«Мёртвый космос: Мученик»

Мёртвый космос: Мученик (fb2) - Мёртвый космос: Мученик 1230K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Брайан Эвенсон

Брайан Эвенсон МЁРТВЫЙ КОСМОС: Мученик

Тварь рванулась к нему и он отскочил в сторону. С громким треском она врезалась в округлую стену комнаты, оставив заметную вмятину.

Чувствуя боль всем телом, он все же заставил себя подняться и захромал в противоположный конец камеры.

Тварь была вдвое больше его. Двигалась она неимоверно быстро, перескакивая с огромных передних конечностей, покрытых шипастой хитиновой броней, на задние.

Он видел как она развернулась, сориентировалась и, сотрясая пол, бросилась вновь. В последнюю секунду он снова увернулся, но на это раз его руку задел один из шипов.

Озираясь по сторонам, пытаясь нащупать его взглядом, тварь издала ужасный вопль, полный ярости или отчаяния. К этому времени он уже был в противоположной стороне комнаты, находясь настолько далеко насколько это было возможно.

Ладно, подумал он, держа свою раненную руку, теперь моя очередь. Но тварь напирала. На этот раз он не стал отскакивать, а нырнул между ее рук прямо под незащищенное брюхо.

Вынув нож, он резанул мертвую плоть, пытаясь рассечь ее как можно глубже, затем вскочил на ноги и, спотыкаясь, поспешил отойти в угол.

Но далеко уйти не удалось — тварь изловчилась и, схватив его за ногу, швырнула как куклу. С огромной силой он врезался в стену. Он попытался встать, но не смог даже пошевелиться.

При встрече со стеной, он растерял весь воздух из своих легких, но это было еще не все. Судя по всему, позвоночник не выдержал удара. Он ждал когда тварь накинется на него, но этого не происходило.

Вместо этого она медленно приближалось к нему, будто бы с любопытством. Он смотрел на нее, и с каждым футом, что она приближалась, его страх усиливался.

Гротескная фигура грозно нависла над ним. Наконец, жестокий удар отбросил его к стене. На секунду ему показалось, что он теряет сознание, но внезапно все комнате стало ярким и четким каким не было раньше.

Тварь подняла его в воздух и заревела. Она яростно встряхнула его и сомкнула челюсти на его голове. Мгновением позже тварь разорвала его пополам.

Еще через мгновение он был уже мертв.

Часть первая ПУЭРТО-ЧИКСУЛУБ

1

В тот день Чава проснулся раньше обычного, как раз перед восходом солнца. Его мать и сестра все еще спали. Отца не было, он снова отправился в путешествие. Он постоянно уклонялся от ответов на вопросы Чавы куда он ездил, поэтому сын привык не спрашивать его об этом. Бесшумно, стараясь не разбудить сестру, Чава зачерпнул ковшиком воды из ведры и выпил. Вторым ковшиком воды он умыл лицо и руки в тазу, вылив остаток на грязный пол.

Сонливость все еще не покидала Чаву. Он смотрел как его сестра, слабо постанывая, беспокойно ворочалась.

Он поднялся так рано, потому что ему приснился кошмар — во сне что-то преследовало его. Странное, ковыляющее существо, что-то, что двигалось рывками и шаталось, что-то, что казалось и живым и мертвым. Он потряс головой, удивляясь, как что-то может быть одновременно и живым и мертвым.

Он тихонько оделся и вышел из хижины, осторожно придерживая за собой лист алюминия, заменявший отсутствующую дверь. Снаружи он ощущал запах соли в воздухе и видел в нескольких сотнях метров от себя рябь серых волн. Прилив прекратился, и теперь спокойные волны сложно услышать с такого расстояния.

Какой-то странный шум раздавался в его голове, больше всего он напоминал шепот. Кто-то произносил слова, но на языке, который он не понимал, и так приглушенно, что он даже не мог различить, где закончилось одно слово и началось другое. Попытки изгнать этот голос не увенчались успехом — он просто отступил, но не пропал насовсем. Странный шёпот затаился, продолжая мучать его исподтишка.

Его видение бросилось вперед, заполнив пространство. Та тварь была чуть больше человека, он разглядел ее сзади. Поначалу он решил, что это человек, но, когда фигура развернулась, он заметил отсутствие у нее нижней челюсти. С руками тоже что-то было не то, но из-за размытости сна он не мог сказать что именно было не то. Пустые, словно рыбьи, глаза, в которых не было ничего человеческого, уставились на него. А в следующее мгновенье тварь уже была на нем, пытаясь вонзить в его горло свои сломанные зубы в слюнявой челюсти.

Чава брел в полузабытьи, не отдавая себе отчет где он находится, стараясь отогнать отрывки из сна, всплывающие в его сознании. Для него было сюрпризом, когда придя в себя он обнаружил, что находится на берегу. Слева, на побережье, было пусто. Справа в отдалении стояло двое или трое рыбаков прямо в полосе прибоя, которые пытались вытянуть что-то из воды. Что бы это ни было, тело существа было явно деформировано, и отдавало нефтью. Рыбаки с трудом справлялись со странной добычей. Рыбачить стало совсем небезопасно. Море здесь было заражено и медленно умирало.

Он слышал, как отец негодовал по этому поводу. Урожай, ещё пару лет назад обильный и здоровый, теперь вырастал жалким и гиблым, если вообще вырастал. Единственной относительно безопасной пищей были патентованные продукты, выращиваемые мегакорпорациями в специальных условиях, но такую еду не каждый мог себе позволить. Таков выбор, сказал его отец, или есть пищу, что медленно убивает тебя, или разориться на пище, которую ты не можешь себе позволить. Результат, впрочем, одинаков: люди всё равно добьют этот мир, так или иначе.

Он двинулся в сторону рыбаков, но что-то препятствовало этому, заставляя его свернуть в другую сторону.

Тогда он пошёл вдоль берега, в другую сторону, где никого не было. Или почти никого; там что-то было, что-то, что принес с собой прибой.

Может быть рыба, сначала подумал он, но когда он подошел вперед, оно, казалось, слишком велико для рыбы. К тому же форма была слишком неправильной. Может быть, тело утопленника? Но когда оно перевернулось в потоке воды, он понял, как он ошибался. Как он ошибался.

На затылке у Чавы зашевелились волосы. Он подошёл к странной находке, пытаясь не вслушиваться в возрастающую какофонию голосов, шепчущих в его голове.

2

Майкл Альтман протер глаза и отвернулся от голографического экрана. Это был высокий мужчина, чуть за сорок, у него были темные волосы с сединой на висках, и живые сине-зелёные глаза. Обычно, у него проницательный и умный взгляд, но сегодня его лицо было слегка растерянным, он выглядел усталым. Прошлой ночью он плохо спал. У него были плохие сны, смерть, кровь, много крови. Ничего, что б хотелось запомнить.

— Странное дело — заметил Джеймс Филд, геофизик, работавший с ним в одной лаборатории.

Филд запустил толстые пальцы в свою редеющую шевелюру и развернулся, скрепя креслом, так, чтобы ему было видно Альтмана по ту сторону комнаты.

— Альтман, на ваших датчиках те же показания?

— О каких показаниях речь? — спросил Альтман.

Филд прокрутил данные со своего голографического экрана перед Альтманом. На ней была гравитационная карта Бугера\Сальво с изображением кратера Чиксулуб в радиусе 110 миль. Кратер был оставлен 10-километровым болидом, врезавшимся в Землю 65 миллионов лет назад.

Джеймс Филд, в свои далеко за пятьдесят, провел большую часть своей карьеры, картографируя кратер для государственной корпорации Центрально-Американского Сектора Ресурсов. Он занимался, главным образом, внутренними областями вдоль границы котловины, где могла быть найдена и быстро переработана руда с невысоким содержанием полезных минералов. За сотни лет, для людей, уже поступавших так, как правило, это означало возвращение к остаткам минералов настолько малым, что предыдущие горняки, еще до кризиса ресурсов, сочли их невыгодными для разработки. Это была медленная, монотонная работа, так похожая на бухгалтерскую, насколько это возможно для геофизики. То, что Филду, как оказалось, на самом деле нравится такая работа, сказало Альтману больше, чем он хотел знать о нем.

Альтман, с другой стороны, находился в Чиксулубе всего лишь год. Его подруга, Ада Чавес, антрополог, получила финансирование для изучения современной роли легенд и мифов юкатекских майа. Он постарался задействовать достаточно связей и необходимых средств, чтобы получить небольшой грант, и он мог сопровождать ее в Мехико. Он предполагал выполнить исследование очертаний профиля подводной части кратера и создать карту геологических образований на полмили в глубину морского дна, собирая данные как со спутниковых изображений, так и с подводных зондов. Это был, в теории, чисто научный проект, но он знал, что любая информация, собранная им для университета, будет продана добывающей компании. Он старался не думать об этом. Работа продвигалась медленно и без особого успеха, но он пытался внушить себе, что она не столь бессмысленна, в отличие от того, что делал Филд.

Он посмотрел на голографический монитор Филда внимательно. Все выглядело нормально, типичные гравитационные показания.

— Что я ищу? — спросил Альтман.

Филд поморщил лоб.

— Я забыл, вы новичок — сказал он. — Сейчас я увеличу центр.

Центр кратера был глубоко под водой, около полдюжины миль от их лаборатории. Альтман повернулся к монитору, прищурился. Затемнение в сердцевине кратера выявило гравитационную аномалию.

— Вот как это выглядело месяц назад, — сказал Филд. — Видишь?

Он показал другой снимок. Альтман увидел, что на втором профиле затемнения в центре не было. Он снова взглянул на первый снимок, сверил. Показания везде, кроме центра, были такие же.

— Как такое может быть? — спросил он.

— Это же не ошибка восприятия, не так ли? — спросил Филд. — Это не могло произойти просто так.

— Возможно, просто сбой в работе оборудования, — сказал Альтман.

— Я работаю здесь долгое время, — сказал Филд. — И могу отличить погрешность от аномалии. Это — не погрешность. Аномалия появилась одновременно на спутниковых снимках и подводных сканерах, так что это не может быть ошибкой.

— Но как возможно такое изменение? — спросил Альтман. — Может быть извержение вулкана?

Филд покачал головой.

— Это не дало бы такой характер аномалии. К тому же, остальные приборы распознали бы это. Я не могу это объяснить. Здесь что-то не так, — сказал он, уже доставая свой телефон.

3

С тех пор, как он увидел эту тварь, Чава становился все больше беспокойным. Это была не рыба или нечто подобное. Это была не морская черепаха или собака или ягуар. Он подумал, что это была обезьяна, но оно было слишком большим, чтобы быть обезьяной. Он перекрестился и затем скрестил два пальца для защиты, но продолжил идти вперед.

Ещё до того, как он смог его увидеть, он слышал его дыхание. Нечто производило странный раздражающий шум, будто бы что-то пытается блевануть, что-то душило его. Волны сильно бились о берег и на мгновение шумное дыхание прекратилось, как будто существо захлебнулось водой и пеной. Наступил отлив и оставил это задыхаться на влажном песке. Оно плюхнулось и повернуло что-то, похожее голову, в его сторону.

Оно было похоже на тварь в его сне, но было гораздо ужасней. Это был не человек, но, казалось, как будто он когда-то был человеком. Его шея выглядела, будто бы с нее содрали кожу, обнажив красноватую сердцевину, усеянную белесыми, сочащимися язвами. То, что казалось глазами, было лишь пустыми глазницами, затянутыми пульсирующими венами и плотной пленкой. Челюсти, казалось, исчезли полностью, оставив вместо себя только складку сморщенной кожи и дыру там, где должен был быть рот. Раздражающий шум шел из того отверстия, наряду с горьким едким запахом, от которого Чава кашлял.

Существо было сгорбившимся, его пальцы были сплетены, тонкая кожистая мембрана проходила между его локтем и бедром, похожа на крыло летучей мыши. Оно попыталось встать, на вновь упало во влажный песок. На его спине были две большие опухоли, размером больше чем кулаки. Они росли.

«Матерь Божья», подумал Чава.

Существо издало звук, похожий на стон, пульсируя этими опухолями. Кости в его руках переместились, руки вывернулись, меньше на походя на человеческие. Он выкашлял молокообразную жидкость, которая висела нитями из отверстия на его лице. Спина раскололась с резким мучительным звуком, разбрызгивая кровь, и обнажив губчатые серые мешки, которые раздувались, затем сдувались; раздувались и сдувались.

Чава не мог пошевелиться. Существо внезапно повернуло свою голову, глядя на него своим безглазым лицом. Мышцы на лице напряглись и зияющая дыра сложилась в подобие улыбки.

Чава повернулся и бросился бежать.

4

Спустя несколько минут Филд уже говорил с Рамиресом и Шоултером, двумя другими учеными-геофизиками, работающими в данной области. Они подтвердили, что они получили такие же показания, как и Филд. Это не было проблемой оборудования: что-то изменилось в самом сердце кратера.

— Но почему? — спросил Альтман.

Филд покачал головой.

— Кто знает? — сказал он. — Шоултер подумал, что, быть может, это вызвано сейсмической активностью, сфокусировавшейся на один из датчиков, но даже если так, рассуждал он, это уже обнаружило бы себя снова. Рамирес, как и все, был озадачен. Он говорил с несколькими коллегами, но никто из них не догадывался, что происходит. Что-то поменялось, что-то пошло не так, но никто не знает чем это вызвано и что может за собой повлечь. Никто никогда ничего подобного не видел.

— Что мы должны делать? — спросил Альтман.

Филд пожал плечами, немного подумав.

— Я не знаю — сказал он медленно. Он присел, теребя волосы, глядя в пустоту. — Только своими силами ничего больше делать мы не можем, — сказал он наконец. Я отправлю файл с отчетом в КЦАСР и увидим, что они порекомендуют. Пока я не услышу опровержения тому, что я предполагаю, я буду придерживаться имеющихся показаний.

Вздохнув, Филд повернулся к своему экрану. Альтман уставился на него, негодуя.

— Что с тобой происходит? — спросил он. — Разве тебе не любопытно?

— Что? — сказал Филд, оборачиваясь. — Любопытно, но я не знаю, что со всем этим делать. Мы пытались выяснить, что это, и все до сих пор в замешательстве.

— И теперь что? Теперь ты собираешься сдаться.

— Вовсе нет, — сказал Филд, повысив голос. — Я же сказал тебе: я делаю отчет для КЦАСР. У них наверняка появятся какие-то идеи на этот счет. Кажется, это лучший способ разобраться со всем этим.

— И что потом, ты несколько недель подождешь, пока кто-нибудь прочтет отчет; и еще столько же — ответа? Что произойдет за это время? Ты просто будешь собирать данные? Ты что, заложник корпоративных правил?

Лицо Филда побагровело.

— Нет ничего плохого в соблюдении протокола, — сказал он. — Я просто делаю свою работу.

— Она должна быть огромной, — сказал Альтман. — Ты сам говорил, что это не похоже ни на что, с чем ты сталкивался ранее. — Мы должны попытаться выяснить это!

Филд навел на него трясущийся палец.

— Делай, что хочешь, — сказал он притихшим, дрожащим голосом. — Иди напролом, будь сам по себе и увидишь, куда это тебя приведет. Это серьезное дело и оно должно быть рассмотрено по всем правилам. Я буду делать мою работу так, как это должно быть сделано.

Альтман отвернулся, поджав губы. Я узнаю что творится, поклялся он, даже если это убьёт меня.

Несколько часов спустя, Альтман не продвинулся дальше чем Филд. Он обзвонил всех ученых, которых знал в Чиксулубе или возле него, каждого кто интересовался кратером. Заходя в тупик, он просил человека на другом конце провода, кому, по их мнению, можно позвонить еще, и после звонил им.

К без четверти пяти, он исчерпал все имена. Он пробежался по данным и совместил это с тем, что могли получить его коллеги. Да, определенно была гравитационная аномалия. Также кое-что изменилось с электромагнитным полем, но это было не важно.

Филд, ежедневно уходивший ровно в пять часов, начал обрабатывать данные и собираться.

— Ты уходишь? — спросил Альтман.

Филд улыбнулся и высвободил свое массивное тело из кресла.

— У меня больше не осталось дел на сегодня. А сверхурочно мне не платят, — объявил он, и затем вышел за дверь.

Альтман остался ещё на несколько часов, снова перебирая данные и карты, искал подобные изменения, как записи о кратерах или похожих местах; записи, что велись на протяжении всего 20-го века. Ничего.

Он уже уходил, когда его телефон зазвонил.

«Могу я поговорить с доктором Альтманом?» — сказал голос.

Он был едва громче шепота.

«Это Альтман» — сказал он.

«Говорят, это вы расспрашивали тут и там о кратере,» — сказал голос.

«Да, это так» — сказал он, — «эта аномал…»

«Не по телефону,» — прошептал голос. — «Вы уже сказали слишком много и без этого. Восемь часов, линия около причала. Вы знаете, где это?»

«Конечно знаю,» — сказал Альтман. — «Кто это?»

Но звонивший уже повесил трубку.

5

К тому времени, когда Чава вернулся, таща за собой свою мать и нескольких людей из близлежащих трущоб, создание вновь изменилось. Мокрые серые мешки на спине теперь увеличились, становились размером почти с человека, когда они полностью надувались. Его руки и ноги как бы объединились, слились одно в другое. Вид ободранности шеи не изменилось, мясо теперь выглядело, будто бы в нем кишели муравьи.

Воздух вокруг него принял едкое желтое сияние. Его окружало густое облако, и когда они подходили слишком близко, они обнаруживали, что трудно дышать. Один мужчина, мелкий, но достойно выглядящий старый алкаш, прошел среди облака и, после пронзительного кашля, рухнул. Двое других сельчанина подняли его и начали бить по мордасам.

Чава наблюдал, пока пьяница был снова в сознании и нащупал свою бутылку, потом повернул назад снова к существу.

— Что это? — спросил Чава свою маму.

Его мать шепотом советовалась с соседями, наблюдая нечто. Чаве было трудно услышать, что они все говорили, но одно слово он слышал снова и снова: Икстаб. Икстаб. В конце-концов, его мама вернулась к нему.

— Кто это Икстаб? — Чава нервно спросил.

— Пойди приведи старую ведьму. — сказала она ему. — Она знает, что делать.

Ведьма уже направлялась к пляжу, когда он наткнулся на неё. Она двигалась медленно, опираясь на посох. Она была старая и хрупкая, большую часть её волос выпало, и на её лице много морщин. Его мать утверждала, что она была жива тогда, когда испанцы убили майа, тысячу лет назад.

— Она словно потерянная книга, — сказала его мама однажды. — Она знает всё, что все остальные уже забыли.

Она несла сумочку, перекинутый через плечо. Он стал объяснять про существо, но она утихомирила его жестом.

— Я уже знаю, — сказала она. — Я ожидала тебя раньше.

Он взял её руку и помог ей дальше. Другие из трущоб тоже собрались на пляже, некоторые из них шли словно загипнотизированные. Некоторые рыдали; некоторые бежали.

— Кто это Икстаб? — спросил неожиданно Чава.

— А, Икстаб, — сказала ведьма. Она остановилась и повернулась лицом к нему. — Она богиня. Она повешенная женщина. Она висит на дереве, веревка вокруг ее шеи, и ее глаза закрыты, и ее тело начало гнить. Но она все ещё богиня.

— Но она мертва?

— Богиня суицида, — задумалась ведьма. — Она повешенная богиня, богиня конца. Она собирает с собой тех, кто умер сомнительными способами. — Она посмотрела на мальчика пристально. — Она очень суровая хозяйка. — сказала она.

Чава кивнул.

— Скажи мне, — обратилась ведьма к нему, — имелись ли у тебя сны прошлой ночью?

Чава кивнул.

— Расскажи мне свой сон, — сказала ведьма, и затем внимательно слушала, как он рассказывал его сбивчиво, по частям.

Она указала вперед, на людей, бегущих перед ними, толпа людей около странного существа поднятого впереди.

— Эти тоже, — она сказала, — они тоже делятся своими видениями.

— Что это значит? — спросил Чава.

— Что это значит? — Она указала дрожащим пальцем на существо впереди, его серые мешки сейчас почти в два раза больше человека, облако вредного газа растет. — Ты видишь, что это значит.

— Наши сны создали это существо? — спросил удивленный Чава.

Она ему беззубно улыбнулась.

— Ты думаешь, мы так могущественны? — спросила она и начала снова шаркать вперед. — Нет, — сказала она. Мы не способны. Наш сон — это предупреждение.

— Предупреждение?

— Сон говорит нам — здесь что-то не так, — сказала она. — Мы должны узнать что именно.

Какое-то время они шли по песку без разговоров, старуха тяжко дышала. Чава уже слышал шипение существа, громче, чем шелест прибоя.

— У тебя были сны наяву? — спросила ведьма.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, испугавшись.

— А, да. — сказала она. — Слышу по твоему голосу, что были. Ты должен быть осторожным. Ты нашел это первым. Это значит тебе принимать решения. Чиксулуб: ты знаешь, что значит это слово? — Мальчик покачал головой.

— Ты же в этом городе жил всю свою жизнь, — ругала она его. — Ты живешь с этим словом на устах, и не знаешь его значения?

Он помолчал немного, спросил: — Разве это плохо?.

Она пошевелила своими губами, но ничего не ответила. Наверное, на этот вопрос не стоит отвечать.

— Что значит Чиксулуб? — спросил он через минуту.

Она остановилась и концом посоха начертила фигуру на песке. Это были переплетающиеся линии.

Он скрестил свои пальцы и сымитировал это, делая знак защиты, он знал это с детства.

Она кивнула.

— Что это? — он спросил.

Она ничего не сказала. Она широко раскрыла свой беззубый рот, который выглядел через минуту странно, как бесчелюстная пасть существа на пляже.

— Хвост дьявола, — сказала она. — Дьявол просыпается и трясет своим хвостом. Если мы не сможем его снова усыпить, то нам всем конец.

6

Нет никакой причины идти туда, думал Альтман. Это было глупо, вероятно чья — то шутка. Ты задаёшь слишком много вопросов, и то, что кто — то провернёт это с тобой просто неизбежно.

Последняя вещь, которая нужна была ему — это мысль о шпионаже и заговоре. Он должен был понять это рационально и с научной точки зрения.

Но вместо того, чтобы пойти к месту встречи, он просто пошел домой. Когда он прибыл, Ада была уже там. Она сидела за столом, и спала. Её длинные темные волосы, были заправлены за уши и аккуратно спускались по её плечам. Альтман поцеловал её шею и разбудил её.

Она улыбнулась, и в её тёмных глазах вспыхнул огонёк.

— Ты позже чем обычно, — сказала она. — Ты ведь изменял мне, не так ли? — сьязвила она.

— По крайней мере, я в лучшей форме, — сказал он.

— Я плохо спала прошлой ночью, — сказала она. — Снились кошмары.

— Мне тоже, — сказал он.

Он сел рядом и сделал глубокий вдох.

— Происходит что-то странное, — сказал он.

Он рассказал ей о том, что он и Филд обнаружили, о звонках, которые он сделал, общий смысл, который чувствовал, и что другие, казалось, принимали участие, что кое-что упущено.

— Это забавно, — сказала Ада. — И не правильно. То же самое было со мной сегодня.

— Ты обнаружила гравитационную аномалию?

— Отчасти, — сказала она. — Или по крайней мере антропологический эквивалент. Предания изменились.

— Какие предания?

— Народные сказки, они начинают изменяться, и очень быстро. Этого раньше не было, Майкл. Никогда.

Альтман был неожиданно серьезен.

— Никогда?

— Никогда.

— Проклятье.

— Они продолжают говорить о хвосте дьявола, — сказала она, — своего рода искривленная аспектная вещь. Когда они упоминают это, они скрещивают их пальцы, похожие на это. — Она подняла средний и указательный пальцы, и скрестила их. — Но когда я пытаюсь разговорить их, они затихают. Они никогда не вели себя со мной так прежде. Они больше не доверяют мне. — Она провела по столешнице рукой. — Знаешь, что является самым странным?

— Что?

— Ты знаешь, как они называют, хвост дьявола на языке Юкатанском Майя? Точно также как кратер: Чиксулуб.

Альтман чувствовал, что его горло пересохло. Он посмотрел на часы. Пятнадцать минут восьмого. Ещё не поздно, чтобы успеть на встречу.

7

Какое-то время никто не говорил.

Они просто стояли, наблюдая за ведьмой, которая, в свою очередь, придерживалась за плечо Чавы, просто смотрела на существо.

— Ты видишь, сказала она шепотом, который был почти заглушен хрипением существа. — Оно становится все больше.

Она покопалась глубоко в своей сумке и достала оттуда горсть чего-то. Она начала танцевать, медленно чертя круг вокруг существа, только на краю облака, что существо было создало для себя. Она потащила Чаву вместе с собой, опрыскивая что-то в песок перед собой. Это был странный танец, эксцентричный, почти пьянящий. Сначала другие просто смотрели, потом медленно один или два начали повторять, затем еще несколько. Некоторые качали головами, как будто попадали в транс.

Когда она стояла прямо напротив головы существа, она остановилась и начала поворачиваться на месте. Вскоре все стали делать тоже самое, наблюдая за ведьмой, стало понятно — медленно образуется целый круг. Они встали вокруг существа, некоторые из них стояли по колено в воде.

Она раскачала толпу перед нею, отступила, и вышла вперед снова Остальные последовали. Чава зашел слишком далеко и стал кашлять, дыхнув чутка газа, что выделяло существо. Его глаза покалывало, его горло чесалось.

Ведьма подняла свои руки, скрестив свой указательный и средний пальцы. Чиксулуб, прошептала она, и повернулась снова. Слово пошло искаженным из других уст, как стон.

Ведьма медленно превращалась и исчезала, ее спина и нога увеличились. Она отошла на несколько ярдов назад от существа и начала копать песок, пока не раскопала часть сплавного леса, затем снова подошла к существу. Она кивнула головой и указывала Чаве пока он тоже покидал круг и возвращался с корягой. Одни следовали за другими, блуждали по кругу и медленно возвращались.

Кожа, что образовывала серые мешки на спине существа, все утончалась и утончалась, по мере роста мешков. Теперь оно было почти прозрачным. Мешки медленно раздувались, пока они были натянуты, а затем спускались, делаясь примерно ослабленными, пока не набухались снова. За этим было страшно наблюдать. Чава ждал, когда они лопнут.

Ведьма затанцевала вновь. Она подняла кусок бревна повыше, беззубо улыбнулась, и бросила это в существо.

Оно ударило легонько существо в лицо и упало вниз на песок. Существо вообще не среагировало.

— Сейчас ты, — обратилась ведьма к Чаве. — Выше. И сильнее.

Он бросил кусок дерева выше и сильнее, к крайней левой кисте. Он ударил кисту снизу и чутка порвал её. Воздух начал шипеть. Ведьма подняла свои руки и опустила их вниз, а также бросила свои другие куски дерева. Один или два пролетели мимо, один или два отскочили, но больше, чем несколько прокололи мешки, некоторые довольно глубоко. Воздух выскочил из них; ядовитое облако стало медленно развеиваться.

— Теперь иди, — сказала ведьма Чаве, её голос был хриплым. — Ты видишь человека там, обычно вдрызг пьяного. Беги к нему и возьми его бутылку и принеси её ко мне.

Он быстро бежал около круга и к маленькому, но достойному темноволосому пьянице, который слишком близко подходил к облаку и чуть не умер. Человек повернулся и улыбнулся ему. Прежде чем он успел среагировать, Чава схватил бутылку у его ног и побежал обратно к ведьме.

Она взяла это от него и откупорила её. Сзади их протестовал пьяница, некоторые из остальных удержали его.

— Задержи свое дыхание, сказала она Чаве, как только она дала ему бутылку. — Ты должен положить это на дерево и само существо.

Его сердце заколотилось, Чава сделал глубокий вдох и бросился вперед. Рваная кожа на мешках уже начала переплетаться воедино. Мешки всё ещё были спущены, но уже начинали надуваться. Он перевернул бутылку, брызгая существо и дрова вокруг него, а затем бросился обратно к ведьме, его глаза опухли и жгло.

Ведьма подожгла верхнюю часть своей клюки и осторожно подошла вперед и прикоснулась ей к голове существа.

И существо и бревна сразу загорелись. Она выронила свой посох, тоже давая ему сгореть. Сущесто шипело и билось в агонии, но не пыталось сбежать из огня. Серые мешки на его спине превратились в пепел и развеялись. В конце концов оно перестало дергаться.

Ведьма, покачиваясь, убедила всех потихоньку снова с заиканием танцевать. Чава вдруг заметил что его ноги как будто не слушались его, словно кто-то другой двигал его ногами. Он интересовался, как много односельчан чувствовали тоже самое. Деревенский пьяница, который был недалеко от толпы, слегка покачиваясь, глядя в огонь, морщил свой лоб.

Они продолжали наблюдать медленные движения в воздухе, пока от существа не остался один обугленный скелет. Лишенный своей плоти и сожженный дотла, оно выглядело почти как человек.

8

Он заказал бутылочное пиво и убедился, что бутылка запечатана.

Пока он ждал незнакомца, он осматривал бар, пытаясь определить, кто из этих людей мог бы позвонить ему.

Единственными посетителями маленького бара были полдюжина ученых из североамериканского сектора — незнакомец мог был любым из них.

Он сел за стол.

Как только он открыл пиво и сделал глоток, какой-то человек приблизился к нему. Человек был бледный, костлявый и тонкий, носил обмундирование парашютиста, стрижка была короткая. Альтман предположил, что он может быть техником.

— Ты, Альтман, — сказал мужчина.

Это был не вопрос.

— Верно — сазаль Альтман. — А ты?…

— Я говорю своё имя только друзьям, — сказал он. — Ты — друг?

Альтман уставился на него.

— Хорошо, — сказал мужчина. — Может быть мы подружимся не сразу. Окей, независимо от того, что Вы думаете о том, что я Вам скажу, если кто-нибудь спросит, Я вам ничего не говорил.

Альтман колебался только момент.

— Хорошо, — сказал он.

— Может выпьем? — предложил человек.

Человек протянул руку. Альтман пожал её.

— Хэммонд, — сказал мужчина, — Чарльз Хэммонд. — Он стряхнул мусор стола и сел.

— Рад знакомству, — сказал Альтман. — Вы должны рассказать мне, что происходит.

Хэммонд наклонился к оппоненту.

— Вы заметили кое-что, — сказал он. — И не вы один.

— Нет? — сказал Альтман прохладно.

— Я нахожусь в средствах связи. Внештатный работник, специализируюсь на промышленных сооружениях. — Он слегка ткнул в грудь Альтмана пальцем. — Я тоже заметил это.

— Хорошо.

— Существует импульс, — сказал Хэммонд. — Медленный и нерегулярный, и очень слабый, но достаточно сильный, чтобы слегка ослаблять другие сигналы.

Я перфекционист. Когда я что-то делаю, я хочу, чтоб это было идеально. Вещи, безразличные другим людям, важны для меня. Потому я отметил это.

Он остановился. Алтман ждал пока он продолжит.

Альтман не вытерпел, отпил пива и спросил.

— Отметил что?

Хэммонд кивнул.

— Точно, — сказал он. Сначала я решил, что это была проблема с коммуникационным терминалом, который я устанавливал для корпорации Дреджер.

— Я не знал, что Корпорация Дреджер находилась здесь, — вмешался Альтман.

Это, как и все остальное, было для него признаком, что происходит что-то странное.

Корпорация Дреджер была одной из темнейших среди ресурсодобывающих корпораций, готовых стремительно налетать на территорию под прикрытием местного правительства, бурить шахты и брать столько, сколько могут пока это не будет замечено, после чего снова исчезают.

— Официально они этим не занимаются. Просто находятся здесь. — Очень скрытно, — сказал Хаммонд. — Я не должен знать, кто они такие. Как бы то ни было, сначала я решил, что потеряно соединение, небольшая потеря электрического заряда, давшая случайное шипение в линии. Я разобрал терминал. С ним все было в порядке. Поэтому я собрал его. Шипение по-прежнему присутствовало. Иногда раз или два в минуту, длясь несколько секунд, а иногда чаще. Может ты что-то упустил, — сказал я себе. Я был близок к тому, чтобы разобрать эту штуковину опять, когда подумал, что будет лучше проверить другой терминал в той же системе. Та же проблема. Я уже собирался разобрать всю систему Корпорации Дреджер, когда мне пришла в голову мысль: — может быть, это не только в этой системе, но и в других местах?

— И?

— Все замечали это, но никто не отмечал. Это не просто проблема с одной системой. Это слабый и непостоянный электромагнитный импульс, исходящий непонятно откуда.

— И что же это?

— Я провел небольшое расследование, — сказал Хэммонд, игнорируя вопрос Альтмана.

— Я установил несколько приемников и произвел триангуляцию импульса. Он нерегулярен настолько, что заставил меня попотеть, определяя откуда он исходит. Но когда я определил место, то решил что ошибся. Потому я переместил туда приемники, триангулировал снова, и на этот раз был уверен в верности своих расчетов.

— Где это место?

Хаммонд придвинулся еще ближе, схватив Альтмана за плечо и придвинув губы к его уху.

— Запомните! — прошептал он. — Я вам ничего не говорил.

Альтман кивнул.

— Из кратера, — прошептал Хаммонд. — Точно от входа в кратер Чиксулуб, на глубине одного-двух километров под грязью и скалами. Вот где вы можете найти вашу аномалию.

— Боже мой, — сказал Альтман.

Он рассказал Хэммонду о том, что слышала Ада.

— Три различных цепочки, сказал он. — И все они ведут к кратеру Чиксулуб.

Хаммонд откинулся на спинку кресла, тряся своей головой. — Это просто мое мнение, — сказал он. — Может быть, импульс существовал там все время и никто не заметил этого до настоящего момента. Может быть, мы можем услышать это только сейчас, когда наше оборудование стало более совершенным. Но я считаю, что я мог заметить это и раньше. Это не те вещи, которые я пропускаю. Но вот вам мой вопрос: — это импульс, или сигнал?

— Сигнал?

— Он немного непостоянен, но все еще имеет некую последовательность. Я не могу утверждать наверняка, но считаю, что это что-то, что делается намеренно. Здесь внизу, под миллионами тонн воды и камней.

— Это не имеет никакого смысла, сказал Альтман.

— Нет, — согласился Хэммонд. — И это становится все более странным.

Хэммонд опять наклонился ближе, и в этот раз Альтман увидел что-то в его глазах — затравленный взгляд.

— Я сказал Корпорации Дреджер об этом импульсе, это ведь моя работа. Я не хочу чтобы они обвиняли меня, хочу чтобы было ясно, что есть что-то, что чувствует каждый, но не замечает. И что вы думаете они ответили?

— Что?

— Рассказывали ли вы кому-нибудь еще? — это точная цитата. Прежде чем я услышал это, они заставили меня подписать бумагу о неразглашении. В обмен на некоторые денежные компенсации, я не могу говорить об импульсе. Я и не рассказывал никому до вас.

— Как ты думаешь, что это значит? — спросил Альтман.

— Как ты думаешь, что это значит? Позволь мне спросить у тебя кое-что. Есть ли кто-нибудь, кто имеет доступ к системе коммуникаций в обход системы защиты?

— Кто?

— Парень, который ее обслуживает. То-есть я. Если ты проникнешь в систему, ты затянешь себе на шее петлю десятками различных способов, если рядом не будет кого-нибудь помудрее. Я делаю это время от времени, просто чтобы держать мои запястья гибкими. Так, хобби. — Его голос становился неразборчивее. — Я делал это с Корпорацией Дреджер.

— И?

— Это продолжалось недолго — сказал он. — Десять дней спустя после моего проникновения в систему, они закрыли мне доступ.

Кто-то из северо-американского сектора попытался сделать это, но кто-то — был дома — в этот момент.

— Они наверняка знали, что система не защищена.

— Ничего им не рассказывай, сказал Хэммонд. — Они не могли быть точно уверены. Они что-то затевают. Что-то есть на дне кратера, что-то важное, может быть даже нечто уникальное. Я смог перехватить множество разговоров об этом из коммуникаций. Но после трех дней, сообщения стали закодированными, они начали шифровать все подряд.

Он полез в карман и достал оттуда свой голопод.

— Посмотрите на это, — сказал он. — Ближе. Не позволяйте увидеть это кому-либо еще.

— Что это? — спросил Альтман.

— Ты скажи мне.

Альтман взял голопод, разглядывая возникшее изображение, медленно вращая его между ладоней. Это была просто цифровая модель. Было невозможно сказать, из чего это было сделано, или на что было похоже, но доктор имел по крайней мере некоторые идеи. Мерцающий трехмерный объект из двух частей, толстый у основания и заканчивающийся двумя острыми вершинами. Это было что-то явно рукотворного, а не природного происхождения, в этом не было сомнений. Или это просто цифровая модель заставила его думать так? Это напоминало ему о чем-то. Объект выглядел, как две отдельных нити, соединенных в основании, закрученных вокруг друг-друга, так это могла быть единая сужающаяся структура с перфорированным входом.

Альтман разглядывал его некоторое время, наблюдая за его медленным вращением. И затем он вспомнил. Это была фигура, которую Ада сделала своими пальцами, скрестив их — символ, который, как она сказала, много поселенцев делали сейчас.

— Дьявольский хвост, — прошептал он, не осознавая, что произносит это вслух, пока не увидел выражение Хаммонда.

Он сложил голопод и передал его обратно Хаммонду.

— Я получил это из системы до того, как они перекрыли ее — сказал Хаммонд. — Согласно сообщению, сопровождавшему это, они соединили всю информацию, которую они связывали с индексом и аномалией, и возможно, некоторыми другими вещами, которые ни ты ни я еще не заметили. И это то, зачем они пришли. То, что лежит в сердце кратера.

Они немного посидели в тишине, уставившись на свои стаканы.

— И все же, появились импульсы, — сказал в итоге Альтман. — Может быть, это какой-нибудь сигнал. Что-то в кратере, что-то, возникшее не как естественное геологическое формирование, но вещь, сделанная людьми.

— Сделанная, да, — сказал Хаммонд, — но кто сказал, что людьми?

— Если не людьми, то кем? — сказал Альтман.

И тут его осенило.

— Дерьмо, — сказал он, — ты думаешь, это что-то нечеловеческое, нечто инопланетное?

— Я не знаю что думать, сказал Хаммонд. — Но да, это то, о чем размышляют некоторые люди из Корпорации Дреджер.

Альтман покачал головой.

— Я не знаю — сказал он. Он нервно осмотрел бар. — Зачем ты мне все это рассказываешь? — спросил он. — Почему я?

Хаммонд снова ткнул его пальцем в грудь.

— Потому что ты спросил. Это все происходило некоторое время, — сказал он. — Остальные должны были это заметить. Но ты единственный, кто контактирует со всеми, ты возможно знаешь ответ. Ты знаешь, о чем это мне говорит? О том, что ты не работаешь на кого-то. О том что ты хочешь знать это для себя.

— Конечно, другие люди тоже думают об этом.

— Позвольте мне сказать это так, сказал Хаммонд. — Кто-то пытается скрыть это. Может быть Корпорация Дреджер, а возможно, кто-то повыше. Множество людей знает, что происходит, но никто не говорит об этом. Почему? Потому что они все куплены. Почему я разговариваю с тобой? Я не считаю, что тебя купили.

Он допил свою бутылку до конца, а затем окинул Альтмана долгим взглядом.

— По крайней мере еще не купили, — сказал он.

9

Это был единственный раз, когда он шел с ведьмой назад к её хижине, что в сущности вправду не имело смысла. Какое-то время она была рядом, тихо с ним разговаривая, а затем она пропала. Исчезла не только она — когда он оглянулся, на песке остались только его собственные следы.

Он поспешил вперед, к её хижине. Может быть, она покинула его и ушла туда. Может быть, он просто не обратил внимания.

Когда он подошел, он слегка постучал в лист жести, что был вместо двери. Никто не ответил.

Он постучал снова, на этот раз сильнее. Однако не отвечали. Он стучал снова и снова. Однако не отвечали.

В конце-концов, любопытство преодолело страх. Он глубоко вздохнул и острожно оттащил кусок жести подальше, что бы он смог пройти во внутрь.

Там было темно.

Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте. С начала, он не видеть ничего, кроме луча света, поступающего через щель в двери. Но он учуял что-то, это был сильный и едкий запах, почти металлический — он никак не мог его определить. Затем он стал различать неясные очертания. Стол, разбросанные неясные предметы. Чаша, опрокинутая на утрамбованный земляной пол. Там, в дальнем конце комнаты, он увидел тюфяк, а на нем под изорванном одеялом очертание тела.

Он позвал её, но тело в постели не шевельнулось.

Он медленно шел по комнате, пока не остановился у кровати; осторожно протянул руку, прикоснулся к очертанию через одеяло, немного потряс его.

— Это я, Чава — сказал он.

Она не пошевелилась. Он подтащил её, перевернул на спину, и одеяло сползло вниз, предъявив ведьму с широко вытаращенными глазами и перерезанным горлом.

Он нашел коробок спичек и дрожащими пальцами зажег лампу на полу, рядом с кроватью. Он потянул одеяло, увидел нож, что она держала в кулаке мертвой хваткой. Лезвие было темным от её крови. Он осторожно высвободил нож и положил его плашмя на кровать рядом с ней. Он увидел, другая её рука была сильно порезана длинными глубокими ранами на каждом из пальцев.

Икстаб, подумал он. Он взял лампу и поднес её близко к лицу покойной. Порез был зазубренный и, в довершении, выступали её голубовато-белые трахеи. Она была мертва некоторое время, по крайне мере час, может быть больше. Он понял, что это был запах её крови. Но как это случилось? Он только что был с ней. Или ему показалось.

Покачивая головой, он повернулся и направился к двери, потом вдруг остановился. В свете лампы он увидел что-то другое. Стены были покрыты неаккуратными символами, каких он совсем не видел, разрозненные странные очертания, написанных кровью.

Потрясенный, он посмотрел на них. Медленно голоса вкрадывались в его голову, а ведьма среди них. Он повернулся и побежал.

10

После того, как Альтман ушел, Хэммонд продолжил выпивать. У него болела голова. Было ли разумно рассказывать Альтману? Не ошибся ли он в нем? Может быть он был свободным агентом, но все же, если он был кем-то, выуживающим информацию, не будет ли это именно то, о чем они хотят, чтобы он думал — что он говорил с кем-то, кто был безопасен? Но ты не можешь быть уверен в безопасности кого-либо. Ты не можешь быть уверен, что кто-то не следит за тобой прямо в этот момент. Они постоянно высматривают, наблюдают, и мгновение, которое кажется тебе безопаснейшим, возможно является моментом, когда они присматриваются к тебе наиболее внимательно, выясняя украдкой, как проникнуть в твою голову. Это то, что они должны были сделать — они должны были имплантировать передатчик в его череп. У него болела голова. Его головная боль не проходила уже несколько дней. Почему он не заметил этого раньше? Они фиксировали его мозговую активность, передавали волны в какую-нибудь суперсекретную нейролабораторию где-то, внедряли их еще в чью-нибудь голову и узнавали обо всем, что он думал. Он старался не думать ни о чем. Если он перестанет думать, может быть он сможет остаться на шаг впереди.

Кто-то двинулся к нему через комнату. Высокий человек с густыми усами и морщинистым, покрытым пятнами лицом. Это должно быть один из них. Он напряг своё тело, но оставался неподвижным. Может быть пришло время нащупать нож в кармане, раскрыть его и ударить парня? Нет, вероятно нет. Но у него в руке была бутылка пива. Может быть он мог бы кинуть ее в голову человека. Если он метнет ее достаточно сильно и точно в цель, это возможно оглушит мужчину. Ох нет, погодите, он мог схватить бутылку за горлышко, разбить её и сделать — розочку. Тогда он получил бы настоящее оружие. Живым они его не возьмут.

— Сеньор? — сказал человек, внимательно глядя ему в лицо. — Что-нибудь случилось?

Чей это голос? Он был знакомым — владелец бара. Как уж его имя? Вроде бы Мендез. Он успокоился. Что это с ним? Это был обычный бармен. Он потряс головой. Почему он стал так подозрителен? Обычно он не был таким.

— Я в порядке, сказал он. — Я бы хотел еще пива.

— Прошу прощения, — сказал хозяин. — Мы закрываемся.

И когда Хэммонд огляделся вокруг, он увидел что был почти единственным посетителем. Все уже ушли за исключением одного поселенца, безымянного городского пьяницы, притаившегося в углу комнаты, завернутого в темный платок и разглядывающего его.

Хэммонд кивнул. Он встал и направился к двери. Пьяный провожал его глазами. Не обращай на него внимания, сказал себе Хэммонд. Он не один из них, он просто пьян. Они еще не подобрались к нему. Возможно. Сделай глубокий вдох. Тебе становиться лучше.

Успокоившись, он вышел на пыльную улицу. С берега доносился шум прибоя и можно было ощутить запах соли. Что теперь? и он добавил: Домой.

Он был почти на пол-пути к комплексу, где был его дом, шагая по пустынной улице, когда услышал что-то. Сначала он вообще не был уверен, что услышал что-то значимое. Этот звук могло издать какое-нибудь животное. Остановившись, Хэммонд перестал слышать его. Но когда он продолжил идти, звук появился вновь, маленькие отголоски, как будто голос, который он никак не мог расслышать в своей голове. Пройдя еще немного, он был уверен: кто-то идет по его следам.

Он развернулся, но никого не увидел. Хэммонд чуть ускорил шаг. Казалось, что какой-то шепот доносится из теней перед ним, но как только он подходил к ним ближе, звуки исчезали, перемещаясь вперед по дороге. Он встряхнул головой. Это безумие, подумал он. Я схожу с ума. Он снова услышал шум за спиной и развернулся опять, на этот раз заметив кого-то, темную фигуру, стоящую поодаль.

Остановившись, он уставился на нее. Нечто прекратило двигаться, и затем внезапно, как и появившись, отступило в тени и исчезло.

— Привет? — не выдержал и сказал он. — Кто здесь?

Он почувствовал удары сердца у себя в горле. Он достал нож из кармана, вынимая лезвие. Нож в его ладони выглядел до смешного маленьким, почти бесполезным. Он бросился в сторону теней, где исчезла фигура, но понял, что это вероятно именно то, чего от него добиваются. Быстро развернувшись, он собрался продолжить идти куда шел.

Но когда обернулся, увидел, что теперь он был не один. Там было три человека, двое из них довольно здоровые — лица их он узнал, они были из Корпорации Дреджер.

— Хэммонд? — спросил самый худой, единственный из них, кто носил очки. — Чарли Хэммонд?

— А кто спрашивает? — спросил Хаммонд.

— Некто, желающий обменяться с вами парой слов, — сказал он. — Иди с нами.

— Кто?

— Я не в праве сказать, — ответил человек.

— У меня нет времени, — заявил Хэммонд. Рабочий день уже кончился.

— Для этого время найдется, — сказал другой человек.

Он кивнул. Хэммонд сделал вид, что расслабился, спокойно направившись к ним, но резко развернулся на пятках и побежал в другом направлении так быстро, как мог.

Крики раздавались за его спиной. Он нырнул в переулок и побежал по нему, рваный лай собак преследовал его по пятам. Перепрыгнув через изгородь, он упал в кучу мусора. Поднявшись и побежав снова, он покинул улицы основной части города и направился в трущобы.

В его голове пульсировала боль. Он оглянулся — они все еще преследовали его, подбираясь ближе. Он продолжал бежать так, что у него закололо в боку. Сбавив скорость, он все еще бежал.

Ко времени, когда он достиг границ трущоб, они были так близко, что он мог слышать их частое дыхание. Они собираются поймать меня, думал он, и я ничего не могу с этим сделать. Он внезапно остановился, повернувшись кругом и выставив перед собой свой маленький нож.

Трое мужчин быстро окружили Хэммонда, взяв его в треугольник. Хэммонд, тяжело дыша, продолжал перебрасывать нож из руки в руку. Преследователи соблюдали дистанцию, их руки были подняты.

— В этом нет необходимости, сказал человек в очках. — Они просто хотят с тобой поговорить.

— Кто они? — спросил Хэммонд.

— Давай, сказал человек в очках. — Будь хорошим мальчиком и положи нож.

— Что это с ним, Том? — спросил один из здоровяков.

— Он напуган, Тим, — ответил другой.

— Я бы тоже был напуган на его месте — заметил Тим. — Никто не любит воров.

— Воров? Красть чужие секреты не хорошо? — спросил Том.

— Эй, ребята, вмешался человек в очках. — Этим делу не поможешь.

Они снова были там — голоса в его голове. Но почему им нужно посылать в его голову голоса, если они были здесь, перед ним? И затем у Хэммонда возникла ужасная догадка: Что, если здесь было две группы, посланных взять его? Корпорация Дреджер и кто-то еще? Или даже три. Или четыре. Что они хотят от него? Будут ли они его бить? Может быть убьют? А может быть нечто еще хуже?

— Теперь просто успокойся — сказал человек в очках, выглядевший немного взволнованным сейчас.

Хэммонду показалось, что кто-то производит шум — пронзительный визг. Это было жутко слышать. Секунды спустя он понял, что этот кто-то был он сам.

— Я говорил тебе, что-то не так с этим парнем, услышал он от Тима за спиной.

— Ты совершенно прав, Тим, ответил ему Том.

Они все еще были здесь, трое из них, стоя так, что он не мог видеть их всех одновременно. Он мог поворачиваться и так и сяк, но он не мог видеть их всех одновременно, что бы он ни делал. И еще были те, что у него в голове, медленно извлекая из нее информацию. Господи, это больно. Он должен их остановить, заставить их убраться из его головы.

— Брось нож, друг, сказал человек в очках.

Но это была последняя вещь из тех, что Хэммонд собирался сделать. Вместо этого он рванулся вперед и пырнул ножом человека в очках. Тот проворно отпрыгнул назад, но недостаточно ловко; нож оставил порез чуть ниже запястья. Он стоял, зажав ее, кровь капала сквозь пальцы, его лицо побледнело при тусклом свете.

Но Хэммонд забыл об остальных. Он обернулся и увидел их, они медленно приближались к нему. Они быстро отступили назад, когда поняли, что обнаружены.

Он все еще был окружен, как в его голове, так и за ее пределами. Из этого не было выхода. Он никогда не выберется.

И потому, поняв это, с бешено колотящимся сердцем, он сделал единственную вещь, которую смог придумать.

— Я этого не ожидал, Тим, проговорил Том.

— Как и я, ответил ему Тим.

— Этот парень полон сюрпризов. Все же, зачем он им нужен? — спросил он человека в очках.

— Хотели задать несколько вопросов, — сказал мужчина в очках. — Ничего серьезного. Только несколько вопросов.

Он обернул свое запястье одним из рукавов рубашки. Ткань медленно пропитывалась кровью.

— Никогда не видел ничего подобного, сказал Том. — И надеюсь, что никогда больше не увижу.

— Я тоже надеюсь, — ответил Тим, покачав головой.

Он сделал шаг назад, чтобы не испачкаться в луже крови, вытекавшей из перерезанной шеи Хэммонда. Он никогда не видел чтобы кто-то резал себя так глубоко и решительно. На земле было много крови, и она продолжала течь. Он снова отступил назад.

Как кто-то может сделать с собой такое, гадал Тим. Наверное, он был очень напуган. Или просто спятил. Или и то и другое. Он зажмурился, потер свой висок.

— Все хорошо, Тим? — спросил Том.

— Во всяком случае, лучше чем у него. — сказал Том. — Только немного болит голова.

— У меня тоже, — сказал Том. — Терри?

— У меня тоже болит голова, — сказал человек в очках. — Давай живей, ребята. Смываемся отсюда, пока копы не нагрянули!

Часть вторая ЗАМКНУТОЕ ПРОСТРАНСТВО

11

— Он просто покончил с собой, — сказал мужчина с экрана. Это было скорее утверждение, чем вопрос. У него была квадратная челюсть и белые волосы, которые были прилизаны назад. Даже на небольшом экране он выглядел внушительно.

Он носил униформу, но его экран был настроен на размытие знака на форме, так что было невозможно сказать, к какому подразделению он относится.

— Так они мне сказали, сэр, — сказал Таннер.

Вильям Таннер был главой недавно основанного полусекретного ответвления ДреджерКорп Чиксулуб, которое было учреждено как только появились показания, что что-то происходит у входа в кратер.

У Таннера было военное прошлое и он занимался спецоперациями через подставные корпорации. Сейчас он действовал под вывеской — Экодайн. Введи нужную команду в нужный момент, и все следы соединения с ДреджерКорп тут же исчезнут из файлов компании. Тогда Таннер исчезнет и появится под другим именем. Пока его дела шли хорошо, частично благодаря удаче, частично по той причине, что он был хорош в своем деле, и поэтому он был с ДреджерКорп на протяжении десяти лет.

Он не знал имя человека на изображении. Он знал лишь то, что три дня назад на видеоконференции, Ленни Смолл, президент ДреджерКорп, объяснил ему, что они привлекли человека со стороны. Когда Таннер спросил кто это был, Смолл только улыбнулся.

— Не надо имен, — сказал он, и высветил лицо человека на экране Таннера. — Вот ваш человек. Вы расскажете ему всё, что он захочет узнать. И сделаете всё, что он скажет.

Как только связь прервалась, Таннер потряс головой. Зачем привлекать посторонних? Просто еще один способ все испортить. Просто еще одна дыра, которую он заделает, после того, как операция завершиться. Смолл потерял хватку в старости, слишком много пил, становился излишне сентиментален. Это подвергало риску всех. И его самого. Таннеру это не нравилось.

Но когда он увидел человека на экране, прежде услышав его голос и старческие нотки в нем, он понял, что переоценил своего босса. Это был не просто посторонний человек. Это был военный, кто-то, кто видел многое и лучше всех понимал что происходит. В частности, Таннер стал думать о нём как о Полковнике, несмотря на то, что не имел понятия о его настоящем звании или даже о том, к какому подразделению он относится. Невозможно было даже предположить, где он мог находится — фон был специально разбит на пиксели, которые странно мерцали по краям фигуры Полковника. Имненно Полковник получил данные, перехваченные из отчетов нескольких ученых, и создал модель, давшую им представление от том, что могло их ожидать в сердце кратера. Именно — Полковник — немедленно заменил системы безопасности, увидев потенциал техника, установившего первую систему и оставившего лазейку для себя. И когда этот юный геофизик по имени Альтман начнет задавать вопросы об аномалиях в кратере, Полковник незамедлительно поставит его телефон на прослушку.

Через несколько минут Полковник вернулся на видеоэкран с информацией о том, что Альтману уже позвонил техник — его звали Бэйкон. Или нет, не совсем так, какое-то еще мясное имечко: Хэм… Хэммонд.

— Засечь не успели, сказал Полковник, — но давайте захватим этого Хэммонда и побеседуем.

Это вернуло Таннера к реальности, впечатленного тем, каким бесстрастным и строгим осталось лицо Полковника после того, как Таннер сообщил ему, что Хаммонд мертв.

— Есть возможность того, что тебя обманули? — спросил Полковник.

— Я сам видел тело, — сказал Таннер. — Он точно мертв. Они пытались убедить его, просто говорили с ним, а он возьми и перережь себе глотку.

— Он что?

— Перерезал свое горло. Почти что отрезал голову.

— Говоришь, что просто разговаривали с ним, — сказал Полковник. — Что это значит? Люди не режут себе горло, когда ты просто разговариваешь с ними.

Таннер сглотнул. Разговор с Полковником заставил его нервничать.

— Может они слишком сильно давили на него?

Таннер покачал головой.

— Раньше я работал с этими людьми, — сказал он. — На них можно положиться. Они четко исполняют приказы. Поверь мне, они были удивлены не меньше нашего.

Полковник резко кивнул.

— Думаешь этот Альтман опасен?

Таннер пожал плечами.

— Я надеялся узнать это от Хаммонда.

— Догадки? Опасен или нет?

Таннер глянул на голофайлы, равернутые перед ним, и свернул их через голографический экран. Как он знал, их копии появились на другом конце провода, там, где Полковник мог их видеть.

— Не думаю, что стоит слишком сильно беспокоиться насчет Альтмана — сказал он. — В нем нет ничего особенного — обычный ученый. Не Эйнштейн, ничем из толпы не выделяется.

— По опыту знаю, — сказал полковник, — никто не выделяется из толпы, пока нет причин для этого. До тех пор, пока не узнаешь, прогнется он или сломается.

— Полагаю это так — Насколько я знаю всего несколько людей зашли так далеко.

Полковник кивнул, сжал губы.

— А Альтман?

Таннер задумался.

— Я не знаю — сказал он. — Он не похож на героя. Маловероятно, что он промышленный шпион другой корпорации, и не думаю что станет им. Вся его работа в Чиксулубе лишь прикрытие для, того что бы быть вместе со своей подругой.

— Может быть это на самом деле прикрытие.

— Может, — сказал Таннер. — Но вы возможно лучше меня знаете, и если да, то для чего. Я не думаю что это конец.

Полковник быстро просмотрел файлы.

— Нет, сказал он закончив. — Я тоже так не думаю.

Он замер на секунду, уставившись прямо в экран. Таннеру показалось, что Полковник смотрит насквозь, не замечая его. Наконец полковник сказал:

— Продолжим.

Он включил свой голобанк, отправил изображение через свой видеоэкран Таннеру. Трехмерное изображение, что-то вроде судна, корабля. Сначала Таннеру показалось что это космический челнок и по нему прошла волна страха: он был частью отряда штурмовиков, участвовавших в смертельных боях между нациями за права на ресурсы Луны. Он провел мучительные часы в ожидании момента, когда закончится кислород, дыша из баллонов мертвых и умирающих. Последнее что он хотел — снова оказаться в космосе. Но потом он заметил винты и понял, что это не космический корабль, а что-то вроде подлодки. Глубоководной, судя по виду.

— Что это, сэр? — спросил он.

— F/7, произнес полковник.

— Прототип аппарата для изучения подводного мира, не выпускаемый еще, даже среди наших людей. Я посылаю его к вам. Найди двух человек, людей, которым ты доверяешь. И быстро. Мы должны попасть туда первыми.

12

Он выбрал Данте, бывшего военного из его собственного подразделения, которого он взял с собой десять лет назад, когда он впервые подписался на подобное, как кого-то, кому он всецело доверял, и, вдобавок, как того, кто мог пилотировать практически что угодно. К тому же Данте быстро соображал в сложных ситуациях. Вдобавок ко всему у него не было угрызений совести, когда требовалось сделать что-нибудь сомнительное, если об этом просил Таннер. Но он был известен тем, что быстро прибегал к насилию, когда возникали проблемы. Что-то случилось с Данте в бойне на Луне, что-то что сделало его глаза безжизненными. Таннер не знал что именно.

Он неплохой парень, говорил Таннер сам себе несколько раз после того, как Данте делал что-то такое, что даже Таннер считал излишним, несмотря на собственную мораль. Он просто видит вещи не так как я. И потом, когда он уже закончил об этом думать, запоздалая мысль о том что я тоже не плохой человек, пришла ему в голову.

Танер вздохнул. Плохие они парни или нет, но они с Данте сделают всё как считают нужным.

Ему пришлось немного поискать информацию о втором человеке, привлеченном им из Североамериканской штабквартиры ДреджерКорп. Его звали Хенесси и он был морским геологом с небольшим опытом подводника. Он был лыс, несмотря на то что был довольно молод — слегка за тридцать. Он был уважаем, и поскольку он — сотрудник ДреджерКорп, возможно он не будет слишком сильно возражать, если придется слегка преступить закон. Но вопрос Полковника об Альтмане все еще злил его: если будучи прижатым к стенке Хеннесси осознает полный объем того, что они делают, прогнется он или сломается? Не стоит и говорить о том, что по мнению Таннера, он скорее всего поплывет по течению, чем попытается протестовать или остановить их.

Таннер отдал указания через президента Смолла, отправив Хеннесси на следующий рейс на юг. К тому времени когда он достиг Пуэрто Чиксулуб, прибыла и F/7, ожидая их под брезентом на палубе грузового корабля без опознавательных знаков в пятнадцати милях от входа в кратер. Несмотря на ржавый корпус снаружи, грузовой корабль быль модифицирован по последнему слову техники. Команду составляли бывшие или действующие военные — форму они не носили, но скупость движений, строгие стрижки и быстрота исполнения приказов не оставляли сомнений.

— Должны ли мы беспокоиться от том, что говорим в присутствии команды? — спросил Таннер у Полковника через видеосвязь.

— Вы должны всегда беспокоиться от том, что говорите в присутствии кого бы то ни было, — сказал Полковник и показал зубы так, что Таннер мог посчитать это улыбкой. Убьет и глазом не моргнет, подумал Таннер. Затем губы Полковника скользнули обратно, закрыв зубы. — Не говорите больше чем следует.

F/7 был батискафом. Прототип бурильной платформы, созданный для того, чтобы погружаться на большие глубины и затем пробуриваться через сплошной камень. Хеннесси отреагировал на нее как ребенок спустившийся вниз рождественским утром и обнаруживший пони, ожидающего его под елкой. Он ходил вокруг плота хвостом за Таннером и Данте, бубня про комбинацию бура из титанового сплава и молекулярных распылителей. Таннер и Данте только делали вид, что разыгрывают его.

— Только не говорите, что мы направляемся в Чиксулуб — возбужденно сказал Хеннесси. — Я всегда хотел попасть туда. Что мы там ищем?

Скоро узнаешь, мрачно подумал Таннер.

— Просто пара погружений, — сказал он так спокойно как смог. — Просто прогоним F/7 в обычном темпе. Ничего особенного.

Следующие несколько дней Таннер и его люди только этим и занимались. Использовали F/7 в обычном темпе, проводили тестирование на маневренность на поверхности, затем на глубине и наконец проверили бур и распылители. Это был не самое маневренное судно, виденное Хеннесси, но смысл батискафа был в другом — прочность и способность выдержать гигантское давление при глубоком погружении. На поверхности он вел себя как пьяный, медленно поворачиваясь в нужном направлении. Под водой управление было лучше, более чутким. Но самым лучшим было бурение через грязь и камень. Даже когда бур был полностью погружен в камень, судно было стабильным, всего лишь слегка вибрируя. Задние вспомогательные винты поддерживали судно у скалы, а сам бур тянул их вперед, если резьбе было за что зацепиться. Тем временем распылители превращали оставшийся камень в мелкий щебень, выталкивая его назад к вспомогательным винтам или разрушали его окончательно. Хеннесси утверждал, что никогда не видел ничего подобного.

Они погружались на F/7 семь или восемь раз. Сначала Данте просто наблюдал за Хеннесси, слушал его, разглядывал. И однажды неожиданно Данте проинформировал Хеннесси о том, что сейчас его очередь.

— Но это деликатное оборудование, — предупредил Хеннесси.

— Нужны месяцы и месяцы тренировки прежде чем…

— От тебя только голова разболелась. Свали, — сказал Данте.

И Хеннесси, отвернувшись от панели приборов и передав рычаги своему партнеру, возможно в первый раз увидев его мертвенное лицо и неподвижные глаза, свалил.

Этой ночью, только присев на кровать и начав снимать обувь, Таннер услышал стук в дверь.

— Войдите, — сказал он, продолжив развязывать шнурки, пока не увидел знакомую пару ботинок.

Он посмотрел вверх. Он удивился тому, как хищно всегда выглядел Данте.

— Это ты, сказал он. Все в порядке?

Данте кивнул.

— Я во всем разобрался, сказал он.

— Ты сможешь пилотировать эту штуку, если придется?.

— После лунного посадочного модуля — как два пальца, сказал Данте. — Проблем быть не должно.

— Как насчет бура?

Данте пожал плечами.

— Ничего особенного, сказал он. — Я знаю как пробурить тоннель и возможно разберусь как сделать все остальное, что будет нам необходимо. В Хенннесси больше нет нужды. Если он испугается или что-то пойдет не так, я его заменю.

— Что значи — тчто-то пойдет не так? — спросил Таннер.

Данте пожал плечами.

— Всякое бывает.

— Если что-то пойдет не так, — медленно сказал Таннер. — Я бы предпочел, чтобы ты его не убивал.

Данте помедлил, затем кивнул.

— Учту твои пожелания, сказал он.

Следующим утром Таннер разговаривал с изображением Полковника на видеоэкране.

— Мы готовы, сказал он. — В любой момент мы готовы выдвинуться ко входу в кратер и сбросить F/7. Оба пилота обучены и уверенно управляют судном. Оба готовы к отбытию.

— Очень хорошо — сказал полковник. Он снова смотрел сквозь Таннера, как-будто его здесь не было. Отправьте грузовой корабль на позицию сегодня вечером.

— Сегодня вечером?

— Бросьте якорь до заката. Вы должны быть на месте в 21.00, и быть готовыми к 22.00. Нет необходимости говорить или делать что-либо, что позволит вашим двум пилотам заподозрить неладное или отправить сообщение, если вы ошиблись и они шпионы. Просто разбудите их, поднимитесь на борт вовремя и сбросьте F/7 до полуночи.

— Есть сэр.

Полковник протянул руку, чтобы разорвать связь, но остановился.

— Вы выглядите уставшим, сказал он. — Все нормально?

— Да сэр, — ответил Танеер. — Просто небольшая головная боль. Проблемы со сном. Не о чем волноваться.

— Завтрашний день войдет в историю, — предположил Полковник.

— Да, сказал Таннер.

— Как вы думаете, что там внизу?

Таннер размышлял об этом уже много дней. Как может что-то по-видимому сделанное человеком оказаться на дне кратера, похороненное в толще камня?

— Я не знаю, сказал он. — Может это естественное образование каким-то образом не похожее на естественное. Или это что-то рукотворное, помещенное туда бог знает как или… — сказал он, но не смог заставить себя закончить предложение. Это было нечто большее чем его разум мог объять.

— Или что? — спросил Полковник.

Таннер тряхнул головой, чтобы прояснить ее, но это только усилило головную боль.

— Я на самом деле не знаю, сэр.

— Тогда я скажу о чем ты думаешь, если у тебя не достаточно мужества произнести это самому. Ты думаешь, конечно, эта вещь искусственно создана, но не нами, не людьми.

Таннер промолчал.

— Верите вы в это или нет, Таннер, но это уникальная возможность. На это мы и надеемся. Первый контакт с разумной жизнью отличной от нашей.

У Таннера закружилась голова от мыслей об этом, это даже слегка испугало его. Если так оно и есть, если именно это и произойдет — это может изменить все.

— Немного удачи, и мы скоро узнаем — сказал он как можно более спокойно. — Скрестим пальцы, сэр, — добавил он и разорвал связь.

13

Он пытался бежать, но оставался на месте. Его руки и ноги молотили воздух, но ничего не происходило. Он даже не чувствовал земли под ногами. И с воздухом было что-то не так. Каждый раз, пытаясь вдохнуть, он кашлял, давился. Он медленно задыхался. Он безумно оглядывался вокруг, но вокруг было однобразное серое пространство, ничего цельного, определенного, только он один, парящий в пустоте, умирающий.

Он знал что он мертв, но каким-то образом существует. Он плыл, его глаза были открыты, но ничего не видели, его тело медленно вращалось. Здесь не было ничего, только он, но и он был не здесь. Он что-то услышал. Тихое, как будто насекомое бежит по бумаге. Звук медленно становился громче. Он расцвел в громкий шепот. Голос человека, говоривший с ним.

— Хеннесси, — произнес голос.

Это был знакомый голос. Если бы голос говорил громче, можно было быть уверенным в том, кому он принадлежит.

— Хеннесси, — снова произнес голос.

Одним ухом он слышал голос плохо, и вдруг услышал слегка другой шепот в другом. Это был не один голос, неожиданно он понял, что их — легион, все шепчут, все говорят его имя.

Хеннесси, Хеннесси, Хеннесси…

И внезапно, вращаясь вокруг, серое пространство вокруг уже не выглядело таким серым. Оно остановилось. Трансформировалось. Становилось чем-то другим.

Он знак, что он мертв, и не мог пошевелиться. Все что он мог, это оставаться здесь, парить, медленно вращаясь, слушать голоса, пока пустое серое ничто вокруг него быстро становилось все более структурированным. На мгновение оно стало бороздчатым, покрылось складками и линиями, оформилось и смялось в нечто напоминающее ему человеческий мозг. А потом и оно, уплотнившееся и оформившееся, начало обретать смутные детали. Он вдруг понял, что это была не пустота, а плотно слежавшаяся масса мертвых тел, застрявших одно в другом, перетекающих друг в друга.

Он хотел закрыть глаза, но не мог. Их были тысячи, может больше, их лица различались все сильнее и сильнее и он начал понимать что он знает их всех, и все они мертвы. Здесь была его жена со сломанной после несчастного случая шеей, его мать и отец, оба иссохшие и дряхлые, такие, какими они были после того, как рак забрал их жизни, и многие, многие другие, которых он не забыл, но замечая их, знал, что они мертвы.

Хеннесси… Слова исходили из одной открытой и неподвижной утробы, как эхо из глубин пещеры. Но из которой? Хеннесси, сказала другая. И вскоре все они заговорили, настойчиво приближаясь, и он ничего не мог сделать, чтобы остановить их. Затем их пальцы скользнули ему под кожу, прошивая его кости, проникая в него.

— Хеннесси! — кто-то кричал: — Хеннесси!!

Кто-то хватал его, тряс Руки, Кто-то кричал, и Хеннесси вдруг понял, что это кричит он.

Он оттолкнулся и стал карабкаться назад, подальше от хватки чего бы там ни было, пока не ударился об стену. Только тогда он смог замолчать и понять где он находится. Обычная комната в комплексе ДреджерКорп, в Чиксулубе. Здесь была кровать. Это была его комната. Все нормально. Он вернулся в реальный мир.

Над его кроватью склонился человек. Обычный человек в очках.

— Господи, сказал человек. — Он прикрывал нос. Кровь капала сквозь его пальцы на пол. — За что ты так?

За его спиной Хеннесси увидел двух крупных мужчин. Они были похожи на братьев, или даже на близнецов. Он видел всех троих, скрывающихся в различное время в пределах комплекса, но никогда не был точно уверен в том, что они делали.

— Вы хотите чтобы мы его немного побили? — сказал один из более крупных людей.

— Размягчили его немного? — сказал другой, и ударил кулаком в ладонь.

— Вы знаете, что мы не сделаем этого, сказал человек в очках. — Мы только хотим забрать его.

— Простите, — сказал Хеннесси человеку в очках, смущенный тем, что они говорили. — У меня был дурной сон.

— Плохие сны, похоже, не редкость в последнее время. Этот должно быть был чертовски плохой. — сказал человек в очках.

Он наклонил голову назад и убрал руку. Кровотечение, казалось, в основном остановилось. Он сделал контрольный вдох носом.

— Что вам надо от меня? — спросил Хеннесси.

— Нас послали за тобой, сказал человек в очках. — Одевайтесь.

Кажется, я все еще сплю, подумал Хеннесси.

— За мной? Куда? — спросил он.

— Вы нужны в другом месте. Просто одевайтесь и идёмте. Или вы хотите чтобы я позволил Тиму и Тому выместить немного злобы на вас?

Они привели его к доку, Тим и Том были по сторонам от него, человек в очках шёл впереди. Тут была большая скоростная моторная лодка, Данте был уже внутри, казалось бы, в покое, сидя прямо со скрещенными руками. В отличие от него, у Данте не было эскорта. Один из смутно похожих на военнослужащих людей с грузового судна стоял одной ногой на причале, другой на палубе, готовый отдать концы (отдать швартовые?).

— Куда вы нас ведёте? — спросил Хеннесси человека в очках.

Тот всё ещё тёр свою переносицу.

— Нам сказали доставить вас на лодку. Это все, что я знаю.

— Залазь — сказал Тим, стоявший позади него.

— Или ты хочешь чтобы мы сами тебя затащили? — спросил Том.

Хеннесси забрался на борт, присел рядом с Данте. Солдат отдал швартовые, оттолкнулся от причала и забрался в кресло пилота. Спустя мгновение двигатель ревел. Лодка рассекала темные воды моря.

— Ты знаешь что происходит? — спросил Хеннесси у Данте сквозь шум.

Данте одарил его тяжёлым, мертвым взглядом.

— Нас вызвали — ответил он.

— Вызвали? — смутился Хеннесси. — Что это значит?

От ветра и брызг воды Хеннеси вскоре замёрз. Его зубы стучали к тому времени как они прибыли к грузовому судну. Они выбрались наружу и поднялись по лестнице, чтобы найти Таннера, ждущего их на палубе.

— Ты показал хорошее время — сказал Таннер пилоту моторной лодки. — Молодец, сынок.

— Спасибо, сэр — ответил человек.

Таннер повернулся к Хеннесси и Данте.

— Итак, — сказал он, — Я бьюсь об заклад, вы оба задаётесь вопросом, что чёрт возьми происходит. Пройдите на мостик, там мы поговорим.

После того как Таннер закончил свои объяснения, Хеннесси чувствовал, что что-то было не так. Ещё бы, он был взволнован тем что спустится к центру кратера, возбужден тем что найдет там и увидит откуда это взялось. Это может, как сказал Таннер, быть удивительным, может быть даже первыми признаками разумной внеземной жизни. Но возможно, это просто аномалия. Он пытался не поддаться волнению.

Кроме того, кое-что ему явно не договаривали. Конечно ДреджерКорп была не единственной, кто обнаружил объект. Но даже если и была бы, разве они не обязаны были сообщить об этом? Разве они не должны были пройти через соответствующие инстанции, проконсультироваться с Мексиканским правительством? Не следовало ли это стать совместным проектом, в котором ДреджерКорп участвовала бы, но под контролем правительства, вместо того чтобы устраивать поспешную и внезапную операцию в глухую ночь?

Нет, они определенно не доведут до хорошего, и всё это может иметь серьезные последствия. Может быть он был немного наивным, может в прошлом он иногда смотрел на вещи по другому, когда всё было под вопросом, но он не был на столько наивен. Он знал, что если что-то пойдёт не так, то это будет вина не Таннера и ДреджерКорп, а его и Данте. ДреджерКорп избавятся от них без раздумий.

Он посмотрел на Данте, который обернулся и встретил его взгляд. Он казался крутым как никогда, его взгляд был мёртвым, глаза как у хищника. Ему всё равно, понял Хеннесси. Он сделает всё, что Таннер прикажет. Тут Хеннесси глубоко вздохнул и повернулся к Таннеру.

— Почему ночью? — спросил он.

— А почему бы и нет? — ответил Таннер. — У F/7 есть огни. Вы должны будете их использовать как только опуститесь достаточно глубоко, и безусловно должны использовать их, когда начнёте бурение.

— Не думаю что это то, о чём он спрашивает — хладнокровно сказал Данте.

— Нет? — спросил Таннер. — О чём же он тогда спрашивает?

— Это законно?

— Это правда? — спросил Таннер, поворачиваясь к Хеннесси. — Это то, о чём ты спрашиваешь?

Хеннесси замешкался на секунду, затем кивнул.

— Просто это кажется немного странным для меня — сказал он. — Разве это всё, весь этот кратер, не принадлежит Мексике? Разве его не должны были сдать в аренду местной поисковой организации? И что происходит с командой этого корабля? Они военные или нет? Если да, то почему они не одеты в форму? На чьей они стороне? Если нет, то что, чёрт возьми, тут происходит?

— Тебе не нужно думать об этом — ответил Таннер. — У меня всё под контролем. Не беспокойся.

— Но мы те, кто будет нести на себе всю ответственность, если дела пойдут плохо — сказал Хеннесси.

Таннер ничего не ответил.

— Разве я не прав? — спросил Хеннесси, обращаясь к Данте. — Нам не стоит беспокоиться? У тебя нет проблем с этим?

Данте ничего не сказал.

Хеннесси повернулся обратно к Таннеру.

— Мне не стоит беспокоиться? — спросил он.

Таннер ответил:

— Я уже дал тебе ответ.

Хеннесси вздохнул.

— Смотри — сказал Таннер.

— Разве ты не хочешь участвовать в этом? Это может быть чрезвычайно важным, но это не значит, что мы не рискуем. Вы должны решить для себя, Хеннесси. Если вы не хотите идти, вы можете не идти, но вы должны решить прямо сейчас.

Хеннесси долго сомневался. Каким бы это ни было, законным или нет, оно было важным. Он не мог доверять Таннеру, но опять же, он не мог доверять хоть кому-нибудь в ДреджерКорп. Он знал это, когда подписывался на дело. Но ему всегда удавалось выходить сухим из воды. Неважно было законным или нет то, что они делали, он сказал себе, что постарается убедиться в том, что его участие в этом было законным. Притом, если дела пойдут слишком плохо, он сможет уйти позже. Он пошёл бы вместе с ними, но он не стал бы доверять Таннеру, поскольку тот мог кинуть его. В конце концов он кивнул.

— Хорошо — сказал Таннер. Тогда идите оба.

14

Раньше он никогда не бывал в батискафе ночью. Люминесцентное освещение, с темнотой вокруг, ударило его одновременно как жесткость и грязь, как кабинет сумасшедшего стоматолога. Оно осветило его лицо и лицо Данте в ярком контрасте.

Они пристегнулись на своих местах, Хеннесси спереди на управлении, Данте позади и справа от него, рядом с балластом. Подъемник поднял их над водой. Некоторое время они висели, покачиваясь, и затем их внезапно отпустили.

Они врезались в воду и темнота стала ещё более полной. Данте включил внешние огни, которые перебивали свет внутри. Хеннесси проверил управление. Он вставил наушник и отрегулировал микрофон так, чтобы он не тёрся об его щёку. Он проплыл на F/7 немного вперёд и назад, включил бур, и посмотрел как он вращается. Он проверил сигнал гидролокатора. Он проверил эхолот и попросил Данте проверить замки иллюминаторов. Похоже всё было в порядке.

— Это Плоткин — сказал Хеннесси, сообщая своё кодовое имя в микрофон.

— База, вы там? Вы меня слышите? — голос Таннера трещал в его ушах.

Человек был на голоэкране, а его изображение четким, легко определяемым.

— Слышу и вижу тебя четко и ясно — сказал Таннер. — Всё готово?

— Вас понял — сказал Хеннесси. Данте подтвердил.

— Приступайте, когда будете готовы, Плоткин — сказал Таннер.

Некоторое время Хеннесси оставался неподвижным, держа руки на управлении, затем отключил видеосвязь и поплыл.

Теперь это всего лишь вопрос времени, подумал Хеннесси, четырёх или пяти часов. Он откинулся назад и потянулся. Сначала они погружались медленно, затем немного побыстрее. Он был осторожен в управлении. Воздух внутри F/7 стал тяжелее и заметно теплее. Он попросил Данте проверить кислородный рециркулятор, хотя он и знал, что это работа климат-контроля, из-за смертельного холода снаружи.

Время от времени рыбы мелькали в свету ходовых огней, и пока они погружались всё глубже и глубже, это происходило всё реже и реже. В основном они были вдвоём в этом тесном судне, дыша воздухом друг друга и ожидая, просто ожидая.

У него болела голова. Похоже она болела на протяжении всех этих дней. Он немного повернулся в своем кресле и бросил беглый взгляд на Данте, который смотрел на него не отрываясь.

— Что такое? — спросил Хеннесси.

— Что что? — спросил Данте.

Хеннесси повернулся обратно. Этот парень кого угодно сведёт с ума, подумал он. Похоже становилось ещё жарче. Воздух стал ещё более тягостным, было тяжело дышать.

Ещё сотня метров. Он никогда не считал, что внутри F/7 может быть так тесно. Но сейчас, когда они спускались и инструменты не нуждались в пристальном внимании, это было единственное о чём он мог думать. Пот с него лил градом. С него текло ручьём, вёдрами. Он чувствовал будто может утонуть в собственном поту.

Он засмеялся.

— Что? — спросил Данте.

Он снова засмеялся. Он ничего не мог поделать с собой. Он знал, что не может утонуть в собственном поту, но вдруг это случится? Это было бредом, все это было бредом.

— Сделай глубокий вдох и возьми себя в руки — сказал Данте.

Он знал, что Данте был прав. Последнее, чего он хотел, это впасть в истерику здесь, на борту, едва ли большем, чем зимнее пальто, в милях от помощи. Нет, он не мог этого сделать, нет. Но затем, также, последовала другая усмешка.

Он услышал как щёлкнула застёжка на ремне Данте и вдруг он оказался рядом с ним, опираясь на приборную панель, батискаф накренился немного перед тем, как откорректировать себя. Он снова усмехнулся, Данте схватил его за горло. Вдруг он не смог дышать.

— Слушай — сказал Данте. — Мы можем сделать это двумя способами. Мы можем сделать это с тобой живым, или мы можем сделать это с тобой мёртвым. Мне не важно, каким способом мы это сделаем.

Он сопротивлялся, но Данте был слишком силён. Он никогда не испытывал ничего подобного, никогда не был так испуган. Он начал терять сознание, красные круги заплясали перед его глазами. Он пытался глотнуть воздуха, но у него не получалось.

Когда он уже был на грани, Данте отпустил его, одарил тяжелым взглядом и вернулся на своё место, как будто ничего не произошло. Хеннесси судорожно вдохнул, хватаясь на свое горло.

— Успокоился? — спросил Данте бесстрастным голосом. Это был больше приказ, чем вопрос.

— Да — сказал Хеннесси, и был удивлён, что теперь он чувствовал себя немного лучше, и немного больше контролировал себя. Хотя его голова теперь болела ещё больше, чем раньше.

Хеннесси проверил управление. Они всё ещё держались курса. Действительно ли действия Данте были необходимы? В конце концов это же было всего лишь хихиканье, и ничего такого, из-за чего можно расстроиться. Данте слишком остро отреагировал, сделав из мухи слона. Ведь он мог пострадать. О чем только думал Таннер, заточив Хеннесси в этом тонущем гробу с сумасшедшим? Может Данте и сильнее, может Хеннесси и не может ничего сделать сейчас, но дайте ему вернуться на землю и он будет знать что ему делать. Он мог бы подать официальную жалобу. Он мог бы пойти к Таннеру, рассказать о поведении Данте и потребовать смены напарника. И если Таннер не захочет ничего сделать, он пойдет выше. Он мог бы писать жалобы до тех пор, пока они не попадут на самый верх, к самому Ленни Смоллу. Несомненно президент Смолл здравомыслящий человек. И даже если мистер Смолл не послушает, то уж тогда он всем покажет. Он взял бы оружие и…

— Тысяча метров — сказал Данте.

Хеннесси виновато вздрогнул и мысли рассеялись.

— Тысяча метров — повторил он. Хеннесси заметил дрожь в собственном голосе, но не такую уж сильную. Может Таннер не заметит. Он включил видеосвязь.

— База — сказал он. — База, на связи.

Голос Таннера стал слабее и немного потрескивал.

Его изображение стало менее ясным, поглощенное глубиной.

— На связи, F/7 — сказал Таннер. — Слышу вас.

— Одна тысяча метров. Герметичность в порядке, приборы в порядке, проблем нет, докладывать не о чем.

— Очень хорошо — сказал Таннер. — Продолжайте.

Они погружались все глубже. Казалось медленнее чем раньше.

— У тебя там все окей? — спросил Хеннесси у Данте.

— Нормально. А у тебя?.

Хеннесси кивнул. Кивнув, он почувствовал, как будто его мозг трется о стенки черепа, слегка задевая их.

— Кислород в порядке? — спросил он.

— Ты только что спрашивал все ли нормально и я уже ответил тебе что все окей — сказал Данте. — Все, включая кислород.

— Ох — сказал Хеннесси. — Точно.

Он немного помолчал, ожидая пока вода осветится их огнями. Никакой жизни, а если она и была, он ничего не видел. Плыть через темный, однообразный мир. Внезапно он понял, что это было совсем как в его сне, от чего ему стало не по себе.

— Голова болит — сказал он скорее для того, чтобы услышать голос.

Данте промолчал.

— У тебя голова не болит? — спросил Хеннесси.

— Кстати говоря, болит — сказал Данте, повернувшись к нему. — Уже несколько дней.

— И у меня — сказал Хеннесси.

Данте лишь кивнул.

— Хватит болтать.

Хеннесси кивнул в ответ. Он сидел, глазея на пустынный простор, окружающий их самих и их судно, слушая потрескивание обшивки от увеличивавшегося давления. Но он слышал что-то еще, какой-то другой звук. Что же это? Почти ничего, но все же что-то есть. Достаточно громкое, чтобы услышать, но недостаточно четкое, чтобы понять. Что же это может быть?

— Ты слышишь? — спросил он у Данте.

— Я же сказал тебе замолчать!

Так он слышал или нет? Почему он просто не ответит на гребаный вопрос? Он ведь достаточно вежливо спросил?

— Пожалуйста, — сказал Хеннесси, — Мне просто надо знать слы…

Данте вытянулся и влепил ему затрещину.

Часть Хенесси говорила, что он ничего не слышал. А если и слышал, то тоже не понимает что это. Что значит, что или звук идет от чего-то близкого к нему, от панели приборов, или…

Или что? Слишком страшно было рассматривать этот вариант. Поэтому он наклонился вперед, прислушиваясь к каждому прибору. Он ожидал, что Данте спросит его что он делает, но он ничего не сказал. Может он ничего не видел, а может ему все равно. В любом случае, ничего не изменилось. Шум все еще присутствовал, но громче не становился.

Что означало, как он понял, звук был в его голове.

Как только он понял это, шум разделился на множество звуков, быстро ставших шепчущими голосами. Что они говорят? К сожалению он знал. Он пытался не обращать внимания, пытался не слушать и…

— Две тысячи метров — сказал Данте.

Да, подумал Хеннесси, займись делом. Не думай о голосах в голове, делай свою работу. Соберись, последнее что тебе нужно, это…

— Ты слышал, Хеннесси? — спросил Данте.

— Слышал. — сказал Хеннесси кивая.

— Две тысячи метров. Свяжусь с Таннером.

Он вышел на связь. Появилось нечеткое изображение Таннера.

— Две тысячи метров — сказал Хеннесси.

Таннер ответил после задержки примерно в три секунды.

— Повторите, — сказал Таннер, вот только прошло это как …рите — после вспышки шума.

— Две тысячи метров — сказал Хеннесси, на этот раз медленнее.

— Понял — сказал Таннер после задержки. Продолжайте.

Еще одна тысяча метров, подумал Хеннесси. Может даже меньше. Большая часть пути пройдена. Как только они прибудут на место, он сможет занять себя бурением. Будет сто-то, на чем можно будет сфокусироваться. Все будет хорошо. Все что нужно — продвинуться дальше. Тогда они как можно быстрее пробурились бы прямо к объекту. Сделали бы так, как просил Таннер — взяли бы небольшой образец и немедленно вернулись на поверхность. А затем то, что они взяли, если это имело смысл брать, перешло бы в другие руки. Он улетел бы в североамериканский сектор, вернулся к нормальной жизни, выбросив все это из головы. А если Таннер и ДреджерКорп захочет собрать команду и откопать объект полностью, прежде чем другие организации что-то почуют — это их личное дело. Он будет уже далеко. Если и дальше так думать, может все будет не так уж плохо.

Может лучше будет дышать помедленнее. Тогда он не будет так быстро расходовать кислород.

Он все еще потел, пот все еще тек с него ручьем, но он больше не хихикал — он боялся. Боялся того, что случилось, боялся Данте.

Хеннеси, возьми себя в руки, подумал он. Скорее одна часть его так думала. Вторая часть кричала в его голове, снова и снова. Третья часть пыталась загнать вторую в трюм и задраить люк. Но были еще части, которые говорили, или скорее шептали, весь шепот был в его голове и он даже точно не знал в его ли. Хеннесси, шептали голоса. Хеннесси. Как будто стараясь привлечь его внимание. Они были его и не его частью одновременно.

Волна боли пронеслась через его голову. Он заворчал, сильнее вдавил пальцы в виски и взглянул на Данте, чтобы узнать заметил ли он. Он увидел, что и Данте сжал свою голову, побледнел и покрылся капельками пота. Его лицо исказила гримаса.

Через мгновение его лицо вновь стало ничего не выражающим, он выпрямился и встретил пристальный взгляд Хеннесси.

— Чего уставился? — прорычал он.

Ничего не говоря, Хеннесси отвернулся к панели управления, надеясь что это продолжалось долго, но не был уверен, что прошло хоть какое-то время. Может осталось еще девятьсот метров.

— Сколько еще? — спросил он как можно более ровным голосом.

Он смотрел на искаженное, призрачное отражение лица Данте в стекле иллюминатора. Он выглядел ненормальным.

— Я скажу, как придет время — сказал Данте.

В его голосе была легкая дрожь, если только Хеннесси не показалось. Может, подумал Хеннесси, ему так же плохо, как и мне.

С одной стороны эта мысль его успокаивала. С другой — дала понять, что быть может все намного хуже, чем он думал.

Он продолжал смотреть в иллюминатор, иногда глядя на темную воду, иногда — на призрачное отражение Данте. Сколько еще, подумал он, сколько еще? Он встряхнул головой. Хеннесси, произнес голос, Хеннесси. Были голоса, которые он узнал, но не понимал, откуда он их знает, и вдруг он понял, что слышал эти голоса в своем сне. Но был один особенный голос, который казался более знакомым. Он знал, кто это, он был уверен, но не мог представить лицо того, кому принадлежал голос. Как можно слышать голос, знать, что он знаком тебе, но не понимать кто это? Они проникли ко мне в голову, подумал он. Должно быть я сам их впустил. Со мной что-то не так.

О Господи, Господи, подумал он. Пожалуйста, помоги мне.

Если он снова начнет кричать, Данте убьет его. Он так и сказал.

Внизу, под батискафом что-то сверкнуло.

Нет, постойте, подумал он, это просто отражение Данте. Ерунда. Но оно появилось снова, выходя из темноты, что-то более светлое, четкое. Дно океана.

Он замедлял батискаф до тех пор, пока тот не стал двигаться со скоростью улитки.

— Три тысячи метров — сказал Данте. — Почти на месте, — сказал он, неожиданно уверенно.

Он смотрел как приближалось дно. Оно было бесплодным, как луна, лишь толстый слой ила покрывал все вокруг. Они остановились очень мягко, почти не подняв осадка. Плоская рыба, лежащая на дне в иле резко встряхнула телом и ускользнула прочь, вновь медленно опустившись на дно там, куда не проникал свет. Во время практических погружений они боялись, что судно перевернется на дне и им будет трудно выровнять его, но оно опустилось вниз привычно мягко.

— Мы на месте — сказал он Данте. — Дальше будет легко.

Данте только смотрел.

Хеннесси связался с Таннером. Странно, но сигнал здесь был лучше, чем тысячей метров выше, может из-за другого угла наклона судна, может выше были мелкие импульсы, затеняющие сигнал.

— Мы на месте — сказал он Таннеру.

— Как выглядит дно? — спросил Таннер.

— Гладким и плоским. В любом случае первый слой будет несложно прокопать.

— Похоже на край света — пробормотал Данте у него за спиной.

Таннер кивнул.

— …азал? — спросил он.

— Простите сэр, не расслышал первую часть — сказал Хеннесси.

— Неважно — сказал Таннер. Продолжайте, как будете готовы. И удачи вам.

Хеннесси выдвинул подпорки для стабильности и поднял корму судна. Бур наклонялся вниз до тех пор, пока не коснулся дна океана. Он подготовил управление.

15

Он почувствовал руку на своем плече, повернулся и увидел Данте вне его кресла, пошатывающегося, со стеклянными гласами.

— Бурить буду я — сказал он.

— Но ведь я…

Данте сжал руку и острая боль ударила ему в плечо и шею, рука неожиданно онемела.

— Бурить буду я — жестким голосом повторил Данте. — Свали.

Было трудно отстегнуть ремень, когда Данте сдавливал его плечо, но наконец он справился. Он встал. Данте все еще держал его плечо, но он двинулся к другому креслу. Только когда он сел и пристегнулся, Данте отпустил его.

Хеннесси вздохнул с облегчением и начал массировать пальцами плечо. Медленно к руке возвращалась чувствительность. Он обиженно уставился на Данте.

— Едва ли ты знаешь что делаешь. Из-за тебя мы оба погибнем.

— Заткнись — сказал Данте даже не озаботившись повернуться.

Он включил бур и приступил к работе.

Все судно затряслось. Медленно, с толчками они начали погружаться в ил.

F/7 вела себя даже лучше, чем они ожидали, медленно он непреклонно двигаясь вперед, бур прогрызал путь вперед, а форсунки уменьшали обломки. Сначала это был просто ил и осадок, отфильтрованныйи выпадающий на дно многие годы. Копать было легко, но двигались они медленно, так как буру было не за что зацепиться.

Главный вопрос, думал Хеннесси глядя через задний иллюминатор на туннель, вновь заполнявшийся илом, был в том, насколько легко будет выбраться обратно. Форсунки помогали избавляться от большинства осколков, но не от всех, и они могли просто застрять, если попытаются сдать назад. Они должны будут пробурить тоннели по кругу и попытаться соединить их. Или так, или пробурить наверх другой тоннель. Пока Данте был осторожен — все нормально.

— База, как слышно? — услышал он Данте. — База.

В своем наушнике Хеннесси слышал лишь шум.

Судя по тому, что Данте замолчал, Хеннесси предположил, что он слышит то же самое. Теперь они одни, по крайней мере пока.

А еще я, сказал голос у него в голове прежде чем пропасть.

Он застонал.

F/7 слегка накренилась.

Бур за что-то уцепился. Это было что-то потверже, похожее на известняк, судя по тому, что он видел на геологических картах. Мел и глинистая порода. Он мог бы проверить показания приборов и узнать точный состав, если бы был в своем кресле.

Он глянул на панель приборов через плечо Данте. Похоже все в порядке. Пока беспокоиться не о чем.

Послушай меня, сказал голос в голове. Пока не закончили, слушай меня.

— Я занят — сказал он вслух. Он встряхнул головой. Он кусал губы, пока не почувствовал вкус крови, надеясь что это отвлечет его от голосов в голове. На какое-то время это подействовало.

— Что? — сказал Данте.

— Пардон?

— Что ты сказал?

— А, ну да — сказал Хеннесси. — Прости. Это я не тебе.

Он спокойно сидел, слегка отвлекшись, слушал жужжание бура, чувствуя как подрагивает батискаф. Меня здесь нет, говорил он сам себе. Все это сон. Всего лишь сон.

Он вернулся во внимание когда судно тряхнуло и бур снова замедлился. F/7 стала двигаться заметно медленнее. Он повернулся и приклонился лицом к иллюминатору, пытаясь увидеть стены тоннеля. Более темная смесь горных пород. Тут и там попадались осколки кварца.

— Мы должны уже быть близко. — сказал Хеннеси Данте.

— Около пятидесяти метров от вершины цели — проворчал Данте. — Это займет некоторое время. Потерпи.

Потерпи, подумал он. Он не мог ничего обещать, но мог попробовать.

Все они могли попросить его, чтобы он попробовал.

Внезапно бур остановился и сдох регулятор кислорода. Огни мигнули и показания приборов стали статичными линиями. Даже аварийные огни не работали. На мгновение он услышал голос Таннера — всего лишь краткое — как слышите, от… а затем снова лишь мертвая тишина.

В тишине он слышал как Данте нажимает кнопки, пытаясь заставить приборы работать. Ничего. Неожиданно он понял, что его руки делают то же самое.

— Что случилось? — спросил он почти крича.

— Я не знаю — ответил Данте.

— Нифига не работает!.

Хеннесси нащупал иллюминатор и начал стучать в него.

— Прекрати — сказал Данте. Что бы ты не делал — прекрати!

Тьма вокруг них была плотной, слишком плотной. Он чувствовал как тьма сжимает свои пальцы вокруг его горла, воздух стал теплым, а затем и горячим. Он был не в силах терпеть это.

Неожиданно все стало намного хуже. Там, по другую сторону иллюминатора, появилось слегка освещенное лицо. Сначала он подумал, что это его собственное лицо, но вокруг была абсолютная тьма. Это не могло быть его лицо. Может это глубоководная рыба, что-то что светится само по себе? Однако это было человеческое лицо, а не рыба, и он был уверен, что это не его лицо. Оно было там, снаружи, зажатое между стеклом и стеной тоннеля который они только пробурили, и мягко светилось. И это лицо он знал — одутловатое лицо, кудрявые волосы, отчасти вялый рот, неровные зубы. У него с этим лицом были одинаковые глаза — глаза их отца. Это был его брат — Шейн.

Шейн умер много лет назад. Он погиб в коллеже, в ужасной аварии на автостраде, когда на ехавшем впереди автовозе сломался ограничитель, и машины с верхнего уровня посыпались на дорогу. Хеннесси был уверен, что он мертв. Он видел тело. А когда гробовщик смотрел в другую сторону, он схватил волосы Шейна и наклонил его голову, открыв огромную бескровную рану под воротником. Нет, это невозможно.

Тем не менее, он был здесь.

Привет, Джим, сказали губы Шейна.

Слова громко раздались в голове Хеннесси.

— Привет, Шейн — сказал Хеннесси. — Что ты там делаешь?

— Заткнись! — сказал Данте. — Что с тобой? Заткнись!

Рад тебя видеть, Джим, сказал Шейн.

Хеннеси придвинулся ближе к стеклу.

— Мне стоит быть потише — прошептал он. — Иначе Данте может разозлиться.

Шейн кивнул и улыбнулся, и притворился, что застегивает рот на молнию, как он делал это в детстве.

— По правде говоря… — прошептал Хеннесси. Свое лицо в темноте он не видел, но представил, что его лицо выражает заботу. Он надеялся, что Шейн увидит это и воспримет вопрос правильно. — Я думал, что ты умер.

Естественно, Джим, сказал Шейн. Они хотели, чтобы ты так думал.

Хеннесси кивнул.

— Ублюдки — прошептал он.

Шейн кивнул. Они не так уж и плохи. Они просто не знают ничего лучшего. Но ты знаешь, не так ли, Джим?

— Знаю — прошептал Хеннесси. — Господи, Шейн, я так рад тебя видеть. Но я должен спросить у тебя еще кое-что.

Давай, сказал Шейн. Можешь спрашивать о чем угодно.

— Что ты здесь делаешь?

Ну, сказал Шейн, застенчиво глядя вниз, честно говоря я надеялся, что ты впустишь меня.

Хеннесси огляделся в темноте, пытаясь представить, как выглядит кабина.

— Шейн, здесь довольно тесно. Не знаю, найдется ли место.

Поверь, места здесь более чем достаточно. Впусти меня и ты увидишь.

— Но что подумает Данте? — спросил он.

— Прекрати шептать! — закричал Данте. — Немедленно!

Шейн сонно усмехнулся. Он здесь не начальник, Джим. Я знаю что здесь происходит на самом деле. Ты здесь главный. Данте просто здоровый тупой бык. Нужно, чтобы кто-то поставил его на место. Я буду сидеть тихо. Полагаю, он даже не заметит.

— Ты прав, Шейн — прошептал Хеннесси. — Он просто здоровенный тупой бык-ни чего больше.

Он подождал, прижимая лицо к толстому стеклу иллюминатора.

— Почему бы и нет? Заходи, Шейн. Заходи.

Неожиданно лампы моргнули и снова загорелись, засветившись в полную силу. Заработали приборы. Хеннесси услышал треск в ухе, увидел образ Таннера на голоскрине, на котором раньше были только помехи.

Регуляторы кислорода заработали, вновь зажужжал бур. Данте вскрикнул.

— Мы целы — сказал он бросив быстрый взгляд через плечо. Хеннесси увидел, что его лицо блестело от пота. — Все будет хорошо.

Но Хеннесси уже знал, что все будет хорошо. Его брат, старый добрый Шейн, сидел рядом с ним на кресле которого раньше вроде здесь не было. Должно быть Шейн принес его с собой. Он улыбался, держа руку Хеннесси в своей руке. Теперь, когда Шейн был здесь, все сработает.

16

Он аккуратно отпустил руку брата и взглянул на часы. 6.36, но судя по тому, как цифры вспыхивали и затем медленно гасли, часы остановились. Почему они не работали? Он показал их Шейну, но тот лишь кивнул.

Не волнуйся, сказал Шейн. Это не имеет никакого значения.

Шейн был прав, ничего страшного, но все еще хотел знать сколько сейчас времени.

— Который час? — спросил он Данте.

— Оставь меня в покое — сказал Данте. — Мы приближаемся. Я должен это увидеть.

Хеннесси немного подождал и снова спросил.

Отвлекшись, Данте посмотрел на часы, затем поднес их к уху.

— Остановились — сказал он.

— Мои тоже — сказал Хеннесси.

Данте повернулся и посмотрел на него. Он по-видимому не заметил Шейна, хотя тот сидел на месте, рядом с Хеннесси. Люди видят лишь то, что хотят видеть, подумал Хеннесси.

— Тебе это не кажется странным? — спросил Данте.

Хеннесси пожал плечами.

— Беспокоится не о чем — сказал он. — Ничего страшного.

Глаза Данте сузились.

— И еще одно — сказал он. — Какого хера ты вдруг стал таким невозмутимым?

Хеннесси бросил взгляд на Шейна, а затем, поняв что он сделал, резко вернул взгляд обратно на Данте. Данте взглянул в сторону, глядя сквозь Шейна, затем обратно.

— Просто так. — Сказал Хеннесси. — Мне стало лучше. Не знаю почему.

Закатив глаза, Данте отвернулся.

Только между нами, Джим — ему действительно стоит так поступать? спросил Шейн.

— Не знаю, — сказал Хеннесси: — Должен ли?

В некоторые вещи лучше не вмешиваться.

Хеннесси кивнул.

Возможно, Шейн был прав, но если бы он сказал это Данте — тот бы и слушать не стал. И что ему с этим делать? Может, это и плохая идея, но даже если и так, он всё равно понятия не имел, как он сможет заставить Данте остановиться.

Ещё через пару минут — может и больше, сложно сказать — Данте замедлил бур. Он медленно продвигался вперёд, пока они не упёрлись во что-то, отчего бур завыл. Сменив направление бурения, он чуть отступил назад, а потом продвинулся под немного другим углом, отодвинув одну из стенок туннеля. Хеннесси просто стоял, улыбаясь и изредка оглядываясь на своего брата, словно чего-то ждал.

Ты уверен, что это хорошая мысль? снова спросил Шейн.

Хеннесси пожал плечами.

Данте ещё раз отвёл назад бур и продвинулся, и так четырежды.

Думаю, это ошибка, сказал Шейн.

Это было, как мог видеть Хеннесси, нечто странное, наполовину скрытое в скале. Сквозь кружащиеся камешки и частички ила было довольно трудно что-либо разглядеть. Данте в очередной раз отодвинул бур и выключил его.

— Что там такое? — спросил Хеннесси.

— А какого чёрта я должен это знать? — сказал Данте. — Я в жизни ничего подобного не видел.

Это Чёрный Обелиск, сказал Шейн.

Чёрный Обелиск, подумал Хеннесси. Как только вода успокоилась, он начал разглядывать его внимательнее. Оно казалось монолитом, сделанным из какой-то разновидности обсидиана. К вершине оно сужалось, и по всей высоте закручивалось в спираль. Оно было покрыто горизонтальными бороздками и тысячами символов, каких он никогда не видел. Светились ли они сами по себе, или ему это показалось из-за света, падающего на них от прожекторов? Он не мог уверенно сказать. Та часть, которую он видел, была около трёх метров в высоту.

— Боже, — сказал Данте, его голос был полон необычного трепета. — Кто оставил это здесь? Или что?

Это последнее, что ты хочешь спросить, обратился Шейн к Хеннесси. Лучше уж не знать.

Он внезапно вспомнил схему Обелиска, которую Таннер показывал им. И включил голоэкран. Венчали Обелиск два рога, указывающих одно и то же направление, и он мог видеть — монолит уходил гораздо глубже, возможно на двести и более метров вниз.

— Насколько он велик? — спросил Хеннесси.

Данте, смутившись, что-то сказал, но Хеннесси спрашивал не его.

Огромен, сказал Шейн. Он взял руку Хеннесси и прижал её к стеклу иллюминатора. И они вместе стали смотреть. Ты не хочешь связываться с этим, сказал Шейн. Ты в опасности.

— Я собираюсь подвинуть нас поближе, — сказал Данте.

— Уверен? — спросил Хеннесси, всё ещё смотря на монолит. — Может, нам не стоит с этим связываться?

Около него, на самой границе бокового зрения, Шейн кивнул.

— Попробуй вызвать Таннера, — сказал Данте. — Посмотрим, что ему нужно.

Хеннесси, попытался, но услышал только помехи и обрывки голоса Таннера.

— Не знаю, — сказал Хеннесси. — Тут происходит что-то не то. Оставим эту затею.

— Мы прошли весь этот путь, — сказал Данте. Мы уже чёрт знает сколько торчим в этом гробу. А теперь мы здесь, и надо взглянуть поближе.

Хеннесси секунду поколебался, глядя на него, и наконец кивнул.

— Думаю, не будет ничего плохого, если мы придвинемся ближе, — сказал он. — Ну, по крайней мере — пока мы будем осторожны.

Он оглянулся на своего брата, но тот только покачал головой. Возможно, сказал он.

Данте тронул батискаф с места, потом выключил двигатели, позволяя тому дрейфовать. Они были прямо напротив монолита. F/7 мягко стукнулся о его поверхность.

— Чудесно, — прошептал Данте.

И совсем не чудесно, сказал Шейн со странно вытянувшимся лицом. Это ужасно. Данте стал одним из них, брат. И, боюсь, нам придётся от него избавиться.

17

Пока что всё хорошо, думал Данте. По крайней мере — в норме. И возможно, для него так и было. Его голова болела с тех пор, как он сел в этот проклятый батискаф. А если быть честным с самим собой, последние несколько недель. И непохоже, что лекарства как-то помогали. Что бы он ни делал, она всё равно оставалась, не невыносимая, просто всё время тихо пульсирующая в голове, мешая ему спать, не давая сосредоточиться. Он никогда не был таким взвинченным со времён космических боёв. Вдобавок, он ещё не чувствовал себя настолько заточённым, пойманным с тех пор. Он не осознавал, насколько пребывание в подводной лодке заставляет чувствовать себя бесполезным космическим мусором. Это навеяло всякого рода вещи, вернув к памяти моменты лунных боев — непонятной войны, которая официально и войной-то не была и на которой всего-то и было что одна маленькая слеза на материале твоего костюма и где, в конце концов, если ты хотел выжить, ты должен был вонзить нож в чью-нибудь спину чтобы иметь возможность украсть остатки кислорода. Как много людей ему нужно было убить чтобы остаться в живых? И все это висело на нем, напрягало его. Поначалу он думал, что все это приподняло его над вещами, сделало так, что он не будет чувствовать страха, не будет подвержен эмоциональной слабости как другие. Но он начал понимать, что все было не совсем так. В действительности, он на протяжении долгого времени управлял этими частями самого себя так, чтобы избегать их, но они по-прежнему были здесь. И теперь они прорывались наружу, они были сырыми и красными, более чувствительными, чем оголенный нерв.

И этот ублюдок Хэннеси. Это не помогало тому, что Данте застрял с ним. Он был реальным, истинным гребаным дубиной. Это уж точно. Сначала он походил на ребёнка в магазине игрушек, неспособном сдержать своё восхищение перед F/7, его новой игрушке. Затем посади его, двуличного, в эту штуковину и единственное, что приходит, так это паника и нервы, и медленное схождение с ума. Это последнее, чего бы вы хотели в замкнутом пространстве вроде этого. В лунных перестрелках он убивал людей за меньшее.

Не то чтобы такая мысль не мелькала у него в голове. Но Таннер не хотел, чтобы он сделал это. Все эти годы Таннер был добр с ним. Хотя, если бы Таннер понял, что на самом деле случилось во время лунных перестрелок, то, Данте знал, что он бы мог обращаться с Данте немного иначе.

Таннер никогда не осознавал, что во время этих перестрелок Данте был бы заинтересован не столько в спасении Таннера, сколько в том, чтобы украсть его кислород. Данте планировал убить его и забрать его кислородный баллон и он бы это сделал, однако, во время поиска безопасного места для убийства Таннера, он наткнулся на работающий передатчик — огрубевшая и замерзшая рука техника все еще сжимала его. Так, вместо того, чтобы убить Таннера, Данте вызвал корабль чтобы тот подобрал их. Таннер так никогда и не понял, что причина того, что он почернел и чуть не умер до прибытия корабля, заключалась в том, что Данте уменьшил на его баллоне подачу кислорода. Просто в случае если бы корабль не прилетел достаточно скоро, ему бы понадобился кислород Таннера.

Но лояльности и вина перед Таннером не были единственными причинами, по которым Данте не убил Хэннеси. Ему не нравилась идея убивать кого-либо в таком замкнутом пространстве, где он бы не мог бы избавиться от тела. Он просто не мог представить себя сидящим здесь, зная, что позади его находится тело и чувствуя на своей спине взгляд его мертвых глаз. Добавьте к этому еще тот факт, что за последние шесть или приблизительно шесть часов он, на самом деле, стал немного побаиваться Хэннеси. Паникующий, а затем шепчущий с самим собой, говорящий в переборку слева от себя словно возле него на самом деле кто-то был. У этого парня был непорядок с головой и Данте не хотел сделать ничего, что могло бы того спровоцировать. Из личного опыта он знал, что, когда люди сходят с ума, они становятся непредсказуемыми. Они могут сделать вещи, которые от них и не ждешь да еще с такой силой, что и не подумаешь, что они на это способны.

Он хотел лишь пройти через все это и остаться в живых. Они уже наполовину сделали это. Они уже были здесь, прямо перед монолитом, который, как ему следовало признать, также пугал его до усрачки. Но вместе с тем он наполнял его благоговейным трепетом. Если верить геологическим данным, то он пробыл здесь более пятидесяти миллионов лет. Что значит что он — предшественник человечества. Но он точно был сделан людьми, или иной разумной формой жизни. Это было уму непостижимо.

Хэннеси уставился за иллюминатор, созерцая с потерянным видом эту штуковину и выглядел так, словно его мозг был выключен.

Зато у Данте был подвергшийся первичной обработке пробный образец. Он был подготовлен и частично выступал. Он проверил молекулярные резаки, которые могли срезать тонкий слой этой породы. Он осторожно выдвинул рычаг на длину касания с монолитом, затем подал его вперед и начал резать.

Почти сразу же его голова наполнилась пронзительной болью, настолько интенсивной, что он почувствовал, что теряет сознание. Поначалу в его глазах все словно покрылось кровью, а затем абсолютно все исчезло, оставив лишь белое пустое пространство. Он схватился на панель управления, борясь за то, чтобы дышать. Позади него кричал Хэннеси.

Боль, очень медленно, но начала отступать. Его зрение вернулось. Позади него Хэннеси весь стонал, хотя и потерял сознание. Заборник проб породы продолжал резать — очень медленно, но он все еще резал.

Все, что им было нужно, так это малый фрагмент, лишь маленький кусочек и затем он сможет развернуть F/7 и убраться к чертям отсюда.

18

Одну минуту, когда Хэннеси сидел здесь и смотрел на брата, все было в порядке, а потом был пронзительный шум и такое ощущение в голове словно она сейчас взорвется. Его брата начало всего трясти. Его голова наклонилась в одну сторону, его шея отрывалась от места, где она была. В этот момент Шейн уже был убит. Он затрясся сильнее и его тело, разорвавшись, забрызгало все кровью. Хэннеси начал кричать и внезапно перестал дышать. Мгновение спустя батискаф вокруг него закружился и затем наступила темнота.

Когда он пришел в себя, Шейн уже вернулся и выглядел так же как и до момента, когда его разорвало в кровавое месиво — то же странное неизменное выражение лица. Однако, он подвинулся и теперь сидел сразу за Данте уставив взор в другой конец батискафа и оглядываясь на Хэннеси. Или не совсем сразу за Данте: казалось, что он сидит частично на Данте. Но, поскольку Хэннеси остановился, он увидел. Шейн был частично в Данте, их бедра растворились вместе, его ноги как-то выступали из затылка командира.

— Ты в порядке? — спросил Хэннеси.

— Да, — сказал Данте. — Кроме моей головы. А ты?

Ему не следовало этого делать, сказал Шейн, его рот безмолвно открывался в воздухе словно у рыбы, вынутой из воды. Это опасно. Смотреть достаточно плохо, а уж трогать — чересчур. Никому из вас не стоило этого делать. Джим, я думал тебе лучше чем этому.

— Делать чего? — спросил Хэннеси.

— Я беру образец породы, разумеется, — сказал Данте. — И что ты думал я буду делать?

Это не то, что можно исследовать, сказал Шейн. Это не то, что можно понять. Это нужно оставить здесь и нетронутым, здесь — где оно спокойно лежало миллионы лет. Ты думаешь они бы закопали его так глубоко, если бы предполагалось, что он должен быть найден?

— Что это делает? — спросил Хэннеси.

Данте по-прежнему не смотрел на него.

— Это молекулярный резак с титановым цилиндром позади этой штуковины — сказал он. — Молекулярный резак делает круглое отверстие и медленно продвигается вглубь. Один цилиндр уже достаточно глубоко, резаки попеременно вращаются чтобы срезать торец образца. Я думал ты все это знаешь. Не волнуйся. Еще немного осталось. Мы уже почти сделали это.

Ты не хочешь знать что оно делает, сказал Шейн. Тебе не следует пытаться разрушить это. Тебе не следует это слушать. Ты просто должен оставить это здесь. Ты должен сопротивляться Слиянию, Джим.

— Слиянию?

— Что? — спросил Данте, наполовину обернувшись. — Я полагаю что да, молекулярные резцы режут со звуком, походящим на речь. Но почему это тебя интересует?

Не говоря уже о Слиянии, сказал Шейн. Последнее что ты бы хотел чтобы случилось, так это допустить, чтобы это началось.

Он неловко растянулся в кресле.

— Осторожно следи за тем, как ты двигаешься — обратился к Данте Хэннеси. — Ты же не хочешь чтобы Шейна разорвало.

19

Вот дерьмо, подумал Данте. Он полностью повернулся чтобы встретиться лицом с Хэннеси, который тут же начал пронзительно кричать.

— Шейн! — кричал Хэннеси — Шейн! Кровь! Кровь! Она повсюду! Ты весь покрыт ей! — Издавая рвотные звуки он начал водить своими руками вверх и вниз по грудной клетке Данте, на его лице читался ужас. — Мы должны отделаться от него — сказал он и бросил Данте отчаянный взгляд. — Разве ты не видишь это? — спросил он. — Разве ты не видишь кровь?

Данте двинул ему достаточно сильно чтобы опрокинуть.

— Просто успокойся — сказал Данте. Он трясся. — Просто расслабься.

— Тебе легко говорить — бормотал Хэннеси. — Он не твой брат, которого только что разорвало.

— Хэннеси — сказал Данте. — Но это был не твой брат. Здесь лишь ты и я.

Но Хэннеси тряс головой.

— Я видел его — говорил он. — Я видел его. — Его голос был все более истеричным. — Он был здесь. Я клянусь, вот здесь, прямо здесь где ты сейчас сидишь, на этом месте.

— Но это я — сказал Данте, начиная действительно пугаться. — Как он мог сидеть здесь если тут все это время сидел я?

— Но он был — сказал Хэннеси. — Он был наполовину в тебе. Ты разорвал его, и затем он разлетелся на куски.

Вот дерьмо, снова подумал Данте.

— Постарайся взять себя в руки, Хэннеси — сказал он сдержанным тоном. — Тебе привиделось.

— Нам следует остановиться — сказал Хэннеси. — Шейн сказал мне, что нам следует оставить это в покое. Нам следует закопать это и убираться к чертям отсюда. Останови заборщик проб породы! — Теперь он уже кричал. — Отведи его обратно!

— Все в порядке — сказал Данте. — Я остановлю его. Я его уже останавливаю — заверил он.

Он дотянулся до консолей и затем заколебался.

Оставалось совсем немного до изъятия образца. Еще бы несколько секунд и он бы у них уже был и потом они могли бы убраться прочь отсюда.

— Останови это! — проревел Хэннеси. — Останови это!

— Я останавливаю — солгал Данте. — Не кричи, ты меня отвлекаешь. Я уже почти остановил. Я клянусь.

И все уже было сделано, к этому времени молекулярные резаки завершили свою работу и заборник проб породы начал обратный ход с образцом в экстракционном цилиндре.

— Ну вот, видишь? — сказал Данте. — Все в порядке.

Улыбаясь, он обернулся, и тотчас же металлический стержень ударом сломал ему челюсть. Он поднял руку и почувствовал боль, когда металлический стержень нанёс удар и по ней. Он наполовину выскользнул, наполовину выпал из командирского кресла. Он увидел как стержень смял подлокотник над его головой. Это была стойка с рециркулятором кислорода. Он удивился тому как Хеннесси шустро разобрал её. Он бросился в сторону, наблюдая за тем, как Хеннеси двинул по пустому месту, и то же время споткнулся о переборку. Данте попытался подняться, но он не смог опереться на руку. Кровь сочилась изо рта и бежала струйкой вниз по груди. Ему удалось поднялся на ноги, но Хеннесси уже оправился и пошел на него, занося прут. Данте вскинул покалеченную руку и Хеннесси ударил снова. В этот раз боль накрыла его тёмной волной. Он подскользнулся на собственной крови и снова оказался на полу. И тогда Хеннесси ударил его по голове.

Пока он лежал на полу, ощущая, что жизненные силы его покидают, у него возникло чувство будто бы люди столпились вокруг него. Это было невозможно. Хотя он умирал, он знал что это невозможно, там были только он и Хеннесси. Да даже если и так, столько народу в кабину точно не вместилось бы. Хотя он был уверен, что их нет, это ощущение было невыносимым. Особенно когда он начал узнавать лица. Там были все те кто погиб в лунной мясорубке. Все те, кого он убил чтобы забрать кислород и выжить. Один за другим, они вышли вперед, пока Хеннесси продолжал избивать его прутом, а затем наклонился чтобы высосать воздух из его рта. Когда появился последний, он умер.

20

Он бросил железный прут и опустошенный захромал назад к своему креслу. Он вытер кровь с его лица рукавом и закрыл его глаза.

Только через какое-то время, когда его дыхание постепенно замедлилось, он осознал, что только что сделал.

Он открыл глаза и увидел месиво на полу, а за тем проблевался. В нём едва различались очертания человека, конечности искривлены и повёрнуты в неправильных направлениях, голова расколота сверху. Это было гораздо ужаснее, чем когда его брат взорвался. Он отвернулся. Он сделал это? Как? Данте был квалифицированным и опытным бойцом, гораздо более сильным, чем он — когда Данте схватил его плечо, он был парализован болью. Нет, он не мог сделать этого, он не мог выйти сухим из воды после такого.

Но если не он, то кто?

И где был его брат? Было ли это на самом деле, или же это было то, во что они хотели заставить его поверить?

— Шэйн? — сказал он.

Его комлинк вдруг затрещал. Голос Таннера, если только кто-то не притворялся Таннером.

— …жен мне. Пожа… …веть. Хэннэс —…

Он пошёл к экрану, который теперь был забрызган кровью.

— Таннер? — сказал он.

— Я потерял Шейна.

…аа. — сказал Таннер.

Хеннесси видел его лицо на сканере всего лишь минуту, оно было мрачным; затем поражение пересекло лицо Таннера и его заглушили помехи.

Хеннесси отвернулся от панели управления, чтобы увидеть, прямо за собой, своего брата.

— Шейн, — сказал он и улыбнулся. — Ты в порядке после всего этого.

Конечно, Джим, сказал он. Ты же не думаешь, что такая мелочь может причинить мне боль?

Это должно быть какой-то трюк, Хеннесси сказал себе.

Его брат прислонился к контрольной панели и уставился на него. Мне нужно серьёзно поговорить с тобой, Джим, сказал он.

— В чём дело, Шейн? — спросил он. — Ты знаешь ты может говорить со мной о чём угодно.

Его мёртвый брат смотрел прямо на него, его лицо было такое же вдумчивое, каким часто было прежде, когда они были моложе.

Ты поступил правильно, брат, ты остановил его, сказал Шейн. Но это очень опасное время, ты слишком близко. Слишком близко, чтобы ясно слышать. Шепот, он может забрать тебя. Ты не должен его слушать, Джим. Вырвись, отгороди свои мысли. Или тебя может не стать. Скажи другим то же самое.

— Но… Я не… — Хеннеси заикался, пытаясь подобрать слова. — Буду честен, Шейн. Я не уверен, что понимаю о чём именно ты говоришь.

Позволь им узнать, сказал Шейн. Обелиск в прошлом, и прошлое должно оставаться нетронутым, если мы хотим остаться собой. Ты уже пробудил его. Он завёт тебя даже сейчас. Но ты не должен подчинятся. Ты не должен слушать. Скажи им это.

— Кому я должен сказать? — спросил Хеннесси.

Всем, сказал Шейн. Скажи всем.

— Но почему ты не скажешь им, Шейн? — спросил он. — Ты знаешь об этом гораздо больше меня!

Но Шейн только покачал головой. Это уже началось, сказал он. Он протянул свой большой палец и прикоснулся ко лбу Хеннесси. Его прикосновение жгло как лёд. И затем Хеннесси смотрел, как его брат медленно увял и исчез.

21

Он чувствовал себя опустошённым и очень одиноким. Он подошёл к обзорному иллюминатору, скользя по останкам на полу по пути. Кто-то должен убрать это, подумал он. Вся кабина источала запах крови. Возможно Шейн здесь, думал он, как и был прежде, но всё что, он мог видеть были тёмная вода, пронизанная светом, и край Обелиска. Да, теперь он определённо светился, его свет слегка пульсировал.

Он уставился на него.

Он пытался сказать ему что-то. Что Шейн сказал? Что он должен быть оставлен нетронутым, что им не нужно понимать его. Но почему тогда он чувствовал, что он хотел понять его, что он хотел узнать у него что-то? Может Шейн ошибся?

Он смотрел и смотрел. На мгновение он почувствовал, что снова может слышать голос, может голос Шейна, но затем он становился всё мягче и мягче и исчез. И потом внезапно сияние стало ярче, и это было, как будто его голова была открыта и заполнена светом. Он обернулся, его взгляд бросался вперед и назад. Ему нужно было получить все это. Ему нужно было записать зафиксировать всё, что он ему говорил. Он мог напечатать всё в компьютер, но этого не было достаточно, мог произойти отказ питания, и всё могло быть потеряно. Нет, ему нужно было записать это, но у него не было ни ручки, ни карандаша, ни бумаги. Он не использовал физической бумаги с тех пор, как был ребёнком. Все делалось на компьютере.

На пути назад к нему, он снова поскользнулся, частично упал, пачкая колено и руку в крови. Он смотрел на свою руку, с которой капала кровь, на её кровавую двойную надпись прямо на своём бедре и понял, что делать.

Он окунул свои пальцы в кровь Данте и приблизился к стене, дожидаясь, когда его голова откроется снова. Когда она раскрылась, в ней вспыхнули символы. Он мог прекрасно видеть их в своей голове, мерцающие в ней. Отчаянно, он начал кратко записывать их на стенах, так быстро, как мог, останавливаясь только на то, чтобы окунуть пальцы в кровь снова. Сначала было что-то похожее на N, только перевёрнутую, с бусинкой на основании её ноги. Потом L, но перевёрнутая сверху вниз, с волнистой горизонтальной чертой. Затем что-то выглядевшее как нос корабля, движущегося слева направо, явно иллюминатор и круг в круге. После этого, пытаясь не отставать от фигур, струящихся через его голову, он писал так неистово, что не мог писать ровно, мог только позволить пальцам вывести по образцу знак и перейти к следующему.

Когда он залез на иллюминатор, он не остановился, просто писал по нему. Он писал на всём, что попадалось на пути. Через некоторое время ему перестало хватать места, и он стал писать мельче, чтоб хватило комнаты. Когда он исписал всю стену, он написал вокруг приборных панелей. Когда у него кончилась кровь, он наступил на то, что осталось от груди Данте, пытаясь добыть ещё, но вытекло немного. Тогда он сильно наступил на конечности, и кровь начала вытекать. В скором времени тело Данте было разорвано на части и напоминало человеческое ещё меньше, чем когда он начал.

Передатчик засигналил, посылая злобное статичное шипение.

— ….в, о ….восемь……другие….. — передал он.

— Не сейчас, Таннер, передал он.

— …вечай, отвечай — ты слышишь? — он говорил.

— Не сейчас! — крикнул он.

Потолок был уже исписан, стены были уже исписаны; всем, что осталось был пол. Он сложил куски тела Данте в кресло командира. Он попытался привязать их ремнём, но быстро понял — это бесполезно. Всё было в порядке, говорил он себе. Судно не двигалось. Они никуда не направлялись.

Вряд ли где-то была ещё кровь, а та, что ещё осталась на полу уже начала свертываться. Он погрузил пальцы в неё и продолжал писать прозрачным тонким слоем, экономя кровь. Но вскоре кончился пол.

Он хотел, чтоб Шэйн был здесь, что бы подсказать ему, что делать дальше. Правильно ли он поступил? Предал ли он своего брата? Он стоял на коленях уставившись.

Было жарко, почти нестерпимо жарко. Как могло быть так жарко? Он встал и снял свою рубашку, кинул её на другое кресло. Это помогло немного, но недостаточно.

Ему было также жарко. Он снял обувь, сложил поверх рубашки, а затем снял штаны, трусы.

Голый, он уставился на своё тело. Бледный, подумал он. Белый, как простыня. Нет, не как простыня, поправил он. Белый как бумага.

И в следующий миг он знал на чём ему писать. Не хватало только крови. Он иссушил Данте всего; он не сохранил достаточно, чтобы дописать конец.

Он поглядел вокруг. Наверняка где-то ещё была кровь. Разве они не путешествовали с пакетами крови? А если бы им понадобилось переливание прямо на корабле? Как они могли отправиться куда-то без крови?

Его глаза осматривали комнату, выискивали, когда взгляд прошёл по руке, пульсирующей вене.

— А, — сказал он, улыбаясь, — вот где ты прячешься.

Было непросто заставить кровь вытекать, но в конце он справился, разрывая руку острым углом той же распорки, что он использовал для усмирения Данте. Поначалу, кровь вытекала легко, так что он мог просто провести пальцем вдоль руки и затем выводить символы на своём теле. Но течение быстро замедлилось и рана начала затягиваться. Ему приходилось резать себя снова и снова.

К тому времени, когда он закончил, он чувствовал себя Обелиском. Он был красив, покрытый роем символов, содержащими знания всей вселенной, написанными на его коже. Он стоял прямо, опустив руки, и держался безмолвно. Он был Обелиском. Он чувствовал эту силу, походящую через него.

Он не мог сказать сколько это продолжалось. Он очнулся от резкого шума и сильной боли в голове. Он покачнулся и упал, схватившись за виски. Когда шум, наконец, остановился, он встал. Он вспомнил он что должен был сделать больше. Он должен был сказать им, он должен был предупредить их.

Он включил экран и встал перед ним, установил его одновременно на все частоты.

Сообщение для всех, Шейн дал это понять. Ему нужно было сказать всем, если сообщение сможет пройти сквозь скалу и всю эту гадость.

— Привет, — сказал он видеоэкрану. — Это офицер Джеймс Хеннеси, действующий командир из SS Обелиск. Мой брат, Шейн сообщил мне то, что нам всем надо знать.

Но была колющая боль в его голове, как будто кто-то колол в его зрительный нерв кончик тупого ножа. Он схватился за голову и прислонился над столешницей. Потом боль прошла, он встал на мгновение не зная, где он находится. Он открыл глаза и оглянулся вокруг, не в силах сфокусироваться на всем. И тут он вдруг вспомнил: он был на телевидении!

Он дал камере свою самую обаятельную улыбку. Что он опять делал? О, да, верно: он спасал человечество.

— Мы слышим неправильный шепот, — он начал. — Времени мало, и мы слышали, что они говорят, но Шейн сказал, чтобы мы не слушали. Мы не следуем правильным ответам. Мы должны сопротивляться прошлому, пока не стало слишком поздно. Слишком поздно для Воссоединения.

Он снова победно улыбнулся, глядя прямо в камеру. Он всем давал понять говорил прямо к ним. Они должны понять на сколько это было важно.

— Я нарисовал карту — сказал он, указывая на своё тело. — Я не знаю этого ли хочет Шейн, но я смотрел на Обелиск, смотрел, а потом нарисовал. Мы должны изменить наши пути и учится, чтобы понять это, — сказал он. Он смущенно покачал головой. Он сбился где-нибудь?

— Или же не понять, — сказал он.

Это было как двое внутри него, борются чтобы завладеть им, и он уже не был уверен, кем из двух он был на самом деле и кого надо слушать он.

Обелиск приковал его взгляд через иллюминатор. Он долгое время смотрел как тот пульсирует. Он посмотрел на свою левую ладонь, затем на правую и медленно свёл их перед собой.

— Воссоединение, — сказал он.

Он указал на Обелиск через иллюминатор, затем указал на символы на своём теле. — Мы должны понять его — сказал он, хотя часть его кричала на него, чтобы он остановился. — Сейчас важна только одна вещь, учиться у него. Это путь. Мы должны понять его, а не уничтожить.

Он отошел и выключил видео. Он так устал. Его голова болела. Ему нужно было отдохнуть. Он хотел отдохнуть минутку и затем направиться домой.

Он лёг на пол.

Он чувствовал и жар и холод. Его голое тело чувствовало себя неестественно на гладком полу. Медленно он сворачивался в себя, пока не стал похож на шар, и начал дрожать.

В конце было короткое мгновение ясности, когда он понял, что устал из-за того, что исчезал кислород, когда он осознал, что что-то ещё контролировало всё, что он сделал, всё, что он сказал. Но к тому времени как он понял это, было уже слишком поздно что-то делать. Сейчас я поднимусь, подумал он. Я поднимусь и пробурю обратный путь на поверхность. И тогда я разберусь в этом беспорядке.

Через некоторое время он потерял сознание.

Вскоре после этого он умер.

Часть третья ПЕТЛЯ ЗАТЯГИВАЕТСЯ

22

— Как давно это было? — спросил Полковник.

— Слишком давно, — сказал Таннер; его лицо было изможденным, а голос — хриплым. — Уже порядка сорока восьми часов.

Он не спал почти два с половиной дня. Большую часть этого времени он провел, пытаясь вступить в контакт с F\7. Было несколько отдельных коротких периодов, мгновений, когда все каким-то образом выравнивалось, что позволяло сигналу пробиться. И как он полагал, в эти мгновения команда батисферы также могла его видеть. Но это никогда не продолжалось достаточно долго, чтобы можно было с ними связаться. И когда он уже был готов сдаться, появился сигнал, транслируемый по всем частотам. Ему удалось заполучить лишь короткие фрагменты, слишком короткие. Но другие перехватили и иные части трансляции с остальных каналов. Команда Таннера собрала столько, сколько смогла и пыталась упорядочить всё это вместе, что бы сформировать что-нибудь. Он полагал, что к этому времени у них уже есть кое-что и потому связался с Полковником, но они все еще продолжали работу.

— Могут ли они быть все еще живы? — спросил Полковник.

— Мы уже знаем, что один из них мёртв.

— Хеннеси?

— Нет, Данте, — сказал Таннер.

Он потёр глаза. Вот уже несколько дней его мучила головная боль, возможно, даже недель. Он начал чувствовать, что не может вспомнить, когда её не было.

— Неожиданно, — сказал Полковник.

Таннер кивнул.

— Мы всё еще не знаем, что случилось, но мы знаем, что он мёртв.

Он сбросил файл с материалом на экран Полковника, наблюдая как тот на другом конце линии принимает его. Таннер знал, что там было: вызывающее ужас изображение, на котором было запечатлено, подпертое на командном кресле, расчленённое туловище, прямо перед ним аккуратно сложены в кучу его конечности. Голова была раздроблена и деформирована, она едва ли напоминала человеческую.

— Это обрывок одной из передач, которые нам удалось сберечь. Собственно, последнее, имеющееся у нас, изображение.

— Откуда ты знаешь, что это Данте? — спросил Полковник.

Полковник был крепким человек, думал Таннер: его голос был таким же, как и раньше, словно он смотрел на чью-то свадебную фотографию. Таннер прокрутил участки изображения на его мониторе.

— Здесь и вот здесь вы можете увидеть небольшое количество волос. Они запеклись в крови, но мы вполне уверены, что это волосы.

— А, да, — сказал Полковник, — теперь вижу.

— Хеннесси был лысым, — простодушно пояснил Таннер.

Полковник откинулся в кресле, задумавшись.

— Что произошло? — спросил он.

Таннер пожал плечами.

— Что-то пошло не так, — сказал он. — Больше мне сказать нечего.

— У тебя есть какие-нибудь предположения?

Таннер вздохнул.

— Должно быть, Хеннесси сошел с ума и застал Данте врасплох. Возможно, неисправность в системе подачи кислорода оказала влияние на его мозг, может быть сказалось слишком длительное нахождение в замкнутом пространстве. Или, возможно, он уже был безумен и мы не знали этого.

— Тебе не кажется это необычным? — спросил Полковник.

— Разумеется мне это кажется странным, — сказал Таннер. — Это ненормальное поведение.

— Нет, — сказал Полковник. — Да, конечно, всё это странно, но еще более необычно то, что все это происходит сейчас, именно сейчас, когда они на пути к невероятному объекту, обнаруженному в невероятном месте.

— Думаешь, диверсия?

— Не исключено, — сказал Полковник. — Но это наименее необычный вариант из всех возможных, Таннер. Прояви немного фантазии. — Он выпрямился в кресле. — Срочно свяжись со мной, как только у тебя появится материал для меня, — сказал он, и потянулся вперед отключить связь.

23

Альтман заметил, что в течении ночи мощность сигнала время от времени возрастала. Измерительный прибор, который он установил, давал наиболее высокие показания, чем когда-либо. Пульсация прекратилась и уровень активности снизился, но все еще превышал значения предыдущего состояния покоя.

Он взглянул на Филда, который казался поглощенным своими собственными вычислениями. Просто на всякий случай, Альтман повернул свой голографический экран так, чтобы Филд случайно не увидел то, что на нем отображалось. Он прокрутил журнал данных, пока не обнаружил запись, указывающую на смещение. Это произошло около шести — семи утра, хотя для того, чтобы сказать точно, нужно было провести полную корреляцию. Увеличение сигнала было не постепенным, а резким, как если бы что-то внезапно и намеренно усилило его.

Он не получал сообщений от Хаммонда с той ночи в баре, что, впрочем, не слишком его волновало. Техник службы безопасности вероятно затаился, проявляя осторожность. Когда он захочет выйти на связь, он это сделает. А пока задачей Альтмана было выяснить, что происходит.

Он занес свои результаты в зашифрованную базу данных, а затем проверил, пересекаются ли они с работой, проделанной остальными — остальными в данном случае были три других ученых, которые, как и Альтман, были заинтригованы гравитационной аномалией и пульсацией и хотели исследовать её: Шоуолтер, Рамирез и Скад.

Шоуолтер, чье оборудование было посильнее простого сенсора Альтмана, получил те же показания. В 6:38 утра произошел чрезвычайно сильный импульс, сопровождаемый смещением на сейсмо-кривой. Теперь сигнал постоянно усиливался. Скачки на графике все еще присутствовали, но основной контур сигнала был устойчивым и оставался таким до этих пор.

Рамирез заметил еще кое-что, нечто, что он обнаружил на изображениях со спутника, пока пытался понять, были ли изменения в состоянии самого кратера. Грузовой корабль, вставший на якорь примерно в пятнадцати милях к юго-востоку от центра кратера.

— Сперва я не обратил на него особого внимания, — говорил Рамирез в прикрепленном им видеофайле. — Но потом я вернулся на день назад, и он все еще там. Я проматываю на день вперед, и он также там. Если это действительно грузовой корабль, то что заставило его оставаться на одном и том же месте?

Итак, вчера утром я нанял местного жителя, который назвался капитаном Иисусом. Он на своем старом катере проводил меня поближе для более детального осмотра. С собой я взял удочку Когда мы оказались на расстоянии примерно двухсот метров от грузового корабля, я велел Капитану Иисусу остановиться и забросил удочку в воду.

Капитан сказал мне, что я ничего не поймаю. Когда я спросил — почему нет, он посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом и указал, что я даже не удосужился нацепить какую-либо приманку на конце лески.

Я не знал что ответить на это, поэтому просто промолчал. Капитан Иисус посмотрел на грузовое судно, а затем вновь на меня и заметил, что это не очень смахивает на обычную рыбалку, а эта разновидность ловли, что я затеял, имеет отдельную цену.

В итоге, я пообещал заплатить доброму капитану двойную цену вместо обычной, лишь бы остаться здесь и «любоваться» грузовым судном. На нем не было никаких опознавательных знаков. В остальном судно выглядело как обычный грузовой корабль, не считая, конечно, того, что на его борту находилась совершенно новая сверхмощная субмарина. Это все, что я успел выяснить, — сказал Рамирез. — Мы пробыли там всего пять минут, две из которых я договаривался с капитаном Иисусом, как вдруг с другой стороны судна появился баркас и подплыл к нам. В нем сидели мускулистые парни с военными стрижками, но без соответствующей армейской формы.

— Валите отсюда, — сказал один из них.

— Я рыбачу, — заявил я ему.

— Порыбачь в другом месте, — сказал он.

Я уже собирался начать спорить с ним, но капитан Иисус запустил двигатель и вывел нас оттуда. Когда позже я спросил его, почему он так поступил, он лишь ответил, что это были нехорошие люди.

— В связи с чем у меня возникло три вопроса, — сказал Рамирез, завершая свой видео-отчет. — Первый: для чего понадобилась грузовому кораблю-контейнеровозу, если это и вправду грузовой корабль, подводная лодка? Второй: какая причина того, что они не подпускают остальные корабли на близкое расстояние? Третий: какого хрена там вообще происходит?

В самом деле — какого? — размышлял Альтман.

Последний отчет от Скада, лаконичного шведа, пришел только через час. Это был обычный документ, а не видео-отчет.

Приношу извинения за задержку, сообщалось в документе. Пришлось дважды перепроверить.

Затем последовала серия диаграмм с пояснениями на шведском, ни одно из которых Альтман прочитать не смог.

В конце Скад написал: Недостаточно данных для полной уверенности.

Для уверенности в чем? — задумался Альтман.

Он попытался посмотреть что было дальше, однако отчет заканчивался на этом. Он проверил сеть и обнаружил, что Скад все еще был в системе.

«Скад», набрал он, «пожалуйста, уточни заключительный вывод своего доклада.»

«Под недостатком данных я имею ввиду то, что данных недостаточно», написал Скад. «Без достаточного количества сведений мы не можем быть полностью уверены.»

Альтман вздохнул. Скад был хорошим ученым, но ему немного не хватает навыков общения с окружающими.

«О каких сведениях ты говоришь?» спросил Альтман.

«Сейсмографические данные», ответил Скад.

«И что ты хочешь с их помощью доказать?», спросил Альтман.

«То, что колебания земной коры, скорее всего, были вызваны неким механическим оборудованием, нежели банальной сейсмической активностью.»

«Каким еще механическим оборудованием?»

«Как я указал в своих записях…» прислал в ответ Скад, после чего продолжительное время на экран не приходило никаких сообщений.

«Прошу прощения», наконец написал он, «я только сейчас заметил, что забыл указать об этом. Бур. У меня недостаточно данных, чтобы подтвердить это, и, может быть, это всего лишь обычная сейсмоактивность. Но я думаю, что, возможно, кто-то занимался бурением, и, возможно, именно в центре кратера.»

Альтман немедленно отключился от системы и вышел на улицу, чтобы позвонить Скаду. Мужчина казался испуганным и немного озадаченным, но спустя некоторое время он начал излагать подробности на понятном для Альтмана языке. Скад снимал свои показания с нескольких сейсмографов, некоторые на поверхности, некоторые под водой, а некоторые практически у центра самого кратера. И лишь те, расположенные рядом с центром, кое-что уловили. Показания, сказал Скад, были такими, что обычно опускаются как несущественные. Очень незначительная сейсмическая активность. Но также возможно, заявил он, что это могло быть результатом работы крупного промышленного бура. Он пояснил, что активность имела неестественную регулярность, крайне не типичную для сейсмического явления.

— Но ты не уверен было ли это в центра кратера.

— Нет, — ответил Скад. — Собственно, в этом и проблема.

— Где еще это могло происходить, если не в центре?

— Возможно, в пятидесяти метрах от центра, — сказал Скад. — Я выполнил кое-какие расчеты, но боюсь, они неубедительны.

— Но также это может быть и в центре! — разочаровано утверждал Альтман.

— Нет, видишь ли, — терпеливо начал Скад. — Как я уже сказал, это могло быть на расстоянии в пятьдесят метров от центра. А это не центр.

Альтман начал было спорить, но затем остановился, поблагодарил его и отключился. Некоторое время он оставался на месте, смотря на океан, а затем взглянул в окно. Филд всё ещё находился в своей части офиса и теперь разговаривал по телефону, выглядящий не более и не менее оживлённо чем раньше. Альтман снова повернулся к океану.

В его голове события начали медленно складываться в единое целое. Он хотел чтобы Хэммонд вышел на связь, так как тот знал куда больше остальных. Возможно он знал то, о чем Альтман и остальные не догадывались. А пока, все было в его руках.

Нельзя было сказать наверняка, что импульс, грузовое судно и сейсмические показания были связаны. Но опять же, не было ничего, что указывало на обратное. Все это имело нечто общее: центр кратера. Что-то происходит там внизу. Возможно, что-то было обнаружено, а может быть это испытание какого-то вида оружия, или же разновидность невероятно редкого природного феномена. Но что-то происходит, что-то странное. То, о чем кто-то не хочет, чтобы знала общественность.

Он поклялся, что узнает ответ. Даже если это будет стоить ему жизни.

24

— Я только что получил его, — сказал Таннер. Его глаза покраснели, а лицо заметно побледнело. Он был уже на пределе от препарата «анти-сон». И у него было не более часа прежде, чем он рухнет или начнутся серьезные внутренние повреждения.

— Давай посмотрим, ответил Полковник.

— Я должен вас предупредить… — начал Таннер.

— …Мне не нужны предупреждения, — прервал Полковник. — Просто включай.

Таннер вывел файл на экран и запустил. Началось воспроизведение.

Он закрыл глаза, но несмотря на это, как только раздался звук — приглушённое, статическое шипение — образы заполнили его разум, становясь еще ужаснее благодаря его воображению и нехватке сна. Таннер открыл глаза и посмотрел.

Было не так много. Изображение вещалось сквозь слои подводного камня, и в некоторой степени было удивительно, что вообще удалось заснять хоть что-то. Но Таннер хотел, чтобы у него не было и этого.

Поначалу было лишь звучание помех, а само изображение не представляло ничего, кроме «белого шума». Затем, начали появляться небольшие частицы и фрагменты. В плане изображения, это выглядело, как если бы плотный снег приобретал некие очертания: образовалось расплывчатое человеческое лицо и растворилось вновь. Нечто похожее на руку, напоминающую кулак, схвативший трубу. И снова ничего. Звук перешёл от не разборчивого шипения до шёпота, звучащего, словно человек говорил с полным ртом пчёл. Нечто звучало как пронзительный крик, наводящий ужас. Приглушенный гул, похожий на чей-то разговор. Кто-то блуждал, напевая непрерывный детский стишок.

Внезапно, всего на миг, разборчивое изображение. Появилось человеческое лицо, странно подсвеченное и ужасающее, его кожа была чем-то покрыта. И снова помехи.

— Останови и отмотай, — сказал Полковник.

Таннер остановил видео и вернул обратно. В глазах мужчины была пустота. Его черты лица были странно искривлёнными, как если бы он кричал. Он был покрыт странными отметками, какие-то символы, переходящие на шею, грудь и руки.

— Хеннеси? Что он сделал с собой? — спросил Полковник. — Чем он это все написал?

— Мы полагаем, что это кровь, — ответил Таннер. — Вы можете видеть, как она капает с его левой руки, и там же виден порез. Возможно, это его собственная кровь, а может быть и Данте. Если вы посмотрите позади него, то увидите такие же надписи на стенах, мы допускаем, что это тоже кровь.

Полковник нахмурил брови.

— Что означают эти символы?

— Мы не знаем, — ответил Таннер. — Никто прежде не видел ничего подобного.

Когда Полковник ничего не ответил, Таннер спросил:

— Будем продолжать?

Полковник махнул рукой.

— Хорошо, — сказал он, — продолжаем.

Снова шипение, помехи и нечёткое, искривлённое изображение. В какой-то момент, в кадре мелькнула рука, отделённая от своего основания. Безжизненная, с неестественно вывернутой кистью, она была похожа на мертвого паука. Часть командного кресла, забрызгана кровью. Снова показался Хеннеси, бубнящий что-то про себя и слегка покачиваясь, покрытый кровавыми символами.

— Внимание, — сказал он, и вновь исчез.

Он мелькал на экране, появляясь и пропадая, донося с собой лишь обрывки слов, смысл которых нельзя было понять. Некоторые звучали словно бред или, возможно, были частью иного слова. Затем …кое-что …жны знать.

На экране, Хеннеси схватился за голову… И опять помехи, на этот раз в цвете. Когда он снова показался, то странно, восторженно улыбался в камеру.

— …путь, — сказал он.

Было долгое молчание.

— …просто не законч…

Затем, немного позже — …не важно… должны покин ….чку.

Трудно уловить в этом смысл, думал Таннер. Но чтобы это ни значило, это не к добру. В это время Хеннеси появился опять, все с той же значительной улыбкой. Он придвинулся поближе к камере, почти полностью заполнив экран.

— …неоплодотворённые, — произнес он, и пропал из кадра.

Он все еще был там, все еще говорил, но не громче чем призрак в статических помехах. До того, как звук полностью пропал, он вернулся. Изображение стало почти отчётливым.

— …понять…, — сказал он. Последовал порыв статических помех. — …уничтожить его.

Хеннеси отошел в сторону, открыв вид на командное кресло позади него. На нем находились куски и фрагменты тела Данте. Видео закончилось.

— Как много людей видели это? — спросил Полковник.

— Именно эту версию? Трое или четверо техников. Но в большинстве случаев, это было вещание, поэтому много людей могли видеть разные фрагменты. И нельзя сказать, кто и что видел.

— В таком случае, нет смысла убивать техников? — спросил Полковник.

— Простите? — переспросил Таннер.

— Это важно, Таннер, — ответил Полковник. — Гораздо важнее, чем ты можешь представить. Намного важнее, чем одна или две жизни. На Земле миллиарды людей. Люди — это расходный материал. Но это…, чем бы оно не было, то с чем мы раньше никогда не сталкивались.

— Вы хотите сказать, я расходный материал? — медленно произнес Таннер.

Полковник бросил на него проницательный взгляд.

— Не пойми меня неправильно, — сказал он. — В данный момент, ты наименее расходный материал, чем кто-либо еще. Но да, если обстоятельства сложатся не лучшим образом, ты — расходный материал. Это тебя беспокоит?

— Да, — ответил Таннер.

— Тогда не позволяй обстоятельствам сложиться не лучшим образом, — сказал Полковник. Он поглядел на свой хронометр. — Даю тебе время до утра. Узнай, как далеко распространялось видео и сколько человек могли его видеть. Возьми на сушу несколько людей, умеющих задавать правильные вопросы и не вызывать подозрений. Как только прояснится ситуация, мы решим, что делать дальше.

25

Телефон зазвонил около часа ночи. Альтман лежал в постели, наблюдая, как на прикроватном столике жужжит его телефон, словно попавшее в ловушку насекомое. Он жужжал и жужжал, а потом затих. Альтман проверил — номера не было, голограмма звонившего была заблокирована. Тотчас же телефон завибрировал снова.

Это может быть Хэммонд, подумал он, я должен ответить. А может это Шоуолтер, Рамирес или Скад. Но он просто смотрел на вызов, пока телефон не затих.

В третий раз, звонок разбудил Аду. Она зевнула и потянулась, выгибая спину.

— Который час? — сонно спросила она, после чего уселась на кровати и убрала локоны волос за уши. — Майкл, ты не собираешься ответить?

Он наблюдал, как его рука протянулась к телефону и открыла его, после чего поднесла к уху.

— Алло, — произнес он.

Даже ему свой голос показался сухим и хрипящим, как если бы он не разговаривал целый год.

— Вы…, — донесся голос из трубки, после чего была пауза. — Майкл Альтман?

— Кто это? — спросил Альтман.

Человек на другом конце линии проигнорировал вопрос.

— У меня к вам простой вопрос и мне нужно, чтобы вы ответили, — сказал он. — Меня интересует, вам не доводилось видеть ничего странного в последнее время? Перехватывать кое-что?

— Например, что? — спросил Альтман.

— Похоже, что нет, — быстро ответил голос. — Извините, что потратил ваше время.

— Вы имеете в виду некоторого рода сигнал? — спросил он, подразумевая импульс. — На другом конце линии последовала тишина. — Что-то вроде трансляции? — переспросил Альтман.

— Возможно, — медленно сказал голос. — У вас есть какие-то соображения на счет этого?

— Кто это? — переспросил Альтман вновь.

— Это не имеет значения, — ответил голос.

— О какой трансляции вы говорите? — спросил Альтман.

— Особого вида пульсация? — Внезапно, голос звонящего стал мерзким. — Я ожидал от вас большего, мистер Альтман, — грубо приметил он.

— Подождите, — сказал Альтман. — Давайте договоримся. Если вы скажете мне, что вы ищите, я скажу вам — или я сталкивался с этим.

Связь оборвалась.

— Что это, черт возьми, было? — спросила Ада.

— Не знаю, — сказал Альтман. — Хотел бы я знать. Кто-то пытался что-то выведать у меня.

— Что например?

— Я не знаю, — признал Альтман.

Он встал с кровати.

Направился в ванную и умыл лицо, после чего пристально разглядывал человека, глядевшего на него с зеркала. Под его глазами были темные круги, его веки были отекшими и опухшими. Он едва себя узнавал. Он не высыпался. Его мучили ночные кошмары. Плюс волнение и страх, связанные со всем, что происходит в кратере. И в довершение к этому, головная боль, которая, похоже, не собиралась прекращаться.

А вдруг с Хэммондом что-то случилось? размышлял он.

Что, если они убили его? Что, если теперь они придут за ним?

Нет, это безумие. Не хватало еще стать параноиком. Это был всего лишь телефонный звонок.

Он направился в другую комнату, включил компьютер и подключился к безопасному серверу. С момента последней проверки, не было никаких новостей от остальных.

— Что ты делаешь? — спросила его Ада.

Она вновь сидела на кровати, локоны волос частично упали на её лицо.

— Нужно кое-что проверить, — сказал он. — Это не займет много времени.

— Майкл, — сказала она решительным голосом, — Я детально хочу знать, что происходит. Ты не должен хранить от меня никаких секретов. У тебя неприятности? — спросила она.

— Нет, не думаю, — сказал он.

— Но если что-то случится, ты ведь скажешь мне? — спросила она.

— Думаю, что да, — сказал он.

— Что значит «думаешь, что да»? Это что, ответ такой?

— Я имею в виду, что да, конечно скажу.

— Вот, — сказала она. — Так-то лучше.

Она пробежалась пальцами по своим волосам, откинула их за спину. Затем встала и отправилась в ванную.

Альтман повернулся к экрану и быстро ввёл текст: Странный телефонный звонок посреди ночи. Интересовались, не видел ли я что-то необычное. Похоже, речь шла о сигнале из кратера. Но когда я намекнул на это, соединение поспешно было сброшено. Возможно, какая-то радиотрансляция, но что именно? Я не знаю. Кто-нибудь еще получал подобный звонок?

В течение минуты, он пристально смотрел в экран, пока не появилась Ада и легла в кровать. Альтман завершил сеанс и выключил систему. Затем лег рядом с ней. Пустяки, сказал он про себя.

— Ты обещаешь, что скажешь мне? — спросила она сонно.

— Да, — сказал он.

Спустя несколько минут, Альтман понял, что Ада спит. Он лежал в постели с открытыми глазами, уставившись на затемненный потолок. Прошло немало времени, прежде чем он тоже смог уснуть.

Утром, войдя в систему, он обнаружил, что остальные получили такой же звонок, все трое, после того, как позвонили Альтману. Первый Рамирес, затем Скад и Шоуолтер. Скад предположил, что человек, делавший звонки, просто набирал их по списку в алфавитном порядке. Они все были озадачены, как и Альтман. Поспрашивайте других, написал он в ответ. Узнайте, кому еще приходил такой звонок и что они об этом думают.

К полудню, у них был ответ. Все научные сотрудники Чиксулуба, с которыми они связывались, получали подобный звонок. Большинство из них понятия не имеют, что это было, воспринимая как розыгрыш или выходку какого-нибудь параноика. Но в конце концов Рамиресу удалось поговорить с человеком, который знал о чём речь.

— Он говорил о видеотрансляции, — сказал человек по имени Беннет, геолог и радиолюбитель. — Я сразу это понял. Он позвонил, весь такой таинственный, все что-то выведывал, но не желая сказать, что именно. Я спросил, «Вы имеете в виду видео-трансляцию?» Он притворился, что не понимает о чём я говорю. Попросил меня рассказать об этом. Затем, очень вежливо меня поблагодарил и положил трубку.

У Беннета была только часть видео, всего пару секунд. Когда он натолкнулся на трансляцию, она велась в несколько диапазонов частот. И из чистого любопытства он сделал запись. Запись содержала около трех секунд статических помех, за которыми следовали пять секунд слегка размытого изображения, на котором кто-то разговаривал. А затем, снова восемь секунд статики. Беннет рассказал, что несколько других людей получили иные фрагменты этой видео-трансляции. И похоже, кто-то в ДреджерКорп собирает копии всех частей. Для чего, он не знал. Беннет был уверен, что это была мистификация, чья-то шутка. Но как они сделали, что вещание велось, как будто из центра Чиксулуб, он не знал. Возможно, передатчик на лодке или…

— Так откуда была трансляция? — поинтересовался Альтман.

— Где-то вблизи от центра кратера, — сказал он. — Полагаю, тоже часть розыгрыша.

— Могу ли я получить копию?

— Почему бы нет? — ответил Беннет. — Чем больше, тем лучше.

И он подсуетился над просьбой.

Это был странный документ: обнажённый мужчина, его тело было покрыто символами, нанесенными веществом, напоминающим кровь, со странной ухмылкой, он пялился в камеру.

— понять его… — сказал незнакомец, — уничтожить его… — А затем последовали помехи.

Альтман просмотрел еще раз. Было слишком мало, всего несколько секунд. Возможно, Беннет был прав и это был розыгрыш. Но та особенность, что в выражении лица мужчины было нечто странное — напряжённость, мёртвая, безрассудная пустота в глазах — заставили Альтмана усомниться в этом. И где это он? Альтман снова просмотрел запись. Это было небольшое, замкнутое пространство, стены которого тоже покрывали символы, записанные тем же веществом, что и тело мужчины. В какой-то момент, когда он покачнулся вперед, на его подбородок упал красноватый свет. Само освещение было технического характера, грубое и недружелюбное. «Понять его… уничтожить его,» произнес мужчина. Вот я и пытаюсь понять его, подумал Альтман. И откровенно говоря, я даже не знаю о чём это.

Он откинулся на спинку кресла, его локти были на подлокотниках, а пальцы соприкоснулись перед лицом, образуя форму палатки. Возможно, розыгрыш, размышлял он, а может, и нет. А что если отнестись к этому серьезно? Что если попытаться сложить все воедино? Что мы выясним?

Сигнал пульсации из центра кратера — нечто, что прежде не наблюдалось.

Гравитационная аномалия, тоже что-то новое.

Подозрительный грузовой корабль, находящийся не совсем в центре кратера, но и не далеко от него.

На палубе старого грузового судна замечена новейшая модель субмарины промышленного типа. К тому же среди персонала на борту находятся военные, или бывшие военные.

Доказательства сейсмической активности или бурения в центре подводного кратера, ну или очень близко к нему.

Видео, отправленное по нескольким каналам связи, вещание которого, предположительно, тоже было из центра кратера. На нем: человек в замкнутом пространстве, вероятно, сумасшедший, покрытый странными рунами, говорит «понять его… уничтожить его.»

Похоже, все это связано, и у всего этого есть нечто общее — кратер. Что-то случилось в самом сердце кратера, и кто-то — вероятно, ДреджерКорп, который что-то выведывал, но, возможно, и кто-то другой — был очень, очень заинтересован в этом. Достаточно заинтересован, чтобы начать буровые работы, скорее всего, нелегальные, с целью выяснить, что это было, или попытаться извлечь.

Это также может объяснить фрагмент видео, сообразил Альтман. Что если вещание велось из субмарины? Он слегка вздрогнул.

Проблема была в том, что это создает еще большие вопросы.

Он вздохнул. Было бы легче, понял он, если думать об этом просто как о шутке и больше не беспокоиться. Вот только он не мог думать об этом, просто как о шутке. Чем больше он размышлял об этом, чем больше взвешивал, тем больше он полагал, что это может быть реальностью.

Оставаясь в нерешительности, Альтман ломал над этим голову. Твой ход, Майкл, сказал он себе. Какой лучший способ избавиться от секретов?

В середине второй половины дня ему пришла в голову мысль. Это была не лучшая идея, но она привлекала своей простотой, и, вероятно, это было единственное, что он смог придумать для получения быстрых результатов.

Он сделал копию видео на свой голопод и положил его обратно в карман.

— Достаточно на сегодня, — сказал он Филду.

Тот обернулся, его выражение лица было как у дохлой рыбы.

— Сейчас только два тридцать, — сказал он.

Альтман пожал плечами.

— Мне нужно кое-что проверить.

— Делай, что хочешь, — сказал Филд и повернулся обратно к своему голографическому экрану.

Пятнадцать минут спустя, Альтман был в вестибюле городской молодежной гостиницы с надвинутой на лицо шляпой. Он сидел за единственным там древним терминалом, сделанным еще до голографического экрана. Административный работник бросил на него ленивый взгляд, а после не обращал внимания. Ему не настолько много платили, чтобы он еще заботился о том, кто пользуется компьютером.

Альтман перебросил видео со своего голопода на терминал, а затем, потратил немного времени, проверяя не оставил ли он «хвостов». Далее, зашел на страницу FreeSpace и создал ложный аккаунт. Он знал, аккаунт может быть отслежен вплоть до этого компьютера, но с этим ничего нельзя было поделать. В любом случае, непосредственно на него выйти не смогут.

Он приготовил сообщение: Незаконные дела ДреджерКорп в Чиксулуб, ввел он графу темы, и прикрепил видео с последующим примечанием: Последние слова с субмарины на дне кратера Чиксулуб. Минуту поразмыслив, он добавил: Миссия провалилась. А далее, отправил сообщение каждому научному сотруднику в Чикусулуб, каких только знал, включая себя и несколько посторонних лиц.

Вот так, подумал он. Это должно привлечь их внимание.

Этим же вечером он рассказал Аде, что он сделал. Объяснил ей, что они обнаружили и что на его взгляд это все означает. Альтман думал, что она посмеется над ним, скажет ему, что он сделал из мухи слона, потому что ему было скучно. Вместо этого, Ада просто скрестила руки на груди.

— Иногда, ты такой дурак. Неужели ты не понял, что это может быть опасно? — спросила она.

— Опасно? — ответил он. — Ты полагаешь, из-за того, что я разоблачил несколько промышленных секретов, они попытаются убить меня? Ада, это же не шпионский фильм.

— Может и нет, но ты ведешь себя, как будто это так, — сказала она. — Защищенный Веб-сайт, банда ученых, секретные субмарины, сигналы, которые не должны существовать. А затем это видео. — Она вздрогнула. — Безумец, покрытый символами, нанесенными кровью. Тебе не кажется, что это может быть опасным?

— Что именно?

— Откуда мне знать, что ИМЕННО? — спросила она, тряся перед ним руками. — Нечто, что находится в сердце кратера, может быть опасным. Или люди, которые хотят извлечь это, могут быть опасными. Или и то и другое.

— Но… — начал было он.

— Просто это… — прервала она, и остановилась.

Ада опустила голову и уставилась на поверхность стола. Он следил, как она обняла себя, словно если бы замерзла.

— Я не хочу видеть, как ты пострадаешь или погибнешь, — тихо сказала она.

Достаточно долго она сидела неподвижно, и Альтман решил, что разговор окончен. Он уже собрался встать и сходить за пивом, когда, неожиданно, Ада снова заговорила.

— У тебя есть вся твоя информация, — сказала она очень решительным голосом. — Ты собрал её воедино и сделал значимой.

— Я могу ошибаться, — сказал Альтман.

— Это не то, к чему я клоню, — ответила она. — Майкл, просто молчи и слушай. У вас, ученых, односторонний взгляд на мир. У меня тоже есть некоторые сведения, которые, не без оснований, вызывают тревогу.

Она начала выкладывать ему факты, медленно сплетая их так, как если бы это был рассказ. Ада объяснила, что сигнал пульсации появился в определённый момент, и начиная с той минуты, всё изменилось. Он знал, что это действительно так.

— Ты помнишь, когда у тебя появились кошмары?

— Они всегда мне снились, — ответил он.

— Но не такие, — сказала она. — О конце света, кровавая, апокалиптическая дрянь каждую ночь?

— Нет, — признал он. — Эти новые.

— Все их видят, Майкл. Даже я. И обычно я не предрасположена к кошмарам.

Она заметила, какими растерянными и измученными все выглядят, начиная от горожан и заканчивая её коллегами. Ада была обучена замечать подобные вещи, поэтому она начала расспрашивать вокруг. «Вы хорошо спали прошлой ночью? Вам снилось что-нибудь?» Никто не спал как следует. Никому не снилось ничего, кроме кошмаров. И когда она просила вспомнить о том, в какой день они начались, всё всегда сводилось к моменту появления сигнала пульсации.

— Это только начало, — сказала Ада. — Знаешь сколько раз за прошедшую неделю ты говорил мне, что у тебя болит голова? Множество. Знаешь сколько раз ты хватался за голову и морщился от боли, но ничего не говорил мне об этом? Еще больше. И не только ты один, — сказала она. — Каждый этим страдает. А ведь еще до пульсации, едва ли кто-то жаловался на это. Теперь это у всех. Совпадение? Возможно, но ты должен признать — это странно.

— Хорошо, — сказал он. — Я признаю это.

— Не строй из себя умника, Майкл, — сказала она. — Это серьезно. Я провела месяцы, собирая сведения об обрядах и легендах этого региона, а еще до этого — потратила годы, читая о них из отчётов других людей. Дело в том, что легенды в основном оставались неизменными на протяжении сотен лет.

— Ну и что?

Она потянулась и помассировала висок.

— Я думала, что говорила тебе не умничать, ответила она, её тёмные глаза сверкали. — Это больше не одно и тоже. Изменились радикально, как только появился признак пульсации.

— Вот дерьмо, — сказал он.

— Жители видят кошмары, Майкл, как и мы. Но в то время как наши видения только тематически похожи, их очень специфические. Им всем снится «хвост дьявола», что, как я упомянула на днях, означает слово — «Чиксулуб». Совпадение?

Альтман только покачал головой.

— Я не понимаю, — сказал он.

— В разных местах я начала замечать, вычерченный в пыли или свежевырезанный на коре деревьев, грубый символ, похожий на два переплетённых рога. Когда я спрашивала, «Что это?», люди игнорировали меня. Когда я продолжила интересоваться, кто-то наконец сказал мне, почти выплёвывая слово: «Чиксулуб».

Она встала и подошла к холодильнику, наливая себе чашку дистиллированной воды. Она выпила ее и налив другую чашку села назад. Она положила руку в его ладонь и он сжал ее.

— Я не знаю, как это всё взаимосвязано, — сказала Ада, — так же как не знаю, каким образом это пересекается с твоей собственной информацией. Возможно, это всего лишь странное совпадение. Но все это вместе взятое заставляет меня думать, что чтобы не находилось на дне кратера, оно хочет причинить нам вред.

— Ты говоришь об этом как о живом существе.

— Я знаю, это не очень научно, — сказала она.

Она забрала руку и потерла висок.

— Ах, еще одна головная боль, сказала она, и криво улыбнулась.

Минуту спустя она продолжила.

— Похоже, у жителей города есть целая мифология, касающаяся этого «хвоста дьявола». Я не знаю, существовали ли эти мифы всегда, или же появились лишь недавно. Но несомненно ТО, что я только сейчас начала замечать их. Единственный, с кем мне удалось поговорить об этом в деталях, был городской пьяница. Но и тот разговаривает, только если я угощаю его выпивкой. Он утверждал, что есть легенды, которые передаются от поколения к поколению, рассказывающие о громадном раздвоенном объекте, глубоко осевшем в центре океана. Это всё, поведал он на смеси испанского и юкатан-майя, что осталось от огромного дьявола, который сдал свое господство на Земле и, проложив путь к самим её недрам, правит над преисподней. Но его хвост был схвачен и оставлен здесь, может быть, все еще живым. Некоторые верят, что, возможно, дьявол до сих пор соединен с ним.

— Если ты прикоснешься к хвосту, — сказал пьяница, — ты заявишь о себе дьяволу. Если дьявол узнает о тебе, он попытается завладеть тобой. Если ты разрушил больше, чем создал — ты заявишь о себе дьяволу. Ты и твои люди, — сказал пьянчуга, хорошенько приложившись к стакану, — уже заявили о себе дьяволу. — И тогда он указал на меня странным символом, своего рода проклятием, — скрещенные вместе, указательный и средний пальцы.

Она остановилась, допила остаток воды и поставила чашку на стол.

— После этого, он отказался что-либо добавить. Я пыталась уговорить его продолжить, предлагала купить ему еще выпивки, но тот лишь отрицательно мотал головой. В конце концов он признался, что боится быть услышанным дьяволом.

На мгновение они замолчали глядя друг на друга.

— Возможно этому есть логическое объяснение, сказал Альтман.

— Для историй?

— Для всего этого.

— Возможно, — сказала Ада. — Но я не знаю. Думаю, что я могла бы поспорить? Эти истории ничто иное, как странная помесь майя и христианских верований. Возможно, если бы я копнула глубже; дольше и усерднее поразмыслила, у меня была бы теория о том, как они образовались. Но есть еще кое-что. Чувство страха и реальное предостережение, к которому моё сердце велит нам прислушаться. Я люблю тебя, Майкл. Пообещай мне, что ты хотя бы попытаешься прислушаться.

26

— Мы разыскали около дюжины людей, тех кто видел видеотрансляции, — сказал Таннер. Ему удалось поспать несколько часов, хотя его голова все еще болела и он чувствовал как-будто его глаза протерли наждачной бумагой. — Из них, примерно половина получили в основном статическую картинку. Другие получили больше. Из этих, приблизительно половина сделали запись. Но мы уже знали о них, поскольку использовали их записи для пополнения наших собственных.

— Кроме вас и техников ДреджерКорп, кто еще видел версию, которую ты показывал мне?

— Никто, — сказал Таннер. — Я уверен в этом.

Полковник нахмурил брови.

— Взгляни на это. — Он сбросил файл Таннеру.

Это было сообщение, отправленное кем-то под ником — Сторожевой_пес. Заголовок гласил: Незаконные дела ДреджерКорп в Чиксулубе.

Само сообщение было составлено из отдельно набранных слов: Последние Слова с Субмарины на Дне Кратера Чиксулуб. Миссия Провалилась. И прикрепленное видео.

Он открыл видео-файл. Увидел окровавленное лицо и тело Хеннеси, его странную улыбку и краткое обращение. Вот дерьмо, подумал Таннер. Наихудшее всё же произошло.

— Кто его отправил? — спросил он.

— Эта копия была отправлена Ленни Смоллу, — сказал Полковник. — Список остальных адресатов длинной в несколько страниц, главным образом — научные сотрудники Чиксулуб, но также и несколько посторонних.

— Оригинал этого видео у Зигмунта Беннета, — сказал Таннер. — Он записал его.

— Как ты думаешь, это он его распространял?

— Он не из таких. — Таннер отрицательно покачал головой. — Один из моих людей поговорил с ним. Было совершенно ясно — он думает об этом как о шутке. Вероятно, он больше даже не думал об этом, а просто отправил видео кому-нибудь еще, так как считал, что это любопытно и таинственно. Я направлю кого-нибудь поговорить с ним, и узнать кому еще он его показывал.

— Не утруждай себя, — сказал Полковник.

— Не утруждать? Но вы сказали…

— Уже слишком много людей увидели это, — прервал он. — Теперь нет смысла кого-то убирать. Скорее всего это больше навредит, чем поможет.

Таннер глубоко выдохнул. Он был рад узнать, что ему не придется никого убивать.

— Тогда как мы поступим?

— Мы расскажем правду, — ответил Полковник.

— Расскажем правду? — Таннер почувствовал, как засосало под ложечкой. — Это не то, что одобрит ДреджерКорп. Разве мы не должны обратиться с этим к Смоллу?

— Не Смолл здесь командует парадом, — сказал Полковник. — А я.

— Это катастрофа. Сразу говорю, — лицо Таннера стало красным. — Я не собираюсь идти на дно вместе с кораблем. Я не согласен проглотить вину за всё это в одиночку. И я буду бороться с этим до конца.

— Успокойся, Таннер, — сказал Полковник. — В действительности мы не расскажем правду. Мы просто сделаем вид. Если мы опубликуем историю для прессы, тогда мы и будем распространителями этого видео. Мы правильно обыграем эту ситуацию и окажемся еще в лучшем положении, чем были до этого.

— И как мы это сделаем? — спросил Таннер.

— Просто, — сказал Полковник. — Созови пресс-конференцию. Заяви, что вы увидели видео, облетевшее всю общественность, а также услышали связанные с ним сплетни, и поэтому решили, что настало время чётко и ясно изложить историю. Ты передашь прессе весь имеющийся у вас отснятый материал, и попросишь их показать его в эфире. Много вы не потеряете, так как не мало людей уже видели часть этих фрагментов. Некоторым будет особо любопытно и они соединят их в один кусок, как сделали это вы.

— И как это поможет?

— Важнее то, что ты скажешь им по поводу этого, — ответил Полковник. — Ты не можете просто сказать, что это была шутка, так как для любителей теории заговора это лишь подольет масла в огонь. Поэтому расскажи правду настолько, насколько это возможно, но так, чтобы не навредить нам.

— Это насколько же?

Полковник сжал губы.

— Мне что — необходимо всё разъяснять? Где твоё воображение? Прежде всего ты скажешь, что Хеннеси сошел с ума. Не слишком сложная задача — убедить в этом людей, увидевших эти кадры. Скажи, что отправили его к кратеру Чиксулуб, потому что вам было необходимо протестировать новую экспериментальную батисферу, бур, судно, которое, по крайней мере в теории, может пробиваться сквозь подводный камень. И вы уверены в том, что это изменит будущее подводной добывающей промышленности, при условии, что своевременно обнаружите все дефекты и ошибки. До этого момента всё понятно?

— Да, — сказал Таннер.

— Как бы то ни было, вы выбрали Хеннеси, поскольку он имел опыт в обращении с субмаринами и был преданным сотрудником, заслуживший доверие, и умеющий хранить секреты. Очевидно, что утечка информации о такой технологии, как эта — последнее, чего бы вам хотелось. Для проведения испытаний вы прибыли к кратеру Чиксулуб… Потому что…?

На мгновение Таннер задумался.

— Потому что Чиксулуб достаточно отдалённое и безлюдно место, — предложил он. — Здесь наши действия более конфиденциальны, чем в любом другом месте. К тому же в этом районе возможно провести испытания — как будет реагировать батисфера, выполняя бурение сквозь разнообразные пласты пород.

— Пока неплохо, — сказал Полковник. — Отшлифуй немного свои ответы. Для нашего прикрытия я подготовлю несколько разрешений на исследования, зарегистрированных задним числом. Итак, вы сделали серию испытательных пробегов вдоль мелководного побережья, вместе с Хеннеси и другим опытным пилотом субмарины — Данте. Всё шло прекрасно, абсолютно никаких проблем. Затем, после консультирования с Президентом Смоллом, вы решили, что самое время провести испытания батисферы в глубинных водах. Что случилось далее, доподлинно вы не знаете. Когда вы попросили экипаж подготовить судно к погружению, вас проинформировали, что оно отсутствует. Когда вы попытались разыскать Данте и Хеннеси, их также нигде не было. Вы сделали вывод, что они несанкционированно взяли подводную лодку, возможно, чтобы украсть её. Вы попытались обнаружить их, но безрезультатно: либо они были вне диапазона действия сонара, либо их двигатели были выключены. Вы начали поиски, неоднократно пытались связаться с ними, но никакого ответа так и не последовало.

Губы Полковника втянулись, что частично обнажило его зубы.

— В качестве следующего имеющегося для них довода, который ты укажешь прессе, будет перехваченная вами трансляция. Вы понятия не имеете о случившемся, но ясно то, что Хеннеси стал невменяемым. Вам удалось вычислить местонахождение субмарины — она погребена в глубинах скальных пород кратера. Поэтому сейчас вы обратились к военным с просьбой о содействии по извлечению батисферы. И если они будут компетентны в этом вопросе, ты пообещаешь, что пресса узнает обо всём, что случилось внутри в эти последние роковые часы.

— К военным…, — сказал Таннер. — Разве это разумно?

— Это не просто разумно, это гениально. Это даёт нам предлог для изменения масштаба операции. И нам больше не надо будет работать под прикрытием.

— Но к кому мы обратимся? — спросил Таннер. — Не потеряем ли мы объект в их пользу?

Полковник изобразил еще одну хищную улыбку.

— Вы уже с ними связались, — сказал он, указывая обоими большими пальцами на свою грудь. — И вы уже работаете с ними.

27

Едва Альтман сел за рабочий стол, как в дверь постучали.

— Кого-нибудь ждешь? — спросил он Филда.

Филд покачал головой.

— Нет, насколько я знаю. Откроешь или мне подойти?

— Я сам, — сказал Альтман.

Он уже направился к двери, как вдруг вернулся обратно, чтобы выйти из системы защищенного сайта. Постучали снова.

— Минутку, — отозвался он.

Буквально перед тем как он достиг двери, постучали в третий раз, теперь уже громче и сильнее.

Снаружи были два мужчины, опознать которых он не смог. Местные жители, было предположил он. На них были одеты галстуки и тёмные туфли, отполированные до блеска. Один из них был высоким и худощавым, с тёмной кожей и щетинистыми черными усами. Другой был чисто выбрит, его кожа светлее. Он держал тлеющею сигарету, плотно зажав её межу большим и указательным пальцем, словно это был косяк. Когда Альтман открыл дверь, он как раз хорошенько затягивался.

— Да? — спросил Альтман.

— Мы ищем одного человека, — сказал мужчина по-испански.

— Мигеля Альтмана.

— Майкла, — поправил Альтман. — Могу я узнать причину?

— Полагаю, вы и есть он? — сказал высокорослый мужчина.

— А кто спрашивает? — поинтересовался Альтман. — Кто вы в действительности?

Второй мужчина снова затянулся сигаретой, его щеки втянулись, что придало его лицу трупный вид.

— Мы здесь спрашиваем, — сказал он. Мужчина потянулся в свой карман и достал полицейский жетон. — Полиция, — добавил он.

— Что-то случилось с Адой? — спросил Альтман, его сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

— Мы можем войти? — спросил долговязый.

Альтман открыл дверь пошире и они проскользнули мимо него вовнутрь. Как только они вошли, Филд с любопытством наблюдал за ними.

— Привет, Филд, — сказал курящий.

— Здравствуйте, офицер Рамос, — ответил Филд. — У вас ко мне дело?

— К вашему другу, — сказал Рамос. — Возможно, ты оставишь нас на минутку?

— Он мне не друг, — сказал Филд. — Мы лишь совместно используем лабораторию.

Он поднялся и похромал за дверь.

Высокий полицейский выдвинул кресло Филда и умостился. Рамос оперся о стену, рядом со столом Альтмана.

— Что случилось? — спросил Альтман, его волнение на счёт Ады росло сильнее и сильнее. — С ней все в порядке?

— Это никак не связано с вашей подругой. Вы знакомы с Чарльзом Хэммондом? — спросил высокий мужчина.

Его голос был ровным и неизменным. Он произнес — Чарльз, словно это было два слога: Чар-лез.[1]

— Техник? Я встречал его.

— Он говорит, что встречался с ним, Галло, — сказал Рамос. — Что мы на счёт этого думаем?

Высокорослый мужчина, Галло, проигнорировал замечание Рамоса.

— Насколько хорошо вы его знаете? — спросил он Альтмана.

— Не очень хорошо, — ответил Альтман. — Мы виделись однажды.

— Он говорит, они виделись только однажды, Галло, — сказал Рамос и снова затянулся сигаретой.

— Что все это значит? — спросил Альтман.

— И в самом деле, что? — сказал Рамос.

— Где вы с ним встречались? — спросил Галло.

— В баре, — ответил Альтман.

— Для чего?

Альтман помедлил в нерешительности.

— Он хотел мне кое-что рассказать.

— Звучит подозрительно, Галло, — сказал Рамос. — В каком баре?

— Как долго вы там пробыли? — добавил Галло.

— На какой вопрос мне отвечать? — переспросил Альтман. — Вы меня сбиваете с толку.

— Просто ответьте на мой вопрос, — сказал Галло тем же ровным тоном.

— И на мой, — добавил Рамос.

— Погодите, — ответил Альтман. — Я был… В одном из баров, расположенных на побережье, недалеко отсюда, и я…

— В кантине, вы имеете в виду, — поправил Рамос. — Между баром и кантиной есть разница, вы знаете.

— Тогда в кантине, — сказал Альтман.

— Как долго вы там были? — снова спросил Галло.

— Я как раз собирался перейти к этому вопросу, — сказал Альтман, слегка повысив голос. — Он позвонил мне и попросил встретиться с ним. Мы должно быть пробыли там, точно не знаю, несколько часов.

— Несколько — это сколько? — спросил Рамос.

— Я не знаю, — ответил Альтман. — Около двух, полагаю.

— Бармен говорит три, — сказал Галло.

— Ну, он, вероятно, прав, — сказал Альтман. — Возможно, около трёх.

— Но вы только что сказали два, — сделал замечание Рамос.

— Это было всего лишь предположение, — сказал Альтман. — Как я могу детально вспомнить? В любом случае, к чему это всё? Вы можете перейти к сути дела?

— Нет, — ответил Рамос, — не можем.

— Дело в том, — сказал Галло, — что вы были последним, кто видел Хэммонда живым.

— Он мертв? — спросил Альтман.

— Он мертв, — ответил Галло.

— Что произошло? — спросил Альтман.

— Вот это мы и пытаемся выяснить, — сказал Галло.

— Вы же не думаете, что я сделал это, так ведь? — спросил Альтман. — Вы же не думаете, что я убил его?

— А откуда вы знаете, что его кто-то убил? — спросил Рамос.

— Я не знаю этого, но я начинаю подозревать, — сказал Альтман.

— Ведь он мог погибнуть в результате несчастного случая или естественных причин, — заметил Рамос, — но вы сразу же сделали вывод, что он был убит.

— Куда вы с ним направились после того, как покинули бар? — спросил Галло.

— Кантину, — поправил Рамос.

— После того, как покинули кантину, — исправился Галло.

— Никуда не направились. — На улице мы пожали руки и я пошел домой. Я не знаю, куда он отправился.

Альтман наблюдал, как два офицера полиции посмотрели друг на друга, обмениваясь многозначительными взглядами.

— Что произошло? — спросил Альтман. — Как его убили?

— Хэммонд был вашим любовником? — спросил полицейский.

— Что? Нет, разумеется, нет! Вы сошли с ума?

— Почему вы сказали — разумеется, нет? — спросил Галло.

— У меня есть девушка, — ответил Альтман.

— И что это доказывает? — спросил Рамос.

— Послушайте, — сказал Альтман. — Почему вы не хотите мне сказать, что произошло?

Два офицера снова переглянулись.

— Было ли что-нибудь необычное в поведение Хэммонда? — спросил Галло.

— С какого черта мне знать, было ли в его поведении что-нибудь необычное? — сказал Альтман. — Я виделся с ним только однажды. Мне не с чем сравнивать.

— Не кипятитесь, — сказал Рамос, — не нужно так волноваться.

— Глотка, — сказал Галло и провёл пальцем поперёк своего собственного горла.

— Что? — сказал Альтман.

— Вы спросили, как он умер, — ответил Галло. — Он перерезал себе глотку.

— У него был с собой нож, — сказал Рамос. — Вы знаете, чьи отпечатки на нем были?

— Чьи? — спросил Альтман.

— Ничьи, — ответил Галло.

— Нож был начисто вытерт.

— И вы думаете, что это я сделал? — спросил Альтман. — Для чего мне это делать?

— А нам откуда знать — для чего? — хладнокровно спросил Рамос. — Мы даже не знаем, о чём вы двое разговаривали.

— Так о чём вы говорили? — спросил Галло.

— Это безумие, — сказал Альтман. — Вы считаете, что он мог быть убит вследствие чего-то, что связано с нашей дискуссией?

— Откуда мы можем знать, пока вы не рассказали нам о чём был разговор? — спросил Рамос.

Альтман так и поступил. Он сделал глубокий вдох и начал подробно излагать их беседу, максимально точно, как только мог вспомнить. Когда он произнес название «ДреджерКорп», то заметил, что офицеры вновь переглянулись. Продолжая свой рассказ, он увидел, что сначала Рамос, а затем и Галло скрестили руки на груди. Когда Альтман закончил, Галло поднялся с кресла и сказал:

— Благодарим вас, мистер Альтман. Вы нам очень помогли.

Рамос уже направлялся к двери.

— Погодите минутку, — сказал Альтман. — И это все?

— А чего вы еще ожидали? — спросил Рамос. — Что мы вас арестуем?

— Мы свяжемся с вами, если вы нам понадобитесь, — сказал Галло, а затем они оба ушли.

Он позвонил Аде, чтобы поговорить с ней о случившемся, но она не отвечала. Альтман чувствовал, что все еще не пришел в себя. Он заметил, что его руки дрожат. Спустя некоторое время, прихрамывая, вернулся Филд.

— Всё в порядке? — спросил он, приподняв брови.

— Убили человека, с которым я был знаком, — сказал Альтман.

— Ох, — ответил Филд. — Это ужасная новость.

Я тоже в опасности? — размышлял Альтман.

— Ты слышал новости? — спросил Филд.

— Какие новости?

— Которые сообщила ДреджерКорп. Я только что узнал об этом сам, — сказал Филд. — Когда болтал снаружи, ожидая, пока полиция закончит с тобой разговор.

— И о чём там?

— Ты можешь узнать об этом в сети, — сказал Филд. — Подключись и посмотри.

Альтман залогинился и перешел в раздел новостей.

Заголовок новости гласил: ДреджерКорп Пресс-конференция. Он открыл ссылку.

Имя человека было — Вильям Таннер. Альтман никогда прежде не видел этого человека. Возникло немало спекуляций, связанных с этим странным видео, сказал Таннер, а затем показал полную версию видео-трансляции, которую Беннет показывал Альтману. Хотел бы я сказать, что это была шутка, но, боюсь, это не так. В любом случае, джентльмены, я здесь, чтобы попытаться внести некоторую ясность.

Он перешел к подробному изложению истории об экспериментальной субмарине с механизмом бурения, которая была реквизирована, а после затоплена в глубинах сердца кратера Чиксулуб. И они запросили у военных помощи для извлечения подводной лодки. Его подача истории чередовалась между полной уверенностью и заметным волнением. В заключение он заявил, что «ДреджерКорп предан идее выяснить, что произошло на субмарине и почему, а также заверяет, что более этого не повторится». Затем, игнорируя вопросы журналистов, он поспешно удалился со сцены.

Альтман еще раз пересмотрел видеозапись. Определённо кровь, размышлял он, во время просмотра расширенного видеофрагмента. Он должен был признать, что слова Вильяма Таннера звучали правдоподобно. Они давали ответ на большинство его вопросов. Единственной неуточненной деталью оставалось то, почему пилот реквизировал подводную лодку и захватил её. Впрочем, возможно, этого было достаточно, чтобы просто заявить о сумасшествии.

В любом случае, это звучит хорошо.

Более того, слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Или же я пытаюсь раздуть из мухи слона? — размышлял он.

Может ему лучше просто забыть об этом и не придавать значения. Один человек уже мёртв, и если он не будет осторожен, то в конечном счёте тоже может умереть. Но, возможно, Хэммонд был убит в результате неудачного ограбления, и это не имеет ничего общего с событиями в кратере Чиксулуб.

Альтман думал, что покончил с этим вопросом, а затем вернулся и пересмотрел пресс-конференцию вновь. На одной чаше весов были заявления, сделанные на пресс-конференции. На другой — пульсация из центра кратера. Неважно, как ты посмотришь на это, пульсация началась задолго до инцидента с субмариной. Субмарина не была причиной появления пульсации, но, возможно, то, что случилось на её борту, повлияло на усиление сигнала. А может, всё это лишь случайное стечение обстоятельств, или, возможно, серьезное заблуждение с его стороны, но сдаваться он не собирался.

Когда он пришел домой, Ады все ещё не было. Альтмана вновь одолело то краткое чувство паники, которое он уже испытал ранее, полагая, что с Адой что-то случилось. Он попытался снова дозвониться ей, но ответа все еще не было.

В нервном ожидании он провел час, а затем — второй. Он вновь и вновь пытался дозвониться к ней, но так же безрезультатно. А что, если с ней что-то случилось? — не мог он избавиться от этой мысли, несмотря на то, что другая часть его сознания понимала, что это абсурд, так как Ада частенько работала допоздна, и поэтому не было особых причин предполагать, что что-то не так.

И когда входная дверь наконец открылась, его состояние было близко к истерии. Он бросился к ней, готовясь выругать её, как вдруг увидел, что она не одна. Возле неё был еще кое-кто. Юный мальчик.

Он деликатно держал её за руку. Альтман начал было расспрашивать, где она была, но Ада взглядом заставила его замолчать.

— Майкл, — сказала она, — хочу познакомить тебя с Чавой.

Альтман посмотрел вниз на мальчика. Он был юн — ну, если не ребёнок, то едва подросток. Он был босым, одет в изношенную, но чистую футболку и шорты, которые едва не спадали. Мальчик был очень худым. У него были темно-карие глаза и слегка испуганный взгляд.

— Чава, — сказал Альтман. — Что это за имя?

— Это прозвище от Сальвадор, — быстро пояснила Ада. Когда Альтман посмотрел на её, она кивнула. — Я знаю, звучит по-другому, но это правда, — сказала она.

— Неужели? — сказал он, и повернулся к мальчику.

Мальчик кивнул, но ничего не ответил. Альтман посмотрел на Аду, выискивая помощи или хоть какого-то ключа разгадки, чтобы понять — что здесь происходит?

— Я подумала, что ты бы хотел поговорить с ним, — сказала она.

— Не хочешь присесть? — спросил он Чаву.

Мальчик нерешительно помедлил, а затем кивнул. Альтман выдвинул для него стул, и он взобрался на него.

— Хочешь что-нибудь поесть? — спросил Альтман.

Мальчик снова кивнул.

Альтман открыл холодильник, начал осматривать содержимое, а затем придумал другое решение.

— Подходи, — сказал он мальчику.

— Взгляни сюда.

— Бери всё, что захочешь.

Мальчик подошел к холодильнику словно это была ловушка. Он осторожно наклонил голову за дверцу и посмотрел внутрь, а после взглянул вверх на Альтмана.

— Всё, что захочу? — спросил он.

— Всё, что захочешь, — ответил Альтман.

Через несколько минут большая часть содержимого холодильника громоздилась на столе перед мальчиком. Он пробовал всё. Он брал небольшой кусочек одного блюда, перемещал в рот, проглатывал, а затем переходил к следующему продукту.

— Так о чём ты хотел поговорить? — спросил Альтман, как только он закончил.

Мальчик отрицательно покачал ему пальцем.

— Леди, — сказал он.

— Она сказала, что это вы хотели поговорить со мной.

— Как думаешь, ты сможешь рассказать ему ту же сказку, что рассказал мне? — спросила Ада.

— Это не сказка, — сказал Чава насупившись. — Это произошло на самом деле.

— Да, конечно, Чава, — быстро ответила Ада. — Это я и имела в виду.

— Хорошо, я расскажу, — сказал мальчик. — Очень рано утром я гулял по берегу. Это был день, когда я думал о том, чтобы пройтись по пляжу, а потом повернуть и направиться в город, чтобы найти кого-то, кому нужно доставить сообщение. Иногда вы, учёные, даёте мне немного денег за доставку сообщений. Иногда, после двух-трёх сообщений, этого достаточно, чтобы купить печенья или слоёных пирожков в пекарне. Но в этот день, мои ноги захотели пойти другим путём. Я не мог остановить их. Поэтому, вместо того, чтобы пойти в город, они вели меня всё дальше по пустынному пляжу. И тогда я нашёл кое-что.

— И что ты нашёл? — спросил Альтман.

— Я не знаю, — ответил мальчик.

— В каком смысле — ты не знаешь?

— Я имею в виду, что у того, что я нашёл, нет названия. Оно было похоже на человека, но это не был человек. Оно было похоже на надувной шар, но это не был надувной шар.

— Как оно может быть похоже и на человека и на воздушный шар одновременно? — спросил Альтман.

— Да, — сказал мальчик и улыбнулся. — Это именно то, что я спросил у себя. Я вижу, что вы понимаете мою историю. Леди сделала хорошо, что привела меня рассказать её вам. Оно еще издавало неприят ный звук. Вот так.

Мальчик наклонился над столом и начал издавать странный хрипящий звук.

— Ведьма сказала мне сжечь это, потому что это была блоха с хвоста дьявола. Чиксулуб. — Он скрестил средний и указательный пальцы вместе и поднял руку, чтобы они могли увидеть. — Но позже… Я узнал, что Ведьма уже была мертва.

— Как она могла сказать тебе, если она была мертва? — спросил Альтман.

— Вы как будто попали в мою голову и увидели то, что я спросил у себя, — радостно сказал мальчик.

Альтман ожидал, что мальчик продолжит историю, но тот больше ничего не рассказывал.

— И ты сжег это? — спросил он.

— Да, — ответил мальчик. — Оно горело очень хорошо.

— А какая его часть была похожа на воздушный шар? — спросил Альтман.

— Спина, — без колебаний ответил мальчик. — На ней были серые мешки.

Он дотронулся до надкусанного им огурца, лежащего на столе.

— Можно мне это с собой? — спросил он.

— Да, — ответил Альтман.

Огурец исчез в одежде Чавы. Он коснулся лука и поморщился.

— Могу я попросить тебя кое о чём? — спросил Альтман.

Чава кивнул.

— Ты можешь отвести нас туда, к месту где ты нашел это?

Мальчик задумчиво посмотрел на него.

— А вы обещаете, что если увидите меня, и у вас будет сообщение на отправку, то выберите меня для его доставки?

— Что?.. — обескураженно спросил Альтман. — А, да, конечно.

— Это хорошо, — сказал мальчик. — И можно мне взять со стола еще три вещи, но только не лук?

Альтман кивнул, стараясь скрыть свою улыбку.

Чава переметнул три продукта в свою рубашку с такой скоростью, что Альтман был не совсем уверен в том, что же это было.

— Теперь я отведу вас туда, — решительно сказал мальчик.

28

Таннер налил себе стакан виски и завалился на подушки. Наконец-то выпала возможность, чтобы хорошенько выспаться в удобной постели. Наладка офиса в Чиксулубе, мероприятия по доставке батисферы, Хеннеси и Данте в Мексику, время, проведенное на грузовом судне, а также мучительные часы, затраченные на выяснение того, что произошло внутри батисферы, с последующими волнениями — казалось, что прошли месяцы с того момента, когда у него был хоть сколь-нибудь приемлемый ночной сон.

Он отпил свое виски. Задача в том, говорил он себе, чтобы не думать об этом. Это был ключ к расслаблению. Всё уже было позади. Пресс-конференция окончена. Следующие этапы операции еще не начались.

Зазвонил его личный телефон. Он посмотрел на него. Если это его жена, её имя появилось бы на экране. Но имени не было. Значит, это может быть Президент Смолл или, возможно, Терри, Тим и Том. Кроме Данте, они были единственными, у кого был этот номер телефона. Но Данте был мёртв.

— Слушаю, — ответил он.

— Вильям Таннер? — спросил ласкающий слух голос. — У меня к вам несколько вопросов по поводу смерти доктора Хеннеси.

— Как вы узнали этот номер? — спросил Таннер. — Это мой личный номер.

Мужчина проигнорировал его вопрос.

— Разве, действительно, не было никаких признаков нестабильности перед погружением? Разве меры безопасности ДреджерКорп не подвели вас в этот раз? Или я должен сказать — подвели Хеннеси, а позднее и мистера Данте.

Таннер сбросил вызов. Через несколько секунд телефон зазвонил вновь.

— Да?! — ответил Таннер.

— Пожалуйста, не кладите трубку мистер Таннер. — Есть важные этические вопросы на…

Таннер отключился. Он полностью выключил телефон и оставил его на прикроватном столике. Если Смолл или Полковник захотят связаться с ним, они воспользуются видеосвязью. Он сделал большой глоток и почувствовал, как виски обжигает его горло. Он попытался успокоиться, очистить свой разум, выбросить всё из головы. Теперь я могу расслабиться, говорил он себе. Телефон выключен, дверь закрыта. Наконец, он сможет отдохнуть.

Но он не смог. Его голова пульсировала, и что-то угнетало его.

Он поднялся и принял три таблетки снотворного, запивая их виски. Продолжительное время он пялился на своё отражение в зеркале, а затем забрался обратно в постель.

Проблема в том, что он был согласен с репортером. Были факты, связанные с этическими вопросами, с вещами, которые он совершил, и впоследствии осложнившие ему жизнь, не смотря на всё то, что он сделал в ДреджерКорп на протяжении многих лет.

Еще до этого он участвовал в мероприятиях, где гибли люди. Он даже участвовал в операциях, где они погибали в результате принятых им решений. Не говоря уже о травмах полученных в лунных схватках, где каждый совершал ужасные вещи, там где не один раз он переставал чувствовать себя человеком. Но эти двое погибли, и он всё еще не понимал — почему? Может это следствие того, что взамен трупов, которые он бы мог осмотреть и сделать выводы, всё, что у него было — это короткие статические изображения? Может ему просто нужно немного больше определённости? Или этого более чем достаточно?

Но перед погружением у Хеннеси не было ни единого признака неуравновешенности. Он еще раз мысленно пробежался по всех их диалогам. В его памяти, если кто-нибудь и был в опасности стать неуравновешенным, то это был Данте. Быть может, что Данте — перемкнуло — первого, что впоследствии повлияло на Хеннеси?

Виски и снотворное, в конечном счёте, начали действовать. Всё начало расплываться. Возможно, ответы появятся, когда батисферу доставят на поверхность — размышлял Таннер. Может быть, это всё объяснит?

Телефонный звонок заставил его испуганно содрогнуться, пробудив ото сна. На ощупь он взял с тумбочки телефон и посмотрел на дисплей.

Имя вызывающего абонента было — Данте.

Его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, внезапно он полностью пробудился. Данте был мёртв… Он не мог быть тем, кто звонит. Таннер пристально вглядывался в дисплей: на нём все еще высвечивалось — Данте.

Он уселся на кровать, поставив ступни на пол.

— Алло? — сказал он, обратив лицо к стене. — Кто это?

Но на другом конце линии был слышен лишь статический шум.

Он помедлил, чувствуя, что вот-вот лишиться сознания.

— Данте? — неуверенно спросил он. — Ты жив?

Таннер оставался с прижатой к уху трубкой, вслушиваясь.

В какой-то момент он понял, что в динамике не было даже статического шума. Телефон не был даже включен.

Он положил его обратно на тумбочку. Тотчас же телефон зазвонил снова, несмотря на то, что он был выключен. На экране вновь высвечивалось имя Данте.

— Алло? — произнес Таннер.

Но в ответ только тишина.

Он снова положил трубку на место. Когда телефон зазвонил в этот раз, он просто оставался на месте, наблюдая за вызовом. Он выключен, пытался убедить он себя. Он не может звонить. Но чертов телефон продолжал звонить.

Ты не собираешься ответить? спросил голос позади его, голос, который он узнал.

Таннер почувствовал, как на его затылке пробежали мурашки. Очень медленно, он повернулся. В постели рядом с ним находился смутный образ, который, после того, как он присмотрелся, медленно принял форму человека. Грубые и неестественные черты лица становились всё более и более отчётливыми, пока в итоге не появился Данте. Его кожа была очень бледной, почти бескровной. А губы отдавали синеватым оттенком.

— Ты не настоящий, — сказал Таннер.

Правда? — ответил Данте. Тогда почему ты меня видишь?

— Но ты погиб, в батисфере.

А ты уверен, что это был я? — спросил Данте. — Ты уверен, что я вообще был в батисфере?

Таннер нерешительно помедлил.

— Ты все ещё жив? — спросил он.

Я здесь, разве не так?

Таннер только покачал головой.

Подойди и дотронься до меня, — сказал Данте. Если я не настоящий, ты не сможешь до меня дотронуться.

Таннер закрыл глаза и потянулся. Сперва он почувствовал только постель, одеяло. Тогда он потянулся немного дальше, и почувствовал кое-что необычное, нечто, что двигалось, что-то живое.

— Это и вправду ты, — сказал Таннер улыбаясь. — Не могу в это поверить. Как ты выжил? И что ты здесь делаешь?

Я пришел проведать тебя, — ответил Данте. Разве приятель не может забежать и проведать старого друга?

— Конечно, — ответил Таннер.

И еще…

— Что, Данте? Ты можешь сказать мне.

Я ненавижу просить об одолжении, Таннер, но мне нужна твоя помощь. Я нуждаюсь кое в чем.

— Всё что угодно, — сказал Таннер. — Все мое — твое.

Мне трудно дышать, — сказал Данте. Мне нужно, чтобы ты поделился со мной кислородом из своего баллона.

— Но каким образом?

Просто сделай длинный узкий разрез в дыхательной трубке, сказал Данте. Я сделаю надрез на своей, а затем мы соединим их вместе. Так мы оба сможем дышать.

— У меня не… — У меня нет дыхательной трубки — хотел было сказать Таннер.

Но затем он потянулся к горлу и почувствовал её, она была там.

У меня не так много времени, сказал Данте.

И действительно, его губы выглядели еще более посиневшими, чем несколькими мгновениями ранее.

— Мне нужно что-нибудь острое, — сказал Таннер. — Где мне найти что-то подходящее?

Там, в выдвижном ящике тумбочки лежит перочинный нож, сказал Данте.

— Но откуда ты знаешь, что у меня в тумбочке?

Я полон сюрпризов, сказал Данте и улыбнулся, его посиневшие губы растянулись и побелели.

Таннер достал нож и высвободил самое большое лезвие.

— Где сделать надрез? — спросил он.

Где угодно, ответил Данте, главное, чтобы он был достаточной длинны. Запомни, сделай его подлиннее.

Таннер кивнул.

— Готов? — спросил он.

Готов, сказал Данте.

Он сделал длинный горизонтальный надрез, почти перерезав трубку надвое.

— Отлично, — сказал Таннер, — быстро, давай свою трубку мне.

Его голос прозвучал странно, что-то было не так с его голосовыми связками. Он закашлялся, сплёвывая кровь. Одеяло перед ним казалось покрытым красноватыми брызгами. Он посмотрел вниз и увидел, что по его груди текут ручьи крови.

Тебе нужно было оставить его там, где он был в безопасности, услышал он слова Данте, звучащие теперь в отдалённости. Тебе не следовало пытаться понять его.

— Быстрее, — прохрипел Таннер, протягивая свою руку. — Данте? Понять что?

Но Данте нигде не было видно.

С характерным шипением кислород продолжал улетучиваться из дыхательной трубки в пространство. Он пытался закрыть разрыв своей рукой, но он был слишком широким — воздух продолжал просачиваться. Его руки были липкими, грудь тоже, волосяной покров на них весь слипся от крови.

Он снова попытался позвать Данте, но с его горлом что-то случилось. Он мог издать только булькающий звук. Таннер попытался встать с кровати, но всё казалось слишком замедленным, как если бы он был под водой.

Очень медленно он переместил одну ногу к краю кровати, и за её предел, позволив ей упасть на пол. Теперь только оставалось позаботиться о второй ноге. И тогда он сможет подняться и подойти к зеркалу, чтобы хорошенько рассмотреть себя и попытаться выяснить, где же он ошибся.

29

Несмотря на темноту, мальчик уверенно следовал вперёд. Несколько раз ему приходилось останавливаться, нетерпеливо ожидая пока Альтман и Ада догонят его.

Как только они приближались, Чава начинал болтать, рассказывая о вещах, которые Альтман понимал с трудом.

— Ведьма, — говорил он, — она была мертва, но она всё равно помогла нам. Я отправился найти её, и она пришла со мной, и говорила со мной, и рассказала, что делать. Если бы она не пришла, как бы я тогда знал, что нужно сделать?

Он посмотрел на Альтмана, по всей видимости, ожидая ответной реакции.

— Даже не знаю, — сказал Альтман, слегка запыхавшись от скитаний по песку в туфлях.

Но, похоже, и такой ответ пришелся мальчику по нраву.

— Но она пришла. И показала нам, что нужно сделать. Круг, — сказал он и кивнул Альтману.

— Что еще за — круг? — спросил Альтман.

Мальчик, недоумевая, посмотрел на него, потом остановился и начертил что-то на песке. Альтман осветил рисунок фонариком и увидел… круг.

— Вот, что я имею в виду, — сказал мальчик, а затем снова продолжил путь.

Альтман потряс головой. Способ мышления мальчика был таким необычным, что напоминал общение с кем-то из другого мира.

Внезапно мальчик остановился. Он изобразил скрещенными пальцами знак хвоста дьявола и указал на что-то впереди.

Альтман поднял фонарик.

Там виднелись остатки от костра, наполовину утопленные в песке. Он ждал, когда мальчик продолжит движение, но тот просто оставался, где стоял. Тогда Альтман обошел его, чтобы подойти и взглянуть поближе.

Ногой он аккуратно отбросил песок в сторону. Та было много полусожженных частей коряг, древесного угля и золы. Затем он понял, что кое-что из того, что он принял за коряги, на самом деле были костями. Они были человеческими, ну или по крайней мере человеческого размера, но что-то было не так с ними. Кости были странно перекручены и деформированы. Там также были частицы какого-то мягкого материала — кожа или морские водоросли? — подумал он сначала, но присмотревшись ближе, стал менее уверен в этом. Текстура была неестественной.

— Как ты думаешь, огонь мог сделать такое с костями? — спросил он Аду.

— Не знаю, — ответила она.

Альтман потряс головой. Почему случалось так, что он продолжал сталкиваться с вещами, которые совершенно не понимал? Проблема была в нём? Или в окружающем мире?

Он продолжал рыться в золе, корягах и костях, пока его нога не откопала череп. Он был полностью почерневшим с отсутствующей нижней челюстью. Все зубы были утрачены, хотя, в большей степени походило на то, что их вообще там никогда не было, чем на то, что они выпали: нижняя кромка верхней челюсти была гладкой, без зубных впадин.

— Это оно было похоже на нечто среднее между воздушным шаром и человеком? — спросила Ада.

Чава кивнул.

— А как оно сидело?

Чава на мгновение призадумался, затем опустился на песок, став на колени, сгорбился, а руки расположил рядом по сторонам.

— Его руки становились его ногами, — сказал он.

— Что ты этим имеешь в виду?

— Кожа была той же кожей, плоть — той же плотью.

Возможно, какой-то ужасно изуродованный человек, подумал Альтман. Это, вероятно, было логическим объяснением тому. Но если это действительно был ужасно искалеченный человек, то как он ухитрился прожить так долго?

Внезапно его посетила одна мысль.

— А где был воздушный шар? — спросил он.

Чава, в том же сгорбленном состоянии, поднёс руки к затылку и указал пальцами на спину.

— Насколько большим он был? — спросила Ада.

— Очень большим, — ответил мальчик.

— Больше, чем моя рука? — спросил Альтман.

Чава кивнул.

— Больше, чем моё тело? — Тот снова кивнул.

— Как хижина? — Чава неуверенно помедлил, а затем кивнул.

— Иногда они были меньше, — сказал он, — но в конце, да, я думаю, они были большими, как хижина.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Альтман Аду после того, как они сопроводили мальчика к окраине поселения и оставили его там.

— Не больше, чем ты, — сказала она.

— Думаешь, это случилось на самом деле?

— Я думаю, что что-то произошло, — ответила Ада. — Но было ли это именно так, как говорит Чава, можно только догадываться. Это кажется невозможным. Но, опять-таки — в последнее время происходит много странных вещей. Я не знаю, что и думать.

— А как насчет остальных? — спросил Альтман. — Они рассказывают тебе ту же историю?

— Они всё еще не хотят говорить со мной об этом, — ответила Ада. — И я не знаю почему.

— Я действительно волновался за тебя, — признался Альтман.

— Как только мальчик начал рассказывать, я должна была задержаться и продолжить, — сказала она. — Любая заминка могла спугнуть его.

Альтман кивнул. Они прошли немного дальше, их шаги мягко окунались в дорожную пыль.

— Помнишь того парня, с которым я говорил? В баре?

— Да, — ответила она. — А что?

— Он мертв.

Ада остановилась.

— Мертв? — переспросила она. — Что произошло?

— Его горло было перерезано.

Она схватила его за рукав и подёргала, заставив обратить на себя внимание.

— Видишь, — сказала она. — Я же говорила тебе, что это опасно! И в результате — смерть человека.

— Возможно, это здесь ни при чём, — сказал он. — Вероятно, просто бандитское нападение.

Он увидел, как огонёк надежды промелькнул в её глазах и быстро утих.

— Но что, если это не так? Ты должен оставить эту затею. Должен прекратить свои шпионские игры и заняться работой, ради которой был сюда направлен.

Он ничего не ответил, просто пытался освободиться от её руки.

— Пообещай мне, Майкл, — сказала она. — Пообещай.

— Не могу, — ответил он.

— Почему?

— Послушай, — сказал он, взяв её за плечи. — Ты сама привела Чаву ко мне. Я не просил тебя об этом. Ведь каждое новое событие, о котором я слышу, делает этот случай всё необычнее и необычнее. Мне нужно выяснить, что же всё-таки происходит.

Поначалу Ада была очень сердита. Ускорив темп, она пошагала дальше, оставив Альтмана позади, и не оборачиваясь. Он последовал за ней, зовя её по имени. Постепенно Ада немного замедлила шаг, и в конечном счете позволила ему взять её за руку, но все еще не смотрела на него. Он прижал её к себе и продолжал так держать, в то время как она всячески пыталась оттолкнуть его. Постепенно она сдалась.

— Ты не достаточно меня любишь, раз не можешь сделать это для меня, — выговорила она.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Это не то, о чём я говорю.

Она надула губы. В итоге Ада обняла его за шею.

— Я не хочу потерять тебя, Майкл, — сказала она.

— Ты не потеряешь меня, — ответил он. — Я обещаю.

Они медленно шли по улице. И в итоге прошли мимо открытых дверей, над которыми была подвешена самодельная деревянная вывеска. На испанском языке она гласила: — БАР МИРОВОГО КЛАССА, на другой вывеске рядом с ней, уже из картона, было написано: — НАПИТКИ, ОЧЕНЬ ДЕШЕВО.

Они уже были отошли шагов на двадцать, когда Альтман остановился и пошел в обратном направлении.

— Куда ты? — спросила Ада.

— Мне нужно промочить горло, — сказал он. — Хочу поднять стакан за Хэммонда.

Альтман распахнул дверь. Посетители, все местные жители, направили на него взгляды, незамедлительно воцарилась тишина. Он подошел к стойке, которая была сооружена из множества старых деревянных ящиков, и заказал для себя пиво, и еще одно для Ады.

Когда заказ был выполнен, он огляделся вокруг, подыскивая место, чтобы посидеть. Но там было негде. Все столики были заполнены так, что некоторые люди просто прислонялись к стене. Альтман расплатился с барменом и вышел с выпивкой на улицу.

Они умостились на бордюре пыльной улицы перед импровизированным баром, находясь в освещении, исходящем из полуоткрытой двери, и повернувшись спиной к шаткой стене, попивали своё пиво.

— Это меня беспокоит, — сказал он, поставив своё пиво возле себя.

— Что именно?

— Это, — сказал он. — Всё это. События, происходящие в Чиксулубе, импульс, субмарина, истории, услышанные тобой, сновидения, которые у всех появились, те останки, что мы видели на пляже. Я думаю, у нас проблемы.

— У нас с тобой?

— У всех, — сказал он. — Возможно, я просто параноик.

— Еще одна причина, чтобы оставить это в покое, — пробурчала она.

Он проигнорировал её замечание. Альтман попытался нащупать своё пиво, но внезапно не смог его обнаружить. Он повернулся, чтобы найти его, но оно исчезло.

Альтман включил карманный фонарик и осветил затенённый угол здания, чуть дальше от двери. Там находился человек, его рубашка и одежда были грязными. Он, определённо, был очень пьян. Он держал Бутылку Альтмана у своих губ, поспешно опустошая её.

— Этот алкаш только что забрал моё пиво, — сказал он Аде, немного возмущённо.

Мужчина допил пиво, причмокнул, и швырнул бутылку в темноту. Затем он посмотрел на них, прищурившись в луче фонарика. Альтман немного опустил фонарь. Мужчина протянул руку и щелкнул пальцами. Альтман ухмыльнулся.

— Я думаю, что он хочет еще и твоё пиво, — сказал он.

Ада спокойно поговорила с ним на испанском, и мужчина кивнул. Она протянула своё пиво, мужчина с нетерпением забрал его и залпом осушил его. После чего отбросил в сторону и умостился, прислонившись спиной к стене.

— Привет, — сказал Альтман.

Мужчина тщательно разгладил свою грязную рубашку.

— Mucho gusto,[2] — ответил тот.

Его акцент и интонация были неожиданно формальными. Мужчина перевел свой взгляд на Аду и слегка склонил голову.

— Инкантадо, — сказал он, — Рад.

— Мы уже встречались, — ответила Ада. — Вы рассказали мне свои истории. Разве не помните?

Мужчина посмотрел на неё своими залитыми глазами, но ничего не ответил. После долгой паузы, он прислонился головой к стене и закрыл глаза. В таком положении мужчина оставался довольно продолжительное время, так что Альтман даже подумал — не уснул ли он?

Неожиданно он спросил на испанском:

— Как вас зовут?

— Майкл Альтман, — ответил Альтман. — А это моя девушка, Ада Кортес. А как ваше имя?

Мужчина проигнорировал вопрос.

— Благодарю вас за выпивку, — сказал он, его испанский был чрезмерно вежливым.

Он повернулся к Аде.

— Кортес[3] — хорошая, сильная, испанская фамилия, но не испытывающая приязни моего народа, по причинам, о которых вы, должно быть, знаете. У нас достаточно долгая память. Вы не должны утаивать это.

Ада кивнула.

— Ада, на иврите означает — украшение. Это прекрасное имя для такой красивой женщины, как вы. Столетиями ранее, это было имя дочери печально известного, статного, хромоногого поэта.[4] А столетием, или даже более, позднее, такое же название было у книги известного писателя.

— Откуда вы всё это знаете? — спросила Ада.

— Имена были моим хобби, — ответил мужчина. — Еще до того, как выпивка стала единственным моим хобби.

Он повернулся к Альтману.

— Майкл — имя архангела Михаила, правой руки Господа. Вы религиозный человек, Майкл?

— Нет, — ответил Альтман. — Не религиозный.

— Тогда я буду обращаться к вам не Майкл, а Альтман. Фамилия Альтман немецкого происхождения, не так ли?

— Да, — ответил Альтман. — Но я из северо-американского региона.

— Вы не обладаете немецкими чертами лица, — сказал мужчина. — Я надеюсь, вас не обидело то, что я сказал вам об этом. Какие корни присутствуют у вас?

— Я не чистокровный, — ответил Альтман. — Всего намешано.

— По вашему лицу я вижу, что вы также один из нас, — сказал пьянчуга. — Дьявол полагает, что знает вас, но он знает вас не полностью.

— Моя мать была частично индианка, — признал Альтман. — Но я не знаю какого племени.

— Я бы сказал, что нашего племени, — сказал пьянчуга.

— Я не знаю, — сказал Альтман.

— Что? — удивилась Ада. — Твоя мать была частично индианкой? Ты раньше никогда не говорил мне этого.

— Она не хотела об этом говорить, — сказал Альтман. — Не знаю, почему. Я особо не задумываюсь над этим.

— Вы здесь по некоторой причине, — сказал мужчина.

— Я приехал сюда с Адой, — сказал Альтман.

— Очень может быть, что это так, — сказал мужчина. — Но причина не в этом.

— И в чем же причина?

Мужчина улыбнулся.

— Ваша фамилия, — ответил он. — Альтман. Альт означает «старый», ман означает «человек». Но вы не старый человек. Вы молодой человек. Можете ли объяснить мне это?

— Это просто фамилия, — сказал Альтман.

— Вы осознаете значимость фамилии, только когда потеряете собственную. Например, как я.

Он прислонился затылком к стене и закрыл глаза.

— Существует, возможно, еще одно толкование, — сказал он. — Альт может означать «древний», но это не так уж отличается от «старый». В целом же, Альтман может означать «старый человек», или «старый служитель», или, если я не беру на себя слишком много, «мудрый человек».

Он снова открыл глаза и пристально посмотрел на Альтмана, в перекрестных лучах отдалённого освещения его взор сверкал.

— Какое из этих толкований вам по нраву?

Они сидели в тишине.

Альтман снова подумал, что пьянчуга уснул.

— Ну что, пора идти? — спросил он Аду.

— Если угостите меня еще выпивкой, — тихо сказал мужчина. — Я расскажу вам, что знаю.

— О чём? — спросил Альтман.

— О том, о чём вы расспрашивали всё поселение. — Он скрестил пальцы. — О хвосте дьявола.

Здесь мы обитаем, сказал мужчина, потягивая свою выпивку, на окраине региона, где дьявол прорыл себе путь в ад, оставив позади только свой хвост. Возможно, вы не верите, что это правда. Вы, Альтман, не верующий. Но я хочу сказать вам, что это мы — вы, я и другие Юкатан-Майя, кто был призван следить за дьяволом и изгнать его обратно в ад, всякий раз, когда он появится.

Тело, которое было сожжено на пляже не единственное. Мой отец рассказывал мне и о других. Лично он не видел их, и его дед не видел их, как и его прадед не видел их, но, возможно, его прапрадед видел. Или если не он, то кто-то из предшествующих предков. Время здесь идёт в пределах хвоста дьявола, время, которое отсчитывает час по своим собственным законам и выносит нам соответствующий приговор. И когда пробивает нужный час, хвост дьявола пробуждается. Его проклятье посылает наших умерших на наши берега и в наши головы. Мы истребляем посланников на берегах и обращаемся с просьбой к тем, кто в наших головах, чтобы погрузить хвост обратно в сон, мы не готовы прислушаться к нему.

И мы не говорим об этом с незнакомцами. Но вы лишь отчасти незнакомец, поэтому, возможно, не будет ошибкой то, чтобы поговорить с вами. В свою очередь, я сам стал человеком без имени, так что больше не имеет значения, что я делаю или с кем я говорю. Ведь как я могу понести наказание, если у меня нет имени? Когда я услышал вашу фамилию и в ней узнал, что вы мудрый человек, я сказал себе, что я хотел бы поговорить с вами.

Я видел тварь своими собственными глазами. Будь у меня имя и дети, я бы сказал им своё имя и проследил бы, чтобы они запомнили его, так же, как и мой отец позаботился об этом, для того, чтобы я мог сказать его своим детям, а те своим. Таким образом мы учимся и постигаем. И таким образом мы помним.

Так вот, я видел тварь своими собственными глазами. Оно было похоже на человека, но это был не человек. Тогда как у человека есть отдельные ноги и руки, ноги этого существа соединялись с рукам, и не было никакого разделения между ними. Тогда как у человека есть лицо, у этого создания была впадина. Тогда как у человека должен быть каркас рёбер в грудной клетке, рёбра этой твари вскрывались из спины и закручивались в себя в виде спирали. Тогда как у человека есть лёгкие, которые подчиняются ему и сохраняют определённые очертания и форму, у существа были лёгкие, которые продолжали переполняться и увеличиваться, вырастая из его спины, подобно надутым воздушным шарам.

Как такое может быть? Это не то создание, о котором рассказывал мне мой отец, запечатлев это в моей памяти, а нечто иное. Тела не способны делать то, что вытворяла эта тварь. И когда оно вдыхало воздух, то воздух, выдыхаемый им, был совершенно иным. Воздух стравливался из его сущности и становился ядовитым, зловонным и удушающим.

Существуют обряды связанные с появлением дьявола или его приспешников, так называемые пути изгнания дьявола. Есть забытые языки, которыми можно говорить, и которые всплывают в нашей памяти в нужный час, позволяя мёртвым шептать нам в наши уши. В этот раз тем, кто повел нас, был мальчик — мальчик, который даже не полностью понимал, что он делает. Существуют танцы и ритмичные шаги, при помощи которых можно сдерживать тьму. Каждый этап танца — это этап развития жизни, и как только мы начинаем исполнять его, существо становится охваченным им, делаясь уязвимым. Когда оно оказывается в надежной западне, тогда мы уничтожаем его.

Но есть одна деталь, которую я заметил в этом существе, и которую я бы не добавил в рассказ для своих детей, будь они у меня, и по этой причине я не смог заставить себя танцевать с остальными. Некое, увиденное мной обстоятельство, которому я не могу найти соответствие с услышанными мной историями, и которое я могу лишь отбросить из повествования, рассказав об этом вам. На том месте, где должна была быть его рука, будь это человек, находилась татуировка. Это была татуировка, которую я уже видел ранее, в баре за несколько недель до этого, на руке матроса, который сидел рядом со мной. Хорошенько набравшись, он показал мне свою татуировку — изображение женщины верхом на волне, держащей в сложенных ладонях солнце, очень мастерски выполненную. На следующий день он покинул городок, был отправлен на корабль, а затем… Его татуировка вновь появилась на твари, которую мы сожгли на пляже.

Теперь скажите мне, Альтман. Скажите мне, мудрый человек, если конечно вы мудрый человек, а не старый служитель: Татуировка оказалась там потому что существо с помощью известной только ему силы стащило её? Или потому, что существо не всегда было тем, что мы увидели на пляже? Быть может, татуировка была там, потому что существо когда-то было человеком?

По дороге домой, его рука обнимала Аду за плечи, словно оберегая, оба они молчали, он ощущал в своей голове слишком большую мыслительную активность, слишком большую, чтобы соображать. Он пытался убедить себя, что не верит в историю старика, потому что это было наивно и похоже на вымысел, но Альтман видел останки. Он не мог поверить, и в то же время — не мог не верить. Такое положение дел заставляло его почувствовать, словно в своей голове он переносит весь этот тяжелый, не поддающийся пониманию мир. Ему нужно было как-то поступить. Полностью забыть об этом, или сделать что-нибудь.

Вернувшись домой, после того как он уже приготовился ко сну и ожидал Аду, когда она выйдет из ванной комнаты, Альтман включил новостную ленту и перевёл её на голосовое управление. Ничего интересного. Торговые переговоры между Скандинавским сектором и Российским сектором. Департамент Сельского Хозяйства и Рынков анонсировал, что была выведена и запатентована новая генетически модифицированная пшеница, более высшего сорта, чем предыдущая, и что скоро она будет доступна для закупки. Проблемы с контрабандистами наркотиков, в ста милях ниже побережья: короткий видео-фрагмент, на котором дрейфующее пустое судно с пятнами крови на его палубе. Смерть Вильяма Таннера, управляющего ДреджерКорп Чиксулуб, некогда известного как Экодин.

— Вернись, — сказал Альтман.

Голографический экран пролистал обратно к сюжету о торговце наркотиками и развернул его.

— Нет, — сказал Альтман. — После этого.

Вильям Таннер, управляющий ДреджерКорп Чиксулуб, некогда известный как Экодин, был найден мертвым этим утром, очевидная причина смерти — самоубийство. По словам местной полиции, его тело было обнаружено в 9:30 утра с перерезанным горлом, после того, как Таннер не явился на работу в учреждение ДреджерКорп. Нож был найден в его правой руке. Полиция до сих пор не установила, был ли этот нож орудием самоубийства. И хотя это странно для кого-то, чтобы совершать суицид, перерезав своё собственное горло, этот случай не первый. Сержант Рамос заявил, «Хотя есть все признаки того, что мистер Таннер покончил с собой, мы пока не можем исключать возможности убийства.»

Также отмечен значительный рост самоубийств в Чиксулубе и его окрестностях за последние несколько недель, в том числе…

— Выключить, — сказал Альтман.

Трансляция новостей прекратилась. Он изнуренно опустился на кровать. Еще одна дилемма повисла в его голове: Может быть убийство, может быть суицид. Он не смог рассказать об этом Аде, не так скоро после их ссоры, не так сразу после смерти Хэммонда. Это просто заставит её вновь попытаться остановить его. Это не значит, что я обманываю её, убеждал он себя. Я просто пытаюсь её защитить. Ада легла около него, и он поцеловал её, чувствуя себя постоянно виноватым. Затем он выключил свет и приготовился к началу очередных кошмаров.

30

Ленни Смолл, президент ДреджерКорп, еще спал, когда активировалась видеосвязь. Он не был уверен, сколько времени прошло, прежде чем он осознал это. Поначалу он решил, что это горничная говорила по телефону, провопил, Ради Бога, заткнись уже и убирайся к чертовой матери! и накрыл свою голову подушкой.

— Просыпайся, Смолл, — произнес голос.

Это был глубокий хриплый голос, ну или на грани того. Определенно не горничная. С любопытством он выглянул из-под подушки. Голос исходил из голографического экрана.

— А, это ты, Марков, — сказал Смолл.

— Чертовски верно, это я, — сказал человек с экрана.

Крейг Марков имел белые волосы, слегка длиннее, чем обычно носят военные, тщательно зачесаны назад и приглажены гелем. У него была внушительная прямоугольная челюсть и уверенные леденисто-голубые глаза. На нем была одета форменная одежда с эмблемой государственной разведслужбы. Как и полагалось всем сотрудникам разведки, его звание не было указано даже на парадной форме.

Смолл потянулся. Он перебрался к краю кровати и поднялся, голышом быстро набросил свой халат. Из настоящего шёлка, не из синтетики. В связи с законодательством об охране окружающей среды, ему пришлось тайно провезти его в Северо-Американский сектор. Это стоило ему небольшого состояния, но чёрта с два, если он мог сказать в чем разница с синтетикой.

Он выглянул из окна пентхауса и вздохнул.

— Это может подождать, пока я не приготовлю кофе? — спросил он.

— У нас сложилась ситуация. Таннер мертв.

Тотчас Смолл сосредоточился, его взгляд излучал тревогу, разум прояснился.

— Как он умер?

— Покончил с собой.

— Почему?

— Не знаю, — ответил Марков. — Чувство вины, вероятно.

— Невозможно, — ответил Смолл. — Я знал этого ублюдка в течение двадцати лет. Он имел дело с куда более худшим, чем эти события в Чиксулубе, и глазом не моргнул. Ты уверен, что его не убили?

— Уверен, — ответил Марков. — В его комнате была установлена камера. Он просто болтал сам с собой, а затем перерезал себе горло. Ты можешь просмотреть видеозапись его смерти, если желаешь.

Смолл содрогнулся.

— Нет, спасибо, — ответил он.

Марков пожал плечами.

— Как знаешь.

— У меня для тебя заготовка текста, — сказал Марков. — Вещи, которые ты можешь, и которые не можешь говорить относительно его смерти. Я хочу, чтобы ты заучил наизусть.

— Слово в слово? Я никогда не отличался особо хорошей памятью. Это будет звучать как заготовка.

— Важна сама суть, — сказал Марков. — Вложи её в свои собственные слова.

— Работать с тобой, все равно, что заключать сделку с дьяволом, — сказал Смолл. — Даже спрашивать не приходится, кто здесь руководит. — Он подождал, но Марков ничего не ответил. — Хорошо, — сказал Смолл. — Пересылай.

Марков сбросил текст на голографический экран. Смолл оставил его неоткрытым. Он разберется с этим позже, после того, как выпьет кофе.

— Что-нибудь еще? — спросил Смолл. — Или я могу наконец-то заняться своим кофе?

— Еще одна вещь, — сказал Марков. — Пульсация сигнала прекратилась.

— Прекратилась? Что это может означать? И как мы теперь поступим?

— Гравитационная аномалия до сих пор присутствует. Объект все еще на месте. Просто больше не передает сигнал.

— Думаешь, что он сломан? Возможно, те два ублюдка повредили его, когда отправились туда.

— Я так не думаю, — сказал Марков. — Если бы это было так, то сигнал пропал бы несколько дней назад, а не сейчас. Нет, не думаю, что это так. Случилось что-то еще. Или он по своей воле принял решение прекратить сигнал.

— Ты говоришь об этом, как если бы оно было наделено сознанием, — сказал Смолл.

— Может и так, — ответил Марков. — Я уверен, он еще не раз поднесет нам сюрприз.

— Ты правда полагаешь, что сможешь контролировать его?

— Я еще не встречал ничего, что бы не мог контролировать, — ответил Марков. — Включая текущую компанию. Не вижу никакой причины полагать, что данный случай будет исключением.

— В таком случае, есть пульсация или нет, продолжаем как запланировали?

— Продолжаем как запланировали, — сказал Марков. — В настоящий момент выполняется буксировка станции к месту работ. Это медленный процесс, но она будет там. Мы можем начать операцию поднятия субмарины и в то же время принимаем меры по подготовке объекта к извлечению.

— Прибыль по-прежнему делим поровну?

— Да, поровну, — ответил Марков. — Но прибыль едва ли главная цель. Шесть месяцев спустя, мы вполне можем стать двумя самыми влиятельными людьми в мире. — Он одарил Смолла холодной улыбкой. — Подумай над этим, пока будешь пить свой кофе.

31

Они заказали своё пиво у прилавка и забрали его на отдалённый столик, все четверо: Шоуолтер, Рамирез, Скад и Альтман. Он был на достаточно удалённом расстоянии, чтобы не бояться быть подслушанным, кроме того, с этого места Шоуолтер и Рамирез могли держать свой взгляд на входной двери, Скад и Альтман на запасной выход.

— Итак, она пропала, — сказал Альтман. — Пульсация сигнала прекратилась.

Скад скривил лицо.

— Я бы не утверждал, что она прекратилась, — сказал он. Я бы только сказал, что, возможно, она прекратилась. Может быть, сигнал настолько ослаб, что наши приборы не в состоянии его обнаружить.

— Это настолько же лучше, как и прекращение, — сказал Рамирез. — В итоге получаем тот же результат.

— Но это не одно и то же, — сказал Скад.

— Хорошо, Скад, — сказал Альтман. — Мы поняли. Первый вопрос это: что бы могло значить то, что мы больше не можем обнаружить сигнал?

Все промолчали.

— Аномалия все еще осталась, — сказал Альтман. — По крайней мере, когда я проверял последний раз, это было так.

— Да, — сказал Шоуолтер. — Она все еще присутствует.

— Конечно, в данный момент сигнала нет, но это может быть просто частью более растянутой, еще не сформировавшейся, диаграммы, — сказал Скад.

— Хорошо сказано, Скад — сказал Альтман. — Итак, сигнал прекратился, и мы не знаем — навсегда ли это или временно. Мы также не знаем, почему.

— Мы можем никогда и не узнать — почему, — сказал Рамирез.

Шоуолтер и Скад приглушенным шепотом начали спорить с ним.

Альтман покачал руками, заставив их успокоиться.

— Настоящий вопрос состоит в том, будем ли мы теперь двигаться дальше, когда сигнал прекратился?

Трое остальных пристально глядели на него.

— Что ты имеешь ввиду под «двигаться дальше»? — спросил Шоуолтер.

— До этого момента мы вели расследование, не привлекая всеобщего внимания, заметая наши следы. Теперь ДреджерКорп добились общественного признания, чтобы докопаться до центра кратера, якобы спасая субмарину. Несомненно, находясь там, они проведут исследование всего того, что захоронено в сердце кратера.

Скад неопределенно проворчал.

— ДреджерКорп «пошел в открытую», — продолжил Альтман. — Или вернее сказать — они сделали вид, что пошли в открытую. Не пришло ли время для нас сделать то же самое?

— Что? — спросил Рамирез. — Что ты имеешь в виду? Ты хочешь, чтобы мы постучались в дверь ДреджерКорп и сказали: «Извините, мы давно наблюдали за вами и думаем, что вы ведете себя не совсем честно.»? Для меня звучит, как хороший способ, чтобы оказаться на том свете.

— Я не это имел в виду, — сказал Альтман. — Я говорю о выходе на общественность. Мы все четверо составим тщательный и аргументированный план по исследованию кратера и обратимся с ним в Научный Фонд Северо-Американского Сектора. Укажем на гравитационную аномалию и пульсацию сигнала, возможно, даже расскажем что-нибудь о вещании с подводной лодки. Мы призовем к общедоступным раскопкам в кратере Чиксулуб при государственном финансировании.

Некоторое время они сидели молча, медленно потягивая своё пиво, за исключением Скада, который почти сразу же оприходовал его.

— А если они откажут? — спросил Шоуолтер.

— Тогда обратимся к другим спонсирующим организациям. Мы обратимся с предложением к стольким организациям, к скольким это возможно, в то же время попытаемся получить финансирование и постараемся, чтобы как можно больше людей знали о пульсации сигнала и аномалии. Кто-то обязательно начнет дознаваться о мотивах ДреджерКорп. По крайней мере, им придется действовать на «более коротком поводке».

— Это всё равно, что ворошить осиное гнездо, — сказал Рамирез.

— Возможно, — сказал Альтман. — Но мы не узнаем, пока не начнем ворошить. Может быть, ничего не случится. А возможно, упаси Боже, подвергнем себя опасности. Но есть вероятность, что мы окажемся в более выгодном положении и выясним, что же находится на дне этого чёртового кратера.

Он сделал глоток пива.

— Кто со мной?

Трое остальных переглянулись.

Первым руку поднял Скад.

— Я с тобой, сказал он.

Рамирез за ним. Шоуолтер долгое время колебался и, наконец, кивнул.

— Очень хорошо, джентльмены, — сказал Альтман. — За работу.

Часть четвертая НИСХОЖДЕНИЕ

32

Он спал, ему опять снились кошмары. Он бежал в странном, обтягивающем костюме, через узкие, мрачные залы. Часть его понимала, что это был временный кошмар, но знание этого похоже не помогало ему взять сон под контроль, и постепенно он забыл о том, что это не реальность. Что-то преследовало его, что-то со странными отростками вместо рук, напоминающими бивни, и рогами, прорастающими из суставов конечностей. Тело существа выглядело так, словно с него содрали кожу. Или даже хуже, будто кто-то взял человеческий скелет и облепил его ошметками от гамбургера. Нижняя часть его лица разваливалась на куски. Его глаза светились жёлтым, сверкая и горя.

Он осознал, что в его руках было некое подобие оружия: орудие, выстреливающее вращающимися дисками на проецируемые лучи света. Он продолжал оборачиваться и стрелять, наблюдая, как диски со скрежетом рассекают ноги существа, разбрызгивая повсюду кровь. Лишившись ног, стонущее существо все еще продолжало наступать: цепляясь острыми концами своих бивней за землю, оно тащило себя вперед. Он отрезал ему руки, а потом и голову, и в конце концов оно остановилось.

Слава Богу, подумал он и вытер кровь с лица.

Он уже собрался уходить, как вдруг услышал что-то позади себя. Тварь всё ещё корчилась, шлёпаясь за ним и изменяясь. Со склизким звуком оно отрастило себе новые руки и ноги. Тварь поднялась, издавая рёв, она снова рванулась за ним.

Закричав, он бросился бежать от неё.

— Кошмары? — спросил человек рядом с его кроватью.

Это был крупный мужчина с квадратной челюстью и белыми волосами, одетый в тёмную униформу военной разведки. Он смотрел на Альтмана с отчуждённым взглядом. По обе стороны от него находились двое еще более крупных мужчин, похожих на близнецов, одетые в штатское. Чуть подальше был еще один человек, поменьше и в очках. Он выглядел смутно знакомо, но Алтьман не смог вспомнить, где он мог его видеть.

— Где я? — спросил Альтман.

— Вы дома, — сказал военный. — В Чиксулубе.

— Где Ада?

— Ваша девушка? Ее здесь нет. Она в безопасности.

— Что значит в безопасности? — спросил Альтман, вставая с кровати.

Мужчина поднял палец. Спокойно, но с настойчивостью, близнецы по обе стороны от него взяли Альтмана за руки и усадили обратно на кровать, силой прижимая его, пока тот не перестал сопротивляться. Альтман с осторожностью осмотрел их.

— Что вы здесь делаете? — спросил он военного.

Тот сделал жест, близнецы отпустили его и отошли назад.

— Я пришел к вам, — сказал он.

— А ты кто?

— Марков, — ответил он. Крэйг Марков.

— Это мне ни о чём не говорит — сказал Альтман.

— Нет, сказал Марков. — Не говорит.

— А это кто? — спросил Альтман, указывая на остальную троицу.

Марков посмотрел налево и направо.

— Эти? — сказал он. — Это мои новые помощники.

Человек в очках ухмыльнулся.

— Тим, Том и Терри.

— И кто из них кто?

— Не всё ли равно? — спросил Марков.

— Слушайте, — сказал Альтман. — Вы не можете так просто ворваться сюда. Вы не имеешь права здесь находиться. Я вызову полицию.

Марков только улыбнулся. Когда Альтман потянулся к своему телефону, он скомандовал:

— Том! Тим!

Близнецы медленно двинулись вперед. Один из них положил руку на запястье Альтмана и сжал, пока тот не уронил телефон Другой тихонько, почти с любовью, ударил его разочек в бок.

Тот, задыхаясь, упал обратно на кровать. Тим и Том отошли, став позади Маркова, наблюдая, как Альтман с усилием пытается отдышаться.

Когда он успокоился, Марков спросил:

— Уже лучше, да? Воды не желаете?

Альтман покачал головой. Марков щелкнул пальцами, и человек в очках бросил Альтману рубашку и брюки.

— Теперь вы в подходящем расположении духа, — сказал Марков. — Одевайтесь. Нам есть о чем поговорить.

Несколько минут спустя Альтман сидел за кухонным столом напротив Маркова, остальные трое стояли у дверей, ведущих в комнату и из неё.

— Все очень просто, — сказал Марков. — Вы подали запрос на грант для исследования кратера Чиксулуб.

— В этом нет ничего плохого, — заявил Альтман. — Это то, чем занимаются учёные.

— Я уже поговорил с вашими друзьями, — сказал Марков. — Или, вернее сказать, мои коллеги поговорили. И мы выяснили, что инициатором заявки на грант были вы.

— И что?

Марков надменно посмотрел на него.

— Не борзей. Если понадобиться, Тим сломает тебе руку, — сказал он.

— Или Том, — сказал один из близнецов, стоявший в дверном проёме.

— Или Том, — сказал Марков. — Он повернулся и посмотрел на близнеца. — Не волнуйся, Том. У него две руки. Хватит всем.

Затем он повернулся обратно к Альтману и посмотрел на него, приподняв одну бровь.

— Простите, сказал Альтман.

— Так-то лучше, сказал Марков. — Ваше предложение на исследование кратера было изъято из общей массы заявок на грант. В настоящий момент оно засекречено. Вопросом исследования кратера Чиксулуб занимаются военные.

— Значит я был прав, — сказал Альтман.

— В чем? — спросил Марков.

— Ваша цель — не просто извлечение субмарины. Вы пытаетесь заполучить то, что находится в кратере.

— А ты умный малый, — сказал Марков. — Возможно, слишком умный, для своего же блага. Причина, по которой я здесь — это выяснить насколько много вы знаете и определить, сможете ли вы стать ценным членом нашей команды. Если сможете, я готов позволить вам присоединиться к нам, с ограниченной свободой действий, естественно. Если нет, то я придумаю что-то еще, что можно с вами сделать.

— Что значит «придумаю что-то еще»?

Марков пожал плечами.

— Можно отправить вас обратно в ваш родной сектор. Можно держать вас в заключении столько времени, сколько нам понадобится для завершения проекта. А может, что-нибудь более серьезное. — Близнецы позади него обменялись взглядами и ухмыльнулись. — Полагаю, что вам решать, мистер Альтман.

Марков выпрямился на стуле и положил руки на стол, ладонями вниз.

— Итак, мистер Альтман, приступим? — медленно начал он.

Марков начал издалека:

— Как вы впервые осознали то, что в кратере происходит нечто необычное?

— Я обнаружил гравитационную аномалию.

— А разве не сигнал пульсации?

Альтман отрицательно покачал головой.

— О сигнале пульсации я узнал позже.

— Кто рассказал вам о пульсации?

Альтман помедлил, намереваясь солгать, но за затем понял, что в этом нет необходимости: Хэммонд был мертв. И тогда его внезапно осенило: он вспомнил, где он видел мужчину в очках.

— Чарльз Хэммонд рассказал мне, — ответил Альтман. — Полагаю, ваши коллеги знали его.

Марков оглянулся на Терри. Тот замешкался на секунду и кивнул.

— Но мы не убивали его, — сказал Тим.

— Нет, не убивали его, — сказал Том.

— Прекратить болтовню, парни, — сказал Марков.

— Терри, почему бы тебе не взять Тима и Тома и не подождать меня снаружи?

Все трое быстро покинули комнату.

— Откуда мне знать, что вы именно тот, за кого себя выдаете? — спросил Альтман.

Марков повернулся к Альтману, его пристальный взгляд был непоколебим.

— А я все думал, когда же вы спросите об этом. Тот ли я, за кого себя выдаю или нет, — сказал он. — Если тот, тогда это будет стоить вам времени, затраченного на сотрудничество с нами, при условии, что вы попадете в экспедицию. Если не тот, тогда вы мало что сможете с этим поделать. Скажете вы мне правду или нет — в любом случае у вас большие неприятности. Итак, расскажите мне… Что, по вашему мнению, вам известно?

Вполне не плохой расклад, размышлял Альтман. Я знаю, что ДреджерКорп для того, чтобы извлечь субмарину, работают совместно с военными, поэтому есть шансы, что он именно тот, за кого себя выдает. Тонкость заключалась в том, как рассказать ему достаточно, чтобы он провел меня в рамки проекта, но не так много, чтобы он думал, будто получил от меня все, что смог, а потому больше не нуждался бы во мне.

Он сделал глубокий вдох.

— Я полагаю, что в центре кратера что-то есть, — сказал Альтман. — Не природный феномен, а нечто иное.

— Продолжайте, — сказал Марков.

— Принимая во внимание его местоположение, оно, должно быть, находится там очень давно.

— Насколько давно?

— Возможно, тысячи лет. Или еще дольше.

— Почему вы так считаете?

— У Юкатанских Майя есть своего рода мифология, связанная с этим. Они называют это хвостом дьявола.

Он заметил, как что-то блестнуло в глазах Маркова.

— Вы рассказали мне нечто, о чем я не знал, Альтман, — сказал он. — Как вы узнали об этом?

— Я расскажу вам больше подробностей, если вы допустите меня к проекту.

Марков кивнул, сжимая губы.

— В любом случае в течение нескольких минут я позволю вам избежать этой участи. Как вы думаете, что это? — спросил он.

— Ни хера не представляю. — Сказал Альтман.

— В нашей команде нет места для тех, у кого нет воображения. Итак, как вы думаете, что это может быть?

Альтман посмотрел на поверхность стола, на свои сомкнутые кисти рук, лежащие на нём, на руки Маркова с другой стороны стола, по-прежнему перевернутые ладонями вниз.

— Сначала я по думал, что это возможно реликвия пережиток какой-то древней цивилизации. Я много размышлял над этим, — продолжал Альтман, — и единственный иной вариант, который я могу предположить, пугает меня.

Он поднял глаза и встретил пристальный взгляд Маркова.

— Некий объект, посылающий сигнал пульсации из центра огромного кратера, вероятно, захороненный там с момента его образования, тысячи, сотни тысяч или даже миллионы лет тому назад. А что, если это не астероид был причиной появления кратера, а непосредственно сам объект, ударившись о Землю?

Марков кивнул.

— Это говорит о том, что оно прилетело к нам из космоса, — сказал Альтман. — Из чего, в свою очередь, следует то, что это нечто, отправленное сюда разумной жизнью за пределами нашей галактики.

— Что порождает вопрос: почему оно передает сигналы? — сказал Марков.

— И кто их передает? — добавил Альтман. — И что они передают?

Некоторое время они сидели в тишине.

— Если это действительно так, — сказал Альтман, — это изменит наше представление о жизни, какой мы её знаем.

Марков кивнул, наконец убрав руки со стола и поместив их в свой китель. Когда он вернул их обратно, в одной из них был пистолет.

— Ох, Альтман, Альтман, — сказал он. — Что же мне с вами делать?

— Вы мне угрожаете? — спросил Альтман, повышая голос.

Он надеялся, что его голос прозвучал жестко и яростно, чтобы Марков не заметил тот страх, который он испытывал.

— Очевидно, что вы догадались об очень многом, чтобы вот так отпустить вас. Как по мне, вы даже слишком о многом догадались, чтобы просто изолировать вас. Мне следует решить: убить вас или взять с собой.

Альтман медленно поднял руки и скрестил их на груди.

— Я бы предпочел, чтобы вы взяли меня с собой, — сказал он, теперь уже с небольшой дрожью в голосе.

— Не удивительное предпочтение, принимая во внимание обстоятельства. Взять вас или пристрелить? — словно задумался он. — Я вижу преимущества в любом из вариантов. Можете ли вы рассказать мне еще что-нибудь, для того чтобы склонить чашу весов? Возможно, есть что-то, что вы забыли добавить?

Альтман продолжал держать руки скрещенными, опасаясь, что если он сделает лишнее движение, Марков увидит насколько они дрожат. Его уста пересохли. Когда он начал говорить, его голос дрожал.

— Есть еще одна вещь, — сказал он.

— Да? — сказал Марков, как бы невзначай взводя пистолет.

— Местные жители обнаружили кое-что. Странное создание, гуманоид, но не человек, который, по их утверждению, связан с происходящим в кратере. Они сожгли его, но там все еще находятся останки, которые вы можете изучить. Я отведу вас к ним.

— Это все?

Альтман сглотнул.

— Это все.

— Прощайте, мистер Альтман, — сказал Марков.

Он поднял пистолет, направил его в голову Альтмана и начал жать на курок. Альтман закрыл глаза и сжал зубы. Он услышал удар бойка, но выстрела не последовало.

Он открыл глаза. Марков пристально смотрел на него.

— Смех продлевает жизнь, — сказал он. — Пистолет не заряжен. Я не собирался стрелять в вас. Добро пожаловать в команду.

Он поднялся и протянул руку.

Альтман все еще находился в состоянии шока и не двигался. Марков разжал его скрещенные руки и пожал одну из них.

— За вами будут внимательно следить. У вас не будет свободного перемещения по комплексу, но я хочу, чтобы вы были наготове в любой момент, когда мне понадобитесь.

Он наклонился поближе.

— И если вы предадите меня, мистер Альтман, я убью вас, — сказал он приглушенным голосом. — Вы поняли? Кивните, если поняли.

Альтман кивнул.

— Очень хорошо, — сказал Марков и направился к двери. — Терри позаботится о всех деталях.

— Хорошо, — спокойно сказал Альтман.

Марков остановился когда его рука уже была на дверной ручке. Несколько мгновений он так и стоял, находясь спиной к Альтману.

— Касательно вопроса о вашей девушке, — сказал он.

Вот, дерьмо, подумал Альтман.

Марков обернулся и посмотрел на него испытующим взглядом.

— Как мы поступим с ней?

— Вы не нужно беспокоиться о ней, — ответил Альтман.

Он старался держаться спокойно и безэмоционально, говоря это, как игрок в покер, но он знал — его голос все еще дрожал.

— Но я хочу побеспокоиться о ней, Альтман, — сказал Марков. — Я бы даже сказал — с удовольствием.

— Послушайте, — отчаянно говорил Альтман. — Я понимаю, почему вы считаете, что должны забрать меня, но Ада другая. Она не имеет ко всему этому никакого отношения. Она даже пыталась остановить меня, для того чтобы я не проявлял интерес к этому. Отпустите её.

Марков улыбнулся.

— Вы только что показали мне, Альтман, насколько вы трепетно заботитесь о ней, а потому я даже и думать не могу о том, чтобы отпустить её. Я думаю, что она может пригодиться.

— Что вы намереваетесь сделать с ней?

— Ох уж этот мистер Альтман, — сказал Марков. — Вопросы, вопросы, вопросы…

Он открыл дверь и вышел.

39

Терри и близнецы стояли рядом с Альтманом, пока тот упаковывал вещи, время от времени поторапливая его. Они конфисковали его телефон, голопод, а заодно и терминал. Близнецы запечатали их в контейнер и унесли.

— Вы получите их обратно, как только Марков проверит все, — сказал Терри. — За исключение телефона.

— Могу я, по крайней мере, позвонить Филду и сказать, что меня не будет?

— Нет.

— Мне нужно некоторое время, чтобы завершить свои дела, связанные с…

— Нет.

— А как на счет моей семьи, они будут волноваться, что…

— Вы нас задерживаете, — сказал Терри. — Всё это не важно. Что сейчас важно — это выполнить работу, и выполнить её правильно. Если продолжите нас задерживать, я позвоню мистеру Маркову и мы посмотрим, как сильно он хочет видеть вас в своей команде.

— А что потом — убьете меня? Как убили Хэммонда?

Терри поморщился.

— Ваши подозрения оскорбительны, — сказал он. — Безусловно, я видел, как он умер, но я не имею к этому никакого отношения.

— Значит, это были Тим и Том.

— И не они, — сказал Терри.

Он посмотрел на Альтмана, таким образом, дав последнему понять, что Терри был искренне озадачен и крайне восприимчивый.

— Что там произошло? — спросил он.

— Мы просто пытались допросить его, как вдруг у него поехала крыша, — сказал Терри. — Я никогда не видел ничего подобного. Одно время он убегал, а затем — хотел убить нас.

Он сердито показал Альтману грубый шрам на своей руки.

— У нас даже не было оружия. Таннер отправил нас туда, только чтобы поговорить с ним.

Терри потер глаза суставами согнутых пальцев.

— А затем он неожиданно схватил нож и перерезал своё собственное горло. Никогда не видел, чтобы кто-то вспарывал горло так глубоко с такой скоростью. С тех пор я постоянно вижу это в своих кошмарах.

Внезапно Терри выпрямился, его выражение лица вновь стало сдержанным.

— Я не возражаю, когда меня осуждают за то, что я совершил, но не обвиняйте меня в том, чего я не делал. Давайте, шевелитесь.

Они быстро направлялись к зданию ДреджерКорп. Терри поддерживал Альтмана за плечо, подчас подгоняя его. Несколько человек на улице любопытно смотрели на них, но большинство просто игнорировали и нарочно уводили свой взгляд в сторону. Теперь учреждение было защищено ограждением, возведенным из сварной проволочной сетки. Само сооружение сровняли с землей, и сейчас оно было в процессе замены на конструкцию из взаимосвязанных бетонных и стальных панелей, которая более походила на крепость, чем на корпоративное здание.

— Произошли кое-какие изменения, — сказал Альтман.

Терри кивнул:

— Вы и половины не знаете.

Он провел Альтмана вокруг заднего фасада строения, к бетонной площадке. На ней находился вертолёт с уже вращающимися лопастями. Они поспешили к нему, и Альтман взобрался на борт. Ада была там, её лицо было взволнованным, напряженным. Он сел рядом с ней, и она прильнула к нему.

Это на её не похоже, подумал Альтман. Должно быть, она ужасно напугана.

Почти сразу же вертолет поднялся в воздух.

— Я беспокоился о тебе, — сказал он, практически выкрикивая, чтобы быть услышанным сквозь шум. — Я боялся, что они могли с тобой что-нибудь сделать.

— Я тоже за тебя переживала, — сказала она. — С тобой все в порядке?

Он слабо улыбнулся.

— Как видишь, не покалечен.

— Майкл, ты знаешь куда мы направляемся?

— Нет, — ответил он. — Боюсь, что нет.

— Я говорила тебе, — сказала она. — Это всё плохо кончится, говорила ведь. Я просила тебя оставить это в покое. Но ты не слушал.

— Это еще не конец, — сказал он.

Альтман выглянул в иллюминатор. Они повернули и теперь летел над водой, было уже достаточно далеко от берега. Он осмотрелся внутри вертолета, остальных пассажиров. — Терри не было: либо он остался, либо же летел с пилотом. Здесь находилось восемь других ученых, даже если он не знал их всех, то смог распознать по внешности. Филд был одним из них, выглядел так, словно у него были боли в животе. Также был Скад и Шоуолтер. Удерживаясь за поручни на потолке, он перебрался поближе к ним.

— Где Рамирез? — прокричал он.

— Они не взяли его, — сказал Шоуолтер.

— Что они сделали с ним?

Шоуолтер пожал плечами.

— Они тебе дали выбор? — спросил Альтман.

— Дали что? — прокричал Скад. — Почему они захватили нас?

— Выбор?

— Нет! — выкрикнул Шоуолтер. — Нам пришлось.

— Ты знаешь, куда мы направляемся? — прокричал Скад.

Альтман покачал головой.

— Я собирался спросить тебя, — сказал он.

Альтман вернулся на своё место.

— Они не знают, — сказал он. — Никто не знает, куда мы направляемся.

Они летели около трёх часов.

Направление, размышлял Альтман, судя по солнцу, было северо-западным, или западное — северо-западное. Хотя он не был точно уверен. В какой-то момент он подумал, что они повернули на юг. Как быстро может лететь вертолет? Семьдесят пять миль в час? Сто? Казалось, что он преодолели немалое расстояние.

Может быть, они просто собираются убить нас, подумал он. Просто поместили всех нас в один вертолет и… крушение по техническим причинам. Альтман осознал, что если это так, то он ничего не мог поделать с этим. Фактически он уже был покойником.

Он сидел на скамье, полуоглушенный шумом лопастей, его рука обнимала Аду. Альтман знал — это его ошибка, что она находилась здесь. Он был виноват. Напротив его сидел Скад, который выглядел изможденно, обессиленно. Время замедлилось.

Гул лопастей снизился на октаву и летательный аппарат заметно сбавил скорость. Все начали смотреть в иллюминаторы. Под ними находилось облако тумана, прочти идеально симметричное, словно приклеенное к воде. Вертолет начал опускаться к нему.

Альтман начал замечать мелькания чего-то в облаке. Отблески здесь и там. Распорка или частицы метала. Они медленно опускались, лопасти вертолета взболтали дымку. Он увидел поверхность огромного купола из голубоватого стекла, покрытого испариной и переливающегося от случайных лучей дневного света. Они подлетели очень близко, зависнув на высоте около десяти метров над ним. Альтман даже полагал, что может видеть мелькание лиц внутри купола. На металлических распорках и стеклянных перегородках он увидел тысячи крошечных форсунок, каждая из которых испускала небольшое туманное напыление.

Внезапно распылители прекратили подачу тумана. Некоторое время дымка расплывалась вокруг конструкции, а затем медленно рассеялась, открывая взору купол и все, что под ним.

Это был громадный плавающий комплекс, больше ста метров в диаметре, сооруженный из серии стеклянных и пластиковых куполов, соединенных и частично перекрытых словно икра лягушки. Значительная часть комплекса была порядочно опущена ниже ватерлинии. Действительно, казалось, что на сколько конструкция возвышалась над водой, настолько она была и погружена, а, возможно, и больше.

В верхней части центрального купола, где сходились металлические опоры, находилась ровная площадка. Пилот с осторожностью начал снижение вертолета. Он коснулся площадки, но попал только одним шасси, и вертолет начал давать крен. Пилот вновь поднял аппарат, пошел на второй заход, еще медленнее, и на этот раз справился.

Дверь салона открыли снаружи. Два охранника, облачённые в тёмное армейское одеяние, жестом указали им выйти из вертолета.

Альтман ожидал, что купол будет покачиваться на волнах, но сооружение было достаточно большим, а потому ничего не заметил. Он спустился на палубу, а затем повернулся, чтобы помочь сойти Аде. Вскоре последовали и остальные. Все вместе они направились к люку и вошли внутрь. Спустившись по короткой лестнице, они достигли платформы, расположенной практически под крышей купола. В центре площадки находилась прозрачная шахта, одна её сторона была открыта. В то время как он смотрел на нее, к ним поднялся лифт.

Охранники сделали жест и завели часть людей внутрь. Лифт начал опускаться.

В момент, когда они уже удалились от платформы и медленно направлялись вниз, Альтман по-настоящему ощутил, насколько огромным был купол. Они опустились, вероятно, на двенадцать — пятнадцать метров, большой купол был с обширной площадкой и практически пустой, рассеянное в тумане освещение проходило сквозь стеклянные перегородки и бросало причудливые тени. Это, скорее, была полусфера, нежели купол, с твердым перекрытием по всему её основанию. Была ли под ней другая, перевернутая полусфера, с этого местоположения узнать было нельзя.

Штабеля коробок и ящиков разбросаны по всему полу с частично смонтированной, или, возможно, частично разобранной, техникой. А также, немалое количество военной охраны, некоторые из них стояли по стойке смирно или выполняли незначительные задания, но большинство просто прохаживались или непринужденно болтали, вероятно, были не на дежурстве. Кое-где стояли люди в белых кителях и руководили группами солдат, перетаскивающих оборудование.

У нижнего выхода лифтовой шахты ожидали два охранника, чтобы встретить новоприбывших. Скад попытался задать вопрос, но один из охранников прервал его.

— Не разговаривать, — сказал он.

Охрана приостановила группу до тех пор, пока все пассажиры вертолета не спустились вниз, а затем повела их через площадку купола. Когда они приближались к группам охранников, те прекращали говорить, провожая их своими взглядами. Альтман услышал, доносящийся с высоты, звук взлетающего вертолета. Тотчас же форсунки начали распыление, и внешний мир растворился в облаке тумана.

Освещение в куполе потускнело, воцарил мрак. Кто-то выкрикнул команду, и вдоль металлических распорок замерцала чреда грубых флюоресцентных огней. Купол наполнился антисептическим освещением, придавая коже всех окружающих нездоровый вид.

Они достигли края этого масштабного купола и прошли через раздвижную дверь, направляясь в еще один, гораздо меньшего размера. Вниз сквозь шлюзовую камеру. В коридор, огибающий контур третьего купола и медленно спускающийся вниз.

На полпути по коридору Альтман заметил, что стенку тоннеля омывает вода, уровень которой становился все выше с каждым шагом. Было едва уловимое изменение в характере звука, как если бы все здесь было слегка завернуто в хлопчатобумажное полотно. Он постучал по стенке коридора ногтем и в ответ услышал только тупой, приглушенный звук. В глубине вод нечто с вытянутыми мутными глазами изменило курс и направилось к его руке, а затем вновь метнулось прочь. Несколькими шагами спустя уровень воды полностью превысил их рост и сомкнулся над верхней стенкой тоннеля. Теперь группа всецело находилась под поверхностью океана.

Они покинули коридор и вошли в купол, который отдавал зеленоватым свечением из-за отраженных в воде лучей. Рыбы и другая живность проплывали вблизи сооружения, здесь и там начинали формироваться наросты из ракушек. На некотором расстоянии находилась группа субмарин, соединенных с плавающим комплексом серией тросов, очень медленно буксируя его в одном направлении.

— Какая красота, — сказала Ада.

— Как ужасающе, — сказал Альтман.

Охранник ткнул дулом пистолета в ребра Альтмана, достаточно сильно, чтобы причинить боль.

— Не разговаривать, — сказал он.

Они обогнули этаж купола и достигли еще одного лифта, спустились вниз к серии примыкающих камер, почти квадратных комнат. Охранники выстроили их в колону по одному и, подгоняя, провели их от одного помещения к следующему. Альтман чувствовал себя, словно его вели на собственную казнь. Глубина здесь была больше, а вода темнее. Помещения больше состояли из металла, чем из стекла. Все они были освещены одним и тем же грубым свечением флюоресцентных ламп.

Охранники затолкали их в другой коридор, слегка уходящий в глубину. В самом его конце находилась шлюзовая камера. Альтман прикинул, что сейчас они вернулись ближе к центру комплекса, хотя и находились ниже ватерлинии. Один из охранников отворил люк и провел через него группу.

Помещение внутри напоминало командный мостик лунного шаттла. Это была сферическая комната, в центре которой возвышалось командное кресло. Внизу в нескольких шагах, во всех направлениях находились модули средств управления, индикаторные панели и голографические экраны. Верхнюю часть стены опоясывала непрерывная серия смотровых окон. Командное кресло располагалось на достаточном возвышении относительно лаборатории, чтобы предоставить свободный обзор на подводные просторы во всех направлениях.

Кресло повернулось на сто восемьдесят градусов, открывая взору Маркова. Он посмотрел вниз на новоприбывших и улыбнулся. Здесь, в этом окружении, с его массивной челюстью и глазами, сверкающими в огнях флюоресцентных ламп, окруженный со всех сторон водой, он казался чем-то чудовищным — монстром притворяющимся человеком.

— А, вы прибыли, — сказал он без какого-либо радушия. — Добро пожаловать в ваш новый дом.

Потребовалось некоторое время, но в конечном счете они привыкли к своему новому жилью. Лучшей лаборатории Альтман еще не видел, единственное, с чем ему пришлось смириться — это то, что он делил её с Филдом, так же как в Чиксулубе. В этом он усматривал особую долю садизма со стороны Маркова, и даже размышлял: не взял ли тот с собой Филда, только чтобы пораздражать его.

Оставалось еще три недели до того, как они доберутся к центру кратера Чиксулуб. Плавающий комплекс перемещался очень медленно, а иногда, в зависимости от погодных условий, и вовсе останавливался. Поначалу Альтман полагал, что командный центр был наинизшей точкой на судне, но быстро понял, что боковые коридоры ведут к плотной последовательности камер, расположенных чуть ниже него. А еще ниже, уже окончательно, находился еще один большой отсек, возможно, даже самый большой во всем плавающем сооружении. Он был тщательно загерметизирован и содержал в себе грузоподъемный кран, шлюз для погружения на глубину и очень высокий потолок. От одного из других ученых Альтман узнал, что этот отсек был добавлен практически в последнюю минуту, и был построен специально для объекта, находящегося в центре кратера.

Куда бы Альтман не забрел, его поражало всё. Очевидно, плавающий комплекс построен для особой, но иной, цели, был быстро модифицирован самым современным оборудованием. Почти ежечасно прибывали суда и вертолеты, доставлявшие не только новейшее оборудование, но также и устройства, которые все еще находились в стадии прототипа. Расходы не имели значения. Что бы там внизу не находилось, они готовы были потратить все, лишь бы добраться до него.

Питались они поочередно в столовой комплекса. Научные сотрудники располагались в комнатах общего проживания, в основном по шесть человек в каждой, хотя были и некоторые исключения: Альтману и Аде, как единственной паре на борту, неохотно предоставили в виде спальни переделанную кладовую. Она была достаточно большая, чтобы вместить их кровать и узкий картотечный шкаф, который они набили своей одеждой и использовали как комод. Но тем не менее они были рады и такому уединению.

По мере того как Альтман знакомился с остальными, он должен был признать, что Марков собрал первоклассную команду. Не зная точно — что за объект может находиться в кратере, он подготовился к любому из вариантов развития событий. Здесь находилось несколько ученых, сферы деятельности которых были настолько передовыми, что для них еще даже не существовало названий.

Также здесь были геофизики и астрофизики, эксперты по робототехнике, геологи, морские биологи, генетики, океанологи, разного рода инженеры, мастер по горным работам, океанограф, сейсмолог, вулканолог, гравитолог, философ, ученый-когнитивист, различные доктора, медик, специализирующийся на болезни баротравматизма и декомпрессии, многочисленные механики и техники, персонал по административно-хозяйственным работам и кухне. Здесь даже присутствовали языковед и антрополог в лице Ады.

Несколько из них были исследователями, которые, хотя когда-то были весьма знамениты, исчезли с глаз публики годами ранее. Никто из них не говорил о том, что они делали в эти года и под давлением говорили только о возвращении с отставки. Отставку в жопу, прошептал ему Шоуолтер. Альтман согласился: если они были здесь сейчас, то это было потому, что они тайно работали на военную разведку в то время. Их выдавало то, что они были единственными кто не казались удивлёнными огромными расходами и усилиями, вкладываемыми в экспедицию-они принимали это как должное.

Что удивляло Альтмана ещё больше, так это количество военных охранников, и как активно их тренировали. Было ясно, или в любом случае казалось ясным Альтману, что Марков считал, что они должны быть готовы к бою.

Альтман мог придумать только три объяснения этому. Первое, самое безобидное, заключалось в том, что Марков просто был солдатом сам. Что он считал, военные не были нужны, но поскольку они были здесь, они заслуживали быть проверенными на пределе. Второе, более волнующее, было в том, что Марков ожидал, что кто-то по-пытается забрать у них объект, что он знал, что есть конкурирующие интересы, пытающиеся наложить свои руки на него, или могли быть. Третье, и самое худшее, было: возможно Марков ждал от объекта сопротивления.

Что заставило Альтмана понять что-то, что он должен был осознать давным-давно. Без чёткого общего представления о том, что это, Марков думал, что объект в центре кратера является оружием. Может в конце концов извлечение не предназначалось для улучшения человечества или продвижения науки.

Альтман обсудил это с Адой, рассказал о своих подозрениях.

— Это тебя удивляет? — спросила она. — Марков безжалостен. Он думает обо всём как о потенциальном оружии. Даже о людях. Он очень опасный человек.

Он быстро обнаружил, что многие места были для них недоступны. Существовали определённые области, множество лабораторий, как ниже так и выше воды, к которым его ключ-карта не давала доступа. Иногда у него получалось проникнуть туда следуя по пятам за охранниками или имеющими доступ учеными, но никогда ему не давали задержаться на столько что бы понять, что там происходит. Некоторые комнаты были еще более оберегаемы стоящими на часах охранниками Филд был одним из имеющих доступ, но когда Альтман спросил его Филд не знал ничего подозрительного, возможно потому что он не видел всей картины и не понимал что действительно происходит.

Спустя всего несколько дней, он стал замечать что за ним следят. Это началось как смутное чувство, но оно усилилось. Поначалу он подумал, что это просто паранойя, пока Шоуолтер тоже не заметил это. Охранники следили за ним не так как за остальными исследователями, и всякий раз стоило ему остаться на короткое время в одиночестве, даже просто собраться с мыслями в одном из коридоров, как охранник тут же появлялся. Некоторые из техников, казалось, уделяли ему особое внимание. В частности один человек, который носил один и тот же помятый комбинезон всегда слонялся за ним.

— Что я должен делать? — спросил Альтман Аду.

— А что ты можешь сделать? — сказала она. — Если они хотят следить за тобой, они будут делать это. Ты ничего не сможешь поделать с этим. Ты в их власти.

Он знал что она права. Но чего жаловаться? Маркоф? Маркоф дал ему три альтернативы: стать частью команды, быть запертым, или умереть. Может Маркоф решил сделать сразу две вещи: принять его в команду и запереть его. Сделав хорошую тюрьму из плавающей базы. И это всяко лучше чем быть мертвым.

— Как ты думаешь что происходит? — спросил он Аду.

Она закатила глаза.

— Я не хочу начинать этот разговор снова, Майкл. Слишком опасно задавать себе эти вопросы. Что с того, что мы не можем попасть в определённые части корабля. Мы не единственные в таком положении. Большинство исследователей Чиксулуб держат в таких же условиях.

— Но не Филда, — сказал Альтман. — У Филда есть доступ.

— Ограниченный доступ, — сказала она. — Только в одну комнату. Я наблюдала. А у Шоуолтера и Скада нет, — сказала она, загибая пальцы. — И у многих других тоже.

Он промолчал, отвернулся и задумался. Был способ все выяснить. Все что ему нужно было сделать это добыть карту а потом…

Его размышления были прерваны когда она ударила его по щеке.

— Нет! — сказала она указывая на него пальцем.

— Что?

— Я знаю о чем ты думаешь — сказала она — Тебе не нужно везде побывать здесь, чтобы сделать твою работу. Если ты это сделаешь, то попадешь в неприятности. Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что ты оставишь его в покое.

Он посмотрел на неё продолжительно, в конце покачав головой.

— Я не могу, — сказал он.

Она хорошенько ударила его ещё раз и отвернулась. Он не знал что еще делать, обнял ее, чтобы она не ушла. Она впервые изо всех сил старалась не смотреть ему в глаза, но он держал ее, пока наконец она немного не смягчилась.

— Ты никогда не слушал меня, — сказала она. — Я была всегда права и ты никогда не слушал.

— Я всегда слушал, — утверждал он. — Я только не всегда делаю что ты говорила.

Наконец она посмотрела ему в глаза.

— Черт побери, Майкл. Пообещай что ты будешь аккуратным в этот раз — сказала она. Будь осторожным Пообещай что не будешь делать ничего смертельно опасного.

— Хорошо. — сказал он отпуская её. — Это я могу обещать.

Он был осторожным. Он больше узнал об этой плавающей конструкции разговаривая с некоторыми механиками и инженерами. Она была переделана из передвижной на половину погруженной буровой установки. Туман который скрывал сооружение был распылен из равномерно размещенных отверстий менее ста микрон в диаметре. Вода пропускалась через форсунки на столько малые поэтому капли были на столько малы что висели в воздухе равномерным туманом. Если бы кто то захотел проверить его с современным оборудованием то без трудностей бы определили истину, но этого хватало чтобы ввести в заблуждения любопытные суда.

На второй или третий день, крепкий мужчина с вьющейся, полностью рыжей бородой присоединился к нему в столовой. Он протянул свою большую ладонь через стол о пожал руку Альтману.

— Джэйсон Хэндрикс — представился он. — Вы новичок здесь, не так ли?

Альтман кивнул.

— Майкл Альтман — ответил он. Я только что попал сюда.

Хендрикс одарил его простой улыбкой которая Альтману сразу понравилась.

— Никто из нас здесь не был достаточно долго — сказал он. — Я сам здесь неделю или около того.

Он начал есть почти сразу перепачкав бороду крошками и остатками еды.

— Что привело вас сюда, Майкл?

Альтман подумал о том, что сказать, наконец, остановился на:

— Боюсь они все еще выясняют, что со мной делать.

— Я пилот, — сказал Хендрикс. — Он потер руками бороду чтобы убрать крошки и вытер их о рубашку. — Подводных лодок в основном. Обучался в военно-морском флоте что бы пилотировать средние подлодки Также делал кое какую работу с субмаринами в строительной фирме.

— Должно быть тебе это нравится — сказал Альтман.

— Мне это нравится это не плохо, — сказал Хэндрикс. — Кроме это провел некоторое время охотясь для одного человека за сокровищами в карибском море. Пришлось пересмотреть свое отношение к этой работе, когда понял что сокровище которое послали меня искать была затонувшая лодка полная героина.

— Вероятно, хорошее решение, — сказал Альтман.

— Наверное, — сказал Хендрикс, его взгляд потеплел, когда он улыбнулся. — Хотя, может быть, если бы я связался с ним, сейчас был бы богатым. Либо где нибудь очень, очень высоко. Вы думаете, что я буду иметь такую же этическую дилемму с этой работой?

Они встретились там же на следующий день и на следующий и вскоре Альтман пришел к мысли что Хэндрикс друг, человек которому можно довериться. Спустя несколько дней, Хэндрикс рассказал ему больше о своей работе, он был в команде из двух человек работающих на батискафе. У него было не много опыта работы в батискафе, но он не беспокоился так как у них было еще много времени до погружения.

— Я выбран вторым пилотом к парню исследователю глубоководнику по имени Эдгар Моресби — сказал он Альтману. — Чуваку почти 70, и его кожа выглядит так, как-будто он проходил какое-то лечение. Пьет как конь. Не особый-то пилот, насколько я могу судить. Заявляет, что он потомок Роберта Морзби.

— Кого? — спросил Альтман.

Хендрикс пожал плечами.

— Не спрашивай меня, — сказал он. — Какой-то британский гидрограф и военно-морской офицер. Он заикается об этом при любом случае.

У Моресби не было ни малейшего желания участвовать в учениях Хендрикса, он утверждал, что может пилотировать батискаф даже во сне. Как я обычно и делаю, говорил он Хендриксу. По-моему нет лучшего способа выполнить работу. Но до тех пор, пока у него был выбор, он предпочитал пить в одиночестве, у себя в каюте.

— Это заставляет меня задуматься, — сказал Хендрикс. — Я не могу идти в одиночку. Что если возникнут проблемы?

Альтман немного выждал перед ответом, чтобы скрыть свое нетерпение.

— Я пойду с тобой, — промолвил он, пытаясь звучать как можно спокойней.

— Ты это сделаешь? — спросил Хендрикс, одаривая его теплой улыбкой. — Ты оказываешь неоценимую помощь.

Он был абсолютно уверен, что Марков обо всем узнает и остановит его, но или до него не дошла эта новость, или она его не волновала. Он не узнал ничего нового ни от работы с батискафом, ни от Хендрикса, но по крайней мере был занят хоть чем-то.

Плюс, Альтман быстро обнаружил в себе способности к пилотированию. Он инстинктивно понимал, как нужно отклонить штурвал, чтобы батискаф выполнил необходимые действия. Когда его просили опуститься на определенную глубину или подняться до нужного уровня, он чувствовал, сколько нужно впустить или выпустить воды, и маневр получался плавным и точным. Он нашел это занятие любопытным и крайне приятным, каким геофизика никогда не была.

— Ты должен пилотировать вместо меня, — сказал однажды Хендрикс.

— Ага, конечно, — ответил Альтман. — Не думаю, что Марков когда-либо позволил бы такое.

На удивление, когда Хендрикс спросил об этом Маркова, тот согласился. Хорошо, если будет запасной пилот, заключил Марков, в случае непредвиденных обстоятельств. Но нельзя сказать, что Альтману удавалось избегать других его заданий. От него все так же ожидалось выполнение любых инструкций, которые давались ведущими учеными, и продолжение забора геофизических данных. Теперь случалось и так, что его могли попросить собрать необходимые данные, и без батискафа.

34

Еще оставалось шесть или семь дней до центра кратера, когда без предупреждений Марков решил провести глубоководные тесты батискафа. Хендрикса и Моресби должны были провезти около тридцати миль кораблем от базы. Там они погрузятся на максимальную глубину, пока не достигнут дна, протестируют оборудование, системы снабжения воздухом, коммуникации, сонар, освещение, и прочее, сделав пару замеров, продержавшись в течении часа, а после подняться. Два батискафа должны были отправиться вместе, двигаясь параллельным курсом, если понадобится помощь.

Хендрикс появился в двери Альтмана не за долго до отправки. Он нервничал.

— У меня проблема, — сказал он. — Это Моресби. Он напился прошлой ночью, как только узнал об отправке.

— Он сможет спуститься?

— Сейчас он даже не может видеть, — ответил Хендрикс. — Я пытался заставить его бросить, но я должен руководить переброской на батискаф. Ты думаешь что?

Он молча ждал.

— Думаю, ты должен что-то рассказать Маркову, — сказал Альтман.

— Я не хочу этого делать, — ответил Хендрикс. — Он уже предупреждал Моресби однажды, я не хочу способствовать его увольнению. Я знаю, что прошу слишком многого, но не мог бы ты посмотреть, можно ли что-то с ним сделать?

Альтман кивнул.

— Не для Моресби, но для тебя.

Хендрикс улыбнулся.

— Спасибо. Я буду должен.

Альтман пробрался сквозь туннели и палубы к каюте Моресби и Хендрикса. Он постучал в дверь. Не было никакого ответа. Он колебался, постучал еще раз. Ответа не поступило, он попробовал открыть дверь и, найдя её не запертой, вошел.

Это было узкое место с двумя койками: верхняя принадлежала Хендриксу, а нижняя — Моресби. В комнате пахло рвотой. Моресби лежал как труп, наполовину свесившись с койки. Альтман потряс его.

Поначалу реакции не было. Через нескольких минут тряски он слегка застонал, его глаза, едва открывшись, сомкнулись вновь.

Альтман затряс сильнее и дал пару пощечин.

Моресби, кашлял и заморгал.

— Дай минутку подготовиться, — сказал он и поднял с пола бутылку.

— Тебе уже хватит, — заметил Альтман. — Давай, вставай.

— Кто ты такой, чтобы мне указывать? — пробубнил Моресби. Он попробовал встать и чуть не упал. — Я — Моресби, потомок Божий.

Он все ещё что-то бормотал про свою родословную, пока Альтман тащил его через холл и засовывал полностью одетого в душ, выкручивая кран с холодной водой. В следующий миг Моресби закричал. Еще через десять минут, подавленный, он стоял в сухой одежде. Он был бледен, от него исходил кислый запах, его руки тряслись, но в целом внешний вид был более менее презентабелен.

— Ты в порядке? — спросил Альтман.

— Просто нервы, — сказал Моресби. — Как только спустимся, все будет отлично.

Альтман кивнул.

— Ты же никому не расскажешь, не так ли? — спросил Моресби, пряча свой взгляд от Альтмана.

— Хендрикс этого не хочет, — сказал Альтман. — Если бы это зависело от меня, я бы сказал.

Он провел Моресби к бухте субмарин, где Марков собирался провести их осмотр перед отправкой. Пилоты субмарин уже были на месте, батискаф отправлялся.

— Оставайся здесь, — сказал Альтман.

— Ты куда?

— Найти Хендрикса.

Все могло быть иначе, если бы он нашел Хендрикса раньше, или пилоты батискафов следили бы за Моресби. Или, если бы Марков вернулся назад до того, как Моресби успел передумать, но у него это заняло почти полчаса. Но произошло следущее: Хендрикс и Альтман вернулись всего за пару секунд до Маркова, и, когда он начал говорить, Альтман заметил, что Моресби нигде не было.

Марков отнесся к мероприятию очень серьезно. Он был одет в свежевыглаженную униформу, и шел в сопровождении двух охранников с каждой стороны. Он поблагодарил пилотов, членов экипажей, техников за их старания, напомнил о двух других экипажах, которые останутся на корабле в случае проблем, из-за которых не удастся поднять батискаф.

— По вопросам, связанным с батискафом, и по любым другим, обращайтесь к Хендриксу и Моресби…, — он остановился.

— Где Моресби? — спросил он.

Хендрикс оглянулся.

— Он бы здесь всего секунду назад, сэр, — сказал он.

В итоге охрана нашла его. Моресби смог где-то найти бутылку и успел опустошить большую её часть. Пьяным, он упал с одного из подъемников и сломал шею. Это все моя вина, подумал Альтман. Я должен был следить за ним бдительней. Он оглянулся, и поймал взгляд Хендрикса, было видно, что они думают об одном и том же: винили себя.

Марков, однако, никак не отреагировал, и на просьбу Хендрикса отсрочить погружение батискафа на день, в качестве дани уважения, ответил отказом.

— Что ж, — продолжил он, когда к нему принесли тело. — Зато мы будем уверены, что получим точные геофизические данные. Правда, Альтман? — ему пришлось повторить это дважды, прежде чем до Альтмана дошло, что к нему обращаются.

— Да, — ответил Альтман, пытаясь не пялиться на тело, чья шея была изогнута под странным, невероятным углом.

В тишине они подняли лодку к борту корабля, батискаф плыл на буксире. С тех пор, охрана держала батискаф наготове.

— Я все еще под впечатлением, — сказал Хендрикс. — Я все же жил с Моресби. Если с тобой все по-прежнему, я позволю тебе пилотировать.

Чувствуя себя немного нервно, Альтман был рад отвлечься от работы с инструментами. Он стал потихоньку их погружать. Вскоре, готовые, они отдыхали на океанском дне.

— На какой мы глубине? — спросил Альтман.

— Совсем не так глубоко, как, когда мы будем в центре кратера, — ответил Хендрикс. Думаю, около двух тысяч метров.

— Ты когда-нибудь бывал так глубоко?

Хендрикс покачал головой.

— Почти, — сказал он, — но не совсем.

Это было мирное место, почти успокаивающее, думалось Альтману, как-будто они оказались на краю света. Ему нравилось слушать тихий шум работы рециркуляторов, смотреть в темноту, в практически пустой мир снаружи.

35

Прошла неделя с их возвращения, и всем уже не терпелось приступить к работе. Они начали забор данных с поверхности, с баркаса, качавшегося в зыби волн. Филд был с ним первое время, делая свои и перепроверяя замеры Альтмана, становясь все зеленее и зеленее с приближением полудня. Последние же часы дня он провел у борта судна, его тошнило.

На следующее утро Филд, изнуренный, в пятнах рвоты, был отправлен на базу, и теперь остались только Хендрикс и Альтман. Они опустились на 1000 метров и продолжили исследования там, ожидая, когда Марков отдаст команду на дальнейший спуск. Когда он пришел, они опустились на 2000 метров и повторили процесс.

— Достаточно просто, — заметил Альтман.

Хендрикс пожал плечами:

— Более или менее, — сказал он. — Единственная проблема, что ниже этой глубины качество связи будет ухудшаться. Сложно предугадать, получат ли они данные, которые мы передаем.

— Нас может отрезать? — спросил Альтман.

— Она появляется и исчезает, — ответил Хендрикс. — Нет серьезных причин волноваться, покуда все идет как надо.

Через лобовой иллюминатор Альтману казалось, что он видит отблески из раскопок внизу, от роботов-копателей, но было слишком далеко, чтобы что-то разглядеть.

— Мы можем опуститься до 3000 метров, а затем подняться, — предложил Альтман. — Воздуха у нас более, чем достаточно. Ты — главный. Тебе решать.

Хендрикс поинтересовался: — А ты слышал истории про другой батискаф?

— Я видел видео, — сказал Альтман.

— Что думаешь там произошло?

— Я не знаю, — отмахнулся Альтман.

— Это тебя ни чуть не заботит?

— Я не знаю, — повторил Альтман. — Мне интересно узнать, что случилось, но я не очень озабочен этим. Тебя это волнует?

Хендрикс кивнул:

— Давай просто расслабимся. Нет смысла торопить события, — сказал он. — С другой стороны, если я правильно понимаю данные, то сигнал стал нарастать вновь.

— Правда? — сказал Альтман, стараясь скрыть волнение в голосе. — Ты абсолютно уверен?

Хендрикс колебался, затем кивнул.

— Он очень слабый — я поймал его на 2000 метрах, а не на 1000 — но он есть.

— Что означает, что он мог возобновился? — спросил Альтман. — Наверное стоит продолжить погружение. Кто знает, как долго он будет длиться?. Надо записать его, пока он транслируется.

Но Хендрикс уже прижимал наушник к уху.

— Слишком поздно, — сказал он. — Они приказывают возвращаться.

Они смотрели друг на друга какое-то время.

— Ты сказал, что связь ухудшилась, — начал Альтман. — Как они узнают, что сообщение дошло до нас?

Хендрикс покачал головой.

— Если не получим добро на спуск до 3000 метров, придется подниматься на поверхность. Это протокол. Если мы не повинуемся, как ты думаешь: каков шанс, что нас подпустят к батискафу снова? Мы не можем этого сделать.

Около полусотни контраргументов проскочили через его голову и быстро исчезли. Хендрикс был прав. У них не было выбора. Сигнал подождет.

Немалый отряд охраны ждал их к моменту, когда они открыли люк и ступили на палубу. Они были доставлены в командный центр, заполненный уже не только Марковым, но и полусотней ученых из круга его приближенных. Не людьми из Чиксулуба. Они выглядели непреклонно, серьезно.

— Сигнал возобновился? — спросил Марков. — Вы в этом уверены?

— С чего бы не быть? — огрызнулся Альтман. — Приборы не лгут. — Он указал на остальных ученых. — Но, видимо, вам нужно другое мнение. Почему вы не спросили их?

— Сигнал много слабей, чем раньше, — отметил один из ученых.

— Мы заметили, — сказал Альтман.

— Может это и другой сигнал, — предположил другой. — Возможно он статичен, просто обратная связь от MROV[5] и роботов, находящихся на раскопках.

— Возможно, — возразил Альтман. — Но маловероятно. Это то же сигнал.

— Ты ощущаешь что-то необычное? Ощущаешь что-то странное? — поинтересовался Марков.

Альтман покачал головой.

— Нет, ответил он.

— А что насчет тебя Хендрикс?

— Я не знаю, сэр, — ответил тот.

— Ты не знаешь?

— Когда мы достигли 2000 метров я ощутил что-то странное. Какое-то предчувствие.

— Стивенс, — позвал Марков, и один из исследователей вышел вперед.

Он имел выделялся, у него было расслабленное лицо.

— Возьми Хендрикса и проведи полный спектр психологических тестов. Если увидишь хотя бы признак проблемы, то ты имеешь право снять его со службы. Если он в порядке, то завтра первым же делом мы посадим их в батискаф.

Той ночью сны Альтмана повторились. Он проснулся весь в поту посреди ночи и понял, что не может пошевелиться. Он нервничал, слабые вспышки света исчезали за его веками, и чувство страха отказывалось покинуть его. Заняло много времени осознание того, что он не в своем доме в Чиксулубе, но, когда он понял, то выдуманный образ комнаты, окружавшей его, стал аморфным, расплывчатым.

Его сердце забилось сильнее, он стал слышать стук крови в ушах. Пространство вокруг оставалось неопределенным в темноте. Оно как будто и не было пространством, как будто он плыл в пустоте. Он снова попытался пошевелиться, но все еще не мог. Сплю ли я? — размышлял он.

И затем, очень медленно он понял, что находится на базе, и, что рядом с собой он слышит спящую Аду.

И вдруг он обнаружил, что может двигаться снова. Он встал, выпил стакан воды и вернулся в постель. Ада стонала во сне. Он боролся с попытками заснуть, когда услышал стук в дверь.

Это был Стивенс.

— Альтман, не так ли? — прошептал он.

— Да, — сказал Альтман.

— Можем выйти поговорить?

Альтман надел штаны с футболкой и на цыпочках вышел из комнаты, следуя за Стивенсом вдоль холла. Мужчина открыл дверь в пустую лабораторию и пригласил Альтмана войти.

— О чем поговорим? — поинтересовался Альтман.

— Ты замечал какие-то странности за Хендриксом, не так ли? — спросил Стивенс.

— Что-то не так?

— Все хорошо с анализами, — ответил Стивенс. — Так же как и с тестами. Но что-то меня тревожит. Я даже не знаю что. Он выглядит нормально, стабильно, но не так, как раньше.

— По-моему он не изменился, — заметил Альтман.

— Возможно на него слишком давят, — предположил Стивенс. — Может он нервничает. Но у меня такое ощущение, что он что-то скрывает.

Альтман кивнул.

— На батискафе ты будешь с ним один на один, и если что-то пойдет не так, кто-нибудь может пострадать. Вот о чем я хотел тебе сказать.

— Даже не знаю, — признался Альтман. — Мне кажется, он в порядке. У меня не было никаких проблем с ним во время погружений, никакого напряжения. Я доверяю ему. Нет, — сказал он. Меня он не волнует. На самом деле, я обеспокоен его присутствием на батискафе много меньше, чем мог быть, если бы его место занял кто-то другой с базы.

Стивенс кивнул.

— Мы хотим быть осторожней, — сказал он. — Ты должен это понять, исходя из того, что произошло с прошлым батискафом. Мы не хотим никаких проблем. Хорошо, — согласился он, — я скажу им, что можно продолжать.

36

— Нет причин для беспокойства, сказал Хендрикс. Сегодня — самый обычный день.

Альтману показалось, что он говорил это, пытаясь подбодрить себя.

— Никаких проблем, — продолжил он. Это будет просто элементарно.

Они опустились до 1000 метров, больная морская живность только появилась и тут же стала исчезать. Потом 2000 метров, океан становился все более пустым, но все ещё мелькали огоньки жизни, фонарики хаулиодов проносились, пропадая в темноте. Костлявый иглозуб, выглядевший как недоразвитый организм, попался в лучи света. Глубоководный кальмар, напоминавший голову, сделанную из стекла.

На глубине двух тысяч семисот метров, огоньки впереди, стали не более чем крупинками в темноте. Медленно они увеличились в размерах. Альтман наблюдал за ними, когда позади раздался стон.

Он повернулся. Лицо Хендрикса побледнело, стало жестким. Слезы скатывались из его глаз. Не было похоже, что он их замечал. Боже мой, подумал Альтман, что-то не так. Возможно не стоило просить Стивенса позволить Хендриксу погружение.

Но даже тогда он не боялся за Хендрикса, лишь расстроился. Хендрикс никогда бы не навредил ему.

— Что случилось? — спросил Альтман.

— Я не хочу умирать, — прорыдал он.

— Те не умрешь, — уверял его Альтман. — Не беспокойся.

— Хеннеси и Данте. Что с ними случилось? Нас не должно быть здесь, Альтман. Я это чувствую.

Альтман замедлил батискаф, пока тот почти не перестал двигаться.

— Если хочешь подняться, мы поднимемся, — сказал Альтман таким голосом, чтобы Хендрикс посмотрел ему в глаза. — Я не буду заставлять делать тебя то, чего ты не хочешь. Но раз мы уже тут, то надо провести измерения. Ты же не будешь возражать, если мы проведем измерения?

Хендрикс глубоко вдохнул, моргнул глазами, вроде бы взял себя в руки.

— Да, — согласился он. — Я хорошо снимаю измерения. Я могу сделать это. Я должен что делать.

Он оставил Хендрикса занятым с оборудованием, а сам продолжил погружать судно. Хендрикс приступил, быстро перемещаясь между приборами, Альтман следил за его работой. Сигнал уже присутствовал, и гораздо сильней на этой глубине. Они должны были измерить его снова на протяжении двух тысяч футов на обратном пути, Альтман думал, что сигнал станет ещё сильней.

Хендрикс попробовал измерить снова. На этот раз ничего не было, импульсный сигнал пропал. Альтман перепроверил все сам, чтобы убедиться. Тот же результат. Он попробовал снова, и он появился вновь.

Так, Альтман подумал, что сигнал нарастал и спадал, то появляясь, то исчезая. Возможно проблема была в трансмиттере, какая-то проблема или повреждение в контуре. Может это было сделано умышленно. Может это было какое-то сообщение.

Он взглянул на Хендрикса. Стоит ли им оставаться? Должен ли он попытаться доставить его на поверхность так быстро как можно?

— Хорошо, Хендрикс, — похвалил Альтман. — Отлично записано. Давай изменим нашу стратегию на мгновение. Вместо того чтобы делать запись синхронно, попробуем записать её диасинхронный профиль, и посмотрим, сможем ли мы выяснить, как сигнал ведет себя с течением времени.

— Позволит ли это Марков? — спросил Хендрикс.

— Я думаю, что он одобрил бы, — сказал Альтман. — Я думаю, он вознаградит нас за проявление инициативы.

— Как долго это займет? — узнал Хендрикс.

Альтман пожал плечами, держа лицо совершенно нейтральным.

— Не слишком долго, заявил он.

Когда Хендрикс кивнул, он показал как откалибровать оборудование и начать запись. Альтман продолжал погружение батискафа крайне медленно. Перед ними, может в пятидесяти метрах ниже, находились роботы-копатели и MROVы. Большинство MROV не двигались, как он видел, они были готовы, ожидали следующей команды с поверхности. Сигнал не доходил до них. Он запомнил подумать над тем, что оборудование для контроля MROV-ов создавалось скорее для батискафа, чем для плавучей базы.

Машины, которые продолжали работать, очистили крупный круг на дне от грязи и шлама, копая до твёрдых пород. Они уже начали ломать породу и вывозить подальше, копая вниз, формируя туннель. Машины в самом низу возможно были ещё в 200 метрах ниже. Сложно судить: вода там была мутной с частицами грязи и осколками копаемой породы. Они оказались глубже, чем Альтман ожидал, Марков должно быть запустил машины копать перед тем, как база выйдет на позицию.

Он спустился на пару метров в конус, выкопанный MROV-ами и остановился. Если бы он спустился ещё ниже, то рисковал быть задетым драгами, движущимися в и из дыры. Он решил подождать, пока не сможет управлять драгами и MROV-ами с батискафа и убрать их с пути. С другой стороны, надо было делать что-то с Хендриксом.

Он повернулся к Хендриксу.

— Как себя чувствуешь? — Спросил он.

— Болит голова, — пожаловался Хендрикс.

— Это нормально, подтвердил Альтман, хотя он был не совсем уверен, что это так. Его собственная голова не болела, по крайней мере не сильней обычного, и, так как кабина была герметична, погружение не должно иметь никаких эффектов. — Это просто от давления, — солгал он. Это скоро пройдет.

Хендрикс кивнул.

— Да, правильно, — сказал он и слабо улыбнулся. — Отлично. — Он посмотрел в иллюминатор. — Я думаю, мой отец там, снаружи, — удивленно произнес он.

Пораженный Альтман спросил:

— Что ты сказал?

— Мой отец, — повторил Хендрикс. Он помахал рукой. — Привет, пап!

Альтман стал плавно поднимать батискаф, не спуская с Хендрикса глаз.

— Нет, сказал он. Мне очень жаль, Джейсон. Это невозможно.

Через какое-то время, смотря в стекло, Хендрикс усмехнулся.

— Нет, все в порядке, сказал он. Он объяснил мне. Он мертв, так что давление ему не навредит.

— Если он мертв, его здесь не может быть, сказал Альтман. — Если он мертв, то его вообще нет.

— Но я его вижу, — упорствовал Хендрикс, потихоньку раздражаясь. — Я знаю, что вижу!

— Хорошо, Хендрикс, — успокаивал Альтман ровным голосом и улыбался. Мне очень жаль.

Хендрикс повернулся к иллюминатору наблюдения, бормоча себе под нос. Рискуя, Альтман посматривал на приборы, Интенсивность сигнала возросла как раз, когда Хендрикс начал видеть отца. Он твердил себе, что такого не могло быть, простое стечение обстоятельств, но в такое было сложно поверить. Интенсивность упала снова, и он заметил, что глаза Хендрикса, до этого напряженно смотрящие в иллюминатор, расфокусировались. Альтман пощелкал перед ними пальцами.

— Хендрикс, сказал он. — Взгляни на меня. Взгляни сюда.

Хендрикс начал и тут же остановился, его глаза устремились в иллюминатор. И снова: только что пропавший сигнал теперь возобновился сильней прежнего.

— Он хочет войти, — промолвил Хендрикс. — Он там замерз. Не волнуйся, папа, мы поможем тебе.

— Я не думаю, что это такая уж хорошая идея, сказал Альтман.

Хендрикс встал с кресла и, спотыкаясь, подошел к обзорному иллюминатору, начав биться об него головой. Он ударялся снова и снова.

— Хендрикс, сказал Альтман, хватая его за руку. — Прекрати!

Хендрикс оттолкнул Альтмана и заехал ему локтем по лицу, скидывая со стула.

— Заходи, папа, — кричал он. — Заходи!

Альтман встал и отошёл к углу кабины. Он заметил, что во время драки они задели штурвал, и сейчас медленно погружались, и надеялся, что сможет остановить их, прежде чем угодить в драгу. Хендрикс теперь бил в иллюминатор руками, останавливаясь только на попытки выдрать его ногтями.

Альтман рыскал в поисках оружия. Он ничего не нашел, ну, или не заметил. Он порылся в карманах — ничего. Он пополз вперед, согнувшись. Он добрался до Хендрикса и даже дернул штурвал, пытаясь поднять судно, когда Хендрикс оттолкнул его обратно на пол.

— Не трогай его! — кричал он.

Ошеломленный, Альтман покосился на консоль управления. Он убьет меня, внезапно подумал Альтман. Я был неправ. Я подписал себе смертный приговор, ручаясь за него.

Он не хотел умирать. Где-то должно быть оружие.

Медленно, пытаясь не потревожить Хендрикса, он отползал назад, подальше от него. Когда он был так далеко, как только можно, он сел, прислонившись к переборке, и снял обувь.

Обувью были видоизмененные ботинки, с усиленным протектором, гибкой подошвой и прочной пяткой. Он поднялся, взял ботинки за носки и сделал вращательное движение руками. Да, подумал он, этого хватит.

— Так ты его не впустишь, — сказал Альтман. — Ты должен впустить его через люк.

Хендрикс остановился, повернулся посмотреть на него.

— Я думал, ты не хочешь его впускать, — подозрительно заметил он.

— Ты шутишь? — спросил Альтман. — Я слышал, твой отец был отличным человеком.

— Он — отличный человек, — улыбнулся Хендрикс.

— Хорошо, — сказал Альтман. — Так чего же мы ждем? Давай впустим его.

Хендрикс подошел к люку и остановился.

— Подожди, — сказал он медленно. — А зачем ты держишь свою обувь?

Черт, подумал Альтман, пытаясь выглядеть спокойным.

— Они мои любимые. Я думал отдать их твоему отцу, — сказал он.

Этот ответ, казалось, удовлетворил Хендрикса. Он кивнул и повернулся к лестнице, ведущей к люку.

Как только его руки коснулись перил лестницы, Альтман уже нацелился на него. Он удар его со всей силы по затылку пятками обоих ботинок, используя их как полицейские дубинки. Хендрикс покачнулся, начал поворачиваться. Альтман ударил его еще раз, потом еще раз. Хендрикс рухнул, развалившись на полу.

— Прости, — промолвил он другу в бессознании. — Я не нашел иного выхода.

Он быстро снял рубашку и майку с Хендрикса. Он разорвал их на полоски и сплел из них веревки. Связал Хендриксу руки за спиной, а потом привязал к ним ноги.

Он сел на пол и обулся, затем осмотрел системы управления. На первый взгляд, ничего не пострадало. Они плыли чуть выше и в стороне от дыры, вырытой роботами, скорее всего их принесло сюда подводным течением.

Он уже собирался возвращаться, когда что-то привлекло его внимание. Странная рыба, плавающая в свете прожекторов. Она имела рваную, нецелостную форму. Меньше всего она походила на какую-то доисторическую рыбу, какие он обычно видел при погружениях, скорее на труп рыбы, плававший в воде пару дней. Но как он видел, она двигалась самостоятельно.

Было ещё кое-что загадочное. Вместо длинного стройного тела как у хаулиода, или толстого луковицебразного, как у рыбы-фонаря, она выглядела так, будто длинную рыбу сложили пополам и склеили. Голова была увенчана волнистыми, полупрозрачными лохмотьями плоти, которые более походили на хвост. На месте плавников виднелись маленькие костяные шипы, растущие во из боков. Пока он смотрел, кривозуб вплыл в свет, и рыба бросилась на него. Она поймала кривозуба шипами и стала рвать на части, пока тот не оказался мертв. Заинтригованный, Альтман нажал кнопку и заснял конец схватки, и существо, проплывшее мимо них в темноту.

И затем он заметил ещё что-то более странное. Тут и там плыли сквозь воду пятна чего-то, похожего на плоские бледно-розовые облака. Сначала он подумал, что это — лучи, но он не пролегали там, куда шел свет. Это было просто какой-то плывущий, вздымающийся пласт. Странная медуза? Какой-то грибок? Он подвел батискаф поближе. Когда судно коснулось этого, оно накинулось на корпус, делясь на части, и медленно сплелось, пройдя путь. Однако, некоторые части остались на обзорном иллюминаторе, зацепившись за заклепки.

— Будь я проклят, — сказал Альтман.

Сзади застонал Хендрикс. Он был связан, но кто знал, как долго узлы его сдержат? Они должны всплыть на поверхность как можно скорее.

Он выключил автоматику, следящую за распределением давления, и нажал кнопку. Батискаф начал всплывать.

37

Он стал транслировать повторяющийся сигнал SOS с 2500 метров, но получал только статический шум. Хендрикс начал приходить в себя. На двух тысячах метров он вернулся к своей истерике. Альтман пытался это игнорировать. В наушниках, Альтман сквозь статику стал различать куски человеческой речи. На 1700 метрах голоса уже было меньше статики, но Хендрикс стал кричать, пытаясь порвать узлы.

— Майкл Альтман, пожалуйста, ответьте — услышал он, наконец, голос. — Майкл Альтман, вы слышите?

Он выключил SOS и вышел в радиоэфир.

— Это Альтман — сказал он.

Другой голос начал отвечать и был внезапно прерван. Появился голос Маркова.

— Альтман? — спросил он. — Что, черт возьми, происходит?

— Хендрикс вышел из себя, — прокричал Альтман. — Я связал его. Это он кричит сзади.

— Что случилось?

— Минуту, сказал Альтман.

Хендрикс начал освобождаться. Альтман опять снял ботинки, медленно подполз к нему. Альтман? — сказал ему на ухо голос Маркова. Ты в порядке, Альтман?

Альтман дважды ударил Хендрикса по затылку, и тот перестал двигаться.

— Что это за звук? — Спросил Марков.

— Это звук меня, пытающегося остаться в живых, — ответил Альтман. Он снял узлы и связал Хендрикса по-новой. — Я вам расскажу больше, когда выберусь на поверхность, — сказал он. — И не плохо было бы поставить пару охранников на пристани.

Марков начал что-то говорить, но Альтман уже выключил передатчик. Он начал думать. Не хотелось, чтобы Хендрикс высвободился. Если про него не забывать, все будет хорошо. Альтман посмотрел в иллюминатор. Лохмотья бледно-розового вещества все еще оставались на заклепках, слегка исходя волной с подъемом субмарины. Он знал, если Марков увидит это, он заберет все для исследований его приближенных, и он, Альтман, больше ничего о них не услышит. То же и с записью странной рыбы.

Он вытащил из кармана голопод, подключил его к консоли и скопировал запись рыбы на него. Он также должен оставить в системе оригинал. Марков и его приспешники однозначно узнают, если что-то было удалено, но, может не узнают, было ли что-то скопировано. Он должен попытаться найти ответы сам.

С розовым веществом было по-сложней. Но план начал формироваться в его голове.

Он посмотрел на монитор импульсного сигнала. Сигнал исчез снова. Он просмотрел всю историю измерений. Если структура сигнала повторяется, то он должен нарасти снова.

То, что он собирался сделать, было опасно. Без сомнений, Ада попросила бы его бросить эту самоубийственную затею. Вот почему он никогда не скажет ей об этом. Может быть, она была права, но его желание узнать, было слишком велико.

Всплывая, он замедлил батискаф, рассчитав время так, что настанет пик сигнала и Хендрикс начнет приходить в сознание к моменту, когда судно приплывет к пристани.

Хендрикс стонал, его веки подергивались к моменту прибытия. Альтман присел на колени и развязал Хендрикса, снял веревки с ног, но руки не освобождал. Он размотал одну из веревок и оторвал от нее квадратный кусок ткани, который убрал в карман. Затем помог ему подняться на колени.

Это было жестоко, но он не мог придумать другого выхода.

— Где твой отец, Хендрикс? — спросил он.

Глаза мужчины на мгновение сосредоточились на нем, затем продолжили двигаться независимо друг от друга.

— Хендрикс, сказал он снова.

Он должен был спешить. Вода была спущена уже до уровня подмостков. Скоро достаточно воды будет откачано, и прибудет охрана.

— Где твой отец?

Глаза Хендрикса сфокусировались снова, на этот раз оставаясь сосредоточенными.

— Мой отец, сказал он. Он только что был здесь.

— Мы оставили его внизу, — внушал Альтман. — Мы бросили его. Ты бросил его.

Мгновение не было ни какой реакции, и, затем с нечеловеческим ревем Хендрикс удар головой Альтмана в грудь. Было адски больно. Потом он упал на Альтмана, брызгая слюной, пытаясь укусить его за лицо.

Альтман уперся руками в его плечи, стараясь держать его подальше, видя, как мужчина обнажил зубы и качал головой, словно зверь. Но он был очень тяжелым, давя слишком сильно, его зубы подбирались все ближе к лицу Альтмана. Он кричал и отталкивался со всей силой, крайне испугавшись, пытаясь скинуть его, но безуспешно.

И в тот момент, когда казалось, что он не удержит его дольше, люк батискафа распахнулся, внутрь спрыгнули охранники и оттащили Хендрикса. Альтман отскочил назад, уклоняясь от второго охранника, который слетел вниз и подбежал к лестнице. Наверху его ждала группа охранников, которые окружили люк и целились в него.

Он протиснулся сквозь них и споткнулся, слетев с батискафа, но не на подмостки, а в воду.

У него было всего несколько секунд. Задержав дыхание, он приблизился к иллюминатору, и, используя кусок оторванный ткани, отодрал бледно-розовую субстанцию. Через иллюминатор он мельком заметил Хендрикса, который боролся с охранниками, пытавшимися уложить его обратно на пол. Он скомкал обрывок ткани, засунул его глубоко в карман и всплыл.

Тишина взорвалась его воплями. Тут же чьи-то руки вытащили его из воды на подмосток. Кто-то накинул на него одеяло.

— Не убивайте Хендрикса! — слышал он свой крик. — Он не знал, что он делал! — затем его увели.

38

Они не надолго оставили его в своей комнате, дав сменить одежду. Он успел вытащить сверток с розовым веществом из кармана и засунуть его в пустую бутылку. Он спрятал её в сушилке и пошел с сопровождающими.

Он снял с себя одежду и принял душ. Когда он вышел, то увидел, что его одежда исчезла. Когда он спросил охранников об этом, они не ответили.

Он одевался под постоянным присмотром охраны. Когда он закончил, они открыли двери, жестом, призывая пройти.

— Куда мы идем? — спросил он.

— Совещание — произнес один.

Через несколько минут он был на командной палубе. Как только он вошел, остальные люди начали выходить. В конце концов, остались только он и Марков.

— Все в порядке, сказал Марков. — Начинай. Расскажи мне все.

Он рассказал ему почти все. Он упомянул странную рыбу, зная, что Марков в любом случае увидит запись. Он сказал и о розовой субстанции, скрыв, что взял образец. Он вспомнил и проблемы с MROV-ами, они не получали отправляемые команды или были не исправны по какой-то иной причине. Он описал прогресс, которого удалось достигнуть. Марков просто кивнул.

— Что случилось с Хендриксом? — Спросил он. — Как у него дела?

Марков пожал плечами.

— Плохо, сказал он. — Они постоянно вкалывают ему что-то, пытаясь успокоить. Он продолжает говорить о своем отце.

— Он делал это и внизу, — сказал Альтман. — Хендрикс думал, что видит отца снаружи батискафа, хотел его впустить. — Альтман криво усмехнулся. — Разумеется, я был крайне против.

— Я думал, Стивенс дал положительное заключение о его здоровье, — заметил Марков.

— Да, — согласился Альтман. — Нет оснований думать иначе. Он был в порядке большую часть пути вниз. Он был другом. Мне жаль, что с ним так случилось.

— Он был нестабильным.

— Нет — сказал Альтман. — Я думаю есть и другие причины.

Он рассказал всю историю, но приукрасил конец, предположив, что Хендрикс сам распутался из узлов.

— Мы сделали диахроническую запись пульсаций сигнала, — сказал Альтман. — Странно то, что, похоже, он был связан с упадком психического состояния Хендрикса. С ростом сигнала, он начинал видеть галлюцинации, становясь жестоким и параноидальным. С падением сигнала, он как будто приходил в норму. Я думаю, что сигнал изменил его.

Марков долго смотрел на него.

— Не похоже на правду, — заключил он.

— Я знаю, что нет, — признал Альтман. — Но совпадение было идеальным. Я думаю, что импульсный сигнал что-то делает с человеческим мозгом.

— Почему же он не повлиял так на тебя?

— Кто знает? — сказал Альтман. — Может быть, я могу противостоять ему по некоторым причинам. Или он как-то повлиял, но я пока этого не заметил.

— Как думаешь, что это? — спросил Марков так же, как он спрашивал недели назад на кухне у Альтмана дома.

— Я не знаю, сказал Альтман. — Я этого пока даже не видел. Но я точно могу сказать: оно пугает меня до смерти.

Оба какое-то время молчали, погруженные в свои мысли. В конце концов Марков посмотрел на него.

— Ты должен спуститься еще раз, — сказал он.

— Сейчас?

— Скоро. Нам надо установить некоторое оборудование, чтобы ты мог управлять MROV-ами.

— Смешно — сказал Альтман.

— Что смешно?

— Я хотел это предложить, — сказал он. — Добавить что-нибудь к консоли.

Марков насмешливо посмотрел на него.

— Ты это и предлагал, — заметил он. — Это было одной из первых вещей, которые ты нам сказал. Ты не помнишь? С тобой все в порядке?

Похоже, я был в большем шоке, чем осознавал, подумалось Альтману.

Он размышлял, как ответить Маркову, но решил, что лучшая стратегия — игнорировать вопрос.

— Если не с Хендриксом, то я согласен. Я не против спуститься в одиночку.

— Не один. — сказал Марков. — Я хочу, чтобы ты сделал пару спусков, каждый раз с новым напарником.

— Как я узнаю, что они не среагируют как Хендрикс? Мне с ним повезло. В следующий раз удача может отвернуться от меня.

— Ты стал важнее, чем я ожидал, — сказал Марков. — Ты знаешь, как запускать батискаф и делать необходимые измерения, что значит, я могу положиться на тебя. Мне нужно, чтобы ты это сделал.

— А что в замен?

Марков обдал его пристальным взглядом.

— Ничего в замен. Ты это сделаешь.

— Это что, угроза? — спросил Альтман.

— Когда я буду угрожать, ты поймешь.

Альтман закрыл глаза. Если это и не угроза, то очень близко к ней. Но он знал, что у него действительно не было выбора.

— Хорошо, — сдался он.

Но я хочу транквилизаторный пистолет на всякий случай. И я хочу чтобы тот, кто спустится со мной, был привязан к стулу.

— Ладно, — согласился Марков.

Он встал и сделал вид, что пожимает руку Альтману. Спасибо вам за ваше сотрудничество. Я буду на связи.

39

Хендрикс проснулся в незнакомом месте, своего рода медицинском учреждении. Последнее, что он мог вспомнить, это нахождение на батискафе. Они с Альтманом опускались на дно, а потом его голова начала невыносимо болеть. После этого, все было похоже на сон. Там были какие-то проблемы. Он помнил, как его пытался успокоить Альтман, как они собирали данные, но еще он помнил, как лежал на полу. Он, должно быть, упал. Может они во что-то врезался.

Он чувствовал себя истощенным. Части его тела онемели, а мозг как будто был вырван. В предплечье была поставлена капельница. Может быть, они экспериментировали на нем.

Он посмотрел вокруг. Он был один.

Он аккуратно вылез из постели и вытащил катетер из руки. С жгущей болью он его вытащил. Он бросил его, оставив капать на пол, и наткнулся на дверь.

Она была закрыта.

Он встал там, глядя на ручку.

Через некоторое время он услышал шаги в коридоре снаружи. Он бросился обратно в свою кровать и прикрыл глаза.

Сквозь ресницы он видел, как дверь открылась. Вошла женщина в белом, принеся с собой голографическую доску. Она подошла прямо к его постели. Он представил, как выбегает из двери в конце комнаты, но тело не двинулось.

— Привет, сказала женщина. — Как вы сегодня?

Он ничего не сказал, по-прежнему притворяясь спящим.

— О, дорогуша. Вы снова выдернули катетер, — сказала она. — Нам он не нужен, не так ли?

Она опустилась за концом капельницы. В этот момент его тело решило встать и схватить её за запястье. Действительно, он был в своем теле, смотрел своими глазами, но тело совершало движения не по его воле. Это не он себя контролировал, значит в нем был кто-то ещё.

Как скоро он об этом подумал, появилось чувство, что все происходило в удалении, будто сознание погрузилось глубже в тело, будто он им никогда и не управлял. И тем не менее он все еще мог чувствовать все. Он смотрел на свою ладонь, которая держала за руку медсестру, поднимая её, как будто она кукла. Он чувствовал как раскрылись челюсти и как зубы сомкнулись на её шее, ощутил серию хлюпающих звуков когда она разорвалась, и теплую кровь, заструившуюся по его подбородку и шее. Её запястье, то, что он держал, было сломано, а рука, к нему примыкающая, больше не сидела правильно в суставе. Она пыталась заглотнуть воздух, но в трахее была дыра, и все что у нее выходило, это свист и брызги крови. Лицо медсестры было прямо над ним, в её глазах был лишь страх, но они почти мгновенно закатились, когда потеряла сознание.

Спустя пару секунду, после того, как его тело совершило с ней ещё несколько действий, он был уверен в её смерти. Если бы его спросили, как именно все произошло, он не смог бы ничего сказать, хотя он был уверен, что как-то к этому причастен. Вернее не он, а его тело. На какой-то миг она все ещё была жива, даже если едва, а затем шла кошмарная череда событий. Когда они закончили, она была мертва.

Он подошел к двери и попробовал открыть. Все еще заперта. Как это возможно? Она же вошла в нее, так ведь?

Должно быть у нее есть ключ. Он побрел обратно к ее трупу в поисках кармана. Но он не мог найти никаких карманов. Она превратилась в месиво. Проталкивая окровавленные руки сквозь мокрые ошметки одежды и плоти, он наконец нашел что-то твердое, не являющееся костью.

Едва вытащив окровавленную карту, он понял, что в комнате есть кто-то ещё. Была фигура в тени последней кровати.

— Кто это? — спросил он.

Разве ты не узнаешь меня? — произнес голос.

Он подошел поближе, еще ближе. Было похоже, словно человек находится и не находится в комнате. А потом он, вдруг, почувствовал пронзительную боль в голове. Он пошатнулся. Когда он взглянул обратно, то уже знал, кто стоит перед ним.

— Папа, сказал он.

Приятно тебя увидеть, Джейсон, сказал он. Давай, присаживайся. Нам предстоит серьезный разговор.

— О чем, пап?

Но его отец не был там, где он думал. Он повернулся и увидел его в другой кровати.

Мы терпим неудачу, сказал его отец. Вы должны оставить ту вещь там, где нашли. Воссоединение — не единственная важная вещь.

— Воссоединение? — переспросил Хендрикс, и стал искать отца, который как-то снова переместился.

Они хотят, чтобы мы стали едины, сынок. Он печально улыбнулся, качая головой. Можешь себе представить? — сказал он.

— Кто — они, папа?

Мы должны быть осторожны, или от нас ничего не останется.

Затем его отец улыбнулся. Это была прекрасная улыбка, какая у него была раньше, когда Джейсону было всего пара лет. Джейсон уже забыл эту улыбку, но теперь воспоминания нахлынули вновь.

Расскажи им, Джейсон. Расскажи всем.

— Обязательно, отец, — прошептал он. — Обещаю.

За спиной был какой-то шум, но он не хотел отводить взгляд от лица своего отца. Он боялся, что, повернувшись, уже не найдет его. Затем были крики. Он игнорировал их так долго, как мог, но они были слишком сильны. Он развернулся и пошел на них.

Был грохот и вспышка света, и, вдруг, он оказался на полу, глядя в потолок. Я должен встать и рассказать им, думал он, но, попытавшись, не смог пошевелиться. Я просто полежу здесь, подумал он. — Папа? — прошептал он, но ответа не было.

40

— Могу я получить копию? — поинтересовался ихтиолог, глядя на видео.

Альтман пожал плечами.

— Конечно — сказал он. — Что ты думаешь?

— Я никогда не видел ничего подобного — сказал ученый. — Эти странные роговидные наросты, мне не доводилось видеть такого. Ты, возможно, обнаружил новый вид. Или это может быть результатом какой-то мутации. Я поспрашиваю вокруг, посмотрим, если кто-то видел подобное.

— В общем, это необычно.

— Очень необычно.

— Ну? — спросил Альтман.

Он был в лаборатории Скада, бутылка была при нем. Розоватая субстанция была из нее извлечена и помещена в трубку для образцов. Из нее Скад взял маленький кусочек и запустил тест на определение ДНК.

— Это странно — сказал Скад. — Это ткани.

— Какие ткани?

— Живые ткани — сказал Скад. — Как плоть. Оно было когда-то живым. Но имеет очень необычный генетический профиль.

— Это кожа, которую оторвали от чего-то?

— Я так не думаю, — сказал Скад. — Я думаю, что оно было живым, не так давно. Оно было живым, когда вы это нашли. Может, даже, когда вы засунули это в бутылку.

— Этого не может быть — сказал Альтман.

— Когда я это нашел, оно было таким же, только большими кусками. Это не могло быть живым.

— Да — сказал Скад. — Это очень простой организм. Я не знаю, что это такое. Оно не имеет мозга, сосудов и состоит практически из ничего. Но, технически, оно живо.

Альтман покачал головой.

— Я вижу, ты скептик, — сказал Скад. — Я могу доказать это с помощью простого эксперимента.

Он перевернул сосуд с образцом, оставляя субстанцию лежать на столе.

Он взял батарею с парой проводов, припаянных к ней, перекрестил их и замкнул.

Сразу же существо дернулось, задвигалось.

— Ты видишь — сказал Скад с гордостью. — Живое.

— Нет — сказала Ада. — Это отвратительно.

— Это не отвратительно, — сказал Альтман. — Я просто констатирую факты. Просто забавно, тебе не кажется, но кое-что это значить.

Она закатила глаза.

— Просто слушай — сказал Альтман. — Просто слушай и дай мне руку. Он поднял один палец. — Ты начала все это, еще там, в городе. Я хочу поговорить с тобой, как ты говорила со мной. Практически все, кого я спрашивал на корабле, испытывают головные боли. Даже если бы они не говорили об этом вслух, я вижу, как они держатся за голову. Это не нормально.

— Это смешно, — сказала Ада. — Это не научно.

— Я уже это говорил. — сказал Альтман.

— Это могла быть утечка газа — сказала Ада — или проблема с системой вентиляции.

— Возможно — сказал Альтман, но большинство из этих людей имели головную боль задолго до этого. Они испытывали их со времени первого сигнала.

Он поднял второй палец.

— Бессонница — сказал он. — Я поспрашивал вокруг об этом. Шуолтер имеет её. У меня появляется временами. У немецкого ученого тоже. Я слышал, что два охранника снаружи командного центра жаловались на это, и, затем еще три у главного купола. У тебя она есть?

— Нет, — сказала Ада. — Но у меня были странные сны.

— Это ещё одна вещь, о которой говорят, — сказал Альтман, поднимая ещё один палец. — Странные, яркие сны. У меня тоже есть, как и у многих людей. И теперь перейдем к более опасным случаям.

Он поднял два пальца.

— Драки, — сказал он, двигая одним, — и самоубийства, — сказал он, двигая вторым.

— Не научно, я признаю, — сказал он. — Мы говорили только несколько минут, а пальцы уже закончились. Я никогда не бывал в месте, где они встречались бы так часто.

— Я слышала, что Венбо сошел с ума, — сказала Ада. — Пытался задушить одного из парней Маркова.

— Я слышал то же самое — сказал Альтман. — То же случилось с Клаербоутом и Доусоном. И Ламли зарезал Эвинга, и затем нарисовал группу странных символов на стенах его собственной комнаты своим дерьмом. И, кто знает, о чем мы еще не слышали, что они скрывают.

Ада вздрогнула.

— И бедный Тросл — сказала она. — Он всегда казался таким стабильным.

— Самоубийства и попытки самоубийства. Не забывай Пресса.

— Френк Пресс? Он пытался убить себя?

— Не только пытался, у него получилось. В списке успешных самоубийц есть как минимум еще три или четыре человека. Не кажется ли тебе это ненормальным? В смысле, на борту всего две или три сотни человек. Это поднимает уровень самоубийств на два процента. Это не может быть нормальным, не так ли?

Ада покачала головой.

— Это не научно — сказал Альтман, размахивая пальцами. — Но мне все равно не нравится, что это значит. Поспрашивай вокруг. Скажешь, если я не прав. Боже, надеюсь это так.

Спустя пару часов, Марков стоял в его дверях. Он нес транквилизаторный пистолет в руке. Он выглядел как обычный пистолет, но с более длинным, узким стволом и квадратным картриджем на конце ствола.

— Имел с подобным дело? — спросил он.

Альтман покачал головой.

Марков открыл картридж.

— Дротик вставлять сюда, — сказал он. — Картридж вставляется и вынимается. В ручке находятся баллончики с СО2, но тебе не надо беспокоиться, мы их уже заменили. Оттягивай затвор на себя, — сказал он, повернув сбоку рычажок, — так ставь на предохранитель. Легко достать пальцем. Как только затвор оттянут, он будет стрелять. Цельтесь в кожу.

— Он не пройдет сквозь одежду?

— Я этого не говорил, — сказал Марков. — Он пробьет одежду, но там выше шанс, что что-то пойдет не так. Целься в кожу. Или, если ты плохой стрелок, то попытайся упереть ствол в грудь перед выстрелом.

Он передал его Альтману, который неловко взял его.

— Дротик содержит сильное снотворное, оно подействует через пару секунд, — предупредил Марков. — Нападающему будет больно при выстреле, но не достаточно, чтобы его остановить. Ты уверен, что не хочешь, настоящий пистолет?

Альтман покачал головой.

— Выход через пятнадцать минут, сказал Марков.

Альтман поспешно разыскал Аду и сказал ей, что произошло.

— Не хочу, чтобы ты спускался туда опять, — сказала она.

— Это не навредит мне. — Он поцеловал её снова. — Кроме того, у меня нет выбора.

— Но после того, что стряслось с Хендриксом.

— Я справился с этим, не так ли? Мы все ещё вместе, так ведь?

Она прикрыла рот рукой.

— Ты не слышал? — спросила она.

— Не слышал что?

— Хендрикс мертв. Он убил медсестру, разорвал ее на части. Им пришлось застрелить его.

Ошеломленный, он рухнул на кровать. Он не мог позволить себе говорить. Это его вина даже больше, чем с Моресби. Может, если бы он отказал, когда Хендрикс получил первое предупреждение, то ничего не случилось бы. Как много еще смертей останется на его совести, пока это не кончится?

Ада лежала рядом с ним, поглаживая его лоб.

— Мне жаль, — сказала она. — Я сожалею. — И затем, — Майкл, не уходи.

Он потряс головой.

— Я должен пойти, — ответил он. — У меня нет выбора.

Отвернувшись от неё он вылез из постели и проделал свой тяжелый путь на палубу субмарины.

Часть пятая КРАХ

41

Он совершил два погружения, транквилизатор пришлось использовать лишь однажды. В первое погружение они перепрограммировали MROV-ы, переключив их в автопилот, и раскопки ускорились в разы, но пришлось выстрелить в техника, сопровождающего его, еще до того, как они всплыли.

Мужчина подал ему изрядное количество заблаговременных предупреждений, становясь всё более и более несдержанным, а затем в конце концов набросился на него. Альтман не спешил с транквилизатором, пока полностью не уверился, что его напарник неконтролируем, и, как результат, чуть не опоздал. Более того, мужчина попытался задушить его до смерти, но транквилизатор подействовал, его руки медленно ослабли и он рухнул.

Вторым напарником, как ни странно, был Стивенс, психолог, который подсоединил электроды к своей и Альтмана головам, считывая изменения в их электроэнцефалограммах, пока они погружались.

— Итак, я полагаю, это означает, что Марков согласен со мной, что психические проблемы Хендрикса могли быть вызваны сигналом, — спросил Альтман.

Стивенс улыбнулся. — Откуда мне знать, что думает Марков, мистер Альтман? — ответил он.

Альтман всё время оставался наготове, держа одну руку на транквилизаторе, но, как и он, Стивенс, казалось, не испытывал каких-либо неблагоприятных воздействий. Он просто склонился над своим оборудование и оставался так, время от времени поднимая голову на Альтмана и улыбаясь.

— Узнали что-то? — поинтересовался Альтман.

— Да, — ответил Стивенс. — Но я узнал бы больше, если бы у кого-то из нас случился приступ. Не думаю, что вы хотели бы сделать мне такое одолжение, не так ли?

Альтман покачал головой.

— Я так не считаю, продолжил Стивенс, — Может потом, в другой раз.

В следующее погружение Альтман отправился вместе с веселым инженером по имени Дэвид Кимбол, который должен был извлечь бурильный батискаф. Альтман не был об этом уведомлен и узнал это уже во время погружения.

— Это будет несложно, — сказал Кимбол, поглаживая большой хромированный агрегат, который прикрутили к панели управления только для этого погружения. — Дело пары минут. Все что нам необходимо сделать, это направить электрический импульс на батискаф.

— И что это даст? — спросил Альтман.

— Это откроет замки, на которых крепится балласт, — сказал Кимбол. — Батискаф выпустит балласт и уже сможет подняться самостоятельно.

— Звучит несложно. Это смог бы выполнить и робот, — сказал Альтман.

— Робот-то мог, — сказал Кимбол, — но Марков посчитал, что будет лучше, если это сделаем мы.

— Почему? — удивился Альтман.

— Не знаю. Он не сказал, — ответил Кимбол.

На случай, если что-то пойдёт не так, мысленно добавил Альтман.

Когда Альтман и Кимбол достигли дна, они продолжили углубляться в вырытую роботизированными экскаваторами воронку. Выполнив свою работу, экскаваторы теперь неподвижно стояли словно странные статуи в темноте. Батискаф все опускался, а стены воронки медленно сужались вокруг.

Увеличив яркость прожекторов и включив камеры, Альтман взглянул на Кимбола. Казалось, что он в порядке, хоть и выглядел немного рассеянным и слегка нервным. Альтман решил, что пока нет поводов для беспокойства, но для полной безопасности проверил боевую готовность пистолета с транквилизаторами.

— Ты уже спускался сюда? — спросил Кимбол.

Альтман кивнул: — Беспокоиться не о чем.

— Мне показали ту видеозапись. Ты ее видел?

— Да, — ответил Альтман.

— Даже не знаю, что думать, — сказал Кимбол. — Полагаешь, там все действительно настолько плохо как на записи?

— Угу, — подтвердил Альтман.

Они замолчали. Там внизу, они могли наблюдать нечто необычное, расплывчатая форма, которая постепенно становилась более чёткой.

Это было огромное сооружение из двух скрученных, обвивающих друг друга колонн, уходящих ввысь. Казалось, что оно было сделано из камня. У Альтмана не осталось никаких сомнений, что сооружение было рукотворным явлением, а не природным. Когда он приблизился, его догадка подтвердилась: оно было покрыто символами, странными иероглифами, непохожими на те, какие Альтман когда-либо видел. Они покрывали каждый дюйм объекта, извиваясь вниз вокруг него и взвиваясь к двум одинаковым остриям. Сооружение было массивным и создавало впечатление очень древнего. Будучи одновременно великолепным и чем-то угрожающим, оно выглядело абсолютно чужеродным. Альтман сразу же понял, что оно было создано не человеческими руками. Для чего его построили? Как? В камне не было ни выбоин, ни трещин, ни стыков, словно это был монолитный гигантский кусок. А форма?! Она напомнила Альтману о чем-то. Но о чем?

И вдруг он понял. — Хвост дьявола, — прошептал он.

— Срань Господня, — произнес Кимбол с трепетом.

Символы то ли люминисцировали, то ли как-то по-особому отражали свет прожекторов батискафа. Альтман проверил дисплеи. Сигнал был незначительным. Наверное, это хорошо, подумал он.

— Как ты думаешь, нам не опасно приближаться? — спросил Кимбол.

— Что же это? — размышлял Альтман вслух. — Чьих рук это творение?

Он медленно повел батискаф по кругу прямо над объектом, снимая его со всех сторон. Ничего более впечатляющего он в жизни не видел. Он увеличил изображение на камере, чтобы поближе снять один из символов. Он бы продолжал снимать и дальше, если бы не Кимбол, чья нервозность начала возрастать.

— Мне не по себе. Давай уже вытащим ту подлодку и уберемся отсюда, — сказал Кимбол.

Затонувший батискаф был прямо возле основания артефакта. Альтман спустился глубже и приблизился, насколько это было возможным и посветил прожектором в его иллюминатор.

Даже отсюда было видно, что внутри кабины творился ночной кошмар: кровь залила окна и стены, образуя неясные узоры. Альтман скорее отвернул прожектор, чтобы Кимбол не успел это все увидеть.

Он осветил корпус затонувшего батискафа в поисках следов повреждений, но понял, что герметичность не нарушена. В принципе, хоть и медленно, но его можно было поднять.

— Ну что, готов? — спросил он Кимбола.

— Готов, — ответил тот.

Альтман переместил свой батискаф, чтобы не задеть Обелиск, а затем выпустил электрический импульс. Тот поразил бурильный батискаф, корпус которого засветился жутким электрическим свечением. Затем балластные камеры начали опустошаться, посыпая дно свинцовыми шариками и поднимая облако ила. Медленно батискаф начал подниматься. Альтман наблюдал, как тот приближается, проходит мимо них всего лишь в шести метрах и уходит вверх. Батискаф накренился и Альтман увидел оторванную руку, прокатившуюся по внутренней стороне иллюминатора.

Он оценил, когда можно будет двигаться следом, и затем пустил свой батискаф в погоню.

42

Это уже становится привычкой, подумал Альтман, осторожно извлекая из пробоотборника кусок камня. Похоже, никто не заметил. Все были слишком заняты кабиной бурильного батискафа, отмывая её от крови и разложившейся плоти, а также извлекая оттуда изуродованные тела. Марков быстро закрыл площадку на карантин, но не раньше, чем Альтман покинул её, утащив с собой образец.

Он отнёс его к себе в спальню, чтобы исследовать. Он был уверен — этот кусок был из самого артефакта. По внешнему виду он напоминал обычный камень, но какой именно породы — Альтман сказать не мог. На нём была метка: нечто вырезанное или нанесённое на поверхность, но образец был слишком мал, чтобы дать чёткое определение того, что же это было.

Проскользнув среди ночи в незапертую лабораторию, Альтман провел над образцом тесты. Материя по структуре напоминала гранит, но, в отличие от него, была более твердой, почти такой же твердой, как корунд. Альтман удивился, что резаки не вышли из строя, добывая этот образец. В составе камня оказалось много полезных ископаемых, пожалуй, даже слишком много, чтобы это было похоже на явление природы. Но если ископаемые не были естественными, тогда какими? Окончательно запутавшись, Альтман решил взять за предположение, что составные минералы были все-таки природными образованиями, так как он все равно не мог себе представить технологию, которая бы позволила таким образом работать с твердой породой, чтобы создать что-то подобное этому образцу.

Что бы не случилось с теми двумя в батискафе, и что Маркову удалось выяснить об этом, Альтману никогда бы не сказали. Попав под карантин, бурильный батискаф исчез и больше не появлялся. Несомненно, Марков и круг его доверенных лиц продолжали тщательно обследовать его. Альтману не терпелось посмотреть полную версию видео от Хеннесси, но его запрос к Маркову не получил ответа.

Теперь, когда батискаф был поднят, плавающий комплекс лихорадило от приготовлений к поднятию самого артефакта. Разговаривать теперь было невозможно, потому что все разговоры сводились к монолиту, лежащему на дне кратера. Все люди на станции выглядели одновременно возбуждёнными и крайне нервозными. Что бы это ни было, что бы ни находилось там внизу, оно могло изменить всё, и они будут первыми, кто вступит с этим в контакт. Сигнал возобновился, но, похоже, вещание теперь отличалось, периодически то появляясь, то исчезая с достаточно регулярными всплесками. Некоторые исследователи считали, что это был сигнал бедствия, хотя кто или что посылало этот сигнал, никто не смел предположить. Возможно, это был результат сбоя части технического оборудования, неисправности самого артефакта или даже выхода его из строя. В конце концов, он был очень-очень древним. И многие верили, в том числе и Альтман, что артефакт был настолько стар, что просто никак не мог быть создан людьми, а это доказывало его внеземное происхождение.

— Если бы вы его только видели, — сказал он Маркову на своём допросе, — вы бы согласились со мной. Там нет ни капли человеческого.

Сигнал пульсации теперь препятствовал радио- и видеосвязи, создавая статический шум в средствах коммуникации и рябь в изображении. Часто, спускаясь в батискафе, Альтман очень быстро становился недоступным из-за помех и оставался в недосягаемости большую часть погружения. Ему приходилось пилотировать батискаф ежедневно, с несколькими доверенными лицами Маркова, никто из них не подавал никаких признаков безумия. Каждому из них он задавал вопросы, пытаясь хоть что-нибудь узнать. В основном они держали рот на замке, но время от времени о чём-нибудь да и проговаривались.

Когда Альтман проходил мимо одной из лабораторий, его окликнул один ученый, с кем-то перепутав, и стал расспрашивать о подъемном механизме. Надежен ли он? Сможет ли он нормально поднимать? Какой нужен трос для этого механизма?

Альтман как можно дольше попытался подыграть собеседнику, но в конце концов признался, что не знает, о чём тот говорит.

— Вы разве не Перкинс? — удивился ученый.

Альтман покачал головой.

— Не берите в голову, — сказал учёный, быстро удаляясь в свою лабораторию. — Забудьте всё, что я вам говорил.

Шоуолтер тоже, как и Альтман, был почти не при делах, хотя, из-за его глубоких познаний в геофизике, к нему периодически обращались.

— Всегда только небольшое количество информации, — признался вполголоса Шоуолтер Альтману за чашкой кофе. — Они думают, что если будут выдавать мне лишь маленькую часть информации, я не смогу до всего додуматься сам. И так бы оно и было, если бы я имел дело только с ними, но их коллеги тоже иногда консультируются со мной. Так что я знаю больше, чем они могут себе представить.

— Ну и? — спросил Альтман.

— Думаю, совсем скоро артефакт поднимут, — сказал Шоуолтер. — Почти все теоретические вопросы решены. Ещё несколько тестов и останется только ждать команду о поднятии артефакта.

Тем временем Ада подружилась с командой медицинских сотрудников и даже неофициально им помогала, когда не хватало рук. А такое случалось все чаще и чаще. Ада рассказала ему, что на плавающем комплексе сейчас просто пик заболеваний бессонницей и галлюцинациями среди ученых и солдат.

— Доктор Мерк сказал, что ранее он не встречал ничего подобного, — утверждала Ада. — Насилие и жестокость встречаются на плавучем комплексе во всех возможных проявлениях, и количество инцидентов удвоилось по сравнению с тем, что было несколько месяцев назад. Количество суицидальных попыток просто взлетело, а частота нападений изрядно увеличилась.

— Сейчас довольно напряженный период, — сказал Альтман, играя роль адвоката дьявола, которую обычно брала на себя Ада. — Возможно, в этом всё дело.

— Нет, ты был прав! Это нечто большее! — заявила Ада. — Даже Мерк так считает. Наблюдается широкое распространение паранойи, у экипажа судна появляются видения, в которых они видят своих умерших родственников, и всё больше и больше людей в состоянии транса говорят о каком-то «Воссоединении», а потом, придя в себя, не могут толком объяснить, что же это такое. Почти все на грани срыва. Да чтоб его, я уже и мыслю, как ты!

Альтман кивнул. — Тогда мое ненаучное расследование подтверждается, — сказал он. — Все раздражены. Что-то здесь творится.

— И как ты думаешь, что всё это значит? — спросила Ада.

— Что это значит? — переспросил Альтман. — Ну если ты спрашиваешь, то скажу, что дела наши хреновы.

43

В очередной раз Альтман отправился в погружение, на этот раз с исследователем по имени Торквато, некто из внутреннего круга Маркова. При себе тот имел незамысловатый чёрный ящик ручной сборки с одним единственным регулятором и иглой для считывания показаний. Технология была достаточно стара, поэтому прибор мог быть сделан ещё в двадцатом веке. Пока они погружались, Альтман решил поболтать, чтобы скоротать время.

— Так ты, тоже какой-то учёный? — спросил он.

Торквато пожал плечами: — Можно и так сказать.

— Геофизика? — спросил Альтман. — Геология? Вулканология? Или что-то более теоретическое?

— Сложно так просто объяснить. Да и не особо это интересно.

Но Альтману было интересно. Он опускался в самое сердце кратера вместе с человеком, который умышленно «мутил воду». Что-то происходило.

— И что же заставило тебя сегодня отправиться сюда? — спросил Альтман, стараясь выглядеть непринужденным.

— Да так… несколько измерений, — ответил Торквато.

— А ящик для чего?

— Этот? — переспросил Торквато, указывая на ящик своим большим пальцем. — А, ничего особенного.

Ещё несколько вопросов и Альтман сдался. В молчании они спустились к артефакту и заняли позицию точно над ним. Роботизированная техника уже откопала основание артефакта и сейчас была в процессе закрепления его в сеть. Сама сеть была прикреплена к серии тросов, которые в конечном счёте будут подсоединены к более толстым и крепким тросам на грузовом судне. Артефакт будет поднят с помощью технологии образующегося кинетического поля. Он должен быть обезапасен, а затем через водяной шлюз доставлен на плавающий комплекс.

Торквато повернул единственный регулятор на своём ящике против часовой стрелки. Игла тотчас же ожила, осуществляя постоянные, ритмические движения вдоль своего графика. Торквато хмыкнул и что-то записал в свой голопод.

— Что там? — спросил Альтман.

— А? Ты что-то сказал? — спросил Торквато.

Когда Альтман попытался повторить вопрос, Торквато перебил его, попросив опустить батискаф ниже.

— Насколько ниже?

— На половину его высоты, — сказал Торквато.

Альтман осторожно сдвинул батискаф вниз. Он увидел, что считывающая игла чёрного ящика продолжала подпрыгивать, но её ритм и амплитуда изменились.

— Вот так хорошо, — сказал Торквато. — А теперь, можешь медленно двинуться по кругу, оставаясь на той же глубине?

— Могу попытаться, — сказал Альтман. Он медленно повёл батискаф вокруг монолита, время от времени поглядывая на ящик.

Когда Торквато заметил, что Альтман смотрит, он бросил на него испепеляющий взгляд и с этого момента начал закрывать показания рукой.

— Ты здесь в качестве водителя и не более того, — сказал Торквато.

— Послушай, дружище, — сказал Альтман, — я же здесь не секреты ворую. Я даже не имею ни малейшего представления, что эта штука делает. Я просто пытаюсь убить время.

Торквато не удосужился ответить. Альтман раздраженно отвернулся, сосредоточив своё внимание на том, чтобы вести батискаф в пределах нескольких метров от монолита, не касаясь его. Когда он вновь посмотрел на Торквато, тот все еще закрывал показания рукой. Вот задница, подумал Альтман.

Манера, в какой Торквато тронулся умом, отличалась от других случаев, намного более непредсказуемо, почти без каких-либо предостережений: только что он сидел на месте, заслоняя иголку чёрного ящика рукой, как в следующий миг он уже напал.

Каким образом Торквато смог высвободиться из сдерживающих ноги ремней, в тот момент Альтман понять не мог, однако позднее он выяснил, что они были перерезаны, сделал ли это Торквато, либо же кто-то другой, он так никогда и не узнал. В мгновение ока Торквато оказался свободным, и это сейчас было главной проблемой. Альтман хотел вытащить пистолет с транквилизатором и выстрелить дротиком, но Торквато был слишком быстр, поэтому, когда Альтман схватился за кобуру, та оказалась пустой, а пистолет уже целился в него самого. Альтман нырнул в сторону, но выстрел был уже произведен, а дротик торчал у него из руки.

Он дотянулся второй рукой и с усилием выдернул дротик. Его язык уже распух во рту. Внезапно Альтман осознал, что Торквато разговаривает с ним, и хотя он уже не вполне ясно разбирал его слова, кое-что он все-таки мог понять. Он моргнул и образ Торквато расфокусировался, лишь постепенно становясь более-менее чётким. Мужчина неясно и беспрерывно говорил о необходимости Воссоединения.

Альтман сделал усилие, укусив себя до крови за внутреннюю сторону щеки, и тем самым сумел сосредоточиться.

— Ты же бывал здесь множество раз, просто рядом с ним, — сказал он Альтману, поглаживающему свою щёку. — Неужели ты ничего не ощутил? Неужели ты не слышишь, как он зовет тебя? Ты не ответишь ему?

Когда он очнулся, то обнаружил себя прижатым к иллюминатору: батискаф упёрся в артефакт; его двигатель всё ещё продолжал работать, пока тот стоймя не наклонился вниз. Откуда-то доносился шум повторяющихся, громких ударов, чередующийся с продолжительными периодами затишья.

— Заело! — услышал Альтман бормотание Торквато. — Я пытаюсь, говорю же тебе, пытаюсь!

Пытаешься что? — стало интересно Альтману.

Стук начался снова. Альтман медленно подтянулся, становясь ногами на иллюминатор. В кабине было необычно тепло и чрезвычайно душно. Он вскарабкался на панель управления и встал на нее. Рециркулятор кислорода вышел из строя и походил на кучу мятого металла, от него летели искры. Альтман постарался не прикасаться к нему. Ничего удивительного, что стало так душно. И сколько же времени он был без сознания? Он посмотрел вниз на панель управления, пока его глаза не нашли хронометр. Но тот тоже не работал.

Лестница, ведущая к шлюзу, была прямо над ним, находясь теперь в горизонтальном положении вдоль потолка, который некогда был кормой, из шлюзового прохода он мог видеть торчащие ноги Торквато.

Стук возобновился.

— Вот дерьмо! — подумал Альтман. Он почувствовал, как внутри него все опустилось. — Торквато пытается открыть люк! Он хочет затопить батискаф!

Он взобрался на боковое сидение и чуть ли не свалился с него, когда оно повернулось. Раздался короткий скрип, и Альтман подумал, что сидение не прикреплено к палубе, но оно выдержало. Он осторожно поставил на него обе ноги и выпрямился.

Оттуда он почти мог дотянуться до закрепленной металлической лестницы. Он поймал равновесие и вытянулся насколько мог, но его пальцы лишь коснулись её. Ему нужно было подпрыгнуть в надежде, что его пальцы все-таки ухватятся за перекладину с первого раза и он сможет удержаться. В противном случае он с грохотом обрушится вниз и тем самым привлечёт внимание Торквато.

Стук донёсся вновь, а Торквато вторил ему пронзительным криком. Альтман подпрыгнул и ухватился за перекладину. Он забросил ногу вверх, умудрившись зацепиться за боковой поручень лестницы ещё и лодыжкой. Стук прекратился.

Неподвижно Альтман завис на месте, надеясь, что Торквато не обернётся.

— Заело! — выкрикнул Торквато, обращаясь, по всей видимости, в пустоту. — Говорю же тебе — я пытаюсь!

Держась за лестницу, Альтман запрокинул голову назад и увидел Торквато, который с такого положения казался ему перевёрнутым вверх тормашками. Он лежал плашмя в шлюзовом проходе, держа в руке кусок арматуры, возможно, распорку, нечто стащенное из останков кислородного рециркулятора. Его костяшки пальцев были окровавлены и Альтман мог видеть символы, подобные тем, что были на артефакте, нарисованные кровью по всему проходу.

Торквато с усилием потянул за вентиль, а затем издал небольшой плач разочарования. Он занёс над головой арматуру и начал вновь ударять ею по люку; по его петле.

Давление слишком высокое, с облегчением понял Альтман. Если только он не раздолбает петлю или воспользуется панелью управления, чтобы вывести люк из строя, затвор будет держать. Куда более беспокоящей была угроза недостатка воздуха.

Тяжело дыша, Торквато остановился. — Очищение, — бормотал он. — Да, очищение. Начать сначала, обновлённым и свежим.

Он продолжил колотить по люку. Альтман осторожно начал карабкаться по лестнице в сторону шлюза. Когда он достиг определённой точки, ему нужно было согнуть руки, подтягиваясь ближе к лестнице, чтобы не задеть спину Торквато. К этому времени Торквато снова сделал паузу, Альтман висел прямо над ним, между их телами было меньше тридцати сантиметров. Альтман мог почувствовать запах резкого пота, исходившего от мужчины.

Он затаил дыхание, уставившись в лестницу, находившуюся в нескольких сантиметрах от его лица, мышцы его рук охватывал спазм. Торквато продолжал что-то бормотать себе под нос, тихонько посмеиваясь. Альтман услышал звук возни с люком, плач разочарования, а затем стук начался снова.

Он отпустил лестницу и одновременно изо всех сил оттолкнулся от неё, обрушившись вниз на спину Торквато. Боль была адская. Не смотря на ограниченное пространство, Альтман попытался перевернуться к нему лицом, но Торквато тоже не бездействовал и сделал попытку подняться; на мгновение лицо и грудь Альтмана оказались прижаты к лестнице. С криком Альтман оттолкнулся вниз так сильно, как только мог и Торквато под его давлением рухнул. Альтман снова начал поворачиваться, ударяясь своим плечом о лестницу, и на этот раз у него получилось. Сейчас Торквато был наполовину развёрнут и на ощупь искал свой металлический брусок, который выпал у него из руки и теперь был под ним.

Альтман схватил его голову за волосы и с силой долбанул ею вниз. Торквато завопил, сопротивляясь изо всех сил и пытаясь выползти назад из прохода. Альтман обхватил его ногами и не отпускал, пытаясь не дать ему уйти, расшибая его лицо о пол. К этому моменту Торквато уже достал арматуру и пытался воспользоваться ею, но его рука всё ещё была прижата его телом. Он повернул свою голову, насколько это было возможно, пытаясь посмотреть на Альтмана, Альтман увидел его раздолбанную скулу, глазницу и кровь, которая омывала его глаз. Он снова долбанул его голову о нижнюю стенку, затем ещё раз, пока арматура не выскользнула из пальцев Торквато и его тело прекратило любую активность.

Некоторое время Альтман так и лежал на нём, держа его за волосы, пытаясь отдышаться. Ударяясь о тесные стены, он до конца перевернул Торквато лицом вверх. Само лицо сейчас больше напоминало месиво, нос и скула сломаны, покрытые жидкой массой. Альтман поднёс своё ухо к его рту. Его дыхание было слабым, но оно всё ещё присутствовало.

И что теперь? подумал Альтман. Что мне с ним делать?

Он мог связать его, как это он сделал с Хендриксом, но всегда остаётся вероятность, что он высвободиться. К тому же сейчас была проблема посерьёзней — нехватка кислорода. Со сломанным рециркулятором кислорода, чтобы добраться до поверхности, воздуха, вероятно, не хватит даже для одного человека, не говоря уже о двоих.

Разве я убийца? размышлял Альтман. Разве я такой человек, который готов убить кого-то, лишь бы остаться в живых самому? Он ещё раз всё обдумал, рассмотрел иные альтернативы, но ничего другого на ум не приходило. Либо Торквато, либо он.

Торквато, говорил он себе, умер бы в любом случае, если бы достиг своей цели и открыл люк, поэтому вопрос стоял так: либо они оба мертвы, либо мёртв только один из них.

Он посмотрел на окровавленное лицо, находившееся подле него. Это он сделал это. Возможно, у него не было выбора, но в любом случае, он сделал это и несёт за это ответственность. И что самое ужасное, понял он — собирается понести ответственность за ещё большее.

Он протянул руки и положил их на горло Торквато. Оно было липкое от крови. Он позволил им побыть в таком положении, а затем осторожно начал сдавливать.

Сперва он подумал, что это будет легко, что Торквато просто медленно перейдёт из состояния бессознательности к смерти, не пробудившись. Но через несколько мгновений, глаза Торквато внезапно раскрылись. Альтман сдавил сильнее. Руки Торквато начали колотиться и трястись, ударяя Альтмана по плечам и рукам. Он прогнул свою спину, толкнув Альтмана в стену прохода, но Альтман не отпускал, сдавливая ещё сильнее.

В последний миг перед смертью, в неповреждённом глазу Торквато зажёгся какой-то лучик надежды, который Альтман не мог не заметить. Человек взывал к нему. Альтман закрыл свои собственные глаза и отвернул голову в сторону. Постепенно, он почувствовал, как движения Торквато замедлились, а затем и вовсе прекратились. Когда он в конце концов снова открыл свои глаза, глаза Торквато в своих глазницах закатились назад. Он был мёртв.

Волочась, он выбрался из прохода, спустился вниз по стене и забрался на панель управления. Оттуда он дал винтам обратный ход, в результате чего батискаф начал сдавать назад, отрываясь от артефакта. Медленно он начал выравниваться, тело Торквато выскользнуло из шлюзового прохода и рухнуло на пол.

Альтман слез с панели управления, уселся в кресло и начал процесс подъёма батискафа. Механизм сброса свинцовых шариков был заклинен, панель управления вокруг него была в рубцах и вмятинах, которые оставил Торквато. Судно начало подниматься; шарики медленно высыпались, но не так быстро, как он надеялся. К тому же всё ещё оставалась вероятность, что когда он достигнет определённой плотности воды, судно полностью прекратит движение и он зависнет на месте, медленно умирая.

Он записал сообщение о бедствии, зациклил его и пустил в эфир. В нём он просил их прийти за батискафом и как можно быстрее поднять его на поверхность. Получат ли они его вовремя, он не знал. Просто на случай, если у него ничего не получиться, он записал ещё одно сообщение для Ады, в котором говорил, что любит её и сожалеет, что так вышло.

Стало очень тепло. Ему не хватало воздуха. Он подумал, что лучшее, что он мог бы сейчас сделать, это заснуть. Таким образом он расходовал бы меньше кислорода. Он размышлял о том, чтобы опуститься на пол подводной лодки, полагая, что воздух внизу может быть немного лучше.

Но он просто оставался на месте, развалившись в кресле, уставившись на останки Торквато.

А затем внезапно, он увидел, что рука Торквато двигается.

Невозможно, подумал Альтман. Он мёртв.

Альтман развернул своё кресло так, чтобы он мог лучше его видеть, внимательно наблюдая. Нет, он мёртв, он не мог двигаться, как бы он смог?

И тогда рука пошевелилась снова.

Привет, Альтман, сказал Торквато.

— Возвращайся к мёртвым, — сказал ему Альтман.

Это не так просто, как кажется, сказал Торквато. Сперва мне нужно, чтобы ты кое-что понял.

— Понял что?

— Это, — сказал Торквато и рванул вперёд.

Торквато вскочил на него, сдавливая ему горло. Он попытался вырваться из его рук, но они слишком крепко вонзились в его шею. Он вцепил свои руки в шею Торквато, сдавливая изо всех сил; а затем потерял сознание.

Когда он пришёл в сознание, то обнаружил свои руки на шее трупа. Труп был жёстким, холодным и был мёртв уже очень долгое время. Что происходит? задавался он вопросом.

Он попытался встать, чтобы убраться от трупа, но не смог. Он убрал свои пальцы, откатился в сторону и разлёгся прямо возле него. Он надеялся, что находится уже близко к поверхности, но отсюда этого узнать было нельзя.

Вдруг он увидел нечто странное. Женщину. Она была очень похожа на Аду, но это была не она. Это стало очевидно, когда он взглянул поближе. Но, возможно, это была её мать, ещё тогда, когда он впервые встретил её, прежде чем у неё обнаружили рак.

Но это невозможно, подумал он. Мать Ады мертва.

У меня снова галлюцинации, подумал он. Так же, как было с Торквато.

Привет, Майкл, сказала она.

— Разве ты не мертва? — спросил он.

Как я могу быть мертва, если я здесь с тобой?

На мгновение он просто хотел принять как должное, то что она говорила, но потом почувствовал, как в нём возрастает сопротивление.

— Кто ты в действительности? — спросил он. — Почему у меня галлюцинации о тебе?

Мать Ады проигнорировала его вопросы. Я пришла, чтобы передать тебе сообщение, сказала она. Об Обелиске.

— Что ещё за Обелиск?

Ты знаешь, что это, сказала она. Ты приближался к нему множество раз, но каким-то образом ты сопротивлялся ему.

Она скрестила указательный и средний пальцы, держа руку в его направлении.

— Хвост дьявола, — сказал он. — Ты имеешь в виду — артефакт.

Она кивнула. Нужно забыть о нём. Обелиск опасен. Прежде всего необходимо оставить его там, где он был найден.

— Я не понимаю, какого чёрта ты говоришь, — сказал Альтман. — Какое отношение я имею к Обелиску?

Не только ты, сказала она и широко раскинула свои руки. Все вы. Независимо от того, какой выбор будет сделан, это коснётся всех вас.

Она склонила свою голову в манере очень похожей на то, как это часто делала Ада. Огромное давление возросло в его голове; а затем исчезло.

— Так что за сообщение? — спросил Альтман.

Воссоединение — это смерть, сказала она. Вы не должны поддаваться Обелиску. Вы не должны позволить ему начать Воссоединение.

— А что значит, это Воссоединение?

Это означает, что в конечном итоге нужно будет начать с нового начала.

— Начало чего? И только я?

Она снова широко раскинула руки. Вы. Все вы, сказала она. А затем, всего на несколько мгновений, она показалась почти один в один похожей на Аду, что очень взволновало его. Я люблю тебя, Майкл, сказала мать Ады. Я рассчитываю на тебя. Пожалуйста, помоги мне остановить его. Пожалуйста, не допусти ошибки.

После чего, так же быстро, как и появилась, она исчезла. Он снова попытался встать, но упал на спину. Мир вокруг его начал темнеть, как если бы он смотрел через чёрную вуаль. Медленно становилось ещё темнее, а потом, внезапно, всё исчезло.

44

Он проснулся с закреплённой на лице, кислородной маской, окруженный группой одинаковых по внешнему виду мужчин, одетых в белое, их лица закрывали хирургические маски.

— Ему удалось, — сказал один из них. — Он жив.

— Какие-нибудь признаки повреждения головного мозга? — спросил другой.

Альтман попытался заговорить, но не смог проронить ни единого слова. Один из докторов положил руку ему на плечо. По его глазам, он догадался, что это был Стивенс.

— Просто расслабься, — сказал он. — Тебе повезло, что ты жив.

Он закрыл глаза и сглотнул. А затем его посетила ужасная мысль: А что, если это была просто еще одна галлюцинация?

Он попытался пошевелить своими руками, но не смог. Он открыл глаза, отчаянно оглядываясь вокруг.

— Он сбит с толку, — услышал он, как говорил один из них. — Дезориентирован. Он не знает, где он находится.

Как там она говорила? Вы не должны поддаваться Обелиску. Вы не должны позволить ему начать Воссоединение. Он должен был сказать им.

— Обелиск, — прошептал он. Марков наклонился поближе. — Обелиск, — повторил Альтман.

— Обелиск? — спросил Марков. — Что за Обелиск? Он несёт бред. Дайте ему ещё один укол.

Альтман покачал головой. Ну или, по крайней мере, попытался. Двигалась ли его голова или нет, он сказать не мог. Тем не менее либо она не двигалась, либо они проигнорировали его. Не будучи в состоянии что-либо сделать, он наблюдал, как один из них наполнил шприц и подготовил иглу.

Он попытался заговорить, но вместо речи последовал лишь гортанный, невразумительный вопль.

— Всё будет хорошо, — сказал Стивенс, похлопывая его по руке. — Не волнуйся, Альтман, мы здесь, чтобы помочь тебе.

А затем он почувствовал укол, когда игла проткнула его плоть. На мгновение его рука запылала, после чего оцепенела. Некоторое время люди в белом всё ещё находились здесь; затем они медленно начали расплываться, объединяясь в нечто единое, и в конечном счёте полностью исчезли.

Когда он вновь пришёл в сознание, комната была пуста, за исключение трёх человек: Стивенса, Маркова и ещё одного мужчины из внутреннего круга Маркова, имя которого он не знал. Он был таким же крупным, как и Марков, но толще, с ожесточённым, плоским лицом. Они стояли по одну сторону от кровати, переговариваясь шёпотом, который Альтману невозможно было разобрать.

Стивенс был первым, кто заметил, что он очнулся. Он указал на него и что-то прошептал. Двое других замолчали. В унисон, все трое подошли ближе и пристально поглядели на него сверху вниз.

— Альтман, — сказал Марков. — Всё ещё живой. Похоже, ты любимчик фортуны.

Альтман начал было отвечать, но Марков приложил палец к своим губам, чтобы остановить его. Он наклонился к нему и снял кислородную маску.

— Ты чувствуешь, что можешь говорить? — спросил Марков.

— Думаю, да, — сказал Альтман. Его голос прозвучал так, словно он больше не принадлежал ему или принадлежал кому-то, кто являлся им, но значительно старше.

— Ты помнишь Стивенса, — спросил Марков. — А это офицер Кракс.

Альтман кивнул.

— Это очень просто, — сказал Марков. — Я хочу, чтобы ты всё мне рассказал.

Альтман так и поступил, начиная с момента, когда Торквато внезапно напал на него и дошёл до своих галлюцинаций.

— Расскажи нам подробнее о этих галлюцинациях, — сказал Кракс.

— А это важно? — спросил Альтман. — Это были просто галлюцинации.

— Это важно, — сказал Стивенс. — Более того, это имеет огромное значение.

Итак, Альтман, слишком уставший, чтобы спорить или сочинять новую ложь, рассказал им. Когда он закончил, все трое мужчин отошли в дальний конец комнаты и снова начали перешёптываться. Альтман закрыл глаза.

Он был уже на грани того, чтобы опять погрузиться в сон, когда они вернулись.

Несколько мгновений они просто пристально смотрели на него. Стивенс уже было начал что-то говорить, но Марков коснулся его руки и остановил его.

— Я хочу, чтобы с этого момента ты всё рассказывал Стивенсу, — сказал он. — Любые сны, галлюцинации, всё, что полностью выходит за рамки обычного; ты тотчас же должен будешь обратиться к Стивенсу.

— Это безумие, — сказал Альтман.

— Нет, — сказал Марков, — не безумие.

А затем они ушли, оставив Альтмана со своими тяготами. Сейчас он чувствовал себя ещё более озадаченным и встревоженным, чем когда-либо.

Но несколькими минутами спустя, дверь открылась и в комнату забежала, переполненная чувствами, Ада; после чего все его мысли были о ней.

45

После того, как он чуть не погиб в батискафе, его жизнь словно подменили, как если бы мир, который он знал, частично был перекрыт иным, призрачным миром. Он начал видеть ещё больше мёртвых людей, которых он когда-то знал: своего отца, сестру, учителя, который был близок к тому, чтобы покончить жизнь самоубийством, старого друга, которого ещё в средней школе сбил автомобиль. Они появлялись, на вид почти неотличимы от живых, и передавали расплывчатые, а иногда приводящие в замешательство, сообщения. Некоторые выступали против Воссоединения, призывая его поспешить и правильно сосредоточить своё внимание (как выразился один из них), прежде чем станет слишком поздно. Другие говорили о единстве, внушая ему, что так или иначе время уже упущено, что он неправильно воспользовался предоставленными ему ресурсами и не показал ни единого намёка на то, что учится на своих ошибках. Все убеждали его оставить Обелиск в покое. Он рассказал Аде о том, что видел её мать. Сперва это её рассердило, потом она заплакала. Но затем, спустя несколько часов она попросила его рассказать о этой встрече поподробней.

— Но почему ты? — спросил она. — Почему не я?

Днём позже он проснулся посреди ночи и обнаружил, что Ада пристально на него смотрит. — Я видела её, — сказала она, её лицо сияло. — Словно видение. Она была столь же реальна, как ты или я. Она стояла вон там, у двери.

— Что она сказала тебе?

— Что она любит меня. И что нам нужно оставить Обелиск в покое, забыть, что мы когда-то нашли его. Похоже, что он опасен. Или, во всяком случае, могущественен. Как ты думаешь, что это — Обелиск?

Он объяснил ей то, что ему было известно, описал ей, как этот Обелиск выглядел под водой.

— Это всё связано, — сказала она. — Городские истории, эти видения, которые у нас появляются, артефакт в центре кратера. Я уверена в этом.

Сперва она была в состоянии экстаза от того, что повидалась со своей матерью. Для неё это было, понял Альтман, в некоторой степени почти религиозное переживание, которое для его таким не являлось. Оставшуюся часть ночи она была одержима, ликовала. Но на следующее утро её настроение начало изменяться. Она стала угрюма и подавленна.

— Почему она не может быть здесь всегда? — спросила Ада. — Почему она не может остаться со мной?

— Но это не она, — сказал Альтман. — Оно похоже на её, но это не она. Это галлюцинация.

— Это была она, — уверенно ответила Ада; и что обеспокоило его. — Она нужна мне. Я хочу её вернуть.

И как раз тогда, когда Ада была в состоянии наибольшей депрессии и апатии, её мать вернулась. В это время Альтман находился в комнате рядом с ней и тоже это видел. Только то, что он увидел, было не её покойной матерью, а его мёртвой сестрой. Они оба согласились, что что-то произошло, но восприняли это по-разному. Каждое из видений предстало в облике того, кого они хотели бы увидеть. Сказанные им слова также отличались, фразы подгонялись под манеру того, как говорила сама особа, когда она всё ещё была жива. Но с небольшой разницей в трактовке всё сводилось к одному главному событию — Воссоединению, хотя на счёт того, что же это такое, или что можно сделать, чтобы остановить его, умершие были менее вразумительны.

Альтман не доверял им.

— Они не настоящие, — пытался объяснить он Аде. — Они манипулируют нами, используют нас.

— Я знаю, что я видела, — сказал Ада. — Она была настолько же реальна, как и всё то, что меня окружает.

Ада настолько сильно хотела вернуть свою мать из мёртвых, что просто не желала его слушать. Было странно, размышлял Альтман, что в её галлюцинациях — или видениях, как она их называла — постоянно присутствовала мать Ады, когда его собственные продолжали меняться от одного любимого человека к другому. Но, возможно, так получалось потому, что он слишком скептически относился к галлюцинациям и воспринимал их не более, чем иллюзию, поэтому что-то продолжало пробовать на нём различные стратегии.

Как и было ему приказано, Альтман рассказал Стивенсу о своих галлюцинациях, упомянув также и о Аде. Стивенс только записывал, то что он говорил и кивал. Он выглядел усталым, переутомлённым.

— Как ты думаешь, что всё это значит? — спросил Альтман.

Стивенс пожал плечами.

— Ты и твоя подружка не единственные, у кого они появляются, — сказал он. — Остальные испытывают то же самое всё чаще и чаще. И всегда только мёртвые люди, которых они любили — те, кого они захотят воспринять всерьёз. Некоторые, как ты, полагают, что это просто галлюцинации. Другие, как Ада, верят, что это нечто большее.

— Чтобы это ни было, оно хочет, чтобы мы кое-что сделали, — сказал Альтман. — Но оно не знает, как это чётко сформулировать.

— И не только это, — сказал Стивенс; это был один из тех редких случаев, когда его пробивало на откровенность. — Наша больничная палата переполнена людьми, страдающими от психозов, а также наблюдается чрезвычайно высокий уровень самоубийств. Либо оно хочет, чтобы многие из нас сошли с ума и умерли, либо, говоря буквально, оно истребляет нас.

Он заметил значительные перемены в том, как люди взаимодействуют друг с другом на борту плавающего комплекса. Было нарастающее ощущение того, что что-то происходит, что-то, чего они не могли понять. Некоторые люди начали объединяться в группы, делясь своим опытом общения с мёртвыми, предполагая, что границы между небесами и землей нарушены. Другие просто игнорировали галлюцинации, воспринимая их, как результат влияния сигнала, излучаемого Обелиском, подобно наркотическому воздействию. У третьих же, похоже, наступил психоделический кризис: они стали замкнутыми, сбитыми с толку и даже ожесточёнными.

Он был в лаборатории, составляя график периодов, когда сигнал пульсации был максимальным, и пытаясь определить, совпадало ли появление у него галлюцинаций с ними по времени, когда через открытую дверь он заметил людей, бегущих по коридору.

Он вышел, чтобы получше рассмотреть и увидел в дальнем конце, прижатого к двери и теперь уже окружённого толпой, учёного по имени Мейер, некто, кого он не очень хорошо знал. В своей руке тот держал лазерный скальпель, очень близко к своему собственному горлу.

— Сейчас же, Мейер, — пытался сказать другой учёный. — Положи скальпель на пол.

— Не подходите! — выкрикнул Мейер. Его взгляд был диким и метался из стороны в сторону. — Просто держитесь на расстоянии! Я знаю, вы заодно с ними!

— С кем — «с ними», Мейер? — спросил мужчина. — Положи скальпель, и я уверен, что мы сможем во всём разобраться.

— Позовите охранников, — сказал кто-то.

Но Мейер услышал. — Никаких охранников! — выкрикнул он и бросился вперёд, отрезав два пальца своего товарища лазерным скальпелем.

Мужчина закричал и повалился назад, Мейер крутанулся, размахивая скальпелем, пока все немного не отодвинулись от него. Он поднёс скальпель обратно к своему горлу.

— Уже слишком поздно, — прошипел он. — Мы все покойники или почти покойники. Мы не сможем избежать этой участи. Лучше уйти сейчас, прежде чем вы станете одним из них.

И вдруг молниеносным, ужасающим движением он резанул скальпелем по своему горлу.

Сперва рана не кровоточила, скальпель слегка прижёг её, но потом кровь начала пульсировать, густой поток хлынул из его разорванных сонных артерий. Он издал жуткий, булькающий крик, воздух странно прошипел из его рта и разреза на горле, а затем он сделал шаг вперёд и рухнул.

Через несколько мгновений охранники были на месте, пряча тело и оттесняя всех в сторону.

— Что случилось? — спросил Альтман одного из учёных, проходящих у его двери.

— Мейер сошёл с ума, — сказал мужчина. — Он начал кричать в лаборатории по поводу конца света, а затем проткнул руку Вестермана сломанной пипеткой. После чего схватил тот лазерный скальпель и прибежал сюда.

— Но почему?

Мужчина пожал плечами.

— Кто его знает, — сказал он. — Это так же, как тогда на прошлой неделе, когда охранник застрелил техника без какого-либо повода, а потом застрелился и сам. Такое происходит без причин.

Иногда он оказывался у края группы, слушая их разговоры. В центре внимания, как правило, был Обелиск; название, которое Альтман узнал из своей галлюцинации, также прижилось среди остальных. Альтман не знал, кто первым предположил, что Обелиск был творением инопланетных технологий, но идею подхватили быстро и теперь многие из исследователей на плавающем комплексе были убеждены в этом. Было немало предположений по поводу создателей Обелиска: почему его оставили здесь, что бы это означало, и должны ли они вмешиваться в это или же им нужно оставить его в покое.

Однажды, на пути из своей комнаты вниз к отсеку подводной лодки, он обнаружил, что проход заблокирован. Шесть или семь человек собрались в коридоре, их группа состояла из учёных и охранников. Один из них, старший учёный, обращался к остальным. Когда он увидел, что приближается Альтман, он замолчал.

— Извините, — сказал Альтман и медленно начал проталкиваться, люди немного отодвинулись, позволяя ему протиснуться. Это было странно. Он был уверен, что прервал что-то, но что именно, он не знал. Возможно, бунт?

Ответ пришёл, когда он достиг края группы и учёный продолжил свою речь.

— Вы должны освободить свою плоть и соединиться с божественной природой этого творения…

Какая-то религиозная встреча. Без сомнения, некая сумасшедшая секта, или, возможно, представители разных вероисповеданий собрались вместе. На плавающем комплексе он не видел ничего похожего на часовню, хотя Альтман, как человек не религиозный, до этого момента не придавал этому значения. Он замедлил шаг, продолжая слушать, пытаясь понять, кто были эти люди.

— Мы должны потерять себя, чтобы обрести себя вновь, — сказал учёный. — Воссоединение наше единственное спасение. Ибо я слышу это в его шёпоте. Пока вы не осознаете, что значит стать единым с Обелиском, вы не обретёте вечную жизнь.

Слово Обелиск, прозвучавшее в момент, когда он ожидал услышать упоминание Бога, заставило его вздрогнуть. Он поспешно продолжил свой путь. Только тогда, когда он покинул коридор, до него дошло, что только что он был свидетелем появления какой-то новой религии, которая основывалась на Обелиске. Эта хрень заставила его изрядно испугаться.

* * *

В последующие дни он подслушивал такие разговоры всё чаще и чаще, даже от Ады. Их противоположные взгляды на Обелиск отдалили их друг от друга ещё больше, чем его нежелание прекратить делать вещи, которые могут быть опасны. В течение нескольких коротких дней их мировоззрения стали радикально отличаться. В определённый момент он понял, что они начали избегать друг друга при первой же возможности. Он всё ещё любил её, но он чувствовал, как теряет её, и не знал, как вернуть её обратно. Несмотря на это, он по-прежнему был удивлён, когда впервые увидел её у края одной из религиозных групп.

— Мы можем поговорить об этом? — спросил он Аду, оттаскивая её от толпы.

— Я пыталась поговорить с тобой об этом, — сказала она, — но ты просто не желаешь увидеть просвета.

— Это не разговор, — сказал он. — Это проповедь.

Они спорили и бранились, и Ада пригрозила уйти от него. И хотя он знал, что это безнадёжно, что их отношения были в процессе умирания, он согласился, по крайней мере, выслушать её.

Из того, что рассказала Ада, он сформировал чёткое представление о философии верующих: они верят, что Обелиск священен, что он был послан им Богом, во благо человечества. Мы должны верить в него и склониться перед его волей, и тогда он исцелит нас. Он объединит нас, сделает свободными и совершенными. Странная смесь Христианства и язычества, это дало людям нечто, что позволяет им держаться перед лицом неизвестности и тревоги о Обелиске. Вскоре, понял Альтман, появится новая проблема, когда все на борту, так же как он и Ада, разделятся на верующих и неверующих.

Поначалу охрана Маркова игнорировала это, но по мере того, как группы разрастались и становились более активными, они начали пресекать их, предположительно по приказу Маркова. Но, похоже, это только вызвало у людей желание собираться ещё чаще: многим это показалось признаком того, что существовало нечто, что военные скрывают от них.

Тем временем планы по поднятию Обелиска продолжались. По-прежнему было очень много волнения, но оно преобразовалось, с одной стороны, в рвение, и в опасение, с другой. Альтман опускался в батискафе ещё дважды, оба раза в одиночку, оба раза проконтролировать, как роботы подсоединяют тросы к сетке, которая теперь уже содержала в себе Обелиск. И дважды, зависая у дна океана, его посещала галлюцинация с матерью Ады. Она повторяла то, что говорила ранее, но в этот раз её слова были расплывчатыми.

— Где именно мы должны оставить Обелиск? — спросил он её.

Обелиск, пока он хранится внутри этой области гравитации — там, где он должен быть.

Что, чёрт возьми, это значит? задался он вопросом.

— Что с нами будет? — спросил он.

Вы не должны изучать его. Если вы ослушаетесь, вы поддадитесь Воссоединению, заявила она. Хотя, возможно, уже слишком поздно.

— Если мы воссоединимся, что произойдёт?

В конечном итоге вы должны будете начать с нового начала.

— Что это значит?

Вы станете одним целым и потеряете себя.

Он вернулся обратно на поверхность, чувствуя себя ещё в большем замешательстве, чем раньше. Он подумал, что, возможно, верующие были правы. Что Обелиск был чем-то божественным. Он размышлял: А что, если это маяк для инопланетной расы, нечто, что призовёт их к нам, предвестник нашей собственной гибели?

Нет, он был не из тех людей, которые так легко поддаются вере. Он не знал, верит ли он в Бога, но к организованной религии он уж точно доверия не питает.

* * *

Однажды поздним вечером, когда он уже готовился ко сну, а Ады нигде не было видно — вероятно, скрывалась от него — раздался стук в дверь. Он подошёл к двери.

— Кто там? — спросил он.

— Филд, — ответил голос за дверью. — Впусти меня.

Филд? Что ему от меня нужно? Они не очень ладили ещё с того момента, как впервые попали на плавающий комплекс.

Когда он открыл дверь, то обнаружил Филда в окружении ещё двенадцати человек.

— Что это? — спросил Альтман, увидев их.

— Нам нужно поговорить с тобой, — сказал Филд. — Пожалуйста, позволь нам войти.

Не зная, что ещё сделать, Альтман впустил их. Один за другим они торжественно зашагали внутрь, останавливаясь в выбранном месте или садясь на кровать, заполняя комнату.

— Мы пришли к тебе, чтобы просить возглавить нас, — сказал Филд.

— Возглавить вас? Возглавить вас для какой цели?

— Ты видел его, — сказал кто-то из толпы, Альтман даже не заметил, кто.

— Видел кого?

— Обелиск, — сказал Филд. — Ты провёл возле него столько времени, как никто другой. Мы знаем, что произошло в подводной лодке. Когда он убил остальных, то оставил тебя в живых. Мы также знаем, что он разговаривает с тобой. Ты был избран.

— Как вы узнали, что произошло в подводной лодке? — спросил Альтман.

— У нас есть собратья не только среди обычного населения, — сказал Филд. — Среди нас есть много приближённых к Маркову. Ты понимаешь больше, чем кто-либо. Ты должен вести нас. Ты наш пророк. Такова воля Обелиска.

— Позвольте мне уточнить, — сказал Альтман. — Вы хотите, чтобы я повёл вас, как пророк вашей религии?

Ропот согласия трепетом донёсся от них. Для Альтмана время, казалось, приобрело мучительно медленный ход. Он попятился назад, пока не упёрся в стену.

— Это Ада надоумила вас на это? — спросил он.

— Пожалуйста, — сказал Филд. — Скажи нам, что делать.

— Ни за что, — ответил Альтман.

Рокот недовольства зазвучал из толпы.

— Разве мы недостойны? — спросил Филд. — Что мы должны сделать, чтобы быть достойными?

— Вы мне нравились больше, когда всё, что вы делали — это сидели за своим столом в течение восьми часов в день, — сказал Альтман. — И вы не совсем мне нравитесь теперь.

— Ты должен возглавить нас, — сказал Филд. — Ты не можешь покинуть нас.

— Я не верю в это дерьмо, которым вы занимаетесь, — сказал Альтман.

Они уставились на него, изумлённые. Когда он посмотрел обратно на Филда, то увидел лукавое выражение его физиономии, обрушившееся на его собственное лицо.

— Это испытание, — сказал Филд. — Он испытывает нас.

— Я не испытываю вас, — спокойно ответил Альтман.

Филд улыбнулся.

— Мы поняли, — сказал он. — Время ещё не пришло. Мы будем наблюдать и ждать. Когда наступит час, мы будем готовы прийти на твою сторону.

— Я говорю ещё раз, — сказал Альтман. — Я не верующий.

— Но ты будешь им, — сказал Филд. — Я знаю. Ты можешь быть сопротивляющимся пророком, но всё же ты пророк. Я видел это в своём видении.

— Время ещё не пришло, — сказал Альтман. — Выметайтесь к чёрту.

Один за другим они направились к выходу, каждый, останавливаясь, чтобы прислонить свою ладонь к его руке, или пожать её, прикасаясь к нему, как если бы он был каким-то талисманом удачи. У Альтмана по телу пробежали мурашки.

46

Он наблюдал из батискафа, как роботизированная техника заканчивала подсоединять Обелиск к тросам. Он покоился здесь перед ним, связан и переплетён, но всё ещё почему-то завораживающий, несмотря на металлическую сетку, покрывающую его. Вот она причина моих проблем, размышлял он. И теперь мои проблемы будут только усугубляться.

Зависнув в пяти метрах над Обелиском, он наблюдал, как натягивался большой трос, описывая дугу и устремляясь вверх в темноту, к находящемуся выше судну. MROV-ы откопали основание Обелиска, но сдвинется ли он с места, предвидеть было нельзя. В некоторой степени Альтман надеялся, чтобы он никуда и не сдвинулся. Он затаил дыхание. Обелиск порядочно просел в сети, и на мгновение он подумал, что она не выдержит. Сеть заскрипела и медленно закачалась во тьме, Обелиск оторвался от земли, издав громкий скрежет, который странно искажался водой, и начал подниматься.

Он последовал за ним, передавая сообщения и корректировки на серию подводных лодок, которые, в свою очередь, ретранслировали их вверх на поверхность. При поднятии, Обелиск начало закручивать: вода, как и следовало ожидать, обтекала вокруг двух его спиралей, заставляя Обелиск вращаться и создавая невидимый вихрь на его пройденном пути. Это может, понял Альтман, вскоре стать проблемой, потому что так спутаются тросы. Поэтому он снизил темп буксировки до черепашьего хода и она прекратилась. Спустя некоторое время, Обелиск двигался правильно, поднимаясь медленно, но прямо вверх.

Вот и всё, подумал Альтман.

Медленно Обелиск поднимался сквозь тьму. Только тогда, когда они уже были на полпути к поверхности, Альтман понял, что у него не было галлюцинаций. Впервые за несколько месяцев его голова не болела. Он проверил показания и обнаружил, что сигнал прекратил вещание примерно в то время, когда началось поднятие Обелиска.

Может быть, мы отключили его, подумал он. Возможно, мы что-то делаем правильно, возможно, это было именно то, что мы должны были сделать. Может быть, он транслировал сигнал для того, чтобы мы нашли его и доставили на поверхность. Может быть, это и было его целью.

На мгновение он почувствовал уверенность в этом, а затем его начали одолевать вопросы, которые так и остались без ответов. Если бы это было действительно так, то для чего вообще были все эти галлюцинации? И почему они поражают людей наиболее интенсивно, когда те приближаются к Обелиску? Это больше похоже на то, как если бы он хотел держать нас на расстоянии. И как насчёт всех этих предупреждений мёртвых о Воссоединении?

Возможно, мы сделали нечто правильное, подумал он, или, возможно, мы допустили огромную ошибку.

Скоро они будут рядом с поверхностью, и Обелиск поднимут на само грузовое судно. Вода уже изменилась, тьма отступала, и он мог видеть Обелиск настолько чётко, как не видел никогда до этого. Находясь в освещении, он производил ещё большее впечатление; покрытый символами и бороздчатыми, тёмными линиями, вырезанными в самом камне. Он по-прежнему не видел никаких признаков стыков или разломов. Всё ещё казалось, что он был сформирован из одного большого камня.

Когда до станции оставалось пятьсот метров, Марков приказал остановить поднятие груза.

— Что не так? — спросил Альтман по звуковому каналу. — Это не похоже на то, как было запланировано.

— Спасибо вам за вашу помощь до этого этапа, мистер Альтман, — сказал Марков. — Глубоководное судно больше не требуется. Возвращайтесь в отсек подводной лодки.

— Что? Я думаю, что я могу остаться здесь, Марков, если ты не против, — сказал Альтман.

Последовала продолжительная пауза, а затем включился видеоэкран. Он увидел лицо Маркова.

— До этого момента ты был для меня весьма полезен. Теперь же ты рискуешь стать расходным материалом.

— Что происходит? — спросил Альтман.

— Это тебя не касается, — ответил Марков.

Альтман уже открыл рот, но тут же его закрыл снова. Он знал, Марков способен торпедировать батискаф. И, возможно, сейчас настало время для побега: уйти на глубину и направиться в какое-то безопасное место.

Как если бы он мог читать мысли Альтмана, Марков добавил:

— Тебе нужна какая-то причина, чтобы вести себя хорошо? Как насчёт твоей подружки?

На мгновение он засомневался. В некоторой степени он уже потерял Аду из-за Обелиска, из-за её желания быть одной из них. Это был лишь вопрос времени, когда он окончательно её утратит.

Тем не менее, он всё ещё любил её, и никогда себе не простит, если она умрёт из-за его. Со вздохом он прервал связь и направился к поверхности, оставив позади Обелиск, висящий в своей огромной металлической сетке. На пути вверх он проплыл мимо трёх подводных лодок, которые тянули новый трос. Он мог видеть, что тот тянулся обратно к гигантскому подводному отсеку плавающего комплекса, отсеку, доступ к которому был закрыт для всех, кроме Маркова и его внутреннего круга, ещё с тех пор, как они прибыли на судно. О том, что задумал Марков, Альтман понятия не имел.

47

Как только он покинул батискаф, он направился в отсек, который, насколько ему было известно, должен стать хранилищем для Обелиска. Расположенный в центре и самый большой из подводных отсеков, к нему вело четыре прохода. Но три из них, он обнаружил, были заварены и наглухо запечатаны. У четвёртого, главного входа, к этому времени уже стояло два охранника. Чтобы попасть внутрь, он попытался блефовать.

— Мне нужно внутрь, — сказал он, — чтобы поднять Обелиск.

— У вас есть пропуск? — спросил один из охранников.

— Без пропуска никто не пройдёт, — сказал второй.

— Я оставил свой пропуск в своей комнате, — сказал он. — Я не хочу опоздать. Я потом принесу его и покажу вам.

— Нет пропуска, нет входа, — сказал охранник.

В это время ещё один мужчина, учёный, пройдя бочком мимо Альтмана, мелькнул своим пропуском, и охранник одобрительно кивнул. Альтман наблюдал, как дверь отъехала в сторону, но за ней он увидел лишь шлюзовую камеру. Мужчина зашёл внутрь, ожидая, и дверь закрылась.

— Пожалуйста, — сказал Альтман. — Мне нужно…

— Мы уже говорили тебе, — сказал первый охранник. — Нет пропуска, нет входа. А теперь или ступай отсюда, или я брошу тебя в карцер.

Альтман направился обратно по коридору. Он не смог попасть внутрь, но, может быть, по крайней мере, он сможет получить некоторое представление о том, что происходит. Он ходил из лаборатории в лабораторию, проверяя двери, пока не нашёл помещение, у которого было окно, выходящее на отсек.

Выглянув, он увидел Обелиск, зависший прямо внизу отсека, который медленно поднимали верх, внутрь помещения. Но сам отсек он рассмотреть не мог. Что-то было сделано, чтобы затуманить стекло. Он мог лишь видеть расплывчатые формы и распознавать движение, а затем, когда Обелиск начали затягивать внутрь, его тёмную, поднимающуюся форму, но не более.

— Видишь, — сказал Филд, — мы знали, что ты изменишь своё мнение в пользу истины.

Альтман не менял своего мнения. Он по-прежнему считал, что Филд и его верующие ненормальные, но не видел смысла говорить это самому Филду. Обелиск пребывал на станции менее чем двадцать четыре часа, но с тех пор, как он был поднят и обеспечен охраной, вся обстановка на станции изменилась. Даже ещё до того, как он вошёл в отсек подводной лодки, некоторые научные работники были объявлены несущественными и отправлены обратно в наземный комплекс ДреджерКорп, который, по слухам, теперь служил не столько как научно-исследовательский центр, сколько как тюрьма-хранилище для учёных, в которых Марков не нуждался, но которых в большой мир отпускать не хотел. Ада была среди них, это означало, что ему не выпал шанс увидеть её и убедиться, что с ней всё в порядке. Альтман подозревал, что он тоже был бы среди них, если бы его батискаф прибыл чуть раньше, поскольку ему сказали, чтобы упаковывал свои вещи, и что он будет среди группы исследователей, которых отправят в начале следующего утра.

— Мне нужна помощь, — заявил он, держа руку на куске Обелиска, который он носил в своём кармане. — Есть что-то, что он хочет от меня. Я должен увидеть его.

Лицо Филда помрачнело.

— Он охраняется, — сказал он. — Это очень трудно — увидеть его.

— В тот вечер ты сказал, что некоторые из верующих состоят во внутреннем круге Маркова.

— Да, — сказал Филд, — это правда. Но…

— Это важно, — сказал Альтман. — Я бы не просил тебя, если бы это не было так. — Он вытащил из своего кармана кусок и показал его Филду. — Это его часть, — сказал он. — Её нужно вернуть.

Филд протянул руку и очень осторожно коснулся его.

— Могу я подержать его? — спросил он, его голос был полон благоговения.

Альтман протянул ему кусок. Он нежно взял его в обе руки, словно держал новорожденного ребёнка, его лицо озарилось радостью, на что Альтману было страшно смотреть. Вполголоса он начал напевать образцу тихую песнь, нечто, что Альтман не мог разобрать, а затем, неохотно, Филд вернул его обратно. Он встал на колени перед Альтманом.

— Встань, — сказал Альтман. — И никому ни слова о том, что я намереваюсь сделать.

Но Филд отказался подниматься.

— Благодарю за то, что избрал меня, — сказал он, склонив голову. — Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе снова сделать Обелиск единым.

Примерно в три часа ночи раздался стук в дверь. Это был Филд и ещё один человек с ним, который носил чёрное одеяние, что означало его принадлежность к внутреннему кругу Маркова, под своей рукой он держал пакет. Альтман отчасти узнал его.

— Это Генри Хармон, — сказал Филд. — Мистер Хармон, Майкл Альтман.

— Я знаю, кто это, — холодно ответил Хармон. — Вы уверены, что это абсолютно необходимо?

Альтман кивнул. Хармон бросил ему пакет. Альтман разорвал его и увидел комплект одежды, идентичный тому, что был на Хармоне.

— Одевай, — сказал он.

Альтман уставился на него.

— Как это поможет? — спросил он. — В любом случае, разве они не узнают меня?

— Возможно, — ответил Хармон, — но они не будут пытаться остановить нас. До тех пор, пока на тебе униформа, в твоём пропуске они не усомнятся. Если у нас и будут проблемы, они будут позже, и это тот риск, который я на себя беру.

Он переоделся, и они отправились.

Филд последовал за ними, но Хармон быстро обернулся, покачал своей головой, и Филд с выражением разочарования на лице пропал из виду.

Хармон посмотрел на свой хронометр.

— У входа всего четыре охранника, двое у двери снаружи и двое внутри отсека, все вооружены. Нам повезло: двое охранников внутри с нами, хотя это далеко не общеизвестно. Но двое снаружи — нет. Смена караула примерно через пятнадцать минут, после чего неизвестно, чем это всё закончится. Если мы останемся дольше, чем на десять, появится большая вероятность того, что один из охранников может что-то заподозрить и сделает звонок, чтобы проверить наш допуск. Всё понятно?

— Да, — ответил Альтман.

— Вот твой пропуск, — сказал он. — Это не самое лучшее решение, но охранники снаружи должны только взглянуть на него. Люди внутри сделают всё, что я скажу.

Хармон был прав. Охранники снаружи помещения, казалось, почти не удивились тому факту, что кто-то пришёл посреди ночи, чтобы увидеть Обелиск. Они посмотрели на Хармона, затем мельком взглянули на оба пропуска и махнули им проходить внутрь. Охранники внутри даже не побеспокоились насчёт этого, предусмотрительно удалившись в другой конец помещения, как только они вошли.

Он был здесь. Серия узких мостиков была сооружена вдоль стен, чтобы можно было легко добраться и внимательно рассмотреть любую его часть. Массивный и возвышающийся, он господствовал над всем помещением. Смотря на него не из воды, Альтман полностью ощутил весь его объём и причудливость. Это не походило ни на что, когда-либо виденное им, какой-то невероятный объект, который тем не менее находился здесь. Могущество, казалось, исходило из него. Он был опасен.

В то же самое время он почувствовал, как в нём пробуждается жажда учёного. Это было поразительно, он искренне желал изучить его. Часть чрезвычайно продвинутых технологий, нечто, предшествовавшее человечеству.

Он достал свой голопод и начал снимать его на видео.

— Что ты делаешь? — прошептал Хармон. — Никому не разрешено снимать его.

— Это то, для чего я пришёл сюда, — ответил Альтман.

— Но это запрещено.

Альтман пожал плечами, после чего игнорировал его. Либо Хармон попытается остановить его, либо нет. Сначала он снял всю структуру в целом, затем пробежался крупным планом по сторонам, располагавшимся наиболее близко нему. Когда он с этим закончил, он попытался обнаружить место, откуда был изъят кусок камня, лежавший у него в кармане, но не мог найти его.

Ему казалось, что он только начал, когда Хармон схватил его за руку. — Мы должны идти, — прошептал тот.

Альтман кивнул. Он спрятал свой голопод обратно в карман и вместе с Хармоном, который тянул его за собой, направился к двери. Хармон один раз кивнул охранникам внутри и они вернулись на свои позиции. Охранники снаружи отдали ему честь.

— Зачем тебе было нужно снимать его? — спросил Хармон, когда они ушли. — Я уже почти был готов сдать тебя.

— Это важно, — ответил Альтман. — Доверься мне. Ты увидишь.

Пять минут спустя он снова был в своей комнате, торопливо упаковывая вещи. Кусок камня он сохранил при себе. Просто на всякий случай он скопировал данные со своего голопода на карту памяти и спрятал её в подкладке пиджака. После чего лёг в постель и стал ждать.

Но сон не наступал. Каждый раз, когда он закрывал глаза, он видел Обелиск, который возвышался над ним. Он был могущественен, он был опасен, он что-то хотел от них. Почему Ада поклоняется ему? Поклонятся ему, было всё равно что полностью вверить себя на его милосердие. Но Альтман чувствовал, это было нечто такое, чему милосердие было неведомо.

Вскоре, через час или два, раздастся стук в дверь, он будет сопровождён на катер и отправлен обратно в наземный комплекс. Альтман уставился вверх, в темноту, размышляя. Как только он будет там, он сможет забыть обо всём этом, притвориться, словно Обелиск уже не его проблема, и пусть Марков делает с ним всё, что пожелает, в то время как он сможет вернуться к своей обычной жизни. Или же он мог бы придумать способ, как тайно вынести видеоматериал, на котором запечатлён Обелиск, представить его на обозрение широкой общественности, и попытаться сделать Обелиск вопросом международного научного исследования, а не игрушкой для военных.

Первый вариант означал бы безопасность, шанс провести более-менее нормальную жизнь. Может быть, он смог бы наладить свои отношения с Адой. Возможно, со временем, находясь в тысячах километрах от Обелиска, изолированная от галлюцинаций её матери, она начала бы приходить в себя. Она бы прекратила думать об этом, снова обретя здравомыслие. Всё бы могло оказаться хорошо. То есть, как будто этой истории с Обелиском никогда и не было.

Второй вариант может означать опасность, даже смерть. Марков и его головорезы, не колеблясь, убьют и его, и Аду, если они станут, как любит говорить Марков, расходным материалом.

Альтман уже знал, какой вариант он выберет. Он никогда не относился к тем, кто предпочтёт безопасный путь. Сейчас всё, что ему нужно было сделать, это придумать, как донести новость до общественности.

48

Марков переходил от одного голографического файла к другому. До сих пор ничего. До сих пор Обелиск ни на что не реагировал и отказывался отвечать.

Они испробовали всё, что только могли придумать. Они начали экспериментировать над ним. Команда криптологов пыталась расшифровать символы на Обелиске, но так и не выяснив, к чему отнести эти обозначения, они не достигли никакого прогресса. Они подвергли его воздействию электрического тока, безрезультатно. Они попытались облучить его, воздействовать на него радиоволнами, микроволнами, электромагнитными волнами. Ничего, всегда ничего.

Или почти ничего. Обелиск, как сообщили ему исследователи, снова возобновил вещание. На данный момент очень слабое, но оно определённо присутствует. Некоторые из учёных, которые работают над Обелиском, похоже, заметили это; другие же — нет. Со слов Стивенса, тех, кто это заметил, начали посещать умершие родственники ещё тогда, когда Альтман был в батискафе, во всех случаях присутствовало одно и то же сообщение с некоторыми вариациями: оставьте Обелиск в покое, не пытайтесь использовать его. Сами учёные понимали это не лучше, чем он сам, и после того, как о сообщении стало известно Стивенсу, они начали строить между собой догадки насчёт того, чтобы это могло значить. Это было предостережение, как считали некоторые, и должно пониматься буквально: никто не должен касаться Обелиска, никто не должен пытаться использовать эту технологию; если они ослушаются, они высвободят нечто, о чём даже не могут себе представить. Но, возможно, это просто было то, к чему они ещё не были готовы, считали другие, что как только они покажут себя достойными, секреты Обелиска раскроются перед ними.

Причём последние пошли ещё дальше. Мистическое верование в то, что Обелиск начал расти. Всякий раз, когда они могли, верующие собирались вместе и подготавливали себя, будучи убеждёнными в том, что Обелиск — это путь к вечной жизни и единения с Богом. Некоторые доказывали, что это и было то, что понималось под Воссоединением. — До этого времени движение сдерживалось охранниками, но даже некоторые из них, понимал Марков, начали становиться верующими. Он был в опасности потерять контроль над своим проектом.

Им нужно было найти простой способ, как подчинить силу Обелиска и сделать это быстро. Он был уверен, что единожды обузданная, эта технология приведёт его к огромному могуществу, даже господству над миром, не говоря уже о Луне. Даже над солнечной системой.

Но сейчас группа учёных-верующих пытается нарушить строгие правила процедуры исследования Обелиска. Должно допускаться только уважительное взаимодействие с Обелиском, ничего, что может угрожать ему, повредить или стать причиной ухудшения его мнения о человечестве. Нам нужно показать Обелиску, что мы достойны его настолько, чтобы он начал нас обучать. Это был смехотворный список требований, и Марков не раздумывая отклонил его, но он не мог оградить людей от разговоров. Были ощутимые перемены в том, как люди пытались сблизиться с Обелиском, не смотря на то, что Марков отказал верующим в их требованиях. Более того, он был удивлён тому, как много людей на объекте чувствуют, казалось, почти религиозное благоговение по отношению к Обелиску. Что-то изменялось, отклонялось от курса таким образом, чтобы не соответствовать его обычной тактике. Он должен был придумать способ, чтобы исправить положение дел.

Он набрал по видеосвязи соединение с Краксом. По тому, как быстро тот ответил, стало ясно, что он ждал вызова рядом с монитором.

— У вас уже была возможность просмотреть материал? — спросил Кракс.

— Да, — ответил Марков. — Каковы ваши рекомендации, офицер Кракс?

— Категорический отказ выполнения любого из их требований. Если мы хоть раз пойдём на уступки, мы никогда не остановимся. Они сумасшедшие. Они не станут терпеливы.

— На этом дело не закончится, — сказал Марков.

— Возможно, — сказал Кракс, — но у нас есть огневая мощь, а у них нет.

— Хорошо, — сказал Марков, — проследи за этим.

Два дня спустя Кракс получил звонок от одного из охранников в отсеке с Обелиском.

— Это учёные, сэр, — сказал тот. Кракс мог слышать непрекращающийся шум ропота толпы на заднем фоне. — Они протестуют. Они не покинут отсек.

— Заставь их уйти, — сказал Кракс.

— Это не так просто, как кажется, — сказал охранник. — Их очень много. Нам пришлось вызвать подкрепление. Что нам делать дальше?

— Не делайте ничего, пока я не доберусь туда, — ответил Кракс и отключился.

К тому времени, когда Кракс и его команда достигли отсека, дела стали ещё серьёзней. Учёные, возглавляемые пухлым мужчиной по имени Филд, окружили Обелиск. Они, взявшись за руки, пытались удержать охранников на расстоянии. Охранники держали своё оружие наготове. Многие из них были заметно расстроены.

— Что это такое? — спросил Кракс одного из охранников. — Что произошло?

— Вам нужно спросить вот этого, — ответил тот, указывая на Филда.

— Отлично, — сказал Кракс. Он вытащил свой плазменный пистолет из кобуры и направился вперёд к шеренге, где стоял мужчина.

— Что всё это значит? — спросил он.

— Мы отправили вам наши требования, — ответил Филд.

— Мы прочли их и отклонили, — сказал Кракс.

— Мы здесь, чтобы защитить Обелиск, пока вы не согласитесь с ними.

— Затеяли бунт, так значит? Это, несомненно, закончится плачевно для вас.

Несколько человек в ряду зашуршали и переглянулись, хотя и меньше, чем надеялся Кракс. Филд выглядел немного нервничающим, но когда он говорил, его голос всё ещё оставался непоколебимым.

— Мы пытаемся делать то, что правильно, — сказал он.

— То, что правильно для тебя и твоих приятелей, — сказал Кракс, — это разойтись по своим каютам.

— Значит, вы признаете наши требования? — спросил Филд.

Кракс хладнокровно встретился с ним взглядом. — Вы не должны вмешиваться в то, о чём понятия не имеете, — сказал он. — Я прошу вас снова, чтобы вы расцепились и ушли.

Филд сглотнул, а затем покачал головой.

Честно говоря, подумал Кракс, глядя на этого парня, никогда и не скажешь, что в нём столько решимости. Но вера делает людей непредсказуемыми.

— Я прошу ещё один раз, — сказал Кракс. — После этого я закончу с просьбами.

Филд начал обливаться потом. Его взгляд казался удивительно остекленевшим, но всё ещё решительным. Он плотно сжал губы в белую полоску и покачал головой.

Кракс улыбнулся. Он слегка приподнял пистолет и выстрелил Филду в ногу.

Филд рухнул на пол, крича, и помещение погрузилось в хаос. Плазменный луч, выстреленный одним из верующих, промелькнул у щеки Кракса, опалив ему волосы, и поразил, находящегося позади него, охранника в лицо. Тот повалился вниз, окровавленный, ослеплённый. Кракс пригнулся и выстрелил другому учёному в ногу. Выстрелы мелькали туда и обратно с обеих сторон.

А затем у Кракса появилась идея. Он выстрелил прямо в Обелиск, видя, как голубое пламя шмякнулось о его поверхность и замерцало, прежде чем совсем исчезнуть.

Он метнулся вперёд к Филду, где тот лежал, корчась от боли, и опустился возле него на колено. Он схватил голову Филда и силой повернул к Обелиску, а затем выстрелил снова.

— Нет! — закричал Филд, явно ужаснувшись от этого. — Ты повредишь его! Не надо!

— Скажи им, чтобы остановились! — выкрикнул Кракс. — Скажи им, чтобы сложили своё оружие и сдались или я сделаю так, что каждый охранник здесь будет стрелять в него. — И чтобы показать, что он не шутит, Кракс выстрелил в Обелиск третий раз.

Внезапно его охватила боль, он чувствовал, словно его голова была готова взорваться. Он задыхался. С людьми вокруг его было то же самое. Филд вопил, а затем начал кричать верующим, чтобы они послушали его, чтобы прекратили насилие, чтобы сложили своё оружие. Сперва верующие были слишком отвлечены болью, но постепенно они совладали над собой и остановились, словно ошеломлённые. Кракс выкрикнул и поднял свою расправленную ладонь, чтобы остановить своих охранников от возобновления стрельбы. Боже, его голова раскалывалась от боли.

— Для блага же Обелиска, мы должны уступить битву, — сказал Филд, морщась от боли в ноге. — Сложите своё оружие, братья. Не сопротивляйтесь.

Кракс был поражён, когда увидел, что все без исключения послушались его.

Ещё одно доказательство, подумал он, что религия — это тупик.

Следующие двадцать минут были потрачены, чтобы заключить верующих под стражу и позаботиться о раненных. Было четверо погибших: двое охранников и двое учёных. Он приказал оттащить их в морг.

Кракс улыбнулся. У него не было такого веселья со времён лунных перестрелок. Это был очень забавный день. Если бы только его голова не так сильно болела, было бы вообще идеально.

49

— Она возобновилась, — сказал Альтман. — Пульсация. Я уверен в этом.

Когда он говорил это, то держался за голову, очевидно, от боли. Ада тоже потирала свой лоб, хотя немного рассеяно, она не страдала так сильно.

— Ты уверен?

— Абсолютно, — ответил он.

— Тогда я увижу её снова? Моя мать вернётся?

Альтман отвернулся, разочарованный. Они находились в наземном комплексе, который стал, как они сразу же обнаружили, больше похож на центр задержанных, нежели на научно-исследовательское учреждение. Их лаборатории были пусты, содержали только самое элементарное оборудование. Существовал только один выход из центра, и тот охранялся и днём и ночью чередующимися тремя мужчинами, которые в своё время приструнили его для Маркова, прежде чем он попал на плавающий комплекс. У всех были имена, которые начинались на — Т. Терри был худощавый, в очках, но носил с собой крупнокалиберный пистолет. Двое других, Тим и Том, были братьями: крупные мужчины, которые выглядели достаточно похожие, чтобы понять, что они близнецы.

В первый же день Альтман попытался выйти наружу и был остановлен. — Но мне просто нужно… — хотел было объяснить он.

— Никто не входит и не выходит, — сказал, носящий очки, Терри. — Таковы правила, до тех пор, пока босс не скажет иначе.

Когда он попытался позже, с Тимом или Томом на дежурстве, то встретил менее словесный отказ: его просто оттолкнули назад, а затем, когда Альтман продолжил упорствовать, получил удар кулаком в живот.

— Проваливай, — сказал Тим или Том.

В комплексе их находилось, наверное, около двадцати, в том числе почти все учёные из Чиксулуба, за исключением Филда и, по некоторым причинам, Шоуолтера. Они пытались продолжить исследования, которыми они занимались на плавающем комплексе, но без надлежащего оборудования, это было невозможно. Вместо этого они сверяли свои записи, делились информацией и наработками.

Как и Ада, многие из них стали верующими. Многие из них были частью паствы Филда и смотрели на Альтмана с почтением, признавая его, как сопротивляющегося пророка.

— Обелиск избрал меня, — сообщил ему «по секрету» ихтиолог по имени Агассис. — Я не знаю почему, но я знаю, что это так.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Я знаю, ты разговариваешь с ним, — сказал Агассис. — Спроси его обо мне.

С остальными была та же история, они подходили к нему, надеясь на какой-то знак или благословение. Сперва он пытался объяснить им, что это невозможно, что он не пророк, но было достаточно трудно убедить их в этом, поэтому он придумывал несколько загадочных слов или быстро бормотал какое-нибудь благословение, чтобы они оставили его в покое.

Общаясь с Агассисом, он понял, что ими было довольно просто манипулировать. Он мог сказать ему, что тому была предначертана роль, и эта роль заключалась в повиновении Альтману. Здесь было достаточно верующих, чтобы он мог воспользоваться их доверием и заставить помочь ему сбежать от сюда. Но он не решался. Если бы они попытались уйти сейчас, то смогли бы одолеть любого из трёх охранников, находящегося на дежурстве, но не прежде, чем несколько из них будет ранено или убито. И последнее, что ему хотелось, это ещё больше смертей на своей совести.

* * *

Не смотря на нехватку оборудования, Скаду кое-как удалось создать ограниченный набор исследовательского оснащения, отчасти снимая провода с системы безопасности, и в результате получилось даже что-то для выполнения грубых измерений импульса. И теперь он был в состоянии подтвердить, что — да, действительно, пульсация возросла и функционировала интенсивней.

— Но я не могу в точности сказать, насколько интенсивней, — говорил Скад. — Существуют ограничения оборудования.

— Да, — сказал Альтман, — но даже в рамках этих ограничений, ты можешь подтвердить, что она выглядит более интенсивной.

— И всё же возможности оборудования ограничены, — настойчиво утверждал Скад.

Но, как оказалось, Альтману и не нужно было подтверждение Скада. Он мог это сказать и по тому, как люди вокруг него изменялись, становясь либо замкнутыми, либо ожесточёнными. И по тому, что он продолжал испытывать кризисные припадки и сталкиваться с призраками.

Помоги нам, умоляли они. Сделай нас едиными.

Он размышлял, задавался вопросом — что он мог сделать? Ему нужно было выйти на общественность, но как? Он не мог сбежать.

А затем неожиданно, однажды поздней ночью, прогуливаясь по коридору, он обнаружил, что, стоящий на дежурстве у входной двери, охранник, Тим или Том, разговаривает сам с собой. Альтман наблюдал, как тот указывал куда-то в пустое пространство, а потом схватил свою винтовку и выпустил её из рук. Она с грохотом упала на пол; он просто оставил её валяться, а затем быстро направился по коридору, мимо Альтмана, даже не взглянув на него. Дверь никто не охранял.

Не колеблясь, он схватил свой бумажник, свой голопод, Аду за руку и сразу же бросился бежать. И правда, у двери всё ещё никого не было, а ключ оставался в замке. Дрожащими пальцами он повернул его и открыл дверь.

А что, если это ловушка? не мог он отделаться от мысли. Может быть, это и ловушка, но это также может быть мой единственный шанс. Он переступил порог и побежал, таща за собой Аду против её желания. Он уже составлял свои следующие шаги: машиной или автобусом из города, а затем на самолёте обратным рейсом в североамериканский сектор. Ему нужно действовать быстро, но если он справиться, люди узнают. Пришло время выйти на общественность.

50

Тим был на дежурстве, стоя на страже у входной двери, когда появился его отец. Это не удивило Тима, находясь в неведении, что его отец был мёртв вот уже в течение двадцати лет и при жизни пребывал в нескольких тысячах километров от него.

Привет, Тим, сказал тот. Он курил свою трубку, на нём был свитер, который он всегда носил. Ну, не всегда, но часто.

— Папа, — сказал он, — что ты здесь делаешь?

Я пришёл, чтобы повидать тебя.

— Тебе не нужно было этого делать, Папа. Тебе не нужно было утруждать себя.

Я беспокоился о тебе, Тим, сказал тот. О тебе и о твоём брате.

— Но почему, Папа? С Томом всё в порядке. Я тоже хорошо справляюсь. Мы оба работаем. И мы зарабатываем хорошие деньги.

Дело не в этом, сказал его отец, глубоко затягиваясь своей трубкой. Просто дело в том, ну, я не знаю, как сказать, сынок, но ты уверен, что ты готов?

— Готов для чего, Папа?

Если ты спрашиваешь это, значит ты не готов, сынок. А как насчёт твоего брата?

— Я не говорил с ним об этом, — ответил Тим. — И я даже не уверен, о чём ты вообще говоришь.

Всё вокруг собирается измениться, сынок, сказал его отец. В какой команде ты будешь? Хочешь ли ты быть в команде победителей? Достаточно ли у тебя задора?

— Я хочу быть в команде победителей, Папа, — пылко ответил Тим. — Я думаю, у меня достаточно задора.

Твой брат, я думаю, что он, возможно, выбыл из игры, сказал его отец. Ты готов заменить его?

— Том? — спросил он, повысив голос. — Что случилось с Томом?

Я не могу точно сказать, ответил его отец. Одно время мы с ним вели беседу, как в следующий миг он прекратил говорить со мной. Он слушал тренера противников в то же самое время, что и меня. Я думаю, что он запутался. Это слишком похоже на то, когда вы ещё были детьми. Том всегда имел склонность неправильно понимать, что я говорю. Ты ведь так не поступишь, не так ли?

— Где Том, Папа? Скажи мне, что случилось с Томом.

Но его отец уже ушёл, растворился в воздухе. Или, возможно, он всё ещё был здесь, только где-то позади него, всегда за ним, просто вне поля зрения.

— Папа? — позвал он. — Папа?

Некоторое время он с тревогой расхаживал вперёд и назад, но он не мог перестать думать о Томе. Том был его старшим братом, родился на девять минут раньше, он всегда смотрел на него с уважением. И они всегда присматривали друг за другом. Это походило на то, как если бы они не были полноценными людьми, пока другой из них не будет рядом, как если бы вместе они были два человека, но по отдельности не было бы даже одного. Это приводило к тому, что охранять дверь комплекса одному порой было очень тяжко.

О чём говорил отец? О том, что Том перестал говорить с ним. Может быть, он просто зол на Папу. Тим не понимал, как можно злиться на Папу, ведь он такой замечательный человек, но Том часто так делал, а иногда даже переставал с ним разговаривать. Может быть, это была неотъемлемая часть того, чтобы быть старшим братом.

Но, возможно, это было нечто большее. Возможно, что-то ещё было не так. Его обязанностью было проверить Тома. В конце концов, разве Том не сделал бы то же самое для него? И если он этого не сделает, а затем окажется, что с Томом что-то случилось, как он тогда сможет простить себя?

Была только одна проблема — дверь. Он охранял её. Ему нужен был кто-то, кто присмотрит за дверью, пока его не будет.

— Папа, — спросил он, — ты сможешь помочь?

Конечно, сынок, ответил его отец. Он как раз раскуривал свою трубку. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Возьми это, — сказал Тим и протянул ему винтовку. Его отец не смог удержать оружие и уронил на пол. Ничего, подумал Тим, он подымет её позже, после того как закончит со своей трубкой. — Если кто-то подойдёт, — сказал он. — Нашпигуй их свинцом.

Его отец усмехнулся. Будет сделано, сынок, сказал он и слегка помахал ему рукой.

Да, сэр, подумал Тим, когда направлялся по коридору в поисках Тома. Без сомнений, его отец был молодчина. И он это хорошо понимал. Не всем повезло иметь такого отца.

Он почувствовал запах своего брата ещё до того, как увидел его, хотя сперва он и не знал, что это был его брат. Всё, что он знал, это то, что пахло кровью. И исходил этот запах из их комнаты.

Он пригнулся и двинулся внутрь, балансируя на подушечках своих ног, ожидая чьей-то атаки. Но никто не нападал.

Его брат был в своей постели, повёрнут на бок.

— Том, — обратился он к нему. — Папа сказал, что ты не разговариваешь с ним. Что-то случилось?

Том ничего не ответил.

— Том? — переспросил он.

Но Том не только ничего не отвечал, он даже не шевелился. Тим подошёл и коснулся его плеча.

Оно было холодным на ощупь. Внезапно у Тима перекрыло дыхание. Тим потянул его на себя и тот перевернулся к нему полностью; Тим увидел, что его горло было перерезано, а в руке находился нож.

51

— Ты уже видел это? — спросил Стивенс.

Кракс был рядом с ним, стоял позади.

— Видел что? — спросил Марков.

Стивенс потянулся и включил видеоизображение.

— Это только что транслировали, — сказал он. — Свежак.

Они стояли вместе и наблюдали.

На экране показался Альтман перед подиумом на пресс-конференции. Бегущая строка внизу экрана гласила: УЧЕНЫЙ ОБВИНЯЕТ ВОЕННЫХ В УКРЫВАТЕЛЬСТВЕ, а затем ВНЕЗЕМНАЯ ЖИЗНЬ ПОДТВЕРЖДЕНА? Альтман описывал Обелиск и экспедицию.

— Откуда это? — спросил Марков.

— Вашингтон, округ Колумбия, ответил он.

— Как, чёрт возьми, он добрался до Вашингтона, округа Колумбия? — повернулся он к Стивенсу, который в свою очередь посмотрел на Кракса.

Кракс пожал плечами:

— Небрежность охраны, — сказал он. — Но не мои люди, — заявил он. — Оставшиеся от Таннера.

«… всякое доказательство того, о чём мы говорим, это первое подтверждение внеземной жизни,» сказал Альтман. «Но это не то, что должно изучаться военными. Это нечто, что должно быть исследовано учёными со всех секторов, союзом экспертов со всего мира…»

Изображение Альтмана исчезло и сменилось изображениями самого Обелиска, снятыми внутри подводного отсека.

— Откуда, мать его, он достал это? — спросил Марков.

— Я не знаю, — сказал Кракс.

— Выясни, кто знает!

«… военные хотят утаить его.» утверждал Альтман. «Они хотят контролировать исследование, с тем чтобы использовать инопланетные технологии для производства оружия. Мы не можем позволить этому случиться. Должен быть составлен общественный запрос об использовании Обелиска и его назначении.»

Под ним бегущая строка содержала слова: МАЙКЛ АЛЬТМАН: РАЗОБЛАЧИТЕЛЬ ИЛИ ПАРАНОИК?

Кракс уже направился к двери, когда Марков остановил его. Тихо перешёптываясь, тот о чём-то говорил со Стивенсом, оба находились достаточно далеко, чтобы Кракс ничего не мог услышать. Он видел, как Марков кивнул, затем снова кивнул.

— Отставить предыдущий приказ, — сказал Марков Краксу. — Ты сможешь побеспокоиться об этом, когда вернёшься. Выясни, в каком отеле остановился Альтман и любыми средствами забронируй нам номер в соседней с ним комнате. Дополнительно подбери ещё троих человек. Я хочу, чтобы мы были в воздухе уже через пятнадцать минут. Мы должны искоренить эту проблему прямо сейчас.

Часть шестая РАЗВЕРЗНУВШИЙСЯ АД

52

Это был долгий день. Сперва пресс-конференция, затем другие вопросы, личные интервью. Поначалу он старался держаться вместе с Адой, но её одержимость призраком своей матери заставила её оторваться, словно орех. Для остальных он пытался придерживаться основ. Да, там находился внеземной артефакт, который они нарекли — «Обелиском». Да, он был обнаружен в сердце кратера Чиксулуб под слоями скальных пород. Также предполагается, что он может быть древнее, чем всё человеческое существование. Нет, это не был розыгрыш. Да, он был уверен, что военные пытались утаить существование Обелиска. Что было известно или неизвестно остальной части правительства — он сказать не мог.

Альтман не поднимал вопрос о галлюцинациях. Он хотел избежать идеи о том, что Обелиск был наделён сознанием, и в любом случае он не был уверен, что галлюцинации действительно исходили из Обелиска — возможно, он просто инициировал их появление.

Он ничего не говорил о странном существе на пляже, не показал им знак хвоста дьявола и не рассказал, что Юкатан-Майя верили, будто этот хвост дьявола был похоронен глубоко под волнами, именно в том месте, где был найден Обелиск. Альтман быстро сообразил, что большинство СМИ видело в нем занятный объект любопытства, этакого экстремиста, которого они могут выставить напоказ перед своими зрителями и слушателями. Они были больше заинтересованы в поисках нестыковок и противоречий в его истории. Не может ли видео быть фальшивкой? Как они могут знать, что объект действительно соответствует размерам, о которых он говорит? Габариты на видео могут быть поддельными, и к тому же рядом нет ни единой человеческой фигуры, чтобы сравнить их. Разве он не отправился работать в Чиксулуб на университетский исследовательский грант? Тогда как он оказался работающим на военных, проживающих на сомнительном плавающем острове? Не звучит ли это слишком напоминающее что-то из научно-фантастического рассказа?

Но было несколько человек, которые задавали более серьезные вопросы. И после того, как он отвечал, манера их взгляда менялась, становилась более вдумчивой.

К исторической гостинице — Уотергейт — они добрались поздно за полночь. К следующему дню ожидалась новая череда интервью, на телефон не прекращали приходить запросы. Также встреча с адвокатом относительно возможности подачи судебного запрета на правительство. Общественное мнение, похоже, сформировалось; возможно, этого было достаточно, чтобы оказать нужное давление на соответствующие службы.

— Это сработает, — сказала Ада, отпирая дверь. — Марков не сможет утаить Обелиск для себя. Теперь каждый узнает о нём, у каждого будет возможность разделить его послание.

Не зная, что ответить, Альтман промолчал. Они открыли дверь. Он включил свет, а затем замер, как вкопанный.

По полу была разбросана штукатурка, а в одной из стен пробита крупная дыра. Сразу за ней, сидя в кресле рядом с кроватью, находился Марков.

— Привет, Альтман, — сказал он.

Альтман начал поворачиваться к двери на выход, как вдруг обнаружил пистолет с установленным глушителем, направленный ему в глаза, еще один был направлен в грудь Ады. Один из них держал Кракс, второй — охранник, которого Альтман распознать не смог. В глубине комнаты находились еще два охранника. Тотчас же они вышли вперед.

— Я думаю мне не нужно объяснять тебе, что первой я пристрелю твою подружку. Никаких криков, — сказал Кракс. — Пока не отвечаешь — ничего кроме вежливого молчания. Ты понял?

Альтман кивнул.

— Заходи в комнату, — сказал он. — И садись на кровать.

Они прошли внутрь, где их сразу же толкнули на кровать. Кракс отступил и уселся на стул, который он установил на пороге ванной комнаты, не сводя с Альтмана свой пистолет.

— Я так понимаю, ты видел пресс-конференцию, — спросил Альтман.

— Заткнись, Альтман, — сказал Марков. — Никто не любит хитрожопых.

— Слишком поздно, Марков, — прошипела Ада. — Слухи распространились.

Марков проигнорировал её.

— Давай немного побеседуем, Альтман, — сказал он. — Разговор же не причинит боли, не так ли?

Альтман ничего не ответил.

— Не думаю, что мы могли бы поддержать решение, чтобы ты в один миг все бросил, — сказал Марков. — Созови еще одну пресс-конференцию. Дай им понять, что над тобой подшутили, что нет никакого Обелиска, что нет никакой тайной организации, что ты лишь стал жертвой невероятного розыгрыша.

— Нет, — сказал Альтман.

— Если ты это сделаешь, — сказал Марков, — мы смогли бы прийти к некоторого рода соглашению. Тебе будет разрешено возвратиться к исследованиям Обелиска. — Когда Альтман ничего на это не ответил, он добавил, — С полным доступом.

Полный доступ? Это было заманчиво. Но, без сомнения, Марков лгал. И в любом случае, Альтман зашел настолько далеко, что пути назад не было. Обелиск должен исследоваться в открытую.

— Он не отвечает тебе, — сказала Ада. — Он отвечает только Обелиску.

Марков потянулся и отвесил ей хорошую пощечину. — Заткнись, — сказал он.

— Не прикасайся к ней, — сказал Альтман.

— Каков твой ответ, Альтман? — спросил Марков.

— Прошу прощения, — сказал Альтман. — Но — нет.

— Что ж, прошу прощения тоже, — сказал Марков. — Тогда, на этом всё. Ты отправляешься с нами.

— Я так не думаю, — ответил Альтман.

— Мы не спрашиваем тебя — хочешь ты или нет. Мы даем тебе выбор между тем, чтобы отправиться или умереть.

— Тогда убей меня, — без колебаний ответил Альтман.

Марков хладнокровно посмотрел на него.

— Можешь назвать меня суеверным, но я думаю, что у Обелиска есть для тебя какое-то предназначение. У меня нет желания пока что убивать тебя. — Марков кивнул в сторону Ады и пистолет Кракса неспешно начал менять своё направление, пока не оказался нацелен в её голову. — Но у меня нет таких предубеждений относительно твоей подружки.

Альтман посмотрел на Аду. Она не выглядела напуганной, но это было именно тем обстоятельством, которое заставило испугаться его. Она была мучеником, страстно желающим умереть.

— Итак, выбор состоит в том, что либо мы оба отправимся с тобой, либо только я, — сказал он.

Марков улыбнулся.

— Соображаешь в правильном направлении, — сказал он. — Кракс здесь прямо как болеутоляющее для вас двоих. — Он указал на остальных. — Эти славные ребята исправят дыру, которую мы пробили и сделают всё, как новенькое. Всё будет выглядеть так, словно ты струсил и дал дёру.

— Ты настоящий ублюдок, — сказал Альтман.

— Уж кто бы говорил, — ответил Марков. — А теперь будь хорошим мальчиком и прими своё лекарство.

53

Таким образом, Альтман оказался там, откуда начинал, хотя и немного удивлен, что они попросту не убили его. Он подозревал ловушку, нечто ужасное, то, для чего и был сохранен. Но не знал, что же это может быть. Ему было интересно — имела ли его пресс-конференция или его исчезновение хоть какой-нибудь эффект? Но он сомневался, что сможет выяснить это, пока находится внутри плавающего комплекса.

Что касается Ады, то когда Альтман очнулся от наркотиков, она пропала. Когда он потребовал увидеть её, они просто посмеялись.

— Она будет в безопасности, — сказал Кракс. — До тех пор, пока ты сотрудничаешь.

Через несколько часов после пробуждения, все еще в хмельном состоянии, он обнаружил себя в кабинете Стивенса. Последний сидел в своём кресле, уперев локти в подлокотники, а пальцы соединил перед своим лицом, образуя форму палатки.

— Зачем я здесь? — Спросил Альтман. — Почему я все еще жив?

— Марков интересуется тобой, — признал Стивенс.

— Интересуется?

— Ты обладаешь неким сопротивлением воздействию Обелиска, сопротивление, которое большинство твоих коллег не имеют. Марков полагает, что ты можешь быть полезным для его проекта.

— И что это за проект?

Стивенс улыбнулся.

— Ты мог бы и догадаться, почему он заинтересовался тобой, — сказал он. — Ты пережил многочисленные погружения в батисфере, в то время как других людей это лишило рассудка. Даже когда у тебя появляются головные боли и галлюцинации, они не способствуют развитию в тебе побуждений к насилию или безумства, в отличии от остальных, предрасположенных к этому воздействию. Множество верующих на борту испытывают почти религиозное благоговение по отношению к тебе. И я должен сказать, что нахожу себя наполовину разделяющим их веру. К тому же я подозреваю, что некоторые из моих коллег чувствуют себя подобным образом.

— Это безумие, — произнес Альтман.

— Они полагают, что ты сопротивляющийся пророк, — сказал Стивенс.

Альтман покачал головой.

— Обелиск опасен, — сказал он. — Я уверен в этом.

— И все же ты восхищен им, — сказал Стивенс. Он наклонился вперед. — Мы все еще подозреваем, что тебе известны вещи, о которых ты не говоришь. — Он открыл выдвижной ящик своего стола и достал из него кусок камня из Обелиска. — Это было найдено в кармане твоей куртки, пока ты был без сознания, — сказал он. — Не хочешь объяснить?

— Нет, — ответил Альтман.

Стивенс кивнул.

— Дело твоё, — сказал он. — Если не хочешь объяснять мне, возможно, с Краксом ты будешь более разговорчив.

Но было не особо похоже на то, что Кракс хочет поговорить, в прямом смысле этого слова.

— Ты знаешь почему ты здесь? — спросил он.

Альтман кивнул: — Ты хочешь узнать об этом куске Обелиска.

— Это только одна из причин, — сказал Кракс и подвел Альтмана к креслу, оснащенному кожаными ремнями для закрепления рук и ног. — Садись, — сказал он.

— Зачем? — спросил Альтман. — Где Ада?

— Не волнуйся о ней. Просто садись, — ответил Кракс, слегка толкнув Альтмана в грудь так, что тот откинулся в кресло. — Сейчас я закреплю тебя ремнями, — сказал он.

— В этом нет необходимости, — сказал Альтман, им начинала овладевать паника. — Я буду и так сидеть.

Кракс покачал головой и начал закреплять ремни.

— Не будешь, — сказал он. — Боюсь, мистер Альтман, что это будет поездка с небольшой встряской.

— Что значит — с небольшой встряской?

— Как себя чувствуешь? — спросил Кракс, поочередно проверяя каждый ремешок. Нет дискомфорта? Не слишком туго?

— Я в порядке, — ответил Альтман, — но что…

Кракс затянул ремешок левого запястья мучительно туго, затем правого. Альтман почувствовал как ремни врезаются в его плоть.

— А теперь как? — спросил он.

После чего покинул комнату. Некоторое время Альтман оставался один, пытаясь растянуть ремни, а затем остановился. Возможно, он сможет опрокинуть кресло, как-то его сломать. Но когда он попытался раскачать его, двигаясь назад и вперед, то обнаружил, что оно было привинчено к полу.

Несколькими мгновениями спустя, Кракс вернулся, с собой он привез передвижной столик. На нём находился, накрытый белой тканью, лоток. Кракс подкатил его поближе, и показными движениями отбросил ткань. Под ней были разложены в ряд разнообразные скальпели, ножи, а также пара хирургических клещей. Кракс медленно провел над всем этим руками.

— Ты же не думал, что сможешь вот так просто смыться и донести на нас без каких-либо последствий, не так ли, мистер Альтман?

Альтман попытался заговорить, но внезапно во рту у него пересохло.

Кракс выбрал самый маленький нож.

— Давай начнем с малого и будем «наращивать обороты» постепенно, не возражаешь? — спросил он.

— Я думаю, что лучше вообще не надо, — ответил Альтман.

— Для начала, мистер Альтман, несколько маленьких разрезов. Совсем немного, чтобы только сделать это интересным и чтобы ты признал моё мастерство.

Он схватил указательный палец Альтмана и очень тщательно нанес перекрестные штрихи на его кончике, просто прорезая ножом. Поначалу боли не было, ощущалось только тепло. А затем палец начал пульсировать, на месте надрезов начали формироваться капли крови. Эту же операцию он провел на следующем пальце, потом еще на одном, всего три или четыре маленьких надреза на каждый палец, в глубину едва больше, чем необходимо для резьбы по бумаге. Альтман наблюдал, как капли крови собираются в конце каждого пальца, рука была словно в огне.

— Мы будем проводить здесь время день за днем, мистер Альтман. Мы узнаем друг друга очень близко.

Он снова покинул комнату. Альтман попытался не смотреть на руку, пытался игнорировать её пульсацию, но ничего не мог с этим поделать. Он знал, что прежде, чем всё это закончится, будет намного-намного хуже. Сейчас он предпочёл бы быть мёртвым.

А затем вернулся Кракс, держа в одной руке полную миску соли.

— Ты слышал когда-нибудь выражение «сыпать соль на рану,» мистер Альтман?

Альтман почувствовал, как его кисть руки невольно пытается сжаться в кулак. Он закрыл глаза. Кракс дал ему крепкую оплеуху.

— Думаю, ты хотел бы посмотреть на это, — сказал он.

Но Альтман продолжал держать глаза закрытыми.

Внезапно его рука запылала, его пальцы погрузились в соль. Он ничего не мог поделать, кроме как жадно вдыхать воздух. Альтман плотнее зажмурил глаза.

— Мелкозернистая соль работает лучше всего, — объяснил Кракс умиротворенным голосом. — Морская соль в частности. Йодированная, конечно.

Кракс отпустил руку.

— Вот и всё, — сказал он. — Ты можешь открыть глаза.

Альтман так и поступил. Из-за боли свет в комнате казался неестественно ярким.

— Что ты хочешь узнать? — спросил он сквозь зубы.

— Всему своё время, — ответил Кракс. — Не нужно торопить события.

Он вернулся к столику, поставив на него миску с солью. Положил маленький нож на место и пробежался руками по, оставшимся, остальным.

— Люблю свою работу, — пояснил Кракс, улыбнулся, а затем взял с лотка нож немного большего размера и направился в сторону Альтмана. — Сделаем надрез пошире, — сказал он.

Марков был один в командной рубке, оставаясь на своём привычном месте. Если бы кто-то вошел, могло показаться, что он пристально вглядывался через смотровое окно в тёмные воды залива. Что он делал на самом деле, так это следил за рядом голографических экранов, установленных таким образом, что доступ к ним был только из этой точки. Они отображали различные участки судна, циклически переключая между собой изображение.

Он чувствовал — что-то случилось. Беспорядок в ячейке с Обелиском.

— Останови, — скомандовал Марков и один из голографических экранов начал выделенную трансляцию этой ячейки. Группы охранников и ученых размахивали кулаками. Где Кракс? Он должен был следить, чтобы такого дерьма не происходило. Но вдруг вспомнил, что Кракс был с Альтманом и улыбнулся.

Дверь открылась и вошел Стивенс. Он остановился на месте, находясь несколькими ярусами ниже, ожидая пока Марков жестом подзовет его.

— У нас проблемы, — отметил Стивенс.

— Лучше расскажи мне что-нибудь, о чем я еще не знаю, — сказал Марков.

— Верующие становятся неугомонными. Каким-то образом они узнали, что Альтман вернулся на борт. Они требуют увидеть его.

— Категорически — нет, — ответил Марков. — Я отдал его поиграться Краксу.

— Если мы не позволим ему объявиться, скорее всего, на нашу голову свалится еще один мятеж. Кроме того, Кракс уже достаточно выяснил. Он знает, где Альтман достал кусок Обелиска и как. Для того, чтобы разговорить его не потребовалось много времени. Я просмотрел видео допросов и проанализировал микроэкспрессию Альтмана. Я не думаю, что Кракс сумеет вытащить из него что-нибудь еще. — Стивенс подошел поближе и положил свою руку на плечо Маркова. — Я знаю, ты ненавидишь его, — сказал он. — Мы все его ненавидим. Но мы можем использовать его.

Марков только отвел плечо, освободив его от руки собеседника.

— Он будет отвлекать внимание верующих, — добавил Стивенс. — Так он будет для нас более полезным, чем мертвым.

Марков полностью сфокусировал свой тяжелый взгляд на Стивенсе. Стивенс встретил его безмятежностью.

— Откуда я знаю, что ты не один из них?

— Один из кого? Из верующих? Я начал напоминать тебе верующего?

— Ладно, — сказал Марков. — Он может быть полезен. Забери его у Кракса. Но если что-нибудь пойдет не так, всю вину я возложу на тебя.

На середине этапа с шестым ножом показались два охранника. Неожиданно и без всяких предупреждений он был освобожден. Раны на руках и ногах кровоточили. Порезы присутствовали на спине и бёдрах, но нанесены были, как правило, в определённых участках.

— Мы увидим друг друга очень скоро, — пообещал Кракс.

Охранники перевязали его раны и, подталкивая, сопроводили вниз к Стивенсу, оставив их двоих наедине.

— Было бы проще сказать мне, — сказал Стивенс. — Имей это в виду следующий раз, когда у тебя будет выбор.

— Да пошел ты, — ответил Альтман.

Стивенс улыбнулся:

— Я могу в любое время отправить тебя обратно к Краксу, — сказал он. — Имей это в виду тоже.

Альтман не ответил.

— Единственная причина, почему ты сейчас здесь, — продолжил Стивенс, — это потому что у меня есть для тебя применение. На днях была перестрелка между верующими и неверующими, в результате которой погибли люди. Экипаж судна разделяется на два фронта. Если так пойдет и дальше, погибнет еще больше людей. Я бы хотел, чтобы этого не произошло. И я думаю, ты можешь помочь.

— Как?

— Верующие доверяют тебе, — ответил он. — Они могут послушать тебя.

— Началось очередное вещание сигнала пульсации, — сказал Альтман. — Конфликт между верующими и неверующими — едва ли твоя наибольшая проблема.

— Нет, — признал Стивенс, — но одна подпитывает другую. Сейчас ты находишься здесь, а не с Краксом и его ножами, потому что Марков считает, что у тебя есть шанс сохранить стабильность вещей.

— А если я скажу — нет?

Стивенс пожал плечами:

— Тогда ты вернешься к Краксу. И если ты будешь себя плохо вести или попытаешься навести переполох среди верующих, я лично тебя пристрелю. Но сохранив стабильность вещей, ты предотвратишь гибель множества людей. И само собой разумеется, что мы будем постоянно наблюдать за тобой.

— Сначала я хочу поговорить с Адой, — сказал Альтман.

Стивенс некоторое время помедлил в нерешительности. — Нет, — в итоге ответил он.

— Почему нет?

— Ты должен довериться мне, она в безопасности, — ответил Стивенс. — Если все пройдет отлично, я позволю тебе поговорить с ней.

Филд был там, много других ученых он распознал также, все они вновь были рады увидеть его. Филд рассказал ему о перестрелке с военными, о смертях. Он также показал Альтману, куда ему выстрелили в ногу, но своё одеяние не снимал.

— Это должно быть больно, — сказал Альтман.

Филд счастливо улыбнулся.

— Без морфия, я был бы не в состоянии ходить, — сказал он. — Но это не важно, — добавил он. — И вообще я не важен.

— Конечно важен, — сказал Альтман, хлопая его по плечу, как если бы он был умалишенный.

Филд покачал головой:

— Что действительно важно, так это то, что вещи начали изменяться. Некоторые из нас уже погибли, некоторые сошли с ума. Тем из нас, кто остался, уготована особая перспектива. — Он ухватил Альтмана за рубашку и подтянул его поближе, жуткая морфиновая улыбка, расползлась по лицу Филда, словно грим клоуна. — Те из нас, кто остался, — произнес он на уровне шепота, — верят.

— Ну, если ты так говоришь, — сказал Альтман, пытаясь себя освободить.

— Это Обелиск, — добавил Филд. — Обелиск говорит с нами. — Он посмотрел на Альтмана испытующим взглядом. — Он говорил и с тобой тоже. Это делает тебя верующим. Таким образом происходит отделение овец от козлов. Либо ты веришь, либо умрешь.

— Это бред, — сказал Альтман.

— Неужели? — ответил Филд. — Посмотри, сколько людей уже погибло. Посмотри, сколько сошло с ума. Ты можешь объяснить это по-иному?

— Есть другие объяснения, — сказал Альтман. — Должны быть.

— Например? — спросил Филд.

Когда Альтман не ответил, он добавил:

— Будь единым с Обелиском, Альтман. Прими его послание единства и сплочённости. Присоединяйся к нам.

Наконец он отпустил его. Альтман сделал шаг назад, пытаясь не показать Филду, насколько он был на самом деле взволнован. Сумасшествие, смерть или религия — что, черт возьми, это за выбор такой?

— Всё больше и больше людей верят в нашу юнитологию, — произнес Филд всё с той же безумной улыбкой.

Он неуклюже поднес руку к воротнику своей рубашки, ухватился за кожаный ремешок и потянул. На его краю находился грубый символ: две узкие металлические полоски, перекрученные вместе в форму, изображающую Обелиск.

— Когда мы слабы, — сказал Филд, — мы взываем к нему.

Он взял значок в кулак и сжал, затем закрыл глаза, нашептывая что-то снова и снова — ритуальную песнь или молитву — настолько тихо, что Альтман ничего не мог разобрать. Да не особо то и хотел. Он отвёл взгляд от Филда и увидел, что большинство окружающих его людей делали то же самое. Каждый что-то держал и нашептывал в свои сжатые кулаки, их глаза были закрыты. Медленно и спокойно он переступал с ноги на ногу, пока не отделился от группы и не убрался от туда к чертовой матери.

Его общение с научными сотрудниками радикально отличалось от того, что было до этого. Если раньше существовало разделение между внутренним кругом Маркова и остальными учеными, то теперь было похоже на то, что все предрасположены работать сообща. Появилось новое ощущение крайней необходимости. Ощущение, в значительной степени сформировавшееся от галлюцинаций (или — видений, как называли их верующие), которое давало понять, что время существенно.

Первые один-два дня он просто слушал. Один за другим учёные подходили к нему, рассказывали ему о том, что им удалось обнаружить. У большинства из них выражение лица излучало энтузиазм — это было либо религиозное рвение, либо рвение к открытию. И в том и в другом случае это пугало его.

Выслушав своих собеседников, он начал просматривать данные из тестов, а также взаимодействовать непосредственно с самим Обелиском. Альтман начал убеждаться, что он был прав с самого начала, что главная цель Обелиска не имеет ничего общего с благом человечества. Хотя, что это была за цель — сказать он был всё ещё не в состоянии. Лёжа ночью в постели, в одиночестве, он размышлял о том, где же была Ада и была ли она всё ещё одержима безумием Обелиска. Он прокручивал это в голове снова и снова, начиная все больше и больше беспокоиться. Все разговоры о Воссоединении и вечной жизни, которые начались вместе с галлюцинациями, были не настолько ложью, как чем-то, связанным с тем, что Обелиск пытается выразить себя в человеческих способностях, воздействуя на запечатленные воспоминания о близких и адаптируя их слова. Но что именно это было? Сам Обелиск? Существа, которые его создали? Некоторого рода защитный механизм? Нечто совсем иное? В любом случае, что-то было потеряно в трансляции: никто не был уверен в том, чего хочет от них Обелиск. Становясь все более и более взволнованным, он открыл видео-линк со Стивенсом.

Несмотря на поздний час, Стивенс не выглядел так, словно был разбужен. Когда он говорил, его голос был сладкозвучен, как и всегда.

— Альтман, — сказал он без тени удивления в голосе. — Чем могу помочь?

— Ты не спишь?

— Последнее время особо не сплю, — ответил Стивенс. — Слишком занят разговорами с мертвыми.

— Я хотел бы кое-что обсудить, — сказал Альтман. — Это насчёт Обелиска и сообщений. Похоже, они отправляются через галлюцинации. Я не знаю, кого еще спросить.

— Давай, — сказал Стивенс. — Я и сам об этом думал.

— Я размышляю о их назначении. Я не знаю, можем ли мы доверять им.

— Продолжай.

— Я думаю, слова Обелиска мы трактуем положительно, потому что склонны верить в жизнь после смерти, и потому что он говорит с нами через голоса близких нам людей.

— Логично, — сказал Стивенс. — Очевидно, что он хочет, чтобы мы думали об этом в позитивном свете.

— Но если ты внимательно прислушаешься к тому, что говорят галлюцинации и попытаешься думать об этом, как о словах инопланетного происхождения, передаваемые через человеческие воспоминания, а также попытаешься забыть, что их тебе говорит кто-то, кого ты знаешь и любишь. Тогда будет еще одно толкование Воссоединения, толкование того, чтобы стать единым целым.

— Да, — сказал Стивенс в ожидании.

— Что если Воссоединение означает не вечную жизнь или превосходство, а полное подчинение? Что если «единство» понимать более буквально — разрушение индивидуума в более многочисленную, коллективную сущность?

— Подобно тому, как функционируют колонии некоторых насекомых, — добавил Стивенс. — Все особи подчинены воле колонии, некий вид коллективного разума, управляющий всеми индивидами.

— Да, — сказал Альтман. — Или, возможно, даже более экстремально. Что если это понимать буквально? Что если это означает каким-то образом преобразовать нас из множества созданий в единое?

— Это звучит неосуществимо, — сказал Стивенс.

— Это новая область, — сказал Альтман. — Едва ли мы знаем, что осуществимо, а что нет. В любом случае, это опасно. Наш курс может быть не на Утопию, а навстречу истреблению.

— Возникает важный вопрос, — спокойно сказал Стивенс.

— Какой?

— Независимо от того, что мы ожидаем от Обелиска: видим ли мы в нём нечто, что дарует нам могущество, или что-то, чему следует поклоняться, или объект научного исследования, вопрос в том — мы используем Обелиск или это Обелиск использует нас? — Впервые образ непоколебимого Стивенса был нарушен, и Альтман уловил нечто, напоминающее вырвавшийся проблеск тревоги. Он закрыл глаза ладонью. Когда после короткой паузы он убрал руку, его спокойный вид вернулся.

— Еще одна вещь, — сказал Стивенс. — Одни мертвые говорят о неком единстве, другие о «тикающих часах». Что под этим подразумевается? Какое это имеет отношение к Воссоединению? Обелиск пробуждается сейчас, чтобы наказать нас за неэффективное использование нашего времени?

— Я не знаю, — ответил Альтман. — Возможно, дела обстоят не столь угрожающе, но я думаю, что это может быть нечто серьезнее. Мертвые ведут себя так, как если бы мы столкнулись с каким-то крайним сроком. Крайний срок, рубеж которого мы, очевидно, пересекли. О Воссоединении говорится, как о попытке начать сначала, но я не представляю, что это «начало» может означать для нас. Может быть, это будет просто новый старт для Обелиска, или чего-то, что контролирует его. Возможно, Воссоединение означает нашу зачистку, чтобы начать какой-то новый цикл, некую новую фазу какого-нибудь неизвестного процесса, частью которого мы являемся.

— Если ты прав, — сказал Стивенс, — человеческий род находится на грани исчезновения. В любом случае, Воссоединение подразумевает конец жизни таким, каким мы его представляем.

— Да, — сказал Альтман.

— Так что же нам делать?

— Этому нужно положить конец, — ответил Альтман. — Но я не знаю как. Теперь, когда он активен, я не думаю, что нам поможет, если мы просто вновь утопим Обелиск. Мы должны в достаточной мере удовлетворить его, чтобы он замолчал и оставил нас в покое на некоторое время. Но нельзя перестараться, чтобы не ускорить этот процесс Воссоединения. Я не знаю, что еще можно сделать, пока не стало слишком поздно, кроме как попытаться понять, о чём он говорит. Возможно, когда мы поймем его, то сможем выяснить, как с ним общаться.

— Но ты можешь и ошибаться, — сказал Стивенс. — Фактически Обелиск может обещать нам вечную жизнь.

Альтман кивнул. — Я могу ошибаться, — сказал он. — Но я не думаю, что я ошибаюсь. Ты сам мне говорил: уровень самоубийства вырос, число преступлений насильственного характера возросло. Головные боли у некоторых людей настолько ужасны, что они пытаются остановить их, расшибая свою голову о стену, пока не трескается черепная коробка. Все койки в лазарете переполнены, но остались еще люди, которые кричат от боли и которым некуда идти. Некогда уважаемые учёные рисуют на стенах комнат своим же собственным дерьмом. Каким боком тебе это напоминает вечную жизнь?

Стивенс вздохнул:

— Это может быть просто промежуточный этап. Известно ли тебе о «пари Паскаля»? — спросил он.

— Кто это? — спросил Альтман.

— Блез Паскаль, — сказал Стивенс. — Философ семнадцатого века. Сейчас позабыт в основном, хотя один из первых кораблей, уничтоженных в лунных перестрелках, был назван в его честь. Его пари приводит доводы, что поскольку существование Бога не может быть установлено с помощью разума, то человек должен жить так, как если бы Он действительно существовал. В этом случае он (человек) теряет очень мало, если Бога нет, и получает всё, если Он всё же существует.

— И какое это имеет отношение к…

— Я подхожу к этому вопросу, — сказал Стивенс. — Я могу верить либо в то, что ты мне рассказываешь или же я могу верить, что в глубине души Обелиск преследует наши наилучшие интересы. Если я верю в то, что ты мне говоришь, это означает, что, скорее всего, будущее человечества обречено на погибель и свои последние дни я проведу, ломая голову над проблемой, которая не может быть решена. Если же я верю в то, что интересы Обелиска основаны на лучших побуждениях, тогда, полон надежд, я буду двигаться вперёд, навстречу моему собственному спасению.

— О, мой Бог, ты стал настоящим верующим! — сказал Альтман.

— А для чего еще, ты думаешь, я убедил Маркова освободить тебя? Хочу от всего сердца пожелать тебе удачи, — сказал Стивенс. — Если ты прав, а я ошибаюсь, то надеюсь, что ты сможешь найти решение и спасешь всех нас. Если же я прав, а ты ошибаешься, тогда у меня есть все основания, чтобы извлечь пользу от своей веры.

— Вера не работает по такому принципу, — сказал Альтман. — Ты не можешь вот так просто взять и решить, что будешь верующим.

— Судя по всему, ты не сможешь, — сказал Стивенс. — Но я смогу. Я надеюсь, что ты ошибаешься.

Альтман наблюдал, как тот протянул руку и прервал видеосвязь.

Альтман осознавал, что, скорее всего, позицию Стивенса разделяют многие, хотя лишь незначительная часть его доводов звучала целесообразно. Либо же это походило на вразумительный способ, с помощью которого они ухитряются преднамеренно закрывать глаза на опасность. Распространение точки зрения Альтмана среди его коллег грозило возмущением с их стороны, а также вероятным нападением на него. И даже если они поверят ему, это вполне может означать, что паника, страх и депрессия могут подорвать их работоспособность.

Нет, он собирался организовать свой собственный небольшой гамбит, так называемое «пари Альтмана». Он будет держать пари, что сможет сделать вид, как если бы он согласился. Сделать вид, что движется навстречу своей судьбе, выполняя волю Обелиска. И затем в последнюю минуту, как только будет обладать достаточной информацией, чтобы ликвидировать его, он повернет события в свою пользу. Если он одержит победу, то жизнь, вероятно, продолжит существование приблизительно в своём прежнем виде. Если он проиграет, то, скорее всего, будет мертв и, наверное, все остальные тоже.

Не такие уж хорошие шансы, но это были единственные шансы, которыми он располагал.

54

Шоуолтер был тем, кто сделал первоначальный прорыв, предложив вероятное назначение Обелиска. Он выдвинул теорию, что символы были некими математическими кодами, которые символизировали ДНК. А сам Обелиск представлял собой репрезентацию ДНК последовательности.

Специалисты приступили к расшифровке этой последовательности. Другой учёный, радиоастроном по имени Грот Гут, сделал следующий прорыв, предположив, что сигналы Обелиска могут быть прочитаны, как трансляция последовательности генетического кода. Филд был уверен, что Альтман слышал об обеих теориях.

Команда Шоуолтера провела свой анализ ДНК Обелиска и составила генетический профиль, который, как он рассказал Альтману, был удивительно похож на человеческий.

— Итак, приблизительно соответствует человеческому? — спросил Альтман.

— Возможно, — ответил Шоуолтер. — Может быть, даже полностью соответствует человеческому. Я думаю, что Обелиск обладает ДНК кодом наших предков.

— Значит, это записи нашего генетического кода, — сказал Альтман. — Ну и что из этого?

— Не только записи, — сказал Шоуолтер. — Мы думаем, что этот код также передается через импульс, преднамеренно делая небольшие изменения в генетической структуре человеческих организмов. Фактически, это могло быть началом человеческой жизни.

Альтман не знал, что ответить. Это было ошеломляюще — подумать, будто человеческая жизнь зародилась не посредством эволюции или дара Господнего, а основывалась на Обелиске.

— Но зачем ему проводить ретрансляцию нашего генетического кода? — спросил Альтман. — Ведь мы уже эволюционировали. Какой в этом смысл?

— Ты уже говорил с Гротом Гутом? — спросил Шоуолтер. — Он столкнулся с неожиданной проблемой. Ради Бога, сходи и поговори с ним.

Так он и сделал. Немецкий учёный оказался не таким, каким себе представлял его Альтман: он был небольшого роста, худощавый, его кожа была практически лишена волосяного покрова. Он выглядел безобидно, почти беспомощно. Казалось, он ожидал Альтмана.

— Да, — сказал он, — Герр Доктор Филд рассказал мне о вас. Вы один из нас, так ведь? — Альтман не ответил на вопрос ни единым жестом, но Гут продолжил:

— Вы хотите узнать насчёт импульса, — сказал он. — А также смогла ли моя команда расшифровать его. Наверно, Доктор Шовалтер рассказал уже кое-что, так?

— Да, — ответил Альтман.

— Возможно, мы расшифровали импульс. Но у нас появились осложнения.

— Какие осложнения?

— Моя команда декодировала сигнал, и мы полагаем, что декодировала правильно. Мы понимаем, что это код и понимаем, что это за код. Гер Доктор Шовалтер тоже полагает, что он декодировал сигнал и также уверен в правильности своих результатов. Осложнение заключается в том, что у нас разные ответы. Для него этот код является шагом к последовательности человеческой жизни. Для меня это нечто совсем другое, не соотносимое с известными нам видами. Сейчас я составляю свою синтетическую версию, чтобы посмотреть на неё поближе.

— Возможно, один из вас ошибается, — сказал Альтман.

— Возможно, — сказал Гут. — Или, возможно, импульсный сигнал транслирует код, разнящийся от того, который закодирован в Обелиске.

Он наклонился вперёд и посмотрел на Альтмана твёрдым взглядом.

— Я должен тебе кое-что сказать, — произнес он. — Я верующий, и ты не должен сомневаться в моей вере. Но я также и учёный. Я внимательно изучил расчёты герра Шоуолтера и внимательно осмотрел свои собственные. Наши расчёты верны. Если Обелиск был началом человеческой жизни, то ему нет необходимости осуществлять трансляцию сигнала сейчас. И всё же мы имеем коммуникационный импульс с неизвестным генетическим кодом. Но, возможно, это дефектный импульс с дефектным генетическим кодом. И, возможно, этот Обелиск начал процесс разрушения.

— Воссоединение, — сказал Альтман.

— Но есть вероятность, что Обелиск просто сбился с толку, — сказал Гут. — Мы должны попытаться понять его. Мы должны работать с ним.

— Но что, если он и в самом деле намеревается это сделать? — спросил Альтман.

— Гут нащупал под своей рубашкой амулет и сжал символ Обелиска в кулаке. — Нет, он не намеревается этого делать, — настаивал он. — Обелиск находится здесь для нас. Он просто сбит с толку. — А затем он посмотрел на Альтмана, словно ожидая наставлений.

Альтман только кивнул и ушел, не проронив ни единого слова. Я окружен сумасшедшими, не мог перестать думать он. Фанатики.

Но позже в эту же ночь, в нём зародились сомнения. Что если Гут был прав? Что если Обелиск просто вышел из строя? Может быть, они смогут восстановить его, вернув буровой образец Обелиска в своё законное место.

Нет, это нелепо, понял Альтман. Он передавал сигнал еще до того, как был взят образец.

Он лежал в кровати, уставившись в потолок, пока другая мысль не посетила его. Но, может быть, тогда велась трансляция иного сигнала — правильного сигнала.

Альтман не мог уснуть до тех пор, пока хотя бы не попытается.

Он разбудил Шоуолтера и объяснил ему, что он хочет сделать.

— Уже пытались, — сказал Шоуолтер. — Ничего не изменилось.

— Но, возможно…

— Отсутствующая часть не является критической, — объяснил Шоуолтер. — Фактически, ни одна его часть не является критической. Обелиск это комплексная, но самовоспроизводящаяся изнутри структура, подобно тому, как воспроизводит себя панцирь наутилуса. Даже если его части сломаны или повреждены, он все еще продолжает работать. Вероятно, единственный способ остановить функционирование Обелиска — это распылить его.

Подавленный, Альтман вернулся в кровать. Одно очко в пользу Обелиска. Не повреждается, или, по крайней мере, им не известно способа, которым бы можно было его повредить. Это означает, что по некоторым причинам, он должен функционировать, вне зависимости от состояния, в котором находится. Либо он работал для их же блага, либо для их уничтожения.

55

Герр Доктор Гут не спал уже несколько часов. С помощью своей команды, он провёл анализ ДНК синтетической молекулярной цепочки, а после посредством наносистемы получил их биотически-составную модель. Затем он тщательно пробежался по результатам, чтобы убедиться в их безошибочности. Подсчеты были грубыми, вряд ли это была работа, которой бы он мог гордиться, но они были правильными. Если бы он мог получить повторные результаты, то был бы в состоянии сделать некоторые выводы о исходной молекулярной цепочке и о цели мутации. Это, в свою очередь, может сказать ему — был ли Обелиск повреждён или он работал так умышленно.

День и ночь вместе с ним его команда работала не покладая рук. Пока в итоге они не провели серию инъекций прокси-ядер четырем десяткам эмбриональных клеток овец с последующей химической стимуляцией, чтобы заставить их делиться. После этого им ничего не оставалось делать, кроме как ждать. Либо это сработает, либо нет. Впервые за несколько часов он окинул взглядом свою команду и увидел, что они были измождены и измотаны, некоторые из них едва стояли на ногах. Поэтому он отправил их по койкам.

Герр Доктор Гут и сам намеревался отправиться спать. Вот только уставшим он себя не чувствовал. Фактически, он даже не мог вспомнить, когда последний раз уставал. Он не спал в течение нескольких дней.

И так он задержался в лаборатории, в одиночку. Он ждал, не двигаясь, сидя на своём рабочем стуле. Он чувствовал, что вошел в совершенно иное душевное состояние — состояние, в котором ему не нужен был сон. И он надеялся, что ему никогда больше не придется спать. Это, он был уверен, благодаря Обелиску.

Размышляя над своими убеждениями, он вытянул из своей рубашки амулет и сжал значок Обелиска в кулаке. Придёт ли она? Сможет ли она прийти, если он подумает об этом достаточно усердно?

И в тот же час она вышла из стены и направилась к нему. Сначала она представляла собой не более, чем неясное очертание, но как только он еще более сжал амулет и сконцентрировался, она начала меняться. Призрачный воздух вокруг её развеялся и она стала собой — высокая, худощавая, безупречное лицо, за исключением одного небольшого шрама чуть выше её левой скулы.

Я скучала по тебе, сказала она.

— Я тоже скучал по тебе, — ответил он.

Она улыбнулась, из её рта потекло небольшое количество крови, но не слишком много. Он попытался не обращать на это внимания. За исключением крови, ему было приятно видеть, как она улыбается.

Что ты делаешь? спросила она.

— Опыт, — ответил он. — Я пытаюсь понять, что вернуло тебя к жизни.

Весьма похвально, сказала она. Но я хочу, чтобы ты не делал этого.

— В таком случае я хотел бы поговорить с тобой, — сказал он. — Возвращаясь к тому времени, когда ты была жива. Ты знаешь, я следил за тобой. Я следовал за тобой повсюду.

Я знаю, сказала она.

— А потом ты умерла и я думал, что упустил свой шанс. Но теперь ты снова здесь.

Я всего лишь воображение твоего разума, сказала она. Ты знаешь это. Ты сам мне об этом говорил. И ты знаешь, что я просто мысленная конструкция, составленная из твоих воспоминаний.

— Я знаю, — ответил он. — Но ты выглядишь такой настоящей.

Она улыбнулась вновь, на этот раз шире, кровь начала бежать по её скуле, переходя на подбородок. Именно такой он нашёл её двадцать лет тому назад. Он даже не знал её имени. Тогда, как и сейчас, он не был уверен в том, что с ней случилось. Когда он нашёл её, она уже была в состоянии, не граничащим с жизнью. И сейчас она продолжала умирать, но сознание возвращало её к жизни вновь и вновь.

Ты не должен…, начала она, а затем медленно растворилась и исчезла. Он вздохнул. Сообщения от Обелиска никогда не были содержательными. Он никогда не слышал столько, сколько слышали его коллеги. Он полагал, что причиной этому было то, что его желание увидеть девушку было слишком значительным, слишком настойчивым.

Он заглянул в инкубационную камеру и был удивлён, что все сорок клеток во всех сорока ёмкостях увеличились в численности. Это был беспрецедентный случай. Также была беспрецедентной скорость, с которой они размножались — он никогда не видел ничего подобного. Прошло всего лишь несколько часов, а образцы уже были видны невооруженным глазом.

В течении следующего часа он пребывал в ожидании, наблюдая за ними, пока каждая из ёмкостей не заполнилась бледно-розовым веществом, которое представляло из себя не что иное, как биологическую ткань. Должен ли он осмотреть её поближе? Почему нет: здесь достаточно образцов. Какой вред будет от того, что он осмотрит лишь один?

Он открыл ёмкость и пропустил через образец слабый электрический разряд. Розоватая субстанция встрепенулась, как если бы почувствовала его. Возможно, это причиняет боль.

Он перевернул ёмкость и вылил содержимое на стол. Перед ним находилось слегка волнообразное вещество. С помощью скальпеля он осторожно разрезал его пополам. Он наблюдал, как лезвие разделяет субстанцию на две половинки, образуя между ними пустую борозду. А затем смотрел, как вещество вновь соединяется обратно в единый слой, не оставляя ни одной видимой линии или рубца. Изумительно, подумал он.

Он всё ещё экспериментировал с образцом, когда показалось лицо его бабушки, парящее прямое над столом. В испуге он подпрыгнул.

Несомненно, он любил свою бабушку, но не настолько, как эту девушку. Или, возможно, это просто было нечто иное: он знал девушку лишь короткое мгновение, а потому его любовь к ней была чистая и непорочная. Его чувства к своей бабушке были гораздо более сложными. После смерти его родителей, она взяла его к себе. Обходилась с ним нормально, но она была уже старая и сварливая, и иногда делала вещи, которые он понимал с трудом. А потом однажды, когда он стал немного постарше, она просто исчезла. Даже тогда в основном он понимал, что с ней что-то случилось, нечто, с чем она не могла справиться, что, возможно, её даже убили. Но часть его с трудом подавляла обиду на то, что она не вернулась.

— Что тебе нужно? — спросил он на немецком.

Это так ты разговариваешь со своей бабушкой? произнесла она на английском с ярко выраженным акцентом, хотя он знал, что если бы она была настоящей, то бранилась бы на немецком.

— Извини, — сказал он. — Я думаю, ты пришла, потому-что есть что-то, о чём девушка была не в состоянии выразить. Ты же знаешь, я люблю тебя.

Так-то лучше, сказала она и протянула ему конфету в целлофановой обёртке. Она всегда делала так, когда была еще жива. Он попытался взять её, но его рука встретила пустоту.

Пришло время, сказала она. Ты и так узнал слишком много. Сейчас самое время.

Время для чего? Он не ощущал себя единым целым, с тех самых пор, как потерял свою бабушку. И теперь она снова была здесь, но одновременно и не здесь. Он мог видеть её и слышать, но не мог ни прикоснуться к ней, ни почувствовать её запах. Вся его жизнь была такой, жизнь утрат: сначала ушли его родители, затем бабушка. В конце концов, всё, что у него осталось — это его лаборатория, единственное, на что он мог рассчитывать. Его лаборатория никогда не подводила его.

Ты слушаешь меня? спросила она, щелкнув пальцами. Ты понимаешь, о чём я говорю? Ты должен раз и навсегда прекратить это исследование!

Прекратить исследование? Он почувствовал, как в нём растет гнев. Она никогда не понимала того, что он пытался делать, так почему его должно удивлять то, что она не понимает его и сейчас?

— Но я делаю важную работу, — сказал он. — Я делаю открытия, находящиеся за рамками человеческого воображения.

То, что ты делаешь — опасно, сказала она. Поверь мне, дитя. Я говорю это для твоего собственного же блага. Обелиск уничтожит тебя. Ты должен прекратить это, пока не стало слишком поздно.

На её глаза наворачивались слёзы. Прекратить работу? А что ещё у него было? «Это не совсем она,» говорил он себе. Обелиск просто позаимствовал её образ и голос. Почему он не мог остаться с той девушкой? Он любил её, но никогда не был с ней, поэтому он не мог скучать по ней точно так же, как скучал по своей бабушке. А теперь Обелиск пытается манипулировать им, используя её, чтобы заставить его остановиться.

— Пожалуйста, уходи, — сказал он, стараясь не смотреть на её. — Ты просишь слишком много.

Слишком много? сказала она. Её голос теперь был немного резким и действовал на нервы. Мне нужно, чтобы ты выслушал меня, Гроте. Это очень важно.

Он простонал. Он не мог слушать; не мог этого выдержать. Он закрыл свои уши, но каким-то образом всё ещё продолжал слышать её. Он закачал головой назад и вперёд, одновременно начав петь так громко, как только мог. Он по-прежнему мог слышать её, всё еще осознавал, что она говорит слова, но не мог расслышать, о чём в точности они были. Но она просто стояла там и говорила, отказываясь уходить.

Он закрыл глаза, её голос всё ещё гудел. Что ему сделать? Он так устал, ему просто нужен отдых. Как ему прогнать её?

В недоумении, он говорил себе, что она была всего лишь мысленной конструкцией: ЕГО мысленной конструкцией. Если он просто перестанет думать, он сможет прогнать её. Всё, что ему нужно — это вырубить себя, и он будет в порядке.

Там в выдвижном ящике стола находился шприц с новой иглой. Чтобы дотянуться до его, ему необходимо было убрать руки от ушей. Внезапно, её слова пронзили его голову с ещё большей громкостью.

Нет, Гроте! кричала она ему. Останови это безумие прямо сейчас! Ты абсолютно не понимаешь. Ты лишь навредишь себе!

Его бросило в дрожь. Ему необходимо успокаивающее. А вот и оно, уже на столе.

Гроте! сказала она. Разве ты не понимаешь? Это то, чего хочет Обелиск! Ты не соображаешь. Прекрати и послушай!

— Оставь меня в покое, — пробормотал он.

Он прикрепил иглу и начал набирать жидкость. Она оказалась более вязкой, чем он предполагал и с трудом проходила внутрь. Продолжая слушать нытье своей бабули, он перевязал руку и постучал по вене, а затем приставил к ней иглу.

Гроте, зачем ты это делаешь? спросила она.

— Мне просто нужно поспать, — сказал он и вонзил иглу. — Всего несколько часов сна.

Жгучая жидкость проникала внутрь вены, а затем его рука начала покалывать. Бабушка смотрела на него страшным взглядом, переполненным скорбью.

Ты думаешь, что это успокоительное? спросила она, покачала головой и отступила, на её лице было выражение ужаса.

Это не то, чем оно кажется. Ты лишь ускорил Воссоединение. Ты должен спешить к Обелиску, сказала она. Зона окружающая Обелиск — это мертвый космос; мёртвое пространство, которое остановит в тебе этот процесс и защитит от его развития. Ступай туда, покажи остальным, что с тобой случилось и предупреди их. Ты должен убедить их оставить Обелиск в покое. Ты должен попытаться остановить Воссоединение, пока не стало слишком поздно. Это важно, чтобы ты убедил их. Очень-очень важно.

А потом она медленно растворилась в небытие.

Некоторое время он так и сидел, испытывая облегчение, пока до него не начало доходить — всё, что она говорила, было не для того, чтобы досадить ему; она говорила правду.

О, Боже, подумал он, глядя на пустую ёмкость на столе, пустой шприц, и понимая, что он только что вколол. Он посмотрел на свою руку: странная опухоль в вене, болезненное волнообразное движение, которое не принадлежало к его собственным, теперь оно исходило глубоко из его руки.

Он дотянулся и включил сигнал тревоги, но затем обнаружил, что не может спокойно усидеть на месте. Что-то было не так. Что-то уже начало изменяться. Его рука покалывала, началось онемение, и теперь волнообразные колебания стали еще больше, начали распространяться. Ему нужно было выйти, он должен был увидеть Обелиск, должен поговорить с ним. Его бабушка сказала — Обелиск спасёт его.

Он рванул из помещения и направился вниз по спиралевидному коридору. Аварийная сирена продолжала выть, начали выходить люди, все они были озадачены. Спотыкаясь, он промчался через две лаборатории, для которых у него была карточка доступа, а затем через прозрачный коридор, на стенах которого играла вода, постепенно повышаясь в уровне.

Там, в конце, была дверь, ведущая в отсек с Обелиском, перед ней стояли двое охранников.

— Впустите меня, — сказал он.

— Извините, Профессор Гут, — сказал один из них. — Включен сигнал тревоги. Разве вы не слышите?

— Что с вашей рукой? — спросил второй странным голосом.

— Я дал сигнал к тревоге. Вот почему я должен войти. Рука, — невнятно произнес он. — Мне нужно поговорить с ним о руке.

— Нужно поговорить с кем? — подозрительно спросил первый охранник. Оба караульных подняли своё оружие.

— С Обелиском, тупица! — сказал он. — Мне нужно, чтобы он сказал мне, что со мной происходит!

Охранники переглянулись. Один из них начал быстро сообщать что-то в модуль связи; второй теперь активно направлял на него пистолет.

— Итак, Профессор, — сказал он. — Успокойтесь. Вам не о чем волноваться.

— Нет, — сказал он, — ты не понимаешь. К этому времени в коридоре уже находились и другие люди, они стояли за его спиной, наблюдали, озадаченные. — Всё, что я хочу — это увидеть его, — умолял он охранников.

— Что случилось с его рукой? — спросил кто-то позади его.

Теперь рука была искривлена. Она была повёрнута в обратную сторону, как если бы её отрезали, перевернули, а затем снова пришили. Теперь этот процесс затронул не только руку, но также и плечо, и грудную клетку — всё изменялось.

Он попытался заговорить, но из его уст доносилось лишь нечто, похожее на глубокий звук рвоты. Сигнал тревоги все ещё работал. Он сделал шаг вперёд, теперь охранники выкрикивали предупреждения. Он поднял руку перед собой и они отскочили назад, медленно отходя в сторону. Я буду стрелять! Я буду стрелять! выкрикивал один из них, но не стрелял.

Сейчас Гут был у двери, он провёл своей карточкой. С глухим звуком пуля вошла ему в ногу, но это уже не имело значения, он едва почувствовал её. А потом дверь открылась и он ввалился внутрь.

Отсек был пуст, за исключением его и Обелиска. Он направился к нему, его раненная нога внезапно отказала. Волочась на коленях, он продолжал движение, пока в конце концов не смог прикоснуться к нему.

Что бы не происходило в его руке, было похоже на то, что оно прекратилось. Лучше не становилось, но и не ухудшалось тоже. Обелиск помогал. Обелиск остановил это. Он вздохнул с облегчением, а затем вздрогнул от пронзительной боли в ноге.

Он хотел остаться здесь, под защитой Обелиска. Как только он поймёт, что произошло, то сможет подключить свою команду к работе над улучшением его состояния. В худшем случае ему придётся ампутировать руку.

Сигнал тревоги прекратился и он обнаружил, что думать стало легче. Нужно чтобы кто-то перенёс сюда его лабораторию и тогда он сможет продолжить свою работу. Он передвинул ногу и поморщился от боли. Краем глаза он увидел, что дверь в помещение открывается. Он повернулся и распознал одного из главных, человек, руководящий охраной, единственный с бесчеловечным лицом. Как его имя? Ах, да, Кракс. Он был одним из тех, кто поможет перенести его лабораторию. И он привёл с собой остальных, много здоровых крепких парней. Они смогут помочь.

Он едва успел открыть рот, чтобы заговорить, когда Кракс поднял свой пистолет и выстрелил ему в лоб.

— В этом не было необходимости, — сказал Марков за его спиной.

— Забавно, — сказал Кракс. — Вы никогда в действительности не казались мне человеком брезгливого типа.

— Я и не из брезгливых, — сказал Марков. — Но его состояние заслуживало изучения, пока он всё ещё был жив.

Кракс пожал плечами.

Марков посмотрел на него леденящим взглядом.

— Передай им тело для изучения. И смотри, чтобы больше не облажаться, — сказал он. — Не начинай воображать, будто ты не являешься расходным материалом. Сейчас ты еще больше расходный материал, чем был десять минут тому назад. — Он развернулся на пятках и ушёл.

Кракс смотрел ему вслед, испытывая одновременно, как небольшое презрение, так и небольшой страх, а затем и сам направился к двери.

— Заберите тело, — сказал он охранникам. — Отнесите его в одну из лабораторий и оставьте там. — Он посмотрел на толпу научных сотрудников. — У кого-то из вас есть опыт препарирования? — спросил он. Почти все из них подняли руки. Он наугад выбрал троих из них. — Тщательно осмотрите его и расскажете мне, что с ним произошло. — А затем он протолкнулся через уже рассредоточенную толпу и ушёл.

56

Вскоре, после того, как охранники упаковали тело Гута на носилки и унесли его, процесс изменения возобновился. Но так как тело было накрыто простыней, они этого не заметили. Из него исходили странные звуки, напоминающие выброс газа и хруст, которые они просто приняли за звук от нагруженных носилок или от шарканья своих сапог по коридору.

Они донесли его до одной из лабораторий и задвинули вместе с носилками на стол, простыня по-прежнему находилась на нём. Три патологоанатома-добровольца последовали за ними на расстоянии, перешёптываясь, держась за свои иконки.

— Мы должны связаться с Филдом, — сказал первый из них. — Он захочет знать.

Один из остальных двух кивнул.

— Я свяжусь с ним, — сказал он и активировал комнатную видеосвязь.

Странный, склизкий звук донёсся из-под простыни, за которым последовал треск, напоминающий разламывание костей. Простыня шевельнулась.

— Что это? — спросил один.

— Просто оседание тела, — заявил другой.

— Как по мне, оно так не звучит, — сказал первый.

— Алло, Филд? — сказал третий в аппарат связи.

Усталое лицо Филда появилось на голографическом экране.

— Хидеки, — сказал он. Почему ты звонишь ко мне так поздно? Что не так?

Ещё один скрежет донёсся из простыни, на этот раз еще громче. Форма под ней заметно изменилась.

— Что это было? — спросил Филд.

— Минуточку, — сказал Хидеки.

— Это нечто большее, чем оседание тела, — сказал один из двух остальных.

— Ты прав, — сказал третий.

Медленно, они подошли вперёд. Один из них протянул руку и стянул простыню, дав ей упасть на пол.

То, что лежало под ней, едва уже было похоже на человека. Голова все ещё присутствовала, но теперь была дополнена занавесками из плоти, которые образовались из того, что некогда было плечами. Оно было оживлённым и слегка двигалось. То, что осталось от его груди, вздымалось вверх и опускалось вниз быстрыми движениями. Ноги были атрофированы, а руки удлинены. Тело было приплюснутым и ребристым, казалось, что кожа растянулась, образовав крылоподобную структуру между запястьем и тем, что осталось от лодыжки, наподобие тела ската, известного под именем «манта» или «морской дьявол». Оно имело нездоровый вид и болезненный цвет. Глаза были запавшими и издавали странное свечение.

— Профессор Филд, вы видите это? — спросил Хидеки.

— Что это такое? — спросил Филд.

— О, Боже мой, — сказал один из двух остальных.

Послышался еще один треск и тело продолжило изменяться: то, что осталось от лица, атрофировалось, начало исчезать, за исключением глаз и рта, который к этому времени представлял собой нечто большее, чем отверстие. Он был расколот на две части, и сейчас из него исходило множество щупалец или антенн, словно у инсектоида из научно-фантастического рассказа. Руки и ноги усохли, на их местах проросли крюки из костей. Оно издало пронзительный визг и начало брыкаться.

Филд выкрикнул им убегать. Снова зазвучал сигнал тревоги. Профессор Хидеки Ишимура бросился бежать, его мысли были лишь о том, чтобы убраться оттуда как можно дальше и как можно быстрее.

Двух других научных сотрудников парализовал страх.

— Бегите! — продолжал выкрикивать им Филд. — Бегите!

Но они не двигались. Существо перевернуло себя. Оно сидело там, на краю стола, слегка посвистывая от дыхания, покачивая туловищем вверх и вниз.

Один из учёных издал небольшой вопль и бросился к двери. Тварь прыгнула и обхватила собой его плечи и голову, стараясь прижать своё склизкое тело к его лицу. Он кричал, но вскоре его крик был заглушён. Через видеосвязь Филд наблюдал, как с рвущимся звуком из существа пророс странный хоботок и вонзился через глаз учёного глубоко в его череп. Хоботок запульсировал, вкачивая что-то внутрь.

Второй учёный метнулся в угол и, рыдая, крепко зажмурил свои глаза. — Беги! — Снова закричал Филд, но тот не обращал внимания.

Тело первого учёного рухнуло на пол, существо втянуло свой хоботок и медленно отползло от него. Через минуту, возможно, даже всего через несколько секунд, он начал изменяться, его тело начало трясти. Филд наблюдал, как цвет кожи учёного приобрёл бледно-лиловый оттенок, почти пурпурный. Появился звук разрывающейся плоти и из его плечевых суставов проросли костяные лезвия, а сами плечи рук внезапно растворились в груди. Теперь было похоже на то, что из стенки его желудка прорастает новая пара предплечий и вытягиваются пальцы. Его волосы осыпались, его глаза запали, его уши смещались вниз по лицу, чтобы присоединиться к его шее.

Медленно оно поднялось и, спотыкаясь, направилось к лабораторной двери.

Последний учёный все ещё находился в углу помещения, присев на корточки и слега похныкивая. Тварь, которая некогда была доктором Гутом, теперь неуклюже тащилась по полу в его направлении, а затем прыгнула. Филд сбросил связь, так как был не в силах слушать его крики.

57

Ему снился сон. Он прогуливался по пустому пляжу, держа Аду за руку.

Майкл? спросила она.

— Да? — ответил он.

Ты меня любишь?

Он не знал, что ответить, поэтому промолчал. Он любил Аду; он был уверен в этом. Но он не понимал — почему она изменилась? Как они могли отдалиться друг от друга?

Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, сказала она.

— Что? — спросил он.

Я хочу родить ребёнка, сказала она.

— Ты серьёзно? — спросил он.

Она кивнула. Это то, что мне нужно, сказала она. Это сблизит нас.

А потом в его сне начал появляться отдалённый, назойливый шум. Поначалу он едва заметил его, но тот становился всё громче и громче. Ада всё ещё рассказывала, словно она и не слышала этот шум, но он уже не мог расслышать, о чём она говорит. А потом и она, и окружающий их пляж начали поглощаться тьмой, медленно наступала развязка, и он проснулся.

Звук всё ещё продолжался. Кто-то снова включил сигнал тревоги. Он встал с постели, быстро оделся и вышел в коридор. Было безлюдно. За спиной из своей комнаты он услышал активированный видеотерминал.

— Альтман, — донеслось из него. — Альтман, это Филд. Ты там?

Он вернулся в комнату и включил видеоизображение.

— Я здесь, — ответил он.

— Что-то пошло не так, — сказал Филд. Его лицо было цвета слоновой кости. — Я видел это, но я не могу поверить в то, что я видел. Это ужасно, абсолютно ужасно. Доберись до безопасного места, Альтман, как можно быстрее.

— Успокойся, Филд, — сказал Альтман. — Расскажи мне, о чём ты говоришь.

— Оно отрастило мечи, — сказал Филд. — Только что они проросли из его спины, словно…

Где-то на заднем плане раздался крик. Филд развернулся в обратную сторону и Альтман увидел, что он держит пистолет. Видеосвязь выключилась.

Он услышал крики, доносящиеся с конца коридора. Альтман высунул голову и увидел, бегущего в его сторону, научного сотрудника.

— Что случилось? — спросил Альтман. — Погоди минутку. Стой!

Но мужчина продолжал бежать:

— Они повсюду! — выкрикнул он через плечо. — Ты стреляешь в них, а они по-прежнему продолжают наступать на тебя. — Затем он забежал за угол коридора и исчез.

Я всё ещё сплю, подумал Альтман. Он закрыл свои глаза и потряс головой, а затем открыл их вновь. Нет, всё осталось в том же виде. Еще одни крики, которые теперь дополняли звуки выстрелов.

Он забежал обратно в помещение и огляделся в поисках оружия. Ничего подходящего не было. Он снова вышел из комнаты и, очень быстро шагая, направился в сторону, куда побежал мужчина. Зайдя за угол, он увидел, что коридор забаррикадирован лабораторным столом, перевёрнутым на бок. Альтман направился к нему, внезапно раздались выстрелы, пули с глухим звуком попали в стену рядом с его лицом.

— Не стреляйте! — закричал он, поднимая свои руки над головой. — Это я, Альтман.

Зазвучали возгласы и огонь прекратился. Кто-то из-за стола подозвал его рукой. Альтман подошёл к возведённой баррикаде, перелез через неё и опустился к ним.

— Альтман, — сказал Шоуолтер. — Я рад, что они не добрались до тебя.

— Добрались до меня? Кто? — спросил Альтман. — И что здесь происходит?

— Я точно не знаю, — сказал Шоуолтер, его глаза нервно бегали из стороны в сторону. — Я видел только одного из них, но лучше бы я никогда не видел этого. Оно было чудовищно. Вместо рук и ног у него были костяные косы и оно перемещалось, словно паук. Его голова просто весела, покачиваясь, уставившись в пол, но в любом случае было похоже на то, что оно видело нас. Я не знаю, что это такое, но по останкам одежды, которые на нём находились, можно предположить, что некогда оно было человеком. Но я полностью уверен, что это уже не человек. Произошло что-то ужасное.

— Это я уже понял, — сказал Альтман. Он огляделся. Одного из остальных мужчин он отчасти распознал, кажется, его имя было Уайт. Третьего он не знал.

— Вот, — сказал Шоуолтер и протянул ему пистолет. — Забрали у охранника с оторванной головой. Но не уверен, что это особо поможет: когда ты стреляешь в них, не похоже, чтобы они умирали. Они просто продолжают наступать.

Альтман взял оружие.

— Сколько еще людей осталось в живых? — спросил он.

Шоуолтер пожал плечами.

— Откуда мне знать? Четверо нас, включая тебя, — ответил он. — Вероятно, несколько охранников. И там еще неподалёку бегает несколько человек.

— Не так давно по видеотерминалу со мной связался Филд, он всё ещё был жив, — сказал Альтман. — Должно быть, это началось отсюда, с нижних этажей. Возможно, это еще не добралось до верхней части комплекса, которая расположена над уровнем воды.

— Возможно, — сказал Шоуолтер.

— Свяжитесь с Филдом, — сказал Альтман. — Скажите ему, чтобы он поднялся туда и перекрыл шлюз, а затем ожидал нас с той стороны. Мы постараемся прорваться к нему и как только окажемся на месте, он впустит нас.

Шоуолтер делегировал задачу одному из двух других мужчин, которого звали Питер Ферт. Тот достал свой голопод и приступил к работе.

С дальнего конца коридора донёсся жуткий рёв, а затем, шаркая ногами по полу, что-то вышло из-за угла. В высоту оно было примерно в рост взрослого мужчины, но его руки выглядели, словно руки ребёнка. Они торчали из его желудка.

С его плечевых суставов прорастало две составных косы из костей, словно крылья у ощипанной птицы. Его кожа была покрыта пятнами и сочилась, выглядело это отвратительно, а запах был, как у слегка подгнившего мяса. Это был гуманоид, но Альтман даже и не догадался бы, что когда-то оно было человеком, если бы на его туловище всё ещё не висели обрывки от формы охранника.

— Вот дерьмо, — прошептал Альтман.

— Ферт, продолжай пробовать связаться с Филдом, — сказал Шоуолтер, понизив голос. — А мы задержим его. Ах да, мужики, если действительно хотите помочь, постарайтесь не отправлять слишком много пуль в стены коридора. Последняя вещь, которой бы нам хотелось — это захлебнуться здесь.

Альтман увидел, что Уайт настолько крепко держал свой пистолет, что костяшки его пальцев побелели.

Волоча ногами, тварь медленно направлялась в их сторону, и вдруг замерла на месте. Оно издало ворчащий звук, а затем с криком бросилось на них.

— Огонь! — закричал Шоуолтер.

Все трое тотчас же начали стрелять. Выстрелы немного замедлили существо, но не было похоже на то, что они причиняют ему значительный урон. Оно просто продолжало наступать. Альтман тщательно выцелил голову и быстро сделал три выстрела. По крайней мере две пули достигли цели: он видел выбросы плоти и крови в момент, когда они вонзались в тело. Но тварь, не обращая внимания, продолжала идти вперёд.

В конце концов оно оказалось возле них, маяча над барьером. Они присели и продолжали стрелять, пытаясь держать его на расстоянии. Но с поразительной лёгкостью сквозь град пуль оно перевалилось через барьер и выдернуло Уайта.

Мужчина закричал и попытался убежать. Острые косы существа начали врезаться в спину Уайта, которая тут же приобрела кровавую расцветку. Словно возлюбленного, оно подтянуло мужчину поближе, а потом наклонилось, чтобы вонзить свои зубы в его шею.

Это было ужасное зрелище, Уайт бился в конвульсиях, подобно рыбе вынутой из воды. Такие крики Альтману доводилось слышать лишь однажды — когда кролик был подстрелен в голову, но прожил еще достаточно долго, чтобы осознать, насколько это страшная боль.

Существо издавало гротескное бормотание, истекая слюной при каждом укусе и тряся головой, оно разбрызгивало повсюду частицы плоти и крови.

Первым порывом Альтмана было — бежать. Но единственной причиной, почему он этого не сделал, были мимолётные эгоистичные намерения: если я не прикончу его, размышлял он, я буду следующий.

Он подошёл так близко, насколько это было возможно, поднёс ствол пистолета к шее твари и отгромыхал четыре выстрела в упор. Этого было достаточно, чтобы практически оторвать ей голову и освободить шею Уайта от её зубов. Но даже без головы, тело существа продолжало двигаться.

— Нет, эта хрень когда-нибудь сдохнет? — прокричал Альтман.

Шоуолтер только проворчал. Он повторил действия Альтмана: навёл пистолет на сустав костяной косы, нажал на спусковой крючок, произошёл выстрел и ударной волной её оторвало.

— Именно! — сказал Альтман. — Изувечь его!

Он опустил свой пистолет и сделал три выстрела, пока ногу существа не раздробило. Оно наклонилось в сторону и опустилось на пол, всё ещё не отпуская Уайта. Опираясь, Альтман перепрыгнул барьер и уже стоял на существе. Он расстреливал и топтал его оставшиеся конечности, пока они не превратились в куски, которые, по его мнению, вряд ли уже причинят какой-то урон. Даже тогда он не был уверен, что оно мертво. Он был уверен только в том, что оно достаточно недееспособно и не сможет причинить ему вред.

Он отступил назад и был ошеломлён. Его обувь и ноги были заляпаны кровью, кровь также забрызгала грудь и руки. Он видел, что Уайт был всё ещё жив, но в шоковом состоянии, его спина представляла собой кровавое месиво. Альтман опустился рядом с ним на колено и похлопал его по лицу, пытаясь обратить на себя его внимание. Глаза мужчины слегка вспыхнули, а затем помутнели. Он был мёртв.

— Ну как он? — спросил Шоуолтер.

Альтман открыл его рот и некоторое время делал ему искусственное дыхание, пытаясь вернуть Уайта к жизни, пробуя, оставшуюся на губах мёртвого мужчины кровь, на вкус.

Шоуолтер коснулся его плеча.

— Оставь его, — сказал он.

Альтман посмотрел вверх и покачал головой. Едва он повернулся ко рту Уайта, когда услышал треск и увидел, что его тело забилось в конвульсиях.

Он оттолкнулся от него и отпрянул назад. Казалось, что тело переносит приступ, трясётся и искривляется. А затем оно начало изменяться.

Альтман наблюдал, шокированный происходящим, пытаясь держать свою панику под контролем.

— Что, черт возьми, происходит? — сказал он.

— Он изменяется, — сказал Шоуолтер. — Теперь он один из них.

— Давай убираться отсюда на хрен, — сказал Альтман.

— Боюсь, что есть ещё одна вещь, которую мы должны сделать, — сказал Шоуолтер.

— Какая? — спросил Альтман.

— Мы должны принять меры и убедиться, что оно не последует за нами.

Альтман кивнул, его губы искривились в неумолимой гримасе. — Ты имеешь в виду… — сказал он.

— Мы собираемся расчленить его.

* * *

Двое из них стояли вместе, тяжело дыша, глядя вниз на лужу крови, на куски твари и на частично видоизменённого Уайта. Я никогда не буду тем же, думал Альтман, и по тому, как Шоуолтер уклонился от его взгляда, он мог сказать, что тот чувствовал себя аналогично. Ему и раньше снились кошмары, но сейчас у него было достаточно материала для полностью новой их коллекции.

— Я дозвонился до Филда, — сказал Питер Ферт. — Он говорит, что, насколько он может определить, все существа по-прежнему находятся на нижних уровнях. Он сказал, что попытается добраться до шлюзовой камеры и закроет её, а затем будет ждать нас, пока мы не свяжемся с ним.

— Если мы действительно собираемся сделать это, нам нужно что-то еще, кроме пистолетов, — сказал Альтман. — Пуль не достаточно. Они даже едва замедляют их.

— И что у тебя есть на примете? — спросил Шоуолтер.

— По дороге мы вторгнемся в лаборатории и кладовые служебного инвентаря, — сказал Альтман. — Посмотрим, что нам удастся найти. Подойдёт всё, что сможет отрезать конечности, ну или хотя бы частично повредить их.

В первой же лаборатории, которую они посетили, был найден портативный плазменный резак, который, открутив защитный экран, можно было использовать, как оружие ближнего боя. С помощью инструментов из соседней лаборатории Шоуолтер перенастроил лазерный пистолет, забранный у мёртвого охранника, добавив ему более широкий луч, получилось кое-что с небольшой разрезающей способностью. Питер Ферт откопал лазерный скальпель и модифицировал его для разрезания объектов, толщиной примерно, как запястье.

— Это, скорее всего, не остановит их, — сказал Альтман.

— Первое, о чём я побеспокоюсь — это отрежу их косы, — сказал Ферт. — Если мне это удастся, я буду счастлив.

— Хорошо, — сказал Альтман. — Нам нечего терять. Пошли.

58

— У тебя есть две секунды, чтобы объяснить, что, чёрт возьми, происходит в жилых отсеках, Кракс, — сказал Марков. Он указывал на ряд открытых голографических экранов, висящих над консолью, которые отображали хаос, происходящий в плавающем комплексе. На одном из экранов — перевёрнутый стол, сидя на корточках, за ним находились в равной степени как охранники, так и учёные. На втором — мужчина, нанизанный неизвестным созданием, которое выглядело, как нечто среднее между пауком и, размахивающей лезвиями, смертью. Третий показывал сцену кровавой бойни, по всему коридору разбросаны куски и ошмётки тел. Еще на одном — группа человекоподобных существ, они шатались вперёд и назад, словно потерянные.

Кракс выглядел запаниковавшим. Он весь вспотел, его взгляд метался влево и вправо.

— Нас атаковали. Какие-то монстры. Я не знаю, кто или что.

— Кто они, на хрен, такие и как они попали на борт?

— У меня нет ни малейшего представления, — сказал Кракс. — Я никогда не видел ничего подобного.

— Они выглядят знакомо, — сказал Стивенс. — Разве ты не заметил?

— Знакомо? — спросил Марков и прищурился на один из экранов. — Да, — сказал он, кивая. — Я понял, что ты имеешь в виду.

— Вон тот там, — сказал Стивенс, — раньше это был Молина. Это можно определить по тому, что осталось от его лица. На всех их также присутствуют части одежды, обрывки от неё.

— Раньше они были людьми? — спросил Кракс.

Стивенс кивнул.

— Но сейчас они точно таковыми не являются.

— Какова причина происходящего? — спросил Марков.

— Прямо сейчас я провожу допрос Хидеки Ишимуры, одного из наших астрофизиков, — сказал Кракс. — Он был первым, кто увидел одну из этих тварей — первый, кто всё ещё жив, во всяком случае. Но он до смерти напуган — мне не удалось вытащить из него много информации. Он снова и снова продолжает произносить имя Гута. Я думал, что он лишь морочит голову, но если все они появились из людей, возможно, Гут был первым.

— И чтобы быстрее его разговорить ты, несомненно, выстрелил ему в голову, — сказал Марков. — Где этот Ишимура? Я хочу поговорить с ним.

— Он прямо здесь, готовый к эвакуации. Мы должны выбираться отсюда, сэр.

— Я не из тех, кто бежит с поля боя, — сказал Марков.

— Да, но сейчас вы имеете дело с чем-то нечеловеческим, — сказал Кракс. — Вы делаете одной из этих тварей два-три выстрела в голову, а они всё ещё продолжают наступать. Вы начисто отрываете ей башку, но оно и не думает останавливаться.

— Это невозможно, — сказал Марков.

Кракс покачал головой. — Как вы с этим сможете сражаться?

— Значит тактическое отступление, — сказал Марков. — Мы уйдём, а затем перегруппируемся. Я полагаю, что это всего лишь несколько неудач на нашем пути к главным открытиям.

— Это не просто неудача, сэр, — сказал Кракс. — Это катастрофа.

Марков взглянул на него твёрдым взглядом.

— Сколько человек в общей сложности? Сотня? Две? Даже если все или почти все превратятся в этих отвратительных тварей, по большому счёту это не так уж много. Просто неудача. Мы будем снова в строю раньше, чем ты это поймёшь.

— Вы шутите?

— Давай воспользуемся преимуществом всех этих камер слежения, установленных по всему комплексу, — сказал Марков. — Настроим их так, чтобы они передавали изображение на спасательное судно. Нам ничто не помешает следить и изучать. Это будет очень информативно.

— Возможно, вы просто не можете понять, что…

— Обелиск существует, — сказал Марков. — И либо мы воспользуемся им, либо это сделает кто-то другой. Потери, которые у нас возникли и которые еще будут — это приемлемые потери.

— Я предлагаю оставить его, сэр, — сказал Кракс напряженным голосом.

— Я уже понял вашу позицию, мистер Кракс, — сказал Марков. — Стивенс и я будем готовиться к эвакуации. Я всё ещё обдумываю, что с тобой делать.

— Вы же не думаете оставить меня здесь?

— Вообще-то, думаю. Как я уже говорил тебе раньше, ты уже давно расходный материал, мистер Кракс.

— Крейг, — сказал Стивенс мягким, веселящим голосом. — Нет смысла оставлять Кракса здесь. Он будет больше полезен нам живым, чем мёртвым. А так ты не только его накажешь, но и нас тоже.

Марков помедлил в нерешительности.

— Всегда одно благоразумие, — сказал он. — Ну ты хотя бы подготовил для нас свободный путь для эвакуации, Кракс?

— Подготовил, — сказал Кракс. — Ожидается прилив. Если мы уйдём сейчас, сможем избежать его.

— Хорошо, — согласился Марков. — Показывай дорогу.

59

— Что насчёт Маркова? — спросил Альтман.

— А что насчёт его? — спросил Шоуолтер.

— Что он обо всём этом думает?

— Не знаю, — сказал Шоуолтер. — Много раз время от времени пытался связаться с ним. Безрезультатно. Может быть, умер?

— Я бы удивился, — сказал Альтман.

Они продвигались через серию лабораторий, проходя сначала в пункт управления, а затем через дверь безопасности в само помещение лаборатории. По дороге они встретили еще несколько тварей и почти всех их удалось избежать, кроме двух, которых они порешили без потерь. В первой лаборатории была обычная обстановка, ничего, о чём следовало бы беспокоиться, но как только он открыл, ведущую в неё, дверь, Альтман понял — что-то было по-другому. Что-то было не так.

А потом он увидел это. Прорастающая в одном из воздуховодов и переходя на пол, находилась густая смесь неизвестной материи. Распространяясь по полу, было похоже на то, что оно и само становиться его частью.

Он указал на неё своим резаком.

— Оно начинает разрастаться, — сказал он. — Распространяясь через вентиляционные шахты.

Несколькими секундами спустя, источники света замерцали и погасли, оставив включенным только аварийное освещение, теперь помещение отбрасывало густые тени.

— Оно добралось до энергосистемы, — сказал Шоуолтер. — Нам лучше поспешить.

Они были почти у двери в следующую лабораторию, когда услышали сверху из вентиляционной шахты звук стремительного перемещения. Решётка над ними была выбита и что-то свалилось на пол, едва не задев их.

Оно было бесформенное и пульсировало, некая холмообразная масса, которая время от времени растягивалась по поверхности и выглядела не более чем лужа. Оно медленно скользило по полу, оставляя за собой шипящий след. Всё, чего оно касалось либо всасывалось и исчезало, либо разъедалось до металла. В её медленной раскатке, Альтман время от времени мельком замечал человеческий череп, растворившийся до кости, и один раз даже что-то похожее на улыбающееся человеческое лицо.

— Как можно отрезать конечности у чего-то, что их не имеет? — спросил Ферт.

Оно медленно направлялось к ним, привлечённое, возможно, вибрацией их голосов или движимое некоторыми другими силами. Оно не выглядело агрессивным; казалось, у него была другая цель. Как только оно оттеснило их к стене, заставив почувствовать себя в ловушке, Альтман начал обдумывать, что же это такое. Эта дрянь разъедала покрытие пола и была лишена всех внешних признаков. Замерев на месте, он ничего не мог поделать, кроме как наблюдать, понимая, что их время подходит к концу. Оно уничтожало всё на своём пути, живое или мёртвое. И он не удивится, если окажется, что когда оно расправляется со своей жертвой, то вырастает в размерах. Насколько большим оно может стать? И есть ли какие-то пределы? Или оно не остановиться, пока не поглотит весь мир?

— Мы должны вернуться, — сказал Шоуолтер.

Альтман кивнул, они начали отходить обратно к двери, через которую зашли в помещение. Ферт как раз собирался открыть её, но Альтман остановил его.

— Не сейчас, — прошептал он. — Я что-то слышал.

Он прислонил ухо к двери. Да, там определённо что-то есть, сразу с другой стороны двери. По скрежету и стонущим звукам, он был почти уверен, что это не человек.

Что теперь? размышлял Альтман, его взгляд метался по комнате в поисках чего-то, что поможет им оттуда выбраться. Может быть, им удастся перепрыгнуть это существо или обежать стороной. Возможно, они должны просто покинуть комнату и открыть огонь по тому, что бы не находилось снаружи, попытаться вывести его из строя, прежде чем эта ползучая тварь схватит их и поглотит.

А потом он заметил, что Ферт жестикулирует и указывает на что-то. Там, почти у самого края слизняка, находился баллон с водородом, к соплу которого была прикручена газовая горелка. Альтман потянулся, схватил её и подтащил к себе.

Он выкрутил сопло до состояния подачи газа, дал искру на горелку и отрегулировал так, чтобы она испускала максимально длинную струю пламени. Затем направил её вниз и распылил на слизняка.

Когда его коснулось пламя, оно тут же возгорелось, пылая и вскипая черной жижей. Пытаясь сбежать, слизняк начал отползать куда-то в другое место. Альтман двинулся за ним, продолжая поливать тварь огнём и покашливая в едком дыме, который от неё исходил. Даже когда оно чернело и выгорало, то двигаться не прекращало, обгоревшие части сворачивались под сердцевину и пропадали. Но теперь, по крайней мере, оно двигалось в другом направлении.

— Я могу держать его припёртым к стене, — прокричал он назад Шоуолтеру и Ферту. — Но я не могу избавиться от него.

Ферт уже начал отвечать, как в ту же секунду дверь была выбита внутрь помещения. Не прекращая помахивать горелкой, Альтман быстро оглянулся через плечо и увидел, что Ферт отсёк костяную косу своим лазерным скальпелем. Шоуолтер отступал назад, неуклонно ведя огонь из лазерного пистолета. Пол дюжины тварей, волоча ноги, наступало на него со своими саблеподобными руками. Ферт находился посреди их, окруженный со всех сторон, делая всё возможное, чтобы прорезать свой путь к свободе, но их было слишком много. Альтман увидел, как один из них резким движением подобрался к Ферту и вонзил свои зубы в его шею. Ферт, крича от боли, попытался вырваться от него и в конечном счёте ему это удалось, отбросив тварь назад и раскроив ей рот лазерным скальпелем, но тут же на месте отброшенного оказался еще один выродок. Ферт вопил. Мгновение спустя его голова была оторвана, обезглавленное тело рухнуло на пол.

Двое существ уже валялись внизу. Еще одно было покалечено: одна рука и одна нога не функционировали, но оно всё ещё продолжало тащить себя вперёд, издавая шипение. Шоуолтер растоптал его.

Оставалось еще трое. Альтман выдал по слизняку заключительную струю пламени и повернулся, схватив свой резак. В это время одна из тварей уже замахнулась своей костяной косой и со свистом направляла её в спину Шоуолтера, но резак её вовремя перехватил, срезав придаток рядом с телом. Почти сразу же ещё одна коса разорвала глубокую рану на руке Альтмана и он чуть не выронил резак.

Матерясь, он сумел удержать его в руках и одним движением срезал из-под твари её ноги. Разряд лазерного пистолета промелькнул у его головы и оставил переднюю конечность последнего монстра в полурасчленённом состоянии, но с дикими воплями тот прыгнул вперёд, промчался мимо Альтмана и устремился на Шоуолтера.

Последний споткнулся, его лазерный пистолет ушёл в сторону и опалил стену. Тварь набросилась на Шоуолтера и они вместе опрокинулись назад, угодив в слизняка.

Альтман незамедлительно зажег горелку и рванулся к ним, но было слишком поздно. Шоуолтер был поглощен частью пульсирующей, перемещающейся массы и попросту исчез. Было довольно странно, что то же самое оно сделало и с существом — так же быстро и впечатляюще засасывая его, оно проглотило одного из своих.

Он растоптал одну из тварей, которая всё ещё двигалась, а затем направил струю пламени вдоль стороны слизняка. Тот достаточно отодвинулся назад, позволив Альтману проскользнуть мимо его и через дверь покинуть помещение.

Теперь только я, подумал он. Остался один.

Было сложно избавиться от чувства, что идти вперёд не было никакого смысла. Это было неизбежно — один из них поймает его и разорвёт на части.

Но он продолжал идти. Теперь он прихрамывал, хотя и не совсем был уверен почему и что же случилось с его ногой. С помощью аптечки из той лаборатории он перевязал свою руку, время от времени прерываясь, чтобы при помощи горелки отогнать слизняка подальше.

Ему повезло. Прокрадываясь через полутьму аварийного освещения, с того момента, как погибли Ферт и Шоуолтер, он встретил всего пять существ с сабле-подобными конечностями, группы которых никогда не составляли более чем две особи, и никогда не находились в местах, где, пока он расправлялся с одним, другой мог обойти его с тыла. По отдельности они не представляли особой угрозы, но в паре они были гораздо опаснее, и когда всё заканчивалось, он не мог отделаться от мысли, что если бы резак всего лишь раз прошёлся немного выше или немного ниже, то одна из тварей погрузила бы свою пасть в его шею и это стало бы его концом.

А потом он увидел Аду. Она связалась с ним через голографический экран, изображение было с многочисленными помехами.

— Майкл, — сказала она. — Ты там?

— Ада, — ответил он. — Это ты?

— Я здесь, — сказала она. — Я сейчас в безопасности, но я не знаю, что они собираются сделать со мной. Майкл, если ты получил это сообщение, пожалуйста, поспеши.

— Ада, где ты? — спросил Альтман.

Но, похоже, она не слушала. Она протянула руку под камеру, изображение мелькнуло и погасло, а затем появилось снова.

— Майкл, ты там? — сказала она.

Запись, значит. Она ретранслировалась вновь и вновь. Тем не менее, этого было достаточно, чтобы заставить его двигаться дальше.

По мере того как он продвигался вверх по комплексу, ему встречалось всё меньше существ. Тех же, которых он видел, он либо избегал, либо приканчивал, пытаясь совершить это настолько тихо, насколько это было возможно, дабы избежать привлечения внимания остальных.

Тем не менее, он был удивлён, когда обнаружил, что находится в одном из коридоров, расположенных недалеко от шлюзовой камеры. Неожиданно он начал верить, что в конце концов сможет добраться до него живым.

Была только одна проблема. Он чуть не набрёл на существо, собранное не из одного трупа, а из нескольких. Оно выглядело подобно пауку, но с саблеобразными конечностями из других существ, выступающими в качестве ног, всего семь штук.

Тело как таковое состояло из частично перекрывающихся, изогнутых туловищ, грубо соединенных одно с другим. На одном краю слабо покачивались две головы, словно готовы оторваться и упасть.

Альтман частично спрятался за дверной рамой, украдкой изучая монстра. На его нижней стороне пульсировал желто-черный ком, возможно, некоторого рода опухоль.

Рвануться вперёд и начать резать эту дрянь, размышлял он. Маловато для плана действий, но это было всё, что он мог придумать.

Продолжительное время он так и стоял, раздумывая в нерешительности, а затем, сделав глубокий вдох, выбежал из укрытия и бросился к монстру.

Тварь тотчас же повернулась к нему и зашипела, а потом торопливо устремилась в его сторону, окончания её костяных конечностей, ударяясь о пол коридора, издавали резкий глухой звук.

Но прежде, чем он подобрался на достаточно близкое расстояние, чтобы поразить её резаком, случилось нечто непредвиденное. Одна из голов, которые норовили оторваться, вскарабкалась на вершину тела существа и бросилась на Альтмана. Она ударила его в грудь, обвила шею жилистыми щупальцеобразными придатками и начала сдавливать.

Черт возьми! пронеслось у него в голове. Он отшатнулся назад, отчаянно пытаясь оторвать эту дрянь. Паукообразное существо всё ещё приближалось, всё еще торопливо устремлялось вперёд, его вторая голова перешла в состояние готовности и теперь точно так же находилась на вершине его тела. Альтман с усилием колошматил ту, что была уже на нём, боковой частью своего резака, снова и снова. Она ослабила свою хватку всего на чуть-чуть, но достаточно для того, чтобы он мог дышать, а затем протиснуть свою руку между ней и своей шеей и оторвать её.

Она попыталась вскарабкаться по его руке вверх обратно к шее, но он крепко ухватил её за извивающиеся щупальца и не отпускал. Вторая голова запустилась в Альтмана и он отбил её наземь первой головой, и раздавил ногой до месива. Голову в своей руке он швырнул в стену, а затем разрезал надвое своим плазма-резаком.

В это время паукообразное существо было уже возле него. Альтман срезал верхушку одной из его конечностей, но тварь встала на дыбы, опираясь на три свои задние ноги, и напала на него с остальных четырёх. Ему успешно удалось парировать две из них и увернуться от третьей. Четвёртая, которая только что лишилась своего окончания благодаря плазменному резаку, нанесла ему тяжелый, но притуплённый удар в грудную клетку. Альтман упал на пол, от удара у него перехватило дыхание.

Затем он оказался под ногами существа, которое, словно танцуя, пыталось пронзить его своими конечностями. Альтман отрезал одну ногу, подом другую, но было не особо похоже, что это повлияло на равновесие существа. Он с силой пнул его с ноги и опрокинул назад, затем отполз подальше и, зная, что это не принесёт особой пользы, а только выиграет немного времени, выхватил плазменный пистолет и начал стрелять.

Выстрелы оплавляли ноги существа или с шипящим звуком входили в плоть его туловища, но, казалось, что едва ли это его замедлит. Оно снова было почти над ним, Альтман пнул его обратно, на этот раз с двух ног, успешно выведя тварь из равновесия и перевернув на спину.

Пока оно предпринимало усилия, чтобы встать на ноги, он вновь увидел пульсирующий, желто-черный ком. Альтман выстрелил в него.

Опухоль взорвалась, взрывной волной Альтмана отбросило обратно через дверной проём и оглушило. По всюду барахтались куски существа, включая один достаточно неповреждённый, который подбирался к нему. Он поднялся и, спотыкаясь, направился в его сторону, а затем с помощью плазменного резака рассёк его на части.

Ударная волна от взрыва повредила коридор, покрыв его стены микротрещинами. Спотыкаясь, он осмотрел их на предмет утечек. Пока что было похоже, что стены выдерживают.

Хромая, всё ещё в оглушённом состоянии, он добрался до конца коридора и постучал в люк шлюзовой камеры. Ответа не было.

— Это я — Альтман! — выкрикнул он. — Впусти меня!

Когда ответа всё ещё не последовало, он сообразил, что есть более лёгкий способ и установил соединение с Филдом через свой голопод. Тот час же дверь шлюзовой камеры открылась и он проковылял внутрь.

— Альтман, — сказал Филд. В одной руке он плотно сжимал значок Обелиска, закрывая за Альтманом дверь шлюзовой камеры второй рукой. — Хвала Обелиску. Я уже потерял всякие надежды.

— Где Ада? — было первое, что спросил Альтман.

— В каком смысле? — спросил Филд. — Всё ещё взаперти на материке, я полагаю. Я не видел её в течение нескольких дней.

— Но я видел её, — сказал Альтман. — Я видел её видеообращение. Он была прямо здесь.

— Извини, — сказал Филд. — Я не видел её.

Может быть, это был Обелиск, подумал Альтман. Но как такое возможно? Обелиск показывает только умерших людей. Но Ада не мертва. И тут его кровь застыла, как только он понял, что с того самого момента, когда она приснилась ему, Ада была мертва.

Филд ухватил его за предплечье.

— Мы должны идти, — сказал он. — Я не знаю, как долго мы ещё сможем сдерживать их.

— Где Марков? — спросил Альтман.

— Понятия не имею, — ответил Филд. — Думаю, что, скорее всего, он прекратил работу и покинул комплекс. Либо так, либо же он погиб. В любом случае для меня это большой роли не играет.

Альтман кивнул.

— Нам придется вернуться, ты знаешь это, — сказал Филд.

— Что? — спросил Альтман.

— Нам нужно сходить за помощью и вернуться. Мы должны убедиться, что он в безопасности. Мы должны защитить Обелиск.

Альтман последовал за ним из шлюзовой камеры вверх по комплексу, через серию открытых отсеков и по изгибающемуся коридору в главный купол. Они зашли в лифт и приготовились подниматься вверх, но тот оставался на месте.

— Что не так? — спросил Альтман.

Филд покачал головой.

— По всей видимости, лифт не будет работать от резервного питания, — сказал он. — Будем взбираться своим ходом. После тебя.

Альтман повесил резак за спину и начал подниматься по лестнице, Филд сразу за ним. Подъём был тесным — не так много места между самой лестницей и стеной. А очень скоро взбираться стало ещё тяжелей.

Измученный всем тем, что ему только что довелось пережить, Альтман обнаружил, что ему необходима немалая фокусировка для того, чтобы ставить одну ногу перед другой. За ним, Филд был не намного лучше; он хрипел, словно собирался упасть в обморок.

— Всё в порядке, Филд? — окликнул его Альтман, не опуская головы.

— Жить буду, — ответил Филд. Он начал говорить что-то еще, затем издал звук удушья и внезапно умолк.

Альтман посмотрел вниз и увидел, что Филду сдавливало горло нечто, похожее на светло-серую змею или длинный кишечник. Один конец туго обвился вокруг лестницы, второй — плотно вокруг его шеи. Одной рукой Филд скрёб по своему горлу, пытаясь удержаться за лестницу другой рукой. Альтман начал спускаться к нему, выкрикивая, в то время как Филд отпустил лестницу и теперь обе его руки были на душителе.

Альтман ещё карабкался вниз, только что достал из-за спины свой резак и почти приготовился разрезать существо надвое. Но Филд не держался за лестницу. Если он разрежет тварь — Филд упадёт с высоты.

— Филд! — закричал он. — Ухватись за лестницу!

Но, казалось, Филд его не слышал. Сейчас его лицо было багровым, Альтман увидел, что с его ушей медленно сочится кровь. Альтман потянулся вниз и, держась за лестницу, наступил на окончание душителя. Оно начало извиваться под его ногой, но свою жертву не отпускало. На другом конце оно сделало небольшой резкий рывок, и голова Филда отскочила, словно виноградина, с глухим звуком упав на пол. Тело, ударяясь о стены и лестницу, поспешно последовало за ней.

Он наблюдал, как душитель стремительно и извилисто скользил вниз. Достигнув пола, перемещаясь волнообразными движениями, оно добралось до обезглавленного трупа Филда. Альтман увидел, как оно ткнуло его в желудок, а затем одно из её окончаний сузилось до точки и вонзилось в него сквозь кожу. Медленно, ритмичными движениями, оно проникало в живот Филда. Живот раздулся и медленно расширялся, пока с последним изгибом тварь не исчезла в нём полностью.

Альтману стало плохо. На некоторое время он уцепился в лестницу, уставившись вниз. Он провисел бы там и дольше, но потом его посетила мысль: этих тварей может быть несколько. Бросив на тело Филда нервный взгляд, он заставил себя продолжить подниматься вверх.

Когда он достиг люка, он открыл его и вскарабкался на пол, убедившись, что надёжно закрыл за собой ход. Он надеялся, что твари не способны открыть его, но точно он уверен не был.

Он начал карабкаться вниз по внешней стороне купола, следуя по узким ступеням, вырезанным в стекле. Ниже, покачиваясь на волнах вверх и вниз, находилась лодочная платформа. Большинство лодок отсутствовало, но одна осталась. Он отвязал швартовы и забрался в середину.

Мотор запустился незамедлительно. И только тогда это начало казаться реальным, похожим на то, что он действительно может покинуть это место, похожим на то, что он действительно может остаться в живых.

И тогда Альтман вспомнил о Филде: он погиб, потому что ждал его. Мы должны вернуться, говорил Филд. Должны убедиться, что он в безопасности.

Нет, подумал Альтман. Я свободен от него. Я не собираюсь возвращаться.

И тут он внезапно почувствовал в лодке рядом с ним чьё-то присутствие, просто позади него, вне поля его зрения. Альтман боялся, что если он обернётся, то увидит Филда, его голова отделена, она будет находиться на месте, но не соединена с его шеей, грозящая отвалиться в любой момент.

Привет, Альтман, произнёс кто-то.

— Оставь меня в покое, Филд, — сказал Альтман.

Ты вернёшься обратно, ради меня?

Только теперь, когда Альтман подумал об этом, этот голос не был в точности похож на голос Филда.

— Ты мёртв, Филд. Я не могу вернуться ради тебя.

Но как насчёт меня? спросило оно.

Определённо этот голос не Филда. Сейчас это был голос женщины. Он повернул голову, увидел Аду.

— Ада, где ты сейчас? Кто убил тебя?

Я прямо здесь. Ты нужен мне, Майкл, сказала она. Мне нужно, чтобы ты закончил, то что начал.

Он покачал головой. — Ты не Ада, — сказал он. — Ты галлюцинация.

Дело не закончено, Майкл. Все находятся в серьёзной опасности. Ты должен остановить Воссоединение.

— Что за Воссоединение? — спросил он.

Ты видел Воссоединение, ответила Ада. Тебе нужно остановить его.

А затем она исчезла. Альтман включил следующую передачу и вдавил газ. Чёрт его побери, если он мог понять, что именно она от него хотела. И что от него хочет оно. Я не собираюсь возвращаться, говорил он себе. Я не буду возвращаться.

Но он уже боялся, что будет.

60

Когда он причалил к докам Чиксулуба, кто-то уже ждал его. Чава — мальчик, который рассказал Аде и ему о теле на пляже. Он стоял там в тусклом освещении, дрожа. Рядом с ним находился городской пьяница, который утратил своё имя.

— Я знал, что вы придёте, — сказал Чава, пока Альтман привязывал лодку. — Ведьма сказала мне. Она умерла, и всё же она сказала мне. Она попросила меня, чтобы я сказал вам, что вы должны вернуться.

— Я не хочу возвращаться, — ответил он.

— Вы должны, — сказал Чава, его взгляд был невинным и искренним. — Она нуждается в вас.

— А почему ты здесь? — спросил Альтман у пьяницы.

Сейчас он уже не выглядел, словно дурачок, или, по крайней мере, старался таковым не выглядеть. Он скрестил пальцы и изобразил знак хвоста дьявола.

— Единственный способ одолеть дьявола, — сказал ему мужчина, — это впустить дьявола внутрь тебя. Ты должен открыть себя для дьявола. Ты должен научиться думать, как дьявол.

— У меня нет на это времени, — ответил Альтман. — Мне нужно найти помощь.

— Да, — сказал Чава. — Мы отправимся с вами.

Альтман покинул док и отправился по запланированному маршруту, старик и мальчик последовали за ним. Когда стало ясно, что он идёт к зданию ДреджерКорп, Чава поспешил догнать его и попытался удержать.

— Вы не найдёте там никакой помощи, — сказал он.

Он отцепил мальчика и продолжил путь, направляясь к воротам. Когда он оглянулся, то увидел, что мальчик и старик остановились, они стояли неподвижно в пыльной дороге.

— Мы будем ждать вас здесь, — выкрикнул мальчик ему вслед.

Альтман проверил свою карту доступа на входных воротах и они открылись. Он пересёк участок пустой площадки, подошёл к зданию и испытал свою карту ещё раз, безрезультатно.

Он постучал, нажал звонок, затем подождал. Долгое время так никто и не отвечал, а затем видео-панель рядом с его лицом засветилась, показывая чёрно-белое изображение Терри.

Он пристально посмотрел на Альтмана, пододвинув свои очки ближе к переносице.

— Я бы хотел войти, — сказал Альтман.

— Мне очень жаль, — сказал Терри. — В данный момент доступ для всех закрыт.

— Это важно, — сказал Альтман. — В плавающем комплексе что-то пошло не так. Мы должны сделать что-нибудь.

Альтман услышал, как кто-то за кадром заговорил, голос был слишком тихий, чтобы разобрать о чём речь. Терри повернул голову и посмотрел в сторону от объектива.

— Это один из них, — сказал он кому-то слева от него. — Я не знаю кто, я не помню его имени. Альтер, по-моему. — Он умолк, голос неизвестного собеседника снова что-то бурчал. — Да, точно, — сказал он. — Альтман. — Он внимательно слушал, а потом повернулся обратно к Альтману.

— Ты можешь войти, — сказал он.

— С кем ты разговариваешь? — спросил Альтман.

— Ни с кем, — ответил он. — Не волнуйся об этом.

— Мне нужно знать, что я буду в безопасности, — сказал Альтман.

— Ты будешь в безопасности, — сказал Терри после небольшой заминки, но по тому, как он отвёл свои глаза в сторону, когда говорил это, Альтман понял — он лжет.

Он уже почти достиг наружных ворот, когда Терри открыл дверь. Он продолжал идти и даже не обернулся.

— Подожди минутку, — попросил Терри, — куда ты идешь?

— Извини, — ответил Альтман. — Не могу остаться.

— У меня пистолет, — сказал Терри. — Не заставляй меня стрелять в тебя.

Альтман остановился.

— А теперь будь хорошим мальчиком, повернись и иди сюда, — сказал Терри.

Альтман так и сделал. Он медленно повернулся и пошёл обратно. Терри держал свой пистолет без какого либо умысла, почти бесцельно.

Предохранитель, заметил Альтман, был выключен.

— Что это у тебя в руках? — спросил Терри, поглядывая вниз на плазменный резак.

— Что всё это значит? — спросил Альтман. — Сперва я не могу попасть внутрь, а затем ты требуешь, чтобы я зашёл?

— Приказы, — ответил Терри. — Зайдешь внутрь и оставайся на месте. — Он указал на плазменный резак. — Я думаю, тебе лучше бросить его, — сказал он.

— Чьи приказы?

Терри только пожал плечами.

— У меня нет желания входить внутрь, — сказал Альтман, слегка двигаясь вперёд. — Сперва мне нужно кое-что закончить.

— И у меня нет желания стрелять в тебя, — сказал Терри. — Но я буду. Брось эту штуку и подними руки вверх.

Внезапно входные ворота загремели, кто-то стучал по им. Лишь на мгновение глаза Терри метнулись в их сторону, этого хватило только для того, чтобы Альтман сделал выпад и ударил по боковине пистолета. Он выстрелил, пуля попала в ограждение, выбив искру. Но Терри не выронил его, более того, он уже начал возвращать пистолет в исходное положение, чтобы вновь взять Альтмана на прицел.

Одним движением Альтман врубил плазменный резак и устремил его в направлении руки Терри. Энергетическое лезвие рассекло его предплечье; пистолет и рука, которая его держала, упали на землю.

Некоторое мгновение Терри был слишком шокирован, чтобы осознать то, что сейчас произошло. Он просто стоял на месте, не в силах понять, что случилось с его рукой. А потом, до него дошло. Глаза расширились, он отступил на шаг назад и сделал глубокий вдох, чтобы закричать.

Альтман, не зная, что ещё можно сделать, побежал, стараясь не слушать криков человека, находившегося позади него. Он выскочил из ворот и присоединился к Чаве, который убегал вместе с ним.

— Я пришёл и постучал за вами, — сказал он, — а вы уже идёте.

— Хороший поступок ты сделал, даже очень, — сказал Альтман. — Где старик?

— Эль Бораччо? — спросил Чава. — Ему нужно было идти. У него пересохло в горле.

Дальше он начал отступать по улице, мальчик следовал за ним. Что теперь? подумал Альтман. Он повернулся и присел рядом с мальчиком.

— Я должен уничтожить несколько дьяволов, — сказал он. — Похожих на того, что ты видел на пляже.

— Я помогу тебе, — сказал Чава. — Вместе мы убьём их.

— Нет, — сказал Альтман. — Это не игра. Ты не можешь пойти. Я должен найти оружие и отправиться в одиночку.

Мальчик немного подумал, а потом улыбнулся. — Идите за мной, — сказал он. — Сюда.

Мальчик провёл его через улицы, через поселение, к окраине джунглей. Он подошёл к конкретному дереву, прислонил к нему ладонь, а потом внимательно указал собой в определённом направлении и, вытягивая вперёд ноги, начал идти, усердно ударяя своей стопой о землю. Когда звуки его шагов изменились, он остановился.

— Здесь, — сказал он и указал на землю. Он присел и начал расчищать грунт в сторону, пока не обнаружил стальное кольцо и деревянную опускную дверь, приблизительно чуть более полуметра в ширину и почти два метра в длину. Он указал Альтману, чтобы тот открыл её.

Он положил плазменный резак на землю, опустился к кольцу и потянул за него. Поднимаясь вверх на своих петлях, дверь заскрипела, открывая под собой склепоподобное помещение, облицованное камнем. Одна половина была заполнена пистолетами и винтовками, количеством примерно около дюжины. Вторая содержала топоры, кувалды, копья, одно мачете, банку горючего и цепную пилу старого образца.

— Вы можете использовать их, — торжественно сказал мальчик. — Но вы должны вернуть их обратно. Они принадлежат моему отцу.

— Чем именно занимается твой отец? — спросил он.

— Он старается для людей. Он… — Некоторое время мальчик не мог подобрать слова, а потом внезапно вспомнил. — Экологический партизан.

— Спасибо Господу за экологов, — сказал Альтман.

Он взял бензопилу, оставив всё остальное на местах, однако это озадачило мальчика.

— Эти монстры, — спросил он с широко открытыми глазами. — Они деревья?

Сначала Альтман решил ответить ему должным образом, но когда он начал говорить, он вдруг понял, насколько сложным будет ответ. Он просто кивнул и сказал:

— Да, деревья.

Но это только породило новые вопросы.

— Как деревья могут быть монстрами? — хотел знать мальчик.

— Это трудно объяснить, — сказал Альтман.

— И что это за деревья? — спросил Чава.

Он начал тараторить испанские названия деревьев, следуя за Альтманом. Альтман не обращал на него внимания. Он почти вернулся к лодке, мальчик всё ещё следовал за ним, когда зазвучал его голопод. Когда он ответил, на экране появилось лицо Кракса.

— Альтман, — произнёс он. — Привет.

Он сбросил вызов. Тотчас же Кракс позвонил снова. Альтман думал не отвечать, но он знал — Кракс будет продолжать звонить, пока не добьется своего. Поэтому он ответил, но в этот раз не останавливался и продолжал идти дальше.

— То, что ты сделал с Терри, — сказал Кракс. — Едва ли можно назвать утончённым. Я мог бы арестовать тебя.

— Что-то мне подсказывает, что ты не собираешься этого делать, — сказал Альтман.

— Возможно, и не собираюсь — согласился он. — Но я должен сказать, что ты слишком близко принимаешь всё к сердцу. Мы просто хотели поговорить с тобой.

— Ты не просто хотел поговорить со мной, — сказал он. — Ты хотел удерживать меня там.

— Это для твоего же блага. Не делай глупостей, Альтман. Возвращайся.

— Нет, — ответил Альтман.

— А как насчёт твоей подружки, Альтман? — сказал он. — Как насчёт Ады? Вернёшься ли ты ради неё?

Альтман остановился.

— Покажи её, — сказал он.

Впервые, самообладание Кракса слегка пошатнулось. — Прямо сейчас она не доступна, — сказал он.

— Ты не можешь показать её, потому что она мертва, — сказал Альтман.

— Не будь смешон, Альтман. С чего бы ей быть мёртвой?

— У меня появились галлюцинации с ней, — сказал Альтман. — В любом случае либо ты убил её, либо она сама покончила с собой. Какой из вариантов верен, а? Кракс?

— Галлюцинации еще ничего не означают, — настоял Кракс. — Она жива.

Альтман продолжил идти дальше.

— Покажи мне её, и тогда, — сказал он. — если я её увижу. Я вернусь обратно.

— Как я уже сказал, — ответил Кракс, — это невозможно. Ты просто должен довериться мне. Жизнь твоей подружки в твоих руках.

Сейчас он уже был у причала.

— До свидания, Кракс, — сказал Альтман и сбросил вызов, выключив полностью питание своего голопода.

Он погрузил инструмент в лодку, а потом забрался в неё и сам. Чава попытался тоже вскарабкаться внутрь, но Альтман остановил его.

— Оставайся здесь, — сказал он. — На моей совести имеется уже достаточно смертей.

61

Пока он направлял свою лодку сквозь волны и чувствовал на своем лице прикосновение брызг, у него было много времени, чтобы поразмышлять. Я сумасшедший, сначала думал он. Я не должен возвращаться. Мне и так в первый раз повезло, что я выбрался оттуда живым. И вправду, он мог бы остаться на суше, если бы Ада не была мертва. Но это было не так, теперь не было никаких причин, чтобы возвратиться на берег. Он чувствовал, что должен положить этому конец.

А потом он начал думать над тем, что сказал ему старый пьяница, когда он встретил его в доке: единственный способ одолеть дьявола, это впустить дьявола внутрь тебя. Ты должен открыть себя для дьявола. Ты должен научиться думать, как дьявол.

Ну, и как бы думал дьявол? Или, в нашем случае, как бы думал Обелиск?

Если кому-то и знать, подумал Альтман, то это ему. Он видел Обелиск много раз, он выжил в непосредственной близости от него, даже когда у того был максимальный пик вещания. Посредством галлюцинаций он разговаривал с ним снова и снова.

Что он сказал совсем недавно, через его воспоминания о Аде? Ты нужен мне, Майкл. Мне нужно, чтобы ты закончил, то что начал. Это было расплывчато — как и большинство того, что говорили ему призраки, было сложно уловить суть. Ранее, в его сне, он был более конкретен. Но говорил ли это с ним Обелиск или это был просто сон, или даже что-то еще? Ведь между сном и галлюцинацией большая разница.

Но, возможно, сон был его подсознанием, которое пыталось что-то ему сообщить. Что в точности сказала Ада? — Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, сказала она. Я хочу родить ребёнка. Это то, что мне нужно. Это сблизит нас.

Но был ли сон тем же, что и галлюцинация? Возможно, это была совершенно иная сила — возможно, это совсем не его подсознание, а что-то ещё. Что она имела в виду под «рождением ребёнка»? Были ли эти существа, а именно члены экипажа, которые после смерти превратились в монстров, потомками Обелиска? Ну да, это подразумевалось, так сказать, если он был прав, полагая, что они были созданы посредством передачи кода Обелиском. Но исключая то, что он ошибается, сон с Адой поднял вопрос о нём только после того, как существа, чем бы они не были, расплодились. На самом деле, сон ему должен был присниться сразу же после того, как эти твари начали своё существование, даже не смотря на то, что Альтман не знал о них, пока через несколько минут его не разбудил сигнал тревоги.

Возможно, он должен воспринимать сон более буквально. Возможно, что это именно то, что требует от них Обелиск: чтобы они воспроизводили его. Может быть, если он сможет убедить Обелиск, что он понял его, что он сможет воспроизвести его, то всё вернётся к своему нормальному состоянию.

Это было несложно, подумал он.

А затем его одолели сомнения. Всё это Альтман основывал на своём сне, а он не совсем вяжется с тем, что сообщалось ему в его галлюцинациях. Это могло ничего не значить, или даже быть чем-то ещё — другой силой, которая пытается манипулировать им. Это было почти слишком просто. И даже если он был прав, кто сказал, что если он сделает то, чего хочет Обелиск, всё вернётся к нормальному состоянию? Возможно, будет только еще хуже. А что, если Обелиск заинтересован совсем не в выживании человеческого рода, а видит людей, только как средство для достижения своих целей? И если его цели будут достигнуты, размышлял Альтман, будет ли Обелиск по-прежнему нуждаться в нас, или он уничтожит нас, почти не раздумывая, как если бы мы были всего лишь мухами?

А что если мы загнаны в ловушку, из который нет выхода? размышлял он. Что если человечество в любом случае обречено на погибель?

Он покачал головой. Это было лучшее, что он мог предположить. Он должен пойти на риск. Но какой выбор он сделает, чем он предпочтет рискнуть, он не знал. Пари Альтмана, подумал он. В любом случае Обелиск был ключом. Не было иного выбора, кроме как вернуться к Обелиску, независимо от того, что стояло у него на пути. Сейчас его уже почти окутывала тьма. Там, впереди, мерцали тусклые огни плавающего комплекса, питающиеся от аварийного резерва, но всё ещё работающие. Вскоре он тоже будет там. Вскоре он либо получит ответ на свой вопрос, либо будет мёртв.

Часть седьмая КОНЕЦ СВЕТА

62

Еще до того, как он открыл люк, изнутри Альтман мог слышать звук стремительного перемещения, сквозь стекло он также мог видеть, движущиеся внизу, смутные образы.

Была не была, подумал он, откинул крышку люка и вошёл внутрь.

Он спустился по лестнице всего на несколько ступеней, когда что-то свалилось на него. Оно ударило его в плечо, и он успел лишь бросить беглый взгляд, прежде чем оно обвилось вокруг его лица. Оно состояло из человеческой головы, растянутой и эластичной, из которой исходило множество щупалец. Тотчас же оно начало душить его.

Он не мог видеть. Он попытался отбить существо плазменным резаком, но оно только туже затянуло свои щупальца. Он врезался им о ступени лестницы, но оно всё ещё не отпускало. Дерьмо, подумал он, мне кранты.

Вслепую, Альтман нащупал спусковой крючок резака и включил его. Он медленно поднял инструмент, стараясь не прорезать своё собственное лицо, но ему удалось лишь задеть боковой поручень лестницы, почти полностью разрезав его. Альтман начал терять сознание. Он попытался вновь, на этот раз ближе к лицу, и почувствовал, как лезвие проходит сквозь плоть твари. Существо потеряло свою хватку и Альтман стряхнул его, наблюдая, как оно, ударившись, отлетело перед ним от перекладины и повалилось вниз.

Худшей частью в этом происшествии было то, что, когда существо упало, он распознал лицо. Оно было растянутым, красным и весьма деформированным, но он был уверен, что оно принадлежало Филду. Когда он наблюдал, как оно под ним ударялось о перекладины лестницы, а потом по спирали опустилось вниз, это походило на то, словно он собственноручно прикончил Филда.

Он отдышался, а затем продолжил спуск.

Повсюду отбрасывались тени от аварийного освещения. Он постоянно замечал в них перемещение каких-то существ. Он услышал шум, исходящий недалеко от него, затем ещё ближе. Что-то скользило вверх по краю лестницы.

Он посмотрел вниз и попытался разглядеть, что там было, но ничего не увидел. Он подождал ещё, вслушиваясь, но ничего не услышал. Возможно, это просто моё воображение, подумал он.

Но когда он сделал ещё один шаг, он услышал это снова, Альтман посмотрел вниз и мельком увидел ту же жилистую пульсирующую дрянь, которая оторвала Филду голову. А затем она исчезла, оказавшись с другой стороны лестницы. Он попытался повернуться, чтобы увидеть её, уловил мелькание, после чего вновь потерял из виду. Звук, тем не менее, теперь был ближе.

Он обхватил рукой лестницу и завис на месте, ожидая. Где оно? думал он.

А потом он внезапно увидел это, сейчас оно было всего в метре под ним, серое тело этой дряни сливалось с лестницей. Пока Альтман наблюдал, один конец существа отпустил лестницу и начал колебаться, словно околдованная змея в поисках плоти, в которую можно ухватиться. Вдруг окончание твари стегнуло вверх и обхватило его стопу.

Оно обвилось плотно и крепко, почти сорвав его, оставив его висеть на одной руке, а ноги повисли в воздухе. Альтман попытался дотянуться плазма-резаком вниз, чтобы распилить существо, но оно было слишком низко — чтобы добраться до него, Альтману пришлось бы отпустить лестницу, что означало бы упасть. Оно начало пульсировать, затягиваться, а потом приготовилось, чтобы перебраться с его лодыжки вверх по ноге.

Стараясь изо всех сил нащупать второй ногой точку опоры, ему, наконец-то, удалось найти её. На носке он поднялся по лестнице настолько, насколько это было возможно, ощущалось, что вот-вот может разорваться лодыжка, он отпустил рукой лестницу, схватив её снова несколькими перекладинами ниже. Этого было достаточно; теперь он мог дотянуться. Плазма-резаком он распилил существо пополам. Оно испустило струю гноя, а затем упало вниз.

Чувствуя головокружение, он крепко ухватился за лестницу. Он мог бы оставаться так вечно, если бы его голова, прижатая к боковым перекладинам, не услышала глухие постукивания. Приближалось что-то ещё. Всё ещё ощущая головокружение, он взглянул вниз. Две другие твари поднималось по лестнице, они были более человекоподобные, относились к виду с прорастающими косами из ихних плеч. За лестницу они держались своими крошечными руками, проросшими из их животов; пока они поднимались, их косы безумно размахивали назад и вперёд.

Он отчаянно начал подниматься обратно, откуда пришел, пытаясь добраться до уровня платформы, всё это время зная, что они настигают его. Он почти уже чувствовал, как их косы взмывают вверх и отсекают ему ноги.

И вот он оказался наверху, стоя на коленях и жадно глотая воздух. Он перебросил ремень резака за спину и отпустил его, позволив тому повиснуть, после чего подтянул бензопилу. Неустойчиво сохраняя равновесие, он дёрнул вытяжной трос. Первая попытка была безрезультатной, как и вторая. Первая тварь уже была здесь, из-за края платформы были видны кончики её кос, вот-вот должна появиться её голова. Он с силой рванул на себя вытяжной трос, и в этот раз — успех. Бензопила набрала обороты, он наклонился и вдавил её в существо. Цепь швыряла кровь во всех направлениях, забрызгав его с головы до пят.

* * *

Он сошёл с лестницы, в его руках фырчала бензопила. Были ли другие твари? Это было плохо освещённое, большое помещение.

Он осторожно двинулся к проходу в лаборатории, которые приведут его вниз к шлюзовой камере. Здесь и там, рядом с вентиляционными отверстиями, кругом на стенах присутствовали потёки из плоти. Они казались живыми. Он ткнул в один из этих потёков носком своего ботинка, но не похоже, чтобы оно ответило, просто оставалось на месте. Он с силой наступил на него, но на то, что это причинило ему урон, также не походило.

Он был почти у двери в лабораторию, когда оно появилось и почти с дьявольским криком бросилось к нему. Во мраке среди теней, поначалу ему было трудно разглядеть существо; оно казалось всего лишь размытым пятном. Он увеличил обороты бензопилы, пытаясь удерживать цепь в направлении существа, и поразил его прямо в голову.

Это была наиболее ужасающая тварь, которую ему доводилось видеть. Оно быстро отступило назад, шипя. Его пасть была широко раскрыта, из неё торчали длинные хищные зубы, плоть возле рта была разорвана до самых челюстных суставов. Его руки стали его передними лапами, его тело утолщалось спереди и сужалось сзади. Оно имело одну чрезвычайно мускулистую ногу, прорастающую из тыльной части, вторая нога была вытянута, истощена и извивалась, словно хвост, на его вершине изгибались и расходились веером утонённые пальцы ноги.

Оно сделало несколько шагов в сторону, приготовилось и прыгнуло. Он попытался снять голову твари бензопилой, но лишь отчасти прорезал её плоть, когда цепь зацепилась за что-то, напоминающее хитин, и оружие вырвалось у него из рук, чуть не вывихнув ему плечо. Шея твари начала пульсировать, забрызгав жидкостью его грудь, её голова склонилась набок, всё ещё рыча. Передние лапы царапали и ранили его. Он нащупал бензопилу, но не смог её подобрать, и, так или иначе, не было уверенности, что он будет в состоянии запустить её снова. Он пнул тварь назад, она медленно обошла его кругом, прежде чем прыгнуть вновь, её голова висела, как болтающийся мешок. Ослеплённое, оно совершило атаку чуть левее от него и врезалось в стену. Он уже поднимался, пытаясь взять плазменный резак в руки и включить. Но оно сбило его с ног прямо в тошнотворно пахнущую материю, которая покрывала пол, а затем встало на дыбы, нависнув над ним. Он откатился в сторону, но не смог избежать когтей, которые пронзили сквозь рубашку его плечо, пригвоздив одну руку к полу.

А затем неожиданно ему удалось включить резак. Он с силой поразил тварь, оторвав ей переднюю конечность, которая его прижимала. Оно неуклюже сохраняло равновесие, балансируя над ним на оставшихся двух конечностях. Он резанул по второй передней лапе и оно рухнуло вниз.

Он оттолкнул существо назад и, спотыкаясь, отпрянул в сторону, сейчас плечо по-настоящему начинало болеть. Он медленно начал обходить тварь, выжидая момент, чтобы броситься к ней и отрезать последнюю ногу, как вдруг оно сделало нечто необычное: у существа всё ещё оставалась припрятанная нога, но вместо того, чтобы использовать её для прыжка к нему, как Альтман и предполагал, оно перевернулось на спину, опустившись на свой «ногохвост». Оно оставалось неподвижным, полностью сохраняя равновесие, последняя нога прижалась к телу, словно лапа у мёртвого арахнида. Вероятно, мертво, подумал Альтман.

Он осторожно подошёл вперёд, оно не двигалось. Аккуратно, он потянулся к существу и коснулся его краем резака, тут же нога выбросилась к нему, крепко схватила его за грудную клетку и с силой швырнула в стену.

Некоторое время он так и лежал, оглушённый. Было ощущение, словно его грудь прогнулась. Медленно он уселся на пол. Тварь всё ещё была там, всё ещё балансировала на своём хвосте, её единственная, оставшаяся нога снова сжалась.

Да ну её на хрен, подумал он. Подобрав своё оружие, он обошёл её стороной, держась от этой дряни на дистанции, и направился к двери.

* * *

В лаборатории за дверью был полный хаос, всё перевёрнуто и разрушено, настоящая кровавая бойня. Тела и куски тел были повсюду. Он осторожно двинулся через помещение, аккуратно, чтобы ничего не задеть, и вышел в следующую дверь.

Следующая комната была почти полностью нетронута, это обстоятельство, каким-то образом, едва не заставило его нервничать ещё больше. Он прошёл мимо центрального стола к кабинке наблюдения. Оттуда он подключился к видеосистеме, всё ещё работающей от аварийного питания.

Он бегло пролистал изображения с камер, к которым у него был доступ, и увидел ещё больше тварей в почти каждом месте, куда бы не посмотрел. Шлюзовая дверь между верхней и нижней палубой, заметил он, была открыта и искрилась. Прямо перед ней, всего в одной комнате от того места, где сейчас находился Альтман, между ним и шлюзовой камерой, перемещался слизняк, возможно, даже тот самый слизняк, которого он видел раньше — и если это так, то сейчас он был ещё больше и продолжал расти. Он медленно двигался вперёд, поглощая всё на своём пути, сливая всё воедино.

Дерьмо, подумал Альтман. Этим путём не пройти.

Он запросил у системы альтернативные маршруты, но других не было. Комплекс был умышленно сооружен с одной точкой соединения между его верхней и нижней половинами. До тех пор, пока слизняк находился там, двигаться дальше не было возможности.

Если только…

Если только я не отправлюсь через воду, понял он. Он переключил дисплей на отсек подводной лодки. Если ему удастся добраться туда, он сможет попасть внутрь. Сколько туда было, метров двадцать вниз? Достаточно длительный заплыв по любым меркам, к тому же будет сильное давление. И как только он будет там, он должен будет войти в отсек, закрыть дверь и ждать, пока откачается вода. И если этого было не достаточно, чтобы погубить его, то холодная вода может хорошо этому поспособствовать.

А затем дисплей, на который он смотрел, прервал картинку и переключился на другой канал связи. Появилось лицо, изображение было чёрно-белым с зернистостью.

— Кто там? — спросил мужчина. — Кто в системе?

Мужчина был смутно знакомым. Это был, понял Альтман, человек, который впервые взял его посмотреть Обелиск в комнате хранения. Как было его имя? Что-то вроде — Харм. Ах да, точно, Генри Хармон.

Он переключился на свой видеоканал, так чтобы мужчина мог его видеть.

— Хармон, — сказал он. — Это Альтман. Ты жив?

— Я думал, что я остался последним, — сказал Хармон. — Рад тебя видеть.

— Где ты?

Хармон растерянно огляделся, словно на мгновение он позабыл, где находится.

— Я в ячейке Обелиска, — сказал он. — Я думал, что оказался в западне, но по какой-то причине, эти существа не приближаются к Обелиску. Я рад, что я не единственный, кто остался жив.

— Я приду за тобой, — сказал Альтман.

— Это невозможно, — сказал Хармон. — Прежде чем ты сделаешь несколько шагов, они разорвут тебя на куски.

— Можешь сделать мне услугу? — спросил Альтман. — Есть ли у тебя возможность открыть оттуда двери в отсек подводной лодки? У тебя есть авторизованный доступ?

— Конечно, — ответил Хармон. — Но для чего?

— Открой их и не закрывай, — сказал Альтман. — Вот как я доберусь до тебя. Да, и еще одна вещь.

— Говори, — сказал Хармон.

— Собери из системы всю информацию, которую только сможешь найти, насчёт Обелиска. Сигнал, структура, размеры, состав, вообще всё.

— Хорошо, — сказал Хармон. — Это даст мне, чем заняться.

— Возможно, я понял, чего хочет Обелиск, — сказал Альтман. — Я буду точно знать, когда доберусь туда. Если я доберусь туда.

Хармон начал что-то говорить, но Альтман уже отключился. Он вышел из лаборатории и направился туда, откуда пришёл. По дороге он осматривал шкафчики и ящики для инвентаря, выискивая водолазный костюм, либо же баллон с кислородом, но ничего не нашёл. Ему оставалось только рискнуть. Он посмотрел на бензопилу. Вряд ли это было идеальное оружие: когда цепь зацепилась, это чуть не убило его. В любом случае, он не мог её взять. Вода повредит её. Вот плазменный резак — другое дело. Вероятно, он будет работать даже после того, как побывает в воде.

Он нашёл два мотка пятнадцатиметровой верёвки и закрепил их через плечо. После чего снова начал подниматься по лестнице, обратно к люку.

63

Он спустился в низ купола к лодочной платформе, в которую теперь ударялись волны. Отсек подводной лодки был внизу, чуть левее. Он подошёл к дальнему краю платформы и посмотрел вниз.

Там, она была там. Он мог разглядеть только её свечение, которое исходит через открытую нижнюю часть ангара.

Он связал два мотка верёвки вместе, дёрнул несколько раз по обе стороны узла, пока не убедился в надёжности, а затем тщательно измерил её длину. Он привязал ремешок плазменного резака к одному концу верёвки, на всякий случай сделал двойной узел. Другой конец он быстро обмотал вокруг швартовной тумбы.

Осторожно, он опустил плазменный резак и верёвку в воду, пока они не ушли вглубь, чуть более, чтобы видеть первые несколько метров верёвки. Он разделся до пояса и сделал тщательную разминку, размышляя.

Он знал, у него был лишь один шанс. Как только он достигнет определённой глубины, пути назад не будет. Либо он доберётся до отсека подводной лодки, либо утонет.

Он сделал быстрый вдох-выдох, а затем нырнул, позволяя воздуху выходить через нос, пока он погружался. Он плыл так быстро, как только мог, направляясь прямо вниз, вслед за верёвкой. Давление быстро нарастало, в голове было ощущение, будто её сдавливают. Он чувствовал себя невероятно медленным, словно он почти не продвигался, словно он всё ещё был в нескольких метрах под платформой.

Он продолжал плыть, стараясь придерживаться равномерных, постоянных движений и неизменного ритма сердцебиения, пытаясь не паниковать. Теперь он мог слышать в своих ушах пульсацию крови, постоянные глухие биения, которые нарастали все медленнее и медленнее. Сбавил ли он темп? Или ему только казалось, что его конечности замедлились?

Он увидел огни. Он был уже близок к отсеку подводной лодки. Нет, подумал он, не смотри, не теряй концентрацию, просто продолжай плыть вниз.

Он почувствовал, как его лёгкие делают усилия, желая вдохнуть воздух, который отсутствовал в них. Он издал булькающий звук, пытаясь заставить себя не дышать в воде. Всё вокруг него, казалось, замедлилось, значительно замедлилось.

А затем он увидел его: плавающий у конца верёвки, плазма-резак, словно тёмное пятно во мраке. От радости его сердце подпрыгнуло, в глазах начало темнеть и на мгновение он подумал, что сейчас потеряет сознание.

Но когда он добрался до него и схватил, то понял, что он никак не справится, чтобы взять резак с собой в ангар: у него не было достаточного запаса воздуха, не было сил. Ему придется оставить его позади.

Он отпустил. Альтман взглянул в сторону и вот он, всего в нескольких метрах от него: открытый отсек подводной лодки. Он оставил верёвку и поплыл к нему.

Я никогда не сделаю этого, понял он. Он мог бы доплыть до отсека, но у него не осталось бы достаточно сил, чтобы закрыть перекрытие, а затем ждать некоторое время, которое потребуется для откачки воды. Это было бессмысленно.

Но, как бы то ни было, что-то в нём заставляло его плыть дальше. Он пересёк входной пролёт и достиг отсека. Он просто направлялся к закрытой двери, когда уловил над собой вспышку света, внезапно у него появилась мысль. Он устремился вверх так быстро, как только мог, сильно ударившись головой о потолок, чуть не вырубив себя до потери сознания.

Но здесь, в углу, находился тонкий слой зажатого воздуха. Он прислонил своё лицо к потолку и, задыхаясь, сделал жадный вдох, по сторонам его рта плескала вода.

Он завис на месте, удерживаясь на плаву, вдыхая снова и снова, пока не прекратилась одышка, пока его сердце не прекратило бешено колотиться. Теперь был порядок. Он приходил в норму.

Когда он почувствовал, что успокоился, он нырнул обратно и поплыл вниз. Но вместо того, чтобы плыть к панели управления, он направился от нее и выплыл наружу. На некоторое мгновение он потерялся, дезориентировался в открытом океане, и подумал, что он движется в неправильном направлении. А потом он заметил тень от верёвки, он понял, что устремил свой взгляд слишком высоко. Альтман посмотрел немного ниже, и вот он.

Альтман подплыл к плазменному резаку, схватил его и немедленно ринулся обратно к отсеку, таща вместе с резаком верёвку. С верёвкой, это было слишком тяжело, продвижение шло крайне медленно. На мгновение он подумал, чтобы бросить резак, а затем его осенило. Он повернулся, включил резак и разрезал им верёвку.

Резак был тяжелым, поэтому, чтобы плыть, он мог использовать только одну руку. Это обстоятельство грозило утащить его на дно. Он заплыл под нижний уровень отсека, а затем отчаянно устремился вверх, с усилием перебирая ногами, немного паникуя.

К этому времени он уже ухватился за край и подтянул себя внутрь, он был уже на грани истощения, на грани того, чтобы начать опускаться вниз. Он оттолкнул резак в угол, а затем быстро поплыл к панели управления перекрытием.

Он нажал на кнопку и удерживал её вдавленной. В помещении начали мигать аварийные огни. Он увидел, как перегородка медленно выдвигалась из направляющего жёлоба, перекрывая выходной проём, закрывая его.

Он поплыл вверх к воздушному карману, но некоторое время не мог его обнаружить. Где он? Альтман поплыл обратно вдоль потолка и обнаружил карман воздуха размером примерно с его кулак, как раз достаточно, чтобы добраться до него лицом. Он втянул воздух в себя, затем быстро выдохнул, карман увеличился в размерах.

Снизу он услышал, приглушённый в воде, лязг закрывшегося перекрытия, а после мягкое биение насосов.

Уровень воды начал падать и он полностью высунул голову из воды, задыхаясь, он сделал глубокий вдох и сразу же потерял сознание.

Майкл, сказал голос. Майкл. Просыпайся.

Он открыл глаза. Это был его отец.

Я попросил тебя, чтобы ты поднялся. Сколько раз я должен просить?

Одну минутку, Пап, ответил он. Его голос звучал странно, глухо, как если бы он исходил на расстоянии.

Я сказал — сейчас же, произнёс его отец. Поднимайся или я сам стяну тебя с постели.

Он не двигался. Отец встряхнул его. Он застонал, покачал головой.

Папа…

Вставай! сказал его отец, теперь уже криком, так близко к его лицу, что он мог учуять запах ликёра, исходивший от его дыхания. Поднимайся!

Он пришёл в сознание, находясь лицом вниз, частично свисая с узкого мостика, тянущегося по краю помещения. Ему повезло. Он был жив и откашливал воду, а не плавал в центре комнаты лицом вниз, мёртвый.

Он сделал усилие, поднялся и прислонился спиной к стене, собираясь с силами. Потом осторожно придвинулся к краю мостика и спрыгнул в воду.

Он не мог найти плазменный резак. Возможно, что-то пошло не так. Возможно, его стряхнуло, когда закрывались двери и он соскользнул в воду. Вероятно, он потерян.

Он всплыл на поверхность, держась за край мостика, а затем снова опустился, на этот раз осматривая более тщательно. Он обнаружил его застрявшим за платформой, практически невозможно увидеть, пока он почти не коснулся его.

Он высвободил его и всплыл снова, забираясь из воды на мостик. После чего некоторое время лежал на решётке, дыша, пытаясь прийти в себя.

Когда он поднялся, его всё ещё трясло, нервы были неспокойными. Он вытер ладонью капли с экрана коммуникационного модуля и соединился с отсеком Обелиска.

— Алло? — сказал Хармон, сейчас в его голосе ощущалась небольшая паника. — Алло?

— Это я, Альтман, — сказал он.

Глядя на экран, Хармон прищурил глаза.

— Альтман, — сказал он. — Я вот сомневаюсь: жив ли ты ещё. Это же ты, да? Это ведь не видение? Ты выглядишь иначе.

— Я всё ещё жив, — сказал Альтман. — Просто немного мокрый.

— Где ты? — спросил он.

— В отсеке субмарины, — сказал Альтман. — Недалеко.

Хармон кивнул. Он открыл голографический файл и сбросил его на экран Альтмана.

— Ты находишься здесь, — сказал Хармон, и на карте появилось красное пятнышко. — Это просто, — сказал он. — Иди по этому коридору, он единственный с небольшим откосом. Потом в другой коридор, мимо этих двух лабораторий. Заключительный проход и ты будешь здесь.

— Что там между тобой и мной? — спросил Альтман.

— Рядом с Обелиском — ничего, — сказал Хармон. — Они не подойдут близко к Обелиску. Если ты сумеешь добраться до последнего коридора, с тобой должно быть всё в порядке. Но до этого, возможно, будет немного сложнее.

Он включил Альтману изображение коридора, который находился сразу за шлюзовым затвором отсека подводной лодки. Камера медленно сфокусировалась на определённом участке, показывая кучу трупов, мертвенно-бледное существо, напоминающее летучую мышь, вибрировало над ними, а затем растворилось в стене статических помех.

— Это последняя запись с камеры до того, как она была выведена из строя, — сказал он. — Кто знает, как обстоят там дела сейчас.

Изображение изменилось, две отдельные камеры, две лаборатории. В одной: паукоподобное существо, похожее на то, с которым он расправился ранее, только у этого была третья голова и серия шипов вдоль спины. В другой: две твари с саблеподобными отростками. Они неподвижно лежали на земле, вероятно, мертвы.

— Эти показывают текущее положение дел, — сказал Хармон. — Я бы посоветовал держаться как можно тише, проходя мимо лабораторий. Сам коридор, и коридор, следующий за ним, кажутся пустыми.

Альтман сделал глубокий вдох.

— Хорошо, — сказал он. — Была не была.

Он остановился у шлюзового механизма, тот был слегка приоткрыт, и он посмотрел сквозь зазор.

Коридор снаружи был слабо освещён, дрожали несколько аварийных огней, остальные полностью перегорели. Но по смутным формам, которые он мог видеть, и по звукам, которые они издавали, он мог сказать, что они там были.

В это мгновение сквозь брешь в проходе вытянулась рука и схватила его, обвилась вокруг его собственной руки и изо всех сил дёрнула, пытаясь вытащить его через шлюз.

Или, вернее сказать, ему только вначале показалось, что это была рука. Когда он отчаянно попытался вырваться от неё, он понял что это совсем не рука, а что-то вроде совокупности сухожилий, вытянутых вдоль и каким-то образом отвердевших.

Он попытался воспользоваться плазма-резаком, но его рука уже вошла в брешь и не было места, чтобы разрезать отросток. Оно дёрнуло снова и чуть не оторвало ему руку. Он с силой потянул на себя, но безрезультатно.

Не зная, что ещё сделать, он пнул рычаг, возобновив процесс открытия двери.

Как только брешь стала достаточных размеров, сухожилие выдернуло его на свою сторону.

Коридор был полностью преобразован, был покрыт органическим слоем, размазанный чем-то, напоминающим плоть. Было похоже, словно его затащили в кишечник. Он резанул сухожилие плазменным резаком, но лезвие не прорезало его полностью.

Сухожилие вздрогнуло, но тотчас же потащило его дальше по коридору. Он вскрикнул от боли, резанул снова, и на этот раз насквозь.

Раздался рёв. Обрубок отростка быстро ускользнул в глубь коридора и скрылся в вентиляционной шахте. Часть, которую он отрезал, всё ещё туго сжимала его руку, препятствуя кровообращению. Чтобы отделаться от неё, он должен был осторожно разделить её на куски.

Это было похоже на прогулку по кошмару. Повсюду кровь и плоть, не было даже догадки, откуда они собираются напасть в следующий раз. Он становился нервозным, и он это понимал. Ему нужно расслабиться, нужно успокоить свои нервы, или они доберутся до него. Но как можно расслабиться в аду, наподобие этого?

Испытывая боль по всему телу, спотыкаясь, он направился дальше по коридору, бредя через вонючую, гнилостную жижу, стараясь не касаться, покрытых плотью, стен и потолка. Впереди находился труп, блокирующий путь. Он попытался пнуть его с пути, но едва Альтман коснулся его, как тот зашипел и набросился на него. Он оступился назад, поскользнулся и вот тварь уже оказалась на нём, пытаясь отсечь ему голову своими костяными косами, скрытыми под водой. Он поднялся на колени и повернулся, чтобы увидеть её; испускающий слюну рот был в нескольких сантиметрах от горла Альтмана. Кое-как он умудрился подставить руки между собой и тварью, держа её на расстоянии. Оно шипело и визжало от чувства неудовлетворённости, налегая своими косами и пытаясь подобраться поближе, одного её дыхания хватило, чтобы ему захотелось блевать.

Со стоном, изо всех сил он толкнул существо, отбросив в сторону, затем быстро извернулся и достал из-под себя резак. Оно уже снова нависло над ним, но теперь у него был резак и он срезал одну из кос твари. Она продолжала наступать на него с оставшейся косой и обрубком. Он с силой вдавил корпус плазменного резака вниз, превратив голову твари в месиво. Она продолжала наступать. Он отполз от неё прочь, остановившись только для того, чтобы нанести ей сильный удар. Он отрезал остаток от обрубка, затем большую часть другой косы. Некоторое время оно брыкалось, наполовину погрузившись в жижу, а потом остановилось.

Только тогда, когда наступила короткая тишина, он понял: что-то приближалось сзади. Он вскочил на ноги и повернулся, в этот же миг коса разрезала ему предплечье, заставив его выронить плазма-резак. Он закричал и с силой ударил тварь ребром ладони в грудь, ощущая тошнотворный запах её мёртвой плоти. Она слегка отшатнулась назад и он умудрился снова подобрать свой резак, морщась при этом от боли. Она вновь атаковала, он пригнулся, увернувшись от её кос, которые со свистом пронеслись у него над головой, и тут же пнул существо по ногам.

Оно упало на него сверху и на мгновение, оказавшись в ловушке между дрянью, покрывавшей весь пол, и под вонючей, гниющей плотью, у него создалось ощущение, что он был уже мёртв, что он скитался по загробной жизни, пребывал в своеобразном аду за всё то, что он сделал в этой жизни неправильно. Резак был зажат между его телом и существом над ним. Тварь грызла его плечо, пытаясь подобраться к его шее, стараясь опереться на одну костяную косу так, чтобы достать его второй.

Он нажал на спусковой крючок резака, надеясь, что тот находится не слишком низко и направлен не вниз, а вверх. Лезвие активировалось между его колен и он с силой под углом направил его вверх через таз твари, с усилием понемногу продвигая его вверх, медленно распиливая тварь пополам. Её части рухнули по обе стороны от него, но ему всё ещё нужно было подняться и растоптать каждую из половинок, пока оно окончательно не прекратит двигаться.

Пошатываясь, он поднялся. Из пореза на руке всё ещё текла кровь. Он оторвал нижнюю часть своей рубашки и неуклюже перевязал рану. Это не остановит кровотечение, но это замедлит его, и пока что этого будет достаточно.

Еще два коридора, подумал он. И всё.

Он подошёл к концу коридора. Чтобы найти панель управления, он должен был срезать нарост вокруг двери, и как только он это сделал, а потом просканировал свою карточку, дверь прекрасно открылась.

Он заглянул внутрь. Хармон был прав — коридор выглядел хорошо, ничего нет. Там, в стороне, были две двери, ведущих в лаборатории. Ему просто нужно двигаться вперёд как можно тише, пройти мимо их, а затем он будет в безопасности.

С некоторым облегчением он вошёл в новый коридор и медленно направился вперёд. Хлюпающие звуки исходили из-под его ботинков, а также от дряни, находящейся в другой комнате. За первой дверью он мог расслышать перемещение. Он затаил дыхание. И вот он уже оставил её позади, почти достигнув второй двери. Он также мог слышать звуки, исходящие за этой дверью: треск, а потом низкое, продолжительное скуление. Он немного ускорил свой шаг и скоро вторая дверь тоже была позади.

Он уже почти достиг своей цели, когда одна из дверей открылась. Но он не обернулся, чтобы посмотреть, какая из них это была, просто прижал свою карту к сканеру и молился, чтобы дверь открылась как можно скорее.

Низкое скуление раздалось вновь, на этот раз громче, и ближе. Дверь начала открываться и он сразу же вбежал через неё в последний коридор, бросив взгляд через плечо, и увидел трёхголовую паукоподобную тварь, которая просто стояла там в конце коридора, наблюдая за ним. Она отличалась от той, которую он встретил ранее. Её спина, заметил он, была покрыта шипами, которые, пока он смотрел, становились более жесткими и вздымались. Один из шипов выстрелил из спины и полетел в направлении Альтмана, вонзившись в стену рядом с его лицом. Все три перевёрнутые вниз головы существа зашипели в унисон, но вперёд оно не двигалось. А затем дверь между им и тварью захлопнулась.

Он подошёл к двери в конце коридора и активировал комлинк.

— Кто это? — раздался голос Хармона.

— А кто, чёрт возьми, ты думаешь, это может быть? — сказал Альтман.

— Альтман? — спросил он. — Как я могу быть уверен, что это на самом деле ты?

— Давай, Хармон. Открывай.

— Нет, — ответил он. — Ты должен рассказать мне что-то, что никто, кроме тебя, кроме тебя настоящего, не знает обо мне.

Какого, он что — спятил?

— Я не знаю тебя достаточно хорошо, Хармон. Мне нечего тебе рассказать.

— Извини, — сказал он. — Я не могу открыть, — и сбросил связь.

Альтман перенабрал вызов. Когда Хармон принял его, он сказал:

— Не отключайся. Включи видеозвязь и ты увидишь, что это я.

Хармон так и сделал. Альтман увидел его взволнованное, прищуренное лицо, которое вглядывалось в него. Одной рукой он сжимал что-то на конце амулета.

— Даже не знаю, — медленно сказал он. — Видео можно и подделать.

— Ты параноик, — сказал Альтман, а потом понял: да, это именно то, кем он был. Обелиск сделал его таким. Но, вспомнил он, Хармон был ещё и верующим.

— Послушай, — быстро произнёс Альтман, — именно ты сказал мне, что твари не могут подойти близко к Обелиску, так ведь? Если это правда, то я не могу быть одним из них. Если бы я был одним из них, я не смог бы подойти так близко. Обелиск будет защищать тебя, если ты веришь в него. Во имя Обелиска, открой дверь.

Хармон посмотрел на него долгим, торжественным взглядом, который Альтман не смог истолковать; затем протянул руку и нажал кнопку, завершив видеотрансляцию. Несколькими мгновениями спустя дверь открылась. Альтман медленно зашёл внутрь, его руки были подняты.

— А, это ты, — сказал Хармон. — Хвала Обелиску.

64

— Я знал, что ты придёшь, — сказал Хармон. — Я просто знал.

У него было, заметил Альтман, чрезмерное потоотделение. Его ответы были бессвязными, интонация его голоса постоянно менялась между безразличием, угнетением и паническим криком. Он был явно не в своём уме.

— Вообще-то, я позвонил тебе и сообщил, что я иду, — сказал Альтман.

— Нет! — сказал Хармон, повысив голос. — Ты не говорил мне! Я знал!

— Успокойся, — сказал Альтман. — Откуда ты знаешь, что это именно я?

— Ты единственный, кто пришёл, — ответил Хармон, говоря это с нескромным простодушием. — Это должен быть ты, потому что ты единственный. Все остальные мертвы.

Альтман медленно кивнул. Он мог бы воспользоваться верой Хармона в Обелиск для своих целей, сообразил он. Он хотел, чтобы Хармон верил, независимо от того, во что он должен был поверить, это позволит Альтману сделать то, что ему необходимо сделать.

— Я пришёл сюда, — сказал Хармон. — Это первое место, в которое я пришёл, а потом, когда я увидел, что они не могут подойти ко мне, я понял почему. Обелиск хотел, чтобы я был здесь. Я имел обыкновение не доверять Обелиску, но я ошибался. Обелиск защищает меня. Обелиск любит меня.

— И меня, — сказал Альтман.

— И тебя, — согласился Хармон. Он потянулся и взял Альтмана за руку. Рука Хармона лихорадила, вся горела. — Ты веришь? — спросил он.

Альтман пожал плечами.

— Конечно, — сказал он. — Почему бы и нет?

— И ты понял моё сообщение? — спросил он. Хармон смотрел на Альтмана с надеждой, с явным ожиданием.

— Сообщение получено, — в итоге сказал Альтман.

Хармон улыбнулся.

— Я просил тебя собрать некоторую информацию, — сказал Альтман. — У тебя есть что-нибудь?

Хармон указал на голографический экран.

Там была серия файлов, некоторые из них Альтман уже видел, некоторых у него не было. Здесь были видеоизображения внутренней части первого батискафа, полученные после того, как он был поднят на поверхность. Фрагменты из них он видел ранее, сперва в перехваченном видео от Хеннесси, а затем позднее с наружной стороны через смотровое окно. В то время как камера делала снимки, медленно сканируя состояние батискафа, он распознал, небрежно вырисованные кровью, символы, подобные тем, что были на Обелиске. Но он также понял, что они отличались расположением или последовательностью, от тех, что образовались на Обелиске. То, в чём он раньше видел признак безумия, сейчас фактически казалось ему незаконченными расчётами и, похоже, содержит проблеск смысла.

Кроме того, здесь были анализы структуры Обелиска и его плотности, сотни исследований его передач, предположения, недоказанные теории. Здесь была информация о различных генетических кодах, которые Шоуолтер и Гут приписали сигналу и Обелиску. В конечном счете здесь было больше файлов, чем он мог прочитать — даже больше, чем он мог просто бегло просмотреть. Тысячи и тысячи страниц и изображений, часы и часы видеоматериала. Что было важно, а что нет? Что он собирается делать? С чего ему начать?

Хармон присел на полу рядом с его креслом, уставившись на Обелиск.

— Ты когда-нибудь видел нечто подобное? — спросил Хармон.

— Нет, — ответил Альтман.

— Он добрый, — сказал Хармон. — Он любит нас, я знаю. Я касался его, и в этот момент я чувствовал его любовь.

— Ты почувствовал что-то? — спросил Альтман.

— Я почувствовал его любовь! — настойчиво утверждал Хармон, теперь уже криком, раздражённый. — Он любит нас! Коснись его и ты увидишь!

Альтман покачал головой.

— Коснись его! Коснись его! — всё ещё выкрикивал Хармон.

И тогда Альтман, не зная, как ещё его успокоить, поднялся, подошёл к Обелиску, и сделал это.

То, что он почувствовал было не любовью, а нечто иное, нечто, что он вообще никогда не ощущал. Сперва это было, как если бы он испытал одновременно все галлюцинации, которые только у него случались, как если бы он испытал все переживания, какие только были у других людей, всё наложилось одно на другое. Большинство из них пересекались сами с собой, создавали своего рода ослепляющие помехи, которые в итоге саморазрушались, но после, не смотря на всё это, он мог видеть то, что ранее никогда не видел. Он мог видеть, что галлюцинации были не функцией Обелиска, а чем-то, что противопоставлялось ему, чем-то, что прочно укоренилось в его собственном мозгу. Галлюцинации пытались защитить их, но они потерпели неудачу: процесс начался. Всё, что теперь он мог сделать, это попытаться удовлетворить желания Обелиска настолько, чтобы остановить процесс, но не перестараться, чтобы не привести к полному Воссоединению. А затем, внезапно, что-то прояснилось и сквозь галлюцинации он мог увидеть мерцание самого Обелиска. Это походило на то, как если бы Обелиск изменил структуру его мозга, переделал соединения, заново проложил цепи, чтобы заставить его понять.

Неожиданно он почувствовал, что может увидеть структуру Обелиска изнутри, и в некоторой степени это предоставило ему понимание всей сложности Обелиска. Он заполнил его голову и охватил огнём, после чего излился через трещины в его черепе, захватив его с собой.

Когда он пришёл в сознание, Хармон был над ним, поглаживая его голову, с блаженной улыбкой на лице.

— Ты понимаешь? — спросил он, когда заметил, что глаза Альтмана открыты. — Ты понимаешь?

Альтман оттолкнул его, поднялся и быстро проследовал к монитору.

Он начал неистово вводить информацию, а также набрасывать эскиз структуры Обелиска. Его руки двигались быстрее, чем соображал мозг, одновременно работая над разными частями Обелиска, переходя от одного файла к другому, и возвращаясь обратно. Он записывал, с шоком осознал Альтман, базовые знания для детального плана нового Обелиска. Он был еще небрежным и искажённым. Здесь было много нерешённых вопросов, множество загадок, с которыми нужно разобраться, но это определённо было то, чем он сейчас занимался.

— Что это? — спросил из-за спины Хармон. — Что происходит?

— Я понял, — ответил Альтман. — Я думаю, что я понял это еще раньше, но всё пытался разобраться, что же это значит. Теперь я знаю.

Он работал продолжительное время; как долго, он сказать не мог. Его голова кружилась, его пальцы болели. Когда он закончил, он обратился к Хармону.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал он.

— Какая?

— Мне нужно, чтобы ты помог мне перевести то, что здесь у меня есть, максимально старательно, и подать сигнал обратно на Обелиск.

Сперва Хармон просто уставился на него, затем медленно занял своё место и наклонился поближе, чтобы рассмотреть. Медленно, он прошёлся глазами по материалу. Внезапно он взглянул вверх на Альтмана, это был его первый вразумительный взгляд с момента, когда Альтман зашёл в помещение.

— Это Обелиск, — сказал он с благоговейным трепетом. — Ты понял его, как он и просил тебя.

Альтман кивнул.

— Ты хочешь, чтобы я передал Обелиску образ его самого же? — спросил он.

— Да, — ответил Альтман.

— Хвала Обелиску, — сказал Хармон. А затем он добавил, — Хвала Альтману.

Услышав, что Хармон так произносит его имя, у Альтмана по коже пробежали мурашки, но он прикусил свой язык и ничего не ответил.

То, что он проделал, было далеко от завершения, понадобятся ещё годы и годы работы, но была надежда, что прямо сейчас этого будет достаточно, чтобы остановить процесс Воссоединения.

Потребовалось ещё несколько часов и некоторое количество попыток передачи сигнала разнообразными способами, прежде чем удалось установить хоть какой-то контакт. Обелиск излучил короткий, интенсивный всплеск энергии, а затем, так же внезапно, как и начал вещание, затих.

— Что с ним случилось? — спросил Хармон.

— Он отдыхает, — ответил Альтман. — Мы сделали то, что он хотел от нас. Мы спасли мир.

65

После того, как с этим было покончено, он ещё долгое время сидел там, размышляя. Зачем Обелиску нужно было воспроизводиться? Какие это будет иметь последствия? Что это означало? И если галлюцинации и видения не были от Обелиска, а наоборот противопоставлялись ему, откуда они происходили? И какое из этих явлений было на их стороне?

Он всё ещё не доверял им. Нет, то, что он почувствовал, когда коснулся Обелиска было не любовью, а не что иное, как — полное абсолютное безразличие к человеческой расе. Они были средством для достижения цели. Что это была за цель, он не был уверен, но сейчас больше, чем когда-либо чувствовал, что для Обелиска они являются расходным материалом, необходимый шаг на пути к чему-то ещё. Когда был создан новый Обелиск — и он не сомневался, это было целью Обелиска — что произойдёт далее? Он остановил Воссоединение, но, возможно, в результате этого он сделал шаг к открытию, которое приведёт человечество к ещё худшей участи.

С другой стороны, отвечала иная его часть: что, если ты ошибся? Что, если ты параноик? Или что, если любовь которую ощущал Хармона, была его собственным чувством, его собственными эмоциями, отражёнными обратно к нему, то есть — его собственная религиозная любовь к Обелиску отражается, как любовь Обелиска к нему? Что, если безразличие, которое ощутил Альтман, не было чем-то присущим Обелиску, а было чем-то личным, отражённым обратно?

Он сидел там, размышляя и размышляя, но так ни к чему и не пришёл. Что он собирается делать теперь? Сейчас, когда он дал Обелиску то, что тому было нужно, он непреднамеренно сделал положение дел для человечества ещё хуже?

— Нам нужно идти, — сказал он Хармону. — Обелиск хочет, чтобы мы ушли.

— Откуда ты знаешь?

— Он сказал мне, — ответил Альтман.

Хармон кивнул. Он подошёл к Обелиску и прикоснулся к нему губами. Он уже не был параноиком, не был несдержанным, без сомнения — это потому что Обелиск прекратил вещание. Но он всё ещё был верующим.

— Куда мы направляемся? — спросил Хармон.

— В диспетчерскую, — ответил Альтман. — Мне нужно кое о чём позаботиться, а затем мы сможем уйти.

Он не знал, что и ожидать — возможно, в результате того, что Обелиск прекратил вещание, существа потеряют свою мощь, сильно ослабеют, или даже распадутся на части. Но это было не так. Когда они покинули отсек Обелиска, прошли по коридору и открыли дверь в дальнем его конце, он обнаружил, что странное, паукообразное существо всё ещё там, всё ещё ждёт его. Возможно, оно немного замедлилось, стало немного более вялым, но оно всё еще было там и всё ещё охотно желало прикончить их обоих.

Похоже, это только усилило его желание сделать то, что он задумал.

Они открыли дверь и увидели тварь, незамедлительно её спина начала ощетиниваться. Альтман схватил Хармона и оттащил их обоих за дверную раму. Странные, конусообразные отростки выстреливало оно из своей спины, которые, пролетая по коридору мимо них, с хлёстом врезались в стены.

Он высунул голову из-за укрытия и ждал, что же оно будет делать дальше. Он увидел, что в настоящий момент все три головы отделились и стремительно неслись к ним.

Включив большим пальцем руки плазменный резак, он обратился Хармону.

— Возможно, ты захочешь остаться позади, — сказал он, а затем шагнул в дверной проём.

Первую из них он поймал лезвием своего резака в момент, когда та прыгнула на него, отделив голову от её щупалец. После того, как голова, всё ещё с гримасой на лице, отлетела в стену и отрикошетила от неё, он раздавил её своей стопой. Вторую он словил, пронзив её вверх, когда та неслась по потолку, прямо над дверной рамой. Затем ему пришлось отступить назад и снова прижаться к стене, так как главная тварь выпустила в него следующую серию шипов.

Последнюю ему необходимо было оторвать от шеи Хармона. Каким-то образом она пробралась мимо Альтмана и он даже не знал, как ей это удалось. Более того, он даже не знал, что она прикрепилась к Хармону, и не узнал бы, если бы Хармон не схватил его сзади и не потряс. Он обернулся, увидел, что Хармон становится багровым, подумал: «только не это снова»; и разрезал тварь пополам, как-то умудряясь, чтобы не оттяпать вместе с ней часть его лица.

Хармон закашлял и потёр своё горло.

— Хвала Альтману, — сказал он хриплым шёпотом.

— Прекрати это говорить, — сказал Альтман. — Альтман не хочет, чтобы его восхваляли.

Он снова выглянул из-за дверной рамы. Сейчас тварь двигалась вперёд, её копьеподобные ноги, гремя по коридору, приближались к ним. Он приложил палец к губам, предостерегая Хармона, чтобы тот не шумел, а затем прижался к стене.

Он слышал, как оно приближалось, выстукивая каждой ногой определённый ритм, отзвук которого внезапно сделался сложным для понимания, чтобы он точно мог сказать, как близко оно в действительности сейчас было.

Он услышал, как оно остановилось у дверной рамы. Он продолжал ожидать, что тварь проберётся внутрь, но по каким-то причинам этого не произошло. Вместо этого оно повернулось и начало отходить в обратную сторону.

Дерьмо, подумал Альтман, засада отменяется. А затем выбежал из-за дверной рамы и устремился за тварью.

Она развернулась, причём поразительно быстро, несмотря на её многочисленные конечности. Альтман срезал ближайшую к нему конечность, а затем бросился на пол, так как спина твари ощетинилась и выплюнула свои шипы. Он отрезал следующую ногу, находящуюся с той же стороны, но чуть не потерял свою, когда существо вонзило в пол одну из своих оставшихся конечностей. Ещё одна атака и тварь рухнула на бок, выведенная из строя. Альтман отрезал оставшиеся конечности, на этот раз осторожно, чтобы не задеть жёлто-чёрную опухоль.

Он вернулся к Хармону и они продолжили свой путь по коридору. Они прошли мимо лабораторных дверей и увидели, что те были открыты. Внутри второй — два существа с костяными косами, не прекращая, поворачивались кругом, исполняя странный танец, как если бы Обелиск, прежде, чем замолчать, отправил им сообщение, которое они не смогли истолковать, и теперь у них случился некоторого рода глюк, заставляющий их выполнять одни и те же движения снова и снова. Не зная, что еще сделать, Альтман спокойно прошёл дальше. Если они и заметили его, то этого не показывают.

Вместо того, чтобы пройти через следующий коридор и оказаться в отсеке подводной лодки, они вошли в боковой проход, срезали путь вверх, потом обратно вниз и направились к командному центру. Здесь были ещё две твари с костяными косами, эти находились прямо в коридоре, исполняя те же бессмысленные движения и преграждая путь. Но как только он коснулся одной из них плазменным резаком, обе твари тут же атаковали. Хармон повернулся и, вопя, пустился в бегство назад по коридору. Альтман срезал ноги из-под одной твари, но не успел управиться с оружием, прежде чем вторая оказалась на нём, её косы обхватили его, подтягивая к себе, а рот прижался к его шее, раздирая её, издавая стонущий звук, вдобавок шею обжигала какая-то жидкость, которая выделялась из её мёртвой пасти. Он прорезал грудь твари, туловище; её ноги отвалились, но верхняя половина, крепко вцепившись, продолжала держаться на нём. Другая тварь, которая первой лишилась ног, тащила себя вперёд своими косами и пыталась взобраться вверх по его ногам. Он попытался освободиться от головы твари, что висела на нём, попытался оттянуть её от своей шеи, но не смог. Резак всё ещё был заблокирован.

Он вдавил кнопку и направил резак вверх, медленно разрезая туловище существа, затем выше, в сторону, чтобы отрезать одну из кос. Теперь он мог стряхнуть его, а затем растоптать вместе с его компаньоном, лишив их обоих существования.

Спотыкаясь, он направился назад по коридору, пока не нашёл Хармона.

— Давай, — устало сказал Альтман. — Пошли.

У него не было разрешения, чтобы открыть дверь командного центра, но у Хармона было. Командный центр был нетронутым и пустой внутри, возможно, потому что Обелиск находился как раз над ним. Он подошёл к консоли управления и нашёл то, что ему было нужно.

Он ввёл последовательность чисел и обнаружил, что он заблокирован. Он ввёл их снова.

ЗАМЕНИТЬ? ДА/НЕТ спрашивал его голографический экран.

ДА.

ВВЕДИТЕ КОД АВТОРИЗАЦИИ.

— Хармон, — спросил он. — У тебя есть код авторизации?

— Да — сказал Хармон. — Но для чего он тебе нужен?

— Мне он не нужен, — ответил Альтман. — Он нужен Обелиску.

После короткой паузы, Хармон дал ему код. Альтман ввёл его.

Тотчас же зазвучал сигнал тревоги.

ПРОЦЕДУРА ЗАТОПЛЕНИЯ НАЧНЕТСЯ ЧЕРЕЗ 10:00.

ОТМЕНИТЬ ПРОЦЕДУРУ? ДА/НЕТ

— Что ты сделал? — закричал Хармон.

НЕТ.

Обратный отсчёт начался.

ПРОЦЕДУРА МОЖЕТ БЫТЬ ОТМЕНЕНА В ЛЮБОЙ МОМЕНТ НАЖАТИЕМ КНОПКИ НЕТ.

Хармон кричал позади него.

— Что ты делаешь? — снова и снова выкрикивал он.

Альтман схватил его и встряхнул.

— Я затопляю его, — сказал он.

На лице Хармона читалась обида, казалось, он был готов раствориться в слезах.

— Зачем? — спросил он.

— Чтобы защитить Обелиск, — солгал Альтман. — Он находился там внизу, чтобы быть в безопасности. И убить этих монстров. Я уверяю тебя, Хармон, это то, что должно случиться.

— Ты должен остановить отсчёт, — сказал Хармон.

— Нет, — ответил Альтман.

— Тогда я его остановлю, — сказал Хармон.

— Нет, — сказал Альтман, держа плазма-резак поднятым возле его лица. — Ты пойдёшь со мной. Или я убью тебя.

Давление внутри станции уже начало изменяться. Когда он вошёл в коридор, то обнаружил струйку воды, образовавшуюся на одной из стенок, медленно начинался процесс, но пути назад не было. Он знал, система не будет дожидаться полного истечения десяти минут.

Сперва Хармон был в ярости, потом на него нахлынули слёзы, медленно переходящие в сморкание носом, а затем он полностью выдохся. На мгновение Альтман подумал, что ему придется убить его, но в конце концов тот позволил уговорить себя и он поторопил его дальше.

Альтман взглянул на свой хронометр.

— У нас не так много времени, — сказал он. — Я не знаю, сколько существ всё ещё живы на верхних этажах или сколько нам потребуется времени, чтобы расправиться с ними. Нам лучше направиться к отсеку подводной лодки.

— Я не знаю, находится ли подводная лодка всё ещё там, — сказал Хармон.

— Её там нет, — ответил Альтман.

— Тогда как…

— Мы поплывём, — сказал Альтман. — Я затоплю отсек и открою двери. Как только они откроются, ты выплывешь так быстро, как только можешь и устремишься к поверхности. Там будет верёвка. Если увидишь её, следуй за ней вверх. Она приведёт тебя к лодочной платформе, я оставил там пришвартованную лодку. Я буду сразу за тобой.

С широко раскрытыми глазами Хармон кивнул.

Они двинулись дальше. Альтман взял на себя инициативу и оставался начеку. Но ничего. В здании должны были оставаться ещё существа, но он не наблюдал их. Он всё ожидал, что твари преградят им путь, выпрыгнув из вентиляционной шахты, или услышит, как дверь позади него открывается и одно из них внезапно нависнет над ним, но — нет, ничего такого. Это было едва ли не хуже, чем если бы что-то происходило. Это держало его в напряжении, в постоянном ожидании, как взведённая пружина, которая никогда не могла бы высвободиться.

К тому времени они достигли двери в отсек подводной лодки, оставалось еще две минуты. Уровень воды к коридоре был по колена, и когда он попытался открыть двери в отсек, они не реагировали. Он переключился на управление с блокировкой автоматики и, приложив силу, приоткрыл двери настолько, чтобы они могли проскочить внутрь. Вместе с ними в отсек начала поступать вода из коридора.

Он попытался закрыть дверь, но она не поддавалась. Пока она не закроется, он не сможет затопить помещение. Он позвал Хармона, чтобы тот помог ему, но тот просто стоял на месте, неподвижно, уставившись на край узкого мостика. В конце концов Альтману пришлось накричать на него, пригрозить ему. Вместе, с Альтманом, занимающимся ручным управлением, и Хармоном, толкающим дверь вдоль, они заставили её закрыться.

— Когда будет подыматься вода, плыви в верх отсека, — сказал Альтман. — Держи голову над ней, пока не достигнешь потолка, а затем, как только она начнёт обволакивать тебя, ныряй и плыви вниз. Понял?

Хармон не ответил.

Альтман дал ему оплеуху.

— Понял? — закричал он.

Хармон кивнул.

Они начали затапливать помещение. Поначалу Хармон просто стоял на месте, наблюдая, как подымается холодная вода, завивается вокруг его ног, и на мгновение Альтман подумал, что он так и будет просто стоять там, наблюдая, не двигаясь, пока в конце концов не утонет. Но когда вода достигла его груди, внезапно он сделал глубокий, жадный вдох и начал грести.

— Запомни, — окликнул его Альтман, поддерживая себя теперь уже на воде. — До самого потолка, потом вниз, наружу, а затем постоянно вверх, пока не доберёшься до поверхности. Но не слишком быстро.

Он старался держать своё дыхание неспешным, размеренным. Вода вокруг него завивалась и пенилась, пришлось прикладывать некоторые усилия, чтобы удержаться над ней. Он следил за Хармоном и, похоже, пока что он справлялся хорошо. Дважды он исчезал под водой, но почти тот час же появлялся снова.

А затем голова Альтмана слегка коснулась потолка. Он посмотрел вверх и ухватился за решётку, которая там была и не отпускал её, медленно вдыхая и выдыхая, пока вода не покрыла его лицо.

Он нырнул, гребя обратно к панели управления, и открыл нижнее перекрытие отсека. Он увидел, что Хармон был уже там внизу, стуча в металлическую перегородку, пытаясь выбраться наружу. Как только перегородка разделилась, он проплыл через неё и исчез. Альтман быстро последовал за ним.

* * *

Вода была намного темнее, чем ранее. Почти вслепую, он плыл сквозь её, пытаясь не отклоняться от курса, а потом развернулся и начал подыматься вверх, но слишком рано, и в результате ударился о нижнюю часть отсека. Он отплыл немного далее, а затем устремился к поверхности.

Это было не так тяжело, как спускаться вниз, но это было сложно. Его одолевал соблазн, чтобы ускориться, это могло грозить ему спазмом, дрожью и, вероятно, погубило бы его. Поэтому он поднимался вверх не спеша, всё время зная, что запасы его воздуха на исходе, его сердце билось всё медленнее и медленнее. К тому времени он, наконец-то, вынырнул на поверхность, в лёгких было ощущение, словно они охвачены огнём. На небе был лишь кусочек луны, но этого было достаточно, чтобы можно было видеть. Он огляделся вокруг, увидел очертание лодочной платформы, но никаких признаков Хармона. Он повернул голову, пытаясь найти его, но безрезультатно.

— Хармон! — выкрикнул он так громко, как только мог.

Он сделал рывок вверх, пытаясь вытянуться из воды настолько, насколько это было возможно. И даже тогда он не увидел бы его, если бы в момент, когда он уже был на пути, чтобы вновь опуститься вниз, он мельком не взглянул на платформу и увидел голову, плавающую на другой стороне.

Он поплыл к платформе, с помощью лестницы взобрался на неё и поковылял вдоль раскачивающейся площадки к её дальнему краю. В этот момент комплекс начал странно опускаться, наклоняясь к воде. Был слышен гул воды, заливающей сооружение, или же, возможно, этот гул был от чего-то другого. Вся конструкция излишне скрипела, так как изменение в плавучести сместило её вес, перенеся давление на балки и соединения.

— Хармон! — снова позвал он.

Но мужчина не слышал его, вероятно, из-за этого громкого шума. Альтман прыгнул в воду, подплыл к нему и коснулся его.

— Хармон, — сказал он, — давай же!

Он был в замешательстве, похоже, ощущал головокружение и пребывал в состоянии шока. Альтман похлопал его по щеке и потянул к платформе. Он заставил его плыть, хотя и весьма вяло, и как только они достигли платформы, ему пришлось практически затаскивать его на верх.

Платформа была уже перевёрнута набок, наполовину погружена в воду и утаскивалась вниз затопленным куполом. Он оттащил Хармона к лодке, погрузил его внутрь и забрался сам. Затем купол позади их заскрипел значительно тише и платформа оказалась под водой, швартов между ней и лодкой туго натянулся и лодка сильно накренилась набок, угрожая перевернуться. Его пальцы дрожали, он пытался распутать узел, но натянутая верёвка слишком его затянула и он был не в силах его развязать. Его глаза отчаянно метались по сторонам в поисках ножа, но безрезультатно.

Рядом был якорь, не долго думая, он схватил его, поднял вверх и начал ударять им по швартову так сильно, как только мог, пытаясь освободиться от него. Лодка наклонилась ещё больше, еще немного и вода начнёт заполнять её.

— Отодвинься на дальнюю сторону лодки! — выкрикнул он Хармону, но он не мог обернуться и посмотреть, сделал ли тот, как он просил. Он с силой продолжал молотить по швартову, нанося сокрушительные удары.

Внезапно лодка всколыхнулась назад и отбросила его к противоположному борту. Только после того, как он, не отпуская якорь, вновь поднялся на ноги — он понял, что швартов и верёвка исчезли, ему удалось.

Лодку начало кружить. Появился звук засасывания, это было результатом того, что комплекс теперь начал основательно опускаться вниз. Он запрыгнул в кресло водителя, запустил судно и вдавил педаль газа до упора. Лодка рванула вперёд, но её курс был неправильным, прямо в направлении купола: он подкорректировал его, но по-прежнему что-то было не так. Они были пойманы в воронку, некоторого рода водоворот, образовавшийся в результате погружения комплекса.

Но вместо того, чтобы с усилием выворачивать руль против течения, он развернулся и последовал за ним, пытаясь осторожно вырулить к краю водоворота и выйти из него. Последний купол полностью ускользнул вниз и исчез. Он почувствовал сопротивление в руле, но крепко держал его в руках, стараясь не смотреть в сторону, пытаясь не паниковать. На мгновение он почувствовал, что лодка противится ему, угрожая либо вывернуться и погрузиться вниз, либо перевернуться, но внезапно поток их отпустил.

Он умчался прочь, оглядываясь назад через плечо. Внутри постройки, та малость, что он мог разглядеть через волны, были видны вспышки и искрение: электросистема и генератор всё ещё были в процессе короткого замыкания. Он успел сделать только беглый взгляд, а затем комплекс исчез из виду. Он описал лодкой длинную дугу и устремился обратно в направлении Чиксулуб.

Он только подумал о том, чтобы проверить, как там Хармон, когда понял, что тот стоит прямо у него за спиной. Альтман обернулся и тут же получил удар якорем в боковую часть головы, вырубившись из своего кресла.

— Ты лгал, Альтман, — произнёс Хармон. — Обелиск не хотел быть затопленым. Ты не любишь Обелиск, ты ненавидишь его.

Нет, пытался он сказать, нет. Но не мог проронить ни единого слова.

Он увидел, что Хармон наклонился над ним. Тот грубо схватил руки Альтмана, сложил их вместе и начал связывать.

— Я думал, ты мой друг, — сказал Хармон. — Я думал, ты верующий. Но если ты действительно верующий, почему у тебя нет этого? — Он коснулся кулона Обелиска, свисающего на его шее. — Я не должен был доверять тебе.

Я спас тебя. Пытался сказать Альтман. Я мог оставить тебя погибать, но я спас твою жизнь.

— Теперь я собираюсь поискать настоящую помощь, — сказал Хармон, поднялся и подошёл к панели управления судном.

Альтман лежал неподвижно, глаза потускнели. Тёплая жидкость стекала по его щеке, по его рту. И только тогда, когда он попытался попробовать её на вкус, то понял, что это была кровь. У него заняло ещё минуту, чтобы осознать, что это была его собственная кровь.

Ладно, подумал он. Я бывал и в худших ситуациях. Он попытался пошевелить руками, но не чувствовал их. Это было похоже на то, как если бы его тело отключили от головы. Я только отдохну немного, говорил он себе. Я просто полежу здесь, а затем, через минуту. Я расшевелю верёвки и избавлюсь от них.

Его зрение начало затуманиваться, а затем постепенно исчезать. Он вслушивался в звук двигателя, после чего это чувство тоже медленно его покинуло. Он лежал неподвижно, ощущая движение лодки по волнам. Спустя некоторое время, казалось, что это ощущение исходит откуда-то издали. А спустя еще немного, даже оно было утрачено. Он лежал в лодке, ничего не видя, ничего не слыша, ничего не ощущая. Весь мир вокруг него растворился. Он пытался как можно дольше сосредоточиться на вкусе крови во рту. Но вскоре он не мог почувствовать даже этого.

Эпилог

1

А потом это началось снова. Сперва во мраке появилась небольшая светящаяся точка, находящаяся на большом расстоянии. Он смотрел на её, пытаясь определить, приближалась ли она, либо же, наоборот, отдалялась, но точно сказать было нельзя. Он смотрел на неё долгое время, или же — у него только сложилось ощущение, что это было долго, пока она вновь не исчезла.

Тьма. Монотонная и непрерывная тьма. Но также — ощущение тела. Собственного тела, его границ.

Я мёртв, подумал он. Это ад.

Далее была затяжная пауза, в течение которой ничего не происходило. Светящаяся точка вернулась вновь. В действительности он не заметил её повторное появление как таковое, он просто знал, что она там, и знал, что находится она там уже некоторое время. Он смотрел на неё. На этот раз она медленно увеличивалась. Медленно направлялась к нему. Неожиданно она стала мучительно яркой.

Предметы вокруг неё начали обретать форму. Тонкая серебристая оболочка появилась там, откуда исходил свет. Нечто розоватое образовалось вокруг неё, что представляло собой, начинал он медленно понимать, человеческую руку.

— Незначительный отклик, — произнёс голос, ровным, неизменным тоном. — Увеличь дозу.

Он что-то почувствовал, что-то жалило его куда-то тело. Внезапно он смог пошевелить мышцами на своём лице.

Где я? пытался спросить он, но то, что вышло из его уст, было лишь искажённым, невнятным звуком.

— Вот так, — сказал другой голос. Свет отступил назад и он увидел лицо, наполовину скрытое под хирургической маской. Позади него находились другие лица, вероятно, всего около полдюжины.

— Где я? — спросил он, и на этот раз из него исходили слова.

— Ты жив, — сказал приглушённый голос через хирургическую маску. — Это всё, что тебе нужно знать.

Он попытался переместить свою руку, но обнаружил, что она стянута ремнем. Его вторая рука была закреплена тоже, как и его ноги. Выгнув спину, он с усилием попытался освободиться от ремней.

— Ну, ну, — сказал голос. — Ты не сможешь разорвать их. Просто расслабься. — Хирургическая маска повернулась к кому-то позади. — Ступай к Маркову, — сказала она. — Скажи ему, что Альтман очнулся.

По всей видимости, он снова погрузился в сон. Когда он открыл глаза, над ложем находились три человека, глядящие на него сверху вниз: Кракс, Марков и Стивенс.

— Мои поздравления, Альтман, — сказал Кракс. — Похоже, ты всё ещё жив.

Когда он открыл рот и заговорил, его голос хрипел, а горло ужасно болело. — Ты убил Аду, — сказал он.

— Нет, — ответил Кракс. — Она сама покончила с собой. У неё начались галлюцинации, а затем она перерезала себе горло. Она не была достаточно сильна. Она не была достаточно ценной.

— Ценной? — переспросил Альтман.

— Нам нужно немного поговорить, — сказал Марков.

Альтман прищурил глаза. Он посмотрел на него, с осторожностью.

— Мы поговорили с твоим приятелем Хармоном, — сказал Кракс. — Он рассказал нам обо всём, что произошло.

— Ты утопил Обелиск, — сказал Стивенс. — Зачем ты это сделал?

— Он был опасен, — ответил Альтман, его голос был едва громче шёпота.

— Он не опасен, — заявил Кракс. — Он священен.

— Ты ненормальный, — ответил Альтман.

— Нет, он прав, — сказал Стивенс. — Я боюсь, что это тот вывод, к которому пришли все трое из нас.

Альтман слегка повернул свою голову в направлении Маркова. Было больно поворачивать ею.

— Ты не веришь в это, так ведь? Как ты можешь верить, что он священен, сейчас, когда ты видел на что он способен?

Марков одарил его натянутой, сверкающей улыбкой.

— Он создал жизнь, — сказал он. — Я видел это своими собственными глазами, видел, как он берёт мёртвую плоть и возвращает её к жизни.

Возможно, на самом деле он не верит, подумал Альтман. Или, возможно, он только притворяется, что верит: такой себе способ, чтобы подчинить остальных своей воле. Так же, как я провернул это с Хармоном.

— Но что это за жизнь? — спросил Альтман. — Она была чудовищна.

— Вероятно, имел место некоторого рода сбой, — сказал Стивенс. — Должно быть, Обелиск каким-то образом получил повреждение. И как бы элементарно это ни звучало: всё, что нам нужно сделать — это починить его.

— Или, если не починить, то создать новый, — добавил Марков.

— В конце концов, — сказал Стивенс, — всё указывает на то, что, когда он изначально работал, тысячелетия тому назад, он сформировал жизнь на земле. Как только мы получим Обелиск, который будет работать должным образом, это позволит нам эволюционировать за пределы нашей смертной формы. Это приведёт нас к вечной жизни.

— Нет, это не так. Это далеко не так. Вы ошибаетесь, — прошептал Альтман. — Он не был повреждён; он делал именно то, что намеревался сделать. Он намеревался уничтожить нас.

— Тогда почему же он остановился? — спросил Стивенс. — И почему он остановился, когда ты начал транслировать ему его же собственный код, показывая, что ты понял, как воспроизвести его?

— Как ты узнал об этом?

— Ты же не думаешь, что мы покинули комплекс, не убедившись, что сможем записывать всё, что в нём происходит, не так ли? — спросил Кракс. — Мы наблюдали за всем. У нас есть отснятый материал всего происходившего.

Но Альтман просто покачал головой.

— Вы ошибаетесь, — сказал он. — Обелиск уничтожит нас.

— Обелиск хочет помочь нам, — утверждал Стивенс. — Хармон рассказал нам о том, что ты выяснил: Обелиск хочет воспроизвестись. Он сломан и, должно быть, он знает об этом. Он хочет, чтобы мы воссоздали его снова, и таким образом он сможет помочь нам. Но мы будем совершенствовать технологию, Альтман. Мы создадим Обелиск, который будет работать, а затем сделаем его ещё лучше. — Он наклонился поближе. Альтман мог почувствовать на своём лице дыхание этого человека, мог увидеть в глазах мужчины признаки фанатизма, которые разоблачали его внешнее спокойствие.

— Нет сомнений, существуют и другие Обелиски, где-то, в иных мирах, — сказал Стивенс. — Они будут вести нас вперёд. В тоже время, мы сделаем всё возможное, чтобы попытаться понять этот Обелиск и сделать его дубликат.

— Ты выполнил немалую работу и тем самым помог с этим, — сказал Марков.

— Но этот Обелиск затоплен, — безрассудно сказал Альтман.

— Он был затоплен и раньше, — сказал Марков, — но мы подняли его. Ты знаешь это, как никто другой. Всё, что ты сделал — это замедлил неизбежное, слегка утопив его на несколько недель, возможно, месяцев.

— У вас нет результатов исследований, — сказал Альтман. — Всё должно было быть уничтожено водой и давлением. Вам придётся начать всё сначала.

Кракс покачал головой.

— Альтман, — сказал он. — Ты такой наивный.

— Помнишь Хармона? — сказал Марков. — Как ты думаешь, чем он занимался всё то время, пока был в отсеке с Обелиском? Он всё записывал, заботясь о том, чтобы никакие данные не были утеряны. А затем он унёс всё это в своём кармане. Если бы ты додумался проверить его карманы или просто оставил его умирать, то тогда бы ты мог нам помешать. Но ты не сделал этого. Ты слишком доверчив, Альтман. У нас есть всё необходимое.

— У нас также есть все исследования Гута, — сказал Стивенс. — Мы можем узнать из них, что послужило причиной поломки Обелиска и выяснить, как это исправить. Пока ты был без сознания, мы провели наши первые эксперименты по синтезу и воспроизведению ДНК существ. Герметизированные лаборатории, разнообразные устройства безопасности. Мы подошли к этому вопросу более осторожно, чем Гут, хотя, скорее всего, в его опрометчивости были виноваты галлюцинации.

— И, откровенно говоря, — сказал Кракс, — наблюдая, как ты изо всех сил пробираешься между этих существ, научило нас очень многому о том, как можно контролировать их. Мы не продвинулись бы так далеко без твоей помощи.

— Вы совершаете ужасную ошибку, — прошептал Альтман.

Он был очень уставшим. Он был беспомощным, ничего не мог поделать. Но, может быть, скоро… Всё, что ему было нужно — это восстановить свои силы. Как только он отдохнёт, он сделает всё, что сможет, только бы остановить их.

— Если вы не оставите эту затею, это будет означать конец человечества. Возможно, не сразу, но скоро.

— Это именно то, на что мы надеемся, — сказал Стивенс. — Если мы продолжим, то достигнем следующего этапа эволюции. Мы уже не будем людьми; мы будем лучше, чем люди.

— Прощай, Альтман, — сказал Марков. — Ты был достойным противником. Но в этот раз ты проиграл.

Как только все трое вышли, врач, который сопровождал их до двери вернулся и прошептал на ухо человеку в хирургической маске. Тот кивнул головой, а затем наполнил и подготовил шприц для инъекций. Он вколол его в руку Альтмана. Мир приобрёл серые тона и медленно начал исчезать.

2

Когда он проснулся, он всё ещё был закреплён ремнями к кровати. Он был один в маленькой комнате, что-то наподобие тюремной камеры. Он попытался вырваться из ремней, но они были крепкими.

Он заснул, он проснулся, он заснул снова. Время от времени заходила медсестра и меняла пакет раствором, висящий рядом с ним. Его голова пульсировала. Однажды, когда пришла медсестра, она достала небольшое карманное зеркальце и поднесла его так, чтобы он мог себя увидеть. Его голова была в бинтах. Он едва узнавал своё собственное лицо.

— Вот, смотрите, — сказала медсестра и указала на его макушку. — Это то место, которое вы повредили в результате несчастного случая.

— Несчастного случая? — переспросил он.

— Да, — сказала она. — Когда вы подскользнулись и упали.

— Это не был несчастный случай, — сказал он.

Она улыбнулась. — После травмы головы иногда события могут казаться искажёнными, — сказала она.

— Нет, — сказал он. — Я точно знаю, что произошло.

Её улыбка выглядела наигранной, поддельной.

— Я не должна говорить с вами, — сказала она. — Таковы правила. — Она неспешно отступила назад и вышла за дверь.

Через несколько минут дверь открылась и зашёл мужчина со шприцем для инъекций.

Когда он проснулся снова, он находился уже в другом месте, в месте, которое не просто походило на тюремную камеру, а являлось ею. Бинтов на голове уже не было, хотя опухоль и заживающая рана всё ещё оставались. Они освободили его от ремней и оставили лежать на полу. Он неуверенно поднялся на ноги, от недостатка нагрузки его мышцы ослабли.

Комната была белой, без ориентиров или иного убранства. Здесь была дверь, маленькая, в середине одной из стен. Высоко над ним, вне досягаемости находилась камера слежения. Небольшой туалет в углу, сразу возле него аппарат подачи пищи.

Он подошёл к двери и постучал в неё.

— Эй! — позвал он. — Эй! — А затем прислонился ухом к двери. Никаких звуков.

Он подождал, попытался вновь. Ничего не происходило. Потом еще раз. Всё ещё ничего.

Проходили часы, затем дни. Единственный шум, который исходил не от него самого, был глухой стук, когда из аппарата время от времени поступала пища. Для него не было никакой возможности, чтобы контролировать её поступление, ни единой кнопки для нажатия. Просто внезапно раздавался глухой стук и там появлялась еда. Тару от пищи он оставлял и она медленно заполнила одну из сторон комнаты.

Он чувствовал себя, словно он был последним человеком на земле. Ему казалось, что он сходит с ума.

Он уходил всё глубже и глубже в себя, придавал всё меньше и меньше внимания внешнему миру.

А затем начали возвращаться мёртвые, один за другим, чтобы составить ему компанию. Все люди, за смерть которых он чувствовал ответственность, сидели вокруг него, осуждали его. Здесь были Ада и Филд, Хендрикс и Хэммонд, а ещё другие, которых он не смог распознать. Был только он, его вина и мёртвые.

А затем он очнулся, чтобы обнаружить, что больше он не находится в этой комнате, что вместо этого, он сидит в кресле за большим столом. Его руки были пристёгнуты наручниками к подлокотникам кресла. Напротив него, с другой стороны стола, находились Марков и Стивенс.

— Привет, Альтман, — сказал Марков.

Сперва он не ответил. Это было странно, находиться в одной комнате с живыми людьми, почти невыносимо. Он не мог поверить, что это происходит на самом деле.

— Альтман, — сказал Стивенс. Он щёлкнул своими пальцами. — Сюда, Альтман. Сфокусируйся.

— Вас здесь нет, — сказал Альтман. — Вы галлюцинации.

— Нет, — сказал Стивенс. — Мы здесь. А даже если и не здесь, какой вред тебе будет от того, что ты поговоришь с нами?

Он прав, сказал сам себе Альтман. Какой вред от этого будет? А потом он вспомнил Хеннесси, умер от того, что слушал галлюцинации; Хендрикс, умер от того, что слушал галлюцинации; Ада, умерла от того, что слушала галлюцинации. И так далее, и далее, и далее. Его глаза наполнились слезами.

— Что с ним не так? — спросил Марков.

— Мы сломали его, — сказал Стивенс. — Я говорил тебе, что это слишком долго. Мы настоящие, Альтман. Что мы должны сделать, чтобы доказать тебе, что мы настоящие?

— Вы не можете этого доказать, — ответил Альтман.

— Да сделай что-нибудь, Стивенс, — сказал Марков. — С ним совсем не забавно в таком состоянии.

Стивенс метнулся вперёд и дал ему крепкую оплеуху, затем ещё раз. Альтман дотянулся и коснулся своей щеки.

— Ты чувствуешь это? — спросил Стивенс слегка насмешливым голосом.

Чувствовал ли он это, либо же ему только казалось, что он ощущает это — он не знал. Но он должен был сделать выбор: либо говорить с ними, либо игнорировать их.

Он пребывал в нерешительности до тех пор, пока Стивенс, или галлюцинация Стивенса, ещё раз не дал ему пощёчину.

— Ну? — спросил тот.

— Да, — ответил Альтман. — Возможно, вы настоящие.

И когда он сказал это, это было почти как, если бы они стали ещё более настоящими. Но если бы он настоял на том, что всё же они являются галлюцинациями, не могло ли тогда случиться обратного? Могли ли они в таком случае просто исчезнуть?

— Так-то лучше, — сказал Марков, в его глазах появился блеск.

— Где Кракс? — спросил Альтман.

Марков увильнул от прямого ответа.

— Кракс совершил ошибку, став расходным материалом. То, для чего мы здесь находимся, это поговорить, Альтман, о тебе.

— Обо мне?

— Мы должны были выяснить, что с тобой делать, — сказал Стивенс. — Ты причинил много неприятностей.

— Тот трюк, который ты провернул в Вашингтоне, — сказал Марков. — Это был крайне дурной тон. Я хотел прикончить тебя за это.

— И почему ты этого не сделал?

Марков бросил короткий взгляд на Стивенса.

— Хладнокровие одержало победу, — сказал он. — Но, как оказалось, это была ошибка.

— Я первым признал это, — сказал Стивенс.

— И когда ты вернулся, лучше не стало, — продолжил Марков. — Ты вмешался в эксперименты, причинил огромные повреждения имуществу, сделал всё, чтобы стать у нас на пути. После неудачи, произошедшей на плавающем комплексе, я подумал: ну, они разорвут его на куски и превратят в одного из своих, а я буду сидеть дома со своим попкорном и леденцом, наблюдая всё это на экране. Но этот вариант тоже не прокатил. Вместо этого, ты потопил научно-исследовательский центр стоимостью в миллиарды долларов.

— И мы чуть было не прикончили тебя, когда подобрали вас с Хармоном из лодки, но Марков хотел, чтобы твоя смерть была чем-то выдающимся, — сказал Стивенс.

— Да, — сказал Марков, — чем-то выдающимся.

— Вы оба сумасшедшие, — сказал Альтман.

— Ты уже прежде использовал это определение, — сказал Марков. — Тебе нужно придумать оскорбление получше.

— Хочешь услышать о наших планах?

— Нет, — сказал Альтман. — Отправьте меня обратно в камеру.

Стивенс проигнорировал его.

— Как только мы раскроем секрет Обелиска, как только мы воссоздадим новый Обелиск, мы поделимся им с общественностью. Но до этого, мы дадим им немного ощутить это на вкус, нечто, что подготовит их к грядущему.

— И здесь в игру вступаешь ты, — сказал Макрофф.

Стивенс кивнул.

— Запримеченный в таком свете, ты хорошо сыграл нам на руку. Сейчас для нас не достаточно просто верить. Поскольку это вопрос о спасении рода человеческого, мы должны распространять нашу веру. А какой лучший способ для этого может быть, нежели основать официальную религию? Таким образом, когда придёт время, они будут готовы.

— Не все в полной мере должны знать того, что происходит на самом деле, — сказал Марков. — Более того, будет лучше, если лишь немногие из нас действительно будут знать подробности: только избранный внутренний круг. Всегда лучше, чтобы сохранить небольшую загадку, вводить людей в курс дела медленно, постепенно. И при этом сохранить власть в правильных руках.

Альтман обнаружил, что его руки дрожат.

— Но я уже дал этому огласку, — сказал он. — Я вышел на общественность. Люди будут знать.

— Да, ты уже дал огласку, — сказал Стивенс. — И спасибо тебе за это. То, что ты обнародовал это, означает, что правительство что-то скрывает, что-то, о чём люди должны знать. Подумай об этом. Мы пересмотрели весь отснятый материал, все интервью, которые ты давал. Ты был достаточно противоречив относительно того, что был ли Обелиск чем-то, чего нужно бояться, либо же чем-то, что нужно изучать, и поэтому твои ответы остались расплывчатыми. Мы можем обыграть любые твои комментарии так, как мы хотим. К тому времени, когда мы закончим с тобой, твоя маленькая выходка не только не навредит нам: ты будешь считаться святым. Ты первый дал этому огласку, Альтман — ты тот, кто всё это начал. Все будут верить, что ты был тем, кто основал эту религию.

— Я никогда не пойду на это, — сказал Альтман, им овладевал ужас.

Марков засмеялся.

— Мы никогда и не говорили, что нам нужно, чтобы ты пошёл на это, — сказал он.

— Как и любой пророк, ты будешь больше полезен для нас мёртвым, чем живой, — сказал Стивенс. — Как только ты умрёшь, мы сможем позволить правде — нашей правде — разрастись вокруг твоего имени, и ты ничего не сможешь с этим поделать. Ты будешь чем-то большим, нежели простой человек. Мы напишем истории о тебе, священные писания. Мы сотрём все факты о тебе, которые нам не угодны и подгоним под то, что нам нужно. Твоё имя навеки будет связано с Церковью Юнитологии. Ты станешь прославлен, как наш основатель.

— Что позволит нам оставаться в тени и добиваться своей цели, — добавил Марков. — И я должен признаться, что нахожу весьма ублажающим думать, что твоё имя руководит движением, которое ты так старательно пытался уничтожить. Это почти заставляет все неприятности, которые ты причинил, казаться стоящими того.

— Тебе это никогда не сойдёт с рук, — сказал Альтман.

Марков улыбнулся, обнажая кончики своих зубов.

— Ты в действительности сам не веришь в то, что говоришь, — сказал Стивенс. — Конечно же, нам всё сойдёт с рук.

— Итак, официально ты стал расходным материалом, — сказал Марков. — И мы решили пожертвовать твоё тело науке. У нас запланирована для тебя особо ужасающая смерть.

— Ты найдёшь это занятным, — сказал Стивенс. — Используя тип генетического материала, синтезированного Гутом, мы разработали образец, с которым, мы заинтересованы, чтобы ты встретился. Это было достигнуто путём объединения материала из трёх человеческих трупов с ДНК. Мы назвали его в честь одного из трупов. Мы называем это — Кракс. Результаты, с чем, я уверен, ты, вероятно, согласишься, весьма впечатляющие.

Альтман попытался рвануть через стол, но в результате только опрокинулся вместе с креслом. Он лежал, прижавшись лицом к полу.

Через некоторое время Марков и Стивенс встали со своих кресел и подняли его вертикальное положение.

— Кракс, кстати, лгал тебе, когда говорил, что не убивал твою подружку, — сказал Марков. — Как её звали? А, не имеет значения, я полагаю. Он прикончил её. Как всегда, неуравновешенный характер. Именно поэтому он стал расходным материалом.

Альтман не ответил.

— Так что это твоя мотивация, — сказал Стивенс. — Месть. Убей Кракса и смерть Ады будет отомщена. Должно получиться хорошее шоу. — Он улыбнулся. — Это кажется достойным, не так ли? Подходящий для тебя способ, чтобы встретить свою конец? Кто может попросить что-нибудь большее?

— Возможно, ты думаешь, что мы собираемся бросить тебя туда беззащитным, — сказал Марков. — Если ты действительно так думаешь, то ты ошибаешься. У нас есть для тебя оружие. — Он потянулся в свой карман и вытащил ложку, принудительно вручив её Альтману в кулак. — Вот так, — сказал он. — Удачи.

А затем, без лишних слов, парочка поднялась и вышла из комнаты.

3

Помещение, в которое они его бросили, было округлое, около шести метров в диаметре. Они затолкали его через проход с герметизированной дверью и оставили там, сжимая своё нелепое оружие, в течение длительного времени. Он попытался сделать его немного менее нелепым, скребя им о стену и затачивая его край, придавая ему остриё, делая из него импровизированный нож.

Комната для наблюдений находилась прямо над головой, такого же размера и формы, что и помещение ниже. Стеклянный потолок нижней комнаты служил, как стеклянный пол верхней. Вверху он мог видеть Стивенса и Маркова, маячащие над ним. Они попивали из бокалов шампанское и улыбались.

Одно дело — быть убитым, размышлял Альтман, но умереть, зная, что после твоей смерти дурная слава запятнает твоё имя, это совершенно другой случай. Иногда лучше быть старым пьяницей в обносках и не иметь имени.

Внезапно вторая дверь камеры открылась, разоблачая тёмный коридор. Он оставался на месте, вблизи двери, через которую его затолкали, ожидая появление чего-то, не двигаясь.

Мир — это ад, подумал Альтман. Ты можешь сделать всё правильно и обмануть смерть, а затем всё разрушить одним неверным шагом. Такие, по-видимому, были условия жизни. По крайней мере, его жизни.

Неожиданно его достиг запах. Он был из разряда гниющего зловония, вонючий до крайности. Альтмана затошнило.

А затем он услышал тяжёлый, скрежещущий звук и существо втащило себя через дверь.

Когда оно входило, то скребло о стороны прохода. Он мог видеть, здесь и там, напоминания о том, что некогда это было человеком: нога, которая была растянута и расщеплена, теперь выступала из сустава гигантской, хитиновой руки твари. Пальцеобразные щупальца тряслись над её лицом. И там, посреди её пульсирующего живота, находилось крупное затвердение на коже, похожее на кричащее лицо Кракса.

Оно протолкнуло остальную свою часть в комнату и завыло.

О, Боже, подумал он. Пусть это будет галлюцинация. Пусть это будет сон. Позволь мне проснуться.

Он закрыл глаза, потом открыл их снова. Существо всё ещё было здесь. Оно заревело, а затем атаковало.

Послесловие

Этой книги не было бы, если бы Френк и Ник Мюррэй не предоставили мне прекрасное рабочее место в нужное время.

Выражаю им благодарность, а также Le Trèfle Rouge и ребятам из Visceral Games/EA за оказанное доверие в отношении лучшего из хорроров от третьего лица.

И аплодисменты моему редактору, Эрику Раабу, за неоценимую, тяжелую и неблагодарную работу

Примечания

1

Char-less (англ.), приблизительно значит — без временной подработки.

(обратно)

2

Приятно познакомиться.

(обратно)

3

Кортес Эрнандо (1485–1547), испанский конкистадор. В 1519–1521 возглавил завоевательный поход в Мексику, приведший к установлению там испанского господства.

(обратно)

4

Байрон Джордж Ноэл Гордон (22.01.1788 — 19.04.1824), крупнейший романтический поэт, оказавший огромное влияние на мировую поэзию и на читателей XIX–XX вв.

(обратно)

5

(MROV) — Miniature Remotely Operated Vehicle — глубоководный дистанционно-управляемый манипулятор.

(обратно)

Оглавление

Часть первая ПУЭРТО-ЧИКСУЛУБ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

Часть вторая ЗАМКНУТОЕ ПРОСТРАНСТВО

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

Часть третья ПЕТЛЯ ЗАТЯГИВАЕТСЯ

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  31

Часть четвертая НИСХОЖДЕНИЕ

  32

  39

  34

  35

  36

  37

  38

  39

  40

Часть пятая КРАХ

  41

  42

  43

  44

  45

  46

  47

  48

  49

  50

  51

Часть шестая РАЗВЕРЗНУВШИЙСЯ АД

  52

  53

  54

  55

  56

  57

  58

  59

  60

  61

Часть седьмая КОНЕЦ СВЕТА

  62

  63

  64

  65

Эпилог

  1

  2

  3

Послесловие Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg