Александр Николаевич Житинский БРАТ МОЙ МЕНЬШИЙ…
Посвящается Наташе Гусевой
Упрямый зимний вечер крадучись входит в город и тут же вступает с ним в медленный поединок. Исход этого поединка предрешен заранее, но тем не менее он повторяется изо дня в день. Ночь рождается во дворах и медленно через узкие проходы, переулки, арки выползает на улицы. Где-то за спиной шумит, не сдается проспект — он залит огнями, но со двора в окна домов уже смотрит ночная темень. А высоко над крышами, как над горами, поднимается розовато-оранжевое зарево городской иллюминации. Мутный свет заливает все небо, из-за него совершенно не видно звезд. Но если подышать на оконное стекло, то звездами кажутся окна домов напротив. Исчезая и вспыхивая вновь, они складываются в странные, незнакомые созвездия — каждый вечер новые.
Из трещины, проходящей через полстекла, подуло морозным воздухом. Ильцев поежился и отошел от окна. Постояв несколько минут в темноте посреди комнаты, он лег на диван и, раскинув руки, уставился в темноту — туда, где должен быть потолок. За стеной послышались гитарные аккорды и негромкое пение. Это Васька, сосед Ильцева, сочиняет новую песню. Интересно, о чем? Наверное, опять о любви. У Васьки все песни о любви. Ильцев прислушался.
…И спрятав за киоск Союзпечать, Где, как свои, скрывали нас газеты, Я так хотел ее поцеловать, Но подбородком ткнулся в сигарету…Так и есть, опять о любви. Откуда у Васьки такое любвеобилие? Живет вроде один, никуда не ходит. Чужая душа — потемки. Впрочем, своя тоже…
Резкий телефонный звонок прервал раздумья. Ильцев встал, отгоняя мысли, и подошел к столу. Брать трубку не хотелось — он несколько раз включил и выключил настольную лампу, постоял, нагнувшись над столом, подождал. Телефон упрямо дребезжал, даже трубка подрагивала. Вот черт, придется брать.
— Але.
— Можно попросить к телефону Аркадия Ильцева? — произнес приятный, уверенный в себе баритон. Ильцев сразу же представил себе его обладателя — лет двадцати пяти — тридцати, круглое, чисто выбритое лицо, умные карие глаза, темные, чуть вьющиеся волосы, модный пиджак и скромный галстук. Такие типы обычно нравятся девушкам.
«Зачем я только потащился к телефону? Лежал бы себе и все, а телефон позвонил бы немного и перестал. Так нет же — встал, даже „але“ сказал. Теперь надо что-то говорить».
— Минуточку… Как вы говорите? А из какой палаты? — сымпровизировал на ходу Ильцев и затих в ожидании результата.
Обладатель приятного баритона явно был озадачен, он растерянно сопел в трубку, не решаясь что-то сказать. Его самоуверенность куда-то исчезла, Ильцев это почувствовал.
— Извините, это не квартира? — наконец собрался с мыслями обладатель баритона, уверенность к нему вернулась, но не вся.
— Это клиника имени Ганнушкина. Номер надо правильно набирать, молодой человек, — наигранно раздраженно выпалил Ильцев и бросил трубку.
Нечего из меня знаменитость делать! Нечего!
Несколько минут Ильцев сидел у телефона, опять балуясь выключателем лампы. Повторного звонка не последовало — психология обладателя приятного баритона была разгадана точно. Попав не туда, они не звонят еще раз, потому что уверены: ошиблись не они, а тот, кто дал им номер. Кто дал? Да мало ли кто мог дать… Наверное, кто-то из старых знакомых.
Старые знакомые… Где они теперь, те, кто когда-то считался друзьями? Только Герка один и есть. Ильцев учился, учился — все вокруг со временем изменилось, а он остался таким же, как был. В свои двадцать два года он был стеснительным, чутким, инфантильным юношей. Все время чем-то занят, как-то некогда было повзрослеть…
Ильцев оставил свет включенным и опять улегся на диван. Настольная лампа вполне заменяла бра.
Возле дивана, прямо на полу, ворох газет. «Ах да, я же про них совсем забыл, а ведь собирался все перечитать».
Это событие заинтересовало Ильцева с самого начала, но не больше чем наблюдения делийских парапсихологов или новые данные о встречах со снежным человеком. Многое он прочитал сразу, другое пересказали знакомые. Такие вещи всегда на слуху. Но теперь, когда он сам сыграл в этом заметную роль, Ильцев решил перечитать все заново, с самой первой публикации…
«5 марта Крымская обсерватория зарегистрировала в области созвездия Орла неизвестный космический объект, поведение которого наблюдателям показалось странным. Мнения о его происхождении разошлись…»
Эта маленькая заметка еще не привлекла большого внимания, но она стала ядром снежного кома, растущего со страшной силой.
Всего через несколько дней появилась вторая заметка, такая же маленькая, но уже настораживающая: «Установлено, что объект, замеченный ранее Крымской обсерваторией, движется в сторону Земли по необычной для космического тела траектории. Он привлек внимание крупных ученых всех стран. Высказано много противоречивых версий. Все обсерватории мира ведут постоянное наблюдение…»
Чуть позже подобные заметки появились во многих газетах — беспристрастная констатация фактов, никаких попыток толкования. Но вот уже какой-то еженедельник на всю полосу публикует интервью с видным западногерманским астрономом «В настоящий момент, — говорит тот, — я могу смело утверждать, что неизвестное тело представляет собой правильный конус скорее всего искусственного происхождения. И вершина этого конуса сориентирована в сторону движения, а именно в нашу с вами сторону…»
Еще около месяца длилась неопределенность — каждая газета по-своему объясняла феномен читателям. Каких только невероятных выдумок не было: от войны миров и второго пришествия до оптической иллюзии и массового гипноза. Общественность бурлила.
И вот уже в июне астрофизик И.Г.Волохов официально заявил: «Опираясь на данные вычислений размеров этого объекта и наблюдение за его поведением, я предполагаю, что это космический корабль неизвестной конструкции и цель его полета, по-видимому, Земля. Я думаю, что мы имеем дело со столь долгожданным визитом инопланетян».
Ильцев хорошо помнил, какой отклик вызвали эти слова во всем мире. Одна газета писала: «Миллионы телескопов направлены в небо, миллионы ученых ломают голову над загадкой, миллиарды людей спрашивают: неужели контакт? Неужели братья по разуму?»
Другая была не так оптимистична: «На нашу долю выпала редкая удача: нам предстоит увидеть братьев по разуму с других планет. Но не придется ли нам, людям, краснеть, глядя им в глаза? Посмотрите, в каком виде предстанет перед ними наша родная Земля!»
А третья вообще пугала межпланетной войной и писала…
Снова зазвонил телефон. Опять, что ли? Ильцев решительно снял трубку, готовый вновь сыграть вахтера в психбольнице.
— Аркадий, привет! — не дожидаясь тривиального «алло», весело кричал в трубку Герка Туманов, биолог и единственный друг Ильцева. — Слышишь, тебе собака не нужна? Дог! Приятель один раздает. Даром.
— А сам почему не берешь? Привет, — без энтузиазма отозвался Ильцев. Герка — это, конечно, совсем другое дело, но тоже некстати.
— Я беру! Уже взял. А у него еще есть, — не унимался Герка.
— Не до собаки мне, — проворчал Ильцев.
— А-а… Понятно… — протянул Герка. — А может, знакомым каким-нибудь нужна? Спроси.
— Ладно, спрошу. Пока.
— Пока.
Ильцев медленно повесил трубку.
«Молодец все-таки Герка, настоящий друг. А ведь небось уже успел прочитать. Другой бы на его месте бросился поздравлять, кричать: „Ну, ты теперь у нас гений!“, наговорил бы кучу глупостей, от которых потом на душе неприятный осадок. Только настроение испортил бы, потому что видно — не от чистого сердца, неправда… Это от желания продемонстрировать свою близость к знаменитому человеку, совсем не из любви к нему, а от любви к себе, от эгоизма. И хорошо еще, когда это видно. А если — нет? Такие ведь тоже будут обязательно. Сейчас развелось много трущихся вокруг дела людей. Что им нужно? Неясно… Герка — совсем другое, Герка — друг. Он ведь даже не спросил ни о чем. Словом не обмолвился. Молодец, понимает».
Ильцев вернулся к чтению.
Десятка два газет с броскими заголовками на всех языках сообщали потрясшую мир новость: «12 сентября неподалеку от города Мунайлы Казахской ССР при попытке приземлиться потерпел аварию инопланетный космический корабль. В момент падения на борту корабля находились два пилота, внешне не отличимые от земных людей. В результате произошедшего взрыва один из них погиб, второй находится в крайне тяжелом состоянии. Все силы лучших медиков Земли направлены на спасение единственного представителя внеземной цивилизации. На внеочередном заседании ООН была сформирована Комиссия по контакту, в которую вошли…»
Ильцев отложил газету: кто вошел в Комиссию, он знал и так.
В течение двух месяцев газеты публиковали сводки о состоянии здоровья инопланетянина. Оно постепенно улучшалось, но это радовало только неискушенных, члены Комиссии понимали, что нормального, полноценного контакта уже не получится. Требовались обходные пути, один из которых предложил ученый совет института прикладной лингвистики. В этом институте проходил практику студент Аркадий Ильцев.
Предложение ВНИИПЛа также попало на страницы прессы:
«…В обломках корабля экспертная комиссия нашла несколько инопланетных книг и звукозаписывающий прибор с фонограммой разговоров членов экипажа во время полета…
Всесоюзный научно-исследовательский институт прикладной лингвистики (ВНИИПЛ) выступил с предложением попытаться расшифровать язык инопланетян и в случае удачи вести диалог на родном гостю языке, это намного облегчило бы контакт.
Предложение было обсуждено Комиссией по контакту и одобрено всеми ее членами. Копии книг и кассеты с записью разговоров переданы в распоряжение ВНИИПЛа.
Согласно решению Комиссии по контакту и коллегии врачей гостю ежедневно показывают видеофильмы, повествующие об истории Земли, ее флоре и фауне.
Коллегия врачей, наблюдающая за здоровьем инопланетянина, утверждает, что он пока еще не готов к контакту…»
Потом было еще несколько заметок: как же без них — люди ждали сенсации, а ее не было, прилетели братья по разуму, а ничего не произошло… Ильцев не стал читать эти статьи — вода.
Перед тем как открыть последнюю, вчерашнюю газету, Ильцев долго смотрел в потолок отрешенным взглядом. Это была статья о нем.
«Сотрудник НИИ прикладной лингвистики Аркадий Александрович Ильцев, применив оригинальный метод, создал программу, позволяющую с помощью компьютера расшифровывать язык инопланетян. Значение этого открытия трудно переоценить…
Узнав о том, что землянам известен его язык, наш инопланетный друг настоял на немедленном контакте.
Несмотря на то что состояние здоровья гостя до сих пор не пришло в норму, контакт назначен на 27 декабря. Диалог будет осуществляться с помощью компьютера-переводчика системы Шпагина-Браве.
В контакте будут участвовать…»
Далее следовал перечень глав государств, ведущих ученых и врачей. Последним в списке значился «А.А.Ильцев, лингвист».
«Чепуха! Чушь… Почему вдруг „сотрудник НИИ“, неудобно даже… Не было никакого „оригинального метода“, все было не так. Вначале было любопытство, простое ребяческое желание попробовать свои силы в большом сложном деле. Не для того, чтобы сделать открытие, и даже не для того, чтобы помочь людям, как обычно говорят в таких случаях, а просто ради интереса. Это была игра… И вдруг появился алгоритм! Он сам собой всплыл у меня в мозгу, казалось, я не имею к этому никакого отношения! Я удивился: из ничего вышло что-то. И не просто что-то, а то, что не вышло у тех, кто специально добивался этого, у десятков маститых лингвистов и целых коллективов. На смену удивлению пришло беспокойство и сомнение. Смогу ли я написать эту программу? Возможно ли вообще написать такую программу? Я начал относиться к своей затее всерьез. Вот тогда только началась настоящая работа, в ход пошли все знания, которые я имел. И вот хрупкая нить стала медленно сворачиваться в круглый, аккуратный клубок. Весь день я добросовестно исполнял свои обязанности, благо они нетяжелы, а в голове постоянно вертелся этот клубок, на который один за одним ложились правильные витки. Все это время я не думал о том, что буду делать после, я просто работал… Был какой-то азарт. Когда же все стало на свои места, я ужаснулся: это открытие! И сделал его я! А что дальше? Ученый несет ответственность за свое открытие… А я? Я же не собирался… Я просто… Я не хотел делать открытия».
Все смешалось в голове Аркадия Ильцева, вопросы, не успевая найти ответ, давили друг друга. Он не заметил, как погасил свет и заснул. Ему приснилось, как огромный человек в длинной голубоватой одежде вручает ему красивый, сверкающий меч. Он рад такой чести, ему доставляет удовольствие смотреть, как блестит и переливается лезвие меча в лучах восходящего солнца, но человек показывает куда-то в сторону и легонько подталкивает его. Он оборачивается и видит серо-фиолетового стоглавого дракона, извивающегося на зеленой траве и тяжело дышащего пламенем, — так вот для чего ему дали меч. Но он совсем не хочет, да и не умеет драться…
На следующий день Ильцев проснулся поздно. Он не спеша привел себя в порядок, плотно позавтракал и вышел из дома.
Официальный контакт был назначен на вторую половину дня, но Ильцев должен быть там раньше: нужно компьютер приготовить к работе.
Толкнув ладонью стеклянную дверь с надписью «предъяви пропуск в развернутом виде», Ильцев вошел в просторный холл. Он всегда тушевался в такой обстановке — стекло, мрамор, цветы по углам, мягкие кресла. Он достал пропуск, но в холле не было никого, лишь большой разлапистый фикус гордо смотрел на Ильцева из круглобокого бочонка, поставленного на табурет…
Предъявлять пропуск было некому, Ильцев направился в глубь прохладного холла, к широкой мраморной лестнице.
Помещение, приготовленное для контакта, напоминало нечто среднее между больничной палаткой и палатой государственного парламента. В ней уже было полно людей: члены Комиссии, врачи, репортеры, обслуживающий персонал — каждый занят своим делом.
Молодая журналистка, узнав Ильцева, бросилась к нему и, строя глазки, попросила сказать пару слов. Ильцев не ожидал этого и очень смутился.
— Извините, я занят, — заявил он, стараясь не смотреть на девушку. — Необходимо подготовить компьютер…
В этот момент в зал вошел председатель Комиссии — сравнительно молодой директор НИИ социологии, и девушка тут же переключилась на него, а Ильцев занялся привычным делом — программированием. Закончив, он выяснил, где буфет, спустился, перекусил и вернулся назад. Ильцев обжился в непривычной обстановке и перестал обращать на что-либо внимание.
В последние минуты перед контактом Ильцев не чувствовал ни волнения, ни любопытства, в нем жило странное чувство обыденности всего происходящего. Он был занят своим делом, и эта сосредоточенность подавляла все остальное.
Ильцев не заметил, как два человека в белых халатах осторожно вкатили тележку, на которой полулежал инопланетянин. И только когда они остановились в центре зала, а кресла, амфитеатром поднимавшиеся вокруг них, заняли члены Комиссии, Ильцев понял, что контакт начался. Он быстро ввел программу, так что его замешательства никто не заметил.
Диалог разворачивался плавно, размеренно, как будто не в первый раз. Инопланетянин, не скрывая радости, отметил достижения земной науки и техники, рассказал об успехах своих соотечественников. Его цивилизация оказалась старше земной и заметно обогнала ее. Во время рассказа гость легко переходил с одного на другое, помогал себе картинками из книг о Земле, которые получил накануне, часто улыбался — словом, вел себя, как простой землянин, разве что говорящий на неизвестном диалекте. Вскоре члены Комиссии узнали, что его планета мало чем отличается от Земли. Атмосфера ее сходна с земной. Развитие животного и растительного мира шло примерно теми же путями. Жизнь на его планете существует всего на несколько тысячелетий дольше, чем на Земле.
Перелистывая картинки, гость вдруг спросил:
— Здесь много о низших, но ничего не сказано о…
Последнее слово компьютер не перевел, и смысл фразы ускользнул от членов Комиссии. Кто-то спросил:
— Кого?
Гость повторил, но компьютер снова промолчал. Ильцев понял, что сказанное пришельцем не имеет аналогов ни в одном из земных языков. Вскоре это поняли и остальные. По рядам прокатился гул удивления.
— Кто они такие? — спросил председатель. — Расскажите о них подробнее.
— Как, вы не знаете?! Их разве здесь нет?! — инопланетянин был удивлен не меньше землян. — Это живые существа, превзошедшие нас в развитии, — он жестом изобразил в воздухе ступеньки. — Они — вершина эволюции на нашей планете. Для них нет тайн. Любая информация в определенном радиусе, — он описал в воздухе круг, — им доступна. У них так устроена нервная система. Это крупный ароморфоз — им не надо думать, они и так все знают. Мы с ними в симбиозе. Корабль, на котором я прилетел, сконструирован ими, но сделали его мы, потому что они ничего не могут делать. Конструкция корабля выше понимания людей, это удел… их. Только в содружестве мы смогли достичь всего… Но условия этого сотрудничества… симбиоза диктуют они, потому что могущественнее нас. Это напоминает ваши отношения с домашними животными. — Наверное, для наглядности он открыл книгу и показал всем фотографию собак Белки и Стрелки в космосе, при этом тыкая указательным пальцем себя в грудь.
Все, кто был в помещении, пораженные, замерев, затаив дыхание, смотрели на него. Когда он закончил, потянулась тяжелая пауза.
На этом первый раунд диалога был прерван.
Ильцев вышел на улицу. Смеркалось. Ветер подхватывал мелкий снежок и неприятно бил им в лицо. Члены Комиссии прощались, хлопали дверцами автомобилей и разъезжались. Ильцев направился в сторону метро.
— Аркадий Александрович, — окликнули сзади.
Ильцев обернулся.
Из открытой дверцы «Волги» выглядывал председатель.
— Вам в какую сторону?
— Ленинские горы.
— Мне туда же. Садитесь — подвезу.
Ильцев сел.
Машина легко шла по ровному, желтому от света фонарей проспекту. А по краям его, по тротуару, покрытому утоптанным снегом, шли люди. Казалось, они существуют в другом измерении. Но время от времени кто-нибудь отделялся от толпы, садился за руль и вливался в живой блестящий поток, похожий на струю ртути.
Почти всю дорогу молчали. И только у самого дома Ильцев спросил:
— Что вы думаете делать?
Председатель понял, что он имеет в виду:
— Еще не знаю, там будет видно. Но вступать в контакт с этой цивилизацией может быть небезопасно, да и просто неприятно. Люди готовы смириться с тем, что где-то на другой планете есть цивилизация, обогнавшая нас в развитии, но отношения к себе, как к домашним животным, мы не потерпим. Привыкли быть царями природы и не спешим снимать корону. Я ведь прав?
Председатель натянуто улыбнулся. Ильцев ничего не ответил.
Машина остановилась на углу, возле самого дома. Ильцев вышел, а председатель поехал дальше, вниз по Ленинскому проспекту.
Квартира встретила Ильцева темнотой. Не раздеваясь и не зажигая свет, Ильцев сел на табуретку и долго смотрел в эту темноту. Думал. За стеной еле слышно звучали гитарные аккорды — Васька пел новую песню. Ильцев вслушался. Опять про любовь?
Все меняется, однако Истина верна одна: Лучше верная собака, Чем неверная жена!Ильцев быстро набрал хорошо знакомый номер телефона.
— Алло, Герка, это ты? Твой приятель дога еще не отдал?
— Нет. А ты что, нашел желающего?
— Я сам беру. Когда заехать?
Со двора в окно квартиры смотрела темень, но звезд не было видно. Ильцеву их очень не хватало.
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Брат мой меньший», Александр Николаевич Житинский
Всего 0 комментариев