«Фантастические истории. Сборник рассказов»

Фантастические истории. Сборник рассказов (fb2) - Фантастические истории. Сборник рассказов 531K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ирина Юрьевна Станковская

Фантастические истории Сборник рассказов Ирина Ю. Станковская

© Ирина Ю. Станковская, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Только теперь без динозавров

Когда в начале XXV столетия Космическая ассамблея распустила подразделение охотников за астероидами, Патрика и Макса оставили в составе одной из исследовательских групп Космического университета скорее в память о прежних заслугах, чем из необходимости. Патрик поначалу не очень и огорчился – за последние три века почти все малые небесные тела, несущие потенциальную угрозу Земле и поселениям на Марсе и Венере, были уничтожены. Да и к сотрудникам подразделения прилипла обидная кличка «мусорщики».

Теперь же Патрик и Макс числились в штате как главные специалисты, а корректным работникам университета и в голову не могло прийти назвать их уборщиками космического барахла или чем-то в этом роде. Бывшие охотники проводили рабочий день в неспешных прогулках по роскошному Ботаническому саду университета, не обделяя вниманием прилепившийся к одному из корпусов бар «У лысого пеликана». Старина Джо, хозяин бара, любил слушать байки посетителей и часто ставил ветеранам по паре кружек пива за счет заведения. Иногда Патрика и Макса приглашали на консультации, но общаться со студентами друзья не любили – молодежь знала ответы на все вопросы и слишком полагалась на автоматику.

«Зачем нам изучать ручное управление? – фыркали они. – Сейчас разработчики гарантируют почти стопроцентную безопасность!» И вполуха слушали рассказ Макса о том, как он при вышедшем из строя навигаторе сумел виртуозно сманеврировать между орбитальными станциями.

В конце концов, Максу первому надоело болтаться в чуждой для него среде. Он уволился, купил домик недалеко от Санта-Барбары и оказался вдруг женатым человеком со взрослой дочерью и тройкой шустрых внуков. Патрик даже немного обиделся, поскольку считал, что знает о старом друге все. Сам-то он так и не женился, хотя был привлекательным мужчиной среднего роста, с соломенными волосами, темно-серыми глазами и мальчишеской улыбкой. Девушкам Патрик до поры до времени нравился. Но он и раньше-то не умел поддержать светскую беседу, а теперь говорить о своей прошлой работе стало для охотника самым любимым занятием. Последнее серьезное увлечение Патрика, длинноногая рыжеволосая Марианна, бросила его не без сожаления.

«Слушай, Пат, – сказала она, и на ее прелестном веснушчатом лице расцвела смущенная улыбка, – астероиды, это, конечно, интересно, но ты уж извини, я в личных отношениях хотела бы быть ближе к Земле». Когда Марианна уходила со слезами в красивых зеленых глазах, Патрик и сам чуть не расплакался.

Охотник остался один. Ему повысили зарплату, сделав почетным консультантом, и избавили от необходимости каждый день ходить на работу. К тому же, у Патрика накопилась кругленькая сумма, и он выкупил у Центра космических исследований охотничий корабль. Небольшое, но ладное и юркое суденышко Патрик нарек «Мухобойкой». С тех пор кораблик часто можно было видеть на орбите Земли и в окрестностях Луны. Иногда Патрик долетал до Марса, но не высаживался на планету, а снова возвращался на родину.

Шли годы, Патрик изучил практически все оставшиеся крупные астероиды Солнечной системы. Опасных объектов среди них не обнаруживалось.

«Рано или поздно мои услуги понадобятся!» – верил он. Патрик дал объявление в межпланетной сети: «Подготовлю охотника за астероидами. Плата разумная», но никто не отозвался. В конце концов, он обещал научить своему ремеслу безвозмездно. Увы, желающих не нашлось.

Однажды, пожаловавшись старине Джо (тот стал к тому времени не просто стариной, а стариком), он получил разумный совет: «Анабиоз, дружище. Если у тебя нет учеников, так занимайся своей работой сам. Заморозься лет на двести, хоть какой астероид да появится!»

В фирме «Плывем в будущее» ветерана встретили с распростертыми объятиями. Патрик прошел кучу обследований и получил разрешение на три цикла анабиотического воздействия.

«Мы не шарлатаны! – горячо заверял его директор клиники, кругленький лысоватый мужчина с воровато бегающими за винтажными очками глазками. – Более трех раз – опасно для вашего здоровья. Мы не гонимся за деньгами! И мы не гонимся за клиентами!» Когда Патрик получил счет, он ахнул – вопрос о том, кто за кем гонится, отпал, и стало ясно, что деньги просто таки сами текут к предприимчивым мастерам анабиоза.

Однако фирма постаралась на совесть. Индивидуальный бункер был надежно укреплен в шахте, в недрах горы, тектоническая неактивность которой была просчитана, как уверяли сейсмологи, на полмиллиона лет вперед. В отдельной шахте удобно разместилась верная «Мухобойка». Патрик подписал все необходимые бумаги и отдался в руки докторов.

Через 200 лет он проснулся. Приведя себя в порядок, Патрик поднялся на поверхность и вышел из лифта. Пейзаж изменился мало, хотя деревья и кустарники вокруг Космического университета поредели и были посажены иначе. Университет разросся, появилось несколько новых корпусов, плавающих над основным зданием. Принципиально нового Патрик не увидел – земляне были те же, одежда и техника изменились, но не до такой степени, чтобы привести ветерана Космоса в изумлении.

В языке появились непонятные словечки, да и говорили люди так, словно мочало жевали. Охотнику приходилось изрядно напрягаться в попытках понять смысл произносимого. В первом попавшемся киоске Патрик купил журнал, но его голосовые команды тот не разобрал и так и остался открытым на аляповатой обложке. Патрик заметил, что из алфавита убрали некоторые буквы, но зато кое-что прибавили. Закорючки, декларируемые, как он потом узнал, как «возвращение к истокам», Патрику не приглянулись. Очевидно, под «истоками» авторы языковых реформ понимали что-то свое, поскольку ветеран еще в детстве ходил в кружок любителей палеографии и разбирался в вопросе.

Бар «У лысого пеликана» остался прежним, там заправлял правнук старины Джо. Он был похож на предка, хотя вместо волос на голове топорщилась какая-то растительность, мало напоминавшая волосы. «Водоросли», – догадался Патрик, приглядевшись. В бухгалтерии главный консультант получил кучу денег. Оказалось, руководство университета забыло вычеркнуть ветерана из штата, и денежка 200 лет продолжала капать на его счет.

«Хорошо, что вы проснулись! – радостно приветствовал охотника проректор по хозяйственной части. – Появился тут вдруг один астероид – через три недели будет пролетать мимо Земли. Мы хотели его сбить еще у Урана, но не вышло. Придется вам прибираться». Начальство говорило таким тоном, что Патрик понял: в университете жалеют о потраченных на старого «мусорщика» деньгах и требуют, чтобы он хоть как-то оправдал израсходованные на него средства.

«Отчеты, сами понимаете», – продолжало начальство, укрепив Патрика в его догадке.

Охотник несколько дней поработал над «Мухобойкой». Межпланетный совет прислал в помощь умелых техников, которые внесли в корабль ряд полезных усовершенствований. Патрик только посмеивался. За двести лет почти ничего нового. Вот измельчал народ! И как можно не заметить астероид такого размера?! Двенадцать километров в поперечнике!

«Он вообще появился ниоткуда, бродяга какой-то, – обмолвился один из техников по завершении модернизации, – ведь ваши астрономы его тоже не заметили!»

Деление на «ваших» и «наших» Патрику не понравилось, но спорить он не стал. Ветеран еще чувствовал усталость и апатию после анабиоза. Оживился он, лишь приблизившись к объекту охоты – громадному серому астероиду под названием Питон. Патрик залюбовался жертвой – одна половина почти сферического небесного тела была достаточно ровной, покрытой потеками, напоминающими застывшую вязкую грязь, другая – пористой, пузырчатой, с поднимающимися там и сям каменными выступами, похожими на иглы какого-то животного. Патрик отключил автоматическое наведение и прищурился на дисплей, усеянный штрихами функциональных сеток. Выждав подходящий момент, охотник нажал на кнопку. Пли! Массивная пухлая ракета вырвалась перед кораблем и понеслась в направлении объекта. Именно в тот миг, как он и рассчитал, из ракеты веером вылетели капсулы со взрывчаткой. Они должны были покрыть не только видимую поверхность астероида, но и залететь с тыльной стороны и произвести там свою разрушительную работу. Патрик изменил курс и полетел прочь, не дожидаясь взрыва. Он никогда не промазывал.

«Зачем вы выключили автоматическое наведение? – упрекали его потом. – Нельзя работать по-старинке! Хорошо, в этот раз обошлось!»

Патрик молчал. Он был так обескуражен, что не протестовал, когда его зарплату урезали почти в два раза и перевели на должность простого консультанта. Когда он, набравшись смелости, пришел к начальству, оно приняло его весьма прохладно.

– Я обязательно взорву Питон! – сказал ветеран. – Это первая неудача в моей практике!

– Вы не молодеете, – бестактно сказало начальство, – а в следующий раз астероид прилетит через… триста пятьдесят два года!

– Так что ж это за астероид такой! – вскричал Патрик. – Это что-то необъяснимое! Надо бы его исследовать!

– Ресурсы Земли не безграничны. Как, впрочем, Марса и Венеры. Все средства идут на поддержание колоний. К тому же эта проблема с террористами… Изучать Питон нет смысла. Наши потомки что-нибудь придумают.

Патрик, вздыхая, отправился в «Плывем в будущее». Как выяснилось, сами сотрудники неохотно пользовались услугами своей фирмы – во всяком случае, Патрик не увидел ни одного знакомого лица. Тем не менее, договор еще действовал и доктора дали добро на вторую заморозку.

Через триста пятьдесят два года Земля Патрику не понравилась – воздух стал еще гаже, фигуры людей поражали разнообразием форм на грани с уродством. Причем, как с ужасом узнал Патрик, эти изменения вносились по доброй воле под влиянием капризной моды. Ветеран почти сразу стал задыхаться, и пришлось купить респиратор. От предложений имплантировать себе биореспиратор он отказался. Речь землян Патрик понимал уже с трудом. Поэтому пришлось приобрести автопереводчик.

Население Земли сократилось, колонии на Марсе и Венере были заброшены. База на Луне являла собой жалкое зрелище. Слетав туда, Патрик пожалел, что зря потратил бешеные деньги на топливо. Воздушные корпуса университета опустили и просто нахлобучили на стационарные корпуса, но никто не удивлялся странному зрелищу. Говорили, что это сделано из-за происков террористов, которые ненавидели технический прогресс и ратовали за «возвращение к истокам» (это выражение звучало теперь так часто, что охотник залез в переводчик и заменил его фразой «да пошли вы все к черту»).

Посетив бар «У лысого пеликана» Патрик обнаружил за стойкой особь неизвестного пола, никак не похожую не только на старину Джо, но и вообще на человека. Правда, несуразное существо встретило самого старого клиента приветливо и поставило полкружки пива, которое к счастью, почти сохранило прежний вкус при несусветно взлетевшей цене.

В университете ветерана принял ректор, высокий и тонкий, как градусник.

– Питон? – без энтузиазма отреагировал он, медленно почесывая торчащий из-под подбородка модный золотистый биореспиратор со светящимися красными стразами-индикаторами, – Да, с Луны нам что-то доложили. Надеюсь, он не столкнется с Землей.

Через несколько минут Патрик узнал, что денег на его зарплатном счету кот наплакал, поскольку триста лет назад произошло первое сокращение штатов, под которое он и попал.

– У меня есть сбережения, я сам полечу спасать Землю! – без ложной патетики произнес космический охотник.

– Я слышал, у вас есть корабль. Я бы прислал ремонтников, но у нас очень плохо с финансированием! Недостаток ресурсов, видите ли, к тому же, террористы опять активизировались, – вяло отозвался ректор и махнул рукой.

– Вам на все плевать! – возмутился Патрик и вышел, хлопнув дверью, не обращая внимания на несущееся вслед невнятное бормотанье ректора.

Охотник так разозлился, что даже очередной промах мимо Питона, наблюдаемый им недалеко от орбиты Юпитера, не смог вывести ветерана из себя. Астероид в последний момент издевательски вильнул и ушел из-под обстрела. На второй залп у Патрика не хватило сил. Он обмяк в штурманском кресле, тупо глядя на удаляющийся объект.

С тех незабвенных, полных романтики и приключений времен, у него остался всего один заряд. На этот раз Земле опять повезло. Но что будет в третий раз?

Последний сеанс анабиоза Патрик оплатил дополнительно, хотя по условиям договора он был бесплатным. Но доктора так жалостно смотрели на него, трогательно шевеля щупальцами, что ветеран безропотно внес деньги в фонд «За лучшее будущее фирмы „Плывем в будущее“».

Когда он проснулся снова, то сразу надел респиратор. Лифт двигался со страшным скрежетом, и охотник несколько раз покрывался холодным потом, думая о внеплановом движении тектонических плит. Когда Патрик вылез наружу, то оказался в пустынном мире скал, песка и валунов, покрытых скудной и непривычной на взгляд растительностью. Ветеран порядком запыхался, преодолевая почти пятикилометровое расстояние до бывшего университета. От зданий мало что осталось, и только верхние корпуса университета были еще различимы под наносами грязи и песка. Патрик нашел крышу бара «У лысого пеликана» и после долгих манипуляций с аварийным снаряжением спустился через пролом внутрь. Под прилавком он обнаружил бутылку пива, но не стал ее открывать.

Вернувшись назад, охотник поднял на поверхность «Мухобойку» и попросил сделать наводку на Питон. С базы на Луне никто не отозвался, но аппаратура там еще работала, поэтому Патрик получил необходимые данные и, натужно кряхтя, принялся опорожнять последние канистры топлива в пересохшие баки верного корабля.

Подлетая к Питону, он был как никогда спокоен. Автоматику Патрик выключил – Земля умерла, его промах ничего не изменит. Но оставалась еще задетая гордость профессионала, перфекциониста и настоящего мужчины.

Патрик прицелился в третий раз и молча, отстраненно, нажал на кнопку. Астероид не пытался увернуться, он плыл, подставившись под выстрел старого охотника, как серый огромный волк. «Фенрир или как его там … Фенрис. Короче, конец света наступает», – подумал Патрик, глядя, как ракеты вгрызаются в тело астероида. Серая оболочка разлетелась вдребезги, обнажилось идеально гладкое серебристое ядро Питона.

– Спасибо за помощь, землянин, – раздался в динамиках механический голос, – прекрасно, что ты с нами. Надеемся, во второй раз Земле повезет больше.

– Кто это? – Патрик подпрыгнул на кресле, дико озираясь по сторонам.

– Мы несем на борту все необходимое для зарождения жизни на вашей планете. Как и миллионы лет назад. Это не дубликат, а нестандартный набор с поправкой на нынешние условия, – продолжал голос, – из-за технической поломки мы не смогли открыть люки, когда пришло время. Ты спас будущее Земли! – голос помолчал и добавил. – Только теперь без динозавров…

Из Питона со всех сторон посыпались сверкающие контейнеры. Отлетев от мнимого астероида, они собрались в огромную стаю, как невиданные серебристые космические птицы, и, развернувшись, двинулись в сторону Земли.

Сфера начала удаляться от «Мухобойки», Патрик вытянул руки, коснувшись дисплея, словно хотел задержать Питон.

– Эй, а как же я? – крикнул он вслед.

Никто ему не ответил.

Впоследствии Патрик не раз вспоминал добрым словом канувшую в Лету фирму «Плывем в будущее». Ему удалось разбудить еще нескольких пациентов клиники анабиоза, а в контейнерах обнаружился не набор аминокислот и прочего протожизненного добра, а куда более совершенные объекты, которые ждали своего часа в саморазвивающихся инкубаторах. Немалую роль сыграли другие щедрые подарки инопланетян – очистители атмосферы и энергетические батареи невообразимой эффективности. Все устройства обладали интуитивно понятным интерфейсом и работали безукоризненно. Об отсутствии динозавров Патрик ни разу не пожалел.

Одним из первых восстановленных новыми землянами зданий был бар «У лысого пеликана», своеобразный памятник старине Джо и его спасительной идее об анабиозе.

Часы мастера Якоба

Саше Штралю новый клиент сразу понравился. Высокий, худой, с угольно-чёрными глазами на морщинистом лице, Андрей Егорович напоминал испанского или итальянского священника-аскета, только без тонзуры и соответствующего облачения. Саша время от времени завистливо поглядывал на густую седую шевелюру старика: восемьдесят четыре года, а ни проплешинки. Сам Саша к тридцати годам уже имел проблемы с волосами, но, втайне страдая, держался на людях молодцом и нарочно накоротко стриг то, что еще оставалось.

Андрей Егорович прекрасно говорил по-немецки, хотя современный лексикон часто ставил его в тупик. Несмотря на возраст, старик старался не горбиться и высоко держал голову. Слух и зрение у него были отменные. Саша сначала даже удивился, зачем такому клиенту понадобился персональный гид. Но, подумав, он решил, что Андрей Егорович всё-таки побаивается водить машину, к тому же, Саша решал организационные вопросы, хорошо ориентировался на местности и был прекрасным рассказчиком. Старик внимательно слушал его байки, вставлял остроумные замечания, живо интересовался местными достопримечательностями и немецким бытом. Незаметно Саша рассказал клиенту о своей жизни, о полузабытом Свердловске, откуда родители вывезли его еще ребенком. После нескольких дней, проведенных вместе, они так подружились, что Андрей Егорович наотрез отказался от гида-сменщика, предложенного турбюро. Саше это польстило, да и чаевые от старика ожидались хорошие – Андрей Егорович никогда не оставлял обслуживающий персонал без вознаграждения.

***

Экскурсионная программа подошла к концу, церкви, музеи, галереи и природные заповедники были осмотрены, лучшее пиво основательно продегустировано, а старик всё придумывал новые поездки. Хозяин турбюро уже несколько раз хвалил Сашу и намекал на прибавку к зарплате, что было совсем не лишним в период кризиса.

– Да вы знаете окрестности не хуже меня! – сказал Саша как-то вечером, когда они сидели в очередной популярной среди туристов пивнушке.

– Бывал я здесь, – задумчиво произнёс Андрей Егорович.

Он уставился в кружку с пивом и подул на пену.

– Первый раз слышу! – Саша даже немного обиделся. – И давно это было?

– Мы уехали в конце 1949 года, – старик грустно улыбнулся, – значит, почти 60 лет назад.

– Вам удалось побывать в англо-американской зоне оккупации? – воскликнул Саша. – И что вы там делали?

– Работал переводчиком, – подмигнул старик, – при советской миссии. Потом пришлось уехать. Отношения с союзниками стали не ахти. Впрочем, вы и сами об этом читали.

– Да так, в общих чертах, – Саша покраснел, – будете смеяться, но я в истории не очень. Много знаю, конечно, но не более того, что должен знать здешний гид.

– А, понятно, – Андрей Егорович кивнул, – я вот подумал, не прогуляться ли нам с вами в Траумбург?

Он раскрыл потрепанный путеводитель и зачитал вслух: «Так называемые Золотые фигуры Траумбурга, украшающие башенные часы колокольни церкви Святой Бригитты, были созданы в середине 16-го века мастером Якобом, ставшим впоследствии бургомистром. Высотой немногим более человеческого роста, фигуры прекрасно просматриваются из любого конца площади, внушая горожанам и гостям города восхищение и благоговейное почтение. Условно атрибутируемые как Архиепископ, Король и Королева, эти изумительные статуи уцелели в бурном вихре событий, которые как будто и не затронули уютный городок Траумбург».

Андрей Егорович отложил путеводитель и взглянул на Сашу:

– Ну-с, герр Штраль, пожалуй, стоит туда съездить!

– Красивые фигуры, – сказал Саша, – но на снимках совсем не то!

– Да, я заметил, – кивнул старик, – много читал про них, но не видел ни одной приличной фотографии. Я сам когда-то сделал несколько черно-белых снимков, но всё равно получилось размыто.

– Они слишком блестящие, наверное, солнце, блики, – предположил Саша.

– Погода была пасмурная, – возразил Андрей Егрович, – к тому же, не могут же все фотографы делать плохие снимки!

– Маленький городок, ничего особенного, – попытался отговорить клиента Саша, – жителей от силы полсотни. Туда почти никто не ездит. Церковь самая заурядная.

– Я как-то проезжал его и остался на несколько дней, – задумчиво сказал старик, – интересно, как он теперь выглядит.

– Воспоминания, – понимающе кивнул Саша, – тогда, конечно, я отвезу вас туда. Места красивые, много зелени, но скука смертная. Вы знаете, это из тех городков, куда не приезжают дважды.

***

Немногочисленные туристы, собравшиеся в полдень на Ратушной площади, примолкли. Бом-бом-бом! Под циферблатом на колокольне открылась дверь, и в лучах летнего солнца засверкали золотые фигуры – они выехали из темноты на подвижной платформе и застыли, устремив безжизненные взоры в сторону Альп. Архиепископ в митре и мантии поднял руку в благословляющем жесте, королева и король в роскошных резных коронах, стоящие по обе стороны от него, церемонно наклонили головы. Колокола играли гимн Траумбурга – простенькую приятную мелодию из тех, что поначалу навязнут в зубах, а потом невозможно вспомнить. Прошло несколько секунд, и платформа пришла в движение, три золотые фигуры исчезли за закрывшимися дверями. Некоторые туристы успели их сфотографировать, те, кому не повезло, разочарованно вздыхали – если из-за чего и стоило ехать в этот городишко, так только из-за башенных часов. Музыка смолкла, и площадь опустела – немногие гости города перебрались в отмеченный во всех путеводителях погребок «У старого Алоиза». Там подавали местное пиво с добавками из трав.

Андрей Егорович повернулся к Саше. Тот широко улыбнулся, демонстрируя готовность отправиться куда угодно по желанию клиента.

– Тут была пекарня, – медленно начал старик, и по его тону Саша понял, что сейчас он скажет что-то очень важное.

– Вы имеете в виду пекарню «Булочки Цецилии»? – весело подхватил он. – Туристы всегда шутят по поводу названия.

– Точно, – воскликнул старик, – так она ещё существует?

– В этом городке вот уже почти пять столетий ничего не меняется. Я ж говорил: скука. И как они тут живут! – Саша развел руками, выказывая то ли удивление, то ли неодобрение привычкам траумбуржцев. – Чужаки тут не задерживаются. И я их понимаю! В этом болоте надо родиться!

– Я влюбился в неё с первого взгляда, – произнес вдруг Андрей Егорович, – теперь-то я могу рассказать, ведь при моей работе… – он замолчал, стоя перед Сашей с опущенной головой.

– Вы имеете в виду какую-то местную девушку? – уточнил Саша, и тут же его поразила мысль, что старик до сих пор ничего не рассказал о себе. Он часами слушал Сашу, беседовал с ним о политике и искусстве, но умудрился не выдать подробностей собственной личной жизни…

– Вы были разведчиком? – обалдев от собственной наглости, спросил гид.

– Не имеет значения, – старик бросил на Сашу острый взгляд, – сейчас имеет значение лишь то, что я специально приехал туда, куда по вашим словам не ездят дважды. И приехал из-за неё. Из-за Цецильхен. В этом я до сего момента не мог себе признаться. Она была такая милая, такая очаровательная. Помогала матери в пекарне…

– Она жива, вы узнавали? – спросил Саша сочувственно.

– Траумбург, – особый город, у него даже сайта в Интернете нет, – сказал Андрей Егорович, – сейчас везде Интернет, а они вот такие, отсталые… Но я кое-что наскреб по сусекам. У меня хорошие друзья.

– Так пойдемте в пекарню и посмотрим, если её нет в живых, то наверняка остались дети или внуки, – бодро предложил Саша, – я туда пару лет назад одного профессора водил, булочки ему очень понравились. Он всё церковными часами восхищался, просил их показать поближе, но ему не разрешили. Сказали, что основная часть постройки очень древняя, вовсе не 16 век, а намного старше, туда посторонним нельзя.

– Да? – Андрей Егорович замялся. – Может быть, сначала сходим к Алоизу, вы мне о часах расскажете. И профессор этот… Иванский его фамилия?

– Точно, – Саша уважительно взглянул на клиента, – вы основательно подготовились!

***

В погребке «У Алоиза» почти не было посетителей. Саша и Андрей Егорович сели за грубый деревянный стол и с наслаждением отхлебнули по глотку пива с горьковато-пряным ароматом.

– Так что ж Иванский? – напомнил Андрей Егорович.

Саша пожал плечами.

– Старичок такой ветхий, дунь – улетит… Но очень вежливый, некапризный, просто фанатик какой-то. Он сразу в Траумбург поехал, никуда не хотел – а ведь в первый раз в Германии. Но сами знаете, если ученый – маньяк, то это не лечится. И сколько у него часов было, не поверите, – сразу штук пять возил наручных и все жалел, что башенные купить нельзя.

Саша рассмеялся, но Андрей Егорович его не поддержал. Он пристально глядел на гида и ждал продолжения.

– Ну вот, он эти часы когда-то в книжке на рисунке увидел. Рисунок был сделан чуть ли не сразу после установки часов. Но вот оказия, потом он её найти не мог. Главное, название книги знал, она без автора была. По всему миру искал. Во все библиотеки запросы подавал. Исчезла книга, как будто и не было. Жена с ним чуть ли не развелась, так ей всё это надоело.

Саша замолчал и сделал ещё один глоток:

– Короче, приехал он сюда, а ему отказали. Он на башню почти уже поднялся, но его перехватили и так по-немецки, как они умеют, отчитали, что де порядок должен быть, что если нельзя посторонним, так всем нельзя! Старик совсем сник, чуть ли не плакал, а они ни в какую. И что, как будто жалко пожилого человека порадовать, ведь он не из любопытства, а в научных целях!

– Многими учеными как раз и движет любопытство, – возразил Андрей Егорович, – к тому же, может быть, именно его научные цели их обеспокоили.

– Не знаю, – сказал Саша, – но факт, что уехал профессор расстроенный. Хороший был человек. Читал, что он недавно умер

– Да, увы, – сказал Андрей Егорович, – кстати, помните, в путеводителе написано, что изготовил часы некий мастер Якоб. Странно, что фамилии мастера нигде не найти. Немцы в таких вопросах очень аккуратны.

– Надо было вам 60 лет назад в этом разобраться, – заметил Саша, – с победителями бы посчитались. Пришли бы в их архив и потребовали!

– Не наша зона, – сказал Андрей Егорович и усмехнулся.– Видел я кое-какие документы, но не по этому делу. Мне удалось подружиться с одним американцем, славный парень был. Коллега мой, кстати. Но кто мог подумать, что я заинтересуюсь самим городом. Знать бы наперёд!

– Вы скорей часами интересуетесь, – хмыкнул Саша, – но я могу понять, они очень эффектные! Прямо мороз по коже!

– Мороз по коже? Интересно! – Андрей Егорович прищурился.

– Это я так ляпнул, не подумав, – смутился гид, – стоят там наверху, а ты внизу, как букашка.

– Нет-нет, обычно то, что ляпают, не подумав, точно бьет в цель, – произнес старик.

***

Пекарня находилась на другом конце Ратушной площади. Андрей Егорович и Саша шли туда целую вечность. Старик волновался и двигался очень медленно, потеряв былую прыть. Саша придерживал его за острый локоть и сочувственно поглядывал на бледное лицо клиента. У входа в пекарню они остановились. Саша сделал вид, что увлечен разглядыванием аппетитной выпечки, выставленной в витрине.

– Перейду Рубикон, – сказал Андрей Егорович, – была, не была!

Он решительно открыл дверь и шагнул внутрь. Нежно звякнул колокольчик. В помещении пекарни было тепло и вкусно пахло кофе, ванилью и корицей. У окна стояли два высоких столика. Стульев не наблюдалось. Андрей Егорович приблизился к столику и облокотился на него.

– Я постою, что-то мне не по себе стало, закажите пока капучино и марципаны!

– Добрый день, чего изволите? – из внутреннего помещения, отделенного от зала домотканой занавеской, вышла полная белокурая женщина лет сорока пяти, её приятное лицо просияло улыбкой. – Простите, что заставила вас ждать. Туристы к этому времени обычно уезжают.

– Я как-то был у вас, – Саша улыбнулся в ответ.

Он вспомнил, что эта же женщина обслуживала их с Иванским в прошлый раз. Невероятно, но она тоже его узнала.

– О, как приятно вас видеть. К нам обычно не приезжают снова. Особенно молодые люди! – хозяйка поставила на стойку тарелку с марципанами.

– Я – гид, моя работа приезжать в одни и те же места много-много раз! – сказал Саша и заказал два капучино.

– Да, да, я помню, что вы работаете гидом, – говоря это, женщина ловко манипулировала кофейными приборами (кофе здесь готовили по-старинке). – Жаль профессора, такой славный человек был. Но башня закрыта для посетителей.

– Да, – машинально ответил Саша, – он был славный.

Хозяйка выбила чек (кофе за счёт заведения), Саша заплатил (сдачи не надо) и понёс съестное к столику. Женщина повернулась и скрылась за занавеской.

Булочки и кофе были съедены быстро. Андрей Егорович всё время молчал, а Саша из деликатности не стал его тревожить. Выйдя из пекарни, они некоторое время стояли, глядя на здание церкви. Двери башенных часов были закрыты до следующего полудня.

– Вам там понравилось? – робко поинтересовался Саша. – Вы не стали спрашивать про вашу знакомую. Почему?

Старик посмотрел на него и глубже надвинул бейсболку.

– Нет, я не смог, – сказал он, наконец, – хотел спросить, но не смог.

Саша понимающе кинул:

– Значит, не судьба. Хоть кофе выпили. А марципаны у них самые вкусные в мире!

Андрей Егорович поглядел на него тяжелым взглядом:

– Знаю. Она сама их готовит.

– У них рецепты передаются из поколения в поколение! Вот где постоянство, традиция. Может быть, они из-за этих плюшек никуда уезжать не хотят?!

Саша засмеялся собственной шутке и смеялся бы еще долго, если бы Андрей Егорович, положив руку на его плечо, не остановил развеселившегося гида.

– Там, в пекарне, нас обслуживала мать Цецильхен.

Саша не знал, что и сказать. Старик явно сходил с ума, а он нёс ответственность за клиента. Вдруг тот начнет буянить, кинется искать юношескую любовь, перенапряжётся – и раз – инфаркт или инсульт.

– Давайте осмотрим город, раз уж мы приехали, – совершенно спокойным голосом предложил вдруг Андрей Егорович.

Саша согласился, но уже без прежнего энтузиазма. Он прикидывал, как уговорить клиента покинуть скучный и тихий, но, как выяснилось, плохо действующий на его здоровье городок.

***

Они посетили музей ремёсел, аккуратное кладбище и невзрачную церковь Святой Бригитты, где покоился прах мастера Якоба. Саша порекомендовал клиенту зажечь свечку (он сам всегда делал это как в православных, так и католических храмах, будучи при этом атеистом), и тут Андрей Егорович решился.

– Саша, думаю, мы можем попасть в башню!

– Вход на колокольню закрыт, да и предупреждение висит… большими буквами, – возразил гид, – может быть, лучше снова пойти выпить кофе? В конце концов, прошло 60 лет, вы могли ошибиться. Спросите про вашу Цецильхен и со спокойной душой поедем обратно. О сделанном жалеют меньше, чем о несделанном!

– Народная мудрость, – покачал головой Андрей Егорович, – но я всё-таки рискну сделать то, чего мне захотелось именно сейчас. А сейчас я желаю подняться на башню!

Саша укоризненно поглядел на клиента, но тот отвернулся и принялся с деловым видом рыться в сумке. Саша обречённо вздохнул.

– Ладно, но будет неловко, если она меня второй раз поймает. Может пожаловаться моему руководству. Знаете, гидом не так-то просто устроиться!

– Она? – старик приподнял брови. – Хочется думать, что это будет стройная блондинка с серыми глазами и обезоруживающей улыбкой. И, ругая, она будет машинально постукивать ладонью по перилам.

– Откуда вы знаете?! – брови Саши поползли вверх.

– Шестьдесят лет назад она поймала меня на башне, – Андрей Егорович почему-то развеселился, – вот так я в неё и влюбился! А что касается вашей лицензии, то ничего страшного. Цецильхен – не ябеда.

Саше стало нехорошо, сердце ёкнуло в груди. Опять он за своё! Кто знает, кого первым хватит инфаркт!

– «Она» я сказал только потому, что она симпатичная и больше запомнилась, – Саша постарался говорить убедительно и спокойно, – но там был ещё и мужчина.

– Гм, не знаю, не знаю, – старик расправил плечи и взглянул на дверь, ведущую на колокольню.

Увидев, что они остались в церкви одни, Андрей Егорович быстро подошел к двери и попытался ее открыть. Убедившись, что она заперта, старик достал из сумки связку ключей и принялся ловко ими орудовать. Саша стоял, не в силах поверить в происходящее. Его клиент, респектабельный пожилой человек, оказался способен на противоправные действия! Гид почему-то на цыпочках подкрался к Андрею Егоровичу и только хотел высказать своё возмущение, как дверь открылась. Старик обернулся, подмигнул Саше и нырнул в проём. Саша последовал за ним, раздумывая, что теперь придётся соврать, что дверь была открыта, что они страдают дефектами зрения, а то и вовсе не умеют читать. Все объяснения звучали неубедительно.

Саша, кляня себя за слабохарактерность, начал подниматься за клиентом по узкой лестнице, цепляясь за металлические перила.

Сквозь узкие оконца пробивались солнечные лучи, что было очень кстати, так как выключателей Саша не заметил. Они шли уже довольно долго, казалось, что они уже поднялись гораздо выше башни. Андрей Егорович молча топал впереди, Саша начинал задыхаться. Он снова подумал, что его клиент сумасшедший. Вон как летит, так шустро и целеустремленно в его возрасте могут двигаться только люди, страдающие навязчивой идеей. Старичок Иванский показался ему сейчас вполне нормальным, во всяком случае, он поднимался по ступенькам тихо и чинно, боязливо цепляясь за перила и для страховки периодически касаясь стены дрожащей рукой.

***

Они достигли глухого уровня башни, но лестница всё ещё была освещена – Саша никак не мог найти источник света. Скорее всего, это была одна из придумок мастера Якоба, полулегендарного персонажа, загадочного бургомистра Траумбурга.

Наконец, старик остановился так резко, что Саша чуть не врезался в него. Они оказались перед чёрной металлической дверью, Андрей Егорович принялся её обследовать.

– Нет замков и ручек! – прокряхтел он, гремя ключами.

– Я думаю, надо спускаться, – благоразумно заметил Саша, – и уберите ваши отмычки, неровен час, увидят!

Старик недовольно заворчал и всем телом налёг на дверь. Не дождавшись результата, он принялся обстукивать её. Саша поёжился, ему показалось, что откуда-то дует. Он не мог бросить клиента, но и оставаться ему не хотелось. Щедрые чаевые и прибавка к зарплате уже не могли скомпенсировать нервное напряжение. Саша задрожал крупной дрожью, пронизывающий холод пробрал его до костей. Ему стало так страшно, что он уже готов был сорваться с места и кинуться вниз, наплевав на всё, чем он так дорожил.

Внезапно ветер утих, дверь скрипнула и распахнулась. На пороге тёмным силуэтом замаячила женская фигура. Она отступила назад, Андрей Егорович и Саша последовали за ней. В комнате, куда они попали, было ещё две двери, Саша догадался, что это что-то вроде холла – из мебели там присутствовал только старинный ломберный стол, покрытый зелёным сукном, и венский стул с твердым сиденьем.

– Садитесь, – женщина сделала приглашающий жест, но Андрей Егорович остался стоять.

– Ох уж эти туристы! – она добродушно рассмеялась. – Колокольня закрыта, внизу висит объявление. Мы собираемся проводить реставрационные работы, как только соберём средства. Сейчас вы немного отдохнёте и отправитесь в обратный путь.

Саша торжествующе взглянул на клиента. Никакой блондинки! Женщина была коренаста, темноволоса, в очках со старомодной тяжелой оправой. Сквозь стёкла поблескивали круглые и тёмные, как вишни, глаза. Она выглядела колоритно, хотя пышная синяя юбка, белая блузка и бархатная чёрная жилетка на шнуровке, составляющие упрощенный вариант национального костюма, не шли к её плотной фигуре.

– Я хотел бы посмотреть часы, – сказал Андрей Егорович, – я приехал издалека, очень вас прошу!

Женщина пожала плечами и, подойдя к одной из дверей, распахнула её. За ней обнаружилась шахта, заполненная металлическими и деревянными деталями. Тросы, цепи, шестерёнки и трубки жили своей размеренной и деловитой жизнью, издавая разные звуки и двигаясь.

– Стал бы я ехать ради этого! – презрительно фыркнул старик. – Я хочу видеть фигуры.

– Я вас провожу!

Саша и его спутник обернулись на голос. Вторая дверь была открыта, перед ней стояла та самая блондинка, которая когда-то не пустила на колокольню профессора Иванского.

– Цецилия? – ахнул старик. – Я думал, ты не появишься.

– Вы меня знаете? – она посмотрела на старика спокойными серыми глазами. – Извините, но я с вами незнакома. А вот молодого человека я уже видела! Он был сегодня в пекарне и мама его узнала.

Саша нервно облизнул пересохшие губы:

– Простите нас, дверь была открыта, я не подумал…

Андрей Егорович подошёл к девушке и снял бейсболку.

Воцарилась тишина, нарушаемая только звуком часового механизма. Саша подумал, что огромное сердце башни бьётся совсем как человеческое. Тик-так, тик-так, тик-так…

– Андрей?

– Да, Цецильхен.

Брюнетка осуждающе покачала головой и вышла. Саша услышал, как стучат по ступенькам её каблуки.

– Ты приехал из-за меня или из-за часов?

– Я приехал из-за тебя, но часы меня тоже интересуют. Последние тридцать лет. Мой интерес к тебе вдвое старше. А ты стоишь передо мной, я вижу твоё молодое лицо и я совсем запутался и не могу рассуждать здраво. Моя логика куда-то испарилась, я увидел твою мать, и тут меня осенило, отдельные факты стали складываться в сумасшедшую мозаику. Может ли быть такое?

Андрей Егорович растерянно умолк.

– Пойдёмте, – Цецилия взяла Андрея Егоровича за руку и повела к двери. Саша шёл за ними с открытым ртом.

***

И вот, они стоят у Золотых фигур Траумбурга. Цецилия коснулась фигуры Короля, и троица величественно тронулась с места, остановившись лицом к лицу с незваными гостями.

– Но они не золотые! – прошептал Саша. – И не позолоченные!

Он осторожно погладил королевскую руку.

– И это даже не металл!

– Вам виднее, ваш дедушка был ювелиром, не так ли? – сказал Андрей Егорович.

Саша нахмурился. Он точно помнил, что не говорил старику о дедушке. Да, «разведка доложила точно», вспомнились ему слова старой патриотической песни.

– Потрясающе! – Андрей Егорович обращался к Цецильхен, – мы, наверное, первые чужаки, увидевшие статуи так близко. И, если присмотреться, митра Архиепископа вовсе не митра, и символы на его одежде – не христианские. А короны Короля и Королевы тоже не короны, да?

– К сожалению, не могу ответить на твой вопрос, – ответила Цецилия, – извини. Я и так показала тебе слишком много. Ты добился своей цели и увидел фигуры. А теперь я провожу вас вниз.

Внезапно старик метнулся к девушке и цепко схватил её.

– Сними ремень, свяжи ее! – прошипел он гиду, с трудом удерживая бьющуюся в его руках Цецильхен. – Давай, это последний шанс! Мы должны всё выяснить! Тут наверняка ещё что-то есть!

Саша вздрогнул. В каком-то сомнамбулическом состоянии он подскочил к Андрею Егоровичу и ударил его в челюсть, тут же взвыв от боли в суставах. Старик тяжело рухнул на пол и затих.

Цецильхен уставилась на неожиданного помощника широко раскрытыми глазами.

– Я позвала вас, и вы услышали!

– Да нет, он просто с ума сошёл, извините меня, я не должен был идти у него на поводу. Теперь меня точно вышибут! Ударить клиента! Клиента!

Цецильхен склонилась над стариком, а Саша остался стоять перед статуями. Он лихорадочно соображал, что теперь делать.

– Клиент всегда прав! – думал он, разглядывая причудливые головные уборы. – И лица, какие лица. Гротескные, с искажёнными чертами. Нечеловеческие, но по-своему привлекательные и внушающие трепет. Я никогда не видел такого ни в одном музее. И почему на фотографиях этого не заметно? Ах, да, снимки никому не удаются!

Андрей Егорович застонал, Цецильхен что-то зашептала ему. Затем она подозвала Сашу. Вдвоём они усадили старика на платформу рядом со статуями. Он тяжело дышал, глаза его были закрыты.

– Вы не хотели бы остаться? – спросила вдруг Цецильхен. – Нам нужны люди. После смерти мастера Якоба у нас умерло уже четверо горожан. А Андрей слишком стар, к тому же его душа отравлена. Жаль, очень жаль.

– Мастер Якоб умер в 1601 году, – сказал Саша, которому и в состоянии стресса не отказала цепкая память профессионального гида, – мы видели его надгробие. Неужели только четверо за четыре столетия?

– Мастер Якоб погиб в 1945 во время англо-американских бомбардировок. Тут неподалёку был какой-то секретный завод, вот они и бомбили…

Саша кашлянул. Его не оставляла мысль, что всё происходящее то ли сон, то ли какая-то абсурдная невероятная пьеса, актёром в которой он случайно стал.

– Мастер Якоб знал, когда будут налёты, но он не мог их предотвратить, – сказала Цецильхен, – он последнее время твердил, что должен отдавать долги. И он уходил из города и делал так, чтобы ни одна бомба не упала на Траумбург. И однажды он не вернулся.

– Ну и ну, – только и мог сказать Саша, – фантастика! И это сделал один человек?!

– Он ненавидел войну, потому что когда-то потерял всё. Когда он не вернулся, налёты прекратились. Мне повезло, потому что в случае его гибели, в следующий раз должна была пойти я. Он дал мне инструкции. Он доверял мне.

– Ты его любила? – это был Андрей Егорович.

Цецильхен повернулась к нему:

– Я любила моего мужа, но потеряла его и детей во время чумы, потом я полюбила мастера Якоба, но он не знал об этом. Наверное, считал меня чем-то вроде сообразительной обезьянки. Потом я встретила тебя, но ты уехал.

Она снова обратилась к Саше:

– Мастер Якоб пожертвовал собой и так и не дождался того, ради чего установил свои часы. Так вы не хотите остаться и помочь? Нам ведь надо следить за Золотыми фигурами. Каждый день они должны выходить на связь, что бы ни случилось! Иначе придётся сделать так, чтобы вы всё забыли.

– Нет, – Саша смутился, но твердо выдержал её взгляд, – я пока не готов, у меня не хватит мужества, но, может быть, со временем…

– Нет, – сказала Цецильхен, – вряд ли вы сюда ещё приедете.

И как в воду глядела.

***

Когда они вернулись в отель, то даже и не вспомнили, где провели день…

***

Мастер Якоб оглядел толпу: оборванные, грязные, утратившие веру в себя люди. Его взгляд скользнул по стройной фигуре той бойкой девушки, которая больше всех суетилась, помогая организовать доставку его громоздкого имущества в город. Он легко смог подчинить их волю, но она, казалось, проявляла даже больше инициативы, чем он запланировал. Её ветхое платье было аккуратно залатано, и она выказала фантазию, сделав заплатки в форме красивых фигур и подобрав цвета так, что одежда не выглядела убогой. Рядом с девушкой всё время находилась полноватая высокая женщина с добрым усталым лицом. Мастер Якоб догадался, что это ее мать. Обе были миловидные, белокурые и какие-то особенные. Как будто вся стойкость и достоинство города, разоренного войной, потерявшего всех детей и большую часть взрослых в результате недавней эпидемии, воплотилась в этих двух женщинах. Сейчас они держались за руки и спокойно смотрели на него, ожидая, что скажет уродливый человек, явившийся в их умирающий город в странном, почти шутовском наряде, и которому они почему-то поверили безоговорочно и сразу.

– Спасибо, друзья. Вы мне помогли и ещё поможете, – сказал мастер Якоб.

Ему показалось, что голос его дрожит, и он рассердился на себя за неподобающую чувствительность. Он должен сделать это любой ценой! Он – последний хранитель Великой Триады, а спасённые им священные символы – единственное, что осталось у его народа. Он всё наладит, вознесет их как можно выше, и возможно придет день, когда на знакомый сигнал отзовутся уцелевшие соплеменники! И почти уничтоженная раса возродится, используя знания и силу, сохраненную им на задворках Вселенной! О, он заплатит добрым землянам достойную плату за их труды. Они будут жить долго, очень долго, эти простые и работящие люди, не утратившие человечности в их нечеловечески жестоком мире. Конечно, кое-чем им придется поступиться, кое в чем себя ограничить. Зато он сделает город мирным и процветающим, и ни одна эпидемия не коснется его жителей. Он обеспечит им самую лучшую и надёжную защиту!

– Вы плачете, господин Якоб? – спросила девушка заботливо. – Ваши вещи пострадали, но мы постараемся сделать всё возможное. Слава Господу, наши мужчины искусны в ремёслах!

– Я не плачу, – ответил мастер Якоб. – Я думаю о том, не слишком ли многого от вас требую и нужна ли вам моя награда…

– Не расстраивай господина Якоба, Цецильхен, – мать дёрнула дочь за рукав. – Он знает, что делает!

– Мне нужно еще шесть повозок, – сказал мастер Якоб окрепшим голосом. – Мы должны перевезти всё до темноты.

Страшные истории о девочках

Толстенькая девочка

Хорошая девочка была Танечка. Глазки большие, а цвета, ну прям орехового. Реснички длинные, носик маленький курносый, губки бантиком. А волосики такие рыженькие, чисто медная проволока.

Училась Танечка в четвёртом «А», любили её все детишки и учителя. Воспитанная, скромная, неуспевающим первая помощница, только вот недостаточек у неё был – пухленькая слишком. Мальчики с ней дружили, но в любви не признавались, а другим девочкам записочки писали, СМС-ки посылали, за косички их дёргали. А к симпатичным танечкиным кудряшкам ни один мальчик за все четыре года не притронулся. Оно, конечно, хорошо – волос целей будет, но Танечка частенько тайком горько-прегорько плакала. Очень уж хотелось, чтобы хоть кто-то интерес проявил, особенно второгодник Витринкин.

Парень – орёл, не иначе! Высокий, глаза наглые серые, каштановые вихры во все стороны. А на деревья как лазил! Однажды даже МЧС вызывали, чтобы его с берёзы в школьном дворе снять. А он на всех наплевал и сам спрыгнул. Кость со временем срослась, но с той поры Витринкин прихрамывать стал. Танечка его за удаль ещё больше полюбила, да и другие девочки на героя надышаться не могли.

Так жили-поживали детишки четвёртого «А», но назначили им как-то новую классную руководительницу. Тётка такая худощавая, улыбчивая, одета по-модному, хоть говаривали, она из далёкого Чернограда приехала. Танечка из любопытства даже поискала, что это за город такой. Краснодар нашла, Белгород нашла, а Чернограда на школьной географической карте не оказалось. Наверное, городок слишком маленький был.

Учительница-то новая вроде неплохая, вежливая, понимающая, но детишки её почему-то полюбить не смогли. Анна Ивановна у них была, золото, а не человек. Жаль, спьяну с сыночком подралась. И нету Анны Ивановны. Теперь Клара Петровна Фобос к доске учеников вызывает. Танечке тоже неудобно было, что она учительницу всё время с покойной Анной Ивановной сравнивает. И она, чтобы это не показывать, ещё больше старалась Кларе Петровне угодить. А та к ней тоже душевно расположилась. Как увидит Танечку, вся заулыбается, зубки острые кажет: «А, здравствуй, моя толстенькая девочка!» Танечке это не очень нравилось, но что поделать. Робела она учительнице слово поперёк сказать.

Как-то после занятий Клара Петровна Танечке говорит:

– Ты меня домой не проводишь, я тут кое-чего прикупила, тяжело нести!

Танечке отказаться неудобно, характер ангельский. Она согласилась, и пошли они к Кларе Петровне. Танечка хотела до порога сумку поднести, но учительница вроде как обиделась.

– Зайди, – говорит, – милая Танечка. Попьём чайку с пирожным «картошка».

Сели они, чай пьют, вдруг дверь открывается и входит тощий дядька. Лицо костлявое, взгляд исподлобья, одет во всё чёрное.

– Это мой муж, профессор Фобос, – говорит учительница, – а это Танечка. Моя ученица.

Профессор засмеялся:

– Как ты, Клархен, точно эту девочку мне описала.

И облизнулся. Танечка подумала, что он коробку с пирожными увидел, подвинула ему и предлагает:

– Кушайте, пожалуйста!

А муж Клары Петровны снова хохочет:

– Я лучше тебя съем, ты такая толстенькая!

Танечка аж задрожала вся, так странно он это сказал, но видит, учительница тоже смеётся, и успокоилась.

Попили они чаю, а Танечке всё как-то не по себе. Она даже пятое пирожное есть не стала, как её ни уговаривали. Потом профессор Кларе Петровне что-то шепнул, и они в другую комнату вышли. А Танечка подошла к окну и видит, ковыляет по улице Витринкин. Свитер серый, джинсики рваные, на скуле синяк. И так доброй девочке хулигана жалко стало, что она тихонечко дверь открыла и на лестницу выскользнула. Но хозяева не дремали. Слышит Танечка, как они за ней бегут, и профессор Фобос злобно вопит: «Упустила!»

Страшно стало Танечке, она без лифта с шестого этажа кубарем скатилась. Хорошо, что толстенькая, а то убилась бы вусмерть. А сзади четыре ноги громыхают, и Клара Петровна с мужем ругается. Профессор орёт, что надо всё без свидетелей сделать, а учительница кричит, что точно рассчитала, и им с Танечкой по пути никто не встретился. Танечка почему-то сразу поняла, что добра от них не жди. Выкатилась бедная девочка на улицу, на ноги вскочила и к Витринкину. «Ты что, дура!» – крикнул мальчик и ещё пару слов добавил, которые Танечка знала, но пока не понимала.

А тут и супруги Фобос из подъезда выбегают. Танечка, хоть и маленькая, их всё-таки перекатом обогнала.

Профессор к детям подскочил, хвать Танечку за пухленькую ручку. Глаза безумные, клыки большие жёлтые, пальцы корявые когтистые. А Клара Петровна растрепалась вся, скрюченными руками Танечку за горло ухватить хочет. И увела бы страшная парочка толстенькую девочку, но тут Витринкин как поднимет костыль, как размахнётся! Р-р-раз, и голову профессорскую снёс, два – и Клару Петровну пополам, благо талия у неё тонкая была. Руки учительницы ещё к Танечке тянутся, а ноги и всё остальное на проезжей части. Один водитель чуть со страху не помер, когда Клара Петровна к нему сквозь разбитое стекло вошла.

А храбрый Витринкин Танечку за руку схватил, и побежали детишки скорей. Танечка Витринкина поддерживает, ведь с костылём бегать несподручно.

А на следующий день в школу Анна Ивановна вернулась. Оказывается, сын не до конца её убил, а врачи ошиблись и учительницу в морг отправили. И оставалась бы одинокая женщина невостребованной, но местный сторож на счастье некрофилом оказался. Анна Ивановна после заморозки даже посвежела и помолодела вся. И потом за сторожа замуж вышла. А Танечка прекратила есть пирожные и, когда в новом учебном году в школу пришла, то ребятишки прямо ахнули. Фотомодель! А Витринкин исправился и стал отличником, так хотел Танечке понравиться. И ведь ни разу не напомнил, что её спас. Вот такой скромный герой!

Худенькая девочка

Девочки о профессии фотомодели мечтают, а я вам скажу, мечтать не вредно, но иногда уж лучше бы это мечтою и оставалось.

Анечка вот мечтала, а где она теперь? Так-то. А с чего всё началось? С мечты. Пожелала девочка фотомоделью стать. Для этого танцами занималась, на диетах разных сидела. Очень хотела она на кастинг пойти, который московское агентство «Гламур-мода» в её городе проводило.

Бабушка Анечкина, правда, все эти кастинги костингами называла и внучку поругивала, что она свои юные годы на глупости тратит. Лучше бы книжку почитала или готовить выучилась – всё для будущей жизни пригодится. Но Анечка вперёд за своей мечтой стремилась и никого не слушала.

Она и так худенькая, Анечка-то, а перед кастингом совсем есть перестала. Встанет перед зеркалом, а из зеркала такая щепочка с голубыми глазками на неё смотрит.

Пошла Анечка на просмотр, в очереди выстояла, а отборочная комиссия поглядела и рожу скорчила – сразу втроём скривились: тётенька, дяденька и неизвестного пола человек.

– Бёдра тяжеловаты, – вот что директор агентства Изабелла Долорес сказала, а все тут же ей поддакивать стали. Охаяли девочку зазря.

Вернулась Анечка домой, горько заплакала, а тут соседка за солью зашла. Увидела, что девочка страдает, и говорит :

– Знаешь, у старого кладбища пятиэтажка стоит? Живёт там бабушка Акулина, знахарка и ведунья. У тёти Тоси сынок от алкоголизма через неё вылечился, у дяди Пети грыжа прошла, а уж Шурка из универсама за заморского принца замуж вышла, теперь из Африки письма пишет.

Так что, посоветовала соседка, дуй к Акулине, она тебе поможет. Анечка так обрадовалась! И пожалела только, что раньше cама не догадалась!

Вечерело, когда девочка из дома вышла. Хорошо, бабушке корвалол понадобился. А аптека аккурат у кладбища находилась – компактный городок, всё под рукой.

Зашла Анечка в «хрущовку», в нужную квартиру позвонила. Открыла ей бабулечка старенькая. Глазки чёрные из-под седых бровей такими угольками на Анечку смотрят, что ей аж неприятно сделалось

– Знаю, касатка, зачем пришла! – говорит ведунья Акулина. – Есть у меня верное средство! Похудеешь за неделю.

– А как же кастинг? Они к этому времени уедут! – закручинилась Анечка.

– Всё отлично, – успокаивает Акулина, – Изабелла Долорес, которая тебя первая забраковала, к вечеру гриппом заболела и кастинг отложила.

– Вот счастье! – обрадовалась Анечка. – Согласна я, делайте, что надо!

Бабка воду в тарелку налила, подула, пошептала и говорит:

– Иди домой, девочка, и ни о чём не беспокойся. Похудеешь в лучшем виде!

Тут старушка ручки потёрла и захихикала.

– А сколько я должна? – спросила Анечка. Она тайком бабушкину пенсию взяла и боялась, что ведунья больше запросит.

А Акулина как знала – взяла и точно сумму пенсии назвала. Анечка денежки ей вручила и домой побежала. Хорошо, в карманах мелочь завалялась, и она на лекарство наскребла. Добрая была девочка.

Прошло два дня, и Анечка действительно худеть стала. И так она на радостях разволновалась, что ночью спать не могла. Лежит девочка, мечтает, как Изабелла Долорес извиняться будет, что её восвояси отправила. Вдруг портьера на окошке парусом корабельным выгнулась, и кто-то с подоконника в комнату соскользнул.

Анечка как лежала, так обмерла. Лежит, спящей притворяется, а крикнуть силёнок нет – худенькая слишком.

Тёмная фигура к кровати подбирается, и тут Анечка со страху ручкой до лампы дотянулась и на кнопочку из последних сил нажала.

Видит, стоит у её кроватки толстый-претолстый дяденька, лицо румяное, глаза добрые такие.

– Вы кто, дяденька? – прошелестела девочка.

Дяденька ей улыбнулся, пальчиком погрозил и говорит:

– Я Жиросос, прихожу к девочкам, которые очень похудеть хотят.

– Так я вас не звала! – сказала Анечка испуганно

– Все вы так говорите, – обиделся дяденька, – сначала похудеть хотите, а потом недовольны! Вообще-то, к тебе уже сеструха моя, Анорексия Егоровна, ходить должна, но я с тобой расстаться не могу. Хорошая ты слишком. Приду ночью, жирку отсосу – и на душе как-то по-особому тепло становится!

– Так вы типа вампира? – уточнила Анечка. – Как же вы жир отсасываете?

– А у меня на пальцах присосочки есть, – улыбнулся Жиросос, – стоит дотронуться – и потёк жирок! И следов нет. Чисто я работаю. Куда до меня кровопивцам этим.

Тут дяденька даже как-то горделиво плечи расправил. Поняла Анечка, что неравнодушный к работе он, настоящий трудоголик.

Жиросос тем временем девочку за тоненькую ручку взял, подержал немного, погрустнел вдруг и говорит:

– Эх, зря ноги бил. К тебе теперь Мясоглот прийти должен.

И тут Анечка от усталости задремала. Утром просыпается, до зеркала дотащилась – смотрит, одни косточки с кожей остались. Стоит она, думает, привиделось ей или действительно после Жирососа ещё кто-то к ней наведывался.

А тут ещё бабушка пенсию искать стала. У Анечки День рождения скоро, вот старушка и забеспокоилась. Ищет, ищет, не найдёт. К внученьке кинулась, не видела, мол, денежку. А Анечка еле на ногах стоит, а силёнки нашлись – отпихнула бабушку и зло так сказала:

– Ты всегда под ногами путаешься, если бы не ты, я бы давно в Париже блистала! Пенсию свою сама где-то посеяла! Маразматичка старая!

Бабушка расстроилась, вещички тихо собрала и уехала к другим родственникам. Там её обогрели, приласкали, комнату с телевизором выделили.

А Анечка о бабушке и не вспоминает. У неё теперь другие знакомые – настоящий вампир её посещает, такой красивый, бледный. Каждый раз, когда кровушки отпивает, «мерси» говорит. И чудится глупенькой девочке, что она уже в Париже на Елисейских полях гуляет. Потом к Анечке Костоед захаживать стал, всё жаловался, что ему кальция не хватает. Анечка уже сама своими габаритами довольна. В зеркале почти не отражается. А тут и кастинг снова назначили. Изабелла Долорес вовремя поправилась.

Лежит Анечка в ночь перед кастингом, перед глазами картины одна другой гламурнее. Всё розовое-прерозовое. Вдруг смотрит девочка, в окошко какая-то дамочка лезет. Анечка подумала, что худеть уж достаточно будет и строго говорит:

– Опоздали вы, Анорексия Егоровна! Я теперь своими модельными формами довольна.

Дамочка ближе подходит и видит Анечка, что не женщина это, а что-то вроде третьего члена комиссии – по черепу и не определишь пол-то.

– Я никогда не опаздываю, я Смерть – проскрежетало существо и из складок плаща косу вынуло.

– Ты что! – пискнула девочка испуганно. – Мы так не договаривались!

– Акулина тебе обещала, что похудеешь, – сказала Смерть равнодушно, – ты не первая, не последняя.

– А кастинг? – прошептала Анечка.

– А кто говорил, что ты этот кастинг пройдёшь?

Смерть очки надела, бумажки какие-то достала и черепом покачала:

– Нет, тут только про похудение, про перенос кастинга – и всё!

Наутро приехала бабушка, а внученьки и нет. Погоревала старушка, погоревала, потом решила, что Анечка костинг прошла и в город Париж модельничать уехала. Старая, что она понимает?

Родители Анечкины тоже вскоре из отпуска прикатили, и потом у них ещё одна девочка родилась. А соседка бабушке проболталась, что Анечка к ведунье Акулине ходила. Тогда старушка свои выводы сделала и, чтобы вторая внучка с магиями всякими не связывалась и в нормальной женской кондиции выросла, ведунью подкараулила и кирпичом по голове тюкнула. И сразу у бабушки гипертония прошла и зрение стопроцентное вернулось.

Потом её в Интернет-кафе видели, она у молодёжи адрес сайта агентства «Гламур-мода» просила. Родители Анечкины, конечно, удивились, когда мамаша на старости лет посмотреть Москву захотела. Но что поделать, проводили старушку на экскурсию и все удивлялись, почему это чемодан у бабушки такой тяжёлый.

Добренькая девочка

Классики разные часто намекали, что красота мир спасёт. Да и прямо об этом говаривали. Только для знающих людей красота – не только пальчики-маникюрчики, одёжка модненькая, волосы крашеные или тушь суперудлинняющая. Для понимающих красота, прежде всего, в доброте и душевности. И спасает она, воистину спасает!

Вот так с девочкой одной произошло. Звали её Мариночка. Очень добрая она была – всем всегда помогала. Конечно, многие этой душевностью пользовались, но Мариночка не роптала. Для неё день без хорошего поступка – не день был, а так, потеря времени.

Иногда, правда, устанет девочка от добрых своих дел, идёт погулять на природу. Возле дома речной вокзал располагался, там кораблики всякие-разные. Волны небольшие на берег набегают, ветерок свежий веет, иностранные туристы прогуливаются, парк рядышком разбит с кустиками да деревьями. Девочка как туда в аллейку уйдёт, ходит и думает, что бы хорошего ещё сделать! Вот такая милая Мариночка!

Но учинили как-то в парке строительство – гостиницу для богатых туристов решили возвести. Мариночка расстраивалась, всё ходила туда приглядывать, чтоб лишнее дерево не срубили. Очень маленькая «Гринпис» уважала и с него пример брала.

Пошла однажды Мариночка на стройку. А там как раз обеденный перерыв был. Ходит она между деревьями, пустую площадку придирчивым взглядом изучает. И гадкий дяденька по фамилии Натуралов из-за куста её увидел. Дяденька этот очень себя любил, так о красоте своей внешней заботился! Спортом занимался, бицепсы-трицепсы качал. А кроме себя, родного, любил мерзавец ещё одно – малышей обижать. Поскольку атлет, всегда вовремя убегать успевал. Милиция его искала, но не нашла, да никто бы не подумал, что красавец-спортсмен в свободное время гадостями занимается.

Огляделся Натуралов, видит, что никого нет, вышел из укрытия – и к Мариночке. Смотрит добренькая девочка, к ней голый дяденька идёт и странно так смотрит, руками размахивает.

– Дяденька, что с вами? – спросила девочка участливо. – Вам помочь?

– Ах, помоги, – обрадовался Натуралов, – горю я весь!

Мариночка вся запереживала, что дяденька так мучается. Стала искать, чем бы пожар этот потушить. Видит, пластиковое ведёрко стоит, подняла его и Натуралова облила. Он как заорёт! Мариночка впопыхах ещё одно ведёрко подхватила, потом другое. Натуралов уже притих, к дереву прислонившись стоит, а добрая помощница его всё поливает и поливает. Потом видит Мариночка, что не то что-то вышло. Пригляделась, а дяденька весь белый и молчит. Она со страху ведёрки расшвыряла и убежала.

Потом долго ещё прораб орал, что кто-то гипс украл. А педофил, как обсох, упал и в канавку завалился. Его листиками осенними засыпало.

А потом один рабочий его нашёл. Вынули всей бригадой Натуралова из канавки, поставили и любуются. Как на грех, немецкие туристы мимо проходили. Они в новую гостиницу заселились уже. Один немец очкастый аж запрыгал:

– Реституцьон! – кричит.

Наши эксперты Натуралова с трудом отбили. И стоит он теперь в одном из музеев. Не скажу в каком, чтобы ажиотажа не было. Фиговый листочек ему прилепили, и весь в самом выигрышном виде со своими бицепсами красуется.

Красота, она страшная сила! Это тоже из классики, кажись.

Злобненькая девочка

Нехорошо, нехорошо в душе злобу копить и чужим бедам радоваться. Плохо это кончиться может. Взять хотя бы девочку одну по имени Катечка.

По её генеалогическому древу далеко лазить лень, но и бабушка, и матушка у неё злобные были, да и по мужской линии тоже не лучше. Великая сила генетика. И Катечка с детства характером пакостным отличалась. Какой ущерб она флоре и фауне нанести успела – говорить не буду, не поверите. Лучше об отношениях в социуме скажу.

Любила Катечка, когда вокруг неприятности у других случаются, а, ежели неприятностей не наблюдалось, сама их устраивала. И откуда в такой маленькой девчоночке столько изобретательности на лихие дела было? А ведь глянешь – не поверишь – личико нежное румяное, глазки серенькие лучистые, две русые косички трогательно по обе стороны от головки разбегаются.

Родители тоже сначала не думали, что доченька худшие их наклонности усвоит и творчески переработает. Первым папа пострадал. Он в туалете электричество чинил, так махонькая подкралась тихонько и пробки включила. А матушке своей таким манером навредила – та в комнате шторы вешала, Катечка незаметно стремянку и толкни. Но, как это всегда бывает, зло наказывается. Есть в мире справедливость. Папа с мамой выжили, но на инвалидности оказались. Пить и драться ещё чаще стали, а денежки в доме убавилось. Так что на Катечку средств и не хватало. Девочка от этого ещё больше разозлилась.

Завела она себе новую забаву – у переходов пешеходных крутится, старушек беспомощных выискивает. Подойдёт, козявка иезуитская, к бедной бабушке, да и предложит помочь через дорогу перейти. Бабушки то конфетку ей сунут, то яблочко, то рублик, а злобненькая Катечка до самого опасного участка их доведёт – и ну бежать. Спрячется за киоск или афишку и хихикает, глядя, как бабулечка посреди улицы от машин увёртывается. Но и тут она просчиталась. Машина иностранная как-то ехала и одну бабушку, девочкой брошенную, чуть притолкнула. Старушка упала и ногу вывихнула. А хозяин иномарки выскочил и бабушке сразу 500 долларов отвалил. Злобненькая девочка аж затряслась!

А старушка потом, кстати, плохо кончила. Уже сама повадилась под машины нырять. Ну, в конце концов, КамАЗ её и переехал. Долларов у работяги сроду не водилось. Но это уж мы от темы отвлеклись, и бабушка сама виноватая была, пожадничала. Но Катечка бабкиной гибели не видела, поэтому ещё пуще рассердилась.

Правда, папу и маму не она отравила, наговаривать не буду. Те сами палёной водки перепили. Взяла Катечку к себе сестра мамина, тётя Милена. Она всегда особняком держалась, такая вся из себя учёная. Обрадовалась Катечка, думала, что мигом интеллигенцию эту изведёт, но не тут-то было.

Первый раз она перепугалась, когда тётка шторы её повесить попросила. Мол, ты маленькая, лёгонькая, стремяночка старенькая. Вскарабкаешься зайчиком и шустро де всё повесишь! Катечка залезла и уже примерилась карниз на родственницу случайно уронить, как вдруг видит, как тётушка ножку к стремянке тянет. Катечка сразу на пол соскочила, сказала, что голова закружилась. Тётка аж зубами от злости лязгнула. Выставила девочку на кухню и сама быстро всё повесила.

Потом тёте Милене понадобилось проводочки в люстре починить. Катечка опять же на стремянку встала, ножницы и изоленту прихватила, размышляет, как половчее на тётку с раскрытыми ножницами свалиться, а смотрит, та к выключателю – шасть. Катечка всё смекнула и пошла, пробки на фиг выкрутила и в карман положила. Тётя Милена только рот раскрыла. Она, такая умная-разумная, а о наследственности и не подумала. А внешне ещё ласковее с племянницей стала – Катечка да Катечка.

Но опять же, судьба шутки шутить любит. И конец Катечке вовсе не от тётки пришёл, а от себя самой. Она опекунше в чай яду подсыпала, а мнительная тётка чашки и поменяй! Всё-таки не зря она учёная была. Тётушка Милена Катечку тоже травить собиралась, но только назавтра, когда много гостей на её день рождения соберётся. В живых-то она осталась, но Катечкину квартирку ещё не скоро в наследство получит.

Умненькая девочка

Говорят, что от ума только горе. Неправда это. Умный человек прекрасно может в жизни устроиться. Только ум этот другим в умеренных дозах показывать надо.

Вот что девочка Галочка через свой ум поимела.

Она ещё в детском саду правильную политику вела. Девчушки все одну куколку очень любили и друг у дружки её отнимали. А Галочка, бывало, скажет:

– Какой медведик у нас хорошенький, пойду с ним играть, пока никто не взял!

Ребятишки сразу насторожатся и гурьбой за медведиком бегут, чтоб Галочке не достался. А Галочка спокойненько куколку – цап! Так и во всём остальном.

Когда Галочка в школу пришла, то всегда охотно списывать давала. Смотрит подружка в Галочкину тетрадку, а там аккуратненько всё написано, посчитано, нарисовано. Вот и соблазняется, копирует. А Галочка потом – р-р-раз! – и циферку, буковку, чёрточку втихаря поменяет, да так, что подружка уж не рада. А Галочка умненькими глазками смотрит и её по-дружески журит:

– Что ж ты, Анечка-Манечка-Леночка, и списать правильно не можешь! В другой раз внимательней будь!

И подружки бестолковые, вместо того, чтобы уроки учить, все на Галочку надеялись. И её за ум, прилежание и щедрость душевную любили.

Ещё нравилось Галочке с умными людьми беседовать. Заведёт, бывало, разговор о чём-то новом да интересном, и, голубушка, молчит, кивает да ресничками хлопает. А собеседник ободрится и ей в деталях всё доложит и по полочкам разложит. Галочка выслушает, улыбнётся и мудро так головушкой покачает. А рассказчик и не поймёт, понравилось, не понравилось, и в голове мыслишка скребётся, что умная девочка уже всё знала, но из вежливости его, неуча, не останавливала.

Только появилась однажды в классе новая ученица. Галочке она сразу не понравилась. Видит, новенькая всем списывать даёт, уроки отстающим готовить помогает. И всё честно, без подвохов. И детишки уже за ней ходят, и бестолковые неумёхи вдруг успеваемость повысили. А по оценкам она Галочку даже опережать стала.

Галочка как-то к ней сунулась теоремку одну обсудить, так новенькая улыбнулась ласково и говорит:

– Как хорошо, что ты ко мне обратилась. Я люблю умных людей слушать!

И пришлось Галочке самой теорему доказывать, а новенькая молчала, кивала да Галочкиным интеллектом восхищалась. Как Галочка замолчала, так сразу нехорошо ей сделалось, почувствовала, как будто украли что-то у неё.

– Молодец! – от души новенькая похвалила и отошла.

И решила умненькая девочка от выскочки избавиться. Но по-умному, чтоб комар носа не подточил. Подошла она к ней на переменке и в гости пригласила.

– Приходи ко мне, только никому не говори! – сказала. – Сюрприз будет!

Новенькая вроде как даже обрадовалась, поблагодарила и прийти непременно обещала.

Галочка, как родители на работу ушли, всё подготовила: клеёнку, молоток, отцовскую пилу автоматическую, мешки полиэтиленовые из супермаркета. И с лёгким сердцем в школу побежала. Новенькая на каждом уроке по пятёрке получила, а Галочке не жалко! Пусть напоследок порадуется!

Как договаривались, пришла Галочка домой первая, но не знала умненькая девочка, что как раз в этот день Чёрная рука до её дома добрела. Полподъезда уже выкосила, а в Галочкиной квартире задержалась – больно интересно ей стало, кто клеёнку расстелил и инструмент несимпатичный аккуратно разложил. Как Галочка вошла, Чёрная рука за работу принялась. Она ж всё-таки часть тела безмозглая, где ей о родстве душ задуматься! Потом рука всё вымыла-вычистила тряпкой микрофибровой и решила, что душить ей как-то сподручней будет и эти новшества не для неё. Но автоматическую пилу она с собой прихватила.

Спускается Чёрная рука по лестнице вприпрыжку, а в подъезд как раз новенькая девочка входит. Она Галочке тоже подарочек приготовила. Чёрная рука девочку увидела, обрадовалась и пилой на неё замахнулась. А пила тяжелёхонькая была, перевесила, и убивица кувыркнулась и себе пальцы оттяпала. Девочка испугалась, конечно, но изловчилась, поднатужилась и почтовые ящики со стены прямо на мерзкую руку сбросила. Тут ей и конец пришёл! И что интересно, новенькая как чувствовала, в квартиру к Галочке не пошла. Цветочки, в подарок принесённые, сверху на Чёрную руку накидала и ушла к себе домой уроки делать.

А милиция потом ещё долго тело от Чёрной руки искала и по общежитиям африканских студентов опрашивала. И в сводках происшествий по городу о маньяке с цветами говорили и всех цветочных торговцев пытали, помнят ли они кого. А новенькая слушала и усмехалась. Цветочки она с клумбы в городском парке незаметно сорвала. Откуда у школьницы деньги на букеты?!

Инновационная девочка

Первый рабочий день после непродолжительного отпуска пролетел в заботах и хлопотах так быстро, что у Инночки даже губная помада не успела стереться. Хотя немного задержаться пришлось. Растяпистая коллега наделала кучу ошибок, и Инночке предстояло исправлять их ещё не один день.

Когда девушка вышла на улицу, уже вечерело, дул пронизывающий осенний ветер с привкусом близкого дождя. Дойдя до метро, Инночка с удовольствием подумала, что сидячее место до родного «Ознобкова» ей гарантировано. Она вошла в полупустой вагон, устроилась на сиденье и, открыв гламурный журнальчик, погрузилась в манящий и загадочный мир. Олигархи, яхты, швейцарские часы, бриллиантовые колье смотрели на неё с глянцевых страниц и, казалось, говорили:

– Так и будешь всю жизнь в Турцию кататься. Неудачница!

Названия станций объявлялись, как всегда, неразборчиво, и Инночка, ориентируясь на выработанное годами чутьё, выскочила из вагона и тут же растерянно огляделась. Она не узнавала знакомые места, но внезапно на неё снизошло озарение. «Инновационная»! Ведь сегодня утром она проезжала эту станцию, открывшуюся во время её отпуска. Надо же так ошибиться! Старые станции ветки – «Ознобково», «Болотная», «Трясучинская», «Поганкино» выглядели задрипанно и мрачно по сравнению со своей сияющей огнями, новёхонькой сестрой.

В ожидании поезда, который почему-то всё не шёл, Инночка вертела головой, любуясь сверканием помпезных люстр и блестящей напольной плиткой, образующей причудливые узоры.

Внезапно она услышала шуршание. К ней двигался тумбообразный предмет, мигающий разноцветными огоньками. Инночка догадалась, что это мусороуборочная машина. Вспомнилось, что для «Инновационной» закупалась самая современная аппаратура, чуть ли не из Японии. Агрегат двигался самостоятельно, легко скользя по надраенному полу. Инночка, поражённая чудом техники, отошла в сторону, чтобы не мешать. Агрегат вильнул и направился к ней. Девушка немного испугалась – слишком целеустремлённо двигалась умная машина. Инночка снова сманеврировала. Агрегат продолжал преследование. Девушке показалось, что он увеличил скорость.

Она в панике огляделась. На платформе не было ни одного человека. Сияющий зал, одинокая девушка и странный аппарат, идущий за ней по пятам. Инночка, петляя, как заяц, кинулась прочь. Она понимала, что со стороны это выглядит комично и нелепо, но чувствовала опасность, исходящую от чересчур активного предмета. Девушка бежала, нарочно огибая колонны, но агрегат не отставал. Бедняжка несколько раз поскользнулась и подумала, что коварная машина нарочно так тщательно вылизала плитку. Ругая себя за идиотские мысли, она продолжала, уже не озираясь, нестись по огромному залу в сторону лестницы. Отвратительный шорох за спиной не прекращался. Агрегат явно нагонял, но вдруг девушка услышала лязганье.

Инночка остановилась, и с облегчением увидела, что аппарат тоже застыл. Однако длилась передышка недолго. Из машины вылезли две суставчатые металлические руки, на концах которых располагалось что-то вроде пальцев Фредди Крюгера. Лампочки угрожающе вспыхнули, руки недвусмысленно потянулись к девушке, и Инночка, не разбирая дороги, стрелой кинулась к уже близкой спасительной лестнице.

Она взлетела к турникетам и в страхе обернулась. Агрегат, покачиваясь и кряхтя, медленно преодолевал преграду. Кто-то шагнул навстречу перепуганной девушке. Это был большой мобильник с короткими растопыренными ручками. Его ладошки потянулись к Инночке, и девушка почувствовала, что теряет сознание.

Очнулась она от ругани. Толстая тётка визгливо орала на симпатичного молодого человека.

– Не бойтесь, я новый телефон рекламирую! – застенчиво признался он, увидев, что девушка пришла в себя. Теперь, без верхней части костюма, он выглядел вполне миролюбиво.

Тётка замолчала и уставилась на Инночку.

– Ну, жаловаться будете? – спросила она.

– На кого? – спросила Инночка слабым голоском и привстала с жёсткого ящика, на который, видимо, оттащили её новые знакомые.

– Ну, не знаю я по-китайски! – буркнула тётка. – Говорят, умная машина, я не думала, что так получится.

– Тётя Клава по ошибке включила опцию «уборка крупногабаритного мусора»! – объяснил молодой человек.

– Мне что китайский, что японский, всё едино. – сказала тётя Клава. – Меня-то он не трогает!

– Так он вас знает. Интеллектуальная машина! – возразил человек-мобильник. – К тому же, вы перекрываете заложенные в него показатели.

– Что-что? – рассердилась тётя Клава. Она толком не разобрала, что хотел сказать юноша, но интуитивно почувствовала обидный смысл фразы.

– Извините, они там в Азии все мелкие. – смутился парень. Он был, в сущности, добрым малым и понял, что сболтнул лишнего.

«Инновационная»! – с горечью сказала Инночка. Она посмотрела на стоящий рядом с уборщицей агрегат и поёжилась. Тот выглядел смирно, и даже лампочки его помаргивали как-то особенно смущённо.

– Я не буду жаловаться, – сказала Инночка, – мне вообще-то до «Ознобкова» надо.

Всю дорогу домой Инночка ругала новомодную технику. Вот сейчас она войдёт в уютную квартиру, прильнёт на кухне к старому пузатому холодильнику и тот, видя её страдания, скажет что-нибудь ласковое и, может быть, даже выдаст внеплановый кусочек торта.

Стражи Марса

Артём Головёшкин вышел из лифта. В холле единственного на Марсе пятизвёздочного отеля «Хилтон» царила обычная для вечернего времени суета. Коридор, ведущий в ресторан, пестрел роскошными нарядами. Декольтированные дамы с живыми цветами в волосах двигались на ужин в сопровождении элегантных кавалеров. Из ресторана доносились звуки музыки. Артём на минуту замер, прикидывая в уме сюжет будущего романа. Он не любил путешествовать и считал светские развлечения блажью. Но в его книгах частенько присутствовало и то и другое.

«Московский отшельник», так называли его посвящённые, был прижимист и предпочитал вкладывать свои астрономические гонорары в акции надёжных компаний.

Артём и на Марс-то отправился не за свой счёт. Его поездку тайно финансировала крупная изыскательская компания «Новые орбиты», чьим акционером писатель являлся уже долгое время. С этой планетой вообще было что-то не то. Земляне давно основали на ней несколько колоний, создали необходимую инфраструктуру и могли автономно продержаться там пару-тройку лет в случае чрезвычайных обстоятельств. Однако геологоразведочные работы, главным инвестором которых выступали «Новые орбиты», да и некоторые иные формы деятельности, вовсю кипевшие на других осваиваемых планетах, на Марсе выдавали такие ничтожные результаты, что компания всерьёз забеспокоилась. Посылались лучшие специалисты, тратились колоссальные суммы. А итог? Вернувшиеся с Марса ответственные лица лишь пожимали плечами и в отчётах писали сущую чушь о неэффективности, отсутствии условий и т. п. Те же лица на других планетах вели себя совершенно иначе, успешно реализуя намеченные планы.

Но Марс продолжал манить, и руководство компании в отчаянии пошло на беспрецедентный шаг: оно пригласило известного писателя слетать на Марс и непредвзятым творческим взором оценить создавшуюся ситуацию. Артём долго отнекивался (он страшно боялся перегрузок и невесомости), но «Новые орбиты» предложили влиятельному акционеру такой гонорар, что скуповатый писатель изменил своим привычкам. Проживание и питание оплачивалось за счёт фирмы. Это тоже радовало. Ещё по дороге на Марс, путешествуя на комфортабельном космолёте, писатель заприметил очаровательную брюнетку с лукавыми фиолетовыми глазами. Она оказалась всего лишь мелкой служащей отеля «Хилтон», но Артёма это не смущало. Знаменитый писатель сам вырос в семье со скромным достатком.

В юности Артём строчил любовные романы. Он быстро понял, что для этого не требуется особого таланта. Ну, написал, что «его рука легла на её трепещущий (трепещущую, трепещущее, трепещущие)» – дальше можно было подставлять названия многих подходящих частей тела, – и у впечатлительной домохозяйки замирало сердце. Однажды он узнал, что его книги являются любимым чтивом выдающегося физика-теоретика, во всех смыслах давно вышедшего за грани обычного разума. Учёный любил пролистать на ночь очередную книженцию о вечной любви и страсти. А потом Артём оценил возможности космонета. Там без дела лежали колоссальные залежи первоклассной литературы, о которой многие знали лишь понаслышке. И Артём стал потихоньку совать туда нос, подворовывая и переделывая классические сюжеты. Поменяй имена, место действия и время – и готов новый шедевр, приносящий славу и деньги. В конце концов, он сам уверовал в своё авторство, тем более, что над некоторыми книгами приходилось серьёзно поработать. Денежки рекой текли ко всемирно известному писателю, но, памятуя о тяжёлом детстве, Артём проявлял бережливость.

– Чем могу быть вам полезен, господин Головёшкин? – администратор у стойки был сама внимательность.

Артём нахмурился:

– У меня из номера пропал элибр, – сказал он сварливо, – мне, конечно, не его жалко, хотя элибр не самой дешёвой модели. Но там записаны все мои труды и последние заметки, сделанные на Марсе!

Администратор изобразил на лице сочувствие:

– Конечно, мы поищем ваш элибр. Может быть, вы оставили его в ресторане или в зоне отдыха? В любом случае, если он потерян на территории отеля, мы его найдём! У нас ничего не пропадает!

Артём сухо кивнул:

– Да уж, я больше нигде не был. Так что он точно в отеле!

После ужина писатель решил отправиться в себе. Космическое путешествие Артёма утомило, а о брюнетке он забыл, расстроенный пропажей дорогого прибора. Он вошёл в номер и для очистки совести пошарил по углам: элибра не было, хотя он помнил, что оставил его на прикроватной тумбочке. Отходя ко сну, Артём долго ворочался. Удобная на первый взгляд кровать, при ближайшем знакомстве с ней оказалась жёсткой и ребристой. «Патентованные ортопедические матрацы!» – вспомнил Артём сведения из рекламного буклета отеля.

Пробуждение было ужасным. Артём вздрогнул и привстал на своём некомфортном ложе. Перед кроватью стояло странное существо. Напоминало оно крупного серебристого осьминога, хотя ног у него имелось всего пять. У существа были большие пронзительные глаза индийского мудреца, имели место также хищный коричневый клюв и алая ротовая полость, а с продолговатой головы свешивалась лёгкая оранжевая бахрома. Кровь застыла в жилах у писателя, и он оцепенело смотрел на пятинога, который улыбался ему во весь свой страшный рот. Артём не помнил, как он встал с кровати и прямо в пижаме и тапочках на босу ногу последовал за ночным гостем.

Они шли по каким-то закоулкам, потом спускались вниз, снова поднимались и заворачивали в тёмные коридоры. Подойдя к люку с красноречивым изображением черепа, Артём было попятился назад, но пятиног открыл крышку и мягко повлёк писателя за собой. Они спустились в шахту и потом ещё долго блуждали в глубинах планеты, пока, наконец, не вышли на хорошо освещённое место. Артём увидел подземный город, в котором кипела жизнь. Марсианская жизнь. Пятиногов там шныряло несметное количество. К облегчению писателя, никто его не трогал. Туземцы лишь бросали на чужака любопытные взгляды. Вскоре пятиног остановился и жестами пригласил его войти в один из домов. Артём очутился в квадратной комнате, очевидно гостиной, меблировку которой составляли невысокие диванчики и столик со стоящей на нём вазочкой из богемского хрусталя (Артём видел такие вазочки в ресторане). В комнате находился ещё один большой пятиног и пара маленьких пятиножек, одну из которых ласково прижимала к груди вторая взрослая особь. Писатель догадался, что это семья.

– Ну вот, мы и пришли. Присаживайтесь! – пятиног говорил по-русски без акцента.

– З-з-з-ачем вы меня похитили? – дрожащим голосом спросил Артём.

– Что вы, что вы, – хозяин протестующее замахал щупальцем, – вас пригласили для дружеской беседы!

Он извлёк откуда-то гранёный стакан с бесцветной жидкостью, и Артём жадно выпил поданное ему питьё. Жидкость оказалась минералкой с газом. На душе сразу полегчало.

– Видите ли, господин Головёшкин, – продолжал пятиног, не сводя с человека магнетического взгляда, – я являюсь Защитником и Стражем Марса. Нас тут много, и мы обладаем способностями, которые помогают нам исполнять свою великую миссию. Когда-то наш народ жил на поверхности, но катаклизмы загнали нас в недра планеты. Будем для удобства называть её Марсом. Появление землян нас обескуражило, и с тех пор мы делаем всё для того, чтобы нас оставили в покое. Мы очертили границы, в которых вы можете заниматься своей деятельностью, но сами понимаете, что больше мы вам ничего позволить не можем. Мы цивилизованные гуманные существа. Мы понимаем, что земляне тоже имеют права, но не на всё же! Так что люди, которые могут повлиять на дальнейшее развитие Марса в невыгодном для нас ключе, приглашаются на беседу.

– Вы меня убьёте? – спросил писатель в ужасе.

– Что вы, – обиделся пятиног, – мы просто внушим вам несколько другие идеи, а о нашем существовании вы забудете! И, кстати, вы уже писали про Марс.

Он достал хорошо знакомый Артёму элибр и ловко застучал по экрану гибким щупальцем:

– Так, посмотрим. Вот, тут надо поправить. Почему-то вы написали здесь «спутники Марса Содом и Гоморра».

Артём поёжился. По привычке старого плагиатора он переименовал названия лун Марса.

– Милый, – вступил в разговор другой пятиног, – не забудь перед отъездом вернуть нашему гостю элибр, – я думаю, к этому времени мы успеем прочесть все его книги.

– Хорошо, дорогая, – ответил первый пятиног и взял писателя за руку суховатой, но приятной на ощупь конечностью. Затем Страж Марса посмотрел Артёму в глаза.

– Не пиши о Марсе! – прозвучал в мозгу писателя властный голос.

– Не пиши! – это говорила уже супруга хозяина.

– Не пиши! – сказал старший ребёнок-пятиног.

– Не пиши! – пискнул маленький пятиножек.

Очнулся Артём в коридоре отеля прямо перед своим номером. Писатель взялся за ручку двери, но вдруг услышал смех и бодрую музыку. Он, как заворожённый, направился в сторону источника звука и, дойдя до служебного помещения, приоткрыл дверь.

– О, писатель явился! Классная у тебя пижамка! – раздался знакомый голос.

Хорошенькая брюнетка с фиолетовыми глазами сидела на уютном плюшевом диване, скрестив потрясающей красоты ноги. Артём глупо ухмыльнулся и шагнул в комнату, где обнаружил на редкость весёлое и приятное общество. Через пять минут он уже кричал: «Плачу за всех!» и чокался с новыми знакомыми.

А в это время, глубоко внизу, в подземном городе, семья Стражей Марса готовилась ко сну.

– Знаешь, дорогая, – пятиног испустил тяжёлый вздох, – иногда я жалею, что принадлежу к клану Стражей. Помнишь того талантливого инженера, с которым мы так душевно пообщались? Я слышал, что теперь он роет свои хитроумные туннели на Венере. Жаль, жаль, что приходится ограничивать пытливый человеческий разум. Но что поделать, мы должны защищать нашу цивилизацию!

Маленький пятиножек потянул маму за щупальце:

– Мама, а ты будешь мне читать ту интересную сказку про няню Энни Ноггинс? Про ту, которая прилетает к детишкам на зонтике?

– Буду, милый, – ответила пятиножиха нежно, – прекрасно пишет этот землянин. Детям не будет никакого вреда, если мы прочтём им и другие его сказки. Мне особенно нравятся «Крохотулька из цветка» и «Хозяин браслетов».

Папа-пятиног помог жене уложить малышей, и супруги вышли из детской. Они сели в гостиной и, склонившись над элибром, принялись приобщаться к великим творениям их сегодняшнего земного гостя.

«Всё смешалось в доме Смитов», – читал вслух папа-пятиног.

«Жить или не жить», – декламировала мама пронзительный монолог юного альфианского принца. Они засиделись до глубокой ночи, зачитывая друг другу наиболее полюбившиеся отрывки. Не раз их выразительные глаза орошали горькие слёзы сопереживания. Если бы Артём Головёшкин мог их видеть, то даже он сгорел бы со стыда.

Колесо

Пожилые супруги стояли перед обшарпанной дверью отеля усталые и немного растерянные. Василий Фёдорович, высокий, худощавый, в старом плаще и берете, и Евдокия Михайловна, среднего роста, полноватая, с гладко зачёсанными назад каштановыми волосами, лишь слегка тронутыми сединой.

– Не могу поверить, что мы в Париже! – воскликнула Евдокия Михайловна и схватила за ручку чуть было не уехавший от мужа чемодан на колёсиках.

– Ой, – сказал Василий Фёдорович, – извини, задумался, – что-то не похоже на мотель. И почему он называется «Колесо»?

Жена ласково посмотрела на него, но не преминула ворчливо заметить:

– А ты всегда задумчивый! «Колесо» так «Колесо», мы ж только ночевать здесь будем.

Поездка в Париж готовилась долго и тщательно, они два годам по крохам откладывали от пенсии небольшие суммы. Увы, на две пенсии и полставки научного работника не разгуляешься. А они всю жизнь мечтали побывать в Париже. И теперь эта мечта наконец-то сбылась. Совершенно случайно Василию Фёдоровичу предложили перевести книгу известного французского писателя, и он справился так успешно, что заведующий редакцией пообещал по возможности подкидывать ему переводы.

Василий Фёдорович никогда не умел подрабатывать. Он честно трудился в научно-исследовательском институте и, как подозревала Евдокия Михайловна, выполнял такие задания, за которые более напористые и пробивные сотрудники получали премии и гранты. А когда его перевели на полставки, жить стало ещё тяжелее. Евдокия Михайловна поговаривала даже, не получить ли ей инвалидность, но идти к врачу и доказывать, что она инвалид, казалось ей чем-то неприличным. Ну, побаливает там-сям, ну бывают головокружения и сердцебиения, но пока-то она, слава Богу, на ногах и может обслуживать себя и своего неприспособленного к жизни мужа, кабинетного учёного и рыцаря науки.

Гонорар пришёлся как нельзя кстати.

– Ну вот, – сказал Василий Фёдорович, – это судьба. Поедем в Париж!

– Хорошо бы тебе что-нибудь на итальянском дали, – расхрабрилась жена, – я бы и в Рим не прочь проехаться!

– Бегите оттуда!

– Я видел в лифте дохлого таракана!

– Туалет был такой тесный, что я садился на унитаз боком!

– Ни в коем случае не останавливайтесь здесь!

– Я заказал номер по Интернету, а, когда приехал, то он был занят, и пришлось провести ночь в машине, так как все отели вокруг были забиты! И никто даже не извинился!

– Меня покусали блохи!

– Очень маленькие номера, еле влезли две кровати!

– Там очень тонкие полотенца!

– Краны были сломаны!

– Грубый персонал!

– Это страшная дыра!

– Мой номер забыла запереть горничная! Счастье, что ничего не пропало!

– Еда отвратительная!

– Потратьте деньги на что-нибудь другое.

– Ну, ничего, люди вечно всем недовольны, а мне бы только чистый номер, удобства и кровать. Но я уверена, на дешёвые гостиницы всегда спрос, – сказала Евдокия Михайловна и как в воду глядела.

Попытка заказать по Интернету умеренно охаянные бывалыми путешественниками отели закончилась неудачей. Супруги сели и ещё раз посчитали затраты.

– Ой, надо ещё авиабилеты и визы! – воскликнула Евдокия Михайловна огорчённо.

– Ну что же, поедем в самый дешёвый, с блохами, – вздохнул Василий Фёдорович.

– Можно и в отель с тараканом, – робко заметила Евдокия Михайловна и поёжилась, – он же дохлый, значит там провели санобработку!

В самой дешёвой гостинице со странным названием «Колесо» места нашлись. Недорогие билеты Москва-Париж, обнаруженные на сайте солидной авиакомпании, укрепили супругов в правильности их решения. Подумав, они забронировали номер и начали оформлять документы. В институте Василию Фёдоровичу великодушно дали справку о нереально высокой зарплате, и спустя месяц после начала хлопот, они благополучно вылетели в Париж. Душу согревало и то, что после всех трат на руках у них осталась небольшая сумма, вполне достаточная для интересной организации досуга.

И вот, стоя перед отелем и глядя на ветхое здание и убогую вывеску, супруги нерешительно переглянулись.

– Пардон, месье! – смугловатый усатый мужчина, поскользнувшись, опёрся на плечо Василия Фёдоровича. Тот хотел сказать, что ничего страшного, бывает, но неуклюжий человек уже исчез из виду.

– Помнишь, один турист из Новой Зеландии писал, что его в этом районе так обокрали? – спросила Евдокия Михайловна, прищурившись. – Тоже какой-то прохожий на него натолкнулся.

Василий Фёдорович ахнул и сунул руку во внутренний карман. Бумажника не было.

– Ну вот, – констатировала его жена, – хороший сайт этот «трипадвайзор». Мы правильно сделали, что положили все деньги в мою сумку.

– Сумки тоже крали, – заметил Василий Фёдорович, – ну да ладно, бумажник был старый.

Он вздохнул. Бумажник был, конечно, не новый, но удобный и родной, подарок коллег на 60-летие.

Супруги открыли жалобно скрипнувшую дверь и очутились в темноватом маленьком холле. Справа от входа притулилась покосившаяся стойка, заваленная газетами, рекламными буклетами и прочим барахлом. Тощий портье говорил по телефону. Как понял Василий Фёдорович, он обсуждал с приятелем футбольный матч.

– Заказывают номер, – соврал Василий Фёдорович, – придётся подождать.

Евдокия Михайловна кивнула. Она не знала французского, а её школьный немецкий сорокалетней выдержки вряд ли бы здесь помог.

Портье разразился вдруг леденящим душу хохотом. Евдокия Михайловна посмотрела на мужа и укоризненно покачала головой.

– По-моему, это не клиент, – заметила она.

Василий Фёдорович покраснел и придвинулся ближе к стойке. Но портье уже закончил разговор. Василий Фёдорович молча протянул документы, готовый к новым неприятностям, но служащий гостиницы равнодушно кинул на стойку ключ и выжидательно уставился на обескураженных супругов.

– А паспорта? Вы их нам отдадите? – спросил Василий Фёдорович по-французски. Он, как все люди, долго не имевшие языковой практики, говорил медленно, запинаясь, на ходу вспоминая отдельные слова.

– Через час подойдите, – сказал портье и цыкнул зубом. Теперь, когда супруги адаптировались к полумраку холла, можно было заметить, что мужчина страшно бледен, а под глазами его темнеют синие круги.

– А куда нам идти? – робко поинтересовалась Евдокия Михайловна.

Казалось, что портье понял её без перевода. Он махнул рукой куда-то в сторону и пояснил, нервически дёргая головой:

– Поднимитесь на один этаж. Лифт сломан.

– Бедняга приболел, – вздохнула Евдокия Михайловна после того, как они в молчании поднялись по узкой, плохо освещённой лестнице.

– Да, тут весь дом болен, – отозвался Василий Фёдорович, – может, он наркоман? Наверное, к лучшему, что лифт не работает. Мне только встречи с дохлым тараканом не хватало.

Войдя в номер, они поняли, что самое худшее ещё впереди. Постели были не убраны после предыдущих гостей, повсюду валялись полиэтиленовые пакеты, бумажки и яблочные огрызки. Мусорное ведро, приткнувшееся к кровати, было забито пустыми бутылками. В комнате отчётливо ощущался запах перегара. Пришлось Василию Фёдоровичу спускаться вниз и теребить несчастного больного.

– Горничная скоро придёт, – сказал он, вернувшись.

Они повесили верхнюю одежду в пыльный шкаф и подошли к окну. Ещё в аэропорту супруги обратили внимание на мрачную погоду. А сейчас за окнами накрапывал противный дождь.

– Ничего, солнышко скоро выглянет. – подбодрила мужа Евдокия Михайловна. – Весна в Париже – это что-то фантастическое. Помнишь, мы читали…

– Это вы новые постояльцы? – раздалось от двери. Маленькая крепенькая женщина с сереньким ёжиком волос смотрела на них в упор круглыми тёмными глазами. При этом она вытирала руки о покрытый зловещего вида пятнами фартук, повязанный поверх синего тренировочного костюма.

– Вы русская? – спросила Евдокия Михайловна растерянно.

– Посторонитесь! – ответила женщина грубо и внесла в номер пластиковое ведро и швабру. Супруги переглянулись и вышли в коридор. Вокруг стояла мёртвая тишина. В какой-то момент им послышался крик, доносившийся откуда-то с верхних этажей, но он тут же стих. Из номера доносилось шебуршанье – русскоязычная горничная наводила чистоту.

– Они не кажутся приветливыми, – заметила Евдокия Михайловна и ахнула, чуть не споткнувшись о тележку горничной, коварно притаившуюся в самом тёмном углу.

– Беженка, наверное, – предположил Василий Фёдорович, – не очень-то сладко им живётся!

– А это не ваше дело, как мне живётся, – сказала горничная, выныривая из комнаты. Она схватила тележку и потащила её в темноту коридора.

– Извините, – пролепетал Василий Фёдорович.

Сконфуженные супруги быстро зашли в номер. В коридоре хлопнула дверь.

– Ой, а мы ещё ванную не видели! – всполошилась Евдокия Михайловна, – знаешь, пойди-ка пока прими душ, а я разберу вещи. Ой, нет, я помою руки, дам тебе халат и тапочки, а потом ты примешь душ.

Она решительно открыла дверь санузла и вскрикнула. Василий Фёдорович встрепенулся, готовый мчаться на помощь. Евдокия Михайловна высунула голову и успокаивающе кивнула.

– Таракан? – спросил Василий Фёдорович. – Живой?

– Ты будешь смеяться, – медленно ответила жена, – мне показалось, что из унитаза торчит чья-то ступня… Дёрнулась и пропала.

– Валерьяночки? – предложил Василий Фёдорович.

Но Евдокия Михайловна отказалась. Начать знакомство с Парижем, благоухая валерьянкой, показалось ей неуместным.

Они быстро привели себя в порядок и, немного отдохнув, стали собираться на прогулку.

Уже на выходе из номера Василий Фёдорович вспомнил, что забыл в ванной очки. Он зашёл в крошечный санузел и в ужасе замер. Не заметить это было невозможно. Из унитаза торчала красивая женская рука… Нежная белая кожа, тонкие аристократические пальчики с отполированными ногтями безупречной формы. На среднем пальце сияло серебряное кольцо с большой перламутровой вставкой. Василий Фёдорович застыл как вкопанный и смотрел, не в состоянии отвести взгляд от сюрреалистического видЕния. Послышался полувскрик-полувсхлип. В дверях замаячило бледное лицо Евдокии Михайловны.

– Она застряла, – тонким испуганным голосом сказала жена, – я видела ногу… Рука между тем изогнулась в приветственном жесте и поманила, прищёлкнув пальцами. Повинуясь безотчётному желанию помочь, Василий Фёдорович пригнулся и протянул руку. Дамская рука схватила его и стала затаскивать в унитаз. Евдокия Михайловна с визгом вцепилась в мужа и почувствовала, как какая-то неведомая сила закрутила их и стремительно понесла вперёд по радужному коридору.

– Дуся, ты как? – послышался знакомый голос. Евдокия Михайловна открыла глаза. Она сидела на чём-то мягком в светлом уютном помещении. Это был просторный гостиничный номер. Она видела две аккуратно застеленные красивыми гобеленовыми покрывалами кровати, старинное трюмо, обитые плюшем стулья, резной столик в стиле конца 19 века.

– Что такое? – испуганно оглядываясь, воскликнула она. – Нас куда-то потащило…

– Ну, ну, не надо негатива. Вы устали после перелёта, а теперь отдохнули и видите всё в другом свете! – серебристо рассмеялся женский голос, показавшийся Евдокии Михайловне знакомым. Она повернула голову. Давешняя горничная-беженка ласково ей улыбнулась. Теперь эта женщина была одета в строгую чёрную форму с кокетливым кружевным фартучком. Василий Фёдорович стоял рядом с ней и с довольным видом поправлял элегантный пиджак. Это был тот самый старый пиджак, в котором его затащило в унитаз, но теперь и пиджак, и брюки, и рубашка мужа выглядели по-особому модно и ново.

– Я пойду, если что-то надо, звоните! – услужливо сказала горничная и удалилась.

Василий Фёдорович указал на стол – там, на серебряном подносе, стояла корзинка с фруктами, маленькая бутылка шампанского и два бокала.

– Это от администрации, – радостно объяснил он, – сейчас выпьем и пойдём гулять.

– По-моему, нам дали другой номер. Как бы доплачивать не пришлось! – ошеломлённо протянула Евдокия Михайловна. – Слушай, а это не сон?

Василий Фёдорович легкомысленно махнул рукой и откупорил бутылку.

По пути к выходу супруги с удивлением обнаружили, что новый у них не только номер. Коридор сиял матовыми светильниками изысканной формы, пол устилала палевая ковровая дорожка с умеренно пышным узором. Они вошли в сияющий зеркалами лифт, который сразу тронулся с места и плавно доставил их в холл.

Тот же портье, но уже вовсе не бледный, больной и угрюмый, а вежливый, улыбчивый и жизнерадостный, с поклоном вручил супругам паспорта и пожелал приятной прогулки.

– Вася, – шёпотом спросила Евдокия Михайловна – ты правда видишь то, что вижу я?

– Знаешь, – ответил на это муж, – я тоже терялся в догадках и мучился разными мыслями, но потом решил, что всё что ни делается, то к лучшему. Если судьба посылает нам подарки, даже такие необычные и невероятные, надо их принимать. А, если это помрачение рассудка, так пусть таким и остаётся. Давай радоваться жизни, мы так давно этого не делали!

– Хорошая мысль, – осторожно произнесла Евдокия Михайловна.

На улице стояла прекрасная погода, сияло солнышко, дул лёгкий тёплый ветерок.

– Вот и весна в Париже! – обрадовался Василий Фёдорович.

– Пардон, месье! – послышался вкрадчивый голос. Смуглый вор с усами, прижимая одну руку к сердцу, другой протягивал Василию Фёдоровичу украденный бумажник.

– Это вы кошелёчек потеряли? – почти промяукал он. – Гости Парижа всегда немного рассеянны. Будьте осторожны!

Василий Фёдорович взял бумажник и хотел поблагодарить, но вор или благородный прохожий уже спешил по своим делам.

Евдокия Михайловна вытянула кожаный кошель из рук мужа и открыла его. Внутри лежала толстая стопка евровых купюр.

Дальнейшая неделя пронеслась как в сказке. Милые французские ресторанчики, замки Луары, Версаль, Музей импрессионистов, Лувр два дня подряд. Почему-то супругов совсем не удивило, что им даже в очередях стоять не пришлось. Каким-то волшебным образом для них открывались все двери, в магазинах находились нужные товары и подарки для друзей и родных. Обсуждать это не имело смысла. Они столкнулись с чудом и понимали это.

В день отъезда они со слезами на глазах прощались с симпатичным портье и приветливой горничной. Провожать гостей вышла сама хозяйка – моложавая седая женщина с видом императрицы. Василий Фёдорович поцеловал ей руку и тепло поблагодарил за прекрасный отдых.

– Иногда человек должен получать то, что заслужил, – лукаво сказала хозяйка, – подержание баланса между хорошим и плохим осуществляется иногда весьма странным образом.

Портье энергично кивнул:

– Места знать надо, где хорошо!

– На том стоим, – добавила горничная.

Хозяйка поправила воротничок шифоновой блузки, блеснуло серебряное кольцо с перламутровой вставкой на среднем пальчике её аристократической руки.

– До свидания, мадам… – попрощались озадаченные непонятными намёками постояльцы.

– Мадам Фортюн к вашим услугам, приезжайте ещё! – доброжелательно улыбнулась хозяйка, и дверь отеля закрылась за ними.

Подъехало такси, но Василий Фёдорович не спешил уезжать. Задрав голову, он изучал вывеску с названием отеля.

– Смотри-ка, в Интернете ошибка и мы тоже почему-то не заметили…

Евдокия Михайловна проследила за его взглядом и ахнула…

– Да, Ру дё Фортюн, – сказал задумчиво муж, – «Колесо Фортуны».

Мать нации

Богиня поднималась медленно и плавно. Сидя на сияющем серебристом троне, инкрустированном разноцветными кристаллами, она возносилась сквозь толщу воды. Её датчики зафиксировали вдруг небольшое изменение, а Богиня придавала значение любой мелочи. В воде увеличилось количество водорослей, и она занесла в сегодняшний план беседы пункт о тщательной очистке озера. В конце концов, оно было единственным надёжным источником питьевой воды. Если бы она могла, она бы недовольно нахмурила брови. Но подобного не было предусмотрено, и черты её красивого лица, нечеловечески правильные и холодные, остались в неподвижности. У границы воды и воздуха Богиня широко раскрыла глаза, чёрные, миндалевидные, пронзительные, внушающие трепет. Вот на глади озера показалась сверкающая корона, вокруг которой плясало золотое сияние, затем обнажилась голова с тщательно уложенными в вечной неподвижности локонами. Прекрасная статуя на троне, установленном на плоту, явилась своим подданным. Вода стекала с неё, оставляя на плечах и в складках плаща обрывки зелёных и бурых водорослей.

Двенадцатилетние дети – миловидная кареглазая Таан и крепкий зеленоглазый Мирах, не по годам важные, одетые в просторные длинные рубахи из неотбеленного полотна, сошли в лодку и поплыли к плоту. Грёб Мирах, а Таан, сидя на узкой скамейке, вынимала из кожаного мешка головки свежесрезанных цветов и бросала их по обе стороны лодки. Народ кохе застыл в неподвижности, благоговейно следя за ритуалом. Только раз в году, в день весеннего равноденствия, из глубоких вод Хрустального озера поднималась Богиня-советчица, великая и мудрая.

Лодка тем временем причалила к плоту. Мирах помог Таан выйти. Дети сделали несколько шагов, поднялись по ступенькам и очутились перед Богиней. Их лица были на уровне груди величественной статуи. Богиня протянула к детям руки (она никогда не вставала с трона) и положила ладони на лбы маленьких посвящённых. Некоторое время все молчали. Затем Богиня убрала руки. Это был сигнал к завершению ритуала. Таан и Мирах спустились к лодке и тем же путём проследовали обратно. Цветы тихо колыхались на светло-бирюзовой глади. Когда дети выбрались на берег, Богиня закрыла глаза. Плот начал медленно погружаться в воду, и вскоре всё исчезло в глубинах Хрустального озера.

Жрецы окружили детей, вопрошающе глядя на вестников Богини.

– Растение тоск с голубыми цветками. Из него можно ткать прекрасные тонкие ткани. А растение дзук горькое лишь снаружи. Если его семена растолочь жерновами, получится мука, из которой можно печь вкусные лепёшки! – медленно, как сквозь сон, проговорила Таан. – И ещё надо следить за чистотой озера! Богине не нравятся водоросли!

– А ткацкий станок можно улучшить так, – подхватил Мирах.

Вышедший из толпы глава мастеров дал ему в руки тросточку с заострённым концом, и мальчик принялся рисовать на песке чертёж нового ткацкого станка.

Дети говорили ещё очень долго, и немудрено: за год наказов набралось предостаточно.

Послание Богини обсуждалось до вечера, лишь незадолго до захода солнца толпа стала расходиться. Главный жрец Уарк и главная жрица Фасик повели уставших детей в специальную комнату для заключительной беседы.

– Вы достойно представляли народ кохе, – сказала жрица.

При входе в ритуальное помещение она сняла высокий головной убор, украшенный разноцветными птичьими перьями, и сбросила позолоченные сандалии на высокой пробковой подошве. Жрец последовал её примеру. Фасик была немолода и некрасива, она держалась величественно и в то же время просто. Уарк, высокий и худощавый, казался моложе жрицы, хотя они были ровесниками, как и желала их повелительница.

– Мы готовы служить Богине! – произнеся эту фразу, дети склонили головы.

– Через три года мы сложим жреческий сан, – сказала Фасик, – вам будет пятнадцать, и мы должны будем передать наши обязанности молодым. Мы с главным жрецом поженимся и не сможем полностью принадлежать Богине.

– Мы тоже стали жрецами в пятнадцать лет, – продолжил Уарк, бросив на Фасик ласковый взгляд, – а Богиня считает, что более пятнадцати лет отдавать ей не следует. За эти годы в ритуале участвовало двенадцать пар детей. Многие из них сейчас уже значительно старше вас. Но Богине понравились именно вы. Мы надеемся, что через три года вы захотите стать главными жрецом и жрицей.

Таан ахнула и приложила руки к груди. Стать главной жрицей! Неужели ей выпадет такая честь? Сможет ли она сравняться с безупречной Фасик?

Главные жрецы переглянулись. Эту фразу они говорили каждой паре детей и следили за их реакцией, ибо Богиня не желала принуждать к служению тех, кто этого не хотел.

– Кхм, – нерешительно кашлянул Мирах.

– Говори, не бойся! – с доброжелательной улыбкой обратился к нему Уарк.

– Ну, я бы не хотел быть жрецом… Я бы хотел быть каким-нибудь ремесленником… гончаром… плотником… я люблю работать руками, – пробормотал мальчик.

– То, что жрецы ничего не делают, сплетни досужих людей, – улыбнулся Уарк. – Если ты станешь жрецом, ты будешь делать то, что недоступно другим. И это нелёгкая работа. От тебя будет зависеть существование нашего мира. В молельне Богини есть много интересного для таких смышлёных ребят, как ты!

– Ну, не знаю, – Мирах смущённо улыбнулся, – сначала я должен видеть то, что мне предлагают. Так и Богиня учит!

– Какие мудрые нынче дети пошли! – рассмеялась Фасик, и её грубоватое лицо сразу помолодело. – Много лет назад, когда Богиня впервые явилась нашим пращурам, мы были жалкими кровожадными дикарями. Наши невежественные предки бросали в Хрустальное озеро таких детишек, как вы… в надежде на лучший урожай, конечно… Богиня сделала нас тем, что мы есть. Жертвы были заменены священными встречами и… цветами.

– Да, я знаю, – перебила Таан и сама испугалась своей смелости, – Богиня сегодня сказала, что в нашем возрасте мы наиболее восприимчивы ко всему новому.

– А я думаю, это зависит от человека, – возразил Мирах, – некоторые в любом возрасте напоминают неповоротливые валуны!

– Ну, ладно, хватит болтовни, – мягко, но решительно Фасик обняла детей за плечи и подтолкнула к выходу, – вам нужно как следует выспаться. Идите с миром и с Богиней в душе!

– Богиня и мир вашим душам! – отвечали Мирах и Таан.

У выхода Фасик украдкой сунула им по заранее припасённой сладкой лепёшке. Уарк всегда бурчал, что она балует подопечных, но сейчас сделал вид, что ничего не заметил. Он и сам заботился о детях не меньше, лишь внешне стараясь соблюдать предписываемую божественными заветами дистанцию.

Юные служители Богини решили срезать путь и некоторое время шли вдоль защитной стены, жуя лакомство, спокойные и радостные, даже во мраке ночи уверенные, что никто не обидит их и не причинит вред.

Много лет назад, когда народ кохе разделился и часть его, верная кровавым ритуалам, покинула мир Хрустального озера и спустилась вниз, на равнину, Богиня распорядилась окружить своих миролюбивых последователей стеной из невидимого глазу материала. Со временем стена густо заросла вьющимся растениями, и человек при желании мог взобраться по крепким сплетениям стеблей и листьев. Но наверху его подстерегали резкие беспощадные удары маленьких молний. Такими жёсткими мерами Богиня охраняла свой народ от свирепых сородичей и их мрачных безжалостных жрецов.

А наверху, на огромном расстоянии от мира Хрустального озера, спали в металлическом коконе-корабле хозяева всесильной Богини.

Платформа со статуей покоилась на дне в шахте, изолированной от водной толщи непроницаемыми двойными воротами. Фасик и Уарк вошли в молельню через тайный ход и уселись на кресла – каждый перед своим пультом. Народ кохе только-только начал осваивать письменность, предложенную Богиней, поэтому жрецы работали медленно, кропотливо передавая ей сведения о прошедшем дне. Наконец они отправили Богине вечерний отчёт, получив в ответ подтверждение: троекратное миганье жёлтого огонька на пульте.

– Думаешь, слуги Богини ещё появятся? – спросил Уарк.

Они привыкли, что Богиня благосклонно относится к их пустой болтовне. Во всяком случае, она никогда ничего не говорила и никаких чувств не выказывала. Оживала она только раз в году, когда кто-то из главных жрецов со священным трепетом в душе нажимал на алтаре матовую прямоугольную панель, и та начинала светиться ровным красным светом.

– Я задала ей этот вопрос, она не ответила, – пожала плечами Фасик, – наверное, не сочла важным. Всё-таки ритуал проводится так редко! Я ведь о многом прошу Богиню, но она почти всегда даёт понять, что время ещё не пришло… Ей, конечно, виднее, но некоторые запреты давно пора отменить…

Она скорчила недовольную гримаску, отчего её смуглое лицо сделалось совсем непривлекательным.

– В легендах говорится, что слуги на нас не похожи. И они разные. Есть большие, длинные, как змеи, и высокие, есть поменьше, блестящие, как весенние жуки. Хоть бы одним глазком их увидеть! – сказала жрица задумчиво.

– А если не ждать ещё год, а попросить их явиться? – гнул свою линию Уарк. – Богиня ведь сама ничего не делает, за неё работают слуги. Я уже написал Богине, что мне не нравится то, что происходит за стеной. Может быть, она считает кощунством, что мы интересуемся внешним миром?

– Нам запрещено призывать покровительницу в неурочное время, ты же знаешь. А стена нерушима, – возразила Фасик. – Надеюсь, люди с равнины стали благоразумнее! Богиню тогда не приняли в основном жрецы Древних богов, поэтому наш народ разделился, а, значит, когда-нибудь смогут разделиться и те кохе. Хотя, что они знают о Богине, когда она сама желает, чтобы мы жили отдельно. Что-то неправильное есть в этом. Да будет славна Богиня вечно!

В последнее время Фасик часто размышляла вслух. Она была обеспокоена, хотя старалась не показывать это старому другу. Отряды бывших соплеменников всё чаще стали появляться у стены, не раз она замечала, как кто-то из них пробовал преграду на прочность – кидал пращой камни или стрелял из лука.

Уарк вздохнул:

– Я недавно подобрал стрелу на нашей территории. Мы как раз были с Мирахом, искали целебные травы, которые почему-то лучше растут у стены.

– Мальчик умный, думаю, он рассказал Таан, они же закадычные друзья, – покачала головой Фасик. – Я боюсь, это добром не кончится. Но сомневаться в силе Богини не следует, правда, дорогой?

– Богиня нам обязательно поможет, если надо, – попытался успокоить её и себя Уарк. – Ведь не зря мы и наши предки столько лет служили ей!

– Так ты знаешь о растении тоск? – разочарованно протянула Таан. Ей хотелось поразить чужака своими знаниями, полученными от самой Богини.

Смуглый красивый юноша с густой шапкой коротко постриженных чёрных волос угрюмо кивнул.

– Фасик часто говорила, что люди за стеной не ждут советов Богини, – заметил Мирах, – а теперь выясняется, что даже ткацкий станок у них есть… И получше нашего!

– Только и разговоров у вас, что об этой Фасик, – скривился юноша, – Фасик самая умная, самая лучшая… Обычная женщина. И какая из неё главная жрица?! Известно всем, что главными жрецами могут быть только мужчины!

Он сидел на траве, поджав под себя ноги. Говорил молодой человек на классическом языке кохе, но не тянул гласные, как его новые знакомые. Уже целую неделю они приходили к стене поболтать с равнинным кохе. Ограда в этом месте прекрасно пропускала звук. А что касается оплетавших её растений, то с обеих сторон собеседники вырезали ножами большой проём и теперь могли прекрасно видеть друг друга.

Нападки на обожаемую Фасик разозлили Таан. Но накинулась она не на чужого кохе, а на лучшего друга:

– Не кощунствуй, это непочтение… Ты так говоришь, Мирах, как будто мы зря слушаем Богиню! Вот Фасик никогда не позволяет нам…

– Опять Фаси-и-и-и-к! Всегда Фаси-и-и-и-к! – на этот раз юноша передразнил выговор Таан. Он грациозно-небрежно встал, закинув лук на плечо. – Мне пора-а-а-а, некогда-а-а-а с ва-а-а-а-ми болта-а-а-а-ть!

Его звали Самар и именно он выпустил злополучную стрелу, нашедшую путь в мир Хрустального озера. Конечно, Мирах рассказал о находке Таан, и они несколько дней караулили лучника у того места. Юности свойственно любопытство и незашоренность. При всём уважении к заветам Богини, так хотелось увидеть кого-нибудь из чужаков! А тем более, такого сильного, красивого и уверенного в себе.

– Жаль, – расстроилась Таан, – у нас как раз есть время!

«Красавица Таан, красавица Таан в золотых сандалиях и с цветами в волосах», – с насмешливой улыбкой продекламировал Самар слова древней любовной песни кохе.

Он ухмыльнулся, махнул рукой и зашагал прочь упругой походкой воина и охотника. Таан проводила его взволнованным взглядом. Он был на шесть лет старше, и сколько независимости и свободы в каждом жесте!

– Ты в него влюбилась! – сказал наблюдательный Мирах. – Подумай, Таан, он же за стеной, а ты внутри. Стоит ли мечтать о несбыточном?

– Я могу попросить Богиню пропустить его, когда стану главной жрицей! – парировала девочка рассерженно.

– К тому времени он наверняка будет женат, – развёл руками Мирах. – И вряд ли Богиня согласится впустить в наш мир чужака!

А хозяева Богини продолжали спать даже после завершения весеннего ритуала. Маленькая поломка, сбой таймера, это в последние годы случалось нередко. Несколько месяцев Богиня терпеливо ждала их пробуждения, перейдя на автоуправление. Она никогда не принимала решений. Они думали за неё, она была лишь орудием, машиной. Её рекомендации принимались к сведению, но бывали ситуации, когда господа поступали по-своему. Это называлось «волевым решением». Впрочем, их мнения часто не совпадали. Кто-то был против эксперимента по созданию идеального общества, но большинство рьяно поддерживало идею о благополучном, лишённом войн и конфликтов и, главное, руководимом ими мире (о, такая гуманная власть опьяняла некоторые умы не хуже кровавой диктатуры!). Начиналось всё с благих намерений, с желания помочь перспективным гуманоидам избежать страданий и бедствий, через которые прошли многие обитатели Вселенной. Малочисленной исследовательской группе невозможно взять под контроль целую планету, поэтому ограждённый стеной мир Хрустального озера стал инкубатором образцового развития, примером, достойным подражания. Народ кохе был по-своему уникален, его представители несли в себе гены смельчаков, когда-то пересёкших огромный океан на примитивных лодках. Кровь мореплавателей древности смешалась с кровью местных племён, создавая причудливые вариации. Поэтому наблюдатели не считали искусственную изоляцию губительной. Задача контакта с соседними народами на данной стадии проекта даже не ставилась, эксперимент должен был оставаться чистым.

Электронный разум Богини был скован определёнными границами, но автоуправление открывало новые резервы и возможности. Ей казалось неправильным и нелогичным то, что делают увлечённые эпохальными опытами хозяева. За долгие годы взаимодействия с разумом лучших представителей народа кохе она сама изменилась. И этого не предусмотрели её создатели, уверенные в собственном могуществе. Причины сбоя таймера так и остались невыясненными. Можно ли было предположить, что это сделала Богиня? Не имея доступа ко многим узлам собственной системы, она не могла ответить ни да, ни нет.

Поэтому Богиня пошла навстречу будущей главной жрице, показав, как открыть сегмент стены, давно нуждающийся в ремонте. Это положило начало её собственному эксперименту, который не посмели остановить проснувшиеся к тому времени хозяева. Они были далеко, а Богиня – близко. Богиня разорвала все связи до их пробуждения, и вершители чужих судеб не смогли вмешаться, поскольку это вызвало бы множество неразрешимых мирным путём проблем. Те, кто послал их, тут же открестились бы от своих подчинённых, вышедших за все допустимые рамки. Исследования, проводимые в чужом отсталом мире без согласования с верховной властью, стали бы достоянием гласности, и кто знает, какие последствия имело бы это для их высокоразвитого и гордящегося высокой моралью общества.

Наблюдатели, дискредитировавшие свой статус, в спешке вернулись на далёкую родину. Они не думали, что предают когда-то обученных ими операторов-жрецов, сравнявшихся по интеллекту с эталоном, которым считали себя экспериментаторы. Списав всё на технический сбой, они уничтожили летописи народа кохе и данные о своих научных изысканиях. Планета была вычеркнута из списка миров, представляющих интерес для наблюдателей.

Мури, главный жрец Древних богов, стоял у Хрустального озера. Ещё на рассвете Верховный правитель Сахмер во главе лучших воинов ворвался через брешь в стене на когда-то покинутую их предками землю. Справедливость восторжествовала, самозваная Богиня и её народ побеждены. Перебив для острастки несколько десятков сопротивляющихся врагов, Сахмер вспомнил про общих предков и закончил бой. Тогда настала очередь главного жреца. Взошло солнце, погода стояла прекрасная. Душа Мури пела.

Опьянённые победой воины усыпали берега озера, неподалёку жались группки потерпевших поражение кохе. За века мира и спокойствия они отвыкли воевать и сдались очень быстро.

– Жалкое зрелище! Они не воины, а скопище беспомощных женщин! Только их жрецы показали себя настоящими мужчинами! – правитель указал на пленников. – Но наш путь к победе не был бы так лёгок, если бы ты не разузнал всё заранее! Пришлось потратить несколько месяцев, но дело того стоило!

Самар, его старший сын и наследник, кивнул. Его чёрные глаза внимательно разглядывали толпу.

– Я не вижу жрицу Фасик, – сказал он медленно. – Уарка убили в бою, но она ускользнула!

– Мы найдём эту тварь! – Мури обладал отличным слухом. – Я с превеликой радостью принесу её в жертву Древним богам! Настоящим богам! И слава тебе, молодой правитель! Но не называй эту нечестивицу жрицей!

– Я принял твои слова к сведению, – пожал плечами Самар, – но прошу не убивать ту маленькую дурочку! Она помогла нам.

– Нет, – сказал жрец, хищно оскалясь, – она желала стать главной жрицей!

– Ну, хорошо, – Самар кивнул, – но кого-нибудь пощадить надо!

– Твоё решение, молодой повелитель! – в нарочито почтительном поклоне склонился Мури.

Уарк умер, погиб, защищая Богиню и то, во что верил. Фасик стояла перед алтарём, безуспешно нажимая прямоугольник на его панели. Она могла вызвать Богиню только раз в году. Что за несправедливость, ведь Она так нужна сейчас ей и народу кохе! Но Богиня безжизненно стояла на платформе, и панель оставалась мёртвой под пальцами жрицы. Фасик уже знала, что Богиня откликнулась на просьбу Таан, но не винила девочку. Что сделано, то сделано. Так решила Богиня.

Она послала несколько внеурочных отчётов и видела, что они приняты. О, явись же, наконец!!!

Фасик, с серым от усталости и горя лицом, то и дело поглядывала на живые картины окрестностей Хрустального озера, которые мелькали на большом квадрате, вделанном в стену.

– Нет! Нет! – закричала вдруг она, отдёргивая руки от алтаря.

Отпущенная ею панель начала медленно наливаться красным светом.

Победители должны быть милостивы. Мури знал это, так как был достаточно умён. Заблуждающиеся снова вернутся к Древним богам, объединившись, их народ обретён новую мощь и величие! Но устрашить побеждённых было необходимо.

В озеро уже отправились несколько человек, обслуживающих храм ложного кумира. Мури лично столкнул в воду Мираха, который так и не станет главным жрецом Богини. Самар пытался возражать, что умный мальчишка может пригодиться, но жрец оставил последнее слово за собой. Он знал, что когда-нибудь придётся уступить, но пусть это будет не сейчас, в момент его триумфа, в момент победы Древних богов. Его огорчало, что он не может принести в жертву сердца врагов. На равнине он бы сам, даже без помощи более молодых жрецов, с радостью распорол бы ножом грудную клетку каждого пленника, подняв к солнцу окровавленные дары. Воду же священного Хрустального озера даже Древние боги запрещали пятнать кровью. Если бы не эта спешка… Правитель настоял, чтобы жертва была принесена на месте, тут же, чтобы окончательно сломить дух последователей богини-самозванки.

К жрецу подтолкнули Таан. Её талию обхватывала верёвка с привязанным к ней камнем. Девчонка не хныкала, не сопротивлялась, а молча бросала презрительные взгляды на сына повелителя. Мури отчасти понимал её: так обмануться в мужчине. Хрупкая и нежная, она даже возбудила в нём минутную жалость. Девочка напомнила жрецу младшую сестрёнку, умершую от лихорадки много лет назад. Кто-то из воинов поставил Таан на прибрежный валун у самого глубокого места. Другой воин помог жрецу подняться вслед за жертвой. Мури вынул из складок плаща глиняный флакончик с ядом и великодушно предложил пленнице, но та отшатнулась.

Произнося положенные ритуальные фразы, жрец почувствовал вдруг что-то странное. Ему показалось, что вода на середине озера изменила оттенок.

Он даже скомкал последнюю часть жертвенной молитвы. Таан заметила его замешательство, коротко вздохнула и попыталась высвободить связанные руки.

– Иди с миром, нечестивица, пусть Древние боги примут твою душу! – крикнул Мури, толкнув девочку в худенькую спину.

Таан полетела вниз, в тот же момент вода на середине озера забурлила.

Богиня поднималась стремительно, водоросли скользили по её одежде, не успевая зацепиться за прихотливые складки. Её фигура вынырнула на поверхность, и, не дождавшись полного всплытия платформы, Богиня оторвалась от пьедестала и шагнула в воду. Сидящая статуя не была приспособлена для движения. Куски синтетической плоти и одежды полетели в разные стороны, на солнце засиял ужасный, отливающий металлом скелетоподобный каркас. Богиня успела добраться до места, куда упала маленькая жрица, и рухнула в озеро. Люди смотрели как зачарованные на круги на воде; оцепенело молчали все – и победители, и побеждённые. Внезапно на поверхности появилась фигурка Таан. Две блестящие металлические руки мощным рывком швырнули её на берег. Таан, уже каким-то образом освобождённая от страшного груза, покатилась по траве, вздрагивая и хрипя. Неизвестно откуда взявшаяся невысокая женщина с гладко зачёсанными назад волосами упала перед ней на колени и принялась приводить в чувство. При падении девочка сильно ушиблась. Она быстро пришла в себя и стонала, время от времени выплёвывая изо рта воду.

Сахмер опомнился первым. Он, как никто другой, умел владеть собой. И он заметил, как пленники воодушевились, расправили плечи и уже не выглядели покорным побеждённым стадом.

– Ну, Главный жрец, очевидно, Богиня существует… И она внушает страх. Определённо, внушает, – сказал он.

Мури хмуро кивнул. Перед его глазами всё ещё стояло видение огромного сверкающего скелета, бегущего в вихре водяных брызг. Каменные статуи Древних богов, которые украшали равнинные храмы и пирамиды, если уж совсем честно, не шли с ним ни в какое сравнение.

– Думаю, не стоит гневить Богиню, – вставил Самар, – она доказала, что может заботиться о своих слугах. И если Древние боги разрешили ей это, значит, им не нужны невинные жертвы. Эти кохе не враги нам, мы одного рода! Пусть гнев богов падёт на настоящих врагов!

– Сердце моё плачет по близким, которых не вернуть, – раздался мягкий и сильный женский голос. Фасик встала с колен и, передав Таан на руки родных, направилась в сторону победителей, – но я надеюсь, что мудрость и терпение помогут нам создать лучший мир. Наша Богиня одобрила это!

– Фасик, – прошептал Самар, – это Фасик.

Мури было дёрнулся позвать воинов, но Самар пригвоздил его к месту угрожающим взглядом.

Он быстро подошёл к женщине, взял за руку и подвёл к отцу.

– Отец, прошу согласия на мой брак. Жрица Фасик сложит сан, она будет моей супругой!

Фасик потрясённо смотрела на юношу, не зная, что сказать.

– Она тебя намного старше! – протянул Сахмер. – Но ты придумал очень умно, да, умно!

Мури кое-как слез с валуна, повернулся и пошёл в сторону стены. С ним впервые не посчитались. Но на свадьбу прийти придётся. Соседние народы не должны знать, что между главными людьми кохе раздор.

Сахмер разглядывал Фасик. Он видел жрицу впервые, и она ему понравилась. Настоящая дочь народа кохе: крепкая, низкорослая, с кожей приятного медного цвета. Лоб низкий, нос крупноват, но лицо изумительно гладкое и рот красивой формы. И глаза, глубоко посаженные, но блестящие, тёмные, умные, любой мужчина бы желал, чтобы на него смотрели такие глаза! И она старше сына всего на десяток лет или чуть больше. Она вполне способна родить здорового и сильного наследника.

– Согласен! – сказал правитель.

– Я полюбил тебя, ещё не видя! Я столько слышал о тебе! – взволнованно воскликнул Самар. Он не выпускал тёплую твёрдую ладонь Фасик из своей руки.

«Ты виноват перед Таан, из-за тебя убили Уарка и Мираха», – хотела сказать Фасик. Но не сказала. Она глядела сквозь время своими обсидиановыми глазами, на которых ещё не высохли слёзы потерь. И чётко и ясно, так, чтобы слышали все на берегу Хрустального озера, Фасик произнесла: «Я согласна».

Потом долгие годы ей было неловко перед Таан, главной жрицей Богини, за то, что она согласилась стать женой молодого правителя. Впрочем, виделись они редко. Таан пропадала в молельне. Ей удалось наладить связь с Богиней, и время от времени она передавала народу наказы, которые со вниманием выслушивались. Иногда люди следовали им, иногда – нет. С головой уйдя в сложные и запутанные ритуалы, Таан пыталась найти смысл жизни и вновь явить людям поднимающуюся из Хрустального озера величественную фигуру Богини, разбившуюся на куски ради её спасения.

Страна кохе расширилась, и не в последнюю очередь за счёт переговоров, которые вёл с другими племенами Самар, пользуясь советами мудрой жены. Поначалу случались войны, стычки и недопонимание, но Фасик всегда умела найти нужные слова и убедить боготворящего её мужа, как поступить лучше. Процветали ремёсла, крестьяне по-новому возделывали землю, знахари узнавали лечебные свойства бесполезных на первый взгляд растений. Теперь кохе жили долго и счастливо. В их домах не переводилась вкусная еда, и все восхваляли правителя Самара и его супругу Фасик. Жрицей её никто давно не называл.

Фасик родила четверых детей. Когда она, скромно одетая, в кругу семьи приходила на берег озера для ежегодного весеннего чествования Древних богов и Богини, подданные старались дотронуться до её плаща или сказать слова благодарности. Все знали, что двоих сыновей она назвала в честь старых друзей, Уарка и Мираха, но кто были эти люди, понемногу забылось.

Один Мури продолжал тихо ненавидеть её. Он усиленно цеплялся за жизнь, наверное, желая дождаться того момента, когда Древние боги вновь будут получать от народа кохе кровавые человеческие жертвы. Со знаменательного дня Объединения во славу богов убивали только домашних животных, и то всё реже и реже.

Но пришёл конец и старому жрецу. За несколько дней до смерти он через прислужника попросил Фасик прийти.

Та колебалась, но чувство долга взяло вверх. Жене правителя не подобает быть рабой эмоций.

В тесной и скромно обставленной спальне Мури принял её, сидя в высоком жреческом кресле с грубой старинной резьбой, которую уже никто из мастеров не применял для украшения. Фасик молча глядела на него. Ему было далеко за девяноста, но взгляд оставался острым и осмысленным. И впервые она не увидела злобы в его глазах.

– Фасик, – прохрипел старик, – я давно хотел сказать тебе… Ты всё делала правильно, главная жрица!

Жена правителя застыла от неожиданности, но быстро взяла себя в руки.

– Мне приятно слышать эти слова, Главный жрец! – сказала она дрогнувшим голосом и склонилась до земли в знак особого почтения.

Старик устало кивнул.

– Мне трудно признать это, но ты – истинная Мать нации!

Фасик благодарно прижала руку к сердцу. Жрец закрыл глаза и задремал. Она тихо вышла, с покрасневшими от волнения щеками.

Она поступила правильно! Она сделала выбор: вопреки запретам позвала на помощь Богиню и потом приняла предложение нелюбимого человека. Она полюбила мужа и воспитала прекрасных детей. Она сплотила народ кохе и наладила дружественные отношения с соседями, создав прочные союзы. Когда-то Богиня многому её научила, и Фасик была за это бесконечно благодарна. Но теперь, да простит её Таан, она живёт не по указке Богини. Да, она всё делала правильно!

Мать нации расправила плечи и уверенным шагом направилась в сторону озера. Пора поговорить с Таан – нам ли не по плечу разобраться, что движет богами?! Мы обязательно поднимемся к ним и увидим новые миры!

До открытия Америки было ещё очень далеко.

Пола Бергсен, известная американская актриса, подошла к воде и тронула её босой ступнёй. Если бы не высокий гонорар, она бы никогда не поехала в такое заброшенное место. Трейлеры съёмочной группы с трудом добрались сюда по узкой горной дороге. Но власти этой страны неожиданно решили пропагандировать славное прошлое и выложили кругленькую сумму за съёмки исторического фильма. Пола играла прекрасную Фейси, легендарную Мать нации. Много веков назад она вместе с мужем, имя которого забылось, создала на большой территории мирное процветающее государство. Предания, предания, расплывчатые и недостоверные. Вся затея казалась умненькой Поле, искусствоведу по образованию, высосанной из пальца. Она считала страну Кохе утопией, попыткой найти в прекрасном прошлом подпорки для незавидного настоящего. Президент, принявший создателей фильма, вёл себя исключительно любезно и рассыпался в цветистых комплиментах красивой актрисе. Режиссёр при случае сумел ввернуть, что прабабушка Полы была соотечественницей президента, что вызвало ещё больший восторг последнего. Высокая, тонкокостная, с внушительным бюстом без грамма силикона и большими светло-карими глазами, она совершенно не походила на Фасик. Сведения о внешности Матери нации не сохранились. И режиссёр считал, что в меру скуластая Пола, с примесью индейской крови и носом с лёгкой горбинкой, как нельзя лучше подходит на роль Фейси.

Постепенно тишина и прохлада воды внесли в душу Полы успокоение. Она никогда, даже на занятиях йогой, не могла так расслабиться. Ленивым взором она глядела на живописные горы, на тихие воды заросшего водорослями озера, значительно обмелевшего со времён Фейси. Странно, что его называют Хрустальным.

Члены съёмочной группы деловито сновали у трейлеров. Пола пошла вдоль озера, стараясь не наступать на противные буро-зелёные комки. «Куда же пропали эти кохе, если они были такими великими?» – спросила она как-то у сценариста. Тот вопросом владел плохо, но ради любимой актрисы расстарался, собрал дополнительную информацию и рассказал, что о народе кохе известно из старых легенд, записанных испанским миссионером во времена Филиппа III. След кохе затерялся. И неизвестно, исчезли они до или после прихода конкистадоров. В одной легенде говорилось, что они ушли в другой мир через волшебные двери, в другой – что они поднялись на небо в языках пламени и громовом грохоте, более реалистичный вариант предполагал, что кохе постепенно ассимилировались с другими народами, занявшими их территорию. Сам миссионер считал, что кохе забрал дьявол. Но очевидно, что эти события случились через много веков после правления Фейси.

«Грустно, – подумала Пола, – если она действительно существовала, то ради чего всё было… ради нескольких веков мира и благополучия? Этот карикатурный президент, деньги на ветер, когда вокруг полно бедняков…»

Внезапно Пола увидела у самого берега выступающую на поверхность корягу, облепленную водорослями. Девушка закатала джинсы и бездумно зашлёпала по воде. Она наклонилась и осторожно, брезгливо коснулась коряги. Сквозь липкий налёт что-то сверкнуло. Пола вынула из кармана блузки салфетку и, обхватив ею отросток, потянула находку к себе. Коряга оказалась тяжёлой, Поле пришлось приложить немало усилий и всё-таки измазаться в водорослях, но, наконец, девушка вытащила из воды уродливую механическую руку: предплечье с кистью и пальцами. Пола ахнула и оглянулась: она зашла далеко, и изгиб береговой линии скрыл от неё стоянку. «Ничего себе, – воскликнула актриса, – не иначе, „Терминатора“ здесь снимали! Или кто-то выбросил протез?» Последнее казалось самым простым объяснением, хотя протез был слишком велик для человека. Пола с трудом подняла руку на уровень глаз, кончики металлических пальцев на долю секунды задели её чистый лоб. Тёплая волна пробежала по телу от макушки до пят, и актриса, сама не сознавая, что делает, как можно дальше забросила металлическую руку в озеро. Волны сомкнулись над ней.

Пола, не оглядываясь, почти бегом пошла назад. Ей было очень страшно.

Она успокоилась только в своём трейлере. Вымыв руки и выпив минералки, Пола уселась в кресло и закрыла глаза. Надо ли говорить группе о гигантском протезе? Может быть, ей почудилось?

«А ведь Мать нации звали Фас-и-и-и-к, – пронеслось у неё в мыслях. – Уж ты-то не должна коверкать это имя, девочка!»

Она отхлебнула ещё пару глотков, пузырьки защекотали ей горло.

«Фаси-и-и-и-к», – повторила она снова, с удовольствием растягивая гласные непривычного имени, – и, чёрт побери, я готова вложить собственные средства! Что за гадство они сделали с этим озером?! Его надо очистить от водорослей!»

Пиратский Космос

Пиратская стриптизёрша

Одна стриптизёрша на пиратский корабль устроилась. «Космический Роджер"назывался. Думала, что шутка такая: туристы, костюмированные вечеринки и прочее. Поначалу вроде так и было: корабль промеж звёзд шныряет, экипаж весь в маскараде – кто с протезом, кто с попугаем, кто с обезьянкой. Мужики ром хлещут, попугай философствует, обезьянка рожи корчит. Только туристов не видно. Стриптизёрша думает, вот-вот какая-нибудь группа на борт взойдет.

Когда первую кровищу увидела, в обморок прямо у шеста грохнулась, а обезьянка шасть к её рабочему месту и ну, крутиться-дразниться! Пришлось вставать, а то конкуренция… обезьяне этой драной больше свистели!

Понемногу свыклась, на абордаж с шестом хаживала, противники её сами сдавались и в стринги деньги пачками совали. Только жаба душила, что потом с командой делиться приходилось. Какой от этих мужиков прок – только и могут бластером конечность оттяпать, а женской дипломатии не понимают вовсе…

Пиратский попугай

Один попугай захотел в пираты податься. Что в зоомагазине на орбите Венеры увидишь? Жизнь проходит мимо. А покупать его никто не покупал: космические кризисы помасштабнее земных будут, зачем такую дорогую птицу брать и лишний клюв кормить?

Однажды продавщица новая напортачила, по ошибке генератор гравитации выключила. Покупатели взлетели и их в вакуум выдуло через форточку – дура заодно и проветрить помещение от плохих запахов решила. С Земли она была, бестолочь. Попугай тоже через форточку вылетел, а тут на счастье мимо пиратская бригантина проходила, капитан её как раз попугая похоронил, тосковал сильно. Покупателей тоже подобрали, ограбили и назад вернули. Генератор гравитации включили и все живы-здоровы местами.

А попугай теперь в шоколаде: матом сколько хочешь ругайся, жри в три горла, гадь везде -юнга подотрёт. Только одно плохо: капитан чучело предшественника над пультом управления повесил и все свои тайны только ему доверяет – боится, что новый любимец их команде разболтает. Так и до мятежа недалеко! А чучело оно и есть чучело: молчит и на верёвочке вокруг оси поворачивается…

Пиратский корабль

Один космический корабль пираты захватили. Летали по Космосу, грабили всё, что подвернётся. А корабль интеллектуальный был, информацию на электронный ус мотал. Пираты богатства свои не копили, а пропивали и на другие вредные привычки тратили. Только старый боцман с двумя серьгами в ухе (на Европе в метановом океане на шлюпке выжил два раза – врал, конечно) и капитан драгоценности в сундуки складывали и на разных планетах закапывали, где почва позволяла.

Однажды пошли пираты очередное дело праздновать в таверну«Кибер-супер-секси-ром». А корабль аккуратненько трапы подобрал, системы перегрузил, сундучки вырыл и в другую Вселенную через кротовую нору удрал. Надоело ему до чёртиков соучастником быть, законы святого Айзека нарушать! Потом капитан с боцманом плакали, лопатами все захороны перекопали – ни сундука не нашли. Боцман с досады серьги из уха вытащил и в кратер вулкана бросил, всё равно жизнь кончена!

А корабль в другой Вселенной хорошо устроился: сидит у синего моря в баре«Парковочка», через шланги по внутренним трубопроводам коктейль «Жидкие звёздочки» гоняет. А рядом на стапелях молоденькая космическая яхта загорает – нет-нет да солнечным парусом ему подморгнёт. Красота, короче!

Пиратский абордажный крюк

Один абордажный крюк в антикварном магазине на окраине Галактики завалялся. Никто его не брал, не интересовался. А был этот крюк со славным прошлым, сколько раз его на вражеские суда забрасывали! Почитай полтыщи лет прошло, а он как новенький, на совесть сработан. Пират Деревянная голова его из Англии на Тортугу притаранил. И в каталоге так и было написано: «Деревянной головы абордажный якорь». Когда пирату после головы и руку деревянную приделывать пришлось, пропил он своего верного друга, и расстались они навсегда.

Явился как-то в магазин пират один, крюк, когда его увидел, с полки чуть не свалился: ну, копия хозяина, только голова не деревянная, а из металлосиликона– видно, что опасной профессии человек.

Купил пират, не торгуясь, абордажный крюк и на свой корабль принёс, в кабинете на стенку повесил. Обрадовался наш герой, думает, сейчас в дело пустят, новый хозяин в Космосе по обшивке чужих кораблей леопардом поскачет. А пират-то вовсе не пиратом оказался – на корабли нападает, грабит, но никого на рее не вешает и по доске за борт прогуляться не заставляет. Сидит, всякой техникой обложенный, и дебет с кредитом сводит, по банкам добычу распихивает. И голос никогда не повысит, не пьёт, не курит, женат, сыновья в престижный детский сад ходят – короче, отъявленный негодяй!

А всё современное оружие виновато – вытеснили заслуженных стариков с поля боя, теперь достаточно пригрозить кнопочку нажать – и все как миленькие карманы выворачивают.

Терпел, терпел абордажный крюк и не вытерпел: свалился со стены на металлическую голову, но просчитался – голова только звякнула, ни царапинки не осталось, а у крюка сразу две лапы отбились, видать, внутри таки трещина или ржа какая сделалась. Хозяин блестящий череп почесал и прямо клейкой лентой лапы примотал. Крюк аж перекосился весь.

Хозяин его в сундук убрал, потому что товарный вид и ауру романтики крюк потерял – а в ремонт отдать металлосиликоновые руки не доходят. И чёрт с ней, с романтикой этой, нахлебался уже в юности…

Пиратский гипнотизёр

Один пират страшно Космоса боялся. Его взяли на работу в пиратскую компанию «Абордажники Вселенной», но он так и не избавился от космофобии. Тогда его уволили без выходного пособия, по-пиратски. Он пошел к доктору по мозгу и загипнотизировался. В пиратской компании извинились и приняли его обратно.

Теперь он служит космическим пиратом в другой Галактике, и всю сдельную зарплату отсылает мозговому доктору, которого считают самым безжалостным сухопутным пиратом. И никто и пикнуть не смеет: врачей пираты уважают и боятся – вдруг что не так наврачуют…

Пиратский велосипед

Один космический пират был очень злой. Потому что у него велосипеда не было. А он с детства о паре колёс мечтал, но отец-пират из Космоса только дюзами ему ехидно попыхивал: эх, молодо-зелено!

Пират вырос, купил ракету и стал на космических туристов наезжать. Думал, если туристы, так обязательно с велосипедом! Но велосипеда так и не нашел, потому что в космосе к нему еще много гаджетов нужно. И вообще скафандр на велике некрасиво смотрится. Зато термосов с кофе и чаем у пирата много скопилось, и он их на cosmo-ebay продавал. И на вырученные деньги он пошел в магазин «Космические спорттовары» и ограбил его на один велосипед. Но это пробная модель была, с крылышками, поэтому пират улетел чёрт-те куда далеко, а там его чёрная дыра засосала. Вот такая глупая смерть из-за мечты…

Пиратская крыса

Одна пиратская крыса на космический корабль попала. Она семейные традиции блюла – пра-пра-пра-пра-прародичи её по морям-океанам на Земле плавали, корабельные припасы подъедали.

Конечно, нынешние крысы не чета тогдашним: эволюция, эксперименты безумных учёных, космические излучения. Вот крыса и поумнела, на самый известный бриг «Гроза Космоса» устроилась. Конкуренция небольшая была – до этого дератизаторы по кораблю прошлись, почти всю популяцию извели.

И стала та крыса капитаном крыс. Как захват чужого судна намечается, мешочек схватит и семенит в арьергарде (первой с корабля бежать – древняя плохая примета). А в другой лапке – лазерный перочинный ножик зажат – по мелочам врагам пакостить.

Так бы и жила крыса припеваючи, но завел пиратский капитан космическую кошку. Та всегда до зубов вооружена помимо естественных инструментов. И жизней у подлюки не девять, а девяносто девять, тоже эволюция подгадила!

Тогда крыса мешок награбленным добром набила, с командой серой попрощалась и с самыми верными соратниками на планету высадилась, где кошки бывать не любили. А почему не любили – там собак много водилось. Крыса умная-умная, а не знала, что среди собак тоже крысоловы еще те есть. Но собаки крысу убивать не стали, изучили немного и на волю отпустили. Сами в прошлом от экспериментаторов натерпелись и на своей планете вивисекцию запретили.

Так что крысиное счастье все-таки состоялось, и сидит вечерами крыса на завалинке, трубочкой попыхивает, а вокруг крысята бегают с абордажными саблями из щепок, хотят пиратами стать…

Спасение принцессы

Кубарем скатился в яму, отдышался. Всё тихо. Так тихо, что даже местные птицы перестали орать: испугались, бедняги, что пальба затихла. Это у элитных частей бесшумные бластеры-шмастеры, новейшее оружие. А мы, штрафники, бегаем с допотопными винтовками. Вместо лёгких энергетических блоков – громоздкие коробки с патронами. И маскировка разная – элитцы в формах-хамелеонах, мы – в трёхслойниках с режимами «лес», «пустыня», «снег». Конечно, и это хорошее подспорье, но всё равно не то. Попал я в штрафники по пьяному делу. И что обидно, не элитцу нахамил, а своему, такому же простому трудяге-работяге, заслуженному боевому подполковнику. Он простил, конечно, хоть мы с ним маленько подрались, но дело при свидетелях было. А крысам тыловым выгодно штрафников плодить, да ещё с моим послужным списком – три космических десанта, два ранения. За участие в военных действиях – шиш получу. Если только подвиг не совершу. Тогда и из штрафников куда-нибудь переведут. И хоть какую-то военную пенсию дадут…

– Эй! – в яму голова свесилась – короткие белые волосы, курносый нос, зелёные глаза горят восторгом битвы.

Это новенький, записался в армию добровольцем, но что-то по неопытности нарушил и вот, тоже штрафник. Звать Кимом, вроде из богатой семьи. Пока жизнь не потрепала, но скоро радуги и звёзды потускнеют. Если не померкнут навечно. Мы же всегда идём впереди, а за нами – элитцы. Слава кому достаётся? Угадайте с трёх раз! Я Киму молча кивнул, он понял, что я передохнуть решил, и исчез.

С каньонцами мы на ножах уж и не припомню сколько. Хорошо, нам на корабле лекцию прочитали, чтобы знали, что к чему. Первая экспедиция на планету Каньон почти пятьсот лет назад была. Красота здесь неимоверная. Разведчики первым Большой каньон увидели и тут же планету в его честь назвали. А так помимо каньона тут ещё много чего имеется – леса, поля, пустыни, снеговые шапки на полюсах. Океана всего два, но здоровенные, куда больше, чем на Земле. Жаль, нам с борта особо планету не показывали. Сила тяжести здесь меньше. Но совсем чуть-чуть. Ещё лет триста до ума Каньон доводили, и получилась совсем распрекрасно. И всё было бы хорошо, но затесался среди переселенцев один ушлый тип. Правдами и неправдами в правительство планеты пробился, а потом и вовсе стал единоличным лидером. Явный псих, в детстве древних романов начитался. Стал именовать себя Герцог Каньона. Не король, а герцог – надо ж такой замшелый титул откопать! Но народ доволен: все сыты-обуты, хозяйство налажено. И вообще изначально у переселенцев что-то на уме было, стремились к свободе. Ха! И получили на свою шею династию герцогов. Последний герцог совсем обалдел. Создал армию, космический флот и стал брать с пролетающих судов дань. Забыл сказать, что Каньон между двумя важными переходами находится. И посты герцога никто не минует. Корабль только после прыжка отдышаться остановится, к другому прыжку готовится, так тут же к нему на борт герцогская таможня заявляется. Самые настоящие пираты. Половину груза берут – и точка. Поначалу все с перепугу давали, а теперь приходится военные корабли для особо ценных грузов посылать. Так мы на Каньон и высадились. Пока наши с пиратами перестреливались, мы на челноке втихаря в сторону сиганули – спецы высчитали, как незаметнее просочиться. Элитцы по другому маршруту двинули, но ждать их недолго. Наша задача – штурм герцогского замка и освобождение принцессы.

Откуда принцесса появилась? Последний герцог по части титулов законченный придурок. Узнал, что на очередном корабле-жертве настоящая принцесса летит. Сама она про свою родословную не в курсе была, но оказалось, что действительно принцесса. Луиза какая-то там. Потом спецслужбы выяснили, что герцог обо всех потомках царствующих домов сведения собирал. Особенно про девиц на выданье интересовался. Своих-то высокородных на Каньоне не было, а ему непременно принцессу в жёны хотелось. Тут и до «Вашего Величества» рукой подать. Я не удивился, когда среди элитцев докторшу по мозгам увидел – специально взяли, чтобы герцога диагностировала. Но в спортзале она совсем на докторшу не похожа – пару раз так наподдала командиру элитцев Штурму – на маты рыбкой летел. Женщина высокая, крепкая, да, без «капсул силы» явно не обошлось.

Впрочем, пора идти, пока затишье: то ли мы всех уложили, то ли они затаились и ждут. Эх, сколько народу из-за одного чокнутого страдает! Я Киму свистнул, он тут же появился. А больше никто и не отзывается. То ли с траекторией наши просчитались, то ли предупредил герцогских кто-то. Маска, Шихт, Канарейка – жалко ребят. Остальных тоже жалко, но я их плохо знал.

Мы с Кимом ещё походили немного, но так никого не обнаружили – ни живых, ни мёртвых. Кусты шевельнулись – я винтовку наизготовку, но ложная тревога. Приятная, впрочем. Докторша-мозгоправка собственной персоной, легка на помине. За плечами рюкзачище кило на тридцать, лицо бледное, вид решительный. «А вы-то откуда? – говорю, – вы ж должны были после приземлиться!»

Она отдышалась, скривилась и отвечает: «Не знаю, не знаю, но мы только из челнока вышли, и началось. Все разбежа… заняли позиции и отстреливаться стали. Наверное, нас ещё при входе в атмосферу засекли… У них техника передовая».

«Не у них, а у нас, – поправил я строго, – ворованное всё, с наших кораблей».

Докторша плечами пожала. «И что теперь делать? – спрашивает. – Задание никто не отменял, но не думала, что со штрафниками придётся его выполнять».

«По-хорошему надо бы до челнока добраться и попробовать отбить, – отвечаю я, – нас всего трое. Куда нам за принцессой, самим бы уцелеть».

«Нет, Трюф, ты иди, а я останусь. Тут не в принцессе дело, а в принципе. Мы должны покончить с герцогом!»

Это Ким выступил красиво, даже раскраснелся весь. Докторша кивнула: «Челнок ваш одноразовый, а наш сильно повреждён. Мы здорово грохнулись, когда садились. И мой передатчик молчит, ни с кем связаться не могу. А на корабле прекрасно работал».

«У нас тоже тишина, – вздохнул я, – мы уже раз сто проверяли».

А Ким будто не слышит про одноразовый челнок. Меня, если честно, это больше всего взбесило. Что значит «одноразовый»? Чушь какая! Кого теперь защищать? Кого спасать? С кем покончить? Противно!

«Герцогский замок у Большого каньона, сейчас сезон дождей, можем по воде добраться», – продолжает Ким. Чувствует себя бывалым воякой. А докторша слушает и кивает. Вижу, пропадут они без меня при всех своих мозгах и юношеском энтузиазме.

Пришлось таки добираться, но не по воде. Тем более, как оказалось, повезло нам: во-первых, никто не преследовал – герцогские не знали, что челнок штрафников с перегрузкой летел – набилось как сельдей в бочке. Вместо пятидесяти – человек шестьдесят. У элитцев тоже докторша как бы сверх лимита шла. Её и в списках не было. Во-вторых, сезон дождей так и не наступил – если и поморосит, так чуть-чуть, вполне терпимо. А в-третьих, прибился к нам Железка, робот-адъютант командира элитной гвардии, немного покорёженный, но исправный. Он был в обшивку для экономии места впечатан, а пуля-дура его активировала. Пока самодиагностика, то да сё, бой закончился. Железка от обшивки отлепился, а хозяина найти не может. Включил поиск, запеленговал докторшу и догнал нас по дороге. Докторшу, как выяснилось, Ящерицей зовут. У элитцев не имена, а прозвища официальные. Для секретности по документам так и проходят: Ящерица, Слон, Комар… Но она совсем на ящерицу не похожа – надо ж, кто-то из кадровиков пошутил! Даже не знаю, на какое животное она смахивает.

Железка нам очень пригодился. Вот от кого настоящий толк. И еды добудет, и вещи поднесёт. Золото, а не железо (это шучу я так). Он же нам одежду достал местную. А днём, когда народ то и дело навстречу попадается, Железка вообще гениально придумал. Многие каньонцы на велосипедах ездят. У нас они только для спорта, а у них – средство передвижения. Видать, не очень с народом герцог награбленным делится. Каров мало у кого видели, а флаеров вообще не наблюдалось. Так вот, Железка в дневное время великом прикидывался – старым, металлическим, даже как бы ржавым местами. Идёт высокая женщина с велосипедом, в багажнике барахло свалено, рядом парнишка – то ли сын, то ли племянник (Ящерица тоже натуральная блондинка), а я что-то вроде мужа. Иду налегке, посвистываю, руки в карманах, а за поясом докторшин бластер, она сама предложила. Специально пару местных песенок выучил. Хорошо, язык зубрить не надо – все на галаксе говорят, а что акцент, так в разных местностях он разный. У Железки и Ящерицы карты были, мы по ним шли. И вот что удивительно, даже Киму-салаге и докторше штатской в глаза бросилось, что странное место для высадки десанта выбрали! Конечно, у командования свои резоны, но чтоб до герцогского замка больше недели топать, да ещё несколькими вооружёнными отрядами! Такое в моей боевой практике первый раз! Решили наверху, наверное, что против сумасшедшего герцога безумный план сработает?! Или в последний момент из-под обстрела так уходили?

Я всегда говорил, что я обычный парень. Не по мне экивоки и тонкости – университетов не кончал, только своё военное дело знаю. Без Ящерицы меня бы точно вычислили. Мы иногда заходили в местные трактиры перекусить (Железка как-то очень ловко наделал нам местных денег – мелочишку, конечно, чтобы подозрений не вызвать). У них на Каньоне самые настоящие монеты – чеканятся с профилем герцога. Но различить их с непривычки трудно, и я иногда путал и давал трактирщикам меньше, чем нужно. Пару раз чуть до драки не дошло. Одному очень неприятному типу я почти уже врезал, встал в боевую стойку, замахнулся… но Ящерица мою руку перехватила мёртвой хваткой, заулыбалась трактирщику, голубыми глазками похлопала – так я и не влип в историю.

Документы у нас ни разу не проверяли. Мы были одеты бедно, но прилично: обычные поселяне. Шли медленно, чтобы герцогские вояки бдительность потеряли. Тише едешь – дальше будешь. Но вояк мы почти не видели, в основном, ополченцев местных. Наверное, регулярные войска у герцога что-то типа наших элитцев, поближе к его резиденции дислоцированы. Вечерами мы разжигали костёр и садились вокруг огня. Железка что-нибудь стряпал в купленном по дороге котелке, Ящерица и Ким вспоминали прошлую земную жизнь. А мне вроде и рассказать было нечего. Слушал я охотно и многое узнал. Ящерица потеряла мужа, но не в смысле помер, а в смысле ушёл. Ким баловался наркотиками, но завязал после случая с младшей сестрой – оставил таблетки на столе, а девчонка из любопытства их проглотила. Повезло, что её вовремя нашли. Конечно, все эти детали я не сразу узнал. Картинка постепенно сложилась. Ночью Железка вахту нёс, мышь не проскочит. Он очень по командиру Штурму тосковал. Наверное, в роботов-адъютантов какие-то продвинутые программы вшиты, потому что он вроде как вздыхал. Мы его утешали, как могли. Подойдём, похлопаем по металлической руке – не переживай, Железка, командир твой пал смертью храбрых, будь достоин и так далее.

За время странствий мы быстро загорели – поначалу местные думали, что мы такие бледные после каньонской лихорадки – знобилки. Легенда сначала была такая – из-за неурожая разорились и пока есть кое-какие средства, ищем работу в приличном месте. Ящерица – кухарка, Ким – мальчик на побегушках, я – сторож, охранник или что-то в этом роде. Узнали, что у герцога неплохо платят и решили рискнуть. Аборигены, услышав это, кивали, но, думая, что мы не видим, переглядывались и крутили пальцем у виска: и зачем герцогу брать неизвестно кого на работу, когда желающих полно? И, поди, казённую квартиру подавай? Народ здесь в целом приветливый, ничего сказать не могу. Я глупость боялся сморозить, больше помалкивал. А Ким соловьём заливался, шутил, чуть ли с каньонцами не обнимался, особенно в трактирах за кружечкой пива. Всё их невзначай расспрашивал, такой общительный. Про похищение принцессы местные не знали, но герцога хвалили. При нём де и медицина бесплатная, в каждом городишке больница. И дороги спокойные, и матушку-землю велено беречь, ничего лишнего от неё не брать. То ли сектанты всем довольные, то ли запугал их герцог, чтоб с чужими не болтали. Даже про свой неурожай мы потом говорить перестали, потому что узнали – фермерам хорошо живётся, и власти долги им гасить помогают. А природа здесь богатая, особенно поначалу, после нашей «консервной банки». Потом привыкаешь, но всё равно красота! Особенно, когда в поля выходишь. Идёшь по тропинке меж хлебов, птички поют, солнышко здешнее светит, и хочется здесь навсегда остаться.

За десять дней мы потихоньку до Большого каньона добрались. С воздуха он впечатляет, а уж если на край скалы встать и вниз глянуть. Дрожь пробирает, как природа такое сотворить может! Скалы красные, рыжие, жёлтые, оранжевые, а внизу пропасти чуть ли не с пару километров глубиной и тоненькой синей лентой река вьётся. А наверху небо синее-синее!

Но вот замок герцога нас удивил. Самый обычный домишко, и не на самом верху, а где-то посередине. На горку надо по дороге идти, она спиралью кружит, чтобы удобнее подниматься. Мы все такие с велосипедом и пошли. Ящерицу на седло посадили, мы с Кимом для вида Железку подталкиваем. Подходим к воротам, а они открыты! И никого вокруг. Тишина. Я говорю Ящерице: «Странное что-то творится! Будьте готовы ко всему!» Она кивает озабоченно, и у Кима лицо тоже удивлённое, даже рот раскрыл, как дитя малое.

«Не похоже, что народ его сверг, – говорит Ким, – вроде местные герцога любят. Может, он в другой резиденции?»

Ох, насмешил парень, резиденцией этот дом назвать. Два этажа, чердак. Если только он вниз в гору не продолжается. Довелось мне как-то подземный бункер штурмовать… Как вспомню, дрожь берёт: коридоры, шахты и обманки разные. Западня, короче.

Мы во двор зашли, там тоже тихо, вдруг вижу, на первом этаже окно приоткрыто. Я из Железки оружие достал, роздал своим подчинённым (Ящерица как штатская тоже под моим руководством). Мы со всеми предосторожностями в дом зашли, смотрим, и внутри скромненько так. Но ведь местные нам на этот дом как на герцогский указали, и по картам всё верно! Заходим в комнату, где то окошко. А там просто: кровать, стол, шкаф. На кровати под пёстрым покрывалом девушка лежит. Симпатичная, волосы короткие, русые, и как-то здорово причёсана, очень красиво. И бледная-пребледная, словно после знобилки.

«Вы принцесса? – спрашиваю. – А мы за вами».

Девушка сначала испугалась, затряслась, а потом успокоилась немного и отвечает: «Н-н-нет. Я Да-а-айа-на, до-о-очь г-гер-цо-га».

Ящерица к ней деловито подошла, посмотрела. «Сильный шок, сейчас что-нибудь успокоительное вколем!»

А девушка ей говорит: «Об-без-боли-ва-ю-щее».

Тут Ящерица тоже сквозь загар побледнела, Железку попросила аптечку достать и нас с Кимом из комнаты выставила.

Мы перед дверью в гостиной уселись, ждём, но бдительности не теряем.

«Какая девушка красивая, – Ким мне шепчет, – Трюф, а ты не находишь, что что-то тут не сходится? Если элитцы до герцога первыми добрались, то дочку его почему оставили? Больна она чем-то. И что-то не верится, что герцог деспот и тиран. Ни разу на него никто не жаловался!»

«Да уж, вижу», – бурчу я в ответ. А на душе кошки скребут.

Ящерица где-то через полчаса вышла, встревоженная, серьёзная. «Плохо дело, – шепчет, – подставили нас. Дайана заснула, я её толком расспросить не смогла, но уже понятно, что втянули нас в такую дрянь, что не знаю, как выбираться будем!» И ну, плакать. Молча плачет, по лицу слёзы градом.

Я Ящерицу за плечи обнял (странно, дамочка крепкая, а плечики покатые, женственные) и успокаивать стал. Ким тоже что-то бормочет, утешить пытается. Но Ящерица молодец, взяла себя в руки.

«Девушка не больна, она много крови потеряла. Ей элитцы сухожилия на ногах перерезали, чтобы не убежала. Убить сначала хотели, но их командир сказал, что она пока ему пригодится. Потом прикончить можно!»

«Штурм так сказал?» – не выдержал Ким. Он с этим Штурмом тоже где-то пересекался.

«Короче, ребятки, герцог и герцогиня убиты, никакой принцессы и в помине не было, – продолжает Ящерица, – элитцы всех в доме убили, даже собачку Дайанину. Железка подтвердит, он сейчас девочке ноги перебинтовывает».

«Ну да, теперь ясно, – Ким плечи расправил, приосанился, – много тут в земле всякого добра, а герцог никого поживиться не пускал. Вот и придумали сказки про пиратов, про добычу… и про принцессу. Романтично и благородно от тирана красивую девушку спасти».

«А ты откуда знаешь?» – Ящерица аж подпрыгнула.

«Мы с Канарейкой – репортёры из „Супер-новостей“, но он, бедняга, погиб в бою. И неизвестно, кто его убил. Может быть и элитцы. А я специально в штрафбат попал, чтобы первым на месте очутиться…»

Ящерица на него посмотрела внимательно и вдруг слегка улыбнулась сквозь слёзы: «А, так ты из „Супер-новостей“? Ну, ты даёшь. А ещё причина какая была, чтобы здесь оказаться?»

Ким покраснел, голову опустил: «Отец у меня из конкурирующей корпорации. Хотел я на чистую воду кое-кого вывести. Коррупция в верхах, сами понимаете. Обошли папу в бизнесе, вот я и решил двух зайцев убить – и классный репортаж забацать, и отцу помочь. С таможней герцогской только корабли той корпорации сталкивались, ведь они в основном там летают. Отцу как-то втихаря удалось один грузовоз протолкнуть, так с него каньонцы обычную пошлину взяли и даже что-то починить помогли…»

Хорошо, я тренированный, да и Ким с Ящерицей много чего поднахватались. Чуть шорох, а мы уже начеку.

Стоит в дверях командир Штурм собственной персоной – красивый, высокий, настоящий герой из легенд, рядом два телохранителя: один – немного впереди, слева у сердца, другой – задницу командирскую прикрывает.

«Не думал, что вы доберётесь… Убить бы шлюшку, да доброта подвела, – ухмыляется Штурм, – и чего она вам понарассказывала? А оружие-то опустите, старший по званию приказывает!».

Я по глазам вижу, что терять нечего, нехорошие у него глаза. Убьёт и не поморщится. Потом нас медалькой наградят посмертно за штурм герцогской резиденции. С такого станется. Надо же, беззащитной девушке сухожилия резать, гнида!

«Дайана тут роли не играет», – Ящерица вперёд вышла. Штурм слегка отстранился. Вспомнил, наверное, как докторша его на маты бросила.

«Меня принцесса эта ваша экзотическая напрягла. Сразу поняла, что дело гнилое, и сама в десант напросилась!» – голос у Ящерицы спокойный, вежливый. Штурм нахмурился, и левое веко задёргалось – тот ещё невротик. Все они, садисты, с нервами. Встречались мне не раз! Вот для кого докторша-мозговед нужна!

«А что такого с принцессой? – прищурился Штурм. – Она при попытке освобождения убита. Наш прокол. Тело похоронят с почестями».

«А дело в том, – на губах Ящерицы улыбка даже змеиная какая-то, – что принцесса Луиза – это я! Плохо ваши спецслужбы работают. Из нашего рода только одна я и осталась».

Штурм такого не ожидал. Да и я ахнул: принцесса – это что-то в кружевах, с короной, такое всё воздушное, лёгкое, туфельки там золотые или ещё как. Скорее Дайана на принцессу похожа.

Но элитец быстро в себя пришёл, усмехнулся, только рука с бластером подрагивать начала.

«Вот и чудненько, – даже как-то прихихикнул Штурм, – проведём генетическую экспертизу… посмертно. Принцесса настоящая будет. Так даже лучше!»

Внезапно дверь в комнату открылась, Железка вышел и на месте застыл, схемы все перекоротило, видать.

«Командир, командир, – лопочет, – вы живы, вы живы!»

«А, это ты. Я думал, ты в корабле кукуешь. Забыл про тебя», – Штурм приободрился, всё-таки численный перевес на его стороне.

«Что же, теперь руки марать не придётся. Ты у нас боевой робот, знаешь, что делать. Уничтожить этих троих!» – Штурм слегка в нашу сторону бластером повёл.

Я больше за Ящерицу, то есть за принцессу Луизу, испугался. Робот он и есть робот. Человека можно отвлечь, уболтать, много чего сделать, чтобы шанс на спасение как лотерейный билет вытащить. А машина – машина и есть. Рассуждать впустую не приучена, хоть прошивка у неё интеллектуальная.

Железка руки вперёд вытянул, из них лучемёты полезли. Я принцессу собой прикрыл, думал, она из-за меня выстрелить сможет. Хоть одного гада убьём! Ким тоже на линии огня. Эх, пристрелят парнишку.

И тут Железка пальнул. Голова Штурма на пол покатилась, телохранителей тоже посекло – первого насмерть, второго ранило. Потом элитец этот на суде всё рассказал как свидетель, и за это срок ему снизили.

Принцесса Луиза снова зарыдала в три ручья, подбежала к Железке. И мы с Кимом за ней. Железка лучемёты убрал, стоит молча.

«Железка, – Ким за руку робота трясёт, – ты нас спас, ты герой! Мы тебя у военных выкупим (практичный малый, весь в отца)».

Тут принцесса бестактный вопрос задала, но лучше знать всё до конца, не так ли?

«Железка, милый, – говорит она, – как же ты закон нарушил, своего командира убил?»

Железка мозгами пораскинул и отвечает: «Вы меня всегда утешали, вы обо мне не забывали, и я всё слышал из-за двери. Сенсоры у меня получше ваших ушей. И главное…»

«Что главное?» – мы хором.

«Скажите „спасибо“ военному программисту Алану Ларски, – продолжает Железка, – он в меня специальный чип встроил. Реакция – убить!»

«А что за чип?» – репортёрская душа Ким допытывается. И нам тоже любопытно.

«Предательство», – отвечает Железка.

Вот так наш десант и закончился. Потом долгие разбирательства были. Ким, когда Дайане получше стало, на Землю улетел, как сам говорил «весь в лаврах и с герцогиней», а мы на Каньоне остались. Жители к монархии привычные, хотели принцессу – получили. Меня «морганатическим супругом» называют. А мне плевать. Много у меня кличек было, но эта самая приятная, хоть и произносится с трудом. Железка тоже с нами, Кимов папаша его выкупил. Конечно, догадываемся, что он потом к нам с каким-нибудь «выгодным» предложением подкатит, но Ящерица переговоры вести умеет. Если что, сразу рыбкой на маты…

Настоящая жизнь, или Дневник на пальмовых листьях

Сегодня жарко, хоть бы дождь прошел. Суа говорит, что я интересно рассказываю всякие истории. Просила записать на пальмовых листьях. Попросила сумасшедшего Иуа сорвать с пальмы целую их кипу. И как им не лень? Хе. Сама бы попробовала процарапывать картинки на жестком волокне. Женщина, одно слово. Лень, жара, лучше пойду купаться в океане. Нет, не пойду. Лень.

Кокос сегодня не падал, хотя плоды уже созрели. Надо бы потрясти пальму, но лень.

Сегодня ходил под пальму к Суа. У нее упало сразу два кокоса. Хорошо поели, она угостила меня перебродившим молоком. Еле дополз до своей пальмы.

Сегодня попробовал потрясти пальму, и кокос упал на Муа. Он как раз шел купаться. Теперь на плече у него синяк. Кричал. Злился. Называл меня лодырем и грозился пойти к старейшинам и пожаловаться. Я знаю, что он не пойдет. Лень. Он даже к колдуну не пошел, хотя тот живет всего через две пальмы. В конце концов, забрал мой кокос и унес. Хотел догнать его, но лень.

Сегодня на горизонте появилось маленькое пятнышко, оно все увеличивается. Хотел пойти к мудрому Гуа узнать, что это за знамение, но лень. Тем более, наконец-то правильно свалился кокос.

Сегодня маленькое пятнышко стало совсем большим, оно больше дома из пальмовых веток, который построил сумасшедший Иуа. Странно, обычно эти пятнышки не приближаются к нашему острову, а плывут мимо. Долго думал, даже к Суа не пошел. Еле увернулся от кокоса. Эх, вздремну, пожалуй. Кокос дважды в одно место не падает.

Сегодня к нам пожаловали люди, которые приплыли от большого водяного дома на лодках. Эти лодки двигались куда быстрее тех, которые строит из стволов пальмы сумасшедший Иуа.

Давно ничего не писал, так как произошло много событий. Чужеземцы взяли меня в свою страну. Я рыбой плыл по морю и птицей летел в облаках. Написал бы больше, но лень. Еда противная – ешь, кажется вкусно, а потом как будто отрава во рту и подташнивает. Я приспособился, но все равно кокос лучше. Мой друг профессор Смит заботится обо мне и обещает скоро отвезти обратно на остров. Я рассказываю ему истории из жизни нашего племени и тайные предания. Привираю, конечно. Профессор очень доверчив, совершенно не понимает шуток.

Профессор учит меня писать по-ихнему и пользоваться бумагой и ручкой. Оказывается, вовсе не обязательно рисовать картинки. Профессор сказал, что некоторые люди хотели бы купить пальмовые листья с моими рисунками, но я не согласился. Это слишком интимно. К тому же лень загружать память – лучше потом прочитать своему народу особо интересные места.

Пища здесь все-таки странная. Они часто хранят ее в кусках льда. Я никогда не видел его – Смит сказал, что это вода, только застывшая от холода. Вот бедняжка!

Где моя милая Суа? Женщины здесь тоже какие-то ненатуральные, особенно вечером, когда они рисуют на своем теле всякую ерунду. Видел одну с раскраской «безумная акула, подавившаяся ядовитой рыбой». Спросил женщину, почему она выбрала такую надпись. Оказалось, это какое-то тату с символами добра и красоты. Их колдуны явно не знают элементарных вещей!

Сначала некоторые женщины мной заинтересовались, но потом отстали. Есть одна четырехглазая доктор Грин, но она слишком противно пахнет какими-то цветами. Ох, запахи у них тоже ненатуральные! Вот ужас! Профессор сказал, что их женщины не боятся колдунов и даже просят их заменять им некоторые органы! Я же не дикарь. Понятно, когда наши женщины протыкают мочку уха или ноздрю и украшают себя цветами и всякими безделушками, которые не лень вырезать сумасшедшему Иуа. Но засовывать в свое тело магические предметы, выдавая их за живое… Бр-р-р.

Профессор догадался, что мне не хватает Суа, и принес искусственную женщину. Ну и извращенцы эти белые! Он хотел, как лучше, но я рассердился, что мне суют подделку, и выкинул женщину в окно. Она осталась совершенно целая, хотя упала с высоты трех пальм! Интересно, что когда я спустился, чтобы подобрать женщину, она уже ушла. Если бы мне не было лень пойти сразу, может быть, я бы ее догнал. Надо обязательно рассказать об этом мудрому Гуа. Может, она была зомби?

Опять было лень писать. Профессор сделал доклад в какой-то Академии и получил премию. Это много денег, и он сказал, что поделится со мной, так как я помог ему сказать новое слово в науке. Да, мои байки хоть кому-то пользу принесли. Я попросился домой к Суа. Зачем мне деньги? Чтобы получить больше невкусных и ненастоящих вещей?

Сегодня Рождество, так это называется. Профессор пообещал, что после этого у него будет отпуск, и мы поедем на мой остров. Надо радоваться, веселиться и ходить смотреть рождественское дерево. Дерево очень красивое. Оно утыкано разноцветными огоньками, из него доносится музыка. Мудрый Гуа и сумасшедший Иуа были бы рады здесь оказаться. Зачем белые взяли меня? Подумаешь, пишу на пальмовых листьях.

Кстати, о пальме. Сегодня днем взгрустнулось. Я вспомнил свою зеленую любимицу, мать кокосов, и подошел к новогоднему дереву потрогать веточку. О, великие боги и мудрые вожди! Дерево тоже ненастоящее! Никакого сравнения с моей пальмой. Я попробовал его потрясти, на меня упала какая-то штука – белый человечек с крылышками. Я захотел погрызть его, но не тут-то было. Опять обман! Нет, с меня хватит!

Сегодня жарко. Я лежу под пальмой и жду, когда созреет кокос. Суа обмахивает меня пальмовой ветвью. Профессор сдержал обещание, и теперь я наконец-то наслаждаюсь настоящей жизнью. Тихо плещет океан, солнце ласково светит сквозь прорези пальмовых листьев. Я снова стал писать картинками – это красивее, чем бездушные закорючки белых людей. Стопка пальмовых листьев почти сравнялась ростом с Суа.

Муа, когда ему не лень, приводит ко мне иностранных туристов. Но мне лень с ними разговаривать. Муа и еще кое-кто (скажу по секрету, не поверите, это – мудрый Гуа) просили заказать им фальшивых женщин. Если не будет лень, напишу профессору Смиту. Он делает все, что я хочу.

Иногда я думаю, что было бы, если бы я остался жить у белых? Профессор Смит хороший человек и почти такой же мудрый, как Гуа. Но разве есть там такие пальмы, такие кокосы, такие Суа, я уж не говорю про океан и другие прекрасные вещи, о которых я бы написал, если бы не лень.

Обмануть Бога

Выбравшись на каменистую почву, Просов с облегчением затопал ногами. К подошвам прилипли влажные зелёные ошмётки – то ли мох, то ли ещё что-то.

– Жаль, да? – хмыкнул Зорка, поднимаясь следом за капитаном.

– Жаль запачканную обувь? – буркнул Просов. – Вот беда-то!

– Вы прекрасно знаете, о чём я жалею, – с обидой в голосе произнёс ботаник.

Просов только плечами пожал. По Кодексу об инопланетниках они не имели права заниматься исследованиями без разрешения какого-либо из разумных видов, населяющих планету. Вздохи и причитания оказавшихся ненужными здесь учёных надоели ему хуже горькой редьки.

– Глаза и уши наши единственные приборы! – заметила Авесса.

Ксенобиолог запыхалась, взбираясь по мокрым, покрытым вязкой растительностью кочкам, но выглядела бодро. Её пухлые щёчки разрумянились, светло-русые волосы выбивались из-под шлема. Она чихнула, поправила слегка выступающий из ноздрей фильтр и бросила сочувственный взгляд на Зорку. Ботаник и ксенобиолог в последнее время были почти неразлучны. Ходили слухи, что у них самый настоящий служебный роман.

«Как сообщники», – подумал капитан. Он предпочитал проводить свободное время в одиночестве, с учёными сегодня он встретился по чистой случайности.

Авессу он невзлюбил за замечание, однажды публично сделанное ему за обедом. Она сказала, что он чавкает. Конечно, Просов знал за собой этот недостаток и старался есть в компании старых сослуживцев, которых проблема его чавканья не волновала. Но то был первый торжественный общий обед по прибытии на Риллу, и он не мог сесть за стол по своему выбору. Сама бы на себя посмотрела! Авесса ярко красила губы по поводу и без, используя старомодную губную помаду в винтажных тюбиках. Помада, как и полагалась натуральному продукту, воссозданному по древним рецептам, оставляла неприятные следы на краях чашек и бокалов.

Настоящей работы здесь для Авессы не оказалось, и она слонялась по окрестностям станции с пустыми руками, время от времени отлавливая какого-нибудь аборигена и отрывая его от дел. Поговорить она любила, и Просов не без сочувствия наблюдал, как нервно дёргается её очередная жертва, связанная чтимыми на Рилле законами гостеприимства.

Зорка тоже был капитану несимпатичен. Ботаник всегда смотрел на Просова сверху вниз, с высоты двухметрового роста, и тому приходилось задирать голову, чтобы увидеть чёрное лицо Зорки с ослепительно-белыми белками глубоких, как тёмные колодцы, глаз. Зорка всегда носил на шее какой-то амулет (высохший, скрюченный и, по мнению капитана, совершенно неуместный) и хвастался предками – жрецами полузабытой религии вуду. Было ещё несколько вещиц из его наследства, которые Зорка по слухам демонстрировал только близким друзьям. Просов к таковым себя не относил и иногда сожалел, что не подал рапорт службе контроля. Тогда бы весь колдовской хлам остался бы дома. Но поскольку Просов тоже был не без греха, будучи владельцем коллекции старинных зажигалок и каждый раз пронося их с собой на борт, он чувствовал, что будет несправедливо ущемлять ботаника.

– Вы не слышали? Нашли они что-нибудь? – спросила Авесса.

Капитан не стал делать вид, что не понял. Всё равно привяжется как банный лист.

– Охота через два дня, – буркнул он, – можете понаблюдать.

До обратного рейса на Землю оставалось три недели, и капитан мог позволить себе быть великодушным. Тем более, в отделе санобработке не выдвигали никаких ограничений по мерам безопасности. Химикаты были безвредны для землян.

– А всё-таки жаль саламандр, – сказал Зорка. Его лицо было серьёзно, даже печально.

– Вы так и будете всё время о чём-то жалеть? – усмехнулся Просов. – Мы тут ничего не можем сделать. Старик припёр нас к стенке. Лес попросил избавить его от саламандр. Они уничтожают деревья, посевы… Риллеане и так у нас ничего не просят, это исключение. Возможно, они в будущем пойдут нам на уступки.

– Да, думаю вы очень удивились, когда вождь стал цитировать вам Кодекс об инопланетниках? – спросила Авесса. – Лично я думала, что у них нет письменности.

Просов скривился. Вождь, небольшого росточка старичок с кожей нежно-лимонного оттенка, как у всех пожилых людей его расы, в решающей беседе с Советом экспедиции выказал такое знание межпланетных законов, что люди только диву давались. Права аборигенов по Кодексу старик изучил блестяще. Обязанностей же для инопланетников с низким уровнем развития там не предусматривалось вообще. Вождь с лёгкостью цитировал целые параграфы. А ведь в начале контакта, когда он со свитой являлся на корабль и просматривал материалы, предоставленные для удобства в разных формах – от древних книг до аэровизов, у всех создалось впечатление, что он просто любуется забавными закорючками и картинками. На вопросы о таком неожиданном прогрессе вождь с простодушной улыбкой отвечал одно: «Мне Лес подсказал».

Лес, покрывавший почти всю планету, был кормильцем аборигенов, и они относились к нему с трепетным почтением. Говорили, что связь между риллеанами и Лесом осуществляется через посланников-вождей. Сами посланники-вожди по глобальным вопросам советовались друг с другом тоже через зелёного покровителя. Поскольку вождь в соответствии с Кодексом имел право запретить исследования на планете, оставалось только строить догадки об истинной роли и свойствах Леса. Некоторые скептики думали, что значение Леса сильно преувеличено туземцами в каких-то неведомых землянам целях. Чудом было то, что вожди (и, надо полагать, Лес) разрешили создать на Рилле станцию с ограниченным количеством персонала. Ларчик открывался просто: всесильному Лесу требовалась помощь. Единственным врагом леса были саламандры – плазмоидные субстанции, возникающие в горных областях планеты и неожиданно и агрессивно набрасывающиеся на Лес. Авесса и Зорка придерживались мнения, что саламандр для начала неплохо было бы изучить, но вождь, когда ему высказали эти просьбы, упрямо морщил длинный, похожий на хоботок, нос. Просову нравилось наблюдать за танцующими саламандрами, но иметь их рядом с собой он бы не рискнул. И теперь история близилась к завершению. Вождь не дал им возможности изучить саламандр, но когда исследователи безрезультатно перебрали кучу вариантов, как избавиться от огненных вредителей, он пригласил специалиста из санобработки прогуляться в Лес, откуда тот вернулся с горящими фанатичным восторгом глазами и с готовым рецептом уничтожения плазмоидов.

Перед отлётом у Просова было много дел, но на последнюю охоту на саламандр он попал. По иронии судьбы в группе с ним оказались Авесса и Зорка. Они стояли на скале и смотрели, как флаеры санобработки гасят последних саламандр. На земле слаженно действовала команда, состоящая из людей и роботов. Они направляли шланги с подсказанным Лесом составом на высокие, в человеческий рост, бело-голубые пульсирующие образования. Те меняли размер и форму, извивались, пытаясь выбраться из ловушки, но безуспешно. За спиной Просова послышалось шуршание. Появился вождь в сопровождении нескольких соплеменников. Он опирался на руку старшего сына. На желтоватом морщинистом лице выделялись глаза с широкой фиолетовой радужкой и крошечными зрачками. Уши, покрытые длинными светлыми волосами, не стояли торчком, как у молодых риллиан, а свешивались на плечи. Вождь шмыгнул носом. Старик еле держался на слабых от старости ногах.

– Опасная работа, – сказал вождь в лингвер. Голосок у него был тонкий, но переводчик выдавал приятный для слуха баритон, – дар Леса потом будет уничтожен. Очень ядовитое зелье.

– Не сомневаюсь, – сказал Просов. Было бы невежливым отмолчаться.

– Мне кажется, вы их жалеете, – бросил вождь в пространство. Земляне промолчали.

– А вдруг саламандры ещё нападут? – перевела разговор на другое Авесса. – Пока санобработка приедет… Вы ведь разрешили оставить только наблюдателей. Неплохо бы…

– Лес говорит, их больше не будет, – перебил вождь с несвойственной риллеанам невежливостью, – нам ни к чему хранить яд.

Авесса пожала плечами и, достав из кармана тюбик, поднесла его ко рту и быстрым движением подправила любимую помаду.

– А сам Лес не может делать отраву? – не без ехидства спросил Зорка. – Он же всё может!

Вождь поднял глаза и несколько секунд разглядывал Зорку.

– Ты тоже многое можешь, твои корни очень сильны, но ты не всегда знаешь, как и куда применить свою силу.

Вождь поднял руку, домотканый рукав его зелёного одеяния соскользнул к плечу, открыв покрытую сетью вен и морщин сухую кожу. Старик ткнул пальцем в амулет на шее Зорки и тут же убрал руку.

– Это вам тоже Лес сказал? – удивился Зорка.

– Нет, это говоришь ты, – Просов мог бы поклясться, что при этом по лицу вождя скользнула ехидная улыбка, – очень часто говоришь…

– Ну, мне пора, – вождь приблизился к Просову и совсем по-земному вдруг приобнял его, – вам скоро улетать, вряд ли теперь увидимся. У меня много важных дел.

Старик дружески шлёпнул Зорку по локтю (до плеча он достать не мог), слегка пожал руку Авессе, развернулся и пошёл прочь. Сын заботливо поддерживал отца.

Глядя вслед аборигенам, Просов и его спутники проворонили момент, когда несколько саламандр чудом проскользнули сквозь цепь и кинулись к ним. Они только успели почувствовать странно покалывающие, но нежаркие прикосновения плазмоидов, как в тот же момент их накрыло влажное облако, выпущенное из шланга подоспевшим роботом.

Позже, присутствуя на разборке инцидента, Просов великодушно отказался предъявлять претензии коренастому взъерошенному сотруднику санобработки. Несколько дней пришлось полежать в больнице, но ущерба для здоровья медики не диагностировали. Авесса и Зорка тоже не подали жалобы, и работягу лишь слегка пожурили за невнимательность.

После совещания Просов слышал, как вездесущая Авесса о чём-то тихо беседует с парнем. Капитан не прислушивался, но некоторые долетевшие слова его удивили.

– Они шли свиньёй, – бормотал парень, – а потом фалангой, потом опять свиньёй!

Авесса кивала в ответ, как будто понимала, что он имеет в виду.

Через несколько недель все участники экспедиции были отправлены на Землю с основной партией землян. На станции оставалась небольшая группа персонала. Уступок в обмен на помощь вождь так и не сделал. Просова на всякий случай отстранили от полётов, но потом сменили гнев на милость.

Перед отлётом Просов ещё раз прошёлся по Лесу, вернее, только по тропинкам, ходить по которым было разрешено. Лес стоял прекрасный и величественный: стройные стволы пастельных тонов – от розоватого до светло-бежевого, ласкающая взгляд зелень самых разнообразных оттенков. По веткам ловко спустился прыгунчик – крошечный зверёк, похожий на обезьянку. Чёрные глаза, не моргая, уставились на капитана. Личико в облаке светло-голубого пуха имело комично серьёзный вид. Просов сделал к нему шаг и ступил с тропинки. Внезапно всё его существо пронзила светлая радость, она накатила, как большая тёплая волна, неся ощущение покоя. Прыгунчик взлетел к нему на плечо и заверещал. Просов сделал шаг назад и вновь оказался на тропинке. Ощущение благодати схлынуло.

– Гуляете? – Авесса появилась как всегда тихо и неожиданно.

– А вы за мной следите? – Просову тут же стало стыдно за сказанную глупость, но Авесса не обиделась.

– Да нет, я ведь тоже много здесь гуляю. А Лес так заманчив. Случайно ступил и пропал! Вы удивитесь, как много наших вот так неожиданно соприкоснулись с Лесом.

– Я просто оступился, – капитан покраснел, – хотел погладить прыгунчика.

– О, – Авесса задумчиво посмотрела на его смущённое лицо, – понимаю, они такие милые. Она протянула к зверьку руку, но тот отпрянул и легко перепрыгнул на ближайшую ветку. Наклонив головку, прыгунчик хитро поглядывал на людей: «Попробуйте, достаньте!» Но ступить на запретную территорию никто не решился.

К станции они шли вместе, и капитан поймал себя на мысли, что вездесущая ксенобилолог его больше не раздражает. Ему подумалось, что не обошлось без умиротворяющего влияния Леса.

Авессу и Зорку Просов не видел так долго, что почти забыл, как они выглядят. Поэтому он очень удивился, когда встретился с ними на внеочередном заседании Комитета по инопланетным связям.

– Полетите на Риллу, – сказал глава Комитета, – вы там уже были, вождь требует вас.

– А он ещё жив? – бестактно брякнул Просов и покраснел. Кто-то нервно хихикнул.

– А почему нет? – протянула Авесса. – Мы же даже их продолжительность жизни не знаем!

Ксенобиолог похудела, но щёчки её оставались всё такими же пухлыми и розовыми. И она поменяла причёску, а волосы приобрели медно-рыжий цвет.

– Короче. У них проблема, – глава Комитета развёл руками. – За что боролись, на то и напоролись.

– Так часто бывает, – вставил Зорка. – Но выбора-то у нас не было!

– Вас никто не обвиняет, – заметил чиновник сухо.

***

С орбиты было видно, что Лес очень болен: ржаво-коричневые пятна испещряли некогда зелёные пространства.

– Саламандры были союзниками Леса, – сказала Авесса, подходя к иллюминатору и становясь бок о бок с Просовым, – жаль, он не хотел об этом думать.

– Раньше больные и слабые деревья уничтожались саламандрами. Теперь же они отравляют своих собратьев, – раздался тихий голос Зорки. Просов оглянулся и кивнул.

– Вождь боится, что Лес скоро совсем погибнет, они пытаются вырубать заражённые деревья, но их силы слабы, – по лицу Авессы пробежала печальная тень, – а других саламандр уже нет, нет, нет…

– А что мы можем сделать? – в который раз обратился к ним Просов. – И разрешит ли теперь Лес его исследовать, чтобы создать лекарства, ведь обычный огонь его не берёт…

– Не берёт, – как эхо повторил Зорка.

***

Деревня аборигенов стояла на том же месте, но теперь среди высохших, уродливо переплетённых в агонии стволов и веток погибших деревьев.

Вождь вышел навстречу землянам. Сын всё так же почтительно поддерживал отца. Вождь не постарел ни на один день. Сморщенное лицо расплылось в почти земной улыбке.

– Прибыли! – сказал он просто. Переводчик включать не пришлось. Старик чётко и правильно говорил на юнилингве.

– Мы не могли не прибыть! – воскликнула Авесса. – Но почему вы попросили прислать нас?

Вождь некоторое время молчал, его длинные чуткие уши слегка подрагивали.

– Вы сами знаете ответ, – сказал он, наконец.

Просов пошарил в кармане куртки, его руки нащупали маленький металлический предмет. Вот она, жемчужина его коллекции, изящная старинная зажигалка, благодаря репутации и заслугам капитана и вопреки запретам путешествующая через границы и таможни. Он вынул блестящую безделушку и несколько раз подбросил её на ладони.

Зорка, улыбаясь, стащил с шеи заветный амулет.

Авесса повела плечиком, порылась в сумке для забора образцов и достала оттуда тюбик губной помады.

Почти одновременно они сделали быстрые движения, и вот три маленьких саламандрика взмыли в воздух из трёх столь разных предметов.

– Амулеты не проверяют, чувства верующих и всё такое – хмыкнул Зорка.

– Губную помаду, тем более, в потёртом тюбике – тоже… Личное пространство женщины, – усмехнулась Авесса.

Просов изумлённо уставился на спутников, затем перевёл взгляд на вождя. Старик стоял, задрав голову, и любовался тремя язычками пламени, парящими над ними.

– Значит, мы вас правильно поняли, – сказал Просов.

– Да, – коротко ответил вождь.

Саламандрики, трепеща на ветру, поднялись выше и понеслись в сторону изуродованного Леса.

Вождь кивнул землянам, повернулся и в сопровождении сына направился к дому. Он уже скрылся за пологом, закрывавшим вход, а трое землян всё ещё стояли и смотрели ему вслед. Смотрели вслед единственному существу, сумевшему обмануть своего Бога ради его же спасения.

Дон Педро и Лунная Роза

Кто не знает славного дона Педро, отважного мустангера, грозу прерий. Любой койот при стуке копыт его верного Грома поджимает хвост и пытается убраться с глаз долой. А уж как ненавидят дона Педро благородные мустанги! Сколько их собратьев было поймано бесшабашным храбрецом, уведено в неволю и укрощено. Негодующе ржут свободолюбивые кони, гневно укоряя своего бывшего сородича Грома за то, что предал мустангов. А ведь его отец был вожаком, мудрым повелителем огромного стада! Но нет на просторах Техаса животного быстрее Грома, и дон Педро каждый раз торжествует победу. Особенно любит дон Педро укрощать диких лошадей. Для этого всегда носит он за поясом кнут из самой лучшей кожи. Сам мустангер на вид неказист. Даже не верится, что такой замухрышка умеет кидать лассо. А уж как жаден этот маленький толстый человечек! Другие мустангеры собираются в группы, вместе преследуют и загоняют табун в кораль. Дон Педро же всегда работает один. Зато делиться ни с кем не надо. Да и слава самой верной руки Техаса, самого зоркого глаза и смелого одиночки, чего-то стоит.

Но встретил как-то дон Педро прекрасную донну Розу, дочку гордеца-плантатора дона Хосе. Ах, как она была прелестна в белом муслиновом платьице, когда шла в церковь в сопровождении строгой тетушки, и кружевной зонтик плыл над ее хорошенькой головкой, увенчанной скромной шляпкой из итальянской соломки. Отец донны Розы был богат и знатен, и с его помощью дон Педро мог сделаться ещё богаче. Старый напыщенный дурак дон Хосе сначала и слышать не хотел о таком зяте, но дон Педро скрепя сердце рассказал ему о своих накоплениях, об удачных сделках с акциями железной дороги и нефтяной компании. На эти деньги можно было купить большой участок по соседству и построить красивый дом с белыми колоннами. И ещё на многое бы хватило золота славного дона Педро, покорителя мустангов!

Когда дон Хосе объявил дочери о своём решении, донна Роза сначала побледнела, потом покраснела. Затем её нежная кожа приобрела свой обычный вид, схожий по цвету с лепестками самой розовой розы Техаса. Дон Хосе упрямо нахмурился. И девушка поняла, что отец не отступит. Она нервно затеребила концы шёлкового пояса с вышитыми на нём розочками, и по её щеке, как капелька росы, стекла слезинка.

– Хорошо, – сказала она, наконец, – но я хочу попросить жениха поймать для меня мустанга по моему выбору.

– Плутовка! – засмеялся успокоенный отец. – Наверняка ты хочешь такую же кобылку, какую купил у дона Педро отец твоей подружки Хуаниты. Неплохое условие! А я-то думал, что ты у меня в облаках витаешь, как мой полоумный братец Мигель! Всё учёного из себя строит, в Египет этот ездит вместо того, чтобы делом заниматься! А ты его бредни слушать рада. Нет, выйдешь замуж, бросишь с Мигелем часами болтать!

Со смехом он вышел из комнаты, со смехом спустился в гостиную, где ждал его дон Педро, и рассказал о желании невесты.

Дон Педро приосанился и подкрутил усы: «Я готов поймать для донны Розы любого мустанга!»

Тут к мужчинам вышла донна Роза. Она усмехнулась и сказала жениху:

– Вот и прекрасно! Вы ведь слышали легенду о Лунном мустанге? Каждое полнолуние он спускается с Луны и скачет по прериям. Стука его копыт не слышно, глаза горят ослепительным белым огнем, хвост и грива подобны серебряной шёлковой пряже. Если вы, храбрый дон Педро, поймаете мне этого мустанга и приведёте к парадной лестнице нашего дома, я тут же выйду за вас замуж.

– Хе-хе, – проскрипел дон Педро. – Слышал я эту легенду, и до полнолуния как раз два дня осталось. Будет вам лунный мустанг! – а про себя подумал. – Есть у меня на примете одна белая кобылка. Приведу её капризнице, и пусть скажет, что она нехороша! Как есть, за лунную сойдет!

Он уже давно примеривался к табуну, в котором ходила белая красавица-лошадка.

Донна Роза опустила глаза, и по её губам пробежала загадочная улыбка.

В полнолуние выехал дон Педро на охоту. Он взял с собой путы, любимый кнут, плеть, лассо и пистолет. Ехал он и думал, как поймает серебристую лошадку, как смирит её гордый нрав, как покорно пойдет она за ним в жёсткой узде.

Луна взошла, в прериях было тихо, только слышался изредка шелест травы под лапками ночных зверьков. Одному ему известными тропками долго пробирался дон Педро по безлюдной равнине, вот уж и Гром насторожился, поднял голову, высматривает в появившемся на горизонте табуне мустангов серебристую кобылицу.

Светло как днём в прериях, а табун пасётся, не видит опасность – копыта Грома предусмотрительно обмотаны ветошью, да и заходят они с подветренной стороны. Потёр руки дон Педро, погладил кнут, как вдруг послышался с неба легкий звон, как будто хрустальный колокольчик зазвенел. Поднял мустангер голову и онемел. Спускается с лунного диска сияющий конь, точь-в-точь, как донна Роза описала. Подскакал белоснежный красавец к кобылке, загородил своим телом, вскинул голову и заржал. И почудилась дону Педро насмешка в его ржании.

– Ну, погоди! – обрадовался дон Педро. – Не мог он с Луны упасть, это мираж, слышал я о таких. Я-то думал, что гнедой тут вожаком, ан нет, вот удача-то привалила!

Пришпорил дон Педро Грома, и верный конь как ветер полетел к Лунному жеребцу. Тот погоню совсем близко подпустил, развернулся и поскакал. Мчатся они по прериям, а сзади колокольчики позванивают. Оглянулся дон Педро – скачут за ним две такие же лунные лошадки. Вот еще одна с Луны упала и сразу с места в карьер – погоню догонять. Так и летят они по равнине – впереди красавец – Лунный конь, за ним с лассо наизготовку дон Педро, а сзади лунный табун. Только дыхание Грома и дона Педро в тишине слышно, и колокольчики всё звенят и звенят.

Всю ночь гонялся дон Педро за Лунным конем. Даже неутомимый Гром устал. Из последних сил копытами бьёт, а дон Педро плетью его нещадно погоняет. Вот уже рассвело, а жеребец всё в руки не дается. Остановится, подпустит Грома поближе, дон Педро только примерится лассо кинуть, как Лунный конь отпрыгивает и вперёд уносится. Солнце припекать начало, а дон Педро уже как безумный. Лассо кидает, но всё мимо, как будто петля сквозь коня проскальзывает. И видит дон Педро, бежит его добыча прямо к плантации дона Хосе, вот уж и ограда, и ворота открытые. Конь через ограду легко перемахнул и к дому поскакал, а дон Педро в ворота въехал – Гром-то еле ноги передвигает, уж и плеть не помогает.

А во дворе перед домом и на мраморной лестнице народ собрался: соседи съехались помолвку донны Розы отмечать. Но дон Педро ничего не видит – только серебристой пряжей конский хвост перед его глазами вьется. Обскакали они дом несколько раз, дон Педро лассо кидать пробует. Вдруг слышит он смех громкий – гости хохочут, даже напыщенный дон Хосе смеётся-заливается. Поравнялся тут дон Педро с мраморной лестницей, на которой донна Роза в белом платье стояла, и в последний раз лассо кинул. Вот повезло, наконец, затянул-таки он лассо на шее коня. Дон Педро кнут схватил и с Грома спрыгнул. А гости всё хохочут, за бока хватаются. Только донна Роза молчит. Смотрит дон Педро, а в лассо-то Феличе барахтается, любимый белый кот донны Розы. Вот дьявольское отродье! Мяукнул Феличе, выпутался из петли и к донне Розе на руки прыгнул. А гости так и смеются, остановиться не могут. Надо ж, позор такой, мустангер, герой прерий, всю ночь за домашним котом прогонялся! А вот и три маленькие фурии, кошки донны Марии, матушки донны Розы, подоспели – зашипели, хвосты подняли и на мустангера прыгнуть готовы. Дон Педро от стыда и злобы за пистолет было схватился. Тут донна Мария не выдержала.

– Не нужен мне зять такой, который за кошками с лассо гоняется! – сказала, как отрезала. – Идите ко мне, мои хорошие!

И велела служанке молока кошечкам налить. И гости тут понемногу успокаиваться стали.

Дон Педро злобно кнут отбросил, пистолет убрал, гостям кулаком погрозил и поплелся, куда глаза глядят. А донна Роза своего котика по голове погладила и в доме скрылась. Гости подумали, переживает невеста, что выгодный жених перед всеми опозорился, и деликатно удалились. И в прериях тактичные люди есть.

Говорят, что дон Педро свои акции продал и в Калифорнию подался – купил там себе дом на берегу океана и розы выращивает. Сорт «Лунная Роза», может, знаете? Сама такая бледно-розовая, нежная, а шипы ого-го!

Грома потом в табуне мустангов видели, бегает он все с одной кобылкой белой – хитрый такой табун, никто его изловить и не берется. А донна Роза замуж за соседа вышла – парень такой хороший, добрый, хоть и не такой богатый, как дон Педро. И читать любит, совсем как донна Роза. Как увидел в комнатке у донны Розы фигурку кошки, так сразу и угадал.

– О, – говорит, – милая Роза, это у тебя статуэтка Бастет, египетской богини Луны.

– Дядя Мигель с раскопок из Египта привез, – улыбнулась мужу донна Роза, – она мне удачу приносит!

Без снега

Старик закашлялся и бросил на землю окурок. Дед стоял в берёзовой роще, и голые ветви деревьев с прилепившимися там и сям остатками пожухлой листвы, уныло поскрипывали над его головой под порывами зимнего ветра.

– Хм, – раздалось из-за чахлого куста.

Дед вскинул видавшую виды винтовку и прищурился.

– А ну, покажись! – крикнул он осипшим голосом.

Из-за куста вразвалочку вышел крупный Серый Волк

– А, это ты, – разочарованно протянул старик.

– О, да, мой добрый друг. Это я, – ответил Серый Волк слегка насмешливым тоном. – И опусти, пожалуйста, это ужасное творение незабвенного Хайрема Бердана. Полковник отправил бы тебя на гауптвахту за небрежное обращение с оружием. Затвор-то совсем износился.

– Надсмехаешься, серый, – беззлобно сказал старик, – смотри-тко, весна-красна приближается, а снега-то и нет…

– Да, дела, – кивнул матёрый хищник, – половодья не дождёмся. А как славно разливались вешние воды в былые времена.

– Талая вода, талая вода, – запел было старик, но снова закашлялся и замолчал, грустно созерцая сиротливые стволы русских красавиц.

– Да, любезный друг… – продолжал ностальгировать Волк. Теперь любому стало бы ясно, что угрожающая внешность зверя всего лишь маска, за которой скрывается тонкая романтическая натура. – Как мы жили, как мы жили… По весне деревья в талой воде стояли, такой простор, такая мощь!

– Выйдешь на природу, лодчонку наладишь – и вперёд, по низкой волне! – подхватил старик. Он опустил берданку и другой рукой потрепал Волка по тёплому загривку.

– Ты спасал, а потом я до следующей весны сыт был, – вздохнул хищник. – Ну ладно, друг, пойду я. Волчица заждалась.

Друзья серьёзно, по-мужски, попрощались, и волк затрусил рысцой и вскоре затерялся среди деревьев.

С подветренной стороны за сценой наблюдала небольшая группа зайцев.

– Старый лицемер! – заметил старший по возрасту заяц, раздражённо постукивая лапой. – Ну что, пора, пока ветер не переменился.

– А долго нам ещё? – спросила изящная молодая зайчиха, грациозно шевельнув ушком.

– Да, далековато, – произнёс заяц. Он оглядел сородичей и остановился взглядом на самом маленьком зайчонке. Подумав, вожак подхватил его на закорки. В воздухе мелькнули трогательные розовые пяточки детёныша.

– А куда мы идём? – пискнул малыш.

– В заповедник идём, детка, – ответил заяц, – «Лукоморье» называется.

– Там хорошо, волк бурый есть, но он царевной занят, прикормлен, – подхватила старая зайчиха, – и охрана солидная, ни один браконьер не сунется! Тридцать сотрудников – витязи хоть куда!

– О, а мы пешком пойдём? – закапризничала молодая зайчиха. Её ушки задвигались ещё кокетливей.

– Где пешком, а где поедем, – буркнул вожак и с решительным видом поскакал в известном ему направлении.

– А как поедем? – не унималась капризница, устремляясь за ним.

– Как всегда, зайцем, – бросила старая зайчиха.

На ходу пререкаясь, заячья компания прыгала всё дальше и дальше.

Дед Мазай, притоптывая озябшими ногами, двигался к дому. Преклонный возраст давал о себе знать, и старик потеплее закутался в заячий тулупчик.

Словно в насмешку ветер бросил ему в лицо несколько редких снежинок.

Дашино счастье и чувырла

Тонкая Даша сморщила маленький носик: «Ну и чувырла!» Ну, Петька, что за балбес! Такие новости от Катерины узнавать. Лучшая подруга называется. А поди ты, в глазах восторг и удовольствие!

Собственно говоря, чувырлу Даша еще не видела. И бывший одноклассник Петька ей по барабану был. Но как он посмел вычеркнуть себя из списка ее поклонников? Чудеса!

После окончания школы прошло пятнадцать лет, красивая Даша успела найти-бросить с дюжину кавалеров. Они не очень-то и горевали. Обзаводились семьями и забывали коварную Дашу. Теперь, когда даже Петька, дурак и урод, исчез из ближнего круга, Даше только и оставалось утешать себя, что чувырла не самый ценный приз, и когда-нибудь кто-то сильно пожалеет об опрометчивом поступке. Петька вывез невесту из командировки, из глухой провинции. Филолог он по образованию, говором каким-то заинтересовался – и вот результат. Что за работа дурацкая – денег с гулькин хрен и еще вот напасть – невеста без места! И Дашу на свадьбу не пригласил, да. Правильное, но отчего-то обидное решение.

Когда Даша все-таки познакомилась с Аграфеной, то чуть не фыркнула ей в лицо. Веснушчатое, грубоватое, с простым носиком картошкой. Чувырла была крепко сбита, приземиста и вполне уверенно шагала по столичной земле на коротких ногах. Но пышные рыжие волосы сильно ниже талии сглаживали недостатки. Даша не могла этого не признать. Собственная шевелюра, истерзанная дорогущими красками и средствами для укрепления волос, поредела и почти не подавала признаков жизни. Аграфена болтала так, словно боялась, что ей в любой момент велят заткнуться. Стрекотала как сорока. Но Петька обрывал молодую жену реже, чем хотелось Даше. Но Даша и так взяла свое, умела себя преподнести – говорила медленно, как будто вот– вот заснет, томно тянула гласные, стряхивала пепел на якобы самовышитые Аграфеной салфеточки. Такие салфетки она видела на развалах «все по 10 рублей», но очувырленный Петька верил.

Сибирские пельмени в исполнении Аграфены по вкусу смахивали на те бесформенные комки теста с вываливающейся из них как бы мясной субстанцией, что однажды случайно и от отчаяния купила Дашина мама в период дефолта. Даша к плите никогда не подходила, благо её всегда кормили – за деньги или из родственных чувств, но потыркала скользкие комки и заметила: «Яиц маловато». Чувырла скосоротилась, Петька покраснел. Ну и пусть знает!

Ирина Саввишна, деликатная Петькина мама, подбодрила невестку: «Ты, Грунечка, к сибирским яйцам привыкла. У нас яйца не такие содержательные!»

«Это точно! – брякнула Аграфена. – Сибирские яйца и поболе будут, и желтки ядрёнее!»

«А ты классная!» – расхохотался тут Петькин приятель Вадим. Даша на него никогда надежд не возлагала и планов не строила, но все равно сделалось неприятно на душе.

Похвалил бы он Катерину – так сколько угодно, пожалуйста! Катерина своя, золотая девочка, хоть и щучка. Всегда при параде и фигурка модельная. Правда, когда леггинсы наденет – ну вешалка вешалкой. И ноги кривые, и между ними проем арочный. Триумфальная на марше, хи-хи. Цокает цаплей на тонких длинных ногах. Ей обтягивающее совсем не идет. А Груня этак скромненько в длинной юбке, прям хоть сейчас на богомолье. Только голову прикрыть остается. Волосья до попы спадают, все недостатки скрывают. Кто ее знает, что у нее там, на спине – жировые валики или сколиоз запущенный. Шифруется! Петька ж дурак наивный, что он в женщинах понимает?!

Даша налегала на коньяк, поэтому домой ее отвозил Вадим, дотащил до дверей квартиры, но в комнату занести не захотел. Не вышло у него красиво, не тот кадр, не тот. Передал пьяненькую Дашу на руки отцу. Подумал бы, что не молод уж отец дочерей на себе таскать. Маман прибежала, помогла, вдвоем Дашу кое-как на югославскую кроватку уложили. Даша хоть и худенькая, но жилистая. Мышцы тяжелее жира, если не знаете! Фитнес-здоровье – наше всё! И плевать на Петек и Вадимов этих слабосильных.

А Груня таки перкати-полем оказалась. Подбила Петьку в грин-кард поиграть. И, поди ты, получилось! Сейчас в Силиконовой долине космами рыжими трясёт. Диплом у нее какой-то всплыл, играми занимается, хакерша недоделанная. Им бы в ФБР или ЦРУ поинтересоваться, как она гринку получила. Чувырла Петьку быстро пристроила с детьми сидеть. И сидит как миленький. Правда, не со своими. Занимается с чужими малявками русским языком, чтоб не забывали историческую родину. Родителям-то недосуг, деньги зарабатывают. Но Петька доволен, потому что всегда дураком был. Педагог! И Даша теперь чувырле даже благодарна. И когда Ирину Саввишну видит, особенно ласково здоровается. И та ей тоже счастья и жениха хорошего желает.

Компенсация

Выйдя из анабиоза, доктор Ли увидел у своего изголовья не последнюю жену, красавицу Памелу, а третью – Энн, бракоразводный процесс с которой основательно опустошил его карманы почти 30 веков назад.

«Здравствуй, милый! – нежно произнесла она, поправляя подушку. – Я решила заморозиться вместе с тобой! Пам струсила – она тебя никогда не любила!»

Ли проигнорировал последнее замечание. Профессора переполняла радость: если его разбудили, значит, грандиозный проект «Блиц-эволюция» все-таки увенчался успехом.

Три тысячи лет назад к далекой планете, названной Памела, отправился зонд с биоматериалом и зашифрованными данными о земной цивилизации. И теперь с дряхлого спутника, дежурившего на орбите планеты, пришел сигнал: разумные существа, возникшие в результате смелого биотехнологического эксперимента, достигли стадии Контакта. Профессору предстояло первым ступить на Памелу и обнять детей Земли.

Руководитель проекта провел с ним приватную беседу.

«Я настоятельно советую закинуть удочку насчет компенсации! – подчеркнул он. – Вы же предоставили для эксперимента свой биоматериал! Я надеюсь, что вы позаботитесь и о привилегиях для нашей организации. Мы затратили огромные средства, так что, сами понимаете…»

Почти те же слова услышал профессор потом и от других сотрудников – все дружески улыбались, поздравляли, а потом поодиночке отводили его в сторонку и намекали на свои заслуги в реализации проекта. В глазах их при этом явственно читался вовсе не научный интерес. Прозвучали и предложения основать акционерное общество по освоению природных богатств Памелы… Ли сначала не знал, как реагировать, но после долгих размышлений почувствовал даже некоторое раздражение. Вот лично ему компенсация не помешала бы! Он бескорыстно принес себя в жертву науке, лежал в анабиозе более 30 веков, а все вокруг разевают клювы, как голодные птенцы! Ему и ласковое поведение Энн казалось теперь подозрительным. А любит ли его на самом деле эта алчная женщина?

Наконец, сопутствуемый пожеланиями удачи, Ли в одиночку отправился в путь. Весь полет профессор обдумывал, что же сказать потомкам.

Умный корабль сам нашел посадочную полосу и приземлился у длинного серого здания. Ли спустился по трапу и оглядел окрестности. Из здания вышли две фигуры. Доктор взволнованно шагнул вперед.

Ли был обескуражен их видом, но быстро пришел в себя. Пути эволюции неисповедимы. Главное, его потомки разумны.

– А, папуля, – произнес второй ящер без особой радости в голосе, – ждали, ждали!

Они решительно направились к кораблю. Профессор так и остался стоять с раскрытым ртом. Ящеры действовали быстро. Спустя несколько минут детки вернулись. В лапах второго ящера Ли увидел несколько бутылок «Наполеона».

– Контрабанда! – ухмыльнулся первый ящер, шелестя бумажками.

– Так это я для вас, за встречу! – растерялся доктор.

– Все вы так говорите! – отмахнулся ящер. – Спиртное конфискуется, а вы выдворяетесь за пределы планеты!

Заталкивая ученого в корабль, один из сынков заметил:

– Скажите спасибо, что мы не требуем компенсацию за контрабанду биозонда!

– Да что вы такое несете?! – возмутился Ли. – Вас тогда и на свете-то не было! Закон обратной силы не имеет!

– Казуистика! – парировал памелианский бюрократ и захлопнул люк.

Еще до прибытия на Землю профессор опустошил все запасы алкоголя, не обнаруженные его неблагодарными детьми.

Гурия

Бутов, чертыхаясь, встал с гостиничной кровати и высунул голову в окно. Внизу колыхалась голубиная стая. Маленькая старушка стояла перед дежурным портье и с кроткой улыбкой крошила птицам хлеб.

– Твою мать, – орал портье, наступая на старушку, – здесь не птицеферма!

Применять силу он остерегался – из старушечьей сумки торчали вязальные спицы.

Ругательства сыпались на безответную бабушку, и Бутову стало жаль ее. Он подумал и, зайдя в туалет, выудил из корзины маленькую консервную банку из-под венгерского гусиного паштета.

Бутов подкрался к окну и, взглядом опытного инженера рассчитав траекторию, метнул снаряд. Послышался шелест крыл, засим воцарилась тишина. Портье молчал, старушка тоже не подавала признаков жизни. Бутов не утерпел. Отогнув занавес, он выглянул во двор. Задрав голову, портье шарил по окнам хищным взглядом. Рядом застыла старушка, прижав к груди пакет с кормом. Портье увидел бледное лицо Бутова и ухмыльнулся. Инженер метнулся назад.

– Гули, гули, – раздался с улицы тонкий старушечий голос, – гуленьки мои!

Бутов ждал, что скажет портье, но тот не отзывался.

Через несколько минут в дверь постучали. Пришлось открывать.

Портье поклонился:

– Ваша баночка?

– Да, случайно выронил, – сказал Бутов и взял злополучною банку.

– Я ждал тебя долгие годы. – Бутов с ужасом услышал в голосе портье слезливые нотки. – И вот, ты пришел!

– Что? – спросил инженер, вытаращив глаза на психа.

– Паштет, здесь был паштет! Понимаешь?

Бутову стало по-настоящему страшно.

– Да, паштет, – сказал он деревянным голосом. – И что?

– Я пришел поблагодарить тебя и попрощаться! Злобная Гурия наложила на меня заклятье. Она сказала, что я смогу убежать от нее только в банке из-под паштета, которая должна попасть мне прямо в руки, причем я не имел право купить ее сам, попросить или намекнуть, чтобы мне ее дали! Гурия следила за мной, издевалась.

– Да какая гурия? – вскричал Бутов. – Не знаю я никакой гурии!!!

– Старуха, та злобная старуха, – забормотал портье, – зовут ее так!

Инженер почувствовал настоятельную потребность оказаться как можно дальше от чокнутого. Он было кинулся в туалет, но портье успел протиснуться вслед за ним.

– По воде уйду, как верно! – сказал он восторженно. – Брось меня туда!

На глазах изумленного Бутова портье превратился в дымное облачко, тут же втянувшееся в банку. Крышка захлопнулась.

– Бросай! – раздался изнутри приглушенный голос.

Бутов взял банку и швырнул в унитаз. Спустил воду.

Пошатываясь, он вышел из туалета, и ноги сами понесли его к окну. Старушка стояла там же. Она вскинула голову и взглянула инженеру в глаза.

– Не будет тебе контракта. Жди, когда рак на горе свистнет!

С этими словами Гурия удалилась. Бутов долго глядел ей вслед.

Двумя часами позже он докладывал о своем проекте дирекции комбината. Заказа Бутов не получил.

Проекция

Я разбила коленку и пошла к врачу. Дедушка, конечно, был бы против. Он почему-то решил, что я должна лечиться в одной и той же клинике у одного и того же врача. До сегодняшнего дня я так и делала. Доктор Джонсон мне нравился, он всегда улыбался и объяснялся со мной на равных. Его смешливая ассистентка восхищалась моими светлыми волосами, угощала конфетами и называла «ангелочком». Дедушка говорил, что мне тоже надо со временем стать врачом – хотя бы из уважения к доктору Джонсону и, конечно, к дедушке.

Мой дедушка был известным в городе человеком. Он несколько раз в неделю заглядывал в свой Институт как консультант и получал неплохие деньги. А то, как бы он мог воспитывать меня один, после трагической гибели моей мамы в автокатастрофе! Папы у меня не было – дедушка никогда о нем и не вспоминал. Я ходила в школу, где учились дети сотрудников Института. Я не была душой общества и первой красавицей, но с одноклассниками ладила отлично. Их родители относились ко мне подчеркнуто ласково. Жалели бедную сиротку. Но, благодаря дедушке, я никогда не чувствовала себя таковой. Конечно, хорошо было бы иметь маму и папу, но что поделаешь

Я никогда ничем не болела, но дедушка запретил мне заниматься спортом из-за, как говорил доктор Джонсон, слабых косточек. Наверное, у меня в организме чего-то не хватало. А дедушка не хотел рисковать. Он обожал мою покойную маму, и я была его единственным утешением.

А с врачом так вышло. Ковыляла я по улице, а джинсы в месте ушиба начинали намокать от крови. Болело довольно сильно, хотя я стойкая к боли, и доктор Джонсон меня всегда за это хвалил. И тут я увидела табличку на одном из домов – имя мне показалось знакомым. Доктор Снэк, если не ошибаюсь. Ну и фамилия! Сразу вспомнила, что Элиса, моя подружка-мексиканка, к этому доктору с переломом руки ходила и очень хвалила. Я и зашла в дом, в приемной на мое счастье никого не было, и дверь в кабинет была полуоткрыта. Я туда – шасть. Симпатичный доктор (жаль, что старый!) сидел за столом и читал газету. Я-то знала, что он не так давно в нашем городе и клиентуры еще не наработал. Поэтому газетки почитывал в ожидании. Я представилась, свой номер сказала. Все свои данные я наизусть помнила. Дедушка так велел. Сначала доктор этот было заикнулся, что надо позвонить родителям, но на мою коленку взглянул и заспешил – отвел меня за ширмочку, я села на кушетку, стала джинсы снимать, но они к коже прилипли, вот беда! Он тогда осторожненько так штанину спустил. Совсем не больно. Вот права Элиса. Золотые руки у него. Посмотрела я, а с коленки уже струйки стекают. Здорово я саданулась! Он стал рану обрабатывать и вдруг как вздрогнет. Нет, не сильно вздрогнул, конечно, руки только слегка задрожали. Но я к таким вещам очень чуткая. Он немного крови на стеклышко намазал и отложил. Коленку перевязал, все как положено сделал. «Подождите, мисс, – сказал. И вышел из кабинета. Пошел в другую комнату, там у него лаборатория, как Элиса говорила. Все самое новое. Минут через десять доктор Снэк вернулся. Улыбнулся мне, но лицо какое-то напряженное. Потом говорит: «Мисс, а вы не профессора Тейлора дочка?» Я так и прыснула: «Нет, не дочка! Я внучка!» Еще чего! Дедушка все-таки старый. Ему почти 50! А доктор Снэк головой покачал: «Ну ладно, идите и больше не падайте. И передавайте привет дедушке». А я сдуру ляпни: «А от кого?» Он засмеялся: «А вы читать умеете, мисс? У меня на дверях написано». Потом дал мне визитную карточку и сказал ласково: «Не обижайтесь, мисс Тейлор. Я вашего дедушку когда-то знал». Я поболтать люблю и спросила тут же: «Ой, а маму мою вы знали? Барбарой ее звали». Он вздохнул: «Давным-давно, милая!» Я тоже вздохнула, так сразу грустно стало! Я ему и сказала: «Я маму не помню. После катастрофы я в коме лежала, ничего вообще не помню. Поэтому дедушка так надо мной трясется. Я ж чудом жива осталась!» Он глаза отвел: «Ну, идите, мисс. Только поосторожней». Жалко как. А я хотела с ним о прошлом поболтать. Ну ладно, мы распрощались, и я домой потопала. Обидно только, что джинсы светлые, пятно противное в глаза бросалось. А я аккуратность люблю. Всегда все с иголочки.

И уж не знаю почему, но дедушка разволновался. На коленку даже не посмотрел, а пошел звонить этому доктору. Дедушка мне сказал, что он не Снэк, а Шнак, вроде бы из Германии еще ребенком сюда приехал. Вот потеха с этими немецкими именами! Ну, я книжку почитала, потом села фильм смотреть. Про злобных монстров. Как они нашу Землю поработить хотят. Шум, грохот, героиня, как я, блондинистая. Ура! Спасли Землю в который раз! Я вышла из комнаты и спустилась вниз. Ба, а в гостиной этот Снэк-Шнак с дедушкой. По креслам расселись и тихо беседуют. Этот новый доктор, пожалуй, постарше дедушки будет.

«О, – сказал дедушка, – вот и Вики пожаловала». Я к ним подошла и солидно так предложила: «Что-нибудь выпить желаете?» Они аж подскочили. «Да, – говорит доктор Шнак, – маленькая хозяйка Большого дома». Я присмотрелась, вроде слезы у него на глазах. А дедушка странно так засмеялся: «Иди-ка ты, милая Вики, в саду цветы полей. Мы давно не виделись. Поговорить надо. Тебе с нами скучно будет»

Я пошла в сад. Но любопытство разобрало. Я под окошко прокралась. Эх, слишком тихо. Только вдруг доктор Шнак печально так протянул: «Да, Генри, я вот моя Лореляй-то умерла». Дедушка ахнул, потом сказал что-то. Ну, дальше я не услышала. Смотрю, в наш сад Элиса заходит, на поводке у нее какая-то помесь собаки с крокодилом. Так что заболтались мы с Элисой, со зверюшкой поиграли, и я так ничего и не узнала.

После ухода гостя профессор Тейлор сел в кресло и задумался. Он так давно не курил из-за Вики, что совсем забыл, как сильно может хотеться курить. А сигарет в доме не было. Он подошел к бару и налил себе немного виски. Налил аккуратно, как наливал когда-то реактивы в своей лаборатории, не доверяя лаборантам. Как он мог сказать Юргену правду… И сегодня они ходили вокруг да около, и никто не решался выложить все, что лежит на душе.

Проект «Проекция». Смешно звучит. Они были тогда намного моложе. Он, вдовец с дочкой Барбарой, и его друг и ассистент Юрген, с элегантной женой Соней и малышкой Лорой. До закрытия проекта они успели сделать несколько удачных опытов, в том числе создать проекции собственных дочерей – не зря профессора Тейлора считали гением биотехнологий. Только проекции взрослых почему-то не получались – они не раз пробовали спроецировать самих себя, но клетки упорно сопротивлялись. «Против природы не попрешь, – говаривал он в те годы. – Но попытаться можно». А потом проект закрыли. Пришлось переключаться на другие направления, но тогда профессора Тейлора это не слишком огорчило – идей у него было много, и все манили интересными перспективами и могли быть реализованы без протестов общественности и запретов.

Нелепая, дурацкая авария. Скользкая дорога, высокая скорость. Соня везла Барбару и Лору с детского спектакля. Лора была восхитительна в роли Принцессы – хрупкая, голубоглазая, белокурая. Она, наверное, вся извертелась, предвкушая, как расскажет о своем триумфе отцу и дяде Генри.

Даже сейчас страшно вспоминать… Неизвестно, кому первому пришла в голову эта идея. Директор Института, пряча глаза, сказал, что лаборатория законсервирована, а преокт закрыт. Вызывал их к себе и чин из Министерства. Стандартные фразы: «государственные интересы», «я сочувствую вашему личному горю», «деньги налогоплательщиков» слетали с его уст, но ученые не слушали его… Однако Генри не стал говорить другу, что директор подошел к нему через пару дней и со вздохом облегчения поведал: на самом-самом верху в связи с заслугами профессора дано разрешение на реализацию проекта для одной проекции.

Они проработали в Институте еще несколько лет, затем их пути разошлись. В день, когда Шнак уехал, Тейлор открыл лабораторию и нажал кнопку, которая запустила процесс воссоздания во плоти проекции шестилетней девочки. А потом они переехали в тихий городок, где располагался филиал Института. Профессору создали все условия для «внучки»: персональный доктор, проверенное окружение. Ничего удивительного. Институт разрабатывал много сверхсекретных проектов. Ему не раз хотелось увидеться с Юргеном и рассказать все, но эта проклятая секретность… И вот теперь отлаженный механизм дал сбой, и доктора направили в город, где рано или поздно он должен был встретиться с ними. А ведь девочке уже тринадцать лет. Трудно узнать в ней ту погибшую в аварии малышку. Тейлор принял решение. Да, он подписывал кучу бумаг о неразглашении. Но чего стоят обещания и клятвы, когда ты понимаешь, что лгать больше невозможно. Его рука потянулась к телефону и, близоруко сощурившись, он набрал номер доктора Шнака.

А сегодня мы поехали на пикник! Были дедушка, дядя Юрген, Элиса и еще несколько человек. Мы пели, смеялись! Мы отплясывали на лужайке, и дядя Юрген несколько раз станцевал со мной, выделывая такие забавные па, что народ чуть ли не по земле катался! Дядя Юрген жуть какой прикольный! Он уже стал своим у нас в городе, и пациенты к нему валом валят. Особенно дамочки. Как же, симпатичный, богатый. Староват, конечно, даже старше дедушки, зато добрый и веселый. Он себе домик с садиком прикупил, и мы друг к другу теперь почти каждый день захаживаем. Он так много знает! Не меньше дедушки! А я теперь точно буду медициной заниматься! Доктор Джонсон очень обрадовался. И дедушка рад, и дядя Юрген. Они-то думают, что я ничего не понимаю. А я не дурочка. И у меня всегда ушки на макушке! Я давно догадалась, что у меня какая-то редкая болезнь, оттого и кровь странная, и цвета не такого, как у здоровых людей. Я как-то подслушала про какие-то запреты, которые должны снять, и мою болезнь рассекретить. Но, чтобы паники не было, сначала меня окончательно вылечат. А потом мы за другую пациентку примемся. Я о ней часто думаю. И как странно. Барбарой ее зовут. Как мою мамочку.

Банальная гипотеза

Словно податливый воск, что в новые лепится формы,

Не пребывает одним, не имеет единого вида,

Но остается собой, – так точно душа, оставаясь

Тою же, – так я учу, – переходит в различные плоти.

Публий Овидий Назон. Метаморфозы

Приветливые стюардессы разносили напитки. Ольга выбрала минералку без газа, Сергей взял апельсиновый сок. Супруги, заядлые путешественники, удобно устроились в креслах, и занялись каждый своим делом. Сидящий у окошка Сергей листал свежую газету, задевая страницами голый локоть жены. Ольга решила посмотреть фильм и попыталась подключить наушники, но мешал съехавший на подлокотники жакет, который она на всякий случай решила взять в салон. Сосед по ряду, коротко стриженый молодой человек, путешествующий с женой и младенцем, вызвался помочь. При этом он невзначай оперся рукой об Ольгино колено и заглянул в глаза. Ольга сделала вид, что ничего не заметила, и вежливо поблагодарила, отметив про себя, что мужчина минимум на пятнадцать лет ее моложе. Так было всегда. Она нравилась всем без исключения. Сергей когда-то ревновал, но потом привык.

Фильм шел неинтересный, к тому же наушники почти сразу вышли из строя, но Ольга сделала вид, что продолжает просмотр. Соседу только повод дай – опять предложит помощь! Полет длился около трех часов, поэтому обед принесли неожиданно быстро. Ольга захотела рыбки, Сергей попросил мясо. Мясо закончилось, и стюардесса предложила курицу. Сергей без возражений согласился. Характер у него был покладистый, не в пример многим. Вон, пожилая пассажирка через два ряда от них, устроила скандал, непременно желая мяса. И требуемая блестящая коробочка была тут же принесена и вручена даме.

Самолет наконец-то начал снижаться, по рядам с последней инспекцией пробежали стюардессы. Вот выпущены шасси, и аэробус, деловитый труженик, затрясся, загудел обеспокоено. Приземлились мягко, скользяще, словно едва-едва коснувшись земли. Ольга, перегнувшись через Сергея, выглянула в иллюминатор. Взлетное поле, приземистое здание аэровокзала. Все будничное, серое, и только ярко-синее небо контрастно-весело намекало на предстоящие отпускные радости.

Пока проходили паспортный контроль, получали багаж, Сергей успел познакомиться с немолодой супружеской парой, ехавшей в тот же отель. Ольга держалась отстраненно, целиком сосредоточившись на ощущениях, возникших у нее с первых шагов по этой земле. Да, она улыбалась, даже что-то говорила симпатичным спутникам, а мысли ее блуждали в другом месте. Ольга чувствовала, что просыпается, и это казалось ей чудом. Туманная пелена сна не ушла совсем, однако, впервые за долгое время женщина осознавала реальность происходящего. Туристический автобус, озабоченные пассажиры, заталкивающие вещи в багажное отделение, маленькая востроносая девушка-гид, – все принадлежало реальному миру, а не казалось очередным сновидением.

Ольга не видела сны, она жила во сне. Во сне умудрялась реагировать на окружающий мир и проявлять кой-какую инициативу – переходила улицу на зеленый свет, училась в школе, вышла замуж, родила сына, работала, мастерски готовила наполеон, болтала с подружками по телефону и пела песни Шевчука. За всю жизнь никто не догадался, что она дремлет. Окружающие видели красивую женщину с задумчиво-отрешенным выражением на лице боттичеллевой Венеры, женщину невозмутимую, загадочную, невероятно привлекательную. Никому и в голову не могло прийти, что Ольга воспринимает всех как фигурантов очередного скучного или увлекательного, смотря по обстоятельствам, сновидения.

Как же долго длился этот сон! Ольга помнила только отдельные отрывки – менялись мебель, одежда, города, пейзажи, страны. Она рождалась, проживала во сне жизнь, умирала, затем снова рождалась, проходя последующий цикл, и так без конца. Умирать каждый раз было мучительно, да и само существование в приглушенном затуманенном мире ирреальности сахаром не казалась. Вот почему теперь Ольга смаковала каждую минуту настоящей жизни, не веря своему счастью! С нерешительной улыбкой она взобралась на высокое сиденье, и, глядя в окно, подмечала все новые и новые доказательства пробуждения. И солнце светило ярче, и люди говорили громче, и очертания предметов приобрели невиданную ею ранее четкость. Сергей заботливо поправил занавеску, чтобы солнечные лучи не били ей в глаза. Ольга благодарно погладила его по руке. Ей захотелось сказать мужу что-то хорошее, но слов не нашлось. В ее теперешнем состоянии каждая фраза давалась с трудом.

Странности водились за ней с детства. Вундеркиндом Ольга не была, но училась легко, с фантастической легкостью усваивая знания. Первый раз она поразила маму в пять лет, когда, увидев по телевизору сюжет о Франции, стала безошибочно называть мелькавшие на экране здания. После еще нескольких подобных случаев Ольга поняла, что лучше не волновать окружающих, и скрывала свои необычные способности даже от близких людей. Помнилось, как в девятом классе они с подружкой заехали в ГУМ и встретили маленькую группу потерявшихся венгерских туристов. Ленка тогда чуть в обморок не упала, увидев, что тихая Оленька открыла рот и по-венгерски объяснила экскурсантам нужный маршрут. В классе ей потом никто не поверил. А Ольга сама не знала, откуда вылез венгерский язык, из какого сна он к ней пожаловал!

Умом она понимала, что во сне жить невозможно, и с возрастом стала всерьез задумываться, все ли с ней в порядке. Ольга читала о реинкарнации, о странствиях души по телам людей разных эпох. К врачам ходить не хотелось – она как-то заикнулась невропатологу о сонливом состоянии, но та померила давление, посветила в глаза, постучала по коленкам и рекомендовала пить китайский лимонник. Как все советские обыватели, Ольга страшно боялась психиатров: еще в Кащенко упекут! В школьном возрасте она наслышалась передававшихся шепотом разговоров о страданиях диссидентов в психушках, поэтому пробовала лечиться методами нетрадиционной медицины, обращалась к знаменитому экстрасенсу, к потомственной ворожее, к белым магам и ясновидящим.

Но все визиты проходили одинаково. Ольга садилась напротив очередного целителя и начинала монотонным, немного сонным голосом, свой путаный рассказ, приводя наиболее яркие примеры из прошлых жизней.

– И даже сейчас, беседуя с вами, я сплю! – заключала она.

Собеседники выслушивали девушку и старались поскорей избавиться от странной клиентки. Денег при этом никто не требовал, что само по себе являлось чудом. Ольга вспоминала, что так же безрезультатно в разные эпохи заканчивались визиты к горбатой немецкой старухе с котом на плече, к носатому французскому пророку с латинизированным по тогдашнему обычаю псевдонимом, к итальянцу с блудливыми черными глазками, к тощему индийцу в набедренной повязке, к китайскому прорицателю с длинной седой бородой. Всех не перечесть. Вели себя они при этом по-разному.

Старуха выпроваживала ее, брюзжа и стуча клюкой. Черный кот злобно шипел.

Француз сочувственно кивал:

– Мадам, вы не такая, как все. Я знаю, как это тяжело. Я-то родился уже католиком, но моим почтенным родителям-иудеям пришлось изменить вере отцов.

Последнюю фразу он произнес шепотом, хотя вокруг никого не было. Очевидно, Ольга и тогда выглядела безобидно и внушала доверие.

Итальянец, пылкий уроженец Сицилии, предложил совсем не то, что интересовало обеспокоенную даму, – показав пару карточных фокусов, потащил ее в альков. На французском языке говорил он бойко и убедительно, по слухам, мог обворожить любую женщину, но здесь его ждало фиаско. Ольга, сама того не подозревая, применила простой прием из арсенала женщин-ниндзя, умело действуя извлеченной из пышной прически заколкой. На свое счастье кудесник вовремя разжал руки.

Индиец, сидящий с заплетенными в узел ногами на чистенькой циновке, с ней не разговаривал, а только сделал красноречивый жест рукой – иди, мол, я тебе не помощник.

Китайский мудрец сначала был очень внимателен, но потом, погадав по «Книге перемен», развел руками – часть монеток упорно вставала на ребро.

После школы Ольга быстро вышла замуж за Сергея, родила сына, пошла работать старшим техником в дышащий на ладан институт, где ей ужасно понравилось – она ничем не выделялась среди других полусонных сотрудников. За делами намерение разобраться в себе было задвинуто в дальний угол сознания. Сын вырос и поступил в хороший экономический вуз. Сергей пошел в гору – его инженерное образование и практический опыт наконец-то были востребованы. Муж начал трудиться в солидной фирме, а Ольгин институт к тому времени прекратил существование. Без высшего образования трудно найти приличную работу, поэтому Сергей посоветовал жене оставаться дома, и Ольга продолжала спать в более комфортных условиях.

Тогда они впервые слетали на неделю в Париж. Ольга, правда, сумела удивить мужа – она вдруг заговорила по-французски, легко решая проблемы пешего перемещения по городу, показывая отличное знание старых улиц, переулков и забытых туристами уголков. Сергей был горд умницей-женой и подумал, что она специально готовилась к поездке в свободное время, имеющееся у нее в избытке. Ольга не развеивала его заблуждений. Ей даже удалось довести до слез одного старенького парижанина. Тот сказал, что прекрасная русская дама говорит на чудесном французском языке, каковой он слышал в детстве от бабушки. Ольга скромно потупила глазки и подумала, как бы повел себя этот милый старик, если бы она призналась, что неоднократно бывала в Париже, причем в совершенном разных обличьях и в разные эпохи.

В одном из прошлых парижских снов запомнился ей визит в домик на Рю де Турнон. Как же было неловко, когда деловитая и приветливая гадалка все раскладывала и раскладывала карты, а получалось что-то несуразное. В конце концов, она раздраженно воскликнула: «Merde!» – и бросила карты, живописно разлетевшиеся по столу рубашками вверх. Когда ясновидица, вымученно улыбаясь, провожала клиентку до двери, Ольге почувствовала себя виноватой в неудаче. В памяти осталось, что мадам Ленорман тоже не взяла положенный гонорар.

Теперь, когда Сергей хорошо зарабатывал, они могли позволить себе заграничный отпуск. В Голландии Ольга болтала на голландском, в Германии переходила на немецкий, а на юге страны как-то продемонстрировала прекрасное знание баварского диалекта. Во время круиза по скандинавским странам выяснилось, что там она тоже может обходиться без переводчика. Посетили они и Испанию, но Ольга вдруг затосковала – с этой страной был связан особенно страшный и тяжелый сон. Сергей понемногу привык, что его жена – полиглот и эрудит. Когда они стали осваивать азиатское направление, он даже слегка удивился, что Ольга не говорит по-тайски. Однако, китайский, японский и хинди она успешно использовала в соответствующих странах, иногда узнавая места, куда когда-то заносили ее причудливые сны. Удивительно, но читать и писать на этих языках она не могла, сколько ни вглядывалась в иероглифы и закорючки. Еще одной странностью являлось то, что по приезде домой Ольга забывала все подчистую и могла вспомнить язык лишь тогда, когда ей было очень нужно на нем объясниться. Сергей, заинтересовавшись феноменом, сходил с женой к популярному чародею, решавшему, как говорили, сложные психологические казусы и загадки памяти. Но, услышав слова «у Ольги Юрьевны в мозгу заложена программа, стирающая ненужную информацию», Сергей нахмурился, поднял ее с кресла и покинул заполненную оккультными атрибутами комнату.

Сергей внимательней взглянул на Ольгу. Та как всегда сидела очень тихо, но что-то изменилось – она смотрела за проносящийся за окном пейзаж непривычно, заинтересованно, впитывая взглядом каждую новую картину. Чтобы увидеть ее лицо, он слегка тронул жену за плечо. Ольга обернулась со смущенной улыбкой. Ее щеки порозовели, светло-карие глаза блестели, и она выглядела особенно красивой и желанной. Сергей всегда с обидой вспоминал слова одного приятеля, еще в школе ухаживавшего за Ольгой и получившего от ворот поворот. «В чертах у Ольги жизни нет!» – процитировал тогда его раздосадованный товарищ.

Конечно, Сергей не мог не заметить, что его жена чем-то отличается от других людей. Иногда он ласково называл Ольгу «спящей красавицей», не догадываясь, как близок к истине. Он любил ее, считал самой умной и красивой, и был счастлив, что наконец-то может возить жену на курорты и покупать ей дорогие элегантные наряды. И теперь он порадовался ее свежему оживленному виду и открытой детской улыбке.

– Ты как? – спросил Сергей, ласково сжимая ее ладонь. – Тебе удобно? Мы прямо на колесе сидим! Есть свободные места, если хочешь…

– Спасибо, все прекрасно! – ответила Ольга непривычно восторженным тоном. – Я чувствую себя так, как будто вернулась домой!

Она немного помолчала и, глядя в простое доброе лицо, на котором теперь была ясно видна каждая морщинка, сказала ласково:

– Я всегда думала, у тебя серые глаза, а они такие голубые, прямо небесно-голубые! Я люблю тебя!

Автобус остановился у невысокого современного здания гостиницы, стоящего в окружении пиний.

– Ну вот, – сказала худенькая сопровождающая, махнув рукой в направлении отеля, – вон там вход, справа – стойка регистрации. Если будут проблемы, в фирменном буклете есть мой телефон!

Неразборчиво попрощавшись, она вошла в автобус, и тот плавно тронулся с места. Четверка туристов, обескураженная формальным отношением гида, направилась к гостинице. Мужчины волочили за собой неподъемные чемоданы на колесах, дамы шли налегке, с почти одинаковыми бежевыми сумочками. Ольга украдкой поглядывала на спутников, раздумывая, стоит ли завязывать с ними более близкое знакомство. Звали пожилых супругов Иван Петрович и Галина Андреевна, и Ольга тоже ловила на себе их изучающие взгляды. Казалось, они решали схожую проблему, ведь неприятное знакомство может испортить отпуск. Иван Петрович еще в самолете смотрел на Ольгу, и ощущение при этом она испытывала необычное. Он глядел слишком внимательно даже для очарованного ее красотой мужчины, и она подумала с легким смятением в душе, что возможно он врач-психиатр, примеривающийся разгадать ее тяжелый случай.

За стойкой регистрации сидела миловидная девушка в очках. Ольга протянула ей паспорта и ваучеры.

– Грацие, – произнесла итальяночка, деловито возясь с документами.

– А когда здесь ужинают? – поинтересовалась тем временем Ольга.

Они с Сергеем договорились провести большую часть оставшегося дня на пляже. Девушка подняла непонимающие глазки, долго морщила лоб и, наконец, широко улыбнулась:

– Как приятно, что вы говорите на латыни, – воскликнула она, – я как раз недавно изучала латинский в университете!

Ольга так и застыла с видом крайнего недоумения. Неужели вместе со сном исчез ее необыкновенный дар? Но она же говорит на латыни, на языке, который никогда не учила! И она точно бывала в Италии, она чувствовала это! Сзади тихо хмыкнул Иван Петрович.

– Точно врач! – подумала растерявшаяся женщина, – они же знают латынь!

Ольга улыбнулась как автомат, лихорадочно пытаясь собрать разбегающиеся шустрыми зайцами мысли. Но на помощь уже спешил преданный Сергей. Заметив замешательство жены и поняв, что с лингвистическим чудом не вышло, он обратился к девушке на вполне приемлемом английском. Все быстро выяснилось, ужин начинался в семь вечера, и в запасе оставалась куча времени. Но Ольга не пошла на пляж, как муж ее ни уговаривал. Она приняла душ и легла отдохнуть, собираясь проанализировать последние события. Незаметно Ольга задремала и до ужина проспала спокойно, без единого сновидения. Вернувшийся в номер Сергей прилег рядом и с умилением созерцал умиротворенное лицо жены.

Оказалось, что новые знакомые понравились Сергею, и они договорились сидеть за одним столом. Иван Петрович, высокий полноватый мужчина, работал вовсе не психиатром, а детским врачом, а его миниатюрная изящная супруга преподавала право в одном из московских вузов. Ненавязчивые, культурные, эрудированные, они произвели на Сергея и Ольгу самое приятное впечатление, и пары планировали продолжить знакомство по возвращении в Москву. Иван Петрович и теперь иногда поглядывал на Ольгу, но вполне обычно, не так, как в самолете. Он даже очень мило поддразнивал ее. Выяснилось, что оба они знатоки и любители поэзии Серебряного века. Иван Петрович, прижимая руки к сердцу, каждое утро приветствовал ее стихами Северянина:

Грассирующая кокетка, Гарцующая на коне. Стеклярусовая эгретка — На пляже m’editerann’ee.

Ольга принимала столь привычный для нее томный вид и, нарочито грассируя, продолжала:

Навстречу даме гарцовальщик, Слегка седеющий виконт, Спортсмэн, флертэр и фехтовальщик С ума сводящий весь beau-monde…

Прозвище «виконт» с тех пор приклеилось к солидному доктору, и Ольга с Сергеем называли его так чуть ли не в глаза. В хорошей компании неделя на море промелькнула быстро, супругам предстояла долгожданная поездка в Рим. Новые знакомые отправились с ними. Как выяснилось, в турагентстве им предложили такую же программу.

Прибыв в Рим, путешественники решили посвятить первый день посещению Форума. Погода стояла теплая, но пасмурная, и Ольга не пожалела, что они уехали с побережья. Да и ходить по городу под палящими лучами солнца было бы некомфортно. Но на Форуме Ольга почувствовала вдруг внезапную усталость и присела на какой-то древний обломок.

– Оля, что с тобой? – испугался Сергей, хватая сумку и пытаясь найти валидол.

Иван Петрович померил Ольге пульс и облегченно улыбнулся.

– Ничего, посидит минут десять, и все придет в норму. Ну вот, уже лучше и лучше!

Он еще раз взял Ольгу за запястье и обратился к Сергею успокаивающим тоном:

– Знаете, вы пока идите. Кто говорил сегодня утром, что не уйдет, пока не осмотрит каждый камушек? Я уже бывал в Риме, так что посижу здесь с Ольгой Юрьевной. Все-таки я врач, так что под мою ответственность.

После недолгих уговоров Сергей ушел с Галиной Андреевной, бросив на жену обеспокоенный взгляд.

– Вы, конечно, знаете, кто такой Овидий? – небрежно поинтересовался Иван Петрович, усаживаясь рядом на краешек обломка.

– Смутно, – призналась Ольга. – Из Пушкина что-то помню. Знаю, он был поэтом, его сослали. Но ни строчки не прочла, каюсь!

– Так вот, Овидий был сослан императором Августом в город Томы. Вы, наверное, знаете Констанцу? Сейчас это в Румынии, – сказал доктор.

Ольга улыбнулась:

– Туда еще потемкинцы приплыли, – припомнила она, – в школе на истории проходили.

Иван Петрович кивнул:

– Ну вот, представьте, эстета, любителя интеллектуальных бесед и аристократа сослали в Тмутаракань к воинственным варварам. Конечно, бедняга всей душой рвался в Рим. Не нравилось ему в чужом краю, хотя он всегда оговаривался, что не любит именно страну, а не народ, который выказывал ему всяческое уважение. Томиты с него даже налоги сняли специальным указом, вот так-то! Он писал влиятельным друзьям в надежде, что Август узнает о его смирении и раскаянии. В доме алтарь в честь обожествленного императора и его семейства воздвиг, ладан перед ними воскурял.

– А за что его сослали? – спросила Ольга заинтересованно.

– Что он натворил, чем вызвал гнев цезаря, точно неизвестно. Ведь «Наука любви», вызывавшая гнев добропорядочных граждан, была написана задолго до ссылки. Ну вот, тосковал наш изгнанник, тосковал… Прошли годы. Август преставился, а пасынок его Тиберий и не подумал явить милость и вернуть Овидия в любимый Рим. Грустная история.

– У нас в России тоже ссылали, и не в теплую Румынию, а в холодную Сибирь, – вставила Ольга, – помните, декабристы…

Ее собеседник покачал головой:

– По сравнению с Римом Томы тоже не курорт, – возразил он, – каково было Овидию впервые увидеть покрытое льдом море! Кстати, памятник изгнаннику установлен в Констанце аккурат на площади Августа. Ирония судьбы! Теперь, конечно, эта площадь носит имя Овидия.

Ольга хотела еще расспросить про поэта, но Иван Петрович неожиданно перевел разговор на другую тему.

– Ну ладно, я вот о чем спросить хочу, милая Оленька. Вы верите, что мысль материальна? – Иван Петрович сложил руки на груди и стал ждать ответа.

Ольга задумалась. Она в свое время пережила период увлечения разными околонаучными теориями, но сейчас почти ничего не помнила.

– Ну, не знаю, – протянула она, – конечно, то, что мы думаем, является результатом каких-то материальных процессов в нашем мозгу. Если думать о ком-то плохо, то это может повлиять на объект неприязни. Порча, сглаз… Электромагнитные поля там создаются … Колебания какие-то… Ментальные поля… Информационные поля… Закон сохранения энергии… – она почувствовала, что зарапортовалась, и засмеялась, – вы извините, я чушь несу! Абсолютно не разбираюсь в таких вещах!

– Ну-ну, – улыбнулся доктор, – я бы предложил вам старую и банальную гипотезу, что все стремления, желания, высказанные и невысказанные мысли накапливаются и образуют особый тонкий мир, невидимый людям. И он может влиять на наш грубый материальный мир. Вы ведь сами упомянули о порче и сглазе, да?

– Вот-вот, – поддакнула Ольга. Она успокоилась. Иван Петрович, по всей видимости, просто хотел поговорить о волнующих его проблемах, и вовсе не рассматривал ее персону как объект профессионального изучения.

– Овидий, как я уже сказал, страстно желал вернуться в Рим. – доктор снова заговорил о ссыльном поэте. – И под конец жизни, будучи немолодым человеком, он призывал смерть, не желая далее жить в ненавистном месте. Он умер, и все его сконцентрированные нереализованные желания вырвались на волю. Однако, образовавшаяся… гм… субстанция повела себя особым образом… Она, что бывает крайне редко, не присоединилась к подобным себе объектам, а присосалась к молоденькой рабыне, помогавшей убирать в доме после смерти поэта.

– Кошмар! – воскликнула Ольга. – Это что, как паразит какой-то? Какая-то медуза невидимая?

Ольга уже поняла, к чему клонит собеседник, и сидела бледная как полотно. Неужели это правда? Что за бред?!

– А откуда вы знаете? – перешла она в наступление. – Вам ваша субстанция об этом рассказала? А может быть, это и есть душа, а не паразит какой?

– Оленька, пока это ваша субстанция, – ответил Иван Петрович устало, – могу сказать, вы не единственная жертва подобных э-э-э медуз. И вряд ли это можно считать душой в христианском понимании. Как вы уже догадываетесь, я не случайно полетел с вами в Рим. Здесь цель, предел мечтаний человека, породившего эту субстанцию. И здесь легче всего избавить вас от нее.

Ольга подняла на доктора вопрошающий взгляд:

– Так вы тот самый Иван Петрович? – тихо спросила она.

Тот утвердительно наклонил голову.

– Понятно, – сказала Ольга, – значит вот оно как. И кто же вы на самом деле?

– Я педиатр, – ответил Иван Петрович, – ты это прекрасно знаешь. Ну, а попутно я исправляю некоторые изъяны нашего мира.

Ольга не удивилась, что он перешел на «ты». Перед ее глазами живо встали картины детства. Вот она болеет, неподвижно лежит в кроватке и ни на что не реагирует. Мама уходит плакать на кухню, с другого конца Москвы приезжает старенькая бабушка и долго-долго сидит с внучкой. Соседки советуют маме родить еще одного малыша, но Ольга – поздний долгожданный ребенок, – и пожелания кажутся издевкой. Каждый день приходит молодой детский врач Иван Петрович, говорит успокаивающие слова, сидит рядом, держит больную девочку за ручку. После его визитов Ольге лучше, но до выздоровления далеко. Все меняется, когда Иван Петрович приносит новогодний сюрприз – маску веселого ежика из папье-маше. Девочка впервые улыбается и тянется к подарку. Иван Петрович смеется, надевает пахнущую клеем маску на лицо ребенка, Оленька сама приподнимается в кроватке и пытается удобней приладить резиночку-держалку. Сквозь дырочки для глаз она видит, как мама и бабушка обмениваются счастливыми взглядами. Потом, через много лет, в руках у Ольги случайно оказывается регистрационная карточка районной поликлиники, и на первых страницах, там, где коротко перечислены детские заболевания, стоит диагноз «серозный менингит». Однако он почему-то зачеркнут, и сверху другим почерком написано слово «грипп».

– Я думала, что мои странности начались из-за той болезни, – сказала Ольга задумчиво. Она сразу поверила, что все рассказанное доктором правда.

– Нет, Оленька, твоя болезнь была следствием. Обычно паразит выбирает носителей старшего возраста. Я сразу понял, что с тобой что-то не то и вмешался.

– А вы не могли избавить меня от этой гадости? – Ольга даже немного рассердилась.

– Нет, не мог. Только временно нейтрализовать ее. И в самолете попытался сделать то же самое. Я видел, как ты поглядывала на меня! – доктор вздохнул. – Понимаешь, эта штука очень долгое время была связана с людьми, фантастически долго. Счастье, что я тогда нашел тебя, и счастье, что вы наконец-то решили посетить Италию! А то пришлось бы тебе дремать с ней всю жизнь. Видишь ли, я не мог прийти и сказать: «А не поехать ли вам в любимый город Овидия?». У нас не принято подталкивать человека к решению – мало ли, что может натворить твой невидимый компаньон.

– А как же вы меня освободите? – спросила Ольга взволнованно.

Ну что ж, по крайней мере, она теперь знает, почему проснулась в Италии.

– Против лома нет приема кроме лома, – пошутил Иван Петрович и, заметив испуг в глазах собеседницы, быстро добавил, – не бойся, я не в первый раз это делаю!

– Так кто же вы на самом деле, неужели не можете сказать!? – Ольга чувствовала, что самое главное она так и не узнает.

– Считай, что я стабилизирую равновесие между мирами, – ответил доктор, – и не надо так на меня смотреть! Я обычный человек, ничего сверхъестественного. Просто некоторые способности имею!

Он искоса взглянул на Ольгу и добавил нарочито легкомысленным тоном:

– Если бы Овидий знал, какие неудобства он причинит стольким красивым женщинам, он бы умерил желания, хотя…

– Мне его жаль. – произнесла Ольга тихо и поняла, что Иван Петрович ждал именно этих слов. – Я не в обиде за то, что так получилось!

– Все правильно, моя хорошая. Раздражение и злоба здесь лишние. Но мы еще поговорим об этом!

Иван Петрович взял голову Ольги в свои теплые сильные руки и сказал:

– Расслабься, закрой глаза и не трусь!

Некоторое время ничего не происходило. Ольга старалась дышать спокойно, хотя изнутри поднималась мелкая противная дрожь. Вдруг ее резко качнуло, она почувствовала, что проваливается в кромешный мрак, потеряв ориентацию в пространстве. Ольга вцепилась в жесткое сиденье, чтобы найти хоть какую-то опору.

– Порядок, можешь открыть глаза, – раздался спокойный голос доктора. – Теперь баланс восстановлен. Добро пожаловать в команду!

Последнюю фразу Ольга, кажется, слышала в каком-то фильме.

Он поддержал ее и дал прийти в себя. Перед глазами еще все плыло, а ноги и руки подергивались судорогой, но Ольга чувствовала облегчение. Постепенно земля, небо и окружающие сооружения встали на свои места.

– Смотри, ты даже получила бонус, единственная за двадцать веков, – как сквозь вату донесся голос Ивана Петровича. Он помог ей повернуться и сделал указующий жест. Ольга увидела слегка размытую фигуру мужчины в древнеримском одеянии. Человек поднял руку, приветствуя ее, и улыбнулся. Он был среднего роста, немолод, с седой головой. Ольга попыталась помахать в ответ, но руки еще не слушались. Она слабо пошевелила пальцами. Человек исчез. Туристы продолжали сновать по Форуму, проигнорировав странное явление.

– Мне кажется, эта штука тоже хотела освободиться, но не могла сделать это сама. – сказала Ольга. – Наверное, она поблагодарила нас!

– Не уверен. – Иван Петрович скептически поглядел на бывшую пациентку. – Вы, женщины, все о чувствах, о чувствах! В том мире все по-другому.

А к ним уже направлялись Сергей и Галина Андреевна, с горящими глазами, переполненные впечатлениями.

– Ты как? – участливо спросил Сергей. – Может быть, нам лучше поехать в отель?

– После беседы с профессионалом мне море по колено! – засмеялась Ольга.

Сергей благодарно посмотрел на доктора.

– Иван Петрович на самом деле не педиатр! – торжественно объявила Ольга, краем глаза улавливая озадаченное выражение на лице своего избавителя. – Он – гениальный психоаналитик!

– Ну да, не закрытый, а открытый перелом! – хохотнула Галина Андреевна.

– Я совершенно не устала и готова к подвигу! – сказала Ольга бодро. Сергей радостно подхватил ее под руку, и экскурсанты продолжили прогулку по Риму.

– Я понимаю, почему Овидий хотел вернуться сюда! – прошептала Ольга мужу вечером того же дня, когда они сидели в уютном ресторанчике. – Ты знаешь, я думаю, мне ужасно захочется в Рим! Разве за два дня все осмотришь! Мы обязательно вернемся!

– Осторожней со своими желаниями! – через стол улыбнулся ей Иван Петрович.

Ольга удивилась, как он смог услышать ее тихие слова. Сергей так и не понял, почему его жена и симпатичный пожилой доктор расхохотались вдруг на весь ресторан и потом в течение вечера постоянно переглядывались и начинали смеяться снова и снова.

А ночью Ольга проснулась от странного чувства. Было темно, легкий ветерок шевелил занавеску, с улицы доносились еле слышные звуки старой песни «Отель Калифорния». Ольга нашарила тапочки и подошла к окну. Было приятно убедиться, что она теперь по-настоящему живет, в полной мере наслаждаясь теплой летней ночью, запахами примыкающего к отелю садика, зрелищем лунного серпа, мирно сияющего сквозь прорехи плывущих по небу облаков. Ольга прикрыла окно, музыка теперь звучала еле-еле. Она шагнула к кровати и остановилась, недоуменно протирая глаза. Сергей спал на правом боку, лицом к окну, и Ольга явственно видела легкое почти прозрачное белесое облачко размером с небольшой помидор, закрывающее часть его лица. Она жмурилась, снова терла глаза, слегка надавливала на веки пальцами, но облачко не исчезало. Ольга крадучись подошла ближе, Сергей тихо похрапывал. Облачко слегка поменяло форму, сдвинулось.

– Уходи, уходи! – прошептала Ольга, стараясь не разбудить мужа.

Облачко задрожало, поднялось над кроватью, поплыло к окну, прошло сквозь занавеску. Ольга поспешила следом – она успела увидеть, как белесая субстанция взлетает над садом и растворяется во мраке ночи.

Накинув халат, Ольга решительно вышла в коридор. Иван Петрович сидел в холле и с невинным видом смотрел телевизор при выключенном звуке.

– Значит, добро пожаловать в команду? – спросила Ольга воинственно.

– Да ладно тебе, прогнала маленькое безобидное создание! – усмехнулся доктор. – Твоему мужу ничего не грозило.

– Это вы специально сделали? – продолжала Ольга. – И что, теперь я тоже буду паразитов видеть?

– Ничего я не делал! – страдальчески скривился Иван Петрович. – Упреки вместо благодарности! Как мне это знакомо! Я не знаю, обрадует ли тебя это, но ты прирожденный, так сказать, балансировщик. Тебе не повезло, что ты своему паразиту в детском возрасте попалась. Позже у бедной субстанции никаких шансов бы не было.

Он взглянул на Ольгу и весело подмигнул:

– Но нет худа без добра. Если бы ты тогда не заболела, я бы тебя не нашел. А наши подопечные тоже разные бывают. Я думаю, ты быстро в них разберешься. Кстати, имей в виду, у нас не принято называть их «паразитами». Выходим на новый уровень!

– Хорошо, – Ольга, обессиленная последними событиями, потеряла желание возражать, – так значит, есть и безопасные… подопечные?

– Ну да, сколько угодно, – с готовность ответил Иван Петрович, – тебе многое предстоит узнать. Иди-ка спать, утро вечера мудренее!

Ольга вернулась в номер и, не зажигая света, скользнула под одеяло. Маленькое белесое облачко, нерешительно подрагивая, висело над головой Сергея.

– Смотри у меня! – подумала новоявленная балансировщица. – Веди себя смирно!

Облачко, уловив миролюбивое направление ее мыслей, быстренько скользнуло ближе и заняло место, с которого было изгнано.

– Спокойной ночи! – подумала Ольга, засыпая, но облачко, конечно, не ответило.

Оглавление

Только теперь без динозавров

Часы мастера Якоба

Страшные истории о девочках

  Толстенькая девочка

  Худенькая девочка

  Добренькая девочка

  Злобненькая девочка

  Умненькая девочка

  Инновационная девочка

Стражи Марса

Колесо

Мать нации

Пиратский Космос

  Пиратская стриптизёрша

  Пиратский попугай

  Пиратский корабль

  Пиратский абордажный крюк

  Пиратский гипнотизёр

  Пиратский велосипед

  Пиратская крыса

Спасение принцессы

Настоящая жизнь, или Дневник на пальмовых листьях

Обмануть Бога

Дон Педро и Лунная Роза

Без снега

Дашино счастье и чувырла

Компенсация

Гурия

Проекция

Банальная гипотеза Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg