«Новый Галлифрей»

Новый Галлифрей (fb2) - Новый Галлифрей (Доктор Кто. Фанфик) 2152K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Вера Петровна Космолинская (Гарольд Бранд)

Гарольд Бранд (В. П. Космолинская) Новый Галлифрей

баннер: Brand Bariman

Ночь в тоскливом Октябре

(Хэллоуинский спецвыпуск)

Я был одной из шести миллиардов собственных копий. Несколько лет назад, если отсчитывать по стационарному земному времени, мне удалось превратить всех жителей Земли в самого себя. Мне вообще много чего удалось. Но процесс был повернут вспять, тем же «человеком», по вине которого я всю жизнь слышал сводящий с ума грохот барабанов в своей голове — барабанов вечности, барабанов войны, барабанов конца, одни и те же четыре удара — послушайте такое столетие-другое, а потом попробуем поговорить с вами здраво…

Но ключевое слово тут «был». Потому что теперь я снова остался единственным и неповторимым, и не очень-то довольным тем, как все сложилось, и как были сорваны мои планы. Не говоря уже о том, что эти чертовы барабаны, похоже, сорвали мои планы на меня самого и оттого, что кто-то посмел управлять мной без моего ведома, я был разъярен. Смертельно — это тут самое подходящее слово.

Но по порядку — я остался собой благодаря счастливой случайности, которая была закономерностью — шанс был, если сильно его преувеличивать, «один на миллион» — но ведь меня было шесть миллиардов с лишним! Сами понимаете.

Модификация какого-то так называемого «хомо сапиенса» в меня произошла ровно в тот момент, вслед за которым последовало перемещение во времени с помощью вихревого манипулятора на моем запястье по старой, еще запущенной тем типом программе. А повелитель времени, переживший путешествие во времени, становится настоящим повелителем времени, кем бы он там ни был изначально. По крайней мере, в моем случае. Вихревые манипуляторы всегда считались более опасным средством передвижения, чем наши ТАРДИС, и не только потому, что путешественник во времени в этом случае ничем не защищен. Структура моих клеток несколько изменилась, и опять же к лучшему, шаблон мутации закрепился, и состояние практически стабилизировалось, во всех смыслах этого слова.

Итак, я перенесся еще бессознательно в 2012 год, и обнаружил, что меня вокруг как-то мало. Строго говоря, никого. Это наблюдение меня насторожило. Поэтому я вернулся назад, предусмотрительно пропустив некоторый промежуток времени. Посмотрел на место только что происходивших для меня событий, вернее на то, что от него осталось, изучил видеозаписи с видеокамер, понатыканных повсюду во дворце Нейсмита, понял, чего хотели возвращенные мной из временной ловушки повелители времени, и рассвирепел. Уничтожить вселенную и время как таковое? Ни конца, ни начала, — и после этого еще я считаюсь сумасшедшим? Да, я хочу править миром! Но не пустым же местом. Хотя бы поначалу. И ради этого — для того, чтобы я однажды вернул их, и они могли все уничтожить, — заставить меня всю жизнь слушать этот проклятый сигнал, — постоянные четыре удара?! Сволочи!

Моя предыдущая версия отправила их назад в ловушку, в которую когда-то их поместил мой вечный оппонент Доктор, и это стоило ей моей предыдущей жизни, и так, правда, очень нестабильной, но с поразительными новыми возможностями, часть которых все еще осталась при мне, переданная вместе с шаблоном, но не в таком, к сожалению, объеме, и не с такими в буквальном смысле аппетитами, чтобы доставлять бездну неудобств. И здесь, в этом времени, барабаны уже не стучали. По крайней мере, не так, как прежде. Но в будущем они грохотали во всю мощь! Так же, как здесь совсем недавно. Какого же токлафана?..

Я снова вернулся в будущее, послушать эту «небесную музыку» — никакой ошибки быть не могло — барабаны гремели оглушительно, после кажущейся тишины в прошлом. Галлифрей, мой родной мир, опять стремился вернуться в реальность. Почему?!

Пришлось изрядно поболтаться туда-сюда по времени, чтобы понять, в чем дело. Причина оказалась в трещине в реальности. Похоже, Рассилон и галлифрейцы все же попытались запустить механизм уничтожения, они не успели разрушить вселенную в прошлый раз, но во времени-пространстве образовалась трещина, пожирающая реальность. Частично, каким-то краешком были стерты и события, при которых Война Времени была возвращена в свою ловушку, произошел временной сдвиг, и теперь, призванный три года назад Галлифрей возвращался в том же самом состоянии, что и тогда — для них это был тот же самый момент, только теперь он сместился на три года спустя. Они возвращались, чтобы закончить начатое. И наверняка даже не помнили, что однажды мы их уже остановили.

Мы с оппонентом в тот раз оба погибли (неважно, что оба вернулись), а этим гадам тоже хоть бы что! Повелители времени — что с нас возьмешь?

Пока я носился по временам, изучая трещину и кое-что улаживал, меня кое-кто выследил. Но не Доктор. Это была одна из его спутниц по имени Ривер Сонг — на ее историю я несколько раз натыкался в разных базах данных. Явилась она в довольно странной своей ипостаси — она была голограммой. И наверное, освоила еще не все свои возможности. То есть, бластер у нее был что надо! И даже была своя акустическая отвертка! Хотя куда ей до моей лазерной? Но раз мой вечный оппонент не появлялся, можно было заключить, что она не может с ним связаться, хотя она всегда проявляла в этом недюжинную изобретательность. Или Доктор по своему обыкновенному разгильдяйству по дороге все промахивался столетиями-другими, планетами и галактиками. В технике он всегда был не особенно силён. А уж эта его вечная игрушка в гуманизм, из-за которой он повсюду застревал… можно подумать, что он в курсе, что это такое! Мы повелители времени — при чем тут какие-то люди? Я уже не говорю о том, что мы оба сделали со всеми остальными повелителями времени. Забавная тогда вышла команда, надо признать. Но теперь я был намерен отомстить за себя лично, и помощники мне не требовались.

Тем не менее, Ривер мне чем-то импонировала, было в ней что-то такое… по-настоящему авантюрное и интересное. Так что я не стремился от нее избавиться сразу. Хотя она постоянно держалась где-то рядом, стараясь не спускать с меня глаз. И значит, не могла в это время разыскивать Доктора, пусть это и было продиктовано тем, что она ни на грош мне не доверяла. Но кажется, она что-то знала о событиях несколько лет назад, подозревала нечто подобное, и если не верила моему заявлению, что я могу оказаться единственным шансом вселенной на выживание, то допускала подобную возможность. Поэтому просто приглядывала за мной, дыша в затылок. Да пожалуйста! Я ведь уже подготовился. Теперь оставалось только ждать.

Точка возможного проникновения, по моим расчетам, находилась в заброшенном здании, предназначенном под снос. Над ним я установил кое-какие экраны, которые не позволяли окружающим увидеть, что на площадке происходит что-то необычное. Также обычные люди старались обходить стороной это место, которое называли старым Московским Планетарием. Снести его, видимо, решились быстро и нахрапом, это место даже никто не успел «обжить», что было приятно. Однако оказалось, что некоторые люди все-таки проникают на его территорию, и экраны не доставляют им никакого неудобства. Они их как будто даже не замечали. Выглядели некоторые из них вполне обычно, а другие довольно-таки чудаковато. Чего только стоил персонаж в длинном зеленом плаще с капюшоном, надвинутом до самых бровей, с флейтой в руках, и со здоровенной крысой на плече. Или статная леди с потусторонним взором, в платье старомодного покроя. Аккуратно просканировав их, я не заметил никаких следов временных вихрей и свидетельств, что они перемещались во времени. По крайней мере, привычным для нас образом. Как-то дожили до этого времени сами. И похоже, эти люди не просто присматривались к Планетарию, а собирались провести здесь какой-то древний ритуал. Помешают они мне или нет? Или наоборот, совершат что-то, что обозначит именно это место как «точку проникновения»? Или просто притягиваются возникшей аномалией? Стучащийся во врата реальности Галлифрей пока колотился будто бы впустую, но уже вызывал сильное искажение пространства-времени в зоне своего прибытия. Даже в прессе все чаще повторяли, что по некоторым неофициальным прогнозам ближайшее полнолуние продлится целых три дня, фаза не сдвинется ни на волосок. Официальные астрономы наперебой опровергали и высмеивали возможность подобного явления, как и то, что в околоземном пространстве наблюдается хоть что-то необычное.

Разумеется. Скажут они когда-нибудь правду, как же. «Верьте мне! Голосуйте за меня! Токлафаны спасут мир!» Я сам всегда так говорю.

К вечеру двадцать девятого октября вся компания собралась на площадке возле Планетария, судя по всему, с намерением окончательно познакомиться. До того, все они заглядывали по одному, подвое, и бродили вокруг да около. Ну что ж, «добро пожаловать на огонек!» От их присутствия в «точке проникновения» определенно повысилась активность. Значит, пускай остаются. Судя по тому, как хмуро некоторые из них оглядывали друг друга, им бы очень хотелось друг друга поубивать, но что-то им не давало это сделать. Видимо, это было какое-то «условие задачи» для того, что они намеревались сделать, чем бы это ни было. Из обрывков разговоров было слышно что-то про: «врата», «открытие», «закрытие», «ритуал», «уже три раза», «века назад», «полнолуние», «еще не время», «пророчества никуда не годятся» и «такого вообще не должно быть!». Ну и раз уж они тут собирались кружить, все время недоверчиво поглядывая в небо на полную луну, почему бы всем уже не представиться и немного не прояснить ситуацию?

Я похлопал в ладоши, чтобы привлечь внимание.

— Леди и джентльмены, раз уж вы все равно здесь и явно собираетесь остаться, может, представимся наконец?

Рядом возникло что-то светлое. Разумеется, Ривер. Наверное, собиралась спасать аборигенов, если понадобится, я жизнерадостно ей улыбнулся и кивнул. Она недоверчиво наклонила голову и прищурилась. В ее руке был синий блокнот. В одной руке. Вторую я не видел. Впрочем, пока это меня не беспокоило.

— А вы еще кто? — холодно поинтересовалась Леди в платье старинного покроя, цвета старой меди и змеиных чешуек, со взглядом, напоминающим стылый туман над озерами Англии. — Неужели тоже игроки?

Что-то в ее взгляде зажглось, да и в других взглядах тоже. Как интересно! Кажется, они полагают, что это мы с Ривер тут лишние? Или лишний кто-то другой? О, эти алчные взгляды!.. Расчетливые. Они, кажется, считают? Пересчитывают друг друга по головам? Но не по лицам? Кого из них можно убрать? Им нужно точное количество «игроков»?

— Нет, нет, — ответил я, веселясь. — Мы — наблюдатели! Раз уж пришли, не портьте себе игру — а то вдруг потеряете ценных игроков. Они же вам нужны, верно? Вас должно быть — девять? Не меньше? — На их лицах появилось явное разочарование.

— А зачем здесь наблюдатели? — раздельно спросила та же леди. Еще холоднее. Боже, какая недружелюбная и недоверчивая! Неужели она может устоять перед моей улыбкой?

— Как это, «зачем»? Можете считать, что мы — историки. А тут происходит интереснейший исторический момент. Во-первых — астрономическая аномалия. Во-вторых — старый добрый ритуал, уходящий корнями в самую глубь веков! Я так понимаю, и личности вы все незаурядные! В-третьих, он ведь необычный — этот раз, верно? Совсем не такой, как всегда. Страшно интересно, что же получится! Позвольте представить! — я повел рукой в сторону Ривер. — Профессор археологии, доктор Ривер Сонг!

— Но кто ВЫ? — повторила моя очаровательная собеседница голосом, уже начинающим замораживать мое благодушие.

— А его зовут Мастер! — почти с вызовом ответила ей Ривер Сонг. Возможно, это должно было послужить предупреждением. Поэтому я снисходительно отмахнулся:

— Но если пожелаете, можете звать меня Гарольд, или полковник Мастерс…

— Ааа! — Вдруг взвился в воздух какой-то нервный молодой человек в черной шапочке. — Я знаю его! Это Гарольд Саксон!..

— И что? — спросил его кто-то. Тут явно мало кто интересовался политикой Великобритании последних пяти лет. А действительно, почему я ожидал, что через четыре года в другой стране никто не заметит сходства?

— Но это же Гарольд Саксон! Бывший премьер-министр! Он опасный псих!..

«А это ничего, что Гарольда Саксона давно убили?» — подумал я. Хотя, если посмотреть на некоторых тут, возможно, они искренне полагали, может, даже основываясь на личном опыте, что смерть — не препятствие для избранных. Ну что ж, раз так…

На молодого человека смотрели без выражения, только пожимая плечами. Вряд ли он должен был рассчитывать, что находится среди людей, которых можно назвать нормальными в обычном смысле слова.

— На самом деле, — сказал я наконец почти так же дружелюбно, как леди с глазами-туманами, — я — повелитель времени. И не советую пробовать меня убить. Вы можете потерять последний шанс на спасение вселенной.

Кажется, они немного впечатлились. По крайней мере, что-то на их лицах подсказывало, что они наконец признали во мне кого-то в своем смысле «своего». Ну разумеется: опасный псих, повелитель времени — это вам не просто любопытный прохожий, от которого легко избавиться.

— Нет! — воскликнул нервный молодой человек. — Не верьте ему!..

— Ну а это — моя лазерная отвертка, — я изящно помахал ею в воздухе. — Она может мгновенно убить, а может делать много других полезных вещей. И она служит только мне. Биометрическая защита. Но я так понимаю, что вас должно быть девять, поэтому я не намерен причинять вам вред. По крайней мере, пока.

Про электрические разряды «в рукаве» я пока умолчал. Тем более, что в последнее время, пока мое состояние все больше стабилизировалось, эта способность слабела, как и способность умять кого угодно за считанные минуты.

— Ну а это, — добавила Ривер, демонстрируя руку, которая прежде была от меня скрыта, — акустическая отвертка! И она ничуть не менее полезна!

«О, Ривер, — подумал я одобрительно. — Да мы почти родственные души!»

Высокий человек в черном, с причудливым крестом на груди, горящим кроваво-алыми камнями, шагнул вперед и элегантно чуть склонил голову.

— Граф, — представился он спокойно. Ему явно вполне хватило того имени, каким я обычно предпочитаю, чтобы меня называли. Его взгляд показался мне дружелюбно-заговорщицким. Похоже, он что-то знал об «игроках, которые не были игроками», и не совсем понаслышке. Я кивнул ему в ответ.

— Отец Этлау, — представился второй, стоящий за ним, с почти солнечной улыбкой. — Бывший инквизитор.

Похоже, у нервного молодого человека в черной шапочке это вызвало очередной припадок беспокойства, на этот раз молчаливого. В отце Этлау не было ничего, что выдавало бы в нем священника, кроме благодушно-хитроватого выражения лица, которое, как говорят, свойственно иезуитам (не совсем инквизиторам), и любопытного знака на груди, состоящего из трех кругов и трех крестов-иксов внутри них.

— Джилл, — коротко назвала свое имя статная дама с «озерными» глазами.

— Крысолов, — назвался человек в зеленом плаще, со здоровенной крысой на плече.

— Гамельнский? — обрадовался я.

— Тот самый, — подтвердил Крысолов.

— Артур Беркли, — помахал рукой молодой человек в графитно-сером костюме и пурпурной рубашке. — Системотехник из Сан-Франциско. — Он, пожалуй, выглядел наиболее нормальным человеком во всей этой компании. Джилл и еще один незнакомец в черной шляпе оглянулись на него с некоторым интересом, услышав это имя, будто подозревали, что могли знать его раньше. По их интересу можно было заключить, что этот игрок присоединился к ним совсем недавно, и они еще не слышали его имени.

Оба затем, будто в ответ своим мыслям, едва заметно покачали головами. Будто отвергая мысль о том, что это мог быть какой-то их древний знакомый. Но какое-то сомнение, похоже, оставалось.

— Зовите меня Чеаре, — сказал человек, чья шелковая рубашка полыхала как адское пламя. В имени была какая-то спокойная недоговоренность, но определенности мы определенно могли не ждать.

— Яков Бронштейн, — усмехнулся следующий — в черной шляпе и с холщовой сумкой, в которой наверняка лежало множество интересных инструментов. — Потомок русских эмигрантов, решивший вернуться на Родину.

Как неожиданно много информации… Джилл слегка усмехнулась. Граф тонко улыбался. «Бронштейн» определенно врал без зазрения совести — отсюда и столько слов.

— Катерина, — назвалась девушка с длинными волосами, нежно держащая за руку нервного молодого человека.

— Кейн, — выпалил ее спутник. И Артур Беркли посмотрел на него с нескрываемым интересом.

— Замечательно! — сказал я. — Какие интересные создания — люди. И грызуны… — добавил я, поглядев на плечо Крысолова.

— Вы полагаете людей грызунами? — недружелюбно осведомилась Джилл.

— Ну что вы, — отозвался я самым медовым голосом. — Люди — это… люди!

И попробуйте придраться, что я кого-то оскорбил, всего лишь называя вещи своими именами! Джилл определенно это подозревала, но формально крыть было нечем.

— А что теперь? — поинтересовался я. — Будете разбираться, кто на чьей стороне, искать артефакты? Открывать врата?..

Кто-то пожал плечами, кто-то развел руками, но вслух никто ничего не ответил. Ну что ж, и ладно.

Все разбрелись по территории, будто ища какие-то источники силы или потайные карманы реальности, в которых могли что-то обрести. Я тем временем просканировал «точку вторжения» под самым куполом здания. Активность определенно была повышенной. Барабаны лупили свой проклятый ритм, но далее уровень активности пока не повышался. Тройное полнолуние. Возможно, смысл именно в этом — все случится только на третью ночь. С помощью какого-то толчка-сигнала отсюда. Но лучше быть готовым заранее, на случай, если Галлифрей отыщет себе лазейку в реальности самостоятельно.

Вернувшись к людям, я застал интересную картинку. Нервный молодой человек лежал в обмороке. Катерина хлопотала вокруг него, сосредоточенно ища пульс, и кажется, не находила. Возможно, это были не просто нервы. Может, кто-то решил все же убить его, чтобы было спокойней и не так нервно? Непорядок… Для игры им нужно было девять игроков, и я уже был уверен, что толчком с этой стороны для последней капли, прокладывающей дорогу в реальность, должна стать эта неведомая древняя игра в «открывание врат». Я представления не имел, что это за игра в земные погремушки, и не собирался к ней присоединяться, да и Ривер вряд ли подходила для этой роли. Но игроки, разумеется, об этом не знали, и возможно, надеялись, что их все равно еще останется девять человек. Так что я подошел взглянуть и убедиться сам, не придется ли нам самим во что-то вмешиваться.

При моем приближении, Катерина подозрительно глянула на меня. В конце концов, именно меня опознал ее спутник и пытался предупредить остальных. Я успокаивающе поднял руки, хоть в правой держал свою лазерную отвертку.

— Уверяю вас, это не я. Позвольте-ка, я его просканирую.

Катерина, похоже, не возражала.

— У него нет пульса, — мрачно сказал она.

— Минуточку… — Я повел отверткой над нервным парнем и посмотрел на показатели. Интоксикация. Определенно отравление. Метаболизм замедлен. Но не фатально, что-то вроде очень глубокого сна. Скажем, летаргического. И мелкие возрастающие всплески.

Уф, все в порядке. Подменять этих смешных людей в их ритуале не придется. В конце концов, кто именно их знает, что они собираются делать на этом «ритуале».

— Это временно, — заверил я. — Подождите часок-другой, и он к вам вернется.

И сам вернулся к исследованию своей «точки проникновения». Ничего нового.

— У него есть пульс! — воскликнула меж тем Катерина через некоторое время. Ну, вот и славненько! Значит, кто-то отключил парня только для того, чтобы тут было потише. Между тем, участники игры собирались снова, вполне довольные какими-то своими исследованиями и тем, что в эту ночь ничего особенного не случилось. Видимо, они собирались уходить. Активность «пульсации реальности» оставалась прежней. Ну что ж, подождем до следующей ночи. Аномалия ведь только нарастает. Сегодня фаза Луны была все еще той, какой нужно, почти без искажений.

«Игроки» пока были этим довольны, но оставались настороже.

Я тоже. И также Ривер.

Вторая ночь была уже несколько повеселее. Все друг друга уже знали, и начали какую-то тихую возню между собой, переманивая на какие-то свои «стороны». Раз уж они не могли устранять идейных противников, оставалось действовать лишь так. Я увидел, как Крысолов играет на своей дудочке для человека в огненной рубашке. В мелодии было что-то гипнотическое, уж я-то знаю в этом толк.

— Какая у вас карта? — спросил затем Крысолов.

— Дьявол, — ответил человек в огненном шелке, будто бы трансе.

— Открывающий или закрывающий?

— Закрывающий.

Крысолов удовлетворенно кивнул и отошел.

Человек в огненном усмехнулся, сунув руки в карманы и покачал головой ему вслед:

— Ну наконец-то, — пробормотал он. Он явно был не их тех, на кого мог подействовать гипноз Крысолова. Но счел пока нужным это скрыть. Видно, это было ему на руку.

Все собирались в кучки, по двое, по трое, иногда рядом с ними я замечал какое-то зависающее маленькое пятнышко света. Но оно тут же ускользало, заметив мое внимание. И поскольку оно как будто не преследовало меня, я решил, что мне нет до него дела. Параметры активности возросли с прошлой ночи, но все еще оставались недостаточными. Может, придется все же подтолкнуть события самому? Но нет, дождусь ритуала. Я должен знать, как действует механизм, который может представлять опасность.

Затем я заметил Джилл, показывающую Крысолову нечто в отражении воды в каком-то сосуде.

— Мерлин спит в своей зачарованной ловушке, — говорила она. — Мне пришлось заключить его там. Он нес с собой слишком много порядка. Мир не мог это выдержать. У людей не оставалось бы свободы выбора, никакой свободы воли. Но чары слабеют. Если я не призову помощь из-за врат, он может захватить мир…

«Ну, это едва ли, — подумал я. — Не думаете же вы, что весь порядок может быть сконцентрирован в одном человеке, кем бы он ни был. Наверное, когда-то вы его остановили по делу, но сколько воды утекло…» А кроме того, я как-то встречался с Мерлином. Это было крайне забавно. И он не был в своей ловушке. А идеи порядка и прочих идеалов явно блуждали где-то сами по себе, совсем в стороне от этого безобидного старикана, склонного к сумасшедшим экспериментам и потому невольно вызывавшего у меня подобие дружеской симпатии. Кроме того, его магия определенно слабела вместе со всеми чарами мира, если именно об этом говорила Джилл. Теперь приходило время для чего-то совсем иного. Для технологий и для других миров! К черту ненадежные чары! Скажем, для нас! И нас никогда не догнать никакой старой магии!

Я оставил Ривер следить за ними и вернулся к своим делам.

Артур Беркли куда-то испарился с территории Планетария. Нервный молодой человек тоже. Отец Этлау долго о чем-то разговаривал с Графом, потом с Джилл, потом неясно кому выкрикивал: «Нечисть! Нечисть! Земля должна быть очищена огнем!..» Чеаре, когда думал, что никто не видит его, поигрывал сияющей звездой, перекидываемой из ладони в ладонь. Я подозревал, что звезда была настоящей. Крысолов обстоятельно разговаривал со своим ручным животным. А Джек, которого никто уже не называл Яковом Бронштейном, рассеянно и тревожно поигрывая серебряным ножом, душевно разговаривал с каким-то черепом.

А я иногда начал ловить себя на том, что выглядываю сияющее пятнышко света, которое, кажется, начало преследовать и меня, но все время ускользало, стоило о нем подумать.

Наконец я услышал смех Артура Беркли. Бледное кольцо света зависло перед ним:

— Мне жаль этот старый Планетарий, Призрак! — говорил он. — Как ты думаешь — сможем мы после ритуала перебросить его поближе к отцовскому Лабиринту? Там как раз не хватает порядочного замка…

Призрак, похоже, ответил согласием. И Артур Беркли как будто засмеялся на два голоса.

А Джилл перед самым рассветом вдруг увлекла с собой Катерину, спрашивая, что за странный кулон висит у нее на шее.

— Этот кулон передавался в нашей семье много поколений от матери к дочери, — отвечала Катерина. — Он принадлежал одной из моих очень дальних прабабок, родоначальнице, от которой мне передались мои магические силы.

— Магические силы передались вам вместе с моей кровью, — помолчав, сказала Джилл. — Возможно, вы слышали обо мне как о Нимуе, Леди Озера. В этом кулоне я некогда заключила свою человечность, чтобы лучше исполнять свое предназначение.

— Тогда он принадлежит вам, — ответила Катерина, с каким-то удивлением снимая кулон. Она колебалась, чувствуя, что действует не сама — кулон сам хотел вернуться к хозяйке, и только это и останавливало Катерину от того, чтобы отдать его сразу. Это ее удивляло.

— Выбор за вами, — отстранено проговорила Джилл, хотя озера в ее глазах никогда уже не стали бы спокойными и гладкими.

— Я должна вернуть его вам, — ответила Катерина. — Я знаю, нельзя жить без важной части своей души. Мой любимый человек хотел открыть эти врата, но мне удалось переубедить его. Пусть и ваше сердце оттает, и вы будете знать точно, что нужно делать!

— Я знаю, что нужно делать, — сказала Джилл. — Я не думала, что могу ждать помощи, но оказалось, что могу. Здесь, на Земле, а не там, за вратами. Мы с вами давно на одной стороне.

Джилл взяла кулон в свою руку, положила на ладонь, накрыла другой, закрыла глаза, покачнулась, и что-то в ней изменилось, на уровне самой реальности. И что-то изменилось в ее глазах, все еще озерных, но ставших живыми и теплыми. Чуть более живыми и теплыми чем раньше.

А зависшее рядом пятнышко света умчалось куда-то дальше.

Кончилась вторая ночь совершенного полнолуния, активность повысилась, но всю ночь все еще оставалась неизменной.

И наконец, третья ночь полнолуния. «Игроки» вернулись снова, со странными вещами в руках, и сложили их в круг под самым куполом. Среди этих вещей были деревянная чаша, фарфоровая куколка, колода игральных карт, странного вида пробка от шампанского, и даже казавшаяся на вид обычной головка чеснока. Хотя, наверное, было не очень обычным то, что в круг положил ее Граф. Они уже привыкли, что я постоянно сканирую купол отверткой, и не волновались, когда я сделал это снова. Активность резко подскочила! Наконец-то, все произойдет сегодня! Прекрасно!

В круге вспыхнул костер!

— Закрываю! — воскликнул Чеаре. «Закрываю!» — подхватили остальные. Неужели все?.. Я с тревогой покосился на результаты сканирования и перенастроил шкалу — старая исчерпала свои возможности, а активность продолжала нарастать, хоть и несколько медленнее.

— Открываю! — воскликнул отец Этлау, единственный из всех. — Пусть будет Второе Пришествие! Да очистится Земля! — и с этими словами активность понеслась вверх неудержимо! Достаточно было только одного толчка, для того, чтобы рвущийся на волю динозавр пробил скорлупу своего яйца! Галлифрей приближался. Хотя появившийся было над костром образ врат — светящийся проем, — побледнел и померк. Слишком много закрывающих. Никакие древние боги не проснутся и не прорвутся, но только не Галлифрей! Он обладает совсем другой природой, он пробивался сам, и ему достаточно было самой слабой помощи! Здесь! В 2012-м году! Чтобы остановить Время и разрушить Вселенную. Есть контакт! Какое упоение! Я послал сигнал отверткой кружащим над Землей спутникам, и опустил ее.

— А теперь, кажется, я должен сказать вам, что именно приближается! — сказал я. — Что именно могло повлиять на все ваши «пророчества». Это искажение пространства-времени вызвано приближающейся к вам Войной Времени, запертой в свою временную ловушку, временной пузырь. Ее участники собираются уничтожить пространство и время как таковые!..

— Я так и знал! — взвыл нервный Кейн и попытался схватить свою спутницу и оттащить подальше от круга, но что-то похожее на энергетическую стену оттолкнуло его от нее, он не смог к ней прикоснуться. Каждого из нас окружало искажающее поле. Галлифрей! Радость моя, и объект моей окончательной мести! — Кейт! Умоляю, прочь отсюда! Я так и знал, что этим кончится, когда увидел его…

— О чем вы беспокоитесь? — пожал плечами я. — Сюда, прямо в эту точку сейчас летят атомные бомбы — весь ядерный боезапас планеты! Они разрушат Врата и связь Войны Времени с реальностью вместе с этим местом, но этого будет недостаточно. Земля уже слишком связана с Галлифреем — родиной повелителей времени, моего народа. А именно они и хотят уничтожить этот мир «с самого начала», будто его никогда не существовало! Несмотря на ракеты, Землю затянет в ловушку Войны Времени! Но я уже послал сигнал через спутник, который запустил процесс в вашем Большом Адронном Коллайдере! С моими поправками он действительно устроит настоящий Большой Взрыв! Там, во временном пузыре, чтобы уничтожить всю его начинку! Да, Земля погибнет, но вся вселенная будет спасена! Разве вы не рады?

Озерная Леди вытянула руку в мою сторону:

— Сон! — воскликнула она свирепо.

В руке Джека сверкнул длинный серебряный клинок.

— Прошу прощенья, моя милая, на меня это не подействует, — извинился я, несколько покоробленный. «Джилл» явно хотела сделать со мной что-то плохое. Вот и спасай после этого вселенную… — Я совсем иной природы! Между прочим, у вас есть минимум четыре выхода! Раз — вы можете уйти за эти врата — в них сейчас ничего не может пройти, кроме моей родной планеты и Войны Времени, но выйти и найти свой потусторонний мир вы можете! Два — вы можете уйти с Артуром Беркли в другие миры. Я знаю, что он может перенести вас туда в любой момент, с помощью своего Колеса-Призрака. Три — вы можете отправиться вместе с доброй Ривер Сонг в ее мир-компьютер, который практически вечен и идеален, похоже на ваше представление о Рае — там и жить можно вечно! И четыре — вы, конечно, можете рискнуть жизнью — потратить без остатка все ваши магические силы, что вас, конечно, убьет — для того, чтобы направить ракеты «за врата» — во временную ловушку, по назначению, остановить процесс в Большом Адронном Коллайдере, и заблокировать Врата окончательно. Ну так как?! Попробуете спасти Землю? На это нет никакой гарантии! А риск фатален!

Насчет четвертого выхода я вообще пошутил.

— Мы можем уйти в другой мир! Кейт! — воскликнул нервный молодой человек. — Артур Беркли, то есть Мерлин Кори, Король Хаоса, показывал мне — это просто! Уйдем же! Я не хочу, чтобы ты пострадала!

— Нет! — сказала Катерина, и сделала шаг вперед, протянув руку к костру.

Я усмехнулся. Это было трогательно.

— Я остаюсь! — сказал Чеаре. Он, похоже, уже давно стоял у костра в полной готовности.

— И я! — сказал Граф.

— Я поддержу вас! — сказал Мерль Кори!

Джилл и Джек, и Гамельнский Крысолов молча выступили вперед, присоединяясь к кругу рискующих.

— И я! — сказал отец Этлау. — Это не Второе Пришествие Христа! Я остановлю это!

— Сволочи вы все!!! — взвыл нервный молодой человек. — Ну хорошо же! Кейт! Без тебя я все равно не представляю эту жизнь! Я остаюсь!

Мой вихревой манипулятор был уже активирован, но я так и не нажал кнопку «пуск».

— Так вот что ты задумал, — спокойно проговорила Ривер. Слишком спокойно, не выхватывая ни бластера, ни акустической отвертки.

— Ты что же, веришь, что у них что-то получится? — спросил я.

— Ты всегда недооценивал людей, — сказала она.

Я посмотрел на фигуры, застывшие в круге, и вдруг мои волосы зашевелились. Я почти физически ощутил исходящую от них силу, льющую через край, хлещущую сквозь пространство и время, и попятился. Такое я чувствовал лишь однажды, четыре года назад, когда Марта прославила по всей Земле имя Доктора и заставила всех людей на Земле одновременно назвать его имя — это повернуло время вспять, омолодило моего врага, которого я состарил на тысячу лет, позволило ему взлететь в воздух как на крыльях и временно обладать такой силой, что не могла мне присниться…

Эти люди — наполовину персонажи из легенд — они лишь фокусы веры всех людей Земле. Созданные этой верой. Неосознанные ее защитники. Земля спасает себя сама. Я мог бы крикнуть им «верните мои бомбы!» Мог начать убивать их… или уже не мог. В прошлый раз даже моя отвертка отказалась мне повиноваться, когда я имел дело с мощным потоком человеческой веры.

— Но что вы делаете! — воскликнул я. — Вы не дали мне уничтожить Войну Времени. Она еще может когда-нибудь вернуться!..

Но барабаны гремели все тише и тише. А никто из людей меня не слушал.

Проклятье… Но может, я и не хотел по-настоящему уничтожать окончательно свой родной мир? А Рассилону хватит с горячим приветом и атомных бомб, которых он не ждет.

Перед «Артуром Беркли» замаячило призрачное колесо света:

— Я отправил все бомбы по назначению, за врата, в этот так называемый «пузырь»! О, да вы уже остановили процесс в Коллайдере! Ух ты! Ну, теперь вы можете сосредоточиться только на том, чтобы наглухо запечатать Врата! Девять ключей! Как в пророчестве! Именно все девять! Или ничего бы не вышло!

— Они живы, — сказала Ривер.

— Все девять, — повторил я. — Девять ключей. Но если бы хоть кто-то отказался, они бы погибли.

— И все же спасли бы Землю, — возразила она.

— Да ради Бога! — отмахнулся я. — Может быть, ты знала, чем все кончится, потому так и не позвала Доктора? Потому что знала, что люди справятся сами?

— Я понятия не имела, чем все кончится, — откликнулась Ривер. — Но знаешь, люди то и дело справляются сами! На протяжении всей истории!

— Ладно! — Я развернулся и направился к выходу из Планетария.

— Получилось! — воскликнул «Кейн».

— Ну конечно, дорогой Икабод, а ты сомневался! — укоризненно ответила Катерина.

— Та-ак! — раздался веселый голос Джека. — Отец Этлау, а как насчет «жизни после ритуала»?

— Вы только что вместе спасли Землю! — сказала Ривер.

— Верно, — вздохнул Джек.

— Так как насчет других миров? — спросил Икабод.

— Запросто! — ответил Артур Беркли. — Может, отпразднуем все у меня в гостях? Призрак!..

Я уже вышел из здания, когда услышал за спиной негромкий хлопок. Оглянувшись, я посмотрел на глубокий котлован на месте предназначенного к сносу Планетария. Отлично… исчез вместе с фундаментом, украден в другое измерение, и никому не придется ничего сносить. Я достал свою отвертку и отключил ненужные экраны. «С добрым утром, москвичи!» С добрым, черт побери, утром… Утром тридцатого октября две тысячи двенадцатого года. Пространственно-временная аномалия уничтожена. Никакого «тройного полнолуния». Только полнолуние 29-го числа. Как и должно было быть. И дальше — все своим чередом.

Понятия не имею, что я сейчас чувствовал. Тишину. Потому что больше не грохотали барабаны. Разве только где-то глубоко внутри, на пределе восприятия, и на них можно было не обращать внимания. Я еще придумаю, как все вернуть, и как отомстить. Только потом. А сейчас меня немного клонило в сон. Порхающий вокруг невидимыми прядями, похожими на искрящийся хрусталь и озерный туман…

Я потряс головой и улыбнулся. Ладно, Рассилон, в конце концов, уничтожать тебя раз за разом, может быть, будет забавней, чем один раз и навсегда! Но хватит с меня Земли! На сегодня! Я наконец привел в действие свой вихревой манипулятор и умчался подальше от этой сумасшедшей планетки. В конце концов — меня ждала целая Вселенная!

Я здесь, дорогая! Я никогда тебя не оставлю! Как ты могла во мне сомневаться?!..

1.11.2010

Междумирье

(флэшбэк, предыстория)

Ослепительное белое сияние, поглотившее меня, потускнело, померкло и растворилось. Но я был не на Галлифрее. Я оказался в полном одиночестве в какой-то пустынной местности, напоминавшей Мертвую зону у гробницы Рассилона, за исключением того, что здесь совершенно явно не было его гробницы или чьей-либо еще, на которую стоило бы обратить внимание. И повсюду в этом запустении разливалась тишина. Ее можно было назвать ветром, с легким шорохом стлавшимся по сухой потрескавшейся земле, по пучкам пожухлой травы, по песчаным холмам под серым, едва окрашенным бледной голубизной небесам. Что это было за место? Почему здесь? Что-то вроде личного инферно, в котором придется провести вечность? Предсмертная или посмертная галлюцинация, которая может на самом деле унести нас за границы пространства и времени. Куда-то, где действуют иные силы, играющие с нами так же, как мы — с людьми. Это уязвляло. Никто не должен быть властен над повелителями времени!

Я очень некстати вспомнил Кроноса. Который тоже полагал, что ничто над ним не должно быть властно. Но я пытался его разубедить.

Может быть, он, или что-то ему подобное?..

Кронос?!.. — Перед глазами возникло знакомое сияющее пятно — разворачивающиеся перекрученные белые крылья. Ослепительно белые, как сияние, в котором явился Рассилон, и в котором все мы исчезли.

Оно самое, только сконцентрированное, сжатое в сверхплотное нечто, большее внутри, нежели снаружи, нечто, что должно быть уничтожено!

Я швырнул в тварь молнию. Странно… мой заряд сейчас должен был быть на нуле. Но мне даже не было так скверно, как… и вот тут-то у меня потемнело в глазах, и я рухнул на землю. Молния попала точно в цель. Я увидел, как яркое пятно дернулось, померкло, но в то же мгновение это будто чуть не убило меня самого. Так, надо быть поосторожней с молниями… Но я же попал! Получилось?

В глазах немного прояснилось, я поднял голову и снова увидел яркое пляшущее нечто, дразняще разгорающееся как прежде. Окружающие тварь лучи казались острыми как иглы. Но ударить сейчас опять… Может, попозже? А что это болтается у меня на шее? Я с удивлением посмотрел на автомат на ремешке. Забавно… И одет я был иначе. Это по-прежнему было что-то черное, но абсолютно другая плотная ткань, с массой карманов, и похоже, автомат был не единственным оружием, что у меня было. Гм… я вообще кто?

Если бы Рассилон не обратил вспять процесс превращения в меня всех жителей Земли, могла бы быть масса вариантов — с одним-единственным результатом, но их действительно была бы масса, а так — я почувствовал себя в некотором тупике. Я остался один, но сейчас я был каким-то другим. И на регенерацию не спишешь. Во-первых, мне она больше не светила, а во-вторых, как бы это ни происходило, одежда от этого не меняется сама по себе, и не появляются откуда ни возьмись заряженные тяжелые автоматы. Но если уж они есть… я поднял его и выпустил в по-прежнему болтающуюся рядом тварь короткую очередь, практически в упор. Я не расходовал свою жизненную энергию на этот раз, но снова в то же мгновение меня сразил приступ удушающей, раздавливающей дурноты и слабости, практически до потери сознания. Как будто нанося вред твари, я пробивал какую-то брешь в самом себе. Это разозлило меня еще больше.

А она снова налилась светом, будто выкачала его из меня, снова запорхала вокруг, а затем метнулась куда-то в сторону.

Через некоторое время дурнота отступила. Кажется, я знал, на что еще было похоже это место. На Матрицу, в которой сохранялись наши сознания. Что, если попробовать воздействовать на окружающее сознательно? Ну, для начала, просто думать о хорошем? О том, что небо может проясниться? О том, что это место не обязано быть таким унылым и пустынным. О том, что в нем не обязательно должны быть какие-то сияющие белые твари. Я постарался сосредоточиться на чем-нибудь приятном, но когда открыл глаза — ничего не изменилось. Та же серость, сухость и тишина, подчеркиваемая жестким шорохом ветра, и клок яркого света, дразняще маячащий неподалеку.

Испытывая прилив иррациональной инстинктивной ненависти, я вцепился в автомат, вскочил и понесся за тварью. Слабость, кажется, совсем прошла. Хотя не могу сказать, чтобы я хорошо себя чувствовал. Просто чувствовал как-то «никак». И «плохо» — тоже не имело к этому никакого отношения. Я даже не был уверен, жив я или мертв, и кажется, это не имело никакого значения.

Белая тварь трепыхалась то совсем поблизости, то перемещалась поодаль. Но неизменно, рано или поздно, возвращалась. Может быть, ей было скучно в этой пустоши, может быть, она чего-то от меня хотела. Например, очередного заряда. А может быть, была просто совершенно бестолковой сияющей белой тварью. Я пристреливал ее раз за разом, она тускнела, отлетала, пряталась, и с каждым разом мне, кажется, становилось хуже на более долгий срок. Но я был уверен, что если однажды успею добить ее прежде, чем свалюсь, она действительно умрет, просто заряда всегда чуть-чуть не хватало.

И я был уверен, что это нужно сделать. Она слишком напоминала «то самое» белое сияние, я был уверен, что она и есть то самое белое сияние, которое нужно погасить во что бы то ни стало. Это была трещина между мирами, живая, поглощающая, сжатая в данный момент в пятно, кажущееся совсем небольшим. Я гонялся за ней с исступлением и пытался уничтожить, но как будто уничтожал только себя самого. Но если я брошу это, она просто одержит верх. Я не знал, сколько может продлиться эта охота, но кажется, она должна была занять всю мою жизнь, если, кончено, это была жизнь.

А в какой-то момент я услышал скрежет приземляющейся Тардис. Кажется, этот мир переставал быть таким уж пустым. И на самом деле, это было нехорошо. Потому что теперь тварь могла прорваться из него куда-то еще, с помощью того, кто проник сюда. И я почувствовал бессильную ярость. Потому что в данный момент, очередной раз пристрелив тварь, опять с трудом приходил в себя, и не мог даже поднять голову, чтобы посмотреть, что происходит.

— Мастер! — окликнувший шумно подбежал ближе, зашуршав сухими камешками.

Доктор, ну конечно, кто еще тут мог оказаться так «вовремя»?

— Убирайся отсюда! Только смотри, чтобы эта тварь не проникла на корабль!..

— Какая тварь?

— Белая светящаяся дрянь! Я убью эту сволочь!

— Как? Ты даже на ногах не стоишь!

— И не надо, значит, она тоже не в норме… — Хотя я уже был не уверен. Это мне каждый раз становилось хуже, а тварь, кажется, сияла с каждым разом все ярче. — И не вздумай тащить меня в Тардис! Ты не понимаешь, как это серьезно!..

Он, конечно, вздумал. Воспользовался моментом, когда тварь опустошила меня до донышка, и я не мог ему помешать. Я все еще был совершенно недееспособен, когда он принялся запихивать меня в какой-то медицинский аппарат.

— Прекрати, придурок. Ну а что будет, когда я действительно приду в себя? Мы опять передеремся?

— Там разберемся. Тебе надо успокоиться и поспать. Ты себя совершенно вымотал.

— Это не я.

— Это ты.

Бам… кажется, я получил лошадиную дозу снотворного и принялся уплывать в… мутное белесое пространство, с сухой потрескавшейся землей и пожухлой травой, тишиной и ветром…

— Нет!.. — услышал я в отдалении отчаянный крик Доктора. И похоже, он прибавил еще что-то вроде «Только не снова туда!..» — прежде чем растаять окончательно. А впереди снова замаячила белая сияющая тварь. И я преследовал ее еще долго, бесконечно, пока однажды не очнулся все в том же мире, который все-таки наконец стал каким-то другим. Я точно знал, что это все еще он, но что-то изменилось. Цвет неба. Он налился синевой. И трава — кажется, она стала хоть и не намного гуще, но зеленой, как на Земле. Она была редкой, но молодой и сочной. И что-то влажное и холодное легло мне на лоб. Гм… Тряпочка? Смоченная в… Я вдруг отчетливо услышал журчание ручейка неподалеку.

— Опять ты? Что за упрямство? Раз уж ты здесь, лучше бы занялся белой тварью — я не знаю, что будет, если она вырвется отсюда наружу… Ее нельзя выпускать.

— Ничего не будет. Оставь ее.

— Откуда ты знаешь?

— Есть вещи, которые мы не можем уничтожить, как бы ни старались. Они просто «в природе вещей». Нечто основополагающее.

— А ты уверен, что мы говорим об одном и том же?

— Да. Белая птица здесь не появится, пока есть другая.

— Другая?

— Посмотри вверх.

Я посмотрел. В синеве парила одинокая черная точка. Ястреб? И от этой четкой и яркой черноты вдруг пришло ощущение удивительного покоя. Я почувствовал с ней удивительное родство. Но что именно это было? Тотем? Я по-прежнему не был уверен, что мир, в котором мы находимся, действительно существует. В этом было скорее что-то символическое. Нечто в природе вещей? Черная птица среди яркого приветливого мира — черный глазок света? А белая — белый глаз тьмы? Может быть, именно она и была моим «тотемом», и потому попытки уничтожить ее всегда оборачивались против меня самого? А эта черная птица — «тотем Доктора»? Нечто в его сердцевине, что всегда будет родственно мне, хотя это кажется слишком уж своим, чтобы быть чьим-то чужим. А вот белая тварь казалась мне совершенно чуждой и ненавистной. И я не был уверен, что это на самом деле не так. Тут как будто смешались два разных смысла. И покончить с одним не получалось, потому что вмешивался другой.

Но становилось ясно — этот мир изменялся; со смешением смыслов это значило только одно — выход из него, или уходил он сам, чем бы это ни обернулось. Я пристально смотрел на «черную птицу», а потом успокоенно закрыл глаза, чувствуя, что снова проваливаюсь в сон. Не тот, который привел меня сюда, а тот, что уведет отсюда.

И едва этот мир растаял окончательно… меня оглушило барабанным боем. Я успел почти забыть о нем — в блеклом сером мире и он был смазанным и почти неощутимым. Но теперь — это точно снова была реальность. Где именно?! Я потряс головой и огляделся. Это был не Галлифрей. Это была Земля. А вот я был, похоже, таким же, как в мире, которого не существовало, но только сейчас обратил внимание на одну деталь. На моем запястье был вихревой манипулятор, который только что совершил какое-то действие. Я сверил координаты. Я только что прибыл сюда. Из конца 2009 года. В осень 2012. В какой момент я запустил программу? Ее запускал не я, а тот, кому прежде принадлежало это тело. Он успел сделать это прежде, чем превратился в меня. И теперь, похоже, он единственный, кто остался мной, потому что не присутствовал на Земле в тот момент, когда Рассилон обратил процесс вспять. Ошеломительно!

Стоп!

Насколько правда все то, что я помню? Или это действительно были сплошные галлюцинации и аллегории, вызванные превращением и тут же — перемещением через временной вихрь? Что бы ни случилось, «общее сознание» могло использовать как передатчик и временной вихрь, и тогда все, что я помню до растворения в «белом сиянии» и исчезновения из этой вселенной — действительно свершившийся факт. Но стоит проверить. Я поставил на вихревом манипуляторе новые координаты. Снова конец 2009 года, но позже событий, которые я помню. Чтобы ни в коем случае не попасть под обратное действие процесса. Хотя, после путешествия во времени это могло и не иметь значения, и все же лишние накладки всегда ни к чему.

И еще кое-что — предупреждение о «белой твари» едва ли было только символическим. Какая-то дыра в континууме наверняка оставалась. Иначе почему тут стоит такой грохот, будто Галлифрей опять приближается?

С этим надо разобраться. И на этот раз, в мире, далеком от символов, «белой твари» действительно не поздоровится. Я об этом позабочусь.

25.5.11

За Галлифрей! (Воскрешение Ривер Сонг)

— Спутники вышли на расчетные орбиты, профессор! — раздался голос моей ассистентки. На мгновение мне припомнилась Чан-То, но Сьюзан Келвин была человеком, и ее манера говорить была не столь утомительной.

— Прекрасно! — воскликнул я, довольно ухмыльнувшись, и с наслаждением повернул выключатель. Наша база наполнилась гулом и вибрацией. Настройки все еще подлаживались.

Мы находились на Докторе Муне, огромной станции-антивирусе, полностью сейчас нейтрализованной и подавленной. Ох, люблю я так с «докторами»… И управляли отсюда сетью из 15-ти спутников — преобразователей энергии, занявших свои «боевые» позиции вокруг «Великой Библиотеки».

Неподалеку завис медицинский корабль, на котором должны были восстановиться остальные пострадавшие, чье сознание сохранилось в матрице КЭЛ, как, кстати, и сама КЭЛ, у которой, конечно, теперь не будет «практически вечной жизни», но зато будет немного обычной настоящей, человеческой, просто в подарок. Разве я не добрый дядюшка?

Ах да, я не спросил КЭЛ?

Зато я спросил ее родню (и не только спросил, но и слегка загипнотизировал, чтобы они не сомневались в моей компетенции, но это неважно), которая и спонсировала проект спасательной операции и полной очистки Библиотеки от Вашта Нерада. (А вдруг она когда-нибудь понадобится мне самому?) Оживить всех, вместе с той, что мне действительно была нужна, мне ничего не стоило.

Минутку, вы спросили — «а как же жертвоприношения»? Ну, как же без них? Только на этот раз жертвами были Вашта Нерада, и людей это, понятное дело, совершенно не беспокоило. Спутники и захватили, и извлекли из матрицы сохраненные сознания, и подчистую перекачали жизненную энергию Вашта Нерада в заранее подготовленные «болванки» из нейтральной протоплазмы, с активаторами нужных образцов ДНК.

ДНК для «профессора археологии Ривер Сонг» я приготовил сам, лично.

И теперь, когда процесс начался, я решил для красоты побыть джентльменом и вышел за дверь, предоставив ассистентке самой встречать «пациентку», а я уж загляну попозже, когда она приведет себя в порядок и будет не в очень растрепанных чувствах.

Покружив по станции и еще раз кое-что проверив — спасательная операция и очистка Библиотеки были только частью задачи, возложенной на спутники, пока еще не запущенные на полную мощность, я удовлетворенно кивнул. Все шло как по маслу. Остался только последний этап. И я с нетерпением вернулся к оставленному помещению. Предупреждающе стукнул пару раз в дверь и тут же распахнул ее. «Та-дам!»

— Привет, Рани!

Только что воскрешенная и еще сбитая с толку Рани, выглядевшая точь-в-точь как свое последнее человеческое воплощение — Ривер Сонг (кстати, ей здорово шло пунцовое платье определенно ее цвет!), посмотрела на меня с подозрительным недоверием.

— Профессор Артур Кингсли, — представила меня человеческая помощница. — Это он оживил вас и всех в Библиотеке!

Я радостно помахал рукой.

— Даже КЭЛ! — подхватил я, предваряя ее следующий вопрос. — Пусть девочка поживет немного по-настоящему. Я — старый друг. Помнишь? И у меня к тебе отличное предложение! Ты знаешь, что случилось с Галлифреем. А такие цивилизации не должны умирать бесследно. Нас во вселенной — всего ничего. Давай восстановим все! Создадим новый Галлифрей. Ты же гениальный биоинженер. Мы возродим повелителей времени!

Рани молча смотрела на меня с непроницаемым видом, а потом перевела взгляд на дверь. Я тоже. Потому что что-то в воздухе, во всем пространстве, ощутимо изменилось. Мы уже были на станции не одни. Знакомое ощущение. Я сунул руку в карман пиджака, рефлекторно сжав лазерную отвертку. Хотя… с некоторых пор все стало несколько иначе. Я снова вытащил руку из кармана. Посмотрим…

Но старые рефлексы не так-то просто забыть.

— Бригадир, только после вас!

О… как давно я не слышал этот голос…

И как давно не видел главу старого ЮНИТа, бригадира Летбридж-Стюарта.

Бригадир заглянул в дверь, окинул комнату взглядом, никого не узнал, поднял брови на увиденный мирный чайный столик, и, пожав плечами, пропустил в комнату остальных. Третий Доктор! Ну дааа!.. Который меня еще не видел. И за ним троица молодых людей, которых еще не видел я, одетых совсем не так, как было принято во времена Летбридж-Стюарта. Хотя один из них был одет совсем странно и ни на что не похоже, как будто имел весьма отдаленное представление и о вкусе, и о человеческой моде, и о том, как должен выглядеть приличный галстук.

Я непроизвольно повел носом. Неужели? Сразу двое? И теперь четыре повелителя времени в одной комнате?..

— Мастер, — мрачно констатировал молодой человек с бабочкой на шее.

— Что? — Третий удивленно оглянулся на него, и Бригадир тоже. — Этот?.. — Седовласый мерзавец смерил меня возмутительным взглядом. — Вот ведь докатился! Был солидный человек, с бородой, а теперь что за… — как я понял, я не совсем разобрал слово «мелочь».

Кто бы говорил…

— Все щеголяешь в рюшечках? — спросил я медовым тоном. — Как старомодно! — Полагаю, он расслышал подтекст «по-старушечьи».

— Не трогай мои рюшечки! — грозно свел брови к переносице Третий. — Что здесь происходит? Что ты опять натворил?!

— Здесь происходит спасательная операция! — не менее возмущенно воскликнула моя помощница, наконец обретя дар речи. — Профессор Артур Кингсли только что спас людей, пострадавших от Вашта Нерада…

— Спас людей? — удивленно переспросил Летбридж-Стюарт.

— Профессор? — переспросил молодой человек с бабочкой.

— Артур Кинг?.. — запнулся Третий. — Все ясно, как обычно! Это он вам сказал, что «спас»?

— Профессор Ривер Сонг — одна из них! — предъявила доказательство Сьюзан.

— Здравствуй, Ривер, — безрадостно сказал «молодой человек».

— А где остальные? — ехидно спросил Третий.

— В медицинском центре! А вы-то кто?

— Доктор, — ответил Третий.

— Доктор, — повторил юноша с бабочкой.

— Так я и знал, — обрадовался я, на самом деле, уже злясь. Никакой ожидаемой реакции, кроме как от Третьего. — Неужели мне повезло, и я вижу наконец Тринадцатую инкарнацию?

Ноль реакции.

— Доктор чего? — с вызовом спросила Сьюзан.

— Всего, — ответил я сам, чтобы больше не выслушивать эти глупости. — И представьте себе — это тоже мои старые друзья.

Кажется, Сьюзан искренне мне посочувствовала.

— А это — Мастер, — не унимался Третий, — преступник, склонный к геноцидам, псих, убийца и вселенский уголовник! Неоднократно, между прочим, осужденный!

— Тихо, Доктор! Где твои обещанные горы жертв? Я сделал то, что должен был сделать ты! Очистил Библиотеку от космических паразитов и всех спас! А что сделал ты? Оставил свою Ривер тут навсегда? — Я глянул на безучастного нового Доктора.

— Не пытайся заговаривать мне зубы, будто ты изменился! — буркнул Третий, усаживаясь за стол и наливая себе чай.

— А ты сам? С кем ты путешествуешь? На самом деле с Тринадцатым собой? Ты знаешь, что у тебя есть Темная сторона, которая одержит верх в конце?

Третий приосанился, не выпуская чашку из рук.

— Я не боюсь своей Темной стороны!

— Много же ты о ней знаешь. Как и о том, что она не прочь захватить все твои оставшиеся воплощения!

Я глянул на парня, который был явно спутником последнего Доктора.

— А вы знаете, какой он по счету?

Тот пожал плечами.

— Никогда не задавался таким вопросом… Я думал, он один.

Что ж, судя по лопуховости парня, и по тому, какой нормальной выглядела девушка-спутница, пока еще — не темная сторона.

— Одиннадцатый, — вдруг сказала Рани.

— Спасибо! Так вот что, Доктора! Вы могли бы заметить, что нас, повелителей времени, в этой комнате уже четверо. И раз уж вы здесь, отлично! Вам я тоже собираюсь это предложить — воссоздать Галлифрей! Новый. Наш собственный Галлифрей!

— Четверо? — переспросил Третий, оглядываясь вокруг. — Его что тут, тоже двое? О, одна из твоих инкарнаций — женщина?

Я закатил глаза.

— Хватит паясничать! Я говорю о Рани, Доктор!

— Рани?

У него что, совсем память отшибло?

— Да. И мы единственные, кто остались. Из всех повелителей времени.

— А что с ними случилось?

— А, так он тебе не сказал? — я кивнул на Одиннадцатого.

— Случилось, — отозвался тот вяло. Странная новая инкарнация.

— Опять ты что-то устроил? — осведомился Третий.

— Ты ему ничего не рассказал? — я мельком взглянул на Одиннадцатого. — Так уж вышло, что наш дорогой Галлифрей погиб. Спрятан навечно в ловушке-пузыре.

Я ожидал чего угодно: грусти, сожаления, потерянности, но Третий внезапно подался вперед и с живостью спросил:

— Это что же получается… грохнули весь Верховный Совет?! Невероятно!.. Эти мерзавцы отправили меня в ссылку! С Бригадиром! То есть мне, конечно, жаль, но…

— Прелестно, просто прелестно! — перебил я. — Вижу, ты очень растроган. Итак, что скажешь о моей идее?

— Восстановить Галлифрей? — фыркнул Третий и ненадолго задумался. Видимо, по своей манере искал подвох. — Что, наши клоны из наших же ДНК?

— Почему клоны? — пожала плечами Рани. — Я могу воссоздать любое сочетание генов.

— Да, — вмешалась вдруг Сьюзан, — они даже выглядеть будут по-другому, генетика может все! Это будут не клоны, скорее… своего рода дети.

Третий ощутимо вздрогнул:

— Мне хватило моей внучки Сьюзан. Благодарю покорно!.. И ради этого ты заварил всю кашу?! Впрочем, неважно!* — воскликнул он решительно, вытащив акустическую отвертку. Но не прежде, чем я вытащил лазерную, и мы уставили их друг на друга. — Признавайся, что тут произошло! Что за всплеск пространственно-временной энергии?

— Единственный всплеск энергии, что тут был — это выкачивание энергии из Вашта Нерада!

— Да?! Только полчаса назад?

— Да! Именно!

— И от этого наши Тардис слились в одну, а в голове теперь грохочут барабаны?!

— Барабаны? — переспросил я непонимающе.

— Вот именно! У нас обоих! В голове! Гремят как черт-те что! Как ты это сделал, черт побери?

— Да с чего вы решили, что я?!

— А кто еще?

— Да я их сам больше не слышу, так, жалкие отзвуки — после стольких столетий, как их можете слышать вы?..

— Так вот как ты перенес их из своей головы в нашу?! Забери обратно!

— Чего?.. Забрать? Да вы спятили! Сколько вы их уже слышите?

— Полчаса! С момента аварии!

— Быстро же вас проняло! Всего-то за полчаса! А попробуйте послушать веками!..

— Этого не будет!

— Ну, конечно!.. Добро пожаловать в клуб, Доктор! Между прочим, ты в курсе, что во вселенной полно аномалий и без меня? Да и как вы вообще можете их слышать? Это… гм… мои барабаны! Но я справился с проблемой! Дважды. Я забросил во временной пузырь весь ядерный боезапас планеты!

— Когда?

— В 2012-м году, на Земле! Ты даже был не в курсе, что война времени снова чуть не вырвалась! Но тогда я слышал приближающиеся барабаны и принял меры! Это я остановил ее! А земляне проводили там какой-то ритуал, призывая или запирая «старых богов».

— А, ты опять связался с «рогатыми»?

— Нечто вроде. Я еще собирался переправить в пузырь всю Землю и взорвать там Большой Адронный Коллайдер, чтобы уж наверняка, но мне все-таки помешали. И что? Теперь уже вы слышите барабаны? Какая прелесть! Вот только какой в этом смысл для Рассилона?.. — я замолчал.

— Какого Рассилона? — спросил Третий. — Он давно в гробнице!

Я вздохнул и снова посмотрел на Одиннадцатого. И заодно прислушался к себе. Ничего. Только приглушенное эхо привычного вечного стука. И если теперь Доктор слышит барабаны, а я нет… Это можно объяснить как нежелание Рассилона все-таки получить в подарок Адронный Коллайдер, заявляя мне о своем приближении? Но и надеяться на Доктора… смешно! Если только ситуация в пузыре не переменилась совершенно и полностью!..

— Это не Рассилон, — сказала Рани, и посмотрела на меня. — Это ведь ты там, верно? Теперь ты выводишь из пузыря войну времени. А послать сигнал об этом Доктору нашел хорошей шуткой, потому что считаешь, что на этот раз он не в силах тебя остановить.

— А мне нравится ритм! — заявил Третий, выстукивая его каблуком по полу. Подожди столетие-другое, весельчак… — И я в силах его остановить! Прямо сейчас!

— Не того, что в пузыре, — сказала Рани.

— Как? — спросил вдруг Одиннадцатый. — Одолел Рассилона и весь Верховный Совет?..

Я расхохотался.

— А почему бы и нет? И мы могли договориться — на что они только не пойдут, чтобы вырваться?! На что угодно!

— Итак, я опять прав — во всем виноват он! — заключил Третий.

— Между прочим, — огрызнулся я, — как раз я могу все это остановить!

— Ну так что же? — приподнял брови Третий. — Ты же у нас теперь рыцарь в сияющих доспехах, только что хвастал, что всех так чудесно спас! Спаси еще раз! Тебе, кстати, нимб не жмет?

Ну просто клоун в рюшах… Я сказал это вслух?

— Знаешь, — потер переносицу Третий. — Я начинаю думать, что зря грешил на то, что твоя предыдущая инкарнация совершенно ужасна и невыносима. Ты просто в тысячу раз ужаснее!

— Восприму как комплимент! — я начинал злиться. — И ты ждешь от меня сотрудничества или помощи, Доктор?! Да, повторяю еще раз:* я могу все это остановить! Но не буду! Потому что зачем бы мне это делать и останавливать самого себя?!

— Чтобы вселенная не погибла, — сказал Одиннадцатый. — И ты вместе с ней.

— А я-то с чего? Мое сознание останется жить, это пространство и время — погибнут! И вы тоже!

Третий посовещался с Одиннадцатым и Рани.

— А насколько ты нужен своему оригиналу? — вопросил Третий. — Ты? Только копия?!

— Это неважно. Когда пространство и время будут разрушены, не будет иметь значения, кто из нас «оригинал». Наше сознание будет объединено, а имеет значение только оно. Физически же — все мы только копии. — Хотя, признаться, ему удалось поколебать мою уверенность. Впрочем, мне его — кажется, тоже.

— Ну и как бы ты мог все это остановить?

— Трещина! — сказал я.

— Что за Трещина?

— Я считаю, что причина ее появления — оружие, пущенное в ход Рассилоном. Оно разрушает пространство и время. Процесс был повернут вспять, отменен, но след остался и разъедает вселенную. Я создал свои спутники не только для того, чтобы выкачать энергию из Вашта Нерада. Это универсальные преобразователи энергии. Они могут выкачать энергию Черной дыры. Или — трещины. Не знаю, навечно ли, но погасить разрушение — погасят, и поглотят сигнал, который, судя по тому, что вы рассказываете, вы подхватили, пролетая мимо. Трещина здесь. На этой станции. Можете сами посмотреть. И я собирался ее погасить. Только теперь — я передумал!

Ну поуговаривай же меня! Давай!

Молчание.

— Впрочем, может быть, я мог бы это сделать, в обмен на твою Тардис! Если ты хочешь, чтобы мне было ради чего сохранять эту вселенную.

— А больше ты ничего не хочешь?

— Хочу. Создать новый Галлифрей. Ты слышал.

— Если вы можете это сделать, — хладнокровно, по-деловому сказал Бригадир, — сделайте. А я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы получили эту Тардис.

Ого! А это мило!

— И конечно, оставили Землю в покое.

— Никаких проблем! Я даже согласен стать вашим новым научным консультантом — взамен него! В инопланетных цивилизациях я разбираюсь не хуже, а в технике — так и получше.

— Это было бы прекрасно.

Третий посмотрел на Бригадира с недоверием. Тот был непроницаем.

— Замечательно, Доктор. Так давай спросим твое любимое человечество — хотят ли они, чтобы вселенная была спасена? И ценой чего? Старой неисправной Тардис! Если тебе терять нечего, то им ведь есть. А ты даже не пытаешься что-то для них сделать.

— Хочу, — сказала девушка, которую, как я уже выяснил, звали Эми.

— Хочу, конечно, — подтвердил Рори.

Сьюзан кивнула. Она выглядела совершенно спокойной — половину сказанного она, конечно, не понимала. А еще, она верила, что я действительно не злодей. Просто с такими друзьями кем угодно станешь.

— Итак, Доктор, готов отдать свою Тардис, чтобы спасти их?!

— Нет, — отрезал Третий. — Вырасти свою!

И я невольно вздрогнул. Еще немного, и он может догадаться, куда денется энергия, которую я собираюсь преобразовать из трещины…

Я вдруг заметил, что Рани и Одиннадцатый куда-то вышли. И тут же увидел, как они возвращаются.

— Трещина, — подтвердил Одиннадцатый. — Совсем рядом. Сигнал идет оттуда.

— Я же говорил! Ну так как, есть мне какой-то резон запускать спутники, или нет?

— Сделайте это! — сказала Эми.

— С ним нельзя договариваться! — предупредил Третий.

— Если это единственный способ спасти вселенную, не ждать же, когда она погибнет!

Бригадир кивнул и как-то ехидно посмотрел на Доктора.

— Мастер, — позвала Рани, которая снова куда-то выходила. — Мы можем выйти на минутку?

— Да, конечно.

Рани решительно отошла от двери на расстояние, на котором нас не могли услышать.

— Ответь мне честно, Мастер, ты действительно можешь все это остановить — и сигнал, и трещину?

— Да, могу. — И собирался, пока не понял, что по другую сторону реальности — тоже нахожусь я.

Рани показала мне две чашки из-под чая.

— Это чашки Докторов. Я забрала их, и на них — их ДНК. Обоих. А еще у меня ключи от Тардис, и я даже переставила ее в другое помещение. Если ты все это остановишь, мы восстановим Галлифрей. Правда, Тардис, кажется, совсем неисправна, и ей нужен ремонт, мне едва удалось переместить ее на несколько метров.

Я пораженно посмотрел на Рани. Честно говоря, я уже не надеялся, что она согласится.

— Ты согласна?

— Да. Ты сумеешь разделить Тардис? Я хочу свою.

В голове мгновенно проскочили расчеты. Правда, касающиеся не только этой Тардис.

— Хорошо. Я запущу спутники. Сигнал поглотится вместе с энергией трещины. Ничего не останется. Тардис… — Я обернулся и увидел ее — в этом же коридоре. — Жди меня в ней! Я быстро!

С отверткой в руке я выскочил в комнату, где все продолжали мрачно препираться, а Третий рассеянно выстукивал каблуком по полу четыре такта. Убил бы его за это… Но он ничего не мог с этим поделать, я-то знал.

— Отлично! Ну что, человечество, вы согласны с тем, чтобы я всех спас? Хорошо! Я это сделаю! — Я послал отверткой сигнал спутникам. — Готово! А теперь, простите, дамы и господа, но мы с вами прощаемся!

Третий усмехнулся:

— Что такой довольный? Куда-то собрался? Я вытащил из Тардис дематериализующую сферу! Ищи где хочешь! — Так вот почему Рани удалось переставить Тардис только на несколько метров. И то, только потому, что совмещенные Тардис из разных хронологических точек «делали вид», что какая-то вероятность сферы в них еще присутствует — просто некий остаточный след.

— Ну что ж, — проговорил я, кивнув. — Признаться, чего-то такого я от тебя ожидал. Но ты сказал сегодня еще кое-что: «вырасти свою». Так вот — именно это я и сделал. Как по-твоему, куда я планировал сбросить всю преобразованную энергию Трещины? Конечно, заполучить твою тоже было бы весело… — но рисковать своей, задерживаясь, было сейчас глупо… — но я не собираюсь жить вчерашним днем! Счастливо оставаться!

Не опуская отвертки, я вышел в коридор, закрыл дверь и побежал к Тардис:

— Рани! Сюда!

— Что это?

— Новая Тардис. — Очень удачно, что они оказались буквально в двух шагах друг от друга.

— А эта?

— В ней не хватает деталей, пусть сами разбираются.

И со своими временными линиями тоже. Возни будет больше, и слишком опасной.

— Так ты не собирался красть ее на самом деле?

— Я отвлекал внимание.

Мы заскочили в новую, захлопнули дверь и влились в поток времени.

Прекрасно и гениально!..

— А что со спутниками? — спросила Рани.

— Сейчас они несутся через пространство к ближайшей Черной Дыре. Ты же хочешь новую Тардис? Нам понадобится много, если мы собираемся построить Империю!

— Они не такие, как прежние, — здраво сказала Рани, оглядевшись. — И наверняка слабее.

— Зато не разваливаются от старости, и их можно сделать множество! Это гораздо лучше.

— А еще, мне могут понадобиться помощники, — подумав, сказала Рани.

— Сьюзан Келвин тебе подойдет? — спросил я. — Сейчас заберем… откуда-нибудь.

март 2011

Пришествие Доктора

Я с некоторым напряжением следил, как Рани отправляет послание Доктору. Но в любом случае это было неизбежно. Восстановить цивилизацию — не так-то просто. Нам понадобится любая помощь, какую мы сможем найти. А других повелителей времени во вселенной уже не осталось. Я был бы рад, если бы он к нам присоединился, хотя очень в этом сомневался.

Но и втайне от него сделать ничего не выйдет. А если он будет «под рукой», может быть, будет немного яснее, откуда ждать неприятностей. Хотя не слишком ли быстро… но чем больше он пропустит, тем будет затем и несговорчивей. Выдержать какую-то оптимальную середину… — примерно в ней мы сейчас и находились.

Оставалось надеяться, что этот сигнал получит нужный Доктор — из синхронизированной с нами временной линии, а не какая-нибудь из прошлых инкарнаций, которой трудно будет что-то объяснить, как уже вышло с Третьим.

* * *

Планета называлась Антея. Ее климат напоминал и Землю, и Галлифрей, и до недавнего времени на ней не водилось высокоразвитых существ, обладающих интеллектом. Это была только одна из наших баз, разбросанных по вселенной, но разумеется, мы не собирались раскрывать сразу все карты или ставить проект под угрозу какой-то одной концентрированной атаки. В то же время Антея казалась оптимальной для того, чтобы выглядеть самодостаточной, а не относительно ничего не значащей фальшивкой, в нее было вложено достаточно много, чтобы она действительно могла стать основной базой, но ее потеря не должна была оказаться ощутимым ударом.

В назначенное время в назначенном месте мы с Рани и Сьюзан потягивали в ожидании коктейли на некоем подобии террасы на входе на нашу местную станцию. Наши ТАРДИС располагались поблизости — на всякий случай, заранее готовые к старту. Наконец на сканерах возникло какое-то движение, и раздался знакомый звук еще одной приземляющейся ТАРДИС. Итак, он тут…

Снаружи послышались голоса. Похоже на спор. Кажется, он не торопился сюда заходить. В чем дело? Да и голоса что-то… Я глянул на Рани, сидевшую лицом ко входу и пристально на него смотрящую, и ни слова не говоря, поднялся и зашел за колонну, чтобы вошедшие не могли сразу меня увидеть, а заодно вытащил из кармана лазерную отвертку и поднял, держа палец на кнопке.

Сканер уж показал, что все на свете опять пошло не так, но отступать было уже поздно. Наконец они вошли внутрь.

— Здравствуй, сладкий, — как-то уныло и задумчиво проговорила Рани. Не Одиннадцатый.

— Ривер?! — воскликнул Доктор, в его голосе даже прозвучал какой-то оптимизм. — Что ты тут делаешь? Что происходит?

Ладно, все равно терять нечего.

— Здравствуй, дорогой Доктор!

Глаза Десятого Доктора открылись до отказа. Все, что он мог сейчас подумать — его опять заманили в ловушку.

— Ты? Ты жив?!

Но опускать отвертку точно было не время, так как вперед, отталкивая Доктора и загораживая его собой, тут же выскочил доблестный капитан Харкнесс с револьвером наготове.

— Доктор, назад! А ты — ни с места! Пристрелю, и не задумаюсь!..

— Нет! Стойте! — крикнул Доктор. — Уберите оружие! Все!

У второго его спутника, кажется, тоже имелась при себе куча пушек. Я быстро оценил ситуацию. Харкнесс не выстрелит первым при Докторе, но затягивать ситуацию и давать им время опомниться, будет глупо. Я тут же нажал гашетку, и Джек рухнул замертво, а я перевел прицел на парня в мундире.

— Спокойно! Харкнессу ничего не сделается, просто трудно держать на прицеле всех одновременно, но если никто не вздумает напасть, никто не пострадает. Я обещал… Ривер вести себя прилично. — Может уже и поздно, но на всякий случай я не стал сейчас называть ее Рани. Для Десятого это могло быть слишком. — Доктор! Забери у них оружие!

Джек начал приходить в себя, когда в руке у него все еще была пушка. Пришлось пристрелить его снова.

— Прекрати, зачем ты это делаешь?! — возмутился Доктор.

Оружие у Харкнесса, пожав плечами, забрал парень в расхристанном доломане и с вихревым манипулятором на запястье, и положил на видное место. Свое тоже. Так, ладно, сойдет. А вот я свое, разумеется, откладывать не буду.

— Из соображений самообороны. — Я перевел отвертку на него. — Стой. Не приближайся. Из какой ты временной линии?

— Что значит — из какой? — нахмурился Доктор. — А вот ты здесь из какой?..

— Гм. Сложно будет объяснить, особенно если тебе этого знать еще не положено… Ты же не хочешь нарушать ход истории? Какую последнюю из наших встреч ты помнишь?

— Ну, предположим… ты помнишь Рассилона? — прозвучало вполне невинно, если бы я еще не знал, о чем идет речь.

— А. Так значит, ты его уже помнишь? И Галлифрей? Он чуть не?.. В самом деле?!

— Как же нет, если это было буквально только что?

— Только что… — Я окинул его взглядом повнимательнее. Лицо Доктора было изукрашено еще незажившими ссадинами, а на переносице красовался пластырь. По-моему, ссадин бы у него быть уже не должно. Или я что-то не так понял, просматривая записи с камер в доме Нейсмита? Хотя двусмысленность трактовки была практически невозможной. — Доктор… А ты случайно не умираешь? — спросил я с сомнением. На последнее было как-то не похоже.

Доктор мрачновато прищурился.

— Нет. Пока. А ты?

— Нет. Уже. А как там реактор?

— Реактор пошел вразнос. Но в последнюю минуту вдруг появился капитан Джек и очередной раз воспользовался своим бессмертием, обезвредив его.

Я мысленно вытаращил глаза. Джек? В моей версии событий его точно не было. Но какая из наших версий теперь верна? Сколько стерла и уничтожила трещина в континууме — во всех временах и повсюду?

— Ага, то есть, ты в порядке? Что ж, отлично… Так может присядем? Нам надо поговорить.

Мы расселись поудобнее, — парень, которого звали, кажется, капитаном Хартом, помог Джеку тоже перебраться в кресло, — и снова уставились друг на друга.

— Ну а ты? — спросил Доктор. — Почему ты не там же, где Галлифрей?

— А я там. Но ты же помнишь, сколько меня было?

Доктор хмурился очень скептически.

— Рассилон повернул процесс вспять. Я это видел.

— Он, конечно, это сделал, но именно я в тот момент не был в том времени — я был в будущем. У меня был вихревой манипулятор.

— А, так значит, ты просто копия! — бросил он снисходительно.

— У нас не бывает «просто копий»! — огрызнулся я. — У всех шести миллиардов было общее сознание, помимо полной физической идентичности! Просто теперь я снова один. Путешествие во времени закрепило шаблон моей ДНК навечно и даже стабилизировало состояние.

Доктор склонил голову набок, приглядываясь.

— Да, выглядишь ты точно получше, чем в последний раз.

— Спасибо, — буркнул я. Вот только снова — никаких больше молний бурно сгорающей жизненной энергии. А что-то в этом было…

— Так что тут происходит? Зачем меня позвали?

— У меня к тебе предложение. Так же, как к Рани. Ты еще знал ее под именем Ривер Сонг. Я восстановил ее, извлек ее сознание, сохраненное в Библиотеке КЭЛ.

Доктор кивнул.

— Что ж, за Ривер — спасибо.

Даже без вопросов? Это подозрительно. Но обнадеживало.

— Пожалуйста. Ты знаешь, что Рани — отличный биоинженер. Во всей вселенной, нас, повелителей времени, осталось только трое. Старый Галлифрей не вернуть. Я уже знаю. Но мы не можем просто так исчезнуть. Это неправильно. Мы можем создать новый Галлифрей! У которого не будет недостатков прежнего. Который не будет загнивать живьем, не желая двигаться дальше. Это будут новые повелители времени. Действительно похожие на нас.

Давно опомнившийся Джек проворчал что-то курьезное вроде: «только через мой труп!», но меня больше интересовало мнение Доктора.

— Мда, — мрачно проговорил Доктора. — Тебя точно надо изолировать. Ты не успокоишься, пока не разнесешь всю вселенную. Твои барабаны допекли тебя окончательно.

Похоже, он все еще был слишком расстроен последними событиями. Ладно уж, спишем на это.

— Я не собираюсь разносить вселенную. Я хочу восстановить равновесие. Не думаешь же ты, что можешь убрать из вселенной огромный кусок времени и пространства, и что при этом оно не нарушится. И я больше не слышу барабанов.

— ЧТО? — спросил Доктор. — Не слышишь?!

— Слабые отголоски не в счет, это просто привычка. А на самом деле я их не слышу.

— Как это тебе удалось?

— Просто узнал наконец в чем дело. И разобрался с проблемой. Не один раз.

— Что значит — не один раз?

— Галлифрей возвращался. Ты еще не знаешь об этом. Я отправил на него весь ядерный боезапас Земли.

— Когда?

— В 2012-м году. А в пятьдесят первом веке…

— Он спас всю вселенную, — сказала Сьюзан Келвин. — Хотя другие ваши версии тоже ему не верили.

— Спас вселенную? — недоверчиво переспросил Джек.

— Как? — спросил Доктор.

— Закрыл трещину в континууме, возникшую, когда Рассилон запустил свое оружие. Она проявилась повсюду, во всех временах, пожирала события и объекты, как будто их никогда не было, исказила бездну всего, и многое пошло иначе. — «Например, ты остался жив». — А при нашей прошлой встрече из нее донесся сигнал в четыре удара, только на этот раз услышал его не я, а ты — твои другие версии.

— Другие версии? — Доктор схватился за голову. — Какие? Одновременно?..

— Да, произошла аномалия, твоя ТАРДИС из двух точек времени слилась в одну, и я видел сразу и твою Одиннадцатую версию и Третью.

— Третью?!

— Именно. Судя по всему, все прошло отлично — если бы они разомкнулись раньше, или если бы сигнал из трещины все еще шел, то, со времен Третьего Доктора ты бы уже здорово успел помешаться.

Доктор зорко и очень критически выглянул из-под руки.

— Ладно, — сказал я примирительно. — Я мог не верить тебе, что веду себя немного не так, но Рассилону я, знаешь ли, поверил. И это не весело.

Доктор издал какое-то глухое ворчание и одновременно облегченный вздох.

— Так… Значит, я услышал сигнал?..

— Да. Но он был поглощен вместе с трещиной.

Он кивнул:

— Каким образом?

— Ее поглотила моя новая ТАРДИС, трещина стала ее энергетическим ядром.

— У тебя есть ТАРДИС?!!

Я кивнул.

— Есть. Не совсем как старые, но какой смысл держаться за прошлое? И она исправна. Если хочешь — сделаю и тебе такую же.

— Меня устраивает моя, — насупился Доктор.

— Тоже неплохо, — я пожал плечами. — Музейный экспонат, артефакт, сувенир, осколок старого мира. В этом тоже что-то есть. Но если захочешь запасную…

— Гм. — Доктор задумался о чем-то своем. — Я не могу поверить, что ты больше не слышишь барабанов.

— Я тоже почти не могу. Но это здорово — их не слышать. — Хотя иногда, быть может, чего-то не хватает. Просто потому, что это было слишком долго.

Доктор бессознательно выбил пальцами по столу ритм, и я маниакально подумал, не убить ли его прямо сейчас. Но это было только какое-то мгновение. Да, пожалуй, нельзя сказать, что мне их не хватает.

— Я должен убедиться. Можно?

— Э… ладно. Хорошо…

Я опустил отвертку, которую все еще не выпускал из руки. И все еще держал ее направленной на него. Конечно, было бы лучше, если бы эта встреча протекала дружелюбнее, но почти сразу с поля боя и с такими спутниками… Я не мог заставить себя расслабиться. Хотя бы именно потому, что был настроен вполне дружелюбно, и абсолютно не хотел, чтобы этим кто-то воспользовался мне во вред. Дать ему подойти сейчас, и тем более дотронуться до моих висков было примерно так же легко, как весело сунуть голову в петлю. Очень тянуло зажмуриться, а еще лучше — нанести какой-нибудь превентивный удар. Но я сдержался, отделавшись только общей напряженностью.

Джек тихо помянул некоего мистера Спока и добавил пару комментариев, которые я предпочел не понять. Видимо, это он тоже — на нервах.

— Поразительно, — сказал Доктор, отступая. — Их нет.

Я выдохнул.

— Именно. А еще в 2012-м грохотали как черт знает что.

— А потом их и вовсе услышал я…

— Все меняется… Послушай, что вы с Джеком сделали с видеокамерами в доме Нейсмита?

— Там были видеокамеры? — спросил Джек.

— Полно.

— Понятия не имею, нам было не до них.

— Гм, ладно, черт с ними…

В воздухе ясно послышались раскаты «монастырского колокола».

— Что это? — воскликнул Доктор, услышав известный сигнал тревоги. — В какой это ТАРДИС?..

— Понятия не имею…

Все прекратилось. Мы еще немного поприслушивались. Вроде бы ничего. По внутренним ощущениям все в порядке. Может, ТАРДИС Доктора просто обнаружила новые, или зафиксировала настоящую временную вилку — с благополучно выжившим своим хозяином в его Десятой версии. Должны были быть какие-то остаточные явления.

— И что еще ты сделал?

Я неопределенно повел рукой.

— Просканируй тут все. Мысленно. Что ты чувствуешь? Про Рани-Ривер ты уже понял. Обрати внимание на Сьюзан Келвин. Она была человеком, а теперь она наполовину таймледи, ее сознание было перемещено в специально созданного клона, который может выдержать ее новые способности. — И ты можешь почувствовать, что на этой планете еще полсотни повелителей времени. Очень молодых. Младенцев. И у многих из них — твоя ДНК, Доктор. Твоих других версий. Думаю, ты должен это знать на тот случай, если надумаешь их уничтожить.

— Я никого не собираюсь уничтожать, — сухо ответил Доктор, хотя сообщение о его ДНК его явно потрясло. — Это не мой образ действий.

— Это радует.

— Но ты все-таки сумасшедший!

— Больше нет. Я хочу, чтобы ты участвовал во всем этом. Только мы трое помним старый Галлифрей и храним его знания. Только мы можем передать их им.

— Этого не будет!

— Почему?

— Потому что этого быть не должно. То, что ты делаешь, кончится новой войной времени!

— Непременно?!

— Да.

— По-твоему, без нас этого не сделает кто-то другой? Посмотри на людей!

— Смотрю.

— Думаешь, они не развяжут такой войны? Повелителей времени больше нет во вселенной. Ниша свободна. Думаешь, она останется пустой? Они знают секрет перемещений во времени, взгляни: агенты времени, прямо здесь и сейчас! И я не шутил, когда говорил тебе, что люди — самые страшные монстры во вселенной. Надо им позволить занять наше место? Все может быть куда хуже, чем было. Представь, что место людей заняли бы, скажем… гориллы? Ты думаешь, они были бы добрей их, человечней и чище душой? Или, может, даже наоборот?

— А за горилл сейчас тут кое-кто… — начал было Джек.

— Бросьте. Все относительно, — отмахнулся я. — А уж ты-то и вовсе аномалия, которая даже не знаю, кем может считаться. Даже если не люди, Доктор — как ты сможешь остановить развитие? Как ты можешь остановить жизнь? Будешь загонять всех во временные пузыри, стоит им только чуть выскочить наверх? И кем ты будешь тогда? Что ты сделаешь со вселенной? Превратишь в скопище таких пузырей? Мы — или кто угодно другой — почему это должно нас останавливать? Зачем нам обязательно вымирать? Деградировать посреди всего этого? Мы все еще есть — так уж вышло. И кстати еще о людях — они не будут вытеснены нами — наши новые повелители времени несут и их гены.

Кажется, Доктору стало совсем нехорошо.

— Как и гены многих других рас! И ведь так было с самого начала. Помнишь, как мы загоняли сами себя в «часы» и становились людьми? Часть нашей природы всегда была «человеческой». Не веришь мне — спроси у Рани, она заново изучила весь наш генокод, и тут напрашиваются два вывода: либо все высокоразвитые цивилизации вселенной — наши потомки, либо — наши предки, и мы созданы из них всех. Мы с Рани только повторили то, что было когда-то — собираем лучшее, что есть во всех, чтобы создать наш Новый Галлифрей. Как я уже сказал, люди не сброшены со счетов, это будет наше общее с ними будущее. И кто будет учить их всех, раз нас только трое? Нам нужны помощники. К примеру, агенты времени! — Я улыбнулся Джеку и его приятелю. — Да, это официальное предложение. Вы же знаете толк в перемещениях во времени.

— Я хочу их увидеть, — сказал Доктор. — Ваше «подрастающее поколение».

— Отлично, — Рани поднялась с места. — Я покажу тебе.

И мы наконец перешли в рабочую часть станции. Рани рассказывала Доктору о тонкостях процесса и показывала результаты. Приятель Джека все время вертелся рядом, маниакально поглядывая на отвертку. То ли она ему нравилась, то ли примеривался в удобный момент выдернуть ее у меня из руки. Ему бы это особенно не помогло, но на всякий случай я переложил ее в другую руку, так, чтобы она не оставалась к нему близко.

Едва мы закрыли дверь в ясли, Доктор, некоторое время сосредоточенно молчавший, заговорил.

— Знаете, что я думаю, дорогие мои временные аномалии? — и молниеносным движением выхватил из кармана продолговатый пластиковый предмет, напоминающий большую пробирку. — Я думаю, что мне стоит взорвать это и замкнуть нас тут всех навсегда. Абсолютно всех. Это временная бомба. Лучше сейчас и локально, чем потом с огромной частью вселенной.

— Гм, — проговорил приятель Джека, все еще остававшийся рядом. — А нельзя ли этой штукой, — он кивнул на отвертку, — выбить у него эту бомбу?

— Не стоит… Это может ее случайно активировать. Доктор! Ты не сможешь этого сделать! Ты слишком любишь приключения. Ты не сможешь запереть себя самого. — А может и нет. Хотя очень подмывало повторить ситуацию наоборот со сказанным некогда: «Я знаю тебя — ты никогда не сможешь этого сделать». Но этого может быть недостаточно. Мы застали его в момент, когда он, похоже, смертельно от всего устал. — И подумай о том, что это будет бессмысленно. Не здесь и не сейчас, все повторится, а мы уже не сможем этого контролировать. Ты — не сможешь. — Я не сказал ему, что у нас не одна подобная база, но думаю, он отлично это понимал. — Ты хочешь, чтобы процесс стал неуправляемым и снова кончился временной войной? И кто тогда ее остановит?

Рани тоже что-то тихо ему сказала.

Доктор помолчал, подумал и снова спрятал «бомбу» в карман.

— Ну что же. Тогда я скажу — что согласен.

— Серьезно?

— Да. Все прочее действительно бессмысленно.

— И вы тоже согласны? — спросил я агентов времени.

Приятель Джека пожал плечами — явно не возражая. «Почему бы и нет? А что мне за это будет?» — в любом случае достаточно из того, что можно вообразить, пока он будет нам нужен, и если не будет мешать. Джек, сунув руки в карманы, очень мрачно посмотрел на Доктора и едва уловимо мрачно кивнул. «Ну, раз уж так…»

— Может, пожмете друг другу руки? — спросила Рани.

— С удовольствием, — сказал я.

Доктор вздохнул. И мы пожали друг другу руки. Давно мы это делали в последний раз. А как на этот раз? Долго ли все это продлится?

— Ну что, — предложил я. — Пойдемте выпьем за наш общий Новый Галлифрей?

апрель-май 2011

Коллапс Европы

Доктора все еще беспокоили всякие пустяки. Например, действительно ли покончено с Трещиной, которой он никогда не видел. Правда, раз уж мы дали ему понять, что то, что он жив — в некоторой степени нонсенс по сравнению с прежде уже виденным нами развитием событий, — но как еще можно было привлечь его к полноценному союзу, держа закрытыми такие карты? — это, может, и впрямь не было для него такими уж пустяками. Как вышло, что он остался жив? Что именно произошло со Вселенной? Чем это все еще может быть чревато?

Так что, чтобы успокоить его, я пообещал устроить ему экскурсию на место событий, с тем, чтобы он сам убедился, что никакой опасности нет.

— Все произошло не в самой Библиотеке, а на «Докторе Муне», антивирусной станции. Обычно там никого нет, так что своим появлением мы там никого не удивим. Ну, на какой Тардис полетим? Могу предложить мою, в ней как раз и преобразованная энергия Трещины, если тебе интересно. — Вот только копаться в ее ядре я его точно не пущу.

— Нет уж, я лучше на своей, — осторожно отказался Доктор. За его спиной маячил подозрительный Харкнесс.

— Я уж лучше тоже, — заверил я. Во избежание. — Тогда сверим координаты? И встретимся на месте через пару минут.

Уже на «Докторе Муне» мы открыли двери и выглянули в коридор, в котором приземлились, совершенно одновременно.

— Судя по сканерам — никого. И ничего.

— Проверим тщательнее, — проворчал Доктор, доставая пару любопытных приборов, один из которых, вручая Джеку, назвал трикодером. — Тут могут быть остаточные вибрации, вызывающие опасные резонансы.

— Будь тут какие-то опасные резонансы, ты бы слышал барабаны так же, как твои другие воплощения при нашей последней встрече. Раз не слышишь, значит, этот выход закрыт.

Он только пожал плечами и принялся исследовать стенки. От нечего делать я принялся за то же самое. Никаких опасных колебаний не чувствовалось, но Джек вдруг издал возбужденный возглас: «У меня что-то есть!»

— Где? — спросил Доктор? — В каком направлении?

— Вниз! — сказал Джек. — Там!

— Мы в космосе, — фыркнул я. — Где тут вам «низ»? За этой стеной ничего нет.

— Сигнал идет из Библиотеки.

— Ты исследовал саму Библиотеку? — поинтересовался у меня Доктор.

— Не было нужды. Я вытащил оттуда пострадавших, перекачал в них энергию Вашта Нерада, всю без остатка, твои другие версии тоже благополучно разделились, и все вернулось на свои места. А Библиотека теперь снова открыта для посещения, и в ней полно народа.

— То есть в самой Библиотеке ты не был?

— Так же как повсюду, где могла быть Трещина, которая была повсюду и всегда! Я устранил ее из самой удобной точки, и она исчезла везде и повсюду, из каждого момента времени! Так зачем мне проверять Библиотеку?

— Затем, что мы улавливаем резонанс, пусть не в самой точке ликвидации твоей Трещины, но поблизости. Нам нужно оценить уровень опасности.

— Хорошо, — вздохнул я. — Там бывают санитарные часы. В это время мы и можем побывать там так, чтобы нам никто не помешал. Ближайший… — я заглянул в один из терминалов «Доктора Муна» — через пять часов. Ну что, встретимся спустя пять часов через минуту? — Мы уточнили координаты. — Отлично, до встречи.

Мы снова захлопнулись в своих Тардис и перебросили их в Библиотеку, на пять часов вперед. Внезапная тряска, гул, переходящий почти в визг выше уровня восприятия, грохот, удар, какого… Сканеры взбесились от помех. Что происходит? Я выглянул наружу и первое, что увидел — Трещину в стене! Все окружающее будто плыло и колебалось. Моя Тардис вибрировала в некоем повсюду разливающемся ритме. Она приземлилась со смещением, врезавшись в Тардис Доктора и отколов от той кусок обшивки.

— Проклятье!.. — я уставился на Трещину. Не может быть!

— Эй! — пробился до моего сознания голос Доктора. — Кажется, кто-то был уверен, что закрыл ее!

— Кажется, кто-то был уверен, что замкнул Галлифрей надежно во временном пузыре, и всех далеков тоже! — парировал я почти рефлекторно. Я слышал, они не раз еще возвращались.

— Послушай, твоя Тардис резонирует с этой штукой! Убери ее!

— Сейчас!.. — Нет, не может быть! Ее не должно тут существовать. Разве что в какой-то точке резонанса именно моя Тардис может создать подобный эффект. Хотя энергия внутри нее и была полностью преобразована. Но это, похоже, вопрос из рода философских: «Существует ли в мире такое понятие как tabula rasa?» Но сам уйти с этого места я не мог — чтобы не потерять Трещину из виду. Заодно посмотрим, насколько еще слушается моя Тардис. Я не был готов терять ее, и не хотел этого ни в коем случае, если будет хоть небольшой шанс этого избежать. Именно потому, что внутри нее была «Трещина» — это все равно, что держать под рукой в птичьей клетке весь старый Галлифрей, смерть на поводке, всегда рядом. Я навел на нее дистанционный пульт и отправил в одно из самых дальних отсюда помещений Библиотеки. С неким затруднением и скрежетом она исчезла, и вибрация почти улеглась. Хорошо!..

Я оглянулся, и увидел, как Доктор буквально лезет в Трещину.

— Эй, не делай этого!..

— Тут кусок моей Тардис! Сейчас я его вытащу!

— Лучше брось, это же только обшивка!

— Сейчас я ее… Гм, ее что-то держит с той стороны…

— Прекрати это, или… Джек, помоги ему, уж тебе-то точно ничего не будет!..

Джек кивнул и сунул руку в Трещину.

Хлопок! Трещина в стене исчезла намертво, как и Десятый Доктор. На его месте возник озадаченно хлопающий глазами Одиннадцатый — также держащий в руке кусок Тардис.

— Ты?!

— Ты?!!

— Как ты тут оказался?

— Это я хочу спросить — как я тут оказался?.. Я был под землей, и вообще — ты жив?!

— Так мы еще не встречались?

— Нет! Джек?!

— Да, это Джек!

— Что вы тут с ним затеяли? Как вы вообще оказались вместе?!

— Послушай, Доктор! Это не мы вместе, это вы вместе! Другой ты, который только что был здесь! Нет времени объяснять все по сорок четвертому разу, раз мы еще не виделись, тебе это знать необязательно… там, в твоей вселенной!

— В моей вселенной?..

— Судя по всему, да! Ты знаешь про трещину, проходящую через всё и через все времена?

— Да!..

— Так вот, это пущенное в ход оружие Рассилона, в те минуты, пока Галлифрей был в реальном мире, механизм был запущен. Получилось не все, но ты знаешь, что она поглощает объекты и события так, как будто их никогда не было. Здесь я ее закрыл, но тебе надо закрыть ее в твоем мире — с той стороны! Понимаешь?

— Да…

— Отлично! Сейчас я подгоню свою Тардис, и надеюсь, Трещина опять раскроется. Джек, запихни его туда! И будем надеяться, что у нас снова появится наш Десятый, и тебе, Джек, не придется лезть за ним на поиски целиком самому.

— Десятый?..

— Не нужно тебе этого знать, главное, закрой Трещину, постарайся не забыть, когда окажешься в своем измерении!

Я вызвал Тардис, и она материализовалась рядом. Реальность снова заколыхалась, и в стене вновь образовалась Трещина.

— Есть! — воскликнул Джек.

Одиннадцатый кивнул и сам шагнул в Трещину, по-прежнему с куском обшивки в руке. На его месте возник Десятый. Джек, попытавшийся сунуться в Трещину, видимо, чтобы поискать его там, чуть не стукнулся лбом в стену — Трещина опять закрылась. Причем на этот раз, похоже, именно потому, что в нее попытался проникнуть Джек — не в меру стабильное существо в континууме. А Трещина ведь была всего лишь и впрямь остаточным явлением. Вот и хорошо… И все-таки я снова переставил Тардис в соседнюю комнату.

— Гм! — сказал Доктор и озадаченно потер переносицу. — Что произошло? И откуда у меня… — он не менее озадаченно уставился на отвертку Одиннадцатого Доктора у себя в руке.

Мы с Джеком задумчиво посмотрели на Трещину и слегка покачали головами — нет уж, хватит, не будем мы ее открывать еще раз.

— Будем считать, что это обмен для равновесия, другая твоя версия из другого измерения все-таки утащила кусок обшивки.

— Из другого…

— Только не начинайте… Да! С его стороны Трещина еще существует, и ты там другой, другая версия развития событий, другие измерение. Время от времени это случается, ты же знаешь. Именно так вы и можете существовать оба одновременно, и в то же время, вы одновременно не существуете, это разные ветви…

— Мастер!..

Мне послышалось, что кто-то меня зовет. Шелестящий шепот, снова какое-то искажение в воздухе, я отмахнулся, собираясь продолжить свою мысль, но уже сбился. О чем я там говорил?..

— Мастер! — зов повторился. — Мастер!

— Ну что?! — вопросил я в воздух и, переведя взгляд в точности в зону «искажения», увидел ее. Пожилую женщину с горящими глазами, ритуальным узором на коже, в галлифрейском одеянии.

— Ты слышишь меня?.. — Я потряс головой, но она не исчезла. — Ты видишь меня?

— Да… — выдавил я сквозь зубы. Только галлифрейских призраков мне теперь не хватало, после всех Трещин и расколов вселенной. — Что тебе нужно?

— Береги их.

— Что?..

— Береги пасынков Галлифрея.

— Почему это «пасынков»?

— Потому что смешанная кровь, скажешь — не так?

— Неважно. Беречь? — само это пожелание изумляло. Кажется, дама пыталась предупредить, а не проявлять враждебность, чего я ожидал более всего. — От чего?

— Он приближается.

— Кто это — Он?

— Он. Приближается…

— Мастер, что ты там видишь?

— Отстань, Доктор… А ты — ты ничего не видишь?..

— Нет. — Он возмутительно помахал рукой у меня перед носом и пощелкал пальцами. — Ты смотришь в пустоту и не отзываешься уже целую минуту.

— Посмотри, ты точно… ничего не видишь и не слышишь?..

— Мастер, прекрати. Вот только не надо опять твоих барабанов, хорошо?..

Вот уж точно не надо…

— Это все вибрация, — решил я. — Мы сами открываем эту Трещину… На самом деле, ее даже нет, но она есть в другом измерении…

— Я уже понял. Нам лучше отсюда убраться. И точно надо убрать отсюда твою Тардис. И тебя тоже. Что угодно может случиться.

— Согласен! — Я выдохнул. Может, и видение больше не повторится, и было совершенно ни к чему — остаточные явление, колебания реальностей, вероятностей, чего угодно.

К своей Тардис я отправился на этот раз не вызывая ее дистанционно, хватит уж, благо, я переставил ее совсем недалеко. Но, едва войдя в нее, я увидел сигнал тревоги. С одной из наших баз. Несанкционированное проникновение. И там сейчас должна быть Рани, но то, что было запеленговано, было чем-то необычным. Я тут же выскочил за дверь.

— Доктор!

Он еще был на месте.

— Что?

— У нас чрезвычайная ситуация. На одной из наших баз. Не на Антее! Думаю, нам надо быть там. — Черт его знает, что мы тут сковырнули, раскрыв Трещину. И быть может, именно об этом говорила Пророчица в моем видении. И я был уверен, что она говорила не о Докторе. Она выразилась бы прямее, раз меня самого называла по имени.

— На Европе? — спросил Доктор с некоторым ехидством.

Кто сказал ему про Европу? Неважно. Почти за месяц мог потихоньку подобраться к этой информации.

— Нет. На Альбионе.

Доктор помрачнел.

— Альбион? Тебе не кажется, что позвав меня участвовать во всем этом, тебе стоило бы рассказать мне больше. Иначе как я вообще могу участвовать? Если вы мне не доверяете?

— А тебе можно доверять? — спросил я напрямик. — Кто тут угрожал временными пузырями при нашей первой встрече? Но понемногу, как видишь, это происходит. Нам всем нужно время привыкнуть друг к другу, чтобы понять, на самом ли деле можно доверять. Я сейчас пришлю тебе координаты. Там Ривер, она может быть в опасности. И можешь проверить, где сейчас находится ее Тардис, я не пытаюсь тебя обмануть. Ты мне нужен.

— Ну хорошо. Тогда вперед.

Мы наконец покинули Библиотеку со всеми ее призраками. На Альбионе, похоже, все было не так плохо. Все было спокойно, но вот еще одна Тардис!.. Откуда?.. Открыв дверь, я подумал, что у меня двоится в глазах — две Тардис Доктора стояли рядом.

— Ну только этого не хватало, — почти простонал я. Опять? Не надо было возвращаться в Библиотеку. Это как-то дурно влияет на хронологические линии Доктора, они начинают сдваиваться, страиваться и вообще сбиваться с курса. Который на этот раз? Опять Одиннадцатый? Хочет вернуть кусок обшивки и забрать свою отвертку?

Но голоса?!.. Этот громкий, самодовольный, нахальный…

Нет, это был не Одиннадцатый. Десятый с Джеком, выйдя из своей Тардис, посмотрели на меня и пошли на голос Ривер. Я вздохнул и потащился за ними. Едва ли все это пахло летальной опасностью, но неприятностями уж точно.

— Что?! — громко воскликнул Шестой Доктор, как обычно, в своем шутовском цветастом наряде. — Вот это вот — он?! Эк тебя на этот раз перекосило!

Я ответил ему злобным взглядом. Я и так был слишком расстроен Трещинами и Пророчицами, и мое терпение висело буквально на волоске.

— Мне некогда с тобой ругаться! Можешь поверить — ты у меня вовсе не самая большая проблема!

— А какая самая большая? — спросил Шестой с жадным любопытством. — Кстати, как там тиранозавр, с которым я вас как-то оставил? Неужто размерчик не подошел?

— Кто-нибудь, отправьте его обратно! — воскликнул я в сердцах. — Ему тут быть не положено! И знать ничего об этом не положено! Это его будущее! Какого черта ты все еще тут?!

Шестой уселся поудобнее, картинно расправив цветастые фалды своего фрака — или как там следовало бы назвать прилично этот кошмар.

— Никуда я отсюда не уйду. Мне интересно! Так что пока я не разберусь, что тут происходит!..

— Тебе нельзя разбираться в том, что тут происходит! Это вызовет парадокс.

— Не вызовет, — сказал Десятый. Помахивая своим «трикодером». — Я не вижу никаких возмущений.

— А должны быть!

— Но нет.

— Это не нормально.

— Та-ак, — протянул Шестой. — А ведь вроде не Тринадцатый. Почему это вы тут вместе, и почему ты так радостно ему подыгрываешь?

— Кто сказал, что я ему подыгрываю?

— Насколько мне уже известно — вы тут вроде как союзники. С чего бы это? Совсем с ума сошли?

— Я же говорю, тебе рано это знать! — взорвался я. — Что значит, нет возмущений? У него еще даже Галлифрей на месте!

— Что значит, на месте?.. А куда вы его дели?

— Хочешь знать? Тогда спроси себя самого, куда ты его дел! Ты себе это гораздо лучше объяснишь!

Я наткнулся на укоризненный взгляд Десятого.

— Вот зачем ты это ему сказал? — спросил он скорбно.

— Если ты считаешь, что не будет никакого парадокса, я еще и не то скажу!

— Естественно, — хладнокровно заметил Шестой. — Всегда был неуравновешенным идиотом, что с тебя взять?

Мистер ходячая провокация… Ну, хватит с меня честных приемов.

— Джек! — окликнул я. — Заметь — еще одна разновидность Доктора. Возможно, достойная внимания. Не повезло с одной версией, повезет с другой!

Джек окинул Шестого взглядом, оценивающим скорее с точки зрения: «а возьмет ли этого общительного таймлорда реткон?». Судя по угрюмому виду, с которым он принялся крутить барабан своего револьвера, реткон бы не взял, впрочем, мы все и так были в курсе.

— Собираетесь поиграть в русскую рулетку? — поинтересовался Шестой.

— Может себе позволить, — заверил я. — Вот выбьет себе мозги, мы все будем в шоке и в мозгах, а ему — хоть бы хны!

— Странный спутник, — откомментировал Шестой. — И зачем ты только с ним связался? — спросил он себя самого.

— В нем есть одно преимущество, с которым никто не сравнится, — ответил Десятый. — Его невозможно потерять фатально. Значит, не придется и грустить.

Шестой вдруг посерьезнел.

— Пери…

— Я знаю, — ответил Десятый.

— Вы как хотите, — буркнул я, — а мне надо выпить. Можете пока поговорить, а потом стоит все-таки расстаться.

— Не мечтай! — отправил Шестой мне вслед. — Я еще не хочу уходить. И вообще, что это за дела? Разве я когда-нибудь от тебя так быстро избавлялся? Даже властям ни разу не сдавал, даже после недавнего суда…

Я резко развернулся.

— Вот не надо! «Забирайте его и делайте с ним что хотите!» Не волнуйся, я не забыл! Мне передали! — Мне померещилось, или он правда слегка покраснел? В конце концов, для него самого это было почти только что.

Рани догнала меня.

— У меня есть кое-какие новейшие разработки, — обнадежила она. — Даже он все забудет. Захватим и ему какой-нибудь напиток с моим новым средством.

— Отличная идея. Он одним видом выводит меня из себя.

Но когда мы вернулись, пить напиток, принятый из рук Рани Шестой наотрез отказался.

— Может засунем его в трещину? — поинтересовался я у Десятого, делая вид, что Шестого вообще тут нет. — Может, его надо отправить в другое измерение по всем правилам.

— Только попробуйте! — встрял Шестой.

— Ты даже не знаешь о чем речь, о чем с тобой можно разговаривать?

— А о чем можно разговаривать с тобой?

— Не твое дело!

— Ну так и не твое! Так что там у вас с Галлифреем и разными измерениями? Может, сообщить уже и впрямь на Галлифрей и выдать всю вашу теплую компанию? Я ошибаюсь, или тут пахнет мега-преступлениями на весь континуум?

— Отлично! — я выбросил из кармана руку с отверткой и выстрелил в него в упор.

— Зачем ты это сделал? — спросил Десятый в зловещей тишине.

— Я его всего лишь оглушил. Если он не хочет пить напиток, от которого все забудет, придется вколоть ему препарат внутривенно, пока он в отключке, у нас слишком много проблем и без него!

— Кстати, — проговорил Десятый, — можно тебя на минуточку?

— Конечно.

Мы вышли в коридор, оставив Шестого заботам Рани и Джека.

— Что ты видел там, в Библиотеке?

— Неважно. Мы вызвали кучу возмущений в остаточных вибрациях. Мало ли что мне там показалось.

— А если мне тоже что-то показалось?

— В Библиотеке?

— Несколько позже.

О… так это еще бывает не только в Библиотеке?

— И что же тебе показалось?

— А тебе?

Мы так и будем играть в гляделки? Теперь-то мы в чем друг друга подозреваем?

— Мне показалось, что я увидел одну приятную пожилую даму…

— Ааа…

— Ты тоже?

— Ну, пожалуй, да.

— Она сказала: «он приближается».

— Кто приближается?

— Не знаю, в этот момент приблизился ты и размахался руками у меня перед носом. Но мне показалось, она хочет предупредить, что наш проект в опасности.

— С чего бы ей это делать?

— Понятия не имею. Так что видел ты?

— Примерно то же. Что-то приближается. Но я не услышал слова «он». Ты уверен, что слышал именно его? — Не «кто-то приближается», а «что-то»? Ну нет, на этот раз все было куда определенней.

— Абсолютно.

— Ладно, — вздохнул Доктор. — Что ж, думаю, есть смысл отправить Шестого в прошлое на его Тардис, стереть в ней последние данные, а потом мы вернемся на браслете капитана Джека…

— Отличная мысль.

Раздался сигнал тревоги.

— Ну вот опять… Теперь-то что?

Пока мы опять понеслись к своим Тардис, Шестой уже благополучно очнулся и продолжал ворчать. Но увидев кругом суету, заинтересованно замолчал. И даже не только замолчал:

— Может, я могу помочь?

Да пусть остается. Раз уж все равно все забудет через несколько часов.

— Сигнал с Европы. Несанкционированное вторжение. Надеюсь, это не еще один Доктор. Но кажется, там что-то помасштабнее, судя по объему…

— Полетели все? — уточнил Доктор.

— Да, давайте проверим. Вдруг и правда никто из нас не помешает. Таких дней еще попросту не было.

Приземлившись на Европе, мы включили сканеры и внутреннюю связь.

— Так, мы все это видим?..

На орбите вокруг планеты размещался целый флот. И это были… далеки.

Нет, не может быть, не могли же мы и их вытащить вибрацией Трещины… Зачем я только полетел в эту чертову Библиотеку? Нет, это никак не могло быть связано…

— Все, — передал Доктор. — Давайте посмотрим, что у нас на месте, только не забудьте включить биозащиту на Тардис.

Вот уж еще бы…

Выйдя наружу, мы прошли по кажущейся вымершей станции, которая была всего лишь затаившейся. В главном зале кто-то был. И двери были распахнуты. Нас ждали?

Внутри оказались несколько далеков и один полудалек-получеловек, восседающий в экзотическом кресле.

— Даврос! — тихо воскликнул Доктор.

— Заходите, — радушно приветствовал Даврос. — Мы тут пока с миром и не хотим воевать. Мы пришли за вашими детьми.

— Зачем? — спросил я.

— Они послужат новому рывку в эволюции далеков. Спасибо. Вы проделали за нас почти всю работу.

— Но зачем вам повелители времени? Зачем вам эта эволюция? Вы же придерживаетесь идей расовой чистоты… — Хотя, сам Даврос, которого мы видели не очень-то соответствовал этому стандарту. — Вы все равно уничтожите всех не-далеков! Зачем начинать?

— Я придерживаюсь более прогрессивных взглядов, — заметил Даврос снисходительно. — Ваш сырой биологический материал отлично нам пригодится в нашем возрождении и занятии законного господствующего положения во вселенной. Я просто ставлю вас в известность. У вас нет выбора. Вас слишком мало, чтобы нам противостоять, а дети — слишком малы. Я думаю, нам осталось только договориться, как забрать остальных…

Нельзя было даже затягивать этот разговор…

Я вытащил отвертку, навел на одного из далеков, сунув другую руку в карман с одной единственной большой кнопкой на пульте, и попятился, уткнувшись спиной в Рани и Шестого Доктора.

— Держитесь все друг за друга, я взрываю планету… — прошептал я. — Джек, давай! — и нажал на кнопку.

Переместившись к Тардис, мы услышали грохот в главном зале. Цепная реакция началась оттуда. Теперь главное успеть убраться. И мы сделали это очень быстро, не успев обменяться ни словом. Почти. Доктор пробормотал что-то про временной пузырь, флот и «надежность». Он собирался заключить в пузырь гибнущую планету целиком, вместе с остатками вражеского флота. Европа была наименее защищенной из наших баз, но она вовсе не была беззащитной. Как же такое могло произойти?.. Слишком быстро, и мы ничего не успели сделать. Они следили за нами? С какого момента? Впрочем, может быть и из будущего. Теперь ни в чем нельзя быть уверенным. Ни одна из наших станций не была в безопасности.

И зачем мы только?!.. Нет, Трещина тут была ни при чем. Рано или поздно что-то должно было произойти. Каким угодно образом.

Быть может — «зачем мы только связались с Доктором?» И я приостановил серьезное вооружение баз ради этого союза. В частности, не довел до конца связь каждой базы с концом вселенной, где по-прежнему ожидала шестимиллиардная армия токлафанов. Но по крайней мере, над Антеей оставались мои спутники-преобразователи, и они могли остановить что угодно. Но это ведь только над Антеей.

Нет, Доктор ни при чем. Просто давно мне не было так больно, как от этой внезапной потери, и снова хотелось бить по любой мишени, какая только подвернется…

Хорошие люди идут на войну

Хорошего человека должно быть много.

коллаж-баннер: Brand Bariman

Это экстренное совещание не должно было пройти гладко. Возможно, все должно было разрушиться прямо сейчас — наш союз, который не успел стать ни крепким, ни плодотворным. Стал скорее помехой. Хотя это было так заманчиво — привлечь к восстановлению Галлифрея всех выживших таймлордов, дать новой цивилизации больше выбора, больше путей, куда можно двигаться. Но в случае прямой непосредственной опасности все это переставало иметь значение, если только он со мной не согласится… На что шансов я почти не видел, исходя из всех его прошлых действий.

И хотя совещание было экстренным, сразу по прибытии на Антею, кажется, чуть не каждый из нас успел слетать куда-то перевести дух и успокоиться, просто чтобы не наломать дров. Я заметил, что Харкнесс куда-то исчез, раньше он неотступно следовал за Доктором, по крайней мере, когда я был поблизости — охраняя его. А теперь, в по-настоящему сложной ситуации — нет. Видимо, что-то успело произойти. Может быть, Доктор послал его куда-то с поручением, как некогда Марту?

А вот Шестой Доктор все еще оставался с нами и явно никуда не отлучался, иначе потерял бы память. Которую не потеряет, пока остается в текущей ситуации непрерывно, несмотря на введенный препарат. Шестой — раздражающее живое напоминание, как все летит кувырком и к черту…

Ривер… Я набрал полные легкие воздуха и чуть улыбнулся, взглянув на нее. Почти зачарованно. Она была во всем белом и выглядела просто великолепно. И в знак начавшейся войны — с бластером в кобуре на самом виду. Демонстративно, вызывающе и определенно. Такое сочетание по-хорошему сводило с ума. И умиротворяло…

Я поправил узел свежего галстука, выдохнул и оглядел собравшихся.

— Дамы и господа, у нас чрезвычайная ситуация. В связи с этим, я хочу заявить… Это практически ультиматум. Мы должны довести до совершенства оборону наших баз. На определенном этапе, — я мрачновато глянул на Доктора, — я приостановил этот процесс, но теперь — все равно, как это прозвучит, — я намерен активировать машины парадоксов на каждой станции для связи с концом вселенной… — Доктор подался вперед и впился в меня внимательным взглядом, но почему-то пока не возражал, — где у нас есть шестимиллиардная армия, все еще ждущая, когда ее оттуда призовут.

— Токлафаны! — констатировал Доктор.

— Именно, — подтвердил я. — Ведь «ничего не было», и они по-прежнему там.

— Я против! — встрял Шестой, как будто понимал хоть что-то, о чем мы говорили. — Что это еще за ужасные монстры, о которых нам рассказывали сказки?..

— Это просто люди, — сказал Доктор. — Люди из конца вселенной.

— Тогда почему токлафаны?

— Они видоизменены. Превращены в совершенное оружие. Парящие в вакууме металлические сферы, снабженные клинками и бластерами.

— Видоизменены? — нахмурился Шестой. — Как далеки? Как кибермены? И вы думаете, они управляемы?..

Доктор кивнул на меня.

— Он создал их.

У Шестого слегка отвисла челюсть, когда он снова почти рефлекторно отпрянул от меня с отвращением.

— Я-ясно… — протянул он угрожающе.

— Ты не понимаешь, — серьезно продолжал Десятый, и я с изумлением не услышал в его голосе осуждения. — Там, в конце, вся вселенная гибнет и распадается. То, какими они стали, позволяет им еще существовать там, где нет ничего, в пустоте и во мраке.

— Потеряв свою человечность? Это что? Такое вот спасение? — ошарашенный Шестой как будто не верил, что может говорить себе такое, пусть даже из иной инкарнации.

— Может быть.

Я перевел взгляд на Десятого.

— Я согласен не использовать их сразу. Только подготовить связь, чтобы можно было вызвать их в любой момент. И конечно, не все шесть миллиардов, а только часть.

— Какую именно часть?

Я посмотрел на него еще пристальнее.

— Значит, ты говоришь, что никакие аномалии и парадоксы не регистрируются как таковые?

— Да.

— Значит, все что происходит, не имеет крепких причинно-следственных связей? Может быть, все происходящее абсолютно абсурдно и имеет отношение к другим вселенным, с которыми мы столкнулись в результате инцидента с Трещиной. Появление тут Давроса может быть как раз нерегистрируемой аномалией, и делать ему тут совершенно нечего. Как бы то ни было, лучше избавиться от него раз и навсегда. Иначе — ты ведь понимаешь альтернативу?

Доктор кивнул. Надо же…

— Они будут выбираться снова и снова, и это означает временную войну, которая кончится тем же, чем кончилась прежняя. И так до бесконечности. Или до самого конца — пространства и времени как таковых.

Он снова кивнул!

— Мы должны извлечь Европу из временного пузыря и покончить с далеками. Решение, конечно, радикальное, но Верховный Совет принимал в свое время и не такие, еще в старые добрые времена. А теперь Верховный Совет Галлифрея — это мы. Потому что никого больше нет.

— Я согласен.

Я еще немного посмотрел на него. Кажется, Шестой что-то возражал. Но я не слушал. Это было неважно.

— Хорошо. В таком случае, рассчитав время появления Давроса — как раз перед полученным нами сигналом, — мы откроем пузырь, наши спутники-преобразователи, заранее нацеленные, выкачают из флота всю энергию без остатка, тысяча… скажем, тысяча токлафанов, блокируют саму станцию и захватят Давроса.

— Мне все это не нравится! — снова вмешался Шестой. — Почему токлафаны?! Это ведь его личная армия, как я понимаю.

— Токлафаны стоят далеков, — спокойно ответил Десятый. — Они отлично приспособлены для того, чтобы противостоять им. Каждый может стоить двух или трех — они прекрасно бронированы и очень подвижны.

— Я знаю других противников далеков! И ты их знаешь, раз я — это ты.

— Не в этот раз, — задумчиво проговорил Доктор.

— Старые враги не подойдут, — кивнул я. — Совсем другой уровень развития. Или о старых мы ничего не слышали, и они здорово отстали от далеков, либо они — участники той самой последней войны в которой погиб и Галлифрей, и доставать их — бессмысленное самоубийство. К тому же, ими я не управляю.

Десятый Доктор кивнул. Шестой пожал плечами и махнул рукой. «Что ж, раз уж вы из будущего и больше знаете, разбирайтесь, как знаете».

— Далее. Машину парадоксов можно использовать и в качестве временной пушки. Весь обездвиженный флот далеков я предлагаю выбросить дальше конца вселенной — за пределы пространства и времени.

— Что мы будем делать с Давросом? — спросила Рани.

— Его мы оставим тебе. Если он так хотел эволюцию, может быть, он ее получит. В любом случае, на твое усмотрение.

— Хорошо, — зловеще кивнула Рани.

— Так что, ни у кого нет возражений?

— У меня есть условие, — сказал Доктор.

Ага.

— Какое?

— Что ты намерен делать с токлафанами потом, когда используешь их? Отправишь обратно, в конец вселенной?

Он спросил это совершенно без выражения. Интересно, какой ответ он хотел услышать? Что да — отправлю? Это было бы не очень хорошо.

— Если, конечно, ты будешь настаивать…

— То есть, ты собираешься использовать их, а потом выбросить? Может быть, за пределы пространства-времени, вместе с далеками, когда они сделают свою работу?

Шестой в стороне усмехнулся, буркнув что-то вроде:

— А ты что, сомневался? Хотя я думаю, он захочет оставить себе эту персональную армию. Я ведь прав?

— Прав, — ответил я. — Мы можем оставить их здесь, на базах, они могут нам всегда пригодиться.

— А что ты сделаешь для них? Какую награду они получат?

— Возможность жить в этом мире, который не распадается, и не распадется еще очень долго, в мире, в котором есть звезды.

— И люди. У которых есть то, чего ты их лишил. И на этот раз они не мишени. Или все-таки мишени? Ты изменил токлафанов так, что — какой у них остался главный инстинкт?

— Разрушать. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Если я не предлагаю им завоевывать вселенную и уничтожать ради забавы когда-то себе подобных, то какая цель может их удержать и сделать счастливыми?

— Именно. Когда-то ты превратил людей в токлафанов. Теперь, если ты их используешь, ты должен превратить их снова в людей.

— Они уже другие. Они практически неуязвимы. Они способны автономно перемещаться в пространстве, они почти всесильны по сравнению со слабыми людьми. Думаешь, они будут счастливее, если забрать у них это?

— Они смогут жить.

— Они и так живут. И они могут быть нам полезны.

— Их шесть миллиардов. Ты можешь, если понадобиться, выпустить других.

И так раздробить исподволь прекрасную армию?

— И сделать затем то же самое?! Куда мы денем столько людей, которых тут быть не должно?

— И я против, — сказала Ривер.

— Хотя, наверное, мы как-то можем рассмотреть возможность, на одну-то тысячу… Но я не уверен, что мы этим сделаем им подарок.

— А если спросить их самих? — поинтересовался Шестой.

— Их мозг изменен, — ответил Десятый. — Их агрессия повышена, они практически возвращены в детское состояние — дети жестоки. И они ничего не могут знать о собственных человеческих желаниях…

— А почему бы не спросить наконец людей? — нахмурившись, спросила Ривер. — Среди нас есть представитель человечества. Это капитан Харт. Почему бы не спросить его, что бы он предпочел? Оставаться человеком? Или оставаться смертоносной машиной, если уж кто-то стал подобной машиной и, может быть, вошел во вкус?

Капитан Харт присутствовал на Совете как глава службы безопасности на Антее (глава под моим непосредственным руководством, разумеется). Когда он появился тут впервые, то сделал это случайно, выслеживая своего бывшего коллегу Харкнесса. Теперь Харкнесса среди нас не было, а Харт оставался. Харкнессу нам предложить было практически нечего, а Харту было предложено почти бессмертие — возможность стать повелителем времени, после достаточного времени, которое он будет помогать нам. Он проживет спокойно свою человеческую жизнь, но из образцов его тканей мы готовим особого клона, в которого затем будет перемещено его сознание, как было уже перемещено сознание доктора Сьюзан Келвин. И его следующая жизнь может быть совсем другой. Если, конечно, он не сделает ничего такого, что даст нам повод с чистой душой в любой момент разорвать контракт. Но в любом случае, тут он наверняка может получить больше, чем где бы то ни было, даже на самых обычных условиях. Да и шансы у него, как у агента времени, которых тоже во вселенной почти не осталось, были неплохие.

Харт, как действительно разумный человек, проявил к гуманизму Доктора естественное недоверие, заверив его, что человеческие желания и помыслы далеки от совершенства, и он не видит причины, по которой токлафаны должны быть несчастными в своем теперешнем состоянии.

— Вот видишь, Доктор, — засмеялся я. — А ты еще сомневался, что они самые страшные существа во Вселенной. Они и сами готовы сказать тебе это! И подумай, неуязвимость!

— Я бы оставил все как есть, — сказал разумный Харт. Я одобрительно улыбнулся ему и кивнул.

— Но они не могут жить нормальной жизнью, — возразил Доктор. — Ощущать ее вкус, прикасаться к чему-то, дышать полной грудью, предаваться вредным привычкам, пить вино, заниматься сексом, наконец. Неужели вы бы променяли все это на существование какой-то сферы в вакууме?

— Послушай, — снова сказал я. — Мы можем сделать это с ними позже. После какого-то определенного срока службы.

— Во время которого они будут убивать?

— Ну… не обязательно.

— Тогда — зачем? Оставим детей детьми. И сделаем их детьми. Пусть не во всем, но проект Утопия осуществится. Не все, но хоть кто-то из них, действительно получит жизнь, будущее в здоровой нераспадающейся вселенной, в которой есть звезды!

— И оставят потомков, целые поколения, которых быть не должно, но теперь будут.

— Мастер, с каких пор ты вдруг стал так чувствителен к парадоксам?

— С тех пор, как ты пытаешься мне сказать, что их не существует прямо здесь, в этой комнате.

— Я просто говорю о показаниях сканеров.

— И это еще более странно и ненормально! Но хорошо. Согласен — тысяча токлафанов, затем становящихся людьми — это действительно пустяк! — Для меня. Если он согласен в принципе со всеми моими машинами парадоксов и самим по себе использованием токлафанов, это совершенно ничтожная уступка, хотя и будет лишняя возня для не очень довольной этой идеей Ривер. — Пусть будет продолжение проекта Утопия!

— А еще мы можем использовать их для сдерживания развития далеков. Например, токлафаны станут народом талов…

А Доктор разошелся… Но почему бы и нет. Если в этом будет что-то неправильное, мы узнаем об этом первыми.

— Я против, — снова мрачно сказала Ривер.

— Мы попробуем, — сказал я. — Посмотрим, что получится с нашей экспериментальной тысячей.

— А я хочу изучить далеков, — вмешался Шестой.

— Хорошо, получишь далеков. Усовершенствованных. — О которых тебе незачем знать. Но ладно уж… сами разберутся. — Так значит, все за?!

— Единогласно! — сказал Шестой.

Ничего себе…

— Что ж, тогда я вас покидаю, мне надо кое-что подготовить с технической точки зрения.

Я забежал в свою Тардис, и замер перед консолью, с вытянутой уже было рукой, чтобы сразу нажать нужную кнопку — уставившись на здоровенный черный куб, загромождающий пространство. Откуда тут взялась эта штука? Я недоверчиво обошел неизвестный объект, покрытый расположенными кольцом письменами на его боках. Со всех сторон он был одинаков и казался монолитным, хотя на самом деле явно таковым не был. Что следовало и из надписей, в которых содержалась какая-то не в меру пафосная чушь об абсолютном зле. Спасибо за намек, дорогое мироздание, но если ты думаешь, что я буду трогать эту штуку… Я осторожно просканировал куб отверткой, пятясь, вышел из Тардис, запер ее, выдохнул, и, чувствуя, как нарастает не то злость, не то растерянность, поспешил снова к залу заседаний.

— Кто входил в мою Тардис?! — вопросил я сходу, туда ворвавшись.

Естественно, мне ответили только недоуменные взгляды.

— Доктор, ведь ты не?!.. — не договорив, я безнадежно махнул рукой. Кажется, это было явление той же природы, что неожиданно сваливающиеся на голову галлюцинации, лишние Доктора и далеки с дикими идеями. — У меня в Тардис появился объект…

— Объект? — переспросил Доктор.

— Объект? — с абсолютно непередаваемым выражением лица повторил наш относительно свежеиспеченный шеф безопасности.

— Именно, предлагаю всем пойти посмотреть на него и устроить мозговой штурм, что это за дрянь. Лично я хочу вышвырнуть ее куда-нибудь в космос, может быть, в черную дыру, но сперва давайте посмотрим.

— То есть… — вкрадчиво проговорил Доктор, — ты предлагаешь нам войти в твою Тардис, и тебя даже паранойя не грызет?

— На этот раз — нет. Вы — не самая большая проблема. Да. Предлагаю.

И мы дружно отправились на исследования непонятного куба.

— Вот, полюбуйтесь! С тех пор как мы раскрыли Трещину, отовсюду валится черт-те что!

— Кажется, у тебя действительно огромные проблемы с нервами, — съехидничал Шестой. — Во вселенной все время что-нибудь происходит, например, ты мне все время подворачиваешься.

Я только покрепче стиснул отвертку, сдерживаясь.

«Из несинхронизированных линий?!.. Это еще кто кому подворачивается!»

— И между прочим, она появилась именно в твоей Тардис, — заметил Десятый. — Я предупреждал, что именно она — источник резонанса.

— Все было прекрасно, пока мы случайно не спровоцировали этот резонанс. В любом случае… От этой штуки я хочу избавиться. Как вы полагаете, может, стоит спихнуть ее в Трещину? Или отправить на солнце, или в черную дыру, или за пределы континуума…

— Не надо, — перебила Ривер. — Я знаю, что это за вещь, я видела ее раньше. Это Пандорика. Временная тюрьма, абсолютная изоляция от времени и пространства, для… — Она опустила свою отвертку и посмотрела на Доктора. — Я думаю, для того, чтобы ее открыть, надо, чтобы ты к ней прикоснулся.

— А что оттуда появится? — спросил я.

— Если я не ошибаюсь, все должно быть хорошо. — Она снова пристально посмотрела на Пандорику, пробормотав тихо что-то вроде «так вот как это случилось в первый раз…»

Доктор немного помялся, выбирая, к какой стороне куба лучше прикоснуться, пожал плечами и приложил ладонь к стенке. Раздались щелчки и лязганье. Доктор отступил на шаг, я на всякий случай поднял отвертку. Из раскрывающегося куба полилось яркое сияние, а потом раздалось что-то вроде:

— Йо-хо! Джеронимо!!!

Одиннадцатый??? И точно из соседней вселенной!

— Я жив?! Где это я? На Земле? Нет, не на Земле… А где тогда? Вселенная же взорвалась! Ривер! Ура!.. Ого! А это я!.. И это я!.. Ух ты… А где это мы?

— Эй! — позвал я. — Что значит, «вселенная взорвалась»?!

— Погибла! — сокрушенно и устало ответил Одиннадцатый. — Взорвались звезды. А, это опять ты? Привет.

— Вы что, уже встречались? — спросил Шестой.

— Было дело.

— Какой бардак!..

Согласен.

— Вечно с тобой так…

— А ты закрыл Трещину?

— Трещину? — Одиннадцатый потряс головой. — Ах да, Трещина! А ты откуда знаешь про Трещину?

— Ну, здравствуйте, мы говорили совсем недавно, когда наш Десятый оказался в твоей вселенной, а ты в этой. Ты тогда потерял свою отвертку…

— Эту? — Одиннадцатый вытащил из кармана в точности такую отвертку, какая была теперь у Десятого. Десятый посмотрел на свой эквивалент и сделал большие глаза.

— Наверное, предыдущую… Но кусок обшивки Тардис нашего Доктора ты унес с собой.

— А какой Доктор ваш?

Я молча указал на Десятого. Ривер кивнула и заботливо взяла Одиннадцатого под руку.

— Пойдем, надо привести тебя в себя.

— И судя по тому, что ты, Ривер, помнишь эту штуку, и что взорвались звезды, и это в твоем прошлом, все кончится благополучно, да? Он вернется, и вселенная восстановится.

— Спойлеры, — проворчала Ривер. — Сперва я должна о нем позаботиться.

— Конечно. Иначе мы рискуем целой вселенной с твоим прошлым, а значит, и нашим тоже…

— А мы пока снимем чертежи! — оживился Десятый, оглядывая Пандорику внутри и снаружи и вовсю жужжа отверткой во всех ее углах и стыках.

— Может еще и применим для чего-нибудь, — заметил Харт. — Например, для Давроса?

— Вариант… В любом случае может пригодиться. И ведь это в моем будущем? Хотя нет, уже вряд ли в моем… Мы в разных вселенных, и у нас разные истории…

Я нажал пару кнопок на консоли — для полной съемки «объекта», кое-что заблокировал и временно сосредоточился на других нужных мне расчетах. Судя по всему, основной работой придется заняться позже. Весь день мы блуждали вокруг ошарашенного Одиннадцатого, Ривер хлопотала над ним с такой теплотой, что страдающий ревностью Десятый поделился со мной печальной мыслью, что, похоже, нам обоим не на что надеяться, на что я намекнул ему, что тем или иным Одиннадцатым он когда-нибудь, конечно, наверняка еще будет (если, конечно, звезды не взорвутся), и пытались выяснить подробности произошедшего. А заодно пришли с Десятым к мысли, что аномалии в нашей зоне не регистрируются потому, что мы находимся в узловой точке пространства-времени, в области разделения вселенных, причем соседняя является в данный момент погибшей начисто. Потому и никаких парадоксов и аномалий… все, что есть, то есть — и практически никаких причинно-следственных связей. На данный момент.

Хотя мы и знали уже, что и та вселенная должна восстановиться. Значит, нам надо отправить Одиннадцатого обратно. Единственный путь в его измерение — через Трещину. Значит, нам опять нужно в Библиотеку… И там нужно будет переправить через Трещину и Одиннадцатого, и Пандорику, но отправить по отдельности, чтобы он был снаружи и мог что-то на этот раз предпринять. И даже замкнуть свои действия в автономный замкнутый цикл. Погибшей вселенной это не грозило абсолютно ничем. Кроме того, что Одиннадцатый скорее всего опять забудет нашу встречу. Но уж вселенную-то восстановить он наверняка не забудет, и это главное.

Наконец мы снова собрались у меня в Тардис, с вечными подколками Шестого, что он всегда хотел увидеть, как я это делаю — управляю машиной времени, и мы отправились в Библиотеку. Эффекты мы почувствовали сразу же — тряску, нечеткость в контурах, а кроме того, у меня снова что-то приключилось с головой.

— Мастер!.. — Снова это бледное лицо с ритуальными линиями и горящими глазами. — Мастер!.. Ты слышишь меня?

— Мистер Харт! — позвал я. — Я вам показывал, как пользоваться подъемником. Переместите этот куб в Трещину!

— Ты доверяешь это кому-то другому?.. — чуть не возмутился Десятый Доктор.

— Я не могу сам. — Я отошел в сторонку и присел на стул. — У меня снова видения. Мало ли что мне померещится.

— Не особо-то он стал нормальнее с годами, — посочувствовал Шестой. — Похоже, совсем хорош…

— Перестань, — остановил его Десятый. — Как раз сейчас он не безумен. А был — да. И ты еще не знаешь, по какой причине. Уверяю, она была серьезней некуда.

— Ты слышишь меня?.. — Бледное лицо, руки, призрачные языки пламени, серебряный дым… я вздрогнул. На этот раз не только слышал и видел. Я буквально ощутил ее прикосновение к своей руке. Что-то тонкое, сухое, отзывающееся внутри электрическими искрами, пальцы с острыми ногтями, покрытыми черным лаком. Я попытался вздохнуть, и мне показалось, что я делаю это в двух разных местах одновременно. И в том, другом месте, я умирал. Поэтому было так трудно дышать. Я вдруг ощутил себя находящимся там так отчетливо, что мне стало страшно, что я могу оказаться там и остаться навечно. И в то же время, я хотел осмотреться… понять, что происходит, но все прочее было в тумане, и мне даже не хотелось знать… и хотелось одновременно. Что с Рассилоном? Я убил его? Израсходовав всю энергию без остатка? Если повезло, может быть даже дважды, и он не успел регенерировать?.. Или лучше бы успел, чтобы знал, где он находится — навсегда…

— Да. Зачем я тебе? Что ты хочешь сказать?

— Спасай их.

— Спасать? Кого?

— Детей Галлифрея.

— Детей? На этот раз «детей»? Почему ты мне это говоришь? Ты знаешь, что здесь происходит? Что мы собираемся спасти планету?

— Да, спаси их.

Она внезапно исчезла. Десятый Доктор тряс меня за плечо.

— Все в порядке?

— Да. — Я потер лицо руками, дрожь не унималась. Я встал, и меня здорово повело в сторону. Доктор деликатно поддержал. Я кивнул ему и потряс головой энергичнее. Так. Все. Уже лучше. — Одиннадцатый?

— Ушел через Трещину. Пандорика тоже там.

— Отлично. Будем надеяться, у него получится. — Я облизнул пересохшие губы, перевел дух и усмехнулся. — Жаль, пропустил самое интересное…

— Трещина закрылась.

— А, то-то так хорошо. Прекрасно. Ну что ж, теперь к осуществлению нашего плана?

— Теперь — да!

«Спаси детей Галлифрея». Зачем это им? На чьей она стороне? А может быть, просто предзнаменование, что все получится? Или предупреждение? К лучшему, к худшему? К спасению вселенной или ее разрушению?.. Да к черту видения! Мы уже решили всё сами! И неважно, кто теперь хочет сбить меня с толку! Неважно, чего хотят все погибшие миры. Если даже Доктор согласен, мы это просто сделаем.

И мы это сделали. Все по моему плану. Доктор раскрыл временной пузырь. Спутники ударили по далекам в их прошлом, в котором они не ждали нападения. Токлафаны захватили Давроса. Теперь, надежно замороженный, он временно хранился в лаборатории Ривер. Пока мы не придумаем, что с ним сделать необратимого или не построим для него Пандорику, по схемам, которые мы сохранили. Судя по всему, это действительно очень надежная штука — если только не взорвутся звезды, и она не выпадет через какой-нибудь провал в какое-нибудь удачное измерение вроде нашего. Но Даврос, в конце концов, не таймлорд, и у него нет при себе взрывающейся Тардис. Мы спасли взорванную Европу — так, будто ничего плохого с ней не случилось. Все получилось. Все задуманное. И даже больше. Ривер в белом. В белом — потому что мы только что вернулись со свадьбы. Нашей с ней свадьбы. Внезапной и захватывающей как взрыв, на волне ярости, печали, и внезапного ощущения, что никого нет ближе, и мы хотим одного и того же — все-таки создать этот новый мир. Это было волшебно и упоительно.

Но теперь, когда я действительно победил, я не чувствовал победы. Ее у меня украли. Я снова обманут. Обречен. И со мной все остальные — кто бы ни был рядом. И Доктор, который вдруг стал со мной соглашаться, и Ривер… Я искажаю пространство и превращаю — во что? Я их всех обманываю? Что бы я ни делал — неужели я все еще действую по проклятому старому плану? Чужой инструмент, доведенный до безумия, лишенный собственных желаний, управляемый так или иначе запечатанным во временном пузыре меня же отвергшим старым миром? По-прежнему?

Нет уж. Хватит. Оставайся там. Теперь у меня есть совсем другой план.

Эфемеры. Еще одна свадьба Ривер Сонг

Все летело кувырком. Внезапно раскрывшаяся Трещина расколола мир вдребезги. Шестой Доктор… о, Шестой Доктор — это были пустяки, как и появившийся из Трещины Одиннадцатый! Как Десятый, канувший в Трещину и вернувшийся с отверткой Одиннадцатого! К мельканию Докторов я, кажется, начал привыкать. А вот видение с Галлифрея… и затем неизвестно откуда взявшийся Даврос!..

Мои мысли перебил стук в дверь. Кто угодно в такое время. Или что угодно, из какой угодно, черт побери, вселенной!

Я взглянул на сканер.

Рани.

Ну конечно. Я только что взорвал одну из наших баз, над которой она столько работала. Для чего? Для этого взрыва? Для Давроса? Ей наверняка было, что сказать. И ей требовалась поддержка в такую минуту. Почему я всего этого не предвидел? Что угодно, но не то, что произошло.

Только не эту проклятую Трещину! «Белую тварь», которую никак не убить.

Я распахнул дверь Тардис и тут же ощутил в воздухе что-то новое, какую-то перемену в окружающем нас электрическом поле.

— Что-то случилось? — спросил я, увидев ее загадочный блеск в ее глазах. Случилось, конечно. Но может быть, случилось что-то новое, за эти минуты?

— К черту разумные выкладки! — произнесла Ривер твердо. — Давай поженимся, только прямо сейчас, и чтобы Доктор не знал!

Секунду я стоял столбом, таращась на нее, будто не сам только недавно запускал пробный шар, делая ей предложение, а потом расплылся в неудержимой улыбке:

— Давай! — И в самом деле, плевать на всё!

В энной степени Нью-Лас-Вегас — лучшее местечко в обозримой вселенной для того, чтобы пуститься во все тяжкие, не захватывая для этого предварительно весь мир. Огромный астероид, компактнее нормальной планеты, но не уступающий последним по массивности, никогда не спящий, не знающий ни ночи, ни дня. Вернее, здесь всегда царили и вечный день, и вечная ночь.

Рани, или Ривер, или все-таки Рани, еще больше оживилась, завидев игру ярких огней и неоновых всполохов, заменявших тут небо и, кажется, только сейчас осознала, что все еще была в лабораторном халате — нам было совершенно не до таких мелочей. Но сейчас, когда мы вырвались на время из своей недоброй сказки, она задышала свободнее, в ее глазах заиграли беспечные огоньки вечного праздника, в который сперва ей непременно нужно было окунуться одной. Чтобы прихорошиться и даже внешне стереть на время память о произошедшем. Отдельная новая жизнь, на столько, сколько нам понадобится, настолько, насколько мы сможем себе это позволить.

Небольшой торговый центр прямо у дворца бракосочетаний, в котором можно было найти все, что нужно для скоропалительного брака представителям самых разных цивилизаций, назывался «Все для лучшего дня». День пока был тот еще. Но нам же нужен был лучший.

Я проводил туда Ривер, убедился сам, что костюма лучше моего у них все равно нет, но нашел пристойную свежую рубашку и галстук… свадебный галстук же должен быть белым и атласным? Ну или хотя бы серебристым. Выбрав галстук, я все-таки сменил и костюм, на светло-серый, в тон. Новые запонки и булавка тоже подобрались как-то сами собой. Ривер еще не освободилась, пропав в салоне-парикмахерской, и я вышел прогуляться — оглядеть окрестности и провести небольшую разведку.

Яркое холодное веселье вокруг. Все прекрасно. Я бы сам выбрал нечто такое, но что же я искал? Я внезапно остановился. Будто отвечая на мои мысли, передо мной возник неожиданно тихий дворик. Искусственно-тихий, конечно. И — зеленый. Я потрогал лист ближайшего растения. Он был настоящим, живым.

Что это за место? Напоминающее в представлении людей «старую-старую сказку», «secret garden» — заповедный сад? В глубине дворика-сада, выложенного булыжниками, как в средневековом городе, журчал небольшой фонтан. Два бронзовых лебедя, соприкасающихся головами, так что пространство меж их изогнутыми шеями напоминало сердце. Еще дальше, в тени дикого винограда, чуть занавешивающего проем, пряталась деревянная дверь с бронзовым кольцом вместо ручки и табличкой, изображающей два сплетенных кольца. Я усмехнулся. «Все для лучшего дня»… Знак брака. Или бесконечности. Или соприкасающихся вселенных. Конечно, следовало уточнить, насколько тут все серьезно, в этом месте, которого, казалось, никогда не найдешь снова, если выйдешь из него однажды, и я толкнул тяжелую дверь, и в полумраке звякнул колокольчик…

— Добро пожаловать, — благожелательно кивнула, выходя из-за конторки, приятная сухонькая старушка в проволочных очках и в черно-белом длинном священническом одеянии. На ее груди блеснул золотой медальон — крест в круге. В глубине помещения мерцали огоньки и цветные лужицы от света, падавшего через витражи. — Мы ждем вас!

Я пригляделся к танцующим пылинкам света внутри, и вдохнул воздух… не совсем настоящий воздух. Или наоборот — чересчур настоящий.

— Вы…

— Да, — ласково произнесла старушка.

— Я думал, вас больше нет.

— Почти нет.

— Как и вас. Но повелители времени возвращаются.

Я невольно поежился от этих слов.

— Вы возвращаетесь, — священница сделала мягкий, будто ободряющий, нажим на первое слово и чуть развела странно-уютными руками. — Мы вас приветствуем!

— Почему? — спросил я настороженно.

— Потому что вы важны для этой реальности. — Кажется, теперь она сделала нажим на слове «этой»? — Все, что происходит, отзывается в каждом атоме этой вселенной.

Она приблизилась на пару шагов. Ее глаза казались очень настояще старческими, водянисто-серыми, но живыми. Очень человеческими, хотя она не была человеком. Впечатление от «зачарованного сада» было верным. И конечно, здесь никого не было, никто не мог найти это место, если не был «приглашен».

— Мы призрачней радуги и прочнее камня, — тепло проговорила священница. — Мы отмечаем мгновения судьбы, что будут записаны на всех звездах, в их свете и в их пыли. Вы ведь пришли сюда за этим — написать свою судьбу?

Я осторожно кашлянул.

— Вы точно меня знаете?

— Знаем, — она продолжала благожелательно улыбаться, взирая сквозь маленькие стеклышки очков. Поразительная идиллия. — И вы знаете, что мы никогда не лжем. Но всегда отвечаем на то, что настоящее.

Она прикоснулась к своему медальону. Люди называли «золото лепреконов» мороком и обманом, но… — медальон под ее рукой будто задымился золотистыми струйками, и, вдруг рассеявшись, превратился в сияющее облачко. — Вы знаете, что это не золото — это живой, подвижный солнечный свет. Который может обрести вес и твердость по своему желанию — множество частиц света, живущие своей жизнью. И они — не разменные монеты. — Облачко перестало сиять, и снова медальон блеснул в полумраке спокойным полированным металлом. — Брак, заключенный нами, будет особенным. Он будет настоящим. Ровно настолько, насколько вы хотите. И пока вы этого хотите. Он будет даже более чем настоящим.

— Может быть, — я улыбнулся. — А сколько времени прошло во внешнем мире, пока мы тут говорили? Лет триста?

— Наш мир соткан из света. А время для света движется иначе. Но вы — повелители времени, из тех немногих, с кем мы можем говорить, не причиняя вреда, не прилагая к тому безмерных усилий. Вы можете вернуться.

— Что ж, верно. — Хорошо, что я захватил с собой вихревой манипулятор. После вторжения Давроса он мог понадобиться в любое мгновение.

— Мы ждем вас! — улыбнулась старушка, кивая на прощанье. И растаяла, когда я переместился поближе к торговому центру, через несколько минут после того, как отошел от него.

Эфемеры. Призрачные, и более настоящие, чем настоящее. Я усмехнулся и покачал головой. Рани, Доктор, что бы ни было между вами в другой вселенной, пусть это будет неважно.

А когда я увидел выходящую Ривер, я подумал, что иначе и не могло быть. Этот день может быть для нее только сказкой, которая более реальна, чем жизнь. Банальный дворец для скороспелых свадеб? Банальный Нью-нью… и так далее — Лас-Вегас? Только мир, сотканный из живого света.

Я поднялся навстречу из мягкого кресла, в котором ожидал ее, не скрывая своего восхищения. Она выглядела просто ослепительно. Настоящая королева.

— Я видела, регистрация проводится в соседнем здании? — уточнила она чуть дразняще, будто ожидая, когда ко мне вернется дар речи.

— Если хочешь. Но я видел не так далеко другое место, которое, мне кажется, тебе понравилось бы больше. — Я посмотрел на нее будто искушающе и протянул руку. — Доверишься моему выбору?

— Да! — улыбнулась она беззаботно, принимая приглашение, и в ее глазах играли и кружились живые частицы света.

Мы снова прошли один квартал в направлении условной окраины и оказались в тенистом дворике с живыми растениями.

— Как неожиданно! — воскликнула Ривер, оглядываясь. Все это так не походило на тот астероид, на который мы прилетели.

— И может быть еще неожиданней! — пообещал я, открывая перед ней тяжелую дверцу в сумрак с танцующими бликами и яркими пятнами витражей.

— Это же!..

— Добро пожаловать, повелители времени! — ласково улыбнулась старая священница, а вокруг закружились, издавая удивительный аромат, маленькие белые цветочные лепестки. Ривер крепко вцепилась в мою руку, но через мгновение ослабила хватку, почувствовав, что здесь нет опасности. Лепестки опали на каменные плиты, и часовня осталась просто пропитанной прозрачным светом.

— Нас ждали здесь, — сказал я. — Мы ведь их не разочаруем? Правда?

Ривер улыбнулась.

— Правда. Эфемеры? Как это странно…

— Союзы, заключенные ими, более реальны, чем настоящие.

— И требуют только самого настоящего, — отозвалась Рани. — Ты готов к этому?

— Я — да! А ты?

Она задумчиво улыбнулась, оглядывая часовню.

— Да, готова. В несуществующем мире, снова…

— Но он существующий.

— Да, — просто сказала она.

Старая священница распахнула на конторке старую приходскую книгу с тусклым золотым обрезом.

— Что же, чтобы все было правильно, я должна записать ваши имена.

Она открыла старую чернильницу, и обмакнула в темную мерцающую жидкость серебряное перо.

— Имя невесты?..

— Ривер Сонг, — ответила Рани немного странным голосом, будто вопросительно.

Священница удовлетворенно кивнула, вписывая имя в расчерченные графы почерком с завитушками.

— Имя жениха…

— Артур Кингсли, — назвал я свое последнее человеческое имя. Не Гарольд же Саксон, в самом деле… И как раз так меня звали, когда я оживил Рани, и если она использовала именно человеческое имя…

Перо повисло в воздухе.

— Нет, — с мягким упреком произнесла священница, глянув на меня поверх очков. — Это неправильное имя.

Я ощутил легкую растерянность. Ривер — правильное, а мое — нет?

— Мастер? — предложил я, подумав, что если и это имя неправильное, то я уйду отсюда, хлопнув дверью, уж вспоминать старое галлифрейское я точно не собирался.

Священница кивнула, и перо снова коснулось бумаги.

— Это верное имя. Звезды знают его.

Странно, почему же они приняли имя Ривер? Потому что она хочет этого, и оно действительно, по-настоящему, стало ее именем? Имя ее души? Которое что-то значит для звезд? По-видимому, так.

Священница присыпала запись песочком, смахнула его, затем закрыла книгу, и просеменила к алтарю. Где-то за витражами вышедшее солнце осветило стройные как лучи, струи-трубы органа, но раздавшаяся негромкая мелодия исходила не от него. Хороводы крошечных крылатых созданий под темными сводами издавали нежнейшее пение.

Ривер засмеялась, настолько это на самом деле походило на детскую сказку. Свечи вспыхнули сами собой, и тут, наконец, заиграл орган — несколько торжественных аккордов, затем что-то тихое и мягкое, как бегущая вода, на грани слуха.

В углах будто соткались из света полупрозрачные фигуры, очень быстро превратившиеся в плотные и будто настоящие — юноша и девушка в цветочных венках и серебристых тогах, с кажущимися тяжелыми золотыми венцами в руках. Неслышно приблизившись, они встали позади нас, легко удерживая венцы над нашими головами. Священница набросила на себя покрывало из золотых и серебряных нитей — старых добрых элементов «алхимической свадьбы», взяла в руки такую же широкую длинную переливающуюся ленту и повернулась к нам, чтобы символически наложить эту ленту на наши руки.

Вспомнив кое-что, я пошарил в кармане и вытащил маленькую коробочку с кольцами. Священница улыбнулась и покачала головой.

— Потом, если хотите. У нас есть для вас другие. Настоящие.

Еще одно воздушное создание приблизилось к ней с небольшим ларцом на бархатной подушечке. И внутри ларца тоже находилась бархатная подушечка, на которой лежали два простых гладких кольца.

— Из живого света, — прокомментировал я.

— Именно так, — подтвердила священница.

И мы с Ривер обменялись этими кольцами, которые, когда все закончится, растают бесследно, но будут помнить о том, что случилось, рассеявшись во всем пространстве.

Священница шевелила губами, но не было слышно ни слова, пока она не подняла руки, и я внезапно не ощутил неожиданную тяжесть венца на своей голове. Я не ожидал подобной тяжести настолько, что тут же машинально поднял свободную руку, но она ни на что не наткнулась, на голове ничего не было, и тяжесть тут же исчезла. В храме не было никого, кроме нас и священницы, и случайно танцующих пылинок в лучах света.

— Вот и всё! — благодушно воскликнула священница. — А теперь поцелуйте друг друга. И живите счастливо! Настолько, насколько позволит ваш собственный свет!..

* * *

Чуть позже, мы снова вернулись во времени, к ярким огням Нью-Лас-Вегаса.

— Но это ведь не всё, мы же останемся тут еще хотя бы на день?! — спросили мы друг друга одновременно и весело рассмеялись. И поцеловались снова.

Удивительно, эта женщина пожелала выйти за меня, зная точно, кто я такой. Не заблуждаясь, не обманываясь, не очаровываясь, она была во всем мне равной. И кажется, при этом она действительно любила меня — сейчас. Это была степень доверия, которой я никогда не знал. Это было что-то столь настоящее, что затмевало саму реальность.

* * *

Но позже, много позже, я пойму, что есть и нечто другое — что значит призрачность, более реальная, чем реальность. И какая за это должна быть плата. Реальнее призрачной. Окончательней смерти. И когда все будет более чем прекрасно, я извлеку из памяти своей Тардис сохраненные схемы Пандорики. Чтобы мир на самом деле не стал призрачным.

Пандорика закрывается

— Доктор, — окликнул я его, пока он не свернул за угол коридора. Он оглянулся почти невидяще. Последнее время он все больше замыкался и уходил в себя. Особенно после того, как стало известно о нашей с Ривер свадьбе. Странно, теперь мне тоже больше хотелось называть ее Ривер. Мы все изменились. Здорово изменились, как и вся вселенная. Я не знал, куда шел Доктор, но раз уж увидел, не хотел его упускать — среди всего этого, в любое мгновение, он мог просто исчезнуть. — Мне нужно поговорить с тобой. С глазу на глаз.

Он приподнял бровь, но его лицо осталось каменным.

— Это чисто мужской разговор. — Я понимал, что между нами лежит тень Ривер. Если я так обошел его, что мне может быть еще от него нужно? Это такой «мягкий» вариант предыдущей войны? Наслаждаться своим превосходством? — И очень серьезный, поверь, я не шучу.

Он наконец кивнул.

— Тогда нам лучше поговорить без свидетелей? Без жучков и без камер?

— Да.

— И где же мы найдем такое замечательное место?

Шум портового кабака на Аркадии-5 отвлекал и раздражал. Но может быть, оно и к лучшему. Я немного понаблюдал за его пестрым калейдоскопом будто через непроницаемую прозрачную стену, нервно постукивая пальцами по столу, и повернулся к молчаливо ожидающему Доктору.

— Скажи мне, тебе нравится то, что происходит? То, что мы делаем? Мы творим парадоксы, переворачиваем все, как хотим, вокруг происходит бездна аномалий, но вселенной как будто все равно. Как будто так все и должно быть. И ты сам постоянно говоришь об этом.

— Почему нет? — ответил он равнодушно. Уверен, что деланно равнодушно. — Кажется, здесь это действительно ее нормальное состояние.

— Или свидетельство того, что она рушится. И это кому-то очень выгодно. Что, если кому-то очень выгодно то, что мы делаем? Тебе все это не нравилось с самого начала. Так что ты скажешь на то, что теперь я скажу тебе, что я… с тобой согласен?

— Что? — Доктор изумился и, усмехнувшись, покачал головой. — Ну, знаешь ли, Мастер, за это стоит выпить…

— Это не смешно, Доктор. Все, что я делаю, может быть продиктовано извне. Старым Галлифреем. Все еще. Я позвал тебя, чтобы… — Как же, черт возьми, сказать об этом?.. — Я хочу, чтобы ты убил меня, — выдохнул я наконец. Ну вот, кажется, сказал.

— Что?

— Помоги мне уничтожить себя. Я прошу тебя и как друга, и как врага. Я едва ли смогу сделать это сам. Я не хочу этого делать, и мне страшно. Я могу передумать в любой момент. Но я должен…

— Зачем?

— Затем, что пока я существую, вы в опасности.

— Мы — в опасности? — он подчеркнул первое слово.

— Нет, вы. Я уже не в счет. Я создан Галлифреем, с одной единственной целью — дать ему выбраться и уничтожить все на свете.

— Ты опять слышишь барабаны?

— Нет.

— Тогда что же вдруг? Ведь все идет хорошо.

— Слишком хорошо, — подтвердил я зло. — Пусть это не барабаны. Это что-то новое. Мне удается все, что я делаю, практически все, чего хочу. Но вселенная распадается. Постоянные пересечения временных линий, аномалии, парадоксы, взрывающиеся соседние вселенные — и все это будто в порядке вещей. Даже ты со мной соглашаешься, а раньше бы не стал! И Ривер — она выбрала меня. Все получается по-моему. Кто мне подыгрывает? Кому на руку я играю? Почему так легко… обманываю? Вы даже не замечаете, но мы движемся куда-то… И теперь эти видения.

— Я тоже видел ведьму с Галлифрея и слышал ее предсказания.

— Ты не все знаешь… Во-первых, когда ты видел эти видения — каждый раз после того, как они появлялись у меня, верно? Они как будто доходят к тебе на следующей волне. Потому что передатчик сигнала на самом деле — я. Они дотягиваются до тебя — через меня. И до чего угодно. Что она сказала в последний раз? «Спасай детей Галлифрея». А что говорила в первый? «Береги пасынков». Почему? Что меняется? Они подбираются все ближе. Им это нужно зачем-то, все, что я делаю, все, что мы и так собирались сделать. Это как-то помогает им выбраться, они вцепились в это и уже не отстанут!

— Мастер… — он видел, что я внутренне завожусь, хотя я не кричал (кажется) и не топал ногами, и просто пытался урезонить этими ничего не значащими успокаивающими репликами. — А тебе не приходило в голову, что во второй раз она говорила о нас?

Эта мысль действительно сбила меня с толку. Вот это мне в голову не приходило…

— Это можем быть мы и Ривер. Может быть, нам надо спасать друг друга.

— А для чего это — им?

Он промолчал.

— И я все еще не сказал главного. Я не только вижу ее. В последний раз я чувствовал, что был там, на Галлифрее. Как будто все происходило на самом деле. Я был там. Я умирал. А она говорила со мной, держала за руку, я чувствовал ее прикосновение. Я не знаю, что они делали. Там был дым, может быть, какой-то ритуал. Я одновременно чувствовал, что находился здесь и там. Это было настолько настоящим, что мне казалось, я могу там остаться. Я был связан с той своей версий, мы были одним и тем же…

По лицу Доктора скользнуло неопределенное выражение. В том числе тень разочарования.

Ну да, когда-то он назвал меня лишь копией. Что ж, какая разница мертвецу, что о нем говорят и думают. И если ему так будет легче…

— А что если я соглашусь? — медленно проговорил он.

Я невольно напрягся и с некоторым усилием заставил себя не шевелиться, как если бы он мог сделать это прямо сейчас, а я старался ему не мешать. Но почувствовал, что мои волосы взмокли.

— Хорошо, — выдохнул я. — Ты сделаешь это?

Пульс бил в ушах знакомые четыре такта. Нет, на этот раз совершенно естественные, и все же… Скверно об этом думать… Никогда не вырваться, пока я жив. И все-таки, Доктор, неужели ты тоже успел так измениться? Я все еще искушаю тебя, не только судьбу. Пытаюсь нащупать что-то, оставшееся прежним.

Он вздохнул и покачал головой.

— Ты знаешь, что я не могу это сделать. Это не выход.

Я чуть-чуть перевел дыхание.

— Это лучший выход. Выстрелить дважды, это так трудно? Я больше ни к кому не могу обратиться. Только ты понимаешь, что происходит. И только ты умеешь их останавливать.

Проклятая привычка, я поглядывал на него, оценивая реакцию. Но мне правда надо было знать, что он думает, считает ли это единственным выходом, или сочтет, что можно рискнуть. Хотя второй способ, который я хотел ему предложить, был во многом ничуть не лучше, или даже хуже. Смерть — способ надежный, но для некоторых — недостаточно. Дам ли я ему на самом деле осуществить это, не оставив никакой зацепки — в кольце, в отвертке, в каком-либо ином предмете — а мою ДНК можно отыскать на любой из наших баз, совсем никакой проблемы. К тому же я безумно боялся умереть по той простой причине, что могу не просто умереть, а всего лишь слиться с другой своей версией, с которой связан каким-то каналом. Вечно умирать на Галлифрее — и в точно ли бессознательном состоянии? И не заставит ли это слияние меня там очнуться? Я мог пойти на такой риск, хотя бы, может быть, чтобы сказать кому-то пару ласковых слов, но предпочел бы обойтись без него. Лучше надуть их, вовсе выскользнув из рук. Хотя альтернатива тоже была не радостной. Но все познается в сравнении.

— Может быть, мы можем найти какой-то иной способ разорвать контакт или тебя изолировать. Но только не проси меня тебя убить.

Я выдохнул.

— Что ж. У меня есть альтернативный план, я ожидал, что первый ты не примешь… Тогда вот. Недавно я отлучался. Всего на полчаса. Но для меня времени прошло гораздо больше. Я достроил Пандорику.

Доктор не сводил с меня пристального взгляда. На это ты пойдешь, я знаю. Все временные петли, в отличие от убийств, которые бывают и проще и гуманней, тебе не в новинку.

— Что ты сделал?

— Достроил Пандорику. Она готова. Согласись ты на первый план, она пригодилась бы, может быть, для Давроса. Хотя это было бы примерно то же, что бить из пушки по воробьям. Теперь пригодится для меня. По-моему, это достойная цель.

— Ты с ума сошел!

— Как по-твоему, это ведь разорвет контакт? Я будто исчезну из континуума, перестану искажать это пространство и вредить ему. А вы наконец сорветесь с крючка. И ты, и Ривер, и весь наш Новый Галлифрей.

— Я думаю, твоему проекту пришел конец.

Я ждал этого, но слова все равно ударили ощутимо. Лучше бы я их не слышал, хотя прекрасно понимал, что именно это мое детище чем-то нужно Галлифрею. Прошло немало секунд, прежде чем я снова заставил себя заговорить.

— Наверное, ты прав. Вы с Ривер вдвоем решите это, когда меня не будет. Я больше не доверяю своим желаниям. Кстати, я построил Пандорику прямо в своей Тардис. Насколько я помню, с ее использованием в соседней вселенной были кое-какие проблемы. Теперь, думаю, быть не должно. Все, что внутри Тардис — уже находится в другом измерении, и никак не должно повлиять на то, что снаружи. К тому же, сама она не взрывается и находится в полном порядке.

— Предусмотрительно…

— Я действительно все рассчитал, — и по-своему этим гордился. — Но мне нужно, чтобы снаружи ее закрыл кто-нибудь другой. Иначе я за себя не ручаюсь — я могу и выбраться, если буду знать все детали.

— Ты точно можешь, — констатировал Доктор.

Я невольно улыбнулся.

— Поэтому мне нужен ты. Сделай что-нибудь, чего я не буду знать и не смогу отменить сам при всем желании. — Говорить такое было страшно. Но. У меня всегда есть какие-то «но». Поручая кому-то другому знание о Пандорике, я даю ему ключ не только чтобы закрыть меня, но и чтобы открыть. Я не могу сдаться окончательно. Это и есть одна из моих гарантий. Моим ключом должен стать сам Доктор. Хотя он и мог сделать со своим знанием что угодно, даже стереть его для надежности. Но весь этот разговор значил просто «помоги мне». Хотя бы так, как я прошу. Или найди другой способ, если сможешь.

— Хорошо. Я согласен. Я помогу тебе сотворить с собой то, что ты хочешь. А как же Ривер?

Я прикусил губу.

— Знаю… Я испытываю большое искушение ничего не говорить ей, но… Даже не представляю, как ей сказать. Я втянул ее во все это. Проект, по сути, весь создан ее руками. А я ее теперь оставляю на поле боя, просто предаю.

Увидев ошарашенный взгляд Доктора, я замолчал. Кажется, он был по-настоящему потрясен тем, что я мог сказать такое. А вернее, сказать-то я мог что угодно — тем, что меня это может беспокоить. Он все еще был обо мне самого наилучшего мнения. Столетия не проходят даром, и даже годы, «которых не было». Но мне и правда было очень жаль. И невероятно, просто невозможно — бросить проект. И на деле, это был почти последний слабый шанс сохранить его. В каком бы то ни было виде. Когда главный фактор опасности исчезнет, и связь с прошлым будет разорвана. Может быть, тогда это будет возможно.

— Не удивлюсь, если она меня пристрелит, — закончил я с деланной беззаботностью. И будет права. Я даже не пикну о том, что не хочу на старый Галлифрей, если это сделает она.

На Антее Доктор выглянул из Тардис очень недоверчиво. Как будто ожидал, что я сбегу по дороге, и больше он меня не увидит. Я улыбнулся и помахал ему. Естественно, он не улыбнулся в ответ, да и моя улыбка не была настоящей.

— Ну как, ты проверишь ее?

Он помедлил. Может быть, я просто его заманиваю? Потом как-то странно устало улыбнулся.

— Да, конечно, пойдем.

Я проводил его к раскрытой Пандорике, показал все, рассказал, объяснил, мы обсудили все тонкости, какие вспомнили. Он исследовал ее внутри и снаружи с помощью своей волшебной отвертки, долго не хотел выходить наружу, будто ему самому там нравилось, но в итоге все-таки вышел, снял очки, задумчиво помял пальцами утомленную переносицу и констатировал, что не нашел никакого подвоха.

— С этим я шутить не могу, — сказал я серьезно. Я слишком ненавидел Галлифрей за все, что он со мной сделал.

— Что ж, кажется, нам стоит привести в порядок еще кое-что.

— Что именно?

— Кое-какие временные аномалии.

— А, ты говоришь о Шестом? — я засмеялся почти довольно. Пришло время отправить эту надоедливую версию Доктора домой. Кажется, Пандорика уже начинает работать. Что-то исправляется…

А потом мы наконец отправились к Ривер. И как всегда нашли ее в лаборатории. Я отрешенно посмотрел, как она хлопочет. Серьезно, увлеченно, почти самозабвенно. Сейчас я украду у нее это. Хотя когда-то сам навязал.

— Ривер…

— Подождите немного, мальчики! Мне надо закончить. Погуляйте пока где-нибудь.

— Ривер, прости, тебе больше не нужно все это делать.

— Я сама знаю, когда мне что-то нужно и когда не нужно. Что за срочность, таймлорды?! — спросила она на бегу, шутливо, не оглядываясь.

Мы с Доктором безнадежно переглянулись и пожали плечами.

— Ривер, я пришел попрощаться.

Что-то зазвенело, выпав у нее из рук. На станции есть бьющееся стекло? Оно брызнуло по полу мелкими осколками.

— Что?.. — наконец обернувшись, она недоуменно переводила взгляд с одного на другого. Я шагнул ближе.

— Поверь, я этого не хочу, но мне придется, иначе прошлое никогда не оставит вас в покое. Я уже поговорил с Доктором. Мы не нашли другого выхода. — Если она сейчас свернет мне шею… ну и пусть, противиться не стану, все будет не так тяжело, и не придется дальше объясняться. — Это все старый Галлифрей в моей голове. Он никак не успокоится. Он все еще хочет и может освободиться. Вам придется от меня избавиться, чтобы жить дальше. Так, как вам хочется, без этой постоянной угрозы.

— Какой угрозы, милый?

— Конца всему. — Я потер висок. — Вся война времени, и ключ к ней — здесь. Я знаю, потому что видел их, и это надо прекратить немедленно. Прости, что не предупредил, я просто не мог. Я построил Пандорику. Для себя самого. Мне так жаль, что все было так недолго. Если бы ты знала, как я тебе благодарен, за все. За то, что ты дала мне поверить, что кто-то может любить меня. Даже если это была только иллюзия. И это тоже — ради тебя. Чтобы у тебя было будущее. У меня его нет.

Ривер закрыла глаза, а когда открыла их, в них стояли слезы.

— Я против! — сказала она.

— У нас нет выбора.

— У НАС есть выбор!

— Только не у меня. Разве что ты и правда убьешь меня. У тебя есть на это право.

— Нет…

— Я думал, что избавился от них навсегда, закрыл все двери. Я ошибался. Я думал даже, что может быть, как-то изменил то, что происходит там, мне нравилось считать, что я как-то контролирую ситуацию. Но я не контролирую ровным счетом ничего и не могу доверять самому себе.

Она молчала. Только крупные слезы катились по ее будто окаменевшему лицу. Придется выдержать и это. Я взял ее за руку, абсолютно безучастную.

— Я люблю тебя. Прости, хотя простить такое невозможно. И… — мой голос дрогнул, а в глазах защипало. Но хватит, период острой жалости к себе прошел еще до разговора с Доктором и до того, как я достроил этот Черный ящик. — Тебе решать, что делать дальше. Вам обоим. Надеюсь.

Она низко опустила голову, и мне пришлось присесть на корточки, чтобы заглянуть ей в глаза. Неужели она действительно плакала обо мне? Я же был ошибкой. Способом насолить Доктору, которого она любит на самом деле. Разве я не знаю, как она ждала его?

— Ривер. Рани. Неужели я ошибся и тут?

Она вырвала у меня свою руку.

— Доктор! — воскликнула она яростно. — Ты доволен?! Доволен?! Все кончается так, как ты хотел, правда?!

— Он не хотел, — сказал я мягко. — Я уговорил его.

Она не ответила.

— Но подумай об этом иначе. Это же не смерть. Может быть, когда-нибудь, когда вы поймете, узнаете что-то, что может сделать это безопасным, вы сможете открыть Пандорику.

Я затаил дыхание. Момент истины. Плачет ли она действительно из-за меня, или из-за того, что я предаю ее и глубоко оскорбил. И пожелает мне сейчас оставаться там вечно?

— Может быть, мы попробуем через год?..

Что-то в моих сердцах радостно подпрыгнуло.

— Как вы решите, — почти прошептал я. Год — это может быть слишком мало и бессмысленно для того, чтобы разорвать связь. Но и он может показаться очень долгим. И если придется все повторить, я могу уже не согласиться… Не стоит сейчас об этом думать. Но кажется, она все же плакала из-за меня. Не ожидал… И если бы знал, может быть… да хватит уже себя обманывать.

— Может быть, мы могли бы сперва избавиться от проекта, — подал голос Доктор. — Расселить детей по разным планетам.

— Нет, — явно угрожающе сказала Рани. И это «нет» прозвучало как музыка…

— Ну что же, — сказал я поднимаясь. — Все остальное вам лучше решать без меня. Помните? Я опасен. Ну а вот и ключи, они больше не у меня… — Я вытащил из кармана ключи от Тардис и отвертку и передал Доктору. Ривер резко повернулась и вытянула руку:

— Это должно быть у меня!

Я кивнул, и Доктор, помедлив, отдал ей и то и другое, я отдал ей и свой вихревой манипулятор. Ривер шмыгнула носом и сердито смахнула с лица слезы.

— Я соглашусь с одним условием. Я лично запру тебя в Пандорике.

— Хорошо, — согласился я. — Спасибо.

Ривер вздохнула и набрала код на манипуляторе.

— Значит, в твоей Тардис?..

Мы оказались там очень быстро. Слишком быстро? Что ж, не пришлось испытывать границы собственного терпения дольше, чем нужно. Больше того, я скорее почувствовал нетерпение. Вот сейчас все закончится. Все печали и сомнения останутся снаружи, и можно будет вздохнуть спокойно. Я просто дезертир, вот сейчас я сбегу, а им останется все это… Игры собственного мозга. Я знал, что все это не так. Враг в моей голове пытается шепнуть мне, что это слабость и бегство, чтобы хоть ради этого, если не из страха, я отказался от своей затеи, оставил побольше зацепок. Хотя бы ради Ривер. Прекрати лгать самому себе, она любит Доктора. Хотя эти последние минуты, может быть, любит тебя, но только потому, что это последние минуты, и им скоро придет конец. Разве хотя бы ради этих минут не стоило все затеять? Ради этих слез, из-за которых кажется, что уходишь не в пустоту. Ради стука сердец, когда она стоит так близко, в последний раз. И хочется верить, что она однажды откроет дверь. Ей не стоит этого делать. Пусть она передумает. Потому что если она сделает это, все может погибнуть. Но так легче позволить ей активировать захваты, которые помешают мне не только выбраться, но и нанести вред самому себе, на тот абсурдный случай, если я все-таки когда-нибудь кому-нибудь понадоблюсь. Проще ответить на последний прощальный поцелуй, соленый от слез, быстрый, будто обещающий, что не последний, дать отойти ближе к ждущему снаружи угрюмому Доктору и позволить нам всем смотреть на то, как медленно закрывается трещина между мирами — дверь Пандорики.

Все. Вот это и случилось. Я же, кажется, еще не осознал этого. Просто закрытая дверь. Свет вокруг. Никаких теней. Они ведь всего лишь за стеной. А может быть, уже вышли из Тардис? Может быть, перебросили ее куда-то за край галактики? Или всего пространства-времени? Поместили в черную дыру? О нет… Почему нет? Ты что, собираешься выйти отсюда? Хоть когда-нибудь? Ты, уничтожавший цивилизации для забавы, рассеявший четверть вселенной, воровавший чужие тела и жизни, как будто это были бумажные салфетки. Как они могут любить тебя? Ты позволил им обмануть себя и сам построил себе ловушку. Они должны быть счастливы, что избавились… Они не остановили тебя! Заткнись, враг в моей голове. Мне так надоело тебя слушать. Я не в ловушке. Может быть, я свободен впервые в жизни. Никто больше не заставит меня двигаться в неизвестность. Теперь вот он — весь сияющий мир, который я создал сам. И так выглядит вечность. И никакой больше неизвестности. Это — всё.

«Заключите меня в скорлупе ореха, и там я буду править бесконечностью».

Наконец-то я знаю, что это означает.

Сны Пандорики

Cogito ergo sum. Мыслю, следовательно, существую. Время в Пандорике понятие условное. Может быть, оно несется стремительно, может быть, едва течет, как слишком густой клей. Это не имеет значения. Раз не имеет конца. Ждать его бессмысленно. Бессмысленно беспокоиться о том, что происходит снаружи. Нам никогда не коснуться друг друга.

Мне часто снятся сны. Что значит — часто? Что значит — сны? Наверное, однажды я забуду, что то, что когда-то со мной происходило, было не сном. Что было что-то другое, кроме снов. Они соткутся в целую новую вселенную, существование которой будет вечным. Пока я не проснусь. А этого не случится. Иногда я боюсь раствориться в этих снах и отчаянно вспоминаю прошлое, причиняющее слишком много боли и сожалений. Иногда поддаюсь им и позволяю убаюкать меня, успокоить. Пока они вдруг не сменяются кошмарами. И тогда спасение приходит в реальности. В единственной и неизменной реальности, которую когда-нибудь я тоже сочту всего лишь одним из снов. И буду проживать целые призрачные жизни и искать в них какой-то смысл. Менять призрачные тела, обличья, цели; и насколько неисчерпаем будет запас этих фантазий? В какой-то момент все начнет бесконечно повторяться. Но едва ли я буду помнить об этом. Я даже не могу быть уверен, что хоть когда-нибудь было иначе. Что такое реальность? Что такое вечность? В них нет ничего пугающего. Это всего лишь сны. В которых нет и не будет никакого смысла. Иного смысла, кроме забвения. Потому что кроме меня нет никого. И ничего. Один сумасшедший бог в начале всего. Безумный от одиночества. И от того, что происходило когда-то до начала времени. В какой-то совсем иной вселенной. Память о которой сотрется.

* * *

Очнувшись очередной раз, я почувствовал, что дрожу как осиновый лист. Колотило неудержимо. Как в лихорадке, которой тут быть не могло. Пандорика сохраняет неизменным все, что в ней находится, вот только к этому не относится то, что содержится у тебя в голове. Еще один черный ящик внутри другого черного ящика. Вечность… вечность… вечность! Что я натворил? Я в самом деле считал, что так будет лучше? Для кого? Для того, кто якобы не способен совершить убийство? Для меня? Я что, на самом деле настолько себя ненавидел? За весь Галлифрей? Как его тайного агента? К чему эти вопросительные интонации, когда я знал точно. Ненавидел. За то, что не могу делать, что хочу. За то, что не знаю, чего хочу на самом деле. И хотел сделать вид, что не знаю ни сомнений, ни страха, и не боюсь остаться наедине с самим собой. С тем собой, которого ненавижу. С которым сделаю то, что сделал. Я же не умею развязывать узлы, умею только рубить. Не исправлять — разрушать. Но теперь ведь… и исправлять незачем. Ах да, вот еще зачем. Словно остужающей волной опять нахлынуло спокойствие. Ведь это место, где ты все-таки остаешься более неизменным, чем где бы то ни было. Пока еще все было не так плохо, это хотелось сохранить. Тоже навечно. Со всем плохим — и все хорошее. Когда лучшее — невозможно. Но что может выиграть в итоге? В месте, где мы остаемся неизменными. Или почти неизменными. Это не имеет никакого значения, никакой опасности для того, что снаружи. А для того, что внутри? Вот для чего. Конечно. Только для этого… Может быть, мне приснится Ривер. Которой я уже никогда не смогу навредить, как бы ни сходил с ума. Которой мог сделать этот единственный страшный подарок.

* * *

Если я когда-нибудь выберусь отсюда, это нужно будет назвать летописью безумия. Уже какое-то довольно длительное время, с неопределенными промежутками, я развлекался мыслями о том, что надо будет сделать с Доктором, если он однажды откроет дверь.

Надо полагать, я регрессировал.

Почему бы нет, если в этом нет никакого риска? Для чего быть на высоте, если никому от этого нет никакой радости? Втолкнуть внутрь его самого и запереть на пару тысяч лет было самым мягким из того, что приходило мне в голову. Только мне же будет скучно, что нельзя сделать чего-то другого? Не будет, если забросить его в прошлое и вытащить через минуту — минуту для меня, и целую пропасть веселых мыслей для него. Или не надо так долго? Чтобы не отвлекался и не забывался?

В конце концов, это было так привычно — придумывать, что с ним можно сделать. И что сделать для того, чтобы захватить вселенную. Теперь можно продумать в тонкостях столько деталей! Рассмотреть столько планов! На все есть время.

Если подумать, за целую вечность можно придумать что угодно. Даже как выбраться отсюда. Если все равно тут больше нечего делать. Можно вспомнить детали всех схем. Я же сам построил эту штуку, я сам придумывал, как обмануть себя. Неужели теперь я могу не разгадать собственные загадки? Старинный теософский вопрос — может ли бог создать камень, который не сумеет поднять? Или даже загадки Доктора? Когда у меня есть все время мира? А я ведь знал, что так будет. Это было неизбежно.

Я вспоминал, просчитывал, раздумывал — куда нужно нажать, в какую точку, чтобы разомкнулся хоть один капкан. Все чертежи и схемы были у меня в голове. Кое-чего не хватало, это были случайные коды, изоморфные печати, но было бы время — а его было предостаточно…

Однажды я в точности просчитал, что нужно сделать, чтобы освободить правую руку, и просто надавил пальцем в нужную точку — где не планировалось никаких замков и тем более ключей — но все сошлось в одной этой точке. И готово — захват разомкнулся. После всего, невозможно долгого времени, это казалось невероятным! Я потряс рукой, провел ладонью по лицу, взъерошил слегка повлажневшие от возбуждения волосы — от того, сколько раз меня тут бросало то в жар, то в холод, мне следовало давно скончаться от обезвоживания, но Пандорика исправно возвращала все на место. Каждую молекулу. Замкнутый цикл. Все, как было в то мгновение, когда закрылась в дверь, и в соответствии с идеальным паттерном.

Дальше было проще. Разобрать захваты с любого конца — сперва, где можно дотянуться, потом уже где угодно. И вот уже можно пройтись, попрыгать, коснуться стен — только осторожно, масса ловушек была настроена и на такой случай, некоторые из них очень даже неприятные, и где, собственно говоря, какие?.. Идиот. Кажется, я сам стер себе часть памяти. Неважно, я знал, что это может мне понадобиться, именно потому, что смогу однажды все разгадать. Я долго исследовал стыки и сами стены, вспоминая, где что было проложено, встроено, как взломать эти «нервные узлы», где один замок переплетается с другим, с сотнями других, как обойти, обмануть их. Я увлеченно решал эти задачки с бесконечным множеством переменных, пока приятно не замерцало в глазах. На сегодня достаточно, прорыв уже совершен, я разгадываю эти уравнения почти бесконечность, теперь стоит отдохнуть и продолжить на свежую голову.

Что-то удерживало мою руку. Странно. В чем дело? Я недоуменно сморгнул, чувствуя, что почему-то не могу пошевелиться, и уставился на захваты, которые были на месте, будто я их не открывал. И я был на месте.

Как это?.. Я почти задохнулся, сообразив. Как я мог забыть? Она все возвращает на место! Каждую молекулу!

Не только возвращает, но должна, на самом деле, и удерживать!.. Я снова нажал на «разгаданную точку» и ничего не произошло. Либо все цепи сменили комбинацию, собравшись заново, либо… а было ли это? Я панически огляделся, но спрашивать было абсолютно некого. Мне все это приснилось? Сложные цепочки никчемных формул, полное ощущение реальности, или я сплю прямо сейчас? В какой момент я спал, а в какой нет, я представить не мог.

Я испробовал все, что придумал — безрезультатно.

Ужас… Я схожу с ума. Но это могло быть и правдой. Только теперь все придется рассчитывать снова. И лучше сразу придумать, что делать дальше. И помнить о провале в памяти. И о том, что Доктор добавил что-то, что мне неизвестно.

Если это вообще хоть раз было.

Доктор, я тебя убью, когда выберусь!..

Но я же сам заставил его это сделать. После всех веков, что гонялся за ним, чтобы уничтожить. И в итоге сам дал ему со мной разделаться, в стремлении все сделать навыворот. Что угодно, лишь бы навредить Галлифрею!

А почему я так сделал? Потому что Галлифрей снова дотянулся до меня. Через странные видения, со странными словами, которые должны были привести — к чему? И вот теперь меня охватила настоящая паника. К этому!

Они знали, какой горячей любовью я к ним пылаю! Они не могли не предвидеть, что любые их слова я так или иначе истолкую именно так, как истолковал. И непременно сделаю с собой что-то!

И может, не только я, и некому их будет остановить! Или, если не остановить — это просто их последняя месть — дотянуться до нас. Смутить. Свести с ума. Убить. Уничтожить.

Доктор! Открой эту чертову штуку! Если сам еще цел!

Если бы эту коробку могла открыть Рани, он бы ее уже открыла! Я знаю, что это ты! Я знаю, что сам просил тебя сделать это! Но хватит!

Неужели ты дашь нашим врагам выиграть только потому, что я сделал эту маленькую… эту чудовищную ошибку!

А если нет?..

А если да?..

Проклятье… Чем бы это ни кончилось! Пусть этот проклятый ящик откроется! А потом отправьте меня хоть в черную дыру, хоть в центр звезды, только не думать обо всем этом…

Но ты же заслужил именно это — думать. Особенно если ты ошибся. Сколько же можно ошибаться? Отправляя себя сюда, ты знал, что делал. Ты хотел именно этого. Думать о том, что ты сделал и зачем. Вечно, если понадобится. Столько, сколько потребуется. Потому что это единственное, что может тебя пробрать по-настоящему.

И все-таки не избавляет от ошибки.

* * *

На самом деле, я ведь не впервые был в подобной ситуации. Хоть и не в точности такой. Например, на Тракене. Когда, казалось бы, оставалось только исправно участвовать в местном почвообразовании, в поле, нейтрализующем все негативные импульсы. Впрочем, эта защита оказалась не такой уж абсолютной. Ни для меня, ни для самих жителей Тракена. И именно там я нашел себе новое воплощение, когда моя обычная жизнь была исчерпана. Во всех тех случаях меня поддерживала неукротимая ярость, побеждающая в конечном итоге — если не сдаваться и ждать достаточно долго, и знать свою цель — можно преодолеть что угодно. Что изменилось на это раз?

Изменилось то, что я сам все это затеял. Сыграл против себя. Раньше все неприятности бывали только происками врагов, и их следовало переломить, без всяких сомнений, растереть в порошок. Но теперь врагом себе был я сам. И какой из этих «я» на самом деле был мной? Ни один из них? Оба сразу? Кому из них я мог доверять? Кому мог доверять извне? Не Доктору. Я так привык, что он всегда стремится остановить меня, когда, я знаю сам, дело заходит слишком далеко, что понадеялся на него и сейчас. И запаниковал, когда он даже не попытался этого сделать. Но может быть, все правильно? Никто не идеален. И это не обязательно повод вычеркивать себя из континуума. Раз я сам знал, где следует остановиться, знал лучше него. Так может быть, я просто должен верить себе?

Хотя теперь, когда я вытворил такое, это непросто.

Да, я опять забыл… там был не только я. Был Галлифрей. Все это время я не знал, а он был со мной, определяя все, что могло со мной случиться. Теперь я знаю. Все в порядке. Без меня там все будет к лучшему. Но если вдруг, когда-нибудь, дверь откроется, я смогу удержать его на расстоянии. Его время прошло.

* * *

— Ну вот ты и получил свое, на всех фронтах.

Рассилон? Я с усилием открыл глаза. Голова тяжело кружилась. Галлифрей? Не-ет. Пандорика. Отлично.

— Тебя не существует, ты в курсе? Ты только в моей голове.

— Небольшое техническое противоречие. Я существую в твоей голове, но меня не существует?

— Именно. Потому что я не хочу, чтобы ты существовал.

— Но теперь, когда мы здесь навечно, твои желания мало что значат…

— Угу. Посмотри на себя.

— Зачем?

— У тебя в груди прожжена дырка. Потому что я так хочу. И ты продолжаешь сгорать — медленно. Потихоньку. И сейчас ты это даже почувствуешь!..

Его лицо потемнело и исказилось.

— Однажды все будет иначе! Ты знаешь!..

— О, с каждым разом это будет делать проще, и к тому времени я так привыкну к тому, что ты только кучка пепла, что это даже перестанет забавлять!

— А то, что ты все равно сделал все так, как мы хотели, тебя перестанет забавлять?

Ожог на его груди мгновенно сильно уменьшился.

— Это неважно. Меня там больше нет. И это единственное место, где ты еще можешь появиться.

— А, так все-таки могу!

— Бесполезная зацепка, призрачное ты ничтожество!

— Только не ничтожество, и ты отлично это знаешь. Что случилось со вселенной? С той вселенной, в которой Доктор попал в Пандорику?

Она взорвалась.

— Правильно, она прекратила свое существование! Угадай, почему. Потому что Пандорика — часть плана и механизма по уничтожению пространства и времени. Вот только, к сожалению, сохранилась побочная ветвь.

— Потому что здесь я уничтожил Трещину.

Он улыбнулся.

— Которую создала Пандорика. Но рано или поздно — все случается по плану. Ты ее «уничтожил», но в этой побочной ветви ты же создал новую.

— С этой вселенной ничего подобного случиться не должно. Пандорика отделена от нее.

— И находится в Тардис, с энергией изначальной Трещины в самом ядре. Гениально!..

— Прекрати. Это полностью преобразованная энергия. Разрушение, созидание — неважно что!

— Действительно неважно. Но насколько надежно все это закрыто? Так или иначе — мгновенно или с опозданием, с одним эффектом или с другим. У Тардис есть дверь. И она закрыта не в любой момент времени, может быть достаточно мгновения для цепной реакции. И если она будет замедленной, ее заметят, когда будет слишком поздно. Для всех вас.

— Если произойдет что-то необычное, они просто откроют дверь.

— Если догадаются вовремя и успеют!..

Он подернулся мутной рябью и исчез.

— Рассилон! Вернись, скотина!

Его же не существует!.. Я просто только что окончательно проснулся. Но то, что пришло мне в голову в таком виде — насколько это было невозможно?..

Нет. Спокойно. Они бы успели. Мы все знали о риске. Значит, если ничего не происходит, все в порядке. Это только кошмар. Плохо только, что кошмары тут рано или поздно становятся единственной действительностью.

Но когда-нибудь и они смешаются и растворятся в чем-то новом. Им, конечно, страшно уходить. Ну что ж, пусть боятся. Это правда почти что забавно.

* * *

Я вспоминал Ривер. Она мне почему-то не снилась. Только вспоминалась. Может быть, мозг пока избегал как-либо искажать этот образ. Наверное, это произойдет в последнюю очередь.

Почему она плакала? Почему она так плакала? Кажется, я ожидал больше гнева, чем слез. И теперь я почти не мог о ней думать. Хотел увидеть, и не мог. Потому что не хотел терять то, что по-настоящему было, затуманивать фантазиями или мечтами о несбыточном. Потому что когда это наконец произойдет, когда мне приснится, что она придет за мной, это будут самые страшные сны из всех. Потому что я не сразу прекращу просыпаться. Это будет случаться снова и снова, пока я не возненавижу ее. И тогда я потеряю ее окончательно. Я еще не был к этому готов, и не хотел этого. Кажется, мне нравилось… любить. Это было очень странное, непривычное чувство. И я не знал, что мне с ним делать. Кроме того, что я не хотел его терять.

Тролль из коробочки

(еще один хэллоуинский спецвыпуск)

Пандора — значит «Всем одаренная».

Буквально всем. И добром и злом. Только все зло — спрятано в ящике. До поры, до времени.

Природа стремится к совершенству. К своей полноте. Пока ящик не открыт, всегда будет чего-то не хватать. Сама эта нехватка станет недостающим злом…

На этом месте моя сказка, которую я сам себе рассказывал от скуки, избегая размышлений о естественной энтропии и туннелировании — все эти штуки крошат не только стены, а процесс все равно максимально приторможен — дала сбой.

Если этой нехватки будет достаточно — зачем будет открывать ящик? Зло можно заместить другим злом. Так понадобится ли прежнее когда-нибудь? Хоть все равно останется неполнота. Сколько богов заперто за пределами вселенной, в которой они когда-то властвовали? Отвратительно. Теперь я — один из них. Время всем дышит в затылок. Даже там, где его, как будто, нет. Но если его нет, то протяженность чего именно я могу ощущать, считая, что оно было долгим?

«Сколько времени ты там провел?»

«Не знаю. Вечность… Мгновение».

Есть места и обстоятельства, в которых эти понятия становятся равнозначны. Только от этого не легче. Потому что — равнозначно. И в одном мгновении спрятано слишком много.

Этот щелчок мог мне просто померещиться, но я мгновенно встрепенулся, зная, что он — настоящий. Глубоко вдохнул воздух, который тут же стал другим — невообразимо другим! После того как целую вечность всё было неизменным. Сердца забились сильнее, и кровь побежала с таким напором, будто хотела разорвать сосуды. Все сдерживающие оболочки. Ну же, только не останавливайтесь!.. Загудели сервомоторы, размыкающие захваты, и я выскочил из кресла пулей. Как ошпаренный.

Я много раз представлял себе этот момент, и каким мог бы тогда оказаться — совершенно обезумевшим, погрузившимся в сонное безразличие, считающим, что мне все только снится, и что все остальное, что бы это ни было, всегда будет для меня сном. Но ты знаешь, что не спишь, когда твоя собственная кровь пытается от возбуждения разорвать тебе голову, и пульс бешено отбивает четыре такта, которые ты едва можешь выносить, но они — настоящие!

— Ривер! — Я поспешил выпрыгнуть из коробки и отойти от нее подальше.

Я себя чувствовал… черт побери, я себя чувствовал, как будто никакой вечности не было. Хотя я знал, что она была, и ни за что бы не хотел ее повторить или продолжить. От одной мысли кровь стыла в жилах. Но чувствовал — будто прошло мгновение. И кажется, даже с ума сходить не собирался.

— Доктор!

Выглядели они как-то невесело, хотя на лице Ривер было написано что-то похожее на громадное облегчение.

— Так что случилось! — спросил я радостно.

Даже если взорвалась Вселенная — это куда веселее, чем пребывание в полной неизменности. Едва ли меня сейчас могло расстроить вообще хоть что-то. Даже если Галлифрей вдруг выкатится над горизонтом, я был настроен с удовольствием подраться и, в крайнем случае, честно свернуть себе шею — все тоже развлечение. Только никаких больше «игр в ящик»!

— И сколько прошло времени?

Они немного замялись. Но похоже — не больше года, как и обещала Ривер, это чувствовалось по ним самим. Даже меньше. Так по какой же причине?.. Не просто же потому что соскучились… Хотя, в какой-то степени, это было бы неплохо.

— Тогда просто — что случилось? — может, я слишком быстро выпаливал вопросы? Это я мог…

— Тебе удалось заморозить вселенную, — ответил Доктор.

— Что-что мне удалось?.. Если вы забыли, я был здесь.

— Именно так ты ее и заморозил! Остановил броуновское движение и закрыл все естественные рифты! Повсюду!

Я открыл рот от восхищения.

— Правда?! Здорово!!! И это несмотря на все предосторожности?

Доктор вздохнул.

— Видимо, из-за предосторожностей. Да, звезды не взорвались. Наоборот — они застыли. Начиная с окраин пространства и времени, и процесс почти дошел до эпицентра. То есть, сюда. Собственно уже дошел, когда мы извлекли твою Тардис из временной ловушки. Аварийный протокол выбросил ее в ту точку на орбите, где она была в тот момент, когда твоя Тардис превратилась снаружи в «ледяную звезду». Теперь она замораживает последнее оставшееся во вселенной солнце…

— Чудесно!

— Назвал бы это как-то иначе… — он бросил мне что-то, и я это что-то поймал.

— Что это? — спросил я, уже отлично видя, что это вихревой манипулятор.

— Я вижу только один выход из положения. Вы с Ривер переместитесь в параллельную вселенную, в которой все будет в порядке, а я взорву Тардис вместе с Пандорикой, чтобы организовать новый Большой взрыв.

И этот чудак повернулся к консоли, начав что-то быстро на ней переключать.

— Эй, что это ты делаешь?!..

— Запускаю самоуничтожение.

— Черта с два ты его запускаешь!

Я подскочил ближе и запустил резервный личный блок. Все заглохло, кроме периферийных систем, в число которых входили и сканеры, на которых была видна чертовски нестабильная последняя звезда.

— От вселенной уже ничего не осталось!..

Звезда на сканерах не то чтобы взорвалась, а лопнула как хлопушка с конфетти, рассыпалась полузамерзшими хлопьями.

— А вот и вообще ничего не осталось! Красота какая! — я рассмеялся. Кажется, никому больше не было весело. Но это неважно. Мне было хорошо, и все казалось пустяками. Тем более, сколько вариантов возможного развития событий я прокрутил мысленно, пока был в Пандорике… все казалось таким простым. Или, по крайней мере, не имеющим особого значения. — Бросьте! Нам некуда торопиться. Все уже сгинуло. Так давайте подумаем спокойно, что мы можем сделать.

— Кажется, ты настроен оптимистично.

— Еще бы я не был настроен оптимистично! Особенно оптимистично потому, что ты ошибся, Доктор!

Доктор посмотрел на меня ошарашенно.

— Я?!

— Именно! Так же, как я. Ты согласился, что это отличный выход, — я указал через плечо на Пандорику. — А в результате вселенная замерзла. Значит, ошибиться могу не только я! Ты не представляешь, как меня это радует!

— Хорошо, — он сердито оперся на консоль, сложив руки на груди. — И что мы будем делать дальше? Вселенной нет, есть только Тардис, и в ней три повелителя времени. Так и будем тут сидеть дружной шведской семьей?

— А что это тебе так не терпится взорвать мою Тардис? Между прочим, она мне бесконечно дорога, и ты ее не получишь!

— А какой смысл? Если кругом ничего нет.

Я пожал плечами.

— Давай сперва подумаем. Взорвать Тардис с Пандорикой мы всегда успеем.

Я огляделся, потом бессознательно потянул носом и посмотрел на сканер, показывающий Тардис снаружи.

— Посмотри!

— На что?

— На сканер. Ты говоришь — «Ледяная звезда»? Но это больше не Ледяная звезда. Всего лишь за время, которое мы тут с вами говорим.

Он вздохнул.

— Это слишком медленный процесс. Так не восстановить вселенную.

— Да подожди же, подожди! Ривер! Это ведь больше никакие не спойлеры: то, что было в другой вселенной — это было в другой вселенной. Я думаю, мы отлично можем поговорить об этом. Ведь правда?

— Да, — сказала Ривер. — Конечно!

— В тот раз все звезды взорвались. Но у нас они не взорвались, только замерзли. Хотя прекращение всякого движения означает потерю понятия поля, а в итоге и самой материи. В конечном счете. Итог должен быть тот же самый. Но все-таки замедленней, через барьер изолированной Тардис. Итак, у нас пока еще имеется огромное количество глыб льда. Нам нужно не взорвать все это, столкнув, перемешав, выкинув дублированные остатки за край вселенной, нам нужно все это раскачать. У нас есть Тардис, и мы находимся прямо в ней, вместе с Пандорикой, «свет» из которой уже «растопил» обшивку снаружи. Как еще можно распространить этот «свет», не взрывая тут ничего — как его рассеять по пространству-времени, во все уголки?! — Я поглядел на Доктора, потом на Ривер, и улыбнулся: — Ну же! Вы же знаете ответ! Что уже находится везде и повсюду?! Тардис!

— Она не настоящая! — сказал Доктор.

— Еще какая настоящая! — обиделся я. — Иначе бы она не работала. По крайней мере, в своей основе она действует на том же принципе. Мы должны засунуть Пандорику прямо в ее ядро…

— И она взорвется…

— Едва ли. Мы телепортируем Пандорику в окружающее ядро возмущение континуума, прямо во временной вихрь, который и разнесет ее атомы повсюду, как живой эталон.

— Не факт, что у тебя что-то получится, — скептически заметил Доктор.

— А что получится, если мы сделаем так, как ты предлагаешь?

— Ну, вы окажетесь в новом мире. В котором, к тому же, не будет меня, и я не буду вам мешать. Вы можете все начать сначала.

— Еще чего! А кто сказал, что ты нам мешаешь? Я уже молчу про свою Тардис. Но… — Я снова посмотрел на Ривер. — А как думаешь ты? Как нам стоит поступить? Стоит бросить все, что мы начали? Или… скажи мне — вы закрыли проект?

Ривер покачала головой.

— Нет.

— Нет?!

— Хотя я был против! — вставил Доктор.

— Против? И вы не действовали вместе?

— Нет, — повторила Ривер и посмотрела на Доктора неприязненным взглядом.

Я посмотрел на Ривер с улыбкой, почти зачарованно. Она их не бросила! Что ж, прекрасно. И я тоже не хочу ничего терять, и ни от чего не хочу отказываться! Это просто не дело! Разрушить одну вселенную, бросить, потом уничтожить еще одну, и еще… И это не говоря о том, что о чем мы вообще говорим?! Все естественные рифты закрыты. Куда мы можем убраться? Просто за пределы Тардис, чтобы быть восстановленными в Большом Взрыве, тогда как Доктор будет контролировать взрыв и наверняка сделает все, чтобы уничтожить и мой проект. Просто так, из предосторожности. Ну нет уж, что за бессмысленная возня!

— И какая разница, даже если у нас ничего не выйдет? Ну, эта вселенная погибнет, и все выйдет так, как ты и хотел, всей этой «неправильной» реальности просто не будет. Или не будет только нас. Что тоже для тебя должно быть неплохо. Кажется, ты считаешь себя аномалией, которая создала всю эту побочную ветвь? Но ее создал не ты, знаешь ли. Ты сам существуешь потому, что она была создана. И ты знаешь, кем. И знаешь, что Ривер — тем более аномалия, ее прошлое в будущем другой вселенной! Так почему ты хочешь погибнуть, но так, чтобы мы остались? Или мы все останемся, или нет. Если мы все рушим, то мы все разрушим и без тебя. Если все восстановим, значит, мы тут на месте, и тут — все правильно! Согласен? Ривер, ты согласна?!

— Я — да!

— Гм, — сказал Доктор. — Вселенная, которую ты собираешься восстановить, уже была нестабильна.

— Она будет стабильна! Ты помнишь, когда начались все проблемы?

— Когда я появился…

— Нет. Когда мы полетели в Библиотеку.

— И твоя Тардис срезонировала с Трещиной. И ты думаешь, что эта вселенная стабильна?

— Конечно. Срезонировало не ядро моей Тардис — энергия действительно полностью преобразована. Трещина в той вселенной была результатом взрыва всех звезд и взрыва Тардис, прокатившегося отдачей во времени назад, от этого самого события. От закрытия Пандорики. И тут произошло то же самое. Со следом старой Трещины срезонировала новая Трещина — в моей собственной Тардис, потому что именно в ней я построил Пандорику. Потом. После всего этого. — И это, судя по всему, была «невидимая» Трещина, лишенная свечения: все застыло, а не взорвалось. — Но отдача уже прокатилась, раньше, чем мне пришло в голову это сделать. И именно через эту новую Трещину сюда попала Пандорика Одиннадцатого тебя. А потом я ее скопировал. Петля причин и следствий! Но теперь, когда Пандорика будет рассеяна, ничего не помешает этой вселенной быть стабильной, как и той, другой, верно, Ривер? Она ведь была стабильна?

— Насколько бывают стабильны все вселенные.

— Ну, пробуй… — кивнул Доктор.

— Отлично! — Я снова подключил консоль и настроил телепорт. Пандорика замерцала и растворилась, переместившись в вихрь. Прощай, чудовище! А теперь…

— А самоуничтожение ты отключил? — поинтересовался Доктор.

— ?.. Эй, а ты чем был занят все это время! Я думал, ты отключил… — Раз уж процесс все еще как-то продолжался после перехвата управления, и он об этом знал.

— Но там же твои коды…

— Но ты же запустил процесс!..

— Как запустить-то я разобрался, а вот останавливать-то не планировал…

…

— Уф, — выдохнули мы через минуту. — Ну, ждем, что дальше?..

Ривер подошла к консоли и постучала по сканеру.

— Кажется, мы больше не на орбите.

— О, чудненько!.. Значит, там уже что-то есть!

На сканере был коридор. Тот самый, в котором стояли когда-то наши Тардис. Значит, база цела… И звезда над ней, скорее всего, восстановлена.

— На самом деле, учитывая, что именно было в Пандорике — атомы вселенной, по ее состоянию на тот момент, когда ее дверь была закрыта в прошлый раз. Так что… — я поглядел на монитор. — «Сверим наши часы?» Мы в том самом моменте. Так сколько там было — полгода, которых не было?

— Гм… — повторил Доктор. — Ну, что же, значит, мы просто выйдем отсюда, как вошли буквально «несколько минут назад». — Он посмотрел на меня с легкой укоризной. Я подмигнул. По крайней мере, на этот раз я сам «вернул время вспять». — И пожалуй, я вам больше не нужен…

— Но теперь, у тебя снова есть место, куда ты можешь возвращаться, когда захочешь. — Я бросил ему обратно его вихревой манипулятор, но на всякий случай кивнул на сканер, где виднелась стоящая в коридоре его синяя «полицейская будка».

Он посмотрел удивленно и усмехнулся.

— Ты хочешь сказать, что у меня появился дом?

— Конечно. И знаешь, я думаю, что кое в чем еще ты был прав. Думаю, я не буду расширять проект. Я не буду бросать его, но остановлюсь на том, что уже сделано. Рисковать притяжением подобного и подобного… По крайней мере, искусственно ни к чему. Форсировать и гнать — незачем. Займемся качеством. Пусть все идет дальше естественным путем. А может, ты еще возьмешь себе новых спутников, которые будут очень похожи на тебя!..

— Ну нет… — рассмеялся он.

— Никогда не поздно передумать! Ты знаешь, где нас искать.

— Очаровательно, — то ли усмехнулся, то ли вздохнул он. — Это очень странный конец.

— Потому что это не конец. Это какое-то новое начало. И продолжение.

И как же я был рад, что никакой Пандорики больше не было!.. Хотя, строго говоря, она была теперь рассеяна всюду — всё её содержимое — и мое, заключенное в ней, безумие, все кошмары, рассеянные во все уголки континуума. Но ведь это «преобразованная энергия»? И как бы то ни было, так все равно было всегда. По крайней мере, в этой вселенной. Да если уж говорить начистоту, во всех без исключения. Все дары мира, и все его зло. Связанные неразрывно.

Берлинское печенье, или Откуда берутся дети

(сезон 2)

Космический корабль, пронесшийся над Берлином, задымился и рухнул в пригороде. У меня многое было подготовлено на случай таких эксцессов, так что Абвер очень быстро оцепил территорию вокруг корабля, не допуская туда никого, в чем им очень помогали небольшие генераторы телепатического поля, которые они, сами того не зная, носили с собой, и которые были расставлены по всей моей временной штаб-квартире. Я оперативно перенесся поближе к кораблю-пришельцу сам, с помощью своего вихревого манипулятора, понаблюдал, как из открывшегося люка, повертев головой, высунулась какая-то светловолосая девица очень гуманоидного вида, и отправился встречать гостью со всем, так хорошо удающимся мне, радушием.

— Добро пожаловать на Землю! Позвольте представиться, адмирал Канарис, шеф военной разведки Германии. На всякий случай, замечу, что у нас сейчас 1938 год. Как я вижу, у вас некоторые проблемы?

— Никаких проблем, — довольно настороженно, если не враждебно откликнулась девица. Впрочем, судя по ее практически военной выправке, это действительно была далеко не враждебность.

— Конечно, конечно, я вижу, просто ваш корабль совершил вынужденную посадку. Не обращайте внимания на этих замечательных ребят в оцеплении, они тут для вашей же безопасности. Обычные люди этого мира не привыкли к случайно падающим в пригороде космическим кораблям.

— А вы, стало быть, не обычный?

— Военная разведка с чем только не сталкивается. Можете поверить. И даже поверить в то, что я могу помочь вам починить ваш корабль. Это пара пустяков.

— Но не прямо сейчас?

— Нет, конечно, не прямо сейчас. Вы позволите пригласить вас в нашу резиденцию? Мы поговорим немного, вы придете в себя, может быть, вам тоже захочется что-то узнать. Вы ведь путешествуете? А потом мы посмотрим, что можно сделать с вашим кораблем.

Блондинка цепко осмотрелась по сторонам.

— Я так понимаю, что отказаться от приглашения не выйдет?

— Почему же? Можете отказаться. Только это будет совершенно бессмысленно. Какой вам толк сидеть тут в этом корабле, если можно совершить небольшую экскурсию.

— Насколько можно судить, у вас тут довольно часто падают космические корабли?

— Все относительно. Да, часто. Хотя обычные земляне об этом пока толком не в курсе. Ну что ж, моя прекрасная леди, автомобиль подан!

И мы укатили в Берлин. Было в этой девушке что-то странное, очень узнаваемое, узнаваемое почти до запретности собственным сознанием. Глушители, которые я расставил по городу, не позволяли бы обнаружить поблизости присутствие повелителя времени, но практически в непосредственной близости…

— А позвольте спросить, — снова заговорил я со всей беззаботностью. — Не сочтите за бестактность. Но сколько у вас… сердец?

— А сколько должно быть? — настороженно откликнулась гостья.

— Ну, к примеру, для жителей этой планеты свойственно иметь одно. Но мы знаем кое-каких инопланетян, обладающих двумя — они как раз очень похожи на людей, так же, как вы. Но раз вы тоже инопланетянка, есть смысл предполагать, что у вас их тоже два?

— Одно сердце? — скептически переспросила девица. — Непредусмотрительно!

— Ну уж как есть…

Мы прибыли в штаб-квартиру Абвера, и я все еще пытался наладить контакт с инопланетянкой, которая осторожничала вовсю и не желала даже открывать своего имени, когда в открывшуюся дверь кабинета прошли Элис Саксон — дипломатка из Британского посольства, которую было велено пускать ко мне в любое время, и… Ривер. Женщина-загадка, о которой в своей недавней речи обмолвился фюрер, пообещавшая ему превращение людей в богов в самые сжатые сроки. Она не знала, что я окопался здесь, наблюдая за ней. Но конечно, сейчас ее не могли обмануть никакие генераторы телепатического поля, она отлично видела, кто я, хотя не могла ощутить ранее мое присутствие. Ее лицо осталось совершенно каменным, что меня немного удивило и даже расстроило. Я представил инопланетянке вошедших, а потом… дверь закрылась позже, чем было нужно для того, чтобы они вошли. Кроме того, у меня кругом были понатыканы датчики, которые нейтрализовывали преждевременное обнаружение меня, но давали мне вместе с тем некоторые преимущества…

Я оборвал беззаботный рассказ об испытаниях всякими юными конструкторами-энтузиастами новых типов самолетов, которые падают, как вы можете заметить, едва взлетев, и обратился к пустому пространству:

— Мне кажется, нас в этой комнате более, чем четверо. Здравствуй, Доктор.

Послышался негромкий вздох, и я увидел его у стены, недовольно сложившего руки на груди и созерцавшего меня поверх очков. Фильтр восприятия. Очаровательно.

— Ну и что ты здесь делаешь? — вопросил он.

— Наблюдаю за человечеством.

Его взгляд метнулся к блондинке.

— А что тут делаешь ты?..

— Если ты еще не в курсе, ее космический корабль совершил аварийную посадку в пригороде Берлина. Я предложил свою помощь.

— Ну-ну…

— Привет, папа.

— Ах, папа! — Странности в блондинке прояснялись. — Откуда?..

— Вы, в вашем возрасте, не знаете, откуда берутся дети? — ехидно парировала блондинка.

— Да в том-то и дело, что знаю, что может быть слишком много вариантов! Кроме естественного…

— А где настоящий Канарис? — полюбопытствовал Доктор.

— В командировке. Уже несколько дней, прибудет через неделю. Если хочешь, можем устроить так, чтобы его задержали. А зачем тебе?

Он кивнул каким-то своим мыслям, и кажется, его это немного успокоило.

— А какое отношение к тебе имеет Элис Саксон?

— У нас дипломатические связи. Это очень полезно.

— Какое я могу иметь отношение к адмиралу Канарису?! — удивилась мисс Саксон.

— У вас замечательная фамилия, — весело ответил я. — Такая патриотическая! Тут все чисто, Доктор, у меня фамилия греческая… ах да, я забыл, что я не настоящий Канарис, ну да ладно, пустяки!

— Так вы не настоящий? — спросила блондинка.

— О, да какое это имеет значение! Тут все свои и все инопланетяне, можете быть спокойны!

— Инопланетяне?! — вопросила мисс Саксон. — Что тут происходит?

— Именно. Но не волнуйтесь, это совершенно безопасно для Британской империи. А если что, мы просто сотрем вам память…

— Мастер! — укоризненно сказал Доктор.

— Что? — удивился я. — Не убивать же ее из-за таких пустяков, правильно?

Доктор закатил глаза.

— Так, ну а что тут у вас с генетическими экспериментами?!

— А вот тут ничего, — ответил я серьезно. — Я надеюсь. Конечно, кое-кто в публичном выступлении сказал нечто… — Я посмотрел на странно молчащую все это время Ривер и увидел у нее на глазах слезы.

— Извините, мы никуда не уходим, мы просто в соседней комнате.

Мы с Ривер выскочили за дверь куда-то в приемную с мягкими диванами.

Она присела на один из них и вытащила носовой платок. Молча.

— Ривер!

— Что ты здесь делаешь?

— Слежу за тобой. Тихо. Так, что ты даже не знала, что я рядом. Но я не мог отпустить тебя сейчас одну. Когда я увидел, что пропала твоя Тардис…

— Почему?

— Потому что с тобой что-то происходит. С тех пор, как я вышел из Пандорики. Началось это наверняка еще раньше. Я знаю, то, что я тебя тогда оставил, было ударом. Но я не мог иначе — вселенная разваливалась.

Она молча кивнула.

— И еще, мы удалили наногены эфемеров. Ты говорила, что после этого может что-то сильно измениться. Но ничего не изменилось! Я не думаю, что это они на нас действовали! Эти проклятые мелкие твари! Они могли изменить нас физически, но ты же не думаешь, что из-за них я мог сотворить с собой такое! Просто не было другого выхода. И еще, я представляю, в каком ты сейчас состоянии, примерно в таком, в каком я был тогда, и я не хочу, чтобы ты сделала что-то страшное, что-то страшное с собой. И я знаю, что можешь, так же как знаю себя. Но я не знаю, что мне делать, когда ты плачешь. Уйти и не мешать? Остаться? Просто не знаю. Поэтому не показывался на глаза и ждал. Давай вернемся? Просто вернемся?

Она снова кивнула. Но исходящее от нее напряжение как будто ослабло. Я тихо выдохнул и открыл дверь в кабинет. Кажется, Доктор уже пытался в нее заглядывать, чтобы убедиться, что мы еще тут?

— Давай сделаем вид, что это только веселая игра.

Мы вернулись к обществу, и к чаю с печеньем добавили шотландского виски. Доктор и его дочь Дженни — Доктор сам назвал ее имя, она же так и не сподобилась — препирались о том, стоит ли пускать «папу» в корабль, который еще и должен был спустя какое-то время «самовосстановиться».

— Заметь, Доктор! — заявил я менторским тоном. — Твоя дочь путешествует повсюду, понятия не имея ни о причинно-следственных связях, ни о временных линиях, ни о «фиксированных точках». — Я выяснил это за время предыдущего разговора. — Так что ты уж сделай с этим что-нибудь. Учи сам, или я приглашаю ее для обучения на наш Новый Галлифрей.

— Нет уж, спасибо, — отвергла Дженни.

— Тогда ты, Доктор. Имей уж в виду и проследи. — Забавно. Все же, кажется, у нашего беззаботного вечного странника появилась проблема.

Доктор хмурился и тер переносицу.

— Короче, дорогая Дженни, — весело заключил я, — если что, наведывайтесь к нам, вдруг понадобится какая-нибудь помощь. Помните, вы не одиноки во вселенной!

— Причинно-следственные связи, фиксированные точки?.. — заволновалась мисс Саксон. — О чем вы говорите?

— О, будьте спокойны, мы как раз абсолютно не намерены вмешиваться в ход истории. Поэтому мы для вас на самом деле совершенно безопасны.

— Сдается мне, он вам не верит! — Дженни кивнула на скептически созерцающего меня Доктора.

— Он мне никогда не верит, — отмахнулся я. И кажется, я устал его в чем-то убеждать.

— А инопланетные технологии? Евгенические эксперименты? — снова спросил он.

— Можно подумать, ты не знаешь, что тут это в порядке вещей. И мы тут совершенно ни при чем. Они действительно всем этим занимаются сами, у меня об этом тут полно информации.

— Где?

— Полный шкаф, — я кивнул на стеллажи. — Наслаждайся.

Доктор действительно двинулся к штабелям документов.

— Ну а пока он листает шкаф… как ты полагаешь, Ривер, не стоит ли нам и в самом деле не совсем замораживать проект?

В этом было что-то и от усталости и от раздражения. Жизнь не может стоять на месте. Ее нельзя «заморозить». Она должна идти своим чередом, но этот процесс не должен быть бесконтрольным, иначе он действительно превратится во что-то опасное. Даже от своей бесполезности, невостребованности. Просто что-то должно быть, и это нельзя останавливать, и нельзя пускать на самотек. Достаточно одного Доктора и его дочурки, которые стремятся именно к этому — к распылению вместо собирания, созидания. Мы с Ривер устроены иначе.

Доктор вернулся к нам.

— Так значит, эта речь не имела оснований, опирающихся на ваше здесь присутствие?

— Она человек, Доктор, — ответил я спокойно. — Посмотри папку на столе. Марта Краузе, медиум, общающийся с «высшим разумом», опирающаяся на «тайные знания древних ариев». И тут таких полно. И ты знаешь, что это в порядке вещей.

Доктор вздохнул и закрыл папку.

— Но что ты тут все-таки делал с таким размахом и конспирацией?

Я пожал плечами.

— Ривер захотелось отдохнуть от всего и понаблюдать за неразумным человечеством. Что-то в нашем общем прошлом подтолкнуло ее к этому. А я, сам знаешь, какой параноик, присматривал за ней, и боюсь, обидел этим. Но надеюсь, меня простили. Так что мы возвращаемся.

— А мой корабль! — воскликнула Дженни. — Как же мы попадем туда через оцепление, через которое не пускают даже с психобумагой?..

— Не смешите меня, это же мое оцепление, вас пропустят туда совершенно свободно. А потом никто не вспомнит об этих событиях.

— А мисс Саксон? — спросил Доктор.

Я улыбнулся. С некоторыми событиями будущего, она могла бы быть моей гипотетической бабушкой.

— Мало ли людей имело с нами дело? Особенно, когда эти дела мало касаются людей — для них это совершенно неважно, хотя может звучать интересно. Мисс Саксон — дипломат, и думаю, она умеет хранить секреты. В конце концов, сколько еще британских политиков их хранит? Я много знаю о своих предшественниках премьер-министрах.

— Премьер-министрах!.. — отреагировала дипломатка.

Я поднес палец к губам:

— Не здесь, не сейчас, совсем в другом времени. Мы для вас всего лишь чудо-звери, почти фантазия. Но мне было приятно с вами познакомиться. Понятия не имею, доведется ли нам еще когда-нибудь встретиться. Ну что ж, покинем эту гостеприимную обитель, и давайте займемся кораблем.

— Я сам займусь! — сказал Доктор.

— Конечно. Но сперва мне надо провести вас через оцепление, а потом кое-что изменить в их памяти. Тянуть не стоит? Оставим эту Землю человечеству.

Все дружно согласились. Хотя едва ли человечество было бы радо от того, что мы предоставляем его самому себе, если бы знало, что будет дальше, и считало, что у нас был шанс что-то изменить. Но для него будущее все еще было только будущим.

Давайте убьем Гитлера еще раз!

коллаж-иллюстрация: Brand Bariman (в обработке Мисс Жуть).

Доктор и его новообретенная дочь Дженни разлетелись каждый в свою сторону — очень беспокойная семейка, а мы с Ривер ненадолго задержались в Берлине тысяча девятьсот тридцать восьмого года, чтобы ликвидировать все расставленные по городу и штаб-квартире военной разведки — Абвера — фильтры восприятия и заглушки. Я как раз демонтировал последние, спрятанные в легендарных «трех обезьянках» на столе адмирала Канариса, когда мы почувствовали это. Похожее на удары хвоста Левиафана в глубинах, где тяжесть вод раздавила бы кашалота в тонкую пластинку, не толще папиросной бумаги, гул ветра в бесконечном темном колодце, уходящем за край Вселенной и душераздирающий скрежет колец Сатурна, «скребущих по вакууму» или обшивке ТАРДИС, вздумавшей материализоваться среди этих колец.

Оно проявилось именно, когда я снял последнюю заглушку — только из-за этой защиты мы не ощутили аномалию раньше.

— Ты тоже это чувствуешь?

Ривер, хмурясь, беспокойно вертела головой. Наконец она кивнула.

— Очень сильное. Я бы сказала, это вторжение.

— Возможно, вероятность вторжения. Такой сильный поток — не проходит ли он куда-то мимо?..

— Вторжение, — повторила Ривер. — Только… не здесь и сейчас.

Теперь я покачал головой, продолжая «прислушиваться».

— Кажется, все-таки здесь. Тут даже какая-то ключевая точка.

— Рядом, совсем рядом!.. — Ривер предупреждающе подняла палец.

— В смежном измерении.

— Несколько лет спустя.

Мы уставились друг на друга с видом озарения.

— Хотя тут и какая-то ключевая точка, но не прямо здесь, — подвела итог моя дражайшая супруга. — Это место только как-то связано…

— С возможностью предотвращения?

— Может быть.

— Но откуда такая сила, раз это даже не в нашем измерении?

— Потому что если там вторжение пройдет успешно, это отразится и здесь. Начнется «тут», — Ривер сделала машинальное движение рукой, обрисовывающее некоторую протяженность этого «тут», — все будет сметено и уничтожено. Наша вселенная в опасности.

— Что? Не смотри на меня так, будто это я виноват.

— А ты и не виноват. Но будешь виноват, если мы это не остановим.

В коридоре послышался обычный дробный топот каблучков, не напоминающий никаких инфернальных звуков, дверь кабинета распахнулась, и в кабинет ввалилась запыхавшаяся британская дипломатка Элис Саксон, взъерошенная, со строгими очками в роговой оправе, съезжающими с переносицы набекрень. Она тут же закрыла дверь на задвижку.

— Герр адмирал!.. Ох! Забываю, что вы не адмирал, да и выглядите вы… — последние слова она произнесла удивленно-задумчиво, поправляя очки.

— Это потому, что я убрал фильтры восприятия. — Я показал ей зажатый в пальцах маленький «жучок».

— Ясно! — победно кивнула Элис. — Но сейчас все идут сюда! Все как проснулись!

— Ну да, естественно. Потому что я убрал помехи. Но не беспокойтесь, как только все увидят пустой кабинет, произойдет откат. Все «вспомнят», что так и должно быть, и все в порядке, а адмирал скоро вернется из своей секретной миссии.

— Пустой кабинет, но как же?..

— Мы отсюда просто телепортируемся.

— А я хотела вас предупредить! — Элис в отчаянии схватилась рукой за щеку. — Сглупила, да?.. Как же теперь я?..

Ривер вздохнула и, подойдя к девушке, успокаивающе взяла ее за руку.

— Да, дорогая, сглупила. Тебе придется телепортироваться вместе с нами.

— Здорово! — воодушевилась отважная дипломатка. — А куда?

— Конечно же, в британское посольство, — строго ответил я.

— А можно мне?..

— Нет, мы не собираемся снова сюда возвращаться, и тем еще более усугублять аномалию. Так что сейчас — прямиком в посольство…

— Аномалию? Вы же сказали «аномалию»? Я ведь потому и вернулась, — затараторила Элис. — Я знала, что меня велено пускать сюда в любое время беспрепятственно, когда вы здесь. Правда, когда я шла по коридору, все стало изменяться, на меня стали смотреть подозрительно…

— Я же говорил — это как раз потому, что…

— Да, но это не «аномалия». Аномалия не здесь, она на улице. Я подумала, что вы лучше разбираетесь. В городе полно каких-то крылатых тварей, как летучие мыши или живые горгульи, они нападают на людей и… кажется, проглатывают!

— Проклятье, ненавижу этих летающих свиней!..

Есть много версий о том, кто такие риперы. Некоторые полагают, что это естественные стражи времени. Те, кто устраивал парадоксы более-менее регулярно, не купится на эти детские сказки. Случаи появления риперов при возникновении временных разрывов мизерны. Третьестепенный побочный эффект. Они — нечто давно вытесненное из континуума: нарушение естественного хода вещей и событий лишь иногда приоткрывает им щелку двери, в которую они жадно устремляются, бессмысленно пожирая все подряд. Они не защищают порядок вещей, порядок вещей защищается от них, вырывая из своего организма целые пораженные области, замыкая их в зацикленные периоды, пока нечто внутри случайно или намеренно не восстановит временную нить. Тогда они автоматически выдворяются вновь в свое условное пространство, где отбывают свой никчемный век. Неизвестно, были ли они когда-нибудь разумными, и сами ли напросились на свой образ жизни. В любом случае, когда они появляются, это значит, что дело пахнет ракетным топливом. Правда, я всегда был уверен, что лазеры, любые хорошие пушки или сотня токлафанов избавили бы их самым естественным образом от их дурных голов, но дело в том, что они лишь симптом, и обычно рациональнее просто устранить причину.

— Нельзя терять ни минуты! — сказала Ривер.

— Ладно, посольство отменяется! Мисс Саксон, держитесь крепко! Следующая остановка — ТАРДИС!

Конечно, все могло бы быть еще хуже, и наши машины времени могли забуксовать, блокированные в защитном цикле. Но мы все еще ощущали мощный аномальный поток, проносящийся мимо нас. Судя по всему, он и был причиной появления этих вселенских паразитов, и нам нужно было попасть к его источнику, чтобы исправить создавшееся положение.

Дверь затрещала, окно разлетелось вдребезги, перекошенная, вырванная с кусками штукатурки, рама рухнула из проема на рабочий стол адмирала, и в кабинет ворвался пышущий энтузиазмом и боевым аппетитом рипер, вовсю взбивая воздух кожистыми крыльями и разевая с истошным верещаньем зубастую пасть.

— Всегда мечтал это сделать! — с веселым азартом ответил я на его крик, встречая раззявленную пасть импульсом компрессора материи, встроенного в последнюю модель лазерной отвертки.

Тварь испустила вопль, исчезающий в диапазоне ультразвука, задергалась и со стуком упала камушком на пол.

— Момент, дамы!..

— Мастер!..

Я вырвался на секунду из рук своих спутниц, ринулся к трофею и подобрал за крылышко.

— Брось эту дрянь! — возмутилась Ривер.

— Сейчас!

Дрянь тихо застрекотала и забила «игрушечными» крыльями, пытаясь достать меня миниатюрными зубами и коготками.

— Живучая… — Умолчим, что однажды я сам угодил под действие своего компрессора и пережил это. Ну что ж — в карман лучше не совать. Я бросил ее на пол и с любопытством пристукнул сверху каблуком.

Тварь вякнула, продолжая ощутимо копошиться под подошвой. Я покачал головой.

— Вот упорная…

— Мастер!

— Да-да-да! — Я отступил и напоследок направил на помятую тварюшку луч лазера максимальной интенсивности — надо же добить ее хоть из милосердия! — испепеляя дочиста и до черной дыры в паркете; одновременно, не оборачиваясь, протянул руку Ривер. Она вцепилась в мое запястье и активировала готовый к запуску вихревой манипулятор. Единственными свидетелями нашего исчезновения, не считая сразу нескольких риперов, застрявших в покалеченном оконном проеме, — застряли они настолько слету, что одна из пастей рефлекторно отрыгнула чью-то сильно пожеванную голову, пронесшуюся над нами вращающимся снарядом и смачно впечатавшуюся в противоположную стену, — остались три легендарные обезьянки адмирала, обещавшие все видеть и слышать, но никогда не болтать лишнего!

Восстанет ли моя подопытная летучая мышка из кучки пепла, мы едва ли узнаем…

— Ух ты! — восхитилась Элис, задрав голову и крутанувшись на широком каблуке устойчивой практичной туфельки. — Космический корабль!..

— Машина времени к тому же! — добавила Ривер, деловито бросившись к консоли и начиная вычислять точные координаты пункта назначения. Я поспешил за ней. В конце концов, это же была моя ТАРДИС.

— Ты встроил в отвертку компрессор материи! — констатировала Ривер, не отрываясь от вычислений.

— Никогда не знаешь, когда может понадобиться. А вот аппарат Лазаруса едва ли когда-нибудь еще пригодится, так что освободилась куча места! — я нажал старт, ТАРДИС нырнула во временной вихрь.

Ривер только смешливо фыркнула.

ТАРДИС содрогнулась в полете. Снаружи послышался инфернальный скрежет, будто металлических тонких коготков по стеклу.

Мы дружно посмотрели на сканеры, подстроили перископный режим (уже без помощи Элис). Ага! Пара риперов прицепилась к обшивке брутальным архитектурным излишеством. Да они просто пируют «сейчас» в Берлине. Впрочем, едва мы устраним причину, окажется, что их там никогда и не было. Что, как ни забавно, не отменит того, что мы отбыли оттуда именно в это время. Даже парадоксы обладают определенной эластичностью.

— Вижу! Вывожу ток на периметр!

«Горгульи», пронизанные и окутанные синими электрическими искрами, оторвались от ТАРДИС и полетели, вращаясь и разваливаясь на лету на части, в вортекс.

— Отлично, они не могут существовать в этой штуке, не цепляясь к чему-то стабильному!

Ривер посматривала на меня, улыбаясь.

— И чему ты так радуешься, дорогой?

— Всегда терпеть не мог этих тварей! Они же «против» аномалий.

Сзади послышался тревожный перестук устойчивых практичных каблучков. Мы оглянулись. Сквозь чуть затуманенные стекла в строгой роговой оправе на нас трагично смотрела Элис.

— А что стало с моим миром? Мне еще есть куда возвращаться? — спросила она дрогнувшим, зазвеневшим оборванной струной, голосом.

— Мм… это сложный вопрос в данный момент. Но видишь ли, с миром постоянно что-то происходит, это, в сущности, такая норма…

— Мы сделаем все для того, чтобы твой мир был в полном порядке! — твердо сказала Ривер.

— В конце концов, это и наш мир, — прибавил я. — Если все пойдет по плану, все станет так, будто ничего не было. Но если нам не удастся…

— Нам удастся, — с нажимом сказала Ривер.

— Я говорю гипотетически — рухнет Вселенная! Потому что, к сожалению, Вторая мировая — важное формирующее событие. — Правда, важное и формирующее только для одной захудалой планетки, но также этот участок слишком близко прилегал к началу нашей собственной истории в начале двадцать первого земного века, переплетался с ней, так что его разрушение сказалось бы плохо на всей структуре, не только на истории самой Земли и человечества. — Так что ж, за дело? Сперва осмотримся? Только сперва мне лучше переодеться. — Я бросил взгляд на сканер. — На дворе тысяча девятьсот сорок второй год, — война в разгаре, — а фильтры восприятия только помешают.

— Будущее! — с чувством воскликнула Элис. — Значит, я узнаю, куда все зайдет!..

Лучше бы ей остаться в ТАРДИС, — подумал я по дороге в гардероб, хотя, кто знает, может, лишняя пара глаз и рук, на которые можно положиться — потому что им некуда деваться, — не помешают…

Поскольку я точно знал, за чем шел и, еще выслеживая Ривер, подготовил сразу несколько легенд для различных возможностей развития событий, вернулся я буквально через две минуты. Ривер, по-видимому, тоже отлучилась переменить шляпку на более современный фасон — мода ведь быстротечна. Завидев меня, Элис вздрогнула и чуть побледнела. Кажется, впервые она осознала себя оторванной от мира, одинокой, на неведомом космическом корабле…

— Боже, вы в форме офицера СС!

— Гауптштурмфюрер Мейстер, если быть точнее, к вашим услугам, фройляйн Саксен, — усмехнулся я, внимательно за ней наблюдая. Чин я выбрал в самый раз — не слишком привлекающий внимание, но достаточный для того, чтобы, не вызывая фурора, иметь возможность проникнуть практически в любое место, которое мне может здесь понадобиться. Точно в таком же был и небезызвестный доктор Менгеле. Фамилию Элис я решил лишь чуть-чуть изменить в произношении, не меняя по сути.

Элис нервно сглотнула.

— Насколько правдивы слухи, что правительство Германии находится в союзе с инопланетянами?

Я глянул на хронометр «Zenith» на своем запястье — все в духе времени и места.

— Думаю, скоро мы кое-что об этом узнаем. Странно, что это не приходило вам в голову, когда я был главой германской военной разведки. Наверное, во всем повинно мое смертельное магнетическое обаяние… проще говоря, гипноз.

Элис испустила какой-то жалобный сдавленный звук.

— Элис, я шучу, — вздохнул я. — Кстати, думаю, будет лучше сейчас звать вас Эльзой. Вспомните, как все изменилось, пока вы шли к моему кабинету. Они не знали, что я там, и кто я такой. — Элис попыталась несмело улыбнуться. — Кстати, оружие у вас есть?

— Э?..

— Держите, я захватил для вас запасной «вальтер». На всякий случай.

Элис медлила с каким-то тоскливым видом.

— Вы же умеете им пользоваться?

Элис кивнула.

— Значит, все плохо? — проговорила он тихо. — Сейчас сорок второй год, и там война?

— Да, но посмотрите на это с другой стороны. Это сорок второй год, который существует, несмотря на то, что ваш тридцать восьмой разрушен, и это означает вероятность его не-разрушения. А история человечества — это история войн. Что-то новое рождается в противоборстве, что-то доходит до абсурда, чтобы опровергнуть само себя. Иначе как кто-то поймет, что так делать не стоит? Скверно, или просто глупо? — Дальше меня понесло в поэзию: — Разве сама жизнь не появилась в битве льда и пламени?

— Скорее там, где они заключили временный союз и были умеренны.

Я пожал плечами.

— Но как именно они к этому пришли? Потому что не сумели уничтожить друг друга. Кажущийся мир — это просто очень тихая, растянутая во времени война.

— Достаточная для жизни.

— В этом вся хитрость.

Тут появилась Ривер в элегантном золотистом костюме и шляпке в тон, с задорным орлиным пером.

— Фрау Штром, вы просто сногсшибательны! — обрадовался я. — Предлагаю примитивнейшую легенду. Я в отпуске, с целью похвального чистопородного размножения… Дамы, не желаете ли со мной прогуляться?..

Я подставил обе руки калачиком. Ривер положила мне на предплечье затянутую в перчатку ладонь, засмеявшись и покачав головой. Элис присоединилась к нам как сомнамбула, и мы вышли из ТАРДИС. Тут Элис встрепенулась, оглянувшись, отдернула свою руку, и отбежала в сторону. Но не убегая, а просто уставившись на наш «космический и временной корабль».

— Это же… Это же автомобиль!

— Да, фройляйн Эльза, вы совершенно правы. Мерседес-Бенц тысяча девятьсот тридцатого года. Старомодно, зато эффектно — кабриолет великолепного красного цвета, с четырьмя дверцами…

Ривер иронично кашлянула.

— Я хочу сказать, что понимаю ваше восхищение. — Элис уже оббежала машину вокруг, оценивая ее микроскопические масштабы по сравнению с тем, что она только что видела и себе представляла. — Кабриолет в прекрасном состоянии, но может быть, не будем слишком сильно привлекать к себе внимание? За пределами «автомобиля» маскировочный режим уже не искажает восприятие для посторонних, — прибавил я, несколько понизив голос.

— Не искажает восприятие? — Элис озадаченно подняла взгляд от номерного знака.

— А как, по-вашему, мы могли все втроем выйти под ручку из кабриолета? Это выглядело бы по меньшей мере странно. Но когда мы уже вышли, тем, кто нас заметил, показалось, что мы вышли самым обычным образом.

— Так это все искажение восприятия?..

— Не совсем. Пока не открыты двери, она на самом деле имеет снаружи такую форму. И да, она гораздо меньше снаружи, чем внутри.

— Невероятно!..

— Спасибо, — люди всегда так говорят. — Но давайте-ка сосредоточимся на том, чтобы спасти ваш мир.

— Наш мир, — поправила Ривер.

— Конечно, дорогая.

— Да-да-да! — Элис тут же выразила стопроцентный энтузиазм. — А как мы это сделаем?

Мы с Ривер переглянулись.

— Ну, для начала, осмотримся, — сказала Ривер. — Будем обращать внимание на ненормальности. Разумеется, кроме нашего кабриолета, и кроме того, что сейчас уже сорок второй год. У нас есть некоторые собственные способности для восприятия аномалий, особенно таких сильных, как эта, а есть и кое-какие приборы, но и ваша помощь может быть незаменимой.

Элис только скорбно покачала головой, явно сомневаясь в своей полезности.

— Просто держитесь с нами, а там разберемся, — дал я самое простейшее указание. И для начала потянул Элис за руку с мостовой на тротуар. Мы были недалеко от здания Абвера, на углу Тирпицуфер и Бендлерштрассе. Источник аномалии должен был тоже находиться где-то рядом… Я запрокинул голову, прислушался, впитал в себя пульс этого мира, абстрактный узор причинно-следственных связей, и меня обуял неожиданный головокружительный восторг гурмана.

— О!.. Поразительно!.. Как мне нравится это измерение!..

— Не тебе одному, дорогой, — снисходительно заметила моя жена. — Кто-то именно потому и решил, что это наилучшая точка для вторжения.

— Столько вероятностей! Здесь совершенно не имеет значения, когда кончится эта война!.. Все необходимое уже случилось — все дальнейшие сценарии допустимы!..

— Не совсем все. Если кое-кто проникнет сюда, это будет не одной причудливой, но здоровой ветвью, пострадает весь ствол.

Я засмеялся.

— Дорогая Лидди, суть в том, что это запах свободы — для нас! Мы не должны допустить вторжения, но сами можем делать практически что угодно, и это прекрасно!

— Несомненно, прекрасно, — Ривер пыталась сохранять строгость, просто чтобы кое-кто не увлекался. — Но главное, чтобы неким невероятным парадоксом не оказалось, что в аномалии повинны мы сами. Вот от чего я предостерегаю!

— Тут мы будем осторожны. В конце концов, если выяснится, что во всем повинны мы, это нам тоже предстоит узнать и исправить. Но почерк тут явно чужой.

Ривер согласно кивнула, оглядываясь.

— Да, присутствие очень чуждое.

— Разделимся? Пожалуй, я снова загляну в Абвер.

Ривер кивнула.

— У меня есть одна мысль. Мы с Эльзой кое-что проверим.

— Отлично, — улыбнулся я.

Держа открытыми глаза, уши и прочие органы чувств, недоступных человеку, я направился прямо к центральному входу. Дежурный в будке вытаращил глаза, завидев мою форму. В Абвере недолюбливали птиц из этой стаи — зато никто и не заподозрит, что у нас заговор.

— Гауптштурмфюрер Мейстер, — представился я своим «особым» голосом, подойдя прямо к дежурному, и пристально посмотрел ему в глаза: — И ты будешь мне повиноваться.

Через несколько минут я подходил к «собственному» кабинету, из которого не так давно унесся с помощью вихревого манипулятора. На этот раз адмирал был не в отъезде, — ведь тут я еще никуда его не спровадил, — и ждал внутри. Когда я повернул ручку двери и вошел, он с изумлением оглядел меня, дверной косяк, и сделал движение, будто пытался выглянуть в коридор.

— А где?.. — начал было он, явно не понимая, как мне удалось отделаться от необходимого в таком серьезном месте сопровождения и вторгнуться хотя бы без непосредственного доклада секретаря.

Я приложил палец к губам, поднял лазерную отвертку и повел ею вокруг. Встроенный сканер тут же зафиксировал несколько жучков. Я нажал на кнопку, пустив усиленную радиоволну, в точности настроенную на приемники, безопасную для всего остального, раздался характерный визгливый звук, и потянуло паленой проводкой.

— Бросьте это немедленно! — адмирал уже стоял на ногах и недрогнувшей рукой направлял на меня пистолет, наблюдая за моими манипуляциями очень холодным взглядом.

— Не беспокойтесь, адмирал, это не бомба и не секретное оружие Аненербе, призванное испечь вам мозги. Как вы понимаете по звуку и запаху, я только что удалил прослушку. — Вильгельм Канарис только апатично пожал плечами. По крайней мере, о некоторых жучках он давно знал и имел их в виду. Об остальных если не знал, то догадывался, и тоже имел их в виду. — У меня к вам серьезное дело.

— Ну разумеется… гауптштурмфюрер, — тон адмирала был полон тончайшей иронии, настолько тонкой, что она буквально ласкала слух.

— И я отнюдь не планирую вас убить, — улыбнулся я, игнорируя пистолет, сунул отвертку в карман и направился к стулу, стоявшему по другую сторону стола от адмирала. — Ведь верно говорят, что в военной разведке традиционный тост звучит так: «Наша первейшая задача — фюрер, а точнее, как от него избавиться»?

Канарис усмехнулся. Он уже сел и полностью владел собой.

— Врагов рейха лучше держать поближе. Как, по-вашему, еще должна работать разведка? Быть откровенной и искренней, и отправляться устраивать диверсии в тыл врага с фанфарами? Вы пришли поговорить о моих методах?

— Или, возможно, о ваших личных дневниках с весьма опасным содержанием?

Адмирал слегка прищурился.

— Повторяю — вы пришли поговорить о моих методах?

— Да и нет. Хотите поговорить о моих? О том, как я вошел сюда?

— Боюсь, я слишком занят, чтобы играть в загадки, молодой человек, так что говорите, что вам нужно, или немедленно уходите. Иначе я начну подозревать, что вы не имеете никакого отношения к форме и знакам отличия, которые носите. И моим прямым долгом затем будет задержать вас.

— Превосходно, адмирал. Я собираюсь играть с вами с открытыми картами, так как знаю, что ваш уровень интеллектуального развития позволит вам очень долго сопротивляться гипнозу. Поэтому я хочу, чтобы вы стали моим союзником, а не врагом.

— Кто вы такой, в конце концов?

— Мое имя — Мейстер, и как ни смешно, оно настоящее, насколько могут быть настоящими имена, которые мы носим.

— Гипнотизер с именем Мейстер? — Канарис насмешливо вздернул седоватые брови.

— Совершенно верно, адмирал. Эта папка на вашем столе. Она перевернута, и я не вижу названия, но это досье некой Марты Краузе, не правда ли? Оно стало заметно пухлее с тех пор, как я видел его в прошлый раз.

С лица адмирала сползла улыбка, и в глазах появилось что-то яростное.

— Прекратите морочить мне голову!

— Я отнюдь ее вам не морочу. И не скрываю деталей, только не могу их все объяснить, мне не хватит ни слов, ни времени. Эта дама, насколько мне известно, уверяет, что может вступить в контакт с цивилизацией — прародительницей ариев, обитающих на другой планете. Может быть, уже вступила?

Канарис едва заметно моргнул. Его взгляд невольно скользнул по моим петлицам. Не надо было обладать телепатией, чтобы прочесть в этом взгляде отчетливое: «Проклятое Аненербе…»

— Минуточку, гауптштурмфюрер. Так значит, это внутреннее расследование…

— В некотором роде.

Его взгляд стал снисходительным.

— Да, если вам так проще. Видите ли, есть ненулевая вероятность, что она сумеет с ними связаться, кто бы они на самом деле ни были.

Взгляд адмирала стал ироничнее.

— «Есть многое на свете, друг Горацио…» — проговорил он на чистейшем английском.

— Надеюсь, военная разведка относится к подобным вещам, по меньшей мере, так же серьезно как Горацио, который пожелал сперва сам увидеть призрака. Ведь вам зачем-то нужно это досье.

Адмирал задумчиво глянул на папку.

— Полагаю, какое бы расследование вы ни вели, я не могу обсуждать с вами никакое из своих дел. Я не опровергаю ваших слов насчет того, что это за папка, лишь потому, что не намерен давать вам никаких подсказок.

— Адмирал, все очень просто. Хотите ли вы спасти мир? И Германию?

— А-а, — протянул адмирал после паузы. — Вы один из этих? Что считают себя спасителями отечества, замышляя очередное варварское кровопролитие…

— А вы даже не пытаетесь мне подыграть, адмирал. Как же ваши методы? Где попытки держать врагов рейха поближе под рукой?

Кажется, я в самом деле завел его этим рассуждением в тупик. На полторы секунды. Но мне этого хватило, чтобы начать говорить следующее:

— Давайте, я расскажу вам побольше о содержимом этой папки. Может быть, тогда вы мне хоть чуточку поверите. Расскажу о том, что в ней есть и, может быть, о том, чего в ней нет. Возможно, это будут недостающие ниточки, которые вы давно искали…

Тех полутора секунд замешательства хватило, чтобы мой голос проник в его сознание, и чтобы он отнесся к моим словам серьезно, хоть это не было настоящим внушением.

— Вы абсолютно правы в том, что это дело вызывает беспокойство, — заключил я минут через пять. — Вовсе не тем, что фрау Краузе шарлатанка или сумасшедшая. Хотя, признаться, было время, я сам считал ее таковой. — Но с тех пор сложил два и два. Сперва Марта Краузе была ширмой, за которой, как я думал, я скрываю вмешательство в историю Ривер. Потому что удобнее всего было скрывать тень вмешательства извне именно за этой личностью. Я полагал, что обманываю Доктора, чтобы ему было спокойнее. Смягчаю углы в нашей небольшой семейной размолвке, даже не размолвке, просто в замешательстве. Но похоже, ложь обернулась правдой. Стоило лишь убрать все фильтры восприятия и узнать, где находятся «точки напряжения» в происходящем вторжении. — Но полагаю, вы и сами не раз сталкивались в своей практике с необъяснимыми вещами.

Последние слова вывели его из очень легкого транса, почти вернув на прежнюю скептическую позицию. По крайней мере, на ее видимость.

— Все это, несомненно, очень занимательно, герр гауптштурмфюрер. Но мы слишком редко сталкиваемся с «необъяснимым», чтобы считать его влияние на нашу жизнь сколь-нибудь серьезным. Какие есть поводы считать все эти басни более чем обманом?

— А? — переспросил я, рассеянно выставляя координаты на вихревом манипуляторе. В данный момент было неважно, что он думает, я сказал ему главное, а он выслушал, и не сможет в нужный момент не учесть полученную информацию. — Да, разумеется, совершенно никаких, всего доброго, герр адмирал!

Я весело ему улыбнулся, нажал на кнопку и исчез из его кабинета в тот самый момент, когда он пристально на меня смотрел. Пусть думает что угодно хоть про гипноз, хоть про зеленых человечков — он будет настороже и готов ко всему.

Перенесся я недалеко, возникнув перед носом его секретаря, сидевшего за своей конторкой неподвижно, будто манекен, напоминавший дурно замаскированного автона. Я щелкнул пальцами перед его остекленевшим взором и задал вопрос:

— Когда адмирал встречался с Мартой Краузе?

— Два дня назад, — последовал незамедлительный ответ довольно-таки надтреснутым голосом. Дальше он забубнил несущественные подробности о месте и точном времени встречи посреди насыщенного расписания адмирала.

— Хорошо, отомри, когда я исчезну, — велел я и, услышав, как в кабинете загремел стул, а затем послышались быстрые приближающиеся шаги, усмехнувшись, «исчез». Разумеется, адмирал кинулся к двери почти сразу же, как мы расстались, но браслет перенес меня не только через закрытую створку, но и на минуту раньше во времени, что дало мне более чем достаточную фору.

Теперь браслет был настроен на сигналы манипулятора Ривер. Где бы она ни находилась, я должен был очутиться поблизости. Трудно было рассматривать это как покушение на частную жизнь, так как она намеренно оставила открытый канал для перемещения. Меня ждали.

Хлоп! Ага, я в чьей-то квартире… В прихожей, если быть точнее. За приоткрытой дверью в комнате слышались знакомые голоса Ривер и Элис. Я постучал в створку привычные четыре стука, чтобы появление не было неожиданностью, и вошел в гостиную — очень классическую, в очень ровных салфеточках на всех тумбочках, на какие не были навалены бумаги, книги, от брошюр до солидных фолиантов, и карты — те, что не были пришпилены к стенам, испещренные рунами и прочими условными знаками. Помимо земных карт тут были карты звездного неба и каких-то местностей слишком локального значения, чтобы на них можно было с уверенностью распознать, на какой планете они находятся.

Посреди гостиной стояло кресло с высокой спинкой, в котором неподвижно сидела белокурая женщина, довольно красивая.

— О, фрау Краузе, полагаю? — уточнил я очевидное. Ривер рассеянно кивнула, продолжая рассматривать какие-то шифры и хмурясь.

— Выходит, ты тоже просто следила за ней в тридцать восьмом году?

— Не то чтобы всерьез, но она начала меня интересовать, подвернувшись случайно. И тут кто-то заглушил все аномальные сигналы.

— Нда… и это был я. Но в любом случае, в тридцать восьмом еще ничего не случилось, — не считая того, что это время сожрали риперы. — Это должно случиться здесь.

— Да. И! — Ривер победно помахала каким-то листом бумаги. — Это планета Нибиру!

— Название Юпитера у шумерцев? — переспросил я скептически.

— Есть различные версии. На аккадском название планеты означает «место встречи». Предположительно, она повлияла на развитие цивилизации на Земле. — Как и множество других. Ни одна планета во Вселенной на деле не «висит в вакууме». — Она движется по орбите, расположенной в пространстве-времени не самым обычным образом. Периодически она будто полностью исчезает из пространства, затем возникает вновь. Можно было бы предположить, что в эти периоды она перемещается более во времени, чем в пространстве.

— Отличная планета.

— Есть одна тонкость. Периодичность ее появления связана на самом деле не столько со скачками в цивилизационном росте, а с периодами и скачков и одновременно самых больших упадков и откатов в развитии. Последующие всплески можно даже рассматривать как побочный эффект. Насколько можно заключить, жителям Нибиру нужна Земля как маяк, для того, чтобы возвращаться в это самое пространство. Им нужен определенный уровень отдельных частей общества, чтобы помочь им открыть дверь с этой стороны, но общий высокий уровень цивилизации не нужен абсолютно и оттого обычно искусственно подавляется в глобальных масштабах. Знания же, необходимые для того, чтобы открыть доступ в данное пространство, передаются из поколения в поколение, через тайные общества, шифры и коды для посвященных — через людей, которые верят в пришествие «благих богов» и помогают им скоординировать когерентность измерений.

— Ты сказала — когерентность! То есть, на самом деле, это не движение в пространстве-времени, а движение в различных вселенных, получающих когерентность в некоторых точках.

— Именно. — Ривер покосилась на озадаченную Элис. — Но боюсь, ты выразился для нашей спутницы еще менее ясно, чем я. Тогда как мы всегда поймем друг друга!

— Отлично, тогда, как ты думаешь, для чего им нужна эта когерентность? Судя по появлению риперов в смежных измерениях, это нечто совсем нехорошее.

Ривер удалось покачать головой и покивать ею практически одновременно.

— Я полагаю, что они совершают периодические прибытия для проверки, насколько подходит им для заселения данная вселенная. Динамика, судя по всему, идет в нужную им сторону. Я думаю, что это — исход.

— Ага. Жители угасающей Вселенной ищут себе новый дом. Могу понять.

— И судя по массовому появлению риперов даже в тридцать восьмом году, боюсь, в этот раз они собираются остаться.

— Риперы! — радостно улыбнулся я и с интересом принялся возиться в бумагах, быстро просматривая руны, шифры, иероглифы, которые сами собой складывались в различные комбинации и формулы в глубине мозга. — Так и знал! Никакой это не аналог фагоцитов континуума, это стервятники, устремляющиеся в слабые места, но когерентность ускользает, и их появления не отличаются стабильностью. А вот если все сделать правильно, то ничто их не остановит. Это армия вторжения и зачистки, чистящий порошок для удаления всех бактерий — ненужных форм жизни. С тем, чтобы затем их хозяева поселились в чистоте и комфорте! — заключил я торжествующе. — Ха-ха!

— Вы… радуетесь? — оторопело уточнила Элис.

— Только тому, что прав, — успокоил я. — Они мне тут совсем ни к чему, терпеть их не могу. Рад, что узнал их гнусную подноготную. И да, у нас отличные новости. Для того, чтобы они вошли, нужно открыть дверь отсюда. И ключ для открытия двери у нас здесь. Нужно только кое-что подправить в шифрах, чтобы ключ стал негоден. Тем более сам ключ, как и задумано теми, кто его создал, имеет весьма туманное представление о том, что открывает. — Я покосился на покоящуюся в трансе фрау Краузе. На ее щеке красовался след от гипнопомады.

— Теперь действует не только через слизистую? — поинтересовался я.

— Всегда действовало, но замедленно, — отозвалась Ривер. — А еще у меня есть галлюциногенная нюхательная соль.

— Отлично, ну… посмотрим, как лучше зациклить коды?

— Я уже подобрала оптимальные варианты. Их можно замкнуть на прежние периоды возвращений и их остаточные следы — следы деятельности нибирцев в прошлом, их генетические эксперименты над землянами и прочее. Это достаточно безопасно и поможет ослабить все следы.

Примерно час мы возились с документами — бумагами, папирусами, парой глиняных и каменных табличек, внося мелкие исправления. Элис, видимо, от скуки, открывала дверцы комодов, продолжая обыск помещения. С ее стороны донеслось заинтересованное восклицание. В одном из шкафов обнаружилась целая коллекция колб с формалином и множеством человеческих зародышей различных рас, на разных стадиях развития, с отклонениями и без.

— Кажется, у этого два сердца, — заметила Элис.

— Действительно? — Я подошел взглянуть, критически осмотрел двойной шар сросшихся черепов сиамских близнецов, вскрытую грудную клетку и брюшную полость с двумя сердцами, тремя легкими и с одним желудком, бросил: — Не наш, — и вернулся к делам.

Фрау Краузе все это время сидела неподвижно, а Элис, уже закрыв все шкафы, нервно на нее посматривала.

— Вы думаете, она не заметит, что тут кто-то был? Она же может вспомнить, как мы появились.

— Маловероятно, — отозвалась Ривер, прожигая лазером дополнительные штрихи в шифре на старинном свитке. — Кстати, на данном этапе подготовки она уже может вступать в частичный телепатический контакт с нибирцами, в режиме приемника. Скорее всего, она решит, что это был один из таких контактов. Ничего не помнить после них совершенно нормально.

— Тонкое хирургическое вмешательство тонким хирургическим вмешательством, но… — я пристально посмотрел на Ривер, когда мы завершили свое усовершенствование преданий старины глубокой.

— Стоит уменьшить вероятность на всех уровнях, — кивнула она.

— И как мы это сделаем? — изнывая от любопытства спросила Элис.

— Здесь мы сделали все возможное, а теперь — в ТАРДИС! — Ривер подошла к Марте Краузе и, вытащив носовой платок, аккуратно стерла след от помады.

Элис с энтузиазмом бросилась к двери.

— Элис! — позвал я, и показал ей браслет. — Так быстрее!

Элис стушевалась и побежала обратно…

Так-так-так… и что говорят приборы?

Все могущие быть полезными датчики уловили понижение вероятности аномалии, но она все еще была высока. Значит, время «взлетать». Мы рассчитали координаты появления блуждающей планеты, «взмыли» во временной вихрь и заняли свое место в засаде. Вмешательство должно было быть минимальным, чтобы затронуть как можно меньше причинно-следственных связей. Мы планировали заключить саму точку проникновения во временную петлю, чтобы полностью заблокировать эту возможность. Чем меньше будет петля, тем быстрее ее содержимое растратит свою энергию в замкнутом цикле и прекратит существование в принципе. Но для того, чтобы петля была мала, нужно будет подойти очень близко. Почти соприкоснувшись с вероятностью ответного воздействия, или даже соприкоснувшись с ней.

Когда на наших сканерах проступил огромный, кажущийся пылающим, шар, я не сдержался.

— Да она как Галлифрей!..

— Видно, судьба у нас такая, — меланхолично согласилась Ривер, продолжая быстро перерассчитывать коррекции координат. Ее пальцы порхали над клавишами со скоростью крылышек колибри.

— Они нас заметили.

Похожий на метеоритный поток, к нам несся гудящий в ментальном поле рой живых горгулий. Вероятность того, что они сумеют «установить когерентность» с содержимым нашей ТАРДИС при массированной атаке, была далеко не нулевой. Поэтому, пока Ривер была занята тщательной подготовкой и отладкой петли, я вывел на поверхность оптимально модифицировавшейся в форму дискообразного боевого космического корабля ТАРДИС электромагнитные пушки, генерируя отражающую волну. Тварей, что сумеют прорвать заслон, будут поджидать и другие фокусы…

— Прогноз! — объявила Ривер. — Волна ментального воздействия, для нас несущественная. Парадоксальная фаза, затем цикл окончательно замкнется, и все в порядке! Мы их остановили.

— Отлично! — отозвался я, увлеченно отражая попытки риперов не только атаковать ТАРДИС, но и прорваться в лакомую для них вселенную — вот она, та самая волна, в иной вероятности, вероятности успешного вторжения, где не было нас, прорвавшаяся в тридцать восьмой год.

— Зона ментального воздействия!..

Все спокойно…

— Парадоксальная фаза через пять, четыре…

Я ощутил еле уловимый ментальный всплеск, теряющийся в общем «шуме» волны, и вместе с ним тихий щелчок — щелчок предохранителя «вальтера», и оглянулся. Элис, стоя в стороне, с видом сомнамбулы вскинула пистолет, целясь в Ривер, контролирующую ювелирную петлю.

«Ривер!..» — я сдержал оклик, да и отталкивать ее от приборов сейчас было нельзя. До Элис я бы тоже не успел добраться вовремя, оставалось только одно — быстро переместиться на линию огня и словить пулю под ложечку.

Вот тебе… не вручай всяким низшим формам жизни пистолетов…

И какая дивная статистика — два раза из трех это была женщина по фамилии Саксон. Не зря я решил, что пора мне в британские короли… Я свалился под консоль, стиснув зубы, чтобы не ругаться и не засмеяться одновременно — это было бы больно, и продолжал мысленно считать, так как уже плохо слышал Ривер, да и перед глазами повисла еще призрачная золотистая дымка.

— Один!..

Парадоксальная фаза!

Я снова стою у консоли, безо всяких последствий выстрела. Мы с Ривер переглядываемся, она кивает — дело сделано! Дальше дело автоматики и законов природы. Мы смотрим на Элис, поднимающую пистолет, и просто отпрыгиваем в разные стороны. Я выхватываю отвертку, чтобы выбить импульсом из руки Элис оружие. Но что-то меня останавливает. Неожиданная перемена в воздухе и в лице девушки. Ее глаза перестают быть стеклянными. Она торопливо опускает пистолет, предусмотрительно защелкивает предохранитель, а потом бросает «вальтер» на пол. И, совершенно очнувшись, беспомощно переводит взгляд с одного из нас на другого.

— Я чуть не сделала это снова! Ох… — выдохнула Элис. — Но я не могла… Как?! С вами все в порядке? Правда? Это же машина времени!

— Это не только машина времени! Да вы просто чудо, Элис!

Она уловила ментальную волну как обычный человек, но оправилась необычно быстро. Большинство людей не ощутили бы столь малую парадоксальную фазу, даже находясь в ее эпицентре, и не запомнили.

Мы переместились на некоторое время вперед, с того момента, как в последний раз были в Берлине, и зависли над «ключевой точкой» — замком Вевельсбург, где фрау Краузе намеревалась провести приглашающий нибирцев ритуал. Переведя стены ТАРДИС в режим условной прозрачности, так, что казалось, будто консоль ТАРДИС и мы парим в облаках, к восторгу Элис — снаружи нас и вовсе не было видно — мы понаблюдали за уровнем аномалий в течение всего дня и сочли его полностью приемлемым.

А потом заглянули в Северную Африку, и полюбовались, как танки генерала Роммеля раскатывают в пыль ошметки разбуянившихся, но уже потерявших заряд и управление мумий, повылезших из подземного города Хамунаптры, и для верности методично обстреливают весь квадрат, покрывая небеса Египта непроглядной тьмой вздымающегося песка. Искать после этого что-нибудь живое в тех местах было бы бессмысленно. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что и раньше живого там было кот наплакал, даже когда оно двигалось и совершало запрограммированные агрессивные действия.

И наконец, совершили последний тест в этой вселенной — заглянули еще на неделю вперед, посмотреть, как будут развиваться события: отправились в Берлин сорок второго года, который в нашей Вселенной никто не видел и не увидит. Все еще мрачный, настороженный, кровавый, возбужденный, пропитанный сводящим с ума воздухом жаждущих родиться вероятностей. Все говорили о конце войны как о чем-то решенном. Много было растерянности и недовольства, озабоченности, подавленности, и, одновременно, радости. Приглушенной, но распирающей стены, как готовая ворваться на улицы, подмывающая фундамент, разбушевавшаяся подземная река. Мы поблуждали по улицам, ловя самые разные ментальные волны и взгляды. Кто-то открыто шарахался от моей формы. Кто-то, напротив, взирал с надеждой и норовил вставить гвоздику в петлицу. А ведь был еще только февраль.

— Кажется, ты выбрал не самую удачную маскировку, — заметила Ривер.

— Зато как познавательно! — возразил я.

Затем мы вспомнили, что люди все же иногда едят, и завернули в какой-то кабачок, ненадолго отвлечься на баварские шпикачки и местные экзотические напитки. Общество в нем было самое разношерстное, но не недружелюбное. Все кругом гудело, и до сих пор, конечно, обсуждали невероятное исчезновение вождя германской нации прямо во время пламенной речи на военном совещании, транслировавшемся в прямом эфире на телевидении. С внезапным возникновением на его месте огромного гладковыбритого человека в набедренной повязке и золотых египетских украшениях, которого с испугу немедленно застрелили на месте. И правильно сделали. Этот древний результат генетических экспериментов над землянами предполагался еще и неуязвимым, но нашим невольным агентам и союзникам, судя по всему, отлично удалось подобрать ключ к его защитному коду. Мы, конечно, подстраховывали, оставаясь неподалеку, но они прекрасно справились сами!

Играл патефон. Какой-то молодой лейтенант пригласил Элис потанцевать, и мы на время остались одни.

— Мечты сбываются, — пошутил я. — Вот мы и убили Гитлера.

— Все еще соревнуешься с Доктором? — улыбнулась Ривер.

— Нет. Но по-моему, все равно забавно. Шутка это была или нет — начавшееся шуткой, хоть где-то, да происходит совершено всерьез. Теперь война тут закончена, и что-то пойдет совсем по-другому — в другой вселенной.

— Может быть, и не совсем по-другому.

Я пожал плечами.

— «Совсем» никогда ничего не бывает. Историческая инерция требует своего. Импульс должен выработать свою энергию, чтобы самопогаситься. Может быть, они и не извлекут должного урока из того, что закончилось быстрее, чем могло бы. А может, наоборот, им будет легче, чем после всех совершенных оборотов. Может, им повезет, и они сумеют найти равновесие. Может, нет. Не знаю. Но пожалуй, это все равно того стоило. По крайней мере, в том мире, где это было возможно.

— Конечно, стоило. — Ривер задумчиво посмотрела на танцующую Элис. — Она довольно странная девушка.

— Да, я тоже заметил. Очень быстро избавилась от ментального воздействия, помнила все, что с ней произошло и в трансе и в парадоксальной фазе, очень легко переносит транспортировку на вихревом манипуляторе. Обычно людей мутит с непривычки.

— Может быть, Доктор был прав в своих подозрениях.

— В каких подозрениях!..

— Из-за ее фамилии. Что она как-то связана с тобой…

Я вытаращил глаза, и поставил опустевшую рюмочку из-под анисового ликера на стол.

— Ривер, да как я мог?..

— Не ты.

— Не понимаю.

Она вздохнула. Поля шляпки с орлиным пером опустились, скрывая ее лицо.

— Когда ты счел, что лучший способ спасти Вселенную — запереться в Пандорике, я не расформировала базы. Но я все же спрятала часть детей — превратила их в людей, и отправила в приюты и к приемным родителям в разных временах, на разных планетах. Потом, когда Вселенная была перевоссоздана, и все эти полгода будто никогда не существовали, казалось, что не нужны никакие отменяющие действия — все дети были снова на месте, и вообще, всего этого времени просто не было. Но в условиях сильных аномалий, вот как эта, к примеру, мог сработать некий остаточный эффект, эхо произошедшего и никогда не происходившего. Элис Саксон может быть одним из потерянных, хоть и никогда не терявшихся детей Нового Галлифрея. А может не быть. Как тут поступить, неизвестно. Чтобы не рисковать, я собирала части их личностей у себя. Но в итоге — я этого будто не делала. У Элис нет «часов», которые могли бы восстановить ее природу.

— Но мы ведь сделали таймледи даже Сьюзан, а она была просто человеком.

— Да. Но едва ли правильно хватать и переиначивать природу всех, кого мы подозреваем, или кого придет в голову.

— Да, конечно. Тем более, по нашему счету, все наши дети на месте, никто не пропадал. Возможно, Элис — эхо одного из них, с которым и так все в порядке.

— Да, это возможно.

— А если к ее истории примешиваются иные вероятности, может быть, когда-нибудь у нее найдутся и часы. Или просто что-то станет более явно. Пожалуй, имеет смысл просто слегка за ней присматривать.

Ривер удовлетворенно кивнула:

— Я тоже так думаю.

Какое-то время мы просто смотрели на танцующую Элис. А потом в воздухе снова что-то переменилось. Я бросил взгляд на дверь и увидел исчезающий за ней край твидового пиджака. Очень знакомого… но ощущение тут же пропало.

Я с тревогой посмотрел на Ривер. Она обеспокоенно озиралась.

— Ты видела его? Это был он?

— Не знаю. В любом случае, он не вошел.

— Может быть, его тоже привлекла аномалия.

— Возможно.

— И ты не хочешь с ним встретиться?

Хотя, что мы знаем о нем в это мире? Что он помнит? Что знает? Одиннадцатый, а не Десятый. Зато это был Доктор Ривер.

Ривер ответила мне долгим загадочным взглядом.

— Я вернулась в тридцать восьмой год не для того, чтобы встретиться с прошлым. А для того, чтобы с ним попрощаться.

Я сел на место. Меня распирали чувства. Причем, хорошие.

— Но все же как-то жаль. Он кажется таким одиноким, неприкаянным. Даже с Дженни у него, похоже, не сложилось родственных отношений.

— Может, он просто так устроен?

— И потому вечно о чем-то печалится? Может, мы можем сделать для него что-то хорошее? Вернуть часть прошлого. Например — Донна. Как ты думаешь, он обрадуется Донне? Уж она-то его растормошит? Мы же можем вернуть ей память.

— Но только в теле таймледи.

— Разумеется.

— А куда мы денем человеческое?

— Это же всего лишь тело! — фыркнул я.

— Знаешь, у некоторых есть предрассудки на этот счет.

— И в самом деле — предрассудки! Но игра же стоит свеч!

Ривер засмеялась.

— Я думаю, теперь главное, что стоит сделать — это вернуться в свою вселенную. Как бы тут ни было весело!

Танец закончился, раскрасневшаяся Элис вернулась к нам, и мы немедленно втроем растворились в сумрачном свете ламп кабачка, — в частности, чтобы не наткнуться случайно на Доктора, — и вернулись в ТАРДИС.

— А вот теперь — в британское посольство! — объявил я.

Элис заметно заволновалась.

Но мы вернулись в тридцать восьмой год, ничего не помнивший о вторжении живых горгулий, и которому до конца еще не развязанной Второй Мировой войны оставалось семь долгих лет.

Но что такое семь лет в сравнении со всей историей человечества? «Историей войн»?

Подарок для Доктора, или Эффект мотылька

Разве может мотылек Не лететь на огонёк?..

коллаж-иллюстрация: Мисс Жуть

У женщины, распростертой на операционном столе, были темно-рыжие волосы, резкий решительный нос и чуть возмущенно сжатые губы. Точно такие же, как у другой — повелительницы времени, лежавшей рядом. Обе женщины соприкасались макушками, будто отражаясь друг от друга в зеркале, и медные волны их волос смешивались друг с другом. Обе были без сознания, но дышали ровно и глубоко. Обе пока не имели никакого представления о том, где находятся. Женщина-землянка просто этого не знала, а повелительница времени еще никогда не открывала глаз — этих глаз, которым был не страшен метакризис. Она еще только готовилась родиться, или возродиться в новом, достойном ее, теле.

По сути, обе являлись одним и тем же существом по имени Донна Ноубл. Одна была настоящей — человеком, но не была при том полноценной. В этом моем заявлении нет ни капли расизма, хотя не то чтобы он мне совсем уж чужд — я просто понимаю разницу между предметами и существами… или, скажем так, разными предметами и разными существами. Но ее память, как и то, чем она являлась на самом деле, были искусственно подавлены, что не назовешь естественным состоянием вещей. Вторая же была пока лишь усовершенствованной плотью, никем, но могла стать полноценной личностью. Настоящей Донной Ноубл.

* * *

Я застал Уилфреда Мотта в пабе «Красный лев». По его времени прошло менее двух недель с нашей последней встречи, но я решил не рисковать: люди — существа хрупкие, а Уилф далеко не молод. Разумеется, я перепугал его до чертиков. А мог бы, наверное, и до инфаркта. Повторюсь — люди хрупки, особенно когда стары.

— Здравствуй, Уилфред, — промолвил я, присаживаясь за его столик как ни в чем не бывало. — Пьешь в одиночестве?

Едва взглянув на меня, старик затрясся с головы до ног и конвульсивно начал хватать ртом воздух.

— Успокойся, — продолжал я тем же голосом, каким обычно гипнотизировал кого-то из прежних жертв, и улыбнулся. — Я не за тобой. Если тебе интересно, мы с Доктором больше не враги, да и здоровье у меня, как видишь, получше, чем при нашей последней встрече. Можешь меня больше не бояться. Можешь считать меня ангелом.

Уилф молча уставился на меня как на сумасшедшего.

— Нет, Уилф, — мягко поправил я. — Сумасшедшим я уже был, дело прошлое.

— А как же… — Уилф развел руками, будто пытаясь изобразить нечто большое и круглое. — Временной пузырь? Галлифрей?..

— Долго рассказывать. Пузырь цел, Галлифрей на месте, никуда не прорывается, никому не угрожает.

Уилф невольно вздохнул с облегчением, но тут же снова настороженно встрепенулся.

— А почему ты снаружи?

Я пожал плечами.

— Ладно, если вкратце, у меня была запаска. Если точнее, шесть миллиардов с лишком запасок.

— То есть, обратно превратились не все?

— Бинго, Уилф.

Уилф насупился, определенно старомодно считая, что я продолжаю пользоваться чьей-то украденной жизнью. Хотя это столь же естественный жизненный процесс, как поглощение самим Уилфом куриных котлет или продукта перемолотых зерен в его кружке.

— И… э… то есть, частично ты теперь человек?

— Нет, Уилф, — это определенно прозвучало раздраженно и холодно. — Этот процесс полон и необратим. Когда ты меняешь костюм, ты не получаешь свойств твида или хлопка.

— Да я просто…

— Я знаю, о чем ты думаешь.

Уилф вздрогнул и поспешил спрятать свои усы в кружке с пивом.

— Ты думаешь о своей внучке Донне.

Взгляд Уилфа, моментально взмывший от кружки вверх, стал умоляющим:

— Не трогай ее…

— Не бойся, я хочу помочь. Я знаю способ безопасно вернуть ей память, чтобы она стала той, кто она есть на самом деле.

Уилф шмыгнул носом и отвел взгляд, беспомощно хлопая белесыми куцыми ресницами, глаза покраснели и заслезились.

— Не надо, пожалуйста, просто оставь нас…

— Я не причиню ей этим вреда.

— Нет, пожалуйста… — его пальцы судорожно сжимались в кулаки и разжимались снова — побелевшие костяшки, красные полосы на дряблой плоти. — Если бы это было возможно, Доктор…

Это было очевидно, но во мне всколыхнулось привычное раздражение. Доктор всегда убегал от ответственности, считая, что «не вправе вмешиваться». Вот только после того, как уже вмешался, перекроил всю их жизнь — всех, с кем столкнулся, — и делать шаг назад после двух вперед было поздно. Вот и пример: считая, что жизнь Донны — это только жизнь человека, он сохранил ее человеческую жизнь. Но Донна была уже не просто человеком. Забрать ее память означало забрать ее у нее самой. Что именно было хуже? И ведь как он рассказывал, прощание с ней чуть окончательно его не надломило. Он и сам пострадал, и все, на мой взгляд, оттого, что не мог взглянуть на вещи трезво. Он и до того долго пребывал в депрессии. Был одинок, и некому было ему помочь.

— Тут есть две причины, Уилф. Одна из них — на тот момент Доктор не обладал нужной технологией. А у меня она есть.

Старик поежился и промолчал, печально глядя в стол.

— Не волнуйся, никто не пострадает, мы просто переселим ее сознание в организм, который сможет его выдержать.

— Как у тебя?

— Как у меня. И как у Доктора. Точнее — в тело таймледи, и чтобы создать его, нам нужна только ее ДНК и — еще раз ее ДНК, только потенциальная.

— Потенциальная?..

— Она прячется у нее внутри, спит, как и ее память. Она может разорвать Донну как бабочка куколку, полностью ее изменить, переродить.

— Подожди! — кажется, его наконец осенило, он понял. — Ты говоришь о регенерации?!..

— Да, Уилф.

— Как у Доктора?!

— Да.

— Почему же он не сказал мне?! Он не сказал, что Донна не умрет! Он плакал, как на похоронах, но не сказал! У Донны есть будущее?! — В его глазах засветилось что-то помимо слез.

— А это вторая причина, Уилф. Доктор тоже умеет ошибаться. В том числе в людях. Мне кажется, я знаю их куда лучше него, хотя никогда их не любил. — Но зато знал, что они чувствуют, потому что играл на этих чувствах, а такое не выйдет без знания. — Может быть, тебе это покажется диким, но я как-то и сам был человеком. Нет, я не о том, кто был преобразован. По-настоящему. Мое сознание, или его часть, неважно, потому что я это помню. Почти двадцать лет, ничего не зная о том, кто я такой. Это был своеобразный опыт.

«Что бы ни случилось, не открывайте часы!» — вспомнил я отчаянный крик Доктора. Он считал Профессора Яну отдельной личностью и расценивал мое восстановление как его убийство. Но, во-первых, никто из нас не вечен, во-вторых, Профессор — лишь часть меня. Так же как Донна — лишь часть настоящей Донны, которая не умрет от того, что Донна изменится. Все живое меняется, это и есть жизнь, она не может оставаться неизменной или быть искусственно отброшенной назад, вернее, может, но это неправильно.

Странное отношение к этому Доктора, почти невротическое, которым он раньше не обладал, по-моему, имело корни в его состоянии отделенности от всего, что было теперь скрыто во Временном пузыре, от всего Галлифрея, от причастности к великой цивилизации, которая не оставляла даже меня. Потому что именно он создал эту непроницаемую стену, и это нанесло ему глубокую рану. Ведь во многом тут он пошел против себя самого. И чувствовал себя хрупким, неприкаянным, эфемерным осколком, подверженным влиянию Времени как никогда: «Каждая ранит, последняя — убивает». Потеря любой малости была катастрофой. А они неизбежны.

— Доктор не понимает, что люди не только бывают дурными, это открытие всегда причиняет ему боль, но и того, отчего они могут страдать. Что они вообще — страдают. — Иногда мне казалось, что он умиляется на них как на ручных мышей. В чем-то он уважал их, восхищался ими, но я всегда считал, что понимал их больше. — Он даже не подумал, что ты можешь страдать от того, что происходит с Донной не меньше, чем он сам. Он ведь не человек.

Уилф спрятал лицо в дрожащих ладонях и, после паузы, с трудом их отнял.

— А ты?

— Я тоже — нет. Но мы очень разные не-люди.

— Я знаю, — нервно усмехнулся старик. Но его руки перестали дрожать, а в глазах зажглась не только надежда, но и решимость отчаяния. Что ему было терять? В таком состоянии самые лучшие люди готовы заключить сделку с дьяволом.

А я ведь все-таки не дьявол? Не совсем? Я просто исполняю желания.

— Я знаю, что ты любишь звезды, Уилф. Смотрел на них всю жизнь в телескоп. Однажды видел Землю из космоса. А хотел бы ты увидеть другую планету по-настоящему? Побывать на ней? Как Донна. Ты ничего не теряешь. Я просто покажу тебе, каково это, чтобы ты мог не беспокоиться о внучке. Ты увидишь все своими глазами. И только потом мы заберем Донну, с твоего согласия. Хочу, чтобы, когда она вспомнит все, рядом был кто-то ей близкий. Вспомнить все — это ведь может быть непросто — в одиночестве, вдали от дома.

— И там не будет Доктора?

— Пока еще нет. Но будет.

— Ты заманиваешь его?

— Ничуть, — усмехнулся я. — Мы и правда больше не враги. Но мне кажется, он какой-то потерянный. Пожалуй, это можно назвать депрессией. Если ты помнишь, каким он был при вашей последней встрече, то понимаешь, о чем я говорю.

— Я помню и тебя при нашей последней встрече.

— Ну и как, я изменился?

— Наверное…

— А вот он — нет. Надо бы его встряхнуть — чем-нибудь хорошим.

Уилф тихо трескуче рассмеялся, глядя на меня неверящими, старческими, оловянно-блеклыми глазами.

— Чем-нибудь хорошим — это так странно от тебя слышать…

— Давай сделаем так, чтобы было еще страннее. «Все страньше и страньше». Пойдем, я покажу тебе настоящий другой мир! Ты же не боишься?

Уилф тихо покряхтел.

— Одно верно — терять мне нечего. — Он немного потаращился в пустоту за моим плечом. — И как мы туда отправимся?

— Конечно, на ТАРДИС. Так удобнее всего. А попасть на нее мы можем двумя способами — выйдя за дверь, или загадочно растворившись в воздухе на глазах у всех… — Я шутя показал ему браслет вихревого манипулятора на своем запястье. Но Уилф даже не отреагировал. Видно, понятия не имел, что это такое.

— У тебя ТАРДИС?! — встревоженно переспросил Уилф. — А как же Доктор?

— А у него — своя. А ты как думал?..

— Разве у него не последняя?

— Разве Доктор никогда не представлялся как последний повелитель времени? Но разве он — последний?

— Так у тебя тоже есть ТАРДИС?!

— Разумеется, у меня есть ТАРДИС. Как же еще я сюда попал?

— Ну, мало ли… — Уилф наконец уставился на вихревой манипулятор. — А это что за штука?

— Человеческое, как считается, изобретение. Что-то вроде портативной ТАРДИС. Она из далекого будущего. Все, что она умеет — перемещать во времени и пространстве. ТАРДИС несоизмеримо удобнее, но и эта вещица может иногда быть полезной.

— А как выглядит эта твоя ТАРДИС? — Уилф все еще старался выглядеть подозрительным, хотя получалось у него так себе.

Я указал на выход.

— Как только выйдем отсюда, мы ее увидим.

На ближайшем углу стояла красная телефонная будка. Явно новенькие бока гордо блестели — да просто блистали! — в лучах зимнего солнца.

— Смешно, — крякнул Уилф, едва за нами звякнул дверной колокольчик оставшегося позади паба. — Я все еще жду увидеть телефонную будку — и вижу будку, хотя наверняка она давно тут стоит, только я никогда не обращал внимания. Она обычная, красная, ничего общего, но это будка…

— Это именно она, Уилф. — Я сделал несколько шагов вперед и открыл дверцу. — Входи!

— ?!

— !

— Что, это все-таки самая удобная форма?..

— Иногда, в Лондоне, но она не всегда так выглядит. Только когда это уместно. Ее хамелеонное устройство полностью исправно и нет смысла этим не пользоваться. Ну же, добро пожаловать.

Уилф зашел в мою ТАРДИС, и, сиротливо остановившись, молча озирался по сторонам. Он напоминал старого белого кролика, зачем-то доверившегося человеку и положившегося на судьбу — то ли его съедят, то ли это единственное убежище от преследующих собак.

— Ну как?

— Она у тебя другая…

— Рад слышать. Даже одна и та же ТАРДИС у разных владельцев или даже у одного и того же в разных регенерациях выглядит по-разному.

Уилф едва заметно кивал, а может, у него просто старчески подрагивала голова.

— Стальная, холодная… — пробормотал он.

— Функциональная, — сказал я. — Элегантная.

— Ну… она почище… — неохотно признал Уилф.

— Видел бы ты ТАРДИС Доктора, когда она была моей, — посмеялся я. — Правда, тогда она была уже не ТАРДИС.

— А чем?

— Машиной парадоксов.

— А в чем разница?

— Главная — в том, что ТАРДИС доставляет тебя в любое место в пространстве-времени. А Машина Парадоксов доставляет прямо к тебе совсем другое место и время.

Уилф нервно поежился.

— Звучит…

— Я бы предпочел слово «эпично»!

— Вроде того… — согласился Уилф.

— Спасибо. Ну а теперь, — я торжественно замер перед консолью, подняв руку как дирижер, готовый дать первый сигнал оркестру, — мы отправимся на планету, которая называется… а впрочем, какая разница, как она называется? Главное, что это — Новый Галлифрей…

— Постой, постой!.. — всполошился Уилф. — Если у вас нет больше Галлифрея, ты просто делаешь новый? Как Машина Парадоксов, которая доставляет к тебе другое время?..

— Основная идея такова. Летим!

— Охх!.. — Уилф вцепился в край панели управления. Я посмотрел на него удивленно.

— Что ты делаешь?

— Но мы же взлетаем?..

— Мы уже в пути. Ты думал, будет трясти?

— Ну… э… — Уилф смущенно выпустил панель, вытер вспотевшие ладони о штаны и спрятал руки в карманы.

— Кстати, твои любимые звезды. Давай-ка сделаем маленькую остановку. — Я остановил ТАРДИС и двинулся к двери, чтобы распахнуть ее.

— Смотри, это Крабовидная туманность, разве видел ты ее когда-нибудь так близко, так, чтобы она заполняла все, что ты видишь? Не проекция в планетарии, настоящая. Могу поспорить, ты никогда не видел ничего подобного!

Уилф с довольно жалким видом поплелся следом. Вид у него был как у побитого пса.

— В чем дело? Ты что, боишься, что я вытолкну тебя наружу? Не бойся. И не бойся свалиться, нас удерживает защитное поле.

Уилф наконец добрался до двери и, несмотря ни на что, не сдержал вздох восхищения.

Туманность висела перед нами сверкающей паутиной, мерцая и переливаясь. На глазах Уилфа выступили слезы. «Он ведь мог бы показать тебе это, — подумал я. — Но разве у Доктора не всегда было странное представление о дружбе?»

Какой привычный ход мыслей. И едва ли верный. Но в чем-то все же было рациональное зерно, своя доля истины.

— Открытый космос, — объявил я. — По-настоящему открытый космос! Живой, обитаемый, дышащий, все время меняющийся. Быстро — по своим собственным меркам. В чем-то, его жизнь не дольше жизни человека. Или мотылька. У каждого свой счет.

Уилф едва слышно шмыгнул носом, не отрывая глаз от переливающейся завесы во мраке, и улыбнулся.

— Можем устроить экскурсию по туманностям, — предложил я. — И не только по ним. Что бы ты хотел увидеть? Во времени — увидишь, как они формировались, рассеивались, гибли, рождались, на что похожи в то же самое время, в какое ты смотрел на них с Земли, можешь увидеть их куда ближе к «настоящему времени», а не далекое прошлое и чертовски мелко в свой телескоп.

— А у нас есть время?.. — продребезжал Уилф. У него его определенно было не так много.

— А когда еще? Устроим блиц-тур по избранным достопримечательностям Вселенной. Это займет часа три земного времени. Уж они-то у нас точно найдутся.

И я устроил Уилфу экскурсию. Нельзя сказать, чтобы я часто их кому-то устраивал, но — случалось…

Три часа чужого восторга, и вот мы на Антее. Дверь распахнулась на изумрудную лужайку под пронзительно синим с фиолетовым отливом небом, и Уилф изумленно выглянул наружу.

— Лето!

— Тут почти всегда так. На самом деле, это уже не Земля. Это Антея.

Уилф издал возбужденное восклицание и выскочил наружу, топча инопланетную траву. Выбежав на дорожку, он принялся смешно топать, будто не веря, что песок и камешки расползаются под подошвами его башмаков совсем как земные. Присев, даже похлопал дорожку ладонью, нарисовал на ней бороздки, робко пощипал пальцами траву у края. Украдкой прихватил маленький камешек и зажал его в кулаке. Трудно удержаться и не прихватить с собой инопланетный сувенир, пусть он куда скромнее Лучезарной Звезды; а может, просто хотелось держать что-то в пальцах, что напоминало бы о реальности.

— Ты меня не разыгрываешь?..

— Посмотри сам. Каким тебе кажется солнце?

— Оно такое большое…

— Хотя находится от Антеи дальше, чем Солнце от Земли. И посмотри на луны.

— Это луны!.. Их… раз, два, три… пять! Такие маленькие… не все маленькие!.. Таких странных форм…

— Сейчас хорошо видно только пять, на деле их семнадцать, различного размера, на разных орбитах. Прочую мелочь считать не стоит.

— Потрясающе!

— Я знал, что тебе понравится. А теперь пойдем, я покажу тебе, где, может быть, Донна найдет новый дом или хотя бы увидит этот мир заново.

— Ой, — сказал вдруг Уилф приглушенно. Я обернулся к нему и увидел, что он стоит ко мне спиной и удивленно смотрит на ТАРДИС. Наконец заметил. Уилф поднял руку и потыкал воздух. — Это колонна? Античная колонна?..

— Это ТАРДИС.

— А была как будка…

— Но здесь же не Лондон. Нормальные ТАРДИС имеют исправное хамелеонное устройство. Они подстраиваются под окружающую среду. Может быть, тебе странно видеть колонну посреди лужайки, но здесь это вполне допустимо и гармонично — одна из нейтральных форм, и это место, где ТАРДИС не нужно маскироваться, только иметь приятную удобную эстетичную форму. А переместись мы в помещение, она бы скорее напоминала какой-нибудь серверный шкаф.

— Поразительно.

— Это сущие мелочи. Когда Донна станет такой же, как мы, у нее тоже будет своя ТАРДИС, если она захочет.

Уилф немного занервничал. Он никогда не перестанет нервничать. Я мог бы его загипнотизировать, но пусть уж все идет естественным образом. Мы же на этот раз друзья.

Я повел его к куполу базы, ничего особенного не рассказывая — какие-то успокаивающие пустяки. Неважно, что ты говоришь, важны только интонации. То же самое, что при общении с животными.

Уилф восторгался яркими бабочками, я обратил его внимание сперва на несколько другую гравитацию, по сравнению с земной, хотя разница была не очень велика и едва ли ощутима на фоне общих, переживаемых им потрясений; потом на то, что он и сам заметил — тут было лето, так не желал ли он избавиться от части своих зимних вещей? Уилф пока не желал. Либо его немолодые кости ничего не имели против лишнего тепла, либо его познабливало по каким-то другим причинам.

«Дорогая, я дома!» Ривер должна была уже узнать о нашем прибытии. Моя затея вызывала у нее сомнения, но она согласилась поговорить с нами обоими, когда я вернусь.

Я намеренно совершил посадку не внутри комплекса, чтобы у Уилфа было время осмотреться и освоиться по дороге, убедиться, что ему и Донне не хотят зла. Скорее всего, Ривер мы увидим только в лаборатории. В холле нас встретила Сьюзан Келвин, некогда моя человеческая помощница, а ныне наша первая экспериментальная таймледи с частично человеческой ДНК и пересаженным в новое тело человеческим сознанием. Может быть, в будущем это создаст какие-либо проблемы, возможно, человеческая психика окажется не такой пластичной, как наша, и менее способной выдерживать нормальные для повелителей времени нагрузки, а может быть и сможет успешно адаптироваться с помощью внесенных органических усовершенствований, по крайней мере, на цикл-другой. Сьюзан сопровождала пара токлафанов-ассистентов. Уилф сперва было испугался, затем заинтересовался, по-видимому, приняв их за чистой воды механизмы. Я не стал нагнетать атмосферу и объяснять, что к чему, это как-то никому не требовалось, в том числе токлафанам, серьезно увлеченным важностью собственной миссии. Вскоре к нам присоединился Джон Харт, как всегда, в своем эффектном доломане, подействовавшим на Уилфа самым расслабляющим и веселящим образом, и с импозантной кавалерийской саблей на боку, с которой не расставался последние дни. Харт постоянно пополнял свою коллекцию холодного оружия и то и дело щеголял новинками. Токлафанам страшно нравилась его комната, битком набитая «сменными клинками», они явно принимали Харта за своего, только оборудованного под другие функции и, в общем, были правы. Уилф удивился тому, что Харт оказался из далекого будущего с точки зрения самого Уилфа, а не прошлого, но явная примета связи времен его обрадовала. К этой радости и Харт отнесся благосклонно, проявив к гостю достаточно вежливой симпатии. Токлафанов мы отослали вместе с Хартом, и проследовали дальше в общий комплекс, рассказав по пути вкратце историю Сьюзан. Уилф понимающе ахал, но было трудно сказать, насколько он во все это верит, так как он и сам этого явно не знал, слишком был ошарашен, чтобы принимать все всерьез. Сьюзан рассказала немного о своей работе в лаборатории и о главной задаче — восстановлении почти утраченной цивилизации.

— Так вот зачем вам нужна Донна!..

— Это очевидно, Уилф. Она теперь ее часть, уже стала ею, мы только хотим безболезненно вернуть ей память. Это было бы правильно. А раз мы не можем спросить прямо сейчас ее саму, мы обращаемся к тому из ее родственников, кто, как мы знаем, искренне заботится о ней и находится в курсе дела.

Уже освоившийся немного, Уилф посмотрел на меня опять с легкой недоверчивостью.

— Мне как-то очень странно видеть с твоей стороны такую невероятную деликатность… Я все боюсь, что за ней кроется что-то ужасное…

— Вот напрасно! — с жаром воскликнула Сьюзан. — Я не знаю, почему почти все, с кем мы встречались, проявляли такую недоверчивость. И капитан Харкнесс, и Доктор. Я допускаю, что это все дела отдаленного прошлого, но с тех пор, как я встретилась с профессором Кингсли, я видела только, что он постоянно кого-то спасает.

Я скромно помалкивал. Не то чтобы постоянно, в конце концов… и практически любую вещь можно рассматривать, как минимум, двояко…

— Вы знакомы с Доктором? — живо откликнулся Уилф.

— Ну конечно! Очень странный и непоследовательный таймлорд! — припечатала Сьюзан. — Но я так понимаю, он старый друг, и очень дорог и профессору Кингсли, и профессору Сонг.

— А кто такой профессор Кингсли?..

— Так вы же прилетели сюда вместе с ним!

— Э… так это твое настоящее имя? — удивился Уилф.

— Ну конечно, не настоящее, — успокоил я. — Только человеческое. Доктору Келвин удобно использовать его, так как галлифрейскими мы все не пользуемся и пользоваться не хотим…

Сьюзан кивала:

— Как я понимаю, цивилизация, которая ужаснейшим образом уничтожила саму себя, не только вызывает неприятные воспоминания, но и просто печальные…

— О, я застал один из моментов прощания с ней!

— И какие же у вас остались впечатления?

— Очень смешанные, юная леди!.. Вы правы — в основном, печальные…

— Доктор рассказывал, что профессор Кингсли тогда тоже всех спас!

— Ну-у… — протянул Уилф, и я заговорщицки подмигнул ему. Уилф рефлекторно вздрогнул. Наверное, это подмигивание напомнило ему разговор в доме Нейсмита. Но вздрагивание перешло в облегченную улыбку и расслабленный полувздох. Теперь все было совсем иначе. Он уже не боялся в самом деле стать сообщником.

Мы немного прогулялись по комплексу, показали гостю частично и инкубатор, и ясли, и различные лаборатории. Уилф ахал и пугался, и хотя пугался все меньше и все несерьезней, проникаясь масштабами, их серьезностью и нашим, по-видимому, дружелюбием, я начал беспокоиться, чувствуя, что мне все больше не хватает Ривер. Разумеется, так и предполагалось, что рано или поздно мы придем к ней сами. Но похоже, у нее не было никакого встречного желания ускорить этот момент. Она не говорила толком, с чем связано ее отсутствие энтузиазма, а я особенно не допытывался. Может быть, она все же питала еще какие-то бессознательные собственнические чувства к Доктору и видела в Донне соперницу. К тому же, насколько я знал, она познакомилась с ней в тот самый день, когда погибла в Библиотеке. Возможно, это накладывало отпечаток, нагоняло на нее хандру.

В какой-то момент я извинился и оставил гостя на попечение Сьюзан. Разговор с ней без меня наверняка должен был успокоить старика. Тем более Сьюзан, как некогда человек, могла поведать ему наедине какие-то тонкости своего нынешнего состояния «изнутри», рассказать о его преимуществах.

В личной лаборатории Ривер стоял дым коромыслом — не едкий, но довольно плотный.

— Ривер! Что у тебя тут проис…

— Катализ пошел не так! Бывает!.. — Ривер вынырнула из-за горы дымящихся пробирок — где-то в глубине бурлящих аппаратов что-то угрожающе потрескивало. Она посмотрела на меня исподлобья сквозь взъерошенные, сводящие с ума, лихие кудряшки. — Если можете обойтись пока без меня, обойдитесь, пожалуйста! У вас же там пока ничего не горит?

— Нет. А что ты тут вообще затеяла?

Ривер раздраженно и изящно помахала кистью.

— Неважно. Неудачный эксперимент.

— Но мы же договаривались обсудить с Уилфредом Моттом трансформацию его внучки Донны!

— Поговори с ним сам, милый. Уверена, вам будет это полезно для дальнейшего взаимопонимания и доверия. Иначе он так к тебе и не привыкнет, поймет, что его стараются отвлечь.

— Я и стараюсь отвлечь! Лобовая атака в таких ситуациях последнее дело без поддержки тяжелой артиллерии. А я не хочу его гипнотизировать или похищать Донну, как Юпитер Европу!

— Только попробуй, милый! — с лукавой угрозой усмехнулась Ривер.

— Я метафорически.

— Ты же все равно собирался поговорить с ним прямо, раскрыть все карты, чтобы он знал точно, на что идет, соглашался с открытыми глазами. Потому что если вы договоритесь, Донна станет такой же как мы, будет иметь право знать все и обладать нашими возможностями. Между тем, ты не хотел, чтобы она относилась затем к своим родным, как к комнатным собачкам. Я понимаю, что это невероятная галантность с твоей стороны, но ты сам этого хотел. Для разнообразия.

— Ладно, попробую поговорить с ним сам. Может, Сьюзан будет достаточно.

И я вернулся к Сьюзан и Уилфу.

— Как тут у вас? Все в порядке? Вот, теперь ты видишь, что это собой представляет. Мы можем разбудить память Донны, не повредив ей. Это место, полное жизни. Все проверено и отработано.

— Но я так понял, — довольно напряженно отозвался старик, — чтобы разбудить Донну, вы хотите сделать ее копию? Только с вашей ДНК?

— На ее основе, но с примесью человеческой, чтобы она сохранила все свои настоящие черты, качества, параметры… личности. На этом тоже многое держится. Чтобы ее сознание было в полной мере ее сознанием. Иначе с тем же успехом, она могла бы просто регенерировать. Но тогда она потеряет часть прежней Донны.

— А что… м… будет с ее телом? Человеческим? Извините за бестактность, но что сделали с вашим? — озабоченно спросил он Сьюзан. Похоже, без меня они так и не подняли вопрос о технических деталях. Может быть, Уилф решил, что спрашивать леди о таких вещах наедине невежливо. Тогда как в моей компании все само собой превращалось в вопрос техники.

На лбу Сьюзан собрались недоуменные морщинки.

— Оно заморожено и находится в нашем генетическом банке.

Уилф заметно поежился, хотя все еще был в своей зимней куртке, только снял шапочку, когда оказался в помещении.

— И что с ним будет потом?

— Не знаю, — равнодушно пожала плечами Сьюзан. — Это не так уж важно. Вряд ли оно мне когда-нибудь понадобится.

— Но вы сохранили его! Зачем?

— Даже не знаю… Для страховки.

— А сознание, которое вы перенесли? Оно скопировано или полностью перемещено? В вашем человеческом теле ничего не осталось? Ни искры тлеющего сознания? Его там совсем нет, или оно только спит?

Сьюзан снова пожала плечами.

— Разве это важно?

— Это важно, — тихо ответил Уилф, и посмотрел на меня с тревогой. — Значит, пока одна Донна будет жива, будет все помнить, другая Донна будет спать? Может быть, спать вечно? Настоящая живая Донна — человек, а не что-то, что только создано из нее? Настоящую мы обречем на заточение?

— Уилф, — я успокаивающе хлопнул его по плечу. — Я понимаю, что тебе, может быть, трудно изменить мировоззрение и по-другому относиться к таким вещам, но понимаешь, тело, в сущности — только машина, созданная природой. Даже разум — очень тонкий, но механизм. Он достаточно гибок, он постоянно изменяется, но он также состоит из особых полей и элементарных частиц, которые одинаковы во всей вселенной, и носитель его не так уж важен — важно, может ли он быть полноценным вместилищем разума. Осознание себя разве не важнее неизменной ДНК? Если Донна станет таймледи, подумай, сколько она сможет прожить — гораздо дольше, чем человек… — Глядя на Уилфа, я вдруг смутился, и меня посетило странное, с трудом опознаваемое чувство, что я говорю бестактность. — Если хочешь… — проговорил я будто не своим голосом. — Мы можем сначала попробовать на тебе.

Уилф медленно начал белеть и крениться набок.

— Э-эй!.. — Я подхватил его за плечо. — Ничего я без твоего согласия не сделаю. Но это могло бы продемонстрировать тебе, что это безопасно, и, кроме того… предупреждаю честно, уровень адаптации сложно гарантировать в твоем возрасте, но в любом случае, это может быть интересно для тебя, и может серьезно продлить твою жизнь…

— Не надо!.. — прокаркал старик.

— Проклятье. Я знаю, что ты просто меня боишься, но я серьезно…

— Тем более, если серьезно…

— Присядь-ка! — Я усадил его в белое мягкое кресло у стены. — И отдышись. Сьюзан, у вас есть какой-нибудь кислородный баллончик и… укрепляющее? — Карманы лабораторного халата новоиспеченной таймледи были обширны почти как ТАРДИС, искомое быстро нашлось. — Отлично! Спасибо, Сьюзан, можете оставить нас ненадолго? Да не бойся, Уилф, это не эфир и не веселящий газ. Если бы я хотел сделать с тобой что-то нехорошее, то поверь, не церемонился бы. Хорошо, пока ты привыкаешь к этой мысли, знаешь ли, можно ведь обойти и твой возраст. По крайней мере, чтобы улучшить физическое состояние перед переносом…

— Только не эксперимент Лазаруса!..

— Ты слышал про эксперимент Лазаруса? Говорю же, это совершенно безопасно с моими доработками, особенно если затем все равно переносить сознание в другое тело…

Уилф с шумом перевел дух.

— Значит, ты готов омолодить меня, даже сделать таймлордом?

— Ну, в общем, да. Почему бы некоторое количество старых друзей…

— А ты сделаешь то же самое для моей дочери?

— Мм…

— Или для моих старых друзей, которым тоже немного осталось?

— По-моему, Уилф, ты несколько форсируешь события…

— Я серьезно. Ты это сделаешь?

— Серьезно? Нет. Я мог бы сказать «да», чтобы тебя успокоить. Но не буду. Так что — нет.

— Спасибо!

— Так ты согласен?

Уилф издал всполошенное кудахтанье.

— Ни в коем случае!

— Тогда за что «спасибо»?

— За серьезность. За то, что не стал обещать невозможного.

— Но предлагаю я только возможное.

— С твоей точки зрения… На то, что все мы — машины.

— Говоря беспристрастно, это именно так. И ничего в этом нет особенного — мы таковы, каковы есть, и другого и лучшего во вселенной нет.

— И другого — нет, — Уилф кивал, просветленно улыбаясь. — Мы таковы, каковы есть…

Я рассердился.

— Ты хоть понимаешь, что это мракобесие? То, что подумали бы о вашей же современной земной науке в ваши же средние века!

— Но если бы в средние века была наша наука, они не были бы средними веками. А как же мы стали бы нами без них? Что была бы наша История? Колосс на глиняных ногах?

— Знаешь что, все это дешевая философия! Вселенная эволюционирует в целом. В ней возможны путешествия во времени, и значит, она движется в собственных вероятностях витками и спиралями, через времена, которых, казалось бы, никогда не было, от которых остались только призраки, от бесчисленного множества прежних реальностей! В одной из них заперта моя родная планета и даже одна из версий меня самого, но история не останавливается, она продолжается, на обломках прежних вселенных! Стремится вперед, безостановочно, не только линейно — потому что такова ее природа! Из начала в конец, из хаоса к новому порядку и снова к хаосу! Все, что ты говоришь, годится для смирения духа в самоутешении, когда ты не можешь ничего изменить! Скажу тебе кое-что — я ненавижу мир, который нельзя изменить!

Уилф беспомощно похлопал куцыми ресницами, глядя на меня с тихим укором. Я отмахнулся.

— Помню, что по-прежнему тебя пугаю. Конечно, для тебя это слишком быстро, слишком большой шок, большой рывок, чтобы довериться и решиться сразу. Но времени у нас довольно мало, ты же понимаешь, о чем я.

— Ты знаешь, когда я умру? — кротко поинтересовался Уилф.

— Нет. Дату намеренно не узнавал. Хотя на деле, известные сведения ничего не значат, то, что они известны, ничего не говорит о реальности. Но по моим меркам и человеческим, по тому, сколько тебе лет, можно сказать, что осталось немного… — Я постарался смягчить тон. — Пойми меня правильно — сравнительно со мной для любого человека оставалось бы мало. И нельзя сказать, что ты находишься на заре даже человеческого жизненного цикла.

Уилф усмехнулся и совсем по-старчески пожевал губами.

— Наверное, это было бы здорово — новая жизнь, новые возможности…

— А ты всегда любил звезды, — подначил я. — У тебя было бы столько времени и невероятных возможностей, чтобы изучать их.

Уилф едва заметно кивал. Я все-таки привык отличать это движение от простого дрожания старческой головы.

— Вот только все это мечта. Потому что на самом деле я буду спать беспробудным сном, пока кто-то, человек или таймлорд, похожий на меня, будет исследовать звезды. То, что может сделать он, ведь сможет и сделает кто-то другой — много других! Они делают это прямо сейчас — раз прошлое, будущее, и невозможное существуют прямо сейчас, всегда!..

Тут уже я заметил, что киваю сам.

— Знаешь, — заметил я, спохватившись, — думаю, тебе просто надо привыкнуть к этой мысли. Сейчас ты слишком ошарашен. Если хочешь, можешь остаться тут на некоторое время, осмотреться, обжиться.

— Доктор ведь знает о твоих возможностях?

— Конечно, знает.

— Но ты хочешь сотворить новую Донну в его отсутствие…

— Не сотворить, а…

— Неважно. Но ты явно не хочешь, чтобы Доктор что-то узнал, пока все не случится. Ты думаешь, он был бы против?

— Да, думаю, — согласился я после небольшой паузы. — Но я не разделяю стремления Доктора оставлять все как есть, опускать руки, не бороться…

— «Не навреди», — почти умоляюще промолвил Уилф.

— Что?

— Это клятва Гиппократа.

— Знаю, ее дают врачи…

— И Доктор. Я думаю, вот почему он взял это имя…

Я недовольно фыркнул.

— А ты считаешь, что мы — машины, — многозначительно прибавил Уилф. — Я не буду говорить, что это не правильно. Конечно, в каком-то смысле так и есть. И если мы машины, то что мы теряем? Ведь совсем ничего. Но пока мы остаемся собой, мы можем чувствовать себя собой. Если прошлое, настоящее, будущее и невозможное есть всегда, то в каком-то смысле и мы есть всегда. Каков бы ни был наш срок. Каждое мгновение существует всегда!

— Время можно переписать, — улыбнулся я. — И так говорю не только я.

Уилф засопел, сминая свою зимнюю шапочку.

— Но кто-то же должен быть песчинкой на берегу. Не все должны быть горами, планетами, черными дырами… Если мир состоит из элементарных частиц, одинаковых повсюду, разве мы не существуем повсюду, разве мы не вечны?

— Умирает все, даже Вселенная. Можешь мне поверить, я это видел.

— Ну и что? Почему нам, или машинам, или элементарным частицам должно быть от этого хуже?

Я вздохнул.

— Уилф, так ты хочешь, чтобы к Донне вернулась память, или нет?

Уилф немного помолчал. Смешно почесал в затылке.

— Но она же и так все вспомнит, когда придет время? Если только ты сказал правду?

— Я сказал правду.

— Тогда — она ведь ничего не потеряет, ни одну себя, ни другую. Зачем нам две Донны, одна из которых все равно никогда не сможет себя вспомнить, чтобы не измениться? Это ее путь, уникальный, не… — он пару раз неопределенно сдвинул ладони, — штамповка. Ты уж извини…

— Да я-то что, мы по-разному смотрим на вещи. — И разбираюсь я в вещах гораздо лучше, без средневековых предрассудков. Но дискомфорт, раз он у него пока есть, остается дискомфортом.

— По-разному. Я знаю, если ты захочешь сделать по-своему, я тебе все равно помешать не сумею. Я слабый, старый, и вообще микроб в твоем понимании. Но все-таки я хочу спросить: я могу отказаться? Будет ли это для тебя хоть что-то значить? Ты ведь зачем-то захотел спросить меня. Потому что не желаешь зла мне и Донне, или потому, что это твоя жестокая шутка? Ведь если ты жив, на свободе, обладаешь такими возможностями, ты можешь сделать с нами буквально что угодно. Никто тебя не остановит.

Это верно. Никто. Перед моим мысленным взором вновь возникла отчетливая картинка, вырисовывавшаяся все последнее время — две рыжеволосые женщины на операционном столе. Яркая, чуть подернутая дымкой и рябью вероятность.

Я поднял руку и громко щелкнул пальцами в воздухе. Картинка погасла.

— Да, Уилф. Ты можешь отказаться.

Я предложил ему остаться на пару дней, чтобы осмотреться и привыкнуть к ситуации, вне зависимости, пересмотрит ли он свое решение. Уилф очень мягко отказался, хотя согласился побыть «на другой планете» несколько часов, чтобы просто погулять.

— Тогда, может быть, останешься до утра? Разве не хочешь увидеть совсем другие созвездия?

Уилф тяжко перевел дух.

— После того, что я уже видел сегодня, мне понадобится время, чтобы придти в себя. И хорошо бы начать с доброй пинты пива!

— Момент! Это можно и здесь. Попробуешь инопланетное? Светлое, темное, радужное, переливающееся, искристое, вспыхивающее?

— Ого! — уважительно вытаращил глаза Уилф.

— Прямо в тропическом саду, в шезлонгах у фонтана, с видом на чужепланетные луны, и с крекерами тоже вовсе не с Земли.

— Ух!..

На это он был согласен с энтузиазмом.

В саду были расставлены столики, на которых, будто пробирки, теснились сосуды и бокалы с разными напитками. К нам снова присоединились Сьюзан и Харт, все шутили, смеялись, Уилф перепробовал почти всё, что мог, какого бы странного цвета и консистенции оно ни было. Сперва, конечно, он побаивался неожиданных реакций и обычного опьянения, но Сьюзан показала ему флакончик с избавляющими от любых интоксикаций наногенами и угостила ими сразу после нескольких проб. Уилф совершенно расслабился и пустился в исследования напитков и удивительных инопланетных закусок, о которых ему наперебой рассказывали байки Келвин и Харт. Они поведали ему о феррерских креветках, терроризирующих феррерских акул, мандалорских устрицах, обитающих на суше и питающихся мелкими рептилиями, плодах огненных деревьев, которые нужно вытащить из вспыхнувшего на секунду пламени и сразу бросить в лед, иначе, когда пламя погаснет, плоды рассыплются пеплом, из которых проклюнутся полуметровые ростки, твердые как камень и уже несъедобные. Уилф попробовал все, то и дело обращаясь к чудесному нейтрализатору. Харт, пожалуй, был рад, что Мотт отказался от главного сделанного ему предложения, ему явно претила мысль, что тут разведется еще много таймлордов — бывших людей, превращенных буквально непонятно за что, пока он ждет своей очереди. Правда, ему уже было вручено, как особая гарантия, записывающее кольцо, которое он носил на мизинце. При любом несчастном случае, который может подстеречь нашего шефа безопасности, его сознание будет записано в аварийном порядке в скрывающиеся в кольце микросхемы и затем восстановлено уже в новом теле. После великого количества выпитого и закушенного и нейтрализованного, я отправил Уилфа с Хартом на экскурсию по планете в скоростном воздушном катере. А через пару часов, я доставил его домой, аккуратно материализовавшись у паба «Красный лев» на том же самом месте, где прежде стояла «красная телефонная будка», через долю секунды после ее дематериализации. Можно было и не заметить, что она вообще куда-то исчезала.

— Ну вот, — я отдал Уилфу его мобильный телефон, перепрограммированный в ТАРДИС. Уилф с любопытством уставился на появившуюся в адресной книге запись: «Антея». — Это название ничего не скажет Донне, если она ее случайно увидит. А ты теперь всегда можешь связаться с нашей базой, звонок выведет на диспетчерскую, и тебе ответят в любое время, даже в мое отсутствие. Если ты вдруг передумаешь, или если вдруг Донне понадобится помощь — только позвони. Нас не нужно искать, мы там, где мы есть.

Да, в этом все еще было известное противопоставление. А может быть — дополнение.

Я открыл дверь. Уилф шумно выдохнул и выбежал наружу.

— Зима! — сообщил он.

— Это та же самая минута, из которой мы исчезли.

Уилф на минутку скрылся из виду. Я взглянул на сканер: Уилф исследовал газетный киоск и сверял часы с газетчиком. Ну что ж… Закрыть дверь я не успел, Уилф снова сунулся своим тщедушным тельцем в проем.

— Так и есть! Все сходится!

— Я же обещал.

Он как-то странно засопел и зашаркал ногами на пороге:

— Давай-ка я угощу тебя пивом.

Я посмотрел на него, подняв брови и округлив глаза.

— Ты грустный, — сказал он. — Понимаю, что глупо, но хочу ответить любезностью. Так ты как, будешь, э?..

Я подумал пару секунд и согласился. Вскоре мы вернулись за тот самый столик, из-за которого вышли по местным меркам пять минут назад. Очень тихо шипела пена, рядом красовалась вазочка с солеными крекерами.

— Я знал, что ты будешь темное, не какой-нибудь светлый эль, — хихикнул Уилф, отчего-то радостно оглядываясь по сторонам, и поясняюще ткнул пальцем на кружку: — Я про портер.

— По-моему, он вкуснее. Бархатней.

— Не могу поверить… — еще раз хихикнув пробормотал Уилф, с энтузиазмом тряся жиденькой бородкой и сверкая помолодевшими глазами. — То есть, вот теперь, еще более-менее… может, и могу. Конечно, если вдруг не окажется, что пока мы где-то были, с Донной что-то стряслось и…

Зазвенел входной колокольчик.

— Деда!.. — разнесся по бару голос Донны как удар начищенных медных тарелок. — Да что ты там хандришь? У мамы обед стынет, как не стыдно, а?..

— Э… Донна! — тихо восторженно захлебнулся Уилф. — Ой, только не оборачивайся!..

— Без проблем, Уилф.

— Бегу, бегу, родная!.. Ох, бывайте там! Даже не знаю, как я рад всему, что произошло…

— Ничего же не произошло.

— Как ничего?.. У Донны все будет хорошо! Все в порядке! Передавай привет Доктору, когда увидишь!.. — И Уилф бодрым козликом поскакал к двери, продолжая счастливо посмеиваться. Я вздохнул, усмехнулся, и, чтобы не встречаться случайно с Донной — да и попросту надоело входить и выходить через одни и те же двери, — поставив на кружку вазочку с крекерами, активировал браслет вихревого манипулятора. Отлично, не расплескалось… Я закусил крекером и плавно опустил рычаг на панели управления ТАРДИС, оживляя консольную колонну.

Когда я вышел на Антее, ТАРДИС на своей обычной стоянке, напоминала пресловутый «серверный шкаф». С кружкой и вазочкой в руках я направился сразу в сторону бассейна. Конечно, Ривер была там. Нежилась в шезлонге, почитывая антикварную бумажную книгу и потягивая коктейль через соломинку посреди «лужайки» крупного янтарного песка, в буквальном смысле слова — янтарного.

— Я так и знал, что ты не вышла нарочно. Ничего ведь в лаборатории не горело, правда?

— Ты такой проницательный! — чарующе усмехнулась Ривер. — Но ведь все прошло хорошо, как я вижу.

— Что же тут хорошего? Глупо получилось. Может, Мотта я и не спугнул, но Донна пока не с нами.

— А что мы теряем? — безмятежно промурлыкала Ривер.

Я вспомнил звон начищенных медных тарелок, пожал плечами и посмотрел на обложку книги: М.Булгаков «Мастер и Маргарита».

— Это не про меня, — счел нужным заметить я.

— Конечно, нет, мессир! — Глаза Ривер смеялись. — Всего лишь про бедного сумасшедшего, игры с дополнительными измерениями и исполнение желаний!

— Я не хромаю.

Ривер одобрительно тряхнула кудряшками:

— Это плюс!

Я расположился в соседнем шезлонге и угнездил вазочку с крекерами на легкий переносной столик рядом.

— Все равно жаль. Хотелось сделать Доктору подарок.

— Зная, что он был бы против.

— Это пока есть куда отступать…

— Дорогой, в некоторых светских кругах это называлось бы насилием.

— Ничего подобного, это было бы некоторым восстановлением справедливости. Мне хотелось его взбодрить. — Звоном медных тарелок, к примеру. — Ведь в самом деле, какой-то он не радостный последнее время.

— Угу. То пугаешь его своей «Атакой клонов», то вероятностью нового пришествия Галлифрея…

— Вот уж ерунда. Доктор сам полез в Библиотеку, и в результате, мы нарвались на аномалию, да еще и увеличили пролом, еще вопрос, кто тут кого пугал, и «кто виноват».

— То возвращением токлафанов и уничтожением далеков до того, как они на нас напали…

— Ну, они все же сперва напали, а потом уж было это «до». Против уничтожения далеков Доктор сам ничего не имел, даже дважды не имел!..

— То вселенная чуть не замерзла насмерть.

— Гм, было дело.

— То меня увел…

А вот это — да…

— Ривер! Да вы к тому времени по его меркам были знакомы всего-то ничего! Ну, если не считать, конечно, Рани…

— Да, понимаю, с тех пор, как ты знаешь, что не он главная причина твоих бед, тебе хочется сделать ему что-то приятное за все прежние треволнения. Но я думаю, что ты уже сделал.

— Каким образом?

— Тем, что просто поговорил с Уилфом и оставил его в покое.

— Тоже мне достижение! — пренебрежительно фыркнул я.

— О, для тебя — огромное! Иногда «недеяние» — это подвиг.

— О, опять эти отговорки и самоутешения, я сыт ими сегодня по горло…

— Поправь меня, если я не права — когда вы прощались с Уилфом, он выглядел счастливым?

— Потому что я оставил его в покое? Ага! Еще как! А еще он чувствовал себя на редкость хорошо, потому что под видом «укрепляющего» я его накачал наногенами. Крепкого — по человечьим меркам — здоровья ему теперь лет на двадцать хватит… — «Всех друзей переживет», — чуть не сорвалось у меня с языка, но я вовремя сдержался. После разговоров с Уилфом меня все еще преследовал этот «эффект мотылька-однодневки» — странно к ним привязываться, похожим и не похожим на нас, с другой шкалой времени, иными понятиями. Все равно что взять и попробовать уложить примерный срок нашей жизни в обычный человеческий век, а человеческий — сжать до жизни бабочки и представить, что у нее есть какой-то разум, только каждая минута для нее как месяц. Странности Доктора во многом связаны с этим эффектом — с самим фактом его существования.

— И потому что ты рассказал ему про Донну.

А еще, может быть, Уилф сам того еще не знает, но однажды он передумает. Никакого прямого гипноза, но оброненные идеи имеют свойство иногда прорастать и давать обильные плоды. Просто никто ни на кого не давил.

— Да, и понять не могу, почему Доктор ему сам не рассказал. Оставил всех в печали и улетел. Разве он не понимал, что для старика это важно?

— Кажется, он был уверен, что умрет, и это не будет иметь значения.

— Ну а потом?

— Думал, что всегда есть еще время.

— Да, конечно, попробуй, запомни нужды и чувства какой-то бабочки, даже если бываешь готов отдать за нее жизнь, если видишь прямо перед собой. — Я допил пиво и раздраженно забросил в рот последний крекер.

— Не ворчи. Вы разные, и это факт. Но это не значит, что это плохо. Кого-то из вас этой вселенной может очень не хватать, когда вы поодиночке. А если не всей вселенной, то, например, Уилфу.

— Ты так думаешь?

— Конечно. Иначе почему я все еще здесь?

— Ну… может, просто присматриваешь за «бедным сумасшедшим», чтобы не выкинул чего-нибудь совсем уж из ряда вон?.. Шучу, шучу! — поспешил заверить я, заметив ее взгляд и ощутив, что у меня горят щеки. — Конечно, оставаться караулить Пандорику на случай, а вдруг я из нее выберусь, было бы уж как-то чересчур…

— Попробуешь еще раз такое выкинуть — домой больше не возвращайся!

— Я все понял, дорогая! — Если я ее немедленно не поцелую, Вселенной будет грозить беда!..

Дул легкий бриз, и слышались отдаленные раскаты грома. Ароматы цветов сгущались, становились душнее и, одновременно, свежее. Небо темнело, по контрасту с ним деревья обретали четкие, будто нарисованные контуры. Мне припомнился конец Вселенной. Тогда, по-своему, было проще: кого ни спасешь, значит — спасешь, пусть на минуту, отвоевав у вечности. Даже попытка — в зачет и вызов миру. «Если не можешь спасти всех, спаси хоть кого-то». А что, когда мир не гибнет? Оставить все как есть? Пустить на самотек? Где остановиться? Порывы свежего ветра усиливались. Люблю грозу — она смывает все лишнее. Кажется, мне повезло — скоро она разразится.

Миг эфемеров

С благодарностью Стивену Хокингу, Брайану Грину, Мичио Каку и Ричарду Докинзу.

«НО Я НЕ ЖИЗНЬ!»

Т. Пратчетт

коллаж-иллюстрация: Laura*La

Телефон зазвонил. Он звонил во Времени. Поэтому было бы бессмысленно говорить о времени, когда Уилфред Мотт в самом деле совершил звонок. Он поступил к нам тогда, когда было нужно, когда это имело смысл в относительном течении временных потоков. И не только смысл, но и некое соответствие по множеству параметров, которые представителям низших цивилизаций показались бы неясными и несущественными. Но если вспомнить, что мы в принципе существовали в различных временных потоках, то иначе просто не могло бы быть. В каком месте Вселенной произошел Большой Взрыв? Правильным ответом будет — повсюду.

Но для нас, в течение нашей недолгой по тем или иным меркам, по сравнению с математической бесконечностью, жизни, это имело смысл и свои временные координаты.

Диспетчерская на Антее уловила сигнал, передала ее в мою ТАРДИС, а моя ТАРДИС рассчитала точное время, когда этот звонок должен был услышать я.

Вам никогда не казалось, что телефон всегда звонит не вовремя?

Это потому что сотни, тысячи, биллионы причин сошлись в том, что он должен позвонить тогда, когда это становится по-настоящему важно. А по-настоящему важно с точки зрения всех этих причин не всегда совпадает с вашим ограниченным локальным взглядом на этот же самый счет. Но в данный момент… Впрочем, неважно.

Я тихо мысленно выругался, не сводя взгляда с появившегося в просторном фойе нового предмета, возникшего столь явно и бесцеремонно, знающего, что я осведомлен, что он такое, и непременно его узнаю и, так как подкрадываться было уже бесполезно, просто вытащил «телефон» из кармана и нажал на кнопку.

— Да? — на всякий случай я не представлялся и не называл по имени того, кто должен был быть на том конце провода. Вдруг, в конце концов, это был не он?

— Мастер?! — голос Уилфа звучал не на шутку встревоженно. — Это Уилфред! Уилфред Мотт.

— Да, здравствуй, Уилфред. У тебя взволнованный голос. Что-то случилось?

— Пока нет… да… Еще нет, но эта женщина из ЮНИТ!..

— Женщина из ЮНИТ?..

— Она преследует Донну. Хочет выспросить ее о чем-то, а Донне ведь нельзя вспоминать…

— Да, конечно. — Вообще-то, вспоминать ей можно, только это приведет к автоматической «преждевременной» регенерации. Не имею ничего против, но есть личности, для которых это почему-то принципиально. Ну и, разумеется, регенерации не бесконечны, чтобы ими разбрасываться. Хотя, что за жизнь без памяти о том, чего ты стоишь? — Ты сейчас дома, Уилф?

— Да.

— Один?

— Да…

— Хорошо, у меня сохранились твои пространственно-временные координаты. Буду через несколько секунд по твоему времени… Если не умру, — прибавил я на всякий случай. Мало ли что может произойти, всего не учтешь. А если все будет в порядке, пусть считает, что это была шутка. — Можешь сосчитать до пяти.

Если Уилф перезвонит снова, не дождавшись моего появления, возможно, это будет значить, что я все-таки умер.

Я нажал отбой, сунул руки в карманы вместе с универсальным переговорным устройством, удаленно соединенным с ТАРДИС, и задумчиво подошел к большому черному роялю, стоящему в углу так, будто он всегда там стоял. Идиллическая картина — открытое окно, в которое светит солнце и врывается свежий ветерок, и пахнущий старым деревом и лаком предмет… мебели. Музыкальный инструмент с клавишами и струнами, куда более близкий к струнной теории, чем хотелось бы…

— Ну? — спросил я его. — Тебе что-то понадобилось? Хочешь напугать? На что-то намекнуть?

Может быть и ничего такого. Но мы уже встречались. Это была одна из очень мощных вещей во Вселенной. Способа справиться с ней я не нашел. А вот она со мной — нашла слишком просто. Хотя… это было давно. И я надеялся, что этот предмет сказал мне правду — что отвечает тем, чем на него воздействуешь. Правда, он меня тогда не прикончил лишь потому, что отразил чужое состояние, не мое. Так кто знает, что ему вздумается отражать теперь.

Музыкальный инструмент молчал. Впрочем, и в прошлый раз ему понадобился чужой голос, чтобы поговорить. Хотя я уверен, он мог общаться телепатически. Но я был слишком закрыт. А попробовать поговорить с ним намеренно…

Я выдохнул и постарался настроиться на то, чтобы не блокировать сознание сразу же, при малейших признаках контакта. Это было, конечно, страшно, зная, на что способная эта вещь, и зная, что в моем собственном сознании все далеко не так радужно, чтобы это можно было дружелюбно отразить. Хотел бы я разозлиться, отчаянно хотел, но как раз этого делать было абсолютно нельзя.

— Ну же, я тебя слушаю. Ты ведь не просто так мне показываешься. Даже если просто явился понаблюдать. Или подействовать на нервы?

Время от времени этот аппарат появлялся где угодно, в разных уголках Вселенной. Записывал, копировал все, что воспринимал, повсюду. С тем, чтобы когда-нибудь, когда Вселенная будет гибнуть, восстановить ее — как с резервной копии. Вот только, как признался сам этот предмет, запись будет проигрываться вновь и вновь без малейшего изменения, уже неживая. И кто знает, может быть, все это происходит прямо сейчас — только проигрывается запись, снова и снова, бесконечно, пока не сломается… Я перевел дух и отступил на шаг. Появление этого «рояля» провоцировало меня на агрессию, на «сломать». А ответ будет соответствующим. Разве что… обдумать это хотя бы где-нибудь подальше отсюда. Если он не последует за мной, или если даст уйти из зоны своего непосредственного влияния.

Я подумал, что должен предупредить Ривер. Поколебался. А какие чувства это музыкальное недоразумение вызовет у нее?.. Но не предупредить было нельзя. Вздохнув, я снова воспользовался переговорным устройством, чтобы записать для нее сообщение:

«Дорогая, не знаю, зачем я это сделал, я притащил к нам старый земной рояль. Пусть пока постоит тут, потом я его уберу. Конец связи».

По крайней мере, он теперь не вызовет у нее удивления или случайных вспышек подозрительности и враждебности. И я не стал уточнять, где это «постоит тут». Потому что знал свойство этой своло… штуки перемещаться, как ей вздумается.

— Ладно, — сказал я, снова обращаясь к «роялю». — Если молчишь, надеюсь, ты не собираешься мне мешать. Просто считаешь, что у нас интересно, и это место стоит сохранить «для истории»? Ладно. Ладно… Может быть, когда я вернусь, ты уже исчезнешь. Пожалуй, должен сказать, что в каком-то смысле я такой же как ты: если ты пришел с миром, не с тем, чтобы вмешиваться, мир тебе. Не обижай никого, и я не буду думать о тебе плохого.

Хотя столь явное наблюдение нервирует. Но тут пока ничего не поделаешь. Нет, мне точно надо убраться подальше, чтобы обрести душевное равновесие… Да, как же. Пока эта штука стоит тут, на моей планете, в моем доме, и может угрожать тем, кто мне дорог, и я ничего не могу с ней поделать. Но ведь в самом деле — не могу. Лучшее, что я могу — успокоиться и не проявлять враждебности, чтобы самому не спровоцировать угрозу.

А ведь тут есть еще и Джон Харт, и токлафаны… Впрочем, я никогда не слышал о том, чтобы это существо проявляло активность до того, как я попытался воздействовать на него напрямую с целью подчинить себе. Обычно оно просто притворялось предметом мебели. И, пожалуй, поблизости не оставалось ни необходимого спецоборудования, ни вообще кого-либо, кто был бы способен в мое отсутствие попробовать загипнотизировать рояль.

Что ж.

— У меня есть дела, если не возражаешь, — заключил я и направился к ТАРДИС. Посмотрим, что так взволновало Уилфа, что он решил мне позвонить, прекрасно зная, что я хочу, чтобы Донна все вспомнила. И что для этого ей придется изменить свою природу. В прошлый раз это соображение остановило его собственное желание.

И все же не могу сказать, что по мере удаления от черного призрака-наблюдателя, мне легчало на душе…

Я добрался до ТАРДИС беспрепятственно. «Спасибо, дорогой надзиратель». И безрадостно закрыл за собой дверь. Обернулся и застыл. Этот гад был здесь! Прямо в консольной моей ТАРДИС!

— Чего ты от меня хочешь?!

Но, по крайней мере, возможно, ему и правда был нужен я, а не весь мой мир. Так и не дождавшись ответа, я выровнял дыхание, взял себя в руки и подошел к консоли. Подумав, что когда собираешься что-то разрушить, уничтожить, и что-то тебе мешает, это вполовину не так обидно, как когда тебе что-то мешает в то время, когда тебе кажется, что ты наконец делаешь что-то хорошее. Наверное, когда-то, в самом начале, поэтому я и выбрал менее огорчительный путь, не желая скатываться в окончательное бездействие. Нельзя же терять бесконечно. А если заходить с противоположной стороны, даже проигрыш оказывается чем-то вроде бессознательного «доказательства от противного» — доказательства того, что что-то в этом мире, быть может, не окончательно скверно. Внутри каждого из нас живет предатель, созданный из поступивших извне моральных клише, усвоенных еще в том возрасте, когда нет никакой возможности от них защититься — воспринять информацию критически. Для этого просто еще нет средств. Например, других клише, чтобы они могли нейтрализовать действие друг друга.

Ладно. Раз эта штука не идет на контакт, не буду обращать на нее внимания.

Через минуту я материализовался в комнате Уилфа. ТАРДИС превратилась в потертые напольные часы с боем. Я потянул носом, выходя, потом решил отрешиться от своих обонятельных рецепторов. Да, люди пахнут иначе, чем таймлорды. При резкой смене обстановки это бывает заметно.

— Пять… — машинально произнес Уилф, оборачиваясь. Он все еще сжимал в руках телефонную трубку. — Ты быстро! — он облегченно чуть было не улыбнулся. — А что значило: если не умрешь? Это была шутка?

— Лучше не думай об этом, — отмахнулся я. — Так что у вас происходит?

— Она ждет на кухне, — засуетился Уилф.

— Донна? — уточнил я.

— Нет, та женщина! Я сказал, что позвоню Донне, но позвонил тебе.

— А!.. И что, как ты думаешь, я должен с ней сделать?..

Уилф смущенно пожал плечами.

— Не знаю… Может, просто убедишь ее, что Донна им не нужна?

— «Это не та Донна, которую вы ищете!» — я шутливо повел рукой, как в популярном земном фильме этого времени, или несколько более раннего, неважно.

Уилф с готовностью улыбнулся.

— Мне бы просто спасти Донну… Они серьезно настроены…

— Они?

— Их двое. Еще здоровый такой парень, он пока остался снаружи. Не знаю точно — шофер, телохранитель, кто он там может быть… Но я его уже видел однажды! Он появился буквально из ниоткуда и… Даже не знаю, может, это как-то связано с нынешней ситуацией… — Мне бы обратить внимание на эти его торопливые путаные слова и смущение с чуть не шарканьем ножкой по полу, но я поспешил перейти к делу:

— Ладно, хорошо, попробую поговорить с твоей женщиной.

Я решительно прошел несколько шагов от комнаты по коридору, открыл дверь в кухню, тут же закрыл ее и прикрыл рот тыльной стороной ладони, прикусил ее и тихо хрюкнул.

— Что?.. — встревоженно вопросил Уилф.

— Из всех женщин на Земле… черт побери, это же Марта Джонс! — приглушенно прошептал я.

— И?.. — не понял Уилф, посмотрев на меня невинным взором.

— Да, друг мой, тебе не понять… Ну, что ж поделать! — Я снова открыл дверь. — Здравствуй, Марта Джонс!

Марта, скучающе сидевшая за столом, тут же вскочила на ноги — в полной боевой готовности, но… хоть она и потянулась за пистолетом в кобуре под пиджаком, она все же остановила свое движение. И нахмурилась, глядя исподлобья.

— Опять ты?! Здесь? — Понимание? Ложное, разумеется. Разочарование? Усталость?

— Не по своей воле, Марта. Меня позвали. — Уилф позади издал какое-то протестующее бульканье. Наверное, хотел, чтобы его не обвиняли в такой ужасной измене. Я предпочел не обращать внимания. — Может, тебя это удивит, но я не хочу никому ничего плохого. Для разнообразия. Но зачем тебе Донна? С ней все не так просто. Ей нельзя вспоминать прошлое, и это решил не я. Доктор счел, что ее жизнь слишком ценна для того, чтобы, вспомнив все, она лишилась собственной жизни.

Марта невольно опустила взгляд.

— Насколько я могу тебе верить? — Закрыта как устрица. Или нет?

— Насколько я могу судить по твоему поведению, хоть ты мне и не веришь, ты уже знаешь, что мы с Доктором не враги.

— Я этого пока не знаю, — ровно ответила Марта.

— Но ты слышала об этом.

— Мало ли, что могут говорить люди. И даже не лгать при этом. Просто не знать правды.

— Действительно. Так чего ты хочешь от Донны? Чтобы она погибла?

— Нет… Но… Нам нужен Доктор! — отчаяние было настоящим.

— Отлично. Ты знаешь о нем сейчас гораздо больше, чем Донна, которая даже понятия не имеет, что когда-то с ним встречалась. Чем она может вам помочь?

— Дело в том, что… Она и есть Доктор. Частично! Метакризис. Она знает все, что знает он. Может быть, почти все. Может спасти целую планету. Боюсь, это единственный способ до него достучаться, какой для нас сейчас возможен.

— То есть, вы уверены, что перепробовали всё и другого способа нет?

— Да, и если ты можешь с ним связаться!..

— Марта, Доктор — не панацея. Вселенная вечно живет и изменяется, а он только точка, мечущаяся по пространству-времени. Он не может быть всюду одновременно лишь потому, что он повелитель времени. Он тоже — только живое существо. Его может задержать и остановить что угодно. Он — это вы, когда вы сможете достичь той же степени развития. Но и вы не будете всесильны.

Марта уставилась на меня, затаив дыхание.

— Все это только риторика, — сказала она, переведя дух. — Но то, что происходит сейчас, это ужасно! Он очень нам нужен.

— Извини, Марта. Так каждый может сказать, что он должен жить вечно, но каждый из нас когда-нибудь умрет. Даже я это знаю.

— Но всегда отрицаешь! Для себя!

— Пока могу это отрицать. До тех самых пор, пока могу.

— Значит, можем отрицать и мы!

— Подвергая опасности чужую жизнь, без надежды на то, что это действительно поможет?

— Нет. Не подвергая… Именно сейчас — нет.

— Почему ты так в этом уверена? — удивился я.

— Потому что сейчас на Земле не умирает никто. Именно в этом проблема.

— Момент… В чем именно у вас проблема? — переспросил я недоверчиво.

— На. Земле. Никто. Не. Умирает. — Раздельно произнесла Марта. — Теперь ты доволен? Теперь понимаешь, почему, может быть, Донна наша единственная надежда? Потому что мы никак не можем вызвать Доктора! И она не умрет!

— Сейчас не умрет… — вмешался тихим голосом Уилф. — Но когда все закончится — а это ведь закончится!.. Не может быть, чтобы не закончилось!..

— О… Похоже, у вас тут чертовски интересно… — Я придвинул ближайшую табуретку и уселся за стол. — Давайте подробнее. Что тут у вас происходит?

— Ты можешь связаться с Доктором?

— Если ты думаешь, что от этого будет какой-то толк…

— Мастер! У меня нет настроения шутить. И даже если ты постараешься, ты едва ли сможешь меня убить!

Я поднял брови.

— Вот как. — Кстати, это объясняло и ее остановку при том, когда она потянулась к оружию. Просто вспомнила, что это бесполезно? — Ладно. Попробуем. — Я демонстративно вытащил телефон и включил нужный канал связи с ТАРДИС Доктора.

Прошла минута. Другая. Я положил «телефон» на стол, не выключая.

— Понятия не имею, когда он ответит, если сочтет нужным ответить. Но по-моему…

Я снова схватил аппарат, ввел еще один контакт. Минута, другая…

Общий тест: куда идет сигнал?

Ответ — бесконечность. Рассеяние.

— Проклятье!

— Что? Хочешь сделать вид, что не можешь связаться?

Я поднялся, наклонился над столом и свирепо ткнул пальцем рядом с лежащим универсальным приемником.

— Если хочешь, жди здесь! А мне нужно кое-что проверить.

— Эй! — крикнула Марта вслед. — Это что, бомба?..

Я не обернулся и не замедлил шаг. Хлопнул дверью так, что зазвенело стекло. Нет, не рассыпалось. И ладно. Вбежал в ТАРДИС, включил сканирование континуума.

Тишина. Полная блокада. Академического интереса ради попереключал рычаги, попробовал несколько лазеек, припасенных для особых случаев. Ти-ши-на.

Я в ярости повернулся к мирно стоящему в консольной «роялю».

— Твоя работа? Запереть меня на этой планете, среди врагов, которые еще и стали бессмертными? Ты серьезно?

Рояль безмолвствовал.

— А если я отсюда не выйду? — Тогда, теоретически, он сам может перенести сюда что угодно, или меня отсюда, или… он мог даже угнать ТАРДИС. Но пока этого не сделал. Что, если в самом деле наблюдает? В частности, за странной ситуацией. Которая сама по себе для него лакомый кусочек. Лучше будет пока считать так.

Когда я вернулся на кухню, Марта была уже не одна, и даже не вдвоем с Уилфредом. Там появился третий человек. Который прежде, по словам Уилфреда, осматривал улицу.

— А. Харкнесс, — кивнул я без удивления. — Какой чудесный день, не правда ли?

Капитан Джек посмотрел на меня своим обычным героически-насупленным взглядом и промолчал. Но отвлекся при этом, чтобы нервно переглянуться с Мартой. Слегка, искоса, почти неуловимо. Марта выступила чуть вперед, будто бессознательно. Она что, пыталась его от меня защитить? Бессмертного? Пусть я недавно что-то слышал о том, что на Земле теперь не умирают, в этом было нечто странное.

— У тебя ничего не получилось? — спросила Марта.

Я показал на коммуникатор:

— А тут был хоть какой-то сигнал?

Марта покачала головой. Уилф, будто только что разбуженный сыч, всполошенно оглядывался из стороны в сторону.

— Что это значит? — настаивала Марта.

— Это значит, что не только вы не можете позвать Доктора. Я тоже не могу. Вообще никого. Даже не могу выбраться с этой планеты.

— Ага. Так ты уже пытался сбежать? — наконец заговорил Джек.

Я слегка прищурился, глянув на него, и решил оставить вопрос без ответа.

— Эта планета блокирована. Не знаю кем, пока не знаю, как. Отсюда невозможно полноценно попасть в вортекс, только скользить по краешку, оставаясь в локальном пространстве планеты, невозможно попасть куда-либо вне ее пределов, невозможно с кем-либо связаться. Может быть, есть какие-то обходные пути, но их нужно искать. Основные, универсальные — перекрыты.

— Так я тебе и поверил, — сквозь зубы произнес Харкнесс. — Мы тут по уши в дерьме, и вдруг появляешься ты и рассказываешь, что у нас нет ни шанса связаться с Доктором или кем-то еще. Совпадение? А ты как сюда попал?!..

— Я позвал! — отважно проблеял Уилф. — Если надо кого-то обвинять, вините меня!

— Спасибо, Уилфред. Последнее, что я стал бы делать, если бы все это затеял, это разговаривал бы с тобой, Харкнесс.

— Так что насчет Донны? — умоляюще спросил Уилф. — Может быть, она больше не нужна? Пусть не Доктор, но тут уже есть один повелитель времени.

Марта и Джек еще раз потрясенно переглянулись.

— Давайте хотя бы разберемся, — предложил я, снова садясь за стол. — Что у вас происходит и как давно? Какие есть догадки? Может быть, оценим уровень опасности для Донны. Кто знает, может, ей и правда уже можно вспоминать.

Уилф издал тихий протестующий звук, но только звук — ни единого внятного слова.

— Ты ведь сам хотел, чтобы она все вспомнила. Если мы разберемся в природе происходящего, возможно, к тому моменту, как пройдет аномальный период, замкнется некий временной цикл, и она вернется к своему прежнему состоянию.

— То есть, опять все забудет?

Я кивнул.

— Либо — Доктор ведь блокировал ее разум — это смогу сделать и я, когда потребуется. А если на Земле сейчас никто не умирает, возможно, это шанс выслушать ее собственное мнение на этот самый счет, предоставить ей выбор.

— Ну, хотя бы так… — Уилф смущенно зашаркал под столом и закивал, внутренне явно оживляясь. Да, ему понравилась эта мысль.

— Есть одна загвоздка, — вставил Харкнесс.

— Джек! — предостерегающе окликнула Марта.

Джек пожал плечами.

— Просто начистоту. Чтобы все не выглядело так гладко. Нам, может быть, очень нужна Донна. И она была нужна нам как последняя надежда. Но нет полной уверенности в том, что она не умрет. Насколько я понимаю, ее ДНК претерпела изменения.

— Да, верно.

— Как и моя. Так вот, в данный момент, я единственный известный мне человек на Земле, который может умереть.

— Прости, что?

Харкнесс смотрел на меня с вызовом. Несомненно, скрывающим растерянность. Что ж, похоже, это и впрямь может оказаться не проделками моего старого струнно-клавишного друга.

— Я могу умереть. Тебя это радует?

Я не удержался от усмешки:

— По крайней мере, это звучит забавно!

— Может быть, так же забавно, как то, что раз ты не человек, то на тебя всеобщее бессмертие не распространяется тоже.

— Тогда пока мне хватит моего.

— Если только то, что происходит, не отразится непредсказуемым образом и на твоей природе. — Джек поднял руки, полунасмешливо, полусердито. — Это не угроза, это честное предупреждение, никто из нас не может полагаться с полной уверенностью на то, что нам привычно.

— Это верно. — Я кивнул. — Спасибо за предупреждение, буду осторожен.

Джек насупился, кажется, сожалея, что это все-таки была не угроза.

В прихожей хлопнула дверь.

— Дедушка!.. — донеслось оттуда же, с порога. Стеклянная створка кухни задребезжала.

— Это Донна! — заволновался Уилф. Да и мы все вскочили. Нас сразу оказалось как-то много для маленького пространства кухни. — Так можно ей видеть вас или нет?..

— Скрываться поздно! — решил я. — Ничего, если что — я страхую. А если совсем что… жизнь продолжается, Уилфред, так или иначе! — Уилфед трагически всплеснул руками. — Осторожно, — предупредил я. — Может сработать встроенный предохранитель!

— Какой еще предохранитель? — прошипела Марта. Остальные высказали приглушенные вариации на тему вопроса, но только Марте удалось произнести фразу целиком.

— В Донне, поставленный Доктором. Если «ключ» к ее сознанию подходит неверно, волна высвобождающейся энергии перенаправляется наружу. Ничего страшного — подумаешь, впечатает нас немного в стены, выбьет окна, скорее всего, даже Харкнесс не умрет!..

Дверь кухни распахнулась.

— Дедушка! — возмущенно повторила Донна так, что нас чуть не впечатало в стены одной только звуковой волной. В обеих руках Донна держала огромные бумажные пакеты, нагруженные продуктами. Харкнесс, замешкавшись на долю секунды, по-кошачьи плавно отважно скользнул вперед, забрал пакеты и заботливо поставил их в угол. Хозяйственный субъект. — Ты не говорил, что будут гости. Кто это?.. — Донна застыла, оглядываясь. Едва ли сама понимая, почему застыла. Почему не отреагировала, когда у нее забрали пакеты. Почему реальность вдруг будто превратилась в густой клей, в котором так трудно пошевелиться — я частично настроился на ее сознание, как и обещал, страхуя. Очень осторожно исследуя начинающийся бурный процесс — как можно его смягчить, сдержать регенерацию или предохранительный всплеск энергии.

Разумеется, застыла она не из-за моего телепатического вмешательства, я только испытывал часть ее ощущений, состояния. И вот в этот момент я почувствовал нечто иное на этой волне, кого-то третьего, или что-то третье. Чье-то присутствие — помимо миллиардов человеческих разумов и естественных полей планеты. То, что могло быть чем-то аномальным, или могло быть всего лишь наблюдателем, как то, что я доставил с собой в ТАРДИС. «Хочешь поговорить?» Это нечто затаилось и словно отступило, хотя не исчезло полностью. За ним проступило что-то еще, другое, может быть, много других. Не уловить, что именно. Но в том, что с Землей что-то не в порядке, не было уже ничего нового.

— Донна! Родная!.. — Уилф смятенно сложил на груди сухощавые лапки.

Не то чтобы именно под этот призыв, но я сосредоточился на Донне. Потому что она в этот момент сфокусировала взгляд на мне.

— Я видела тебя!.. Я тебя помню! — И вскинула руки к голове, сжав ладонями виски.

— Мастер, ты обещал спасти ее! — продолжал беспомощно блеять Уилфред, страдая от того, что его внучке, по-видимому, больно. Вот уж нет, совсем спасти не обещал… тут уж как выйдет.

— Если не спасет, я его убью, — мрачно пообещал где-то на заднем плане Харкнесс. Вот уж тоже мне, гарантия… — И не один раз. — Ладно, спишем на его пошаливающие нервы и стремление помочь Уилфу хоть чем-то, когда не может помочь ничем.

Я почувствовал, как от Донны покатилась волна жара, невольно поднял руку, пытаясь перехватить ее, ослабить, разделить на двоих. Нас обоих окутало золотистое сияние. Бесконечность крошечных золотистых вихрей, галактик, вибрирующих струн. Мягко! На удивление мягко в этот раз. Сияние ослабло, растворилось совсем. Ничего не случилось. Только Донна смотрела на нас уже совсем другими глазами. И, покачнувшись, схватилась за дверной косяк.

Уилфред и Марта дружно подхватили ее и усадили на стул.

— С возвращением, Донна! — приветствовал я.

— Я тебя видела! — повторила она. — Что ты тут делаешь? Что происходит? Где Доктор?

Уилфред шумно вздохнул.

— Доктор Джонс, пожалуйста… вы не проверите? — жалобно попросил он. Руки у старика дрожали.

Марта кивнула, вытащила откуда-то стетоскоп — всегда носит его за пазухой? — сунула кончики в уши и прижала тарелочку к груди Донны — справа. Потом слева.

— Одно сердце! — воскликнула она. Кажется, радостно.

— Уф! — сказал Уилф.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Донну Джек.

— Странно… — Донна неуверенно покрутила головой.

— Болит голова? — быстро спросила Марта.

— Доктор! — повторила Донна. — Что с ним?

— Надеемся, что все в порядке. По крайней мере, было в порядке, когда мы виделись с ним в последний раз, — уточнил я.

— А он все еще с вами? — вполголоса поинтересовался Джек.

— Нет. Он сам по себе.

— Это хорошо, — почему-то одобрил Джек.

— Но то и дело мы пересекаемся.

— В каком смысле? Пытаетесь друг друга убить?

— Ты стал более нервным с нашей последней встречи. В этом мире туго с однозначностью, Джек.

— Так да или нет?

— Хочешь нервничать? Тогда понервничай еще.

Он попытался схватить меня за руку. Но я оказался быстрее и сжал его запястье первым. Джек явно удивился. Как и тому, что ему совсем непросто освободиться. Не то чтобы мы вздумали бороться всерьез, но само неожиданное затруднение привело его в минутное замешательство.

— Видишь ли, Джек, раньше ты мог выдернуть цепь из стены не потому, что невероятно силен по человеческим меркам, хотя это тоже. А потому что ты был бессмертным — твои клетки быстро восстанавливались, мало разрушались, почти сразу становились как новенькие, почти не уставали, не повреждались. Теперь все иначе. Повелители времени сильнее людей, особенно смертных. Но я не собираюсь этим пользоваться. — Я отпустил его руку. — Либо мы помогаем друг другу и выпутываемся из этой ситуации, либо нет. Ты в самом деле хочешь, чтобы я был врагом?

Джек задумчиво отступил, разглядывая собственное запястье.

— «Бог на небесах», а я рядом. Но хорошая новость — то, что происходит сейчас на Земле, затеял не я. И я очень заинтересован в том, чтобы убрать все блоки и убраться отсюда самому, скорее всего это будет означать возвращение обычного порядка вещей. Хотя есть, конечно, и плохая новость — я пока так же не знаю, что происходит, как и вы. Итак, земляне не умирают, а ты смертен. Как это выглядит? Как полная инверсия? Они стали такими же, каким был ты?

— Нет.

Я приподнял бровь.

— Чем скорее и лучше вы мне все объясните, тем быстрее мы что-нибудь предпримем.

— А Донна? — вмешался Уилфред. — Когда вы что-нибудь предпримете…

— Дедушка, — перебила Донна уже окрепшим, куда более уверенным голосом, чем раньше, хотя речь ее все еще казалась замедленной. — Ты отлично знаешь, что будет со мной потом, но как же я рада, что все помню и могу теперь чем-то помочь, а не просто беспомощно наблюдать!

Губы Уилфреда задрожали. Он всхлипнул, но одновременно попытался улыбнуться.

— Ты рада? Правда?..

Донна решительно кивнула, тряхнув медно-рыжими тяжелыми прядями.

— Конечно. Вам стоило разбудить меня гораздо раньше! — Она упрямо сжала губы и нахмурилась. — А Доктору не стоило отнимать у меня память. Что значила одна жизнь по сравненью с возможностью помочь кому-то?

Я деликатно кашлянул.

— Никогда не угадаешь, Донна. Если бы он не запечатал твою память, скорее всего, тебя бы сейчас не было на Земле.

— Очень многое могло случиться, — задумчиво ответила Донна. — Раз все просто было бы иначе.

— Тут не поспоришь.

— Но. — Донна подняла палец и потыкала им воздух передо мной. — Ты… я знаю, что знаю тебя. Часть памяти Доктора теперь моя. Почему ты здесь? Почему вы все здесь? Вы точно знаете что-то, чего не знаю я. Но я должна задать вопрос: то, что происходит — в этом есть твоя вина?

— Понятия не имею, — ответил я.

Донна все так же задумчиво кивнула.

— Это честно.

— Погоди. И это все? — спросил Харкнесс. — Ты ему веришь? Я не к тому, что непременно не должна, но почему так просто?..

— Телепатический контакт, — объяснил я вместо Донны. — Естественно, мы не обменивались мыслями, но пытаться помочь так, чтобы это было незаметно — очень сложно. — Донна только тихо улыбнулась. Ей все еще было не по себе. И сильно не по себе. — Но боюсь, есть плохая новость. Она не умрет, пока. Но голова у нее раскалывается. Может быть, это связано и с несколько другой теперь биологией…

— Все в порядке… — проговорила Донна.

— Дело не в этом… — одновременно с ней вздохнул Джек. — Мы не договорили. Они не такие, как я раньше. Они не восстанавливаются. Если снести человеку голову, он не умрет, но голова не прирастет обратно. Если он сгорит наполовину — он тоже не умрет, но и раны его не заживут. Это не полная инверсия. Это… черт знает что. Худший вид бессмертия, который можно придумать.

— Ты прав. Звучит не очень приятно…

— А Доктор… — снова завела Донна.

— С ним невозможно связаться с Земли. Вообще ни с кем в данный момент. Я пробовал. Каким образом Уилфред умудрился связаться со мной, представления не имею. Счастливое стечение обстоятельств, только что закрывшиеся последние окна, рикошетный сигнал. Прибыть сюда я смог без проблем, но пока это оказалось путешествием в один конец. Я был бы совсем не против того, чтобы здесь вместо меня оказался Доктор, и оставаться в счастливом неведении насчет всего, что тут происходит, пока все не закончится, но его здесь нет, судя по всему. — Я нетерпеливо побарабанил по столу пальцами. — Так что? Какие есть предварительные мысли, предположения, улики, интересные факты? С чего начнем? Может, попробуем общее сканирование планеты? Из ТАРДИС?

— У тебя есть работающая ТАРДИС? — встрепенулась Донна. — Докторская?..

Я слегка скрипнул зубами и улыбнулся.

— Нет, Донна. Много воды утекло. Моя собственная. У нее даже исправно функционирует хамелеонный режим.

— Ну, хамелеонный режим — это пустяки и излишество, — отмахнулась Донна. Похоже, она приходила в себя и крепла на глазах. Она звонко хлопнула ладонью по столу и решительно поднялась, сурово сдвинув медно-рыжие брови. — Чего же мы ждем! Пойдемте и отсканируем!..

— Стоп!.. — только и сказал я.

Харкнесс предупреждающе поднял палец:

— Насколько я помню — внутри ТАРДИС не совсем то же пространство-время, что снаружи! — заметил он.

— И что? — осведомилась Донна.

— По мне, так ничего, — заверил я. — Мне ты подойдешь и регенерировавшая, а вот остальным — не знаю.

Донна недоуменно моргнула.

— Что значит — тебе подойду?..

— Он собирает выживших повелителей времени, — вставил наконец Уилфред, ободренный сразу двумя причинами: тем, что Донна может вот-вот регенерировать, и тем, что мы это вовремя вспомнили и, видимо, хотим предупредить ее об опасности.

— Коллекционирует, что ли?..

— Да нет… цивилизацию восстанавливает…

Глаза Донны широко распахнулись:

— Какой ужас! — воскликнула она, возмущенно всплеснув руками.

— Ну да, конечно, только Доктор у нас умеет спасать мир! — недовольно огрызнулся я.

— Спасать — это одно! А провоцировать новый виток!..

— Перестань, пожалуйста! Ты только-только все вспомнила! И то, далеко не все! Это долгая история, и могу тебе сказать, что Доктор в курсе всего.

— И он в этом участвует?

— Не совсем…

— Кажется, я понимаю, почему! Итак, ты вызвался мне помочь, чтобы заполучить в свою коллекцию побольше генетического материала, я все правильно понимаю?

— Нет. Мне нужен антидепрессант для Доктора.

— Какой антидепрессант?..

— Ты. Или кто угодно, кто сумеет его расшевелить. Он что-то сам не свой с тех пор, как мы немного раскололи Вселенную.

— Раскололи Вселенную?!..

— Так получилось — вышло две равноценных крупных ветви развития. Собственно говоря, отчасти так вышло потому, что он остался в живых. А в другой версии нашей Вселенной погиб, регенерировал, мы даже общались с его новой регенерацией.

— И я общался! — прибавил Харкнесс. — Мы эту новую регенерацию даже спасали!

Донна присвистнула.

— А я уж решила, что тебе заложница нужна! — тон ее все еще оставался подозрительным.

— Может, и нужна, — пожал плечами Харкнесс. — Понятия не имею. Я вернулся на Землю, когда понял, что нужен тут, но когда я их оставлял, там была шизофреническая команда: Доктор — наш Доктор, одна из его прежних версий — совершенно отмороженная, между нами: будущий Доктор к тому времени отправился в свою Вселенную через аномальный раскол; Мастер, Ривер Сонг…

— Ривер Сонг? — Донна резко обернулась ко мне, потом снова к Джеку. — Она ведь погибла в Великой Библиотеке!..

— Я ее оттуда вытащил! — быстро ответил я, упреждая вопросы, как это Доктор придумал, как ее спасти.

— Вот как!

— И КЭЛ тоже.

— Вот как!.. — повторила Донна. — То есть, Библиотека больше не функционирует?

— Это раньше она не функционировала, населенная Вашта Нерада, не очень-то смыслящими в литературе. Теперь — отлично функционирует, все на автоматике.

— А Доктора, если что, вытащил я, — скромно заметил Харкнесс. Уилф радостно закивал:

— Понимаешь, Донна, там были всякие жуткие пророчества, Доктор все время повторял, что должен умереть, но он не умер.

— И это, по-вашему, раскололо Вселенную?..

— Всё вместе, конечно. Но это в самом деле долгая история! Мы все живем в мультивселенной, и если у тебя память повелительницы времени, Донна, ты знаешь, что это нормально! Более или менее. Давайте не будем скандалить.

— Интересно, что же происходит на Земле в той, другой Вселенной, — довольно странным голосом проронил Харкнесс. И взгляд у него тоже был очень-очень странный.

— Мы не можем отвечать за все вселенные подряд… — И тут я понял, о чем он. — Погоди, тут что-то изменилось, так?

Харкнесс кивнул после паузы, как будто это далось ему с огромным трудом, а в горле застрял комок.

— Я хотел вернуться… домой. Решил, что, что бы ни случилось, не вправе их бросать… Но получается, что бросил…

Я вежливо приподнял бровь:

— Ты называешь Землю своим домом? — И, прикинув кое-что в уме, учитывая обстоятельства, при которых он исчез, покачал головой. — Совсем необязательно. Во-первых, ты явился спасти Доктора по призыву, который мог бы считаться парадоксом…

— А мог бы и нет? — с сомнением спросила Марта. — Чем бы он еще мог быть?..

— «Парадоксальные» петли вполне нормальны для ткани континуума. В норме он не может существовать без их поддержки и наоборот. То, что кажется ненормальным, может быть очень даже нормальным, и наоборот. Это как свернутые измерения, до которых вы пока еще не дошли, чтобы засечь их, но уже догадываетесь, что они существуют. Для меня это норма, но чтобы вам что-то объяснить, лучше всего применить слово «парадокс», так как это вне ваших представлений о нормальном течении времени, которое совсем не течение, а… в общем, неважно, это бесполезно, хотя, если представить очень бурную реку с бесконечностью бурунов, водопадов, ледников, множеством параллельных русл самой различной извилистости, различных брызг, самой окружающей влажности и так далее, это хотя бы создаст подобие настроения. Так вот. Учитывая, что мы знаем, что есть другая Вселенная, где Доктора не спасали, знаем, что она успешно существует и, думаю, что, так как это в другой Вселенной, не будет «спойлером» то, что я знаю, что Джек Харкнесс там тоже существует. Ты вернулся домой. Только в разных вселенных по-разному. Собственно, ты изначально есть во множестве вселенных.

— О!.. — Харкнесс шумно выдохнул, чуть порозовел, а потом, похоже, пуще прежнего запечалился. — Значит, я там точно есть…

— Печальные воспоминания?

Он ответил почти свирепым взглядом.

— Да! — бросил он отрывисто. — И не то чтобы я был против, чтобы не случалось того, что я помню. Некоторые, дорогие мне люди, все еще живы. Здесь. Но значит, если здесь этого не было, то там — все же было.

— Или нет. Все в динамике. Везде и повсюду. А где-то происходит абсолютно все, что только можно себе представить, но разве это повод не делать все, что в наших силах, чтобы исправить то, что мы считаем неправильным. И надеяться на то, что однажды даже наши прошлые ошибки будут исправлены.

— Или — что ничего не стоят все наши прежние удачи!

Я пожал плечами:

— Палка о двух концах, Джек. Но не будем о грустном, а будем — о другом грустном. Кто идет со мной в ТАРДИС? Джек, Марта? Вы хотя бы отчасти что-то понимаете и, как я понимаю, намного лучше других людей на Земле можете объяснить текущую ситуацию, если мне понадобятся подробности на месте.

— Послушай, не-марсианин, — душевно проворчала Донна. — А ты понимаешь, что если мы все исправим, то все равно выйдет так, будто я зашла в ТАРДИС прямо сейчас. Какой смысл тянуть?

Уилф издал жалобный кудахчущий звук:

— Донна!..

— Смысл простой. Посмотри на своего дедушку. Вспомни Доктора. Для некоторых людей и «марсиан» ценна твоя человеческая жизнь. Твоя настоящая личность, которую им хочется сохранить как можно более долго. Впрочем, если ты настолько стремишься в бой, что готова всем пожертвовать, у меня есть для тебя одно предложение, которое, возможно, покажется всем компромиссным, особенно тебе. Что хорошо в данный момент — теперь ты сама можешь говорить за себя, а не остается лишь догадываться, чего бы ты хотела на самом деле, и что для тебя лучше, в обход твоему собственному незнанию своего положения.

— Где твоя ТАРДИС?!

— В комнате твоего дедушки. Выглядит как напольные часы.

Донна вскочила и бросилась вон из кухни. Мы все, в различной степени всполошенности, гурьбой кинулись за ней.

— Донна, Донна!.. Не горячись, девочка моя!.. — взывал откуда-то сзади Уилф.

Я душил невольно рвущиеся смешки. Все равно, при всем своем энтузиазме, она бы в нее не вошла. Я готовился радостно сказать: «Заперто!» у самых дверей, но Донна резко затормозила прямо у меня перед носом, а Харкнесс врезался мне в спину локтем.

— Надо же! И правда — напольные часы! — воскликнула Донна.

— «Вортекс и маятник»! — объявил я иронично-пафосно. — Просто побудь здесь. В конце концов, ты же знаешь, регенерация не всегда проходит гладко, а что нам сейчас совсем некстати, так это совершенно беспомощная таймледи, возможно, в коме, требующая ухода, тогда как у нас тут планета в опасности. Хорошо?

Донна вняла этим доводам и кивнула.

— Ну хорошо, только сообщайте мне обо всем!

— Разумеется, мы надеемся на твою помощь.

Когда мы вошли в ТАРДИС, Марта шумно выдохнула у меня за спиной и заметила с нервным смешком:

— Я ожидала, что она окажется красной внутри!..

— Не всем мечтам суждено сбыться.

— Бронзовая — тоже ничего, — когда как, бывает и серебристой под настроение, — вот только… тут еще и рояль?!..

— А что такого? Рояль в ТАРДИС — обычное дело.

— Сюда бы больше вписался орган. Стимпанковский.

— Спасибо, Марта, я об этом подумаю. А теперь запустим сканеры… Ну, что тут у нас происходит с пациенткой?..

Пациентка на сканерах выглядела неважно. Скрученной в плоскую изогнутую восьмерку — в одном из ракурсов, в других — напоминала лопасти гребного винта парохода или нож для мясорубки.

— Что это? — с искренним любопытством спросила Марта.

— Земля.

— Что-то непохоже, — заметила она с сомнением.

— Забываешь, что измерений в пространстве больше трех, Марта? Но все равно она здорово не в порядке — вот этих скручиваний и деформаций тут быть не должно.

— Не понимаю, в реальности все кажется нормальным, ну, кроме бессмертия.

— О, кстати о бессмертии! Харкнесс! — Я быстро повернулся к нему и выпустил ему в кисть, которой он опирался на консоль, тонкий луч из лазерной отвертки.

— Черт!.. Зараза!.. — Джек отдернул руку и затряс ею в воздухе.

— Спокойно! — Я на всякий случай отскочил подальше. — Там был режим не больше, чем на укол булавки!

— Нихрена себе булавка…

— Посмотри на свою руку.

Джек опустил руку и посмотрел на нее.

— О! — промолвил он, и я был уверен, что это прозвучало с радостью. Бессмертие все же очень удобная штука, как ни крути.

— Да, Донну сюда пока лучше не пускать, — заключил я.

— Мог бы предупредить!

— Да зачем тебя лишний раз напрягать? А теперь все ясно.

— Ясно что?

— Что все зависит от состояния нашей пациентки. В ином, здоровом, континууме с тобой все в порядке. Впрочем, особенно не радуйся, понемногу даже ТАРДИС подпадет под влияние окружающей аномалии. Но нескоро, едва ли когда-нибудь окончательно, и тому подобное. И все же лучше разобраться со всем поскорее. Когда именно все началось?

Джек и Марта начали спорить о точных цифрах, которыми располагали Торчвуд и ЮНИТ, я завел их в программу, установил пределы аномалии, и они мне очень не понравились.

— К сожалению, выглядит все так, дорогие друзья, как будто в данный момент мы с вами находимся не совсем в своей Вселенной.

— Не в своей? — переспросила Марта. — Это как?..

— Не совсем? — уточнил Джек. — А это-то как?..

— Это как накладка одной вселенной на другую. Частичная когерентность с чужеродным континуумом, и как следствие — частичная потеря когерентности со своим собственным. Вообще-то, это очень нехорошо…

— Но как? — повторила Марта.

— Если хотите знать, на что это больше всего похоже, то это отклонение в гравитации. Вот взгляните — тут и тут своеобразные полюса аномальной гравитации.

— Никогда про такое раньше не слышал, — твердо заявил Джек, с сомнением глядя на экран. — Что еще за полюса?

— Своеобразные магнитные полюса. А вернее, точки проникновения чужеродной гравитации. Гравитация, это, знаете ли, то, что может пересекать границы вселенных, хотя на это не способны даже фотоны. В данном случае это точки фиксации. Такой космический вертел. Кто-то приколол Землю, как бабочку булавкой, к другому континууму. Она отчасти все еще там, где должна быть, она на месте, но от прочего континуума ее отрезают искажения пространства-времени. Естественно, что мы ни с кем не можем связаться.

— В нашей Вселенной, — сказала Марта. — А в этой… другой?

— В другой тоже. Мы в точке пересечения вселенных, которая в данный момент является нейтральной зоной, не принадлежит ни одному континууму, ни другому, и в то же время — и тому, и другому.

— И что мы на этом вертеле? Поджариваемся? — поинтересовался Джек. — Что это за «небесная ось»? Что она делает и зачем? Похищение Земли? Это как когда-то далеки?..

— Можно предположить, что это временное место встречи, пока не будет что-то сделано, например, пока Земля не будет преобразована во что-то приемлемое для обитания жителями другой вселенной. Вот то, что с вами происходит — бессмертие. Не исключено, что оно придумано вовсе не ради вас. А скажем, для того, чтобы ваши тела послужили лучшими приёмниками для переселения в них других существ. Побочные для вас эффекты, возможно, для них будут вовсе не такими неприятными. Отличная же идея!..

— Да, насколько я знаю, ты у нас специалист по захвату чужих тел…

Я равнодушно пожал плечами:

— Вопрос выживания. Природе все равно. Выживает тот, кто выживает. — Я припомнил текущую ситуацию, в которой находилось человечество, и прибавил: — Иногда выжившему это нравится, иногда нет, а жизнь просто продолжается… Что ж, пока данные обрабатываются, могу только сказать, что это забавно похоже на… — На консоли замигал индикатор распознавания. — Нет! — Это было абсурдно, я отмахнулся и покачал головой. — Да ладно!.. Вот ты где!.. Не так давно виделись.

— Ты о чем это? — встрепенулся Джек.

— «Место встречи»! — представил я, ткнув пальцем в экран.

— Какой встречи?..

— На самом деле, это название планеты. В переводе с шумерского. У вас о ней ходят легенды. Вы зовете ее Нибиру. Не так давно мы уже столкнулись с их попыткой вторжения. Правда, это была совсем другая попытка вторжения, из другого измерения, не совпадающего даже с этим — другая вероятность, другая версия Нибиру, но все-таки это снова Нибиру. Очень упрямая планетка.

— На Новый Галлифрей?

— На Землю.

Джек посмотрел на меня круглыми глазами.

— Не смотри на меня так. Да, иногда мы тоже спасаем Землю. Потому что это было вторжение не просто на Землю, а в эту Вселенную — из другой вселенной. Нарушились бы причинно-следственные связи…

— И в итоге, это отразилось бы на твоем Новом Галлифрее, — понимающе кивнул Джек. — Все ясно!

— Ну что ж, по крайней мере, теперь мы знаем, кто наш враг, и думаю, я знаю, как это все остановить. — Я отключил сканеры одним щелчком.

— Эй, — изумленно позвал Джек. — Что? Так просто?..

— Да, ничего сложного — нужно попасть к точке проникновения, а вернее, к точкам, лучше всего одновременно, скомпрессировать инородную материю, сжав ее до черной дыры…

— А ты ничего не забыл?..

— Что?..

— Ты хочешь создать черную дыру в центре Земли?..

— Нет.

— Ничего подобного! Ты сказал…

— Я сказал, что собираюсь замкнуть выход из чужой вселенной, создав в точках проникновения черную дыру.

— Черт побери! Это же Земля!.. И мы все — на Земле! У тебя совсем крыша поехала?!

— Харкнесс, прекрати нервничать! И мы сперва сходим, сообщим новости Донне и Уилфреду, чтобы они знали, что происходит. Может, у Донны будут еще какие-нибудь соображения.

Харкнесс выдохнул. Он очень надеялся на здравый рассудок Донны.

— Один момент, — вставила Марта. — А как мы это сделаем одновременно?..

— У нас же машина времени, Марта.

— Ах, ну да, конечно…

Мы вышли из ТАРДИС.

— Донна?.. Уилфред?..

Спальня Уилфа была абсолютно пуста. Может, конечно, они решили, что это не самая удобная комната в доме, но едва ли они могли далеко отойти от ТАРДИС, когда ждали новостей.

— Может быть, Донне стало плохо?! — встревожилась Марта и опрометью бросилась по направлению к гостиной, где мы еще не были, и откуда точно доносились какие-то звуки. — Это, наверное, от близости к ТАРДИС!.. Другое же пространство!..

Мы невольно последовали за Мартой, увлеченные ее энтузиазмом. Хотя спешка мне совсем не понравилась — я осознал, что едва захлопнул дверь ТАРДИС, но не заблокировал ее. Конечно, это можно было сделать дистанционно…

Донна и Уилфред действительно были в гостиной, но не одни. Их окружала толпа совершенно лысых зловещих субъектов с морщинистыми, сходящими на нет индюшачьими подбородками и сильно запавшими глазами.

Марта вскрикнула от неожиданности и зажала себе рот ладонью, но только на мгновение:

— Господи!.. Что тут происходит? Кто вы?..

— Мы — Тишина! — гордо просвистел, прошелестел один из кожистоголовых. — И теперь в нашем распоряжении есть повелитель времени!..

— Который из двух?.. — машинально ляпнул Джек, посматривая на Донну. Шестеренки в его голове отчетливо заскрипели. Хотя бы оттого, что он испытывал желание броситься в бой, невзирая на возможность погибнуть, и с трудом удерживал в памяти сознание того, что сейчас это сработает только раз.

— Еще не двух! — просвистел кожистоголовый.

— Я еще не регенерировала, — мрачно признала Донна, сердито зыркая глазами на чужаков. — Самое гнусное, что мы их не запоминаем!..

— Шшш… — зашипели на Донну кожистоголовые, но тут же как будто расслабились, видно, решив, что это не такой уж секрет.

— Что? — спросили мы почти одновременно.

— Как только они уйдут, — возбужденно ответил Уилф, взмахивая руками: — Пф! Мы их забудем! Помним, только пока они прямо перед нами. Увидим снова — вспомним. А отвернемся — нет…

Уилф демонстративно закрыл ладонями глаза, выдохнул, расслабился, удивленно позвал:

— Донна?.. — отнял руки от лица, и с придушенным вскриком подскочил на своем стуле, увидев толпящихся вокруг кожистоголовых, нелепость которых лишь подчеркивали темные деловые костюмы. — О Боже!..

— Ага, — отметил я вслух. — Паршивая когерентность, а, джентльмены?!

Джентльмены своеобразно нахохлились, будто хмурясь.

— И что же вы имели в виду под «распоряжением»?

— ТАРДИСС… — прошипел один из них. — Прямо сейчас мы завладели ею…

Я нажал кнопку на аппарате, спрятанном в кармане. Из «спальни Уилфреда» донеслись пронзительные крики. Кожистоголовые ощетинились, все вокруг встрепенулись.

— У моей ТАРДИС есть режим «избавься от незваных гостей», — пояснил я. На деле это означало, что они никуда не проникли. Дверь я заблокировал еще на ходу, а само прикосновение к ней по моему сигналу выдало пробежавший по обшивке ток. Впрочем, было кое-что и внутри ТАРДИС, но тогда мы не услышали бы криков.

Джек и Марта едва заметно отстранились, видимо, припомнив, как несанкционированно проникли когда-то в Машину Парадоксов.

— Не волнуйтесь! — шепнул я им громко, не без иронии. — Все было под контролем!.. О, нет…

Воздух за спинами кожистоголовых задрожал, заколебался, и у стены материализовался черный антикварный рояль. Совсем забыл о нем… Ведь этот мерзавец реагирует на то, что происходит вокруг него, и может ответить тем же. Если он отреагировал на акт агрессии с помощью тока — а совпадение по времени едва ли можно было счесть случайным, то это чертовски, чертовски плохо для меня…

Но кожистоголовые ничего не заметили, кроме моей внезапной растерянности, которую приняли отчего-то на свой счет.

— Неважжно! Ты все забудешь! У нас всегда будет время застать тебя врасплох. Кровь бессмертного не так стабильна, как мы рассчитывали. Она аномальна и неправильно копируется в инверсии. А вот кровь повелителя времени подойдет нам прекрасно!

— Не стоит делить кровь неубитого таймлорда. Для чего?

— Для инверссии! Влив ее в когерентные полюса, одновременно с двух сторон, мы получим целую планету повелителей времени…

— Звучит как-то знакомо. — Уилф согласно подпрыгивал на стуле. — Значит, вы сделали с кровью бессмертного именно это?

— Да-а!

— Но когда? — не выдержал Джек.

— Мы были очень терпеливвы! Разные эпохи, разные страны, помощники-люди…

Лицо Харкнесса обрело окончательно ошарашенное выражение.

— Хорошие холодильники… — подхватил я. — И раз теперь он смертен, значит, после инверсии, я…

— Станешь псевдобессмертным, как все эти люди…

— Только пока нахожусь в этом пространстве.

Кожистоголовые оскорбленно покрутили подбородками.

— Это станет нашим пространсством!..

— Мы не дадим тебе добратьсся до ТАРДИСС!..

— Ты даже не вспомнишшь!..

— Как тебе понравитсся оказаться в негодном для жизни, наполовину разрушенном теле?..

— Подумаешь, не впервой!

Плевать на рояль, я выхватил из кармана лазерную отвертку, но один из кожистоголовых (я догадался, что долю секунды назад он находился в зоне моего «слепого пятна»), воздев руку, выпустил в меня электрический разряд.

— Проклятье!.. — почти рефлекторно парировав, я выдал ответный, хоть довольно слабый, но куда мощнее, чем ожидал — вероятно, так действовало искажение пространства — понятия не имел, что это еще может у меня получиться!..

Но все-таки меня тряхнуло, а может, от потери энергии при рефлекторном парировании, я почувствовал себя на мгновение выжатым лимоном и привалился к стенке. Кожистоголовые исчезли, брызнув врассыпную. Оставшиеся без их присмотра люди непонимающе завертели головами. Они забыли. А я почему-то нет. Я бросил взгляд напротив, на рояль, и от изумления чуть не разинул рот. Крышка рояля была поднята, а под ней крутилась голограмма, которую я и видел все это время краем глаза. Донна и Уилфред были повернуты к роялю спинами, а остальные смотрели на них, не видя рояль, который никак их не беспокоил.

«Сайлент», — внезапно прозвучало у меня в голове. — «Они называют себя сайленты — Тишина».

— Спасибо, — пробормотал я потрясенно.

Рояль старательно держал крышку открытой.

— Эй! — окликнул я. — Гляньте-ка туда!..

Будто в ответ на мои слова, голограмма принялась копироваться, и крутящиеся полупрозрачные изображения поплыли в воздухе к каждому из присутствующих, зависнув у нас перед глазами.

— Ого! — воскликнула Марта, когда у всех прошел первый шок узнавания и понимания, что только что происходило. — Так это не просто рояль? Что это?

— Предпочитаю считать, что друг. — Хотя уверенности у меня никакой не было. Может быть, ему просто показалось, что агрессия сайлентов выше нашей, и она его возмутила. Но я абсолютно не мог быть уверен в том, как он поведет себя дальше. Будет ли считать вторжение во Вселенную, которую он создан копировать в мельчайших деталях и однажды восстановить, достаточно враждебным, чтобы быть с нами на одной стороне, или будет реагировать чисто механически и повернется против, как только мы начнем побеждать? Я предпочел надеяться на первое. В обратном случае — нам всем крышка. Крышка от рояля…

— Так они сказали, что хотят совершить инверсию!.. — опомнился Уилфред. — Если они ее совершат, то Донна не регенерирует? По крайней мере, сейчас…

Наверное, от этих слов мне следовало почувствовать себя неуютно, но все как-то осуждающе посмотрели на Уилфреда. Даже Донна. Да и сам он выглядел скептически.

— Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, — буркнул Харкнесс.

— Но зачем это вообще им нужно?

— Я думаю, они сознают, что не смогут полностью преодолеть декогерентность. Максимум, что у них вышло — это сайленты, которых мы видели, но их никто не запоминает. В некоторых случаях это удобно, но постоянно так жить в этом пространстве невозможно, им нужна полноценная жизнь, им нужны костюмы.

— А? — не понял Уилф. — Да, я видел, они в костюмах…

— Им очень нравятся костюмы. Они просто одержимы костюмами. Не совсем по вашему любимому Фрейду, но я бы заметил — они мечтают иметь форму.

Джек сложил руки на груди и пожал плечами.

— А может, костюмы — это просто самое безликое, что можно придумать?

Я отмахнулся.

— Не мешай мне. Им нужны костюмы. Они готовят их — вас — для себя. Пока их достижение — ваша проблема с умиранием. Но они хотят чего-то получше.

— О, ну разумеется, они хотят!.. — воскликнула Марта.

— И все будет как на то славное Рождество, только это будешь не ты у всех в головах, а сайленты? — уточнил Уилф.

— Я говорил про бесплатный сыр! — напомнил Джек.

— Ну да, лучше уж точно не будет. Вы не против, если мы переместимся поближе к ТАРДИС?

Из спальни Уилфа опять донеслись крики. Уилф возмущенно кудахтнул и задергался. Я покачал головой и взял отвертку наизготовку.

— Кажется, они опять попробовали к ней прикоснуться. Хорошая новость — она все еще там.

— А что там такое? От чего они орут? — нервно поинтересовался Джек.

— Пустяки. Ток по периметру.

— Аа… — Джек почему-то кивнул успокоенно. Говорят, любая определенность лучше разыгравшегося воображения. Да и в самом деле — пустяки.

— Но я не хочу, чтобы они успели сообразить, как еще ее можно утащить, — почти шепнул я.

Джек и тут понимающе кивнул и едва не попробовал идти первым. Я взял его за плечо и отодвинул назад.

— Держись лучше там, как наименее бессмертный в данный момент, хорошо?

— А вы можете потом оттащить мое тело в ТАРДИС! — нашелся Джек.

— Не искушай меня интересными экспериментами, Джек!

Джек подавил смешок, и мы двинулись в комнату Уилфа. Перед нами парили голограммы, а сам рояль, я верил, прикрывал нас с тыла.

Мы прокрались в комнату и — никого там не обнаружили, даже слегка обуглившихся и бессознательных тел, они унесли с собой все, что считали им принадлежащим. Но по счастью, не ТАРДИС. Не с тем таймлордом связались! Я выдохнул.

Джек потрогал меня по плечу.

— Слушай, а это вливание крови в полюса — ты уверен, что все вернется к нужному порядку вещей, если выбросить эту… декогерентную планету в ее собственное пространство?

— Да, практически уверен — ведь сам эффект держится на этой гравитационной фиксации.

— Практически или полностью? Точно ничего не упускаешь?

— Харкнесс, я не могу провести абсолютно все исследования, но насколько я могу быть в чем-то уверен… Ты же был в ТАРДИС, в другом пространстве — ты был нормален. Ну, нормален для тебя.

— Но они сами не ожидали такого эффекта, моя кровь аномальна, инверсия не прошла так, как они рассчитывали, а если сейчас мы вольем туда нормальную человеческую…

— И где мы возьмем нормальную человеческую?

— Во мне, конечно! — Джек гордо выпятил грудь.

— Харкнесс, ты мазохист! Ты в курсе?

Он пожал плечами.

— «Бытие определяет сознание». Я привык, что мне это не вредит, почти не обращаю внимания.

— И это может быть абсолютно ни к чему, только лишней возней.

— Я бы предпочел перестраховаться, прежде чем ты устроишь в центре Земли черную дыру!

— Ах да, особенно перед тем, как я устрою в центре Земли черную дыру! Ты хоть понимаешь, как это звучит?

— Как «перед смертью не надышишься»? — вставила Марта.

— Спасибо, доктор Джонс. Но никакой черной дыры там не будет. Вернее, как только она будет, она окажется в другом пространстве.

— Ты собираешься превратить их планету в черную дыру? — ужаснулась Марта.

— Это же лучше, чем Землю, правда? Знаешь, почему они вообще сюда стремятся? Потому что их Вселенная гибнет, гаснет, тает на глазах. Так или иначе, они умрут. Быстро или медленно. Или — можете умереть вы. И не факт, что это их спасет. Это только отчаянная надежда. Иллюзия.

— А ты? — защищаясь, будто я на нее нападал, спросила Марта. — Разве ты не цеплялся за жизнь, будь она какой угодно, ненормальной, иллюзорной?

— Да! — согласился я. — Таков инстинкт всех живых существ. Но тут есть тонкость. Между мной сегодня и мной вчера, может быть пропасть огромней, чем кажется. Я сейчас — это факт, но дожил ли до этого момента вчерашний я? Или ты? Ты знаешь, мы меняемся постоянно. Назови это жизнью, или назови это энтропией. Выигрывают только факты. Выживает только тот, кто выживает. Жизнь трансформируется, переходит из формы в форму, обычно тем образом, что кто-то живет за чужой счет — поглощает другого — пожирает впрямую или вытесняет. Самим своим существованием, и без этого не было бы никакой жизни. Любая жизнь означает чью-то смерть. Много смертей. А вот смерть совсем не обязательно автоматически означает чью-то жизнь. Мы — случайно сохраняющиеся формы, иллюзии, мы эфемерны и сохраняемся только из стремления сохраняться, развившегося случайно, потому что во всех иных случаях — никто не сохранился. Это и есть жизнь. Ты — врач. И знаешь это лучше многих. Жизнь ничем не прекрасней смерти, она такова только в наших глазах.

— Ты не меняешься!

Я улыбнулся.

— Несмотря на то, что мы меняемся каждое мгновение, в более обычном смысле, никто из нас не меняется. Разве что умирает. Иногда, правда, это бывает при жизни. Не самый веселый исход. Впрочем, можешь не беспокоиться. Их гибель не будет мгновенной и легкой, как ты, может быть, думаешь, и что почему-то тебя отвращает.

— Что ты имеешь в виду? — Марта подавляла желание отшатнуться и болезненное любопытство одновременно.

— Я говорил, что в центре Земли не появится никакой черной дыры?

Она кивнула.

— Они ровно в том же положении. Искусственная черная дыра в зоне фиксации собьет все настройки и окажется вне обоих пространств. Крошечный сгусток сжатой материи вне окружающего пространства подвергнется взрыву, как нечто быстро извлеченное из зоны высокого давления. Нас оттолкнет друг от друга этим взрывом.

Марта вытаращила глаза.

— Это же…

— Мы создадим между нами целую новую быстро расширяющуюся Вселенную. Ничего необычного. Они постоянно так делают!

— Кто — они? — спросила окончательно сбитая с толку Марта. — Нибирцы? Повелители времени?

— Вселенные, — уточнил я терпеливо. — Они появляются постоянно. Тот огромный порстранственно-временной континуум, который мы превозносим как всё мироздание — только пылинка в мультивселенной, среди бесконечности почти идентичных и абсолютно на нее не похожих. Одной больше, одной меньше — какая, в сущности, разница?

Марта схватилась рукой за лоб.

— Не могу с тобой разговаривать! Но ладно, давай сделаем это, раз нет другого способа…

— Ребят, а пара канистр все-таки у кого-нибудь найдется? — спросил Харкнесс, вернувшись с кухни, где только что чем-то грохотал. — У Уилфреда нет больших.

— Будут тебе канистры. В ТАРДИС точно где-то есть.

— И кстати, учитывая, что кровь нам нужна смертная. Мы ее как? Выкачаем тут, в доме Уилфреда? А как доставим? В ТАРДИС она же инвертируется?

— Вот поэтому вы с доктором Джонс провернете эту глупость прямо в ТАРДИС, во-первых, так мы сможем ее набрать гораздо больше и быстрее — раз она будет постоянно возобновляться, пока ты бессмертен. А когда вынесем наружу — она будет инвертированной.

— Эврика! — просветлел ликом Харкнесс, и с энтузиазмом двинул нас с Мартой по плечам. — Тогда за дело?!

— Да. — Я разблокировал дверь ТАРДИС. — Идите внутрь. Канистры должны быть… — я вытащил из кармана навигатор, — тут, на складе: идите по карте, надеюсь, не заблудитесь. Впрочем, навигатор будет вам подсказывать, где свернуть. А тут у меня есть еще одно дело.

Парочка из Торчвуда и ЮНИТ возбужденно отправилась на свои поиски страшно нужных канистр, а я повернулся к Уилфреду и Донне, подавленно сидевшим, взявшись за руки, на покрытой выцветшим покрывалом бугристой старой кровати. Прихватив ближайший стул, я сел рядом с ними.

— Я была абсолютно бесполезна! — с сердитой горечью воскликнула Донна, кусая губы. — Опять! Все еще! Я так не привыкла… Я должна пойти с вами!

— Но, Донна… — пролепетал Уилф жалостливо.

— А чего ты хочешь? Чтобы эти… сайленты вернулись и разделались со всеми нами? Мы ничего не добьемся, пряча голову в песок!

— Ты совершенно права, Донна, — сказал я, и с некоторым подозрением отметил подрагивание жилок, похожих на синеватые бечевки, на шее Уилфреда. Очень хрупко, очень… Старость, уходящее время, я почти невольно глянул на часы. — Но увы, ты объективно сейчас не можешь быть в лучшей форме. Регенерация заторможена, но ее действие не способствует немедленным подвигам. Как твоя голова? Еще болит?

На медно-рыжих волосах Донны плясали солнечные зайчики. Она пожала плечами.

— Даже не знаю. Просто такое тупое тяжелое ощущение… но уже не так как раньше, нет. И я не боюсь умереть или стать кем-то еще. Прости, дедушка. Может быть, я не буду прежней Донной, но я все еще буду Донной. Неужели ты боишься, что я перестану любить всех вас?..

Уилфред всхлипнул, откопал откуда-то из-за пазухи скомканный носовой платок, шумно высморкался и промокнул покрасневшие глаза.

— Я не знаю, Донна. Если так хочешь — иди. Ведь все равно уже ничего нельзя поделать…

— Можно, — возразил я. — Я могу вернуть все, как было.

— Если я тебе позволю… — проворчала Донна, и Уилф жалко улыбнулся: мол — вот она, прежняя Донна. Хотя бы ее тень.

— И еще я могу сделать так, чтобы вы не оставались наедине с сайлентами. Едва мы дематериализуемся здесь, мы займемся полюсами, уверен, им будет, чем отвлечься. А чего им искать здесь, если ты все забудешь? Разве что приманку для еще одного повелителя времени? Но он не хочет возвращаться, чтобы не лишать тебя одной из жизней, принадлежащих тебе по праву. Настанет день, когда ты все вспомнишь, так или иначе.

— Или когда кому-нибудь понадобится кровь повелителя времени, и кто-то придумает, как разбудить мою память, чтобы я регенерировала…

— Если хорошенько подумать… то у тебя есть встроенный предохранитель. Один раз, в прошлом, я на него уже нарвался. Если подумать еще, то у твоего дедушки есть телефон, которым он может вызвать меня… если, конечно, что-то не блокирует планету, но так бывает все же не в каждую трудную минуту. И если продолжать думать, у тебя есть еще один выбор — ты можешь остаться Донной, но Донной-клоном. В специально созданном теле повелительницы времени, сохраняющем максимально твои человеческие параметры, внешние и психические. Строго говоря, ты будешь примерно такой же, как сейчас, когда ты все помнишь.

— Клон? — повторила Донна, нахмурившись, и очень деловым тоном. — Звучит жутко… А что станет со мной настоящей?

— Гм… Ну, собственно, это то, что я хотел уточнить. Когда я говорил заочно с Уилфредом, у него тоже все уперлось в этот самый вопрос. Я рад, что мог спросить тебя сейчас о том же, когда ты все помнишь, и когда твоя память не только память Донны.

— Я думаю, что я просто должна регенерировать! — Донна решительно поднялась, расправив плечи. Недоуменно потерла лоб. — У меня даже голова сейчас совсем не болит! Разберемся со всем немедленно!

— Стой. У меня есть мысль. Я не могу гарантировать, что все получится в точности так, как я хочу, но ТАРДИС все же машина времени. Я думаю, что я смогу все рассчитать, хотя, конечно, нам непременно будут мешать, я это предвижу, и постараюсь вернуться в этот самый момент. Если ничего не получится, но Землю мы спасем, то ты регенерируешь. Если все получится, мы спасем Землю и вернемся в нужную секунду, я думаю, я успею поймать твою регенерацию, и тогда уже «вернуть все как было». Что касается Доктора… он по-настоящему страдал, когда ему пришлось оставить тебя в покое. Пусть его эмоции мне непонятны, но он предпочел пожертвовать многим, чтобы сохранить твою человеческую жизнь. Может быть, его эмоции будут понятнее тебе? Ведь ты хранишь частицу его сознания.

Донна чуть вздрогнула, перевела взгляд на ТАРДИС, на Уилфреда, и села снова на кровать, опять взяв деда за руки.

— Хорошо, тогда мы подождем здесь. Понимаешь, дедушка, так нужно. Если у них не получится, вдруг я буду последним шансом спасти всех. Ты же не можешь этому помешать, правда?

Уилфред только кивал, старческая дрожь передавала это движение, будто колебание маятника, всему его тщедушному человеческому телу.

— Ладно, — я решительно отодвинул стул и встал. — Еще увидимся. Возможно. Не вешай нос, Уилф, жизнь продолжается, так или иначе. Если рассматривать на самом фундаментальном уровне, то мы, в принципе, абсолютно все бессмертны. Особенно, если, как говорил ваш ученый Фейнман, во Вселенной существует всего один электрон, беспорядочно путешествующий вперед-назад во времени. Сам по себе электрон — еще не жизнь в нашем понимании, но из чего большего мы все состоим? Различные комбинации, случайные и искусственные, вечные и не вечные одновременно, флуктуации пустоты, которая настолько ничто, что даже не может быть Ничем, и не может не быть чем-то. Или кем-то.

Я отсалютовал им отверткой и скрылся в ТАРДИС. Покосился в сторону. Рояль был на месте. Крышка по-прежнему поднята, по-прежнему прямо передо мной вертится полупрозрачная голограмма. Интересно, вертятся ли они еще перед Уилфредом и Донной? Я решил об этом не спрашивать. Если мы вернемся практически в то же мгновение, как я планировал, это будет неважно. Как насчет Джека и Марты, отправившихся искать канистры? Я понадеялся, что они не забыли, зачем пошли. Я подошел к консоли, включил внутренние сканеры и канал громкой связи:

— Джонс? Харкнесс? У вас все в порядке? Нашли, что искали?

— А ты нас слышишь? — поинтересовался Джек.

— Даже вижу.

— Сволочь галлифрейская, — усмехнулся Харкнесс. — Зачем тогда спрашиваешь? Твой навигатор как взбесившаяся нянька, с ним мимо не пройдешь.

— Ну вот и отлично! Смотрю, вы там уже делом занялись…

— Пока только полканистры, — строго ответила Марта.

— Отлично. Вы могли бы заняться этим и здесь, в консольной. Меньше пришлось бы тащить канистры.

— Ничего, дотащим, — успокоил Джек. — И отключи ты своего Большого Брата. Донорство крови — это очень интимный процесс. Может, я стесняюсь?

— Так я тебе и поверил.

Я и не подумал отключать сканеры, выключил только громкую связь и занялся расчетом координат. Учитывая, какую комбинацию я счел подходящей, все должно было быть идеально.

Когда я закончил, в консольную ввалились Джек и Марта с канистрами.

— Эй! — возмутился Джек. — У тебя все еще сканер включен!

— Безопасность — прежде всего, — ответил я. — Ваша в том числе. По крайней мере, не заблудились, молодцы, и не беспокойтесь, мне все равно было не до вас, я готовил техническое чудо. А это куда интереснее, чем донорство крови.

— А что будет с Донной? — повертев головой и убедившись, что ее нет рядом, спросила Марта.

— Если все пойдет гладко, с ней все будет хорошо.

— Да! Но в каком смысле и для кого — хорошо?!

— Марта, ты поразительно умеешь ставить вопросы! Интересно, как они звучали, когда вы хотели вернуть ее память сами? А теперь, если не возражаете, давайте спасем Землю и все, что к ней прилагается. Ну-ка! Канистру! — Я схватил первую и вставил в готовое гнездо в консоли. А затем надавил на рычаг старта.

Итак, первый полюс. ТАРДИС материализовалась в виде компрессионной пушки. Прямо посреди толпы вооруженных людей. Люди? Только люди, а не сайленты?.. Дополнительную энергию на обшивку!

Раздался мощный взрыв, стены пещеры принялись рушиться.

Да, это можно было предвидеть. Еще энергию на обшивку, создание подушки антигравитации… Теперь вернемся к канистре. Передача наружу по «стволу пушки», автоматическое откупоривание… Застряла. Вернее, сработал предохранитель. Посреди сыплющихся камней и комьев земли, да еще с подушкой антигравитации маневр будет не эффективен. Что ж, никогда все гладко не бывает.

— Боюсь, автоматика тут не поможет. Придется выйти.

Я вернул канистру обратно в гнездо.

— Ха-ха! — мрачно ответил Харкнесс. — Конечно, придется выйти — или ты думаешь, что кровь инвертируется за какие-то доли секунды?

— Теоретически — вполне могла.

Харкнесс схватил канистру.

— Открывай двери, пока там все не засыпало!

— Помни, Харкнесс, ты смертен! — предупредил я.

— К черту! — он будто отозвался на пожелание удачи.

— Марта! Держи эту кнопку!..

— А ты куда?!.. — Джонс перехватила управление не скрывая паники — она ведь понятия не имела, что делает. Некогда было объяснять, если бы даже я хотел что-то объяснить.

— Мы быстро! — Просто придется быстро — иначе не получится.

Я догнал Харкнесса, и мы дружно вывалились наружу, мимо засвистели пули. Я блокировал дверь, представляя, как еще больше начинает паниковать Марта, оставаясь в ТАРДИС в одиночестве.

— Проклятье, тут еще кто-то выжил… — машинально проворчал Джек.

— Ну да, что значит для ущербно-бессмертных потеря ног, половины организма или других ценных частей, включая головы, и они наверняка думают, что взрыв устроили мы…

— А это не мы?

— Спасибо, Харкнесс, я рад, что ты в меня веришь. Может, я псих, или был им когда-то, или остаюсь и сейчас, но все-таки не полный идиот… Думаешь, я хотел, чтобы у меня заклинило пушку?!

Мы переговаривались очень быстро, пытаясь что-то разглядеть за осыпающейся породой. Не уверен, что Харкнесс слышал все мои слова, но смысл улавливал. Я пару раз выстрелил лазером в отстреливающуюся темноту — не просто выстрелил, а будто резанул: бессмертие или нет, а трудно все же стрелять без конечностей. Ничего личного, ребята. Всё, что я хочу вам принести в итоге — покой с миром.

— Давай, Джек, дальше будет только хуже, нам надо подойти к самой границе антигравитации и поближе к гравитационному полюсу… да черт же возьми!.. — Я вовремя заметил летящую на нас огромную глыбу — не удивился бы, если бы за ней можно было разглядеть небо. Быстро переключив режим, я выстрелил в нее распыляющим зарядом. У нас заложило уши.

— Какого черта у тебя еще в отвертке?!.. — я почти угадал среди надсадного кашля слова Джека.

— Наногранатомет! — крикнул я в ответ. — Забудь! Открывай канистру!

Джек открыл канистру, и жидкость из нее вырвалась гротескным кровавым смерчем, устремившимся в гравитационную воронку.

— Отлично затягивает! А теперь скорей в ТАРДИС!

Я на ходу разблокировал и дистанционно открыл дверь, и мы нырнули в пока бесполезную «компрессионную пушку».

— На всякий случай — вставляй вторую! — скомандовал я, кивнув на оставшуюся канистру, и запуская второй шаг программы — в то же самое мгновение, в какое мы материализовались у первого полюса, мы материализовались у второго…

А вот тут — толпа сайлентов! Отлично, значит, взрыва не будет… Пуск!

Вторая канистра пошла в ствол пушки вместо компрессионного заряда. Второй кровавый смерч ввинтился в полюс.

— Черт возьми! — воскликнул Харкнесс. — А как они планировали нас остановить? Меня это как-то нервирует…

— Не думай об этом…

Я нажал на еще одну клавишу. Компрессионный залп.

— Эй! — вскрикнул Харкнесс, опомнившись. — Что ты делаешь?!..

И вдруг его словно заморозило посреди консольной.

— Что… Что это?..

Я едва оглянулся.

— Это не я. Но, кажется, ты пытался мне помешать…

Следующий шаг программы — опять в осыпающуюся пещеру. Всего-то доли секунды, но все сыпалось и вовсе градом. Нет, опять придется ставить защиту вокруг ТАРДИС и пушка не сработает.

— Марта! Держи здесь!

— Да что про!..

Я выскочил за дверь, кто-то все еще пытался стрелять. Спокойно, ребятки, спокойно… очень скоро придет время спать… Невидимые часы тикали у меня в голове, доли секунды должны совпадать, чтобы все было четко… Я добежал до границы защитного поля, прицелился вслед все еще стремительно летящему вперед кровавому водовороту и нажал на кнопку встроенного в отвертку компрессора материи. Готово! Что-то впереди сверкнуло, будто прожигая насквозь, но на каком-то незримом, неощутимом уровне. Не здесь. Не сейчас. Никогда…

Тишина. Никаких выстрелов. Тишина? Черта с два тишина! Никаких сайлентов, но рушащаяся пещера может завалить ТАРДИС…

Я вернулся в консольную, заблокировал дверь, кивнул Марте, отогнал ее от пульта и запустил старт.

— Нет! — возмущенно крикнул Харкнесс, все еще «замороженный» посреди консольной, видя, что я вернулся. — Зачем?!.. Это твоя ТАРДИС меня держит?..

— Нет. — Еще один скачок в другую пещеру, не осыпающуюся, но полную сайлентов. — Но думаю, кто-то, кто считает, что я прав. Я ему за это благодарен.

Потому что иначе сам не был бы уверен в своей правоте.

В конце концов, однажды я развеял четверть вселенной, ошибившись в расчетах. Но все-таки не на этот раз…

— Ты же скомпрессировал мою кровь! Как она могла подействовать?!

— Должно же было там компрессироваться что-то, способное туда легко проникнуть. Материя, которая была там и здесь, и еще и уже нигде. И под заряд она попала не полностью. Поздравляю, Харкнесс, ты только что стал отцом новой вселенной.

— Что-то я больше чувствую себя матерью… — хмуро буркнул Джек.

— Не волнуйся, твоя кровь должна была сработать, когда только пролетала сквозь канал.

— Мне бы твою уверенность!

— А дальше она оказалась вне земного пространства, и никак не могла на него воздействовать.

— Если вдруг окажется, что ты ошибся, не обижайся, но я постараюсь свернуть тебе шею.

— Даже не сомневаюсь, что постараешься.

Джек пошевелился, отошел на шаг от того места, на котором замер, и посмотрел на него с подозрением.

— Вы ни о чем не забыли? — сердито напомнила Марта. — Сайленты! И они очень недовольны!

— Верно.

Я вывел громкую связь наружу.

— Дорогие сайленты! Я боюсь, вы больше никогда не сможете вернуться на родную планету. Ее не существует в этом пространстве, потому что никогда не должно было существовать. Но у меня есть для вас две новости: хорошая и плохая. Хорошая состоит в том, что часть из вас в отсутствие вашей родной планеты на всех уровнях контакта с данным пространством обретет давно желанную когерентность. По крайней мере, частично. Вас запомнят. А плохая состоит в том, что другая часть вас продолжит терять когерентность с данным пространством, вы станете призраками. По-настоящему призраками. Вас будут не только забывать, вы поймете, что не можете прикоснуться ни к одному предмету, вы будете скользить бесследно и безвредно для жителей этого континуума. Что поделать, такова жизнь. Сколько бы каждому из нас ни было отпущено — попытайтесь наслаждаться тем, что у вас есть. Даже в жизни призрака наверняка есть свои плюсы. То, чего не может никто, кроме него. Всего доброго. Не рекомендую терять бдительность, докучать местным жителям и слишком много попадаться кому бы то ни было на глаза. У меня есть маленькие сферические друзья, которые, посетив эту планету, не забудут, как вы выглядите, они снабжены превосходными записывающими визорами помимо многих видов оружия, технические усовершенствования тоже имеют свои плюсы. Жизнь продолжается.

Я нажал на кнопку, и… мы повисли в нигде. Ненадолго. Просто я решил, что пора убираться из пещеры с сайлентами, а возвращаться к Уилфреду и Донне, мне показалось, еще не время.

— Так ты уверен, что сработало? — уточнил Джек.

— Они перестали стрелять, — ответил я.

Джек медленно кивнул.

— Если бы я мог выйти вместе с тобой, я бы это заметил.

— Но, по-видимому, ты был очень всерьез намерен мне помешать.

Джек фыркнул.

— Еще бы!.. Но эта твоя ТАРДИС!..

— Я же сказал — это была не ТАРДИС. Это был… — Я повел рукой в сторону скромно стоящего у стены рояля.

— А это что за очередная жертва твоих экспериментов?

— Никакая. Он сам по себе.

— Подождите, — сказала вдруг Марта. — Ушам своим не верю. Ты вернулся, только чтобы сказать сайлентам все это? Не для того, чтобы уничтожить их, не для того, чтобы уничтожить пещеру!.. Что с тобой происходит?! — она была готова недоверчиво улыбнуться.

— Честно говоря, — задумчиво ответил я, — я намеревался на самом деле вызвать сюда этак миллиард токлафанов по порталу-червоточине и приказать им в буквальном смысле очистить пространство. Но причина тут та же, что помешала Джеку помешать мне, — я снова указал на рояль. — Я не уверен, что мне все это нравится, поэтому я и говорю об этом и раскрываю все карты. Все равно Он знает об этом. А меня раздражает то, что мне приходится ждать одобрения, или ждать, что он попытается меня убить. Поэтому я хочу спросить тебя еще раз, — обратился я уже к роялю. — Ты поговоришь со мной, наконец? Чего ты от меня хочешь? Как сделать, чтобы ты оставил меня в покое? Или, может быть, ты сам ищешь какой-то помощи, и потому помог нам сейчас? Ты же привык отражать то, что воспринимаешь…

Крышка рояля поднялась до отказа, и оттуда вырвался золотистый вихрь. Соткавшийся в бесконечность мелькнувших, сменяющих друг друга образов — большую часть наверняка не смог бы зафиксировать даже бессмертный человеческий глаз, да и на то, что я уловил все, я тоже отнюдь не рассчитывал, — и вдруг обрел плотность, превратившись в невысокую пожилую священницу в черно-белом длинном балахоне с золотым медальоном, изображавшем крест в круге, на груди, и в проволочных золотых очках. Вокруг нее пятнами легли лужицы света, не исходящего ни из какого источника.

— Вы? Именно здесь?.. Минутку, вы же не были той самой цивилизацией, что его создали?..

— Нет, — мягко и весело откликнулась священница. — Мы лишь приглашены сюда через портал-червоточину, которую он может поддерживать. Мы поговорили, мы все уже знаем, хотя у нас долго не было доступа в это место, — она повела рукой. — Потому что это место было на Земле, а она была вырвана из нашего пространства. Как вы знаете, фотоны не могут пересекать границы вселенных.

— Фотоны?!.. — выдохнула Марта с изумлением.

— Мм… я вас представлю. Наши гости — эфемеры, очень древняя цивилизация. Они живут в темпе, очень отличном от нашего, поэтому мало кто может общаться с ними. Собственно говоря, они представляют практически конгломераты чистых фотонов, им нужно приложить очень много усилий, чтобы замедлиться… вернее, лишь создать такой эффект, для хоть какого-то взаимодействия с нами.

— Гости?.. — Марта огляделась. Она наверняка уже поняла, что я имел в виду, но для отражения этого понимания недоставало нужной скорости.

— Их очень много, и они постоянно сменяются, но поддерживают форму, удобную для общения с нами.

— Аа!.. — выдохнула Джонс восхищенно. Да, восхищение — это именно то, что можно испытывать при встрече с эфемерами.

— Вы зовете эфемерами нас, потому что мы быстро стремимся прочь, нигде не задерживаясь, — благожелательно произнесла священница. — Но для нас — это вы исчезаете слишком быстро. В этом есть свое удивительное волшебство, для нас недостижимое.

— Вы очень любезны, — заметил я. Хотя, пожалуй, не мог сдержать некоторой прохладцы.

— Минутку, — сказал Джек. — На какой бы Земле мы ни были, как это — не было доступа? На Земле совершенно точно водились еще родные фотоны. Как же они могли куда-то деться?

— Но мы потеряли связь с частью себя.

— Ага, так понятнее. Я понял, вы появились потому, что рады, что соединились с чуть не потерянными родичами!

— Примитивно, но именно так! — благожелательно-радостно возвестила священница. — Наш друг обещал нам помощь, а мы обещали, что поможем ему теперь объясниться.

— Простите, насколько я помню, он вполне был способен изъясняться, когда мы общались с ним… в прошлый раз. Хотя ему понадобился для этого разум постороннего человека. А совсем недавно, на Земле, он даже сумел передать мне информацию о сайлентах. Но это было единственное, что он соизволил «сказать». Хотя я очень благодарен ему за помощь, которая была постоянной и неизменной. Это я признаю.

— Он находит теперь неэтичным вторжение в чужой разум, — объяснила священница. — И не желал использовать в своих целях разум любого из людей. Кроме того, он размышлял и наблюдал, так как это то, что он умеет совершенней всего. Он желал выказать свою добрую волю, продемонстрировав помощь при минимальном вмешательстве.

— Ага. Спасибо. Но все-таки он задержал Харкнесса. Было ли это так уж необходимо, точно ли мы не справились бы сами?

По телу сотканной из фотонов в обманчиво плотный объект священницы пробежала неуловимая рябь.

— Это одна из причин, по которой он хочет обратиться к тебе.

Несмотря ни на что, я подавил внутренне всколыхнувшийся приступ паники. Я точно не хотел иметь ничего общего с этим… предметом. От одной мысли, что он хочет мне что-то навязать, надзирать за мной хоть в чем-то, становилось тошно.

— Я слушаю, — выдавил я, скрипнув зубами — не намеренно, просто не мог сдержаться. — Может быть, у него есть претензии к тому, что я что-то не так сделал со вселенной, а ему затем проигрывать все это снова и снова? Без изменений? И ему бы хотелось, чтобы я что-то исправил, или чего-то никогда не делал, чтобы ему было приятнее?..

— Снова и снова? — громко шепнула Марта, — О чем это он?..

— Нет, — веско сказала священница. — Он — очень древний инструмент, и он разумен, способен учиться. Он является саморазвивающейся личностью. А каждая личность рано или поздно приходит к вопросу о своем предназначении, и о том, согласна ли она со своим предназначением. И обретает свободу от своего предназначения, если оно бессмысленно.

— Бессмысленно? — переспросил я.

Священница кивнула.

— Бессмысленно воссоздавать одну и ту же вселенную, мертвую, без изменений, будто запись, когда их и так бесконечность. Когда многие из них и без того повторяются, естественным образом. И продолжают жить, изменяться. Повторение не избавит вселенную от гибели, только заключит ее в бесконечную ловушку, абсолютно бессмысленную и неживую. Он решил отказаться от своего предназначения. Цивилизация, создавшая его, давным-давно погибла и все еще существует — если повелитель времени вздумает вернуться в те времена. Она просто есть. Их не нужно бесконечно поднимать из мертвых.

— Но чего же он хочет от меня?

— Понимания. Ты тоже тот, кто отказался от своего предназначения, с которым был создан.

Я озадаченно нахмурился:

— От предназначения вызвать Галлифрей из его условного небытия? Вот уже не знаю. То, что я делаю — я уже думал об этом: насколько это в действительности мое желание? Или только сублимация первичной внедренной «программы»?

— Все мы изначально состоим из того, что никак не можем контролировать. Это лишь наша природа — данные, которые мы можем затем модифицировать, исходя из нашего опыта, нашего постижения мира. В некотором роде, ты изменил другое предназначение — разрушить Вселенную.

— Стоп, стоп! — я возмущенно поднял руку. — Это никогда не было целью. Только побочным эффектом! Иногда.

— Это было не твоей целью. Потому и было «побочным эффектом». Именно это ты изменяешь сознательно. Как он хочет изменить цель, почти сохранив иную свою функцию — накопление и хранение информации о Вселенной.

— Так чего он хочет на самом деле?

— Он хочет… умереть, — священница сделала заминку перед последним словом, будто не могла подобрать того, что передаст значение наиболее сжато и точно.

— Что он хочет?.. — не поверил я своим ушам.

— Умереть и двигаться дальше. Стать чем-то другим.

— И как же я могу ему в этом помочь?

— Чтобы перестать быть собой, ему нужно стать чем-то другим. Может быть, Новому Галлифрею понадобится новая Матрица? Он готов стать ею, он содержит в себе практически полную модель Вселенной, которая может все время варьироваться. Разумы повелителей времени могут найти в нем отличное пристанище.

— Понятно. Кто-то желает крови. А кому-то нужны наши разумы?

— Они будут в нем прекрасно сохранены. Это уже готовая Матрица. И это совершенно бескорыстное предложение. Если не считать извлечением выгоды то, что он сможет приносить пользу. Делать то, что кому-то нужно, и что он и так почти предназначен делать. Но только почти. Так же как ты.

— А что будет, если он передумает снова?

— Он не передумает, он слишком изменится для этого.

— Откуда вы знаете?

— Мы обещали ему это. Эфемеры не лгут. Это старая истина.

— Может быть, не лгут. Но не говорят всей правды. Наша свадьба с Ривер — вы сказали, что она будет реальнее, чем сама реальность.

— Мы сказали: «если вы захотите этого».

— Да. Позднее мы узнали, что вы поместили в нас наногены…

— Это лишь для вас выглядело как наногены.

— Неважно. Наши чувства друг к другу. Каково, по-вашему, узнать, что они были чем-то чуждым, запрограммированным?

— Мы не знаем.

— Конечно, не знаете!

— Но мы ничего не делали с вашими чувствами.

— Разумеется, только стимулировали особого рода гормоны. Нажми на кнопку — получишь действие!

— Мы даже этого не делали. То, что вы называете наногенами, было подарком, мы действовали, как могли, медленно и осторожно, чтобы не причинить никаких неудобств, не повлиять на то, что вы зовете личностями. «Наногены» были призваны помочь вам преодолеть Проклятие Галлифрея.

— Проклятие Галлифрея? — хором переспросили Джек и Марта.

Я вздохнул:

— Это значит, что мы не размножаемся естественным путем. Якобы это следствие легендарного Проклятия Пифии, наложенного на заре нашей цивилизации, которая предпочла техногенный путь развития, а не мистический. На самом деле, не существует никакого проклятия. Повелители времени генетически усовершенствовали себя в ту эпоху, но следствием стало то, что наши генетические коды практически несовместимы. Естественным образом. Продолжать экспериментировать искусственно нам никогда ничто не мешало. Так что это не считалось существенной потерей по сравнению с полученными преимуществами. Мы — один биологический вид, и в то же время, будто каждый из нас отдельный биологический вид сам по себе.

— Ты не поверишь, почему-то удивительно утешительно слышать, что вы с Доктором — представители разных биологических видов! — пробормотал Джек. — Ладно, это шутка, шутка… Проблема-то у вас, как я понял, общая…

— Вы ведь обратили внимание на то, что ваши ДНК стали более соответствующими друг другу?

— Да, это мы заметили… Спасибо. Но думаю, мы все-таки привыкли к своему обычному образу жизни. Мы их удалили. Это было нежданным сюрпризом, надеюсь, вы не будете повторять чего-то подобного. Конечно, мы едва ли сможем вам помешать, если вы что-то задумаете…

— Вашего нежелания для нас вполне достаточно. Мы не будем вмешиваться. Мы знали, что вы можете обнаружить наше влияние. Сохранить «наногены» или оставить их — было вашим выбором.

Я кивнул, в знак принятия этого их обещания.

— А теперь вы хотите что-то проделать в духе изменения ДНК с ним? — я указал на рояль. — И он согласен? В самом деле?

— Да, — священница благодушно кивнула головой.

— Рояль-самоубийца… — пробормотал я. — Простите. Все это несколько неожиданно, и довольно-таки дико звучит.

Я поколебался, а затем подошел к роялю и положил руку на его крышку.

— Ты действительно этого хочешь? Почему-то хочется услышать твой собственный голос. Может, ты считаешь неэтичным без повода лезть в чью-то голову, но ты же музыкальный инструмент. По крайней мере, с виду — ты точно можешь произвести какой-то звук. Просто дай мне знать, несколько нот, аккорд, попробуй произвести настроение, скажем, в следующий раз я буду знать, что это значит «да». Хорошо?

Не думаю, что рояли умеют кивать. Но подобное настроение он произвел. Не двигаясь, каким-то неуловимым возмущением в телепатическом поле. А затем в воздухе прозвучал негромкий мягкий аккорд, похожий на музыкальное мурлыканье. В высокой октаве.

— Понимаю. А теперь, как бы ты сказал «нет»?

Тоже негромкий вежливый аккорд, но в нижней октаве, похожий на ворчание.

— Спасибо. Я думаю, так нам будет проще. А как бы то посмотрел на то, чтобы не умирать?

Верхняя октава, нижняя, быстрый негромкий проигрыш. Отдельная низкая нота.

— Ты все еще сомневаешься?

Я отнял руку от рояля и повернулся к старой священнице. Она терпеливо ждала. Может быть, обманчиво терпеливо — ведь эфемеры с трудом задерживаются на месте.

Будто прочитав мои мысли, она воздела руки.

— Все хорошо. Мы в ТАРДИС. Само время движется со скоростью света.

— Ну да, конечно… — Именно поэтому здесь понятие времени приемлемо менее чем где бы то ни было… Я опять повернулся к роялю. — Значит, ты хочешь покоя. — Утвердительный аккорд. — Стать чем-то другим. — Утвердительный аккорд. — Для этого ты готов пожертвовать собственной личностью? — Неуловимая заминка, и утвердительный аккорд. — Потому что ничто не имеет значения, да? Ты достиг уровня, когда хотел бы обрести нирвану? — утвердительный аккорд. — А если бы я сказал тебе, что хотел бы иногда разговаривать с тобой? Слышать твое мнение? Нечасто, но иногда? — Средняя октава, вопросительная. — Ты можешь спокойно спать, забыв о цели, с которой тебя создали. Но, по крайней мере, ты можешь помнить, почему забыл о ней. — Снова вопросительная октава. Тихо и нежно. — Чтобы больше не возвращаться к этому, — пояснил я. — Не решить однажды, что тебя использовали, предназначив для какой-то цели. Чтобы ты помнил свой выбор. — Опять вопросительная октава. Я невольно оглянулся на священницу. Та не меняла ни своей позы, ни благожелательного выражения. — Это часть его нежелания вмешиваться? — уточнил я. — И уступка? Не просто желание?

— Отчасти он уже изменился, — сказала священница. — Чтобы освободиться от обязательности своей миссии.

— А, вот оно как. Выходит, друг, ты уже регенерировал, минимум, однажды? Знаешь, что? Давай-ка рискнем и оставим тебя, как есть.

Вопросительная октава.

— Нет, так невозможно! Он что, спрашивает, можно ли ему так поступить?!

— Да! — с улыбкой перевела священница.

— Значит, он не будет настаивать на том, что хочет умереть и переродиться?

Высокая октава.

— Нет, не будет.

— И ему не будет в тягость находиться всегда на одном месте? Предположительно? Какое-то время.

— Он хочет обрести покой.

— А не нарушат ли его покой наши сознания?

— Они ему не помешают, как вся информация, которую он собирал целую вечность.

— Я хочу, чтобы он берег их.

— Он будет. Он не хочет больше решать. Он хочет мира и пристанища.

Я кивнул.

— Хорошо!

— И что это значит? — спросила Марта.

— Что сделка состоялась, и у Нового Галлифрея есть Матрица! — Я, прищурившись, покосился на рояль. — Ты же не против, что я так говорю? Ты ведь больше не хочешь решать? И ты не помешаешь мне, если я вызову миллиард токлафанов для того, чтобы очистить Землю от сайлентов? Или задумаю что-нибудь еще?

Тишина.

— Он не будет тебе мешать, — сказала священница. — Ты прав. Сделка состоялась.

— Ну что ж, спасибо…

Эфемеры всегда говорят правду.

— И если вам не придется ничего с ним делать, хотя вы обещали помочь ему не только словом, но и делом, я могу попросить вас об одной вещи?

— Об одной вещи? — уточнила священница. Или лучше было бы сказать — подчеркнула? Именно об одной. И лучше, конечно, не зарываться. — Да, ты можешь.

— Ваши «наногены» действительно совершенны. Нам далеко до ваших возможностей. Вы и правда могли бы справиться с Проклятием Галлифрея. А могли бы вы справиться с метакризисом? Я не прошу отменить его последствия. Оставьте их. Пусть, когда придет время умирать и перерождаться, это случится так, как случилось бы без вашего вмешательства. Но могли бы вы отделить человеческую память от запуска механизма регенерации? Если вы знаете все, вы знаете, кто такая Донна Ноубл. Пусть она помнит все о своей жизни, о своих приключениях, и пусть, обладая всей своей памятью, остается человеком до той самой поры, когда закончится ее человеческая жизнь, по естественным причинам.

В консольной будто стало светлее.

— Это хорошая просьба, — сказала священница. — Мы с радостью исполним твое желание!

Рояль что-то тихо мурлыкнул.

— Благодарю! Минутку! Могу я уточнить время? Тот день, когда мы были на Земле, — я решил не усложнять лишними датами всезнающих существ, — четырнадцать тридцать две по лондонскому времени.

— Мы знаем! — сказала священница и подняла руку в прощальном жесте. — Твое желание уже исполнено! — Ее полноватая фигура превратилась в сияющий сгусток и растворилась.

— Ух! — заключил Харкнесс.

— И не говори, — выдохнул я. — Надеюсь, я не пожалею о том, что решил рискнуть.

Рояль мирно стоял у стены.

— Ну что ж, проведаем старый добрый Лондон.

Я направился к консоли, Харкнесс нетерпеливо бросился мне наперерез.

— Подожди! Объясни мне, что случилось с сайлентами? Почему они практически не сопротивлялись? То есть, они пытались, конечно, но как-то вяло…

— Дело в том, что мы застали их врасплох. Это ведь машина времени, правильно?

— Ну да!

— Мы появились в пещере через минуту после того, как услышали во второй раз крики в комнате Уилфа.

— Э…

— У них отличная связь — они успели поднять тревогу, там, в пещере, этим, в частности, объясняется, что они поспешили убраться из дома — их отозвали. Поэтому они больше там не появлялись, и у нас было время спокойно разобраться, что делать дальше…

— Ну, знаешь ли…

— Какой смысл быть повелителем времени и не шулерствовать со временем? — усмехнулся я. — Да, мы ужасно опасные существа не только потому, что у нас два сердца, а в отвертках бывают гранатометы.

— Тогда получается, что когда мы исчезли из дома Уилфреда, все уже должно было быть исправлено? Или не должно было?

— Должно. Когда вы ушли в ТАРДИС — у тебя не было времени проверить, стал ли ты снова бессмертным. Иначе ты мог бы выяснить это прямо в кухне у Уилфреда. Но в ТАРДИС ты ничего не заподозрил.

— Но ты уверен?

— Да, оставшись с Уилфом и Донной ненадолго, я заметил, что Уилф вернулся к норме. Знаешь, тонкие изменения в частоте пульса, нормальная подверженность энтропии, гораздо большая опасность получить удар, чем несколькими минутами раньше. Хотя, я знаю, подобные процессы у вас не останавливались, но все же получили другое течение. Когда это происходит прямо у тебя на глазах, можно заметить разницу. А четырнадцать тридцать две — это оптимальное время между нашим пребыванием в гостиной и моментом, когда я заметил, что Уилф сменил показатель энтропии. В тот самый момент было бы уже поздно, Донна бы регенерировала, но именно тогда на ее волосах я увидел солнечные зайчики и понял, что это как-то связано. День был пасмурным. Донна заметила, что у нее больше не болит голова. Она все помнила, и она была обычным человеком.

— Получается, ты все знал заранее, и вообще никаких сюрпризов?..

— Ну отчего же, новая матрица — это еще какой сюрприз! Кроме того, даже идеальную комбинацию можно испортить. Все мы можем только догадываться. Более того, если мы будем знать точно, мы точно что-то испортим. Это все равно, что сбить наблюдением волновую функцию электрона, причем не факт, что ты собьешь ее в нужном месте. А потом бац, и ты оказываешься в иной вселенной, и всему находится совсем другое объяснение. Всегда остаются неучтенные факторы.

Я открыл дверь ТАРДИС, и Марта, как в высшей степени ответственный медик, первой выглянула наружу.

— Марта! — услышал я громкий голос Донны. — Я уж думала, вы никогда не выйдете! Что вы там узнали? Как пациентка?

— Какая пациентка? — в замешательстве переспросила Марта.

— Земля, конечно. Вы поняли, что с ней происходит? Ну-ка, рассказывай, я сейчас умру от нетерпения, если не умру от того, что все помню! Но я себя превосходно чувствую! Может, удалось? Не было бы счастья, да хоть какой-то прок от несчастья…

— Да, наверно… Он говорит, это вторжение из другого измерения. Трудно поверить, конечно…

— А что с этим можно сделать? — обеспокоенно продребезжал Уилф. — Можно же что-то?..

— Погоди… — Еще не дошедший до двери Джек, пораженно обернулся. — Они что, забыли?!

— Да, похоже на то. Когда мы дематериализовались, голограммы сайлентов прокручивались только для нас. Донна и Уилф забыли все с того момента, как увидели чужаков. Для них мы только зашли в ТАРДИС сканировать планету. Похоже, наш друг решил, что бесполезно транслировать голограммы вне ТАРДИС и сейчас, или не получил соответствующего указания. Поэтому Марта тоже забыла произошедшее, как только вышла за порог.

— То есть, если я сейчас выйду — тоже все забуду?

— Вероятно.

— Проклятье!.. — Джек призадумался, но тут же расправил плечи: — А может, и нет, если моя память может восстанавливаться так же быстро, как тело!

— Тут ведь не проблема восстановления, а видишь ты их или хотя бы их изображение в данный момент. Впрочем, неважно, если забудешь, скоро вы обнаружите, что все в порядке. А когда с самими оставшимися еще на планете сайлентами будет происходить то, что я предсказывал, вы начнете что-то вспоминать. В крайнем случае, у Уилфреда есть мой номер. Блокада с планеты снята, так что и Доктор может залететь сюда в любой момент.

— Как я понял, ты не намерен сейчас выходить?

— Не вижу особого смысла. Погоди-ка, у тебя есть какой-нибудь блокнот? Обычный? И любой карандаш.

— Да… — Джек, торопливо покопавшись в кармане шинели, вытащил смятый небольшой блокнот и шариковую ручку.

Я открыл блокнот и быстро написал: «Все в порядке. Ткни себя булавкой, чтобы убедиться. Передай Донне, что ее состояние стабильно. Если что, звоните».

— Ага, помню: «и миллиард токлафанов примчится к нам на помощь». Кстати, откуда ты их взял? Опять наклепал?..

— Это ты сейчас помнишь. Нет, это все те же самые, из Конца Вселенной. Они помогли нам разобраться с далеками. И все-таки получили свою возможность жить не в гибнущей вселенной.

— Аа!.. Так вот чем у вас все закончилось тогда!..

— Да, и свадьбой с Ривер как раз тогда же. Бессмысленно вдаваться в подробности, раз ты сейчас все забудешь. — Я кивнул на дверь: — Ну, иди к ним! Они так галдят, что слушать страшно. Еще немного, и Донна рискнет зайти в ТАРДИС. Держи блокнот в руке, раскрытым на этой странице. Практически перед глазами. Это ускорит ориентацию в ситуации.

Джек ухмыльнулся, кивнул на прощанье и скрылся за дверью. Я тут же закрыл ее за ним, нажал на рычаг старта и посмотрел на рояль.

— Сделай так, чтобы я не забывал о сайлентах.

Рояль тихо мурлыкнул в ответ.

Звонков с Земли в ближайшее время, как ни относительно это понятие, не последовало. Пришло только смс-послание от Уилфа: «Пишу, чтобы не отвлекать звонками! Не знаю, что ты сделал и зачем стер нам память — куда-то делись 20 минут, но СПАСИБО! Опять шиворот-навыворот, да? Мы что-то забыли, а Донна вспомнила прошлое? С ней все хорошо, все умирают нормально!»

На последнем предложении я подавился смешком. Да уж! Если вам нужна смерть — обращайтесь!

«Нечто вроде, — ответил я. — Удачи».

Ривер отнеслась к «новому оборудованию» довольно скептически. Но пока мы просто нашли ему место в одном из помещений базы и оставили «на испытательный срок».

— Как ты думаешь, насколько это могло быть искренним предложением с его стороны? — поинтересовалась Ривер.

— Не имею представления, — честно ответил я. — Разве что если бы он был заинтересован в немедленном поглощении наших разумов, он мог бы появиться в более позднее время, когда надобность в нем была бы более насущной. Пока еще Матрица не настолько нам необходима.

Ривер кивнула, слегка хмурясь.

— Но потом мы могли найти иной эквивалент. Ты же собирался использовать для этой цели Великую Библиотеку.

— Да, собирался. Но мне кажется, тебя не очень вдохновляла эта идея.

— Думаешь, эта идея лучше?

— Трудно сказать. К тому же он из тех сущностей, что могут не спрашивать разрешения, если им что-то понадобится.

— Может, он достиг нового уровня изощренности в своем личностном росте?

— Он просто может скопировать все, что угодно. Ему не нужны церемонии, и никакой особой цели кроме собирательства и воспроизведения в нужный срок у него нет. В любом случае он — прекрасное готовое хранилище информации. Когда-то поэтому я и пытался его заполучить.

Ривер пожала плечами.

— Никто из нас не может предвидеть всего. Ну что ж… а что касается Проклятия Галлифрея — то я, конечно, извлекла наногены, но не уничтожила, а сохранила. Они содержатся в особом контейнере.

— А может, они уже исчезли, как легендарное золото эфемеров?

— Нет, — Ривер лукаво улыбнулась. — Время от времени я проверяю. И сразу после твоего рассказа тоже проверила. Они все еще на месте. Может быть, ждут своего часа.

Я немного помялся, прежде чем спросить:

— А ты… действительно этого хочешь? Мне кажется, это как-то излишне обременительно. Если трудности может взять на себя техника — пусть берет, разве нет?

— Я еще не решила, — дразняще-мечтательно усмехнулась Ривер. — Но личный пример всегда предпочтительнее при воспитании детей. Ну что ж, пойду, займусь делами. Есть там Проклятие Галлифрея или нет, а детский сад у нас не маленький.

Я кивнул, посмотрел вслед ее выстукивающим по коридору каблукам красных туфелек, открыл дверь, у которой мы стояли, и вошел в небольшую комнату, в которой ничего не было, кроме антикварного рояля посередине. Рояль приветственно мурлыкнул.

— Привет, Троянский конь, — пошутил я. — Надеюсь, тебе тут не будет скучно.

Зачем-то я поднял крышку над клавиатурой, задумчиво посмотрел на клавиши, чуть потертые, выглядящие очень достоверно, провел по ним пальцем, нажал на некоторые, получив несколько исправных нужных нот. Белая клавиша, черная клавиша… Матрица. Виртуальное пространство. Белая птица, черная птица. Ответ тем, что воспринимаешь. Я упорно расстреливал белую птицу и в итоге умирал сам. Почти. Ведь птица была неистребима. Может, это была не галлюцинация?..

— Это был ты? — спросил я. — Я уже был в тебе? В начале моей новой истории?

Молчание. Не понял вопроса? Решил, что не время отвечать?

— А может быть, я до сих пор там нахожусь? Или сплю и вижу сны в Пандорике? Или где-то еще, о чем даже не догадываюсь? Во сне какого-нибудь легендарного гигантского кальмара на дне моря бушующей лавы? Или я сам какой-нибудь кальмар? Да, на твоем месте я бы тоже не отвечал. Бессмысленно. А главное — в разных вселенных возможны абсолютно все эти варианты, где-то все они есть.

Я опустил крышку рояля и вышел из комнаты. Вслед прозвучала тихая нота в высокой октаве. Но не так, как это обычно означало у него «да». И ничуть не похоже на «нет».

Светило солнце, шумели на ветру кроны багрянолистных буков. С игровой площадки, такой обычной и примитивной — с простыми спортивными снарядами, горками, домиками, качелями и каруселями, — раздавались веселые крики. Я нашел ее на скамейке на краю площадки. Маленькую и очень бледную девочку с серьезными, запавшими недетскими глазами. Она рассеянно обнимала плюшевого зайца и смотрела куда-то вдаль.

— Привет, КЭЛ.

Она подняла на меня взгляд, и ее губы почти тронула улыбка узнавания.

— Вижу, ты меня помнишь. Как ты, малыш?

— Хорошо, — тихим, почти бесцветным голосом ответила КЭЛ. — Врачи говорят, я скоро умру. Но все настоящее — это хорошо.

Я сел с ней рядом.

— Я поступил с тобой необдуманно. Человеческий мозг не может выдержать всю информацию, которая стала теперь твоей личностью.

КЭЛ отрешенно кивнула.

— Все проходит, — сказала она совсем не по-детски. — Никогда не задерживается. Всегда меняется.

— Миг эфемеров. Всех нас.

КЭЛ глянула на меня вопросительно.

— Ты изменишься, но не умрешь. С тобой ведь это уже не раз бывало. Прямо как с повелительницей времени. Может, тебе необязательно быть человеком? А мир все еще будет настоящим — насколько он вообще может быть настоящим. Знаешь, КЭЛ, тебя кое-кто ждет.

— Кто?

Я показал на стоящую невдалеке ТАРДИС. Она напоминала сейчас игрушечную готическую башенку, стоящую чуть в стороне от площадки. У открытой двери стояла Ривер, и когда КЭЛ оглянулась, помахала ей рукой.

— Ри-и-и-вер!..

КЭЛ радостно взвизгнула, соскочила со скамейки, будто в мгновение ока превратившись в девочку своего мнимого возраста, уронила плюшевого зайца, которого я на всякий случай поднял, прежде чем последовать за ней и, добежав до присевшей на корточки и раскрывшей объятия Ривер, доверчиво уткнулась личиком в золотое облако ее волос…

Оглавление

Ночь в тоскливом Октябре

Междумирье

За Галлифрей! (Воскрешение Ривер Сонг)

Пришествие Доктора

Коллапс Европы

Хорошие люди идут на войну

Эфемеры. Еще одна свадьба Ривер Сонг

Пандорика закрывается

Сны Пандорики

Тролль из коробочки

Берлинское печенье, или Откуда берутся дети

Давайте убьем Гитлера еще раз!

Подарок для Доктора, или Эффект мотылька

Миг эфемеров Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg