«Всего один шаг»

Всего один шаг (fb2) - Всего один шаг [litres] (День ангела - 3) 1183K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Павел Сергеевич Комарницкий

Павел Комарницкий Всего один шаг

Глава 1 Здесь мой дом

Волна жара, пронизывающая с головы до пят. Или холода? Нет, не то… Плюс мгновенная невесомость. Плюс вращение-головокружение-растяжение… Нет, опять не то. В общем, весьма необычные ощущения.

— Поехали… — бормочу я.

— Чего? — это Аина.

А воздух уже с шипением выходит наружу, и я невольно пытаюсь задержать дыхание, чувствуя, как меня распирает изнутри.

— Выдохни! — резко говорит Аина, и воздух разом выходит из меня, как из проколотого мяча. — Тут же у них давление ниже, чем у нас, забыл?

Я невольно отмечаю — «тут у них». Не «тут у вас», а «у них»… Тем самым ставя меня ПО ЭТУ сторону.

Крышка телепорта между тем плавно всплывает над головой, и Аина тут же освобождается от моей тесной близости, легко и непринуждённо выскакивая наружу. Я тоже выбираюсь, правда, несколько менее изящно.

В зале телепорта, светящегося розовато-жемчужным светом, на ярко-голубом полу стоит встречающая делегация. Небольшая, правда — Кио, Юайя и Уэф. Впрочем, одно наличие папы Уэфа перевешивает почётный караул и оркестр вместе взятые…

Аина смеётся, уловив мою мысль.

— Мы рады приветствовать тебя, координатор Уэф, — она говорит по-русски, с еле уловимым, непередаваемым ангельским акцентом. — Познакомьтесь — это мой напарник.

— Ну так тебе и надо! — заявляет папа Уэф своим серебряным голоском, и все дружно смеются. Мне немного обидно даже. Всё-таки зять, какой-никакой родственник… Даже не поздоровался, как будто я из соседней комнаты вышел…

Широко разворачивается радужно-белое крыло, и от сильного шлепка я чуть не падаю.

— Здорово, Рома! — в фиолетовых глазах зажглись знакомые огоньки, и говорит Уэф на сей раз голосищем деда Иваныча. — А так нормально?

Теперь и я смеюсь вместе со всеми.

— Здравствуй, Рома, — это Юайя. Всё-таки мы довольно хорошо были знакомы.

— Привет! — жмёт мне руку, хлопая другой по плечу, Кио, с которым мы знакомы ещё дольше. Подобный жест ангелам никак не свойствен, и я улавливаю — это специально для меня.

— Поцелуи и объятия оставим на потом, — папа Уэф уже направляется к лифту — Кушать хотите?

— Естественно, — это Аина, — мы же не ели перед дорогой. А молоко есть?

— Во-от такая посудина! — встревает Юайя. — Дед Иваныч утром привёз!

Уэф уже в створе лифта. Миг, и он свечкой уносится вверх, точно ведьма из русской сказки в печную трубу. Аина шагает за ним, и я следом. Секунды «падения вверх» — точнее процесс срабатывания гравилифта на подъём описать трудно — и я уже стою в том самом холле, знакомом до боли… Дома…

Они смотрят на меня. Они все смотрят на меня. Впрочем, Кио и Юайя уже отвели глаза и расходятся.

— Извини, что спрашиваю, Рома, — папа Уэф смотрит очень внимательно и серьёзно. — Разве ты сейчас дома?

Ну чего он так-то, в самом деле? За слово цепляется… Даже не за слово — за мысль…

«Он не зря цепляется» — это уже Аина, и перешла на мысль. — «Ты не понимаешь, но это важно. Мне тоже интересно, что ты ответишь».

Я задумываюсь. Действительно, интересно. Ведь у человека может быть только один дом. И у ангела тоже, между прочим. А у биоморфа?

— Всё ясно с тобой, напарник, — смеётся Аина, вновь переходя на звук. — Ты зря задал ему этот вопрос, Уэф. Теперь он загрузится и будет думать до нервного истощения.

— Хорошо, отложим, — Уэф ведёт нас в трапезную, легко перешагивая через высокий порог люка и не сбивая при этом шага. Я же невольно втягиваю голову в плечи, чуть приседаю, и мне самому смешно. Надо же, до чего живуча память тела. Сколько раз я стукался макушкой об эти люки, будучи человеком…

«Память тела весьма полезна, и для некоторых биоморфов особенно. Порой пара хороших плюх доходчивее долгих подробных разъяснений» — улавливаю я чью-то мысль. Чью — папы Уэфа, Аины или и вовсе свою собственную?

— Кстати, где моя тёзка? — спрашивает Аина.

— Кстати, твоя тёзка нас покинула. Пришёл вызов из службы Соединённых Судеб. Так она сразу ко мне — отпусти замуж, начальник! — смеётся Уэф. — Так что опять у меня некомплект, и хоть как тут крутись.

— Замуж — дело святое, — понимающе кивает Аина. — Долго же она ждала. Сильно хороший парень?

— Насчёт парня не видел, а диаграмма практически без зазоров. Это при том, что характер у тёзки твоей сложноватый. Но всё же не как у тебя!

— От такого слышу! — и они разом смеются. Я уже в курсе, что Аина и папа Уэф старые коллеги, знакомы ещё с довоенных времён.

На столе в трапезной красуется самовар, которого раньше не было. Я всматриваюсь — ого! Такому самовару место в Эрмитаже, не меньше. Рядом с часами «Павлин», точно.

— Иванычу на день рождения подарок, — говорит Уэф, уловив мысль. — Нравится? Моя работа!

— Да ты прямо Фаберже, папа Уэф, — я разглядываю самовар. Золотая гравюра на серебре, платиновая зернь, разноцветная перегородчатая эмаль, или что-то покруче… Впрочем, с этими синтезаторами… Тот же Фаберже с радостью отдал бы все свои яйца, включая природные, за одну такую машинку…

Папа Уэф смеётся, уловив мою мысль, и Аина тоже.

— Да, Рома… Но всё-таки главное дело не в синтезаторе. Главное тут! — он указывает пальцем себе на лоб. — А синтезатор просто экономит силы и время.

— Ну так и я про то — мастерская работа! — это я. — Супер!

— Вот интересно, подхалимаж — врождённое чувство у людей? — спрашивает Аина, расставляя тарелки — помогает Уэфу накрыть на стол.

— Да ладно! — я наконец обижен в лучших чувствах художника. — Сама небось кроме стандартного набора кухонной посуды и не сделаешь ничего, а судишь! Это шедевр, если хочешь знать, а зависть ещё хуже, чем подхалимаж!

Они весело и звонко хохочут, так открыто и беззлобно, что и я улыбаюсь.

— Иваныч же свой подарок сразу сюда на стол, — Уэф уже извлёк откуда-то корзинку с ватрушками и здоровенную полуведёрную крынку с молоком. — Чего, говорит, я такую красотищу на кордоне у себя держать стану, с котом вместе чай пить? Я там и бываю-то реже, чем тут. Тут, говорит, мой дом, а там офис-контора, значит… Садись, Рома, поближе, вот сюда…

Стол уже накрыт. Всё, как в тот первый раз, только ухи не хватает. Да, и даже картошка варёная в наличии, и тыквенная каша.

— … И украсть там могут, говорит, это ж не база наша неприступная. Я ему: я же тебе трёх дендроидов старых отдал, — продолжает Уэф, щёлкая пальцами в воздухе, и я улавливаю: это он отдаёт мыслеприказ. Самовар начинает тихо шипеть. — А он мне: против русского вора устоять трудно…

Самовар уже вскипел, за каких-то полминуты. Я вглядываюсь в изделие папы Уэфа ещё раз — ни малейших признаков электрического шнура. Да, пожалуй, из-за такой штуки стоит беспокоиться… Хотя дед неправ, после контакта с охранными дендроидами у любого вора должно выработаться стойкое отвращение к своему ремеслу, вплоть до отказа поднимать с земли чужие рассыпанные купюры. При условии, конечно, что этому вору удастся каким-то образом уцелеть, да ещё и сохранить более-менее рассудок.

— …Вообще Иванычу чего дарить, одни мучения. Мауна тут баловалась, связала из шерсти барана — ну ты знаешь, зверь такой некрупный и травоядный (это Аине, и Аина в ответ кивнула) — ага, связала ему носки (Аина снова кивнула, подтверждая, что такие предметы туалета ей известны). Руками, заметьте! Так он их на почётное место где-то у себя там положил, чтобы молиться, не иначе. Мауна ему — чего, мол, не носишь, обидеть норовишь? А Иваныч в ответ — да чтобы я такой подарок в сапоги или валенки стоптанные?! Никогда! Для того портянки имеются и носки покупные…

Уэф сегодня непривычно разговорчив и словоохотлив, и я всматриваюсь в него внимательней. Папа Уэф обычно не меняет своих привычек без веских на то причин, и ещё реже делает что-то, не подумав.

— Ум-м, вкусно! — перебивает мои мысли Аина, с наслаждением отпивая из стакана молоко. — Каждый раз, как на Землю попадаю, так напиться не могу, правда, правда. Дома в синтезаторе делать пыталась — вот не то, хоть перья выдери! Корову, что ли, телепортировать с Земли? Ну телёночка, ладно. Я женщина состоятельная, могу себе позволить…

А я наконец улавливаю. Не так это просто, между прочим — уловить скрытые мысли папы Уэфа.

— А где мама Маша? — спрашиваю я.

Веселье за столом увядает, как роза в кипятке.

— На Кавказе в данный момент.

— С ней ничего?..

— Типун тебе на весь язык! — рявкает Уэф голосом, ещё не слышанным мною. — Всё в порядке пока. Если ЭТО можно назвать порядком… — он успокаивается, возвращая себе излюбленный серебряный голосок.

— Рассказывай, — Аина ставит стакан на стол.

— А вы уверены, коллеги, что это дело не подождёт до конца трапезы? — прищуривается Уэф. — Четверть часа ничего не решают.

— Не тебе бы говорить, координатор, и не мне бы слушать, — усмехается Аина. — Рассказывай. Сводка была очень невнятной, и вводная перед телепортацией тоже не ахти. Что тут у вас имеет место быть?

— Не тебе бы спрашивать, не мне бы отвечать, — возвращает Аине папа Уэф. — Имеет место быть встречный контроль, что же ещё…

— Спасибо, что просветил, — Аина вновь отхлёбывает молоко. — Я до последнего надеялась, что ты вызвал нас, чтобы угостить молоком. Подробности, Уэф, причём все и в хронологическом порядке.

— Ну что ж… — вздыхает Уэф. — Я не хотел портить вам аппетит, коллеги, но ты сама напросилась. Смотрите!

Вспыхивает в воздухе большой виртуальный дисплей-экран…

* * *

Цветные размытые пятна танцуют свой танец, исполненный скрытого смысла — красные, зелёные… разные… Я уже привык к вам, ребята… Я знаю, знаю, что вы пытаетесь сказать мне что-то очень важное, но я всё ещё изрядный балбес, и до меня доходит туго…

Я просыпаюсь разом, как будто выныриваю из сна. Светится пепельным светом потолок, не гуляют в толще пушистого ковра, на котором я сплю без всяких подушек-одеял, цветные огоньки — включён ночной режим. Всё тихо в старом ските.

Я сажусь по-турецки, упираю локти в колени и подпираю руками голову, сцепив пальцы в замок. Для человека такая поза не слишком удобна, кстати, а вот ангелам ничего. Думать удобно, ага…

Перед моим мысленным взором снова и снова прокучиваются кадры, показанные Уэфом. Вот, значит, как тут развивались события, пока я там смотрел кино и «рос над собой». Похоже, зелёным понадобился ещё один «пояс зла», причём на сей раз от Атлантики до Японии. И они уже нашли, куда удобнее бросать зажжённые спички. Кавказ… Ладно… Это мы ещё поглядим!

Я встаю на ноги, иду к люку. Люк послушно исчезает. Давно, ох, как же давно это было!

…Люк дрогнул и бесшумно исчез, как и не было. Неяркий голубовато-белый свет изливался из отверстия, размытые блики загуляли по двору.

«Туда…» — уже еле слышный шёпот Ирочки. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять — она умирает…

Я очнулся, глядя на три громадины витализаторов, неподвижно и без всякой опоры висящие в воздухе. Вот в этот… да, точно, в этот мы с Ильёй положили Ирочку. Точнее, тогда ещё не Ирочку, тогда мне неизвестно было даже её истинное имя — Иолла…

А память уже прокручивает следующий сюжет.

… Я стою столбом возле сооружения, похожего на громадный саркофаг. Я не уйду отсюда без неё, даже не думайте. И никакие приказы — ни папы Уэфа, ни самого Создателя Вселенной — для меня недействительны.

«Она жива?»

«Она БУДЕТ ЖИВА. Ты успел»…

Я глажу крышку аппарата, способного оживлять даже мёртвых. Не всех и не всегда, правда. Но ты дважды справился, и мне по идее надо бы встать перед тобой на колени…

И снова выныривает из памяти…

…Сосредоточенное лицо мамы Маши смотрит на меня через край ванны.

«Всё, Победивший бурю. Теперь уже всё»

Победивший бурю — кто бы это мог быть… Ха, это что же, я?

Змеевидные отростки, удерживающие меня, исчезают, и я сажусь, придерживаясь за край ванны витализатора.

«Где моя Летящая под дождём?»…

Выходит, я должен тебе трижды, умный аппарат, с лёгкой руки моего соотечественника названный когда-то столь звучным именем? Да, выходит, трижды…

Я оглядываюсь. Вон тут я спал, с молчаливого разрешения папы Уэфа, пока моя Ирочка… да, тоже спала. Как бабочка в куколке, точнее не скажешь.

Сколько всего связано с этим…

Вся моя теперешняя жизнь связана с этим. А то, что было в прошлой — нет, уже позапрошлой жизни, вспоминается теперь как сон.

В памяти всплывает вчерашнее: «Разве ты сейчас ДОМА?».

Да. Да, папа Уэф. Вчера ещё я не мог ответить. А вот сейчас, пожалуй, могу. Да. Да, я ЗДЕСЬ ДОМА. И там дома, и тут. Вот так вот.

Что-то меняется в мире. Я вслушиваюсь и быстрым шагом покидаю зал витализаторов, пересекаю холл и выскакиваю на крыльцо, едва не натыкаясь на Уэфа.

— Ты чего не спишь, Рома? — луны на небе нет, в темноте у папы Уэфа можно различить лишь тепловые пятна глаз и прочие размытые детали. В отличие от меня он одет в термокостюм.

— Не спится. А ты?

Но папа Уэф не отвечает, и правильно делает. Потому что я уже вижу.

Вспыхивает рассеянный мягкий свет, струящийся ниоткуда и странным образом не забивающий даже сияния звёзд, но в то же время достаточно яркий, чтобы видеть почти как днём. Широкой пологой спиралью, медленно и со вкусом, планирует к нам мама Маша. Я догадываюсь, что кокон выпустил её невысоко, во всяком случае, не выше купола общего маскирующего поля — иначе она не стала бы лететь вот так, не включив индивидуальную невидимость. Но такое ощущение, что спускается мама Маша прямо со звёзд.

— Ап! — она с шумом тормозит крыльями, хлопает ими. — О, какой гость!

Папа Уэф молча шагает с крыльца, обхватывает жену руками, обнимает под крыльями. Тут я замечаю — на ней боевой скафандр, сверкающий разными штучками, как мундир орденами. Только шлема недостаёт. Или мама Маша успела его снять в коконе?

— Удачно? — а глаза-то, глаза у папы Уэфа… и мысль расходится со словами. Потому что я улавливаю нечто иное: «ты жива… ты вернулась…»

Я деликатно отворачиваюсь, потому как воспитанным детишкам не пристало глазеть, как целуются взрослые.

«Всё хорошо. Оба живы»

«Две ключевые фигуры… Ты умница, Мауна»

«Стараюсь соответствовать!»

Они смеются. Два голоса — роскошное вибрирующее контральто и серебряный колокольчик. Нет, воля ваша — не тот у папы Уэфа голос…

— Опять! — голос Уэфа опускается до сверхнизкого потрясающего баса, переходящего в инфразвук, от которого чуть вибрируют кости черепа. — А так лучше?

— Здравствуй, Рома, — смеётся мама Маша, поднимаясь на крыльцо.

— Здравствуй, мама.

— А ты чего это голый? — она трогает меня ладошкой — Гляди-ка, замёрз совсем! А ну, в дом!

Я с удовольствием и немедленно исполняю команду. Действительно, прохладно на улице, заморозком пахнет… и вообще, апрель на Селигере месяц зимний.

«Кушать будешь?»

«Молоко. И спать! С ног валюсь…» — мама Маша ещё раз оглядывает встречающих. — Вот вы чего не спите-то? — это уже вслух.

Мы с Уэфом встречаемся взглядами. В фиолетовых глазах уже зажёгся знакомый огонёк.

— Так не с кем! — хором заявляем мы. И давимся смехом, все трое, стараясь не разбудить остальных.

* * *

Длинный, мелодичный сигнал вырывает меня из неги сна.

«Подъём!» — чей это посыл, я даже не разобрался. Вскакиваю на ноги и бросаюсь на выход.

В холле меня ждёт целая команда, причём одетая в термокостюмы. Уэф, мама Маша, моя напарница-начальница и Иого.

— О! Он пробудился, хотя никто не верил в это — заявляет Аина, разглядывая меня. — Ты собираешься лететь в таком виде? Тут тебе не Рай! Враз отморозишь самое главное!

— Здравствуй, Рома, — говорит Иого. Вчера мы с ним так и не увиделись. — Рад тебя видеть.

— Здравствуй, Летящий над морем!

— Давай-давай, быстро одевайся! — командует Аина. — Утренняя разминка!

Я растерянно гляжу на маму Машу.

— «Домового» вызови, и все дела, — смеётся она, прочитав-увидев причину моей растерянности.

На мой зов является местный «домовой», стандартный ярко-красный пылесос с шестью гофрированными руками-шлангами, в одной из которых зажат туго скатанный свёрток термокостюма. Я торопливо одеваюсь.

— На, держи, — Аина протягивает мне нитку хрустальных бус, прибор невидимости.

— Всё, полетели! — Уэф натягивает на голову капюшон. — Время, время!

Входной люк исчезает, и мы цепочкой шустро выскакиваем на крыльцо, взлетая с места — прямо как ласточки из гнезда, честное слово. Я тоже взлетаю, пристраиваюсь последним в цепочке. Небо на востоке вовсю пылает золотом, предвещая ясный погожий день. Ангелы, усиленно машущие крыльями, набирая высоту, вдруг исчезают, превращаясь в размытые тепловые пятна.

«Включи невидимость, Рома! Мы выходим из маскирующего поля базы! Да оставь тепловой фон, чтобы не столкнуться!»

Я послушно исполняю команду. Внизу среди крон сосен и голых ветвей торчат крыши старого скита. По телу вдруг пробегает неприятно-щекочущая волна, всё изображение разом искажается, как отражение в текучей воде. О-оп! И никакого внизу скита, вообще ни малейшего намёка на чьё-то присутствие. Сплошное море серо-сизой после зимы зелени, куда ещё не ступала нога человека. Круто!

«Вверх, други! Встретим восход светила раньше всех!»

Мы поднимаемся по широкой спирали, и вдруг солнечные лучи брызжут из-за горизонта, превращая ангелов в еле уловимые моим тепловым зрением призраки. Мне кажется, что эти лучи пронизывает меня насквозь, наполняя горячим радостным светом. Господи, как хорошо!

«А ну, полетели к Селигеру! Наперегонки!»

И снова я не успеваю уловить, чья это мысль.

Цепочка распадается, и мы наперегонки несёмся к серой глади озера, которого ещё не коснулось солнце — там, внизу, восход ещё не настал.

«Здесь Уэф. Сегодня победителя ждёт приз — он первый ест лимоны!»

«Лимоны?! Так что же ты молчал, шеф!»

Два пятна резко вырываются вперёд, выказывая наибольшую заинтересованность.

«Какой ты вредный, Иого! Мог бы гостье и уступить! Когда я ещё попробую лимонов?»

«Победа достаётся в борьбе! Давай-давай, гостья, работай крылышками!»

Гладь озера уже под нами, и теперь видно, что оно ещё не совсем освободилось ото льда.

«Ага, я первая! Все лимоны теперь мои!»

«Ха-ха! Гляди, не объешься! Дед целое ведро привёз!»

Одно тепловое пятно резко сворачивает ко мне, повисает перед носом на расстоянии каких-то десяти шагов.

«Рома, здесь Мауна. Догонишь меня?»

«Мама Маша… Как ты определяешь, кто где? Маскировка же! Я вот вижу только размытые тепловые пятна, и то еле-еле»

«А чего тут определять? Ты последний тащишься» — бесплотный шелестящий смех. — «Ну, догоняй!»

Пятно резко увеличивает скорость, но и я не лыком шит. А ну-ка! Посмотрим, чему я научился в Раю!

Ап! «Бочка» с разворотом. Ап! Двойная «мёртвая петля». Ап! «Кобра Пугачёва» Ап! «Фигура Кио» — остановка в воздухе, зависание, разворот назад. Ап! Ап!

Мама Маша закладывает один головокружительный вираж за другим, но я держусь сзади, как приклеенный. Таким ведомым гордился бы, наверное, сам Чкалов.

«Неплохо, Рома, совсем неплохо!» — шелестит бесплотный смех. — «А вот такое?»

Нет, это немыслимо — вертикальное падение вниз и подъём почти по своему следу! Я отваливаю в сторону. Нет, мне такое не по силам…

«Ну то-то!»

«Рома, здесь Уэф. Ты зря поддался на провокацию, все твои старания тщетны. Она же значительно легче тебя, забыл?»

«Папа Уэф, я потрясён! Как тебе удалось ТОГДА догнать?»

Я чувствую, как Уэф пытается прочесть-уловить в моей голове смысл фразы.

«А, вон ты о чём… Даже если бы я летал так, как ты вначале, можешь не сомневаться — я бы её догнал. Уж очень ей хотелось за меня замуж!»

Бесплотный шелестящий смех наплывает, дробится, наслаивается… Смеются все.

«Болтун! Хочу купаться!»

«И я! И я!»

Вся группа посыпалась вниз, и я следом. Гладь Селигера уже искрится солнечными бликами — пока мы разминались, солнце добралось-таки до земли.

Крылья нашей ангельской пятёрки взвихривают настоящий маленький ураганчик, в воздухе летает мелкий мусор. Вся команда без всякой команды скидывает термокостюмы и со смехом — на сей раз настоящим, вслух — устремляется в воду. Маскировку, между прочим, никто не выключал, и со стороны зрелище выглядит весьма необычным — над ледяной водой дрожит знойное летнее марево, волны расходятся кругами, плеск и смех… Вот так и рождаются легенды о русалках. Если бы кто-то из аборигенов сейчас был поблизости, то уже наверняка прикидывал бы, сколько бутылок водки потребуется для лечения внезапно навалившегося недуга.

«А ты чего? Не любишь холодной водички, напарник?» — этот вопрос Аины адресован, естественно, мне. Углядела мои мысли, не иначе. Или марево на берегу, не торопящееся в воду.

Ага… если бы просто холодная… Ладно, была не была! Я опасливо стягиваю термокостюм, медленно подхожу к берегу. Трогаю ногой водичку с симпатичной такой плавающей льдинкой…

Неприятно-щекочущая волна пробегает по телу, и прежде чем я успеваю сообразить, что к чему, знойное марево материализуется в Аину на расстоянии вытянутой руки. Сильный толчок, и я лечу в воду, беспорядочно хлопая крыльями. Ледяная вода обжигает… нет, вроде как не обжигает? Да ведь мне хорошо! Ух, здорово!

«А я думала, ты будешь визжать» — Аина говорит мысленно, но смеётся вслух.

«Ну вот ещё! Что я, дама? Я бы и сам…»

«Сам бы ты ждал, пока вода прогреется, а это случится в июне»

«Здесь Уэф. Всё, коллеги, вылезайте. Время, время!»

Термокостюмы, минуту-полторы назад возникшие из ниоткуда на берегу, так же бесследно исчезают в никуда. Определённо местным жителям и заезжим туристам следует соблюдать осторожность, путешествуя по глухим берегам Селигера, если им дорог здравый рассудок.

«А как-то и был такой случай, Рома, и не так давно. Мы с Уэфом купались в проруби, и не доглядели, как рыбаки подкатили на снегоходе. Ох и удирали они!»

«Всё, полетели!» — это, очевидно, Уэф. — «У нас сегодня масса работы!»

* * *

За время отсутствия нашей пятёрки во дворе старого скита произошли изменения. У крыльца стоит белая замызганная «Нива», и рядом крутится Казбек.

— Иваныч!

Пётр Иваныч встречает нас на крыльце, возвышаясь над окружающими, как древняя башня.

— Здорово, Рома!

Дед вдруг хватает меня под мышки, как пацана-малолетку, притискивает медведем. От неожиданности я вцепляюсь в деда руками и ногами одновременно, и все смеются.

— И вас с приездом, барышня! — переключает внимание Пётр Иваныч.

— Чего? — прищуривается Аина. — Ты меня ещё «госпожой» назови!

— Ну вот, хочешь как лучше, а выходит как всегда, — смеётся-ухает дед. — Это ж был комплимент!

Наша команда уже проходит в душ, стягивая костюмы. Селигер вообще-то озеро чистое, но там у берега был ил… Все моются разом, благо душевая комната немаленькая, и бьющие отовсюду струи приносят мне дополнительное удовольствие.

В трапезной уже кипит самовар, и за столом уже сидят Кио и Юайя. Один сдал смену, вторая приняла — вот почему их не было на утренней зарядке. На столе, кроме непременных шанег, молока, мёда и ватрушек стоят вазы с фруктами, и отдельно — широкое блюдо с изрядной горкой лимонов.

— Торжественный завтрак в честь прибытия делегации, значит, — гудит дед.

— Вчера уже был торжественный ужин, — смеётся Аина.

— А! — отмахивается Иваныч. — Разве ж я не знаю архангела нашего? Объедки кой-какие по углам небось наскрёб…

Все смеются, и папа Уэф тоже. Аина смачно откусывает от лимона, запивает молоком. Меня передёргивает.

«Напрасно морщишься» — улавливает Аина мои эмоции. — «Очень вкусно».

Я осторожно беру лимон, откусываю, невольно ожидая, что челюсти сведёт… Хм… Интересно… Вкусно. В самом деле очень вкусно! Вот кислятина же, а вкусно, отчего так?

«Ты до сих пор порой забываешь, Рома, что ты уже не человек. И вкусовые ощущения у тебя другие. Вспомни колбасу!» — мама Маша смотрит на меня поверх высокого стакана с молоком, точь-в-точь как тогда моя Ирочка.

Торжественный завтрак проходит в не менее торжественном молчании, нарушаемом только характерными аппетитными звуками. Впрочем, молчание это весьма условно, потому как за столом уже идёт оживлённый мысленный диалог — папа Уэф не любит терять время.

«Как прошла встреча с лесорубами?»

«Нормально. Тяжёлые, правда, ребята, да кому сейчас легко»

«Ладно, не расстраивайся. Ими уже занимается Геннадий»

«Ну тады за их светлое будущее я спокоен» — ухмыляется Пётр Иваныч.

— Лесорубы замучили, — папа Уэф перехватывает мой заинтересованный взгляд. — Настоящие бандиты, просто слов нет. Уже четвёртую фирму закрываем, а всё неймётся. Надо им порубить здешние окрестные леса, и всё тут.

— С мелкими порубщиками я сам справляюсь, слава Богу, — гудит Иваныч. — Ну да местные меня знают, лишнего не позволяют себе. С пришлыми хуже. Колёса прострелю там, мотор… Ежели кто особо отчаянный, ружьишком машет, ружьишко забираю…

— Лесовоз… — в глазах Уэфа зажглись озорные огоньки.

— Один раз! — дед с шумом прихлёбывает чай. — Очень уж наглые были ребята. В меня стреляй, ладно, а собака-то при чём? Еле вон Маша отходила Казбека моего… В долгу я перед тобой, Маша, по самый гроб.

— Да хватит уже, Иваныч, сколько можно! — это мама Маша.

— А как с лесовозом-то? — я увожу разговор в нужную сторону.

— А чего с лесовозом? Отогнал подале, Кольку Хруста оповестил, и все дела… Он где-то продал…

— И что, молча стерпели?

— Не до того им теперь, Рома. Все мысли, должно быть, о здоровье. Поди, уже в каталках катаются… А может, поумнели, случаются же чудеса иной раз…

— Не отвлекайся, Иваныч, — это Уэф. — Досказывай байку, и займёмся делом.

— Да, верно. С мелочью-то я сам справляюсь, хоть и время уходит лишнее. А вот с фирмами, которые из Москвы леса грабят… Тут дело Геннадия.

— И как? — я полон любопытства. Надо же мне профессионально расти, осваивать методы работы с подобными аборигенами…

— Геннадий изымает со счетов фирмы и её владельцев средства, все без остатка, — вмешивается папа Уэф. — Если имеется наличка, изымает тоже. И все ценные бумаги, равно как и документы. Всё остальное делают они сами, между собой. Всё просто, Рома.

Я таращу глаза. В самом деле, как просто. Если даже у фирмы «Майкрософт» изъять ВСЕ деньги и ценности до последнего цента, обнулив все счета, она немедленно прекратит свою деятельность и вряд ли возобновит. Остался пустячок — суметь это сделать.

— «Майкрософт» тут ни при чём, они на наш лес не покушаются, и для базы угрозы не представляют, — видно, что папу Уэфа ход беседы утомил, но ради любимого зятя он терпит.

— Но как?!

— Обыкновенно. Номера счетов известны их владельцам. Есть такое явление, как телепатия. Есть система глобального видения. Есть универсальные документы. Есть ряд различных устройств, открывающих любые двери, в том числе и сейфов. Твоё любопытство удовлетворено?

— А его любопытство сейчас перестанет быть праздным, — Аина доедает заключительный лимон. — Всё, Рома, экскурсия закончена. Будешь работать!

— Я готов! — я встаю.

— Дайте ему «зелёных», дайте! — это Юайя, сидевшая до сих пор тихо, сосредоточив всё внимание на молоке, ватрушках и лимонах, наносит внезапный удар. Хохот стоит такой, что дребезжат витражи в окнах.

— Ладно, Рома, — Аина великодушна. — Отпускаю тебя попрощаться с миром. Десять минут!

Все уже выходят из-за стола, рассасываются.

— Пойдём, Рома, проводишь старика, — гудит Иваныч.

Мы выходим на крыльцо, у которого стоит белая «Нива».

— Вот вожу провизию, то-сё… — дед перехватывает мой заинтересованный взгляд. — А по лесу куда вольготней на Чалке передвигаться, значит.

Я только тут замечаю — на «Ниве» вместо номера прикручена невзрачная белая табличка. И на стекле вместо талона техосмотров белеет карточка. Понятно…

— Не всегда, значит, бывает уместен один и тот же номер, — усмехается дед, но я вижу, что сказать он хочет другое.

— Ты прав, Рома, другое, — в свою очередь улавливает дед. — Ты, само собой, парень куда как смелый… Так вот. Об Ирке думай каждый раз, прежде чем подвиг совершить. Не прошу — требую. Вот так, Рома.

— Всегда, Иваныч, — я гляжу ему в глаза, и он смягчается.

— Ну, удачи тогда.

Дед садится в машину, и «Нива» разом становится тёмно-зелёной, одновременно обретая номер. Мотор заводится мягко, словно у «Мерседеса», автомобиль неспешно выкатывается за ворота, распахивающиеся перед машиной и закрывающиеся следом.

«Ты готов, напарник?» — слышу-ощущаю я мысль Аины. — «Хватит прохлаждаться! Иди сюда, я в своей комнате»

«Иду!»

* * *

В комнате, где расположилась на постой моя наставница и старшая коллега, витают ароматы гладиолусов и левкоев — да, точно, я хорошо помню запахи земных цветов.

— Люблю антураж, — усмехается Аина. — Вот, Рома, гляди.

В воздухе вспыхивают сразу три фигуры, медленно вращаясь. Я вглядываюсь. Ну и лица… а вот у этого определённо Лик Зверя. Голограмма точно передаёт детали, вплоть до последней чёрточки и блеска глаз.

— Вот тебе первое задание: отследить этих субъектов. Выяснить всё — перемещения, связи, образ мыслей, текущие планы и замыслы. Последнее особенно. Вводные материалы я собрала вот сюда, — она показывает на светящемся виртуальном экране файл. — Сделать сегодня, в крайнем случае к завтрашнему утру. Всё, работай!

— Где их искать?

Аина прищуривается.

— Это ты МЕНЯ спрашиваешь?

Она переходит на мысль.

«Если ты полагаешь, что я буду тобой руководить, как контролёр ситуации исполнителем — иди туда, открой дверь, зайди, закрой дверь — ты жестоко ошибаешься. Ты сотрудник службы внешней безопасности. Вопросы?»

«Пока нет»

«Это радует. Свободен!»

Я поворачиваюсь и чётким уставным шагом следую к выходу из помещения. Сзади фыркает смешком Аина.

— Если что, обращайся. Я у себя буду.

* * *

Я сижу на бледно-зелёном ковре, в толще которого гуляют размытые огоньки — малиновые, жёлтые, фиолетовые… Я уже давно научился производить настройку этого самого ковра, это не сложнее, чем выбрать заставку для компа. И потолок светится матово-белым светом. Только стены сохранили первозданную бревенчатую незыблемость. Прямо передо мной на стене висит нечто, здорово напоминающее африканский тотем. Я уже знаю, что это такое — устройство контроля эфира. В зоне действия этого прибора проходят только те радиоволны, которые прибор сочтёт нужным пропустить, все остальные затухают бесследно. Некоторое время я бесцельно и тупо таращусь на «тотем», изучая каждую деталь. Перевожу взгляд на ковёр с гуляющими размытыми огоньками — по идее, должны же они оказывать хоть какой-то гипнотический эффект… Закрываю глаза, пытаясь вызвать знакомые цветные пятна, танцующие свой таинственный танец. Ну давайте, ребята, ну помогите же мне…

Нет, бесполезно. Хорошо всё-таки Аине — она Великий Грезящий, она может управлять своими видениями, находясь в твёрдом уме и ясной памяти. Ну почти. А мне что делать? Я не властен над своими сновидениями. Или всё-таки в какой-то мере властен?

Я снова мысленным усилием включаю виртуальный дисплей. Передо мной в воздухе возникают три изображения… хм, ну пусть будет людей, как очень грубое допущение.

Анвар. Чеченец, 28 лет, уроженец аула… Да, бедный аул. Глаза волка, уже заражённого бешенством, но ещё могучего и смертельно опасного. Уже чующего свою смерть, и потому спешащего порвать как можно больше людей, уже не заботясь о последствиях.

Дмитрий. Русский, 20 лет, уроженец Москвы. Да, русский… вот так посмотришь, и становится как-то неловко за то, что ты вроде бы тоже по рождению русский. Красивое, холёное лицо уверенного в себе супермена с ясными глазами пятилетнего испорченного мальчишки. Отморозка, знающего только один закон: «я хочу!». Абсолютно безбашенный парнишка. Таких опасаются и самые крутые уголовные авторитеты, потому как стая подобных подростков-переростков способна совершить покушение на Папу Римского или президента, если это придёт им в голову. Страх им неведом, слово «последствия» они никогда не слышали, а слова «уважение», «милосердие» или хотя бы «не убий» вряд ли способны прочесть даже печатными буквами.

Фархад. Афганец, 35 лет, место рождения неизвестно… А был ли сам факт рождения у этого? Голограмма очень чётко передаёт мельчайшие детали, и одного взгляда на это лицо и особенно глаза достаточно, чтобы понять — это портрет зла. Концентрированного, стопроцентного, абсолютного зла.

Ладно. Раз я не могу управлять своими видениями наяву, надо спать. Надо СПАТЬ. И при этом постараться увидеть не абы что, а именно вот этих трёх. Мда, задачка. И ко всему ещё не приучен я спать днём.

Апрельское солнце бьёт в окно, но мне оно вроде как не мешает. Или всё же затемнить окно? Ладно, обойдусь…

Я ложусь лицом вниз, пристроив под голову круглую подушечку. Это человеку спать удобней на спине. Ангелы же не любят, когда что-то связывает крылья. Оттого и стульев-кресел нет у них — из-за спинок. Тем более что сколиоз ангелам ни при каких условиях не грозит… Оттого же, кстати, и женщины обычно спят сверху — мужчины у ангелов сплошь джентльмены, всё для любимых… Всё для них…

…Мы летим высоко-высоко, и земля под нами кажется синим ковром с многочисленными блюдцами озёр и блескучими жилками рек. Мы будто парим над центром колоссальной, невообразимой чаши. На горизонте темнеет горная гряда, и вершины гор темнее подножия — там растут высокогорные чёрные леса, способные переносить ночные заморозки и даже снег. А гор с мёртвыми вершинами, покрытыми вечными снегами, тут нет. Тут всё буквально насквозь пропитано жизнью, в Раю. Эта планета живая.

«Догоняй, Рома!» — Ирочка вырывается вперёд, но я тоже прибавляю хода. Она скользит стремительными неуловимыми зигзагами, но и я кое-чему научился, и держусь как приклеенный.

«Ага, похоже» — одобряет Ирочка — «А ну-ка!..»

Петля, ещё петля. Обратная петля. «Кобра Пугачёва». «Фигура Кио». Целый каскад умопомрачительных по сложности воздушных пируэтов. Но я всё так же держусь в десяти-двенадцати шагах позади. Любой ас времён Отечественной войны такого ведомого носил бы на руках, поил бы коньяком и пел на ночь колыбельные…

Ирочка звонко хохочет, перекрывая шум ветра, рассекаемого нашими крыльями, и смех её разносится по всему бескрайнему небу.

«Последнее испытание, Рома. Удержишься — я станцую для тебя танец живота»

«Ангелам это несвойственно»

«Для тебя будет сделано исключение!»

Она складывает крылья, камнем проваливаясь вниз. Я следую её примеру, и упражнение даётся мне легко — я заметно тяжелее своей жены, а падать тем легче, чем ты тяжелее.

«Я выиграл!»

«Неужели?»

Ирочка внезапно распахивает крылья, тормозит ими, как парашютом, и с ходу начинает вертикальный подъём. Я проскакиваю мимо, беспорядочно хлопая крыльями, но момент упущен.

«Не всё ты ещё освоил, Рома. Ой, не всё!»

«Ладно. Твоя взяла» — я великодушен. — «Обойдусь без танца живота. Есть и другие приёмы!»

И снова она хохочет так звонко и счастливо, что я плавлюсь от счастья. Моя. Моя!

«Ну что, домой?» — спрашивает Ирочка.

И только тут я замечаю, что мы находимся над морем. Интересно, когда это мы успели так подзалететь?

«Ого! Надо выбираться. Над морем же нисходящие потоки»

«Ерунда, на такой высоте это уже незаметно. Надо просто лететь чуть быстрее!»

Я оглядываюсь кругом. Берег не так уж далеко, вот только какой-то странный этот берег — похож на гофрированное железо… И небо изменило цвет. Да что же это такое?!

Берег приближается, и теперь уже ясно видно, что всё пространство суши покрыто бесконечными рядами теплиц.

«Это планета Истинно Разумных!»

«Да, Рома. Это мир умерших заживо»

Меня пронзает дикий страх. На горизонте появляется чёрная точка, растущая на глазах. А у нас с Ирочкой ничего нет!

Чёрная точка стремительно приближается, превращаясь в «летающую тарелку», и я слышу насмешливый голос биоробота Ивана.

«Ну вот и всё, биоморф. Это оказалось просто!»

Огромные глаза Ирочки заполняют всё поле зрения.

«Так будет, Рома, если ты не сможешь. Надо смочь!»

Ослепительная вспышка, я просыпаюсь, судорожно стискивая руками подушечку, и даже крылья распустились и скребут по полу. Ну и сон…

Я сажусь по-турецки, тоскливо гляжу в окно. Закат уже почти угас, и пепельное свечение потолка уверенно спорит с бледным светом, исходящим из окна. Ай, молодца! Выспался сотрудничек, стало быть, в рабочее время и на рабочем месте. Ирочка права, права… Как я буду работать, Великий Бредящий? Вот Аина обрадуется…

И уже совершенно ни к селу ни к городу всплывает в моей чумной голове фраза из какого-то Бог весть когда виденного фильма — «Какой помощник для папы Карло!»

* * *

«Папа Уэф… Ты сильно занят?»

Я чувствую, как он пытается охватить общий смысл фразы, прочесть в моей голове — вдруг я опять с какой-то праздной глупостью? Да нет, тут у меня серьёзно…

«Десять-пятнадцать минут я найду. Заходи ко мне!»

Я не заставляю приглашать себя дважды.

— Ну жалуйся, Рома, — папа Уэф сидит у себя в комнате, у знакомой установки с вертикальной ярко-зелёной светящейся нитью, уходящей в потолок.

— Папа Уэф… Я не знаю, с какого боку начинать, — грустно признаюсь я.

Он несколько секунд размышляет.

— Да, хорошо бы уложиться в пятнадцать минут… Ладно, начнём.

Вспыхивает громадный виртуальный экран. Город, мне незнакомый. Раннее утро. По улице идут прохожие, пока ещё редкие.

— Видишь этих людей?

— Ну…

— Каждый из них перемещается во времени и пространстве. Во времени мы все тут перемещаемся скопом, сообразуясь с местным течением Мирового Потока Событий, характерном для планеты. А в пространстве каждый самостоятельно. Это доступно?

— Пока да.

Изображение вдруг расслаивается. Как в специальных кинофильмах, каждый человек начинает оставлять за собой тающий след послесвечения — типичная компьютерная штучка.

— Да. Это след перемещения этих вот людей в пространстве по ходу времени. Если сильно упростить — из прошлого в настоящее, то есть в данный текущий момент. Но это одна сторона… Возьмём вот этого одного прохожего, чтобы упростить дело.

Изображение расслаивается по-новому. Теперь точно такой же тающий след возникает ПЕРЕД идущим человеком.

— А вот это ВОЗМОЖНОЕ перемещение данного человека В БУДУЩЕМ. В самом ближайшем, правда, то есть на несколько секунд вперёд.

Прохожий между тем бодро вышагивает по тротуару, и изображение снова меняется. Хвост послесвечения приобретает красный оттенок и становится невероятно длинным, тянущимся за прохожим, как след на первом снегу. А впереди свечение приобретает фиолетовый оттенок и тоже вытягивается, правда, не до бесконечности — далеко впереди оно постепенно сходит на нет. Но самое интересное — оно разветвляется. Одна ветка, более интенсивного и сочного цвета, сворачивает через дорогу к автобусной остановке, но до неё не доходит, обрываясь на середине дороги. Другая, бледная, тянется вдоль тротуара и тает вдали, как сигаретный дымок.

— А вот это МИРОВАЯ ЛИНИЯ данного человека. Относительная, как мы её называем, то есть привязанная к поверхности планеты. В прошлом она однозначна и незыблема, поскольку прошлое состоялось. А вот в будущем носит вероятностный характер.

— А это что за развилка? — я указываю на разветвление «мировой линии», к которому пешеход целеустремлённо приближается. По мере приближения к развилке короткая ветка становится всё сочнее, а более бледная ещё бледнее, хотя и вытягивается вдаль всё сильнее, уходя из поля зрения.

— А это развилка в судьбе вот этого конкретного человека, — папа Уэф смотрит довольно мрачно. — Он может попытаться сесть на автобус, но есть у него, похоже, и мысль пройтись пешком, ввиду хорошей погоды. Правда, он ленив и эта вероятность невелика — видишь, какая бледная линия…

— Что значит «попытаться»? — хлопаю я глазами. Папа Уэф усмехается печально.

— Это значит, что ему это не удастся, если даже он примет такое решение.

Между тем незнакомый мне пешеход уже подходит к развилке. Линии судьбы начинают мерцать, меняя интенсивность — очевидно, человек колеблется. Внезапно бледная линия мгновенно гаснет, и человек сворачивает к автобусной остановке.

— Всё, Рома. Решение принято. Обрати внимание — здесь он САМ решил свою участь.

Человек уже ступил на проезжую часть, делая последние шаги по своей «мировой линии» и по этой жизни. Из-за угла внезапно на бешеной скорости вылетает иномарка, с ходу срезая угол прямо по газону, выносится на середину дороги… Удар! Человек отлетает, как кукла, но никакого следа за ним больше нет. Это уже просто труп, неодушевлённый предмет.

— Верно понимаешь, Рома. Сейчас машина настроена на отслеживание мировых линий живых людей. Хотя в принципе можно проследить и эволюцию уже мёртвого тела. Но кому это интересно?

Я подавленно молчу. Не так это просто — видеть смерть. Зрелище не из приятных и воодушевляющих.

— Ты подавлен… — печально усмехается Уэф — А я вот вижу такие сценки почти каждый день, иной раз не по одной. К этому невозможно привыкнуть, Рома. Ангелу во всяком случае.

Его глаза обретают твёрдость.

— Но мы теряем время. Так вот. Ты должен увидеть мировые линии нужных тебе людей или даже предметов. Отследить по найденной мировой линии уже просто, не сложнее, чем Казбеку найти по следу пешего человека. В дальнейшем, научившись видеть продолжения мировых линий в грядущее, ты сможешь предвидеть вероятные шаги индивида и влиять на них. А до всего остального дойдёшь сам. Вопросы?

— У меня нет такой прогностической машины, папа Уэф.

Папа Уэф морщится, я улавливаю его досаду.

— У тебя есть машина получше, — он стучит мне пальцем по лбу. — Вот только ты используешь её пока, как ваш местный школьник использовал бы суперкомпьютер для игр-стрелялок.

Я вдруг явственно вижу в его голове острую зависть. Так глухой порой завидует слышащим, теоретически зная, что существует на свете прекрасная музыка, ему недоступная. И ему всю жизнь придётся довольствоваться ползущей строкой субтитров.

— Да, папа Уэф, — я полон к нему искреннего сочувствия. — Нет правды на Земле, но нет её и выше. Почему такой дар — и такому балбесу… Вот если бы тебе стать Всевидящим, ты бы всех «зелёных» тут раком поставил…

Я спохватываюсь. Ну когда уже я отучусь ляпать? Но слово не воробей, и в фиолетовых глазах Уэфа уже зажглись огоньки — ход моих мыслей его заинтересовал.

— Как?

— Да не обращай внимания… Это я сдуру…

Но моё подсознание абсолютно самостоятельно выдаёт ряд картинок-ассоциаций с участием «зелёных», биоробота Ивана и папы Уэфа, и потомственный телепат, каковым Уэф является, без труда улавливает их. Ещё пару секунд он сидит неподвижно, округлив глаза, но смех уже рвётся наружу, сотрясая его, как в лихорадке.

— Ой, не могу… Нет, это немыслимо… — серебряный смех-колокольчик звенит, не умолкая. — Ой, не надо… О-ох… Да, Рома, — он вытирает слёзы, — вот так вот живёшь, думаешь, уже всё про зятя знаешь… Ход мыслей человека непредсказуем. Боюсь, Мауна не одобрит подобный мой выбор. Особенно биоробота.

Сказать, что я смущён — ничего не сказать… Нет, с этим надо что-то делать… Я имею в виду, с ходом мыслей. Ведь можно как-то научиться нормально думать, разве нет?

— Всё, Рома, иди работай! И мне не мешай работать! — Уэф поворачивается к своей установке.

— Спасибо!

И уже у дверей я решаюсь.

— Папа Уэф… Можно ещё вопрос?

— Ну?

— А как я тогда смог?

Он оборачивается всем корпусом, и я уже настраиваюсь на контрвопрос типа: «ты меня спрашиваешь?» Но папа Уэф, помолчав, произносит совсем другое.

— Тогда был День Гнева… сынок.

* * *

Размытые цветные пятна танцуют свой таинственный танец, рассказывая мне о том, что было, есть и будет во Вселенной. Они никогда не устают, в отличие от меня. Они ничего не утаивают, но что и как я пойму, это уже моё дело. Мне трудно… Мне очень трудно…

Взрыв в голове… нет, это не похоже на взрыв. Я расширяюсь сейчас вовсе не так, как раньше, стремительно и неудержимо, подобно ударной волне. Это больше напоминает расползание облака тумана, мягкое, осторожное… Нет, я не прав — это ничего не напоминает. Потому что подобные ощущения не описываются никаким нормальным человеческим языком, да и ангельским тоже.

Москва… Да, это определённо Москва. Я вглядываюсь в призрачные белёсые очертания зданий, в прозрачные фигурки привидений, весьма похожие на людей… да, это и есть люди. Ещё усилие, и за ними появляются дымные тающие «хвосты»-послесвечения. Да, это их мировые линии. Сколько их, Господи! Как я найду нужную?

Вновь расширяюсь, затапливая собой всю Среднерусскую равнину, от Белого моря до Кавказа. Я вглядываюсь и вижу — всё это пространство буквально пронизано мировыми линиями, торчащими почти вертикально вверх, как волосы. Ого! Они же тянутся куда-то в космос, это ж охренеть! Почему так? Ответ приходит сам собой, всплывает откуда-то из глубин подсознания — это АБСОЛЮТНЫЕ мировые линии живущих на планете Земля хомо сапиенсов. Всё просто — планета поворачивается вокруг оси и одновременно вращается вокруг светила, которое тоже не стоит на месте… Вот, значит, как это выглядит с точки зрения Абсолютного Наблюдателя… Но мне-то надо совсем другое… Ну не совсем, но другое…

Острые иголочки впиваются в глазные яблоки, щекотно под черепом… С чего вдруг? Но мировые линии уже изменились. Исчезла «шевелюра» абсолютных мировых линий, и вместо них появилась густая паутина относительных, то есть привязанных к телу планеты. Вот, это уже теплее… Много теплее… Ещё усилие…

Теперь острые иголочки колют беспрерывно, в голове нарастают совсем уже необычные ощущения. Мировые линии становятся разноцветными, точно вязь проводов, которые в беспорядке нахомутал электрик, пьяный до невменяемости. Тысячи, десятки тысяч, миллионы линий!

ГДЕ?

Я даже не удивляюсь, когда нахожу искомое. Вот же она, нужная мне линия! И в точности как электрик, я намертво вцепляюсь в неё, боясь потерять снова. Медленно, осторожно перебираюсь вдоль этой верёвочки. Иду по следу, как Казбек. Быстрее, быстрее… Ого, да эта ниточка тянется в Москву!

Быстрее, ещё быстрее… Теперь я буквально мчусь по следу.

Что это? Опять Москва? Все дороги ведут в Рим, похоже…

След становится всё более сочным, ярким. Ага, это было ещё вчера… А вот это он тут был уже сегодня… Шесть часов назад… Два часа… Полчаса назад…

Мутно-багровый след упирается в фигуру, сидящую за рулём легковушки, марку которой я не в силах определить. Если честно, я сейчас с трудом бы отличил её от КРАЗа, до такой степени моё восприятие отличается от нормального, повседневного. Все неодушевлённые предметы — машины, дома, что угодно — выглядят смутными белёсыми тенями, пронизанными цветными змеями мировых линий людей. Если добавить ещё, что всё это я вижу сквозь переливающиеся, танцующие цветные пятна… слово «калейдоскоп» всё равно не даст нужной ассоциации, так что не стоит ничего говорить.

Изображение с каким-то даже звонким щелчком становится плотным и красочным, возвращаясь к более нормальному восприятию реальности. Именно более нормальному — потому как до совершенно нормального ему ещё ой как далеко.

Я всматриваюсь… Да. Да, это он, Фархад. Именно его я хотел найти первым, потому как его портрет был наиболее впечатляющим.

В затылке у меня появляется тупая, ноющая боль. Пока ещё довольно слабая, даже не боль, отдалённое эхо боли. Но я уже знаю — это сигнал опасного переутомления. Времени осталось мало… Куда он едет? Что привело его в Москву? Что он вообще задумал?

«…Всё просто. Есть телепатия…» — откуда-то сбоку выплывает голос папы Уэфа. Да, папа Уэф… Куда проще — просмотреть, что роится в голове у человека, едущего в авто посреди многомиллионного мегаполиса, к тому же отстоящего от тебя на сотни вёрст.

Я делаю над собой сверхъестественное усилие. Да, я не потомственный телепат, и мне вряд ли удастся прочесть скрытые, неоформленные мысли. Но прочесть текущие размышления я могу попытаться. Должен!

Боль в затылке усиливается, но мои потуги увенчались успехом — в голове возникает бесплотный шелестящий голос… будто полоски бумаги, приклеенные к форточке, под слабым ветерком… будто осыпающийся песок… будто отдалённое шипение змеи.

«…Проклятый Аллахом город. Грязные свиньи, зажравшиеся сверх всякой меры… Ха! Они думают, понаставили тупых ментов на каждом углу, и могут спать спокойно… Глупые самовлюблённые гяуры… Что ж, спите покуда. Против воинов Аллаха все эти бесчисленные живые столбы бесполезны. Фархад объяснит вам истину и укажет ваше место в аду. Готовьтесь!»

Машина между тем уже петляет среди каких-то домишек. Где это в Москве такие сохранились? Южное Бутово?

Но близкий рёв взлетающего самолёта всё ставит на место. Это Быково, точно! Я же там был, и не раз!

«Ну где этот Иварс, сын свиньи и верблюда…» — я чувствую, что Фархад даже мысленно приглушил голос, и опасливо оглянулся. — «Да… Не знаю, чей он был сын, но мать свою он наверняка зарезал… Не мог не зарезать… Не хотел бы я заснуть, когда он рядом. Да, приходится признать — большинство гяуров жирные холощёные хряки, но если уж встречается меж ними такой вот зверь… Шайтан у него в подручных ходит, точно. Хорошо, что он на нашей стороне. Но ещё лучше было бы его никогда не видеть»

Резкая боль пронзает затылок, я вскрикиваю и просыпаюсь. Голову ломит, но я вскакиваю на ноги. И едва не падаю. Привалившись к стене, перевожу дыхание. Ну нет, шалишь! Я тебя не упущу!

Люк едва успевает исчезнуть перед моим носом, с такой скоростью я бегу. Второй люк, третий… Ага, это то, что надо!

На стеллаже ровно лежат тугие скатки боевых скафандров. Я нахожу свой, одновременно давая вызов:

«Кокон мне, быстро!»

Секундное замешательство — сервер идентифицирует мою личность. Коле-Хрусту, Геннадию или даже деду Иванычу он, без сомнения, вежливо, но твёрдо отказал бы — такой приказ должен подтвердить кто-то из постоянного ангельского персонала базы. Но сотруднику службы внешней безопасности сервер, разумеется, отказать не может.

«Кокон готов»

Я уже напяливаю скафандр, торопливо проверяя всевозможные системы и устройства. Со свистом рассекают воздух острые металлические кромки усилителей крыла — будто приросли к крыльям, честное слово… Я не потеряю тебя в людском море Москвы, Фархад… И ты нам всё расскажешь, всё-всё, как старательный малыш стихи на утреннике в детском саду. И про своего дружка тоже…

«Минимальное время полёта до Москвы?»

«Уточни место»

«Посёлок Быково»

«Четыре минуты восемнадцать секунд»

Я уже выскакиваю на крыльцо, надевая на ходу круглый прозрачный пузырь шлема. О-оп! Кокон берёт меня, едва я миную последнюю ступеньку. Ещё через пару секунд смутная громада скита бесследно исчезает, сменяясь тёмной массой ночного леса.

«Быстрее!»

«Ускорение предельное, с учётом допустимого уровня акустической и тепловой демаскировки»

«Хорошо, так держать!»

Облаков над Селигером сегодня нет, и лунный серпик еле заметен, поэтому я не замечаю, когда кокон переходит в горизонтальный полёт. Ладно… Сейчас…

Ага, вот и родная столица. Сплошное море огней. И хотя облака над Москвой имеются, свечение только усиливается от этого — облака кажутся люминесцирующими.

Кокон уже круто заворачивает вниз, и я от нетерпения привстаю, вглядываясь в темноту. Как будто можно увидеть с такой высоты одинокую машину…

«Уточни место высадки»

«Здесь, на высоте пятьсот метров»

«Принято»

Я включаю индивидуальную невидимость, и тут же кокон выплёвывает меня в воздух. О-оп! И я уже лечу в холодных струях ночного ветра. ГДЕ?

Оказывается, зря я боялся. Не так это и сложно, выходит, найти машину посреди спящего посёлка. Впрочем, уже не посреди. Какой-то пустырь рядом с домами, кусты, удачно маскирующие две стоящие машины с потушенными фарами. Всё-таки ангельское зрение — замечательная вещь, я даже могу разглядеть марку машины. Это вот «Тойота-Королла» вроде, а второй и вовсе «Москвич 2140». Что же это Истинно Разумные так жмотятся… Не могли своего агента на приличную тачку посадить… Ага, а вот и они, ребятушки. Две фигуры что-то достают из багажника «Москвича».

Крылья с шумом поднимают маленький вихрь, но я предусмотрительно сажусь в полутораста метрах от стоящих в тени автомобилей, и две фигуры продолжают своё дело, ничего не заметив. Я осторожно, тихо шагаю к ним, стараясь не хрустеть валяющимся под ногами мусором. Или надо было сразу обрушиться на них с небес, как и подобает ангелу? Нет, осторожность всё же не помешает…

— … Значит, ты понял — бьёшь только на взлёте.

— Я понял, Иварс.

Я вслушиваюсь в мысли сидящих в салоне «Тойоты». Да ведь он боится! Фархад, казавшийся мне воплощением Зла, явно боится этого Иварса. Да, ненавидит и оттого ещё больше боится. Я ловлю его мыслеобраз — как он видит собеседника — и вздрагиваю.

Потому что рядом с Фархадом сидит тот самый незабвенный Иван. То есть, разумеется, один из его бесчисленных близнецов-биороботов. Я даже вижу взгляд этого Иварса глазами самого Фархада, и понимаю, отчего он так боится. Никакой человек, будучи даже воплощением Зла, не может спокойно глядеть в глаза-объективы механизма, не просто лишённого души, а никогда её не имевшего. Я вспоминаю визит того Ивана — ведь я готов был кинуться на него с голыми руками.

— …«Стингер» достанешь в последний момент. После выстрела трубу бросишь и сразу уходишь. Вот ключ от того гаража, что я тебе показал. Дорогу запомнил?

— Да, Иварс.

Вот интересно — самостоятельно говорит этот Иварс, или транслирует речь кукловода? Впрочем, вряд ли «зелёные» будут так подставляться без нужды. Даже связь на гравитационных волнах ангельская техника вполне способна засечь.

— … Из Москвы сразу уйти не пытайся. Пересиди суток трое в гараже, потом уйдёшь спокойно. Еда и вода там есть. Уходи на второй машине, эту оставь в гараже. Никому не открывай, даже если это буду я. Связь только по телефону.

— Я всё понял. Аллах не забудет тебя, Иварс.

Вежливая улыбка на лице биоробота, пожалуй, ещё хуже, чем взгляд. А впрочем, всё едино…

— Тут всё, — Иварс достаёт толстую, как брусок, пачку. — Сто тысяч долларов. Можешь пересчитать.

— Я верю, зачем?

Новая улыбка механизма.

— Тогда удачи.

Робот выходит из машины. Да, когда он сидит, и не видно его лица, то биоробота вполне можно спутать с человеком. И даже когда идёт спокойным шагом, если специально не приглядываться. Но вот как он вышел из машины… Неужели этот Фархад не видит? Нет, видит, конечно. Но мозг обычного человека уверенно отметает все фантастические версии. Конечно, Иварс человек, а кто же ещё? А с координацией движений у всех могут быть проблемы… Да и не проблемы это — дай Бог всем нам такую координацию. Может, брейком человек увлекается, вот и усвоил такие движения…

— И ещё… — Иварс уже стоит, придерживая дверцу. — Жизнь штука сложная, сам знаешь. Но самой глупой идеей будет исчезнуть из Москвы, не сделав работу. Никакой Аллах не поможет после такого поступка.

— Зачем эти слова, Иварс? — это Фархад.

— А разве это я сказал про тебя?

Момент, когда в руке Иварса оказался плазменный разрядник, я упустил. И едва успел включить защитное поле, отклонившее шипящий ослепительный шнур от моей головы. Очевидно, объективы биоробота тоже кое-чего стоили — надо же, сумел разглядеть в ночной темноте лёгкое марево…

В следующий миг я привожу в действие поражатель — гравибой расплющил бы в блин и стоявшую рядом машину. Но вместо того, чтобы разлететься на куски белого мяса и металлокерамических костей, Иварс превращается во вспышку ослепительного огня. Последнее, что я успеваю понять гаснущим сознанием — в нём бомба…

* * *

Размытые цветные пятна танцуют свой таинственный танец, исполненный скрытого смысла…

Скрытого? Нет, на сей раз смысл открыт и ясен, как надпись на заборе: «ДУРАК».

— Имеет место факт. — раздаётся голос свыше.

Я открываю глаза. В голове стоит лёгкий звон, и размытые цветные пятна не торопятся покидать пределы моего поля зрения. Всё тело ноет, как будто меня избили палками.

Я лежу в громадной ванне, до боли знакомая крышечка нависает надо мной. Справа и слева стоят Аина и мама Маша. Ангельские лики плохо приспособлены для выражения отрицательных эмоций, но сейчас им это удаётся. Про глаза я уже молчу — взгляд Аины напоминает взгляд разъярённой кошки, а в глаза мамы Маши сейчас вообще лучше не смотреть. Одного взгляда в эти глаза хватит, чтобы даже самый матёрый эсэсовец немедленно застрелился от стыда.

— Как себя чувствует наш пациент? — роскошное бархатное контральто. Тон также не вызывает никаких ненужных иллюзий — таким тоном разговаривают с даунами среднего уровня развития, пытаясь получить от них вразумительный ответ.

— Плохо… — честно признаюсь я. Стыдно… Ой, как стыдно…

— Ничего, Рома, главное уцелело, — мама Маша взглядом указывает на мой низ живота. — А голова, это совершеннейшие пустяки.

— Не скажи, Мауна, — подаёт голос Аина. — Голова ему нужна для смещения центра тяжести тела.

Они обе смотрят на меня, и я жутко жалею, что не могу всосаться в дно ванны витализатора, подобно отросткам-манипуляторам.

— А ещё он в неё ест, — вбивает последний гвоздь Аина.

Мама Маша вздыхает.

— Ладно, Рома. Если хочешь, можешь ещё полежать. И вообще оставаться в витализаторе до момента отправки. Тут ты в безопасности, по крайней мере.

— Определённо, — подтверждает Аина. — Во всяком случае, я лежачих больных не трогаю.

Мама Маша направляется к выходу.

— Разбирайся с ним сама, Аина. У меня полно работы.

«И спасибо тебе от Уэфа, Рома. Ты здорово помог!»

Стыдно… Ой, как стыдно…

Моя наставница, наскучив созерцанием лежачего бедолаги, вздыхает.

— Ладно, напарничек. Я обещала твоей Иолле, что ни одно перо с тебя не упадёт, и я выполню своё обещание. Как бы ни хотелось мне лично выдрать тебе пёрышки. Вылезай уже!

Я выбираюсь из витализатора, держась за край. Всё-таки мне здорово досталось, похоже…

— Твоя контузия — моя последняя надежда, коллега. А вдруг ты всё-таки поумнеешь? Ведь случаются же в жизни чудеса, верно?

Случаются… Но только не такие…

Аина фыркает смехом, и я робко смотрю на неё — смех обычно добрит человека, ангела тем более…

«Даже не надейся» — улавливает она мою мысль. — «Пойдём ко мне, продолжим беседу»

Я понуро бреду за своей наставницей, и в голове вновь и вновь звучит издевательская фраза из того фильма: «какой помощник для папы Карло!»

Каков помощничек для папы Уэфа…

В комнате Аины на сей раз витают ароматы лаванды и полыни. Она указывает мне на ковёр, усаживается напротив.

— Ну что, Рома. Давай подведём предварительные итоги. Тебе было дано задание. Выполнено?

— Нет… — я смотрю в пол.

— Что сделано? Отвечай!

Я поднимаю глаза, подтягиваюсь. В самом деле, нечего разыгрывать сценку «опять двойка». От меня ждут ДЕЛА.

— Я обнаружил Фархада. Проследил его путь до Москвы, локализовал текущее местонахождение. Он шёл на встречу с биороботом «зелёных», которого называл Иварс. Но я тогда не знал, что Иварс этот — биоробот, потому как не знал этого и сам Фархад. Я уловил, что они готовят какую-то акцию, теракт, но тут разболелась голова, и я проснулся. Я испугался, что упущу объекта — к тому времени он был в Быково — и направился туда, используя транспортный кокон. Мне удалось обнаружить с воздуха две машины, стоящие в укромном месте, в одной из них я опознал машину Фархада. Я приземлился поодаль, чтобы не вспугнуть их, осторожно подошёл ближе, намереваясь прослушать разговор и мысли. Как я понял, Фархад должен был сбить пассажирский лайнер, пользуясь «стингером»…

— С этого места подробнее.

— Хорошо, Аина. Значит, так… Этот Иварс передал Фархаду «стингер» и инструкции — бить лайнер только на взлёте. Ещё инструкцию, как уйти из Москвы после теракта — отработанную трубу от «Стингера» бросить, спрятаться в каком-то частном гараже и пересидеть трое суток. Уходить не на своей машине, а на той, что стоит в гараже… Да, передал ему ключи от того гаража и сто тысяч долларов за работу.

— Подробнее, пожалуйста. В каком гараже? Чей гараж?

Я вновь опускаю голову.

— Я не успел выяснить.

— Но ты успел выяснить, какой именно самолёт должен был сбить этот Фархад?

— Нет… Я вообще не понимаю, зачем «зелёным» такие сложности. С их техникой устроить катастрофу…

— А, ты и этого не понимаешь? «Зелёным» не нужна авиакатастрофа, очевидно. В данном случае им нужен был конкретно теракт. А теперь о главном, Рома. Ты хотел взять «языка»? Или даже двух?

Я опускаю голову ниже.

— Я понял, Аина, правда.

— Да ни хрена ты не понял! — голос Аины звенит. Говорит она по-русски, потому как ангелы практически не используют подобных выражений: данный овощ им незнаком, а названия половых органов в Раю никак не являются ругательствами. Вообще в Раю с ругательствами туго, тут люди дадут ангелам сто очков вперёд. — Все нити обрезаны так чисто, как самими «зелёными». Но это ещё полдела. Ты в курсе, что этот… гм… Иварс наверняка сообщил о твоём явлении? Ты понимаешь, что ты фактически дал знать «зелёным», что мы вышли на них? Ты представляешь, что было бы, если бы там рядом оказалась «тарелка»? Тебе ведь известно местонахождение этой базы. Ты вообще способен ДУМАТЬ, или только слегка соображать?

Я тяжко вздыхаю. Теперь мой вид не тянет даже на картину Репина «Опять двойка». Скорее, на картину «Последний кол».

— Ну, а про двух оставшихся объектов, отданных тебе в разработку, я не спрашиваю. Не дошёл ход, я понимаю. И это просто замечательно, скажем прямо. Иначе вся наша работа тут полетела бы в утилизатор.

Тяжкое молчание разливается по комнате.

— Биан требует твой отправки в Рай, Рома. На замену тебе прибывает Уот. Сейчас он занят, так что это будет завтра. По местному времени где-то в полдень.

Вот теперь я поднимаю голову, встречаясь с Аиной взглядом. И глаза её уже не напоминают глаза разъярённой кошки. Печальный взгляд, чего там.

— Если ты отправишься домой один, сюда ты точно больше не вернёшься, Рома. Биан проведёт с тобой заключительную беседу и покажет, откуда удобнее взлетать.

— Что мне делать, Аина?

Её взгляд опять тяжелеет.

— Ну хорошо, я показываю тебе. Единственный и последний раз. Если ты не поймёшь — мы с тобой больше не работаем, извини.

В руке Аины уже светится экранчиком маленький сотовый телефон.

— Вот это, Рома, примитивный аборигенский прибор электромагнитной связи, именуемый телефон. Пока доступно?

— С трудом… — всё-таки не удерживаюсь я. Конечно, не в моём положении хамить начальству… Но чего она так-то?

— Ничего, это было самое сложное. Дальше будет проще.

Аина быстро тычет пальцем в клавиатуру. Прикладывает прибор к уху. Я понимаю, что это чисто психологическая демонстрация — во-первых, в этих местах покуда нет сотовой связи, а во-вторых, даже если бы была, радиоволны погасит система маскировки. Вот тот самый «тотем» устройства контроля эфира, что на стене в моей комнате. Так что телефон всяко работает через аппаратуру связи самой базы.

— Алё, Николай Николаич? — говорит она неожиданно бархатным роскошным контральто, весьма похожим на «базовый» голос мамы Маши. — Вас просили предупредить. Они выехали. Да. Четыре машины, человек восемнадцать. Нет, я вам не могу сказать, потому что не знаю. Меня просто попросили сказать — привет от Ската. До свидания.

Аина нажимает отбой и снова набирает номер.

— Паришься, Димон? — на этот раз Аина говорит развязным голосом молодого отморозка, каких боятся порой даже самые матёрые уголовные авторитеты. Потому как для таких и сам Господь Бог не авторитет. — Значит, так. Берёшь своих и пулей на угол Мичуринской и Бляхера. Дуры возьмите, они тоже не пустые будут. Мочите козлов с ходу, ага. Болванки есть у вас? Вот в каждую таху им по одной опосля, для надёжности. Всё, давай.

Она вновь нажимает «отбой».

— Одну проблему решили. Идём дальше.

Аина щёлкает пальцами в воздухе, и перед ней вспыхивает виртуальный дисплей.

— Анвар? — на сей раз я мог бы поклясться, что говорит если не сам Усама Бен Ладен, то по крайней мере заматерелый арабский террорист с двадцатилетним стажем. Гортанный хриплый голос. Аина говорит по-арабски (или по-чеченски?) быстро, мне неизвестно ни единое слово, но я всё-таки телепат, и потому улавливаю смысл — это приказ «выдвигаться». Куда именно, я уловить не успеваю, Аина прекращает связь. И тут же вновь выходит в эфир.

— Девятый, девятый, где вы сейчас? — Аина выслушивает ответ. — Доверните влево десять, через семь минут будете над целью. Два грузовика и одна «Нива» впереди, с отрывом. Работайте «атаками» с дистанции, затем на добивание. Да, наши там подойдут попозже, так что осторожней, не ошибитесь. Как понял? Хорошо. Я на связи.

Она снова переключает связь, причём на сей раз слышны треск и шорох эфира.

— «Кыштым», «Кыштым», я «Уфа» — теперь это мужественный голос как минимум полковника. — Как слышно? Значит, так, ребята. Сейчас мимо вас будут проезжать гости, им станет плохо. Так вы уж не откажите в помощи пострадавшим. Не, не надо их мучить. Сделайте хоспис, и всё. П…ц котёнку, срать не будет! Всё у меня.

Аина смотрит на меня сквозь прозрачное свечение дисплея, висящего перед ней.

— Вот и вторая проблема отпала с треском. Ну, отпадёт через… да, уже через пять минут. Я вижу вопрос, который вертится у тебя в голове. Нет, Рома, я не ты, я концов не обрезаю. Пока ты валялся в витализаторе, мне удалось сделать и твою часть работы. Те двое должны были совершить свои чёрные дела и исчезнуть. Я просто немного ускорила процесс их перехода в естественное состояние — трупы ходить по земле не должны. И сейчас вот сорвала акции, запланированные «зелёными». Но прежде я узнала их связи, Рома, и это главное.

Дисплей гаснет, устраняя зыбкую виртуальную преграду между мной и наставницей.

— ТЫ ПОНЯЛ?

— Понял… — я смотрю на неё со смешанным чувством, которому более всего подходит название «благоговейный ужас». — Волки от испуга скушали друг друга…

— Чего? — Аина прищуривается, вылавливая смысл пословицы-поговорки в моей голове — Ага, вижу, всё-таки что-то понял. Ну что, коллега, будем работать?

— Скажи… — я сглатываю, — ты так всех можешь?

Аина вздыхает так тяжко, что и без телепатии можно уловить общий смысл — ну что взять с контуженного биоморфа?

* * *

Я понуро сижу на скамейке за баней. Той самой скамейке за той самой баней, где всё началось.

Папа Уэф возникает бесшумно. Молча садится рядом.

«Я здорово влип, папа Уэф. И подставил Аину»

«Это так. Я предупреждал тебя — в вашей конторе придурков не любят»

«Скажи… Меня выгонят?»

Несколько секунд раздумья.

«Не знаю. Я бы выгнал»

«Спасибо»

«На здоровье. Ты пойми Биана. Зачем ему твой труп? И, возможно, не только твой. Он отвечает за дело, и за жизни своих сотрудников тоже»

«И что мне делать?»

Папа Уэф издаёт тяжёлый вздох.

«Не знаю. НЕ ЗНАЮ! Можно, конечно, попытаться устроить тебя в группу подготовки миссионеров, но это будет только отсрочка. Потому что ты не справишься»

«Что, я так безнадёжно туп?»

«Дело не в этом»

Он глядит мне в глаза тяжело-пронзительно.

«Если ты не удержишься сейчас, ты не сможешь работать и в миссии. В тебе ЭТО засядет, как гвоздь. Плюс ко всему ты поступишь уже с подмоченной репутацией. К тебе не будет стопроцентного доверия, понимаешь? Ты не представляешь, как это страшно, Рома, когда товарищи относятся к тебе с опаской. Ненадёжный — это будет твоё клеймо, смыть которое трудно»

«Всё ясно, папа Уэф. Придётся мне поступать в службу очистки пресных водоёмов. Да мало ли в Раю хороших и нужных профессий!»

Его взгляд становится тяжело-пронзительным:

«А это уже будет бегство. Бегство от самого себя. Послушай, что я тебе скажу. Твоё призвание — Земля. Как и призвание Иоллы. Если ты сейчас сбежишь…»

«Или меня уйдут»

«Не перебивай! Если ты сбежишь от самого себя, то потом рискуешь и не найти. И это станет началом конца. Потеряв себя, ты в конце концов потеряешь и мою дочь»

Перед моим внутренним взором вереницей проплывают наведённые мыслеобразы. С каждым днём всё смурнее и холоднее становится в нашем с Ирочкой доме. Понемногу, постепенно. Сперва она изо всех сил старается, но помочь тому, кто не найден, невозможно. И вот уже вместо лучезарного света в таких любимых глазах проступает боль и отчаяние, которое сменяется безразличной пустотой… Нет!!!

— Что мне делать, папа Уэф? — я почти кричу, перейдя на звук.

— А разве я не сказал? — удивлённо смотрит Уэф. — Думать, разумеется, что же ещё? Всё, Рома, образ очаровательного балбеса для тебя исчерпан. Как и время на раздумья-колебанья, отпущенное тебе жизнью. И надо делать ход. Взялся — ходи. Всё у меня!

* * *

— Аина, я хочу работать.

На моё счастье, Аина как раз отдыхает. Сидит одна в трапезной и жуёт ватрушки вперемешку с лимонами, обильно запивая молоком.

— Можно. Будь добр, поставь ватрушки в хлебницу и молоко в холодильник. Эта задача должна оказаться тебе по силам. А лимоны я доем.

— Это жестокая шутка, Аина.

— В каждой шутке есть доля шутки. А всё остальное правда. Как думаешь, сколько процентов правды в этой?

Вместо ответа я беру корзинку с ватрушками и уже изрядно опустевшую крынку с молоком, молча несу, куда велено. Задания следует выполнять, как бы там ни было.

Уже затылком я ощущаю — моя наставница несколько смягчилась.

«Неужели контузия таки дала положительный результат?»

Я возвращаюсь, сажусь рядом с ней на лавку верхом. Смотрю ей в глаза отчаянно-умоляюще.

— Помоги мне, Аина.

В её глазах исчезла едкая колючесть, засветились озорные огоньки.

— Я не могу, Рома, я уже замужем. А так бы, честно, пошла за тебя, не глядя на диаграмму. Вот прямо сейчас. За один вот такой взгляд.

Я не опускаю глаза. Она поймёт, не может не понять. Она же ангел, в конце концов. К тому же потомственная телепатка. Так что прочтёт, и слова тут лишние.

Теперь и озорство исчезает из её глаз, и они становятся глубокими и серьёзными.

— Ладно, давай попробуем. Я вижу, Рома, что ты МОЖЕШЬ. Но между «мочь» и «сделать» лежит порой огромная дистанция.

— Мне некуда отступать. Я сделаю.

Аина аккуратно доедает последний лимон.

— Пойдём ко мне. Там закончим беседу.

* * *

— … Теперь я понимаю, что тут есть и доля моей вины. Я-то расслабилась — Великий Спящий, да почти Всевидящий, чего ещё надо? Раз оторвался от земли, так полетит, никуда не денется. Но, видимо, с биоморфами всё сложнее.

Мы сидим в комнате у Аины. Ковёр пригашен, и свет, льющийся с потолка, тоже. Даже окно затенено. В комнате разлиты ароматы, источники которых я определить не в состоянии. Да и не до ароматов мне сейчас, если откровенно.

— Я всё время говорю, что ход мыслей человека иногда невозможно предсказать в принципе. Однажды я случайно видела сценку из жизни аборигенов — мальчик лет десяти играл с маленьким пушистым домашним зверьком… да, котёнком. И вдруг ни с того ни с сего бросил его в зев печи, где горел огонь. И сам бросился спасать, полез в печь голыми руками. Обгорели оба. Мальчик плакал и страшно раскаивался в своём поступке. НО ВЕДЬ ОН ЭТО СДЕЛАЛ! Легче ли было зверьку от того, что маленький придурок его пожалел после того, что сотворил с ним?

— При чём тут? — не выдерживаю я. — Нельзя судить о людях по таким вот придуркам!

— Да неужели? Если бы это был один придурок… Люди массово совершают идиотские поступки, а потом долго и слёзно раскаиваются, размазывают сопли. Даже существует такая идиотская присказка: «не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасёшься». Как будто соплями можно отменить уже совершённое зло! А в этой стране и вовсе существует дикий обычай — если человека признают дураком, он не отвечает даже за тягчайшие преступления. Здесь вообще имеет место культ дурака. А тех, кто умнее других, не любят и всячески стараются усложнить им жизнь.

Я молчу. А что тут скажешь? Против правды не попрёшь… Дуракам везде у нас дорога, дуракам везде у нас почёт. «Блаженные нищие духом…»

— Но мы отвлеклись. Время послеобеденного отдыха заканчивается, а у меня полно работы. Вот тебе портрет подопечного.

В воздухе вспыхивает изображение, и у меня отваливается челюсть. Да не может быть!

Мальчуган лет шести, не больше. Да, точно. Вот дата рождения — неполных шесть лет. И это агент «зелёных»?!!

Аина громко и заразительно хохочет, и я улыбаюсь, уже видя-ощущая ответ.

— Ох, уморил… Ты, кажется, был рыболовом в бытность бескрылым аборигеном?

— Было такое.

— Тебе известно слово «живец»? Так вот, Рома. Это вот «живец», а ты будешь рыболов. На этого малыша должны выйти «зелёные», причём в течении ближайших часов.

— Выйти и…

— И убить. Он им не нужен.

Я перевариваю услышанное.

— Скажи… он кто, этот малыш? Гений?

— Вряд ли. Нормальный смышлёный пацан.

— Тогда я не понимаю. Зачем…

Аина вздыхает.

— Ладно, Рома. Объясняю. «Зелёным» этот ребёнок не нужен. Им нужна его мать. После гибели ребёнка женщина будет почти невменяема, и к ней подкатит некий утешитель, заботливо подсунутый «зелёными». Верёвки он из неё будет вить… Это не мои рассуждения, этот прогноз выдала прогностическая машина Уэфа.

Скулы у меня сводит от бешенства. Значит, и такими приёмчиками балуются Истинно Разумные…

— А сейчас, Рома, объясни-ка мне своё задание. Сам и без всяких подсказок. Если изложишь правильно, получишь его. Если нет, пойдёшь приятно проводить время до отбытия с Земли. Только ко мне больше не подходи и не отвлекай. Так и быть, я крепко обниму тебя на прощание.

Я выпрямляюсь.

— Беречь пацана как зеницу ока. Когда на него выйдет человек «зелёных»… или нечеловек…

— Это вряд ли. Не станут они посылать биоробота, тут он не в тему. Для такого дела куда более годится одноразовая шваль местного происхождения. Пойманный маньяк…

— Я понял. Когда на него выйдет человек «зелёных», отследить его и найти работодателя. Сообщить тебе…

— Хорошо, Рома, хорошо!

— …Далее попробовать отследить работодателя — возможно, промежуточного агента…

— Неправильно. Не попробовать, а отследить.

— …Отследить промежуточного агента. Выйти на собственно «зелёного»…

— Вернее всего, это будет очередной «Иван».

— … Я понял. И сообщить тебе. Ждать дальнейших указаний.

Аина улыбается.

— Ну что ж, правильно мыслишь. Ты вообще-то парень ничего, когда вне обострения. Мы бы давно подавили здесь всех «зелёных», если бы цепочки не упирались в таких вот «Иванов» и «Иварсов». Прочесть мысли механизма невозможно, тут телепатия бесполезна.

Она вдруг становится очень серьёзной.

— Ты забыл…

— Не забыл, Аина. Мальчик должен остаться жив и здоров при любом раскладе.

— Верно. Помни — жив и здоров! Есть вопросы?

— Только один. Мне его не трогать… который придёт?

Аина смеётся.

— Ты можешь трогать его везде, где понравится. А также ронять на пол и с балкона, хоть там и третий этаж. Главное — не обруби концы!

* * *

Всё-таки есть в таких вот маленьких русских городишках некое очарование. Здесь размывается грань между городом и деревней, и через улицу, по-современному закатанную в глянцевый асфальт, важно шествуют гусь с двумя гусынями, покуда ещё не обременёнными многочисленным семейством. И новая иномарка, белый «Ауди», тормозит, вежливо пропуская молодую гусиную семью, совершающую моцион к близлежащей большой луже. И название-то какое прелестное — Клинцы!

Впрочем, мне сейчас не до любования красотами и достопримечательностями Клинцов. Кокон выгрузил меня прямо над городком на полукилометровой высоте, и я плавно снижаюсь широкими кругами, высматривая с высоты нужный мне дом и его окрестности. Ага, вот этот дом, а вот и тот самый балкон на верхнем, третьем этаже. И не застеклён, гляди-ка… А ну!

Я камнем падаю вниз, торможу крыльями и с шумом и хлопаньем опускаюсь на перильца балкона. Пальцы ног, обутые в носки-перчатки боевого скафандра, намертво вцепляются в перила. Перильца скрипят, но мой вес не так уж велик, и они выдерживают. Я спрыгиваю на балкон, чисто подметённый и не захламлённый, что не каждый день встречается в России. Прохожий, идущий по улице, удивлённо вскидывает голову, ища глазами источник шума, и я даже успеваю прочесть у него в голове промелькнувшую мысль: «Гусь, что ли, пролетел?» Так ничего и не увидев, прохожий продолжает свой путь, я же внимательно разглядываю сквозь стекло внутренности квартиры.

Обыкновенная квартирка, двухкомнатная и скромнометражная. И убранство под стать — мебельная стенка, стол, диван или тахта, раскладное кресло… А на полу, на ковре, среди рассыпанных игрушек, сидит мой подопечный. Пацан увлечённо дудит и шипит, надув щёки, управляя боем пластмассового робота-трансформера с древней русской игрушкой «Ванька-встанька», неизвестно как дожившей до наших дней.

Я достаю из кармашка маленькую блестящую штучку, напоминающую современную газовую зажигалку — универсальную отмычку. Приседаю на корточки, осторожно подношу её к тому месту, где находится шпингалет балконной двери. Короткий мыслеприказ, и крохотная умная машинка легко и бесшумно отпирает шпингалет.

Я привстаю на цыпочки, тянусь к верхнему шпингалету… Не достаю. Я не достаю! Что делать?

Я оглядываюсь. Хоть бы стул-табуретку, хоть бы ящик какой… Но балкон девственно чист, как в новостройке. Вот так… Мелочь, которую не уловит никакая самая навороченная прогностическая машина. Я же теперь маленький, а шпингалеты рассчитаны на рост взрослого аборигена!

А, ёкарный бабай!!!

Я вспрыгиваю на перильца и взмываю вверх. Оглядываюсь с высоты. Ага, вот!

Я буквально пикирую во двор, где в неопрятный штабель сложены два десятка деревянных тарных ящиков. В углу, на ящиках же, удобно расположилась тёплая компашка, на расстеленной газете стоит бутылка водки и немудрёная закуска. Пара пустых бутылок стоит рядом — очевидно, процесс уже близится к завершению.

Я хватаю один из ящиков со штабеля и с места взмываю вверх, краем глаза улавливая тупо вытаращенные глаза пьяной компании. Впрочем, они вряд ли поняли, что произошло.

Я лечу назад, прижимая неудобный и тяжёлый ящик к груди, чтобы надёжно скрыть его в своём маскирующем поле. Быстрее, быстрее!

Моё второе пришествие на балкон происходит ещё более шумно, чем первое — перила скрипят под увеличенной тяжестью, крылья хлопают возмутительно громко Я устанавливаю ящик возле балконной двери, и тут замечаю, что малыш оставил свои игрушки и подходит к балконной двери. Я замираю, и он останавливается, заинтересованно разглядывая сквозь стекло трепещущее марево — а с двух шагов оно очень даже заметно, между прочим.

Мой мозг лихорадочно ищет выход. Что делать? Если сейчас отпереть шпингалет и открыть дверь, малыш наверняка ударится в рёв, если не в истерику. Не говоря уже о том, что моё инкогнито будет безусловно утрачено — ещё шаг, и я стану видимым. Применить гипноз, или бессловесную суггестию? Попробую!

Я изо всех сил пытаюсь внушить ребёнку, что он хочет пи-пи. Мальчик мнётся, но терпит. Вот упрямый пацан!

И тут упрямый пацан делает неожиданный ход. Он хватает небольшую табуреточку — пуфик, с неё взбирается на подоконник и сам отпирает шпингалет. Так же ловко, как обезьянка, слезает вниз. Мне уже ясны его намерения, и я, пожалуй, мог бы срочно эвакуироваться с балкона, просто перемахнув через перила. Но я колебаюсь, и решающие секунды упущены. Балконная дверь распахивается, и малыш, пройдя через маскирующее поле, утыкается мне носом в грудь.

— Ты кто? — в широко распахнутых глазах нет ни тени страха. — Ты Бэтман, да?

— Не… я Рома… — растерянно ляпаю я. И откуда что берётся?

Малыш отступает на шаг, другой.

— Ой, щекотно! Чешется… А почему тебя уже не видно?

— А это специально, чтобы люди не беспокоились. Можно, я войду?

Малыш впадает в раздумье.

— Мама не велела мне никого впускать с улицы.

— Так это с улицы, а с балкона?

Он засовывает палец в рот, усиленно сосёт, вызывая приток мыслей. Впрочем, раздумье длится недолго — очевидно, ребёнок счёл мой аргумент весомым.

— Заходи, — солидно, на манер Верещагина из «Белого солнца пустыни» произносит пацан.

Я вхожу внутрь, мысленно вознося хвалу Бэтману, Уолту Диснею и всем, кто приучил современных детей не различать грани между обыденной реальностью и фантастической сказкой. Я-то голову ломал, как бы не напугать младенца…

— Ну вот, — я закрываю за собой балконную дверь и выключаю ставшую бессмысленной маскировку. — Давай знакомиться, что ли? Тебя зовут Олежек?

— Ага, — малыш смотрит на меня во все глаза. — А ты Рома?

Ну что же, раз я так представился, надо продолжать…

— Да, так меня и зовут.

Пацан обходит меня сбоку, разглядывая.

— Я понял, ты кто. Ты космический ангел. Я про вас всех мультик по телевизору видел.

— Точно! — подтверждаю я, сдерживая смех. О времена, о нравы… Если так пойдёт и дальше, похоже, скоро папе Уэфу и его сотрудникам не понадобится никакая маскировка. На них просто не будут обращать внимания — ну подумаешь, летают ангелы, мы в японских мангах и не таких видали…

— Ты же добрый? — это не вопрос, а почти констатация факта.

— Ну конечно! — авторитетно заверяю я Олежку.

— А тебе сколько лет?

— Мне-то? Да… двадцать семь уже… — я очевидно не готов к детским вопросам.

— А чего ты тогда такой маленький? У нас в доме Витька в третьем классе как ты.

Да, логичный вопрос. Я бы тоже засомневался.

— Понимаешь, мы больше не растём. Если я вырос бы большой, толстый дядька, я был бы слишком тяжёлый и не смог летать. Оно мне надо?

Мальчик понимающе кивает. Если он мне сейчас скажет что-то насчёт аэродинамики, я тоже отнесусь к этому с пониманием. Времена, когда дети знали только то, что им полагается знать по возрасту, миновали безвозвратно.

— А ты нарочно прилетел, да? — задаёт Олежек следующий вопрос.

— Ну разумеется! — кажется, я начинаю входить во вкус, давая интервью. — Я прилетел, чтобы спасти тебя, Олежка.

Пацан снова кивает, принимая к сведению моё заявление. Ясен пень, для чего же ещё существуют ангелы, особенно космические?

— От злобных монстров?

— Ну…Не совсем. К тебе сейчас придёт злой человек. Убийца. Он должен тебя убить по заданию злобных монстров.

Вот так вот, как говорит папа Уэф. И вообще, правду говорить легко и приятно.

Глаза мальчика расширились.

— А маму он не убьёт?

Я улыбаюсь ему в ответ, ласково и ободряюще. Нет, мне определённо нравится этот пацан. Не за себя ведь забеспокоился, сразу про маму…

— Успокойся, я его победю. Я же космический ангел, а он просто бандит.

— Ага, — Олежка не сомневается во мне, и это приятно. — А он большой и сильный, да?

— Если он даже будет больше Годзиллы, ему не уйти. Не забывай, я же космический ангел.

— Ага, — мальчик поудобнее усаживается на диване, и я без труда вижу его мысли — он твёрдо намерен ждать столько, сколько потребуется, лишь бы увидеть реальный бой космического ангела с Годзиллой. Вот только меня это не устраивает.

Я сосредотачиваюсь. Мальчик начинает клевать носом. Глаза его закрываются… Всё, кажется. Спит.

Я осторожно укладываю подопечного поудобнее. Ладно, займёмся делом.

Пространство вокруг дома спокойно. Да, похоже, «зелёные» не торопятся, и время у меня есть. Мать моего подопечного работает на железной дороге, и график работы у неё тоже «железнодорожный» — двенадцать часов в день, двенадцать в ночь плюс два выходных. Сегодня она освободится в восемь вечера, так что дома будет не раньше полдевятого…

Между размышлениями я вынимаю из кармашка скафандра маленькую коробочку с круглыми шариками, жёлтыми и прозрачными — точно витамин «Е» в капсулах из аптеки, только поменьше. Прилепляю один к входной двери, придавив пальцем. Шарик лопается, расплывается, намертво влипая в поверхность двери. Теперь удалить его трудно, только разве отскрести краску с верхним слоем древесины. Второй шарик я прилепляю к балконной двери, отхожу на шаг, другой. Да, незаметно. Это «сторожки», системы сигнализации. Надо ещё где-то рядом расположить летающее «устройство для поражения» и так далее. Дома тут нельзя — хозяйственная женщина обнаружит здоровенный ржавый болт и выбросит. А не она, так пацан, от детей в доме что-либо спрятать практически невозможно…

Вдруг по какому-то словно наитию я включаю прибор невидимости. Причём не «бусы» на шее, к которым привык, как к самой шее, а аппаратуру маскировки своего боевого скафандра, и на всю мощность. Теперь я невидим ни в одном диапазоне спектра, включая тепловой.

Негромкое жужжание, оборвавшееся с коротким слабым стуком-щелчком в окно. На стекле с наружной стороны сидит здоровенная чёрная муха, разглядывая внутренности комнаты, где на диване мирно спит мой подопечный. Именно РАЗГЛЯДЫВАЕТ — я чувствую это. Как? Не знаю, потом. Потом… И опять же, апрель на дворе — не рановато ли являться на свет божий таким вот мухам?

Я включаю встроенный объектив скафандра, не сходя с места и тем более не подходя к окну. Перед глазами возникает увеличенное изображение «мухи». Шесть лапок с присосками-пурвиллами, как у настоящей мухи, блестящее воронёное тело, прозрачные слюдянистые крылышки с прожилками — тонкая работа. Если бы кто-то прихлопнул такую «муху», то нипочём не заподозрил бы, что это механизм, крохотный летающий робот-наблюдатель. Всё-таки Истинно Разумные могут не так уж мало.

Закончив осмотр, «муха» снимается, чтобы перелететь к другому окну. Я понимаю, следует осмотреть все помещения, включая кухню, дабы исключить нежелательные случайности. Гляди-ка, не ленятся контролировать исполнение… Меня пробирает дрожь. Вот бы я сейчас завалил и это задание Аины. Был на грани. Всё форточки в доме плотно закрыты, и меня пробирает дрожь вторично — а если бы эта тварь проникла в квартиру? И вообще, что стоит при подобной технике убрать ненужного человека — укус такой вот «мухи», и всё… Но я уже понимаю — нет, «зелёным» не нужна смерть этого мальчика по «естественным», непонятным причинам. Это должно быть именно убийство, грязное и жестокое убийство. Чтобы мать вот этого Олежки возненавидела род людской, рождающих подобных подонков. Ненависть — зацепка и опора «зелёных», как для ангелов служит опорой в душах людей любовь.

Ага, а вот и исполнитель. Я пока не вижу его, но уже чувствую. Вот он заходит в подъезд, спокойно и уверенно поднимается вверх по лестничным маршам. Останавливается возле нужной двери, оглядывается. Достаёт отмычки, перебирает. Я содрогаюсь — нет, не могу ЧУВСТВОВАТЬ вот эту тварь. Отвык я от ощущения подобных душ, как хотите. В Раю подобных нет уже несчитанное количество лет, и быть не может. Да, не могу. Но придётся…

Коротко щёлкает входной замок. Убийца входит в дом, аккуратно прикрывает за собой дверь. Ладно, ребята. Всё, ваше время истекло.

«Муха» уже вновь сидит на окне, совмещённом с балконной дверью, чтобы контролировать процесс. Я привожу в действие инфракрасный лазер скафандра. Немножко совсем, на минимальной мощности. Оплавленный трупик «мухи» отваливается от окна. Хорошо, что оператор «зелёных» не пустил двух роботов-наблюдателей. Пришлось бы действовать очень и очень быстро. А так они, вероятно, сочтут гибель «мухи» элементарным отказом.

Убийца же и вовсе ничего не почувствовал. Осторожно заходит в комнату, где на диване спит Олежка. Я тоже разглядываю его. Нет, это не тот типчик. Крепкий мужик, волосатый до пальцев, морда красная такая… И ноздри даже волосатые, вывернуты наружу.

Убийца постоял, разглядывая жертву, достал из кармана шнурок…

— Здорово, сволочь. Как твоя жизнь? Заканчивается?

Он подпрыгивает на полметра, оборачиваясь на лету. Нервы, однако…

— Кто?.. — говорит убийца диким голосом.

Я включаю гравибой — «генератор искусственного гравитационного поля с произвольным вектором». Тоже на малую мощность, совсем на чуть-чуть. Три «же», не больше.

Волосатый рухнул на пол с таким звуком, будто уронили что-то из мебели, буквально сложившись, как складной метр. Не разбудить бы ребёнка, мало ли что гипнотический сон… Четыре «же». Теперь он даже не в состоянии поднять голову. Пять «же». А теперь он не может оторвать руку от пола.

«Думай. Кто. Тебя. Послал»

Выпученные глаза и раздутые волосатые ноздри. Он не понимает, что происходит, и ему не просто страшно — этот тип буквально выл бы от ужаса, если бы не пять «же». Я добавляю ещё пару «же» — чтобы жизнь гражданину окончательно не казалась лёгкой. Теперь ему очень трудно дышать.

«Кто? Тебя? Послал? Думай!»

Ну вот, это другое дело. Я вглядываюсь в мелькающие мыслеобразы. Хорошо. Хорошо! Всё понятно. Достаточно.

Короткий импульс парализатора, и тело окончательно расплющивается, как надувная кукла, из которой выпустили воздух. Я снимаю пресс гравибоя — я не собираюсь его убивать, хотя, вероятно, и следовало бы.

Телефон стоит на прикроватной тумбочке, зелёная пластмассовая машинка с кнопочным номеронабирателем, и я использую его. Кстати, в этом есть и ещё плюс. Прослушка телефонной линии — приём настолько элементарный и древний…

— Дяденьки милиционеры! — я говорю голосом Олежки, плачущим и испуганным. — К нам залез чужой дядька, он хочет меня убить! Он запнулся и упал, и теперь не дышит! Я Олежка, а мамы нет дома! Адрес знаю — наш дом большой и красивый, третий этаж! Дяденьки, приезжайте скорее, а вдруг он опять оживёт!

Ну вот, с этим всё. Теперь мне осталось надеяться, что на пульте в милиции дежурит приличный человек. Выяснить, откуда сделан звонок — секундное дело. Наряду милиции, чтобы добраться до места преступления, понадобиться ещё пять минут. На всякий случай я всаживаю в лежащего на полу ещё один импульс парализатора, пусть лежит спокойно до прибытия правоохранителей. Впрочем, остальное пацан сделает сам.

— Олежка… Вставай, слышишь?

Малыш просыпается, таращит глаза на лежащего гражданина.

— Это и есть бандит, да? Рома-ангел, ты где?

— Да тут я, тут.

— Ага, ты снова сделался невидимым, что ли?

— Не отвлекайся, Олежка, — я говорю как можно более убедительно, стараясь, чтобы мальчик проникся важностью момента. — Ты сейчас беги к соседям…

— К тёте Кате? — предлагает вариант Олежка.

— Да, к тёте Кате, — меня устраивает тут любой вариант. — Мне пора, Олежка.

— Не уходи! — мальчик начинает сопеть, явно собираясь зареветь. — Я боюсь! Он проснётся и меня убьёт!

— Не бойся, малыш, — я говорю как можно ласковей. — Сейчас приедут милиционеры и его заберут. А вечером придёт мама…

— А ты подари мне своё перо, Рома. На память, ага?

Я в растерянности. Нет, детям поблажек давать нельзя. Враз на шею сядут.

— Но ведь мне будет больно. Вот если я у тебя выдеру волосы на память, тебе же не понравится?

— Давай, дери, — Олежек наклоняет голову. — Ты мне перо, а я тебе волосы. Ага?

Да, пример неудачный. Попробуем по-другому.

— А если ухо оторвать?

Пацан глубоко задумался, явно прикидывая — не стоит ли пожертвовать ухом в обмен на вожделённое перо. Нет, не решился на столь грабительский обмен. Молодец, вырастет — бизнесменом будет.

— И потом, перья мне нужны для полёта. Так что извини.

— А тогда подари мне что-нибудь. Ты же добрый.

Я уже не могу сдерживать смех. Ну почему хомо сапиенсы сплошь воспринимают доброту столь прямолинейно? Раз добрый, с него надо тянуть, с лоха…

Естественно, ни о каких подарках речи быть не может. Одно дело болтовня маленького мальчика о космическом ангеле из мультика, и совсем другое — вещественное доказательство. Или оставить ему на память поражатель с гравибоем в комплекте? И боевой лазер в придачу…

Скрип тормозов внизу прерывает бег моих ассоциаций. Я выглядываю — у подъезда тормозит машина ППС. Моё время истекло.

— Всё, Олежка, до свидания!

* * *

«Вот он, Рома»

Мы разговариваем с Кио мысленно, но изображение передо мной вполне реально — светящееся окно виртуального объёмного экрана, где в глубине нервно ходит по грязной, запущенной комнате некий субъект, словно состоящий из двух половин — могучий широкоплечий торс покоится на тощих цаплеобразных ногах. Субъект то и дело посматривает на телефон, старинный чёрный аппарат с диском номеронабирателя.

«Кио, я попрошу… Как он выйдет на связь, ты мне сразу тот конец линии покажешь, ладно?»

«Да сделаю!»

Время идёт, субъект нервно ходит из угла в угол. Я читаю его мысли, как широкоформатное кино смотрю — так велик накал эмоций, прямо брызжет… Я уже прочёл его, это было не сложнее, чем прочесть газету «Спид-инфо», и не менее противно. Это промежуточный агент, Аина была права. Он передал задание непосредственному исполнителю, и деньги тоже. А ему задание дал всё тот же незабвенный Иван, он же Иварс, которого этот тип знает как Дэна. Сколько же у наших противников подобных биороботов, интересно? Со склада они их достают, или изготовляют по мере надобности непосредственно здесь, на Земле?

Ещё раз взглянув на часы, мужчина достаёт из кармана тяжёлый сотовый телефон. Изображение резко увеличивается, помещая аппарат в руке клиента в центр поля зрения, одновременно внизу появляется поясняющая надпись — компьютер идентифицировал аппарат по внешнему виду. «Моторола» стандарта СDMA. Я усмехаюсь. Пациенту даже неизвестно, что в этом городке нет такой сотовой связи. Это явный прокол «зелёных», или они учли неграмотность своего агента, или настолько презирают аборигенов, что не считают нужным особо маскировать свои имитации.

— Алё, Дэн, это я. Он не звонил. Да, сейчас выясню…

Ничего выяснить пациент не успевает. Падает столбом, как стоял, громко стукаясь затылком об пол. «Телефон» же вспыхивает ярким пламенем, мгновенно поджигая всё вокруг. Звон лопающихся стёкол, гул пламени разгорающегося пожара. Всё верно — тот урод уже в отделении, вовсю даёт показания, и цепочку надо рвать в самом начале. Зачем рисковать своим ценным имуществом — биороботом, если гораздо проще убрать никчёмного аборигена? Одноразовая сволочь… Однако непростой аппаратик-то подарили «зелёные» своему агенту. Даже не с бомбой, а с таким вот устройством для организации инсультов плюс зажигалочкой…

«Рома, я засёк. Даю картинку»

«Спасибо, Кио!»

«Да не за что. Связь на радиоволнах, запеленговать легче лёгкого»

Система глобального видения уже даёт объёмную картинку — в маленьком скверике на холме, возле городского автовокзала, на скамеечке сидит молодой человек крепкой наружности, с гладким мужественным лицом и в чёрных очках… Я усмехаюсь — вот интересно, та жуткая американская сказка «про терминатора» имела некую реальную предысторию, или всё-таки это гениальное прозрение автора?

Однако, пора докладывать о результатах моей наставнице. Я вслушиваюсь, пытаясь определить, не грезит ли она — нельзя прерывать столь тонкий творческий процесс. Да нет, похоже, бодрствует.

«Аина, можно тебя отвлечь?»

«Да, Рома. Сделал?»

«Сделал. Смотри, вот этот красавец. Звать Дэном, а фамилии нету»

Биоробот между тем преспокойно пьёт пиво. Ну кто бы мог подумать!

«Ладно, работа принята. Спасибо не говорю, потому как тут не за что»

«Да я и не претендую»

Действительно, Аина дала мне очень простое задание, легко доступное оперативному сотруднику без всяких таких особых способностей. Я её понимаю — обжегшись на молоке, дуют водку…

«Аина, можно вопрос? Они что, и пиво могут пить, биороботы «зелёных»?»

Бесплотный шелестящий смех.

«Да хоть ацетон. Потребляют почти любую органику. Биомасса всеядная»

«Понятно»

«Ладно, Рома. За этим двуногим механизмом следить будут зонды, и я буду поглядывать время от времени. Ты там оставь устройство для поражения…»

«Уже сделал. Я его прямо на крышу, возле водосточной трубы посадил. И «сторожки» в квартире прилепил, у входной двери и у балконной»

Бесплотный шелестящий смех.

«Вот теперь молодец, хвалю. Всё-таки хорошая контузия плюс большая горячая клизма дают иной раз ощутимый терапевтический эффект, правда?»

«Я вот чего подумал… А если они его на улице, а?»

Небольшая пауза.

«Верно. Именно так они и попробуют, скорее всего. Причём будет это не несчастный случай и не наезд авто, а именно какое-то гнусное убийство — тут я судить не берусь, я не «зелёный» и даже не человек. Только это случится не скоро, Рома. Пару месяцев они подождут, им не к спеху. Им важно, чтобы всё выглядело естественно»

«Им так нужна эта женщина?»

«Уэф считает — им ОЧЕНЬ нужна эта женщина. Причём она должна быть полностью на их стороне, сознательно и целеустремлённо. Они хотят сделать из неё образцового носителя Абсолютного Зла, не иначе. Но для этого она должна возненавидеть людей»

«А нам?..»

Пауза.

«Нет, Рома. Как воин Света она не представляет интереса. Если этот Олежка останется жив-здоров, и мать его останется обыкновенной, в меру стервозной женщиной с нелёгкой судьбой матери-одиночки. Но использовать эту женщину для своих целей «зелёные» не смогут, потому что в сердце её останется любовь»

Я даже трясу головой, как будто меня опять накрыло ударной волной от взрыва биоробота.

Вот. Вот оно. Как поступили бы Истинно Разумные, обнаружив человека, могущего серьёзно угрожать их планам? Естественно, устранили бы угрозу вместе с носителем. Убили бы, и точка. А вот ангелы СПАСАЮТ эту женщину и её сына. Вот и вся разница.

«Ты прогрессируешь на глазах, коллега. Когда по возвращении Биан поставит тебе заключительно-очистительную клизму, я надеюсь увидеть в твоём лице полноценного сотрудника нашей службы. Ладно, хватит болтовни. Бери кокон и давай на базу. Тебя ждут новые великие свершения!»

* * *

— Ау, любимый!

Меня словно обдаёт теплом костра. Маленькая моя… Любимая…

Ирочка — то есть её голограмма, естественно — розовеет, сладко потягивается, чувствуя моё любование.

— Я соскучилась по тебе, муж мой. И так как живём мы скромно, без излишеств, деньжищ у меня на счёте накопилось немеряно. Вот я и решила малость потратиться на сеанс межпланетной связи.

— Транжирка моя…

— Ага…

Она сидит по-турецки, слегка распустив крылья — у нас там жарко, как обычно. Я купаюсь в сиянии её глазищ, ласкающих меня взглядом. Моя, моя!

Откуда-то извне передаваемого объёма изображения врывается Нечаянная радость, радостно верещит, хлопая крыльями, при виде хозяина.

— Ух ты моя милашка! Ну здравствуй, здравствуй!

Нечаянная радость устремляется ко мне, исчезая из поля зрения, и я немедленно слышу её возмущённый визг. Ирочка хохочет, и я тоже смеюсь. Всё и так понятно, без телепатии — зверюшка попыталась сесть на голову моему изображению и жестоко обижена.

— Как у тебя дела? — спрашивает Ирочка.

Я разом смурнею. Да, дела… Как сажа бела.

Она улавливает мгновенно.

— Рассказывай, Рома.

Я колебаюсь. Не стоит огорчать беременную жену… И тут же обрываю свою мысль. Ну что за глупости я изобретаю?

— Рассказывай!

И я начинаю рассказывать. Нет, вслух я не произношу ни слова. Но во-первых, ангельская техника связи — это вам не сотовый телефон, она передаёт мысли так же уверенно, как и звук. А во-вторых, все мои мысли по праву принадлежат моей жене, равно как и её мысли мне. Потому что мы — две половинки странного организма, способного временно разделяться надвое.

— …Вот такие дела.

Я вижу-ощущаю ход её мыслей. Нет, она не будет меня утешать, тем более упрекать. Я вижу, как она ищет пути решения трудной задачи. Папина дочка… И ощущает она ситуацию не как «муж вляпался», а «мы влипли». У кого ещё есть такая жена!

— У папы, например, — в свою очередь улавливает она мои мысли. — А также у Иого и многих, многих других. Мы же ангелы, Рома. Ты вот что… Не обольщайся насчёт последнего задания. Вроде бы ты исправился и начал работать. В миссии это бы туда-сюда и прошло, а у вас в конторе вряд ли. Даже если ты выполнишь и следующее… Когда тебя отзывают-то?

— Завтра в полдень. Уже сегодня, если точнее.

— Ага. Так вот, если ты выполнишь следующее задание, это нимало не смягчит твою вину. Спроси у Аины.

Я размышляю.

— Вот как… Значит, нет смысла?

— А вот если НЕ выполнишь, твоя вина усугубится.

Она смотрит на меня с полутора шагов и через сотни световых лет.

— Ты до сих пор не понял, Рома. Во-первых, работу НЕЛЬЗЯ НЕ ДЕЛАТЬ. А во-вторых, твоему начальнику вовсе не нужен твой труп. Мы не подставляем своих. У нас нет ни штрафных батальонов, ни камикадзе.

— Я знаю случай…

В Ирочкиных глазах боль и слёзы.

— И ты хочешь повторить этот подвиг? А я, Рома? А как же я?

— Ну что ты, родная… — я в раскаянии. Трепло, лишь бы возразить… — Я вернусь, правда.

— Ладно… — вздыхает Ирочка, смахивая слезу. — Каким ты был, таким ты и остался… почти. Всё потом.

* * *

Человек в хорошем костюме и галстуке сидит за столом, вглядываясь в экран ноутбука. Я в свою очередь вглядываюсь в него — типичный офис-менеджер, как их нынче называют. Начальник средней руки, требовательный и энергичный. И по совместительству агент «зелёных». Причём не разовый исполнитель, и даже не постоянный. Этот человек выполняет у местного резидента «зелёных» примерно те же функции, что у папы Уэфа Геннадий Алексаныч Меньшиков. Обнаружить такую фигуру ой как непросто. Большая удача.

«Аина, я его нашёл»

Краем сознания я вижу — Аина отвлекается от своей работы, от светящегося перед ней монитора.

«Нашёл? Хвалю за усердие»

«Рад стараться»

«Передай его Геннадию. Теперь тебе осталось отследить его связи с хозяевами. Так что приятного сна»

«Ехидная ты, Аина»

Бесплотный смех.

«Есть такое дело. Всё, работай!»

Я смотрю на окно — за стёклами уже сгустилась непроглядная темень. Ночь на дворе, уже глубокая ночь. Но до утра времени более чем достаточно. Ладно…

«Геннадий, здесь Рома»

Я уже привыкаю к местной манере — вместо «это» говорить «здесь».

«Да, Рома» — я чувствую, что Геннадий спросонья. — «Я весь внимание»

«Ноутбук включён у тебя?»

«Обязательно»

«Скидываю тебе координаты твоего антиколлеги. Погляди и спроси»

Передо мной вспыхивает виртуальный дисплей. Несколько несложных манипуляций, и вся добытая мной информация вкупе с портретом уже в компьютере у Геннадия Алексаныча. Я вижу, как он вглядывается в экран, и сонливость с него окончательно слетает.

«Ха! Так вот, значит, кто играет чёрными… Я твой должник, Рома. Знал бы ты, сколько крови он мне попортил!»

«Я рад, что он тебе понравился»

«Ну ещё бы! Теперь мы с ним сыграем в поддавки, Рома. Теперь он мне будет давать, давать и давать»

«Какой ты сексуальный»

«Ух, какой я на него сексуальный! Спасибо ещё раз!»

«За что, Гена? Мы делаем общее дело. Всё, будь здоров!»

Я отключаюсь, гашу экран. Геннадий очень умный человек, он разберётся. Мне же надо ещё отследить связь этого господина с хозяевами. Ох, как бы это было замечательно, если бы это оказался Истинно Разумный в натуральном виде! Ну или биоморф хотя бы… Если же это опять будет «Иван»… Прочесть мысли машины при помощи телепатии невозможно, отследить по «следу» тоже обычно не представляется возможным. Они редко выходят на связь с резидентом, эти Иваны, а уж личные встречи вообще случаются в исключительных случаях. А почуяв за собой слежку, без лишних эмоций и раздумий самоликвидируются, напрочь обрезая цепочку. При воспоминании о встрече с Иварсом меня вновь охватывает жгучее чувство стыда, но я тут же гашу его волевым усилием. Мне надо спать. Надо СПАТЬ, потому как обычными методами тут ничего не добиться.

* * *

Танцуют, танцуют свой танец размытые цветные пятна. Давайте, давайте, ребята, мне надо, мне ОЧЕНЬ надо…

Переливаются прозрачные цветные провода мировых линий, среди совсем уже прозрачных, словно остатки тающего тумана, деталей неодушевлённой природы. Я буквально бреду вдоль нужной мне линии, только что не перебирая её руками, точно электрик провод. Да, папа Уэф. Я и не подозревал… Конечно, было бы куда лучше, если бы весь процесс протекал мгновенно, как тогда, в День Гнева. Но зато так надёжно.

В голове появляется пока ещё неясная боль. Опять! Да что же это… Мне нужно… и притом быстро… А ну-ка!

Вместо переплетения мировых линий и танцующих пятен возникает ехидная рожа мультяшной мартышки из неведомо когда и где увиденного мультфильма:

«А нельзя сразу — бац!?»

Я просыпаюсь разом, будто от удара об пол, упав с верхней полки. Трясу головой. Сажусь на полу, наблюдая, как в глазах медленно тает призрачная зелень.

Оказывается, вполне можно и «бац».

Я дотягиваюсь до изящного грушевидного кувшина, с узким ребристым горлышком, удобным для охвата рукой. Жадно пью бодрящую, чуть кисловатую жидкость, явно отдающую брусникой. Синтетика, наверное, стилизация под разбавленную брусничную воду. Что бы там ни говорила Аина, но пищевой синтезатор не так уж плох, и для подобных напитков вполне годится. А может, дед Иваныч расстарался. С него станется…

Я встаю, подхожу к люку. Лёгкое усилие мысли, и люк исчезает, как не было. Да, вот если бы и с работой было так просто…

В холле пусто и тихо, с потолка льётся неизменный голубовато-молочный рассеянный свет. В холле свет не так пригашен, как в моей комнате, его вполне достаточно, чтобы мои глаза могли разглядеть даже трещинки в бревенчатых стенах старого скита. Я некоторое время использую такую возможность, тупо и бесцельно отслеживая глазами трещинки, весьма похожие на мировые линии людей, целеустремлённо идущих к намеченной и близкой цели, без всяких отклонений и колебаний… Тьфу ты! Мне уже скоро мерещиться будут эти линии!

Я вслушиваюсь в течение мыслей моих коллег. Всё спит в старом ските. Спит папа Уэф, заботливо укрытый крыльями мамы Маши, удобно на нём устроившейся. Спит Иого, точно так же укрытый крыльями своей Юайи. Я даже не пытаюсь проникнуть в мысли спящих. Во-первых, это неэтично, во-вторых, крайне сложно — отсутствие даже смутно оформленных мыслей приводит к тому, что читающий будто соскальзывает с гладкого стекла, не проникая внутрь. И в третьих, мне не это сейчас нужно.

А вот Кио не спит. Понятно, сейчас его дежурство, плюс он же по совместительству контролёр ситуаций. Хорошо хоть, этих ситуаций не так много — на дворе глубокая ночь, четвёртый час по московскому времени. Подопечные папы Уэфа, как правило, не бродят по ночным кабакам и притонам, а тихо-мирно спят в своих постелях. Но не исключена возможность, что какая-либо поэтическая натура выберется полюбоваться на звёзды, а тут и наркоман с обрезком трубы… Москва вообще не тот город, где стоит регулярно гулять по ночам. Да и звёзд там почти не видно.

А вот и Аина, моя наставница. Нет, она не спит. Она грезит. Она ведёт кого-то, точно ведёт. Она работает! И сейчас работает. Я чувствую острый стыд. Да она же взяла на себя почти всё, а я что делаю? Мультяшных мартышек во сне разглядываю?

— Рома? Ты чего тут стоишь, не знаешь, в какой люк войти?

Кио стоит у раскрытого люка, держа в руке здоровенную грушу.

— Точно, — чуть улыбаюсь я. — Куда дальше идти, непонятно.

Несколько секунд он разглядывает меня.

— Заходи.

В посту контроля светятся в воздухе виртуальные экраны. Сейчас их только два. Я вглядываюсь — на первом целуются меж каких-то строений парень с девушкой, на втором пожилой мужик с усталым лицом ведёт машину. Остальные экраны погашены и убраны.

— Не одному тебе не спится, — перехватил мой взгляд Кио. — Эти вот ребята нуждаются в пригляде. Но мы не о том говорим. Я так понял, у тебя сложности по работе? Не таи камень в душе, может, и я подскажу чего. Хотя мне до Уэфа далеко.

* * *

— Понятно. Если я правильно понял, ты боишься упустить найденное во сне, если выражаться упрощённо. Да ведь есть техника, Рома! На-ка вот… — Кио извлекает откуда-то блестящий разомкнутый обруч-диадему. — Как проснёшься, надевай на голову, и вперёд, покуда сон не забыл… А лучше спи в этой штуке.

— И что будет? — я с любопытством разглядываю штуковину.

— Ну как что? Вот ты увидел, к примеру, встречу двух типов. Запомнил и по пробуждении передал в машину. А уж сервер сам найдёт, где это место.

— Как он найдёт, если я сам не знаю? — изумлённо таращу я глаза. Кио усмехается.

— Так это ТЫ не знаешь. А сервер у нас ой какой памятливый, Рома, он в памяти держит чуть не все виды планеты. Сравнит твои увиденные пейзажи со своими, и найдёт. Тут важно, чтобы видения были чёткими…

— Так что же ты раньше молчал! — взрываюсь я. — Я тут сижу, жду такой нужный мне привет…

Да, и папа Уэф хорош. Не мог подсказать, координатор…

— Вот именно, Рома, — смеётся Кио. — Он слишком велик, чтобы помнить навскидку все технические приёмчики. А я тут по технике самый из самых!

— Спасибо, Кио. Всё, я пошёл работать!* * *Взрыв в голове! Я расширяюсь, подобно ударной волне, стремительно и неотвратимо. Всё, «зелёненькие», вы меня достали… Если хотите всё-таки успеть застрелиться, то делать это надо очень, очень быстро.

Я поднимаюсь над землёй. Я поднимаюсь над Землёй. Вот так вот, папа Уэф. И никаких мировых линий. Сейчас мы увидим… Сейчас мы сравним…

Вот он! Идёт, красавец. Тёмный костюм, тёмные очки, и даже тёмная шляпа в наличии. Не хватает только плаща и кинжала. Впрочем, плазменный разрядник тоже неплох…

И сквозь этот мОрок я вижу другой — Аина садится на полу по-турецки.

«Спасибо, Рома. Спасибо тебе, напарник. Или конкурент?»

Взрыв в голове! Я просыпаюсь разом, судорожно стискивая подушечку-думочку. А голова-то болит…

«Рома, здесь Аина. Ты в состоянии передвигаться?»

«С трудом…»

«Ну тогда я к тебе зайду»

Я тупо трясу головой, зажигаю яркий свет. Надо же, даже при таком ярком освещении в глазах ещё плавают призрачные цветные пятна…

Люк распахивается, и ко мне входит Аина. В одной руке прозрачный сосуд с жёлтой мутноватой жидкостью, в другой два высоких узких стакана, на дне одного тоже виднеется жидкость, налитая на палец, не больше.

— Выпей вот, Рома, — она протягивает мне стакан с жидкостью на дне. — И будешь спать без всяких видений. Как валенок на печке, по выражению твоего любимого деда Иваныча.

Я растерянно улыбаюсь.

— А как же работа? Я не сделал…

Она усаживается напротив меня, наливает в пустой стакан из кувшина, и запах не оставляет сомнения — это лимонный сок.

— Точно, — Аина с наслаждением пьёт кислющую жидкость. — Это я сама нажала, не из синтезатора. А насчёт работы… Мы выполнили свою задачу, Рома.

— Но как же…

— Всё, Рома, всё. Истинно Разумные залегли на грунт, и мы больше никого не поймаем, можешь быть уверен. Все «Иваны», до которых мы сумели дотянуться, находятся под наблюдением дистанционными техническими средствами. Только этим всё и кончится, уж ты мне поверь. Все они полопаются, как местные воздушные шарики, только гораздо громче. Да ты пей уже!

Я послушно глотаю горьковатую жидкость. Снотворное, ясно…

— Снотворное и общеукрепляющее. Не хватает ещё, чтобы ты сдуру надорвался на пустяках. — Аина наливает сок в мой стакан. — Попробуй, вкусно!

Я пью. Ничего, бодрит… Хотя человек бы, наверное, не смог ни проглотить, ни выплюнуть такую кислятину — скулы бы свело напрочь. Вот интересно — дома, в Раю, никто из ангелов не стал бы есть столь кислые фрукты, разве что на большого любителя, а здесь пожалуйста, за милую душу и с удовольствием… Чем-то глянутся им лимоны.

— Значит, мы не сумели…

Она прищуривается.

— Всё ясно с тобой, Рома. Ты полагал покончить с «зелёными» в мировом масштабе, раз и навсегда. И по возвращении перейти в службу очистки пресных водоёмов.

Опять… Далась им эта служба очистки…

— Не совсем так.

— Но близко. Так вот, Рома. Своё командировочное задание мы выполнили.

— Но как же…

— Объясняю для закоренелых биоморфов. Миссионеры, в том числе твой папа Уэф и команда, контролируют ситуации при естественном ходе событий. Но они не могут вести работу при встречном контроле со стороны «зелёных», да и не обязаны. Вот это и есть наша задача — исключить встречный контроль. И мы его исключили. Теперь «зелёные» затаятся. Они хорошо знают, что такое наша контора, и стараются избегать с ней всяческих контактов. И твоему горячо любимому тестю мешать не будут, по крайней мере, какое-то время. Уяснил?

Я только сейчас замечаю прозрачную бледность на лице наставницы. Ангельский лик до такого состояния довести очень непросто, для этого необходимо лобовое столкновение с автомобилем или несколько суток непрерывной работы с «зелёными».

Неожиданно для себя я протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по её щеке. В глазах Аины зажигаются огоньки.

— Я всё равно не лягу с тобой спать, Рома. Я замужем.

— Слушай, до чего ты ехидная! — не выдерживаю я. — Как ты с мужем живёшь, честное слово?

— Хм… — глаза Аины меняют выражение. — А с мужем я добрая-добрая, ласковая-ласковая. Не то что сказать — ни разу против не помыслила. И он мне, Рома, отвечает полной взаимностью.

Она потягивается, и я вижу это уже сквозь сладкую подступающую дрёму. Препарат начинает действовать…

— Ладно, напарник, — Аина встаёт, прихватив свои стаканы и сосуд с драгоценным лимонным соком. — У меня ещё на полчаса работы, и спать. Пожалуй, тоже возьму себе снотворного. Устала чего-то. А завтра мы с тобой отправимся…

Но я уже не слышу. Я сплю. Я просто сплю… Какое блаженство…

* * *

— Вставай, Рома! Ишь, разоспался!

Я прижимаю к себе подушечку. Ну мама… Ну ещё чуточку…

Волна неожиданной нежности накрывает меня. Я разом просыпаюсь, трясу головой. Передо мной стоит мама Маша, и глаза её светятся лучистым, мягким светом. Точь-в-точь у моей Ирочки.

«Ты сказал — мама, сынок»

«А разве это не так?»

«Так, Рома. Теперь уже всё так»

— Вставай, все уже собрались на утреннюю разминку! — она переходит на звук. — Тебя одного ждут!

В холле уже стоят облачённые в термокостюмы члены нашей команды. Опять нет Юайи и Кио…

«Всё верно. Вы пробыли здесь шесть дней, Рома. Опять их пересменка»

Робот-«домовой» уже протягивает мне тугой свёрток термокостюма. Я быстро одеваюсь, просовывая руки в рукава и крылья в прорези на спине разом, я уже давно привык к такому одеянию и не путаюсь. Вообще я уже заметил — с тех пор, как я стал биоморфом, мне достаточно один раз сделать что-то правильно, и дальнейшие тренировки излишни. Тело само и навсегда запоминает, что и как надо делать. Быть ангелом здорово и приятно, уверяю вас.

— Вперёд, друзья! Встретим рассвет раньше всех! — папа Уэф, как всегда, в своём репертуаре.

Мы выскакиваем на крыльцо по очереди и, не задерживаясь, круто взлетаем в небеса, подёрнутые рябью жиденьких облаков, подсвеченных снизу розовым. Я без напоминания включаю режим невидимости, оставляя только дальний инфракрасный диапазон. О-оп! Щекочущая волна по телу, и вот уже нет внизу никакого скита. Мои внутренние грудные мышцы радостно отзываются на движение, крылья машут мощно и неутомимо. Вверх, вверх, навстречу встающему светилу! Долой сидячую кабинетную работу, долой сны-кошмары, наполненные вражескими биороботами! Ах-ха, как хорошо, папа Уэф! Как это здорово, Аина! Спасибо тебе, мама Маша! Я люблю вас всех!

«Мы тебя тоже, Рома»

«Слышь, координатор… Я не уловила ход твоих мыслей — сегодня призом будут бананы?»

«Да, Иваныч привёз»

«А лимоны?»

«Остались три штуки. Их получит тот, кто первый…»

Закончить мысль Уэф не успевает — два размытых тепловых пятна резко увеличивают скорость.

«Здесь Уэф. Все в погоню! Это приказ!»

Мы устремляемся следом за претендентами на три лимона.

«Нет, Иого, какой ты всё же вредный! Тебе завтра дед Иваныч привезёт ещё ведро лимонов, а мне? А ну отстань! Отстань, говорю!»

«И не подумаю! Победа достаётся в борьбе! Работай, работай крылышками!»

Я молочу крыльями изо всех сил, так, что едва не заламываются длинные маховые перья. Скорость сейчас все сто тридцать, наверное, если не больше. Ух, как летим!

«Так нечестно, Иого!»

«В исходных условиях таких ограничений нет!»

Я смеюсь вслух. Действительно, Иого применил тактическую уловку — перешёл в пологое пикирование, и теперь больший, чем у Аины, вес служит ему союзником, а не помехой, как на подъёме. Пятно справа медленно, но верно выходит вперёд. Мы без колебаний несёмся следом, ещё более увеличивая скорость в пикировании. Ох, здорово!

«Ну, я тебе покажу лимоны!»

Но угроза моей наставницы остаётся пустой. Берег озера неумолимо приближается, и наша пятёрка с шумом проносится над самыми кронами деревьев.

«Ага, съела? Не видать тебе лимонов, коллега!»

«Ух ты и жмот!»

«Ладно, пользуйся моей невероятной добротой. Так и быть, уступлю тебе один, но при условии…»

«Как, опять?»

«Снова, Аина, снова»

«И всё это за один лимон? Не дождёшься!»

«А за два?»

«Решительное нет! Только за три, и ни лимоном меньше!»

«Ладно, что с тобой поделаешь. Пусть будет три»

Мы уже поднимаемся вверх по пологой, широкой спирали, пересекая гладь Селигера, кажущуюся свинцово-серой. Сейчас… Вот сейчас…

Огненные лучи брызжут на нашу пятёрку. Здравствуй, Солнце!

«Здесь Уэф. Правда, Рома, здешнее светило очень похоже на наше?»

Я улавливаю мысль Уэфа, и улавливаю ожидание — как я отвечу на этот вопрос?

«Мне тоже интересно, что ты ответишь» — это Аина.

«Что отвечу? Эти солнца мои. Оба, папа Уэф»

«Хватит! Хочу купаться» — чья это мысль, мамы Маши?

«И я!»

«Ну так вперёд и вниз!»

* * *

Я с наслаждением жую ватрушку с творогом, запивая её вкуснейшим молоком. Все вокруг завтракают с не меньшим аппетитом, даже Кио и Юайя, не участвовавшие в утреннем моционе-марафоне. Юайя даже более торопливо, чем остальные, и я улавливаю — она сегодня дежурная, и подопечные уже готовятся выходить из своих тёплых и относительно безопасных квартир, начиная новый трудовой день. Да, могучая прогноз-машина заранее предупредит контролёра ситуации о грозящей опасности, и даже высветит впереди подопечного мировую линию, и останется только не дать подопечному свернуть не туда, в тупик, обрывающийся где-то близко… Да ведь это надо ещё успеть сделать! Нет, днём дежурному лучше не отходить от экранов…

В памяти всплывает — что-то огромное и белое мелькает перед капотом, сильный удар… Девочка, лежащая на земле, неловко разбросав крылья, которые мы, четверо аборигенов, приняли сперва за какую-то белую тряпку… Огромные глаза, наполненные болью…

«— …Спикировав к земле в попытке поймать перстень на лету, она умудрилась произвести лобовое столкновение с автомобилем — единственным, между прочим, в радиусе десятка километров. Крылатое существо — с наземной машиной!

— А если оно не везёт, то как с ним бороться?»

Да, вот так оно и началось, наше счастье. С грубого нарушения правил, когда оперативный сотрудник Иолла, находясь на дежурстве, решила искупаться на озере…

«Не было бы счастья, коли б несчастье не помогло, значит…» — дед Иваныч жуёт картошку.

«Аина, когда прибывает Уот?» — улавливаю я мысль Уэфа.

Я медленно опускаю недоеденную ватрушку на стол. Как я забыл… Мне присылают замену. И вполне возможно, последний раз я ем вот эти дедовы ватрушки…

«Уот будет к обеду. А перед тем сеанс связи, само собой»

«Ты объяснишь Скользящему над волнами?»

«Обязательно. И ты доедай ватрушку, Рома. Всё будет нормально. Тебя не выгонят»

«Откуда такая уверенность?» — прищуривается папа Уэф — «Я не вижу высокой вероятности. Я бы выгнал»

«И ты бы не выгнал, Уэф. Я тебя уверяю»

«Ну-ну»

— Точно тебе говорю, — Аина переходит на звук. — Рома, доедай наконец ватрушку и ничего не бойся. Я отвечаю!

— Кстати, насчёт «отвечаю» — это Иого. — Лимоны ты съела?

— Ещё один остался.

— Ну так доедай и начнём.

— Как, сразу после завтрака?

— А когда? Обедать вы будете не здесь, как я понял.

* * *

Рокот и ропот… Рокот ропота… Нет, не то… Шум прибоя, гул винтов тяжёлого самолёта… Нет, опять не то… Шелест листьев и плач котёнка… Не то, не то!

Нет, это ни на что не похоже. Некое подобие такого звучания может, очевидно, создать очень хороший электронный синтезатор. Или группа синтезаторов, при условии, что за ними будут стоять не просто музыканты, а настоящие мастера.

Аина и Иого играют в четыре руки. На чём играют? Да ни на чём. Термин, которым ангелы обозначают этот инструмент, можно приблизительно перевести как «мыслемузыка» или «виртуальный синтезатор», или даже «виртуальный оргАн». Но этот перевод всё равно ничего не даст — он не в состоянии отразить ВОТ ЭТО.

Аина и Иого стоят в рост, а мы, слушатели, сидим на ковре, затаив дыхание. Тут все, кроме дежурной. Даже дед Иваныч сидит в углу, весьма напоминая медведя, сидящего в окружении ребятишек в цирке.

Светящиеся в воздухе цветные линейки, напоминающие спектр, висят рядами. Пальцы Аины и Иого порхают, плавают, купаются в этих радужных виртуальных клавиатурах, извлекая все те звуки, которые я с тупым упорством биоморфа пытаюсь идентифицировать и анализировать…

«Не надо ничего анализировать, Рома. Ты просто слушай и наслаждайся, и всё» — бесплотный голос в голове, и я даже не успеваю понять, чей.

Я вспоминаю — у людей есть такое устройство, называется «терменвокс». Разумеется, он соотносится с этим вот ангельским суперинструментом, как лучковая пила, на которой играет плотник, с большим симфоническим оркестром. Но отдалённая аналогия имеется.

Порхают, порхают пальцы меж радуг, и льются звуки, которым нет названия. Мне хочется смеяться и плакать, мне хочется… Мне хочется жить, вот что!

Концерт происходит в комнате у Аины, но ощущение громадности и бескрайности раскинувшихся вокруг пространств возникает непреодолимо, стоит только закрыть глаза. Я лечу, я плыву меж звёзд… Я расширяюсь, подобно ударной волне от взрыва, стремительно и неостановимо…

Взрыв в голове!

Большие тёмные глаза без белков смотрят на меня в упор, через сотни световых лет.

«Так ты полагаешь, у меня есть ещё время застрелиться?» — скрежещущий смех, от которого сводит скулы, как напильником по стеклу. — «Ты самоуверен и глуп, биоморф. Ты тешишь себя взятыми фишками, не подозревая, что партия будет за мной. Повелитель Вселенной вечен и неуничтожим, биоморф. Даже если это кому-то удастся, на место убитого тут же встанет другой. Вы все наивны, пернатые твари. Да, вы превосходите нас в технике, как это ни обидно. Да, вы сильнее. Но вся ваша сила и ваша техника не поможет вам. Просто потому, что мы умеем убивать по-настоящему. А вы нет.

Я подожду. Я умею ждать, биоморф. И мы поговорим»

— …Очнись, Рома! — передо мной широко раскрытые глаза Уэфа. — Что ты видел? Что ты сейчас видел, ну?

Аина уже надевает мне на голову обруч мыслезаписи.

— А вот это мы сейчас посмотрим. Быстро думай, коллега, пока не выветрилось!

* * *

— Здравствуйте, коллеги!

Биан смотрит на нас с Аиной, как и положено начальству — с мудрой, усталой грустью.

— Рассеивающая мрак и Победивший бурю, ваша часть работы сделана. Я всё знаю, сводка подробна. Сейчас вам на замену прибывает Летящий в ночном тумане, он приглядит за обнаруженными биороботами. До их самоликвидации, вернее всего. Он и окажет поддержку Уэфу, если что не так. Вы же возвращаетесь сюда.

— Это мудро, Скользящий над волнами, — я улавливаю в голосе Аины некоторую насмешливость. — Это наиболее мудрое решение из всех возможных.

— Не вижу повода для иронии, Рассеивающая мрак. По прибытии в Рай сразу в контору. Нам предстоит серьёзный разговор, всем троим.

— Ну разумеется, Биан, — на сей раз я не улавливаю в голосе Аины даже намёка на насмешку. — Очень серьёзный разговор.

— Тогда жду. Удачного перехода!

Изображение начальства исчезает. Аина оборачивается ко мне.

— Ну что, Победивший бурю. Готовься, ибо ждёт нас нынче не лёгкий бой, а тяжёлая битва. Биан — это тебе не «зелёные».

— Я сделал всё, что смог, Аина. И глупость тоже.

— Да кто спорит? Но у нас есть ещё время. Могу я тебя попросить? Покажи мне своё прежнее жилище.

— Слушаюсь!

— Вот не надо так, Рома. Это не приказ, и ты сам это понял.

— Да ладно, Аина. Включаю экран?

— Нет, это не то. Я бы так и сама могла. Я хотела побывать там вживую, и в твоём сопровождении. Это возможно?

— Да… конечно.

— Ну тогда я вызываю кокон!

— Погоди, буквально десять минут, ладно?

— О! Ты собрался напоследок совершить какой-то подвиг?

— Да не то что подвиг…

— Ладно, я подожду. Только недолго!

* * *

— Папа Уэф, можно тебя отвлечь?

— Ну?

— А где у нас тут синтезаторы?

В глазах Уэфа зажглись знакомые огоньки.

— Решил перед отъездом заняться хозяйственными делами?

— Точно.

— В углу справа вниз люк. Всё, не отвлекай.

Я выхожу от Уэфа, быстро шагаю в холл. Время, время. А перед отъездом мне надо сделать ещё одно дело. Может, и не столь важное, как поимка резидента Истинно Разумных на Земле, но…

В холле четыре угла, и в каждом имеются люки вверх и вниз, один над другим. Собственно, это выходы гравилифтов — старый скит основательно доработан ангелами, и представляет собой верхушку айсберга. Ага, вот он, нужный мне люк…

Люк передо мной приглашающе распахивается, неуловимо-мгновенно исчезает, открывая путь в бездну. Я шагаю в створ шахты. О-оп! На сей раз падение не столь длительное, как в шахте лифта, ведущего в зал телепортации — очевидно, синтезаторы находятся не так глубоко, как телепорт. Я выхожу из створа гравилифта, мягко подталкиваемый в спину. Так…

В обширном помещении стоят ванны с откинутыми колпаками. Две похожи на бытовые синтезаторы, стоящие в подвале нашей с Ирочкой жилой башни, одна же ванна скорее напоминает небольшой бассейн. Я прикидываю — мда… Очевидно, тут при нужде можно сделать изделие, только-только пролезающее в лифт. Но мне сейчас ничего столь масштабного не нужно, наоборот — даже ванна стандартного бытового синтезатора для моего заказа чересчур велика. Я озираю помещение. Ага, вот!

Маленькая ванночка, немногим больше фотографической кюветы. Я беру из шкафа с прозрачными стенками стакан с чёрным порошком, следя, как ванночка наполняется тёмной жидкостью-раствором. Аккуратно насыпаю немного нанороботов в раствор. Крышка мягко закрывается, повинуясь моей команде, и передо мной вспыхивает виртуальный дисплей. Я достаю большое бело-радужное перо. Да, как и у всех пернатых, перья у ангелов время от времени выпадают, поочерёдно сменяясь новыми, и биоморфы не исключение. Я отдаю мысленную команду, и пёрышко повивает в воздухе без всякой опоры. Ещё команда, и вспышка голубоватого света озаряет копируемый объект. Ну вот, так будет хорошо…

«Заказ принят» — шелестит в голове бесплотный голос. Вот странно, почему мысли всех этих Иванов не читаются, а сервер базы свободно общается с ангелами посредством телепатии?

Ладно, время идёт, и нечего тут сидеть. Я обещал экскурсию Аине, обещания надо исполнять. А тем временем мой заказ будет выполнен.

* * *

Громадный город раскинулся, кажется, насколько хватает глаз. Голубоватая дымка смога окутывает его, смазывая очертания, и даже острый ангельский глаз порой с трудом различает мелкие детали. Москва отсюда чем-то напоминает срез колоссального дерева — внутри Бульварное кольцо, затем Садовое, ещё шире кольцевая железная дорога. Вдали виднеется МКАД, Великое Кольцо Москвы, тонким обручем опоясывавшая ещё не так давно столицу. Теперь и этот барьер преодолён, и сыпь всевозможных зданий и сооружений пригородов сливается на горизонте с городами-спутниками — Подольск, Видное, Апрелевка… Ранняя весна лишила мегаполис даже скудного зелёного наряда, и Москва сейчас до дрожи напоминает мне пейзаж Столицы Истинно Разумных. Ну, разве лес небоскрёбов ещё не вздыбился до небес, да нет в воздухе роящихся «летающих тарелок»…

Мы парим над Москвой, невидимые и неощутимые. Транспортный кокон выгрузил нас на полукилометровой высоте, чтобы мы могли прогуляться крылышками. На сей раз маскировка включена на полную мощность, и нет даже размытого теплового пятна — я не знаю, как это достигается. О присутствии Аины я могу только догадываться. Она летит где-то сзади, на весьма приличной дистанции, поскольку также не видит меня. Возможно, это чрезмерная предосторожность, но Аина категорически велела — в последнее время аборигены тут здорово прогрессируют в деле подсматривания, тепловизоры всякие понаделали… Да и «зелёных» не стоит списывать со счёта, как змею, затаившуюся в норе. Бережёных и Бог бережёт, короче.

«Вон тот и есть твой дом?»

«Да. Садимся на крышу?»

«Только ослабь маскировку, а то как бы мне на тебя не сесть»

Нет, я веду мою наставницу не к Битцевскому лесопарку, не к той башне, где мы с Ирочкой прожили тот счастливый отрезок нашей жизни. Я был ещё человеком, и каждый день рысцой бежал к подъезду, и томительно ждал, когда же снизойдёт до меня лифт…

…«Чем смеяться, помог бы лучше!»

«Давай-давай, овладевай навыками. Что за женщина, которая не в состоянии надеть платье!»

Она выгнула бровки, закусила губку. Изогнулась, как ящерка.

«Ты прав, конечно. Но кто это придумал, вот эти верёвочки? Нет, ты объясни мне — крыльев нету, а спина зачем-то вся голая…»

Я улыбаюсь. Как мы скакали тогда, когда я проверял боеспособность своей супруги… Мы собирались там жить и жить, прожить не такую уж короткую человеческую жизнь…

И всё это разом закончил визит Ивана.

…«Да бросайте вы эту бомбу за борт!!!» — кто это, Уэф или Чук?

Время будто растянулось. Мы вдвоём тащим неподъёмную тушу Ивана к балконной двери. В стене появляются трещины, сыплется штукатурка. Медленно вываливается кусок бетона, падает на пол, как чаинка в стакане. Мои жилы трещат от натуги, но Иван всё-таки переваливается через перила балкона. Неохотно начинает движение, свой последний полёт. Прощай, Иван, мы будем помнить тебя всю жизнь.

А в тридцати метрах от нас, чуть выше, из кипения воздуха возникает силуэт, очень напоминающий громадный транзистор. И кто, интересно, назвал эту штуку «летающей тарелкой?»

«Назад!!!» — и уже некогда определять, чья это мысль.

И, как в фильме «Вий», из стены лезут твари, отдалённо напоминающие людей…

Нет, я не хочу туда, воля ваша. Пролом в стене, проделанный «омоновцами» с металлокерамическими костями, давно заделан, как и глубокая выплавленная борозда на бетоне, след плазменного разрядника — прощальный привет от «зелёных», когда выключился гаситель. Там давно живут другие люди, и не могут нарадоваться на свою роскошную металлическую дверь — «тыщи три баксов, поди, стоит!». Пусть себе живут, они не знают…

А вот в старой моей однокомнатной квартирке никто не живёт. И мы летим туда.

О-оп! Вихрь, поднятый моими крыльями, вздымает пыль на крыше, уже просохшей после зимы. Неподалёку взвихривается другое облачко пыли, хрустит лежалое покрытие под лёгкими шагами.

«Ёкарный бабай, я же забыл… У нас нет ключа от выхода на крышу»

Шелестящий бесплотный смех.

«Вот так хозяин жилища! Привёл домой девушку, а дверь открыть не в состоянии? Что бы ты делал без меня, Рома! Где вход?»

Я уже достаточно продвинут в телепатии, и успеваю уловить — Аина прихватила с собой универсальную отмычку. Догадливая, однако…

«Ты тоже ничего, Рома, вполне догадливый. Только потом»

Мы уже стоим перед дверью, ставшей такой непривычно-большой. Как в моём далёком, страшно далёком детстве…

Неприятно-щекотная волна проходит по телу, и Аина возникает рядом, всего в полушаге. В руку мне ложится маленькая штуковина, похожая на зажигалку.

«Твой дом, Рома, ты и открывай»

Дверь соседней квартиры внезапно распахивается, и на площадку выходит новый, мне незнакомый сосед, держа на поводке лоснящуюся здоровенную собаку — не то ротвейлер, не то ещё какой-нибудь трейлер — во всяком случае, размеры у псины соответствующие последнему. Собачка выскакивает на площадку радостно, явно предвкушая прогулку с сопутствующими собачьими удовольствиями. Но радость её мгновенно угасает. Секунду собака стоит, поводя носом, а затем с громким воем устремляется назад в квартиру, буквально волоком втаскивая за собой хозяина, опрометчиво закрутившего поводок вокруг кисти. Вой собаки, вопли хозяина, звон и грохот разрушаемой обстановки…

«Быстро, Рома!»

Но я уже и сам сообразил. Короткое движение пальцев, щелчок замка, и мы вваливаемся в моё родовое жилище. Дверь захлопывается с громким звуком, но вряд ли сосед, занятый борьбой с перепуганным животным, услышал что-либо.

Мы с Аиной выключаем маскировку одновременно.

— Уф… Чуть было не засыпались мы, коллега.

Я встречаю взгляд наставницы. Ещё секунда — и мы сдавленно хохочем, как сумасшедшие.

* * *

— … А вот это кухня? Интересно…

Аина осматривает нехитрую человечью технику — холодильник, кухонную плиту — с неподдельным любопытством. Открывает кран, и тот возмущённо фыркает — очевидно, его давно никто не беспокоил.

— А чего тут два крана?

— Второй для горячей воды.

— А, вон как? Понятно… А тут что?

— Это ванная, где мыться.

— Ага… — Аина с любопытством разглядывает сантехнику. — Это душ, я поняла. А вот ты объясни мне, зачем корыто? Я уже давно хочу спросить — как вот это люди полощутся в таком корыте с горячей водой? Мутной, мыльной… Неужели приятно?

— Само собой. Это называется «принять ванну».

— Принять? Хм… Извращенцы.

Мы возвращаемся в комнату. Аина подходит к портрету, висящему на стене.

— Это она?

Да. Это она, моя Ирочка. Такой она была в той, прошлой жизни. Точная молекулярная копия этого рисунка находится за сотни световых лет. Вообще-то, когда мы отбывали на историческую родину моей супруги, я хотел забрать оригинал, но Ирочка упросила этого не делать.

— Слушай, а её вполне можно узнать.

Аина поворачивается, её взгляд падает на диван, покрытый толстым слоем пыли. Надо было прикрыть чем-нибудь, запоздало думаю я, у нас тут нет «домового»…

— Нет, не понимаю я, чего в нём такого, — Аина ложится на диван лицом вниз, пытается расправить крылья. — Неудобно, крылья некуда…

— Тогда у неё не было крыльев, Аина. И у меня тоже.

— Да это-то ясно. Но у вас, как я поняла, такая штука и сейчас дома стоит.

— Это уже сила привычки. И потом, тут есть плюс — на диване поневоле прижмёшься покрепче.

— А, вот как? Хм… — Аина размышляет, садясь по-турецки на середину дивана. — А что, может быть… Нет, всё равно на полу спать лучше. И кто мешает прижаться как следует?

— А мы извращенцы. Ты не забыла, что я биоморф?

Аина в раздумье хмыкает. Встаёт с дивана, оглядывает себя.

— Пыли тут накопилось…

Она отряхивает себя ладошками, и вдруг хлопает крыльями, стряхивая пыль и с них. Я понимаю, что это рефлекс, но в данном случае это приводит к катастрофическим последствиям — пыль с пола взлетает тучей, в воздухе плавают какие-то хлопья…

— Ладно, Рома… — вздыхает Аина. — Время экскурсии истекло. Уходим через балкон, я первая. Кокон нас подберёт в воздухе.

— Ты не увидела главного — отхожего места…

— Нет, Рома. Вот как раз я увидела всё, что хотела. Спасибо тебе.

Я чувствую-ощущаю, как у неё крепнет решение. Какое?

— А ты не вслушивайся в мои неоформившиеся мысли, напарник. Нескромно это!

* * *

Однако, весна даёт себя знать. Гляди, какой восходящий поток, хоть крыльями не маши. Это солнце нагрело городские кварталы, и над крышами струится лёгкое марево тёплого воздуха, сливающегося выше в единый мощный поток…

Я снижаюсь по широкой спирали. Сегодня, пожалуй, можно было бы обойтись даже без термокостюма, но я облачён в боевой скафандр со всеми причиндалами. Не стоит разочаровывать ребёнка.

Вот и этот дом, а вот и балкон. На поясе у меня прицеплено нечто, весьма напоминающее старинный земной морской бинокль, тяжёлый и неудобный. Наученный горьким опытом, я взял это устройство вместо портативной отмычки, чтобы не искать по подворотням тарные ящики. Эта штука откроет всё, что угодно, хоть банковский сейф.

Но мои опасения напрасны. Балконная дверь распахнута настежь, по случаю по-настоящему тёплой весенней погоды, после надоевшей долгой череды зимних дней. И хозяйки дома нет, ушла в магазин. Если бы она была дома, я просто переправил бы перо в форточку, или нашёл другой способ. Но сейчас я могу позволит себе роскошь пообщаться со своим крестником, что ли.

Если ребёнок чего-то очень хочет, это ему лучше дать. Я хорошо запомнил это по своему человеческому детству. Порой ведь бывает и так — маленький сувенир может перевернуть всю жизнь…

Разумеется, я не стану дарить Олежке настоящее перо. Генетика развивается на Земле стремительно, и нельзя поручиться, что моё пёрышко не попадёт в руки чрезмерно любопытных и дотошных учёных. Пластик же вполне безопасен, и уликой являться не может — такие пластмассы можно изготовить и тут. Ну а ребёнку этого вполне достаточно, чтобы окончательно поверить в то, что сказки существуют.

Перила скрипят под тяжестью опустившегося на них груза, вихрь сметает с балкона какие-то крошки, сложенную вчетверо газету. Я легко спрыгиваю на пол, шагаю в распахнутую дверь. Мой подзащитный сидит на полу и дудит себе под нос, стравливая между собой всё того же робота-трансформера с ванькой-встанькой. Робот выглядит значительно хуже, чем несколько дней назад — нет одной руки и полноги. Ванька же свеж и бодр, как прежде, и раз за разом упрямо встаёт. Очевидно, заокеанский робот не в состоянии бороться с русским Ванькой, чей прочный корпус ещё советской постройки можно расколоть разве что молотком.

— Здравствуй, Олежка.

— Ты вернулся, вернулся, Рома! — ребёнок враз забывает об игрушках и без колебаний кидается на звук. Ещё миг, и он прижимается ко мне, пройдя сквозь завесу маскирующего поля.

— Я знал, что ты вернёшься. Я без тебя скучал, вот!

— Ну ладно, ладно… — мне неловко. — Я тебе подарок принёс. Ты же просил?

Я протягиваю ему перо, переливающееся радужными отсветами.

— Ой… — Олежка смотрит на меня широко распахнутыми глазами. — Это что ли мне? Это что ли для меня, да?

Он внезапно начинает сопеть, и я уже вижу в его головёнке причину.

— Тебе же было больно, да?

— Ну что ты, малыш, — я прямо-таки растроган, честное слово. — Это перо выпало само. У нас же перья как у птиц меняются. Вот я тебе и принёс.

— Спасибо тебе, ангел Рома, — пацан прижимает перо к груди. — Я его никому-никому не отдам!

Вот так вот, как любит говорить папа Уэф. Вполне возможно, что этот Олежка и не станет воином Света. Но я твёрдо уяснил одну простую вещь — человек, в чьём сердце живёт ожидание сказки, никогда не станет воплощением Зла.

* * *

Ну вот, другое дело. Пол зала телепортации густо-синий, купол вообще изображает какую-то космическую туманность на фоне бесчисленных мириад звёзд. А то несерьёзно как-то. Всё же мы сейчас перемещаемся за сотни световых лет, а не на кордон к деду Иванычу…

Юайя, колдующая над виртуальным пультом, улыбается, уловив ход моих мыслей. Сегодня она одна работает с телепортом, у Кио есть другая работа. Но зато все остальные тут, и даже дед Иваныч. Так уж повелось у ангелов — провожать приходят все, кто может. Этот обычай повёлся с тех времён, когда те, кто шагнул в камеру телепорта, не всегда выходили на том конце…

— …Вот это тебе, — мама Маша протягивает Аине коробочку с прозрачными пробирками, уложенными одна к одной. — Тут меристемные культуры гладиолусов и ромашек…

— Ромашки? — Аина осторожно берёт подарок. — Вот за это спасибо, Мауна, прямо даже не знаю… Всё никак не могу развести дома, хоть перья выдери. С сертификатом?

— Естественно, — смеётся мама Маша. — Что ж я, контрабандой с тобой на пару заниматься буду?

Я уже понимаю, о чём речь. Ввоз инопланетной флоры и фауны тщательно контролируется. Не хватает ещё превратить Рай в планету каких-нибудь ромашек…

— А вот это тебе, Рома, — гудит дед Иваныч. — То есть не тебе даже, а Ирке.

Он протягивает мне куклу, и по залу телепортации разливается тишина.

Я осторожно беру подарок. Да, кукла выполнена мастерски. Сплетённая из тончайших полосок чего-то древесного и покрытая лаком, она имеет весьма явное сходство с Ирочкой — Иваныч сумел передать даже озорное выражение глаз. И крылья раскрываются, надо же…

— За пять тыщ лет ручаться не могу, — улыбается в бороду дед, — но полтыщи простоит. А коли будут держать в сухости и прохладе, так и всю тыщу.

— Ну ты просто волшебник, Иваныч, — говорит Уэф, и я улавливаю, что это не просто комплимент. Добиться таких слов от местного архангела нелегко. Папа Уэф вообще не склонен раздавать комплименты без крайней нужды.

Глубокий мелодичный сигнал, и крышка телепорта плавно всплывает в воздухе.

— Всё, давайте. Время, время, канал сформирован!

Мы с Аиной ныряем в углубление. Уот уже, должно быть, сидит в чаше телепорта на том конце, обхватив колени руками и накрывшись крыльями, как плащом. Обменный переход экономит немало энергии, поэтому мы и разминёмся с коллегой — он выйдет здесь, а мы с моей наставницей там.

Крышка плавно опускается, отсекая нас от внешнего мира. Аина крепко обнимает меня руками и ногами, обхватывает крыльями.

«Готовы?»

«Да»

«Удачного перехода!»

Вращение-головокружение-растяжение… Волна тепла-холода… Всё?

Воздух шипит, втекая в камеру, крышка всплывает над головой.

— Всё, коллега, хватит меня обнимать!

Мне немного обидно — кто кого обнимает-то? Сама такая…

А на площадке уже стоит она. Она, моя Ирочка.

«Ну как же могло быть иначе, Рома?»

Краем глаза я вижу, что в зале есть и другие — например, Аина уже виснет на шее у мужа, и её дети обступают маму со всех сторон… А вот и бабушка Иолла, и братец Федя, похоже…

— Да вы целуйтесь, целуйтесь, мы подождём! — заявляет Фью.

Глаза Ирочки сияют нестерпимым светом, занимая всё поле моего зрения.

— Рома…

Если бы я был человеком, мои губы лопнули бы по швам от такого поцелуя…

— Я очень извиняюсь, Иолла, но нам с Победившим бурю надо в контору, — прерывает нашу встречу Аина. — У нас проблемы, и мы их должны решить немедленно. Коллега, отдай жене подарок и пойдём на выход. Я вызвала кокон.

* * *

Полумрак и прохлада царят в помещении, на рабочем месте Аины стоят в своих горшочках цветы. Я уже знаю — обычно Аина первым делом подходит к ним, а уже потом к начальству. Но сегодня случай особый, и мы проходим мимо.

— С прибытием, — Биан сидит на своём обычном месте.

— Благодарим, Скользящий над волнами, — так же серьёзно отвечает Аина.

— Хотите отдохнуть и покушать? Время есть.

— Нет уж. Давай сразу.

Биан щиплет мочку уха.

— Ладно, сразу так сразу. Сводку я просмотрел, хотите что-либо добавить?

— Пока нет.

— А я хочу.

Пауза.

— Начнём с тебя, Рассеивающая мрак. С тобой был направлен практикант. Для того ли, чтобы ты, выдав ему задание, забыла о нём и занялась другими делами?

— Я виновата, Биан. Переоценила и проявила беспечность.

— Тогда оставим. Пока. Теперь о тебе, Рома.

Я слегка сжимаюсь.

— Мы с Аиной часто спорили на эту тему — она утверждала, что ход мыслей человека невозможно предсказать в принципе. До твоего появления у нас спор шёл на равных. Теперь я вынужден признать её полную правоту. Честно, мне бы и в голову не пришло, что можно в одиночку, не сообщив наставнику и координатору, организовать операцию по захвату агента «зелёных». Да ещё не одного, двух! Да ещё один из них биоробот!

Я усиленно молчу. Что тут говорить?

— Своими действиями ты поставил под угрозу не только свою жизнь, Победивший бурю. Если бы там оказалась их «тарелка», мы бы с тобой не разговаривали. И весьма возможно, что уже не было бы в живых координатора Уэфа и всей его команды. Да и самой базы, вероятно, тоже.

Биан смотрит грустно.

— Я вынужден предложить тебе другое место работы. Если хочешь, можешь перейти в аналитический отдел, они не против. Правда, они редко бывают на Земле, а в прямой контакт с «зелёными» и вовсе не вступают.

— Прости, что перебиваю, Биан. Что ему делать в аналитическом отделе? Ты в курсе, какой из Ромы аналитик.

— Тогда, если душа жаждет схваток и героики, ему следует проситься в ликвидаторы. Правда, я не уверен, что его возьмут. Им Великий Спящий ни к чему, тем более Всевидящий. Там главное — скорость реакции.

Он замолкает, и мы с Аиной молчим.

— Ну что, Победивший Бурю, давай прощаться. Мне очень жаль, что так всё вышло.

Я смотрю в пол.

— Так… — Аина встаёт рядом со мной. — Значит, я тебя не убедила. Опять моя вина, выходит. Ну что же. Я ставлю ультиматум. Или мы остаёмся вместе, или вместе уходим.

Я изумлённо вскидываю на Аину глаза.

— Не надо…

— Молчать! — ледяным тоном говорит Аина, не оборачиваясь ко мне. — Тебя здесь нет. Побудь пока мебелью, хотя бы твоим любимым диваном. Я повторяю, Биан. Или — или.

— Ты полагаешь, не смогу? — глаза Биана опасно сузились.

— Да кто сомневается, сможешь, конечно. Не в первый раз! Сколько раз ты меня увольнял-то? Два? Нет, уже три…

Глаза Биана приобретают угрюмость.

— Я, пожалуй, попробую ещё разок. Лучше не видеть тебя, но знать, что ты и этот вот, — кивок в мою сторону, — где-то ходят, живые и здоровые, нежели до конца дней держать на душе тяжким бременем ваши смерти, за которые мне нечем будет оправдаться.

— Послушай, Биан, — Аина теперь говорит мягко, проникновенно. — Вот ты выгонишь сейчас меня и Рому. Я, само собой, заберу свои цветы и уйду, поскольку приказы начальства положено выполнять. А ты будешь смотреть на место, где я сидела, и страдать. И я буду страдать, и мой муж, и мои дети — легко ли видеть праздношатающуюся по дому мать в таком состоянии… И вот он будет страдать, и его Иолла. А потом ты придёшь ко мне и скажешь, как всегда: «возвращайся». И я вернусь, не сомневайся. Потому как не мыслю себе жизни вне нашей службы. И всё бы ничего, но вот он, — опять кивок в мою сторону, — он уже НЕ СМОЖЕТ вернуться. Никогда, понимаешь? Он сломается. И будет у тебя в итоге те же два трупа, пусть и летучих — Рома и его Ирочка. И их нерождённая дочь сверху. ЗАЧЕМ?

— Всё!! Хватит!! — никогда не подумал бы, что ангелы могут так орать. — Выпорхнули отсюда разом, оба! И чтобы я вас больше не видел! До послезавтра!

— Дозволь исполнить, о Владыка? — вытягивается в струнку Аина, скалясь.

— Причём мгновенно!!!

* * *

— Уф-ф-ф… — от избытка накопившихся эмоций Аина трясёт головой и полураспущенными крыльями. — Какое счастье, что я ангел, Рома. Будь я человеком, я уже точно получила бы инфаркт.

Мы стоим в одной из боковых комнат нашего этажа. Обычно эти помещения не используют, сотрудники сидят внутри, в обширном прохладном холле. А ещё отсюда вот очень удобно взлетать…

— Чем я могу отблагодарить тебя, Аина? — тихо спрашиваю я, становясь на одно колено. И откуда что берётся?

— Отблагодари-ить? — Аина смотрит пытливо, затем глаза её приобретают знакомое ехидное выражение. — Если ты научишься думать, вместо того, чтобы слегка соображать, и воздержишься в дальнейшем от проведения подобных операций, я буду совершенно и окончательно счастлива.

Нет, всё-таки ехидная она, как ни крути…

— А если серьёзней, я это сделала не только ради тебя, Рома. Я перестала бы себя уважать, если бы спокойно промолчала и сдала тебя. Вот так вот, как любит говорить твой папа Уэф.

— Спасибо.

— Ладно, напарник, — смеётся Аина. — Порхай домой, и я тоже. Послезавтра с утра нам на службу, а сутки у нас не те, что на Земле. До встречи!

Она срывается с края, как ласточка, быстро набирает высоту. Я слежу за ней глазами — о-оп! И нет ничего. Мою наставницу поглотил транспортный кокон.

Я тоже выпархиваю вслед за ней, на ходу вызывая транспорт для себя. Спасибо тебе, Аина, спасибо, добрая ты душа… О, а это кто?

Навстречу мне плавно скользит женщина, в которой я узнаю собственную жену.

«А как ты думал, Рома? Я же телепатка, причём потомственная. Ты думаешь, я не переживаю? Я же всё вижу»

Я в раскаянии. Ведь мог бы поговорить уже… Вот, прилетела меня встретить-поддержать… Мучаю просто свою маленькую любимую жену, одни огорчения от меня…

Ирочка пристраивается рядом, в такт машет крыльями.

«Малость есть, Рома. Но насчёт того, что одни огорчения, тут ты ошибаешься. Я счастлива с тобой, муж мой»

Господи, как я счастлив!

«Давай прогуляемся, Рома. От нервов помогает. А потом домой! Я там такой салат сделала к твоему возвращению, вот!»

Домой… Да. Да, и здесь тоже мой дом. Потому что дом может быть где угодно, если тебя там любят и ждут.

Глава 2 Если тебя ждут

— А вот я тебя! А вот сейчас поймаю!

Ответом мне служит радостное верещание. Я грозно растопыриваю руки и крылья, всем своим видом предвещая Нечаянной радости ужасную участь в случае поимки, но зверюшка давно усвоила — это всё одна видимость. Из хозяина можно вить верёвки, сидеть на голове и требовать лакомств. Но, разумеется, игра есть игра, и Нечаянная радость честно соблюдает условия: покуда я ловлю, она ловко уворачивается от моих рук.

— Ага, разыгрались… — в комнату входит Ирочка, держа в руке авоську. — А кто обещал слетать в близлежащий лесок и набрать вкусненького?

Ирочка протягивает мне сетку, а меня разбирает смех. Ну вот… Ты можешь жениться на чистокровном ангеле, ты можешь сменить свой облик и самый биологический вид, ты можешь забраться за сотни световых лет от Земли, но это не избавит тебя от необходимости походов в гастроном и булочную.

Ирочка смешливо фыркает, блестя глазами — уловила мою мысль.

— Возьми (певучее непереводимое слово) и ещё (другое название), и розовых грибов не забудь. Остальное по вкусу. Да, и не забудь древесную дыню!

— Будет сделано!

Но вместо того, чтобы немедленно стартовать в указанном направлении, я шагаю к жене и крепко обнимаю её. Ирочка с готовностью подставляет губы, и даже крылья слегка отводит назад — это чтобы удобней было её обнимать. Вот только округлый живот мешает прижаться как следует… Всё верно, летать в булочную моя обязанность — беременным таскать тяжёлые авоськи вредно.

— Ничего, Рома, потерпи, — Ирочка, как всегда, уловила мою мысль. — Теперь уже скоро.

— Когда?

— Полмесяца осталось, даже чуть меньше.

— Да-а… В Раю месяц долгий.

— Что делать, — смеётся жена.

Я прикладываю ухо к гладкой округлости живота, прислушиваюсь. Ни звука.

— Слушай, а чего она всё время спит?

Ирочка опять смеётся.

— Так ведь кто у неё отец? Великий Спящий.

— Хм… — аргумент на первый взгляд выглядит убедительно. — Хотя бы пошевелилась, что ли…

— Ей сплясать для папы танец живота? Давай уже, двигай, муж мой. И побыстрее, а то стемнеет. Ты не забыл, что мы с тобой хотели сегодня полюбоваться закатом солнца?

Да, всё верно. Зима прошла, и вновь весна пришла в Рай, и Великая звезда всё дольше балует нас своим присутствием. Правда, всходит она теперь при свете дневного светила, что лишает её должного великолепия — просто яркая звезда, видимая днём. Но во всяком неудобстве таится своя изюминка — после заката солнца белая звезда набирает силу на глазах, стремительно вытесняя с небосклона дневные краски… Впрочем, глубоко в душе я всё-таки полагаю, что это уже эстетство, к которому в большинстве своём склонны сородичи моей супруги.

— Лети же, Великий Спящий! — Ирочка высвобождается из моих рук мягким скользящим движением.

Нечаянная радость верещит, одобряя отправку экспедиции. Зверюшка уже давно установила неразрывную связь между авоськами и вкусным обедом.

* * *

Кроны деревьев смыкаются на головокружительной высоте, многоярусные заросли перевиты лианами. Здесь, на самом нижнем ярусе, который некоторые земляне назвали бы «андеграунд», редко кто бывает — всевозможные плоды-орехи растут на ветвях, равно как и цветы всех форм и расцветок. Что касается насекомых, которых тут, на земле, великое множество, то современные ангелы давно забыли, с какой стороны их едят. Это их древнейшие предки баловались.

Ирочка тоже обычно не спускается на землю, находясь в лесу — сыро тут, сумрачно. Тут вообще было бы темно, если бы не многочисленные светящиеся насекомые плюс грибы и цветы. Рядом со мной из могучего ствола дерева торчит друза таких грибов, полупрозрачных и светящихся. Взять, что ли? Вообще-то у этих грибов чересчур острый вкус, Ирочка их не любит, да и я не очень жалую. Их ещё варить надо… Ладно, возьму, съедим в охотку.

Я отрываю друзу и кладу поверх уже почти полной сетки провизии. По стволу ползёт интересное насекомое, напоминающее чем-то земного скорпиона. Только вместо жала загнутый хвост увенчан светящимся утолщением. Да, здесь не встретишь никаких жалящих-кусающих ядовитых тварей, тем более смертельно опасных. Неподалёку от меня свисает лиана, сплошь увитая белыми цветами, напоминающими земные каллы, только светящимися. Я уже уловил, что отдельные участки здешних плодовых джунглей значительно отличаются друг от друга, в соответствии со вкусами и предпочтениями местного садовода-смотрителя. Если смотреть в корень, то здешние джунгли давно уже не джунгли, они отличаются от диких первобытных райских кущ так же, как ботанический сад от амазонской сельвы, куда ещё не ступала нога человека. По сути, это тоже искусственная окружающая среда, только сохранившая облик джунглей, привычный ангелам.

А вот и ещё одно насекомое ползёт — ни дать ни взять земной термит, только брюшко светится ярко-зелёным, отчего насекомое напоминает движущийся светодиод. Кеа, Ирочкина племянница, рассказывала — такие вот термиты служат санитарами леса, как и ночные садовники. Только последние специализируются всё больше по перезрелым фруктам-орехам, термиты же употребляют палую листву и прочее малосъедобное сырьё.

Мимо пролетает бабочка размером почти в ладонь, и тоже светящаяся, да ещё как! Брюшко сияет алым мерцающим светом, крылья переливаются… Кажется, весь вид насекомого взывает к потенциальным врагам: «Съешь меня, съешь, попробуй! Что, слабо?»

Я усмехаюсь. Действительно, слабо… Мелкие насекомоядные летуны давно и прочно занесли в свою генную память — есть этих бабочек в принципе можно, но только один раз. Земная бледная поганка по сравнению с ними просто детское питание. Оттого и мёд этих бабочек никого, кроме них самих, не интересует. Кстати, вон их тут сколько, должно быть, где-то рядом гнездо… Точно, вот оно.

Да, гнездо бабочек-медовок — это зрелище, которое стоит увидеть хотя бы раз в жизни. Плотная коническая крыша, похожая на вьетнамскую соломенную шляпу, увеличенную до двух метров (ангелы скажут — пять к”аии, то есть локтей). Под крышей свисает паутинная кисея, отчего всё сооружение напоминает огромный полупрозрачный жёлудь. Внутри гнезда копошится масса бабочек, мерцающих и переливающихся — феерическая картина!

Я перелетаю поближе, сажусь на ветку рядом с висящим гнездом. Теперь видно, что внизу в «кисее» имеется проход-леток, через который снуют туда-сюда бабочки. Внутри же плотными рядами висит что-то вроде гирлянд электрических изоляторов — аналог пчелиных медовых сотов. Да, на этих блюдцах из затвердевшей слюны, похожих на пластиковые одноразовые тарелочки земного общепита, находится мёд и растут личинки… Словом, улей и улей. К счастью, бабочки эти не имеют жала, их даже можно брать в руки. Только руки потом следует тщательно вымыть. Впрочем, теперешние бабочки-медовки уже далеко не столь ядовиты, как их дикие предки, и это тоже неспроста. Не хватает ещё, чтобы кто-нибудь из детишек, только-только научившихся летать и активно осваивающих окрестности, отравился насмерть!

Да, и бабочки тут, в джунглях, выполняют свою работу, опыляя многочисленные цветы. Все при деле, и нет ничего лишнего, как в природе. Тонко, виртуозно отлаженный биоценоз огромной живой планеты. Планеты, оптимизированной для проживания.

Я усмехаюсь. Вот в этом месте со мной многие из людей могли бы поспорить, пожалуй. Род человечий научился выжимать из своей матушки-Земли куда больше. Количественно люди уже вполне соперничают с ангелами. Сколько ангелов проживает в Раю? Где-то около десяти миллиардов, ну пусть с гаком. Это на такой-то громадной планетище, на четырёхстах пятидесяти миллионах квадратных километров суши, как нельзя более благоприятных для жизни! А людей на Земле уже шесть миллиардов, и число хомо сапиенсов уверенно растёт. Это при том, что люди как существа гораздо крупнее ангелов, и весу в них втрое больше. Так что общая биомасса человечества уже сейчас выше…

Я усмехаюсь снова. Да, если брать за критерий развития цивилизации биомассу, то люди уже обогнали ангелов в развитии. Но всё ещё сильно отстают от Истинно Разумных. Вот где биомасса так биомасса! Вот где подлинная, стопроцентная эффективность. Все ненужные звенья убраны, и вся биосфера загнана в баки пищевых синтезаторов. Никаких тебе разнообразных пищевых-трофических цепочек, прямая связь — неразумная биомасса, состоящая из микроводорослей, растёт, разумная её поглощает. КПД близок к 100 %, и вся площадь планеты освоена — на суше сплошное море теплиц с установленными внутри прозрачными баками, в море те же баки под водой… И численность населения несравнима — триста с лишним миллиардов существ, мнящих себя разумными.

Я в который раз усмехаюсь — мнить себя каждый волен хоть Наполеоном, это его личные заморочки. Да, каждый из маленьких зелёных человечков имеет разум, но в целом их общество представляет собой громадный термитник, и столь же разумно. Те же термиты, стаскивающие в гнездо листовой опад, чтобы пожрать… И размножаются сходным путём. В чём же выражается их разумность?

А вот в чём — в жажде власти. Стремление загнобить ближнего своего — вот и всё, что осталось могучему разуму, который маленькие зелёные человечки полагают истинным. Последний и единственный двигатель прогресса, так сказать. А больше, по сути, их ничего и не интересует. Ходячие трупы не страдают любопытством и прочими многочисленными пороками, свойственными живым…

«Рома, извини, что прерываю ход твоих гениальных мыслей. Закат мы уже пропустили, ладно. Но я кушать хочу, и Нечаянная радость тоже»

Я спохватываюсь, отрываясь от созерцания переливающегося гнезда бабочек-медовок, хватаю авоську и с шумом взлетаю, проскальзывая меж ветвей. Екарный бабай, сколько времени прошло! Небо на западе стремительно бледнеет, и Великая звезда вступает в свои права хозяйки ночи.

Я изо всех сил молочу крыльями, набирая высоту. Синий лес подо мной остывает, я вижу это тепловым зрением. И закат не посмотрели…

«Да ладно, Рома. Зато я получила удовольствие от твоих рассуждений»

«Нечего было подслушивать»

«Ну вот ещё! Это тебе всё равно, что за мысли роятся в голове у жены. А мне бывает интересно»

«Мне не всё равно. Просто я не в состоянии уследить за ходом мыслей гения. Когда я просматриваю то, что роится в твоей голове, я сразу засыпаю от переутомления»

Шелестящий бесплотный смех.

«Ладно, мой хороший. Ты далеко ещё?»

«Да не так чтобы… Но чуток подождать придётся»

Кстати, о здешних мерах длины — всё никак не могу привыкнуть к их масштабности. Основная единица, сохранившаяся с древних времён и используемая поныне — расстояние, пролетаемое взрослым ангелом за час быстрого полёта, это чуть больше сотни километров. Аналог французского лье, так сказать, только пешие французы за час одолевали версты четыре. И мера площади тут соответственная. Вот в советское время было модно измерять территорию какого-нибудь Красноярского края в Бельгиях и Нидерландах. Тут то же самое получается…

Внезапная догадка пронзает меня, и я даже сбиваюсь с ритма, беспорядочно хлопая крыльями.

«Ира, Ир…»

«М-м?»

«Я древесную дыню взять забыл…»

Шелестящий бесплотный вздох.

«Ну что с тобой поделаешь, мой любимый Великий спящий… на лету»

Я зол на себя. Вот уж воистину — «какой помощник для папы Карло!»

* * *

— Так, Рома. Ты отдохнул за выходные?

— Да, Биан.

— В смысле, хорошо отдохнул?

Если бы я был человеком, я воспринял бы вопрос однозначно — начальник из вежливости интересуется, как я провёл выходные. Но я всё-таки телепат, и никаких иллюзий не испытываю — Биана интересует, хорошо ли я отдохнул. Потому что он намерен меня нагрузить, как индийского слона.

— Твоя проницательность радует, — в глазах Скользящего над волнами прыгают весёлые огоньки. — Вот тебе задание. Смотри на экран!

Виртуальный дисплей вспыхивает перед нами, я всматриваюсь, и моё лицо приобретает выражение, типичное для умственно ослабленных. Да уж…

Потому как с экрана на меня глядит знакомое лицо Повелителя Вселенной.

Большие тёмные глаза без белков смотрят на меня в упор, через сотни световых лет.

«Так ты полагаешь, у меня есть ещё время застрелиться?» — скрежещущий смех, от которого сводит скулы, как напильником по стеклу. — «Ты самоуверен и глуп, биоморф. Ты тешишь себя взятыми фишками, не подозревая, что партия будет за мной. Повелитель Вселенной вечен и неуничтожим, биоморф. Даже если это кому-то удастся, на место убитого тут же встанет другой. Вы все наивны, пернатые твари. Да, вы превосходите нас в технике, как это ни обидно. Да, вы сильнее. Но вся ваша сила и ваша техника не поможет вам. Просто потому, что мы умеем убивать по-настоящему. А вы нет.

Я подожду. Я умею ждать, биоморф. И мы поговорим»…

— Это запись твоего видения, Рома. А теперь нам надо разгадать смысл сего видения. И сделаешь это ты.

Выражение моего лица ещё упрощается, и сквозь ангельскую внешность проступает даун среднего уровня развития.

— Я прошу прощения, Скользящий над волнами. КАК?

— Ты спрашиваешь у меня? — прищуривается Биан. — Это ТВОЁ видение, Рома. Я понимаю, ты не привык расшифровывать пророчества. Так вот — всякое истинное пророчество состоит из бреда и истины, оттого оно и истинное. И сейчас твоя задача состоит в том, чтобы эту истину извлечь. А ещё конкретнее — какая угроза стоит за словами твоего…гм… реципиента? Что они собираются предпринять? Я мог бы сейчас подключить наших славных аналитиков к расшифровке, но… Знаешь, что-то подсказывает мне, что твоя авторская версия будет в данном случае важнее.

— Я понял, Биан. Я попробую.

— А хорошо бы сделать, Рома, а не попробовать. Впрочем, время пока есть. Полагаю, четырёх смен тебе хватит?

— Я не знаю. Я постараюсь.

— Где ты будешь спать, здесь? Или отправить тебя домой? Здесь тебе может быть не совсем удобно.

Нет, что ни говорите, а по части гуманности людям до ангелов ой как далеко… Вот попробуйте-ка на Земле найти начальника, который заботливо укладывал бы спать подчинённого в рабочее время, да ещё беспокоился, удобно ли ему почивать на рабочем месте. Всю жизнь будете искать, и не найдёте!

Биан смеётся, уловив мою мысль.

— Всё, Рома, работай!

* * *

Танцуют, танцуют свой таинственный танец размытые цветные пятна, мои старые добрые знакомые… Давайте, ребята, давайте… Мне нужно, поймите…

Взрыв в голове! Я расширяюсь, подобно ударной волне, стремительно и неостановимо. Сплошное море синих джунглей с торчащими из зелени башнями, и я, невидимый и неощутимый, словно в центре невообразимо гигантской чаши… Дальше!

Новый взрыв! Круглится подо мной бок планеты, белоснежными спиралями завились циклоны… Тёплый и щедрый мир ангелов, мой новый дом… Дальше!

Взрыв! Я вишу в пустоте, и светило ласково греет мне ухо… Дальше!

Взрыв! И становится ясна разница между пустотой и Пустотой. Межзвёздная Пустота, которую луч света пересекает многие годы, это вам не околосолнечное пространство, уютное и битком набитое планетами…

Да, похоже, «выход Силой» я худо-бедно освоил. Не так это, оказывается, и сложно — «дави на газ!» Теперь бы научиться управлять своими видениями-перемещениями…

Я лечу меж звёзд, как положено бесплотному духу, невидимый и неощутимый. Меня здесь НЕТ, и потому законы обычной физики не властны надо мной. Это для реальных-вещественных тел световой барьер непреодолим. Мне же он не доставляет ни малейших неудобств, я его просто не замечаю. 10 °C, 100 °C, 1000 °C… Вот уже световой год за считанные секунды… Да где же она, эта звезда, и при ней нужная мне планета? Ага, вот…

Наплывает, круглится бок чужого мира. Планета растёт, заполняя собой пространство. Или это я сжимаюсь? Откуда-то из недр памяти всплывает слово «коллапс». Нет-нет, ребята, коллапс мне ни к чему, равно как и коматозное состояние… Мне надо работать…

Оранжевое солнце на густо-синем, с фиолетовым оттенком небе. А подо мной расстилается бескрайняя саванна, окрашенная во все оттенки багрового, оранжевого, лилового… Нет, воля ваша, это не логово Истинно Разумных, они-то давно уже свели свои леса подчистую. Это какой-то другой мир… Ага, вот!

На берегу океана раскинулся город. Какой огромный город, больше Нью-Йорка и Токио, вместе взятых… Нет, ничего общего, пожалуй. Нет вздыбленного частокола небоскрёбов, нет бетонных ущелий, в которых ползут миллионы механизмов и живых букашек… Какая странная, причудливая архитектура. С чем это можно сравнить? Если сложить Тадж-Махал, китайскую пагоду, Парфенон и Сиднейскую оперу вместе и хорошенько перемешать, получится, наверное, слабое подобие… И всё это утопает в растительности, назвать которую «зелёными насаждениями» не рискнул бы даже полный дальтоник.

А в воздухе над этим городом носятся мириады мыльных пузырей, прозрачных и переливающихся на солнце. И внутри каждого пузыря виднеется что-то тёмное, точно зародыш в икринке. А ну-ка!

Я делаю ещё усилие, и город скачком приближается вплотную. Ха, вот так «икринки»! Внутри каждого пузыря (я уже заметил, что они меняют форму, точно и впрямь мыльные пузыри) сидит сэнсэй. Вот совсем рядом пролетает один такой пузырь, и я успеваю рассмотреть пассажира. Точнее, пассажирку, я отчего-то уверен в этом. Отчего бы? Потом, потом…

Пузырь уже совершает посадку, лопается и исчезает бесследно, и вместе с этим приходит понимание — это транспортный кокон сэнсэев, которые почему-то не желают делать их невидимыми. Возможно, они любят смотреть на мыльные пузыри…

Пассажирка между тем уже шагает по мозаике уличного покрытия. Если бы я и сомневался в том, что это дама, то теперь мои сомнения рассеялись бы, подобно тому, как исчезли бы сомнения в сути биоробота «зелёных», выходящего из машины. Я вижу её со спины, но походка не оставляет вариантов — так может идти только девушка, уверенная в своей красоте и неотразимости для лиц противоположного пола. Изумительная походка существа, чьими предками были хищники из рода местных кошачьих…

Изображение между тем снова меняется. Я вижу зал с вертикальными не то стеклянными трубами, не то прозрачными колоннами разной толщины вдоль стен. Трубы-колонны светятся оранжевым светом, и на оранжевом ворсистом покрытии пола сидит сэнсэй, перед которым висит в воздухе самый что ни на есть обычный виртуальный дисплей — в точности как у ангелов…

Сэнсэй отрывается от экрана, и прямо в душу мне смотрят огромные кошачьи глаза с вертикальными дышащими овалами зрачков. Ба, да это Цанг!

«Придуриваешься, братец по разуму? Конец экскурсии!»

Взрыв в голове!

— …Рома, а Рома, ты жив?

Я открываю глаза, в которых ещё плавают последние размытые цветные пятна — всё больше зелёные почему-то… Передо мной маячит лицо Уина.

— Ну! Иол, он очухался.

— Так я же говорил, это теперь будет быстро. Растёт и крепнет коллега!

Я сажусь, мотаю головой, и волосы закрывают мне лицо. Откидываю их рукой, и мимолётная мысль при этом: «надо подстричься»… Оглядываюсь. Биан, похоже, работает, Уот и Аина отсутствуют…

— Долго я спал?

— Да не так чтобы очень… Активная фаза сна минут пять-шесть, плюс засыпание, да плюс отлёжка… Тебе что-то помешало, похоже?

— Да, есть такое…

Уин протягивает мне знакомый обруч.

— Впрочем, твои видения сейчас перестанут быть тайной…

Да, всё верно. Мои видения должны становиться достоянием общественности, и подвергаться всестороннему анализу. Потому как я не просто спящий на работе, а Великий спящий, да ещё почти Всевидящий… Величайший спящий, если можно так выразиться…

Коллеги фыркают, уловив мою мысль.

— Давай, давай, сон же расплывается!

* * *

— Рома, я хочу купаться!

— М-м… — я солидно выдерживаю паузу. — Вода сейчас не слишком тёплая…

— Рома, я же не сказала «хочу чаю» — Ирочка смеётся. — Для купания более чем.

— Ну хорошо, — я сдаюсь. — Полетели!

Мы с женой срываемся с края комнаты, ровно и мощно машем крыльями. Ежедневные прогулки очень полезны для беременных — сердце ангелов работает в полную силу только в полёте, это человек может обойтись гантелями и прочими заменителями нормальной физической нагрузки. И маховые мышцы тоже должны получать ежедневную нагрузку, чтобы не атрофироваться.

Ирочка ведёт себя солидно — летит ровно, неспешно, и даже поворачивает «блинчиком», без всяких виражей. А вот и озерцо, где мы ежедневно купаемся. Только сейчас раннее утро, и вода за ночь остыла…

«Прекрати, Рома, ну что ты в самом деле… Это же не прорубь!»

Мы с шумом садимся на берегу, искрящемся неправдоподобно чистым песком. Да, каждую ночь роботы службы очистки тщательно прибираются тут, буквально просеивая песок на берегу. А специальные подводные роботы-чистильщики очищают дно, попутно фильтруя воду, и в итоге озерцо становится чище земного Байкала.

— Ух, хорошо! — моя жена хлопает крыльями по воде, поднимая тучу брызг, с плеском погружается в воду. — А ну, к бою!

Я с готовностью принимаю вызов. Мы молотим по воде до боли в маховых пальцах, заливая друг друга целыми водопадами брызг. Действительно «ух, хорошо!».

— А ну-ка, поплыли?

Мы плывём рядом, не расправляя крыльев. Эту манеру плавать кролем Ирочка переняла от меня. Вообще ангелы не любители всевозможного водного спорта. Держаться на воде они умеют инстинктивно, так что учить их плавать не нужно. Купаться тут любят, верно… Но не более.

«А уж нырять нас и вовсе не заставишь. Первые водолазы появились только тогда, когда появились первые батисферы. Ни аквалангов, ни всяких там скафандров у нас не было никогда. Никому просто не приходило в голову, что можно напялить на себя железный шкаф с рукавами и погрузиться на дно… бр-р!»

Мы выбираемся на берег, и я вижу-ощущаю — моя супруга умиротворена и довольна. Аккуратно устраивается на песке бочком, пошевеливая слегка распущенными крыльями, я плюхаюсь рядом.

— Рома, расскажи мне про рыбалку чего-нибудь.

Я смеюсь. Нет, в самом деле смешно — бесчисленные рыбацкие байки, слушать которые у землян почитается дурным вкусом, неожиданно нашли благодарного слушателя в лице моей супруги. Не берусь судить, что тому причиной, во всяком случае, не мой исключительный литературный талант. А может, всё дело в том, что ангелы вообще не ловят рыбу? И я открыватель нового направления в здешней мировой литературе…

— Умник ты мой, — смеётся Ирочка, уловив ход моих мыслей. — Ты прав, Рома. Я тебе говорю — давай, пиши книгу. Такой крутой фантастики у нас никогда не было!

* * *

— Ага, родственнички, не ждали!

Ирочкин братец врывается в дом ураганом, и Нечаянная радость, сладко прикорнувшая на своём любимом насесте — икебане, судорожно машет крыльями, пытаясь восстановить равновесие.

— Здравствуй, о Взлетающий на рассвете.

Федя-Фью, уже занёсший крыло для дружеского шлепка, немедленно складывает крылья и становится на одно колено.

— Я рад приветствовать тебя, живая легенда!

— Федя, ты чего? — я ошарашено хлопаю глазами.

— Ну как же… — Федя встаёт. — Каков вопрос, таков и ответ.

— А, понял! — смеюсь я. — Здорово, Федюня!!! — гаркаю я что есть мочи.

— Здорово, Рома!!! — но я уже учён, и перехватываю его крыло своим. — Гляди-ка, сестрица, а ты говоришь, биоморфы ничему не учатся.

— Трепло! Когда я это говорила! — Ирочка возмущённо фыркает.

— Да ладно, пролетели, — братец нимало не смущён неудавшейся провокацией. — Где чай и всё к нему?

— А где Лоа? — встреваю я.

— Работает, — Фью пОходя снимает с настенной икебаны Нечаянную радость, гладит. Зверюшка возмущённо сопит, но вид накрываемого Ирочкой столика заинтересовал её, и летучая соня решает не оказывать активного сопротивления, а подождать естественного развития событий.

— Ладно, братик, не заговаривай мне зубы, — смеётся Ирочка. — Я же вижу все твои помыслы. Садись, пей чай и рассказывай.

— А твои зубы тут ни при чём, сестрица, — Фью тоже становится серьёзным. — Сегодня речь пойдёт о других зубах. Ты в курсе, что Рому чуть не попятили со службы? В курсе, понятно. Ну и какие в вашем семействе сделаны выводы?

Федя берёт со стола маслянистый фиолетовый плод, разрезает его надвое, коротким движением ножа выщёлкивает косточку на тарелку. Нечаянная радость поводит носом, наблюдая за тем, как нож режет плод на кусочки.

— Она сытая, Фью. Только что ела, — это я.

— Летучие сони сытыми не бывают, — парирует Федя, ставя под нос Нечаянной радости блюдце. — Но я повторяю вопрос насчёт выводов…

— Какие ещё могут быть выводы? — я пожимаю плечами. — Работать надо, вот и всё.

— Похвально, весьма похвально… — Федя отхлёбывает чай из пиалы. — И как успехи?

— Пока не очень, — честно признаюсь я.

— А можно подробнее?

— Можно, — усмехаюсь я. — Мне не удаётся ВИДЕТЬ то, что мне нужно. Неуправляемость видений, если это тебе о чём-то говорит…

Нечаянная радость сопит, выдерживая характер. Да, для летучей сони не кушать выложенное под нос угощение — настоящий подвиг. Но наша любимица воспитанное животное, и не желает брать пищу иначе как из хозяйских рук. Я пододвигаю ей блюдце лично, и Нечаянная радость наконец снисходит.

— Ну как же, как же… Ты же у нас первый и единственный Всевидящий на планете. И до тебя этим вопросом никто не занимался, и даже слыхом не слыхивали о таком феномене… Рома, тебе известно такое слово — «помощь»?

— Ну?

— Чего «ну»? Обратись за помощью к Всевидящим, они подскажут и научат. И у нас есть группа ребят, занимающаяся всевидением. Вопрошающему да ответится.

— Да… — я скребу в затылке. — Я понял… Но как-то неудобно…

— Что именно? — Федя смотрит мне прямо в глаза. — Сколько дней отвёл тебе начальник на расшифровку видений? Четыре смены? А ты справишься?

Я молчу, и Ирочка тоже. Против правды не попрёшь.

— Неудобно делать три вещи, Рома — летать в балахоне, обижать жену и не исполнять свою работу. А всё остальное удобно, что-то больше, что-то меньше. Вопросы?

— Всё ясно. Спасибо тебе, Фью.

— Ну тогда мне пора, — Ирочкин брат поднимается. — Спасибо за чай.

— Чего так рано? — подаёт голос Ирочка. — Из полярной зоны лететь, и чай не допить…

— Там Смотрящий из поднебесья на попечении Кеа остался. Вряд ли она продержится слишком долго. И дело не в чае, Иолла. Такой разговор требовал личной встречи, правда. А, да вы оба всё равно не поймёте!

— Ладно, Фью, — смеётся Ирочка. — Спасибо за визит. Привет Лоа и Кеа передавай!

— Ну вот ещё, стану я таскать ваши приветы… Сами передадите. Так… Это будет… Ага, тридцать третьего. И быть у нас не позже обеда, а не как в тот раз!

Я прикидываю — да, всё верно. Как раз у меня выходной. Ирочка же сейчас вообще свободна, и даже на симпозиумы свои не летает. Беременным вредно волноваться.

— Дозволь исполнять, о Взлетающий на рассвете? — мы с Ирочкой отвечаем хором.

— И неукоснительно!

* * *

Да-а, вот это зданьице! Впечатляет…

Транспортный кокон выгрузил меня на высоте в тысячу к”аии… локтей то есть… тьфу ты, четыреста метров. Но даже на такой высоте зубья циклопической шестилепестковой стеллы, соединённые вверху обручем, находятся над моей головой. Академия наук, это вам не зачуханная контора вроде службы внешней безопасности или службы очистки водоёмов…

«Федя, ты где? Я тебя не вижу»

«Зато я тебя засёк»

От роя мошек, снующих туда-сюда меж зданиями, отделяется одна, направляясь ко мне, вырастает в размерах, и я узнаю братца Федю.

«Здравствуй, Рома. Лети за мной!»

Мы приближаемся к одной из граней «стеллы», с ходу влетаем внутрь.

— Очень удачно, Рома, что ты залетел сегодня. Все ребята из группы проблем всевидения на месте. Да и я приму участие, если не возражаешь. Вдруг в море горячечного бреда промелькнёт какая-нибудь здравая мысль?

Мы проходим внутрь, стены вальяжно разъезжаются и смыкаются за нашими спинами. Я вспоминаю мгновенно исчезающие люки в хозяйстве папы Уэфа…

«Сравнил! Ты бы ещё возмутился отсутствием систем защиты периметра и контроля эфира! Тут наш дом, Рома»

«А там?»

— А там дикая планета, как я понимаю, населённая непредсказуемыми и неплохо вооружёнными аборигенами, это не считая твоих зеленоватых антиколлег, — Фью переходит на звук. — Или ты ожидал иного ответа?

В обширном зале сидят на полу и стоят с десяток ангелов обоего пола. Две дамы, остальные мужчины неопределённого возраста. Я уже привык, что возраст ангелов можно определить только по глазам, но тут случай особый, похоже…

«А я тебе говорил, Рома. Тут сплошь полоумные гении»

— Знакомьтесь, коллеги. Вот это и есть тот самый биоморф Рома, живая легенда и всё такое. И по совместительству мой зятёк.

— Ага! Наслышаны, наслышаны. Ждём, — это говорит один из группы. — Позволь представиться — Летящий на полдень, но лучше просто Элу.

— А я Обгоняющий ветер. Если коротко — Лао.

Я хлопаю глазами. Как? Вот это вот и есть?..

— Да нет! — смеются оба разом, уловив мою обалделую мысль. — Если ты имеешь в виду первооткрывателей соответствующего закона, то это было давно. Элу и Лао не столь уж редкие имена, если разобраться.

Они представляются по очереди, я улыбаюсь, кивая. Тут свой этикет, и я уже почти привык. Хотя порой и прорываются человечьи замашки. Вот сейчас бы мне начать жать всем руки: «Биоморф Рома. Рома биоморф…»

Они хохочут, весело и беззлобно, уловив мою мысль. Нормальные ребята, зря Федя на них катит…

«Это они вне обострения. А как выйдут в рабочий режим — у-у-у…»

— Ну что, прошу садиться, — кивает Элу. — Сегодня у нас редкий гость, и первое слово ему. У тебя же есть вопросы, Ди?

— Лучше Рома.

— Да будет так! Спрашивай, Ро-ма.

— Почему я ВИЖУ?

Они переглядываются, и я читаю в их мыслях смятение. Но вы сами напросились на вопрос, ребята…

— Да, действительно… — смеётся Лао. — Что называется, прибил на месте. Ну что же, чем короче вопрос, тем длиннее ответ. Начнём вводную лекцию. Кто скажет?

— Ты и скажешь, — подаёт голос одна из дам, вроде как Кеа. — А мы поправим, если сильно заврёшься.

* * *

Клубится, переливается, живёт и дышит Вселенная. Наша Вселенная, в которой мы все живём. И люди, и ангелы, и свиры, и сэнсэи… И Истинно Разумные тоже, кстати. Мы все жильцы этого невероятно огромного дома, построенного не нами…

Большой объёмный экран насыщен деталями, которые я едва успеваю улавливать. Разумеется, это компьютерная графика-мультипликация — никакие органы чувств не в состоянии увидеть и распознать ЭТО. Более того, очень многое из ЭТОГО не в состоянии уловить даже местные, ангельские приборы.

Вселенная пронизана всевозможными лучами и частицами всех сортов. Летят в пустоте тяжёлые неуклюжие протоны, которым излишек веса никогда не позволит достичь даже скорости света. И к тому же эти протоны и их родственники, представители грубой материи, чересчур прямолинейны. Врезаясь в атмосферу какой-нибудь планеты, они идут напролом, сокрушая вставшие у них на пути атомы и молекулы, вдребезги разбивая атомные ядра азота-кислорода… И практически никто из них не доходит до планетной тверди. А если и достигает, то только для того, чтобы там и погибнуть. Таковы общие принципы устройства Вселенной — тот, кто идёт напролом, не считаясь ни с кем и ни с чем, редко достигает цели. А если и достигает, горько в этом раскаивается…

— Ты опять мыслишь образными аналогиями, — это говорит Лао. — Сейчас это не на пользу делу. Обрати внимание: каждая частица несёт информацию об условиях своего появления на свет. Импульс, ориентация спина и прочая, прочая. И сохраняет её вплоть до столкновения-взаимодействия с другой частицей…

— Ты помедленнее, Лао. Он не усваивает, я вижу, — это Фью.

— Пока усваиваю, — огрызаюсь я.

— Да? Хорошо. Смотри дальше.

…Летят в пустоте стремительные фотоны. Скорость света для них родная, более того — единственно мыслимая из всех возможных. Стоять на месте они не умеют, для фотонов это смерть. Зато время для них стоит, как и положено при скорости, равной световой. Не будь в этом мире грубого вещества, они были бы бессмертны… Но и фотоны имеют ахиллесову пяту — они подвержены смерти в результате электромагнитного взаимодействия-столкновения.

— Разумеется, фотоны всё-таки лучше, чем тяжёлые и неуклюжие протоны и прочая хранят исходную информацию. Недаром мы ловим реликтовое излучение, донёсшее до нас через миллиарды лет информацию о младенчестве Вселенной, — Лао терпеливо продолжает просвещать меня, и я киваю. Да, это всё понятно… это я даже слышал, ещё будучи человеком…

А вот и неуловимые нейтрино всех сортов, скользящие невидимо и неощутимо сквозь любые толщи вещества. Вот урок всем протонам-барионам, как надо жить. Вместо того, чтобы ломиться вперёд, круша всё на пути, спокойненько и незаметненько пролетать мимо, ни с кем не вступая во взаимодействие. Они очень берегут себя, эти нейтрино…

— Всё верно. Нейтрино хранят информацию практически вечно. Вот только нейтринное поле Галактики почти не замечает нашей бренной юдоли, и в качестве источника информации о ней малопригодно. Но что ещё важнее, нейтрино также неспособны преодолеть световой барьер. Смотри дальше.

Мелькают на объёмном экране символы и значки. Ага, я понял — это тахионы. Частицы виртуального мира, имеющие мнимую массу и не только массу. Частицы, которых НЕТ. Частицы, изначально движущиеся со скоростью, превышающей световую. И чем сильнее теряет энергию тахион, тем быстрее он движется. Сто С — пожалуйста. Тысяча — да легко. Миллион — да хоть сто миллионов!

— Верно понимаешь. И когда тахион теряет ВСЮ энергию, его скорость становится бесконечной. Есть, конечно, квантовые ограничения, но эти подробности тебе ни к чему. Тут главное вот что — тахионное поле способно переносить информацию практически мгновенно на любые расстояния. Вот только одно «но» — тахионы взаимодействуют с нашим реальным миром ещё слабее, чем нейтрино. Теперь смотри внимательно…

Изображение снова меняется. Кипит вакуум, основа основ. Это для существ из грубой материи вакуум есть пустота, в которой ничего нет. Всё не так просто, ой, как всё непросто… Ежесекундно в этой «пустоте» рождаются и гибнут виртуальные пары частица-античастица. Всё происходит так быстро, что существа из грубой материи ничего не успевают почувствовать-ощутить. Но на тот неуловимый миг, что отделяет рождение виртуальной частицы от её гибели-исчезновения частица эта помнит об условиях своего рождения…

— Верно понял. А теперь главное. Виртуальные тахионы практически не замечают нашего реального мира, но вполне охотно замечают виртуальные частицы-античастицы. Видишь, как всё просто, когда поймёшь — виртуальные частицы кипящего вакуума «снимают информацию» с нашего реального мира и передают её тахионам… Осталось понять — как…

— Всё, не могу больше слушать! — прерывает Лао Кеа. — Я долго терпела, но всему есть предел. Зачем ты гонишь этот бред тридцатилетней давности?

— Это не бред, это классика и основа основ. Вот ваши с Лоа и Ги гипотезы насчёт девятимерной суперструнной сети — вот это действительно бред, заумь, которую неспособно впитать даже энергоинформационное поле Вселенной…

— А ты за Вселенную не говори. Если ты лично неспособен впитать, дело другое…

— Эй-ей, друзья! — вмешивается Элу. — Ваши разборки оставьте на потом. Ангел к нам за помощью обратился, между прочим. Понять хочет.

— Вот именно. И незачем нашему гостю мозги пропаривать…

— Всё, хватит! — повышает голос Элу. — Прекратили. В общем, так, Рома. Всё, что нам пока точно известно, это то, что при создании Вселенной было использовано некое энергоинформационное поле, играющее ту же роль, что и генный код для растений, скажем. То есть определяющий развитие Вселенной. В нём содержится информация о том, что было, есть и будет во Вселенной, а также о том, чему уже никогда не бывать.

— Прости, что вмешиваюсь, Элу… — подаёт голос Фью. — Значит ли это, что все наши действия предопределены изначально?

— Ну начинается… Нет, уважаемый коллега. Не значит.

— Ну-ну… Тогда следующий вопрос — как может быть записана информация о том, чего не будет?

— Ну вот, опять… Мы говорили об этом на семинаре, коллега. Ну хорошо, я повторюсь. Наш гость любит мыслить аналогиями, поэтому, чтобы ему было проще, скажу так… Вот есть дерево, растущее в лесу — высокое и стройное. А другое семечко занесло на большую поляну, и то дерево выросло кряжистое и раскидистое. Это с ним СЛУЧИЛОСЬ. Но в генном коде того дерева записано и другое, чему уже никогда не бывать — как оно МОГЛО БЫ стать стройным и высоким…

— Твои аналогии — только аналогии, Элу, — несогласно мотает головой Фью. — Они ничего не доказывают. Вселенная не дерево…

— Твоя версия?

— А у меня нет версий на эту тему. Я занимаюсь реальным миром, а не воздействием виртуального на виртуальное…

— Вот потому-то вы там у себя летаете кругами вокруг своих «чёрных дыр», и всё без толку. Отсутствие фантастических идей оборачивается отсутствием идей вообще.

— Так… — Фью встаёт. — Рома, тебе всё понятно?

— Я понял только, что ничего не понял.

— Это радует. Хуже было бы, если бы ты понял, будто что-то понял, как полагают о себе вот эти ребята. Есть вопросы?

— Есть, — я чуть смущён. — Где здесь туалет?

— О! Реальный вопрос, — смеётся Федя. — Пойдём, я покажу. Спасибо за помощь, коллеги!

— Да сколько угодно. Заходите ещё!

Мы с Фью идём к выходу.

«Федя, а теперь переведи мне в двух словах, о чём шла речь. На уровне, доступном пониманию биоморфа»

«В двух словах? Ладно. Виртуальные пары частица-античастица скачивают информацию с нашего реального мира и передают виртуальным же тахионам. Так можно видеть реальность, приведённую к времени наблюдателя — скажем, некоего биоморфа Ромы. Кроме того, те самые виртуальные тахионы взаимодействуют с реально-виртуальными нейтрино в момент осцилляции…»

«Фью, я тебя умоляю…»

«Ах, да, для биоморфа, прости, я забыл. В общем, взаимодействуют. Нейтринное поле Вселенной служит неким хранилищем информации, потому как по сравнению с тахионами нейтрино практически неподвижны. Так можно видеть прошлое»

«А будущее?»

«А дальше идёт уже бред. Да, собственно, и то, что ты слышал, и мои комментарии — это всего лишь разные степени бреда, Рома»

— Ну что, здорово тебе помогли теоретики? — Фью переходит на звук.

— В общем да. Узнать, что умные учёные знают не больше тебя самого — это дорогого стоит.

Мы встречаемся взглядами и разом хохочем, весело и заливисто.

— Ну что же, отлично. Теперь полетишь к практикам?

— Попробую сперва к той даме… да, Прячущейся в ветвях.

— Ну добро. А мне пора работать. Всё, до встречи!

* * *

Да, ничего не скажешь, домик так домик. Люстра Большого театра по сравнению с этим просто жестяной плафон…

Я лечу к парящему в воздухе жилому комплексу, озаряемому светом никогда не заходящего солнца, висящего над самым горизонтом. Тут и там виднеются другие подобные сооружения, из гущи полярных джунглей торчат многочисленные жилые башни. Южная полярная зона застроена, пожалуй, ещё плотнее северной. Впрочем, до настоящей городской застройки тут ещё очень и очень далеко. Да и не будет тут никогда, очевидно, ничего похожего на Нью-Йорк или Токио. Ангелам претят скученность и толчея, им по душе широкий простор. И строительные нормы тут суровы, расстояние между жилыми башнями или летающими комплексами должно быть соответствующим, весьма и весьма немалым. Оттого и дороги непомерно тут квартирки-то, желающих проживать при свете вечного дня много, а площадь обеих полярных зон ограничена…

«Здравствуй, Победивший бурю»

Ко мне пристраивается сбоку та самая дама, что принимала у меня экзамен. Одна из пятерых ныне живущих Всевидящих планеты, это вам не шуточки…

«Здравствуй, Прячущаяся в ветвях. Ну что ты, зачем… Я бы и сам, адрес есть…»

«Ты же мой гость. Лети за мной!»

Она вырывается вперёд, плавно скользит к одной из жилых секций-висюлек. Вход в жилище перекрывает знакомая детская сетка, опускающаяся при нашем приближении. О-оп! И мы уже в помещении. Я с любопытством оглядываюсь. Хм… Ничего особенного… Так и все живут…

— А что, мне нужно было покрыть стены толстым слоем золота, чтобы подчеркнуть своё величие? — смеётся хозяйка, уловив мои мысли. — Ты можешь звать меня коротко — Юайя.

— А я Рома, — ляпаю я. Откуда что берётся?

— Да неужели? — снова смеётся хозяйка. — Ты проходи, я сейчас чай поставлю.

Я украдкой разглядываю Всевидящую. Роскошная женщина, ничего не скажешь — насколько вообще могут быть роскошны ангельские дамы, по природе своей не склонные к полноте… Интересно, кто у неё муж, я не навёл справки…

— Муж у меня архитектор, — снова улавливает мою мысль Юайя. — Очень хороший, между прочим. Вот этот летающий жилой комплекс тоже его работа. Только сейчас его нет дома.

— Я не хочу спать! Я хочу туда!

Раздаётся дробный топоток, и в комнату вбегает пацанчик, ещё совсем маленький, бескрылый. За ним входит девочка лет восьми, чертами явно похожая на Юайю. Я в изумлении гляжу на них. Двое детей подряд, это нечасто встретишь. Я вот такого ещё не видел…

— Так ведь я Всевидящая, Рома, — смеётся хозяйка. — Я могу иметь столько детей, сколько захочу. Хоть десять, хоть двадцать. Иметь такое право, да не использовать!

Она смеётся так заразительно, что я невольно отвечаю. И не скажешь, что вот это Всевидящая… Да, не скажешь, покуда не поглядишь ей в глаза.

— Знакомься, Рома. Это вот Мауна, моя дочь…

— А я Ди, — встревает пацанчик. Ох и живчик, похоже… — А ты почему Рома?

— Ну-у… — тяну я, захваченный врасплох простым и ясным детским вопросом. — Видишь ли, так меня называли на одной далёкой планете.

— А-а, это где все такие большие и толстые, что не могут летать, и потому крылья у всех отсохли?

— Ну, примерно так, — меня разбирает смех.

— Мне мама про тебя сказку рассказывала, — не унимается маленький Ди. — Ты был огромный, бескрылый, толстый и глупый монстр. А потом ты встретил свою половинку, а она была красивая-красивая, умная-умная, добрая-предобрая. И ты её полюбил сильнее жизни, и оттого поумнел. И сразу стал красивым, и у тебя выросли крылья, вот. Ты биоморф! — он тычет в меня пальцем.

Я в растерянности. Вот, оказывается, как оно… Вот уже про меня какие слагают сказки-легенды… «Красавица и чудовище» в инопланетной версии.

— Я скоро вырасту и поумнею, и у меня тоже будут большие крылья, вот! — продолжает повествование Ди. — И я буду летать быстрее всех, и быстрее Мауны!

— Никогда! — безапелляционно произносить девочка. — Слететь вниз и не разбиться, вот и всё, что ты сможешь. А обратно тебя будут поднимать транспортным коконом. Спасатели будут домой доставлять!

— И я найду свою половинку, красивую-прекрасивую, добрую-предобрую. А не такую вредину, как наша Мауна! — малыш тычет пальцем в сторону сестры.

— И это вряд ли. Будешь всю жизнь пялиться на свою диаграмму в одиночку…

— Мауна, а ну прекрати! — вмешивается мать, но поздно. Малыш развешивает губы и начинает громко реветь, как это делают ангельские детишки — то есть пронзительно визжать.

— Ма-а-ма-ааа! Она всё врёт, она так не думает, а всё говорит неправду! Я хороший!

— Так! — мать встаёт из-за стола. — Ты идёшь спать, раз хороший. А ты, Мауна, если не хочешь сидеть в той комнате одна, погуляй пока, в лес слетай, или к морю. Или к подружкам. У нас с Ромой дело.

— Да, мама, — девочка скромно опускает глаза.

— И не вздумайте ссориться мысленно, я всё вижу! Тебя это тоже касается, Ди.

— А чего она всё!..

— Я огорчена, Ди.

— Да, мама, — сопит малыш. — Я не буду с ней разговаривать. Даже мысленно.

— Я разве велела вам не разговаривать? Я сказала — не вздумайте ссориться. Вопросы?

— Да, мама, — говорит девочка, по-прежнему имеющая исключительно смиренный вид. — Прости меня, Ди, я пошутила.

— И ты прости меня, Мауна, — сейчас малыш способен умилить кого угодно. — Ты не такая уж дура…

— Всё, я сказала! — слегка повышает голос Юайя. — Ди, пошли спать!

Уладив наконец семейный конфликт, хозяйка возвращается к столу.

— Никогда больше не буду рожать подряд. Детям общение друг с другом в раннем возрасте противопоказано, Рома. Дети же учатся, общаясь. При общении со взрослыми они набираются ума, а при контактах со сверстниками обмениваются дуростью. Вкусное варенье?

Я улавливаю — хозяйка хочет, чтобы я похвалил её изделие. И мне это не составляет труда, потому как варенье действительно отличное.

— Ну вот, что значит телепатия, — смеётся Юайя, уловив мой ответ. — Даже комплимент толком не получишь. Ладно, Рома. Допивай чай и приступим.

Я торопливо допиваю чай, к счастью, уже почти остывший. Хозяйка щёлкает пальцами, и вынырнувший откуда-то «домовой» ловко утаскивает столик.

— Да, мыслеуправление, — перехватывает мою мимолётную мысль Юайя. — Садись вот сюда.

Мы располагаемся напротив друг друга, на расстоянии вытянутой руки.

— Значит, теоретическая подготовка тобой закончена. Как впечатления?

— Впечатления самые тяжёлые, — честно признаюсь я.

— Что делать. Пока что феномен всевидения — не наука, а чистое искусство. Так что приёмы мы находим ощупью, копим и передаём из рук в руки тем, в ком прорезался Дар.

Она берёт моё лицо в ладони.

— Смотри мне в глаза!

* * *

Цветные размытые пятна танцуют такой знакомый танец, и сквозь них едва проступает лицо…

Взрыв в голове! Я расширяюсь, подобно ударной волне, стремительно и неостановимо. Невидимый и неощутимый, я повисаю в центре гигантской чаши, окаймлённой линией горизонта…

«Дальше»

Взрыв в голове! Круглится подо мной бок планеты…

«Дальше!»

Взрыв в голове! Светило ласково греет меня, висящего в открытом космосе, и лучи его проходят насквозь…

«Дальше!»

Взрыв в голове! И вот я уже в межзвёздной пустоте…

«Внимание!» — я едва угадываю шелестящий бесплотный голос. — «Приём первый: смещение поля внимания в нужную сторону. Чувствуешь?»

Чувствую? Да… Да, да! Я чувствую!

Я внезапно понимаю, что и как мне нужно делать, чтобы двигаться-скользить в нужную сторону. КАК я это понимаю? Вот этого как раз я и не понимаю…

Я озираюсь, ища цель…

«Вот она, звезда Истинно Разумных, солнце их мира. Запоминай, Рома, запоминай»

Я начинаю набирать ход. 10 °C, 1000, 10000… Наверное, так чувствует себя бесплотный пучок тахионов, теряющий энергию и от этого набирающий скорость nec plus ultra… О Создатель Вселенной, что я несу?!

Ещё, ещё быстрее… Теперь моя скорость в миллион раз превосходит скорость света… в десять… в сто миллионов раз…

Я не понимаю, откуда вынырнул этот шарик. И как я не проскочил мимо, если у меня такая скорость… нелогично, однако… Какая логика? Какая во всём этом деле может быть логика?!

«Вот и я тоже не понимаю» — шелестит в моей голове короткий бесплотный смешок. Кто это, Юайя?

«Не отвлекайся»

Планета наплывает, закрывая звёзды. Маслянисто отсвечивает гладь океана, неестественно ровного и спокойного. Материк тоже слюдянисто отблёскивает мельчайшими искорками, и я догадываюсь — это блестят бесконечные ряды теплиц. Облака на небе тоже какие-то малахольные, не грудятся грозовыми фронтами, не завиваются в тугие спирали ураганов… Местные конвективные осадки, сеющие скудные дождички — вот и всё, чего можно от них ожидать, от этих облачков. С ураганами и прочими буйствами стихии местные жители давно покончили. Наверное, и эти облачка Истинно Разумные могли бы расположить в шахматном порядке, если бы задались такой целью. Но они не занимаются пустяками, потому как Истинно Разумные…

А вот и город. Полтора л”киич”ц в поперечнике, не меньше… Чего это я? Как где не надо, так думаю по-ангельски… Какие л”киич”ц, тут свои меры длины… То есть полтораста вёрст в поперечнике городок, ангелу полтора часа лёта…

«Не отвлекайся!»

Город наплывает, растёт… Да, Нью-Йорк по сравнению с этим городом просто большая деревня… Небоскрёбы топорщатся лесом, тучи «летающих тарелок» вьются над городом, как рой мух над дохлой животиной… Ну вот, опять меня потянуло на аллегории…

«Не отвлекайся!»

Да, жуткий город. Небоскрёбы все без окон, и даже зеркальные стены не везде — часто их заменяет листовая броня. Там, внутри, копошатся Истинно Разумные термиты, наблюдая мир сквозь экраны внешнего обзора… Так безопасней, ведь сквозь стекло, или что тут у них, способен проникнуть луч лазера…

«Не отвлекайся же ты!»

Мир вдруг стремительно меняется, и я лечу куда-то, теряя сознание. Ну или что там его сейчас у меня заменяет…

— … Рома, очнись!

Я раскрываю глаза. Передо мной сквозь всё ещё танцующие пятна проступает лицо Юайи, мокрое и блестящее. А сам я, оказывается, валяюсь на спине.

— Я в порядке, Юайя. — я сажусь на пол. — Спасибо тебе. Я понял.

Я вижу, как она пытается прочесть в моей голове, действительно ли я понял хоть что-то.

— Ладно, Рома. Рада была помочь тебе. Полежишь?

— Да нет, я правда в порядке… — я встаю, даже не держась за стену. — Я полечу, Юайя. Ещё раз спасибо.

— Ну давай, лети. Если что, обращайся!

* * *

— О, кто прилетел! Сам хозяин пожаловал!

Иуна, сестра Ирочки, вовсю щёлкает ножницами, и золотые пряди с головы моей жены так и сыплются. Ирочка сидит на маленьком круглом столике, выполняющем сейчас функции парикмахерского кресла. Понятно, затеяли стрижку…

— Здравствуй, Иуна. Чего без мужа?

— А Кеа сегодня работает. Они там нащупали очередную живую планету, и теперь вертят её так-сяк, — смеётся Иуна. — Вдруг там окажутся аборигены, остро нуждающиеся в помощи?

Иуна вовсю орудует ножницами, встряхивая уже подстриженными волосами. Нечаянная радость сидит на своей икебане, озадаченно поводя носом. Зверюшка явно не может взять в толк, зачем эти женщины разоряют друг у друга столь роскошные гнёзда на головах.

— Не слишком коротко? — озабоченно спрашивает моя жена.

— Нормально! Сиди спокойно, — Иуна ловко подрезает пряди, выступающие из общей массы. Я перевожу взгляд на её живот. Да, похоже, сестрицы соревнуются в том, кто родит первой…

— Никак нет! — смеётся Иуна, уловив мою мысль. — У Иоллы изрядная фора, и мне её не догнать. Всё, сестрица, готово.

Ирочка щёлкает пальцами, и перед ней возникает виртуальный экран, играющий сейчас роль зеркала.

— М-м… — жена придирчиво смотрит в своё отражение. — Годится. Спасибо, Иуна.

— Да не за что. Садись, Рома, пока я в азарте. — Иуна щёлкает ножницами.

— Да я как-то…

— Садись, говорю!

Я встряхиваю головой, и чёлка падает мне на глаза. Вообще-то пора уже и подстричься, в самом деле.

— Ладно, уговорила!

Я сажусь на стол, и Иуна начинает быстро и уверенно орудовать ножницами и расчёской.

— Сейчас, сейчас, сделаем из тебя Истинно Разумного…

Ирочка фыркает смехом, весело кося глазами на меня. Я тоже улыбаюсь в ответ. Вот интересно — тут ещё тысячи две годков назад изобрели роботов-цирюльников, да так они и не прижились. Всякая техника есть протез, и зачем она, если можно легко обойтись? Тем более это касается женщин — ну какая женщина доверит свою причёску манипуляторам бездушного механизма?

Внезапно меня осеняет. Ёкарный бабай, да где же раньше были мои мозги?!

— Иуна, ведь твой Кеа, он астроном…

— Ну? — Иуна даже перестала щёлкать ножницами.

— И у них там есть данные по планете «зелёных», — я не спрашиваю, я утверждаю.

— Какая глубокая мысль! — насмешливо тянет Иуна, вновь принимаясь за стрижку.

— Так что же ты молчала! — я делаю над собой гигантское усилие, чтобы не вскочить. — Дорезай быстрее!

— Нет, ты слышала, сестрёнка? — Иуна чуть расчёску не уронила. — Это вместо «спасибо». Иолла, что, все биоморфы такие?

— Абсолютно все, — авторитетно подтверждает Ирочка. — Сама была, знаю!

И мы втроём хохочем.

* * *

— …Вот всё, что есть, Рома.

Передо мной в воздухе вращается огромный шар, раскрашенный в грязно-голубоватые, серо-стальные и неопределённо-бурые цвета.

— Это съёмка со звездолёта, посетившего систему «зелёных» ещё лет сто назад. Более детальных картинок нет, съёмка велась с огромного расстояния. Подходить близко к планете опасно, их корабли атакуют без предупреждения.

Я понимающе киваю. Звёздный Флот Истинно Разумных — это не шуточки. Пусть даже и технически устаревшие, их корабли нельзя списывать со счёта, как старые линкоры.

— Есть ещё записи с зондов, летающих в системе под видом метеоритов. Те выдают оперативную информацию, но качество изображения, сам понимаешь… Вот, я тебе скинул файл.

— Спасибо, Кеа. Извини, что отвлёк.

— Да пустяки. Рад был помочь. До встречи!

— Будь здоров!

Изображение Кеа исчезает, и передо мной остаётся только медленно вращающийся шар, изображение планеты. Оплот Истинного Разума, Гордость Вселенной, Вершина Мудрости… да мало ли. Как я уже успел понять, «зелёные» любят величаться.

Я ещё увеличиваю изображение, и края шара уходят в пол и потолок. Я вглядываюсь в проплывающие подо мной пейзажи. Да, ребята здорово уделали свою мать-родину. Как они выносят? Если бы я изо дня в день созерцал вот эти пейзажи, похожие на бескрайний гофрированный железный лист, точно рехнулся бы.

А вот океанская гладь, бескрайняя и безбрежная. Ровная мёртвая зыбь лениво колышет ровную мёртвую воду. Разумеется, я не ожидал увидеть дельфинов. Но в настоящем, живом океане вода никогда не бывает ПУСТОЙ — хоть какие-то рыбки, медузы, комки водорослей… Такая вода бывает только в бассейне с морской водой, вот что. И только на глубине в несколько метров можно разглядеть смутные ряды плавучих контейнеров для биомассы, чем-то напоминающие ячейки пчелиных сотов.

Я передвигаю изображение ближе к берегу моря. Вдоль кромки прибоя бредёт одинокая фигурка. С таким разрешением невозможно увидеть деталей, тем более выражения лица. Просто ползущая крохотная букашка. Зачем он тут? Что он тут ищет? Наверное, это какой-то смотритель-обходчик…

Да, вот эта полоска песка и камней — единственная в округе незастроенная поверхность. Теплицы не доходят до кромки прибоя метров пятьдесят, и не более двухсот метров от той же кромки до первых подводных контейнеров. Последняя вольная территория и акватория целой планеты…

Фигурка между тем приближается к какому-то строению, напоминающему ангар для яхт и катеров с торчащей смотровой вышкой. Открывает незаметную дверцу-калитку и входит внутрь. Всё. Больше смотреть тут нечего.

Я потягиваюсь, выключаю изображение. Да, хорошая съёмка, качественная. Зондам, летающим в системе «зелёных» под видом метеоритов, такое не под силу. Правда, зондов много, и то один, то другой пролетают мимо Колыбели Истинного Разума, или как там… да, Оплота.

Я вслушиваюсь — всё тихо в доме. Ирочка с сестрой улетели прогуляться. Да, у них тут тоже есть некое подобие декретного отпуска, что ли. Беременным вредно волноваться, тем более испытывать отрицательные эмоции. Только попробуй не волноваться за любимое дело!

Ладно. В точности как и на Земле, декретные отпуска тут на мужей не распространяются. Мне надо работать. Где-то тут был обруч мыслепередачи… Всё, что я ВИЖУ, имеет смысл записывать для науки сразу по ходу. Потом можно многое и не вспомнить, или переврать.

Я закрываю глаза…

* * *

Танцуют, танцуют свой танец размытые цветные пятна… Взрыв в голове! Я расширяюсь, подобно ударной волне… Ещё! Круглится подо мной бок планеты… Взрыв! Ласково греет светило, пронизывая своими лучами мою виртуальную сущность… Взрыв! Вот она, межзвёздная пустота…

Я озираюсь своим виртуальным взором. Я хорошо запомнил, что и как надо делать, надо только найти эту звёздочку среди мириад других… Ага, вот!

Разумеется, солнце «зелёных» невозможно увидеть с планеты ангелов невооружённым глазом, и даже ангельским. Но у меня сейчас отнюдь не глаза. Какие могут быть глаза у того виртуального даже не существа — процесса? Нет, у меня не глаза, конечно, и не уши. У меня сейчас ПОЛЕ ВНИМАНИЯ, которое заменяет мне все остальные органы чувств.

Я смещаюсь в нужную сторону. И даже не я, а это самое поле внимания. 1 °C, 10 °C, 100 °C… И ничего в этом нет ужасного и непонятного. Какой-нибудь астроном-любитель, сидящий на Земле, делает сейчас то же самое — поворачивает свою трубу, перенося взор от одной звезды к другой, нимало не смущаясь тем, что в реальности между этими звёздочками сотни и тысячи световых лет.

Ага, ну вот и планетка Истинно Разумных. Ну-ка, ну-ка… Сейчас мы посмотрим, сейчас мы сравним…

Нет, что-то тут не то. Явно не то. Облачная структура не та — вон свернулся тугой спиралью ураган, а вон грозовой фронт с ливнями… А суша и вовсе не та. Где коросты гигантских городов, где бесконечные ряды теплиц? Ничего даже отдалённо похожего… Неужели я опять чего-то не так делаю-думаю?

Вспышка ярчайшего света! И я проваливаюсь во тьму…

* * *

— …Он не сдох? — царапает, скрежещет напильник по стеклу.

Короткий тычок чем-то твёрдым пришёлся в межлопаточную кость.

— Живой, сволочь. Встать!

Я со стоном пытаюсь встать, и после второй попытки мне это удаётся. В глазах плавают цветные пятна.

— Пошёл!

Новый тычок, и я топаю вперёд, в связке с такими же, как я, пленниками. Руки у меня связаны за спиной, одежды никакой, равно как и обуви. Передо мной маячит спина другого пленника и его плешивый лоснящийся затылок, обтянутый зеленоватой кожей. Я перевожу взгляд ниже, и вижу скрученные в запястьях четырёхпалые руки. Однако… Вот это я круто попал!

Справа и слева вышагивают конвоиры, вооружённые кто копьём, кто луком чуть не в рост Разумного… Почему, кстати, просто Разумного, должно же быть Истинно Разумного?

Ответ приходит сам собой — потому что это я Истинно Разумный, а эти твари просто разумные, и оттого очень и очень опасные…

— Пошевеливайтесь, животные! — заорал конвоир с цветной повязкой на голове, навроде тех, которыми девчонки повязывают волосы… Что я несу? Какие во-ло-сы? Похоже, голову напекло. Надо думать, как выбираться…

Я снова гляжу на конвоиров, размашисто шагающих по обеим сторонам лесной дороги. Крепкие ребята. Все в броне из чешуй кость-дерева, а командир, тот, что в налобной повязке, так даже одет в панцирь из прыгуна. И добротные плетёные шлемы на всех, кроме командира. Да, это будет трудно…

Хлёсткий удар плети обжигает меня.

— Чего пялишься, скотина? Под ноги смотреть!

Да, действительно, хватит. Всё, что мне нужно, я увидел, а под ноги смотреть никому не вредно, особенно на лесной дороге. Не хватает ещё ногу повредить, тогда точно конец…

Толстая шипастая колбаса лениво и неспешно переползает дорогу. Глаза на стебельках с любопытством взирают на процессию. Змееног, охотник на мелкую лесную живность, копошащуюся в лесной подстилке, не боится никого и ничего. Он слишком самоуверен, полагаясь на свои ядовитые шипы, непреодолимые для других хищников, и своё мясо, есть которое не станет ни одна тварь. И слишком глуп, чтобы учиться чему-нибудь в жизни…

Идущий впереди конвоир походя тыкает в змеенога копьём, и шипастая гусеница извивается в агонии. Да, есть их никто не станет, но почему бы не убить ядовитую тварь, если есть возможность? Против копья все эти шипы бесполезны. Если бы змееноги не были так тупы, они давно научились бы бояться Разумных.

Да, джунгли — опасное место. Сколько тут ядовитых и злобных тварей, уму непостижимо. Одни ночные вампуары чего стоят. Хорошо хоть, нет тут прыгунов. От стаи этих хищных тварей, похожих на помесь черепах с блохой, в одиночку не отбиться… Ну вот, опять… Какие бло-хи… и не выговоришь. Нет, если не будет привала, солнце убьёт не хуже стрелы…

Да, это будет трудно. Бежать через лес, а потом через родную саванну… Прыгуны, они ведь не спрашивают, свой ты или чужой. «Ты наш!», и весь разговор. Пока ещё нарвёшься на свой патруль, или дойдёшь до форта…

Стена леса расступается, и впереди вырисовывается могучий форт. Крепко строят, твари… Гранёная шестиугольная башня увенчана плетёными корзинами для стрелков. И корзины обшиты чешуями кость-дерева, надо же… Такую корзину никакой лук не возьмёт, а если применять стенобитную машину-камнемёт, то сколько возни… Да и опять же, что стоит взамен исковерканной корзины с убитым стрелком вывесить новую?

Длинный и узкий подъёмный мост, по совместительству выполняющий роль ворот, со скрежетом пополз вниз, открывая такой же узкий проход. Мост находился на середине башни, на высоте не меньше пятнадцати шагов, и опускался на узкий и высокий каменный подмосток, по которому можно было идти только гуськом. Да, взять такой форт непросто. А как насчёт уйти, тихо и незаметно?

Я вновь оглядываюсь. До стены леса тут шагов триста, не больше. Как раз расстояние полёта стрелы. И всё пространство занято огородами. Если незаметно проползти… А впрочем, ночью лучше пробежать…

Новый хлёсткий удар плети прерывает ход моих мыслей.

— Шевелись, скотина!

Справедливости ради следует отметить, что удары теперь сыплются и на других пленников — конвой, предвкушая отдых и ужин, поднимает таким манером себе настроение.

— О, сколько скота! Поздравляю тебя, Рваный. Откуда?

— С опушки, у Старого Ключа. Взяли сонными, очень удачно. Семерых пришлось убить, из наших только Череп откинулся, да Прыгуна малость помяли.

— Да, действительно удачно. А баб нету?

— Да не было, это же караван!

— Ладно, и так годится. Угостишь с навара?

— А то! Сегодня я, а завтра ты!

Цепочка пленных входит в сумрачное нутро башни. Грубые руки разрезают верёвку на запястьях, завязанную мёртвым узлом.

— Вперёд, раб! Шевелись!

Верёвочная лестница ведёт вниз, в сырое подбрюшье башни. Пленники, а теперь уже почти рабы, спускаются один за другим. Помещения освещены пепельно-зеленоватым светом, испускаемым плесенью, густо облепившей стены. Специально не убирают, чтобы не тратиться на факелы…

— Твоё место! — сильный толчок бросает меня на ворох жёстких листьев. Да, эти лесные твари рачительные хозяева. Рабы, проведшие ночь на голом сыром каменном полу, к утру будут ни на что не годны. Зачем портить товар без нужды?

Солдаты поднимаются вверх, и верёвочную лестницу втягивают за собой. Теперь до утра никто сюда не сунется. Утром же будет поздно. Накормят из корыта, напоят и снова в путь. Дальше пойдут густонаселённые места, там не убежать…

Пленники уже располагались на охапках листьев, вытягиваясь во весь рост. Они, похоже, смирились. Или нет?

Впрочем, что с них взять, с быдла. Вот мне, Ночному Страху, смиряться никак нельзя. Не для того я начал трудное восхождение к вершине власти, чтобы всё закончилось работами в каменоломне, на стройке или на этих вот огородах…

Я ощупываю рукой стену, и один шершавый камень под рукой шевельнулся. Ещё не веря, я пошевелил камень ещё и ещё, и тот неслышно выпал из кладки. Удача, какая удача!

Ладно, сейчас не время. Надо немного отдохнуть, вот что. Пока все угомонятся…

Медленно, медленно тянется время. Кто-то стонет во сне, кто-то бормочет-скрипит. Так, а вот теперь пора.

Дальше всё происходит быстро.

— Эй, часовой, тут у нас помер один!

Раскрывается деревянная решётка люка. Сверху появляется голова стражника. Без шлема, естественно — какой дурак будет спать в шлеме?

— Кто тут орёт?

— Тут жмур у нас, говорю!

— А…

Без лишних эмоций страж спускает верёвку. Пленники, уже привставшие со своих подстилок, замерли в ожидании.

— Вяжи за шею!

— Чего, один потащишь? Не вытянешь!

— Не твоя печаль, раб! Вытяну, тут вороток!

Вместо ответа я с размаху запускаю камнем в лоб этому олуху. Если бы на страже стояли двое, вся затея потеряла бы смысл. А так вполне может получиться.

Глухой удар, и стражник, наклонённый над люком, валится вниз, в зиндан. На этот раз звук куда громче, потому как кинжал ударяется о каменный пол. Я мгновенно подскакиваю к упавшему и бью по голове раз, другой. Выдёргиваю из ножен кинжал и всаживаю в темя. Готов.

— Слушать всем! — я обвожу замерших в призрачно-зелёном тусклом свете пленников глазами. — Меня зовут Ночной Страх. Слыхали? Сейчас мы все уходим. Кому повезёт, будет дома через несколько дней. Кто желает остаться и поработать перед смертью на лесоповале и расчистке?

Ага, дураков нет. Уже неплохо.

— Все за мной!

Я первый выбираюсь наружу по верёвке, держа кинжал убитого стража в зубах. За мной, стараясь не шуметь, выбираются и другие. Да, прокол тут у лесовиков вышел. Никогда нельзя оставлять на таком посту одного стражника, как минимум нужны двое.

Все верёвочные лестницы на ночь убраны, и решётчатые люки закрыты. Это, впрочем, не такое уж сильное препятствие.

— А ну-ка, «пирамиду» мне, быстро!

Молодцы, хорошо соображают, хоть и селяне. А может, ум обостряется в безвыходных ситуациях?

Верёвка уже привязана к поясу. Хотя подо мной «пирамида» в три слоя, я едва достаю до решётки рукой. Задвижка, понятно… Гибкие длинные пальцы проходят сквозь решётку свободно. Ещё чуть… ага!

Подняв люк копьём покойного стражника, я подтягиваюсь и взбираюсь на следующий уровень-этаж. Закрепляю верёвку, делаю знак остальным. Теперь главное — не шуметь, уровнем выше дрыхнут воины гарнизона, да и наши конвоиры где-то тут.

Где же противовесы… А, вот они. Здоровенные мешки с песком, очень удачно. Если бы были корзины с камнями, пришлось бы повозиться.

Я пропарываю все мешки поочерёдно, и песок с тихим шуршанием сыплется вниз. Отлично. Теперь осталось найти механизм опускания-поднимания, но он, очевидно, уровнем выше. Будь со мной пара десятков моих ребят, я бы, пожалуй, рискнул покончить с гарнизоном. Но с этой деревенщиной нечего и думать.

— «Пирамиду»… — шепчу я.

И снова повторяется трюк с решёткой и задвижкой. Я неслышно проникаю на следующий уровень, и замираю — прямо передо мной сидит на полу часовой-дневальный, явно поставленный тут на пост караулить люк. Но всё тихо в башне, и часовой без зазрения совести спит сидя. Я стараюсь не дышать. Спи, малый, спи…

Удар! Кинжал входит в горло по самую рукоять. Дыхательное горло у Разумных достать трудно, оно находится позади пищевода. Но я не мог рисковать, нанося удар в темя. Если этот олух заорал бы, мне конец…

Придерживая трепыхающееся безгласое тело, я оглядываюсь. Так… За ширмами, очевидно, спит старшина. Остальные тут спят, на нарах. Где же механизм?

Я неслышной тенью крадусь меж спящих. Если кто-то откроет глаза… Нет, спят крепко. Спите, ребята, спите…

А вот и механизм управления воротами. Я привязываю к стопорному кольцу всё ту же верёвку, пячусь назад, разматывая её. Спускаю в люк. Ну, поехали!

Я соскальзываю по верёвке вниз, одновременно выдёргивая чеку своим весом. Подъёмный мост-ворота сперва неохотно, медленно, а затем всё быстрее начинает крениться и со страшным грохотом падает на предмосток.

— Бежим, быстро!

Вся ватага со скрежещущим визгом вываливает наружу. Стрел с башни можно не опасаться, равно как и ночной погони. Не такие дураки эти воины, чтобы без крайней нужды соваться в ночной лес, да и какая погоня ночью?

— Держите на север! Уходим врассыпную!

Всё. Дальше пусть каждый выбирается сам. Копьё и оба кинжала, а также сандалии убитого стражника остались у меня, а другого оружия нет. Завтра с утра из форта выйдет погоня, поэтому за ночь надо уйти как можно дальше, и потом ещё идти весь день, чтобы сохранить фору. Да ещё надо не нарваться на вражеский патруль. А, Бездна безумия, чуть ногу не пропорол!

Все Истинно Разумные обладают тепловым зрением, да и просто разумные твари тоже. Но сейчас почти не помогает и оно. В размытых пятнах еле можно угадать просветы между деревьями, да как бы ещё не наступить на какую-нибудь ядовитую гадость…

Сзади меня пробирается ещё кто-то. Гляди-ка, не отстаёт, хотя я двигаюсь быстро, насколько это возможно в ночных джунглях. Интересно, кто это?

— Тебя как звать, малый?

— Меня-то? Длинношей, мой господин!

Ха! Господин… До «господина» мне ещё топать и топать… до первого нашего патруля, как минимум, добраться.

— Внимательней под ноги гляди, Длинношей!

Мы идём и идём, перелезая через поваленные стволы, беспорядочные сплетения лиан и заросли шиптравы, через которые и днём-то пробраться непросто. Я раздвигаю заросли копьём, а мой попутчик палкой, подобранной на ходу. Где-то неподалёку утробно урчит летучая жаба, справа загораются два тепловых пятна — какой-то некрупный хищник пристально разглядывает потенциальную добычу. Нет, не решился — Разумные, да ещё вдвоём, слишком опасная дичь. Сами кого хочешь завалят. Однако, надо вооружить моего спутника. Палка оружие слабое…

— Длинношей! Держи кинжал…

— Спасибо, господин…

— Тихо!

Где-то зародился утробный, низкий звук. Уммм…муммм… Ноги разом ослабели. Этого ещё не хватало…

— Что это, господин?

— Тихо, парень, тихо. Это ночной вампуар, не к ночи будь помянут. Иди молча и старайся не шлёпать лапами.

Да, этого ещё не хватало. Ночной вампуар — самый, наверное, страшный зверь в этих лесах. Счастье ещё, что они охотятся в одиночку. Если бы эти твари имели привычку собираться в стаи, подобно хищным прыгунам… Но даже от одинокого вампуара уйти нелегко. Они плохо видят дневной свет, но тепло чуют за триста шагов, не меньше. Как гремучие змеи… Ну вот, опять. Какие «гы-ры-мы-зы»? Язык сломаешь. Я никогда не знал раньше таких слов, и такого языка не слышал. Да и невозможно, чтобы кто-либо из Разумных говорил на таком неправдоподобном языке. Откуда что берётся? Наверное, я всё-таки схожу с ума. Такое ощущение, что в голове подселился кто-то чужой…

Мы идём и идём. Хорошо, что беглецов довольно много. И очень правильно, что мы уходим врассыпную. Завтра погоне придётся здорово полазить по зарослям, чтобы поймать хотя бы пару-тройку сбежавших. И ночной вампуар тоже… Ему вполне хватит одного, второго сегодня ночью он жрать не станет. Кто именно будет его добычей, другой вопрос. Вампуары имеют отличный нюх, и, встав на след, обычно с него не сбиваются. Остаётся надеяться, что это будет не твой след.

Под ногами чавкает какая-то раздавленная живность, и ногу сразу начинает щипать. Здешние джунгли полны такими вот мелкими ядовитыми тварями, названий которых, наверное, не упомнят даже местные лесовики. В саванне с этим делом полегче, там всё решает скорость и сила. «Быстрота и натиск», как любил повторять его командир, ныне покойный…

Резкий треск раздался откуда-то сверху, ни дать ни взять железным прутом по рифлёному железу. Вот это уже совсем погано…

— Что это, господин?

— Всё, Длинношей, можешь не таиться, — мне почему-то становится спокойно и даже весело. — Это глашатай. Не знаешь?

— Нет, господин…

— Это такая маленькая зверюшка, симпатичненькая и зелёненькая. С перепончатыми смешными крылышками. Охотник из глашатая никакой, вот он и приспособился…

Новый раскат грохота-треска, железом по железу.

— Эта тварь подыскивает вампуару достойную добычу, заодно обеспечивая себя объедками. Каждый блюдёт свой интерес. Досадно, что он выбрал нас, но тут уже ничего не поделать. Давай разжигать огонь, парень.

— Огонь его отпугнёт?

— Вряд ли. Говорят, некоторые вампуары предпочитают не связываться с огнём, но большинство согласно потерпеть пару небольших ожогов ради обильного ужина. Зато огонь слепит вампуара, и может быть… Во всяком случае, это единственный шанс.

Я говорю громко, стараясь перекричать грохот и треск, доносящийся из ветвей. Глашатай старается вовсю, и вампуар, должно быть, уже спешит на зов.

— Давай, давай, у нас совсем мало времени!

Под грохот и треск мы ломаем сухостой, быстро складывая костёр. Я выдёргиваю из сандалия шнурок, срезаю сухую длинную ветку. То, что надо…

— Дай-ка мне эти вот чурочки. Ага, подходяще. Сухие…

Я уже сооружаю из шнурка и срезанной палки лучок. Обвиваю палку тетивой-шнурком, вставляю в углубление, вырезанное в чурке, конец палки, сверху прижимаю второй чуркой. Длинношей уже скоблит сухое дерево, настругивая мелких стружек.

— Умммм…муммм…

Низкий утробный звук, кажется, идёт из недр земли. Нет, теперь уже не из недр. Он уже близко.

Обрадованный глашатай старается вовсю, сообщая своему благодетелю и кормильцу месторасположение ужина. Ладно, это мы ещё увидим…

Огонь вспыхивает так неожиданно ярко, что я невольно закрываю глаза. Костёр разгорается, освещая полянку, и глашатай озадаченно замолкает. Но это уже не имеет практического значения.

— Умммм…мумммм… — потрясающий утробный рёв.

— Господин… он тут…

— Бери головню!

Парень судорожно хватает длинную горящую ветку, очевидно, воображая, что она послужит ему защитой. Не понимает, глупый, что защитой она послужит мне, подобно тому, как тепловая ракета уводит «стингер» от самолёта… Ну вот, опять. Какой сти… только не сейчас!

А из чащи уже выбирается тварь, один вид которой способен убить слабонервного. Громадная, в полроста, голова оканчивается пастью, усеянной острыми зубами. Нос со множеством щелевидных ноздрей вбирает в себя запахи. Округлое тело монстра не так велико, втрое длиннее роста взрослого Разумного, но зато покрыто прочнейшими пластинами. Эти доспехи нужны вампуару для выяснения отношений со своими сородичами, потому как других врагов у ночных вампуаров нет. Если не считать Разумных, разумеется. Под туловищем две могучие четырёхпалые лапы, увенчанные здоровенными когтями. А вот передние лапы куда тоньше, и пальцев только три. Четвёртый палец, увенчанный заершённым саблевидным когтем, отогнут назад, и страшное оружие не видно.

— Умммм…

Монстр бросается на нас, выбрасывая вперёд неожиданно длинные передние лапы с крючковатыми когтями. Бросается, впрочем, он на Длинношея, потому как тот держит в руке пылающую головню, которая слепит тепловое зрение чудовища, как и костёр. Я в этой суматохе остаюсь незамеченным, и получаю редкую возможность всадить копьё в бок зверя. Чем немедленно пользуюсь.

— Уумммм… — ощущение, будто я сижу под громадным звонящим колоколом. Я успеваю увернуться от мелькнувшей лапы с растопыренными тремя когтями, но вот четвёртый саблевидный коготь, ранее прижатый к локтю, а теперь выдвинутый, с треском выбивает у меня копьё из рук. Я ухожу от второй лапы с перекатом, пытаясь достать копьё, но зубастая пасть уже нависла надо мной…

Дальнейшее происходит мгновенно. Моя рука сама метнула кинжал, и он исчезает в пасти вампуара. Звук обрывается, и чудовище валится, как подкошенное. Я отбегаю от зверя на карачках, однако в этом уже нет необходимости. Дёрнувшись ещё раз, вампуар замирает.

— Ты… ты убил его, господин!

* * *

Костёр горел, шипя и потрескивая. Я поворачивал вертел с насаженными кусками мяса, стараясь, чтобы оно прожарилось равномерно со всех сторон. Глашатай в кроне дерева над головой воспитанно помалкивал, вероятно, несколько озадаченный неожиданным поворотом событий. Ну что ж поделать, если эти мелкие двуногие оказались ловчей. Теперь глашатаю придётся поужинать останками бывшего кормильца, а затем искать себе нового. Такие твари никогда не пропадут, вот что. Ни среди диких зверей, ни среди Разумных.

— Погляди, господин. Хорошо?

Покуда я разделывал добычу и жарил мясо, Длинношей занимался изготовлением снаряжения. Да, чувствуется опытная и умелая рука селянина. Удобная заплечная корзина с лямками из лыка какого-то местного дерева. Два здоровенных обрубка ствола пустотела, забитые снизу глухой деревянной пробкой, а сверху плотно пригнанной — наши фляги. И тоже не поленился лямки приделать, гляди-ка.

— Молодец, Длинношей. Всё, укладывай вот это мясо в корзину, и садись ешь. Нам ещё надо пройти за остаток ночи хоть немного. Чем мы дальше от этих тварей из форта, тем надёжнее.

— О да, господин!

Да, господин… Если бы я не попал в основание нервного ствола этого чудища, то сейчас был бы уже остатком трапезы вампуара, а не «господином». И глашатай догладывал бы меня. Такова жизнь — господин всегда тот, кто успел ударить. Кто не успел, уже падаль.

Я встаю, дожёвывая мясо. Закидываю за спину флягу с водой — Длинношей успел найти ручей и наполнить посудину.

— Всё, двигаемся!

* * *

— Вот она, опушка. Это граница, Длинношей. Здесь начинаются владения нашего Великого и Мудрого Повелителя.

Мы выглядываем из зарослей жестколистного кустарника осторожно, не раздвигая листву. Граница… Здесь никто не живёт, потому что жить тут постоянно невозможно. Здесь только проходят. Проходят патрули Великого и Мудрого, вылавливая лесовиков. Проходят патрули Лесного Владыки, вылавливая подданных Повелителя. Проходят банды без названия, хоронясь от тех и других, выслеживая караваны. Проходят караваны, прячась от бандитов. Бывает, проходят и такие вот, как мы, случайные личности, хоронясь ото всех. Да, и от своих патрулей тоже. То, что мы назовёмся подданными Великого и Мудрого, вряд ли поможет. Это там, в ближайшем городе или хотя бы посёлке мы будем подданными. Здесь, на границе, есть только воины Повелителя и все прочие. Только хищники и жертвы, так будет точнее.

— Пошли, Длинношей.

Мы выходим на открытую местность. Я сжимаю в руке копьё, Длинношей держит наперевес длинный кол, тяжёлый, с заострённым концом. На поясе у нас по кинжалу, на ногах сандалии, сплетённые тем же Длинношеем на последнем привале. Запасные приторочены к грузу за спиной — и у меня, и у моего спутника фляга из обрубка пустотела, а у Длинношея к тому же полупустая корзинка с жареным мясом, уже почти протухшим на жаре. Пожалуй, зря он тащит, всё равно есть нельзя…

— Слышь, парень. Брось мясо. Брось, лишний груз. Жрать эту падаль уже невозможно.

— А нас не найдут по следу, господин?

Я ухмыльнулся.

— Ты воображаешь себя важным государственным преступником? Кто будет снаряжать за нами погоню? Ловят тех, кто попал под руку, Длинношей. Кому не повезло, скажем так.

Подумав, Длинношей сбрасывает с плеча лямку, и корзина с ходу плюхается на землю.

— Да корзину-то забери, дурень! Мясо вывали только.

— Да, господин. Я не подумал.

— Ещё бы…

И снова мы шагаем и шагаем по тёмной, как сама ночь, саванне. Да, след заметный. Здесь, на краю лесов, трава исключительно густая, по пояс местами. И мы вдвоём с напарником прокладываем в ней целую тропу. Дальше, в паре-тройке дней пути трава станет короткой и жёсткой, и кущи деревьев реже и хилее. Богатые тут места, недаром наш Повелитель с Владыкой лесовиков давно сражаются за эти земли. Тут можно развести несметные стада панцирных хрунов…

Топают ноги, шуршит трава. Идти по саванне не в пример легче, чем пробираться по джунглям, это правда. И патрулей ночью нет. Если бы не прыгуны, ходить по саванне ночами было бы одно удовольствие…

За спиной вспыхивает трепещущий голубой свет, бледно озаряющий всё вокруг до горизонта. Вспышка длится один миг, но этого достаточно.

— Господин! Это ураган… — голос Длинношея сдавленный, скрипучий.

— Ну так и что? — я стараюсь казаться спокойным. — У тебя здесь выстроен дворец, и ты беспокоишься об его сохранности? Не паникуй, время есть. Нам надо найти бугор и вырыть укрытие. Идём!

Да, это я только изображаю спокойствие. Ураган — это вам не ночной вампуар, и даже не стая прыгунов. Перед ураганом все равны, и кто не спрятался, он не виноват…

Новая вспышка озаряет всё вокруг.

— Там бугор, господин! — Длинношей тычет рукой во тьму. — Я видел!

Ещё одна вспышка подтверждает правоту парня. Да, точно бугор, во всяком случае возвышение. Этого достаточно.

— Молодец, Длинношей! Идём скорее!

Ещё и ещё вспышки, пока беззвучные. Ураган ещё далеко…

Хватит врать, одёрнул я себя. Кому неизвестно, с какой скоростью движется ураган? Недолго, совсем недолго он будет баловать нас праздничной ночной иллюминацией…

Горизонт теперь сияет сполохами зарниц непрерывно, и всё вокруг освещено неверным трепещущим светом. Ветер стих совершенно, и невозможно поверить, что тут будет совсем скоро… Всё живое в саванне сейчас сжимается в комок либо ищет укрытие. Втягивают ноги и головы мясные хруны, землерои уходят в свои норы. Неглубоко, впрочем, и готовы высунуть из норы свой нос-хобот, когда нору зальёт… И даже прыгуны прячут свои длинные лапы под панцирь, складывая их на животе и подставляя небу бронированную спину… Эх, и почему у Разумных нет таких бронированных спин?

— Скорее, скорее!

Мы копаем яму кинжалами, выбрасывая землю горстями. Щель, узкая, как одиночный окоп… Ну вот, опять. Похоже, я таки сойду с ума. Какой о-коп?

— Всё, достаточно. Теперь надо найти, чем укрыться!

Первое лёгкое дуновение ветерка.

— Нам не успеть, господин! Я сплёл бы ещё корзину, но нам не успеть!

— А-а, Бездна! На, держи!

Я сую парню его корзину, а сам начинаю сооружать из палок, копья и дрына некое подобие рамы. В конструкцию идут и длинные обрубки-фляги с водой. Хорошо, что с водой, тяжелее будут…

— Давай мне свои сандалии! И пояс тоже.

Все верёвки и лыки идут в дело. Да, была бы голова цела…

Сильный порыв ветра, и сейчас же гром. Всё, наше время истекло.

— Надевай корзину на голову!

Но Длинношей уже и сам сообразил, не маленький. Корзина закрыла ему голову и плечи, а спину… а спиной он прижмётся ко мне.

Первые капли дождя смачно шлёпают по траве, но мы уже в укрытии. Сидим, скорчившись насколько возможно, прижавшись друг к другу в тесной яме. Я прикрываю голову импровизированным щитом. Дождь — ерунда, а вот град не достанет…

И тут же, словно по команде, на притихшую в ужасе саванну обрушился град.

* * *

Дикий вой ветра, рвущий слух. Грохот грома. Глухие чавкающие удары градин, сливающиеся в сплошной гул. Треск, вой и грохот.

Ураган старается высосать нас из укрытия, но это ему не удаётся. Длинношей находится в несколько лучшем состоянии, потому как в корзине. Мне же приходится удерживать сооружение руками, и уже пару раз по пальцам я получил. Да, и один раз по коленке, как молотком, проскочила-таки градина. Крупный град… На открытой местности захлещет насмерть в два счёта. Да и не устоять на ногах под таким ветром…

Град прекратился, плавно перейдя в ливень. Яма, в которой мы сидим, на глазах раскисает, понемногу заполняется водой. Если бы мы были не на бугре, а в низинке, нас бы уже залило по край.

По голове и плечам течёт холодная вода. Вообще-то это не очень справедливо — я всё-таки благородный, а этот Длинношей простолюдин… Но я не привык ущемлять товарищей по мелочам. Пусть пользуется своей корзиной.

Вой урагана не ослабевает ни на мгновение, ветер несёт какие-то сломанные сучья… Хотя всё растущее в саванне приспособлено к разгулу стихии. Ураганы в этих местах свирепые, и бывают часто. Чем дальше от побережья, тем они слабее, зато и воды там меньше. Так что ураганы не только зло.

— Потерпи, Длинношей. Фронт урагана проходит…

— Я не понял, господин! Какой хрронт урркагана?

Бездна безумия… Я уже заговариваюсь вслух…

— Я говорю, нельзя дожидаться рассвета! Как ветер ослабеет, надо выходить!

— Я понял, господин!

* * *

Трава, ещё совсем недавно ростом по пояс и выше, лежит утоптанным грязным ковром. Почва под ногами хлюпает, как будто мы идём по болоту. В низинках скопились небольшие озерца и более-менее огромные лужи. Да, не узнать саванну после урагана…

Оранжевый диск солнца встаёт над землёй, заливая всё вокруг радостным светом. Вот странно, зачем я люблю смотреть рассветы? Вместо того, чтобы выспаться как следует… И ещё мы с Ирочкой любим смотреть закаты, и особенно восход Великой звезды…

Я трясу головой. Всё, я схожу с ума. Что-то творится с моим разумом, с моим Истинным Разумом… Только не это! Признание умственно неполноценным — самое страшное, что может случиться с Истинно Разумным. Клеймо на лоб, и в рабство, и не поможет никакой титул…

— Башня, мой господин!

Я поперхнулся. «Мой господин»… Оговорился малый?

— Если мне не изменяет память, это форт Четыре Шипа. Там при форте посёлок и есть постоялый двор.

— Да, мой господин! Вон на башне четыре острых шипа по углам!

Я ещё немного помолчал.

— Скажи, Длинношей… Почему ты зовёшь меня не просто «господин», а «мой господин»? Разве у тебя нет своего господина?

Парень засопел.

— Есть. Точнее, я не знаю. Наш клан принадлежит Владыке Круглой горы. У отца было две жены, но моя мать умерла давно, а потом отца убили. Весёлку — это вторая жена отца — продали куда-то, потому что мы были должны господину. Я же нанялся к караванщикам, чтобы погасить долг и вступить в права наследования. А теперь вот думаю…

Он замолчал, шлёпая по мокрой прибитой траве.

— Так что ты теперь думаешь?

— Я думаю, нет смысла возвращаться туда, мой господин. Опять с утра до ночи махать мотыгой, чтобы отдать урожай хозяину… А уж на выкуп даже одной девушки мне не собрать никогда. Так и зачем оно, такое наследство? Возьми меня к себе, мой господин!

Я помолчал, соображая. Конечно, записать на себя чужого мужика — это преступление. Да кто узнает? Земля велика…

— Я всё умею, мой господин, не сомневайся — уловил парень мои колебания. — Ты добрый! Я не забуду, как ты отдал мне, простолюдину, корзину, а сам остался под ливнем и градом почти без защиты. И я решился.

— Ну хорошо, Длинношей. Я возьму тебя в слуги. Вот придём в форт…

— Спасибо, мой господин!

* * *

— Кто такие?

— Господин по прозванью Ночной Страх. А это мой слуга, Длинношей.

Стражники притихли. Должно быть, имя удачливого сухопутного корсара было им известно.

— Не очень-то ты похож на господина…

— А ты полагал, что патруль проклятых лесовиков всем встреченным в пограничье выдаёт праздничные одеяния? Ты глубоко заблуждаешься, почтенный страж. Наоборот, они всё снимают.

Стражники захохотали. Понравилась шутка.

— Как тебе удалось уйти, господин? — уже другим тоном осведомился старший стражник.

— А-а, долгая история. Двоих пришлось обидеть насмерть, но остальные переживут огорчение, я полагаю. Ребята, мы с ног валимся…

— А где вы прятались от урагана? Неслабый был ночью…

— В яме, где же ещё. Успели вырыть яму на холме.

Теперь во взгляде стражников читалось уважение. Неопытный путник, завидев зарницы, мог попытаться искать убежище, и упустил бы время.

— Проходите, почтенные.

* * *

— …Вкусно!

Мы с Длинношеем активно закусываем, сидя в углу. Мясо жирного хруна, это вам не жёсткое мясо ночного вампуара… Да с подливкой, объедение!

Я исподлобья озираю зал. Харчевня полна народу. Да, интересно. Купеческий караван, надо же… Однако, надо думать, что делать дальше. Всё нажитое непосильным трудом пропало. Из имущества остались два кинжала — копьё пошло в уплату за ночлег и ужин. Да, два кинжала… Постой. А слуга? Да, это выход…

— Длинношей, ты хотел стать моим слугой?

— Да, мой господин.

— Тогда доедай, и пойдём. Тут, в форте, сидит законник, он всё оформит.

Парень торопливо доедает свой ужин.

— Я готов, мой господин.

Мы поднимаемся и идём к выходу. Купцы, одетые в дорожные одежды, заинтересованно провожают нас взглядами.

Ворота форта Четыре Шипа сделаны иначе, чем у лесовиков. Такие же узкие, как и в том форте, где я и Длинношей приятно провели время, они расположены на уровне земли. Сверху нависает массивный гранитный блок. Обычно вход забран лёгкой подъёмной решёткой, этого достаточно. При нужде же достаточно выбить чеку, и гранитная глыба намертво перекроет путь врагу.

— Здоровья и благополучия вам, почтенные стражи!

— И вам того же! — ответствует знакомый уже стражник. — По делу?

— Да, надо оформить документы взамен утерянных.

Внутри форта сумрачно, пахнет горелым. Смоляные факелы шипят, озаряя помещения. Светящейся плесени тут не держат — какая гадость! Да и не растёт она толком здесь, в саванне, ей подавай банную жару и сырость, чтобы вода по стенкам текла…

— Здоровья и процветания тебе, почтеннейший Хранитель закона!

— Вашими молитвами… — почтеннейший, судя по всему, не в духе. Я принюхиваюсь — в комнате пахнет дурман-травой. Ну и ну… И это законник… А впрочем, в этих вонючих гарнизонах с ума можно сойти от скуки.

— С чем пожаловали?

— Дело вот в чём. Меня зовут Ночной Страх, я паспортный корсар Великого и Мудрого Повелителя, и исправно в срок вношу положенную плату за своё право. Но вот случилась промашка… Налетели мы на патруль проклятых лесовиков, да подохнет их Владыка в муках. С нами были местные селяне, промышлявшие мелкой торговлей…

Законник понимающе кивнул. На контрабандистов тут, в приграничье, давно махнули рукой. Не пойман, не преступник. А кто попался, не обижайся. И то, что охрану таких вот караванчиков составляют не только паспортные корсары, но и беспаспортные бандиты, тоже все знают…

— Ночью я прикончил охрану и сумел открыть ворота. И вот мы с моим слугой здесь. Судьба остальных мне неизвестна.

— Ну так и что? Ты хочешь восстановить свой патент? Это стоит дорого, да и не имею я такого права…

— Я в курсе, почтеннейший. Я прошу только о возможном. Нужно оформить документы на меня и моего слугу.

— Ну что же, это можно… — законник коротко хохотнул, как напильник царапнул по стеклу. — Чем платить будешь?

Я молча выложил перед кровососом кинжал. Не беда, у меня есть ещё один.

— А наличных нет? — сварливо осведомился чиновник, рассматривая вещь.

— Я мог бы продать его купцам, почтеннейший, благо они тут. Но, полагаю, если ты придержишь его до поры, то в Столице получишь вдвое больше.

— Ха! Годится. Ладно, говорите, я записываю…

* * *

— … Ты слишком дорого заплатил этому кровососу, мой господин, прости, что говорю тебе это.

— Нет, Длинношей, не так уж дорого. У нас тут никого из знакомых, кто мы — неизвестно… Он мог упереться и затребовать свидетелей, и что тогда?

— Но как мы теперь доберёмся до Столицы?

Я покосился на своего новоприобретённого слугу, вздохнул. Да, жаль, что так получилось… Как бы мне пригодился этот парень. Но что делать…

— Ты вот что, Длинношей. Ложись спать и ни о чём не думай. А я посижу и подумаю. Мне теперь надо думать за двоих, верно?

— Да, мой господин.

* * *

— … Двадцать шесть колец золотом, почтеннейший, и ни одним меньше. Этот слуга вышел со мной из плена, мы вместе прошли через джунгли, отбились от вампуара и пережили ураган в саванне. Он очень дорог мне.

Купец в сомнении поглаживает голову.

— Это всё эмоции. Двадцать.

— Двадцать шесть. Мне нужно двадцать шесть, чтобы снова встать на ноги. Ты в курсе, сколько стоит оружие, и сколько нужно, чтобы восстановить патент? Если будет двадцать пять, сделка теряет смысл. Мне придётся искать другого покупателя.

— И где ты его здесь найдёшь? — купец настроен иронически. Зря, купчина…

— Ну, значит, мне придётся искать другой способ добыть деньги.

Купец вздрагивает. Да, это тут, в посёлке при форте действуют законы Великого и Мудрого. Тут мы все его подданные и законопослушные. А в саванне? Имя Ночного Страха купцам, должно быть, известно. Конечно, сейчас он голый и с одним кинжалом, но Бездна его знает, что за мысли роятся в этой голове…

— Хорошо, почтенный. Двадцать шесть.

* * *

— Как же так, мой господин? Ты… мы… Мы же с тобой прошли через такое! Вместе! Я верил тебе…

На парня больно смотреть.

— Хватит, Длинношей. Во-первых, вот теперь твой господин. А во-вторых, поверь — если бы я мог, я бы тебя не продал. Да, я ценю дружбу и преданность. Но запомни на будущее: самые преданные друзья и самые верные слуги — это деньги, и только они. Прощай, Длинношей.

Ослепительная вспышка перед глазами!

* * *

— …Рома, проснись, Рома! — передо мной маячат огромные глазищи моей Ирочки. — Что ты сейчас видел, что?

— Я видел! — скрежещет, царапает сталь по стеклу. — Я видел…

Я осекаюсь, а глаза моей жены становятся ещё громаднее.

— Ну что ты, что ты, родная… — я порывисто обнимаю её, говоря по-русски. — Всё будет хорошо…

— Ох, Рома… Вовремя я вернулась. Я же почувствовала, что ты где-то в Запределье.

Она смотрит и смотрит на меня.

— Мне страшно, Рома. А если ты в следующий раз не вернёшься? И здесь останется твоё тело, здоровое и бессмысленное?

— Этого не будет! — я стараюсь говорить твёрдо и убедительно. — Потому что здесь у меня моя вторая и главная половина.

Ирочка вздыхает.

— Ладно, муж мой. Ты всё записывал в машину?

— Да, моя родная. Иначе зачем это всё затевать?

* * *

— Ну как успехи, Рома?

Я неопределённо пожимаю плечами.

— Если это называть успехами…

— Ну, тогда показывай неудачи. Что-то же ты увидел? — Биан смотрит строго.

— Ну, вообще-то да… Фантастический боевик.

— Показывай!

Я включаю виртуальный дисплей. Хорошо, что я перед сеансом надел обруч мыслесъёма. Ничто не пропало, все мельчайшие детали сохранены для потомков.

А на объёмном экране уже маячит спина идущего впереди пленника.

— Внимание всем! Идите сюда, ребята! Такого фильма, похоже, мы ещё не видели! — громко говорит Биан.

* * *

— Да-а! Вот это фильм! — Аина трясёт головой и крыльями от избытка впечатлений. — Нет, вот где справедливость? Сидишь тут, как дура, до головной боли, ловишь жалкие отголоски чего-то смутного, расшифровываешь… А некоторые отдельно взятые биоморфы в это время дрыхнут в своё удовольствие, и видят вот это… Всё, ухожу в службу очистки водоёмов!

Они все смеются, весело и беззлобно. Они рады за меня, я вижу. Нет ни у кого из них зависти. Никто тут никого не подсиживает. Мудрые, добрые и щедрые дети… Господи, как я счастлив!

Сегодня в сборе вся группа, за исключением Уота — он застрял на Земле, в гостях у папы Уэфа. Присматривает за поднадзорными биороботами, вдруг проколются и выведут на хозяина. Да и вообще, «зелёные» не те ребята, про которых можно спокойно забыть.

— Да, Аина и Рома, я хочу извиниться перед вами. Аина, ты была права, а я нет.

— Скажем так, ты был не совсем прав, — говорит Аина.

— Пусть так. Я рад, что ты остался с ними, Великий Спящий Балбес, уже практически Всевидящий.

Все снова смеются, и я вместе с ними. Я понимаю Биана, и нисколько не обижаюсь на него, потому что прежде всего он заботился обо мне, а вовсе не о своей карьере.

— Но, разумеется, в командировки отныне ты будешь отправляться только крепко привязанным к напарнику. Как вот этот твой «носитель-проводник»…

— Как кто? — хлопаю я глазами.

— Ну вот, ты и этого ещё не знаешь… — Биан, однако, не огорчён, и я улавливаю: очень уж понравилось ему моё «кино». — Этот вот «зелёный», он являлся носителем твоего разума, если говорить упрощённо. Правда, в латентном состоянии. Ты спал и не мыслил самостоятельно, и только иногда отдельные твои смутные соображения прорывались сквозь строй мыслей твоего носителя, вызывая у него опасения за свой рассудок.

Я облизываю губы. Всё встало на свои места. Осталось выяснить ещё кое-что.

— У меня вопрос. Это я видел прошлое «зелёных»? Ну, в смысле…

— Именно так, Рома. Ты увидел далёкое прошлое Истинно Разумных. Хотя, как я понял из этого вот, — Биан тычет пальцем в экран, где наш сервер послушно прокручивает мою мыслезапись по второму разу, — Истинно Разумными они уже тогда считали исключительно себя, то есть своё племя. А всех остальных просто разумными тварями.

— Да, шеф, — подаёт голос Иол. — И так продолжалось до тех пор, пока Истинно Разумные не стали единственными обитателями планеты. Причём это могли быть те или иные, неважно.

— Кстати, насколько я помню, — говорит Аина, — в ряде наиболее диких племён и народностей Земли у аборигенов слово «люди» совпадает с самоназванием своего племени. То есть истинно разумными они считают только себя. Я не права, Рома?

— Права, наверное. Я этого не знал, честно. Историей в школе мало интересовался…

— Ладно, Рома, — Биан щёлкает пальцами, и экран гаснет. — Этому фильму цены нет, хотя ты ещё и не понимаешь. Мы все ждём от тебя новых подвигов. Домой полетишь, или тут?.. Дома у тебя это хорошо выходит, боец-надомник.

— Нет, Биан, так не пойдёт. — Аина полна решимости. — Это что, мы не отметим успех нашего коллеги? Первый успех, между прочим, если не считать ликвидацию злобного биоробота Иварса и его подручного.

Все прыскают, весело блестя глазами. Нет, всё-таки ехидная она особа…

— Ладно, коллега, мелкая шутка. — смеётся Аина, уловив мою мысль. — Так как насчёт отметить, Биан?

— Твои предложения? — прищуривается начальник на Аину.

— Ну… — Аина солидно держит паузу. — Я полагаю, масштаб празднования должен соответствовать масштабу свершений. Одной прогулки на ближайшую речку тут явно недостаточно.

— А хорошо сейчас в южной полярной зоне… — задумчиво произносит Иол.

— Вот! — подхватывает Аина. — Это не я сказала, Биан, заметь. Это есть голос масс.

— А работать эти массы когда намерены? — Биан смотрит строго.

— Эх, начальник… — вступает в дискуссию Уин. — Недооцениваешь ты влияния морального состояния коллектива. Лучше день потерять, чтобы потом за час долететь.

Биан ещё колеблется, но я уже достаточно продвинулся в телепатии, и улавливаю мыслеобразы, посылаемые Аиной и прочими своему начальнику. Длинные пологие волны, накатывающие на прибрежный крупный песок, прохладная освежающая морская водичка, вечное солнце над горизонтом…

— А, полетели, бездельники! — машет рукой Биан. — Иол, вызывай большой кокон! Аина, бери авоськи на всех! Да, и посуду не забудь!

* * *

Длинные пологие волны накатываются на прибрежный песок, крупный, как гречневая крупа. Массивный камень, отдалённо похожий на медведя, врытого по грудь в землю, торчит у самой кромки воды. К узкой полоске пляжа стеной подступает полярный лес, с характерными деревьями, которые ангелы именуют «подсолнечники» — за то, что круглые листья их поворачиваются вслед за никогда не заходящим светилом, точь-в-точь как настоящие земные подсолнухи, кстати.

«А я вот просила-просила показать мне живого земного медведя, да так и не допросилась» — улавливаю я мысль Аины. — «Дед Иваныч только разводит своими громадными ручищами — нету медведей, всех перебили-сожрали дикие аборигены!»

«А в зоопарке?» — и я уже понимаю, что опять ляпнул.

— А вот зоопарки, Рома, это одни из немногих мест на Земле, которые я посещать не могу, — Аина смотрит исподлобья, и я ощущаю, как падает её настроение. — Вот тюрьмы ваши туда-сюда, а зоопарки… Я там зверею, Рома. И мне хочется убить устроителей сих заведений. А нельзя.

Да, чтобы ангел захотел кого-то убить, это надо постараться.

— Прости, Аина, я не хотел портить тебе настроение, — покаянно бормочу я. — Это же я опять ляпнул…

— Да вижу… — Аина успокаивается. — Но как вспомню голодных страдающих тварей в клетках… Это люди глухи ко всему, и не слышат, какое там царит отчаяние.

Она широко взмахивает крыльями, взметая песок.

— Ладно, пролетели!

— Нет, погоди, — я стараюсь не упустить промелькнувшую мысль, — а Камчатка?

— Что — Камчатка? — Аина непонимающе смотрит на меня, стараясь уловить смысл фразы в моей голове, но я отвечаю голосом.

— Ну как же… Там, на Камчатке, вольных медведей тьма-тьмущая! Они там тысячами бродят, красную рыбу едят!

Несколько секунд Аина смотрит на меня, выглядывая в голове — не придуриваюсь ли я? Я, в свою очередь, ощущаю, как в ней поднимается весёлое возмущение.

— Вот так вот живёшь полтораста лет на свете, на Земле сколько раз бываешь, не перечесть… А тут возникает переделанный наспех абориген, и раскрывает тебе глаза. Где ж ты раньше был, Рома? И Уэф тоже, на Земле ведь живёт! Там коконом минут сорок, не больше!

Она вдруг осекается.

— Слушай, а может, они там и не знают? Ну не интересовались, и всё тут!

— Хм… Может, Уэф и не знал. Медведи на историю не влияют, и их мировые линии отслеживать некому. А вот дед Иваныч…

— Тогда не прощу! Деду тем более!

Мы с Аиной складываем сухие сучки на костровище, уложенный тут специально каменный круг, похожий на жёрнов. Вообще-то огонь разводить на пляже не принято, но и запрета прямого нет. Вот и камешек тут специально уложен, пожалуйста. Я уже давно заметил — здесь, в Раю, разрешено всё, что не несёт прямой угрозы жизни и здоровью обитателей.

Над самыми верхушками деревьев проносятся наши коллеги, несущие кто что — Иол тащит длинную древесную дыню, точ-в-точь, как это делают маленькие дети, придерживая руками и ногами. Уин несёт две авоськи, набитые всякой всячиной. Что касается Биана, то я уже ощущаю, как он доволен и горд.

— Ну, работнички-бездельнички, хвастайтесь! Где ваша доля?

Мы с Аиной переглядываемся. В глазах у неё пляшут озорные огоньки.

— Мы бы хотели поглядеть на ваш улов, почтенные.

— Ха! Этого недостаточно? — Иол потрясает громадной древесной дыней.

— Так себе.

— А вот что ты скажешь на это? — Биан извлекает из своей авоськи нечто, напоминающее шипастый ананас, жестом Маяковского, достающего из штанин советский паспорт.

Вот он, миг нашего торжества. Мы с Аиной выкладываем по паре таких же точно шипастых ананасов. Полярный орех — фрукт достаточно редкий, и с ходу найти его непросто.

— Что бы ты делал, начальник, если бы выгнал тогда меня и Рому?

— Пропал бы, безусловно пропал, — Биан разглядывает наши трофеи. — Но это надо жарить, сырьём есть — только деликатес зря переводить.

Аина молча протягивает руку в сторону сложенного на камне костра, и тот мгновенно вспыхивает, как облитый бензином. На пальце Аины поблёскивает серебряный перстенёк. Понятно…

— Твоё повеление исполнено, о Владыка!

— А ты чего это с оружием? — щурится Биан.

— Да понимаешь, Биан… — давненько я не видел Аину смущённой. — Вот привыкла, и ношу. Нет, только скажи, я сразу…

— Да носи, мне не жалко. Потеряешь, будут проблемы.

— Не потеряю.

Действительно… На ангелов умное психотронное оружие не действует, и использоваться в Раю перстень-парализатор может разве что как зажигалка. А вот терять и правда нежелательно, потому как перстенёк это изготавливается индивидуально для каждого владельца. Не столовый набор.

Кроме нас, вблизи на пляже никого нет. Берега в полярных морях сильно изрезаны многочисленными искусственными бухтами и шхерами, и сильно растянутая береговая линия способна вместить одновременно миллионы отдыхающих, не превращая пляжи в лежбища тюленей и котиков. Господи, как тут красиво! Мне вдруг страшно хочется поделиться своим настроением с женой.

«Ира, Ир…»

«М-м?»

«Мы сегодня отдыхаем всей командой»

Шелестящий бесплотный смех.

«А то мне неизвестно»

«Подслушала, да?»

«Естественно. Я же женщина, и мне всегда любопытно, чем таким занят мой муж»

«Слушай, тут так здорово… Вот бы тебе сюда»

«Извините за вторжение в семейный разговор. Ну чего вы мылитесь, супруги?» — Биан поворачивает орех в уже нагоревших углях. — «Присоединяйся, Иолла, правда. А то у нас из дам только Аина, а она та ещё дама…»

Аина фыркает, уловив мысль Биана. Все тут всё слышат-ощущают… Плохие мысли здесь может позволить себе только ярый мазохист и неумолимый вражина себе самому, вот что.

Ирочка колеблется.

«А я впишусь? Вы там все коллеги…»

«Обязательно. И потом, если оперативный сотрудник земной миссии нам не коллега, то я уже и не знаю…»

— Да чего там! — вслух подаёт голос Иол. — Скорее, сейчас орехи изжарятся!

«Ира, Ир… Тут полярные орехи жарятся уже»

Шелестящий бесплотный смех.

«Таким аргументом можно опрокинуть кого угодно. Всё, лечу!»

— Ну вот, другое дело! — Биан тоже переходит на звук. Угли начинают угасать, и шеф раздувает их несильными взмахами крыла. Очень удобно, кстати.

— А мы пока искупаемся, — Аина встаёт, потягиваясь. — Эх, прохладная водичка…

— А орехи кто будет жарить? — возмущённо вскидывается Биан.

В глазах Аины пляшет смех.

— О наш властелин, ну разве может кто-нибудь из ничтожных слуг твоих выполнить столь ответственную работу? Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам…

— Ты… вы… — от возмущения Биан не находит слов.

— Пошли, Рома, он справится, не сомневайся, — Аина увлекает меня к морю, и вся наша команда с хохотом следует за ней. — Биан самый ответственный из нас!

— Уволю!

— Не раньше, чем дожаришь орехи!

Мы с визгом и хохотом влетаем в прохладную морскую водичку. Эх, хорошо! Ух, здорово!

— Ладно, для начала хватит, — Аина первая вылезает из воды. — Пойду сменю Биана, он весь извёлся, так купаться хочет. Угнетать начальство сверх меры нельзя, Рома, себе дороже!

* * *

— Ага, а вот и гостья!

Я оглядываюсь. К нам скользит против ветра маленькая фигурка, в которой я издали узнаю мою ненаглядную. Должно быть, кокон выгрузил её невысоко. В принципе транспортный кокон может любой груз опустить прямо на землю — на Земле с нелетучими аборигенами поступают именно так. Но у ангелов это почитается неприличным. Красотой полёта здешние женщины гордятся больше, чем земные своей походкой.

Ирочка спускается с небес, как мимолётное виденье, почти не шевеля крыльями, и я любуюсь ей. Моя… Я всегда ей любуюсь, между прочим. Хотя среди ангелов уродливых или даже просто некрасивых вообще не бывает — а зачем тогда она нужна, генетика! — моя жена красивее всех. И можете спорить хоть до посинения.

Короткий взмах крыльев, и Ирочка легко опускается на землю, изящно складывая крылья, как балерина воздушного балета, очаровательно опустив глаза долу.

— Здравствуйте, уважаемые, — и голосок чарующе-хрустальный. Артистка, ну артистка.

— О! — вся наша команда, исключая меня, становится на одно колено, протягивая к Ирочке руки. — Мы безмерно счастливы приветствовать тебя, живая легенда будущего!

Ирочка заметно розовеет, блестя глазами из-под длиннющих ресниц. В каждой шутке есть доля шутки, а всё остальное чистая правда. И это особенно приятно.

— А ты чего? Не безмерно, что ли? — косится на меня шеф.

— Безмерно, — искренне подтверждаю я, и хотя мой нынешний изящный ангельский ротик заметно уступает в размерах прежнему человечьему, мне кажется, он всё же дотягивается до ушей.

— А чего не приветствуешь, как положено?

— Он делает гораздо лучше — он с ней спит, — подаёт голос Аина, и хохот покрывает её слова. Вот интересно — откуда у пожилой, воспитанной ангелессы такой солдатский юмор?

Но Аина уже идёт к моей Ирочке, лучезарно улыбаясь, и даже крылья чуть распустила.

— Ну наконец-то! Иолла, садись вот сюда, — Аина указывает на большую охапку листвы, содранную с веток при подготовке костра, — тебе вредно сидеть на песке, тут прохладно. И ты садись рядом, Рома. Можете обняться, и ты накроешь её крылом. А мы будем смотреть на вас и получать дополнительное эстетическое удовольствие, так, коллеги?

— Безусловно, — это Иол.

Я уже достаточно пожил в Раю, чтобы привыкнуть. Чопорность совершенно несвойственна ангелам, и естественное проявление чувств не считается здесь зазорным. Нет только принародного секса, а больше эти крылатые нудисты, похоже, ничего не стесняются. Здесь стесняются совсем другого, и встретить где-либо ссорящихся супругов гораздо менее вероятно, чем на Земле увидеть семейную драку перед окнами райотдела милиции.

— Мне помнится, изначально речь шла о жареных полярных орехах… — скромно так напоминает моя жена, чуть отводя крылья назад, чтобы мне было удобнее её обнять.

— Так уже! — Биан с ловкостью фокусника достаёт из груды углей почерневшие орехи с обгоревшими шпеньками шипов. — Аина, где нож?

— Вот!

И начинается нормальное пиршество, которое на Земле я наблюдал несчётное множество раз. Булькает уха в котелке, выкатывается из костра почерневшая, в пятнах золы картошка…

— … А где твоя жена, Биан? — обращается Ирочка к моему шефу.

— Уммм… — Биан проглатывает кусок. — Вместе с дочкой лепят в этой вот курортной зоне остров. Народу тут всё больше, все хотят жить роскошно…

— Красивый остров будет? — Аина разделывает следующий орех, раздаёт нам куски.

— Я смотрел проект, вроде неплохо. У них там хороший коллектив землеустроителей подобрался, — поясняет Биан Ирочке. — Остров с двумя вершинками, озерца там, лес, бухточка симпатичная… Вот только водопадов, на мой взгляд, перебор.

Я энергично жую свою долю ореха, и Ирочка не отстаёт от меня. Ангелы вообще любят покушать, потому как расход энергии у летучего существа много больше, чем у нелетучего.

— А почему бы её не пригласить, и вместе с дочкой?

— Уммм… — Биан несогласно мотает головой. — Нельзя их сейчас отвлекать. Работа есть работа. В другой раз как-нибудь соберёмся…

Да, работа…

«Мы все надеемся на тебя, Рома» — Биан говорит мысленно, потому как сидит с набитым ртом. — «Ты не забыл, что у тебя на выполнение задания осталось три смены?»

Я поперхнулся даже. Нет, начальство — оно даже в раю начальство… Ест-пьёт с тобой рядом, а потом тебе же клизму…

— Ну безусловно, — Аина уже прожевалась, и может позволить себе говорить голосом. — Большую и горячую клизму, Рома. Единственная возможность избежать этого — сделать работу в срок. Это принято даже в службе очистки пресных водоёмов, куда ты так упорно стремишься.

Все смеются. Нет, ехидная она всё же особа, эта наша Аина…

* * *

Привычно танцуют свой таинственный танец такие знакомые цветные пятна. И танец этот не такой уж безмерно таинственный, если разобраться… Ведь есть же на Земле люди, способные понимать и расшифровывать смысл индийского балета, скажем…

Всё тихо в доме. Сегодня Ирочка улетела в гости к бабушке, и Нечаянную радость забрала с собой, несмотря на возмущение зверюшки. Моя жена права — сегодня ничто не должно меня отвлекать. Сегодня ещё одна попытка.

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

Я смещаю поле своего внимания в нужную мне сторону, постепенно и плавно наращивая скорость. Миллион световых скоростей, больше не надо… Я ещё не очень владею этим приёмом, как ребёнок, недавно научившийся ходить. Но я быстро учусь, будьте уверены…

Ага, а вот и гнездо Истинно Разумных. Я резко снижаю скорость, как неумелый велосипедист, только что ногу не выставляю… Нечего мне выставлять, нет у меня сейчас ни рук, ни ног. Только поле внимания…

Ярчайшая вспышка! И я проваливаюсь во тьму.

* * *

— …Бери своих и посмотри на восьмом этаже.

— Да, мой господин!

Я киваю застывшей в ожидании секции. Солдаты один за другим ныряют в выбитую ранее дверь аварийного хода, топочут по бетонным ступенькам, и звук гулко разносится по шахте лифта. Я морщусь — так их любой недобитый враг услышит за триста шагов… А, впрочем, какая разница, за триста или за пятьдесят? Бой в здании есть всегда рукопашная. Ну или почти всегда.

— Тихо вы!

Солдаты приглушают шаги, но это получается плохо — бетонная шахта гулко резонирует, отзываясь на каждый звук. Я иду замыкающим. Обычный порядок, кстати — командир всегда должен быть позади. Во-первых, так легче контролировать события, и во-вторых, под пули первыми должны идти наименее ценные. Так гласит устав.

Сетчатое ограждение напротив восьмого этажа прорвано, лифтовая кабина давно покоится внизу, на дне шахты — даже тросов не видно.

— Резан, Хлыст, Долбила — направо! Бывалый, Жгут, Рваный — налево! Унылый и Зуб, со мной!

Длинный извилистый коридор с отнорками жилых блоков — идеальное место для засады. Конечно, это уже не бой, а зачистка, но всё равно…

Пролом в стене, измазанный слизью, чья-то валяющаяся нога в башмаке. Башмак не наш, значит, эта нога — того, кого надо нога… Сюда УРС попал, не иначе. Снаряды самоходок обрушивают перекрытия, и потом не пролезешь через завалы. Автоматические же пушки броневиков слишком маломощны, и не обеспечивают надёжного поражения живой силы в таких вот зданиях.

— Здесь шестнадцать ноль первый, — раздаётся в наушнике-клипсе. — Всё чисто, командир.

— Принято. У вас всё чисто. Выходите ко второй лифтовой шахте.

— Да, командир.

Я поморщился. Бывалый самый опытный боец в моей секции, и оттого позволяет себе фамильярничать. Да, к командиру секции можно обратиться и не по-уставному: «командир». Невелик зверь, стерпит. Но вот выше уже следует обращаться «господин», и никак иначе. «Господин комгруппы»… Да, господин комгруппы — это проблема.

— Унылый, оптику!

Гибкий шланг с крохотной телекамерой на конце осторожно высовывается за край дверного проёма, оглядывает помещение. Комната как комната, синтетическая циновка на полу, шкаф с раздвижными створками, оклеенными зеркальной плёнкой, микроволновка… Обычная обстановка бедноты.

— Здесь шестнадцать ноль пятый. У нас всё чисто, господин.

— Принято. У вас всё чисто. Переходите в боковой отнорок и далее.

— Да, господин.

Ну вот, другое дело. Резан, он дело знает немногим хуже Бывалого, зато и не выёживается. Всегда корректен, подтянут, чётко и безукоризненно выполняет команды…

И потому особенно опасен.

Тёмная фигура бросается из двери в дверь, на ходу стреляя из автомата вдоль коридора. Пули с визгом рикошетят от пола и стен, мы втроём отвечаем огнём.

— Унылый, Зуб, за ним! Я прикрою!

Граната, крутясь, летит нам в лицо. Я отпрыгиваю в дверной проём, падаю на пол. Хорошо, что в этих бедняцких общежитиях комнаты узкие, и двери понатыканы подряд…

Грохот взрыва, визг осколков и отчаянный скрежещущий вопль. Похоже, свалило Унылого… Не везёт ему…

— Долбила, Рваный, ко мне! Остальным продолжать прочёсывание!

В коридоре оглушительно бьют автоматы. Я выскакиваю из двери, плашмя падая на пол, и тоже открываю огонь. Теперь этому уроду не высунуться.

Тело Унылого лежит поперёк коридора, служа мне и Зубу прикрытием. Вероятно, после взрыва гранаты он ещё был жив. Да, весьма вероятно, бронежилет хорошо держит осколки. Но сейчас в нашу «баррикаду» впились с полмагазина пуль, и Унылый готов.

— Зуб, гранату!

Зуб кидает вдоль коридора маленький круглый шарик, и тот весело катится к повороту, за которым сидит враг. Взрыв! Туча пыли, визг осколков…

— Да, командир! — сзади плюхаются на пол Долбила и Рваный.

— Я шестнадцать ноль ноль. Как слышно? — прижимаю я к горлу ларингофон.

— Да, шестнадцать ноль ноль. Слышим тебя хорошо.

— Восьмой этаж, жилой блок номер двести восемь. Смотрите там по плану и дайте свет.

Противник, не выдержав, даёт очередь из автомата из-за угла, не глядя. Наша четвёрка дружно отвечает, летят гильзы и крошки бетона…

Яркий свет озаряет блок, в котором спрятался вражеский солдат.

— Так, шестнадцать ноль ноль?

— Так! Давай!

Вспышка, страшный грохот, от которого глохнешь, и блок исчезает, а вместо него зияет провал, медленно светлеющий в клубах оседающей пыли…

— Вы там рехнулись?! — ору я. — Разве я просил задействовать самоходку?!

— А УРСов нет, — спокойный такой ответ. Ну ладно…

— Вперёд!

Солдаты срываются с пола и один за другим прыгают через бетонный завал — снаряд самоходки обрушил часть потолочного перекрытия, и можно видеть внутренности комнатушек девятого этажа. В одной из них валяются два трупа, мужской и женский, уже протухшие. А где стрелок?

— Командир, вот эта падаль!

Да, снаряд самоходки — это не шутка. Вряд ли этого парня можно опознать. Ну ладно…

— Продолжаем прочёсывание! Вперёд!

Строго говоря, это неправильно — У Резана и Бывалого осталось по одному бойцу, прочёсывать же устав велит тройками… Но если заикнуться о подмоге командиру группы, будет ещё хуже. Господин комгруппы, штатный номер 8-11/03, присвоил себе имя Гром, но меж собой солдаты величают его Большой Пук, и никак иначе. Тихонько, разумеется — открытое оскорбление командира группы рядовым чревато для последнего переводом в бригаду смертников. Что, по сути, является растянутой во времени казнью.

— Здесь шестнадцать ноль первый. Всё чисто, никого из живых. На лифтовой площадке трупак, кто-то из гражданских.

— Принято. У вас всё чисто. Пошуруй мертвяка.

— Он сильно воняет, командир.

— Не понял!

— Ладно, пошурую, не злись.

Я прижимаю ларингофон пальцем.

— Здесь шестнадцать ноль ноль. Докладываю, мой господин — восьмой этаж чистый. Один недобиток тут прятался, мы прибрались.

— Я понял тебя, шестнадцать ноль ноль. Спускайтесь вниз.

Я обвожу взглядом своих гвардейцев.

— Заберите Унылого. Спускаемся.

Все трое уходят, я же засовываю в рот комок жевательной смолы, смешанной с ароматическими травами. И не только ароматическими… Дурман-трава — классная штука, если ей не злоупотреблять… А то некоторые жуют до отказа мозгов.

На площадке собирается вся секция. Зуб, Долбило и Рваный, пыхтя, уже несут тело Унылого, с него капает. Да, вот она, жизнь… Раз — и нету. Со всяким, кстати, может случиться.

Мы топочем по выщербленным ступеням. Где-то неподалёку коротко трещат автоматы, гулко ахнул взрыв. А, не наше дело. По другим ярусам зачистку проводят другие секции, это их работа. Каждый должен делать свою работу, и не совать нос в чужие дела.

— Командир! Глянь-ка сюда… — отзывает меня Бывалый. В руке у него небольшая коробочка, чёрная, пластмассовая. Я осторожно беру её, не снимая тонких перчаток — мало ли, вдруг яд какой…

— У мертвяка нашёл?

— Ну. Я думал сперва, электронный кошелёк или там жвачка. А это какой-то прибор.

Да, точно — под откидной крышкой маленькая кнопка. И больше ничего.

Меня осеняет догадка, но я вовремя прикусываю язык. Без паники… Прибор у меня, всё нормально…

— Ладно, — я нарочито небрежно сую приборчик в карман. — Вечером разберёмся. Есть тут один хмырь, электронику всякую скупает. Если возьмёт, я угощаю.

— Лады, командир.

Я искоса гляжу на своего солдата. Бывалый, Бывалый… Дурачок ты, и всю жизнь в рядовых проходишь, хоть и гвардейцем. Вот Резан, тот бы утаил находку, точно. Потому что уже разобрался бы, что к чему.

Я лихорадочно размышляю. Да, это шанс. Это тот шанс, который судьба даёт в руки Истинно Разумному один раз, и если он этот шанс пропустит, судьба теряет к нему всякий интерес. Что толку помогать дуракам?

Это здание заминировано. А тот мертвец, якобы гражданский, имел при себе пульт, вот эту маленькую коробочку, посредством которого вся эта громада должна превратиться в груду щебня. Если одна громада… А если весь квартал?

Мы выходим из подъезда. Захваченный город пялится на нас пустыми глазницами выбитых взрывами окон, зияет провалами, сделанными снарядами. Да, жутковатое зрелище… Разумеется, всех работяг эвакуировали при нашем приближении, теперь у их Владыки, который себя нагло величает Повелителем Вселенной, острая нехватка в рабсиле… Особенно после того, как наш Великий и Мудрый Повелитель начал утюжить их города этими ужасными бомбами, испаряющими Разумных, как капли воды на противне.

Да, это агония. Если прислушаться, то можно услышать доносящуюся с линии фронта канонаду, но это уже агония. Через две-три шестнадцатидневки армейцы войдут в их столицу — вернее, то, что от неё осталось — и войне конец. И я так и останусь номером 16–00/03, командиром секции по прозвищу Крюк. Останусь, если не сработает мой замысел и вот этот приборчик…

У самого дома стоит броневик, задрав длинный ствол автоматической пушки. Дверца броневика распахнута, и в глубине виднеется морда господина комгруппы. Большой Пук лениво жуёт чего-то, запивая из кружки.

— Ничего не нашли?

Да, Большой Пук — большой охотник до всевозможных трофеев.

— Нет, мой господин. Если не считать покорёженного автомата того придурка.

— Ладно. Сейчас прочешите ещё вон тот корпус, и можете жрать свою кашу.

— Будет сделано, мой господин.

Я едва сдерживаю дрожь. Удачно, как удачно… Только бы эта сволочь не вздумала отъехать от здания.

Раздаётся длинный сигнал, и к нашему броневику подкатывает ещё один. Штабной броневик, не иначе, Сам пожаловал…

Большой Пук едва не сбивает меня, выскакивая из дверцы броневика. Откуда прыть, однако…

Дверца штабного броневика распахивается, оттуда выскакивает адъютант Самого, и придерживает дверцу. Из недр машины медленно, вальяжно выбирается командир бригады, штатный номер 0-11/03 по имени Большой Ум, имеющий среди солдат и офицеров также прозвище Бетон-голова. Но это уже почти государственная тайна.

— Докладываю, мой господин! На вверенном мне участке идёт зачистка, особых происшествий нет, потери…

— О потерях потом, — прерывает Большого Пука комбриг. — Ты мне вот что скажи — снайперов тут нет?

— Не могу пока гарантировать. Вот закончим зачистку…

— Плохо. Я не зря тебя спрашиваю. Нас желает посетить лично Командарм нашей прославленной Гвардии.

— Шлем-череп? — от удивления Большой Пук даже рот открыл, забыв про субординацию.

— Ну, ты! — осадил его Бетон-голова. — При нём не ляпни! Хотя… хм… он это прозвище вроде как даже любит… Ладно, это всё не по делу. Значит, так. Дорожка есть?

— А как же!

— Ну и хорошо. А то я вон захватил, думаю, на олухов надейся…

— Подмести? А то тут щебень везде, и по дорожке неудобно…

— Молодец, соображаешь. Давай, действуй. Хотя, если тут снайперы, весь визит, вероятно, будет происходить в машине.

— Можно вопрос? А если он пожелает выйти? Ему ведь не запретишь. А отвечать не только мне, мой господин…

— Ну, ты! — разозлился Бетон-голова, не любивший, когда подчинённые ему напоминали об его обязанностях. Потом глубоко задумался — Да, верно… Вообще-то охрана у него, да ведь он вместо охраны девок в свом лимузине возит…

— Я выставлю живой щит, если разрешишь.

— Да, точно. Так и действуй. Кого поставишь? Чтобы не замухраи, Командарм этого не любит.

— У меня таких нет, мой господин!

— Ну добро.

* * *

Да, вот это машина так машина. Длинный, как мост, лимузин, белый, сверкающий. Война войной, а для начальства такого ранга неудобств возникать не должно. Не в броневике же армейском ему ездить! Хотя этот лимузин по бронированию даст фору любому нашему броневичку, очевидно. Разве что пушки на нём нет, но она Командарму и ни к чему. Воевать-стрелять должно мясо, а он мозг.

Машина Командарма остановилась дверью точно напротив ковровой дорожки, расстеленной к приезду высокого гостя. Чувствуется, что шофёр привык это делать до автоматизма. На дорожке стоят только Большой Пук и Бетон-голова, мы, немытое быдло, стоим по бокам. Ещё не хватало наследить тут пыльными башмаками… Вся группа в полном составе изображает из себя сейчас несокрушимый заслон, стоя по обеим сторонам дорожки, ведущей ко входу в здание.

Наше начальство стоит навытяжку, куда вальяжность делась. Командарм, это не игрушки…

Дверь лимузина мягко и бесшумно отъезжает в сторону. На подушках в салоне сидит Шлем-череп, в окружении трёх голых девиц.

— Ну, жмурики неудавшиеся, как тут у вас дела?

Н-да, шуточки у нашего Командарма… Впрочем, Шлем-череп может и не так пошутить.

— Докладываю! На данном участке всё отлично. Тут вот мастер Гром замешкался, правда, сложные тут домишки, пока все прочешешь… — Бетон-голова старается выглядеть солидно и одновременно почтительно. Жалкая картина…

— То есть зачистка не окончена? — с ходу уловил Командарм.

— Будет закончена до заката.

— Ну-ну… А это, стало быть, для меня живой забор стоит?

— Так ведь твоя жизнь нам дороже нашей, мой господин.

— Приятно слышать. Ну что же, я прогуляюсь, пожалуй, не зря же вы коврик стелили… Да ты сиди, сиди! — оборачивается Шлем-череп к шофёру. — Мне Гвоздя за глаза хватит. Вон какие молодцы вокруг!

— Группа, делай! — командует наш Большой Пук.

Мы разом поднимаем над головой бронежилеты, превращая живой коридор только что не в туннель. Теперь снайперу, буде он откуда-то возьмётся, нашего славного Шлем-черепа никак не достать.

Гвоздь, адъютант Командарма, вылазит из машины, придерживая дверь, следом за ним высовывается Командарм. Я сглатываю. Пора!

Палец давит сквозь грубую ткань на кнопку — маленькая коробочка, спусковой крючок адской машины, лежит в кармашке бронежилета, и крышка откинута. Если это не то, что я думаю, то ничего не произойдёт, и визит Командарма завершится штатно…

Тяжкий удар потряс всё вокруг, едва не сбивая с ног. Но я уже, бросив бронежилет, кидаюсь на Шлем-черепа, подобно древнему зверю вампуару, ныне вымершему. Командарм вваливается назад в нутро лимузина, и я вслед за ним. Я даже успеваю ногой задвинуть дверцу, прежде чем на нас обрушивается рухнувший шестнадцатиэтажный дом.

Лимузин тяжко оседает, придавленный горой колотого бетона, но броня выдержала. Девки визжат оглушительно. Хорошая была машина, правда…

— Тихо! Молчать! — рявкает Шлем-череп. — Да слезь ты уже с меня, я тебе не девка!

— Прости, о мой господин! У меня не было другого выхода.

На сиденьи завозился шофёр, подавая признаки жизни.

— Да, жаль Гвоздя, — Командарм потирает затылок. — Вот она жизнь, Пруль… Кто не успел, тот опоздал. А ты почему успел, малый? Почему не кинулся спасать своего командира, как то положено по уставу?

— Ваша жизнь и жизнь комгруппы — вещи несравнимые, мой господин.

— Хм… Ну, нечего возразить, ты прав… Ладно. Как тебя звать, малый?

— Комсекции шестнадцать ноль ноль дробь ноль три, по прозвищу Крюк, — чётко, но негромко рапортую я.

— Ну что ж, Крюк. Твоего командира уже нет в живых. Хочешь быть комгруппы?

— Ваше решение для меня закон, мой господин!

— Ха-ха! Да, и Бетон-голова того… Неловко вышло, ну да что делать. Сами виноваты, сапёров надо сразу пускать. Слушай, а если я тебя поставлю командиром над бригадой — справишься? — Шлем-череп смотрит пронзительно.

— Справлюсь, — как можно твёрже говорю я.

— Ну-ну. Эх, Гвоздь-то тоже того… Ладно. Пруль, вызывай подмогу.

— Уже, мой господин.

Снаружи слышится вой сирен, крики, кто-то начинает ковырять завал.

— Ну а приказ на тебя оформим в штабе, Крюк. Надеюсь, ты будешь умнее и удачливее, чем твой предшественник.

Я не могу сдержать дрожь. Удача, вот она, удача… Я-то полагал занять место Большого Пука после его преждевременной кончины. А вот оно как вышло… Отлично сработала маленькая коробочка, что ни говори…

Ослепительная вспышка!

* * *

Я открываю глаза, и цветные танцующие пятна медленно и неохотно покидают поле зрения. Передо мной сидит по-турецки моя жена, неотрывно глядя своими огромными глазищами.

— Ты вернулась…

— Ну разумеется, Рома. Как я могу оставить тебя в такой момент?

— А чего тогда?.. — я не договариваю, потому как сам уже вижу в голове моей жены ответ.

— Вот именно, — вздыхает Ирочка. — Тебя ничего не должно было отвлекать. Ну я и не отвлекала. Но это не значит, что я оставила бы свою главную половинку без присмотра. Мало ли что… Если бы ты имел обыкновение почаще заглядывать в мысли своей любимой жены, этот фокус у меня мог и не пройти.

Вместо ответа я привлекаю её к себе, и Ирочка с готовностью подставляет лицо и губы под поцелуи.

— Ладно, Рома. Мне надо бы сгонять за нашей Радостью…

— Не понял? Ты… оставила её у бабушки?

— А ты бы желал, чтобы в разгар сеанса она села тебе на голову и принялась облизывать, вереща от избытка чувств? — хмыкает Ирочка. — Вряд ли зверюшка стала бы спокойно взирать на лежащее бесчувственное тело своего любимого хозяина. Она приняла бы все возможные меры, чтобы вывести тебя из такого состояния.

Да, это правда. Маленькая соня любит своего хозяина и не понимает всей ответственности, лежащей на нём.

— Всё, я за Нечаянной радостью, покуда она не умерла от горя, что её бросили, — Ирочка встаёт с пола. — А ты, о мой Великий Спящий и всё такое, слетай в лесок, пожалуйста. Набери там…

Ирочка перечисляет фрукты-орехи, которые следует взять, а меня вдруг разбирает смех. Ты можешь быть хоть трижды Всевидящим, только что вернувшимся из Запределья, но это не избавит тебя от необходимости выполнять хозяйственные поручения супруги.

— Всё, Рома, время пошло!

Ирочка выпархивает через входной проём, и только тут я обнаруживаю на свей голове обруч мыслесъёма. Блин горелый, теперь надо стирать конец записи. Для истории он не имеет никакого значения…

* * *

— Вот это да-а-а!

Биан теребит себя за оба уха. Нет, всё-таки непрактично это, как хотите. Вот папа Уэф сейчас перебирал бы себе чётки, с большей или меньшей скоростью. Уот вертел бы свой карандашик пропеллером. А тут уши, да не чужие, свои… Надолго ли хватит?

Народ смеётся, уловив мою мысль. На экране мелькают кадры боевика, снятого мной методом сверхъестественной съёмки. Маленькие зелёные человечки вовсю лупят из автоматов, пыль столбом… Я вглядываюсь. Объёмный экран воспроизводит картину в реальном масштабе один к одному, и всё это дело донельзя напоминает битву в крольчатнике. Низкие нависающие потолки, крохотные клетушки… Странно, а я воспринимал во сне это всё иначе…

— Ничего странного, — улавливает мою мысль Биан. — Ты же воспринимал это всё глазами своего «носителя», в его масштабе и сообразно его понятиям. А сейчас видишь своими глазами, в компьютерной обработке.

Начальник поворачивается ко мне.

— Всё, Рома. Второй пикник по поводу устраивать не будем, работы много. К тому же, думаю, в самое ближайшее время тебе станет не до пикников. Ну, а пока всё не началось, тебе предстоит найти-таки объяснение того твоего видения. Это нужно сделать, Рома. Осталось две смены.

Биан глядит грустно.

— Это не моя прихоть, пойми. Расчёт прогноз-машины даёт полную гарантию безопасности только до указанного срока, не далее. Так что уж ты постарайся.

— Я не постараюсь, шеф. Я сделаю, — говорю я. И откуда что берётся?

* * *

— Ты не забыл, какое сегодня число?

Ирочка прихорашивается перед стеной, превращённой в огромное зеркало. Встряхивает крылышками, оправляет пёрышки, любовно оглаживает круглый живот.

— М-м… Тридцать третье.

— Верно. Ну и?

Меня осеняет догадка.

— Ёкарный бабай… Ну, то есть, я хотел сказать…

— Ты хотел сказать: «нам сегодня в гости, а подарка маленькому Уэфу нет, и времени сделать его тоже». Верно я уловила смысл твоей реплики?

— И что теперь? — я озадаченно чешу затылок совершенно человеческим жестом.

— Ладно, Рома, — смеётся Ирочка. — Если использовать человеческие понятия, у тебя имеется некоторый, скажем так, кредит доверия со стороны племянника, и сегодня ты можешь его использовать. Но отдавать придётся с процентами, вот увидишь.

— Поехали!

Ирочка фыркает, смешливо кося глазами. Её до сих пор смешат мои гагаринские замашки.

Транспортный кокон захватывает нас одного за другим, и вот уже мы летим меж звёзд, мирно уживающихся с неистовым сиянием светила, не отфильтрованным толщей атмосферы.

«Тебе всё ещё нравится летать в коконе…»

«Очень. Вообще в Раю есть вещи, к которым трудно привыкнуть. А есть и такие, к которым я не привыкну никогда»

«Например?»

«Например, ты»

«Мелкий льстец!» — но я ощущаю, как ей приятно.

«Отнюдь. Очень, очень крупный!»

А кокон между тем уже переходит в крутое пике.

«Всё, Рома, готовься. Оправдываться перед маленьким Уэфом будешь сам, на меня не надейся. Так грубо разрушить светлую мечту ребёнка!»

«Меа кульпа!»

«Твоя кульпа, твоя»

О-оп! Умный транспортный кокон выбрасывает пассажиров в разные стороны, чтобы мы не столкнулись, едва расправив крылья. А вот и Федин домик висит…

«Ну вы скоро, родственнички?» — улавливаю я обращённый к нам обоим вопрос.

«А ещё я люблю вместе с тобой летать к Феде в гости!» — это я своей жене.

При нашем приближении сетка ограждения немедленно опускается, и мы влетаем, тормозя крыльями — Ирочка впереди, я чуть сзади.

— Ага, явились наконец! — Фью, Лоа и Кеа встречают нас втроём. — Проходите, гости дорогие, чай кипит, варенье сохнет…

— Чай-варенье ерунда… — смеётся Ирочка. — Где главный член семьи?

— Спит, — мягко смеётся Лоа. — Притомился, гостей с раннего утра ожидаючи.

— Я не сплю! — маленький ураганчик врывается в комнату с дробным топотком ног. — Я вас обоих почувствовал, вот!

— Да кто бы сомневался, — это Кеа.

— Ну здравствуй, Смотрящий из поднебесья! — я поднимаю на руки племянника. — Ого, какой ты вымахал!

— Дядя Ди, ты мне игрушку принёс? — не тратя время на дипломатические экивоки, с ходу берёт быка за рога Уэф. Определённо, не зря ему дали имя деда.

— Ты знаешь, не получилось, малыш, — я смущён.

— Плохо! — Уэф искренне огорчён. — В другой раз две принесёшь, ага?

Ирочка уже еле сдерживает смех.

— Ведь ты же принесёшь, да? Потому что хороший, — заявляет ребёнок, самим тоном отметая всякую возможность возражений.

— Ну разумеется хороший. Ну конечно принесёт. Ну естественно две, — Лоа берёт у меня Уэфа. — Сейчас будем кушать и спать…

— Я с тобой спать не лягу! — решительно возражает ребёнок. — Пусть с тобой папа спит, раз ему это нравится. У тебя задница холодная!

И больше никто не в силах произнести ни слова, даже мысленно. Хохот стоит такой… Ох… Давно я так не смеялся…

* * *

— …Хорошо как посидели, правда?

Немеркнущая заря приполярья гаснет за нашими спинами, по мере того как кокон удаляет нас от гостеприимного дома Феди и его семейства. Ирочка сидит, прижавшись ко мне. Мы возвращаемся домой.

— Ира, Ир…

— М-м?

— Я что хотел…

— Ты хотел услышать моё «М-м?». Всё остальное, как говаривал Коля Хруст, «навороченные отмазки».

Она смеётся, и я тоже. Да, против телепатии не попрёшь…

— Но всё-таки, что-то же я хотел сказать. Что-то правильное, умное такое…

Ирочка смотрит в упор своими огромными глазищами. Смотрит мне прямо в душу, и ни тени смеха я не замечаю сейчас в её глазах.

— Ну хорошо, раз ты настаиваешь… На втором плане у тебя вертелся вопрос: «Ты счастлива?». Надо ли мне отвечать вслух?

— Да.

— Я счастлива, Рома. Окончательно и бесповоротно. И так будет всегда, покуда мы живы. Ты удовлетворён моим ответом, муж мой?

Я плавлюсь от счастья. Есть такое понятие — Нирвана… Вот она какая, Нирвана.

— А ты не расслабляйся в своей Нирване, — смеётся Ирочка. — Ибо ждёт тебя сейчас погружение в пучину ужаса и мрака. Ты не забыл про своё задание?

Моё настроение резко падает. Ну вот…

— …Весь кайф обломала, — снова смеётся Ирочка, доканчивая за меня мою мысль. — Правильно сказала?

* * *

Танцуют, танцуют свой танец цветные пятна. Где-то в бескрайних просторах скользят невидимые и неуловимые нейтрино всех сортов, хранящие память о том, что было, есть и будет во Вселенной. Их обгоняют стремительные и уже совершенно эфемерные тахионы, для которых скорость света есть мёртвый покой, совершенно недостижимый. Кипит, пузырится несчётными мириадами нерождённых частиц вакуум, который только для нас, грубых существ из плоти и крови кажется пустотой. КАК я всё это воспринимаю-ощущаю? Это мне неизвестно. Это знают цветные пятна, танцующие свой бесконечный танец…

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

Я переношу поле своего внимания теперь с той же лёгкостью, как будто перевожу взгляд с одной звезды на другую, стоя на твёрдой земле и глядя на небо. И меня нимало не волнует, сколько в реальности между этими звёздами световых лет.

Наплывает, круглится бок планеты, родного дома маленьких зелёных человечков, превративших дом свой в жуткий концлагерь для себя, единственных и любимых. И готовых научить аборигенов одной дикой планеты, как добиться столь же впечатляющих результатов.

Вспышка света!

* * *

Мерцают индикаторы, на экране монитора бежит вязь значков, светятся столбики диаграмм… Зачем? Кому, кому это всё нужно?

Я болен. Боль сидит внутри, пока что глухая, неясная. Да, диагноз не оставляет сомнений — тяжёлая форма онкологии. Неизлечимая форма для семизначных.

Я скриплю зубами от бессилия и отчаяния. Если бы я был шестизначным, меня бы вылечили, наверняка бы вылечили. И уж безусловно вылечили бы, если бы я был пятизначным или тем более четырёхзначным. Ну, а если бы я был Бессмертным, Носящим Имя, то всё было бы ещё проще — мне просто пришлось бы сменить тело, раньше времени пришедшее в негодность, только и делов.

Но я семизначный, и стоимость затрат на моё лечение превышает мою себестоимость, как специалиста. И потому в лечении мне отказано. Ах, зачем, зачем я не скопил нужной суммы? Сейчас доплатил бы недостающую сумму медицинской страховки, и был бы жив. А, да что говорить! Теперь уже всё равно. Сумма, необходимая для исцеления, возрастает с каждым просроченным днём — рак не ждёт, он трудится вовсю, захватывая новые и новые участки моего организма, запуская метастазы всюду…

Но пока я могу работать, и Санитары за мной не придут. У меня ещё есть время подумать. Подумать… О чём?

Да, пора подвести итоги — чего я достиг в этой жизни? Родильный завод я помню смутно — какие-то обширные помещения, разгороженные металлической сеткой на вольеры, и в каждой сидит маленький глупый зверёк — недавно родившийся Истинно Разумный, извлечённый из недр Сосуда Жизни. Какие-то большие особи, ощупывающие и осматривающие маленьких, уколы — я тогда плакал… Тогда ещё плакал, да.

А вот воспиталище я помню достаточно хорошо. Я тогда уже не плакал, потому как твёрдо знал, что это бесполезно. Плачут слабые, и на плач придут враги, чтобы сделать тебе ещё больнее, насладиться твоими мучениями… Надо быть сильным и никогда, ни при каких обстоятельствах не плакать.

Да, в воспиталищах выковываются характеры, сильные натуры. Воспиталища — суровая школа жизни, где с самого начала идёт соревнование. Кто сильнее? Кто быстрее? Кто умнее? Последнее важнее всего.

Экзамены в воспиталище идут один за другим. Экзамены и тесты, медосмотры и экзамены, и снова тесты, тесты, тесты… Тест на коэффициент интеллекта, тест на уровень притязаний, тест на выносливость и работоспособность… Истинно Разумные весьма серьёзно относятся к воспитанию подрастающего поколения. А как же иначе? Дети не просто наше будущее, дети — это наше всё… Всё лучшее — детям!

Мне повезло, но не до конца — мой коэффициент интеллекта оказался достаточно высоким, но вот уровень притязаний экзаменаторы сочли заниженным, и арбитр-машина согласилась с их мнением. Настоящий руководитель должен иметь высокий уровень притязаний, это порой важнее уровня интеллекта. Умение упорно и неотвратимо идти к своей цели, добиваться нужных результатов — разве это не есть главное качество в жизни? И ещё руководитель должен быть строгим. Умение подчинять других — великое искусство, и слюнтяям тут делать нечего.

Так я получил свой индивидуальный номер гражданина — тогда ещё восьмизначный. И начались годы учёбы. Учился я хорошо, память была отличная, мне легко давались и слоганы-пиктограммы элементарного письма, и сотни пиктограмм по технике «обеспечения жизнедеятельности» и технике безопасности, предназначенные для низших разрядов — тех, кого читать и писать не учат. Я учился так старательно и хорошо, что в старших классах мне поменяли разряд на семизначный и стали обучать высшему письму, доступному только избранным — ведь им пишут все Бессмертные, и сам Великий и Мудрый Повелитель Вселенной.

Потом из меня стали готовить специалиста, инженера для обслуживания кварк-энергостанции. Так заведено исстари — кем быть молодому Истинно Разумному, решают специально назначенные работники, модераторы первой ступени. Им видней, на что ты способен. Очень мудро, кстати, потому как избавляет от ненужных метаний и ошибок молодости.

Но выше я не продвинулся, всё из-за недостаточного уровня притязаний и требовательности к подчинённым. Даже когда умер старший инженер резерва, меня не назначили, а прислали молодого, прямо из воспиталища. Вот у того с уровнем притязаний всё в порядке — наглый до упора…

Боль, неясная и ноющая, в боку и выше, мешает думать. Скоро она станет невыносимой, но мне, как семизначному, будут давать сильное обезболивающее, пока я смогу выполнять свою работу. А потом придут санитары, и препроводят меня в Обитель Тихой Смерти… Брехня, разумеется. Кто станет тратить кашу на отработанный материал? Укол, и в зев плазмотрона. Обитель имеет весьма высокую текучесть кадров, больше нескольких дней там не задерживаются. Это пока утрясают все бюрократические формальности по поводу списания ценного работника. А малоценных работников, одиннадцати — и двенадцатизначных, списывают сами Санитары, есть у них такое право. Прямо с работы — в плазмотрон, и все дела…

Да, продолжим рассмотрение моих жизненных достижений. Комната с умывальником, новый хороший комбинезон дважды в год, и башмаки тоже, удобные и лёгкие… Кровать, тумбочка, экран всеобщего телевидения… Всё? Нет, ещё деньги. Денег, правда, немного, но на мелкие развлечения хватало — синтетическая бодрящая жвачка и напитки, посещение кегельбана с коллегами равного и близлежащих разрядов… Нет, в рукопашных боях без правил я не участвовал, и в «чику» не играл смолоду — мне ещё нужна моя голова. Но смотреть на эти народные развлечения не гнушаются и пятизначные, если не выше… И потом, на тотализаторе можно выиграть немалую сумму. Ах, как бы пригодилась мне сейчас эта сумма! Она бы меня спасла…

Я оглядываю пульт управления привычным взором. Всё нормально. Всё тут нормально, это у меня внутри идёт разрушительный процесс…

А ведь это неправильно. Почему тут всё должно быть нормально, когда мне плохо? И почему другие должны жить, когда я умру?

Я даже зажмурился, представив страшную картину — громадный цилиндр кварк-реактора окутывает фиолетовое сияние, и через мгновение он превращается в ослепительный огненный шар, расталкивающий бетон и гранит подземелья, как грязь… Колоссальный бугор вздувается среди равнины, лопается, и громадное грибообразное облако начинает торжественно подниматься к небесам… Сладостная картина. Жаль, что энергостанция находится не под городскими кварталами…

Я вздыхаю. Глупые мечты. Кварк-реактор защищён от дураков и диверсантов любого рода достаточно надёжно, и компьютер просто заблокирует мои команды, если я попытаюсь вывести его в закритический режим.

Ноющая боль тупо терзает внутренности. Попросить уже у медика обезболивающие таблетки? Правда, работать будет труднее…

Мой взгляд падает на пожарный щит. За стеклом виднеется длинный лом, топор, огнетушители, монтировка… Монтировка.

Отличная мысль пришла в мою голову внезапно, как и положено озарению. Да, я не могу взорвать сам кварк-реактор. Но кое-что сделать я могу… Нет, я не умру в одиночку, это будет несправедливо.

Дальнейшее происходит как будто само собой. Я нажимаю клавишу вызова.

— Слушай, у тебя обезболивающее есть? Хорошее!

— Что, уже? — дежурный медик, тоже семизначный, мой старый знакомый, похоже, нажевался тонизирующей жвачки сверх меры. Или ещё чего принял, медики на это дело мастера… — Рано.

— Ничего не рано. Знаешь, как ноет.

— Ладно, сейчас зайду.

Да, всё верно. Я не могу оставить пульт управления, и это медик должен ко мне прийти, а не я к нему. Такова инструкция.

— Ну, что тут у тебя? — медик возникает в дверях, покачиваясь. Точно дури наглотался, бездельник…

— Мне нужно обезболивающее. — я смотрю на пульт, не отрываясь, изображая крайнюю занятость и сосредоточенность. На непосвящённых это здорово действует.

— Такое подойдёт? — он протягивает мне пачку таблеток в мягкой пластиковой упаковке.

— Эту жвачку оставь восьмизначным. Мне нужно ХОРОШЕЕ лекарство, док. Как для Бессмертных…

— Ха!

— Плачу с запроса. Мне деньги скоро станут ни к чему.

Медик мгновенно подбирается. Раз серьёзный пошёл разговор…

— Есть у меня. Сейчас принесу, жди.

— А куда я денусь от пульта?

— Тоже верно. Так я сейчас!

Мои пальцы уже порхают по клавишам, изменяя штатную, базовую программу. Так, первый контур охлаждения… Второй контур… Заблокировать аварийный выход… Отключить питание от резервных насосов… Систему пожаротушения обесточить…

Когда медик появляется у меня, я уже почти заканчиваю.

— Вот — он показывает мне пузырёк с капсулами ярко-красного цвета. — Это будет тебе стоить…

Я без звука набираю на клавиатуре код доступа к моему личному счёту.

— Говори счёт.

Доктор называет номер счёта, наклонившись к пульту. Я бью его в темя заранее припасённой монтировкой, и он падает молча и сразу. Несколько мгновений я перевожу дух, затем для надёжности бью упавшего по голове ещё и ещё раз. Готов.

Я осторожно вынимаю из его руки лекарство. Эти пилюльки, как я понял, действуют почти мгновенно, и в надлежащей дозе избавят меня от мучений. Целый пузырёк…

Так, теперь надо действовать быстро. Я оттаскиваю труп за пульт, чтобы не было видно с порога. Нажимаю клавишу — «ввод». На пульте загорается предупредительная надпись, но я подтверждаю приказ — «исполнить». Диаграммы на экране приходят в движение — они столбики растут, удлиняются, другие укорачиваются…

— Группе обходчиков нижнего тоннеля! Проверьте трубопроводы первого контура, там чего-то похоже не пробку. У меня давление растёт! Как понял?

— Да, мой господин! Сейчас проверим! — отзывается старший группы слесарей-обходчиков.

— Перекройте там вспомогательные заслонки.

— Да, мой господин!

Вот. Исполнительность — первое дело. Если бы у этих ребят было хоть немного мозгов, они бы призадумались — а разве это можно делать? Но они всё сделают, не задумываясь.

На пульте загорается и мигает огонёк индикатора — перегрев натрия в первом контуре. Компьютер честно предупреждает меня об опасности, и если я не приму меры, он примет их сам. Но я приму меры, вот прямо сейчас и приму…

— Группе СНАВР! Обесточить четвёртый и первый вспомогательные щиты, разобраться, откуда дым! Сигнал на пульте!

— Да, мой господин!

Так, пошли аварийщики. Эти обесточат, они ребята быстрые. Пока разберутся, пока доложат, что никакого задымления и возгорания нет… Не успеют доложить, пожалуй.

Ага, уже! Главный компьютер имеет тройное резервированное питание, но два из источников уже отключены, и осталось совсем пустяки…

Я поворачиваю на стене небольшой, древний рубильник, оставшийся от невесть каких времён. Впрочем, может быть, я и ошибаюсь — многие вещи, изготавливаемые Истинно Разумными, точно копируют древние образцы.

Экран компьютера гаснет, и остаётся только россыпь индикаторов на пульте. Всё, с двоевластием покончено. Теперь мои приказы контролю и обсуждению не подлежат.

— Что там у тебя происходит?! — врывается в уши голос Диса, Дежурного инженера станции.

— Мой господин, тут такое…такое! — я изображаю голосом крайнюю растерянность. — Главный сервер сдох, всё летит в бездну!

— Жди на месте, придурок!!! — рявкает Дис.

Я жду тебя, Дис.

Вой сирены — проснулась аварийная автоматика. Но тупым автоматам вспомогательной защиты не под силу разобраться в моём замысле, и тем более противодействовать ему.

— Авария охладителей! Пожар! А-А-А! — визжит динамик.

Оглушительный, торжествующий рёв — это раскалённый натрий ворвался в нижний туннель, сжигая всё на своём пути. Лопаются трубы водяных охладителей, и поток воды хлещет навстречу потоку натрия, удесятеряя его ярость — горящий натрий не любит, когда его пытаются остановить водой… Всё, динамик заглох — вероятно, связи с тоннелем больше никогда не будет.

Свет разом гаснет, оставляя светиться только люминесцентные панели — это отключился кварк-реактор. Да, мне не под силу его взорвать, к моему глубокому сожалению. Но вот пожар я устроить сумел неслабый. А вы говорите, недостаточный уровень притязаний…

Дверь в пультовую распахивается, и самый главный начальник, Дис, влетает разъярённый, как древний зверь… забыл название…

— Ты, дефектный!!!

Я молча бью его по голове монтировкой, не вступая в ненужные пререкания. Зачем мне нужны начальники? Абсолютно они мне ни к чему.

Где-то возникает и быстро нарастает гул — в здании энергостанции разгорается чудовищный пожар, пары натрия и водород выжигают всё, что способно гореть, а всё остальное плавится. Топот и крики. Ну, пожалуй, пора…

Я высыпаю на ладонь красные капсулки, глотаю разом и запиваю из личной бутыли водой. Какая гадость… Теперь через сколько-то вздохов наступит блаженный покой, и я провалюсь в сон. Последний сон…

Время идёт, и в животе возникает тягостное чувство, сменяемое острой резью. Да что же это такое?!

Невеликое расстояние до туалета я преодолеваю бегом, полусогнувшись от острой рези. Проклятый лепила! Обмануть хотел, сволочь! Это слабительное! И в такой дозе!

До вожделённого объекта я всё-таки добираюсь, но слишком поздно — штаны комбинезона полны, мерзкая жижа просачивается в башмаки… И в довершение меня выворачивает наизнанку. В глазах плавают цветные пятна. Проклятый лепила…

Я сижу в кабинке, согнувшись от рези в животе, обгаженный и обрыганный, и мне так плохо, что впервые с далёкого, далёкого детства мне не удаётся сдержать слёз. Это плохо… Какой смысл плакать? Я ухожу из этой жизни достойно, прихватив с собой немалое количество врагов… Врагов, да. Потому что я один, в окружении трёхсот миллиардов врагов…

Пламя буквально прогрызает тонкую пластиковую дверь, врываясь в моё убежище. Больно, как больно…

* * *

Вспышка света!

Я открываю глаза. Ирочка смотрит на меня, не отрываясь, своими огромными глазищами.

— Ты давно… — гляди-ка, я и не подозревал, что ангельский голос тоже может не слушаться своего хозяина.

— Давно, Рома, давно.

Я порывисто обнимаю её, глажу. Она не возражает, даже чуть отводит назад крылья, чтобы мне было удобнее её ласкать.

— Я всегда буду с тобой во время твоих экспериментов, муж мой. Я тебя удержу. Пусть я и не Всевидящая.

— Но ты видела?..

Ирочка отвечает не сразу.

— Видела и поняла. Этот мир должен умереть, Рома. Всяким мучениям есть предел. Они сами призовут свою смерть.

* * *

— Да-а-а… — Биан теребит мочки ушей так, что мне страшно. Когда-нибудь он их себе оторвёт. — Даже нечего сказать тебе, Рома. Сказать «потрясающе»? Ерунда, это уже не просто потрясающе, эт-то…

Я молчу. Какая-то мысль зарождается в глубине, но я пока не способен её сформулировать…

— Все твои мысли сейчас станут достоянием общественности, — Биан гасит экран, и тот стягивается в точку, вспыхивает в воздухе искрой и исчезает. — Идём, тебя ждут.

— Кто? — и я уже понимаю, что вопрос глупый.

— Очень глупый, Рома, — улавливает Биан. — Ты полагаешь, что Всевидящие проигнорируют новооткрытый приём? Идём же!

Он идёт к шахте лифта, и я за ним. Шаг, и падение вверх заканчивается в том самом актовом зале… И даже антураж-обстановка та же — оранжевый свет, ковёр, текучее золото колонн…

«Это для гостей» — улавливаю я мысленный ответ на ещё несформулированную мысль. — «Мы всегда стараемся создать гостям максимально привычную и удобную обстановку»

Биан отступает в сторону, и я предстаю пред очи собрания. Мой ангельский лик стремительно приобретает максимально упрощённое выражение, характерное для земных балбесов. Вот это да-а-а!..

На ковре стоят пять ангелов, семь сэнсэев и одно существо, в котором без всякого сомнения можно распознать женщину, ростом превосходящую самых рослых земных баскетболисток. Длиннейшие ноги, устройством чем-то напоминающие ноги земных скакунов или антилоп, только стройнее, гладкая розовато-перламутровая кожа без признаков растительности, длиннейшая гибкая шея, за которую любая фотомодель отдала бы полжизни, изящная головка с большими глазами газели и лицом, которое при всей необычности я бы назвал красивым… А вот руки пятипалые, точь-в-точь у людей и ангелов. Первая Всевидящая свиров, снова улавливаю я. Никогда ещё не видел живых свиров…

— Здравствуй, Рома, — говорит моя знакомая, Фииа. — Прежде всего на правах твоей знакомой хочу представить тебе тех, с кем ты ещё не знаком.

Летящая меж звёзд называет Всевидящих по очереди, те кивают мне, а я отчаянно борюсь с желанием бормотать в ответ: «Очень приятно. Биоморф Рома. Рома биоморф…»

— Мы собрались здесь, чтобы овладеть новым приёмом всевидения, открытым тобой.

Я растерянно хлопаю глазами, как кукла Барби. Благо мама Маша не поскупилась на длину моих ресниц.

— Но я… я не могу вот так, бодрствуя! Это я могу делать только во сне, и я сам не знаю как…

— Ничего, мы сможем. Ты просто думай.

— Но я…

— Не говори ничего, не надо, — подаёт голос Цанг, мой знакомый, чем-то напоминая в этот момент Саида из «Белого солнца пустыни» — Показывай.

— Но я не могу вот так, бодрствуя! Это я могу делать только во сне, и я сам не знаю как…

Девушка-свир в два шага преодолевает расстояние до меня. В отличие от остальных она одета, причём вполне даже по-земному — очень короткая мини-юбка с разрезами на бёдрах и какой-то немыслимый топик, обтягивающий уже совершенно человечьи груди с острыми сосками. Моя голова оказывается заметно ниже обреза юбки, и мне почему-то неловко смотреть вверх. Я смотрю вниз, на её изящные посеребрённые копытца…

«Прекрати, Ро-ма, это несерьёзно» — свирка одним движением опускается на корточки, складывая свои неимоверно длинные ноги, и её прекрасные газельи глаза оказываются лишь немного выше моих. — «Садись поудобнее и показывай. Мы все ждём»

* * *

— Уммм, вкусно! — Ирочка облизывает ложку и тут же снова погружает её в здоровенное яйцо. Нечаянная радость сидит у неё на плече — сидеть на голове хозяйки моя жена зверюшку всё-таки более-менее отучила — и заинтересованно поводит пуговкой носа. Следующую ложку Ирочка даёт попробовать нашей соне. Нечаянная радость пренебрежительно фыркает и вспархивает на свой любимый насест-икебану.

— Ира, Ир…

— М-м?

— Я сегодня свирку видел, вот как тебя. Ну, Всевидящую…

— Я поняла.

— А почему ты мне никогда при них ничего не рассказывала?

Ирочка с большим аппетитом выскребает яйцо, даже нос в желтке. Третьеклассница и третьеклассница, чесслово… Сотрудник межпланетной миссии, оперативный сотрудник, особый агент и экс-биоморф… Замужняя дама, мамой скоро станет…

Ирочка смешливо фыркает, кося глазом поверх ложки. Уловила ход моих мыслей.

— Я исправлюсь, Рома, непременно исправлюсь. Вот доем и умоюсь. Я уже умею умываться, честное слово!

Она смеётся, и я вместе с ней.

«Ты спросил про свиров…» — она переходит на мысль, поскольку разговаривать с плотно набитым ртом неудобно. — «Что я тебе могу сказать? Я ведь сотрудник ЗЕМНОЙ миссии, Рома. Со свирами я дела не имела. Так что ищи в компьютере сам. Но если хочешь узнать больше — слетай к прабабушке и прадедушке. У Летящего поперёк отличный семейный архив. Они же работали на Свире, если ты помнишь…»

«Неудобно как-то немного…»

«Ну вот, опять. Мой братец, помнится, тебе доходчиво и чётко разъяснил, что именно неудобно. А визит родне следует наносить при малейшей возможности. Потому что радость общения, Рома, одна из наиболее ценных в жизни. Вопросы?»

«Всё понял»

— Но это будет не сегодня, конечно, — вздыхает Ирочка. — Тебе следует поторопиться, муж мой. Я очень переживаю за тебя. И не сделать порученную тебе важную работу — вот это действительно будет очень неудобно.

Она смотрит на меня пристально.

— Разумеется, за это дело тебя не выгонят. И вообще, я уверена, Биан теперь скорее добровольно выпорхнет сам, чем попросит тебя. Но вот я, если когда не справлялась или прокалывалась, всегда плакала от стыда. К счастью, это бывало редко.

Я вспоминаю — оперативный сотрудник Иолла, которую я про себя уже твёрдо решил называть Ирочкой, всхлипывает, опустив голову… Господи, как это было давно!

— Так что я тут приберусь, а ты иди спать, о мой Великий Спящий, — улыбается Ирочка.

Мне приятно. Вообще-то у ангелов тут семейная демократия — посуду в посудомойку загружает обычно тот, кто последний встал из-за стола, и использовать для этого «домового» почитается дурным тоном. Но моя супруга, памятуя о моём происхождении, нередко балует меня — то завтрак сготовит к моему пробуждению, то вот от мытья посуды отмажет опять же… Потакает моим патриархальным инстинктам, скажем так. Тут вот в чём дело — ей приятно делать мне приятное, равно как и мне ей, впрочем.

Я ухожу в соседнюю комнату. Нечаянная Радость спит, и Ирочка в случае чего не даст ей прервать сеанс. Время действительно поджимает.

* * *

Танцуют, танцуют свой танец цветные пятна. Вы уж постарайтесь, ребята, сделайте милость… Покажите на сей раз то, что надо, я вас очень прошу…

Пятна неуловимо меняют рисунок танца. Им не жалко, пожалуйста. Если сможешь прочесть…

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

Сегодня я найду разгадку моего видения. Должен найти. Так что же ты имел в виду, Повелитель Великого Кладбища?

Наплывает, заслоняя звёзды, громадный шар чужой планеты. Ну! Ну же!

Ярчайшая вспышка света!..

* * *

Шаги громко раздаются под высокими зеркальными сводами, наполненными гулкой пустотой. Массивная вольфрамовая бронеплита, заменяющая тут дверь и стену одновременно, отъезжает в сторону, открывая следующую залу… Да, этот дворец достоин быть резиденцией Великого и Мудрого Повелителя Вселенной, пусть и не главной. Таких дворцов на планете много, кстати, что сильно затрудняет организацию покушений. Правда, и расходы на содержание соответствующие, ну да для Повелителя Вселенной это не имеет особого значения.

Два охранных робота тяжко топают за моей спиной. Древние, очень надёжные машины. Три с лишним тысячи больших кругов назад это была вершина робототехники. Потом появились ещё более совершенные биороботы…

А потом прогресс встал. Тогдашний Великий и Мудрый Повелитель собрал всех учёных, работавших над созданием роботов следующего поколения, в один большой творческий коллектив, и поселил их в хорошо охраняемом посёлке со всеми удобствами. И вдруг произошла катастрофа на соседнем химическом заводе…

И это было очень мудрое решение, кстати. Потому как эти учёные вплотную подошли к созданию микророботов, от которых очень трудно защититься. И работали над ещё более мелкими нанороботами, от которых защититься практически невозможно. Зачем это Повелителю Вселенной?

Так что эти охранные роботы и сейчас не устарели технически. Мощь и броня, и скорость реакции — всё на уровне. Позже, уже когда те учёные недоумки подохли от выброса ядовитых газов, новое поколение учёных придумало научный термин: «конечная техника». Этот термин означал, что всякая техника имеет предел своего развития, и Истинно Разумными этот предел достигнут. Дальнейшее совершенствование технических устройств ведёт только к их усложнению без заметного улучшения характеристик. Так что оставалось только поддерживать достигнутый высочайший уровень.

Я засмеялся вслух, и под сводами дворца заметались скрипучие звуки, как напильником по стеклу. Да, уже тогдашние учёные поняли истину — вместо того, чтобы думать, гораздо удобнее соображать. Урок тех несчастных пошёл впрок, и больше никто не пытался развивать всякие-разные «направления в науке» без личного соизволения Повелителя. А следующие поколения учёных олухов уже и не хотели ничего такого развивать. Каша есть, чего ещё надо? Мы готовы исполнять повеления Повелителя, и это наше всё!

А следующие поколения уже и не могли ничего развивать.

Стена раскололась надвое, и я вхожу в зал, где на карачках стоят вызванные мной Бессмертные, носящие имя.

— Приветствуем тебя, о Великий и Мудрый Повелитель Вселенной!

— И вам хорошего здоровья, почтенные. Как продвигается проект № 127-13-33/03?

— Всё идёт согласно утверждённому тобой плану, о Великий и Мудрый! Эскадра готова.

— Точнее, Хок.

— Готовы пять кораблей — «Карающая длань», «Холодная месть», «Неотвратимая казнь» и «Беспощадная расправа». И, разумеется, флагманский корабль нашего непобедимого Звёздного Флота — «Тёмный ужас».

— Ну что же, это радует. Твоё слово, Холап.

— Пятьсот двенадцать «тарелок» всех видов готовы, о Повелитель. А также все затребованные тобой летающие, подводные, наземные и подземные роботы. — чётко отрапортовал Хозяин летательных аппаратов.

— Отлично. Когда будут доставлены новые зонды в систему мохнорылых?

— Как только ты прикажешь, Повелитель. Эскадра уже на орбите. Любой из пяти кораблей сможет быть там хоть завтра.

— Тогда пусть это сделает «Расправа».

— Да, о Повелитель.

— Ладно, это всё мелочи. Главное — доставить новые телепорты.

— Все пять готовы к погрузке, о Повелитель. Но только следующим рейсом. Вместе с «тарелками» никак, будет сильный перегруз, и корабли могут не выйти из перехода.

— Да будет так. Я жду доклада о рейсе «Беспощадной расправы», Хок. Оба свободны!

Когда Бессмертные, Носящие имя уползли, пятясь, как того требует этикет, я щёлкнул пальцами, и ко мне тут же подбежал забавный столик на тонких ножках с откидной крышкой. Вот интересно — вся когорта охранных роботов покойного Вцима полегла, защищая своего хозяина, а этот вот столик уцелел, благополучно переждав в углу. И теперь так же верно служит новому Повелителю, то есть мне. Так, как это и случается в жизни…

Экран забавной игрушки засветился.

— Канал связи с планетой мохнорылых мне!

Некоторое время экран переливается, как калейдоскоп. Связь на межзвёздном расстоянии не устанавливается мгновенно.

— Я счастлив приветствовать тебя, о Великий и Мудрый Повелитель Вселенной!

Пару мгновений я разглядываю морду Имперского мага, бывшего Хоза, возникшую на экране, и меня охватывает острая зависть. Вот воистину, кому хорошо. Сам себе Повелитель, если разобраться. Первое лицо на планете мохнорылых. И пусть тут сменяются хоть десять Повелителей Вселенной, ему всё равно. Для него смена этих Повелителей — всего лишь смена изображений на экране связи.

— Как идут дела?

— Всё идёт нормально, Повелитель.

— Я бы хотел знать, что ты предпринял в отношении пернатых.

Лица Истинно Разумных лишены мимических мышц, но голос Мага выражает огорчение.

— Мы на полпути к успеху, мой Повелитель. Ты же знаешь, конспирация у пернатых ничуть не хуже нашей, плюс эта их проклятая телепатия…

— Про телепатию очень интересно, а главное, ново. Ты по сути докладывай.

— Да, мой Повелитель. Известно, что пернатые не используют в качестве промежуточного звена биороботов, зато все их исполнители имеют телепатические способности. Поэтому отслеживать их приходится исключительно при помощи дистанционных технических средств. Связь между ними и их контролёрами тоже ведётся телепатически и нам не подконтрольна…

— Ты хочешь напомнить мне, в каких тяжёлых условиях тебе приходится работать, Маг? Но меня интересуют не твои трудности, а твои успехи.

— Хорошо, мой Повелитель. Буду краток. Вот те, кого мы вычленили как людей пернатых. Разумеется, большинство из них просто исполнители, но есть, очевидно, и агенты влияния.

Вместо изображения Мага возникает пасьянс из фотокарточек.

— И это всё? Меня не интересуют портреты мохнорылых, Маг.

— Не всё, мой Повелитель. Так как пернатые не используют биороботов в качестве промежуточного звена, то по крайней мере часть агентов влияния должна знать дорогу на их базы. Невозможно предположить, чтобы из людей никто и никогда там не бывал.

— Очень логичные рассуждения. Но это всего лишь рассуждения. Если я тебя правильно понял, месторасположение хотя бы одной из их баз тебе обнаружить не удалось.

— Пока нет, мой Повелитель.

— Я огорчён, Маг. Ну так слушай внимательно. Завтра к тебе отправляется «Беспощадная расправа».

— Наконец-то, мой Повелитель!

— Не спеши радоваться. Корабль выпустит в системе зонды-метеориты и уйдёт. Пока ты не обнаружишь базы пернатых, корабль тебе ни к чему. Я не хочу рисковать столь ценной машиной без цели и смысла.

Несколько мгновений молчания.

— Хорошо, мой Повелитель.

— Нет, мой дорогой Маг, не хорошо. У меня готовы пять кораблей, с грузом всевозможной техники. Пятьсот двенадцать одних «тарелок».

— Ого!

— Вот тебе и «ого». Кроме того, демонтированы в разных местах и готовы к отправке пять телепортов…

Лицо Мага, лишённое мимических мышц, всё-таки ухитряется изобразить крайнее изумление — хотя бы отпавшей челюстью.

— Да, да. Пять двусторонних телепортов, взамен так бездарно утраченных твоим предшественником. Но всё это богатство пойдёт к тебе в одном случае — если ты сумеешь покончить с пернатыми.

— Я понял, мой Повелитель.

— Тогда до связи.

Изображение Мага сменяется калейдоскопом. Я щёлкаю пальцами, и умная игрушка тут же складывается и отбегает на своих смешных тонких ножках. Вот так, и не надо никакой телепатии. Для того, чтобы исполнять пожелания господина, слуге вовсе необязательно знать его мысли. Достаточно повиноваться каждому жесту.

Итак, дело движется к завершению, пусть и не так быстро, как хотелось бы. Имперскому магу, бывшему Хозу осталось завершить «глобализацию» — так мохнорылые называют процесс создания единой всепланетной структуры власти. Да, пусть это займёт ещё сколько-то лет, не страшно, я подожду. Время пока есть.

А в качестве ближайшей задачи следует подавить наконец сопротивление пернатых этому процессу. Вне всякого сомнения, разгром нескольких баз единовременно заставит наконец их признать убытки от проекта чрезмерными и свернуть свою деятельность среди мохнорылых. У планеты должен быть один хозяин, и этим хозяином буду я, Великий и Мудрый Повелитель мохнорылых.

Но и это только начало.

Мне не нужна выигранная партия. Я хочу выиграть игру.

* * *

Вспышка света!

Я открываю глаза, но цветные пятна весьма неохотно очищают поле зрения. Обжились в моей голове ребята, скоро я буду на равных общаться с виртуальными тахионами… Какое всё-таки счастье, что я не на Земле среди хомо сапиенсов. Сапиенсы уже кололи бы меня в попу толстой иглой, заботливо нарядив в рубашку с длинными-предлинными рукавами…

Звонкий хохот моей жены распугивает остатки зелени в глазах.

— Ой, не могу! Рома, ни за что не стирай этот отрывок своих мыслей, прошу тебя! Покажи коллегам…

Она наклоняется ко мне, и я вижу глаза ненаглядной близко-близко.

— Я люблю тебя, — внезапно говорю я.

— И я тебя, — смех улетучивается из её глазищ, и они становятся таинственно-бездонными, излучая мягкое сияние. Я знаю, откуда это сияние — оно исходит от её души.

Глаза Ирочки занимают всё поле моего зрения, и крепкие, настойчивые губы впиваются в мои. Я от души отвечаю, глажу её везде, ласкаю… Какая маленькая упругая грудь… Подожди… Какая грудь?

Я отрываюсь наконец от губ жены и вижу перед собой налившиеся груди с торчащими сосками.

— Титьки… — ляпаю я тоном маленького Уэфа. И откуда что берётся?

— Они, — смешинки опять протаивают в её глазах. — В самое ближайшее время они понадобятся, Рома.

— Когда?

— Счёт пошёл на дни, — она мягко смеётся.

Вместо ответа я припадаю ухом к её животу, и немедленно ощущаю толчок, затем другой…

— Ага! — меня распирает торжествующая радость. — Зашевелилась, девушка! Слушай… — я испуганно округляю глаза. — А если она прямо сейчас… А?

— Нет, это немыслимо! — смеётся Ирочка. — Ну разве может Всевидящий быть таким балбесом?

* * *

— Вот это да! — Биан усердно отрывает себе мочки ушей, но те пока не поддаются. — Вот такого мы ещё не видели! Глазами Великого и прочая…

Вся группа смотрит на экран, где Великий и прочая разговаривает с резидентом Истинно Разумных на планете Земля.

— А я и не знал, что у вас тут такие фильмы показывают, — Уот, уже вернувшийся из командировки, вертит свой карандашик. — Нет, определённо это безобразие, Рома. Зачем я там отслеживал тех несчастных биороботов, когда ты тут получаешь информацию из первых рук?

— Кстати, твой отчёт я ещё не смотрел, извини, — говорит Биан. — Самоликвидация?

— Естественно. И ни малейших контактов. Осторожничают, затаились гады.

— Малыш?

— Под полным и неусыпным контролем. Я там доработал систему охраны, основы которой заложил Рома, — Уот кивает на меня. — Родинки у нашего подопечного и его мамы появились. За одну ночь, а они и не в курсе. А малыш к тому же включён в автомат контроля ситуаций…

— А это что такое? — спрашиваю я.

— А это новое изобретение, Рома, сделано специально для земных миссий, — отвечает Уот. — Большая подмога контролёрам. Как только подопечный хочет сделать гибельный шаг, автомат делает ему приступ дурноты, или колики там, или ногу свело… И тревогу поднимает, так что контролёр ситуации не проспит. Уэф, кстати, пользуясь своей славой и нахрапом, загрёб себе опытный экземпляр и не отдаёт. Чем вызвал острое неудовольствие коллег-соседей.

— Уэф обращает внимание на неудовольствие коллег только в том случае, если оно не мешает ему работать, — хмыкает Биан.

Да, уж это-то мне хорошо известно. Папа Уэф любит брать быка за рога, и если бык недоволен, он эти рога просто обламывает.

— Ладно, Рома, — оборачивается ко мне Биан. — Ты выполнил свою работу отлично.

— Спасибо.

— Это тебе спасибо. Мы сидели как на иголках, не зная, что задумал этот вот… — шеф кивает на экран.

Я понимающе киваю. Я уже достаточно продвинулся, чтобы понять: тут сны провидцев всех сортов — Спящих, Грезящих, Всевидящих и прочая — никто не игнорирует. Ангелы не люди, и к подобным вещам относятся весьма серьёзно.

— Ну и особая благодарность тебе за людей, — он кивает на пасьянс из портретов. — Наблюдение техническими средствами, говоришь? Ладно, пусть потешатся. Думаю, вскоре технические средства будут выдавать своим хозяевам совершенно фантастические сюжеты, весьма далёкие от реальности.

Все смеются.

— Погоди, Биан, я не поняла… — подаёт голос Аина. — Ты хочешь сказать, мы не отметим успех нашего коллеги?

— Опять в южную полярную зону? — прищуривается Биан.

— Ну зачем так уж… Можно и в северную, там не хуже!

* * *

— Здравствуйте, дети!

Мама Маша складывает крылья, стоя на самом краю комнаты. Если бы я не знал, что это голограмма, то подумал бы, что мама Маша самолично прибыла к нам в гости за сотни светолет. Гляди-ка, развивается техника связи, мне даже показалось, ветром опахнуло. Разумеется, это иллюзия…

— Ну разумеется, иллюзия, — смеётся мама Маша, подходя ко мне вплотную, и я ощущаю её дыхание. А вот и поцелуй… — Самая натуральная иллюзия, можешь не сомневаться.

— Мама! — Ирочка соскакивает с нашего любимого дивана и бросается на шею матери, так что маме Маше приходится взмахнуть крыльями, чтобы сохранить равновесие. Меня задевает жёсткими перьями. Вот я не понял…

— Чего ты не понял? — мама Маша смотрит на меня весело-иронично. — Или ты полагал, что я пропущу такое событие? Ну, мы будем здороваться или как?

Наконец-то до меня доходит.

— Мама Маша, ты… прибыла, чтобы принять роды у Ирочки?

— Скажем так: непосредственно участвовать.

— Но почему не предупредила? — это уже Ирочка.

— Ну вот ещё! Я хотела сделать вам сюрприз, и это мне удалось. Между прочим, при всеобщей телепатии это не так просто, — смеётся моя тёща. — Уэф вот не смог покинуть свой пост, и очень жалеет. Чай в доме есть?

— Ох, да конечно!

* * *

— … Не так всё просто, Рома. Ты биоморф, существо с перестроенным генотипом. Никто не может предсказать, кем будет твоя дочь.

Стол уставлен всем, что нашлось в доме, и мама Маша кушает с аппетитом. Понятно, обычно никто не ест перед телепортацией, потому что каждый долль лишнего веса требует уйму дополнительной энергии. К тому же телепортироваться с полным желудком весьма неприятно.

«Мама Маша» — я перехожу на мысль. — «Если это так непредсказуемо… Даже на Земле аборигены уже освоили искусственное осеменение…»

«Вот как?» — она смотрит с прищуром. — «Да, это был бы выход. Лёгкий и простой выход. Но даже на Земле аборигенам знакомо выражение «родная кровь». Поверь, это не пустые слова. Для людей не пустые, а уж для ангелов тем более. Генетическая связь… Короче, тебе это уже была бы приёмная дочь, Рома»

«Всё лучше, чем…» — я не договариваю, но моя жена и тёща разом смеются, уловив смысл.

— Насчёт синдрома Дауна можешь не беспокоиться, зятёк. А насчёт остального… Ну вот кто знал, что дикий абориген, балбес по сути и роду занятий дорастёт до таких высот?

Но я уже не слушаю слова мамы Маши, при всём к ней огромном уважении. Потому что прямо в глаза мне смотрит моя Ирочка.

«Я хотела именно так, Рома. Ребёнка ОТ ТЕБЯ, и никак иначе. Ещё вопросы?»

Ну какие тут могут быть вопросы?

* * *

— Хозяевам дома мира и процветания!

Две дамы — одна средних лет, другая совсем молодая — влетают в наше жилище, тормозя крыльями, отчего по комнате проносится ветер. Нечаянная радость удивлённо таращится на новых гостей.

— Где роженица?

— Здесь, здесь, — отвечает за меня мама Маша, выходя из соседней комнаты.

Да, я уже в курсе, что здесь рожениц не свозят в одно специально отведённое место на радость всевозможным стафилококкам. Просто прибывает вот такая бригада «скорой помощи», и все дела.

Ирочка выходит тоже, горделиво неся свой живот.

— Это я буду.

— Ой, какая молоденькая! — восхищается старшая из дам. — Иолла, дочь Мауны и Уэфа, всё верно? Меня можно звать Фииа, а это Биана, Скользящая над волнами.

— Очень приятно.

— Ну, положим, сейчас тебе будет не очень приятно, — смеётся Фииа. — Ты, как я поняла, Мауна, её мать…

— Врач высшей категории плюс ксенобиолог. Я вам помогу принять роды, специально прибыла сюда…

— Нет возражений. А ты и есть живая легенда, тот самый биоморф Победивший бурю…

— Да, это я.

— Мы с Бианой рады приветствовать тебя, тот самый, — смеётся Фииа, отнюдь не собираясь падать на одно колено. — Сегодня к твоим званиям прибавится ещё одно. Значит, так… Эта комната вполне подойдёт.

Стена холла распахивается, и в нашу квартирку с топотом мелких гофрированных ножек вваливается команда роботов-носильщиков, нагруженных всевозможным имуществом, и в довершение прямо с улицы вплывает здоровенная белая мыльница, размерами немногим уступающая витализаторам, установленным в хозяйстве Уэфа.

— Разумеется, это перестраховка, — перехватывает мой взгляд Фииа. — Крайне маловероятно, что это понадобится, но готовым нужно быть ко всему.

Аппарат повисает над полом, и младшая акушерка, Биана, лёгкими движениями рук поправляет его положение. Входной проём с шелестом перекрывает прозрачная, бледно светящаяся плёнка.

— Так, девушку в душ, затем мы. А мужчинам и животным тут делать нечего. Дезинфекция!

* * *

Я хожу из угла в угол, от избытка нервного перенапряжения встряхивая крыльями. Обычный ангельский жест, кстати. Двери в соседнее помещение, превращённое в родильную палату, закрыты, но запах озона доносится и сюда.

— Здравствуй, Рома.

В проёме стоит Лоа, складывая крылья, проходит внутрь, освобождая место для посадки следующего. Следующим, разумеется, влетает Фью.

— Здравствуй, Рома, — Федя не делает ни малейших попыток огреть меня крылом. Сегодня он донельзя собран и серьёзен.

— Здравствуйте… — чуть растерянно отвечаю я. Вообще-то гостям мы рады, но в такой момент…

— Самый подходящий момент, Рома, — уловив мою мысль, отвечает Лоа. — Все, кто хоть как-то может, прилетят сегодня.

— Хозяевам дома мира и процветания! — в проёме уже стоит Иуна. — Гостям, кстати, тоже.

— Присоединяюсь, — астроном Кеа тоже совершает посадку, и тут же отходит в сторону. И вовремя — вслед за ним влетает прабабушка…

— Здравствуйте… Здравствуйте… — я еле успеваю отвечать на приветствия. Гости между тем рассаживаются вдоль стен, явно собираясь ждать столько, сколько потребуется.

— Волнуешься, Рома? — говорит бабушка Иолла, наблюдая за моими терзаниями. — Ничего, всё будет хорошо. Не может не быть.

Я благодарно улыбаюсь ей.

— Сядь уже, Рома, не мелькай, — обращается ко мне Федя. — От тебя сейчас требуется терпение и спокойствие.

Да, я уже чувствую общий эмоциональный фон. И я вдруг понимаю. Ведь они недаром здесь собрались, все родственники. Они мысленно поддерживают мою жену, вселяя в неё уверенность. А уверенность в успехе, как известно — половина самого успеха.

Я обвожу взглядом всех собравшихся. Все они здесь, Ирочкины родные. Мои родные, вот так вот. А с полки на меня глядят крылатые куклы, символизирующие тех родственников, кого уже нет.

«Всё правильно, Рома. Как это ребёнок может не явиться на свет, когда его все ждут?»

Чья это мысль? Неважно. Я благодарно улыбаюсь всем. Как это хорошо, когда тебя ждут…

Я чувствую-ощущаю, что чувствует и ощущает моя жена. Как же может быть иначе? Ведь мы с ней одно существо, способное ненадолго разделяться надвое.

«Ой, Рома… Ой, мама… Ой-ой-ой!»

— А-а-а!

И сразу вслед за этим раздаётся пронзительный визг, сменяемый ровным попискиванием.

«Ну вот, всё удачно. Поздравляем тебя, Иолла. Отличная девочка!»

Я чувствую, как боль и испуг сменяются в душе моей жены глубоким удивлением.

«Нет, погоди… Мама…Рома… Это что же получается — я теперь мама?»

Я всё вижу и понимаю. Я понимаю её, как никто другой, хотя бы и мама Маша. И удивление Ирочки не идёт ни в какое сравнение с моим безмерным изумлением. Это что же выходит — я теперь отец? Отец… ангела?

Охренеть…

Глава 3 Увидеть и понять

— … Нет, муж мой, так не пойдёт. Меня всё удивляет, когда ты рассуждаешь порой, как закоренелый «совок», извини. То, что начальник тобой доволен и пока не дал нового твёрдого задания, вовсе не означает, что ты должен почивать на лаврах.

Ирочка говорит по-русски, одновременно делая три дела. Маленькое беспомощное существо, голенький головастик с крохотным рудиментарным хвостиком, усердно сосёт грудь, причмокивая. Всё никак не могу привыкнуть…

— Я тоже, Рома, — смеётся Ирочка, уловив мою мысль. — Как это так, вот была я маленькая девочка, мамина дочка. А потом бац! Я вдруг лечу. Бац! Я курсантка инопланетной миссии. Бац! Оперативный сотрудник. Бац! Особый агент и биоморф, и замужем за аборигеном, здоровенным, как башня. Бац! Бац! И вот я уже мама? Всё произошло так стремительно!

— Всё ещё только начинается, — успокаиваю я жену. — Бац! И ты бабушка. Бац! Прабабушка. Бац, бац и бац!

Она звонко хохочет, и я смеюсь. Маленькая Мауна недовольно посвистывает — аналог кряхтению человеческого малыша.

— Тише, не мешай ребёнку кушать, — осаживаю я свою жену. — Слушай, не пора титьку менять? А то дочура голодной останется…

— Не останется, — смеётся жена. — Она ещё и на твою долю оставит. Хочешь?

— А можно? — с затаённой надеждой спрашиваю я. Ирочка прыскает, озорно блестя глазами.

— И это Великий Спящий, плюс Всевидящий, живая легенда и отец семейства. Не стыдно?

— Стыдно, — честно признаюсь я. — Но хочется.

Она вновь смеётся, стараясь приглушить голос, чтобы не мешать процессу питания малышки. Господи, как я счастлив!

Перед Ирочкой, удобно восседающей на полу, горит виртуальный дисплей. Изображение видно только со стороны оператора, с моей же стороны кажется, что Ирочка просто водит пальцами в воздухе. Работает моя супруга, хотя и в декрете… И мне бы не мешало.

— Определённо, Рома, — снова улавливает ход моих рассуждений Ирочка. — Ты вот собирался разобраться насчёт свиров. Время есть, что мешает? И прабабушка с прадедушкой будут довольны. Лети к ним и доставь удовольствие умной беседой.

— Умной я не умею. Вот ляпнуть чего-нибудь, это всегда пожалуйста!

Мы снова смеёмся. Нечаянная радость, удобно устроившись на голове у хозяйки, поводит пуговкой носа, переводя взгляд с плывущих в воздухе светящихся букашек-букв на Мауну, сосущую уже вторую титьку. С буквами зверюшка уже худо-бедно разобралась — всё обман, сколько ни старайся, поймать хоть одну эту букашку не удаётся. А вот Мауна её интересует. Любопытная соня чрезвычайно положительно отнеслась к появлению нового члена семьи — по разумению Нечаянной радости, размеры у существа очень даже подходящие для всевозможных подвижных игр…

Я ухмыляюсь. Если исходить из моего небогатого опыта общения с маленьким Уэфом, очень скоро только крылья и быстрота реакции будут спасать нашу милую летучую соню от слишком активных и подвижных игр. А также от всевозможных процедур, далеко не всегда безвредных для здоровья…

— Ой, не могу! — смеётся Ирочка, улавливая мои мысли. — Да лети ты уже к прабабушке! Не мешай мне работать, правда. И сам не отлынивай!

* * *

— А, Рома! Нет, ты посмотри, старая, кто к нам пожаловал! Ну-ка, становись на колено…

— Да вы…да не надо! — я страшно смущён.

— Ну раз не надо, тогда не будем, — смеётся Ночная тайна, подходя ко мне. — Здравствуй, Рома. Как я уже поняла, ты по делу. — она не спрашивает, уточняет.

— Не только. Я хотел доставить вам удовольствие, — ляпаю я. И откуда что берётся?

— И тебе это удалось, родственник, — подаёт голос Летящий поперёк. — Фииа, где чай?..

Но прабабушка и без напоминаний своего супруга уже разворачивает столик, украшая его ювелирным чайником и не менее ювелирными столовыми приборами.

— Ты пока рассказывай, — советует она мне, — а то мой-то старый не вдруг соображает.

И опять оба они смеются. Я невольно улыбаюсь в ответ.

— Тут вот какое дело у меня…

* * *

— … Да, интересно. Слышь, старая — вот и у свиров уже имеется своя Всевидящая. Стареем…

— Глупеем… — смеётся Ночная тайна, подливая мне чаю. Я тихонько вздыхаю. Да, здорово тут у них устроена вся ангельская жизнь. Вот за такую старость абсолютное большинство людей без всякого сожаления отдали бы свою молодость…

— Старости без молодости не бывает, Рома, — улавливает мою мысль Летящий поперёк. — Так что ты хотел увидеть?

— Всё. Потому что я ничего не знаю.

— Ну-ну, всё… На «всё» тебе никакого времени не хватит.

— Да вы поймите, — я отставляю пиалу с чаем. — Мне это не просто из любопытства, хотя и любопытство тут дело не последнее. Мне для работы знать нужно. Ну вот как сказать поточнее… Ну вот взять астрономов. Чем больше звёзд они видят, тем точнее их представления. Закономерности общие…

— Да ты не распинайся, это всё понятно, — прерывает прадедушка мои аллегорические словоизлияния. — Ладно, поскольку ты совершенно нетронут знаниями по данному вопросу, начнём с обзорного фильма. Так, старая?

— Так, старый, — весело блестит глазами поверх чашки Фииа, сейчас здорово напоминая мою Ирочку.

— Ну что же, тогда заканчиваем чаепитие и идём в ту комнату.

— Можно и здесь, — предлагает Фииа. — Совместим приятное с полезным.

— Ни в коем случае! — решительно возражает прадед. — Наука требует уважительного к ней отношения!

— Ну, если требует, тогда пойдём, — смеётся Фииа. — Как не уважить науку! Зато посуду убирать тебе.

— Почему я? — вскидывается прадед. Да, как там сказала моя Ирочка: «Летящий поперёк — вот уж кому имя точно подходит»…

— Потому что я так хочу. Чем я хуже науки? — смеётся прабабушка. — Ещё вопросы?

— Нет, Рома, ты слышал, а? — горестно вздыхает прадед. — А говорят, у нас в Раю любая эксплуатация изжита полностью. Есть она, есть, скрытая эксплуатация. Пользуется моей слабостью…

Я наблюдаю за их шутливой перебранкой, и мне хорошо. Вот так вот и надо жить, если честно. Вот такая она и есть, вечная любовь, над которой на Земле привыкли издеваться разные кобельки и сучки, желающие быстрых и необременительных романчиков-совокуплений…

* * *

Двуногие, чем-то напоминающие здоровенных тушканчиков, бегут по саванне, как страусы. Они похожи на виденную мной свирку не больше, чем горилла на человека, и всё-таки сомнений у меня нет — это дикие предки свиров. Кожа, правда, у этих предков изначально была безволосая. Да вот копытца на ногах, чтобы не сбить те ноги в кровь о твёрдую почву саванны.

«Да, Рома. Эти вот двуногие дикие бегуны и были их предками. Разумеется, это компьютерная реконструкция, сейчас таких существ на Свире нет»

На экране стадо бегунов обирает ловкими пятипалыми руками плоды с какого-то дерева, используя свой высокий рост. Кормятся, пока поблизости нет хищников.

Следующая сценка — огромный голенастый монстр, вроде тиранозавра, гонится за стадом бегунов, один маленький спотыкается, монстр хватает его раззявленной зубастой пастью…

Ещё сценка — из засады выскакивают твари, напоминающие бритых гепардов. Тёмные, лоснящиеся стремительные тела, оскаленные пасти…

Ещё сценка, только твари похожи на гиен…

«Их ели так долго и старательно, Рома, что в конце концов они приобрели разум и начали защищаться»

Новые кадры. Нет, это уже не те безмозглые бегуны, способные только убегать. Это уже натуральные свиры, если я правильно понимаю. В глазах светятся проблески мысли, а в руках у них, что бы вы думали? Правильно, длинные и острые палки.

На экране стадо — нет, нет, теперь уже группа свиров. Одна группа отвлекает голенастого «тираннозавра», а вторая под шумок закалывает детёныша. Да, острых палок недостаточно, чтобы справиться со взрослым страшным хищником. Зато вполне можно уничтожить потомство, и если делать это повсеместно и регулярно, с данным видом зверей будет покончено очень и очень быстро.

Ещё сценка — группа свиров «пасёт» стаю гепардообразных хищников, громкими криками предупреждая всю хоть сколько-то мозговитую дичь о местоположении страшного врага. Ближе они не подходят и в бой не вступают. Зачем? Достаточно распугать вокруг хищников всю добычу, и через несколько дней можно собирать их шкуры.

А вот с этими гиеновидными разбираются напрямую. Первый эскадрон, вооружённый пиками — да, уже с наконечниками палочки-то — атакует в лоб, второй обходит с фланга… Стая гиеновых довольно велика, штук тридцать-сорок, но против такой силы это ничто. Вожак, здоровенный щетинистый самец, бросается в бой и гибнет первым, поднятый на пики. За ним следуют его сородичи. Вот уже добивают детёнышей… Всё, бой закончен. Да и не бой это, так, операция зачистки, никто из свиров не пострадал.

Я усмехаюсь. Если бы у земных антилоп и быков в африканской саванне появился разум, долго ли протянули бы всякие львы да гиены? Чего проще — обнаружив хищников, идти на них всем громадным стадом, втоптать в землю и привет… Но быки и антилопы, к счастью для львов, разума не имеют, и предпочитают убегать, оставляя на растерзание слабых. Главное, что не меня… Сегодня не меня… Меня не сегодня…

«Всё так, Рома. Едва став разумными, свиры покончили со всеми хоть сколько-то крупными хищниками, представлявшими угрозу для них или их детей. Сперва прикончили дневных, а потом и с ночными разобрались»

Заключительные кадры на эту тему — по ночной саванне неторопливо шествуют цепочкой свиры с копьями и факелами, а одинокий хищник — стайных уже давно перебили — вжимается в землю, стараясь остаться незамеченным. Но птичка, напоминающая небольшую сову-неясыть, уже кружится над его головой, оглашая окрестности неожиданно мелодичными трелями. Птичка ручная, и очень хочет мяса…

«Да, Рома. С хищниками они покончили быстро. Но, как известно, для любого вида разумных на любой планете главная опасность — это он сам»

Новые кадры и новый сюжет — два эскадрона сшиблись в горячем бою. Ого, да у них уже луки! Вон как осыпают друг друга стрелами…

«Да, луки у свиров появились довольно поздно. Это людям, как я понимаю, неповоротливым и тихоходным хищникам, луки были нужны для охоты на мелкую и шуструю живность. Свирам же они понадобились только тогда, когда начались первобытные войны. Свиры очень быстро бегают, Рома, и ни один наземный хищник не мог уйти от свира с копьём»

Я усмехаюсь. Да, действительно — от этих свиров вряд ли уйдёт даже самый резвый земной скакун.

О, а вот и огородики появились! Машут, машут мотыгами резвецы. Меня вдруг разбирает смех — я вспоминаю, как один проповедник самым убедительным доказательством сотворения человека считал его ступню, как нельзя лучше приспособленную под лопату-заступ. А вот со свирами промахнулся Создатель Вселенной, выходит — с такими копытцами только тяпкой-мотыгой…

— Нет, Рома, это невозможно! — вслух смеётся Ночная тайна. — Ты посерьёзней смотри.

Ага, а это уже город. И поскольку свиры существа нелетучие, то имеют место стены, высокие и крепкие. Впрочем, нет, это не город, это просто крепость-форт. Существа, привыкшие к вольному бегу по бескрайним просторам саванны, с большим трудом переносят заточение в тесноте.

А вот и первые пленные, связанные верёвкой. Всё верно — чем самому махать мотыгой, не лучше ли заставить ближнего своего? А дальше пойдёт как по нотам — законы местных Хаммурапи, закрепляющие право собственности на себе подобных, труд есть удел рабов, господин работать не должен…

— Так бы оно, возможно, и было, Победивший бурю, — прадедушка сейчас очень серьёзен, — если бы мы не успели вмешаться. Все империи на Свире были погашены в зародыше.

На экране разворачивается следующий сюжет — огромная толпа, нет, целая конная армия Будённого собралась под стенами крепости-форта. Переминаются с ноги на ногу, ждут. Кто-то ждёт сидя, экономит силы. А вот эти не ждут, работают — тяжёлый рычаг стенобитной машины опускается, четверо свиров тащат тяжеленный валун… Рычаг взмывает вверх, и валун летит, с шипением рассекая воздух. Удар! Толстая стена вздрагивает, от неё отваливается изрядный пласт каменной кладки. А рычаг уже вновь опускается, медленно и неспешно. Куда торопиться? Там, в крепости, засели господа рабовладельцы, подлинный бич окрестных племён. Бывший бич, потому как через несколько часов стенобитные машины сделают в стенах большущие проломы, и ещё до заката неудавшиеся повелители прекратят своё существование. Вот у ангелов с их зажигательными бутылками процесс ликвидации повелителей, засевших в Проклятых башнях, протекал быстро, а у этих, в крепости, ещё масса времени, чтобы сделать себе харакири…

— Ёмко мыслишь, молодец, — смеётся Летящий поперёк, улавливая ход моих мыслей. — Так у них пошло правильное развитие.

А на экране уже движется купеческий караван. Только вместо вьючных животных тут сами свиры, нагруженные, как ишаки. Быстро шагают ребята, вёрст десять-двенадцать за час делают. Да, скорость доставки пониже, чем у первых ангельских купцов, зато и груза рослый свир берёт не в пример больше.

А вот эти ребята изображают картину «Бурлаки на Волге». Ну, пусть не на Волге, но бурлаки точно. Тащат баржу с грузом. Так-то лучше, пожалуй, всё не на своём горбу…

Ага, а вот морское судно под парусами. Если бы не матросы на палубе, это можно было бы принять за ганзейскую коггу. Не такой уж малОй кораблик-то, примерно на триста регистровых тонн.

А на экране уже торжественно и неспешно плывёт пароход весьма необычного вида. Вместо колёс с плицами позади судна делает волнообразно-колебательные движения одна лопасть, наподобие рыбьего хвоста. Шум, гам, народ восхищён… Ну наконец-то!

Дальше процесс пошёл быстро, в нарастающем темпе. Вращается колесо паровой машины, вертится шпиндель станка… В общем, всё как положено. Вываливает из ворот предприятия длинноногая толпа, одетая по тогдашней моде — в разноцветных семейных трусах и куртках, навроде джинсовых… Резво цокают копытца по мостовой, девушки перешучиваются с парнями. Я вновь вспоминаю кадры, виденные мной во вводном курсе — угрюмая измазученная толпа людей, устало бредущая с завода, источающего ядовитый дым… Вероятно, свиры крепче физически, выносливей потомков обезьян. А может, всё проще? Здесь не было тысячелетий дикого рабства, и хозяева не смеют выжимать из рабочих всё до капли — отработал своё и сдох, следующий! Здесь народ знает себе цену, здесь народ стоит дорого. И заводик чистенький какой, даром что на паровой тяге…

«Тут сыграли свою роль особенности планеты, Рома. Уголь тут почти повсеместно залегает глубоко, и про его горючие свойства долго просто не знали. Да и добыча его недёшева. И нефти на Свире мало, и месторождения все глубокие. Зато горючего газа в недрах очень много, и природные факелы там были не редкость. Так что с самого начала свиры ориентировались на газ».

А вот это что-то до боли знакомое. Длинная насыпь, и рабочие укладывают рельсы поверх утрамбованных в землю шпал. Сейчас я увижу паровоз…

«Не увидишь. Это электрическая железная дорога. К тому времени у свиров было электричество».

Точно, электрическая. Вот он, ярко раскрашенный электровоз, тянущий пёструю связку вагонов. А это что такое?

— А это гусеничный транспорт, Рома. — Летящий поперёк вновь переходит на звук. — Этот вопрос я изучал отдельно, потому как он имеет отношение к одной научной теме, которую я разрабатываю, насчёт инерции мышления. Вот на Земле, я знаю, первые механические повозки были колёсными, и дальше шёл процесс развития именно такого транспорта. А у свиров первыми появились вот такие гусеничные тягачи на паровой тяге, громоздкие и очень тяжёлые. В дальнейшем их всячески развивали и улучшали, и когда появились тепловые машины внутреннего сгорания, их сразу же стали ставить на гусеничный транспорт. А про колёсные машины никто особо не вспоминал, и они остались неразвитыми. Инерция мышления, Рома — страшная сила!

А на экране уже резво мчатся лёгкие широкогусеничные машины, чем-то напоминающие земные ретраки, используемые на лыжных курортах. Грунт такие машины не калечат, в дорогах не нуждаются, проедут везде, где угодно… Зачем ещё что-то? Колёсная техника? Да бросьте! Да ваша машина завязнет в своей же колее. Нет, колёсные машины — это тупик, бред инженерной мысли… Не строить же для них специальные дороги с твёрдым покрытием, таких идиотов нет.

А на экране уже следующий сюжет — инопланетный родич «фармана» взлетает в небо…

Я смотрю на даты в углу экрана, и мне становится как-то тоскливо. Когда свиры только осваивали бронзу, люди уже вовсю плавили железо в сыродутных горнах, строили и разрушали крепости и увлечённо пыряли друг друга копьями и мечами. Когда свиры поднимали в воздух первые самолёты, люди продолжали плавить железо в горнах, строить и разрушать крепости и пырять друг друга. С благородной, естественно, целью — поиметь бабу, выпить и закусить. И ещё чтобы все дрожали, чтобы уважали Великого Повелителя, доминирующего самца в стаде. Жизненная программа, унаследованная от благородных предков-обезьян.

А на экране проплывает жизнь чужой планеты. Какие-то плантации с движущимися машинами-автоматами, сельские коттеджи, утопающие в кущах странных деревьев, цветущих ярко-алыми цветами… Свиры, как и ангелы, любят жить просторно, только ангелы исстари строят башни — для летучих существ самое то. А свиры живут на таких вот ухоженных мызах-фермах-хуторах. Им и пешком не в тягость сбегать за десяток-другой километров, это даже полезно для здоровья. А в многоэтажных коробках жить — увольте, уж лучше в мазанке самодельной…

Я наблюдаю, как по чужому небу плывёт серебристая крохотная птичка, оставляя за собой инверсионный след. Это ещё самолёт или местный «шаттл»? Да какая разница!

Они ушли в отрыв от нас, от людей, эти свиры. Ушли в СВОЁ светлое будущее, оставив людей прозябать в смрадном болоте тысячелетий дикости, где разумные в принципе существа отчаянно борются между собой за осуществление своей заветной мечты — поиметь, выпить и закусить. За право хоть какое-то время протянуть в созданном ими грязном и жестоком мире.

А на экране цокает копытцами стайка очень длинноногой молодёжи. Весело смеются странно звучащими голосами, одна девица даже присела от хохота, совершенно по-человечьи всплеснув руками. И копытца у неё посеребрённые, с узором, педикюр… Модная девушка…

Да, им помогли. А разве людям не помогали? А толку чуть. Потому что помочь можно только тому, кто сам хочет выбраться.

Я смотрю, как медленно взмывает в небо шар первого свирского гравилёта, окрашенный в ярко-оранжевый цвет. Папа Уэф прав, тысячу раз прав. Не нужно подсказывать ученику готовые решения задач, надо научить его эти задачи решать. Вот этот гравилёт свиры сделали сами, а не по чертежам, исподтишка подсунутым наставниками. И будут делать ещё и ещё, всё лучше и лучше. Ученик, научившийся самостоятельно решать задачи, в подсказках уже не нуждается.

А на экране уже одевается фиолетовой аурой сияния первый свирский внепространственный звездолёт…

— Ну хватит, старый! — Фииа одним движением брови гасит экран. — Гляди, до чего гостя довёл!

— Ничего, ему это полезно, — щурится прадедушка. — Злее будет.

— Спасибо вам, — я встаю. — Я полечу, ладно?

— Лети, лети.

— До свидания! Ещё раз спасибо!

Я выпархиваю наружу и сразу же, с разгона делаю мёртвую петлю. Ещё, ещё, да с разворотом! «Ему полезно, злее будет»… Ух, как я зол, как зол!

«Рома, хватит. Это уже псих у тебя. И вообще, я соскучилась и кушать хочу. И Нечаянная радость тоже, кстати»

Я в раскаянии. У меня дома семья голодает, а я тут бесцельно петли заворачиваю, хорош кормилец!

Транспортный кокон берёт меня на борт так внезапно, что я ещё трепыхаю крылышками, точно воробей под шляпой.

Ну погоди, начальничек кладбища со своей зелёной упырьей бандой!

* * *

— Здравствуйте, коллеги!

— Здравствуй, здравствуй, Рома, — щурится шеф, и я улавливаю: вот только сейчас тут обо мне шла напряжённая дискуссия.

— Верно мыслишь, — улавливает в свою очередь Биан. — Тут такое дело — мы с Уином отправляемся на Землю, разбираться с теми самыми «техническими средствами». Ну, ты понял. И я полагаю взять тебя. Короче, третьим будешь.

— Да, Биан, — мне становится смешно. На моей прародине эта фраза имеет вполне определённое значение…

— Чего? — хлопает глазами начальник, улавливая мыслеобразы, роящиеся в моей голове.

— Ой, не могу! — Аина хохочет. — Биан, ну давай я с ними слетаю, правда. Тебе же придётся контролировать не только игрушки «зелёных», но и одного биоморфа. А я уже имею опыт обращения.

— Сидеть на месте! — отрезает Биан. — Ты в прошлый раз слетала, однако. Такой опыт… В общем, продолжай заниматься расшифровкой своих последних видений.

— Разреши исполнять, о Величайший и Наимудрейший? — ехидно кланяется Аина.

— Вот-вот, примерно так.

Зря он так с Аиной, в самом деле…

«Где ты видишь, что я обиделась? Начальник всегда правый, Рома, даже когда левый. Несчастный, он будет иметь то, что хотел»

— Ну а пока займёмся проработкой деталей операции, — говорит Биан.

* * *

Стремительно гаснет вечерняя заря, блекнут краски, и светящийся потолок автоматически зажигается, заливая комнату бело-голубым сиянием. Сейчас бы самое время любоваться на закат вместе с женой…

Мы втроём сидим в одной из боковых комнат, обычно редко используемых. Но сегодня как раз такой случай. Стены помещения увешаны тотемами всех видов и размеров. Я уже привык к виду ангельской аппаратуры, так что почти не замечаю этих устройств.

Перед нами на столике две плоские коробки. Одна точь-в-точь из-под конфет. Только вместо конфет в ячейках лежат здоровенные мухи, отливающие зеленью — настоящие королевы помоек. Это точная имитация наблюдательных устройств «зелёных», именно под мух они обычно маскируют подобную технику.

Вторая коробка наполнена дюбелями. Обыкновенными дюбелями, неанодированными и оттого слегка поржавевшими. Тоже, кстати, вполне стандартная ангельская маскировка. Это мини-охотники, специально рассчитанные на такую вот вражескую мелочь.

— Начали! — даёт команду начальник.

Первая «муха» вылетает через входной проём и растворяется в стремительно густеющих сумерках. Уин шевелит пальцами в воздухе — он сидит ко мне лицом, и виртуальное изображение, висящее перед ним, мне не видно. Как и ему моё, впрочем. Односторонне видимый экран тут так же обычен, как и двусторонний, как и…

— Не отвлекайся, Рома. Твой выход! — прерывает беспорядочный бег моих ассоциаций Биан.

Из коробки с «дюбелями» взлетает один и вылетает наружу, вслед за мухой. Вслед… То-то и оно, что след этой мушки надо ещё найти.

Конечно, робот-наблюдатель типа «муха» с точки зрения современной ангельской техники примитив: и работает от солнечной энергии, и устройства маскировки-невидимости не имеет, и летает не на гравимоторчике, а при помощи крыльев, подобно натуральной мухе, и связь держит на электромагнитных волнах, а не гравитационных… Однако шумоподобный сигнал этой «мухи» не засекут и самые чуткие земные приборы-«жуколовы». Так что недооценивать Истинно Разумных не стоит, себе дороже выйдет.

На моём дисплее бежит вереница символов, характеризующая состояние эфира. Но гораздо интереснее картина…

Джунгли стали словно стеклянными, и в этой переплетённой стеклянной массе тут и там вспыхивают разнообразные вспышки — от крохотных искр до сполохов-зарниц. Электромагнитная картина мира… Крохотные искры — излучения миллиметрового диапазона, обширные сполохи — метровые радиоволны. Где тут эта муха-цокотуха?

— Вперёд забегаешь, Рома. Не спеши. Пока она не выйдет на объект, её не поймаешь.

А вот и объект. В электромагнитном диапазоне он выглядит как полыхающий костёр, в световом же наложении я узнаю робота-охотника — точно таких используют порой местные садоводы, коллеги Кеа. Нам он служит подсадной уткой, живцом для этой самой «мухи».

Мы тренируемся. Биан ведёт робота — самая простая задача. Уин занимается «мухой». Я же должен найти и обезвредить устройство, причём так, чтобы сигналы не прерывались ни на секунду. Подмена робота-наблюдателя — работа тонкая, изображение у оператора «зелёных» сбиваться не должно, иначе он заподозрит неладное.

Робот, ведомый Бианом, влетает в гущу листвы, производя отрыв от наблюдателя. Сейчас муха вынуждена будет лететь за ним, чтобы не упустить. Я сокращаю радиус поиска. А ну-ка…

Хаос электромагнитных сигналов исчезает мгновенно, и остаётся только один мерцающий огонёк, вроде болотного. Умный компьютер вычислил «муху». Дальше будет проще…

Ага, вот и муха-цокотуха. Мой «дюбель» увидел её, сам оставаясь невидимым.

По моей команде из конфетной коробки вылетает другая муха. Сейчас мы произведём смену караула…

Робот-ведомый уверенно продирается сквозь сплетения ветвей, переходя с яруса на ярус. Ему просто, он для этого приспособлен, потому как охотник. Цокотухе приходится куда трудней — Уин вкалывает на совесть, чтобы не потерять объект. Но труднее всего приходится мне, потому как нужно следить за «мухой» и «дюбелем», и ещё одной «мухой»…

— А кто тебя заставляет? — Биан орудует пальцами в воздухе. — Расслабься, Рома. Мини-охотник цель вряд ли упустит, и твоя «муха» его найдёт Не нужно дублировать автоматику, у тебя другая задача.

Да, всё верно. Вот уже вся компания гуляет в сборе — впереди объект наблюдения, за ним цокотуха, за ней «дюбель», рядом с ним «муха» на подмену…

Вспыхивает в углу экрана врезочка — умный компьютер уже расшифровал сигналы, испускаемые «мухой», и выдаёт теперь изображение. Вот так будет видеть объект оператор «зелёных». Рядом возникает вторая врезка — пошло изображение с моей «мухи». Сейчас мы всё это дело совместим… Ага, вроде получается. Ну, с Богом!

Я одним движением пальца привожу в действие сложнейшую систему — как кнопку ядерного чемоданчика нажал, честное слово… «Дюбель» делает выстрел, невидимый человеческому глазу, и оплавленный трупик «мухи» падает вниз, теряясь. Всё, она нас больше не интересует. Смена караула произошла, и моя «муха» исправно работает на противника. Пока она выдаёт реальную картинку, но это только пока. «Деза» пойдёт по нашей команде.

— Ну что, шеф, он сделал, — Уин откидывается назад.

— Сделал, — соглашается Биан. — А теперь, Рома, скажи нам…

Но я уже улавливаю ход мыслей начальника. Действительно, ну как я мог забыть?

— Верно. Ты не включил режим невидимости. Представляешь, что будет, если над улицей какого-нибудь города будет свободно и неспешно летать ржавый гвоздик?

Биан смотрит устало.

— Давай всё по-новой. Тебе ещё надо научиться искать ретрансляторы к этим «мухам», и многое-многое другое. Я тебе не Аина, и мы туда не молоко пить отправляемся. Учись работать!

* * *

— … А вот я тебя! А вот сейчас поймаю!

Нечаянная радость уворачивается от моих рук, радостно вереща. Всё как обычно. Зверюшка уже убедилась, что маленькая Мауна не проявляет никакого интереса к подвижным играм, и относится к ней теперь вежливо-отстранённо. Хозяйка тоже не слишком теперь игрива, потому как бОльшую часть времени уделяет всё той же Мауне. Так что вся надежда на хозяина.

— Ап! — я делаю обманное движение, и Нечаянная радость возмущённо верещит, трепыхаясь в моих руках. Поделом тебе, зверь, не подставляйся…

— Ну, вы, раскричались-разлетались! — смеётся Ирочка, наблюдая за нашей вознёй. — Мауне спать мешаете.

— Ира, Ир… А летучие сони с какого возраста детёнышей приносят?

Ирочка улыбается.

— Да, Рома. Почаще надо заглядывать хотя бы в мысли своей жены. Уже давно бы обгулялась наша Нечаянная радость, если бы я не давала ей в пищу кой-какие плоды. У нас тут имеются специально выведенные деревья, как раз для такого дела. И действуют они не только на ангелов, но и на летучих сонь.

— Ух ты и хитрая! — и мы вместе смеёмся.

Ирочка колдует перед виртуальным дисплеем, пальцы так и порхают… Что это? Я вглядываюсь в текст…

— Слушай, Ир, это что, ты излагаешь в прозе мои рыбацкие байки?

Она смеётся.

— И называться сей труд будет «Устное литературное творчество рыболовов на планете Земля и его отличие от иных жанров литературы аборигенов». Но это академическая версия, а будет и общедоступная — «Сказки рыболова». Уверена, меня ждёт колоссальная слава!

— Ах ты моя плагиаторша! — я обнимаю свою жену, целую, и она охотно отвечает.

«Я через три дня убываю на Землю»

Её радость увядает, как цветок в кипятке.

«Я знаю»

Я в раскаянии. Испортил настроение…

«Не надо, Рома, я раскисну»

«Ну что ты… Ну мы втроём идём туда, и начальник с нами. И ни с какими Иванами и Иварсами я там общаться не буду, правда, правда. Почикаем систему наблюдений «зелёных», только и делов»

Ирочка вздыхает.

— Ладно, мой хороший. Мне пора кормить Мауну, а тебе…

— Домовой, явись! — громко произношу я, не дослушав. — Мне нужны две авоськи.

— Умник ты мой, — смеётся Ирочка, и грусть-тревога уходят из её глаз. — Ну всё понимает с полуслова, полумысли.

Её глаза близко, очень близко. И в них уже пляшет, бесится смех.

— А после ужина мы ляжем спать на диване…

— А я уже и на полу ничего, приспособился.

— А я сегодня хочу на диване.

У меня перехватывает дыхание. Как в тот, самый первый раз. Почему так? Потом, потом…

— Уже можно?

— Нужно, мой бывший хищник, — на моём затылке уже лежат твёрдые, настойчивые пальчики. — Ведь ты же хотел, чтобы у меня были и крылья, и титьки? Твоя мечта сбылась.

Её глаза занимают всё поле моего зрения, и я ощущаю на губах долгий, тягучий поцелуй…

* * *

Тихо, как тихо в доме. Ирочка дышит легко и неслышно, уткнувшись мне в плечо. Нечаянная радость почивает на своей икебане. Спит маленькая Мауна в своей корзинке-колыбели. Конструкция этих люлек осталась незыблемой, наверное, ещё со времён эпохи крылатых демонов. И даже сейчас ангелы предпочитают вот такие корзинки, сплетённые из прутьев, пластиковым.

Я осторожно высвобождаюсь, стараясь не разбудить жену. Спи, моя любимая. Мне же надо ещё поработать. Грешно запускать и не развивать такой дар, раз уж он мне достался.

Нет, не проснулась. Все спят. И маленькая Мауна тоже, очень спокойный ребёнок. Сразу видно — дочь великого спящего. Я вглядываюсь в её крохотное личико. Как хотите, я не могу привыкнуть. А может, я и сейчас сплю? Ведь это же всё невозможно, немыслимо!

Я тихонько пробираюсь в соседнюю комнату. Можно зажечь свет, но я этого не делаю. Зачем? Мне свет сейчас не нужен. Мне сейчас нужно совсем другое…

Лёгкий обруч мыслесъёмника холодит кожу на лбу. Ну, приступим…

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

Наплывает, круглится бок планеты врагов, заслоняя собой полнеба. Планеты врагов, и никак иначе. Мир, где обитают триста с лишним миллиардов врагов. Каждый каждому, и все вместе — себе самим.

По узкой полоске берега, отделяющую заключённый в баки пищевых синтезаторов узник-океан от узницы-суши, закованной в сплошное стекло теплиц и коросты гигантских городов бредёт одинокая фигурка…

Вспышка света!

* * *

Стеклянные волны лениво накатываются на берег, бессильно лижут песок, перемешанный с мусором.

Я бреду по берегу, пустынному и безжизненному. Если не смотреть влево, где начинаются ряды теплиц, а смотреть только вправо, на бескрайнюю гладь океана, то можно представить, что жизнь на планете ещё только зародилась, или во всяком случае спит в морской колыбели, даже не помышляя покуда о выходе на сушу…

Я тяжко вздыхаю. Да, если бы модератор узнал ход моих мыслей, он немедленно сдал бы меня Санитарам, и я закончил бы свою никчёмную жизнь в зеве плазмотрона. Я болен, психически болен, уж себе-то я могу в этом признаться. Разве полноценный, нормальный Истинно Разумный будет бессмысленно таращится на морскую гладь? Его ум занят мыслями о работе, и только о работе. Ну, и ещё о карьере, разумеется, как награде за хорошую работу…

И знаю я гораздо больше, чем положено моему разряду. Например, откуда я знаю про зарождение жизни? Ну то-то. Двенадцатизначных номерных этому не учат.

Но и это ещё полбеды. Откуда в моей голове возникают вот эти слова, ритмические, щёлкающие звуки которых складываются в единый завораживающий ритм? Никто так не говорит, ни один нормальный Истинно Разумный. Модератор как-то сказал, что раньше, очень давно, подобный болезненный строй мыслей встречался не так уж редко, и назывался «стихоплётство». Таких индивидов изолировали от общества, используя на вспомогательных ручных работах, не требующих квалификации. А потом, когда родильные заводы заработали в полную силу, и нехватка рабсилы сменилась её избытком, таких больных стали милосердно уничтожать. Зачем мучиться умственно неполноценным?

Да, я болен, я безнадёжно болен. Моя болезнь никогда не позволит мне подняться выше, и я так и умру обходчиком побережья, двенадцатизначным, низшим из низших. Изо дня в день слоняться вдоль вверенного участка, чтобы иногда обнаружить выброшенный на берег прозрачный бак, скользкий и упругий. Да, иногда баки отрываются от ветхих якорных тросов, и если ветер попутный, а служба морского контроля неповоротлива, то их выбрасывает на берег. Обнаружить и сообщить старшему, вот и вся моя работа. И вознаграждение соответственное — бутыль пресной воды и миска каши, самой простой и невкусной, необогащённой белком и даже без вкусовых добавок. Просто сваренные водоросли, вот эти самые, которые в баках или в теплицах. Там тоже стоят такие же баки, бесконечными рядами уходящие в перспективу…

Нет, я вру. Мне повезло, мне очень повезло с моей работой. Да, комбинезон мой тускло-серый, мешковатый. Да, всё, что мне положено — невеликая бутыль воды и миска каши в день, башмаки и комбинезон раз в год и место в углу ангара, на старом рваном тряпье. Места на нарах мне не хватило… И это тоже хорошо. Это начальник думает, что унизил меня, лишив места не только на нарах, но и под нарами, выбросив в ангар, как ненужную ветошь. А на самом деле… У кого ещё есть такая огромная спальня на одного? Разве что у какого-нибудь Владыки, Бессмертного, Носящего Имя. Сам-то старший спит на таких же нарах, только одноярусных, возле окошка. Да, и тумбочка у него есть, с замком.

Зато у меня есть сокровище, о котором никто не знает. Эту штуку я нашёл давно, когда разбирали на лом старый пирс. Плоская маленькая вещица, умещающаяся в кармане комбинезона. Если бы нас тогда бросили на разборку какого-нибудь городского здания, то на выходе стражники обыскали бы, без сомнения. А так… Ну что интересного можно найти на старом заброшенном пирсе? И конвой, как обычно, занялся любимым делом — нюхать клей. Здесь все нюхают клей, это вторая после драки забава низших разрядов. Двенадцатизначные номерные не проходят регулярного контроля интеллекта, как, скажем, девятизначные, потому что считается, что у двенадцатизначных никакого интеллекта быть не может. Кстати, это недалеко от истины — регулярное нюханье клея быстро низводит до состояния полуразумного, умеющего говорить, но не понимающего смысла сказанного. Поэтому я никогда не нюхаю клей. Впрочем, мне его и не предлагают.

Да, я достиг тут особого положения, что ли. Даже на самом дне есть ямы, и я в одной из них. Как именно я этого достиг? Очень просто. Надо всего лишь тупо и монотонно бубнить «Да, мой господин» на любое обращённое к тебе замечание. И желательно во время обращённой к тебе начальственной речи, чтобы перебить её. Если делать это часто и невпопад, начальство теряет к тебе всякий интерес, и даже не ругается, что является обычным развлечением любого начальника. Тебя перестают замечать, выбрасывают в проржавевший ангар, и ты становишься как бы невидимым. ТЕБЯ НЕТ. И пока другие обходчики играют в «чику», игру отважных, или нюхают клей, или дерутся — нормальные развлечения двенадцатизначных номерных — ты СВОБОДЕН. Что такое СВОБОДА? Да, это старинное слово, теперь так никто не говорит, и само слово почти никто не помнит. Свобода — это когда можешь делать всё, что хочется, а не то, что тебе надо сделать, потому что так приказал начальник. Или что хотят твои коллеги, или… В общем, хорошая это вещь — свобода.

За стеклянными стенками теплиц время от времени улавливается копошение фигур в блёкло-синих и серых комбинезонах. За то время, пока я тут работаю, я ни разу не видел, чтобы эти Истинно Разумные покинули свои стеклянные клетки, хотя до моря тут всего несколько шагов.

Я шагаю и шагаю вдоль берега. Четыре тысячи девяносто шесть шагов — длина участка каждого обходчика [1], и обойти участок надо дважды за день. Шагомер в кармане на штанине отсчитывает шаги, вечером начальник суёт твой шагомер в прорезь машины, и та решает, хорошо ты работал или ленился. Если норма вышагана, получаешь воду и миску каши, если нет — тридцать два удара хлыстом и только потом воду и кашу. Не так уж тяжело, если делать работу регулярно. Конечно, многие коллеги — если не все — делают иначе. Ложатся где-нибудь на песке и качают ногой, а шагомер отмеряет. Или и вовсе вынут из кармана на бедре маленькую пластиковую коробочку, обовьют шнурком и повесят на что-нибудь — кусок ржавой проволоки, воткнутый в песок, к примеру — и лежат себе, а ветер качает приборчик… А потом контролёры найдут оторванный бак, уже пришедший в негодность, и обходчик получит шестьдесят четыре хлыста, а за повторный случай сто двадцать восемь. И помрёт, хрипя и кашляя, в первую же ночь. А если и не помрёт сразу, так его заберут санитары. Нет, я не буду лениться. Во-первых, это опасно, а во-вторых, на ходу хорошо думается. А думать я люблю. Мне есть о чём подумать…

Ту штуку, найденную в развалинах старого пирса, я спрятал в трубу, выходящую за стену. Просто опустил, и вещица покатилась под уклон. Чтобы вернуть её, надо снаружи толкнуть в трубу длинный железный прут, обмотанный на конце ветошью, и он вытолкнет штуку к началу трубы, как раз туда, где моё логово. А потом, лёжа, надо засунуть руку в трубу и достать…

Когда я первый раз достал эту штуку, я долго вертел её так и сяк. Плоская коробка казалась монолитной, но когда я нажал на незаметный с первого взгляда выступ, коробка щёлкнула и раскрылась. Внутри было много кнопочек, они торчали рядами, и на каждой был значок, и все значки разные. А на другой половине была тёмная гладкая поверхность.

В воспиталище, где нас доращивали после родильного завода, я слышал про такие штуковины, но забыл, как они называются. Нам такие вещи, разумеется, даже не показывали — сортировка по коэффициенту умственной потенции проводится в раннем детстве, и тогда же присваиваются вторые номера — первые присваиваются на родильном заводе. Перспективных начинают обучать высшей грамоте, средних — элементарной, а таких, как я, обучают распознавать картинки сообразно будущей профессии. Сотни картинок на все нужные случаи жизни. Это трудно, заучивать сотни картинок, зато потом легко — картинки укажут, где тебе спать, где есть, где пройти, где и как встать… И об опасности предупредят мудрые картинки.

Когда я нажал на кнопку, выделявшуюся красным цветом, гладкая поверхность на обратной стороне крышки засветилась и стала тёмно-синей, как небо. Некоторое время я любовался этой волшебной картиной, а затем начал тыкать в другие кнопки.

Я засмеялся вслух, вспомнив, как осваивал приборчик, сидя в углу на ворохе ветоши, в то время, как мои коллеги играли в «чику». Да, это очень смешная игра, и она требует отваги, верной руки и расчётливого ума. Один становится на четвереньки в тридцати двух шагах, как перед большим Владыкой — лоб в землю, зад оттопырен, чтобы Владыке при желании удобно было пинать — только становятся задом наперёд. И вот второй игрок должен попасть первому в затылок большой гайкой, не попав в нацеленный на него зад… Если промахнётся, игроки меняются местами. Если попадёт в зад, соперник получает право на два штрафных броска… Очень умственная игра для настоящих парней. Гайка тяжёлая, и нередко выбивает игрока с одного удара… В итоге остаётся один, и он ест столько каши, сколько влезет, и может спать до полудня…

А я сидел в закутке и тыкал кнопки. Наверное, я сломал бы в конце концов волшебную машинку, но мне повезло — я случайно нажал на нужную комбинацию кнопок, и приборчик заговорил. Дальше пошло полегче.

Умная машинка знала очень, очень много. Какое-то время я мучился, пока не нашёл говорящую программу для обучения письму. Вскоре я уже мог читать элементарное письмо — по сути, слоговую азбуку. Ещё некоторое время спустя освоил высшее письмо, доступное только шестизначным и выше. В маленьком приборе оказалось такое количество текстов, какое не смогли бы прочесть и тысяча грамотных Владык за всю свою бесконечную жизнь.

А потом я нашёл стихи.

Только я ещё не знал тогда, что это стихи. Язык, на котором они были написаны, очень сильно отличался от языка ныне живущих Истинно Разумных, и поначалу я не понял ни слова. Но буквы я знал, и меня словно заворожили звуки чужой, незнакомой речи — как будто стальные шарики рассыпали по стеклянным ступенькам, и они скакали, скакали, весело и звонко…

Я захотел узнать, что означали эти звуки, и так выучил древний язык, на котором разговаривали жители планеты — тогда ещё не все они были Истинно Разумными, как я понял — тысячи лет назад. Стихи повествовали мне о каких-то непонятных чувствах и эмоциях, которым в современном мире не было аналогов, и смысл их для меня остался загадкой. Вроде бы один Истинно Разумный настолько расположен к другому, что готов отдать ему не только свои башмаки и комбинезон — в древнем языке это обозначалось выражением вроде «все сокровища земные» — но и саму жизнь. Я тогда разозлился, фыркнул, выключил и закрыл машинку. Надо же, глупость какая! Если ты отдашь свою кашу другому, он, естественно, съест её с аппетитом, чавкая и облизываясь. А потом рассмеётся тебе же в лицо, если, конечно, не понадеется получить ещё. А уж если отдать свой комбинезон и башмаки… Вот тогда уже точно за тобой приедут Санитары. Вообще-то нам в воспиталище говорили, что бояться Санитаров не надо, они увозят больного на специальную Фабрику Здоровья, где лечат и возвращают в строй. Вот только я ни разу не видел исцелившегося. Вероятно, их отправляют работать куда-то в другое место.

А не так давно наш модератор, проводя плановый профосмотр рабочих совместно с врачом, посмотрел-пощупал одного, и произнёс слово «к списанию». Тем же вечером я порылся в памяти моего приборчика, и узнал, что это означает. Оказалось, лечат далеко не всех, а главным образом высшие разряды — от восьмизначных и выше. Двенадцатизначных же не лечат никогда — лекарства и каша, затраченные впустую… Если такой, как я, не может выполнять порученную работу, его забирают Санитары, делают укол и отправляют в жерло плазмотрона.

Да, стихи оказались глупостью несусветной. Но почему-то именно это и тянуло меня к ним, с каждым днём сильнее и сильнее. Наверное, уже тогда на возникла у меня, эта болезнь. Я читал и читал, силясь вникнуть в мысли древнего Разумного, вероятно, ещё просто Разумного, а не Истинно…

Оказалось, не все стихи глупы. Некоторые были мне близки и понятны. Жажда, голод, страх смерти… Особенно хорошо удалось древнему автору передать ужас надвигающейся смерти. Так я зауважал стихи, и пришёл к выводу — не всё, что я не понимаю, сущая глупость.

А потом болезнь победила, и в голове моей слова сами собой стали складываться в стихи. Нормальные современные слова хуже поддавались рифмованию, древний язык был более звучным, и меньше было шипящих, скрежещущих слов. Но мне удавалось складывать стихи и из современных слов, пусть и не такие красивые, как древние. Я стал заносить их в память прибора, пользуясь клавишами, которые к тому времени уже вполне освоил. А однажды не выдержал, и во время прогулки стал читать вслух то, что помнил наизусть. И сам удивлялся, слушая ритмичные звуки, как будто горсть стальных шариков рассыпалась по стеклянным ступенькам…

Но некоторые из стихов для меня всё ещё оставались тайной. Так, из стихов я выяснил, что древние Разумные питали некие сильные чувства к существам и вовсе полуразумным, именуемыми в древнейших документах «женщины». Что это за «женщины» и какие у них были отношения с Разумными, так и осталось неясным.

Ещё одно непонятное — примерно такие же чувства, хотя и несколько иного рода, питали древние к своим коллегам, которых называли непонятным словом «друг». Как я ни бился, не смог найти ему современного аналога. Коллега — понятно, мой господин — понятно, просто господин — тоже понятно… Хозяин, Владыка и сам Великий и Мудрый Повелитель Вселенной — всё это понятно. А вот «друг»?

Ну вот скажите, какая беда в том, что помер кто-то из коллег? Ну помер и помер, другого пришлют. У нас вот за то время, пока я здесь, двое умерли сами, одного убили в драке и ещё один скончался от игры в «чику». Мне-то от того какая печаль? Да и остальным то же. Древний же автор переживал за смерть «друга», как за свою собственную. Смысл?

Я остановился, как вкопанный, тупо глядя на громаду ангара с жилой пристройкой. Да, добром это не кончится определённо. Надо же, не заметил, как назад вернулся…

Шагомер, исполняющий по совместительству функции измерителя времени, издаёт длинный писк. Однако время ужина, не опоздать бы.

Старший смотритель лениво жрал кашу, сыто причмокивая. Ему хорошо, у него пайка усиленная…

— Ну чё, дефектный… — обратился ко мне начальник. — Много нашёл?

— Да, мой господин! — таращу я на него глаза.

— Что «да»?

— Ничего не нашёл, мой господин!

— А чего тогда «да»?

— Да, мой господин!

— Придурок… — начальник презрительно икает. — Давай свой шагомер!

Я протягиваю ему коробочку шагомера, и начальник суёт её в прорезь контроль-машины. Машина коротко мигает огоньком — «норма сделана»

— Иди жри свою кашу и убирайся в свою вонючую нору! И чтобы я тебя тут не видел!

— Да, мой господин!

Я знаю — он с удовольствием лишил бы меня не только каши, но и воды, да не может. Если я сдохну, его для начала выпорют, а затем, возможно, и вовсе разжалуют в двенадцатизначные, а его номер будет носить новый начальник. Потому как висит он на волоске — четыре жмурика за короткое время. Не бережёт рабсилу, убыток!

Я замираю с миской каши в руках. На каком «во-лос-ке»? Я никогда, НИКОГДА не слышал подобного слова. Дикое, немыслимое слово, которое и выговорить-то невозможно! Похоже, болезнь крепчает…

— Эй, дефектный, чего встал? Или каша не по вкусу? Давай сюда, мы съедим!

Я оборачиваюсь и злобно, с шипением скалюсь. Шутник умолкает. Так-то лучше, ребята. Пусть я придурок, но я опасный придурок…

Доев кашу, я беру свою пластиковую бутыль, и пищеблок-автомат отмеривает мне мою порцию воды. Я иду к себе, не обращая внимания на разговоры коллег — те достали новый большой тюбик универсального клея и собираются вечером «занюхать». Ваше дело, придурки, у меня есть своё.

В ангаре на стапеле покоится катер-буксировщик, при помощи которого сволакивают назад в море выброшенные на берег баки, а также два скутера, на которых развозят по берегу смотрителей. Кстати, мне достался ближний участок, как дефектному — это чтобы лишить и удовольствия ездить на скутере. Когда-то давно, говорили, скутеры просто целый день курсировали вдоль берега, но потом пришли к выводу, что гораздо дешевле держать штат обходчиков из двенадцатизначных, чем тратить моторесурс дорогой техники…

Свет в ангаре не горит — где-то что-то сломалось, а чинить некому уже вот который год. Да, Истинно Разумные понемногу развиваются, как нам и говорили в воспиталище. Избавляются от ненужного… Зачем тут свет, в ангаре, если есть фонарики?

Я закрываю за собой ржавую визгливую дверцу, почти на ощупь пробираюсь в свой угол. Очень хорошо, что дверь скрипит — никто не подберётся незамеченным. Да только никто и не пытается проникнуть в мои тайны. Я сильно подозреваю, что до утренней каши никто из коллег не вспомнит о моём существовании. Это хорошо…

Я достаю своё сокровище, глажу его. Мой, мой…

Крышка откидывается с лёгким щелчком. Светится экран. Сейчас… Вот сейчас…

«Батарея разряжена!» загорается молчаливая надпись. Некоторое время я смотрю на приборчик, холодея от предчувствия надвигающейся страшной беды. Батареи служат долго, очень долго. Дольше, чем живёт Истинно Разумный, если он не Бессмертный, Носящий Имя. Но кто знает, сколько лет пролежала эта машинка в щели на старом пирсе?

Атомную батарею к такому чуду мне не достать никогда!

Экран гаснет, и меня захлёстывает бездна отчаяния. Лучше мне умереть!

— Не умирай… — шепчу я, нежно гладя прибор. — Не умирай, пожалуйста… друг…

* * *

Вспышка света!

Я открываю глаза, и сквозь призрачное кружение размытых цветных пятен проступает лик моей жены. Пепельное свечение потолка с трудом борется с темнотой, и я вижу портрет Ирочки в основном тепловым зрением. Её глаза сейчас сияют нестерпимым светом.

— Ты чего не спишь? — я говорю просто так, потому как уже знаю ответ. Просто мне надо сейчас что-то сказать.

— Ты знаешь, — Ирочка не намерена развивать эту тему.

Я благодарно улыбаюсь. Да, она страхует меня во время этих невероятных сеансов. Пусть она не Всевидящая, не Грезящая и не Спящая, но она потомственная телепатка, и вполне может в нужный момент правильно прервать сеанс, не дав моему разуму остаться в Запределье.

— Ты видела?

Ирочка не отвечает долго, очень долго.

— Я видела. Я видела всё. Но вот поняла ли?

Её глаза приобретают бездонную глубину. Сейчас ей можно свободно дать лет двести…

— Тут надо думать, Рома. Очень здорово думать.

* * *

Стены зала отсвечивают льдистой голубизной, и пол тоже. Вообще зал телепорта сегодня здорово напоминает чертоги Снежной королевы. Интересно, кто тут занимается оформлением?

Сегодня в зале тесно. Нас, отбывающих в служебную командировку на далёкую планету Земля трое, и каждого провожает немало родственников. Две чрезвычайно похожие друг на друга дамы провожают Биана, и я улавливаю — это жена и дочь. Гляди-ка, даже бижутерия имеется, серёжки и бусы-ожерелья… И ногти позолочены, маникюр, что для ангелов совсем уже редкость. Модные дамы.

Рядом с дамами стоит ангел, на полголовы выше Биана — это, я уже знаю, его зять. Кстати, у ангелов большой рост вовсе не приветствуется, в отличии от людей. Здесь это скорее недостаток — чем крупнее ангел, тем труднее ему летать.

А вот рядом стоящая девочка, это его внучка. И у неё самый что ни на есть переходный возраст. Длинные, уже вполне развитые голые крылья утратили детскую гладкость кожи, и похожи на еловые побеги — так густо лезут перья. Через полмесяца эта девочка полетит в свой Первый полёт.

Но все эти мысли уходят куда-то в сторону, потому что я вижу перед собой глаза моей Ирочки.

«Вернись»

«Ну конечно вернусь. Как же может быть иначе?»

«Может, Рома, может. Ты знаешь, как. Но ты вернись. Я больше ни о чём не прошу тебя»

— Он вернётся, — встревает Федя. — Ну куда теперь ему уже деваться?

Длинный мелодичный сигнал, и верхняя полусфера всплывает в воздух.

— Всё, ребята, как говорят люди, долгие проводы — лишние слёзы! — Аина тоже присутствует здесь.

— Давайте, давайте, канал сформирован, — Биан собран и подтянут. — Иолла, не беспокойся, я не Аина. Уж точно верну твоего Рому живым и невредимым, не сомневайся.

Мы втроём размещаемся в камере телепорта, как единоутробные близнецы. Тесновато троим… Сверху опускается крышка, становится темно. Вот интересно, если палец, скажем, или крыло попадёт под эту крышечку, что будет?

«Попробуй, узнаешь» — не улавливаю, чья мысль.

«Крышка не встанет, как надо, и снова поднимется. Канал погасят, телепортацию отменят, а палец тебе вырастят новый» — снова не улавливаю, чья мысль. Но я уже ощущаю, что это шутка.

«Шутка. Датчики нажатия тут очень чувствительные, и крышка отойдёт, не повредив твой палец»

Шипит воздух, вытекая из камеры. Всё?

— С прибытием!

* * *

— Нет слов… — папа Уэф разглядывает портреты. — Биан, ты хотел уволить такого работника? Ну и кто ты после этого?

— Самодур, верхогляд и разгильдяй! — отчеканивает Биан. — Вот покончим с «зелёными», сам себя уволю. С формулировкой «за несоответствие занимаемой должности». Уйду в службу очистки водоёмов!

Они все весело смеются, и я смеюсь. Мне хорошо. Мне хорошо вот здесь, с ними. Старшие товарищи мои, боевые товарищи…

— Но на Геннадия и Петра Иваныча они не вышли пока, и это радует, — Папа Уэф тасует снимки, увеличивая их один за другим. Стой!

Уэф улавливает, увеличивает снимок на весь экран. Я разглядываю его. Вот так вот, папа Уэф… С экрана на меня смотрит Катя. Та самая.

…Мёртвый, неподвижный взгляд, медленно оживающий под воздействием моей болтовни. Рука, широким веером рассеивающая мелкие белые таблетки…

…Она разом останавливает взгляд на моём лице, и я слышу мысленно её изумление.

«Роман? Рома?»

«Ты меня слышишь?»

«Да. Да, слышу. Вот мы и встретились, Рома. Выходит, Земля и правда круглая?»…

Уэф внимательно смотрит на меня, улавливая мои мысли.

— Да, Рома. Эта женщина заступила тебе на смену на «точке».

— Ей грозит опасность?

— Им всем грозит опасность, если вы не справитесь, — Уэф кивает на пасьянс из портретов. И не только им, Рома. Вот так вот.

— Биан… — я перевожу взгляд на шефа, и тот улавливает.

— Только для героя-биоморфа. Ладно, Рома, завтра с утра начнём с неё первой. Сейчас мы с Кио и Уином подготовим аппаратуру, а ты отдыхай.

— Да я…

— Стажёр, повторить команду!

— Есть отдыхать! — козыряю я.

— Ну то-то.

— А если тебе не хочется спать или слоняться без дела, Рома, — вмешивается Уэф, — то с разрешения твоего шефа я попрошу тебя об одной вещи. Ты же неплохо водишь автомобиль, так?

— Было дело.

— Ну вот. Тут Пётр Иваныч утром оставил свою повозку, уехал на Чалке. Так ты бы перегнал сей аппарат его владельцу на кордон. Он тебе спасибо скажет. А то все у нас тут заняты.

— Я готов, — я встаю.

— Биан?

— Я не против. Тут глухой лес, притом уже вечер.

— Будет сделано!

Да, давненько я не катался на авто. Сейчас проверим, как она на ходу, дедова «Нива». Крутая, должно быть, машинка-то…

— А можно мне на кордоне задержаться?

Биан с Уэфом переглядываются.

— Погоди… Уж не собрался ли ты ехать до самого кордона?

— А как? — я растерян.

— Да до выезда, до дерева-шлагбаума только доведи! Машина же телепатией и собственной волей не обладает. А дальше она сама доедет, дашь ей задание и всё.

— Сама? — выражение моего ангельского лика стремительно упрощается.

В глазах Уэфа зажигаются знакомые огоньки.

— А что это за техника, которая не может найти дорогу домой самостоятельно? Нам такая не нужна.

М-да… Логично, нечего возразить.

— Ну иди уже, делай, раз напросился, — смеётся Биан.

* * *

Солнце уже село, и закат заливает полнеба светлым золотом, предвещая на завтра хорошую погоду. Я стою на крыльце старого скита, вдыхая запахи земного леса. Лето, вот и опять здесь лето. Как давно это было… Да было ли?

Прохладно, однако… Надеть, что ли, термокостюм? Да не хочу, обойдусь. Я уже привык к отсутствию одежды, и она меня стесняет, как водолазный скафандр…

Я внезапно поворачиваюсь и быстро возвращаюсь в дом. Водолазный скафандр, говоришь? Удобства предпочитаете, господин биоморф? Вот я тебе покажу удобства!

В кладовой всё на местах, и мой скафандр тоже лежит, свёрнутый и отчищенный. Удобная вещь эти «домовые», массу времени экономят… Вот только пироги-ватрушки печь их не научили.

Я влезаю в прохладное шелковистое нутро скафандра, продеваю крылья в зацепы механических усилителей. Острые передние кромки моих крыльев блестят металлом. На голову я одеваю прозрачный пузырь шлема. Привычно уже тестирую готовность всех боевых систем.

Вот так вот, как говорит папа Уэф. Да, перестраховка. Но я обещал Ирочке вернуться, и я это сделаю. Хватит быть балбесом, надеющимся на удачу и «авось». Ни одного лишнего шанса «зелёным» я не дам.

Дедова «Нива» стоит, приткнувшись в углу двора. Дверца открывается без всяких усилий, и ключи зажигания торчат в замке. Но, как я понял, эти ключи чистая бутафория. Угонщик машину не заведёт ни при каких обстоятельствах.

Действительно, едва я захлопнул дверцу, как на лобовом стекле зажглись значки и надпись по-русски.

«Вход разрешён. Выбрать цвет/номер»

«Папа Уэф» — взываю я. — «Это сильно крутая тачка, однако. Тут парализатора нету? Мало ли…»

Шелестящий бесплотный смех.

«Вот парализатор не догадались поставить. Но я подумаю. Вообще-то это Кио Петру Иванычу повозку уделывал, от души. Всё у тебя? А то я работаю»

«Да вроде всё. Извини, что отвлёк»

Я разглядываю светящиеся значки на ветровом стекле. Мда, рядовому деревенскому трактористу тут было бы нелегко… А впрочем, тракториста это чудо техники, очевидно, просто не идентифицирует. Входа нет, и точка.

Кстати, вот интересно… Я открываю «бардачок», и обнаруживаю там белые карточки — не то картон, не то пластик. Понятно…

Я тыкаю пальцем в список цветов, выбираю «свой», и машина приобретает знакомый тёмно-зелёный колер. Выбираю номер, тоже «свой». Одного взгляда на «бардачок» достаточно, чтобы удостовериться — вместо белых квадратиков лежат полноценные документы на данный автомобиль. Я листаю — цвет кузова… номер…номер двигателя… Всё ясно, дальше можно не глядеть.

Некоторое время я развлекаюсь, меняя цвета и госномера. Номерные знаки, талон техосмотра на ветровом стекле и документ в бардачке послушно отражают изменения реальности. Да-а… Вот интересно — у Геннадия тоже подобная машина, или это специзделие исключительно для Петра Иваныча Дымова?

Ладно, хватит баловаться. Я до упора выдвигаю вперёд водительское кресло, но всё равно ноги едва достают до педалей — авто не рассчитываются на детей младшего школьного возраста. Крылья неприятно сковывает спинка сиденья. И видимость как в танке, чего ж это кресло у деда такое низкое… А, поехали!

Двигатель заводится с «полпинка», урчит мягко, почти неслышно. Ворота скита распахиваются, пропуская экипаж, и вот я уже неспешно качусь по колдовской дороге, одной из ступеней маскировки базы. Вообще-то самой дороги из-за капота я не вижу, но по опыту прошлой жизни догадываюсь, что она есть.

Сумерки в лесу сгущаются, но фары я не зажигаю — какой смысл, если дороги всё равно не видно. Интересно, а как я преодолею лужу-ловушку? Ответ приходит сам собой — ничего сложного, надо просто всё время представлять себе, что едешь по мокрому асфальту. Всё по асфальту, по асфальту… Хватит, проехали вроде. Где-то тут уже бревно-шлагбаум должно быть…

Сильный удар сотрясает машину, но скафандр купирует удар, и меня даже не бросает вперёд, на руль. Так. На месте бревно, значит.

Я выхожу из машины, осматриваюсь. Здоровенное бревно выглядит вполне нетронутым, чего не скажешь о машине. Правда, ехал я где-то под тридцать, зато и тормозить даже не пытался. «Нива» печально глядит на меня выбитыми фарами, укоризненно сморщив нос. На транспортном коконе тебе только летать, водила…

Горестно вздохнув, я вновь сажусь за руль, и шлагбаум с шумом и треском поднимается, услужливо освобождая дорогу. Что было не поднять его заранее? Болван…

На повороте я останавливаюсь, и только тут до меня доходит — ветровое стекло цело. Ни трещинки. И мотор работает, как работал, и руля машина слушается уверенно.

Я выбираю в меню на светящемся стекле «домой», и выхожу, аккуратно захлопнув дверь. «Нива», сейчас очень похожая на бульдога со сморщенной мордой, трогается с места и, скребя по днищу молодой порослью на заброшенной лесной дороге, самостоятельно уходит по направлению к кордону.

«Иваныч…» — я вызываю в памяти образ старого лесника. Ответ приходит немедленно.

«Рома?» — и я ощущаю, как старика охватывает радость. Мне тепло и щекотно внутри…

«Иваныч, я тебе машину перегнал. Принимай там»

«Ну? Вот спасибо»

«Спасибо скажешь, когда увидишь. Я её об шлагбаум твой приложил»

«Сильно?»

«Прилично»

«Ну и пёс с ней. Это ж не лошадь, что ей… Починим. Ты погоди, я вот на базе буду послезавтра. Как Ирка-то?»

И ни малейшего огорчения я не ощущаю в чувствах деда.

Шелестящий бесплотный смех.

«Это местные аборигены, Рома, как нас Уэф правильно обзывает, за повозку свою да разные цацки-шмотки родного брата удавить готовы. Будем считать, что ты мне должок вернул, за тот замок поломанный. С процентами, стало быть»

* * *

— Вставай, Рома. Вставай…

Голос ласковый, очень мягкий. Глубокое бархатное контральто…Я отрываюсь от подушки-думки, трясу головой, садясь на полу по-турецки.

— Ну и здоров ты спать, зятёк. Айда на утреннюю разминку! — надо мной стоит мама Маша. Я вскакиваю.

— Здравствуй, Рома, — она целует меня знакомым Ирочкиным поцелуем — лёгкий, щекочущий. — Я не смогла вчера встретить, извини…

— Да ну что ты, мама…

Уже очень давно я не видел, как глаза мамы Маши смотрят, будто прицелы. А с тех пор, как родила моя Ирочка, она относится к своему любимому зятю — мне то есть — исключительно нежно. И я теперь уже без запинки зову её просто «мама». Вот так вот.

— Всё, Рома, давай, все ждут!

Я вслед за мамой Машей выхожу в холл, где уже стоит в ожидании вылета сборная команда.

— Доброе утро, — здороваюсь я со всеми. А это что?

Домовой верноподданно протягивает мне мой скафандр, вкупе с прозрачным пузырём шлема. В глазах Уэфа прыгают знакомые огоньки.

— Ты отчаянный парень, Рома. Спать без скафандра — на такое мало кто может решиться!

Хохот, обвальный хохот. Мои коллеги тоже веселятся вовсю, так всех рассмешил мой вчерашний поступок.

— Да-а, Рома… — Биан вытирает слёзы. — Как говорят тут аборигены: «Обжегшись на молоке, дуют на воду?». То ты бесстрашно бросаешься в одиночку на биоробота «зелёных», то в пределах охранного пояса базы гуляешь в боевом скафандре. Который раз убеждаюсь — ход мыслей человека предсказать невозможно. И биоморфа в том числе.

— А дедову машину он разбил, чтобы врагу не досталась. Это уже стратегия! — добавляет Юайя с невинным видом. И снова все хохочут. Но мне не обидно, вот что. Потому как я ощущаю — нет в этом смехе злорадства, и никто не считает меня дурнем-недотёпой, тем самым возвышая себя. Просто ангелы народ весёлый.

— Всё, полетели!

Наша крылатая ватага со смехом высыпает на крыльцо и взмывает разом, отчего во дворе старого скита поднимается маленький ураганчик. Пыль столбом! Но мы уже выше любой пыли.

«Маскировка!»

Как всё-таки хорошо летом! Никакого тебе термоизолирующего костюма. Перстень-парализатор на пальце да короткая нитка хрустальных бус — вот и весь гардероб. И огромная опрокинутая чаша земного неба…

Мы несёмся проторенной воздушной трассой, напрямик к Селигеру. Несколько вёрст для ангелов — именно что разминка. И я уже не напоминаю неуклюжего домашнего гуся в стае лебедей. Я совсем неплохо выучился летать…

«Да так ли? А ну, Рома, догонишь меня?»

Размытое тепловое пятно прямо передо мной ничем не отличается от остальных, но я не сомневаюсь — это мама Маша.

«А догоню!»

«Рома, здесь Уэф. Спокойно, сейчас мы её на воду посадим»

«Это Биан. Помочь, коллеги?»

«Так нечестно! Трое на одну!»

«Нормально. Не всё тебе над биоморфами издеваться. Берём в конверт!»

Три пятна — и одно из них моё — окружают четвёртое, беря в плотный «конверт». Мама Маша явно увеличивает скорость, пытаясь оторваться, но это ей не удаётся.

«Ага, отъелась на ватрушках!»

«Ах вы нахалы! Всё, достали!»

Пятно в середине «конверта» смело идёт на таран, и преследователи разлетаются в стороны.

«Эй-эй, осторожней!»

«А нечего обижать прекрасную даму! Ибо ух как я ужасна в гневе!»

Смеются все, и мне кажется, будто ангельские голоса разносятся по всему окоёму.

«Хочу купаться!»

«И я! И я!»

«Здесь Уэф. Делай как я!»

Одно пятно переходит в крутое пике, и мы устремляемся к берегу озера, сверкающего под нами переливчатым расплавленным серебром. Вода вскипает от вихрей, поднятых при торможении крыльями, и я проваливаюсь в восхитительно прохладную водичку.

— Ух, хорошо! Отлично! Водичка — чудо!

Голоса щебечут и поют, разговор идёт по-ангельски. Плюс весёлый смех. Если бы на берегу оказался абориген, то наблюдая наше кипешение…

«И ничего бы не случилось. Люди вообще не склонны анализировать, и не доверяют ни своим несовершенным глазам, ни своим закоснелым мозгам, ни тем более рассказам других очевидцев. Всё, что не поддаётся объяснению в рамках их косных понятий и представлений, они объявляют несуществующим. Следы нашей деятельности тут замечали многие, но заметить и увидеть — не одно и то же. Кстати, насчёт деятельности «зелёных» это так же справедливо, тем более что работают они нередко грубее»

— Всё, коллеги, хватит. Сегодня у нас будет трудный день.

— Опять трудный? — смеётся мама Маша своим роскошным контральто. — А когда будет лёгкий?

— Это знают только Создатель Вселенной и, вероятно, один имеющийся тут Всевидящий.

— Да разве они скажут? Никогда! — это голос Юайи. И все смеются.

— Здесь Уэф. Всем взлёт!

* * *

— В общем так, Рома. Работать отсюда нам будет неудобно, и потому мы втроём перебазируемся в Москву. Уэф тут предлагает на время операции поселиться у тебя на твоей старой квартире. Твоё мнение?

— Да пожалуйста!

— Отлично. Тогда грузим имущество и вперёд.

Я и Уин вытаскиваем во двор разнообразные предметы, сильно напоминающие хлам, скапливающийся у местных аборигенов в кладовках за долгие годы. Плоские коробки из-под конфет, коробки с ржавыми дюбелями и здоровенными болтами, какие-то мотки кабеля или арматуры, причудливо перекрученные в гордиевы узлы, японские икебаны и африканские тотемы… Я уже привык к необычному виду ангельских приборов и устройств.

— Надевайте скафандры, — Биан уже одел свой и теперь являет весьма внушительное зрелище среди нас, голозадых. — Там вам не база, защищённая ото всего и всех.

Мы с Уином спешим исполнить команду. Я уже успел уяснить — в таком деле никакая дополнительная предосторожность лишней не является.

— Мы готовы, — за двоих отвечает Уин. Шеф критически оглядывает нас, но не находит повода придраться. Я чуть заметно улыбаюсь — сейчас мы втроём напоминаем слёт прославленных ветеранов ВОВ на День Победы, из-за обилия навешанной на нас аппаратуры, так похожей на ордена-медали…

— Внимание, кокон!

О-оп! Мы все трое оказываемся внутри невидимого прозрачного пузыря, силовых стенок кокона. Умная техника располагает нас треугольником — шефа впереди, нас с Уином сзади. А за нашими спинами буквально развешано в воздухе всё наше имущество.

Лес стремительно проваливается вниз, мы поднимаемся.

«Биан, мы поесть-то взяли?»

«Спохватился. Я загрузил там кое-чего, на сегодня и завтра хватит. Что бы вы без начальника?»

«С голоду померли бы, шеф»

Кокон уже переходит в горизонтальный полёт. Я хорошо понимаю, почему нам неудобно работать из надёжно защищённых чертогов папы Уэфа. Не добираться же нашим «дюбелям» и «мухам» своим ходом в Москву с Валдая. Приходится рисковать, но Биан стремится свести риск к минимуму. Старая хатка моя под наблюдением «зелёных» не состоит, проверено. И поскольку квартплата по-прежнему аккуратно и регулярно вносится, а подозрительных лиц и шумных компаний в квартирке не водится, то и соседи не замечают в упор опустевшую обитель. Ну мало ли в Москве имеется квартир, владельцы коих обретаются вдали? К тому же мы взяли с собой устройство защиты периметра, и даже не одно. Правда, есть одно неудобство — после включения этого прибора невозможно проникнуть в помещение, равно как и покинуть его. Дверь просто не откроется.

Между тем мы уже подлетаем. Москва даже с такой огромной высоты выглядит внушительно, надо признаться. Огромный мегаполис, раскинувший щупальца дорог во все стороны, сливающийся с пригородами, дачами и прочая.

Мне вдруг явственно представляется, как вокруг Москвы образуется ребристое море стеклянных теплиц, внутри которых зреет неразумная биомасса для прокормления разумной…

«Не отвлекайся, Рома. Так, внимание. Входим через балкон, груз заносим тоже. Включить невидимость скафандров на полную»

«Всё потом будет чесаться, Биан»

«Ничего, не помрёте»

У-ух! Кокон останавливается точно напротив моего бывшего балкона, резко, как вбитый в доску гвоздь. Если бы не гравикомпенсация ускорения, имеющаяся у всякого ангельского кокона, нас бы расплющило, как об асфальт. Впрочем, есть ещё защита скафандров…

— Давай, Рома, ты первый, — переходит на звук Биан. — На правах хозяина, стало быть.

Я включаю маскировку и одним движением покидаю невидимый силовой «пузырь», спрыгивая на уже горячий от солнца бетон. Пара движений отмычкой, и балконная дверь распахивается.

Наша тройка работает споро и уверенно — Биан подаёт предметы из «багажника», Уин принимает, я раскладываю в комнате, прямо на пыльном полу, где смутно виднеются следы предыдущего посещения квартиры. Это когда мы с Аиной…

«Держи!» — я принимаю увесистый прибор защиты периметра. Наши разгрузочные работы со включённым маскирующим полем вообще выглядят весьма необычно: знойное дрожащее марево вскипает, и из него выдвигается предмет, колыхающийся подобно студню. Мы с Уином то и дело влезаем под поле друг друга, и всё тело охватывает зуд. Зато гипотетический наблюдатель, скажем, рассматривающий сейчас балкон и окна моей квартиры, увидел бы разве только открывшуюся от сквозняка балконную дверь…

«И того не заметит. Кокон же перекрывает поле обзора, и для стороннего наблюдателя синтезируется голограмма закрытой двери. Всё продумано, Рома» — это мысль Уина.

«Всё!» — Биан входит в комнату, о чём я догадываюсь лишь по колеблющемуся воздуху и закрывающейся двери. — «Я отпускаю кокон».

На окне уже стоит в изящной вазе необычная композиция, являющая собой прибор-синтезатор образов. В данном случае он обязан изображать пустые внутренности моего старого жилья, покрытые вековой пылью. Это на случай, если гипотетический наблюдатель настолько подкован технически, что имеет в наличии мощный телескоп или спецоптику, способную наблюдать сквозь отсветы стёкол. И потом, мы не намерены сидеть тут в темноте.

«Поставь второй на кухню» — это Биан Уину.

«Да, шеф»

Биан материализуется из дрожащего марева — режим невидимости выключен.

— Всё, коллеги, можете проявляться. Так, Рома… Это крепи на вот эту стену, а это вон на ту. А это в коридор, возле входной двери.

Мы развешиваем устройства защиты периметра по стенам, превращая мой дом в неприступную крепость. Относительно неприступную, конечно. Если сюда сунутся аборигены с автоматами и гранатомётами — да хоть на танке — им придётся уйти несолоно хлебавши. А вот насчёт плазменных разрядников «зелёных» не уверен. Я уже видел их в деле, однако.

— А мы не будем сидеть и смотреть, Рома, — улавливает мои мысли начальник. — Думаю, этот дом выдержит даже взрыв самоликвидатора стандартного биоробота «зелёных». Ну, лестничную клетку обрушит… Если ещё мы дадим ему самоликвидироваться.

— А если «тарелка»?

Биан смотрит мне прямо в глаза. Ни тени смеха.

— А у нас не служба очистки водоёмов, столь часто упоминаемая в последнее время. Бортовое оружие «тарелки» справится с нашей защитой, Рома, это тебе не база.

— Рома, я не понял, как тут воду пускать? — из ванной появляется Уин.

— Сейчас покажу, — я иду в ванную. — Вот гляди, всё просто. Это вот кран…

Кран издаёт самодовольное хрюканье. Я поворачиваю головку крана горячей воды, с тем же результатом. Понятно…

— Неисправен? — Уин с интересом разглядывает аборигенское устройство. Он довольно часто бывает на Земле, но вот жить в подобном курятнике ему ещё не приходилось, как я понял.

— Да нет, Уин. Здесь, у людей, это называется плановым отключением.

— То есть воды не будет? И как долго?

Я вздыхаю. Этого не знает никто, ни сам Создатель Вселенной, ни виртуальные тахионы, знающие всё, что было, есть и будет во Вселенной. Об этом, вероятно, смутно догадывается только местный слесарь… при условии, что он сейчас трезв.

— Биан, у нас проблемы. У нас нет воды, — говорит Уин.

— Без паники! — шеф настроен решительно. — Воду я тоже взял, вон в бутыли. А нам пора работать. Время, время!

* * *

Я разглядываю на экране обстановку обыкновенной московской квартиры. Мебельная стенка, палас на полу, столик из тёмного стекла, телевизор на подставке. Вот на диване необычный плед, расшитый аллегорическими картинами — ангелы, летящие над горами…

— Ужинать будешь?

— Да чуть попозже, Катюш, вот допишу сюжетик, пока не заветрился. Ладно?

Мужчина средних лет колотит по клавишам компа, усиленно вглядываясь в экран здоровенного ящика-монитора — я уже начал отвыкать от вида земной электроники. В комнату входит женщина, одетая в домашний халатик, обтягивающий округлый, уже вполне заметный живот. Я улыбаюсь. Значит, Катя приступила-таки к осуществлению обоюдной семейной мечты.

Я уже знаю, что муж Кати к организации папы Уэфа отношения не имеет, и о деятельности жены не знает. Полагает, что это она с подружками занимается некой благотворительной деятельностью. Впрочем, Катюшу свою он не просто любит, но и уважает, и потому не вмешивается, лишь иногда огорчаясь чрезмерной занятостью жены. Да, исполнителям у папы Уэфа сериалы глядеть некогда…

«Катерина, здесь Иого. Передаю тебя некоему Роме, твоему давнему знакомому. Он объяснит ситуацию, и он же её контролёр».

Брови Катерины удивлённо взлетают вверх.

«Кто? Рома?»

Я улыбаюсь, видя мыслеобразы в её голове — подсаживающийся на скамейку незнакомый парень… а вот мы сидим на ступеньках крыльца и смеёмся… Здорово я всё-таки продвинулся в телепатии.

«Здравствуй, Катя»

«Здравствуй, Рома» — я ощущаю, как изумление уступает место сосредоточенности. Указания контролёра ситуации надо исполнять в точности, и сейчас контролёр этот — я.

«Вот что надо сделать, Катя»…

Я излагаю только порядок действий, не вдаваясь в суть. Если бы контролёры ситуаций доводили до каждого исполнителя смысл и конечную цель операции, ни одна акция Уэфа и его команды не была бы осуществлена до конца.

— Ты куда, Катюш? — мужчина отвлекается наконец от клавиатуры. — А ужин? Я закончил…

— Пойду пройдусь, тут недалеко. Я быстро! — улыбается Катя, уже сняв халатик и надевая свободное платье-сарафан. Интересно, знает ли она о технических возможностях ангелов?

«Если и не знает точно, то догадывается» — улавливаю я чью-то мысль. — «Но относится к этому, как видишь, вполне спокойно. Тут всё дело в полном доверии и взаимном уважении, Рома. Подглядывание за голыми человеческими женщинами в ванной и наблюдение постельных сцен не наш метод»

Женщина уже спускается в лифте, и это очень удобный момент, чтобы засечь «технические средства наблюдения». «Мухи» не должны упускать объект наблюдения из вида, отслеживая все контакты и разговоры. Сейчас «муха» либо юркнет за ней в кабину лифта, либо… Ага, вот!

— Биан, я готовлю захват-подмену? — спрашиваю я.

— Погоди, рано. Тут вполне может быть вторая «муха».

Катя уже шагает по улице, цокая каблуками босоножек. Ветер раздувает сарафан. «Муха» летит за ней на приличной высоте, оставаясь незаметной невооружённому глазу аборигенов. Да и кто будет обращать внимание на мух?

Катя между тем ныряет в метро, заставляя «мух» следовать за ней.

«Ага, вот вторая. Ты был прав, шеф» — Уин показывает на светящееся пятнышко, вычлененное нашим мудрым компьютером из хаоса радиошумов.

«А вдруг третья?» — спрашиваю я.

«А третьей я ни разу не встречал. Вот ты представь, Рома — каждый робот-наблюдатель даёт изображение на экран. Серверов, подобных тому, что установлен в подвале у Уэфа, у «зелёных» нет. Значит, наблюдение ведёт живой оператор. Истинно Разумный в натуральном виде, Рома, потому как людям такую работу поручить нельзя. А натуральных «зелёных» на Земле не так уж много. Так что две «мухи» это максимум, подстраховка»

— Всё, коллеги, вот теперь берём!

Я улыбаюсь. Наши подменные «мухи» и «ржавые дюбели» уже на месте, и вражеские технические средства наблюдения доживают последние секунды.

— Не отвлекайся! — одёргивает меня Биан. — Аккуратней, Рома. Работаем!

Ап! Ап! Роботы-наблюдатели «зелёных» падают вниз обугленными трупиками, но контрольные видеокартинки на экране даже не дрогнули — наш компьютер молодец, не хуже нас с Бианом и Уином.

«Катя, здесь Рома. Всё хорошо, можно выходить из метро»

«Как, уже? Действительно быстро. Рома, а я тебя не увижу вживую?»

Я обращаю вопросительный взор к Биану.

— Только после того, как закончим работу. — улавливает шеф. — Сейчас времени нет даже на видеосвязь. Всё, Рома, прощайся, мы должны работать следующий объект.

«Катя, Кать… Если и увидимся, то не сегодня. Я вынужден с тобой проститься. Можешь идти домой»

«Хорошо, герр контролёр» — я улавливаю её заметное огорчение. Но, как и положенному дисциплинированному исполнителю, она не стала расспрашивать о смысле своих перемещений. Надо — скажут.

— Ну так скажи ей, Рома, — вмешивается Биан. — Кто предупреждён, тот вооружён. Не всегда можно изложить рядовому исполнителю суть, но если это возможно, это надо делать. Только побыстрее, нам ещё не только других поднадзорных работать, нам ещё ретрансляторы искать!

Да, я уже в курсе. «Мухи» что, мелкие роботы-наблюдатели. И связь они способны держать за несколько вёрст, не больше. Их сигналы ловят ретрансляторы. Подмена «мух» есть первый шаг и временная мера. А вот если найдём ретрансы…

— Обязательно найдём, Рома. — шеф уже увеличивает следующий портрет. — Разъясняй суть этой Кате, быстро! Времени у тебя — две минуты! Пока мы с Уином выводим оборудование на место!

* * *

Уфф, ну и денёк! Теперь я начинаю представлять, каково было древним ангелам-торговцам, перетаскивавшим на себе по воздуху свой товар…

— И это только начало, Рома, — смеётся Биан, уже в который раз улавливая ход моих мыслей. — Завтра мы заканчиваем работать по Москве и сразу летим в некий город Златоуст.

— Красивое название. Где это?

— Это в горах к востоку отсюда, — встревает Уин, пережёвывая калач из взятого предусмотрительным шефом сухого пайка.

— М… — шеф проглатывает очередной кусок, запивая его водой. — Эти горы называются Урал. Бывал там?

— Не приходилось, — я тоже жую жёсткий, но не сухой калач-творожник, изготовленный домовитым дедом Иванычем. Такие калачи не засохнут и за неделю.

— Там нам обещал активно помочь координатор Урала и Западной Сибири, это его зона ответственности. За семь дней мы должны закрыть семь городов по России, не шутка.

— Всё-таки не спят эти «зелёные», вычислили шестерых на Урале, — Уин берёт следующий калач.

— Именно спят, — несогласно мотает головой Биан. — Надо учитывать психологию Истинно Разумных. Тут источником воли является, по сути, главный резидент, как его видел Рома… Маг этот, или бывший Хоз. А все остальные не работают, а отделываются. Если нет перспективы карьерного роста на данном конкретном проекте, «зелёный» работает ровно столько, чтобы избежать наказания. А уж про инициативу и речи нет. Им же всё равно, ребята. Если бы «зелёные» работали не за страх, а на совесть, так, как мы, нам бы тут пришлось очень плохо.

— Почему? Перевес в технике у нас… — пытаюсь возразить я.

Биан смотрит серьёзно и чуть печально.

— А у «зелёных» перевес в людях. Потому что большинству аборигенов здесь, к сожалению, цели и идеалы Истинно Разумных пока куда ближе и понятней, чем наши, равно как и методы достижения этих целей. Как это ни грустно признавать, Рома.

Я молчу. А что говорить? Против правды не попрёшь.

Работу мы закончили уже за полночь, и завтра с утра снова тяжкий день. А кто обещал мне, что будет легко?

Мы сидим на полу, расстелив какую-то простынь, потому как вымыть пол нечем, а слой пыли тут выдающийся. Посреди стоит нехитрая снедь в дорожной корзинке с плотно пригнанной крышкой, ведёрная бутыль с водой, оснащённая насосом-пробкой и три алюминиевые кружки из запасов деда Иваныча. Интересно, почему не взяли алмазные стаканы?

— Всё продумано, Рома, — Биан заканчивает ужин. — Был уже случай, когда оставили такой стаканчик впопыхах. Да так и не нашли, представляешь?

— Не понял… — я смотрю на шефа круглыми глазами. — То есть?

— То есть след его затерялся, как принято говорить. Это было ещё во время местной гражданской войны. Сразу не спохватились, а потом фьють… Ни телепатия не помогла, ни технические средства наблюдения. Вот так и гуляет алмазный бокал где-то в бескрайнем море аборигенов, Рома. С тех пор в инструкцию внесли соответствующий пункт — без необходимости подобные вещи с баз не выносить. Оно нам надо?

Мда… Я соображаю — бокал, сработанный из цельного алмаза… Стоимость такой посудины в наше время выразить невозможно, просто не хватит нулей.

Над импровизированным столом без всякой опоры висит матовый шарик шаровой молнии, служащий нам для освещения. Разумеется, это иллюзия, голограмма, но смотрится здорово. Даже змеистые искры-разряды внутри виднеются. В квартире жарко и душно, потому как приоткрыты лишь форточки, и то на чуть-чуть, чтобы могли проскользнуть наши мухи и гвоздики.

— Биан, можно приоткрыть форточки пошире? — спрашивает Уин.

— М-м… Нет, не будем рисковать. Да и отключать опять защиту периметра…

Я уже знаю — при включённой защите открыть эту форточку невозможно даже при помощи кувалды. Как, впрочем, и разбить стекло на окне. Защита строго блюдёт статус-кво охраняемого периметра.

— Вот работёнка, а? — вздыхает Биан. — Пыль, духота, да ещё и душ принять невозможно. Работаем просто-таки в человеческих условиях.

Мы все смеёмся вслух, не опасаясь. Стороннему наблюдателю наша квартирка видится абсолютно нежилой, и свет не виден, и ни звука не пропускают системы охраны и маскировки… Мы даже пошли на небольшой риск и сняли свои скафандры, дабы не превращать работу в инквизиторскую пытку.

— Ладно, коллеги, давайте спать, — вздыхает Биан. — Уин, будь добр, надуй матрасы, вон там насос-мотор… Рома, ты будешь спать на своём любимом диване?

— На диване мне не с кем, — ляпаю я. Коллеги хохочут, оценив шутку, и в этот момент из ванной доносится длинный хрипящий звук.

— Что это? — замирают мои товарищи. Звук повторяется, сменяясь невнятным бульканьем. Я усмехаюсь.

— Это значит, что сейчас будет вода.

— Не может быть! Рома, я беру назад все свои плохие слова и мысли насчёт человечества. Всё, я в душ! А матрасы надувать тебе! — Уин катает по полу в мою сторону белый цилиндрик насоса-мотора.

— Я следующий! — спохватывается Биан. — Рома, как добрый хозяин, пропускает гостей вперёд. Так, коллега?

— Ну безусловно! — я улыбаюсь.

— А полотенца тут в доме есть, Рома? Мы своих не взяли сдуру.

— Там вон, в шкафу должны быть.

Мне хорошо с ними. Жара, пыль в нежилой квартире и даже отсутствие воды — ерунда. И не страшит меня тяжёлая и довольно-таки нудная работа. Единственно, чего мне не хватает сейчас, это Ирочки.

Как всё же жаль, что я не могу прямо отсюда и сейчас заказать разговор с домом…

С моим вторым домом, вот так вот.

* * *

Танцуют, танцуют свой танец цветные пятна. Ну куда же я без вас, ребята… Что вы хотите сообщить мне на этот раз?

Лицо Истинно Разумного, одетого в ярчайший, сияющий небесно-синий комбинезон проступает сквозь танец пятен, обретает объём и плоть.

«Я рад приветствовать тебя, биоморф»

«Не могу сказать того же про себя, господин начальник кладбища»

Скрежещет, царапает напильник по стеклу — Повелитель смеётся.

«Ты злишься, значит, неправ. Я вынужден признать — ты продвинулся очень далеко, биоморф. Но это тебе не поможет»

«Вот как? Старая, старая сказка»

«Зато правдивая. Ты многое сумел увидеть, да. Но много ли ты сумел понять своими человечьими мозгами?»

«С нетерпением жду, когда ты просветишь меня, о разумнейший»

Снова скрежещущий смех.

«А ты уже в состоянии воспринять? Тебе же всё объяснил ещё тот биоробот, которого так ловко разделала твоя самочка. Ты идёшь против законов природы, биоморф»

«О как! Я нарушил закон всемирного тяготения?»

«Твоя ирония бессмысленна. С твоими… гм… наставниками разговаривать бесполезно, они неизлечимо больны, и исправит их только могила. Но вот ты, как мне кажется, пока не безнадёжен»

Лицо Повелителя, лишённое мимических мышц, абсолютно бесстрастно, но я ощущаю — ему НАДО, чтобы я прислушался к его аргументам. Для начала прислушался, а там видно будет.

«Я слушаю тебя»

«Уже неплохо. Ответь мне на такой вопрос: почему, несмотря на тысячи больших кругов, то есть лет — а они на твоей родной планете длинные — миссионерам пернатых так и не удалось сдвинуться с мёртвой точки?»

«Потому что им мешали Истинно Разумные. Закон физики — когда действие равно противодействию, ничто не двинется с места.

«Очень грубое упрощение. Да, когда наши интересы приходили в противоречие, мы отстаивали свои, что естественно. Но причина вовсе не в этом. Вы, люди, оказались здравомыслящими. Устойчивыми к сумасшествию, понимаешь?»

«С этого места подробнее»

«Хорошо. Только сперва ответь мне на самый простой вопрос — в чём смысл жизни?»

Глаза мои закрыты, потому что я сплю. Иначе я уже вовсю хлопал бы ресницами. Ну надо же, и этот вопрос задаёт мне Истинно Разумный…

«Боюсь, ты не в состоянии воспринять»

«Думаю, что в состоянии. Так вот: конечная цель-сверхзадача любого разумного существа — стать Повелителем Вселенной, её Хозяином, если тебе так привычней»

Вот теперь я точно хлопал бы глазами, как кукла Барби, будь они у меня открыты. Кто бы мог подумать…

Скрежещет напильник по стеклу.

«По твоему лицу можно читать без всякой этой вашей телепатии. Разумеется, ты изумлён. Я так понимаю, это же самое, слово в слово, говорили тебе и твои… гм… благодетели. Что ж, пернатые хоть и сумасшедшие, но отнюдь не дураки. Вот только, как и все сумасшедшие, они представляют всё это себе в искажённом виде. Ответь мне на другой вопрос — почему пернатые всё никак не могут разгадать тайну, как именно Создатель Вселенной создал этот мир?»

«Если бы кто-то смог, он бы стал Хозяином Вселенной…»

«Вот! Именно так. Первый, кто это сделает, и станет Повелителем Вселенной. Только вот этой самой Вселенной, и никакой иной. Всё остальное — сказки пернатых»

«Короче — твои предложения?»

Большие чёрные глаза без белков смотрят на меня прямо.

«Мне нужна твоя голова, Ро-ма. Эту задачу не решить в одиночку. Вместе мы сможем. К нашим услугам будут ресурсы двух планет»

Я стремительно утрачиваю к беседе интерес. Наркоман-параноик может долго и логично рассуждать в кабинете у врача, маскируя словами истинную цель — украсть из шкафчика нужные ему препараты…

«Мне тоже нужна твоя голова. Отдельно от туловища»

«Я не исключаю и такой вариант. Цена велика, но не чрезмерна»

Вот теперь я изумлён по-настоящему.

«Насколько я понял, любой Истинно Разумный, даже двенадцатизначный номерной, ценит свою жизнь намного больше всей остальной Вселенной»

Снова скрежещет напильник по стеклу — Повелитель смеётся.

«Так то двенадцатизначный. В отличие от него я умею думать, Ро-ма. Шансы стать Повелителем Вселенной — настоящим, а не на словах — у меня без тебя нулевые. С тобой — пятьдесят на пятьдесят. Ну пусть даже сорок на шестьдесят в твою пользу. Сорок процентов много больше, чем ноль»

Он смотрит прямо, не мигая.

«Я хорошо понимаю, Ро-ма, кто не сумел, тот не смог. Икринка, из которой не вылупился малёк, гибнет. Если разумное существо не становится Повелителем Вселенной, оно умирает, рано или поздно. И твоё, и моё бессмертие мнимое, по сравнению с возрастом Вселенной просто ничто. Рано или поздно меня убьют, а ты сам призовёшь свою смерть»

«Я не вижу своей выгоды» — я уже окончательно утратил к беседе интерес.

«А шестьдесят процентов? Подумай, Ро-ма, не торопись»

«Уже подумал. Слушай же моё резюме. Во-первых, не называй меня «Ро-ма», тебе это страшно неудобно выговаривать, а мне страшно неприятно слушать. Во-вторых, мне неважно, стану я Хозяином Вселенной или нет. Запомни, начальник упырей: основная цель любого разумного существа — счастье. А всё остальное приложится»

«Но…»

«Никаких «но». Я тебя слушал долго и зря. Горе тебе, если в словах врага твоего тебе почудится благо. И вдвойне горе тебе, если в словах твоих друзей и твоей любимой тебе почудится зло. И, наконец, в-третьих. Меня не устроят шестьдесят процентов, меня не устроят даже девяносто девять. Твоя голова нужна мне авансом, со стопроцентной гарантией. Туловище можешь оставить себе»

Вот теперь я ощущаю, как он разъярён.

«Ты глуп, биоморф» — хрустит битое стекло под сапогами. — «Ты сам выбрал свою судьбу»

«Разумеется. Я вообще люблю выбирать сам. Твою судьбу я тоже решу, великий упырь. Причём в данном вопросе у тебя нет даже совещательного голоса»

«Проклятая пернатая тварь!»

Вспышка света!

* * *

Я открываю глаза, в которых медленно тают цветные пятна. Оказывается, я лежу на спине, в несвойственной ангелам позе, раскинув крылья на пол-комнаты. Возле меня маячит тенью Уин.

— Ты чего не спишь… — начинаю было я, но он зажимает мне рот ладонью.

«Тихо. Биан работает. А у тебя снова спонтанные видения, Рома»

И только тут я ощущаю на лбу лёгкий нагревшийся металл мыслесъёмника.

«Всё, давай спи. Выпей вот это, иначе завтра ты не работник»

Я послушно глотаю из алюминиевой кружки зелье.

«А ты? А шеф?»

«Я тоже сейчас лягу. Шеф на кухне, и насчёт него не беспокойся — он же Грезящий, и в состоянии управлять своими видениями. Его из Запределья вытаскивать не надо, если что»

Я уже блаженно улыбаюсь, стремительно проваливаясь в мягкую пучину сна. Много он мне налил…

* * *

— Вставай, Рома!

Нет, это определённо не мама Маша. Тем более не моя Ирочка. Никогда бы они не стали меня так жестоко будить…

— Подъём!!! — рявкает над ухом голос Биана. Я мучительно разлепляю глаза.

— Я уже встаю, шеф…

— Не «встаю», а «встал». Давай, давай, душ твой свободен!

Я встаю и плетусь в душ. Сейчас, на голову холодной водички…

Острые и упругие струи душа окончательно приводят меня в чувство. И я уже чувствую, что ночью наш шеф нащупал что-то весьма интересное.

«Точно, Рома. Сейчас мы совместим завтрак с просмотром материалов, для экономии времени»

Я выключаю душ и вылезаю из ванны, встряхивая полураспущенными крыльями. Три полотенца аккуратно висят на змейке отопления, я беру своё, тщательно вытираюсь. Похоже, новый день начинается интересно.

В зале на простыне уже разложен наш спартанский завтрак — бутыль с водой, три алюминиевые кружки и корзинка с дедовыми калачами.

— Я ночью видел очередной мОрок…

— Мы в курсе, Рома. Однако твой сюжет пойдёт вторым номером. Сперва рассмотрим мой, — Биан щёлкает пальцами левой руки, правой наливая воду из бутыли. Вспыхивает виртуальный экран.

* * *

Блестит вольфрам броневой плиты, заменяющей дверь. Стены блестят остекленевшей массой, оставшейся при резке гранита плазменным ножом. Экран видеоконтроля мерцает вязью знаков высшей письменности, доступной лишь посвящённым. В глубоких креслах сидят двое «зелёных», в одном из которых я узнаю давнего виртуального знакомого — временно Бессмертного, носящего теперь уже смачную кличку Имперский Маг. Это только с первого взгляда все Истинно Разумные одинаковые, как однояйцевые близнецы. Есть у них индивидуальные различия.

— … Таким образом, пока мы работаем по основному варианту «глобализация». Вариант «великий халифат» идёт как резервный.

— Повелитель Вселенной недоволен, Маг. Время идёт, а результаты чисто символические.

— Я глубоко чту нашего Великого и Мудрого, Сорок пятый, и делаю всё, что возможно. Но я не могу сделать невозможное.

— Не надо делать невозможное, Маг. Надо просто исполнить желание Повелителя.

— Я с удовольствием выслушаю твои мудрые замечания, Сорок пятый, — в голосе Мага прорезалось раздражение. — Приказывай.

— Разумеется, я не могу тебе приказывать, Маг, это право нашего Повелителя. Но ты зря обижаешься. Пойми, в данном случае наши интересы полностью совпадают, и я помогу тебе, чем смогу. Но ответь, чего ты тянешь? Разве так трудно взять выявленных среди людей сообщников пернатых — да пусть хотя бы подозреваемых — и через пару часов узнать всё, что нужно?

— А если нет? Если среди них нет людей, допущенных на базы проклятых тварей? Такая акция должна проводиться наверняка, Сорок пятый, и очень стремительно, чтобы пернатые не успели принять контрмеры. Мой предшественник уже провёл подобную операцию по задержанию одного выявленного особого агента… Не припомнишь, где он теперь? Да Бездна с ним, вспомни, во что это обошлось нам!

Собеседники помолчали.

— Разумеется, решать тебе, Маг. Вот только информация такая субстанция, которая всегда просачивается наружу, рано или поздно. Если пернатые хотя бы заподозрят… Боюсь, у нас не будет ни одного шанса. Пара-тройка боевых звездолётов этих тварей, заранее и скрытно переброшенные в систему, могут обеспечить нашей эскадре торжественный приём.

— «Беспощадная расправа» разбросала по всей системе массу зондов. Вряд ли мы проморгаем выход из подпространства даже одного их звездолёта, — Маг заёрзал в кресле.

— Дорогой Маг, это не старые добрые времена, когда пернатые, как и мы, выходили в реальность в поясе внешних планет, а потом долго и нудно добирались до цели… Нынешние корабли пернатых обладают исключительной точностью. Ну хорошо, пусть даже мы обнаружим их выход, но что толку, если это случится в пределах орбиты естественного спутника этой планеты, когда эскадра уже будет на подходе к планете? Машинерия Мгновенного перехода запускается отнюдь не мгновенно, как ты знаешь. И маскировка у проклятых тварей достигла такого уровня… Плюс перевес в маневренности, плюс перевес в мощи оружия — да, да, сейчас уже приходится признать и сей печальный факт. Это будет разгром, Маг. Гибели эскадры Повелитель не простит никому. Ни мне, ни тебе. Впрочем, как и неисполнение его воли в срок.

Сорок пятый внезапно чуть подался вперёд.

— Чего ты боишься? Сколько их на планете? Я имею в виду пернатых в натуральном виде. Сотни полторы-две, от силы три. Ну пусть даже три с половиной, ладно. А у нас будет пятьсот двенадцать одних «тарелок», плюс твои — итого шестьсот тридцать. Плюс боевые и вспомогательные роботы. Но главное — эскадра. Пять Звёздных кораблей, вдумайся! Через одну шестнадцатую малого круга после начала операции, если не быстрее, с пернатыми тут будет покончено. Даже если часть их баз уцелеет, это уже не будет иметь особого значения. Их миссия станет невыполнима, поскольку они уже не смогут эффективно контролировать ключевые фигуры и ситуации. Думаю, они просто сочтут дальнейшее своё пребывание на этой планете бессмысленным и уйдут.

— Не факт. Нельзя предсказать, что придёт в головы ненормальным…

— Можно. Они ненормальные, конечно, но отнюдь не слабоумные. Во всей их деятельности прослеживается чёткая логика, пусть и извращённая.

Двое собеседников опять помолчали.

— Надо решаться, Маг. Пернатые не дадут тебе завершить ни основной вариант, ни резервный. Сейчас время работает всё больше против нас, как ни жаль. Если этот проект постигнет та же судьба, что и проект № 843-29-75/02, моё будущее будет весьма зыбко и неопределённо, зато твоё — вполне однозначно.

Пауза.

— Давай откровенно, Сорок пятый. Ты жаждешь взять их телепорты?

Скрежещет напильник по стеклу.

— А ты не жаждешь? Ну что же, давай откровенно. Такие машины мы строить не умеем, Маг. Хуже того — уже довольно давно мы не умеем строить и собственные. Дело даже не в затратах, дело в мозгах. Современные учёные по сути ремонтники, а то и вообще способны только жрать кашу и изображать усиленную работу мысли. Можно, конечно, отправить их в плазмотрон, а толку?

Ещё пауза.

— Телепорты пернатых, это было бы очень кстати. Насколько я понял, ликвидировать их через обрыв струны они не решатся, потому как будет землетрясение. Они панически боятся нанести вред аборигенам. Но даже если они и выведут их из строя… Телепорты — это не главное. Главное — убрать с дороги их миссионеров.

Снова пауза.

— Ты что-то говорил о помощи…

— Да, разумеется, — Сорок пятый тянется к клавиатуре, придвигает её к себе. — Я тут анализировал кое-что… Пернатые старательно избегают размещать свои базы в пустынных местах, лишённых древесной растительности, поскольку очень не любят обитать в подземельях. И тем более не строят они свои базы в густонаселённых местностях. Они стараются использовать малонаселённые места с густой растительностью, служащей их объектам дополнительной маскировкой и защитой. Вот в этой стране, служащей одним из важных объектов твоего внимания, лесов предостаточно, и пернатым тут раздолье. Но в последнее время аборигены в этой стране…

— Они зовут её Россия.

— Благодарю за подсказку, но я не выговариваю местные непроизносимые названия. Так вот, аборигены усиленно сводят свои леса…

Царапает напильник по стеклу — Маг смеётся.

— Если ты намерен ждать, покуда аборигены самостоятельно выкурят пернатых, сведя все леса…

— А ты не спеши смеяться. В ряде местностей аборигенные компании, занимающиеся сведением лесов, столкнулись с чрезвычайными трудностями. В том числе и совершенно уникальными. Например, со счетов фирмы исчезают все средства, причём концов найти не удаётся.

— Такое здесь происходит повсеместно, а в той стране это вообще норма жизни.

— Согласен, дикари. Согласен, один факт — это не факт, и два факта — просто совпадение. А три? А четыре?

Теперь вперёд подаётся Маг.

— Покажи мне эти места.

— Вот они, — Сорок пятый тычет пальцем в клавиатуру, и на экране возникает пасьянс из спутниковых карт. Я вглядываюсь, и с дрожью узнаю в одной из них знакомые извилистые контуры Селигера. Карта Валдая…

— Это слишком общо, — Маг тоже вглядывается в экран.

— Уточнить можешь ты сам.

— Ну что же, благодарю за помощь, Сорок пятый, — Маг встаёт. — Я не забуду.

— Не за что, мы же партнёры. Но ты подумай над тем, что я тебе сказал. Время, Маг, время!

— Да, время… Ладно, я подумаю. Когда ты убываешь назад?

— Повелитель велел не задерживаться. Сам знаешь, у нас там надо быть всегда на посту, это не сонная планетка мохнорылых. Чуть что, и твой номер освободился.

Скрежещут напильники по стеклу. Хорошая шутка.

* * *

Экран гаснет, и я во все глаза таращусь на Биана. Да-а…

— А ты как думал, Рома? — довольно смеётся шеф. — Я тебе не просто так начальник, я всё-таки Великий Грезящий!

Действительно, здорово. Конечно, мои фильмы-ужастики из жизни Истинно Разумных впечатляют, но в «ближнем бою» шеф даст мне сто очков вперёд. Потому что, в отличие от меня, может направлять свои видения в нужное русло, оставаясь в ясном сознании.

— О Великий и Мудрый Скользящий над волнами! Позволь ничтожному спросить — будем ли мы сегодня завтракать?

— Непременно! — я чувствую, как Биан доволен. — Вот только вызову подмогу. Думаю, Аине и другим коллегам пора попить молока местных животных.

— У тебя попьёшь, как же… — огрызается Уин, и мы все трое смеёмся.

— Я ошибся, коллеги, — Биан от возбуждения потирает руки и теребит свои уши, а также встряхивает слегка распущенными крыльями. — Всю работу надо сделать за четверо суток…

— За четверо?! — Уин, уже начавший жевать калач, непременно подавился бы, будь он человеком. К счастью, глотка у ангелов устроена несколько иначе.

— Повторяю: за четверо местных суток, считая текущие. Потому и вызываю подмогу.

Биан вдруг смотрит на меня, улавливая невысказанный вопрос.

«Успокойся, Рома. Эта догадка пока просто догадка»

«Ты так спокоен… Разве это не опасно?»

«Это было бы опасно, если бы мы не знали. Но мы знаем, Рома, и загодя примем меры. Мы их сделаем, вот увидишь. И всё выйдет с точностью до наоборот — в итоге они уйдут с Земли, не потянув чрезмерных затрат и невосполнимых потерь»

Шеф проглатывает последний кусок и одним махом допивает воду из кружки.

— Всё, доедайте скорее, нас ждут великие дела!

* * *

— Устал?

Я рассеянно-виновато улыбаюсь Уину.

— Устал — не то слово.

— Потерпи, Рома. Москву мы закрыли, завтра-послезавтра закроем Урал. Потом ещё пара городков, и всё. Ну то есть для нас с тобой и на данном этапе.

— Что значит «для нас с тобой»? А Биан?

— А у шефа задачи несколько шире. Он, похоже, замыслил найти-таки резидента «зелёных». Оттого и такая гонка. Нам надо закончить с дезактивацией средств и систем наблюдения «зелёных», пока они не готовы к нападению.

За окном догорает закат. Какой долгий летний день, как год… Но Москву мы закрыли, это правда. И теперь «зелёные» видят только то, что им позволим мы.

— Так, коллеги, — Биан выходит из душа, резко встряхивая крыльями. — Душ в вашем распоряжении, но только быстро. Я вызываю кокон. Как всё-таки неудобно, когда нет сушилки…

Я вздыхаю. Прости-прощай опять, мой старый курятник… Через сколько-то минут мы будем на Урале, в незнакомом мне городе с интересным названием Златоуст.

Экспресс-душ несколько освежает меня, снимая часть усталости.

— Биан, полотенца забрать?

— Да, забирай!

Мы быстро прибираемся в квартире, сворачивая наше имущество. Последними отключаем и снимаем со стен устройства защиты периметра. Что касается изящных ваз синтезаторов образов, то их мы снимем только по прибытии кокона.

— Скафандры!

Мы напяливаем скафандры, быстро проверяем системы и устройства. Надеваем пузыри шлемов.

— Внимание, кокон!

Биан распахивает дверь на балкон, делает шаг и исчезает.

«Подавайте аппаратуру!»

Мы работаем споро и уверенно, и тотемы-икебаны одна за другой исчезают из виду.

«Вроде всё, Биан»

«Ничего не забыли? Оглядись там, Рома!»

Я старательно оглядываю свой старый курятник. На полу в пыли следы расстеленных простыней — пол так и не помыли…

«Нет, ничего не забыли»

«Тогда вперёд. Рома, как хозяин жилища, замыкающий»

Уин выходит на балкон и исчезает. Я ещё раз окидываю взглядом опустевшую квартирку и выхожу следом, запирая дверь при помощи универсальной силовой отмычки. Мысленный приказ кокону… Ап! И я сижу рядом с Уином, за плечом шефа.

Мои коллеги разговаривают, смеются, а Москва, тонущая в вечерних сумерках, уже проваливается вниз. Ещё несколько секунд, и скрывшееся за горизонтом солнце вновь явит нам свой лик. Правда, ненадолго…

«Биан, здесь Аина. Мы сделали. Командуй дальше»

«Уже? Молодцы. Теперь берёте Хабаровск, Комсомольск, Цицикар этот и ещё Владивосток. В Харбине наши коллеги-миссионеры всё сделали сами, и за то им отдельное большое спасибо.

«Да ещё какое спасибо. Рома, ты как там, не умер?» — этот вопрос обращён уже ко мне.

«Пока живой»

«Потерпи, это недолго. У Биана вообще долго не живут, ни «зелёные», ни сотрудники» — шелестит бесплотный смех.

«Хватит трепаться, Аина»

«Прости, о Великий и Мудрый… истребитель мух»

«Ох ты и ехидная!»

Я улыбаюсь. Дети, мудрые, добрые и весёлые…

Мы летим над землёй, и за нашими спинами угасает закат, а впереди уже чернеет ночная сторона планеты, раскрашенная светящимися пятнами городов. Ого, сколько их тут!

Мы летим над Землёй, невидимые и неощутимые для аборигенов. Да, вы не видите нас, люди. Но это вовсе не значит, что нас нет.

Я перехватываю взгляд Уина, и он устало улыбается мне. Я вновь вспоминаю слова деда Иваныча, сказанные уже очень, очень давно. «Горсть их всего на Земле, и такую ношу тянут…» Вытянем?

«Вытянем, Рома»

* * *

— Здравствуйте, коллеги!

Немолодой уже ангел, постарше папы Уэфа, смотрит на нас с улыбкой.

— Я Летящий через горы, но вы можете звать меня Гаурил. Я координатор Урало-Западносибирской зоны ответственности. Вот решил лично поприветствовать, да заодно обсудить кой-какие проблемы.

Мы по очереди представляемся. Разумеется он знает, кто их нас кто, но вежливость требует. Гаурил… Редкое имя.

— Это меня так назвали папа с мамой, в честь Великого Проклятого, — смеётся Гаурил. — Они считают его самой выдающейся личностью. Но прежде всего вопрос — вам нравится здесь? Если домик не подходит, можно найти другой, время и варианты имеются.

Мы оглядываем предоставленные нам апартаменты. Частный дом старой постройки, довоенной, если не дореволюционной. Деревянный, с низкими для людей потолками. На стенах развешаны икебаны и тотемы. Где-то совсем рядом прогрохотал запоздалый трамвай.

— Это мы подготовили всё тут, чтобы вам время не тратить. Вы же здорово устали, как я погляжу.

— Есть такое дело, — подтверждает Биан. — А там что?

— А это мы для вас приготовили душевую. Это очень плохое жилище, если честно, так что душа тут не было. Даже туалет был снаружи, так что мы тут вчера почти полдня провозились. Шесть универсальных роботов задействовали!

Я заглядываю в соседнюю комнату, сплошь затянутую серебристой пластиковой плёнкой, вроде лавсана — и пол, и стены, и даже потолок. Душевые колонки, навроде тех, что установлены в старом ските. Даже тепловая сушилка-фен для волос и крыльев имеется, гляди-ка…

— Вполне даже подойдёт, — Биан одобрительно разглядывает ангельскую сантехнику. — А вода?..

— Вода из скважины, холодная и чистая, но для питья лучше вот эту берите, из фильтра. Тут вообще невкусная вода.

Гаурил смеётся.

— Вчера минут десять робот прожигал в грунте дырку, да пока замаскировали…

— За душ отдельное спасибо, Гаурил. А то мы сегодня ночевали в одной дыре…

Я несколько обижен, и коллеги, уловив моё возмущение, смеются.

— Здесь мы вам покушать припасли, — Гаурил открывает крышку объёмистой корзины. — Вот тут молоко в бутыли свежее, яйца, лимоны…

— Лимоны? Гаурил, я растроган! — и я чувствую, что Биан нисколько не шутит.

— Гостям всё самое лучшее, — смеётся Гаурил. — Ладно, коллеги, располагайтесь и отдыхайте. Если что, я на связи в любое время.

— Погоди, Гаурил… — Биан по-свойски обнимает его крылом, и я уже уловил — они старые знакомые. — Давай-ка обсудим ряд вопросов.

— И я про то же…

* * *

Однако, какие низкие тут потолки. И двери тоже, кстати. Баскетболисту тут делать нечего, голову разобьёт о притолоку… Как я об ангельские люки, будучи ещё несмышлёным аборигеном, ага…

Всё тихо в старом доме. Всё тихо в округе. И весь этот город спит. Не ходят древние трамваи, не гудят машины… Спите, люди. Мы охраняем ваш сон.

Биан снова грезит, сидя один, в соседней комнате. Шеф не любит, когда что-то или кто-то его отвлекает, его видения хрупки и легко прерываются. Зато он видит по делу, а не то, что я — какие-то обрывки древних сюжетов из жизни давно усопших предков Истинно Разумных, годные лишь для художественных фильмов. Плохой из меня помощник для папы Карло.

Я вздыхаю, привычно закрываю глаза. Смогу или нет, но должен я попытаться. Уин подобным даром не обладает, Аина не здесь, да и у неё хватает забот… Не всё же Биану одному зрить в неведомое, тащить всю тонкую работу на себе.

Танцуют, танцуют свой танец цветные пятна. Что я увижу на этот раз?

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

* * *

— … Меня не волнует, Пятьсот сорок семь восьмидесятый. Сборка реинжектора должна быть закончена в срок, и вы будете работать столько, сколько потребуется! Если не успеваете, можете работать сверхурочно, хоть ночевать здесь! Но график должен выполняться неукоснительно!

— Да, мой господин!

— Всё, работай!

Главный инженер проекта поворачивается и покидает нас, в сопровождении холуёв и охранников. Пятьсот сорок семь восьмидесятый, наш непосредственный начальник, постояв ещё некоторое время на карачках для надёжности, поднимается и обращает свой грозный взор на нас.

— Всё слышали, дефектные?! А ну, по местам!

Вся бригада спешно расходится по рабочим местам. Господин шеф-монтажник имеет крутой нрав, и ему ничего не стоит сдать нерадивого или проштрафившегося Дисциплинарной комиссии. А оттуда едва ли не каждый четвёртый попадает в лапы к Санитарам.

Разговоров не слышно, все работают сосредоточенно и молча. Во время работы вообще праздные разговоры запрещены, к тому же здесь и невозможно разговаривать. Колоссальный стакан корпуса строящегося кварк-реактора наполнен гулом, шипят плазменные горелки, пронзительно визжат гайковёрты и шлифмашинки, где-то работает клепальный автомат…

Мои руки работают споро и уверенно, почти без участия головы. Да, мои руки — моё состояние, золотые мои кормильцы. Я — элит-монтажник, и мой номер Семьсот сорок семьсот тринадцать. Не так уж часто монтажник получает шестизначный номер…

Да, на этот раз нам предоставили настоящую работу. Такой стройки не припомнит никто в бригаде. Вообще, сколько себя помню в роли монтажника, мы больше занимались ремонтом, чем монтажом нового оборудования. Но, выходит, есть ещё сила и мощь у Истинно Разумных, да славится наш Великий и Мудрый Повелитель Вселенной…

Элит-монтажник — хорошая профессия. Знать и уметь, правда, надо очень много, зато и привилегии соответствующие. У кого ещё из работающих руками есть ванна с чистой водой? А у меня есть! Правда, воду менять удаётся далеко не каждый день, я всё же не четырёхзначный, но всё равно… Плюс вкусная каша в неограниченном количестве, плюс деньги, которых, кстати, накопилось уже немало. Хоть каждый день ходи в кегельбан. А если мне стать пятизначным… Вот, скажем, сорвался бы сейчас господин шеф-монтажник с края рабочих мостков, и полетел вниз…

Я даже прижмурился, до того сладостной была картина — пронзительный скрежещущий вопль, перекрывающий все прочие звуки стройки, мозги, брызнувшие веером… А, Бездна!

Я опускаю руки, стараясь унять дрожь. Незаметно оглядываюсь — никто не видел? Нет, вроде нет… Некоторое время я тупо смотрю на керамическую плату боковой отклоняющей системы реинжектора, которую пересекла змеистая трещина. Домечтался, дефектный… Что теперь делать?

Я снова склоняюсь к агрегату, делая вид, что работаю. Какая работа? Всё надо разбирать по-новой, плату менять… Однако если сказать об этом начальнику, господин шеф-монтажник тут же вызовет стражу. Дальше процесс пойдёт быстро — Дисциплинарная комиссия, Санитары, зев плазмотрона… Нет!

Мой мозг лихорадочно ищет выход. Значит, так… Поставить сейчас на штатное место верхний конус отклонялки, тогда плату видно не будет… Закоротить всё это дело, чтобы тест-контроль не заметил обрыва цепей. Ну а когда сверху ляжет магнит и всё будет закрыто кожухом, моя «пенка» будет похоронена в недрах агрегата, одного из множества других. Все системы тут задублированы, так что ничего страшного…

Пока мозг ищет выход, умные руки стремительно делают своё дело. Раз-раз — впаяна перемычка. Раз-раз — сверхпроводящая катушка заменена кольцом из медной проволоки. Раз-раз — верхний конус лёг на своё место, закрыв от постороннего взгляда расколотую плату…

— Семьсот сорок семьсот тринадцать, что у тебя? — раздаётся за спиной голос шеф-монтажника.

— Всё нормально, мой господин! Сейчас буду ставить магнитную систему.

— Давай-давай! Как закончишь, сразу скажи. Тест-контроль!

Начальник отходит к другим, а я вновь опускаю руки, стараясь унять дрожь. Всё. Обратной дороги нет. Теперь, если тест-контроль выявит неладное, меня точно ждёт плазмотрон.

* * *

Вспышка света!

Я открываю глаза, некоторое время бездумно глядя в потолок чужого дома. И только потом осознаю, что лежу на спине, широко раскидав крылья, а на соседних надувных матрасах никого нет.

Уин сидит у моего изголовья, пристально вглядываясь в меня.

— Ну что, Рома, опять паразитные видения?

Я вздыхаю, тоже сажусь на своём матрасе. Стягиваю с головы обруч мыслесъёмника.

— Паразитные. Ты не представляешь, Уин, каждую ночь видеть всех этих паразитов…

Уин тихонько смеётся.

— Тихо, Рома. Шеф пока грезит. Только ему труднее, он же должен увидеть не любых паразитов, а конкретно тех, которые нам интересны.

Дверь в соседнее помещение распахивается, и Биан входит в комнату, медленно и устало.

— Удачно, шеф? — спрашивает Уин.

— Вы не представляете, ребята, что задумали эти твари, — шеф коротко встряхивает крыльями, стаскивая с головы обруч. — Завтра, всё завтра… Рома, ты видел?

— Видел, Биан. Всё записано. Вот только что я видел…

— Разберёмся. Всем спать! Завтра мы должны закрыть этот город. Завтра… Всё завтра…

Биан валится носом в свой надувной матрас, и я только сейчас ощущаю, как он устал.

— Пей, — Уин протягивает мне кружку. — Я так понял, одними «мухами» и ретрансляторами мы не обойдёмся. Шеф что-то увидел. Ладно, спим!

* * *

— Подъём!

Я дисциплинированно вскакиваю, удерживая равновесие крыльями, и только потом открываю глаза, под громкий смех моих товарищей.

— Дисциплина твоя растёт и крепнет, Рома, — Биан уже принял душ и выглядит бодрым и свежим. Вот только лицо его бледное до прозрачности.

— Всё никак не могу привыкнуть к бесконечным земным суткам, — улавливает шеф мою мысль. — Невозможно же спать ночью столько часов подряд. А днём поспать не удаётся… Ладно, ты в душ, а мы с Уином проверим содержимое корзинки. Не задерживайся, если хочешь отведать лимонов!

Я бреду в душ, вялым усилием мысли пускаю воду. Тугие холодные струи бьют со всех сторон, разом смывая с меня остатки сонливости. Ух, здорово! А ну, горячую! А теперь очень горячую! А теперь снова холодную! Ух, хорошо!

Закончив полоскание, я с наслаждением подставляю себя под поток горячего сухого воздуха, мигом высушивающего мои волосы и крылья. Всё-таки по части некоторых удобств людям до ангелов далеко. Придумали себе корыта с водой — ванны, джакузи разные… Извращенцы, верно Аина подметила…

Мне становится смешно. Давно ли вы стали таким правильным, господин-товарищ биоморф?

Уин и Биан поджидают меня, восседая по обе стороны переносного низенького столика, уставленного снедью. Шеф приглашающе хлопает рукой, указывая мне место по третью сторону столика.

— Сперва смотрим мой сюжет, Рома. Мне кажется, я кой-чего усмотрел сегодня ночью.

Вспыхивает виртуальный экран.

* * *

Стены подземного зала дышат сыростью, несмотря на то, что остекленевшая от жара плазменных резаков поверхность водонепроницаема. Светятся в полумраке экраны контрольных устройств. Что касается самой установки, то её размеры столь велики, что теряются во мраке. Старт-установка телепорта «зелёных» вообще напоминает чем-то громадный пресс, оплетённый массой устройств и деталей. Техника Истинно Разумных довольно примитивна и оттого громоздка.

В удобном чёрном кресле, выгодно подчёркивающем ярко-синий комбинезон Бессмертного, Носящего имя, развалился Маг, бывший Хоз, главный резидент «зелёных» на планете Земля. Перед ним на полу сидят пятеро «зелёных», мне покуда незнакомых. То, что они не стоят на карачках, а сидят, указывает, что это как минимум трёхзначные.

— … Таким образом, полученные сведения позволяют не ограничиваться слежкой за выявленной агентурой пернатых среди людей. Выявление местонахождения баз пернатых возможно и другим путём. Следует немедленно организовать прочёсывание техническими средствами указанных районов. И одновременно усилить там лесозаготовки, заставив пернатых принимать контрмеры и раскрыться. Тебе, Ноль двадцать восьмой, я поручаю территорию к востоку от Байкала. Вот примерный район, где следует искать.

— Я понял, мой господин.

— Тебе, Двести сорок четвёртый, я поручаю Приморье.

— Да, мой господин.

— Тебе, Триста восьмидесятый, я поручаю Урал.

— Хорошо, мой господин.

— Тебе, Триста пятый, я поручаю Карелию.

— Слушаюсь, мой господин.

— Ну а тебе, Четыреста шестой, предстоит просветить Валдай.

— Будет сделано, мой господин.

— Прости, что перебиваю твою мудрую речь, о мой господин. — подаёт голос сидящий слева Ноль двадцать восьмой. — Для задуманного дела потребуется много ресурсов, и прежде всего живой силы. Нельзя ли мне получить подкрепление из биороботов? И хотя бы пару сотрудников-биоморфов из пятизначных. И четырёх Истинно Разумных операторов на контроль. И ещё пару «тарелок» с экипажами, и чтобы на них был установлен «всевидящий глаз», против которого любая маскировка бесполезна.

— Можно получить, Ноль двадцать восьмой. Более того, в полном объёме. Все вы получите помощь, только трудитесь на благо нашего Великого и Мудрого Повелителя Вселенной. Но я ставлю жёсткие сроки — двадцать шесть местных суток.

— Но, мой господин…

— И ни днём позже! Расчёт на компьютере дал эту цифру, это реальный срок. Касается всех. У меня всё, работайте.

* * *

Экран стягивается в точку и гаснет. Мы, все трое, переглядываемся.

— Шеф, ты гений, — просто говорит Уин.

— Ну это-то да. — без ложной скромности подтверждает Биан. — Однако для подтверждения моей полной и безоговорочной гениальности не хватает пустяка. Определить место, где сидит этот маленький зелёненький человечек.

Биан смотрит на меня.

— Рома, я рассчитываю на твою помощь.

— Биан, может, Аина? — вмешивается Уин. — В отслеживании мировых линий ей равных нет…

— Для этого она должна увидеть то же, что и я, — Биан наливает себе полную кружку молока. — И потом, для чего мы взяли в службу Великого Спящего и всё такое?

— Я попробую, Биан, — говорю я.

— Вот именно, Рома. Тут с тебя никто не требует конкретных сроков. Видения дело такое… Но ты попробуй. Ладно, смотрим теперь твой сюжет, и за работу.

— Да там толком-то и нет ничего… — мне немного неловко. — Очередной ужастик из жизни «зелёных».

— Ну надо же, какая скромность. — смеётся Биан. — Давай что есть!

* * *

— Ну что же, коллеги, спасибо за помощь. Вы извините за сей приют, очень уж быстро всё готовилось… Надо было вас в высоком доме поселить, на горе.

Нас провожает чуть не вся миссия, в том числе координатор Гаурил и его жена, Лоа, невысокая хрупкая женщина с искрящимися белоснежными волосами.

— Да мы и носа не высовывали из дому, Гаурил, — смеётся Биан. — Некогда было. Так и не посмотрели городок.

— Так ведь не последний день живём, — улыбается Лоа. — И потом, город он и есть город. Вот как-нибудь побываете на нашей базе… Тут такие места красивые, такие горы кругом!

Я улавливаю огорчение местных миссионеров. Действительно, инструкция по безопасности гласит: если без кого-то на базе можно обойтись, ему там делать нечего. База миссионеров — не турбаза. Из нашей троицы там побывал пока только Биан, даже Уин не сподобился, хотя работает в службе давно.

— Внимание, кокон!

Мы выходим во двор, на ходу включая маскировку, и Биан исчезает прямо передо мной.

«Грузим имущество, ребята!»

Мы с Уином начинаем погрузку — просто выпускаем из рук наше имущество, и оно бесследно исчезает в повисшем над головой транспортном коконе. Миссионеры нам помогают, и погрузка заканчивается за минуту.

«Удачи!»

Ап! Я подпрыгиваю и оказываюсь сидящим рядом с Уином. Кокон начинает свой стремительный подъём, и только тут я замечаю…

«Биан, мы же жили рядом с озером! Совсем рядом, и даже не искупались…»

Тяжёлый вздох.

«Не придуривайся, Рома. Купаться в городской черте, на виду у проходящего транспорта и людей…»

«Мы могли сделать это ночью» — неожиданно поддерживает меня Уин.

«Во, ещё один! Ладно, ребята. Искупаемся ещё, только не здесь»

«А в Кирове этом есть речка? Я что-то не помню» — это опять Уин.

— Будет тебе речка, — прищуривается Биан, переходя на звук. — Там мы будем жить в девятиэтажном доме недалеко от вокзала. Очень подходящее место для купания!

Так и не увиденный мной город Златоуст, залитый лучами яркого утреннего солнца, остаётся внизу, превращаясь в тёмное пятно среди величественных гор. Вперёд, нас ждут великие дела!

* * *

— … Ты совсем замучил его, шеф. Напомню, что ты обещал не просто вернуть его жене, но вернуть в целости и сохранности.

— Обязательно, — Биан невозмутимо жуёт ватрушку, запивая молоком. — Никаких видимых повреждений, я гарантирую. Ну, а то, что он всё время будет блаженно улыбаться и не реагировать на вопросы…

Мои товарищи хохочут, а мне не до смеха. Расклеился биоморф… Вот лечь бы и уснуть, прямо сейчас и без всяких видений.

— Ладно, Рома, я не «зелёный» — улавливает мою мысль шеф. — Ложись и спи, только снотворного выпей, а то от переутомления опять будут паразитные видения.

— Не обижай меня, Биан, пожалуйста, — я выпрямляюсь. — Я выдержу.

— Хм… — начальник критически оглядывает меня. — А потом понадобится лечение. Оно кому надо?

— Мне. Это надо мне, Биан. Я прошу. Я должен выдержать, пойми.

Они с Уином переглядываются.

— Ну, раз так… Заканчиваем ужин.

* * *

Танцуют, танцуют свой танец цветные пятна. Я почему-то твёрдо уверен — сегодня они покажут то, что нужно.

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

* * *

Поле внимания смещается на сей раз так быстро, что я не успеваю ничего заметить — словно взгляд мой непроизвольно метнулся в сторону мелькнувшего яркого света. Где это я?

…Маленькое, голенькое существо с рудиментарным хвостиком старательно сосёт мою грудь, аппетитно чмокая. На своей любимой настенной икебане сопит Нечаянная радость. Всё тихо в доме. Светится экран, но мой взгляд скользит мимо значков и символов, не воспринимая их. Скорей бы уже он вернулся!

Меня охватывает тоска. Я хочу к нему… Я хочу к ней…

Взрыв в голове!

Цветные пятна рассыпаются фейерверком искр. Передо мной возникает вполне реальный ангельский лик.

«Вот это правильно, Рома. А то всё «зелёные» да «зелёные»…»

«Иди ты!» — смеяться вслух я боюсь, чтобы не прервать видения Биана.

«Не прервёшь. Можешь заглянуть в соседнюю комнату, как шеф трудится»

Но я уже улавливаю — шеф спит, сладко, как младенец.

«Не выдержал нагрузки наш стальной начальник»

Я всё-таки заглядываю в приоткрытую дверь. Биан спит на каком-то коврике, на котором намеревался работать. Лежит на боку, пальцы ног сцепил в замок, укрылся крылом, обруч мыслесъёмника съехал на ухо, но спать шефу нимало не мешает. Биан дышит легко и ровно, время от времени чуть причмокивая во сне.

«И нам с тобой надо бы поспать, Рома. Завтра завершаем плановую работу. И начинаем сверхплановую»

«Не понял…»

«Чего ты не понял? После того, что мы увидели, шеф не успокоится, пока не возьмёт резидента «зелёных»…»

Возможно, Уин говорит ещё что-то, но я его уже не слышу, проваливаясь в бездонный колодец сна.

* * *

— Подъём!

Ну вот, опять… Я упираюсь крыльями в пол и кое-как встаю, не раскрывая глаз. Делаю ещё усилие и поднимаю веки. Зачем мама Маша сделала мне такие длинные ресницы, их же не поднять…

— У-у… — Биан разглядывает меня, и я его тоже. Шеф выглядит сейчас как тень отца Гамлета… или сам Гамлет, злодейски отравленный…

— Значит, так. В душ, коллега. Сегодня завершаем, и вы с Уином отправляетесь домой.

— А ты?

— А я с Аиной тут останусь. Молока ещё малость попью.

Я направляюсь в душ, откуда слышен плеск воды.

«Всё, Рома, я выхожу, пользуйся. Барахло вся эта людская сантехника, вот что я скажу. Уж не сделать нормальный циркулярный душ… И фена нет даже»

«Так дикари…» — чья это шутка, моя или Биана?

Уин выходит, резко встряхивает крыльями, и на обоях расплываются мелкие тёмные пятнышки брызг.

— Там вода плохо течёт. Как мокрой тряпкой обтёрся!

Я залезаю в ванну, наставляю на себя рожок душа, но вместо тугих струй на меня вяло моросит осенний дождичек. Ну да, как я забыл — на последнем этаже напор не всегда бывает хороший…

И всё-таки даже такой душ приводит меня в чувство, и я начинаю понемногу соображать. Значит, сегодня мы закончим с «мухами»…

Я за все эти дни и ночи так и не повидал Ирочку — не было ни времени, ни возможности для сеанса связи. Маленькая моя…

«Рома, завтрак на столе»

Я выбираюсь из душа, обтираюсь полотенцем, одним из трёх, взятых на моей старой квартире. Вот не оказалось бы их там, и обсыхали бы, как воробьи на заборе…

Биан и Уин уже восседают возле низенького столика-подставки, вынутого из-под телевизора. Сам телевизор стоит в углу, поставленный экраном к стене и оттого напоминающий чем-то наказанного. Я усаживаюсь возле торца столика, наливаю себе молока. Провизией нас тут снабдил местный исполнитель — просто оставил в квартире.

— Значит, так… — начинает Биан, но закончить мысль не успевает. Возле нашего дастархана возникает Аина. Разумеется это видеосвязь.

— Биан, я сделала! Я нашла их, слышишь?!

— Да ну?! — Биан едва не роняет кружку. — Аина, я тебя люблю!

— Я в курсе, — смеётся Аина. — Жаль, что редко и недолго.

Мы с Уином тоже смеёмся. Было бы странно, если бы наша Аина ответила иначе.

— Даю фильм!

* * *

Челюсти приёмного телепорта разжимаются, открывая взору плотно сцепленный клубок из трёх тел. Ещё секунда, и три брата-близнеца, до боли знакомых, выгружаются из круглой выемки.

Все экраны мерцают, переливаются вязью символов. За пультами работают операторы, маленькие зелёные человечки в самом что ни на есть натуральном виде. Челюсти установки снова медленно сжимаются, готовясь к приёму нового груза.

Уже очень хорошо знакомый мне Хоз прогуливается на пару с уже виденным мной Сорок пятым, начальником личной охраны Великого и Мудрого. Они не обращают внимания на операторов, работающих за пультами, и даже стоящие в шеренгу по три голые Иваны и Иварсы их не волнуют.

— … Таким образом, мы сможем локализовать базы пернатых в ближайшие двадцать шесть… нет, теперь уже двадцать пять местных суток. И можно вызывать эскадру.

— Я рад, Хоз, что ты прислушался к моим доводам. Ух, какие молодцы! — Сорок пятый останавливается напротив шеренги Иванов-Иварсов, разглядывая их. Макушка Сорок пятого не достаёт до пупа биоробота, поэтому разглядывать ему приходится детали, весьма искусно имитирующие определённые органы человеческого мужчины.

— Да, с биороботами особых проблем нет, — Хоз тычет пальцем в бедро биоробота. — Но я просил ещё биоморфов из пяти-шестизначных…

— Надо было раньше давать заявку. Сам знаешь, такие дела мгновенно не делаются. Зато у меня для тебя сюрприз.

— Любопытно.

— Сейчас увидишь.

Челюсти установки вновь размыкаются, и ещё три фигуры выходят наружу… чуть не вырвалось — в чём мать родила. Не мать, конечно — в чём с завода отгрузили.

Я таращу глаза. Девахи, чьи формы наверняка взяты из какого-то порножурнала, на фотографии со спины могли бы, вероятно, показаться привлекательными — рослые, стройные блондинки. Но даже на фотографии лучше не видеть их глаза.

— Я тут подумал, Маг… В последнее время у аборигенов в разных отраслях и видах деятельности вовсю используются самки.

— Дикари…

— Да, да, согласен. Но, как мне кажется, это обстоятельство нужно использовать…

Скрежещет напильник по стеклу — резидент «зелёных» смеётся.

— Ты думаешь, никто не пытался? Брали объёмные снимки самок, пользующихся у аборигенов несомненным успехом, и воспроизводили с точностью. И что же? Пока это, — кивок на «девушек», — носит чёрные очки, к нему ещё подходят некоторые. Чтобы через минуту спешно отойти. А когда это без очков, аборигены почему-то покидают даже общественный транспорт, в который оно заходит.

Из телепорта между тем выбираются ещё три «девушки». Меня пробирает дрожь. Достаточно раз взглянуть, как они выбираются… Движения, сочетающие в себе грацию паука со стремительностью механизма. Подобные движения порой удаётся воспроизвести талантливым исполнителям брэйк — данса. Определённо, две-три дюжины таких девиц, выпущенных ночью на улицы Москвы, способны покончить с уличной проституцией. Просто водители, разок попытавшись «снять» подобное чудо, с этих пор, завидев издали стройную фигурку, будут разворачиваться и гнать прочь, покуда есть в баке бензин…

— Ну вот… Досадно. Я думал тебе помочь, Хоз. Тридцать две штуки изготовлены… Что их теперь, к списанию?

— Да ладно, используем для внутренней охраны объектов. Жаль, что нет биоморфов. Сам знаешь, для тонких дел биороботы непригодны. Ума у них, как у двенадцатизначных…

Скрежещет напильник по стеклу — славная шутка…

* * *

Изображение гаснет, и на его месте вновь возникает Аина.

— Ну как?

— Пока красиво, — Биан отпивает молоко из кружки.

— Тогда держите!

Жестом хозяйки, выносящей к гостям своё фирменное блюдо, Аина высвечивает карту. Я вглядываюсь. Перу?

— Они там, Биан.

Биан смотрит на пульсирующий красным кружок указателя.

— Биан, надо брать, — вновь подаёт голос Аина.

— А? — Биан явно размышляет.

— Шеф, их там двое, — встревает Уин. — Уникальная возможность.

Рядом с Аиной в круге изображения появляются Уот и Иол.

— Шеф, надо брать.

— Биан, я понимаю, ты хочешь выманить эскадру, — Аина говорит очень мягко, проникновенно. — Но что будет, если они обнаружат наши базы?

— Так… — Биан встряхивает крыльями. — Связь мне с домом!

* * *

Горная цепь тянется за окном, насколько хватает глаз. На стенах повсюду развешана аппаратура, напоминающая защитные тотемы, но здесь она не смотрится чужеродно, как в старом русском ските. Здесь эти штуковины в самый раз, потому что стены, сложенные из мощных каменных глыб, пригнанных друг к другу так плотно, что в щель между ними не просунуть и кончик ножа, помнят ещё славную эпоху империи инков.

Я с любопытством оглядываюсь. Да-а, впечатляет… Я уже знаю от Уэфа, что ангелы предпочитают занимать вот такие человечьи постройки, заброшенные в густых лесах и джунглях. Тут действует тот же принцип, что и обычай пускать в новый дом кошку — если кошка ведёт себя спокойно, можно смело жить в доме. Люди исстари строили скиты, храмы и капища, доверяясь своему чутью, покуда чутьё им не отбила машинная цивилизация.

Древний храм-крепость, затерянный в джунглях Укаяли, был хорошо укреплён своими строителями и замаскирован самой природой. Отличное место.

Вся наша команда сидит вдоль стены, на пушистом ковре, украшенном причудливым узором из ломаных линий вместо обычных играющих огней. Очевидно, это сделано, чтобы соблюсти антураж эпохи — ангелы вообще тонко чувствуют такие вещи, потому как в большинстве своём склонны к эстетству. И даже врезанные в стены круглые люки зелёного металла, украшенные затейливым узором, кажутся тут естественными, не то, что в ските у папы Уэфа.

— Здравствуйте, гости!

Входящая делегация довольно многочисленна — трое мужчин и четверо женщин. Почти весь ангельский персонал базы, улавливаю я.

— Здравствуйте, хозяева! — отвечаем мы нестройным хором. Они смеются.

— Меня зовут Кружащая над озером, но вы можете звать просто Гауя. Я здешний координатор, как вы уже знаете. А это вот сотрудники миссии…

Гауя представляет нам своих ребят, Биан нашу команду, всё честь по чести.

Они внезапно становятся на одно колено.

— Мы рады приветствовать тебя, живая легенда будущего!

— Я и сейчас уже вполне… — неожиданно для себя самого ляпаю я. И откуда что берётся?

Хохот, обвальный хохот. Смеются все, и наши, и местные.

— Пойдёмте, ребята, покажу ваши комнаты. А потом обсудим насчёт работы. Вы кушать хотите?

— Всегда! — авторитетно подтверждает Биан, и все снова смеются.

— Ну вот за ужином и обсудим.

* * *

— Так вот, значит, где сидят эти упыри. Сколько крови они нам попортили, а уж сколько человеческой пролили…

Три низеньких столика-дастархана составлены в ряд, образуя один длинный стол. Мы сидим вокруг, соблюдая некоторый дипломатический этикет — по одну сторону стола сотрудники службы внешней безопасности, по другую миссионеры. Потолок покрыт светящейся плёнкой так, чтобы не нарушать вида древних каменных плит перекрытия, толщиной в метр, не меньше. Но сейчас плёнка не светится, и зал освещают чеканные бронзовые треножники, изображающие каких-то древнеиндейских персонажей — крылатых змей, сильно стилизованных драконов и вовсе уже непонятных демонов. Здорово сделано, и даже голографическое пламя вверху совсем как настоящее.

«Ребята балуются» — перехватывает мой взгляд Гауя.

— Так я вызываю ликвидаторов, — Биан сцепляет в замок пальцы рук. — Через ваш телепорт, естественно.

— Естественно, — подтверждает Гауя. — Но у меня вопрос. Ты уверен, что не надо вызывать звездолёт? Ты уверен, что у «зелёных» нет в запасе корабля?

— Это знает наш Всевидящий, — кивает на меня Биан.

Гауя переводит взгляд на меня. Теперь отчётливо видно, что это уже пожилая женщина.

— Ты отвечаешь, Победивший бурю? Если у них есть корабль, нам придётся туго.

— Корабля нет, — я смотрю твёрдо. — Но звездолёт вызывать надо.

«Звездолёт не транспортный кокон, Рома» — щурится Биан. — «Вызов должен быть обоснован»

«Ты сам говорил, Биан — безопасность прежде всего. Если кораблей у «зелёных» на Земле сейчас нет, это не значит, что и не будет. А если резидент вызовет эскадру?»

«Повелитель откажет ему. Резидента можно заменить, потеря пяти кораблей невосполнима»

— Он прав, Биан, — вмешивается Гауя. — Надо исключить риск. И надо вызывать не один звездолёт, а два. Один может не справиться с эскадрой.

Биан теребит свои уши так, что становится страшно — вот сейчас оторвёт…

— Мне нужна связь с Раем. Более того — мне нужен Верховный Совет. Ты поддержишь меня, Гауя?

— И не только в Совете. Я и мои ангелы с радостью поможем тебе здесь и во всём. Знал бы ты, как я жажду раздавить это ядовитое логово!

Я смотрю на Гаую во все глаза. Невозмутимая и мудрая координаторша куда-то делась, и сейчас очень напоминает мою Ирочку в том страшном эпизоде — только зубы не скалит, как рысь.

— Вы не понимаете… — она успокаивается. — Это вы там в России изрядно порубили всю систему «зелёных». А на этом континенте всё по-прежнему. Тут функционирует налаженный механизм, который наш Манко зовёт «кругами ада».

— Манко?

Гауя чуть улыбнулась.

— Вообще-то его в детстве назвали Эмилиано, но он не любит, когда его так зовут. У него было очень трудное детство. Мы зовём его Манко Капак.

* * *

— Ау, любимый!

Я чувствую, как моё ангельское личико неудержимо расплывается вширь. Ирочка, озарённая солнцем, сидит на пушистом ковре. По правую руку у неё корзинка-люлька с нашей маленькой дочурой, на левом плече сидит Нечаянная радость, облизывая ухо хозяйки. Всё семейство в сборе. Сеанс межзвёздной видеосвязи. Если Магомет так и не собрался…

— Что, ты уже не узнаёшь меня? — Ирочка пытается шутить, в то время как глаза её говорят отдельно. — Вспомни, моя радость, мы с тобой не так давно встречались. Меня зовут Ирочка.

«Я соскучилась по тебе, Рома. Я так по тебе соскучилась…»

«И я по тебе»

«Мне без тебя плохо»

«И мне тоже»

«У меня всё из рук валится, и крылья не поднимают в воздух»

«А я вот держусь»

«Сильно устал?»

«Сильно. Работы очень много»

— Вчера мне показалось, что ты внутри меня, Рома.

— Так и было. Я видел, как ты кормишь нашу Мауну.

Ирочка смеётся.

— Так вот для чего тебе дар сей! Чтобы подглядывать за женой, находясь в командировках!

— В детстве у меня был маленький самодельный телескоп. Из всех небесных светил наиболее часто я наблюдал девушек в соседних домах.

Теперь хохочем мы оба. Мы не говорим о делах, ни о моих, ни о её. И вся остальная Вселенная где-то сбоку.

Господи, как я счастлив! Слышишь, ты, начальник кладбища, мечтающий продвинуться по службе?

— Рома, Иолла… — изображение шефа являет собой крайнюю степень вины. — Вы уж извините, но у меня нет выхода… Нужен канал связи, там сейчас Верховный Совет собрался, все ждут…

* * *

— …Таким образом, выводы из преподанного им урока «зелёные» сделали прямо противоположные. Если желаемого не удалось добиться, то надо просто утроить усилия. Слов «нет» и «нельзя» они не признают, а признают только «я хочу».

Биан стоит во весь рост, озаряемый пламенем стилизованных под индейскую древность светильников. Стена перед ним как будто отсутствует вовсе, и за неуловимо-прозрачной гранью виден огромный зал, наполненный ангелами. Это и есть коллективный мозг и верховная власть планеты — в той мере, в какой Раю вообще нужна власть.

— … Угроза вполне реальна. С учётом увиденного и понятого нами, на обнаружение баз наших миссий резидент отвёл считанные дни. Одновременно «зелёные» усиленно перебрасывают на Землю живую силу и технику. Я полагаю, времени терять нельзя. Даже если не брать во внимание возможность прямого нападения, обнаружение любой нашей базы влечёт за собой её перенос, а это дорого и долго. Кроме того, сейчас уже не так легко найти подходящее место, поскольку укромных лесистых уголков на планете всё меньше. Наработанные нашей командой материалы и план предлагаемой операции я предоставляю в ваше распоряжение, уважаемый Совет.

— Мы сейчас же ознакомимся с ними. Ты и твоя группа будете участвовать в обсуждении?

Биан замялся.

— Если вы настаиваете, коллеги. Вообще-то я и мои ребята с ног валимся… Перед операцией неплохо бы чуток отдохнуть.

— Хорошо, отдыхайте. — председатель гасит увеличенное изображение Биана перед залом. — Мы вам сообщим решение.

Стена, сложенная из каменных блоков, восстанавливает свою незыблемость. Биан оборачивается к нам, дисциплинированно сидящим вдоль стены.

— Ну что, ребята… Отдохнём?* * *«А ну, особисты, догоняйте!»

«Да где вы, где?»

«Впереди вас!»

«А может, позади?»

«А может! Вот долетим до водопада, узнаем!»

Мои крылья рассекают воздух со свистом, влажный ветер бьёт в лицо. Ух, хорошо! С каждым взмахом крыла отлетают прочь сомнения и усталость, мелькание вёртких «мух»-наблюдателей на экране и духота закрытых помещений… Ангелы вообще плохо приспособлены к канцелярской работе, и некоторые биоморфы не исключение.

«Служба безопасности, здесь Биан. Слушай мою команду! Вперёд без набора высоты и с переходом на посадочную глиссаду близ водопада! Докажем, что наша служба всех резвей!»

«Ха-ха, докажем! У миссионеров обе дамы!»

«Здесь Аина. Расслабьтесь, ребята, я всё беру на себя. Ваша задача — долететь и не упасть»

Я смеюсь вслух, и мои товарищи тоже. Вот только смех и выдаёт их близкое присутствие, потому как на сей раз не видно даже размытых тепловых пятен — маскировка включена на полную мощность. Помимо уже привычных хрустальных бус, на мне красуется узкий витой поясок — устройство безопасности, предотвращающее столкновение в воздухе.

«Пришлось изобретать. У нас тут не Россия, мы давно летаем только с полной маскировкой» — улавливаю я чью-то мысль. — «Зато без скафандров, вот!»

Я усмехаюсь. Зачем тут скафандры? Местные миссионеры изобрели свой метод — на прогулки их сопровождает рой летающих боевых устройств, в большинстве своём вот тех самых «ржавых болтов», то есть «устройств для поражения и т. д.». Ни один президентский лайнер не может похвастаться столь мощным воздушным прикрытием.

Впереди уже шумит водопад, падающий в крохотное, как чайная чашка, озерцо. У меня даже дух захватило — до чего красивое место…

«Нравится?» — и снова не разобрал, чья мысль…

«Нравится — не то слово!»

«Ещё до прихода сюда испанцев местные жители полагали, что тут обитает Дух Воды. Причём женского рода»

«Почему женского?»

«Не знаю. Наверное, из-за красоты»

«Ага, я первая!»

«Покажись!»

Аина возникает из воздуха рядом с водопадом, спустя пару секунд рядом с ней появляются обе местные миссионерки, Ойя и Ниа. Дед уже точно окрестил их бы их Оля и Нина…

«Точно, Рома. А координатора Галя!»

Да, Галя… Галя тут отсутствует — у координатора миссии полно забот и без купанья. Нам и так выделили двух провожатых.

Наша мужская ватага, слегка отставшая по причине большей массивности, с шумом и хлопаньем крыльев приземляется вокруг озерца.

— Это наше тайное убежище! — уже вслух смеётся Ойя. — Мы долго и старательно тут всё обустраивали, зато теперь можно не опасаться ни «зелёных», ни местных жителей, порой забредающих в эти места. Защита и маскировка не хуже, чем на базе!

— А купаться тут можно? Или Дух Воды обидится? — спрашивает Уин.

— Гостям можно всё! — смеются девушки.

— Чур, я первая! — Аина плюхается в озерцо и устремляется под струи водопада. — Потому как победила!

Но мы уже дружной гурьбой лезем под водопад вслед за победительницей. Шум, гам, брызги! А вода-то, прямо как шампанское, так и кипит пузырьками…

— Всё, коллеги, полетели назад!

Вот странно… Ещё час назад я держался только на самолюбии, и мне хотелось одного — упасть и уснуть… А сейчас я вроде как ожил.

«И все так, Рома. Мы должны отдохнуть не только телом. Отдых для души ещё важнее».

И опять я не уловил, чья это мысль.

* * *

— Ага, а вот и наш Манко! Познакомьтесь.

Во дворе, возле маленького квадратного бассейна, на пёстрой циновке сидит старый индеец, чем-то неуловимо напоминая деда Иваныча. Индеец приветственно поднимает руку, другой придерживая во рту длинную трубку, совершенно пустую.

«Он курить бросил уже с полвека, а трубку носит. Привык, говорит, думать помогает»

Лицо старика кажется вырезанным из коричневого камня, только глаза поблёскивают из щелей, остро и умно. Серая майка, пятнистые штаны армейского образца, на ногах мягкие мокасины с дырчатым верхом. Длинные седые волосы подвязаны шнурком. Мы представляемся, индеец коротко кивает. Не очень-то он разговорчив…

«О чём ты хочешь поговорить, ангел Рома, бывший человеком?»

«Можно короче — биоморф…»

«Это было верно ещё не так давно. Но не сейчас»

«То есть?» — я удивлён.

«А разве я подумал неясно? Ты ангел, бывший человеком. Так теперь будет правильней»

И, пресекая всякую возможность дальнейшего развития дискуссии на эту тему, индеец одним движением, без помощи рук встаёт с циновки.

— Я всё там приготовил для гостей, Ойя.

— Спасибо, Манко. Ну что, коллеги-особисты… Как насчёт хорошего ужина?

— Да ещё как!

Мы все смеёмся, и миссионерки, и наша команда. Разрядка… Только сейчас я чувствую, как окончательно разжимаются стальные клещи неимоверной усталости. «Бой будет завтра, а пока…»

* * *

— …А ещё я научилась человеческому балету, на ногах то есть.

— А покажи! Просим, Ойя!

Длинный составной стол, за которым мы все сидим, завален снедью. Маисовые лепёшки-тортильи, аккуратная горка куриных яиц и отдельно перепелячьих, горячая каша и родная картошка… А уж фруктов-орехов немеряно. И, разумеется, присутствуют неизменные бутыли молока. Какой может быть стол без молока?

За торжественным ужином собрались все, кроме одного дежурного, сидящего на контроле. Ойя уже надевает на ноги носки-перчатки, выходит на свободное место, вполне достаточное для такого маленького и хрупкого существа. Замирает, приняв позу, и мы все замираем в предвкушении. Ангелы вообще-то не особо любят человечьи танцы, кажущихся им смешным топтанием.

Звучит музыка. «Лебединое озеро», вот оно что… Как я сразу не понял. Ну разумеется, какой ещё балет больше подходит для исполнения ангелами?

Ойя уже танцует, встав на цыпочки, как и положено балерине. Ангелу это легко, твёрдые пальчики поднимают лёгкое тело без усилия… Или это так кажется? Ведь и человеческие балерины на первый взгляд невесомо порхают по сцене…

Ойя танцует, завораживает нас своим кружением. Взмах руки, взмах крыла… Взмахи рук, стремительные взмахи крыльев! И опять, опять кружение под волшебную музыку…

Умирающий лебедь замирает, раскидав беспорядочно изломанные крылья, отливающие радугой. Музыка смолкает.

— Понравилось? — легко встаёт Ойя, возвращаясь за стол. Она дышит легко и бесшумно, нимало не сбив дыхания.

— Вот это да! — первым очнулся Биан. — Я и не знал, что у людей есть такие вещи!

— Эх ты, начальник! — насмешливо щурится наша Аина. — Тебе бы только «зелёных» ловить. Никакого культурного развития!

Шум, смех. Всем понравилось выступление Ойи, и она расцветает, чувствуя это.

— Спой, Гауя, — внезапно просит старый индеец, сидящий в углу. Снова становится тихо.

— Если ты сыграешь на своей айкори, Манко.

Старый индеец одним движением достаёт откуда-то из-за спины длинную двойную дудку. Прикладывает к губам…

— А-а-эоэ-эй! — разносятся первые звуки старинной индейской песни.

Мы слушаем двойной голос, и песнь индейской свирели времён инков переплетается с низким, «медным» голосом Гауи. Никто из нашей команды не знает ни слова на языке кечуа, но у нас есть телепатия…

«…И когда совсем не осталось у человека слёз, он ушёл их искать в сельву»

Айкори и Гауя смолкли разом, и наступила хрупкая тишина.

— Это «Песнь отчаяния» — Гауя первая нарушает молчание.

— Спасибо тебе, Кружащая над озером, — очень серьёзно говорит старый индеец.

— Каждый раз, как я пою эту песню, ты благодаришь меня, Манко, — чуть улыбается Гауя. — Хоть каждый день пой.

— Эту песню нельзя петь часто, — Манко убирает свою древнюю дудку.

— А что же вы ничего не едите, коллеги? — спохватывается Ниа. — Манко старался…

— После такой песни нельзя есть сразу, — неожиданно для себя самого говорю я. Старый индеец блестит глазами из узких смотровых щелей век.

«Ты прав, ангел, бывший человеком»

* * *

— … А один из демонов сумел ускользнуть и сбежал от гнева богов на Луну. Так гласит древняя легенда, сложенная задолго до того, как появился первый инка, и самой великой Тауантинсуйю не было.

Мы разговариваем во дворе древнего индейского храма, затерянного в непролазной сельве. Луна заливает двор белым светом, отражаясь в спокойной воде бассейна. Манко сидит по-турецки, как и я, посасывая пустую трубку.

«Ты не представляешь, Рома. Все кечуа, все индейцы вообще уже давно не помнят, что такое настоящая свобода. Не знают, что такое счастье, и что есть жизнь. Они привыкли, и не смотрят на небо. И белые, мечтавшие стать господами, в массе своей превратились в рабов. Миллионы и миллионы людей ползают на четвереньках, забыв, как выглядят звёзды, потому что никогда не поднимают головы. Я рад, что вы пришли. Я знал, что так будет. Завтра гнезду демонов конец»

«Это не конец, Манко. Далеко не конец»

«У ядовитого паука тоже немало ног, но если отрывать их по очереди, очень скоро паук сможет только лежать и бессильно щёлкать жвалами»

Старый индеец смотрит на Луну, куда, по древнему преданию инков, сбежал один из недобитых демонов.

— Один мой знакомый гринго говорит: «Со злом надо всегда разговаривать с позиции силы»

— Ты тоже так считаешь?

Манко Капак чуть поворачивает свой профиль, будто вырезанный из камня.

— Нет, я так не считаю. Я считаю, что со злом вообще не надо разговаривать. Его надо бить молча и насмерть.

* * *

Я лежу на спине, вслушиваясь в шелест листьев за окном, лишённым даже намёка на рамы. Лунный свет широким столбом проникает в комнату, и моим ангельским глазам этого света вполне достаточно, чтобы разглядеть каждую трещинку.

Я лежу на спине, заложив руки за голову и слегка раскинув крылья. Вообще-то ангелы предпочитают спать лицом вниз, так остаются свободными крылья. Но сегодня мне почему-то не хочется лежать лицом вниз.

Комнат тут вполне хватает, даже больше, чем в старом ските, и всей нашей команде отвели по отдельной. Это завтра тут станет тесно — завтра прибывают ликвидаторы со всем своим имуществом…

Я вдруг чувствую-ощущаю — по коридору идёт Аина. Подходит к люку…

«Биан… Я хочу к тебе. Пустишь?»

«Глупый вопрос, Аина. Если я отвечу «нет» — ты поверишь?»

«Нет, разумеется»

Я чувствую-ощущаю через Аину, как исчезает люк.

«Можно, я сверху? Мне отчего-то неспокойно, Биан»

«Вряд ли это будет хуже, чем в Пенемюнде»

«Да, в Пенемюнде… Тогда «зелёные» ловко решили задачку. Устроить свою базу впереплёт с людской…»

«Это им не помогло, и в итого сгубило»

«А помнишь, как тот «зелёный» стрелял в тебя из человечьего пулевого оружия, когда его разрядник иссяк?»

«Это была паника»

«Завтра нам будет трудно, Биан. Надо думать, вот что. Рома, эти мои мысли обращены вовсе не к тебе. Спокойной ночи»

Я поспешно гашу внимание. Действительно, как неудобно… То, что я в достаточной мере овладел телепатией, ещё не повод читать любые мысли у всех в головах без разбору.

* * *

— Подъём!

Я вскакиваю, вытягиваясь во фрунт и тараща глаза, как лейб-гвардеец.

— Вольно, коллега, — смеётся Биан, глядя на мою выправку. — На разминку мы сегодня не полетим, ты уж извини. Завтракать!

Мы выходим в главный зал, небрежно-привычно переступая через комингс люка… Ёкарный бабай!

Всё немаленькое помещение забито народом. Ангелами, разумеется. Сверкают-переливаются «ордена» всевозможных устройств на боевых скафандрах, отблёскивают сталью острые кромки механических усилителей крыла…

«Пятьдесят шесть ликвидаторов, Рома. Да мы, да местные миссионеры. Должно хватить»

Сегодня тут нет смеха. Все присутствующие завтракают молча и сосредоточенно, не обращая внимания на то и дело пролетающие «пылесосы» с гофрированными руками-шлангами, которые таскают различные грузы — вот ящики со знакомыми «болтами», а вот зеркально-полупрозрачный конус, наполненный тягучим фиолетовым сиянием…

«Это новая техника. Сегодня мы её испытаем в деле. По идее, это устройство должно превратить все «тарелки» «зелёных» в бесполезный хлам»

Я сажусь между Уином и Иолом, вполне аппетитно поглощающих кукурузную кашу, обильно запивая её молоком. Накладываю себе из большой, самой обычной нержавеющей кастрюли ту же кашу, наливаю молока в высокий алмазный бокал с искрящейся тонкой насечкой… И ем ту кашу алюминиевой ложкой из совершенно драгоценной серебряной миски с золотой инкрустацией. Перевожу взгляд направо — Уин ест платиноиридиевой ложкой из фаянсовой миски. Народу много, и кому что досталось…

«Поторопись, Рома. Время, время!»

Народ уже расходится, быстро и без суеты. Я торопливо дожёвываю кусок и выскакиваю вслед за Уином.

— … Сервер надо гасить мгновенно, Рат, — Биан сейчас похож на маршала Жукова при полном параде. — Иначе он подаст сигнал о нападении раньше, чем рухнет последняя заслонка.

— Попробуем, — старший ликвидатор несколько уступает нашему шефу в орденоносности, но даже на мой неискушённый взгляд отличается от Биана, как матёрый кот-крысолов от квартирного мурзика…

«За мурзика ответишь отдельно, Рома» — похоже, шеф уловил мою мысль.

— Ладно, Биан, расслабься. Вы идёте за нами, миссионеры в резерве.

— Рат!..

— …В резерве, — буднично уточняет старший ликвидатор. — Прости, Гауя, но власть к тебе вернётся, когда мы закроем объект. Пока командую я. Вопросы?

— Давай уже, командуй, — сдаётся Гауя.

— Ты шпагу-то свою наточил? — вопрос старшего ликвидатора обращён к Биану.

— Камень разрежет, — и только тут я замечаю за спиной шефа притороченную в ножнах шпагу.

— Ну добро. Кто на телепорте, Гауя?

— Фью и Ойя. Фииа займётся коконами.

Рат делает знак своим, и ликвидаторы начинают быстро рассасываться — часть выходит во двор, где исчезает, подхваченная транспортными коконами. Другая часть шагает в люк, разверстый в полу, и проваливается, как я догадываюсь, в зал телепорта, аналогичный расположенному в подвале старого скита…

Биан делает нам знак, и мы тоже ссыпаемся в люк, по очереди. Знакомый короткий полёт, толчок в спину…

«Шлемы наденьте»

Я торопливо надеваю свой пузырь. Ликвидаторы, разбившись на пары и тройки, стоят перед светящимся в воздухе мозаичным экраном.

«Биан, пока не началось… Всё забываю спросить — а зачем шпага?»

«Понимаешь, Рома… Почему-то «зелёные» боятся её больше всего. К всевозможным техническим средствам умерщвления они привыкли, что ли. А при блеске клинка теряют всякое самообладание, и готовы на всё, чтобы от шеи убрали подальше сей острый предмет. Особенности психологии Истинно Разумных следует использовать»

А перед нами уже разворачивается панорама битвы.

Вход в логово, как обычно, выглядит обычным провалом. Пещера, достаточно труднодоступная, чтобы в неё не лазали местные жители и массовые туристы. Ну, а если доберутся-таки особо настырные фанаты-спелеологи… Кто их нынче считает, спелеологов?

Изображение резко смещается, и мы уже наблюдаем пещеру изнутри. Наплывы на стенах, водяная капель… Один зал, второй, отделённый от первого чрезвычайно естественным водяным сифоном… И только в глубине третьего матово блестит вольфрамовая бронеплита, кладя порог этой мнимой естественности.

«Начали!» — старший группы ликвидаторов даёт команду, не двигаясь с места.

Мозаика экранов взрывается огнём. Это первая группа, скрытно доставленная на место коконом, начинает прибираться в прихожей. Сыплются глыбы и оплавленный шлак со сводов пещеры — защитные системы уничтожены.

«Занавеска!»

Толстенная вольфрамовая плита вздрагивает и вдруг разом осыпается, как пласт угля — так много поражателей задействовано в этом деле. Контрольный экран взрывается новым фейерверком огня — это защитные системы и сторожевые роботы «зелёных» открыли огонь по нападающим, не видя их. Огневая завеса гаснет через пару секунд, и на экране уже мелькают коридоры, переходы и помещения вражьего логова.

«Вы пошли!» — Рат даёт отмашку второй группе, ждущей у телепорта.

Я никогда ещё не видел, как телепорт работает в экспресс-режиме. Верхняя полусфера поднимается и опускается, как поршень пресса, размеренно и ровно. Пары и тройки едва успевают нырять туда, чтобы возникнуть во внутренних помещениях базы «зелёных», беря на себя управление наводняющим катакомбы потоком нашей боевой техники. Подземелье сотрясает серия взрывов — со всевозможными боковыми отнорками даже не разбираются, чего там лежит — просто ликвидируют, вместе со всей живой и неживой силой…

«Мозги гасим!»

На одном из экранов видна мимолётная сценка — ослепительная вспышка кладёт конец деятельности вычислительного центра. Значит, где-то рядом святая святых базы «зелёных», зал телепорта, они всегда рядом…

«Похоже, последняя занавеска, Рат!»

«Внимание, особисты! В телепорт! Ваш выход, берите кого надо, остальных мы прекращаем!»

Наша команда напрягается, как бегун-спринтер перед стартом. От последней преграды густо летят конические осколки, но эта плита толще всех, и сдаваться мгновенно не собирается… Нет, рухнула!

Дальнейшее происходит за два вздоха. Раз! Крышка опустилась-поднялась, и Биан с Уотом и Иолом уже там. Два! И мы втроём — Аина, Уин и я — вываливаемся из ослепительного шара в самом сердце вражьего логова.

К этому моменту бой уже стихает. Повсюду валяются фрагменты вражеской техники, белые куски мяса и обломки металлокерамических костей. Остро пахнет гарью и озоном. Я едва не наступаю на пышную титьку, обособленно лежащую на полу, и меня передёргивает. Да, похоже, «фрауэнгруппе» тоже полегла тут, в полном составе… А вся операция с момента первого выстрела заняла тридцать пять секунд. Мне не нужно смотреть на часы, у всех ангелов имеется врождённое чувство точного времени.

Пульты вдоль стен, на экранах бежит вязь значков и символов — аппаратура телепорта не пострадала при штурме. На главном пульте сиротливо лежит рука, так и не дотянувшаяся до большой ярко-синей кнопки. Хозяин этой руки, главный оператор, валяется на полу, разрубленный лазерным лучом наискосок. Ещё на полу присутствует лужа мерзкой слизи, в которой валяются обрывки синего комбинезона и знакомый фиолетовый цилиндр. Очевидно, хозяин плазменного разрядника оказался недостаточно разумным и пытался открыть огонь.

У стены стоят Истинно Разумные, штук тридцать. Жалкие и потерянные. Их даже не заставляют стать лицом к стене и поднять руки. Зачем? Они достаточно разумные, чтобы понять — ни о каком серьёзном сопротивлении речи уже быть не может…

— Который? — спрашивает Рат. Биан указывает глазами, и резидент «зелёных плывёт к нам по воздуху, трепыхаясь.

— Я рад приветствовать тебя, Имперский Маг, ранее звавшийся Хозом, — скрежещет битое стекло, и я изумлённо таращусь на Биана. Вот уж не знал, что наш шеф владеет речью «зелёных»…

— Откуда… откуда… ты знаешь… имя?

— Неважно. Мы пришли за твоей головой.

Биан неспешно извлекает из ножен шпагу — древнее оружие, наверное, времён Проклятых башен. Именно такими отсекали головы неудавшимся императорам, выкуренным из тех самых башен…

— Убери… — Имперский Маг глядит на сверкающий клинок с ужасом, который буквально волнами исходит от него. — Чего ты хочешь?

Мне становится даже немного неловко, до того испуган маленький зелёный человечек. Вероятно, так себя чувствовал бы какой-нибудь землянин-обыватель, если б к нему в уютную квартиру во время просмотра сериала вломился чудовищный демон из преисподней и уже протянул когтистую лапу, чтобы достать из бедняги заживо печень.

— Мы сейчас вызовем сюда твоего партнёра, Сорок пятого, начальника охраны Великого и Мудрого.

— Сорок пятый не явится. Он очень хитёр, — резидент уже немного овладел собой. Раз пошёл базар, значит, есть шанс выторговать что-то.

— А мы сейчас разыграем сцену, — последнее слово Биан произносит по-испански.

— Что есть сцена? Ах, да…

— Только приберёмся тут сперва.

Летающие роботы-уборщики между тем быстро убирают останки былого величия Истинно Разумных.

— Биан, сигнала не было, — Уин уже разбирается с главным пультом телепорта.

— Отлично! — я впервые вижу шефа таким. Хищный блеск в глазах. — Давай имитаторы.

Два перевёрнутых шестируких конуса вплывают в развороченный проём входа в зал телепортации. Я едва не запускаю от неожиданности встроенное оружие скафандра, но вовремя улавливаю — это наше имущество, ангельское.

— А вы чего стали, коллеги? — это Биан нам. — Блокируйте пульты контроля, все и быстро! Уин, ты займись телепортом!

— Да, шеф!

Мы бросаемся к пультам. Сейчас проверим, насколько я овладел навыками управления аппаратурой Истинно Разумных… Ага, вроде всё.

— Шеф, все пульты обездвижены, — за всех докладывает Уин.

— Так! — скрежещет под сталью стекло, Биан говорит на языке Истинно Разумных. — Ты, ты, ты и ты — сидеть здесь! — он указывает на места операторов «зелёным», сиротливо жмущимся у стенки. — Ну а тебе предстоит главная роль. Сейчас будем репетировать…

* * *

— … Мой Повелитель, мы взяли пернатого.

Я всматриваюсь в лицо на большом объёмном экране. Лицо это я видел уже не раз во время своих видений. И вот теперь я вижу Великого и Мудрого Повелителя Вселенной вживую.

Истинно Разумные лишены мимических мышц, но только на первый взгляд лицо это можно назвать бесстрастным.

— Наконец-то. Ты молодец, Маг. Подними ему голову!

Два летающих боевых робота цепко держат в клешнях манипулятора обвисшее тело Биана. Звучит короткая команда, и один из манипуляторов охватывает голову шефа, поднимает.

— Он не должен сдохнуть, не приходя в сознание, Маг. Я пришлю тебе Сорок пятого с его специалистами.

— Да, мой Повелитель. Но нельзя терять время. Пора отправлять эскадру.

— Подождём.

Экран внепространственной связи гаснет, и все разом расслабляются. Актёры покидают съёмочную площадку, мы входим обратно в зал телепортации, проходя сквозь голограмму, изображающую почившую бронеплиту.

«Назад! Ничего не кончено!»

Шелестящий голос совершенно бесплотен, но мы понимаем — это Биан. Мы поспешно выполняем приказ, и вовремя — экран вспыхивает вновь.

— Тебя можно поздравить? — Сорок пятый пристально вглядывается в обвисшее тело, чьи крылья, руки и ноги плотно удерживают могучие манипуляторы.

— Поздравлять друг друга будем, когда всё закончится.

— Как взяли?

— Он прогуливался, и без скафандра. Редкая удача. Сорок пятый, ему вкололи какую-то дрянь, но как только он очнётся, о внезапности можно будет забыть. Телепатия…

— Покажи вход.

— Чего?

— Дай изображение входной бронеплиты!

Камера изменяет ракурс. Сорок пятый разглядывает голограмму входной двери. Плита выглядит нерушимо, и все защитные и охранные приборы в зале тоже.

— Невероятно. Удалось… Прости, я не поверил. Ещё никому не удавалось взять пернатого живьём.

— Сорок пятый, время!

— Да, уже иду. Расчленителей своих возьму только.

Изображение гаснет.

««Зелёных» вон! Уин, за пульт. Рат, принимаем гостя»

Челюсти громадной установки приходят в движение, медленно сжимаясь. Ликвидаторы окружают её чётким полукругом, замерев в ожидании.

Челюсти махины вновь разжимаются, и в чаше телепорта виднеется голова Сорок пятого.

— Ап!

Начальник охраны вылетает из своего уютного гнёздышка птичкой и распластывается на полу.

— … Проклятый…

— Тихо, тихо, — двое ангелов уже обшаривают его. Ещё миг, и его буквально вздёргивает с пола невидимая сила, подвешивая в воздухе. Гравигенераторы, понятное дело…

— У меня нет выбора, Сорок пятый, — говорит уже бывший, по сути, резидент. — А теперь и у тебя тоже.

Между тем челюсти телепорта вновь разжимаются, но на сей раз там уже трое. Раздаётся противный чавкающий звук, и костоломы превращаются в мерзкую слизь на дне приёмной камеры-чаши. Кто-то из ликвидаторов задействовал гравибой.

— Здороваться мы не будем, — Биан играет своей шпагой, — это было бы переигрыванием. Сейчас вы убедите вашего Повелителя, что эскадру следует отправлять немедленно. Вопросы?

Сорок пятый потерянно молчит. Красный робот-уборщик, зависнув над ямой телепорта, с хлюпаньем всасывает слизь, что служит сильным аргументом в пользу сотрудничества с проклятыми пернатыми тварями. Но главным и неотразимым аргументом служит блеск узкой полоски остро отточенной стали.

— Так как мы решим, Сорок пятый? — Биан приставляет к шее начальника охраны остриё шпаги. — Или нам срочно готовить компьютерный фильм?

— Не надо… убери… — хрипит Сорок Пятый. — Я понял…

* * *

— … Время дорого, мой Повелитель. Я присоединяюсь к Имперскому Магу: эскадру нужно отправлять немедленно. Пернатые уже наверняка хватились, и сообразят, в чём дело, с минуты на минуту. Если они успеют вызвать свой звездолёт, всё пропало. Мы упустим шанс, который дважды не даётся.

Повелитель Вселенной колеблется, разглядывая голову Биана, покоящуюся в зажимах аппарата. Обезглавленное тело валяется в углу, нелепо скорчив крылья и придавая сцене полную достоверность. И когда только успели сделать муляж?

«Заранее сделали, Рома. На тебя тоже есть»

Я хлопаю глазами. Век живи, век учись…

— Сколько баз, говоришь?

— Этот знал о двух. Остальные сдадут их координаторы, они обязаны знать друг друга.

— Вы отвечаете головами, само собой.

— Да, мой Повелитель, — оба стоящих на карачках стукают лбом в пол.

— Эскадра будет. Ждите.

Экран связи гаснет.

Биан щёлкает пальцами, подкрепляя мысленную команду, и перед ними возникает изображение Гауи.

— Гауя, связь с Верховным Советом, срочно! Вызываем звездолёты!

* * *

«Зачем они это делают, Аина? Неужели не понимают? Неужели надеются как-то выжить?»

Аина отвечает не сразу.

«Ты мог бы сам прочесть в их головах, вообще-то. Но я отвечу тебе. Нет, конечно. Ни резидент, ни этот вот Сорок пятый не дураки. Они уже покойники, и знают это»

«Тогда ЗАЧЕМ они помогают нам, своим врагам? Ну, отрубят голову…»

Аина усмехается.

«Вот тебе недавно было видение, помнишь, про того дежурного? Вот тебе и ответ. Тут дело не только в животном страхе. Да, они ненавидят нас, но и своих сородичей тоже. Этим двоим утешением послужит то, что за гибель эскадры расплатится головой и сам Повелитель. Им неохота умирать в одиночку, Рома»

Меня пробирает дрожь. Да уж… Избави Бог от таких друзей, а с врагами я и сам управлюсь.

Мы сидим в выжженном дотла вражьем логове, прямо на полу. Ликвидаторы ждут спокойно, кое-кто привалился к стене и дремлет, а вот один даже прилёг. Крепкие нервы у них, я бы сейчас не смог…

«Попробуй, не так это и сложно» — улавливаю я чью-то мысль.

Подходит Биан.

— Ну всё, Рат, их корабли вышли в системе.

— Далеко?

— А какая разница? До Земли им не дойти, далеко ли, близко ли… Всё, можешь уводить своих ребят.

— «Зелёных»?

— Этих двух я забираю. Остальных прекратить.

Я вздрагиваю. Биан чувствует это, оборачивается ко мне. Верхняя губа его чуть приподнялась.

«А ты как думал?»

Я опускаю голову. Да, конечно. Грязную работу кто-то должен делать… Просто я привык уже, что ангелы все добрые…

«Добрые и добренькие — разные вещи, Рома»

Ликвидаторы уже быстро покидают бывшие апартаменты Истинно Разумных. Неподалёку коротко вспыхивает лиловый огонь — это «прекратили» пленных. Аннигилятор… Ни взрыва, ни останков, ничего. Эту штуку обычно применяют против «тарелок», она не особо годится даже для пролома вот таких бронеплит. Слишком мощная.

— Аина, ты мне поможешь? — необычно просящим тоном говорит шеф.

— Да, конечно, — необыкновенно серьёзно говорит Аина.

Я понимаю их. Я понимаю их мысли. Да, резиденту и начальнику охраны не будут загонять иголки под ногти. Гипноз и телепатия, и вовсе не больно… Но я уже понимаю, насколько это противно, копаться в головах вот таких существ, принудительно потроша залежи всякой мерзости.

«Биан, это Гауя. Наши звездолёты в системе, целых три. Всё сейчас закончится. Я телепортируюсь к вам»

«Зачем?»

«Имперский Маг — он мой»

«Не надо»

«Я не спрашиваю твоего разрешения — я тебя информирую. Ждите»

Как будто горсть стальных шариков высыпали на стекло. Что это?

«Уходим, быстро!» — и я не успеваю уловить, чья это мысль. — ««Зелёных» упаковать в сетки!»

Мы несёмся к выходу так, как я не бегал даже будучи человеком. Отвык, ох, отвык я бегать ногами… Упаду сейчас…

«Я тебе упаду!!! Гауя, отбой телепортации!!! Сейчас будет взрыв…»

«Шеф, я же поставил там защиту!»

«Махали они на твою защиту! Обошли, гады!»

Мы с разгону плюхаемся в воду и ныряем с головой. Шлем… Разве в этом пузыре нырнёшь?

«Шлемы долой! Загубник на воротнике, Рома» — и в этой суматохе шеф решил подстраховаться, позаботиться о несмышлёном биоморфе.

Какой длинный сифон… Всё, выплыли!

И снова мы бежим, и уже впереди яркое пятно выхода…

Когда мы вываливаемся из зева пещеры, нас уже поджидают те самые шестирукие роботы, имитации оборудования «зелёных». И каждый держит в лапах по большой сетке-авоське, в которой плотно свёрнутым калачиком покоится Истинно Разумный, заботливо упакованный железными лапами. Авоськи эти придают роботам чрезвычайно хозяйственный вид. С «зелёных» течёт вода, поскольку их только что стремительно протащили через сифон.

Что значит открытый воздух! Мы взлетаем с шумом, круто набирая высоту, и хозяйственные роботы несут свой драгоценный груз сзади.

«Биан, так я не понял, почему мы не могли уйти оттуда через плавающий вход телепорта? Сразу к Гауе…»

«Потому что мы могли спровоцировать обрыв струны раньше срока»

Тяжкий удар потрясает землю, из оставленного позади зева пещеры вырывается облако пыли и дыма.

«Эх, пропал трофейный телепорт»

«Главное, нет живых потерь. Хватит нам Чью и К”йе»

Биан мрачнеет.

«Всё, садимся»

Когда вся наша команда приземляется, Аина вдруг резко бросается к роботам с авоськами.

— Сдохли! Биан, у них же были самоликвидаторы! Подохли… — перечень русскоязычных эпитетов, которыми Аина награждает хладные трупы, уронили бы в обморок человека-грузчика. — Моя вина! — безапелляционно заключает она.

— Операцией руководил я, — напоминает Биан с чрезвычайно мрачным видом.

— Вот именно! А я-то чем была занята, идиотка? Вернёмся, сдам зарплату на полгода вперёд.

Я не задаю глупых вопросов, я уже многое понимаю. Рабы больше всего на свете ненавидят своего хозяина. Вот эти двое помогали нам на совесть, стараясь исполнить перед смертью свою собственную мечту — убить Повелителя Вселенной, пусть и косвенно, чужими руками. Они бы с радостью прихватили с собой и нас, но это невозможно. Так какой смысл ждать смерти? Раз — и всё…

«Ты прав. Всё именно так и было»

«Всем особистам, здесь Гауя. Всё, ребята. Эскадра уничтожена. Наши звездолёты не пострадали»

Мы переглядываемся. Всё…

— Не горюй, Биан, — говорит Иол. — Ну что делать… Пойдём трудным путём, будем вылущивать их агентуру поодиночке. На войне как на войне, и рассчитывать, что всё будет удаваться стопроцентно, невозможно.

* * *

Шум, гам и оживление царят в зале. Ликвидаторы пересвистываются и щебечут, все довольны — снова обошлось без живых потерь…

Я сижу в уголке, задумчиво цедя молоко из высокого стакана. Устал… Я только теперь понимаю, как я устал.

У меня перед глазами прокручивается лента событий сегодняшнего дня, кажущегося мне теперь бесконечным. Толстенная вольфрамовая плита вздрагивает и вдруг разом осыпается, как пласт угля… Мы втроём — Аина, Уин и я — вываливаемся из ослепительного шара в самом сердце вражьего логова. Я едва не наступаю на пышную титьку, и меня передёргивает… Челюсти громадной установки приходят в движение, медленно сжимаясь. Ликвидаторы окружают её чётким полукругом, замерев в ожидании…

И мокрые скорченные трупы в сетках-авоськах. И фиолетовая вспышка аннигилятора, прекращающая существование трёх десятков военнопленных.

«У нас грязная работа, Рома. Опасная и грязная, и у нас, и у ликвидаторов. Да и у миссионеров ненамного лучше. В нашу службу мало кто идёт»

Аина сидит на полу, полузакрыв глаза и привалившись к стене, чего ангелы обычно не делают — не любят, когда их крыльям что-то мешает. Я уже вижу-ощущаю: она устала много больше моего.

«Не жалеешь, что попал к нам?»

Я отвечаю не сразу.

«Нет. Нет, не жалею. Но скажи… разве нельзя было иначе… с пленными?»

«Как именно?» — Аина открывает глаза. — «По-человечески? Посадить их в яму, морить голодом и всячески унижать?»

«Убивать пленных негуманно…»

Взгляд Аины тяжелеет.

«Негуманно лишать свободы. Лишить жизни намного гуманнее. Это не моя мысль, это закон. Ты недоволен?»

«Помнишь того «зелёного», ну из моего видения? Который нашёл портативный комп…»

«Я поняла»

«Он страдал, Аина. Может, и другие тоже…»

— Я поняла, не трать слова. Многие ли страдают? — Голос Аины звучит неожиданно жёстко. — Каша есть, новые башмаки, культурные развлечения — клей, вот эта вот «чика»…

— Не знаю, Аина, — я тоже перехожу на звук. — Я не знаю.

В глазах Аины зажглись огоньки.

— Ты славный мальчик, Рома. У тебя есть шанс всё изменить. Ты же Всевидящий, плюс живая легенда. Популярность твоя растёт, и вполне может статься, что ты когда-нибудь попадёшь в Верховный Совет. Там поднимешь свой голос в защиту прав Истинно Разумных, Совет, тронутый твоей добротой, одобрит… Потом всеобщий референдум, закон получает нужные три четверти голосов — да больше, больше! — и вскоре Истинно Разумные уже отдыхают у нас в Раю, на полярных курортах.

Огоньки исчезают из глаз Аины.

— Только я буду голосовать против, Рома, если доживу. И Биан, и все наши. И твои Уэф с Мауной, и твоя Иолла тоже. Мы слишком хорошо знаем, что такое «зелёные».

— Но…

— И никаких «но». Мёртвые должны лежать в земле и не мешать жить живым. Если они не хотят нормально жить на своей родной планете, которую они уже по сути угробили, это не повод предоставлять им новое благоустроенное жилище.

Я вздыхаю.

— Тут согласен.

— Ну а раз согласен, допивай молоко и отдыхай, — в глазах Аины вновь зажигаются огоньки. — Теперь понятно, зачем ты тогда собирался взять живьём биоробота. Ты хотел его перевоспитать.

— Ох и ехидная ты, Аина!

Между тем ликвидаторы уже быстро рассасываются, и только тут я замечаю — они не ужинали почти, молочка попили разве что чуть-чуть…

«Так ведь очень неприятно на полный желудок телепортироваться»

«А я наелся…»

«Ну так тебе и надо!»

— Уин, тебе и Аине придётся задержаться ещё немного, — перед нами возникает шеф. — Надо подчистить хвосты. Уот, Иол и Рома, вы отправляетесь домой.

— Когда?

Биан улыбается.

— У тебя есть время попрощаться с новыми друзьями. Кстати, местный дед Манко сейчас улетает в Икитос.

* * *

Солнце уже почти коснулось величественной цепи Анд, кажущихся против света тёмными. Надо же, уже вечер. Любой день, как бы ни был он долог, когда-то кончается.

Во дворе стоит мотодельтаплан с крылом необычного для дельтапланов тёмно-зелёного цвета, и старый Манко возится возле него. Я подхожу ближе.

«Я рад видеть тебя, ангел Рома»

«Хватит уже навеличивать меня, Манко»

«Как скажешь»

— Икитос город небольшой, и любопытных глаз в нём много, — Манко говорит вслух, проворачивая пропеллер рукой. — Нехорошо, когда человек появляется ниоткуда, не имея ни лошади, ни моторной лодки у причала. Берёт груз и исчезает бесследно. Народ тревожить не нужно.

«Вы справились. Я знал, что так будет»

«Ничего ещё не кончено, Манко»

«Это неважно. Вы победили. Дальше пойдёт легче»

Я усмехаюсь.

«Тут какой-то человек говорил — можно проиграть все битвы, кроме последней»

«Так не бывает. Кто проиграл все предыдущие бои, проиграет и последний»

Старый индеец улыбается. Необычное зрелище, прямо скажем.

— Я хочу подарить тебе что-нибудь, ангел Рома.

Он протягивает мне длинную трубку с обмусоленным чубуком.

— Эта трубка была со мной полста лет. Возьми.

Я улавливаю — сейчас ответить сколь угодно вежливым отказом значит смертельно обидеть Манко Капака.

— Храни тебя судьба, Манко.

— И вас всех, Рома.

Старый индеец садится в кресло своего хрупкого аппарата, я понятливо отступаю на пару шагов. Двигатель дельтаплана заводится с пол-оборота, гудит неожиданно мягко и негромко. Ещё миг, и машина взмывает с места, без всякого разгона круто взбираясь в небо. Я провожаю его взглядом, пока аппарат не исчезает из вида. Солнце светит мне в спину, и длинная тень упирается в стену джунглей. Домой… Наконец-то домой. Родные мои, как я по вам соскучился!

* * *

— Ну, удачного перехода! — Гауя улыбается нам на прощание.

— Шеф, ты тут осторожней. Чуть что, вызывай ликвидаторов, а ещё лучше Рому.

Взрыв смеха. Мы втроём ныряем в телепорт, сжимаясь в плотный комок, и тяжёлая крышка опускается сверху. Поехали…

Сжатие-растяжение-вращение… Я волевым усилием удерживаю содержимое желудка. Не зря переходы делаются натощак, тут не только экономия энергии.

Воздух уже шипит, втекая в камеру, и крышка поднимается вверх. А где встречающие?

«А кто знает о нашем прибытии? У тебя есть редкая возможность сделать жене сюрприз»

Совет неплох, но запоздал — я уже вызвал образ моей жены…

«Ира, Ир…»

Меня словно обдаёт теплом костра.

«Рома…»

«Я уже здесь. Я сейчас вас увижу»

Мои коллеги молча и не сговариваясь покидают меня. Ангелы умеют быть деликатными и не встревать, когда не нужно. К тому же их дома тоже ждут семьи.

Я еле дожидаюсь, когда же меня подберёт кокон. Ап! И я уже лечу… Лечу? Да он же еле тащится, этот транспортный кокон! Плохо всё-таки у нас тут продвигается технический прогресс, погрязли в благодати, а пора бы уже внедрять повсеместную телепортацию…

Бесплотный шелестящий смех.

«Всё, мой ангел. Всё, Рома. Ты заметил?..»

Я улыбаюсь. Действительно: «у нас тут». Ворчу, как дома.

«Ворчишь дома. Так будет правильно, мой ангел»

«Прошу не выражаться. Я честный биоморф»

Снова бесплотный смех.

«Биоморф — пройденный этап. Ты мой ангел, бывший не так давно человеком»

«Ты знаешь, точно так же выразился тут один человек…»

«Знаю, Рома. Я же всё вижу в твоей голове, пока ты в пределах планеты, по крайней мере»

«Всё-всё?»

Бесплотный смех.

«Ну вполне достаточно»

Вот так вот. Полезно запомнить — для того, чтобы утаить свои мысли от супруги, мне достаточно перебраться на другую планету. Не так уж сложно…

Кокон выгружает меня рядом с домом, и я стремительно пикирую в окрашенный бело-голубым светом входной проём — тут уже ночь.

— Ну наконец-то! — в меня вцепляются двадцать крепких пальчиков, мне же приходится использовать только десять. Должен кто-то из нас стоять на ногах…

— Ира, Ир…

— М-м?

— Я тебя люблю.

Меня бесшумно накрывают, как плащом, Ирочкины крылья. Лазурные глазищи занимают всё поле моего зрения, и я ощущаю на губах тягучий, долгий поцелуй.

«И я тебя, Рома. Но не заговаривай мне зубы, я же всё вижу у тебя в голове…»

«Вот именно. Где главный член нашей семьи?»

И в этот момент на голову мне, радостно вереща, обрушивается увесистый крылатый кулёк. Три с лишним тыщи доллей, однако…

— Да не тебя я имел в виду, зверюха!

* * *

Тихо, как тихо в доме. Звукозащита работает безупречно, ни шороха не доносится от соседей. Только слабый шёпот джунглей, уже практически неразличимый на такой высоте.

Ирочка спит на моём плече, дышит легко и неслышно. Умаялась… Да и дикий зверь выдохся начисто, несмотря на улучшения, произведённые мамой Машей в данной функции моего организма. Рядом в корзинке спит маленькая Мауна. И, естественно, спит на своём насесте-икебане Нечаянная радость, получившая на сегодня свою долю семейных радостей по поводу возвращения хозяина.

А меня сон не берёт. Наверное, переутомился. У меня такое ощущение… Не могу выразить это ощущение.

Ладно, надо спать. Я закрываю глаза…

…Танцуют, танцуют свой танец цветные пятна. Можете отдохнуть, ребята, чего вы? Дело сделано…

Но цветные пятна считают иначе. Я не могу им приказывать, как Великий Грезящий, я могу только просить. Что я увижу, решать им…

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

* * *

Огромный пустой зал имеет хорошую акустику, и каждый новый взрыв гулко разносится под сводами, долго не затухая. Маленький зелёный человечек в ярко-лазурном комбинезоне стоит перед глухой стеной, недвижно глядя в чёрную гладь погашенного экрана. Экраны внешнего обзора имеют перед окнами массу преимуществ и гораздо безопасней для владельца, но имеют один крупный недостаток — когда они погашены, дворец превращается в склеп…

«Это опять я, начальник кладбища»

Человечек оборачивается и глядит на меня сквозь бездну пространства.

«А, это опять ты… Поздно, пернатый»

«Раньше ты называл меня биоморфом»

«Это было раньше»

Он садится в старое, старое кресло.

«Я не могу понять тебя, пернатый. Не так давно я сделал тебе предложение, на которое, по моему разумению, отказом ответить невозможно. Шанс стать подлинным Повелителем Вселенной…»

Я неловко улыбаюсь. Честное слово, мне сейчас его жалко. Жалко вот это страшное и беспощадное существо. И мне хочется почему-то, чтобы он ПОНЯЛ перед смертью.

«В одном ты был прав. Конечная цель и сверхзадача разумного существа — стать Хозяином Вселенной. Но только СВОЕЙ Вселенной. Ты же хотел присвоить чужую, созданную не тобой»

«А-а, слова, всё слова… Ладно, проехали. Чего ты хочешь от меня?»

Я вздыхаю.

«Ну что можно хотеть от глиста? Только избавиться от него. Твоё существование недопустимо. И сейчас будет прекращено»

«Я знаю. Всё?»

«Я, собственно, хотел попрощаться»

«Я не нуждаюсь в твоём прощении»

«И всё же я тебя прощаю, маленький, несчастный зелёный человечек. Покойся с миром»

«Ну что же, раз такое дело… Откровенность за откровенность. Ты глуп, пернатый, я уже говорил и повторюсь. Выбранные тобой цели недостижимы. Да, меня сейчас убьют. Но на моё место встанет другой. Повелитель Вселенной неуничтожим, пернатый, можно уничтожить только конкретного носителя, но не идею. Да, вероятно, Истинно Разумные уже не смогут. И исчезнут, как и положено неудачникам. Но Вселенная безгранична. И кто-то, когда-то всё равно исполнит эту мечту. Пусть не я, но и не ты. Ты упустил свой шанс, пернатый. Вместе мы бы смогли, и пусть в итоге остался бы кто-то один… не так обидно. Всё, у меня больше нет времени на разговоры»

Он суёт в рот круглую прозрачную ампулку, и в тот же момент на поверхности вольфрамовой бронеплиты вспыхивает ослепительная звезда — плазменный разрядник преодолел преграду. Звезда с пронзительным шипением ползёт вверх, в сторону, вниз… Боевые роботы личной охраны Повелителя изготовились открыть огонь, едва рухнет последняя преграда. Вот только бездыханному телу в кресле это всё равно. Да и мне, если откровенно, тоже.

* * *

Ярчайшая вспышка!

Я открываю глаза, тяжело дыша.

На меня смотрят широко раскрытые глаза Ирочки.

«Ты проснулась?»

«Сразу»

Я глажу её, целую. Она не против, она подставляет себя под мои ласки, но я вижу — голова её занята не этим.

«Рома, пока я помню, я внесу в машину»

«Теперь мне всегда придётся спать в мыслесъёмнике?»

«Возможно. Я сделаю тебе лёгкий, чтобы он не мешал. Всё, я встаю!»

Она высвобождается, берёт с полки тонкий разомкнутый обруч, надевает на голову…

«Ты очень много стал видеть, Рома. Причём мне кажется, что ты видишь много больше, чем в состоянии понять. И мы все тоже, кстати»

«Все — это кто?»

«Все — это все. Твои коллеги, твой начальник и я сама. Всё, не мешай, а то сон «замылится», как ты говоришь»

Я хмыкаю, глядя в потолок. Любое существо, по сути, видит не глазами, а мозгом. Зрение совы лучше человеческого, и не намного хуже ангельского. Но всё, что способна увидеть сова — это где прячется мышь.

Я, ангел и бывший человек, научился видеть мозгами. Но всё, что интересовало меня до сих пор, это козни Истинно Разумных. Сову интересуют мыши, вся остальная Вселенная есть просто место, где эти мыши прячутся.

Смогу ли я понять всё, что вижу?

Глава 4 Всего один шаг

— … Надо же, не убереглась.

Ирочка осторожно заливает сосок перекисью водорода, морщась. Соски уже почти приняли прежнюю форму, но симметрия их сейчас нарушена — правый распухает на глазах. Да, с ангельскими младенцами шутки плохи, едва они обзаведутся зубками. Весь период от появления зубов до появления соображения окружающим следует быть начеку.

— Ну, и зачем ты укусила маму? — спрашиваю я у маленькой Мауны, лежащей в своей уютной корзинке-колыбели. Малышка таращит ярко-синие глазёнки и издаёт нечленораздельные, но явно радостные звуки. Рада видеть папу. Я ощущаю, как мой ангельский ротик неудержимо растягивается, сдвигая уши на затылок. На нашу дочуру я не могу сердиться, если она даже пообкусывает мне все пальцы до основания…

Жена смеётся, улавливая ход моих мыслей.

— Сегодня у нас выходной, между прочим. Чем ты намерена заняться?

Ирочка ставил в шкафчик флакон с перекисью.

— Во-первых, вкусный и обильный завтрак.

— Другой бы обиделся насмерть, но я стерплю. А далее? — я посылаю жене мыслеобраз нашего дивана. Ирочка фыркает, насмешливо кося глазами.

— Это уже будет третий пункт нашей программы, если не четвёртый. Вторым же пунктом стоит просмотр фильма.

— Фильма?

— Ты жуткий дикарь, муж мой, — Ирочка смотрит на меня укоризненно. — Вот уже сколько времени ты живёшь в Раю, а видел ли хоть один наш фильм?

— Только учебные. Когда мне?

— Жалкий лепет оправданья. Так нельзя, Рома.

— Виноват. Исправлюсь. А про что кино?

В глазах жены пляшет, бесится смех.

— Про любовь, естественно, про что же ещё. Все фильмы, которые не про любовь — учебные, Рома.

— Про любовь хочу! — заявляю я. — Может, совместим приятное с полезным? Ну, в смысле, завтрак…

Смех улетучивается из её глаз.

— Тот фильм, что мы будем смотреть, несовместим с завтраком, Рома. Настоящие вещи не смотрят, жуя.

— Да ладно, ладно, — примирительно говорю я. — Давай уже завтракать.

— Слушаюсь и повинуюсь, о величайший! — смеётся Ирочка. — Фрукты и орехи в корзинке, яйца и все маслА в холодильнике, соки там же. Посуду возьмёшь в шкафу. Насчёт рецептуры салатов обращайся, подскажу. Твой завтрак в твоих руках!

— Ну-у… — разочарованно тяну я. — Так неинтересно…

— Ты всё-таки лодырь, муж мой. И есть в тебе что-то от эксплуататора. Ладно, я пошутила. Играй с Мауной, я всё приготовлю.

— Другой разговор!

* * *

Мы сидим на пушистом ковре, и вся стена перед нами превращена в окно громадного виртуального экрана. Из воздуха выкристаллизовываются буквы, титры сменяют друг друга, на заднем плане летят несколько ангелов, высится жилая башня… Первый раз я вижу ангельский художественный фильм.

Обычная история. Двое встретились и не захотели расставаться. Девушка дала запрос в Службу соединённых судеб, и парень тоже. Пришёл ответ, пришли диаграммы. Они плохо складывались, эти диаграммы душ, и зазоры были весьма значительны. Но парень и девушка уже были вместе, и им так не хотелось расставаться!

Родители с обоих сторон были против. С такими различиями в диаграмме брак прочным быть не может. Но в Раю, как известно, решающий голос принадлежит Ей и Ему, а всем остальным в лучшем случае совещательный.

Мелькают, мелькают кадры. Свадьба, большой хоровод, всё как положено. Молодые берут жилище в кредит, потому что зарабатывают ещё немного. Начало семейной жизни вполне соответствует термину «медовый месяц». Прогулки-полёты в тугих струях восходящих потоков, любование закатами и Великой звездой… Постельные сцены, кстати. Отсутствует только показ самих половых актов, а всё остальное в наличии. Да и чего стесняться ангелам, не признающим одежды и умеющим свободно читать в чужих головах?

Но «диаграммы душ» придуманы не зря, ой, не зря. Кончается «медовый месяц», и начинается долгое, медленное, ужасно мучительное угасание любви. Он генетик, она кристаллург-дизайнер — есть у них тут и такая профессия. Он и она приходят домой, держатся за руки и глядят в глаза друг друга. Но больше ничего нет, если не считать спальни. Он рассказывает ей о своём, она о своём, но вежливое выслушивание и сопереживание — разные вещи. Это у потомков обезьян достаточно улыбаться и согласно кивать головой, чтобы собеседник пребывал в полной уверенности, будто вы разделяете его взгляды, сопереживаете и сочувствуете. У ангелов с их телепатией такой номер не пройдёт. Дни пролетают стремительным калейдоскопом, и однажды он и она с ужасом понимают — им неинтересно слушать друг друга ВООБЩЕ.

В последней надежде жена зачинает ребёнка. Она хорошо знает, чем грозит это охлаждение, и спешит. Да, это у большинства человечьих мужчин эрекция наступает при виде любой голой задницы, у ангелов всё сложнее — на нелюбимую женщину просто не встаёт, и всё. Тем самым исключая как самую возможность проституции, так и необходимость вынужденного созерцания массы эрегированных органов, поскольку ангелы не носят одежды.

А на экране уже разворачивается следующая часть драмы. Или трагедии? Это как посмотреть…

Он уже обращается к сильнодействующим препаратам, таковые в Раю имеются. Но это всё больше напоминает некую медицинскую процедуру, без всяких признаков оргазма. И наконец они понимают — им лучше расстаться.

Тяжкая психологическая сцена расставания, воссозданная авторами фильма с невероятным мастерством, и сопровождающая телепатема тоже. Она возвращает ему разрезное кольцо. Конец фильма. Я хлюпаю носом, Ирочка плачет не стесняясь. И только тут я замечаю, что день пролетел. Три часа мы сидели не отрываясь, потеряв чувство реального мира.

«Вот, Рома… Такой фильм! А то — диван…»

«Кстати, насчёт дивана» — я перестаю хлюпать носом. — «Это же третий пункт. Два первых выполнены»

Ирочка всё ещё не осушила слёзы, но её уже сотрясает смех.

— Нет, это немыслимо, Рома. Другая бы жена обиделась, честно. Я-то хотела ещё с тобой обсудить фильм…

— С нами такой трагедии случиться не может. — я смотрю ей в глаза твёрдо и ясно. — Веришь?

— Тебе да не верить, кому тогда? — Она смотрит мягко, нежно. — Не верю, знаю.

— Ну если хочешь, давай обсудим фильм.

— Поздно, мой милый, — и я действительно вижу-ощущаю, что мысли моей жены уже изменили своё течение. В глазах моей ненаглядной бесится, пляшет смех. — Диван ждёт.

Громкий писк из корзинки прерывает нас. Маленькая Мауна категорически не согласна с таким раскладом. Диван подождёт!

— Всё, Рома, диван передвинут на четвёртую очередь, — Ирочка уже достаёт бутылочку с детским питанием. — А пока я кормлю Мауну, ты займись Нечаянной радостью.

Нечаянная радость радостно верещит, хлопая крыльями, полностью одобряя ход мыслей хозяйки. Режим питания прежде всего!

* * *

Ну вот, и опять ночь. Я уже давно привык к стремительному чередованию дней и ночей, привык и спать урывками соответственно. Но сегодня меня сон не берёт. И вообще ночь больше всего подходит для разных вольных мыслей.

Ирочка лежит у меня на плече с закрытыми глазами, но я отчётливо вижу мысли, роящиеся в её голове. Она тоже не спит, думает. Кстати, мне часто трудно уследить за ходом её мыслей — быстро очень, плюс многослойное ангельское мышление, плюс женская логика, недоступная ни одному существу противоположного пола, будь он хоть трижды телепатом…

«Ира, Ир…»

— М-м? — Ирочка отвечает вслух, улавливая: мне хочется услышать её «М-м». Разумеется, это правда, но сейчас есть и другая мысль.

«Я вот что подумал… Ведь это не с натуры снято, всё вот это кино?»

«Нет, разумеется. Ты же видел титры»

«Ну вот. КАК этим актёрам удалось воспроизвести не только действия, но и мысли персонажей? Я полагал, телепатия исключает саму возможность обмана»

«А никто и не обманывал нас и прочих зрителей, Рома. Просто актёры БЫЛИ ИМИ, вот этими героями. Думали, как они»

«Тогда это великие актёры»

«А у нас других не бывает. Это на Земле возможно лепить сериалы, заучив наизусть кусок текста, или вообще читая с экрана за кадром. Поэтому у нас все фильмы потрясают до глубины души. И делают их мало»

Я прикидываю. Да, Голливуд бы тут прогорел в два счёта, пожалуй, при такой планке зрительских требований. Подавляющее большинство блокбаст-бестселлеров никто из ангелов не досмотрел бы и на четверть.

«Теперь я понял, почему про Сэнсэй и Свир тут народ знает, а про Землю почти никто»

Ирочка смотрит грустно.

«Да, муж мой. Так и есть. Здесь в массе интересуются уровнем культуры. Ваши убогие творения ангелам неинтересны, за редчайшими исключениями, и в школе насчёт Земли проводят лишь краткий-краткий курс»

Я снова размышляю. Нет, а чего я хотел? Глупо обижаться, ей-богу. Уж если сами люди всё чаще зовут телевизор «дебилизором»… Чего мы хотим от ангелов?

Ирочка пальцем проводит по моей щеке.

«Но ведь мы-то с тобой знаем, муж мой, что в толще грязи порой таятся алмазы»

Я ласкаю её, и рука моя уже привычно натыкается на тёплый металл кольца. Не слишком ли привычный?

«Ира, Ир… Вот я же теперь Всевидящий?»

«Пока тебя не признали официально, но это уже дело решённое»

«А вот насчёт того, что Всевидящим можно рожать сколько угодно… Этот закон только на женщин распространяется?»

В лазурных глазищах снова пляшет смех.

«А сколько тебе угодно?»

«Ну-у… Много»

«А если их будет слишком много?»

«Детей не может быть слишком много»

— Ой, не могу! — вслух смеётся Ирочка. Тихонько, впрочем, чтобы не разбудить Мауну. — Ладно, муж мой. Хотя в этом деле твой голос совещательный, всё же он имеет значение. Так вот, Рома — то, что ты Великий Спящий, уже автоматически даёт нам право на второго ребёнка, и даже на третьего, при некоторых условиях. Но это вовсе не значит, что я собираюсь рожать подряд. Пока не подрастёт Мауна, об этом не может быть и речи.

Смех в её глазах гаснет.

«Я вижу, какая мысль сейчас проскользнула у тебя в голове. Насчёт кольца и насчёт «мало ли что может случиться». Так вот, Рома. Ничего случиться не должно»

Она заглядывает мне прямо в душу.

«Не убивай меня. Пожалуйста»

Ну что тут можно ответить?

Мауна в корзинке вдруг начинает издавать кряхтение, весьма похожее на кряхтение человеческого младенца. И имеющее тот же смысл, кстати.

— Ну вот… — Ирочка встаёт. — Хорошо, что я не уснула. А то бы просыпаться.

Я улыбаюсь. Вот, кажется, чего проще — придумать колыбель, самостоятельно убирающую за младенцем? Но если с таким изобретением сунуться к ангелам, на тебя будут смотреть весело-изумлённо, вглядываясь в твои мысли — да неужто не шутит? Ведь каждому олуху понятно, что дитя должны нянчить мамины и папины руки, а не манипуляторы бездушного механизма…

* * *

— Ага, а вот и он!

Вся наша группа сегодня в сборе, и работать, судя по общему эмоциональному фону, никто не собирается.

— Какая работа, Рома? — смеётся Аина. — Ты телепат или кто? Это ты должен был почувствовать на подлёте. Сейчас мы все идём поздравлять нашего Биана!

Шеф стоит в середине, улыбаясь смущённо-радостно. Да, я понимаю…

— Всё, всё, выпорхнули!

— Ещё чего! Для таких случаев имеется лифт! — смеётся Аина.

Мы гурьбой направляемся к прозрачной трубе гравилифта и один за другим шагаем сквозь светящуюся стенку. Короткое падение вверх, и вот уже вся наша команда стоит в знакомом зале. Да-а…

Стены зала и потолок белоснежные, отливающие всеми оттенками радуги — точь-в-точь крылья ангелов. На полу нежно-розовый ковёр, в толще которого бегают разноцветные огоньки. А колонны вдоль стен наполнены переливающейся, искристой ртутью.

Но всё это мелочи. Весь зал наполнен ангелами, и отсветы от бело-радужных стен сливаются с отсветами их оперения.

— Ну наконец-то! — председатель собрания поворачивается к нам, и я узнаю в нём координатора всей службы безопасности. — Уважаемое собрание! Сегодня мы и наши коллеги из смежных служб собрались, чтобы признать наконец заслуги нашего коллеги, славного Биана, сына Эйю и Иуны, начальника оперативной группы отдела внешней безопасности. Биан, прошу на середину!

Шеф выходит на середину, улыбаясь смущённо.

— Кто хочет сказать? — обращается координатор к залу.

— Разрешите мне, — встаёт довольно молодой, щеголеватый ангел, начальник аналитической группы нашего отдела. — Не секрет, что стараниями Биана и его молодцов наша группа почти лишилась работы. Какой может быть анализ, когда резиденты «зелёных» меняются один за другим? Не успеешь взять в разработку, а его уже и нету…

Всеобщий хохот.

— Но мы не обижаемся, наоборот. Мы, аналитики, хотим пожелать тебе, Биан — так держать! И чтобы мы наконец вовсе лишились работы на Земле. Да и вы тоже. Живи долго, Биан, вместе со своими ребятами!

Одобрительный шум.

— Я скажу, если позволите, — встаёт тот самый старший ликвидатор, Рат. — Мы, то есть я и мои ребята, тоже хотим поздравить тебя, Биан. Сколько раз уже мы сталкивались с этой «зеленью», и ни разу ты нас не подставил. Всегда чёткая и конкретная информация. А последняя операция вообще — взять резидента и заставить вызвать эскадру, убедить самого ихнего Повелителя! Да плюс вытащить на Землю начальника службы тамошней безопасности… И при этом мы обошлись без живых потерь. Спасибо тебе от нашей службы. Живите долго, особисты!

— Да вы и сами ребята не промах… — смеётся шеф, розовый от смущения. — За тридцать пять секунд разорить такое логово!

— Так наш девиз такой: «клиенту больно не будет» — разводит руками Рат, и снова все хохочут.

— Позвольте мне, — встаёт молодая женщина, украшенная широким искристым колье. — Когда мы имели такую возможность, разгромить эскадру? Ведь пять кораблей! Если мне не изменяет память, только однажды была проведена подобная операция — когда сэнсэи уничтожили четыре корабля, рвавшиеся к нашему Раю. Ты герой, чего там. Живи долго, и твои ребята тоже.

«Это командир звездолёта, Рома» — улавливаю я. — «Командирами звездолётов чаще ставят женщин, потому что их мышление гибче, а интуиция выше. Для звездолётчиков это важно»

— Позвольте и мне сказать, — встаёт пожилой ангел. — Если бы не эти ребята, нам, миссионерам, давно пришлось бы покинуть Землю. И ещё неизвестно, все ли ушли бы живыми. А нынче вообще… Раскрытие и уничтожение сразу нескольких наших баз разом зачеркнуло бы всякую надежду. Ты герой, Биан, и от лица всех миссионеров хочу сказать тебе и твоим ангелам большое спасибо. Живите долго.

— Кто ещё? Все? Тогда скажу я, — координатор службы вновь поворачивается к Биану. — Ты герой, Биан. Ты и раньше был не промах, но такой победы мы ещё не знали. Прошу! — координатор делает жест рукой.

…Аина, наша Аина, плывёт лебедью, иначе не скажешь. И когда она успела нацепить на себя все эти украшения? Радужно отсверкивающее колье на шее, переливающиеся огоньками браслеты на ногах и руках… Но ярче всего сияют глаза. В руках Аина держит нечто, весьма напоминающее корону «мисс Вселенная».

— Возложи эту диадему на чело героя, Аина, ибо это ему будет приятнее, нежели если это сделаю я или кто-то другой! — улыбается наш координатор. — И пусть когда-нибудь, лет через триста, эта диадема напомнит тебе о былых славных делах, Биан. Живи долго!

Аина медленно подходит к Биану, надевает ему на голову венец. Вот теперь наш шеф точно похож на «мисс Очарование» — весь розовый, глаза блестят, белоснежная улыбка… Я уже давно привык смотреть на ангелов ангельским взглядом, и вижу в Биане взрослого мужчину, но на человечий взгляд он сейчас просто чудо, глаз не оторвать.

— Ну, а поцеловать-то тебя можно? — спрашивает Аина. — Или героя уже нельзя вот так просто?

— А если я скажу «нельзя», ты поверишь?

Вместо ответа Аина целует начальника, бережно и нежно. Да, похоже, тот самый поцелуй, как будто пёрышком…

— Живи долго, Биан. Я рада служить под твоим началом. Вот только очень уж часто ты меня увольняешь.

Хохот, обвальный хохот. Ну а чего ещё ждать от нашей Аины?

— На этом официальную часть церемонии объявляю закрытой! — сообщает во всеуслышание координатор службы безопасности. — А гулянье в честь героя открытым!

«А вот и моё семейство!»

Я уже видел жену и старшую дочку шефа, теперь же вижу и сына. Парнишка четырнадцати лет, ещё не достигший взрослого роста, тоненький и стройный донельзя. А вот жена и дочка дамы весьма эффектные, тем более что сегодня на них полно бижутерии.

«Скажу тебе честно, Рома — они мне и самому нравятся» — глаза начальника излучают смех.

— Здравствуй, Рома, — представляется жена Биана. — Меня зовут Летящая вдоль реки, если коротко — Чью, и ты можешь звать меня именно так. Это вот Иого, назван в честь прадеда. А это Победившая бурю, если коротко — Ди. Вроде как тёзка твоя.

Девушка смотрит на меня открыто и ясно. Да, такая, пожалуй, победит не только бурю… Пожалуй, эта девушка могла бы потягаться с нашей Иуной, Ирочкиной сестрой, в роскошно-вызывающей красоте.

— Спасибо, — смеётся моя тёзка, уловив.

— Вот не могу никак сбыть замуж, — Биан легонько шлёпает дочку крылом. — С такой диаграммой никто не подходит!

— Да ладно, папа… — сердится девушка.

— И вдоль реки летать приходится преимущественно мне. Если бы не телепатия, из моих дам вышли бы превосходные интриганки, — смеётся Биан.

«Рома, тихонько отошли. Ты нужен» — улавливаю я обращённую ко мне мысль. Привычка выполнять безмолвные команды, вероятно, въелась у меня в генную память, и я скрупулёзно исполняю — незаметно отхожу в сторону, проскальзываю в комнату — боковушку, где меня уже поджидают Уин и Иол.

— Берись, Рома!

Я таращусь на предмет, стопроцентно напоминающий постамент для памятника. Сходство усиливает врезанная в полированный гранит золотая надпись: «Великому и Мудрому Биану от благодарных потомков»

— Да быстрее, Рома, пока шеф занят и ничего не почувствовал! Вся шутка поломается!

Мы втроём тащим подарок в общий зал. Нет, само собой, это не гранит, пластмасса какая-то… Я ухмыляюсь. Кому постамент, кому клизма — всё по справедливости.

* * *

— … Ой, не могу! — Ирочка звонко хохочет. — Так-таки и постамент?

Я тоже смеюсь. Да, славная вышла шутка. Все с ног валились от хохота.

— Здравствуйте, Рома и Иолла.

Прабабушка Ночная тайна уже складывает крылья, влетев в наше жилище.

— Здравствуй… те… — я чуть растерян.

— Разве меня так много? — смеётся прабабушка. — Иолла, я готова. Где ваша Мауна?

«Рома, это я позвала. Нельзя же Мауну оставлять без присмотра»

Да, всё верно. У ангелов не принято оставлять детей без присмотра даже ненадолго. Благо на каждого ребёнка тут полно взрослых — бабушки, прабабушки, прапрабабушки… В общем, конкурс среди кандидатов в няньки огромен.

«А мы с тобой сегодня идём смотреть балет. Потому как ты здорово запущен в культурном развитии, муж мой, и это дело надо исправлять» — в глазах Ирочки пляшет смех.

«Да я не против культурного роста. Опять же девушки там красивые…»

«Ну-ну»

«Да ну что ты… Это же шутка»

«А мне не нравится»

Но я уже обнимаю и целую свою супругу, подавляя сердитость в зародыше.

— Ну летите уже, летите! — подаёт голос прабабушка.

* * *

Вот это да-а!

Остров в северной полярной зоне похож на затопленный морем кратер вулкана, но я уже понимаю — это искусственный остров, нет тут никаких вулканов.

Внутренняя сторона циклопического цирка аккуратно нарезана ступеньками, чем-то напоминая лабиринтное уплотнение телепорта. И на всех этих импровизированных скамейках, гладких и тёплых на ощупь, сидят ангелы. Сколько их тут?

«Не меньше полумиллиона, я думаю» — улавливаю я ответ Ирочки.

Сильный шлепок крыла едва не сбивает меня с ног.

— Ага, родственнички, не ждали!

— Здорово, Фью! — я пытаюсь возвратить ему плюху с процентами, но Фью начеку, и перехватывает моё крыло своим.

— Здравствуй, Рома, — мягко смеётся Лоа. Ба, и Кеа тут!

— Привет, дядя Рома.

— Здравствуй, Лоа, привет, Кеа. На кого же вы оставили главного члена семьи?

— Не беспокойся, народ надёжный, — смеётся Фью. — Её бабушка с дедушкой изъявили желание понянчиться с внуком. Их двое, должны продержаться.

Мы уже рассаживаемся на гладких и тёплых ступенях, имитирующих по виду вулканический туф. Все замирают в ожидании.

Музыка возникает из шороха и посвиста ветра, незаметно, как бы исподволь вытесняя природный звук. А на глади лагуны появляется смутное пятно, протаивая всплывающим из глубины многолепестковым цветком, отдалённо похожим на гигантский земной подсолнух.

Цветок начинает раскрываться, и музыка обретает силу, крепнет. Музыка взрывается мощными аккордами, и из недр цветка вылетает рой балерин и балеринов. Музыка взвивается ввысь, и ввысь взмывают танцоры.

Я смотрю во все глаза на разворачивающееся действо. Нет, это невозможно. Это же невозможно. Да разве можно ТАК летать? Куда смотрят законы физики?

«Тут под бухтой гравигенератор, Рома, для облегчения танцорам. Но всё равно, где-то ты прав»

А музыка и танец уже переплелись, срослись в единое целое, как наши с Ирочкой диаграммы. Вот это да-а! Вот это да-а…

* * *

«Ну, понравилось?» — Ирочка блестит глазами.

«А разве не видно?»

«Я рада, Рома. Я вообще-то была почти уверена, но всё же червячок сомнения был»

— Вообще здорово, — я перехожу на звук. — Я-то думал, умею летать… А оказалось, просто держусь немного в воздухе.

— Хороший какой вечер, — Лоа томно потягивается. — Как бы его продлить?

— Между прочим, где-то тут водятся полярные орехи… — задумчиво произношу я.

— О! — Федя-Фью смотрит на меня одобрительно. — Сестрёнка, а ты говоришь — «биоморф, биоморф…» Гляди, всё ведь понимает!

— Да кыш ты… — огрызаюсь я, и все смеются.

— Ну, если такое дело… — смеётся Кеа. — Летите за мной, я покажу вам, как надо искать полярные орехи!

* * *

— Рома, такое дело. Вы с Иолом отправляетесь на Землю. Надо там подправить кое-что. Ты старший.

Я во все глаза смотрю на шефа.

— Я?

«Чем ты удивлён?» — Биан смотрит мне прямо в глаза.

«Нет, но…»

«Так будет лучше, Рома. Мы тут посовещались, и я решил. Потому что ты привык оглядываться через плечо, ждать поддержки — наставника, начальника… А теперь ты за рулевого. Ответственность на тебе»

— Да, шеф, — я сглатываю.

— Ну вот и отлично. Материалы тут, — шеф тычет пальцем во вспыхнувший виртуальный экран, — если чего-то не найдёшь, обращайся.

Я разглядываю файл. Ну что же, дело житейское — наш родной город Хабаровск, координатор Дальневосточной зоны ответственности запросил поддержку… Устранить встречный контроль «зелёных», всё ясно. Подавить сопротивление, при необходимости вызвать ликвидаторов… Какие могут быть вопросы?

— Ну, старшой, будем прорабатывать детали? — ко мне подходит Иол. Я смотрю на него, и с языка чуть не слетает: «ты меня спрашиваешь?»

«Ну а кого же?» — улавливает он.

* * *

— Ира, Ир…

— М-м?

«Меня опять в командировку…»

«А то я не поняла» — Ирочка вздыхает, пристраивается ко мне поудобней, обнимая рукой. — «Работа, что делать. Взялся — ходи»

«Я готов передушить всех «зелёных» за то, что они заставляют меня разлучаться с тобой»

Ирочка фыркает смешливо.

«Да, Рома… Если бы тебя, как нашего Иого, да на пару годков от жены отправить… Там бы всем «зелёным» точно конец. Подсказать твоему шефу идею?»

«С ума сошла? С него ведь станется, что я, Биана не знаю»

«Нет, не скажу. Сама буду страдать»

Я вдруг улавливаю «второй слой» — неоформленную, скрытую мысль.

«Ну-ка, колись. Ты собралась на Землю?»

Ирочка открывает глаза.

«Однако… Ты здорово продвинулся в телепатии, муж мой. Ловишь скрытые мысли»

«Ага, такой я. Рассказывай»

«А чего рассказывать? Я соскучилась по папе и маме, я соскучилась по любимой работе… И по деду Иванычу, и по Коле-Хрусту. И по Чалке с Казбеком. Короче, я скучаю по Земле, Рома. Вот так вот, как любит говорить папа»

«Как ты себе это представляешь? Земля не Холодная, экскурсий туда нету. Или ты полагаешь отправиться туда с Мауной?»

«Не болтай. Нет, конечно. Но я могу стать заочным работником миссии, резервистом»

«А как же нынешняя твоя работа?»

Ирочка снова фыркает, на сей раз пренебрежительно.

«А сколько можно переливать из пустого в порожнее? Плюс эти двое. Заладили — «закон Элу-Лао, псевдоразум»… Тут один ещё договорился, обозвал людей «вторыми «зелёными»». Вот интересно — как это судят вот такие теоретики, ни разу не побывав на Земле? «Вся информация свидетельствует о том, что»… Надоело мне доказывать морским огурцам, что они огурцы»

Меня прошибает дрожь. Только сейчас я понимаю, как близки были «зелёные» к полной победе.

«Да, Рома. Гибель даже двух-трёх баз стала бы последней каплей. Совет отозвал бы миссионеров и закрыл проект»

Ирочка вздыхает, целует меня.

«Давай уже спать, да?»

«Ага» — я возвращаю ей поцелуй. Она возвращает мне с процентами…

«Ого! Дикий зверь поднял свою голову?» — Ирочка нашаривает у меня внизу живота.

«Это ночной вампуар» — ляпаю я. И откуда берётся?

В глазах моей ненаглядной бесится смех, вся сонливость исчезла. Меня обхватывают её ноги, крепкие пальчики которых вцепляются в меня мёртвой хваткой.

«Живьём будем брать вампуара!»

* * *

Танцуют свой привычный танец цветные пятна, отражая таинственные процессы, идущие где-то во Вселенной, излагая их языком, доступным пониманию одного не слишком разумного Всевидящего. И ничего странного, если смотреть в корень. Буквы в книге и вот эти цветные пятна играют одну и ту же роль…

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

* * *

Три головы, уткнувшиеся лбом в пол, три оттопыренных зада, обтянутых ярко-синим. Бессмертные, Носящие имя…

— … Я вынужден повторить — мы не бросим проект № 843-29-75/02. Да, тяжёлый провал, произошедший из-за глупости покойного Втипа и его резидента, нанёс нам непоправимый урон. Но это ничего не значит. Конечные шансы на успех по-прежнему значительны, по расчётам — где-то одна восьмая. Да, деятельность пернатых здорово мешает нам. Да, прямое силовое вытеснение их с планеты мохнорылых сейчас невозможно. Ну что же, пойдём трудным путём. Мы сделаем их, мы сделаем так, что люди сами не оставят им шансов, и вылущат их базы.

Они молчат, почтительно слушают. И только Бездна знает, что у них в головах. Да, они вынужденно признали во мне Повелителя — кто-то должен держать в узде эту стаю хищников, иначе всему конец. Да, те, кто вовремя не понял, уже отправились в жерло плазмотрона. Но это ничего не значит. Один мой неверный шаг…

Я не сделаю этого неверного шага. И самым неверным из всех было бы оставить сейчас мохнорылых в покое. Это значило бы оставить всякую надежду выбраться из воронки, в которую засасывает Истинно Разумных. И меня, Великого и Мудрого Повелителя Вселенной, бывшего Хозяина Моря, Хомора.

— Но я вообще-то вызвал вас не затем, чтобы объяснять и тем более оправдывать свои решения. Холап, ты займёшь место бывшего Имперского Мага. Титул получишь сразу, как сумеешь установить контроль над нашей сетью на планете мохнорылых. Кроме того, в твоё распоряжение будет передан «Последний сон». Когда и как перегнать корабль, где держать, здесь или там — дело твоё. Естественно, отвечать придётся головой, если что.

— Я понял, мой Повелитель. Но как насчёт «Бездны»…

— «Бездна» останется тут! — жёстко отрезаю я. — Или ты, подобно этому придурку, бывшему Хозу, вознамерился дать пернатым открытый бой?

— Как ты велишь, о Великий и Мудрый.

— Вот именно. Влит и Вур, вы поможете Холапу. Я понимаю, вам это клинок в горло, но придётся. В качестве вознаграждения можете прибрать к рукам всю интеллектуальную собственность мохнорылых. Договор о разделе имущества покойного Хоза, а также о разграничении ответственности составим чуть позже. Сейчас важно не допустить развала сети, наша агентура и так уже сколько времени работает без контроля. Вопросы?

— Пока вопросов нет, мой Повелитель, — отвечает за всех Холап.

— Все свободны. Работайте!

* * *

Вспышка света!

Я открываю глаза. Передо мной бездонные глаза моей Ирочки.

«Ты снова не спишь, родная…»

«Как обычно в таких случаях. Мог бы уже и привыкнуть»

Я поправляю мягкую, невесомую ленту на голове. Этот мыслесъёмник изготовил у себя на работе братец Федя, специально для одного родственника, одолеваемого ночными кошмарами. Во всяком случае, спать он не мешает нисколько, не то, что стандартный обруч, и держится на голове хорошо.

«Ну что, Рома. Давай спать. Утро вечера мудреней, как любит говорить дед Иваныч»

* * *

«… Я тебя жду»

Ирочка смотрит внимательно, и в глубине глаз тлеет задавленная тревога. Да, она понемногу начинает привыкать к моей работе. Мы привыкаем…

Крышка телепорта взмывает вверх.

— Всё, канал готов, давайте!

Мы с Иолом ныряем в телепорт, плотно прижимаемся друг к другу. Крышка опускается, бесшумно и мягко отсекая нас от этого мира.

— Поехали… — по-русски произносит Иол.

— Чего? — я хлопаю глазами, но ответа не получаю. Нас уже сжимает-вертит-растягивает… Не зря мы не едим перед переходом. Да, с полным желудком телепортироваться тяжко, есть риск выйти из телепорта в весьма непрезентабельном виде…

Воздух с шипением выходит из камеры, и я привычно уже делаю резкий выдох. Крышка взмывает вверх.

— Мы рады приветствовать вас, коллеги, — ангел в полном расцвете сил, пожалуй, чуть постарше папы Уэфа, стоит на упругом покрытии пола, имеющего травянисто-зелёный цвет. И купол окрашен нежно-зелёным, только левый край его розово-жёлтый. Наверное, этот купол имитирует небесный свод какой-то планеты, перед рассветом, скорее всего…

— Это Летящий меж скал балуется, — перехватывает мою мысль встречающий, как я уже понимаю, местный координатор. — Он же ксенобиолог, работал раньше на неразумной планете.

— Можно просто Ианн, — подаёт голос ангел, колдующий с висящим в воздухе виртуальным пультом телепорта.

— Ну а я Лойо, Летящий к солнцу, — представляется координатор.

— Биоморф Рома, — ляпаю я. И откуда оно всё-таки берётся?

— Иол, — просто представляется мой напарник, и одновременно в голове у себя я слышу бесплотный насмешливый голос.

«Биоморф Рома. Рома биоморф…»

«Смеяться над начальником непедагогично»

Все смеются уже вслух, улавливая. Телепаты, понимаешь…

— Ну, разумеется, вы желаете кушать, — даже не спрашивает, а утверждает Лойо.

— Безусловно, — отвечаю я. — Сам бы я, может, и потерпел, но со мной мой товарищ…

— …А начальник обязан заботится о здоровье подчинённых, — заканчивает за меня фразу Иол. И снова все смеются.

— Прошу! — Лойо ведёт нас к лифту.

Короткое падение вверх, мягкий толчок в спину, и я оказываюсь в помещении, на первый взгляд как две капли воды похожем на приёмный покой старого скита, в котором обосновался папа Уэф. Бревенчатые стены, потолок, покрытый светящейся люминесцентной плёнкой, пушистый ковёр на полу…

— Тут тоже было поселение людей, называвших себя староверами, — говорит Лойо, улавливая ход моих мыслей. — Они ушли отсюда не так давно, во время Великой и Страшной революции.

В трапезной, несколько более обширной, чем у Уэфа, стоят такие же лавки и длинный стол. Лавка пониже для людей, повыше для ангелов. А вот окна резко контрастируют с обликом обители — два круглых иллюминатора, размером не уступающие входным люкам.

— А это люки и есть, только малость переделанные, — снова улавливает Лойо. — Тут были не окна, а бойницы какие-то.

Я нахожу взглядом деревянные вставки, выделяющиеся чуть более светлым тоном. Понятно…

— Да ты потрогай, а потом будешь говорить «понятно» — Лойо уже ставит на стол корзину с выпечкой, глубокую миску с яйцами и, естественно, крынку с молоком. Я послушно трогаю пальцем невидимое стекло. Нет, это не стекло, однако. Это похоже на силовую стенку транспортного кокона.

— Так и есть, — координатор доволен моей догадливостью. — Мы с ребятами приспособили. Можно отключить, и наслаждаться сквозняком. А можно и так…

Люки закрываются мгновенно, отсекая зелёным металлом брони трапезную от внешнего мира.

— В таком состоянии никакое оружие людей, кроме ядерного, не причинит нашему жилищу ни малейшего вреда. Ну, вы садитесь уже.

— А где народ? — спрашивает Иол, разглядывая пузатый ведёрный чайник явно китайский работы. Стилизация, очевидно.

— Все в разгоне. У нас тут ситуация по Харбину осложнилась, — Лойо разливает молоко по высоким стаканам. — Давно пора разделять нашу зону ответственности, вот что. Она же определена ещё до революции, когда России тут принадлежало почти всё, и Маньчжурия в том числе, а Китаю только формально.

— А что начальство?

Координатор вздыхает.

— Они по-своему правы. Строить ещё одну базу для временного разделения… Если всё пойдёт так, как идёт, то скоро ситуация станет обратной — эти вот земли только номинально будут российскими, и то недолго.

Лойо отставляет стакан.

— Я вот чего вас вызвал, коллеги. Дело вроде несложное, но решать его надо быстро…

* * *

— Рома, глянь.

Я вглядываюсь в повисшую в воздухе светящуюся диаграмму, здорово напоминающую корневую систему картофельного куста. Тонкие корни-линии соединяют клубни разного размера, и каждый клубень снабжён поясняющей надписью. Разумеется, это не корни и не клубни — это схема выявленной агентурной сети.

— А ну-ка…

Я совмещаю с диаграммой Иола свою собственную наработку. Да-а… Развесистый в целом кустик получился. Теперь понятно, почему Лойо вызвал нас. Часть «клубней» занимает весьма и весьма серьёзные посты. Как он ухитряется работать в таких условиях вообще-то?

«Лойо, можно тебя отвлечь?»

«Я весь внимание, Рома»

«Посмотри, вот что мы нарыли»

Я щелчком пальцев подкрепляю мыслеприказ, отправляя диаграммы координатору. Несколько секунд он рассматривает картинку, и я чувствую, как в нём нарастает весёлое изумление.

«Рома, это очень красивая картинка, но большая часть её нам известна. Вот этот, и этот, и этот… Трогать их нельзя, всё повалится разом. Всё у тебя?»

«Пока всё»

Я размышляю. Да, это проблема. Это только землянин с крайне невысоким уровнем умственного развития мог предположить, что достаточно выявить агентурную сеть. Инфаркты-инсульты, пара пищевых отравлений, и дело в шляпе. Отнюдь. Будет только хуже. Даже «зелёные», которым вообще-то аборигена отправить на тот свет что каши отведать, далеко не всегда вольны убрать выявленного человека пернатых. Общество — слишком сложный механизм, чтобы из него можно было произвольно вытащить любую шестерёнку. Если бы и ангелы, и Истинно Разумные убирали всех выявленных противников, человечество ждал бы полный хаос.

— Ладно, Иол… — вздыхаю я. — Давай прорабатывать схему в части, нас касающейся.

— Давай, Рома, — легко соглашается Иол. Я благодарно улыбаюсь ему. Я уже понял основную сверхзадачу нашей теперешней экспедиции. Разумеется, устранить встречный контроль «зелёных» — дело святое. Но Биан хочет научить меня действовать самостоятельно и ответственно. Слишком уж я приучен выполнять указания начальства и прятаться за широкими спинами старших товарищей. Иол же настоящий товарищ — не давит опытом, которого у него не в пример больше, не оспаривает на каждом шагу мои руководящие указания… Словом, даёт мне возможность поруководить ходом операции, одновременно цепко страхуя.

— Ну, пожалуй, начнём мы вот с этого… — я разворачиваю следующую схему-диаграмму.

* * *

Цокают каблучки по асфальту, девушка в джинсах спешит, торопится, готова срезать угол, наискосок перебежав перекрёсток. Сильный спазм икроножной мышцы сбивает её с шага, она неловко подворачивает ногу и с болезненным вскриком оседает на тротуаре. Вывих, точно вывих. А сочная и яркая мировая линия, которая должна была оборваться на середине перекрёстка, мгновенно гаснет, сменяясь бледной и расплывчатой, зато уходящей в бесконечность. Девушку уже поднимают, но идти она не может. А через перекрёсток птицей-тройкой проносится новенькая «тойота-карина». Молодой человек, сидящий за рулём, даже не подозревает, что вот только сейчас его мировая линия поменяла свой вектор. Потому как, сбив дочку крупного милицейского начальника — насмерть! — он уже не думал бы о своих перспективах и неотложных делах, у него были бы совсем другие заботы — как не загнуться от отбитых почек в следственном изоляторе. И папа её разом созрел бы для привлечения на свою сторону «зелёными». И парень той девушки, погоревав, женился бы на совсем другой и занялся бы делами, которыми сейчас заниматься не будет, дабы не подставлять тестя.

Я улыбаюсь. Да, они вовсе не ангелы, все эти люди, они даже не воины Света. Но сложная многоплановая конструкция, рассчитанная «зелёными», сейчас вот рассыпалась в прах из-за спазма икроножной мышцы одной девицы. Каблуки пониже надо носить!

Вообще-то спасать и сохранять — это задача миссионеров. Но они, естественно, не могут нормально работать при встречном контроле, когда ситуации рассчитываются и подстраиваются противником. Как в данном случае, например. Тут и звонок якобы от подружки, организованный контролёром «зелёных» и сорвавший девицу с места в галоп. И постовой, долго и нудно проверявший документы у того молодого бизнесмена за рулём «тойоты-карины», придерживая машину, чтобы успела она к тому роковому перекрёстку аккурат в нужный момент…

«Иол, я сделал» — не могу удержаться от хвастовства.

«Ну ты молодец, старшой» — бесплотный шелестящий смех. — «И я сделал, всех троих. Пью молоко и жду следующего задания»

Меня охватывает стыд. Расхвастался… Пока что работаем мы один к трём в пользу Иола. Начальник должен быть паровозом, а не погонщиком верблюдов.

«Пока отдыхай. Правда, Иол, я должен сам…»

«Подобные приказы я всегда исполняю мгновенно» — шелестит бесплотный смех. — «Тогда я вздремну, пожалуй. Не могу привыкнуть к земным бесконечным суткам»

«Давай-давай. Если что, я тебя разбужу»

«Договорились»

Я запускаю на экране следующий сюжет. А ну-ка…

* * *

— … И ты полагаешь, я подпишу ЭТО? Нет, генацвале, так не пойдёт. Это не договор, это акт о безоговорочной капитуляции! Всё, разговор окончен!

Крепкий мужик с глубокими залысинами, одетый в хороший костюм, бросает трубку на рычаг, другой рукой раздёргивая узел галстука. В сердцах комкает лист «акта о капитуляции» и поджигает его в пепельнице. Я улыбаюсь. Всё, сделка не состоится. Запущенный мной документ значительно отличается от того, который был послан вот этому начальнику его деловым партнёром. Позже они выяснят разногласия и всё свалят на своих конторских секретарей и прочих делопроизводителей, но это уже не будет иметь никакого значения — поезд уйдёт, и кто не успел, тот опоздал. И неподписание это будет иметь в будущем очень даже серьёзные последствия, ощутимо затрудняя планы «зелёных».

Так, этот пункт закрыт. Следующий…

* * *

… Пожилой мужчина сидит рядом с шофёром, говорит чего-то. Я не вникаю, что именно он говорит, да это сейчас и не суть важно. Важно другое — этот человек не должен попасть на деловую встречу, куда он сейчас направляется.

В углу виртуального экрана мигает значок готовности — отправленное мной устройство, называемое вкратце «инфарктор», уже вышло на цель. Внешне оно напоминает коротенький, в палец, обрезок какого-то провода-кабеля, и вряд ли кто-то нагнётся, чтобы поднять его с земли. Но сейчас его и не видно, поскольку инфарктор окружён защитным полем.

Ап! Я привожу приборчик в действие, и пожилой мужчина хватается за сердце, серея лицом. Нет-нет, это не обширный инфаркт, это всего лишь микро. Но этого достаточно, чтобы встреча не состоялась. Вот, пожалуйста, шофёр уже разворачивает машину и во весь опор гонит в клинику…

Так, и этот пункт закрыт. Следующий…

* * *

Мелькают колонки цифр, содержание которых для меня остаётся загадкой. Нет, я понимаю, что это бухгалтерия, но из меня бухгалтер, как из папы Уэфа негр. Впрочем, это неважно. Я тыкаю пальцами в светящуюся виртуальную клавиатуру, отправляя информацию человеку, имени и фамилии которого не знаю. Человек этот у Лойо выполняет те же функции, что и Геннадий у папы Уэфа. В самое ближайшее время фирма, возжелавшая провести масштабную вырубку дальневосточной тайги в окрестностях базы ангелов-миссионеров, закроется. Вряд ли какая-то фирма переживёт исчезновение всех оборотных и прочих финансовых средств, а также всей документации, погибшей в ночном пожаре… Ну, впрочем, это уже на усмотрение местного агента влияния.

Я потягиваюсь. Устал, мочи нет. Ангелы плохо приспособлены к сидячей работе. Но приходится, однако. Ладно, остался последний сюжет.

Я запускаю этот самый сюжет и разом мрачнею. Да, это серьёзно. Тут вывихом лодыжки не обойтись. И даже микроинфарктом.

Эта женщина должна умереть.

Я вдруг закусываю губу. Подожди-ка… А ведь она может, помимо прочего, вывести на «зелёных». Пусть даже на очередного Ивана-Иварса. А если… А ну-ка, попробуем!

Я вздыхаю. Да, Иолу выспаться не удастся. Он сейчас нужен. И не только он.

«Лойо, можно тебя отвлечь?»

«Слушаю тебя, Рома»

«Мне нужно прикрытие от «тарелок»…»

* * *

— … Можешь одеваться.

Девочка лет двенадцати, красная от смущения, начинает одеваться. Докторша что-то быстро пишет в своих бумагах, не глядя на пациентку. Детский доктор, однако. И невдомёк никому, что некоторые из пациенток, прошедшие через заботливые руки доктора, спустя много лет будут лечиться долго и упорно, но так и не смогут родить ребёнка.

Я стискиваю зубы. Да, и такими вот приёмчиками не брезгуют «зелёные». Точечное решение демографических проблем, стало быть… Надо признать, арсенал приёмов у них богат на удивление.

— Следующий!

Я захожу в кабинет, плотно прикрываю за собой дверь и вешаю на ручку небольшую загогулину, младшую родственницу устройства защиты периметра… Теперь дверь никто не откроет, пока я сам того не захочу.

«Иол, всё готово?»

«Да, Рома»

Я выключаю невидимость, проявляясь прямо из воздуха. Да, я не стал сейчас надевать скафандр, причём вполне сознательно. Во-первых, для разговора с этой вот он не нужен, а во-вторых, это часть задуманной провокации.

— А это ещё что за нудист? — таращится доктор, не осознав. — Ты что, мальчик, в коридоре разделся? Ты вообще зачем?..

Действительно, я улавливаю мыслеобраз в её голове. Голый пацан, с бусами на шее и широким стильным поясом, вдобавок босой… Что касается сложенных крыльев, то она их с ходу не замечает. Мозг человека так устроен, отметает всё необычное.

Я медленно распахиваю крылья, и глаза докторши вываливаются из орбит. Этому трюку меня научил ещё папа Уэф, на аборигенов планеты Земля он действует весьма эффективно.

Я включаю сразу два прибора, встроенные в мой пояс — звукогаситель и гравигенератор. Женщина распластывается на полу. Пока дадим шесть «же».

«Думай. Кто. Тебе. Велит» — я впечатываю ей слова прямо в мозг. Усилитель телепатии придуман как раз для таких вот случаев, кстати. Глухой тоже может услышать музыку, если стучать ему по черепу барабанной колотушкой.

Рот дамы разинут, но кричать она не может. А если бы и могла, её никто не услышит — для чего же звукогаситель…

«Думай!»

Я вглядываюсь в мыслеобразы, мелькающие в голове ополоумевшей от ужаса тётки. Всё, я узнал то, что хотел. Хорошая вещь телепатия…

«Твоё существование недопустимо» — впечатываю я в мозг несчастной последнюю фразу. Глаза женщины стекленеют, рот остаётся открытым. Готово. И никаких на этот раз парализаторов. Остановка сердца.

«Иол, ну что там?»

«Всё тихо, Рома. Никто на тебя не польстился»

«Не понимаю, чего им ещё? Я уж и скафандр не надел для такого случая. Бери не хочу»

Бесплотный шелестящий смех звучит в моей голове.

«Возможно, они сочли тебя недостаточно красивым. Всё, я сжёг их камеру наблюдения в кабинете. Они не появятся, Рома, можешь не ждать»

Я вздыхаю. Жаль, честное слово. Если бы «зелёные» таки рискнули попытаться взять меня тёпленьким, то как минимум лишились бы одной «летающей тарелки». А как максимум я вызвал бы Биана на подмогу, а он уже ликвидаторов… И ещё одним змеиным гнездом стало бы меньше.

«Рома, это Лойо. Выходи через окно, кокон ждёт»

Я распахиваю окно, и горячий воздух вливается с улицы. В Хабаровске лето жаркое, будь здоров… Однако, и этот пункт закрыт.

«Всё, я возвращаюсь»

* * *

Уф-ф, ну и денёк!

Я сижу на полу, попивая молоко, привалившись спиной к стене, чего обычно не делаю. Не люблю, когда мне что-то связывает крылья…

— Здравствуй, Рома.

Изображение папы Уэфа возникает посреди комнаты, в которой нас с Иолом поселили. Иол сейчас в душе, и я сижу один, отдыхаю.

— Здравствуй, папа Уэф.

Он усмехается.

— Можно просто папа. Тебя следует поздравить.

— С чем?

— Ну как же… Старший в паре, однако. А какую операцию задумал!

— Да ладно… — я чуть смущён. — Всё равно сорвалось.

— Скажи, Рома, тебе так понравилась роль живца?

Глаза Уэфа смотрят колюче.

— И даже обнажился для привлечения клиентов.

— Послушай, папа Уэф, — я выдерживаю его взгляд. — Я уже большой мальчик.

— А про кольцо, подаренное моей дочери, ты забыл?

— Я помню. Но вот я помню один эпизод с одним депутатом, и там один ангел действовал без скафандра.

Из Уэфа будто выпускают воздух.

— Да… Тогда был День гнева, сынок. Я просто не думал… если совсем честно.

— А ещё координатор. А я на сей раз всё продумал, правда. Риск был просчитан и практически отсутствовал, там было такое прикрытие, что справиться мог разве что боевой корабль «зелёных». Это не моя блажь, папа, прогноз-машина указала этот вариант как оптимальный. Взять ангела в боевом скафандре живым практически невозможно. Только они всё равно испугались меня, даже голого.

Уэф засмеялся первым, и я в ответ тоже.

— Ладно, извини. Я вижу, ты и вправду уже не мальчик. Это я просто психую, переживаю за тебя.

— А где мама Маша?

— Спит, — Уэф оглядывается. — С ног свалилась. Когда уже нам пришлют пару оперативников на подмогу? Я уже все мозги им прогрыз, и всё без толку. «Готовим, готовим…»

Я сочувственно вздыхаю. После ухода Аины, так некстати вышедшей замуж, папе Уэфу совсем тяжко.

Некоторое время мы разговариваем о том, о сём. Уже давно я не улавливаю в голове Уэфа мыслеобразов насчёт кота, читающего чертежи, или лупоглазой летучей сони, разглядывающей разобранный сложный механизм. Теперь папа Уэф относится ко мне достаточно серьёзно.

— … И всё-таки мне кажется, что точечное воздействие можно проводить гораздо шире. Иначе их агенты влияния просто задавят числом, пропитав все органы власти.

— Это не так, Рома. Это людские владыки, и то лишь самые недалёкие, полагают — достаточно убить того, кто мешает тебе, и любая дорога открыта. Так бывает только тогда, когда намеченные цели не противоречат ходу истории, её объективным законам. Иначе всё будет бесполезно. Ну как бы тебе… Ну вот вспомни эту человеческую Великую революцию, с которой началось крушение старого мира. Если бы убили Робеспьера и Марата, были бы другие. И на место убитого Бонапарта встал бы Мюрат. Конечно, теоретически можно перебить тысячи, и тем самым полностью разрушить структуру управления. Но это уже будет далеко не точечное вмешательство. Так не делают даже «зелёные», они тоже не дураки. И мы, и они работаем на ИЗМЕНЕНИЕ ОБЩЕСТВА людей в желательную сторону. Только, естественно, желания наши обычно не совпадают.

Я обдумываю, катая пустой стакан в ладонях.

— Папа Уэф… А ведь с «зелёными» мы поступаем в точности так, как ты сказал. Мы раз за разом режем их, стараемся выковырять резидентуру… А головы у гидры отрастают и отрастают. Верным ли путём идём?

Уэф смотрит жёстко.

— «Зелёные» на планете Земля есть чужеродные пришельцы. Им тут не место.

— И они про нас считают так же.

— Их мнение нас не должно интересовать. Такие вещи доказываются только силой. Если смогут, пусть докажут.

— Да я не о том… Как наши эти вот перестрелки и ликвидации влияют на конечную цель — перестройку земного общественного устройства в нужную сторону? По-моему, весьма слабо.

В глазах Уэфа всплыла застарелая, бездонная тоска.

— А что делать? Альтернативой служит признать своё поражение и уйти. Или ты видишь иной путь?

Я снова катаю стакан. Надо же, и у меня появилась вот такая игрушка для думанья. Не одному Уэфу свои чётки перебирать.

— Нет, Уэф, не вижу. Пока не вижу.

* * *

— … Мы сделали, Биан.

— Да, я проглядел твой отчёт, — изображение ангельской физиономии шефа и без всякой телепатии ясней ясного выражает довольство. — Всё, вы с Иолом можете возвращаться.

— Когда?

— Да хоть сейчас. Правда, в Хабаровске этом сейчас полночь… Ладно, не будем будить бедных измученных миссионеров. Вернётесь утром.

Я размышляю.

— А можно нам вернуться не через эту базу?

Шеф смеётся, уловив.

— Визит к родне — дело святое. Ладно, Рома, я не против. Иол, ты как?

— Только при условии, что там есть лимоны, — смеётся Иол. — Какие вопросы, Рома. Полетели, коконом тут меньше часа. А Лойо сообщим: остались, мол, недовольны степенью гостеприимства!

— Договорились. Я жду вас в конторе в обычное время, из телепорта мчаться сюда не надо. До встречи!

Мы переглядываемся.

— Ну ты иди оправдывайся перед Лойо, а я вызываю кокон, — улыбается Иол.

…В посту контроля сидят трое — сам Лойо, уже знакомый мне Ианн и одна женщина, Кеа. А больше, кстати, я никого и не увидел. Пустынно тут у них, однако…

— Все остальные в разгоне, Рома, — улавливает мою мысль координатор. — Один Харбин чего стоит… Ладно. Я так понял, вас отправлять?

— Я думал, вы все спите… Да нет, Лойо, не надо нас отправлять. Понимаешь, тут такое дело…

Я посылаю Лойо сложный мыслеобраз, излагающий суть проблемы. Я уже понемногу осваиваю общение при помощи вот таких слоганов-мыслеобразов, это быстрее, чем жевать словами.

— Понятно. Ну что же, визит к родне за общественный счёт дело святое. — смеётся Лойо. — Счастливого пути! А я и правда сейчас спать пойду…

Покончив с краткой процедурой прощания, я выхожу во двор. Иол уже ждёт меня. Надо же, до чего похоже на старый скит… Только могучие кедры вокруг да журчащий в темноте ручеёк, выбегающий из родника, бьющего прямо во дворе, выдают, что мы не у папы Уэфа.

«Сейчас будем!» — Иол подпрыгивает и исчезает. Я следую его примеру. О-оп! И мы уже летим, сидя рядом…

«Знаешь, о чём я думаю, Рома? Техника телепортации понемногу развивается. Вот недавно начал действовать экспериментальный телепорт с двумя плавающими входами-выходами. Он позволяет не привязываться к определённой точке. Улавливаешь? Сам аппарат стоит где-то в подземелье, а грузы и пассажиры перебрасываются из любой точки мира в другую»

«Ну? Это интересно. Колоссальная машина»

«Так это я не к тому. Телепортация становится всё безопасней и обыденней, что ли. Возможно, мы с тобой застанем время, когда вот такие сгустки силовых полей, именуемые транспортными коконами, уйдут в прошлое, как некогда древние гравилёты. Каждый сможет мгновенно перемещаться куда угодно. И не будет таких вот полётов меж звёзд»

«Вот как? Это меняет дело. Отвратительная машина этот новый телепорт»

И мы смеёмся.

«О, гляди, мы догоняем светило!» — Иол показывает на полоску зари, стремительно разгорающуюся перед нами. Действительно, это в Хабаровске сейчас за полночь, а в Москве ещё день.

* * *

— Здравствуй, Рома.

— Здравствуй, мама Маша.

Она обнимает меня, целует. Вот интересно — молодая красивая женщина, физически ни в чём не старее моей Ирочки, а воспринимаю я её именно как маму…

«Ну какой же ты всё-таки балбес, Рома» — глаза мамы Маши излучают мягкое сияние.

— Ага, дорогие гости! — Уэф разделывает громадную земную дыню, распространяющую вокруг себя смачный аромат, положив её на блюдо прямо посреди стола. — Садитесь, перекусите с дороги.

— Что я вижу? — улыбается Иол. — Самый занятый координатор самой ответственной зоны ответственности бросил все свои дела ради нас, скромных и неприметных особистов? Я польщён!

— Будешь много говорить, лимонов не получишь, — парирует Уэф.

— А есть лимоны?

— Для вас найдём!

Я улыбаюсь. Как мне хорошо… Я уже уловил, что Уэф и мама Маша оставили все свои важные дела, чтобы пару-тройку часов провести с зятем.

«Всё так, Рома. Неужели мы с отцом отказали бы себе в таком деле? Ведь неизвестно, когда ты снова прибудешь сюда. А видеосвязь, это уже не то»

— О, у нас гости! — Юайя входит в трапезную. — Здравствуйте, коллеги!

Да, тут время ужина. Народ подтягивается, стремительно осваивая всё, что на столе. Дыня, во всяком случае, разлетается мгновенно.

— М-м… Спасибо, вкусно всё, — Юайя торопливо запихивает в рот последний кусок. — Пошла сменять своего ненаглядного.

— Ну, я, пожалуй, тоже пойду, — поднимается из-за стола Иол. — А то не переварится до перехода.

— Да ты ничего и не ел, кроме лимонов.

— Зато лимонов вволю!

Я тоже не налегаю на ужин, пробавляюсь молочком.

«Рома, пойдём в нашу комнату» — улавливаю я мысль Уэфа. — «Поговорим не спеша»

* * *

— … А он мне так официально заявляет: «Не думаю, что у тебя есть веские причины для отказа. Достаточно взглянуть на нашу общую диаграмму» Теоретик! — мама Маша смеётся своим роскошным контральто.

— Да ладно… — папа Уэф смущён. — Ну это же я правду сказал?

— Ну вот я и сдалась под напором неоспоримых аргументов!

Я улыбаюсь. Родные мои… Они уловили, как я устал, и не затевают сложных разговоров. Мы болтаем о том, о сём, и под этот трёп усталость незаметно отступает. Сейчас мама Маша вспоминает о сватовстве папы Уэфа, тогда ещё просто Уэфа, молодого курсанта-миссионера с примечательными фиолетовыми глазами.

— Домой хочу, — мама Маша внезапно грустнеет. — Устала я. Хочу понянчиться с внуками. Нет, где справедливость — у меня трое маленьких внуков, а я их понянчить не могу? Где это видано вообще? Вот почему никто и не идёт в миссионеры.

— Эх… — Уэф тоже грустнеет. — Потерпи, Мауна. Слетаем, я обещаю. Вот разгребём…

— Да тут разгребёшь… — фыркает мама Маша. — Ладно, Рома. Пора вам. Долгие проводы — лишние слёзы. Уэф, может, мы их сами отправим? А то Юайя спит, Кио на задании…

— Само собой, — встаёт папа Уэф. — Что ж мы, бескрылые и безрукие? Буди своего напарника, Рома.

* * *

«Удачного перехода»

— Поехали… — бормочу я. Вращение-растяжение-сжатие… Обычные ощущения…

«Да ты никак привык к межзвёздной телепортации, Рома. И ко всему-то мы, ангелы, привыкаем»

Мне становится смешно. Действительно, рутина какая… И ко всему-то мы, ангелы, привыкаем. Давно ли ржавые тачки чинил?

Воздух уже с шипением втекает внутрь. Крышка телепорта поднимается, мы выбираемся наружу…

«Ну здравствуй, муж мой!» — меня словно обдаёт теплом костра. Ирочка подходит вплотную, прижимается…

— А как же наша Мауна?

— Не беспокойся, ребёнок под присмотром, — смеётся Ирочка. — Там бабушка с дедушкой. Был бы малыш, а няньки найдутся. А я вот захотела встретить тебя прямо из-под крышки. Ты недоволен?

Вместо ответа я целую её.

— Здравствуй, Иол, — отвлекается наконец-то Ирочка на моего напарника.

— Нет, нет, тёзка, вы тут продолжайте! — умоляюще машет руками Иол. — Я уже улетаю. Сделаю жене сюрприз. Рома, нам на службу после-послезавтра только. До свидания!

«А у нас завтра событие, Рома»

«Какое?»

«Ну как же… Уэфу три года будет!»

Я качаю головой. Вот оно, как время-то летит… И это при том, что здешние годы заметно длиннее земных.

— Погоди-ка… — спохватываюсь я. — А подарок?

— О! Ты просто растёшь над собой. Если ты не забыл, за тобой ещё должок…

— Всё, летим домой, я хочу видеть свою дочь!

* * *

— …Ах ты моя кусака!

Мауна, радостно чирикая, тянет папину руку в рот, явно намереваясь испробовать остроту своих зубов, но я мягко отнимаю ту руку и взамен подсовываю «жевалку» — некое увеличенное подобие соски-пустышки, специально рассчитанное на подобное обращение. Острота зубов у ангельских младенцев завидная, и прокусить папин палец до крови моей дочуре не составляет труда.

Некоторое время Мауна с сомнением разглядывает «жевалку», вертит её, прикидывая, не стоит ли заплакать в знак протеста против такой подмены. Но я уже глажу ей животик, и малышка, сунув «жевалку» в рот, успокаивается, начинает её грызть.

— Рома, ты собираешься делать подарок Уэфу?

Ирочка вертится перед стеной, превращённой в огромное зеркало, разглядывая себя. Хороша, ох, хороша! Колье, вспыхивающее крохотными разноцветными искрами лазерных лучиков, клипсы и браслеты, плюс какая-то немыслимая радужная заколка в волосах, уложенных в сложную причёску… Даже ногти на ногах и руках отливают радугой, словно мыльные пузыри. Женщина везде женщина, и ангелы не исключение. Макияжа только нет, ангелы его не признают.

— Нравится моя бижутерия? Это я соорудила, пока тебя ждала.

— Ты просто прелесть у меня. Могла бы и подарок Уэфу заодно…

— Ну уж нет! — Ирочка возмущённо фыркает. — Какой ты всё же лодырь, муж мой. Ты художник или кто?

— Всё, уже иду! — я примирительно поднимаю вверх руки.

В подвале нашей жилой башни сумрачно и тихо, все синтезаторы пустуют. Я выбираю малый синтезатор, подходящий по размеру, привычно достаю из шкафа стакан с чёрным порошком, нанороботами. Крышка прибора опускается, и передо мной вспыхивает виртуальный экран…

Я усмехаюсь. «И ко всему-то мы, ангелы, привыкаем». И в ещё большей мере это относится к бывшему аборигену одной дикой планеты. Да, я поразительно быстро ко всему привык — и к полётам на сгустке силовых полей, именуемому транспортным коконом, и к межзвёздной телепортации, и к возникновению любых предметов из бурого раствора в ванне… Привык жить в сказке. Сказку ведь очень просто сделать былью, надо только знать, как.

Я подправляю висящее передо мной в воздухе изображение лёгкими движениями пальцев. Ну, вот так пойдёт, пожалуй… Однако надо сделать ещё одну игрушку, чтобы погасить мой долг перед маленьким Уэфом. Да, кстати, и десяток «жевалок» для моей дочуры, эти штуки долго не выдерживают.

«Заказ принят» — шелестит в моей голове бесплотный голос. Да, тут и приборы вот такие умные, владеющие основами телепатии. Привычные чудеса.

И только к одному чуду я всё никак не могу привыкнуть. Догадайтесь, к какому?

* * *

— Ага, родственнички, явились! — Федя обнимает Ирочку и одновременно норовит огреть меня крылом. — Все уже собрались, понимаешь! Проходите, чай кипит, варенье сохнет…

— Не заговаривай мне зубы, — говорит Ирочка. — Где юбиляр?

— Вместе со всеми, естественно, — мягко смеётся Лоа, выходя из соседней комнаты. — Да проходите же!

Мы входим в помещение, полное народу. Квартирка у Феди немаленькая, и сами ангелы существа некрупные. Но сейчас большой зал пустым не выглядит. Пожалуй, больше родственников единовременно я видел только на свадьбе Иуны и Кеа…

— Здравствуйте все!

— Дядя Рома! — ко мне стремительно приближается виновник торжества, оставив разложенные многочисленные подарки-игрушки, которыми явно уже начал играть. Да, он уже привык называть меня как все, Ромой. Я подхватываю его на руки.

— Ого, какой ты вырос!

— Дядя Рома, ты мне игрушку принёс? — малыш смотрит на меня с такой надеждой, что не будь у меня игрушек с собой, я немедленно умер бы со стыда.

— Конечно, Уэф. Даже две, как договорились.

Я достаю из корзинки обе заготовленные игрушки — девушку-свирку и сэнсэя.

— У! — Уэф рассматривает их. — Спасибо, дядя Рома. А почему у них нет крыльев?

— Понимаешь, какое дело, — принимаюсь я за разъяснения. — Они же слишком большие, и потому летают только в коконах…

— В коконах неинтересно, — безапелляционно заявляет Уэф.

— …И ещё на транспортных поясах. Вот, смотри, видишь? — я показываю на блестящие змейки поясков, обвивающие талии кукол. — Я и сам так летал, когда был человеком. И тётя Иолла тоже. Правда, правда!

Маленький Уэф уже в состоянии читать кое-что в чужих головах, и в любом случае понял, что его не обманывают. Но я улавливаю его огорчение.

— Некрасиво без крыльев.

— Ну, раз ты настаиваешь…

Вот он, миг моего торжества. Я достаю из корзинки заранее заготовленные прозрачно-радужные бабочкины крылышки и вставляю шпеньки в потайные отверстия на спине кукол.

— Ой, как красиво! — маленький Уэф зачарованно смотрит на преображённые игрушки.

— Я рад, что тебе нравится, — я тоже доволен. Какому скульптору или художнику не приятно, когда восхищаются его творениями?

— Рома, Уэф, идёмте за стол! — приглашает Лоа.

Но маленький Уэф не жаждет пить чай. Он с ходу включает кукольное подкрепление в свою игру, чего-то шипя, чирикая и посвистывая себе под нос. Я невольно улыбаюсь, и в памяти всплывает земной пацанчик Олежка, ведущий бой между новейшим роботом-трансформером и старинным ванькой-встанькой.

— Привет, Иуна, привет, Кеа, — здороваюсь я, садясь рядом с Ирочкиной сестрой. — Как поживает ваша маленькая Фииа?

— Отлично поживает, — смеётся Иуна. — И пока не кусается, не то что ваша Мауна.

Груди Иуны всё ещё налиты, потому как кормящая мать.

— Понятно. Отстаёт в развитии ребёнок… — ляпаю я. И откуда оно берётся?

— Дядя Рома, дядя Кеа, а почему ваших дочек нету? — встревает в разговор юбиляр, уже оставивший игру ради общения с родственниками. — А то мне играть не с кем. Наша Кеа уже большая, от неё только ума набираться, и больше ничего.

Все хохочут.

— Здравствуйте все! — мама Маша стоит в дверном проёме. Понятно, сеанс связи, а это вот голограмма…

— Бабушка! — маленький Уэф обнимает маму Машу, с разбегу повисая на ней, вцепляясь в бабушку всеми двадцатью пальчиками, коротенькие крылышки-культяпки трепещут от полноты чувств.

— А деда кто обнимет, а? — рядом возникает папа Уэф.

— Деда! — малыш стремительно меняет насест. — Деда, ты мне тоже ведь игрушку принёс, да?

— А как же! — дед Уэф извлекает из чемоданчика-«дипломата» явно земного происхождения игрушку, также, очевидно, имевшую основой земные корни. Пятнистый жираф с перепончатыми крыльями летучей мыши.

— Ой, какая смешная! — рассматривает зверя малыш.

«Один раз живём, Рома» — глаза мамы Маши смеются. — «Зачем они, деньги, если их не тратить? Вот мы и раскошелились на внеплановый переход. Знал бы ты, во что обошлась телепортация вот этой игрушки!»

«Надолго, мама Маша?»

«На двое земных суток» — она грустнеет. И тут я замечаю, как моя жена и Иуна встают, выбираются из-за стола.

«Чем ты удивлён, Рома? Мы за детьми. Неужели ты думаешь, что мы лишим их радости понянчиться с внуками?»

— Родные мои! — вдруг проникновенно говорит маленький Уэф. — Я вас всех люблю. И даже без игрушек, вот.

* * *

— …Ничего, вот скоро подбросят нам двух стажёров, полегче станет.

Мама Маша и папа Уэф сидят рядышком, млея от довольства, в окружении внуков. Впрочем, реальную опасность сейчас представляет только наша с Ирочкой дочура. Фииа ещё слишком мала и беззуба, а для малого Уэфа это уже пройденный этап.

— А я хочу проситься назад, в миссию, — Ирочка прижимается ко мне, норовя поглубже залезть под крыло. — Возьмёшь, папа?

Я молчу. Я уже понимаю это миссионерскую систему — только координаторы знают о местонахождении других баз, и информация об этом кодируется, чтобы остальным сотрудникам нельзя было случайно уловить при помощи телепатии. Элементарная предосторожность, иначе «зелёным» достаточно взять одного оперативного сотрудника, чтобы разом раскрыть всю миссионерскую сеть. А риск провала не так уж мал, поскольку миссионеры находятся на Земле постоянно. Поэтому Ирочке есть все резоны проситься обратно к папе.

— Возьму, — без улыбки говорит Уэф. — Но как же муж и дочь?

Ирочка глядит на меня.

«Я не скажу тебе «нет», родная. Я знаю, ты без этой работы зачахнешь»

«А без вас? Я без вас теперь тоже не смогу, Рома. Без тебя и Мауны»

«А я буду прилетать к тебе, часто. И сеансы связи будут каждый день. Каждый здешний вечер, вот так вот. А по ночам я буду приходить к тебе в сны, я же теперь умею»

— Во сне, это замечательно, — в глазах Уэфа зажглись знакомые огоньки. — А то на сеансы связи уйдут все доходы молодой семьи. Что касается «прилетать»… Рома, я бы хотел, чтобы это случалось пореже. Вашу службу просто так не вызывают. И потом, много ты успеваешь увидеть в командировках, кроме мировых линий, «зелёных» и прочая?

Хм… А ведь верно.

— Слушай, вот как получается — я не видел ни одного города, ни Хабаровска, ни этого Златоуста… вообще ничего! В Южной Америке побывал, так всего один водопад и видел. Только ловлю «зелёных».

Лицо Ирочки отражает изумление.

— Нет, ты серьёзно? Туристом быть желаем? На Землю пока экскурсантов не пускают, Рома. А насчёт «не видел»…

Ирочка щёлкает пальцами, и передо мной вспыхивает объёмный экран.

— Что бы ты желал увидеть, муж мой? Париж, Сидней, Антарктиду? В памяти глобальной сети есть всё. Вся поверхность Земли заснята, кстати, и можно увидеть любую точку, причём большинство в режиме реального времени.

— Вот как… — я хлопаю глазами.

— Ты ужасный дикарь, Рома, честно. У нас имеется информация не только по Земле. У нас же… да у нас тут имеется всё! А уж по неразумным планетам…

Мне стыдно. И в самом деле, кот-крысолов. Решено, с завтрашнего дня начинаю умнеть. И быстро! А то скоро перед дочкой будет стыдно…

— Ну, до этого ещё далеко, — смеётся мама Маша. — Пока не отправите Мауну в Первый полёт, о всяких там миссиях можно забыть. Шесть лет, как минимум… Ай!

— Ой, не могу! — хохочет Ирочка, привалившись ко мне.

Я тоже улыбаюсь. Мама Маша легкомысленно расслабилась, и результат не замедлил сказаться. Маленькая Мауна, радостно улыбаясь и чирикая, держит в ручонках крупное бело-радужное перо, выдранное из крыла бабушки.

* * *

— М-м… Рома…

Ирочка чмокает губами, плотнее прижимаясь ко мне, укрывая нас обоих крыльями. Мне тепло и уютно.

Сегодня мы остались ночевать у Фью, и Иуна с мужем тоже. Уж слишком короток нынешний отпуск у мамы Маши и папы Уэфа. Не стоит разлучать их с внуками.

В комнату, отведённую нам под спальню, вливается свежий ночной воздух. В приполярной зоне всегда прохладно, нет влажной тропической жары, и ангелам это нравится. Мне, кстати, тоже.

Я поправляю на голове мягкую ленту мыслесъёмника, предусмотрительно захваченного моей умницей-женой. Закрываю глаза. Надо спать. И да приснится мне сегодня моя родная Земля…

…Танцуют, танцуют свой танец цветные пятна. Что-то я увижу сегодня? Это решать им…

Где-то в необъятной Вселенной рождаются и умирают виртуальные частицы и античастицы. Где-то неощутимо пролетают стремительные виртуальные тахионы. Нейтринное информационное поле Вселенной запоминает всё, что было, есть и будет. Да, и то, что будет, тоже. Как? Да откуда мне знать! Я же не Хозяин Вселенной, я просто непонятным мне самому образом умею читать танец вот этих пятен.

Танцуют, танцуют свой танец цветные пятна.

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

* * *

Стены тоннеля дышат сыростью, где-то часто капает вода. Под ногами хлюпают лужи. По стенам тянутся разнокалиберные трубы и кабели в разноцветной пластиковой изоляции. Вот интересно, почему одни кабели тёплые и сухие, а другие всегда холодные и скользкие от многолетней сырости?

А впрочем, это не так уж интересно… Гораздо интересней то, что я сейчас собираюсь сделать.

Я — обходчик подземных коммуникаций. Мой номер двенадцатизначный, и стоимость моя ничтожна. Таких, как я, воспиталища гонят миллиардами.

Туннель пошёл на подъём, лужи под ногами исчезли. Ещё немного пройти, исчезнет со стен и сырость. Там, в сухом и тёплом месте, хорошо было бы спать. Да вот беда — нельзя. В правой ноге у меня вживлён микрочип шагомера, отсчитывающий шаги. После смены начальник проведёт по ноге специальным прибором, и если ты вышагал норму, загорится ровный огонёк. И можно будет отдыхать, и получить свою порцию каши. Ну, а если огонёк будет мигать — норма не выполнена — то после ужина получишь тридцать два удара хлыстом.

Модератор наш как-то говорил, будто раньше, давно ещё, шагомеры были приборами, вроде крохотной коробочки, хранимой в кармане комбинезона на бедре. Но тогдашние рабочие научились его обманывать — лягут где-нибудь в укромном месте, повесят приборчик на нитку и раскачивают, а счёт идёт…

Теперь это всё сложнее. Но и сейчас можно отдохнуть, завалившись где-нибудь поверх тёплых кабелей. Только нужно всё время качать ногой, как будто идёшь. А у меня вообще свой метод, о котором не знает никто.

Белый свет налобного фонарика выхватывает из тьмы дыру, в которую я проникаю согнувшись. Вот оно, моё убежище…

Всё началось ещё тогда, когда у меня был номер. Наверное, я уже тогда был болен этой болезнью. Иначе зачем я однажды взял и нарисовал на стене значок, который обозначает «спасайся и беги»? Всем известно, что значки наносят по указанию начальников специальные работники. У них есть много жестяных трафаретов и баллончик с краской. Если нужно нарисовать, выбирают готовый трафарет, прикладывают и нажимают на клапан баллона — и всё. Я же изобразил значок вручную, при помощи куска угольного электрода, невесть как попавшего в мой туннель.

Меня тогда выпороли по максимуму. Шестьдесят четыре удара, не шутка. Но и это бы не беда. Беда в том, что с того дня я уже больше не мог не рисовать.

В убежище гранитные стены оплавлены жаром плазменного резака. Это какой-то боковой проход, подобных тут тьма. Ровная, чуть шероховатая поверхность — то, что мне надо.

Я выбираю кусок угольного электрода, лежащий у стены. Стены прохода уже изрядно разрисованы, но места пока вдоволь. Проход длинный, и мне его хватит, наверное, до конца дней моих, ведь низшие разряды живут недолго.

Я делаю первый штрих, одновременно притопывая ногой — шагомер должен работать.

Сперва я рисовал одним углём от электрода. Лица моих коллег глядели со стены, и мне было неприятно. Они получались как живые, но во мне нарастал протест. Я хотел, чтобы было красиво, а что красивого в этих мордах? И вообще во всём, что меня окружало, не было красоты. Грязные туннели, трубы и кабели…

И вот однажды я увидел закат. Я и до этого два-три раза видел закат — обходчиков иногда выпускают на поверхность. Видел, но не замечал.

С тех пор я окончательно потерял покой. И решение возникло само собой.

В тот день начальник участка направил в тоннели художника. Ну, того работника с трафаретами и баллончиками с краской. Я незаметно украл у него из сумки синий, красный и жёлтый баллончики, а вот оранжевого не было. Художника того выпороли и про пропажу забыли.

Так я вплотную приблизился к своей мечте…

Притопывая ногой, я делаю последний штрих и отхожу на пару шагов. Белый свет фонарика выхватывает из тьмы всю картину. Синяя краска, сквозь которую просвечивает стена — мне пришлось повозиться, чтобы передать цвет вечернего неба. А вот красные и жёлтые тона лежат густо, переходя один в другой, как и в настоящем закате…

И на этом фоне чёрной изломанной линией виднеется Город. Чёрное средоточие страха и ненависти на фоне небесной красоты.

Меня охватывает тоска. Если начальник увидит это, он велит смыть всё, мной нарисованное. Для чего тогда это? Для чего вообще нужна такая жизнь? Для того, чтобы находить утечки в трубах? Мне это не нужно. А то, что мне нужно, никого не интересует.

— Ты где, придурок? — громко скрипит и скрежещет голос начальника в нагрудном кармане. Я достаю тяжёлую коробочку интеркома.

— Совершаю обход, мой господин!

— ГДЕ совершаешь?

Да, действительно. За это время я должен был бы уже дойти до конца тоннеля и возвращаться.

— Ногой качаешь, дефектный? Всё, считай, ты своё откачал!

Я быстро выбираюсь из убежища. По полу тоннеля, ещё недавно почти сухому, рекой льётся вода.

Я сунул в поток кончик пальца, лизнул и застонал-заскрипел. Пресная вода… Порыв водовода питьевой воды. Сколько уже утекло?

Дальнейшее было ясно. Тройная провинность, плюс убыток… Меня заберут Санитары.

* * *

Вспышка света!

Ирочка смотрит на меня в упор, и глазищи её кажутся в полутьме бездонными.

«Ты видела, конечно»

«Как всегда»

Я перевожу взгляд — ночная заря сильно сместилась в сторону. Здесь, в приполярье, закаты продолжаются до самого рассвета.

«Ира, Ир…»

— М-м? — она отвечает вслух, доставляя мне маленькое удовольствие.

«Я не понимаю. Мы их не понимаем. Мы ДУМАЕМ, что понимаем суть «зелёных». А так ли это на самом деле?»

Ирочка молчит долго, очень долго. Я вглядываюсь в её мысли…

«И напрасно» — Ирочка вздыхает, обнимает меня рукой. — «Ничего толкового ты там не увидишь. Давай спать. На этот вопрос невозможно ответить с ходу. Если вообще он имеет ответ»

* * *

— Поехали!

Уин произносит это по-русски, и я невольно фыркаю смешком. Да, за моё относительно недолгое пребывание в службе я успел обогатить коллег парой крылатых фраз. «Клизма от начальства» опять же, и вот это гагаринское «поехали!», незаметно ставшее традиционным перед телепортацией…

Воздух шипит, выходя из камеры, я привычно-автоматически делаю выдох. Крышка поднимается…

— Привет вам, гроза Истинно Разумных!

Гауя встречает нас лично, а у пульта колдует уже знакомая мне Ойя.

— Привет отважным мозгоправам! — я первый выхожу из телепорта, хотя сегодня старшим назначен Уин. Биан убедился, что я могу работать старшим в паре в случае необходимости, и этого ему вполне достаточно. Потому как прочие работники нашей группы имеют гораздо больший опыт.

— Ну, до полного выправления мозгов здешним аборигенам ещё долго, — смеётся Гауя. — Но всё-таки понемногу мы тут оживаем. Гибель того логова не прошла для ядовитых гадов бесследно.

— Между прочим, гостям самим напоминать о том, что они хотят кушать, неловко, и мы пока молчим, — говорит Уин, и все смеются.

— Ну пойдёмте, коллеги, за трапезой и обсудим. Я вот чего вас вызвала — дело вроде как и несложное, но безотлагательное…

* * *

Вертолёт летит над джунглями, маленький и яркий, словно стрекоза. Я мог бы прекратить его одним движением пальца, но прогноз-машина настаивает на ином варианте. Вероятно, она права…

— «Кондор-5», для вас есть работа, — я говорю по-английски. Да, пришлось вот выучить и английский, и испанский, причём говорить надо без акцента… — В квадрате минус ноль тридцать семьдесят два ноль ноль объект. Уничтожить без предупреждения.

— Вас понял, — отзывается пилот.

Рядом с первым изображением вспыхивает новое — F-16 не спеша делает длинный разворот, ложится на курс, увеличивая скорость до сверхзвука. Некоторое время я наблюдаю за двумя примитивными летательными аппаратами, потом спохватываюсь — у меня же столько дел…

— Сандро, как слышишь? — на этот раз я говорю по-испански.

— Педро, это ты?

— Сандро, даю тебе двух, которых ты ищешь. Улица Лас Флорес, выходят на Николас Де Ривера. Они на этом адском мотоцикле, в чёрном и шлемы зеркальные. Текила с тебя!

— Храни тебя Бог, Педро!

Новая пара изображений. На одном экране двое в чёрных шлемах и куртках на японском мокике. Я уже в курсе, что киллеры в Лиме или Боготе предпочитают автомобилям вот такие компактные устройства. Доработанный «бешеный табурет» способен развивать скорость километров сто тридцать в час.

Но на этот раз ребятам точно крышка. Вот, пожалуйста, их уже обложили. Один из киллеров, сидящий сзади, с ходу открывает огонь из портативного «узи», второй пытается нырнуть в проулок… Нет, не удалось. Задний сваливается, прошитый пулями, передний летит через руль. Я смотрю на значки, мигающие рядом. Да, автоматчик не жилец, а вот водитель вполне способен дать показания. Как раз то, что нужно — иначе зачем мне весь этот спектакль? Инфаркт на полном ходу и крепкая стенка, вот и весь разговор…

Ага, F-16 уже вышел на цель. Интересно, из пушки расстреляет или пустит ракету? Ракета пошла… Гринго народ щедрый, когда надо кого-то пришибить. И пусть на базе в Эквадоре ломают головы, кто отдал приказ и навёл на цель. Главное, чтобы местная наркомафия осознала — шутить с ними никто не собирается. Не говоря уже о важном пассажире того вертолёта, его ликвидация создаст такую неопределённость… замаются считать «зелёные».

Горящие обломки вертолёта ещё сыплются в сельву, но я уже сменяю изображение. Передо мной развёрнута диаграмма «картофельного куста». Часть «клубней» занимает весьма высокое положение, и выдернуть их пока нельзя, к сожалению. Но оборвать их нити-связи можно и нужно. Как цепочку добра, так и цепочку зла можно оборвать. Точечное воздействие штука мощная, надо только точно рассчитать точку удара… А вот этот «клубень», пожалуй, мы выдернем.

«Уин, я сделал. Остался последний пункт. Рвём гнилой зуб?»

«Давай, Рома»

* * *

Пожилой, хорошо одетый мужчина с волевым, хотя и обрюзгшим от излишеств лицом пишет что-то в блокноте. Вот интересно, почему-то все вот такие люди очень любят дорогие костюмы «от армани и кардена». По мне, так пустой перевод денег, и неудобные вещи к тому же, купили бы майку и джинсы и ходили…

Мужчина поднимает глаза, в которых глубокая задумчивость. Только зря он думает, его мысли останутся в его голове. Его мировая линия заканчивается. Нет, она могла бы ещё тянуться и тянуться, обрывая многие другие… Но мы с Уином решили иначе, и прогноз-машина подтвердила правильность нашего решения.

Инфарктор был вызван из окрестностей Лимы, там в укромных уголках немало ржавых болтов, обрезков кабеля и прочего валяется… Молодец всё-таки Гауя, надо сказать Уэфу, а то он всё бережётся…

Мне вдруг приходит в голову озорная мысль. Я тыкаю пальцем в светящийся квадратик виртуальной клавиши. Палец ничего не ощущает, а вот у клиента глаза лезут на лоб. Да уж. Вид возникшего из воздуха и повисшего перед тобой в полутора метрах «обрезка кабеля» способен прогнать скуку…

Я привожу прибор в действие. Мужчина валится мордой в стол, громко стукаясь лбом. Вот так, дядя. Тот, кто отнимает чужие жизни, пусть и не своими руками, должен быть всегда готов отдать свою. И любые обиды тут неуместны.

«Ну, Рома, я закончил. Как дела у тебя?»

«Я тоже. Обширный инфаркт с остановкой сердца. Проследить до наступления биологической смерти мозга?»

«Не надо, оставь. Вот тебе ещё добавка»

На экране бодро шагает биоробот Иван, он же Иварс. Как давно я их не видел, просто соскучился…

«Всегда рад помочь, Рома» — шелестит бесплотный смех.

«Он что, идёт на встречу с кем-то?»

«А ты почитай у него в голове. Душа робота — потёмки, Рома, но насчёт этого я могу сказать — никуда он не идёт. Вспомни утреннюю беседу»

Да, я помню. Пять биороботов слоняются по улицам Боготы, Кальяо, Лимы, Кито и Гуаякиля, отвлекая силы и внимание Гауи и её коллег. Очевидно, на это и расчёт «зелёных», иначе они давно ликвидировали бы засвеченных. Больше месяца уже слоняются без дела, ни с кем не вступая в контакт и не выходя на связь. Не спят, не едят, только пиво пьют да бензин…

«Верно, Рома, пора заканчивать пустой номер. Я вот что придумал…»

Уин объясняет мне, я ухмыляюсь.

«Доброе дело задумал, Уин. Психическая атака, я понимаю»

«А то! Они должны нас бояться и плохо спать по ночам. Это будет полезно для дела. Начали!»

Передо мной на двух экранах уже шагают два Ивана. Да, пока биоробот идёт спокойно, его трудно отличить от живого человека. Если, разумеется, не видеть его глаза…

«Не отвлекайся!»

«Я готов»

Значки в углу экрана сообщают, что поражатели уже на месте.

«Давай!»

Я отключаю невидимость у обоих приборов, и оба Ивана останавливаются мгновенно. Убогий мозг биоробота не понимает многого, но вот это им вполне доступно. Да и как ещё можно истолковать появление из ниоткуда ржавого болта перед носом?

Мы приводим в действие все приборы одновременно — Уин три, а я два. Пять биороботов разлетаются с грохотом и ослепительной вспышкой…

«У них плазменные разрядники сдетонировали, похоже» — улавливаю я мысль Уина.

«Всё, операция закончена. Идём отдыхать!»

Я снова ухмыляюсь. Биороботы смерти не боятся, им всё равно. А вот для операторов «зелёных», когда они будут прокручивать запись последних мгновений из жизни Иванов, придётся увидеть смерть, глядящую в упор. Да, вероятно, они привыкли к техническим средствам убийства. Но очень неприятно, когда с полудесятка экранов на тебя одновременно глядит смерть. Пусть помнят, что мы везде, что невидимая и неощутимая смерть ищет их. И обязательно найдёт.

* * *

— Здравствуй, папа Уэф.

Я сижу во дворе возле маленького бассейна с прозрачной водой, и по ту сторону бассейна на круглом пушистом коврике сидит папа Уэф. Разумеется, это видеосвязь.

— Здравствуй, Рома, — я улавливаю его огорчение. — Ты хочешь поговорить о серьёзных вещах, а у меня ни минуты свободной. Может быть, ночуешь? Завтра и поговорим…

Я вздыхаю. Да, работа…

— Нет, пожалуй. Уин дал заявку, не отменять же. Через полчаса будем дома.

— Ну, тогда до связи. Правда, Рома, ни одной минуты. И Мауна занята, — я чувствую, как он мучится угрызениями совести.

— Да ладно, папа, ну чего ты? Позвонишь в Рай, как освободишься.

В его глазах что-то дрогнуло.

— Тогда до свидания… сынок.

Изображение гаснет.

«Так бывает, ангел Рома. Такая у вас всех работа»

На плитах двора стоит старый индеец. Я не заметил его появления, и знаю, почему. Этот трюк местные индейцы знали ещё со времён инков — надо полностью погасить мысли, стать частью сельвы… История утверждает, что отряд конкистадоров в железных латах мог пройти в шаге от индейца, прильнувшего к дереву, и не заметить его.

«Здравствуй, Манко»

«Здравствуй, Рома»

«Мы тут прибрались у вас маленько»

«Да, я знаю. Гауя зря помощи не просит»

Узкая и высокая дверь, заменяющая тут ворота, распахивается, и в калитку входит лошадь, гружёная какими-то вьюками. За ней гуськом идут три ламы, несущие груз поменьше. Маленький караван останавливается посреди двора, лошадь фыркает, явно приветствуя хозяина.

— Таука сама знает дорогу, — говорит вслух Манко, перехватывая мою мысль. — Сюда нет дороги по реке, и на машине не добраться. Только лошадью по тропе, или по воздуху.

И, словно в подтверждение сказанного, сверху с мягким гудением опускается дельтаплан, садится во дворе почти без пробега. За штурвалом его неподвижно сидит Манко Капак. Секунда, и кресло пилота пусто.

Я перевожу взгляд на Манко. Старый индеец чуть улыбается.

«Лошадь животное умное, и встретив Тауку с грузом, идущую домой без хозяина, люди не удивляются. Но вот дельтапланы без пилотов пока не летают. Нехорошо смущать людей»

«Рома, это Гауя. Пора, канал готов»

«Одну минуту, ладно?»

«Да хоть две» — шелестит бесплотный смех.

Я зажигаю виртуальный экран. Я и на сей раз не поговорил с Катей, я даже не успел увидеть своих бывших товарищей. Но всё это взрослые люди. А вот без этого сеанса связи не обойтись.

В комнате за столом сидит пацанчик, рисуя что-то в альбоме. Я смещаю ракурс, и вижу — картина изображает нечто крайне звездатое, с нимбом-пузырём вокруг головы и куриными крылышками. Для тех, кто ни хрена не смыслит в живописи, внизу имеется поясняющая надпись: «Ангел Рома. Космичиский». Да, я и забыл, что ребёнок сей уже посещает школу.

— Здравствуй, Олежка, — я включаю обратную связь.

Мальчик стремительно оборачивается, бросается ко мне.

— Ангел Рома! Я знал, я знал!

Пацан проскакивает сквозь мою голограмму навылет, и мне приходится смещать точку обзора.

— Тише, Олежка. Я сейчас далеко, у индейцев. Так что вживую к тебе попасть не смогу, ты уж извини. Это как бы моё изображение. Мне хотелось тебя повидать и поговорить немного.

Олежка смотрит на меня во все глаза.

— А ты почему голый, Рома? Ты что ли в баню пошёл, да?

М-да, этого я не учёл.

— Да тут жарко, Олежка, и потом, тут наши друзья. Зачем носить боевой скафандр всё время, если жарко. Ты же кино про индейцев видел? Разве они тепло одеты?

— У них фартуки такие, и перья на голове.

— Ну так это у них. Перья у меня свои, — я распахиваю крылья во всю ширь, нарочно, чтобы доставить ребёнку удовольствие, — а фартук… Ну где ты видел космических ангелов в фартуках? Нам это не к лицу.

Олежка кивает головой, и я даже без телепатии ясно вижу — последний аргумент он признаёт как нельзя более убедительным. Уж лучше голый космический ангел, чем в фартуке. Ломать имидж никак нельзя.

— А покажи мне индейца, Рома.

Я в растерянности оглядываюсь на Манко Капака. Нет, определённо нельзя давать детям поблажки, враз на голову сядут. И чуть не смеюсь вслух. Старый индеец быстро скидывает майку и втыкает под налобную повязку перо — судя по виду куриное, но для импровизации сойдёт. Что касается камуфляжных штанов, то им позавидовал бы и сам Чингачгук Большой Змей.

— Оле, амиго! — старый Манко входит в кадр, приветственно подняв свободную от оружия руку.

— Это он говорит тебе: «привет, друг» — перевожу я.

— Здравствуйте, дедушка индеец. — вежливо здоровается Олежка, и я уже еле сдерживаю смех. Дети обычно сразу видят суть. Даже если Манко Капак водрузит на голову перья всех кондоров в округе, он останется дедушкой.

Длинный мелодичный сигнал, и я улавливаю — Гауя дала его нарочно, чтобы поторопить меня и одновременно дать это понять ребёнку. Все всё понимают…

— Всё, Олежка, у меня нет времени. В другой раз поговорим подольше.

— А скоро?

Я вздыхаю.

— Этого я не знаю. Понимаешь, мы же живём не на Земле, и прилетаем только тогда, когда нужна наша помощь.

Мальчик снова кивает, нимало не сомневаясь в правдивости моих слов. Ясен пень, всё это давно известно любому, смотревшему японские мультики… Но я так же ясно вижу его огорчение.

— Ты прилетай, ангел Рома, — тихо, серьёзно говорит мальчик. — Я буду ждать.

* * *

Транспортный кокон выгружает меня довольно высоко, и я круто пикирую к собственному дому. Сетка, загораживающая входной проём, резко опускается и тут же поднимается, едва впустив меня внутрь.

— Ага, а вот и наш папа прилетел! — Ирочка придерживает Мауну за руки, облегчая ей ходьбу, точь-в-точь как это делают и человеческие женщины. Впрочем, наша дочура уже почти не нуждается в поддержке. Ангельские младенцы учатся быстро, и период ползанья у них очень краток. Несколько дней, и в нашем жилище будет маленький живой ураганчик.

Верещащий живой кулёк обрушивается мне на голову, вцепляясь всеми лапками в волосы. Нечаянная радость искренне рада появлению хозяина.

— Ну здравствуй, здравствуй, зверь!

Ирочка уже подходит ко мне, мягко снимает летучую соню с моей головы.

«Ну здравствуй, здравствуй, муж мой» — я ощущаю на губах тот самый щекочущий поцелуй. Как пёрышком.

«Я вернулся» — возвращаю жене поцелуй с процентами. С огромными процентами…

— А у нас есть сюрприз для папы.

— Какой? — но я уже вижу-ощущаю. — Да не может быть!

— Да, да, — Ирочка улавливает, что я уже уловил — Оно. Первое слово.

Все младенцы разумных во всех населённых мирах, говорящие звуком — а другие нам пока неизвестны — и где у детёнышей имеется мать, начинают свои речи одинаково — «мама». Почему? Ну неужели непонятно? Во-первых, мама — это самое первое и самое главное в жизни любого младенца. А во-вторых, слово «мама» у всех говорящих вслух максимально адаптировано к речи младенца. У человеков вот это именно «ма-ма», лепет-мяуканье человеческого младенца. А у ангелов этакий чирикающий звук.

Но мне нужны доказательства.

Я перевожу взгляд на сидящую на полу нашу любимую дочуру.

— А ну-ка скажи папе! Скажи папе!

Малышка не против. Чего не сделаешь ради папы?

— Рома! — коротко и чётко произносит она, протягивая ко мне свои ручонки. — Дай!

Ребёнок говорит «дай» по-русски, и мой ангельский лик стремительно утрачивает своё ангельство, принимая выражение типичного балбеса.

— Че… чего? — я тоже перехожу на язык предков. От обалдения, разумеется.

— Ага, а вот и второе и третье! — смеётся Ирочка — Теперь процесс пойдёт!

— Охренеть! — подтверждает кроха необратимость начавшегося процесса. И, глядя на мою вконец одуревшую физиономию, Ирочка валится с ног от хохота.

— Ой, не могу!

Ну а чем я, собственно, удивлён? Голосовой аппарат ангелов не чета человечьим неуклюжим связкам. Если же учесть, что очень, очень скоро моя дочура будет владеть и телепатией… Всё. Вот теперь точно придётся бросать ляпать, не думая.

— Ах ты моя говорунья! — подхватываю я на руки свою дочь.

* * *

«Посмотри на эту композицию, Рома. Прелесть, правда?»

«Ничего…» — я оглядываю композицию взглядом матёрого искусствоведа. — «Определённо хорошо, да»

Мы гуляем по выставке скульптур, как бы это поточнее выразиться… в общем, импрессионного постсоцреализма — примерно так бы назвали данное направление земные искусствоведы, привыкшие на всё развешивать ярлычки. Ирочка решила всерьёз заняться моим просвещением, и я определённо начинаю входить во вкус.

Мы передвигаемся от одной скульптуры к другой. Народу на выставке довольно много, но и работ масса. Сколько, кстати?

«Сорок три тысячи с чем-то. Там у входа написано»

Я оглядываюсь. Да, здание выставочного павильона впечатляет. Шар, стенки которого состоят из сплетения белых трёхметровых колец, каждое кольцо является окном и светильником одновременно. Внутренние перекрытия — а тут девятнадцать ярусов, между прочим — прозрачные, как стекло, и тоже светятся. Мягкий рассеянный свет идёт отовсюду.

«А мне вон та девушка нравится. И ещё «Купание малыша»»

«Хм… Ну, «купание» больше давит на инстинкты, положим. Кто не умилится при виде малыша…»

«Так всё искусство давит на инстинкты. На чувство прекрасного, например»

«А какая скульптура тебе больше всех понравилась?»

«Даже трудно сказать. Ну, например, «Две балерины». Или нет, «Первый полёт»»

Мы разговариваем только мысленно. Здесь, на выставке, вообще не принято разговаривать вслух.

«Ага, «Первый полёт» мне тоже очень нравится. А вот что ты скажешь на это?»

Я останавливаюсь как вкопанный.

«Как называется?..»

«А разве ты не видишь?» — и я уже вижу табличку внизу.

«Летящая под дождём»

Я ещё и ещё раз осматриваю скульптуру. Нет, она не похожа на мою Ирочку… Да что я вру-то сам себе! Черты лица не те, а выражение то, ещё как то…»

«Кто автор?»

«Там всё есть, на табличке» — Ирочка смотрит чуть насмешливо.

«Я хочу видеть этого ангела. Это великий мастер!»

«Хм… А что? Вполне возможно, что его в ближайшее время и признают великим»

Я читаю на табличке — Лойо, сын Фииа и Кьо.

«А другие работы этого Лойо тут имеются?»

«Должны быть» — Ирочка оглядывается. — «А вон!»

Я нахожу взглядом то, что увидела моя жена…

Женщина в боевом скафандре, с полураспущенными крыльями, по кромке которых блестит металл, сидит на камне, в боку которого проплавлена глубокая борозда, характерный след плазменного разрядника. Сквозь прозрачный пузырь шлема пристально и неподвижно глядят глаза, как прицелы. Жёсткое, беспощадное лицо. Аина.

Я перевожу взгляд на табличку внизу. Да, это тот самый мастер. Работа «Опалённая злом».

«Да-а, не хотела бы я оказаться с такой вот в одном коллективе!» — улавливаю я чужую мысль. — «Наверное, такой даме никогда не найти мужа»

«Бр-р… Даже не знала, что такие у нас ещё встречаются. У неё же взгляд убийцы!»

Я оборачиваюсь, в упор разглядывая двух дамочек-подружек. Вот как…

— Пойдём отсюда, — говорю я Ирочке вслух, и она без звука идёт за мной.

«Кто это, Лоа?» — улавливаю я мысль одной из явно растерявшихся подружек.

«Неужели не ясно? Он ИЗ ЭТИХ»

«А эта бедняжка замуж за него вышла…»

Я гашу поле внимания. Мне ни к чему слушать всякий бред.

* * *

«Ну что ты, что ты, Рома» — Ирочка гладит меня, целует. — «Ты сильно расстроился, да? Сильно, я же вижу»

«Да ладно, переживу»

Но себе самому врать незачем. Меня неожиданно сильно царапнуло там, в вернисаже этом шарообразном… И даже не мнение этих дамочек, нет — то, какими видит нас этот несомненно талантливый художник.

— А ты как думал, Рома? — Ирочка переходит на звук. — У тебя очень грязная работа. Грязнее только у ликвидаторов. Ты не замечал, что больше половины из них одиноки, несмотря на солидный возраст?

Да, это правда. Я как-то не вникал, но ведь это правда. Опалённые злом…

Дробный топоток маленьких ножек прерывает мои душевные терзания. Мауна уже вполне освоила движение по горизонтали, и теперь все предметы в доме, не поднятые на достаточную высоту, обречены на гибель. Что касается Нечаянной радости, то пока быстрота реакции и умение летать спасают её от ощипывания заживо.

— Иди ко мне, моя дочура! Выспалась, да?

— Папа! — радостно произносит по-русски дочура. — Дай!

* * *

— …Я понял, в чём дело. Вот на Земле один человек сказал замечательную фразу: «красота спасёт мир».

Мы обедаем на веранде, в которую превращается одна из комнат после того, как боковые стены частично втягиваются внутрь. Веранда, впрочем, надёжно затянута сеткой, покуда непреодолимой для нашей дочери. Так что опасаться нечего… Нечего опасаться?

— Хм… — Ирочка смотрит задумчиво. — И у нас есть похожая идея. Её высказал очень давно один ангел, философ. Кстати, и у сэнсэев вроде как тоже.

— Ну вот. А у «зелёных» этой красоты изначально не хватало. Жестокий мир…

— Не преувеличивай. Во-первых, все дикари вообще больше заняты своими сиюминутными делами и окружающую красоту часто не воспринимают. Во-вторых, нам мало что известно о изначальной природе планеты Истинно Разумных. Когда мы получили первые снимки Оплота Истинного Разума из космоса, там уже было море теплиц.

— А сэнсэи?

— И даже сэнсэи обнаружили их, когда от дикой природы мало что оставалось. Города и плантации, а больше пустыни.

Мауна, вся перемазанная в яйце, ворочает ложкой в салате. Вообще-то она уже наелась, да и ложкой пока не владеет в должной мере. Но папа и мама едят ложками, и дочуру тоже заинтересовал сей блестящий предмет.

— Доча, не вываливай на стол! Оставь, говорю! — Ирочка отнимает ложку у ребёнка. Дочура несколько мгновений размышляет, не стоит ли зареветь, так, чтобы впредь маме было неповадно — ангельские детишки умеют визжать как и не снилось человечьим. Но питающаяся с блюдца Нечаянная радость отвлекает её, и Мауна тянется к зверюшке с явным намерением заключить в объятия. Летучая соня возмущённо верещит, подпрыгивает и хлопает крыльями. Режим питания дело святое, и нарушать его… беспредел!

— Да-а, с вами и не поужинаешь толком, мои родные, — улыбается Ирочка. — Ну я-то ладно, могу и на кухне перехватить, а вот папа наш того и гляди, летать не сможет от голода.

— Пустяки! — бодро отвечаю я. — Я в лесу кой-чего пожевал, прямо с веток. Живут же как-то ночные садовники!

Мы оба смеёмся, но я уже улавливаю…

— Я с работы хочу уходить, Рома, — Ирочка смурнеет. — Всё, не могу, надоело.

Я в замешательстве молчу. Вообще-то моя супруга там у себя в авторитете как бы…

«На мой авторитет там пара-тройка покруче есть» — жена смотрит грустно. — «Я сделала всё, что могла. Это на Земле люди всю жизнь таскаются на опостылевшую службу, делая вид, что работают. Мне это зачем?»

«И когда ты намерена?»

«Да вот завтра у нас там большой учёный совет. Думаю напоследок стряхнуть пыль с дутых авторитетов»

Ирочка фыркает.

«Всё-таки мы во многом схожи, Рома, и люди, и ангелы. Для того, чтобы прослыть авторитетом, надо, чтобы тебя признали несколько единомышленников, и всё. Ты меня уважаешь, я тебя уважаю — мы с тобой уважаемые ангелы, коллега!»

Ирочка вздыхает, прижимается ко мне.

«Ладно, муж мой, давай спать. Завтра у меня будет трудный день»

«Опять трудный… Похоже, лёгких дней у нас вообще не бывает»

— Папа-мама! — на сей раз Мауна поёт и щебечет по-ангельски. — Спать, быстро!

Мы с женой переглядываемся. В глазах Ирочки пляшет смех.

«Указания контролёра ситуации следует исполнять, Рома. И попробуй только отлынивать!»

И мы хохочем, звонко и весело. Господи, как я счастлив!

* * *

Танцуют, танцуют свой бесконечный танец размытые цветные пятна. Переплетаются, извиваются, сообщая мне то, что было, есть и будет во Вселенной. Иероглифы, доступные для прочтения немногим, и в их числе одному пернатому, бывшему человеку и биоморфу… Как я всё это понимаю? Этого я не знаю, я не Создатель этой Вселенной, я просто умею читать…

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

* * *

— … Я недоволен тобой, Семь тысяч сто восьмидесятый. Всё переделать! И при этом реинжектор должен быть готов в срок!

Сотрудник стоит передо мной в полный рост, а не на карачках — я не Бессмертный, Носящий имя, и он не какой-нибудь десятизначный.

— Мой господин, ты волен меня наказать. Но переделывать уже некогда.

Я смотрю ему прямо в глаза, и он их не отводит.

— Да, да. Порезать всё плазменными резаками недолго. Но вот смонтировать вновь мы не успеем ни при каких обстоятельствах. Меня, разумеется, отправят в жерло плазмотрона. Но и тебя вслед, мой господин. Вряд ли Великий и Мудрый будет разбираться.

Я медленно сглатываю.

— Ты… ты понимаешь, что говоришь? С такими дефектами сдать реинжектор?! Реактор выйдет на разгон и не остановится. Ты понимаешь, что будет взрыв?

— Как будто, если мы сделали бы всё правильно, взрыва не было бы.

Семь тысяч сто восьмидесятый смотрит мне в глаза, не опуская взора. Ну, наглец!

— Ты дури нажевался, что ли?

— Пятьсот двадцать пятый, ты главный инженер проекта. Если ты сейчас скажешь, что это энергореактор, я рассмеюсь тебе в лицо.

Я просто не нахожу слов.

— Да, да, и не смотри так. Я никогда не сказал бы тебе того, что скажу сейчас, если бы не был припёрт к стенке. Это бомба, Пятьсот двадцать пятый. Натуральная кварковая бомба, причём неслыханной мощности. Этого не понимают мои монтажники, но ты это знаешь точно.

Я молчу. Мне нечего сказать. Потому что всё правда.

— Говори ещё.

— А что говорить? Это двенадцатизначные полагают, что Повелитель Вселенной вечен и бессмертен, и правит уже многие тысячи кругов…

— Боюсь, двенадцатизначных не волнуют такие вопросы, если они вообще знают о существовании Великого и Мудрого.

— Ну хорошо, пусть восьмизначные. Но мы, высшие разряды, точно знаем, что остаётся незыблемым и вечным лишь титул. Конкретные же носители этого титула меняются, и в последнее время весьма часто.

— Достаточно, Семь тысяч сто восьмидесятый. Ты уже наговорил столько, что плазмотрон для тебя будет просто мечтой.

Скрежещет, царапает напильник по стеклу — мятежник смеётся.

— Я тебе не двенадцатизначный. Боюсь, Санитарам не удастся порезвиться надо мной. И несколько ребят последуют за мной в жерло плазмотрона. Так что отключи свои диктофоны, Пятьсот двадцать пятый. Мы крепко связаны между собой. Моя смерть — твоя смерть.

Наглец садится в моём присутствии, удобно привалившись к стене.

— Да, так на чём мы остановились? На быстрой смене Повелителей Вселенной, кажется. Похоже, последние Повелители стараются это исправить. Взять в заложники целую планету — не такая уж плохая мысль, если разобраться.

Я вздрагиваю. Что ж… Выходит, не одному мне приходят в голову правильные мысли.

— Но вечного ничего не бывает, Пятьсот двадцать пятый. И последний Повелитель Вселенной станет действительно последним. Мы сами готовим свою смерть, и заодно смерть всей планеты.

— Твои предложения?

Мятежник смотрит перед собой неподвижным взглядом.

— Я не знаю. Давай думать вместе. Если бы всё шло нормально, можно было бы утешать себя рассуждениями — на мой век хватит. Но эти дефекты… Как только реактор запустят на обкатку, всем Истинно Разумным конец. А если Бессмертные узнают о действительном состоянии объекта, конец нам обоим.

Он поворачивает голову ко мне.

— Надо сделать так, чтобы от реактора остался пустой выгоревший стакан. И мы при этом оказались ни при чём.

— Как?!!

— Не знаю! Думай, начальник. И я буду думать.

Я размышляю. Да, он прав. Похоже, другого выхода нет.

— Но нас всех отправят в плазмотрон, не разбираясь.

Мятежник невозмутим.

— Возможно, не отправят, если вина не будет доказана конкретно. Не те нынче времена, чтобы зря жечь ценные кадры. Кто будет работать?

— Но всё равно это будет лишь отсрочка.

— Вся наша жизнь — отсрочка, Пятьсот двадцать пятый. Я не прав?

* * *

Вспышка света!

Я открываю глаза, и сквозь медленно тающие остатки пятен вижу глаза моей жены.

«Ты видела, родная?»

«Естественно. Ты вот что, Рома… Тебе надо поговорить с папой, причём срочно»

«Папе Уэфу сейчас и так тяжко, времени нет совсем»

«Ничего, для тебя найдётся. Завтра же»

«Завтра у тебя трудный день…»

«После моего учёного совета устроим сеанс связи. А сейчас спим!»

* * *

— А вот защекочу-защекочу!

Мауна радостно, заливисто хохочет, перехватывая папину руку всеми четырьмя конечностями, имеющимися в наличии. Что до крыльев, так на спине уже имеются изрядные бугорки, оглянуться не успеем, как полетит наша дочура…

— А вот я тебя везде-везде!

Нечаянная радость обиженно сопит на своей икебане-насесте. Она только что лишилась очередного пера и несказанно переживает. Ничего, зверюха, потерпи. Скоро, совсем скоро маленькая Мауна не будет тебя обижать, а будет ласкать и играть с тобой до упаду.

Сегодня я сижу дома безвылазно, потому как жена на работе, а у меня выходной. И потом, я очень люблю возиться с маленькой Мауной, если честно. Пока была грудным младенцем, не так, а сейчас она умнеет на глазах, мой маленький ангелочек…

«Рома, у нас начинается учёный совет. Если хочешь, включи видео»

«Конечно, включу!»

Передо мной вспыхивает виртуальный экран.

…Зал, конечно, не Верховного совета, но всё же не уступает нашему актовому залу в службе внешней безопасности, пожалуй. Учёные всех мастей и обоего пола сидят просторно. Не так уж их и много, этих учёных, кому интересна наша Земля…

— Уважаемые коллеги! — изображение оратора парит над залом. — Все мы знаем, когда начались работы по проекту «Земля». Более двух тысяч лет прошло! И? Где результаты? Машинная цивилизация? Есть такое дело. Действительно, прогресс техники на Земле идёт, и весьма неплохо. Но задумайтесь — а по какой причине? Да потому, что тут наши устремления совпадают с чаяниями «зелёных», и мы по сути дополняем друг друга. Двойная поддержка получается! А в остальном прогресс весьма сомнителен. Более того, я рискну сказать, даже вызвав бурю возмущения в свой адрес — сейчас наши миссионеры, по сути, работают на благо «зелёных». Да, да! Вычленяя и поддерживая перспективных аборигенов, они не дают человечеству скатиться преждевременно в состояние глобального гнезда медовок. Так что рано Истинно Разумные взялись за искоренение наших миссий! Им следует прежде завершить глобализацию!

Шум в зале. И тут Ирочка вскакивает, как стальная пружинка.

— Не могу молчать! Уважаемый председатель, прошу слова!

— Говори, Летящая под дождём.

Изображение предыдущего оратора гаснет, и его сменяет изображение моей жены.

— Уважаемый Совет! Коллеги! Ну сколько можно? Ведь уже очевидны успехи, ведь только слепой может не заметить, насколько продвинулись люди. И не только в технике, отнюдь. Разве можно сравнить ту же Европу сейчас и во времена Светлой Радуги, да будет бессмертна память о ней! Да, люди оказались тяжелы, очень тяжелы на подъём. Да, проект «Земля» идёт очень долго. Но мы не бросили людей в тяжкие времена господства Рима, не бросили во времена Илайи, Светлой Радуги — так неужели бросим теперь, когда урожай уже созревает?

— Прошу прощения, — поднимается ангел в зале. — Теория псевдоразума не допускает выхода…

— Гипотеза псевдоразума — бред псевдоразумных, и действительна только по отношению к ним! — выпаливает Ирочка, чем-то неуловимо напоминая сейчас себя самоё при той памятной встрече с «зелёными», разве что не оскалены зубы и нет в руках клинков-«пырялок». По залу проносится волна сдержанного смеха.

— Я не могу вести дискуссию в столь оскорбительном тоне, — поджимает губы Ирочкин оппонент. — Я попросил бы уважаемого председателя вмешаться.

— Нет, пусть закончит свою мысль, — улыбается председатель.

— Спасибо. Тут мой противник обвинил миссионеров в пособничестве врагу, пусть и несознательном. Я отвечаю — те десять процентов надежды, что есть у людей, это заслуга горсти ангелов, работающих сейчас на Земле, и их коллег тут, в Раю. Если бы не мы, этот процент был бы уже сейчас равен нулю! Да, наша надежда на эти десять процентов. Но ведь и шансы «зелёных» примерно такие же! Вариант «порядок на кладбище», я имею в виду. И мы, миссионеры, не отступим!

— Ты ведь уже не работаешь в миссии, Иолла, — говорит председатель. — Ты теперь в другой службе.

— Моя служба в этой службе заканчивается. Я буду проситься в миссию. Всё, что я могла сделать тут, я сделала. А раз за разом доказывать двум-трём морским огурцам, что они огурцы — увольте.

Смех в зале, хлопанье крыльев.

— Иолла, я попросил бы… — морщится председатель. — Твой юный возраст не позволяет тебе так резко высказываться в отношении твоих старших товарищей.

— Именно мой юный возраст и позволяет мне так высказываться, уважаемый председатель, — Ирочка уже овладела собой и улыбается совершенно очаровательно. — «Устами младенца глаголет истина», такая поговорка есть у людей.

Теперь зал Верховного Совета смеётся почти в полном составе.

* * *

«А вот я тебя! А вот сейчас догоню!»

«Ты? Меня? Да ты же отъелся, как Нечаянная радость, Рома, как ещё в воздухе держишься!»

Ирочка уходит от меня скользящим пируэтом. Да, с заявлением насчёт «сейчас поймаю» я поторопился. Ирочка посылает мне отчётливый мыслеобраз — допотопный фанерный аэроплан, вроде «Ильи Муромца», преследует стремительного стрижа…

«Грубо, Летящая под дождём. Да, мне будет трудно, но я уверен в конечном успехе»

«Вот как?» — Ирочка снова уходит от меня глубоким нырком, и я едва не сваливаюсь в штопор.

«Безусловно. Захочешь же ты когда-нибудь целоваться»

Моя жена резко сбавляет скорость, оказываясь совсем рядом.

«Ты победил, мой бывший хищник. Уже хочу»

«Тогда что, полетели домой? Или искупаемся?»

«Нет, полетели домой. Иуна заждалась, я чувствую»

Да, Иуна молодец всё-таки. Почувствовала состояние сестры и без лишних церемоний явилась в дом, в обнимку со своей Фииа. Уйти с работы, да ещё со скандалом дело нешуточное, тут обязательно нужна хорошая нервная разрядка. А что в таком случае может быть лучше полёта?

«Только давай сперва заберёмся высоко-высоко, под облака. А уже оттуда домой, со свистом»

«Ты умник, муж мой. Хочу со свистом!»

Мы без труда находим достаточно сильный восходящий поток и начинаем подъём по спирали. Крылья машут в такт, мощно и неутомимо. И не такой уж я отяжелевший, как видно. Солнце, уже склонившееся к самому горизонту, подсвечивает брюхо здоровенной тучи, неумолимо вырастающей в размерах, клубящейся туманными краями. В глубине тучи вдруг вспыхивает неверный трепещущий свет, и спустя несколько мгновений на нас обрушивается раскат грома.

«Ого, так и под грозу попасть недолго. Всё, Рома, полетели домой!»

Наша жилая башня хорошо видна отсюда, с облачной высоты. Правда, она не точно под нами, но пикировать придётся круто…

Ирочка первая проваливается вниз, почти совсем сложив крылья.

«Ах-ха, как здорово! Как хорошо, Рома, правда!»

Новый раскат грома, и я спешу вслед за женой. Сейчас мы будем дома…

* * *

— Ну что, нагулялись?

Иуна сидит на полу, ловко управляясь с двумя малышками одновременно. Фииа сидит на коленях, Мауна описывает вокруг тёти резвые круги, догоняя радостно верещащую Нечаянную радость, и всё вместе это чем-то напоминает модель атома, электроны которого в принципе не способны стоять на месте…

— Да, всю кислятину выдуло ветерком, — Ирочка встряхивает крыльями, берёт с полочки длинную расчёску и начинает приводить волосы в порядок. — Обросла как, ужас… Подстрижёшь, сестрёнка?

— А то! Но не заговаривай мне зубы. Когда вы будете говорить с папой?

— Да вот сейчас и будем. Хочешь принять участие?

— Естественно. Можно же сделать расщепление канала!

И тут же, словно в подтверждение, перед нами вспыхивает изображение папы Уэфа и мамы Маши.

— Здравствуйте, дети! — улыбается мама Маша.

— Баба! — маленькая Мауна подбегает к изображению и проносится сквозь него. На личике дочуры выражается глубокое недоумение. Пару секунд она думает…

— Охренеть! — выражает своё отношение к происходящему моя дочь.

Возможно, она говорит ещё что-то, то никто уже не слышит, такой стоит хохот.

— Ой, не могу! — стонет Ирочка, привалившись ко мне.

— Рома, ты хотел поговорить? — отдышавшись, произносит Уэф. — Мауна, ты поговори пока с дочерьми, я дам канал на ту комнату.

— Охотно. Секретничайте на здоровье.

* * *

— …Ты не думай, что всё так просто. Да, «зелёным» недоступна телепатия, и технически мы их превосходим. Зато у «зелёных» свои сильные стороны — например, использование биороботов в качестве переходного звена почти исключает выход на резидента по цепочке. Плюс использование людей «втёмную», плюс неразборчивость в средствах. Но самое главное, Рома — это то, что люди им помогают сами.

— Так и нам тоже сами…

— Совсем не так, Рома. Вся структура власти на Земле благоприятствует «зелёным». Они могут продвигать в правящие структуры своих агентов влияния, потому как принципы у вас в основе те же, что и у них — властолюбие, беспринципность, жестокость и неразборчивость в средствах открывают дорогу наверх. Недаром среди людей ходят поговорки типа: «политика — грязный бизнес».

— Так и нам надо продвигать своих…

Папа Уэф тяжко вздыхает, и я улавливаю его огорчение — ну когда уже зятёк прекратит изображать деревенского дурня?

— Ты любишь мыслить аналогиями, я знаю. Ну что же, попробуем так. Вот есть тайга, в ней растут лиственницы. А мы пытаемся развести пальмы. Вопрос — удастся ли этот замысел?

— Разумеется, нет.

— Разумеется, нет. Потому что пальмы эти вымерзнут в первую же не то что зиму — осень. Для того, чтобы в тайге росли пальмы, надо изменить климат. Чтобы не было морозов, чтобы не было зимы. И тогда пальмы сами вытеснят лиственницы, потому что климат будет благоприятствовать пальмам, а не лиственницам. Так доступно?

— Вполне.

Да, конечно, в логике папе Уэфу не откажешь. Климат сменить — чего проще? Подкачать углекислого газа в атмосферу, повесить над полюсами негасимые искусственные солнышки… И вот уже в Гренландии и Антарктиде цветут орхидеи и вызревают бананы.

— Ну, поговорили? — в поле зрения появляется мама Маша. — Заканчиваем, Уэф.

Одновременно из соседней комнаты появляются Ирочка и Иуна.

— Ладно, Рома. Ты хоть что-то понял?

— Я понял, папа Уэф.

— Ну, всем до свидания!

Экран гаснет.

— Я тоже полечу, а то мой муж сейчас дома будет, — Иуна поправляет удобную перевязь на груди, в которой покоится маленькая Фииа. — До свидания, родственник!

— Давай-давай! — машу я рукой.

— Рома, ты ужинать будешь? — спрашивает меня жена.

— А? Нет, не хочу, — отмахиваюсь я.

— Очень удачно, — В глазах Ирочки пляшет смех. — Голодный ночной вампуар должен быть злее, так?

* * *

Тихо, как тихо в доме…

«Ты чего не спишь?»

«Не могу. Ты отдохни, правда. Мне нужно побыть одному. Мне нужно понять»

Ирочка смотрит на меня пристально, внимательно. Нет, она и не думает обижаться.

«Хорошо, Рома. Я даже не буду подслушивать твои мысли, если тебе так нужно»

Я благодарно улыбаюсь ей. Встаю с дивана, ухожу в другую комнату. Я не привык думать, вот что. Как там сказала Ирочка: «…балбесам самоанализ обычно несвойствен. Их метод — решительные и непредсказуемые действия». Святая правда.

Вид на ночные джунгли с высоты успокаивает. Я сажусь перед входным проёмом, дыша глубоко и медленно. И перед глазами встаёт виденная скульптура.

Я усмехаюсь невесело. «Опалённые злом»… Да, это правда. Человек ли, ангел, государство или целая цивилизация лишь тогда чего-то стоят, если умеют защищаться в случае необходимости. «Добро с кулаками»… И мы эти вот кулаки.

Это настоящая война. Тихонькая такая, незаметная. Война на всех уровнях — от волосатого типчика со шнурком-удавкой до звездолётов включительно. Я глубоко уважаю папу Уэфа… но где он не прав?

Удар-уход, блок-удар, блок-уход… Мы сражаемся с «зелёными» их методами, по их правилам. А правильно ли это? Тот, кто играет по чужим правилам, вряд ли выиграет. Свести партию вничью — да, возможно. Но чтобы выиграть, надо навязать противнику СВОЮ игру.

«Две тысячи лет война… Война без особых причин…» — откуда-то из глубины моей прежней, человеческой памяти всплывают эти слова из песни одного человеческого поэта. Да, вот тут права моя Ирочка — и люди порой способны на гениальные прозрения.

В памяти вдруг всплывает: тёмно-фиолетовые глаза папы Уэфа, огромные и донельзя измученные.

«— …Я должен сам, понимаешь?

— Нет, Рома, это ты не понимаешь. ЭТО ОН ДОЛЖЕН САМ…»

Я вскакиваю, размашисто хожу, от избытка чувств слегка встряхивая крыльями и потирая руки. Вот. Вот оно. «Зелёные очень хорошо умеют убивать. Если точнее — это единственное, что они по-настоящему умеют» — всплывают в памяти слова Ирочки. Ангелам же это несвойственно.

И вновь память услужливо подсовывает: я сижу на кухне, катая по столу орех, а напротив сидит виртуальный папа Уэф, пытающийся сделать так, чтобы я поумнел.

«…Бессмысленно рубить гидре головы, бессмысленно пытаться одолеть гидру зла только нахрапом, прямой и грубой силой…»

Да, папа Уэф. Насчёт людей это верно на все сто. Но вот почему же мы пытаемся одолеть «зелёных» исключительно нахрапом?

Я поправляю на голове мягкую, невесомую ленту мыслесъёмника, изготовленного для одного Всевидящего, дабы записывать его видения. Ладно. Вряд ли мне удастся чего-либо придумать сегодня. Пойду-ка я спать… пойду…

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

* * *

Поплавок дёрнулся раз, другой.

— Не спи, подсекай! А-а…

Крупный лещ срывается с крючка и падает воду, с плеском уходит в глубину.

— Раззява ты, Эдуард. — с укором говорит Михалыч, двигая костистыми челюстями. Сейчас он как никогда похож на Кощея Бессмертного.

— Да при чём тут раззява? Эх… — Эдик сам огорчён безмерно. — Ладно, дай Бог, не последний. Слышь, Илюх! Может, ещё подкормить, а?

Илья, сидящий неподалёку, с неодобрением косится на Эдика, игнорируя явно профанский вопрос. Возле него стоит ведро, полное лещей и подлещиков, второе, наполненное водой, готово принять добычу.

— Клёв нынче и так порядочный, ты меньше спи за рулём. — снисходит до ответа Михалыч.

Я улыбаюсь во сне. Как давно я не видел этих людей. С позапрошлой жизни…

Я могу свободно читать в их головах. Вот так вот, мама Маша — за сотни световых лет. А давно ли ты заставляла глотать меня тяжёлые шарики, чтобы хоть как-то достучаться до деревянной головушки одного начинающего телепата, инициированного твоей дочерью? Чтобы не прибегать к усилителю телепатии, этой колотушке по черепу для глухих, разрушительно действующей на мозги…

Вот интересно — почему они опять и опять направляются на Селигер, хотя отчётливо помнят, что с ними было? Другой бы ни ногой…

Да, помнят. Но даже меж собой не могут поговорить на эту тему. Психоблокада всё ещё нерушима, мама Маша к работе относится серьёзно. И именно это, похоже, толкает их сюда, с общего молчаливого согласия. Потому что люди тянутся к чуду, пока они живы.

— Да, жаль Романа нету. — произносит Эдик, и я понимаю: ему нелестно одному быть младшим в команде меж двух профессионалов.

— Даже не попрощался, уехал. — ворчит Михалыч.

Да, это штучки папы Уэфа, он мастер на такие легенды. Уехал куда-то на Дальний Восток, не попрощавшись. Ничего, переживёте, люди. Главное, вы живы. Все вы живы.

Я переношу поле внимания на планету Свир. Это очень легко, как перевести взгляд. Попробуйте, сами убедитесь.

В маленьком бассейне, выложенном цветными камушками, плещется знакомая свирка, первая Всевидящая, выявленная и инициированная на этой планете. В профиль её голова напоминает облик Нефертити, несмотря на всю необычность черт…

«Ну здравствуй, Ро-ма. Вот не думала, что ты используешь свой дар для подглядывания за купающимися девушками, да ещё иного биологического вида» — несомненно, она почувствовала меня, иначе какая же она Всевидящая?

«Извини, я не нарочно. Проверка связи»

«А я думала, тебе понравились мои ноги»

Я улыбаюсь во сне. Да, свирки своими ногами гордятся как никто больше. У свиров «красавица» и «длинноногая» обозначаются весьма похожими словами.

«И ноги тоже»

Я перевожу взгляд на следующий знакомый мне мир. Всевидящий Цанг сидит на оранжевых подушках и кормит внука — отрывает от грозди плоды, весьма напоминающие сосиски, а малыш с урчанием смачно их поедает. Да, генетикам сэнсэев пришлось повозиться, создавая вот эти «сосисочные деревья», способные заменить мясо потомкам хищников.

«Ну здравствуй, Рома. Балуешься?»

«Балуюсь» — соглашаюсь я. — «Проверка связи»

Вообще-то мне немного обидно. Сам ведь знает, что в сонном состоянии я свои видения контролировать не могу. Или уже могу?

«Вполне возможно»

Я снова переношу поле внимания.

…Шаги эхом разносятся под высокими сводами. Новый Повелитель Вселенной не питает страсти к деревьям, его вполне устраивают бесконечные залы дворцов, наполненные гулкой пустотой.

«Ну привет, очередной Повелитель Вселенной. Который по счёту, кстати?»

Лицо Повелителя бесстрастно, как у покойника. Вот что значит не иметь мимических мышц.

«Что тебе нужно, пернатый?»

«Твои предшественники обзывали меня биоморфом»

«Мне всё равно, что думали мои предшественники. У тебя тело пернатого, у тебя мозги пернатого — какой ты уже теперь биоморф? Что в тебе осталось от того мохнорылого, взятого за основу?»

«Многое. Моя память. Моя любовь»

«Эти виртуальные сказки оставь для своих собратьев по гнезду, по-вашему родных»

«Я знаю, что это понятие тебе недоступно. Музыка для глухих не существует»

«Музыка — набор ритмических звуков, лишённая смысла. Как, похоже, и твой виртуальный визит»

«И всё-таки смысл есть, в обоих случаях. Но ты не ответил мне — как вы ведёте счёт Повелителям Вселенной?»

«Никак. Повелитель Вселенной вечен и неуничтожим. Меняются только конкретные лица»

«В последнее время они меняются так часто, что я не успеваю их запоминать»

«Чего ты добиваешься, пернатый?»

«Для начала я хочу, чтобы Повелители у вас менялись так часто, что само это понятие стало бы виртуальным»

«Ты глуп, пернатый. Это будет означать смерть нашего мира»

«Биомасса весьма живуча. А всё остальное у вас давно умерло. Так что бояться нечего. Я просто хочу дать вам надежду»

Скрежещет, царапает напильник по стеклу — начальник кладбища изволят смеяться.

«Ты глуп, пернатый. Как будто тебе под силу разрушить устройство нашего мира!»

«Я глуп, но мудр. Истинно Разумные сделают всё сами. Я же буду зажжённой спичкой, брошенной в склад динамита»

«Проклятая пернатая тварь!»

Вспышка света!

* * *

Я открываю глаза. Ну конечно, как же могло быть иначе…

«Ну конечно, Рома, как же могло быть иначе. В такие минуты мне лучше быть с тобой»

Я привлекаю жену к себе, ласкаю. Она не против, послушно отставляет крылышки, чтобы мне было удобнее…

«Ты со мной не высыпаешься, родная»

«Высыпаюсь. Не о том мы сейчас говорим, Рома. Совсем не о том. Ты ПОНИМАЕШЬ, что ты видишь? И что происходит с тобой вообще?»

Я вздыхаю, прижимая жену к себе.

«Понимаю. Ночной вампуар уже просыпается, и сейчас, очевидно, будет взят живьём»

— Нет, это немыслимо. — смеётся Ирочка уже вслух. — Рома, ну разве можно быть таким балбесом?

* * *

Да, не надо было нагребать столько. Как говорят аборигены на одной далёкой планете: «на халяву и уксус сладок». Я изо всех сил молочу крыльями, но набрать высоту мне так и не удаётся. Не пришлось бы бросить продовольствие… Или вызвать транспортный кокон? Вот жену насмешу…

Я влетаю в комнату, едва не падая. Не разбудить бы Мауну, она сейчас спит-почивает на пару с Нечаянной радостью.

«Все твои повеления выполнены, о Владычица моей души!»

— Рома, иди скорее! — перебивает меня жена, не дослушав. — Да иди же ты, смотри!

Ирочка сидит перед огромным виртуальным экраном, развёрнутым во всю стену. На экране стоит довольно многочисленная группа ангелов обоего пола, и среди них я узнаю Иоллу-старшую. Ирочкина бабушка выглядит молодцом и улыбается смущённо-радостно, так, что я невольно начинаю улыбаться в ответ.

— …Сегодня мы имеем честь восславить наших учёных, которые окончательно и бесповоротно решили проблему бессмертия. Отныне каждый ангел станет подлинным хозяином своей жизни и смерти. Не будет больше тех внезапных, трагических и нелепых смертей, которые до сих пор разрушали счастье семей, и не так уж мало их число. Слава! Слава! Слава!

— Слава! Слава! Слава! — кричит Ирочка, одновременно тыкая пальцем в белую светящуюся кнопку, похожую на висящее в воздухе кольцо дыма, пущенное опытным курильщиком. — Голосуй же, Рома, чего ты?

Я охотно отдаю свой голос «за». Ещё бы не «за»!

И тут я замечаю, что Ирочка плачет.

«Всё, Рома. Вот теперь всё. Лабораторные испытания закончены, значит, самое большее через полгода все ангелы будут бессмертны. Воистину бессмертны. Ты понимаешь?»

Да. Да, я понимаю. Отныне у нас не будет живых потерь даже в самых сложных операциях. Отныне я смогу идти на встречу с Иванами с широкой улыбкой, и мне ничего за это не будет…

— Ты прав. ТЕБЯ НИКОГДА НЕ УБЬЮТ, Рома! И папу, и маму, и всех-всех-всех!

Ирочка вдруг с визгом повисает у меня на шее, хлопая крыльями, и я от неожиданности валюсь навзничь. Счастливые глаза близко-близко, они занимают всё поле моего зрения… Сейчас, вот сейчас… Будто пёрышком… и взасос тоже…

— Папа-мама, привет! — с дробным топотком ног в комнату влетает маленький ураганчик. — Играть, быстро!

— О, дочура проснулась!

«Похоже, нам таки следовало назвать её Уэфой. Генетика!»

Ирочка прыскает смехом. Действительно, есть у маленькой Мауны такое сходство с дедушкой — сразу брать быка за рога.

* * *

— Не спи на лету, Великий спящий!

Ирочка заботливо поправляет мне перья на сгибе крыла, волосы над ухом. Я понимаю, что все эти действия бесполезны — сейчас я выпорхну из дома, в тугие струи ветра.

— Ну, я полетел! Мауна, пока!

— Папа, пока-пока! — жизнерадостно отвечает дочура.

Кокон подхватывает меня на лету, и земля проваливается вниз. Да, сегодня мы обсудим великое открытие.

Как говорил один свежеиспечённый биоморф — «слабовато что-то идёт у вас тут технический прогресс»? Нет, он идёт, и ещё как идёт у нас, этот прогресс. Не миллионы тонн стали, не проценты роста продаж к предыдущему периоду — качественный рост. А всё остальное ерунда.

Я уже многое понимаю, очень многое. Вероятно, тот виртуально-реальный Повелитель прав, и от бескрылого аборигена-рыболова во мне осталось совсем немного. Осталось главное.

А вот и моя контора, однако. Я спускаюсь к знакомому зданию легко и где-то даже изящно. Как я поначалу турманом летел всякий раз, как кокон меня вываливал…

Я влетаю в проём, складывая крылья. Что-то тут не то…

Первое, что на меня обрушивается — волна горя.

— Ой, не могу-у я бо-ольше… Не… не могу-у-у!

Аина плачет взахлёб, горько и безутешно, привалившись к Биану, и он судорожно гладит её, успокаивает, обхватив руками и крыльями. Зрелище настолько невероятное, что я невольно дёргаю себя за ухо, по примеру шефа. Наша Аина, которой отрубить голову паре-другой Повелителей Вселенной что молока попить, плачет, как ребёнок.

«Моя дочь назвала меня убийцей, Рома. И сын ничего не возразил» — Аина говорит мысленно, поскольку вслух говорить ей мешают рыдания.

Мои товарищи, вся наша группа, стоят вокруг потерянные.

«А муж?» — холодею я от предчувствия.

«А муж ударил её крылом, Рома. Со всей силы ударил. И сейчас её лечат»

Она всхлипывает всё тише и тише — нет сил.

«Они были на выставке?»

«Дочь была, с подругами»

— Успокойся, Аина! — говорит Уин. — Муж твой прав.

Аина окончательно затихает.

— Вы не понимаете, ребята. Она права, и мне нечего возразить. Он зря её ударил, от бессилия неправого.

Аина поднимает на нас глаза, и я содрогаюсь. Ей же тысяча лет, не меньше…

— Но если бы мой муж тоже смолчал, я уже не жила бы. Призвала свою смерть. Вот так, коллеги.

Мы молчим. Ни одного слова, ни одной мысли в голове… А сейчас надо непременно что-то сказать, причём сказать правильно и умно… Или хотя бы ляпнуть… Создатель Вселенной, помоги хотя бы ляпнуть!

— Ну вот что, коллеги… — Биан смотрит на нас невидящим взором. — Сегодня мы работать не будем. Сегодня мы летим в гости к Аине.

Волна благодарности затапливает всех нас — это Аина, похоже. А может, и нет, потому что я чувствую то же самое. Наш начальник — самый мудрый в мире!

* * *

— Вот так, Ир… — заканчиваю я свой рассказ.

Моя жена гладит меня, целует.

«Ты не считаешь меня убийцей?»

«Идиотская шутка, Рома, извини. А ты меня?»

Да, действительно. Законный вопрос.

«Главное, чтобы наша дочь никогда не сказала этого»

Мы смотрим друг другу в глаза, хотя можем читать мысли и не видя друг друга. И сейчас даже прежний, абсолютно бесчувственный к телепатии абориген Рома прочёл бы в этих вот глазищах глубоко запрятанный страх. Потому что угроза реальна. И убить можно не только при помощи оружия. Иное слово или мысль могут быть страшнее плазменного разрядника.

«Я очень надеюсь на это, муж мой»

— Папа-мама привет! — наша дочура врывается в комнату, держа Нечаянную радость в ручонках. Зверюшка отчаянно вырывается и верещит, но кусаться не смеет. — Поймала! — она гордо протягивает нам животное.

— А зачем поймала, а? — улыбается Ирочка.

— Играть буду, — заявляет дочь.

— А если она не хочет? Гляди, как вырывается. Отпусти зверюшку, Мауна.

Мауна послушно выпускает из рук Нечаянную радость, и та с писком вылетает на улицу, дабы отдохнуть от общества маленьких ангелочков.

— Потом поймаю, — сообщает мне дочура доверительно.

— Давай уже спать, ловчиха!

Ирочка укладывает Мауну в углу — ребёнок не любит на середине комнаты спать. Гладит её, чего-то воркует журчащим голосом, но я даже не вслушиваюсь в смысл слов. Потому что смысл один, и очень простой — «я люблю тебя».

«Всё, спит. Давай спать и мы с тобой, Рома»

«И завтра у нас новый трудный день…»

«А кто-то обещал тебе, что будет легко?»

* * *

Тихо, как тихо в доме. Ирочка спит, укрыв нас обоих своими крыльями, дышит легко и ровно. Нечаянная радость спит на своей икебане. И наша маленькая Мауна спит в соседней комнате, я это чувствую-ощущаю. Мы не кладём её с собой — во-первых, незачем смущать ребёнка сценами охоты на ночного вампуара, а во-вторых, ангельские дети не боятся спать одни. Вообще они практически ничего не боятся, страх им неведом — оттого и сетка. Ангелы слишком долго живут в мире без страха, и древние инстинкты у детей перестали работать.

— М-м… Рома… — Ирочка чмокает во сне. Меня вновь затапливает волна нежности. Чудо моё, невероятное чудо, к которому невозможно привыкнуть.

А меня сон не берёт. Мысли одолевают. Да, я давно уже не различаю чётко, где кончаются мои мысли и начинаются мысли моей ненаглядной. Как невозможно, скажем, разделить мышление обоих полушарий мозга. Но сейчас моя вторая половина спит, и эти вот мысли мои единоличные.

Да, ангелы слишком долго живут в мире без страха. И сейчас вот исчезает на глазах последняя причина для страха. Меня можно сжечь плазменным разрядником, и через недолгое время я воскресну в недрах удивительного аппарата витализатора… Как скоро, кстати? Надо поинтересоваться.

Итак, отныне мы бессметны… Бессмертны? Ха!

Убить можно не только плазменным разрядником. Убить можно не только тело. Перед глазами встаёт заплаканная Аина…

«…Но если бы мой муж тоже смолчал, я уже не жила бы. Призвала свою смерть…»

Я усмехаюсь. Опалённые злом. Да, каждый солдат есть по сути убийца, и нечего хлопать крыльями. Это аборигены одной дикой планеты изобрели для себя удобную формулу: «мы исполняли приказ». Как будто это может служить оправданием. Солдаты исполняют приказы, киллеры исполняют заказы…

Всякий, взявший в руки оружие, чтобы убивать других, должен быть готов к тому, что его тоже убьют. И они убивают нас, эти «зелёные». И потери не ограничиваются только погибшими в прямых столкновениях. Да, в этот раз всё обошлось. И дочь Аины попросила у матери прощения. Но всё могло быть иначе.

«Это очень грязная работа»… Я не хочу, чтобы моя дочь однажды бросила мне в лицо: «убийца». Но если не я, то кто же?

Я закрываю глаза, сон наконец-то снизошёл до моей усталой головы. Спать… Завтра… Что завтра? Всё завтра…

Танцуют, танцуют свой танец цветные пятна. Ребята, не надо… Давайте завтра… Всё завтра…

Но цветные пятна считают иначе.

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

* * *

Маленький зелёный человечек в ярко-синем одеянии сидит в старом кресле, неподвижно глядя перед собой большими глазами без белков. Он думает. Да, ему есть о чём подумать.

Два исполинских робота-охранника стоят сзади, безмолвно и неподвижно. В воздухе так же неподвижно завис шестирукий боевой робот. Циклопические бронеплиты из вольфрама перекрывают доступ к Великому и Мудрому. Вольфрам очень тугоплавок и прочен, и даже самым мощным плазменным разрядникам нелегко одолеть такую преграду. А за этими стенами полно охраны, живых, полуживых и неживых механизмов. Плюс защитное поле вокруг дворца, плюс сверхмощные рентгеновские лазеры, способные прогрызть даже броню Звёздного корабля. Всё вместе это создаёт превосходную иллюзию безопасности.

«Так мы не договорили, начальник кладбища»

«А, это опять ты… Я никак не могу понять тебя, пернатый. Всё вроде бы выяснено, все точки расставлены. Какой смысл в разговорах? Дальше всё решает сила»

«Это ты так полагаешь»

«Я не полагаю, так оно и есть на самом деле. Признаю, ваш последний ход очень силён, проклятые пернатые твари. Но это ещё не конец»

«Ну да, ну да. Мат в четыре хода неизбежен, но гроссмейстер взял тайм-аут»

«Пять кораблей ещё не весь Звёздный флот, пернатый»

«Да, у вас ещё есть сколько-то кораблей, старых посудин, оставшихся в наследство от предков. Оставшихся от времён, когда вы ещё умели строить такие корабли. Но это ничего не изменит. Попробуй поднять свои тазики из океана. Увидишь, что с ними будет»

Скрежещет напильник по стеклу.

«Истинно Разумные не повторяют ошибок дважды, пернатый, это удел мохнорылых. Если не срабатывает один метод, надо использовать другой. И мы найдём его, пернатый, можешь не сомневаться. Мы умеем добиваться своего любыми путями. Мохнорылые уже почти восприняли правильное мышление, и вам в итоге всё равно придётся уйти»

«Добиваться и достичь — разные вещи. Ладно, похоже, я тебя не убедил. Придётся заниматься ещё и вашей планеткой. Но как всё запущено!»

«Неужели ты и твои коллеги замыслили организовать миссии на Оплоте Истинного Разума?» — скрежещет смех. — «Я с нетерпением жду»

«Кстати, не исключаю такую возможность. И мне, и моим друзьям отныне ничего не грозит. Ну максимум, некоторыми неудобствами»

«Поясни»

«Всё просто. Ангелы достигли полного бессмертия, точнее, неуничтожимости. Тело можно уничтожить, но разум нет, и через недолгое время убитый воскреснет как ни в чём не бывало, в недрах одной замечательной машины»

Лицо Повелителя бесстрастно, но я ощущаю, как его затапливает отчаяние. Всё… Вот теперь всё… Бороться с неуничтожимыми врагами невозможно…

«У тебя нет больше никаких фигур на доске, кроме одной-единственной проходной пешки. Но не надейся, что если тебе удастся её провести, это тебя спасёт. Мы справимся и с возникшим ферзём, пусть нам это будет трудно»

«Глобализация на планете мохнорылых почти завершена» — но я ощущаю, что это уже отговорка, возражение ради возражения.

«Значит, придётся проводить деглобализацию. Впрочем, это работа Уэфа и его коллег. У меня другие заботы. Знал бы ты, как мне не хочется чистить авгиевы конюшни, что вы там у себя развели. Но, похоже, придётся»

«Ты… ты…»

«Да, и вот ещё… По старой памяти, так и быть, я тебе прощаю пернатого. Но вообще-то привыкай к нормальному обращению. Скажем, «гражданин начальник». Ну или «мой господин», если тебе так привычнее»

«Проклятая пернатая тварь!»

* * *

Вспышка света!

Я открываю глаза.

«Ты опять не спишь, родная моя»

«Не то ты говоришь, Рома, совсем не то. Ты понял, что видел?»

Я вспоминаю.

«Да. Да, мне кажется. Может, не всё, но главное»

«Ты уверен, что это выход?» — глаза Ирочки кажутся бездонными.

Я снова размышляю.

«Ещё позавчера я не знал. Я помню про кольцо на твоей груди. Но сегодня… Я тебя не оставлю одну, и мы всегда будем вместе. А всё остальное… Ну должен же кто-то сделать это»

Я вижу-ощущаю мысли в голове моей жены. Но я жду, когда она скажет вслух.

«Я не знаю, Рома. Там всё сгнило»

«То есть следует позволить их Повелителю переселиться на мою Землю и стать повелителем людей? А планету Истинно Разумных спалить, как старую рухлядь. Планета, которая выработана и больше Повелителю не нужна…»

«Ой, Рома, давай спать!»

Я возмущённо округляю глаза.

«Между прочим, ночной вампуар снова готов выйти на охоту. Неужели ты позволишь ему всю ночь шастать просто так?»

«Вот уж нет. Этого я допустить не могу!»

* * *

— Здравствуйте, дети!

Мама Маша уже складывает крылья, проходя в комнату, а за её спиной с шумом садится папа Уэф.

— Бабушка! — маленькая Мауна бросается к большой и с ходу повисает на ней. — Ага, бабушка настоящая!

— Ну конечно настоящая, — смеётся мама Маша. — Ух ты моя щебетунья!

— А деда кто обнимать будет? — спрашивает ревниво Уэф.

— Деда потом, — безапелляционно отвечает ребёнок. — Бабушку сперва.

«Мы вообще-то по делу, Рома. Первую партию новых штуковин уже вживили всем ликвидаторам, а вторую, я так понимаю, получит твой шеф, пользуясь ореолом героя. Но третья партия должна быть нашей! Всем поставлю, до деда Иваныча и Коли-Хруста включительно»

«А разве на людей эта штука рассчитана?» — я в недоумении хлопаю ресницами»

«Так вот я и прилетела с Уэфом, чтобы прояснить сей вопрос» — отвечает уже мама Маша. — «Думаю, всё будет работать, Рома. Мозги всех разумных довольно сходны по принципу действия, несмотря на имеющиеся анатомические различия»

— Теперь деда хочу! — заявляет маленькая Мауна, протягивая к деду ручки и хлопая себя по спине коротенькими розовыми культяпками. Надо же, оглянуться не успеем, как вырастут прекрасные крылья… — Деда, ты мне игрушку принёс?

Ангельский лик Уэфа приобретает выражение, характерное для балбесов.

— Не… я, это… забыл…

— Плохо. Завтра чтобы сделал, ага?

Мы все хохочем.

— Ну конечно сделает, маленькая моя. Чай в доме есть? — спрашивает мама Маша, передавая внучку деду.

— Ох, да конечно! — Ирочка стремительно направляется на кухню.

* * *

— Нет, Рома, ты определённо не следишь за ситуацией. Превратил себя в кота-крысолова, и доволен. Процессы на Земле идут далеко не так, как того желают «зелёные». Правда, я не могу похвастаться, что они идут так, как этого желаем мы, но проект глобализации всё сильнее заваливается и скоро рухнет.

— А вариант «всемирный халифат»?

— С этим придётся повозиться. Пока «зелёные» не слишком продвигают этот вариант, уповая на успех глобализации. Но как только глобализация провалится, они все силы бросят на раскручивание этого проекта.

Мы пьём чай на веранде, огороженной сеткой. Маленькая Мауна спит в своём углу, умаявшись. Завтра с утра у мамы Маши и Уэфа трудный день, а сегодня они отдыхают. Четыре ночных часа — не так мало…

— Я вижу, Рома, что за мысли крутятся у тебя на втором плане, — говорит вдруг Уэф. — Давай уже, не тяни. Излагай, обсудим сообща.

Да, папа Уэф в своих привычках неизменен. Брать быка за рога его обычный приём.

— Я что хочу сказать… Вот мы поставили крест на «зелёных». Мы не занимаемся покойниками, дескать. А если они не совсем ещё покойники? Разве может врач ставить крест на больном, решая — кого лечить, а кого, как безнадёжного… А не есть ли наша позиция то же самое, что отказ делать искусственное дыхание утопленнику, которого ещё можно спасти? Так вот. Я не согласен. Я хочу сказать… надо попытаться.

Они переглядываются. Я улавливаю только обрывки мыслей и общий фон эмоций — бег ассоциаций у ангелов порой стремителен, и я не потомственный телепат, а всего лишь биоморф. О чём, о чём они вот сейчас думают?

— Знание, данное мне, обязывает. Я очень хочу, чтобы вы меня поняли, родные мои и друзья мои. Я должен попытаться.

Папа Уэф внезапно встаёт на одно колено, и следом за ним встают все. И моя Ирочка тоже. Да что же это такое?!

Все встают, и молча выходят, бросая на меня украдкой взгляды, полные… удивления? почтения? Не то, не то! Все, кроме моей Ирочки.

— Да что такое я сказал-то?! — не выдерживаю я.

Она поднимает на меня глаза, сияющие нестерпимым светом.

— Рома…

И столько любви в этом слове и взгляде… за что?

Но выражение глаз уже стремительно меняется. В них уже бесится, пляшет смех. Ирочка медленно идёт ко мне, слегка распустив крылья. Кладёт руки мне на плечи.

— Я рада спать с тобой, живая легенда. И немедленно!

Я с шумом выдыхаю воздух из лёгких.

— Так бы сразу и сказала. Я уж было подумал… Оказывается, всё просто!

Наши взгляды встречаются. Ещё миг — и мы хохочем, как сумасшедшие.

* * *

Небосвод надо мной искрится мириадами звёзд, мерцающих и переливающихся сквозь толщу влажной атмосферы. Я стою на крыше нашей жилой башни. Улизнул вот из объятий любимой жены, кто бы мог подумать…

Ночь, уже глубокая ночь. Все спят. Спит моя Ирочка, на нашем любимом диване. Спит наша маленькая дочь, умаявшись от изобилия впечатлений. Спит мама Маша, укрыв Уэфа и себя распущенными крыльями — обычная ангельская поза. И папа Уэф спит, хотя на спине спать не так удобно, крылья связаны… Но должен же кто-то из двоих спать на спине?

Все спят. А меня сон не берёт. Мне надо собраться с мыслями. Мне надо собраться. Мне надо…

Я стою и смотрю. Я просто стою и смотрю на звёздное небо. Да, конечно, мне нетрудно взлететь и этим ещё увеличить обзор, ведь у меня есть крылья. Но сейчас мне почему-то не хочется этого делать. Это как-то… не по-человечески, да.

Я пытаюсь найти звезду, возле которой крутится планета типично земного класса. Родина зелёных человечков, вообразивших себя сдуру Истинно Разумными. Маленьких, глупых и несчастных. Сделавших себя несчастными, и даже не понявших, чего они с собой сотворили. А смогут понять?

Как это говорится — от любви до ненависти один шаг… Бывает. А обратно? Сколько шагов обратно нужно пройти? Неизвестно. Но, возможно, и не нужно считать их, эти шаги? А просто надо идти, и всё тут?

Я стою и смотрю. Просто. Как всё просто, когда поймёшь. Вот только понять порой очень и очень непросто.

Я стою и чувствую, как что-то происходит со мной, вот сейчас. Что именно? Я пока не в состоянии понять. Да, я чувствую и вижу гораздо больше, чем могу пока понять. Но ведь это пока, правда.

Мне кажется, что вот сейчас достаточно сделать один шаг, чтобы понять, ЧТО ЗНАЧИТ быть Хозяином Вселенной. Это же самое трудное — понять. А уж когда поймёшь, остальное просто дело техники.

Остался всего один шаг.

Смогу ли я сделать этот шаг?

Примечания

1

У Истинно Разумных шестнадцатиричная система счисления, 16х16х16 = 4096. Прим. авт.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Здесь мой дом

Глава 2 Если тебя ждут

Глава 3 Увидеть и понять

Глава 4 Всего один шаг Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg