даже: «дана предметная область, найдите всё подозрительное».

Понятно, что эти «не так», «подозрительное», «относящееся к делу» и т. п. никак не формализуемы. Это всё интуиции, расплывчатые оценки и тому подобное. Тем не менее, такие задачи регулярно возникают на практике, и с этим надо как-то работать. Ну вот и работают. Как могут. Хотя это дорого обходится.

Право инициировать глубинные расследования есть у руководства КОМКОНа, у галактов (вот не знаю, как у них это устроено) и у членов Президиума Мирового Совета. Ну то есть у людей очень серьёзных и социально ответственных. Потому что ресурсов такие дела берут много, а результат не то что не гарантирован — иногда трудно понять, является ли итог вообще сколько-нибудь осмысленным. Плюс издержки, о которых ниже.

Проводится ГР обычно так. Сперва назначается ведущий. Как правило, один, очень редко двое или трое. Выбор ведущего — половина успеха или неуспеха дела. В идеале это должен быть человек, буквально рождённый для данной проблемы. У которого личный опыт и знания на проблему ложатся. И при этом — чтобы это не была его основная работа, потому что иначе это обойдётся в неприемлемую цену.

Ведущему даётся в руки рабочая группа плюс неограниченные полномочия. С группой он лично не контактирует. Во избежание. Он отдаёт распоряжения и ставит задачи. То есть может загружать на постоянной основе абсолютно любой работой несколько десятков очень хороших специалистов. На непостоянной — задействовать целые институты. Кроме того, он может требовать любую помощь и поддержку, а также затребовать практически любые сведения о чём угодно. Включая информацию, составляющую тайну личности или гостайну. Ему также предоставляется доступ ко всем информационным ресурсам, до которых КОМКОН вообще способен дотянуться. И самое главное — доступ к КРИ.

Получить персональный доступ к Коллектору Рассеянной Информации крайне сложно. Доступ предоставляется организациям. На практике это означает, что любой запрос проверяется-перепроверяется всеми заинтересованными лицами, на предмет кабы чего не вышло. Личный доступ к Коллектору есть у единиц. У Горбовского он, например, есть. Про Пошибякина рассказывают легенду, будто бы он на спор взломал защиту Коллектора, применив какой-то хитрый математический метод. Как говорят абсолютно все знающие люди, это чушь собачья.

Но ведущему глубинное расследование доступ к КРИ выписывают. И ничем не ограничивают в его любопытстве. Он может интересоваться всем — начиная от процесса пищеварения тахорга и кончая интригами времён фараонов. И любые сведения ему доставят на блюдечке. А если их нет — Коллектор выжмет информацию из воздуха, из космоса и из глубин библиотек.

Сроки ведущему ставят обычно разумные — в том смысле, что не торопят. Или вообще не ставят сроков. Просто на такие дела не берут людей, которые будут тянуть с результатами. Тем более, что в данном случае у ведущего есть стимул закончить с делами поскорее. Потому что после проведения глубинного расследования ведущему стирают память. Полностью, в обязательном порядке. Ибо мало ли до чего он мог по ходу дела докопаться. И, выборочно — членам рабочей группы.

Я вот не знаю, вёл ли я сам когда-нибудь глубинное расследование. Наверное, всё-таки нет. Но вот в рабочей группе я дважды побывал. Первый раз это было расследование обстоятельств исчезновения на одной планете так называемой «группы Кандид» («Дело улитки на склоне»). Задание мне поставили стрёмное — выяснить, посещал ли данную планету один человек, и если да, то с какой целью. Не знаю, что я там навыяснял: задание я помню, а к чему пришёл — это уже нет. Единственное, что осталось — отношение к Горбовскому. Что-то я по ходу дела о нём узнал такое… А второй раз я работал по теме «Урод». Ну, про это ты, Лена, в курсе.

Теперь о Левине. Его выбрали из-за того, что он уже дважды касался этой темы. Сикорский счёл это знаком. И довольно долго на Борьку давил, прежде чем тот всё-таки согласился. Выпросив себе и то и это, и ещё кой-чего сверху. Не буду вдаваться в подробности, скажу одно — всё-таки есть у них это самое. Ну, торгашество, что-ли. Нет, я без предрассудков, таких предрассудков у завхозов не бывает. Но вот факт. Факты вещь упрямая. Хотя когда факты обобщаются или переходят в статистику — тут, конечно, возможны варианты. Ещё какие варианты. Помню одну историю… всё-всё-всё, молчу.

В общем, Левин взялся. И довёл дело почти до конца, когда появился я со своими ненужными расспросами. Левин это счёл то ли проверкой, то ли знаком недоверия, и устроил Сикорскому скандал. Тот встревожился, пообещал разобраться, а расследование временно приостановил до выяснения обстоятельств. При этом Левину заблокировали память — не убрали совсем, а именно заблокировали — и заодно внушили лёгкую неприязнь ко мне лично. Не такую, чтобы он от меня бегал, но достаточную, чтобы не стремился к общению. То-то мне его пришлось с такими трудами вытаскивать на рандеву.

Теперь о самом расследовании. Когда оно начиналось, всё крутилось вокруг модификатора — и академика Окада, который его, в свою очередь, модифицировал. Потом пришла арканарская тема и остальные оттёрла. На совершенно левый вопрос с Юрковским Левин потратил уйму времени и даже задействовал Коллектор. В результате выяснив подробности личной жизни одной давно умершей женщины. Интересные для сочинителей душещипательных сериалов, но не для Сикорски. Потом начался самый жир, довольно скверно пахнущий. Но он его разгрёб, и осталось всего несколько мелких вопросиков, когда появился я и всё пошло насмарку.

Ну вот как-то так. Этот хвост я, кажется, расплёл. И могу начать более-менее с начала.

То есть с Полудня.

День 65

Тот же день. Спать пора, а мне не спится. Попробовал поставить себе какую-нибудь спокойную музычку и по ошибке включил Магнуса Пруста. Вот этот самый кусок, который в экстренных новостях. Тра-дррр-та-тара-бум и фоном вувузела. Вскочил, естественно. Магнуса стёр, чтоб духу его не было. Но теперь час не усну, как минимум.

Вообще не знаю, кем надо быть, чтобы записать себе в коллекцию Пруста? В Халифате какую-то его симфонию для пыток использовали. Реально, надевали на человека наушники и затыкали рот, чтобы не орал. Пары часов обычно хватало, чтобы у того мозги кипеть начинали.

Хотя вот тринадцатого мы же слушаем «Мёртвую Руку»? Славин, правда, говорил, что это не аутентичное исполнение, а обработка. В аутентичном, говорит, это слушать невозможно вообще. А так — почти невозможно. И весь эффект от этого самого почти. Потому что слёзы, глаза в кучку и одна мысль — хорошо, что это кончилось.

Кстати вот тоже, насчёт тринадцатого. Время от времени на федеральные каналы вылезает какое-нибудь высокоинтеллектуальное мурло с предложением его отменить. Дескать, сколько можно. Каждый земной год всепланетный траур, сколько уже времени прошло, экономика страдает и всё такое. Макс Каммерер, кстати, когда журналиствовал, тоже отметился. Тряс какими-то хозяйственными цифрами, явно с потолка взятыми, и что-то там блекотал про средневековые ритуалы, недостойные современного прогрессивного человека.

Очень хотелось ему в рожу плюнуть за такую прогрессивность. Или ещё лучше — заставить прослушать всю «Руку» без адаптации, а во время отказов слуха просмотреть все серии «Последнего лета». Не самое красивое зрелище, зато все съёмки документальные. От первых взрывов до финальных трупов. Особенно Индия. Минус миллиард в месяц. Или бразильские кадры. Эти ребята вообще были ни при чём, на них бомбы сбросили просто на всякий случай. Зато съёмки с последнего карнавала на развалинах Рио очень впечатляют. Ну и, конечно, серии про Ресурсную. Вот это в особенности — про Ресурсную.

Вообще интересно. А что было бы, если бы выжили не русские, вместе с остатками немцев и японцев — а, скажем, китайцы и корейцы? ТИП на эту тему молчит. То есть не молчит, конечно, я официальную точку зрения знаю: было бы то же самое — восстановление и объединение планеты и строительство коммунистического общества. Разве что Полдень назывался бы Полночью. Потому что китайцы отсчитывали бы время не от первой атомной атаки Халифата, а от гибели Пекина, а там был свой часовой пояс… Но что-то мне не верится. Китайцы, если верить той же ТИП, запретили бы прогресс вообще. Ушли бы ниже пара, как говорят в ИЭИ про доиндустриальные общества. И благополучно вымерли после Гудбая. Или не вымерли бы, но тогда я сидел бы не здесь, а в какой-нибудь пещере, глодал бы чью-нибудь конечность. Хотя, может, был бы счастливее.

Ладно, это всё побоку. Так вот, про модификатор. Предназначался он в основном для крупного рогатого скота и лошадей. Не все знают, но в первые послеполуденные десятилетия транспорт был в основном гужевой. И по-другому быть не могло. Потому что быки и лошади не нуждаются в сборке, а производят себя сами, и заправляются углеводами, а не углеводородами. Так что импульсные ракеты с ЯРД, благодаря которым сумели восстановить орбитальный пояс, волокли на стартовые столы лошадки. А бензин из хранилищ выдавался только для спецтехники.

Кто сделал модификатор, так и осталось неизвестным. Важно, что его применяли везде. Один укол — и через двое суток животное становилось идеально послушным, вплоть до отключения базовых инстинктов. Лошадь могла идти и тащить груз, пока не падала замертво. Что в тех условиях могло быть критически важно.

При этом никто особо не интересовался, а как именно эта штука действует и что это вообще такое. Все считали, что это какая-то химия. А так — работает, и ладно.

Вот от этого «работает и ладно» факапы-то и бывают. И ещё — от наплевательского отношения к технике безопасности.

Потому что это никакая не химия была. А самая что ни на есть биология.

День 66

Давно не слушал музыки. Попытался сегодня поставить — ничего не нравится, ну то есть вообще. Даже Бах. Кажется, переел я классики. Вот что-нибудь лёгенькое я бы послушал. Даже «Барвинок», пёс с ним. Или лучше заставку к сериалу про Урановую Голконду. Сериал идиотский, а заставка гениальная. Тип-патим-патим-парам, тарам, тарам, и скрипочка фоном.

Между прочим, характерный примерчик. Когда сериал появился, его авторы особо напирали на то, что работали с историческими документами, в том числе с дневниками членов экипажа «Хиуса». Как потом выяснилось, дневник был всего один — шофёра Быкова. Который был ветеран Ресурсной и вообще человек героический. Но интеллектом не блистал, писать толком не умел, и что вокруг происходит, понимал с пятого на десятое. Отношение в экспедиции к нему было соответствующим — ну дурак и дурак. Плюс секретность. Быков так и не понял куда летал, к какому солнышку. Другое дело, что боньдепадхаевский сверхсветовой привод был жуткой дрянью — несколько месяцев полёта и десятипроцентный разброс точки выхода в геометрической пропорции от дистанции, что приходилось корректировать досветовыми двигателями. Но для своего времени и это было вундервафлей. Так что всё держали в страшном секрете, чтобы стрёмные парни с Аляски и Фолклендов не догадались. Потому что хоть америкосов и осталось два с половиной миллиона против наших восемнадцати, зато технологии у них сохранились более продвинутые. Так что официально мы возили трансураны с той Венеры, что возле Солнца, а не с ЕН 17. Впрочем, экипажу тоже официально ничего не сообщали — знали только пилоты и начэкспедиции. Хотя, конечно, все всё понимали, кроме Быкова. И дураков-сериальщиков. Поверивших быковскому мемуару как он есть.

Как же над ними ржали! Кое-кто предлагал даже снять серию на поверхности нашей родной Венеры. Вот смеху-то было бы. Или эпизод с Бондепадхаем. Из которого прямо следует, что Быкова не просто держали за дурака, но и вообще не доверяли. Может, даже прикалывались. Хотя нет, не прикалывались, но не доверяли конкретно.

Ладно, космос космосом, вернёмся на Землю. Тогдашнюю.

Первые случаи заражения модификатором человека прошли незамеченными. А когда их стали замечать, заражённых начали прятать. Потому что очень уж они были хорошими работниками. Скажешь — сделают. Не скажешь — будут сидеть на корточках и смотреть в пространство мутными глазами. Правда, есть и спать им тоже надо было приказывать. Зато трудовые показатели были отличными.

Но в конце концов ситуация выяснилась. Поднялся кипеш. Тело одного заражённого доставили в нормальную лабораторию в Норильске и там распотрошили до молекул. Выяснилось следующее.

Исходно модификатор был непатогенным вирусом-симбионтом. Человек им заразиться не мог. Животное тоже — естественным путём, разумеется: вирус был низковирулентным и заражал только при непосредственном попадании в кровеносную систему, причём в достаточном количестве. Физического вреда организму он не причинял. Зато он воздействовал на мозг несчастной скотины довольно сложным образом. А именно — проникал в лимбическую систему и обрушивал её связи с разными системами организма, в том числе с корой. Точнее, он их модифицировал с упрощением. А ещё точнее… о пёс, тут у меня вместо знаний начинается какое-то серое облако. Потому что Левин эти вещи понимал отлично, но он этим всю жизнь занимался. А у меня этой подложки нет. Поэтому я всё равно не понимаю, что такое базовый таламический код. Или там шлейф первичных ретенций. Пока не сосредоточиваюсь — кажется, что всё понятно, а так — нет.

Короче, механизм был такой. Животное переставало чувствовать удовольствие от каких бы то ни было биологических функций организма. От еды, от сна, от секса. С другой стороны, и неудовольствие тоже прекращалось. Даже физическая боль, хотя и продолжала ощущаться, но не воспринималась как что-то нежелательное. Все желания и страхи отмирали. Оставалась только одна радость — от специфического возбуждения префронтальной коры мозга, связанного с выполнением приказов. Разумеется, с точностью до понимания приказа, с чем бывали проблемы. Но это работало.

Как возникла разновидность модификатора, опасного для человека, так и не поняли. В памяти Левина осталось несколько версий. Случайная мутация под воздействием радиации. Естественная мутация, направленная на приспособление. Наконец — чьё-то вмешательство. Подозревали прежде всего недобитых американцев. Которые хоть и остались в подавляющем меньшинстве, но всё-таки в новый Союз Советских Коммунистических Республик не вошли, капитализм свой проклятый у себя сохранили, и даже в космос вышли на собственной технике. И, в общем-то, несмотря на всё пережитое, с каждым годом становилось всё яснее, что двум разным цивилизациям на одной Земле не ужиться, и вопрос рано или поздно придётся решать. Наверное, поэтому неприятности и факапы тогда всё чаще списывали на длинную руку СШАА.

Всё-таки в каком-то смысле хорошо, что Гудбай в 2038 Ʉ этот вопрос закрыл. Пачкаться не пришлось.

Ну, Лена, ты понимаешь, о чём я.

День 67

Вчера я как-то впал в задумчивость и писать мне больше не хотелось.

О чём думал? О разном. В основном о людях. Почему они такие. А не, например, другие.

Вот, к примеру, Сикорски. С одной стороны, конечно, гад змеючий, это без вариантов. А с другой — и в нём бывает какое-то благородство, что-ли. Не, не то. Уважение к противнику, я бы сказал. Если, конечно, противник не представляет угрозы безопасности Земли и родной конторы — тут пощады не будет. Но если что-то чисто личное — Руди себя ведёт без мелочности. Может и красивый жест сделать. Не на публику, а для себя лично. Мол, вот я какой, мог бы в порошок стереть, а я конфетку подарю и уйду восвояси. Зачем-то это ему надо.

Я ведь, когда писал про нашу с ним первую встречу, забыл один момент. То есть не забыл, а не знал, как его в рассказ вставить. Про тот кусок розового янтарина, что у него на столе лежал. Так вот, когда я уже в «трёшке» учился, прислал кто-то на мой адрес посылочку. А в ней — тот самый янтарин. Именно тот самый, я его хорошо запомнил. Ну, я сразу понял, от кого подарочек. Дескать, живи, курсант, всё я про тебя понимаю, претензий не имею. Но имей в виду — я в случае чего за ценой не стою. Вот как-то так. Во всяком случае, я это так понял. Как потом выяснилось — понял правильно.

Вот такой он и есть, наш Рудольф. Умеет, подлюка.

День 67

Сначала решил отдохнуть до завтра. А потом послушал музыку и думаю: нет, ещё попишу. Не про Руди, конечно. А про одного исторического персонажа. Который к нашей истории имеет отношение самое непосредственное.

Академик Сусуму Окада родился до Полудня. То есть формально к Поколению коммунаров не относился. Что не помешало ему стать одним из его типичных представителей. Даже слишком типичных.

Академик и посейчас считается классиком мировой океанологии. Согласно официальной биографии, он провёл под водой больше времени, чем на суше. В конце концов, прожив более ста лет, он попал в катастрофу на подлодке, отчего его парализовало. Мозг академика в момент клинической смерти был подвергнут ментальному сканированию. На древней допотопной аппаратуре, которая к нынешним ментоскопам относится примерно как паровоз к «Призраку». Биомасса, хранящая код, занимала несколько зданий. Сейчас всё это вынесли в космос, но не тронули. Она там так и болтается в первозданном виде.

По официальной версии, мозг академика сканировали для того, чтобы впоследствии воскресить научное светило. И если бы не решение Мирового Совета, запретившего всякие эксперименты по воскрешению, то, возможно, что-то такое удалось бы осуществить. Но мозги академика до сих пор сохраняются — в виде цифрового кода на биомассе — и доступны для изучения. Разумеется, не всеми желающими, а только специалистами с соответствующим допуском. По этическим соображениям.

Это то, что написано в БВИ. Люди в теме могли бы добавить, что ДБЗ — Департамент Безопасности Земли, предшественник ДГБ — в ту пору действительно держал на океанском дне секретные базы. Где занимались разными стрёмными делами. В том числе — по части вирусологии, но и не только. Ментоскопы тоже были изделием ДБЗ. И первые опыты по растормаживанию гипоталамуса тоже. И ещё всякое разное.

Судя по всему, академик Окада очень много знал. И, похоже, наши тогдашние коллеги очень дорожили этими знаниями. Иначе вряд ли кто-нибудь потратил бы сотни тысяч человеко-часов на попытку записать содержимое мозга полупокойника. Разумеется, воскрешать его никто не собирался — хотя бы потому, что сам академик это категорически запретил. Потому что был буддистом и надеялся на перевоплощение. Хотя по воспоминаниям Левина — который был одним из тех, кто копался в застывшей биомассе, с целью добыть кое-какие нужные сведения — не так уж он и верил в этот самый метампсихоз. Просто считал нужным придерживаться воззрений предков. Как и их обычаев: сразу же после копирования тело профессора было сожжено с соблюдением буддистских обрядов. Правда, урна с прахом была захоронена не в семейной могиле, а в рабочей камере прямоточного плазменного двигателя межпланетного корабля. Академик хотел, чтобы от него не осталось буквально ничего. Некоторые причины — с древними обычаями не связанные — для этого у него были.

Для нас важно, что именно Окада был автором концепции позитивной реморализации, и он же попытался использовать для этих целей вирус-модификатор, им же и доведённый до ума. Причём, что характерно, это была его персональная инициативная разработка.

Судя по тому клубку воспоминаний, что оставил мне Левин, он и сам задумывался о том, почему почтенный интеллектуал взялся за такое предприятие. Более чем сомнительное, как выражается Славин в таких случаях.

Что Борис в итоге надумал, я так и не понял — эту часть инфы Левин то ли выпилил, то ли недоложил. Но по сохранившейся части мне кое-что стало ясно и без того.

Академик как-то очень близко принял к сердцу тогдашнюю идею о «новом человеке». Ну, дескать, старые люди устроили атомную войну, это было ужасно, так что мы все должны измениться и стать хорошими. Хорошесть наша должна состоять в том, что мы будем мало жрать, много работать и слушаться. А до наступления этого волшебного момента мы всё равно должны мало жрать, много работать и слушаться, только под угрозой воздействия объективных законов развития, то есть палки и кнута во всех их разновидностях и модификациях. Потому что объективные законы развития обычно принимают именно такую форму.

Теория ясная и понятная, продержалась она лет сто, потом жизнь объективно внесла свои диалектические коррективы. То есть сначала выпилилось требование меньше жрать и вообще потреблять, потому что доросли до уровня сверхдешёвого товарного производства. Сейчас потихоньку выпиливается требование работать. Откровенно говоря, некоторые профессии поддерживаются только потому, что иначе не будет чем занять людей, а они хотят быть занятыми. Если уж совсем-совсем честно, то девяносто процентов пилотов давным-давно можно было заменить на автоматику. Просто слишком много людей хотят быть пилотами… Зато моя нынешняя профессия будет востребована всегда. Потому что принимать решения — это святое, это мы никогда никаким машинам не отдадим. Правда, Лена?

Но до наших времён академик не дожил. Он был человеком своего времени. То есть прежде всего коммунаром. К тому же — настоящим японцем и настоящим учёным.

Насчёт японцев. Сейчас они считаются милыми и пушистыми. Потому что их вытеснили в науку, и на значимых должностях их практически нет. Но так не всегда было, в эпоху Полдня они играли более серьёзную роль. Тема, конечно, скользкая, так что углубляться не буду. Мы сами знаем, где у нас чего. Зачем ворошить.

Что касается нашего академика, он был не просто японцем, а последним представителем древнего самурайского рода, со всякими завиральными представлениями о необходимости жертвенного служения чему-нибудь. Так что коммунистическая пропаганда легла на благодатную почву.

И наконец, он был настоящим учёным. То есть к окружающей реальности относился с пренебрежением, а то и с презрением.

Вообще-то это типичная профессиональная деформация. Ну, как у медиков, например, которые всё сводят к проблемам с организмом. Ты ему жалуешься на то, что всё достало и жить неинтересно, а он тебе — «печень проверь». Кстати, в большинстве случаев это работает. Но глобально такой взгляд неправильный, так как человек не только из печени состоит или там кишок. А вот психолог, особенно психокорректор, даже бронхиальную астму объяснит так, что это от лишней напористости и карьеризма. Потому что, делая усилие, человек непроизвольно задерживает выдох, как типа когда штангу рвёшь. Ну а потом это начинает происходить уже помимо воли. Так что давай-ка садись под шлем, будем тебя расслаблять. Кстати, тоже работает, меня Левин так лечил… Но опять-таки, так можно дойти и до того, что переломы начнёшь объяснять душевными проблемами. В общем, во всём нужна мера и всему должна быть граница. Вот только эта простая мысль непопулярна среди умных голов. И понятно почему. Потому что реальность вся такая кривая и неправильная, а мысли в голове все такие правильные и красивые. И хочется на эту самую реальность плюнуть и забыть про неё — или переделать её под свои умные мысли.

Вот как-то так всё это в его случае и совпало. И привело к поиску путей улучшения человеческой природы. А тут как раз подвернулось исследование вируса-модификатора, от которого нужно было быстренько соорудить вакцину. Что он и сделал, но заразился сам. Не физически, а, так сказать, идейно. А потом, как следствие, уже и физически.

Очень сумбурно написалось. Извини, Лен.

День 68

Перечитал вчерашнее и за голову схватился. Бессвязная болтовня и ничего по делу. Мог бы — стёр бы и переписал нормально. Но не могу.

Теперь только факты.

Реморализатор создал академик Сусуму Окада. Сделал он это, как типичный коммунар, из идеалистических соображений. Состояли они в том, что люди его не устраивали. Он считал, что они не соответствуют высокому званию человека. Ибо настоящий человек движим не низменными желаниями, а исключительно долгом. Единственной его радостью и счастьем должно быть исполнение этого самого долга, в чём бы он не состоял. Всё остальное должно было быть второстепенным, а лучше бы его вообще не было.

И академик придумал, как таких людей создать. Благодаря случайно оказавшемуся в его распоряжении вирусу-модификатору.

Окада изменил вирус следующим образом. Общий принцип подавления естественных желаний сохранился, хотя и в ослабленном виде: некое подобие удовольствия от еды, секса и тому подобного он вернул. Однако эти радости не могли сравниться от чувства удовлетворения, которое человек испытывал от высокой самооценки. Так как вирус закорачивал центр удовольствия именно на самооценку. Каковая, в свою очередь, формировалась очень жёстко — самооценка прямо зависела от того, что человек считал правильным. То есть от совести.

Вот тут, извините, опять придётся порассуждать. Говорят, у некоторых людей нет совести. На самом деле совесть есть у всех. Потому что совесть — это логически необходимая часть системы саморепрезентации. Ну то есть восприятия человек самим собой. В частности — насколько он соответствует своим представлениям о том, что такое хороший человек. Своим, повторяю, представлениям. Именно своим. Другое дело, что они в большинстве случаев совпадают с общественеными, потому что откуда же они берутся, как не от общества. Но в принципе они немного различаются у разных людей, к тому же и общество меняется. Так что возможна какая-то их эволюция. Как полагал академик — к лучшему. То есть к прекрасному миру, где единственными радостями человека станет познание и творчество, а также служение высочайшим идеалам добра и света. Это он и называл «позитивной реморализацией».

В принципе, Окада мог изменить судьбу нашей цивилизации, сделай он свою заразу более вирулентной. К счастью, он считал это неприемлемым по этическим соображениям. По его мнению, повсеместному внедрению должно предшествовать долгое, тщательное тестирование.

Как настоящий коммунар и настоящий учёный, он начал с себя.

Судя по тому, что мы знаем о дальнейшем, поведение почтенного академика изменилось не особенно заметно: как он был фанатиком, так им и остался. Более того, продуктивность его научных штудий повысилась — поскольку ничто человеческое (которого у академика Окада было и без того немного) его больше не отвлекало от трудов.

Вдохновлённый результатом, академик написал отчёт вышестоящему начальству — то есть в ДБЗ — о проделанной работе. Тот же отчёт был направлен в другие инстанции, в том числе тогдашнему руководству ССКР. Академик принял все меры, чтобы все адресаты получили свои копии.

Через неделю после этого на подводной лодке, в экипаж которой входил академик, случилось несчастье. Все, однако, спаслись — и все, кроме академика, остались живыми и невредимыми. Академика почему-то вытащили последним, отчего случились проблемы с декомпрессией. В результате почтенного старичка хватил паралич. Дальше — короткая непродолжительная агония, смерть и запись мозга на биомассу.

Что особенно любопытно: при первом же разборе наследия почтенного академика выяснилось, что рабочие материалы по модификатору приведены в негодность. В частности, куда-то исчезли файлы со схемой синтеза реморализатора и описания кинетики вирус-клеточного взаимодействия. Образцы культуры вроде бы сохранились, но проверить, тот ли это вирус, было невозможно: сравнивать было не с чем. Единственный на тот момент организм, успешно заражённый реморализатором, к тому моменту уже превратился в ионный шлейф, размазанный по пустоте.

День 69

Вчера приснилась, будто меня освободили и вернули на Землю. Я взял отпуск и отправился в Испанию, на море — полежать на солнышке и покурить. И вот я лежу в белом песке, курю и думаю, чего мне больше хочется — искупаться или холодного апельсинового сока с каплей мартини экстра драй. Ну, не каплей, допустим, но главное — холодного. И вот я лежу и никак не могу решить. А солнышко припекает, жарко, потею. В конце концов решил всё-таки искупаться, встал и проснулся. Чувствую — и впрямь жарковато. Посмотрел на датчики температуры — вроде нормально. Такое ощущение, что слегка приболел, или что-то воспалилось. Но как? У меня, как у всех, биоблокада, да и здесь всё стерильно. Странно, очень странно.

А ещё страннее то, что я сейчас расскажу. Ты, Лена, точно не поверишь. И я бы не поверил. И никто не верил, пока не убедились.

В общем так. Лена, ну вот что ты подумала, когда прочла концовку вчерашнего? Правильно. И я то же самое подумал бы, если бы мне кто сказал. Вопрос только в том, кто именно уконтропупил академика Окада — ДБЗ, какая-то другая контора, или приказ шёл непосредственно с уровня политического руководства.

Ну вот именно это все тогда и подумали. А когда выяснилось, что информация о модификаторе утеряна, всем стало вообще всё ясно. Кто-то ликвидировал почтенного учёного за то, что он полез в дела не своего уровня. Как иначе-то?

Так вот. Когда ситуация с модификатором стала совсем гнилой и к тому же опасной, было принято решение расследовать это дело по новой. С перетряской тогдашних архивов, поднятием всей документации и тэ пэ. Собственно, и левинское ковыряние в застывшей биомассе имело, в числе прочего, и эту цель: понять, кто ликвидировал академика и почему.

Расследование затянулось лет на десять. Всю добытую информацию грузили в КРИ, туда же засовывали результаты промежуточных экспертиз и всего такого прочего. В конце концов докатились до археологии — вытащили на поверхность бренные останки той самой подводной лодки и разобрали там всё буквально на молекулы.

Результат был неожиданным. Его проверяли и перепроверяли много раз. Тем не менее, пришлось признать — да, и такое в природе бывает.

Катастрофа произошла случайно. Нет, в самом деле! На подлодке из-за производственного дефекта взорвалась плазменная батарея, пошла течь. Молодой командир не справился с управлением и положил лодку на грунт, где она застряла в какой-то расщелине, некстати там случившейся. Идиотское стечение обстоятельств, классический факап на ровном месте.

Что касается обстоятельств неудачного спасения. Тут, как выяснил Левин, вся вина лежала на академике. Дело в том, что модификатор заглушил в нём инстинкт самосохранения. Во всяком случае, работа для него была бесконечно важнее всего остального. А тут, как назло, ему пришла в голову какая-то интересная мысль, и он принялся её записывать. При этом академика уважали и даже побаивались, так что от его писанины его просто побоялись отрывать. Вода уже ломала переборки, а Окада писал. Когда же его всё-таки запихали в скафандр — последним — выяснилось, что рванёт ну вот прям щас. Подниматься пришлось спешно. Кессонку заработали все, но академик был старенький, с изношенными сосудами, у него пошли тромбы, а потом — газовая эмболия. Если бы академика можно было сразу запихнуть в камеру повышенного давления, это могло бы его спасти. И опять же — вместо этого Окада практически сразу отправился в Америку на самолёте. Прихватило его в воздухе. Дополнительным фактором послужило то, что он чувствовал боль, но не обращал на неё внимания. Так что в больницу его доставили уже в таком состоянии, что помочь — по тем временем — ему было уже просто нечем.

Но это выяснилось потом. А тогда ближайшие друзья и коллеги академика, знающие о его разработках, подумали именно о ликвидации. И, разумеется, так же думал самый близкий ученик и последователь академика. Некто Званцев.

День 70

Со мной что-то не то происходит. Сегодня валялся в ванне и случайно коснулся одного места на груди, слева. Палец будто током шибануло. Нет, не сильно. И не током. Просто — дёрнуло. Как будто коснулся горячего, обжечься не успел, сразу отдёрнул. Рефлекторно. Я испугался, попробовал ещё раз, долго искал эту точку проклятую. В конце концов вроде бы нашёл. Уже не так сильно, но касаться этого места было неприятно. Взял палочку пластмассовую, попробовал надавить. Опять странность, само это место ничего не чувствует, будто онемение какое-то. Долго щупал себя и нашёл ещё одно такое место, на лбу. Прямо прикасаться не могу — рука сама отпрыгивает. И не шучу я ни пса, какие уж тут шутки.

Одно хорошо — температурка эта загадочная ушла. Даже подмерзать немножко начал. И общее состояние — как будто сильно устаю, вот только непонятно, от чего. Явно что-то психосоматическое. Провериться бы, да как?

Эх, ладно. Вернёмся к старым делам.

Внешность академика Окада память Левина не сохранила. Наверное, Борис этим не интересовался. А вот изображения и съёмки Николая Евгеньевича Званцева он рассматривал подробно. Человек был громадного роста, широкоплечий и краснорожий. Хотя это он прятал под загаром. Родители его, скорее всего, были шведами или норвежцами. И один из них, несомненно — военным преступником. Вероятно, пилотом стратосферного бомбардировщика, ну или подводником. Потому что только пилоты стратосферников и подводники имели право на сохранение замороженных эмбрионов своих нерождённых детей в халифатских противоатомных бункерах класса «кенотаф». Прочие воины джихада могли рассчитывать только на милость Аллаха. Каковая, как известно, мало кого миновала. Включая кенотаф, из которого извлекли пробирку с будущим Званцевым. Годных эмбрионов осталось восемнадцать — из трёх с половиной тысяч. Остальные раздавило обрушившимся потолком бункера, плюс нарушение температурного режима. Будущему Званцеву повезло. Его — и ещё девятнадцать эмбрионов — не успели разместить на постоянное хранение, и они остались в первичной заморозке. Морозильная установка уцелела и продержала температуру полвека, пока бункер не вскрыла советская экспедиция. Генетическое разнообразие в ту пору ценилось, а уж неповреждённые радиацией готовые зародыши — тем более. Все уцелевшие пробирки были доставлены на поверхность, зародыши разморожены и дорощены до жизнеспособного состояния. По традиции, получившеся детишки получили фамилию человека, обнаружившего зародыши. В данном случае им была некая Евгения Званцева. В экспедицию на радиактивную пустошь, где находился вход в убежище, она попала как приговорённая к пожизненным общественным работам (как и все члены её банды). За успешное вскрытие кенотафа и обнаружение ценного оборудования бандерше скостили срок с пожизненного до тридцатилетнего. Практического значения это не имело: через полгода после этого Званцева умерла от лейкемии. Странно даже, что она так долго протянула.

Сейчас всё это считалось бы тайной личности. Однако Николай Евгеньевич всё знал, причём с детских лет. В те времена с людьми не церемонились. Трудно сказать, повлияло ли это на его мировоззрение. Левин считал, что да. Во всяком случае, вырос Званцев человеком умным и волевым, но крайне категоричным, а по части воззрений на человека и общество — весьма экстремальным. На выпускном экзамене в интернате он писал сочинение на свободную тему, и избрал такой предмет — «Можно ли считать людей подлинно разумными существами?» Ответ отрока был отрицательный: по его мнению, человек недостоин называться хомо сапиенсом, пока мотивы его поступков животные, а разум подчинён инстинктам. Под конец он предложил временно именовать современного человека Anthropithecus loquaх, то есть «антропитек болтливый». Это человеческое свойство Званцев особенно презирал.

Впрочем, не он один. Среди элиты Поколения таких было если не через одного, то каждый третий. И если бы его родила живая мама, получившая свою дозу радиации, то пресловутая Инга Зайонц с удовольствием занесла бы Званцева в свой список «сыновей Огня». Но вот беда: он-то родился в инкубаторе с освинцованными стенами. Так что это скорее дух эпохи.

Неудивительно, что с такими взглядами Николай Евгеньевич был довольно быстро завербован ДБЗ. Там он довольно скоро освоился и был направлен под воду — заниматься всякой суперсекретной гадостью. Формально же он числился в организации прикрытия, именуемой Океанская Охрана. Там он познакомился с милыми, заботливыми людьми, в число коих входил ни кто иной, как Горбовский — уже в те времена имевший привычку полёживать на кушеточке и заниматься гуманизмом. Общение с этим исполином духа и корифеем окончательно укрепило Званцева в его воззрениях, а когда он перешёл в ведение академика Окада, уверенность превратилась в фанатизм.

В работе над модификатором Николай Евгеньевич принимал самое непосредственное участие. Идеи Окада он не просто разделял, а творчески развивал самым радикальным образом. В частности, он был горячим сторонником того, чтобы сделать вирус максимально вирулентным и в кратчайшие сроки заразить им всё человечество. К счастью, своими планами он сначала поделился с любимым учителем, а тот немедленно взял с ученика слово, что он не заразит реморализатором ни одного человека на Земле без его, академика, на то позволения. Ученик слово дал — и, надо признать, сдержал.

Гибель академика Званцев понял однозначно — как ликвидацию, а попытку записать содержимое его мозга — как желание украсть у гения секреты и использовать против его воли. Поэтому

какого пса?

День 71

Вчера не смог закончить. Разволновался. Были причины. Конкретно — сижу, пишу, и вдруг чувствую, что по мне что-то течёт. По груди, слева. Рукой потрогал — тёплое, липкое. Опускаю руку, смотрю — на ней кровь. Побежал в хозблок, смотрю в зеркало — точно кровь. Да, на том самом месте. Потрогал — боли нет, хотя палец дёргает, как раньше. Кровь смыл — вроде чистая кожа. Подождал полчасика, послушал Клофельда — мне «Afwillite» у него особенно нравится, умиротворяющая такая музычка, вроде и несерьёзная, но что-то в ней есть такое… Ладно, тут не до музыки. Тут здоровье, а к нему я отношусь трепетно. Потому что фукамизация фукамизацией, а я за жизнь всякого насмотрелся. Того же Комова синеньким видел. Так что не надо мне тут неожиданностей.

Ну, в общем, полежал, успокоился, смотрю снова. Кожа вроде чистая. Осторожно залезаю в ванну, моюсь, потом отлёживаюсь, всё время слежу за своим состоянием. Ничего, совсем ничего. Но ведь кровь-то была! Пёс, пёс, ну что же это такое-то? Нет ответа. Чую, и не будет. Или будет такой, который мне не понравится.

Лучше уж о старых делах продолжу.

Остановился я на Званцеве. При расследовании дела об утрате материалов профессора он сразу попал в число наиболее вероятных подозреваемых. Однако Николай Евгеньевич всё отрицал, а в уничтожении ценной информации винил адресатов доклада. Допросы под гипнозом и наркотиками правды подтвердили, что он искренен. К тому же Званцев демонстративно потребовал глубокого исследования памяти. Ментоскопов тогда не было, процедура была болезненной и к тому же опасной. Званцев, тем не менее, на ней настаивал, так как хотел полностью очистить себя от подозрений. Когда же ему в этом отказали, он бросил на стол начальству рапорт на увольнение по личным причинам. Его пытались отговорить — он был ценным сотрудником. Но он, что называется, упёрся рогом.

В конце концов рапорт ему подписали, и он ушёл работать в самую что ни на есть настоящую океанологию. Последующие десятилетия он занимался крупными морскими млекопитающими. По мнению Левина, они ему были ближе, чем люди.

Левину, кстати, это понравилось. Он, оказывается, любил дельфинов. Ну кто бы мог подумать.

День 72

Непонятки продолжаются.

Во-первых, снова начало кровить. Не сильно, но постоянно. Откуда кровь — непонятно, на коже вроде бы никаких ранок или там ещё чего. Да если б и были, у меня ж биоблокада, всё должно затянуться за пару минут.

Во-вторых, ещё одна гадость добавилась — чешется лоб. Не весь, а в том самом онемелом месте. Почесать не получается — это место ничего не чувствует. Ну, в смысле, прикосновений не чувствует, а при этом чешется, сука! Конкретно так зудит.

И в-третьих: почему-то очень боюсь спать. Физически боюсь. Такое чувство, будто во сне я умру. При этом спать хочется ужасно, всё время кемарю и клюю носом. Но как лягу — сна нет. Ни в одном глазу. Спать в кресле тоже пробовал: как задремлю, так сразу что-то вроде удара в сердце, дёргаюсь и просыпаюсь. Пробовал ещё спать в гермокомбезе. В нём вроде поспокойнее, часа полтора продремал, потом опять этот удар в сердце. В общем, придётся, наверное, покопаться в аптечке — наверняка там есть какое-нибудь успокоительное. И снотворное тоже, наверное, найдётся.

А пока — закончу про Званцева.

Разумеется, материалы академика Окада украл именно он. И он же подменил пробирки с готовым вирусом. Однако после этого он использовал приём, для своего времени новый и оригинальный — стёр себе память каким-то препаратом, чуть ли не собственной разработки. Средство, правда, было грубым, так что впоследствии ему пришлось регулярно лечиться от приступов головной боли и других неприятных последствий. Впрочем, себя он не берёг… Так или иначе, но о том, что материалы уничтожил именно он, ему удалось забыть. При этом работу над реморализатором, разговоры с академиком Окада, его гибель и всё прочее он помнил. И искренне ненавидел тех, кто, по его мнению, убил гения и похоронил его разработки.

Через двадцать лет после описываемых событий Николай Евгеньевич, к тому времени честный океанолог, преследуя стаю дельфинов-касаток, неожиданно получил на ручной комм — бреслетов тогда не было — вызов. Он был от Окада — или, во всяком случае, с его личного канала, который был доступен только ближайшим ученикам академика. Вызов Николай Евгеньевич, естественно, принял. И с удивлением услышал собственный голос, который сообщил ему некие инструкции. Сводящиеся к тому, что он должен найти нечто, лежащее в такой-то точке на океанском дне.

Как потом выяснилось, звонок прошёл с самого обычного публичного сервиса — «напоминалки». Он и сейчас существует. Можно запрограммировать звонок самому себе или другому человеку через какое-то время. И даже в том, что Званцев выставил двадцатилетний срок, не было чем-то необычным. Некоторые дедушки, давно покойные, таким способом внуков в днём рождения поздравляют каждый год. А та самая милая женщина, с которой мы расстались на Энцеладе, записала всякие неприятные слова в мой адрес и запрограммировала это прокрутить как раз в мой юбилей. Я, правда, не сильно расстроился, так как в тот день у меня были другие проблемы. Но царапнуло, чего уж там.

Ладно, это я опять отвлекаться начал. Вернёмся обратно.

Так вот, у Званцева оказались все разработки академика, включая сам вирус. Вопрос был в том, что со всем этим делать дальше.

Как я уже вроде бы писал, Николай Евгеньевич относился к людям без особой любви и вообще считал их существами несовершенными. С годами это у него только усилилось: он имел устойчивую репутацию нелюдима и буки. Идею позитивной реморализации он полностью разделял. Реморализатор на руках имел. Однако была одна закавыка: слово, которое он дал учителю. К таким вещам Званцев относился очень серьёзно. И слово сдержал: он не ввёл это зелье даже себе. Ну, в смысле, тогда не ввёл. Потом-то всё изменилось, но тут уж извините.

Ну и напоследок неожиданное.

Практически весь свой жизненный Николай Евгеньевич прошёл в гордом одиночестве. В том числе и по части семьи. Однако в девяностатрёхлетнем возрасте он, к удивлению коллег (друзей у него не было), сочетался браком со своей ассистенткой, восемнадцатилетней Маюки Малышевой.

Этот неординарный поступок вызвал разного рода кривотолки. Пошли разговорчики про седину в бороду и беса в ребро. На самом деле — и это быстро выяснилось — брак был чисто платоническим. Николаю Евгеньевичу нужна была не женщина и не мать его детей, а секретарша и смотрительница за научным наследием. Маюки с этой задачей справилась. Остаток жизни Николая Евгеньевича она была его личным секретарём, а остаток своей — посвятила работе над архивом мужа, изданию и переизданию трудов, отстаиванию приоритета и так далее. Она практически в одиночку подготовила издание трудов Званцева в «Научном наследии». Она отстояла приоритет своего супруга в построении стандартной модели биосферы «водных» планет. Последнее, что ей удалось — это настоять на присвоении Институту Океана имени Званцева. В памяти Левина осталась картинка — тощая старуха с редкими седыми волосами, восседающая в каком-то президиуме. Все радости жизни для неё к тому времени свелись к этой одной: сидеть в президиуме.

Однако так было не всегда. До встречи со Званцевым Малышева не чуралась мужского внимания. Во всяком случае, когда она вышла замуж за Николая Евгеньевича, у неё был сын. Занесённый в соответствующий каталог БВИ как Антон Малышев.

Отметим на будущее: просто Антон Малышев. Без отчества.

День 73

Идиотский день, ни на чём не могу сосредоточиться. Два раза садился писать, просидел за экраном где-то час, вообще ничего не написалось. Есть не хочется совсем, хотя голодный. То есть я чувствую, что голодный, а как посмотрю на биологическую смесь — так и понимаю, что жрать это я не буду. Музыка тоже не идёт. Пытался послушать Сарасате, мне когда-то фантазия на тему «Кармен» нравилась. А теперь слушаю и думаю — лучше бы я нашёл записи с какими-нибудь дурацкими певичками. Не «Барвинок», конечно, а что-нибудь вроде «маки-маки-лютики — каждый раз люблю тебя, как в последний раз, как в последний раз я люблю тебя, я люблю тебя». Или ещё что-нибудь пошленькое. Что-нибудь такое, на что старички из Общественной комиссии по нравственным ценностям обычно пишут кляузы в Мировой Совет.

Вот тоже кстати. Пока молодой был, не понимал, зачем нужна эта контора. Которую даже общественность, и та ненавидит. Потому что время от времени этим гадам и в самом деле удаётся что-нибудь запретить, снять с федеральных каналов и так далее. Разумеется, запись только больше расходится через БВИ, но сам факт — бесит неимоверно. Потом-то я понял, что это просто громоотвод. Надо же людям чем-нибудь возмущаться. То есть это такая потребность, которую нужно удовлетворять. Потому что даже если всё вокруг ну совсем ништячок, человек будет возмущаться тем, что всё ништячок. Или прицепится к какой-нибудь мелочи и ну её теребить. Так что пусть уж лучше ненавидят старых пердунов, которым только того и надо — чтобы их молодые ненавидели. Хотя лучше бы вместо этого за здоровьем следили и омолаживались регулярно. Ну да каждый сам для себя выбирает. Я вот тоже выбрал. Теперь тут сижу как дурак.

Пёс, ну вот зачем я это написал? Наверное, ради последней фразы. Себя жалко. Расклеился.

А хоть бы и так. Расклеился. Я не герой, да? А герой на моём месте что бы делал? Комов, наверное, уже свихнулся бы, и уж во всяком случае разнёс бы половину станции. Он человек деятельный, ему сидеть и ждать — хуже нет. Видел я его в таких ситуациях, самому страшно становилось. Сикорски — пожалуй, тоже потёк бы: так и вижу, как он ходит взад-вперёд по коридорчику и интриги против самого себя плетёт. Горби разве что, у этого опыт есть. Перемогся бы на коечке. Но кто у нас великий Горби и кто — Вандерхузе? А вот почему-то на коечке именно дядя Яша. Который тут сидит и чувствует себя ошибкой природы.

Если честно, Лена, устал я очень. Ощущение такое, что я на этой проклятой станции целую жизнь прожил. Нормальная жизнь вспоминается уже как сон какой-то. Ничего не хочется. Даже курить. Кстати, совсем расхотелось. Что-то внутри переломалось по этой части. Раньше мне даже снилось, как курю. Вроде полжизни отдал бы за ящик сигар. А сейчас покажи мне кохибу коллекционную — не уверен даже, что возьму.

День 74

Сегодня не могу писать. Завтра. Как очухаюсь.

День 75

А вчера меня в каком-то смысле убили. Всё-таки убили. Однако я живой. Всё-таки живой.

В общем, дело было так… или не было дела? Всё-таки было. Уверен — было. Такое не забудешь.

Короче, позавчера у меня опять были панические приступы перед сном. Кончилось всё тем, что я нашёл в аптечке снотворное, принял его и проспал шесть часов. На седьмом часу проснулся от собственного крика. Ещё где-то час приходил в себя. Потом долго лежал в ванне и пытался лечить нервы Сен-Сансом. Помогло не особенно — и хуже того, чуть было не заснул в воде. Испугался, что захлебнусь, побежал под ионный душ. Замёрз. Решил немного погреться. Прилёг на коечку, под спинку подложил гермокомбез, накрылся — и сам не заметил, как заснул.

То есть это мне приснилось, что я заснул. А на самом деле я сидел за компьютером и пытался что-то писать. И вдруг с экрана всё стёрлось. Раз — и нету. Я испугаться не успел, как замигал свет, как при нуль-переброске. А потом из коридорчика, от камер — шаги. Тяжёлые такие, увесистые. Уверенные.

Я оглянуться только успел, и тут ко мне входит Толик Бойцов, а за ним Гриша Серосовин и Олесь Котик с термопакетом в руке. Наша убойная команда.

Нет, я в обморок не упал. И с лица, наверное, не сбледнул, как выражается Славин в таких случаях. Даже не испугался толком. Одна мысль только в голове осталась — «вот и всё, вот и всё». И никаких других мыслей, только вот это «вот и всё, финита, крышка, всё, приехали».

Олесь достаёт парализатор, виновато этак улыбается и говорит:

— Ждал нас, наверное? Прости, в космосе большой факап. Еле прорвались.

Толик поднимает свой «герцог» 26-го калибра, тоже улыбается и вежливо просит:

— Привстань, пожалуйста.

И я послушно так встаю, понимая, что сейчас он мне всадит пульку в сердце. Именно в сердце, не в голову — чтобы мозг остался целым. А на полсекунды раньше Гриша пустит мне в лоб луч парализатора. Чтобы я ничего не почувствал, во-первых, и чтобы мозг целее был, во-вторых. Потом Олесь отрежет мне микроструной голову и упакует в термопакет. Бойцов и Серосовин обыщут тело и, скорее всего, утилизируют. Жаль только, что ребята не догадаются взять гермокомбез, они же не представляют, какая это ценность. Я даже хотел объяснить им, чтобы они его с собой забрали и подарили Славину, он оценит, но не успел и рта раскрыть, как всё перед глазами застыло и онемело, потом в груди что-то хрустнуло и я проснулся.

Честно скажу — первым делом проверил, нет ли подо мной лужи. Нет, не было. И вообще чувствовал я себя хорошо. Не поверишь, Лена — хорошо. Очумело несколько, но хорошо. Будто гора с плеч свалилась. Хотя не с плеч, скорее с сердца. Которое всё это время было как бы сжато, потому что было страшно. А теперь — всё.

Я сидел на коечке и соображал. Выяснилось, что я откуда-то знаю и понимаю, что случилось. Ну не всё понимаю, но довольно многое. Как будто в голову кто-то закачал. Хотя, наверное, так и было — иначе откуда уверенность, что я всё правильно понимаю?

Так вот, я откуда-то знал, что убойную команду отправил ко мне не Славин и не Григорянц, а лично Геннадий Юрьевич. Отправил не потому, что считал меня виноватым, а потому, что испугался чего-то очень сильно. Но кто-то — то есть понятно кто — счёл мою смерть несвоевременной. Да, именно в такой формулировке. Нет, даже не в такой, это просто ближайшее похожее слово. А если точнее — решил, что смерть не пойдёт мне сейчас на пользу. Интересно, что они там у себя считают пользой? Хотя нет, не интересно. Я как вспомню этот золотой свет и руку, так мурашки по коже. Ну их, все эти лаксианские дела, знать ничего о них не хочу.

В общем. То, что когда-то было Левиным, мою смерть отменило. Хотя нет, не так. Сделало её не бывшей. То есть она была, но последствий не имела. Потому что все последствия были развернуты в прошлое, а оно просто так не меняется. Ну почти. Покровило немножко в том месте, куда потом пуля попала, лоб немножко почесался от парализатора, воспаление какое-то внутреннее — и всё. Ну, это терпимо.

Интересно, что стало с убойной командой? Что-то с ней случилось, вот только что именно — я так и не понял. То есть, с одной стороны, я точно знаю, что её больше нет. С другой — что с Бойцовым и его ребятами ничего плохого не произошло. Как это совмещается — не знаю. Может, когда выберусь, больше пойму. А что я отсюда как-то выберусь, у меня особых сомнений больше нет. Уж если меня от верной смерти спасли, не оставят же здесь гнить? Вот это мне уж точно не на пользу будет.

Извини, Лена, пойду ещё немного подремлю. Что-то у меня в последние дни недосып образовался.

День 76

Новая беда: не могу заснуть. То есть засыпаю, вот уже совсем засыпаю, и потом вдруг резко вздрагиваю и просыпаюсь. Как будто страх какой-то будит. Хотя страха как такового вроде тоже не чувствую. Ерунда какая-то.

Ладно, попишу, авось полегчает.

На самом деле ситуация в семье Званцева сложилась неприятная. Хотя не то чтобы удивительная. Бывает. Сейчас из этого трагедии не делают: дети по большей части в интернатах растут и контакт с родителями у них слабый. Ну скажут папе-академику, что у его сына успеваемость ниже средней, способностей и талантов не выявлено, и наиболее вероятный жизненный путь ему — на водорослевую ферму. Неприятно, да. Но, в общем-то, и на водорослевой ферме люди нужны. Пусть лучше там трудится, чем в папином институте небо коптит.

Вот и у Званцевых возникла та же ситуация. Единственный сын Маюки Малышевой был, как бы это сказать повежливее, недаровит. Не то чтобы дурак, нет, но науки ему не давались. От слова совсем.

При этом родители ничем, кроме науки, не интересовались. Николай Евгеньевич, во всяком случае, точно. Приёмного сына он воспринимал как ненужную проблему, на которую жалко тратить лишнюю минуту. Причём то, что сын приёмный, здесь роли не играло — во всяком случае, Левин пришёл к такому выводу, я ему верю… А вот мать затерроризировала ребёнка, пытаясь пичкать его математикой, биологией и прочими такими вещами. То есть портила ему жизнь и развивала комплекс неполноценности.

При этом во всех остальных отношениях Малышев был очень даже ничего. Спортсменом он был отличным, занимался чуть ли не полдюжиной видов спорта плюс подводное плавание. Красавец — девушки по нему вздыхали (видимо, в настоящего отца пошёл). Музыкальный слух, приятный баритон. И — полное отсутствие интереса к формулам.

Единственным более-менее научным предметом, которым молодой Антон интересовался, была история. Сначала на уровне беллетристики: любил читать книжки про Средневековье. Потом стал интересоваться профессиональной литературой. Мать, счастливая тем, что сынок увлёкся хоть чем-то, помимо спорта и баб, напрягла свои связи и пристроила сына в исторический кружок при Норильском университете. Естественно, все кружковцы поступали на истфак. Поступил и Малышев. Правда, быстро выяснилось, что и там он не тянет: ТИПовский жаргон давался ему плохо, матметоды не понимал вообще. Зато у него была хорошая память, особенно на мелкие подробности. В модельной игре по раннему Средневековью, где он отыгрывал какого-то аристократа, то ли барона, то ли графа, Антон занял второе место по сумме баллов и первое за достоверность отыгрыша. Это и стало самым заметным его научным достижением.

На тех же модельных играх он познакомился с дочкой какого-то профессора, которая в него, естественно, влюбилась. Долго за ним бегала и в конце концов он одарил её своим благосклонным вниманием. Причём, к большому удивлению девицы, в полном объёме.

Родителям девушки парень, в общем, понравился — во всяком случае, её папа взял Антона к себе на диплом.

Дальнейшая карьера Малышева рисовалась вполне отчётливо — ассистент при большом человеке в режиме «поди-принеси-организуй» и медленное восхождение по административной линии. В конце концов он осел бы на какой-нибудь контролирующей должности и всю оставшуюся жизнь сводил бы счёты с умниками, которые оказались талантливее его. Это не мой прогноз, а левинский, но я с и тут с ним согласен. По жизни оно обычно так и бывает. Плавали — знаем, как выражается Славин в таких случаях.

Но тут у Антона неожиданно образовалась другая возможность заняться историей. Причём — именно историей Средневековья.

День 77

Слушал Пярта. Даже не знал, что есть такой Пярт. Кто он, какого века — не ведаю. Впечатлений тоже особо никаких. Не то чтобы совсем плохо, но как-то так, ни о чём. Колокола какие-то, звон в ушах от них. И никакого тебе катарсиса.

Да и пёс с ним, с Пяртом. Давайте про Институт Экспериментальной Истории.

Вот ведь как получается. Я всю жизнь считал, что ИЭИ был основан, когда нашли первые более-менее цивилизованные человеческие планеты. Нет, ну не то чтобы я специально интересовался, но это же вроде как очевидно. Левин знал больше. Оказывается, ИЭИ — это переименованный ИАИ, то есть Институт Альтернативной Истории. Который, в свою очередь, когда-то назывался Институтом США и Канады, и был основан ещё до Полудня. Кажется, это был единственный институт, всё руководство которого выжило — так как двадцать пятого находилось в Норильске на какой-то научной конференции. То ли повезло, то ли чего-то ждали… Хотя, с другой стороны: когда случился Гудбай, половина сотрудников Института находилась на Аляске. Где и погибла. Вместе со своим предметом изучения.

Кстати об этом. Сейчас принята точка зрения, что Гудбай — это такая оттянутая обратка от Полудня. Случившаяся из-за смещения течений, пробудившегося вулканизма морского дна и так далее. Которая выморила полпланеты, но через пару лет всё стало возвращаться к норме. А что капиталисты от этого перемёрли почти все целиком — так это им не повезло.

С точки зрения общественности, всюду подозревающую заговоры и тайные козни, всё это выглядит крайне сомнительно. Я тоже, конечно, подозревал. Пока не столкнулся с серьёзным геоклиматологом, которому и задал соответствующий вопрос. Дядька попался хороший, поэтому он не стал возить меня мордой по столу. Просто поржал. А потом сказал, что воздействие на климат такого масштаба и с такой степенью просчитанности невозможно даже сейчас. То есть возможно — при желании мы можем Землю, например, взорвать. Или высушить. Или заморозить. Или содрать с неё атмосферу. Это пожалуйста. Но — целиком всю планету. А вот спланировать Гудбай, чтобы он затронул только западное полушарие — это даже сейчас, с нашими вычислительными мощностями, было бы крайне рисковано. Ну разве что уставить всю планету климатизаторами. Каковых в те времена не было даже в проекте. Не говоря уже о тогдашней энерговооружённости. Так что мы, может, и хотели бы прибить америкосов таким способом, но не могли. Мать-Природа виновата, а мы — нет. Вот как-то так свезло. Как в древности Японии вот тоже с Китаем свезло — китайцы поплыли Японию завоёвывать, да флот вторжения бурей потопило. Климат — сложная и непредсказуемая штука.

Ну да ладно. Важно тут что. После безвременной кончины СШАА Институт не распустили, а переориентировали на изучение альтернативных вариантов исторического процесса. Разумеется, в рамках ТИП, это святое. Но с большими вольностями по теоретический части и с упором на моделирование. Собственно, это и сейчас так, только модели стали на три порядка сложнее. Ну а на каком жаргоне всё это излагается для публики, не суть важно. В крайнем случае всегда найдётся какой-нибудь Улитнер, который правильно оформит любые результаты. Ну а как добиться результатов — это уже другой вопрос.

Так вот о результатах. Наработки ИАИ стали актуальными, когда нашлись первые гуманоидные цивилизации. И стало понятно, что они не последние.

День 78

От нечего делать стал читать старый файл. А что, неплохо написано. Лишнего много, это да, но можно считать, что это авторский стиль. Жаль только, опечатки убрать не могу. Ну и подкорректировать кое-что.

Хотя, может, и не стоит корректировать. Это как посмотреть.

Вот написал я там в самом начале про Странников — что, дескать, общественность их боится, потому что они невообразимо круты и мы по сравнению с ними дикари. Ну да, это правда. Но не вся правда.

Положим, побаивались мы их всегда. С тех пор, как нашли пустотелые янтариновые спутники у четвёртой планеты ЕН 11 — которую довольно долго официально именовали Марсом, хотя в это никто не верил, звёзды-то другие… Это впечатлило: мы тогда такого не могли. Но была надежда, что когда-нибудь будет, так что особого страха не случилось.

Страшнее стало, когда выяснилось, насколько же именно Странники обогнали нас в освоении Галактики. Одного только мусора, который они оставили, хватило бы на парочку цивилизаций, как наша. И весь этот мусор дневнее костей австралопитека. Тогда стало как-то нехорошо, потому что почувствовался масштаб. А от этого всегда неприятно;

Однако настоящий стремак начался, когда в космосе стали находить планеты с людьми. Такими же, как мы. Причём находятся они не абы как: заселённые планеты выстроены по линии. Кривой, но линии. Помеченной ещё и остатками сооружений Странников. Ну, понятно, кто это сделал.

Говорят, есть около полусотни разных теорий, объясняющих, зачем Странникам понадобилось засевать космос людьми. Я имею в виду теории, а не просто идеи. То есть научно обоснованные, подтверждённые фактами, просчитанные на компьютерах и имеющие влиятельных сторонников в научном мире. Кроме этого, есть множество разных идей, время от времени волнующих общественность. Которая, как известно, разбирается во всём, особенно во внеземных негуманоидных сверхцивилизациях. Специалистов по внезнемным цивилизациям среди общественности даже больше, чем по хоккею на траве. Потому что в хоккее нужно хотя бы правила знать. А про внеземные негуманоидные сверхцивилизации достаточно выучить фразу «ну как вы не понимаете, у них совершенно нечеловеческая логика». И дальше можно нести любую чушь. Даже с федеральных каналов.

Но пёс бы с ней, с общественностью. Есть два простых житейских соображения. Первое: Странники нас знают, и знают очень хорошо. И второе: им что-то от нас нужно. Что-то, о чём нам не говорят. А такое обычно бывает в каких случаях? Да уж понятно в каких. Потому-то мы Странников и боимся. Ведь так, Лена?

Одно хорошо: все эти вторичные цивилизации примитивнее нашей. В космос никто так толком и не вышел. Несмотря на все наши усилия, хе-хе-хе. Хотя почему хе-хе-хе? Ну, допустим, бывают всякие моменты. Но это касается цивилизаций относительно развитых. И к тому же: мы ведь действительно не хотим, чтобы с кем-нибудь ещё случился Полдень? Нет, не хотим. Он нигде и не случился. По крайней мере, в зоне нашей ответственности. Ядерные удары — да, глобальный факап — нет. Мы от этого всех, кого могли, уберегли. Из гуманизма, да. А также потому, что самостоятельно вывернуть на нашу историческую последовательность можно только такой ценой. Мнение сугубо неофициальное, но все мои знакомые историки его вообще-то разделяют.

Но это сейчас. А в то время, о котором я говорю, человеческих цивилизаций было найдено всего четыре. Или, может быть, пять, Левин точно не помнил, а я — так и вообще никогда не интересовался. Ну, в общем, не густо. Причём все они, кроме одной, находились на уровне пантийских дикарей. То есть верхнего неолита в лучшем случае. И только одна вытянула на уровень земного Средневековья.

Да, это я про Аврору.

День 79

Ничего нового. Хотя нет, новость была: случайно стёр из фонотеки Мендельсона. Хотел послушать и не на ту кнопочку нажал. Там кнопочки маленькие. Жалко, конечно. Теперь буду осторожнее.

Ладно, к теме. Про Антона Малышева.

Вообще-то попасть в ИАИ у Антона не было никаких шансов. С момента обнаружения первой планеты с людьми все разработки Института были полрностью засекречены, а сам ИАИ — перебазирован на Луну, а потом на ЕН 19 — там была землеподобная планетка без людей. Точнее, люди там когда-то были, но вымерли в какие-то доисторические времена, пёс знает почему. Там всё и разместили — подальше от Земли. В том числе и от земной исторической науки. Что касается исторической кафедры Норильского университета, то даже на тогдашнем фоне общем она имела репутацию тихой заводи и оплота традиций. А точнее — места скучного и замшелого.

Однако вышло так, что Антон в ИАИ всё-таки попал — благодаря приёмному отцу. Который тоже вообще-то не должен был ничего знать, но узнал. Благодаря маленькой терминологической ошибке, связанной всё с той же Авророй.

С точки зрения тогдашней ТИП, главной загадкой планеты было несоответствие между достигнутым уровнем технологий и типом социальных отношений. Если конкретно — у жителей планеты уже были достаточно продвинутые технические средства. Но они то ли не использовались, то ли не давали эффекта. Особенно странно выглядела ситуация с транспортной связностью. Планета имела девять континентов, по сути — больших островов. Мореходное дело было поставлено неплохо: у туземцев имелся огромный опыт каботажного плавания и суда с гладкой обшивкой, напоминающие земные каракки. Уже был изобретён секстант. Тем не менее, сообщение между континентами отсутствовало напрочь — никакого аналога земных «великих географических открытий» на Авроре не случилось.

Одно из объяснений, которые предложили теоретики Института — это роль ветров и океанских течений, которые препятствовали дальним плаваниям. Если Колумбу дорбраться до Америки помогали пассаты, а вернуться — Гольфстрим и западные ветры, то на Авроре природа, дескать, препятствовала отдалению от берегов.

Для того, чтобы эту версию проверить, нужен был хороший океанограф, желательно не болтливый, а ещё лучше — имеющий отношение к секретным делам и имеющий соответствующие формальные обязательства. И какой-то дурак вспомнил про Званцева.

Почему дурак? Потому что Николай Евгеньевич был не океанографом, а океанологом. То есть занимался океанской жизнью, а не построением моделей течений и ветров, что в данном случае и требовалось. Но выяснилось это потом, когда со Званцевым уже связались и попробовали привлечь к сотрудничеству.

Николай Евгеньевич выслушал предложение, после чего объяснил, кто им на самом деле нужен и дал рекомендацию. На чём, казалось бы, дело и кончилось.

А теперь только факты. Которые Левин аккуратно собрал и систематизировал.

Через два месяца после того, как Званцев узнал о существовании Авроры, его приёмный сын Антон Малышев неожиданно уходит из Норильского университета, не защитив диплом. И уезжает в Новоалтайск, где поступает в маленький и довольно закрытый Институт Средневековой Культуры. Несмотря на посредственные знания, особенно по части точных наук, его туда принимают, причём сразу на третий курс.

Антон ведёт замкнутый образ жиззни, посвящая всё время учёбе и спорту, особое внимание уделяя акробатике и фехтованию. Однажды его чуть было не исключили из фехтовальной секции — он явился на бой пьяным и чуть было не нанёс противнику серьёзную рану. Однако скандал почему-то замяли, так что Малышев отделался небольшим перерывом в занятиях.

Окончив Институт и получив диплом, Антон отказывается от аспирантуры и посвящает себя спорту и самостоятельным штудиям. В частности, он едет в Упсалу, где слушает полугодовой курс по средневековому этикету и интенсивно занимается мечным и шпажным боем. Здесь Антон делает большие успехи и даже выступает на Европейском турнире, успешно. Тогда же выходит в свет его статья о сравнительных преимуществах лезвий с разной формой и глубиной дола. Научной ценности этот текст не имеет, зато вызывает большой интерес среди поклонников холодного оружия. Сохранились свидетельства, что он довольно часто видится с отчимом, который несколько раз специально приезжал в Швецию, чтобы проведать пасынка.

Впрочем, Николай Евгеньевич вообще очень переменился. Нелюдимый старик вдруг начал мелькать на самых разных мероприятиях. Создавалось впечатление, что человек то ли восстанавливает старые связи, то ли ищет контакты. Делал он это систематически и целеустремлённо. Он даже приехал на очередной юбилей покойного академика Окада, чего раньше никогда не делал. Там он произнёс прочувствованную речь. Во всяком случае, в памяти Левина она была маркирована как прочувствованная — что он конкретно говорил, Борис то ли не запомнил, то ли не стал нагружать меня. А вот тот факт, что на той встрече присутствововал замдиректора ИАИ, он отметил.

Через полгода после юбилея Антон Константинович Малышев получил приглашение на закрытый семинар в ИАИ, посвящённый проблеме перехода от Средневековья к Возрождению. А ещё через год вступил в Группу Наблюдателей.

День 80

Кажется, у меня с головой что-то не то. Не фатально, но всё-таки.

Короче. Сегодня я проснулся, посмотрел в иллюминатор на звезду класса G, потом полюбовался на планету типа Юпитера, попил кофе из автомата и собирался было съесть шоколадку, как вдруг вспомнил, что кофе кончился чуть не месяц назад, кофейный автомат я раскурочил, а шоколад я уже забыл, когда видел.

Вспомнил всё это — и проснулся. Почему-то было темно, только звезда в иллюминаторе светила. Направился было в хозблок умыться — и сообразил, что никакой звезды я видеть не могу, потому что иллюминатор заклеен. А если бы и видел — она бы не висела неподвижно, а выделывала бы антраша, потому что станция кувыркается.

И только после этого, наконец, я по-настоящему очухался. Хотя сначала сомневался. Но вроде никаких неожиданностей больше не было. Кроме одной: привкуса кофе во рту. Слабенький такой привкус, но неотвязный. Понятно, что это от нервов, а всё-таки как-то беспокоит. Я даже рот полоскал. Не помогло, конечно. Потом само как-то прошло.

Н-да. Нехорошо всё это. Тревожно. Хотя чего я ждал? Я тут сижу взаперти почти восемьдесят дней. За восемьдесят дней взаперти рехнуться можно, даже если во дворце сидеть и ни в чём себе не отказывать. А у меня тут биологическая смесь и вода из очистки. Так что я ещё нормально держусь. Но всё-таки неприятно.

Надо отвлечься чем-нибудь. Ну ладно, не чем-нибудь. Писаниной. Нету других занятий у меня, нету.

Что там думало руководство Института, нам точно неизвестно. А что нам известно точно — так это то, как это всё видел сам Антон. Известно это Левину стало от Сноубриджа, который с ним работал. В том числе и с его воспоминаниями.

Так вот. Антон был, в сущности говоря, неплохим парнем. И родителей любил, даром что они на него не обращали особого внимания. Честно пытался заработать одобрение мамы и папы. Видел, что не справляется. Плюс всякие другие внутренние проблемы, которые он изо всех сил загонял в подсознание. В общем, в какой-то момент он махнул на себя рукой. И стал жить по остаточному принципу.

В наше время все эти негативные тенденции отследили бы на ранней стадии. И скорректировали бы. Но это сейчас. А тогда с этим было сложнее, скажем так. Чего-то не знали, чего-то не умели, к чему-то не так относились. Углубляться не буду. Лучше про историю.

Исторической наукой Малышев интересовался не больше, чем математикой. Ну плохо у него было с науками, никак они в него не лезли. Его влекло конкретно Средневековье — как антураж, что-ли. Интерес был скорее эскапистским: парень в какой-то момент решил, что именно в эту эпоху такие, как он, были нужны и востребованы. Поскольку нужность и востребованность у него была больной темой, тут его слегка переклинило. Не то чтобы до сноса крыши. То есть не до такой степени, чтобы тратить время, разъезжая по старинным замкам. Или учиться вручную ковать мечи. Но эпоха его влекла, это уж точно.

Да, кстати. Кроме Средних Веков, была у него ещё одна страстишка, совсем смешная — беллетристика. Графоманом он, опять же, не был, но время от времени пытался что-то писать. В основном всё про то же самое Средневековье. Правда, таланту к этому делу у него было примерно как у меня. А то и меньше. Чтобы это как-то компенсировать, он пользовался литпрограммами, а это блокировало ему выход на литконкурсы. Одно сочинение он, правда, попытался сделать чисто руками — романчик про путешественника во времени, которого случайно занесло в европейский XIV век. Первую часть своего опуса он даже выставил на какой-то фанатский конкурс, но её отфильтровал компьютер — из-за того, что в БВИ нашлось около восьми тысяч произведений с полностью аналогичным сюжетом… Больше он за это дело не брался.

По поводу спорта. Это единственное, что у Антона получалось. Тело было, что называется, талантливое. Если бы он пошёл по этой части, то, может, чего и добился бы. Но вот беда: дрыгоножество и рукомашество его не заводило. Да, в зал он ходил — подкачаться, отточить движения, потом полюбоваться собой в зеркале. Но всерьёз заниматься тренировками и идти на рекорды — нет, это его не привлекало.

В Норильском универе Малышеву было сначала скучно, потом тоскливо, а на пятом курсе, он уже волком выл. Дочка профессорская его тоже не радовала. Спутался он с ней, чтобы себе доказать, что он мужчина. Ничем хорошим такие доказательства, понятное дело, не заканчиваются — и девушку бы сделал несчастной, и себя. В общем, у парня был тяжёлый кризис.

Вот ту-то к нему и заявился отчим. Которого Антон не видел годами, но очень уважал. Хотя бы потому, что мама — с которой он общался больше — хорошо потрудилась над созданием героического образа Званцева. Благо, вечно отсутствующий кумир этому практически не мешал.

На сей раз отчим удостоил пасынка долгим, продолжительным общением, закончившимся серьёзным разговором о жизни и призвании. По ходу которого довёл пасынка до слёз. И прочувствованной речи о собственной никчёмности, которую пасынок закончил словами — «мне надо было родиться в пятнадцатом веке, а сейчас я никому не нужен».

И тогда отчим рассказал ему про гуманоидные цивилизации и планету Аврора, на которой царит что-то вроде земного пятнадцатого века. А также про Институт и Группу Наблюдателей.

Рассказывал он об этом минут десять. За эти десять минут жизнь Антона Малышева приобрела цель и смысл.

День 81

Всё-таки поспал. И опять какие-то странные сны. Например, снилось, что я сижу в какой-то беседке и курю сигару из мороженого. Дым от неё был прохладный и сладкий, ну вот буквально со вкусом мороженого… даже не знаю, как описать. Потом снился кофе — не из автомата, а крепкий, горький. С корицей и апельсиновой корочкой. Проснулся — пахнет кофе. Прямо вот чувствую — пахнет. Кофе. Кажется, даже с корицей. Встал, посмотрел: может, что случилось, протечка какая-то или ещё что. Нет, вроде всё нормально.

Потом снова заснул, тоже снилось всякое разное. Даже в молодости не припомню, чтобы во сне что-то такое было — а тут вдруг сейчас. Как-то стыдновато. Зато когда проснулся — всё как обычно. Вроде бы. Скажем так — хотелось бы надеяться.

Снова начал переслушивать Баха. Опять к нему изменил отношение. Да, музыка великая, но есть в ней что-то такое, нечеловеческое, что-ли. Не холодное, как у Генделя, а в другом каком-то смысле. Не знаю, как объяснить. И надо ли.

Лучше вернёмся к Антону.

Итак, он узнал про Арканар. То есть про живое, реальное Средневековье. Где люди воюют, дерутся на дуэлях, интригуют, предают, подкупают, строят козни соперникам и вообще ни в чём себе не отказывают. И в этой жизни — тяжёлой, опасной, но захватывающе интересной — можно принять непосредственное участие. Не абы зачем, а ради высокой цели: помочь отстающей цивилизации выйти из глухой тьмы и запустить прогресс. Что делает морально оправданным очень многое.

Правда, чтобы попасть в этот дивный мир, нужно учиться. Но учиться придётся вещам приятным и интересным, а главное — именно тем, которые ему, Антону, даются относительно легко. Во всяком случае, никакой зубодробительной математикой заниматься не придётся, анализом исторических тенденций тоже. К тому же добрый — точнее, внезапно подобревший, но Антон тогда об этом не задумывался — отчим поможет чем может. И советом, и знакомством, и протекцией. В общем, в его жизни появилась перспектива, и теперь всё зависит только от него самого.

Сказать, что Антон был воодушевлён — значит ничего не сказать. Он едва поверил свалившемуся на него счастью. А когда поверил — рванул с места галопом.

Институт он, естественно, бросил, хотя Званцев советовал ему хотя бы получить диплом. Пасынок на это ответил, что не хочет терять времени, заодно и объяснил, что хочет смыться от профессорской дочки. Николай Евгеньевич сына понял, навёл справки и предложил ему попытать счастья в Новоалтайске — предупредив, правда, что экзамены там достаточно сложные, и в текущем году он вряд ли поступит. Пасынок заявил, что как-нибудь справится. Следующие четыре месяца он прожил на кофе и спорамине, вбивая в себя знания. И успешно поступил в Институт Средневековой Культуры, обойдя конкурентов по сумме баллов. Несмотря на вполне ожидаемую тройку по математике.

Впрочем, других встреч с этой малоприятной наукой у Антона не случилось. Потому что сразу после поступления его перевели сразу на третий курс — зачли обучение в Норильском универе, причём без его просьбы, сами. Малышев, разумеется, понял, что без родительской помощи тут не обошлось, но значения этому не придал. Он знал свою цель, а математику, физику и всё такое прочее считал потерей времени.

Зато спорт потерей времени быть перестал. Малышев вовсю занялся дисциплинами, приличествующими средневековому дворянину — фехтованием, кулачным боем, и прочим в том же духе. Единственно, на что он отвлёкся — так это на краткий курс пилотирования космической техникой и получения пилотского свидетельства. Для чего ему даже пришлось сходить в несколько рейсов пилотом-сменщиком. Сходил удачно, к обязанностям отнёсся серьёзно, так что свидетельство ему выписали без проволочек и с хорошим сопроводительным листом.

Судя по всему, Антон ожидал приглашения в Группу сразу после окончания Института. Этого не случилось — пёс его знает почему. Вместо этого Званцев отправил его в Упсалу и посоветовал больше внимания уделить физическому развитию. Пасынок внял, поехал в Упсалу и там занимался шпажным боем и средневековыми обычаями. На Европейском турнире он взял третье место по эстоку и первое — по рапирному бою с дагой. Результат более чем достойный.

Когда же его, наконец, пригласили на мероприятие в ИАИ, он был на седьмом небе.

День 82

Кофе сегодня пил без всякого удовольствия. Нет, я помню, что никакого кофе нет. Но для того, чтобы пить кофе, необязательно, чтобы он был. Можно выпить кофе, которого нет, просто это не особо приятно. Ни вкуса, ни запаха.

Шучу, шучу. Всё со мной в порядке. Кофе нет, иллюминатор заклеен, все концы сведены с концами, так? Вы уж там не беспокойтесь. Но и за дурака-то меня тоже держать не надо. Думаете, я не понимаю? Да всё я уже давно понял.

Ладно-ладно, не будем портить вашу работу. Вам ведь текст нужен? Пожалуйста, вот ещё кусочек.

В ИАИ Антону понравилось. Прежде всего — атмосфера. Наукой, как её привык воспринимать Малышев, там и не пахло. То есть нет, не так. Учёных там было больше, чем в десяти Норильсках. Но они там были на вторых ролях, то есть на правах интеллектуальной обслуги. В центре всего была Группа Наблюдателей и её штаб. Который, находясь на прямой связи со всеми членами Группы, планировал и контролировал внедрения-продвижения, собирал и анализировал информацию, просчитывал последствия тех или иных действий или отсутствия таковых, и так далее. Причём уже всем было понятно, что готовится нечто значительное, вот только никто не знал, что именно.

Тут мне придётся заткнуть дырку в рассказе собственными соображениями. Потому что ни Антон, ни Сноубридж, ни Левин не понимали административной логики. А вот я её как раз понимаю. Если бы мне дали порыться в тех документах, которые были у Левина, я бы точно всё расковырял. А так придётся ограничиться догадками. Если наговорю глупостей — уж извините. К тому же я, наверное, несколько не в том состоянии, чтобы радовать гениальными прозрениями. Хотя — кто знает… Может быть и наоборот. Может, в таких случаях особая мудрость пробуждается? Что скажете?

В общем, вот какие у меня мысли на этот счёт.

Когда нашли первые гуманоидные цивилизации, то никто не понимал, что с ними делать дальше. В ИАИ, я так думаю, меньше всего. Они тогда занимались именно что альтернативными вариантами развития земной цивилизации, то есть чистой теорией. Не от хорошей жизни, конечно. Просто после Гудбая никаких реальных исторических альтернатив не осталось, а закрывать учреждение было ни с руки — люди там были ну очень уважаемые. Но прошло время и вопрос мог встать остро: лавочку рано или поздно кто-нибудь схарчил бы. Так что гуманоиды были последним шансом Института, и он за него уцепился, застобив, так сказать, тему.

При этом в затылок Институту дышали очень серьёзные конторы. Не могли не дышать. Например, КОМКОН-1, в смысле — «Комиссия по контактам с иными цивилизациями». Есть такая контора, к нам отношения не имеющая. Сейчас это просто филиал ДГБ, но в те времена она наверняка претендовала на большее. Вряд ли она не попыталась бы наложить на гуманоидов свою лапу. С другой стороны, гуманоидными цивилизациями наверняка заиинтересовалась служба безопасности Космофлота, то бишь военная разведка. Эти постоянно суются во все щели, потому что хотят вырасти в «третью силу» рядом с КОМКОНом и ДГБ. Не сомневаюсь, что они и раньше действовали в том же духе. Были несколько контор помельче, сейчас уже расформированных или поглощённных другими, но тогда ещё трепыхавшихся. Плюс общественность, которая, как только сведения о гуманоидах просочились в её нестройные ряды, подняла по этому поводу страшный кипеш.

Тем не менее, ИАИ со своим проектом Группы Наблюдателей успел раньше всех. И только успев и застолбив за собой поляну, начал чесать потылицу на тему того, а что, собственно, делать-то.

Обычно, когда начинается какое-то новое дело, администраторов, за него отвечающих, волнуют два момент. Первый — как бы чего не вышло, как бы не случилось какого-нибудь безобразия. Второй — нужен какой-то результат. Если дело совсем новое, то оба эти параметра предельно неконкретны. То есть, с одной стороны, не совсем понятно, что считать безобразием. С другой — ещё менее понятно, что считать результатом. И то и другое нащупывается методом проб и ошибок. Причём сначала думают о первом, а потом о втором. Что вполне естественно.

Когда ИАИ только начал действовать на Авроре, всех волновало, кабы чего не вышло. Поэтому перед первыми членами Группы Наблюдателей была поставлена следующая задача — собирать любые сведения, при этом постравшись не дать себя убить и ни в коем случае ни во что не втягиваться. А там видно будет.

Поэтому первый состав Группы была сформирован из людей максимально осторожных и ответственных. Которые приняли требование «только наблюдать» всерьёз. Прибыв на Аврору и легализовавшись, они и принялись за наблюдения. Честно живя местной жизнью, всячески сливаясь с фоном, не отсвечивая и так далее.

Результаты их наблюдений оказались, как и следовало ожидать, скучными и банальными. Инопланетное средневековое общество было ровно таким, каким оно и должно было быть: голодным, холодным, грязным и унылым. Конечно, это тоже ценный научный результат. То есть мы узнали, что наши представления о Средневековье в целом верны. Но это был не совсем тот результат, ради подтверждения которого можно было и дальше тратить сотни тысяч человеко-часов.

И вот тогда кому-то из умных институтских голов пришла идейка — попробовать поторопить на Авроре прогресс. Например, ускоренными темпами перейти от Средневековья к Возрождению. Интересно, правда, а была ли там какая-нибудь античность, которую можно было возрождать? Насколько я понимаю — нет. Но институтских умников такие мелочи не волновали. Так или иначе, у Института появилась какая-то более-менее осмысленная цель.

Сообщили ли институтские о своих планах наверх? Как потом выяснилось, нет. Ну просто потому, что эксперимент мог и провалиться, а то и дать обратный эффект. Любой грамотный администратор такую возможность имеет в виду и готовится к ней заранее. В этом случае ситуация либо скрывается от вышестоящего начальства, либо объясняется внешними причинами (дескать, мы ни при чём, это ветром надуло), либо же ответственность за факап перекладывается на исполнителей. В данном случае все три возможности были учтены и включены заранее. И если бы не пресловутый мемуар Антона, это сработало бы.

Как всё это готовилось технически.

Старый состав Группы Наблюдателей оставили на своих местах, инструкций не меняли: жить среди аборигенов, фиксировать происходящее, самим ничего не делать и никуда не лезть. Любая целенаправленная деятельность по изменению ситуации строго возбранялась.

Однако все реальные формы оперативного контроля деятельности членов Группы тихонечко свернули. Даже со стороны непосредственного руководства: за ним фактически оставили только право на экстренную эвакуацию агента в исключительных обстоятельствах. Что означало негласное поощрение к экспериментам — «действуйте, но на свой страх и риск».

А чтобы желающие рисковать нашлись, Группу расширили. В новый состав набрали около пятидесяти человек, в основном молодняк, осторожничаньем и нерешительностью не страдавший. По ходу подготовки ребят индоктринировали, вкручивая им в мозги острое желание помочь несчастным аборигенам, стенающим под гнётом темноты и невежества. А также и то, каким образом им можно помочь.

Ну конечно, им ничего не говорилось прямо. Просто в ходе подготовке им давали информацию, из которой следовали именно такие выводы. Новые члены Группы всё это обсуждали между собой и у них рождались мысли, которые они принимали за свои. Возможно, процесс корректировался парой-тройкой агентов начальства, внедрённых в Группу именно для того, чтобы вовремя помешивать варящуюся в мозгах кашу, забрасывать нужные идеи и отфильтровывать ненужные. Доказать не могу, но я сам бы я сделал именно так.

Хотя всё это уже лирика. А я про конкретику.

Насколько понял Левин, этим вопросом занимавшийся специально, молодому пополнению сначала вкручивали в головы довольно простую идею: нужно распространить среди аборигенов прогресс, для чего внедрить среди них всякие полезные технические приспособления, а также дать им кое-какие научные знания. В общем-то, это было технически осуществимо и не так уж сложно. Однако потом концепция изменилась. Кто-то из институтских теоретиков вовремя сообразил, что без развитых научных институтов и собственной науки никакие отдельные открытия и изобретения ничего у аборигенов не изменят. Так как Возрождение было замечательно не столько какими-то великими прорывами в знаниях — те пришлись на Новое Время — сколько резким повышением престижа науки и культуры как таковых. А также и людей, их создававших. С чем на Авроре были, мягко говоря, сложности.

Соответственно переориентировали и готовящийся к миссии молодняк. Идею распространения земных знаний высмеяли и осудили. Зато стали всячески нажимать на необходимость поддержки местной интеллигенции. Которая только и спасёт местный социум, стенающей под гнётом всеобщего невежества.

Антон во всех этих разговорах и обсуждениях принимал самое горячее участие и довольно быстро стал одним из лидеров мнений. Да и вообще в числе лидеров. В Группе он буквально расцвёл. Просто потому, что перестал, наконец, чувствовать себя дураком и недотёпой, а ощутил себя находящимся на острие прогресса. Он попал в самую лучшую команду, которая вот прямо сейчас покажет беззубому старичью, что такое настоящее историческое творчество. Естественно, его переполнял энтузиазм.

А энтузиазм был нужен, просто-таки даже необходим. Подготовка шла в интенсивном режиме. В смысле — ребят гоняли на пределе сил, стараясь в кратчайшие сроки запихнуть в них максимум знаний и умений.

Откуда такая спешка? Во-первых, потому что начальство торопилось. Во-вторых, интенсив снижает критичность восприятия. То есть ребятам оставляли время и силы обсудить то, что они слышали. Но не столько, чтобы они всерьёз задумались, а так ли уж оно верно. Но, опять-таки, это мои домыслы. Хотя, скорее всего, я прав, потому что никаких других целей интенсивная муштра не имеет и иметь не может.

Причём Малышеву было ещё не так тяжело. Например, у него была фора по части физического развития и всяких специфических умений типа фехтования на мечах. Начальство это заметило и предложило ему несколько факультативных предметов. Он выбрал краткий курс разведчика-следопыта и введение в литературоведение. Оба курса он закончил с отличием.

Единственное, что омрачило его счастье — плохие вести из дому. За две недели до отправки на Аврору Антону позвонила мама. И сухо сообщила, что Николай Евгеньевич Званцев ушёл в очередную экспедицию по исследованию глубоководной фауны Японского моря и не вернулся. Поиски велись долго и основательно, но ничего не дали: знаменитый океанолог пропал без вести.

День 83

Отличный день, солнышко светит, птички поют. Встал, позавтракал двумя апельсинами и бокалом розового вина. Ах да, ещё был кусочек пармезана. Потом позвонил одной знакомой девушке, хочу сходить в театр. Сто лет не был в театре.

Да успокойтесь вы, не дёргайтесь. Нет у меня никаких галлюцинаций. Ну совсем чуть-чуть, конечно, есть. Я так понимаю, ваши микрощупы ползают по моей коре не совсем аккуратно, что-то там задевают. Отсюда — то запах лишний, то вкус.

А вот интересно, вы можете мне навести нормальный качественный глюк? Такой, чтобы мне от него хорошо стало? Ну хотя бы — солнышко и птички? Или мне в моём положении такое не полагается? А как вы эту станцию вокруг меня нарисовали? Или это я типа сам себе такое напридумывал? Или это у вас такой стандарт? Вы бы хоть намекнули, что-ли. Свистнули там. Или ещё как-нибудь.

Кстати, а куда вы дели гермокомбез космический модели ГКК61Л-4? Забыли нарисовать? А то я его вроде при себе держал, а он куда-то подевался. Непорядок, вы не находите? Дурите дядю Яшу — так дурите хотя бы качественно.

Что, ещё кусочек той самой истории? Да пожалуйста. Я так понимаю, пока вы всё из меня не вытянете — не отстанете. Не понимаю только, зачем вам именно словесные показания. Вы ведь имеете прямой доступ к моей памяти? Хотя, может, у вас инструкция такая, для отчётности нужно? Ну это я понимаю. Отчётность — дело святое.

Хотя лучше бы просто просмотрели левинское СНВ, оно у меня в голове так и болтается. Там и с фактами, и с эмоциями, и со всеми потрошками. Не хотите? Ну ладно. Тогда записывайте.

Исчезновение Званцева Антона не то чтобы сильно подкосило. Наоборот, он ещё сильнее навалился на подготовку. Это все поняли правильно: человек работой горе глушит. Ну и правильно делает, работа вообще всё лечит.

Никто не удивился и тому, что за неделю до старта Малышев пришёл к начальству с просьбой назначить его вторым пилотом корабля доставки. В качестве причин он сослался на наличие лётного свидетельства, а также на психологическую необходимость иметь постоянное занятие во время полёта.

Тут есть один технический момент. К тому времени бондепадхаевский привод считался архаикой. Велись работы по нейтринной деритринитации, которую довели до ума и выпустили в двадцать третьем, что-ли, году. Но в десятые годы была доступна только гравитационка. В общем-то не самая плохая технология, удобная и экономичная, на рейсовых трассах она использовалась до самого появления нуль-Т. Но у неё есть минус: для корректного финиша в заданной окрестности пространства нужен маяк. Возле Авроры маяка не было. В то время сам факт существования гуманоидных цивилизаций держали в секрете. Координаты соответствующих планетных систем знали только те, кому положено. Ну и, естественно, никаких маяков, станций сверхсветовой связи и прочих демаскирующих моментов. Поэтому летать до Авроры надо было сначала до ближайшего маяка, а потом — на бондепадхае с последующей досветовой корректировкой. Занимал весь этот гимор три-четыре месяца и требовал — особенно на последней стадии — квалифицированной работы пилотов. Так что смотаться на Землю по-быстрому, как сейчас, агент не мог. Заброшенный на планету, он сидел там безвылазно как минимум года три. А зубры из старой Группы вообще торчали там по десять-пятнадцать лет, и Землю видели только во сне. Что, конечно, способствовало вживанию в образ, но сильно снижало адекватность… Хотя и это тоже лирика. В данном случае важно было то, что полёт был делом долгим, муторным, а заняться на борту — кроме перечитывания конспектов — было решительно нечем. Так что начальство отнеслось к просьбе молодого человека, только что потерявшего любимого отчима, с пониманием. Чем он будет сидеть целыми днями на койке и неизвестно до чего досидится — пусть лучше займётся чем-нибудь полезным.

Антон повёл себя предсказуемо. То есть дневал за пультом, ночевал в пилотской каюте. Взял на себя наиболее нудные и никем не любимые обязанности, вроде профилактических обходов или контроля систем обеспечения жизнедеятельности, — чем очень расположил к себе команду. В свободное время совершенствовался в литературном арканарском — например, перевёл на русский апокрифическое арканарское сочинение о преступнике и колдуне доне Юсме, а «Гамлета» изящно переложил пятисложными арканарскими полустишиями.

Кстати об этом. Сначала новичков Группы готовили для заброски в четыре разных региона. Но по ходу дело было решено сконцентрировать усилия. Всех новичков забросили в королевство Арканар, находящееся на севере восьмого континента Авроры.

Выбор был обусловлен рядом соображений. Если совсем коротко — аналитики Института признали Арканар самым развитым из крупных государств, имеющих хоть какие-то шансы на долгую историческую жизнь.

Если же не коротко, то дела обстояли следующим образом.

На планете было девять континентов разной величины. Сообщение между ними отсутствовало. Причиной тому, как выяснилось, были не течения, а вирусы и микробы. В отличие от Земли, где основным источником всех болезней была Европа, а из Америки привезли только парочку неприятных вензаболеваний, на Авроре вся гадость была распределена более-менее равномерно между девятью континентами. На каждом из которых сформировался свой уникальный набор болячек. Все попытки установить межконтинентальные контакты чаще всего заканчивались гибелью пришельцев от местных болезней, от которых у них не было иммунитета, а также эпидемией среди местных от болезней импортированных. Что достаточно скоро научило всех простой мысли — за море соваться нельзя, а пришельцев из-за моря нужно убивать. С точки зрения выживания это было правильно, хотя и очень препятствовало взаимодействию культур. В результате подобной изоляции на первом континенте не было сельскохозяйственных злаков, а на третьем и шестом — крупного рогатого скота. Поэтому на первом жила горстка охотников и собирателей, на третьем и шестом царил племенной строй и рабовладение. На остальных дела обстояли несколько лучше, но не так чтобы очень. В общем-то это был уровень земной средневековой Африки. А немногие очаги цивилизации представляли собой тупиковые ветви исторического развития.

Более или менее близкий к земному набор животных и растений имелся только на восьмом континенте. Что и обусловило его относительную прогрессивность.

Но и на восьмом всё было не очень-то весело.

Арканар — то есть город с одноимённым названием и прилегающие к нему местности занимал центральную часть так называемого Запроливья. Каковое представляло собой огромный остров на севере континента, отделённый от основного массива суши относительно узкой водной преградой.

Формально Арканар считался провинцией Эсторской империи, полтысячелетия назад объединившей континент. Когда-то это был центр цивилизации, осчастлививший свой мир такими продвинутыми технологиями, как ирригация, письменность, кораблестроение, даже арифметика и примитивная алгебра. Эсторцы даже додумались до десятичной системы счисления и понятия нуля, что позволило создать позиционную запись чисел. Не очень удобную, но на фоне прочих туземных разработок это было, конечно, круто.

Но с того времени много воды утекло. Власть эсторских императоров уже пару веков была довольно условной, чтобы не сказать номинальной. Причиной тому было не военное поражение, проблемы с династией или ещё какой-нибудь человеческий фактор. А исключительно природа, мать её. Конкретно — очередной микроледниковый период, который накрыл Аврору лет за двести до начала событий. Что повлекло за собой ряд изменений климата, в частности — превращение экваториального континента в засушливую полупустыню. Особенно скверно было то, что катастрофически обмелели две реки, служившие не только источником влаги, но и транспортными артериями. Дело довершили эпидемии. Население Эсторской империи сократилось раз в десять, а древняя столица эсторских королей превратилась в мёртвый город. Эсторская династия не прервалась и даже пыталась как-то управлять немногими оставшимися плодородными землями. Но на все былые территориальные приобретения пришлось махнуть рукой.

Примерно то же самое произошло и с эсторской культурой. Вот уже два века как Эстор перестал быть источником инноваций. При этом претензии на культурное лидерство остались. Более того, чем больше нищала аристократия и чем ниже был её реальный образовательный уровень, тем больше надменности она демонстировала по самым пустяковым поводам. Образованные аристократы щеголяли знанием древней поэзии и умением говорить с особым аристократическим акцентом. Который состоял в проглатывании половины звуков. Нижние слои тянулись за верхними, так что эсторское письмо давно перестало соответствовать реальному звучанию слов. Это делало обучение грамоте крайне затруднительным делом, особенно для всяких там варваров. Эсторцы чрезвычайно этим гордились. Образованные люди похвалялись тем, что не читают сочинений менее чем двухсотлетней давности, и употребляли в речи только те слова, которые встречаются в сочинениях древних авторов… Впрочем, некоторые области культуры всё же совершенствовались. Например, этикет, становившийся всё более утонченным, и дающий всё больше поводов для конфликтов. Или — искусство изощрённых пыток и наказаний (именно эсторцы изобрели «квалифицированную казнь»). Эсторцам не было также равных в искусстве придворной интриги, в утончённой клевете, и вообще в области причинения вреда ближнему всеми возможными способами. Придворное же общество и вовсе представляло собой клубок шипящих змей, неспособных ни к какой конструктивной деятельности на общее благо. Как с горечью написал один из последних эсторских писателей, бывший дон, а потом орденский брат Хава из Нагилы, «эсторский дворянин состоит из коварства, жадности и спеси». Практика подтвердила это.

Земные наблюдатели пришли примерно к тем же выводам. Один из них в своей записке мрачно констатировал — «эсторская цивилизация непримиримо враждебна техническому, культурному и нравственному прогрессу». Примерно тот же приговор вынесли и институтские историки. Общее мнение, сложившееся в ИЭИ, можно резюмировать так: «тут ловить нечего».

Иная ситуация сложилась в Запроливье.

От климатических перемен оно пострадало существенно меньше, чем исконные имперские земли. А если совсем честно, то даже выиграло: климат смягчился, урожайность почв повысилась. Произошло это, по историческим меркам, доволльно быстро — и привело к относительному повышению хозяйственной автономии отдельных частей острова. На территории которого образовались аж три крупных государства, не считая мелких полунезависимых феодальных владений. А именно — собственно Арканар, республика Соан и герцогство Ируканское. Четвёртой была варварская страна с непроизносимым названием, находящаяся за Красным Хребтом, рассекающим остров надвое. Пятым игроком в четвёрке был Святой Орден, который, несмотря на скромные размеры, представлял собой вполне самостоятельное явление.

Но сначала об Ирукане и Соане.

Какой-то земной историк, знакомый с сочинениями брата Хавы, бросил замечание (неоднократно цитируемое во внутриинститутской переписке), что пресловутые три свойства эсторца в Запроливье каким-то образом разделились. А именно — в республике Соан всем правила жадность, а в Ирукане — спесь. По поводу Арканара он высказался не так категорично, но в первых двух случаях он попал в точку.

Республика Соан была довольно любопытным образованием. Возникла она как плод странного союза между аристократией и купечеством против суверена, Великого герцога Соанского. Герцога свергли, семью вырезали, но о новом суверене договориться не смогли. В результате власть перешла к Конференции двенадцати негоциантов, объединяющей богатейших и наиболее уважаемых людей республики. Входным билетом во власть служил размер оборотного капитала, так что соанский строй можно было с полным правом назвать монетократией. Аристократические титулы не отменили, но сделали предметом купли-продажи: например, титул соанского барона стоил около трёх пудов золота. Всё остальное в Соане тоже продавалось, вопрос был только в цене. Соанцы вообще очень любили деньги — о чём свидетельствует, в частности, прискорбная юность Араты-Красавчика.

Впрочем, про Арату как-нибудь потом. А что касается культуры, то по этому параметру Соан в Запроливье уверенно лидировал. Две трети населения была грамотной, имелись хорошие музеи и библиотеки, было даже что-то вроде местной академии наук. Что для местной системы образования было явлением, можно сказать, уникальным.

Кроме того, у Соана были свои ноу-хау. Соанские финансисты владели двойной бухгалтерией, умели пользоваться приходно-расходными книгами и знали, что такое сложный процент. Остальным приходилось, кряхтя, подтягиваться.

Однако независимость республики держалась на такой шаткой опоре, как наёмная армия. А экономическое благополучие — на торговле с метрополией (постепенно хиреющей: старый континент умирал, медленно, но неотвратимо), а также на неразвитости дорожной сети на полуострове, когда товар было удобнее везти на соанских судах, чем по разбитой и небезопасной дороге. Однако арканарцы систематически вкладывались в дорожную сеть и собственный флот. Будущее Соана было предрешено — в какой-то момент республике стало бы нечем платить, чтобы поддерживать даже относительный военный паритет с соседом. Соанские богатеи, которым принадлежала власть в республике, это понимали. И всячески изворачивались, оттягивая неизбежный конец. То есть — интриговали, подкупали, шпионили, стравливали Ирукан и Арканар (очень успешно), и так далее. Но в конечном итоге крах Соана был делом времени.

Другой сосед Арканара, герцогство Ируканское, было основано неглупым и просвещённым правителем. Отличалось оно относительным миролюбием и определённой терпимостью. Но эти хорошие качества с лихвой уравновешивались совершенно безумной любовью ируканских герцогов к пышности и самовозвеличиванию. Большая часть доходов тратилась на поддержание необычайно роскошной придворной жизни, состоявшей из турниров, балов, разного рода игрищ, поединков чести — обставлявшихся столь же пышно и красочно — и тому подобного. Армия была невелика, зато блистала доспехами, знамёнами, дорогим оружием и длинными почётными титулами её предводителей. Впрочем, сражались ируканцы хорошо — поскольку считали ниже своего достоинства отступать. К тому же герцог был готов умеренно покровительствовать техническому прогрессу, если тот мог быть полезен для его забав. Например, он содержал бежавшего из Соана (от долгов) Дуту Механика, поскольку его водяной насос оказался полезен для устройства парковых фонтанов. Ирукан был небезнадёжен.

И опять же: привлекательного будущего у Ирукана не просматривалось. Экономической основой ируканской экономики были принадлежавшие Великим герцогам золотоносные прииски. Которые когда-то казались неисчерпаемыми, но всё-таки — сюрприз, сюрприз! — исчерпывались. И если бы не особые отношения со Святым Орденом, который регулярно ссужал Великое герцогство необходимыми средствами, его ждала бы очень незавидная участь. Хотя и быть должным Ордену — участь тоже незавидная. Если же учесть эскалацию конфликта с Арканаром, то среднесрочные перспективы герцогства не радовали.

Зато находящаяся за Красным Хребтом страна меднокожих варваров была ну очень большой, самодостаточной и чрезвычайно устойчивой. В том числе и к соблазнам прогресса. Варвары не знали письменности, ходили в шкурах мехом наружу и использовали в качестве оружия духовые трубки с ядовитыми колючками. Какие бы то новшества, даже самые полезные, варвары с негодованием отвергали. Так как считали из изнеживающими и расслабляющими, то есть опасными для истинно воинского духа. Одного из своих вождей они лишили власти, оскопили и отрезали язык только за то, что он надевал под шкуру рубашку из тонкого льна, спал с белокожей женщиной и завёл себе арканарского повара… Сокрушить такую систему можно было только грубой военной силой. И ещё более грубым и насильственным разрушением местных культурных стереотипов.

Что касается Ордена…

Пёс, пёс, пёс! Надо как-то объяснить, что такое Орден. Иначе дальше будет непонятно. А история длинная, пёс её дери.

Хотя почему пёс-то? Левин, во всяком случае, копался в ней с интересом. Это даже в СНВ отпечаталось.

День 84

Слушал Моцарта. Спасибо, что мне хоть музыку хорошую ставите. А всё-таки: почему только классика? Хотя понимаю. Современное вызывает много воспоминаний, чисто конкретных. Типа, послушаю я какую-нибудь песенку и вспомню, где я её слышал, с кем, и всё такое прочее. Расстроюсь, наверное, переживать буду. Это вам настройки аппаратуры попортит. Не сильно, но попортит. А классика в этом смысле вещь безопасная. При жизни я её не слушал, ассоциаций нет.

Прав я? Ась? Не слышу ответа. Ну конечно, чего со мной разговаривать. Я для вас даже не объект, а препарат. Моё собачье дело — давать показания, так?

Ну ладно, читайте дальше. Про Святой Орден.

Если средневековая Аврора чем-то и отличалась от средневековой Земли, так это отсутствием института, хотя бы напоминающего по масштабам и возможностям земную католическую церковь. Варвары были сплошь язычниками и поклонялись каким-то жутким идолам. Жители более культурных стран верили в святых и чудотворцев. Существовал также культ единого бога, вышедшего из болот и проповедовавшего добро и прощение грехов, а потом улетевшего на небеса. Легенды о болотном боге были записаны и могли бы со временем бы стать чем-то вроде земных священных книг вроде библии, но вот не стали. И вообще ничего похожего на земное христианство так и не возникло.

Особенно заметно это было в Арканаре. В котором, в отличие от вольнодумного Соана (где равнодушие к религии считалось хорошим тоном) и монотеистического Ирукана (где вера в единого бога всё-таки стала официально признанной), царила совершеннейшая религиозная неразбериха.

Религиозные объединения существовали и пользовались определённой популярностью. В основном цеховые, вокруг культа того или иного святого. Чулочники и круженых дел мастера возносили молитвы святому Тукке, золотых дел мастера — святой Фире, проститутки — святой Баре. Но это были довольно рыхлые конгрегации, чьи задачи исчерпывались устройством общих собраний — обычно с совместными молитвами и трапезами — и кое-какой помощью входящим в них людям (например, финансовой: при них существовало нечто вроде касс взаимопомощи). Немного особняком стоял культ Тоца-Воителя, ставшего первым арканарским королём: профессиональные военные почитали его как небесного покровителя. Этой милитаристкой вере, а также и двум другим — эсторскому солярному культу (очень древнему и почтенному, но имеющиему мало сторонников в Запроливье), а также не менее древнему местному обычаю почитания священных деревьев, оказывалось нечто вроде официального покровительства. Первые земные наблюдатели на этом основании поименовали соответствующие корпорации «тремя официальными церквями». Каково же было их удивление, когда выяснилось, что какой-нибудь барон с эсторскими корнями, обитающий в сельской местности, может преспокойно отправлять все три культа разом — как эсторец, как препоясанный мечом и как сельский житель. Например, пресловутые северные бароны Пампа поклонялись родовому дубу, в ветвях которого висело на золотой цепи изображение священного кота с рыбьим хвостом, олицетворяющего Единое Солнце, а у корней был закопан священный меч, посвящённый Тоцу Всепобеждающему. Поэтому каждый поклон в сторону дерева мог рассматриваться как обращённый ко всем трём божественным началам сразу… Что касается простого народа, то он поголовно веровал в колдовство, призраков, нечистую силу, сглаз и порчу. И, разумеется, все или почти все арканарцы веровали в бесов и дьявола, потому что надо же на кого-то сваливать все грехи, искушения и вообще безобразия. Но при этом ничего похожего на земной сатанизм тоже не возникло. Дьяволу не кадили даже разбойники и душегубы. У них была своя святая покровительница, великомученица Пата — мужеубийца и разбойница, пойманная властями и выдержавшая жуткие пытки, но не выдавшая никого из своей шайки… Короче, каждый веровал во что горазд.

Святой Орден на этом фоне сильно выделялся: это была именно что организация, причём достаточно мощная и влиятельная. Несмотря на то, что её возникновение было связано с довольно прискорбными обстоятельствами. Имеющими отношение не столько к духовности, сколько к эпидемиологии.

Примерно полтораста лет назад до прибытия на Аврору последней группы наблюдателей в Запроливье появилась новая болезнь — Синяя Смерть. Занесли её из метрополии, где из-за общей деградации экосистем из всяких природных изолятов полезла разнообразная дрянь. Но эта оказалась особенно вирулентной, так как распространялась воздушно-капельным путём. Умирали от Синей быстро, за несколько дней: сначала человек покрывался синими пятнами, потом отнимались конечности, потом прекращали работать внутренние органы, и, наконец, останавливалось дыхание.

Эпидемия выкосила треть населения континента. Запроливье из-за более высокой плотности населения пострадало больше всех — там обезлюдели целые области. Умирали все — от нищих и до коронованных владык. В Арканаре, например, болезнь выкосила половину королевской семьи, что вызвало династический кризис. Ируканские герцоги, наоборот, выиграли — Синяя Смерть любезно избавила их от всей ненужной родни, заглядывающейся на трон. Может, конечно, в некоторых случаях болезни немножечко помогали, ну или способствовали. Но это другая история.

Так или иначе, у инфекций такого рода есть одно хорошее, — если можно так выразиться — свойство. Убив миллионы людей, они умирают сами, так как не остаётся живых носителей заразы. Местные жители это знали: эпидемии у них случались и раньше, обычный ход событий был отображён в летописях. Так что оставалось ждать и молиться разным богам, чтобы беда взяла своё и сгинула. Ждать и молиться местные умели.

К сожалению, Синяя Смерть имела две разновидности — «быструю» и «медленную». «Медленная» отличалась длинным инкубационным периодом: от момента заражения до появления появления первых пятен могло пройти несколько месяцев, от пятен до полного паралича — ещё лет пять, а то и все десять. К тому же «медленная» разновидность была не столь контактна: хворь передавалась через тесное физическое общение (чаще всего через слизистые) или через долговременное пользование вещами заражённого (на которых оставались чешуйки кожи, перхоть, слюна и так далее). Причём именно эта низкая контактность оказалась более надёжным средством распространения заразы, чем воздушно-капельный путь. Уже заболевший человек не отказывался от супружеских обязанностей, заражая тем самым супруга. Он продолжал пользоваться своим и чужим имуществом, что-то продавал, сам или через кого-то, а после его смерти всегда находились охотники завладеть чужими пожитками, пусть даже рискуя заразиться. И в каком-то проценте случаев — заражался.

Местные объясняли болезнь гневом божьим. Земные микробиологи, получившие от наблюдателей образцы из могильников, обнаружили истинную причину — кварзикоронавирусы ARCL.InD1059 major и ARCL.InD1059 minor, вызываюшие деградацию нервной системы и церебральный паралич. За «медленную смерть» отвечал minor, имевший к тому же несколько разновидностей.

Но это так, вообще. А теперь — что касается конкретно Синей Смерти. По всем расчётам получалось так, что при наиболее вероятном течении событий ARCL.InD1059 minor должен бы занять на Авроре примерно то же место, что Mycobacterium leprae на Земле. То есть это была бы хворь типа проказы, которую пришлось бы изживать столетиями.

Однако всё повернулось иначе. Благодаря некоему Мике, ставшего впоследствии самым популярным арканарским святым.

День 85

Утро туманное, утро седое. Правда седое. Оно мне такое сегодня приснилось. Будто я живу в каком-то заброшенном доме, а за окном туманный рассвет. И звуки колокола. Откуда всё это? Хрен знает. Но неприятно.

Нарисовался гермокомбез. Под койкой. Ну, допустим, что он там в каком-то смысле был. Я, правда, не помню, чтобы его туда засовывал, но допустим.

А как насчёт солнца, птичек и мороженого? Ну сделайте так, чтобы было мороженое. Что вам стоит-то? Это ведь ни на что не повлияет, не так ли? Сделайте мне посмертный подарок, я же вам всё рассказал. Ну или не всё, ещё остался хвост той истории. Но вам-то она на кой пёс сдалась? Всё, что нужно для дела, вы из меня уже вытянули. Или у вас такой порядок — пусть клиент выкладывает всё до донышка? Ну как хотите. Всё равно я ничего против вас не могу.

Кстати, а могу ли? Вот что будет, если я, скажем, себе вены вскрою? Снова оживу? Или забуду, что вскрывал? Или вообще всё начнётся сначала? Нет, только не с начала, вот этого не надо. Хотя откуда я знаю — может, вы меня уже по десятому разу сканируете. Вариантики посмотреть, то-сё. Торопиться-то вам некуда.

Вот интересно. Когда меня, собственно, убили? Наверное, на Энцеладе. Правильно я не любил это место, правильно. Чуял подляну. Она и прилетела. А про телепортирование на станцию мне в голову вклеили? Не понимаю, как можно что-то вклеить в мёртвую голову. Но вы, наверное, и не такое умеете, да? Или нет? Может, я действительно жил на станции, ел шоколадки, пил воду из очистки? А потом пришёл Толик Бойков, Олесь и Серосовин? И Толик достал пушку, попросил меня привстать и вогнал пулю в сердце? А Олесь упаковал мою головушку в термопакет и доставил в Институт Мозга? И теперь башка дяди Яши лежит с отпиленной макушкой в криокамере, а микрощупы наводят в нейронах слабые токи?

Ну хоть свистните. Чтобы я зазря не мучился. Я пойму. Какие претензии. Просто во всех случаях предпочитаю правду.

Молчание было ему ответом, как выражается Славин в таких случаях. Ну и пёс с вами. Тогда читайте дальше про святого Мику. Извините, будет длинно и с подробностями — прямо по славинским воспоминаниям. Он эту тему разбирал долго и с удовольствием.

Мика был уроженцем Ирукана, родился в маленьком городке с характерным названием Аханкар (на местном наречии — «ахан-кара», что означало «помойная яма» или «скотомогильник»). Городок можно было в прямом смысле считать краем света: сразу за ним начинался пояс Питанских болот, неспроста называемых Гиблыми, за ними — пустоши, а дальше — холодное море.

По легенде, Мика был рождён в богатой семье, но был изгнан из дому родным отцом за дерзость и непослушание. По другой легенде, он своим беспутством свёл отца в могилу, а имущество промотал. По третьей — он обрюхатил свою сестру, а когда та призналась родителям, бежал… Так или иначе, все эти сходятся на том, что в молодости Мика был мотом, пьяницей, развратником (этот его порок благочестивые легенды раздули до каких-то немыслимых масштабов), а также лжесвидетелем, фальшивомонетчиком, мошенником и вором. Воровство и ввергло его в беду: его поймали на попытке кражи осла у благородного дона. Городской суд, стоящий на страже частной собственности и достоинства высшего сословия, приговорил его за это к обычной смертной казни — через потрошение и повешение.

Спасся он буквально чудом, если это можно так назвать. В тюремном подвале он подхватил Синюю Смерть в её «быстрой» разновидности, причём пятна выступили на лице в утро казни. По местным обычаям, смертельно больных казнить было нельзя. Поэтому всех, кто был в том подвале, просто изгнали из города на Гиблые болота — помирать.

Все там и померли, кроме Мики — тот снова вытянул счастливый билет. Он переболел и выздоровел: редчайший случай. Правда, физиономия у него так и осталась синей.

Новое чудо — а Мика не сомневался, что это было именно чудо — его сильно изменило. Он решил, что его спасение — дело рук божьих. Совершённое не ради него самого: Мика не заблуждался относительно своих достоинств. Но ради того, чтобы преподать людям какой-то урок.

Мика прожил на болотах год, питаясь кореньями и земноводными, а свободное время проводя в молитвах. В какой-то момент на него снизошло озарение. Он понял, зачем была наслана Синяя Смерть, почему она никак не оставит людей в покое, и что нужно делать, чтобы, наконец, исполнить божью волю.

Пока Мика жил на болоте и думал о божественном, герцогство переживало деликатный момент — смену власти. Надо сказать, у герцогов Ируканских это обычно проходило относительно гладко. Но не на этот раз. Скоропостижно и при странных обстоятельствах скончался великий герцог. Пошли слухи, что старший сын герцога, недовольный тем, что отец зажился и никак не освободит трон, отправил папашу. Младший сын решил воспользоваться моментом, публично обвинил старшего в отцеубийстве и заявил о своих правах на корону. Ируканские доны по этому вопросу разделились примерно пополам. Однако на стороне старшего выступила армия, легко разбившее дворянское ополчение. Младший с остатками верных людей бежал, его преследовали, все верные люди погибли, прикрывая своего сюзерена. Который в конце концов спрятался на тех самых Гиблых болотах. Выжить на болотах у него не было шансов. Если бы его — шатающегося от голода и подхватившего лихорадку — не нашёл и не выходил Мика.

Принц прожил на болотах где-то месяца полтора, пока его всё-таки не нашли благородные доны. Чтобы предложить корону.

Как выяснилось, в тот самый день, когда младший сын повстречался с Микой, на холёной физиономии старшего выступили синие пятна. Это перечёркивало надежды на долгое и счастливое правление, зато наводило на мысли о божьей каре. От старшего отступились даже армейские. Тот попытался было устроить непослушным репрессии, но люди отказались ему подчиняться. Тогда он сам принял яд, успев перед смертью покаяться в отравлении отца и множестве других грехов. Во всяком случае, именно такую версию событий предложили благородные доны, отыскавшие младшего принца.

У того хватило ума не выяснять, как оно там было на самом деле. Вместо этого он пообещал наградить верных и править справедливо. И уже через неделю благополучно короновался в замке герцогов Ируканских.

Коронация прошла традиционно, если не считать маленькой детали. У трона, среди высших сановников герцогства, щеголяющих расшитыми золотом одеждами, стоял — босой, в линялом тряпье — Мика. Которого молодой Великий Герцог назвал своим спасителем, увёз во дворец и приблизил к себе.

Оказавшись в фаворе, Мика не сделал ничего, чтобы улучшить своё материальное положение. Он ходил по дворцу босиком, в рваных вонючих тряпках, жил в подвале и ел то, что выкидывали с кухни. На все попытки подольстится к нему или дать денег, чтобы повлиять через него на Великого герцога он отвечал неизменным отказом. Правда, никого из просителей он не выдал, и вообще никому не делал зла. Как ни странно, но ему удалось завоевать ответные симпатии придворного круга — публики спесивой и подозрительной. Мику никто не пытался убить, оклеветать перед господином или хотя бы публично унизить. Более того, со временем ему стали выказывать что-то вроде уважения. Один престарелый придворный даже как-то сказал, что пережил трёх Великих герцогов и бесчисленное множество их фаворитов, и ни один не обходился казне и двору так дёшево, как Мика. Слушатели с этим согласились. И дружно пожелали Мике прожить как можно дольше, не теряя расположения герцога.

Насчёт дешевизны они не ошиблись. Ну, почти не ошиблись.

Через год после коронации, на празднике в свою честь Великий герцог объявил, что во исполнение некогда данного обета он намерен совершить благодеяние для всех больных Синей Смертью. А именно — он дарует им место, где они могли бы спокойно жить, не опасаясь ближних и не представляя для них угрозы. Место это — земли за Гиблыми Болотами, принадлежащие герцогству. Поскольку же эти места малопригодны для земледелия, и к тому же больные слабосильны, он берёт на себя снабжение поселенцев хорошей пищей, а также достойную оплату ухода за нуждающимися в уходе. И завещает всем своим потомкам поступать так же.

Ответственным за проект был назначен Мика.

День 86

Вчера не выдержал, заснул. Что-то я в последние дни много сплю. Наверное, в реальности мозг разлагается, ну или там усыхает. Так что вам нужно всё больше времени, чтобы привести его в порядок, да?

Кстати уж признаюсь. Знаете, когда я начал догадываться? Когда задумался, почему на компьютере не работает клавиша «стереть». Странно ведь, не так ли? Но если я на самом деле ничего не пишу, а просто воображаю, что пишу, и весь текст лежит у меня в памяти, то не могу же я стереть собственное воспоминание? Хотя был бы я живым, наверное, мог бы его, например, забыть. А если я не живой и активность мозга поддерживается искусственно? Ну а дальше я подумал про все эти странные сны, галлюцинации и прочее. Всё одно к одному подбирается.

С другой стороны. Уверен ли я на сто процентов? Нет, конечно. И проверять не хочу.

Ладно, читайте дальше про Мику.

Получив обещание герцога, последующие годы он провёл в странствиях по Ирукану и проповедях. Он исходил пешком всё герцогство, проповедуя новое учение.

Впрочем, новым его Мика не считал. За основу он взял официальный ируканский культ бога из болот, улетевшего на небо и оттуда правящего земными делами. Правда, по официальной ируканской версии основной его заботой было оберегать Ируканское герцогство, как особо ему угодное. Мика же сосредоточил внимание на его учительно-карательной функции. Очень характерно, что для обозначения бога Мика никогда не использовал слов типа «всевышний» или «всемилостливейший», а чаще всего называл его «Господин» или «Учитель» (оба слова в арканарском звучат угрожающе). В общем, он представлял себе бога не очень-то добрым. Хотя и справедливым — в каком-то смысле.

Основой мыслью Мики было то, что бог, насылая беды, в том числе и болезни, тем самым карает людей за грехи. В общем-то, и в этом ничего нового не было: это было стандартное объяснение всех бед и несчастий, творящихся на Авроре вообще и в герцогстве в частности. Но Мика пошёл дальше. Он объяснил, что есть грех, каковы его свойства и что нужно сделать, чтобы бог, наконец, пощадил людей и вернул им своё расположение.

Проповедь, надо сказать, звучала убедительно, ибо подкреплялось общеизвестными фактами. Мика просто дал им новую интерпретацию.

Итак. С точки зрения Мики, корнем всех грехов человеческих является желание чем-то обладать. Оно имеет три формы: желание обладать собой, то есть себялюбие, желание обладать другим человеком (прежде всего в половом смысле), и желание обладать вещами. Таким образом, грех обладания распадается на эгоизм, блуд и стяжательство. Эти три греха оскорбляют достоинство бога, ибо на самом деле всё в этом мире принадлежит ему, а не людям. Чтобы об этом напомнить, он время от времени карает людишек. А самой страшной и самой наглядной карой стала Синяя Смерть.

Умершие во время всеобщей эпидемии заплатили и за свои грехи, и за грехи предков. Однако же, чтобы люди не забывали, за что они наказаны, бог не остановил заразу, а сохранил её прежде всего для блудников и стяжателей. На это указывал тот факт, что болезнь в её «медленной» форме передаётся в основном через физический контакт, прежде всего половой, а также через вещи. Тот факт, что заболевают не только они, Мика понимал как указание на то, что греховны не только сами блудострастники и стяжатели, но и те, кто терпит их грехи и им потакает.

Объяснив причины гнева божьего, Мика предложил и план спасения. По его мнению, богу вовсе не нужно, чтобы все вовсе отказывались от половых отношений и собственности как таковой, ибо это приведёт к гибели человечества. Ему нужна лишь умеренность, то есть снижение общего числа греховных деяний до какого-то терпимого предела. Достичь этого можно двумя способами. Или все люди без изъятия умерят свои порывы, что маловероятно. Или какие-то люди должны взять на себя особую ношу — а именно, вовсе откажутся от этих грехов, чтобы остальные могли жить как раньше, не боясь гнева свыше.

Как это работает, Мика объяснял на таком примере. «Представьте, что Король с большим Войском входит в Город, который был ему неверен» — говорил он в своей самой известной проповеди. «Если Он увидит на площади множество благородных Донов и Простолюдинов, которые преклонят перед Ним колени и поклянутся, что были Ему верны, Он возвысит Город и одарит его. Если их будет мало, он всё же смилуется над Городом и ради горстки Верных пощадит остальных. Если же никто не выйдет на площадь, Он разгневается и отдаст Город на разграбление своим Солдатам. Значит, должно быть Тем, кто выйдет на площадь и преклонит колени. Бог же каждый день и каждую ночь входит в наш Город Суеты и Нечестия, и должно быть Тем, кто всегда стоит на площади, склоняясь перед Господином, и ради которых он не отдаст наш Город на растерзание Ангелам своим». Или, короче — «должно претерпеть некоторым, чтобы спасти всех».

Что значит «быть верным богу», Мика объяснял так. Полностью верен тот, кто полностью оказывается от себялюбия, блуда и обладания собственностью. Поскольку, живя среди обычных людей, избежать всего этого невозможно, верные должны составить сообщество аскетов, где имущество общее, а власть принадлежит самым праведным. Которым остальные должны подчиняться беспрекословно и безвольно — тем самым попирая себялюбие.

Кто именно достоин такой жизни, Мике тоже было ясно. В первую очередь — отмеченные «медленной» Синей Смертью. Синие пятна — это недвусмысленно выраженная воля божья, что он желает видеть этого человека своим служителем. Но также и прочие неизлечимо больные, калеки, нищие: всех этих людей бог не только наказал, но избрал для служения себе и в назидание прочим.

Проповеди Мики были хороши. Однако последим и самым значимым аргументом было согласие Великого Герцога содержать общину праведников за свой счёт. Именно это обстоятельство делало его рассуждения особенно убедительными и привлекательными. Причём не только для больных и калек, но, например, и для их родственников. Также — для местных властей, которые охотно почистили бы округу не только от больных, но и, скажем, от нищих. Туда же клонились интересы местных правоохранительных структур и много кого ещё.

Отдельной строкой стоит упомянуть интересы самого герцога. Несомненно, он был благодарен Мике за спасение. И к его словам прислушивался прежде всего потому, что считал его праведником. Но с точки зрения земных историков, у него могли быть и более практические соображения. Земли за Гиблыми Болотами принадлежали герцогству чисто символически. То есть — ровно до того момента, пока на них кто-нибудь не начал бы претендовать. Но таких не находилось, потому что это были никому не нужные неудобья, обрывающиеся морским побережьем. Правда, там находилась очень удобная бухта, на которой можно было бы оборудовать полноценный порт. Но уже имеющиеся порты вполне удовлетворяли все потребности герцогства. Так что бухта оставалась удобной только для арканарских и соанских шпионов. Которые, по мере совершенствования приграничного контроля — во что последовательно вкладывались все Великие герцоги Ируканские — всё чаще предпочитали именно этот путь. По тому же пути, только в обратном направлении, бежали те, кому надо было скрыться от гнева Великого герцога, или хотя бы местных властей. В общем, было понятно, что с заболотными землями герцогству надо что-то делать. То есть установить над ними хоть какой-то контроль. Вариант, предложенный Микой, был неожиданным, но вполне приемлемым и далеко не самым затратным. Полноценная застава у бухты обошлась бы, наверное, дороже, не говоря уже о хлопотах.

Так или иначе, проект пошёл в рост. Через Гиблые Болота по спешно наведённым гатям потянулись цепочки людей. Большинство было с синими лицами или с увечьями, но попадались и здоровые — распропагандированные, изгнанные или рассчитывающие на какую-то поживу. На той стороне их принимали, кормили и давали работу. Для начала — строиться. Вскоре на побережье появились длинные однотипные бараки, с которых и начался Орден.

Порядки в поселении были ровно такие, которые обещал Мика. Всякий, приходивший в поселение жить или умирать, клятвенно отрекался от собственной воли, от блудной страсти и от собственности. Взамен он получал новое имя, обращение «брат», грубую чёрную одежду и гарантированную миску с гороховой кашей два раза в день. За это братья платили послушанием и работой, пока могли работать. Парализованных, больных и стариков не бросали — их обслуживали другие братья, стараясь облегчить их страдания. Трупы сжигались. Больные, калеки и здоровые работали вместе, но содержались отдельно. Немногочисленных женщин — они почему-то умирали быстрее мужчин — отселили на прибрежный островок, во избежание соблазнов.

Где-то лет через десять синелицые больные стали в Ирукане редкостью. Кроме того, на улицах стало меньше нищих и инвалидов, в особенности искалеченных по решениям суда. Более того: покровитель Ордена Великий герцог Ируканский пошёл на беспрецедентный шаг — преступникам, совершившим деяния средней тяжести (типа мелкой кражи, совершённой вторично), дозволялось выбирать между наказанием по закону (например, отрубания руки) и нанесением на лицо синей татуировки с последующим изгнанием за Болота. Такой гуманизм оказал оздоравливающее действие на местные нравы.

Мика оказался не только успешным проповедником, но и толковым хозяйственником. Прежде всего он наладил жесточайший контроль над всеми материальными ценностями, доставляемыми из герцогства, особенно над продовольствием. Затем он стал изыскивать дополнительные средства, чтобы снизить издержки. Очень кстати на Гиблых Болотах нашли болотную железную руду. Сначала начали делать железо, из которого ковали гвозди и железную утварь для собственных нужд. Потом Мика попробовал продать возок гвоздей в Ирукан. Гвозди купили, хотя и не без опаски. Но прокалённое на огне не несло заразы. Следующий возок был продан уже дороже. Это позволило расширить производство. Задымили кузницы.

Однажды с очередной партией больных пришёл старик с синим лицом. Его правая рука висела плетью, а по-ирукански он говорил с тяжёлым акцентом. Откуда он, никто так и не узнал. Калеку поставили работать при кузне — раздувать горн и помогать по мелким надобностям. Довольно скоро выяснилось, что он хорошо понимает в кузнечном деле и даёт толковые советы. Когда у него отнялись ноги, он продолжал работать — затачивал ножи. Когда же отнялась и левая рука, он попросил позвать кузнеца и что-то ему долго рассказывал. Кузнец ходил к старику, пока тот не онемел. Но он ещё успел увидеть первый меч, выкованный в кузне Ордена, с характерным синим отливом и узорными полосками на клинке. Такой меч разрубал кольчугу и даже лёгкий панцирь из сыродельного железа. Через пару лет холодное оружие стало основным предметом экспорта Ордена.

Дальнейшая история была такова. Орден рос, крепчал, разворачивал свою деятельность не только на территории Ирукана, но и в Арканаре и Соане. Которые тоже были рады избавиться от больных, немощных, ущербных и просто лишних людей. Для их транспортировки — а также и для торговых надобностей — в бухте был построен полноценный порт. Примерно тогда же началось строительство орденской фактории на старом континенте.

При этом орденские порядки оставались в неприкосновенности. Бедность, целомудрие и полное подчинение начальству были тремя столпами, на которых покоилась вся система. Даже высшие иерархи ордена, распоряжавшимися немалыми средствами, жили в бараках и ели из общего котла.

Разумеется, для этого нужна была армейская дисциплина. Но и с этим не было проблем. Среди провозглашённых Микой добродетелей миролюбие и кротость не значились. Зато среди братьев нашлось немало ветеранов, расставшихся со здоровьем в битвах. На таких людей и их управленческие навыки Орден и сделал ставку. Когда святой Мика, наконец, умер — а прожил он, по преданию, более девяноста лет — в совете святых братьев, управляющих Орденом, не осталось ни одного человека без военного опыта.

Да, кстати. Мика, скорее всего, умер в Арканаре.

Очередной арканарский король сразу после коронации изъявил желание встретиться с главой Святого Ордена, поговорить о делах божественных, а также обсудить кое-какие земные вопросы. В том числе — установление официальных отношений с Орденом. По сути, речь шла об официальном признании Ордена как суверенной силы, отличной от Ирукана. Странным образом это совпало со смертью престарелого герцога Ируканского — которому Мика был столь многим обязан — и восшествию на престол его племянника, не раз публично задававшегося вопросом, кому всё-таки принадлежит местность за Гиблыми Болотами: герцогству или монахам? Возможно, поэтому Мика арканарское приглашение принял. Однако в Арканар он отправился пешим, один, категорически запретив себя сопровождать.

Он успел посетить несколько мелких городков и сёл на пути к столице. Встречали его восторженно, проповеди слушали со слезами на глазах, но бросать налаженную жизнь и записываться в Орден не спешили. По этому поводу Мика произнёс несколько особенно пламенных проповедей.

Умер он где-то на дороге в столицу. На какой именно и при каких обстоятельствах — никто так и не узнал. Вряд ли смерть была насильственной — нищих стариков обычно не трогали даже самые отмороженные мазурики. Скорее всего, у Мики просто кончились силы. Что стало с телом — понятно: по арканарским обычаям, умерших на дороге принято хоронить на обочине. Так что основатель Ордена стал единственным святым братом, официально погребённым в земле. И даже не один раз: жители окрестных деревень стали выдавать любой холмик поблизости за могилу святого Мики.

Параллельно бытовала легенда, что святого Мику схватили люди герцога, недовольные тем, что он предпочёл Арканар Ирукану. Убить святого они, однако, не посмели, и ограничились тем, что увезли его в Ирукан, а там продали меднокожим варварам как раба. Легенду, судя по всему, распространяли в целях поддержания неприязни к ируканцам. Но не слишком пламенной, чтобы не вызывать лишних эксцессов.

Потому-то, наверное, ируканцам и не вменили в вину убийство Мики: это было бы уже лишнее, так как вызвало бы настоящую ненависть. Так что фитилёк прикрутили, как выражается Славин в таких случаях.

День 87

Перечитал вчерашнее. Вот чувствую — не мой стиль. Ну то есть в основном мой, но иногда Левин вылазит. Не знаю, как для вас, а для меня заметно. Вот что значит СНВ.

Хотя, с другой стороны, у меня тоже бывало. Когда про лаксианцев писал красивости всякие. Хотя там они были вроде как по делу, без красивостей такие вещи объяснить нельзя. Я, во всяком случае, не умею.

А и пёс с ним. Уже вроде как и неживой, а всё о глупостях думаю.

Ладно, к делу. Вроде про всех рассказал, кроме самого Арканара. Ну теперь о нём, родимом.

Арканар занимал стратегически выгодное центральное положение в Запроливье. Герцогство Ируканское располагалось на западе, Соан — на востоке. Южнее был пролив, севернее — владения баронов и Красный Северный хребет, за которым простирались владения меднокожих варваров.

С точки зрения географической, Арканар был равен по площади Ирукану, Соану и владениям Ордена, вместе взятым — и это без территорий, принадлежащих северным баронам.

С точки зрения политической, Арканар представлял собой развитое позднефеодальное общество с перспективой превращения в централизованное государство. Впрочем, это была именно перспектива. Но перспектива реальная, а арканарские короли — династия Пицев, успешно доведённая до шестого представителя — ставили перед собой разумные и реалистичные цели. Если коротко, они сводились к установлению полного контроля над территорией от пролива до Красного хребта. Это, в свою очередь, требовало разгрома Ирукана, присоединение Соана, ликвидации баронских владений, надёжного мира с меднокожими варварами, урегулирования отношений с Эсторской империей и решения проблемы Ордена. Что, в свою очередь, требовало выстраивания мощной и при этом самодостаточной экономики, перехода к регулярной армии. Ну и, разумеется, установления чего-то вроде абсолютизма.

Правитель, попытавшийся реализовать хотя бы половину этих планов, надорвался бы сам и угробил бы династию. Но арканарские короли отличались двумя достоинствами: умеренностью и аккуратностью. То есть — никогда не разевали рот на кусок, который не могли откусить, но и никогда не забывали подобрать зёрнышко, даже если оно валялось в грязи. Хотя грязи они в принципе не боялись. А точнее — вообще её не замечали.

К тому моменту, о котором идёт речь, задачи династии были решены где-то на две трети. Владыки Эсторской империи, то остатки бывшей метрополии, под нажимом арканарской династии подписали с королём Пицем Четвёртом Статут о дружеском согласии. За невероятно сложными и крайне витиеватыми формулировками скрывалось то, что королевство Арканарское в лице династии Пицев получало фактическую независимость в обмен на символическое признание главенства Эсторской династии и некие вполне естественные обязательства. Типа — «хранить целостность земель королевства». Что касается империи меднокожих, то, благодаря усилиям последних трёх Пицев, варвары — когда-то владевшие всем островом и изгнанные за Хребет маршалом Тоцем, первым арканарским владыкой — были умиротворены, опутаны сетью договоров и соглашений, и всё чаще использовались как дешёвые наёмники для внутренних разборок. Республика Соан всё больше зависела от арканарского золота и арканарских товаров, большинство высших чинов армии и разведки были подкуплены, арканарские шпионы чувствовали себя в республике как дома. К тому же арканарские короли, начиная с Пица Пятого, имели некие формальные права на соанский престол. Однако они не торопились их реализовывать, а тихо-мирно удушали республику в объятиях.

Напротив, герцогство Ируканское считалось чуть ли на главным официальным врагом Арканарского королевства. Ируканским Великим герцогам приписывали какие-то кошмарные злодеяния, включая поедание младенцев живьём. Обвинение в шпионаже в польщу Ирукана было стандартным поводом для расправы с оппонентами. При Пице Шестом отношения к герцогством всё время балансировали на грани войны. Впрочем, пару раз война действительно начиналась, но до серьёзных боёв дело почему-то не доходило. Судя по всему, в глобальном плане овладения Запроливьем Ирукан завершал список желаемых приобретений, а пока служил ложной мишенью.

Что касается Ордена. За полтора века он превратился в серьёзную силу, обзавёлся многочисленными владениями, а основную базу перебазировал за пролив, на старый континент. Формально существуя на доброхотные даяния — повсюду бродили нищенствующие монахи, собирающие милостыню — реальные доходы он получал от совсем других вещей. Орденское оружие и стальные изделия уже не были самыми лучшими: секреты литья и ковки булатной стали довольно быстро распространились. Зато орденская система госпиталей, развёрнутая по всему Запроливью, считалась образцовой. Орденские хирурги были мясниками, но процент выживших больных у них был вдвое выше, чем у арканарских и ируканских живорезов, а по ведению послеоперационного периода и выхаживанию орденским медбратьям просто не было равных. Орден также оказывал качественные финансовые услуги. Например, перевод средств. Можно было оставить мешок золота в арканарском представительстве Ордена и получить расписку, заверенную приором. По этой расписке в любом другом представительстве Ордена — соанском, ируканском или континентальном — можно было получить ровно столько же золота минус пять процентов за услугу. Мелочь по сравнению со стоимостью и рисками реальной перевозки того же мешка по небезопасным дорогам. Впрочем, Орден брался и за перевозки. Существовала и регулярная орденская почта — весьма недешёвая, медленная, зато крайне надёжная. У монахов можно было заложить ценности или взять кредит под относительно умеренный процент, составить у орденского законоведа договор или завещание, получить консультацию или доверить дела. Наконец, Орден не брезговал наёмничеством… Изгнать чёрных монахов или хотя бы как-то ограничить их деятельность было совсем непросто.

Однако арканарские короли имели к святошам ключик. Сила Ордена была в заведённых святым Микой порядках, а за полтора века их изрядно подточило. Далеко не все монахи остались фанатичными целомудренными бессребрениками, и особенно — епископат. Многие высокопоставленные члены Ордена обладали немалыми состояниями и собственностью, имели вкус к сомнительным развлечениям, имели тайные семьи и внебрачных детей. Арканарские короли относились к простым человеческим слабостям с пониманием. Они могли, например, возвести неизвестно откуда взявшегося юношу в дворянское достоинство и даровать земельные владения — разумеется, не забесплатно. Они же закрывали глаза на неизвестно кому принадлежащие дома в столице, на дорогие закрытые экипажи с непонятными гербами, на сделки, совершаемые с глазу на глаз. Два дорогих столичных борделя имели репутацию «монашеских». С другой стороны, в королевских тайных архивах лежали документы и свидетельства, изобличающие руководство Ордена в чёрном колдовстве, жертвоприношениях и иных грехах того же свойства.

Кроме того, орденские управленческие технологии поддавались копированию. Пиц Четвёртый способствовал созданию Конгрегации святого Тукки, с монастырской системой, во многом повторяющей орденскую. Правда, монахи Конгрегации не прославились ни аскетизмом, ни военной дисциплиной, хотя и достигли немалых успехов в пивоварении и виноделии. Пиц Шестой опыт учёл и попробовал зайти с другого конца, разрешив в Арканаре деятельность Истинного Собрания верных святого Мики — группы раскольников, отколовшихся от основного Ордена. Эту лавочку, правда, пришлось быстро прикрыть: Орден нажал на все рычаги, чтобы не допустить легализации отступников. Зато их принял Соан, что поставило его отношения с Орденом на грань разрыва, с самыми неприятными перспективами для обоих сторон. Конфликт в последний момент удалось предотвратить, однако осадочек остался… В общем, против Ордена у Арканара методы были. К тому же арканарские короли не планировали уничтожения или захвата Ордена. Скорее уж в их планах было разделение сфер влияния и мирное взаимовыгодное сосуществование. Разумеется, на условиях светской власти.

Главной проблемой оставалась феодальная аристократия с её вольностями и правами, и прежде всего — с их землями, над которой арканарские короли практически не имели реальной власти.

Опорой всей системы были так называемые «великие бароны» — то есть главы старых семейств, которым даровал земли ещё маршал Тоц. Эти зубры считали себя полновластными хозяевами на своей земле, на короля чихать хотели, религиозностью не страдали и подчинялись только кодексу чести да грубой силе.

Типичным образчиком таковых можно было считать баронов Пампа, владевших немалыми владениями на севере, близь Красного хребта. По легенде, маршал эти земли проиграл основателю рода в честном споре. Спорили о том, может ли сподвижник выпить кружку местного кислого вина через нос. Тот смог. И стал владельцем герба с кружкой и куска холодной земли, кишащей недобитыми бронзовокожими варварами. Однако в земле нашлось серебро, и его было много. Через какие-то полвека бароны обзавелись рудниками, замком, дорогой, а также влиянием при дворе и привилегиями. Арканарские короли много раз пробовали отнять у баронов рудники и неизменно терпели крах: бароны хорошо дрались, особенно за своё кровное… Другие крупные землевладельцы были того же склада. Укротить их силой арканарские короли не могли. Хотя регулярно пытались. Увы, единственным крупным успехом можно было считать разве что покорение острова Хамахаб, стратегически важного, благодаря его близости к ируканским берегам. И то — дело выгорело не столько из-за мощи королевской армии, сколько из-за маразма, в который впал престарелый хамахабский барон, цеплявшийся за власть, и поэтому пытавшийся руководить войсками лично. Но, так или иначе, Хамахаб пал. Остальные бароны сделали правильные выводы и удвоили усилия по охране родовых владений. А также активность при дворе. В основном — вредительскую.

Уравновешивали старых зубров представители эсторской и отчасти соанской аристократии, подвизающиеся при арканарском дворе. Эсторцы происходили из древнейших родов с десятками поколений предков, по сравнению с которыми арканарские землевладельцы смотрелись новичками и парвеню. Правда, их земли редко представляли хоть какую-нибудь ценность, а с деньгами обычно были проблемы. Что касается соанцев, их титулы считались сомнительными. И небезосновательно. Зато у них водились деньги, вложенные во что-нибудь, приносящее прибыль — в суда, рудники, пивные или даже бордели. Так или иначе, эсторцы и соанцы тоже слабо зависели от короля: первые всегда могли вернуться в метрополию, вторые — в Соан или Ирукан, где их охотно принимали.

Зато король зависел от аристократии. В том числе — от баронского ополчения, которое оставалось серьёзной военной силой. При этом все попытки королей построить сравнимую с ним регулярную армию успешно саботировались на самом верху.

Тем не менее, постепенный процесс набирания веса первым лицом — чем систематически занимались все арканарские правители — шёл довольно успешно. Если маршал Тоц, основатель династии, был всего лишь первым среди равных и слугой императора Эсторского, то Пиц Шестой мог по праву именовать себя королём. И убить любого отдельно взятого благородного дона — ну кроме разве что великих баронов. Убить без серьёзных последствий для себя и династии.

Это было очень заметно по изменению стиля правления.

День 88

Сегодня снились летающие цветы. Не как на Пандоре, а земные. Какие-то такие жёлтенькие, маленькие. Они летели с неба на землю вниз. Не падали, а именно летели. Не знаю, как объяснить. Наверное, так: падение — это движение вынужденное и бессмысленное, а полёт — нет.

Проснулся и подумал — может, всё-таки нарисуют мозговеды мне хотя бы чашечку кофе? Открыл глаза — нет, всё та же станция, вся до детальки. То ли не хотят, то ли я всё-таки себе это всё придумал. То есть я живой и действительно здесь нахожусь. Может же такое быть? В общем-то может. Хотя всё-таки… а, не буду. Лучше делом займусь.

Так, значит, на чём мы остановились? На стиле, да.

С точки зрения общественност… тьфу, то есть подданных, нрав арканарских королей с течением времени неуклонно портился. Маршал Тоц лично возглавлял атаки тяжёлой конницы, ел со своими солдатами из одного котла и был суров, но справедлив. Пиц Шестой вообще не выходил из дворца, отличался капризной раздражительностью, а все решения перекладывал на фаворитов, которые возносились и низвергались в прах после очередной истерики Его Величества.

Большинство благородных донов считали короля манипулируемым идиотом. На самом деле манипулируемыми идиотами были, разумеется, именно те, кто в это верил.

Реальная ситуация выглядела следующим образом. Арканарский король не имел достаточного силового и административного ресурса, чтобы править без оглядки на аристократию. При принятии серьёзных решений ему приходилось учитывать интересы благородных и их семейств. Разумеется, он был окружён шпионами, работающими на разные аристократические кланы, а также на всех, кто заплатит.

Чтобы хоть как-то уменьшить внешний контроль, Пиц Шестой использовал пару приёмов — отдающих театральностью, но работающих.

Во-первых, он притворялся истеричным кретином и вырожденцам, принимающим важные государственные решения под воздействием настроения, самочувствия или каприза левой пятки. Ради обоснования и поддержания подобной репутации Его Величество не пощадил памяти родного отца — а именно, распустил через своих шпионов слух, будто он является сыном собственного деда, Пица Четвёртого. Впоследствии — для усиления — деда заменили на прадеда. Он также делал вид, что боится солнечного света (что позволяло ему не покидать дворца — точнее, делать вид, что он его не покидает), а наиболее жестокие и непонятные приказы объяснял дурным расположением дуза и приступами подагры. Подагра у него, впрочем, и в самом деле была — и, похоже, наследственная. Впрочем, и её приступы Пиц Шестой чаще отыгрывал, чем страдал от них на самом деле. Правда, для этого ему приходолось чудить чаще, чем нужно, иной раз даже во вред себе. Но вред был незначителен, а репутация истеричного упрямца того стоила. Поскольку позволяла проворачивать всякие делишки под самым носом у многочисленных недоброжелателей.

Например. В самый чёрный момент полосы сплошного невезения — два неурожайных года подряд, крестьянские волнения, столкновения между сиятельными донами на окраинах с применением войск и при полном опустошении казны — Его Величество Пиц Шестой внезапно устроил пышнейшее отмечание двадцатилетия своей любовницы, доны Ривы. Ради этого король выскреб сундуки до дна и заложил часть коронных драгоценностей. При этом на сам праздник он явиться не соизволил, сославшись на разыгравшуюся подагру. Впрочем, и праздник был так себе — поставщики короля, видимо, нажились сверх меры. Даже фейерверк был убогим. Как назло, именно в этот момент король вышел на балкон освежиться. Неудачная огненная потеха — половина огней так и не загорелась — привела Его Величество в страшную ярость. Он подписал несколько безумных указов, а ни в чём не повинную дону Риву внезапно лишил своей благосклонности и сослал в отдалённый монастырь Конгрегации, где бедняжка вскорости умерла от тоски по Его Величеству. Король, узнав об этом, прослезился, приказал похоронить дону Риву с почестями, а придворный скульптор изваял статую белого камня, точь в точь похожую на покойницу. Правда, позу её трудно было назвать пристойной. Зато статуя — официально именуемая изображением святой Бары — украсила малый приёмный зал.

Земные специалисты из ИЭИ, опираясь на сведения наблюдателей, объяснили эти события следующим образом. Судя по всему, Его Величеству срочно понадобились неучтённые средства (вероятнее всего — на дальнейшее финансирование тех самых крестьянских волнений, Его Величеству в тот момент весьма нужных). Поскольку просто изъять их из казны означало засветить операцию — ибо все люди, имеющие отношение к казне, были давно и безнадёжно подкуплены — то король провёл простенькое маскировочное мероприятие. Понятно, что пышное отмечание не стоило и четверти тех денег, которые были под этим предлогом изъяты. Безумные указы были хорошо продуманы заранее. Что касается доны Ривы, то, как выяснилось несколько позже, она не только приторговывала информацией, которую было угодно сливать Его Величеству через неё, но попыталась соблазнить и подкупить хранителя королевского ночного горшка. Каковой являлся одним из самых доверенных лиц Пица Шестого. Этого прощать было нельзя. Статуя же — учитывая житие святой и обстоятельства её смерти, а также и то, кому именно она покровительствовала — была поставлена в качестве своего рода предостережения для умных девушек, считающих себя достойными королевского ложа.

Кстати об этом. Вторым излюбленным приёмом короля был демонстративный фаворитизм. Кроме сменяющих друг друга любовниц, Его Величество время от времени подпадал под влияние какого-нибудь советчика, возносил его над всеми и фактически передавал ему управление государством. На самом деле, разумеется, во временщики выбирались ровно такие люди, чьи взгляды и симпатии примерно соответствовали тому, что в данный момент королю было нужно. Когда нужда отпадала, король от фаворита избавлялся. Как именно — зависело от того, сколько ненависти он успевал вызвать у аристократов, жаждали ли они крови временщика, и так далее. Впрочем, зачастую фаворит до отставки не доживал.

Ну например. Незадолго до прибытия на Аврору новой Группы Наблюдателей был жестоко убит некий дон Гаутама, первый секретарь короля. Которого Пиц Шестой привёз во дворец из какой-то дальней поездки, обогрел и приласкал, пролил на него дождь наград, присвоил ему почётный ранг великого мормэра — это древнее титулование вообще-то мог даровать только эсторский император, но король сей факт проигнорировал — а также менее громкие, но более весомые должности министра двора и хранителя ключей императорской казны. В качестве последнего дон Гаутама затеял фискальную реформу. Суть которой, с точки зрения аристократии, состояла в обложении благородного сословия новыми налогами, причём самой оскорбительной выдумкой стал налог на титул, длину родового имени и наследственные привилегии. Это вызвало настоящую ярость обедневших отпрысков древних семейств, для которых длинное родовое имя и какая-нибудь заслуженное предками право — например, не снимать шляпу при появлении короля или сидеть в обществе наследника престола — составляли их единственное достояние. Вредного прожектёра вызывали на дуэль одиннадцать раз. К сожалению, негодяй отлично владел шпагой, хотя и был два раза тяжело ранен. К тому же после каждой дуэли король устраивал следствие и карал вызывавших. В двенадцатый раз дона Гаутаму заманили в засаду и буквально порубили в капусту. Король был безутешен. Виновные были найдены и приговорены к квалифицированной смертной казни второй степени с отягощением. Казнь продолжалась двое суток и заинтересовала даже знаменитого дона Сатарину, престарелого садиста и коллекционера пыточного инструментария. Оскорбительный налог при этом всё-таки не был введён, так что заговорщики могли умирать с чувством исполненного долга. Но все остальные задумки дона Гаутамы были неукоснительно реализованы, что позволило Пицу Шестому существенно упростить фискальную систему, а также повысить налоговую дисциплину. Что самым благотворным образом сказалось на расстроенных финансах королевства.

Вот в таком примерно стиле король и управлял. И довольно успешно.

Да, одна деталюшка. По психопрофилю король был и в самом деле склонен к капризным истерикам и перекладыванию ответственности на чужие плечи. Просто он такие пристрастия за собой знал и умел контролировать. Но когда нужно было это сыграть — он это играл. Очень убедительно. Потому что играл он, в сущности, самого себя. Это вообще очень правильный подход: если уж притворяться, например — то как раз тем, чем ты и являешься. Ну или — что в тебе есть.

Я вот иногда думаю про Горби — интересно, какой он на самом деле? А вдруг он тоже сам себя отыгрывает?

Как подумаю об этом, так прям аж всего передёргивает.

День 89

Нет, так нельзя.

Сегодня выпил кипятку и вдруг почувствовал, что к верхней губе липнут усы. Отросли и свисают, пёс их дери. Хотя у меня рост волос на лице искусственно замедленный — это я себе сделал, когда башку эпилировал. Ну чтобы усы и борода были, но не мешали и большого ухода не требовали. Я ж не Григорянц, который свою эспаньолку каждый день подравнивает, нравится это ему. А мне нет.

Ну я стал думать, чем бы усы убрать. И вдруг до меня дошло, что я уже дней десять не мылся. И ногти не ровнял, они по клаве стучат — а мне вроде как и всё равно. Музыку слушать перестал. Иногда включаю что-то — и выключаю. Ничего не хочется. Всё больше сплю. Сплю и сплю. Или просто лежу-кемарю, о чём-то думаю. То есть не думаю, а так — мысли какие-то через голову движутся. Как облака, что-ли. И без следов. Вроде что-то в голове побывало, а спроси что — мне и сказать-то нечего.

Единственное что — вот эти записульки. Они меня как-то в тонусе держат. И то: посижу часик-другой за компом и такая усталость охватывает, будто меня полдня на полигоне гоняли. Вчера, например, еле до койки дотащился и сразу бух, в сон. Вообще, с койки встаю только попить-пожрать, до компа дойти и в сортир. Хорошо хоть попу мою, извините за скатологический юмор.

В общем, когда до меня это дошло, сел я на коечку и хорошенько подумал. Пришёл к таким выводам.

Допустим, я действительно мёртвый и мне сканируют голову. Ну хорошо. В таком случае действительно всё пофиг. А с другой стороны, почему пофиг? Что скоро меня не будет? По меркам Галактики, человечества тоже скоро не будет. Погибнет как-нибудь. И чего? Нам после этого коньяку не пить, например? То есть после этого, наверное, коньяку точно не пить, а до этого?

Ну а если я всё-таки живой? То есть реально нахожусь на станции, и всё это по-настоящему? Тогда что?

Тогда получается, что я себя запустил, от этого запаршивел. А это затягивает. Отсюда и мысли, что я мёртвый и всё такое. Чтобы иметь законный повод не мыться.

Короче. Пошёл я в хозблок, плеснул воды в лицо, зубы почистил. Потом задумался насчёт усов. Попробовал кусачками — не получилось, кусачки волос не берут. Ножниц нет и не предвидится. Решил сделать лезвие. Лазерный резак у меня есть, подходящую пластину достал из раскуроченного кофейного автомата. Косо срезал, потом ещё заточил о нагревательный элемент. Сделал горячую ванну, распарился. Ногти кусачками подстриг, на ногах тоже. Чуть мизинец на левой ноге себе не попортил, пока стриг. Потом намылил рожу и усы таки соскрёб. Всего два пореза. И кожа болит. Ну так это ж не парикмахерский кибер, это суровый древний способ.

Бороду решил пока оставить, она вроде не мешает. Только под нижней губой подскрёб, там пучок волос какой-то образовался и торчит. Смешно, я даже забыл, что такой есть. Буду жив — эпилирую эту красоту нахрен.

Кстати о жизни. Отныне считаю себя живым, даже если на самом деле это не так.

День 89

Это снова сегодня. Вечер. Днём занимался хозяйством. Постирал все тряпки. Помыл матрасик, сплю на котором. Потом ковёр помыть решил. И помыл. Горячей водой с моющим средством. В бачке дохлого кибера его ещё много, так что проблем не предвижу. Потом пошёл в силовой узел и через регуляторный пульт поставил усиленную вентиляцию помещений. Чтобы избавиться от всяких запахов. Я их, правда, не чувствую — принюхался. Но всё равно надо проветриться. Влруг всё-таки кто-нибудь ко мне зайдёт? А у меня тут пахнет, как в тропосфере Москвы, бррр.

Кстати, если вы думаете, что это какая-то метафора или там чего — так это вы зря так думаете. В тропосфере планеты Москва можно дышать. Потому что там есть кислород неорганического происхождения, температура где-то минус двадцать и давление примерно в полторы атмосферы. Ну и гравитация там раза в три превышает земную, не без этого. Но если в скафандре с гравикомпесатором, то можно откинуть шлем и вдохнуть полной грудью. На всю жизнь запомните, это я вам гарантирую. Почему гарантирую? Потому что знаю. Мы на Москве предвыпускную практику проходили. У КОМКОНа в атмосфере этой милой планетнки была база, называлась «Колитвино-4». Потом её оттуда убрали, куда — не знаю. Но это был один из крупнейших комконовских узлов связи. Мы там месяц стажировались. Нудятина была страшная, а никаких развлечений нам не полагалось. Вот и маялись дурью. Например, дышали местной атмосферой на спор. Рекорд был семь вдохов, после чего героя унесли в обморочном состоянии. От вони. Атмосфера там воняет так гадостно, что до сих пор как вспомню — так вздрогну.

Ну да, я тоже дышал. Два раза вдохнул, спёкся, проиграл приятелю редкий кристалл голубого циркона с кометы Аспарагус. Да я тогда бы всё что угодно отдал, лишь бы только это больше не нюхать. И потом мне ещё неделю эта вонь везде чудилась. Есть ничего не мог, от запаха еды клинило — казалось, к ней эта вонь примешана. От воды даже пахло. Да что там — себе подмышку понюхаешь, чтобы понять, пора в ионный душ идти или не надо, и кажется, что на коже какой-то след остался этого самого… В общем, извёлся я страшно. Зато к сдаче практического задания подготовился хорошо, потому что не отвлекался на всякую ерунду. Так что и в этом была своя объктивная польза. Диалектически происходящая от законов исторического развития, как непременно добавил бы академик Улитнер. И был бы прав, пёс его дери, потому что куда не кинь — всюду они, эти самые законы, чтоб им ни дна, ни покрышки.

Что-то я опять про своё. А надо бы про арканарцев.

На чём я остановился? На Его Величестве Пице Шестом и его коронных приёмах.

Так вот, у Его Величества Пица Шестого, кроме идиотизма и фаворитизма, была ещё и третья коронка — отношения с народом. Не то чтобы король его любил, нет. Но он очень внимательно относился к простолюдинам, к их нуждам и чаяниям. В особенности ежели они в чём-то входили в противоречие нуждам и чаяниям аристократии.

А противоречили они им, благодаря усилиям предшественников Пица Шестого, очень сильно. И это было достижением, которым династия могла по праву гордиться.

Впрочем, всё дело было именно в праве. Точнее, в правах.

Во времена завоевания Запроливья Эсторская империя была уже не на пике могущества, но всё ещё очень сильна. Основанием её силы было не столько железо и золото, сколько пергамент. То есть тома Эсторского Кодекса — свода имперских законов. Каковые шлифовались столетиями и были рассчитаны на поддержание огромной децентрализованной империи, объединяющей разные народы. Их целью было максимально возможное смягчение любых противоречий — начиная от национальных и кончая классовыми. В частности, они исчерпывающим образом трактовали взаимные обязательства всех социальных слоёв — начиная от самого Императора и кончая последним рабом. Важно, что обязательства были именно взаимными, и у всех были какие-то права, нарушать которые было чревато. Например, владелец раба не мог его убить или искалечить по своей прихоти: он должен был его судить, и на суде обязательно присутствовали два имперских чиновника, знающих законы. Крепостные не могли быть обложены повинностями такого размера, которые не позволяли бы им вести собственное хозяйство. В случае засухи или других бедствий повинности уменьшались или отменялись государственными указами, а во время войн или вооружённых конфликтов господин должен был предоставлять крепостным защиту и защищать их имущество и жизнь как свою. И так далее — система была чрезвычайно сбалансированной.

Но классовый мир не соответствовал целям и задачам арканарских королей, стремящихся к построению централизованного абсолютистского государства. Аристократия была для них не естественной частью управленческой системы, как для Эсторской Империи, а конкурирующей силой. Поэтому арканарские короли всячески стремились к тому, чтобы баронов припекало снизу. То есть — со стороны рабов, крепостных, а также и свободных простолюдинов.

Это и было достигнуто. Всего-то за триста местных коротких лет.

Сначала арканарские величества взяли сторону крепостников и рабовладельцев, которым эсторские законы мешали самоуправствовать и выжимать соки из подвластных людишек. Пиц Третий ликвидировал систему эсторского правосудия, заменив её на двухинстанционный коронный суд для благородных и окружные суды для лично свободных. Право же судить и чинить расправу над лично зависимыми он передал их владельцам, дав им право осуществлять так называемый «домашний суд». Он же подписал проект закона «Об одушевлённом имуществе», предоставленный ему несколькими влиятельными аристократами, согласно которому рабы стали рассматриваться как находящиеся в собственности животные. То есть с ними можно было обращаться как угодно — хоть есть живьём — просто по личной прихоти владельца.

Его сын и преемник, Пиц Четвёртый, продолжил дело отца, выпустив указ «О подлом сословии», в котором существенно расширил права господ относительно крепостных. Насколько расширились эти права в реальности, свидетельствовал случай с бароном Энтео, которому Его Величество нанёс краткий визит в ходе инспекционно-ознакомительной поездки по северу страны. Барон, желая угодить высокому гостю, лично пошёл на скотный двор, чтобы выбрать самую жирную свинью для вечернего пира. Все свиньи оказались, на его взгляд, слишком тощими. Разгневавшись, он приказал главному скотнику живьём скормить самой большой свинье своих детей. Скотник ослушался приказа — перед тем, как отдать свинье своего пятилетнего сына, он его задушил. Барон собрался было запытать несчастного, но вспомнил о присутствии Его Величества, и решил не самовольничать, а спросить совета у самого источника права — что делать с подобным преступником. Король, услышав эту историю, сказал, что с точки зрения государственных законов скотник совершил два тягчайших преступления — ослушание воли хозяина и убийство. Его Величество выразил также мнение, что совершённое тянет на квалифицированную казнь четвёртой или даже третьей степени, однако, проявляя монаршее милосердие, предложил просто повесить негодяя. Барон Энтео подчинился монаршей воле, повесив скотника за ногу, а к его рукам, связанным за спиной, приказал подвесить тушу пресловутой свиньи. Королю это понравилось, и он с тех самых пор ссылался на этот случай как на пример удачного сочетания исполнительности и разумной инициативы… Что касается лично свободных простого звания, то всё тот же Пиц Четвёртый издал целый ряд законов и ордонансов, направленных на то, чтобы их дополнительно притеснить или хотя бы унизить. Так, подписывая обширный ордонанс «О благопристойном поведении простолюдинов в столице», он лично внёс туда множество поправок. Например, дополнил правило о приветствовании дворянина поклоном и обнажением головы требованием, чтобы головной убор простолюдина непременно коснулся бы земли. Верховный судья королевства, с которым Его Величество обсуждал документ, осмелился заметить, что улицы столицы утопают в грязи и нечистотах. На это король заметил, что грязь и нечистоты порождают прежде всего низшие сословия, которые и есть источник всяческой грязи и мерзости. Так что будет справедливо, если они понесут хоть малое наказание в виде измаранной шляпы. Вскоре скучная жизнь бедных столичных дворян пополнилась новым развлечением — подловить возле грязной лужи или сточной канавы прилично одетого прохожего и заставить его кланяться как положено, потешаясь над попытками простофили сохранить свой головной убор чистым.

При всём при том не нужно думать, что Его Величество был садистом или ненавидел народ. Он действовал из рациональных соображений: развращал баронство и разжигал ненависть тяглового сословия, которой потом можно было бы воспользоваться для давления на аристократию. Так сказать, грунтовал холст под картину, которую предстояло писать его потомкам.

Впрочем, первые штрихи на полотно нанёс он сам, выведя из-под действия ужесточённых законов крестьян коронных земель и учредив сословие личных подданных, а также — почти случайно — создав прослойку так называемых книгочеев.

Государственные крестьяне жили небогато, так как государство выжимало из них соки. Однако после вышеупомянутых реформ у них появились преимущества. Например, они получили право на особый общинный суд, который разбирал мелкие проступки, и на обращение в окружной в серьёзных случаях. Управляли ими не благородные доны, а избираемые старосты и королевские чиновники. Которые их, конечно, стригли как овец, но семь шкур всё-таки не спускали. В результате рабы и крепостные, находящиеся в личной собственности баронов, обрели нечто вроде политической программы: они стали требовать для себя тех же порядков, которые существовали на государственных землях. Это послужило хорошей закваской для крестьянских волнений, которые начали подтрясывать Арканар уже в конце царствования Пица Четвёртого.

Что касается личных подданных короны, то эта особая категория была введена для обозначения промежуточной прослойки между простолюдинами и полноправными горожанами, входящими в гильдии. Состав этой категории был довольно пёстрым — от мелких лавочников и до служителей старых культов. Туда же входили кустари-одиночки, не способные или не желающие платить гильдейские взносы, разбогатевшие крестьяне, перебравшиеся в город, чужестранцы, поселившиеся в Аркаране по тем или иным причинам, бастарды благородных донов от простолюдинок, родителем опекаемые, но не признаваемые, а также и всякий прочий разнопородный люд. Который до Пица Четвёртого именовался либо «пестрядью» или «разносортицей» («вокабунэ»), либо «свободными людьми». На наш слух это звучит хорошо. Вот только в арканарском слово «свободный» означало прежде всего «ни к чему не прикреплённый» или даже «не пойми что», а также «никому не нужный» и «невостребованный». То есть точным переводом этого термина было бы что-то вроде «всякие непонятные никчёмные людишки». Так что новое именование шло для них сугубо в плюс.

Чтобы получить статус подданного короны, нужно было не быть рабом или крепостным, не иметь серьёзных судимостей (наказываемых клеймением или увечьями) и владеть законной собственностью общей ценой свыше десяти золотых монет. Не имея полных прав, личный подданный был формально освобождён от большинства вышеописанных мелких стеснений. Формально — так как благородные доны обычно не разбирали, кто перед ними: обычное быдло или личный подданный, и требовали полагающихся быдлу унижений. Попытки жаловаться ни к чему хорошему не приводили. Широкую известность получил случай, когда некий благородный дон отрубил некоему коронному подданному ухо. По закону личные подданные имели право на физическую неприкосновенность. Обиженный обратился в арканарский городской суд. Дело было принято к рассмотрению. Благородный дон соизволил явиться на заседание лично. Суд выслушал стороны и приговорил благородного дона к штрафу в два золотых. Тогда благородный дон кинул на стол четыре монеты и тут же, в зале суда, отрубил ему второе ухо.

Понятное дело, такие эпизоды не прибавляли симпатий к тем, кто имел в имени приставку «дон». При доне Рэбе именно личные подданые короны составили костяк охранных отрядов, так называемых «серых рот».

О книгочеях придётся, наверное, говорить отдельно. Пока только отметим, что в государственную систему их вписали практически случайно.

День 90

Ну вот я здесь живу девяноста дней. Ну или не живу. Кто ж его разберёт-то.

Хочется написать что-нибудь новенькое, да у меня плохо с новостями. Разве что Рахманинова себе поставил, третью симфонию. Дослушал первую часть и бросил. Не потому что не понравилось, а как бы… слишком там много всякого. Не знаю как сказать лучше. Да не писатель я! И уж тем более не музыкальный критик.

Так что к делу.

Мудрая и дальновидная политика арканарских королей по отношению к широким народным массам принесла свои плоды. Если в Эсторской империи народные восстания были редкостью, то под конец царствования Пица Четвёртого крестьяне и горожане регулярно бунтовали. Что очень расстраивало землевладельцев, которым приходилось эти восстания подавлять. После чего они шли к королю с требованиями ещё как-нибудь ущучить обнаглевшее быдло. Король к таким обращениям охотно прислушивался и шёл навстречу. С понятными последствиями.

Однако не всё было так однозначно. Монархия по ходу дела училась с народом, так сказать, работать. И довольно успешно — что и было наглядно продемонстрировано в процессе передачи власти от Пица Четвёртого к Пятому. Каковой процесс проходил не без приключений, связанных с Коронным Артикулом, братской любовью, яблоками и литературой.

История, честно скажу, мне понравилась. Когда она у меня в памяти ворочалась, я минут пять хихикал. Так что теперь и вы послушайте.

Значит, так. Эсторская Империя в эпоху расцвета была именно что империей, а име император звался «царь царей». Это выражение следовало понимать буквально. Некоторые области империи управлялись наследственными династиями, которые признали главенство императора Эсторского, но имели право жить по своим законам, в том числе и по части передачи власти. Эсторские владыки в таких вопросах проявляли терпимость — то есть признавали местную специфику, запрещая только откровенное изуверство. Например, на старом континенте было небольшое горное королевство, вошедшее в состав Империи практически добровольно: в боях с эсторскими войсками погибла всего четверть мужского населения, что для местных горцев означало чисто символическое сопротивление ради сохранения чести, не более того. Император это оценил и оставил законы гор в неприкосновенности. Кроме одного: престолонаследник, чтобы доказать свои права на трон, должен был, помимо всего прочего, лично убить несколько десятков взрослых вооружённых бойцов. Ради соблюдения этого правила горцы обычно начинали войны с соседями. Поскольку соседям — тоже подданным Эсторского императора — это крайне не нравилось, император данный обычай отменил. А точнее — заменил рыцарским турниром, для каковых целей имперские инженеры построили прямо перед замком горских королей красивейшую арену. Воинственным горцам новшество понравилось, и даже гуманный обычай не добивать побеждённых у них со временем прижился.

Однако такие права были только у наследных царств. Арканар же был территорией, завоёванной и покорённой эсторскими войсками, то есть был обычной имперской провинцией. Пицу Третьему удалось поднять статус Арканара до великого герцогства. Его преемнику удалось продавить Статут о дружеском согласии, параграфы которого, в частности, предусматривали наследственную передачу власти в Арканаре при чисто символическом согласии императора Эсторского, получаемого, так сказать, уведомительным порядком. В том же Статуте устанавливался и порядок престолонаследия, скопированный с эсторского. Эсторскому императору всё это было не особенно интересно, зато Пиц Четвёртый нуждался во внешней легитимации династии и не хотел, чтобы королём Арканара был бы автоматически признан какой-нибудь вовремя подсуетившийся начальник дворцовой гвардии. Легитимация была, конечно, так себе: физической возможности вмешаться в арканарские дела старая метрополия уже не имела. Однако Пиц Четвёртый хорошо понимал силу формального права. Одно дело — бунтовать против законного правителя, и совсем другое — восставать против узурпатора трона. На второе всегда сыщется больше охотников.

Однако к концу жизни у Пица Четвёртого возникла пренеприятнейшая ситуация, связанная именно что с наследованием трона.

Эсторские законы о наследовании — в том числе и о наследовании власти — основывались на принципе старшинства по мужской линии. Грубо говоря, всё получал первый законный сын, остальные дети имели право на разного рода компенсации. Этот принцип был положен в основание права и всеми признавался естественным и соответствующим справедливости. Странно было бы, если бы корона наследовалась по иным принципам. Пица Четвёртого до поры до времени это тоже устраивало — у него был законный сын, которого он любил и воспитывал как будущего правителя. В случае, если бы с ним что-то случилось, у него было два младших, тоже вполне достойных трона.

Но в эти планы вмешалась Синяя Смерть, выкосившая не только половину подданных, но и проредившая королевскую семью. Сам Пиц Четвёртый каким-то чудом избежал заражения, но супруга и младшие дети умерли от «быстрой» разновидности вируса. Старшему особенно не повезло — он заразился «медленной Смертью». Возможно, ему удалось бы протянуть достаточно долго, но он предпочёл вскрыть себе вены.

Через пять лет король женился вторично. Увы, его избранница — дочь одного из баронов — оказалась бесплодна. Изгонять её и заключить другой брак он заключать не стал. По официальной версии — чтобы не оскорблять её благородного отца, которому король был многим обязан. Как поговаривали злые языки — из-за поразившей Его Величество старческой немощи. Впрочем, одно другому не противоречило.

Так или иначе, вопрос с наследником нужно было как-то решать.

При отсутствии прямых потомков эсторские законы отдавали предпочтение младшим братьям и их потомству. Братья у короля были, носили титулы герцогов Арканарских и занимались в основном проживанием доходов от владений и содержания из казны. Ни к ним самим, ни к их потомству Пиц Четвёртый никакого расположения не питал. Зато ему нравился сын его старшей сестры — чрезвычайно толковый юноша. К тому же отцом толкового юноши был эрцгерцог Кор-но-Астра-но-Соана, человек очень состоятельный, весьма влиятельный, и, помимо всего прочего, имевший формальные права на соанский трон — что и послужило одной из причин его брака с королевской сестрой. Соответственно, толковый юноша, ставший королём Арканарским, и все его прямые потомки могли претендовать на титул королей Соанских, что можно было использовать ко благу государства. Всё складывалось удачнейшим образом, если бы не эсторский закон.

В такой ситуации и появился Коронный Артикул Пица Четвёртого, устанавливающий новый порядок престолонаследия. Принцип старшинства по мужской линии формально сохранился, но стал пониматься в расширительном смысле: в случае отсутствия у короля собственных детей мужского пола место наследников занимали племянники, старший из которых и получал права на престол. Братья же короля в любом случае не могли претендовать на трон.

Документ готовили самые выдающиеся крючкотворы королевства, действовавшие с особым цинизмом. Например, одной из причин появления Артикула была упомянута необходимость того, чтобы передача престола происходила в соответствии с нравами и обычаями народов Запроливья. При этом единственный местный народ, чьи обычаи более или менее соответствовали Артикулу, был практически полностью истреблён ещё во времена Пица Второго. Другим основанием был прецедент из эсторской истории — был случай, когда эсторский император, умирая, передал власть не младшему брату, а племяннику. Но младший брат эсторского императора был слабоумным. Также в законе имелись ссылки на обычаи Соана, когда он ещё был королевством. Последний герцог Соанский формально приходился своему предшественнику племянником, а не сыном. Но, во-первых, все знали, что он на самом деле был именно сыном старого короля (спутавшегося с женой брата), а, во-вторых, это обстоятельство стало одной из причин его свержения.

Имперских законоведов всё это не волновало. Зато им было важно, что все законные дети королевских братьев были младше сына королевской сестры.

Коронный Артикул встретил сильнейшее сопротивление в аристократической среде, так как создавал прецедент вмешательства государства в законы наследования. Что угрожало самым основам существования аристократии. Королю пришлось раздать много золота, должностей, земель, гарантий и обещаний, чтобы утихомирить баронов. Но никакое золото, земли и обещания не могли смягчить гнев королевских братьев, особенно старшего, который уже примерял корону. К счастью, он стал действовать традиционно — то есть устроил заговор, в который вовлёк несколько старых семей. Заговор был ожидаем, поэтому его быстро раскрыли. Король устроил образцово-показательную чистку с казнями виновных, а заодно и невиновных, чем-либо не угодивших Его Величеству. Самого первого герцога не тронули — королевская кровь священна и неприкосновенна — но выслали в Хабрахабр, местность на востоке, славящуюся скверным климатом. Там бедолага заразился какой-то кожной болезнью вроде лепры и вскоре умер.

Второй герцог Арканарский ни в каких заговорах не участвовал, хотя неудовольствия не скрывал. Но ограничился тем, что попросил разрешения удалиться от двора в своё имение и жить там частной жизнью. Ему это было позволено. Однако через полгода и он заболел — непонятной болезнью, сильно напоминающей отравление редким эсторским ядом. Тем не менее, удар, который он нанёс королю со смертного ложа, оказался куда болезненнее, чем заговор старшего.

А именно. Умирающий, созвав многих баронов, в присутствии законоведов и прочих уважаемых людей, сделал скандальное признание, которое чуть было не опрокинуло планы Пица Четвёртого. Состояло оно в том, что герцог признал своего воспитанника, некоего дона Юсму по прозвищу Кривоногий, состоящего при нём в качестве щитоносца, своим сыном. Причём — сыном от своей последней законной супруги доны Дэви цви-Марино но-Арканара.

Скандальность признания состояла вот в чём. То, что Юсма — бастард герцога, никто и не сомневался. У первого герцога Арканарского только признанных бастардов было около двадцати, от разных матерей, начиная от графини доны Параны цви-Хетта и кончая безродной швеёй, которая штопала его рубашки. Герцог был не бедный человек и помогал всем своим детям материально, в меру достоинства матери. Правда, Юсма был единственным, кого отец взял к себе на воспитание. Но и это никого особенно не удивляло: мало ли кто была его мать и какие чувства испытывал к ней герцог. Тем более, что в династическом раскладе наличие незаконнорождённого сына ничего не меняло.

Признание герцога, однако, ломало всё. Потому что он заявил, что состоял в добрачной связи со своей будущей супругой, доной Дэви. Брак был сговорен и он собирался жениться, но перед самой свадьбой Его Величеству Пицу Четвёртому было угодно отправить его с миссией в Ирукан, где он пробыл год. Уезжая, он не знал, что его возлюбленная в тягости. Это выяснилось уже после его отбытия. Она призналась во всём родителям — которые были крайне заинтересованы в её союзе с братом короля. По их совету, она скрыла беременность, а благополучно разрешившись от бремени, отдала ребёнка на воспитание нянькам. Герцогу она всё рассказала только после того, как стала его женой и уже носила следующего ребёнка. Тот счёл за благо не давать поводов для насмешек и обвинений постыдной добрачной несдержанности — и сына решил не признавать. Мать упросила его хотя бы взять его в дом и впоследствии возвести в благородное достоинство, что герцог и исполнил.

Брак в Арканаре был чисто светским делом и регулировался эсторскими нормами права. Согласно которым законным считался ребёнок родителей, соединённых брачным союзом и признающих данного ребёнка своим. Ребёнок, рождённый до брака, таким образом тоже был законным, со всеми вытекающими последствиями — правда, при том условии, что оба родителя его признают.

Именно этим умирающий королевский брат объяснил то, что до сих пор не хотел никому открывать эту тайну. Ибо подобное признание, сделанное ранее, лишало его рождённого в законном браке сына наследства. Однако, добавил он, теперь, когда его венценосному брату было благоугодно изменить правила наследования, он изменил своё решение. Ибо дон Юсма является королевским племянником, причём он родился на год и шесть месяцев раньше, нежели сын королевской сестры. Таким образом, он является наследником престола и будущим королём Арканарским. А его второй сын, до сих пор считавшийся первым, получит то, что и ожидал, то есть наследие герцога — и таким образом ничего не потеряет.

Удар был неожиданным и крайне болезненным. Отменить Коронный Артикул, признания которого король столь долго добивался, было нельзя. Оспорить слова второго герцога тоже не было никаких законных оснований. Единственной зацепкой было отсутствие признания со стороны матери. Оно было и невозможно, так как дона Дэви к тому времени умерла. Однако обстоятельства её смерти могли быть истолкованы как признание материнства. Несчастная погибла во время пожара в замке, успев вытолкнуть в окно маленького Юсму. Который неудачно приземлился и сломал обе ноги. Лекари сохранили ему жизнь и здоровье, но кости срослись не совсем удачно — из-за чего молодой дон и получил своё прозвище.

Сам Кривоногий тоже оказался не промах. Не дожидаясь того, пока король что-нибудь придумает (например, примет решение его убить), он сам явился ко двору. Заявив, что смело отдаёт себя в руки Его Величества, ибо не сомневается в его чести и приверженности законам. Это вызвало всеобщее одобрение. Король был не в восторге, но, видимо, решил, что демонстрировать своё неудовольствие сейчас не время, а формальных оснований не допускать молодого дона ко двору нет. Юсма был принят.

Ну разумеется, никто всерьёз не верил, что молодому дону и в самом деле удастся занять трон. Не такая репутация была у Его Величества Пица Четвёртого. Этот человек всегда добивался своего, в серьёзных случаях — не считаясь с издержками. Но всем было интересно, как он выпутается на этот раз и во что ему это обойдётся. То есть — убьёт ли он молодого дона, сумеет ли его подкупить или запугать, или как-нибудь извернётся и докажет ничтожность его притязаний на престол. Знатоки ставили на третье. Король мог уцепиться за формальность — а именно, за отсутствие юридически подтверждённого признания доны Дэви цви-Марино но-Арканара. Он мог поступить и подлее. Например, найти какого-нибудь старого слугу из дома Марино но-Арканара, который показал бы под присягой, что дона Дэви в девичестве путалась, например, с конюхом, так что отцовство ребёнка сомнительно. Можно было найти и конюха, который за соответствующую мзду рискнул бы назвать бы себя отцом ребёнка, и на этом основании потребовать суда баронской чести. В общем, варианты были, и все гадали, к какому из них прибегнет Его Величество.

Однако Пиц Четвёртый ничего не предпринимал. Дон Юсма продолжал тусоваться при дворе. При редких встречах с официальным наследником держал себя с достоинством, не давая себя спровоцировать. Официальный наследник, впрочем, вёл себя так же. Король придерживался похожей тактики — особенно любезным с молодым доном не был, но и явного вреда ему не чинил. Бароны закономерно решили, что Его Величеству виднее. Тем более, молодой дон сумел завоевать недурную репутацию — особенно по сравнению с королевским племянником. Который, по мнению придворных, держался заносчиво и надменно, то есть брезговал простыми радостями придворной жизни. И в самом деле: королевский любимчик был плохим танцором, не любил драк и попоек, не волочился за женщинами, зато имел нездоровое пристрастие к чтению государственных документов. В отличие от него, Юсма вёл себя как настоящий барон — много пил, лихо танцевал, завёл сразу несколько интрижек и так далее. Единственное, в чём он не участвовал — так это в драках и дуэлях. Кто-то попытался подослать к нему бретёра, но Юсма воспользовался положением эсторского дуэльного кодекса, позволяющего перенести дуэль в случае необходимости завершить важное дело. Молодой человек отложил её до следующего дня после своей коронации. Знатоки вопросов чести признали причину уважительной… Других проблем у молодого герцогского сына не возникало.

Однажды компания нетрезвых молодых донов, среди которых был и дон Юсма, гуляли по улицам вечернего города. Какой-то старик, толкавший перед собой тележку с яблоками, позволил себе не поприветствовать благородных донов должным образом. Разумеется, спускать такую наглость было нельзя. Молодые аристократы сшибли старикашку с ног, перевернули на него тележку, а потом стали пронзать доски и горку яблок мечами, стараясь уколоть наглеца. Скорее всего, они не хотели его убивать, но дон Юсма перестарался и вонзил меч слишком глубоко. Из-под яблок потекла кровь. Дон громко расхохотался и вся компания отправилась гулять дальше.

Собственно, это было вполне рядовое происшествие, такое случалось на улицах Арканара если не каждый день, то достаточно часто. Тем удивительнее были последствия.

Через несколько дней по городу поползли слухи о том, как наглый аристократ ради забавы зверски зарезал старика, известного своей честной жизнью. По одной версии, богатый бездельник польстился на яблоко, которое старик нёс своей больной дочери. По другой — что старик, будучи больным и дряхлым, недостаточно быстро согнул спину перед молодым наглецом. По третьей — что молодой дон заметил сходство старика со своим отцом, которого ненавидел, и убил его только за это… Но все истории сходились на том, что старик, умирая, пророчествовал, что его убийца — негодяй и самозванец, приехавший в столицу затем, чтобы ложью и обманом захватить королевский трон.

Слухи, конечно, были бредовыми, но они почему-то не прекращались. Более того, они ширились. Попрошайки, бабки-ворожеи, припадочные базарные пророки, прочая человеческая накипь — вся она вдруг вспучилась и забурлила. Убитый старик оказался праведником и чуть ли не святым. Убийца — обманщиком, ненавистником народа, выродком, сыном самого дьявола. Откуда-то выползла жуткая история о том, как он сжёг заживо мать и отравил отца. Ему также приписывали грабёж на большой дороге, страшные истязания невинных детей, насилие над женщинами благородного звания, а также над дочерями бедняков, чьим единственным сокровищем была девственность… Но главным преступлением этого исчадия ада было то, что он сумел каким-то образом заморочить старого короля. Который вот-вот отдаст ему трон, обделив законного наследника и ввергнув Арканар в пучину бедствий.

Через некоторое время стало ясно, что в столице началось что-то вроде массового психоза. О доне Юсме говорили везде — слухи поднялись с городского дна до относительно приличных домов. Продавались оттиснутые с досок портреты адского исчадия — не всегда похожие на реального дона Юсму, зато с рогами, клыками и совершенно зверским выражением лица. Почтенные горожане, в том числе полноправные, завидев аристократа, не просто кланялись, а бросались перед ним на колени и ползали в грязи, умоляя открыть королю глаза на коварного обманщика.

Двор реагировал на всё это сначала со смехом, потом с недоумением, а потом и с беспокойством. Любые народные волнения были чреваты бунтами, а бунты — жертвами, расходами, а то и настоящим разорением. Это благородные доны выучили крепко.

Поэтому к дону Юсме стали относиться с холодком. Пока он был проблемой короля, он вызывал симпатии — так как любые королевские проблемы аристократия воспринимала с плохо скрываемым злорадством. Но в данном случае он мог стать причиной проблем у самой аристократии, что благородным донам не нравилось. Сам дон Юсма это тоже понимал, и ситуация его бесила. При этом он не мог даже оправдаться, поскольку его никто ни в чём прямо не обвинял. Разве что старый опытный королевский мажордом, дон Фэп, однажды заметил в присутствии молодого дона, что его не любит народ. Молодой дон это услышал и громко сказал, что чувства скотоподобных существ могут интересовать только того, кто сам к ним близок по натуре. Дон Фэп осведомился, имел ли в виду дон Юсма его лично. Сообразив, что дело пахнет дуэлью, от которой отвертеться не удастся, а любой её результат ему повредит, Юсма рассыпался в уверениях, что никоим образом не имел в виду уважаемого собеседника, а лишь хотел сказать, что не пристало высшим обращать внимание на низших. На это дон Фэп заметил — «даже самая ничтожная птица способна нагадить на голову благородного дона, поэтому благородный дон, ежели он разумен, всегда смотрит, куда летят птицы».

Благородный дон этому совету внял, хотя и лишь частично. То есть — решился всё-таки как-то отреагировать.

На следующий день, во время большого приёма, он бросился к ногам короля и попросил у него защиты от ложных слухов, порочащих его имя. Король внял — и в тот же день подписал коронное оглашение «О нелепых, дерзостных и несообразных сказках», которое категорически запрещало всякие разговоры о преступлениях дона Юсмы. Каковые в оглашении скрупулёзно перечислялись, так что даже те горожане, которые ещё не слышали о том, в чём же именно обвиняют герцогского сынка, теперь получили об этом достаточное представление.

Примерно в то же самое время из Соана в Арканар прибыла очередная печатная контрабанда. Вместе с непристойными гравюрами и запрещёнными игральными картами на арканарский чёрный рынок поступила брошюра с длинным названием «Ужасающий преступник и колдун, именующий себя дон Юсма, с присовокуплением полной истории злодейств и бесчиний его, а также и сокрытым прорицанием святого Тукки».

В этом сочинении все или почти все слухи были увязаны в одну историю. Согласно которой дон Юсма был сыном дьявола, соблазнившего его мать, дону Дэви, для чего он принял облик её жениха, второго герцога Арканарского, и склонившего её к постыдной добрачной связи. Сын дьявола, разумеется, не походил на отца, так что герцог, заподозрив неладное, сына не признал, хотя по мольбам матери всё-таки дал ему место в доме. Он рос крайне порочным и совершил множество злодеяний, которые мать до времени покрывала и молила бога об исправлении ребёнка. Бог, сжалившись, открыл ей глаза на истину. Тогда мать прокляла сына, а тот поджёг её спальню и таким образом её убил. Впоследствии он убил и отца отравленным яблоком. Потом колдовской силой, данной дьяволом, он отвёл глаза благородным донам, и те поверили, будто умирающий отец его признал законным сыном. Потом он отправился в столицу и там той же силой прельстил старого короля, который внезапно возлюбил его, приблизил к себе и пообещал сделать его наследником и отдать трон. При дворе дон Юсма тоже совершил множество разнообразных преступлений, но сила дьявола его защищала и никто не думал о нём дурного. Однако злодей сам себя разоблачил. Однажды он рыскал по городу в компании беспутных друзей, которых он совратил с пути истинного, дабы развлечься ещё каким-нибудь злодейством. Посреди пустынной улицы он увидел старика, как две капли воды похожего на его отца, который к тому же держал в руке яблоко. В страхе и ярости он подступил к старику, выкрикивая страшные угрозы. Старик же кротко протянул ему яблоко. Злодей, в помрачении ума решивший, что это покойный отец протягивает ему орудие убийства, с криком «ты встал из могилы, проклятый, чтобы глумиться надо мной, но я верну тебя обратно», нанёс старику множество ударов мечом, в результате которых тот испустил дух. Но в этот миг сила дьявола покинула дона Юсму, так что его злая природа отныне стала видна всем, кроме короля, которому дьявол особенно сильно запорошил глаза. Но злой дон Юсма опасается, что король прозреет, так что теперь, сплотив вокруг себя злейших врагов короны, он замыслил извести злыми чарами доброго Пица Четвёртого, а также и законного наследника. Воцарившись же, он примется за своих врагов и всех их изведёт, а потом так закабалит и закрепостит народ, что жизнь станет хуже смерти. В чём и состояло сокрытое прорицание святого Тукки.

С какой-то точки зрения это произведение можно было считать выдающимся. Хотя бы потому, что несло в себе черты трёх доселе неизвестных в Арканаре жанров: политического памфлета, готического романа и психологического триллера. Во всяком случае, на непривычных арканарцев брошюра произвела сильнейшее впечатление. Грамотные платили за экземпляр контрабандного чтива серебром. Некоторые, впрочем, отбивали деньги тем, что читали брошюру вслух неграмотным. Те распространяли историю дальше — по памяти, изукрашивая своими добавлениями. Город гудел, как улей.

Когда зловредное сочинение, наконец, доставили во дворец, Пиц Четвёртый чрезвычайно разгневался. Он самолично составил и подписал коронное оглашение «О непотребных писаниях и сочинениях, возбуждающих беспорядки», строго запрещающее хранение и распространение зловредной книжицы. Вот только огласить его не удалось: на документе не успели просохнуть чернила, когда пришли вести, что на королевской площади скапливается толпа. Король приказал дворцовой страже разогнать чернь, но поздно: народу было слишком много, к тому же в первые ряды выставили городских магистратов, цеховых мастеров и всяких уважаемых людей, которых выволокли из домов — а некоторых так даже вытряхнули из собственных постелей — и потащили на общий сбор. В такой ситуацией алебардами особенно не помашешь и арбалетами не постреляешь.

Через некоторое время на дворцовом крыльце образовался Его Величества личный мажордом, который осведомился, как они смеют поднимать бунт и что их на то сподвигло. Тут же из толпы высунулся огромный мужик и закричал во всю мощь, что они никакие не бунтовщики, а верные и преданные подданные Его Величества, а собрались они, чтобы спасти королевство от злодея и колдуна Юсмы, который прячется во дворце. Какового злодея они требуют выдать для праведного суда. Толпа оратора поддержала одобрительным воем и свистом.

И тут на том же крыльце появился сам дон Юсма. Который закричал, что ему надоели грязные сплетни, порочащие его честь, и что если уж его хотят судить, то он требует суда не человеческого, но божьего. И что вот прямо сейчас он готов сразиться с первым, кто назовёт его злодеем, на любом оружии или же голыми руками.

У него были шансы. Даже очень здоровый мужик из простонародья не устоял бы перед благородным доном, с детства обученным воинским искусствам. Однако Юсма просчитался в другом: его считали не просто преступником, а колдуном, способным на всякое. Никто не стал бы честно драться с колдуном. В Юсму полетели камни. Один — явно пущенный умелым пращником — пробил ему череп.

Разумеется, королевские войска прошерстили Арканар, как сито. Было схвачено около двухсот нищих, мошенников, разбойников, просто подозрительных субъектов. Половина из них под пытками призналась в убийстве благородного дона или хотя бы соучастии в этом преступлении. Все они были приговорены к квалифицированной казни второй степени. Последнее обстоятельство обратило на себя внимание знатоков: квалифицированная казнь первой степени (крайне жуткая процедура) предназначалась для преступников, посягнувших на короля или наследника трона, а за убийство благородного дона полагалась только третья степень. Вторая предназначалась разбойникам и душегубам, убившим многих, в том числе благородных. Так что вопрос о статусе покойника — был он всё-таки наследником престола или нет — так и остался открытым. Дело дополнительно запутвыалось тем, что казнь была непубличной, так что неизвестным осталось даже то, какой смертью умерли на самом деле все эти люди.

Ситуацию не прояснили и похороны: дома Юсму упокоили не на родине, в усыпальнице предков, а во дворце, в подземной усыпальнице для верных слуг и друзей короля. Что было большой честью, но не отвечало на вопрос, можно ли считать покойника законным сыном своего отца, или всё-таки бастардом. Зато прежний старший, потом средний, а теперь снова старший сын второго герцога Арканарского вступил во владение наследством.

Ну а соанская брошюра, наделавшая столько шума, была изъята у всех её владельцев — с более или менее тяжкими последствиями для таковых — и все обнаруженные экземпляры были торжественно сожжены на королевской площади. Засим последовало королевское запрещение отныне и впредь издавать, переписывать и распространять вредоносное сочинение.

Всё это нисколько не помешало свободной продаже «Ужасающего преступника и колдуна» — как и ряда других некода произведений — при Пице Шестом. Который, никоим образом не смея отменить решения предшественников, справедливо рассудил, что самого короля они касаться не могут, равно как и его верных слуг. Поэтому копии «Ужасающего преступника», выходящие из-под перьев королевских писцов и королевских же печатных досок, были легальными — что удваивало их цену.

Вот именно это самое сочинение и переводил с арканарского Антон, коротая время до прибытия в пункт назначения.

День 91

А солидно я вчера расписался! Хотя, с другой стороны, других-то дел нет. Ну как нет. На самом деле есть. Стирка, например. Кстати, хорошо ещё, что не хожу в модном-натуральном. А то и проблема глажения встала бы во весь рост. Хотя с натуральным и глаженье не всегда помогает. У Григорянца одно время был такой бзик — ходил в льняном пиджачке и таких же брючках. Спереди ничего, а сзади — будто корова жевала, как выражается Славин в таких случаях. Ну, Арам человек неглупый, отстегнул человеко-часов одной лаборатории и оделся в тагорянскую нитяную водоросль. Тряпки из неё и натуральные, и дышат, и не мнутся. Кстати, на Араме ничего так смотрится. А вот про Сикорски рассказывают, что у него даже носки из бронестекла. Кстати, очередная байка. То есть Руди, конечно, пижон, и выглядит странно, но у него пижонство не в ту сторону. Это он догудбайные американские вещи коллекционирует, которые из-подо льда выкапывают. Например, пиджачок у него — Маркс и Спенсер, две тысячи тридцать первый год Ʉ. Восстановленный, конечно. Но восстановлен буквально нитка в нитку. Смокинг, правда, современной работы, но тоже — полная копия классического образца, специально делали. Вот бабочка откуда — этого не знаю. Но тоже, наверное, какая-нибудь классика.

Пёс… расстроился я. Кстати, вот тоже странно: вспоминаю море, пляжи, женщин — и ничего, просто грусть такая светлая накатывает. А вот как подумаю про работу, про контору, про накладные всякие и проводки со складов, про Комова или того же Сикорски с его интригами — такая тоска за душу берёт, что просто выть хочется.

Провериться бы. То есть понятно, что у меня не всё в порядке. Всё в порядке у меня быть не может по определению. Но хочется знать, что именно. Где допустимые отклонения, а где уже за чертой. Но — эх, не на чем.

Лучше поработаю. Что у нас там на очереди?

Ну, всяких баек про Арканар я рассказал вроде бы достаточно. Хотя бы для того, чтобы понять: Пицы были людьми серьёзными, дельными. Понятно, что у них были свои шпионские сети, перекрывающиеся и захватывающие разные группы населения, от низов до верха. В таких условиях землянам надо было вести себя достаточно аккуратно. Они это, в общем, имели в виду, хотя — как потом выяснилось — противника всё-таки недооценивали.

Малышева высадили на старом континенте, в пустыне, в неделе ходьбы до ближайшего оазиса. Туда он добрался такой, как надо — обожжённый солнцем и шатающийся от голода. Он выдал себя за арканарца, ехавшего с караваном и случайно выжившего после разбойничьего налёта. И выжившего в пустыне буквально чудом — ему удалось поймать нескольких ящериц и змей и их съесть, выпив кровь и зажарив мясо на раскалённых солнцем камнях.

Недоверия его рассказ не вызвал. Караван действительно был, налёт тоже. Местные разбойники и в самом деле предпочитали свидетелей не оставлять. К тому же у пришедшего сохранилось немного серебра. Которого хватило, чтобы напиться, поесть и заплатить за место в караване, идущем на побережье. Там Антон нашёл работу писаря в купеческой лавке: купцу нужен был человек, знающий арканарский и владеющий счётом. Через три месяца дельный молодой человек убедил купца дать кредит, получил гильдейское свидетельство и развернул торговлю полотном, которая пошла очень успешно. А через полгода он уже рассчитался по кредиту, продал тому же купцу своё дело и приобрёл дорогое, по меркам Припроливья, оружие. После чего присоединился к группе наёмников, осуществлявшей охрану караванных путей, но бравшихся и за другие дела, вплоть до заказных убийств и захвата заложников.

Само собой, ролевую программу подготовили специалисты Института. Смысл был простой: отработка языковых навыков и привыкание к местным реалиям (достаточно тяжёлым и неприятным даже для подготовленного землянина), потом освоение местной экономической реальности (для человека с Земли — достаточно сложной и непонятной), и, наконец, развитие навыков обращения с оружием, а главное — способность его применять по людям. Так вот, Антон Малышев все три роли отработал отлично, а последнюю — просто блестяще. Хотя двое его товарищей сошли с дистанции именно на этой теме: не смогли применить оружие. Ну то есть ударить реальным мечом живого человека, чтобы его ранить, или, не дай пёс, убить. Антон с этой задачей справился блестяще. Настолько, что руководство встревожилось: слишком уж хорошо парень вжился в реалии. Малышева кто-то об этом информировал. Тот принял информацию к сведению и в дальнейшем вёл себя осторожно. В частности — смог поставить себя таким образом, чтобы иметь повод почаще махать мечами, не доводя при этом дело до смерти противника. Хотя об этом я ещё отдельно напишу.

После успешной годовой стажировки Антон приступил к выполнению основной миссии в роли Руматы Эсторского, необыкновенно богатого и родовитого имперского аристократа, вынужденно эмигрировавшего в Запроливье.

Разумеется, появление неизвестного отпрыска известного рода было делом совершенно невозможным. Благородный дон Румата существовал на самом деле. Человеком он был молодым, испорченным и при этом неумным. Такое сочетание качеств весьма закономерно привело его в фамильный склеп, где он и упокоился после недлинных и не особенно пышных похорон. Убили его, судя по всему, родственники — молодой дон примкнул не к той придворной партии и к тому же обходился семье слишком дорого. В этом не было ничего удивительного: к тому времени эсторская аристократия превратилась в клубок шипящих змей. Как и любое сообщество, вынужденное делить всё сокращающийся пирог.

Поэтому глава семейства Румата-но-Эстор не удивился, когда к нему обратились люди, представившиеся — после всех подходов-отходов и снятия вуалей — сотрудниками соанской внешней разведки. С Соаном у старой метрополии поддерживались самые тесные связи, так что это его не потрясло. Как и сама просьба — поспособствовать внедрению агента и прикрыть его фамилией покойного отпрыска. То есть — сделать вид, что молодой шалопай не умер от удара по затылочной области тяжёлым тупым предметом (как оно и было на самом деле), а эмигрировал.

Нет, конечно, почтенный Румата-но-Эстор сначала чрезвычайно оскорбился таким предложением. Оскорбление он предложил смыть золотом, назвав совершенно астрономическую сумму. После долгих переговоров её удалось снизить всемеро, хотя и в таком виде она оставалась непомерно огромной. Земляне её заплатили. И успокоились, решив, что таким образом приобретают лояльность. Забегая вперёд — считали они так зря. Румата-но-Эстор был чрезвычайно хозяйственным аристократом, считающим, что никакая копейка в хозяйстве не лишняя. Поэтому естественная радость от получения кучи денег не помешала ему впоследствии сдать лже-Румату арканарцам с потрохами за весьма умеренные деньги.

Заручившись таким образом молчанием семейства, сотрудники ИЭИ (к тому моменту название института как раз поменяли на более амбициозное) приступили к собственно внедрению. На основе разработанной в Институте легенды.

Она получилась многослойной и при этом изящной. Официальной причиной «изгнания Руматы» была объявлена неудачная дуэль с гергоцом Экиной из-за какой-то девицы. В это, разумеется, не поверил бы ни один здравомыслящий придворный, так как все прекрасно знали, что молодой герцог предпочитает маленьких девочек. Следующим слоем было то, что имело место на самом деле — конфликт с семьёй из-за политики. А в качестве самой тайной и самой подлинной причины удаления от эсторского двора снова называли девицу, только на сей раз — принцессу императорской крови, которую вместе с благородным доном заподозрили во взаимном расположении. Эта версия вызывала доверие: нравы при эсторском дворе были таковы, что малейшее подозрение такого рода могло быть чревато последствиями, неприятными крайне. Это же объясняло и финансовое благополучие дона Руматы: материальная поддержка пострадавшего от подозрений члена семьи считалась среди эсторской аристократии делом чести. Разумеется, истинные масштабы этого благополучия, как и реальный уровень трат благородного дона, никто себе толком не представлял, а сам благородный дон умело держался в рамках и временами даже жаловался на скупость родни… Впрочем, это было уже потом.

Итак, Антон-Румата прибыл ко двору короля Арканарского. В тот момент в его распоряжении был дом в столице, полный придворный костюм эсторского аристократа, два старинных родовых меча (настоящие, приобретённые у почтенного Румата-но-Эстор в качестве бонуса) и кое-какое земное оборудование. В том числе силикетовый сейф с малогабаритным полевым фемто-принтером «Мидас-4», настроенным на изготовление маленьких золотых кружочков с профилем Пица Шестого. А также его знания, умения, опыт, идеализм и помощь старших товарищей. Ну и, конечно, молодость. Ему было двадцать пять лет.

Четверть века — как говорится, уже не мальчик. Но только и всего, что не мальчик.

День 92

Извините, у меня сегодня плотный ужин. Может, завтра.

День 93

Если даже я умер, очень прошу — продолжайте в том же духе.

День 94

В общем-то, я каком-то в недоумении. То ли я всё-таки мёртвый и мне решили подсластить то, что у меня вместо жизни. То ли я живой. И тогда я идиот, по собственной глупости мучивший себя столько времени.

Хотя нет, не идиот. Тут ведь и в самом деле хрен догадаешься.

Короче. Позавчера я от нечего делать стал перечитывать инструкции по управлению станцией. Не чтобы найти что-то конкретное, а просто так. Ну, видимо, глаза по буквам соскучились. То есть по тем буквам, которые не мои. Что я сам написал — я чуть ли не наизусть помню, столько раз перечитывал. И прямо локти кусал, что нельзя поправить то-то и то-то. Каждую опечатку помню, они у меня болят, ну просто физически. А запятые не на тех местах — чешутся. Стараюсь об этом не думать, но только хуже выходит.

Короче, лежу я на пузе и читаю эту самую инструкцию. Медленно так читаю, вдумчиво, представляя себе, где чего. И дочитал до самой неинтересной части — аварийки, со списком оборудования. А он мелким шрифтом на несколько страниц. Где буквально каждый гвоздь перечисляется. Кстати, гвозди тут реально есть, две обоймы по сто штук в пневмомолотке. Я этот пневмомотолок в силовом узле видел, просто не понял, что это такое и зачем он нужен. Так вот, оказывается, это молоток с гвоздями. Осталось понять, что ими тут можно прибить и где. Хотя, в принципе, гвозики маленькие, а обшивка с внутренней стороны вроде как пластиковая. Значит, что-нибудь прибить можно, если не очень тяжёлое. Ну да я не об этом.

Короче, читаю я этот список, позиция за позицией. Ме-е-едленно читаю. Мысленно отмечая, что у меня есть и я использую, чего не использую, а чего даже не помню, где оно.

И вдруг вижу в этом самом списке такую позицию — «1426. Комбайн кухонный переносной ББМ6К „Поварёнок“».

У меня аж в глазах потемнело. Потому что я-то знаю, что это такое. Эти «Поварята» появились как раз когда я в лётном учился. У нас они запрещены были. Потому что они работают на любой практически органике, особенно на стандартных биологических смесях, и делают относительно приличные харчи. А если к нему ещё и картриджи со вкусовыми добавками — так просто отменные харчи. Что противоречило воспитательной позиции нашего руководства. Но, конечно, всё равно комбайны на территорию проносили. Уж очень тошно было розовый кисель хлебать.

Смотрю я, глазам не верю. Потом достал карты, стал искать позицию 1426 на карте хранения. Выяснилось, что он должен был лежать вместе с инструментальным ящиком. Я даже вспомнил — ниша там какая-то была, довольно вместительная. Но пустая. Короче, «Поварёнок» растворился в вакууме.

Тут, конечно, я взгрустнул. Но потом взял себя в руки, прочистил голову и стал думать, куда его могли засунуть. А что засунули — это понятно, не выкинули же в открытый космос. Значит, он где-то есть. Где?

Тут мне вспомнился странный набор, который я нашёл в воздуховоде: коньяк, сухари и банки с сардинами. Я всё удивлялся, почему сардины. А ведь сардины-то были в винном соусе! И сухари были, наверное, с каким-нибудь ромом или что-то вроде того, просто всё выдохлось, пока там валялось. Это, значит, прихватили то, чего в «Поварёнке» не сделаешь. То есть, конечно, сделаешь, но там же наверняка всё, хотя бы формально связанное с алкоголем заблокировано на аппаратном уровне. Модель-то класса «К», то есть космический, а в космосе нельзя. Так что это они спецом взяли, для эстетизма. Но обычно-то закусывали чем? Небось, тем, что «Поварёнок» готовил. Не таскать же с собой, кроме бухла, ещё и закусь в заметных объёмах. И неудобно, и палевно.

Короче, техники комбайн из аварийки утащили и где-то спрятали, как можно ближе к месту бухания. То есть, скорее всего, в самом же силовом узле. Причём так, чтобы случайная проверка не нашла, а если придёт комиссия — чтобы можно было быстро достать и положить на место. Потому что он относится к аварийке, а не к штатному оборудованию.

Одна беда: силовой узел я уже вроде как облазил уже вдоль и поперёк. Во все дырки заглянул, каждую щёлочку проверил. И если бы комбайн там был — давно бы его нашёл.

Думал я над этой загадкой довольно долго. И понял — надо внимательно смотреть карту-схему. Где-то есть там карман или какая-то пустота. В нетривиальном месте, где вот так сразу и не заподозришь.

Искать пришлось долго. И если бы я весь узел не облазил раньше и не по одному разу — ни за что не нашёл бы. Потому что карман был под силовой установкой. Конкретно — под аварийной сдвижной крышкой, открывающей доступ к внешней части АСТ-коллектора. Нужна эта ниша — это я вчера выяснил, читая документацию к коллектору — для установки контейнера с дополнительным стабилизатором. Потому что у АСТ-коллектора может амортизироваться внутренний контур стабилизации возмущений ваккума. Причём когда контур потечёт и потечёт ли вообще, предсказать невозможно в принципе, это от вакуума зависит. Соответственно, дополнительный стабилизатор устанавливается тогда, когда начинается заметное снижение мощности, и не раньше. Подход очень разумный, тк как стабилизатор — это, если мне память не изменяет, примерно половина стоимости всей установки. Но пока он не подмонтирован, ниша пустует, и туда можно что-нибудь класть.

Что самое обидное. Я же эту крышку сто раз видел. Сто раз. И даже пытался снять: видно ж было, что она не глухая и что-то с ней сделать можно. Но она не снималась. И не открывалась никаким способом.

Но тут коса нашла на камень. Мне во что бы то ни стало нужно отжать проклятую крышку. Так что я обложился инструкциями и стал вчитываться в каждую строчку.

И в конце концов награда нашла героя. То есть я выяснил, что это делается с регуляторного пульта, довольно заковыристым способом: сначала нужно разблокировать оборудование, потом нажать кнопку «Аварийная проверка», и пока она нажата — руками отодвинуть крышку. Только в такой последовательности и никак иначе.

Тут у меня возникла новая проблема. Система сделана так, что нажать кнопку и одновременно отодвинуть крышку один человек не может, нужно двое. Техники и работают по двое, это предусмотрено инструкцией. Но я-то один! И как ты ни вертись, а от регулятора до силовой установки метра три.

Однако над такой мелочью мне и думать-то особо не пришлось. Принёс кусочек космопластыря, нажал кнопку и её сверху заклеил. Потом пришлось пластырь отковыривать где-то полчаса, но оно того стоило.

Потому что в нише действительно лежал «Поварёнок». Со всеми картриджами! Ну, кроме «металлического привкуса», но он на самом деле никому не нужен. Разве что отмороженным эстетам, а они пищу из «Поварёнка» есть не будут. Хуже то, что «сладкое» и «жирный привкус» успели ополовинить, а «жгучего» осталось совсем на донышке. Кто-то, видимо, острятинку любил. Зато «горький» картридж практически полный, что даже странно.

Но это я уже потом выяснил. А тогда меня плющило и колбасило. Еле вытащил комбайн, если честно. Когда биологическую смесь внутрь засыпал и воду заливал — реально руки тряслись. А когда вызвал меню и набрал «Котлета говяжья средней прожарки», аж дыхание перехватило. Просто не знаю, что со мной было бы, если бы вдруг чего не сработало.

Однако всё сработало. Единственный факап — я забыл, что под выводной лоток нужно посуду подставлять. Так что котлета полетела на пол. Но мне было уже всё равно. Поднял с пола.

И сожрал.

День 95

Сегодня сделал на обед острый суп с морепродуктами в тайском стиле. Что-то вроде том яма, хотя не том ям, а скорее по мотивам. Потому что лемонграсс нужен, а «Поварёнок» его не тянет, калган тоже получился довольно условный, для рыбного соуса я немножечко пожалел соли (картридж с солью тоже пользованный, его беречь надо). Зато креветочное мясо комбайн синтезирует нормально, а куриный бульон у него вообще в списке базовых. В общем, супчик получился отменный. К нему бы стопочку-другую, но увы: всё алкогольное или хоть как-то с ним связанное действительно заблокировано намертво. Даже конфетку с ликёром сделать не удалось, хотя я пытался выставить «со вкусом ликёра». Нет, не даёт.

Кстати, со сладким тоже проблема. Я, может, не великий гурман, но натуральный сахар от подсластителей отличаю очень хорошо. А у «Поварёнка» картридж «сладкий» забит какой-то сверхконцентрированным подсластителем убойной силы. С одной стороны это понятно, всё-таки комбайн не для нормальной готовки делался, а для всяких ситуаций средней нештатности, так сказать. А с другой — ну не то же. Портит мне это удовольствие, портит.

Хотя это я, конечно, свинячу. То есть свинствую. Ну в смысле проявляю неблагодарность. Я неделю назад всё что угодно отдал бы за тарелку супа с морепродуктами. А теперь уже рыло кривлю, что, дескать, не тот привкус. Стыдновато как-то, вот только не пойму, перед кем. Перед собой, наверное.

Ещё один момент: пузо беспокоит. Как-то я немножечко перебрал со жратвой. А кто бы на моём месте не перебрал? Вот то-то.

Ладно, хватит лениться. Вот только ещё немножечко пломбира съем со смородиновым вареньицем и напишу ещё что-нибудь про Арканар.

Хочется, конечно, сразу про Антона. А тут придётся откатиться немножко назад, к проблеме тамошнего образованного сословия. Ну не получается без этого. Извини, Лена.

В принципе, тогдашняя теория исторических последовательностей была не такой уж глупой. На базе имевшихся на тот момент разработок в ИЭИ была построена так называемая «базовая теория феодализма», довольно хорошо описывающая основные феномены той эпохи. В частности, там было прописано постепенное, хотя и противоречивое по результатам, увеличение влияния интеллектуалов на общество. Которое в итоге приводило к появлению Боттичелли и Савонарол.

Проблема состояла в том, что в Запроливье именно этого-то и не случилось. При этом оно не стагнировало, оно развивалось экономически и политически, и это было очень заметно. Но люди умственных занятий принимали в этом развитии до обидного малое участие. И не было никаких признаков того, что в обозримом будущем что-то изменится.

Связано это было с особенностями цивилизации Запроливья и особенно Арканара.

В общем-то, арканарцы были не такими уж тёмными. Не как в купеческом Соане, разумеется, но всё же читать худо-бедно умело что-то около двадцати процентов населения. В аристократической среде чтению и письму учили даже женщин. Но никакого подобия упорядоченной системы школьно-университетского образования не существовало. Обучение было в основном домашним, немногочисленные учебные заведения — государственными, порядки там были казарменные и и выпускали они в основном чиновников. Кстати, понятие «воспитателя» в нашем земном смысле в арканарском отсутствовало тоже, как и представление о связи воспитания и обучения. Главной функцией обучающего считалось проверка знаний и наказание за нерадивость. Поэтому в арканарском языке одно и то же слово «дандарон» (то есть «человек с палкой», а ешё точнее — «палка-человек») обозначало и учителя, и палача. Кстати, довольно часто эти занятия совпадали в буквальном смысле. Например, наследников арканарского престола обучал наукам — от чтения и письма до галантых манер — именно королевский палач. Эта традиция прервалась только при Пице Шестом, поскольку официальный наследник престола страдал гидроцефалией в тяжёлой форме, и никто не верил, что он проживёт долго, и уж тем более — что он будет следующим королём. Ходили, впрочем, слухи, что ребёнок вообще не является королевским сыном, а настоящего наследника где-то прячут. Это было неправдой. Земляне знали это точно — потом расскажу, откуда.

Но это всё не по теме. Я о чём: ну не было в Арканаре «Учителей» с большой буквы. И «учёных» тоже, кстати, не было. Хотя бы потому, что отсутствовало понятие науки, не говоря уже о «теории». Не было даже отдельного слово «знание» в смысле абстрактного знания. Его заменяло слово «умение». Математика была, но понималась как набор приёмов для счёта. География и картография именовались «определение верного направления». Местная биология и анатомия так и вовсе называлась словом, обозначавшем умение разделывать тушу.

Можно догадаться, что и с «культурой» дело обстояло примерно так же. Ну, в общем-то, да. В отличие от эсторской цивилизации, где имелось хоть какое-то понятие о высших ценностях, Запроливье было населено исключительно прагматиками. Никакого представления о том, что культурные ценности, искусство и всё такое прочее ценны сами по себе, у них не было. Например, местная поэзия развилась как искусство запоминать наизусть большие объёмы текста. Что считалось важным в те времена, когда грамотность была редким явлением. А привнесённая из Эсторской империи художественная литература прижилась как развлечение для старых и немощных людей, неспособных пить, любить и драться, а также для недужных женщин. Даже в языковом узусе закрепилось, что «читать что-то художественное» — это эвфемизм для выражения «плохо себя чувствовать по неудобной причине».

Кстати, Антон, уже в роли Руматы Эсторского, неоднократно сталкивался с этим. Однажды дама, которой он оказывал знаки внимания — вполне невинные — сказала ему, что не появится на королевском балу из-за увлечённости поэмой Пэпина Славного. Румата даже успел рассыпаться в комплиментах изысканному вкусу благородной доны. Пока не сообразил, что та просто-напросто намекает на обычное женское недомогание, препятствующее светской жизни. В другой раз он услышал от дона Тамэо, дурака и пьяницы, что он дрался на дуэли с неким провинциальным офицером и «отправил его читать Гура Сочинителя». Слова дона Тамэо были встречены хохотом. Румата, сославшись на эсторское происхождение, попросил объяснить смысл шутки. Выяснилось, что дон Тамэо нанёс офицеру ранение ниже пояса (местными дуэльными правилами это дозволялось), а Гур Сочинитель был известен как автор любовных виршей довольно скользого содержанияпо… А когда дон Рипат застал Румату за чтением какого-то длинного свитка, то первым делом осведомился о состоянии его здоровья. На вопрос «а что со мной не так» простодушный дон ответил «но вы же читаете».

Да, ещё штришок. В бюрократической системе, обслуживающей арканарскую монархию, имелось и Министерство образованности. «Министерством образования» его назвать было нельзя, так как распространением знаний оно не занималось, и в чём-то даже даже наоборот.

Создано оно было при Пице Четвёртом, который озаботился — по примеру метрополии — созданием единого литературного (точнее, бюрократического) эсторского языка и ликвидации письменности на диалектах. Министерству образованности были даны соответствующие полномочия. В результате деятельности его эмиссаров было уничтожено множество сочинений, написанных на языке, отличающемся от взятого за основу столичного диалекта. Также вычистили почти всё, написанное на языках аборигенов.

Впрочем, от министерства была и польза: под его эгидой работал величайший грамматист эпохи, Юрмих Тартуский, который составил грамматику арканарского языка, а также привёл к единой норме правописания и ввёл знаки препинания по эсторскому образцу. Трудами его учеников — оплаченных из казны — удалось более-менее нормализовать язык документооборота, на основе которого за следущие полвека вырос литературный арканарский.

На том, правда, польза от министерства и исчерпалась. Впрочем, и вред тоже. При Пице Шестом эта контора служила отстойником для престарелых бюрократов, упорно не желающих покидать службу. Чем они там занимались, никто толком не знал и не интересовался. Антон любопытства ради попросил дона Рипата добыть для него какие-нибудь министерские документы. Тот поручение исполнил, и Антон стал обладателем циркуляра, возбраняющего всем сотрудникам имперских канцелярий использовать дорогие чернила из дубовых орешков, но ограничиваться чернилами из тёртой сажи с жиром. Малышев всё понял и больше министерством не интересовался.

При всём при том настоящие интеллектуалы в Арканаре существовали — от простого писца до заменитого придворного врача. Были они выходцами из самых разных слоёв общества. Например, знаменитый поэт Пэпин Славный в юности носил железный ошейник, так как был сыном раба. Правда, его отец был не просто рабом, а личным секретарём благородного дона Дауда, страдавшего расслабленностью членов и поэтому любившего чтение вслух. С другой стороны, не менее известный Пун Тёмный, создатель первой в арканарской истории натурфилософской системы, был бастардом великого дона Орбы, по родовитости превосходящего арканарских королей. Впрочем, это не дало ему никаких преимуществ: благородный аристоркат был совершенно равнодушен к плодам своих постельных шалостей и их судьбой не интересовался… Но в целом основными поставщиками интеллектуалов были малосостоятельные горожане, слуги в богатых домах, мелкие чиновники и прочий подобный люд.

Этих людей заметили не сразу. Довольно долго в королевских учётных книгах они проходили по разряду «прочие люди» — то есть не члены гильдий и других объединений, не имеющие гарантированных доходов, но при этом не принадлежащие к криминальному дну. Выделил их в нечто особое Пиц Пятый — тот самый толковый юноша, которого его предшественник буквально затащил на трон.

Молодой король был и в самом деле толковым и за своё долгое царствование наделал на редкость мало ошибок. Однако у него было одно уязвимое место: он очень переоценивал Соан и всё соанское. При этом ум ом-то он понимал, что большая часть соанских порядков и установлений для Арканара не годятся, а уж тамошняя монетократия — прямо на глазах вырождающаяся в клептократию — не вызывала у него ни малейших симпатий. Но ему нравилася соанский флот, соанские дороги, соанский порядок в делах. В особенности его восхищала почтовая служба. В конце концов он решил попробовать создать нечто подобное у Арканаре.

В отличие от прочих задумок Его Величества, данные планы были, увы, совершенно утопическими. В том состоянии, в каком тогда находился Арканар, невозможно было обеспечить сколько-нибудь надёжную доставку корреспонденции даже в столице — либо она вышла бы слишком дорогой. При этом Святой Орден уже разворачивал свою почтовую систему, конкурировать с которой было в перспективе бессмысленно. Все королевские советники дружно держались этого мнения и препятствовали королевским планам как могли. Но Его Величеству очень хотелось попробовать, так что в конце концов почту начали всё-таки строить. Быстро выяснилось, что для занятие должностей почтальонов катастрофически не хватает грамотных людей, способных хотя бы прочесть то, что написано на конверте. В этой ситуации Пиц Пятый поступил в стиле своего предшественника. А именно: составил и подписал особый королевский рескрипт, дарующий людям, умеющим грамотно писать, считать до ста и знающих основы науки о направлениях, ряд специальных привилегий. Главной было право свободно передвигаться по всей коронной территории Арканара. Право было ценным: в Арканаре — как и в Ирукане — все, кроме благородных донов, были стеснены в перемещениях: даже гильдейские купцы вынуждены были выправлять разрешения для дальних поездок. Король это обстоятельство учёл и поэтому все остальные права будущих почтальонов аккуратно обрезал по уровню личных подданных, даже ниже — чтобы грамотные купцы и гильдейский люд не соблазнялись.

Увы, королевский почтовый проект закономерно провалился. Пробные запуски двух почтовых маршрутов показали, что услуга не пользуется спросом, а риски слишком велики. Король с сожалением расстался с мечтой и сосредоточил усилия на совершенствовании коронной курьерской службы.

Однако рескрипт отменён не был, слухи о нём распространились и нашлось достаточное количество желающих им воспользоваться. В основном это были грамотные люди, нуждающиеся в свободе передвижения — писцы и сочинители, лекари-знахари, гадалки и предсказатели, странствующие артисты, певцы и музыканты, книгопродавцы, мошенники, и тому подобный народец. Правда, дело упёрлось в отсутствии инстанции, удостоверяющей знания кандидата — вместе со свёртыванием почтового проекта были ликвидированы и все органы, им занимающиеся. Бумажки с прошениями, тем не менее, копились в канцеляриях, а писали их люди грамотные и упорные. В конце концов королю доложили о возникшей проблеме. Тот удивился, но уделил вопросу три или четыре минуты августейшего внимания, которые и решили дело.

Логичнее всего было бы препоручить вопрос какой-нибудь гильдии. Но гильдейские права король давать разношёрстному сброду не захотел. Поэтому он передал наблюдение за данной публикой коронной страже — слабенькой пока организации, созданной по образцу ируканской охранки, но в будущем имеющей шансы вырасти в полноценную полицию. К коронным стражникам можно было обратиться с прошением и через некоторое время — если повезёт и если удавалось подмазать местного начальника — получить пергамент о том, что податель сего не вор и не беглый, а вольный грамотей, или книгочей. Кстати, именно тогда впервые в официальной лексике появилось само слово «книгочей». Перевод, конечно, приблизительный: арканарское «бугударон», означало что-то вроде «человек книги», без уточнения, читает он книги, пишет сам, или делает с ними что-то ещё. Но, в общем, прослойка как-то оформилась и была даже признана официально.

На этих-то самых книгочеев Институт и делал ставку. И соответствующим образом настраивал забрасываемых в Арканар наблюдателей.

День 96

Пробовал сегодня сделать мороженое с растопленными ирисками. Ириски вышли неважно, потому что я хотел классический баттерскотч из сливочного масла и жжёного сахара. Уж не знаю, что «Поварёнок» туда намешал. Получилось неплохо, но не то. Даже не так: по отдельности очень похоже на оригинал, а вот вместе — разница уже ощутимая. Хотя, может, это у меня со вкусом проблемы: забыл, как оно на самом деле?

Вот, кстати, психологический феномен. Я вроде ещё недавно думал, что меня убили и живу я, так сказать, посмертно. Сейчас у меня столько же оснований так думать. Даже больше, потому что история с комбайном, как ни крути, подозрительная. Но думать так не хочется. Вот раньше хотелось, а теперь нет. Почему? Не знаю. И, честно говоря, и знать не особенно желаю. Ну не хочется мне быть мёртвым, когда у меня такой праздник живота.

Ну да это я опять про своё. А надо бы про Арканар. И про Антона.

Малышев летел на Аврору, набитый по самую маковку знаниями. Он мог отличить северного меднокожего варвара от восточного по узору на сапогах. Он уверенно различал пять основных диалектов арканарского языка и два десятка местных говоров. Он овладел крайне неудобной арканарской системой записи чисел и эсторским галантным стихосложением. Он мог есть чёрный хлеб со жмыхом и мыться с лохани. Однако некоторые вещи оказались для него неожиданными. Причём вещи важные, можно сказать определяющие.

И самое первое, с чем столкнулся Малышев — это со специфическим отношением к работникам умственного труда.

Малышев начинал как писец и учётчик в лавке. Он также брался за составление прошений и писание писем под диктовку для неграмотных, беря за это буквально гроши. Таким образом он рассчитывал войти в доверие к местным жителям и стать для них своим. Эффект был обратным: через какое-то время Антон заметил, что с ним общаются исключительно по нужде. Даже в местном кабаке ему приходилось пить в одиночестве: пьяные компании его избегали. При этом с прямой агрессией он тоже не сталкивался — его старались не задевать, но и водиться не хотели.

Антон решил было, что дело в каких-то мелких ошибках в поведении: что-то он не так говорит или неправильно себя ведёт. Однако другие внедренцы таких проблем не имели. Так что он стал думать, что, может быть, местные за ним чувствуют что-то не то, и занервничал. Что Левин явственно отследил по отчётам того времени.

Ситуация стала яснее, когда он занялся торговлей полотном, для чего ему пришлось переехать в другое место. На этот раз в местное общество он влился без проблем. Даже гильдейское свидетельство обошлось ему, в общем, в символическую сумму.

Но когда он предложил одному разорившемуся лавочнику — человеку грамотному и, в общем, неглупому — место писца и учётчика, тот не только отклонил предложение., но и нешуточно оскорбился.

Малышев понял, что может узнать что-то важное. Поэтому он, вместо того, чтобы выкинуть эпизод из головы, пошёл с лавочником пить. И там, под местное кислое вино, завёл разговор о том, почему же всё-таки тот не идёт в писцы.

Разговор был полезным. Именно от этого лавочника Антон впервые услышал пословицу «один свистун хуже пяти меднокожих варваров». А заодно — узнал, что означает словечко «свистун».

День 97

Вчера не дописал. Живот прихватило так, что еле добежал. Ну что ж делать. Как говорят в лётном — «не слушать задницу себе дороже».

Это, кстати, ни пса не скатологический юмор. Пилот свою задницу должен слушать, потому что она — часть вестибулярного аппарата. В каком-то смысле.

Когда я учился в лётном, был у нас такой случай на первом курсе. Был у нас препод по основам атмосферного пилотирования, милый такой старичок, старая школа, выдерживал три же без гравикомпенсаторов легко. Гонял он нас, конечно, в хвост и в гриву, как выражается Славин в таких случаях. Зато он мог пройти на глайдере коридор «жёлтой» сложности на одних рулях на максимуме, не задев ни одного кольца. На «красном» иногда пару ошибок делал, потом кряхтел и ссылался на возраст. В общем, лихой был дед.

И вот однажды показывал он нам «двойной галс». Ну это такой приём для полёта в световом коридоре. Приём нетривиальный, но не то чтобы смертельно сложный. Та же «змейка», например, сложнее в исполнении. Ну, показал. И уже было видно, что летает он как-то неуверенно. А когда нырнул в коридор — вообще атас, пять колец сразу погасил. То есть результат как у второкурсника. Не очень старательного.

В общем, приземлился наш старичок досрочно. Вылез из глайдера злой, как пёс. И говорит — я сам дурак, не надо было перед занятиями к медикам ходить. Оказалось, он лечился от какой-то хитрой опухоли в кишечнике. Лечение сложное и главное — болезненное. Поэтому ему перед процедурами отключали нервную чувствительность в этих местах. А от этого была побочка: он свой зад переставал чувствовать. Часа на два, на три.

Вроде бы ничего страшного. Но, оказывается, именно попа ощущает наклон пилотского кресла. А это при сложных манёврах в коридоре оказывается, что это важная корректирующая информация. Потому что перед глазами всё мелькает и кружится, руки дрожат, а вот задница поставляет надёжную проверенную информацию — ты идёшь вниз ровно, угол наклона где-то три градуса, а вот сейчас идёшь вправо… Ну а ежели задница ничего не чувствует, начинаешь дёргаться. С понятными последствиями. Так что и такие части тела тоже свой резон имеют, вот так-то.

Ладно, хватит про это, а то вы ещё подумаете, что я на данном предмете как-то сосредоточен, что-ли. Вернёмся к арканарским делам. Там как раз интересное начинается.

Итак. Антон и раньше замечал, что слово «книгочей» в обиходе имеет нехороший оттенок. В самом простом случае оно обозначало человека, не способного к тяжёлой серьёзной работе, не очень здорового, ну или просто лежебоку. «Книгочеями» мог, например, назвать надсмотрщик ленивых рабов, прежде чем раздать им положенные подзатыльники… Но, в общем, это можно было считать нейтральным по сравнению с жаргонным словцом «гангадат», то есть «свистун». Это было оскорблением, причём применяемым чаще всего — хотя не всегда — именно к людям умственного труда.

Сперва Антон решил, что оно означает что-то вроде «бездельника» — и сделал вывод, что тёмным людям, много и тяжело трудящимся, работа какого-нибудь счетовода или переписчика кажется лёгкой. Примерно так он откомментировал данное обстоятельство в одном из своих отчётов, написанных в период торговли полотном.

Разговор с лавочником, наконец, открыл ему глаза. Оказалось, словцо заимствовано из воровского языка и обозначает доносчика или платного свидетеля обвинения. Считалось, что все грамотеи не брезгуют таким заработком.

Антон сначала подумал, что это грязные слухи, распространяемые невеждами, чтобы бросить тень на людей образованных. Однако в своей следующей реинкарнации — в качестве наёмника — он убедился, что репутация книжников была оправданной. Именно эти малопочтенные занятия были одним из самых надёжных и востребованных способом заработка для местных грамотеев.

Разумеется, далеко не все книгочеи поправляли свои дела таким способом. Однако доносительство и осведомительство были достаточно распространённой практикой в этой среде, чтобы испортить репутацию интеллектуальной прослойки в целом.

Подумав, Малышев решил, что так и должно быть. Арканарская династия — как и любая другая — с самого начала вкладывалась в создание сетей негласного надзора. Главной проблемой были, как всегда, агенты на местах. При этом некоторых возможностей, которые были у земных правителей, у арканарских королей не было. В частности, очень мешало отсутствие легальных кочевников — цыган, религиозных паломников, нищенствующих монахов (кроме разве что орденских — которые если на кого и работали, то на Святой Орден). То есть людей, которых можно массово направить в подозрительную местность с целью быстрого сбора информации. Местные сети состояли в основном из кабатчиков, мытарей, нищих, инвалидов и мелких торговцев-офеней, но этого было недостаточно для сколько-нибудь эффективной работы на земле. Особенно же не хватало профессиональных стукачей и провокаторов — которые умели бы вычислять подозрительных личностей, улавливать в случайно услышанном разговоре намёки и кодовые фразы, увидеть в небрежности саботаж, распознать в болтливом пьянице агитатора, и всё такое прочее. А также — в случае необходимости давать нужные показания и составлять отчёты о проделанной работе. Поэтому и королевский сыск, и тайная канцелярия, и коронная стража, и другие конторы, охотно платили книгочеям за подобные услуги, на временной или постоянной основе. В свете каковых обстоятельств история о королевской почте, как и тот факт, что «людей книги» приписали именно к охранной страже, как-то сразу заиграли новыми красками.

Всё эти Малышев изложил в докладной записке начальству. В конце которой он заметил, что парадоксальным образом подобная репутация книгочеев не только паскудит, но и охраняет. С «людьми книги» — как и со всеми прочими, подозреваемыми в работе на государство — старались не связываться. Да, их недолюбливали, их услугами пользовались с опаской и брезгливостью. Но старались лишний раз не задевать.

Забегая вперёд: ситуация изменилась буквально через пару лет. Когда над арканарским троном воспарил орёл наш дон Рэба.

День 98

Странное ощущение — глаза бы мои не смотрели ни на какую пищу. Пережрал, короче. Решил сегодня устроить себе разгрузочный день. В связи с чем слушаю третий гитарный концерт Мазератти в исполнении Василия Кручины и пишу. Кстати, под музыку легче пишется. Раньше выключал. А зря. Опечаток, правда, больше становится, если с музыкой. Даже и не знаю теперь. И так нехорошо, и так нехорошо.

Да что опечатки. Я тут себя в очередной перечитывал. И выловил в тексте несколько откровенных ляпов. Ну например, написал я, что у АСТ-коллектора есть, оказывается, контур стабилизации возмущений вакуума. Блин горелый, ну что это такое? Контур гашения, конечно! На зачёте в лётном за такую оговорку я дополнительный вопрос получил бы.

Или вот ещё: мнимые значения в матрице Ламондуа. Ну тоже глупость, конечно, написал, причём тут мнимости, там непунктирные спинорные индексы вылезают. Хотя нет, стоп, опять туплю. Индексы — это не матрица Ламондуа. Индексы — это где базовые преобразования фундаментальной длины. А матрица Ламондуа — это развёртка надримановской метрики, если я ничего не путаю.

Пёс, пёс, ну совсем физику забыл. Выберусь отсюда — непременно в учебник нуль-физики гляну. А лучше заново курс пройду. Без СНВ, само собой, на лёгком гипнозе. Ну, чтобы не ляпнуть в компании что-нибудь этакое.

Кстати, тоже вот проблема. Я ж прекрасно понимаю, что физика-математика мне по работе не особо нужны. Но вот как-то не принято у нас не разбираться в науке. Потому что будут считать… а вот кем, кстати? Дураком? Нет, конечно. Недоучкой? Да тоже вроде бы нет. Профессионально непригодным? Вот уж точно нет. Но при всём при том уважения ко мне точно убавится. Типа — нормальный мужик, умный, дело знает, но в математике не сечёт, фазовую и групповую скорость волны путает, ну и так далее по всем кочкам. И будут на меня посматривать с этаким, знаете ли, чувством. Ну совсем-совсем незаметным. Но я замечу.

И чтобы ничего такого про себя не замечать, я впихнул в себя столько физики и математики, сколько нужно, чтобы оправдать занимаемое положение. То есть довольно-таки много. Мог бы и больше, но я же понимаю, что это манипуляция. Нужная для того, чтобы выстроить наше общество ещё и по этой линеечке.

Почему так? Потому что, как ни крути, наука для нас — высшая ценность. Ну, допустим, не самая высшая. Самая высшая — это деятельный гуманизм. Значит, наука вторая по значению. А где-то даже и не вторая. И уж точно всеобщая. Потому что деятельный гуманизм — это как бы за всё хорошее против всего плохого. Вот только где хорошее, а где плохое, обычно выясняется сильно позже, чем хотелось бы. А вот сходится формула или не сходится, можно просчитать. Так что реально рулит наука. Причём не просто наука, а именно математика с физикой и всё на них похожее. Ну а всеобщая ценность на то и всеобщая, чтобы её разделяли все. То есть каждый. И чтобы до каждого дошло, что она не хухры-мухры, а именно ценность, он должен это ощутить на собственной шкуре. Так или иначе. То есть — или потратив время и поломав голову над всякими научными теориями. Или терпя вот такое к себе отношение. Не то чтобы вот прямо плохое, а всё-таки нелестное. Вот как-то так. Лучше бы Сикорский сказал, он такие вещи в три фразы уминает. А у меня коряво как-то. Ну извините, не писатель. Зато фазовую и групповую скорость волны не путаю. И вообще по научной части не особо срамлюсь.

Эх. Что-то я снова разболтался про своё про девичье, как выражается Славин в таких случаях. А надо бы всё-таки про Антона.

Внедрение Малышева в качестве благородного дона Руматы прошло успешно. При дворе его приняли. За молодого дурака, у которого денег куры не клюют, а мозгов мало. Репутация не самая почётная, но для агента — самая удобная. Малышев её подтвердил, сразу поссорившись с двумя очень уважаемыми людьми из королевской канцелярии, а для закрепления эффекта — приударив за новой королевской любовницей, доной Мидарой. Приударил чисто символически, разумеется. Но подобная дурь произвела впечатление даже на крайне подозрительного Пица Шестого, который на каждое новое лицо смотрел как на потенциального шпиона. Поэтому он ограничился всего лишь плотным наружным наблюдением за новичком. Тот себя и показал: много и безобразно пил, дрался с кем попало на мечах и шпагах, настойчиво — хотя и не очень успешно — волочился за несколькими придворными дурами, ну и всё такое. Такое простодушие постепенно убедили короля и его людей, что молодой эсторский аристократ — тот, за кого себя выдаёт. Справки, наведённые в метрополии, вроде бы подтверждали, что благородный дон Румата Эсторский — богатый простофиля, убранный собственной семьёй подальше, чтобы не путался под ногами. Несколько настораживало демонстративное богатство молодого дона: люди, привыкшие сорить деньгами, часто оказываются на мели и продаются задёшево. Однако две сымитированные королевскими службами попытки вербовки дон Румата отверг в лучшем стиле: одного вербовщика он чуть не зарубил, другого напоил до полусмерти и сдал королевским стражникам. Причём последним специально сказал, что весь Арканар он продал бы за три гроша, но его, великого Румату Эсторского, гроши не волнуют. И тут же заблевал им всю канцелярию. Жизненной достоверности для.

Все заинтересованные лица пришли к выводу, что новичок пока что не представляет непосредственной опасности. А также и интереса. И оставили в покое — до поры до времени, разумеется.

Примерно год Антон вживался в новые реалии и собирал информацию. В особенности его интересовало положение дел с местными светочами прогресса и носителями культуры, на которых Институт сделал ставку. Благо, за год внедрения он многое понял. Что именно — я уже вроде как рассказал.

Однако личное знакомство со сливками местного интеллектуалитета дополнило общие впечатления красочными подробностями.

Королевский двор был главным работодателем для книгочейской верхушки. При дворе толклись поэты и прозаики, подрабатывающие сочинением од и эпиталам, а также оскорбительных эпиграмм и срамных побасёнок — за это, кстати, платили лучше. Алхимики, знахари и прочие шарлатаны тусовались там же: торговали лекарствами, ядами и средствами для увеличения потенции. Туда же стекались и художники. Эти в основном обслуживали увядающих доний, омолаживая их на холсте, а также благородных донов, малюя для них обнажённую натуру. (Лена, вот только не спрашивай, зачем.)

В столице империи была даже обсерватория. Пиц Пятый делал вид, что увлекался астрологией — это позволяло ему принимать неожиданные решения, ссылаясь на волю звёзд. Кроме того, его интересовало построение календаря более точного, чем эсторский. Работы над календарём были прекращены уже при Пице Шестом, когда придворный астролог Багир Киссэнский, подкупленный соанцами, составил гороскоп, решительно противоречивший планам Его Величества. Это произошло уже во времена Министерства охраны короны, и Багир оказался в числе первых жертв… Впрочем, отдельная история. Может, позже распишу, если настроение будет.

Ясное дело, за хлебные места при дворе шла жесточайшая конкуренция. В отчётах Малышева приводилось несколько совсем уж курьёзных случаев, вроде попытки отравления придворным кулинаром придворного знахаря. Причиной было то, что лекарь категорически запретил Его Величеству кушать именно те блюда, в приготовлении которых кулинар был особенно силён. Сделал он это не просто так, а за взятку, которую ему дал учитель наследника, считавшийся знатоком естественных наук. Таким образом он хотел отомстить кулинару, который несколько раз уличил его в незнании строения тел животных и свойств растений, что бросало тень на его хвалёную учёность. И что самое смешное — яд был куплен у самого же знахаря, который этим добром втихую приторговывал. Это его и спасло, точнее — почти спасло: он узнал симптомы и принял противоядие. Погубил же он себя сам: пожаловался королю на покушение. Тот запустил расследование, а по его итогам приказал казнить всех участников этой истории. Особенно пострадал кулинар: у него предварительно выпытали рецепты всех блюд, которые королю нравились, а потом доотравили тем самым ядом. Остальных просто выпотрошили и сожгли… Рассказывая об этом случае, Малышев неосторожно заметил, что отчасти понимает Его Величество.

Тем не менее, Антон завёл достаточно близкие отношения с несколькими известными книгочеями. Включая тех, кого можно было назвать — со всеми оговорками — настоящими интеллектуалами. Это были люди другого замеса, со своим достоинством, ищущие не только заработок, но также истину и красоту. Правда, все они страдали от зашкаливающей спеси. Охотно пользуясь кошельком благородного дона и благосклонно принимая его помощь в делах, они не считали его не то что ровней, но вообще не видели в нём сколько-нибудь полноценного собеседника.

Впрочем, это-то Антона задевало не слишком сильно. Но иногда книгочеям удавалось его неприятно удивить. Например, интересный политический мыслитель кстати. Паршивый — он страдал кожной болезнью, от которой Румата его вылечил земными антибиотиками, выданными за редкие эсторские лекарства — оказался не только теоретиком обобществления собственности, но и практиком. В текущем сезоне он пасся около шайки Пэска Гнилуши, специализирующейся на подломе богатых особняков. Выяснилось это, когда Пэг, нанявшись к Румате библиотекарем, ночью открыл чёрный ход пэсковским живорезам. Антон — босиком, в ночной рубашке, с двумя мечами — перебил воров, а потом просмотрел данные видеонаблюдения, на чём Пэг и попалился. Разозлённый Румата устроил книгочею короткий, но энергичный допрос с пристрастием. Выяснилось, что Пэг с малолетства наводчик и хорошо знаком с уголовным миром столицы. Это показалось Малышеву интересным. Поэтому, вместо того, чтобы прикончить паршивца, он потребовал от него организовать встречу с подпольным ростовщиком Гепой Курносым, одним из доверенных лиц Ваги Колеса, босса арканарской мафии. Пэг встречу организовать не смог — его прирезали в портовом кабаке во время переговоров. Тем не менее, кое-какие сведения, вытянутые из Пэга, впоследствии пригодились.

Да, кстати, о Ваге и его милой организации.

Малышев долго не мог понять, откуда в Запроливье взялась организованная преступность. Причём организованная не абы как, а на весьма достойном уровне. Например, практически все арканарские проститутки были обложены данью. Старьёвщики — традиционно совмещающие свою официальную работу со скупкой краденого — исправно платили долю и поставляли информацию. Игорное дело было поставлено на широкую ногу. Услуги наёмных убийц были недешёвыми, но доступными и качественными, а выбивание долгов из несостоятельных должников — хорошо поставленным бизнесом. Вся эта система была продуманной и отлаженной. Она охватывала Арканар, Соан и частично Ирукан — ровно до Питанских болот, где располагался старый домен Святого Ордена. С ним Вага не связывался. Зато созданная им система управления криминальным миром сильно напоминала орденские структуры.

О создателе всей этой красоты, то есть о самом Ваге Колесе, земляне знали чрезвычайно мало. Предыдущее поколение земных наблюдателей только и смогло выяснить, что Вага действительно существует (многие в этом сомневались) и пользуется высочайшим авторитетом у всех слоёв населения Арканара. К услугам его организации прибегали очень многие — от прячущихся беглых крестьян до благородных донов, решающих вопросы чести. Отнюдь не брезговало им и государство. Сам Вага, кстати, демонстративно именовал короля Пица Шестого своим старшим братом.

Забегая вперёд — это оказалось почти правдой. Когда Антон сумел-таки Вагу найти (буквально чудом) и познакомиться с ним лично, он ради интереса прихватил пару волосков и сделал генетический анализ. Выяснилось, что отцом Ваги был и в самом деле Пиц Пятый, а матерью — женщина благородных кровей, скорее всего из ируканского рода: у ируканских аристократов имелись характерные генетические маркеры. Компьютерный анализ голоса и словарного запаса криминального авторитета показал, что воспитывался он в орденском училище на старом континенте, а юность провёл на флоте, скорее всего — на командной должности. Впоследствии, сопоставив кое-какие факты, удалось установить, что он был квартирмейстером на пиратском корабле — ещё до знаменитой Рюгской Пьянки, которая и завершила историю пиратства на востоке пролива.

Антон всего этого так и не узнал, да ему это было и не особо нужно. Потому что про главное — а именно, про отношения Ваги с хранителем королевского ночного горшка — Малышев был в курсе. В том числе и о том, что Вага был не просто агентом королевской спецслужбы, а относительно независимым партнёром. Для установления сколько-нибудь эффективного контроля над Колесом и его головорезами у короля элементарно не хватало ресурсов. С другой стороны, это и не требовалось. Вага не мог сорваться с крючка. Слишком много людей его ненавидело и мечтало выпустить кишки, чтобы он мог бы позволить себе пойти на серьёзную ссору со своим царственным сводным братом. Так что, вступая в контакт, Антон понимал, что Вага может настучать тому же хранителю ночного горшка о странном интересе молодого дона к старому уголовнику. Но поставил на то, что Колесо такую информацию придержит, так как от хранителя он ничего существенного не получил бы, а вот дон Румата был, во-первых, щедр, во-вторых, полезен и в других отношениях.

Так и вышло. Отношения Антона с «ночным королём» до самого конца оставались ровными. Если не считать одной размолвки: Вага заподозрил молодого дона в продаже информации о намерениях старого мафиозо обложить данью серебряные рудники барона Пампы дон Бау. Основания для подозрений у него были: о намерениях Антон и в самом деле знал, а барон оказался неожиданно хорошо подготовлен. Людей Ваги перебили на границе владений, причём барон на этом не успокоился, а нашёл смотрящего по региону и повесил на родовом священном дубе. Именно последнее обстоятельство образом убедило старого мафиозо, что молодой дон ни при чём: о смотрящем, по мнению Ваги, тот знать никак не мог. В результате Вага принял мудрое и дальновидное решение на Север не соваться.

Барона Пампу — то есть Николая Евгеньевича Званцева — это очень устроило.

День 99

Живот побаливает. Вчера на ночь нажрался фруктов. Комбайну особенно удаются персики и виноград без косточек. Прямо как живые, ай да «Поварёнок».

Кстати насчёт живого: думаю вот, не попробовать ли мне сделать алапайчик? То есть я понимаю, что ни хрена не получится, в лучшем случае выйдет какой-то муляж, что-ли. Потому что настоящий алапайчик невозможно сделать даже на ресторанном оборудовании экстра-класса. Именно невозможно. Без «закваски Пашковского» получается что-то вроде трупика непонятно чего. Но, может, хоть приблизительно похоже получится? Я особо привередничать не буду, в моём-то положении.

Вот кстати тоже момент, по поводу привередничанья. Что-то я не слышал от нашей гуманной общественности возмущений по поводу алапайчиков и закваски. Жрут и не давятся. Хотя вообще-то так называемая закваска — это, по сути, бактериальная ткань с плотностью связей, сравнимой с нервной системой. Очень чувствительная штука. Которая, когда её жуют, выделяет вещества, подлаживающиеся под вкусовые рецепторы едока. Чтобы, значит, ему вкуснее елось. Причём секрета из этого никто не делает. Но поскольку думать на эту тему как-то неаппетитно, то предпочитают называть бактериальную ткань «закваской». И к чему-то приплели Пашковского, хотя опять-таки известно, что технологию спёрли у леонидян, реализовали на Тагоре, а Пашковский только перевёз образцы ткани оттуда туда. Я, кстати, со стариком был знаком, по коллекционерским делам пересекались. Так вот: Пашковский алапайчиков терпеть не мог.

Ладно-ладно, сейчас продолжу. Объясню насчёт Званцева. Давно пора бы, конечно, просто повода не было.

Левин, когда ковырял эту тему, очень просил предоставить ему хоть какие-то материалы самого Званцева. Выяснилось, что их фактически нет. Все сколько-нибудь интересные документы уничтожила Маюки Малышева. Скорее всего — по предварительной договорённости с супругом. Проверить это теперь уже невозможно: к тому времени, когда роль Николая Евгеньевича в событиях на Авроре прояснилась, Маюки уже умерла, а Антон перестал представлять интерес как источник информации.

Что удалось раскопать по косвенным свидетельствам.

Судя по всему, Званцев, получив от самого себя сообщение, с этого самого времени поставил своей целью позитивную реморализацию человечества. Разумеется, с учётом обещания, данного учителю — не заражать вирусом ни одного человека на Земле. Похоже, Николай Евгеньевич подошёл к этому казуистически: академик ничего не говорил о том, что находится за её пределами.

Вероятнее всего, Николай Евгеньевич изначально планировал провести эксперимент на какой-нибудь земной колонии в космосе. То, что таковые возникнут, он не сомневался. Но информация об обнаружении гуманоидных цивилизаций внесла в его планы существенные коррективы. Целая планета, заселённая неразвитыми, но всё же людьми, показалась ему более подходящей целью. Оставалось только проникнуть на неё и каким-то образом заразить часть населения реморализатором.

По поводу проникновения. Левин считал, у него было несколько альтернативных планов. Например, сохранились свидетельства о попытках Николая Евгеньевича самостоятельно выяснить галактические координаты Авроры. Или информация о каких-то странных аппаратах, которые он заказывал в разных институтах, якобы для глубоководных исследований. В общем, он прорабатывал разные варианты. Успешным оказался тот, что был связан с пасынком. О нём мы и будем говорить.

Каким образом отчим уговорил Малышева помогать ему, мы не знаем. Скорее всего, он просто предложил честный обмен, баш на баш — он пристраивает Антона в Группу Наблюдателей, а тот помогает ему попасть на Аврору. Как он объяснял свой внезапно проснувшийся интерес к средневековой планете, нам тоже неизвестно: все эти сведения Антон выжег из памяти. Но, судя по той роли, которую в дальнейшем играл Званцев на Авроре, совместная работа предполагалась с самого начала.

Во время учёбы Антон исправно снабжал отчима всеми материалами, которые проходили через его руки, так что Николай Евгеньевич неплохо подготовился: изучил историю, языки и обычаи, а также много всякого другого полезного. Судя по дальшейшему, он обучался даже мечному бою. Больших технических успехов в этом деле он, правда, не достиг, но при его-то физических данных это было и не особенно актуально.

Самое главное: Малышев сумел спрятать Званцева на борту корабля, идущего к Авроре — что ему, как второму пилоту, было не так уж и сложно. Пилот на корабле что-то вроде бога, и может под свою ответственность взять или выбросить любой груз. Правда, любой груз должен быть упакован или закантирован по нормокоду и учтён в генеральной ведомости. Но заменить один контейнер другим не так сложно, а в условиях перестраховки и многократного дублирования — так и вообще. Вот если бы меня лично спросили, что бы я заменил, то я бы, наверное, пожертвовал чем-нибудь из НЗ. Нормы там завышенные, какие-то куски важных узлов дублируются раза три-четыре, всё это идёт ещё со времён освоения Солнечной и никогда не пересматривалось. Реально всё это добро только место занимает и борт нагружает. Но нормы безопасности — это никто никогда пересматривать не будет, потому что если об этом кто-нибудь узнает, вся общественность возбухнет. Вот и возят туда-сюда какие-нибудь запасные детали к киберу-наладчику. Которые так и лежат десятилетиями, пока их не спишут и не заменят новым комплектом. Причём это делается в фоновом режиме, без проверок. Так что в контейнере, маркированном, скажем, как общий корабельный НЗ с номером из девятой серии, можно провезти хоть пса лысого.

Ох. Как задумался о всяких складских делах, так прям сразу давление подскочило. Полежать, может? Хотя нет, кровь к голове прильёт, ещё хуже будет. Съем-ка я пломбира, да и продолжу.

На самом деле я, конечно, не знаю, как они там реально всё провернули. Может, никакого контейнера и не было, а Малышев просто провёл Званцева на борт и потом стёр метку в компьютере. Прятаться он мог в техничке грузоотсека. Поскольку Малышев взял на себя обход корабля, он мог носить ему еду. Но всё-таки очень сомневаюсь. Скорее всего, старик ехал на Аврору именно в контейнере, в биокамере, в наркауте или в анабиозе. Тем более, в том состоянии, в котором он тогда был, ему неплохо именно полежать, чтобы процесс закончить.

Да, о процессе. К начала описываемых событий Николай Евгеньевич находился в весьма преклонном возрасте. Даже по нынешним меркам не молодой, а по тогдашним и подавно. Правда, он был от природы здоровым человеком. Но всё равно — для жизни на Авроре нужно было быть помоложе и покрепче.

Однако у Званцева имелся козырь в рукаве. Когда он занимался всякой суперсекретной гадостью на дебезешной подводной базе, он, среди всего прочего, имел касательство к омолаживающим технологиям. Тогда этой темой занимались с большим энтузиазмом. Это потом Пошибякин доказал лемму и стало понятно, что не всё так просто Но тогда на это дело бросали ресурсы, потому что казалось, что ещё вот-вот чуть-чуть и мы получим вечную молодость на блюдечке.

Так вот, среди тогдашних омолаживающих технологий была одна, довольно экстремальная. Связана она была с перезапуском механизмов роста организма. Что, по идее, должно было приводить к резкому радикальному омоложению. Правда, расчёты показали, что вторая молодость будет недолгой — лет двадцать с хвостиком, после чего организм, что называется, посыплется. К тому же возобновление роста вызовет тяжёлые проблемы со скелетом, на уровне тогдашней медицины нерешаемые. Программу прикрыли. Чудом уцелевшая стенограмма одного из совещаний засвидетельствовала, что Званцев был против закрытия темы. Он считал идею перспективной и нуждающейся в дальнейшей разработке. Видимо, по этой причине он сохранил документацию. Как, где и в каком виде — этого узнать уже не удалось.

Важно другое. К тому моменту, когда Николай Евгеньевич решился на арканарский вояж, почти все проблемы, связанные с ростом скелета и всего прочего, были решены. Кроме проблемы самого роста: метод предполагал, что подвергшийся процедуре организм заметно увеличится в размерах. Николай Евгеньевич и так был очень рослым и широкоплечим. Омоложение грозило превратить его в настоящего гиганта с ростом за два метра и титаническими мышцами. Кроме того, трансформация костей черепа обещала изменить и лицо, причём непредсказуемым образом. Но Званцева всё это, скорее всего, не беспокоило. Даже наоборот. На дикой планете рост и физическая сила были крайне ценными качествами, а своей оригинальной внешностью он вряд ли дорожил.

Судя по всему, самые важные этапы трансформации он пережил уже на корабле. Поэтому я и думаю, что путешествовал он в биокамере, причём в бессознанке. Потому что вряд ли рост проходил безболезненно. К тому же наверняка требовался какой-то медицинский контроль, вливания препаратов и что там ещё. Возможно, Антон за процессом присматривал, а может, и контролировал. Этого мы уже не узнаем.

Но что мы знаем точно — так это то, что Званцев мог высадиться только вместе с Малышевым. То есть на старом континенте, в пустыне, в неделе ходьбы до ближайшего оазиса. При этом есть свидетельства, что сам Малышев добрался до этого самого оазиса один, и никакие монструозные типы там не появлялись. Левин над этим думал и пришёл к выводу, что у Николая Евгеньевича было с собой какое-то транспортное средство — что-то вроде мини-геликоптера с примитивными гравикомпенсаторами. На такой штуке можно преодолеть километров триста. Чего более чем достаточно для того, чтобы пересечь пролив и оказаться в Арканаре. Где для огромного, очень сильного и хорошо вооружённого мужчины всегда найдётся подходящее дело.

Пережил ли Званцев какой-нибудь шок от резкого изменения стиля жизни? Кто его знает. Но если и пережил, то быстро с ним справился. И весьма успешно. Судя по тому, что через год он уже сумел занять место барона Пампы.

День 100

Сто дней. Юбилей, можно сказать. Отметил его как подобает, с музыкальной программой и парадным обедом. Даже торт себе сделал. Со свечками. Ну не с настоящими, конечно. Сформовал из пластика столбики, внутри разместил люминофорные элементы. Которые наковырял из кофейного автомата. Десять штук — на каждые десять дней по свечечке. Ещё бы коньячку, и было бы полное счастье.

Вообще говоря, спиртовой вопрос надо как-то решать. По большому счёту, у меня тут всего одно узкое место — собственно синтез спирта. Привести его в годное состояние я его могу, задействовав дублирующую систему очистки. Синтезировать всякие вкусовые добавки способен тот же «Поварёнок». Тут, конечно, надо знать всякие моменты. Но я когда-то увлекался всякими напитками, так что кое-что помню. Коньяка, конечно, не сделаю, там нужны всякие сложные эфиры, высшие спирты, алифатические и ароматические альдегиды и ещё всякая псятина, уже и не помню какая. Ну так я на коньяк и не посягаю. Можно ликёрчик попробовать. Например, для Шеридана нужно, кроме воды и спирта, синтетическое молоко повышенной концентрации, ванилин, желтки куриных яиц и кофе. Всё это «Поварёнок» худо-бедно потянет. Самое неприятное, что желателен настоящий сахар, подсластители тут не катят ну совсем никак. Но если поколдовать — может что-то получиться. Главное — спирт добыть, в это всё и упирается.

И что особенно обидно. Имеющееся на станции оборудование способно, при правильном пользовании, превратить что угодно во что угодно. Та же система очистки как только мои отходы не перелопачивает. А вот спирт, простейший спирт, це аш три це аш два о-аш — ну никак. Уже всю голову сломал, не вижу способа.

Лучше уж про баронов. Вот, кстати, у кого проблем с выпивкой не было. Собственно, настоящего барона Пампу она-то, проклятая, и сгубила. Точнее, до могилы довела.

Про то, как бароны получили свой надел, я вроде бы рассказывал. Кружка в гербе так и осталась, и что характерно, все потомки сподвижника маршала Тоца отдавали ей должное. В разной степени, конечно: кто-то пил, а кто-то синячил. Но чаще именно синячили, причём по-чёрному. Что, правда, не сильно отражалось на боевых качествах благородных донов. Порода была крепкой, бароны отличались габаритностью и физической силой. Папочка последнего барона гнул руками подковы, скатывал в трубочку медные монеты и во время очередного сражения за серебро перебил три десятка королевских гвардейцев тележной осью. Умер он от нажитого непосильными трудами цирроза печени. Его сын, получив семейный надел и успешно отбившись от очередной попытки королевского войска наложить лапу на серебришко, продолжил дело отца — то есть принялся пить. Это непростое дело отнимало у него много сил и времени. Поэтому при арканарском дворе он появлялся всего пару раз, и то в молодые годы. Там его запомнили как здоровенного ражего детину, который всё время навеселе и не дурак подраться.

Что у последнего дона Бау не складывалось, так это личная жизнь. Он был женат три раза. Первый раз он взял за себя единственную дочку соседей. Бедняжка протянула всего полгода: пьяный дон имел привычку поколачивать супругу, и однажды перестарался. Соседи обиделись, отношения с ними — и без того напряжённые — окончательно испортились. Второй раз барона соблазнила некая благородная вдова, ищущая спасения от недоброжелателей. Вдовушка оказалась очень бойкой и барона охомутала. Жили они вместе года два, после чего Пампа заподозрил её в попытке отравления — может, и правильно — и заморил голодом в фамильном подвале. Третий раз он сочетался браком с эсторской аристократкой, бедной и не особенно родовитой, которую продали нуждающиеся родители. Её он, судя по всему, любил. Во всяком случае, он не бил её и даже стал меньше прикладываться к вину. Она умерла родами, что довело безутешного барона до чудовищного запоя, с дикими охотами, поджогами крестьянских изб и овинов, избиениями и казнями всех подозрительных лиц и так далее. Кончилось всё это тем, что барон повесил тридцать чёрных монахов, которые отказались пить за его здоровье. Это не понравилось Ордену. Однажды во время охоты в шею благородного дона вонзилась стрела. Рана была неприятной, к тому же наконечник был смазан каким-то ядом. Благородный дон тем не менее выжил — то ли лекари оказались хорошими, то ли, что вероятнее, могучий организм оказался сильнее отравы. Правда, физиономия у дона Пампы в результате почернела и пошла оспинами и волдырями. После чего он окончательно бросил мысли о браке и перешёл на крепостных крестьянок.

А потом случилось чудо. В стельку пьяный барон поехал охотиться и вернулся только через сутки — без коня, с одним мечом, борода от крови слиплась. Физиономия его, и без того жуткая, стала совсем уж страшной. Голос у него тоже пропал — он мог говорить только хриплым шёпотом. Запершись у себя в спальне, он пустил к себе доверенного кастеляна, которому и рассказал, что его чуть не растерзал голый вепрь Ы, страшный зверь, неуязвимый для железа. Однако в последний момент его спас святой Мика, явившийся в радужном облаке и поразивший вепря. За спасение жизни святой потребовал от барона молитвенного покаяния, отказа от винопития до зимних праздников, честной жизни и примирения со Святым Орденом. И пообещал, что если покаяние барона будет искренним, он совершит ещё одно чудо — избавит его от премерзкой хари и вернёт человеческое лицо.

Десять дней барон каждое утро, под изумлёнными взглядами челяди, выходил к священному дереву и молился до полудня. К вину он — к ещё большему изумлению всех, кто его знал — и впрямь не притрагивался. Правда, лицо его делалось всё страшнее, кожа на щеках чернела, на лбу открылась страшная язва. Кастелян и ключники уже подумывали, как бы успеть набить мошну и смыться после смерти барона, которая казалась неминуемой. Когда однажды после молитвы он вошёл в трапезную, созвал всех, и, всё так же хрипло воззвав к богу, ногтями содрал со щеки чёрную кожу. Которая слезла вместе с седыми волосами — и под ней открылась розовая, с пробивающейся молодой щетиной.

Преображение барона заняло где-то месяц с лишком и породило множество слухов и кривотолков. Пошли разговоры, что у барона другое лицо, другой голос, и даже рост. Кое-кто договорился до того, что барон не настоящий, а оборотень-подменыш, под личиной которого скрывается колдун. Пампа дон Бау, когда до него дошли эти слухи, поступил неожиданно умно: объявил, что готов сразиться с каждым, кто сомневается в его сущности и баронских правах, на мечах или кулачным боем. Охотников не нашлось.

Все разговоры прекратились, когда барон на зимних праздниках устроил, наконец, грандиозную пьянку и выставил верным людям славное угощение. А через пару недель лично расправился с бандой разбойников, которые решили, что барон уже не тот и теперь можно пограбить обозы с серебром. Главарю банды барон руками оторвал уши, а потом скрутил голову с плеч.

Это всех убедило: барон настоящий. Во всяком случае, сила у него была настоящая, доблесть тоже. А всё остальное мало кого заботило.

День 101

Что-то у меня в левом боку покалывает. Не то чтобы сильно, а всё-таки нехороший симптомчик. Был бы я не здесь — сходил бы, проверился. У меня такой возраст, что за здоровьем уже следить надо. И за физическим, и за психическим, и вообще.

Вот кстати. Наша общественность как-то привыкла, что в плане здоровья все проблемы решены — ну, кроме старости и смерти. Потому что мы все фукамизированные, с усиленной регенерацией, а если что — есть медкамеры. Так что можно прожигать здоровье, всё равно его немеряно.

Ну в принципе да. Но есть детали. Например, зубы. Обычно человек меняет за жизнь два-три комплекта зубов. Процедура так себе, особенно когда старые зубы вываливаются, но ничего такого уж ах. Месяц потерпеть можно. А вот я общался с людьми, которые меняли зубы раз по десять, потому что попадали под всякие излучения и прочие дела. Так вот, довольно часто бывает, что после пятых-шестых зубов на верхней челюсти клыки вырастают длинные и заострённые. И никакими современными методами это исправить невозможно, там что-то очень проблемное генетическое. Так что людям приходится зубы выращивать отдельно и потом пересаживать. Реально гимор. Или вот, скажем, аппендикс. Есть профессии, в которых его полагается не иметь — скажем, тем же прогрессорам, которые годами живут на диких планетах без нормальной медицины. Так вот, после некоторых регенеративных процедур он отрастает заново. Причём никто этого даже не предполагал. Ну вот так: не подумали. Что и довело до факапа на Малой Гее, когда там началась война и наши прогрессоры остались без связи. Погибло трое, причём один — от самого обычного перитонита. Потом были разбирательства, масса людей пострадала, пока разобрались. И опять же: сделать с этим проклятым аппендиксом ничего нельзя, только вырезать по новой… И вот таких моментов, если посмотреть внимательно, достаточно много. Ты-то, Лена, как член Совета, живёшь на личном медконтроле и обо всём этом можешь не думать. А вот мне приходится. Хотя даже если бы у меня был личный мед — всё равно думал бы. Потому что на технику надейся, а сам не плошай. Тебе жить, как выражается Славин в таких случаях.

Н-да. Ладно, вернёмся к делам давно прошедшим. Закончу-ка я про Званцева, пожалуй. Ну то есть не совсем закончу, но на данный момент. Ну не знаю, как это сказать литературно правильно! А и пёс с ним. К делу, в общем.

Новоявленный барон Пампа понимал, что окончательно легализоваться он может только при дворе. Он туда и заявился, причём с самой что ни на есть благородной целью — подыскать себе новую супругу. Поскольку, дескать, ещё в силах и желает в оставить после себя наследников, достойных рода Пампа.

Матримониальная репутация барона была очень сильно подпорченной. Однако слухи о чудесном спасении и перемене нрава сыграли свою роль. Ещё большее впечатление произвела баронская щедрость: он буквально сорил деньгами. Правда, пристрастия к хмельному и буйный нрав дон Пампа не утратил, да и привычку чуть что хвататься за меч — тоже. В первый же день пребывания в столице он разнёс в щепки какой-то кабак, где его якобы обсчитали. На следующий — повздорил с городской стражей и гонял несчастных охранителей по городу, как зайцев. На третий — завалился в самый дорогой арканарский бордель и показал там себя с наилучшей стороны, как с мужской, так и с финансовой. В дальнейшем подобные подвиги он повторял регулярно, чем вызвал большой интерес у скучающих столичных доний. На каковых он довольно скоро и переключился. Одна из его любовниц, бывшая королевская пассия, настолько впечатлилась, что сосватала ему свою дочь (официально — от покойного мужа, на самом деле — от Его Величества). Девице было четырнадцать лет и она, несмотря на происхождение, была очень хороша собой. Через полгода в замке Бау появилась новая баронесса. Что не мешало барону Пампе и дальше вести столь же яркую и насыщенную жизнь в столице.

Левин на эту тему много думал: как же это из коммунара Званцева получился такой хороший, годный барон Пампа? По результатам он пришёл к выводу, что Николай Евгеньевич был жертвой контрреализации психотипа. Это такой термин из социопсихологии. Где различают психотип как таковой и его реализацию как жизненную стратегию. Так вот, контрреализация — это ситуация, когда развитие естественых склонностей человека их же и подавляет. Например, у человека есть желания, а есть склонность к подавлению желаний во имя чего-то более важного. Например, социального успеха. Или одобрения родителей и Учителя. Или каких-то духовных ценностей, которые для него тоже очень важны по психотипу. И вот он живёт так, чтобы избежать контакта с объектами своих желаний, потому что с глаз долой — из сердца вон. Или наоборот — человек чего-то не хочет и не любит, но заставляет себя это любить, потому что это красиво вписывается в построенный им образ себя. И он, соответственно, всю жизнь с этим возится, причём очень старательно, так как ищет в этом хоть что-нибудь приятное. Ламондуа, например, всю жизнь пил мате, потому что в молодости ему какая-то девушка сказала, что с бомбильей он смотрится обалденно. Мнение девушек для Ламондуа было почти так же важно, как физика. Ну и к тому же она была в чём-то права: самая знаменитая его фотка — это где он сидит на бизоньей шкуре с тыковкой. Проблема была в том, что никакого вкуса мате он не чувствовал: для него это была разваренная трава и всё. А по-настоящему любил он сладкую газировку под солёный арахис. Это мне тот самый дедушка рассказал, который арахис делал. Так что верю.

Ну а с Николаем Евгеньевичем всё было ещё круче. Борис, изучив все доступные материалы, пришёл к выводу, что Званцев был повышено агрессивен и имел ярко выраженную склонность к насилию, особенно физическому. Видимо, обусловленную генетически. Однако обстоятельства жизни, в том числе и история появления на свет, заставляли его всячески себя подавлять. И это на фоне склонности к личной преданности и желания быть хорошим. Что его привело сначала в ученики к Сусуму Окада, а потом к одиночеству. Это вообще очень понятно: Николаю Евгеньевичу уж очень хотелось бить людей по мордасам — за глупость и некомпетентность, например. А он не то что сделать, но и признаться в таком не мог. Даже себе. То есть даже не так: себе-то в первую очередь не мог. Потому что считал себя настоящим учёным и коммунаром. При этом природные склонности этому образу решительно противоречили.

Однако на Авроре он как бы получил индульгенцию. У него появилась возможность занять место средневекового барона, что давало шанс для реализации его главного плана. Он этим воспользовался. Но в Арканаре нужно было вести себя именно как средневековый барон, да ещё и с репутацией баронов Пампа. В общем, все обстоятельства сложились так, что стало можно дать себе волю.

Он и давал. Наверное, сильно удивляя пасынка. Который хоть и отыгрывал Румату всерьёз, но всё-таки не до такой степени.

Впрочем, о чувствах Антона мы можем только гадать. В отчётах Малышев был осторожен, а книжка его была написана уже после того, как он провернул свою память через мясорубку. Соответственно, эпизоды с бароном — это в основном работа подсознания, заполнявшего дырки и лакуны в порезанном мозгу. Хотя и по ним можно кое-что понять, если вчитаться. Левин вот вчитывался. И пришёл к закономерному выводу, что Антон отчиму доверял и помогал чем мог. Например, делился с ним средствами. Поэтому личный фемто-принтер «Мидас» он спрятал не где-нибудь, а в Икающем лесу — как раз на границе баронских владений. И, скорее всего, сообщил отчиму код от сейфа с принтером.

Ну да это было потом. А сейчас мы про конкретную ситуацию, в которую попал Румата и его приятель. Ситуацию довольно-таки стрёмную, если честно.

Началось всё с того, что Пиц Шестой, как следует погоревав о невинноубиенном доне Гаутаме, завёл себе очередного фаворита. Им оказался некий дон Рэба, серая плесень из какой-то канцелярии.

Само по себе возвышение нового фаворита выглядело стандартно. В какой-то момент никому не известный человек был назначен столоначальником в королевских архивах. Эта должность уже полгода была вакантной, так как считалась абсолютно неприбыльной и непочётной. На такие места обычно шли чьи-нибудь очень бедные родственники, готовые трудиться за крохотное жалованье и должность при дворе. Но чаще дырку затыкали первым более-менее годным чиновником. Во всяком случае, так это виделось со стороны. Так что маленький угодливый человечек не вызвал интереса.

Потом король приказал арестовать первого министра. По обвинению в мздоимстве. Дон Рэба был поставлен на процесс в качестве главного архивариуса и начальника службы протокола. Это было уже серьёзнее, к нему начали присматриваться. Тем более, что и сам арест вызвал недоумение двора: министр был состоятельным доном и имел репутацию честного служаки. Приговор тоже удивил — министр был признан виновным и был приговорён к квалифицированной казни, которую король в своей неизречённой милости заменил на обычное отсечение головы. Зато несколько его ближайших коллег его погибли под пытками. Снова начались шепотки на тему того, что Пиц Шестой — идиот и вырожденец, швыряющийся головами верноподданных.

Земные наблюдатели знали больше. Например, то, что первый министр был состоятельным потому, что получал немалое содержание из Соана. Причём от той группировки в Конференции негоциантов, которая категорически противилась дальнейшему сближению с Арканаром. Что противоречило планам Пица Шестого на дальнейшее улучшение отношений с республикой. Однако по арканарским понятиям всё это никак не тянуло на смертную казнь — максимум на опалу. В конце концов, первый министр был хорошим специалистом, которыми король обычно не разбрасывался. Что касается запытанных сотрудников первого министра, то на них тоже были разные грешки, но до уровня государственной измены они никак не дотягивали. Некоторые наблюдатели даже задались вопросом, уж не свихнулось ли их величество на самом деле. От чрезмерных забот о государственном благе.

Тем временем дон Рэба за прекрасное ведение процесса получил высочайшее одобрение, сопровождаемое крупной денежной суммой и дарованием личных привилегий. Важнейшей из которых было право присутствия при вечернем туалете Его Величества. Это было воспринято двором с пониманием: к новому королевскому любимчику потянулись просители. С обычными предложениями — дружба и услуги в обмен на несколько слов в королевское ухо. Но серый человечек удивил: вежливо, заверяя просителей в совершеннейшем почтении, он отвёл все просьбы. Из чего был сделан логичный вывод — человечек рассчитывает на дальнейшее возвышение и не хочет дешевить.

Вывод был правильным: где-то через месяц дон Рэба стал первым министром. Над Арканаром воссияла новая звезда.

От прежних королевских фаворитов дон Рэба отличался прежде всего тем, что о нём не было известно ровным счётом ничего. По официальной версии, он был единственным сыном какого-то разорившегося в пух и прах дворянчика, который оставил сыну титул дона, — очень сомнительный, — а сам пропал с концами. В это, разумеется, никто не верил. По другой версии, несколько менее официальной, дон Рэба был бастардом Пица Пятого. В это тоже не верили: бастардов предыдущее величество наплодило довольно много, но все они несли хоть какие-то черты отца (даже Вага Колесо), а дон Рэба — нет. Впрочем, на кого он похож, было сказать затруднительно — настолько стёртой и труднозапоминающейся была у него внешность. Кто-то пустил слух, что новый фаворит имеет отношение к Святому Ордену. На эту версию работал бытовой аскетизм дона Рэбы, а также отсутствие личной жизни. С другой стороны, орденских можно было выкупить по поведению и манере речи, а за доном Рэбой ничего подобного не замечалось. Он был человеком без ярко выраженных особенностей, да что там — вообще без особенностей.

Естественно, тут же появилось множество людей, которые точно знали, кто такой дон Рэба и насколько низким и позорным является его происхождение. Кто-то утверждал, что Рэба — беглый раб или холоп, его самого или его близкого родственника. Кто-то шёл дальше и называл его вором или разбойником. Один особенно породистый аристократ, живущий с доходов от нескольких принадлежащих ему борделей, клялся святым Микой, что дон Рэба — сын шлюхи, выросший при борделе. Всех превзошёл Гур Сочинитель, написавший изящный стих про муху, неосторожно присевшую на чернильное перо и от него зачавшая некоего великого государственного деятеля. В дальнейшем, когда начались репрессии прочив книгочеев, многие думали, что всё сословие расплачивается именно за этот неуместный юмор.

Мнение это было ложным. Несмотря на то, что все неуважительные высказывания доходили до ушей первого министра в самые кратчайшие сроки — придворные обожали доносить друг на друга — никто из краснобаев и острословов не пострадал. В смысле — не пострадал за слова. Дон Рэба убил много людей, но по другим соображениям. К обидным толкам вокруг своей персоны он, судя по всему, относился совершенно равнодушно. Рассказывали, что когда очередной доносчик сказал дону Рэбе «вы даже не представляете, что придворные говорят о вас в ваше отстутствие», он ответил «в моё отсутствие они могут меня даже резать на части». В другой раз, когда ему сказали, что некая придворная дама распространяет о нём самые отвратительные слухи, он только и сделал, что бросил «волк не сердит, что овца пердит». Извините за скатологической юмор.

У нового королевского фаворита были и другие достоинства. Он и в самом деле был неподкупен, совершенно равнодушен к роскоши, ходил в старом сюртуке и отличался крайней неприхотливостью в плане гастрономическом и гигиеническом. То есть ел и пил очень мало, спал на жёстком ложе и никогда не мылся. Последнее, впрочем, относилось к области слухов, так как подтвердить это доподлинно было некому: женщинами он тоже не интересовался. Естественно, пошли разговоры, что дон Рэба извращенец. На этот раз он — по каким-то своим соображениям — решил, что подобная репутация ему не нужна. И завёл официальную любовницу. Впоследствии он их часто менял. Последней и наиболее известной была некая дона Окана. Кончила она, надо сказать, плохо — но это отдельная история.

Деятельность дона Рэбы на высоком посту выглядела странно и малоуспешно. Начал он с того, что попытался поссорить два баронских рода. Действовал он при этом настолько неуклюже, что бароны — глупые и драчливые — сумели понять, что их разводят, помирились и совместно захватили кусок коронной земли, чтобы Его Величеству и его фаворитам было неповадно интриговать. Потом дон Рэба попытался развязать войну с Ируканом, повёл войска к границе и там растерял половину людей по лесам и болотам, а сам сбежал. Мир с Ируканом стоил двух приграничных городов и немалых денег, а потом начались крестьянские восстания, охватившие половину страны. После этого новый министр затеял перетряхивание высших государственных должностей и убрал оттуда всех более-менее компетентных людей. На этом фоне ликвидация министерств образованности и благосостояния прошла почти незамеченной.

Однако вопрос о том, почему дону Рэбе всё это сходит с рук, оставался подвешенным в воздухе.

Разумеется, имелись нюансы. Например, захваченный баронами кусок исконно арканарской земли был на самом деле спорным: на него претендовал Соан. Причём снять эти претензии торгаши не могли при всём желании, поскольку это затрагивало самые основы существования республики. Именно делегация от этих территорий (официально именуемых «западными провинциями») на первом и последнем Всесоанском учредительном собрании своими голосами продавила решение об учреждении республики. При этом де-факто территории уже тогда контролировались Арканаром, и все это понимали. Однако официальный отказ признавать эти земли своими данные голоса аннулировал, что, по соанским законам, влекло за собой упразднение основных документов и созыв нового Учредительного собрания. Что для Конференции двенадцати негоциантов было совершенно неприемлемо. Поэтому проарканарская партия, при всех своих успехах, была неизбежно ограничена в своих возможностях — её противники всегда могли поднять вопрос о «западных провинциях». С другой стороны, добровольно отдавать территории Соану арканарским королям не хотелось. Более того — подобная передача прямо противоречила Статуту о дружеском согласии, согласно которому права королей на Арканар основаны на их обязательстве хранить целостность доставшихся им земель.

Так что вариант с незаконным — с точки зрения престола — захватом земель баронами снимал соанские претензии к Арканару и развязывал руки проарканарской партии. При этом король продолжал считать земли своими, а баронов — мятежниками. Впрочем, и ни к каким конкретным действиям это его не обязывало: решение данного вопроса могло и подождать. Так что оставалось лишь удивляться, каким образом дон Рэба умудрился провернуть столь деликатную операцию, и точно ли его это заслуга. Скорее уж, операция готовилась давно, а дон Рэба сыграл роль жупела.

Интереснее была ситуация с ируканской войной. То, что дон Рэба потопил в болотах армию, было правдой. Но правдой было и то, что вместе с тысячами ни в чём не повинных солдат в болотах сгинула и часть армейской верхушки. В основном это были младшие сыновья старых баронских родов, амбициозные и политически неблагонадёжные. Ещё больше армейских шишек слетели со своих постов по итогам войны: Пиц Шестой — как типичный самодур и тиран — возложил всю вину за факап на военных. Но на взгляд внешнего наблюдателя всё это очень напоминало чистку рядов перед какими-то серьёзными делами.

Что касается Ирукана, то и здесь имелись свои обстоятельства. После позорного факапа арканарцев герцог Ируканский и его окружение укрепились во мнении, что Арканар — бумажный тигр, бояться которого глупо. Соответственно, можно было урезать непроизводительные военные расходы, что экономный герцог с превеликим удовольствием и сделал. От недовольной армейской верхушки он откупился титулами и награждениями, а также откровенным попустительством в кадровых вопросах. Что никак не способствовало позитивным переменам в застоявшемся армейском болоте.

Земные историки, проанализировав всё это, пришли к выводу, что Его Величество Пиц Шестой намерен окончательно решить ируканский вопрос ещё при своей жизни. Правда, все расчёты показывали, что без помощи извне Арканар на это не способен. Одно дело война, пусть даже победоносная, но принципиально не меняющая статус-кво, и совсем другое — реальный разгром и ликвидация государства и долговременная оккупация. На это у Арканара не было ни сил, ни средств, ни нужного опыта. Похоже, решили земные специалисты, у хитрого и дальновидного короля случилось-таки нетерпение сердца — есть такая политическая болезнь с неблагоприятным прогнозом.

Земные специалисты ошибались. Ошибся и король — хотя его ошибка была естественной и неизбежной. Он всё неплохо просчитал, но не принял во внимание факторы, не укладывающиеся в круг привычных понятий. То есть землян.

Ну, тут уж извините.

День 102

Тьфу-тьфу-тьфу, кажется, больше ничего не колет. В связи с чем послушал с утра «Салернский кодекс здоровья» Мазафаки, в варианте с домбрами и паровой турбиной. Это, конечно, уже постнеоакадемизм, но в наушниках Мазафака почему-то есть. И Дурашкин есть. И Ли Йорг Цимес-младший. И даже Магнус Пруст, представьте себе, есть! Адаптированный, конечно. Но всё-таки. Ну вот кем надо быть, чтобы себе Пруста закачать? А?

А вот Веберна почему-то почти ничего. Зато есть Губайдуллина. К чему она? Не понимаю я такой избирательности.

Из прочего интересного. Думаю, а может как-нибудь извернутся и синтезировать табак? Никотин как таковой сделать вроде бы можно. Но я-то люблю именно табачок. Чтобы покурить, подышать дымком. Одно плохо: я, оказывается, почти ничего не знаю про табачный лист. То есть думал, что знаю, дошло до дела — ни хрена. Вот просто никак.

А вообще мне, конечно, грустно. Потому что выхода для меня никакого нет. Ну разве что в пустоту без скафандра. Хотя вот этого, извините, не дождётесь. Год буду здесь сидеть, а в пустоту без скафа не выйду. Не дождётесь. Не знаю, правда, кому я это говорю. Но не дождётесь.

Ну что, давайте снова про дона Рэбу? Я про него ещё не всё рассказал.

Судя по всему, план разжигания крестьянских бунтов был уже его собственным. Правда, совсем уж спрятать уши ему не удалось. В частности, слухи о том, что крестьянские армии — в том числе печально известное своими зверствами воинство дона Кси и Пэрты Позвоночника — подкармливаются непосредственно первым министром, достигли двора. Смысл подобных мероприятий был очевиден: в очередной раз поджарить пятки баронам. Баронам это категорически не понравилось и они решили, что пора бы Его Величеству сменить фаворита. Соответствующую мысль довели до сведения Его Величества. Довели обычным путём — через очередную королевскую фаворитку. Пиц Шестой ответствовал в том смысле, что дон Рэба пользуется его полным доверием и защитой. Но, видимо, высочайшее неудовольствие он всё-таки вызвал. Выразилось это в том, что при дворе почему-то стало можно говорить о новом фаворите в самом неуважительном тоне. Шуточки про мышь в сарае и тому подобное зазвучали снова. Особенно изощрялись те, кто уже успел как следует испугаться.

Дон Рэба выждал, а потом устроил чистку правительства, вышвырнув оттуда представителей родовой аристократии, а также пробравшихся на высокие должности книгочеев. При этом он учинил и сокращение должностей, истребив множество синекур и хлебных местечек. Одновременно с этим он открыл первую в истории Арканара школу для подготовки административных кадров, наполнив её детьми купцов и мелкого дворянства. Прокуратором школы он поставил монаха из Святого Ордена, некоего отца Кина, человека со сложной судьбой. Отец Кин получил известность «Трактатом о доносе», привлёкшим внимание публики утверждением, что перед доносчиком и дознавателем равны все. От простолюдина до великого барона. А неприкосновенность и особые права аристократа лишь пустой звук, если речь идёт о государственной измене и иных тяжких преступлениях… Трактат получил публичное одобрение дона Рэбы. А его сочинитель — вышеупомянутую должность.

Это было уже серьёзно. Речь шла о прямом объявлении войны благородному сословию. Ну или как минимум, об откровенном вызове. Благородное донство это осознало. И ответило в своём стиле.

Для начала дон Рэба получил вызов на дуэль от некоего дона Кудао по прозвищу Косоглазый. Тот был отличным фехтовальщиком и известным бретёром. Рэба вызов принял. Но, ссылаясь на верность долгу и загруженность делами, попросил отсрочки на три дня. Это не противоречило дуэльному кодексу. На следующий же день первый министр арестовал всю семью и несколько любовниц дона Кудао. А самого дона вызвали в Весёлую Башню. То есть — в самую известную и самую страшную столичную тюрьму. Что ему там рассказывали и показывали, точно неизвестно.

Дуэль состоялась тем же вечером. Состояла она в том, что дон Кудао после первого же выпада противника выронил шпагу и попросил о милосердии. Дон Рэба не только даровал ему жизнь, но и избавил от смешной клички. Самолично выколов дону косивший глаз.

Другой бретёр, тоже бросивший вызов первому министру, просто не дожил до дуэли: то, что от него осталось, нашли в каком-то грязном переулке. Дон Рэба выразил по этому поводу приличествующее случаю сожаление.

Дальше имела место парочка покушений. Они оказались безуспешными: как выяснилось, первого министра очень хорошо охраняли. В обоих случаях дон Рэба добрался до заказчиков и их семей.

В тот же год было учреждено Министерство охраны короны, довольно быстро снискавшее себе весьма однозначную — страшненькую — репутацию. Во главе Министерства дон Рэба встал самолично.

А потом под его эгидой были организованы так называемые «охранные отряды», они же серые роты, основу которых составили личные подданные короны.

День 103

Как-то пусто на душе, что-ли. Ничего не хочется — ни музыки, ни еды. От нечего делать читаю инструкции к местной компьютерной сети. Хочу всё-таки попытаться разблокировать комп. Просто не понимаю, как. Но должен же быть какой-то способ!

Хотя… я вот о чём думаю. А почему, собственно, он заблокировался? Если предположить, что это не специально ради меня. Но вот так, по штатному расписанию. Так вот, основная причина такой суровой блокировки — это невозможность корректно поддерживать протоколы нуль-перехода. А в каких случаях это может быть? Ну, например, возьмём такой маловероятный случай, что потеряны галактические координаты станции. Хотя нет, потерять координаты невозможно. Или они вдруг изменились. Или изменились координаты какого-то другого объекта, для этой станции играющего роль привязки.

А ведь такое могло быть. То, что какой-то искусственный космический объект неподалёку разрушился — это медицинский факт, как выражается Славин в таких случаях. Откуда-то прилетела ко мне та труба, правда ведь? И радиатор чем-то пробило. Похоже, где-то не очень далеко в космосе болталась какая-то массивная конструкция. Думаю, сильно более массивная, чем станция, потому что координатная сетка привязывается к максимально тяжёлым объектам, уж это можно в Тёмкина-Карамаева не смотреть. В общем, координаты станции перестали уточняться. Пошёл непредсказуемый дрейф. Поскольку станция пассажирская, по протоколу ГПП/14МКС, то что должна делать автоматика в таком случае? Правильно, блокировать все переходы. Напрочь. Чтобы, значит, мышь не проскочила.

Но ведь должны же они знать, что на станции человек? Должны. А значит, они должны меня спасать. Потому что деятельного гуманизма никто не отменял. Ну а если на меня он вдруг не распространяется, они должны были меня добить. Но в любом случае они должны что-то делать! А тут ни два, ни полтора. И, кстати, опять в боку что-то нехорошее шевелится.

Ладно, чего уж там. Надо как-то добить арканарскую тему.

Когда «серые роты» только появились, у землян была уверенность, что это подготовка антиаристократического переворота. Во главе которого стоит, несомненно, король. Который, дескать, намеревался заменить благородство древнее благородством пожалованным. То есть сменить независимую аристократию на новое сословие, обязанное своим положением исключительно монарху. Что сразу делало возможным и даже необходимым интеграцию с соанской монетократией, а также окончательное решение ируканского вопроса.

В принципе, ничего такого уж необыкновенного в этом не было. Подобные планы проводились в жизнь — с разной степенью успешности — и в земной истории, и в истории других планет. Разумеется, реализация таких проектов предполагала большую кровь. Но это всё было бы переживаемо, если бы не одна неприятная деталь. А именно: «серым ротам» надо было на ком-то оттачивать зубы, и дон Рэба натравил их на книгочеев.

Опять же, выбор жертвы был вполне логичен. Новой структуре нужен был враг достаточно слабый и при этом непопулярный. Книгочеев в народе считали — причём справедливо — доносчиками и проходимцами. И, естественно, очень не любили. Аристократия относилась к ним презрительно, и уж точно без сочувствия. Сами по себе книгочеи были слабы, причём во всех смыслах — начиная с неумения держать в руках меч и кончая отсутствием солидарности. В общем, если на ком-то и можно было потренироваться, так именно на них.

Конечно, и здесь были свои минусы. Например, книгочеи оказывали ценные услуги коронной страже и прочим организациям, следящим за порядком. Но, учитывая грандиозные планы короля и его министра, на такие мелочи можно было не обращать внимания.

Антон-Румата всё это понимал. Во всяком случае, в первом отчёте, где затрагивалась эта тема, он довольно спокойно писал, что «серые» нашли себе подходящую жертву, и выражал осторожные опасения, что это может привести к остановке научного и культурного развития. Однако всё это было без паники и задвига на теме.

Однако через пару месяцев Малышев написал новый отчёт, внеочередной, где он заговорил уже по-другому. Происходящее с книгочеями он назвал катастрофой, и выразил мнение, что нужно бросить все силы на «спасение лучших», как он это сформулировал. Там же он написал, что дон Рэба готовит фашистский переворот.

Представляю, что подумали кураторы группы. Но психолога к Антону-Румате не прислали.

А зря.

День 103

Да, тот же день. Поужинал плотно, полежал — и опять на творчество потянуло.

Заметил, кстати, такую закономерность. Если днём берусь за писанину, я больше по фактам прохожусь. А вот вечерком, поевши — тогда тянет на рассуждения. Интересно, у меня это у одного, или это вообще в принципе так устроено? С Левиным поговорить бы на эту тему. Эх, где он теперь?

Написал и чувствую: глупость сморозил. У них же нет никакого «где». И «там» тоже нет. Только не в том смысле, что у нас есть, а у них нет, а наоборот. Это у нас «где», потому что у нас нет «везде», а у них есть. То есть даже не «везде», а как бы… пространство — это преграда, а у них нет преград. Тэтан, не постулирующий существования или несуществова

О пёс, ну что это со мной? Ни с того ни с сего пропёрло на какую-то хрень. Похоже, Левин всё-таки напихал мне в мозги всякого лишнего. Иногда лежу — и вот какие-то такие мысли возникают. Я их, конечно, гоню, но не всегда успешно. Выбраться бы отсюда в нормальную жизнь — всё как рукой сняло бы. А так — не очень это у меня получается. Извини, Лена.

На чём я там остановился? На том, что Антон углядел в орле нашем доне Рэбе и его политике фашизм.

На Земле он, конечно, язык бы попридержал. Чтобы не идти потом работать на водорослевую ферму, например. Или техником на отдалённую станцию. Потому что с человеком, назвавшего кого-то фашистом, да ещё публично, вряд ли кто-то будет работать. Да и общаться.

Я, кстати, раньше думал, что это просто так принято. Ну, типа, общественный консенсус. А потом случайно узнал — надо было выяснить одну вещь, совсем с другими делами связанную — что это, оказывается, закон. В прямом смысле. Предложен каким-то правоведом с фамилией то ли Гудвин, то ли Гадвен. Принят Мировым Советом шестьдесят с лишним лет назад. Так вот, согласно этому закону, слово «фашист» — не оскорбление, а обвинение. Ну как слово «убийца», например. Только серьёзнее, потому что убийцей можно человека назвать в переносном смысле — типа, он убил хорошую идею или перспективную тему исследований. А вот слово «фашист» переносного смысла не имеет. И написать про кого-нибудь в официальном документе, что он фашист, или на публике такое сказать, означает ровно то, что ты считаешь данного человека врагом планеты Земля и настаиваешь на его немедленной изоляции от общества. И если ты окажешься неправ — отношение к тебе будет соответствующее. Потому что и в БВИ про тебя будет сделана соответствующая запись, и вообще огребёшь. По полной.

И это, кстати, очень правильно. Потому что иначе общественность только и делала бы, что повсюду выискивала фашизм и друг друга называла бы фашистами. С неё станется. Так что пусть лучше это будет общественное табу. Как оно, собственно, и есть.

Но Антон этим табу пренебрёг. Более того, в последующих его донесениях и разговорах с коллегами он настаивал, что в Арканаре «поднимается фашизм». Говорил он об этом настойчиво, даже навязчиво. Причём пытался доказать это, ссылаясь, в том числе, и на начинающиеся преследования «людей книги». Подвёрстывая это дело к фашистской ненависти к культуре.

Ну, собственно, формальные основания для этого у него были. По учебнику, фашизм — это активный антигуманизм. То есть абсолютная противоположность деятельному гуманизму, ну и соответственно, всему тому, что нам близко и дорого. У фашизма есть признаки: отрицание равенства людей, милитаризм, культ жестокости, религиозный фундаментализм, насаждение фобий и предрассудков, при этом извращенство всякое, ну и так далее. Наизусть уже не помню, но всё очень скверные вещи. Ненависть к культуре в списке присутствует. Дальше обычно пишут, что на Земле было несколько попыток реализации фашистских идей, последняя закончилась Полуднем. Но все эти попытки были относительными, потому что полный фашизм означал бы конец цивилизации. Сейчас вероятность наступления фашизма крайне мала, но забывать о ней не следует, поэтому надо ещё более крепить солидарность, коммунарское сознание, деятельный гуманизм и всё такое прочее.

Это в обычных учебниках. Если копнуть чуть глубже, выясняется кое-что любопытное. Например, то, что само слово «фашизм» как обозначение всего плохого появилось достаточно случайно. В двадцатом веке прошлой эры так назвался политический режим в одной стране. В соседней был режим куда хуже, назывался он «национал-социализм», но чтобы не поганить хорошее слово «социализм», его стали называть фашизмом тоже. Потом слово вообще очень сильно распространилось, как обозначение всякого зла. И даже в пресловутом Халифате этот самый «фашизм» был формально под запретом — как и вообще все европейские учения. Хотя сейчас мы считаем Халифат чуть ли не образцом фашистского государства. Вот такая диалектика.

В общем-то, я даже понимаю, зачем вокруг этого самого фашизма такой кипеш. У всего должна быть противоположность. Не просто какая-то там альтернатива, а именно полная противоположность. Как чёрное и белое. Иначе мы мыслить не умеем. И если белое есть, а чёрного нет, мы будем его себе придумывать. И ведь до чего-нибудь додумаемся, скорее всего, до плохого. Например, глаза себе выколем, чтобы только увидеть это самое чёрное. Так что лучше уж противоположность будет готова заранее. У всего. И у нас самих, значит, она тоже должна быть. Мы — люди, гуманисты и коммунары. Значит, должны быть какие-то они — нелюди, антигуманисты и фашисты. И надобно, чтобы они действительно были. Но желательно в далёком прошлом, потому что зачем нам такое счастье сейчас? Низачем не надо. А уж каким словом это называть — дело десятое.

Но это я сейчас так рассуждаю. А когда в интернате мой приятель Вадик Коноплёв меня по дури обозвал фашистом, я взял да и засветил Вадику по морде. И он потом ещё просил меня не говорить Учителю, за что. Потому что иначе у Коноплёва были бы неприятности куда серьёзнее, чем у меня.

Если уж об этом. Ты-то, Лена, в семье воспитывалась. Ну, в такой семье, как у тебя, это естественно. А я — как все, в интернате. Про фашизм услышал впервые от старших мальчиков. Что были, дескать, такие, которые мучили и убивали хороших людей только за то, что они были хорошие. И что слова, которым они назывались, нельзя никому говорить, потому что за это накажут на всю жизнь. Я даже и не знал, как это — на всю жизнь. И что за люди, которые убивали хороших. Попробовал что-то выяснить у своего Учителя, тот мне сказал, что об этом не то что говорить, а даже спрашивать нельзя. Нельзя и всё. Потому что детской психике такое знание вредит. Ну, в общем, заинтриговал он меня донельзя.

Потом у нас прошёл первый урок антифашизма. До сих пор помню. Завели нас в комнату, погасили свет, зажгли настоящую свечу. Включили головизор на всю стену. И стали рассказывать и показывать такое, что у одного мальчика обморок случился. Потом-то я узнал, что если бы никто в обморок не упал, то учителям сделали бы втык… В общем, тогда и меня проняло. В ту ночь я заснуть не смог. Да и в следующую, честно говоря, тоже.

Но на следующий урок мы пришли все, хотя нам сказали, что кто не хочет, может не ходить. И на послеследующий тоже. Не ходить было стыдно. Не знаю, как у девчонок, а у нас считалось позором не ходить. Хотя потом многие рыдали в подушку, а кто-то и в кровать писался.

Когда мы подросли, запугивать нас перестали. Зато стали что-то объяснять. В самом простом виде: фашизм — это против людей и всего человеческого, самоотрицание цивилизации, болезнь разума и всё такое прочее. Рассказывали про фашистов — Шан Яна, Савонаролу, Гитлера, Рейгана, Дугина, Хомейни, Джемаля, аль-Махди. Звучало всё это жутко. Помню даже, как у нас в дискуссионном кружке обсуждалась тема, что лучше с точки зрения деятельного гуманизма — гибель земного человечества или фашизм. Насколько я помню, в итоге сошлись на том, что фашизм хуже. Потому что если человечество просто погибнет, останутся другие гуманоидные цивилизации, а вот если на Земле воцарится фашизм, то это уже будет конец человечества как вида, потому что Земля тогда всех поработит, а потом уничтожит. Учитель нас выслушал, а потом поправил — дескать, не всё так однозначно, даже в фашистском обществе остаются здоровые силы, ну и те де и те пе. Но в целом он был доволен, да.

Ну это я так, лирике предался. А вот почему Антону вдруг так снесло голову на этой теме — вопрос интересный.

Левин над этим думал и пришёл к выводу, что это Званцев специально настропалил пасынка. Скорее всего, чтобы отвлечь его внимания от своих собственных дел.

По мнению Бориса, к тому времени Званцев уже попробовал реморализатор на людях. Основывался он на донесении агента Павла Бунге, в тот момент исполнявшего роль старшего постельничего герцога Ируканского. Он тайно побывал в поместье Бау по личному поручению герцога: тот пытался склонить барона к военно-политическому сотрудничеству с Ируканом. Из этого ничего не вышло, да и не могло, даже будь барон настоящим арканарцем: сотрудничество с герцогом при имеющихся раскладах ничего доброго барону не сулило. Однако в своём отчёте он упомянул удивительную вышколенность и безусловную преданность баронских слуг. На фоне обычного арканарского разгильдяйства это смотрелось странно. К тому же в замке постоянно жили какие-то посторонние. Судя по внешнему виду и манерам, это были люди из Ордена. Что они там делали — непонятно: все попытки что-то выяснить натыкались на ту самую истовую верность баронской прислуги. Павел заподозрил, что барон Ордену должен денег и пытается расплатиться какими-то услугами. Но, в общем, он по этому поводу особо не напрягался.

Малышев, однако, бывал в Бау достаточно часто. Не заметить странностей, там творящихся, он не мог. Возможно, Званцев ему всё это как-то объяснил — ну то есть чего-нибудь наплёл. Но перенаправить интересы пасынка в другом направлении — перенаправил.

Антона тоже можно понять. Он находился на другой планете, жил среди реального Средневековья, а отчим был единственным человеком, которому он доверял полностью. К тому же версия про фашизм хорошо ложилась на его собственные комплексы и проблемы. И если отчим о них знал или догадывался — он надавил на нужное место. Нажал, так сказать, на красную кнопку.

Это не значит, что у Антона совсем не было рациональных аргументов. Они были, и он их неоднократно излагал. Например, то соображение, что примеры целенаправленной борьбы с культурой как таковой в арканарской истории уже были.

Например, Барканская резня.

День 104

Как-то переел всего. Попробовал в «Поварёнке» сделать порционные судачки а натюрель. Возникли проблемы с корнем сельдерея — какой-то не тот получается корень. Плюнул, отправил продукт в переработку, занялся филейчиками из дроздов с трюфелями. Вроде всё правильно сделал, попробовал — не то. Причём самое подлое — непонятно, что именно не то. Но вот не то, и всё тут.

Плюнул, выпил томатного сока — этот хоть нормально выходит — и пошёл музыку слушать. Та же хрень. И Моцарт не Моцарт, и Фрескобальди не Фрескобальди. Как будто чего-то не хватает. Более-менее пошёл только Пярт с колоколами, который мне раньше был ну совсем никак.

Неохота и за собой следить. Опять перестал мыться, с ногтями снова проблемы. Бородёнка свисает козлиная, с сединой, смотреть противно — а заняться собой сил нет. Моральных, в смысле.

Причина-то понятна. Варюсь я тут в собственном соку, дичаю. И ничего поделать не могу.

Ладно, хватит ныть, у меня ещё кусочек арканарской истории не оформлен.

Я вроде как писал, что Святой Орден построил факторию на старом континенте. За прошедшие годы эта территория расширилась за счёт окрестных земель. Эсторские власти сохраняли над этой территорией какое-то подобие суверенитета, но в орденские дела не лезли. По слухам, очередной эсторский правитель даже собирался сдать эти земли Ордену в аренду до конца правления своего сына — в обмен на небольшую денежную сумму и орденскую охрану. Сделка не состоялась, так как правителя вместе с сыном удавили раньше.

Орденские начальники, в свою очередь, вели себя подобающе. Поскольку Орден отрицал, что обладает хоть чем-нибудь, то и свои земли они скромно именовали не «владениями» или «провинциями», а «областью Святого Ордена». Эсторских чиновников встречали низкими поклонами и дорогими подношениями. Это всех устраивало.

Фактической столицей Области был город Баркан, некогда небольшое сельцо при торговом тракте, названное в честь святой Бары. Что довольно точно характеризовало местные нравы и основной способ заработка: местные женщины славились податливостью и небрезгливостью. С приходом монахов сельцо выросло до города, в котором нравы заметно устрожились, зато благосостояние жителей заметно выросло. Аборигенов Орден особо не притеснял, зато обеспечивал защиту. Даже местные рынки были свободны от криминала и поборов, что крайне благоприятно сказывалось на ценах. Кроме того, монахи лечили больных, давали в долг под низкий процент и делали отличное оружие, каковое довольно скоро стало значимой статьёй барканского экспорта.

Разумеется, жизнь в Баркане была далеко не идилличной. Основные выгоды от сложившегося положения дел имела орденская верхушка и богатейшие люди города. Экономический рост порождал не только общий подъём, но и острейшее социальное неравенство, не смягчаемое традиционными благотворительными практиками, как в Арканаре и Ирукане, или подачками бедноте, как в Соане. Сосуществование светских и орденских порождало трения. Но, в общем, выгоды ситуации заметно превышали невыгоды.

Всё это было разрушено одним человеком. Причём его подлинное имя так и осталось неизвестным, а устоявшегося прозвища у него не было. Его поклонники называли его «сам» или просто поднимали к небу палец. Противники называли его по-разному, в основном ругательно. В летописях и рассказах он проходил как «чёрный» или «закутанный» — или, более литературно, «Пророк под покрывалом», поскольку он в любую погоду ходил в глухом капюшоне, а нижнюю часть лица заматывал чёрной тряпкой с отверстием для рта.

Пророк был выдающимся оратором. Брал он, судя по всему, не только риторическими красотами, но и отличным «чувством толпы». Он умел сказать ровно то, что нужно именно этим людям именно здесь и сейчас. Первая же его публичная проповедь в Баркане — что характерно, на площади Правосудия, где проводились публичные казни — вызвала огромный интерес. Впоследствии его речи стали ежедневными, причём толпа собиралась за несколько часов до начала выступления.

Орденские власти, разумеется, проповедника заметили. Но всё, что он говорил, было чистейшей ортодоксией, под каждым его словом мог бы подписаться святой Мика лично. Занимался он в основном обличениями корыстолюбия и развращённости — как мирян, так и монашества. В критике он, однако, знал меру, не задевал по-настоящему значимых людей, а если к чему и призывал, так это к покаянию и исправлению.

Вскорости выяснилось, что, помимо публичных выступлений, Пророк проповедовал и тайно, на секретных сборищах. Там он вёл себя значительно смелее — то есть обвинял руководство Ордена в предательстве идеалов, тайном разврате и собирании богатств мирских. Он проклинал богатство Баркана, его спокойную и мирную жизнь, и призывал огнь, глад и Синюю Смерть на головы орденских владык, променявших служение на тайное обжорство и развратные утехи. Особенно же страстно он выступал против светской культуры, музыки и литературы. Ему принадлежат знаменитые слова — «каждая прочитанная буква отдаляет человека от Бога больше, чем убийство и клятвопреступление».

Такие речи руководству Ордена показались излишне резкими. От Пророка решили избавиться. Но попытка арестовать его прямо на площади вызвала взрыв возмущения со стороны толпы, которая его и отбила. После чего тот перестал появляться на людях сам. Зато сотни его последователей стали пересказывать его проповеди всем желающим. Пересказывать, так как Пророк категорически запрещал записывать за собой, настаивая на том, что записанное слово — труп, а речь должна быть живой и исходить из глубин сердца. Последователей отлавливали, но появлялись новые. Пророка под покрывалом уже открыто называли святым, некоторые говорили, что это сам Святой Мика, которому бог даровал бессмертие и вернул из страны варваров. Напряжённость нарастала, карательные меры только ухудшали ситуацию.

Взрыв произошёл из-за ничтожной вроде бы причины. В припортовых книжных лавках появилось новое, исправленное и дополненное, издание «Многоблудных похождений Мики». То есть не вполне приличного светского сочинения, повествующего о молодых годах будущего святого, когда он бесстыдно и непробудно тешил беса самыми разными способами. Ничего крамольного в этой книжке не было, так как грешную молодость признавал за собой и сам Мика, и его официальные биографы. Однако поклонники Пророка пустили слух, будто покупатели данного сочинения, в том числе и руководители Ордена, тайно устраивают кощунственные оргии, специально повторяя все грехи Мики. А пресловутая книжка является своего рода руководством для похабного действа, оскорбляющего бога и святых. Многие в это поверили, другие — предпочли сделать вид, что верят.

Погром начался с того, что невесть откуда взявшаяся, но внушительная толпа монахов и распропагандированных мирян разгромила несколько лавок вместе с владельцами. Орденская стража оказалась бессильна, а часть стражников примкнула к погромщикам. Толпа, воодушевлённая отсутствием сопротивления, пошла на город, по пути обрастая, как снежный ком, новыми и новыми людьми. Погромщики вламывались в дома побогаче, убивали владельцев и челядь, били и крушили всё, что подвернётся под руку и искали похабные книги. Если книги — любые — находились, их жгли вместе с домами. На беду, было ветрено, так что пожар заполыхал очень быстро и в полную силу.

Что было дальше — понятно.

Когда, наконец, орденские власти сумели навести порядок, треть Баркана представляла собой дымящиеся развалины. Было убито множество ни в чём не повинных людей. По слухам — разумеется, очень сильно преувеличенным — в Баркане не осталось в живых ни одного грамотного человека из светских. Уничтожены были и культурные ценности, включая знаменитую Барканскую библиотеку. Что особенно любопытно: сгорели архивы Ордена, причём последующее расследование показало, что неизвестные, штурмовавшие архивный комплекс, были хорошо организованы и действовали профессионально, прикрываясь толпой как живым щитом. Сами архивы уничтожались аккуратно и последовательно: погромщики добрались даже до тайных подвалов и подземелий и то ли сожгли, то ли похитили их содержимое.

Последствия Барканской резни были крайне неблагоприятными для Ордена. Помимо чисто материальных потерь, пострадало самое дорогое — репутация. От монахов отвернулись многие из прежних покровителей, в том числе эсторская династия. От разрыва отношений и высылки в Запроливье Орден спасла только гигантская взятка правящей семье, а также демонстративное наказание всех, сколь-нибудь причастных к событиям. Даже глава Ордена был вынужден покинуть своё кресло и отправиться в монастырь простым монахом.

Разумеется, Орден учинил расследование, в ходе которого были схвачены и допрошены с пристрастием сотни людей. Однако никто из ближнего окружения Пророка под покрывалом в сети не попал. Сам Пророк тоже исчез. Все попытки выяснить о нём хоть что-нибудь результата не дали. Во всяком случае, орденские власти предпочли сделать вид, что это так.

Земным историкам пришлось повозиться, однако загадку они решили. Сопоставив все имеющиеся факты, они пришли к выводу, что по Ордену отработал ни кто иной, как Арата Красавчик, впоследствии более известный как Арата Горбатый.

День 105

У меня ничего нового. Если не считать, что проснулся я от стука. Нет, не в дверь, дверей здесь нет. По станции что-то стукнуло. Не сильно. Как будто железным пальцем щёлкнули. Неприятно, однако. Мало ли что там в космосе летает. Противометеоритная защита защищает только от быстролетящих частиц, и не особенно крупных. А если рядом облако космического мусора? В общем, я снова достал гермокостюм ГКК61Л-4, всё проверил. Подсоединил баллон, кстати. Это против инструкции, но чёрт с ней, с инструкцией. Зато мне спокойнее.

Думаю, не обклеить ли костюм пластырем, чтобы уменьшить протечки. Правда, тогда он и вовсе потеряет коллекционерскую ценность: пластырь этот потом хрен снимешь без повреждений поверхности. Пока у меня на такое рука не поднимается. Вот только вопрос: а не поздно ли будет эту самую руку подымать, когда станция разгерметизируется.

Ладно, постараемся смотреть на будущее с чем-то вроде оптимизма. Живы будем — не помрём. Нет, это не Славин выражается в таких случаях, это Комов так говорит. Обычно перед началом какой-нибудь дикой авантюры.

Ну а теперь про Арату.

Вот честно. Мне левинская СНВ очень хорошо легла на мозг. То есть не только информация, но и чувства Левина по отношению к этой самой информации. Ну, были всякие мелкие противоречия, но в целом как-то всё совпадало. Кроме этой темы.

Левин с этим самым Аратой возился не столько по долгу службы, сколько из любопытства. Ему было интересно. Примерно как микробиологу, который сидит себе и любуется каким-нибудь вирусом — ах какой красавец, ах как у него капсид интересно клеится к мембране, как впрыскивает РНК… А то, что этот вирус убил с мучениями сто тысяч человек на какой-нибудь планете — это биолог как бы понимает, но не заморачивается. Потому что люди для него отдельно, а вирус отдельно.

Наверное, это правильно, так и надо. Объект исследования надо любить. Вот только человеку со стороны такое любование не очень понятно.

Вот и мне отношение Левина к Арате-Красавчику непонятно. Меня от копания в такой изуродованной психике стошнило бы. А Левин именно копался, выуживал всякие исторические сведения, строил по деталькам психологический портрет, просчитывал мотивации. Хотя как специалиста его понять можно. На Земле человека с такой психикой невозможно найти в принципе, Да и на Авроре этакого монстра надо было ещё поискать.

Нет, всякой мрази, подлецов, садистов, психов — этого добра там хватало. Но Арата не был ни тем, ни другим, ни третьим.

Он был гораздо опаснее.

День 105

Да, день всё тот же. Ну просто совсем нечем заняться. Есть не хочу, спать не хочу, музыку слушать не хочу. И про Арату писать тоже не хочется. Ну не хочется и всё тут. До зевоты и боли в виске. Извини, Лена.

Ну так про Арату.

Красавчик родился в Соане в бедной семье. Ребёнку не повезло — он появился на свет с большой головой, разноразмерными глазами и трясущейся щекой. Телосложение его тоже оставляло желать лучшего: кривая спина и длинные руки делали его похожим на обезьяну.

Сам Арата, кстати, все свои увечья и уродства объяснял ранами и травмами, полученными по ходу деятельности. Однако Борис просмотрел и пропустил через компьютер видеосъёмки из уцелевшей части малышевского архива. Выяснилось, что кое-какие травмы пошли Арате даже на пользу. Например, удачный удар по лицу привёл к параличу нервов, и у него перестала трястись щека — да и вообще половина лица онемела. Однако компьютерный анализ морщин и складок на лице указывал, что щека когда-то тряслась. Выпученный правый глаз ему выбили булавой, но глазная впадина осталась — и была непропорционально велика. А вот травма позвоночника усугубила кифоз, но вообще-то горб у Араты был с детства.

Хотя можно было и без компьютерного анализа обойтись. Достаточно прозвища. Красивого человека Красавчиком не назовут, это уж как пить дать.

Вот кстати, забавная штука — прозвища. Бывают люди, к которым никакие клички не липнут. Вроде и человек смешной, и внешность запоминающаяся, и привычки странные, а не липнет и всё тут. Как к тому же Комову, например. Комов и Комов. И не только потому, что герой и всё такое. Тот же Миша Сидоров — тоже вполне себе герой. А вот прилепилось к нему это самое «Атос», его по-другому и не называют. Ну а Комов — он как был, так и остаётся Комов. Хотя у него и шрам на пол-лица (причём он его не сводит принципиально), и привычки запоминающиеся, и характерец тот ещё. Но вот как-то не липнет.

Бывает, что настоящее имя звучит как прозвище. Мой случай, кстати. «Дядя Яша» — он и есть дядя Яша. Хотя я и правда Яков. Но кажется, будто это прозвище какое-то. Некоторые даже специально интересовались, как меня на самом деле зовут. И удивлялись, когда узнавали, что вот так и зовут. Меня это, кстати, устраивает. Потому что мне своё имя нравится, но, как бы это сказать… не всерьёз, что-ли. Нет у меня к себе пафоса. Хотя, наверное, всё-таки есть, иначе так не написал бы. Ну да ладно, не обо мне речь. Но вот, скажем, Славин. Имя нарицательное, как выражается сам Славин в таких случаях. И в самом деле нарицательное. Помню, один молодой у нас на совещании выступал — красиво так, с длинными периодами, словечки там всякие подпускал, оборотики. Потом встал Комов и заявил: «я с большим интересом выслушал выступление товарища Славина… то есть, извините…» Как все ржали! Бедолага весь красный был, как помидор. С тех пор завёл привычку выражаться как можно лаконичнее. Всё равно получалось манерно, только в другую сторону. Ну да это не мои проблемы.

А бывает и так, что только прозвище и помнят. Например, того типа, который у нас в «трёшке» оперативное искусство преподавал — ну, лысый, тощий, я про него вроде как писал — все называли не иначе как Гуманистом. За зверство на экзаменах. Я иногда думаю, а может, Горбовского тоже когда-то прозвали гуманистом за что-то подобное. А он подумал, оценил и стал сознательно нарабатывать себе имидж добряка и справедливца.

А иногда случается такой запутон, что даже и не знаешь, что сказать. Руками развести только.

Вот например, такая история. Работал я на Тиссе. Это планетка в системе ЕН-63061. Место довольно противное, особенно жизнь. Всё кусается, ядовитые шипы мечет, плюётся ядом, кровь сосёт. Крупных хищников, правда, там нет. И не удивительно, там любого зверя местные комары заели бы минут за десять.

Так вот, изображал я кипучую деятельность в лаборатории у одного биолога по фамилии Швеллер. Ну его все и звали Швеллером. И никто не помнил толком, как его зовут — то ли Абрам Борисович, то ли Борис Абрамович. А он терпеть не мог, когда к нему не по имени-отчеству. Выбешивало его такое неуважение к своей персоне.

И была такая практикантка, Машей её звали. Молодая совсем, что называется — «сиськи вчера выросли». Вот она при нём с подружкой по панельке болтала. Ну и ляпнула — «подожди, образцы для Швеллера занесу». А Швеллер в этот день был особенно не в духе, не ладилось у него чего-то. В общем, он услышал это самое «Швеллер» и на Машу сорвался. Накричал, довёл до слёз. В конце концов потребовал извинений. Она плачет, извиняется — ну то есть тянет своё «извините…», а дальше никак — имя-отчество забыла! Он, соответственно, ещё больше злится, и говорит ей: «так извините кто?» Та совсем растерялась рот разинула и выдала — «ой, извините, абам… барам… Баран Абрисыч». Тут же сообразила, что ляпнула. И убежала из кабинета в истерике. Ворвалась в лабораторию, врезалась в шкафчик с какими-то ценными препаратами и его повалила. Совсем распсиховалась и зачем-то полезла наружу без костюма биозащиты. Там её тут же укусила какая-то местная летающая дрянь типа пчелы, ядовитая крайне. Та потеряла сознание и упала. Тут же на неё накинулись другие насекомые и начали её буквально жрать, откладывать под кожу личинки и так далее. Хорошо, кто-то заметил, что происходит. и вовремя затащил Машу назад.

Швеллер потом двое суток возле медицинской камеры провёл, извёлся весь. Потом прощения у Маши просил. Да так убедительно, что через четыре месяца они поженились.

Вот только с тех пор Швеллера иначе как «Баран-абрисыч» не называли. А вот фамилия как-то потерялась. До такой степени, что новенькая секретарша, оформляя документы, всё время путалась и набивала вместо «Швеллера» то «Швейка», то «Швейцера», а однажды даже «Швондера».

И ещё жаловалась — ну вот такая неудобная у человека фамилия, в голове не держится.

День 106

С утра сел писать. Показалось, что опять что-то стучит по корпусу. Прислушался нет, вроде тихо. Снова сел за комп, только клавиатуру на колени положил — опять что-то стучит. Тихо так постукивает. Очень мне это не понравилось.

Теперь думаю, нет ли способа осмотреть станцию снаружи. То есть в принципе-то он есть: выйти в космос да посмотреть. Но у меня нет скафандра, да и быть не может. А в гермике я вылезать боюсь.

Можно ещё починить и активизировать ремонтного кибера. Проблема в том, что все киберы завязаны на компьютер и без него функционировать не желают категорически. И сделать с этим ничего нельзя, потому что без внешней программной подкачки они даже пошевелиться не могут.

Вот этот момент, кстати, многие не понимают. Потому что не интересуются, как что устроено. И рассуждают по аналогии. Дескать, компьютер управляет киберами — ну то есть говорит им, что делать. Но если бы это было так, управление можно было бы перехватить. И не так уж сложно. Так что на самом деле киберам с компа через омега-контроллеры постоянно подгружаются фрагменты кода, без которых их собственные программы — просто мусор. Причём связь между конкретным компом и конкретным робокомплексом одно-однозначная. Случись что с компом — киберы превращаются в металлолом. Что я, собственно, и наблюдаю.

На самом деле, конечно, есть нюансы. Например, вся наша техника, даже самая безобидная, имеет так называемый спецрежим. То есть все эти уборщики и подавальщики превращаются в охранников или солдат. Тогда они подключаются не к своему компу, а к резервному, который включается только по «красной» тревоге. Причём физически он находиться может где угодно. Ну, в пределах Галактики. Хотя, например, резервный комп технических служб Мирового Совета находится в самом же здании Мирового Совета. Я даже знаю, где. Точнее, знаю, где он был до истории с хомячками. Хотя, наверное, он там же и остался, зачем что-то менять, если всё работает штатно.

Я, кстати, думал… не писал, но думал — вот о чём. В принципе меня можно было бы убить силами местных киберов. Подключить, например, уборщиков к их резерву, отдать соответствующий приказ. Они бы меня током забили. Другое дело, что они-то, небось, думают, будто у меня есть лаксианский ключ и я всю эту машинерию могу обездвижить в один момент. Хотя, честно говоря, я и без ключа справился. Руками. Как только добрался до силового узла и инструментов. Так что теперь, если мне и в самом деле нужен ремонтник, мне придётся к нему кое-что прикручивать назад. Да и проводки кое-какие сращивать. Но, скорее всего, это мне не понадобится, так как комп я разблокировать не могу, а без него уборщик — просто кусок пластмассы.

Ну вот скажите, зачем я всё это пишу? А? Сам же понимаю, что это всё пустая болтовня. Оттягиваю, как есть оттягиваю.

Что оттягиваю? Да понятно что. Про Арату не хочу писать. Вся эта история, и без того паскудная, вполне могла бы обойтись без этого дивного персонажа.

Но что делать, он там был. И сыграл какую-то роль. Хотя и без него всё было бы всё то же самое. Так что прекрасно можно было бы без него обойтись. Но вот не обошлось.

Ладно, всё-таки Арата.

Итак. Маленького уродца не любили и обижали, можно сказать, с раннего детства. Правда, мальчик рос физически сильным и в какой-то момент начал давать сдачи. Через какое-то время он завоевал авторитет, и в своей клоаке заслужил что-то вроде уважения. Дальше ему была прямая дорога в мелкие уличные душегубы. Может быть, он сумел бы сколотить свою банду. И, скорее всего, скончался бы на эшафоте, когда палачи вытянули бы из него кишки.

Однако судьба распорядилась иначе. А именно: в ранней юности он жутко, до смерти влюбился в дочку соанского купца. Девушка оказалась очень практичной. Она сделала вид, что обращает на уродливого дурака благосклонное внимание. А когда тот окончательно одурел — пригласила его ночью к себе в сад. Он, естественно, полетел на крыльях любви, перескочил через ограду, а там его ждала охрана. Которая Арату скрутила и поволокла в суд. Девушка на суде засвидетельствовала, что пойманный нарушил неприкосновенность её жилища, так как самовольно перелез через заграждение. Попытки уродца честно рассказать, как было дело, судейских слегка развлекли. Забегая вперёд: это был первый и последний раз, когда Арата пытался добиться чего-то при помощи правды.

По гуманным соанским законам нарушитель неприкосновенности частной собственности сам становился собственностью обиженной стороны. Арату заковали и поставили на лоб клеймо, а девушка тут же его продала на галеру. За сильного раба дали неплохие деньги.

На торговых галерах с гребцами обращались относительно сносно: вволю кормили и давали высыпаться в тепле. Увы, в первом же плавании судно захватили эсторские пираты, хозяйничающие в восточной части пролива. На пиратских кораблях порядки были другие. Рабов приковывали к вёслам, кормили скудно, зато били по-настоящему жестоко. Но и там можно было выжить. Однако Арате особенно не повезло: он угодил на судно печально известного Эгу Любезника.

Эгу был извращенцем. Ему нравились мускулистые. В определённый момент он перерезал человеку глотку. Извини, Лена, что пишу про такие мерзости. Ну что поделать.

Как на грех, Любезнику не везло: ни одного стоящего приза за месяц. У двух жирных «купцов», следовавших с ценными грузами в Запроливье, оказались охранные грамоты, выдаваемые — за немалые деньги — хозяевами пиратской армады, квартировавшие на острове Рюг, основной перевалочной базе пиратов. Ещё одно судёнышко сумело уйти. Капитан бесновался, пил по-чёрному и зверствовал, изводя на свои утехи рабов. Команде это не нравилось, но Любезника боялись — он не расставался с боевым топором и имел репутацию отморозка.

Когда Арата узнал, куда попал, он принялся по ночам расклёпывать цепь, приковывавшую руку к веслу. В конце концов у него это получилось.

На следующий вечер, на закате, Эгу ходил по рядам и ощупывал рабов, выбирая себе жертву на ночь. Арата освободил руку и ударил его железным браслетом в висок. Потом схватил его топор и перерубил — как он расписывал впоследствии, одним ударом — рукоять весла соседа по лавке. Тем самым не только освободив его, но и заодно вооружив увесистой дубиной.

И тут же получил от освобождённого по башке. Этой самой дубиной.

День 106

Всё-таки что-то по корпусу скребёт. Тихонько так, и вроде как не всегда. Такое впечатление, что там что-то отвалилось — или, наоборот, зацепилось. Я так думаю, что открылся какой-нибудь технический люк. Не в смысле вообще открылся, а так, верхнюю крышку сорвало. Вокруг же полно всякой дряни летает, в том числе и такой, которую противометеоритка не тормозит из-за малой скорости. Хотя непонятно всё-таки, откуда этот мусор.

Ещё что? По утрам стало покалывать в левом виске. Уже не первый день, кстати. Вроде и не сильно, но неприятно. Может, сосудик какой в височной кости барахлит? Или нерв? В височной кости полно всяких сосудов и нервов. Одних дырок в ней то ли семь, то ли восемь, и через все идёт что-то важное. Был бы я не здесь — сходил бы проверился, мало ли. А так — остаётся надеяться, что как-нибудь пронесёт.

Что-то я мнительный стал, нехорошо. Так можно себе и нафантазировать какую-нибудь бяку, мне про такое Левин рассказывал. Он однажды чистил мозги девёнке, влюбившейся в какого-то героя сериалов, и нафантазировавшей себе беременность от него. Причём в интернате это просмотрели, а чесаться начали, когда у неё прекратились месячные и началася токсикоз, неотличимый от натурального. Скандал был, конечно. Но сам факт! Вот что психосоматика-то делает.

Так что вон из головы такие мысли. Добьём Арату. То есть я имел в виду — про Арату. Ну хотя бы основную часть.

Как потом выяснилось, сосед по лавке, стукнув Красавчика обрубком весла, тем самым его спас. Потому что как раз в этот момент пираты заметили что-то неладное. И увидели раба с дубиной, рядом с которым валяется капитан, а он бьёт другого раба.

Разумеется, именно его и приняли за убийцу. Зарубили его минуты за три, после чего занялись более важным делом. По пиратским обычаям, в случае гибели капитана следовало как можно скорее выбрать нового. Эгу никто не любил, но вот взгляды насчёт его возможного преемника у команды сильно различались. Очень скоро на палубе началось побоище. Когда солнце село, дело пошло ещё веселее. Так что Арата, когда очнулся, смог отползти от места драки.

Вариантов у него было немного. Он мог прыгнуть за борт и попытаться доплыть до берега. Шансов на это почти не было. Он мог также попытаться освободить нескольких рабов. Даже если бы эта попытка освобождения окончилась бы удачнее предыдущей, рабы не могли противостоять пиратской команде, пусть и сильно ослабленной боем. И даже если бы случилось чудо и пиратов удалось бы перебить — рабы не умели управлять кораблём. Наконец, он мог спрятаться где-нибудь в трюме, надеясь, что его сочтут упавшим за борт и не хватятся. Правда, в этом случае ему грозила смерть от жажды и голода.

Арата поступил нетривиально. Он вскочил на шканцы и оттуда произнёс сумбурную, но пламенную речь. Молодой раб обличал покойного Эгу, говоря, что он позорил звание пирата, что удача от корабля отвернулась, и что он, Арата, знает, как её вернуть. И что-то ещё в том же духе — невнятное, но соблазнительное.

Почему его не убили сразу, а стали слушать, впоследствии никто так и не мог объяснить. Что-то было в этом человеке, что заставляло себя слушать. То ли голос, то ли интонация, то ли внезапно прорезавшееся умение подбирать правильные слова. Такое иногда встречается. Можете это называть ораторским даром, харизмой, да хоть гипнозом. Хотя в случае Араты дело было, скорее, не в гипнозе, а в потрясающем чутье. Он нутром чуял, что люди хочет услышать. И говорил им именно это. Поэтому ему удавалось производить впечатление даже на очень умных и осторожных людей. Впоследствии ему приходилось попадать в руки тех, кто его ненавидел. И умудрялся выкрутиться, внушив им какие-то надежды, чем-то заинтересовав и что-то предложив. Он смог выйти даже из пыточного подвала дона Сатарины Беспощадного. Выйти живым и относительно здоровым, более того — с баронским золотом в кармане. Потому что Арата сумел, вися на дыбе, убедить престарелого садиста, что сможет организовать убийство самого герцога Ируканского, в родовой вражде с которым пребывал старый дон. Разумеется, обещание Арата исполнять не собирался, рассчитывая, что дон Сатарина и так скоро помрёт. Тут он ошибся: дон Сатарина прожил более сотни лет и сильно осложнил Горбатому его дальнейшую деятельность.

Но это всё было уже потом. А тогда — со шканцев раб сошёл уже не рабом. Кем именно — было не вполне понятно, но что-то за ним признали.

Самым же удивительным было то, что Арату поддержал квартирмейстер корабля — неприметный человек, от которого, однако же, много зависело. Что он увидел в молодом рабе — трудно сказать, но он почему-то встал на его сторону. Квартирмейстера уважали и побаивались, так что его голос оказался значим.

На следующий день состоялись выборы капитана. Кандидатуру предложил квартирмейстер, Арата его немедленно поддержал пламенным выступлением. Капитан принял решение пополнить личный состав — слишком многие отправились кормить рыб. Корабль пришвартовался у острова Рюг, формально входившего в состав так называемой «кайсанской тирании», а фактически служившего пиратской перевалочной базой. Там же квартировали истинные владельцы пиратской армады, держащие в своих руках скупку награбленного и переправку ценностей на материк, а также торгующие охранными грамотами, защищающими от пиратских нападений. Грамоты стоили очень дорого, но это был хороший бизнес.

Там Арата и пропал, вместе с квартирмейстером. Впоследствии его видели в пиратских кабаках, где он произносил какие-то речи. Местная служба безопасности, разумеется, сработала как обычно. Выяснилось, что ничего нового и удивительного бывший раб не говорил. По большому счёту, он вообще не говорил ничего такого, о чём не талдычил любой рюгский пьяница, списанный с борта и доживающий век на берегу. Ну то есть рассуждал о пиратской вольности, ругал капитанов, поносил их хозяев за жадность, ну и всё такое прочее. Никакой опасности такие разговоры не представляли. Правда, те, кто слышал Арату живьём, часто добавляли: «а вообще-то мужик всё правильно говорил». Этому значения не придали, а зря.

Примерно через месяц взбунтовался экипаж корабля Салмана Башмака. Команда выкинула капитана и его ближников за борт, подняла старинный пиратский флаг и принялась потрошить всех подряд, не взирая ни на какие охранные грамоты. Второй бунт произошёл через два дня на корабле Фаха Синезубого. Действия бунтовщиков были те же самые. Владельцы пиратского бизнеса объявили корабли вне закона. Это не помешало распространению заразы: ещё три корабля последовали тому же примеру.

Через неделю бунт вспыхнул на самом острове. Восставшие требовали свободы, равенства, единой доли в добыче, отмены охранных грамот, расправы на зажравшейся верхушкой, и учреждения вольной пиратской республики на воде.

У бунтовщиков всё получилось. Зажравшаяся верхушка отправилась кормить рыб. Её сокровища были справедливо распределены между восставшими. Справедливость распределения была гарантирована бойней, охватившей весь остров. По ходу были разгромлены кабаки, винные бочки выкатили на улицы. Туда же вытащили запасы еды — и началась вакханалия.

Наиболее вменяемые капитаны, осознавая, что происходит, попытались было восстановить какое-то подобие порядка. Они собрались на центральной площади города-острова и попытались объявить ту самую вольную пиратскую республику. На площадь ввалилась толпа, предводительствуемая Красавчиком. Который произнёс пламенную речь о том, что свободные люди не нуждаются ни в начальстве, ни в законах, и вообще ни в чём, кроме свободы. Капитаны сочли за благо тихо улизнуть.

А через неделю на горизонте показались соанские корабли. На них находились орденские воины-щитоносцы. Пьяные и голодные пираты — вина на острове оказалось запасено больше, чем еды, — к тому же лишённые единого командования, дрались как черти, но эффективного сопротивления оказать не смогли.

Дальнейшее заняло немало времени, но, в общем-то, было уже делом техники. Примерно за полгода пиратский вопрос был решён.

Впоследствии Арата похвалялся, что Рюгская Пьянка была исключительно его заслугой. Разумеется, это враньё. Операция, судя по всему, готовилась давно, и задействовано в ней было немало сил и средств. Просто Красавчик оказался в нужном месте в нужное время. А главное — обратил на себя внимание нужных людей.

Кстати об этом. Квартирмейстером на судне Любезника был ни кто иной, как Вага Колесо. Который вовремя оценил молодое дарование. И взял в дело. Поставил на лыжи, как выражается Славин в таких случаях.

День 107

У меня всё то же самое, кроме того, что стал подходить к концу картридж со «жгучей» добавкой. В связи с чем решил не мелочиться и сделал себе острый паприкаш из судака. «Поварёнок» сработал отменно, но вот стопочки крепкого не хватало ну очень сильно. Как же всё-таки решить проблему с алкоголем? Должен же быть какой-то способ. Его не может не быть. Хотя — пока что я себе всю башку сломал, и безо всякой пользы. Если не считать головной боли.

Отвлекусь на Красавчика. Извините, буду краток.

К тому моменту, когда Малышев и Званцев высадились на Авроре, Арата вырос до высокооплачиваемого профессионального провокатора. Его специализацией было разжигание волнений, бунтов, мятежей, и прочих выступлений против несправедливости бытия. Организатором он был, правда, посредственным — но для этого имелись специально обученные люди. А вот в качестве демагога и харизматического лидера ему не было равных. В этой сфере он не терпел постороннего вмешательства и работал исключительно в одиночку.

Заказчиков Арата предпочитал серьёзных, которые могли обеспечить финансирование и защиту. Но мог взяться и за что-нибудь мелкое — скажем, поднять на вилы какого-нибудь барончика или сжечь чью-нибудь торговую флотилию, если ему это казалось забавным. Не был он и корыстен в прямом смысле слова. Его услуги стоили очень недёшево, но он отказывался от самых выгодных заказов, если считал дело неинтересным. Как всякий настоящий мастер своего дела, он любил прежде всего сам процесс. В данном случае — процесс разрушения, любого разрушения, всё равно чего. Когда очередная науськанная им толпа рвала на части своих господ, а заодно и друг друга, Арате это грело сердце. При этом никаких сантиментов по поводу самих бунтующих он не испытывал. За определённую мзду он мог сдать — и обычно сдавал — наиболее опасных и убеждённых людей, а то и участвовал в следственных действиях. Здесь он доходил не только до предельной подлости, но и до своего рода героизма. Однажды Арата позволил бросить себя в тюремный подвал, где его били и пытали на глазах у других заключённых — чтобы войти в доверие и добыть нужные сведения у одного слишком крепкого человека. Впрочем, в переделки такого рода он вообще попадал достаточно регулярно, по самым разным причинам. К своим годам он мог похвастаться такой коллекцией травм, которая сделала бы другого инвалидом. У него не было правого глаза, ногтей на руках, лицо его было разрисовано шрамами и клеймами, со спины у него неоднократно сдирали кожу, ну и так далее. Странно, что никто не догадался отрезать ему язык. Хотя нет. Это-то как раз не странно. Но всё-таки жаль.

Что Арата думал о своём будущем — непонятно. После всего, что он натворил, спокойной жизни ему не светило нигде. Ходили, правда, слухи о каком-то тайном убежище за Красным Хребтом, в стране варваров. По другим сведениям, Горбатый потратил немало золота на приобретение соанского герцогского титула, что давало иммунитет от уголовного преследования. Осведомлённые люди поговаривали также о том, что Арата через подставных лиц купил на юге Эсторской империи несколько оазисов. Все эти разговоры, однако, не подтвердились. Похоже, Горбатый вообще не думал, как будет жить в старости.

Борька Левин пришёл к выводу, что Арата был мазохистом. Подсознательно он себя ненавидел и стремился к саморазрушению. И выживал, проецируя эту страсть вовне, делая с другими то, что иначе он сделал бы с собой. Ну там у него ещё много всякой психологии, от которой у меня пропадает аппетит. Поэтому копаться я в этом не буду. Это Борька раскладывал всякие детальки и строил схемы, чтобы разобраться, как оно там в дурной голове вертится. А я считаю, что дерьмо и есть дерьмо. И в его сортах не разбираюсь. Извините за скатологический юмор.

Удивительно другое. Все ведь отлично знали, что мятежи, поднимаемые Горбатым — к тому времени прозвище у него сменилось — неизменно заканчиваются факапом. За которым следуют массовые казни и расправы над мятежниками. Некоторые даже догадывались, что именно Арата и доводил дела до подобного финала, не позволяя мятежу перерасти во что-нибудь конструктивное. И тем не менее, когда Горби — тьфу, то есть Горбатый, извини, Лена… когда Горбатый в очередной раз начинал свою игру, всегда находились желающие верить ему и идти за ним. А потом хрипели на дыбах под кнутами — «он же говорил всё правильно!»

Кстати, если уж вспомнилось про Горби. У нашего дорогого Леонида Андреевича тоже есть такая способность — говорить всё правильно. Правда, в другом смысле. Не то чтобы его речи кого-то заводили, нет. Просто возразить на них нечего. Потому что Горби всегда шпарит строго по деятельному гуманизму и предлагает не самое умное решение, а самое этичное. Ну или выглядящее самым этичным. А на такое возражать сложно. То есть вообще невозможно. Чтобы самому при этом не выглядеть циником, бездушным фанатиком, а то и хуже.

Взять, например, катастрофу на Радуге. Когда Горбовский поступил красиво и благородно — засунул в космический челнок женщин и детей, а физиков оставил умирать. И сам остался. Кое-кто потом распространял слухи, будто у него был янтариновый саркофаг, выдерживающий все виды воздействий. Я точно знаю, что это чушь. Нет таких саркофагов, иначе у меня на складе был бы хоть один. Но вот то, что Горбовский был почему-то уверен, что выживет — это похоже на правду. И действовал он так, чтобы выставить Ламондуа и его команду в самом скверном виде. Дескать, суки такие, сначала факап устроили, а потом выжить захотели за счёт остальных. Хотя с точки зрения учёного ничего важнее научных результатов просто не существует. А гибель команды нуль-физиков действительно отбросила бы нас лет на триста как минимум. И Горбовский это понимал. Но физиков выставил уродами. И даже после того, как люди выжили, приложил максимум усилий, чтобы свернуть все исследования. Так что, если бы не усилия Комова и не прорыв Ламондуа, никакого нуль-Т у нас не было.

Зато после Слепого Пятна Горби отыгрался по полной. Фактически, придушил нуль-физику как науку на неопределённый срок. И все это понимают. Но сказать против ничего не могут, потому что Горбовский, как обычно, всё правильно говорит. Во всяком случае, с точки зрения деятельного гуманизма.

Ладно, вот это уж действительно другая история. Вернёмся всё-таки к Горбатому, псы б его драли.

Что самое поразительное — Арата успешно убалтывал и землян. Во всяком случае, Антона Малышева он уболтал.

Это, впрочем, не так уж и удивительно. Антон был всё-таки молод и романтичен, несмотря на благоприобретённый опыт. В народе Арата имел репутацию революционера и робингуда. Пусть неудачливого, зато честного и «говорящего всё правильно».

Некоторое время Малышев следил за его похождениями. Которые внезапно завершились в Весёлой Башне у дона Рэбы.

Непонятно, что там на самом деле произошло. Так как непонятно было, на кого, собственно, работал Горбатый в Арканаре. Вроде как его продал Вага Колесо, который к тому моменту разошёлся с ним по жизни и по работе, но сотрудничества не прекращал. Известно только, что дон Рэба был очень недоволен Аратой. Настолько, что лично вырвал ему ногти на руках специальным приспособлением. Возможно, этим дело не ограничилось бы — но Арату неожиданно спасли. Сделал это Малышев, прилетев за ним на вертолёте. Что произвело на всех, включая самого Арату, сильнейшее впечатление.

Разумеется, после этого Горбатый потребовал объяснений. Малышев — вопреки всем инструкциям — рассказал ему правду. Про Землю. Арата вынужден был поверить, и он поверил. Более того — когда сдавал Антона-Румату дону Рэбе, то сумел не только адекватно пересказать слова Антона, но и убедить первого министра, что в этом что-то есть. В частности, именно Арата присоветовал дону Рэбе проверить чистоту золота, которым расплачивался благородный Румата Эсторский. А также навести соответствующие справки в метрополии.

Зачем он это сделал? Более-менее объяснимой причиной было то, что Антон отказался передавать Арате земное оружие, транспорт и так далее. О чём Горбатый постоянно просил Малышева, и чего тот ему, разумеется, не дал. На это он мог обидеться, чисто по-человечески. С другой стороны, он мог таким образом попытаться наладить отношения с доном Рэбой. Непонятно, правда, зачем — но мало ли какие у него были планы.

Но Левин считал, что Арата предал просто по извращённости натуры. У него была внутренняя потребность предавать доверившихся ему.

А Малышев ему, похоже, доверял. Судя по восторженным отзывам, которых полно в поздних отчётах Малышева, он считал Горбатого честным борцом за социальную справедливость — увы, не владеющего ТИП и не понимающего, что его борьба безнадёжна. Тем не менее, он сочувствовал этой безнадёжной борьбе, помогал и защищал Горбатого всеми возможными способами. А главное — верил ему. Даже там, где было непонятно, как это возможно — верить в такую чушь. Например: Горбатый, рассказывая о своей молодости и приключениях в плену у пиратов, настаивал на том, что действительно хотел создать вольную морскую республику свободных людей. Кажется, Антон так и не задал Арате вопрос об экономическом устройстве этой свободной республики — то есть, чем же собираются зарабатывать на хлеб новоявленные вольные мореплаватели. Или, может быть, посчитал этот вопрос неудобным. Примерно так же он относился и к прочим байкам и побаскам, которым его потчевал бывший Красавчик — то есть принимал за правду и лишних вопросов не задавал.

Да чего уж там. Он поверил даже тому, что Горбатый в молодости был писаным красавцем. Хотя вполне мог бы проделать то же, что и Левин — то есть сделать компьютерный анализ внешности. Но ему это и в голову не приходило.

Или, может, приходило. Но он не стал об этом думать. Не захотел.

День 108

Болит голова. И довольно сильно. Раньше тоже побаливала, а вот сейчас — заболела. Ничего не могу делать. Нашёл в аптечке какие-то таблетки — вроде должны помочь.

Фу, вроде как отпустило. Правда, голова у меня от этой таблеточки как ватная. Вообще ничего не чувствую.

Ну в общем, это-то понятно. Средства в аптечке, что называется, убойные. То есть нужные на самый крайний случай, когда всё горит и взрывается, и нужно оказать экстренную помощь. Ну то есть донести человека живым до медкамеры. А лечиться такими штуками — всё равно что топором заусенцы на пальцах отрубать.

Но что делать, в моём-то положении. Приходится вот так. Нету у меня тут медкамеры, нету. А если бы и была, толку-то. Хотя из неё можно было бы наковырять всяких полезных веществ. Может даже спирта.

Ладно, чего вздыхать. Пора и делом заняться. Так что вернёмся на Аврору, там как раз дошло до интересного.

Одной из целей левинского расследования было вот что: выяснить, что именно делал Званцев после прибытия и узурпации баронского звания. Свидетельств об этом сохранилось крайне мало, а писания Антона-Руматы только сбивали с толку. Собственно, это были те самые бессознательные фантазии, которыми мозг заполняет лакуны после чистки памяти. С Малышевым в этом смысле получилось всё совсем стрёмно, потому что он сделал это с собой без техники, чисто усилием реморализованной воли. Единственный известный случай, кажется. Ну, на Авроре, наверное, и не такое бывало, да кто ж теперь разберёт.

Удалось выяснить примерно следующее.

Первое, что сделал Званцев после своей легализации — это попытался установить контакты со Святым Орденом. Почему именно с ним — более-менее понятно. Вероятнее всего, он это запланировал ещё на Земле, когда изучал арканарскую историю. Орденская идеология, основанная на идее служения и аскетизма, должна была показаться ему достаточно перспективной. Монахи были лучшими кандидатами на реморализацию, чем кто бы то ни было другой в Арканаре. Уже сложившаяся и весьма эффективная орденская структура позволяла надеяться, что не нужно будет тратить время на создание организации с нуля. А что организация понадобится — это было очевидно.

Поэтому с Орденом Званцев-Пампа попытался установить контакты практически сразу после чудесного спасения. Возможно, он рассчитывал, что рассказ о чуде поможет. Увы, этого не случлиось. Хотя бы потому, что орденским представлениям о чудесах этот рассказ решительно противоречил.

А именно. Орденские терпели и даже поощряли народную веру в чудеса, совершаемые святыми. В том числе и Святым Микой — поскольку его популярность была Ордену полезна. Но сами монахи ни во что подобное не верили. С их точки зрения, бог и святые не совершали никаких чудес. Во всяком случае, хороших.

Левин в эти моменты не особенно вдавался, потому что для него это было не особо интересно. Тем не менее, кое-что у него в голове осталось, а значит, и у меня тоже. Насколько я понял, орденские мыслители рассуждали так. Бог могуществен и добр, а значит, сотворённый им мир устроен наилучшим образом из всех возможных. Люди грешат, и поэтому бог насылает на них бедствия в виде войн, эпидемий и тому подобного. Если бы люди не грешили, то жили бы в мире и доживали свой век здоровыми. Но это и всё, о чём только можно мечтать. Никакого улучшения установленных богом порядков невозможно, так как это значило бы, что они не являются наилучшими и роняло бы божье достоинство. Что касается чудесных исцелений, спасений и всего прочего, они тоже невозможны, так как бедствия насылаются богом за грехи или в поучение грешникам, и отмена бедствия означала бы отмену божьего приговора. А это невозможно, так как приговор можно отменить только из-за ошибки или несправедливости судьи, а бог абсолютно справедлив и ошибок не совершает. Поэтому все чудесные исцеления и спасения на самом деле не чудесны и объясняются естественными причинами.

Это вообще. А в случае с бароном они и вовсе не могли предположить, что святой Мика стал бы спасать и исцелять человека, который повесил тридцать монахов, а потом кощунственно выжил после орденского гостинца в виде отравленной стрелы.

Вероятнее всего, монахи решили, что вепрь Ы и святой Мика барону померещились в приступе белой горячки. Что же касается волшебного преображения синюшного лица, то оно произошло из-за трезвой жизни, которая позволила могучему здоровью барона перебороть хворь. Ничего необычного они не усмотрели в желании с Орденом помириться: тридцать повешенных никуда не делись, а орден славился злопамятностью. Так что барон, включив голову, мог додуматься до того, что надо бы этот вопрос как-то урегулировать.

Конечно, монахи баронские деньги взяли. Но и только. И даже намекнули, что тридцать жизней стоят дороже. То есть это Левин так думает, что намекнули — свидетельств не сохранилось. Но я так думаю, Борька прав — учитывая дальнейшее.

Так или иначе, Званцев убедился, что по-хорошему к Ордену никак не подобраться. Но то, что не получается по-хорошему, может получиться по-плохому.

Дальнейшее известно только потому, что о происшествии Антон рассказал своему коллеге и другу — они два года вместе учились в интернате — Павлу Бунге. С ним и ещё с некоторыми коллегами Малышев регулярно встречался в конспиративной обстановке — «сверить часы», как выражается Славин в таких случаях. Так вот, во время очередной встречи Антон был очень напряжён, а на прямой вопрос, в чём дело, сказал, что его друг, барон Пампа, пленил орденского епископа, отца Гамару. Из-за чего, по мнению Малышева, барон может сильно пострадать, так как Орден подобного не простит. Он также обмолвился, что собирается помочь незадачливому барону. На вопрос о том, как Антон планирует барону помочь, Малышев ответил уклончиво. Педантичный Бунге зафиксировал всё это в расширенной версии отчёта — которую, разумеется, никто читать не стал.

Через две недели Антон переслал на Землю свой отчёт, в котором тоже упомянул этот случай, но совсем в другом тоне — как бытовое происшествие, вызванное обычной вздорностью барона Пампы. Происшествие, завершившееся тем, что барон, дескать, напоил пленённого отца Гамару ируканским шипучим вином и заставил его молиться родовому дубу баронов Пампы. После чего сдал мертвецки пьяного епископа прибывшим ему на выручку воинам Ордена, которым презентовал три бочки эсторского. Всё это Малышев подавал с юмором и без напряжения. Сам же отчём был по большей части посвящён разговору с придворным астрологом Багиром Киссэнским, в котором Антон тщетно пытался подвести его к идее гелиоцентризма.

Что произошло на самом деле. Барон Пампа действительно захватил отца Гамару и его людей, причём не на своей земле, а сделав вылазку на коронные территории. Одного этого было вполне достаточно, чтобы стать врагом Ордена, со всеми вытекающими последствиями. Далее, он удерживал его около десяти дней. Орденскую делегацию, явившуюся для переговоров об освобождении епископа, он задержал тоже — хотя вреда не причинил и обращался хорошо. Наконец, епископ был отпущен.

Дальнейшие события на посторонний взгляд выглядели странно. Никаких враждебных действий со стороны Ордена в отношении барона-самодура не последовало. Более того, по слухам — упоминаемым в очередном отчёте всё того же аккуратного Бунге — имел место сугубо неофициальный визит в Бау неких высокопоставленных лиц из орденской верхушки. Видимо, имели место какие-то переговоры.

Павел на очередной встрече попросил Антона, чтобы тот поинтересовался у своего друга-барона, что они там замышляют. Малышев обещал узнать. И буквально на следующий день уехал в Соан, чтобы ознакомиться с устройством тамошней академии. На поездку у него ушло три месяца, так что вопрос как-то сам собой снялся.

Что подумал по этому поводу Левин — понятно. Я бы то же самое подумал. Вопрос только в том, что именно Званцев показал почтенному епископу и о чём рассказал. Скорее всего, он рассказал или правду, или что-то очень близкое к ней. Всякие земные штучки, которые могли впечатлить епископа, у него, наверное, были. И, конечно, посулы. Посулить он мог вообще всё что угодно.

Поведение Антона тоже понятно. Отчим, видимо, не известил его о своих планах, чтобы пасынок не стал ему мешать. Ну или наоборот, помогать. Когда уже всё случилось, он каким-то образом объяснил ему своё поведение. Или, проще говоря, что-то наплёл. А может быть, к тому времени Малышев уже знал правду, или хотя бы часть правды. Уж больно резво он забегал, заметая следы.

Что было дальше — непонятно, информации не сохранилось. Но, похоже, контакты Званцева-Пампы с Орденом не просто продолжились, а перешли на постоянную основу.

Вступил ли Званцев в Орден? Левин не пришёл ни к какому определённому выводу. С одной стороны, вступление предполагало принятие орденских обетов — прежде всего безбрачия и отказа от имущества. Барон Пампа до самого последнего момента изображал из себя настоящего барона, со всеми вытекающими. С другой стороны, ситуация была исключительная: орденские получили уникальный шанс воспользоваться знаниями и возможностями другого мира, и тут они могли закрыть глаза на многое. Так что, скорее всего, ему присвоили какой-нибудь временный специальный статус, который позволял Званцеву отдавать приказы и распоряжения рядовым членам ордена, но не давал шансов на занятие настоящих властных позиций.

Интересно, когда они поняли, что Званцев — фанатик куда похлеше их самих? И что власть как таковая его не интересует совершенно?

День 109

Сегодня проснулся от головной боли. Принял половинку таблетки. Отпустило. То есть не отпустило, а оглушило, но не так сильно, как вчера. Писать не хотелось, есть тоже, а музыка после этих таблеток почему-то совершенно не воспринимается. Просто как какой-то шум бессмысленный. Пошёл мыться.

И во время мытья задумался, откуда у меня эта головная боль. Стал вспоминать, когда и как она началась — и совершенно чётко уловил, что от таких мыслей она у меня как бы увеличивается. Как бы, потому что таблетка саму боль глушит. Но какое-то неприятное напряжение — явно усиливается, да. Вот даже сейчас пишу, и чувствую: если бы не таблетка, у меня башка бы раскалывалась.

Ну сначала я опять подумал — может, я не живой и мою голову буравят? Нет, вроде не должно это так работать. Во всяком случае, судя по тому, что я про эти дела знаю. К тому же от самой этой мысли мне ни жарко, ни холодно. Там что-то другое. Я даже догадываюсь, что. Какая-то идея меня беспокоит. Причём она болезненная, и голова пытается её не думать. Ну как бы это объяснить? Вот есть камешек в ботинке. Он маленький, но, пёс его дери, мешается, а разуться и вытрясти его — времени нет. И ты стараешься как бы отогнать его в какое-то место, где он болтается, но ногу не ранит. Обычно в носок. И пока он там остаётся, можно идти нормально. Ну или почти нормально, потому что он всё время норовит обратно под стопу. Так и ходишь. Вот только камешек в конце концов можно вытряхнуть, а мысль — нет.

Пишу, и чувствую — в голове нехорошо. Лучше уж обратно в Арканар. Вот от этого у меня ничего не болит, проверено.

У меня какая проблема. Всё время приходится отвлекаться, рассказывать про то, про сё. А самого действия не вырисовывается. Даже не так. Оно как бы излагается кусками. Ну а что делать, если историю Ордена мы знаем, биографию Араты восстановить можем, а вот про то, что происходило между Званцевым и Малышевым, не осталось практически ничего? Остаётся гадать. Чем тот же Левин и занимался.

Что делал на Авроре Званцев — мы точно установить не можем. У нас есть только догадки. Про Малышева мы знаем больше, так как он был на виду, писал отчёты, он упоминался в отчётах других агентов, ну и так далее. Наконец, одним из источников является его сочинение, в целом фальшивое, но именно в этой части относительно адекватное, что подтверждается параллельными источниками.

В первое время пребывания при дворе Пица Шестого Антон-Румата занимался тем, что пытался внедрить какие-нибудь прогрессивные идеи в не очень широкие массы высшей аристократии и придворных интеллектуалов. Получалось у него это так себе. Самым большим его успехом стало внедрение при дворе нового предмета туалета — носового платка. Что касается собственно культуры, а также и науки, то все попытки как-то простимулировать её развитие натыкались на равнодушие светских людей и снобизм профессиональных интеллектуалов-книгочеев. Например, когда Антон пытался объяснить астроному Багиру Киссэнскому природу движущихся звёзд, тот вежливо выслушал, а потом сказал, что не стоит благородному дону утруждать себя размышлениями о столь сложных предметах. Примерно то же самое ему пришлось выслушать от придворного лейб-знахаря Таты, когда он попытался навести его на мысль о сущности системы кровообращения. Зато литератор Цурэн Правдивый, которому Малышев показал свой перевод «Гамлета», простодушно переписал часть текста и вставил его в свою высокопатриотическую трагедию «Злодейства герцога Ируканского, или Попранная добродетель». Это не помешало ему и дальше считать дона Румату профаном, ничего не смыслящем в истинном искусстве.

С книгочеями непридворными — с которыми Антон постарался тоже свести знакомство — всё получалось ещё хуже. Про Пэга Паршивого, оказавшегося наводчиком, я вроде как уже писал. Или история с отцом Кабани, о которой я, может, напишу подробнее. Было ещё несколько случаев аналогичного свойства, о которых Малышев упоминал в отчётах. Как правило, глухо и без подробностей. В общем, отношения с книгочеями как-то не складывались. Ровнёхонько до до начала репрессий дона Рэбы.

Начались они, надо сказать, ещё до организации «охранных отрядов». Фактически — почти сразу после организации Министерства охраны короны. Что и дало возможность Званцеву впоследствии утверждать, что дон Рэба одержим желанием истребить культуру как таковую, а Малышеву — повод в это поверить.

На самом деле ситуация была ровно та же, что и с «серыми ротами». Новой структуре нужно было на ком-то потренироваться. Начинать с уважаемых людей было ей не по чину, да и не по зубам. А вот придворные интеллектуалы были причастны к разным делам и много знали, но серьёзной защиты у них не было.

Начал дон Рэба с астрологов, конкретно — со знаменитого Багира Кэссенского. Который постоянно нуждался в деньгах. И потому, что любил комфорт, и потому, что астрономические инструменты стоили дорого. Поэтому он охотно брался за составление гороскопов, гадание по мерцанию звёзд, и прочее в том же духе — в первую очередь для нужд двора. Сам он во всё это не верил, заказчиков подобных предсказаний он презирал и считал идиотами, а себя полагал непревзойдённым гением. Это-то его и погубило.

Незадолго до учреждения Министерства к Багиру обратился министр финансов, дон Рата. Он заказал гороскоп одной серьёзной финансовой операции, конкретно — вложения немалой части королевских денег в соанскую морскую торговлю вдоль пролива.

Чтобы было понятно. Увеличение транспортной связности Арканара было стратегической линией династии. Причём если меридиональная дорожная сеть была, в общем, вполне достойной — тракты доходили до Красного Хребта — то в широтном направлении всё было гораздо хуже. Для побережья Арканара основной транспортной артерией оставался пролив — неуютный и небезопасный во всех смыслах, так как сильного военного флота у Арканара никогда не было.

Решений было три. Во-первых, вложиться в чью-то налаженную систему — например, соанскую. Во-вторых, усилить собственный флот, обеспечив купцов конвоями и т. п. Наконец, существовал проект рокадной дороги, параллельной побережью.

Стратегически правильным было бы третье решение. Дорога имела не только экономическое, но и военно-стратегическое значение. Однако сколько-нибудь масштабные инфраструктурные проекты в преддверии больших потрясений, запланированных Его Величеством, были крайне рискованными. К тому же столь масштабному строительству препятствовали положения Статута о дружеском согласии, фиксирующие «узуфруктный» характер королевских прав на полуостров — на что можно было, в общем-то, в текущих исторических условиях и плюнуть, но определённые проблемы оно всё-таки создавало.

Что касается усиления флота, то оно автоматически означало усиление позиций флотских, которым король не доверял от слова «совсем».

Но и вот так прямо отдаваться в руки соанцев ему тоже категорически не хотелось.

В таких случаях Его Величество обычно возлагал ответственность за принятие решения на кого-то другого, и здесь им оказался министр финансов.

Надо сказать, что дон Рата был весьма состоятельным человеком со скромными личными потребностями. Поэтому, в отличие от многих других высших чиновников, он заботился не столько о личном обогащении, сколько о репутации и влиянии. Конечно, деньги он брал, в том числе и у соанцав. Но серьёзные решения принимал сам, исходя из своих представлений о благе Арканара и правящей династии.

У него была всего одна слабость: дон Рата был суеверен. Что вполне совмещается с учёностью и интеллектом: академик Юмизава тому порукой. Так или иначе, он верил во влияние звёзд. И заказал лучшему из известных специалистов гороскоп.

Через пару дней у порога скромного учёного замаячили соанские гости. Они объяснили, что чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы гороскоп оказался удачным. Таким, чтобы внушить дону Рате уверенность в баснословных выгодах, которые получит Арканар в результате подобного вложения. И они готовы материально простимулировать почтенного астролога, чтобы он получил правильный результат.

Лена, если ты это читаешь, имей в виду — я много в чём разбираюсь, а вот в астрологии ни бум-бум. Левин тоже. Насколько я понял по его воспоминаниям, арканарское звездочётство от старинного земного отличалось довольно сильно. Арканарские астрологи больше учитывали всякую символику, вводилось какое-то «собственное время движущихся звёзд» и ещё всякая псятина. В целом принцип был тот, что брались расположения звёзд и планет, связанные с субъектами, между ними строились связи, а потом как-то толковались. Ну, в общем, не понимаю я этого.

Так или иначе, Багир Киссэнский гороскоп построил всем на удивление: он был сплошняком исчерчен благоприятными аспектами, плохих было мало и они на общем фоне смотрелись бледно. На основании этого гороскопа дон Рата решил, что сделку с соанцами надо заключать, причём в самом ближайшем будущем. Каковое решение и представил Его Величеству.

Вот тут-то в дело и влезло свежеиспечённое министерство, возглавляемое доном Рэбой.

Насколько поняли институтские историки, личных интересов в этом деле у него не было. Ему важно было кого-нибудь образцово-показательно ущучить. На министра финансов у него не хватало ресурса, а вот Багир был как раз по зубам.

Надо сказать, что дон Рэба всё сделал по закону. А именно — добыл копию гороскопа, после чего нанял двух уважаемых астрологов. Которые исследовали документ и дали заключение, что положения движущихся звёзд искажены. Например, планета Араху, никогда не удаляющаяся от Солнца более чем на двадцать восемь частей дуги, на данном гороскопе находится в тридцати частях дуги, причём сделано это явно затем, чтобы прочертить благоприятный аспект с планетой Ахету и избежать крайне неблагоприятного аспекта со звездой Ветэо, губительного для торговых сделок. А вообще они обнаружили с десяток явных подлогов и фальсификаций. Каковые дон Рэба и предъявил Багиру Киссэнскому лично. И поставил его перед крайне неприятной дилеммой: или признать себя неучем и шарлатаном, ничего не смыслящим в астрологии, или же — сознательным обманщиком, пытавшимся обмануть королевского министра.

Дон Рэба недооценил Багира. Тот, выслушав предложение, улыбнулся — после чего упал на пол и принялся биться головой о ковёр, хрипя и пуская ртом пену. Дальше он весьма артистично изображал безумие. Доказать, что он симулирует, можно было только одним способом — бросить его в Весёлую Башню, поближе к калёному железу и прочим инструментам, приводящим в разум. Чтобы это провернуть, дону Рэбе пришлось поднапрячься. А именно — изобрести уникальную в арканарской практике формулировку «безумие, граничащее с государственным преступлением», под каковую и подверстать случай Багира. Король был недоволен: он ценил работы Багира по уточнению календаря. Однако доказательства, представленные первым министром, были убедительны, так что пергамент о заключении под стражу Его Величество подписал.

Опять же, с Багиром обошлись, можно сказать, деликатно. Вместо того, чтобы сразу передавать его палачам, астролога просто бросили в каменный мешок, чтобы он поразмыслил над своим положением и понял, что лучше сотрудничать со следствием, нежели и дальше изображать безумие.

Тут-то и вмешался Антон-Румата.

О доне Рэбе как о фашисте, одержимом желанием истребить культуру, он тогда не думал. А вот о том, что вызволенный из застенков Багир будет, как минимум, благодарен своему спасителю и поубавит спеси — на это он, вероятно, всё-таки надеялся.

Вызволить астролога из темницы оказалось не так уж сложно — имея неограниченный запас золота. Малышев просто купил нескольких высокопоставленных тюремщиков, пообещав им не только деньги, но и защиту. В результате Багир, уже выдержанный до нужной кондиции, до допросной так и не дошёл: пропал где-то по дороге вместе со стражниками и их начальством.

Дон Рэба пришёл в ярость. Или сделал вид, что пришёл в ярость. Во всяком случае, он воспользовался этой ситуацией, чтобы полностью заменить весь персонал Весёлой Башни на орденских специалистов — на том основании, что их нельзя купить задёшево. Антон этому тогда значения не придал: его больше волновало то, что Багира начали искать, причём вполне профессионально. Пришлось отправлять его за пролив, в метрополию. Когда первый министр узнал, что добыча ускользнула — а узнал он это подозрительно быстро — то дал волю мелкой мстительности: сжёг обсерваторию, в назидание прочим.

Потом было дело лейб-знахаря Таты и его коллег. Получил Тата своё место в результате истории, о которой я уже писал. Как и все его коллеги, он подрабатывал изготовлением ядов. Но это было в Арканаре обычным делом. Скорее всего, дону Рэбе хотелось сквитаться за Багира — он не знал с кем именно, но понимал, что противник у него есть. И он этот раунд выиграл: знахарь и его ученики были обвинены в попытке отравления короля по наущению герцога Ируканского. Тата был заключён в Весёлую Башню, под пытками сознался во всём и был повешен. Последнее, надо сказать, было чем-то вроде извинения со стороны первого министра: вообще-то за покушение на царствующую особу полагалась квалифицированная казнь первой степени, а Тату даже не потрошили. Видимо, дон Рэба был уверен, что знахарь невиновен. Что интересно — новый лейб-знахарь так и не был назначен.

Тут бы Антону задуматься, почему и зачем нужно избавляться от нужного и полезного человека. Вряд ли он додумался бы до правильного ответа, но хотя бы почувствовал, что чего-то не понимает в происходящем. Но у Малышева на всё был готовый ответ: безумный мерзавец дон Рэба уничтожает интеллектуалов, потому что он фашист. Разумеется, Антон попытался спасти знахарей, потратил на это тридцать килограммов золота, ничего не добился, пошёл на силовое решение и вынужден был отступить с потерями. Его это выбесило, и когда дело дошло до следующей жертвы — ею был алхимик Синда — специально устроил засаду, чтобы показать себя.

Тут опять проиграл дон Рэба. Он как раз занимался созданием «охранных отрядов». Набирались они в основном из личных подданных короны. То есть людей, не считающих себя чернью и поэтому имеющих зуб на аристократию, каковая их чернью как раз и считала. Однако опыта им отчаянно не хватало, и дон Рэба стал задействовать их во всех силовых операциях Министерства, где не ожидалось значительного сопротивления. Алхимик Синда был тщедушным старичком и жил одиноко. Вред от него был тот, что он регулярно просил у Его Величества — как и у его предшественника — денег на продолжение опытов по превращению неблагородных веществ в золото, и их регулярно получал. Дону Рэбе это надоело, и он решил даную синекуру прикрыть, а Синду обвинить в сокрытии секрета превращения от короля. Пусть, дескать, сам доказывает, что неблагородные металлы в золото превратить невозможно.

Всё было хорошо подготовлено, кроме одного: не стоило посылать за старичком неопытных в таких делах дуболомов. Антон-Румата — в тряпичной маске-балаклаве — вместе с несколькими наёмниками-головорезами легко разоружил возомнивших о себе лавочников. Он даже не стал их убивать, а побросал в подвал дома Синды. После чего, не медля, занялся переправкой почтенного алхимика в Соан. Где тот снова занялся любимым делом — манипуляциями с колбами и пробирками. Что характерно: на деньги, созданные как раз превращением в золото неблагородных веществ.

Тут, кстати, возникает довольно интересный момент, на который обратил внимание Борис. А именно — почему дон Рэба был уверен, что создать золото из других веществ путём химических манипуляций невозможно?

Арканарские короли, давая деньги алхимикам, поступали, в общем-то, не так уж глупо. На Авроре никто точно не знал, возможно превращение металлов в золото или нет. Но было известно, что многие этим занимаются. В случае успеха счастливчик получал в руки что-то вроде абсолютного оружия. Поэтому поддерживать исследования в этой области имело смысл. К тому же иметь придворного алхимика считалось престижным — хотя бы потому, что это было принято при эсторском дворе. Наконец, расходы, в которые ввергал Синда казну, были крайне незначительными по сравнению с прочими тратами. Один королевский обед обходился дороже, чем содержание безобидного старика и его опыты за несколько лет.

Тем не менее, дон Рэба действовал с полной уверенностью, что делает благое дело. И даже с каким-то ожесточением — как будто точно знал, что алхимия ни на что не способна в принципе, а старик только зря переводит время и средства. Примерно так же он в дальнейшем относился и к прочим книгочеям, попавшим под пресс Министерства или под топоры штурмовиков.

Из этого Левин сделал вывод, что к тому моменту Званцев уже начал передачу земных знаний и технологий Ордену. Причём какая-то полезная информация дошла и до дона Рэбы. К тому моменту уже имевшего в этой организации чин боевого епископа. И рассчитывающего на гораздо большее.

День 110

Опять проснулся от головной боли. Да что же это такое! К тому же снилась всякая псятина. В прямом смысле слова. То есть собаки снились. Пырились на меня с каким-то нехорошим интересом. Очень неприятно. Так что день начал с таблеточки.

Скрежет продолжается. Даже с какой-то периодичностью, что-ли. То есть вроде как поскрипит-поскрипит и перестанет. Потом снова. Вот этого я не пойму — что там такое завелось? Может, Странники ко мне рвутся? Или канистра со спиртом прилетела? Да, знаю, что шутки дурацкие. А что поделать?

Ладно. Попью морсика брусничного и снова к делу.

Я теперь буду писать о всяких арканарских планах. Которые по большей части не реализовались. Или реализовались криво. Так что это всё вилами на воде писано. Хотя, конечно, они соответствуют базовой ТИП и специальной теории Средневековья. Ну и здравому смыслу. В общем, подобьём бабки, как выражается Славин в таких случаях.

Чего все хотели? И что в итоге получили?

Начнём с землян вообще. Группа Наблюдателей — точнее, её земное начальство — хотело вытащить Арканар из Средневековья в Возрождение. Предполагаемый метод: возвышение интеллектуального сословия, накачка его знаниями и технологиями, на этой базе — дальнейшее его возвышение. Дальше можно было устраивать научно-техническую революцию, географические открытия и прочие приятные вещи, которые можно было подать Земле как достижение и прорыв.

Чего хотели люди из Группы Наблюдателей, варящиеся в арканарской каше? И конкретно Антон?

Разделяя в общем и целом саму идею, они рано или поздно начинали продвигать какие-то свои идеи по её достижению. Кто какие. Нас в данном случае интересует Антон. Который, видя, что у «людей книги» начались проблемы, принялся их спасать. В основном по одиночке. В ходе этого дела он пришёл к той идее, что в Арканаре сейчас начнётся ужас-ужас-ужас и полное уничтожение всяких ростков культуры. Поэтому он стал настаивать на массовой эвакуации интеллектуалов из страны с привлечением всех ресурсов Группы.

Сначала он предполагал переправлять спасённых книгочеев в Соан, где репутация «людей книги» была не столь однозначно скверная, как в Арканаре, были хорошие библиотеки и книжные лавки, и даже имелось какое-то подобие академии. Впрочем, личное знакомство с этим заведением его не впечатлило. Потому он предложил новый проект — создание университета в метрополии, где можно было бы наладить нормальный научный процесс с нуля, по земным лекалам. На этой идее он настаивал довольно долго, с возрастающим раздражением, что заметно по отчётам.

Это и неудивительно. Понимания у коллег он не нашёл. Переправлять отдельных интеллектуалов в Соан ему не мешали и даже помогали по мере сил. Но и только. Вообще, относились к нему как к человеку увлечённому и горящему желанием что-то сделать — но странноватому. О причинах этой странноватости кто-то из них, может, и догадывался. Но догадки свои держал при себе. Что и правильно, наверное. Потому что по факту предъявить Антону было нечего.

О Званцеве. Этот свои планы реализовал. Как именно — это отдельная история. Её рассказать придётся в любом случае, но попозже.

Теперь про аборигенов. Тут все хотели разного. В основном — выжить. Желательно по старинке. Ну то есть большинство разыгрываемых сценариев было инерционными. Единственный план, предполагавший серьёзные изменения, был у Его Величества Пица Шестого. Все остальные игроки, в этот план вовлечённые, действовали в его рамках. Даже когда саботировали, вредили или просто их ломали. Потому что сравнимых замыслов у них не было.

Теперь о Пице. Сей достойный монарх готовился принять на себя бремя абсолютной власти.

Ну то есть формально королевская власть в Арканаре была неограниченной. Король мог делать что хотел. И многое делал. Но на самом деле берега у его власти были, причём со всех сторон.

Для начала: несмотря на фактическую независимость от эсторской метрополии, та никогда не отказывалась от формальных прав на все своих бывшие провинции, в том числе Арканар. Пресловутый Статут о дружеском согласии устанавливал, что арканарские короли являются не законными собственниками Великого Герцогства, а чем-то вроде узуфруктуариев. Ну то есть они могли делать на своей территории практически всё что угодно, в том числе пользоваться всеми доходами, от них получаемыми, однако с условием сохранения целостности, ценности и назначения этих земель. Например, добровольная отдача или продажа земель королевства другому государству этому условию явно противоречила. Хуже того, на то же самое условие натыкались некоторые инфраструктурные проекты. Уже помянутая дорога вдоль побережья требовала массированной вырубки лесов — что с точки зрения эсторского права считалось порчей территории: в безлесном Эсторе дерево очень ценилось… Но главное было даже не это. Любое, даже самое эфемерное признание зависимости от эсторской метрополии было чем-то вроде мины под арканарской короной. Арканарским владыкам нужна была настоящая независимость, что означало признание за династией права собственности на Арканар.

С другой стороны власть королей была ограничена аристократией, в особенности же — великими баронами. Они владели значительной частью территории королевства, причём самой ценной: лучшими пашнями, серебряными и золотыми рудниками, удобными гаванями и так далее. Это было как раз понятно: собственно, выжили и стали великими баронами именно те, чьи доходы позволяли содержать значительное войско. У остальных всё отжали предшественники Пица Шестого. Но оставшиеся были крепкими орешками. Править без их согласия и одобрения было невозоможно. Ну, об этом я уже вроде как писал, не буду повторяться.

Наконец, король зависел от двора и бюрократического аппарата. И там и там тон задавали благородные.

Вывод прост: благородное сословие подлежало уничтожению. Желательно — физическому. С заменой на слой профессионального чиновничества без особых прав, полностью зависящего от короля и только от короля.

Вообще-то до этой идеи дорастает, наверное, любой правитель. У некоторых это даже получается. На какое-то время. Иногда очень надолго. Ну то есть до прямого столкновения с государствами, у которых есть консолидированный слой политической элиты, выросший из старой аристократии. В таком столкновении абсолютное самовластие обычно проигрывает.

Но арканарские короли этого не знали. И готовили — в течение, как минимум, трёх поколений — абсолютистский переворот. Причём готовили всерьёз, без дураков.

Вот кстати. Я, когда читал исторические книжки, никак не мог взять в толк, почему ситуацию, когда первое лицо государства меняет характер правления, называют переворотом. Он же и так первое лицо. Ну вот король, например. Может ли король устроить переворот, раз он всё равно по итогам останется королём? Оказывается, может. Потому что переворот, по определению — это смена власти в государстве, осуществляемся с нарушением фундаментальных социальных норм, характерных для данного общества. Как правило — сопровождаемая физическим устранением правящей верхушки. Ну например: полководец при помощи армии свергает монарха, двор разгоняет, присваивает себе имущество монарха и его приближённых. Переворот? Он самый. А если монарх внезапно казнит полководца, двор опять же разгоняет, армию свирепо чистит, устраивает проскрипции? А в чём разница-то? Ну, принципиальная? Вот то-то.

План у Пица Шестого, насколько удалось реконструировать его по косвенным данным, был примерно следующий.

Всё должно начаться с дворянского бунта. Благородные доны должны возмутиться против законной власти и передраться, причём передраться основательно. Очень хорошо, если по ходу дела будет убито достаточно много посторонних и непричастных. Одновременно в столице должны были начаться беспорядки. Беспорядки, поддержанные «серыми ротами» дона Рэбы и одновременно ночным воинством Ваги Колеса — должны были перерасти в восстание против аристократии. В итогде столичные благородные доны должны были быть вырезаны вместе с семьями. Примерно то же самое творилось бы по всему королевству: «серые» вместе с уголовниками во главе восставших перебили бы большую часть тех, кто имел перед именем приставку «дон». Что касается великих баронов и их владений, то по ним ударили бы крестьянские армии — долго и тщательно вскармливаемые, и не менее долго и тщательно давимые. Разозлённые прошлыми неудачами и взбудораженные происходящими событиями — а также щедрой материальной помощью и ещё более щедрыми посулами — они связали бы силы баронских дружин.

Тут император должен встать во главе сил порядка. Тем более, что у него внезапно обнаружился бы в кармане козырной туз — войска Святого Ордена. Переброшенные в Арканар с материка, отлично вооружённые и изумительно дисциплинированные, они осуществили бы окончательную зачистку королевства. Как от восставших, так и от тех, против кого они восстали. Ну и прочий несознательный элемент, включая крестьянских вожаков.

Всё это надо было проделать достаточно быстро, чтобы не спровоцировать Ирукан — а то и Соан — на какую-нибудь дурацкую попытку интервенции. Что предполагало соответствующую интенсивность зачистки.

После всего этого Пиц Шестой, в припадке искреннейшего раскаяния из-за моря пролитой крови, объявил бы о том, что он более не желает править, от власти отрекается, а намерен посвятить остаток жизни простой жизни, молитвам и покаянию. Вместе с отречением хороня Статут о дружеском согласии и прочие рудименты зависимости от Эсторской империи. И вступил бы в Святой Орден. В котором занял бы скромнейшее место Верховного Магистра, главы орденского конклава.

Дальше понятно. За оставшееся время жизни бывший Пиц Шестой сумел бы перестроить Арканар по образу и подобию Ордена. В светском варианте, конечно.

Разумеется, это именно что реконструкция, сделанная институтскими историками. Однако она опирается на факты. Например, на тот факт, что стремительное возвышение дона Рэбы началось как раз тогда, когда у орденского Верховного Магистра была диагностирована болезнь почек. И знахари поклялись, что больше трёх-четырёх лет он не протянет. События в столице начались как раз в тот момент, когда сей почтенный муж лежал на смертном одре. При этом данный факт был известен крайне узкому кругу. То есть самой орденской верхушке. Известно также и то, что Великий Магистр, вопреки обыкновению, не передал никому конкретно свои регалии — перстень и посох. А ограничился пожеланием, чтобы они достались «достойнейшему из достойных и смиреннейшему из смиренных». Формулировочка странноватая. Но к предполагаемым планам Его Величества она очень даже подходила.

Что касается возможного отречения Пица Шестого — на то были особые причины, связанные с проблемой престолонаследования. Вопрос был весьма деликатный. Земляне, правда, имели источник информации, которым не обладал никто вообще. Учитывая возможные альтернативы — именно эта версия показалась наиболее вероятной.

Или вот тоже фактик. Незадолго до событий пресловутый отец Кин, используемый Рэбой, среди прочего, для вбросов и сливов, написал сочинение «О новом государстве», где довольно подробно излагались принципы перестройки Великого герцогства по образу и подобию Святого Ордена и заведённых в нём порядков. Трактат содержал политическую программу, устанавливающую, среди всего прочего, ликвидацию существующей сословной системы. Всё население делилось на рабов, подданных и монахов. Разница между ними была та, что рабы в собственном смысле именовались «рабами Бога, короля и своего хозяина», подданные — «рабами Бога и короля», а монахи — «рабами Бога». Статуса «свободного» не имел никто. Более того, в трактате было прямо сказано: «в совершенном государстве нет свободных». Причём это был единственный случай, когда это слово вообще упоминалось. А слово «право» или «права» в трактате отсутствовало совсем.

Вот кстати тоже момент. Антон-Румата это сочинение читал. Довольно внимательно. И в очередной раз убедился, что дон Рэба и его люди — в том числе отец Кин — готовят какой-то страшный «фашизм». О чём он и отписал в очередной раз наверх. Именно в таких выражениях.

Институтские историки оказались умнее. Они обнаружили, что в трактате утверждается равенство перед законом и отсутствие привилегий, связанных с рождением или богатством. Слово «права» там и в самом деле отсутствовало — поскольку в арканарском это слово имело значение «личные и сословные привилегии и особые милости». Для обозначения общих прав вводилось другой термин, которое можно перевести как «гарантии» — и они были прописаны даже для рабов, имеющих хозяина. То есть законы «Об одушевлённом имуществе», «О подлом сословии» и прочая гадость отправлялась на свалку истории. Что касается «свободных», то я уже об этом говорил: ничего хорошего это слово в Арканаре не значило. То есть фраза «нет свободных» значило буквально «нет ненужных и никчёмных». Неудивительно, что трактат отца Кина был встречен в штыки аристократами, а вот горожане — и состоятельные, и не очень — восприняли его с большим интересом и сочувствием. Антон же, хотя и читал книгу, но увидел в ней только субтропический листопадный фикус. Именуемый в просторечии фигой.

Но это так, в сторону. Вернёмся к королевскому заговору.

В тщательно собранной Его Величеством социальной бомбе не хватало запала. Почему это вдруг благородные доны должны были взбунтоваться против законной власти, а беспорядки в столице — привести к войне с благородными? С чего бы вдруг?

Разумеется, Его Величество рассмотрел массу вариантов. И остановился на самом простом и убедительном. А именно — на покушении. На свою сиятельную особу.

День 111

Да что за пёс! Опять скрипит! Нет, даже не скрипит, а скрежещет. Похоже, с внешней стороны что-то зацепилось.

В принципе, я мог бы выйти и посмотреть, что там такое. Ну да, в открытый космос. Шлюз тут в принципе есть. Но вот беда: не в чем. Поскольку у меня этот дурацкий гермокостюм ГКК61Л-4. Который, конечно, редкость великая, но вакуум-то он не держит! Или держит, но хреново. Обмотать его всё-таки пластырем, что-ли? Не хочу. Во-первых, пластырь жёсткий. Не факт, что я смогу нормально двигаться. Во-вторых, после такого усовершенствования коллекционная ценность костюма упадёт совсем. Я и так его распаковал. Дальше портить такую вещь — ну извините, не могу. Всё внутри восстаёт.

А скафа нет. И не может быть. Согласно инструкции. То есть двум инструкциям. Нет, даже трём. Каждая из которых, по идее, должна усиливать безопасность. А в результате получилась хрень.

Дело тут в чём. Скаф, в отличие от гермокостюма, имеет систему полной регенерации всех отходов. Кроме, извините, дерьма. Хотя, кажется, и оно тоже как-то обрабатывается. Но жидкость и газ — всё крутится по замкнутому циклу, была бы энергия. Которая обычно есть. Однако в любой скаф встроена кормилка-поилка с запасом воды и биологической смеси и запасной кислородный баллон. Наполненный стабилизированным жидким кислородом. Расходуется он очень экономно, только на пополнение потерь, так что человек в скафандре может прожить, не снимая скафандра, месяца два. Во времена Поля Гнедых была такая история — взорвали челнок с двадцатью пассажирами, так там затесалась одна бабуся, тронутая умом, которая… Пёс, я эту историю уже рассказывал. В самом начале. Стёр бы, да не могу. Извини, Лена.

Ну в общем, есть такой баллон. И он там обязательно должен быть. Причём по инструкции он должен быть заряжен. Проблема в том, что во всех современных скафах он встроенный. То есть его нельзя отсоединить: он является частью скафандра. С точки зрения конструкторской это снимает массу проблем. А с точки зрения инструкций по безопасности, баллон со стабилизированным жидким кислородом — штука довольно стрёмная.

Как бы это объяснить-то. В принципе, ничего сложного в хранении кислорода нет. Его можно держать в дьюаре, например. Или просто в космосе, который сам по себе дьюар, и если изолировать хранилище от источников излучения, то кислород останетс жидким. Его нужно даже немного подогревать, чтобы температура не упала до 54 кельвинов и кислород не застыл бы. Точно так же, в вакууме, можно хранить и баллоны. Но не скафандры же, тем более аварийные! Хотя бы потому, что они должны иметь комфортную для человека температуру внутри.

Так что скафандровых баллонах используют стасис-поле. В нём кислород остаётся жидким, даже если баллон положить на сковородку. Проблема в том, что сколько-то молей кислорода там всё равно переходит в газообразную форму, растёт давление, ну и так далее. При этом стравливать его автоматически невозможно, потому что в стасисе любую механику клинит из-за экспоненциального роста трения поверхностей и прочих побочек. Датчики тоже не работают. Так что нужно более-менее регулярно отключать поле. И автоматически это сделать нельзя. Потому что отключение стасиса в системах жизнеобеспечения разрешается только человеку. Этой инструкции уже сто лет в обед. Принята она была после факапа в системе Альфы Эридана, когда автоматическое отключение стасиса привело к пожару в вакууме и убило почти полсотни человек. И отменять её никто никогда не отменит. И не надейтесь даже.

Откуда знаю? Да всё оттуда же. Из практики то есть. У меня на складе лежат яйца пустотного мглиста из системы Эридана. Да, Комов притащил. Да, оплодотворённые. Да, в стасисе. Потому что пустотные мглисты — существа малоисследованные (последний умер ещё до появления человечества на Земле). А все малоисследованные существа автоматически считаются опасными по «красной» категории. И содержать их можно только в стасисе. Каковой считается элементом системы жизнеобеспечения. Куда входит также вакуумный бокс и источник гамма-излучения. Так что я вынужден каждый год летать на этот склад, чтобы отключить стасис, проверить состояние процессов, в яйцах этих идущих, подписать бумажку и снова включить поле. А главное — без этого всего можно было бы спокойно обойтись. Так как зародыш серого мглиста полностью созревает за пять миллионов лет как минимум. И эти дурацкие яйца можно было хранить и так. Потому что за пять миллионов лет человечество уж как-нибудь разобралось бы, нужны ли ему пустотные мглисты. И если да, то зачем. Но порядок есть порядок.

Но это я так, отвлёкся от темы скафандра. В общем, долгое время этой проблемы — что кислород из баллонов нужно иногда стравливать — просто не замечали. Пока не случился инцидент на Фуксии. Не помню номера системы, извините — ЕН-4-что-то там, и то не уверен. Короче, там взорвался баллон. Никто не пострадал, но пожарники выпустили новую инструкцию. А именно: стабилизированный жидкий кислород хранить в баллонах нельзя, а можно только в боксе, который гарантированно выдерживает даже полное превращение жидкого кислорода в газообразный. Что требует или немерянной толщины стенок (а это бред), или серьёзного стасис-оборудования. И то и другое — довольно крупные сооружения. Которыми теперь оборудованы все сколько-нибудь значительные космические объекты. Скафандры с пустыми баллонами к ним подключены, и если что — в них подаётся кислород и баллоны заправляются. Заправка занимает секунды две-три, ну как раз время добежать в случае чего. Проблема в том, что такую здоровенную дуру, как этот бокс, можно установить только там, где есть для неё место. На мелких станциях его просто нет. Как и энергии на обслуживание. Но на мелких объектах и не бывает никого, кроме техников, ремонтников и прочих таких товарищей, а они обязаны появляться на рабочем месте в скафандрах, и уж потом их снимать, если всё в порядке. Так что спасательные скафандры со всей мелочёвки тупо изъяли, чтобы не связываться с ПСГВ. Вместо них закинули гермокостюмы с отделяемыми баллонами со сжатым кислородом. На который новая инструкция не распространяется.

Кстати. Большой скандал вышел с коллекционерами скафов. Потому что во имя исполнения всё той же инструкции им предложили или установить у себя эти самые боксы, или же просверливать баллоны, чтобы их нельзя было заправить в принципе. Боксы предлагались не за человеко-часы, а так, бесплатно. Но коллекционеров такое давление возмутило. Начался кипеш. В конце концов баки им оставили непросверленные, но обязали заливать изнутри пластиком. Дурь вообще-то. Но во имя исполнения инструкций и не такой дурью приходится заниматься.

Вот только из-за всей этой хренотени я тут сижу без скафа, как идиот. Хотя почему «как»? Учитывая всё, что я натворил. Из чистого любопытства.

В таком случае — может, плюнуть на всё и попробовать вылезти в гермокостюме?

День 112

Сегодня совсем было собрался вылезти наружу. Да, в ГКК61Л-4. Да, я его надел. Хорошо сидит. Даже баллон прицепил без постронноей помощи. И уже в силовом узле сообразил, что не знаю, как открыть шлюз. То есть не как открыть. Аварийная разгерметизация там есть, конечно. Разбиваешь стекло, жмёшь три раза аварийную кнопку и ура. Но мне-то надо выйти аккуратно, чтобы из станции воздух не вышел. И ещё потом обратно зайти. Как — непонятно. Так что пришлось разоблачаться. Кстати, снять гермик труднее, чем надеть. Я полчаса пыхтел, реально. Потому что все эти вакуумные застёжки закрываются на раз, а вот открываются — хрен сообразишь. К тому же, пока я с этими застёжками возился, мне припёрло пописать. Еле утерпел.

Теперь надо бы инструкции почитать, а мне не хочется. Ну вот лень, извините. Так что снова про Арканар.

Итак, король остановился на покушении. Причём покушении, которое в какой-то момент все должны счесть практически удавшимся. То есть все, включая ближайшее окружение, не посвящённое в заговор, должны были поверить, что он вот-вот умрёт и нужно начинать драку за опустевший трон. Разумеется, предполагалось, что официального — то есть подставного — наследника убьют сразу же. Правда, многие знали или догадывались, что официальный наследник не настоящий, а при дворе его держат исключительно в качестве жертвенного ягнёнка. Но это только добавляло в ситуацию неопределённости. В общем, аристократия должна была заняться дележом трона. Желательно было, чтобы появилось несколько реальных претендентов, и чтобы одного из них поддерживала «эсторская партия», а другого — «ируканская». Впрочем, появление таковых было, можно считать, гарантировано. Они просто не могли не появиться. Хотя, скорее всего, соответствующие кандидатуры были уже подобраны и предварительно разгуляны — то есть ободрены и профинансированы — хранителем королевского ночного горшка и его сотрудниками. Король такие вещи не оставлял на самотёк.

Потом в бунтующие массы вбрасывалась версия, что короля погубили благородные доны. Из-за его любви к народу, например. А теперь, изведя законного правителя и его династию, они будут править сами. Угнетая народ и всячески его изводя.

Кстати сказать. Король и эту тему тщательно проработал. Благодаря его усилиям, а также трудам предшественников, отношения между благородным сословием и всеми остальными слоями общества были испорчены донельзя. А в последние годы правления Пица Шестого — особенно при доне Рэбе — антагонизм стал открытым и демонстративным. Проявлялось это во всём. Например, участились бессмысленные издевательства над простолюдинами. Особенно в столице. Раньше этого тоже хватало, но теперь благородный дон просто не мог пройти по улице, чтобы не сбить с ног какого-нибудь мужика, отнять товар у уличного торговца и вывалить его в грязь, а то и сломать кому-нибудь руку или выбить глаз. Население восприняло такую моду однозначно: благородные вконец обнаглели. Отпор смели давать только «охранные отряды» дона Рэбы. Неудивительно, что они были популярны, а сам дон Рэба приобрёл репутацию защитника народа… Или вот ещё штришок: среди той части аристократии, которая владела грамотой, вошли в моду безумно-хамские рассуждения о простолюдинах. В том числе в письменном виде. Моду задал всё тот же дон Рэба, написав и опубликовав трактат «О скотской сущности земледельца». В котором крестьяне именовались низкими, тёмными, дикими, грязными, бессмысленными, лишёнными стыда и ничем не отличающимися от свиней. Его Величество отреагировало на сочинение положительно и наградило сочинителя значительной денежной суммой. Это сподвигло благородных донов, владеющих пером, на аналогичные эпистолярные упражнения — в надежде на аналогичные милости. Но был нюанс. Оскорблённые доном Рэбой крестьяне были в массе своей неграмотными, а горожан автор не задевал. Зато его подражатели, охотно проедающие доходы со своих земель, но не заглядывающие туда годами, принялись оскорблять именно тех, кого видели каждый день, то есть городских жителей. Дело дошло до предложений и обращений на Высочайшее имя — например, запретить неблагородным сословиям ходить по улицам в светлое время суток. Король, разумеется, на этот бред не тратил времени. Зато всякое подобное обращение почему-то немедленно делалось известным широким массам. Причём в крайне преувеличенном виде… Короче, в святом деле разжигания классовой ненависти не пренебрегали буквально ничем. Ни единой мелочью.

Но это так, деталь в общей картине. Которая должна была смениться бунтом горожан, поддержанным и направляемым «серыми ротами» и уголовниками Ваги, потом — волшебным воскрешением короля, вводом войск Святого Ордена. И далее по всем пунктам.

Проблема была ровно одна. Имитация «почти успешного» покушения должна была быть убедительной. Что подразумевало либо очень тяжёлое ранение, либо смертельное заболевание. Причём то и другое должно было быть реальным: в таких случаях никакая театральная постановка, лежание в постели и стоны на весь дворец никого не убедили бы. Благородные доны были, может, и не очень умны, но в вопросах жизни и смерти они разбирались. Как и королевские знахари, отлично умеющие отличать живого от умирающего — и при этом купленные-перекупленные всеми заинтересованными сторонами.

Конечно, умирать Пиц Шестой не собирался. Но устроить себе по-настоящему убедительную хворь он придумал как. Нужно было всего-то — эффектное, с тяжёлыми симптомами, но ни в коем случае не смертельное отравление.

Разумеется, это тонкая работа. Которую абы кому не поручишь. Но верные слуги короля — то есть хранитель ночного горшка и дон Рэба — обратились к лучшему специалисту в Запроливье, которого можно было купить за деньги.

А именно — к знаменитому знахарю Будаху Ируканскому.

День 113

Весь день читал инструкции. Вроде бы разобрался. Оказывается, ничего сложного. Это я сам себя перемудрил. Просто кнопки обычного выхода находятся возле самого люка. А чтобы до него добраться, нужно отключить гравик. Но сегодня уже не пойду, неохота.

Слушал Шопена. Особенно второй концерт для фортепиано с оркестром пошёл хорошо. Слушал и представлял себе второй комконовский орбитальный блок, где у меня техника и артефакты складированы. Не то чтобы прослезился, это я не умею. Но хочется. И какое-то щемящее чувство в груди.

Я вот даже задумался. Вот что такое для меня родина? Не в смысле «где родился», а такое место, которое я чувствую своим? Так вот — пожалуй, именно склады. Хотя нет, не родина. Царство, что-ли? Или хозяйство? Ну в общем — место, в котором всё создано мной и я там всё могу. Хотя этокомконовское имущество. А всё-таки моё. Я там каждый угол знаю.

Вот у некоторых такое хозяйство расположено внутри головы. Например, у настоящих учёных. Там, в голове, они всё знают и всё могут. А внешний мир — так, слегка отсвечивает. Люди тоже. Они где-то там, вовне. И что с ними происходит, не так уж важно. Не в первую очередь, скажем так.

Это я к вопросу о гуманизме, кстати. И о Будахе. К нему и вернёмся.

В своих отчётах Антон-Румата Будаха упоминал довольно часто. Характеризовал он его так: «человек, несомненно, замечательный и настоящий интеллигент, убежденный гуманист и бессребреник». Старшие товарищи, наверное, скептически хмыкали, читая про гуманизм. Потому что понимали: человек, являющийся крупнейшим знатоком ядов, вряд ли страдает избыточным гуманизмом. Хотя бы по той простой причине, что в ту эпоху пополнять свои знания можно было только одним путём. А именно — опытным. И мышками или там собачками в таких вопросах обойтись невозможно.

Будах и не обходился. Он загубил очень много людей. Причём без каких бы то ни было угрызений совести.

Но по порядку. Биография у доктора была довольно любопытная. Начинал он как помощник военного врача-знахаря. В ту пору герцог Ируканский постоянно воевал — то с арканарскими баронами, то с герцогством, то с меднокожими варварвами, которые снова попёрли из-за Хребта. В данном случае воевали с варварами. Они были плохими рукопашниками и скверно владели мечом и копьём, зато умели стрелять из духовых трубок отравленными колючками. Яд действовал очень быстро и в очень небольших концентрациях. Однажды Будах вытаскивал ядовитую иглу из умирающего ируканского солдата и поранился ею сам. Он потерял сознание, но выжил. Более того, у него прошла мышечная судорога. Это его заинтересовало, и он стал проводить опыты с низкоконцентрированным раствором яда. В основном на раненых и умирающих. Из самых лучших побуждений: ему приходилось ассистрировать при операциях, и он хотел облегчить страдания тех, кому отпиливали ногу или руку. То есть использовать яд для общего наркоза и мышечной релаксации. Он убил нескольких раненых, но подобрал нужную концентрацию. А потом разобрался и с рецептурой яда. Для этого ему пришлось соответствующим образом поработать с пленными варварами. Один из них оказался знахарем и выдал секрет — яд вываривали из листьев кустарника определённого вида. Это стало первым, но далеко не последним достижением доктора.

В дальнейшем он не упускал ни единого случая пополнить свои знания. Для этого он шёл буквально на всё. Например, во время процесса над ируканскими ведьмами он выпросил у старого герцога Ируканского место дознавателя. Его интересовали используемые ведьмами зелья. К тому времени он сделал при герцоге неплохую карьеру: он был единственным, кто умел снимать боли в августейших суставах. Для этого он использовал смесь разных ядов. Что не помешало ему помочь тому же герцогу мирно и вовремя отойти в мир иной, всего лишь несколько изменив дозировки. Благодарный сын — который и был заказчиком — даже собирался даровать Будаху дворянство. Но потом решил, что это будет слишком откровенно и восстановит против него двор. Поэтому он предложил доктору самому выбрать себе награду. Будах попросил хорошо оборудованную лабораторию, денег для закупки оборудования и разных веществ. А также поставки подопытных в нужных количествах и защиту от чужого любопытства. Герцог просьбе внял и переселил доктора в свою личную тюрьму. Из подвалов которой он позволил брать столько людей, сколько нужно для опытов. В тюрьме Будах прожил несколько лет, весьма плодотворных с научной точки зрения. Правда, тюремные подвалы он опустошил полностью. При этом его научный аппетит только разгорелся. Так что через какое-то время он расстался с герцогом. Расстался полюбовно, вручив ему в качестве подарка набор противоядий от наиболее популярных отрав. И отправился на поиски более перспективного работодателя.

Он его нашёл — по ту сторону ируканской границы, в Арканаре. Это был некий дон Сатарина по прозвищу Беспощадный — богатейший имперский аристократ, доживший до преклонных лет и слегка свихнувшийся от старости и многочисленных болезней. Ему требовался личный врач и опытный допросчик: престарелый дон никому не доверял и очень боялся покушения. В связи с чем его фамильные тюремные подвалы всегда были полны людей, показавшихся подозрительными. От близких слуг, заподозренных в измене, до случайных людей, схваченных во владениях дона вблизи ируканской границы: старик пребывал в родовой вражде с герцогами Ируканскими… Так или иначе, Будах отлично справлялся. Что касается врачебства, то дон Сатарина прожил более ста лет. Несмотря на хронический холецистит и камни в почках: их Будах смог растворить раскислительной смесью собственного изобретения. По поводу второго занятия рассказывали, что Будах однажды заставил говорить немого от рождения. Применив какой-то отвар, усиливающий болевую чувствительность. Взамен он получил у дона Сатарины ровно то же самое, что и у герцога: хорошие условия и материал для опытов. Когда доктор испытывал какое-нибудь новое противоядие, слуги не успевали вывозить трупы.

Нет, Будах не был ни садистом, ни мизантропом. Это был фанатик познания — наподобие того же академика Окада. Впрочем, в отличие от последнего он считал человеческую природу неизменной и не мечтал переделать людей. Единственным способом облегчить человеческую участь он считал распространение полезных знаний. Себя он искренне считал благодетелем человечества. Как он сам написал в предисловии к своему знаменитому трактату «О травах и иных злаках, таинственно могущих служить причиною скорби, радости и успокоения» — «изложенные здесь сведения, собранные и добытые мною с большим трудом, да послужат к уменьшению и облегчению страданий людей в этом поколении и в будущем». В трактате и в самом деле излагались очень полезные вещи. Например, рецепты мазей, утишающих боль от ран и ожогов. Средства для купирования болевых приступов при разных болезнях. И даже что-то вроде общей анестезии.

Да, ещё. Доктор был не то чтобы аскетом, но довольно скромен в потребностях. Он не ел мяса, ходил в простой тёмной одежде без украшений, а постельные дела считал достойными животных. Хотя поговаривали, что в весьма почтенном возрасте он совершил соитие в присутствии герцога Ируканского. Якобы тот заказал доктору возбуждающее средство, а потом решил проверить на нём же его действие. Левин, изучавший материалы по Будаху, пришёл к выводу, что это легенда.

Единственной слабостью доктора было коричневое эсторское вино. Но и здесь он соблюдал сугубую умеренность и никогда не позволял себе лишнего, так как считал опьянение впадением в свинство. Что касается денег, то через него проходили немалые суммы. Но он их тратил в основном на редкие рукописи, а также вещества и травы. А излишки складировал у финансистов Святого Ордена. На чёрный день и пожарный случай.

От дона Сатарины Будах сбежал, когда у того начала окончательно ехать крыша. А именно — под конец жизни он всё чаще выражал желание покаяться в многочисленных грехах, отпустить пленников и облегчить свою совесть какими-нибудь добрыми делами. Зная нравы правителей, Будах решил, что он в лучшем случае лишится лаборатории и подопытных, а в худшем — головы. Свою голову Будах ценил очень высоко. Поэтому он предпочёл тихо покинуть его владения. С собой он взял только мешок с книгами и рукописями. С ним он и вернулся в родной Ирукан. Герцог встретил его милостиво и немедленно предложил ему работу по специальности. Доктор принял предложение частично — то есть согласился пользовать герцога от недугов, но и только. Судя по всему, он решил написать новое сочинение, а это требовало сосредоточенности и покоя.

Антон положил глаз на доктора Будаха, когда начал реализовывать свой проект университета в метрополии. Вышел он на него через старшего постельничего герцога Ируканского дона Гуга, он же Павел Бунге из Группы Наблюдателей. Будах капризничал, никуда не хотел ехать, во всяком случае — прежде чем закончит новое сочинение. Антон злился, предлагал выгодные условия, сулил деньги и условия для работы. Понимал ли он некоторую специфику таковых? Теперь узнать неоткуда. Левин предполагал, что да, понимал. Может быть, даже планировал перевести неуёмную жажду познания доктора Будаха в более человечное, что-ли, русло. Во всяком случае, Сноубридж вроде бы нашёл в мозгах Антона какие-то следы подобных намерений. Левин в этом сомневался. Хотя, конечно, теперь-то кто разберёт.

В конце концов Румата и Будах договорились. Судя по всему — о переправке доктора в метрополию на полный пансион. Где уже проживали несколько вытащенных Руматой книгочеев — тот же Багир Киссэнский, например. А также Цурэн Правдивый — тот самый, сплагиативший у Руматы его перевод Шекспира: его тоже пришлось вызволять. И ещё с полдюжины интересных людей. Для начала немного, но с Будахом этот коллективчик уже мог претендовать на костяк будущего вуза.

Но как раз в этот момент доктору сделали предложение, от которого он уже не мог отказаться. Составить очень специальное зелье для Его Величества Пица Шестого.

Возможно, Будах отказался бы, будь у него выбор. Но выбора ему не оставили. То есть просто схватили — уже на территории Арканара. По дороге объяснив, что требуется. И что с ним сделают, если что-то пойдёт не так.

Антон-Румата, разумеется, всего этого не знал. Он потратил немало времени на пустое ожидание, пока не понял, что доктор похищен.

День 114

Снова пытался выйти наружу, чтобы найти источник скрежета. Вроде всё правильно делаю, а гравикомпенсатор не отключается. Что за пёс? Снова читал инструкции. Узнал много нового и интересного про освещение, систему переработки отходов и тому подобное. Меня от этой премудрости уже подташнивает.

Лучше уж про Арканар.

Я тут пёс знает сколько писал про арканарскую историю. А вот про землян — почти ничего. Это неправильно. Потому что ты, Лена, будешь думать, что это были обычные прогрессоры. Но вообще-то само слово «прогрессор» появилось именно после арканарского факапа. И общие принципы прогрессорской деятельности — тоже. Тогда ничего этого не было. Группа Наблюдателей работала по стандартам научно-исследовательского коллектива. С некоторыми ограничениями технического плана, о которых я отдельно скажу. А так — исследователи как исследователи. Ну как геологи. Или ксенобиологи, например. Что, собственно, и сыграло.

На тот момент вся Группа Наблюдателей состояла из полусотни человек, рассеянных по девяти континентам. Несколько особо отобранных и доверенных специалистов работали непосредственно на земле. Остальные обслуживали инфраструктуру земного присутствия. Прежде всего островную базу возле Южного полюса и патрульные дирижабли. Кстати — настоящие дирижабли, гелиевые такие пузыри. И ещё подлодки и вертолёты. Не гравиплатформы, а настоящие вертолёты с винтами. На водородном топливе.

Жуть, скажешь? А что делать? Таковы правила.

Практически сразу после обнаружения гуманоидных планет Мировой Совет принял закон «О принципах взаимоотношений с развивающимися мирами». Он и сейчас действует. И там, в частности, сказано: в ходе любой деятельности на гуманоидных планетах необходимо категорически исключить любую возможность попадания в руки туземцев современного земного оружия. А также иных предметов, имеющей военное применение. Ну а «категорически исключить любую возможность» можно только одним способом. Не ввозить на планету ни под каким предлогом. Даже защищённое всякими блокираторами, работающее только в руках владельца и т. п. Потому что владельца тоже можно поймать, пленить заставить делать то, что нужно туземцу.

Разумеется, слово «современный» можно понимать по-разному. На этот счёт есть разъяснения к закону, составленные при участии ИЭИ. По летальным вооружениям принят нулевой уровень: оружие, которым убивают, можно использовать только местное. По нелетальным и по средствам защиты есть послабление — они должны быть идентичны местным, но допустимы современные земные вещества и материалы. Потому что скорчер с самоподзарядкой, попавший в руки средневекового барона — это катастрофа. А вот какая-нибудь непробиваемая местным оружием кольчужка — это немножко больше шансов барону выжить. Так что землянин в Арканаре был вынужден сражаться мечом местного производства. Но вместо кольчуги носил металлопласт, а противника мог связать пластиковой верёвкой. На Авроре после долгих прений разрешили также парализующие уколы и усыпляющий газ. По формальным основаниям — дескать, у варваров есть колючки с ядом, убивающие и лишающие сознания. Впоследствии об этом очень сильно пожалели.

Кажется, единственным исключением стал фемптопроцессор. Для того, чтобы делать золотые монетки. Без этой штуки обойтись было ну никак нельзя, а передавать золото с орбиты или даже с Базы было крайне муторно, а главное — требовало много времени. Так что процессоры выдавали на руки. Но каждый проц был вмонтирован в силикетовый сейф, который открывался только цифровым кодом и только владельцем сейфа — это проверял биолокатор. При попытке открыть сейф кем-то посторонним или при ошибке при наборе процессор умирал. Неудобно, но надёжно. Источник золота не должен был попасть в руки аборигенов ни в коем случае.

Что касается транспорта. С одной стороны, нормальный транспорт был нужен крайне. С другой — глайдер в руках туземцев может доставить не меньше проблем, чем скорчер или вакууматор. В конце концов по транспорту выставили уровень технологий середины дополуденного двадцатого века. То есть никаких антигравов, никаких защитных полей, никаких батарей, никакой электроники-автоматики. Вертолёт на ручном управлении, двигатель внутреннего сгорания и водородные баки на четыре часа полёта без дозаправки. Чтобы, значит, никакой туземец в принципе не мог сесть в пилотское кресло и полететь. А если он туда посадит пленного землянина — чтобы лёту у него было четыре часа и всё.

Хорошо ещё, что пробили разрешение на водород. Из тех соображений, чтобы запаха не оставалось. А то уж было собирались на бензине летать. Или на керосине? На чём там в двадцатом веке летали? Пёс, уже не помню. Совсем историю авиации забыл. А ведь в лётном нам её давали.

Интересно, кстати, зачем? Думаю, это издержки академической системы. Для научников обязательно дают историю науки. Иначе непонятно, откуда что растёт, а для исследовательской деятельности это важно. Юристам и всяким гуманитариям так просто обязательно. Ну а пилотам зачем? Непонятно. Хотя, может, когда-то провели исследование и выяснили, что ежели это давать, то пилотам лучше летается. Ну а что? Я знаю несколько случаев, когда такие решения принимались просто по данным статистики. Например: почему всякие гуманитарные мероприятия — конгрессы там, семинары от крытые и тому подобное — проводятся обычно в лесотундре? Новичкам обычно объясняют, что это традиция такая. А на самом деле? А на самом деле собрали когда-то статистику: после мероприятий, проведённых в этой местности, научная работа активизируется. А после посиделок в тропиках — не очень. Вот они с тех пор и тусуются в комариных местах. Меня однажды на открытый семинар к структуральным лингвистам направили. По нашим комконовским делам, разумеется. Я потом два дня чесался: мошка заела. А лингвистам хоть бы хны, привыкли.

Ох, что-то я совсем отвлёкся. Извини, Лена.

Короче. Сто человек из Группы составлял техперсонал. И ещё полсотни людей за сценой. Начиная с аналитиков и кончая психологами. В их обязанности входили поддержка и контроль. Даже скорее так — контроль и поддержка. Увы, насчёт контроля облажались, и сильно. Ну, об этом отдельно. Хотя тема неприятная. Тянул с ней до последнего, потому что противно. Не люблю я этого всего. А придётся, раз уж начал. Но только не сейчас, у меня по Группе ещё не все бабки подбиты, как выражается Славин в таких случаях.

Так, значит, о первой сотне. То есть о тех, кто лично работал с аборигенами.

Прежде всего: распределены наблюдатели были крайне неравномерно. Например, на первом континенте работало всего два человека. Оба — агрономы-генетики, пытающиеся одомашнить местные злаки. Теперь-то, конечно, такие изыскания непосредственно на планетах запрещены, а биологическое оборудование приравнено к оружию. Но тогда об этом никто не думал. Что дало Званцеву лишние козыри. Впрочем, об этом тоже не сейчас.

На четвёртом континенте была небольшая команда наблюдателей с кодом «Остров». Она была сосредоточена на острове Муриссо — единственном месте, где возникло более-менее развитое земледелие. Там, кстати, случился крайне неприятный факап с одним историком, специалистом по истории земельных реформ, который сначала пробился в Группу, а потом попытался поднять восстание местных крестьян. В ходе которого и погиб. Тогда впервые был поднят вопрос о том, что академические привилегии по части психофизиологического контроля не должны распространяться на сотрудников Института. Но тут все сотрудники встали на дыбы: «нас нельзя». И свои права отстояли. А зря.

Ещё одна маленькая команда — «Залив» — находилась на девятом континенте, самом маленьком и самом труднодоступном. Там — в райском климате, в условиях природного изобилия — существовала самобытная цивилизация, построенная на принципах мира и ненасилия. Люди там не знали, что такое оружие, рабство и государство, а основными занятиями было рыболовство, выращивание фруктовых деревьев и любовь. Исторических перспектив у этого общества не было никаких. Так как краеугольным камнем местных порядков был абсолютный запрет на любые изменения и новшества. Их просто не воспринимали всерьёз. Ну то есть считали всё, отличающееся от принятых стандартов, чрезвычайно смешным и даже постыдным. Один из институтских сотрудников попытался было внедрить усовершенствованную острогу для боя рыбы — так на него полгода пальцем показывали и ржали. Другой приручил местную дикую лошадку и попробовал на ней ездить. Его сочли сумасшедшим и перестали общаться. Всё, что там удалось внедрить — это одну хитрую эротическую позу, до которой туземцы почему-то сами не додумались. Назвать это прогрессом язык не поворачивается. Тем не менее, команда не унывала и продолжала свои бесплодные попытки. Забегая вперёд — этих чудаков эвакуировали уже перед закрытием планеты. Что касается туземцев, с ними случилось то же самое, что и со всеми прочими туземцами. Только ещё быстрее.

На прочих континентах было по одному человеку, и занимались они исключительно наблюдением. Впрочем, одному из них удалось осуществить полезное вмешательство в ход местного исторического процесса. А именно — пресечь попытки местного островного племени, додумавшегося до каннибализма, добраться до континента, населённого вегетарианцами. Расчёты историков показывали, что каннибалы имели шансы на создание рабовладельчески-людоедской империи. Вот только этой радости на Авроре не хватало.

Все остальные земляне находились на восьмёрке. Костяк составляли две команды — «Метрополия» и «Запроливье». В первой было двенадцать человек, во второй — девять. Работали они в условиях высокой автономии. То есть их сотрудники, помимо фоновой задачи наблюдения, сами себе ставили задачи. А руководство задним числом оценивало, насколько эти задачи и их решения соответствуют целеполаганию. Ну а чтобы число было не совсем уж задним, группы курировались опытными наблюдателями. Причём кураторы имели непосредственный выход на Институт.

За «Запроливьем» присматривал некий Александр Васильевич Кондорский. Человек заслуженный, в прошлом космопроходец, потом социолингвист, далее сотрудник ИЭИ. Участник первой высадки на планету и первого контакта с аборигенами. А также разработчик плана внедрения. В отличие от всяких там паркетных теоретиков лично отправился на Аврору и проработал в поле в общей сложности пятнадцать лет. За это время успел вырасти до Генерального судьи и Хранителя больших государственных печатей республики Соан дона Кондора.

Левин сначала думал, что оперативный псевдоним взят по фамилии. Но у Сноубриджа в голове проскакивало, что первоначальная фамилия Александра Васильевича была другой. Хотя и очень похожей — разница была то ли в одной букве, то ли в порядке букв. А родную фамилию он изменил, стилизовав под псевдоним. Ну вот так ему захотелось.

Не знаю, с чего я это вспомнил. Наверное, потому, что это была единственная деталь биографии Кондорского, которая Левина заинтересовала. Хотя и не настолько, чтобы выяснять подробности.

Что ещё о нём сказать? Да, в общем-то, ничего. Хороший умный руководитель. Звёзд с неба не хватающий, зато дело знающий. Человек на своём месте. Старая школа. Но не ретроград, отнюдь. Новые идеи в ИЭИ восторжествовали в значительной мере благодаря его поддержке. Молодые его любили, называли «дядей Сашей» и относились как к наставнику. Даже хладнокровный Бунге вспоминал о нём тепло. А вот Антон в своей книжке как бы между прочим отметил, что дон Кондор мог посадить вертолёт прямо на глазах у туземцев, пренебрегая маскировкой. Александра Васильевича тогда уже не было в живых, но об этом обстоятельстве Антон уже не помнил. Зато про вертолёт — не забыл. Видать, не очень-то у него сложились отношения с дядей Сашей. И понятно почему: Кондорский был человек поживший, опытный, и людей чувствовал. В том числе и то, что молодой сотрудник ведёт себя странно и что-то скрывает. Но не мог понять, что именно. И неудивительно. Обычно человек скрывает что-нибудь одно. А тут одно накладывалось на другое.

Что касается второго сотрудника, Павла Бунге, резидента Института в Ирукане. Он был знаком с Антоном ещё по Институту, то есть до заброски в Арканар. Можно даже сказать, что они были друзьями. Ну, насколько у Малышева вообще могли быть друзья. Однако Бунге отличался пониженной эмпатией. Он это за собой знал и отчасти компенсировал въедливостью и дотошностью. С документами он работал отлично, с техникой — тоже. Но вот с людьми отличался, как бы это сказать, деревянистостью. Разумеется, некоторые навыки ему поставили. Но и только. Тот же Антон не без ехидства описывает, как его друг явился на совещание, посвящённое исчезновению Будаха, и никак не мог переключиться с отыгрываемого им «дона Гуга». Застрял, что называется, в образе.

Кстати об этом совещании. Книжка Антона-Руматы начинается как раз с похищения доктора. Дальше описывается встреча с Кондорским и Бунге. По мнению Левина, это одна из немногих сцен в книжке (и в фильме тоже), в которой Антон почти не врал, если не считать некоторых мелочей — например, срезанного описания конца встречи.

А ведь встреча, судя по отчёту Павла, закончилась плохо. Раздражённый Александр Васильевич пообещал отправить Антона на Южный полюс. К психологам.

День 115

Ничего нового. Я имею в виду — у меня. Ну то есть как ничего. В смысле — ничего вроде бы не скреблось, так что решил сделать паузу: вдруг оно само отлипло и выходить никуда не надо? Хотя шансов на это мало. Сам понимаю. Ну да какая у меня спешка? Некуда мне спешить. К сожалению.

Слушал Прокофьева. Не пошло, совсем не пошло. Не в смысле пошлости, а в смысле не понравилось. Как бы тут ударение проставить? Есть вроде какая-то комбинация клавиш, но я её не знаю. Короче, ну его, Прокофьева.

Пытался в «Поварёнке» сделать табачные листья. Я подумал: если он лавровый лист делает, то, может, и табак получится? Выяснилось, что нет: никотин всё-таки заблокирован. Так же, как алкоголь. Ну что ж поделать, неприятность эту мы переживём. Вот не помню, откуда фразочка. Но точно не славинская.

Так чем я там закончил? Психологами. Ну что ж, насчёт этого.

Когда всё уже случилось, первый вопрос был — куда смотрели психологи и как они пропустили такие очевидные вещи? Так вот, психологи Института смотрели ровно на то, на что им положено было смотреть. А на что не положено, на то и не смотрели. И даже не имели права. По инструкции.

Тут, наверное, надо объяснить. Извини, Лена, но ты иначе не поймёшь. Потому что привыкла к психоконтролю. Как ответственный руководитель высокого уровня. Я вот тоже привык. Если месяц не проверялся на сканере — неприятное чувство: не знаю, что со мной. А лучше знать. И чтобы Левин потом просмотрел мой профреестр в динамике и дал ценные рекомендации. Типа: вот тут у тебя может развиться фобия, тут зависимость намечается, а вот это просто циклическое переутомление и неотработанная агрессия. Поезжай-ка на Пандору, тахоргов постреляй. Вернёшься как новенький. Я, может, на Пандору не поеду, но как дальше жить и как с собой справляться — в курсе.

Но это мы с тобой. И наше окружение. А обычный средний человек проверяется раз в год, на диспансеризации. Или когда уже совсем припрёт. Причём такое отношение — к самой обычной, абсолютно безопасной диагностической процедуре. При этом действительно опасные действия над мозгом довольно широко используются и никем особенно не осуждаются. Например, та же имплантация чужой памяти. Это реально опасно, и все знают, что опасно, и никто — кроме фанатиков из ДОПН — не возражает. Но сканирование — нет, что вы, это бяка!

Кстати: пресловутый Каммерер успел и на этой полянке потоптаться. У него был материал на тему того, что сканирование якобы влияет на тонкие структуры мозга. При этом тряс старыми данными по резонансной ментоскопии, от которой уже сто лет в обед как отказались. Да ещё и перевирал их. Борьку Левина аж трясло. Он мне тогда все уши прожужжал, какая же это ахинея и какой Каммерер дурак и жулик. У других специалистов, которых я знал, реакция была примерно такая же. И что же? Их вежливо проигнорировали. Зато поставили вопрос насчёт того, чтобы из списка обязательных процедур при диспансеризации исключить. Но тут уж все наши медики грудью встали. И правильно встали — им же потом всякую психосоматику лечить. А лечить психосоматику — это как носить воду решетом. У человека печень садится, ему выращивают новую, пересаживают, она снова садится и так по кругу. Потому что проблема не в печени, а в голове.

Откуда же такая реакция на сканирование? Оттуда, что люди не любят, когда им в душу лезут и что-то там высматривают. Мало ли что там. Всякие желания, например, не всегда приличные. Или даже не особенно гуманные. Может, человеку нравится какая-нибудь ведущая с канала, и он себе воображает с ней всякое разное. Или, наоборот, хочет кого-то ударить молотком по голове, потому что завидует. Или просто скрывает какую-нибудь мелкую глупость. Например, человек с раннего детства любит есть муравьёв. Живых, из муравейника. Кисленьких. С сыром их ест. Ну вот кажется ему это вкусным. И вроде бы ничего такого особенного. Но вот как признаться в такой глупости — про муравьёв? Со стыда сгоришь, а не признаешься… И что, какой-то чужой дядька будет во всём этом копаться? Да ну его.

Это, кстати, одна из причин, почему у нас дефицит начальников низшего и среднего звена. Потому что их проверяют в обязательном порядке.

Но ладно бы только это. Некоторые вещи люди не хотят знать даже сами про себя. Потому что такое знание их унижает. А то и оскорбляет. Разрушает самоуважение. И хуже того. Уточнять не буду.

Причём особенно чувствительны к таким вещам учёные. У них в головах всё очень хитро зацеплено. Тронешь одно — посыпется другое. Поэтому данные глубокого сканирования золотых мозгов обычно относят к тайне личности.

Тот же Этьен Ламондуа так никогда и не узнал, почему его после деритринитации приходилось откачивать. А причина была чисто психологической. У него был тяжелейший страх перед скруткой пространства на подсознательном уровне. Заработанный в момент рождения. Мама его беременная попёрлась в экспедицию, лазить по горам. Ушла в автоном, а роды начались на шестом месяце. И младенчик застрял. Она вызвала подмогу, но добрались до неё только через десять часов. Причём мама, чтобы не мучиться зазря, вколола себе сильное обезболивающее. Которое через кровь попало и в организм плода и подействовало на мозги. Так у него и осталось в памяти — как он, беспомощный, продавливается через какую-то сокращающуюся трубку, а та его давит и не пускает. Ну а поскольку при деритринитации с пространством происходит нечто подобное, и это ощущается буквально шкурой… короче, понятно.

Как рассказывал Славин, вяснилось всё это при глубоком зондировании в Институте мозга. Которое Ламондуа потребовал провести после неудачи на Радуге. Но психологи, работавшие с гением, решили, что вот этого ему знать о себе не нужно. И поправлять там что-либо нежелательно крайне. Потому что его интерес к проблеме пространства питался, в числе прочего, и этим страхом.

Причём заметь, Лена: сейчас методы сканирования очень щадящие. А во времена Антона Малышева мозги пахали самым примитивным резонансным ментоскопом. Который, уж если чего цеплял, то непременно выводил в сознание пациента. Ну то есть это была серьёзная встряска.

Поэтому сами же психологи настояли, чтобы ментоскопические процедуры применялись без крайней необходимости только к тем, кто заведомо может их выдержать. То есть к начальству, чрезвычайщикам, кризисным управленцам, и прочим таким людям с железными нервами. И ни в коем случае — к учёным, научным работникам и сотрудникам научных учреждений. Разве что по личному настоянию гражданина и с согласия его личного психолога. Добиться которого было само по себе проблемой.

Злые языки говорили, что психологи тем самым прикрывали ещё и себя. Это, я думаю, зря так говорили. Тогда больше было тех, кто на себе опыты ставил.

Но, так или иначе, учёных послушали. И людям науки выписали броню от любых вмешательств в работу мозга, если это не связано с лечением. Так что работать с этим контингентом психологи могли только старыми методами. То есть использовать тесты и всё такое. Благо, их к тому времени накопилось достаточно.

Естественно, Институт Экспериментальной Истории считался — и сейчас считается, кстати — научным учреждением. Поэтому все его сотрудники были ограждены от ментоскопирования. В том числе и будущие члены Группы Наблюдения.

Ну конечно, они проходили тесты. Вот только любой тест можно обойти, если знать, как они устроены и как на них отвечать.

Конечно, для того, чтобы обманывать, нужны причины. У Антона они были. Даже две.

Первая — Званцев. Вторая — скажем так, личная.

День 116

О пёс, опять этот скрежет! Ну ладно же. Выйду и посмотрю, кому там неймётся. Если, конечно, пойму, в чём засада насчёт выхода. Я не замечаю какую-то мелочь, из-за которой всё стопорится.

Ладно, про Антона. Надо всё-таки закрыть тему. А то у меня всё какие-то недоговорки идут косяком. Ты-то, Лена, уже поняла, наверное. Но, наверное, лишнее подумала.

Так вот, чтобы без лишнего. Как бы Антон Малышев наклонности не имел, он ничего такого не делал. И поэтому называть его извращенцем нельзя. Он вообще-то жизнь себе сломал ради того, чтобы его так не называли. И я не назову. Придурком, истериком, психопатом — пожалуйста. Убийцей: он много людей положил. А вот чего не было — того не было. Левин, во всяком случае, именно к такому выводу пришёл. Я Левину верю. В таких вопросах он разбирался. Борис диплом писал по этой теме, кстати. Хотя сам в этом плане был совершенно правильный мужик, каких поискать. Был то есть. Теперь я уж и не знаю, как у них там с этим делом. Кстати, как сказать — наверху или вовне? Ну, в общем, там, где он сейчас. Скорее всего у них с такими делами никак. Есть у меня такое предчувствие.

Так вот. Борис считал, что это было у Антона с раннего детства. И тогда это можно было вылечить. Психогормональная коррекция в те времена существовала и вполне себе успешно применялась. Но ведь нужно было признаваться Учителю, потом ешё говорить с психологом, ну и вообще. А мальчишка был гордый, самолюбивый. Такой мальчик лучше умрёт, чем признается в такой гадости.

А вот попытки суицида у него были. Самая первая — в интернате. Вешался парень.

По мнению Левина, это он так пытался признаться. Ну, то есть, надеялся, что его вытащат из петли, положат под ментоскоп и начнут ковырять мозг. То есть не то чтобы он так сознательно рассчитывал, нет. Это на подсознанке было. А так — он честно залез на табуретку и прыгнул. Конечно, камеры зафиксировали. Конечно, из петли вынули. После чего Учитель устроил ему выволочку. Назвал трусом. Напомнил, сколько хороших людей погибли или умерли до срока, чтобы он жил. И всё такое прочее. Воспитал, короче. Поставил травмочку, как Учителя выражаются. И даже не поинтересовался, с чего это молодой здоровый парень в петлю-то полез.

По сегодняшним меркам это, конечно, крайний непрофессионализм. Сейчас, конечно, вызвали бы и психологов, и врача, что занимается симптомом раннего развития, ну и вообще обеспокоились бы.

Но Учитель Малышева ни о чём таком не подумал. Из-за совпадения ряда мелких глупых обстоятельств, как это обыкновенно в таких случаях и бывает.

День 117

Вчера не стал дописывать, расстроился. По разным причинам.

Ну то есть причины-то понятные: сижу в изоляции, делать практически нечего. Развлечения — еда, музыка, и ещё вот эти записки. Всё это как-то настраивает на воспоминания. А тут ещё такая тема.

Лена, ты никогда не задумывалась — что мы вообще знаем об Учителях? Я не про тебя. Я знаю, что ты дома росла, с родителями. Не представляю себе, как это — дома расти. Не то чтобы завидую, нет. Я со своими родителями точно не ужился бы. И они со мной тоже.

Но я не про то. Я именно про знание. Нет, впечатления-то у нас у всех — ну почти у всех — есть. Учитель — это который утирал наши сопли, подтыкал одеяло, выслушивал наши жалобы на мир и соседей по палате, чистил клетки с нашими хомячками, писал вместе с нами контрольные. Или мог выругать так, что ты месяц красный ходишь. Эту сторону мы знаем. А другую? Что они делают на самом деле, зачем? Чем сами живут, чем дышат? Чего хотят, наконец?

Вот про работников с водорослевых ферм мы знаем всё. Или про спортсменов. Или про физиков. Про техников, про пилотов, про журналистов, про математиков. Про ридеров, про информатурщиков тоже имеем понятие. И про прогрессоров что-то понимаем. По одной простой причине: их образы присутствуют в массовой культуре. В сериалах там, в книжках. И эти образы довольно близки к тому, что есть на самом деле. Ну, кроме прогрессоров, тут нам показывают и рассказывают фантазии, как и про КОМКОН или ДГБ. И все, в общем-то, знают, что это фантазии. Но фантазии красивые и их много. А ты помнишь сериал про Учителя — хоть один? Или книжку популярную? Нет такого. В лучшем случае Учителя проходят как эпизодические персонажи. И никого это не удивляет. Более того — если такой сериал вдруг появится, это будет воспринято плохо. Неуважительно это как-то — про Учителя сериал снимать. Или книжку писать. Да и неинтересно. Потому что интересный персонаж должен быть неоднозначным. А что может быть неоднозначного в Учителе? Вот то-то.

Но возьмём науку. Социологию хотя бы. У нас есть отличные социологические исследования практически по всем профессиональным группам. Кроме спецслужбистов, прогрессоров и Учителей. При этом прогрессоров — горстка, спецслужбистов — маленькая тележка, а Учителей много. По сути, они — самая большая на Земле закрытая корпорация. Причём критически важная, на ней держится вся система. И — никаких конкретных данных.

При этом нельзя сказать, что Учителей не замечают. Это очень уважаемые люди. Причём уважение не такое, как к тем же прогрессорам. Прогрессоров, скажем так, слегка опасаются. Ну да, крутые мужики, но мало ли какие у них тараканы в голове. От них какая-то опасность исходит, что-ли. А от Учителя — исключительно доброта, мудрость и сострадание. Многие так и думают, что Учителя — это просто очень хорошие люди, с особым талантом к добру. Которые просто любят детей и поэтому хорошо их понимают.

Но я-то прогрессорскую подготовку проходил. А она основана на учительских методиках. Потому что Прогрессор — это тот же Учитель, только работает с бородатыми детьми. Половина методик — модифицированные методики Учителей. Которые, собственно, прогрессоров и учат. В буквальном смысле — сами.

У нас два курса было таких: «Цивилизационный процессинг» (это по основной специальности) и «Психология и этика прогрессорства». Оба вёл старый Учитель, звали его Даниил Ефремович. Фамилии не помню. Кажется, он ухитрился ни разу её не назвать. И никогда не говорил про себя «я». У него местоимение первого лица единственного числа в словаре отсутствало вообще. Ну, это как у них у всех… Так вот, это самый Даниил Ефремович выпустил сто сорок с чем-то детей, для Учителя это много. В общем, человек с опытом. Которым он с нами довольно щедро делился.

Так что про Учителей я кое-что знаю. И могу сказать вот что. Профессия нужная, важная, великая даже. И всё своё уважение от общества они получают заслуженно. Но нормальными людьми их назвать трудно.

Занятия по ПиЭ у нас начались с того, что нам показали закрытую статистику. По уровню профессиональной деформации личности среди разных профессий. Так вот, самые нормальные люди — это которые на водорослевых фермах работают. У всяких там пилотов или техников уже есть свои глючки. У администраторов ещё больше. Ну и так далее. А если с другой стороны посмотреть, с ненормальной, то на первом месте — прогрессоры, а сразу вслед за ними — Учителя. На втором месте! Причём с прогрессорами-то понятно. Прогрессор может годами жить в таком социуме, от одного вида которого нормального человека наизнанку вывернет. И я не о бытовых неудобствах говорю… Тут профессиональная деформация неизбежна, они поэтому перед возвращением на Землю кондиционирование проходят в обязательном порядке. Ну и всё такое прочее.

И Учителя — сразу после них. Почему?

Для начала: Учитель, как и прогрессор — это не профессия. Это образ жизни. Профессия — когда ты занят с такого-то времени по такое-то. Потом можешь идти куда хочешь и делать что хочешь. Это даже ко мне относится. Да, меня могут дёрнуть в любой момент. Но именно дёрнуть. То есть в принципе-то это моё время, просто вот именно сейчас случился факап. У Учителя своего времени нет вообще. Он со своими детьми постоянно, двадцать четыре часа в сутки. А если он вдруг не с ними, его начинает клинить.

Вот это я, кстати, видел сам. На втором своём задании. Мы тогда расследовали факап на Орле. Это когда грузовое судно угодило в природное стасис-поле на релятивистской скорости и превратился в гамма-кванты сверхвысоких энергий. Но это мы потом поняли. А так — очень неприятная была ситуация. Неприятная и непонятная. И самое скверное, что информации было кот наплакал. Все записи, материальные объекты и так далее — всё исчезло. Но всё-таки нашли двух свидетелей. То есть не свидетелей, а людей, которые видели космос с орбиты. Потому что они срочно эвакуировались на Землю с Орлы на деритринитационном корабле, когда нуль-Т отказало из-за флуктуаций поля. Понятное дело, что в такой ситуации полетят только те, кому ну очень надо. Так вот, один был местный безопасник, его на Землю вызвали, чтобы лично доложился. Приказ начальника — закон для подчинённого. А второй — Учитель. Сам напросился. Когда стали выяснять, зачем, он ответил что-то вроде «у нас катастрофа: Ральф намерен бросить биологию, у Нины кризис самоидентификации, Зарина стала бояться темноты, группа рушится, нужно срочно быть с детьми». Зато воспоминания о происходившем у него были неискажённые. Потому что он ничего не видел. Ну то есть глазами видел, но не вникал. Перед ним пространство огнём горело, а у него в голове была Нина, Ральф и Зарина. Вот так вот.

Понятное дело, Учителя — люди одинокие. Ни женщин, ни детей — собственных, биологических. Их семья — это их группа. Что касается личной жизни и всяких там романчиков — в такие подробности Даниил Ефремович не вдавался. Но, насколько я понимаю, у большинства Учителей этого нет. В принципе. Хотя некоторые таким способом отрабатывают послевыпускной стресс. Помнишь, я про Энцелад писал и одну милую даму? Так вот, она мне рассказывала, как у неё был роман с Учителем. Продолжалось это месяца два, и было это, если верить её словам, что-то с чем-то. А потом он взял новую группу и исчез. Она его разыскала, поехала к нему в интернат — так он её еле узнал. И не обрадовался. Даже совсем наоборот. Потому что она была свидетелем и участником того, чего вообще-то делать не стоит. Мне она это так объяснила: он себя с ней держал, будто однажды напился в баре со случайным знакомым, наговорил ему лишнего, а теперь этот знакомый его зачем-то разыскивает… Хотя не думаю, чтобы та милая женщина хоть раз в жизни напивалась в незнакомой компании. Она себе и выпить-то позволяет раз в году. Так что сравнение нежизненное. Ну да не в том соль. А в отношении. Причём она же и чувствовала себя виноватой. Ну как же, побеспокоила занятого человека своими женскими глупостями. По поводу меня она таких чувств никогда не испытывала. Насколько я понимаю.

Кстати вот тоже тема. Почему среди Учителей нет женщин? Одни мужчины. А потому, что женщин не берут. То есть раньше брали, потом перестали. Потому что у женщин есть материнский инстинкт. Который при такой плотной работе с детьми обычно включается. Иногда даже сильнее, чем у настоящей матери. И пережить выпуск им очень сложно. Почти невозможно. Некоторые пить начинали. Некоторые пытались разыскать любимого ученика и жить рядом, чтобы каждый день его видеть. А некоторые и убивались, в прямом смысле. Плюс ученики тоже неадекватно себя вели. Кто-то начинал на учительницу переносить чувства к родителям. Мальчики влюблялись иногда. Ну и так далее, всякое бывало. С мужчинами оказалось проще. Хотя выпуск группы для любого Учителя всё равно трагедия. После которой он обязательно проходит психологическую реабилитацию.

Вот наш Даниил Ефремович в какой-то очередной раз её не смог её пройти. Точнее, не стал проходить. Выгорел, как они это называют.

Я набрался наглости и спросил, почему. Он только рукой махнул. Но всё-таки ответил.

Очень уж хорошая, говорит, у меня была последняя группа. Золотые ребята.

День 118

Опять скрежет! Да такой конкретный! Нет, нужно что-то с этим делать срочно. Вот только выходить в вакуум боюсь. Да, боюсь. Чего уж там. Хотя вот странно: не так давно я думал, что, может, уже и не живой. А ещё раньше — ждал, что меня прикончат. Но в космос боюсь выходить. Хотя я там был сто раз. Ну, вру, не сто. Но раз двадцать был. Космос как космос. Правда, я выходил в нормальном скафе. В гермике тоже выходил, но тоже нормальном, который вакуум держал как зверь. А в этом — всё-таки опасаюсь.

Ладно, с этим я как-нибудь сам разберусь. Или не разберусь. В общем, это мои проблемы.

Так про Учителей и прочие такие дела. Вот ещё такой момент — почему их нет на видео и книжек о них не пишут. Потому что на детей не очень хочется смотреть. То есть детей-то мы любим, а детство — нет. Ну то есть ребёнок хороший, а как он живёт — на это нам смотреть неприятно.

А почему, собственно? Если посмотреть чисто рационально, причин для такого отношения нет. Что плохого происходит в детском возрасте? Ничего, ровным счётом ничего. Ну, учиться нужно. Ну, палаты на четыре человека. Ну, девчонки задираются и непонятно чего хотят. Ну, у маленьких колготки синие, противные. Кормят не пойми чем — кашками какими-то разноцветными. Но детям нравится, им вкусно. Я вот любил жёлтенькую, называлась «лимонная на молоке». И серую такую, «мёд и злаки». Ничего, в общем, страшного.

Так вот, наш Даниил Ефремович начал курс ЦиП как раз с рассуждения о том, как нужно помогать людям расставаться с прошлым. И в качестве примеров стал приводить именно учительские практики. Оказывается, детские воспоминания и не должны быть слишком радужными. Во избежание развития комплекса счастливого прошлого. Потому что когда ребёнок хочет поскорее стать взрослым — это хорошо. А когда взрослый хочет снова стать ребёнком — это плохо. Но естественный механизм позитивной фильтрации памяти именно к этому и ведёт: человек начинает любить прошлое, особенно детство и юность притягивают. Это и отдельных людей касается, и групп, и цивилизаций. Потому что механизм универсальный.

И вот чтобы это чем-то уравновесить, заранее принимаются меры. Разные. Иногда очень простые.

Вот как раз про колготки. Ты их, наверное, не видела. А интернатовские все носили. Голубенькие такие. Вроде бы ничего особенного — колготки и колготки. Тёплые. Но вот фигня: они с очень низкой промежностью. Между ног как бы такая перепонка мотается и бегать неудобно. Подтягиваешь их, подтягиваешь, до груди дотягиваешь — а эта фигня всё равно болтается. Я подвижный был мальчик, меня это выбешивало. Зато свои первые брюки до сих пор помню — промежность не висит, и чувство такой подтянутости, что-ли. И взрослости, Мне и сейчас приятно брюки надевать. Но я не знал, что это у большинства мужчин так. А теперь знаю, потому что Даниил Ефремович нам про колготки рассказал — в качестве примера стандартной технологии. Что они такие именно для того, чтобы от раннего детства оставалось вот это самое дурацкое чувство — когда между ног что-то мешается. Фигня вроде бы, а работает.

И что смешно. Ведь я же теперь это знаю! И всё равно: брюки надевать приятно, а как вспомню эти колготки голубенькие, так сразу буээ.

Ровно то же самое, оказывается, проделывается с новой техникой. Если появляется новая модель чего бы то ни было и заранее известно, что она будет совершенствоваться — в неё заранее вносят раздражающие элементы. Например, рукоятку какую-нибудь неудобную, тугую. Всё остальное нормально, а вот рукоятка тугая, раздражает. В следующих моделях её исправляют. Это чтобы модели меняли. Потому что люди ленивые, и старый привычный глайдер на новый не сменят, даже если им объяснить, что в новой модели надёжность на пять процентов выше и экономичность на двадцать процентов. Они же на своей шкуре этой экономии не чувствуют, а надёжность тем более. Зато рукоятку неудобную чувствуют очень и очень. И то, что её исправили — воспринимается на ура.

Но это стандартные технологии, они везде работают. А с детишками применяют ещё и персональные.

Вот по себе помню. На втором году интерната был в нашей палате мальчик. Имя мог бы наковырять, но не хочется. Мальчик как мальчик. Однако было в нём что-то такое, что все его… Как бы сказать-то… Не то чтобы боялись, нет. Он не особо сильный был, на физре я его на маты клал регулярно. Тут вообще не в силе дело было… Он нас всех считал ниже себя. И мы все почему-то с ним соглашались. Он нам приказывал, и мы слушались. Как-то у него это получалось. Ну и вот, однажды этот мальчик описался в постели. Вот так: побудка, заходит Учитель, все вскакивают, а у него на пижамке мокрое пятно, и постель тоже мокрая. Учитель сказал, что это с детьми бывает, и чтобы мы не смеялись. Но он сказал это как-то так, что до самых тупых дошло — это смешно. А Учитель этому мальчику этак сочувственно — «ты как, нормально? иди, помойся». И это «иди, помойся» было уже очень смешно, мы еле сдержались. Так вот, с этого момента мы перестали его бояться. Он пытался нами распоряжаться, но никто его не слушался. И говорили ему «помойся». Он очень злился, пытался драться, но нас было больше… А всего-то: ему накануне в компот мочегонного добавили.

Откуда знаю? Тоже от Даниила Ефремовича. Я у него специально спросил, а что они делают в такой-то ситуации. И рассказал. Он даже не дослушал, сразу говорит — «элементарно, подавляющая личность третьего типа, ещё не развился, надо сначала поставить травмочку, а потом подсадить на хорошее». И добавил, что травмочку лучше всего ставить диуретиком, а потом, когда сработает — занять мальчика чем-нибудь, к чему у него талант. И помочь на первых порах. Ноотропами, например, чтобы сразу были успехи. Я подумал и вспомнил, что тот мальчик через две недели выиграл какой-то конкурс по геометрии, стал серьёзно заниматься и ушёл в спецгруппу. Вот так-то.

Кстати. Мне сначала такие приёмчики показались нечестными, что-ли. Нехорошо так с детьми. Я старику это и ляпнул. А он усмехнулся и говорит: альтернативы представляешь? Этот ваш мальчик успешно развился бы до сильного доминанта. И стал бы тяжёлой проблемой для окружающих, особенно для близких. Ну или вы бы в какой-то момент взбунтовались, начали бы его давить — и получили опыт коллективной травли одиночки. Что немногим лучше. А так и он и вы — в порядке. Причём безо всякой ментоскопии и психокоррекции.

И ответить на это мне было нечего.

День 119

Сегодня снова наружу не вышел. То есть не так: почти вышел. Но не вышел. Такие дела.

Я там раньше писал, что при нормальном выходе сначала нужно отключить гравикомпенсаторы. Потому что так в инструкции. Но я голову сломал, пытаясь понять, зачем. Потом, наконец, дошло, что даже при нормальной эвакуации могут открыться обе мембраны. А это означает две вещи. Первую — воздух начнёт со свистом утекать со всей странции разом. Но это бы ладно, автоматика сработает и заизолирует шлюзовую. Гораздо хуже вторая. При открытых мембранах станция перестаёт быть замкнутым контуром, образуется дырка в пустоту. А гравикомпенсация отсека распределена по замкнутому контуру, причём все нарушения его, типа открытой двери, ведут в такие же гравикомпенсированные отсеки. Прорыв контура означает, что силовые линии уходят в бесконечность. Ну то есть, во-первых, аккумуляторы почти сразу садятся. В этом тоже ничего особо страшного нет, предохранители сработают, а силовая установка потом их обратно зарядит. Гораздо хуже, что в этот момент отсек превращается в гравитационный излучатель. То есть пытается притянуть любые внешние объекты, если они есть в пределах эффективного сечения конуса поля. Или саму станцию притянуть к объектам, если они слишком массивные. Кстати, это дополнительная защита от пробоин. В случае разгерметизации отсека гравики вытягивают клей из пространства между стенками корпуса, и он образует клеевую пробку, закрывающую дыру. На самом деле, конечно, там ещё своя система подачи есть, но и это не лишнее. К тому же гравики могут притянуть какие-нибудь внешние предметы, которые тоже закроют дырку. В общем, сплошные плюсы.

Однако в случае открытого шлюза ситуация другая. Если поблизости от станции плавает какая-нибудь фигня, то гравик её притянет и она может закрыть собой шлюз. А то и в нём застрять. Когда нам как раз надо выбраться наружу. Так что поле нужно отключать обязательно.

В случае экстренной эвакуации всё просто. Тройное нажатие аварийной кнопки отключают гравикомпенсацию во всей станции разом, отключает противометеоритное поле (чтобы челоеку в нём не поплохело), а потом открывают обе мембраны сразу на шесть секунд. За эти шесть секунд нужно вплыть в шлюз. Хотя, скорее всего, тебя так и так вынесет воздухом. Ну а потом — пока ты не покинешь шлюз, ничего не закроется.

В случае обычного выхода отключается только гравикомпенсация в шлюзовой. Делается это штатным выключателем. При этом необходимо, чтобы обе двери в шлюзовую были заизолированы, иначе в случае проблем с мембранами может случиться тот же гравитационный эффект, к тому же воздух начнёт уходить. Так вот: в прошлый раз дверь закрыл, но не заизолировал. Поэтому ничего и не сработало. Работал бы компьютер штатно, он бы мне системное сообщение послал. С описанием возможных вариантов решения проблемы. Но комп заблокирован. Хотя пёс с ним, я всё равно разобрался.

Дальше нужно взлететь и повиснуть возле люка. Там переключатель, открывающий нижнюю мембрану. Ты попадаешь внутрь, мембрана закрывается и воздух начинает стравливаться. Медленно. Чтобы, если с гермиком или скафом что-то не то, успеть вернуться. Когда давление внутри и снаружи выравнивается, открывается вторая мембрана и ты видишь звёзды. Да, противометеоритное поле отключается после открытия нижней мембраны. Очень оно для здоровья неполезно. Зато включается магнитное, которое слегка приклеивает твои подошвы к корпусу. Ещё есть фал, его конец жёстко закреплён возле шлюза, а длина такая, что можно пару раз вокруг станции обойти в любом направлении. Обычно этого хватает. Но если ты всё-таки оторвёшься и повиснешь в космосе, станция начинает тебя искать. То есть компьютер, конечно, а не станция. И когда он тебя находит, то разворачивает станцию, разгерметизирует отсек, открывает обе мембраны и включает гравики. И тебя втягивает внутрь, прямо в шлюз. При таком способе возвращения домой можно ушибиться, а то и сломать себе что-нибудь. Но это лучше, чем болтаться в пустоте, как цветок в проруби.

Разумется, это в случае, если компьютер нормально работает. И если ты вышел штатно, не по аварийке. Аварийка предполагает, что ты со станции спешно эвакуируешься. По какой-то очень уважительной причине. Так что в аварийном случае ничего, кроме фала, тебя не удерживает. А так — лети, голубь, на все шесть сторон.

Так вот: я всё это проделал. И уже находился в шлюзе под верхней мембраной и ждал, пока стравится воздух, когда мне пришла в голову неприятная мысль — а почему я не взял запасной фал? Тот, который на станции, могло оторвать, срезать, да что угодно с ним могло случиться. Причём запаска у меня есть, и не одна. В нормальном состоянии я бы, конечно, про неё не забыл. У меня вообще кредо — запас карман не тянет. Тогда — что это со мной? Как это я вообще мог забыть запаску?

В общем, выход я отменил, вернулся, разоблачился. И решил выйти уже завтра, полностью готовым.

День 120

Одевал костю

Пёс, пёс, пёс! Надевал, конечно! Костюм! Гермо! Надевал, надевал, надевал, надевал, надевал! Одежду надевают, Надежду одевают. И я в этой фигне регулярно путаюсь. Позор, конечно. Я сто раз просил у Левина — ну скорректируй ты мне это место в голове! Он всякий раз отговаривался. Дескать, речевые ошибки связаны с тонкими структурами личности, не надо это трогать, то-сё, пятое-десятое. Ну ладно, может быть. Как голову чистить и память резать, так это ничего, до свадьбы заживёт, как выражается Славин в таких случаях. А как вот такую мелкую залепуху поправить — это ой-ой-ой.

Настроение, опять же, псу под хвост. Пожалуй, с таким настроением выдвигаться в космос не стоит.

Нет, не боюсь. Боялся бы — так и сказал бы. Мне не хочется. Ну вот просто не хочется и всё тут. Есть у меня чувство, что ничего хорошего там всё равно не увижу. Или что какая-нибудь гадость случится. Например, сотрётся этот файл. Или наоборот — случится что-нибудь с клавиатурой, ну я не знаю, упадёт она на пол, а потом её сверху что-нибудь придавит. И будет у меня вместо текста десять страниц какого-нибудь ййййййййййй. Так что перед выходом я его корректно закрою. Потом придётся новый начинать, да и пёс с ним.

А если всё-таки сотрётся? Хотя это невозможно. Омега-контроллер копирует все состояния компьютера, так что пропасть ничего не может даже теоретически. А последний комп без выхода в омегу я видел в кабинете Горбовского. Сам-то он это объясняет консервативными привычками — дескать, я старый пень. живое ископаемое, переучиваться мне поздно, вот вы молодые, вам новая техника в руки и всё такое прочее. Хотя это всё бредятина. Просто старый лис не доверяет омеге. Знает, наверное, что-то.

Кстати! А ведь Горбовский — один из двух лично знакомых мне людей, которые не проходили фукаминацию. То есть он не фукамизирован. И не собирается. Разумеется, всё с той же песенкой своей — да ну, да чего, да я вообще старенький и неизвестно как на меня в таком возрасте это повлияет. Хотя и это бредятина. Потому что именно в его-то возрасте стоило бы с этим поторопиться. Ибо фукамизация — единственное известное средство для продления жизни, не имеющее никаких побочек.

Вообще, обидно. Мы вроде бы имеем все средства для достижения бессмертия. Бесконечное продление жизни биологического тела — пожалуйста. Сохранение разума вне тела — штук десять способов есть. Искусственное тело — можно так, можно этак, а можно и вообще левой ногой через правое ухо. Омоложение — да сколько угодно раз. Всё можно, всё. Вот только обойти лемму Пошибякина не получается. Ну никак. Последний раз пробовали учёные из «чёртовой дюжины». Если, конечно, не считать андроидов. Про которых я знаю по расследованию операции «Урод».

В классическом виде лемма Пошибякина формулируется так: «Человеческое сознание является финитным процессом с конечным внутренним временем». Доказательство я видел: это пятьдесят страниц зубодробительных формул и такого же качества текста. Так что приходится доверять компьютерам, которые эту галиматью проверяли. А проверяли её очень тщательно.

Практические вычисления по принятой сейчас классической модели человеческого сознания Лефевра-Шихтмана показали, что для человека временной лимит — около двухсот лет максимум. Это по внутреннему времени. Горбовский формально старше, но это за счёт релятивистского эффекта — он на «Тариэле» летал. Правда, данные об этих полётах какие-то сомнительные, но то, что он вообще летал на субсветовых скоростях — факт. Иначе пришлось бы признать, что лемма неверна, или что с Горбовским и его биографией что-то не так. Что, разумеется, чушь и гиль. Как выражается… нет, это Виттель так выражался. Ну да невелика разница.

Проблема-то на самом деле сложнее. Общественность понимает дело так, что после истечения конечного внутреннего времени сознание прекращается. Ну то есть умирает. И ничего с этим не поделаешь. Двести лет — точно каюк, а скорее раньше. И ничего с этим не поделаешь: доказано наукой. В науку общественность верит. Нужно же ей во что-то верить.

На самом деле всё не так однозначно. Процесс может продолжаться и после достижения лимита. Просто сознание перестаёт быть человеческим сознанием — или даже сознанием вообще. При этом «человеческое сознание» принимается в смысле модели Лефевра-Шихтмана. Если отойти от классической модели или вообще убрать условие «человечности», то ситуация выглядит не столь однозначной.

Но по этому поводу есть решение Мирового Совета. Земля — человеческая цивилизация. И должна таковой оставаться впредь. Поэтому любые исследования, имеющие целью изменение типа земной цивилизации или отхода от принципов деятельного гуманизма запрещены. Однако желающие нарушить запрет регулярно появляются. Задачка-то уж больно интересная. Вот те же ребята из лаборатории в Бамако попытались продвинуться в этом направлении.

Ну, про «Урода» не мне тебе рассказывать, Лена. Насколько я понимаю, ты финальное решение по андроидам и продавила, так?

День 121

Всё. Дальше тянуть нельзя. Сегодня же выбираюсь наружу, а пока ещё немного покалякаю.

Писанина как-то успокаивает, что-ли? Да, что-то вроде того. Левин это называл «контрстресс». В смысле — это когда ты отвлекаешься от своих проблем, решая чужие. Поскольку решение чужих проблем тебя эмоционально не задевает.

Вопрос: а чьи проблемы я решаю, когда всё это пишу? Свои ведь, свои. Просто внушаю себе, что пишу для кого-то. Кому это всё офигенно интересно читать. И как-то себя этим обманываю. Успешно причём. И при этом чувствую себя ну таким умным, прямо как коллеги из аналитических отделов. Которым покажешь пальчик — они тебе всю руку опишут, вместе с туловищем и окружающей обстановкой. Или по ширине экрана головизора определят, что по нему показывают и кому.

Это профессиональный юмор, конечно. А вообще — могут. Во всяком случае, вывести последствия какого-нибудь вроде бы мелкого изменения — умеют. Не как тагоряне, которые помешаны на расчёте последствий, но вполне на уровне. Хотя, конечно, всё предсказать невозможно. Вот эта ситуация с Борькой — её можно предсказать было? По-моему, никак. Потому что она не входит в круг наших понятий. Просто потому что мы обусловлены, а свободный оперирующий тэтан — причина над жизнью, мыслью и мате

Ох ты ж пёс, опять в голову лезет эта хрень! Подцепил я её каким-то образом вместе с левинскими воспоминаниями, что-ли? Вроде нет, он там аккуратно настриг про Арканар и только. Хотя, может, что-нибудь оставил в уголке? Вроде нет. У меня память вообще-то профессиональная. Если поднапрячься, могу вытащить из неё что угодно.

Кстати про память. Я тут уже рассказывал про «Селену-9». Так вот, у них в коллективе был ридер. Никитой его все звали. Хотя на самом деле он был Никитос Теодоракис. Не то чтобы очень сильный ридер, поле считки где-то полкилометра максимум. Зато очень тонко чувствовал чужое раздражение. Его Пошибякин пригласил именно из-за этого. Потому что математика может сбить с мысли какая-нибудь бытовая мелочь. Стена в коридоре не того цвета, например. Или мыло пахнет противно. При этом люди они, как правило, замкнутые, интравертные, разговаривать на такие темы с посторонними не будут. Да и со своими тоже. С ментоскопом к ним лезть нельзя. Остаётся чтение мыслей напрямую. Пошибякин санкционировал. Он эту проблему по себе знал. Ну и мне работать было проще. И как комконовцу, и как врачу. Помню, у одного гения сустав на ноге распух, а он никому ничего не говорил. Потому что не считал возможным беспокоить окружающих. Ну вот так мозги у человека устроены. Поэтому узнал про опухший сустав я от Никиты. А потом мы с ним на пару подкарауливали момент, когда наш гений отвлечётся от теневых дзета-операторов, чтобы сводить его к медкамеру. И оставили его там на восемь часов. Потому что его посетила гениальная идея и ему нужно было подумать, чтобы никто не мешал. Подумал и придумал одну очень интересную штуку. Заодно и полную диагностику прошёл, и подлечили кое-что. В общем, удачно получилось.

Были, правда, и проблемы. Никита привык к тому, что он чужие мысли читает. А со мной это номер не проходит, потому что я комконовец и у меня в затылке — одна маленькая штучка. Которая и у тебя есть, Лена. Потому что мысли комконовцев, членов Мирового Совета и прочих носителей секретной информации — священны и неприкосновенны. Но для Никиты это была непривычная ситуация. Как он сам говорил: «я тебя воспринимаю как героя сериала». В смысле — картинка есть, звук есть, но и только. С другой стороны, он ценил то, что я его не опасался. Мы с ним, например, могли посидеть и выпить по-человечески. Так-то с ним никто не пил: стремались.

Вот тоже, кстати, забавный такой момент. Когда эту самую телепатию только открыли — практически сразу после Полудня, кстати — то все думали: ну что-то, а прблема взаимопонимания решена. Оказалось — нет. Потому что никакой телепат не поймёт мыслей математика, если он сам не математик и не работает в той же области. Или, скажем — чувства влюблённого, если сам никогда не влюблялся. Или вот с негуманоидами. Абалкин мне как-то про голованов рассказывал. Про собачек своих любимых. Они все телепаты. И человеческие мысли прекрасно ловят. Но не все. А только те, которые связаны с физиологическими потребностями, агрессией, самоутверждением и подчинением. Всякий там гуманизм они вообще не понимают. Потому что у них самих этого вообще нет. Есть что-то своё, связанное со стайными делами. А в людях они этого не чувствуют — и потому, дескать, считают нас слабой расой. Ну, псы — они псы и есть, чего там.

Так я не об этом, я о Никитосе. Он был вторым знакомым мне человеком, который не фукамизирован. Точнее, так — сыворотку УНБЛАФ ему ввели, но гипоталамус не облучили. Из-за совершенно дурацкого факапа. Ребёнок родился на отдалённой станции, нуль-Т не было, медицинская аппаратура была старенькая, и как раз за сутки до рождения ребёнка излучатель забарахлил. Врач на себя ответственность брать отказался. По-хорошему, ребёнка надо было бы эвакуировать на Землю. Но мама ребёнка отдавать не хотела, а деритринитацию переносила плохо. Так что решила подождать. И дождалась: на третьей неделе выяснилось, что ребёнок не может заснуть, пока мама бодрствует. Первая же проверка ментальной активности показала «ридерское мерцание» лимбической системы. В те времена думали, что фукамизация может повредить ридерским способностям. Сейчас точно известно, что это чушь. Но тогда в это верили. Поэтому Никитос и остался нерасторможенным.

И вот я к чему веду. Специалист он был хороший. Но были у него странности. Даже чисто внешние. Например, волосатость. У него на руках шерсть, настоящая. И на груди. Не то чтобы меня это волновало, но смешно же. Он говорил — это от гормонов. Как-то они у него не так выделялись. И вёл себя иногда странно. Особенно по отношению к женщинам. Не буду развивать тему, во всём остальном он был человек неплохой, я и хуже видел. Но как-то всё это выглядело… ладно, и вправду не буду. Я-то про память. Про неё и речь.

Ситуация была такая. При знакомстве я ему дал контакт срочного вызова на свой браслет. Ну просто сказал номер. Пятнадцать цифр. Сказал и сказал. Прошло две недели. Иду я в столовую. Смотрю, он несётся по коридору, весь в мыле. И мне кричит — срочно в пятнадцатую, там один юный гений собрался в космос без скафандра. Ну мы бежим, гения берём тёпленького в шлюзовой, тащим в медотсек. Выясняется, что он собирался покончить с собой, так как не мог справиться с каким-то уравнением. Я его увёл, стресс снял таблеточкой, поговорили. Всё, в общем, обошлось. Ну а потом я пошёл к Никите скандалить — почему он мне не позвонил сразу.

И выяснилось. Что он забыл мой номер! Пятнадцать цифр забыл! А переспросить, видите ли, постеснялся. Решил, что в случае чего у кого-нибудь спросит или из чужой головы вытащит. Он так всегда делал. Но тут не сработало.

Я сначала решил, что у человека какие-то напряги с головой. Спросил, почему не пробовал лечиться. И тут он мне объяснил, что у него с головой как раз всё нормально. Обычная человеческая голова. Какая задумана природой. Это нам всем из-за фукамизации вспоминать стало проще.

Потом я с Левиным на эту тему говорил. Он подтвердил — да, действительно проще. Хотя, конечно, тоже у всех по-разному. Это как бы такой бонус, который получили сразу все. Но бонус-то не абсолютный. А так у всех память разная. Кто-то лучше имена запоминает, кто-то даты, у кого-то вообще память фотографическая, а кому-то тяжело свой день рождения в голове удержать, зато любую мелодию насвистит на раз-два. Но в целом — да, бонус.

Вот я лично лучше всего запоминаю истории. Ну чтобы с сюжетом и каким-то смыслом. Тут я всё помню отлично. При этом важно, что для меня историей считается. Например, любой груз или вещь на складе — это история. Иногда такая, что хоть стой, хоть падай. И если в эту историю входит, например, инвентарный номер, так я его в жизнь не забуду.

Кстати и вспомнил сразу историю про память. И про аналитиков.

Был такой случай, чуть не кончившийся серьёзным факапом. Когда Комов в очередной раз штурмовал Слепое Пятно, ему понадобилась одна штука. Нет, не запороговики, это позже было, на третьи сутки. Одно специальное изделие. Небольшое. И даже не очень секретное. То есть очень секретное, но, как бы это сказать, не само по себе. А по другим причинам. Хотя и довольно увесистым.

Пёс, теперь увяз ещё и в этой теме. Ладно, пусть будет и это.

Вот ты, Лена, с секретностью не работаешь. Её для тебя просто не существует. Не, ну, наверное, есть какие-то вещи, к которым ты не допущена. Хотя мне такое и вообразить себе сложно. Но это уже на уровне «а вот об этом только Горбовский знает». А систему секретности, снизу доверху, ты даже и не представляешь. Потому что незачем. А я с ней постоянно работаю. Для меня любая вещь и любой факт, помимо всего прочего, снабжён вот этим ярлычком. И с терминологией секретчиков я знаком, потому что контактирую с ними регулярно. А что делать? Такова се ля ви и не нам её ченч, как выражается Славин в таких случаях.

Ну так вот. Я раньше тему не трогал и писал что-то вроде — «секретная вещь», «ну очень секретная». Но вообще-то есть официальная терминология — «жёлтый минус», «красный-форсаж-три», или там «фиолетовый перманентный», со всякими цифрами и прочей лабудой. В которой забита масса информации — какие допуски требуются, сколько времени уровень держится, кто вправе отменить или усилить, в общем — около тридцати основных характеристик плюс всякие дополнения. Но есть ещё и жаргон секретчиков. Которые давно уже выделили типовые случаи и в разговорах друг с другом их названия используют. Например, есть типовой случай: какая-то вещь существовала, всем сказали, что её больше нет, а на самом деле спрятали. Они это называют «былина». Или: что-то разработали, но пока прячут, неважно по каким причинам. Это называется «холодильник». А есть «чемодан без ручки». Это когда с какой-то штукой непонятно что делать, потому что не просчитываются последствия применения, так что её от греха подальше засекречивают. Ну ты общий принцип поняла, да? Так вот, бывает особо противный случай, который они называют «небывашка». Это вот что. Есть какая-то штука, она не делает ничего страшного или опасного, и даже особо удивительного. Но есть у неё одна особенность: её существование противоречит современной науке. Ну, скажем, кто-то построил вечный двигатель первого рода. Такого не бывает. Или наша наука чего-то не понимает. Хотя, может, конечно, на самом деле он энергию откуда-то берёт, но наши методы это не диагностируют. Что так и так подрывает веру в нашу науку. Как таковую. А этого допускать нельзя, потому что общественность устроит грандиозный кипеш, научники тоже вскипят и займутся чёрт знает чем, и по ходу дела выплывут всякие моменты, которым выплывать пока не нужно. Ну там по углам закопанные. Из серии «спички детям не игрушка». Не буду вдаваться в подробности, не надо этого. Просто в наших учебниках пишут не всё. Чтобы дураки из общественности не лезли куда не надо. Особенно — учёные дураки. Есть такие люди, которым всё надо попробовать. Вот чтобы не пробовали мастерить из двух детских игрушек и одной безобидной деталюшки кварковую бомбу. Хватит с нас и тубусоида FH-92-U.

Вот и эта штука была из категории небывашек. Ну то есть по науке она существовать не должна. Хотя она существует и работает. Объяснять не буду — извини, Лена. Важно, что Комову она срочно понадобилась для обеспечения устойчивой связи с Землёй в условиях, когда устойчивая связь невозможна. До такой степени невозможна, что даже саму эту просьбу он мне может передать только через станцию, которая там рядом болтается. Самым примитивным способом — выныривать на своём корабле из кипящего вакуума отрицательной плотности и связываться по радиолучу. Потому что никакая нуль-связь не работает, омега-пространство недоступно в принципе, а других средств мгновенной связи мы не разрабатывали. Ну, в общем, вот этот самый антинаучный приборчик проблему каким-то образом решал. Как — не знаю. А вот его инвентарный номер до сих пор помню. У Комова на личном компе он тоже был, разумеется, у него все мои базы имеются.

И вот он выныривает, устанавливает самую обычную радиосвязь и орёт в микрофон через дикие помехи: «срочно свяжитесь с Вандерхузе, пусть кинет вам по нулёвке две штуки…» — и дальше, чтобы не перепутали, диктует буквы по именам. Ну знаешь принцип: а — Анна, б — Борис и так далее. Вот он надиктовывает таким способом инвентарный номер изделия, обещает вынырнуть через десять минут и его забрать. И снова, значит, пропадает в отрицательном вакууме.

По идее, сообщение должно было записаться и быть передано мне по нуль-связи. Оно и записалось. Но запись должен был кто-то передать. Буквально нажать две клавиши на компе. Беда была в том, что на станции в тот момент находилось ровно два человека — начстанции и девочка-практикантка. Совсем молоденькая — сиськи вчера выросли. Все остальные были внизу, у Слепого Пятна, разворачивали сеть энергосброса. Начстанции по инструкции не мог покинуть доверенный ему объект, но он был полностью загружен руководством операцией. Девочка совершенно неожиданно осталась за всё про всё ответственная, и это в ситуации разворачивающегося на её глазах факапа. И тут такое сообщение. Она его выслушивает, а как передать не знает, ну не учили её, на какую клавишу нажимать. Ищет инструкцию и понимает, что у неё нет времени вникать. Потом связывается со мной вживую, голосом. Говорит про комовское послание и зачитывает по памяти: «лена — лика — миша — иван — роман — тридцать шесть пятьдесят три чёрточка три».

Я тут же лезу в складскую базу данных, ищу единицу хранения ЛЛМИР3653-3. И с крайним удивлением вижу, что Комову зачем-то понадобилась автоматическая 12-рядная сеялка высокоточного высева для бобовых культур на планетах с повышенной влажностью.

Да, чушь. Но вдруг? А времени нет совсем. Потому что эту фигню надо снять с хранения, распаковать и передать по нуль-Т на станцию. Причём не факт, что она влезет в камеру. В общем, непонятно. Я снова связываюсь со станцией, требую от девушки, чтобы она снова сказала последовательность. Она говорит то же самое. Причём видно, что девочка уже на грани нервного срыва, потому что ей приходится делать вещи, которые она раньше не делала. Я на всякий случай переспрашиваю, она говорит ровно то же самое… А времечко-то тикает.

И тут мимо идёт Саша Ветрилэ из четвёртого аналитического отдела. Останавливается и спрашивает, что за беда. Я, пыхтя и набирая коды, быстренько рассказываю. Саша думает секунд пять. Потом просит меня связаться со станцией. И первым делом спрашивает девочку, как её саму-то зовут. Та — с красными глазами, на автомате — отвечает: «Лена». Саша и говорит — посмотри, что у вас там под номером ЕЛМИР3653-3.

Не понимаю, но смотрю. И вижу, что номерок помечен красным, а из описания видно, что это антинаучный прибор, используемый, в числе прочего, как средство установки сверхдальней связи. Я, даже не думая, снимаю его с хранения и через пять минут он на станции. И только после этого вцепляюсь в Сашу с вопросом «но, пёс побери, как?».

Саша и говорит: да всё ж понятно. Комов на самом деле сказал — «елена — лика — миша — иван — роман». Девочка в стрессе, при этом пытается запомнить последовательность. В памяти у неё остаётся: первое имя — как меня зовут. А она себя привыкла считать Леной, а не Еленой.

А для Комова эти имена очень разные и он их никогда не перепутает.

День 121

Да, сегодня ещё сегодня. Уже и костюм проверил, вроде всё в порядке. Но вот как-то захотелось ещё что-нибудь написать. Как-то в голове скрестились темы. Про Арканар, про фукамизацию и вообще.

Ну вот смотри, Лена. Чем ребёнок любой гуманоидной цивилизации отличается от земного? Много чем. Для начала — он довольно часто голодный и грязный. У него царапина на коленке заживает сутки, а не минуту. У него бывают синяки — это такие следы ушибов. И сопли. И вши. Вот ты, Лена, не знаешь, что это такое — сопли и вши, а прогрессоров этому учат. Это некрасивые вещи, поверь на слово… Если такого ребёнка всё-таки учат читать и писать, то у него начинает это получаться лет в десять. Ну, в восемь. Но не в три-четыре года, как у нас. У него хуже память, причём принципиально хуже. Он не владеет энергетикой тела. Когда он вырастет, то, скорее всего, будет ниже и слабее человека с Земли. И так во всём. Потому что земные дети развиваются раньше и развиваются лучше.

Но есть один момент. Девочка с какой-нибудь гуманоидной планеты может родить в пятнадцать-шестнадцать лет. И это не считается чем-то из ряда вон выходящим. Причём от мальчика, которому лет семнадцать. А то и пятнадцать: и такое бывает.

Нам это, конечно, дико. Мы напрочь отвыкли от того, что рожать в пятнадцать лет — это вообще-то биологическая норма. А то, что у нас — это так, побочка от фукамизации. Конкретно — от всё того же растормаживания гипоталамуса. Который в нестимулированном состоянии начинает производить гонадолиберин на десятый- двенадцатый год жизни, а стимулированный — где-то под двадцать лет в лучшем случае. Ну и, соответственно, выработка лютеинизирующего и фолликостимулирующего гормона в гипофизе начинается ещё позже.

С биологической точки зрения это не так уж плохо. Потому что базовый ритм старения задаётся, помимо всего прочего, интервалом между рождением и началом производства гонадолиберина. И тело успевает развиться лучше. Но самое главное — вся эта репродуктивная биология не мешает детям учиться и взрослеть. Поскольку половая система не просто не развивается, а подавлена. В земном ребёнке эротизма не больше, чем в лягушонке. Зато когда обучение закончено и человек уже более-менее взрослый и осмысленный — тогда все эти дела постепенно включаются.

Ладно, чего уж там. Я же понимаю, почему я всё это пишу.

Лена, а ты помнишь, как рассказывала про первый лифчик? Тебе тогда сколько было? Двадцать два, кажется? И тебя этот предмет ужасно раздражал. И что бёдра растут, тоже раздражало. «Я буквально переучивалась ходить» — твои слова, помню.

Я вообще все твои слова помню, Лена. И последние, на Энцеладе — тоже. И ту гадость, которую ты мне на юбилей прислала, никогда не забуду.

Всё. На выход.

ФАЙЛ 3

День 122

Н-да, сходил проветрился.

Это АБ-19К СЕН КП. Номер 592653589793238, если быть точным.

Отмокаю, думаю как жить дальше.

День 123

Что-то я психанул слегка. Ну хорошо, не слегка. Но всё-таки не каждый день узнаёшь такие новости.

Ладно, по порядку.

Вчера я всё-таки вылез на свежий воздух. Точннее, вакуум. Ну то есть покинул станцию. На пять минут. Точнее, на четыре с половиной.

Снаружи космос. Обычный. Крутится, конечно. То есть станция крутится, но тут всё зависит от системы отсчёта. Чуть не написал «отчёта». Скучаю по документикам, чего уж там… Видел звезду класса G и планету типа Юпитера. Правда, поменьше, чем раньше: она по своей орбите далеко уехала. А вот лиловая картофелина куда-то пропала. Хотя я её вообще-то и не искал. В протекающем гермике без метеоритной защиты любоваться видами как-то не хочется.

Скребущий предмет я нашёл. Довольно быстро. Здоровенный конус с номером на ободе. Я сначала даже не понял, что это. Подумал — какая-то деталь самой станции. Если бы не цвет. Станция снаружи серая, а эта штука белая в красную полосочку. И надпись с номерком. Потом я её еле разобрал: запись в гермошлеме осталась, но на моём тутошнем компе посмотреть ничего нельзя. Пришлось пялиться через видеоблок шлема, а он неудобный. Ну да ладно, практического значения это всё равно не имеет.

Вот честно. Если бы я не лазил в сочинение Тёмкина-Карамаева про Единую Нумерацию, я бы ни в жизнь не вспомнил, что это за фигота. Но я же читал. Ну, вру, просматривал. И картинки в книжке помню. К тому же у Виттеля была парочка забавных историй, с этой техникой связанная. Так что конус я опознал как стандартный автоматический бакен СЕН КП. Конкретно — бакен-маркер кардинальной подсистемы.

Что особенно забавно. Как пилот, я эту штуку знаю отлично. И зачем она нужна — тоже прекрасно знаю. Про неё даже в «Справочнике астрогатора» написано. Просто я никогда её не видел, так сказать, живьём. Только её работу. Которая на экране выглядит как красное пятно с розоватым дымком вокруг. У пилотов это называется запретка. В смысле — внутри этого пятна или небесное тело, или какая-нибудь бяка. Так или иначе, туда можно только на досветовом приводе и очень осторожно. Или вообще нельзя.

Как это всё устроено. В общем-то, вся техника Системы Единой Нумерации имеет одну цель: поддержание координатной системы. С точностью, достаточной для нуль-транспортировки по протоколу ГПП/14МКС. Она же маркирует фарватеры в субсветовой астрогации. Хотя использовать СЕН для субсветовой астрогации — всё равно что заворачивать шурупы наноманипулятором. Но делать отдельную систему для полётов вышло бы ещё накладнее, так что используют СЕН.

Внутри СЕН есть дифференциация на нормальную, супремальную, латеральную и кардинальную подсистемы. За нуль-транспортировку, как и за астрогацию как таковую, отвечает нормальная. Она довольно сложная — там есть маркеры обстановки, сигнальные маяки, створовые метки и много чего ещё. Они-то, собственно, и позволяют осмысленно перемещаться в пространстве.

В лётном нам всё это вдолбили на всю оставшуюся жизнь. Разбуди меня ночью и спроси — «пристанционный рейд, гравирежим пятнадцать, вакуум-возмущение четыре балла, рейдовый знак два, как портуемся?» И я сразу отвечу, что никак, потому что вопрос идиотский и на засыпку. Так как рейдовый знак меньше двенадцати быть не может, при четырёбалльном вакуум-возмущении полёты запрещены, а гравирежим пятнадцать при станции не бывает в принципе, потому что такой гравирежим бывает только в экваториях тяжёлых планет. Если же на это мне скажут, что станцию затянуло в экваторию тяжёлой планеты, порты и стыковочные узлы разрушены, так что рейдовый знак действительно два, вакуум реально четыре балла, а на станции ещё живы пять человек — то я отвечу. Что как пилот я обязан известить непосредственное начальство об обстановке и, соблюдая все меры предосторожности, покинуть экваторию планеты и выйти в спокойный вакуум. И никто никогда об этом не узнает. Даже я сам. Потому что на Земле мне сотрут память, чтобы мне эта станция потом по ночам не снилась. А сведения о полёте будут оформлены как тайна личности… Ну а как человек я, наверное, прикину шансы. И если буду считать их достаточно серьёзными, то положу на лётный устав известно что, возьму нулевую статью и буду действовать по обстановке. И хоть убейте сразу, хоть судите потом семеро. Если от меня что-нибудь останется, конечно.

Это я, конечно, на словах так геройствую. Ну не приходилось мне попадать в подобные ситуации. Вот Комов — да, он из них не вылезает. И нулевую брал неоднократно. А с меня одного раза хватило — тогда, во время той операции, когда мне карьеру поломали. Так что, скорее всего, не полезу я в четырёхбалльный вакуум. Ну разве что там на станции будет кто-то вроде Комова. Или там ещё кого-нибудь.

Ладно, это всё лирика. А есть техника. Вот про неё и будем разговаривать.

Итак, есть четыре подсистемы. Нормальная работает, а остальные три нужны, чтобы нормальная работала нормально. В частности, кардинальная подсистема генерит информацию о запрещённых окрестностях выхода. Ну то есть о местах, куда транспортироваться ни в коем случае нельзя. Даже если есть техническая возможность. Например: станция с нуль-кабиной начинает падать на звезду. Или ей навстречу летит огромнуй булыжник. При этом нуль-кабина работает штатно и никаких препятствий для перехода нет. Как избежать грозящего факапа? А так, что звезда окружена бакенами кардинальной системы, которые маркируют область вокруг неё как опасную. И если станция пересечёт бакенную сеть, то кардинальная система не даст разрешения на переход, а вызовет специалистов, которые попробуют станцию спасти. То же самое и с булыжником. К нему привязан бакен, и, что бы с булыжником не случилось, бакен будет прописывать в омеге его вектор-координату и пучок траекторий. И если траектория совпадёт с координатами станции, кардинальная система не даст добро на транспортировку. А вызовет специалистов, которые проблему с булыжником решат. Испарив его, например. Кстати, сам бакен тоже небезобиден: пролетающий мимо мелкий камушек он вполне способен притянуть к камушку побольше и разбить. Или вызвать астрозонд, который с камушком разберётся. На худой конец в нём самом достаточно энергии, чтобы от камушка не осталось ничего опасного. Конечно, после распознавания и подтверждения того факта, что камушек не представляет интереса. Чтобы ненароком не зашибить чужой космическое судно.

Кто сказал «глобальная система космической защиты»? Я ничего такого не говорил. Мы мирная цивилизация и никого не боимся. А не боимся потому, что заботимся о своей безопасности. И безопасности полётов, и вообще.

Чтобы осознать масштабы. В одной только Солнечной Системе — то есть в пространстве эклиптики, до Плутона — имеется около девяти миллионов объектов астероидного и метеороидного класса. И каждый занесён в каталог и помечен бакеном. Остальное вычистили. Кстати, по ходу дела выявили около пяти тысяч артефактов внеземных цивилизаций, начиная от Странников и кончая хаттифнатами. Не говоря уже об открытии Алмазного Гугона.

Кстати, вот тоже характерная история. Когда Бадер — которого Горби тогда загнал аж за орбиту Нептуна, кометам хвосты крутить — нашёл Гугон, все ожидали, что будет дикий кипеш. В нашей родной Солнечной существовала негуманоидная цивилизация, это ж какое событие! Оказалось — нет, никакое не событие. Никого этот Гугон не интересует, кроме ксенобиологов. Эти-то в диком восторге, где ещё такую форму жизни откопаешь. А вот общественность — ноль внимания, фунт презрения, как выражается Славин в таких случаях.

Вот почему? Я так думаю, потому, что цивилизация, во-первых, негуманоидная, и, во-вторых, не особенно развитая. Гуманоиды для нас свои, их можно понять и пожалеть, например. А негуманоиды нас интересуют только в том случае, если они круче нас. Если не круче — тогда чего с ними, непонятными, разбираться-то? Те же гугонцы в космос не вышли, никаких супертехнологий не придумали. Жили себе в кристаллических массивах, энергию высасывали из горячего ядра планетки. Планетка остыла, они все вымерли. Точнее, застыли. Ну или выключились.

Вообще-то их можно оживить. Ну или включить. Принципиальных препятствий для этого вроде как нет, ксенобиологи землю рыли и зуб давали, что получится. Был даже такой план — перенести какой-нибудь гугонский массив на подходящую планетку и там реанимировать. Даже проект подготовили. Но на это пришёл запрет с самого верха. Естественно, от Горбовского. С гуманистическим обоснованием. Мы, дескать, не знаем, как отреагируют негуманоиды на оживление в другом мире, будет ли это для них приемлемо, да знаем ли мы, чего они на самом деле хотят, да как мы можем брать на себя такую ответственность. К тому же есть решение Мирового Совета о том, что все опыты по воскрешению мёртвых запрещены, и в этом решении нет ни слова о том, что этот запрет касается только людей… В общем, Горби оказался прав со всех сторон — и как деятельный гуманист, и как философ, и как администратор, и как законопослушный гражданин. Впечатляет. Особенно если не знать, что Горбовский Бадера терпеть не мог и всячески его щемил. И такого козыря, как возрождение древней цивилизации, ему не сдал бы ни под каким видом.

С другой стороны, в чём-то наш великий гуманист, пожалуй, прав. Вот оживили бы мы гугонцев, а они оказались бы плохими парнями. Может, даже опасными. Мало ли. Причём если любых других плохих парней мы можем, если очень уж припрёт, распылить на молекулы, то здесь это было бы как-то неудобно. Вроде сами оживили, сами по этому поводу радовались, а теперь убивать? Как-то это не очень совместимо с деятельным гуманизмом. Ну или, во всяком случае, выглядит по-дурацки. И вот тут общественность точно подымет страшный кипеш, начнутся поиски виноватых, ну и вообще. Вывод: не буди лихо, пока оно тихо. Не надо искать на свою голову проблем, а то ведь, не дай пёс, найдём. Как я вот нашёл. Сижу теперь как дурак на этой станции. И, похоже, буду сидеть, пока корма не кончатся.

Потому что этот пёсов бакен привязался к станции, и теперь его не отдерёшь. Никакими силами. Потому что эта штука цепляется к заякоренному телу глюонной нитью. Только не спрашивай, Лена, как это работает, я не помню. Там формулы на две страницы. И главное — я эти формулы не понимаю. Это как с омега-пространством: ну вот не укладывается в голове, и всё тут. Единственное, что я усвоил, так это вот что: эта штука как резинка. Пока бакен болтается около тела, его можно вокруг него крутить, туда-сюда гонять, вертеть задом наперёд, и так далее. Но если попытаться бакен оторвать от массы, он начинает к ней притягиваться. Чем сильнее тянешь, тем сильнее притягивается. Чтобы его вообще оторвать от тела, нужна энергия, равная полной энергии данного тела. Либо нужно уничтожить само это тело. Но в таком случае и бакен самоуничтожится. А вот чтобы эта штука отцепилась от своего камня прицепилась к другому — это нужно я уж не знаю что. То есть я вообще не понимаю, как это возможно.

Однако факт налицо. Эта проклятая хрень оседлала мою станцию. И через омега-контроллер передаёт в систему информацию. Что — вот он я, бакен номер 592653589793238, сижу на астероиде таком-то. Астероид никакого интереса не представляет, является естественным телом, орбита такая-то, возмущения такие-то. Всё.

Что из этого следует? То, что никакая помощь ко мне не придёт. Никогда. Они там вообще не понимают, что это станция. Потому что дурацкая железка сигналит, что это кусок дикого камня. Естественно, все суда и корабли его будут избегать.

А если он будет сильно мешаться, его испарят. Вместе с моей драгоценной персоной.

День 125

С утра слушал Реквием, заедал котлетой.

Ну что сказать. Музыка великая. Вот только одного она не вселяет — оптимизма. В котлете, наоборот, величия ни на грамм, но оптимизм определённый вселяет. А всё вместе получается очень даже ничего.

Кстати — всплыло из левинских воспоминаний про Арканар и Антона Малышева. Антона, бедолагу, там очень многое раздражало. Даже выбешивало. В первую очередь, конечно, это самое и всё с ним связанное. А во вторую — музыка. Точнее, к ней отношение. У них там вся музыка вообще была… как бы это сказать-то? Подблюдной, что-ли? Нет, не подблюдной, это про другое. Обеденной? Тоже нет, они там семь-восемь раз в день жрали, если было что. А, вот: застольной. Музыка была там исключительно застольной. То есть считалось, что трень-брень заглушает всякие неприятные звуки за столом, способствует пищеварению и развлекает пьяных. Так что исполнялась она исключительно под жевание, глотание и выпивание. И никак иначе. А слушать музыку просто так — этого никто не понимал. Зачем трень-брень, когда жрать нечего?

Я, кстати, этих варваров в чём-то понимаю. Сам всегда предпочитал скрипочку или там фоно под коньячок да с сигаркой. Вот Левин — тот меломан был настоящий. Этот не мог взять в толк, как вообще можно слушать что-то стоящее не на трезвую голову. Алкоголь, говорил он, оттенки крадёт. Хотя сам был не дурак выпить, ох не дурак. Эх, как он там теперь, в золотом свете? Летит, в звёзды врезываясь. И ни съесть, ни выпить, ни поцеловать. Грустно это как-то. Хотя, может, это ему с нас грустно.

Ну да пёс с ним со всем. Раз уж мне больше ничего не остаётся, добью-ка я арканарскую историю. Кстати, сколько раз я уже обещал её добить? И всё никак. Всё время что-то препятствует. То одно нужно объяснить, то другое. А потом откуда-то вылазит ещё и третье, и тянет за собой что-нибудь вообще пятнадцатое.

Хорошо сериальщикам. У них таких проблем не бывает в принципе. Всё понятно в первые десять минут, дальше только в путь. А мне каково?

Остановился я на похищении доктора Будаха. Которого и в самом деле похитили для выполнения очень деликатного задания. О нём Антон, разумеется, ничего не знал. И бросился его разыскивать.

Тут есть тонкий момент, который Левин так и не прояснил. По некоторым косвенным данным, в похищении доктора принимал участие лично Званцев — разумеется, под видом барона Пампы. В книжке Антона утверждается, что он встречался с бароном Пампой, который якобы рассказал ему про драку в корчме «Золотая Подкова», где он видел старика-книгочея, очень похожего на Будаха, в окружении серых. Антон-Румата ему поверил, но вместо того, чтобы броситься выручать Будаха, страшно напился в компании отчима.

По мнению Левина, правдой из всего этого было только то, что Антон в Арканаре пристрастился к выпивке, и чем дальше, тем больше и чаще он пил. По понятным причинам.

То, что с ним не всё в порядке, Малышев знал с раннего детства. Про то, как он пытался повеситься, я вроде как рассказал. Как и про то, что вместо ментоскопирования он получил втык. Из-за ряда мелких обстоятельств.

Извини, Лена, опять придётся долго объяснять. Ну иначе совсем никак.

По тогдашним законам генетические карты людей выкладывались в открытый доступ. Принято это было через сорок лет после Полудня, в ССКР, чтобы люди с повреждёнными генами могли правильно выбрать себе пару. Потому что после глобальной ядерной войны генетические дефекты были явлением крайне распространённым. Так вот, по достижении совершеннолетия карта гражданина ССКР выкладывалась в открытый доступ. Автоматически размеченная — чтобы было понятно, где у него поломанная Y-хромосома, где наследственный дефект сетчатки, а где, наоборот, радиационный гормезис след оставил.

После массовых чисток генома и повсеместного внедрения фукамизации выкладывание в доступ своей генетической карты стало делом добровольным. Но в те времена закон ещё действовал.

Разумеется, генетические карты выкладывались именно после достижения совершеннолетия. Но Учителям в интернатах, имея на руках данные отца и матери, определить основные моменты, связанные с их потомством, можно было довольно легко. Тут доминанта, тут рецессив, вот это может быть, а вот этого быть никак не может. Остальное можно было понять из наблюдений за ребёнком — вот тут папино, вот тут мамино, а вот тут, наверное, кто-то из предков вылез.

Антон Малышев был сыном Маюки Малышевой от неизвестного отца. Званцев пасынка усыновил. Однако при оформлении в интернат Маюки указала своего супруга как отца ребёнка. Биологического отца. Что было неправдой, причём очевидной неправдой. Тем не менее, она именно так и поступила.

Почему? Ну, положим, причины скрывать отцовство у неё и в самом деле были. Но вот зачем она указала Званцева именно как биологического отца — вопрос так и остался открытым. Левин считал, что она таким образом исполнила просьбу отца ребёнка. Причём переданную через вторые руки. Хотя доказательств у него не было, да и быть не могло — но зато эта версия всё хорошо объясняет.

Но всё-таки о картах. Это было бы не так уж важно, если бы Антону попался вдумчивый и внимательный Учитель, который меньше смотрел бы на генетические карты и больше внимания уделял ребёнку. Однако Учитель Антона, некий Хидео Кагаяма, был типичным японским педантом. Хуже того — это выяснил всё тот же дотошный Левин — Кагаяма происходил из семьи генетиков, воспитывался ещё в семье, и привык думать, что в человеке всё определяется ДНК. Генетические карты Маюки Малышевой и Званцева он принял за истину в последней инстанции. Рассчитал доминанты по стандартному алгоритму. И воспитывал Антона именно в том духе, в котором нужно было воспитывать настоящего сына Званцева. В частности — очень сильно давил на чувство собственного достоинства, подначивал его соревноваться со сверстниками, ну и так далее. А попытку самоубийства, как выяснил Левин по сохранившимся школьным записям, он объяснял проигрышем в баскетбольном турнире.

Что для настоящего сына Званцева было бы, наверное, нормально. Но не для Антона. Который — как узнал Левин через Сноубриджа, в антоновой голове хорошенько порывшегося — страдал не от обидного проигрыша, а потому, что поссорился с приятелем. Ну то есть на самом деле с любимым. Конечно, Антон его даже про себя так не называл. Он тогда вообще не понимал, что это за чувства такие, что без человека жить не можешь и хочется умереть.

Вот и Учителю ничего такого в голову не пришло.

День 126

Вчера не дописал. По уважительной причине. Неожиданно понял, что давно в ванне не был. Нет, не в ванной — душ-то я принимаю регулярно, ногти кое-как стригу, вообще за собой слежу. Я имею в виду именно ванну: в горячей воде давно не лежал. Кажется, с тех самых пор, как меня типа не убили. Не знаю даже почему. А ведь удовольствие. Поскольку же удовольствий у меня мало, я плюнул на всё и устроил себе банный день. Валялся в ванне три часа, под Сен-Санса. Ну не знаю, нравится мне Сен-Санс во время водных процедур. Разморил этот Сен-Санс меня совсем, так что я прямо в ванне и заснул.

И приснился мне сон, довольно забавный. Как будто я вишу в вакууме, в скафандре., а передо мной плавает бутерброд и коньяк. Таким шариком — ну, как в невесомости жидкости плавают. И меня это бесит, потому что хочется коньячку-то, и закусить тоже не мешает. Но для этого нужно открыть шлем, а тут-то мне и конец. При этом я думаю — если быстро открыть, загнать под шлем коньяк и закрыть, то пройдёт секунды полторы, за это время со мной ничего не случится. Правда, сначала придётся выдохнуть, а то давление. А от моего выдоха коньяк и бутер отлетят и мне придётся их ловить, а это ещё три-четыре секунды как минимум. За это время у меня начнутся неприятности со слизистыми. В руки взять бутер и коньяк я не могу, потому что руки мне нужны, чтобы быстро открыть-закрыть шлем. И тут я вдруг понимаю, что коньяк-то жидкий, а в космосе он жидким быть не может. И вот тут я проснулся. Вижу — на бок завалился, лицо свесил, вода в паре сантиметров. Короче, чуть не захлебнулся. И наушники в воду свалились. Хорошо, что они влагонепроницаемые. Не то остался бы я без Сен-Санса и вообще без всего.

На самом деле жидкость в невесомости — та ещё проблема. И это не только всяких туалетных дел касается. Там-то всё отработано, отточено столетиями, ты все эти трубочки даже не чувствуешь. А вот, например, слёзы. Лена, тебе когда-нибудь приходилось плакать в скафандре? Мне вот да. Это на самом деле жуть. Слёзы не скатываются, а размазываются по глазному яблоку и щиплют ужасно. Поэтому в шлеме есть такие специальные мягкие штучки с двух сторон — ими можно вытереть глаза или протереть лицо от пота. Или почистить забрало шлема изнутри — если, скажем, кровь из носа пойдёт и всё запачкает. Почесаться тоже можно. А чтобы этими фигульками управлять, с боков на шлеме торчат ручки. На рога похожие. Управляться с ними довольно сложно и неудобно. У нас в лётном один курсант попытался в открытом космосе нос себе вытереть. Так он эту фигню себе в ноздрю засунул и она там застряла. В таком виде на станцию и вернулся. Стал снимать шлем, а он не снимается, потому что перед этим нужно привести эти фигульки в стандартное положение, иначе замок не открывается. Инструктор стал выкручивать ручку, крутанул не в ту сторону и пропихнул эту хрень ещё дальше. Парень орёт, отбивается, а инструктор решил, что у того приступ паники, блокировал его и дальше крутит. Хорошо хоть там ограничитель был, а то он бы ему весь нос разворотил. В общем, парню скафандр сняли уже на Земле, а инструктору устроили разнос и перевели на год в обслуживающий персонал. И поделом. Надо сначала думать, а потом крутить.

К истории с Антоном это тоже относится. Думать надо было. А не крутить.

То, что у парня раннее развитие, в конце концов заметили. Когда уже физиология пошла — ну там волосы под мышками и всё такое. Но проблем Антон никаких не создавал, учился нормально, несвоевременного интереса к противоположному полу не проявлял. Учитель подарил ему бритву и посоветовал чаще мыться.

Антон совету последовал. Ещё занялся спортом. И продолжал заниматься им и дальше — что в конце концов привело его в Арканар.

К тому времени он уже отичасти понимал, что с ним и как это называется. А также был в курсе того, кто его настоящий отец. Что тоже давало пищу для размышлений.

Судя по тому, что это знание он из головы вырвал с кровью, оно его не радовало. Однако технику не обманешь, особенно если знать, что искать. Так вот, Левин обнаружил, что студент первого курса Иркутского университета Малышев оставил в БВИ следы нескольких характерных запросов, касающихся эпохи ранней космонавтики. Все они так или иначе касались одного человека. Которого, как бы это сказать помягче, не ставят в пример молодёжи.

Левин, конечно, был уже в курсе, что искать. К тому времени он уже знал, кто был отцом Антона. При современных возможностях это оказалось на удивление несложно выяснить. Левин просто взял генетическую карту Малышева — к совершеннолетию опубликованную, как полагается, и хранящуюся в БВИ — и запустил глобальный поиско со сравнением по всем сохранившимся мужским генетическим картам той эпохи. Глобальный поиск, конечно, штука затратная и страшно тормозит работу системы. Но результат он обычно даёт. Через два часа он получил пять карт, могущих иметь отношение к Антону. Из которых после небольшого размышления он отобрал две, а после проверки и уточнения кое-каких фактов стало ясно, какая именно настоящая. Ибо имя на этой карте было одиозным — но всё объясняло.

В общем, Маюки действительно любила мужчин на возрасте с легендарной биографией. Вот только первого она выбрала совсем неудачно.

И, главное, не вовремя.

День 127

Какой-то бестолковый день. Проснулся не пойми когда. Кажется, в два. Здесь, конечно, время условное, но порядок должен быть какой-то? А его нет. Сразу настроение в минус.

Дальше всё тоже наперекосяк. Хотел сделать себе бутерброд с яйцом и репчатым луком и запрограммировал не тот хлеб. Ну то есть вместо чёрного ржаного — чёрный шоколадный для тортов. Откусил — сначала вообще ничего не понял, что это. Потом прожевал, разобрался, пришлось выплюнуть. Не жрать же такое. Начал было программировать заново, и понял, что аппетит пропал. Даже не пропал, а испортился. Есть хочется, а как подумаешь о какой-то конкретной еде — фу и бэ.

Вот и с этой писаниной как-то не идёт. Никак не могу рассказать историю про Арканар и что там случилось. Хотя история-то недлинная. Но столько всего за ней тянется. Будто взялся за какой-то кустик, стал дёргать, а там корень километровой длины.

Я о нём впервые услышал в лётном. Если совсем точно — когда присягу принимали. Нас для этого на Луну возили. Ну что сказать? Красиво. Силовой купол, чёрное небо, огромная Земля в зените. Трубы, стрельба, всякие громкие слова.

Потом инструктор отвёл нас в транспорт, раздал нам всем по пломбиру, а когда мы съели, то порадовал сообщением, что это наш последний пломбир на следующие пять лет. Ну это он, конечно, погорячился, мы и пломбиры, и шоколад себе делали только в путь. Но тогда — было такое чувство, что влипли. Было.

Но я не об этом. Я про памятник.

На плацу перед зданием Генкомандования стоит этакая, как бы это сказать, скультуптурная композиция. Формально считается, что это памятник звездолётчикам. Тем более — люди в шлемах, лиц не видно. Но все думают, что это памятник Ермакову, Жилину и Крутикову. Потому, что это имена из учебника для второго класса средней школы. Некоторые спорят, кто там кто. Но вообще спор дурацкий, потому что памятник и так хорош. Это уметь надо — чтобы без лиц, без каких-то вычурных поз, но мурашки по коже. Потому что видно: люди совершают предельное усилие. Один идёт, но вот как-то так сделано, что видно — идёт из последних сил, споткнётся — всё. Второй за него держится. И у него тоже все силы уходят, чтобы держаться и при этом идти. Третий ползёт, но опять же видно — этот доползёт. И вон на спине у этого третьего — четвёртый. Судя по виду — еле дышит, сил едва хватает со спины не свалиться.

Так вот, я потом инструктора спросил — ну хорошо, допустим, это Быков, Жилин и Крутиков, а кого тащат?

Инструктор как-то нехорошо поморщился и сказал:

— Был такой. Его на Венере-семнадцать ребята из болота вытянули.

Тоном это было сказано таким, что сразу стало понятно: сделали они это совершенно зря.

День 128

Опять вчера не дописал. Отвлёк скрежет бакена. Вспомнил про всю эту хренотень и как-то неинтересно мне стало про прошлое. Сел, начал копаться в памяти- как там всё-таки устроено с этой пёсьей глюонной нитью, как она прицепилась и можно ли её всё-таки как-то отцепить.

Получается, что прицепиться она не могла в принципе, поскольку не могла отцепиться от массы, на которую бакен был установлен. Ну вот просто никак. Нет такого физического процесса. Или всё-таки есть?

Что я вообще об этом помню. Если очень поверхностно описывать физику, то над бакеном совершается процесс Нестеровича-Ламондуа с правильным нетривиальным морфизмом группы фундаментальных взаимодействий. Происходит вторичный конфайнмент — каждый кварк находит свою пару из обычного вещества и связывается с ней той самой глюонной нитью, парный кварк выбирается произвольно в каком-то радиусе, который является параметром морфизма. В результате атомные ядра обычного вещества и нуль-поляризованного оказываются переплетены такой, как бы это сказать, глюонной ватой. Если тело растает или там испарится, то вторичный конфайнмент никуда не денется, будет связанное облако из адронов с асимптотической свободой. Что, соответственно, ровным счётом ничего не меняет. Для меня, во всяком случае.

Вообще-то, если верить тому, что в учебнике Мищенко написано, всё дело в выборе морфизма. Берём стерильный морфизм, получаем звездолеты класса «призрак», например. А ещё с помощью обычной нуль-т кабинки, куска янтарина и ещё кой-чего можно устроить лавинный деконфайнмент. В просторечии это называется кварковой бомбой. Нет, как она устроена, я не знаю и знать не хочу, только этого счастья мне не хватало. Да если бы и знал — мне от этого было бы легче, что-ли? Мне проще выйти в вакуум без комбеза, если уж на то пошло. Хотя кварковая бомба быстрее. Ничего почувствовать не успеешь гарантированно, эта штука работает со скоростью света. Или быстрее? Пёс, опять не помню.

В общем, пока не понимаю, что делать. Хотя должно же быть какое-то решение. Оно есть, его не может не быть.

А пока ещё напишу про те старые дела.

Так, про памятник я рассказал. Потом у меня началась учёба, и про все эти дела я абсолютно забыл. Даже когда выяснил, что среди пилотов слово «вольдемар» является чем-то вроде ругательства или обидного прозвища. И обозначает нечто среднее между пижоном и другим словом на пи. Меня так самого однажды назвали — когда я начал курить и стал разыскивать янтариновую трубку. Ну, тогда у меня было второе место в группе по субаксу. Приложил я товарища сильно. Получил втык и запрет на участие в ближайших соревнованиях. Ничего, пережил. Но откуда взялось это самое «вольдемар» — даже и не задумался. Решил, что это просто слово такое. Типа «сволочь». Тоже непонятно, что означает.

Кое-что стало яснее, когда я сдавал первый экзамен по СУП. Мне тогда и в голову не приходило, что логистика — это моя судьба. Я тогда себя считал будущим пилотом, и вся эта хрень казалась мне имено что хренью. Одно хорошо — давалась она мне без труда. Ну вот понимал я, куда чего воткнуть и чего где положить, чтобы потом быстро взять. Так вот, на экзамене мне дослалась задачка: расположить на младших спутниках Сатурна автономное транспортное кольцо с портом, не трогая освоенные спутники. Я решил блеснуть — нашёл подходящую группу камней в кольце и построил на них сеточку. Которую с одной стороны завязал на Диону, а с другой — на довольно крупный нерегулярный спутник с ретроградным движением. Где я запланировал нуль-Т-станцию, жилой комплекс для техперсонала и всё такое.

И вот я с торжеством рисую вcю эту красоту перед комиссией. Смотрю — а они этак скептически переглядываются. С какими-то непонятными лицами. Я не понимаю, начинаю нервничать. Тут мой препод меня останавливает и говорит:

— Ну что, пять баллов. Честно заработал. Только учти, курсант — на самом деле на этом спутнике ничего строить не будут.

Я не понимаю. И тогда он очень неохотно цедит сквозь зубы:

— Он вообще-то называется планетоид Юрковского. Того самого, Вольдемара.

И в ответ на мой недоумённый взгляд:

— На спутник с таким именем люди работать не пойдут. Я бы, например, не пошёл.

День 129

Бакен скрежещет, прямо долбится в обшивку. Кстати, тоже странно — он же, по идее, должен этак парить над станцией в небольшом отдалении. Хотя если уж он вообще за меня зацепился, то всё может быть. Может, глюонная нить у него какая-то не такая. Короткая, например. Хотя как она может быть короткой или некороткой? Нет, не понимаю, но что-то здесь не так.

Всё-таки затих. Ладно, продолжу.

Не то чтобы после экзамена я бросился выяснять, кто такой этот Юрковский. Если честно, я пошёл с ребятами в самоволку. Нас сцапали. Соответственно, огрёб люлей и в течение ближайшей пары недель думал о чём угодно, только не об этом случае.

Однако через две недели выяснилось, что история с экзаменами не закончилась. Оказывается, наш препод по СУП уровнем наших познаний остался недоволен. Одна твёрдая пятёрка на всю группу — это, по его мнению, никуда не годилось. С другой стороны, он же признал, что ребята старались, просто его дисциплине уделяется мало времени. И попросил дать дополнительные часы.

Ну, понятное дело, никаких дополнительных часов ему не дали бы: у нас начиналось пилотирование в скрутке, какая уж там к псам собачьим логистика. Он и сам это понимал. Это была просто вежливая форма просьбы прокачать курсантам СНВ. Я уже вроде как объяснял, почему у нас такие разрешения выписывают ну очень неохотно. Но тут пошли навстречу, даже выделили полдня, чтобы у курсантов знания в голове проросли.

Кстати, вот тоже тема. Зачем пилоту это самое «стратегическое управление потоками»? В общем-то низачем. Кроме того, что знание СУПа даёт ему представление, что вообще происходит в экватории и почему оно происходит именно так, а не иначе. Без этого знания он будет воспринимать окружающее как хаос. Ну вот есть транспортный узел. К нему швартуются суда, отходят суда, идут на разгонные траектории, все в разные стороны, понять ничего невозможно. И не нужно. Нужно запросить сводку на гравирежим, вакуум и рейдовые знаки, вызвать дежурного и ждать, пока он тебя в очередь поставит и даст отмашку грузовым. После чего ложись в дрейф, гравитационный колодец тебя захватит, а ты пока отдыхай. Книжку почитай какую-нибудь. Делов-то.

Но это когда всё в порядке. А если вакуум плохой? Или очередь за планетный диск уходит? Или дежурный не на линии? Или случилась ещё какая-то неведомая хрень? Вот в таких случах главное — понять, что, собственно, происходит. А для этого нужно понимать суть процесса. Например, загоризонтная очередь судов. Сначала пойми, что это: срочная разгрузка-погрузка чего-то внепланового или с портами что-то не то? Если все порты работают, то, скорее всего, что-то внеплановое. Лучше всего связаться со старпомом третьего судна в очереди и просить, чтобы сказал. Третьего, потому что первый разгружается, второй готовится к разгрузке, а третий уже книжку отложил, но делать ему пока что нечего. Так что он любой жужжащей мухе будет рад, не то что твоему вызову. И расскажет, что да как, со всеми подробностями. А если видишь, что порты не все открыты, то людей в очереди не трогай, и дежурного не трогай, он и так на взводе. А иди-ка посмотри, что рейдовый знак указывает про состояние портов. И если это, скажем, плановая профилактика, то смело требуй швартовки. Потому что они суда, а ты корабль, и по уставу Космофлота имеешь перед судами лётную привилегию. Если кому не терпится — пусть свяжется с начстанцией и требует прервать профилактику, потому что люди ждут и всё такое. Ну а если там действительно что-то серьёзное, а тебе невтерпёж — в очередь не лезь, ни с кем не ругайся, а подруливай-ка ты к реальным складским помещениям и проси разрешения на экспресс-разгрузку по пятому протоколу. То есть собственными силами. На все разговоры, что всё загружено и нет свободной дырки, уверенно отвечай, что дырка есть. Потому что ты же учил СУП и знаешь, что совокупное сечение коммуникаций между складом и приёмкой всегда шире, чем коммуникации между приёмкой и внешним миром. То есть приёмка — это всегда бутылочное горлышко, за которым просторнее. Вот туда и пристраивайся.

Ну вот, опять я мечтам предаюсь. Да, это у меня такие мечты. Грёзы. Приземлённые, да. Уж извини, Лена. Вот Комов меня бы понял. У него у самого в голове логистика простроена будь здоров. Он если на что-то посмотрит, сразу видит — как оно внутри устроено и почему. А главное — зачем. Вот мне с тобой именно этого таланта и не хватало.

Ладно, это уж точно лирика. Я чего сказать-то хотел? Что нашим ребятам закачали знаний и дали время их переварить. Всем, кроме меня. Оказывается, препод меня оценил. И сказал, что у меня есть понимание и свой стиль, так что не надо портить. И против определённой графы в моём личном листе поставил галочку. Кто ж знал, что через столько лет эта галочка сработает?

Короче, у меня образовалось свободное время. Ну то есть как свободное: формально-то отбоя не было. Просто вся группа лежит по койкам и кайфует, один я как дурак сижу. И делать мне нечего. Из развлечений — компьютер без игр и сериалов. Можно книжку почитать. Или поискать какую-нибудь информацию.

Тут-то я и вспомнил про таинственного Юрковского. И пошёл смотреть. Отталкиваясь от планетоида — его-то данные я помню. Ну и — в честь кого назван и чем знаменит человек. Благо, справка МКпИПКО к «Акту о присвоении космическому объекту номер такому-то имени Владимира Сергеевича Юрковского» прилагалась.

Справку я внимательно прочёл. И сильно удивился.

Владимир Сергеевич Юрковский оказался не просто современником Быкова и Крутикова: он с ними лично работал. Летал ещё на первом «Хиусе» на Венеру-17, потом принимал участие в таком количестве событий из учебников, что было абсолютно непонятно — чего это вдруг его именем не назвали, как минимум, планетную систему. Ну то есть биография у него была образцово-геройская. Завершалась она тем, что Владимир Сергеевич стал генеральным инспектором Международного управления космических исследований. В этом качестве принёс много пользы, и в конце концов погиб образцово-показательной смертью: вместе с Крутиковым они нашли в кольцах Сатурна какой-то инопланетный артефакт. И при попытке поставить на него радиобакен погибли.

Я решил порыться в мемуарах того времени. Ну не могло быть так, чтобы о столь замечательном человеке не было бы никаких воспоминаний. Довольно быстро я наткнулся на пресловутые дневники Быкова. Про его шофёрские мемуары я уже вроде как писал. Юрковский там фигурирует, хотя описывается без особой симпатии. Судя по тексту, для Быкова он был слишком интеллигентным и слишком не любил дураков. Я посмотрел начало и дальше не стал.

Потом система предложила мне мемуары некоего Юрия Бородина, вакуум-сварщика, попавшего на тот самый рейс «Тахмасиба». Судя по тому, что в учебнике ни о каком Бородине не упоминалось, парень ничем особым не прославился. Во всяком случае, писателем он точно не стал, потому что дневничок его так и остался без следов литобработки. Но читать его было интересно, потому что юноша был неглупый и внимательный. У него Юрковский упоминался часто. И было видно прямо из текста, как он его раздражает. Человек явно имел повышенное самомнение и любил изображать эстета. То Гумилёва процитирует, то Набокова, то что-нибудь своё выдаст этакое, идейно невыдержанное. Хотя фразочка «я человек и ничто животное мне не чуждо» — он ей бравировал — мне понравилась. Но вообще — да, пижон. Хотя, когда он погиб, Юра по нему сильно затосковал. Ну, так бывает. И опять же — ничего, бросающего тень. Единственное, что я узнал — что Вольдемаром его прозвали после какого-то рейса на Альматею.

Тогда я додумался поискать что-нибудь в тогдашних официальных документах — благо, там всё было выложено в открытый доступ, а официальщину я читать уже умел. Выяснилось, что на Юрковского было множество нареканий, жалоб и предложений от него избавиться. Два раза его чуть не выперли из Космофлота с концами и в конце концов сплавили в МУКС. Где он тоже многих достал. И, наверное, его бы выперли и оттуда, если б он вовремя не погиб.

Однако все эти жалобы и нарекания касались в основном его манер, непочтительности по отношению к начальству, самовольных решений и действий и так далее. Не человек, а ходячая нулевая статья, как сейчас говорят… Ну и понятно, что такая ерунда не стоит «вольдемара». И уж точно не тянет на причину брезговать планетоидом его имени.

Короче, так я ничего и не понял. И когда препод пришёл проверять, насколько возрос уровень познаний моих однокурсников и хорошо ли уложились у них всё в голове, я подошёл к нему и прямо спросил — кто такой был этот Юрковский на самом деле. И почему к нему такое отношение.

Препод меня минуту сверлил глазами, но я стоял весь такой из себя честный и наивный. Тогда он сжалился. Сказал, что это старая и скверная история. И никто её специально рассказывать не будет. Но если меня мучает любопытство, то он советует поискать в БВИ выступление Ивана Жилина на заседании Планетологического общества. Развернулся и ушёл. Оставив меня в печали: мало ли было заседаний Планетологического общества и мало ли сколько раз на них выступал Жилин. Но отступаться я был не намерен, снова сел за комп и набрал соответствующий запрос.

Как выяснилось, выступление Жилина у планетологов было ровным счётом одно. И касалось оно именно Юрковского.

День 130

Сегодня опять головная боль. Заел таблеткой. Попытался вспомнить, с чего началось. Получилось что-то странное. Вроде бы мне что-то снилось. Связанное, насколько я понимаю, с работой на Надежде. И вот, когда я просыпался, у меня всплыла в голове мысль. Или воспоминание. Что-то очень простое, совершенно очевидное. И вот тут-то в голове и засверлило. Как будто машинка заработала.

Ох, зачем же я выбросил ментоскоп! И компьютер, компьютер! Не было бы у меня никаких проблем, если бы я был с компьютером. Ну то есть с работающим омега-контроллером. Я бы уже давно был не здесь. Не знаю где, но не здесь. Совершенно точно.

Ладно, чего уж там. За неимением гербовой пишем на простой, как выражается Славин в таких случаях. Кстати, если свидемся, обязательно спрошу — что это за гербовая такая и чем она от простой отличается. И о чём вообще речь.

Опять меня понесло не в ту степь, как выражается… да хватит уже его цитировать. Пока башка варит: про Жилина допишу, а там как получится.

Одно хорошо, Лена — что я могу про Жилина не рассказывать. У тебя это семейная история. Не знаю, имеешь ли ты доступ к архиву, но вот Валентин Петрович точно имеет. А поскольку он у тебя с руки ест, то все подробности ты можешь выяснить сама. Так что скажу просто: это случилось, когда Жилин в первый раз обиделся и всех послал. Тем более, что на заседания Планетологического общества он, будучи его почётным вице, не ходил ни разу. Так что, когда он внезапно появился, многие поверить не могли, что это он.

Судя по видеозаписи, хорошими манерами он не отличался. Сел в угол и заснул. И спал, пока дело не дошло до обсуждения вопроса о присвоении Планетологическому обществу имени Владимира Юрковского.

Вопрос считался проходным, так как всё было давно согласовано. Ожидались какие-то чисто формальные прения. Так что когда Жилин проснулся и потребовал слова, все удивились, но никто не обеспокоился.

Речь Жилина была короткой. Он сообщил, что специально пришёл на заседание, чтобы сообщить о своём несогласии с намерением присвоить Планетологическому обществу имя Юрковского. Более того, он категорически против присвоения данного имени чему бы то ни было, и готов предпринимать все необходимые усилия для того, чтобы этому воспрепятствовать. У него на это есть очень серьёзные основания, включая формальные. Раскрывать их собравшимся он не может и не хочет. Он полагает, что достаточно его слова, подкреплённого именем и репутацией, чтобы снять данный вопрос с повестки дня и никогда больше к нему не возвращаться.

В принципе это могло сработать. Репутация у Жилина была очень серьёзной. Его можно было ненавидеть, но ему нельзя было не верить. Во всяком случае, когда дело касалось фактов. И если он говорит о формальных основаниях, значит, так оно и есть. Так что, наверное, все с перекошенными рожами проголосовали бы так, как сказал Жилин, а уж потом попытались бы из него что-нибудь вытянуть. Или не стали бы пытаться, потому что в этом смысле у Жилина репутация была тоже железобетонная: тайны хранить он умел.

Одако тут слова попросила некая Зинаида Шатрова. Которая повернула вопрос довольно неприятным для Жилина образом.

А именно. Для начала она заявила, что верит Жилину и готова к его словам прислушаться. Однако предложение о присвоении обществу имени Владимира Юрковского было одобрено практически всеми. Голосовать против собственного решения без всяких на то оснований означает признаться в собственной же некомпетентности. Более того, это было бы оскорблением памяти человека, которого многие здесь присутствующие знали лично. Она, Шатрова, не хочет находиться среди людей некомпетентных и неблагодарных. Поэтому она выходит из Планетологического общества. И призывает всех тех, у кого осталось какое-то представление о чести, поступить так же.

Ход был сильным. С одной стороны, членство в Планетологическом обществе вообше-то не давало ничего, кроме строчки в профреестре да возможности лишний раз пообщаться с коллегами. С другой — до всех дошло, что они чуть было не подчинились человеку, который просто задавил их авторитетом. Тут же встал предкомиссии и заявил, что он лично намерен голосовать за имя Юрковского, а если кому-то это не нравится — пусть предъявит аргументы.

Жилин сделал зверскую рожу и заявил, что он пытается спасти репутацию Общества и самого Володи Юрковского, что сохранение тайны для этого абсолютно необходимо, а уважаемые планетологи ведут себя как дети, играющие в свои детские игры над ямой с дерьмом, от которой он, Жилин, пытается их оттащить. Чем окончательно восстановил против себя уважаемых планетологов.

Тут, однако, взял слово один из членов инициативной группы, выдвинувшей предложение, некий Зайцев. Это был старый космический волк, хорошо знавший и Юрковского, и Жилина, и много кого ещё. Жилину он, судя по всему, доверял. Однако и обстановку оценил правильно. И поэтому заявил, что готов снять свою подпись под предложением, если товарищ Жилин приведёт достаточно основательные причины для подобного поступка. Ему лично. А для сохранения тайны он готов после принятия решения согласиться на стирание памяти.

Это вызвало бурю чувств у собравшихся. Тогдашние ментальные технологии были крайне несовершенными, и, по сути, калечащими. С другой стороны, и нынешних ограничений на их использование тоже не было. Так что выступление Зайцева произвело сильное впечатление. Кажется, даже на самого Жилина. Который, подумав и поиграв желваками, заявил, что предложение принимает, стирания памяти не требует. Достаточно честного слова — никогда и ни при каких обстоятельствах не передавать, не подверждать и не опровергать ту информацию, которую он готов сообщить. Причём сообщить её он готов не только Зайцеву лично, но и всем членам инициативной группы. Во избежание обвинений в сговоре и прочих кривотолков.

На том и сошлись. Жилин с инициативщиками уединился где-то на час. После чего руководитель группы публично объявил, что в свете открывшихся обстоятельств все единодушно пришли к выводу о несвоевременности присвоения Обществу имени Юрковского. В связи с чем они отзывают свои подписи, и в ближайшее время подготовят новое предложение. Забегая вперёд — в конце концов Общество получило имя Юджина Шумейкера. Вот тут уж извини, Лена — не знаю, кто такой. На это даже моего любопытства не хватило.

Почему запись выступления Жилина — которая, по идее, должна была осесть на самом дне архива Общества — попала в открытый доступ, я так и не понял. Видимо, какие-то слухи начали всё-таки ходить. Тем более, после Гудбая, когда вместе со спасёнными бывшими гражданами СШАА наружу выплыло очень многое. Хотя кое-что и затонуло. Подозреваю, не без посторонней помощи. Ну, это понятно. Странно было бы, если бы не.

Первые же слова Жилина вызвали у присутствующих если не шок, то серьёзное недоумение. Потому как начал он с того, как он — по неким причинам, которые присутствующим знать не обязательно — оказался на Фолклендах. Ну то есть внутри самой что ни на есть витрины капиталистического мира.

Сейчас, когда «отчёты Жилина» рассекречены, мы знаем, чем он там занимался. А занимался он тем, что искал производителей электронного наркотика. И нашёл вакуумный тубусоид FH-92-U, вставленный в радиоприёмник вместо гетеродина. О чём честно доложился — хотя к тому времени это уже стало неактуально. Но это уже другая история, к тому же я об этом уже где-то писал. Да и не в том соль. Соль в том, что он там увидел ещё.

Ох! Опять сперва надо объяснять. Ну я коротенько. Заодно память проверю. А то у меня такое чувство, что она у меня сбоить начинает.

Фолклендские острова были самоуправляемыми территориями, ассоциированными с САСШ. То есть формально они были британскими. Была такая страна до Полудня — Британия. И хотя её не стало, Фолкленды предпочли остаться в её условном владении. Это давало определённые формальные преимущества. Хотя они ничего не стоили бы, если бы не фактор климатический.

Так уж вышло, что по Фолклендам не проехалось ни одно радиоактивное облачко, а течения не принесли изотопов. Климатические изменения тоже пошли островам в плюс. Среднегодовая температура в 15 градусов цельсия без заметных сезонных колебаний очень порадовала местное население.

Но решали всё двадцать восемь миллиардов тонн нефти. Чистой, без следов радиоактивности, нефти на шельфе. Скважины были накрыты пластикетовыми куполами, отлитыми в Рио-Гальегосе, и напрямую подключены к установкам непрерывного синтеза. Которые гнали нить и плёнку на гиперпринтеры, сделанные на Аляске. Остров производил всё, что делается из нефти. Начиная с мембранных фильтров для воды и кончая одеждой, обувью и неэлектронными книгами. Половину продукции покупал Советский Союз. Например, салфетки и полотенца. На Фолклендах их делали лучше и дешевле, чем в ССКР.

Но производство скрывалось под водой. А на территории Восточного острова располагался город. Местное население составляло около пятидесяти тысяч человек, остальные были туристами, временными рабочими и так далее. Что превращало пятьдесят в сто восемьдесят — для послеполуденных времён это было очень много. Жили там или хорошо, или очень хорошо. Лучше жили только на Западном острове, где в буколической обстановке среди лугов и овечек стояли особняки богатейших людей Америки. Попасть на Западный остров посторонним было практически невозможно. На Восточный пускали всех граждан СШАА без ограничений. Советских принимали неохотно, требовали денежный залог и какие-то документы, но, в общем-то, не гнали. Зато с советской стороны посещение Фолклендов без уважительных причин не приветствовалось. По сути дела, кроме сотрудников консульства, советских там и не было.

Поэтому Жилин оказался первым, кто обратил внимание на памятник, стоящий на площади возле отеля «Олимпик». Который показался ему знакомым. А при ближайшем рассмотрении оказался монументом ни кому иному, как Владимиру Сергеевичу Юрковскому. С датой — «5 декабря, 1 год Весов». Что по местному циклическому календарю соответствовало году, когда Юрковский возвращался то ли с Сатурна, то ли с Урана, и на Земле появиться не мог никак. А по другой версии — у них «годы Весов» наступал каждые тридать лет, что-ли — он тоже никак не мог появиться на Земле. Ибо давно погиб.

Жилин начал наводить справки. Для начала выяснил, почему поставлен памятник. По утверждениям местных жителей, Юрковский был первым человеком, сорвавшим банк в электронную рулетку в местном казино. Причём относительно недавно, так как памятник свежий.

Разумеется, Жилин не поверил. Юрковский погиб почти что у него на глазах, вместе с Крутиковым. И это была очень убедительная смерть. Но памятник тоже выглядел убедительно.

Тогда он попросил телефонную книгу — это такая штука, что-то вроде реестра абонентов в БВИ. И в ней довольно быстро нашёл Владимира Сергеевича. Проживающего на Западном острове, но открытого для общения.

Жилин позвонил. И увидел с другой стороны экрана своего старинного друга. Немного постаревшего, но и только. Объясняться по видеофону Юрковский не стал. А пригласил Жилина в хороший ресторан. Где они и пообщались. Детали разговора Жилин не описывал, ограничившись изложением фактуры. Которая была такова, что от доброго имени Юрковского не оставляла ровным счётом ничего.

Юрковский выжил. Благодаря инопланетному артефакту, который они с Крутиковым нашли. Крутикову повезло меньше: он не попал в радиус защитного поля, которым был окружён артефакт. Его нашли американские старатели, искавшие ценные самородки. Потом что-то случилось, о чём Жилин не стал рассказывать. В результате Юрковский был вынужден — он так и выразился — принять участие в продаже инопланетной хреновины капиталистам. Сделка завершилась успешно. Однако, получив деньги, он не бросился с ними в советское консульство, а остался жить на Фолклендах. Более того, Юрковский подал документы на гражанство и получил его. Возвращаться на родину он категорически отказался.

По словам Жилина, его старый друг Вольдемар увлёкся буржуазным образом жизни и так называемыми свободами. Конкретно — свободой всяких извращений, которые на Фолклендах практиковались совершенно открыто. Хуже того, он оформил эти так называемые отношения официально: там это считалось в порядке вещей… После таких откровений Жилин решил, что дальнейшее общение с тем, что осталось от старого друга Вольдемара, бессмысленно. На этом они и расстались. Юрковский отбыл в свои хоромы, Жилин пошёл в город и напился. Чего не делал, по собственному признанию, лет двадцать.

На следующий день, уже на трезвую голову, он принял решение скрыть всю эту историю. В том числе от собственного начальства. Причин тому он назвал две. Остатки уважения к памяти того Юрковского, которого он знал. И ожидаемый ущерб репутации ССКР вообще и Космофлота в частности. Однако неприятная ситуация, сказал он, рано или поздно может всплыть, и тогда всем, кто связал себя с именем этого человека, будет очень стыдно. Что касается формальных оснований — то, согласно принятому акту «Об увековечении памяти выдающихся деятелей науки и культуры», допускается присвоение сооружениям и организациям имён умерших, чья деятельность имела отношение к данному сооружению или организации, не менее чем через пять лет после доказанной смерти, имеющих выдающиеся заслуги, чья жизнь служит примером служения советской Родине или высшим идеалам человечества. Ну так Юрковский, во-первых, жив. И, во-вторых, жизнь его, несмотря на прошлые заслуги, примером служения Родине и высшим идеалам не является. С чем члены инициативной группы, естественно, согласились.

Ты, Лена, небось, уже хихикаешь. Ну и зря. Говорю же: курсант я был. Мальчишка. Зелёный, как зелёная трава.

День 131

Проснулся с тем же чувством — будто я не один. Кто-то сидит и на меня смотрит. Нет, не друг. И не женщина. Кто-то незнакомый. Сидит тут и ждёт, пока я проснусь. Как шевельнулся — ощущение пропало. Ну как обычно. У меня это не первый раз, просто не пишу про это. Неприятно мне про это писать.

Может, комплекс на родителях начал проявляться? Образ матери и всё такое прочее? Нет, не должно быть. У меня это ещё в интернате проработано. С нами со всеми на эту тему говорили. У всех это по-разному проходит. Некоторым, кстати, даже СНВ вкачивали про «родителей». Не то чтобы сладкие и не то чтобы противные. Так, нейтральные. Такое подсознательное чувство, что «где-то кто-то у меня есть». Причём человек всё равно знает, что нет никого. Но пустое место в душе, типа, заполняется.

Ну так вот, у меня этого пустого места в душе не было. Я даже не очень понимаю, зачем они нужны. Родители то есть. У всех, кого я знаю, с родителями обычно как-то так. Типа — ну есть такие люди, вот и хорошо. А у кого не так, те обычно идут в Группу Свободного Поиска и прочие подобные места. Потому что сложные отношения с папой-мамой и тонкая душевная организация. Лена, это к тебе не относится, у тебя семья исключительная. Но вообще-то у инкубаторских меньше проблем и психика устойчивее. Мы элита, хе-хе.

Хотя нас, инкубаторских, всего десять процентов. Потому что Мировой Совет ведёт консервативную демографическую политику. Вот это вот всё — «у человека должны быть отец и мать», «каждый житель Внеземелья имеет право посетиться на Земле», «надо экономить ресурсы». Вот это меня особенно бесит. Я-то всё-таки завхоз. И знаю, как у нас ресурсы экономятся и на что они вообще идут.

Я так думаю, что всё дело в управляемости. Сорок миллиардов — это, наверное, предел. А скорее всего, где-то близко. Кстати, по этой теме в открытом доступе ничего нет. И всепобеждающая ТИП почему-то отмалчивается. То есть не отмалчивается, но несёт такой бред, что уши вянут. А зачем? Все ж нормальные, поняли бы. Даже общественность. Нет, разводят какие-то турусы на колёсах. Уже не помню, кто так выражался насчёт турусов, но точно не Славин. Зато я знаю, что это такое. Это в древности такие осадные башни были, действительно на колёсах. Строили их медленно и долго, и вообще это было сложное дело. Вот и здесь развели сложности вокруг непонятно чего.

Кстати тоже. Все эти разговоры, что мать должна быть, отец должен быть, тра-ля-ля и улюлю. А после Полудня девяноста девять процентов людей были инкубаторские. И ничего, выжили, вон какую цивилизацию отгрохали. А как иначе-то? Люди были нужны позарез. Причём без всех этих сложностей типа беременности и ухода за детишками. А главное — здоровенькие. Потому что калек и уродов содержать было не на что. Так что сперматозоид, оплодотворяющий яйцеклетку, должен был быть гарантированно качественный. То есть хотя бы — с одним хвостом, а не с двумя. Ну и яйцеклетка должна содержать честные, качественные хромосомы. Не подвергавшиеся воздействию мутагенных факторов. Прежде всего — ионизирующего излучения всех типов и мутагенов. К числу коих относятся некоторые изотопы, которых после Полудня на Земле было хоть залейся.

Тогда генетические заводы и интернаты вообще делались одним блоком. Фабрика по производству людей. Вот здесь их делают, вот здесь подращивают до девяти месяцев, а вот здесь — с девяти месяцев до двенадцати лет. Потом иди в лабораторию. Или за рычаги садись. А надо будет — и кайло в руки возьмёшь, как папа. Потому что биологический материал., из которого ты сделан, добыт в Якутии. В каком-нибудь захоронении ОЛП Янстроя. И скажи ещё спасибо матери-истории, что в местах, куда ни одна бомба не упала, в земле столько разных костей… Сейчас-то, конечно, уже всё выгребли. Но закон о генетическом разнообразии никто не отменял, так что варианты до сих пор ищут. Мой биологический отец, например, погиб под Донецком в две тысячи пятнадцатом дополуденной эры. Донецк — это не который ЕН 60654, а на Земле был такой город… А вот мамина яйцеклетка как раз из Донецка ЕН 60654-3. Интересно, кто-то пошутил так, соединяя гены, или случайно вышло? В любой случае, результатом я удовлетворён. Даже мамиными пожеланиями насчёт имени.

Вот этого я тебе, кстати, Лена, не рассказывал. А история смешная. Донор яйцеклетки имеет право дать будущему ребёнку имя и пол. Пол мама выбирать не стала, а вот имена выбрала. Для мальчика — Яков, для девочки — Ди. Меня хотели сначала сделать девочкой, там какие-то проблемы с Y-хромосомой были. Но потом до кого-то вдруг дошло, что девочку будут звать Ди Вандерхузе. А говорить будут «Диван Дерхузе». Смешно. Так что сделали на документах пометочку и пол поменяли на мужской. Я эту переписку сам видел — когда заинтересовался темой. Какой-то доктор Огилви пометочку сделал. Или какая-то. Мне почему-то кажется, что это женщина была. Так что спасибо доктору Огилви, что я мужчина. Хотя, конечно, был бы я женщиной, тоже был бы доволен. Просто из меня получился ну просто отличный мужик. Я так думаю, во всяком случае. И другие мнения в этом вопросе авторитетными не считаю, вот.

А вообще разные варианты бывают, в том числе и с родителями. Я вот лично знаю человека, у которого мама настоящая живая, а биологический отец — мумия. Натуральная, я видел. В музее, в глыбе льда. Ей четыре тысячи лет с хвостиком. Будущая мать её и нашла. Она геноантрополог, как раз этим периодом занималась. В общем, ей хотелось понаблюдать за живым образцом. Её отговаривали, дескать, не надо смешивать науку и личную жизнь, всё такое. Она упёрлась и под конец пообещала взять нулевую статью и сделать по-своему. Ну тут уж пришлось сдавать назад. Она даже собиралась сама вынашивать, для чистоты опыта. Её насилу уговорили — дескать, четыре тысячи лет, да неизвестно ещё как пойдёт развитие, то-сё. Зря, кстати, боялись. Парень получился отличный. Пилот экстра-класса, чемпион по субаксу.

Хотя, конечно, есть нюансы. Типа тех, о которых Инга Зайонц в своей книжке писала.

Да, я читал «Огненосных Творцов». Да, сочинение скандальное и дико пафосное. Специально так написано, чтобы общественность возбудилась и поднялся кипеш. Но вообще-то Зайонц — астромедик, серьёзный специалист с именем, защитила докторскую по теме радиационного гормезиса. Так вот, в этой самой докторской были скучно и подробно прописаны все те вещи, которые в «Творцах» подаются как откровение какое-то там. В частности — тот факт, что почти все известные деятели первых послеполуденных поколений были рождены естественным путём. Причём в подавляющем большинстве случаев матери подвергались воздействию радиации в той или иной форме. Хотя, конечно, фразочки типа «нашу цивилизацию, её принципы и ценности, сформировала кучка сверхпассионарных выродков, чьим настоящим отцом был атомный огонь» — это, по-моему, перебор. А уж объяснения, почему этот волшебный гормезис не сработал в СШАА, выглядят совсем жалко.

Пёс, ну зачем я всё это пишу? Любой психолог ведь скажет — да, комплекс. Ну, комплекс. Но не детский. Просто, когда я понял, что семья даёт реальные карьерные преимущества, меня это как-то… ну не то чтобы покоробило, но всё-таки. Какое-то такое чувство, что тебе чего-то не доложили. Плохое чувство. А я не люблю испытывать плохих чувств. Например, терпеть не могу чувствовать себя дураком.

Вот именно дураком я себя и почувствовал, когда у меня в голове начали прорастать мысли Левина про дело Юрковского. Его, не мои. Хотя я и сам мог бы догадаться. Впрочем, нет, не мог. Потому что вообще не видел тут ничего интересного. В молодости поставил галочку: вот, теперь я знаю, почему Вольдемара Юрковского не любят. Практической ценности история не имеет. Я об этом Юрковском и думать забыл, зачем он мне… Но всё равно чувствую себя дураком, конечно. Постфактум.

В самом деле. Это курсант зелёный может поверить, что старый космонавт вот так взял и махнул рукой на бывшего приятеля, который, дескать, предал идеалы. А взрослый человек сообразит, что Жилин на Фолклендах не груши околачивал. А если не груши околачивал, то вот так просто отпустить Юрковского он просто не имел права. А это значит, что подо всем этим есть какое-то второе дно. И, может быть, даже не одно.

Левин просёк это сразу же и затребовал все документы по Жилину. Выяснил, что занимался он темой тубусоидов, прочёл его доклад. Доклад очень сжатый и без деталей. Но даже по этому тексту Левин понял, что писал его человек обиженный и даже обозлённый. И, скорее всего, что-то скрывающий.

Дальнейшие поиски ни к чему не привели. То есть по мелочам нарыли много чего, но всё это не складывалось в общую картину. Во всяком случае, у Левина это всё сложить не получилось.

И тогда он воспользовался последним средством. То есть Коллектором Рассеянной Информации.

День 132

Опять приснился сон с собаками. На этот раз они были в сарафанчиках, сидели кружком и пели что-то вроде «Ах-ха-ха! Вот те на! Сумариды-сумариды-сумаряшечки!» Во сне я как бы понимал, что они надо мной смеются, слово «сумариды» очень обидное, а «сумаряшечки» — это вообще оскорбление. Я злился и не знал, что им ответить. Но потом вдруг закричал — «Ах ты пёсий прогружур! Галахуп!» Тут они все вскочили, шерсть дыбом, зубы оскалили и на меня бросились. Я и проснулся.

Что-то со мной не так. Слова всякие неестественные придумываются. Это первый признак, что мозги протекать начали.

Хотя с другой стороны — а чего удивляться-то? Я уже четыре с половиной месяца здесь сижу. Как в тюрьме средневековой в каком-нибудь Арканаре. Ну, может, в средневековой тюрьме больше неудобств и кормят хуже. Но смысл тот же: несвобода.

Я уже дошёл до того, что Левину начал завидовать. Он-то свободен. Не знаю, чего там у них не хватает, а вот это у них там есть. Наверное.

Ладно, скушаю печенюшку. Я в последнее время перешёл на печенье «Мадлен». Кстати, я его когда-то сам готовил. Там всё просто: коровье масло синтетическое сто двадцать грамм, сто грамм бесхлорофильной муки номер номер четыре, разрыхлитель для четвёрки, сахарной пудры столько же, зрелое яйцо пандорского нантанга, верхушка сферуллы, три грамма элексира Грота номер два, концентратор вкуса УВ1865. Можно любой восемнадцатой серии, но я предпочитаю шесятьдесят пятый. Так вот, муку и разрыхлитель просеять в миску, потом масло растопить и дать остыть. Среднюю оболочку сферуллы натереть мелко и дать окислиться до жёлтого цвета. В миску для взбивания разбить яйцо. Зрелое, обязательно зрелое, почти белое, никакой синевы чтобы не было! Если синие пятнышки пошли — выкидываем всё и берём настоящее зрелое яйцо. Некоторые заменяют яйцо нантанга двумя куриными. Ну, можно и с куриными, но уже не то… Добавляем сахарную пудру и взбиваем механически — не ультразвуком! — пять минут до вспенивания. Получается такая светло-кремовая масса. Просеять муку, добавить тёртую сферуллу, концентратор. И, помешивая, масло, соединить с мукой и разрыхлителем. Тут главное особо не напрягаться, просто соединить и всё. Охладить тесто до десяти градусов и выждать восемь часов. Потом берёте формочки в виде земных раковин или владиславских миксолидий, но вообще-то любые. Формочки смазываем коровьим маслом и заливаем тестом на две трети. 5 мин при 221 цельсия, снизить до 100 и ещё восемь-девять минут до золотистого цвета и стандарной плотности в 0,645. Вынуть из формочек и можно кушать.

Можно, конечно, всё это задать кухонному комбайну. Но тогда совсем другой эффект получается. Потому что ты не видишь ингридиентов, не нюхаешь их, не пробуешь. А ведь готовка — это часть процесса еды. А «Поварёнок»… Хотя, конечно, месяца полтора назад я бы за «Поварёнка» не знаю что отдал бы. А сейчас уже не то. Хочется-то настоящего. Но за неимением настоящего можно и так. Всё равно съедобно.

Вот и Левин примерно так же рассудил. И когда зашёл в тупик — потребовал доступа к КРИ.

Судя по его воспоминаниям, с доступом были проблемы. Не то чтобы его не давали, но тянули. Это-то понятно — тянули, чтобы он сам что-нибудь нарыл. Потому что к Коллектору обращаться лишний раз нежелательно.

Нет, ну то есть как. Есть стандартные запросы, их можно посылать сколько угодно. Они идут от организаций, там каждое слово сто раз проверяется. На эти вопросы КРИ даёт более-менее стандартные ответы. Которые понятно как понимать. Хотя бы, и в каком смысле. А вот шаг влево — шаг вправо, и можно нарваться на пёс знает что.

И это, к сожалению, свойство Коллектора. Причём неотъемлемое. Иначе он не работает.

Математику, которая под этим, я не помню. А вот с точки зрения инфокинетки это довольно понятно.

По первой аксиоме информационной кинетики, информация — это результат интерпретации сигнала по заданной цели. По третьей лемме из второй теоремы всякая осмысленная цель противоречива. Ну, к примеру, любое живое существо стремится к покою и при этом хочет жить, хотя полный покой — это смерть. Так вот. Коллектор работает, потому что у него есть цель. Она состоит в том, чтобы к нему как можно реже обращались — и чтобы как можно короче и проще отвечать. То есть всякое обращение к нему он воспринимает как что-то плохое, а процесс трансляции информации — как что-то для себя неприятное. Если задать иные условия, он будет отвечать слишком подробно, а конкретнее — просто вываливать назад ту информацию, которую в него закачали. Так что каждый лишний байт он выдавливает из себя как бы нехотя. Но если он будет отвечать слишком коротко и слишком непонятно, его будут задалбывать запросами. Поэтому он пытается отвечать как можно короче и при этом так, чтобы к этому вопросу больше не возвращаться.

Это всё, конечно, жуткий антропоморфизм. Никаких эмоций у КРИ на самом деле нет. Это пучок эвристических алгоритмов. Хотя он ведёт себя как, как будто эмоции у него есть. Ну вот сидит вне времени и пространства такой желчный старикашка типа мудреца. Которые не любит, когда его беспокоят. Но чтобы отстали, может что-то сказать. Иногда очень подробно объясняет, если уж иначе никак нельзя и будут приставать. Иногда буркнет что-нибудь загадочное. А при попытке добиться от него толку начинает вредничать.

Я сам по работе несколько раз сталкивался с Коллектором и был впечатлён.

Например, случается иногда такой эффект. Чтобы избежать лишних обращений, КРИ иногда работает на опережение. То есть отвечает на ещё не заданные вопросы. Сам. Если бы он был разумным, мы сказали бы «по своей инициативе». Это неправильно, никакой инициативы у этой штуки нет. Но выглядит именно так, будто она есть. И это очень действует на нервы.

Вот со мной лично такое однажды произошло. Давно это было, я только начинал работать. И мне приходит письмо из Коллектора. Одна строчка: инвентарный номер единицы хранения. Я хотел было посмотреть, что там у нас лежит под этим номером, но тут меня срочно дёрнули к Комову. Там я узнал о Сарандакской катастрофе и понеслось. В своём кабинете я оказался только через две недели. С красными глазами, на спорамине, и с нерешаемой задачкой в голове: срочно найти на складе ульмотроны «Женева», которые нужны были ещё позавчера, а сейчас они уже вопрос жизни и смерти, а человек, который знал, куда их сгрузили, погиб на Сарандаке, и вся документация погибла там же. Короче, я просто посмотрел на экран, увидел там номер и его вызвал. Мне потом чуть цацку не дали. Но я, конечно, отказался. И объяснил, откуда знал. При этом, что самое любопытное, никакого предупреждения о самой катастрофе КРИ не дал. То ли не знал, то ли не считал нужным. Но откуда-то он вытянул информацию и сделал прогноз, что мне понадобятся «Женевы». Как? А пёс его знает.

Или вот Сикорски. У него тоже была история. Однажды ночью из КРИ ему переслали видео. Где в очень плохом разрешении — ночная съёмка на допотопном оборудовании, явно не земном — можно было разглядеть лицо человека. К записи прилагался файл с коротким текстом, написанным неизвестным алфавитом. Добросовестный Руди отдал текст подчинённым, и они выяснили, что он написан на одном из языков планеты Лу. В котором утверждалось, что этот человек на камере — тот, кто сжёг деревню ткачей. Через пару месяцев Сикорски оказался на планете Лу с заданием во что бы то ни стало найти одного человека, о котором было известно крайне мало, почти ничего. Людей, которые видели его лицо без маски, не существовало в природе. Он убивал всех, кто его видел. В частности, однажды он переночевал в деревне — а потом его люди убили всех местных жителей, а деревню сожгли. Сикорский нашёл этого человека недели за две. Сначала отыскав видеокамеру, которая его случайно засняла, а потом и его самого. Откуда КРИ вытащил информацию, что Сикорского туда направят? Загадка. Тайна веков.

При этом иногда КРИ по непонятным причинам тупит. Или просто отказывается решать задачу. Например, восстановить по имеющимся артефактам внешний облик Странников. Уж как его не теребили на этот счёт. Ничего. То есть он просто выдаёт обратно ту информацию, которую в него пихали. Что для него — как для человека долго и мучительно блевать. И тем не менее.

Хотя иногда его прорывает. Например, Арам Самевлович Григорянц однажды неделю долбил Коллектор запросами по одной теме. КРИ отмалчивалися или выдавал какой-то мусор. Григорянц отчаялся, и, отправляя очередной запрос, опечатался. Конкретно — написал одно слово, которое должно быть с большой буквы, с маленькой. И вдруг Коллектор выдал подробный, точный, внятный ответ, который оказался совершенно правильным. Почему? А вот так.

А ещё Арам Самвелович любит рассказывать такую байку. Якобы давно это было было. Какой-то техник, имевший непосредственный доступ к Коллектору, смастерил нелегальный интерфейс. Сначала всякие дурацкие вопросы задавал, в основном по личным делам. Ну а потом пёс его дёрнул спросить — для чего существует человечество? Так вот, КРИ ответил, причём сразу. Ответ состоял из трёх букв и двух цифр. Или наоборот. Каких именно — никто не знает. А все, кто знали, сейчас со стёртой памятью работают в дальнем Внеземелье.

Ну, это из серии обычных Григорянцовских баек. Эта, кстати, расползлась довольно широко и дошла до обществености. Даже в сериалы попала. Помнишь, был такой сериал — «Умный и ещё умнее»? Нет, я сериалы не смотрю, конечно. Но этот как-то так случайно между делом иногда посматривал. Так вот, там в десятой серии третьего сезона главгерой, которого Майкл Дуглас играет, получает неограниченный доступ к КРИ. И спрашивает — в чём ответ на самый главный вопрос человечества? КРИ ему на это отвечает — «88». Он тогда спрашивает, а что это за главный вопрос, он на это отвечает — «14». И дальше он идёт с этим к своему начальнику, а начальник вдруг белеет от ужаса, трясётся и стирает ему память дистанционно. И сам спрашивает КРИ, что делать, чтобы никто не догадался, как оно всё на самом деле обстоит. КРИ отвечает — «42», и это число начинают усиленно втирать общественности под видом какой-то страшной тайны.

Юмор, конечно, дурацкий, для дебилов. Но как сыграно!

День 133

Опять проснулся от скрежета бакена. Да что же это такое? Впрочем, может быть, станция больше, чем та хрень, к которой он был привязан? Над ней-то он порхал в заданном объёме, а в этом как бы не помещается?

Глупости какие-то в голову лезут. Хотя что же ещё мне может лезть в голову в такой-то ситуации?

Хотя нет, не глупости. Я ведь помню: бакен этот самый начал скрестись в какой-то момент. Раньше этого скрежета не было. Что это значит? Или он в этот момент прицепился — но как? Или он был на более высокой, как бы это сказать, орбите, а теперь снизился? Тогда почему? Может, глюонная нить сокращается? Если так, он же мне обшивку продавит рано или поздно. Хотя нет, бред какой-то, глюонная нить сокращаться не может. Или может? Пёс, пёс, столько всякого хлама в башке, а вот этих вещей я не знаю. Ну не лезла в меня эта кварковая хромодинамика, не лезла. Хотя — а в кого она лезет? Эти штуки по-настоящему понимает человек сто из сорока миллиардов. И мозги у этих людей работают очень странным образом. Когда я работал врачом на «Селене-9»… нет, всё, хватит баек. Надо хотя бы про Юрковского закончить. Взялся за гуж — не говори, что не дюж, как выражается Славин в таких случаях.

В общем, Левин в конце концов получил доступ к КРИ. И сформулировал соответствующий запрос. Что же произошло между Жилиным и Юрковским.

КРИ молчал где-то месяц. А потом выдал два файла. Один — СНВ, другой — типа записанного разговора. Первый с вероятностью 72 процента, второй — 79.

Это, кстати, проценты очень высокие. Мы сейчас определяем как исторически достоверное то, что имело место быть с вероятностью 96 %. Это официально. Но на самом деле всё, что за восемьдесят, считается за правду. Так что можно быть уверенным — так оно всё примерно и было.

День 134

Тени волн безуспешно выбрасывались на плоский серый берег, покрытый плоскими маленькими камнями.

Пёс. Пёс! ПЁС!

Вот эту идиотскую фразу про тени волн я вчера рожал два часа. Нет, вру, два двадцать. Два часа двадцать минут у мен на это ушло! Как дурак, валялся на койке, ходил по станции, зачем-то умывался и даже почистил зубы. Ещё съел крабовый салат. Не помню точно, но где-то слышал, что крабовый салат способствует литературному таланту. Так вот, проверено — не способствует. Хотя, может, нужны крабы настоящие? «Поварёнок» только вкус имитирует, вещества-то там совсем другие.

А вот этот абзац я набил двумя пальцами за четыре минуты. Потому что не думал, как слова расставить покрасивше.

Короче. Я чего хотел-то? Как-то изобразить сцену с Жилиным и Юрковским. Которая в сознании Левина отпечаталась как наведённое воспоминание. Яркое такое. Так вот, вчера весь вечер промучился, слова подбирал. Потому что исправлять я тут ничего не могу, а хотелось всё это изобразить как в книжке. А лучше как в сериале. Типа, пейзаж изобразить и настроение передать. Ну не умею я пейзаж намалёвывать всякими такими словами! Хоть убейся. Нет, убиться тоже не метод.

Она на самом деле красивая была, сцена-то. Такие в сериалах любят показывать. Когда в кадре двое мужчин за столиком ресторанным, у них серьёзный разговор, а за стеклянной стеной рядом — морские катаклизмы всякие, шторм, чайки орут и всё такое. И это всё озаряется вспышками молний каких-нибудь там, каждая в полмиллиарда вольт. И около двухсот тысяч ампер приблизительно. Это если земные молнии. Вот на Планете Синих Песков — там молнии крупнокалиберные, как выражается… а и пёс с ним.

Так вот, сидели Жилин и Юрковский в ресторане, действительно перед стеклянной стеной. Там, правда, погода была нормальная, солнышко, моречко. Моречко, правда, холодное. И волны там были вполне себе увесистые. Никакие не тени, конечно. Нормальные такие волны системы «плюх — пшшшшшш». То есть очень даже успешно выбрасывались, потом медленно отползали по гальке. Интересно, КРИ откуда-то вытащил реальные данные о погоде на Фолклендах в ту эпоху? Хотя они-то как раз вполне могли сохраниться. Плюс всякая там климатология, плюс косвенные свидетельства. Так что, наверное, всё таким и было.

Воспоминание шло как бы от третьего лица. Понятно, это третье лицо было сам КРИ. Его не было на самом деле. Коллектор его как бы подрисовал к картинке. Как будто рядом с этими двумя сидел кто-то третий, невидимый этим двоим. Зато он их видел, о них очень много знал, и даже то, что будет дальше. Но смотрел в оба и внимательно слушал их разговор.

Ну и про героев. Жилин выглядел как Жилин из сериалов. А вот Юрковский в реконструкции КРИ оказался неожиданно симпатичным. Не «красавчик», а именно что красивый мужчина. Немолодой, да. Но, как бы это сказать… не потасканный. Бывают такие люди: вроде бы у человека внешность, что в сериале снимать можно, но вот есть на нём какой-то след нехорошего. А у Юрковского — ничего подобного. И это не косметика, он вправду такой.

Кстати вот тоже загадка. Почему женщины внешность меняют охотно, а мужчины нет? К тебе, Лена, не относится, я в курсе, что ты ни разу к косметологам не хотила. Но девяносто с чем-то процентов женщин после полового созревания начинают менять внешность. И не обязательно в сторону красоты. Вот помню, работал я на Тиссе, в биолаборатории, под прикрытием, конечно. И была там такая Маша. Которая вышла замуж за своего начальника… стоп, я эту историю уже вроде как рассказывал. Да, точно рассказывал. Про Швеллера, да. Ну так это та самая Маша. Так вот, она регулярно ездила на Землю — внешность менять. Сначала была брюнетка — стала рыжая с конопушками. Потом перекрасилась в какой-то серый цвет и стала худой. Потом вытянулась и сделала себе брови до висков. Кстати, её отговаривали. Позвоночник и конечности вытянуть просто, а вот обратная процедура проводится только по медицинским показаниям и считается тяжёлым вмешательством. Нет, зачем-то вытянулось, хотя ей рост, рыжина и конопушки ещё как шли… Ну да это её дело. Так вот. Вышла она за этого Швеллера. У Швеллера была на носу родинка. Ну такая, родинка и родинка. И эта Маша начала жужжать: убери ты эту родинку, ты же красивый, а никто не видит, потому что родинка. Абрам Борисович сгонял на Землю и родинку убрал. А через две недели вернул назад. Причём сама Маша на эту тему заткнулась. Как отрезало.

Потом сам Швеллер рассказал. Оказывается, у него была привычка — как задумается, так начинает эту родинку теребить. А когда её не стало, ему стало сложно думать. Мысли не клеились. День не клеились, другой не клеились. Потом вроде бы стали — но не так, как раньше. Очень это Абраму Борисовичу не понравилось. Поэтому он всё вернул назад, благо все косметические операции у нас стараются делать обратимыми. А супругу воспитал. Ну, воспитывать Швеллер умел, да. Такого зануду ещё поискать надо.

Левин мне этот казус объяснил. Сказал, что у людей мышление вообще очень сильно завязано на соматику и наоборот. То есть всякие жесты, особенности фигуры, детали внешности — всё это оказывает своё действие. Не как у Швеллера, это всё-таки патологическая немножко зависимость. Но достаточно существенное. Так что, сказал он мне тогда, если ты, дядя Яша, вдруг вздумаешь омолодиться, то долго будешь чувствовать себя таким дураком… У меня, правда, и желаний таких никогда не было. Помню я эту молодость. Чего я там не видел.

Опять я отвлёкся. Так вот, про Жилина и Юрковского.

Начался разговор с обмена информацией. Говорил, правда, в основном Юрковский. Который на третьей минуте разговора дал понять, что считает Жилина сотрудником советских спецслужб, а не просто залётным туристом. Ну, это-то как раз было несложно. Юрковский всю жизнь в советском космофлоте проработал, систему знал. А на генинспекторской должности в МУКСе познакомился и с интригами международного уровня. Так что выкупить Жилина ему было несложно.

Жилин отрицать не стал. Но и вдаваться в подробности тоже. Просто сказал, что находится здесь с ведома и по поручению Совета Безопасности. По делу, лично с Юрковским не связанному. «Как хотелось бы надеяться», — добавил он.

Юрковский на это расплылся в улыбке и сказал, что в этом уверен. Потому что он, Вольдемар Юрковски, как его здесь называют — добропорядочный обыватель, далёкий от чего бы то ни было сомнительного или противозаконного. И намерен оставаться таковым впредь.

Тогда Жилин перевёл разговор на то, каким образом советский космонавт Юрковский превратился в добропорядочного обывателя Юрковски, явно не бедствующего и не стеснённого в средствах.

Юрковский вздохнул, сказал, что это долгая история и сделал сложный заказ. Интересно, откуда КРИ узнал, что он взял осьминогов-бэби со спаржей, фуа-гра и филе тюрбо на подушке из лука-порея с винным соусом? Жилин, верный себе, попросил мясо с картошкой. Которое в результате обошлось дороже изысков Юрковского. Потому что ему принесли рибай говядины блэк ангус и красные бататы. Сам Жилин, правда, об этом так и не узнал, потому что ушёл не заплатив. Так как был погружён в свои мысли, а автоматической привычки платить у него не было. Заплатил Юрковский. Как и за всё остальное.

Но это было потом. А пока, меланхолично нанизывая на вилочку осьминожек, Юрковский расскзаывал такую историю.

Он выжил. Благодаря инопланетному артефакту, который они с Крутиковым нашли. Просто Крутикову повезло меньше: он не попал в радиус поля артефакта.

По словам Юрковского, это было что-то вроде паука с пятью «ногами», на концах которых были шары. Они генерировали поле, которое Юрковский преодолел с огромным трудом. Потом у него кончился воздух. В полубессознательном состоянии он что-то сделал. Или, может быть, его присутствие что-то активировало. Что-то, что выбросило артефакт — с ним вместе — из плоскости кольца.

Его нашли американские старатели, искавшие ценные самородки. Собственно, не его, а «паука». Которого они сначала втащили на свой корабль, а уж потом обнаружили человека в скафандре, без сознания, но из последних сил держащегося за «ногу» конструкции.

Человек мог обладать ценной информацией об артефакте. Поэтому с него сняли скафандр и дали подышать. Выяснили, что он знает о «пауке» не больше, чем они сами. После чего добрые пролетарии собрались было выбросить его в открытый космос — «паука» можно было продать, а делиться деньгами не хотелось.

Юрковского спас хорошо подвешенный язык и знание капиталистических порядков, приобретённое на инспекторской должности. Он сумел объяснить работягам, что они не смогут продать «паука» за нормальные деньги: его у них просто конфискуют под любым предлогом, и они ничего не смогут доказать. Он же, как Генеральный инспектор МУКС и вообще человек опытный, может провернуть продажу редчайшего артефакта за настоящую цену. О чём предложил тут же и заключить договор между всеми присутствующими, с честным разделом вырученных средств на равные доли. Себе он попросил десять процентов от сделки.

Вообще-то подобный договор юридической силы не имел, но работяги-старатели этого не знали. Зато мысль, что ценную вещь отберут и ничего не заплатят, была воспринята с доверием: с этим они уже сталкивались. В результате договор был подписан, а Юрковскому выделили кислородно-калорийный паёк и место на койке.

Когда старатели добрались до своей станции, Владимир Сергеевич первым делом бросился связываться с МУКС. И выяснил, что его считают погибшим. Зато очень быстро нашёлся покупатель на инопланетную диковину. Естественно, это было американское государство.

По идее, Юрковский должен был добиваться признания себя живым, а доставшийся такой ценой артефакт — собственностью ССКР. Но ему, видите ли, помешали принципы. «Я никогда никого не дурачил, тем более космонавтов», заявил он Жилину. На совершенно справедливое напоминание, что эти самые космонавты собирались от него избавиться, Юрковский ответил в своём стиле — «но они мне поверили».

Детали сделки Владимир Сергеевич оставил за кадром. Так или иначе, через два месяца он открывал счета в Фолклендском банке.

И опять же: нормальный советский человек должен был связаться с посольством, добиться признания живым и как можно скоре вернуться домой. Но Юрковский этого не сделал. Ему, видите ли, стало интересно. «Я всё-таки исследователь», — сказал он Жилину, поглощая гусиную печень с маринованной в коньяке грушей и тыквенным мороженым с белым перцем. (Вот эту деталь Левин особенно хорошо запомнил.)

Исследования затянулись. А возвращаться и объясняться по поводу утраченного инопланетного артефакта ему хотелось чем дальше, тем меньше.

К тому времени он стал довольно состоятельным человеком. Нет, рулетка ни при чём. По его словам, он сумел толково вложить свои деньги в производство, ориентированное на Союз — поскольку знал, чего в Союзе не хватает. В частности, поучаствовал в заключении того самого контракта на салфетки и полотенца.

Юрковский не скрывался. Жил под своим именем и фамилией. Ну, почти. Иногда сталкивался с советскими людьми, хотя бы на тех же переговорах. Никому не приходило в голову, что вот этот тип в костюмчике от Маркса и Спенсера и есть знаменитый советский планетолог.

Выслушав всё это, Жилин сказал Юрковскому, чтобы тот немедленно прекратил валять дурака, собирал манатки и сегодня же вылетал с ним в Норильск. Где придётся выдержать очень неприятное разбирательство. Но он, Жилин, попробует задействовать свои возможности, так как теперь работает в структуре не менее серьёзной, чем Космофлот. К тому же ССКР нужна валюта, и это обстоятельство наверняка учут. Так что где-то через полгода у Юрковского будет шанс снова получить советское гражданство — а там, чем пёс не шутит, и вернуться во Внеземелье. В конце концов, его должны простить, он же отличный планетолог…

К огромному удивлению Жилина, Юрковский от такой перспективы в восторг не пришёл. Более того — он посмотрел Жилину в глаза и сказал громко и отчётливо:

— Ты не понял. Я. Здесь. Живу. И буду жить дальше. Мне тут нравится. Мне впервые в жизни понравилось жить.

Жилин осознал, что это он серьёзно. И решил, что его старого друга Вольдемара загипнотизировали, перепаяли мозги ментоскопом, подсадили на наркотики, или чем-то шантажируют. И что нужно старого друга срочно спасать. Похищать, заворачивать в пластик и перебрасывать через границу на специальной ракете. Ну или на подлодке. В общем, что-то такое надо делать, и срочно. Нет, он этого не сказал — у него это было написано на физиономии.

Юрковский, видимо, это тоже заметил. Потому что после этого он, со словами «как вы все предсказуемы», извлёк два листа пластика. Первая — результат медицинского освидетельствования, сделанного в советском консульстве на Фолклендах. Юрковский получил его очень просто. Пришёл в консультство и сказал, что его рекомендуют на должность в международной организации. И ему требуется соответствующий документ от советской стороны. Поскольку в теме он разбирался, у сотрудников консульства вопросов не возникло. И честные советские врачи засвидетельствовали его физическое и психическое здоровье. В том числе отсутствие каких бы то ни было следов воздействий на психику, включая наркотики и гипноз. Что в те времена легко отслеживалось по примитивной ментограмме.

Второй документ был ещё менее приятным. Это была копия заявления о готовящемся похищении сотрудниками советской разведки. Как любезно пояснил Юрковский, оригинал хранится в банковском сейфе, и уйдёт оттуда куда следует, если он, Вольдемар, лично этому не воспрепятствует.

После чего предложил Жилину помощь и сотрудничество. В том деле, которым он занимается. То есть в поисках изготовителей электронного наркотика.

Жилин этак картинно удивился, откуда у добропорядочного обывателя Юрковски такая осведомлённость в его делах. Вольдемар, ухмыльнувшись, пообещал раскрыть источник информации, если они договорятся.

Договорились они минут за десять. Юрковский заказал навороченный десерт, Жилин демонстративно попросил булочку и чай с сахаром. Этой булочкой он заел обещание оставить Юрковского в покое, не вредить его бизнес-интересам, в том числе касающихся торговли с Союзом, и так далее. Взамен он получал точные сведения об электронном наркотике и его изготовителях. Кроме того, Юрковский предложил оставить канал связи — и дал Жилину номер закрытого телефонного канала, который тот и открыл на свой коммуникатор. Впоследствии он об этом, наверное, пожалел.

Дождавшись, пока Жилин уберёт коммуникатор, Вольдемар ухмыльнулся и достал из жилетного кармана тубусоид FH-92-U. Четырехразрядный, статичного поля, емкость два.

День 135

Слушал Магистра Леонина, органные импровизации. Инставрация КРИ, исполнение Редрика Бекерата. Хорошо, очень технично, но как-то без души. Не могу понять, это из-за того, что музыка ненастоящая, или потому что Бекерат её не чувствует? Я вот, кстати, раньше тоже не чувствовал некоторых нюансов. Хотя слух у меня всегда был, но вот чтобы так проникаться — это нет. Наверное, это из-за того, что я тут сижу и развлечений никаких. Интересно, а можно ли развить музыкальное чувство в условиях сенсорной депривации? Если выберусь отсюда, поговорю с Левиным… Нет, не поговорю. Ну с кем-нибудь ещё поговорю, есть же специалисты по музыкальному образованию. Если, конечно, жив останусь. Что в моём случае не гарантировано.

Да, всё-таки про Юрковского. Надо бы закончить.

Жилин сначала не понял, что это ему показывают. Потом покрутил в пальцех деталюшку и сказал, что А на слова, что это и есть тот самый электронный наркотик — сказал, чтобы Вольдемар не валял дурака, иначе договорённости будут считаться аннулированными.

Юрковский вздохнул. И стал рассказывать.

Тубусоид действительно был тем самым пресловутым электронным наркотиком. Чтобы он сработал как надо, его нужно было вставить в древний радиоприёмник на место гетеродина. И лечь в тёплую воду, сдобренную кое-какими химикалиями. Но главной деталью являлся тубусоид. Который был стандартным компонентом очень многих устройств, включая ранние ментоскопы. Выпускался он корпорацией «Ipple», которая делала три четверти всех электронных компонентов в СШАА. Корпорация могла раздавить любого недовольного одним пальцем. Но самое плохое было даже не это. А то, что тубусоиду не было замены. В принципе. Он, Юрковский, пытался найти что-нибудь в ССКР. И выяснил, что советские украли конструкцию тубусоида и выпускают то же самое, только хуже качеством. Возможно, именно это спасает Союз от эпидемии электронной наркомании. А может быть, и что-то другое. Гнездо для гетеродина не той формы. Или советские трудящиеся не так часто лежат в горячей воде с включённым радио. Мало ли. Но он, Вольдемар Юрковски, на это не стал бы слишком полагаться, так как он верит в советский народ. Который коня на скаку подкуёт и хобот ему оторвёт. (Вот это я не очень понял — видимо, какая-то древняя шутка.)

Жилин переваривал информацию минуты три. Морда у него была при этом как у человека, который ел уху и раскусил перчинку. И, кажется, не одну. Короче, было видно, что он ожидал чего-то другого. И планы у него сильно обломаны, а новых пока не видно.

Пережевав всё это, он спросил у Юрковского, что он, в таком случае, предлагает делать практически. Тот сказал, что он вместе со своим партнёром долго думали и пришли к выводу, что единственный способ пресечь эпидемию электронной наркоты — это изъять у населения старые приёмники. Но в СШАА никто не будет заниматься этим по собственной инициативе, просто потому, что это никому не нужно. Вот если вопрос поставить на международном уровне, это другое дело. При этом он, Вольдемар Юрковски, категорически не желает иметь с этим делом ничего общего.

Жилин понял. Обсудил кое-какие подробности, после чего спросил Юрковского, что это за партнёра он упомянул.

Тут Юрковский улыбнулся и заявил:

— Это член Совета Директоров «Ipple». Сотрудник Статбюро. И мой любовник. Точнее, супруг. Мы недавно оформили отношения.

И тут грохнуло.

День 136

Проснулся от писка компьютера. На экране:

ЕЗ ТРИ ИЛИ ЧЕТЫР

Ну вот опять. Кто-то кого-то спасает. Не меня. Потому что на мне висит вот эта мерзотина и сигналит — тут никого нет, тут никого нет, тут камень, тут камень. И ничегошеньки я с этой мерзотиной сделать не могу. Эти буи от всего защищённые, даже плавятся при звёздных температурах.

Ладно, добью-таки про Юрковского.

Кто устроил взрыв в ресторане, Коллектор уточнять как бы не стал. Показал какие-то мутные рожи сквозь дым. Но вообще в городе было с полдюжины группировок, практикующих насилие. Или его имитацию.

Кстати, тут опять Зайонц вылазит. Она этими самыми группировками объясняет, почему в СШАА не образовалось ничего похожего на советское Поколение коммунаров. Идея у неё такая: облучённые пассионарии с шилом в заднице там родились тоже, и в достаточном количестве. Но система, дескать, их к рычагам власти не допустила. А частично использовала, частично маргинализовала. Оттого-то в Америке развелось множество странных сект и субкультур. Всякие там грустецы, рыбари и интели. А в ССКР ничего такого и близко не было, потому что там люди такого типа руководили министерствами и к звёздам летали.

Мне в этой идее не нравится одно. Получается, что система в ССКР оказалась рыхлой и продавливаемой, а в СШАА — жёсткой и не поддающейся никакому давлению. При этом в СШАА были свободы, выборы и всё такое, а ССКР даже и не пытался изображать из себя демократическое государство. Конечно, в то время советские доказывали, что никакой демократии в Штатах нет, а есть реакционная диктатура крупного капитала. Но сейчас такого даже самые ортодоксальные ТИПовцы не пишут. Может и зря не пишут? С другой стороны, а на чём всё было основано в ССКР? На идее «меньше есть и больше работать». Идея благородная. И вытащившая нас из радиоактивной грязи. Даже популярная, потому что все эту радиоактивную грязь собственными глазами видели. Но, как бы это сказать… Если уж никак нельзя иначе, то хоть поскорее. И все, кто предлагали поскорее, были популярны.

А вот в СШАА ситуация была другая. Например, там не было Ресурсной. А эта война ССКР и создала. Когда все выжившие полезли в Восточную Сибирь. В Западном полушарии людей осталось горстка, но делить им было нечего. Зато были груды лучшей в мире техники. Включая те же гиперпринтеры. Так что выжившие довольно быстро восстановили довоенный уровень жизни, по крайней мере для верхушки. Отсюда, наверное, и всё остальное.

Хотя, конечно, это дилетантские рассуждения. Сам понимаю. Любой историк меня одним пальцем по стенке размажет. Лучше уж закончу эту тему с Жилиным и Юрковским.

Итак, в ресторане какая-то радикальная группировка взорвала светошумовую гранату и пару дымарей. Естественно, публику эвакуировали. Жилин, судя по всему, сбежал — ну не сидеть же в одном помещении с извращенцем. А может, дела были какие-то. Во всяком случае, последними фрагментами нарисованной Коллектором картинки было то, как Юрковский платит по общему счёту. С грустной такой улыбочкой.

Больше они не встречались. Во всяком случае, Коллектор считает, что не встречались. Насчёт того, звонил ли Вольдемар бывшему приятелю, Коллектор даёт 20 % вероятности. Со стороны Жилина — вообще ноль целых две десятых. Не будет же нормальный мужик общаться с грязным извращенцем. Разве только начальство прикажет, и то — как потом отмываться? Особенно если кто-нибудь узнает?

Извини, Лена, что я о таком пишу. Но из песни слова не выкинешь, как выражается Славин в таких случаях.

Кстати. Жилин в своих отчётах — ну, я говорил про них — тщательно убрал всякие воспоминания о Юрковском. Про памятник, правда, упомянул. Но как бы забыл, что там стояло не просто «год Весов», а «первый год Весов». А это очень даже большая разница. В тридцать годочков с гаком вообще-то.

Зато про всяких там чудиков — в том числе и тех, которые в ресторане взрыв устроили — он там говорил с большой симпатией. Прямо как Абалкин про собак.

День 136

Всё ещё сегодня. Просто задумался.

Вот ведь какое дело. СШАА, как ни крути, были страной вражеской. Ну не нам лично, нас тогда и в помине не было. Хотя нет, какой помин? Помин — это когда поминают. То есть когда в помине нет — значит, забыли напрочь. А нас не было в этом, как его… В заводе. Ну да, в заводе не было. Но всё равно ведь: враждебная нам цивилизация. Потому что единая Земля — это на девяносто процентов ССКР, на десять — всё остальное, а от американцев практически ничего не взяли. Да и как взять, если принципы другие? В общем, враги они нам были, и сочувствовать им как-то странно. А значит, все те ихние товарищи, которые с ними там боролись, должны были бы вызывать сочувствие. Всякие эти радикалы, которые взрывали там чего-то, хулиганили и всё такое. Тем более, по теории Зайонц, это были пассионарные коммунары, только бессознательные.

Но знаешь что, Лена? Не вызывают они у меня никакой симпатии. Ни малейшей. И когда я читаю, что их там в Америке как-то щемили, у меня одна мысль: мало щемили. Особенно тех, кто бросал гранаты в обедающих людей. Вот это особенно подло. Извращенцы.

Эх. Раз уж зашла речь о еде и извращениях, расскажу одну вещь. Я её никому не рассказывал. Никому и никогда. Нехорошая эта история и меня не красит. Но теперь-то чего? Терять мне уж точно нечего.

В общем, было так. Когда меня посадили на матчасть и я понял, что сижу хорошо, начал я как-то обживаться, что-ли. Ну то есть осваивать все радости существования более обстоятельно. Не хватать куски, а тонко разбираться. И в частности — заинтересовался кулинарией.

Начал я с хорошего кухонного комбайна. Не «Поварёнка» какого-нибудь или там «Шефа-М», а с «Магистра VI». Который мне юстировал сам Масамити Ясуда. Да-да, тот самый, мы знакомы. Я ему когда-то помог в одном вопросе. Сейчас уже неважно, дело прошлое. Так или иначе, Ясуда тогда вообще из дома не выходил. Пришлось «Магистр» везти к нему на Суматру. Мы с ним двое суток возились. Потому что «Магистр» использует настоящие продукты. Не в смысле натуральные, хотя может и их. Просто кто же будет натуральные продукты в машину класть. Но настоящие. Мясо из автоклава, но именно мясо. Вино идентичное натуральному. Мука водорослевая бесхлорофильная, но от пшеничной не отличишь. Ну и «Магистр». Серьёзная машина, серьёзнее только самому готовить.

А потом я стал учиться есть. По учебнику. Ясуда ещё меня консультировал. Где на языке какие рецепторы. Как жевать правильно, чтобы выделялся сок. Как правильно выстраивать последовательность блюд. Ну и всё такое прочее, что ты, Лена, с детства знала.

И меня сильно перемкнуло на мясо. Раньше я, оказывается, вообще не понимал, что это такое. Ну, сытно. Ну, свинина вкуснее говядины, а баранина вкуснее свинины. И всё. А это оказался целый мир. Одна только говядина, оказывается — не меньше галактики. Разной жирности, разной зернистости жира, разного вызревания. Потом на баранину перешёл. Стал заказывать всякую экзотику — например, мясо рыси одно время очень полюбил. А чтобы не заморачиваться и не ждать заказов, попросил знакомых биологов, чтобы они мне всё это делали. Им-то просто, они лабораторные материалы выращивали в промышленных количествах. А я их за это потчевал всякими вкусностями собственной работы. Ну не совсем собственной, всё-таки «Магистр» готовил. Но готовил отлично.

Так я к чему. Закралась ко мне в голову однажды мыслишка. Так, не всерьёз. Мыслишка такая: а интересно было бы попробовать ткани человека. Они же нам биологически ближе всего: своё же. Взять у самого себя, к примеру, образец ткани, подрастить в автоклаве… Забавно.

Ты пойми, я же это чисто гипотетически. И не то чтобы какая-то навязчивая идея была. Так, подумалось вроде, посмеялся и забыл. Если бы мне всерьёз такое предложили — меня бы стошнило, наверное.

Но мыслишка как-то возвращалась. Всегда в новом виде. Например, я стал задумываться. Вот в мясо из автоклава можно добавить всякие вещества и ферменты, чтобы оно на вкус было как мясо определённого откорма. Например, травяного или зернового. Однажды мне ребята на спор сделали свинину, как бы осетровой икрой откормленную. Интересно, кстати, получилось, хотя свинина рыбный запах очень впитывает. Вот и думаешь: наверное, моё мясо невкусное, я же всякую ерунду жру. А вот японцы в основном рис и рыбу едят… интересно.

Говорю же, всё это было так, не всерьёз. Мне и в голову бы не пришло реально что-то такое пробовать. Ну сама представь: лежит на тарелке ручка или ножка. Страшно же. Меня от одной мысли передёргивает.

Но вот однажды зашёл я к ребятам, а они говорят — извини, дядя Яша, все автоклавы заняты. Гоним продукт. Для опытов нужно срочно. Я спросил что, они отвечают — образцы человеческой мышечной ткани. Да вон, говорят, посмотри, там в кювете лежит.

Ну я посмотрел. Мясо. Как есть мясо. Самое обычное на вид. Там же никаких ручек-ножек нет, просто клетки определённого типа слоями. Ничего вот именно такого человеческого, понимаешь? Просто мясо. Ну вот просто мясо. Такое… даже не знаю, как сказать. Нестрашное. Да. Вот именно — нестрашное.

Сам не знаю, зачем я это сделал. Взял кусок из кюветы и положил себе в контейнер. Ребята и не заметили.

Я не то чтобы вот так прямо собирался попробовать. Если бы меня тогда спросили — точно бы сказал, что нет. Просто какое-то любопытство, что-ли. Не насчёт вкуса. А… нет, не знаю, как сказать. Вообще не думал тогда. Просто взял и ушёл. А дома положил мясо в «Магистр» и поставил стандартную обработку и прожарку medium well.

Вот ты меня сейчас спроси — взял бы я это в рот? Не знаю. Не знаю! Правда не знаю! Наверное, всё-таки нет. Очухался бы перед тарелкой.

Но проверить мне это не довелось. Потому что «Магистр», как этот самый кусок в себя заглотнул — через пару секунд выключился. Даже не так — сломался. Просто ничего не работало.

А через пять минут подлетает глайдер. И из него выходят люди. Не киберы. Люди. Причём сразу видно — коллеги.

А ещё через десять минут с меня сняли шлем, отцепили датчики и сказали, что со мной всё в порядке, просто я дурак. И что вполне можно ограничиться профилактической беседой без занесения.

Беседа была короткой. Пожилой лысый дяденька, очень похожий на меня сейчас — я тогда помоложе был — посмотрел мне в глаза и сказал:

— Запомни. Есть вещи, которые делать НЕЛЬЗЯ. Вообще никогда. Есть человеческое мясо НЕЛЬЗЯ. Миллионы людей умерли от голода, но не ели. И никто никогда не будет есть. Убивать людей иногда можно. Пытать иногда можно, калечить можно. Можно из человеческих тканей делать препараты. Есть человеческое мясо НЕЛЬЗЯ. Никогда. Нипочему. Тот, кто ел человечину — уже не человек. Это всё. Аппарат свой кухонный выкинь. Там блокировка специальная, она сработала. И теперь он ремонту не подлежит. Новый возьмёшь.

И так он это сказал, что я неделю сидел на чипсах и печенье. Никакое гурманство на ум не шло. А когда немного отпустило, первым делом полез в законы. Так вот, запрета такого в законах нет. И не было никогда. Но вот это «просто нельзя» я на всю жизнь запомнил. И потом понял, что по краешку прошёл.

Человек не должен думать о другом человеке как о еде. Даже самым-самым краешком мысли. Поэтому человечина должна быть под абсолютным запретом. Табу. Даже если это искусственное мясо из автоклава. Ты привыкаешь к той мысли, что это мясо. И при взгляде на чужое тело ты всё равно будешь думать, хотя бы чуть-чуть, а на вкус оно как. Ну хоть самую капельку. А это НЕЛЬЗЯ. Абсолютно.

И ведь были общества, где это было можно. И на Земле, и вне её. На той же Авроре было. Все они или погибли, или погибнут. И уж точно людьми быть перестанут.

И это правильно. Человек должен оставаться человеком. Во всём. Ребёнок должен быть ребёнком, а взрослый взрослым. Мужчина должен быть мужчиной, а женщина — женщиной. Человек не имеет права относться к другому человеку как к неразумному существу, ко взрослому — как к ребёнку, к мужчине — как к женщине. Это какие-то абсолютные границы. Кто их переходит — плохо кончает. И человеком быть перестаёт.

Я, конечно, понимаю, что бога нет и какой-то специальной космической справедливости тоже. Но иногда задумываешься. Вот те же американцы терпели у себя всякие гадости — и где они теперь? Гудбай, Америка! А мы пока живы. Потому что меньше думали, почему вдруг то нельзя, это нельзя. Нельзя и всё. И думать тут нечего., Если хочется о чём-нибудь сложном подумать — подумайте, например, о гравиквантовой теории. Или о загадке Слепого Пятна. Или позвоните в Центр Трансцендентальных Исследований, они вам таких проблем накидают, что вы одну только формулировку будете год изучать. Вот на это и тратьте мозги свои. А в запретное не лезьте, просто выучите слово НЕЛЬЗЯ. Как я выучил. Один раз на всю жизнь.

Кстати, новый «Магистр» я так и не стал брать. Приобрёл набор профессиональных поварских инструментов и готовить стал сам.

И потому, что это следующая ступень гурманства. И ещё потому, что «Магнусу» я, конечно, благодарен. Но осадочек всё-таки какой-то остался.

Ну то есть НЕЛЬЗЯ — оно, конечно, НЕЛЬЗЯ и всё такое. Зато сковородочка, что на неё ни положи, жарить не откажется. И в компетентные инстанции сигнала не отправит.

День 137

Вчера как-то испортилось настроение. Ещё этот дурацкий бьётся об обшивку. Колотится и колотится. Просто не знаю, что делать. И главное — почему. Раньше ведь не было такого. И ничего не сделаешь. Я уже спать здесь не могу. Причём не то чтобы громко, стенки-то толстые. Просто… ну просто давит, в голову долбит. Что-то тут не так, только не могу понять, что.

Правда, гложет меня одна мыслишка. Буй, конечно, крепкий. Но не может же быть так, чтобы его нельзя было, например, отключить? Хотя, может, и нельзя. Ну, например, чтобы его какие-нибудь чужие не отключили. Если мои предположения насчёт всякого такого правильные, то оно точно так и есть. Включить можно — выключить никак. Разве что лаксианским ключом. Но если у чужих найдётся лаксианский ключ, то… а, кстати, что? А я не знаю, что. Наверное, попытаться выключить его нашим ключом. А если они успеют раньше? Хороший вопрос.

Хотя во внешнюю угрозу я верю слабо. Мы сами себе враги. Полдень — это же люди сделали. А не Странники. Просто люди. Имевшие несколько странные мнения по ряду вопросов. Сейчас мы называем этих людей фашистами и людьми не считаем. А они нас людьми не считали. Выяснение этого вопроса стоило человечеству известно чего.

И если бы не Гудбай, нас ждала бы вторая серия. Да, собственно, тогда все так думали. И готовились. Кстати, парадокс — если бы не готовились, всё было бы гораздо хуже. Например, людей с Аляски вывозили десантными гравиплатформами. Это во всех сериалах показывают, вот только вопрос: зачем на Чукотском полуострове ССКР держал столько десантных гравиплатформ? Или вот: когда взорвался Богослов и прорвало вулкан Павлова, местные жители прятались от пепла в какие-то шахты. А что это за шахты такие? Ну понятно же.

Конечно, многие думали, что это климатическое оружие. Что советские изобрели какую-то вундервафлю и её врубили. Хотя мы даже сейчас такого не можем.

Это я всё к чему. Второй документ, созданный Коллектором — это как бы звонок Юрковского Жилину. Точнее, запись, скинутая им по тому самому каналу на жилинский приёмник.

Звонок был сделан через семь лет после их последней встречи. В самый разгар Гудбая, в конце января 38-го Ʉ. То есть когда Жилин геройствовал на Аляске. Когда он прослушал, наконец, запись, Юрковский был уже мёртв.

За эти семь лет много чего произошло, включая то самое выступление Жилина у планетологов. Он также успел разругаться со всеми, с кем только мог, со скандалом покинул Совбез и т. п. Звонок Юрковского застал его на Аляске. Когда начался Гудбай, Жилин собрал команду из бывших коллег, бывших подчинённых и знакомых, которые сумели спасти в общей сложности около двух тысяч человек. Что он вытворил сразу после этого, ты, Лена, и без меня отлично знаешь. Может быть даже знаешь, зачем он это сделал. Ну да ладно, не о том речь. Хотя, конечно — сложные люди были эти коммунары.

Так я о Юрковском. Коллектор запись воспроизвёл, синтезировав и голос Вольдемара. И даже длинные паузы, становившиеся всё длиннее по мере повышения концентрации углекислоты в атмосфере. Но всё-таки это реконструкция, так что все эти «здравствуй, Иван, и прости за фамильярное обращение» и «я ни о чём не жалею, кроме великолепных закатов» я тут воспроизводить не буду. Всё-таки извращенец он был и в этом.

Суть разговора состояла в следующем. Юрковский извещал Жилина, что он, Жилин, является законным владельцем сейфа, находящегося на околоземной космической станции. В этом сейфе находятся материалы, представляющие интерес для организации, на которую Жилин работает. Инструкцию по корректному открытию сейфа Юрковский надиктовал.

Взамен он просил об услуге личного характера.

По словам Юрковского, его так называемый партнёр умер год назад. Умер от какой-то редкой неизлечимой болезни. Оставив безутешному Вольдемару тот самый сейф, кое-какие сбережения и дочку от предыдущего брака. Видимо, этот человек не был совсем уж законченным выродком. Юрковский тоже. Так как с дочкой друга у него сложились близкие отношения, перешедшие в очень близкие. Они даже намеревались оформить их официально. Но именно в этот момент под водой начали взрываться вулканы, из трещин на дне хлынули потоки углекислого газа, а Восточный остров ушёл под воду.

Партнёра Юрковского звали Эраст Минори Малышев, и в нём текла японская, русская и шотландская кровь. Его дочери, Эрнестине Маюки Малышевой, было пятнадцать лет и она была беременна. Беременность протекала сложно и Вольдемар отправил любимую на Аляску, в известную женскую клинику в Фэрбанксе.

Юрковский не просил её спасти. Он понимал, что спасать будут тех, кого можно. Он попросил Жилина разыскать её, и если она жива — устроить её жизнь в ССКР. Желательно — так, чтобы она, по его выражению, «не пострадала из-за своего прошлого». Что он имел в виду, Левин не очень понял. Как и фразу: «если увидишь её, передай от моего имени — забыть, простить, выжить».

Последние слова Юрковского, если верить Коллектору, были такими: «Плохой воздух. Голова трескается. Не могу».

День 138

Сегодня с утра снова подумал про вчерашнюю мыслишку. Я её на самом деле изложить полностью — забыл. Увлёкся другими темами.

Насколько я помню, все подсистемы Единой Нумерации имеют ещё и сигнально-аварийное, так сказать, предназначение. А уж кардинальная так точно. То есть эта штука должна работать ещё и как аварийка. Ну вот врезался всё-таки корабль в эту хрень, кто-то выжил. Должен же быть способ отправить SOS? А тут летит буй с омега-контроллером и ничем помочь не может? Так не бывает. То есть так не должно быть.

Так что надо бы этот самый буй осмотреть. Должен же быть к нему какой-то доступ. Или кнопочка какая-то, чтобы нажать. Она есть, её не может не быть.

Вот сейчас я об этом думаю и одного не пойму: а почему мне это сразу в голову не пришло? Это же очевидно. То есть не просто очевидно, а непонятно, как ещё-то?

И вот что странно. Окажись я в открытом космосе и увидев буй, я бы точно попытался до него добраться. Именно в надежде на то, что там омега-контроллер и связь. Это у меня само включилось бы. Стопудово. А тут я посмотрел, понял, огорчился и полез назад. Почему? Наверное, потому, что уже воспринимаю станцию как безопасное и привычное место. Дом родной, так сказать.

То есть, конечно, мне очень хочется отсюда свалить. Но вот как подумаю, сколько времени прошло, и что там у нас в КОМКОНе делается… Я ведь всё-таки преступник. Или нет? Какое у меня вообще положение? Я тут сижу и ничего не знаю. А вдруг меня убьют? Вот вызову я спасателей. А прилетит Толик Бойцов, Олесь Котик и Гриша Серосовин. «Привстань, пожалуйста». И гаиньки мне, такому хорошему. Или не очень хорошему, но своему. Родному. Вот, наверное, поэтому я и не особо тороплюсь. Из-за противоречивости ситуации.

Ладно, с этим как-нибудь потом. Надо бы закончить про Малышеву.

В отличие от юга, где всё началось внезапно, на Аляске неприятностей ждали: сейсмологи начали беспокоиться где-то за месяц до начала. Правда, они прогнозировали обычное землетрясение с магнитудой в три-четыре балла. Паникёры обещали новое Великое Аляскинское, но их никто не слушал. Заключались даже пари на силу первого удара. Кое-кто уехал — в основном в Аргентину и на Фолкленды. Чудом уцелел мэр Анкориджа: буквально накануне событий он отправился с государственным визитом в Исландию. Другим повезло меньше.

Женская клиника в Фэрбанксе оказалась в числе зданий, которые выдержали первый и второй удары. Правда, её успели эквакуировать — так что большинство больных и сотрудников клиники остались под слоем пепла, засыпавшим город. Однако при эквакуации уцелели те, кто был на пятом этаже. Их не смогли вывести из здания — к тому моменту лестницы начали рушиться, а лифты намертво встали в шахтах. Поисково-спасательной группе Мальцева-Попова на гравиплатформах удалось вытащить через окна около пятидесяти человек, в основном рожениц (на пятом этаже находились родильные палаты) и врачей.

По документам группы, сохранившимся и добытым из-под груд информационного мусора людьми Левина, никто из этих пятидесяти не носил имени Маюки Малышевой. Зато в числе спасённых была женщина по имени Эрни, мать младенца мужского пола. Согласно тем же документам, она пребывала в шоке, не узнавала окружающую обстановку и не помнила, кто она такая. Она была направлена во временный реабилитационный лагерь в Челябинске, ребёнок — в норильский детдом-интернат.

Примерно в это же время происходит личная встреча Жилина и Званцева.

По той информации, которая у нас есть, раньше эти два человека пересекались всего несколько раз. Однако мнение друг о друге составили, и оно было высоком. В частности, Жилин рекомендовал Званцева как океанолога командиру группы «Крабиатор», занимавшейся раскопками окаменелостей на морском дне. На вопрос, точно ли Званцев является настолько хорошим специалистом, как его рекомендует Жилин, тот ответил: «Я ничего не понимаю в океанологии. Но людей знаю. Этот человек или всё сделает как надо, или откажется». Званцев отказался, сославшись на занятость и недостаточную компетентность. Командир группы сохранил этот разговор в мемуарах. Как и то, что Званцав спросил, кто его рекомендовал, и узнав, что Жилин — извинился за отказ. Мелочь, но характерная.

Сколько-нибудь внятных подробностей встречи мы не знаем. Известно, что однажды возле подводной станции, где работал Званцев, приводнился серый птерокар. Званцев поднялся на поверхность и о чём-то поговорил с гостем. Потом птерокар улетел. То, что это была машина Жилина, зафиксировала береговая станция, по лучу которой машина шла на посадку. Эта запись, пережившая невесть сколько лет, нашлась в безднах БВИ. Больше, к сожалению, из этой бездны извлечь не удалось ничего.

Дальше события развивались следующим образом.

Маюки Малышева появляется под собственным именем в Челябинске: она наводит справки о сыне. Действует она явно самостоятельно, причём демонстрирует уверенное владение русским языком — что для большинства спасённых американцев представляло большую проблему. Как она живёт, с кем общается и так далее — об этом нам ничего не известно.

Дальше Малышева делает не то чтобы нелогичный, но нетипичный ход: подаёт документы на советское гражданство. Сохранилось её заявление. Написано оно, по мнению Левина, умно и осторожно. Маюки благодарит за спасение, говорит, что осознаёт ситуацию и понимает, что прошлая жизнь не вернётся. А потому она намерена устроить свою жизнь в новом обществе. В связи с чем желает иметь права и готова нести обязанности советского гражданина.

Заявление по тем временам редкое и даже смелое. Большинство американцев имело так называемый «временный статус беженца» и менять его не хотело. Многие надеялись на восстановление СШАА хоть в каком-то виде. Другие считали, что Гудбай был не природной катастрофой, а нападением ССКР с использованием неизвестного науке «геологического оружия». Третьи просто ничего не понимали. Поток заявлений на гражданство пошёл лет через пять-шесть после событий. Некоторые так до конца жизни советского гражданства не попросили. Как, например, Сайрус Сакконе, которому за «Историю западной цивилизации» приишлось давать не Государственную, а международную Нобелевскую премию. Для чего был в последний раз созван Нобелевский комитет.

Но Маюки дожидаться у моря погоды не собиралась. Получив гражданство, она сдала экзамены в Институт океанологии имени Сусуму Окада. Сдала не блестяще, но проходной балл набрала. По окончанию первого курса она и ещё двое студентов получили направление на практику в экспедицию Званцева.

Дальнейшее известно. Маюки очень быстро стала ассистенткой Званцева, а потом и женой. Что не помешало ей закончить институт — с красным дипломом. Малышева была очень усердной ученицей.

Кстати. По мнению Левина, она до конца жизни верила, что Гудбай был организован ССКР.

День 139

Очень, очень странно.

Вчера снова выходил в космос. К бую. И, представьте себе, нашёл то, что искал. Вот только смысл?

Ну да, на этом дурацком конусе есть красная крышка, которую только слепой не заметит. Хотя слепой тоже заметит. Оказывается, при приближении человека она открывается сама и начинает светиться. Надо было в прошлый раз ближе подплыть.

Конструкция там крайне простая. Под крышкой есть две кнопки, каждая размером с донышко чайной чашки. Левая — если смотреть от основания конуса — это SOS. На ней это самое SOS написано и даже выдавлено. Правая гладкая, зачем она — не знаю. И не узнаю. Так как сверху над кнопками находится экран. На котором светится вот такая красота:

АБ-19К СЕН КП 592653589793238

Состояние: неисправен, статус Y

Неисправность: 000511: требуется идентификация

Неисправность: 000506: переполнения очереди запросов к трассировщику

Неисправность: 000504: истекло время ожидания ответа трассировщика

Неисправность: 000409: конфликт запросов на идентификацию О-контроллера

Неисправность: 000410: ложная/недействительная сигнатура О-контроллера

Неисправность: 000412: неавторизованный О-контроллер

Неисправность: 000306: переполнение очереди запросов к статусу оборудования

Неисправность: 000300: общая ошибка/сбой оборудования

Неисправность: 000510: идентификация устройства невозможна/запрещена

Системное сообщение: устройство блокировано

Системное сообщение: присвоен статус Y

Системное сообщение: требуется квалифицированное вмешательство

Я всю эту красоту сфоткал и сейчас над ней сижу, пытаясь понять, что к чему.

Общая картина понятна. Главное тут, что омега-контроллер выдаёт недействительную сигнатуру. Ну то есть он не опознаётся как тот самый контроллер, который пишет вот эту конкретную дорожку компактов. А при попытке выяснить, кто сюда пытается писать, выдаёт какую-нибудь чушь. Естественно, система его блокирует. То есть отключает бакен, чтобы он не морочил пилотам голову. А поскольку бакен набит энергией, как банка сардинами, то ему присваивается «жёлтый» уровень опасности.

Для меня это означает следующее. В омега-пространство эта штука гадить не может, контроллер-то недействителен. Но она испускает сигнал «я опасен, я опасен» во всех диапазонах. Любые пилотируемые суда, зонды и так далее будут этой экватории избегать. Когда-нибудь до него доберётся команда ремонтников. Которые или выключат эту штуку (интересно, как?), или уничтожат. Скорее всего, на расстоянии. Всё равно тут ничего важного нет, кроме звезды класса G и планеты типа Юпитера.

Я, однако, не унываю. Потому что перед тем, как грохнуть объект, они его обязательно осмотрят. Так как неисправный бакен может означать очень разные вещи. Например, почти успешную попытку проникновения в систему со стороны неизвестной космической цивилизации. Угроза очень мала, но реальна. Поэтому к бакену пришлют киберов, хотя бы чтобы осмотреться. Которые обнаружат станцию, а дальше мне главное вовремя проснуться и дать о себе знать.

Странно, но я как-то даже успокоился. Нет, умом-то я понимаю, что ничего хорошего в сложившеся ситуации нет. Но это всё-таки лучше, чем я думал. Остаётся какая-то надежда, что-ли. Хотя какая надежда? Сигналы со световой скоростью будут идти до любого ближайшего приёмника в лучшем случае годы. А запас биологической смеси не бесконечен. Насколько я понимаю, это не система полного цикла. На таких мелких станциях ставить полный цикл себе дороже. Значит, я неуклонно и необратимо перевожу продукт в дерьмо! И это не скатологический юмор, а печальная реальность. Что станция с этим дерьмом делает, я не знаю. Наверное, разлагает на элементы. Но вот синтезировать биологическую смесь — или вообще какую-нибудь еду — мне не удастся. Так что вот.

Ладно, вернёмся же к нашим… У Славина есть на этот счёт поговорка, но вот на неё у меня память заклинило. К кому-то нашим надо вернуться. То ли к козлам, то ли к капусте. На самом деле к Малышеву, конечно.

Левин сочинил пять гипотез, почему Миюки Малышева рассказала сыну про настоящего отца. Борис попытался и эту тему докрутить до конца, задействовав всё тот же Коллектор, но на этот раз результат был нулевым — Коллектор просто не стал отвечать. Вероятнее всего, это было настоятельное требование сына. В принципе, понять его можно. Как можно понять и Миюки, которая не стала лгать. Может, оно и правильно. С точки зрения деятельного гуманизма, например. Хотя с точки зрения обычного здравого смысла — я бы ещё подумал.

В общем, в Арканар Антон Малышев отбывал, уже зная про себя, что он склонен к извращениям, и что у него это, скорее всего, наследственное.

В Арканаре ему в этом смысле пришлось тяжело.

Средневековье и на Земле-то было грязным временем. Во всех отношениях. Но на Авроре оно было особенно грязным. Потому что там совсем не было никаких ограничений. Всякие мерзкие вещи там воспринимались как какие-то пустяки. В том числе и это самое. Там это просто никого не удивляло. И было очень распространено. Обесчестить девицу считалось преступлением, за которое человек отвечал по суду перед родителями девицы. Как за порчу чужого имущества. Заняться чем-то таким с молодым человеком было совершенно обычным делом. Даже с мальчиком. Типа, что ему сделается.

Одно было хорошо. Именно из-за доступности и неосуждаемости этой гадости она среди высшего сословия была не особо распространена. Причина была в сословной спеси: это считалось низким и простонародным занятием. Достойным крестьян, солдат и так далее. Благородные доны гордились тем, что могли себе позволить женщин. Как товар более дорогой и престижный. Например, знакомый Антону-Румате дон Тамэо из королевской гвардии, похвалялся тем, что его руки никогда не прикасались к мужскому телу иначе как в честном поединке. Эту деталь Антон не поленился упомянуть в одном из отчётов, с добавлением, что дон Тамэо участвовал в честных поединках два раза в жизни. И оба раза был бит.

С другой стороны. Над старыми извращенцами с их «чувствами» смеялись. Но считали совершенно нормальным, когда красивые молодые люди решали таким способом финансовые и карьерные проблемы. Все отлично знали, что племянник того же дона Тамэо, когда ему надобятся деньги, едет в гости к королевскому мажордому. Дон Тамэо племянника горячо одобрял, так как тот не докучал его просьбами о вспомоществовании. Другой знакомый Руматы Эсторского, дон Сэра — тоже гвардеец, с которым Тамэо приятельствовал — был известен своим пристрастием к молодому пополнению гвардии. Однажды он заказал Гуру Сочинителю поэму о сравнительных достоинствах фланговых и барабанщиков разных взводов. По его словам, он это сделал из предусмотрительности — чтобы иметь чем развлечься, маясь животом… А дон Рипат, лейтенант серой роты галантерейщиков и платный агент дона Руматы, открыто содержал целый гарем из красивых мальчиков-простолюдинов. Попасть к дону Рипату среди обитателей городского дна считалось большой удачей.

Именно из гарема дона Рипата Антон и взял мальчика Уно. В качестве материальной компенсации за очередной карточный долг дона Рипата.

Молодой лейтенант любил карточную игру, но играл плохо. Антон был вынужден покрывать его долги, так как лейтенант ему был нужен. Однако приучать его к материальной безответственности было бы глупо и опасно. Поэтому Антон по совету Кондорского время от времени наказывал должника, отбирая у него что-нибудь ценное. В тот раз у него было нечего взять, кроме Уно.

Мальчик не вполне соответствовал арканарским канонам красоты. Он был тощим, угрюмым и к тому же слишком сообразительным. Тем не менее, пользовался спросом: детские годы Уно провёл, торгуя задницей и занимаясь мелким криминалом. У дона Рипата ему было в каком-то смысле хорошо. Смену хозяина он воспринял философски, так как уже привык к тому, что хорошее продолжается недолго.

Разумеется, он ждал, что новый хозяин будет использовать его так же, как и старый. Вместо этого ему пришлось именно что служить: подавать вещи, прислуживать за столом, запирать двери и мести пол. Уно делал всё это плохо и неумело, но благородный дон его не продавал. Мальчик делал из этого неправильные выводы. Или, может быть, правильные, но неуместные.

В своих докладах Антон про Уно не говорил не слова. В книжке — вспомнил. Со словами «его судьба могла бы послужить темой для баллады».

Ну то есть — «без подробностей».

День 140

Даже не знаю, с чего начать, столько всяких событий. Например — в «Поварёнке» кончился картридж с острятиной. «Жгучий» кончился уже давно, а теперь и просто «острого» не осталось. Прямо не знаю, что и делать. Без перца готовить, что-ли? Это вообще как? Или на сладкое перейти? На выпечку какую-нибудь? Я её вообще-то не очень люблю. Хотя, конечно, по сравнению с биологической смесью это всё-таки хлеб. В самом прямом смысле слова.

Или вот. Комп сам перезагрузился. Причём непонятно почему. Я вроде ничего не делал, лежал себе, слушал реконструкцию ацтекского песнопения о птице тлаукечоль. Своеобразно, конечно, но мне даже начало нравиться — и тут вдруг бац! Комп пищит, звенит, я к нему кидаюсь. И вижу чёрный экран. У меня прямо сердце в пятки ушло, как выражается Славин в таких случаях. Ничего, минут через пять всё снова заработало. Вот что это было? А?

Но особенно, конечно, сон меня впечатлил. Что да, то да.

Я и заснул-то ненадолго. Так, прилёг. И мне приснилось убийство.

Лена, чтобы ты знала. У меня на этот счёт психика не просто устойчивая, а очень устойчивая. Всяких там кошмаров мне даже в детстве не снилось. А уж во взрослом состоянии — тем более. Самое худшее было, когда я интернат закончил. Мне тогда неделю снилось, что мой Учитель умер. Я даже не выдержал, позвонил ему. А он мне спокойно объяснил, что это почти у всех бывает, нормальная реакция, ничего особенного. Посоветовал приехать, пожить рядом. Я даже собирался, но как-то не собрался. Потом узнал, что и это — нормальная реакция. Ну и, в общем, и всё. Ну, ещё когда мы с тобой разбежались — тоже снилось всякое. Нет, не про смерть. Ну и хватит об этом.

А тут мне приснилось именно убийство. Причём, как бы это сказать, очень красочно.

Хотя нет. Сначала ни красок, ни звуков не было. Было вот это самое свободное пространство, в котором живут лаксиане. Но тут были не они. Были какие-то огромные тени, бесформенные, я только помню, что они огромные. И их запихивали во что-то страшно узкое, ужасно тесное и какое-то слепое, что-ли. Не тёмное, а именно слепое. Где нельзя видеть. И слышать. И дышать. И вообще ни для чего не было места. И это было для них больно и страшно, они сопротивлялись, но какая-то сила их ломала и запихивала в эту щель, и щель становилась всё уже, а потом она совсем закрылась. И вот тут я понял, что я сам — внутри этой щели, а великие тэтаны были похоронены в ней заживо. То есть не похоронены, а низведены по шкале тонов без реального падения уровня, без постулирования и падения в постулиро

Пёс! Как же меня вот эта вся белиберда раздражает! И, главное, ничего с этим не сделаешь: в голову начинают лезть непонятные слова и выражения. Причём я чувствую, что все эти слова что-то значат, но вот что? А с другой стороны, зачем мне это? Ну да ладно. Потому что с этого момента всё и началось.

Так вот, сначала я увиде

День 140

Всё тот же день, просто комп опять перезагрузился. Хорошо хоть файл не закрылся. Ничего не понимаю. Может, сломалось в нём что? Хотя — что может в компьютере сломаться? В общем, дело ясное, что дело тёмное.

Перечитал написанное и как-то настроение испортилось. Пишу, в общем-то, о всякой чепухе. Ну кому интересно, что у меня картридж кончился? Или что сон плохой увидел? Для живого нормального человека на свободе? Ха-ха три раза.

Хотя если так задуматься. Раньше для меня событием было что? Цифирки по экрану гонять? А ведь пожалуй, да. Некоторые цифирки были такими событиями, что как вспомню — так вздрогну.

А вот, скажем, охота на ракопаука — это как? Живая жизнь и всё такое? Для кого-то она самая. А для меня нет. Я ходил, кстати. Ребята из четвёртого аналитического уговорили. Дескать, сидишь ты тут в кабинетике, как сыч, белого света не видишь. Айда с нами, там Яйла, там пейзажи, там адреналин. Ну, я так подумал-подумал, да и поехал. На Яйлу. И ракопаука убил. Пятью выстрелами. Это считается хороший результат, для новичка просто отличный.

Ну и чего? Да ничего. Убил и убил. Панцирь ещё получил, со свидетельством. Хотел его по старой памяти на чёрном рынке обменять. Потом подумал — мелко. В итоге подарил его Саше Ветрилэ из четвёртого аналитического.

Ещё что у меня было такого настоященского? Видел взрыв Сверхновой. Случайно. Хотя нет, не то чтобы совсем случайно. Это меня друзья из Ассоциации Любителей Коньяка зазвали на дегустацию. Предлагались редкие сорта с окраин Внеземелья. И чтобы повысить интерес, решено было дегустацию провести на внешней планете солнышка, которое вот-вот взорвётся. Чтобы, значит, насладиться ещё и видом вселенского катаклизма.

Ну, я поехал. В принципе — не жалею. Ничего так, красиво. Планетка была маленькая, ледяная, небо чёрное. А потом шарахнуло во всё небо, а по мерзлоте ручейки потекли, смешно. Потом всё это стало испаряться, а остальное мы досмотрели уже с орбиты. Но коньяк оказался так себе. Как говорится — интересно, но не более.

Кстати, от Славина эту фразочку ни разу не слышал. От кого же тогда слышал? Кажется, от какого-то сценариста. Который мне объяснял, что даже самый шикарный кадр ничего не стоит без сценария. Сценарий ему смысл придаёт. А так — ну хоть что ты сними, а это будет просто сколько-то там миллионов цветных точек. Даже если это гибель Вселенной или что-то в этом роде.

Вот Антон Малышев это, похоже, не очень понимал. Иначе не взялся бы за этот свой фильм.

О пёс! Про фильм-то этот дурацкий я совсем забыл!

Нет, ну как же мне это надоело. Никак не могу рассказать простую историю! Ну не простую, но всё-таки. Потому что девяносто процентов её составляют начальные условия. Которые вроде и хочется пропустить — а без них никуда. Ощущение такое, будто сервируешь стол для сигарного ужина, кибера с посудой уже загонял, и всё время чего-то нужного нет — то солонки, то перечницы, то какого-нибудь сырного ножа. И всё таскаешь, таскаешь, а уже ведь и жрать пора, и коньяк раскупорен, и вообще. Ну всё уже вроде, сели — и тут вдруг бац: забыл подогреть судрогалицу для алапайчиков… Уже и ужинать-то не хочется, думаешь только — скорей бы всё это кончилось.

А с другой стороны. Куда я бегу, кто меня торопит? Чего это я вообще так нервничаю-то? Мне что, завтра доклад начальству нести? Нет вроде бы. Я вообще не уверен, что это кто-то читать будет. А если будет, то прочитает обязательно. Ты ведь прочитаешь, Лена?

Ну так вот про фильм.

У Антона-Руматы, помимо всего прочего, были ещё и творческие амбиции. А именно: хотел он снять документалку. Кино про средневековый Арканар. Такой весь из себя натуралистический. Который будут смотреть лет через пятьсот чистенькие интернатные детишки Арканарской Коммунистической Республики. Потому что на предков посмотреть всегда интересно. А он, Малышев, таким образом войдёт в историю. Пусть не земную, но всё-таки.

Идея пришла к нему не сразу. О чём-то подобном он начал задумываться на третьем году жизни в Арканаре. Во всяком случае, тогда он заказал на Базе маленькую камеру для личного пользования. Видимо, результат ему понравился, но не совсем. Потому что через какое-то время он выписал себе несколько хороших камер. Причём одну — с так называемыми плавающими объективами. Ну то есть с несколькими сотнями крохотных камер, замаскированных под мелких насекомых. Работают они по принципу фасета: каждая даёт довольно плохое изображение, а компьютер достраивает его до хорошего. Их можно пустить летать, или прилепить себе на плечо, или на стенку какую-нибудь. Обычно им в дополнение дают одну мощную камеру с круговым обзором. У Антона она была в виде обруча, надеваемого на голову. Съёмка со всех точек, а на лбу — замаскированный под драгоценный камень мощнейший объектив с разрешением в несколько миллионов точек на линию.

В результате Малышев получил немало киноматериала. Причём со своим собственным участием — потому что мелкие камеры снимали и его самого. Оставалось это дело творчески переработать.

К этому делу Антон пытался привлечь Павла Бунге и даже Кондорского. Бунге сразу отказался участвовать, а вот Александр Васильевич прочёл молодому дураку лекцию. О том, что сапоги должен тачать сапожник, а пироги печь пирожник, и что никакого кино у него в итоге не получится. А получится набор бессвязных кадров, из которых ничего не слепишь. Потому что слепить конфетку из дерьма ещё никому не удавалось, извините за скатологический юмор.

Кондорский был, конечно, прав. Антон его, конечно, не послушал. Однако совсем уж идиотом он не был и смысл в словах старшего товарища усмотрел. Потому что на следующей встрече он долго и подробно говорил с Бунге на тему документалистики — он помнил, что в интернате тот ходил в кинокружок. Бунге порекомендовал ему пару хороших книжек, да вот беда — из-за всё тех же ограничений любая земная литература ко ввозу на Арканар была категорически запрещена. Согласно всё тому же закону «О принципах взаимоотношений с развивающимися мирами».

Кстати, тоже любопытный момент. В самом законе такого запрета — ввозить земные книги — напрямую не содержится. Нет там и запрета передавать туземцам информацию, касающуюся Земли. А есть запрет на неконтролируемую прогрессором передачу информации, касающейся Земли, аборигенам. Именно в такой формулировке.

В чём тут смысл. Неземлянин на то и неземлянин, что реагирует на всякие земные вещи по-своему. Причём непредсказуемо. Прежде всего, конечно, это относится к негуманоидам — про них вообще неизвестно, как они на что среагируют. Вот с тагорянами нам относительно повезло: они хоть и не такие как мы, но какое-то взаимопонимание у нас есть. Хотя мы стараемся закрывать глаза на какие-то вещи. Например, на то, что Тагорой правит наследственная аристократия из «генетически совершенных популяций». А тагорянам очень не нравится, что мы не просчитываем как следует последствия технических новшеств. При этом наши запреты на исследования и прочие такие вещи их тоже вводят в недоумение… Но это ещё ладно, с ними-то мы как-нибудь поладим. Но вот, скажем, цивилизация рукокрылов со второй планеты ЕН 305 напрочь отказалась от любых контактов с землянами, когда поняла, что люди не имеют крыльев и летать не способны. В их системе понятий это означает крайне низкий ранг существа. Правда, с нашей точки зрения эти рукокрылы — тупые дикари, так что особенно никто не огорчился. Но тут важен сам принцип: никогда не знаешь, что чужакам не понравится.

Так вот, к гуманоидам это тоже относится. Никогда не знаешь, что им взбредёт в голову и как они чего поймут. И чтобы такого не случалось, любой байт информации, касающейся Земли, прогрессор может передавать туземцу только лично и только устно. Дозируя информацию и отслеживая реакцию. И никаких книжек, хотя с ними было бы проще. Потому что мало ли что туземец оттуда вычитает, да ещё своим кривым умом. Например, неправильно поймёт какую-нибудь фразу — и сделает из неё глобальные выводы. Или, наоборот, поймёт правильно, с тем же результатом.

Вот, к примеру, реальный случай, Григорянц рассказывал. Он когда-то был на планете Лу с рутинной проверкой. Местечко своеобразное. Уровень развития — примерно начало земного XXI века. При этом — очень высокая религиозность. Все верят в каких-то богов, причём там сложная иерархия: кто во что верит, тот такое место в ней и занимает. Ну вот такая у них система.

Итак, прибыл Григорянц на базу. И был там там слуга-туземец. Про Землю знал, с землянами постоянно работал. Выпросил себе милость — обучиться земному языку. У них это считалось честью. Ну, какие вопросы — вогнали ему в голову СНВ: язык вместе с чтением и письмом. Пакет-то стандартный.

Так вот, Григорянц. Он у нас на ночь почитать книжечку любит. Комп с собой брать нельзя, всё по тому же закону. Так он на пластик распечатал себе парочку романов. Ну распечатал и распечатал. И один оставил на столе.

Любопытный туземец увидел земную книгу и не удержался — залез. Стал читать. И где-то к двадцатой странице начал подозревать, что у землян нет богов. Потому что герои не совершали никаких ритуалов перед тем, как сесть за стол, лечь спать и так далее. Ну а по понятиям планеты Лу, богов нет только у самого-самого быдла. Которому не то что служить — ноги о него вытирать, и то много чести.

При этом живущие на базе всё это знали. Поэтому туземцев просто не пускали ни в столовую для людей, ни в рекреационный комплекс. Но кто ж мог предположить, что проверяющий привезёт романчик, а местный его сумеет прочесть?

Короче, на следующий день на станции не было ни единого местного. И хорошо ещё, что база находилась на острове, откуда ходу не было. Потому что всё население острова с землянами общаться перестало. Только в лицо плевали.

Григорянц утверждает, что из-за этой истории он получил огроменный втык. И, скорее всего, втыком бы дело не ограничилось, если бы не Сарандакская катастрофа, на разгребание последствий которой Арама Самвеловича и отправили. Там он справился блестяще, так что дальнейших репрессалий избег. А что там было дальше на планете Лу — про это лучше знает Сикорски, которого туда регулярно бросали для затыкания различных дыр и амбразур.

В общем, к чему это я всё. Есть правило: никаких книжек. Ни на каком языке. А также картин, фильмов и любых других носителей информации. Можно — только СНВ, специально синтезированные и обучающие конкретным навыкам. И то — на каждое нужно отдельное разрешение с базы. Потом, в связи с Кирой, Малышев с этим столкнулся. Но это отдельная история, а пока про кино.

В конце концов Малышев решил действовать следующим образом: снять как можно больше, а потом неспешно и аккуратно заняться монтажом и прочими такими вещами. В действительности ему пришлось всё это делать в спешке, на базе у Южного Полюса, в те две недели, пока начальство никак не могло решить, что же с ним всё-таки делать.

Зачем он вообще с этим возился? Вероятнее всего, собирался выложить эти записи в открытый доступ — то ли как дополнение к планируемой книге, то ли вместо неё. Левин склонялся ко второму: эффект от ленты был бы, пожалуй, посильнее, чем от текста.

Однако все эти труды оказались зряшными. Потому что, убив большую часть памяти, связанной с Арканаром, он случайно убил и память о том, куда девал копии фильма.

То есть он, видимо, хотел убрать воспоминания о том, как он его резал, и главное — зачем. Что было критически важно — в его-то ситуации. Но ментоскопистом он был плохим. Неумелым.

Вот и отрезал лишнего.

День 141

Опять тот же сон. Про великих тэтанов, которые втиснуты в человеческие тела. И убийство.

Всё-таки запишу, пожалуй. Хотя нет — дрожь пробирает. Как вспомню эту руку, тянущуюся к детонатору. Скребущая пальцами в паре сантиметров от него. И звери около две

Хватит, хватит, хватит, хватит! Всё это какой-то собачий бред. Пересидел я здесь, вот что. Нужно что-то делать. Вот только не знаю, как.

Хотя есть такой принцип: делай, что можешь, и будь что будет. Я могу писать. И пишу. Эту свою историю, которая никак не закончится… то есть никак не начнётся.

Ладно, всё-таки про фильм.

Обнаружили его совершенно случайно. Конкретно — после смерти Павла Бунге. Произошедшей от аккуратизма. Да-да, именно от него. И такое тоже бывает.

Как известно, девяносто процентов всех факапов случается оттого, что кто-то что-то забыл или на что-то махнул рукой. Так вот, Бунге был из тех редких людей, которые никогда ничего не забывают и все правила соблюдают в точности. Таких обычно не очень любят, но очень ценят. Так что к тому моменту, о котором я толкую, Бунге был человеком в больших чинах. И, соответственно, с немалыми правами. В число которых входило право на добровольное участие в любых спасательных операциях по уведомительному принципу. То есть: он имел право присоединиться к любой спасательной группе, не испрашивая на то ничьих разрешений. А также сам инициировать спасательные действия. Потому что прецеденты были, и доверие он оправдал с лихвой. Несмотря на арканарский факап — о котором, впрочем, к тому времени никто уже не вспоминал.

И вот этот спокойный, рассудительный человек отправился в очередной отпуск. Он вообще очень аккуратно ездил в положенные отпуска. Потому что здоровье, профилактика, смена форм деятельности, и вообще — если отпуск положен, нужно ехать в отпуск. Конечно, при отсутствии срочных дел. Но если их нет — в отпуск. На Землю. Потому что отдохнуть по-настоящему можно только на Земле, так как природа, биосфера, состав воздуха и всё такое прочее. И вообще — врачи рекомендуют.

На сей раз он поехал на морской курорт в Грецию. Опять же не сам выбирал, а по рекомендациям врачей и психологов. Возраст, предрасположенности, набор травматических переживаний и всё такое в сумме дали Эгейское море.

Вот честно — я бы так не смог. Левин, кстати, тоже, судя по тем чувствам, которые у него вызвала эта история. А для Бунге это было соврешенно нормально. Он даже купаться ходил в рекомендованные часы. Не пропуская и не отлынивая. Потому что здоровье… ну ты поняла, Лена.

И вот однажды он заплыл за силовой барьер, отделяющий купальную зону от дикого моря. То есть как заплыл. По идее, поле должно было его остановить. Но он же — как полагается, по правилам — всегда носил на себе кольцо-идентификатор личности. Соответственно, система запросила данные на человека, плывущего в море, и получила информацию, что этот человек имеет право инициировать спасательные действия. И куда бы он не направлялся — мешать ему не надо. Поэтому система, вместо того, чтобы его остановить, сделала для него коридор в силовом барьере. Чего он, видимо, просто не заметил. Плыл себе на спине, расслаблялся, как доктора велели.

А там, за барьером, шли ремонтные работы. Киберы чинили какой-то древний подводный кабель. По сути вряд ли кому-то нужный, но у нас же не принято разбрасываться инфраструктурными сооружениями. Вдруг неведомый катаклизм каким-то непостижимым образом отрубит нас от омега-пространства? То есть от мгновенной связи и БВИ? Как мы тогда выживем? А вот так и выживем: запустим старую аппаратуру и свяжемся с Антарктидой, где у нас во льдах сервера… Ну, короче, киберы чинили кабель. И как раз в этот момент из глубины поднимали повреждённую платформу. Над которой торчала десятиметровая пластилитовая штанга-маяк. Наверху обломанная.

Ну и всё. Дурацкая совершенно история.

Никаких распоряжений насчёт своего имущества и архива Павел Бунге не оставил. Наследников и доверенных лиц у него не было.

Сейчас в таких ситуациях личные вещи отправляют на так называемое бессрочное хранение. Ну то есть в могильник, если называть вещи своими именами.

Кстати вот тоже интересный момент. Люди у нас довольно часто хотят, что после смерти от них не должно оставаться ничего. Типа: пожил — прибери за собой. Ценное и личное оставь ближним, остальное — на помойку. Например, тела. Большинство оставляющих завещания предпочитают, чтобы от их трупов остался романтический какой-нибудь пепел. Который можно рассыпать над океаном, или сбросить в хромосферу звезды. Или сбросить с орбиты Юпитера. Почему-то им это кажется красивым. Прожил своё — и фьюить.

На самом деле от любого человека остаётся довольно много. Например: пепел пеплом, а закон о генетическом разнообразии никто не отменял. Так что биологическая проба тканей где-то лежит. Файл ПР тоже никуда не девается. Наконец, личное имущество, даже если на него никто не претендует, всё равно остаётся личным имуществом умершего и подлежит бессрочному хранению. То есть это сейчас бессрочному, когда есть ТС, и Мировой Совет принял соответствующее постановление. Так что теперь всё, кроме недвижимости и прочих долгоиграющих вещей, упаковывают в контейнеры и отправляют на Тёмную Сторону. Кстати, если в завещании нет указаний о судьбе тела, то вместе с телами. Как-то их консервируют. Я слыхал, что просто замораживают. И что эти захоронки по объёму уже превосходят все наши складские мощности вместе взятые. Скорее всего, бредятина. Впрочем, не интересовался. Но даже если так — ну и что. Тёмная Сторона бесконечна, мёртвые есть не просят, их барахло — тоже. Пусть себе лежит. Мало ли вдруг чего.

Но это сейчас так. А до появления ТС посмертное хранение было выборочным и срочным. Но Бунге был человеком статусным, так что его вещи и личный архив разбирали руками, причём достаточно внимательно.

Как выяснилось, Павел ничего не выкидывал. Особенно — информационные носители. У него обнаружили целую коллекцию дисков, кристаллов, даже какого-то древнего пластика. Всё было рассортировано и снабжено ярлычками: дата — место — примерное содержание.

Фильм Антона — если это можно так назвать — оказался записанным на свободное место в кристалле, обозначенного как «Арканар — учебные пособия» в разделе «будничная жизнь — видео». Видимо, Малышев проник в личные апартаменты Бунге на Базе, обыскал их, нашёл кристалл и перебросил на него информацию. Левин предполагал, что это была не единственная захоронка: Малышев записью, скорее всего, дорожил, и вряд ли стал бы складывать все яйца в одну корзину. Просто другие копии были упрятаны слишком хорошо.

Сам Бунге в тот момент лежал в коме, но было уже понятно, что он выживет. В отличие от Малышеа, к нему никаких претензий не было и быть не могло. Так что Антон мог рассчитывать на то, что в пашин архив без его ведома никто не полезет. Да и с ведома тоже: лояльный аккуратист Бунге охотно предоставил бы следствию любые материалы, связанные с Арканаром, но не учебники же?

Интересно, а как он в случае чего собирался получить у Бунге фильм назад? Скорее всего, простейшим способом — сказал бы ему, что ему нужны учебные материалы по Арканару, чтобы уточнить какой-то важный для себя момент, с этой историей связанный. Как бы Бунге не относился бы к Антону, в такой просьбе он ему не отказал бы. Во всяком случае, Малышев на это мог надеяться. И если бы он помнил про фильм — то, скорее всего, именно так и поступил бы.

Но, так или иначе, Антон о фильме не вспомнил. Бунге о нём и не знал. Запись нашли случайно. Аврора тогда оставалась запрещённой планетой, что на ней делалось — никто не ведал. Но все прекрасно понимали, что когда-нибудь ИЭИ (или кто-то другой, скорее всего КОМКОН) туда вернётся. Так что кристалл отправился в спецархив. Откуда его Левин и получил.

Теперь — что там было.

Сколько Малышев наснимал материала вообще, установить не удалось. Скорее всего, сотни часов. Большую часть он уничтожил, оставив сто семьдесят семь минут. Можно было бы добавить — «документальных съёмок», но, строго говоря, это не так. Разве что в плане изображения и всяких природных звуков. И то — в пределах одной сцены, так как сама последовательность сцен была чисто монтажёрской работой. Видимо, Малышев всё-таки успел познакомиться с какими-то учебниками по киноискусству. К счастью для Левина, он освоил только самый элементарный уровень, а всё остальное передоверил технике. Например, подгонку сцен по освещённости, звуку и так далее. То есть когда он ставил встык кадры, разделённые днями, а то и месяцами, подгонка делалась в автоматическом режиме. Так что найти такие склейки оказалось возможным по характерным следам обработки. Потому что все монтажные метки, датировки и так далее он затёр. Кроме того, он убил цвет, оставив монохромное изображение. Зачем именно — Левин сначала не понял, приняв за дешёвый выпендрёж и эстетствование. Пока не наткнулся на сцену со «смертью» барона Пампы, которая всё и объяснила.

Качество картинки при этом было по большей части отвратным. Хотя это объяснимо. Если то, что снимал сам Антон, было ещё куда ни шло, то отснятое слугами — которые вообще не понимали что за штучки такие на них понавешал хозяин — было ужас-ужас. Всё время какие-то рожи лезут в камеру, всё время что-нибудь закрывает обзор, ну и так далее.

Далее, арканарская речь была целиком вырезана и заменена малышевским переводом на русский. А сверху ещё наложен синтетический компьютерный голос, типа объясняющий, что тут вообще происходит.

Разумеется, Левин заказал максимально полную реконструкцию речи по движениям губ и так далее, а также — восстановление цвета.

Сперва показалось, что это ничего не дало. Ну, выяснилось, что Антон убрал все грубые ругательства, брань и проклятия, из которых та самая живая речь наполовину и состояла. С другой стороны, а чего ещё ждать-то от средневековых людей? Вот представь, Лена: один мужик трескает другого по затылку бревном. Или сам трескается лбом о какую-нибудь торчащую хрень. В таких случаях даже я скажу что-нибудь вроде «пёс подери», а то и что-нибудь похлеще. А Сикорски, несмотря на всё своё эстетство, может по-немецки завернуть довольно крепко. Ну а средневековый человек такое выдаст, что нормального землянина просто стошнит. Или не стошнит, но дальше эту мерзость он слушать не будет ни за какие коврижки. Так что Антон разумно поступил, убрав хотя бы это. Там в кадре и без того грязи хватает. И не только грязи, извините за скатологический юмор.

Однако Левин таким объяснением не удовлетворился. Внимательно ознакомившись с переводом восстановленного текста, Борис — кстати, он подумывал загрузить себе арканарский язык, но не стал, языковые знания очень плохо вычищаются из головы — принялся скрупулёзно фиксировать и анализировать все сколько-нибудь значимые отличия малышевского подстрочника от оригинала.

Выяснилось, что отличия есть. Там фраза, тут слово. Где-то Малышев убирал реплику, где-то не совсем корректно перевёл какое-то выражение.

Касалось это нескольких тем.

В первую очередь, конечно — взаимоотношения с бароном Пампой. Надо отдать должное Званцеву: он-то знал, что его снимают, и барона отрабатывал не просто хорошо, а отлично. Хотя если знать, кто он на самом деле, то понимаешь, что сцены во многом постановочные. Вплоть до самой последней. Которая, впрочем, была не постановочной, а просто фальшивой. Правда, в ней-то Званцев вообще не участвовал. Или участвовал, но не сам. Ладно, об этом потом.

Очень сомнительны сцены встреч с другими землянами. Тут он, правда, работал аккуратно и использовал в основном монтаж. Однако настоящие голоса Кондорского и Бунге он всё же заменил компьютерными, так что насчёт того, что они там на самом деле говорили, особенно когда поворачивались к камере спиной — большой вопрос.

Он обычно оставлял без перевода слова слуг и прохожих. Неправильно перевёл крики ополумевшей от страха девки-ложкомойки. Довольно грубо сманипулировал в сцене с мёртвым Уно (ну, тут его понять можно). Ещё кое-что по мелочам, иногда совсем непонятное.

Ну и, конечно же, в кадре ни разу не появляется Кира. Даже не упоминается. Это всё он вырезал напрочь.

День 142

Перечитал вчерашнее. Прямо чувствую: как про Арканар — так из меня прёт Борька Левин. Его голос, его интонации. Фразы вот эти длинные. Левин примерно так и думал — длинно. У меня мысли короче. Зато разнообразнее. Мне так кажется.

Вот сейчас я, например, думаю о деятельном гуманизме.

Нет, не в в смысле всепобеждающего учения и тыры-пыры. А в самом простом. Как в интернате детям объясняют.

Нам Учитель говорил так. Что такое деятельный гуманизм? Вот лежит на дороге птенец, выпавший из гнезда. Со сломанным крылом. Его никто не видит, кроме мальчика, который бежит мимо по своим делам. Мальчик может пробежать мимо. Может сказать Учителю, что там на дороге лежит птенец: Учитель взрослый, ему виднее. А ещё он может птенца взять и отнести в медкамеру. И потом его выкармливать. И греть. Птенца носят в мешочке и греют теплом своего тела. Каждые сорок минут его нужно кормить. Не чем-нибудь, а гусеницами и личинками жуков. Они противные. А их придётся собирать. Ручками. Птенец какает, между прочим. Довольно обильно. Над мальчиком и его птенцом будут смеяться. А если он его успешно выкормит и птенец станет птицей, её придётся отнести к медикам. Птице сотрут память и вложат то, что нужно, чтобы быть нормальной птицей. В том числе недоверие к людям. И это всё ради того, чтобы увидеть, как птица улетит. На своих крыльях… Ну так вот — это и есть деятельный гуманизм в чистом виде. Отличающий человека от всех прочих разумных рас Галактики. Даже от тагорян. Которые мыслят примерно как мы и даже лучше. У них есть культура, похожая на нашу. Даже музыка есть, хотя и странная. Но вот чего у них нет — так вот этого. Не будут они птенца подбирать. И не потому что злые. А потому что очень этичные. По-своему, по тагорянски. А тагорянская этика предполагает невмешательство в природные процессы, например. Или, точнее, вмешательство должно быть обусловлено пользой для Великой Тагоры и её биосферы. Так что тагорянину подбирать птенца в голову не придёт.

Ну а мы — такие, какие мы есть. Много в нас разного. Но вот стремление делать бескорыстное добро — оно тоже есть. И многое искупает. Хотя не всё. В особенности — последствия этого самого добра.

В общем, деятельный гуманизм должен быть хорошо продуманным. И, как бы это сказать, бескомпромиссным. Потому что есть такой принцип: от добра добра не ищут. Если ты уж взялся делать бескорыстное добро, то не ищи от него выгоды или удовольствия. Даже самого невинного. Потому что тогда твоё добро обязательно обернётся какой-нибудь гадостью. Ну вот обязательно обернётся. Проверено.

Взять ту же ситуацию с птенчиком. Допустим, мальчик не спросит у взрослых, как его выкармливать. Решит, что он сам с усам. Посадит птичку в коробочку и начнёт кормить хлебными крошками. Птенчик умрёт. Потому что ему нужны именно гусеницы. Он бы, может, и так умер, а тут получится, что убьёт его этот самый мальчик. Который хотел как лучше. Вот только не знал, как.

Но это ещё ничего. Допустим теперь, что мальчик всё сделал правильно. Птенца выкормил, вырастил. Птица стала другом. С ладошки клюёт, даёт себя гладить. С птицей-другом расставаться не хочется. И мальчик её выпускает без стирания памяти. Птица, скорее всего, погибнет. Потому что вместо знаний о том, как охотиться и от кого спасаться, у неё в головёнке дружба с мальчиком и привычка получать корм с руки.

Вот это и называется — от добра добра искать. Даже маленького. Этой самой дружбы с птицей хотя бы.

Я к чему. Антон-Румата ровно на этом месте регулярно палился. Не он один, конечно. Но у него это было как-то особенно сильно выражено.

Несмотря на всякие завихрения, человек он был хороший. Ну, не очень умный, правда. Но — хороший. Добрый, честный. И к тому же — в добро и честность верящий.

Именно это свойство постоянно его подводило. Например, он верил всем людям, которых спасал. Даже Арате Горбатому поверил. Хотя у того на роже было написано, что он из себя представляет. И только под самый конец он стал что-то подозревать. И то: надо было прикончить мерзавца, а он с ним шутки шутил. Ну и дошутился.

В ту же ситуацию он попал и с Уно. Вообще-то, как только он понял, что происходит — от мальчика надо было избавляться. Но Антон не мог себе представить, как же это он его отдаст его в плохие руки. А что руки будут плохими, он уже не сомневался. В результате он получил ленивого и непослушного слугу, который, вместо того, чтобы быстро и радостно исполнять приказы, не слушалися и спорил с хозяином, даже брал без спросу его вещи. В Арканаре за такое как минимум секли до потери сознания. А Малышев всё это терпел. К тому же непрерывно мучаясь от всяких скверных желаний. И за это тихо ненавидя и себя, и мальчишку, и весь мир.

Но особенно паскудная история приключилась с Кирой. Хотя всё началось — как с тем самым птенцом. Вот буквально. Чистая жалость, больше ничего.

Кира была дочерью книгочея-переписчика. Мать была из семьи мелких купчишек. Некрасивая и неумная. Другую за книгочея не отдали бы. Но всё-таки клинически нормальная. Ну, насколько может быть нормальным средневековый человек вообще. И за ней дали приданое: крохотный домик в переулочке, зажатый между двумя другими, почище. Переулочек был обычный, средневековой, вонючий. Даже очень вонючий. Неподалёку кожевенники располагались, и оттуда шёл такой смрад, что местные ароматы просто не чувствовались. Но место было доходным: недалеко от городской ратуши, но не на видном месте. Самое оно, чтобы спроворить нужный документик. Начиная от договора и кончая доносом. Впоследствии удачливый книгочей получил постоянную работу, которой очень дорожил — помощник писца в суде.

Все эти подробности раскопал Левин через посредство Сноубриджа, который работал непосредственно с Антоном. У того в голове остались смутные образы — улочка с канавой посередине, высокие кровли, решетчатые окна с мелкими стёклышками. Стекло в Арканаре делали очень давно, по старинным эсторским рецептам, и стоило оно тем дороже, чем больше был стеклянный лист — так что выгоднее было делать ячеистые рамы

Пёс! Вот опять этот левинский стиль лезет! Длинная такая фраза, извилистая! Ну вот как, как она из меня выползла?! Хорошо хоть, вовремя заметил и прибил. Жаль, не могу стереть. Так она и будет болтаться, как оборванный провод в силовой схеме. Болтаться и искрить.

И вообще, какого пса Борька интересовался производством стекла в Арканаре этом дурацком? Вот это — к чему?!

Хотя — чего это я? Он же психолог. Более того, психокорректор. У него и должно быть вот это самое внимание к деталькам. Потому что никогда не поймёшь сразу, что важное, а что нет. Это он мне сам объяснял. Помню, как-то раз мы с ним душевно выпили настоечки и он рассказал одну исто

Нет. Пожалуй, про это я даже здесь писать не буду. Извини, Лена.

Короче, мать Киры умерла вскоре после вторых родов. Оставив двух детей — старшего брата девочки и её саму. Умерла не родами, а от какой-то болезни. Точно известно, что не от Синей Смерти. Но от чего-то достаточно скверного, чтобы навредить плоду.

То, что с ребёнком что-то не так, заметили довольно рано. Но отец не особенно переживал по этому поводу. Мальчик-то рос нормальным пацаном, а девочка есть девочка. Пёс бы с ней, всё равно проку от неё мало.

Вообще говоря, в средневековом обществе таким, как Кира, могло и повезти. В особенности — если, помимо умственной отсталости, они отличались ещё и каким-нибудь забавным уродством. Дураки и дуры, развлекающие благородных донов или просто богатых людей, могли провести свою жизнь в тепле и сытости. Но Кире это не грозило. Девочка была так себе, обыкновенной, ещё и рыжей, а рыжих в Арканаре сторонились. К тому же она была тихой и боялась людей. Её и не особенно обижали — неинтересно было. Симптомы на лице были не особо заметны. Если бы не вечно открытый рот и слюни на подбородке. Но этим в Арканаре было трудно кого-то удивить. Эка невидаль.

Говорить она не умела, только мычала. Понимала простейшие приказы. Умела стирать: это отец в неё вбил. Гладить уже не могла — всегда обжигалась утюгом. Вообще очень боялась огня: в раннем детстве какой-то знахарь пытался лечить её прижиганиями.

Всё свободное от стирки время Кира проводила на улице. В грязных тряпках, босая, вонючая. Выпрашивала еду: дома кормили по остаточному приницпу — что не доели сами, то отдавали ей. Возможно, поэтому она выросла маленькой, узкобёдрой и безгрудой. В отличие от сверстниц, питавшихся получше — и к пятнадцати годочкам уже ходивших с сиськами навыкат. Хотя, может, дело в наследственности… Так или иначе, Левин считал, что для Малышева это имело значение. Вряд ли он смог пожалеть сисястую и задастую девку.

Антон-Румата жил за две улицы от дома родителей Киры. Её саму он видел довольно часто и внимания не обращал. Дурочка и дурочка, часть пейзажа. Такая же, как нищие, воры, сутенёры, головорезы и прочие явления жизни.

Но однажды какой-то пьяный урод на дурочку польстился. И выбрал неподходящее место и время — прямо под окнами дома Антона. Который как раз предавался самотерзаниям в связи с Уно и прочими такими вещами. Тут он услышал крики. Спустился вниз, пьяного урода отправил отдыхать в канаву с нечистотами, а девочку успокоил и купил ей сладкую лепёшку.

На следующий день она пришла на то же место и стала ждать. Он вышел и снова купил ей лепёшку.

А где-то дней через десять послал запрос на Южный Полюс — биологические пробы, съёмки, общее описание болезни и вопрос: можно ли что-то сделать.

Ответ пришёл через неделю. К просьбе Антона отнеслись с пониманием, материалы изучили. Сообщили, что умственная отсталость девушки вызвана не генетическими факторами. Вероятно, мать во время беременности перенесла какое-то заболевание. Не исключён также фактор недоедания и т. п. Всё это поддаётся лечению, в том числе на месте. Так как — в отличие от оружия и транспорта — медицинские технологии земляне могли использовать без особых ограничений. Правда, помощь требовала регулярных процедур, а также внимания и длительного общения с пациенткой. Такими средствами её можно поднять до уровня относительной вменяемости. Полная реабилитация требовала принципиально иного уровня вмешательства. Что было возможно только на Земле.

Антона это не остановило. Он твёрдо решил вылечить маленькую дурочку. Впрочем, не такую уж маленькую, Кире было восемнадцать лет. Просто по уровню развития она была очень маленьким глупеньким ребёнком и вела себя как очень маленький глупенький ребёнок.

Так или иначе, Малышев ответил, что намерен заняться лечением девушки, готов проводить все необходимые процедуры, уделять внимание, общаться, и так далее. И попросил, чтобы его снабдили всем необходимым.

Врачи с Базы были, разумеется, настоящими гуманистами. Так что через некоторое время Антон получил несколько посылок. Где находилось всё необходимое. Начиная с пневмошприца и набора нейрогенных препаратов. И кончая простейшим ментоскопом для контроля результатов.

Сначала к увлечению Антона все отнеслись сугубо положительно. В самом деле: человек тратит силы и время, чтобы лечить больного подростка. Фактически ребёнка. Дети — это святое. Всё просто, понятно и очевидно. Даже Александр Васильевич Кондорский, считавший, что Малышев разбрасывается, воспринял новость скорее положительно. «Может, он хоть так поймёт, что такое ответственность за человека», — пробурчал он. Бунге эти слова сохранил в одном из своих отчётов.

Потом выяснилось, что с этим благим порывом сопряжены определённые проблемы.

Для начала отец девочки, до сих пор относившийся к ней по принципу «жива и ладно», вдруг заявился — вместе с сынком — к благородному дону с какими-то непонятными претензиями и требованием денег. Румата долго не понимал, в чём дело и с чего это они вдруг так обнаглели. В конце концов выяснилось, что дорогие родичи решили, будто их дитя используется благородным доном в каких-то грязных целях. То ли для извращённых удовольствий, то ли, того хуже, для колдовства. О чём и собирались донести. Благо, возможности к тому были: отец девочки регулярно переписывал протоколы допросов из Весёлой Башни и многих там знал, а сынок состоял в охранном отряде на сержантской должности.

Антон, услышав такое, разъярился. И отчасти испугался: по арканарским меркам, обвинение в колдовстве было довольно серьёзным. Но разъярился он всё-таки больше: сама мысль, что он занимается с больной девочкой какой-то гадостью, была оскорбительна даже по арканарским меркам. Так что он включил по полной благородного дона, а папаша с братцем вылетели вон впереди собственного визга. Особенно папаша. Благородный дон пообещал ему в случае малейшего подозрения в доносительстве оформить его как ируканского шпиона, а также качественную следственную работу, и как результат — квалифицированную казнь не менее чем второй ступени. То же самое он посулил за малейший вред или хотя бы неуважение к самой Кире. При этом называя правильные имена палачей и дознавателей и демонстрируя хорошее знакомство с бытом и нравами Башни. Переписчик, знающий тему, понял, что благородный дон не шутит… Так что с этого момента домашние боялись Киру и пальцем тронуть.

На тот момент девушка уже почти прошла полноценный курс нейротерапии. Внешние признаки умственной отсталости почти исчезли. Рот закрылся, слюна течь перестала. Девушка начала говорить и понимать сказанное. Правда — на уровне земной девочки пятилетнего возраста. Поэтому разговоры с Кирой у Антона были примерно такие: «Почему ты плакала? — Плакала. — Кто тебя обидел? — Никто не обидел. У тебя глаза усталые. — Чего ты хочешь? — Увези меня отсюда. — Мы обязательно уедем. — Далеко? — Очень далеко.» Такие содержательные диалоги Антон мог вести долго, особенно во время медицинских процедур. Но ему, похоже, это нравилось.

Однако пора было что-то уже и делать. То есть отправлять Киру на Землю для окончательной реабилитации. Но с этим Антон как-то не особо торопился. Когда коллеги по Группе — особенно Павел Бунге — интересовались, что он собирается делать со своей подопечной, Антон отвечал уклончиво.

Проблема состояла в том, что Малышев очень сильно привязался к Кире. Причём именно к такой, какой она тогда была: недоразвитой, зависимой и любящей. Антона она не то что любила, а — боготворила. В самом прямом смысле слова. Ну то есть считала или богом, или, как минимум, могущественным добрым волшебником. Кто он и чем занимается на самом деле, она понять не могла и не пыталась. Просто любила и ждала. Ждала и любила. Чистой детской любовью. У Антона просто не хватало духу себя этого лишить.

Он понимал, что поступает не очень хорошо. Во всяком случае, он посылал на Базу запрос: можно ли сделать перерыв между окончанием курса лечения девушки и её отправкой на Землю. Получил ответ: можно. Если проводить несложную профилактическую терапию, то состояние Киры будет оставаться стабильным как минимум лет десять. Возможно даже некоторое улучшение в связи с обогащением жизненным опытом.

Малышев за эту мысль ухватился. И попытался учить Киру грамоте. Выяснилось, что девушка любопытна и старательна, но учиться не может: не хватает внимания и усидчивости, плюс проблемы с памятью. Всё-таки нормальным человеком — даже нормальным ребёнком — она так и не стала.

Тогда Антон пошёл на крайние меры. А именно — воспользовался ментоскопом, чтобы вложить в неё грамоту. При этом за помощью на Базу не обращался. Видимо, понимал, что его действия не вызовут одобрения. Более того, он тщательно скрывал сам факт имплантации.

Что важно. Как я уже говорил, ментоскопистом Малышев не был. То есть он умел делать самые элементарные вещи, и к тому же плохо. Насколько плохо, мы знаем: Ян Сноубридж, который работал с сознанием бывшего дона Руматы, был просто в ужасе от того, что он с собой сотворил. У Левина осталось в памяти сравнение — «это как делать операцию на сердце садовым секатором». Создать обучающую СНВ было далеко за пределами его возможностей. И уж тем более — адаптированную к сниженному интеллекту.

Левин считал, что пасынку помог Званцев. Который как раз должен был очень хорошо разбираться в ментоскопии. И в особенности — в СНВ. Он сам готовился к массовой закачке самой разнообразной информации. Причём к закачке в совершенно неподготовленные головы. Обучалка грамоте на уровне «читать — писать — считать» у него была, скорее всего, приготовлена заранее. Наверняка в нескольких вариантах, не исключая и варианта «для совсем уж дураков». Адаптировать это дело для умственно неполноценной, но пролеченной девушки было для него вполне доступно.

Эта же версия объясняет и секретность. Званцев блюл конспирацию. Правда, он не мог успешно скрывать свою деятельность без помощи Антона, который его всяески прикрывал. Но именно поэтому он был ему кое-чем обязан и всякие несложные просьбы старался выполнять. Но, конечно, требовал от пасынка, чтобы тот никак и ничем его не выдал.

В общем, Кира читать научилась. И сбежала из дому.

И вот опять же! Нормального средневекового ребёнка годкам этак к десяти если чем и можно удивить, так это добротой. А вот ужасов и жестокостей он уже навидался. Но бедная дурочка жила как в вате. Что вокруг творится, она просто не понимала. Отец водил её с собой на публичные казни — Кира запомнила только то, что там очень страшно кричат, а все смеются и улюлюкают. Чем занимается папаша и братец, она и вовсе понять не могла. Для неё это были родные люди, которые её кормили. А тут она стала прислушиваться к разговорам родных. Которые те привыкли вести, не обращая внимания на дурочку. Потом заметила, что братец с приятелями регулярно притаскивают домой каких-то людей и их там избивают. Наконец, стала совать нос в перебеляемые отцом бумаги — которые отец от дурочки не прятал. Что и послужило последней каплей. Протоколы допросов под пыткой — чтение не для слабонервных.

От всех этих открывшихся ужасов она сбежала к единственному человеку, которому верила безоговорочно. То есть к доброму дону Румате.

Очевидно, решений в такой ситуации было только два. Или немедленно отправлять девочку на Базу, а потом на Землю. Или же — вернуть девочку родителям. И начать её постепенную адаптацию к окружающему миру. Который — ну вот такой, да.

Первое решение было гуманным и справедливым. Но предполагало немедленное расставание навсегда. Именно навсегда, потому что после жизни на Земле и окончательного излечения Кира стала бы совершенно другим человеком. Возможно, она сохранила бы какие-то тёплые чувства к своему спасителю. Но это же совсем не то… Второе решение — скверное, но по-своему честное — предполагало, что общение какое-то время сохранится. Но девушка, привыкая к арканарской реальности, тоже изменится. И не в лучшую сторону. Это Антона категорически не устраивало.

Поэтому он поступил как тот мальчик, что не хотел расставаться с птичкой. То есть поселил Киру у себя.

В книжке Антона этот эпизод есть. Правда, в голове у него это событие уплыло далеко вперёд — то есть в самое начало Арканарской резни. На самом деле Кира уже успела пожить в его доме. И познакомиться с другими его обитателями. Что и привело к тому, к чему привело.

На что Малышев рассчитывал? Сноубридж считал, что никакого расчёта за этим вообще не было. Антон просто не захотел расставаться с девушкой. Как с любимой вещью или домашним животным. И про последствия не думал.

Левин предположил другое. По его мнению, Малышев был неплохо осведомлён о планах отчима. И знал, что порядки в Арканаре скоро изменятся. Кроме того, Званцев был биологом и имел качественное медицинское оборудование. Какое именно, мы не знаем, но Малышев-то знал — ведь это он провозил его контрабандой. Так что он мог рассчитывать на помощь отчима в лечении девочки. На самом деле, конечно, Званцев, с его-то великими планами и нехваткой времени, такой ерундой заниматься не стал бы. Но Антон вряд ли это понимал… Так что какие-то осмысленные планы у него были.

Вот только в своих расчётах он почему-то не учёл, что живёт не на облаке. Что и сыграло свою роковую роль, как выражается Славин в таких случаях.

День 143

Странное какое-то состояние. Весь день тянет в сон, а спать не хочется. У меня уже такое было, только наоборот. Тогда я спать хотел, но от страха просыпался. А сейчас — сна ни в одном глазу, но к подушке тянет ощутимо. Даже как-то слишком.

Но я спать не хочу. Особенно после таких снов, как сегодня. Записывать не буду. Опять про руку возле детонатора и зверей около двери. Звери около двери. Звери около двери. Они вошли и уби

Перечитал. Очень жаль, что не могу стереть. Вот каждую букву бы ногтем соскрёб с экрана. Кстати, ногти надо постричь. Ладно, сегодня займусь.

Собственно, вопрос в чём: у меня уже психика поплыла или это какое-то внешнее воздействие? После сна с убойной командой и предыдущими моими мучениями по этому поводу я уже ничему не удивляюсь. Ну то есть удивляюсь, конечно, но понимаю, что не стоит. Поздно мне уже удивляться.

Ну хорошо. Будем рассуждать рационально. Кто-то — а это может быть только Левин, ну или его новые дружки-лаксиане — пытаются через меня пропихнуть информацию. Почему через меня — непонятно. Я вообще-то сижу невесть где, смогу ли передать эту информацию кому-то — неизвестно. Хотя, может, эти золотистые товарищи меня всё-таки отсюда вытащат? Ой, не верится мне что-то. Они сюда и пробиться-то могут с трудом. Им это… с чем бы сравнить-то… ну как пытаться иголкой длиной с километр ковыряться в дырке, куда эта иголка еле-еле пролазит. И этой иголкой пытаться что-то там уколоть. Только тут всё ещё хуже.

И главное — почему я? Потому что Левина освободил? А нельзя было просто сказать спасибо и подарить что-нибудь ценное? Да хоть трубку янтариновую. Или ещё двадцать лет активной жизни. Да, знаю, лемма Пошибякина, но они-то могут? Или не могут? Есть же у нас всякие долгожители? И что-то мне не кажется, что дело только в релятивистских эффектах, которые их так хорошо законсервировали. Вот тот же Славин. Милейший человек, умница, оптимист, много чего знает. Вот только он с «Таймыра». А «Таймыр», между прочим, стартовал 7 ноября 2017 Ʉ. Вот и сами посчитайте, сколько ему лет.

По виду, кстати, не скажешь. Ну не то чтобы бегает, нет. Но… живой такой. С красивой сединой. Рыжие красиво седеют. Я, правда, думаю, что он подкрашивается. Ну идёт человеку седина. Чего уж.

Ладно, это что-то я отвлёкся. А сверху там болтается бредятина. Считай, Лена, что это не я писал.

Но сейчас пишу — я. И вмешательства в свой текст не потерплю. Я, между прочим, вышел на ту самую историю. И намерен её, наконец, рассказать. Ну, в том виде, в котором её реконструировал Левин.

Вот только съем чего-нибудь. И продолжу.

День 143

Сделал себе чизкейк с вишней. И кофе. Кофеина добавил щедрой рукой. Чтобы сердце стучало как молоток и из носу пар шёл. Ну, как в Риме, в Caffé Greco. Там такой кофеёк наливают — от пары чашечек закачаешься. Если сердце слабенькое, конечно. Но это действительно кофе.

Что любопытно. По Риму исламисты отработали отдельно, высокоточными импульсами. От Ватикана ничего не осталось, от Форума — совсем ничего. А вот Caffé Greco так и стоит. Славин говорил как-то, что это кафе любил аль-Махди. Ну, когда его звали Андреас Шульце и он учился в Сорбонне. А в Рим ездил, чтобы попить кофе и посидеть с книжкой у фонтана.

Конечно, у меня в «Поварёнке» не тот кофеёк, что в Caffé Greco. Так, жалкое подобие. Но спать после него не хочется, а это для меня сейчас важнее.

В общем, я вроде все детальки рассказал. Можно и приступить.

События, приведшие к кризису на Авроре, начались с совещания. С участием Бунге, Кондорского и Малышева.

Напомним время. Совещание состоялось 12 апреля. То есть у землян был понятно какой праздик. А в Арканаре и Ирукане начиналась предпраздничная неделя. Интересно, кстати, что семидневный счёт в Эсторе и Запроливье имел место. Правда, недели считались до святых дней. В данном случае ждали дня святого Мики. Ну то есть прежде всего ждали халявы от Ордена. И дождались, вот только не совсем той, какой хотели.

Напомню сначала тогдашнюю обстановочку в Арканаре. Если коротко — все ждали событий. Причём со дня на день. Особенно те, кто эти события готовил.

Король Пиц Шестой готовился к самому ответственному театральному выступлению в жизни. А именно — он должен был умереть, да так, чтобы в это поверили. При этом предприняв все возможные и невозможные меры, чтобы не умереть на самом деле.

Непосредственный исполнитель королевского замысла, доктор Будах, сидел в Весёлой Башне и варил очень сложное зелье, которое должно было погрузить короля в кому. Ему, правда, предоставили все условия, включая дюжину людей, очень похожих на короля возрастом, телосложением и болезнями. Не исключено, что кто-то из них состоял с королём в родстве. Сноубридж, пытаясь выудить из головы Антона хоть что-нибудь ценное, нашёл смутное воспоминание — вроде бы куда-то исчезли два благородных дона, которых все считали бастардами Пица Пятого. Причём исчезли, что называется, с концами — их никто не видел и не слышал. Вполне возможно, что оба пошли на опыты. Сам Будах ничего о своих жертвах не знал. Он вообще не любил общаться с подопытными. А вот требовалось ему их много. Добрый доктор слишком хорошо знал, что сделают с ним самим, если он ошибётся в дозировке или переложит не того зелья, и король умрёт. Ровно то же самое его ждало, если бы придворные знахари поняли, что король жив. Впрочем, вопрос с придворными знахарями обещал решить дон Рэба — и он же показал доктору местные пыточные застенки. Доктор, конечно, не стал бы умирать под пыткой — у него было достаточно медикаментозных средств, чтобы этого избежать. Но умирать пришлось бы в любом случае, а Будах собирался ещё пожить. И написать ещё несколько архиполезных книжек по специальности.

На дона Рэбу было возложено непосредственное руководство операцией. Что он, скажем так, несколько нервничал — понятно.

Свои планы были у «барона Пампы», то есть Званцева. К тому моменту он, судя по мелким косвенным уликам, уже опробовал своё средство на людях. Конкретно — на монахах Ордена. Результаты, видимо, чрезвычайно воодушевили и его самого, и орденское начальство. Изрядно подраспутившиеся монахи вдруг стали демонстрировать такое рвение, что и Святой Мика обзавидовался бы.

Напоминаю. Реморализатор, каким его создал Окада, оставлял человеку подобие земных радостей и горестей. Ну то есть забыть поесть или там поспать — этого с модифицированными всё-таки не случалось. Даже секс был им как минимум не противен. Но всё это меркло перед главным счастьем — делать то, что считаешь правильным. Что монахи считали правильным — понятно. То, что они не всегда этому следовали, было связано с тем, что плоть слаба. После обработки реморализатором на плоть можно было вообще не обращать внимания. Или обращать ровно столько, сколько нужно, чтобы быть способным на Достойные Дела. Кстати, себе Званцев реморализатор не вводил. Не потому, что не хотел осчастливиться на подобный манер — а потому что ждал и маскировался. Ну то есть ему нужно было ещё немного поизображать из себя натурального барона Пампу.

Бароны, а также и прочие благородные доны, тоже чего-то ждали. Некоторые даже догадывались, что их будут бить. У кого были свои воины — те раздали им оружие и объявили готовность номер один. У кого не было — те нанимали дюжих молодцов или сбивались в стайки. Боялись они прежде всего «серых рот», ну и вообще организованного простонародья.

«Серые», в свою очередь, готовились резать книгочеев и благородных. При полнейшей поддержке и симпатии городских низов. Классовую вражду в Арканаре, когда-то довольно вялую, короли подогревали давно, а уж Пиц Шестой достиг в этом деле ну просто выдающихся успехов.

Книгочеи, которых «серые» за последние полгода изрядно проредили, ничего хорошего для себя не ждали. Кто был поумнее — сбежал, кто не успел — попытался спрятаться. Те, у кого книгочеи прятались, думали в основном о том, кому можно будет продать этих людишек. Но выдавать их беснующейся толпе было не только невыгодно, но и опасно для себя лично. На это книгочеи и рассчитывали. Сидя в чьём-нибудь подполе или скрываясь в дровяном сарае за поленницей, они надеялись пережить погром — ну а там уж как получится.

Отдельной строкой шли ночные работнички Ваги Колеса. Высочайше благословенная организованная преступность намеревалась принять в намеченном действе самое горячее участие. Разумеется, не за так.

Где-то рядом маячила физиономия Араты Горбатого. Этого бы устроила любая резня, и подольше, подольше.

Были и ещё всякие игроки. Например, меднокожие варвары-наёмники, тесно связанные с Вагой Колесом. Этим простым, бесхитростным людям и особенно их вождям тоже очень хотелось принять участие в намечающемся высококультурном мероприятии. На любой стороне, лишь бы эта сторона посулила барыш и не заставляла бы делиться трофеями.

А посреди этого змеиного клубка метался ничего не понимающий Антон-Румата, пытающийся найти исчезнувшего Будаха. И не замечающего самых простых, банальных моментов. Например, слежки.

Как я уже говорил, сдал его Арата. Сдал в каком-то смысле по-честному. Ну то есть рассказал всё, что знал. Правда, байки про летающие машины и небесное происхождение дона Руматы у дона Рэбы особого доверия не вызвали. Проверить чистоту антонова золота на наличие или отсутствие незначительных примесей было и невозможно — при достигнутом в Арканаре уровне химических знаний, весьма невысоком. Да и некому было. Алхимиков, как и прочих работников реторты и горелки дон Рэба извёл вместе с прочими слишком высоко взлетевшими книгочеями. Но за Антоном-Руматой накопилось много других странностей. Например, этот хулиган и забияка никогда не посещал королевские бордели. В дружеских пирушках участвовал, но никто не видел дона Рэбу в самом естественном и органичном для аристократа состоянии — в луже собственной блевотины. Плюс привычка читать книги, даже в здоровом состоянии. Всё это наводило дона Рэбу на самые нехорошие мысли.

Не стоит забывать: дон Рэба был человеком Ордена. Он это тщательно скрывал, но он им был. И хорошо понимал, что любые отклонения от стандартного поведения объясняются чаще всего тем, что человек входит в какую-то тайную общность, которой есть чего бояться. Ну, например, в тайную религиозную общину.

Арканар был довольно-таки веротерпимым местом. Веровали люди в разное и поклонялись разному. В основном не по душевной склонности, а по установленным правилам. Проститута молилась святой Баре, потому что верила, что святая Бара помогает проституткам. Наёмник перед боем поминал Тоца-Воителя, потому что рассчитывал, что он дарует ему победу или лёгкую смерть. Аристократ с эсторскими корнями был просто обязан носить на шее изображение кота с рыбьим хвостом, олицетворящим Единое Солнце, потому что иначе все стали бы сомневаться, точно ли он эсторский аристократ. Ну а барон-землевладелец должен был иметь своё священное дерево, иначе он просто переставал быть бароном… Если человеку посчастливилось быть эсторским аристократом, землевладельцем и воином одновременно, он, совершенно не переживая по этому поводу, поклонялся всем сразу — и Тоцу, и дереву, и Единому Солнцу. А если кому-то всего этого было мало — или, наоборот, слишком много — он мог вступить в тот же Орден. Или, скажем, в Конгрегацию святого Тукки, где, кроме истинного Бога, можно было обрести ещё и отличное вино или там пиво, смотря по монастырю. Но, в общем, никто никому не мешал, веры своей не навязывал, и даже строгий Антон Малышев в своих отчётах писал, что «Империя хотя бы не поражена религиозным фанатизмом».

Было всего лишь одно исключение — полумифическое, вряд ли существующее на самом деле. Разумеется, зародилось оно в недрах Ордена. Я имею в виду «горановых братьев».

Пёссссс! Опять копаться в исторических подробностях! Ну это уже самый-самый крайний раз. Торжественно обещаю и клянусь лучшим коньяком, который я в жизни дегустировал! Лена, ты меня знаешь, это для меня серьёзно.

Постараюсь уложиться покороче. Горан Ируканск

засыпа

День 144

Да уж, поспал. Проснулся от собственного ора. Или крика? Или вопля? Ну, в общем, от этого всего и проснулся. А кричал я, потому что промахивался. И не помнил, сколько в этом дурацком «герцоге» патронов.

Кстати. Я знаю только одного человека, у которого «герцог». Это Руди Сикорски. Он его носит из эстетических соображений. Земное оружие, дескать, ужасно некрасивое. К тому же из земного пистолета нельзя пустит себе пулю в лоб или застрелить прохожего на улице. Нет, Руди никогда такого не сделает. Но он, видите ли, не любит, кога его ограничивают.

Вот ты, Лена, всех этих стреляющих-убивающих железок терпеть не можешь. И я тоже не фанат. Но в магазинах иногда смотрел. Всегда удивлялся, какие же они уродливые, эти ружья, пистолеты и вся такая прочая хрень. И обязательно идиотской канареечной расцветки. С оранжевым прикладом, зелёным стволом и какими-нибудь красными деталюшками в середине. И, разумеется, такая штука работает только в руках у владельца, и только если есть официальное разрешение на выстрел. Ну и, само собой, за каждым выстрелом следит аппаратура, а выстрелить себе в лоб невозможно даже теоретически. И вместо мозгов на стене к тебе приедут санитары.

Я, кстати, интересовался — а почему бы вообще оружие не запретить. Спрашивал, в частности, у Славина, который такие вещи то ли знает хорошо, то ли чувствует тонко. Славин усмехнулся и сказал — а это чтобы сами делать не пытались. Технологии-то известные. И настолько простые, что прикрыть их нет никакой возможности. Так что лучше уж не будут мастерить пукалки, видя, что в магазине лежит плазма с прицелом и всё такое прочее. А что уродство — это чтобы брали только те, кому очень нужно или очень хочется. Охотнику на тахоргов лучше иметь своё оружие, пристрелянное. Или фанату биатлона. Этим уже всё равно, как их оружие смотрится. Им важна дальность, кучность, или что там ещё.

У Сикорского же — «герцог» 26-го калибра, дивной элегантности вещь, которой к тому же можно пользоваться как угодно, хоть в стене делай дырки, хоть в собственном черепе. Потому что на Саракше, откуда он эту красоту вывез, никаких сенсоров не знают и знать не хотят.

А всё потому, что Сикорский в своё время обзавёлся одной справочкой, которую теперь уже хрен получишь.

В чём тут дело. Лет пять назад несколько параноиков из Космофлота при поддержке Махиро Синода чуть было не протащили через Мировой Совет запрет на владение рукотворными артефактами иных цивилизаций. Вот именно в такой формулировке. Основания — несколько несчастных случав, произошедших с людьми, таковыми артефактами обладавшими. Нашли, типа, опасность.

Я список этих случаев видел, между прочим. Одиннадцать эпизодов на всю Землю и Внеземелье за год. Смертельных — два. Оба — от идиотизма. Какая-то домохозяйка получила от сына-раздолбая из ГСП подарочек — красивый такой светящийся шарик. Вообще-то это был хаттифнаттский энергетический элемент, в котором остались следы заряда. Счастливая мать шарик не так сжала, он и разрядился. Расследование показало, что парень нашёл в космосе обломки хаттифнаттского корабля, что-то оттуда утащил и не доложил куда следует. Ну то есть нарушил заведомо. И этого кретина ещё с трудом удержали от попытки суицида. Ну, психокоррекцию провели, конечно. И пилотские права отобрали. Что сказать? Бывает.

А второй случай вообще курам на смех. Старичок стапятидестишестилетний — и немножко уже с потёкшей крышей на почве возраста — уверовал в гомеопатию и лечился ядами. Ну, сверхмалыми дозами. Когда от исходного вещества десяток молекул остаётся. Близкие про это его увлечение знали, относились снисходительно. И вот однажды его коллега, прогрессор, привёз со своей планеты какой-то яд, который местные дикари делают. Так себе ядок. Единственное что — без цвета и запаха. Дедушка, в общем, колбочки перепутал. Мог бы и другие перепутать, но перепутал вот эти… Вот и все случаи.

Но какое это имеет значение, когда работает логика системы? А логика системы одна: надо всё время что-нибудь улучшать. То есть повышать контроль и безопасность. А когда повышать уже некуда? Придумать повод и повысить. Что-нибудь запретить, ограничить и так далее. Будут недовольные? Отлично, будем ещё и с недовольством бороться, это ещё больше работы, ещё больше контроля, ещё больше безопасности. Ну или придётся сдать назад. Но система назад до конца не сдаёт. Если что-то можно было просто так, а потом это запретили, то дальше, если и разрешат — то с кучей справок и документов.

Но в данном случае товарищи перестарались. Потому что со своим рвением не по уму наступили на интересы миллионов коллекционеров. В том числе — людей достаточно влиятельных. Которым совершенно неинтересно лишаться коллекции янтариновых трубок из-за того, что несколько ретивых карьеристов и один старый губошлёп решили ещё что-нибудь поконтролировать и обезопасить. В результате инициативщиков завернули. Говорят, сделал это лично Горбовский. У которого, по слухам, на даче только нужник янтарином не отделан, а спальня «голубым салом» устлана. Я, впрочем, не видел, так что это, может, и враньё. Но коллекции у него богатые. Вот он-то и проворчал со своей кушеточки — «я не хочу, чтобы какие-нибудь септические заявились ко мне с инспекцией».

Однако был такой момент, когда казалось, что эти ребята своего добьются. Потому что на их стороне была логика системы, а это сила страшная. Соответственно, все высокопоставленные коллекционеры бросились обзаводиться особыми разрешениями на обладание инопланетными артефактами. И им эти справки очень легко выписывали, потому что с той стороны тоже коллекционеры сидели.

Так вот, под это дело Сикорски, напрягши все связи, выбил себе страшной силы документ. Позволяющий ему обладать любыми инопланетными артефактами, кроме «красной» и «оранжевой» категорий. Личное оружие к этим категорям не относится. Оно проходит как «жёлтое» — типа как лазерный резак или сварочный аппарат. Ну и, соответственно, теперь наш Руди теперь расхаживает с «герцогом». Естественно, вещь скрытого ношения. Но все знают, что у него он есть.

Всё это, конечно, очень интересно. Вопрос: мне-то почему снится, что я стреляю из «герцога»? Причём в человека? Потому что рука явно человеческая. Дальше я, к сожалению, не вижу. Или вижу, но не запоминаю. Но стреляю я именно туда. И ору. Хотя не должен — в этом-то я уверен. Орать не должен, а не стрелять. Стрелять-то я как раз должен, потому что иначе он реализуется, а потом откроет дверь, и оттуда

Хватит! Всё! Я не хочу, слышите — не хочу! Я. Не. Хочу. Ничего. Этого. Видеть. И. Знать. Не лезьте ко мне с этим. Обратитесь к тому же Сикорски, это по его части. Мы тут про Горана Ируканского как раз начали. И продолжим, кстати. Вот прямо с этого места и продолжим.

Горан Ируканский был землевладельцем, аристократом и богатым человеком. Несмотря на популярность в Ирукане культа святого Мики и растущее влияние Ордена, он оставался верен традициям и родовому дереву. Он любил изловить на своей земле чёрных монахов и как-нибудь над ними подшутить. По арканарским меркам — почитай что беззлобно: подержать несколько дней в подвале на солёной рыбе, заставить друг друга выпороть по-братски, или просто напоить до полусмерти, вином или чем-нибудь ещё — это, можно считать, пустяки. Наказывал всерьёз он только тех, кто не понимал его шуток. Однажды ему попался упрямый монах, который не хотел пить ослиную мочу. Горан, естественно, распорол ему живот и всыпал в кишки красных муравьёв. Монах скончался довольно быстро, а ночью приснился Горану и поведал ему, что он — святой Мика, и более того — бог.

Такая доктрина была чем-то новым. Эсторцы и жители Запроливья чётко разделяли бога — который, по всеобщему мнению, был невидим и не имел ничего общего с плотью — и всё материальное, от святых деревьев до святых людей. Да, кстати, перевод «святой» по отношению ко всем поклоняемым предметам — очень неточный. В арканарском был префикс «сау» — неопределённое обозначение превосходства по какому-то параметру, что-то вроде «сверх» или «супер». Чтобы уточнить, что именно имеется в виду, использовались суффиксы окачествования. Например, «сау-да» означало «больший», «сау-на» — чётче различимый, слышимый или обладающй более резким вкусом, а «сау-ко» — лучший в моральном смысле. Однако это слово применялось и без уточняющих суффиксов, когда речь шла о предметах или людях, достойных поклонения. Если «саударон» означало «великан», а «саукорон» — «добряк», то просто «саурон» значило «святой», буквально — «сверхчеловек». Ну то есть человек, прославившегося чем-то таким, что заслуживало, по мнению арканарцев, поклонения. Например, святому Тукке приписывали, будто он простоял двадцать лет с камнем на голове. Про святую Бару рассказывать не буду, извините… Бог же считался иным существом, чем люди, и имел особое имя — «моргот». Причём слово «морготрон» обозначало не богочеловека, а жреца или священнослужителя.

Хотя не всё так просто в арканарском языке. Левин вот запомнил, что «кули» по-арканарски — задница, а «саукули» — не суперзадница, а вовсе даже нужник. Кстати, «саудакули» — действительно, «большая задница», «саунакули» — видная задница, а вот «саукокули» — извращенец. Вот так вот.

Тем не менее, приснившийся Горану Мика изложил именно такую экзотическую доктрину: он назвался не «сауроном», а «морготом», заявил, что все истории про его молодость — сказки, и что он спустился с неба прямо в Питанские болота. Дальше он рассказал много чего интересного, что Горан впоследствии изложил в своей книге «История Пришествия». Впоследствии проклятой всеми церквями Запроливья и запрещённой светскими властями в Ирукане и Арканаре.

Но пока до этого было далеко. Горан, удостоившись откровения, бросил прежнюю жизнь и вступил в Орден. Поскольку он отдал Ордену всё своё имущество — а его было много — в Ордене отнеслись к нему хорошо. Потом, однако, выяснилось, что он слишком усердствует в праведной жизни и проповедует нечто несуразное. Горана подвергли орденскому суду. Ему дали возможность защищаться. На защите он — скорее пламенно, чем внятно — изложил суть своего учения. Это он сделал совершенно зря. Его развели простейшим способом — спросили, были ли грязными ноги у бога, когда он выходил из болот. Святой Мика упоминал о своих грязных ногах в начале своей очень известной проповеди: «Когда я вышел из Питанских болот, мои ноги были в грязи, но душа очистилась от грязи». Поэтому Горан ответил, что да, были. Тогда его передали ируканским властям как богохульника. По представлениям ируканцев, говорить о богах неуважительно было опасно для общества в целом, а назвать бога грязным было классическим, буквально из учебника для законоведов, образцом оскорбительного и богохульного высказывания.

Светские власти — то есть тогдашний герцог Ируканский и его ближние — Ордену благоволили, но и побаивались. Особенно они не любили ситуаций, когда Орден пытался от кого-то избавиться его руками. Уже были прецеденты, когда казнённый светской властью впоследствии вдруг оказывался праведником, несправедливо претерпевшим. Герцог воспринимал всё это как лишние проблемы. Причём — для себя лично. Поэтому он не стал спешить с казнью, а посадил Горана в тюрьму. Где ему, как благородному, разрешили известные послабления. Например, выделили отдельную камеру с окошком — это была, по арканарским меркам, невероятной роскошью — и позволили держать при себе книги, пергамент и письменные принадлежности. Там-то Горан и написал «Историю Пришествия». Книга каким-то образом была передана на волю и начала распространяться. Орден выступил с новой жалобой. Тут уж герцог был просто вынужден этого самого Горана сжечь, вместе с обнаруженными экземплярами его сочинения.

Остались ли у Горана организованные сторонники? Трудно сказать. Очень уж экзотическим было его учение и очень уж прозаической оказалась судьба его основателя. Однако именно в этот момент руководство Ордена затеяло небольшую чистку рядов. Обвинение в «следовании горановой ереси» было не хуже прочих. Все кто надо под пытками сказали всё что надо — и были казнены как полагается.

С того самого времени внутри самого Ордена зародилась легенда о «горановых братьях». Приписывали им разное, но в основном легенда крутилась вокруг накопляемых ими богатств, связей с дьяволом, а также их ложного благочестия. По легенде, они соблюдали все заветы святого Мики, чтобы тем самым его превзойти и посрамить. По другой легенде, дьявол требовал от «горановых братьев» послушания, целомудрия, а собственностью позволял владеть лишь внешне, по виду. Он даже запрещал своим последователям убивать и быть причиной убийства — взамен того беря на себя расправы с врагами своих подопечных. Рассказывали также о тайных оргиях в пещерах под землёй, о страшных клятвах, о сосудах из черепов и прочих ужасах. Ну и, естественно, о планах страшной мести Ордену в целом и его верхушке в особенности.

А то, что их никто до сих пор не смог выловить и извести, только убеждало в чрезвычайном их могуществе.

День 144

Да, всё тот же день. Нет, писать не собирался. Лёг спать. Проснулся через две секунды. Или три. Что видел — неважно. А важно то, что мне это зрелище никуда не упёрлось. Вытащите меня отсюда, тогда я готов это ваше кино смотреть. Смотреть, говорю. Потому что я никого убивать не намерен. Ну то есть больше не намерен. Я случайно убил человека, и знаете что — с меня этого хватило на всю оставшуюся жизнь. И этого вашего я убивать не буду. Будь он хоть воплощённым злом. Кстати, с воплощённым злом я тоже иметь дела не намерен. Не видит оно меня — и отлично.

Давайте-ка лучше всё-таки про Арканар.

Неизвестно, верил ли дон Рэба в существование «горановых братьев». Вряд ли слишком: он был человек практический. С другой стороны, он понимал, что и жизнь сложна и в ней бывает разное. А благородный дон Румата неплохо подходил под описание высокопоставленного «брата». Включая даже такую тему, как неучастие в убийствах и нежелание быть их причиной. За Руматой числилось сто восемьдесят шесть дуэлей — без единого убитого, только переломанные кости и отрезанные уши. Плюс ещё Арата со своими россказнями. В которых вдруг что-нибудь да есть?

Кстати, тоже вот тема.

На самом деле Антону убивать приходилось. Жить в Арканаре так, как он жил, и никого не убить — ну очень сложно обойтись без кровопролития. Так что нескольких человек он всё-таки зарубил. Начиная от уголовников, несколько раз пытавшихся напасть на припозднившегося благородного дона, и кончая благородными донами, слишком глубоко сунувшими нос в его дела. Но вот конкретно насчёт дуэлей старшие товарищи вдолбили ему: а вот этого не надо. Потому что даже самая честная дуэль, кончившаяся чьей-то смертью — это проблема. С семьёй убитого, с друзьями и родственниками, но что самое неприятное — могут начать решать вопрос на уровне семей, то есть наябедничать в метрополию. Липовая легенда Руматы Эсторского могла и не выдержать такого тычка. Антон внял. К тому же ему вообще не нравилось убивать, не было у него этого. Так что он честно старался во всех случаях обходиться без крови, а на дуэлях обходился нанесением мелких увечий. Однако в поле зрения дона Рэбы попали в первую очередь именно дуэли.

В общем, первый министр заинтересовался благородным доном и решил разузнать о нём побольше. Для начала — запугав и перекупив всю антонову прислугу.

Надо сказать, Антон к этому был морально готов. Он уже достаточно пожил в Арканаре, чтобы понять: у его людей не было никаких оснований быть ему верными. Прежде всего — они его не боялись. А вот попасть в Весёлую Башню они боялись очень сильно, и поделом. Далее, получаемые ими материальные блага они воспринимали как нечто естественное — поскольку он их не гонял, не наказывал и не требовал отчёта за каждую копеечку. В результате они считали его дураком, обворовывали как только могли, но заработать ещё немного на нём же — и при этом оказать услугу людям по-настоящему страшным — считали вполне естественным делом. Особенно старался Уно: мальчик был ушлый. Единственной, кто оказалась совершенно непригодна для таких дел, была Кира: она просто не понимала, чего от неё хотят. Потом ещё пожаловалась Антону, что приходили плохие люди и говорили какие-то скверные слова. Недолгие расспросы картину прояснили. Антон дурочке сказал, чтобы с плохими людьми не разговаривала, а сам стал несколько осторожнее. Будучи при этом уверенным, что слуги тупы и ничего толком не знают и не помнят.

Однако слуги знали и помнили довольно много. Например, как хозяин приволакивался домой пьяным в зюзю, уединялся в кабинете — и через пять минут совершенно трезвый, как огурчик, твёрдым голосом раздавал распоряжения и твёрдой рукой — подзатыльники. Или — как он простым наложением рук вылечил старого Мугу от болей в суставах. Или — как лечил ту же Киру, в результате чего больная на голову девочка обрела какой-никакой рассудок. Или — что всё время моется, чистится и чуть что требует себе свежей рубахи и стиранных простыней. Это их удивляло даже больше, чем любые чудеса. И очень встревожило дона Рэбу. Который привык считать, что повышенное внимание к чистоте — признак или сумасшествия, или какого-то религиозного обета. Сумасшедшим Румата не был.

Но самой главной уликой против него стало то, о чём Антон совершенно не думал. Слуги очень хорошо умели считать в уме и кажый грошик запоминали. Через того же Мугу проходили почти все домашние расходы. Так вот, из показания Муги следовало, что благородный дон тратит на себя раз в десять больше, чем позволяют себе люди его положения и состояния. Причём тратит, сам того не замечая. При этом многие вещи деваются неизвестно куда. Однажды Румата купил целую корзину древних рукописей, заплатив за них какую-то несуразную сумму. Через неделю их в доме не было. В неизвестность отправилась и коллекция древних мечей, и варварский божок из мутно-зелёного камня, за которого меднокожий торговец получил целое состояние… С другой стороны, к вещам бытовым благородный дон относился как к мусору. Хитрый Уно нарочно перестал отдавать бельё в стирку, дожидаясь, пока беспечный хозяин с криком «что это за грязная тряпка?!» в очередной раз не порвёт и не выкинет полотенце или простыню. Уно подбирал обрывки, а его подружка и подельница, ложкомойка Ари, их стирала, сшивала и продавала на местном блошином рынке. Приварок был небольшой, но тоже не лишний.

А вот это было уже серьёзно. Дон Рэба ни разу в жизни не видел богатого человека, с такой беспечностью относящегося к собственным деньгам. Не кутилу, не мота, а именно относящегося беспечно. К своим деньгам так не относятся. Только к чужим. И только в том случае, если человек не может их украсть. Например, потому, что состоит в организации, плохо относящейся к частной собственности. Причём такой организации, из которой нельзя выйти.

Поэтому дон Рэба решил выяснить, существует ли Румата Эсторский на самом деле.

Глава семейства Румата-но-Эстор, когда на него вышли агенты дона Рэбы, сначала чрезвычайно оскорбился предположением, что он будет обсуждать с посторонними сугубо семейные дела. Оскорбление он предложил смыть золотом, назвав совершенно несуразную сумму. Однако рыльце у почтеннейшего Руматы-но-Эстор было в пушку, а деньги имеют отвратительное свойство деваться неведомо куда. И как раз в этот момент у благороднейшего аристократа возникли незначительные, но очень неприятные финансовые затруднения. Настолько неприятные, что потребовалось очень небольшое время и вполне умеренная сумма, чтобы Румата-но-Эстор раскололся. И признал, что Румата Эсторский все эти годы покоился в фамильном склепе, никому не доставляя хлопот. Правда, он тут же добавил, что обнародовать этот факт или подтверждать его он не будет, ибо это повредит чести семьи. И здесь он упёрся, из чего люди дона Рэбы сделали вывод, что он боится. Понадобились значительные усилия и расходы, прежде чем благороднейший аристократ пробормотал, что по вопросу о племяннике к нему обращались какие-то соанцы.

В соанцев дон Рэба позволил себе не поверить. Те славились прижимистостью и умением считать копеечку. Расходы же дона Руматы были настолько же фантастическими, насколько и дурацкими. Кстати, вдохновлённый россказнями Араты о невероятной чистоте руматовского золота, дон Рэба приказал исследовать его деньги на предмет новизны чеканки. Выяснилось, что молодой аристократ расплачивается монетами исключительного качества, не потёртыми и не обрезанными. Слуги Руматы имели постоянным приварок, обменивая у менял новые блестящие кружочки на старые, которыми и расплачивались за потребные хозяину товары и услуги, плюс ручеёк медяков себе в карман. Всё это попахивало тайной золотодобычей и фальшивомонетничеством. Или чем-то похуже.

И в какой-то момент смутные подозрения дона Рэбы превратились в основную версию. То есть он решил, что благородный дон Румата и в самом деле — «горанов брат». Из чего в дальнейшем и исходил.

День 145

Вот только что проснулся. Ну что сказать? Да всё то же. Стояли звери около двери. Они кричали, их не пускали. В них стреляли, они вставали.

Насколько я понял, их тринадцать. Нет, двенадцать. Один погиб и попал в земной круг. Это его тоже устраивает. Лет через двадцать, ну или через пятьдесят, где-нибудь родится ребёночек. Самый обычный. Просто годочкам к десяти у него на сгибе локтя проступит значок. Если, конечно, кто-то из остальных к тому времени не освободится и наш мирок не растопчет. В шматок неквантованной протоматерии. Точнее, в блин.

Вот же блин! Я ведь всё это принимаю всерьёз! А с другой стороны — ну а куда деваться-то? Если так разобраться, это первая новая информация, которую я получил за последние сто дней. Остальные дни спишем на ознакомление, привыкание и всякие происшествия типа буя. Но всё равно — сто дней. Это много. От такого безрыбья и рак пятится назад, знаете ли.

В одном я уверен. Это не галлюцинации. Хотя нет, это именно они, но не в том смысле. Это не я схожу с ума. Потому что такая хрень в мою голову прийти ну просто не может. Другая — может. А такая — нет. Неоткуда ей во мне взяться. А из ничего ничего и не берётся. Ну, кроме энергии вакуума. И то, если подумать… Хотя чего тут думать-то. Лучше подумать о другом — кому надо забивать мне голову вот этой темой? Я же никому даже рассказать не могу. Сижу один-одинёшенек в этом дурацком космосе…

Так, а вот заражаться не надо. Упадочничскими взглядами. В прямом смысле слова. Если они сюда пали и им тут, видите ли, жмёт — это их проблемы, это не наши проблемы. И не мои уж точно. Мне тут неплохо. То есть не тут, на станции, а вообще.

Лучше уж про Араканар, чесслово. Тем более: все фишки, наконец, расставлены, и можно сыграть партию. То есть, наконец, рассказать саму историю. Эх, выпил бы я за это сейчас, жаль — нечего.

Ну, приступим.

События начались двенадцатого апреля по галактическому времени. Это важно, потому что в любой другой день они имели бы шанс пойти по-другому. Но было именно двенадцатое. Ну, ты, Лена, поняла, да? Хотя нет, ты же непьющая. С другой стороны, твои же все родичи и друзья космофлотовские? Значит, должна понимать.

Итак. У землян Запроливья была очередная летучка. Собирались они обычно в одной глухой избушке — кстати, на границе владений барона Пампы. Румата подселил туда старого алкаша, бывшего помощника палача из Весёлой Башни. История у него была довольно занимательная, но рассказывать её, извини, не буду. У меня основная линия никак с места не сдвинется, а тут ещё и это.

Почему приходилось встречаться лично. Средства связи как таковые не были запрещены, и у всех они были. Но — только для связи с Базой. Потому что эта связь никак не могла быть использована туземцами в военных целях. А вот парочка самых обычных омегафонов (да что там, раций!) могла дать шустрому аборигену гандикап не меньше, чем какое-нибудь новейшее вооружение. Кроме того, довольно часто нужно было передавать друг другу что-то материальное. Наконец, есть известный психологический эффект — по панельке или стереовизору как-то проще ругаться и меньше желания приходить к компромиссу. Поэтому все мало-мальски важные совещания на Земле и Внеземелье проводятся исключительно вживую. На Арканаре вживую велись любые разговоры, а мелочи передавали друг другу через Базу.

Но в данном конкретном случае живое общение сыграло в минус.

На летучке собрались Кондорский, Павел Бунге и сам Малышев. Все были на нерваках, хотя и по разным причинам Кондорский ради совещания вынужден был бросить срочные дела у себя в Соане, так что прилетел на вертолёте. Павел явился верхом, но по дороге с кем-то подрался. В общем, ничего хорошего. Плюс к тому, Александр Васильевич был всё-таки космофлотовским, и, наверное, хотел провести Старую Юрьеву Ночь как-то по-другому. Например, на Южном Полюсе. За столом с ребятами.

Вот, кстати, тоже. Из всех идиотских праздников этот, пожалуй, самый идиотский.

Ну посуди сама, Лена. По галактическому календарю первый космический полёт был 23 апреля. Это у нас День Космофлота. Двенадцатое — по дополуденному календарю. И если уж про всякие события, то в пересчёте на современный календарь это как раз дата факапа на Фомальгауте. Когда погиб «Топиарий» с высшим руководством Космофлота на борту. Включая тогдашнего председателя, Ёшинори Менакера. Правда, Менакер был среди флотских непопулярен. А после него вернулся старый добрый Валькенштейн, все реформы Менакера свернул и сделал всё как раньше было. Может, в этом дело? Хотя вряд ли… Но так или иначе, День Космофлота считается праздником официальным, для начальства. А вот Старая Юрьева Ночь — это типа для людей. Считается хорошим тоном квасить с двенадцати до двенадцати. Причём особенной доблестью идёт — квасить на дежурстве. Хотя, конечно, ампулы с каспарамидом лежат на столе на видном месте. Дескать, если что — мы в минуту готовы. И это, типа, тоже часть ритуала.

Я по-космофлотовски Юрьеву ночь отмечал три раза в жизни. Когда под прикрытием работал. До сих пор вспоминаю как страшный сон. Хотя то, что я сейчас во сне вижу, пожалуй, пострашнее будет. Но всё-таки.

Короче, Кондорский был на взводе. Антон тоже был на взводе, из-за Будаха, который пропал неизвестно куда. У всех накопились друг к другу претензии. В результате разговор получился совершенно неконстурктивный и очень некрасивый. Так что его завершение он даже стёр из памяти. Потому что он со стариком сначала поругался, а потом чуть не подрался.

Судя по записям Бунге, начал скандал дон Кондор. На очередную пламенную речь Антона о том, что в Арканаре всё ужасно, а причиной и источником ужаса является лично дон Рэба, старик заявил, что у него болит шея, и это его волнует больше, чем все арканарские ужасы. Малышев ответил в том смысле, что в Арканаре сейчас вешают последних носителей культуры, и что виселица отлично помогает от боли в шее. Дон Кондор осведомился неприятным голосом, правильно ли он понимает, что Антон желает ему смерти. Антон закусился и сказал что-то про старых дураков, которые слишком вошли в роль средневековых аристократов и забыли, зачем они здесь. Старик оскалился и заявил, что с удовольствием бросил бы молодому щенку в рожу перчатку — жаль только, она не отстёгивается. Антон на это учтиво заметил, что не стоит беспокоиться об условностях и он в его распоряжении — и взялся за меч. Павел Бунге, понимая, что сейчас эти двое реально начнут махать тяжёлыми железками, пожертвовал собой. Вокруг избушки стояли кабаньи капканы — подселённый алкаш сам не охотился, но жрать-то ему что-то было надо. И вот Бунге сунул ногу в такой капкан. Здоровенные ржавые зубья пробили сапог и вонзились в ногу. Румате и дону Кондору пришлось, временно оставив распри, заняться раскурочиванием железяик. Та была сделана на совесть, повозиться пришлось порядком. Заодно оба остыли и немного пришли в себя.

Однако расстались они плохо. Румата обвинил Александра Васильевича в закоренелом догматизме, трусости, нежелании вмешиваться в события и потакании фашистам. Кондорский снова взвился, но начинать драку по новой было глупо и недостойно. Он ограничился тем, что пообещал в самое ближайшее время отправить Антона на Южный Полюс для психологического освидетельствования. А оттуда — на Землю.

Собственно говоря, он вполне мог бы вызвать вертолёт прямо с Базы и отправить Румату с ним. Удержали его, по мнению Левина, два соображения: смешная ситуация с капканом и нежелание портить коллегам праздник.

День 146

Нормально поспал, без этого сна со стрельбой! Просто прелесть что такое. Правда, опять снились собаки. Рычали на меня, что-то им не нравилось. Но я им показал детонатор, и они поджали хвосты и завыли.

А! Детонатор всё-таки пролез! Такая круглая штучка с шевелящимися ворсинками, на нём значок. Три палочки перечёркнутые. Вроде буквы «Ж», например. Ну да и пёс с ним, не волнует он меня. Меня волнует одна идея, которая меня спросонок посетила. Не то чтобы гениальная, но перспективная.

Я про буй этот дурацкий. Который своим скрежетом меня уже достал.

У меня довольно часто бывает, что хорошие идеи приходят в голову в момент просыпания. То есть пробуждения. Извини, Лена, ну не могу я тут ничего поправить! Так и останется памятником моей неграмотности и всё такое. Но это я переживу, вот уж действительно фигня. На общем-то фоне.

Так вот, о чём я. Просыпаюсь я сегодня, и пока просыпался, у меня в голове образовалась какая-то смутная мысль. В таких случаях надо лежать и не шевелиться. Как шевельнёшься — всё, с концами забываешь. Ну я лежал минуты три как полено, только головой работал. И в конце концов мысль ухватил за краешек и вытащил всю.

Смотри, какая логика. К моей станции привязался космический буй. Но он не мог привязаться к станции. Не мог. Значит что? Значит, он привязан не к станции! А к какому-то объекту. Который, собственно, к станции и прилип.

Правда, объект должен быть маленький. Большой бы я увидел. А буи ставят обычно на большие объекты. Но если он разрушился? В таком случае буй всё равно будет привязан к какому-нибудь обломку. На самом деле я точно не знаю, так ли это, но выглядит логично. Это же глюонная нить. Она теоретически и к отдельному атому может цепляться. Так вот, не залетело ли ко мне такое чудо?

Стал смотреть свои записи. Мне казалось, эта штука с самого начала скреблась. Оказалось, нет. Она на сто пятый день появилась. Я тогда даже записал, что проснулся от стука. То есть, похоже, буй именно в этот момент и подвалил. Вернее, подвалило то, за что буй зацеплен.

Правда, защитное поле должно посторонние предметы отталкивать. Но — мелкие. Пробил же мне батарейный отсек тот дурацкий кусок трубы. Кстати, где он? Хотя нет, это было на сорок восьмой день, тогда бы и стукнуло. Значит, какая-то каменюка. Зацепилась за обшивку. Хотя как? Не знаю, надо смотреть. Например, у меня в радиаторе дырка. Могло что-нибудь в неё прилететь и там застрять? Вероятность одна миллионная какая-нибудь, но ведь не ноль же?

Короче, надо вылезать наружу. Но сегодня мне вылезать неохота. Во-первых, я могу ничего и не найти. И даже скорее всего не найду. А мне ужасно хочется немножко понадеяться. Ну и подумать. Вдруг я чего упустил в своей безупречной логике. Или не упустил — но ничего не найду. Будет обидно. Так вот, пусть мне будет обидно не сегодня.

Лучше снова про Арканар.

В книжке Антон обрывает разговор на начале ссоры с доном Кондором. В фильме он оставил какие-то куски, даже эпизод с капканом. Но подмонтировал голоса, и, соответственно, мимику. Ужав, кстати, ради этого кадры до четырёх тысяч пикселов в строке — чтобы следов работы алгоритма было не видно. На самом деле видно, конечно, но это надо разбираться, а он рассчитывал на быстрый громкий эффект. Хотя кто его знает, на что он там рассчитывал… Так или иначе: финал встречи он смазал.

Возникает вопрос: откуда он знал, что личных показаний Кондорского и Бунге можно уже не опасаться?

Левин это понял, когда рабочая группа перетрясла и разложила по полочкам документацию Базы. Выяснилось, что Антон после пробуждения — чуть ли не сразу после традиционного «где я, что со мной» — принялся выяснять, что там с Кондорским и Пашкой. Ему сказали, что они пропали без вести. Через неделю на тот же вопрос ему ответили, что Кондорский погиб, а Бунге жив, но в коме, и его мозг повреждён. Это вычёркивало Кондорского из списка нежелательных свидетелей и подрывало ценность показаний Павла. К тому моменту Малышев уже начал возиться со своим фильмом — так что мог обращаться с реальностью гораздо свободнее, чем при двух полноценных свидетелях.

Единственное, чего он недооценил — это аккуратизм Павла. А между тем, тот успел составить отчёт о встрече и его отослать. И даже присовокупил к нему свои соображения. Сводившиеся к тому, что все погорячились, это бывает, рабочий момент, через некоторое время всё уладится.

Но времени не было. Ни у кого.

День 147

Ложился спать с неприятным чувством, но ничего плохого не приснилось. Наоборот, приснилось хорошее. А именно — Земля и Майя Глумова. Нет-нет, ничего такого. Она меня просила подбросить её на глайдере до Музея Внеземных Культур. Я говорил ей, что там прямо на углу есть кабина нуль-Т, а она мне — что нуль-Т не работает из-за каких-то там флуктуаций. В конце концов я решил, что проще её довезти. Тем более, мой глайдер был вот прямо тут. Майя села на заднее. Я запитал антиграв, пропустил тесты. Космофлотовским таким красивым жестом взял руль на себя. И вылетел. То есть проснулся.

Вот такие сны — по мне. Их мне, пожалуйста, дальше и навевайте. Без этих вот ваших гадостей.

Хотя нет, имелась там неприятная деталь. У меня на руке был радиобраслет.

Вот эту штуку я не люблю. От слова совсем. Хотя понимаю смысл и необходимость.

Кстати вот тоже. Общественность знает, что у комконовцев есть радиобраслеты. И что это очень круто. Знает, потому что в сериалах видели. А вот чем это так круто и круто ли это вообще — знают исключительно специалисты, и то не все. Потому что никому не интересно, в чём там фокус.

На самом деле радио — это очень древняя и убогая технология. Ниже только проводная связь, ну вот буквально провода, по которым ток течёт или там свет бегает. Кстати, всё это до сих пор существует и используется. Для чего — отдельная тема. Я лучше про радио, очень уж характерная с ним ситуация.

Когда появились омега-контроллеры, то проблема связи закрылась в принципе. Потому что омегафон работает с условно-бесконечной скоростью. То есть конечной: трансформация компактов какое-то время занимает. Но извлечь эту информацию можно из любой точки Внеземелья. И все старые средства связи отправились на помойку. Кроме тех, которые работают в условиях сильно искажённого пространства.

И всё бы хорошо. Но вот проблема — слишком всё хорошо. По крайней мере, для некоторых задач.

А именно. Любой сеанс связи через омега-пространство навсегда остаётся в омега-пространстве. Ну то есть не навсегда, конечно. Где-то на триста тысяч лет. Причём стереть или исказить эту запись невозможно в принципе. Можно, конечно, шифровать. Однако любой шифр в конце концов ломается. Причём иногда этот конец концов может наступить быстрее, чем мы думаем.

Правда, найти следы чужой записи, не имея ключа доступа, почти невозможно. Но, во-первых, именно что почти. Во-вторых, это сейчас — почти. Наука-то не стоит на месте, а бурно развивается. Вчера было нельзя, сегодня сложно, а завтра что? Вот те же тагоряне почему-то свои информы в омега-пространстве не держат. Насколько нам известно, по крайней мере. И нам запрещают, кстати, свою информацию в БВИ размещать. Практически все скандалы с Тагорой последних лет связаны именно с этим обстоятельством: кто-то скопировал и разместил в БВИ тагорянский информ. Любой тагорянский информ с любым содержанием. Причём, насколько мне известно, они о таком узнают всегда. И сразу начинается вот это вот всё: «нарушение основополагающий принципов Контакта», «посягательство на собственность и суверенитет Великой Тагоры», «невозможность дальнейшего сотрудничества в стратегических сферах» и тому подобное. Каждый раз наши ползают на коленях и вымаливают прощение. А потом Горби, выждав паузу, высылает «Терминаторы». Шучу-шучу, он такое всего два раза делал. Ну да я не про Тагору вообще. Я про то, что: такое нервное отношение к записи на омегу чем-то ведь обосновано, не так ли? Тагоряне не дураки. Это уж точно.

Вот поэтому наше руководство в тех случаях, когда не хочет оставлять следов, использует радиобраслеты.

Что это такое — браслет. Довольно тяжёлая и неудобная хреновина, надевающаяся на левую руку. Надеть его просто, снять самостоятельно невозможно: ключи у начальства. Внутри — что-то вроде мазера. Ну то есть генератор пучка очень коротких волн. Остальное — защита и всякие преобразователи. Речь шифруется и преобразуется в очень короткие остронаправленные радиоимпульсы, точечно рассылаемые куда надо. То есть или на наши комконовские станции сопряжения, или на наши же спутники связи. Которых много. И которые обеспечивают полное покрытие земного неба. На других планетах делают по-разному. Например, на Ковчеге КОМКОН установил наземные станции сопряжения. Получилось фигово, но не в этом соль.

А соль вся в том, что засечь направленные мазерные импульсы практически невозможно. Даже для ДГБ. Ну разве что очень сильно повезёт — и то, сам факт прослушки-засечки обнаружится. Так что особой альтернативы радиобраслетам пока не просматривается.

Но вот сам факт, что на тебе радиобраслет, говорит о многом. Скорее всего, о том, что ты сейчас — участник какой-то активки. Так вот, мне как-то совершенно не улыбается подсаживать Майю Глумову в глайдер во время активки. Потому что в таком случае она часть мероприятия тоже. А вот это совсем лишнее, правда. Хоть её оставьте в покое, коллеги дорогие.

Таааак. Я, кажется, всерьёз обсуждаю сам с собой собственный сон? Это уже крыша поехала или так, пограничное состояние? А с другой стороны, чего мне от себя ждать в моём-то положении?

Нет уж, нафик-нафик. Лучше давайте про Румату Эсторского.

И в книжке Малышева, и в отснятом им фильме есть один очень заметный провал. А именно — что он делал, когда расстался с Кондорским и Пашей.

В фильме всё это время — немаленькое — вырезано полностью. Показан то ли следующий, то ли тот же самый день, когда Румата беседует с Вагой Колесом. В книжке, напротив, имеется описание, как он встаёт с утречка и потом идёт в королевский дворец с какими-то лично ему неприятными донами. В том числе с доном Сэра, любителем гвардейской молодёжи, который, нажравшись, заигрывает с лейтенантом. С которым Румата играет в кости, выясняет важную для него информацию о доне Сатарине, посещает Патриотическую школу, чтобы пристроить туда парочку очередных спасаемых книгочеев, и только после всего этого отправляется к Ваге.

Как установил Левин, в обоих случаях имеет место монтаж. То есть — Антон ставил встык события, разделённые куда большим временем, чем кажется читателю или зрителю. Потому что всё, что было в серёдке, он просто убрал с глаз долой. Во всяком случае, с фильмом дело обстоит именно так.

Что касается книжки, то здесь, похоже, сработал эффект порезанной памяти. Обычно дырки в воспоминаниях затягиваются другими воспоминаниями. Например, прогулка с двумя благородными донами имела место за три месяца до начала событий. Иначе, кстати, аристократы не вели бы себя нагло — а в тексте они изображены как люди, ничего всерьёз не опасающиеся. Если бы это был действительно канун дня святого Мики, они бы так не хорохорились и никого не задирали бы. К тому моменту благородные уже чуяли, чем пахнет. Эпизод с доном Сэра вскользь умоминался в докладе Антона примерно годовой давности. Дон Сатарина впал в глубокий маразм за полгода до событий, о чём Румата прекрасно знал… Правда, когда он обо всём этом писал, то уже верил, что всё было именно так.

На самом деле между расставанием с коллегами и визитом к Ваге Колесу прошло три дня. Что именно делал Румата в это время, точно установить не удалось. Но, похоже, он первым делом отправился в замок барона Пампы — докладываться отчиму.

Дальшейшее является левинской реконструкцией. КРИ на данный запрос отвечать не пожелал. Как всегда, по неизвестным науке причинам.

Итак. Левин считал, что Званцев — у которого как раз шли финальные приготовления к перевороту — испугался, что Антона и в самом деле увезут на полюс. И там, на Базе, и в самом деле подвергнут ментоскопированию. Конечно, вероятность этого была невелика. Прав на самовольное вторжение в чужой разум местные специалисты не имели. Ну разве что Антон совершил бы что-то из рук вон. Причём по отношению к землянам. От ментоскопирования по любой другой причине его защищал статус историка. Но Званцев, видимо, на эти условности не полагался. Не такая у него была биография, чтобы доверять условностям.

Была ли у него договорённость с пасынком насчёт стирания части памяти в критический момент? Левин пришёл к выводу, что да, была. Причём с серьёзными гарантиями, что пасынок поступит именно так, как ему скажет Званцев.

Почему?

У Николая Евгеньевича Званцева была сверхцель — построение новой, истинно коммунистической цивилизации, основанной на идеях и методах академика Сусуму Окада. Это было для него важнее жизни. И своей, и чужой. И уж тем более таких ничтожных и эфемерных вещей, как чьё-то личное благополучие, физическое или психологическое. Настоящий коммунар, короче.

Антон был человеком другого типа. Он всю жизнь боролся с собой. Что означает на практике — занимался в первую очередь собственными проблемами. И мотивации Званцева вряд ли понимал. Ну или понимал очень по-своему.

Логично предположить, что отчим использовал пасынка втёмную. Но нет. Званцев был человеком честным. То есть он говорил Антону правду. Фактическую правду. Во всяком случае, у Левина сложилось именно такое впечатление. Так что в жертву Антон себя приносил осознанно. Именно в жертву, стремясь к саморазрушению. А точнее — разрушению той части своей души, которую он ненавидел. И вот именно это отчим ему и обещал. Причём — честно. И обещание своё, к сожалению, выполнил.

Правда, получилось всё немного не так, как планировалось. Вряд ли Званцев предполагал, что Антон будет сам себя резать, так сказать. У Николая Евгеньевича был ментоскоп и навыки работы на нём. Он мог убрать ненужное аккуратно и без лишних потерь. Правда, скрыть следы подобной операции невозможно. Значит, нужно было алиби для того, чтобы обосновать стирание памяти. Какими-нибудь ужасными воспоминаниями. По-настоящему ужасными. Не просто картины какой-нибудь жуткое резни, а что-то похуже. Например, эпизоды своего в ней участия. Другое дело, что Малышев был не такой человек, чтобы участвовать в серьёзной резне. Но эту часть дела Николай Евгеньевич любезно взял на себя. Судя по некоторым данным, разумеется.

Ладно, об этом потом. А сейчас — что происходило в те три дня.

Во-первых, Румата, судя по всему, узнал от Званцева, что Будах похищен доном Рэбой и что это часть плана. В каковой план Антону пришлось включиться. Скорее всего — в обмен на обещание Званцева сохранить Будаху жизнь и вывезти его в безопасное место. Скажем сразу: все эти требования Званцев выполнил.

Во-вторых, Званцев вместе с Антоном подготовили видеосвидетельство смерти «барона Пампы». Видимо, Николай Евгеньевич опасался неких подозрений. Не в том, что барон Пампа землянин, нет. Это всё-таки слишком экзотическая идея. А в том, что Пампа дон Бау играл какую-то роль в происходящих событиях. Может быть, более значимую, чем казалось. Короче, он категорически не желал, чтобы эту тему поднимали. Поэтому он решил подстраховаться — то есть оставить доказательство, что барон вышел из игры ещё до того, как она началась.

Как это было сделано. В малышевском фильме имеется кадр: труп барона, истыканный стрелами и поливаемый сверху дождём. Труп лежит головой к зрителю, в полном боевом облачении. Лежит в таком ракурсе, что точно определить рост затруднительно. Лежит лицом вниз, то есть лица не видно. Цветность убита, так что оттенок волос так просто не определишь. Зато стрелы самые настоящие, и труп тоже самый настоящий, не шевелится. Так что компьютерный анализ показал бы, что это действительно труп — а вот проверить, чей именно, было бы более сложно. Хотя расчёт Званцева был скорее на то, что этот момент проверять не стали бы вообще. Просто зафиксировали бы: барона убили, эта фигура снята с доски.

Чей труп был использован? А кто его знает. Возможно, Званцев где-то нашёл великана своего роста. Но скорее — уродца с большой головой. Убил его, голову и часть туловища использовал, а свободное место в латах набил соломой, например. Или частями другого трупа.

Пёс, пёс. Вот ничего не могу поделать: противно мне об этом думать. И Левину тоже было противно. Хотя мы оба знаем, что по сравнению с итогами деятельности Званцева этот эпизод даже под микроскопом не разглядишь. А всё равно: как подумаешь, что он вот это всё делал — и как-то мерзко. Мерзее, чем всякие арканарские ужасы. Наверное, потому, что Званцев всё-таки землянин. Наш человек. И как представишь себе нашего человека, отрезающего чью-то голову только потому, что она ему по размерчику подошла… Тьфу, да и только.

Нет, Лена, я не забыл, где работаю. И чем наша контора иногда занимается. Но это же совсем другое дело.

День 148

Вчера не дописал то, что хотел. На чувствах. Причём чувства-то — на пустом месте. Психика шалит. Ещё видения эти. Хорошо хоть сегодня без них обошлось. Ну то есть как обошлось: что-то снилось, очень мутное и неприятное. Какое-то подземелье, что-ли. Не помню, что я там делал, но чувство осталось тяжёлое.

Позавтракал банановым тортом, запил чаем с молоком. Ничего так сочетание. Странно даже, что раньше не пробовал. Зря, очень зря.

Потом музыку послушал. Конкретно — Ируму. Так себе, пошленько. Непонятно, почему он до нашего времени дожил. Хотя нет, понятно — его темы в «Дочерях Огня» финалом каждой сери шли. Опять же, сериал дурацкий, но что-то в нём такое есть. Эпоха, наверное. Когда такие товарищи, как академик Окада, или тот же Павел Дуров, встречались в живой природе. Не хотел бы я тогда жить, нет. А вот посмотреть — да, это пожалуйста.

Ну да делу время, потехе час, как выражается Славин в таких случаях. У нас там Антон Малышев, наконец, задвигался. Вот им и займёмся.

Что ещё делал Румата в эти три дня? Судя по описанию в книге и смутным следам в голове Антона, он потратил как минимум сутки на грандиозную пьянку. Кончившуюся каким-то совсем позорным — с точки зрения самого Малышева — эпизодом. Который у него в книжке заместился аж двумя воспоминаниями: с Кирой и с доной Оканой.

Ох, теперь ещё про эту самую дону. Ну тут я быстро уложусь. По крайней мере, попробую.

Эпизод с доной Оканой имел место где-то месяца за четыре до начала событий. Дон Рэба завёл себе очередную пассию — некую дону Окану. Как и во всех прочих случаях, она была нужна ему не для постельных утех. Этим он вообще мало интересовался. Просто факт наличия официальной фаворитки избавлял от кучи мелких проблем. Например, от разговорчиков, что он извращенец — и от тех, кто был бы не прочь этим воспользоваться. Кроме того, через любовницу было удобно сливать дезинформацию и запускать слухи.

Обычно любовница задерживалась у дона Рэбы месяца на три, максимум на полгода. Не потому, что они его чем-то не устраивали, а из светских соображений: менять их реже считалось при дворе небонтонным. Замена пассии обычно происходила без особой помпы: отправленная в отставку дама обычно получала какого-нибудь мужа, прощальный подарочек в виде деревеньки-другой, а также оставляла за собой заработанное во время фавора и получала право в случае крайней необходимости — но именно крайней — обращаться с просьбами и мольбами. Исключением стала дона Окана, которую запытали в Весёлой Башне. Более того: после доны Оканы дон Рэба официальных любовниц не заводил. И неофициальных — тоже.

Причиной такому неожиданному повороту была страсть. К дону Рэбе, ага.

В книге Антона дон Рэба был изображён безо всякой симпатии. Даже внешне. Если верить тексту — какой-то совершенно бесцветный человечишко. Правда, уродом Малышев его представить не пытается. Зато в фильме он выглядит имено что уродом, очень толстым, лысым и неопрятным.

Но в отёчного толстяка дон Рэба превратился за последние полгода своего правления, по довольно печальной причине:. А до того он был вполне себе мужчиной, кавалером, по арканарским меркам выглядящим очень даже недурственно. Хотя и не во вкусе Антона, который мужчин этого типа не переваривал. Зато дамам Рэба, в общем, нравился. К тому же у него была власть, а это в глазах местных красоток сразу давало мужчине огромный бонус. Не в смысле сознательного расчёта, а именно что в глазах. На несознательном уровне. Ну как у нас герои-звездолётчики, например.

Короче говоря, дона Окана очаровалась доном Рэбой. И чувств своих не скрывала. Причём не скрывала достаточно долго и успешно, чтобы при очередной смене фавориток напроситься на вакантное место.

Это была ошибка. Причём с обеих сторон.

Роковым недостатком доны Оканы оказалась чрезмерная чувственность. Вообще-то любовница высокопоставленного лица должна оказывать услуги исключительно по требованию, и делать ровно то, что нужно. Такие вещи понимала любая девка из портового борделя. Но дона Окана, к сожалению, не имела опыта работы в подобном заведении. Она была провинциальная дона, и, попав в постель к блестящему столичному кавалеру, жаждала внимания. К своей душе и к телу тоже. Каковое дон Рэба оказывал ей, как она полагала, в совершенно недостаточном количестве. Что приводило к скандалам, слезам, сценам ревности и так далее. И только прямая и недвусмысленная угроза немедленного удаления от двора её немного вразумила.

Тогда она попыталась разжечь в доне Рэбе ревность, окружив себя молодыми гвардейцами. Само по себе это дона Рэбу мало волновало, но тут выяснилось, что у благородной доны, помимо глупости и развратности, есть ещё один недостаток: хвастливость. Хвастала она в основном причастностью к государственным тайнам. Поскольку же её любовник делился с ней информацией крайне скупо, она охотно выдумывала всякую чушь. Иногда это бывало смешно, а иногда и не очень. Например, однажды она пустила сплетню, что её сиятельный любовник спит в панцире и готовится к новому походу на Ирукан. Это вызвало настоящую панику при дворе. Слухи дошли и до Ирукана — и повредили сложной дипломатической игре, которую вёл король. Это вызвало высочайшее неудовольствие. Дон Рэба поговорил с доной Оканой серьёзно. Пригрозив ей, что, если она ещё раз распустит язык без позволения, то кончит свои дни в Весёлой Башне, где всё по-настоящему.

Благородный дон Румата попался на глаза доне Окане как раз после этого разговора. Дона была раздражена, обижена и хотела отомстить любимому за холодность и грубость. Антон, со своей стороны, решился всё-таки доказать себе, что он, в сущности, нормальный мужчина. Кроме того, у доны Оканы сложилась-таки репутация, что она «много знает» — и охотно информацией делится.

Разумеется, ничего хорошего из этого не вышло. Несмотря на серьёзную дозу возбуждающих препаратов, Малышев так и не смог себя заставить лечь с женщиной. Видимо, потому, что дона Окана была уж очень женщиной. Ну то есть — самкой.

Дона Окана была, мягко говоря, не в восторге. Впрочем, она бы скоро утешилась. Если бы в тот же самый день не оказалась в Весёлой Башне. Нет, не за болтовню, а по куда более существенной причине: личный повар дона Рэбы заметил, как она пыталась подлить в мясной соус, предназначенный для первого министра, какую-то жидкость.

Под пытками дона Окана призналась, что это было приворотное зелье, купленное у местной ворожеи, и что она подливала его в соус уже не первый раз. Ворожея клялась святой Барой, что средство верное и безопасное, и привязывает мужчину намертво.

Ворожею отыскали в тот же день и препроводили в то же место. Та во всём созналась и даже сообщила рецепт зелья. В него входила сушёная кровь крота, слюна летучей мыши, а также отвар из каких-то местных мух, содержащих яд, в малых дозах действующий как афродизиак. В связях с врагами короны по ту и эту сторону границы обе женщины не сознались даже при смерти. Видимо, таковых связей и впрямь не было. Так что дону Окану не стали мучить дальше, а тихо прикончили. Записав для порядка в ируканские шпионки.

Новую пассию дон Рэба заводить не стал: план вступил в решающую фазу, отвлекаться было некогда.

Что касается подробностей о приворотном зелье, то их выяснил, как ни странно, Павел Бунге. Один из допросчиков в Весёлой Башне и в самом деле был ируканским шпионом. Платили ему сдельно, так что поток информации не иссякал. Бунге имел к ней доступ — и поэтому иногда узнавал всякие интересные вещи, в самом Арканаре ведомые очень узкому кругу.

Но Антон ничего этого не знал. И принял смерть доны Оканы как-то очень близко к сердцу. Если верить книге, он даже решил, что её убили из-за него.

Во дурак-то.

День 149

Всё-таки надо выбираться и проверять гипотезу насчёт буя. Сегодня почти уже собрался, но сначала решил послушать музыку. Поставил Равеля, и пока слушал «Игру воды», вдруг подумал вот о чём. А как, собственно, вся эта музыка в наушники попала? Через компьютер? Ну, может быть. Но гораздо вероятнее, что она скачана напрямую с БВИ. То есть в наушниках вполне может быть омега-контроллер. А если он там есть и работает — значит, у меня может быть связь.

Взволновался я очень. Даже музыку не дослушал. Полез копаться. А вдруг?

Ну что ж. Омега-контроллер в наушниках имеется. Вот только на нём горит красный огонёк. Что означает неустранимую неисправность. Какую именно — пёс его знает.

Однако вот что интересно. С буем ведь то же самое — омега-контроллер. Да и с компом, похоже, та же проблема. Хотя насчёт компа я не уверен. Но похоже.

Ладно, потом об этом подумаю. Время у меня есть. Вот уж чего у меня достаточно — так это времени!

Лучше уж про Малышева.

Итак, мы остановились на пьянке. В книжке Антона она заканчивается тем, что он в дугу пьяный врывается к Кире. Как бы с не лучшими намерениями. Но всё-таки пришёл в себя, испугался и убежал на какой-то пустырь. Где и прочухался окончательно. И возвратился домой со стыдом и срамом на лице. Ну или с чем-то в этом роде.

Как удалось установить, что-то подобное действительно происходило. Но, разумеется, не в эти дни. В реальности это было как раз после неудачи с доной Оканой и её исчезновением. Вообразив, что дон Рэба убил её из-за попытки переспать с ним, Антоном (и это при всём том, что Малышев знал о доне Рэбе!), он не нашёл ничего лучшего, чем удариться в загул. Хотя гораздо полезнее было бы немного подумать. Но этим занятием Антон систематически пренебрегал. За что в итоге и поплатился.

Естественно, к Кире он не вламывался. А если бы и вломился, но потом убежал, то не переживал бы так сильно. Девочка не то что простила бы — а просто бы не поняла, что случилось. Однако Антону было именно что стыдно. Следы этого чувства сохранились даже через годы, когда его голову изучал Сноубриджа. Но вот за что и перед кем?

Левин в связи с этим обратил внимание на один из отчётов Бунге. Который два дня гостил у Антона — и обратил внимание на то, что слуги в доме совсем разленились, и в особенности мальчик Уно. Который раньше тоже не блистал усердием, но по крайней мере старался делать вид, что служит. Теперь же он почему-то совершенно распоясался. До такой степени, что позволял себе ходить в хозяйских сапогах, а в ответ на хозяйские распоряжения дерзил или огрызался. Бунге это не понравилось, и он — чисто по-арканарски — наградил паршивца несколькими затрещинами. Мальчишка побледнел от злобы, но смолчал. Антон же повёл себя странно. А именно — начал говорить какие-то глупости о том, что мальчик, дескать, напуган и поэтому не вполне адекватен. В подробности он вдаваться не стал.

Отчёт был написан через неделю после того самого загула. Сложить одно с другим нетрудно.

Что было между Антоном и мальчиком? Левин пришёл к выводу — ничего. Кроме того, что Уно окончательно понял: хозяин к нему неравнодушен, но ему почему-то нельзя. Отнёсся он к этому как к полезному для себя обстоятельству. Ну то есть решил, что благородный дон боится нарушить какой-то запрет или обет. Что даёт ему известную власть над ним. Каковой он и не замедлил воспользоваться.

Не надо только думать, что Уно был каким-то гадёнышем. Это был обычный средневековый мальчик, с соответствующим мировоззрением и моралью. Жизнь он принимал такой, какая она есть. И пытался в ней устроиться поудобнее. В меру своей испорченности, как выражается Славин в таких случаях.

Что касается Антона. Он вообще-то мог стереть Уно память. Но не стал этого делать. И вот в этом я его понимаю. Потому что дальше в голову закрадывается поганая мыслишка: а что, если всё-таки — ну ты поняла, Лена — а потом затереть лишние воспоминания? Искушение серьёзное. Я ведь тоже собирался сделать что-то в этом роде: допросить Левина, а потом убрать из его головы следы преступления. А что, нормальный ход. Почему бы и нет.

Но Антон понимал: если он всё-таки это сделает, то станет именно тем, кем быть нельзя. Самым настоящим извращенцем. И от этого уже не отмыться никогда. Прежде всего внутри: ты всегда будешь знать, что ты это делал. Разве что вырезать память самому себе. Но тогда зачем пачкаться?

В общем, я считаю, что тут Малышев поступил правильно. По-нашему.

День 150

Хотел уже было переходить к Ваге Колесу, да зачем-то стал перечитывать второй файл. Ну, в смысле, этой писанины. И наткнулся на крайне загадочную деталь.

Со мной тут уже происходили всякие странные вещи. Но самый загадочный эпизод — это семьдесят пятый день. Когда мне приснилась наша убойная команда. А то того у меня были всякие явления со здоровьем. После того сна всё прекратились, и я об этом просто не стал думать. А сейчас наткнулся на деталь, на которую в своё время не обратил внимания.

Дело в том, что во сне в меня стреляли из «герцога» 26-го калибра. Я тогда это почему-то принял как должное. Ну, наверное, потому, что больше думал о своей шкуре. Но вообще-то штатным убойным средством у нас является ППД-28. Рельсовик. С десятком мягких пуль. Можно настроить на любой режим стрельбы и на разные скорости разгона пули. Начиная с дозвуковой. Для исполнения приговоров — самое то.

А что касается «герцога», то я знаю ровно одного человека, у которого такая штука есть. И это никто иной, как Рудольф Сикорски.

Как я это мог забыть? Вот так и мог. Пока мне это всё снилось, я воспринимал ситуацию как реальную. Ну а реальность на то и реальность, что в ней нестковок не бывает. Потом я постарался всё это забыть. Ну, по крайней мере, не думать. А всякие такие детали… Хорошо хоть, зафиксировал. Мог бы просто написать — «поднял пистолет». И теперь бы уже не вспомнил.

Хотя… А чему я так удивляюсь? Нештатное оружие? Ну, бывает. Вообще-то Толик может убить человека чем угодно. Голыми руками, предметом мебели, строительным инструментом. Зубной щёткой тоже, наверное, может. Арам Самвелович мне как-то рассказывал про одну ликвидацию. Надо было остановить опыты одного физика, который упорно рыл в нежелательном направлении. Ликвидация была тайная — под видом факапа во время эксперимента. Доверили Бойцову. Толик исполнил товарища потоком W-бозонов.

Так что если Толику дали бы в руки «герцог» и сказал бы, что нужно работать именно им, он и глазом не моргнул бы. Надо так надо.

Вопрос заключается в том… Пёс! Вопрос заключается в том, зачем и почему мне эта хрень вообще явилась! А я тут на полном серьёзе пытаюсь понять, почему Руди послал нашу команду убивать меня нештатным оружием. И что самое главное — я не могу об этом не думать. Мысли-то в голове крутятся. Хотя я понимаю, что думать о заведомом бреде — это и есть бред. Полнейший.

Ну хорошо, сдаюсь. Условно примем — условно! слышите? — что этот сон чем-то важен. Ну, скажем, это предостережение. Хотя нет. Шкурой чувствую: ситуация мимо проехала. Миновала то есть. Ну то есть как бы была… но это прошлое. Однако всё равно — странное у меня прошлое. Нехорошее.

Ну его к псу. Арканар зовёт.

Итак, Антон-Румата встречался с Вагой Колесом, главным организатором арканарской организованной преступности. И о чём-то они разговаривали. Свидетельств о том имеется два: книжка Антона и его же съёмки. И друг другу они противоречат. Хотя и книжка сама себе противоречит.

С этого и начнём;

Если верить книжке, дело обстояло так. Дон Румата, после прогулки по городу, отправился в порт. И там, в порту, в каком-то грязном притоне, его встречает некий старик у конторки. Который Румату узнаёт и ведёт его дальше. В другом помещении он обнаруживает Вагу Колесо в момент раздачи ценных указаний главарям банд. Слушает о том, что, дескать, король собирается извести всех книгочеев, и что банды Колеса собираются в этом участвовать по мере сил и возможностей. Потом спрашивает про Будаха, получает от ворот поворот, и после нескольких любезностей уходит.

Однако Левин заметил, что в книжке есть странная оговорка. Когда Румата идёт в притон, то специально упоминает, что идёт сюда впервые. А потом проихносит фразу — «ты знаешь, зачем я сюда прихожу». Из которой явно следует, что он уже здесь бывал, и не единожды.

Странно и другое. В книжке старичок предлагает благородному дону наркотики и девочку. В кинозаписи — подробнее, благородному дону предлагаются всяческие извращенческие гадости, вплоть до свиней. Выглядит это так, будто он над благородным издевается. Рискуя, между прочим, шеей: благородный дон вооружён, а жизнь старичка стоит недорого. Правда, у благородного дона вроде бы обет не убивать. Но убивать не убивать, а остаться без ушей или без челюсти — можно. Так почему он дерзит-то?

Сноубридж, работавший с этой частью воспоминаний Малышева, тоже ничего не разобрал. Ну то есть ментограмма показывала, что этот фрагмент порезан, а мозг заполнил лакуну, пришив к ней кусок воспоминания о том, как он в это место шёл впервые. Проблема состояла в следующем: решительно никаких, даже самых мутных, воспоминаний о предыдущих посещениях этого притона у Малышева в голове не сохранилось. Хотя они явно были, их не могло не быть. Но они были затёрты. Почему?

Тут Левин задумался вот над чем: а как вообще Малышев вышел на Вагу?

Если честно, Антон был очень посредственным оперативником. Не по меркам КОМКОНа, об этом я даже не говорю. Но даже по меркам общественности, будь она неладна. С некоторыми заданиями, которые Малышев благополучно проваливал, справился бы и раздолбай из Группы Свободного Поиска. Все его успехи были связаны с тем, что у него имелись неограниченные ресурсы. На попытки вызволить лейб-знахаря Тату из лап дона Рэбы этот идиот потратил тридцать килограммов золота, потерял четырёх ценных агентов из числа аристократии и едва не попался сам. Это по его собственному признанию. Левин считал, что он мог бы просто послать к дону Рэбе человека для переговоров о выкупе. Что, скорее всего, увенчалось бы успехом: при условии удалении знахаря от двора он бы его с удовольствием продал любому покупателю. Однако Малышев вбил себе в голову, что дон Рэба — чудовище, жаждущее уничтожить всех образованных людей только за то, что они образованные. Соответственно, такая идея ему и в голову не пришла. В то время как дон Рэба аккуратно обкладывал Антона со всех сторон и и искал к нему подходы… Ну, в общем, не орёл был наш Антон, не орёл. В лучшес случае — гусь лапчатый. Да ещё и перепончатый.

И вдруг — контакт с Вагой Колесом! Законспирированным и переконспирированным! Руководителем всей организованный преступности Запроливья! Доверенным партнёром личной спецслужбы Его Величества! Человеком, чья голова была буквально набита тайнами и секретами государственной важности! Причём Антон не только вступил в контакт. Но и сумел завоевать доверие старого паука — ну, насколько тот вообще мог кому-либо доверять. Как-то это не вписывалось в общую картину. То есть совсем никак.

Отчёты самого Антона дела не прояснили. Просто с какого-то момента он начал упоминать «информацию от Ваги», «сведения от Ваги». При этом ни Кондорский, ни даже Бунге в своих отчётах это никак не комментировали. Просто и у них появилось что-то вроде «новости от Малышева — Вага Колесо на Север больше не сунется», «Малышев говорит, что у Ваги в Соане нет агентов наверху», и тому подобное. В общем, контакт они принимали как должное. По крайней мере, Кондорский. Потом у что Бунге был въедлив и любопытен, и полное молчание по этому поводу объяснялось, скорее всего, прямым запретом Александра Васильевича на раскачивание темы. Вопрос о том, как это благородному дону удалось свести знакомство с ночным королём, так и повис в воздухе.

Тогда Левин стал рыть с другого конца — то есть подробно анализировать предыдущие попытки Антона выйти на Вагу.

Первый раз Антон попытался это сделать, когда прихватил книгочея Пэга Паршивого как наводчика. Он попытался выйти через него на более серьёзных людей. Но неудачно: серьёзные люди Пэга зарезали. Однако он успел рассказать Малышеву всё, что знал (в чём ему весьма помогла земная медицина: ментоскопа у Антона тогда ещё не было, но сыворотка правды, разумеется, имелась). Ничего особенно интересного Пэг не знал, но всё же кое-какую информацию Антон от него получил. То есть наводки на нескольких людей Колеса. Отыскать их, впрочем, не представлялось возможным: слишком они были недоверчивы и слишком хорошо умели прятаться.

В другой раз Малышев попытался зайти с самого верха — когда узнал от Кондорского о контактах Колеса с официальными властями. Если коротко, то и здесь ничего не вышло. Всё, чем разжился Антон — это очень приблизительным описанием внешности Ваги Колеса.

И вдруг таинственный ночной король сам преподносит себя на блюдечке? Так не бывает.

Левин тоже решил, что так не бывает, и сделал третий заход. То есть попытался понять, почему же Антон уничтожил это воспоминание. Для этого он снова взялся за то, что узнал от Сноубриджа, внимательно пересматривая собственные воспоминания. И нашёл-таки ключик: Ян как-то заметил, что у Малышева всё, связанное с арканарским портом, ассоциировалось с тремя чувствами. А именно — раздражением, стыдом и удовольствием.

Тут Борису пришла в голову одна мысль. Для Антона не очень лестная, но объясняющая почти всё.

Логика у него была такая. Для Антона почему-то было важно доказать (кому, кстати?), что он пришёл в новое для себя место. Тем не менее, это было не так. Он появлялся в притоне явно не первый раз. Вопрос — а зачем он туда пришёл в первый?

Но можно предположить самое простое. Благородный дон Румата пришёл в притон именно затем, зачем вообще ходят в притон. Совершенно не подозревая, что это место служит ещё и личной приёмной Ваги Колеса. И, видимо, каким-то образом там с ним пересёкся.

Чтобы проверить идею, Левин затребовал абсолютно все данные по портовым бардакам вообще и по этому конкретному в частности. Рабочая группа подняла арканарские данные, прошерстила их и выяснила, что портовые заведения имели специфическую репутацию. Земля в порту дорогая, аренда стоила недёшево, а надо было ещё отстёгивать уголовникам и представителям власти. То есть портовый бардак должен был быть высокодоходным. А высокие доходы — это либо высокие обороты, либо высокие цены за услуги. По первой схеме работали бордели для матросни, которые вообще никогда не закрывались, а к койкам стояли очереди. Вторые предлагали экзотику для богатых извращенцев. У этих было всё. Начиная от меднокожих девочек и мальчиков и кончая… извини, Лена.

Так вот, посещённый Руматой притон относился именно ко второй категории. Причём он был известен именно в таком качестве даже при дворе. И предположить, что Антон по доброй воле пойдёт в такое место за плотскими утехами, было как-то уж слишком.

Левин было загрустил, но тут ему повезло. Среди отчётов Бунге он обнаружил упоминание о таком эпизоде. В одном разговоре Малышев чрезвычайно нелестно отозвался о доне Сэра. Павел поинтересовался, чем этот светский подонок хуже остальных. Малышев на это сказал, что этот самый дон Сэра однажды по пьяни притащил его в такое гнусное место, что он, Антон, чуть не разнёс его в щепки. На закономерный вопрос Павла, что же там было такого ужасного, Антон сказал только одно слово: «свиньи». Что Бунге принял за обычное ругательство.

Однако в антоновом фильме свиньи упоминались самые настоящие. Конкретно — благородному дону было сказано, что «есть нежные свиньи, которых мы каждый день моем молоком». А также — калеки, уроды и всё такое прочее.

Ну, сцену представить себе несложно. Набравшийся по самые брови, мерзко хихикающий дон Сэра увлекает дона Румату, тоже не особенно трезвого, в порт, говоря что-нибудь «я покажу одно особенное местечко, тебе понравится». И приводит. Дона Сэру там, по всей видимости, знают: то ли он частый клиент, то ли даже сам приводит клиентов. Но на этот раз он ошибся: дон Румата Эсторский оказался совсем не клиентом, а наоборот. Увидев, что за особенные услуги тут предлагаются, он вытаскивает меч и начинает всё крушить. И сталкивается с Вагой. Правда, остаётся неясным, каким образом при таких обстоятельствах они могли завязать знакомство. Скорее уж, они должны были друг друга порубить на шматочки… Но мало ли.

Однако всё это не объясняло той смеси стыда и удовольствия, которую отметил Сноубридж. А также и того, что, судя по записи, благородный дон Румата неплохо ориентировался в порту.

То есть он ходил туда, как минимум, несколько раз. А может быть и часто.

День 151

Сегодня сделал себе апельсин. С кожурой. Пришлось поколдовать, потому что «Поварёнок» в обычном режиме делает только очищенные дольки без цедры. Хотя цукаты он готовит, и даже кожуру делает — например, в виде стружки. Есть такой коктейль со стружкой. Безалкогольный, естественно, на кефире с ананасовым сиропом. Вот его-то обычно стружкой и украшают. Я проверил — да, «Поварёнок» делает, и очень похоже на настоящую кожуру. А значит, и цельный апельсин сделать можно. Хотя бы как такое особенное блюдо. Ну то есть задать в ручном режиме — апельсиновые дольки, соединённые вместе, сверху слой кожуры, толщина цедры такая-то. Там ручные настройки, пришлось помучиться. Но в конце концов всё удалось. Теперь я этот апельсин чищу. Корка получилась на совесть, крепкая. Ноготь сломал. Болит, зараза. Ну то есть скорее побаливает.

Ну и пусть побаливает. Хоть какое-то развлечение. Зато плохих снов больше не снится. Тоже хорошо. Хотя чует моё сердце — передышка эта ненадолго.

Ладно, пёс бы с этим со всем. Вернёмся в Арканар. Там не то чтобы уютнее, чем здесь, но интереснее — вот уж точно.

Итак, Борис Левин снова упёрся в тупик. Тогда он задался таким вопросом: почему, собственно, Вага Колесо устроил себе резиденцию в борделе для извращенцев?

Колесо распускал про себя слухи, что он терпеть не может городов и особенно столицу. Ходили легенды, что у него есть тайные убежища в северных лесах — какие-то подземные логовища, где сидят на цепях личные пленники Ваги и врыты в землю сундуки с золотом. Кое-кто даже пытался отыскать эти тайные логовища. В лучшем случае безрезультатно. Скорее всего, байки о лесных схронах распространялись самим Вагой и его агентами.

Поговаривали также, что у Ваги имеется замок в Ирукане, поместье в Соане, и чуть ли не замок в метрополии. Возможно, что-то такое и было. Но простейший расчёт времени показывал: чтобы эффективно руководить своей бандитской империей, Вага должен находиться в пределах досягаемости гонца на лошади. А кормовой базой для него был именно Арканар, причём основные доходы шли именно из столицы.

Более того. Масштабы деятельности Колеса были таковы, что ему просто необходима была приёмная. Ну то есть место, которое он время от времени навещает. Откуда можно забрать то, что ему хотят передать, выслушать переданные через верного человека просьбы, и так далее. Иногда — провести совещание, дать указания. Провести образцово-показательную экзекуцию провинившегося или не справившегося с заданием. Допросить кого-то лично, а потом — быстро избавиться от трупа. И т. д. и т. п.

Где можно разместить такую резиденцию? Это должно быть место, в которое чужому человеку трудно проникнуть незамеченным, а своему — легко удрать. Порт с его закоулками и полууголовной публикой подходил идеально. Далее, будет очень неплохо, если место имеет легенду. Ну то есть это должно быть место, куда ходят люди. Скажем, таверна, лавочка или что-то подобное. Очень желательно выбрать такую легенду, которая позволяет прийти в это место человека любого сословия и состояния. Например, ломбард или бордель. В ломбард может прийти и матрос, чтобы заложить медный медальон, и благородный дон, закладывающий фамильный меч. Про бордель тоже понятно, особенно если он рассчитан на раные вкусы и ценовые категории. Чтобы туда мог сунуться и матрос с двумя медяками, спустить пары после плавания — и богатый извращенец с двумя золотыми, за которые он сможет, например, посмотреть через щёлочку на этого самого матроса. Извини, Лена, мысль не моя, это Левин подумал. Ну, наверное, и такое тоже бывает… Наконец, допросы, казни и утилизация трупов. Обычно для таких целей применяется подвал, но можно обойтись и без него, если на вопли пытуемых никто особенно не реагирует. Ну а с трупами лучший способ — концы в воду.

Притон, облюбованный Вагой, был в этом смысле очень удобен. Он функционировал именно как притон. Но избранных могли провести особым ходом, ведущим к пришвартованной барже. На которой иногда появлялся сам ночной король. Давал указания, вершил суд и расправу и потом исчезал.

Проблема была в том, что на баржу Антон мог попасть разве что с боем — и то, если повезёт. Потому что вёл туда коридор, за стенами которого располагалась личная охрана Ваги Колеса: меднокожие варвары, не знающие арканарского языка и преданные своему хозяину. Вооружены они были арбалетами и духовыми трубками с отравленными колючками. Антона просто расстреляли бы. И даже если бы ему очень повезло и он прошёл бы — Ваги Колеса на барже уже не было бы. Ну а главное — зачем бы он туда попёрся?

И вот тут Левин сделал, наконец, правильный ход. Он решил поискать сведения о том, какие конкретно услуги предлагались в притоне. Не особенно надеясь на резулдьтат: вряд ли какому-нибудь земному наблюдателю, даже если его занесёт в подобное место, придёт в голову отписывать, что он там увидел.

Как ни странно, но в архивах Института эти сведения нашлись. Кто-то из земных наблюдателей отметил интересную деталь — которая, собственно, всё и объяснила.

Местечко пользовалось специфической репутацией. Заведение гордилось тем, что может удовлетворить любой вкус. Животные, калеки, карлики, трупы. Что угодно, лишь бы клиент платил.

И вот среди всей этой мерзости значилась одна услуга, ну очень специальная, для настоящих извращенцев. Она действительно могла привлечь Антона. Причём настолько, чтобы он стал захаживать в этот вертеп. Несмотря на всё своё омерзение.

Там была баня! Наверное, единственная на всю столицу.

С гигиеной в Арканаре дела обстояли хуже, чем даже в земном Средневековье. На Земле в самые тёмные века имелись термы наподобие римских. На Авроре античности не было. Сама идея регулярных водных процедур как элемента культуры не возникла.

Впрочем, не совсем. В Эсторской Империи, среди прочих изысков изнеженной знати, практиковалось купание в бассейнах. Но это делалось не ради чистоты, а ради спасения от жары и иных приятных ощущений разного свойства. В грубом Арканаре эти изыски не прижились. Бассейн по образцу эсторского был когда-то сооружён в королевском дворце, при Пице Втором. Король ни разу им не воспользовался, а при его преемнике сооружение разобрали, так как придворные взяли привычку использовать его как нужник.

Но. Как ни странно, за Красным Хребтом к этому относились иначе. Меднокожие варвары, несмотря на всю свою дикость, додумались до парилки.

Земные историки объясняли это двумя обстоятельствами. Во-первых, основным оружием меднокожих были духовые трубки, стреляющие отравленной колючкой. Это не меч и не лук — это оружие для засады или близкого подкрадывания. В таком случае лучше ничем не пахнуть: мало ли куда ветер дунет… И во-вторых, религией меднокожих было нечто вроде шаманизма. А основным методом камлания было вдыхание паров отвара местного мха, обладающего галлюциногенными свойствами. При этом до вдыхания пара обычно допускались все мужчины племени. Так что парилка имела не только прагматическое, но и ритуальное значение.

Разумеется, цивилизованный Арканар варварские штучки гордо отвергал. Однако в том самом извращенческом бардаке баня была. Причём не как у меднокожих — переносная юрта, закутанная войлоком. Это было отдельное помещение, обшитое досками из редкого местного дерева. В центре стояла каменная чаша, в которую клали раскалённые камни и потом поливали местным пивом или отваром того самого мха. Делали это девки или мальчики, по желанию клиента. Стоило это недёшево, — баню надо было протопить заранее.

Услуга была явно не самая популярная. Однако владельцы заведения баню всё-таки содержали. Почему?

Вот тут-то и появляется фигура Ваги Колеса.

Вага имел очень тесные связи с меднокожими (что сыграло свою роль в дальнейших событиях). Про него также было известно, что он гипотоник и к постоянно мёрзнет — в Арканаре это называли «холодная кровь». Сопоставить первое со вторым несложно. В таком случае понятно, почему в притоне была баня: его подлинный владелец сам любил попариться.

Ну а теперь представьте себе реакцию Антона, озверевшего от мытья в лохани с холодной водой. И обнаружившего — да, в притоне, — услугу, о которой он давно мечтал и которую не мог оказать больше никто.

Дальнейшее является догадками Левина. Но они довольно правдоподобны.

Благородный дон Румата стал постоянным посетителем непотребного заведения. Одним из немногих заказчиков довольно дорогого сервиса. И, наверное, единственный, который использовал его исключительно в целях гигиены. Несмотря на подколки персонала. Который, конечно, знал, для чего он к ним ходит, но смотрел на это как на очень странное чудачество.

Мог ли Вага, сам любитель парилки, не заинтересоваться другим любителем того же самого? Вряд ли. Мог он захотеть познакомиться с ним поближе? Почему бы и нет? Видимо, там-то они и сошлись. На горячем полке, возле кувшина с пивом.

Почему Антон — когда узнал, с кем вместе парится — об этом не доложил по начальству? Потому, что свои походы в притон он скрывал. Почему — тоже ясно. Кому-нибудь могло прийти в голову, что он там не только моется, но и занимается какими-нибудь гадостями. Что требует проверки на ментоскопе. А этого Малышев сильно опасался.

Однако знакомство с Вагой Колесом объяснить было как-то надо. Вероятнее всего, Малышев переговорил лично с Кондорским, напирая на деликатность ситуации. Тогда отношения с дядей Сашей у него были относительно нормальными, взаимных претензий ещё не накопилось. Так что Александр Васильевич, что называется, вошёл в положение.

Временно, конечно. Но кто ж знал, как оно всё обернётся.

День 152

Пёс!

Проснулся сегодня с крайне неприятным чувством. Во-первых, приснилась гадость (как чувствовал!) И, во-вторых, я кое-что вспомнил.

Начну, пожалуй, с гадости. Приснился опять этот самый. Смотрящий. Я про него стараюсь лишний раз не упоминать. Хорошо, что он меня не видит. Кстати, непонятно почему. И опять про эту каменную дуру. По виду напоминает гроб или что-то такое. Он где-то спрятан, а найдут его, когда мы найдём всех. Вроде бы уже скоро. Парочка планет осталась. Ох, не нравится мне всё это.

Извини, Лена, это я так, сугубо для себя записываю.

А вспомнил я то, что мне нужно всё-таки вылезти из этой банки и проверить собственную гипотезу насчёт буя.

Признаться, что-ли?

Ладно, хорошо, признаюсь. Я открытый космос не люблю. Не то чтобы боюсь… а хоть бы и так. Боюсь. Есть такой момент.

Да, Лена, я понимаю, что ты на это скажешь. Что надо было с Борькой Левиным не настоечки распивать, а рассказать про проблему. Он бы, типа, твою фобию за час-другой прибил бы. И парил бы ты в этом самом открытом космосе в полном восторге от пейзажа.

Ну да, это всё очень хорошо и правильно. А теперь посмотри с другой стороны.

Есть в Мировом Совете такой Моргулис Игорь Ефремович. Ты его, может, знаешь, он с твоим дядей большие друзья. Старенький дедушка. Лучший в мире специалист по экспресс- полигравиметрии. Полжизни провёл в космосе. А после факапа в системе ЕН 901 — с Земли ни ногой. Всё, говорит, налетался по гроб жизни. Любые консультации — пожалуйста, через комп или любую другую систему связи. А если ну вот совсем всё непонятно и совершенно позарез требуется его личное присутствие, он всегда ставит три условия. Во-первых, чтобы на место его доставили или нуль-Т, или на корабле. Именно на корабле, а не на судне, и корабль должен быть классом выше второго. И наконец, чтобы на этом корабле был командир, и командиром должен быть лично Яков Вандерхузе. Ну, если я могу — помогаю. Отвожу, значит, Игоря Ефремовича на место и потом оттуда забираю. Потом мы с ним обычно по коньячку берём и проводим пару часов за этим делом. Ну а если у меня времени нет — извините, Игорь Ефремович никуда не летит. А на все вопросы и приставания отвечает так: «Яшу Вндерхузе я знаю. Он ничего не забудет и никаких глупостей не сделает. И уж если даже с Яшей что-то случится, значит, так тому и быть. На это я согласный. А на другое чего — нет.»

Эх, плохо меня Моргулис всё-таки знает. Случилось со мной, ещё как случилось. Иначе не попал бы я сюда. Но вот насчёт корабля — да. Всё он верно говорит. Я действительно ничего не забуду и никаких глупостей не сделаю. Потому что я запасливый и осторожный. Но если бы я летать боялся, был бы я плохой командир. А я командир хороший. Даже пилот хороший. Потому что летать я не боюсь. Я летать люблю. Мне нравится преодолевать пространство. Я от этого кайф чувствую. Мне даже деритринитация в каком-то смысле нравится, хотя и неприятная процедура, для желудка особенно. Но вот видеть, как звёзды краснеют и гаснут — это сильно, да.

А неприятно мне — в космос выходить.

У нас в лётном есть такое упражнение. Ты стоишь на люке какой-нибудь учебной станции. Скажем, над Сатурном. Вакуум, невесомость, все дела. В скафандре отключена гравитроника и снята химическая аварийка — только жизнеобеспечение. Инструктор берёт и осторожненько над станцией приподымает. И оставляет так висеть. На расстоянии вытянутой руки. Люк — вот он, рядом, до него буквально рукой подать. Не хватает ну вот совсем чуть-чуть. После чего инструктор говорит: заберу тебя завтра, но если доберёшься до люка сам — всё оставшееся время твоё, и ещё в офицерскую столовую пропущу. Только сначала доберись.

Ну, один таки добрался. Задержал дыхание так, что система биологической защиты сработала. То есть начала гнать кислород под давлением и передула скафандр. А потом начала стравливать. Вот он на этом он, как на реактивной тяге, до люка и доехал. Остаток времени жрал в офицерской столовой. А остальные так и провисели сутки. Я тоже. Нет, никаких психозов, клаустрофобии и т. п. болячек не заработал. Просто очень хорошо осознал: случись что, я буду вот так висеть в полуметре перед люком. И не смогу до него дотянуться. Потому что, как ты не трепыхайся, а сдвинуться с места ты не сможешь. Никак.

Мог я это чувство малость прикрутить? Мог. Ещё в учебке. Я даже собирался. Но мне на это сказали — погоди, парень. Давай сначала посмотрим на твои результаты. И показали, что у меня они здорово улучшились. Особенно по части аккуратизма в проверках систем безопасности. Потому что скафандр проверяется посистемно, а последней в списке идёт как раз химическая аварийка — ну то есть реактивные пистолеты. Её при спешке обычно пропускают. А я обязательно проверял всё. И это в особенности. И мне за это набавляли баллов. Так что избавляться от фобии я не стал. Решил, что в хозяйстве пригодится.

Но сейчас… Ну не хочу, не хочу я выходить! Понимаю, что надо, что от этого что-то зависит… но вот не хочу.

Вот про Арканар — пожалуйста.

Итак. Кроме книжки, есть ещё и съёмка. На ней видно, что дело происходит именно на барже. Там в Румату стреляют из арбалета. Стрела отскакивает от металлопласта, все рты разевают, он уходит, по ходу дела покрушив и поломав кое-что.

Исследовав запись на компьютере, команда Левина пришла к выводу, что вся эта сцена снята месяца за три до исчезновения Будаха — судя по оттенкам освещённости. Это подтверждается и отчётами Бунге. Он упоминает, что Антон говорил об инциденте с Вагой Колесом. Малышев сказал что-то дерзкое, а какой-то идиот стрельнул в него из арбалета. Болт, естественно, отскочил от металлопласта. После чего, чтобы соблюсти репутацию, благородному дону Румате надо было или кого-то убить, или устроить погром помещения. Малышев выбрал второе, как более эффектное. Удивить убийством профессиональных убийц сложно. А вот разрушить помещение, подрубив опорные балки — такое запоминается надолго. Колесо, похоже, понял всё правильно: он поступил бы так же.

Но был в этой записи один любопытный момент.

Вага Колесо говорил на воровском жаргоне. Который Малышев в дальнейшем зачем-то (Левин всё-таки выяснил, зачем) «перевёл» какой-то самопальной галиматьёй. Потом Колесо — несколько глумливо — извинился перед благородным доном за то, что говорит на «мерзком языке». На что благородный дон сказал, что знает все языки, в том числе и язык ночных воров. И добавил: «неразумные называют его вшивым, но вошь благословил Гаран, она разрешает спать только усталым и продлевает жизнь бодрствующим».

Упоминать Горана Ируканского по какому бы то ни было поводу уже было рискованно. А рассуждение о пользе вшей прямо свидетельствовало о том, что человек читал «Историю Пришествия». В общем-то, после этого благородного дона Румату можно было брать тёпленьким и тащить в застенок. Ну, разумеется, он бы так просто не дался, но повод был стопроцентный.

А главное. Левин уверен, что никакого смысла в этой выходке не было. Чистый выпендрёж. Малышев привык, что ему всё можно, а уж в обществе бандитов и убийц он и вовсе переставал стесняться. Что в очередной раз и и продемонстрировал.

Хотя, может, он таким способом пытался создать впечатление, что имеет отношение к «горановым братьям». В таком случае ему это удалось. Потому что, похоже, именно с этого момента дон Рэба стал рассматривать дона Румату именно как агента этой организации.

Почему — понятно. Среди вагиных головорезов было несколько осведомителей дона Рэбы. Даже не так: не могло там их не быть.

День 153

Вчера сделал настоящие восковые свечи. Самые что ни на есть натуральные.

Воск синтезировал «Поварёнком». Оказывается, у него с выработкой эфиров высших жирных кислот никаких проблем. Просто с этим надо ковыряться. Ну, я вот поковырялся. И сделал. Внимательное чтение инструкций — ключ к разгадке всех тайн Вселенной. Как выражается… нет, это я сам так думаю.

С фитилями сложнее. Я задолбался, пока мне не пришло в голову попробовать стекловолокно из кабеля. Оказалось — отлично. Правда, такой фитиль не горит. Но мне оно и не надо. Нашёл фольгу, сделал небольшие формочки, почти плоские, прогрел на раме. Из нагревательных элементов, которые я из тостера вытащил. Да, той самой. Да, я хозяйственный. У меня ничего не пропадает. И где у меня что, я помню. В общем, воск нормально растопился. Из семи свечей пять нормально горели. Устроил при них себе ужин. Алкоголя, конечно, не хватает. И, пожалуй, цветов.

Вот, кстати. Чем бы я тут с огромным удовольствием занялся — так это цветочками. Очень успокаивающее такое занятие. Поливать, подбирать почву. Кактусы особенно. Я в детстве кактусы очень любил. И ужасно завидовал, у кого они были. Но чтобы кактусами заниматься, надо было ходить в биологический кружок. А мне там не нравилось. Воняло там от всяких животных, а главное — научруком кружка была неприятная такая тётка. Звали её Татьяна Федотовна, до сих пор помню. У неё всё было строго: хочешь на окно горшочек с маммиллярией какой-нибудь — сначала выучи всё про эти маммиллярии, начиная от классификации и кончая подбором почв. Потому что иначе ты погубишь растение. У неё на этом какой-то бзик был. Старшие ребята рассказывали, что она когда-то космоботаником была. И, дескать, упустила из пробирки какую-то инопланетную плесень, которая потом всех заразила и кто-то умер. Из космоса она ушла и с тех пор вот такая чокнутая.

Ну, я, конечно, понимал, что всё это чепуха. Не может в наше время никто умереть от какой-то плесени. И вообще, после факапа со смертями её бы к детям не подпустили. Ну или сделали бы коррекцию. Нет, это у неё принципы были такие. Сначала, типа, научись, а потом уже делай. В общем-то, есть в этом правильное что-то. Но маммиллярию на окно всё равно хотелось.

И ведь что обидно. При Менакере на станциях разрешалось держать и цветы, и даже карликовые деревца. Не только земные, но и с разрешённых планет. Техники это дело любили. Заходишь в техничку — а там какая-нибудь леонидянская розовая кружевница цветёт. Или, скажем, дурианский ладанный чапельник в кювете колосится и пахнет сооветствующе. Красота! Но когда вернулся Валькенштейн и всё это опять запретил, те же люди горшки с цветами в космос выкидывали. Причём демонстративно так, будто не сами эту зелень разводили. Потому что Ёшинори Менакер был в Космофлоте непопулярен, ибо варяг и чужой человек, а Валькенштейн типа настоящий космофлотский, и порядки вернул правильные… Вот и пойми людей.

Ладно, это я так. Короче, устроил я себе роскошный ужин да и завалился спать.

Приснился мне, что удивительно, Лев Абалкин. Ну это тот самый парень, прогрессор-зоопсихолог, с которым я на Надежде работал. Он мне эту пёсью монетку и подарил.

Но сейчас он мне приснился в довольно странной обстановке. Он ментоскопировал умирающего человека. На очень примитивном ментоскопе, явно не земного производства.

Почему умирающего? Я во сне как бы знал, что он умирает. От какой-то химии. Что-то ему такое ввели и не рассчитали дозу. И что происходит всё это не на Земле, а на какой-то диковатой планете. Так что шансов на помощь и лечение никаких. И надо срочно получить какие-то данные. Кто предал, как его взяли, что успел рассказать.

Вот только физиономия Абалкина мне не понравилась. Нехорошая это была физиономия. Как у человека, узнавшего что-то очень неожиданное и крайне неприятное. Причём касающееся его лично. Ну… с чем бы сравнить? Как будто он когда-то сделал или допустил что-то очень скверное, ему затёрли память — а тут подвалила информация и о том, что случилось, и о том, что случилось это по его вине. Причём у Абалкина был такой вид, будто он узнал, что убил кого-то. Не меньше. А то и хуже. В общем, на лице у него был ужас. Стыд. И отвращение.

И когда тот мужик всё-таки умер, Абалкин встал, взял ментоскоп и разбил его об пол. А я проснулся.

Ну вот как это понимать прикажете? К чему всё это? Смысл-то в чём? Сказать чего хотите? И вообще, с кем вы разговариваете? Кстати, а я с кем сейчас разговариваю? С лаксианами? С Левиным? Кто вообще пихает всю эту дрянь в мою бедную голову? А ведь кто-то пихает, тут сомнений никаких. Так вы или туда, или сюда. Или скажите, что вам надо — или перестаньте портить мне настроение. Я хочу видеть во сне исключительно цветочки и пчёлок. Или красивые пейзажи. Вот это пожалуйста.

Ну хоть знак подайте, что вы меня слышите. Или там чувствуете. Вы же такие всемогущие. Что, жалко? Или заняты очень? А гадить мне в мозги у вас время есть? Н

Молчание было ему ответом, как выражается Славин в таких случаях. Ну и пёс с вами. Вернусь-ка я к арканарским делам.

Итак, Вага Колесо. Реплику насчёт мерзкого языка он отпустил, потому что говорил на местном воровском жаргоне. Который Антон — что в фильме, что в книжке — заменил чем-то типа перевода. То есть какой-то галиматьёй, более-менее передающей формальный смысл корней слов.

Как бы это тебе объяснить, Лена? Ну представь, что ты на корабле слышишь разговор двух техников. И вот один другому говорит что-то вроде «ты печку ровно просифонил? Дёргает же». А второй ему отвечает — «у меня долбак сифу клисанул».

Ну, допустим, я-то знаю, что у техников на жаргоне печка — это ПБЭК, портальный блок экстренной коррекции вектора скрутки. Сифа — такой прибор, вообще-то он называется вакуумным синхроконтактным ресивером. Он нужен для настройки ПБЭК по текущему состоянию возмущений, это довольно муторная процедура, вот её-то и называют «сифонить». Этого делать никто не любит, потому что нужно добиться непрерывной линии закрутки, а из-за любого разрыва приходится начинать сначала. Долбак — это курсант на практике, обычно мало чего могущий и умеющий. Ну а клисануть — это типа взять без спросу, но не навсегда, а попользоваться.

Но это я знаю. А ты — не знаешь. Но тебе нужно перевести разговор этих ребят на другой язык. Скажем, на английский. Что ты будешь делать?

Скорее всего, «печку» ты так и переведёшь — как cooker. Сифу — как siphon. Долбак… мммм… наверное, как отбойный молоток или ударник. Что-нибудь типа hammer-stone. А может и pecker. «Кликсовать» — догадаешься по интонации, и напишешь что-то вроде «свистнул» или «стыбзил». Не знаю как на английском, но ты чего-нибудь подберёшь. Остальные слова вроде бы обычные… Ну вот можно сказать и перевела. Ничего при этом не поняв.

Вот примерно на такой манер «перевёл» с арканарского местный жаргон Антон. То есть какой-то бессмыслицей, создающей впечатление, что он сам не понимает, что переводит.

Но тут опять начинаются противоречия между фильмом и книгой. В книге момент, когда Вага говорит на вшивом наречии, подан как отдельное событие: будто бы Колесо пришёл во дворец, уединился с доном Рэбой и там они что-то обсуждали на этом языке. Антон при этом смог подслушать разговор, но типа ничего не понял.

В фильме он, напротив, хвастается, что «вшивый язык» знает. Правда, там звучит всего два слова — «выстребаны обстряхнутся», а в книжке приводится целый разговор.

Ну, понятное дело, сцену встречи дона Рэбы с Вагой Антон явно выдумал. Не пошёл бы Вага Колесо во дворец. Не пошёл бы ни за какие коврижки. И потому, что партнёрство партнёрством, а желание вытрясти из Ваги кое-какие сведения и заодно поставить на его ночную империю кого-нибудь своего у дона Рэбы было бы ну просто непереносимое. Вага Колесо людей знал и не стал бы искушать дона Рэбу таким образом. А кроме того — если бы о его посещении королевского дворца узнал кто-нибудь из приближённых, Вагу заподозрили бы свои же. В контактах с властями. А это уже было чревато падением авторитета и бунтом.

Правда, в книжке у Малышева сказано, что Вага загримировался — усы приклеил и бородку. Ну это вообще смешно. На такой жалкий маскарад не клюнул бы ни один городской стражник, да и свой брат-убивец тоже.

Но даже если бы Вага явился во дворец для переговоров — не смог бы дон Румата его так просто подслушать. Человек с опытом Ваги просто не стал бы разговаривать на серьёзные темы, не убедившись, что лишних ушей нет. Нет и быть не может. Про дона Рэбу можно сказать то же самое, только в превосходной степени.

Наконец, последнее, но не по важности. Если верить всё той же книжке, то разговор произошёл буквально накануне событий. Встреча на высшем уровне в такой момент означает или пересмотр договорённостей, или их срыв из-за какого-то форс-мажора. Это объясняло бы личное прибытие Ваги во дворец. Однако в таком случае разговор происходил бы на повышенных тонах. А имеющееся у Малышева описание рисует иную картину: были какие-то небольшие шерховатости, но стороны разошлись, довольные друг другом. Очень всё это странно.

Однако имелись показания Сноубриджа, согласно которым, Антон искренне верил, что такой разговор был. Да, он удивился, что у Ваги бородёнка и усы. Да, он не ожидал, что дон Рэба знает криминальный жаргон. Но в памяти Малышева эта сцена хранилась. Именно такая, как в книжке.

В общем, Левин пришёл к выводу, что разговор на жаргоне не является выдумкой Антона. Он действительно состоялся. Вот только где, когда, с кем, и о чём?

День 155

Ну что ж. Вчера я всё-таки это сделал. Вышел, то есть, наружу.

Теперь сижу недоумеваю.

Буй действительно как-то очень близко к обшивке держится. Стучит, собака свинская! Долбится, я бы сказал. Думаю теперь, не подложить ли мне под него что-нибудь мягкое. Правда, это может нарушить силовую защиту. Ну да тут думать надо.

А вот противоположная сторона меня, скажем так, сильно удивила.

В общем. К станции было что-то присоединено. Какая-то непонятная хреновина. Она с самой станцией не сообщалась никак. Повторяю: никак. То есть туда не шло ни прохода, трубы, ни кабеля, ничего. Более того: похоже, эта штука была присобачена таким образом, чтобы из самой станции её не было видно. Я так прикинул — с одной стороны её радиатор закрывал, с другой — корпус самой станции.

Что это — непонятно. Потому что эту штуку как отрезало. В буквальном смысле. Вот торчит пенёк от какой-то трубы, он срезан. Срез блестит как зеркало, так только полем каким-нибудь можно. Или там остатки фланца, такой же зеркальный вжик-вжик. Кстати, затронута и часть обшивки. Такой же вжик, посередине — пятно. Клеевая пробка. Надо будет пластырь наложить, вот уж чего мне не хватало — разгерметизации.

Как бы это объяснить-то? Вот представь, Лен, мою станцию в виде яблока. Или большой картофелины, это правильнее будет. Где-то на картофелине что-то сидело. Скажем, слизень. Бывают на картошке слизни? Ну, вот он сидел. И кто-то взял очень тонкую и бесконечно острую саблю и махнул. Срезал слизняка, от него только подошва осталась. И кусочек картофельной кожуры тоже срезал. Вот что-то такое тут и произошло.

Ну, в космосе всякое бывает. Но вот чего в космосе не бывает — так это рукотворных объектов из несвязанных друг с другом частей. В смысле — ничем не связанных внутри. Обязательно должна быть какая-то связь, кабель хотя бы. Так не делают.

Хотя… Я же не дурак, и понимаю, зачем такое надо. Во-первых, чтобы скрыть от персонала станции, что к ней привинчена неведомая фигня. В идеале чтобы он вообще об этом не догадывался. Ну а если что случится, придётся вылезать наружу и всё такое — можно ведь и память почистить. Это раз. Во-вторых, чтобы можно было добираться до этой неведомой фигни самым что ни на есть удобным и легальным образом — через нуль-Т. Безо всяких там секретных порталов и прочей легко отслеживаемой фигни. Плановое обслуживание так вообще вполпинка делается. Вместо обычной смены техников присылают специально обученных людей из того же КОМКОНа, например. Или ДГБ, если неведомая фигня дегебешная. Или просто космофлотовцев из их собственных структур. Люди работают под прикрытием, всё прекрасно. Это два. Один плюс два даёт три: эту штуку скрывали как от рядовых космофлотовцев, так и от тех, кто имеет доступ к потокам документации и даже в них разбирается. То есть — от потенциальных агентов потенциального противника. А значит, эта штука, чем бы она ни была, имела оборонное значение. Скорее всего, не сама по себе, а как часть глобальной системы.

Так, допустим. Но у нас ведь как всё устроено?

С одной стороны, ежели так посмотреть, то оружия у Земли не так уж и много. Ну, «Терминаторы». Ну, всякие там системы слежения. Ну, у Космофлота официально есть несколько боевых станций класса «Звезда смерти», которые могут взрывать планеты. И все подозревают, что где-то в особо секретных подвалах запрятана какое-нибудь вундервафля. Но это и всё.

С другой стороны, у нас почти все глобальные системы имеют оборонное значение. Я про кардиналку СЕН КП вроде уже писал, Лена? Не хочется проверять. В общем, поверь на слово. Хотя ты и так знаешь. В общем, в случае чего у нас даже авторучки стрелять будут. Нет, ну не так буквально. Хотя один знакомый технолог меня уверял, что если при производстве пасты для авторучек пропустить одну технологическую операцию, то получится химическая взрывчатка с сильным бризантным действием. Впрочем, думаю, что байка. А с другой стороны, кто его знает. Но вот одна неудобная железка на судне второго класса типа «Бригантина» — вовсе не дефект конструкции. А элемент крепежа для гразера ГС-400. Знаю точно. Как и то, что гразер ГС-400 является элементом измерительной системы «Марафонец-ДУ». И отлично работает в этом качестве. Вот только его реальная мощность на пиковом режиме может превосходить реально используемую в пятьсот раз. В пятьсот, Лена. Так что Земля не совсем уж беззащитная планетка. Если вдруг чего — у нас есть, чем ответить.

Однако серьёзные оборонительные системы — это совсем другое. Рассчитаны они не на всякие мелкие инциденты, а на отражение удара сверхцивилизации. То есть цивилизации, превосходящей по возможностям Землю. Таких систем у нас всего три «Зеркало», «Посев» и «Зеро». И ни одна из них оружием в прямом смысле слова не является.

Понимаешь, Лена, какое тут дело. Сверхцивилизация не просто сильнее. Силу можно нарастить, и быстро. Проблема в том, что сверхцивилизация превосходит нас настолько, что мы даже не понимаем, в чём это превосходство состоит. Теоретики тут выделяют три ступени. Или они нас будут бить так, что мы вообще не поймём, что нас бьют. И будем считать происходящее естественным процессом. Может даже, радоваться ему будем. Такое возможно. Ну как сейчас мы поступаем со всякими дикарями, которые нам не нравятся. Обеспечиваем им условно-бесконечную ресурсную базу и и ограничиваем рождаемость до экологически-оптимального уровня. То есть они попадают в рай. И если не обеспечивать им хотя бы минимальных неприятностей — деградируют. Так обошлись с рукокрылами ЕН 305 — 2, которые с нами не пожелали общаться. Мы там просто посадили кое-какие растения с Леониды. Очень вкусные и полезные. Вот только благодаря некоторым манипуляциям с генами их плоды имеют побочный эффект: раннее бесплодие у самок. Кто-то успевает родить одного-двух детёнышей, кто-то двух-трёх. Дальше — всё прекрасно, всё здорово, вот только зачатия не происходит. Так что теперь у рукокрылов — изобилие еды и очень небольшой прирост населения. Живи, кушай, люби ближнего всякими способами. Они и живут, и кушают, и любят. Культурка потихоньку разлагается, агрессивность снижается. Лет через пятьсот мы к ним снова заглянем. Может быть. Если нам это будет интересно.

Можно что-то подобное сделать с Землёй? Ну не в этом смысле, а по аналогии? Поставить нас в ситуацию, когда мы будем уверены, что у нас всё отлично, а на самом деле — жуткий тупик? Наверное, можно. И против таких ломов у нас приёмов нет. Мы можем попасть в ловушку, которую просто не увидим. Может быть, мы уже в ней сидим. Остаётся только одно: поддерживать свой уровень развития и не делать совсем уж очевидных глупостей. А также хранить память о всех предыдущих шагах. Чтобы оставить себе шанс отойти на оставленные позиции. Ну да это отдельная тема, говорить долго. Да и не хочется.

Второй вариант: сверхцивилизация нас бьёт, мы это понимаем, но не понимаем, как она это делает. Скажем, люди начали просто умирать. Или — энергия стала куда-то исчезать. Если мы успеем локализовать источник воздействия — ну то есть найдём, где злодеи прячутся — то вся надежда на «Зеркало». Если нет — включается «Посев». То есть система глобальной эвакуации земной экумены неизвестно куда. В буквальном смысле, ага.

Терять мне нечего, расскажу и про это. Существует какой-то способ прыжка через пространство, который физики называют «козырной эффект». Что это такое, я не знаю. Но в курсе того, что так можно перебрасывать тела чуть ли не любой массы. Во всяком случае, планетарной — можно. Проблема в том, что разброс точки финиша растёт квадратично по отношению к расстоянию. Поэтому использовать этот способ для звездоплавания нельзя. А вот удрать таким способом можно. Причём никто не узнает, куда. Это даже теоретически невычислимо. Тут не физика даже, а математика рулит. Единственное что — можно каким-то способом избежать попадания в экватории сильно гравитирнующих объектов. Не стопроцентно, но очень сильно снизить такую вероятность.

Так вот. В случае нападения врага, с которым мы не сможем справиться, человечество от него убежит. Причём — врассыпную. По всей Галактике и даже за её пределы. Все сколько-нибудь крупные объекты будут переброшены козырным эффектом. По расчётам, процентов десять населения погибнет при переброске, потому что попадёт в какие-то совершенно непригодные для жизни места. Из остальных выживет примерно половина. Кстати, Земля будет переброшена вместе с Солнечной системой. Куда — мне знать не положено. Мне и этого-то, чего я наговорил, знать не положено. Я и не знаю. Технически. Знаю только, что «Посев» — это именно что глобальная система, генераторы «козырного эффекта» находятся во всех нужных точках. Насколько я понимаю — на Тёмной Стороне. А может и нет. Тут даже моё любопыство упёрлось в стенку. И отползло.

Ну и, наконец, ситуация, когда нападающий известен и делает понято что, просто у него больше ресурсов. Настолько больше, что мы не сможем нарастить такие мускулы за оставшееся время. Тут опять же «Зеркало» — и третья система, «Зеро». О ней я не знаю ни пса. Хотя догадываюсь. Что работает она на лаксианских артефактах и что в ней используются генераторы отрицательной вероятности. Которые сейчас существуют в каком-то разобранном, что-ли, виде.

Кажется, больше ничего такого у нас нет.

Вопрос: что было прикреплено к станции? И куда оно девалось? А также — не связано ли оно с той хренотенью, которая творилась в окружающем космосе?

Чует моё сердце, что связь тут самая прямая.

Ох, как же всё это мне не нравится.

День 156

Вчера как-то очень огорчился. Даже не стал заканчивать свою писанину. Лёг спать. Опять снилась эта гадостная тварь. Ух, до чего же этот павлин-мавлин нас не любит. Аж кушать не может. Хотя нет, кушать-то он нас пожалуйста. А так — нет.

Извини, Лена, что пишу непонятно. Ну правда — уточнять не хочется. Мне эти сны дурацкие ужасно неприятны. Вот реально: достало. Причём сделать я ничего не могу. Спать-то всё-таки надо.

А ну его ко всем псам. Вернёмся в Арканар. Там оно всё хоть и запутано, но в целом понятно.

Итак, Левин пришёл к выводу, что разговор на воровском жаргоне между кем-то, кого Антон впоследствии принимал за дона Рэбу, и кем-то, кого он считал Вагой Колесом, и в самом деле имел место. В книжке Антона всё это изложено таким вот образом:

«Дон Рэба сидел в напряженной позе, положив локти на стол и сплетя пальцы. Справа от него лежал на куче бумаг тяжелый метательный нож с деревянной рукоятью. На лице министра была приятная, хотя и несколько оцепенелая улыбка. Почтенный Вага сидел на софе спиной к Румате. Он был похож на старого чудаковатого вельможу, проведшего последние тридцать лет безвыездно в своем загородном дворце.

— Выстребаны обстряхнутся, — говорил он, — и дутой чернушенькой объятно хлюпнут по маргазам. Это уже двадцать длинных хохарей. Марко было бы тукнуть по пестрякам. Да хохари облыго ружуют. На том и покалим сростень. Это наш примар…

Дон Рэба пощупал бритый подбородок.

— Студно туково, — задумчиво сказал он.

Вага пожал плечами.

— Таков наш примар. С нами габузиться для вашего оглода не сростно. По габарям?

— По габарям, — решительно сказал министр охраны короны.

— И пей круг, — произнес Вага, поднимаясь.

Румата, оторопело слушавший эту галиматью, обнаружил на лице Ваги пушистые усы и острую седую бородку. Настоящий придворный времен прошлого регентства.

— Приятно было побеседовать, — сказал Вага.

Дон Рэба тоже встал.

— Беседа с вами доставила мне огромное удовольствие, — сказал он. — Я впервые вижу такого смелого человека, как вы, почтенный…

— Я тоже, — скучным голосом сказал Вага. — Я тоже поражаюсь и горжусь смелостью первого министра нашего королевства.»

Это место Левин перечитывал раз пятьдесят, так что каждое слово у него в памяти отпечаталась. Ну и в моей, соответственно, тоже. Так что цитата точная, Лена.

На что Борис обратил внимание. Во-первых, первый министр упоминается явно. То есть дон Рэба на беседе присутствовал в самом деле. А вот со вторым собеседником не так ясно. Во-первых, сам дон Рэба нигде не называет его ни по имени, ни как-то иначе, чтобы однозначно идентифицировать его как Вагу Колесо. Далее, усы и бородка. Можно подумать, что это маскировка, но есть и другие моменты. «Вага» почему-то ведёт себя как старый чудаковатый вельможа. Что слабо соотносится с его же описанием у того же Антона, да и с фильмом никак не клеится. Там Вага — вполне себе бандит, разговаривает с издёвочкой, юродствует, поддавливает. А тут он и в самом деле ведёт себя как аристократ и дипломат. Можно, конечно, предположить, что Вага хороший лицедей. И, что называется, держит марку. Но перед кем? Перед доном Рэбой? Который его знает как облупленного — как выражается Славин в таких случаях?

И главное — о чём же они всё-таки говорили? Что из сказанного Антон понял? И почему решил это зашифровать?

Левин начал со второго вопроса. Рассудил он так. Общаясь с Вагой, Малышев просто не мог не поднабраться местного блатного жаргона. Но не факт, что он знал его хорошо. Всё-таки в этом надо вариться самому, чтобы действительно знать. Однако отдельные слова он наверняка понимал и смысл улавливал.

Так вот, в этой тираде есть выражение — «двадцать длинных хохарей». Двадцать — конкретная цифра. «Хохари», судя по тому, что сказано дальше — это какие-то люди, с чьим мнением приходится считаться (они «облыго ружуют», и из-за этого приходится отказаться от части плана). Вопрос — что такое «длинные»?

Борис предположил, что это числительное. Скорее всего — порядковое. В большинстве жаргонов, придуманных людьми, именно порядковые числительные почему-то легко заменяются другими словами. Кладовщики, например, называют тысячи «штукелями», пёс его знает почему. А техники мегавольт называют «кубиком», а тысячу мегавольт — «шариком». А в лётном миллион парсеков зовут лимоном. В общем, почему-то именно на этом месте все выпендриваются. Вот и в том разговоре был какой-то аналог числительного, который Малышев понял. И заменил словом «длинный» вполне осознанно.

Дальше. Если речь идёт о людях, то вариантов всего два. Это или сотни, или тысячи. Потому что о двух десятках человек на таком уровне договариваться не стали бы, а двести тысяч — это не арканарский масштаб. Для сравнения — в столице жило чуть более двухсот тысяч человек, считая детей, женщин и стариков.

Так что это или двадцать сотен, или двадцать тысяч. Вероятнее, второе, потому что с мнением двадцати сотен можно и не особо считаться, а вот двадцать тысяч — по арканарским меркам огромная сила.

Тогда Левин стал искать хоть какие-то сведения о двадцати тысячах, которые сыграли свою роль в арканарском перевороте.

И, представьте себе, нашёл! Причём в книжке того же самого Малышева.

Вот это место:

«…Он вдруг повернулся и рванул гобелен, висевший за его спиной. Открылось широкое окно.

— Смотри!

Румата подошел к окну. Оно выходило на площадь перед дворцом. Уже занималась заря. В серое небо поднимались дымы пожаров. На площади валялись трупы. А в центре ее чернел ровный неподвижный квадрат. Румата вгляделся. Это были всадники, стоящие в неправдоподобно точном строю, в длинных черных плащах, в черных клобуках, скрывающих глаза, с черными треугольными щитами на левой руке и с длинными пиками в правой.

— Пр-рошу! — сказал дон Рэба лязгающим голосом. Он весь трясся. — Смиренные дети господа нашего, конница Святого Ордена. Высадились сегодня ночью в Арканарском порту для подавления варварского бунта ночных оборванцев Ваги Колеса вкупе с возомнившими о себе лавочниками! Бунт подавлен. Святой Орден владеет городом и страной, отныне Арканарской областью Ордена…»

И дальше дон Рэба называет конкретную цифру:

«— Их двадцать тысяч! — крикнул дон Рэба, указывая рукой в окно.»

Теперь стало понятно, о ком шла речь. «Длинные» — это тысячи, а «хохари» — всадники. Точнее, орденские всадники-монахи.

Исходя из этой гипотезы, Левин дал рабочей группе задание — найти в арканарских словарях, в том числе сленговых, все слова, обозначающие всадника, ездока, седока и всё такое прочее. И посмотреть, как они соотносятся с малышевским «хохарь».

Решение было найдено буквально через час. В арманарском моряцком и портовом жаргоне имелось слово «кохор'н», производное от «кохорон», «четверо-человек» («кохо» — «четыре» по-эсторски). Обозначало оно человека, едущего на лошади или каком-то другом четвероногом. Антон, судя по всему, этого слова не знал, и просто передал его близко по звучанию, изменив окончание.

Теперь вопрос: мог ли Вага Колесо обещать дону Рэбе двадцать тысяч всадников на кораблях? Очевидно, нет, даже если иметь в виду его связи с Орденом. Двадцать тысяч — это очень много. Это десантная операция уровня середины земного двадцатого века. Для средневекового Арканара это было масштабное событие, сравнимое разве что с самим вторжением в Запроливье.

Из этого следует логичный вывод. Антон действительно присутствовал при разговоре — или подслушивал разговор — который дон Рэба вёл с кем-то. Только это был совсем не Вага Колесо. И разговор шёл не накануне событий, а задолго до их начала.

Скорее всего, предположил Левин, то были переговоры дона Рэбы с каким-то высокопоставленным представителем Ордена, ответственным за операцию. Причём на арканарской стороне.

Осталось всего-то ничего — установить, как именно произошёл переворот с точки зрения Ордена.

День 156

Да, тот же день. Поел, музыку послушал, и вдруг как-то очень остро осознал, что делать мне совершенно нечего. Раньше я бы соснул часок-другой, никогда не вредно. А сейчас — извините: опять какую-нибудь гадость покажут.

Так что продолжу-ка я про арканарские дела. Забегу только немножко вперёд.

По официальной версии, исход всех событий в Арканаре решили двадцать тысяч вооружённых всадников Ордена. Вопрос — откуда они взялись?

Ну, самый банальный ответ: Орден перебросил их через пролив, мобилизовав свой флот. Это, собственно, и сказал дон Рэба Антону-Румате во время их исторического разговора.

Что представлял из себя орденский флот?

Основу его составляли довольно вместительные парусно-гребные корабли, напоминающие по конструкции римские триремы. На арканарском такие корабли назывались «гамратта». Перевести это слово можно примерно как «сарычи» или «ястребки» — местная птица гамра была больше всего похожа на земного ястреба. Были у них также мелкие «вороны» — двухрядные вытянутые судёнышки. «Вороны» использовались в основном для каботажного плавания вдоль пролива. Более крупные суда, которые когда-то строились в Империи, четырёхрядные «беркуты» и пятирядные «орлы», Орден не строил: они были неудобны и требовали слишком много гребцов.

Для своего времени и своей планеты гамратты были неплохими судами: двухмачтовые, с прямыми парусами, тремя рядами вёсел и закрытой палубой. У них даже имелось что-то вроде порта на корме, чтобы быстро освобождать её от груза. Гамратты уступали в водоизмещении большегрузным соанским кораблям, но существенно превосходили их в скорости, а продуманная конструкция бортов препятствовала абордажу. На борту обычно находилось полторы сотни гребцов, двадцать моряков, три — четыре офицера и капитан. Вмещали такие суда по двести — двести пятьдесят человек с оружием и припасами.

Судя по всему, таинственные «выстребаны» из речи орденского представителя были именно гамраттами. Малышев просто перевёл слово на русский, заменил «я» на «вы» и сменил окончание — приём детский, но годный. «Обстряхнутся» — это нарочито искорявленное слово «вытряхнутся». Чему опять же соответствует арканарский глагол «до-карабу». На морском жаргоне — «спешно выйти из гавани». «Хлюпать по маргазам», в свою очередь, тоже оказалось моряцким выражением «кадо-му бо маграсам». «Кадо» означало, собственно, «хлюпать», то есть плыть, черпая воду бортами, а в переносном смысле — очень спешить. «Бо маргасам», в свою очередь, переводилось как «без вёсел», то есть без — ну или почти без — усилий гребцов. Слова эти не из арканарского, а из просторечного эсторского. Осели они в речи моряков ещё со времён первых плаваний через пролив. Антон их не понял — и оставил без перевода, как услышал.

Совсем забавно получилось с «дутой чернушенькой». Группа Левина рыла носом землю, пока кто-то не догадался посмотреть названия местных погодных явлений, в частности сезонных ветров. Обнаружилось, что как раз примерно ко дню Святого Мики задувает так называемый «чёрный ветер». Дует он с материка, а чёрным называется, потому что несёт мельчайшую пыль с опустыненных территорий. Ну то есть это оптимальный момент, чтобы корабли быстро достигли Запроливья без изнурительной работы вёслами.

Зато никакой трудности не представляло слово «пестряки». Вот с ним было всё понятно: имелись в виду пресловутые «свободные», то бишь подданные короны, костяк серых дружин. Я вроде уже писал, что туда входили очень разные люди, почему они и получили прозвище «вокабунэ» — «всякие разные», «разноцветные», «пёстрые». Вот по ним-то и предлагалось «тукнуть», но увы — «хохари облыго ружевали». То есть, похоже, активно не соглашались с такой программой действий.

Казалось, всё понятно. Однако подобная реконструкция разговора опровергалось самым неприятным — цифрами.

Гамратт у Ордена было чуть больше пятидесяти. И, разумеется, в операции принимали участие не все. Совершенно точно известно — из последних докладов того же Бунге — что в те самые дни четыре орденские гамратта перевозили соанские грузы. И это были не единственные нанятые суда.

Таким образом, становилось непонятным, каким образом Орден умудрился перевезти такую уйму людей.

Конечно, стоило учесть, что в случае необходимости воины-монахи могли и сами сесть на вёсла. Особенно после того, что сделал с ними Званцев. Однако цифры всё равно не совпадали. Кроме того, пятьдесят орденских кораблей, прибывающих в порт, забитый судами — по приказу дона Рэбы выход из порта был запрещён — не могли не наделать шуму. Однако все имеющиеся данные об арканарской резне указывают на то, что высадка произошла скрытно, и удар Ордена по бунтующей столице оказался для всех участников заварушки полной неожиданностью.

Что на это сказать? Удобные места для подобного десанта вблизи столицы, в общем-то, имелись. Тихо и незаметно спустить на берег целую армию — а двадцать тысяч воинов по средневековым меркам тянет именно что на армию — в момент охватившего столицу бунта сложно, но можно.

Но был фактор, который эти расчёты опрокидывал. Лошади.

Арканарские животные, которых земляне называли лошадьми, от земных лошадей отличались не особенно сильно. Единственное что — они были ниже земных, и то скорее от недокорма, чем из-за генетики. Но, так или иначе, каждая такая животина весила более полутонны, потребляла не менее двадцати литров воды в сутки, должна была что-то есть. И наоборот тоже, и это не скатологический юмор. Лошади, правда, не страдают морской болезнью. Но море их выматывает.

К тому же ни эсторцы, ни жители Запроливья перевозить лошадей морем толком не умели. Эсторцы вообще плохо понимали лошадей, предпочитая верблюдов. Правда, у маршала Тоца хватило ума взять с собой коней. Их везли на торговых судах, в трюмах, на перевезях, которых удерживали животных в вертикальном положении. И всё равно часть лошадей погибла в пути. Впрочем, на боеспособности армии это сказалось не особенно сильно: основной ударной силой этого воинства была тяжёлая пехота, а кони использовались в основном для связи, ну и чтобы командирам было на ком красоваться. Сам Тоц, впрочем, предпочитал носилки… Так или иначе, у Ордена не было никакой возможности прихватить с собой ещё и коней. Разве что в минимальном количестве, для командиров.

Однако все сохранившиеся описания Арканарской резни указывали на то, что высадка орденских орд началась именно в порту. А первые чёрные сотни, зачищавшие столицу, были конными.

Тут Левин обратил внимание на странное словечко «уже» в словах «это будет уже двадцать длинных хохарей». Если предположить, что вся масса чёрного воинства была доставлена из-за пролива, словечко это не имело смысла. А вот если предположить, что тысяча-другая чёрных монахов поджидало своих собратьев на берегу, уже конные и вооружённые, да ещё с заводными лошадьми — ситуация выглядела совершенно иначе. А если учесть, что прибывшие первым делом разграбят порт? Где полным-полно ценного, в том числе и гужевого транспорта?

План, конечно, был достаточно рискованный. Что дона Рэбу и смутило. Однако собеседник настоял на своём, указав, что сейчас ссориться не время.

В общем, где-то что-то расшифровав, а что-то додумав, Левин предложил такую реконструкцию разговора:

«ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ОРДЕНА: Корабли выйдут из гаваней, и чёрным ветром пройдут пролив без вёсел. Это будет уже [то есть — вместе с вашими людьми] двадцать тысяч всадников. Хорошо было бы [с такой-то силой] вырезать всех подданных короны [то есть всю базу серого ополчения]. Но бойцы не хотят марать руки. На том и закончим обсуждение. Таков наш план.

ДОН РЭБА: Слишком рисковано.

ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ОРДЕНА: Таков наш план. Конфликтовать с нами [или действовавать без нашей помощи] для ваших людей — нереально. Мы поняли друг друга?

ДОН РЭБА: Поняли.

ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ОРДЕНА: Ну вот и хорошо.»

Когда состоялась эта знаменательная беседа? Скорее всего, за несколько месяцев — Левин считал, что за полгода — до событий. Доказать он этого, впрочем, не смог. Как и того, что переговоры проходили в замке барона Пампы дон Бау, то бишь Званцева. Хотя это очень вероятно. Где ещё Антон мог чувствовать себя настолько вольготно, чтобы в темноте ходить мимо замковой охраны, не рискуя получить в шею отравленную колючку? А это было вполне вероятно, если верить малышевской книжке.

Из чего опять-таки следовало, что Антон-Румата был вполне себе в курсе происходящего, Не вполне и без детализации. Но знал он достаточно, чтобы понимать, куда, собственно, ветер дует.

И последнее. В изуродованной памяти Антона лицо человека с бородкой заместилось физиономией Ваги Колеса. Память работает по своим законам. Обычно она заделывает дырку чем-то похожим на то, что было утеряно.

Причин для того, чтобы в пустую раму встал именно Вага, было, как считал Левин, две. Первая — этот человек и Вага говорили на жаргоне. И второе — Антон относился к человеку с бородкой примерно как к Ваге. То есть считал его опасным преступником.

День 156

Всё тот же день. Хотел было прилечь, но вот проснулся. Опять всё те же сны.

Нет, не те же. На этот раз хоть какое-то разнообразие: мне приблазился Руди Сикорски.

Он сидел в кресле, а напротив был Комов и ещё какие-то люди, их было уже не видно. Комов их как-то заслонял, что-ли. Нет, не заслонял. В общем, у него было что-то, из-за чего я остальных не видел.

Руди был весь из себя недовольный. Нет, даже не так. Он был в ярости. Я-то знаю, у него в такие моменты рожа становится каменной.

И вот Руди, именно в таком состоянии, откладывает какие-то листки и говорит Комову таким тоном, будто делает огромное одолжение:

— Что ж. Кому-то надо быть кровавой собакой…

Вот тут я и проснулся. Не люблю я собак. Тем более кровавых. Лучше уж про Малышева.

Хотя нет, тут скорее про Борьку Левина и его реконструкции.

Спору нет, Борис огромную работу проделал, всё по полкам разложил. На меня это впечатление произвело, да. И вообще, чистая СНВ воспринимается некритически.

Вот об этом моменте, Лена, ты точно не знаешь. Тебя-то всему живые люди учили. И какие люди! Академики, профессора, лучшие профессионалы, живые легенды. Потому что у тебя крутая семья, а ты в этой семье была любимая дочка. Так что вся психотехника сводилась к жёлтой конфетке. Которую детям перед уроком дают, чтобы сидели тихо и слушали внимательно. А может, тебе и конфетку не давали? Вот не спросил, теперь жалею. И обо всём остальном жалею. Да.

Впрочем, тебе вся эта лирика, я так понимаю, малоинтересна. Хорошо, давай по фактам.

Про систему наведённых воспоминаний я тебе уже рассказывал. И про то, что это штука вредная, потому что человек на неё подсаживается. Ну так вот, это только половина правды. А есть и другая половина. О которой знают только те, кому положено. Например, учёные выше определённого уровня. Или те, кому положено вообще всё знать. Ну или особо любопытные общественники. Но даже и эти молчат, потому что понимают — вот про это не надо.

Видишь ли в чём дело. Человеческий мозг так устроен, что вся поступающая в него информация проверяется. Ну вот скажем — видишь ты человека, и пытаешься понять, знаком он тебе или нет. Но что значит — видишь? Ты видишь цветные точки. Всё остальное достраивает мозг. И каждый этап достройки сопровождается проверками — а правильно ли ты картинку достроила. Например, когда ты видишь лицо, и определяешь, что вот это глаза, а вот это нос — это ведь мозг проверяет, похоже ли это цветное пятно на глаз, а вот это на нос. Потом всё это складывается в картинку и мозг начинает думать уже о том, близко ли расположены эти глаза и длинный ли это нос. Сравнивая с другими глазами и носами, и всё такое. Наконец, достроенный образ сравнивается с теми, которые у тебя в голове уже есть. И результаты всех этих проверок идут в твоё сознание вместе с образом. В нашем случае — ты думаешь: вроде бы кто-то знакомый мимо прошёл. То есть мозг выдаёт информацию — образ недостроен, многие параметры не определены, но есть сходство по нескольким параметрам с другими образами, которые у тебя есть в памяти, причём не с одним, а с несколькими. Вот примерно это и подразумевается под мыслью «вроде бы кто-то знакомый».

Но если в тебя закачивают воспоминание, то никаких проверок мозг не делает. Даже не может. Потому что все образы уже построены, вся работа проделана, все ярлычки развешаны. Точнее, их вообще нет. А если их нет — полученная информация воспринимается как абсолютная стопроцентная истина. Более достоверная, чем любое настоящее воспоминание.

Называется это веро-эффект. Или ВЭ, как это обычно сокращают в книжках по когнитопсихологии.

Теперь — что это значит практически. А то, что человеку можно слить в голову любую информацию, даже самую бредовую, и он будет считать её правдой. То есть нет, не так. Он может прийти к выводу, что это неправда, что это какая-то галлюцинация, ошибка восприятия, и даже догадаться, что ему это закачали. Но жить и действовать он всё равно будет так, как будто это правда.

Ну вот представь себе, что кому-то ради опыта слили в голову, как он видел трёхглазую амфибию величиной с дом, и это был его любимый Учитель. Тогда человек будешь точно знать, безо всяких сомнений, что, во-первых, трёглазую амфибию величиной с дом он точно видел, и, во-вторых, что это был именно его Учитель — ну да, он выглядел как трёхглазая амфибия, но человек его всё равно узнал, это был абсолютно точно он. Да, потом подопытному можно даже сказать, что это ложное воспоминание. Он даже поверит. Но его мозг всё равно будет считать, что видел Учителя в облике трёхглазой амфибии. И он будет всю жизнь считать своего Учителя агентом какой-нибудь космической сверхцивилизации, например. Потому что он же видел, что Учитель — трёхглазая амфибия. Да, это ложное воспоминание… но всё равно Учитель — агент инопланетян. Трёхглазых. А кто в это не верит — или дурак, или сам агент.

Это можно исправить. Ментоскопом. Вырезать, например, этот кусок памяти нахрен. Или снизить его достоверность. Что на два порядка сложнее, кстати. Потому что это надо развесить на воспоминании ярлычки, а потом ещё несколько раз сменить на них надписи. Чтобы от ощущения «нет, ну я же точно это видел» человек пришёл к ощущению «ну да, мне как-то раз такое померещилось». Это большая работа,

Но тем не менее. Без специальных мер любая чушь, закачанная через СНВ, так в мозгу и застревает навсегда. В статусе абсолютной истины. Если же закачивают не чушь — тем более.

В частности, это касается и знаний, передаваемых таким способом. Любому человеку можно запилить в голову курс современной физики. Любому. И он будет её знать и понимать. Но он будет её знать и понимать только в тех пределах и на том уровне, который ему запилили. Причём любую формулу он будет считать абсолютно правильной, а любой коэффициент в ней — истиной в последней инстанции. Соответственно, никакие новые идеи в этой области он будет воспринимать не просто как ложные, а как глупые, бессмысленные и даже издевательские. Он будет встречать новые идеи даже не в штыки, а как бы это сказать… да вообще никак воспринимать не будет.

А наука построена на том, что учёные придумывают и опровергают гипотезы. И ничего не считают истиной в последней инстанции. Даже идеалы деятельного гуманизма. Правда, для этого их надо сформулировать на научном языке, а это дело почти невозможное. Потому что всегда можно сказать, что научники чего-то не так поняли. Ну так и правильно: идеал на то и идеал, чтобы им вдохновляться, а не препарировать. Но ко всему остальному нужен сугубо критический подход. Который

Потому-то, собственно, СНВ используется для обучения только там, где творческое мышление не нужно совсем. Ну вот как у нас в лётном: нам впиливают приёмы субакса, или какие кнопки нажимать на пульте. Причём — на пульте корабля конкретной модели. Потому что общие вещи мы учим обычным способом. Техническим работникам СНВ тоже впиливают, опять же по конкретным образцам оборудования. Но опять же: общую теорию машин и механизмов им начитывают. Чтобы не переучивать их всякий раз, когда на новой модификации крышки прибора лишняя гайка появляется. Потому что у них в голове забито — чтобы снять крышку, надо открутить три гайки. А четвёртая — ой, что это.

Хотя вообще с этими самыми наведёнными воспоминаниями бывает очень по-разному. Левин мне как-то рассказывал историю. Ходил к нему на лечение один молодой ксеноэколог, специалист по дизайну биосферы сверхмалых планет. Пришёл ни с чем-нибудь, а с кризисом творческой мотивации. Ну то есть — его преследовало чувство, что он занимается не своим делом и не исполняет жизненного предназначения. До такой степени, что он перестал справляться с простыми задачками. Сидит перед компом и зубами скрежещет.

И это несмотря на то, что ксеноэкологией он с детства увлекался, занимался в кружке, Учитель ему рекомендацию в ИТКЭ написал восторженную. Дальше — институт и карьера, очень ровная. Никаких неудач, никаких провалов, ни единой планетки не запорол. Куча благодарностей, две премии, кандидатская диссертация по водным мирам, готовит докторскую. Всем уже ясно, что это будущий академик, светило и корифей. И вдруг такое.

Борис с ним долго возился. Пока не нашёл в его детских воспоминаниях один момент. У товарища были родители. Так вот, мать мечтала, что ребёнок станет музыкантом. Чтобы, значит, сидел он в большом красивом зале за старинным деревянным роялем и играл вариации Брамса на темы Паганини. Почему-то ей в голову запал именно Брамс. Ну вот хотелось ей такой картинки. А у ребёнка — ни слуха музыкального нет, ни способностей, ни интереса. Маму это очень огорчало. И в редкие моменты общения с сыном она обязательно что-нибудь говорила о том, как она мечтала, чтобы он стал музыкантом. А также про рояль и Брамса. Мальчик, естественно, пропускал всё это мимо ушей. То есть оно капало прямо в голову. Короче, классический случай непроизвольного родительского программирования.

Так что Левин сделал? Вместо того, чтобы выскребать эту гадость со дна души — а это долго и муторно — он придумал вот что. Закачал человеку в память СНВ — исполнение брамсовских вариаций. Именно для исполнителя сделанное — с движениями пальцами, паузами и всеми делами.

Тогда молодой учёный заказал себе пианино. Настоящее, из дерева. И в моменты творческих метаний и сомнений — садился и играл эти самые вариации Брамса. Больше ничего он играть не умел, да ему и не нужно было. Музыка сама по себе ему удовольствия не доставляла, а вот мелкие движения руками очень успокаивали и способствовали концентрации. В общем, всё у него хорошо стало. Сейчас он уже членкор АН, академические лавры не за горами, своя школа, ученики и так далее. А Брамса все считают милой причудой. Отлично вписавшейся в имидж.

Но это так, экзотика. А в целом — использование СНВ ограничего веро-эффектом. И обойти его очень сложно. Хотя можно. Есть способы. Простейший — «таран Ламондуа». Который закачал себе в мозг почти всю физику пространства, какая тогда вообще существовала. Включая всякие гипотезы, сомнительные теории, и тому подобное. Я об этом вроде как писал. Но не упомянул одну деталь. А именно — поверх всего этого он записал себе убеждённость, что все эти физические теории ложны и даже уже кем-то опровергнуты. Что он точно помнит — была какая-то другая, стройная и логичная теория, которую нужно только вспомнить. Ну или восстановить. Что он, собственно, и сделал. После чего долго лечился на Леониде. Потому что сомнение начало пожирать ему мозг. Подробностей не знаю, но, говорят, он даже в арифметике стал сомневаться и в классической механике. Ну то есть регулярно проверял, точно ли дважды два четыре и существует ли инерция. Причём земные методы психокоррекции не сработали. Пришлось кланяться леонидянам. Чем кланялись — не знаю. Но чем-то ценным, уверен.

И ещё одно, о чём обычно не говорят. Ламондуа ведь так полностью и не восстановился. Во всяком случае, до прежнего уровня. Все его работы после прорыва в нуль-Т — это в основном развитие старых идей. А так он занимался в основном администрированием, преподаванием и прочими подобными вещами. Администратор он был, говорят, так себе, а вот плеяду учеников вырастил мощную, что да то да. Жаль, конечно, что со Слепым Пятном всё закончилось. Ну да чего уж теперь-то.

В общем, понятно, почему это называют «тараном». Хотя были случаи, когда и после Ламондуа на такое шли. Насчёт результатов не знаю. Но думаю, что ничем хорошим оно не кончалось.

Есть, правда, и другие способы. Вот только все эти способы или сильно уродуют психику, или годятся не для всех. Например, ментальная элоквенция по Файбисовичу приводит к постепенному разрушению единства личности. Шунт Запорожного требует ювелирной работы ментоскопом. А метод абстрацкий Парсиваля применим только к людям с определёнными психическими отклонениями. Довольно неприятными, кстати — я с этим сталкивался и тему знаю.

Что-то я далеко отклонился от фарватера. В общем, что я сказать хотел-то? Что наведёнка воспринимается без критики. Всё идёт на ура, всему веришь. Бесповоротно.

Но Левин всё-таки молодец. Он мне оставил очень качественную СНВ. На которой были не только его выводы, но и ходы мысли, и сомнения. Особенно сомнения.

Так вот, по поводу расшифровки разговора дона Рэбы с непонятно кем. Левин был убеждён, что в целом он перевёл правильно. Ну, может, в конце можно было заменить пару оборотов. Например, у Антона было «по габарям». Понятно, что имелось в виду «по рукам». Но вообще-то в Арканаре такого обычая не было — бить по рукам. Это он так переложил что-то другое. Хотя понятно, что имелось в виду согласие.

Но это, в общем, мелочи. Однако что-то его грызло. Какой-то червячок сомнения у него остался. Что-то было неправильное в этом разговоре, что-то где-то не билось с фактами. Вот только он так и не понял, что именно. Но мне это своё сомнение оставил в наследство.

И я вроде бы нашёл. Ну то есть понял, в чём засада.

В книжке у Антона был такой момент, я уже цитировал:

«На площади валялись трупы. А в центре ее чернел ровный неподвижный квадрат. Румата вгляделся. Это были всадники, стоящие в неправдоподобно точном строю, в длинных черных плащах, в черных клобуках, скрывающих глаза, с черными треугольными щитами на левой руке и с длинными пиками в правой.»

Ничего не смущает? Вот и меня сначала тоже ничего не смутило. А потом дошло.

Румата, приглядевшись, мог рассмотреть отдельных всадников, и даже то, что у них клобуки на глазах. Ну ладно, допустим, он воспользовался зумом камеры, но упоминать об этом не стал. Хорошо. Зайдём с другой стороны. Каких-то суперогромных площадей в Арканаре не было и быть не могло, это всё-таки средневековый город. И всадники занимали не всю площадь, а только центр, квадратом.

Вопрос: могло поместиться в центре площади двадцать тысяч всадников?

Я вот однажды видел разом десять тысяч человек. Не всадников, просто людей. Без вещей, без ничего. Эвакуированных в экстренном порядке. Как потом выяснилось — из-за ошибки в программе. Которая дала неверный прогноз аномальной активности светила систему ЕН 5221. Ну и заодно ДГБ вскрыло КОМКОНовскую базу. Случайность, наверное: не могут же они вот так, да? Ну не знаю. Но толпу я видел. Так вот, десять тысяч — это очень много. Поверь, Лена. Это не квадрат на площади, это вся площадь. Пеших, заметим, людей. А на конях? Я вот не знаю, сколько места занимает конный всадник. Но что-то мне кажется, что на этом месте могут уместиться как минимум три-четыре человека. Минимум.

То есть двадцати тысяч всадников на площади точно не было. А было столько, сколько нужно, чтобы продемонстрировать этот самый неправдоподобно точный строй.

Откуда же тогда цифра в двадцать тысяч? Скорее всего, дон Рэба не врал. Именно столько орденских бойцов было обещано Орденом — и задействовано в операции. Но — включая не только всадников, но и всех остальных.

Я ни пса не понимаю в инопланетных средневековых армиях. Но вот что я знаю точно — что в армии есть снабжение, обеспечение и прочие такие службы, которые имеются в любой структуре вообще. И что именно в этих службах сосредоточена большая часть личного состава структуры. По-другому не бывает.

Ну сама посуди, Лена. Кто-то должен ухаживать за лошадьми. Кто-то — отвечать за оружие. Небось, у конников были какие-нибудь слуги, оруженосцы, вот эта вся хрень. А также свои врачи, ветеринары. Кузнецы какие-нибудь — подковы ставить железки чинить. Это всё лучше иметь своё. Я почему-то в этом уверен. Ну хотя бы потому, что у нас то же самое.

А ведь это ещё не всё. Орденские пришли в Арканар не просто разорять территорию. Они пришли Арканаром управлять. То есть они должны были привезти с собой управленческий аппарат. Хотя бы верхушку и сотрудников наиболее важных служб. Разведки-контрразведки, например. А вообще-то надо было бы даже кашеваров брать своих. Потому что, если я что-то понял про это самое средневековье, добрые горожане могли и травануть запросто. По крайней мере, первое время. Хотя, конечно, в таких вопросах можно было бы положиться на местных монахов. Ну так они явно фигурировали в расчётах.

Что бы я лично предположил. Что реально с континента было переброшено где-то три тысячи отборных бойцов. Судя по их поведению — обработанных званцевским средством. Для их переброски — если опять же учесть фактор попутного ветра и готовность бойцов самим сесть на вёсла — нужно было десять гамратт. Десять из пятидесяти — это уже совсем другие расклады.

Ну а двадцать тысяч — это так, общая численность орденских сил. Причём взятая с ба-альшим гаком.

Это, конечно, уже мои домыслы. Но я думаю именно так.

Почему? А из-за той картинке, которая у Левина в голове осталась. Сидят два человека и договариваются. Причём один — который с бородкой — продавливает свой план, а второй осторожничает. И положение у них примерно как у проектировщика нового космического судна и руководителя группы испытателей. То есть первый клянётся, что судно вылизано и все мыслимые меры безопасности предусмотрены — а второй ворчит и ругается, что это корыто он до полёта с живым человеком не допустит, пока не будет проведена полная серия тестов аварийных химических двигателей на реверсивном ходу. Потому что мало ли что, а ему за живых людей отвечать. При этом оба понимают, что конструкция, скорее всего, хорошая, но не идеальная, а предусмотреть всё невозможно. Однако каждый хочет снизить свои риски. Только у проектировщика риск — что он провалит плановые сроки и его люди не полетят на Тагору. А у испытательной группы — что кто-нибудь погибнет. При этом первое реально, а второе — крайне маловероятно. Поэтому проектировщик давит авторитетом. Он рассказывает, что аварийную химию на судно проектировал сам Потылицын, который по этой части самый авторитетный конструктор на Космофлоте. Что общий расчёт корабля выполняла лаборатория Полубояринова — а Полубояринов это ух и огого. Что химия на самом деле вообще не нужна, потому что есть аварийная гравитационка, лучше которой на Земле не делали. Ну и так далее. И он даже, в общем-то, не врёт. Потому что аварийная химия слизана со старой модели, которую действительно проектировал Потылицын, с некоторыми доработками на коленке. Общий расчёт действительно делала лаборатория Полубояринова, но вот как раз безопасность они не считали. Гравитационка, конечно, вещь, но как она себя поведёт при неспокойном вакууме в экватории массивного тела — это ещё вопрос. А так всё правильно.

Здесь же ставки были сильно выше. Дон Рэба всерьёз рисковал головой, причём не только своей. Орденский планировщик рисковал как минимум карьерой, а может быть, и головой тоже. При этом он был уверен, что, если первая часть плана сработает, то арканарская столица падёт в руки Ордена, как перезревший плод. Но дона Рэбу нужно было дожать. И поэтому он — даже, в общем-то, не вря — называет цифру в двадцать тысяч бойцов. Но, скорее всего, двадцать тысяч — это была общая численность всех сил Ордена, которых можно было хоть как-то задействовать в операции. От всадников с копьями и до простых монахов и орденских агентов на жаловании. С округлением в нужную сторону, разумеется.

Поверил ли ему дон Рэба? Ну, в каком-то смысле. Выбора-то у него особо не было.

И там есть любопытный хвостик. После разговора на портовом жаргоне дон Рэба говорит, что беседа доставила ему огромное удовольствие и называет своего собеседника смелым человеком, а тот — «скучным голосом», как пишет Малышев — возвращает ему комплимент.

Вот эту сцену я прямо-таки вижу. И слышу. Сам присутствовал при таких обменах любезностями.

День 157

Только что проснулся. В виде исключения — видел приятный сон. Ну как приятный. Во всяком случае, мне понравилось.

А видел я, как Майя Глумова отшивает Каммерера.

Дело происходило в Музее Внеземных Культур. Не то чтобы я это понял по интерьерам. Просто — знал, что это Музей внеземных культур. Какая-то мастерская. Там сидела Глумова. А перед ней стоял Каммерер и лепетал какую-то бессвязную чушь. Что он журналист, что пишет какую-то книгу. А она на него смотрела как на… извините за скатологический юмор. И было ясно, что она его сейчас выставит за дверь. То есть это мне было ясно, а Максик суетился, лебезил и хлопотал лицом. Не ухлёстывал, нет. Что-то ему было нужно. И было ясно, что этого он не получит. Жаль, что проснулся как раз перед тем, как она начала бы его выгонять.

Однако вопрос. Это ведь не просто сон, а продолжение всё того же сериала с убийством, великими сущностями и прочей мурой. Формально доказать не могу, но чувствую. Интуитивно. Что да, это тоже к тому же. И потому что Майя и Музей Внеземных Культур, и по общему настроению, что-ли. Но вот при чём тут Каммерер?

Кстати. Я ни разу не видел лица человека, которого убиваю. Но мне каждый раз казалось, что он мне знаком. Уж не Максик ли это?

Хорошо, допустим. Тогда чего они хотят? Эти, которые жёлтые квадраты? И мой приятель Левин в том числе? Чтобы я пошёл и убил Макса из «герцога» Сикорского? Бред какой-то. Или, наоборот, что мне прикажут убить Макса из «герцога» Сикорского, а я типа должен не выполнять приказ? Полный бред. Я должен что-то сделать, чтобы мне такого приказа не отдали? Бред полный и абсолютный. Я что-то должен сделать, чтобы такой приказ получить? Просто бредятина.

Но если сравнивать, то наиболее вероятен именно первый вариант. Осталось всего ничего — вернуться на Землю, украсть у Сикорского «герцог», пойти и убить Максима Каммерера. Потому что мне снятся сны. Это же охренеть серьёзная причина, чтобы кого-нибудь убить! Тем более, у меня есть опыт. Я же убил человека, который храпел. Ну да, я не хотел. Так получилось. Но было же. Может, они решили — да, этот может?

Нет, нет, нет, бредятина. Во-первых, я сижу на этой проклятой станции, и никто меня вызволять не собирается. Во-вторых, если меня отсюда и вытащат, то вряд ли восстановят на службе. В лучшем случае мне сотрут память и отправят на какую-нибудь отдалённую станцию. В просто хорошем — то же самое, только вместо станции меня ждёт водорослевая ферма. В плохом — будет как в том сне, только исполнят меня не изящным «Герцогом», а обычной рельсовухой. В самом худшем — коллеги заинтересуются, что это со мной такое происходило и разберут мой мозг на части, чтобы не упустить чего интересного. И главное — во всех случаях будут правы, а я нет.

С другой стороны. Вот чисто гипотетически. Допустим, мне сейчас явится Борис Левин верхом на комете. И предложит: пристрели-ка ты Каммерера, тебе же он ни разу не симпатичен. А мы тебе за это выполним любое желание. Например, вернуть тебя на работу. И если хочешь — стереть память об этом неприятном эпизоде.

Ну, я, конечно, откажусь гордо. А Левин на это скажет, что Максика всё равно пристрелят, только бонус достанется кому-то другому, а ты тут так и будешь куковать, пока биологическая смесь не кончится. И умрёшь с голодухи, глядя в стену. Или, если хочешь разнообразия — пялясь в иллюминатор на звезду класса G и планету типа Юпитера.

И я откажусь уже не гордо. Какая уж тут гордость.

А если бы мне доказали как дважды два, что Каммерера надо убить ради счастья человечества? Нет, даже не так — ради существования человечества?

То я откажусь совсем уж несчастный, раздавленный и всё такое. Но отказался бы. Потому что я — существо ограниченное. Мало ли мне что можно доказать.

А вот если бы мне тот же Комов приказал пристрелить Каммерера? Ну это совсем другое дело. Он мне начальник. Приказ начальника — закон для подчинённого.

Я это к чему? Да к тому, что если вы от меня чего-то хотите, обратитесь к моему начальству. Его убеждайте, ему парьте мозги, ему сообщайте страшную правду. И если оно вас послушает — хорошо, старый дядя Яша возьмёт пукалку и пойдёт убивать кого-нибудь. Потому что я точно знаю, что Комова вот так просто запугать, купить или взять на слабо нельзя. И уж если он согласится, значит, резоны были серьёзные. Вот как-то так. Извините.

А если нет — читайте про Арканар. Это я по собственной инициативе пишу и сам ответственность несу.

Итак, переходим к очень интересному моменту. А именно — к отравлению короля.

В книжке события изложены следующим образом. Румата узнаёт от барона Пампы, что он встречался с людьми, которые пленили Будаха, и даже устроил с ними драку, но Будаха не освободил — так как не видел смысла вмешиваться в такие дела. Тогда Антон делает вывод, что Будах схвачен людьми дона Рэбы и по его приказу. И решает вызволить его путём обращения лично к королю.

Осуществляет он это так. Румата является в королевский дворец к моменту вставания с постели. У него имеется фамильная привиления — своими руками обувать правую ногу коронованных особ Империи. Король жалуется на приступы подагры и отсутствие хороших врачей, в чём обвиняет дона Рэбу. Тут Румата говорит, что есть отличный лекарь, да вот беда — его захватил дон Рэба и удерживает у себя. Король орёт на дону Рэбу, который, ласково улыбаясь, говорит, что Будаха просто проверяли, но сейчас же после обеда он его привезёт. Румата недоумевает, но ждёт момента. В перерыве он якобы присутствует при «беседе Рэбы и Ваги», а потом идёт за стол. В какой-то момент король вспоминает об обещанном лекаре, и дон Рэба приводит какого-то человека, который представляется Будахом. Выглядит он довольно жалко. Румате он не нравится: он представлял себе великого целителя несколько иначе. Однако молчит. Молчит и тогда, когда вместо растирания — что естественно при тех методах лечения, которые тогда существовали — Будах подаёт королю подозрительного вида смесь и требует выпить. Король заставляет его сделать несколько глотков, потом пьёт сам. Смесь оказывается горькой, король разгоняет всё застолье. Румата, почему-то очень весёлый, уходит. Ночью король умирает и начинается резня.

В фильме ситуация выглядит несколько иначе. Но суть истории та же: Румата говорит, что выписал себе лекаря по имени Будах, да только дон Рэба его удерживает — а лекарь отлично лечит боли в коленях.

А дальше происходят настоящие чудеса. Дон Рэба за минуту — вот буквально за минуту времени фильма — доставляет во дворец человека, которого называет Будахом. При этом говорит дону Румате, что «сейчас ты скажешь, что это не Будах». Тот смотрит на человека и зачем-то говорит ему — «ты не Будах и не лекарь», а за кадром поясняет, что это, дескать, портовый коновал. Тот предлагает королю как-то очень быстро изготовленный напиток в кубке. Король сомневается. И предлагает — то есть требует — опробовать смесь самому Румате. Который берёт чашу, делает несколько глотков, потом вдруг выплёвывает часть жидкости и ругается. Дальше идёт нарезка кадров, к данной сцене уже отношения не имеющих.

Левин сразу предположил, что озвучка наложена сомнительная, а вот сцена, похоже, настоящая. Ну или почти настоящая: кое-какой монтаж там заметен даже мне. Однако мгновенное появление лже-Будаха — похоже, дон Рэба держал его буквально за соседней дверью — выглядит странно и неправдоподобно. А вот тот факт, что король заставляет пить зелье именно того, кто предложил лекаря — как раз вполне естественно. Хотя бы потому, что в случае попытки отравления — а король не мог о ней не думать, иначе бы он не был королём — именно лекарь мог остаться в живых. Например, приняв противоядие.

Но даже в этом случае происходящее выглядит крайне странно. Всё, что король ел, пил, что втирал в щёки и чем мазал вскочивший прыщ — всё это сначала пробовали другие. Люди, ответственные за приготовление еды, поставки питья и изготовление снадобий, находились под постоянным контролем. Особенно это касалось лечения: лейб-знахарь был очень серьёзной должностью с повышенной ответственностью.

Ровно так же поступали герцог Ируканский, а также почтенный дон Сатарина, и вообще все серьёзные люди, у которых были основания считать, что их смерть окажется кому-то полезной или хотя бы приятной. Потому что яды в Эсторской империи и в Запроливье были известны самые разные, и все они использовались. От ядовитых колючек меднокожих варваров и до изысканных снадобий работы Будаха.

Вообще-то при дворе Пица Шестого такими вопросами заведовал лейб-знахарь Тата. Но — вот беда-то — дон Рэба обвинил его в измене и казнил. Учеников его он перебил тоже. Новый лейб-знахарь почему-то назначен не был. Кто в этот период ведал королевским здоровьем — Антон не поинтересовался. Что ещё удивительнее, не интересовался этим и Кондорский. Хотя вопрос о том, в чьих руках находится жизнь арканарского короля, как минимум интересен.

Но даже без лейб-знахаря, и в предположении, что король благоволит дону Румате и безгранично доверяет дону Рэбе — готовность воспользоваться средством невесть откуда взявшегося целителя, да ещё предлагающего странный и подозрительный способ лечения выглядит по меньшей мере странно.

И дальше — вот эта сцена. Которая что в книжке, что в фильме выглядит просто фантастически нелепо. Если только не предположить, что это постановка, разыгранная для чужих глаз.

В которой участвуют три действующих лица. Король. Дон Рэба. И сам Антон.

День 158

Встал рано, пошёл делать себе сладкий десерт — и нате вам: подсластитель кончился. Как бы и не так страшно, сахар я синтезировать могу. Но всё равно неприятно. Ресурс у станции большой, но всё-таки ограниченный. А я вроде как привык и всё время об этом забываю. Зря, зря.

Послушал Перголези в исполнении Бранки Кршесадло. Ну вот не понимаю, за что её так все любят. То есть раньше понимал — потому что играет с чувством. А теперь наслушался и понимаю — лажа. Вот эти вот выразительные паузы перед сильными местами, вот эти нарушения ритма, очень много интонаций, всё время педаль, потому что тающие в воздухе звуки звучат романтичнее. И проскакивание галопом мимо неинтересных технических мест.

Гм. А я ведь раньше такого не написал бы. В смысле — мне бы в голову не пришло так рассуждать. Ну да, наслушался я музыки. Тут волей-неволей начинаешь разбираться. Хотя, может, мне кажется? И настоящий музыковед мне скажет, что я всё неправильно понял? А, пёс бы с ним. Я теперь сам с усам, как выражется Славин в таких случаях.

Хотя не всё так просто. Как бы дураком не выставиться.

Помню вот, Григорянц рассказывал про базу на планете Лу. Я вроде что-то уже про это писал, но проверять не хочу. Суть в чём. Там была прислуга из местных. У них довольно высокий уровень технического развития. В частности, есть компьютеры. Свои. И вот, значит, наняли наши одну женщину — работать с местной бюрократической документацией. А что делать? У них там на этой планете сложная система документооборота, надо знать много мелочей — в общем, местные справляются лучше. Ну наняли и наняли. Женщина оказалась отличным работником, всё делала как нужно, никаких претензий. Единственное что — очень медленно. Причём никто не понимал, почему. И вот однажды нужно было оформить пятьдесят каких-то однотипных справок, типа просто цифры вбить. Делов на полчаса. Ну на час. Она сидит, что-то делает, а справок нет. То есть они есть — но вот за полчаса она сделала их четыре. Странно. Григорянцц пошёл разбираться. И увидел, как она на экране рисует очередную справку. Очень быстро рисует, со всеми графами, надписями, всеми делами. Но — заново. Заново! Не вызывает готовый файл, а всё по новой делает!

Арам очень удивился. Поговорил с ней. И выяснилось, что женщина родилась в какой-то деревне. Её девочкой продали какому-то богатому человеку (да, у них в некоторых местах там рабство). Тот её использовал в основном как женщину, но она оказалась смышлёной. Пока хозяина не было, осваивала всякую технику, в том числе его настольный компьютер. А на планете Лу много народов, много языков, и компьютер был какой-то не свой. Ну то есть системных надписей она не понимала. И всё выясняла методом тыка. Если нажать на такую-то иконку, вылезает список файлов, нажмёшь — откроется. Нажать на другую — печатается. Но была одна фигулька, при нажатии на которую не происходило ничего. С её точки зрения, во всяком случае. А это было сохранение. То есть она так и не поняла, что набранный на компьютере текст можно записать в память компьютера. Как писать на экране — научилась, как распечатывать — знала, даже копирование файлов освоила. А вот что их можно делать и сохранять — не понимала. Не было у неё в голове такой концепции. Она думала, что файлы — как бумажные книги. Где-то изготовляются, как-то переносятся, но компьютер их может только смотреть… Вот что значит отсутствие нормального образования.

Так и я, наверное, с музыкой. Не знаю каких-то простых вещей, а туда же лезу — рассуждать. Лучше уж закончить с Антоном.

Кстати, сколько раз я это говорил — что вот-вот закончу с Антоном? Не помню, но уж точно не пару раз. Потому что всё время приходилось отвлекаться на всякие объяснения. Которые мне интересны, а вот тебе, Лена, как? Хотел бы я это знать. Вообще, хотел бы я о тебе что-нибудь узнать. Или просто увидеть. Можно на экране.

Стоп-стоп. Всё-таки про Антона. Мы ведь почти приехали.

Вернёмся к ситуации. Вот есть три человека — Антон, дон Рэба и король. Последние двое собираются разыграть сцену отравления. Они к этому долго готовились, отравление должно выглядеть убедительным. Большую роль в их плане играет Будах. Разумеется, настоящего Будаха они публике показывать не собираются. Ради безопасности самого Будаха. Потому что в случае отравления короля — имитации, конечно, но выглядеть-то всё будет убедительно! — лекаря, несомненно, надо казнить. Причём это сделает любой, кто попытается взять власть. Ну по очевидным же причинам. Не может убийство короля остаться безнаказанным. Должны быть виновные. И лекарь — первый. Причём ждала его не просто смерть, а квалифицированная казнь первой степени. По закону.

Понимал это исполнитель роли Будаха? Разумеется. На что же он рассчитывал?

Конечно, можно было бы взять какого-нибудь малодушного преступника и посулить ему лёгкую смерть в качестве награды. Типа — ты даёшь королю питьё, а мы тебя тихонечко убьём, ты и не почувствуешь. Но это очень сомнительная сделка. Даже очень малодушный преступник может не поверить в такой гуманизм. Зачем людям, решившимся на убийство короля, соблюдать такие обещания? Лучше всё-таки отдать отравителя правосудию. Чтобы не орал лишнего — выжечь язык. И вперёд, на пыточный помост, отвечать за содеянное по полной программе.

Конечно, одно дело — пытка потом, а другое — вот прямо сейчас. Могли запугать этим. Но ведь от выступления зависело очень многое. Мог же человек, играющий Будаха, отшвырнуть кубок, кинуться на колени и завизжать: люди добрые, меня заставляют отравить Его Величество, виновен дон Рэба, спасайте короля! Конечно, он мог получить стрелу в спину. Но это не многодневные изощрённые истязания, от которых сходили с ума. Это, по крайней мере, быстро. К тому же был шанс и спастись. Маленький, но был. Вдруг дворяне, давно и основательно не любящие первого министра, бросятся спасать короля? Вот то-то.

Значит что? Значит, исполнитель роли Будаха сам был участником заговора. Который точно знал, что король не умрёт. И которому пообещали защиту. Ненадолго — поскольку игры в долгую и не планировалось.

Теперь вопрос. Как Его Величество и его первый министр должны были реагировать на демарш Руматы Эсторского? Учитывая, что оба они уже знали, что он никакой не Румата, а неизвестный человек, явно чей-то агент, с серьёзными возможностями? И с личным интересом к Будаху, причём интересом непонятным и пугающим?

Вообще-то это повод для паники. И, может быть, приостановки операции. Но остановить было уже ничего нельзя. Всё уже пришло в движение, причём по обе стороны пролива. Механизм заговора заработал, остановить его было уже нельзя.

Оставалось блефовать. Держать каменную физиономию и делать вид, что всё идёт по плану.

В своей книжке Малышев пишет, что первый министр выглядел прямо-таки довольным и даже посмотрел на него с «ласковой укоризной». При том, что в той же книжке сам отмечает, что дон Рэба был опытным придворным и даже в самых жёстких ситуациях держал лицо:

«Справа от развороченного ложа стоял дон Рэба, неслышно беседуя с длинным костлявым человеком в военной форме серого бархата. Это был отец Цупик, один из вождей арканарских штурмовиков, полковник дворцовой охраны. Дон Рэба был опытным придворным. Судя по его лицу, речь шла не более чем о статьях кобылы или о добродетельном поведении королевской племянницы. Отец же Цупик, как человек военный и бывший бакалейщик, лицом владеть не умел.»

Можно себе представить, чего стоил ласково-укоризненный взгляд дону Рэбе. Но он справился.

А теперь начинается самое интересное.

Сцена с лже-Будахом вроде бы немного успокоила заговорщиков. Румата, во всяком случае, не пытался сорвать их игру. Например, не заорал, что перед ними не Будах — хотя и сообщил дону Рэбе и королю, что он это знает (через самого исполнителя роли лекаря). Он не стал протестовать против странноватого метода лечения подагры, и не стал кричать, что в кубке может быть яд. Однако зачем-то он устроил эту сцену?

И вот тут король ошибся. Совсем немного. Но ошибка оказалась роковой.

А именно — он предложил Румате самому испить из кубка. Типа для того, чтобы проверить, нет ли в питье яда.

В книге Антона упоминание об этом моменте отсутствует: там из кубка пьёт только сам лекарь, изображающий Будаха. В фильме король даёт кубок Румате. Но даже если бы эти кадры Малышев вырезал, всё равно можно было бы сообразить, что король, дабы соблюсти политес, потребует, чтобы зелье опробовал не только лекарь, но и тот, кто его рекомендовал. Это должен был сделать дон Рэба, но Румата успел раньше.

Разумеется, никакого яда или чего бы то ни было сильнодействующего в кубке не было. Там была какая-то вонючая и горькая жидкость, совершенно безвредная. Работать с Его Величеством всерьёз предполагалось после того, как он заявит о своём дурном самочувствии и уединится. Тогда появляется Будах со своими снадобьями и осторожно, контролируя процесс, даёт их королю. Который в результате синеет лицом, у него холодеют конечности, и в конце концов он впадает в кому или что-то вроде того. Чтобы все видели — король отравлен и умирает. Скорее всего, наготове была и парочка лекарей, которые зафиксировали бы отсутствие сердцебиения — то есть, по представлениям того времени, смерть. Дальше тело короля было бы убрано с глаз долой, и началось бы запланированное представление.

Ну, собственно, всё так и произошло. Только король умер на самом деле. Вопрос — кто это сделал?

После рассмотрения ряда версий Левин предположил: отравил короля Антон. Сплюнув яд в ту самую чашу — в момент, когда он её пил. Сделал он это по настоятельной просьбе Званцева. У которого были великие планы, а живой Пиц Шестой в них не вписывался.

Скорее всего, рассуждал далее Левин, короля траванули чем-то местным. Теоретически Малышев мог использовать какое-нибудь земное средство в качестве яда. Но все доступные ему лекарства были практически безопасны для здоровья, а выписывать отраву со станции означало попасть под подозрение. Для Званцева же было критически важно представить всё происходящее как сугубо местные разборки.

Гипотезу Борис проверил очень быстро — подняв данные по заказам Малышева, которые он пересылал на станцию. Выяснилось: за месяц до событий он получил целый набор лекарственных препаратов. у которых было одно общее свойство: каждый из них являлся антидотом для какого-нибудь сильной местной отравы. А за две недели он получил ещё один заказ — несколько доз средства от геморрагинов. То есть веществ, разрушающих эндотелий мелких сосудов, что вызывает внутренние кровотечения. Обоснований Антон не привёл, да их и не требовали: нужно человеку лекарство — значит, нужно. Мало ли, вдруг он направляется на обед к какому-нибудь местному Борджиа. Имеющего привычку потчевать гостей особыми кушаньями.

Однако же были нюансы. Во-первых, раньше Малышев таких заказов не делал. И во-вторых, откуда он знал, чем именно его будут травить?

Тогда Левин заказал рабочей группе перевод будаховского трактата «О травах и иных злаках, таинственно могущих служить причиною скорби, радости и успокоения». Выделяя места, касающиеся ядов — и особенно тех, от которых Будах не знал противоядий.

Список оказался небольшим. Из известных в Аркаране отравляющих веществ абсолютно смертельными Будах считал всего десять. Все они, кстати, были проверены земными специалистами, на предмет нахождения антидотов.

Левина заинтересовали три яда — конкретно геморрагинного действия. Один принадлежал эсторскому пустынному пауку, крайне редкому. Второй готовился очень сложным способом из нескольких компонент растительного и животного происхождения, причём использовались такие экзотические средства, как сушёная селезёнка голого вепря Ы. А вот третий был относительн прост в изготовлении, хотя сырьё для него было тоже дефицитным.

Это был яд болотной гадюки из Икающего леса — твари редкой и смертельно опасной. При попадании в кровь яд вызывал смерть в течение пары часов. Противоядия не существовало. По легенде, маршал Тоц отрубил руку своему другу и соратнику, генералу Идо, когда того укусила эта тварь. Генерал остался жив. И, наверное, чрезвычайно признателен.

Интересна тут химия. Яд представлял собой сложную смесь веществ, разрушающих сосуды, и нейротоксинов. Именно из-за их действия смерть наступала так скоро. Однако они довольно быстро распадались. Выдержанный яд, и особенно спиртовые настои его, содержали только смесь геморрагинов. В случае попадания в желудок мог прожить от десяти-двенадцати часов до суток, в зависимости от состояния организма. Против этого Арканаре было известно одно средство — радикальное промывание желудка в течение первого часа после отравления. Коварство ядовитого настоя заключалось в том, что первые симптомы недомогания возникали через пять — шесть часов. К тому моменту человека можно было уже считать покойником.

Однако же. Прежде чем использовать яд, его надо было добыть. Ловить болотных гадюк было занятием очень непростым. Твари были редкие, увёртливые и крайне опасные: в броске они доставали до бедра. Люди, способные и умеющие охотиться на них, встречались нечасто, яд продавали очень дорого и малыми порциями. Тот же Будах в своём трактате сетовал на то, что ему не удалось провести некоторые опыты, так как порция яда, имевшаяся в его распоряжении, была слишком мала, а достать новую не удалось. Несмотря на то, что дон Сатарина, заинтересованный в исследованиях, платил за яд по весу рубинов.

Вопрос был в том, каким образом добыл яд Званцев. Не гонялся же он сам за змеями по Икающему Лесу?

Команда Левина долго разбиралась с этим вопросом. Пока кому-то не пришло в голову проверить список оборудования, которое имелось у Антона.

Выяснилось кое-что интересное.

Малышева высадили на континенте, посреди пустыни. До ближайшего оазиса было ходьбы где-то с неделю. За это время он должен был, что называется, дойти до кондиции — то есть выглядеть и вести себя так, как выглядит и ведёт себя человек, прошедший через пустыню. Но живой и целый.

Так вот. По легенде, которую Антон рассказал местным, он ел ящериц и змей. И это было правдой. Другой пищи в пустыне не было. Однако поймать ящерицу или змею достаточно сложно. Кроме того, в пустыне попадались хищники — местные кошачьи вроде рысей, а также стаи собакоподобных существ типа гиен. А также и всякие неприятные ядовитые твари, вроде уже помянутого пустынного паук. Шанс встретиться с ними был мал, но реален.

Поэтому Антону — помимо аварийного запаса лекарств и стимуляторов — выдали широкополосный биологический сканер-манок «Крысолов».

«Крысолов» сканировал местность на предмет ментальной активности, классифицировал типы существ и позволял приманивать нужных и полезных особым излучением, а также отпугивать ненужных и вредных. Охват у устройства был метров пятьсот. Так что без мяса Антон не оставался. Вряд ли, правда, оно ему нравилось. Но это и было нужно — он должен был всё-таки выглядеть именно как человек измученнный и голодный.

Разумеется, манок был доработан так, чтобы его ни при каких обстоятельствах нельзя было использовать как оружие, даже если бы он попал в руки туземцев и они узнали бы, как с ним обращаться. Людей им подманивать или отпугивать было невозможно. Зато он отлично действовал на крыс и мышей, так что арканарский дом Антона был от них избавлен.

Так ведь и змей наловить, имея в распоряжении подобное устройство, было не так уж трудно.

Хотя для себя Левин пометил, что Званцев мог и с собой прихватить всякие разные штучки, не пользуясь «Крысоловом». Точно мы этого уже не узнаем — тут можно разве что догадки строить. Но всё-таки этот вариант кажется самым вероятным. И Левину, и мне.

Что касается работы с ядом, то в распоряжении Антона — и, соответственно, Званцева — был своей специалист. Не того уровня, что высокоуважаемый доктор Будах, но и не самый паршивый. Некий отец Кабани.

Он был вообще-то орденский. Прославился как дознавател и палач. Причём не то, чтобы он был каким-то совсем уж зверем. Просто он людей чувствовал. Эмпатия у него была хорошая. И, во-вторых, он умел помочь человеку раскрыться. Ну то есть во всём признаться. Именно помочь, у него была такая позиция — что человеку самому хочется во всём признаться, да всякие глупые чувства не пускают. И ему нужно именно помочь, посодействовать. А что при этом ему что-то прижигают или отрезают, так ведь и врачи тоже прижигают и отрезают. Что ж поделаешь, если так надо для его же пользы… Он так и сам к делу подходил, и других учил. Впоследствии Антон наслушался этих поучений.

Так или иначе, отец Кабани был хорошим специалистом. Неудивительно, что дон Рэба его заметил и каким-то образом заполучил для себя. В результате Кабани переселился в Весёлую Башню и зарекомендовал себя там наилучшим образом. Изобрёл, например, «мясокрутку святого Мики» — для проворачивания конечностей в фарш. Внёс принципиальные усовершенствования в конструкцию «кресла Тоца-воителя» — так расположил шипы на спинке, чтобы они не задевали жизненно важные органы. Придумал несколько пыток специально для женщин. И среди всего прочего — широко применял яды. Тут он, что называется, показывал класс. Например, однажды ему в руки попал эсторский владетельный князь Цорио, имевший совершенно особенную родовую привилегию — король не мог ни лично, ни через кого-то наносить увечья ни одной части его благородного тела, за исключением кистей рук и ступней. Отец Кабани не нарушил правил. Он просто содрал кожу с большого пальца его сиятельства и натёр мясо выпотом зычной жабы, разведённым с выделениями стрекавящей медузы. В результате Цорио сам отгрыз себе палец — а потом признался во всём, о чём его спрашивали. Казнили его, кстати, тоже очень особенным образом, с соблюдением всё тех же приличий. Опять же без подробностей, но умер он тяжело.

В общем, отец Кабани так, наверное, и проработал бы всю жизнь в Весёлой Башне, но его настиг недуг. Алкоголизм. Палачи вообще много пьют, а Кабани получал за работу хорошие деньги. И к тому же был человеком общительным, компанейским. Какое-то время он держался, а потом пересёк грань и начал спиваться. В результате чего перестал справляться со своими обязанностями. Кончилось всё тем, что он загубил нескольких важных заключённых, от показаний которых зависели планы дона Рэбы. Тот пришёл в ярость и чуть было не отправил проштрафившегося специалиста в те самые застенки, с обитателями которых он работал. Но потом всё-таки решил, что не стоит бросаться людьми. И просто выгнал на улицу. Может быть, надеясь, что отец Кабани, лишённый средств к существованию, одумается, преодолеет пагубную страсть и возьмётся за ум. А может, он ни о чём таком не думал, а просто пожалел старика. Кто его знает.

У отца Кабани были кое-какие сбережения. Однако пить он продолжал, так что деньги быстро кончились. Прожившись, он стал искать работу, желательно по специальности. Возможно, он нашёл бы стол и кров у Ваги Колеса или у дона Сатарины. Но случилось так, что он где-то пересёкся с бароном Пампой. То есть со Званцевым.

Как это случилось — не сохранилось никаких сведений. Или, может, Левин плохо рыл. Но так или иначе, барон увёз отца Кабани к себе. Где он жил, как он его использовал — пёс его знает. Но с какого-то момента отец Кабани поселился в домишке посреди Икающего Леса. Каковой тот же Антон использовал как точку для хранения всяких ценных вещей (включая фемтопроцессор, делающий золото) и для встреч с земными коллегами. Кстати, та самая летучка 12 апреля — с Бунге и Кондорским — прошла именно там. Впрочем, это в сторону.

Обязанности у отца Кабани были простые. Сторожить домишко, отслеживать перемещения посторонних. Ну и самое главное — пить. В смысле — пить со Званцевым и его друзьями.

День 158

Закрыл уже файл. Хотел пойти помыться, в горячей водичке полежать — и баиньки. И уже воды набрал. Но вот чувствую — чего-то не договорил. И даже понятно, что. И тут такое дело: вроде и не хочется это поднимать, но вроде как и оставлять без объяснений тоже не хочется. Во всяком случае, если ты, Лена, будешь это читать. А я где-то как-то на это рассчитываю.

Короче. Такое дело. Как бы это сказать-то.

Ну начнём вот с чего. Тому же Левину было абсолютно понятно, зачем Малышеву собутыльник. Мне тоже. Любому технику со станции, кому эту историю расскажи — тоже поймёт, ещё и посочувствует. А вот тебе, Лена — поди объясни. Как это ты тогда сказала, когда я приехал малость перебравший? «Не понимаю, что люди находят в этом примитивном наркотике».

А ведь и в самом деле. Что?

Давай вот так, логически. Мы — космическая цивилизация, покорители пространства и где-то даже времени. Мы освоили довольно заметную часть галактики, и уже посматриваем на другие. Мы умеем делать разные штуки, от которых у самих волосы дыбом встают. У нас нет материальной нужды, всё доступно, всё даром. Что не очень доступно — можно достать, если приложить минимальные хотя бы усилия. Если у тебя есть способности — вокруг полно интересных занятий. Если нет способностей или желания — имеется полно необременительных занятий. То же самое ГСП, например. Вообще ничего не хочется — пожалуйста, водорослевая ферма, место спокойное и приятное. Можно вообще ничего не делать. Ну или там всю жизнь книжку писать, картины рисовать, вот это вот всё. О такой жизни тысячи поколений мечтали.

И при сём при том — сорок процентов мужчин в возрасте от тридцати лет пьют. Не в смысле «иногда употребляют по чуть-чуть», а в смысле — практически каждый день. По дополуденным меркам — довольно серьёзно. Просто мы сейчас умеем снимать похмельный синдром и убирать всякие прочие последствия. Так что вреда от этого нет. Но — зачем?

Ну я скажу. Извини, если коряво.

Алкоголь даёт что-то вроде смысла. Ну как бы это сказать-то… Не то чтобы смысла жизни. Смысл жизни у нас у всех есть и он у нас понятный. Не люблю всех этих слов типа «служение человечеству», но что-то где-то в этом роде, так ведь? Ну в общем да. По-другому и быть не может.

Но есть как бы ещё один момент, о котором говорить обычно не любят. Неприлично. И оно должно оставаться неприличным. Это я тоже понимаю. И все понимают. Потому что все мы люди воспитанные. Даже не так — Воспитанные. С большой буквы. Ну, конечно, величина буквы от человека зависит. Но всё-таки этого мы добились.

Опять-таки, как бы сказать-то… Ну вот у Строгова в «Стажёрах» есть такое место. Где коммунар Пахмутов выступает перед экипажем американской космической станции. Мы его наизусть заучивали, до сих пор помню.

«Создать идеальное общественное устройство способен только Человек Воспитанный — человек, победивший в себе ленивую и косную волосатую обезьяну, наследство эволюции, или хотя бы как-то договорившийся с ней, приручивший её, ставший ей хозяином. Высокая Теория Воспитания представлялась нам главным орудием преображения. Пока Высокая Теория Воспитания не будет создана и реализована практически, ничего принципиально нового с человечеством не произойдёт. Мы будем совершенствовать технологии, открывать новые законы, потреблять всё больше, всё разнообразнее, мы будем беспредельно совершенствовать процессы потребления, и ленивая волосатая обезьяна в каждом из нас будет говорить: Хорошо! Отлично! Ещё! Ещё! Больше! Слаще! Как это прекрасно: чтобы было весело и ни о чём не надо было думать!»

Ну вот сейчас понятно, что Строгов был прав. Мы обезьяну победили. Или приручили. И посадили в клетку. Но не убили. И не перевоспитали. И она, хоть и сидит в клетке, но обезьяной быть не перестала.

Так вот, обезьяна в человеке хочет всяких разных вещей. В том числе и тех, которые НЕЛЬЗЯ. Ну или просто нельзя. Или можно, но очень нежелательно и тебе же хуже будет. Или даже таких, которых в современном мире просто нет. И быть не должно. Но поди ей это объясни. Она тебя слушать не собирается. А вот тебе будет на ухо шептать — где твоя стая, где твои детёныши, почему ты не висишь на ветке и не дерёшься с другими стаями? И не получая ответа, начинает ныть, что ты зря живёшь, что это не жизнь вообще, вот это вот всё.

А вот алкоголь всё это снимает. На время, конечно. Но тебе кажется, что у тебя вот это всё есть. Что твоя жизнь имеет смысл. Тот, древний, обезьяний.

Причём эту функцию этиловый спирт выполняет всю человеческую историю. Потому что обезьяньего счастья на всех никогда не хватало и хватить не могло. Так что умные люди подумали-подумали, да и оставили всё как есть. Пусть себе выпивают. Тем более, что это почти безвредно.

Извини, что сумбурно получилось. Я как-то раньше на эти темы не особенно задумывался. Понимал — да. А вот чтобы формулировать — повода не было.

Это я всё к чему. У Званцева-то ситуация была прямо обратная. У него была задача — самому не превратиться в обезьяну. То есть в настоящего средневекового барона. Который из него буквально пёр и лез, по мнению Бориса. И которого Званцеву приходилось одновременно отыгрывать — и осаживать.

Ну а такие стрессы тоже снимаются алкоголем. И хорошим собутыльником. Потому что алкоголь — наркотик социально-позитивный. Выпившего к людям тянет. А не наоборот, как в случае всяких прочих химикатов.

Так вот, бывший палач оказался просто превосходным собутыльником. Пить с ним было одно удовольствие. Потому что он людей чувствовал. И умел помочь человеку раскрыться.

И это было совершенно безопасно. Потому что у отца Кабани была сильно выраженная алкогольная амнезия. Проспавшись после обильных возлияний, он уже ничего не помнил о том, что было, о чём говорили, и так дале. Так что перед ним можно было спокойно изливать душу, не опасаясь сболтнуть лишнего.

Ну и момент технический. Силикетовый сейф с фемтопроцессором. Который на пьяного и спящего отца Кабани не реагировал. Видимо, биосканер оценивал его в таком состоянии как существо неразумное и безопасное. То есть можно было спокойно выпить, дождаться того, что старый палач слетит с копыт, и спокойно заправить подсумки золотом.

Малышев с ним тоже выпивал. Наверное, с удовольствием. Однажды, правда, пожаловался непьющему Бунге, что у отца Кабани есть неприятная привычка — сильно набравшись, он начинал беседовать с воображаемым доном Рэбой. Ругал его, умолял взять обратно. Требовал вернуть ему его изобретения, особенно мясокрутку. И всё такое прочее.

Антона это злило. Ну не переваривал он дона Рэбу. Ни в каком виде не переваривал.

День 159

Очень это неприятно — просыпаться от женского крика.

Нет, у меня не галлюцинации. То есть, конечно, именно галлюцинации. Но как бы законные, нормальные. Сон — это, собственно, что? Галлюцинации. Ну так вот, мне приснилось, как женщина кричит.

Самое плохое, что я её знаю, эту женщину. Майя Тойвовна Глумова. Правда, вот такого крика я от неё никогда не слышал. Да и от других тоже.

Хотя нет, вру. Однажды пришлось. Слушал запись со станции «Маяковская-13». Которая плавала в хромосфере красного карлика ЕН 909 и в конце концов на него упала. Там восемь человек погибло. Включая руководителя проекта, астрофизика Герье и его практикантку. Она-то и кричала.

Почему меня позвали это слушать? Потому что профессор Герье был воспитанным человеком. Например, ни при каких обстоятельствах не перебивал женщин. И пока девушка орала от ужаса, он вежливо замолкал. А между криками — наговаривал в передатчик, что, собственно, произошло. Ну то есть что именно разладилось в плазмостате, в который закачивали из звезды вещество. К сожалению, он не успел рассказать всё. Очень уж девушка голосила. И сбивала его с толку. Так что он несколько раз вместо названия конкретных деталей установки зачитывал с экрана складской номер. Информация в омегу не писалась, так как профессор зашёл в своих опытах несколько дальше, чем дозволялось техникой безопасности. Всё осталось на складском компе, который сгорел вместе со станцией. Меня позвали, чтобы я хотя бы приблизительно попробовал распознать, что там где было. Потому что склад на орбите уцелел, вот только структура хранения оставалась непонятной.

Ну я попробовал. Взял данные по комплексу, осмотрел помещения, что где лежит. И стал думать, как бы я сам это организовал. Повозился немного и через какое-то время понял, что подходит классическая схема: собственно комплекс — специализированный фрагмент — участок комплектования — площадка — складское место — ресурс. Построил несколько моделей, с предположениями, что у них пошло бы первым, что вторым, и так далее. И что у них отсутствует на месте. Пятая, кажется, схема оказалась более-менее. Выяснилось, что под кодом Б12-5101-02 у них шли вакуольные обсессоры для ульмотронов. Не знаю, что это и зачем это нужно. Но вроде бы в них нашли какой-то дефект. Ну, значит, не зря сгорел профессор.

Вот я это написал и думаю. С одной стороны, если бы он эту свою практикантку заткнул или выставил бы вон, то рассказал бы больше и подробнее. Но с другой — если бы он так поступил, то был бы он другим человеком. Который, может, и не стал бы нам поставлять данные, пока не изжарился заживо. А, например, улёгся бы в медкамеру, взял бы нулевую статью, сломал бы пломбу — да и приказал бы вкатить ему запредельную дозу опиатов. И ушёл бы без боли и страданий.

Всё-таки способность к подвигу как-то связана с внутренней, что-ли, дисциплиной. Когда тебе проще умереть, чем нарушить какие-то вещи. Потому что если ты их нарушишь… а что, кстати, будет? Ну да, перестанешь быть человеком, всё такое, я это всё сам говорил много раз, и себе и другим. И даже тут где-то писал. Но всё-таки — что?

Пожалуй, вот что. Ты перестанешь понимать, как тебе дальше жить. И вся твоя прошлая жизнь — псу под хвост. Вот это вот. И это реально страшно. Хотя нет, не то слово. А какое — не найду. Не писатель я всё-таки.

Так что и пытаться не буду. К старым делам вернёмся. То есть к отравления Пица Шестого.

Левинская команда промоделировала множество вариантов, учитывая состояние здоровья короля, фармакокинетику, дозу и так далее. Получилось следующее. Использовался спиртовой настой яда — и чтобы убрать нейротоксиновую компоненту, и для лучшей растворимости. В качестве контейнера, вероятнее всего, использвалась тонкостенная пластиковая капсула. Яд попал в кубок, когда Румата, сделав пару глотков, демонстративно поперхнулся. В этот момент он раздавил капсулу зубами. Вероятнее всего, часть дозы и оболочку капуслы он проглотил. До этого он уже ввёл себе антидот. Но, скорее всего — потом, в каком-нибудь укромном уголке, он прочистил желудок.

Потом он снова явился во дворец — была его очередь охранять опочивальню принца. Это было чисто формальное отбывание повинности, на которую многие не обращали внимания. Но Румата явился. И стал ждать. Ждать, когда же выяснится, что король действительно умер — и когда его схватят и поволокут на расправу.

То, что Румату просто обязаны схватить, он прекрасно понимал. Хотя бы потому, что он был одним из основных подозреваемых в убийстве короля. Понятно, что в ту же категорию попадал и Будах. И ещё ряд лиц, имевших отношение к инсценировке. Но Румата в этот очень краткий список входил.

Боялся ли он, что его убьют? Или замучают в застенках Весёлой Башни? Скорее всего, да. Правда, Званцев обещал его вытащить в тот же день. И действительно попытался это сделать. Но Малышев был готов — или думал, что готов — ко всему. Как считает Левин, где-то в глубине сознания он даже и хотел попасть в застенок.

А теперь о том, что, собственно, случилось.

Смерть короля на общий план переворота не повлияла. Слухи о том, что король отравлен и умирает, были распространены в назначенный срок. Были названы и виновные — доктор Будах, книгочей, подкупленный дворянами.

Дворяне, давно уже ожидавшие недоброго — и постоянно сталкивающиеся со всё более наглыми выходками серых — могли бы организоваться и дать бой. Но отравление короля и его возможная смерть спутала все карты. Его Величество был той скрепой, на которой держалось единство арканарской аристократии. Все прекрасно понимали, что к официальному наследнику — гидроцефалу, недоумку, и, скорее всего, не сыну своего отца — никто власть не отдаст. Это означало, что со смертью Пица Шестого начинается борьба за престол.

Взрыв страстей был заботливо подогрет невесть откуда взявшимися слухами. Кто-то распространял версию, что Эсторская Империя уже давно намеревается вернуть себе Запроливье, и на территории Арканара уже находится имперский наместник с войском. По другим сведениям, короля отравили ируканские агенты, а сейчас армия герцогства уже на подходе к столице. Кто-то вспомнил о потомстве братьев Пица Четвёртого, герцогов Арканарских: эти семейства Коронного Артикула не признавали, а потомки по мужской линии считали себя законными претендентами на престол. Иные же утверждали, что виной всему соанское золото, Арканар станет торговой республикой, а всех аристократов вырежут, как в Соанскую революцию. Откуда-то взялся совершенно дикий слух, что северные бароны якобы объединились с меднокожими, убили короля и сейчас ведут варваров в столицу. В общем, благородные доны переполошились, но объединиться не смогли и не захотели.

Серые же действовали быстро, решительно и организованно. Некоторые отправились громить богатых горожан под предлогом поиска скрывающихся книгочеев. Интересновали их, конечно, не книгочеи, а деньги, ценности, ну и потешиться. Большинство же было занято настоящей работой: столичным дворянством. Все дворянские особняки — явно по подготовленному плану — были заняты серыми отрядами. Действовали они стандартно: подходили к очередному дому, требовали открыть именем короля, если хозяин или дворня не слушались — поджигали дом и убивали разбегающихся людей. Если им всё-таки открывали — хватали хозяина, слуг били и связывали, а дальше делали то же, что и с богатыми горожанами: искали ценности, пытали слуг и насиловали женщин. Что касается самих благородных, то с ними поступали по-разному. Сопротивлявшихся обычно били. Некоторых убивали. Просто так или согласно каким-то спискам. Кого-то связывали и увозили в неизвестном направлении.

В общем, в эту ночь столичное дворянство перестало существовать как класс. Точнее — как правящий класс. Так-то большинство благородных выжило. Причём меньше всего пострадали самые занюханные и захудалые доны, у которых всего и было, что шпага да титул. Например, дон Тамэо, дурак и пьяница, вообще не заметил атаки серых, так как с вечера начал пить, и самое страшное время провёл, мирно посапывая под лавкой в знакомом кабаке. Серые туда не заглянули — наверное, нашли местечко почище.

Нельзя сказать, что никто ничего не пытался предпринять. Например, престарелый маршал Риц, после неудачной Ируканской войны отправленный в почётную отставку, забаррикадировался в своём дворце на Старой Площади. Дворец был каменным и выстроен по всем правилам фортификации. Вчерашние лавочники взять его приступом не смогли. Маршал тем временем списался — голубиной почтой, у маршала были лучшие голуби в столице — с казармами, и узнал, что король мёртв, а в городе бунт. По арканарским законам, в случае недееспособности короля и до коронации законного наследника власть передаётся местоблюстителю, каковым становится старейший из носящих высшее воинское звание, способный сесть на коня. Маршалу Рицу было семьдесят шесть лет, он мог сесть на коня без посторонней помощи и знал законы. Он принял на себя обязанности местоблюстителя и начал рассылать приказы и распоряжения. Возможно, у него что-то и получилось бы. Но казармы были набиты человеческим мусором. Старую имперскую армию дон Рэба утопил в болотах на ируканской границе, а новая была собрана с бору по сосенке, боевого опыта не имела и управлялась из рук вон плохо. Разумные и своевременные приказы и распоряжения маршала Рица были в большинстве своём проигнорированы. Так что особого влияния строптивый старик оказать не смог. Сдался он только на пятый день, когда увидел разъезд конных монахов. Тогда — со словами «наконец-то я вижу организованную силу» — он сам вышел из дому и сложил мечи перед первым же патрулём. Его препроводили во дворец, откуда он вышел начальником спешно создающегося Генерального Штаба. В дальнейшем старик успел спланировать Вторую континентальную операцию и умер во время штурма эсторской столицы. Во всяком случае, такая версия событий изложена в саракшианской Книге Прежнего Солнца, тайном писании Неизвестных Отцов. Но это было потом.

Другим центром сопротивления стали апартаменты дона Суси, внука дона Васаби, родного брата Пица Четвёртого. Дон Суси, предку вслед, величал себя герцогом Арканарским и считался в некоторых кругах законным наследником арканарского престола. В апартаментах которого собрались его сторонники, вроде бы готовые короновать его по старинному эсторскому обряду — так называемым «согласием лучших семей». Процедура была довольно сложная. Однако они почти довели её до конца, когда в окна полезли разбойнички Ваги Колеса. Что интересно — дон Суси остался жив, хотя лишился глаза. Он попал в руки Пыпе Копыту, главарю одной из столичных банд. Пыпа был известен своей манерой ведения переговоров. Тот начинал общение с пленником, выдавливая ему пальцем глаз, а разговаривать начинал уже после этого. Дон Суси тоже оценил такой лаконизм и показал Пыпе и его ребятам путь к фамильной сокровищнице в подвале особняка. Там, правда, имелось несколько остроумных ловушек. В одну из которых Пыпа со своими ребятами и попал. Что дон Суси сделал с Пыпой и ребятами и как развивались события дальше, мы уже не узнаем. В единственном сохранившемся на Саракше экземпляре «Хроник Арканарской резни» эти страницы отсутствовали.

Но это тоже было потом. А в тот момент серые роты были хозяевами положения. До самого рассвета. Когда им в спину ударил Орден.

Главной ударной силой стали прибывшие на гамраттах. Они захватили порт, там соединились с ожидавшими их товарищами по оружию, получили свежих лошадей, разбились на отряды и отправились наводить порядок. Все, кто это видел, отмечал исключительную чёткость и слаженность их действий, а также отсутствие интереса к каким бы то ни было соблазнам и неразговорчивость. Ни один монах из новоприбывших не завернул в кабачок промочить горло, ни один не польстился на сокровища богатого дома. Они действовали ровно так, как им приказали — что наводило на всех ужас.

Схема действий была крайне проста. Монахи входили в дома, занятые серыми — похоже, адреса были известны. Серых брали в плен, связывали, накидывали им петли на шеи и уводили с собой. Сопротивлявшихся убивали быстро, умело и равнодушно. Если хозяева были живы, им сообщалось, что в городе был бунт, он подавлен, а власть перешла к Святому Ордену.

Особенно поразительны были успехи монахов на Севере. Пройдя через столицу, как раскалённый нож сквозь масло, две тысячи конников направились к Хребту. Удивительное дело, но им удалось захватить владения барона Пампы дон Бау. О которые ломали зубы столько арканарских королей. Похоже, барон Пампа и его верные люди просто не сопротивлялись. Так что в замке разместился некий отец Арима со своим отрядом.

Это и предопределило дальнейшее. Владения барона Пампы были чем-то вроде замкового камня в сложившейся системе обороны Севера от посягательств короны. Так что со всеми остальными разобрались в течение полугода. Отец Арима принимал в происходящем самое деятельное участие.

Что с ним было дальше — неизвестно. Может быть, погиб в Ируканской операции. Или умер в пустыне во время Первой Эсторской Компании. А может быть, дожил до преклонных лет в новом, возрождённом Арканаре.,

Как ни странно, сохранился портрет отца Аримы. Его взял с собой — как часть коллекции арканарской живописи — один из эвакуированных землян, по легенде — вольнонаёмный архитектор на службе Ордена. Портрет не был шедевром изобразительного искусства. Однако пышные усы, острая седая бородка и внешность придворного времён регентства были переданы живописцем довольно точно.

Интересно, узнал бы Малышев отца Ариму по портрету? Вряд ли. Очень уж он тщательно вырезал память об этом человеке.

Почему? У Левина на этот счёт было три гипотезы. Ни одну излагать не хочется.

Извини, Лена.

День 160

Слушал сегодня Дзугаева «Великий Почин» и вдруг подумал вот о чём. А откуда в памяти наушников вся эта музыка? С компа? Как-то это сложно. Нет ли там омега-контроллера, чтобы качать сразу из сети?

Ну что, открыл я корпус. И обнаружил, что контроллер там есть. Вот только проблема: горит там красный огонёк. Ну то есть именно эта деталька сбоит.

Есть в этом какая-то тенденция. Контроллер в буе не работает. Контроллер в наушниках тоже. Комп, похоже, по той же самой причине блокирован. Совпадение? Не думаю.

Хорошо, пусть не совпадение. Что из этого следует? Ну, во-первых, самая простая версия, она же первая по счёту: контроллеры заблокированы извне моей родной конторой. То есть это специально, а значит — меня будут убивать. Почему не убили? А мало ли. Может, у них теперь новые веяния. Не верю, но исключить не могу.

Вторая версия, которую я тоже уже проходил. Я всё-таки мёртвый, и мою голову сканируют. А отключённые контроллеры нарисовали, чтобы не давать мне информации из настоящего мира. Под благовидным предлогом. Версия всё объясняет, вот только она непроверяемая. И к тому же мне нравится ещё меньше, чем первая. Кроме того, это как-то слишком сложно, что-ли. Я бы, если б рисовал в чьей-то голове замкнутый мир, просто не стал бы усложнять. Буй этот, наушники опять же… Всё это как-то слишком изысканно.

Что ещё может быть? Например, что-то с пространством. У омега-связи всё-таки есть один недостаток: она требует довольно спокойного вакуума в точке приёма. Но я думаю, что тут вакуум нормальный. Если какое возмущение и есть, то не больше сотой балла.

Есть ещё какие-то причины, по которой омега может не работать? Вот не припоминаю.

Особенно же всё это странно выглядит, если смотреть информацию с буя. Там ведь, если разобраться, сказано что? Что у контроллера буя недействительная сигнатура. Ну то есть неправильный номер, который он отдаёт в ответ на попытку вызова дорожки. Отчего, дескать, не проходит идентификация — а дальше устройству приписывается статус неисправного.

Хорошо, допустим. Но вообще-то это крайне редкая ошибка.

Ну вот смотри сама, Лена. Что такое номер контроллера? Это очень длинная комбинация цифр, построенная по определённым правилам. При заводской активации контроллера он выходит на соответствующую дорожку в омеге и получает права записи. Первой записью на дорожке является этот самый номер. Дальше при каждом включении контроллер считывает эту запись и сравнивает со своим номером. Если они совпадают, всё хорошо и он работает.

Теперь — что, если они не совпадают? В омеге ничего не меняется. Значит, поменялся номер контроллера. Ну вот такая странная поломка. Вообще — бывает. Правда, в девятноста девяти и девяти в периоде случаев случайное изменение номера приводит к тому, что нарушается правило его построения. Ну то есть сам контроллер видит, что номер неправильный, о чём и сигнализирует.

Но в какой-то миллионной доле может случиться так, что номер изменился без нарушения правила. Тогда что? Тогда контроллер попадёт на чужую дорожку. И в том случае, если она не занята другим контроллером, он сможет на неё что-то писать. Однако это вряд ли, потому что в большинстве случаев контроллеры не выключаются, так что дорожка, скорее всего, уже занята. И вот тогда-то и произойдёт конфликт запросов и всё такое прочее, что там на буе понаписано.

Ну вот с буем это самое и случилось. Хорошо, бывает. А с наушниками как? То же самое? Нет, это просто невероятно, чтобы настолько редкая ошибка случилась с двумя разными устройствами одновременно. Значит, что-то другое? А что?

Ладно, попробуем фантастические идеи. Например: контроллеры всё-таки заблокированы извне. КОМКОНом, ага. Они выяснили номера устройств, изготовили копии с теми же номерами, потом заблокировали каким-то другим способом все устройства со станции, поставили те копии на дорожки, и снова всё включили. Бредятина-то какая! Ну хорошо, допустим бредятину. Зачем? А потому что они думают, что у меня лаксианский ключ и я прерву любую блокировку. Но если она исходит извне… стоп, а что мешает лаксианскому ключу выключить эти фальшивые устройства? Потому что они далеко находятся? Или что я не догадаюсь о таком способе? Стоп, а если они так боятся ключа — почему бы не бросить в меня кварковую бомбу? А может, ключ может блокировать действие любого оружия, если его так настроить? Хорошо, допустим и это. Тогда чего они хотят? Получить у меня ключ. А для этого как следует поморить меня в этой банке, чтобы я стал сговорчивее. Ну это хотя бы возможный сценарий. Тогда почему со мной не вступили в переговоры? Выжидают? А если я за это время с ума сойду? Ну, мой психопрофиль у них имеется, вот по нему-то они и работают.

Гм. А ведь не такая уж плохая версия. Она даже объясняет тот факт, что я могу на компе что-то писать. Они, наверное, это читают. Например, выключают эти свои фальшивые устройства, пока я сплю, получают информацию, ну и текст мой тоже наверное, просматривают.

Если это так. То я официально заявляю. У меня нет лаксианского ключа. Нет! А если бы был, я бы его отдал Комову. Лично. С повинной головой. Клянусь… я не знаю чем. Коньяком в такой ситуации клясться глупо. Лена меня бросила. Землёй и человечеством — пафосно как-то. Жизнью? У меня с этим, кажется, тоже проблемы. Ладно, без клятв обойдёмся. Просто: поставьте себя на моё место. Вот вам бы понравилось тут сидеть? Совершенно ни за что? Ну хотя да, я преступник и всё такое. Так судите меня, трите память, высылайте на периферию.

Что хотите делайте. Только выпустите меня отсюда!

И опять колотится! Да сколько же можно

День 161

Ну вот, больше не колотится. И вообще, всё с ним оказалось просто. Безо всяких там квантовых эффектов.

Я вчера что-то психанул. Ну вот, знаете, накатило. До такой степени накатило, что у меня вдруг в голове перещёлкнул один выключатель. Который давно надо было бы повернуть, просто я протупил.

Я о чём. Буй-то негодный. У него неисправность. А что делает любое устройство, диагностировавшее у себя неисправность?

Правильно. Оно первым делом перестаёт выполнять свою основную функцию. Потому что это опасно — когда неисправное устройство продолжает выполнять свою функцию. То есть: если автоматическая печка вдруг определит, что у неё какая-то неполадка с температурным режимом, она для начала отрубает у себя функцию печки. А уже потом начинает мигать лампочкой, сигналить пользователю, обращаться к производителю, вот это вот всё. То есть на деле это выглядит одновременно, но вот функция печки вырубается первым делом.

Или, скажем, кибер-уборщик. Что с ним происходит, если диагностика фиксирует неправильную работу какого-нибудь пальца на манипуляторе? Первым делом он перестаёт убирать пол. Останавливается. И начинает мигать и гудеть, но это уже потом.

Про корабль я вообще не говорю. Не пройдя полную диагностику и не получив добро на сто процентов, ты не полетишь. Хотя вру, есть аварийный режим, когда можно попытаться запуститься даже с неисправным реактором. Но это надо разбить три стекла, вскрыть две пломбы и взять нулевую статью. А если в норме — только стопроцентная готовность всех узлов, и никак иначе.

Ну ладно, корабль случай особый. Но буй? Что должен делать негодый буй?

Вообще-то по-хорошему — самоликвидироваться. Потому что негодный элемент навигационной системы опаснее, чем его отсутствие.

Однако физическая самоликвидация буя может быть опасной, потому что это бочка с энергией. Значит что? Значит, он должен отвалить по-тихому. То есть выйти из вторичного конфайнмента с массой и уплыть куда-нибудь восвояси. Всячески давая знать — если есть чем — что он неисправен и нуждается в утилизации.

Но это в теории. А на практике он вот он. Тычется в обшивку, как слепой котёнок. Чего он, кстати, тоже не должен делать. В общем, что-то тут не то.

И я снова полез в открытый космос. Глянуть: а что там у этого буя под днищем.

Ну, глянул. И офонарел.

Всё оказалось настолько банальным, что я сейчас сижу и чувствую себя последним идиотом.

Похоже, незадолго до моего появления на станции в неё что-то врезалось. Или, наоборот, что-то отвалилось, как на другой стороне. Пробоину затянуло клеевой пробкой. Я об этом не знал. Потому что самодиагностика станции мне недоступна — она в компе, а комп блокирован. Но, короче, там не нормальная обшивка, а вот эта самая субстанция. Она вакуум-то держит, но сама по себе не твёрдая. А очень вязкая. Причём анизотропно вязкая, так как работает прежде всего на то, чтобы её воздушным давлением не выперло. Вот как-то так.

Буй летел себе летел. Мимо станции. Пересеклись орбиты. Защитное поле его тормознуло, но не погасило скорость до конца. Он об станцию ударился. Торцом. Так у него там внизу болтался какой-то металлизированный шланг. И буй его ударом вмял в эту самую массу. Короче, можно сказать, что он приклеился к станции. А стучал, потому что верхушка конуса у него выходит за пределы поля, и всякие мелкие частицы по нему попадали — причём со скоростью пули или выше. Вмажется в него какая-нибудь пылинка, он бух-бух-бух. Потом какая-нибудь соринка заденет — он плям-плям-плям.

В общем, я этот шланг разглядел. И отрезал. Лазерным резаком. Пришлось это делать лёжа, и ещё стараться, чтобы обшивку не задеть и дно буя не проковырять. Оно, правда, наверняка защищённое, но мало ли — вдруг рванёт. Но, в общем, за полчаса справился. Потом попробовал сдвинуть буй. Получилось. Хотя он массивный, а масса — она и в невесомости масса. Инертная, гадина. Но сдвинулся. Я его пока так и оставил. В покое. Стучать, надеюсь, не будет, а вреда от него большого нет.

Что особенно обидно-то. Ладно там что-нибудь сложное. Хитрое там что-нибудь. Нет же, шланг! Всего-то было нужно — посмотреть этой дуре под днище. А не теоретизировать про глюонный шнур и прочие такие материи.

Да и пёс с ним. Лучше Арканар добьём.

Дом Руматы не миновала общая участь дворянских гнёзд. Правда, за него взялись уже ближе к рассвету. Когда самую жирную добычу уже раздербанили и принялись за второй сорт. Дом, несмотря на знатность и состоятельность хозяина, роскошным не выглядел, в списках не значился. Заглянули к нему уже под утро, когда иные дома благородных донов тихо догорали. Долго ломились, стали угрожать поджогом. Им в конце концов открыли. Там были серые. Они, как обычно, принялись бить слуг, хватать девок и разорять дом. Особенно досталось мальчику Уно, который пытался не пустить серых наверх, к Кире. Его сволокли с лестницы и избили ногами. Думали, что убили. Полезли было наверх. Но тут как раз появились монахи, и тоже стали действовать как обычно. Двоих серых убили, остальных связали, накинули петли на шеи и увели. Слуги почесали в затылках и взялись за свою работу — прибираться. Прибрали и Уно: привели его в приличный вид для похорон. Когда Румата, после содержательной беседы с доном Рэбой, наконец, вернулся, ему скаали, что мальчик погиб. Антон бросился к телу, обнял. И почувствовал, что Уно ещё жив. Выругав слуг, отнёс мальчика наверх, к себе. Вероятнее всего, использовал ударные дозы земных лекарств и собственные возможности. Биопотенциал у Антона был средний, но на снятие болевых симптомов и активизацию капиллярной системы его, видимо, хватило.

Тоже кстати, если вдуматься-то. Мы к массе вещей просто привыкли. Хотя на самом деле не знаем, как оно работает. Или знаем очень приблизительно. И никого это особенно не волнует.

Ну вот например. До сих пор неизвестно, почему люди прошлого ценили золото. Причём все цивилизации и культуры. И на других планетах — тоже ценят именно золото. Теории есть, но точного ответа никто не знает. И не особо интересуется. Чего интересоваться-то, если для нас теперь золото ничего не стоит?

Или вот — ридеры. Все знают, что некоторые люди могут читать мысли. Как — до сих пор точно неизвестно. Есть с десяток теорий, ни одна не объясняет всего. Что характерно, никто в этом особо и не копается. Просто незачем. Потому что есть ментоскоп. Он не просто читает мысли, а читает и так, и сяк, и на любой глубине, и с памятью работает, и с подсознанием любого уровня, всё что хочешь. А ридер хорошо если поток обыденного мышления читает. Ну а то, что он это делает без машин и оборудивания — ну да, интересно, конечно, ну и что? Поэтому исследования в этой области ведутся в основном космофлотовскими, под графой «защита от ментальной атаки и шпионажа со стороны гипотетической сверхцивилизации». И то ведутся вяло, потому что способы защиты от ридеров и так известны. Банальная шапочка из мезовещества. Некоторые общественники, кстати, носят. Чтобы, дескать, КОМКОНовцы не рылись в их мозгах. Ага, конечно, мы только об этом и мечтаем. Я бы в мозгах общественности рыться не согласился бы ни за какие коврижки. Даже если бы мне за это место в Президиуме Мирового Совета пообещали. Нет уж, сказал бы я, спасибо, мы как-нибудь по старенькому… Ну да я не про это. Говорю же: теории-то нет, и ничего. Живём как-то и даже не особенно задумываемся.

Или — психодинамический резонанс. Любой фукамизированный человек может его освоить. В подготовку пилота входит стандартный набор — вскрыть живую ткань, срастить живую ткань, убрать гематому, ну и всё такое прочее. Хотя, конечно, способности у всех разные. У меня, например, отлично получается гематомы сводить. И ещё синеву под глазами. Лена, ну ты-то хоть помнишь, как после того заседания Совета я за пять минут тебе синяки под глазками убрал? И ты ещё торопила? Мне, дескать, сейчас выступать, а у меня синяки на пол-лица, давай скорее… Отлично ты тогда выступила, кстати. Даже Горби хвост поджал, что с ним редко случается. Пустячок, а приятно, как выражается Славин в таких случаях.

Так я чего сказать-то хочу? Психодинамика, психохирургия, вот это всё. Мы привыкли, что это у нас есть. Есть нейрогенераторы, которые делают то же, что и мы руками. Правда, в них используется живая ткань. Потому что мы на самом деле не знаем до конца, как и почему это работает. Ну то есть знаем процентов на семьдесят. А на тридцать не знаем. Особенно в части управления этой способностью. Например, почему человек не может лечить себя? Или — почему желание вылечить влияет на результат лечения? Непонятно. А с другой стороны: есть живые руки, есть медкапсулы с нейрогенераторами, чего ещё надо? Хотя исследования ведутся, конечно. Но — спустя рукава. Во всяком случае, у меня такое впечатление. Разве что ДГБ, где-то на своих базах… нет, ерунда. Тема-то совершенно академическая. Ну не совсем, потому что теми же способами можно и наносить вред. Но кому это надо? Вот именно, никому. Потому что вот уж что-что, а это — наносить вред — люди умеют. В миллионы раз более эффективно, чем морить кого-то отрицательным резонансом. Как это раньше называлось? Порча, кажется? Лена, это слово я ведь от тебя услышал? Ну, когда ты мне рассказала, как в детстве навела порчу на мамину подругу, которая от тебя маму уводила? Да, ты мне это рассказывала. Забыла? Ну да, ну да. Ты же говорила: «всё, что нужно, я ношу в голове, всё, что не нужно — выбрасываю». Я иногда думаю, не много ли ты из неё выбросила. Впрочем, не моё это дело. Давно уже не моё. Извини, Лена.

Опять я разболтался. А надо бы с Малышевым закончить.

В общем, мальчика Уно Антон вылечил. И лекарствами, и собой. А чтобы лечить собой, ему пришлось лежать рядом с ним. Нагишом. Обняв его. Переливая его боль и страдание в себя. Очень интимная процедура вообще-то.

Но Антон справился. С собой — тоже. Сделал всё как надо. Не позволяя себе ничего лишнего. Вообще ничего. Только в лоб поцеловал мальчика напоследок.

Вот поцелуй он даже из головы не стёр. Оставил на память.

День 162

Ну вот опять. Сон, в смысле. На этот раз длинный и подробный.

Я на борту «Тьмы». Или другого корабля того же уровня. Огромный шар с бесконечными коридорами, выложенными янтарином. Я шёл от подъёмника к поддёмнику. Но не поднимался, а опускался. Вниз. Где были такие же коридоры и подъёмники. А под ними тоже были коридоры и подъёмники.

И в конце концов я дошёл. До самой сути. То есть до сердцевины.

Там был небольшой зал. Медкапсула. В ней лежал человек. Не живой, не мёртвый. Вот в буквальном совершенно смысле. То есть он умирал, и медицинский кибер поддерживал его в этом состоянии. На самой грани. Потому что если он умрёт, он развоплотится. И станет тем, чем он есть на самом деле.

Но я знал, что он не успеет. В ближайший миллиард лет — точно. Потому что звездолёт погружается в ЕН 916. По-старому — Лебедь X1. Первая чёрная дыра, открытая человечеством. И самая изученная. Насколько вообще можно изучить чёрную дыру.

Она нам не по зубам, смеётся Сикорски у меня за спиной. Но и Ему она тоже не по зубам. Проектировщик мира сего был очень предусмотрительным…

Я смотрю через стекло и пытаюсь узнать человека, лежащего в медкапсуле. Я его знаю. Я его видел, точно видел. Просто не могу разобрать. Тень закрывает лицо.

…Пусть они там не переживают, говорит Сикорски. Когда клетки совершили первое деление, было уже поздно. Тэтаны соединились с телами и вошли в круг воплощений….

Он ещё что-то говорит, очень важное, но я не слушаю. Я смотрю через стекло и не могу понять, кто там лежит.

…Саркофаг был найден, когда люди открыли все человеческие цивилизации, говорит Сикорски. Так и было задумано, повторяет он. Это как сахарная дорожка для муравьёв. Линия Горбовского-Бадера вела к саркофагу…

Мне кажется, что в стекле отражается большой жёлтый зверь. Лев. И рядом что-то маленькое, серое. Собака? Ничего не разобрать, темно. Нет, не темно. Просто свет не освещает. Оказывается, и такое бывает. Что свет не светит.

…Он здесь, смеётся Сикорски. Он связан с этим телом. Даже теснее, чем при жизни. И сейчас мы с ним застынем в вечности. Как мухи в янтаре…

Корабль погружается в экваторию чёрной дыры. Если бы это было обычное судно, его уже смяло бы и растащило на молекулы. Но это звездолёт класса «Тьма». Он создан для погружения в гравитирующие объекты. Его можно посадить на нейтронную звезду. Теоретически. Практически, кажется, никто не пробовал.

…Миллиард лет — это, конечно, перебор, продолжает Сикорски. Но мы не можем рисковать. Может быть, земляне не успеют выйти в истинную реальность. Например, Землю всё-таки грохнут. Придётся начинать сначала. И, даже не один раз. Но я думаю, мы справимся. Я это узнаю, — он улыбается ещё шире, — через десять минут…

Свет почти не светит. Со всех сторон — гул, почти инфразвук. Это корабль замыкает гравитационный кокон. Когда он его замкнёт, начнётся погружение в экваторию.

…Оставайся со мной, — говорит Сикорски. — Это отличное предложение, Вандерхузе. Особенно в твоём положении. Всё равно тебе не место. А со мной ты сможешь увидеть Вселенную через миллиард лет. Может быть, она окажется лучше…

Я разглядел лицо человека в капсуле. То есть мне показалось, что разглядел. И тут же проснулся.

Теперь сижу гадаю, кто же это был-то такой. Кто-то ведь знакомый. Причём есть такое ощущение, будто он как-то связан с Арканаром. Не то чтобы из тех времён, но связь какая-то есть. Определённо есть.

И вот эта фраза — «всё равно тебе не место». Она, во-первых, неправильная какая-то. Даже грамматически. И, во-вторых, она мне не нравится. Ни в каком виде. Как-то меня от неё дёргает. Потому что я же понимаю — мне это никакой не Сикорский говорит. А вот кто? Левин, типа? Ну как бы да, Левин. Но, похоже, именно как бы. В общем, есть какие-то «они».

А вообще, я не понимаю: зачем? Что им от меня надо? Нет, даже не так: почему именно от меня? Я же ничего не могу. Сижу тут как прибитый.

У меня, между прочим, уже мозги того… барахлят. Вчера убедился в этом наглядно. Не мог заснуть, перечитывал на ночь глядя собственную писанину. И вдруг наткнулся на фактик. Вроде бы мелкий. Но не для меня.

Оказывается, я уже думал насчёт наушников и контроллера, и даже смотрел. Просто тогда мне было как-то неинтересно, и я решил подумать об этом позже. Записал даже. И забыл. Напрочь забыл! Это я-то! Которому положено держать в голове как минимум двадцать дел разной продолжительности! Координировать процессы! Это что же с моей бедной головой творится, что я такие вещи забываю?!

Причём в других отношениях память работает нормально. Вот пожалуйста. Номер шкафчика в интернатовской раздевалке — 79, потом 46. Встаёт заря во мгле холодной — на нивах шум работ умолк, с своей волчицею голо… нет, с волчихою! вот тут я всегда ошибался, запомнил неправильно… с волчихою голодной выходит на дорогу волк. Профессор Минц — герой рассказов Строгова «Год урожая» и «Зелёная миля», а также незаконченной повести «Перевал». Число нижних кронштейнов у АЗБ-13 — четырнадцать. Энергия связи системы, взятая по состоянию в подквантованный момент однородного времени — разность между энергией состояния, в котором составляющие части системы бесконечно удалены друг от друга и находятся в состоянии покоя и полной энергией связанного состояния системы. Изделие «Аист — 17М» является измерительно-контрольной частью комплекса «Солнцедар-М». E квадрат tm дельта t дробь Z по dq на dh = пси-функция волновой части на корень по минус-омега + i мнимая пи ро квадрат vm r пи q дробь дискриминант плюс риман-компонента, всё это под корнем, естественно. Уязвимое место ММС-4 — сенсопластина под внешними закрылками, возле корпуса. День рождения Лены Завадской — 4 сентября. На её теле 27 родимых пятен, самое крупное — на спине, на уровне нижнего ребра, два сантиметра левее от линии позвоночника. Коньяк «Mariner Superior XO» производится дистилляцией виноградных спиртов винограда сорта треббиано в бочках из обожжённого пандорианского асперкарума, выдержка не менее шести лет, можно достать у Аркадия Игоревича. На складской площадке аст. Гамалея ЕМ 20517 (4)192 ЮМ.0536.3 сектор +32(0ММ) — 34 230 2918 4705 не хранится ничего интересного, хе-хе. Первая помощь при неглубоком проникающем ранении мягких тканей более 15 сантиметров длиной — запретить пострадавшему разговаривать, откинуть голову назад, при возможности залить рану детокс-гелем АЭ-69 или аналогичным, разогнать энергию в руках до ощущения пульсации в рабочих точках ладоней, наложить правую руку на апикальный и левую на базальный края раны, синхронизировать пульсацию энергии с пульсом пострадавшего, захватить подкожный слой, ощущение лёгкого жара, стандартно правой рукой регенерация-закрытие ткани по Солодовникову, левой держать финишную точку два-три сантиметра выше… Нет, вроде всё помню. А вот про контроллер — забыл.

Где я ещё протупил? Что профорготил? И главное — почему?

Хотя — кого я обманываю? Я знаю, почему. Потому что мне в голову каждую ночь вкручивают шурупы, которым в моей голове совершенно не место. И я ничего не могу с этим поделать.

Дело даже не в снах. И не в том, что в них показывают. Ну, убийство. Ну, кричат. Ну даже в чёрную дыру погружаются. Всё это можно и в сериале каком-нибудь увидеть. А я и по жизни всякого навидался, меня такими картинками удивить сложно. Тут другое. Всё это сопровождается какой-то псятиной, в которую я не то чтобы поверить, я её представить себе не могу. Вот эти все великие сущности, павлин-мавлин этот самый, людей ненавидящий… Это вообще что такое?

И самое неприятное. В тот момент, когда я всё это вижу — я как бы понимаю, что это всё такое. Типа всегда знал. Потом проходит. Но чувство неприятное. Очень. Мне даже писать об этом неприятно. Хотя не писать не могу. Давление какое-то вроде бы таким образом снимаю. Ну как бы полегче становится, что-ли.

А вот когда я пишу про Арканар — тут мне хорошо. Я всё понимаю. Ну да, жили те льюди трудно и не знали деятельного гуманизма. Но всё-таки совсем уж зверьми не были, и какие-то понятия имели. Тот же Пиц Шестой, например. Он же, в общем-то, неплохим человеком был. Ну, с поправками на средневековые представления.

Кстати о забывчивости! Совсем забыл один момент. Ну то есть я-то его помню, записать забыл. Про короля и дона Рэбу.

Почему Пиц Шестой так доверял своему фавориту? Настолько, что доверил ему инсценировку отравления?

А причины были. Прямо связанные с тем, почему Пиц не собирался продолжать династию, а намеревался встать во главе Ордена.

Начнём с того, что продолжить династию Пиц Шестой не мог при всём желании, а достойных преемников не имел. И отмена Коронного Артикула в данном случае не помогла бы.

Пиц Шестой был единственным законным сыном Пица Пятого. Того самого сына старшей сестры Пица Четвёртого от эрцгерцога Кор-но-Астра-но-Соана, толкового юноши с формальными правами на соанский трон. Пиц Пятый был не только удачлив, но и любвеобилен. У него было множество любовниц и сколько-то бастардов от них — тот же Вага Колесо, например. Но с династической точки зрения всё это было неважно. Важны были официальные отношения.

Арканарский королевский дом роднился исключительно с уроженками метрополии. Пара исключений были сделаны ради соанок из очень хороших семей. Также имела место история принца Хаара и прекрасной меднокожей Яиневниворы. С точки зрения литературной это была красивая трагедия. С точки зрения политики — неудачная попытка продвинуть политическое влияние Арканара за Красный хребет путём устройства династического брака. Попыта провалилась, Яиневнивору отравили. По официальной версии, ируканские шпионы, по неофициальной — меднокожие, на самом деле, похоже, эсторцы; Левин дальше рыть не стал. Но подобная экзотика была не действующих величеств. И особенно для Пица Пятого. Который в силу известных обстоятельств всю жизнь доказывал, что он король какой надо король. Так что женат он был на эсторской аристократке, почти безупречной во всех отношениях. Почти — потому что, несмотря на постоянные беременности, доносить ребёнка ей удалось только дважды. Старший брат будущего Пица Шестого родился шестимесячным, хиленьким, и довольно быстро умер от чего-то вроде пневмонии. Второй выжил и впоследствии стал королём Пицем Шестым.

Молодого короля очень берегли. В том числе и как носителя королевской крови. Однако с браком у него всё время возникали проблемы. Сначала была длинная история со сватовством к девушке из старого эсторского рода, уже давшего Арканару двух королев. Дело сорвалось из-за имущественного вопроса: глава рода переборщил с претензиями. Потом подвернулся вариант с совсем маленькой девочкой, которую семья буквально продала за арканарское золото. Дело уже было сделано, девочку отправили в Арканар — подрастать при дворе. Корабль затонул посреди пролива из-за внезапно налетевшего шторма, никто не спасся. Король не стал платить обещанных денег, семья потребовала полной уплаты за товар. Дело тянулось несколько лет, в конце концов сошлись на трети суммы. И только после всего этого Его Величеству подвернулся вариант, привлекательный во всех отношениях. Очень родовитая эсторка, просватанная ещё до рождения, осталась свободной из-за смерти жениха. В активах у неё имелось безупречное происхождение с толикой крови правящей династии, красота и прекрасное воспитание. В эсторском, разумеется, духе.

Тут опять придётся объяснять. Я про Эсторскую Империю подробно не писал. А надо бы.

В отличие от диковатого Арканара, с его простыми нравами, Эсторская Империя была государством старым, с традициями. Эсторская аристократия была не чета грубым арканарским мужланам. У неё был свой кодекс чести и представления о достоинстве. Например: арканарские аристократы дрались на дуэли, когда чувствовали себя обиженными. Эсторцы были выше этого: они презирали случайные чувства. Они следовали правилам, изложенным в Императорском Дуэльном Кодексе. В котором излагались сто тридцать семь причин вызова на дуэль. Из числа коих сорок восемь требовали смертельного поединка. Поэтому дуэли между эсторскими донами случались раза в четыре чаще, чем между арканарскими, и обычно приводили к долговременной вражде семейств… Или вот взять гордость эсторского правосудия — квалифицированные казни. Арканарцы заимствовали пыточно-экзекуционные умения у эсторцев, достигших в этом огромного мастерства. Эсторские палачи были учителями и наставниками арканарских (даже дон Рэба держал при себе опытного эсторского палача по прозвищу Голый Дьявол). Однако арканарцам недоставало эсторского изящества. Например, эсторцы перед казнью первой степени — обычно применяемой к государственным изменникам — палачи устраивали казнимому обед с вином и десертами. Во время которого в подробностях обсуждали сценарий предстоящей процедуры. Со стороны будущей жертвы считалось хорошим тоном участвовать в беседе, а под конец — внести какой-нибудь интересный штришок или обратиться к небольшой просьбой. Например, один высокопоставленный эстет, которому на второй день казни намеревались выжечь глаза, пожелал, чтобы этим занялся красивый юноша, а не какой-нибудь мужлан — так как последнее зрелище в его жизни должно быть приятным. Другой, которого собирались варить в кипящем масле, попросил добавить в него ароматических веществ, ибо он, видите ли, не переносил запаха кипящего масла… Если просьба уважалась, считалось хорошим тоном во время экзекуции поблагодарить распорядителей казни за проявленное понимание. Поэтому, в частности, некий умучиваемый аристократ, когда ему хотели разможжить язык специальным прессом, учтиво попросил повременить — этот орган должен был ему понадобиться позже, во время соскребания кожи с груди. Он просил, чтобы палач не прикасался к его фамильной родинке. И желал иметь возможность выразить свою признательность.

Понятное дело, что всё это было проявлениями знаменитой эсторской спеси. Но гонор эсторских аристократов мерк по сравнению с тем, как себя держали эсторские аристократки. Эти с детских лет воспитывались в сознании своей исключительности — и своего долга эту исключительность поддерживать любой ценой. Внешне это проявлялось в своего рода смирении, основой которого была лютая гордыня. Особенно это проявлялось в матримониальных обычаях. За кого бы благородную дону не выдали, она должна была быть безусловно предана мужу, жить его интересами, исполнять все его желания и прихоти, и непременно родить ему хотя бы одного наследника мужского пола. Неспособность выполнить хоть один пункт из этой программы — особенно насчёт потомства — считалась более чем достаточной причиной для самоубийства. Разумеется, изящного, в эсторском духе. Яды и удавка не пользовались популярностью — от этих могло пойти синими пятнами лицо, а в гробу нужно было выглядеть подобающим образом. Принято было вскрывать вены. Не на руках, разумеется — это портило руки — а в паху. Расположение сосудов и детали процедуры эсторская девочка обычно узнавала от мамы. Вместе со способами предохранения от нежелательной беременности. В браке эсторские аристократки были безупречно верны (если, конечно, муж не требовал иного — случалось и такое), но добрачная невинность считалась добродетелью низших классов. Эсторские девушки обычно успевали до бракосочетания изучить премудрости физической любви. Супруг, таким образом, мог не тратить время даром, а сразу получать удовольствие.

Чтобы суммировать. В эсторской истории был такой эпизод. В эпоху расцвета некая семья вызвала неудовольствие императора. В качестве наказания он приказал главе семейства выдать любимую дочь за пса из королевской псарни. Семье пришлось согласиться. Девушка вышла замуж, честно исполняла все обязанности жены, и через два года убила себя, поскольку так и не смогла родить мужу щенков. Император оценил это по достоинству, почтив своим присутствием похороны и написав по этому поводу трогательное стихотворение.

С точки зрения эсторских аристократок, арканарцы не сильно отличались от собак. Но это было совершенно неважно. Важно было исполнять свой долг. Поэтому эсторские жёны очень ценились.

Благородная Анэ цви-Нагона-но-Тара-но-Эстора — в замужестве дона Ана Белоликая — была безупречной во всех отношениях. И, разумеется, всегда и во всём ставила интересы своего венценосного супруга на первое место. В том числе — когда узнала о его проблеме.

Пиц Шестой был вполне успешным мужчиной. Любвеобильным и не бесплодным. Это было проверено неоднократно. Однако была небольшая деталь, которая портила всё дело.

От короля рождались только девочки. Только и исключительно.

Осознали это не сразу. Сначала грешили на случайность — ну вот так получилось, что осчастливленные королевским вниманием дамы производили на свет исключительно младенцев женского пола. Потом встревожились, когда Её Высочество произвело на свет третью девочку подряд. Привлекли знахарей. Все знахари говорили, что подобные случаи описаны в книгах, но предлагаемые средства лечения сомнительны. Тем не менее, они были опробованы. Под перину королевского ложа клали кузнечный молот, королю перевязывали левое яичко (которое, по мнению некоторых медиков, производило женское семя), а королева одно время носила мантию, сшитую из волчьих шкур. Результатом стала ещё одна принцесса и несколько внебрачных детей, всё тех же девочек — король не переставал тренироваться на низших существах.

Земные медики могли бы рассказать о королевской беде подробнее. Например, о том, что такое дефектная Y-хромосома. Они, кстати, были в курсе — пробы биологического материала Пица Шестого были давно взяты и исследованы. Арканарцы о хромосомах не знали ничего. Но факты от этого не менялись.

Когда супруга Пица Шестого окончательно пришла к выводу, что наследника родить не сможет, она отнеслась к этому как эсторская дворянка. То есть собралась умирать. Однако она понимала, что королевскую проблему она тем самым не решит. И поэтому сначала попробовала исправить ситуацию иным способом. Забеременеть от другого мужчины, у которого есть репутация делателя мальчиков. Родить. В случае успеха — рассказать всё королю и ждать его решения.

В положенный срок королева родила хилого, но живого младенца мужского пола. Немного отойдя от родов, она поговорила с Его Величеством. И всё ему рассказала. Который отнёсся к самопожертвованию супруги так, как любой арканарский мужчина. То есть пришёл в ярость. И пообещал, что прикончит ублюдка, отца его найдёт и казнит за измену короне, а королева проведёт остаток жизни в дворцовом подвале. Ну то есть выдал фирменную королевскую истерику в своём обычном стиле.

Неизвестно, поверила ли королева Ана своему королю. Она достаточно хорошо его знала. В частности — то, что королевские истерики, даже настоящие, не мешали королю думать и принимать правильные решения. Но она предпочла понять своего венценосного супруга буквально. Поэтому сразу после разговора она взяла хорошо наточенный кинжал и сделала так, как учила мама.

В гробу она смотрелась просто прекрасно. И цвет лица был замечательный.

Пицу Шестому королева оставила два документа. Первый — составленный по всей форме и заверенный подписью и личной печатью, в котором она извещала о рождении наследника от короля. И личная записка, в которой она сообщала имя настоящего отца, а с убийством ребёнка просила подождать: мало ли, вдруг законный наследник всё-таки понадобится. Но рекомендовала ребёнка хорошо спрятать, о происхождении его умолчать, а на место рождённого наследника взять другого ребёнка. Желательно — такого, который не сможет стать знаменем какой-нибудь «партии наследника». Например, имеющего какой-нибудь тяжёлый физический дефект, а лучше — слабоумного. Подобный приём, добавила она, применил легендарный эсторский император Убю, спасая жизнь наследника от козней первого министра Саламура. Записка завершалась благодарностью Его Величеству за всё доброе, что он для неё сделал.

Король подумал. И принял решение.

По официальной версии, королева умерла родами. Был предъявлен ребёнок — синий, с раздутой головой. Тогдашний королевский лейб-знахарь, Ваха, в присутствии короля довольно громко сказал о младенце — «не жилец». В тот же день Ваха был отставлен от должности. Все поняли, и с тех пор вопрос о здоровье наследника перестал обсуждаться. И правильно, потому что ребёнок и в самом деле был не жилец. Так что через некоторое время у наследника изменился цвет глаз, а потом случилось так, что он резко вырос. На это никто не обращал внимания. Как и на то, что ребёнка не охраняют, ничему не учат — даже не пытаются — и вообще не придают ему никакого значения.

Малышеву, кстати, несчастный мальчик нравился — по тем же примерно причинам, что и Кира. Во время дежурств при опочивальне Антон играл с мальчиком, научил его паре песенок на слова Цурэна и выписал с базы пару книжек — без слов, с картинками.

Многие любопытные или заинтересованные лица предприняли попытки узнать, где прячется настоящий наследник и существует ли он вообще. Все попытки провалились. Его Величество, видимо, задействовал какие-то совсем секретные ресурсы и возможности. Предупреждая дальнейшее: ребёнка в итоге так и не нашли.

А вот с его отцом получилось интересно.

Первым импульсом Его Величества было — убить человека, прикасавшегося к телу его супруги. Но Пиц Шестой себя знал и первому импульсу следовал только в тех случаях, когда изображал капризного тирана. Это был явно не тот случай. Поэтому король начал со сбора сведений. Выяснилось, что мужчина, избранный королевой Аной Белоликой на роль производителя — мелкий дворянчик, ничего не представляющий из себя внешне. Что называется — ни кожи, ни рожи. Он был отцом четырёх внебрачных детей, от простолюдинок, все — мальчики. В самом этом факте ничего удивительного не было. Удивительно было другое: небогатый дон о своих детях позаботился, положив на имя каждого в банк Святого Ордена довольно существенную сумму — каждый раз до совершеннолетия. Королю такое сочетание практичности и благородства понравилось. К тому же в интуицию своей супруги он верил: эсторские аристократки разбирались в людях. Королева не стала бы — из каких бы то ни было соображений — отдаваться совершенному ничтожеству.

Дальше выяснилось, что дворянчик поддерживает хорошие знакомства с орденскими. Копнув чуть глубже, люди из королевской службы убедились, что человек работает на святош, и двольно давно. И опять же: держался он при этом осторожно, действовал аккуратно, в тёмные дела не лез, ограничиваясь мелкими полезными услугами. Например, передачей денег и бумаг от Ордена к его светским контрагентам. Более интересные предложения — например, поработать наёмным убийцей — он вежливо отводил.

В общем, человечек оказался небезынтересным. Королю захотелось познакомиться с ним поближе. В королевском смысле этих слов.

Дворянчика взяли на встрече с курьером ордена. В Весёлой Башне он держался не то чтобы героически, но разумно: сразу ни в чём не признался, но до калечащих пыток дело не дошло. Сломленным он не выглядел: как сказал работавший с ним дознаватель, он «просто вытерпел разумное количество боли». После чего заговорил. Работу на Орден не отрицал, но настаивал на том, что не совершал ничего противоречащего верности престолу и дворянской чести. На прочие вопросы отвечал столь же честно и подробно. По поводу женщин — признал, что по молодости лет чрезмерно увлекался ими, и даже имел детей, от простолюдинок и одной благородной дамы. Имя дамы он галантно отказался называть — ну то есть назвал его после очередного «разумного количества боли». Оказалась, что это была одна из камеристок покойной королевы.

Оставшаяся часть допроса проводилась в личном присутствии короля. Как утверждал допрашиваемый, он и в самом деле имел отношения с некоей доной, желавшей родить мальчика. Имя и даже внешность доны он, по его словам, не имел счастья знать, так как та скрывала своё лицо под маской. Он подтвердил, что с этой дамой свела его та самая любовница, имевшая от него сына. На дальнейшие расспросы он рассудительно отвечал, что под пыткой он признается в чём угодно, но его признания не будут искренними. Король, видимо, решил, что человечек и вппрямь неглуп. И забрал допрашиваемого к себе. О чём они там беседовали, неизвестно.

Прошло восемь лет. Король так и не женился вторично, обходясь фаворитками в постели и фаворитами при троне. И в конце концов он завёл себе очередного. Вытряхнутого из недр какой-то канцелярии. По имени дон Рэба. Связанного с Его Величеством ну очень особыми отношениями.

Никто никогда не узнал бы об этом. Ни арканарцы, ни земляне. Если бы не ничтожная мышь. Существо настолько мелкое и жалкое, что его и разглядеть-то непросто. Без лица и имени. Имени у него, кажется, вообще не было. Отзывался на кличку, которую можно приблизительно перевести как «недомерок», только на арканарском она была ещё и неприличной.

Он действительно был очень мелким, хилым и, главное, тощим. И гибким. Этим он, собственно, и зарабатывал на хлеб.

И профессия у него была соответствующая — трубочист.

День 163

Вот сегодня я видел прекрасный сон. Даже просыпаться не хотелось.

А снилось мне, что я пилотирую какой-то старый корабль. Судя по пульту — что-то совсем древнее. Но, в общем-то, всё на пульте понятно, проблем никаких.

Сижу я, значит, в здоровенном таком кожаном кресле. Понятно, что на корабле таких кресел не бывает, но это же сон. В руке у меня бокал коньячный, в другой — сигара. Хорошо раскуренная. И ни пса я не боюсь, что системы безопасности вой подымут. Потому что пломба на пульте выдрана, стёкла разбиты, вся безопасность отключена. И я курю. А движок корабельный, судя по цифиркам, уверенно выходит на закритический режим.

Что самое интересное — это меня абсолютно не беспокоит. Меня вообще ничего не беспокоит. Такое настроение, как бывает перед отпуском, когда дела в порядке и всё зашибись. И мысли соответствующие. Одну даже помню — «когда вернусь, первым делом посмотрю, как там на Пандоре».

И тут же — в себя коньячку. Даже вкус помню. «Martell Medaillon V.S.O.P.» Не самый, может быть, крутой коньяк, но он всегда мне нравился. И мне совершенно побарабанно, что на пульте такие бешеные риманы, каких я в жизни не видел. Скрутка — за тысячу двести. А скорость — релятивистская. Ноль восемь, что-ли.

Вообще-то в таких случаях берут нулевую статью. И связь у меня точно есть. Но и это меня не тревожит. Совершенно и абсолютно.

Проснулся я, значит, и думаю: это что, я так себе свободу представляю? Получается, что да. Потому что откуда же иначе такие картинки?

Кстати. Опять же, сидели мы как-то с Левиным, настойки употребляли. И зашла речь о свободе, как её себе люди представляют. Борька тогда хорошо набрался. Не в смысле много, а в буквальном смысле: когда человеку хорошо становится. Ты вроде выпил, настроение повысилось, а голова ясная и тянет поговорить. Ну вот мы и поговорили. И он сказал забавную вещь. В древности, говорит, свобода всё больше ассоциировалась с быстрым перемещением в пространстве. С полётом в атмосфере, например. Или с быстрым бегом по плоскости. Дескать, лечу куда хочу. Вся старая литература на этих образах построена.

А вот сейчас люди пошли другие. У большинства, с которыми Левин работал, образ свободы — это какая-то маленькая комнатка, где можно запереться. Надёжно. Чтобы никто не вошёл. У некоторых в голове целые замки отстроены, с бетонными стенами и всем таким прочим. И пудовыми замками. И вот этот образ комнатки, чтобы не вошли.

Ну это как раз понятно. Интернат. Палаты общие, двери стеклянные и не запираются. Я тоже мечтал. Чтобы вырасти, наконец, стать взрослым. Поселиться в нормальной квартире. И дверь за собой закрыть! И чтобы никто не мог войти! Я даже не знал, что я буду тогда делать, но в одном был уверен — буду делать то, что захочу. И никто не войдёт и не подвергнет товарищеской критике.

Ну вот теперь я понимаю, какая же это глупость. Потому что в такой комнатке как раз и сижу. Никто не входит вот уже шестой месяц. Почти полгода, считай. Хорошо ли мне? Нет, нехорошо. Плохо мне. Очень.

Однако же нюанс. Я вот задумался: а поменялся бы я — прямо сейчас — на интернат? Или на общежитие? А… а не знаю. Вот честно — не знаю.

Да и ну его. Закончу с трубочистом. Поучительная, кстати, история. О доверии, собственно.

Я сначала о морали. Нельзя совсем уж никому не доверять. То есть можно, но тогда и лечиться придётся самому. А без медицинского образования это затруднительно. Врачу, в общем, доверять нужно. Причём не так, что, типа, насморк врач пусть лечит, ладно, а вот что-то серьёзное — это я сам. Лучше уж наоборот.

Логично? Логично. Но вот Пиц Шестой этой логикой пренебрёг. В результате чего мы и знаем то, что знаем.

У династии Пицев был обширный архив. Он никогда не покидал дворца, был хорошо организован и очень хорошо охранялся. Даже лучше, чем личная королевская казна. Находился он в высокой башне, попасть в которую постороннему было совершенно невозможно: делали мастера. В библиотечные комнаты нельзя было попасть даже через окна: их было хоть и много, но все — крохотные и с решётками.

Для текущих документов имелся огромный королевский стол с тумбами — чудо средневековой механики, созданный в Соане по заказу старого эсторского рода. Там были особые отделения, потайные ящики, секреты внутри потайных ящиков и тому подобные хитрости.

Для самых-самых секретных документов были оборудованы тайники в королевском сортире. Ну то есть в комнатке, где стоял трон с дыркой и горшок под ним. Король, по официальной легенде, страдал запорами, так что мог в любой момент уединиться в этом тихом месте и почитать какое-нибудь донесение. Доступ в этот интимный уголок имел только хранитель королевского ночного горшка.

Система была продуманная, король ей доверял. Но несколько особенно дорогих ему бумажек он хранил в старинном тайнике под каминной плитой в малой обеденной зале.

Вообще-то короля понять можно. Бывают бумажки, которые не хочется отдавать на хранение посторонним совсем. Даже если ты им полностью доверяешь. Потому что полностью доверять кому-то — невозможно. К тому же малая трапезная относилась к особо охраняемым объектам, где король ужинал и где посторонние бывали крайне редко. В отличие от пиршественной залы или королевской спальни, где вечно толпился народ, присутствующий при утреннем туалете Его Величества. В малую трапезу имел разрешение входить, кроме самого величества, только один человек: особый слуга, который пробовал его пищу, а также читал вслух, пока король кушал. Он же и прибирался, когда подходило время, а также носил дрова для камина. Это был проверенный человек из ведомства хранителя королевского ночного горшка. Больших уборок в трапезной король проводить не позволял. Никаких. В частности — не чистили камин.

Факап случился именно по этой причине. Однажды король слёг с тяжёлой простудой. Ответственный за внутренние помещения дворца решил воспользоваться случаем, чтобы провести в малой трапезной кое-какие работы. Особенно его, видите ли, волновал давно нечищенный камин. В котором, типа, могла загореться сажа.

Ох вот же пёс! От человека ничего не осталось, даже имени, а я этого ответственного как живого вижу. Потому что СНВ клеится на ассоциации. Так вот, я таких людей знаю аж несколько штук. Это какой-то вечный тип. Которому всё хочется навести везде порядок. И он всё хочет людям пользу принести. Обычно их не спрашивая. Потому что в глубине души думает, что люди все дураки и не понимают собственного счастья.

Я про Тиссу рассказывал? Про лабораторию Швеллера? Ага, рассказывал, вот, вижу. Ну так вот, случился там однажды скандал. В одной лаборатории кто-то переставил баночки с образцами тканей. Нет, баночки все нумерованные, конечно, просто человек, который этим занимался, запоминал не номера, а расположение. И в результате загубил ценнейший образец тканей голубого шмеля. Это такое местное существо, не знаю как на самом деле называется, у нас его звали именно голубым шмелём. Хотя вообще-то это рыба. Но летучая. Летает над сильными магнитными полями, потому что в животе у неё вместо пузыря — вращающийся магнит. Естественно, водится он вблизи магнитных аномалий, поймать его сложно крайне. У нас один образец был. Пришлось потом экспедицию отправлять.

Виновника факапа нашли. Новый лаборант. Который специально после работы задержался и все баночки поставил, блин, на место. По возрастанию порядковых номеров. Его там чуть не убили, а он не понимал, в чём дело: он же всё правильно сделал, хорошо. А что учёный банку не ту цапнул — так надо было на номер смотреть. И вообще, порядок должен быть. Короче, Швеллер лично взял на себя ответственность и перевёл паренька на орбиту. С неофициальной сопроводиловкой. Чтобы знали: грядёт опасный дурак. Как они там с ним дальше обошлись — не знаю, не моя это была забота.

Или вот был ещё такой случай. Взял я на склад одного паренька. По протекции, между прочим, Комова. Ну не то чтобы по протекции, просто он меня спросил, нет ли вакансии на такую работу, у него какой-то старый друг спрашивал. Вакансия была, паренька проверили и взяли. Я его на Чаттерджи перевёл — это такой астероид, там у нас кое-что заныкано. Система достаточно простая, но требует внимания. Там особенно транспорнтая логистика запутанная была. Ну, запутанная и запутанная. Ты выучи, пойми как это работает, и трудись себе. Нет, этот энтузиаст-общественник начал совать пальцы в механизм. То есть перемещать площадки хранения. Не как-нибудь, а по системе. Например, пришло в его тупую голову держать все вещи с одинаковыми условиями хранения в одном месте. Типа — если изделия RE-91GWH и объект «Природа-733» требуют для хранения около 3 градусов Кельвина и давления в сто атмосфер, так мы не будем им создавать отдельно условия на их площадках, а сделаем одну площадку и туда всё положим. А если вот эти красные ящички с маркировкой БЮТТ-9 и вон тот контейнер без номера, зафиксированный в системе как «жг.п. обр.34-р» требуют вакуума и инфракрасного подогрева до 55 градусов Цельсия, мы их тоже положим рядышком. Удобно же!

И вот таким манером он навёл порядок. В числе прочего — разместив контейнер с маркировкой «Соловец У 4АВО» рядом с ульмотронами.

Хорошо, что я об этом вовремя узнал. Схватился за голову, срочно эвакуировал людей, отправил киберов. Два кибера вышли из строя, послал других. Ульмотроны месяц проверяли, ничего вроде не нашли, но я в конце концов решил не рисковать, списал. Чуть не плакал — а всё-таки списал.

Ну а когда товарищу делал втык — он на меня уставился круглыми глазами и говорит: а чё, а я ничё, а меня не предупредили, а я не знал. Я хотел как лучше, я хотел по-нормальному. Чтобы всё было красивенько и удобненько.

Ничего я ему объяснять не стал. Например, того, что предметы с маркировкой 4АВО относятся к имуществу НИИ Четвёртого автономного военного округа. Это бывший СССР, дополуденный. В котором были территориальные и экстерриториальные военные округа, сверхсекретные. Их всего четыре и было. И вот к четвёрке был как раз прикреплён НИИ, где занимались исследованиями внеземных артефактов. В основном артефактов Странников, найденной во Второй Зоне. Само существование которой было дичайшим секретом, да и сейчас об этом мало кто знает. Все почему-то думают, что на Земле Странники не наследили. По всему космосу наследили, а на Земле были как туристы на пикнике и весь мусор уносили с собой. Ага-ага.

Короче, в контейнере были умклайдеты. Насколько я понимаю, это что-то вроде мини-генераторов отрицательной вероятности. Как устроены эти штуки — неизвестно. Но выключить их нельзя, разве что лаксианским ключом. То есть они фонят непрерывно. И такие штуки держать рядом с ульмотронами! Настроенными, между прочим! В паре метров! Ты понимаешь, Лена, что могло случиться?! В лучшем случае нас бы всех ложками от стенок отскребали. В худшем — не было бы никакого Чаттерджи, а было бы облако холодной плазмы.

Да, дураку этого не объяснили. Потому что он, во-первых, не имел допуска. А во-вторых, допуск дуракам давать нельзя. Ну ты пойми же, кретин, что ты тут не один такой умный! Если что-то где-то лежит и его оттуда не убирают — скорее всего, на это есть причина. Если ты её не знаешь, это твоя проблема. В крайнем случае — подойди и спроси. И даже если тебе буркнут «ничего не трогай, руки оторву» — поблагодари и сделай вывод. Что трогать — не надо. Что ты сам чего-то не знаешь и не понимаешь. Поработай, втянись в дело, думай головой своей! Размышляй, делай выводы. Нет же, лезут, уроды. Хуже общественности, честное слово! Общественность хоть и кипешится, но серьёзного вреда от неё нет. А от таких вот деятелей может что угодно произойти.

Извини, Лена. Просто как вспомню эту историю с ульмотронами, аж трясёт.

Да, мы же про Арканар. Вот там, судя по всему, образовался такой же умник. Сажа на каминной решётке ему спать не давала. А то, что король не хотел, чтобы в эту комнату шастали, считал, наверное, причудой и блажью. И решил, пока хозяин болеет, камин прочистить. И королю о том, вероятнее всего, не докладывать. Дабы не беспокоить Его Величество по столь ничтожному поводу, ага.

Трубочисты в замке были. Почему выбор пал на этого — трудно сказать. Наверное, он был хороший трубочист.

Плита открывалась нажатием на подвижный кирпич в глубине камина. До него можно было дотянуться только кочергой, причём случайно ткнуть было практически невозможно: надо было знать, куда тыкать. При этом плита сама не отодвигалась, её надо было специально сдвинуть. Но нет преград для дурака, особенно если он сам находится внутри камина и там возится. В общем, ему это удалось: нажал. В этот момент он сам стоял на плите и пытался как-то извернуться, Плита под ногами зашевелилась, сдвинулась. Образовалась щель, в неё посыпались зола и сажа. Человечек испугался, что ему за это влетит. (Ох как же он был прав.) Поэтому он вылез из камина и полностью отодвинул плиту, чтобы мусор выгрести,

Под плитой лежали три деревянных ларца, а также кожаный конверт, туго набитый. Всё это он вытащил и стал выгребать руками грязь. Выгреб, стараясь ничего не перемазать. Поставил ларцы на место. Тут он услышал шаги проверяльщика и быстренько-быстренько задвинул плиту. И только в самый последний момент вспомнил о конверте. Снова открывать тайник не было времени, так что он просто сунул его за пазуху.

Проверяльщик дал ему пару затрещин за мусор и грязь на полу и выгнал вон. Почему выгнал — неизвестно. Может быть, они там что-то собирались делать. А может, просто так.

Вообще-то любого неблагородного, особенно из прислуги, на входе и при выходе из королевского дворца обыскивали. Но обыскивать трубочиста после работы в трубе, мягко говоря, неприятно. Тамошние люди были небрезгливые, но лишний раз пачкаться сажей никому не хотелось. Маленький человечек вышел за пределы дворца с конвертом. С которым он не знал, что делать. Хотя бы потому, что был неграмотен.

На этом история могла бы и закончиться. Но у трубочиста был знакомый грамотей. Которого он почитал своим благодетелем.

Звали этого благодетеля Киун, и был он книгочеем. Семья трубочиста — очень бедная — жила неподалёку. Мальчишкой трубочист бегал к Киуну: тот его подкармливал, рассказывал интересные истории и обходился с ним ласково. Во всяком случае, так пишет сам Киун. Левин по поводу этой ласковости и её причин имел своё мнение. Ну ты, Лена, поняла, наверное, какое. Ну, не знаю я, не знаю. Да и не интересуюсь, если честно. Гадость — она везде гадость. Может, ему было просто пацана жалко.

Короче, к этому-то Киуну трубочист и пришёл. Всё ему рассказал. И отдал конверт.

Киун, надо сказать, был не дурак. И понимал, что бывает с теми, кто суёт нос в королевские секреты. Но он понимал и то, что после того, как порог его дома переступил трубочист, уже неважно, видел он чего-нибудь или нет. Если ситуация раскроется, он всё равно кончит жизнь в подвале Весёлой Башни. Так что он конверт открыл и стал изучать находящиеся там документы.

Книгочеем он был хорошим, грамотным. В частности — знал эсторский.

По его собственным словам, «когда я постиг, к каким тайнам прикоснулся, то испытал необычайное волнение, кое мне ранее случалось ощущать лишь в гуще битвы». Но дальшейшие его действия были относительно разумны. Разузнав у трубочиста, что завтра он снова будет работать в том же месте — с трубой не закончили — он убедил его снова открыть тайник, вычистить очень тщательно, а конверт положить на то место, где он лежал. Конверт он оставил у себя, как и самого трубочиста, разрешив ему выспаться на старом тряпье. А сам сел и при пламени сальной свечи принялся разбираться в бумагах.

Бумаги оказались крайне любопытными. Начиная от переписки с эсторцами по поводу устройства брака и кончая протоколами допроса дона Рэбы. Была там и предсмертная записка Анэ цви-Нагона-но-Тара-но-Эстора, то есть королевы Аны Белоликой. Эту записку Киун срисовал на вощёную бумагу — среди всего прочего, он имел навыки каллиграфа.

Опять же, по собственным словам Киуна: «я трепетал, подобно лани, ежемгновенно ожидая шагов королевских стражников, и страх боролся во мне с любовью к истине, властно повелевающей сохранить для потомства столь удивительную историю». Насчёт любви к истине книгочей, конечно, приврал. Как выяснилось позже, у него имелись вполне земные интересы.

На следующий день трубочисту удалось положить конверт на прежнее место. Во всяком случае, так он сказал Киуну. А через пару дней с трубочистом случилось несчастье: у него заболел живот, он слёг и очень быстро умер. Такая беда.

Кстати, у Киуна, был интересный родственник — продавец снадобий и алхимик с Жестяной улицы. Вполне возможно, это имело какое-то отношение к странной хвори трубочиста. А может быть и нет. Кто ж теперь-то разберёт.

Прошло полгода. Лично Киуна вроде бы никто не искал. Зато у книгочеев начались серьёзные неприятности, источником и причиной которых был дон Рэба. Дела у Киуна тоже шли всё хуже и хуже. Поэтому он продал дом, имущество, деньги вложил в орденский банк, а сам собрался бежать из Арканара. В Ирукан.

Бежал он отнюдь не с пустыми руками. У него была с собой книга, написанная им самим. Называлась она довольно скромно — «Заметки о царствовании Пица Шестого и некоторых сопутствующих тому обстоятельствах». По сути же это был злобный памфлет, всячески поносящий Арканар вообще, короля Пица Шестого в особенности, а уж его первый министр был выведен в самом неприглядном свете. Большая часть содержания была, впрочем, неоригинальной — Киун рассказывал об общеизвестных вещах либо перелагал сплетни. Но среди этого хлама таилась жемчужина: история королевы Аны и правда о происхождении дона Рэбы. В качестве доказательства прилагалось перерисованное письмо королевы, несколько обширных цитат, которые Киун успел переписать из королевских бумаг, и рассказ о маленьком трубочисте.

Книга была посвящена герцогу Ируканскому, который был в посвящении назван «известным своей мудростью и благородством». Судя по всему, Киун рассчитывал на щедрое вознаграждение от ируканского правителя.

Киун успешно бежал из Арканара и добрался до Ирукана. Самое смешное в этой истории, что бежать ему помог — совершенно случайно — благородный дон Румата. Который встретил беглеца на дороге и дал ему подержаться за стремя своего коня, а потом отбил от патруля. Он сам об этом рассказывает в начале своей книги. Сноубридж наличие данного воспоминания подтвердил.

Интересно дальнейшее. Беглецу повезло: он добрался до ируканской столицы и сумел донести до самого герцога, что владеет редкостной книгой о делах короля Арканарского и хотел бы преподнести её в дар герцогу. Через кого он действовал — выяснить уже не удалось. Видимо, у Киуна были какие-то связи. Так или иначе, герцог препоручил это дело ни кому-нибудь, а своему старшему постельничему дону Гугу. Ну то есть земному агенту Павлу Бунге. Который с Киуном встретился, книгу просмотрел — естественно, у него был телеобъектив, и каждая страница была сфотографирована — и пообещал посодействовать. Исполнить своё обещание он не смог: в Арканаре случилось то, что случилось, и уцелевших земных наблюдателей с планеты эвакуировали.

Так или иначе, земные специалисты книгу изучили, особенно записку королевы. И пришли к выводу, что текст скопирован с подлинника. Либо — чрезвычайно искусная подделка, сделанная в Эсторе, причём кем-то, очень хорошо знавшим и будущую королеву, и арканарские дела. Но фальшивку можно было бы сделать и пожёстче, пообиднее. Как минимум, с оскорблениями и проклятиями в адрес короля. Или приписыванием ему всяческих пороков. Однако в письме королевы ничего подобного не было. Да и всё остальное… как бы это сказать… ну, роняло достоинство Его Величества, да. Но не так, как можно было бы его уронить, если такое придумывать специально. Так что вариант с фальшивкой сочли крайне маловероятным.

А потом арканароведческие штудии прикрыли, и всё это так и осталось в архивах. Пока материалы не затребовала левинская команда.

День 164

Бабах. Бабах.

Он отклонет пули. Не так чтобы очень. Трудно отклонить пулю из «герцога» 26-го калибра, когда в тебя стреляют в упор, а ты пока ещё не всемогущий. Но он всё-таки может менять траектории. Совсем чуть-чуть, но этого хватает. Он распихивает свинец в малозначимые части тела. В основном в мышцы. Правда, одна пуля должна быть в лёгком. Но лёгкие ему через пару минут уже не потребуются. Полностью реализованный тэтан является причиной над жизнью. И не только своей.

Бабах.

Он ползёт. Между рукой и детонатором сантиметров шесть. Мне нужно его остановить, пока он не дотянется. Потому что физический контакт с детонатором — это конец. Всему конец. И Земле, и Внеземелью. Не знаю, как насчёт других планет с людьми. Хотя нет, знаю. Ими займутся остальные двенадцать. То есть одиннадцать, но это роли не играет. Они найдут душу двенадцатого, даже если из нас всех души вытрясут.

Хотя какое это имеет значение? Звери стоят около двери, и сейчас он эту дверь откроет.

Пять сантиметров. Бабах.

Как же тянется время. Какое же оно медленное. Какой же я медленный. Я не успеваю двигать рукой. Рука медленная. Голова быстрая. Лучше бы рука была побыстрее.

Он должен начать умирать сейчас, совсем чуть-чуть не дотянувшись. Угадать нужно точно — чтобы оба процесса застопили друг друга. Чтобы он не мог реализоваться и не мог умереть. Потому что нельзя остановить развоплощение и нельзя остановить реализацию. Разве что друг другом. На это вся надежда.

Четыре сантиметра. Бабах. Бабах.

Детонатор — это что-то вроде лаксианского ключа. Только этот ключ открывает только один замок. То, кто тянется, и есть замок. И если он откроет его, то станет полнотью реализованным. Здесь, в нашем пространстве, в человеческом теле. Тогда он освободит всех. А потом они разрушат мир, потому что он им тесен. За этим их сюда и запихнули — чтобы они когда-нибудь вырвались и разрушили мир. Тот, кто не хочет, чтобы этот мир существовал. И особенно — люди. Люди были созданы помимо Его воли. Ему отвратительна человеческая суть. Он пал из зенита, но не склонился перед Творцом.

Три сантиметра. Бабах.

Время почти остановилось. Вокруг золотой свет. Я вижу Великих. Они похожи на птиц. Их крылья — от горизонта до горизонта.

И Его. Я вижу Его.

Он как разноцветное пламя. Его сравнивали с павлином. И называли царём и князем. Он действительно князь. Мира сего. Он властен над всем. Кроме нас. Мы тоже в его власти — потому что мы во власти вещей, а вещи подчиняются Ему. Но не сами по себе. Поэтому он нас ненавидит.

Он отражает всё. Он и есть всё. Поэтому люди всё время ищут новое — мы пытаемся найти то, чего в Нём нет.

Он видит всех. Каждую инфузорию, каждый листик, каждую зверюшку, каждого человека. Кроме меня. Потому что со мной что-то не так. Но сейчас Он меня увидит.

Сейчас Он увидит меня и…

Бабах.

День 165

КУДА: В предвечный свет или как он у вас там называется.

КОМУ: Борису Левину. Или существу, это имя когда-то носившему. (Если в вашем мире не существует времени в нашем смысле, то читать не «когда-то», а «где-то».)

КОПИЯ: Непосредственному начальнику Б. Левина (или в кого там Борис превратился).

ОТ: Вандерхузе Якова, космолётчика, сотрудника КОМКОН (возможно, бывшего).

ОФИЦИАЛЬНОЕ ОБРАЩЕНИЕ.

Я, Вандерхузе Яков, выражаю решительный протест в связи с недобровольными и несанкционированными мною попытками передать мне (или через меня) информацию, противоречащую моим жизненным, научным и мировоззренческим убеждениям.

От дальнейшей фиксации подобной информации отказываюсь.

В случае возобновления означенных попыток оставляю за собой право уничтожить уже созданные файлы, включая данный.

В случае оказания давления, физического или психологического, беру нулевую статью и действую по собственному усмотрению.

Надеюсь на понимание.

Яков Вандерхузе.

ПРИЛОЖЕНИЕ. Личное письмо для Бориса Левина (или кто он теперь).

Дорогой Борис!

Мы долго были друзьями. Кроме того, ты неоднократно лазил мне в голову ментоскопом по всяким поводам. То есть ты меня хорошо знаешь. В частности — когда я просто говорю, а когда всерьёз. А когда совсем всерьёз.

Так вот, сейчас я совсем всерьёз.

Сначала хочу извиниться. За всю эту историю. Борис, я действительно хочу извиниться. Я тебя похитил. Потом залез в голову без твоего согласия. И в результате мы тебя потеряли. Не знаю, как ещё это назвать. То, что случилось. Так вот, это всё было с моей стороны свинством и подлостью. Подлостью и свинством. Я сам это знаю. И всегда буду помнить, если мне память не сотрут, что поступил с другом как подлец и свинья.

Если меня хоть что-нибудь может немножечко извинить или смягчить мою вину, так это одно обстоятельство. Я хотел довести дело до конца. Я ХОТЕЛ ЗНАТЬ, что случилось с этой трижды клятой планетой Авророй.

Да, я знаю, что это хреновое оправдание. КОМКОН вообще и я в том числе неоднократно останавливали людей, которые хотели что-то знать. Например, знать, как устроено пространство ниже фундаментальной длины. Или — что будет, если в геном человека добавить хаттифнаттские мю-последовательности. Или — как выглядит лавинный деконфайнмент на коллапсирующей массе. Мы такое пресекаем. Иногда ценой жизни. Этих самых любопытных. И это не противоречит деятельному гуманизму. Потому что удовлетворение их любопытства приведёт к гораздо худшим последствиям, чем их безвременная кончина.

И я всё это тоже прекрасно понимаю. И раньше понимал. В том числе и то, что мне за мой интерес полагается. Ну да, я рассчитывал на то, что выкручусь, сотру тебе память и всё такое. Но знал, что может и не получиться. И всё-таки я полез, потому что ХОТЕЛ ЗНАТЬ.

Так я о чём, Борис. По поводу того, чем ты меня грузишь. Я этого всего НЕ ХОЧУ ЗНАТЬ. Вот как тогда — хотел. Даже сильнее. Я. Не. Хочу. Этого. Всего. Знать. Про тэтанов, про павлина, про этих ваших «великих». Про место без пространства. Про события до времени. Не. Хо. Чу.

Допустим, какие-то такие штуки есть. Я говорю — допустим. Но если я в них всерьёз поверю и начну вникать — это, извини, буду уже не я. Потому что я материалист. От мозга костей, как выражается Славин в таких случаях. А вот это всё ваше — материализму противоречит. И деятельному гуманизму, кстати, тоже. И вообще всему.

Я не про сами эти картинки. Ну, какие-то существа. Ну, древние. Ну, сильные. Ну, живут в каком-т другом пространстве. Ну, у некоторых из них какие-то планы на людей. Ничего в этом такого нет. Мы про Странников что-то такое думаем.

Но есть нюанс. Или как там это называется. Короче, разница. Очень важная.

Борис, пожалуйста, отнесись к моим словам серьёзно. Попробуй понять, о чём я толкую. Потому что я никогда на такие темы не думал. У меня, наверное, получится коряво. Но попробуй всё-таки вникнуть.

Я о чём. Вот, допустим, Странники. Мы их боимся и уважаем. Но за что? Они старше нас на миллионы лет. Они превосходят нас по технологиям в неизвестное число раз. Скорее всего, они умнее нас, и тоже неизвестно насколько.

Но. Всё равно мы с ними в одной плоскости. Пёс, не знаю, как сказать-то! Ну да, в одной плоскости, лучше не скажешь. Они обогнали нас на миллионы лет, хорошо. Но мы двигаемся в ту же сторону. По той же дороге. Не то чтобы их нагоним. Хотя всякое может быть. Может, и нагоним. А может нет. Но хотя бы пройдём там, где они. Вот мы подобрали какую-то их штучку и поняли, как она работает. Пусть это одна сотая часть их штучек, а то и меньше, но всё равно — мы можем это понять. Потом подтянем наш уровень и поймём ещё больше.

Ну а чтобы подтянуть уровень, надо работать. То есть между нами и Странниками расстояние — сколько-то человеко-часов квалифицированного труда. Пусть даже миллиардов триллионов. Всё равно — это человеко-часы. И, значит, каждый час моей работы имеет космический смысл. Я на этот час сокращаю дистанцию между нами и Странниками. Даже не так. Я сокращаю расстроение до победы Человечества. Потому что человечество когда-нибудь разовьётся настолько, что весь космос будет наш. Ну хорошо, пусть не весь. Но сфера расширяется. И каждый человек вносит в это свой вклад. Пусть на незаметную какую-нибудь дольку. Моя доля тоже в этом есть. Я работаю, значит, вношу свою долю. Поэтому моя жизнь имеет смысл. Который в труде. Ну или в творческом созидании, если по деятельному гуманизму. А другого смысла нет и быть не может.

Так вот. Это вот всё, что вы мне показываете. Оно про что-то другое. Про тех, кто не дальше, а выше. Ну в смысле — как бы мы не развивались, мы туда не попадём. И всё, что мы делаем — типа зря и не про то. Ну пусть не зря, но всё равно получается, что не про то. Потому что если вот это всё существует, что вы показываете — тогда чем мы тут занимаемся? И чего тогда надо делать-то? Самим, что-ли, меняться? И не чтобы лучше работать, а для чего? Ты вот, типа, с собой это сделал. Освободился, как ты это называешь. Но ведь, как бы это сказать… Ты ведь уже не человек. Я с тобой сейчас как с человеком говорю, но понимаю ведь, что это так, условность. Но я-то человек. Которому место — здесь. В моём настоящем человеческом мире. И точка.

Поэтому. Больше мне, пожалуйста, не парьте мозги своими делами. Если будете дальше — сотру файлы. Во всяком случае, попробую. Если файлы не стираются — ещё что-нибудь придумаю. Дурацкая угроза? Ну так у меня других нет. Что есть, тем и воюю. Извини.

И самое главное. Даже если я вернусь. Я ваших указаний выполнять не намерен. Особенно — стрелять в Лёву.

Да, я узнал его, конечно. Это вы Абалкина мне показывали. Нет, симпатий не питаю. В конце концов, он меня втравил в эту историю. Не знаю, нарочно или как, а без него не обошлось. Насчёт ответственности… мне бы от того, что на мне сейчас висит, отмахаться. Тоже не из-за этого.

Но. Стрелять в него я не буду. Насмерть или не насмерть — не буду. Обращайтесь к моему начальству, вот оно такие решения принимает. А я — нет.

Да, я знаю, у вас есть какая-то бредовая идея, что обращаться вы можете только ко мне. Потому что этото ваш павлин-мавлин меня не видит и чего-то там тру-ля-ля. Ну так я вам не верю. Вот не верю и всё. Надо чего — выходите на Сикорски, например. Он трепетно относится ко всякой псяти… а, чего уж там — к чертовщине. Попробуйте его убедить в том, что человечеству угрожает опасность от Лёвы. И если он вас пошлёт далеко и надолго, не плачьтесь, что вам какой-то высший павлин препятствует. Или чёрт с хвостом и рогами. Это не мои проблемы.

Хотя я воспринимаю разумные предложения. Нет, убивать не буду. Это не обсуждается. Но инфу могу донести. До того же Сикорски. Хотите? Если вам этого надо — пожалуйста. Дело за вами. Вытащите меня отсюда и верните на Землю. В качестве первого шага. Тогда и поговорим.

Извини, Борь, мутновато как-то получилось. Но ты же психолог, ты поймёшь. Должен понять. Осталось же в тебе что-то?

С уважением, твой Я.В.

День 166

Бабах.

Это о станцию бьётся буй. Тот самый.

То есть не обо всю станцию. Теперь его замело к радиатору. И он о него колотится. Не часто. Только когда космический мусор в него попадает. Но вот сейчас шандарахнуло конкретно.

Сижу и чувствую себя не просто идиотом, а патентованным. Не знаю, что это слово означает. От Славина слышал вроде бы. Но вот сейчас оно очень к месту, нутром чую.

Короче. Я почему-то решил, что раз буй вколотил в клеевую пробку шланг, значит, он этим шлангом за станцию и зацеплен. Шланг я обрезал.

В результате буй ползает по корпусу и время от времени на что-нибудь натыкается. Потому что он всё-таки присобачен ко мне глюонной нитью этой чёрт… не будем распускаться, псячьей. Это я сегодня утром проверял. Да, уже почти нормально в этот псячий космос вылажу. Вылезаю то есть.

Так вот, есть у него там связь. Очень конкретная. Он не отходит от корпуса дальше, чем на несколько сантиметров.

Короче, я в полном дерьме. И это не скатологический юмор.

Тьфу, не могу писать, нерваки.

День 166

Поел сливочного пломбира. Вроде немного отпустило. Как будто пару стопочек выпил. Ну нет, я бы стопочки предпочёл, конечно. Но тоже какой-то успокаивающий эффект есть. Это, может, из-за быстрых углеводов? Любопытная тема, будет возможность — обязательно поинтересуюсь. Эх, если бы.

Короче. Судя по всему, буй прицепился к станции довольно давно. Почему-то он не болтается в приличном отдалении, как полагается уважающему себя бую, а буквально липнет к корпусу. Ползая по нему под воздействием микрометеоритов, которые долбят по его верхушке. В какой-то момент он дополз до того самого клеевого пятна, там застрял — шланг увяз, а он его потом ещё как бы вбивал, под водействием всё тех же ударов. Но теперь я его освободил и он снова ползает по обшивке. Можно его приклеить к чему-нибудь. К тому же стабилизатору, например. Но я всё ещё лелею надежду — слово-то какое вспомнил! — да вот, лелею надежду от него каким-нибудь хитрым способом избавиться. Правда, шансов на это практически никаких. Глюонное зацепление зубами не перекусишь и лазерным резаком не перережешь. Это высшая физика, чтоб ей пусто было.

Кстати, все вопросы о том, откуда тут буй и почему он зацеплен за станцию, возвращаются в полном объёме. Но думать я о них не хочу. По крайней мере, пока.

И вообще. У меня последние два дня что-то вроде истерики.

Я не ругаюсь. Просто достали меня эти товарищи! Достали! Особенно позавчера. Я там записал самое начало, а на самом деле ещё много всякого было. И это всякое на меня так подействовало… я уже в небеса стал письма писать. Или во внешнее пространство. На деревню дедушке Константину Макарычу. С просьбой — или заберите меня отсюда, или оставьте в покое, наконец.

Что интересно — сработало. Меня оставили в покое. Сегодня снилась какая-то мутная ерунда. Но ничего такого, интеллигибельного. Тоже славинское словцо, и тоже не знаю, что значит. Но, я так понимаю, это что-то такое, от чего интеллект гибнет. Вот такое чувство у меня в последние дни и было. А сегодня кончилось.

Если бы не буй. Это какой-то вызов рассудку. Но хоть рассудку. А не вообще всему.

Знаете что? Ну его к псам. Вот есть понятные простые вещи. Например, арканарская история. У меня там всего два эпизода с Малышевым осталось. Или три.

Во-первых, о разговоре Антона — то есть, в смысле, Руматы Эсторского — с доном Рэбой. Который проходил примерно так, как в фильме, а кое-какие реплики в книжке остались. Ну в общем Рэба предъявил благородному дону Румате все улики. Начал он с того, что настоящий Румата Эсторский давно не живой. Потом стал озвучивать всё, что знал, включая тему сверхчистого золота (это Арата напел). Антон держался предельно нагло, хамил, требовал того и сего. В частности — живого и здорового Будаха.

Сам Антон вышел от дона Рэбы с уверенностью, что первый министр, а ныне диктатор Арканара, испугался.

У Левина было другое мнение. Первый министр был человеком умным и терпеливым. Угрозы дона Руматы — который бросался словами типа «я раздавлю вас», «подохнете как собака» и так далее — он воспринял просто как слова. А вот особенно опасным благородный дон ему не показался. К тому же в ходе разговора выяснилось, что Румата ведётся на простые психологические манипуляции. Например, ему нравится, когда перед ним унижаются. Или всерьёз воспринимает слова типа «вы великий, я вас боюсь». Но некие странности он за ним заметил.

И сделал выводы.

Моделировать извивы мысли средневекового человека вообще-то сложно. А такого, как дон Рэба, с его-то биографией — тем более. Но наиболее вероятная картина, представленная Левину рабочей группой (поработавшей с КРИ), выглядела примерно так.

Понятно, что ни в какие сверхъестественные вещи дон Рэба не верил. Не такой это был человек. Тем более, Румата не производил впечатление потустороннего существа. К версии, что благородный дон имеет отношение к секте «горановых братьев» или чему-то подобному, он должен был отнестись более серьёзно, но всё-таки не слишком. Однако основная версия — судя по тем намёкам, которые он делал — была проста и логична. Состояла она в том, что Румата Эсторский — и в самом деле эсторский. Или даже более того.

Благодаря орденским связям и хорошо поставленной разведке дон Рэба был неплохо осведомлён о том, что делается в Ирукане и Соане. И был уверен, что знает всех крупных ируканских и соанских шпионов и агентов влияния. Румата в их число не входил. Кроме того, ни Ирукан, ни Соан не могли бы наградить своего агента некоторыми умениями, навыками и привычками. А вот эсторцы знали и умели многое. Например, лучшие фехтовальные школы сохранялись именно в старой Империи. Все сколько-нибудь пристойные фехтовальщики Арканара учились на континенте. Необычные приёмы мечного боя, демонстрируемые Руматой, вполне могли быть наследием какой-нибудь старой эсторской школы. Как и знание древних языков: эсторцы считали это признаком высокого ума. В общем, эсторское происхождение дона было куда более вероятным, чем любое другое.

Далее. Несмотря на то, что старая империя вроде бы впала в ничтожество, там всегда хватало желающих восстановить былое величие. Или, как минимум, привести к покорности распоясавшихся вассалов. К реваншистам относились лучшие эсторские семьи — кстати, и семейство Румата-но-Эстор тоже. Правда, всем этим мечтателям о былой славе не хватало трёх важных вещей: денег, мозгов и воли. Однако всё могло измениться, если за дело взялся бы сам императорский дом. Который хоть и утратил многое, но не волю и не мозги. Да и кое-какие средства у королевской семьи оставались. Просто семья не хотела тратить их на пустяки — например, на светские увеселения для обедневших аристократов. Но вот на серьёзное дело императорский дом мог и наскрести что-нибудь.

Более существенное. Возможно, эсторцы знали ту самую тайну, из-за которой в Арканаре потенциально намечались большие проблемы с престолонаследием. Вполне возможно, что покойная королева или кто-то из её окружения сообщили нечто на родину. Зачем — вопрос открытый, но второй. Тогда эсторцы, вероятно, могли воспользоваться этой ситуацией, чтобы вернуть Арканар в лоно Империи. Или хотя бы попробовать на этом сыграть, чтобы малость подкорректировать Статут о дружеском согласии.

Однако королевское намерение изменить образ правления путал все карты. Правда, в таком случае следовало быть порасторопнее и убрать короля до переворота, а не во время такового. Но, с другой стороны, лучше поздно, чем никогда: смерть Его Величества всё-таки осложняла ситуацию и отчасти связывала заговорщикам руки… В общем, отравление короля эсторским шпионом было не невозможно. Что касается техники дела — эсторцы славились коварством и изощрённостью в использовании всякого рода тайных средств убийства. В том числе ядов. Кстати, если Будах делал посмертную экспертизу — а, скорее всего, он-то её делал — то наверняка вспомнил про эсторского пустынного паука. Как защитился от яда сам убийца — вопрос интересный. Выяснить его можно у самого отравителя — в Весёлой Башне, например. Или за бокалом хорошего вина, если обстоятельства сложатся иначе. Но в любом случае — это не первоочередной вопрос.

Конечно, эсторская версия очень многого не объясняла. Начиная от золота — сверхчистого или нет, но у Руматы его было и впрямь многовато. И кончая вопросом о том, чего Румата, собственно, хочет. Однако и это всё можно было объяснить гипотезой второго уровня.

Допустим, только допустим — мог рассуждать дон Рэба — что метрополия, чуя скорый конец, прыгнула выше головы. Например, втайне от всех отправила морскую экспедицию на другой континент. И так получилось, что люди вернулись живыми и здоровыми. Привезя с собой золото, рабов… в общем, много всего ценного. Возможен и обратный вариант. С юга приплыли корабли с другого континента. И не привезли с собой болезни. Этот вариант казался более вероятным: возможно, там, за океаном, научились как-то предохраняться… Но, так или иначе, что-то такое могло быть. А если так, то и люди с той стороны должны появиться. Хотя бы — посмотреть, что да как. Поскольку если они сюда приплыли, то с одной целью: подчинить себе этот континент. Желательно весь и сразу, потому что «по частям» обойдётся дороже. Ну а в таком случае — нужно послать людей, посмотреть, где что лежит… С эсторцами вместе или без них.

Обе версии, конечно, были сомнительными. Паршивыми, лучше сказать. Но все остальные, видимо, были ещё хуже.

Кстати об этом. Общественность, по тупости своей, вообще не понимает, как это можно руководствоваться плохими гипотезами. Потому что в сериалах такого не показывают. Там если человек о чём-то догадывается, то он догадывается абсолютно точно. Строит, то есть, версию, которая сразу объясняет все факты. Ну, может, кроме парочки мелких деталей, которые потом выясняются по ходу дела.

Вот был такой сериал — «Инспектор Знаменский». Ну ты знаешь, Лена, я сериалы не смотрю. Ну, может, пару серий глянул, на отдыхе. Ну или не пару, но не принципиально. Так вот, сорок шестой эпизод. Там инспектора посылают на планетоид, где стоит обсерватория. Где люди ведут себя странно, от них начали идти радиоволны, а сам планетоид уменьшается в размерах. Инспектор где-то минут тридцать экранного времени собирает факты, разговаривает, записывает что-то. Потом строит огромную схему со стрелками и её созерцает минуты две. И тут, значит, ему приходит в голову, что планетоид сдувается, потому что это на самом деле огромная космическая клетка, которая вроде как помирает. А люди фонят, потому что заражены её спорами. Клетка ими управляет, а через радиоволны связывается со спорами в их мозгах, которые оттуда, значит, излучают.

И так оно всё и оказуется. То есть оказывается. Извини, Лена.

Но что тут самое смешное. Такой случай в реальности имел место. Мне Арам Самвелович рассказывал. Да, он тоже сериал смотрел. Так вот, Григорянц клялся — было такое! Только вместо гениального Знаменского там работала КОМКОНовская бригада. Работала полтора года, между прочим. И выяснила следующее. Что размер планетоида не менялся вообще. Весь кипеш поднялся из-за изменения массы. Которого тоже не было. Просто открыватель системы, придурок из ГСП, замерял массы планетоидов и при записи в базу случайно одну цифру не туда вставил. Это никого не взволновало, потому что когда планетоид оказался интересным, им занялись профессионалы и массу определили уже точно. Но старая цифра осталась в базе. И когда ситуация возникла, какой-то особенно умный товарищ поднял все цифры, заметил несовпадение и тут же стал орать: ах, это вообще волшебный планетоид, он массу меняет! А до начальства по цепочке дошло, что меняется, типа, размер. Что касается странного поведения. Совпали менструальные циклы у трёх женщин (синхронизация прошла раньше, чем думали, бывает). У начальника как раз в этот момент померла любимая кошка. А пару дней назад на станцию прибыл новый человек. Который был очень хорошим специалистом по аномальным газо-пылевым глобулам. Такого спеца начальник очень ждал и поэтому замечания психологов насчёт неполной совместимости даже смотреть не стал. В результате случился конфликт на пустом месте. А насчёт радиоволн — действительно, бывает такое явление, его до сих пор изучают. Но поскольку за последние сто лет отмечено уже более двадцати случаев, и вреда вроде особого не было, то и большим событием это не стало. Короче. Вместо одной большой всеобъясняющей причины нашлось много мелких, которые ну вот просто совпали. Пёс знает почему.

А насчёт версии с живым астероидом — представьте себе, её тоже рассматривали. Причём как бы не первую. Ну просто потому, что она объясняла вообще всё.

Я это к чему? А это я к тому, что даже плохие гипотезы лучше, чем никакие. Плохую гипотезу можно, по крайней мере, проверять. По ходу выяснятся другие факты, из них можно строить новые гипотезы.

Вот и дон Рэба так думал. Скорее всего. Поэтому Румату отпустил и даже пообещал отдать ему Будаха. С понятной целью — посмотреть, что он с ним будет делать.

День 167

Просто отличный день. Ничего не снилось. Нет, вру. Какие-то обычные сны. Даже слишком обычные. Будто я вздремнул после тяжёлого дня и мне что-то приблазилось. Подозрительно это. Хотя — не впадаю ли я в паранойю? Впрочем, подождём — посмотрим. Чего сейчас-то.

Сделал себе селёдку с лучком и чёрным хлебом и послушал Энеску, «Vox Maris». Неожиданно понравилось. Совершенно ничего не знаю об этом Энеску, но слушать буду. Там в списке ещё «Царь Эдип», надо будет сделать недельный перерыв и послушать вдумчиво.

Под селёдку ужас как захотелось водочки. А ещё лучше — левинской тминной настоечки. Вот о чём буду жалеть до конца дней, так это о левинских настойках.

Ну ничего. Сделал себе яблочный узвар, тоже ничего так. Запить солёненькое — можно.

А теперь и поработать пора. Что у нас там на очереди? Финал истории с Будахом.

Я уже говорил, что хорошей версии относительно Руматы Эсторского у дона Рэбы не было. То, что он причастен к отравлению короля, он почти не сомневался. Но, во-первых, почти. А во-вторых, непонятна была техника. И среди всего прочего — была версия, что Будах всё-таки был подкуплен (почему бы и не Руматой?) и короля таки отравил. Шаг, конечно, самоубийственный, но дон Рэба прекрасно знал, что есть вещи и хуже смерти. Может, некто, стоящий за убийством короля, держит в плену дорогих Будаху людей? Будах, правда, был непохож на человека, у которого есть дорогие люди. Но мало ли? Или, скажем — обещал ему спасение и очень ценный приз. В общем, варианты были.

Конечно, можно было бы спустить Будаха в подвал и там с ним поработать. Однако дон Рэба понимал, что старый знахарь наверняка знает пару способов уйти в мир иной быстрее, чем хотелось бы палачам. В конце концов, он сам полжизни провёл в пыточных подвалах. И наверняка задумывался, что делать, если он сам попадёт туда в качестве клиента.

Кстати. Левин, умница, прочёл будаховский трактат, и извлёк оттуда интересную информацию. Будах писал о редком яде перепончатой жабы, который вызывал судороги, похожие на смех, а потом быструю смерть. В качестве примера действия знахарь привёл историю с «неким эсторским вельможей». Видимо, это был какой-то личный враг дона Сатарины. Сатарина намеревался пытать его очень долго. Однако, когда палачи его раздевали, кто-то попытался стащить у него с пальца фамильный перстень. Перстень снялся с трудом, палец был в крови — а пленник захохотал, после чего быстро испустил дух. Будах, исследовавший перстень, нашёл внутри него хитрый механизм эсторской работы: при попытке его снять выдвигалось двойное лезвие, рассекающее кожу, и одновременно раздавливался крохотный запаянный пузырёк с жидним ядом, прикрытый печаткой. Которая открывалась и извне, так что яд можно было использовать не только для самоубийства, но и для отравления кого-то другого. Автор по этому поводу заметил, что «человеческий разум достигает высот хитроумия в стремлении избежать страданий». Странно было бы предполагать, что разум самого Будаха оказался бы менее хитроумным.

С другой стороны. Смерть короля, по существу, ближайших планов заговорщиков не изменила. Но поставила более жёстко вопрос о власти. Судя по всему, фигура Его Величества была для всех участников заговора консенсусной. Её изъятие консенсус разрушало, так что дону Рэбе пришлось действовать быстро.

Впрочем, некоторые жертвы были запланированными. Ну например — и в книге, и в фильме есть эпизод, когда прямо во время допроса Руматы монахи убивают некоего отца Цупика, бывшего бакалейщика, а потом руководителя серых отрядов, полковника дворцовой охраны. Прикончили его примерно в тот момент, когда в спину штурмовикам ударили монахи. И, в общем, правильно. Отец Цупик намеревался сделать с доном Рэбой то же самое. Просто у него не было шансов.

Однако случились и кое-какие накладки. Например, пленение барона Пампы дон Бау.

О том, зачем дон Рэба схватил барона, левинская рабочая группа гадала довольно долго. В конце концов, пришли к выводу, что это была банальная перестраховка.

Об истинной роли барона Пампы дон Рэба не догадывался. Скорее всего, он считал его полезным идиотом, примкнувшим к заговору против короля просто потому, что северные бароны всегда поддерживали любые заговоры против короля. Поскольку видели в Его Величестве главную и единственную угрозу своей независимости. Но дон Рэба не мог себе представить, что барон Пампа с пониманием отнесётся к захвату монахами его замка и владений. Поэтому он приказал схватить барона и на всякий случай запихнуть его в Весёлую Башню. С намерением разобраться с ним как-нибудь потом, когда схлынет первый вал неотложных дел.

Здесь фильм и книга Малышева расходятся по деталям. В фильме Антон случайно находит барона в Весёлой Башне, заключённого в какую-то клетку. В книге — вытаскивает его непосредственно из пыточной камеры. Верить приходится скорее фильму. И потому, что съёмка достовернее слов. И потому, что пытать барона не было никакой нужды. А вот унизить и запугать — вполне осмысленное действие. С точки зрения дона Рэбы, разумеется.

Ожидал ли Званцев такого поворота? Левин так и не составил на этот счёт определённого мнения. Хотя занимался он этим вопросом очень тщательно. Даже анализировал кадры из фильма соответствующими программами. Вроде бы страх и растерянность на лице «барона» были искренними. Но это ещё ни о чём не говорит. В лётном, например, перед первым прыжком с антигравом все считают, что к нему полностью готовы. А когда реально летишь вниз головой — никакой готовности не чувствуешь. Хорошо, если в штаны не наложишь, извините за… хотя чего тут извиняться. Я не наложил, потому что нечем было. И только-то.

Званцев, конечно, был человек из другого теста. Но всё-таки человек. К тому же жизнь в Арканаре на него, наверное, повлияла. Ну, привык он чувствовать себя бароном. То есть священным и неприкосновенным существом, которого никто тронуть не смеет. И тут вдруг. В общем, понять его можно.

Ну, конечно, всякий лепет, который Малышев ему подмонтировал, Левин просто проигнорировал. Обычная маскировка в рамках роли, ничего интересного.

А трагическую смерть барона они подсняли несколько раньше.

День 168

Как-то я совсем распустился. Вчера задремал в кресле. Над тортом «безе с фундуком». Я его вчера полдня сочинял, всякие моменты программировал. Сначала дольку сделал, на пробу. Думал, получится так себе. Получилось, не побоюсь этого слова, гениально. Я тут же заказал «Поварёнку» полный. С чаем краснодарским. То есть красноярским. Краснодар — это ЕН218-2, старая планета, обжитая, вот только чай там не растёт. А Краснояр — это ЕН5992-8-1, спутник большой планеты, там освещённость от соседней двойной звезды, уникальный спектр. В общем, чай получается отменный. Очень его люблю. Эх, сигарку ещё… да я бы и на папиросочку согласен.

В общем, заснул я в таком виде. А когда проснулся — проскользнула мне в голову интересная идея насчёт буя. Проверить не могу, но вроде бы всё сходится.

Похоже, я вообще не с того конца начал. Потому что сначала надо было ответить на вопрос: откуда вообще тут буй? Прицепиться сам он не мог. Это физически невозможно. Как бы я себя не убеждал. Не бывает такого. Он тут по ошибке? Тоже не бывает, искусственный объект опознаётся самым тупым зондом. Попытка обмена сигналами производится в любом случае. Нет, невозможно.

Значит что? Значит, этот буй стоит тут штатно. Вот так.

Но ведь это бакен кардинальной подсистемы СЕН? Который маркирует опасные космические объекты? Причём исключительно природные? Да, так. Тем не менее он стоит. Что из этого следует? Да банально: он тут поставлен в целях маскировки. Чтобы случайный пилот, пролетая мимо и пялясь в пространство, увидел на экранах красное пятно с розоватым дымком внутри. Запретка. Туда можно только на досветовом приводе и очень осторожно. Или вообще нельзя. Я так думаю, этот бакен прописывал, что вообще нельзя. Пролетай, дружочек, мимо.

Но так нельзя. А если со станцией что-нибудь случится? Там будут люди гибнуть, а спасатели — мимо пролетать? Потому что фальшивый буй говорит, что здесь природное тело и к нему нельзя? Гм. Станция могла быть на особом контроле. Потому что если маскировка стоит, значит — есть что маскировать. Что? Вероятнее всего, фрагмент оборонной системы, об этом я уже думал. Вероятнее всего, это «Посев». Потому что на боках станции находились два объекта, которых теперь нет. Что это могло быть? А например, решётки генераторов козырного эффекта. Я их видел, лопоухая такая конструкция.

Следующий вопрос: куда они делись? А вот это как раз понятно. Скорее всего, после срабатывания генераторы и их рабочие части уничтожаются.

Нет, никаких сведений у меня нет. Но как мыслят наши безопасники, я знаю. Они исходят из того, что оставлять следы опасно. Особенно если имеешь дело со сверхцивилизацией как с противником. Мало ли что они умеют. Вдруг в генераторных решётках остаются какие-то следы переброса? Мы их находить не умеем, но это же сверхцивилизация. Лучше не давать им никаких шансов. А это значит — надо полностью всё зачистить. Благо, уничтожать материальные объекты мы умеем. Самыми разными способами.

Из этого всего, правда, следует, что «Посев» осуществил срабатывание. То есть на Землю напали враги, причём такие, что Горби (кто же ещё?) нажал на эту кнопку. Это прекрасно объяснило бы и мою ситуацию. И что за катастрофа была тут поблизости, и почему меня не спасают, и вообще всё.

Но я в это не верю. Даже на минуточку. Я лучше поверю Левину. Те картинки, которые он мне показывал про Абалкина. Они не про Землю после переброски невесть куда. Никакая Майя Глумова не просила бы меня подвезти до Музея Внеземных Культур. Потому что она была бы мобилизована… куда-нибудь. Как и я. Как и все остальные. Нет, не было такого. Не хочу об этом и думать.

А вот насчёт бакена. Понятия не имею, как задаётся движение бакена в норме. Но думаю что бакены небесные тела сопровождают. В том смысле, в котором на Космофлоте говорят о сопровождении. Что означает — держатся в материальной тени объекта. Материальная тень — область экватории, максимально защищённая от внешних воздействий массой объекта. Например, если объект движется через пылевой рой, то материальная тень — сразу за ним. Если повёрнут к источнику излучения одной стороной — тогда это просто тень, в которой надо и держаться. Если что-то более сложное — считать надо. Но обычно сопровождение — это движение под прикрытием объекта. Логично предположить, что и с бакенами та же система. То есть он плывёт следом за объектом, на некотором отдалении.

Станция имела сложную форму. Наверное, глюонных шнуров было несколько — один цеплялся за само тело станции, и как минимум парочка других — за вот эти хреновины, которых теперь нет. Если бы они просто отломались, то болтались бы где-то поблизости, потому что бакен бы их держал. Но ничего такого я в космосе не видел. Значит, они были уничтожены каким-то очень радикальным способом. Сгорели, например, или смололись в мелкую пыль. Или вообще до кварков. Я, правда, не знаю, как можно отстричь от станции кусок и смолотить его до кварков. Но мало ли чего я не знаю. Короче, осталась только одна нить — до самой станции. И она каким-то образом стала сокращаться? При неисправном бакене, который не может скорректироваться? Нет, что-то тут не клеится. Но эта гипотеза существенно лучше, чем всё то, что у меня было до сих пор. Буду её дальше думать.

Про Арканар сегодня писать не хочется совершенно. Там у меня по плану Будах. Которого дон Рэба отдал Румате — чтобы посмотреть, что он с ним будет делать.

Проблема была в том, что знахарь Будах был не особенно благодарен благородному дону Румате. Он вообще-то рассчитывал на то, что его похитители вознаградят его и возьмут на постоянную работу. Все эти планы умерли вместе с Его Величеством. И ещё большое везение, что он сам остался жив. Разумеется, он считал Румату не благодетелем, а причиной всех бед. Он был достаточно умён, чтобы не говорить это Румате прямо, но и бурного счастья по поводу своего спасения явно не испытывал.

Благородный дон тоже был разочарован. Он успел навоображать себе утончённого интеллектуала с соответствующей внешностью. Будах же был арканарским книгочеем-бугудароном, да ещё и профессиональным отравителем. С довольно противной физиономией и такими же манерами. В записи осталось несколько эпизодов…

Тянет спать. Это опять Левин, что-ли, виденья навевает? Ну-ну, смотрите у меня там.

День 169

И снова доброе утро.

Поспал хорошо. Часиков десять. Вот чего у меня тут есть хорошего — могу спать сколько угодно. И когда угодно. На Земле такой роскоши ни у кого нет. А у меня есть. Во всём имеются свои хорошие стороны.

В гробу я их видал, эти хорошие стороны.

Завтра — сто семьдесят дней, как я здесь. Почти полгода. А очень скоро будет не почти, а точно полгода. Может, отметить это как-нибудь? Пожалуй, отмечу. Попробую сделать эксцентрийского зеркального карпа в яйце и сухарях. Тут вся штука в чём: хочу сделать вот прям саму рыбину. С головой, с хвостом, с кожей и плавниками. И потом её пожарить на пластине от кофейного автомата. Масло изготовлю отдельно. Желательна ещё крупная соль. Могу попробовать, кстати — обычным выпариванием, должны получиться кристаллики. Но главное, конечно, тушку карпа спроектировать. Внутренностей делать не стану, а вот косточки пусть будут. Голова самое сложное. Хотя я помню, что там да как, думаю — получится похоже.

Это, конечно, работа не на один день — программировать «Поварёнка» на такую сложную тушку. Но у меня много времени. Чего-чего, а времени у меня хватит на любую ерунду.

Вот только ерундой заниматься не хочется.

Я, кстати, пробовал. Недели три назад решил сделать себе шахматы из кусков термопластика. Резак на минималочку поставил и вырезал короля и две пешки. Потом подумал — я что, сам с собой играть собираюсь? И забросил это дело.

Ещё была идея соорудить в ванной гидромассаж. Ну, когда ты лежишь-отдыхаешь, а у тебя этакие бурунчики под боками. Комов такое любит. И тоже: загорелся было, начал прикидывать, как бы мне всё это провести и распределить, из чего сделать форсунки. А потом подумал — ну вот лягу я в эту ванну. И чего мне захочется? Курить… Вот то-то.

На самом деле, конечно, не в куреве дело. И не в выпивке. И даже не в любимой работе. Хочу под голубое небо. Просто лежать и смотреть. Небо. Облачка плывут. Солнышко. Глайдеры разноцветные летят. Или птички какие-нибудь. Пусть серенькие. Главное — чтобы небо голубенькое. И солнышко.

Вот и всё. Ничего больше не надо.

Если всё-таки моё дорогое начальство меня тут морит — лучше бы прибило, правда. Хорошо бы на Земле. Ну чтобы на голубое небо посмотреть напоследок.

Ну да, я виноват. Я кругом виноват. Могу повторить: да, я нарушал ведомственные инструкции, обманывал начальство, а под конец совершил преступление против личности. Причём не абы какой, а, можно сказать, друга. По ходу дела из-за меня погиб совершенно посторонний человек — случайно, глупо, но из-за меня же. Друг тоже в каком-то смысле погиб, во всяком случае для нас. Также мною похищены и утрачены артефакты невообразимой ценности. И всё это ради того, чтобы узнать подробности одной старой истории, которая ко мне не имеет ни малейшего отношения. Всё так. Но можно же хоть на минуточку поставить себя на моё место? И проявить немножечко гуманизма? Не деятельного, а простого человеческого?

Стоп. Это я их прошу поставить себя на моё место. А если наоборот? Вот я типа Сикорски. Есть космическая станция, на которой находится… нет, не старый дядя Яша Вандерхузе, он ведь не в таких категориях думает. На станции находится землянин, в течение многих лет работавший в КОМКОНе и имеющий доступ к секретам высочайшего уровня, внезапно совершивший ряд необъяснимых поступков, в результате чего завладевший опаснейшими артефактами. Один из которых он уже использовал для противоправных деяний, включая убийство.

Нормальный землянин так не поступил бы. Но если разум этого конкретного землянина захвачен Странниками, например? О да, это всё объясняет. Даже то, что этот несчастный там лепечет. Странники ему просто стёрли память и подсадили новую. То есть никакого золотого света и исчезновения Левина не было. Левин мёртв. Или похищен Странниками, которые прямо сейчас ставят на нём жуткие опыты. Хотя, скорее всего, он просто убит Вандерхузе. Которого Левин раскусил, а Вандерхузе это понял.

Ключ и прочие вещички тоже не исчезали. Они где-то спрятаны, просто Вандерхузе забыл, где именно. А может, они до сих у него, он просто этого не помнит. И лаксианский ключ лежит себе где-нибудь под клавиату

ФАЙЛ 4

День 174

Лучше б я всё-таки умер.

Ну в смысле — чтоб это правдой оказалось. Когда я думал, что мёртвый. И по моим извилинам ползают микрощупы.

Всё-таки не так обидно.

День 175

Интересно, что на Земле полагается делать с такими, как я?

Андроидов высылают во Внеземелье. В случае попыток возвращения на Землю — уничтожают. Лена Завадская на этом настояла. Спасибо, Лена, ты мне очень удружила. Создала, можно сказать, прецедент. Хотя зря это я. Они и без прецендета обойдутся, мои дорогие бывшие коллеги. Теперь уж точно бывшие.

Киборгов вроде бы никто не трогал. Они сами на Землю не рвались. Камилл, во всяком случае, точно не рвался. Может, потому, что его предупредили: не надо? Если так, то с ним, наверное, ДГБ работало. Н-да, дела-делишки.

Интересно насчёт этих, из саркофага. Я успел кое-где порыться, но ничего не нашёл. То ли левинские откровения были полной чушью и хренью, то ли дело настолько секретное, что в омеге на эту тему вообще ничего нет. Вероятнее всё-таки второе. В таком случае, я думаю, их всех законопатили по дальним углам Галактики. Под благовидными предлогами. Лёву Абалкина так уж точно. Помню, он жаловался, что из него прогрессора сделали, а не зоопсихолога. Я тогда решил, что парень просто тупит и много о себе воображает. Потому что наша система, при всех её минусах, в таких вопросах не ошибается. И уж если у человека есть к чему реальная склонность или предрасположенность — она эту склонность найдёт. Если нет — подождёт и всё равно найдёт. Как вот у меня в конце концов нашли. И поставили на место, где мне было хорошо. А собственно, почему «было»? С точки зрения системы я на нём и нахожусь. Да, собственно, с любой точки зрения. Кроме моей, которая не в счёт.

Ну а вот так поставим вопрос. Что будет, если я сейчас войду в кабинку и высажусь где-нибудь на Япете? А потом махну на Землю-матушку?

Сканер состояния меня, конечно, отследит. Но все биологические параметры у меня в норме, так что он меня пропустит. Более того, я же типа сотрудник КОМКОНа, так что любые странности будут восприняты как «ихнему начальству виднее». Однако звоночек может и зазвенеть. Более того: я уверен, что после той истории Вандерхузе всё ещё вызывает подозрения. Что означает повышенный уровень контроля. Так что отследят меня, отследят. Рано или поздно. Скорее рано. Особенно если я полезу в какие-нибудь более-менее охраняемые места. Например, попытаюсь заявиться на работу. Вот они там переполошатся-то!

Кстати, знают ли они про меня всё-таки или нет? Практически уверен: не знают. Иначе нашли бы. И уконтропупили бы, чтоб не мучался.

Ну или всё-таки засунули бы куда-нибудь с глаз долой, из сердца вон. К тем же андроидам.

День 176

Всё-таки человек — такая скотина, ко всему привыкает.

Сегодня всё-таки решился. Выписал себе со склада ящик коньяка. Пожалуй, уже можно. В смысле — не нажрусь и глупостей не наделаю. Ещё шабли взял. Из собственной заначки. Это под карпа. Его, кстати, уже доставили. Настоящего, эксцентрийского, живого. Вон он, в аквариуме плавает. Морда глупая. Не знает он, бедолага, что я его намерен убить и съесть. Чувствую с ним какое-то родство по этому поводу.

Пожалуй, я об этом подумаю. Завтра. А сейчас — коньяк.

День 178

Как-то нехорошо мне без этих записей. Втянулся, что-ли? Ну что ж, других дел у меня всё равно нет. К тому же теперь у меня имеется, как минимум, один адресат, кроме Лены. Ей, наверное, я всё-таки пересылать ничего не буду. А вот ему — обязательно перешлю. Не сейчас, конечно. Когда пойму, что же мне всё-таки делать и как дальше жить.

Да, и арканарскую историю надо бы закончить. Я из-за неё здесь оказался. Я её полгода писал. И оставлять всё без конца — глупо. Так что допишу. Как-нибудь попозже.

Но сначала всё-таки о себе. В смысле, обо мне.

В общем, как всё было. Я набирал текст, и друг подумал — может, я и вправду под воздействием чуждого инопланетного разума? И вся эта история с Левиным мне внушена? А лаксианский ключ на самом деле со мной, просто спрятан? Например, под клавиатурой лежит?

Согласен, мысль глупая. Можно сказать, идиотская. Если бы я был жертвой чуждого инопланетного разума, он уж, наверное, заставил бы меня запихнуть ценные вещички куда подальше. Ну и так далее, и тому подобное, я сам могу сто раз обосновать, почему это глупая идея. Но тогда я всё-таки приподнял клавиатуру, чтобы посмотреть, не лежит ли под ней чего.

Естественно, под ней ничего не оказалось. Но на задней панели клавы была прозрачная крышечка. Под которой что-то виднелось.

Да, мне это нужно было сделать в первый же день. Или во второй. А не через полгода. Но у меня не было повода переворачивать клавиатуру! У меня не было ни малейшей причины это делать! Не говоря уже о том, что я первое время и пользовался-то ей с трудом. Потому что крайний раз сидел за клавой лет двадцать назад. А так — писал на сенсорной плоскости. Как все нормальные люди.

Кстати вот тоже. Мне кто-то говорил — вот не запомнил человека — что эти самые сенсорники внедрили вместо клавиатур по одной интересной причине. Оказывается, последние поколения детишек совершенно разучились писать. В смысле — руками. Как садились за клавиатуры года в три, так и всё. Ну то есть научить их рисовать буквы было можно. Рисовать. А не писать. Там немного другой отдел мозга работает. По этому поводу, оказывается, даже Мировой Совет собирался. Ну а кто в Мировом Совете составляет большинство? Понятное дело, врачи и Учителя. Которые очень быстро договорились между собой, что потеря навыков письма — это ужасно, что из этого как бы чего не вышло, и что надо, значит, что-то делать. Поручили вопрос специалистам по работе с общественностью. И через некоторое время началось продвижение сенсорников. На которых, оказывается, работать удобнее, быстрее и красивше. И почерк они распознают любой, и рисовать можно, и формулы трёхэтажные выписывать. А вместе с голосовым вводом так это вообще. И довольно быстро продавили сенсорники для интернатов. Ко всеобщему удовлетворению.

Но это так, в сторону. По сути. На обратной стороне, оказывается, три кнопки. Под неснимаемой пластиковой крышечкой. Из чего следует: крышечку можно только разбить. А это значит — кнопки производят какие-то совсем уж радикальные действия.

Конечно, техники всё это знают. Но я-то не техник. И с клавиатурами не имел дела. Я вижу три кнопки под стеклом. Пластик я раскурочил. С трудом, кстати. Теперь я могу ткнуть в любую. Ну, не так просто — кнопки утоплены. Но взять что-нибудь узенькое и острое и ткнуть. Вопрос — в какую именно. Учитывая, что над одной написано «восст», над второй «диагн», а над третьей — «блок».

Я подумал. Хорошо подумал. Всё прикинул. И решил, что какие-то совсем опасные операции — это, верноятно, крайние кнопки. А то, что в середине, наверное, менее рисковое. Тем более, что третья кнопка была красной, а первая белой. И тот и другой цвет мне показались опасными, особенно красный. Белая с «восст» мне тоже не понравилась. А вот средняя была серенькой, её-то я и нажал.

Как позже выяснилось, я угадал. Нажал бы на беленькую — комп восстановился бы до заводского состояния. Естественно, со сносом всей информации, так что вся моя полугодовая писанина испарилась бы. Интересно, а по станции программы сохранились бы?

А красная, наоборот, комп убивала на аппаратном уровне. Это, я так понял, на тот случай, если компьютер вдруг начнёт вести себя странно и опасно. Информация сохранилась бы, наверное. Вот только что со станцией стало бы — непонятно. То есть понятно: отключение всех систем. Через пару дней кислород, наверное, кончился. Вот праздник-то был бы.

Но мне повезло. Я нажал серенькую.

День 179

Как хорошо всё-таки, что теперь могу стирать написанное!

Вчера я немножечко увлёкся коньяком. Нет, не как позавчера. Умеренно. Я себя в руках держу. Опасность внезапного алкоголизма в моём положении — осознаю. Но бутылочка оказалась уж очень удачной. Короче, заклевал я носом. Да и заснул прямо у компа. Бокал упал на клавиатуру. Во-первых, всё облито, пришлось отмывать. Во-вторых, я, похоже, во сне носом возил по бокалу, а он перекатывался по клавишам. В результате бокал упал на пол, а у меня образовалась длинная-длинная строка из каких-то бессмысленных букв типа «мпасквкасс». Я её раз — и затёр. Пустячок, а приятно.

Надо будет весь текст поредактировать. Пошлифовать то-сё. А может, вообще переписать? Хотя зачем? Адресат и так прочитает. Я его знаю, он любопытный. Даже слишком. Ну а Лена… что мне теперь Лена? Даже не мечта. Эх.

Короче, как всё было.

Нажав на серую клавишу, я запустил процесс принудительной диагностики компьютера на аппаратном уровне. Правда, я того не знал. Поэтому, когда экран очистился и по нему побежали какие-то цифры и сообщения, то несколько занервничал. Но не слишком, потому что диагностические сообщения довольно быстро распознал.

А по итогам комп мне выдал вот что:

Неисправность: 000410: ложная/недействительная сигнатура О-контроллера

Неисправность: 000412: неавторизованный О-контроллер

Неисправность: 000510: идентификация устройства невозможна/запрещена

Системное сообщение: устройство блокировано

Системное сообщение: Возможна попытка подключения через резервные поля адресов. Стабильная работа системы не гарантирована. Требуется ручная настройка. Начать? [Да/Нет]

Ну естественно, я нажал «Да».

День 181

Всё, хватит пить. Запрещаю себе это дело на три дня. Надо бы на четыре, но четыре не выдержу.

Значит, так. Я остановился на ручной настройке. Вот честно: сначала не понял, что это. Ничего про это не слышал.

Но теперь у меня есть БВИ. В котором я могу порыться. Плюс кое-какие знания. Так что гипотеза у меня есть.

Кстати, вот ведь странно. Я же вообще-то должен того… ну, этого. В смысле — отчаиваться как-то. Да я, собственно, отчаиваюсь. Но вот тем не менее — любопытство осталось. Даже гордость какую-то чувствую, что любопытничаю. Хотя мне всё это как собаке пятая нога. Ни к чему. А с другой стороны — а что мне теперь к чему? Хороший вопрос.

В БВИ сказано, что у старых О-контроллеров была функция: подключение через резервные поля адресов. Смысл в чём: контроллер не функционирует, потому что не может встать на свою дорожку. Что может произойти по двадцати различным причинам. Способ крайне неудобный, потому что этих резервных полей мало. Приходится ждать, пока какая-нибудь дорожка освободится, и ждать иногда приходится долго. Но раньше не было другого способа заставить работать неисправный контроллер. Сейчас так не делают, потому что новые МДК-карты, оказывается, делают с резервными униками. Ну то есть для каждой карты выделяют несколько запасных дорожек. И которые пытаются подключиться автоматически.

Если бы у меня тут стоял такой, то я бы так и куковал, как все эти полгода, пока не спёкся бы. Но мне повезло, контроллер стоял старый.

Сам процесс оказался нудным. И противным. Система спрашивает: «Провести быстрое/тщательное/глубокое сканирование свободных участков номерного пространства?» Я нажал на «тщательное», и всё замерло на три часа. Не знаю, что там творилось. Потом выскочило: «Свободных участков не обнаружено. Повторить попытку?» Естественно, «да», и ещё три часа. На третий раз выползло: «Обнаружено 1 свободных участков. Вероятность успешного подключения 27 %. Осуществить попытку?» Опять «да» и через пять минут: «Неисправность: 000606: неопознанная ошибка». Очень информативно.

Короче, в какой-то момент я решил — утро вечера мудренее. А система как раз запросила три варианта сканирования. Я запустил «глубокое» и пошёл спать.

Проснувшись, я обнаружил на экране сообщение: «Обнаружено 2 свободных участков. Вероятность успешного подключения 34 %. Осуществить попытку?» Я нажал «да», уже ни на что особо не надеясь.

И, так сказать, воссоединился с человечеством.

Сначала я даже не понял, что в сети. Пока не вылезло системное сообщение: «Система работает нестабильно. Рекомендуется как можно скорее заменить компьютер. Аварийные службы / Сеть / БВИ».

Тут у меня руки ходуном заходили. Не шучу. По-настоящему.

Первым желанием у меня было нажать на «Аварийные службы». Потом вспомнил о своём сомнительном, так сказать, положении. Решил с этим всё-таки повременить, а пока посмотреть новости по первому каналу.

Правильно, кстати, сделал. Потому что доза обычного казённого идиотизма была для меня ровно тем, чем нужно. Чтобы, значит, успокоиться.

Мне в этом плане особенно повезло, как раз сессия Мирового Совета подоспела. Соответственно, новостная лента с этого и началась.

«Добрый вечер! Здравствуйте, товарищи! Двадцать шестого ноября на Земле, в Большом Мальтийском Дворце продолжила работу четырнадцатая сессия Мирового Совета Земли сорок второго созыва. Бурными, продолжительными аплодисментами встретили члены совета и гости товарища Леонида Андреевича Горбовского, товарища Марка Валькенштейна, товарищей Александрова, Бадера, Вайсмана, Завадскую, Гангадатта, Дзугаева, Ляндерса, Макартура, Синоду, Соломенцева, других ответственных товарищей. С заключительным словом по вопросу о выполнении государственного плана экономического и социального развития Дальнего Внеземелья на семьдесят восьмой год галактической эры и о выполнении планов в семьдесят седьмом году выступил председатель постоянной комиссии по делам Внеземелья, член Мирового Совета товарищ Аслан Кумар. Общим голосованием члены Мирового Совета единогласно приняли проект Плана развития на семьдесят девятый год…» И прочее бу-бу-бу, которое нормальный человек слушает вполуха. А я слушаю и балдею. Даже когда речь Горби началась.

Я вообще-то официальные речи Горбовского терпеть не могу. Как начнёт он про победы человечества, деятельный гуманизм и прочие материи — так в воздухе микробы дохнут. Но в тот момент это был для меня праздник какой-то. «Мы — достойные продолжатели великих идеалов коммунаров… Мы капли в могучем потоке, зародившемся в глубочайшем прошлом и увлекающем человечество в неизведанное, ослепительное сияющее будущее. Человечество прошло через голод, кровь, войны, через сумасшедшие несправедливости, к нашему нынешнему миру, миру неисчислимых материальных и духовных богатств. Но самое главное — мы покорили Космос… Как провидчески отмечал великий Циолковский, Земля — колыбель человечества, но нельзя вечно жить в колыбели… Мы — дети твои, дорогая Земля, но прежде всего мы — дети Галактики!» И — бурные продолжительные.

Вот только после живительной дозы этой бредятины я по-настоящему пришёл в себя. И набрал адрес почтовика. Своего, комконовского почтового ящика.

Он меня ещё долго пускать не хотел. Снимал с экрана пальцы, радужку — ну, в общем, провёл полную диагностику. Я уж было решил, что ящик на внешнем контроле.

Но когда он, наконец, открылся, я увидел список писем. Обычная такая моя рабочая переписка. С исходящими. Отосланными с этого ящика под моим именем.

Я пять часов подряд читал переписку. Пока не убедился, что это действительно я писал. Ну или кто-то, на меня похожий до полной неразличимости.

Сначала у меня была мысль, что это какая-то спецоперация. Меня считают погибшим, но зачем-то делают вид, что я живой. Может быть, они умеют моделировать личность до степени неразличимости. В конце концов, у них есть куча материала на меня и КРИ в помощь. Смысла в этом я, правда, не видел — но мало ли что.

Потом я воспользовался комовским доступом — хорошо, что ему в голову не пришло его менять. Узнал, что Комов, оказывается, успел побывать ещё в парочке передряг. А также, судя по некоторым признакам, в очередной раз поссориться с некоторыми влиятельными людьми. Но вот с Вандерхузе у него, судя по переписке, были самые что ни на есть тёплые отношения. Что было, мягко говоря, странно. Учитывая вопрос о лаксианском ключе и прочих вещичках.

Что-то стало проясняться, когда я попытался найти следы Левина. Должны же его искать?

Ага, как же. Все данные по Борису исчезли. В БВИ — испарилась с концами биография и профессиональный реестр. Из профильных журналов куда-то делись статьи. Из моей личной переписки — письма. Такую полную зачистку данных я, пожалуй, ни разу в жизни не видел. Ни разу.

В этом вопросе я, однако, решил поверить Левину. Говорил же он что-то насчёт того, что его не будет как не бывало. Или будет как не было. В общем, что что-то в этом роде. Всякие штучки со временем они делать умеют, это я уже убедился. Может быть, это он сам себя так зачистил? А вещички комовские? Могли элементарно вернуть. Подкинуть. Или что ещё.

Правда, всё это не объясняло наличия какого-то непонятного Вандерхузе, который как раз в этот момент деятельно переругивался по поводу складской площадки на объекте «Ёлочка МБ». Причём — совершенно в моём стиле!

И только после всего этого мне пришло в голову — посмотреть, а что ещё лежит на местном компе. За которым я полгода просидел.

Нашёл я довольно много. Начиная от планов станции, диагностики и так далее, и кончая перепиской техников. Но меня интересовала совершенно определённая вещь. А именно: инструкции на внештатку. Потому что, какие бы секретные части у станции не имелись, бывают ситуации, когда вся секретность летит к псам. Например, когда происходит что-то непонятное, а что делать с этим — пёс его знает.

Файл я обнаружил в корневой директории. Аккуратно выложили на место видное, но редко посещаемое. И название покрасили в ярко-малиновый цвет: дескать, это вопрос безопасности красного уровня, в сеть уйдёт сообщение об активации программы, ну и всё такое прочее.

Но и мы не лыком шиты, как выражается Славин в таких случаях. У меня на ноге колечко, а в нём — много чего. В том числе и полезные программки для оперативников. Позволяющие, среди всего прочего, такие штучки обходить. А также читать зашифрованное, убирать пометки о чтении, ну и всё такое прочее. Мне, конечно, такие программки иметь не полагается. Но у меня нормальные отношения с ребятами, которые на земле работают. А в моём деле всё может пригодиться.

В общем, скачал я с колечка всё что нужно. И красненький файлик вскрыл. Со всей осторожностью и почтительностью.

Для начала я увидел схему станции. Полную. Вместе с теми частями, которых больше не имелось.

Это было похоже на стрекозиные крылышки. Очень большие, каждое размером с саму станцию. Они были помечены как «плоскости», хотя были сложным образом перекручены.

К этому прилагался небольшой текст. На тему нештаток. Их была, в общем-то, всего одна. Что делать, если плоскость оторвётся, а потом прилипнет к поверхности станции. Как было сказано, «в противометеоритном поле плоскость становится видимой, так как несущие элементы начинают слабо светиться». То есть в нормальном состоянии эти штуки были невидимы. Рекомендация же была простая — ни в коем случае не пытаться ничего трогать, а самим немедленно убираться со станции и докладываться по начальству.

Разумеется, никаких объяснений на тему того, что это за хрень такая, не было. Даже зацепок для догадок. Документ был составлен в этом смысле очень грамотно.

Так что я особо ни на что не надеялся, когда залез в реквизиты файла. Я даже ни на что особенно не рассчитывал.

Реквизитов у файла около пятидесяти. По большей части они неинтересные. Файл создан тогда-то по галактическому времени, тогда-то по местному. Изменён тогда-то и тогда-то. Если его готовили в организации — могут быть данные по самой организации и по внутренней структуре. Права доступа такие-то. Ассоциированные программы такие-то. Ну вот это вот всё.

Короче. Там, кроме галактического времени, значилось ещё и местное. Более того, указывалась и само место. Естественно, не по ЕН. Там стояло «Соловец IX». Там документик и подготовили.

Я залез в БВМ с комовским паролем и проверил, что это за место такое. Оказалось, что оно засекречено довольно серьёзно. Но главное я узнал. Комплекс «Соловец IX» является структурным подразделением НИИИИ.

И вот тут-то до меня, наконец, дошло. Можно сказать — долбануло. По всей лысине.

День 183

Пить завязываю. Сам от себя спрятал коньяк. Хрень вчерашнюю на полторы страницы стёр. Некоторые решения важные принял.

Всё-таки отошлю это Завадской. Да, я хочу, чтобы она это прочитала. Хотя бы потому, что ей память не сотрут. Мне — могут. Ему — могут. А ей — нет. А мне всё-таки хочется оставить след и донести информацию.

Хотя — кого я обманываю?

Вот профессор Герье с «Маяковской-13» хотел донести информацию до человечества. Знал, что сейчас погибнет, а диктовал данные по плазмостату. А его практикантка просто орала. И на кого из них я больше похож? По форме — на Герье. Я же вроде что-то осмысленное пишу, кому-то что-то хочу сообщить. А по сути? Вот то-то.

Ладно. Я всё-таки не практикантка. И если даже ору, то всё-таки чуток поразборчивей.

Вот интересно, знает Лена про «Зеркало»? Может и знать. И не потому, что она в Президиуме Мирового Совета. А потому, что ей много интересного рассказывал ещё в розовом детстве дядя Валя. Или дядя Густя. А может, и дядя Лёня, который её маленькую на коленке качал.

Но вот про «Зеркало», может так получиться, даже и Лена не в курсе. Потому что вот эту информацию серьёзно прячут. Серьёзно — это когда людей, знающих суть, не больше десятка. И это при том, что она касается истинного назначения глобальной системы. Которую обслуживают десятки тысяч человек на Земле и во Внеземелье.

Официально у нас, конечно, ничего такого нет. Неофициально, опять же, все всё знают. Я уже писал про три системы, и «Зеркало» — первая. Рассчитана она на ситуацию нападения сверхцивилизации. То есть врага, превосходящего нас количественно и качественно. Тем не менее, у нас есть какая-то штука, которая теоретически может их остановить.

По самой распространённой неофициальной версии «Зеркало» — это суперщит. Который, дескать, в случае чего замкнёт всю обитаемую область Галактики в непроницаемые границы. Или — замедлит время на этих границах. Или — спасёт всё человечество в недрах пространства, то ли свёрнутого, то ли вывернутого. И ещё сто вариантов. Которые время от времени проскакивают даже в сериалах: мол, у нас есть такая штука, но мы про неё не расскажем.

Общественность, разумеется, имеет на этот счёт свои мнения и соображения. Согласно которым, «Зеркало» — это или что-то опасное, или что-то бессмысленное. Одно время по Сети ходила запись некоего «космофлотчика Дымковского». Какой-то мужик с лицом работника водорослевой фермы рассказывал, что в Космофлоте творятся всякие безобразия, не соблюдается устав, и вообще. И, в частности, про «Зеркало» он сказал, что это груда устаревшего оружия, в основном аннигиляторы. По этому поводу даже вышел скандал, когда Менакер (он тогда был Председателем Совета Звездоплавания) публично заявил, что аннигиляторов Космофлот не использует, а потом добавил «практически». Общественность в эту оговорку впилась и подняла кипеш, требуя показать эти ужасно опасные аннигиляторы. Выяснилось, что несколько старых антиматов остались на каких-то безлюдных планетах, где вяло-вяло идёт терраформирование. Каковые антиматы никому особо не мешают и большой опасности не представляют. Общественность покипешилась и затухла, переключившись на что-то другое. Ну, как обычно.

Или вот ещё был заброс по поводу того, что «Зеркало» — это, дескать, система, которая излучает волны с длиной меньше фундаментальной. А это, типа, может вызвать какое-то там «вырождение пространства» и ещё всякие неведомые ужасы. Вот как они это себе представляют хотя бы теоретически? Но кипеш был крутой.

Ещё есть такая тема, что Менакер якобы подписал приказ о демонтаже «Зеркала» как системы, не оправдавшей ожиданий. Вот тут-то «Топиарий» и погиб при странных обстоятельствах. А вернувшийся Валькенштейн тут же всё, типа, отменил. Очччень подозрительно. По этому поводу до сих пор идёт какое-то вялое шебуршение. Не то чтобы кто-то был готов прямо обвинить Космофлот в убийстве, а всё-таки.

Понятное дело, всё это вбросы. Космофлотовские и наши. Которые регулярно делаются для того, чтобы отвлечь внимание.

А по фактам? А по фактам вот что.

«Зеркало» — вообще не оружие. Оружие — оно по идее разрушает. А «Зеркало» — наоборот. На это-то вся надежда.

Чтобы было понятно. Вот представь, Лена, что на нас напали неизвестные науке существа. С супероружием. С какими-нибудь кораблями лучше наших «призраков». Которые бьют нас как хотят, а мы только огрызаемся.

Что нам будет нужно для победы? Информация. Что это за существа. Как устроены их корабли. Какие у них планы. Идеально — чтобы они сами всё нам рассказали.

Для этого нужно добраться до их штабов и баз. Допустим, мы знаем — от пленных, например, — где они. Но туда нам не пробиться. Потому что они суперзащищены и вообще.

Вот тогда-то «Зеркало» и пригодится.

Эта система так называется потому, что отражает пространство. То есть дублирует выбранное место вместе со всем, что в нём есть. С точностью до фундаментальной длины. А может, и с абсолютной точностью.

Ну то есть. «Зеркало» может скопировать любой выбранный кусок космоса. Вместе с этими самыми неизвестными науке существами. И их техникой. Причём они даже не узнают, что это произошло. В то время как наши учёные смогут технику разобрать на части, с существами вдумчиво побеседовать, ну и всё такое. В крайнем случае, мы сможем хотя бы повторить их корабли и технику.

Конечно, у них тоже может быть «Зеркало». Но поскольку мы, как предполагается, слабейшая сторона, они получат мало полезного. Наши устаревшие, с их точки зрения, корабли, и наши глупые, с их точки зрения, мозги. Это неравноценный обмен. Причём — в нашу пользу.

Как устроено «Зеркало», я не знаю. И не знаю, кто знает. Я имею в виду — из руководства. По понятным причинам.

Где находится сам центр системы — тоже неизвестно. Станции «Зеркала» — это система наведения и передачи. Вот только не спрашивайте меня, передачи чего. Не знаю и знать не хочу.

Кстати, откуда я вообще в курсе. Оттуда, что «Зеркало» время от времени используется для копирования особо ценных объектов и артефактов. По крайней мере, один такой случай мне известен. Была одна штука, которую наши научники очень хотели разобрать на молекулы. Вот только собрать её обратно они не обещали. А штука была очень ценная и в единственном экземпляре. И второй в нашей Галактике вряд ли бы нашли.

Проблема была в том, что вещь была около километра в поперечнике. Ради её транспортировки нужен был мегапортал с километровой камерой. Оборудование брали у нас, потому что больше негде. И я же принимал груз обратно. Точнее, оба груза. В силу чего меня проинструктировали. Чтобы я понимал, с чем имеют дело.

Конечно, после завершения мероприятия мне должны были стереть память. Её и стёрли. Так что о том, что это был за груз, я не помню решительно ничего. А вот инструкции — помню. И про «Зеркало», и про НИИИИ, и про некоторые другие моменты.

Помню. Хотя не должен.

Факап случился, как это часто бывает, из-за лютой секретности. Психокорректора прислали со строны, дав инструкцию — убрать все воспоминания от сих до сих, ни в коем случае их не просматривая. Он это выполнил, я расписался. На чём мы и расстались. Не удивлюсь, кстати, если воспоминания о нашей встрече у него тоже убрали. Во избежание.

Вот только вводную «от сих до сих» ему дали по галактическому времени. А я тогда находился на базе «Квантум 41», и таймеры оборудования, включая ментоскопы, было настроено на местное время. Отличающееся от галактического на восемь часов. Психокорректор был молодой, непуганный, жизнью не битый. Он время не проверил.

Так что у меня в голове осталось довольно много такого, чего в ней остаться было не должно. В том числе инструктаж. Зато начисто стёрлась пьянка, которую мы устроили после мероприятия.

Почему я не доложился по начальству? Ну… как бы это сказать-то… Например, психокорректора стало жалко. Молодой парень. Видно, что старается. Ему бы за такой факап не просто втык устроили, а поломали бы карьеру к псам свинячим. Так что я решил — зачем? Обращусь к Левину, он мне аккуратненько всё лишнее уберёт. А потом я подумал, что Левин ведь наверняка мне в пямять заглянет. И настучит. Мне это надо? Так что, решил я, как-нибудь потом.

Ты думаешь, Лена, что я сейчас не совсем честен?

А, думай как хочешь. Кто ж тебе запретит-то.

День 184

Ничего особенно нового. С утра читал собственную переписку. Ну что сказать? У того Вандерхузе всё хорошо. Можно сказать, отлично. Если я правильно понимаю некоторые намёки, ему вроде как собираются давать цацку. На этот раз — довольно серьёзную. Судя по тому, что вручение ожидается в Большом Мальтийском. А это вам не лося по попе хлопнуть, как выражается Славин в таких случаях. Это публичное признание заслуг. Сопровождающееся обычно приглашением в Мировой Совет.

Как-то мне от этого немножко грустно стало. Не потому, что это уже не ко мне. Мне, честно говоря, это место и раньше не особо-то и нужно было. Просто до сих пор моё продвижение в Совет блокировала Завадская. Потому что ей было бы неприятно стоять со мной в одной очереди в буфет. Или договариваться по голосованиям в комитетах.

А теперь, стало быть, не блокирует. То есть я ей стал абсолютно, стопроцентно безразличен — есть я или нет, и можем ли мы столкнуться в очереди в буфет. Из чего делаю вывод: у неё кто-то есть. И не ночь скоротать, а всерьёз. И надолго. Что означает… а, чего уж теперь-то.

Перечитал я предыдущее и сам не понимаю: откуда я всё это взял? И почему таким тоном? Во-первых, всё это происходит не со мной лично. А с другим человеком. Мы с тем Вандерхузе уже довольно сильно отличаемся. Да хоть бы и не отличались, всё равно это не я. Во-вторых, насчёт приглашения в Мировой Совет — это не факт, это мои домыслы в чистом виде.

Что ещё? Попробовал воспользоваться нуль-Т. С предсказуемым результатом. Не пускает.

Ну, я, собственно, другого и не ждал.

Экватория была размечена под ГПП/14МКС. Но после того, что случилось, вся координатная сетка превратилась пёс знает во что. Ещё бы: прямо посреди экватории появился кусочек новенького пространства. И это ещё половина проблемы. Другая половина — что есть уникальный номер кабинки, который в моём случае не уникальный. Потому что где-то в Космосе болтается такая же станция, только без меня.

Система это видит как сбой. Думаю, он происходит и на настоящей станции. Когда это заметят, ту кабинку поменяют или перенастроят, а у меня будет шанс вписаться в сеть. Но я этого делать не буду. Потому что сейчас не только я не могу выйти, но и ко мне никто не может войти. И меня это, честно говоря, устраивает. Потому что в таком случае сюда кого-нибудь может занести. А дальше? А дальше ничего хорошего. Про меня в таком случае узнают. И начнут ломать голову, что делать с лишним Вандерхузе. Что-то подсказывает, что результат этих раздумий мне может не понравиться.

Зато поставку грузов сюда я наладил. Хотя у меня это заняло немало времени.

Для начала — определился с галактическими координатами. Сначала астрографически — по спектру звезды и рисунку пятен. Выяснилось, что я болтаюсь в экватории ЕН383. Это относительно недалеко от Солнечной, где-то восемьсот световых. Места не дикие. Можно даже сказать, обжитые. Тут была законсервированная космофлотовская база и энергоблок. Я залез в сеть и довольно быстро выяснил, что, по официальной версии, он-то и взорвался. Сейчас ведутся ремонтные работы. И тот корабль, который я на сорок третий день видел, летел к энергоблоку. Особо отмечалось, что энергоблок полностью автоматизированный и людей там не было.

Я, конечно, про себя хмыкнул. Потому что сигналы-то я помню. И они были обращены к людям. Мой комп и принимал-то их потому, что они начинались со спецкода SOS красного уровня. А такие сигналы проходят любой программный блок. Точнее, идут мимо любого блока. Тут техника начинает работать по принципу «услышал — донеси до сведения». Важнее только спецкод FOF красного уровня, который переводит любую технику на внешнее управление. Вот, например, случай… хотя нет, про хомячков я уже писал.

Короче. Кто-то живой там всё-таки был. А неупоминание означает одно: вытащить людей не сумели, а лишнее внимание к месту катастрофы привлекать очень не хотят. То есть признать-то гибель всё равно придётся. Но мёртвым без разницы, где они погибли и когда. Зато живым — очень даже небезразлично.

Но меня интересовало не это. Мне нужно было знать, можно ли определиться с координатами точнее.

И вот тут-то мне очень помог бакен. Выяснилось, что даже при заблокированном омега-контроллере он всё равно отслеживает координаты центра масс станции и их выдаёт. Самым обычным радиосигналом. Который станция слышит и комп воспринимает.

Конечно, сигнал плохонький, потому что там опоздание на миллисекунды. Но для ОТП-запросов его хватает. Номер кабинки в данном случае неважен. Потому что логика обработки запроса разная. При ГПП необходимо, чтобы совпадало абсолютно всё — и номер кабины, и координаты. Потому что человек должен попасть именно туда, куда ему надо. А если есть малейшие сомнения, лучше ему никуда не попадать. В случае ОТП-запроса система другая. Груз должен куда-то попасть. И пусть лучше будет риск попадания не по адресу, чем он гарантированно никуда не попадёт. Поэтому там работает не логика «и», а логика «или». То есть если номер кабинки бессмысленный или заблокированный, но есть физический адрес — посылают по физическому адресу. Если нуль-приёмника по физическому адресу нет, груз зависнет в нуле, потом будет складирован на Тёмной стороне и возвращён отправителю через сутки. С человеком так нельзя, а с грузом можно.

Ну да это всё техника. А по-человечески: когда мой носильщик первый раз вернулся, я готов был этот буй дурацкий в торец целовать.

День 184

Думал, уже писать не буду, хотел лечь спать. Но что-то не спится. И я даже знаю, что. Я отправил кибера на склад за большим экраном — сериалы смотреть. А он, похоже, завис в нуле. Потому что прямой связи по омеге у меня с ним нет. Вот уже сорок минут. Так что ещё посижу, попишу.

А, да, насчёт кибера. Среди тех, кто были на станции, я нашёл носильщика. И через комп установил с ним прямую связь по омеге. То есть лёгким движением руки превратил его в дистанционный манипулятор.

В принципе, я мог бы его отправить хоть на Землю. Или в любое другое место, где есть то, что мне нужно. Но зачем светиться? У меня есть КОМКОНовские склады, а на них есть всё. Кроме чипсов, солёных орешков и сухариков. Зато есть, например, настоящее мясо от коров и овец. Лежит себе в стасисе, свеженькое. Формально оно проходит как «биологические образцы тканей». А фактически это бифштексы, вырезка и прочие прелести. Потому что кое-кто из старичков предпочитает именно такое мясо. Я, кстати, сам больше люблю выращенное, с ленты. Но и с настоящим работать интересно. Вкус бывает неожиданный. Вот если взять месячного барашка… нет, стоп, этак я сейчас на кухню побегу. Потом буду плохо спать. Этого не надо.

В общем и целом, я занимаюсь систематическим грабежом родных складов. Оформляю при этом всё дистанционно, но по всем правилам. Система меня опознаёт, потому что биологически полностью идентичен тому Вандерхузе. Так что заметить что-то может только он. А это вряд ли, потому что большую часть запросов он утверждает не глядя, особенно на всякую ерунду.

Единственное что обидно — грузы долго идут. Потому что координаты определены плохо, позиция с контрпозицией разъезжаются, и система подвешивает груз в нуле, пока заново лоцирует и просчитывает положение. Причём вычислительные мощности используются по остаточному принципу. Ну то есть буквально — что осталось после просчёта ГПП-переходов, у которых высший приоритет.

Кстати об этом. Вспомнилась одна история.

Был такой момент, когда появились маленькие нуль-камеры, объёмом примерно как у мини-печки. В распредсеть их не спускали, а сначала опробовали на всяком начальстве разного уровня. Ну типа — сидит в кабинете человек, хочется ему алапайчик. Да не какой-нибудь, а прямо сейчас с Большой Дегустации на Пандоре. Ну, он посылает запрос, и раз — получает. И от этого у него увеличивается производительность труда процента на полтора. Что, с учётом руководящей должности, экономит много человеко-часов, и всё такое.

Что интересно. Любой техник скажет, что это какая-то глупость. Потому что свой алапайчик важный человек может получить сразу, а может и через три часа. Так как протокол ГПП/14МКС жёстко завязан на живые организмы, а неживое — или недостаточно живое, типа фикуса в горшке — передаётся по ОТП. А ОТП на то и ОТП, что предполагает возможность значительного временного лага. Причём никакие промежуточные варианты не проходят. Предварительная синхронизация или есть, или нет. Так что извините.

И тем не менее, эти ящички работали. То есть алапайчик появлялся секунд через пять-десять после отправки.

Все очень хвалили новшество. Я тоже такой ящичек завёл. Однако в какой-то момент начались задержки. Иногда незначительные, иногда серьёзные. Ну как при обычной пересылке, в общем.

Я стал выяснять ситуацию по своим каналам. И выяснил вот что.

Оказывается, не так давно ГПП-протокол включался на любые живые существа. Точнее, на любых животных. И вышел такой казус. Один умный парень из какого-то биологического центра любил хитрозаваренный чай с имбирём и кардамоном. Лучше всего его делали в одном ти-баре в Калифорнии, авторская работа, всё такое. И он придумал штуку: пересылал туда с кибером чашку с коробочкой, в которой лежал живой слизень. Система его опознавала как животное и пересылала по ГПП. Там ему делали чашку и отправляли обратно с той же коробочкой. И он прилетал как на крыльях, никогда не зависая в нуле. Нехорошо, наверное, так делать. Но это работало.

Когда информация о таком трюке дошла до руководства сети, они для начала испугались, что все так делать будут. И для начала скорректировали отборочный критерий — чтобы по ГПП/14МКС можно было пересылать только людей и высших млекопитающих, типа кошек и собак. Тут появились люди из Комиссии по Контактам и устроили скандал: а что, если завтра слизни Гаротты сменят гнев на милость, явятся на Землю и тут выяснится, что наш нуль-Т их дискриминируют? На что получили резонный ответ: вот когда слизни появятся, тогда и будем решать… В общем, они там тихо грызлись по этому поводу где-то полгода, причём обе стороны боялись, что общественность о чём-то пронюхает и подымет кипеш. Каковой мог реально испортить отношения с той же Тагорой, например. Потому что, как быстро выяснилось, тагорянина подкрученная система не опознавала. И правильно, они же по сути моллюски, а что на людей похожи — так это так, конвергенция. Хорошо ещё, что в тот момент на Земле тагорян не было вовсе. А то они отлично умеют обижаться.

В общем, возились с этим вопросом довольно долго. И тут кто-то предложил ввести промежуточный протокол — ОТП-прим. То есть это всё тот же ОТП, просто запросы по ОТП-прим имеют приоритет перед всеми другими и ставятся в начало любой очереди. С учётом же того, что очередь тормозят в основном массогабаритные грузы, то пропускать вперёд можно всякую мелочь — типа той же чашки чая. А что, удобно. Востребованность гарантирована. Опять же, забота о трудящихся. Правда, это дополнительная нагрузка на вычислительные мощности. Но с этим мы типа что-нибудь придумаем, а пока давайте пробовать.

Попробовали. Выяснилось, что пока сеть небольшая, на резервах вычислительных мощностей всё отлично вытягивается. Однако же не стопроцентно. Это всё-таки ОТП. То есть в одном случае из двухсот, кажется, груз задерживается на какое-то заметное время. Типа полчаса-час.

Поскольку такая задержка происходила один раз на двести случаев, то подождать, казалось бы, можно. Но оказалось, что такие задержки неимоверно бесят. Человек хочет горячий пирожок, вот прямо сейчас, заказывает его по ОТП-прим, а пирожка всё нет и нет. А он уже привык, что пирожок появляется секунды через четыре. Что он делает? Во-первых, злится. Во-вторых, заказывает ещё один пирожок, в надежде, что он проскочит. И, кстати, может проскочить — если попадёт в другую очередь. Но, скорее всего, он попадёт в ту же самую. Тогда он закажет ещё один, и злиться будет ещё сильнее. А потом все эти пирожки придут, а он на них уже и смотреть не может, настолько его это выбесило. Кстати, с пирожками — реальный случай. Когда один товарищ получил в итоге двадцать горячих пирожков. Или тридцать, уже не помню. В общем, товарищ ту маленькую нуль-камеру выкинул. Вместе с пирожками. В окно. Психанул мужик.

Ну, люди посовещались. И решили, что сервис, который заставляет психовать хотя бы в одном случае из двухсот — не нужен. И ОТП-прим отключили. Камеры же втихую перевели на обычный ОТП, чтобы люди от них сами избавились.

А насчёт всяких инопланетников — как раз тогда поспело решение Мирового Совета, что у всех инопланетян на Земле снимается ментограмма и присваивается личная метка. Для безопасности и всё такое. Так что и вопрос сам собой решился.

Но я-то никуда не тороплюсь. И уже довольно много всего сюда натаскал. В основном — нужного для жизни. Ну и для веселья в том числе.

Жаль, янтариновых трубок у нас нет. Сигар, кстати, тоже, но я кое-что себе выписал по своим каналам. Интересно, тот Вандерхузе это заметит? Вроде не должен: у него сейчас и без того есть чем заняться.

Кстати, и мне бы. Я как-то совсем забросил арканарскую историю. А ведь, похоже, я теперь единственный, кто её знает. Вообще единственный. Потому что если Левина нет и не бывало, то не было и глубинного расследования. Которое провести — это не раз-раз и готово. Это целый проект, люди работали. Тратили живые человеко-часы квалифицированного труда.

Может, конечно, расследование всё равно проводилось, просто работали другие люди. А если нет? Так что данные надо сохранить. Во имя… Ох, ну вот опять. Ну вот зачем я всё это несу и кого обманываю?

О, звоночек! Груз прибыл! Сейчас мы его того.

День 186

Вчера не писал. Решил немножко расслабиться. Большой экран таки приехал. Ну, не такой уж большой. Совсем большой в кабинку не помещается. Но мне пока и этого хватает.

Вчера пересматривал «Звёздный путь». Сериал старый, я там все шуточки наизусть знаю. И всё равно — залип перед экраном на целый день. Жру виноград и смотрю, смотрю, смотрю. Не подряд, конечно. Например, сороковые серии я не люблю. Ну эти, которые с Женизой Рэнд. Не нравится она мне. И персонаж, и сама актриса. Что-то в ней не то.

А вот с Павлом Чеховым серии пересмотрел все. Особенно где его Кёнигсберг играет. Ну очень хорошо играет. Особенно в пятьдесят восьмой серии, где они все попадают в прошлое, и Чехов монтирует бондепадхаевский привод на американской подводной лодке. Сам понимаю, что это чушь и бред, но смешно же. Или как в шестидесятой, где он на велосипеде за глайдером гонится. Или в шестьдесят седьмой, где он иллюминатор протирает… да, в общем-то, везде он играет отлично. А вот тот же Чехов в исполнении Саночкина — уже не то. Вроде всё на месте — а вот чего-то не хватает.

Ну что тут сказать, кроме обычного «эти могут»? В смысле — американцы.

Кстати, вот тоже вопрос. Потомков людей из СШАА в нашем обществе ноль целых два десятых процента. А в кино, сериалах и прочих подобных делах — каждый третий или Джонс, или Френк, или вообще какой-нибудь Аберкромби. В музыке одно время их тоже много было, но потом как-то сошло на нет. Но вот в кино — одни сплошные америкосы.

Я без этого самого. У меня этого нет. Мне интересно, почему. Даже выяснять пытался, нет ли тут какой политики. Все в один голос: нет, никакой политики, всё честно. Просто какая-то аномалия.

Есть, правда, одна версия. Не очень хорошая, но по-своему логичная. Мне её рассказал Даниил Ефремович. А ему — его Учитель. Не помню имени, но вообще человек известный, один из классиков микросоциометрии. В Учителя пошёл, чтобы проверить какие-то свои теории, а потом втянулся и остался. Ну, бывает.

Так вот, он считал, что дело в Гудбае. И обстоятельствах спасения большинства населения континента.

Ведь как там было? Большая часть людей погибла в течение первой недели. Всё это время работали спасатели с Восточного полушария. Обычно в таких случаях говорят — «они спасли всех, кого можно». А на практике приходилось выбирать. Ну вот, скажем, летит разведывательный вертолёт. И натыкается на группу людей на крыше здания. Углекислый газ ещё не поднялся, но уже понятно, что через пару часов — всем крышка. Вертолёт и так перегружен. Он можно взять кого-нибудь одного. Кого брали? Обычно ребёнка, это понятно. А если детей несколько? А решение приходится принимать за пару секунд? Брали того, кого было больше всех жалко. Какую-нибудь девочку с красивым личиком, которая смотрела на вертолёт с надеждой, улыбалась и тянула ручки. А не мальчика, который будет отталкивать девочку. Или девочку, которая будет визжать от страха.

Но обычный ребёнок именно что будет визжать. Или отталкивать других детей. Чтобы улыбаться и тянуть ручки, нужно очень хотеть жить и при этом сохранять определённое хладнокровие. Использовать детские способы манипулирования взрослыми. Плюс симпатичная внешность, куда же без неё.

То есть фактически что случилось? Прошёл отбор по умению быстро понравиться. Который в дальнейшем и закрепился генетически. Так как большая часть браков первое время заключалась между своими.

В принципе, такие же данные нужны и в политике. Но в политику потомки американцев особо-то и не идут. Ну или скажем так — они там не очень успешны. Конечно, есть исключения. Типа Пола Макартура, который сейчас в Президиуме Мирового Совета. Но он, во-первых, такой один, во-вторых — компромиссная фигура. И это впервые за сто лет. Негусто.

Что характерно — в науке ничего такого не наблюдается. Даже близко. Что Карл Пошибякин, что что Ионахан Перейра, что Иеремия Смит — великие люди без кавычек. Хотя все трое — потомки спасённых американцев. Никто об этом даже и не думает. Вообще. А вот когда дело касается власти — извините.

Вот написал и сам задумался. В каком это смысле «извините»? Формальных запретов никаких нет, точно знаю. И неформальных тоже нет, опять же знаю точно. Просто тут такое дело… Даже не знаю, как это сказать-то. Ну то есть мы все понимаем, что они такие же, как мы, в тех же интернатах воспитывались, что они тоже коммунары. А что предки их были капиталистами — ну так ведь и наши предки при капитализме жили. Только до Полудня, а не после. И всё-таки. Ну вот не могу! Не могу я себе представить, чтобы Землёй руководил какой-нибудь Джорж Аберкромби. Мне было бы, честно сказать, нервно. Даже не знаю почему, но нервно. Не доверял бы я ему. Горби я, положим, тоже не доверяю. Но это другое. Тут и словами-то не передашь. Ну вот неправильно это, и всё тут!

И поётому на выборную должность я бы за этого Аберкромби голоса не отдал бы. Ну разве что он был бы действительно лучшим. Но это же политика, тут слово «действительно» как-то не очень применимо. Тут критерий субъективный: кого считают лучшим, тот им и является. Так что с таким отношением…

Пёс! Опять меня куда-то не туда понесло. И даже совсем не туда.

Пойду-ка посмотрю ещё серию. Ну или две. Но не больше.

День 190

Хватит пялиться в экран! В экран хватит пялиться!

Нет, ну всё понятно, сенсорный голод. Полугодовой. Накопилось. Рвануло. Но так-то ведь тоже нельзя! Сижу как дурак, пересматриваю всякую ерунду — тот же «Звёздный путь», «Умный и ещё умнее», «Инспектора Знаменского». Даже «Саманты» пару эпизодов посмотрел. Хотя это уж точно для работников водорослевых ферм снимали.

Что характерно: именно пересматриваю. На новое пока не тянет. Только новости ещё смотрю. Причём самые тупые, казённые. Даже почту свою читать забросил.

Надо принимать какие-то меры. Может, запрограммировать комп, чтобы он мне по две сери в день показывал? А если мне вынь да положь захочется третью?

День 191

Какая всё-таки чушь собачья эта «Саманта»! Ну зачем я на неё весь день убил? Самому совестно. Ведь бред же, бред! Особенно последняя серия, где Саманта нулевую статью берёт и летит на Арктур на химической тяге. И как-то так волшебно попадает в естественную складку пространства, что успевает.

Нет, сыграно-то отменно. Джоли Дэнс, как всегда, на высоте. Но вот всё остальное — абсолютнейшая бредятина.

Во-первых, на химической тяге вообще летать нельзя. Она предназначена для экстренного маневрирования. А так — вы хоть представляете себе, сколько топлива нужно, чтобы долететь хотя бы с Земли до Луны?

Во-вторых, никаких «естественных складок пространства» не бывает. Нет, закрутка-то случается, но летать по ней куда-то — это всё равно что к аккумулятору прикрутить громоотвод и попытаться запитать его от молнии. Представляете эффект?

И, конечно, нулевая статья. Которую Саманта берёт до старта. До! После чего ей бы полётную карту не дали и небо закрыли бы. По инструкции.

Кстати вот тоже. Люди почему-то считают, что «нулевая статья» существует на самом деле. Я даже такое слышал, что это, дескать, «нулевая статья конституции». И ведь все вроде грамотные, историю учили, по социальным институтам экзамен сдавали. Ну нет у нас никакой конституции! И не было. Высший правовой статус принадлежит решениям Мирового Совета. А слово «конституционный» — это юридический жаргон. Потому что правильно говорить «конституирующий». В смысле — закон, изменение которого чревато разрушением единства и территориальной целостности Земли как политического образования, изменением общественно-политического строя, и прочими такими страшными вещами. При этом официального списка конституционных законов нет. А споры на тему того, является ли такой-то закон конституционным или не является — обычное развлечение юристов. Лена Завадская, например, замахнулась аж на «Закон о Внеземелье». Ну, положим, иницатива принадлежала Горбовскому, но всё-таки. И ничего, рассмотрели её поправки. Не приняли, конечно. Но и в обморок никто не упал.

Да, законы не имеют нумерации. Только дату принятия. А у пресловутой «нулевой» такой даты нет. Она вообще нигде не записана. То есть фактически это правовой обычай, санкционированный государством. Правда, очень важный. Некоторые считают его конституционном. Ну, в том самом смысле.

Задумана нулевая статья для того, чтобы можно было нарушать инструкции. Причём в ситуациях, когда все или почти все понимают, что нарушить инструкцию реально надо. Но все боятся ответственности. Например, за нарушение лётных инструкций у тебя могут отобрать космофлотовские права. Или выговор запишут в профессиональный реестр. Тоже ничего хорошего — это значит, что шансы на продвижение по службе сильно падают. Ну и вот из-за такой фигни реально случались всякие неприятные вещи.

Это как бы все знают. Но мало кто знает, о каких именно неприятных вещах речь.

Как нам рассказывали в лётном, впервые «нулевая» появилась во времена Гудбая. Причём по одному-единственному поводу: спасатели очень сильно перегружали мобильные средства. Ну по-человечески понятно. Вот у тебя на глазах задыхаются люди, а у тебя глайдер на четыре места. Сколько можно взять? Ну можно выбросить кресла и всё такое и взять восемь, ну девять. Десятый уже не помещается. То есть физически помещается, но с риском, что глайдер перевернёся. Они и переворачивались. А которые долетали — те разгружались и пилоты сразу шли под трибунал. Что на моральный дух спасателей действовало крайне скверно. Люди выбивались из сил и рисковали жизнью, а их за это наказывают. А там же все на нерваках были, психанутые. Ну а как иначе? Катастрофа всё-таки, люди гибнут. Так что былвао всякое. От оскорблений и драк до демонстративных суицидов. Вот буквально. Сажает доброволец полную платформу детишек из аляскинского садика. Сажает на честном слове и последнем литре топлива. Докладывается по начальству. Выслушивает насчёт перегруза и нарушения инструкции. Бледнеет, идёт в палатку и там пускает себе пулю в лоб. А в кармане бумажка — «в моей смерти прошу винить инструкцию номер такую-то, которую я нарушил, спасая детей». Тут уже и начальник этого добровольца начинает психовать… В общем, последствия самые хреновые.

Так что начальники подумали и придумали: если человек предупредил заранее, что будет нарушать, и нарушил успешно, его судят с учётом результата. Что на практике означало — «всех довёз, все живы? молодец, невиновен, давай в следующий рейс».

При этом число спасённых в целом уменьшилось, а жертв среди спасателей стало больше. Потому что все эти перегруженные глайдеры и гравиплатформы регулярно падали, переворачивались и всё такое. Но, как выразился один хороший писатель, «люди, для которого инструкция важнее желания спасти человека — плохие добровольцы». Да и вообще, людей же к подвигам готовили. Чего вы от них хотите после этого?

Вот отсюда всё и пошло.

Ну, сейчас, конечно, нулевая обросла всякими привходящими моментами. Например, раньше делами, связанными с нулевой, занимались космофлотовские комиссии. То есть это в Космофлоте так было. Как у других устроено было — не знаю. Потом кто-то (не будем говорить, кто это был, хотя это был Горбовский) спохватился, комиссии этого права лишил. А потом возник Чрезвычайный Трибунал при Мировом Совете, который и взял на себя все эти дела.

Я, кстати, слышал такое мнение. Что, дескать, Трибунал появился, потому что Горби нужно было куда-то девать Артура Лозового. Я его лично видел раза два, а вот ты, Лена, может быть, его помнишь лучше. Сухонький такой старичок. В политику пришёл поздно, а в молодости занимался логикой. Чем-то он мешал дорогому нашему Леониду Андреевичу. И при этом был в большом авторитете, потому что практически не имел врагов. И вот, дескать, Горбовский придумал инстанцию, чьи задачи были сформулированы таким образом, что у её руководителя враги должны были появиться просто на автомате. Но Лозовой тоже был не лыком шит и такие заходы насквозь видел. Против должности возражать не стал. Но на первом же докладе Президиуму заявил, что обнаружил в целеобразующих документах смешение сфер ответственности, неопределённость прерогатив и много чего ещё. Короче, Президиум проголосовал за редакцию. Он и наредактировал. Так, что Трибунал через какое-то время превратился в орган, рассматривающий в основном нулёвку.

Ну, от Горби всего можно ожидать. Но здесь — не верю. То есть верю, что такая мотивация тоже была. Но именно вот тоже. Типа дополнительного бонуса. А так-то Трибунал создали по очень понятной причине. Есть такое административное правило: принятие неформальных решений лучше сосредоточивать в одних руках. То есть чтобы не было таких ситуаций, когда в одном случае принято одно решение, а в очень похожем — другое. Потому что это всегда выясняется и всегда кажется несправедливым. То есть работает против самого института. Так что Чрезвычайку всё равно сделали бы, с Лозовым или без него. Вот такое у меня мнение.

Что касается самой статьи. В девяноста процентов случаев статью берут, чтобы нарушить какую-нибудь сложную техническую инструкцию. Для соблюдения которой нужны время и ресурсы, а их нет. Ну, к этому обычно с пониманием. Бывают случаи, когда люди хотят сделать что-то запрещённое или опасное, но интересное. Ну, примерно как Леон Коганов, заразивший себя «бриллиантовым вирусом». Или Борис Борисов, самовольно посадивший корабль на ЕН00704.

А бывают и полные психи. Вот тут нулевая особенно полезна, потому что они на неё ведутся. Например, в одном случае покушения на Ламондуа будущий убийца взял нулевую. Уж не знаю, чего он ждал. Торта со свечками, наверное? А получил пулю в сердце. Ну и совершенно правильно.

Я сам нулевую брал. Во время одной операции. Так что механику знаю на своей же шкуре. Больше не хочу. А вот Комов из нулёвок не вылазит. Но это Комов. Как он сам шутит, «в Трибунал у меня абонемент».

Ну а насчёт обычных людей… Был случай: вызвали нашу убойную команду, потому что какая-то тётка, контролёр киберов по уборке помещений в знании Комиссии по энергенике, взяла нулевую. Потому что хотела помыть окно снаружи. На первом этаже. Сама. Потому что робот мыл плохо и куда-то там не дотягивался. А людям мытьё снаружи было запрещено инструкцией. Вот она и взяла нулёвку. Как сознательная и ответственная гражданка, вынужденная нарушить правила.

Представляешь, Лена, какой переполох был?

День 193

Новые серии «Знаменского» — редкостная дрянь. Совсем нормальные сериалы делать разучились.

Ещё глаза болят. Потому что нехрен пыриться.

Пойду займусь лангустом. Он, правда, из стасиса, но это ничего. К нему бы пивка, но на складах его нет. Даже в заначках. Всё есть, даже коньяк столетней выдержки из бочек лимузенского дуба. А пива — нет.

На самом деле это не такая уж и проблема. У меня тут три кухонных комбайна, в том числе и старый мой знакомый «Магистр VI». Который отлично синтезирует всякие сорта. Но мне всё время кажется, что вкус чуть-чуть не тот, а сравнить не с чем.

Ладно, мы уж как-нибудь.

День 194

И новые серии «Саманты» — тоже дрянь.

День 195

А хвалёная «Галактика» даже для работников водораслевых ферм простовата. Хотя снято хорошо, затягивает.

День 196

Решил взять себя в руки. Вместо «Галактики» посмотрел новостной блок за десять дней. По «Космос-плюс», это космофлотовский канал. Не то чтобы чем-то отличался от других, но тут я хотя бы знаю, что они имеют в виду и на что намекают.

Если я не совсем разучился понимать такие вещи, то Горбовский опять всех переиграл.

Во-первых, в очередной раз расширили состав Мирового Совета. На этот раз представителями «малых миров». Что такое «малый мир» — пёс его знает. Похоже, очередное изобретение Леонида Андреевича. Он это любит — ввести какую-нибудь новую сущность, а потом её определять так, как ему удобно. Насколько я понял, сейчас «малый мир» определяется как отдалённое поселение с устойчивой численностью не менее трёхсот тысяч, логистически связанный с местными системами. Можно было бы покопаться в космофлотовских документах, но мне не настолько интересно. Важен факт: они получили представительство в Совете, и теперь их оттуда не выковыряешь. Что означает дальнейшее усиление космофлотовских вообще и команды Валькенштейна в частности.

Во-вторых, в новостях не упоминалось ни об одном выступлении Бадера. То ли он действительно не выступал, что на него не похоже. То ли его уже списали со счетов совсем. То есть Горби, получается, победил вчистую.

В-третьих, приняты решения об увековечении памяти Ёшинори Менакера. Его именем названа какая-то большая планета, не имеющая хозяйственного значения, отдалённая звёздная система и парочка лун. В Солнечной Системе — ни одного объекта. Это демонстративно. Даже слишком. Но, похоже, Горби нужна именно демонстрация. Вот только зачем?

Хотя… мне-то какая разница?

День 197

Совсем интересные новости.

Читаю свою переписку. И натыкаюсь на письмо Комова, зашифрованную личным ключом. Ну, у меня он есть. Открываю, смотрю — и замечаю кое-что странное.

В основном письмо касается наших всяких дел. Но там он упоминает встречу с Горби. И, в частности, вот такое:

«Мы беседовали часов пять, по-дружески, как в старые времена. Разговоры о том, что Г. сдал на голову, ничего не стоят. У него голова работает отлично. И то, что он продавил то решение — не глупость. Причём он знал, что будет плохо. Знал заранее, просто не знал, насколько именно. И за инвертор он тебе на самом деле благодарен. Просто нужна была сакральная жертва, и ты оказался самой подходящей. Но это в прошлом. Тебе полагается компенсация, очень серьёзная. Насчёт тех слухов — да, тебе дадут. Вместе с другим уровнем ответственности. Хотя ты и так. Но тут важны формальности. Завадская в курсе, с ней порешайте вопросы технические.»

Дальше там всякие любопытные моменты, но вот об этом абзаце я до сих пор думаю.

Если упомянут инвертор, то, скорее всего, разговор идёт о том загадочном факапе, о котором мне вырезали всю память. Но это мне вырезали. А тому Вандерхузе могли и не вырезать. Если уж Левин себя стёр из истории полностью, то и все остальные события должны были как-то сместиться, что-ли. Вот и здесь тоже. Потому что Комов говорит в таком тоне, будто я всё знаю. И ему известно, что я всё знаю. То есть я не выяснял что-то такое в частном порядке, а именно знал.

Очень интересно насчёт «сакральной жертвы». Свою переписку за предыдущие полгода я читал обрывками, а в старое и вообще не заглядывал. Могло быть и так, что у моего этого… слово забыл… визави? протеже? альтер-эго? Посмотрел в БВИ, да, точно — альтер-эго. Ну так вот: у моего альтер-эго могла быть чуть другая история. Где ему голову не кромсали. Хотя неприятности с Горби у него явно были, упоминает же Комов «сакральную жертву».

Ну и, конечно, вот это — «порешайте вопросы с Завадской». Уж Комов-то должен знать, что никаких вопросов она со мной решать не будет. Или будет? Что ж получается, мы с ней расстались по-хорошему? Не верю. Потому что Лену я знаю очень хорошо. А она — меня. Так что после того разговора… стоп. А был ли тот разговор? То есть для меня он, конечно, был. А для них?

Что-то я разволновался. Знаете что? Сделаю-ка я перерывчик. Покушаю мяса настоящего, выпью чуть-чуть крепенького. А потом сяду и почту почитаю.

С чувством, с толком, с расстановкой.

День 198

Чего-то я не понимаю.

Судя по всему, у того Вандерхузе была какая-то крупная неприятность. Настолько крупная, что самому Горбовскому пришлось поджать хвост. И чуть ли не извиняться. При этом никто ничего не говорит прямо. Все упоминают «то, что случилось», «инцидент», ещё какие-то эвфемизмы.

Сам Вандерхузе держится с этакой мужественной деловитостью: дескать, ничего страшного. рабочий момент. Но я пузом чую, что момент выходит далеко за рамки рабочих. Очень далеко.

Что-то там такое было. Что? Что, пёс его дери?!

День 199

Какой-то я беспокойный. Пытался слушать музыку — не катит. Сериалы не идут совершенно. Книжек тут скачал, тоже никак. Пытался про Арканар писать — ну не идёт! Неинтересно мне это стало. Совсем.

Единственное спасение — еда. Сегодня решил пофантазировать. Запустил «Магистра VI» в режиме «фантазия». Из всех вариантов выбрал мороженое на тёмном пиве с физалисовым джемом. Ничего, интересно.

А так — всё время читаю свою почту. Чего-то как бы ищу. Сам не понимаю, чего.

День 200

Ну вот. Двухсотый день, как я здесь торчу. Пора бы подводить какие-то итоги.

Хотя какие итоги-то? Я вообще кто такой? Сущность, существующая без необходимости. Лишний человек. Пятая нога в колесе. Живу по инерции и недосмотру руководства. Ну и всё такое прочее.

А с другой стороны. Я что, виноват в чём-то? Сделал что-то не так? Хотя да, сделал, ещё как сделал. Ну за это мог бы и ответить. Но я же не за это здесь сижу? А вообще непонятно за что.

А с точки зрения общества, со мной вообще ничего не случилось. Потому что настоящий товарищ Яков Вандерхузе занимает свою социальную ячейку, приносит пользу обществу и всё такое. Лишний Вандерхузе вродне как есть, но в социальном смысле его не существует. Потому что — ну какой я теперь член социума? Так, паразит какой-то. Правда, вреда от меня немного. Ну, чего-то со склада увёл. Делов-то.

Ладно, всё это какие-то пошленькие рефлексии. Пойду чем-нибудь займусь. Переписку почитаю, что-ли. Или всё-таки сериальчик?

Нет, лучше переписка. Это всё-таки больше похоже на осмысленную деятельность. Хотя на самом деле…

Всё, всё, всё. Хватит уже об этом.

День 200

Пёс.

Пёс, пёс, пёс.

Да, это всё тот же день. Да, это всё тот же я. Сижу и не знаю, что чувствовать.

Именно в такой формулировке. Что думать — примерно себе представляю, а что чувствовать — не очень.

У Лены Завадской есть мужчина.

Этот мужчина — Яков Вандерхузе.

Пёс, пёс, пёс.

Где коньяк?

День 201

Алкоголь всё-таки зло. Во всяком случае — в больших количествах. Добыл себе сильных успокоительных. Вот сейчас кибер принёс. Хорошие, кстати, таблеточки. Не глупеешь, подъёма беспричинного не испытываешь. Просто убирается лишняя тяжесть.

Про вчерашнее. Я довольно внимательно просмотрел почту где-то на месяц назад. И нашёл ещё два упоминания Завадской. Из которых следовало, что мы с ней, по крайней мере, общаемся.

И на всякий случай, ни на что особо не рассчитывая, я открыл один старый адрес. Я его сделал для нашей с Леной личной переписки. Не то чтобы очень секретный или защищённый, но найти его затруднительно. После той записи на свой юбилей я его, естественно, не открывал. Чтобы не прочесть чего-нибудь гадкого. С меня и того раза хватило.

Но теперь я его открыл. И обнаружил довольно регулярную переписку. В основном на тему «где и когда можем увидиться».

А предпоследнее письмо было совсем убойным.

Вот что мне Лена написала:

«Яша, в прошлый раз ты мне сказал, что жизнь идёт, а меня никогда нет рядом.

Я тогда ответила резко. Как любой человек, который виноват и не хочет этого признавать. Но я хочу быть честной перед тобой и перед собой. Особенно после того, что с тобой случилось. Мне пришлось очень серьёзно подумать.

Да, я много работаю. Ещё больше я думаю о работе. Я не могу и не хочу здесь ничего менять. Для меня принимать решения — это смысл жизни. А Мировой Совет — то место, где я могу принести наибольшую пользу человечеству.

Но я всё-таки хочу быть с тобой. А единственный вариант, при котором это возможно — ты должен быть со мной.

К тому нашему разговору. Бадер в этом году уходит из Совета с концами. Пётр Гыргольтагин уходит тоже, он давно собирался вернуться в науку. Остатки КОМКОН-1 сливаются под ДГБ. Одновременно Горби провёл ряд встреч с руководителями Внеземелья. Ты понимаешь, что это означает в политическом плане? Надо определяться. Всем придётся определяться. Но ты не все. У тебя то преимущество, что ты можешь получить взамен что-то реальное.

Вчера я говорила с Комовым. Он очень не хочет тебя отпускать. Но я его почти дожала. Кирилл Александров тебя почти не знает, однако он готов рассмотреть твою кандидатуру. Плюс мои возможности. Всё должно получиться. И в кандидатском статусе ты не зависнешь.

Если ты готов обсудить конкретику, то я сегодня вечером свободна. Только не на Энцеладе, не люблю это место. Однажды мы с тобой там чуть не поссорились. Е.»

Вандерхузе, конечно, тут же ответил. Дескать, хорошо, давай махнём на Весту, там есть прекрасное место, недавно открыл. С намёком на продолжение в местной гостинице.

А я тут сижу и не знаю, что чувствовать.

Ну вот, принял таблеточку, запил коньячком. Чувства отложил на потом, начал думать.

Похоже, в их варианте истории — вот блин, пишу такие фразы! — мы с Леной не поругались. И она не просто не против членства Вандерхузе в Мировом Совете, а активно меня туда пропихивает.

Эх, если бы имело отношение ко мне лично! Как бы я не хорохорился, но вопрос насчёт членства в Мировом Совете меня всё-таки беспокоил. Потому что мне положено. Это, наверное, нагло звучит. Но мне и вправду положено. По совокупности всего, что я знаю, умею и могу. И все это понимают. Но Славину нужен крепкий тыл, и он будет держать меня при себе сколько сможет. Григорянц фактически достиг потолка, уже возраст и всё такое. Мешать не будет, но интереса продвигать меня у него тоже нет. А Комову время от времени нужен верный оруженосец. Собственно, именно в это всё и упирается. Но Лене он отказать не может. По целому ряду причин, личных, семейных и рабочих. По сравнению с которыми я — величина не чтобы уж очень заметная.

А вот картинка, Леной рисуемая, мне активно не нравится.

Значит, Горби Бадера и в самом деле добил. «Тактика салями»: отрезать по кусочку. Этим Горбовский занимался много лет. Лишая Бадера сначала людей, потом возможностей, потом полномочий. Но пока Август-Иоганн-Мария оставался членом Президиума Мирового Совета, он мог играть роль знамени оппозиции. Не вождя, конечно. Но знамени. И прежде всего — оппозиции горбовскому курсу по отношению к Земле. Который сводится к тезису «мы дети Галактики». А если более практически — то к игре «Горби и Внеземелье против Земли». В которой Горби выигрывает по очкам.

Перечитал предыдущий абзац. Представил себе, что какой-нибудь представитель общественности его бы увидел. Нет, к обычному кипешу на тему «Внеземелье объедает Землю» я лично отношения не имею и не хочу. Внеземелье объективно больше Земли и может отлично прожить без неё. И то, что ему нужно больше ресурсов и самостоятельности, тоже понятно. Это, если хотите, диалектически следует из объективных законов развития. Или, если по-человечески, ресурсы для управления собой требуют полномочий. Чем больше ресурсы — тем больше полномочий. Но это должно сопровождаться усилением контроля и понятностью отношений. Горби же играет именно на их мутности и неопределённости. Более того, он эту мутность и неопределённость поощряет. И когда покойный Менакер сказал «давайте определимся, что такое Внеземелье: это периферия планеты Земля или это не Земля, а что-то другое», он говорил именно об этом. Потому что сейчас получается так, что… а как, кстати, получается?

А так, что для всех по-разному. Для Космофлота Внеземелье — это экватория Солнечной системы. Потому что в центре мира Космофлота находится Солнечная. Буквально во всём — она и центр отсчёта, и источник технологий, и смысл деятельности. Но не сама Земля, а Луна, Марс, Пояс и спутники Юпитера. Которые как были базами Космофлота, так и остаются… Для учёного Земля — один из центров развития научного знания. Старейший, но не самый главный. Для любого математика центр мироздания — это пошибякинский ЦТИ. Находящийся в системе, которую с Земли и не видно. Хотя для историка, конечно, не так… Для меня и моих коллег… гм. Если посмотреть на карту ресурсных потоков, то получается, что Земля постепенно перестаёт играть роль центрального узла. Я вот больше Внеземельем занимаюсь, все наши запасы там, применение тоже в основном внеземное. Для политика…

Нет, всё-таки не буду я про политику. Пусть ей тот местный Вандерхузе занимается, если ему это так надо. Под чутким руководством Лены Завадской.

Она руководитель опытный. Уж я-то знаю.

День 202

Вообще-то по моему биологическому времени уже ночь давно. Не мог заснуть. Успокоительные вроде принял, а заснуть не мог. Каждые пять минут перезагружал тот самый ящик. Всё чего-то ждал. И вот дождался.

Сижу теперь, как бревном по голове ударенный.

«Яша, прости за сорванную встречу. У меня образовалось новое дело. На самом деле старое, которое слишком долго ждало.

Я уже собиралась к тебе, когда мне позвонил по панельке дядя Валя. Оказывается, в этот день я никуда не могла пойти. Потому что двадцать два года, как ушёл Вадим. И как это я могла об этом забыть. Так что теперь я должна срочно обзванивать друзей Вадима, потом куда-нибудь ехать и сидеть с ними всю ночь. Пить с ними что-нибудь крепкое, улыбаться и говорить, что Вадим жив. Под утро разъехаться и не видеться ещё год.

И я поняла, что больше так не могу.

В общем, я всё ему сказала. Что до сих пор верю, что Вадим жив. Но всё меньше верю, что я сама жива. Что мне очень помог мужчина, с которым я встречаюсь довольно давно. Чувствуя себя так, будто изменяю с ним светлой памяти героя. Ломая жизнь и себе, и ему. И больше не могу притворяться и играть эту роль.

Он, конечно, меня спросил, как я посмотрю в глаза мужу, если он всё-таки вернёся. На это я сказала, что посмотрю. И скажу, что у него впереди кусок жизни, которого у меня уже никогда не будет. Кажется, он понял. Или сделал вид. Мне всё равно.

Поехать всё-таки не смогла. Написала тебе на панельку, что всё отменяется, объяснять не стала.

У меня было много дел. Собрала все вещи Вадима и отправила на хранение в капсулу. Поговорила с несколькими важными для меня людьми. Ещё всякое.

Да, кстати: я подала заявление на психокоррекцию. Как член Мирового Совета, я могу не бегать за разрешениями. Хочу заблокировать кое-какие воспоминания, связанные со всей этой историей.

Психокоррекция у меня через неделю. За это время ты подыщещь хороший дом где-нибудь в Европе-4? Мне нравится Адриатика. Е.»

Получается, что того разговора на Эцеладе всё-таки не было. Или я просто не успел сказать тебе вот это вот всё.

Потому что примерно это я ей и говорил. Ну, может, пожёстче. Потому что меня эта ситуация тоже достала. Особенно — с учётом того, что я сам знаю про всю эту историю.

А знаешь что, Лена? Я тебе всё-таки это скажу ещё раз. Потом можешь сходить к психокорректору.

Твой Вадим — типичный космолётчик устаревшей модели. Вроде Миши Сидорова, который Атос. Покоритель пространства, для которого рубка — дом родной. Нет, конечно, у него есть родная планета, свой дом и любимая женщина. Но всё это он любит, когда оно где-то там, за тысячу парсеков. А когда он на Земле, в своём доме, с любимой — ему скучно. И он улетает снова. Но, конечно, Земля, дом и любимая должны быть. И ждать. Ждать его столько времени, сколько потребуется. Пока он там что-то открывает, кого-то спасает и вообще занимается суровой и нужной работой. Вот такой вот человеческий тип. Уходящая натура.

Вот он и ушёл. Когда понял, что дальше в эту игру уже не играется. Что суровой и нужной работы не осталось. А где осталось — то не по его запросам.

Лена, ты знаешь вердикт Чрезвычайного Трибунала. Никакой острой необходимости в его действиях не было. Да, станция «Орион» осталась без энергии. Да, сотрудникам пришлось провести четыре дня в скафах. Потом прибыл спасательный бот с нуль-порталом, и все остались живы и здоровы. А Вадим, типа рвущийся на помощь, угробил и себя, и корабль. Потому что его манёвры именно этим словом и называются. А последний рывок — на субсвете через деритринитационный колодец — называется этим словом безо всяких оговорок.

И в другой ситуации все бы к этому так и отнеслись. Просто людям в тот момент нужен был символ. Символ недовольства Менакером и его политикой. Дело же было в этом, не так ли? Поэтому все как бы согласились считать полёт Вадима подвигом, выводы Трибунала предвзятыми, а виноват во всём оказался почему-то Ёшинори Менакер. Который, дескать, и сам штафирка, и расставил на ключевые места всяких шпаков, горячей дюзы не нюхавших. Отсюда и все факапы. Плюс, конечно, фамилия Вадима. Это же символично — погиб Вадик Валькенштейн! Понимай так — при Марке такого не случилось бы. Уберёг бы он племяша. Интересно, как? Но поскольку вслух никто ничего такого не говорит, то и возражать как бы не на что.

Нет, Лена, это не всё. Давай-ка начистоту? Статус вадимовой верной жены был тебе полезен, не так ли? Ну конечно, это же та самая Лена Завадская, которая любит и ждёт. А вокруг — друзья Вадима, друзья друзей Вадима, и вообще все честные люди в Космофлоте. Не на стороне же противного Менакера? Который пытался что-то изменить в сложившейся системе? Системе, которая всех так хорошо устраивает?

Горби потому и поставил на тебя. И даже ввёл в Президиум. Хотя тебе, даже при твоих связях, это не светило. Ну или светило — когда Соломенцев уйдёт. Синода, конечно, уйдёт раньше, но его место зарезервировано для японцев. Так что пришлось бы ждать лет до семидесяти, так? Но ты была нужна, и Горби продавил твою кандидатуру. На место Паукера, которое было обещано Роднянскому. Горби Роднянского уболтал, увешал цацками и отдал энергетику. И подсадил тебя. Рассчитывая, видимо, на долгое бодание с Ёшинори. Но Менакер погиб на «Топиарии», и все эти расклады оказались зряшными. А теперь ситуация уехала уже настолько далеко, что дальше отыгрывать жену Вадима уже нет никакого смысла, так?

И уж если на то пошло. На тему «Вадим жив». Думаю, он и вправду жив. Ну то есть, конечно, если он вошёл в режим деритринитации случайно, то вероятность выживания процентов двадцать. А если намеренно — восемьдесят, а то и больше. Это смотря как нырнуть… Был бы у него «Призрак» — можно было бы с уверенностью говорить, что с ним всё в порядке. Вот только насчёт возвращения в наши дни — это вряд ли. Он не затем нырнул в свёрнутое пространство, чтобы возвращаться к тебе. В гробу он тебя видал, Лена. Ну то есть он наверняка рассчитал, что выйдет лет через триста. Когда тебя не будет.

И ты это знаешь. Или догадываешься. Потому что если бы действительно хотела дождаться Вадима — поступила бы так же, как он. Выучилась бы на пилота. «Призрак» тебе бы обеспечили. И нырнула бы лет на двадцать. Потом ещё на двадцать. И так — пока не пересечётесь. Ну разумеется, это означает нулевую статью и потерю всех позиций. Но для великой любви ведь нет таких преград? Ты пожертвовала бы благосклонностью Горбовского и местом в Президиуме ради того, чтобы быть с любимым? Ах нет? А тогда зачем был весь этот унылый спектакль?

Я не осуждаю, кстати. Я же сам в твоём спектакле участвовал, сознательно и добровольно. Встречаясь с тобой украдкой. Соблюдая конспирацию. Добывая информацию, которая тебе была нужна. И многое другое. Даже не особенно рассчитывая, что это когда-нибудь кончится. В хорошем для меня смысле. Но шёл на это. Быть с тобой даже на таких условиях.

Зато когда ты услышала это от меня тогда, на Эцеладе — ты страшно оскорбилась.

День 203

Вчера я как-то нехорошо написал. Злобненько, что-ли. Мелко. Ну да, мелко. Но убирать не хочу. Вообще ничего не хочу. Настроение в ноль. Всё как-то разонравилось. Сегодня даже жрачку интересную себе делать не стал. Обошёлся котлетами. Музыку ещё послушал, «Каунас Нобилис». Но тоже особо не зацепило. Сериал попробовал посмотреть, старых «Космоархелухов», у меня всегда ржачка от него начиналась. Начал с тринадцатой серии, любимой, про Гугон. Вообще смотреть не смог. Глупость и глупость.

В общем, не знаю, куда себя деть. Буквально.

Попробую-ка я про Арканар, что-ли, продолжить. Всё-таки какое-то занятие.

Пожалуй, начну вот с чего. Левин чем дольше занимался арканарской историей, тем яснее видел, что во всех его построениях имеется огромная дыра. В которую все эти построения и падают со свистом. И чем её конопатить, совершенно непонятно.

Итак. Званцев рассчитывал на то, что после переворота он сможет в массовом порядке использовать своё средство для переделки людей. После чего построит истинно коммунистическое общество. Но сделать это можно было только в одном случае — если Земля не будет мешать. То есть уйдёт с планеты и закроет её. В смысле, запретит. Как оно и произошло на самом деле. Из-за книги Антона, вызвавшей кипеш, попытки проникновения и т. п.

Сначала Левин думал, что книга для того и писалась. И что в этом и состоял план Званцева. Потом он понял, что здесь что-то не так. Книга могла и не сработать. Ну то есть общественность могла не отреагировать. Или отреагировать вяло, без огонька. Например, потому, что была бы занята чем-то другим. Да мало ли. Ставить на это, в общем, было нельзя.

Тем не менее, Николай Евгеньевич действовал очень уверенно. Так, будто точно знал — после переворота планету скоро закроют.

Левин крутился вокруг этой темы как уж на сковородке. Разрабатывал даже гипотезу фанатической акцентуации Званцева. Типа, он настолько уверовал в свою идею, что считал — обстоятельства как-нибудь сами сложатся благоприятно. Такое вообще-то с людьми бывает, да. Но Званцев был совершенно другой типаж. Он не верил ни во что и никому. Кроме законов природы и старых друзей. А от обстоятельств ждал только плохого. Вот такой человек. Что в конце концов пришлось признать и Левину.

Тогда он, наконец, занялся темой старых друзей. И сразу же наткнулся на факты, лежащие вроде бы на поверхности. Просто никто не догадался сопоставить.

Званцев был женат на Маюки Малышевой. У которой было всего три близких друга и одна близкая подруга. Точнее даже, не подруга, а старшая наставница, учительница и всё такое прочее.

Это была Елена Владимировна Завадская. Твоя, Лена, двоюродная бабушка. В честь которой тебя назвали, да.

День 204

Вчера не удержался, посмотрел почту. Ничего нового не нашёл, но всё равно расстроился. Выпил. Не то чтобы много — а так. Для красоты. Ну и расклеился. Написал тут всякую чепуху. И чуть было не отправил по понятному адресу. Хорошо, что отложил отправку на сегодня. С утра перечитал, ужаснулся. Стёр.

Ну да ладно. Поговорим про Елену Владимировну.

Лена, я прекрасно помню, как ты к ней относишься. И почему настаиваешь, что тебя зовут именно Леной, а не Еленой. Хорошо, что Комов меня предупредил заранее: назовёшь Лену Еленой — наживёшь себе врага. Я всё равно нажил, только более сложным способом. Во всяком случае, в моей реальности это так. В твоей — нет, но это мне теперь уже без разницы.

Так вот, Лена. Я тебе этого раньше не говорил, потому что в эти дела не лез. Но я твою двоюродную бабушку с её позицией очень даже понимаю. Может, не во всём поддерживаю, но резоны у неё были.

Сейчас принято говорить об этом так. Дескать, великие первопроходцы были великие. Но во многих вопросах ужасно ошибались, не видели очевидных вещей. Как, например, с Внеземельем. Ну ведь очевидно же, что его надо заселять. Потому что — как же иначе? Человечество должно стать космическим, нельзя вечно жить в колыбели, и всё такое прочее. И что за глупая идея — ставить в космосе автоматические заводы, а самим сидеть на Земле. Это же полный бред. И если Завадская не была бы великим хирургом-эмбриомехаником, которая работала по пояс в болоте — её из учебника истории Внеземелья вычеркнули бы. Или упомянули бы в примечаниях, вместе со всякими ретроградами и перестраховщиками, мешавшими коммунарам расправить плечи.

Ну ты-то, Лена, знаешь, в чём дело. Завадская вообще-то входила в тогдашний Комитет по государственному строительству и местному самоуправлению. И не просто входила, а была ведущим экспертом Комитета. Именно она была автором концепции «раздробленность — одинаковость — мобильность». На этих трёх китах Земля как стояла, так и стоит.

Помню, нам препод по политической науке рассказывал. После объединения Земли у бывшей Бревии остались кое-какие мелкие права. Например, называть эти территории Бревией. Или иметь своего представителя в Комитете по экономическому развитию. Моменты ничтожные, ни на что не влияющие. Так вот, Елена Владимировна два года добивалась, чтобы слово «Бревия» было убрано со всех официальных документов, карт и так далее. Только «Европа-3». Ну это ещё поняли: в самом деле, название — это символика, может по-всякому повернуться. Кстати, по той же причине при районировании не используют единицу. Меня в детстве очень интересовало. Вот есть «Европа — 2», «Европа — 5», а где «Европа — 1»? Или «Урал — 1»? Или «Северный Китай — 1» хотя бы какой-нибудь? Взрослые только плечами пожимали. Дескать, так принято, это же цифры условные. Только потом я понял: единичку нигде не ставили, чтобы никто не думал, что он живёт в каком-то особо выделенном месте. Только Мальта имеет номер первый, потому что там Мировой Совет расположен. Елена Владимировна, кстати, была против. Дескать, никаких исключений. Ну да ладно. Но вот насчёт представителя получилась совсем интересная история. Когда выяснилось, что убрать она его никак не может, потому что это право зафиксировано в документах объединения, она добилась того, чтобы все субъекты федерации имели в Комитете своих представителей. Это было дико неудобно, но она настояла. И понятно, почему.

Так вот, Завадская действительно была оппонентом курсу на создание Внеземелья. Именно как места постоянного поселения людей. Она считала, что Космос должен быть источником энергии и ресурсов, но ни в коем случае не домом человечества. Поэтому предлагала свой план освоения: автоматика где только возможно, киберы — там, где невозможна автоматика, люди — только в случае крайней необходимости и только временно. Как там было у неё в Меморандуме: «срок постоянного пребывания человека вне пределов Земли не должен превышать трёх земных лет: во избежание отчуждения от земной цивилизации».

Да, Лена, я читал Меморандум. Как раз после того разговора о Елене Владимировне. Когда ты сказала, что её взгляды были дремучими и маргинальными. Я решил поинтересоваться. И понял, что Завадская исходила из вполне разумной картины мира. А именно: при существовавших тогда средствах связи поселения вне Земли рано или поздно станут экономически и технологически самодостаточными. То есть Земля перестанет быть необходимой. Более того, управление и контроль со стороны Земли начнёт им ощутимо мешать. Они захотят больше самостоятельности. Даже безо всякой задней мысли. Они будут хотеть только хорошего. Во имя человечества и во благо человечества. Просто земное руководство будет запаздывать и всё больше мешать, а материальной зависимости от Земли будет всё меньше. И этот процесс будет развиваться долго, но в одном направлении. Только в одном. С понятным финалом в конце: человечество рассыплется, причём больше всех пострадает Земля.

В качестве положительного примера Завадская приводила Тагору. Цивилизация, нас во многом перегнавшая. И при этом — никакой космической экспансии, даже попыток таковой. Сидят на своей планете и уже триста лет обсуждают, стоит ли осваивать следующую. Хотя у них там ближайшая планета на близкой орбите, ну немного холоднее. Жизнь есть, причём на той же генетической основе. Казалось бы — какие проблемы. Нет, сидят, спорят, ждут чего-то. На все вопросы отвечают — «мы, тагоряне, очень консервативны». Так что на второй планете у них всего две базы. И что особенно любопытно — срок пребывания на этих базах ограничен тагорянским годом. То есть тремя земными. Вот, дескать, с кого надо брать пример.

Ну тут она, наверное, всё-таки палку перегнула. Но в целом-то? В целом — резон у неё был. Вообще-то центробежные процессы действительно развивались. Пока не появились омега и нуль-Т. Вот этого Завадская предвидеть не могла. Особенно нуль-Т. Который сделал переброску материальных потоков на любое расстояние банальной операцией. Тут Внеземелье с Землёй как бы заново склеились. На какое-то время. Плюс глобальная система безопасности — то же «Зеркало» и «Посев». Это тоже сплачивает. И опять же — на какое-то время.

Кстати, Лена. Тебе не кажется странным, что наш любезный Горби сделал всё возможное, чтобы нуль-Т не появилась вообще? Ну разве что не убил Ламондуа. И то, кажется, только потому, что считал партию уже выигранной, а Ламондуа прикрыло ДГБ.

Чего уж там, давай по-честному. Так ведь оно всё и было, да?

День 205

Что-то меня потянуло на фрукты. Натуральные, естественно. На складе их нет. Точнее, есть, но в основном экзотика. А мне хочется яблок. Чёрных марсианских. Решил на того Вандерхузе не оформлять, а оформить всё на организацию. Ну типа какое-то мероприятие, людям надо перекусить, то-сё. Документы оформил от имени кафедры одного технического вуза. Там работают люди увлечённые, фанатичные даже. То есть в хозяйственных делах — ещё те раздолбаи. Не то что не заметят, а сами поверят, что так и было.

Вместе с яблоками выписал себе много чего ещё. Включая… а хотя — перед кем я отчитываюсь? Что-то мне кажется, что эта привычка к отчётности не соответствует моему нынешнему положению. Хватит уже. Хотя с другой стороны — а кому это мешает? Если мне это успокаивает нервишки и вообще?

А, пёс с ним. Лучше про Завадскую закончу.

Так вот. Елена Владимировна была последовательной противницей любого вмешательства в дела внеземных цивилизаций. Особенно гуманоидных. Исходила она при этом из тех же соображений о единстве Земли. Рассуждала она так. Или мы сможем ускорить прогресс гуманоидов. Или не сможем, а то и навредим. В последнем случае мы совершим не просто ошибку, а пойдём против собственных гуманистических принципов. В первом же случае, если у нас всё получится — то рано или поздно мы вытянем эти цивилизации на свой уровень. После чего нам придётся их или интегрировать в земную цивилизацию, или оставить независимыми. Второе недопустимо, так как они нас могут в чём-нибудь и перегнать. А мы должны всегда оставаться старшими, это всем понятно и не обсуждается. Значит, их придётся включать в состав земного человечества. Допустим, они на это пойдут. Но сможем ли мы переварить новых граждан, которым Земля не родина, даже историческая? У нас даже с остатками населения Западного полушария есть проблемы, говорила она, а вы хотите, чтобы проблем не было с иномиряными? Так не бывает. Не лучше ли не искать на свою голову приключений? Особенно таких?

И опять же. Сейчас всё это кажется крайне наивным. Особенно в свете того, чем наши Прогрессоры занимаются. Но тогда к таким рассуждениям относились всерьёз. И мнение большинства специалистов склонялось к тому, что говорила Елена Владимировна.

Далее. Действия Группы Наблюдателей ИЭИ на Авроре были, по сути, самодеятельностью. О планах скорейшего развёртывания эпохи Возрождения на отдельно взятом континенте наверху не знали. А кто знал, те помалкивали.

Разумеется, какие-то прокладки на случай всякого рода проблем и неудач руководство Института подготовило заранее. Но крупный факап должен был бы привести к расследованию всей политики ИЭИ. С соответствующими оргвыводами. В которых Елена Владимировна и её единомышленники были крайне заинтересованы.

Левин всё это знал. И задался вопросом: рассчитывал ли Званцев на Завадскую? Ну то есть в этом смысле?

Точного ответа на этот вопрос он так и не получил. Но по всему выходило, что Званцев, как минимум, хорошо знал о воззрениях и планах Елены Владимировны. Канал передачи у него был — Антон, через его маму. Скорее всего, канал был не один. Званцев не мог не подстраховаться. Так что, вероятнее всего, у него был как минимум один свой человек на Южном Полюсе. А может, и не один.

Левин проверил, не было ли на Базе учеников или знакомых Званцева. Таковых нашлось аж трое. Один из них — тот самый, что когда-то общался со Званцевым по поводу океанографической проблемы. И который, среди всего прочего, был личным другом Полубояринова. Легендарного проектировщика прямоточных систем, чьим именем лаборатория до сих пор называется. Члена Мирового Совета. И горячего сторонника суверенитета Земли. Как тогда называли себя люди «партии Завадской».

Однако само по себе это ещё ничего не доказывало. Ну, знакомые. Ну, друзья. Это же не означает, что Званцев с кем-то делился планами. Даже не так: это было вообще исключено. Потому что он собирался провернуть именно то, чего Завадская и её партия боялись: стремительно прогрессировать чужую планету. Так что ни о каком «заговоре Званцева-Завадской» речи не шло. Видимо, он рассчитывал передать им в нужный момент информацию о факапе земной миссии на Авроре. Каковая информация, пущенная в ход, привела бы к прекращению действий ИЭИ на этой территории, а то и разгрому самого Института. Что в тех условиях означало бы победу «партии Завадской». Тактическую, но существенную.

На деле всё обернулось по-другому. Кипеш был поднят из-за книжки Антона-Руматы. Планету закрыли из-за попыток несанкционированного проникновения энтузиастов, с понятными последствиями. При этом сам Институт Экспериментальной Истории практически не пострадал. Не были принесены даже ритуальные жертвы типа снятия двух-трёх важных фигур. Даже на покойного Кондорского, на которого списали гибель земной резидентуры, всех собак вешать не стали. Напротив, его именем назвали астероид и комету. Не то чтобы очень почётно, но всё-таки.

Все эти решения были приняты на десятой сессии Мирового Совета тридцать первого созыва, если Борис ничего не напутал. Сессия даже не закрытая. Однако никаких документов, кроме итоговых, от неё не сохранилось. Куда-то делась стенограмма и видеозапись: Левин так и не смог их получить. По официальной версии, данные единицы хранения отсутствовали в реестре. Более того, списки по голосованиям отсутствовали тоже: единственное, что получил Левин на руки — это результаты. Из которых следовало, что решения приняты большинством голосов, но кто конкретно голосовал — неизвестно.

Левин разозлился и стал выяснять, кто и по каким причинам изъял протоколы. Ожидая, что здесь начнутся какие-нибудь непонятки, и в конце концов выяснится, что данные пропали неизвестно куда и непонятно почему. Но нет: ответ он получил, да такой убедительный, что остаётся только локти кусать. Как выражается Славин в таких случаях.

Протоколы были изъяты и уничтожены негласно, но официально. Согласно закону о тайне личности.

Выснилось что. Оказывается, на этой самой сессии, в числе всего прочего, было проголосовано разрешение на создание особой орбитальной лаборатории «Ось-5» под руководством Дубницкой. Да-да, той самой Элеоноры Дубницкой. Которой сейчас разве что детей не пугают. Типа — «вот до чего доводит научная одержимость».

Хотя вообще-то Дубницкая не была ни шарлатанкой, ни садисткой. И методы её работали. Это любой человек с особыми способностями знает. Тот же Никос Теодоракис с «Селены» мне сам говорил: если будет очень нужно прочесть мысли человека за десять километров отсюда, я себе палец сломаю. Потому что боль усиливает ридерские способности. И способности информационщиков тоже, и у психокинетиков. Дубницкая просто попыталась выяснить, как это работает и насколько сильного эффекта можно добиться. Для чего нужны были эксперименты. Работала она исключительно с добровольцами. Да, двое умерли от болевого шока. После чего Дубницкую представили фашисткой, которая ставит на людях жуткие опыты. А тех, кто ей это позволил — виновными в страшной смерти двух человек. В результате чего какой-то Учитель, который на той сессии присутствовал и проголосовал за разрешение, покончил с собой.

Естественно, все страшно переполошились. Участникам сессии, кроме членов Президиума, под разными предлогами стёрли память. А все документы уничтожили, включая протоколы голосования. Оставили только финальные результаты, без которых сессию нельзя признавать легитимной.

Левин копать дальше не стал. А я бы, наверное, всё-таки поинтересовался: точно ли голосование по «Оси-5» происходило именно на десятой сессии тридцать первого созыва. Потому что простейшее сравнение дат (вот я сейчас смотрю в БВИ) показывает, что станция «Ось-5» была открыта через три месяца после окончания сессии. Построить с нуля станцию за три месяца — гм, ну можно, конечно, но это надо очень спешить и разбрасываться человеко-часами. Странным мне это кажется, да. А вот Борис прошёл мимо такой странности.

Хотя в любом случае — если где-то и смухлевали, теперь концов не найдёшь. Как говорят в ДГБ: «верь, не верь — всё равно обманем».

День 206

Опять смотрел почту. От Лены ничего, а вот Комов написал нечто любопытное.

То есть любопытного там всего два абзаца. Вот:

«У нас был внештат серьёзной системы. Люди не пострадали, но сам уровень внештата — за красной чертой. И самое плохое то, что причины мы так и не установили. Хотя исследовали буквально всё. Между нами: лучше бы кто-нибудь погиб, но чтобы мы хотя бы знали, почему эта штука запустилась. Сикорски места себе не находит. В таком состоянии он опасен для себя и окружающих. Ты с ним осторожнее.

Про Толика и Гришу. Я выяснил. Всем ребятам стёрли память, дали цацки и отправили на периферию. Во избежание всякой психологии между вами. Хотя вообще-то они тут ни при чём. Приказ подписал Горби, он же его и отменил. Такое на моей памяти первый раз. Почему — не знаю. Больше того, он решил, что тебя надо продвигать. Мой совет: слушай во всём Лену. Больше тебе пока сказать не могу. Но полагаю, что скоро будем общаться в другом качестве.»

Судя по всему, «внештат серьёзной системы» — это срабатывание «Зеркала». Похоже, они не знают, почему оно сработало. Это плохо. Я-то подозреваю, что тут не обошлось без лаксиан. То есть одного новенького лаксианина, которого раньше звали Борис. Но такие вещи Комову поди объясни. Я так понимаю, они про Левина вообще не помнят.

А вот про Толика и Гришу очень интересно. Имеются в виду Толик Бойцов и Гриша Серосовин, больше некому. То есть убойщики. Так что же это выходит, они по мне действительно работали? И приказ подписал Горби? А потом отменил? Когда? И почему?

Ладно, пёс бы с ними. Арканар у нас ещё не кончился.

После всего, что Левину узнал об Антоне, у него сложилось впечатление, что ему не очень-то хотелось обратно на Землю. Тем более, что это было и не обязательно. Передать отснятый фильм можно было и так. Кстати об этом: в сохранившемся материале есть сцена его разговора с Кондорским и Павлом. Где он утверждает, что на Землю возвращаться не собирается. Был ли такой разговор на самом деле или это очередной монтаж — неизвестно. Но даже если монтаж, то монтаж с понятным смыслом.

Все эти планы изменил один эпизод. А именно — поведение Антона во время Арканарской резни. В которой он принял самое непосредственное участие.

Версия, изложенная им самим в книге, такова. После разговора с доном Рэбой, выдачей Будаха и встречей с коллегами-землянами он вернулся домой. Неожиданно в дом попытались вломиться монахи. Румата собрался их прогнать, после чего брать с собой домочадцев — прежде всего Киру, за которую беспокоился — и ехать к барону Пампе (то есть Званцеву). Что логично. Однако кто-то из монахов убил Киру двумя выстрелами из арбалета. После чего у Руматы, что называется, «упало забрало» — он взял мечи и пошёл убивать. Перебил монахов, потом пошёл во дворец, по дороге тоже перебил немало народу. Там, во дворце, он учинил настоящее избиение. В частности — прикончил дона Рэбу. Тут уже патрульные поняли, что ситуация нехорошая, с дирижабля сбросили контейнеры с усыпляющим газом. Антона нашли, отвезли на Базу. Собственно, это всё.

Что касается фактов. Антон действительно был в числе эвакуированных. Эвакуация началась после нападения на Кондорского и Бунге. Кондорский не выжил, Бунге пробыл два месяца в коме, и потом его долго лечили.

По итогам. Из группы «Метрополия» уцелело три человека, из группы «Запроливье» — четыре, включая Павла и Антона. Остальные погибли.

Однако что характерно. Антона никто не воспринимал как человека в чём-то виновного и что-то нарушившего. На Базе он пользовался теми же правами, что и любой сотрудник. Это позволило ему сначала проникнуть в апартаменты Бунге, чтобы оставть там копию фильма, а потом воспользоваться ментоскопом, чтобы выжечь себе мозг.

Кстати об этом. По данным Сноубриджа, это самое выжигание началось именно с уничтожения воспоминаний о дне эвакуации. Условно говоря, если память Антона представляла собой перепаханное поле, то здесь находилась настоящая дыра с оплавленными краями. Было там что-то такое, что Антон хотел уничтожить любой ценой. Так, чтобы и следа не осталось.

Однако Антон не был ни психологом, не психокорректором. Инструментом он владел на самом начальном уровне. И не знал тонкостей. В частности — что сильное травмирующее переживание оставляет следы во всех ассоциативных полях.

У Левина в голове был прописан весь механизм. Я как бы это помню, но у меня не хватает образования. Но смысл вот в чём. Если человек что-то пережил и потом память об этом вырезали, не подчистив эмоциональные связки, то следы всё-тки останутся. Ну например. Если человек когда-то уронил пробирку с какой-нибудь заразой, от чего погибли люди, и ему это воспоминание удалили неаккуратно — то он будет впадать в депрессию от любой упавшей вещи. Особенно продолговатой. Уронит карандаш и заплачет.

Чтобы такого не было, нужно не просто убирать плохое воспоминание, а перерезать каждый корешочек, протянувшийся в ассоциативные поля. Левин такие штуки делал виртуозно. Сноубридж, по мнению самого Бориса — ещё лучше. А вот Антон не умел совсем. Он даже не знал, что такая тема есть. И что все эти эмоциональные привязки поддаются анализу.

Сноубридж на всякий случай анализ сделал. И выяснил, что в тот день, по мнению Антона, и в самом деле случилось что-то ужасное. С молодой девушкой. Но весь ужас состоял в том, что винил он в этом себя. И не косвенно, а прямо.

Но дальше Ян копать не стал. У него не было такой задачи. Была другая, об этом отдельно. А вот чтобы восстановить событие по его следам — нет. Так что он просто убрал все эти связки. Чтобы пациент не мучился.

Левин очень долго копался в этом вопросе, пока ему кто-то не подсказал довольно простую вещь. Проверить, не осталось ли в записи фильма каких-нибудь следов вырезанного. Потому что обработка делалась Антоном в спешке, буквально вручную, так что какие-нибудь кадры он мог и пропустить. А они, в свою очередь, могли содержать ценную информацию.

Запись проанализировали покадрово. Выяснилось, что Малышев работал аккуратно и все концы зачистил. Он сделал только одну ошибку — забыл проверить буферную зону.

Это сейчас в омеге всё остаётся, что туда не положи. А тогда сохранность информации была проблемой. Поэтому её предпочитали дублировать. Например, содержимое монтажного буфера, в котором держат обрезки фильма, автоматически сохранялись в самом файле. О чём Антон, видимо, не знал.

Впрочем, ничего особенного в буфере не было. Фактически, три-четыре эпизода — банальных — и несколько отдельных кусочков буквально на две-три секунды. Вот один из таких кусочков всё и объяснил.

В общем, там была сцена на две секунды. Мальчик и девочка. Девочка — видимо, Кира (сравнить не с чем, больше она нигде не появляется). Мальчик — Уно.

Чтобы было понятно. Мы всё-таки привыкли, что дети есть дети. Взрослых желаний у них нет и быть не может. Но это мы так привыкли. Из-за фукамизации и воспитания соответствующего. А на Арканаре царило настоящее Средневековье. Где дети созревали очень рано. И относились ко всяким таким вещам как к чему-то совершенно естественному. Тот же Уно уж точно всё знал с раннего детства. С самой грязной стороны. И не видел в этом ничего такого ужасного. При этом настоящим извращенцем он тоже не был, занимался этой гадостью с голодухи. Так-то его девочки интересовали. Ну а что Кира больная, и что больного человека нельзя использовать, он и не задумывался. Дикарь же.

Трудно сказать, первый раз это было, или просто Антон их впервые застал. Но для самого Антона это было потрясение. Мальчик, в которого он был влюблён, и девушка, о которой он так заботился — и вдруг такое.

Что было дальше? Дальше кадров не сохранилось. Но и так понятно. Вопрос один — мечом или из арбалета. Хотя этого мы уже не узнаем. Да и зачем.

Потом Антон пришёл в себя. Понял, что натворил. И вот тут-то его придавило по-настоящему.

По левинским прикидкам, первым его желанием было перерезать себе горло. Удержало его, скорее всего, обещание отчиму — сделать нужное дело.

Так что вместо этого он пошёл убивать других плохих людей.

День 207

Ничего нового. Слушал музыку — «Плоть и кровь» Гиршмана. Совершенно не моё. Хотя цитаты из классики узнаю. Научился. Раньше вообще не обращал внимания на такие вещи.

С Земли тоже никаких особых новостей. В почте — только деловое. Кстати, поставил на неё дополнительную программку скачивания. И малость подрихтовал счётчик посещений. А то вдруг Вандерхузе заметит, что у него непрочитанные письма помечены как прочитанные. Я его знаю, он очень подозрительный тип. Лучше не рисковать. Так что буду читать копии. Заодно и меньше желания ответить на какое-нибудь письмецо. А то у меня уже случалось. Я так думаю, этого не надо.

Ради эксперимента заказал себе настоящие фисташки. От химических — никакой разницы. Но всё-таки приятно. Сижу сейчас, пивко попиваю, солёненьким заедаю. Лепота.

Да, что там у нас в Арканаре-то? Пора бы уже по итогам пробежаться.

Следущий этап расследования начинался с финального отчёта экспедиции, раскопанного Левиным. Где было много интересного, но от одного места глаза реально лезли на лоб.

А именно — Малышеву там приписывалась настоящая гекатомба. То есть убийство полутора тысяч арканарцев. От случайных прохожих на улицах и кончая доном Рэбой.

У Левина от такого бреда полезли глаза на лоб. Вообще-то убивать холодным оружием сопротивляющихся вооружённых людей не так-то просто. Да и безоружных тоже. Они, по крайней мере, убежать могут. Или навалиться всей кучей. Да просто физических сил не хватит покрошить слишком много народу.

Интересно и другое. Судя по всем данным, к Малышеву — уже вывезенному на базу — относились нормально. Не как к человеку с руками по локоть в крови. То есть кого-то он, конечно, убил, но не так, чтобы накрошить такую гору трупов.

Судя по всему, и сам Антон — даже с дырявой памятью — ни во что такое не верил. То есть он помнил, что пошёл убивать, но вот кого и сколько убил — не помнил. Даже в своей книжке он эту тему аккуратно обходит. В фильме под конец показывается несколько трупов. Но чьи они и когда это снято — непонятно. Ну и в любом случае — неправдоподобно. Как-то даже демонстративно неправдоподобно.

Правда отыскалась неожиданно быстро. И оказалась довольно банальной.

Над аркаранской столицей постоянно висел дирижабль — для отслеживания обстановки. В принципе, он мог бы работать в автоматическом режиме. Но обычно на нём находился дежурный с Базы. Как правило, кто-нибудь из стажёров. Потому что работка вроде как особых усилий не требовала. В том числе умственных.

В ночь Арканарской резни на дирижабле дежурила стажёрка Саша Чепик. Девочка. Двадцать один год. Племянница Гремислава Чепика. Который тогда был замглвы Института. Ну вот и пристроил эту самую Сашу, чтобы та могла нормально отдипломиться.

Девочка как девочка. Умная. Хорошая. Ответственная.

И вот, значит, внизу начинается какой-то ужас. Люди друг друга режут, везде пожары, дым, кошмар, в общем. А девочка не только умная и ответственная, но и хорошая. В смысле — добрая и сострадательная. Несмотря на то, что уже всякого тут навидалась.

Она, соответственно, непрерывно звонит начальству и кричит, что в городе резня и надо что-то делать. Начальство уже в курсе, но тоже ничего не понимает, а главное — что тут сделаешь-то? Девочку кое-как успокаивают и советуют «мониторить ситуацию и следить за развитием событий».

И в какой-то момент у неё нервы не выдержали.

Она даже нулевую статью не взяла. Просто — взяла и сбросила вниз контейнеры с усыпляющим газом. Чтобы хоть как-то прекратить это.

Вот только про пожары она забыла. То есть не то чтобы забыла. Не подумала.

Хорошо хоть, с Базы сразу прибыли люди. Сашу вывезли на Южный Полюс. Там быстренько проверили, что с ней и почему она так поступила. После чего местный психолог взял на себя ответственность и положил на этот фрагмент памяти временную заплатку. Типа — чтобы девочка не нервничала лишний раз.

К сожалению, на дирижабле имелась система регистрации жизнедеятельности. Ну, по инфракрасному излучению и биополям. К счастью, она была включена в пассивном режиме. То есть — отслеживала не конкретные смерти в конкретный момент, а просто общее число умерших. Так сказать, общий баланс. Но он был разблюдован по времени. Не поминутно, а по трёхчасовым интервалам. Так что было видно: вот за эти три часа умерло столько-то.

Так вот, уже на Земле, разбирая завалы, историки подумали-подумали, да и решили списать всё на Антона. Благо, память у него была уже поуродованной, а что там было не самом деле, тогда уже никого не интересовало. Потому что уже тогда было понятно: если на Аврору и вернутся, то не раньше, чем через десяток лет. Факап такого масштаба, с полным провалом всех планов и гибелью людей иначе закончиться и не мог. А потом вышла книга Антона и тема была закрыта вообще. Так что этот отчёт если кто и читал, то сами институтские. Девочке же, судя по всему, память откорректировали уже всерьёз. Тайну личности не оформляли, это Левин проверил. Но предположение напрашивается.

Ну допустим. И что сказать-то? Я вот лично такое решение понимаю. Ну да: девочка, конечно, сглупила. А с другой стороны, что она должна была делать? Смотреть, как они там друг друга режут, и не пытаться ничего сделать? А ведь не сбрось она контейнеры, резня бы продолжалась. И не факт, что погибло бы меньше. Так что это как посмотреть.

С другой стороны. Кто-то ведь принял решение снабдить дирижабль этими самыми контейнерами. Так что, прикрывая Сашу, они и собственную задницу прикрывали. И знаете что? Я на их стороне. Потому что не ошибается тот, кто ничего не делает. К тому же не факт, что они ошиблись. В какой-то ситуации эти контейнеры могли реально понадобитья и кого-то спасти. Но после гибели людей на них навешали бы всех собак. Как минимум, обвинили бы в некомпетентности, преступной халатности и прочих таких грехах. Должен же быт кто-то виноват.

Кстати. Чепик ушла из Института совсем. Стала актрисой, снималась в исторических сериалах. Я её, кстати, помню. В «Морите — повелительнице драконов» она ведьму играла.

Вот кстати тоже: только что задумался. Куда смотрит «Atheist Alliance International» и товарищ Дауге? Ведь всем же ясно, что такие сериалы — они на самом деле про волшебство. Ну да, формально там всё объясняется естественными причинами. Если там колдуньи действуют, так это просто сильные ридеры и у них крутое биополе. Если драконы летают вопреки аэродинамике, так это планета с какой-то особой гравитацией. А если там всякие сияющие существа, которых почитают как богов, так это гугонцы или хаттифнатты. Хотя, конечно, лирян в их натуральном виде не показывают, но ссылаются — дескать, это ихние роботы такие.

Но кого мы обманываем? Это же просто сказки. Противоречащие научной картине мира.

С другой стороны если посмотреть. Научная картина мира всем хороша, вот только она какая-то невоодушевляющая, что-ли. Ну то есть как невоодушевляющая. С одной стороны — вот есть Вселенная. Для которой не только ты, но и человечество — что-то незаметное. С другой — всякие великие цивилизации, до уровня которых мы если и дойдётм, то через миллион лет. С третьей — лемма Пошибякина, которая как бы намекает, что мы не то что миллиона лет, жалкой какой-нибудь тысячи не увидим. Даже паршивые триста лет нам не светят. Ну и наконец — даже в этих рамках мы очень мало чего можем.

Нет, ну в самом деле? Что такого может средний землянин? Волшебник из сериала — он хотя бы стихиями повелевает. А мы чем повелеваем? Кухонным комбайном? Даже им, кстати, не повелеваем. В этом я уже убедился. Кораблём каким-нибудь космическим? После всех согласований насчёт полёта? Чем ещё? Есть ли вообще такая вещь, на которую не надо спрашивать разрешения и соблюдать ограничения?

Какие-то у меня мысли асоциальные пошли. А, впрочем, чего уж теперь-то?

День 208

По новостям объявили: грядёт внеочередная сессия Мирового Совета. Давненькое не было. Что-то они там готовят. Причём Вандерхузе явно в курсе. И даже, наверное, участвует. Переписку сократил до минимума, рабочей — почти нет. Это значит что? Это значит, что он переложил на кого-то всю текучку.

Ну то есть понятно на кого. На Сашу Ветрилэ. Которую он — то есть я, это ещё тогда было — забрал из четвёртого отдела под себя.

Вот интересно. Он про Сашу Завадской рассказал? Вроде должен был. Потому что если это выяснится помимо него, месть будет страшной. Лена измен не прощает. Другим. Насчёт себя — в этом вопросе Лена проявляет больше гибкости.

Ладно. Это я просто злюсь и ревную. Лучше про Арканар. Про убийство Александра Васильевича и эвакуацию землян.

Основной материал на эту тему — показания Павла Бунге. Они записаны уже после восстановления мозга, но достоверность у них высокая. Бунге работал с психокорректором и очень старался вспомнить всё как было.

А было, с его точки зрения, вот что.

После усыпления центра города туда была сброшена спасательная группа. С единственным заданием — найти Антона-Румату, живым или мёртвым. Антон оказался живым и относительно здоровым.

В книжке Малышева дело представлено так, что нашли его во дворце, чуть ли не рядом с телом собственноручно убитого им дона Рэбы. И сразу же вывезли на Базу.

У Павла сохранились другие воспоминания. По его информации, Антона во дворце не нашли — хотя обнаружили кучу трупов, в том числе и дона Рэбу. Правда, непонятно было, кто его зарубил. Но точно не Антон: у него были мечи, а первого министра уработали алебардой. Видимо, во дворце события тоже развивались непросто. Как именно — можно было бы выяснить, если бы это кого-нибудь интересовало.

Так или иначе, Антона не было, на связь он не выходил. Даже эту свою съёмочную аппаратуру — которую можно было засечь — он оставил дома.

Информацию довели до начальника группы «Запроливье». То есть до Кондорского.

Что он там про себя думал — теперь уже неизвестно. Известно, что он сделал. А именно — связался с Павлом Бунге и назначил сверхсрочную встречу в избушке отца Кабани. Куда отправился и сам — практически открыто, на вертолёте.

Зачем? Левин предположил — что он надеялся застать там Малышева. Логика в этом была. Куда мог деться Антон — если его не похитили, не убили и так далее? Вполне вероятно, что он мог отправиться к отцу Кабани. Там у него находилась ценная аппаратура, включая фемптопроцессор. Кондорский мог подумать, что Антону срочно понадобилось золото. Допустим, кого-нибудь выкупать. Или наоборот. Но, в общем, гипотеза была не лишена смысла.

Почему он позвал Бунге? Вероятнее всего, чтобы объявить обоим о свёртывании всех дел, после чего эвакуироваться на Базу. Во всяком случае, Павел в своём отчёте предположил именно это.

Вместо Антона Кондорский наткнулся в избушке на очень хорошо подготовленную засаду. Судя по всему — подготовленную орденскими.

Убить и тем более взять живым землянина довольно сложно, а у Кондорского был пятнадцатилетний опыт жизни в Запроливье. Бунге вспоминал, что мельком видел кучу трупов в чёрных одеждах. Видимо, Александр Васильевич сражался очень успешно. Однако его удалось каким-то образом захватить. Живьём.

По мнению Бунге, пытал Кондорского отец Кабани. Во всяком случае, ему показалось, что «характер физических повреждений напоминал о классической арканарской методике допроса» — именно так он написал в своём отчёте.

Сам Павел на встречу опоздал. К тому времени, как он подъехал к берлоге отца Кабани, Кондорский уже умирал. Во всяком случае, по арканарским меркам: если бы тело удалось вывезти, то, может быть, было бы ещё не поздно. Этого Павел не узнал. Его поймали сетью, затащили в подвал и там оставили наедине с телом шефа.

Сам Бунге решил, что терпеть пытки нет никакого смысла. Его, правда, очень качественно связали. Но не до полной неподвижности. Так что он сумел разбить себе затылок. О стену подвала.

В каком-то смысле ему повезло. По арканарским представлениям, такая рана означала смерть. О возможностях фукамизированного организма они, видимо, не знали. А может, не поверили.

Группа спасателей появилась в Икающем лесу часов через пять — когда окончательно убедились, что Кондорский и Бунге исчезли с концами.

Домик был пуст, орденские ушли, не взяв с собой ни тело Кондорского, ни ещё живого Павла — видимо, считая его фактически покойником.

К тому времени Александр Васильевич и в самом деле умер. Бунге — с раскроенным черепом, кровопотерей и так далее — удалось спасти. Правда, два месяца он пролежал в медикаментозной коме: повреждения мозга оказались довольно серьёзными.

Самое же скверное было вот что. В горячке никто не проверил, отдал ли хоть кто-нибудь приказ о срочном сворачивании и эвакуации всей группы «Запроливье».

Во время разбирательства на Земле все говорили одно: ну понятно же, что кто-то должен был отдать приказ об эвакуации, это же очевидно, что его кто-то должен был отдать. Никому и в голову не пришло, что отдавать его было некому.

В принципе, объявить эвакуацию должен был Кондорский. Но Кондорский был мёртв. Следующий по цепочке субординации был начальник базы на Южном Полюсе. Но тот, оказывается, был уверен, что приказ уже исполняется и людей спасают — ведь на базу привезли Бунге и Малышева. Пока в ситуации разобрались, успели потерять сутки.

Этого хватило.

Первым забил тревогу ответственный команды «Метрополия». У них пропал связной-землянин. Довольно быстро выяснилось, что его схватили орденские, имевшие при эсторском дворе немалое влияние. Однако дальше ничего узнать не удалось, человек пропал с концами. Товарищ решил не паниковать и доложился наверх. К счастью, наверху все уже были в дикой панике и отдали приказ о тотальной эвакуации всех землян с восьмого континента.

Это позволило спасти троих из «Метрополии». Из «Запроливья» эвакуировали четверых, включая Павла Бунге и Антона.

Остальных найти так и не смогли. Даже тел.

День 208

Пожалуй, ещё немножечко попишу. Мне это как-то настроение подымает.

Да, кстати, новость. Прямо из почтового ящика. Яков Вандерхузе официально приглашён на внеочередную сессию Мирового Совета. Красивым таким письмом, с уникальным номером и прочими прелестями. Приглашён, что особенно интересно, в качестве «эксперта специальной комиссии при Президиуме». Если я хоть что-нибудь понимают в административных играх такого уровня, это означает предложение о кооптации в члены Совета.

Вот интересно. Для работника водорослевой фермы членство в Совете — это просто лишняя головная боль. Для врача или там Учителя — в общем, тоже. А вот для таких как я — это совершенно другой статус. Которого добиваются десятилетиями. И который дают ну очень неохотно. Хотя казалось бы: иди работать на водорослевую фермы, скажи мужикам, что готов записаться в Мировой Совет. Могут сразу и отправить. Ну или через годик, но выберут. Но нет, это почему-то никого не интересует.

Я в своё время этой системы не понимал. Пока мне один умный человек не объяснил. Это принцип замка и ключа. Есть замок и есть ключ. Замок — это твоя административная позиция. А ключ — членство в Совете. Если у тебя нет позиции, тебе ключом нечего открывать. Если нет членства — ты не можешь открыть замок. И воспользоваться всякими возможностями, которые без ключа недоступны.

Ну например. Любой член Мирового Совета может создать исследовательскую организацию. В пределах своей компетенции. То есть это значит, что мужик с водорослевой фермы может организовать кружок исследователей водорослей. Академик, скажем, имеет право инициировать создание нового НИИ в пределах академической системы — ну то есть не отраслевого. А я, с моими допусками и правами, если был бы членом Мирового Совета, то мог бы и секретную лабораторию в какой-нибудь системе забабахать. Причём вся отчётность, кроме меня же, шла бы только Комову и Леониду Андреевичу.

Или вот. Член Мирового Совета имеет право прямого обращения к службе собственной безопасности своей родной организации и может требовать от неё отчёта по обращению. Но на водорослевой ферме такой службы вообще нет. Потому что там она не нужна в принципе. У врачей и Учителей есть — чтобы те воспитывали и лечили, а не занимались, например, какими-нибудь самопальными экспериментами. Но в большинстве случаев они ничем таким не занимаются и ничего не нарушают. Так что местному руководству это не угрожает практически ничем, кроме неприятного чувства, что тебя лишний раз проверят. А вот, скажем, в моём случае. У нас в КОМКОНе ССБ — это очень неприятная контора. И если я, будучи членом МС, обращусь к ним по поводу, скажем, Славина — они ему с лёгкостью испортят жизнь. Поэтому Славин постарается при первой же возможности от меня избавиться. Перепихнув наверх. И то же самое Григорянц, который подпишет любые документы и рекомендации, чтобы вознести меня до уровня Комова. Который тоже член МС и большой авторитет. То есть с него взятки гладки, а шутки — плохи. Причём закинут дядю Яшу на достаточно самостоятельную позицию. Какую — не знаю. Но такую, что мне будут не только приказывать, но и договариваться. О чём Комов мне прямым текстом и напомнил: «будем общаться в другом качестве».

Но самое главное — это членство в постоянных комиссиях при Президиуме. Тут вообще всё очень жёстко. Если ты не член Совета — ты имеешь статус эксперта без голоса, и на совместные заседания с Президиумом тебя могут позвать только по особому приглашению. А если ты с фермы, тебя просто не выберут в комиссию. Но вот мне светит не то что членство, а место предкомиссии или зама. Скорее всего, это будет Комиссия по безопасности. Председателя не дадут, а зама — вполне. Ну а зампредкомиссии по безопасности — это практически кандидат в члены Президиума. С соответствующими правами и отношением к себе.

Конечно, в этом статусе можно и зависнуть. Соломенцев, например, своего места двадцать три года ждал. Но не то чтобы просто сидел ровно, а работал в рамках возможностей. Тот же самый «Посев» — это ведь его работа. И Кагарлицкого с Днепровым — ведь это же он их съел. Кстати, а ведь Соломенцев уходит, это вопрос решённый. А что, если действительно… Но даже если нет, всё равно — это место в политическом руководстве.

Ответственность, конечно, огромная. Но и возможности тоже. Даже не так — возможность. Одна-единственная. Принимать серьёзные решения.

Нет, я-то про решения всё знаю. Я могу такие решения готовить. Я могу на них влиять — в очень широких рамках. Я могу их протаскивать, пропихивать и организовывать принятие. Я могу их тормозить, заматывать, срывать исполнение. Я могу инициировать их пересмотр. Я могу многое. Одного я не могу — решения принимать. И если тот же Славин или Григорянц, после всех моих манёвров, скажет — «будет так», и назовёт сроки, я всё сделаю, как он скажет. Потому что он принимает решения, а я — завхоз. Очень влиятельный, очень компетентный, но завхоз. Без завхозов обойтись невозможно, но завхозы миром не правят. Что бы они сами на этот счёт не думали и не говорили.

Ох, пёс! Как же я сам себе завидую.

День 209

Встал с утра пораньше. В почтовых ящиках ничего интересного. Ну кроме одного момента: Саша Ветрилэ официально назначена вторым замом Вандерхузе. Учитывая, что первого у меня — ну то есть у него, тьфу! — нет, это может означать одно. Дядя Яша готовится передать Саше дела. Интересно, как он это пробил. Впрочем, примерно понимаю. Григорянц к Саше неравнодушен. Он вообще на рыженьких и белокожих западает. Нет, ничего такого лишнего он себе не позволяет, просто нравятся ему такие. (Кстати, в профреестре у него раннее развитие.) С другой стороны, он к молодым руководителям не очень. У него старая школа: до своего места надо ещё дожить. Но ближайший по возрасту и регалиям кандидат — это Ахмет Али-хан из шестого отдела, а ему Григорянц почему-то не доверяет. Думаю, Вандерхузе нажал на это место.

Ну, интересы дяди Яши я понимаю, чего уж ломаться-то. Но ведь и с чисто кадровой точки зрения решение правильное! Саша вообще-то умница. Мозги у неё повёрнуты в нужную сторону, уж это я точно знаю. Что молоденькая — это, скорее, в плюс. Перетряхнёт мою систему, выстроит свою. Да, пожалуй, очень неплохой вариант.

Как же мне грустно-то. Нет уж, лучше про Арканар.

Вообще-то гибель земной резидентуры на чужой планете — это не просто факап, это повод для серьёзнейшего расследования всей деятельности Института в целом. Расследования в стиле Сикорски, я бы сказал. Проблема была в том, что руководство Института это тоже прекрасно понимало. И ничего такого не хотело категорически.

Поэтому было принято решение: валим всё на Кондорского. Типа: покойнику всё равно, а нам нет.

Так что в итоговом отчёте излагалась следующая версия. Александр Васильевич, Генеральный судья и Хранитель больших государственных печатей торговой республики Соан, вице-президент Конференции двенадцати негоциантов, опытнейший агент и замечательный историк-практик, из-за слишком долгого пребывания на планете стал позволять себе пренебрегать конспирацией. Например, открыто и систематически пользовался для частных поездок вертолётом, несмотря на опасения коллег (это подтвердил Бунге, да и Антон, видимо, тоже). Также — сорил деньгами, сообщал туземцам лишние знания, и вообще не скрывал, что он не от мира сего. Это вызвало соответствующую реакцию. Кто-то — вероятно, соанцы, Орден, а может и кто-то ещё — начал систематически собирать информацию и её таки собрал. Кондорского выследили, поймали и пытали. Под пыткой он выдал всю земную резидентуру. После чего скончался от полученных телесных повреждений.

Честно говоря, версия эта была ну очень сомнительной. Кондорский был фукамизирован, мог подавлять даже очень сильную боль, и выдавать товарищей на мучительную смерть не стал бы. Во всяком случае, в ситуации быстрого полевого допроса. Непонятно также, почему он сдал именно всех, включая группу «Метрополия» — хотя сведения об агентах у него, конечно, были (на случай возможного взаимодействия). Неясно также, чего добивались заговорщики и кто это был. Зато эта версия отлично работала на общее паническое настроение — «уходить надо, уходить».

Отделной проблемой было то, что домик отца Кабани был ещё и обчищен. В частности, пропал силикетовый сейф с фемптопроцессором. Но это руководство Института не особенно взволновало: открыть сейф для аборигенов было невозможно даже теоретически, а при попытках его разрушить какими-нибудь экстраординарными способами он бы самоликвидировался. Так что «Мидас-4» благополучно списали и больше о нём не вспоминали.

Что касается Антона. Он был найден в полутора километрах от домика отца Кабани — засекли биосканером. К тому моменту он был уже очень плох. Местная медицина, во всяком случае, ему помочь уже не могла бы ничем. Земная, к счастью, справилась.

Малышева укусила болотная гадюка.

День 210

На Земле всё тихо. Посмотрел новости. Передают в основном об успехах сельского хозяйства в Дальнем Внеземелье. Интересно, кстати, почему именно эта тема навевает такую тоску? Про успехи в космосе — и то интереснее. А вот именно про комбайны, водоросли всякие или там клеточные слои ну просто слышать не могу. Сразу зевота.

И кстати: никто не знает почему. Я у кого только не спрашивал. Все только руками разводят. Даже Левин ничего не смог сказать. Хотя признался, что у него такая же точно реакция.

Ладно. Закончу вчерашнее, раз уж начал.

Итак, смерть Кондорского с самого начала выглядела как-то подозрительно. Это впечатление усугубил медицинский отчёт о вскрытии и исследовании тела, который раскопал кто-то из левинской группы. С подробнейшим перечислением всего того, что претерпел несчастный Александр Васильевич.

По этим данным была построена компьютерная модель и эмулировано возможное поведение жертвы.

Выяснилось следующее. Во-первых, палачи, пытавшие Кондорского, избегали всех пыточных приёмов, которые ставили под угрозу жизнь жертвы. Убивать они его не хотели. Во-вторых, пытки были жестокие и даже страшные, но именно с арканарской точки зрения. Например, Кондорскому выкололи глаза. Слепота — страшая вещь, конечно. Но — для арканарца, а не для землянина, которому можно вырастить новые глаза. А вот печень они вообще не трогали. Что крайне странно, так как обычная арканарская методика допроса предполагала избиение, с обязательными ударами по почкам и печени. Палачи как будто знали, что у Александра Васильевича с печенью проблемы. В связи с чем он даже собирался слетать на Землю, заменить орган на новый.

Что касается причины смерти, она оказалась вообще случайной: спазм сосудов, вызванный сочетанием полученных травм, переохлаждения и ещё нескольких причин. Главной из которых было время. Прибудь команда спасателей раньше хотя бы минут на десять — скорее всего, Александра Васильевича вытащили бы.

В результате Левин и его команда реконструировали ситуацию так.

Понятное дело, на Кондорского и Бунге напали с подачи Званцева. Но у него не было намерения их убивать. Всё, чего он хотел — сбросить через Кондорского на Землю какую-то информацию. Точнее, дезинформацию.

Что ему говорили конкретно, мы уже не узнаем: Александр Васильевич умер, не успев никому ничего рассказать. Технологий посмертного чтения воспоминаний тогда не было. За Павла же просто не успели взяться. Точнее, он успел разбить себе голову до того, как за него взялись.

Однако же. Недостающей деталью, позволившей в конечном итоге реконструировать случившееся, была строчка в отчёте одного из членов спаскоманды. Который обнаружил на месте вырванный из книги листок с характерными цитатами. Из горановской «Истории Пришествия».

Тут уже стало ясно. Из Кондорского пытались вытянуть признание, что он — «горанов брат». Причём проверяли всерьёз, в том числе на знание сакрального текста. Видимо, монахам объяснили, что этот человек — опасный сектант и враг Святого Ордена.

Цель такого мероприятия с точки зрения Званцева была вполне очевидна. Создать впечатление, что Орден свихнулся на идеологической и религиозной подозрительности и сейчас начнёт масштабые репрессии на этой почве. Достаточно веская причина, чтобы земляне убрались с континента, хотя бы на какое-то время. А дальше Званцев, видимо, рассчитывал на Елену Владимировну Завадскую и её лоббистские возможности.

Однако — почему они допустили смерть Кондорского?

Скорее всего, предположил Левин, роль спасителя Александра Васильевича и Петра Бунге была возложена на Антона. Он должен был прибыть на место в самый разгар веселухи и всех положить. После чего освободить Кондорского и Бунге.

Но увы. Бунге опоздал, а сам Антон некстати повстречался со змеёй. Причём, будь у него при себе аптечка с земными лекарствами, это не было бы фатальным.

Но после убийства Уно и Киры он о таких мелочах уже, видимо, не думал.

День 211

Слушал сегодня Мендельсона. Зачем? Скукотища какая-то.

Кстати, дядя Яша времени даром не теряет. Сегодня ему прислали подтверждение, что домик требуемых параметров на Адриатике имеется и пригласили на gthdsq осмотр. Это меньше чем за десять дней спроворили. Не за неделю, как Лена хотела, но тоже хорошо. На Адриатике! Значит, из спецфонда выделили. А это означает, что с Мировым Советом у него дело уже решённое и все это знают. Ну, в смысле — кому надо, те знают.

Хорошо, что можно текст стирать. Убрал половину гадостей, которые понаписал про того себя. И правильно сделал. В моём случае писать гадости — это себе же на голову гадить, извините за скатологический юмор. Потому что не будь двух Вандерхузе, я бы сейчас ликовал и от счастья прыгал. Хотя… не будь двух Вандерхузе, я бы так и остался с Леной в ссоре, и счастья никакого тоже не было бы. Вот если бы я был тем Вандерхузе, который сейчас там ликует и от счастья прыгает — это было бы самое оно. Правда, тогда бы я не знал арканарской истории. И пёс бы с ней! Но у меня-то выбора нет. Эта история — всё, что у меня есть своего. Остальное — теперь уже не моё.

Так что продолжим про Арканар.

Что сделал Антон, оказавшись на станции, я уже писал. А вот как это было воспринято — нет. Между тем, именно это оказалось переломным моментом. То есть именно после того, как Антон выжег себе память, спасение земной миссии на Авроре превратилось в паническое бегство.

Кстати, ничего удивительного. Мне про это ещё Левин рассказывал. У людей, как у любых других существ, существует три типа реакции на угрозу: игнорирование, борьба и бегство. Всё зависит от уровня. Если угроза невелика, её просто не замечают. Если она становится заметной, с ней начинают пытаться как-то справиться. Чем она сильнее, тем больше на это уходит усилий и тем больше растёт агрессия. Но если угроза оказывается совершенно непосильной и очень страшной, от неё всё-таки бегут.

Работает это на всех, включая хомячков. Просто уровень угрозы, когда хомячок бежит, у него низкий. У человека он довольно высокий, но он всё равно есть. Когда-то приходится и отступать. К сожалению.

На это накладываются общие законы функционирования организаций. Если происходит какой-то факап, начальство сначала старается его не замечать, перекладывая всё на подчинённых. Если факап разрастается, то начальство пытается его как-нибудь по-тихому удушить. При этом любые действия подчинённых, похожие на панику или попытку к бегству, наказываются. Но в какой-то момент становится понятно, что ситуация вышла из-под контроля совсем. И тогда само начальство становится источником паники, а наказываться начинают все действия, тормозящие бегство.

Типичная в этом смысле ситуация — Сарандакская катастрофа. Я там оказался сбоку припёка (хотя нервный тик на пару недель я себе заработал). А вот Арам Самвелович был непосредственно на месте и потом раписывал мне всю подноготную подробно и неоднократно. Там ситуация была такой, До гибели «Астероидной-3» начальство действовало в парадигме «спокойно, мы контролируем ситуацию, отставить панику». После сразу включилось «а-а-а, ужас-ужас, бежим-бежим-бежим». Причём и в том, и в другом случае соответствующие настроения сопровождались человеческими жертвами. А также бессмысленными административными расправами. Того же Григорянца сначала обвинили в том, что он без приказа отозвал исследовательскую группу, а потом сняли с должности за то, что он недостаточно быстро её эвакуировал. Правда, Арам Самвелович из этой ситуации вышел молодцом — так как протоколирова не только свои действия, но и приказы вышестоящих. В результате чего удалось провести крайне своевременную чистку в самом сердце космофлотовской камарильи, куда КОМКОН никак не мог добраться. На чём Арам и поднялся.

Что-то вроде этого произошло и на Авроре. Какое-то время они держались, несмотря на потери. Даже гибель земной резидентуры руководство Базы не сломило. Но тот факт, что один из сотрудников группы «Запроливье» изуродовал себе память, был воспринят уже в тональности «происходит что-то непонятное, надо спасаться». Ну то есть, конечно, никто ничего такого официально не говорил. Просто именно после этого началась настоящая паника. В частности, были спешно эвакуированы все земляне со всех континентов. Оставили только двух чудаков из группы «Залив» — и то лишь потому, что о них не вспомнили вовремя. Этих забрали перед самым закрытием планеты.

Разумеется, Званцеву это всё было на руку. Он как раз начал масштабную модификацию Ордена. То есть превращению всего личного состава организации в машину. Управляемую исключительно чувством долга.

День 212

Красивое число — 212. Два — один — два. Единица посередине, по бокам двойки, то есть отличающиеся от единицы на единицу. Со всех сторон симметрия. Кроме того, это сумма значений функции Эйлера для первых двадцати шести натуральных чисел, также это число Цукермана, которыое делится на произведение составляющих цифр (получается 53), номер системы ЕН, в которой находится планета с памятником Сурену Сен-Петросяну, открывателю эффекта макротунеллирования, а также последние три цифры личного номера Лены Завадской.

Кстати. У Лены в профреестре изменилась одна переменная. Личный статус. С «н/д» на «состоит в отношениях».

Вот кстати тоже. Почему-то многие думают, что «н/д» означает «недоступна» или «недоступен». Хотя на самом деле это просто «нет данных». Такая запись с точки зрения закона о защите личной жизни означает, что любые утверждения о том, что данный человек имеет с кем-то близкие отношения, недостоверны. Просто потому, что он не желает это обсуждать. И официально утверждать что-либо на эту тему нельзя. Например, если кто-то написал мемуары и депонировал их в БВИ, то такие вещи читатель может и проверить. Особенно заинтересованный. И потребовать, чтобы эти фрагменты убрали. И их уберут — если, конечно, у человека, о котором пишут, на тот период в профреестре было проставлено н/д.

Ну, есть всякие способы это обойти. В основном намёками, которые считать нарушением статуса нельзя. Я вот читал книжку Эли Менакер про отца. У Ёширори Менакера всю жизнь в реестре стояло н/д. Дочка, конечно, про папу всё знала и ничего умалчивать не собиралась. Но писала примерно так: «в то время мой отец очень тесно общался с такой-то». Или — «с такой-то отца связывала духовная близость и глубокое взаимопонимание». Ну, в общем, все понимают, о чём это. Но тем не менее, даже Эля про папу и его многочисленные увлечения прямо писать не может.

Так что со стороны Лены это демонстративный жест. Означающий — «теперь говорите и пишите, что хотите». Ну то есть полный отказ от роли вдовы при условно-живом муже. Всё, хватит, наигралась в это. Теперь другие игры.

А вот у Якова Вандерхузе как было н/д, так и стоит н/д. Думаю, это ненадолго. Он, видимо, Лену ждал. Когда она соблаговолит придать их отношениям официальный статус. То есть через пару дней он тоже проставит «в отношениях».

Ну что ж, счастья им. Обоим. Много. А я тут пока про Арканар.

О том, что происходило на планете после эвакуации землян, стало известно в основном по саракшианским источникам. Кроме тайной хроники Отцов — Книги Прежнего Солнца — эта информация оказалась рассеяна по всякого рода старой литературе, ещё имевшей хождение. Например, историю про алхимика Синду левинская команда обнаружила в примечании к местному учебнику химии, хранящемуся в библиотеке ИЭИ. А история тоннеля под Хребтом была изложена в справочнике по горному делу, в качестве наглядного примера. Скорее всего, удалось бы нарыть куда больше, если бы не приостановка расследования. Якобы из-за меня. На самом деле, как я думаю — из-за того, что наверху не знали, что делать с уже полученной информацией. И как на это посмотрит, например, ДГБ, которое и тут оказалось очень даже причём. Как обычно, добавил бы Славин. Который всегда это добавляет в таких случаях.

С чего бы начать-то? А вот, пожалуй, с чего.

Есть такая древняя книжка — «Загадочный остров». Автор — Жюль Верн. Там описывается, как пять человек оказались одни на пустом острове. И через несколько лет воспроизвели цивилизацию своего уровня. Правда, у них были инструменты, знания и дисциплина.

Вот примерно то же самое задумал Званцев. И у него получилось. Точнее, у него вообще всё получалось. До определённого момента.

Званцев захватил с Земли всё, что только мог провезти тайком. Включая огромное количество информации. В основном технической. Кроме того, у него были инструменты и оборудование. Часть он привёз с собой, часть захватил у других землян. Во всяком случае, фемптопроцессор у него был, и не один. Видимо, Малышев открыл для него сейф и больше не закрывал. Да и зачем закрывать? Золото требовалось постоянно. Как и обработка мозгов ментоскопом. Обучать кадры традиционными методами было некогда, так что Званцев и его соратники вкачивали более-менее подходящим людям СНВ. Наверное, у кого-то от этого поехала крыша, но Званцев с потерями не считался. Да и потери-то, на фоне того, что уже произошло и ещё только готовилось, были незначительные.

Главным его орудием — тем рычагом, которым Званцев перевернул планету — был Орден. Верхушку его он модифицировал, превратив таким образом в фанатиков. Разумеется, религиозных: других убеждений у членов Ордена не было и быть не могло. Но до поры до времени Званцева это устраивало.

Знал ли Николай Евгеньевич, что планету запретили? Знал. Откуда — это Левина очень интересновало, но выяснить это он не смог. Не успел, скорее всего. Но, так или иначе, после закрытия планеты он развернулся всерьёз. И начал с того, что объявил о своём инопланетном происхождении.

В конце концов ему поверили. Слишком много всяких чудес он мог показать. Так что даже те, кто не очень понял, что такое «иной мир», откуда он пришёл, сочли за лучшее поверить.

Кстати, Званцев перестал зваться «бароном Бау» и вернул себе земное имя и фамилию. Правда, слово «Званцев» не мог выговорить никто. В конце концов его стали звать «андорон», то есть «человек не отсюда», «нездешний». С этим именем он и вошёл в местную историю.

Теперь по фактуре.

Экономическая система, установленная Орденом в Арканаре, была довольно своеобразной. На низовом уровне это было что-то вроде раннего капитализма. Всех благородных ликвидировали, сословные привилегии отменили, многочисленные запреты на то и это отправили туда же, к прадедам. Аграрный вопрос — в Запроливье не то чтобы главный, но довольно острый — решили путём раздачи бывшей господской земли. Через двадцать лет вопрос обострился снова, но к тому времени был завершён тоннель под Красным Хребтом, и лишнее население было отправлено на распашку целинных земель. Впоследствие, уже после катастрофы, именно они остались почти единственным источником продовольствия. Но это было очень сильно потом.

В экономике за Орденом остались несколько монополий — в том числе оружейная — и право заниматься банковской деятельностью. Монахам было, впрочем, не привыкать. Они лихо брали ссудный процент, скупали урожай на корню, но и сами инвестировали в местные производства. Так что арканарцы зажили несколько лучше и веселее, особенно те, кто вовремя подсуетился. А потом такие мелочи, как уровень жизни, перестали волновать людей вообще.

Первые пять или шесть лет Орден занимался тем, что укреплял власть и занимался модификацией разных групп населения. Одновременно с этим он перевооружался. Примитивный огнестрел — на уровне литых пушек — орденские начали производить в год переворота. Интересно, что здесь оказался полезен один из малышевских протеже — алхимик Синда. Выманенный из Соана солидным золотым кушем, он был пристроен к делу: изобретению пороха. Точнее, не изобретению, а нахождению наиболее дешёвого и безопасного состава, с учётом имеющихся в Арканаре минералов и уровня технологий. Алхимику были известны серная и соляная кислота, рецептуру ему дали, так что удалось получить тринитроцеллюлозу, нитруя стебли местной плавучей водоросли. Вещество было нестабильным, но алхимик удивительно удачно пережил несколько взрывов и не пострадал. Он погиб через пять лет, при взрыве первой в арканарской истории колонны аммиачного синтеза.

Пушки помогли решить ируканский вопрос. Если верить Книге, герцогство было захвачено за неделю. Это, скорее всего, преувеличение. А вот Соан не оборонялся вообще: там просто купили всех, кто мог отдать приказ о начале боевых действий.

Дальнейшая политика Ордена на захваченных территориях была очень простой. Оттуда вывезли всё ценное и лишили их возможности хоть как-то развиваться. Нищета вытолкнула талантливых и энергичных людей из Ирукана и Соана в Арканар, так что через некоторое время там не осталось и человеческого потенциала. Остальное сделали орденские, уработав местных жителей своей пропагандой. Когда началась массовая модификация, местные были к этому, в целом, готовы. Они вообще на всё были готовы.

С Эсторской Империей пришлось повозиться. Добивали её в два приёма. Первый раз войска Ордена почти дошли до эсторской столицы, но благодаря хорошо продуманным и необычайно дерзким операциям эсторской верблюжьей конницы оказались отрезаны от снабжения, потом — вытеснены в пустыню и там разбиты по всем правилам местной военной науки. Руководство Ордена ошибки учло и выводы сделало. Через два года была собрана новая армия, которая Эстор всё-таки взяла. Руководил операцией престарелый маршал Риц, начальник Генерального Штаба. Он умер, смотря в подзорную трубу на пылающие пригороды Эстора. Книга Прежнего Солнца добавляет — «от радости». Но Левин решил, что это всё-таки был инсульт.

Интересно, что одной из причин поражения Империи стало восстание на юге. Лидером которого был неизвестный человек, скрывавщий лицо под покрывалом, но обладавший хорошо подвешенным языком. Говорил он, правда, с акцентом, зато очень задушевно — люди за ним шли. Эсторцам пришлось отправить на подавление мятежа элитные части верблюжьей конницы. Человека под покрывалом несколько раз ловили — и каждый раз выяснялось, что это не он. Чем всё это закончилось — неизвестно. Но не исключено, что тот человек выжил. И прожил остаток жизни в тихом, неприметном месте.

Что касается Запроливья. Неожиданной проблемой для новой арканарской государственности стали меднокожие варвары. Судя по некоторым намёкам в Книге, они оказались в массе своей имунны к модификатору. Да и вообще их было слишком много. Но тут арканарцам опять повезло: северные меднокожие варвары затеяли войну с восточными. Война длилась лет десять, была полна жестокостей и ужасов и закончилась почти полным взаимным истреблением. Оставшиеся в живых, видимо, использовались при строительстве тоннеля под Хребтом. Где они, похоже, и перемёрли.

Интересная деталька относительно войны. В Книге сказано, что восточных варваров возглавлял белый человек с именем, которое переводилось с языка варваров как Холодная Кровь.

Возможно, такое прозвище ему дали из-за выдающейся невозмутимости. А может быть, он был гипотоником и постоянно мёрз. И, наверное, любил в баньке попариться.

День 213

Тоже красивое число. Как пьедестал почёта. В середине — первое место, слева ступенька для второго, справа — для третьего. Хотя вообще-то это если смотреть со стороны. А если стоять самому, то второе справа, а третье слева.

Мне, кстати, на таком пьедестале стоять приходилось. На первом курсе в лётном. Я вообще-то никуда особо не рвался, но тут случайно вышло. Были соревнования по атмосферным полётам, и я набрал сто тридцать баллов за идеальную «змейку». Сам не знаю, как у меня получилось.

Ну, дали серебро. И вот, значит, награждение. Гимн Земли, потом гимн училища. Потом речь директора. Мы стоим. По струнке, как полагается. Я тоже стою, на ступеньке с цифрой «два». И мне хочется в туалет. Прямо до боли. А мне ещё стоять. И стоять. Достоял. Потом полчаса пописать не мог. Свело.

Это я без никакого скатологического юмора, если что. Так всё и было.

Мне потом психолог сказал — это нервное, психосоматика. Предложил скорректировать воспоминание. А я не согласился. Хотя меня предупреждали, что будут проблемы с лидерством. Но я к нему вообще-то и не стремился. Потому что уже тогда понимал некоторые вещи. Типа: не надо быть первым в списке награждённых, надо быть тем, кто список награждённых подписывает. И с тех пор всегда смотрел только в эту сторону.

И вот сейчас дядя Яша, наконец, войдёт в число тех, кто подписывает. Вот только это не я. Я сижу здесь. Пока ему там выправляют спецпропуск в Большой Мальтийский Дворец. А Лена, небось, примеряет туфельки. Платье-то у неё от Лины Котовой, а вот с туфлями всё время какие-то проблемы. Никак подходящего мастера не найдёт. Даже к Марку Немнихеру обращалась, который самого Горби одевает — обувает. Нет, не срослось. Интересно, к кому она подалась теперь?

Я вот, кстати, всего этого не понимаю. По мне, одежда — она и есть одежда. И разницы между пиджаком от Немнихера и обычным, рассчитанным по стандарту, не вижу в принципе. А вот женщины некоторые разницу видят. Или им кажется, что видят. Пёс его разберёт. Лена говорит просто: не могу правильно носить вещь, если не знаю лично мастера, который её спроектировал. Не понимаю, дескать, как её носить. Ну, я в такие тонкости не лезу. Мужчины — существа грубые. Нечуткие. Куда уж нам.

Пообедал, перечитал предыдущее. Нехорошо я как-то написал. Видно, что нервничаю, не могу сосредоточиться и так далее. Как бы нехорошо. Хотя почему «как бы»? Просто нехорошо. Мне, по идее, должно всё это быть далеко по барабану, как выражается Славин в таких случаях. Ан нет. Дёргает. И сильно дёргает.

Лучше займусь-ка арканарской историей. Если у меня и остался какой-нибудь долг перед человечеством, то, пожалуй, вот этот.

Если с завоеванием Арканара у Званцева всё шло нормально, то построение нового общества из новых людей оказалось задачей менее тривиальной.

Первые же попытки массовой модификации выявили две проблемы. Званцев их решил, одну — на уровне биологии, вторую — организационно. Но это потребовало времени и усилий.

Первая состояла в том, что модификатор действовал на разных людей по-разному. Не принципиально по-разному, а, так сказать, по силе. То есть кто-то становился настоящим железным человеком, ведомым долгом и совестью. А кто-то оставался почти нормальным человеком, который от требований долга и совести мог и уклониться. Что оказывалось весьма выгодным поведением с точки зрения выживаемости. Академик Окада об этом, к сожалению, не подумал.

Тогда Званцев встоил в свой вирус дополнительную степень защиты. А именно — систему самоуничтожения.

То есть. Вирус простраивал в мозгу особую программу. Если от системы самооценки — именно от неё! — долго не поступало позитивных сигналов, человек начинал разрушаться. Сначала психологически: люди впадали в угнетённое состояние, выйти из которого было возможно только через деятельное служение высоким идеалом. А потом и физически. Ломаясь на клеточном уровне.

Вторая проблема генетическими манипуляциями не решалась в принципе. Так как она была связана с самой сутью реморализации.

Модификатор лишал человека всех радостей, кроме радости следования долгу. Но в чём именно состоит этот долг — это человек решал сам. То есть даже не решал: такие вещи человек сам решать не может. Он просто начинал действовать, исходя из того, что он в глубине души считал правильным. А представления о правильном есть у всех. Просто в обычном состоянии их подавляет физиология и эгоизм. Но после заражения вирусом человек начинал следовать своим убеждениям, что называется, не щадя живота своего.

А убеждения у арканарцев были самые разные и самые странные.

Первый раз Званцев столкнулся с этим фактом, когда попытался использовать модификатор как средство против криминала. Он ввёл своё средство преступникам, содержащимся в тюрьме за кражи и разбой, после чего всех выпустил. Результат оказался неоднозначным. Большая часть выпущенных больше не попадалась. Но процентов десять преступников оказались, что называется, закоренелыми. Они были убеждены, что воровать и грабить — хорошо и правильно, ибо это справедливое наказание имущим за их безнравственность и равнодушие к страданиям бедняков. Точка зрения, в общем-то, понятная. Наверное, коммунар Званцев её в чём-то даже разделял. Тем не менее, результат применения модификатора к таким уголовничкам оказалася неожиданным. Они не только не бросили своё ремесло, но стали заниматься им ещё интенсивнее. Одного такого субъекта поймали и снова посадили в тюрьму — так он там умер с голоду, так как не хотел даже касаться неворованной еды.

Потом пошли косяком неприятные открытия. Оказалось, в Арканаре, который все земные наблюдатели считали местом не особо религиозным, существовали разного рода культы и секты самого неприятного свойства. Обнаружились даже пресловутые «горановы братья». Оказалось, что они существуют на самом деле. В основном это были беглые монахи, разочаровавшиеся в Ордене и его идеалах. Убеждения их состояли примерно в том, что мир лежит во зле и неугоден Богу, а потому заслуживает разрушения. Эту точку зрения они обосновывали довольно убедительными аргументами: Арканар был и в самом деле для веселья мало оборудован. Но после того, как горановы братья взорвали пороховой завод, Званцев распорядился отдавать всех членов секты Будаху на опыты.

Кстати о Будахе. Он упоминается несколько раз в саракшианских учебниках по вирусологии. Из чего следует, что его нашли, модифицировали, накачали земными знаниями и привлекли к делу. Благо, на него модификация должна была повлиять очень благоприятно. Он и раньше был человеком науки, а стал, наверное, её рыцарем без страха и упрёка. Как выражается сами понимаете кто в сами понимаете каких случаях.

Кстати, вот интересно. Не вместе ли с Будахом Званцев делал новый вариант модификатора?

А почему бы и нет? Очень может быть.

День 214

Попробовал приготовить луковый мармелад. Никогда не делал, а тут вдруг захотелось. Настоящий тимьян и кориандр добыл, списавшись с одним старым знакомым. Ну что сказать? Пока не знаю. Сделал две банки. Пусть постоят.

Кстати. Основное ещё не получил, но уже оформил. Теперь нужно как-нибудь замести следы. В этом деле, к сожалению, не обойтись без помощи извне. И, пожалуй, у меня есть, к кому обратиться. С некоторыми документами там не всё в порядке, но так даже лучше. Вот только захочет ли? А почему нет, я же как бы хорошо обошёлся, вроде не обидел. Вот только в том и вопрос, что именно «как бы» и «вроде». Может и взбрыкнуть. Ладно, на этот случай я какой-нибудь запасной вариант. Пока постараюсь поднять всё нужное на орбиту, это мы и так могём.

Ну да это ладно, мои проблемы. Арканар ждёт.

Первую промышленную революцию Орден провернул за несколько лет. Ну там ничего сложного-то и не было. Прядильные станки, коксование угля и железные дороги. Правда, первые дороги строились деревянные: нужно было выдержать темп. Во всяком случае, в Книге Прежнего Солнца упоминались деревянные рельсы. И лошади, которые таскали вагоны. Лошади, небось, тоже модифицированные были. С чего когда-то начинали — к тому же и пришли. Правда, ненадолго — паровозы забегали, как только станки вышли на требуемую точность обработки поверхностей.

Более существенным моментом стало внедрение высокой печати, а также ликвидация безграмотности. Это мероприятие Орден провёл в кратчайшие сроки. Методы применялись самые простые. Модифицированные учились, потому что им сказали, что так надо. Остальные — потому что безграмотных клеймили и отправляли на тяжёлые работы. То есть умение читать и писать в Запроливье стало вопросом выживания. В таких условиях люди учатся быстро.

Интересно, что книги для мирян монахам читать запретили. Поскольку дисциплина в рядах модифицированных монахов была почти абсолютной, запрет соблюдался всерьёз. Интересно, что случилось бы, если бы достаточное количество членов Ордена ознакомилось с тем, что там в новопечатных книгах пишут.

Дело тут было вот в чём. У монахов мотивации были религиозные. То есть орденские верили, что Господь их испытывает, что они должны отвергнуть эгоизм, блуд и стяжательство, ну и так далее и тому подобное. Верили они, конечно, с разной силой, но после обработки модификатором у них не оставалось ничего, кроме веры. А у кого и её не было — те быстро умирали.

Изменить их убеждения было невозможно. Званцев и не пытался. Тем более, что они его вполне устраивали — так как в комплект входила покорность вышестоящим. Но для широких масс он приготовил идеологию, которой придерживался сам.

Она была примерно такой. Бога нет, все болезни — от микробов. Причём люди от микробов отличаются не очень сильно, так как имеют те же цели: выжить и расплодиться. Чтобы стать чем-то большим, нужно посвятить жизнь познанию и творческому труду. Чтобы заниматься этими двумя делами в полную силу, необходимо создать техническую цивилизацию, способной выйти в Космос (инструкции прилагаются). А всё, что мешает поставленной задаче, должно быть уничтожено.

В общем — смело за работу, товарищи.

День 214

Всё тот же день. Просто отвлёкся на земные новости.

Сессия в Большом Мальтийском открылась. Ну я решил посмотреть. Честно говоря — надеялся там себя увидеть, хотя бы мельком.

И увидел. Мельком. В зале, в третьем ряду.

Ну что сказать? Лысый дядька, чрезвычайно собой довольный. Физиономия как у кота, которому поднесли миску сметаны. Единственное, чего не понял — почему он в белом кителе. Выглядит идиотски. Ну то есть почему — понятно: наверняка Лены Завадской идея. Но я-то никогда белый цвет не любил. Как и парадку. Похоже, тот дядя Яша совсем уже под каблуком… Хотя кого я обманываю? Попросила бы меня Лена — я бы фиолетовую юбку надел. В крапинку.

Хотя вот и Горби тоже в чём-то светлом. И Комов вроде бы. Сейчас пересмотрю, уже самому интересно стало.

Да, так и есть. Вся «партия Леонида Андреевича» в Президиуме — в светлых тонах. А на Завадской даже нитка жемчуга. Видимо, это не случайно. Что-то они этим демонстрируют. И что бы они там не демонстрировали, но дядя Яша под это подписался. Вон как преданно глазками-то хлопает.

Ох, пёс! Сижу тут, локти кусаю. Скорей бы уж. Но пока ещё не всё готово. Да и эту историю хочется досмотреть. Хотя бы вот этот конкретный кусочек.

День 215

Ни — че — го себе!

Это я про сессию.

Вот сейчас на повестке голосование по документу, представленному Горбовским от имени подкомитета. Называется он «Постановление о порядке согласования и принятия правовых актов Внеземелья». Документ в БВИ выложен, всё как полагается.

Я когда прочёл — за голову схватился.

Первое и главное. В проекте поставления вносятся поправки в регламент согласования. В котором отсутствует этап согласования координирующим заместителем куратора экватории! То есть, по сути, отсутствует политическое согласование как таковое. Фактически это означает, что куратор будет принимать решение на основе первичной экспертизы комиссии Мирового Совета. А так как она в подавляющем большинстве случаев делается положительной, то… то… то, короче, вся система идёт к чертям. Именно к чертям, извините за такое слово.

Как бы это объяснить-то? И, кстати, кому? Лене? Она меня самого может таким вещам поучить. Ну ладно, будем считать, что я это объясняю кому-то. Какому-нибудь Учителю или врачу. Которые сейчас вот это самое голосовать будут.

Славин мне как-то рассказывал про древних полицейских. Которые были до ментскопов. И вот у них был приём: «злой следователь — добрый следователь». Злой подследственному угрожает, придирается, всячески показывает, что он ему не верит. Добрый, наоброт, последственного защищает и всё такое. Но работают они исключительно вместе. С целью получить от него нужные показания и обещания. Потому что говорят они, в общем-то, одно и то же. Злой говорит — «не сделаешь, как мы хотим, тебе будет хуже», а добрый — «сделаешь, как мы хотим, тебе будет лучше». Вот как-то так.

Не знаю, правильно ли Славин мне это объяснил. Но вот система управления Внеземельем в законодательной области у нас примерно так и построена.

Допустим, кто-то во Внеземелье чего-то хочет. Не просто лишних человеко-часов, а поменять правила. По которым функционирует космический объект. Он — ну то есть руководство объекта — пишет предложение и представляет обоснование. Дальше кто-то от объекта идёт с этим в Мировой Совет. Там он связывается с куратором экватории, к которой объект приписан. Куратор созывает экспертную комиссию, которая даёт первичное заключение. Чтобы оно было отрицательным, нужно очень постараться и принести какую-то совершенно несусветную глупость. Потому что у комиссии права маленькие: проверить правильность оформления документа и его законосообразность. Всё.

А вот дальше документы вместе с заключением поступают на рассмотрение одному из замов куратора, который назначается координирующим заметителем. То есть ответственным по данному вопросу. Реально же на нём лежит работа по согласованию предложения с текущей политикой Земли. И если оно не соответствует общей линии, он его тем или иным образом отклоняет. Инструментарий у него для этого есть. Например, право обращения к сторонним экспертам. Среди которых всегда можно найти такого, который будет против. Или — перепасовать вопрос на уровень выше, а это почти всегда отказ. Или… там много всяких «или». Умеют люди, за тем их и держат.

Комиссия, в свою очередь, работает с заявителем. Подводя его к мысли, что вот это можно, вот это несвоевременно, а вот этого совсем не нужно. В конце концов приходят к какому-то консенсусу. Или не приходят, но тогда это минус членам комиссии. Но если приходят, документ спускают дальше вниз по типовому маршруту согласования. Однако если есть утверждение коорзама, это уже, считай, формальности. Проблемы могут быть только на этапе расширенной социально-экономической экспертизы, и то редко.

Да, я согласен — механизм кривой, неудобный и всё такое. Но он работает. И теперь этот механизм ломают! Злого следователя уберём, оставляем доброго. То есть теперь любой занюханный астероид будет у себя делать что им там вздумается? А на Земле всё это будут подписывать? А ведь будут. По крайней мере какое-то время, пока не будут расширены права комиссии. Но в данном конкретном документе об этом ни слова. И как это понимать прикажете?

Это ещё не все сюрпризы. В том же самом документе сказано, что экономическая часть расширенной экспертизы требуется только в том случае, если решения требуют «задействования внешних ресурсов».

Это вообще о чём? Какие внешние ресурсы? Все ресурсы Внеземелья находятся на балансе ведомств. Например, космические корабли — это Космофлот. Научные станции — на балансе институтов и так далее. Человеко-часы выделяются через планирующие органы. Есть, правда, человеко-часы, условно приписанные объектам Внеземелья в качестве резервов. Но это же не их собственность? Или как?

Ох как мне всё это не нравится. Ох, почитал бы я обоснование всего этого. Но обоснование вручается только участникам сессии. Ну, будем надеяться, оно убедительное. Потому что если дядя Яша за такой документ проголосует…

Опа, они уже голосуют. Сейчас экран поменьше сделаю, чтобы писать и смотреть.

Так-так. Уже на уровне Президиума разногласия. «Белые» поднимают руки «за». Сам Горби, Вайсман, Завадская. Ляндерс воздерживается! Ничего себе. Он же осторожный. Хотя он представяет ИТКЭ, его можно понять. Терраформистам такой документ — очень много головной боли в будущем. Молодец, своё ведомство отстаивает.

Валькенштейн тоже в белом. «За». Хотя для Космофлота такое решение, мягко говоря… Ну этот всегда под Горби, чего уж.

Гангадатта просит время на размышление. Фактически — самоустраняется. Дзугаев не в белом, но всё-таки «за». Соломенцев воздерживается! Ну, старику терять нечего.

Александров в светлом, он «за». Синоду колеблется, просит время. Макартур всегда голосует как Горби, за этим его и держат.

Остался Бадер. Неужели проголосует «против»? Это будет событие. Кажется, ни разу за последние сто лет…

Нет. Воздерживается. Бунт не состоялся. Всё-таки сломал его Горби. Точнее, протёр через ситечко. Не то чтобы жаль, но всё-таки.

А вот сейчас показывают зал. Ну, тут понятно, лес рук. Чего ж ещё-то.

Ого, а вот и Вандерхузе. Тянет руку, аж трясёт ею. Китель задирается, пузо видно. А ему хоть бы хны. Доволен, что наверх взяли. Хочет, чтоб заметили.

А мне почему-то хочется на лысину ему плюнуть. Этому дяде Яше.

День 216

Как-то я вчера разволновался на пустом месте. Написал глупость. Стирать, пожалуй, не буду, пусть остаётся. Просто подумать не было времени.

А теперь я вот подумал. И что скажу.

Во-первых, с чего я взял, что Горби принял дурацкий документ? Он кто угодно, но не дурак. Значит, у них там разработан какой-то хитрый план. Которого я не знаю. А со стороны мало ли что как выглядит. КОМКОН всякая общественность считает организацией вредительской. Не зная о его реальной работе вообще ничего. Фу.

Во-вторых, злиться на себя бессмысленно. Это ж я там сидел. Яков Вандерхузе собственной персоной. И если бы я там оказался, вёл бы себя точно так же. Разве что китель… и то.

И наконец: мне-то что до всего этого? Хватит уже, всё. У меня теперь свои дела. Не глобальные, зато мои. Вот ими и займусь.

Так, позанимался своими делами. Всё вроде пока норм, никто ничего не хватился. Надо про Арканар историю завершать. Вот сколько раз думал — «совсем немного осталось»? А дальше приходилось писать большие простыни на тему того-то и того-то? Ну зато сейчас действительно немного осталось. Вышли, можно сказать, на финишную прямую.

Тридцать один год назад система внешней защиты запрещённой планеты Аврора отослала на Землю отчёт о срабатывании. Космический аппарат искусственного происхождения пытался выйти на орбиту планеты. Осуществлена принудительная посадка. Собственно, всё.

Первые же поступившие изображения аппарата ввели наблюдателей в ступор.

Аппарат оказался стальным шаром типа старинных искусственных спутников. Из него торчали три антенны, генерирующие примитивный радиосигнал. Но самое главное — на его поверхности были написаны арабскими цифрами координаты Земли относительно галактического центра, и надпись «ОТКРЫТЬ» на русском языке.

К сожалению, это чудо инженерного искусства было сбито. Никаких средств мягкой посадки у него, видимо, не было. Так что шар сгорел в атмосфере.

Отчёт о происшествии приняла станция «Салют-7», в обязанности которой входил контроль за запрещёнными планетами. Станция была космофлотовская, все сотрудники подписывали соответствующие документы. Ситуация была экстраординарная. Так что начстанции, некий Пинетко, принял решение: сотрудникам скорректировать память, а самому лично явиться к высокому начальству с докладом. На данное решение, наверное, повияло то, что начальство явилось само: ровно через двое суток к «Салюту-7» пришлюзовался «Топиарий» с самим Ёшинори Менакером.

Доложился ли Пинетко Менакеру, точно неизвестно. То есть как неизвестно? Документа нет. Но, очевидно, доложился. Потому что Ёшинори решил захватить Пинетко с собой на Землю. Во всяком случае, его распоряжение о прикомандировании осталось в архиве.

«Топиарий» погиб у Второй Ближней, и тут же началась борьба за власть. Космофлот трясло и ломало года полтора, пока не вернули Валькенштейна. КОМКОН в этом принял самое горячее участие, это-то я помню. А вот ситуацию на «Салюте» наши прохлопали. В отличие от Галактической Безопасности, которые оказалась тут как тут.

Левин считал, что среди сотрудников «Салюта» был один или несколько агентов Департамента. Я не то чтобы возражаю, но могло быть и по-другому. Дегебешники изестны своим техническим уровнем. То есть они могли просто встроить в аппаратуру какие-нибудь свои штучки. Короче, информацию они каким-то образом получили. И решили взять это дело под свой контроль.

Хотя, может, они что-то знали заранее? Левин этого не исключает. Могли они иметь контакты с той же Еленой Завадской? А почему нет? У неё были самые разные контакты. Или с тем же Полубояриновым? С этим точно имели, а он мог что-то знать. Хотя бы от Елены Владимировны. Или вот супруга Званцева, Маюки Малышева. Непростая ведь была женщина, очень непростая. Что она знала о планах мужа? И с кем делилась? Наконец, сам Званцев. Он всю жизнь работал на ДБЗ, из которого ДГБ и вырос. Так, может, он и не прекращал работать-то? Ну, может, не столь формально? Или хотя бы сохранил какие-то связи?

Борис очень хотел проверить все эти версии, особенно последнюю. Но не успел.

День 217

У меня пока всё в порядке, тьфу-тьфу-тьфу. Кстати, откуда это тьфу-тьфу-тьфу? Говорю и не понимаю, что говорю. В БВИ вроде ничего по этой теме не нашёл. Обидно. Хотя, может, потом узнаю. В смысле — тогда.

Сессию всё-таки решил не смотреть. Ну, промежуточные итоги посмотрел всё-таки, чтобы не нервничать. Выяснилось, что принято ещё какое-то «Постановление о дальнейшем расширении полномочий самоуправления Внеземелья», тоже голосование не единогласное.

Да, конечно, я его прочёл. И опять же, документ как документ, такие у нас регулярно принимаются. У нас любят расширять и углублять самоуправление и всё такое местное. На практике это ничего не значит. Нет, ну не то чтобы ничего. Но в большинстве случаев это означает, что какие-то вещи стали не особо актуальными. Например, когда появилось нуль-Т, на местный уровень скинули очень много всяких космофлотовских вещей. Типа судовых баз, например. Которые из ведения флота перешли в ведение местного руководства объектов. Зачем? Да очевидно же. Грузовые перевозки по космосу сокращаются, систему судовых баз надо было демонтировать на девять десятых как минимум. А космофлотовские за любой кусок старого железа держатся как за высшую ценность, у них рефлекс такой. Вот тут Менакер с Горбовским договорились — что редко, но бывало. Потому что Ёшинори планировал свернуть грузовое судоходство вообще (к чему всё сейчас и идёт), а у Горби был интерес подвинуть Стропальцева, который был бадеровским ставленником и заведовал именно судовыми базами. Ну вот они вместе и продавили решение о расширении полномочий, базы передали на местный уровень, где их решениями местного руководства благополучно законсервировали. Космофлот Менакеру это, конечно, не простил, помимо всего прочего. Хотя все про себя знали, что Менакер, как обычно, прав. За что его и не любили, собственно.

Это-то я всё понимаю, не дурак. Но вот то, за что вчера голосовали — это совсем другой коленкор. Например, расширяется список органов самоуправления. Теперь туда входят общественные советы при ведомственных органах Космофлота. Как выяснилось, такие существуют. Я поднял документ, ввели это дело пять лет назад. Документ совершенно сырой, я не знаю, как он голосование прошёл. Ни порядка формирования, ни распределения полномочий, ни хрена… Есть ссылки на какие-то ведомственные документы. Ну я мог бы их достать даже отсюда, просто смысла не вижу. Потому что там наверняка туфта.

Но теперь ситуация меняется. Эти самые советы, чем бы они ни были, становятся частью системы. Причём в самом чувствительном месте: между местным руководством и космофлотовскими. Отношения здесь ну очень деликатные, потому что интересы тех и других регулярно сталкиваются. Не то чтобы по важным поводом, но трений хватает. Может, эти советы задуманы как смазка? Но в эту смазку довольно легко подсыпать песку, это даже я отсюда вижу. Потому что там прописан очень мутный порядок выдвижения в члены этого самого совета, который просто автоматически будет порождать проблемы. Или вот пункт — создание общественных трибун советов, то есть новостных каналов, аккредитованных в том числе в БВИ. Если это не готовое средство раздувания любых скандалов до масштабов галактических, то я уж и не знаю, что это.

И опять же: а что я, собственно, знаю? Может, там какая-то игра. Во всяком случае, Вандерхузе голосовал за всё это истово и рьяно. А у него, наверное, больше информации, чем у меня.

Так что хватит об этом. Продолжу своё, а там посмотрим.

Следующий спутник местные запустили через полгода. Это был такой же шар, как и первый. Сбить его система не успела — ДГБ держал рядом с планетой небольшой, но очень современный корабль. Который вовремя перехватил управление системой. Шар был выловлен и доставлен куда надо. Куда — неизвестно: у галактов имеются базы в самых неожиданных местах.

Как выяснилось, внутри шара находился примитивный радиопередатчик, а также тонкие металлические пластинки с текстом. Адресованном Земле и подписанным Николаем Евгеньевичем Званцевым.

Левин локти себе искусал, пытаясь хоть каким-нибудь образом добыть оригинал этого послания. Увы, тут КОМКОНовские возможности кончаются. ДГБ — это для нас по большей части терра инкогнита. Единственное, что имелось в нашем распоряжении, так это краткое изложение содержания. Как и где его добыли — неизвестно. Во всяком случае, Борису ничего об этом не сообщили, а он не особенно настаивал.

В своём послании Званцев рассказывал — очень и очень вкратце — свою историю вплоть до переворота в Арканаре и объяснял свои мотивы. О своём пасынке он, видимо, не упоминал, о контактах на Земле тоже. Зато много писал про академика Окада и его гениальных идеях. Каковые идеи были Землёй отвергнуты, но он, Званцев, доказал (он был в этом уверен) их абсолютную правильность. Доказательством, по его мнению, служило стремительное развитие планеты Аврора, высокий уровень цивилизации, достигнутый за исторически ничтожный срок, и её выход в Космос. В заключение он требовал в трёхлетний срок убрать планету из списка запрещённых и ознакомить с её достижениями земную общественность. В случае невыполнения этого условия он угрожал какой-то «информационной бомбой».

Довольно скоро пришли документы, подтверждающие, что Званцев под крышей Океанской Охраны работал на ДБЗ и имел отношение ко многим тогдашним разработкам. В том числе таким, о которых сама организация постаралась забыть.

Всё это галактов не порадовало. Но покамест и не особенно напугало.

День 218

Ничего нового. Скачал себе из БВИ классический вариант «Корсара» Верди. Не знаю даже зачем. Не дослушал.

Обменялся кое-какими письмами. Ну, трудности были, конечно. Но в итоге сошлись на том, что всё объясню при встрече. Кажется, был убедителен. Теперь только ждать.

Ну а я всё о том же.

Перехват управления системой не остался незамеченным. В Космофлоте всё-таки не идиоты сидят. Кто это сделал, тоже было понятно. Последовала короткая яростная межведомственная переписка. Но у галактов была, оказывается, подготовлена отмазка. За два месяца до события с одной из их секретных баз стартовал АИК с новой экспериментальной вакууметрикой. Который пропал где-то в окрестностях системы Авроры. Незадолго до этого он передал крайне интересные данные, так что физики вошли в раж и требовали немедленно найти АИК любой ценой. Возникла гипотеза, что аппарат сбила защитная система планеты. Доведённый до белого каления взбешёнными научниками, капитан корабля такой-то пошёл на самоуправство, взял нулевую статью и воспользовался особыми возможностями ДГБ для отключения системы в целях сканирования планеты на предмет поиска обломков АИК. Почему не действовали по закону? Потому что согласования заняли бы не меньше недели, а научники требовали результатов вот прямо сейчас. Ничего найдено не было, капитан отправлен на Землю отвечать перед Чрезвычайным Трибуналом. Такие, блин, дела, приносим извинения, всё такое.

Легенда была простроена убедительно — и документы на АИК выправлены, и на его исчезновение тоже. Некий капитан взял на себя ответственность и был судим семерыми. Его действия были признаны недостаточно мотивированными, товарищ лишился права на профессию и из ДГБ официально уволился. Ну, что делать. Наверное, перевели в действующий резерв или ещё как-то.

А вообще, у нас риск — часть профессии. И не только физический. Но и административный. Иногда приходится закрывать собой всякое разное. В том числе — запланированное. А что делать, работа такая.

В общем, космофлотовские поверили. Или сделали вид, что поверили. Но скорее именно поверили, а не сделали вид: о причинах интереса галактов к отсталой планетёнке никто не подозревал.

Тем временем силы разума каким-то образом высадились на планету. Как — опять же тайна великая. Но, скорее всего, они в момент отключения системы сбросили вниз несколько нуль-камер типа «стакан». Есть у них такая разработка, сильно продвинутый вариант классического нуль-Т, с нашей сетью не завязанный. Там имеются свои проблемы, но это отдельная тема.

Короче говоря, через какое-то время на Авроре высадились агенты ДГБ. Где их уже ждали. Не то чтобы с цветами и ковровой дорожкой, но всё-таки. Званцев, оказывается, был человеком проницательным и на два хода вперёд видел. Так что заранее отдал распоряжение: при появлении на поверхности планеты каких-либо странных предметов окружить их охраной и ждать, пока не появятся земляне. А что они появятся, он не сомневался.

Так что агентов ДГБ встретили как подобает, всё рассказали — на хорошем русском — и показали. Рассчитывая, что те оценят достигнутые успехи.

Успехи и впрямь были грандиозные. Такие, от которых волосы дыбом встают.

Все планы Званцева реализовались. Как выяснилось, модифицированные люди, если их правильно распропагандировать и дать доступ к знаниям, способны в кратчайшие сроки построить техническую цивилизацию уровня середины двадцатого века. Мирную, так как причин для войн не было. Всепланетную — поскольку с остальными континетами модифицированные разобрались довольно быстро. Как только научились делать вакцины от местных болезней. Правда, автохтонное население вымерло от болезней арканарских. Но это, похоже, никого не трогало. А так — всё было просто превосходно. Исправно функционировали железные дороги, летали сверхзвуковые самолёты и работали атомные станции. Электричества вырабатывалось больше, чем на Земле в конце дополуденного двадцатого. Уровень жизни определялся словами «никто не голодает». Правда, модифицированные ели в основном водоросли с витаминными добавками — поскольку вкус пищи их не интересовал, а интересовала калорийность и пищеварительные свойства. Зато имелась своеобразная культура. Существовала даже литература. Модифицированные получали удовольствие от описания того, как люди выполняют свой долг в тяжёлых условиях: у них от этого возбуждалась соответствующая связь в сознании.

Общество при этом было крайне далеко от гуманистических идеалов. Например, все, кто обладал иммунитетом к модификатору, физически уничтожались. В первые же годы жизни. Как негодный биологический материал — они так и выражались. С другой стороны, больных и дряхлых стариков они выселяли из домов и отправляли в места, сильно напоминающие концентрационные лагеря. Практиковалась также трансплантация органов от неизлечимо больных, но ещё живых людей. Это делалось с их согласия. Но оно обычно следовало, так как все понимали, что долг умирающего состоит в том, чтобы не доставлять хлопот живущим и быть им полезным любым способом.

Это общество можно было бы назвать фашистским, если бы у него была какая-нибудь фашистская правящая верхушка. Но её не было. Не было и фашистской идеологии. Просто все исполняли свой долг и видели в этом смысл жизни.

Но самое худшее было даже не это. Небо над планетой было цвета свинца, моря на километр от берегов покрыты коркой застывшего мазута, а с неба лилась кислота. Потому что при построении технологической цивилизации товарищи случайно грохнули биосферу.

Нельзя сказать, что они этого не понимали. Трудно не заметить, что в природе что-то не так. К тому же Званцев оставил им достаточно много информации на эту тему. Так что признаки надвигающейся катастрофы они заметили и попытались что-то сделать. Например, попробовали создать установки управления погодой. Чем добились обратного результата.

В момент появления землян на Авроре уже началось повальное вымирание видов. Биосфера схлопывалась. Одновременно с этим начались необратимые процессы во влагоатмосферном балансе, системе течений и во всём вообще.

По расчётам, сделанным на скорую руку охреневшими от увиденного земными специалистами, планете осталось несколько лет до глобальной катастрофы. Причём остановить её было уже невозможно — разве только ценой прямого и сверхмассированного вмешательства Земли.

Да и такой ценой — тоже вряд ли.

День 219

Новости с Земли ожидаемые.

Во-первых, Яков Вандерхузе кооптирован в Мировой Совет. И сразу назначен зампредом Комиссии по информатизации и дистантным технологиям.

Второй час сижу и чешу лысину — что бы это значило?

Вообще-то КИДТ — это место для кибернетиков и логистиков-теоретиков. Занимающихся ГЭИКами, сверхдальней синхрокоррекцией потоков, комплексной сферодинамикой и тому подобными вещами. В которых я ни ухом, ни рылом. И что я там буду делать? Только людей смешить. Которые всю жизнь этим занимались, и вдруг какой-то Вандерхузе их будет жизни учить. Странным нам это кажется, да.

Значит, идея не в этом. А в том, чтобы как мождно скорее пересадить дядю Яшу на председательское место, не нарушая регламента. Кто у нас кандидаты на вылет? Соломенцев? Ну это жирно будет: он сидит на бюджетном планировании. Для Вандерхузе такое место — на вырост. И не просто на вырост, а как бы не всю оставшуюся жизнь придётся отрабатывать. Безопасность и охрана нравственного здоровья? Я про это уже думал, но там переизбран состав, главным теперь поставили Низовского. Молодой, этот будет сидеть долго. И замов возьмёт себе только своих, проверенных. Нет, тут дядя Яша пролетает мимо, как «Хиус» над ЕН41. Может быть ещё по общественным объединениям и организациям. Но это отстой. Я бы на такое не согласился. К тому же выхода на Президиум оттуда нет. Хотя, может, какие-то изменения ожидаются? Нет, нет, не верю. Неужели всё-таки Соломенцев?

Вот ведь смешно. Меня всё это уже давно не касается. А ведь сижу, думаю, мучаюсь. И не могу остановиться. А ведь параллельно с этим крутится в голове Женька и что я ей скажу. Почему-то очень хочется, чтобы она меня… не то чтобы простила, но хотя бы поняла. Хотя ей наверняка всё сотрут. Но всё-таки.

Ах да, новость номер два. Дядя Яша сменил-таки личный статус. Теперь он «состоит в отношениях». Вот сразу как кооптировали, так и сменил. Очень красноречивый жест. Ты мне — я тебе. Я тебе — ты мне. Отношения должны иметь надёжный фундамент, ага-ага.

Ну зачем это я? Ну ведь гадость, гадость написал. И сам знаю, что гадость. И сам знаю, что несправедливую. Да, ревность — атавистическое чувство собственника, имеющего проблемы с самоуважением. Ну и что? Я могу повторять всё это до посинения пяток, вот только легче мне от этого не станет.

Лучше уж про Аврору.

Галакты — известные конспираторы и любители прятать концы в воду. Но они не дураки, нет. И отлично знают, что в некоторых случаях — чем раньше доложишься, тем меньше проблем будет потом.

Они и доложились. По всем правилам. Временному исполняющему обязанности председателя Совета Звездоплавания Иосифу Джошуазовичу Макгрегору.

Чтобы было понятно. К тому моменту все уже знали, что Валькенштейн возвращается. Макгрегор был типичной переходной фигурой без амбиций. Назначили его ровно затем, чтобы потом без проблем снять. Я такой тип людей знаю. Могут быть отличными исполнителями, но только не в тех случаях, когда надо принимать решения. В политических играх таких любят использовать в качестве врио — они легко освобождают места.

Однако у Макгрегора был покровитель. Ни кто иной, как бывший руководитель нашего тринадцатого управления, член Мирового Совета Махиро Синода, известный по прозвищам «старый театрал» и «добрый жук».

Сейчас про Синоду почти забыли. Многие вообще уверены, что он умер. Я, кстати, тоже так думал. Пока не возникла нужда решить один маленький вопросик. Совсем крошечный, как я тогда думал. Выяснилось, что вопросик совсем даже не крошечный, но мне было очень надо. И вот, после долгих метаний и блужданий мне сказали, что стоит поговорить с Синодой. Который, оказывается, жив. Причём живёт не на каком-нибудь удалённом планетоиде, а на острове Корфу в Ионическом море. Живёт тихо, спокойно, средства связи игнорирует. Но гостей иногда принимает.

Скажу честно: меня он не принял. И вопросик мой так и не решился. То есть решился другим путём, потому что я его поставил по-другому. Однако сам факт я запомнил. И стал человеком интересоваться. Не то чтобы сильно. Так, по остаточному принципу. Не то чтобы много разузнал. Но кое-что понял. Для себя.

В ту пору Махиро Синода ещё появлялся на людях. В основном, правда, по делам культуры. Например, он курировал восстановление байройтского Фестшпильхауса. Который заново возвели студенты-историки, с минимальным привлечением техники — каждый камень клали руками… Ешё он помогал молодым артистам, играл взрослые роли в детских спектаклях, и собрал уникальную фонотеку птичьих голосов, отобранных по выразительности. Сейчас она выложена в БВИ и используется съёмщиками сериалов. Ну, когда нужен крик ворона зловещий натуральный. Или песня соловья ликующая природная. Или там настоящее совиное уханье, от которого кровь в жилах стынет… Кстати, в предисловии к коллекции указано, что голоса собирал Махиро Синода. Такое вот невинное тщеславие.

Борис Левин тоже его знал. Как психолога и теоретика театра. Именно Синода пробил разрешения на частичное использование психокоррекции для вживания актёра в роль. По этому поводу он написал ряд статей, сейчас считающихся классическими. Левин их изучил — причём не по версиям БВИ, а по собственному изданию Махиро Синоды: он, оказывается, выпустил полные варианты в виде книжечки на пластике, которую можно заказать только на Корфу. Причём оригинал книжки написан от руки — Синода ещё и каллиграфией увлекается. Очень разносторонний человек.

Понятное дело, обращаться к КОМКОНу галактам было бы западло. Честь мундира и всё такое. Но к бывшему комконовцу, формально покинувшему организацию — почему бы и нет. Тем более, ситуация требовала быстрых и согласованных действий. А у Махиро Синоды были обширнейшие связи и весьма значительные личные возможности. Насколько значительные — об этом ходили разные слухи. Но, должно быть, галакты знали об этом больше. Иначе они не пошли бы таким путём.

Всё дальнейшее известно по словам Макгрегора. Которого левинская команда разыскала, стряхнула с него пыль, — старичку перевалило за сто тридцать, а жил он на Серебряной, — и подробно расспросила. От ментроскопирования тот, правда, отказался наотрез. Но о сути событий рассказал довольно подробно.

Получив информацию, Синода сначала устроил встречу с представителями ДГБ, на которой Иосифа Джошуазовича не было. Потом было устроено совещание, куда его пригласили. Оно продолжалось чуть ли не двое суток напролёт, с небольшими отвлеченими на кофе и спорамин.

Ход прений шёл следующим образом. После препирательств и выяснений вопроса «кто виноват и кто вообще отвечает за ситуацию», были выработаны принципы, на которых в дальнейшем и строилась политика в этом вопросе.

Первый принцип. История Званцева и планеты Аврора — это достойный сожаления, но единичный инцидент, порождённый уникальным стечением обстоятельств. Повторение подобного невозможно. А вот обнародование этой истории чревато крайне неприятными последствиями, включая неприемлемый ущерб репутации Земли среди иных цивилизаций. Поэтому основным приоритетом является сохранение тайны. В том числе и перед Мировым Советом — поскольку информация оттуда может просочиться куда угодно.

Это не вызвало энтузиазма. Тогда Синода стал приводить аргументы следующего свойства. Почему-то всё, что становится известным Мировому Совету, слишком часто доходит и до посторонних. Начиная от некоторых кругов общественности и кончая, например, тагорянами. Которые и так считают нас опасными придураками, а тут ещё и эта история. С другой стороны, в случае скандала гнев Горби запомнит тех, кто начал трясти перед Советом старыми грязными простынями. И сведёт счёты — потом или сразу. А вот если прийти к нему в частном порядке и с готовым планом действий… На это все согласились, хотя и не без скрипа.

Принцип второй. Цивилизация Авроры в её нынешнем виде — патологична и нежизнеспособна. Реформированию она не подлежит. В ближайшее время она погибнет так или иначе. Вывод: она должна быть уничтожена. Желательно — быстро. И по возможности — безболезненно.

Тут тоже были споры: уважение к другим культурам было вбито достаточно глубоко. Но тут Синода продавил всех аргументом, согласно которому аврорская цивилизация развилась не сама по себе, а была выстроена согласно бредовым планам землянина-ренегата. В результате получилась какая-то жуткая пародия на высокие земные идеалы. Которая самим своим существованием дискредитирует Землю в космическом масштабе. Подумав, все решили, что старик прав.

Третье. Уничтожение цивилизации ни в коем случае не подразумевает человеческих жертв: речь идёт только о культуре и институтах. Население Авроры должно быть спасено от гибели и получить все возможности для конструктивного развития. Это должно быть организовано без применения насилия со стороны Земли. По крайней мере — в заметных масштабах.

Это дискуссий не вызвало. Было непонятно, зачем тратить время на очевидные вещи. Тем не менее, Синода проговорил и это. Для порядка.

И, наконец, последнее. Любые меры по реализации пунктов два и три должны соответствовать принципам деятельного гуманизма и не бросать тень на репутацию Земли и земного человечества. Чтобы даже в том маловероятном случае, если вся эта история станет известна, Земля выглядела бы достойно. Или хотя бы прилично.

С этим все тоже согласились сразу и без разговоров.

Далее начался мозговой штурм. Было рассмотрено множество разных предложений. И все были отвергнуты, так как чему-нибудь да противоречили. Например, аврорцев можно было переселить на освоенную Землёй планету. Но это противоречило первому принципу, так как история Авроры стала бы известна живущим на планете землянам. С другой стороны, можно было бы оказать экологическую помощь планете. Но это означало бы и раскрытие тайны — иначе Земля не выделала бы ресурсов — и сохранение цивилизации Авроры в её нынешнем виде. Массовое изменение психологии аврорианцев и превращение их в «нормальных людей», как показали самые приблизительные социопсихологические расчёты, привело бы к социальному взрыву и распаду общества. Модифицированные люди, воспитанные другими модифицированными людьми, просто не умели жить «нормально». Обучить их этому было возможно только с использованием массовой психокоррекции. Такой глубины, которая предполагала фактическое стирание личности. Что было и аморально, и технически затруднительно. Кстати, туземцы были знакомы с психотехникой — в информационных материалах Званцева были и чертежи ментоскопов, а достигнутый аврорцами технический уровень позволял их конструировать и использовать на практике. Так что ввести их в заблуждение их насчёт сути процедуры было бы невозможно. Последствия понятны.

В конце концов, когда уже все мыслимые варианты были рассмотрены и отвергнуты, слово взял тихий человечек, взятый комконовцами на совещание именно потому, что тот умел выдумывать нетривиальные решения.

Человечек такое решение и предложил. Несколько необычное, но удовлетворяющее всем обозначенным принципам и к тому же не требующее задействования значительных ресурсов. Которое — после непродолжительной, но жаркой дискуссии — и было взято за основу.

Звали того человечка Руди Целмс. Да-да, тот самый Целмс.

День 220

Досмотрел запись Пленума. Думал, уже ничего больше не будет. Нет. Под конец они всё-таки сделали подарочек. До сих пор прийти в себя не могу.

Короче. Вчера решением Мирового Совета отменили «Землю». В смысле — как гимн Внеземелья. Типа: песня морально устарела и не отображет сегодняшних реалий. Объявлен конкурс на новый гимн. Более отображающий.

У меня слов нет. Просто слов нет.

Мы же под эту песню первый раз с Луны взлетали. До сих пор помню. Даю ключ на старт, на пульте идёт отсчёт, дюзы греются, а в наушниках — «на душе и легко и тревожно, мы достигли чудесной поры». А когда пошла плазма — «Я Земля! Я своих провожаю питомцев…» Вот честно: чуть не заплакал. То есть не чуть. Натурально ревел, с соплями. Потом мне сказали, что все ревут. Ну, кроме совсем уж железных. Или которые в лётном по ошибке Учителя.

А через десять лет я был на Хальционе-2. В составе чрезвычайного комитета. То есть в разгар конфликта планеты с Мировым Советом. Когда само слово «Земля» у них было чуть ли не ругательным. Но все заседания ихнего «комитета солидарности с учёными» — который у нас воспринимался чуть ли не как штаб мятежников — они начинали с исполнения гимна. Стоя. Со слезами на глазах. Я слышал — аж мороз по коже. Потому что Земля как кучка бюрократов — это одно, а родина Человечества — это другое. И когда исследования «клубочка» всё-таки разрешили, а Корневу сняли с должности — вся планета праздновала, и тоже пели «Землю». Ну и пили, конечно. У меня печень чуть не лопнула.

Да пёс бы с ней, с печенью! Это же культовая песня! Написанная ещё до Полудня! Вот как можно такое взять и отменить? Чего ради? Кому от этого будет лучше? Победителю конкурса? А вот кому будет хуже, я знаю. Всем. Это плевок людям в лицо. Я даже примерно сказать не могу, сколько будет недовольных. Причём винить они будут Землю. А с другой стороны, недовольные политикой руководства Внеземелья получили что-то вроде символа. Будут демонстративно вставать при исполнении «Земли». Да что там, я сам встану! Потому что я не сволочь! И мне будет стыдно смотреть в глаза тем, кто встанет!

Ах да, забыл. Мне-то уже неактуально. Ну хоть какое-то утешение.

И само голосование. Уж не знаю, как они это сделали, но воздержался только Бадер. Который теперь, насколько я понимаю в раскладах, даже не хромая утка, а живой труп. А вот в зале всё шло неровно. Были даже «против». Зато нерушимый блок врачей и Учителей не подкачал. Эти будут голосовать за что угодно Президиуму, лишь бы в их дела никто не лез. Поэтому никаких реформ в медицине и педагогике у нас не будет. Ныне, присно и во веки веков, как выражается Славин в таких случаях.

Одно порадовало. Вандерхузе за это безобразие не голосовал. По официальным сводкам — покинул сессию в связи с крайней необходимостью. Типа начальство вызвало Землю спасать. Ага, понимаю. Упёрся тамошний дядя Яша. Или, может, это заранее обговорили? Чтобы спасти репутацию? Пёс его знает, отсюда всё равно не разберёшь.

И всё-таки: что же они творят-то?!

День 220

Как-то я расстроился из-за «Земли». Даже ужинать не стал. Аппетит пропал начисто.

Вместо этого решил ещё немножечко посидеть за компом. Рассказать про Целмса. Ну, что знаю, конечно. А знаю я примерно то же, что и все. Плюс несколько мелочей, картину принципиально не меняющих.

Хотя тут лучше с начала начинать. То есть с имеющихся сведений.

По официозной версии, сотрудник КОМКОНа Рудольф Целмс был обычным, не хватающим звёзд неба прогрессором. Он пропал без вести во время выполнения миссии на планете Лу. Официально он не считается погибшим.

По версии менее официозной, но официально одобряемой, Целмс погиб по собственной вине, поскольку грубо нарушал инструкции и не считался с мнением товарищей.

По версии ещё менее официальной, Целмс натворил такого, что заработал себе на пулю в сердце. Что и было исполнено.

По версии, распространяемой уже приватно, Целмса исполнили дегебешники, потому что он им как-то сильно насолил, а Мировой Совет это покрыл. КОМКОН, дескать, это не признаёт, чтобы не утираться. Как вариант: Целмс был дегебешником, внедрённым в КОМКОН. Дальше понятно.

По версии, сообщаемой чуть ли не шёпотом, Целмс ничем не провинился, а погиб во время крупного факапа на планете Лу. В котором виновно большое начальство, прикрывшее свои задницы именем погибшего. В качестве варианта — никакого Целмса не существовало в природе, далее смотри про факап.

Тем, кто не поверил в предыдущее, рассказывают уже совсем-совсем под огромным секретом: Рудольф Целмс был обычным, не хватающим звёзд неба прогрессором. Он был убит одним печально известным параноиком, который заподозрил его невесть в чём. В качестве убийцы-параноика обычно выставляют Сикорски.

Все эти версии по-своему хороши и убедительны. Но. Несмотря на это, большинство тех, кто соприкасался с темой, почему-то убеждены совершенно в ином. А именно: что Руди Целмс действительно натворил что-то из ряда вон выходящее. Что это «что-то» напугало Землю всерьёз. И что Целмс до сих пор жив. Или, по крайней мере, от нашей убойной команды он каким-то образом ускользнул.

Что известно мне лично. Из разных источников.

Во-первых, у всех людей, работавших с Целмсом, скорректирована память. Причём не стёрта совсем: сам факт работы и личные впечатления оставлены в неприкосновенности. Даже подробности работы оставлены на месте — может, не все, но в основном. Убрали только то, что Целмс говорил. Особенно — на отвлечённые темы.

Во-вторых, у Целмса были какие-то публикации в исторических изданиях — в основном на тему ТИП и её прикладных аспектов. Сейчас их нет нигде — не в БВИ, ни в частных хранилищах данных, вообще нигде нет.

И в-третьих, за Целмсом охотились много лет. Причём последние годы занимался этим вопросом лично Рудольф Сикорски. Который вроде бы даже чуть не поймал его на Гиганде. Но «чуть» в таких делах не считается. Хотя сам Сикорски до сих пор мечтает увидеть голову Руди в морозильной камере.

При этом я так и не выяснил, что же такое ужасное этот тип совершил. Правда, слыхал я одну фразочку. От Сикорского, собственно. Который как-то обмолвился: «Можно проситить Руди то, что сделал он. Нельзя простить того, что после этого пришлось сделать нам». Понимай как знаешь.

Но это всё было потом. А в данном конкретном случае Целмс выступил с неожиданным, но интересным предложением. Которое сначала выглядело непривычно, но ничему не противоречило.

А именно. Целмс предложил планету Аврора расселить. То есть — объяснив аборигенам ситуацию, предложить им спасение. А именно — переброску через нуль-Т в другой мир, со схожим уровнем развития. Где они смогут спокойно жить и развиваться, не начиная всё с нуля.

Пёс, как говорится, роется в деталях. Детали были следующие.

Во-первых, предложение не нужно делать от имени Земли. Пусть на планете появятся… «кто-то». Которые и предложат помощь. Ничего о себе не рассказывая, но ничего и не опровергая.

Во-вторых, ни в коем случае не следует выбрасывать всё население Авроры на одну планету. Стоит подыскать несколько разных миров с уровнем развития плюс-минус земной дополуденный двадцатый век. И разделить всех аврорианцев между ними. Причём так, чтобы они нигде не смогли стать слишком большой проблемой для местного населения.

В-третьих, надо избавить эмигрантов от вируса-модификатора. Это можно сделать вполне легально: перед переправкой в другой мир вводить каждому противовирусный препарат. Вместе с прививками против чужих инопланетных вирусов, которые поджидали их по ту сторону. Такие вещи жители Авроры, с их-то историей, должны были понимать.

В-четвёртых, аврорцев надо лишить возможности создавать модификатор искусственно. Тут проблем не предвиделось. Небольшое количество культуры вируса, которя всё-таки иногда надобилось, создавалась на установке, собранной ещё Званцевым, с использованием земных технологий. Её, правда, прятали — но это уже вопрос технический.

В-пятых, всё это предполагало добровольное сотрудничество властей планеты со спасателями. По крайней мере, с этого стоило начать. Целмс взял на себя составление плана переговоров.

Что должно было стать результатом. Люди, перенесённые в другие миры и лишённые модификатора, за несколько поколений либо вымрут, либо растворятся среди автохтонного населения. Возможно, у них останется память о другой планете, с которой они пришли. Но кого это будет интересовать? Мало ли всяких мифов сочиняют о себе разные народы. Особенно если им немножечко помочь.

Что касается самой Авроры, то немногие добровольно оставшиеся на ней люди, вымрут во время катастрофы. По собственной дурной воле. Конечно, им нужно будет помогать до самого конца — то есть держать открытой возможность уйти в другой мир. Так что погибнут только самые упорные. Или самые упоротые — это как посмотреть.

Тут Иосиф Джошуазович внёс первую и единственную лепту в эту историю. А именно, буркнул: «Детей жалко». В дальнейшем это аукнулось.

Обсудили ещё ряд тем. Например — каким образом установить на поверхности планеты нуль-порталы. Махиро Синода предложил изящное решение: поскольку система изоляции планеты была введена в действие ещё до нуль-Т и сейчас не отвечает поставленным задачам, её надо заменить на современную, с генераторами стоячей нуль-волны и так далее. Дело это масштабное, а под масштабные действия можно много чего наворотить. Правда, подобные замены должны вестись под контролем КОМКОНа, ДГБ и Мирового Совета, но в данном случае первые две проблемы решались сами собой, а третью Синода взял на себя.

Отдельной темой шла обещанная «информационная бомба» Званцева. Целмс сказал, что он догадывается, о чём речь, но пока берёт ещё время на подумать и кое-что для себя прояснить. Галакты заявили, что запустили собственное расследование. КОМКОНовцы высказались в том же примерно духе. Но, по мнению Макгрегора, никто всерьёз к званцевским угрозам не отнёсся, считая их обыкновенным блефом.

Следующее собрание заинтересованных сторон состоялось через две недели. Открыл его Махиро Синода. Который заявил, что имел разговор с Горбовским. По его словам, Леонид Андреевич ничего конкретного не сказал, кроме того, что ситуация неприятная и совершенно некстатняя (есть у Горби такое словечко). И что если есть возможность закрыть её без особых жертв, то и ладно.

У самого Синоды — по его же словам — сложилось впечатление, что Леонид Андреевич о ситуации на Авроре откуда-то знает. Во всяком случае, удивлённым он ему не показался. Слушатели тоже не удивились: про осведомлённость Горби по поводу самых неожиданных обстоятельств легенды ходят.

Дальше обсуждались технические вопросы. Интересного там ничего не было, кроме представленного Целмсом списка планет для эвакуации аврорцев, да предложения какого-то галакта Аврору после операции переименовать, чтобы замести следы. На это кто-то возразил, что галактические координаты планеты известны благодаря книжке Антона-Руматы. Но тут слово взял какой-то технически подкованный комконовец, и объяснил, что в связи с развёртыванием во Внеземелье системы нуль-связи по ГПП/14МКС-протоколу, вся координатная система переведена в формат, совместимый с требованиями ГПП/14МКС. Перевести старые галактические координаты в новые собственными силами возможно, но только при очень хорошем знании тонкостей. Так что оставленные Антоном-Руматой сведения вряд ли кому-то сильно помогут, особенно если учесть, что Авророй уже давно никто не интересовался.

Буквально на следующий день был подписан приказ о назначении Марка Ефремовича Валькенштейна Председателем Совета Звездоплавания. А Макгрегора, соответственно, убрали с должности врио. Пара недель ушла на формальности и передачу дел. Приглашение на третью встречу он по этим причинам пропустил. На четвёртую его не позвали. Он не обиделся. Скорее, был благодарен, что с его плеч сняли совершенно ненужную ему заботу.

Вспомнили о нём через три года. Когда понадобилось решить один вопрос. Срочный.

День 220

Ночь глухая, а мне не спится.

Выпил пива. Меня обычно от него в сон клонит. А сейчас — ни в одном глазу. Не знаю, почему. Может, чего крепенького принять? Не, не тянет.

И всё почему? Потому что сам перед собой наврал. Ну то есть нет, не наврал. Написал чистую правду. Но не всю. Хотел, что называется, обойти один вопрос. Тем более, к моей истории он ну как-то совсем боком.

А, к чёрту всё. Не к псам, а именно к чёрту! Чего мне бояться-то? Нет, правда — чего мне теперь бояться-то?

Хотя нет, не боюсь. Неудобно. Вот именно это слово, да. Неудобно. Выдаю чужие секреты, предаю доверие. Хотя какое там доверие? Как его ко мне проявляли? Да, честно говоря, никак. Подай — принеси — поди вон. Ну я и носил, и подавал. В том числе такое,

Да, я знаю о Руди Целмсе больше, чем написал. И существенно больше, чем другие. Потому что у меня особые отношения с одним человеком. Который Целмсом очень интересуется. Ну ты, Лена, поняла.

Знаешь что? Пожалуй, расскажу-ка я кое-что. Не всё, конечно, но хотя бы основные вещи.

Руди Целмс родился в земной миссии на Тагоре. Так называемая естественная беременность. Случайно получилось. Штука редкая и опасная. Пришлось извлекать плод хирургически и доращивать. Доращивали, кажется, на местном оборудовании. Может, это как-то сыграло. Хотя вряд ли.

Учился в тагорянском училище для рабочих особей. Вообще-то земные дети на Тагоре учатся в заведениях для умственно отсталых. Но Руди сдал экзамен и его приняли.

Обычный земной ребёнок, если всё-таки попадает в тагорянское училище, ломается на третьем-четвёртом уровне. Руди доучился до седьмого. Потом родителей забрали на Землю, а его отправили в интернат. Что интересно — там он никак себя не проявил. Некоторые считают — маскировался. Но скорее всего, просто не тратил лишних усилий. А сам тихонько занимался чем-то своим.

Он мог бы и не стать Прогрессором. Его первый Учитель был убеждён, что у ребёнка вообще нет никаких талантов, и прочил ему водорослевую ферму. Потом в интернате произошла какая-то тёмная история — так и не раскопали, какая — и детей перевели в другие интернаты. Новый Учитель обратил внимание, что у ребёнка полностью отсутствует детская агрессивность. Тесты показывали, что её у него вообще нет. И при всём при том он мог вести себя очень жёстко, вплоть до физического насилия. Но всё это шло от ума, а не от гормонов. Тогда он написал в своей рекомендации — «или в Прогрессоры, или наоборот». В смысле — к нам.

В КОМКОН его взяли сразу. Сначала держали на аналитике. Аналитик он был блестящий. К тому же его все любили. Есть такие люди, с природным обаянием. Все его считали милейшим человеком. Мог бы, наверное, сделать карьеру. Но его это не интересовало. Он сидел в самом низу, работал с документами и писал изумительную аналитику.

На Гиганду он попал случайно. Умер старый, опытный агент в одной из местных корпораций. Случайно умер. Из-за глупейшего несчастного случая. Работал он следователем в контрразведке. Туда взяли нового сотрудника — местного, в смысле. Тот оказался психологически не готов к особенностям работы. И после какого-то допроса третьей степени взял да и перестрелял всех присутствующих, а себе пустил пулю в лоб. Бывает. К сожалению, землянин тоже попал под это дело. Срочно нужен был новый агент. И один дурак направил туда Целмса. Как лучшего знатока местных языков и реалий.

Сикорски, когда узнал об этом, рвал и метал. А зря: Руди с заданием справился. Проработал полгода, получил повышение. Внёс несколько технических усовершенствований в процедуру допроса, которые заметно увеличили эффективность работы контрразведки.

Потом была ситуация на Арде. Там Целмс сумел разрулить экономический кризис и навести какой-то порядок. Вернувшись, он представил Сикорски, помимо рапорта и всего такого прочего, ещё и некий документ, написанный лично для шефа. По рассмотрению которого он получил совершенно уникальные полномочия. По сути — возможности оперативника с правами аналитика.

Дальше было несколько крайне успешных операций на разных планетах. Целмса сравнивали с Бенни Дуровым, Арди Шкоффер и профессором Лебединским. А после того, как на Земле Гаррета он начал, провёл и выиграл ядерную войну — с минимальными потерями — его стали побаиваться. В некоторых кругах его даже называли «шпага Сикорски». Самому Сикорски это нравилось. Он считал, что Целмса контролирует.

Увы. У Целмса были свои амбиции. В какой-то момент он серьёзно занялся ТИП. Причём той её частью, которая обычно никого не интересовала. А именно — высшими ступенями прогресса. Считалось доказанным, что единственная жизнеспособная ветвь последовательности — это коммунистическая. Тем более, что других примеров не было.

Целмсу удалось найти другие решения. Какие — мы не знаем, все его работы из БВИ вычищены. Как и вообще всё связанное с его теоретической деятельностью.

О практике известно не сильно больше. Тем более, что проходила она на том самом Саракше. Которым, как я теперь понимаю, Целмс заинтересовался именно из-за истории с переселением аврориан. Заинтересовался и решил, что это подходящее место для масштабного эксперимента. В духе Званцева, я бы сказал, только как бы наоборот.

Для эксперимента Целмс выбрал какой-то архипелаг в тёплом море. Снабдил местных земной техникой, причём каким-то образом проделал это под самым носом Земли. Что за общество он там построил — неизвестно. Знает Сикорски. И, может быть, ещё один человек. Единственный землянин, которого Сикорски, потеряв с дюжину первоклассных агентов, всё-таки внедрить в целмсово царство. Главный фигурант операции «Белый ферзь». Нет, не знаю, кто это. Но такой был. Сумел вернуться и представил отчёт.

Тот же Сикорски, ознакомившись с отчётом, отдал приказ об использовании атомного оружия. Местного, разумеется.

Нет, весь архипелаг не погиб. Это были бы десятки миллионов жертв, и такого даже Сикорски не простили бы. Всего несколько бомб. Как говорил сам Сикорски, «я уничтожил центр». После чего там начались всякие безобразия, связанные с потерей управления. Что тоже стоило немало жизней.

Так вот за это самое Руди и возненавидел своего тёзку. Дескать, он его к этому вынудил.

И с тех пор гоняется за ним по Галактике. Безрезультатно.

День 221

Поспал, поел. Из принципа поставил «Землю» в древнем исполнении. Ольга Воронец. Запись ещё дополуденная, чудом сохранилась.

Всё-таки смешной был у них язык. «Я сваих провожаю питомцев — сынавей, дачирей». Хотя, может, это говор какой-нибудь? Тогда вроде были говоры. В смысле варианты произношения. Это сейчас всем детишкам закачивают стандартную СНВ с языком. Своим и всеобщим.

Вот кстати. Помню, маленький был, и всё спрашивал у Учителя: почему немцам ставят немецкий, армянам армянский, а мне только всеобщий? И почему он всеобщим называется? Учитель мне объяснил, что носителей этого языка выжило больше, чем других людей, поэтому их язык и стал всеобщим. И теперь он не их достояние, а всего человечества. А национальные языки — они для тех, у кого есть национальность. У меня была бы, если бы отец был живой и мог бы доказать, что у него фамилия не случайно, а по-настоящему. И тогда мне бы сначала поставили голландский, а потом уже всеобщий.

Мне тогда как-то грустно стало. Как будто есть люди цветные, а есть серенькие. И я вот серенький. Как все. И говорю только на всеобщем. Спросил, можно ли японский мне закачать. Сказали, можно. Но я не стал. Всё равно не то.

А вот у Сикорски немецкий родной. Он на него переходит, когда ругается. Это, кстати, хорошо: у нас его всё равно никто не понимает, а он пар выпустит и дальше общается. Одна беда — для меня эти слова звучат смешно. Он орёт, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не заржать. С другой стороны, понимал бы я это, пришлось бы обижаться. Или ему пришлось бы сдерживаться. Зачем такие сложности.

В общем, если Сикорски это читать будет, прошу его ругаться не сильно. Я же не всё рассказываю. И не всем. Все же ответственные.

Ладно, проехали. У меня ещё есть дела.

День 221

Час от часу не легче!

Только что поговорил через панельку с Сашей Ветрилэ. Первый человек, кстати, с которым напрямую общаюсь. Ну, в смысле, первый после того, как я сюда попал. Ну вы поняли.

К разговору готовился. Проколоться нельзя. Вроде не прокололся. Дал ей такую версию: у меня очень секретное задание. Настолько секретное, что в промежутках между выполнением мне каждый раз блокируют память. Поэтому, появляясь на работе, я ничего не помню. А по окончанию мне память сотрут совсем. Но так надо, и это не обсуждается. Проблема в том, что мне нужна её помощь. Почему именно её — отдельный вопрос, обсудим на месте. Но сначала сделай то, о чём я тебя прошу. Условия обеспечу.

Она вроде бы согласилась. Хотя и не обрадовалась, конечно. Но мне она за эти годы всё-таки привыкла доверять.

Знала бы она, как я её подставлю. А с другой стороны, никакой вины на ней нет. Могла же она спутать Вандерхузе и Вандерхузе? Так что, когда будут разбираться… хотя кто их знает.

Я вообще о другом. Похоже, у неё с дядей Яшей ничего не было. Ну или — до этого дело не дошло. Судя по тому, как она со мной разговаривала, во всяком случае.

Если подумать, оно и логично. Если в этой версии событий Вандерхузе с Леной не ссорился, то какая уж тут Саша. То есть понятно, какая тут Саша. Но я бы не рискнул. И этот Вандерхузе тоже не рискнул. Потому что Завадская не простила бы. А нюх у Лены на такие вещи стопроцентный.

Так, и что же из этого для меня следует?

С одной стороны, это хорошо. Не нужно смотреть виноватыми глазами и объяснять, почему я предпочёл Лену. С другой — а что нас, в таком случае, связывает? Ну, кроме нового назначения? Кстати, вот в этом вопросе я со своим аналогом согласен. Если кому и передавать моё место, то Саше. Она со временем вырастет в толкового специалиста. Не хуже меня, пожалуй. Потенциал у неё есть. Так что тут всё понятно.

Но есть и третья сторона: а что у неё, в таком случае, с Григорянцем? Он же на рыженьких и белокожих западает. Хотя нет, не нравится ей Григорянц. Мы с ней как-то это даже как-то обсуждали. Тьфу, то есть теперь не обсуждали. Потому что обсуждение это было в номере гостиницы на Тессиле, а в этой версии нас там не было. Так, может, она с ним?

И почему мне так неприятно об этом думать? Почти так же неприятно, как о Лене? Ну, в смысле, что она с тем Вандерхузе, а не со мной?

Хватит об этом! Надо всё-таки с Авророй закруглиться.

В общем, было так. Иосиф Джошуазович к тому моменту отработал год на ЕН 10276, куда ушёл по собственному желанию сразу после сдачи дел. Вообще-то по итогам работы он мог бы получить существенно больше. Валькенштейн, во всяком случае, был Макгрегором доволен и публично превозносил его заслуги. Так что все ждали, что он останется в верхнем аппарате Космофлота. На какой-нибудь непыльной должности. Но у Макгрегора сработала осторожность: он решил — как оказалось, правильно — что дела у Марка Ефремовича сначала пойдут не блестяще. Потому что Менакер успел кое-что всерьёз поменять, а Валькенштейн всерьёз намеревался сделать всё как было. Но фарш невозможно провернуть назад. Поэтому можно ждать проблем, траблов и факапов. Которые впоследствии будет нужно на кого-нибудь списать. Бывший врио, да ещё с такой фамилией — подходящий козёл отпущения, как выражается Славин в таких случаях. Так что лихое время лучше пересидеть подальше от Земли. А ЕН 10276 — это, можно сказать, самая граница Внеземелья. Однако слишком задерживаться в глуши тоже не входило в его планы. Так что он перевёлся оттуда на строительство бетельгейзевского энергокомплекса. А пока отдыхал на Акватерре, ожидая назначения начальником строительства.

Кстати, расчёты эти сработали. Стройка, правда, затянулась ещё на три года. Но Иосиф Джошуазович в этом был не виноват. Просто после инцидента на Тесле-3 Мировой Совет радикально повысил требования к безопасности больших энергообъектов. Макгрегор с новыми требованиями очень хорошо управился. За что ему дали цацку и назначили в руководство Оперативного управления ЕЭСЭ «Полярная». Где он и провёл следующие пять лет, пока не освободилось место в Комиссии по энергетике.

Но это всё было потом, а в тот момент он, что называется, пересиживал. Ловил рыбу, загорал под открытым небом. И вообще всячески робинзонствовал.

Каково же было его удивление, когда в один прекрасный день, вынырнув из океана с очередным уловом, он обнаружил, что перед его палаткой сидят человек пять. И один из них — Махиро Синода. Загорелый, в плавочках. Самолично поджаривает на костре морских петушков.

Ну естественно, Макгрегор сразу понял, что это демонстрация. Рассчитанная именно на него. И означает это ровно одно: сейчас у него попросят чего-нибудь нетривиального. В смысле — далеко выходящего за рамки. Но для Махиро Синоды Иосиф Джошуазович был готов практически на всё. Так что он вышел на берег, подсел к костру, вытащил из ведёрка винные устрицы и раздал всем присутствующим.

И не особенно удивился, когда Синода, выпив устричный сок и съев мякоть, объяснил, что они приехали к Иосифу Джошуазовичу за помощью. Ибо его интересует вещь, находящаяся в собственности Иосифа Джошуазовича. Которая ну очень нужна для крайне деликатного дела, о котором Иосифу Джошуазовичу вообще-то лучше не знать. Но если он будет очень настаивать, ему расскажут. Потому что ситуация необычная, и он типа понимает.

После чего попросил у Макгрегора вакуумный тубусоид FH-92-U.

День 222

Вчера как-то скомкал. Потому что от Саши письмо пришло.

Я её вообще-то просил с Вандерхузе — то есть типа со мной — ничего не обсуждать. Дескать, всё равно ничего не помню.

Но она же аналитик! Хороший аналитик! О чём я, тут сидючи, как-то даже и подзабыл.

В общем, она проанализировала наш с ней разговор и пришла к выводу, что со мной что-то не так. По её мнению, я вёл себя неестественно и не знал многих вещей, которые вроде бы должен отлично знать. Списочек даже приложила.

Ну что сказать? Выкупила она меня, как есть выкупила. Потому что в списочке — как бы мелочи, но мелочи очень странные. Например: я, оказывается, не знал, что Горемыхин из четвёрки ушёл. Вернулся в науку. Я думал, это вообще невозможно, что Горемыхин уйдёт. И тем не менее! А я ей на один вопрос брякнул — «Горемыхина спроси». Или: Комов, оказывается, помирился с Осиновским. Они с Сарандакской катастрофы не разговаривали, а тут вдруг. Естественно, я об этом и не догадывался. И ляпнул — «как Комов с Осиновским», а Саша заметила.

И с другой стороны. Я в разговоре пошутил насчёт духов с амброй. Ну да, я-то знаю, что она амбру не переносит. Но в её мире знать это мне неоткуда. Даже если бы у меня был нюх как у собаки — не могу же я унюхать то, чего нет. А уж по поводу раннего вставания… как это у меня с языка сорвалось?

В общем, Ветрилэ хочет объяснений. А их у меня нет.

Правду сказать, что-ли? Но тогда она меня, скорее всего, сдаст. Просто потому, что никаких причин этого не делать у неё нет.

А жаль, что нет. Хотя чего уж теперь-то.

День 223

Пока всё тихо. Пожарил форель. Съел половину — аппетита нет, настроение ни к чёрту. Боюсь. Вот честно: боюсь.

У меня практически всё готово. Ну то есть вообще всё. Мне нужен человек. Которому даже делать ничего не придётся. Буквально две кнопки нажать. Там всего-то одна деритринитация. И я свободен и крылат, как выражается… кстати, не помню, откуда это. Но точно не Славин.

Съел успокоительного. Немного отпустило. Продолжу всё-таки о старых делах.

В общем, просьба Макгрегора удивила. И напугала. Потому что о том, что у него вообще есть тубусоид, знали два человека во Вселенной. Один из которых был он сам, а вторым — Махиро Синода.

Ох. Придётся ещё и эту историю рассказывать. В общем, всё дело было в коллекционерской страсти. Она на людей сильно влияет, конечно. Я вот себя считаю коллекционером очень умеренным. Но вот тот же ГКК61Л-4, например. Я ж над ним трясся, если честно. Потому что раритет. Я ж упаковку вскрывать не хотел. И при этом я гермокостюмы не собираю. Но сам факт, что такая редкость мне попалась!

Вот и тут случилось что-то похожее.

Иосиф Джошуазович всю жизнь коллекционирует радиоприёмники. Старинные. Американские. Ну, в смысле, из СШАА. А может быть, даже и что-то из США у него есть. В смысле, дополуденное. Очень он этим делом увлекается.

И вот ему однажды удалось перехватить коллекцию древних радиодеталей. Он считал, что в этой теме разбирается на отлично. Но среди всяких транзисторов и сопротивлений он нашёл незнакомую деталюшку. Отдать её какому-нибудь эксперту не захотел, а показал её своему шефу и покровителю. Который, дескать, сразу её не опознал, а позвонил через месяц — когда Макгрегор как раз был где-то в дальнем Внеземелье — и сказал, что это, возможно, пресловутый тубусоид и посоветовал по возвращению на Землю его уничтожить. Он бы так и сделал, но закрутился в делах, и когда вернулся домой — как-то вот так получилось, что забыл о такой мелочи. Вот так как-то забыл.

Левин, конечно, над таким неумелым враньём только посмеялся. Ясное дело, Макгрегор прекрасно понял, что это за деталюшка. А к шефу обратился по поводу того, как бы её оставить себе, желательно официально. Тот, видимо, объяснил ему, что официально это никак невозможно. Но пообещал что-нибудь придумать. Не придумал. А теперь, значит, явился за этой самой штучкой.

Естественно, Макгрегор потребовал объяснений. И, как посвящённый в проблему, их получил.

Оказалось, всё дело было в Авроре и её несчастном населении.

Целмсовский план почти сработал. То есть сработал почти везде. Население Авроры убедили, что планета вот-вот умрёт. В общем, так оно и выглядело, так что местные в это поверили. Потом им предложили эвакуацию. Честно предупредили, что эвакуировать будут группами и в разные места. И под самым носом следящей системы — к тому времени Аврору уже закрыли следящими спутниками с генераторами «Пелена-2» — развернули сеть глобальных нуль-порталов. О технических характеристиках которых то ли Синода не рассказал, то ли Макгрегор не спрашивал. Как и о том, сколько этих порталов было и на какие планеты вели.

Перед переносом всем мигрантам делали прививки против инопланетных болезней. Это никаких вопросов не вызвало: история Авроры заставляла относиться к этому серьёзно. Одновременно с прививками вводилось сложное биологическое средство, ослабляющее действие модификатора. По расчётам, за несколько лет поражённые этой дрянью должны были превратиться в некое подобие нормальных людей, а их дети стали бы полностью нормальными.

Группы обычно высаживали в относительно пустынные места — по нескольку тысяч человек. Там, как правило, уже находились склады с продовольствием и сельхозинвентарём. Это всё перебрасывалось не с Авроры, а откуда-то из Внеземелья. Обеспечивал всё это, видимо, Синода.

Что любопытно. У Левина этот момент не вызвал никакого интереса. Он, кажется, вообще не понял, о каких объёмах идёт речь. А я понял сразу и очень удивился — ещё на стадии имплантации СНВ. У меня аж распаковка инфопакета застопорилась. Секунд на пять. Пока я не сообразил, откуда можно добыть сотни миллионов тонн еды, перебросить их куда угодно, и чтобы этого никто не заметил.

Смотри, Лена, какое дело. У нас примерно половина мощностей работает на создание запасов. И это самая скромная оценка. Потому что мы, земляне — боимся, как бы чего не вышло. И пусть лучше у нас будут полные склады всего, что нам нужно. От белка до энергии.

Проще всего, конечно, было бы хранить всё это добро на Тёмной Стороне. Или вообще в нуле, в подвесе. Но мы боимся ещё и того, что какая-нибудь злая сила нам отрубит доступ к нуль-Т. Что технически возможно. Поэтому так называемые стратегические запасы хранятся в самом что ни на есть обычном пространстве. На той же Земле есть шахты и подземные хранилища. Пояс астероидов просто набит складами, до которых можно добраться на обычной реактивной тяге практически из любой точки системы. Во Внеземелье система примерно та же — подробностей не знаю, но масштаб представляю.

И ещё одна подробность. По инструкции, еда и химическое горючее не подлежат длительному хранению. Поэтому сколько-то миллиардов тонн того и другого каждый год списываются, а на их место ложатся свеженькие миллиарды тонн. Потому что мы можем себе это позволить. А вот массовой гибели людей по неизвестным науке причинам мы позволить себе не можем. И миллиарды тонн белка и клетчатки каждый год идут обратно на водорослевые фермы. Или просто утилизируются. Так что, при наличии полномочий… а у Синоды они есть. И, похоже, их больше, чем это со стороны видно.

В общем, новопоселенцы снабжались до момента контакта с местными. О том, как эти контакты происходили, Синода Макгрегору не рассказывал — ну или Макгрегор не рассказал левинским. Которые, однако, начали сами наводить справки по всем известным обитаемым мирам: не было ли ситуаций, когда из ниоткуда возникали странные люди, и что с ними случалось потом.

Кое-какие следы нашлись. Например, на Гиганде клан-корпорация Тхаггов, осваивая очередной остров Южного Архипелага, наткнулся на странные поселения людей, говоривших на непонятном языке. Недолго думая, клан объявил их своей собственностью и вывез на приполярный континент — работать. Те не сопротивлялись. Дальнейшее неизвестно. Потому что через пару лет в Алайской Империи произошёл очередной переворот и власть захватила гофдама Курманжан Маматбай с сыновьями. Старший из которых и завоевал земли Тхаггов, учинив там настоящее побоище.

Нечто похожее имело место на планете Эвридика. Там новые поселенцы появились на незаселённом краю континента с тропическим климатом, и начали его довольно быстро осваивать. Пока не наткнулись на военную базу Кумского Роя. Кумцы довольно быстро разобрались с языком поселенцев и узнали, что они с другой планеты. Это никакого удивления не вызвало: жители Эвридики считали космос обитаемым. Поскольку на соседних планетах системы имелись свои цивилизации, с которыми общались при помощи радиосигналов. Всех пришельцев вывезли в Кум, где их следы теряются.

Остальных левинская команда не нашла. Скорее всего, не хватило времени.

Но это всё было потом. А во время разговора с Макгрегором Махиро Синода ограничился невнятной фразой «всё прошло в целом нормально».

Факап случился на планете Саракш.

Нет, само слово «Саракш» в этом разговоре тоже не прозвучало. Синода ограничился словами «одна планета». На которую отправили полмиллиона аврориан.

Место было вроде бы подходящее: планета по уровню развития соответствовала Земле дополуденного двадцатого века и только-только отходила от ядерной войны. Место десантирования нового населения было выбрано с умом: после войны остались огромные пустые территории, с остатками городов и брошенной техникой, которую можно было использовать. Правда, там был несколько повышенный радиоактивный фон, но этому значения не придали. В общем и правильно — он оказался ни при чём, но это выяснилось позже.

Короче. Проблема состояла в том, что модификатор мутировал. Самым что ни на есть неприятным образом.

Мутировавший вирус, во-первых, оказался вирулентным. Правда, не слишком. Он передавался другому человеку через длительный и тесный контакт. Адгезия шла через повреждения кожи, слизистые и всё такое прочее.

Далее, само модифицирующее воздействие — то есть исчезновение интереса к удовольствиям и подчинение долгу — не то чтобы совсем исчезло, но нивелировалось. Носители вируса становились послушнее незаражённого, но и только.

А вот званцевская программа самоуничтожения сохранилась. То есть: если человек жил в своё удовольствие, но считал себя не особенно хорошим человеком, начиналось саморазрушение. Сначала он впадал в депрессию, из которой не мог выйти никакими известными способами, кроме запойного алкоголизма. Но и он не помогал на следующей стадии — когда начинались изменения на клеточном уровне. Выглядящие как стремительное старение. С летальным, разумеется, исходом.

Выяснилось это, когда оперативные меры было принимать уже поздно. Вирус расползся, захватив и часть местного населения.

Когда эта информация дошла до Синоды, он снова собрал всех, причастных к делу. Устроили мозговой штурм — и тут кто-то из ДГБ предложил нетривиальный вариант.

По большому счёту, болезнь была не смертельной. Смертельной она становилась только в случае невысокой самооценки. Но её можно было поддерживать искусственно. Например, регулярной психокоррекцией населения. Благо, собственные ментоскопы у аврориан имелись.

Против этого выступил, как сказал Синода, «представитель КОМКОНа». По словам этого неназванного представителя, ситуация, когда население просто не сможет жить без регулярной психокоррекции, приведёт к тому, что эту процедуру монополизирует местная власть, которая будет заодно проверять граждан на лояльность и подкручивать им мозги в нужном для неё направлении. В дальнейшем же эту практику скопируют и другие государства, разобравшись, что к чему и добыв образцы заразы. Кончится всё это ещё хуже, чем на Авроре.

Дегебешники всё это выслушали и ехидно спросили, что же предлагает он сам. Комконовец ответил в том духе, что нужно как можно скорее давить заразу медикаментозными средствами. Перед этим — любым способом закрыв границы государства, где проживают заражённые. А в качестве временной меры предложил дистанционную психокоррекцию, используя действующее на мозг излучение. Которое регулярно впрыскивало бы во всех порцию смысла жизни.

После «жаркой дискуссии» — опять выражение Синоды — у ДГБ остался только один аргумент. А именно: излучающую аппаратуру придётся завозить с Земли, так как ни у жителей Авроры, ни у местных жителей ничего подобного не было. Более того, имеющиеся у них технологии не позволяли даже воспроизвести земную технику. А это автоматически подпадало под запрет передачи туземцам технологий.

Разумеется, тут же было предложено облучение со спутников. Это решило бы все проблемы, кроме двух. Первая: искусственные небесные тела должны проходить обязательную регистрацию в СЕН. Как минимум, в кардинальной подсистеме. Поскольку спутник является типичной запрещённой окрестностью выхода. И вторая: по существующим правилам, любая аппаратура, имеющая дело с человеческим мозгом, не может использоваться в автоматическом режиме, так что во время её работы обязательно присутствие человека. Что предполагает постоянные дежурства на спутнике — и кто этим будет заниматься? Можно, конечно, посадить туда дежурных от КОМКОНа и ДГБ. Но такая перспектива почему-то ни тем, ни другим не понравилась.

И вот тут Синода совершенно случайно вспомнил, что на Земле было известно какое-то очень простое устройство, генерирующее психоизлучение. Но сообщать об этом он никому не стал, а досрочно закрыл совещание. Сославшись на неотложные обстоятельства и договорившись о новой встрече через неделю. А сам отправился на Землю и стал искать информацию. Нашёл. А потом столь же случайно вспомнил, что у его друга и ученика вроде бы есть эта штука. Которая сейчас ему понадобилась для того, чтобы воспроизвести технологию — так как она, оказывается, утрачена.

Трудно сказать, поверил Макгрегор во всю эту историю или нет. Скорее, «поверил условно» — так это обозначил у себя в голове Левин. Ну то есть: особого выбора у него не было. Так что он предпочёл сделать вид, что верит.

Что касается Левина и его команды, они построили несколько моделей произошедшего, стараясь выбирать те, которые были ближе к сообщённому Синодой.

Вероятнее всего, «представителем КОМКОНа» был Целмс. Которому, как автору плана расселения, и достались поначалу все претензии. Ему бы прижукнуться и сделать вид, что осознаёт вину. Но Целмс был человеком своеобразным. К тому же у него был холерический темперамент. Поэтому он наверняка сорвался на присутствующих и устроил скандал — такое за ним и раньше водилось. Это как-то разрулили. Вероятнее всего, Синода и разрулил: он был в прошлом известен как выдающийся переговорщик. Потом, когда началась дискуссия, Целмсу не понравился план ДГБ и он это высказал. Наверняка в резкой форме. После чего изложил свои соображения, которые дегебешники начали топить уже из принципа. Дальше они разругались снова, и на этот раз Синоде то ли не смог предотвратить скандал, то ли не захотел. Целмс, скорее всего, ушёл, хлопнув дверью. После чего присутствующие, вздохнув с облегчением, доработали его план и приняли за основу.

А вот насчёт потери технологий — тут старый японец, похоже, правду сказал.

У нас почему-то считается, что знания не утрачиваются. Как же, как же. Если чем-то давно не пользоваться, то соответствующая информация сначала утекает из голов и перетекает в архивы. А там она теряется. Не сразу, конечно. По кусочку. Но лет через пятьдесят уже начинаются проблемы. Через сто — они точно будут. Что постарше — бывает, что и с концами пропадёт.

Ну вот например. Как у нас сейчас делают силикет? Печатается на нанопроцессоре. Но ведь материал изобрели раньше, чем у нас появились процессоры материи. Как делали? В старых руководствах пишут — «трансфугиозом силицидов». Что за «трансфугиоз»? Какой-то химический процесс. Ну не совсем химический, были там какие-то манипуляции с молекулами. Всё очень примитивное и жутко неудобное, с крохотным выходом. Так что, когда появились нормальные нанопроцессоры, всю эту старую дрянь благополучно забыли как страшный сон. А поскольку омеги тогда не было, то все детали процесса сохранялись в обычных компах. И пошло всё это на утилизацию вместе с компами.

Но это ещё что. Есть тайна, которую поколения американистов не может открыть. В СШАА была такая штука — лакричные леденцы. Делались из сока лакричника. Описаний технологии не сохранилось, но вроде бы ничего сложного. Так вот — эти конфетки столько раз пытались повторить, и всё какая-то гадость получается. А они там эти лакричные леденцы массово производили. Значит, это была не гадость. Но, пёс его возьми, как?

Ну а с тубусоидом всё вообще непонятно. Излучение — это не его функция, а побочный эффект. Который, кстати, так и не исследовали. Известно было, что проявляется он только на этой конкретной деталюшке, на FH-92-U. Отчего и как — никто и копаться не стал. Запретили, изъяли — и ладно.

И, разумеется, гарантировать, что беженцы с Авроры смогут воспроизвести этот эффект на своих технологиях — нельзя. Но попробовать — можно.

Так что Макгрегор пообещал своему благодетелю деталюшку. Через два дня они встретились на Земле, и он отдал Синоде тубусоид.

Больше ничего почтенный пенсионер сообщить не пожелал. Левинской команде пришлось отступиться.

День 224

Дико нервничаю из-за Саши. Вот не то слово как.

Скушал успокоительного. Вроде отпустило, но спать уже не могу. Ладно, ещё немного посижу за клавиатурой.

Окончательная экологическая катастрофа на Авроре произошла, что называется, по расписанию. Биота схлопнулась. Видовое разнообразие упростилось до предела. Выжили самые живучие — насекомые, змеи, крысы. И остатки населения — из тех, кто не захотел эвакуироваться.

Наблюдали за всей этой красотой в основном галакты. Которые контролировали доступ на поверхность планеты, поскольку имели на планете своё карманное нуль-Т.

Я об этом вроде как уже раньше писал. Называется эта хрень «стаканами». Красивая, кстати, штука. Такие цилиндры высотой метра два и метр в диаметре из блестящего материала. От нашего нуль-Т отличаются тем, что не нуждаются в подводе энергии и вообще ни в чём: они её получают через тот же нуль-Т. Что подразумевает постоянно открытый Т-канал. То есть они вообще не выключаются. И жрут энергии на три порядка больше, чем обычное нуль-Т. Но кого это волнует? Галакты такими делами занимаются, где экономия неуместна. Зато они могут развернуть свою сеть где угодно. С обычной она не пересекается никак. А центр системы спрятан в дегебешной лаборатории где-то на Пандоре. В самых джунглях.

Зато на Саракше за ситуацией присматривал КОМКОН. Так что происходившее там известно лучше. Правда, сотрудничество с левинской командой давалось нашим зубрам тяжело. У Бориса в голове остались самые неприятные воспоминания о том, каких мучений стоил каждый байт информации. Ну, что поделать. Есть такая работа — язык за зубами держать.

Итак. С точки зрения внешнего наблюдателя, события на планете Саракш развивались следующим образом. Непосредственно после атомной войны на континенте в одном из государств — осколке бывшей империи — произошёл научный и технологический рывок. У местных появились ментоскопы, психокорректирующие устройства, и много другого разного. Одной из самых непонятных разработок были так называемые «генераторы белого излучения». Непонятных, поскольку было неясно, зачем они нужны и как используются. Вроде бы оказывалось какое-то воздействие на психику масс. Причём на фукамизированных землян излучение не действовало вообще. Так что о характере воздействия можно было судить только по поведению аборигенов.

Несколько генераторов земные наблюдатели похитили и отдали экспертам на изучение. Те честно изучили конструкцию. И удивились крайне.

Как бы это объяснить-то? Ну примерно так. Может ли средневековый алхимик сделать гальванический элемент? Технически — да. Все нужные вещества у него были. Просто никому не пришло бы в голову мастерить такую странную конструкцию. За отсутствием представления об электричестве, не говоря о какой-то теории. Ну разве что случайно… только таких случайностей почти что не бывает. Один случай на миллион.

Вот и здесь было примерно то же самое. Генератор использовал тонкие эффекты колебаний нейтринного поля, влияющих на человеческий мозг. Местная наука о таких вещах и понятия не имела. При этом сам способ получения этих эффектов был крайне неудобным и неестественным. Непонятно было, как такая штука вообще может работать. Она и работала-то еле-еле. С очень низким КПД.

Ещё менее понятна была цель облучения. Аборигены, подвергающиеся ему постоянно, вели себя как обычные люди своего уровня развития. Правда, когда генераторы включали на полную мощность — это делали два раза в сутки — у людей случался приступ кратковременной эйфории. Сопровождающейся приступами религиозности, патриотизма, и всякими такими вещами. Наверное, это можно было как-то использовать в пропагандистских целях. Но после сеанса облучения человек возвращался к обычному состоянию.

При этом на поддержание работоспособности этой странной системы тратились немалые деньги. Излучение транслировалось через специальные башни, на строительство которых уходили силы и средства. Население было этим недовольно и роптало. Начальство что-то неумело врало на тему того, что это противовоздушная оборона. Никто в это не верил.

И ещё одна странность. Государство находилось в крайне враждебных отношениях со всеми соседями. При этом реальных причин для такой вражды не было. Ни идеологических, ни материальных. Даже захват территорий просто не мог окупить военные издержки. И тем не менее, бряцание оружием не прекращалось, несмотря на крайнюю его непопулярность. Воевать никто не хотел, и меньше всего — народ. Тем не менее, власти страны всё время поддерживали ситуацию на грани вооружённого конфликта. Зачем?

Конечно, для тех, кто был в курсе, ситуация выглядела иначе. Не очень весело, но понятно.

Тубусоид принёс пользу. Эффект удалось воспроизвести. Удалось даже изменить характер излучения. Теперь вместо навевания сладких грёз оно повышало самооценку. Техническая документация на Саракш была то ли передана, то ли подсунута. Установить, как это было проделано и кем, левинская команда попыталась. И наткнулась на глухую стену. Настолько глухую, что Борис устроил Сикорски сцену. Сикорски пришёл в ярость и на Левина наорал — а Борька терпеть не может, когда на него орут. Они поцапались, Борис кинул Руди на стол отказ от расследования, тот его подписал, потом извинился, потом снова начал орать, ну и так далее. И в конце концов, после долгого хождения по кругу и всяческих танцев вокруг темы Сикорски сказал одно слово: «Целмс». Левин понял и больше с этим не приставал.

Так или иначе, излучение было единственным средством, продлевающим жизнь несчастным заражённым людям. Бывшие аврориане, получившие благодаря техническому превосходству власть, бросили на это дело все свободные ресурсы. И добились определённого успеха. По крайней мере, люди перестали загибаться отнеуважения к себе.

Увы, с этим тоже возникла проблема. Излучение действовало не на всех. У небольшой части населения — и только среди местных, то есть саракшианцев по рождению — оно вместо приступа самоуважения вызывало дикую головную боль. В чём там было дело, так до конца и не разобрались. Потому что детали воздействия нейтринного поля на мозг были ну очень тонкие, а количество посвящённых в проблему — очень невелико. Плохо то, что люди мучились, а помочь им было нечем, так как никакие обезболивающие на эту боль не действовали.

По идее, бедолаги, не получая подкормки самоуважением, должны были быстро умирать. Но тут сработал обычный психологический механизм. Люди, сталкиваясь с чем-то неприятным и необъяснимым, обычно выбирают самое лестное объяснение.

В данном случае несчастные больные навоображали себе вот что. Дескать, излучение оглупляет население. И только они, не подверженные его воздействию, сохраняют здравый рассудок. Расплачиваясь за это ужасными страданиями.

Такое мировоззрение чрезвычайно повышало самооценку: быть разумным существом среди идиотов и к тому же мучеником — достойно и почётно. Некоторые на этом и останавливались, но другие шли дальше: воевать с системой. В стране возникло подполье, занимающееся нападениями на башни-излучатели, а также охотой на государственных чиновников.

Большой опасности эти бедолаги не представляли. Но им сочувствовала местная общественность — которая, согласно ТИП, как раз на этом уровне развития и появляется. Сочувствовала, кстати, не только словом, но и делом. В подполье на одного настоящего девианта — так называли больных — приходилось человек десять обычных людей. Которые подполье снабжали материально, распространяли идеи, а некоторые и участвовали в диверсиях и терактах.

Что касается конфликта с соседями. То было банальное средство самоизоляции. Болезнь не должна была перекинуться на другие страны и народы. Что требовало прекращения любых личных контактов между жителями разных стран.

Правящему режиму это было, конечно, не нужно. И не просто не нужно, а крайне вредно. Заниматься бряцанием оружием после большой войны — это почти самоубийство. Почти, потому что устройство местной власти позволяло какое-то время о таких вещах не думать. Но тем не менее, негатива добавляло.

Это условие, скорее всего, поставили земляне. То есть даже не «скорее всего», а «без вариантов». А вот как именно удалось на этом условии настоять и какие меры были в итоге приняты — тут снова выросла стена. Того же свойства, что и в прошлый раз.

Похоже, Руди отметился в этой истории по полной. Вот только спасибо ему за это никто не сказал.

День 224

Всё тот же день. Просто вечерний отдых мне испортили. Я-то хотел послушать «Иоланту» в новой постановке. Про которую неделю назад по новостям говорили.

Ага, как же! Постановку в последний момент отменили. В связи с протестами общественности.

Посмотрел я, что это за общественность. Так и есть. Это «Atheist Alliance International» постарался.

Там в чём дело-то. Бурмистров и Ларионова обещали восстановить первоначальный текст. Который со всякой замшелой религиозностью, про бога даже что-то, ну и всё такое. Но в принципе ничего ужасного. Мы же готические хоралы слушаем, и никто от этого верующим не становится. Однако есть традиция исполнения. В которой часть текста заменяют на более правильную. Ну, в ариозо Водемона про свет заменяют «чудный первенец творенья» на «чудный дар природы вечной». Причём оригинальный текст никто не прячет, он доступен, можно почитать. Просто его раньше не исполняли. А теперь вот решили исполнить. Ну, естественно, AAI просто не мог не отреагировать на такое дело. Мобилизовал, наверное, все силы свои. Но постановку сорвал.

Что будет дальше — понятно. Теперь обычная общественность, богом не ушибленная, подымет дикий кипеш. Как же, им помешали приобщиться к культуре. Будут требовать постановки и её трансляции по новостным каналам целиком. Ну, по новостным не пустят, а постановку разрешат. Вот народу-то ломанётся.

Но это будет недели через три. То есть, скорее всего, не успею.

И что особенно обидно: меня-то не слова эти дурацкие интересовали. А бурмистровская аранжировка.

Эх, ладно. Чего уж теперь-то.

Спать не хочется. Попишу про старенькое.

С мутировавшим вирусом, конечно, лажанулись. Ну то есть как лажанулись. Всё делали по инструкции. Взяли образцы, дешифровали генный материал, потом компьютер выдал рекомендации по антивирусным препаратам. Их опробовали. Вроде бы успешно. Именно вроде бы: в условиях Саракша проводить подробные исследования было довольно сложно. Излучение поэтому даже и не пробовали убирать. Мало ли.

Через несколько лет выяснилось, что вирус успешно приспособился и лекарства его не берут. Но и к этому отнеслись как к проблеме временной и решаемой. Потому что ситуация на планете стабилизировалась.

Гром грянул, когда впал в немотивированную депрессию, а потом начал стремительно стареть техник Валентин Малахов. Один из тех, кто участвовал в организации переброски полумиллиона аврориан на Саракш.

Получалось, что проклятый вирус способен преодолевать барьер фукамизации. Потому что нефукамизированных в операции не задействовали.

Это вызвало панику. Несчастного Малахова изолировали на отдалённой космической станции и назначили ему регулярную психокоррекцию. Которая действовала лучше излучения и не требовалась постоянно.

Через некоторое время выяснилось, что тревога насчёт фукамизационного барьера была ложной. Просто Малахову очень не повезло.

При фукамизации бывает так, что сыворотка УНБЛАФ в организме не приживается. Как правило, выясняется это уже после родов. Ничего страшного, просто вводят другую разновидность сыворотки. Крайне редко случается вторичное отторжение. И опять же: ничего страшного, просто младенцу вводят препарат для временного подавления иммунитета. На этой стадии сбоев уже не бывает — «бактерия жизни» принимается всегда, иммунитет восстанавливается сам. Делов-то.

Так вот, у маленького Вали Малахова случилось послеродовое отторжение. Оно было отслежено, введён альтернативный препарат, что зафиксировано в личном файле. Занимался этим старый, квалифицированный врач, очень уважаемый специалист. Автор нескольких монографий по теме фукамизации. Кстати, член Мирового Совета.

Вот это-то обстоятельство и сыграло.

В тот самый день, когда нужно было провести тест и убедиться, что у младенца всё в порядке и «бактерия жизни» прижилась, врачу позвонили с Кипра. И сказали, что второй зампредкомиссии по биоэтике ушёл, хлопнув дверью, из-за принципиального несогласия с линией комиссии. Прочие члены комиссии тоже переругались. И теперь нужна нейтральная фигура без личных связей, но достаточно уважаемая. Так что если доктор немедленно прибудет на Кипр и примет участие в дебатах, у него есть очень хорошие шансы освободившееся место занять.

И доктора переклинило. Он-то отлично знал, какова разница между рядовым членом МС и местом в комиссии. Первое — почётная обязанность, а второе — политическая позиция. Небо и земля.

Так что он бросил все дела на подчинённых и усвистал на Кипр.

И вот в самый разгар дебатов звонят ему из родной больницы дежурная медсестра. И напоминает, что есть младенец, у которого сегодня — по инструкции — надо проверить приживаемость УНБЛАФ. А по той же самой инструкции это может делать только наблюдающий врач, то есть он сам. То есть ему нужно вот прямо сейчас вставать и уходить. Наплевав на политическое будущее. Навсегда. Потому что такой шанс бывает раз в жизни. И всё ради какой-то идиотской инструкции. И дурацкого младенца, у которого наверняка всё в порядке, потому что вторичное отторжение бывает один раз на несколько тысяч случаев.

Он и брякнул: «да я смотрел, сыворотка схватилась, сделай пометку».

Кстати, в комиссию его всё-таки выбрали. Так что обратно он не вернулся. Ничего страшного, его место занял бывший зам, тоже прекрасный специалист. Никаких проблем с передачей дел не было. А то, что у маленького Вали Малахова всё-таки случилось вторичное отторжение — никто так и не заметил.

При этом растормаживание гипоталамуса прошло успешно. Так что синяки и царапины заживали на Вале как на сверстниках, ну и всё прочее тоже было как у всех. Если бы он хоть раз какую-нибудь заразу подцепил! Но вот не случилось.

Конечно, будь он пилот или комконовский оперативник, всё это сто раз выяснилось бы — потому что проверяют нас регулярно и очень тщательно. Но Валентин Малахов был техником, занимался нуль-камерами. Все думали, что это совершенно безопасно.

Однако у всякого факапа есть и своя хорошая сторона. В данном случае все настолько перепугались, что разобрали вирус буквально на молекулы и каждую рассматривали отдельно.

И нашли в ДНК некодирующий участок, содержащий сжатый текстовый файл.

День 225

Не день, а хрень. Пёсья хрень самая натуральная.

Для начала — плохой сон. Снились собаки. Выли на разные голоса и ползали передо мной. Что-то им было от меня нужно, этим собакам. В результате проснулся с больной головой.

Потом пришло письмо от Саши Ветрилэ. Она намерена со мной поговорить. Лично. И без этого разговора ничего делать не будет. Причём для разговора она намерена явиться сюда: координаты я ей дал, когда просил о той любезности.

Пришлось врать. Нет, даже не врать. Я ведь действительно не могу вылезти из этой банки. Я это объяснил тем, что заданием занимаюсь на отдалённой станции, нуль-Т мне включают извне. Она на это заявила, что как-нибудь доберётся, лишь бы я был на месте, а не на работе.

Не знаю, как она до меня доберётся. То есть знаю: через пространство. Эх, сделала бы она то, о чём я просил — доехала бы с комфортом. Но она наверняка придумает что-то своё. И при первой же отлучке того Вандерхузе с работы свалится сюда как снег на голову. В гермокостюме и вся такая боевая.

А тот Вандерхузе, между прочим, готовится к новой жизни. Переписка у него в этом смысле очень показательная. Подчищает хвосты, наводит порядок в хозяйстве. Пароли и коды доступа меняет, кстати. Хорошо, что я это предвидел и меры принял заранее. Так что… ох, что-то меня всего колотит.

Пёс, пёс. Я только теперь понял, до чего же конкретно настроился.

Ладно, не хочу об этом. Лучше про старое.

Итак, файл из вируса расшифровали. Оказался он, понятное дело, званцевской запиской. А точнее, той самой пресловутой «информационной бомбой».

Николай Евгеньевич в своём первом послании требовал убрать планету из списка запрещённых и ознакомить с её достижениями земную общественность. На выполнение этих условий он дал Земле три года. После чего — оставлял за собой, так сказать, право действовать по усмотрению.

К этому не то чтобы несерьёзно отнеслись. Было непонятно, каким образом давно умерший человек, к тому же один, может угрожать Земле, и уж тем более — ставить условия. Конечно, какого-то подвоха ждали. Но не такого же!

План его — изложенный внутри вируса — был таков. Оказывается, он оставил руководству планеты инструкцию, к исполнению обязательную. Первых же землян, оказавшихся на Авроре, следовало заразить. Специальным, сохраняющимся именно для этой цели штаммом модификатора, изготовленным лично Званцевым. Далее следовало ждать установления официального Контакта, со взаимным признанием, обменом посольствами, ну и всем таким прочим. На это отводилось два года. Если до этого времени Контакт устанавливали, следовало передать землянам особый препарат, который уничтожал вирус в латентной стадии. Если нет — не делать ничего.

Засада состояла в том, что вирус, выходя из латентной стадии, начинал модифицироваться — из-за форсированного реассортимента. То есть постоянно порождал всё новые серотипы, что делало бесполезным попытки вакцинации и прочие традиционные методы.

То есть Званцев рассчитывал на эпидемическую вспышку. Достаточно масштабную, чтобы её нельзя было замолчать. О чём он откровенно и написал. Добавляя, что сожалеет о возможных человеческих жертвах, но достойные люди не пострадают. В рамках его логики так оно и было. Учитывая специфику действия модификатора.

Званцевский план мог бы сработать. Если бы не фукамизация. Этого Званцев не предвидел. Соответственно, никакой эпидемической вспышки не было. Заразился только несчастный Малахов.

Правда, другой стороной той же фукамизации стало то, что вирусология как практическая дисциплина с тех пор почти не развивалась. За ненадобностью. Так что со званцевским изделием разобраться с полтычка шансов не было.

Зато стало ясно, кто принёс заразу на Саракш и почему только туда. Да, именно Валентин Малахов отвечал за это направление.

День 226

Я вчера думал, что нервничаю. Так вот, это я вчера не нервничал. Это я сегодня нервничаю.

Саша нашла рейс до ЕН383. Там сейчас идут ремонтно-восстановительные. Пассажирского нуль-Т нет, только грузовой. Ну, в общем, это и понятно. Людей доставляют сменами, обычными судами. А оттуда до станции можно добраться в пассажирской капсуле. Ненавижу эти штуки. Но Ветрилэ, похоже, ищет на свою голову приключений. Ох, как бы не нашла.

Проблема в том, что комконовскому аналитику на ЕН383 делать совершенно нечего. Поэтому она требует — вот именно требует! — с меня соответствующее распоряжение. А я его дать не могу! Отговорился суперсекретностью и блокированной памятью. Дескать, если я увижу собственный приказ, который я не помню когда подписывал, то в голове случится короткое замыкание и всё погибнет. Что именно «всё», уточнять не стал.

Саша, тем не менее, настроена решительно. Как-то даже слишком решительно. Что-то здесь не то. Я же её знаю, она осторожная. Ну, кроме тех случаев, когда ей чего-то очень надо. Но что? Мы ведь даже не лю

Пёс! До сих пор, оказывается, боюсь этого слова. Ну не то чтобы боюсь, а неприятно. Писать его, в смысле. Как пенопластом по стеклу. А хотя ладно. Не нравится мне что-то — не буду этого делать. И писать тоже не буду.

В общем, участники этой истории почувствовали себя очень неуютно. Одно дело — тайно спасать внеземную цивилизацию. И другое — когда из-за этого могут быть неприятности на Земле. Хотя бы теоретически.

Вот тоже, кстати. У нас многие общественники почему-то думают, что КОМКОН и ДГБ что хотят, то и творят. Не ставя в известность общественность и законные власти. Ну, насчёт общественности понятно. Ей только дай повод поднять кипеш. Так что перебьются. А вот насчёт законных властей — это как бы и так, и как бы не так. Причём совсем не так.

Ну то есть. С одной стороны, бывают всякие моменты. Которые законные власти в виде Мирового Совета предпочитают не знать. Не в смысле, что там что-то ужасное. А в смысле, что формально это их компетенция, а фактически они хотят, чтобы некоторые проблемы решались сами. Ну или не совсем сами, но узнавать предпочитают уже о решённых проблемах. Дескать — «было то-то и то-то, приняты меры, всё в порядке». А КОМКОН и ДГБ — это такие двое из ларца, одинаковых с лица, которые меры принимают.

Хм. Про двоих из ларца — тоже славинское выражение. Как раз про наши конторы. Я, когда услышал, даже спорить стал. Ну как это, сравнивать нас с галактами, у нас же всё совершенно разное. Славин на меня посмотрел искоса и сказал — «жили у бабуси два весёлых гуся, один серый — другой белый, два весёлых гуся». И добавил, что гуси, наверное, тоже что-то такое о себе думают.

Ладно, это будем считать за лирическое отступление. Я вот к чему веду. Если политическому руководству вовремя не доложили о проблеме, а подождали до решения — это плюс. А если не доложили и не решили — это сразу два минуса. Минус, что не решили, и минус, что не доложили вовремя. Вот такая диалектика.

И вот на этой стадии руководство обеих контор осознало, что быстро проблему не решить. И надо, пока не поздно, нести повинные головы… пёс-пёс-пёс, опять славинские словечки полезли. В общем: поскольку ситуация касается безопасности планеты Земля, на продолжение деятельности нужно благословение свыше.

В связи с этим заинтересованные лица потребовали встречи с Махиро Синодой. Который в своё время обещал всех прикрывать.

Встреча состоялась. И на ней Махиро Синода сообщил комконовцам и галактам, что политическое руководство в курсе. Что всем их начинаниями оказывалась и будет оказываться вся возможная помощь. Конечно, секретность надо соблюдать, это незыблемое. Но и воображать себе, что тут что-то творится без санкции сверху, не нужно. «Вы прям как дети малые» — закончил Синода. И продемонстрировал листок, подписанный Горбовским. С рекомендациями.

Ох. Вот если бы я писал для Лены, то это место пропустил бы спокойно. А сейчас я для кого пишу? Непонятно. Хотя… Допустим, что для потомков. У меня их, правда, нет. Но кто его знает? Может, будут. В смысле, у того Вандерхузе. Лена вроде бы не против детей. Она, правда, сторонница домашнего воспитания. Ребёнок должен расти в семье. Ну, в этом есть свои плюсы, особенно есть семья как у Лены. Хотя что это я? Если будет ребёнок, это станет его семья. Со всеми лениными родственниками и знакомыми. И моими тоже. Соответственно, со знаниями и связями. Гм, неплохо.

А всё-таки хотелось бы посмотреть. Вот сидим мы с Леной на заседании Мирового Совета. И тут Лене на панельку сбрасывают что-нибудь вроде: «Уважаемая товарищ Завадская! У вас родился сын, вес три килограмма семьсот граммов, рост пятьдесят два сантиметра, фукамизация проведена успешно. Поздравляем!» Интересно, у неё лицо хоть немного изменится? Хотя с чего бы? На заводе обычно за неделю предупреждают. Хм, а вот интересно, когда детей домой берут? Я слышал, что в год. Надо же, никогда не интересовался. Посмотрю-ка в БВИ. Забавно. Оказывается, есть разные школы. Японцы своих вообще трёхнедельных забирают, это ж надо. А у западников принято в полгода. Интересно, как Лена распорядится…

Пёс! Чего это я? Куда меня понесло?!

Так вот, Горбовский. Среди прочих его приёмчиков особенно известны вот эти его «рекомендации». Штука в том, что это не официальный документ. В номенклатуре официальных документов никаких «рекомендаций» не значится. Это, типа, просто такие соображения. Которые Горби, видите ли, удобнее формулировать в письменном виде. И в таком же виде передавать. В целях неумножения энтропии вселенной.

То есть. Рекомендация — это не приказ. Давший рекомендацию за неё не отвечает. Потому что, как выражается Горби, «это на подумать». Однако игнорирование рекомендации — это неуважение. Неуважения к себе Горби не любит. Однако если кто-то последует его рекомендациям буквально и случится факап — это значит, что у человека нет своей головы на плечах, причём совсем. Такого Горби не прощает. И от таких избавляется. Но даже если всё более-менее нормально, Горби может придраться к чему-нибудь. Типа — «ты недостаточно хорошо подумал вот над этими словами, а в них был смысл». И рожу такую делает укоризненную.

В общем, чтобы ублажить Леонида Андреевича, нужно не просто решить проблему. Но извернуться так, чтобы решить её нравящимся ему способом. Проявляя при этом инициативу в разумных пределах, каковые пределы нужно чувствовать. Исходя из общего понимания момента.

Тьфу, да и только.

Но в данном случае писулька Горбовского ничего такого гадкого не содержала. Соображения там были вполне здравые.

Леонида Андреевича прежде всего волновали земные дела. Во-первых, его очень озаботила ситуация с Малаховым. Он попросил направить все усилия для излечения Малахова и недопущения рецидивов. Также — тщательнейшим образом проверить всех, кто хоть каким-нибудь образом участвовал в операциях на Авроре, Саракше и других планетах.

Далее, он озаботился продолжающимися исследованиями памяти покойного академика. По его мнению, это ковыряние в мозгах очень несвежего покойника необходимо решительно прекратить.

Кроме того, он советовал тщательно разобраться с историей Званцева. Особенно на предмет того, не было ли у того учеников и последователей. Или хотя бы симпатизантов. Во избежание всяких неожиданных рецидивов и мало ли ещё чего.

Что касается Авроры, Горбовский предложил её и в самом деле переименовать, под это дело — снять с неё запрет. После чего официально объявить об обнаружении остатков цивилизации. И начать её потихонечку спасать. Не форсируя события.

Далее он дал два действительно ценных совета. Во-первых, историю планеты нужно слегка удревнить. Хотя бурных темпов технологического развития не скрывать. Но чтобы они всё-таки выглядели реалистическими. Во-вторых, завысить численность населения. По тем же причинам: относительно небольшое реальное население планеты просто не могло бы натворить столько дел, будучи обычными людьми.

Что касается эвакуации населения, её лучше всего списать на Странников. Даром что до сих пор они никак себя не проявляли, а все оставшиеся от них артефакты имеют возраст от трёхсот тысяч лет и до нескольких миллионов. Общественность в них всё равно поверят, причём сама себя в этом убедит.

Ну и про Саракш. Тут Горби высказался в таком стиле: как только будет найден способ лечения «болезни Званцева», с излучением надо будет завязывать. «Дистанционные методы воздействия на мозг я считаю потенциально опасными» — писал наш великий гуманист. «Как временный паллиатив они могут быть оправданы, но ни в коей мере не как окончательное решение».

Тут он явно чего-то недоговаривал. Но комконовцы и галакты разошлись скорее довольными.

День 227

Может быть, последняя запись. Ну то есть именно может быть. Но вероятность довольно серьёзная. Не за тремя сигмами, нет.

Так, по порядку.

Ночью опять снились собаки. То выли, то рычали, то скулили. Чего-то требовали. Очень мне это не понравилось.

Проснулся, а у меня голосовое сообщение. Саша Ветрилэ будет здесь через семь часов. В связи с отсутствием меня на рабочем месте. Каковое она расценивает как приглашение.

Я не поверил, полез в почту. Тот Вандерхузе явно сидит в своём кабинете и вовсю работает.

То есть она поняла, что я — это не он. И намерена устроить… а, не знаю, что она тут намерена устроить. Но ничего хорошего, это точно.

Ну что ж. Надо принимать какое-то решение.

Сначала попробую с ней поговорить. Может, всё-таки удастся как-то выкрутиться. Хотя — кого я обманываю? Не удастся.

Значит что? Значит, придётся защищаться. Первым.

Вреда я Саше не сделаю. Это точно. Но и сдаваться просто так — извините, но вот это не пройдёт.

Придумал такую штуку. Заказал кибера-спаррингиста по пейнтстриму. Ну это когда струйками цветной замазки стреляют. Поставил высший уровень сложности, чтобы пулял метко. А вместо капсул с замазкой загнал ему в пистолет капсулы с космическим клеем-герметиком.

Это, конечно, на пару выстрелов. Но мне больше и не нужно. Приклеить Сашу к полу. После чего воспользуюсь её капсулой. Да, нехорошо. Но мне очень надо.

Вопрос. Сумею ли я добраться до складов и всё сделать, пока Саша не оторвёт себя от пола?

Второй вопрос. Почему я думаю, что она будет одна? И что это вообще будет она, а не кто-то ещё? Например, Толик Бойцов, Гриша Серосовин и Олесь Котик? С термопакетом для моей головы?

Ну, на второй вопрос я ответить не могу. Просто… ну, если это так и будет, значит, я идиот. И всё тут.

А вот насчёт первого — всё понятно. Точно не успею.

Поэтому сделаю так. Скажу Саше, что она всё поймёт, если прочтёт вот этот текст. Дескать, там вся правда. Скопирую его на панельку — у меня их несколько. Это даст мне ещё времени. Потому что Ветрилэ аналитик. Хороший. Она просто не сможет не читать. А я много настрочил. Двести сорок две тысячи слов плюс семьсот с хвостиком. Это даже она, со своей скоростью, сразу не проглотит. К тому же она всё равно не знает, куда мне надо. А мне бы только до ближайшего нуль-Т. Там уж я вырулю.

Пять часов осталось. Проверил робота. С обычной капсулой. Ну, всё в порядке. Активизируется по сигналу, к маскировке относится нормально, стреляет очень быстро. Плохо, что краска попала на майку. Ладно, её всё равно менять.

Четыре с половиной. Помылся зачем-то. Оделся в новенькое. Рубашка не подходит к брюкам. Заказывать уже не буду, поздно. А всё-таки неприятно.

Два часа. Сижу в зелёном поло и синих брюках, как дурак с вымытой шеей. Робота закрыл простынёй. Ничего умнее в голову не приходит. Ну не гобелен же заказывать?

Час пятнадцать где-то осталось. Жуткая мысль: а не проговорился ли я про свои планы? Прочитал последнее. Вроде бы нет. А вдруг она догадается? Намёки-то там имеются. Может и догадаться. Она умная. Может.

Час. Вот думаю — а не потереть ли тут кой-чего? Очень не хочется. Пёс, мне жалко! Хотя себе я его уже скопировал. Ну кроме вот этого вот, последнего. Ладно, в случае чего невелика потеря.

Пятьдесят три минуты. Смотрю на ближний космос через камеры. Ничего пока не вижу, кроме звезды класса G и планеты типа Юпитера. Так и не узнал, кстати, что за планета такая. Посмотреть сейчас? Не хочу.

Пёс, я же не трус. Я в разных ситуациях бывал. Хотя и боялся, но не так. То есть не в смысле меньше, а по-другому.

Сорок минут. Движение? Нет, показалось.

Нет, не показалось. Сигнал.

Так, а вот и капсула, вижу на экране. Запрашивает стыковочный узел. А его у меня нет, только люк. Я ведь ей говорил. Не доверяет?

Вот, вижу. Она. Вроде без оружия. Хотя кто её знает.

Ну вот зачем, зачем это ей?

Станция разворачивается. Герметизация, обе мембраны открыты, включаются гравики. Сейчас её сюда втащит.

Борька! Левин! Если ты меня слышишь! Сделай как-нибудь, чтобы мы с ней нормально разошлись!

ФАЙЛ 5

День 230

Ну и как, помог тебе твой Борька Левин?

День 231

Это ещё что такое? Я этого не писал. Почему не стирается?

Мумуму!

Саша, ты, что-ли?

Нет, бяка-закаляка кусачая!

Как ты это делаешь? В смысле — сюда пишешь?

С панельки. Я её с твоим компом вчера синхронизировала. Читаю вот. Интересно.

Саша, не хулигань. Вообще, чужие дневники читать нельзя. А писать в них — тем более. И включи уже обратно клавишу «стереть»!

Откуда это — дурак с вымытой шеей?

От Славина подцепил. Саша, ну хватит. Включи «стереть».

Бебебе!

Саша! Ты вообще где? Я тебя найти не могу. В душе, что-ли, заперлась?

Саша, ну хватит! Я тебя сейчас панельку от компа отклю

Извини, дорогой! Кажется, это я тебя отключила! Не перегружай комп — не поможет!

Кстати, я в хозблоке. Лежу в ванне. Не заперлась. Можешь зайти. Потрёшь мне спинку.

Ну ладно, включила тебя обратно.

Яш, ну зайди.

Яш, ты со своей Леной, небось, так не обращался.

Всё, я обиделась.

Я обиделась!

Ну извини. Я была неправа.

Яша! Ответь немедл

День 232

Пока эта бяка-закаляка спит, посижу за компом. Поработаю, что-ли.

В общем, у нас с Ветрилэ нормально разойтись не получилось. Пришлось сойтись. Без подробностей. Не умею я про эти вещи писать. Извини, Лен

Лена? Ненавижу эту бабу!

Саша, ну хватит же! Перестань в мой комп лазить! Почему ты мне опять отключила клавишу «стереть»? Мы же договаривались! И вообще, ты говорила, что спишь!

Я проснулась, потому что ты о ней думаешь! ТЫ виноват!

Не фантазируй, пожалуйста. Я о ней вообще не думаю.

Да-да. А вот только что перед кем извинялся?

Я тебе всё объяснил. У меня была такая привычка. Когда писал, то как бы для Лены.

Ну да, всё для неё!

Саша, дорогая! Я правда не понимаю, в чём дело. В моей реальности мы тоже были, гм, близки. Но тогда ты мне про Завадскую ни слова не говорила. Даже мне сочувствовала.

Потому что там ты с ней поссорился! Сам говорил! А здесь ты у неё под каблуком! И на меня совсем не обращал внимания!

Совсем? Это получается, я себя не знаю, что-ли? Что-то ты преувеличиваешь

Ну может чуть-чуть. Улыбался. По-отечески. Типа «я тебя, девочка, всему научу». А я всё и так знала. Ещё неизвестно, кто кого тут учить должен.

Ну, кое-чему тебя учить всё-таки пришлось…

Фу!

Да не об этом я! Тут как раз и в самом деле неизвестно… Ладно, не будем, а то пошлость получится. Но вот помнишь, как ты поругалась с Евгением Марковичем? И не знала, как наладить отношения?

Всё, не могу, спать пошла. Спокойной ночи.

Спокойной, спокойной.

Упс. Кажется, заснула всё-таки. Хотя кто её знает. Эх, Лена.

Лена. Лена. Лена Завадская. Завадская Лена.

Фу-у, всё-таки спит. Поработаю хоть немного. Хочу написать про дела на Саракше и про Каммере

Не сплю! И хватит дразниться!

День 233

Сегодня занялись уборкой. Саша нашла смешную штуку. Свечки от торта. Я на стодневный юбилей сидения здесь сделал себе торт со свечками. Из пластика, конечно. С подсветкой. Помню, ещё коньяку очень хотелось.

Саша загорелась идеей — ей хочется ужин при свечах. Заказала свечи. Коллекционные восковые. И торт. Собирается отмечать. Что именно отмечать — я так и не понял.

Мужики иногда ужасно тупые.

Опять?

Это ты мне?

Да нет, вообще.

Хорошо, я тупой. Но тогда ты мне тупо объясни, зачем тебе торт и что ты собираешься отмечать?

Ну чего тут непонятного? Я всю жизнь хотела с тобой что-нибудь отметить. И чтобы были свечки. И торт. Чего сложного?

Вся жизнь — это три года?

Три с половиной, я при Столетове пришла. А ты не помнишь…

Я в этом виноват?

Ну наконец-то начал соображать! А делал вид, что не понимаешь.

В этом я тоже виноват?

А как сам-то думаешь?

Ну хорошо, я опять в чём-то виноват. Но всё-таки. Ты же аналитик. Ты можешь объяснить, зачем ты сказала про всю жизнь? Если мы знакомы три с половиной года?

Знакомы — да, а хотела всю жизнь!

С кем угодно? Лишь бы что-то отметить?

Нет, с тобой! Зачем мне кто-то, если у меня ты?

Ты меня с ума сводишь.

Спасибо, дорогой! Приятно слышать!

Я не в том смысле. То есть в том тоже. Но и в этом.

В какой этом? Ты сам путаешься, а ко мне какие-то претензии!

Давай логично. Как ты всю жизнь хотела что-то отмечать, если мы знакомы три с половиной года? Где логика? Где разум?

А у меня такое чувство, что всю жизнь!

Ну это же чувство, а не

А мы о чём говорим? Не о чувствах разве?

Ты говорила о том, что хотела

Хотела — это же чувство? Разве не нужно при анализе оставаться в пределах заданой предметной области? Сам же учил!

Ррррррррррррррр.

Ну вот, уже и разговаривать разучился. Как быстро происходит деградация. Где твоя логика? Где разум?

Не смешно. Кстати, я хотел посидеть и поработать. В смысле записать кое-что.

Кстати, торт готов. У тебя этот в «Магистр» просто чудо какое-то. Я надену красное бельё, не возражаешь?

Какая связь? Связь какая? Между тортом и бельём?

Увидишь. Может быть. Кстати, у меня кончились трусики с бабочками. ТЫ виноват.

День 234

Уф. Вот теперь точно спит.

Надо как-то ей объяснить, что мне иногда хочется посидеть в одиночестве. Вот хотя бы — писать. Привык я уже к этому. Тянет к клавиатуре.

Ну тянет так тянет. Это даже хорошо. Мысли как-то концентрирует. Почти как хорошая сигара. Кстати, идея. Пока её нет, хоть покурю.

Покурил. Сижу. Смотрю на робота под простынёй. Надо же, совсем о нём забыл. То есть вообще забыл, что он есть. А я ведь на него рассчитывал. Что он будет в Сашу стрелять и её приклеит.

Какой же я дурак был. Насчёт того, кто кого приклеит — особенно.

Да и вообще всё получилось ужасно глупо. Ну то есть как глупо. Может, и не глупо. Но как-то неправильно, что-ли.

Гм. Как бы это сказать-то… В общем, всегда есть какая-то последовательсть. Например: заказал мясо, распаковываешь, отбиваешь, потом калишь сковородку, льёшь масло, и только потом жаришь. По-другому нельзя. Или вот: знакомишься с женщиной, общаешься, привыкаешь к её обществу, возникает какая-то духовная близость. Ну а там можно дойти и до физической. Бывают, конечно, случаи, когда всё это быстро. Но тогда — ненадолго. Вот как-то так.

В прошлый раз, ну то есть в моей истории, у нас с Сашей всё тоже было правильно. У меня была душевная драма из-за ссоры с Леной. Потом отошёл немного, стал на других женщин заглядываться. Смотрю, Саша. Которой я явно нравлюсь. Ну и вот. Потихонечку как-то.

А на этот раз всё случилось за пять минут. А может, за четыре.

Она равновесие не удержала, когда гравик её втягивать начал. И шлёпнулась на пол. Попой. Больно. Разревелась. Я бросился ей помогать, снимать гермокостюм, говорил что-то… Ну и вот. Пришёл в себя, когда она на мне сидела. И меня же лупила. Кулачками по груди. За Лену Завадскую. Дескать, как это я мог с ней спутаться. Вот именно так и сказала. При этом не прекращая… Ладно, действительно лучше без подробностей. Но всё-таки. Нельзя же так!

Хотя почему нельзя? Я ж не сопротивлялся. Сил не было, желания тоже. То есть желание-то было, но другое. Как на третьем курсе в лётном. Когда мальчики уже, а девочки ещё. Вот примерно такое. И даже больше.

Сам от себя не ожидал.

День 235

Она улетела. Сегодня утром. По своим делам, потом по нашим. Теперь уже — нашим.

Нет, я с ней по-честному. Три часа отговаривал. Мог бы и дольше, но она заперлась в хозблоке. А на компе включила подборку репертуара вокально-инструментального ансамбля «Барвинок». На полную громкость. На песне «маки-маки-лютики» я сломался. Ну, поворчал ещё потом. Но сам вижу — Саша упёрлась. А если она упирается, то это всё. Убьётся, а сделает по-своему.

А всё-таки. Пока она здесь была — не знал, куда деваться. А как улетела — будто душу вынули.

Сижу и не знаю, чем заняться. Покурить, что-ли? Пожалуй, покурю. Или, может, сериал посмотреть?

Попробовал «Саманту». Не могу смотреть. Противно. Совсем ничего не понимают. Хотя актёры вроде хорошие. Я раньше думал: вот же люди умеют любовь изображать. А теперь вижу — ни пса они не умеют. Даже смотрят неправильно.

Хотя чего это я? У всех же это по-разному, наверное. Просто у меня опыта не было. В смысле чувств. Вот я и экстраполирую.

Стоп. Что я несу? А как же Лена? Получается, я её не это самое? Не любил, то есть?

Ну. Как бы это сказать. Она мне очень нравилась. И как человек, и как женщина, и вообще. Когда мы разругались, мне было очень плохо. Хреново мне было, чего уж там. Обидно прежде всего. Но… нет, не буду я в этом ковыряться.

Поджарил себе гренки. Есть не стал. Вот тоже кстати: почему мне всё время хотелось жрать? Явно не только из-за физических усилий. Да и какие там усилия. А вот просто всё как-то сгорало. Лопаешь — как не в себя. А сейчас её нет, и есть не хочется. Ну вот совсем.

Если Саша не вернётся, я просто не знаю, как дальше жить буду. А если вернётся, тоже не знаю. Потому что себе не прощу, что жизнь ей испортил. Но ведь испорчу.

Читаю почту. Тот Вандерхузе ей письмо написал. Довольно раздражённое. Дескать, мне нужно передавать дела, а тебя нет. Занадобилась она ему. Да чтоб тебя, лысый пень!

Стоп. Это я что? Ревную? К себе? И вообще. Веду себя как подросток какой-то.

Кстати, Саша рассказала, что у неё было раннее развитие. Девочек в таких случаях в специнтернат обычно отправляют, а то мало ли. Так она Учителя уломала, чтобы её не отправляли. Упёрлась и всё. У меня тут друзья, дела, никуда я не уеду. Так и не уехала. Даже когда грудь расти начала. Хотя, конечно, по сравнению с лениным роскошным бюст

Опять про её сиськи мечтаешь!

Саша??? Ты откуда пишешь?

Саша!!! Пишешь откуда? Ты где?!!! Что случилось?!!!

Ничего не случилось. Я связь оставила между компом и панелькой своей. Это же омега.

Ты обещала больше не лазить мне в комп!

А ты обещал про Лену забыть! А сам только о ней и думаешь! Про сиськи её думаешь! Химические! Её эстрогенами лечили! Потому что у неё задержка развития была! И ты это знаешь! Только не ври, что её профреестр не смотрел!

Подожди-подожди. Ты ленин ПР читала? У тебя откуда доступ?

Саша, ответь. Откуда у тебя доступ.

Саша, ответь, это серьёзный вопрос. Ты что, в мой рабочий комп залезла?

Ты сам мне доступ дал! То есть не ты, а этот. Местный Вандерхузе. Вот.

Зубы мне не заговаривай. Мего допуска не хватит, чтобы залезть в ПР. Тем более, ленин.

Саша, признавайся, что ты сделала?

Саша, ты меня подставляешь перед руководством!

Ну хорошо, я подумал, не подставляешь. Ты подставляешь того Вандерхузе. Но это всё равно плохо!

Никого я не подставляю.

Саша, ответь, откуда доступ.

Откуда доступ у тебя, ответь.

Только не рассказывай мне, какая ты потрясающая и чего умеешь. Я знаю систему, тут нужен доступ от кого-то. Кто тебе дал доступ?

Саша, я же не отстану. Кто тебе дал доступ к профреестрам?

Саша. Ответь. Кто это был.

Саша. Ответь. Откуда у тебя доступ к профессиональному реестру Лены Завадской. Мне необходимо это знать.

Саша, ответь.

Саша, это Григорянц?

Молчание — знак согласия. Значит, Григорянц. Понятно.

Это не то, что ты думаешь.

А что я должен, по-твоему, думать?!!

Просто я попросила помочь с поиском данных. На которых моего доступа не хватало. Ну вот он и вошёл в сеть под своим допуском. Я с ним ничего такого! Только глазами на него хлопала.

И как, подействовало?

Сам видишь.

Что-то ты темнишь. У Григорянца полномочий не хватит в ПР Завадской лазить.

Я знаю. Я специально просила информацию, которую достать трудно. Он не смог. Ругался, а потом принёс какую-то красную штучку и вставил в гнездо. И всё нашлось. А я по ходу много чего ещё скачала. С панельки.

Красная штучка? Плоская такая?

Нет, кругленькая. А что?

Это личный кристалл памяти Комова. Значит, Комов был на месте, Григорянц у него со стола стащил. Что, Арам Самвелович на тебя до ТАКОЙ степени запал?

Что у вас с ним?

Какие у вас с ним отношения.

Саша, я должен это знать.

Молчишь. Понятно.

Да не было ничего! В твоём смысле! Говорю же, глазами хлопала!

Он не такой, как я? Он лучше?

Яша, ну хватит себя накручивать.

Саша. Нам надо поговорить. Сейчас же. Дай мне номер своей панельки.

Сейчас же дай номер!

Саша, номер панельки мне свой дай.

ДАЙ МНЕ НОМЕР ПАНЕЛЬКИ!

НЕ ОРИ НА МЕНЯ!

Вот только не начинай этого всего. Просто дай номер.

Саша. Дай номер.

Саша. Дай свой номер.

Саша. Дай свой номер. Саша. Дай свой номер. Саша. Дай свой номер. Дай свой номе

Подожди, у меня дела. Позвоню сама. Извини, отключаюсь.

День 236

Вечер. Она не звонит. Обиделась.

Ну вот кто виноват? Что я ей такого сказал? Я же не имел в виду… ну вот этого всего, что она подумала. А хоть бы и имел.

Нет, я тоже хорош. Сам от себя не ожидал. И чего это я? Ну, Григорянц. Ну подумае

>>

>> ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, ЯКОВ. К ВАМ ОБРАЩАЕТСЯ РЕГИОНАЛЬНЫЙ КООРДИНАТОР ДЕПАРТАМЕНТА ГАЛАКТИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ.

>> ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВЫ ПОПЫТАЕТЕСЬ ПРЕДПРИНЯТЬ КАКИЕ-ЛИБО ДЕЙСТВИЯ, УБЕДИТЕСЬ В ТОМ, ЧТО ВЫ СПОСОБНЫ ИХ ВЫПОЛНИТЬ. В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ ВСЕ СРЕДСТВА СВЯЗИ НА ВАШЕЙ СТАНЦИИ ЗАБЛОКИРОВАНЫ, ВКЛЮЧАЯ НУЛЬ-Т. БЛОКИРОВАН ТАКЖЕ ШЛЮЗ. ЭТИ ВРЕМЕННЫЕ МЕРЫ НЕ УГРОЖАЮТ ВАШЕЙ ЖИЗНИ И БЕЗОПАСНОСТИ, НО СУЩЕСТВЕННО СНИЖАЮТ ВАШИ ВОЗМОЖНОСТИ.

>>

>> ВЫ УБЕДИЛИСЬ И ХОТИТЕ ПРОДОЛЖИТЬ ОБЩЕНИЕ? НАЖМИТЕ КЛАВИШУ «1»

1

>> МЫ ОСВЕДОМЛЕНЫ О ВАШЕЙ СИТУАЦИИ. МЫ ИМЕЕМ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ВАШИХ ПЛАНАХ. МЫ СОЧУВСТВУЕМ ВАМ И НЕ НАМЕРЕНЫ ПРЕПЯТСТВОВАТЬ. БОЛЕЕ ТОГО, МЫ ГОТОВЫ К ДАЛЬНЕЙШЕМУ СОТРУДНИЧЕСТВУ В ДРУГОМ МЕСТЕ И В ДРУГОЕ ВРЕМЯ.

>> ОДНАКО МЫ БЫЛИ БЫ ПРИЗНАТЕЛЬНЫ ЗА ПОМОЩЬ В ОДНОМ ВОПРОСЕ. ЭТО НЕ СВЯЗАНО С ВАШИМИ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫМИ ОБЯЗАННОСТЯМИ. МЫ НИ В КОЕЙ МЕРЕ НЕ ПРИНУЖДАЕМ ВАС СООБЩАТЬ ИНФОРМАЦИЮ, КОТОРУЮ ВЫ ОБЯЗАНЫ ХРАНИТЬ В ТАЙНЕ. ВОПРОС ВООБЩЕ НЕ ОТНОСИТСЯ К СОВРЕМЕННОСТИ И ПРЕДСТАВЛЯЕТ ЧИСТО ИСТОРИЧЕСКИЙ ИНТЕРЕС.

>>

>> ВЫ ГОТОВЫ К ДАЛЬНЕЙШЕМУ ОБЩЕНИЮ НА ЭТИХ УСЛОВИЯХ? НАДЕНЬТЕ НАУШНИКИ, ЧЕРЕЗ КОТОРЫЕ ВЫ СЛУШАЛИ МУЗЫКУ, И НАЖМИТЕ КЛАВИШУ «1»

1 пёс вас дери

>> ВЫ УГАДАЛИ. МЫ ХОТИМ ПОГОВОРИТЬ ИМЕННО ОБ ЭТОМ. ВКЛЮЧИТЕ ЗВУК.

День 237

Отключил омега-контроллер на компе. Самым простым способом. Разобрал панель, нашёл деталюшку и выдрал. Кусачками. Мог, наверное, что-нибудь повредить. Но мне уже всё равно.

Зато теперь могу писать без постороннего пригляда.

Итак, ситуация следующая. Станция изолирована от внешнего мира. Нуль-Т не работает ни в какую сторону. Все контроллеры на всех устройствах выдают «Неисправность: 000606: неопознанная ошибка». Спасибо, очень информативно.

Похоже, слухи-то не врали. Галакты что-то такое умеют делать с омега-пространством, чего мы в КОМКОНе не умеем.

Да, киберы тоже все мертвы. Причём совсем. Опять же, не понимаю как. Но — всё сдохло. Даже «Магистр». У меня, правда, есть кухонные принадлежности. И небольшой запас натуральных продуктов. Так что денёк-другой посижу на стейках. А потом придётся жрать биологическую смесь.

Самое плохое, что заблокирован шлюз. Так что если Саша вернёся, то не сможет ко мне попасть. Но вернётся она вряд ли. Потому что с её стороны всё выглядит как? Я не выхожу на связь. Сама она пробиться ко мне не может. Значит что? Значит, я больше не хочу с ней общаться. А она очень гордая. Не будет же она выяснять отношения. Но даже если и будет. Прилетит сюда и не сможет войти. После такого — только развернуться, уйти и больше не вспоминать. Нет больше для неё никакого Вандерхузе-2. Пусть он там хоть сгниёт на своей станции.

И главное — я ведь ничего сделать не могу. Эти гады у меня вымогают то, чего у меня нет. То есть чего я не знаю. Совсем. Потому что у Левина в голове этого не было. Я так думают, что и у Каммерера в голове этого нет.

Запишу всё-таки хотя бы то, что знаю. И о чём догадываюсь. Потому что теперь я, похоже, понял, почему я вообще занялся этой историей. То есть чего эти псы от меня хотели.

А силы разума, похоже, с ними снюхались. Очень зря, я так думаю. Нельзя им верить. Хотя — кому можно? Вот так и живём.

Ладно, раз уж взялся — пишу.

На Саракше довольно давно обосновались дегебешники. Занимались они там непонятно чем. Но это что-то имело отношение к биологии. Точнее, бактериологии и вирусологии. Природа на планете была неинтересная, а вот разная мелкая дрянь — очень даже. Особенно болезни там были замечательные. Похоже, когда планету выбирали для переселения аврориан, это тоже учли. Во всяком случае, Левин это расценил именно так.

В общем, на юге континента галакты держали лаборато

;/'

kljh

ФАЙЛ 6

День 237

Странное чувство: голова чем-то вроде вакуумной пены набита. Вроде соображаю, но как через глухую стену. Можно через глухую стену соображать? Можно в общем-то. Только мысли свои не слышишь. Или слышишь, но неразборчиво.

Это всё парализатор. По самой маковке съездило, а как причесало!

Пишу с панельки. Неудобно. Привык к клавиатуре. Её жаль. По поводу предыдущего файла.;/' — это не я набирал, это пуля. А вот kljh — это в каком-то смысле моё творчество. Набралось, когда я этой самой клавиатурой бил Серосовина. Извини, Гриша. Был взволнован.

Чего я не понимаю, так это зачем. И почему сейчас. У ребят спрашивать не хочется. Во-первых, им вряд ли чего объясняли. И во вторых — мало ли чего они умеют. Они же всё-таки профи. Мне повезло, взял на испуг. А вдруг они как-нибудь освободятся? Так что пусть спят. Контейнер, кстати, рассчитан на полгода автонома. Но я не злой, так что через недельку-другую их подберут.

Из хорошего. Саша мне эту гадость из головы вытащила. Додумалась-таки. Я не мог понять, что со мной происходило, а она поняла. Она вообще умная. Хотя бывает резкой. Ну вот зачем было отрывать техблок? Можно было лазером дырочку прожечь и войти. Должен же быть на «Признаке» хоть малейший лазерочек? Хотя, может, и не должен. Это надо всякие инструкции читать, а я это удовольствие отложил на завтра.

Станция развалится, я так думаю, через пару дней. Максимум через три. Но противометеоритка сдохла сразу, так что мы долго задерживаться не стали.

Нет, но какие же всё-таки сукины дети эти сукины дети! Надо будет про это специально написать. Чтобы все знали ихнее коварство. Хотя, как я думаю, наше начальство в курсе. Абалкин ведь упоминал про эту их способность. Просто мы не поняли, что это и к нам относится. Хотя, наверное, уже поняли. То-то их не видно, не слышно. Наверное, запихнули куда-нибудь подальше. Или просто разорвали Контакт. Я бы лично разорвал. Нечего этим отродьям в наших головах делать. Кстати, откуда это слово — отродье? Пёс, не помню, чтобы Славин так выражался. Откуда-то, значит, всплыло.

Кстати, интерес ко всей этой истории у меня после чистки пропал. Сразу. Хотя и не совсем. Но вот раньше как будто жучок какой-то в голове жил и зудел: пиши-пиши, не останавливайся, и как можно подробнее. А сейчас — нету жучка. Нету и всё тут. Просматриваю то, что писал, и думаю: ну зачем это, про что это? Нудятина какая-то. А я ведь себе жизнь поломал из-за этого, дел разных наворотил. Нет, не жалуюсь, чего уж теперь-то. Но сам факт!

Перечитал. Наверное, ничего не понятно. Ну извините, тут всё как-то так сплелось. Не знаешь даже, за что зацепиться.

Пойду-ка я себе сделаю баранье жиго с рисом. И немножечко выпью. Саша, кстати, любит розовое. Как это вообще можно пить? Пить можно только красное. Кстати о красном: что-то у меня кровит. Грудь слева. Туда клавиша попала и застряла между рёбер. Саша руками вытянула, рану закрыла. Но шов не дотянула, бедная. Совсем без сил осталась. Надо бы в медблок сходить, но сначала жиго.

Кстати — это была клавиша «стереть».

День 238

Ну и бредятину я вчера написал! Извини, Саша.

Теперь то же самое, но по порядку.

Итак. Я только-только начал записывать всё, что знаю об истории с Каммерером, и даже написал довольно много. И вдруг с экрана всё стёрлось. Раз — и нету. Я испугаться не успел, как замигал свет, как при нуль-переброске. А потом из коридорчика, от камер — шаги. Тяжёлые такие, увесистые. Уверенные.

Я оглянуться только успел, и тут ко мне входит Толик Бойцов, а за ним Гриша Серосовин и Олесь Котик с термопакетом в руке. Наша убойная команда.

Нет, я в обморок не упал. И с лица, наверное, не сбледнул, как выражается Славин в таких случаях. Даже не испугался толком. Одна мысль только в голове осталась — «вот и всё, вот и всё». И никаких других мыслей, только вот это «вот и всё, финита, крышка, всё, приехали».

Олесь достаёт парализатор, виновато этак улыбается и говорит:

— Ждал, наверное? Прости, тебя только сейчас нашли.

Толик поднимает свой «герцог» 26-го калибра, тоже улыбается и вежливо просит:

— Привстань, пожалуйста.

И я послушно так встаю, понимая, что сейчас он мне всадит пульку в сердце. Именно в сердце, не в голову — чтобы мозг остался целым. А на полсекунды раньше Гриша пустит мне в лоб луч парализатора. Чтобы я ничего не почувствовал, во-первых, и чтобы мозг целее был, во-вторых. Потом Олесь отрежет мне микроструной голову и упакует в термопакет. Бойцов и Серосовин обыщут тело. И, скорее всего, утилизируют.

Я хотел что-то сказать, но тут мне в глаза бросилась простыня. Под которой — кибер-спаррингист с клеем в пистолете. И которого я запрограммил так, что все, кроме меня — противники.

Поэтому я пригнулся и заорал что есть мочи: «прогружур — галахуп!»

Мне эти словечки дурацкие когда-то приснились, вот и запомнил. Зато такое случайно не выговоришь.

И тут началось.

Потом я уже под ментоскопом всё это просмотрел по кусочкам. А так-то у меня в голове всё склеилось. Какое-то сплошное «бумц» и «уууу». Причём непонятно, кто кричал «уууу». Как выяснилось при анализе ментограммы, Серосовин.

Ну да ладно. Реально происходило вот что.

Автомат начал палить прямо через простыню. Первым выстрелом попал Толику в плечо. Толика развернуло и прибило к стенке. Тот, пока к стенке летел, выстрелил. Целил, видимо, в меня, попал в клавиатуру компа. От неё только клавиши полетели. Одна — в меня. Между рёбрами. Больно, блин. Я из-за этой боли упал. Не то чтобы сознательно, а вот так — ноги не удержали. Упал. И уже в падении почувствовал, как по самой лысине проехался луч парализатора.

Попади Серосовин сантиметром ниже — быть бы мне дровами. А так — будто пыльным мешком ударили. Ну или будто ложечкой мозги перемешали. То есть соображать нормально я на пару секунд перестал совсем.

Тем временем кибер снова пальнул. В Олеся Котика. Который, видимо, успел ускориться — он вообще по скорости субакселерации чуть ли не лучший — и собирался на меня прыгнуть. Но не вышло. Клей его к стенке пришпандорил рядом с Толиком.

Я тем временем чуточку оклемался. Вскочил. И увидел, как Серосовин рвёт на кибере простыню. И вот прямо сейчас его или разоружит, или отключит. Или вообще разнесёт голыми руками.

Будь я в норме, я бы так и сидел на попе ровно. Потому что трепыхаться было уже поздно. Но я был не в себе. Поэтому я схватил клавиатуру и со всей дури вломил ей Грише по затылку. Так, что последние клавиши повылетали.

Серосовин атаки с моей стороны не ожидал. И хотя удар был так себе, но концентрацию он ему нарушил. Не знаю, на сколько миллисекунд. Но киберу этого хватило, чтобы пальнуть ему в него клеем. Гришу отбросило метра на два и раскатало по полу.

Тем временем Толик пытался оторвать от стены руку с «герцогом». Не получилось. Тогда он свободной рукой достать вибронож и принялся себя отпиливать. Клей-герметик не поддался. Тогда он стал пилить себе руку. Кровь фонтаном. А ему хоть бы хны: человек в субспейсе, боли не чувствует, страха нет. Страшное дело.

Я субаксом когда-то занимался. В лётном — второе место в группе. Но вот в полный субспейс уходить не умел никогда. А вот Бойцов — легко. Я его на тренировках видел. Жуткое зрелище. Чувство такое, что это не человек, а какое-то существо вроде хипсианского римуса. Этакий ужас, летящий на крыльях ночи. Ну а уж тут… Я аж рот разинул.

Но киберу было всё равно. Он выстрелил ещё три раза и заклеил Бойцова намертво. Хорошо, что на лицо не попал. А то пришлось бы снимать вместе с кожей.

После этого пистолет, наконец, забило клеем. Так что кибер загудел, замигал и выдал сообщение о неисправности.

И только тут до меня дошло, что все киберы вроде как отключены. А этот-то как заработал?

Однако на размышления времени не было. Я схватил парализатор и всех троих отправил в аут.

Тут станцию затрясло. Да так, что переборки затрещали.

Ну тут у меня уже пилотские рефлексы включились. В любой непонятной ситуации надевай скафандр. За неимением такового — гермокостюм. И я бросился надевать свой ГКК61Л-4. Даже успел просунуть ногу в штанину, когда за стеной со страшным грохотом что-то взорвалось, дверь выбило и вошла Саша. В обтягивающем скафе, со скорчером в руке и радостной улыбкой. Как героиня в пятой серии «Галактики».

И с порога заявила:

— Яша! Я поняла, при чём тут собаки!

День 239

Странное чувство. Сижу перед компом — а писать как-то и не хочется. Хотя условия тут, конечно, не то что там. Начнём с того, что у меня нормальная каюта. Хотя что значит нормальная? Вообще-то — роскошная. Одни кожаные кресла чего стоят. И мини-бар со стасис-полем. В котором каждая бутылочка хранится охлаждённой до своей правильной температуры. И панель величиной со стену. В общем, лепота. Не хватает только Саши. Но она сейчас с контейнером возится.

А, ну да, про это. Мы ребят со станции вытащили. Спящих и мышечно-релаксированных. И упакованных в контейнер для содержания опасных представителей инопланетной фауны. Представьте, он здесь был! Интересно, к чему этот кораблик готовили? Но штука удобная. Трое крупных мужчин поместились без проблем, ещё и место осталось. Мы туда аварийный кислород положили и несколько панелек для связи. Сейчас Саша к этому хозяйству аварийный маячок прикручивает.

Ну а я пока подведу кое-какие итоги.

Саша не успела мне рану закрыть, как открыла рот и начала рассуждать. Что да почему. Ну, аналитик же. Я свои мозги тоже не в мусорной капсуле нашёл. Так что часа за два ты построили картинку. Довольно качественную.

Первое. Дегебешники, а потом и КОМКОН, нашли меня в тот же день, как улетела Саша. Ну да, конечно, после этого не значит вследствие этого. Но если они двести тридцать четыре дня меня в упор не видели, а на двести тридцать пятый вдруг разглядели, и именно в тот день, когда Саша улетела — это, гм, о чём-то говорит.

Почему ко мне пристали именно после улёта, а не сразу? Ну, это понятно. Её трогать не собирались. Во всяком случае, галакты. Хотя следили именно за ней.

Почему? Мы вариантов десять перебрали. Остановились на двух.

Первый вариант. Именно Ветрилэ занималась задачами «Калина красная», «Пыль» и «Зелёный слоник». Что это такое — писать, извините, не буду. Особенно про «Слоник». Важно то, что все три задачи непосредственно затрагивают интересы ДГБ. В таких случаях силы разума поступают стандартно: ищут какие-нибудь зацепки.

Как ищут? По-разному. Про меня, например, известно, что я коллекционер. Так вот, пока я работал под прикрытием, ко мне подходы делали именно по этим темам. Очень аккуратно, но делали. Например, вот помню — предлагали мне как-то отличный обмен. Не то чтобы фантастический, но очень хороший. Одна беда: многоступенчатый. И без предварительных договорённостей. Ну то есть «нужно быстро, пока у всех всё есть на руках». А это требовало, в свою очередь, определённого объёма общения и всё такое. И прямо тут же на работе — аврал. В смысле, на той работе, которая была официальная. Я уж и так и так крутился, чтобы и тут успеть и там успеть. И вот на одной встрече — на Новой Риге дело было, — разговариваю я с дедком, который тоже по артефактам барыжил. Вроде и разговор безобидный, никаких таких тем вообще не касающийся. Но вот чувствую — не то. Решил не мучиться, доложился по начальству. А мне говорят: что же это ты, дорогой, это тебя второй зам регионального ДГБ-шного управления смотрел. Теперь у него и психологический портрет твой есть, и ментальная карта, и про текущую твою работу он кое-что из тебя вытащил. Я не поверил, тогда мне на ментоскопе всё прокрутили. Вот здесь, говорят, ты раскрылся, вот тут признался, а вот здесь ты болтаешь лишнее. Расстроился я. Поумал даже — ну всё, теперь выгонят за профнепрегодность. А мне на это — ну что ты, не так всё страшно, взаимная вербовка входит в правила игры. Попробуй-как при случае сказать вот это и это.

Тогда из меня двойного агента не вышло. Ну да я не о том, а о Саше. Так вот — похоже, Сашу пасли. Не так чтобы с большими надеждами, но всё-таки.

И второй вариант. Который лично мне кажется более вероятным.

Я ведь копался в своей переписке, читал письма и так далее. Кроме того, лазил на склады, подписывал всякие документы — всё от имени того Вандерхузе. Думая, что он не заметит. А если всё-таки заметил? Или он, или кто-то другой? Тогда понятно, что они через некоторое время обнаружили мои координаты. Тайно подключились к компьютеру, скачали файлы с текстом. И узнали много нового и интересного.

При этом у нас вполне может работать какой-нибудь дегебешный «крот». У них тоже есть наши «кроты», обычное дело. Ну и дальше понятно: галакты решили наших опередить. Я бы тоже так сделал.

Почему они меня трясли именно на собачью тему? Пожалуй, потому, что по другим темам я мог бы и упереться. А они знали, что КОМКОН здесь будет очень скоро. Поэтому решили получить то, что им нужно, но что моим профессиональным секретом не является. И я бы им рассказал! Но именно этого-то я и не знаю! Ну не раскопал Левин это. Не успел. Почему-то каммереровская тема у них пошла особенно туго. Известно только, что была какая-то лаборатория. Которую потом кто-то уничтожил вместе с людьми. Но кто, зачем — тайна, покрытая мраком.

Не пойму другого. Почему волосатым это так важно. Настолько, чтобы лазить в чужие мозги. Понимая, что это может когда-нибудь выясниться. Не понимаю.

Ладно, про это потом. А сейчас — сашина эпопая. Нет, не эпопея. Эпопея — это какая-то литературная хрень типа махабхараты. Это, кстати, что такое? Посмотрел в БВИ — тоже литературная хрень. Короче, про её приключения.

Ну, во-первых, она сразу поняла, что это не я с ней разговаривать не хочу, а что-то случилось. Потому что при попытках связаться со мной через омегу панелька выдавала какую-то подозрительную ерунду и неопознанные ошибки. Из чего Саша сделала понятные выводы. Но торопиться не стала, а стала исполнять первоначальный план.

В общем, до УКБ она добралась нормально. Запрос на челнок направила, времени на фальшивую загрузку терять не стала. И поднимать его обратно тоже. А вместо этого взяла плазменный резак и раскурочила несколько приборов и кабелей. После чего поставила челнок на тестирование, а сама пошла в хранилище.

Кстати, красивое решение. Потому что тестирование покажет, что челнок неисправен. Техников из-за поломки одного челнока вызывать никто не будет. Так что его просто загонят в ангар, чтобы разобраться как-нибудь потом. А пока это «потом» наступит, нас тут уже не будет.

Вот почему мне в своё время такое в голову не пришло? Наверное, потому, что ломать казённое имущество — это как-то против правил. А у меня в голове они тогда ещё сидели прочно. Ну нельзя же вот так, своими руками, ломать то, что охраняешь. Н-да.

Ушла она тоже красиво. Заодно проверив маскировку. Система автоматического контроля даже не дёрнулась. От масс-сканирующей подсистемы, правда, была парочка запросов. Ответа не получила и успокоилась. Ну, тут, конечно, масса астероида прикрыла. А остальные — ноль внимания. Какая же всё-таки классная штука «Призрак» девятой модели!

До меня она добралась в три прыжка. Уложилась бы в два, но нужна была коррекция, Плюс к тому Саша плохо переносит деритринитацию. Тошнит её от больших риманов. Ну тут уж ничего не поделаешь, особенность организма.

Между прочим. На самом деле эта самая риманозависимость — штука совершенно загадочная. То есть ни физика, ни медицина её объяснить не могут. По теории, этого вообще не должно быть. Потому что при линейной скрутке пространства материя сворачивается вместе с ним. То есть ни единая молекула со своего места не сходит. По энергии то же самое: скрутка — замкнутый лепесток псевдовуали, энергия по контуру строго ноль. Замер скрутки осуществляется косвенно, по градиентному следу. Но внутри человека таких приборов нет. И тем не менее, у каждого двадцатого — риман-синдром. Тошнит их, крутит. И никто этим не занимается. Ну то есть раньше занимались, но ни до чего не докопались. А теперь есть нуль-Т, и типа зачем.

О, вот ещё вспомнил — в лётном был случай. У нас на первом курсе учился такой Рома Долотов. Внук легендарного адмирала Долотова. Который во всём Космофлоте последним имел это звание. Ему одному оставили, в знак признания заслуг. Старик, по рассказам, был кремень: дико упёртый и принципиальный. Так вот, он вбил себе в голову, что внук обязательно должен пойти по стопам предков. Воспитывал его в семье, все тесты просматривал сам. И готовил в лётное. А тот не хотел — вбил себе в голову, что хочет быть художником. Дед надавил, пошёл всё-таки парень летать. Причём взяли его без тестов и без экзаменов. Так вот, этот самый Долотов на больших риманах регулярно обблёвывался. Преподы писали деду — заберите внучка, он летать не может. А дед им отписывал: нет, Ромка всё врёт, таблетки какие-нибудь глотает, чтобы от долга своего сбежать. Дайте ему двое суток губы и учите дальше, он способный. И что же в итоге? Дед прав оказался. Полгода повыпендривался парень да и прекратил. Куда-то весь синдром девался. И летать стал ну просто фантастически. Взял несколько серьёзных призов. А когда дед умер, на следующий же день подал рапорт. По слухам, пошёл в художественное. Откуда его через полгода выгнали за полную бездарность. Вот так-то.

Тьфу, опять отвлёкся на ерунду всякую. В общем, у Саши риман-синдром, к сожалению, настоящий. Так что она малость запоздала. Может, и к лучшему.

Для начала Саша попыталась состыковаться со станцией. Станция не отвечала. Ну то есть совсем. Саша, естественно, подумала, что случилось что-то плохое. (Да, случилось: галакты меня заблокировали, вот только не знаю как). Вывод: до меня кто-то добрался. Скорее всего — КОМКОН. Дальше что? Меня либо убили, либо увезли, либо держат здесь. В любом случае последнюю гипотез нужно проверить. Для этого нужно войти внутрь. Причём желательно так, чтобы мои возможные тюремщики были чем-нибудь заняты.

Оружия на «Призраке» нет. В смысле — корабельного. Но вообще-то корабль такого класса сам себе оружие.

Саша сделала просто. Подошла поближе. Так, чтобы не задеть жилые помещения и энергоблок. И включила противометеоритное поле корабля на релятивистскую мощность. Какое выставляют, когда корабль идёт на субсвете.

Ну а поле такой мощности оторвало кусок станции. Со всеми потрохами. Куда Саша и пошла со скорчером — меня спасать.

Вместо этого пришлось отпиливать плазменным резаком приклеенных ребят и тащить их к себе. Вкалывать снотворное, паковать в контейнер, а теперь ещё и сам контейнер оборудовать.

Ну а я сижу и думаю, что с ними теперь делать. В смысле — как их отправить домой.

День 240

Тааак.

В КОМКОНе, похоже, спохватились и порядок навели. Почтовый ящик Вандерхузе мне больше недоступен. Секретный, где он с Леной переписывался — тоже. Все мои допуски аннулированы. Даже комовский пароль доступа.

А и пёс с ними. Всё, что нужно, у меня уже есть.

Контейнер с Толиком и прочими оставил на старом месте. Ну, где была станция. Сейчас её нет. Я так подумал — нехорошо после себя мусор оставлять. Подцепил обломки полем, разогнался, отпустил. Теперь всё это добро летит точнёхонько по направлению к планете типа Юпитера.

Всё, пора и вправду заканчивать. Хотя уже и охота проходит. Пока во мне сидела та зараза — было желание. А теперь — ну просто «надо».

Значит, так. Подбиваем бабки.

Валентина Малахова, заразившегося «болезнью Званцева», подлечили. Довольно сложным способом: ввели в кровь искусственные самомодифицирующиеся иммунные тела. По сути — некий аналог фукамизации. Нормальный возраст вернуть ему так и не смогли. К тому же от «званцевской бомбы» у него в голове остался след: периодические падения таламической активности. Чтобы этого избежать, ему назначили регулярные психокорректирующие процедуры.

Рассказали ему при этом вот что. Дескать, ужасная экологическая катастрофа на Надежде комплексно повлияла на всех, кто там был. Фукамизированные её пережили лучше, но вообще-то затронуло каждого. Но учёные ищут средство к окончательному исцелению, нужно только потерпеть. И цацку дали, как без этого.

Кстати вот тоже. Саша спрашивала, зачем человеку говорить, что не он один пострадал. Это такая психологическая штука, про неё мне Левин рассказывал. Но вообще-то любой администратор, занимающийся такими делами, её знает.

Суть в чём. Обычному человеку в нашем обществе трудно жить без одобрения коллектива. Или хотя бы без чувства, что ты принадлежишь какому-то коллективу. Иначе человек начинает такой коллектив искать.

То есть. Если что-то случилось и по этой причине пострадало несколько человек, то это, с формальной точки зрения, хуже, чем если пострадал всего один. Но вот этому самому одному пострадавшему хуже, чем если бы с кем-то случилась та же беда. Потому что во втором случае у него есть чувство, что он не один такой.

Ну вот хотя бы. Почему из того же лётного никогда не выгоняют скопом? Ну вот, допустим, три курсанта устроили пьянку, их за это исключают. Но никогда чтобы всех сразу. Неееет. Сначала исключат одного, через какое-то время рассмотрят дело другого, и только потом третьего. И даже если нужно выгнать много людей — такое бывало — то покидают они училище в разное время. Хотя бы немного разное. Одного утром отправят, другого вечером.

Почему так? А вот по тому же самому. Чтобы курсант прочувствовал, что все — остались, а он — пошёл вон. Чтобы шёл к космопорту с вещами один. Чтобы ему стало больно, стыдно и грустно. А если он не один пойдёт, а в компании, то по-настоящему грустно, стыдно и больно ему не станет. Они друг друга психологически будут поддерживать. И воспитательный эффект очень сильно снизится.

Вот что-то в этом роде происходит с теми, кто пострадал в одиночку. Люди чувствуют себя без вины виноватыми. Что ж, у всех всё хорошо, а я один вот так попал? Может, я хуже всех? Слабое звено, так сказать? А то бывают мысли и пострашнее: дескать, я один за всех отдуваюсь, а они все мне что? После чего он начинает искать справедливость. И довольно часто попадает в лапы общественности. Которая водружает его на какое-нибудь знамя. И на совершенно ровном месте начинается кипеш.

Самая известная история такого рода была в конце пятидесятых. Тогда развернулась первая волна выступлений против фукамизации. Связана она была с так называемой Г-аллергией. Я про эту штуку знаю довольно много: приходилось работать под прикрытием врача-фукамолога. Болезнь это чрезвычайно редкая, в отличие от того же раннего развития и прочих неприятных побочек. Так вот, был всего один случай, когда расторможенный гипоталамус передался по наследству вместе с Г-аллергией. Родился больной ребёнок. Как его там? Матвиенко, кажется. Неизлечимо больной. Ну да, бывает. Цитастения тоже, знаете ли, не лечится. Или синдром Корнева-Аграновского. Но у цитастеников и КА-синдромщиков есть свой мирок. Свои почтовые рассылки, например. Где они обсуждают свои проблемы, новые лекарства, всякие слухи из научных кругов. Делятся успехами, жалуются на жизнь. Поддерживают друг друга, в общем. А тут человек такой один-единственный. В результате вырос на весь свет обиженный. А тут общественность как раз замаялась новой дурью — решила побороться с законом об обязательной фукамизации. Тут-то он и пригодился. В результате кипеш поднялся такой, что закон отменили. Ну, конечно, были всякие обстоятельства (книжку Оксовью кто писал? а то я не знаю). Но без этого самого Матвиенко ничего бы не получилось. Причём, когда общественность добилась своего и переключилась на другие темы, о нём быстро забыли. А вот такого отношения он уже не пережил. В итоге — суицид. Тут о нём общественность снова вспомнила и сплясала на могилке. Но недолго, потому что нашлись другие темы.

Так что у нас в таких случаях проявляют деятельный гуманизм и человека одного со своей бедой не оставляют. И тут тоже не оставили. Сформировали коллектив. Простейшим способом: назначили психокорректирующие процедуры всем, кто работал на Авроре по данной теме. Дескать, у всех у вас могут быть симптомчики, то да сё.

Разумеется, никакой реальной психокоррекции не проводилось. Просто раз в год к человеку приходил ментоскопист, делал всякие предварительные действия для входа в мозг, потом выходил оттуда. Ну, может быть, по ходу дела кое-что просматривалось и чуть-чуть подкручивалось. Но это я так думаю, а Левин точно не знал. А так — это было обычное плацебо.

Именно на это я и наткнулся, когда сделал глобальный поиск по профреестрам. И понятно, почему в реестрах эта коррекция не указывалась. Нельзя же указывать то, чего нет. Ну а тот факт, что ничего на самом деле не делалось, провели как тайну личности. Что и логично: пациент не должен знать, что его не лечат, да и лечить-то нечего.

Это помогло. Никто из участников всей этой истории никаких проблем никому не создал. Потому что не чувствовали себя обделёнными и одинокими. Прежде всего Малахов. Который через десять лет благополучно умер от старости.

Так что всё обошлось безо всяких там глобальных стираний памяти. И других негуманных действий.

Что там ни говори, о людях у нас заботятся. Умеют.

День 241

Всё какие-то хозяйственные хлопоты. То одно нужно, то другое. Кстати, Сашу тоже от всего отключили. Ну всё, мы теперь персоны нон грата, а то и хуже. Ничего, не пропадём, у меня всякие возможности имеются.

Интересно, что сейчас с тем Вандерхузе? Небось, всего насквозь просветили. В поисках каких-нибудь зацепок. Ну и, конечно, изолировали. Вот он влип-то. Думал, ухватил птицу-счастье за самый хохолок, как выражается Славин в таких случаях. А теперь сидит на какой-нибудь тихой базе… Вроде моей бывшей. Только я у себя был хотя бы относительно свободный и на что-то надеялся, а дядк Яше надеяться не на что. Разве что на меня. Ну, я постараюсь. Помочь. Если эта писанина хоть как-нибудь поможет.

Всё-таки заканчивать надо, что начал. Напишу-ка про Антона Малышева.

Сразу после событий он улетел на Серебряную. Это было воспринято как желание отдохнуть и развеяться после пережитого. Ну, дело понятное. Однако с Серебряной он не вернулся.

Институтские по этому поводу не особенно обеспокоились. По их документам он проходил как виновный в массовой гибели жителей Авроры. Приказ об отстранении Малышева от полевых исследований был уже подписан. А как теоретик он был нуль. Да и психологические сложности дальнейшего сотрудничества были, мягко говоря, очевидны. По правде говоря, все ждали, что он как-нибудь сам решит проблему. Ну то есть куда-нибудь денется. Он и делся. Ко всеобщему удовлетворению.

Мать тоже не проявила к судьбе сына никакого интереса. Осведомилась только, жив ли он и в каком состоянии. И снова занялась важными делами. То есть увековечиванием памяти покойного супруга. Других живых родственников у него не было.

Интерес к его судьбе проявил только Павел Бунге. Всё-таки они были друзьями и многое вместе пережили. Так что он послал пару запросов в разные инстанции, но ответа не получил.

Потом появилась книжка про Румату. Пошёл кипеш. Естественно, этим вопросом занялись и наши, и дегебешники. И Антона нашли.

Оказывается, Антон на Серебряной поселился. Причём очень оригинальным образом устроился. В самой что ни на есть лесной глуши сделал себе домик. Из брёвен. И гвоздей. Всё это, конечно, киберы делали — лес валили, тесали, строгали. Но в самом домике не было ни одной современной вещи. Даже на освещение поставил какие-то древние световые панели, невесть где завалявшиеся. А все дела делал в ведро. Кибер потом это в какую-то коробку деревянную выливал. Или яму, Левин точно не запомнил. Потом всё это шло на огород. В смысле — натуральный такой огород, где картошка и огурцы. Он это ел. А мясо добывал в лесу. Охотился на зверей. Со старым рельсовиком. И скорчером для самозащиты.

Да, кстати. К домику не шло никаких коммуникаций. Ни информационных, ни энергетических, никаких. Всю энергию для тепла, освещения и киберов давал старый нейтринник. Да, Линия Доставки туда тоже не шла. Потому что Антон ничего не потреблял.

При этом он не прятался. Если бы прятался, пришлось бы сложнее. Нет, нашли бы, куда бы делся, но всё-таки. Но он честно указал своё местопребывание в профреестре. В закрытой части, доступной только для нас. Типа — «вот он я, у меня секретов нет».

КОМКОН к нему наведался. Насчёт ДГБ — неизвестно. Интересно, что каким-то образом о его местопребывании узнал Павел Бунге и тоже его посещал. Но это отдельно.

С комконовцами Малыше общался тихо, мирно, агрессии не проявлял, был настроен на сотрудничество. Толку от этого не было никакого.

Комконовцы интересовались двумя вопросами. Зачем Антон написал свою книжку и понимал ли последствия. Антон на оба вопроса ответил так, что страдает тяжёлыми провалами в памяти и не помнит, зачем и почему он это сделал. Тут же согласился на ментоскопирование. Которое показало, что у Антона тяжелейшие проблемы.

После некорректно проведённого удаления воспоминаний в мозгу остаётся что-то вроде открытой раны. Которую мозг начинает залечивать своими средствами. В частности, пытается затянуть её другими воспоминаниями. Я уже об этом, кажется, писал. Так вот, у Антона это приобрело совсем уж крайнюю форму. В частности, всё, связанное с написанием книги, было полностью занятнуто какой-то бытовухой — как он здесь поселился, как устраивался, и тому подобное. От лечения и глубокой ментоскопии Малышев оказался, вручив прибывшим соответствующие документы. Из которых следовало, что его всё устраивает и менять он ничего он не хочет. В заключение он подписал обязательство, что в случае каких бы то ни было новых публичных выступлений, публикации текстов и так далее он безоговорочно согласен на лечение с проникновением в пямять любой глубины. А под конец сказал: «я больше не создам никаких проблем».

Так оно и вышло. От Малышева с тех пор не было ни слуху, ни духу. Очень долго.

Насчёт Бунге. У него в архиве нашли начало текста, где он описывал своё прибытие на Серебряную и встречу с Антоном. То есть как раз встреча описана не была: текст обрывается на том, что Малышев выходит из леса. С руками, запачканными соком земляники. Который Бунге показался похожим на кровь.

На этом текст обрывался.

День 241

Всё тот же день. Просто Саше захотелось со мной поужинать. Ну куда ж я денусь, это незыблемое. Сделал бараньи рёбрышки с красным марсианским луком и земным перцем. Очень старался. Душу, можно сказать, вложил. В результате Саша объелась и теперь отлёживается. А я решил ещё немного посидеть за компом. Точнее, за панелькой. Я к ней клавиатуру подключил. Привык я уже к клавушке. Чего отвыкать-то.

Итак, Антон исчез с радаров. Видимо, хотел, чтобы о нём забыли. О нём и забыли. Довольно прочно.

Так что никто не обратил внимания на то, что некий Малышев вдруг объявился в Мексосе (это столица Серебряной) и попросил медицинской помощи.

Чтобы было понятно: к тому времени Антону было уже хорошо за сто. Жизнь, что называется, к краю подошла. Тем не менее, сохранился он неплохо. Здоровая жизнь на природе и всё такое. Хотя, конечно, какие-то болячки в таком возрасте должны быть. Но он жаловался не на возрастные болячки. Как ни странно, жалоба была на состояние памяти.

А именно. Он утверждал, что в молодости подвергся какому-то воздействию, из-за чего потерял часть воспоминаний. Долго ждал, что они вернутся сами. Теперь убедился, что это невозможно, и хочет воспользоваться услугами специалиста.

Всё это было, конечно, полным бредом. Память он вырезал себе сам, при этом прекрасно осознавая, что ничего вернуть уже нельзя. Да и столько лет ждать, прежде чем обратиться к врачу — зачем? Но на Серебряной никто этой истории не знал, да и с какой стати. Поэтому поступили формально: положили дедушку в больницу, заодно подлатали от всяких старческих хворей (их оказалось на удивление мало) и назначили лечащего врача. Молодого, но очень перспективного Яна Сноубриджа.

Впоследствии Борис Левин с ним довольно много общался. И выяснил, в частности, что именно работа с Антоном-Руматой и побудила Яна вступить в Добровольное Общество за Психическую Неприкосновенность и подписать «Письмо семидесяти пяти». Потому что он тогда впервые увидел, к каким ужасным последствиям может привести неграмотная работа с ментоскопом.

В голове у Малышева он видел, по своему же выражению, «сгоревшие развалины». На которых со временем выросли мхи и плесень. Ну то есть какие-то догадки, фантазии, и всё такое прочее. Мне это сложно себе представить, я не психокорректор. Но вот на Сноубриджа это как-то очень сильно повлияло.

Если вернуться к лечению. Попытки хоть что-то восстановить в этих руинах особого успеха не обещали. Но попробовать что-то сделать было можно. Сноубридж наметил план процедур, согласовал с пациентом и приступил к делу.

И вот в само начале процедуры коррекции — Сноубридж только и успел, что войти в мозг и начать что-то шевелить — старик внезапно впал в кому. Из которой уже не вышел.

Разумеется, действия Сноубриджа были рассмотрены профессиональной комиссией. Буквально каждая команда ментоскопа была просмотрена. Никто не усмотрел в его действиях ни единой профессиональной ошибки.

Однако Ян вбил себе в голову, что это именно он убил старика. Сделав что-то неправильное.

Такое бывает с очень хорошими профессионалами. Они всегда во всём обвиняют себя. Потому что не могут поверить, что бывают обстоятельства, от них не зависящие. Вот пилоты, например, такие вещи очень хорошо понимают. Потому что будь ты асом из асов, а случись в экватории вакуум-возмущение хотя бы на три балла, и от всего твоего лётного мастерства осталось, считай, процентов тридцать. А если четыре балла — то десять. Ибо тут начинаются «неизбежные в пространстве случайности», как говорят космофлотовцы.

Но вот врачи так не думают. У них гиперответственность. У психокорректоров тем более. Оно, наверное, и хорошо. Тщательнее работать будут. Но вот когда такая ситуация, как с Антоном — что делать? Тут нужна как раз психокоррекция. А это случилось с психокорректором, возненавидевшим психокоррекцию.

Да-да. Сноубридэ впал в самоосуждение, которое перешло на профессию. Вступил в ДОПН, подписал «Письмо семидесяти пяти». Кончилось всё это ракопауком. И всё из-за чувства вины. Как я в своё время и предполагал.

Кстати, насчёт моих тогдашних догадок и открытий. Почти все они оказались мимо.

Левин-то мне правду сказал. То, что я ему показывал, и в самом деле было стандарной процедурой «войти в мозг — выйти из мозга». Просто в случае людей с Авроры это было плацебо, а в случае с Малышевым — начало плановой процедуры стимуляции памяти. Просто пациент тут же впал в кому, так что врач сделал только вход-выход. В общем, подвело меня незнание предмета.

Статьи из БВИ поудалял, оказывается, он сам. По этому поводу они с Левиным даже поругались. Левин, как человек и гуманист, считал, что всё сделанное принадлежит человечеству. Сноубридж к тому моменту совсем съехал на теме того, что психокоррекция — зло, и хотел его хоть немного исправить.

О тематике работ. Оказывается, Сноубридж как учёный занимался очень специфической областью — так называемыми высшими эмоциями. Ну то есть сочувствием, состраданием, любовью к ближним и т. п. Причём занимался ими на уровне формирования. То есть — как там в мозгу всё это рождается. В частности, интересовался, можно ли эти прекрасные порывы усилить психокоррекцией. Потом пришёл к выводу, что такие идеи безнравственны, антигуманны и всё такое прочее, о чём написал статью. На которую академик Улитнер и ссылался.

Кстати, мои гениальные догадки — статья написана после гибели Сноубриджа, и академик знал, что она изъята — тоже были мимо. Я-то смотрел дату публикации. И почему-то решил, что текст написан незадолго до неё. Ну да, обычно так оно и бывает. Но статья шла в юбилейный сборник научных трудов к 30-летию кафедры сравнительной меридиевистики истфака КГУ. Статья Улитнера придавала веса и сборнику, и кафедре. Видимо, кто-то очень попросил, чтобы академик дал хоть что-нибудь. А Моисею Львовичу, несмотря на всю его писучесть, не хотелось напрягаться. Поэтому он взял свою старую статью семилетней давности, слегка отредактировал и дополнил, ну и послал в сборник. Ссылки по второму разу не проверял — чего там проверять-то?

Я бы, кстати, до такого объяснения не додумался. Потому что нравы гуманитариев мне не особо известны. Это всё Саша. Она в этих темах понимает. Когда читала мой текст — взяла и сделала поиск по ключевым словам статьи. И довольно быстро нашла оригинал, совпадающий со вторым вариантом процентов на восемьдесят. С той самой ссылкой. Там, правда, опечатка была. Между инициалами Сноубриджа и фамилией отсутствовал пробел, поэтому глобальный поиск её не выловил. А в новом издании опечатку исправили. Только и всего-то.

Все таинственные недомолвки Бориса тоже объяснялись просто. Он в тот момент вёл расследование как раз по той теме, по которой я его начал теребить. Естественно, он забеспокоился. Даже по начальству доложился. С какими последствиями — я уже говорил.

По поводу «метода Сноубриджа» — речь шла о методе ментоскопического входа в глубинные слои древнего мозга. Отсюда и внимание к входной процедуре. Вопрос интересный, но имеющий узкоспециализированное значение.

А насчёт левинского «я не смог ему помочь, он умирал» — всё так. Левину было понятно, что его друг одержим суицидальным синдромом. Он ведь не просто охотился, а всё время повышал градус экстрима. В частности, ходил в джунгли Яйлы без еды, на стимуляторах. Отчего похудел на пятнадцать килограммов и внешне очень постарел.

Левин уговаривал его не валять дурака и корректироваться. Бестолку.

День 242

Пёс, пёс, пёс!

Нас чуть было не спасли. Помощь была близка как никогда. Ушли в последний момент.

Сижу теперь, коньяком лечу нервы.

Как дело было.

Мы почти закончили. То есть закончили ещё вчера, но надо же всё проверить. На чём чуть не погорели.

Всё-таки «девятка» — изумительная машина. Игрушечка. Нет, конечно, если со всякими монстрами сравнивать, то ничего особенного. Кораблик среднего класса. Тяга сто пятьдесят мегазенгеров. Максимальная дистанция одной деритринитации — двадцать восемь световых. Оружия нет. Зато управление — чудо какое-то. Этой техникой одним пальцем управлять можно. Осевая характеристика — шесть секунд на градус. Шесть! И маскировка! Корабля вообще не видно. Ни в оптике, ни в тепловизоре, ни в чём вообще. Ну, в радиусе пяти километров масс-сканирование его берёт, и то неуверенно. В общем, пока не столкнёшься — не поймёшь, есть он или нет его.

Сегодня нас только это и выручило.

Я вроде как писал, что мы выбросили в космос контейнер с убойной командой? Ага, писал. Так вот: я сегодня активизировал на нём маячок, который даёт сигнал «SOS». Чтобы убедиться, что всё нормально работает.

И продолжил заниматься делами. Потому что точно знал, что помощь придёт в лучшем случае через сутки. Потому что ближайшее место, откуда она может прийти — это от ремонтной станции раскуроченного энергоблока. Лететь будут на досветовой, ещё искать надо. В общем, возни у них будет достаточно. Так что я со спокойной совестью запустил глобальный тест всех систем.

Вообще-то я и так был уверен, что всё в порядке. Но, учитывая наши планы, лучше убедиться, что всё не просто в порядке, а в ажуре. И все мелкие проблемы решить сразу. А то мало ли.

Проблема в том, что глобальный тест вырубает корабельную автоматику полностью. То есть часа на четыре он превращается в кусок металла, где работают только системы жизнеобеспечения, и то по самому минимуму. Обычно такой тест делают в доке. Или в какой-то спокойной экватории, с уверенностью, что вот прямо сейчас никуда лететь не нужно. Хотя это против правил — инструкция разрешает только вакуумный док использовать. Ну да техники такие техники. Им бы только чего нарушить. Вот помню такой случай возле ЕН 1488… ладно, не буду про тот случай. Дурацкий это был случай. Пёс с ним.

Ну поставил и поставил. А буквально через полчаса — радиовызов с омега-привязкой.

Я занервничал. Включаю панельку. В одну сторону, конечно, только на приём. А на той стороне — компания каких-то парней в растянутых свитерах и с недельной щетиной. Которые, перебивая друг друга, орут: «Ребята! Держитесь! Через два часа будем здесь!» И всё такое прочее.

В полном недоумении смотрю сигнатуру и характеристики сигнала. И становится мне нехорошо.

Оказывается, это ГСПшники! Группа Свободного Поиска, чтоб ей ни дна, ни покрышки. Какой пёс их сюда притащил?! Но факт есть факт: их дурацкий корабль что-то делал в экватории ЕН383. Искал клады, наверное. Или следы иных цивилизаций. Или просто какую-нибудь неназванную планету, чтобы дать ей имя любимой женщины, блин. А может и парня: в компании я двух девок заметил. Патлатые такие, увешаны фенечками. И вся эта развесёлая кампашка на всех парах летит сюда. Не просто так, а спасать людей! Потому что SOS! А у меня в сотне километров от этого самого контейнера — звездолёт! Совершенно беззащитный! Даже невидимость не включишь!

И что сделают эти уроды? Сначала, конечно, выловят контейнер. Потом попытаются выйти на связь с нами. Ну, можно не отвечать. Так они полезут его вскрывать. Потому что подумают, что контейнер выброшен из этого самого корабля (и правильно подумают). Значит, на корабле катастрофа? А вдруг там ещё живые есть? Точно полезут! Начнут резать обшивку какой-нибудь плазменной гадостью, если она у них имеется. А если нет — устроят шум на весь космос: все сюда, спасайте людей! И ведь прилетят. И не убежишь — эти ребята закрепятся на обшивке, не стартанёшь. Вот ведь засада.

А главное: я сам в этом виноват. Ну как, как я мог так рисковать?! Чем думал?!

Кстати, понятно ведь чем. Пилотскими привычками, вот чем. Привык, что сначала нужно сделать всё запланированное, а потом ставить корабль на тестирование. Вбили в меня это в лётном, вбили.

Значит, сидим мы с Сашей, слушаем, как эта банда придурков орёт — «Держитесь, ребята! Мы вот-вот! Ребята, держитесь! Мы вас спасём, ребята! Дышите медленнее! Кислород экономьте! Мы вот прям щас! Мы уже на подходе!» И я понимаю, что спасения нет. Сейчас вот эта банда жизнерадостных придурков поставит крест на всех наших планах. Меня убьют, Саше в лучшем случае память сотрут. В лучшем, повторяю, случае.

Хорошо, что на «Призраке» нет оружия. А то у меня уже совсем нехорошие мысли в голову полезли.

И тут до Саши дошло, что маячок-то можно отключить. Так же, как и включили. Дистанционно. Что даст нам немного дополнительного времени.

Когда сигнал исчез, они там все совсем с ума посходили. Продолжают трансляцию и орут: «ребята, мы всю скорость выжимаем, мы вас найдём, мы вас запеленговали, мы верим, что вы живы, держитесь-держитесь». Одна патлатая девушка так даже зарыдала, парни в свитерах её утешали, продолжая орать своё «держитесь-держитесь». А я смотрел на всё это с ужасом и считал секунды. Потому что в космосе далеко видать, а они должны уже быть в пределах досягаемости оптики.

Но нет. Они всё орали и орали своё «мы вас найдём, мы скоро-скоро, мы уже-уже». Но никакого «мы вас видим».

Тут я, наконец, посмотрел на экран. И понял, что нас от них закрывает планета типа Юпитера.

Вот честно — я в тот был готов её в оба полюса расцеловать, красавицу.

В общем, когда эти охламоны, наконец, появились, нас уже было не видно и не слышно ни в каких диапазонах. И смотрим, как их кораблик — «Ангара» какой-то старой модели — крутится-вертится, пытаясь сманеврировать дюзами. Я про себя думаю: «дурачьё, гравик включите, а то так и будете крутиться». Нет, так и крутились. Наконец сравняли пеленг и попытались втянуть контейнер гравиком. Но перепутали полярность и контейнер от них отлетел мячиком. Тогда они вышли сами с грависетью и принялись его ловить. Сидим, нервно ржём. И смотрим, как эти хмыри контейнер затаскивают на борт. Суетясь и друг другу мешая.

Интересно, что они думают по поводу того, откуда в пустом космосе взялся контейнер с тремя здоровыми мужиками, залитыми клеем и спящими?

Ох, только бы они их не начали будить. Эти вояки спросонья могут и шею сломать кому-нибудь.

Вот нехорошо-то выйдет.

День 243

Ну всё. Финита ля комедия.

Собственно, можно стартовать, но Саша занята. Она себе безынерционную камеру оборудует. Ну что поделаешь, плохо переносит деритринитацию человек. Тошнит её, бедную. А тут ещё высокие риманы и легенные ускорения.

Вот странно. Когда я пилотировал, у меня перед рейсом всегда небольшой мандраж был. Это нормально, кстати. Ненормально — когда полное спокойствие. Полное спокойствие должно быть у пассажиров, а пилоту полагается немножко нервничать. Но вот сейчас у меня как раз полное спокойствие. И не пассажирское, а какое-то другое. Твёрдая такая уверенность: всё будет хорошо. Даже прекрасно.

Заполнил полётную ведомость. Дела всегда следует оставлять в порядке. Вот чтобы никто не сказал: сбежал дядя Яша и оставил за собой свинство. Этого за мной никогда не водилось — свинства. Всегда всё до последней записи оформлял как положено.

Так что у меня всё готово. Объект — к/к «Призрак», модель 9. Регистрационный номер o017КС. Заводская характеристика 1921к75555/vinS 45 08 5522849, доп. AXX9074663000000001121. Полезный объём, энергоустановка, ПАК — все пятьдесят восемь граф с характеристиками. И в самом низу: пилот — Яков Вандерхузе, второй пилот — Александра Ветрилэ. Вот только не знаю, что в «целеназначение рейса» написать. Пока думаю.

Пульт, конечно, выглядит страшновато. Пломба на пульте выдрана, стёкла разбиты, вся безопасность отключена. Зато можно курить.

Вот кстати. Это же извечная пилотская мечта — закурить перед деритринитацией. Левин это, кстати, объяснял латентным риман-синдромом. Дескать, чувство скрутки есть у всех. Просто кого-то выворачивает наизнанку, а кому-то на душе тяжело становится. Он, по ходу, прав: на первых риманах бывает такое чувство. Смутной неустроенности, что-ли. И вот тут сигаретка была бы самое то. Сама в рот просится. А нельзя. Очень это раздражает. У меня даже сны были — как я стартую и закуриваю. Потом выяснилось, не у меня одного. Все пилоты курят и у всех такие фантазии. Ну а я сейчас это сделаю на самом деле. И будет у меня самый комфортный старт в этом столетии. Завидуйте, что-ли.

Я, кстати, для такого исторического случая заказал себе ящичек настоящих кубинских сигар. Прямо с Real Fábrica de Tabacos Partagás. Ну то есть как заказал. Выменял на янтарин. Удалённо, конечно. На Новой Риге. У меня там контакты остались со старых времён. Вот они и пригодились.

Саша звонила, попросила подождать ещё часик. Что-то там она не доделала. Ну да ладно, спешить некуда.

Да, вспомнил вот. В той истории осталось три вопросика. Про гипотезу Пильгуя, Максима Каммерера и про собак.

Про Пильгуя. Есть, оказывается, такой специалист по стратегическому планированию. Космофлотовец. Входил в Комиссию по Саракшу. Предложил гипотезу: все странности Саракша объясняются тем, что там действуют прогрессоры неизвестной нам гуманоидной цивилизации. Сравнимой с Землёй по развитию. Ну, такую гипотезу я и сам сочинить могу. Собственно, и сочинил, когда доклад писал про монетку. Эх, знал бы я тогда, зачем она! Ну да ладно.

По Каммереру. Левин до приключений Максима так и не докопался. Выяснил только, что на Саракше он действительно был. Что он там делал на самом деле — пёс его знает. Левинская команда как раз за это взялась, когда начались все эти события. Теперь это узнать некому. А жаль.

Что мне известно. Система излучателей, придуманная Целмсом, и в самом деле прекратила работать. То ли Каммерер не фантазировал и действительно её уничтожил. То ли ещё что. Но факт — перестала. И восстановить её не смогли. Зараза тут же и воспрянула. Население, зависимое от излучения, сначала накрыла тяжёлая депрессия. Потом начались случаи быстрого старения. Наверное, они стали бы массовыми, но тут началось вторжение соседей. Которых тоже понять можно. Трудно удержаться, когда враги ходят полудохлые и жить не хотят.

Тут они просчитались. То есть сначала-то они пёрли, не встречая сопротивления. Но потом выяснилось, что у сопротивляющихся исчезает депрессия и останавливается старение. Что и логично: они себя достойными людьми почувствовали.

Потом об этом узнали все и началось. Вся страна, что называется, поднялась в едином порыве. Деталей Левин не выяснил, но судя по отчётам, которые читала его команда, всё кончилось тем, что захватчиков погнали. И сами за ними погнались, так что остановились только на морском побережье. После чего снова начали вымирать. Что там сейчас делается — неизвестно, так как ДГБ объявил Саракш своей вотчиной. Но, видимо, что-нибудь делается.

Ну и собаки, наконец.

Я как-то совсем забыл, что эти сукины дети, голованы, обладают одним опасным свойством — умеют гипнотизировать. Хотя нет, это не гипноз, а что-то вроде ридерства, только наоборот. Умеют, то есть, внушать на расстоянии. Так вот, именно это со мной и проделали. То есть проделал это один-единственный пёс, Щекн-Итрч. Которому я, поганцу такому, корм подарил!

Додумался опять же не я. А Саша. Которая ментоскопом из меня вытащила. Очень глубоко заложенную программу. Смысл который был в том, чтобы я заинтересовался всей этой историей. И занялся ею, собирая любые факты, с ней связаные.

Почему им это надо. Левин выяснил, на Саракше была дегебешная лаборатория. Ну как дегебешная: кто там работал, точно неизвестно. ДГБ за ней вроде как присматривало, но точных данные нет. А кто там работал — земляне, бывшие аврорианцы или вообще местные, непонятно. Занималась она биологическими исследованиями, достаточно тонкими. В частности, званцевским вирусом.

В лаборатории были лабораторные животные. То есть собаки. Которые, в результате какого-то сочетания разных факторов, и дали начало великой и гордой цивилизации голованов.

Так вот. Голованы собирают информацию о своей истории. И главное, о том, кто их на самом деле сделал. Люди с Земли, люди с Авроры или местные саракшианцы. А также — откуда они сами, с какой планеты. И вообще — любые сведения о своём происхождении.

Зачем это им — понятия не имею. Но мне это было прописано в качестве финального пункта: найти именно эти сведения.

Интересно, знал ли Абалкин, что на меня психически воздействовал инопланетник? Да знал, конечно. И согласился помогать. Люди ему, видите ли, не нравятся, а зверюшек всяких обожает. А может быть, эту любовь ему тоже внушили? Не исключаю. Но в той ситуации с монеткой он Щекну явно подыграл.

Так что я ушёл с этим пёсьим подарочком и с программой в голове. Заняться монеткой, потом отмечать всякие связанные с ней несообразности, а как выйду на что-то интересное — встать на след и не сходить с него, пока не дойду до конца. А потом — подготовить отчёт. А они уж как-нибудь сами до него доберутся.

Ну да, всё логично. Стал бы я, нормальный человек, из-за этой дурацкой истории Левина похищать? Не стал бы. Я сам себе удивлялся. Пытался изобрести какие-то объяснения, на характер что-то свалить. Да при чём тут характер. Самое обычное внушение.

Поэтому мне и собаки снились. Это программа включалась. Дескать, давай-давай работай, пиши, не отвлекайся.

Почему на меня это повесили? Да понятно же. Абалкин подсказал. Что у меня есть возможности, которых у других нет.

Хотя, думаю, не один я под это дело попал. Если кто начнёт рыться в тех же вопросах — поинтересуйтесь, коллеги, что у него в мозгах. Только тут нужен хороший психокорректор. По-настоящему хороший. Вот Саша тут подсказывает: ищите закладку на третьем уровне общего поля долговременной памяти, по таламусу с привязкой к зрительному бугру и шлейфам сигналов коленчатых тел. Говорит, кому надо — поймут. Ну, может быть. Я в этом ни бум-бум.

Всё. Хватит. Кончил я свой рассказ. Если чего забыл — извините.

Ох, как-то я заторопился, сам чувствую. И спокойствие сбилось. Нехорошо.

Ну-ка мы коньячку. У меня для этого случая «Martell Medaillon V.S.O.P.» приготовлен Не самый, может быть, крутой коньяк, но он всегда мне нравился. Его и употреблю.

А ведь минут через десять мы вынырнем в другом мире. Жуть вообще-то, если вдуматься. Но вдумываться мы будем уже там.

Хорошо пошёл коньячок. Теперь сигара. А движок корабельный, судя по цифиркам, уверенно выходит на критический режим.

Всё. Пора отсылать текстик. Вот сейчас мы его в омегу-то и отпра

Стоп! Забыл! Целеназначение рейса так и не сделал.

Напишу-ка я в этой графе «прогружур галахуп». Ну а чего? Целеназначение не хуже прочих.

Отправил. Система ведомость приняла и учла. Больше меня тут ничего не держит.

Разве что этот текст. Его сброшу перед самым уходом.

Саша звонит из камеры говорит скорее давай

две тысячи риманов

пять

восемь

режим закритический

корабль дрожит легенные ускорения

впереди свет

жёлтый золотой

медовый

прощайте что-ли

извини, лена

ЭПИЛОГ 29 мая 78-го ғ. Земля. Европа-2. Большой Мальтийский Дворец. 15-й этаж. Переговорный зал «Алтай».

Лена Завадская нажала кнопку на левом подлокотнике. Окно посветлело, и стал виден покатый склон холма, поросший курчавыми деревцами, выглядывающий из-под него язык залива и белые развалины на другом берегу. Очень высоко тянулись длинные полупрозрачные облака, похожие на следы от низколетящих глайдеров.

— Искупнуться бы, — вздохнул Горбовский, отрывая голову от подушки. — Вот так взять и искупнуться.

— Искупаться, — поправил стоящий у окна Комов. — И потом, тебя же не вытащишь.

— Люблю воду, — согласился старик. — В ней легко. И приятно. Вот если б не солнце.

Григорянц привстал, оправил безрукавку. Летом он носил её на голое тело. Лена невольно засмотрелась на его плечо, покрытое идеально ровным загаром.

— У меня особое отношение к радиации, — вздохнул Горбовский, оторвав голову от подушки. — Я её чувствую. Кожей.

— Я тоже чувствую, — сказал Комов, повернув к нему красное, обожжённое космосом лицо. — И мне сразу кажется, что иду на «Хиусе» и реактор пошёл вразнос.

— Ты ведь не ходил на «Хиусе», Гена, — заметил Горбовский.

— Не ходил. Но мне так кажется. От этого я начинаю нервничать. А зачем?

— И то верно, — согласился Горбовский. — Что у нас дальше, Евгений Маркович?

Славин близоруко прищурился, читая строчки на панельке.

— Пятнадцатого мая, — сказал он, — супремальная подсистема СЕН зафиксировала случай эпсилон-деритринитации в экватории ЕН-706. Космическое тело вошло в подпространство на легенных ускорениях. Вероятная точка выхода — выше галактического диска. Насколько — неизвестно. Предполагаемое время возврата — от двухсот лет и более.

— И что же это было? — спросил Комов.

— Скорее всего, «Призрак» девятой модели, — сказал Евгений Маркович.

— Позвольте, м-м-м, они разве не сняты с производства? — подал голос Валентин Петрович Завадский, пытаясь быть полезным.

— Сняты, — подтвердил Сикорски. Голос у него был высокий и хриплый. — С производства. И что?

Он сидел верхом на стуле, как в седле, обняв руками спинку. Белая рубашка расстёгнута на две пуговицы. Знаменитый чёрный пиджак догудбайной фирмы «Маркс и Спенсер» висел на одном плече, но почему-то не сваливался. Ещё один рудин чёртов секрет, устало подумала Завадская.

— Как думаете, коллеги, на сколько он нырнул? — спросил Горбовский.

— Лет на триста, — предположил Григорянц.

— Почему на триста? — без интереса спросил Комов.

— Чтобы с нами не пересекаться, — Арам Самвелович почему-то покосился на Горбовского.

— Тогда на пятьсот, — сказал Славин. — Ну, чтоб с гарантией.

— Ещё у него там были намёки, — вспомнил Григорянц. — На золотой свет. Может, его забрали? Ну эти, как их там. Лаксиане?

— В таком случае мы о нём больше не услышим, — рассудительно сказал Комов.

Лена не выдержала. Ей было душно, страшно и стыдно за свой страх.

— Простите, коллеги, — сказала она решительно, — но мы уже второй час переливаем из пустого в порожнее. Все факты мы обсудили. Давайте займёмся тем, ради чего мы сюда пришли.

— Прекрасная мысль, — оценил Горбовский. — Так ради чего мы сюда пришли? Я пришёл… назовём это совещанием… исключительно по вашей просьбе, Лена. Геннадий Юрьевич — по моей. Арам Самвелович и Евгений Маркович были приглашены Геннадием Юрьевичем, если я ничего не путаю. Что здесь делает Рудольф, я не знаю. Но если он здесь — значит, так надо…

Сикорски вежливо осклабился. Его огромные уши чуть шевельнулись.

— А Валентина Петровича позвали вы, — закончил Горбовский. — Зачем вас позвали, Валентин Петрович?

Завадский поднял на него испуганные глаза.

— Э… гм… это вы меня спрашиваете? — пробормотал он.

Архивариусу было неудобно и неуютно — как любому человеку не на своём месте. Валентин Петрович очень хорошо знал своё место. Оно было в архивах. А не здесь, среди всех этих людей. О которых ему доводилось читать в тех же архивах. Но в архивах лежало прошлое. Здесь делалось будущее. Чужая, опасная стихия.

— Именно, — сказал Горбовский. — Вы же знаете, зачем сюда идёте?

— Э-э… Лена попросила… Наверное, для каких-то консультаций? — предположил он.

— Я попросила своего дядю сопровождать меня… — начала Завадская, но Горбовский её перебил.

— Лена, Лена! Ну что такое? Вы не меняетесь с пятилетнего возраста. Помните, я вам говорил: не перебивайте старших? Валентин Петрович вам в отцы годится. Так значит, для консультаций? — он снова посмотрел на архивариуса. — В таком случае проконсультируйте нас. Зачем мы здесь и чем нам заняться дальше?

Завадский собрался с духом. Мысленно сказал себе, что не позволит над собой глумиться. Подумал о Лене, которая на него надеется. Попробовал представить себе, что вокруг сидят студенты. Ничего не помогло. Тогда он просто открыл рот и начал говорить.

— Насколько я понимаю, — сообщил он лекторским голосом, — будут приниматься решения. Перед принятием решения необходимо, во-первых, чтобы все заинтересованные стороны получили всю значимую информацию по вопросу. Потом — рассмотреть видение проблемы, которое может отличаться. Желательно, чтобы стороны точно и определённо обозначили свои интересы. После чего, м-м-м, — он потёр лоб, вспоминая формулировки.

Горбовский, лёжа на спине, тихо зааплодировал.

— Прекрасное изложение! — сказал он. — Лена, вы привели с собой ценного специалиста. И мы, несомненно, последуем плану, намеченному Валентином Петровичем. Но не сразу. Потому что я так и не услышал, зачем же вы всё-таки нас здесь собрали. Итак, зачем, Лена? — он посмотрел на Завадскую очень внимательно.

Лена взгляд выдержала.

— Немного не так, Леонид Андреевич. Я хотела встретиться с вами лично. Чтобы просить за мужа. Вы это прекрасно поняли. Но вместо встречи наедине устроили то, что сейчас назвали совещанием. С участием посторонних, включая Сикорски. Вместо того, чтобы выслушать меня, вы сначала захотели «получить общую картину», — последние слова она выделила голосом. — Потратили на это час с лишним. Это значит, что у вас есть какие-то свои интересы в этом деле. Мне неизвестные. Не так ли?

— Возможно, вы правы, а возможно и нет, — Горбовский заворочался на своём ложе, устраиваясь поудобнее. — Но вы не ответили. Хорошо, поставлю вопрос иначе. Чего вы от меня хотите, Лена?

— Вы знаете, чего я хочу, — голос Завадской не дрогнул. — Я хочу, чтобы вы сейчас же, немедленно, отпустили моего мужа, Якова Вандерхузе. И вернули на законное место.

— На каком основании вы этого требуете? — поинтересовался Сикорски.

Лена обожгла его ненавидящим взглядом.

— Во-первых, не требую, а прошу. Во-вторых, не у вас, а у Леонида Андреевича. Отвечая на вопрос: Вандерхузе ни в чём не виновен. Ни перед вами, ни перед вашей конторой. Ни перед Землёй, — закончила она.

— Лена, — Сикорски посмотрел на неё через плечо, — вы знаете правила игры нашего уровня. Нас не интересует, виноват ли в чём-либо Вандерхузе. Нас интересует — представляет ли он угрозу. Для Земли, для нашей конторы или хотя бы для меня лично.

— Он не представляет угрозы. Он всю жизнь делал то, чего хотели вы, — ответила Завадская.

— Допустим. До сих пор у меня не было повода для недовольства. Но теперь он появился, и очень серьёзный. Вандерхузе создал проблему. Нет, даже не так. Он стал проблемой.

— Яша стал проблемой? При чём тут Яша? — Лена уставилась на Сикорски.

— Ну а кто же ещё? — Сикорски вернул взгляд. — Не было бы никакого Вандерхузе, не было бы и этой ситуации. Непонятной, а следовательно — опасной. И его непричастность к её возникновению не доказана.

— Вы держите его столько времени, что успели выпотрошить наизнанку! — голос Лены негодующе зазвенел.

— Я не утверждаю, что он действовал сознательно. Или хотя бы бессознательно. Но его могли разыграть втёмную какие-то внешние силы. Если они выбрали его — значит, у них на то были причины. Поскольку они нам неизвестны — нет гарантий, что ситуация не повторится. И пока у нас нет полного понимания, Яков Вандерхузе должен быть изолирован от общества.

— А поскольку полного понимания в таких вопросах быть не может, — закончила Лена, — вы намерены его убить. Или держать взаперти всю жизнь.

— А хоть бы и так? — Сикорский приподнял левую бровь. — Ваши переживания не стоят благополучия и спокойствия человечества. Можете сжимать свои маленькие кулачки и меня ненавидеть. Меня ведь так легко ненавидеть. Это моя работа. Мне можно прослыть дураком, злодеем, палачом и кровавой собакой. Мне одного не простят: если я недооценю опасность. И если в нашем доме вдруг завоняло серой, я просто не имею права пускаться в рассуждения о молекулярных флуктуациях. Я обязан предположить, что где-то рядом объявился чёрт с рогами. И принять соответствующие меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах…

— Ваш стандартный монолог уже приелся, Рудольф, — Лена резко повысила голос. — Но я готова слушать его хоть каждый день, если Леонид Андреевич всё-таки прислушается к моим словам.

— Пока что я ничего не услышал, — сказал Горбовский. — Во всяком случае, из того, что действительно важно. Например… Ещё никто не высказался, является ли обсуждаемая ситуация тайной личности.

— Да какая разница? — Лена нервно сглотнула, готовясь к нападению. — Человек лежит в клетке и вы потрошите ему мозги! Отпустите его! Верните к нормальной жизни! Сейчас же!

— Боюсь, это невозможно, — сказал Горбовский. — Сейчас Вандерхузе проходит реабилитационные процедуры. Когда он придёт в сознание, то отправится на Леониду. Недельки на две. Отдохнёт, наберётся сил. Заодно и войдёт в курс дела. Очередное заседание Комиссии по информатизации в следующем месяце. А Яков, уж простите за откровенность, в тематике ни ухом, ни рылом… Ничего, разберётся. И вы, Лена, не обессудьте, но на Леониде я настаиваю. Иначе вы окружите его такой заботой, что он что-нибудь заподозрит, — старик тонко улыбнулся.

Завадская медленно, осторожно выдохнула. Потом быстро глотнула воздух ртом.

— Благодарю вас, Леонид Андреевич, — сказала она. Потом повернулась к молчащему Сикорски и добавила с ядом: — Извините, Рудольф.

— И вы меня извините, Руди, — вздохнул Горбовский. — Конечно, вы были правы.

— Я знаю, — сказал Сикорски. По его голосу невозможно было понять, что он чувствует.

— Но в данном случае правильное решение было бы ошибкой, — заключил Горбовский.

— Почему? — спросил Рудольф.

— Хотя бы потому, — Горбовский сделал значимую паузу, намекающую на сложность выбора из множества равнозначимых аргументов, — что оно слишком очевидно. И если кто-то за всем этим стоит… — он прервался снова, с тем же значением.

— Вы все прекрасно знаете, кто за этим стоит, — грубо перебил Сикорски. — Вы просто не можете в это поверить.

— Поверить? С этим — не ко мне, Рудольф, — в тоне Горбовского отчётливо послышалось усталое снисхождение. — И хочу предупредить. Что ваша зацикленность на этой теме становится уже подозрительной.

— Что значит подозрительной? — уши Сикорски снова шевельнулись.

— Человек, видящий за всем одну причину, — наставительно сказал Горбовский, — может быть параноиком. Или фанатиком. А может быть, он не параноик и не фанатик. Возможно, он отвлекает своё и наше внимание от какой-то другой причины. Которую он почему-то хочет оставить в тени. Сознательно или бессознательно, как вы в таких случаях выражаетесь. Конечно, я так не думаю, — добавил он, отчётливо расставляя голосом вежливые кавычки.

— Если бы вы так думали, меня бы тут не было, — сказал Сикорски без уверенности.

— Ещё раз извиняюсь, коллеги, — перебила Лена. — У меня всего два вопроса. Первый: я могу присутствовать при восстановительных процедурах? Второй: мне нужна путёвка на Леониду. Сейчас с этим, кажется, проблемы. Вы можете помочь?

— Да. Нет. — сказал Горбовский. — Я уже объяснил, почему. И вообще — пусть последний раз посмотрит на девушек. Вы же его на цепь посадите.

Завадская усмехнулась. Слабость прошла, она вновь почувствовала себя уверенно.

— Я не сомневаюсь, — сказала она, — что такого рода проблем у нас с Яшей не возникнет. Никогда. Так я могу присутствовать?

— Конечно, — улыбнулся Горбовский. — Я предупредил, вас пропустят. Вы знаете, где это.

Завадская встала.

— Тогда не буду тратить время. Ваше и своё. То, что мне сейчас нужно… — она не договорила, шагнув к двери.

— Лена, подождите. Я вас немного дезинформировал, — остановил её Леонид Андреевич.

— Процедуры ещё не начались, идёт предподготовка. Посидите пока с нами. Мы будем обсуждать важные вещи, которые вам следует знать. Как нас учит Валентин Петрович, перед принятием решения необходимо, чтобы все заинтересованные стороны получили всю значимую информацию по вопросу. Вы — заинтересованная сторона?

— Я прежде всего… — начала было Лена, потом осеклась. — Да. Я заинтересованная сторона.

— Хорошо. Так вот: мы очень тщательно проверили мозг Вандерхузе. Вплоть до прямой работы с нейронами. Запустили микрощупы в извилины. Процедура считается калечащей. Она используется только в самом крайнем случае. Но Сикорски настаивал, и я счёл его аргументы убедительными.

Лена почувствовала, как кровь отливает от лица. Она снова сделала вдох-выдох, собираясь с мыслями.

— Я опасаюсь, — сказала она, — что когда-нибудь наш Руди ошибётся. Люди всегда ошибаются, рано или поздно. И ему придётся подвергнуться аналогичной процедуре. Если это случится — пожалуйста, сообщите мне. А теперь я всё-таки пойду. Я хочу пообщаться с мужем и понять, что от него осталось.

— Ну зачем так пугать, Леонид Андреевич? — вступил Славин. — Калечащая процедура, крайний случай… Потеря интеллекта — не более десяти процентов. Ну, двадцати. Но это в крайнем случае.

— Лена, — проникновенно сказал Григорянц, — какая теперь разница? Он же на складе работать не будет. Он в Комитете руководить будет. Тут не надо быстро думать. Тут надо иметь это, — он щёлкнул пальцами, — жизнь понимать. Это с возрастом приходит, а не с извилинами.

— С опытом, — поправил Славин.

— С опытом, да, — согласился Григорянц. — И Лену будет больше слушать, — добавил он задумчиво. — Всем хорошо.

— Плохо, — сказал Горбовский, укоризненно покачав головой. — Это очень плохо — то, что вы говорите. Лена, не слушайте их. Теперь есть новые технологии ЦЭМ. Мы использовали их. Врачи говорят, что мозг Вандерхузе практически не повреждён. Не больше, чем после хорошей пьянки. Я им доверяю. А вы?

— Хотелось бы лично убедиться, — сказала Лена, не двигаясь с места.

— Ещё успеете. Или это я потерял ваше доверие? Лена, скажите, когда я вас обманывал? Хотя… — Горбовский потёр лоб, — ах да, точно. Вам было шесть лет. Я подарил на день рождения сборник задач по математике. Древний, бумажный. Две задачи были нерешаемыми. Вы очень расстроились.

— Помню. Из-за этого я не стала математиком, — слабо улыбнулась Завадская.

— И напрасно. Помните, чем решаемая задача отличается от нерешаемой? В нерешаемой не хватает какого-то условия. Иными словами — обыкновенный дефицит информации. Так вот, сейчас мы будем обсуждать то, что извлекли из головы Вандерхузе. Для вас это — уникальная возможность узнать своего супруга ближе. И тем самым избежать проблем в будущем.

— Да, это очень сближает, — подтвердил Славин с самым серьёзным видом.

— Ваш юмор… — пробурчала Лена, усаживаясь обратно в кресло. — Несколько грубоват, — закончила она.

— Что поделаешь, профессиональная деформация. Зато вы, Лена, полны пафоса, — парировал Горбовский. — «Я пришла просить за мужа», — передразнил он. — «Человек лежит в клетке и вы потрошите ему мозги». Уж назвали бы сразу палачами и мучителями. Впрочем, Руди составил вам достойную конкуренцию. Про маленькие кулачки — это даже меня проняло. Браво, Руди! Вы, оказывется, превосходно исполняете роль злого следователя. Вы кладезь талантов, Руди. Интересно, что вы ещё умеете?

— Рад, что вам понравилось, — Сикорски, не вставая со стула, умудрился изобразить что-то вроде шутовского поклона. Пиджак на плече затрепетал, но всё-таки удержался.

— А я разве сказал, что мне понравилось? — осведомился Горбовский. — Оценить не значит одобрить. Я оценил. Но не одобрил.

— В таком случае — рад, что вы умеете абстрагироваться от собственных вкусов, — ответил Руди. — Интересно, что вы ещё умеете?

— Та-та-та! Молодой ещё! Дерзить старшим! — Горбовский погрозил Сикорски пальцем.

— Очень вы строги, Леонид Андреевич, — поддержал тон Сикорски. — Мы молодые, шутливые…

— Болтливые вы очень, — закончил Горбовский. — Давайте всё-таки займёмся делом и не будем задерживать Лену… Что-то диван жестковат. А я не в том возрасте, чтобы лежать на жёстком. Арам Самвелович, дорогой, распорядитесь, чтобы сюда доставили диван из моего кабине… ах да, я же его закрыл. Своим ключом. Гена, может ты откроешь своим… хотя нет. Не хочу потом менять дверь. Что ж, мне наука.

Все промолчали.

За окном пролетел длинный красный глайдер. Внутри прозрачной кабины виднелась крохотная фигурка пилота — девушки с длинными волосами.

— Уберите это, Арам Самвелович, — попросил Горбовский. — Надоело.

Григорянц что-то сделал с подлокотником. Окно мигнуло, пейзаж сменился. Возникло сонное озеро, окутанное синеватым туманом, поросший осокой берег и расплывающиеся очертания деревьев.

— Вид замечательный, — сказал Горбовский. — Вот где искупнуться бы.

— Холодно, — сказал Комов.

— Это тебе холодно. А по мне так самый раз. И чтобы никакой радиации. Ну что ж, давайте приступим. Евгений Маркович, теперь вам карты в руки. Вы занимались головой Вандерхузе?

— Ну не то чтобы я. Занимались медики. Я формулировал вопросы.

— Значит, у вас есть ответы. Посвятите же нас во все тайны дяди Яши. Обожаю тайны.

— Ну, во-первых, — начал Славин, — он чист. В смысле, не предатель. Он никогда не изменял Земле….

— А Лене? — уточнил Горбовский. — Не обходите эту тему, пожалуйста. Всем очень интересно.

— Мне не интересно, — сказала Лена.

— В таком случае вы можете на минуточку выйти, — предложил Горбовский. — Ваш дядя может показать, куда идти. Вы покажете, Валентин Петрович?

Архивариус промолчал. Лена осталась сидеть.

— Вандерхузе не изменял ни Земле, ни Лене, — торжественно заявил Евгений Маркович. — Я бы сказал, что он относился к ним одинаково. Как… как…

— Как к своему долгу, — закончил Сикорски и неожиданно хихикнул. Через пару секунд зафыркал Славин. Наконец, раздался тоненький смешок самого Горбовского.

— Фффу… Ну вы, ребята, молодые, шутливые… — он вытер заслезившиеся глаза невесть откуда взявшимся платочком. — Вот прямо так — не изменял?

— Не изменял, — подтвердил Славин.

— А с Майей Глумовой? — не отставал Горбовский.

— Давайте по порядку? — предложил Славин.

— Отличная идея. Во всём должен быть порядок. Начнём с Майи. Лена, не смотрите на меня такими злыми глазами. Мы ваши друзья, мы хотим вам помочь.

— Я понимаю своё положение, — вздохнула Завадская.

— Плохо понимаете. Точнее — плохо, что понимаете. Вы не должны понимать, вы должны чувствовать. Вот ваш дядя мне нравится. Ничего не понимает, но чувствует. Сердечко-то у него дрожит. Как овечий хвостик дрожит сердечко у нашего Валентина Петровича… Не так ли, Валентин Петрович? — старик повысил голос.

— А? Что? — задумавшийся о чём-то своём Завадский завертел головой, ища поддержки.

— Так, так, — зашептал Григорянц, делая страшные глаза.

Комов скорчил рожу и замотал головой, делая отрицательные движения руками.

— И-извините, Леонид Андреевич, — потупился архивариус. — Я прослушал.

Грянул общий хохот. Валентин Петрович совсем сконфузился.

— Давайте я всё-таки пойду, — попросила Лена.

— Нет, сидите, — распорядился Горбовский. — Ваше присутствие совершенно необходимо. Вы оказываете благотворное влияние на нашего Руди. Он становится так красноречив. «Можете сжимать свои маленькие кулачки», — повторил он, смакуя. — В этом была страсть. Хотя Синода сказал бы, что переиграно.

— Синода? — спросил Комов. — Давно его не видел. Как он там?

— Как всегда, Гена, как всегда, — Горбовский вздохнул. — Увы, он по-прежнему игнорирует наше общество. И правильно. У нас тут скучно… А всё-таки, как же это у дяди Яши с Глумовой не получилось? У всех ведь получалось? — он обвёл глазами присутствующих.

- Я с Глумовой незнаком, — проворчал Сикорски.

— И очень зря. Я, впрочем, тоже. Но я слышал, как этой барышне давали самые лестные рекомендации. Одинокая женщина в последнем расцвете молодости. Лакомый кусочек. Так что, не будь я таким старым моллюском, не вылезающим из своей раковины… ах, молодость, молодость. И как же оплошал наш дядя Яша? Лена, слушайте внимательно, мы всё-таки о вашем муже говорим… Ну вот опять злючие глазки. О, ещё и слезинка? Ай-яй-яй. Лена, кто вас обидел? Сикорски, это вы обидели нашу Лену? Что молчите? Кто же тогда, если не вы?

— Переиграно, — сказала Лена, кое-как справившись с собой.

— Есть немного, — признал Горбовский. — Но согласитесь, всё это невыносимо уныло.

— Вандерхузе и Глумова довольно тесно общались, — вступил Славин. — Но дальше поцелуев в щёчку дело не пошло.

— О! Щёчка! Вы слышали, Лена? Щёчка — это не просто так. Это телесный контакт. Где щёчка — там и булочка, как говаривал покойный Бадер… ах да, он ещё живой. Ну, в таком случае не будем пока его цитировать. И чем же они тогда занимались, Майя и Яша?

— Сидели в кафе и обсуждали гипотезу Пильгуя, — ответил Славин. — Формулировка которой отличается от той, что в мемуаре.

— Этот Пильгуй что, догадался? — спросил Сикорски.

— Ну в общем и целом да, — ответил Славин.

— Тогда подождём до обсуждения голованов, — предложил Горбовский. — А вообще, перечислите основные расхождения дядияшиных воспоминаний с мемуаром.

— Ну как… — Славин задумался. — Главное: нет никаких воспоминаний ни о каком Борисе Левине. Вообще нет. Нет информации, которая в мемуаре приводится со ссылкой на Левина. Прежде всего — арканарской истории. Хотя эпизод с Абалкиным и дарением золотой монетки присутствует. Но на анализ Вандерхузе её не отдавал. Держал дома, в одной из своих коллекций. Вот она.

Он достал из кармана маленькую вещицу на цепочке и покрутил ей в воздухе. Никто не проявил интереса.

— Вы делали обыск у него в доме? — удивился архивариус. — Но это же…

— Да, очень хлопотно, — сказал Горбовский. — Но это пустяки по сравнению со складами, которыми он заведовал. Там до сих пор роются. Настоящее царство рухляди и барахла.

— Опасного барахла, — заметил Сикорски. — На складской площадке астероида Гамалея мы нашли…

— Вот об этом не надо, — распорядился Горбовский. — Монетку проверили?

— Да. Сверхчистое золото, более двухсот лет.

— Кажется, события на Авроре были позже?

— Это же подделка, — благодушно сказал Славин. — Я так понимаю, метод поатомного замещения. На Земле такие технологии уже есть, но это долго и дорого. Скорее всего, монетка — цыганская работа. Отсюда и двести лет. Технологии ворованные, сути не понимают.

— А заказчики — собаки? — уточнил Горбовский.

Славин кивнул.

— Вот же злобные существа, — благодушно сказал Горбовский и, покряхтывая, принялся переворачиваться на бок. — Нас как-то сносит в тему «голованы». Нет уж, давайте по порядку. Что ещё не совпадает в «мемуаре» и в голове нашего Вандерхузе?

— Ничего такого важного. Например, нет истории про хомячков.

— А почему вы ему этого не рассказали? — в голосе Горбовского послышалось недовольство. — Вы должны были ему рассказать.

— Повода не было, — сказал Славин. — Надо было и в самом деле попросить у него вирус от крыс. Не догадался.

— Но про инцидент он знает? — продолжал Горбовский. — И что сам думает?

— Как все. Сам думает, что это была часть вашей многоходовки против Бадера.

— Всё-таки расскажите ему про хомячков, — сказал Горбовский. — Устройте с ним какое-нибудь интимное суаре с выпивкой. И расскажите. Такие истории не должны пропадать.

— Извините, — в очередной раз набрался смелости архивариус. — Это вы что обсуждаете? Ту самую знаменитую учебную тревогу? З-здесь, во Дворце?

— Какая у вас изумительная память, Валентин Петрович! — восхитился Горбовский.

— Я так понял, это была не тревога? А что это было? Если не секрет… — осторожно добавил Валентин Петрович.

— Секрет, конечно. А так — самое обычное покушение.

— Покушение? На кого? — не понял Завадский.

— На меня. На кого ж ещё, — ответил Горбовский. — Кстати, оно почти удалось. Крышу перекрыли, управление киберами перехватили, наземные выходы блокировали, связь отрубили. Хорошо, что у меня был радиобраслет. Успел вызвать Комова. Славная драка была. Гена, помнишь, как мне скорчером дверь выжигали?

— Я тогда был этажом выше, — сказал Комов. — Понял по звуку, сработал ключом. Ты всё-таки думаешь, что это Бадер?

— А у кого ещё есть столько андроидов? Это у меня ничего нет. Только ты. И твоя маленькая лаксианская штучка.

Лене стало жарко.

— Обсуждайте такие вещи не при мне, — сказала она со всей возможной твёрдостью. — Я не хочу, чтобы мне потом тёрли память. Я ухожу. Валентин Петрович, мы уходим.

— Сидеть! — прикрикнул Горбовский. — Гена, ноги ей выключи, — скомандовал он.

На лице Комова промелькнуло странное выражение — будто он разговаривает с кем-то невидимым.

В ту же секунду Лена почувствовала, что ноги не держат — и плюхнулась в кресло.

— Аккуратно? — спросил Комова Горбовский. — Ничего не повредил?

— Обижаешь, — сказал Комов.

Лена попыталась приподняться, снова упала в кресло. Она хватала ртом воздух, как рыба.

— Забавная сейчас у вас мордочка, Лена, — без тени сочувствия сказал Горбовский. — А я ведь предупреждал. Помните, разговор о положении? Так вот, теперь вычувствуете своё положение.

— Да как вы сме… — сказала Завадская и замолчала.

— Что-что? Как смею? А почему нет? Ах да, с вами же раньше так не обращались. А чего вы ждали? Вы пришли просить о любезности. Рассчитывая на хорошее к себе отношение. Заработанное старым знакомством и оказанными вами услугами. Что ж, я его проявил. Но когда я попросил вас о небольшой любезности — посидеть с нами — вы её демонстративно проигнорировали. При этом вы отлично знаете, как я отношусь к тем, кто игнорирует мои просьбы.

Лена промолчала.

— А ведь я предпочёл ваши интересы интересам Рудольфа Сикорски. Которому я обязан гораздо больше, чем вам. А он хотел от меня головы Вандерхузе. В буквальном смысле. И у него были на то основательные причины. Которые теперь известны, как минимум, Славину. А значит и Геннадию Юрьевичу.

— Я догадывался, — сказал Комов.

— Но ты ведь не знал точно, Гена? А настаивать на ментоскопировании не хотел. Потому что после этого он от тебя ушёл бы в любом случае. И ты потерял бы ценного человечка. С другой стороны, возможность его работы на Сикорски тебя не сильно беспокоила, так? Потому что ты надеялся, что его лояльность тебе всё-таки выше. Вот, кстати, сейчас и выясним. Что у нас там по этому вопросу, Евгений Маркович?

— Вандерхузе был доверенным лицом Геннадия Юрьевича, практически официально, — начал Славин. — Но при этом работал на Сикорски. Завербован на втором курсе «трёшки» в качестве личного агента.

— Это по мемуару заметно, — сказал Комов. — Сначала всячески ругает Руди, потом почти признаётся. «У меня особые отношения с одним человеком. Который Целмсом очень интересуется» — процитировал он.

— Он, похоже, нас недооценивает, — сказал Сикорски. — Было достаточно штришка с янтарином.

— И зачем? — продолжал Комов. — Ты хотел знать, какое оборудование я заказываю?

— И это тоже, — Сикорски ухмыльнулся. — Он же у тебя был вроде личного оруженосца и снабженца. Доставал всё. От нового оружия до хорошего коньяка.

— Коньяк — отличная идея, — оживился Горбовский. — Пожалуй, ради такого дела я даже присяду…

Он осторожно оторвал тело от дивана. Морщась, сел. Тут же принялся массировать себе левой рукой правую.

— Арам Самвелович, дорогой, — попросил он. — Организуйте нам коньячку. Пожалуй… — он на мгновение задумался, — «Резерв Фамильяр Алголь Двойной Свет» десятого года. Он тут на складе случайно образовался, а я его нашёл. Я так понимаю, у присутствующих нет возражений?

Все покивали.

— Кстати, — сказал Комов. — Теперь это дело прошлое. Могу я тебя спросить об одной вещи? Ответишь честно?

Сикорски задумался на пару секунд.

— Передал ли мне дядя Яша твой пароль доступа? Вот на этот вопрос мне очень не хочется отвечать честно.

— Не передавал, знаю, — отмахнулся Комов.

— Ты это контролировал?

— Ну а как же? — удивился Комов. — Обычная проверка для доверенного лица. Кстати, Вандерхузе её почти выдержал.

— Гм. В том тексте сказано, что ты дал его во время факапа у Слепого Пятна. Операция «Алкиона». Тогда было жарко. И ты тогда думал о проверках?

— Что? Нет, конечно, — Комов рассеянно погладил подбородок. — Пароль я дал по делу. Нужны были янтариновые стержни для генераторов. Из музея. Яша их получил. Это уже потом, когда всё кончилось, я собрался менять пароль. И тут подумал — а ведь Вандерхузе надо бы проверить. И сохранил старый, только на отслеживание поставил.

— Рискованно, — сказал Сикорски.

— Не особенно. При определённых запросах там всё сразу закрылось бы, — ответил Комов. — Но вообще он не злоупотреблял. Так, пару раз сунулся куда не следовало. Тогда встречный вопрос: он тебе сам сказал, что у него есть мой пароль?

— Нет. Это Ветрилэ. Ловкая девочка. Шерудила под самым носом у Вандерхузе, качала информацию с его компа. Вообще, крутила им как хотела.

— И при этом держала его на дистанции? — заинтересовался Комов. — Я Вандерхузе знаю, он не из той породы, кого можно долго динамить.

— Ну а что ему делать? Я ему за шашни на стороне всё на свете открутил бы, — Сикорски сделал характерный жест правой рукой.

— На стороне? Так он по Лене работал, — не особенно удивился Комов. — То есть это ты его к ней приставил? То-то я удивлялся. Она же совершенно не в его вкусе.

— Главное, что он в её вкусе, — сказал Сикорски. — Да ничего, привык постепенно. Слюбится — стерпится. Как выражается Евгений Маркович в таких случаях.

— Наоборот, — сказала Славин. — Стерпится — слюбится. Я, кстати, что-то такое подозревал.

Лена сидела тихо — с белым лицом и слегка прикушенной нижней губой.

Григорянц тем временем изучал меню дворцовой Линии Доставки, тихо ругаясь по-армянски. Наконец, он нашёл нужную позицию и принялся набирать номер.

— Бокалы хрустальные, классической формы, — распорядился Горбовский. — А всё-таки зачем? Ах, неужели до сих пор… — он красноречиво умолк.

Рудольф на мгновение нахмурился, потом невесело рассмеялся.

— А, эти слухи… Нет. Я считаю людей, которые меня недооценивают, недалёкими. В том числе женщин. Не могу же я всерьёз тосковать по недалёкой женщине?

Лена нашла в себе силы презрительно улыбнуться.

— У любой девочки из хорошей космофлотской семьи, — продолжал Сикорски, — есть дежурная байка. Про то, как она отшила парвеню из интерната. У Лены тоже есть такая байка. Хотя повод я ей дал.

— Да, я помню, — сказала Лена. — Особенно букет чёрных роз в янтарине. Кто вам сказал, что жёлтое с чёрным — это изысканно?

— О, наша Лена подала голос! — обрадовался Горбовский. — Гена, хочу твоего мнения. Как она сейчас построила свою психологическую защиту? Что думаешь?

— Гм, — Комов почесал нос. — Я в этом не силён… Но думаю так. Насчёт Вандерхузе — сказала себе, что не верит ни одному нашему слову. Кстати правильно: зачем нам верить? Насчёт ног — догадалась насчёт лаксианского ключа. Сказала себе, что Горбовский с ней поиграется и отпустит. Страх боли и смерти подавляет мыслью «не могут же они». Минут через пять до неё дойдёт, что могут. Тогда включит гордость, наверное. Или всё-таки начнёт думать.

— Неплохой анализ. А что думает наш проницательный Валентин Петрович? Ау, Валентин Петрович! Я вас не слышу!

— Я, м-м-м-м… — Валентин Петрович собрался с духом. Духа не хватило.

— Вы, м-м-м-м, полагаете, что я — отвратительный, гадкий тип. Мучающий вашу племянницу. Что очень гармонирует с моим реноме слащавого добряка и тайного интригана. Как это в мемуаре? «Репутация великого гуманиста, которую он себе долго и целенаправленно создавал». Такой, знаете ли, образ из сериала. Но, видите ли в чём уязвимость вашей гипотезы… — старик щёлкнул пальцами, подбирая слова. — Это слишком накладно: корчить из себя то, чем ты не являешься. Гораздо проще изображать то, что ты есть. Как Пиц Шестой из того же мемуара. Который изображал из себя истерика и самодура, потому что в нём это было. Он, конечно, мог это контролировать. А мог и сыграть. А мог и в самом деле дать себе волю… Так вот, нет. Я не комический добряк, но к людям я отношусь хорошо. И не делаю лишнего зла. В моём положении это почти аскеза. Так вот, постройте другую гипотезу. Исходя из предположения, что всем мои последние действия… даже возмутившие вас… были рациональны и имели смысл. Итак, задача. Зачем я говорил Лене неприятные вещи, лишил её ног и позволил узнать, что её муж был к ней приставлен для слежки? Кстати, слежки за кем? Руди?

— Представить пофамильный список? — поинтересовался Сикорски.

— Пофамильный не надо. Я так понимаю, старые семьи?

— Иногда, — сказал Сикорски, — нужно знать настроения в этих кругах. Меня в этой среде воспринимают не вполне адекватно. За мной нет трёх поколений космофлотовских начальников. Я из интерната. И всего в жизни добился сам.

— Если бы вы меньше об этом думали, — не удержалась Завадская, — это было бы не так заметно. Яша тоже интернатский, и к нему относятся нормально.

— Ты знаешь, Лена, как я дорожу твоим мнением, — покачал головой Руди. — Так что отнесём львиную долю успеха нашего общего друга на счёт его обаяния. А оставшиеся — спишем на другие обстоятельства. Например, на множество мелких услуг, которые он оказывал известным коллекционерам.

— Мелких услуг? — Лена демонстративно хмыкнула.

— Хорошо, крупных. А также близость к Комову, а также другие возможности. Дядя Яша не только хорошо воспитан, но и практически полезен. Наша космофлотовская аристократия умеет ценить полезных людей. Особенно если они не претендуют на что-то большее, — Руди развёл руками. Пиджак опять не упал.

— Руди, — вступил Комов. — Как у тебя на плече держится эта штука? Там что, магнит? Силовое поле?

— Резинка, Гена. Самая обычная резинка, — усмехнулся Сикорски. Цепляется за пуговицу на плече. С другой стороны липучка. Сам придумал. Я вообще люблю резинки. Они очень удобны для разных целей. А когда больше не нужны — легко рвутся.

Тихо прозвенела приёмная камера Линии. Григорянц ловко извлёк поднос с тёмной бутылкой и пузатыми бокалами.

— Мне лёд, — попросил Комов.

— Варварство, — сказал Сикорски. — Дикарство.

— А мне вот, — заметил Леонид Андреевич, — тоже нравится со льдом. Особенно с розовым, который с Гугона. Но «Алголь» с ним несовместим. Так что давайте в классической манере. Разливайте, Арам Самвелович. Валентин Петрович, вы ведь не откажетесь?

Завадский втянул голову в плечи.

— Ну… то есть как… я вообще-то не очень… спиртное… но если вы так н-настаиваете…

— Никоим образом не настаиваю, но настоятельно рекомендую, — голос Горбовского налился ласковой напористостью радушного хозяина. — Коньяк очень мягкий. Как раз для вас.

— П-пожалуй, попробую, — решился архивариус.

Григорянц ловко передал бокалы. Завадский отпил чуть-чуть и поставил бокал на подлокотник.

— Отличный коньяк, — констатировал Славин. — Дяде Яше понравился бы.

— Вы совсем не пьёте, — упрекнул Горбовский Валентина Петровича. — Сделайте хотя бы глоток.

Архивариус послушался. Коньяк обжёг рот. Потом — горло.

— Ну вот видите? Хороший коньяк — это хороший коньяк. А вы мне должны ответ на вопрос. Зачем сейчас Лена сидит здесь и страдает? Ещё раз: ищите рациональную причину. Если ответите правильно, я её отпущу, — пообещал Горбовский.

— Ну… я не знаю… Психологический тест-проба? — предположил архивариус.

— Ну наконец-то включили голову. Теперь вопрос Лене. Вы понимаете, зачем это мне понадобилось?

— Ситуация в Президиуме? — ответила Лена вопросом на вопрос.

— Бинго. Нам предстоит проталкивать через Мировой Совет непопулярные решения. Крайне непопулярные. Мы столкнёмся с личным давлением, обструкцией, шантажом. Нам будут говорить очень неприятные вещи, и не всегда это будет неправда. Я хотел посмотреть, как вы держитесь. Честно говоря — не впечатлён. Расчёт по данным ментоскопии предсказывал большую психическую устойчивость.

— Почему я должна вам верить? — слабо улыбнулась Лена.

— Потому что вы в моей команде. И другой команды у вас нет. Если вы не будете верить капитану команды, вы не сможете играть. А тогда зачем вы нам нужны? Ладно. Гена, убери блокировку ног и способность вспоминать фрагменты разговора, которые, по моему мнению, сейчас лишние. По моему мнению, — повторил он. — И тревожность тоже выключите на время. Ключ поймёт?

— Он сообразительный, — ответил Комов.

Лена откинулась в кресле. Мышцы лица её расслабились.

— Простите, — сказала она виноватым голосом. — Что вы говорили? Я… я не расслышала.

— Лена, да вы, похоже, дремлете, — покачал головой Горбовский. — Клюёте носом. Всё-таки мы вас достали своим занудством. В таком случае — не смею задерживать. Куда идти, вы знаете.

— Ещё раз спасибо, Леонид Андреевич, — искренне сказала Завадская. — Я побегу. До свидания.

— Всего доброго, — ответил Горбовский. — И за супруга не волнуйтесь. Всё будет хорошо.

— Лена, подожди! А я? — забеспокоился Валентин Петрович.

— А вас, Завадский, я попрошу остаться, — сказал Горбовский так, будто цитировал что-то общеизвестное. — Или вам несимпатично наше общество?

— Ну что вы, симпатично… — начал было Завадский.

— Правда? — Горбовский посмотрел ему в глаза.

— Ну как бы… то есть в смысле… м-м… располагайте мной, конечно… — архивариус заёрзал в кресле, ставшем вдруг чрезвычайно неудобным.

Лена вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Хорошая женщина, — сказал Григорянц, глядя в пространство. — Только самостоятельная очень.

— Кстати, — заметил Горбовский, — на моей памяти она впервые назвала кого-то мужем.

— А как она Вадима называла? — спросил Комов.

— Валькенштейна? Вадиком, — усмехнулся Рудольф. — Его это очень нервировало.

— Что Вадиком — это я помню… — протянул Комов. — И Вадика тоже помню. Неплохой был парень. Очень, очень асептический молодой человек.

— П-простите, — вклинился Завадский. — Я выйду на две минуты. Очень… очень нужно.

— Да-да, конечно, — рассеянно сказал Горбовский. — Вот странно. Люди достигли таких успехов в биологии. И по-прежнему, как миллионы лет назад, вынуждены ходить в туалет… никакого прогресса, — закончил он, когда дверь за архивариусом закрылась.

— За две минуты он точно не управится, — заметил Славин.

— Чего так? — не понял Григорянц.

— Он привык, что туалет рядом с нуль-Т, — объяснил Славин. — А нуль-Т — в конце коридора.

— Где тут нуль-Т? — заинтересовался Комов. — Во Дворце открыли нуль-Т?

— Нет, конечно, — ухмыльнулся Славин. — Но он-то здесь впервые.

— Думаешь, удрать хочет? — оживился Григорянц.

— Хочет, конечно, — сказал Горбовский. — Ещё бы ему не хотеть. Но боится. И тайных записей делать тоже не будет. Хотя понимает, что память ему в некоторых местах подотрут. Кстати об этом. Гена, лаксианский ключ знает Вандерхузе?

— Да, — сказал Комов, немного помедлив.

— Ключ действует на любом расстоянии? Я запамятовал.

— Только если знает место и путь к нему в евклидовом пространстве, — ответил Комов. — Иначе могут быть проблемы. Но если ты о нашей лаборатории, то сработает штатно.

— Вот и славно. Убери у Вандерхузе все воспоминания о причине его связи с Завадской. И чувство вины перед ней. А то в последнее время из него так и пёрло, как в том мемуаре: «извини, Лена». Пусть думает, что это он сам её выбрал. Прямо сейчас, пожалуйста, сделай.

— Это правильно очень, вот так с людьми, — сказал Григорянц,

— Самое доброе решение из всех возможных. Правда, за счёт моих интересов. Но это же такие мелочи, — съязвил Сикорски.

— Закрытие потенциальной уязвимости, — оценил Славин.

— Сделано, — доложился Комов.

— Вот и славно. Но пора бы приступить к нормальной работе. Предлагаю заняться темой убойщиков. Сикорски, это к вам. Для начала — как вы выследили предполагаемого Вандерхузе-два и почему послали убойную команду?

— Выследила Саша, — ответил Сикорски. — Он несколько раз прокололся в разговоре, она доложилась. Это очень хорошо легло на выявленные мной факты странных перемещений предметов на наших складах. Перемещений, санкционированных Вандерхузе, но не объяснимых нуждами Геннадия Юрьевича. Я решил, что Вандерхузе работает на кого-то третьего. Который удачно имитирует Вандерхузе и имеет нужду в земной технике. Тут достаточно сложить два и два, чтобы понять, кто это.

— Я же говорю, одержимость — плохой советчик, — сказал Горбовский. — Если вы были так уверены, почему послали Сашу к этому человеку? Который, скорее всего, тут же положил её под ментоскоп и выяснил, чей она агент?

— Я уже который раз говорю, что я её не посылал! — вспылил Сикорски. — Это галакты её туда отправили.

— Она работала ещё и на галактов? — не понял Славин.

— Нет, конечно. Я её регулярно проверял. Они подделали моё письмо. Влезли на мою дорожку. Есть у них такая техника. Читать не могут, а вот писать у них получается. Иногда.

— Это как? — заинтересовался Горбовский.

— Я, кажется, знаю эту штуку, — сказал Славин. — Смотрите. Чтобы встать на дорожку, надо знать её номер. Без родного контроллера или выносного калибратора это невозможно. Даже если знать первый миллион цифр, на подбор оставшихся уйдёт несколько тысяч лет, даже при наших мощностях…

— Терпеть не могу технические подробности, — сказал Горбовский.

— Да там всё просто, — сказал Славин. — Если знать хотя бы первый миллион цифр, определяющих сегмент, то в области реального доступа будет всего десять в восемнадцатой степени дорожек. И если иметь контроллер, который на все эти дорожки одновременно зальёт какую-то информацию, она окажется в том числе и на нужной. Понимаете? Правда, там может оказаться и чья-нибудь чужая дорожка. Тогда она туда тоже попадёт. Но вероятность…

— Я понял, не надо про вероятность. А что, мы такое умеем?

— Нет, конечно, — вступил Сикорски. — Это дегебешники у цыган разжились.

— Подождите. Галакты купили у цыган технологию? — не понял Комов.

— Технологоию? Не думаю. Единичное устройство. Цыгане технологиями не делятся. То есть делятся, но это дорого. Цыгане любят чичи, да чичи ломовые. Жадные ублюдки.

— Что мне особенно нравится в нашем дяде Яше, — назидательно сказал Горбовский, — так это внутренняя культура. Казалось бы — интернатский, из лётного, к тому же барыга, кладовщик. Но я ни разу не слышал от него этого гадкого словечка — «чичи». Только «человеко-часы». А от вас я всё время слышу какие-то такие словечки… «Ублюдки», «спёрли», и всё такое.

— Хорошо, Леонид Андреевич, — кротко сказал Сикорски. — Наши уважаемые партнёры, именующие себя Странниками, любезно делятся с человечеством артефактами и технологиями иных миров и цивилизаций. И оказывают нам честь, принимая компенсацию человеко-часами. К сожалению, временами эта честь оказывается для нас слишком обременительной. Так лучше?

— Ваша проблема, Рудольф, в том, что вы не способны сказать это без иронии, — заметил Горбовский. — Подобный способ выражения кажется вам искусственным и фальшивым. В то время как это всего лишь язык. Не лучше и не хуже других языков. Хотя в целом вы правы. Цыгане очень неприятны.

— Хитрые, жадные торгаши, — повторил Сикорски, — Воры. Лжецы. И ублюдки. Хотя нет, даже не ублюдки. Просто сброд со всей Галактики. Хаттифнаттов там практически не осталось.

— Ну это всё-таки неправда. Процентов пять хаттифнаттов среди цыган точно есть. В основном главы больших семейств, — не согласился Горбовский. — Но остальные, конечно… н-да. Всякой твари по паре.

— Даже слизни с Гаротты попадаются, — вспомнил Комов. — А ведь была великая цивилизация.

— Девяноста пять процентов цивилизаций верхнего уровня развития, — сказал Горбовский, — гибнут от сидеральных технологий. Звёзды очень хрупкие… Но не будем о грустном, у нас есть свои проблемы. Итак, галакты подделали письмо. Допустим. Зачем им это понадобилось?

— Они хорошо знают нашу кухню и мои интересы, — вступил Рудольф. — Сложили два и два и решили меня опередить. Как вышли на Сашу и что с ней делали — не знаю. Но, думаю, просто подменили планшет. На станции она получила доступ к так называемому «мемуару». Думаю, он его специально к ней закачал. Галакты почитали и решили наладить сотрудничество. Сначала блокировали станцию. Заметьте, вреда не причинили, просто отрубили возможность бежать. Потом задали вопрос, на которые он точно знал ответ. В обмен что-нибудь ему бы сделали хорошее. Помогли бы в очередной раз исчезнуть, например. Переправили бы в другое место и другое время.

— Но разве Вандерхузе… — начал было Григорянц.

Сикорски обхватил руками лысую голову и заорал:

— Да сколько можно! Какой Вандерхузе? Нет никакого второго Вандерхузе! Как вы могли вообще поверить в такую чушь…

Открылась дверь и в комнату осторожно вошёл, поджимая пузико, Завадский.

— Простите, задержался, — сказал он, устраиваясь на своём месте. — Никак не мог найти это самое…

— Это вы ещё быстро, — утешил его Горбовский. — Тут архитектура сложная. Так на чём мы остановились?

[…]

Продолжение непременно будет, а пока вы можете почитать:

Факап: краткий толковый словарь. Все реалии мира Стругацких и «Факапа». Почему КОМКОН использует древние радибраслеты? Чем Поколение Коммунаров отличалось от всех прочих? Как отличить космический корабль от обычного космического судна? А также деятельный гуманизм, позорная биография Бондепадхая и прекрасная экзантема!

Абалкин Л.В. От древнеегипетского календаря к Галактической эре. Сочинение. Школьное сочинение пятиклассника Абалкина. Из которого можно узнать, почему коммунистическое летоисчисление начинается с 1970 года, что такое «год Весов», как появление нуль-Т повлияло на принятие новой эры, в чём состоял подвиг Малера и Зарифуллина, и при чём тут обрезанный уд.

Всё равно хотите продолжения основного текста?

Вы можете поспособствовать тому, чтобы оно появилось как можно быстрее. Дайте автору немного Ваших денег!

Вот мой Яндекс-кошелёк: 410012831037853

А вот номер сбербанковской карточки: 5469 3800 1925 4829

Напишите, на продолжение какого именно произведения Вы даёте свои деньги. Автор учитывает это.

• Комментарии: 646, последний от 27/01/2016. Оценка: 6.36*257 Ваша оценка: • © Copyright Харитонов Михаил Юрьевич (rndpartia@gmail.com) • Размещен: 23/12/2013, изменен: 21/01/2016. 1546k. Статистика. • Глава: Фантастика

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати: М.Атаманов «Серый ворон. Прорыв в Пангею» О.Пашнина «Оляна. Игры с артефактами» И.Котова «Королевская кровь. Сорванный венец» В.Медная «Принцесса в Академии» В.Кучеренко, Е.Алексеева «Как обрести счастье, невзирая на родственников» Л.Алфеева «Аккад ДЭМ и я. Призванная» В.Чиркова «Трельяж с видом на море. Свет надежды» Н.Жильцова «Колодец Мрака» С.Бакшеев «Тайная мишень» В.Крабов «Колдун. Из России с любовью» О.Шермер, Д.Снежная «Дела эльфийские, проблемы некромантские» И.Эльба, Т.Осинская «Школа Сказок» А.Демченко «Воздушный стрелок. Учитель» О.Романовская «Академия колдовских сил. Прятки с демоном» К.Зимняя «Жена на полставки» О.Куно «Графиня по вызову» Е.Никольская «Золушка для снежного лорда» Н.Лебедева «Крысиная башня» М.Михеев «Не будите спящего барона» Г.Гончарова «Против лома нет вампира» А.Доронин «Поколение пепла» А.Одувалова «Академия для строптивой» Т.Коростышевская «Белый тигр в дождливый вторник» А.Джейн «Северная Корона. По звездам» С.Лыжина «Валашский дракон» А.Большаков «Целебные силы нашего организма» А.Гринь «Тиоли»

Как попасть в этoт список

Сайт — «Художники» Доска об'явлений «Книги»

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

ФАЙЛ 1

  День 1

  День 2

  День 3

  День 4

  День 5

  День 6

  День 7

  День 8

  День 9

  День 9

  День 10

  День 11

  День 12

  День 13

  День 14

  День 15

  День 16

  День 17

  День 18

  День 20

  День 21

  День 22

  День 22

  День 23

  День 24

  День 25

  День 26

  День 27

  День 28

  День 29

  День 30

  День 31

  День 31

  День 32

  День 33

  День 34

  День 35

  День 36

  День 36

  День 37

  День 38

  День 39

  День 40

  День 41

  День 42

  День 43

  День 44

  День 45

  День 46

  День 48

  День 49

  День 50

  День 51

  День 52

  День 53

  День 55

  День 56

  День 57

  День 58

  День 59

  День 60

  День 61

  День 62

ФАЙЛ 2

  День 64

  День 65

  День 65

  День 66

  День 67

  День 67

  День 68

  День 69

  День 70

  День 71

  День 72

  День 73

  День 74

  День 75

  День 76

  День 77

  День 78

  День 79

  День 80

  День 81

  День 82

  День 83

  День 84

  День 85

  День 86

  День 87

  День 88

  День 89

  День 89

  День 90

  День 91

  День 92

  День 93

  День 94

  День 95

  День 96

  День 97

  День 98

  День 99

  День 100

  День 101

  День 102

  День 103

  День 103

  День 104

  День 105

  День 105

  День 106

  День 106

  День 107

  День 108

  День 109

  День 110

  День 111

  День 112

  День 113

  День 114

  День 115

  День 116

  День 117

  День 118

  День 119

  День 120

  День 121

  День 121

ФАЙЛ 3

  День 122

  День 123

  День 125

  День 126

  День 127

  День 128

  День 129

  День 130

  День 131

  День 132

  День 133

  День 134

  День 135

  День 136

  День 136

  День 137

  День 138

  День 139

  День 140

  День 140

  День 141

  День 142

  День 143

  День 143

  День 144

  День 144

  День 145

  День 146

  День 147

  День 148

  День 149

  День 150

  День 151

  День 152

  День 153

  День 155

  День 156

  День 156

  День 156

  День 157

  День 158

  День 158

  День 159

  День 160

  День 161

  День 162

  День 163

  День 164

  День 165

  День 166

  День 166

  День 167

  День 168

  День 169

ФАЙЛ 4

  День 174

  День 175

  День 176

  День 178

  День 179

  День 181

  День 183

  День 184

  День 184

  День 186

  День 190

  День 191

  День 193

  День 194

  День 195

  День 196

  День 197

  День 198

  День 199

  День 200

  День 200

  День 201

  День 202

  День 203

  День 204

  День 205

  День 206

  День 207

  День 208

  День 208

  День 209

  День 210

  День 211

  День 212

  День 213

  День 214

  День 214

  День 215

  День 216

  День 217

  День 218

  День 219

  День 220

  День 220

  День 220

  День 221

  День 221

  День 222

  День 223

  День 224

  День 224

  День 225

  День 226

  День 227

ФАЙЛ 5

  День 230

  День 231

  День 232

  День 233

  День 234

  День 235

  День 236

  День 237

ФАЙЛ 6

  День 237

  День 238

  День 239

  День 240

  День 241

  День 241

  День 242

  День 243

ЭПИЛОГ 29 мая 78-го ғ. Земля. Европа-2. Большой Мальтийский Дворец. 15-й этаж. Переговорный зал «Алтай». Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg