«Киносъёмки»

Не так все это было, совсем не так…

(Эпиграф)

На сумеречном севере блесни, Эльфийский Берилл! Друзей призови к оружию и родичей собери, Они увидят, услышат и откликнутся те, кто жив, И Серая выйдет дружина на южные рубежи…

Это повесть о событиях, которые уже имели место — но по частям. Все вместе они произойдут не раньше, чем через 100 — 130 лет. И эта повесть — возможно, первый шаг к тому, чтобы они произошли.

13.08.91.

Всем, с кем столкнула меня судьба на ХИ-91.

Таллэ.

Если кто-то узнал себя в героях повести, не стреляйте в автора: пишет, как может!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. БЕЛЫЙ ЦВЕТОК

И короля назовут королем

В честь короля былого…

1

До 104-го Межпланетного конкурса красоты оставалось еще две недели, но подготовка к нему уже шла вовсю. Дисмэс Риоль, удостоенная в прошлом году гордого звания 103-ей Межпланетной Королевы красоты, приходила домой только ночевать. Но Дисмэс была одним из членов жюри, а вот ее сестре, пятнадцатилетней Айлучи, было решительно нечего там делать. И тем не менее она целыми днями крутилась возле сестры — то в Оргкомитете, то на стадионе, где должна была проходить основная часть конкурсов, то в отеле «Космоцентр», где поселялось большинство участниц.

С Айлучи-то и началась эта невероятная и вместе с тем самая обычная история…

Проходя по галерее, опоясывающей «Космоцентр» на уровне пятого этажа, Айлучи услышала, как сильный, красивый женский голос пел по-гранасиански, но с сильным еленским акцентом: "К той, что надеется и мечтает, что ни о чем пока не знает, ищи дорогу". Пение сопровождалось звуками кесмины еленского инструмента, немного напоминающего лиру. Может быть, никто другой не придал бы этому особого значения, но Айлучи сразу подумала о печально известном фильме "Легенда о разбитом сердце" (из него и была эта песня), в котором снималась подруга ее матери, знаменитая Камилла Лайди. Вообще для Айлучи весь мир был наполнен захватывающими интригами, тайнами и загадками, которые требовали ее немедленного вмешательства. Вот и теперь ей почему-то жгуче захотелось взглянуть на женщину, так похоже подражавшую Камилле.

— Ищи дорогу? — прошептала Айлучи. — Ничего, найду! Не впервой! Теперь она уже точно определила, что пение доносится из окна шестого этажа, расположенного прямо над ней. Она огляделась и заметила, что с точно такой же галереи, проходившей по седьмому этажу, свисают длинные, крепкие, как веревки, плети лианы неарисо, обрывающиеся на пятом этаже на уровне плеч Айлучи. Недолго думая, она ухватилась за один из стеблей, подтянулась и полезла по нему, словно по канату.

Вот и окно. И занавески не задернуты. Но не успела Айлучи в него заглянуть, как песня внезапно оборвалась на полуслове, а затем прозвучал резкий удар по струнам, похожий на недовольный возглас. Видимо, у певицы что-то не получалось.

Осторожно придерживаясь за лиану, Айлучи подтянулась к окну. Достаточно было одного взгляда, чтобы узнать эту красивую еленку с кесминой на коленях. Это была не кто иная, как Рейес-Луо, которая в прошлом году прошла весь конкурс плечом к плечу с Дисмэс, уступив ей всего лишь три очка. Но если уж тебя не избрали Королевой, то безразлично, вторая ты по очкам или десятая. Конкурс красоты — не олимпиада, где вручают серебряные и бронзовые медали. Здесь может быть лишь одна награда. Так что в этом году Рейес, видимо, решила победить или умереть.

Когда Айлучи заглянула в окно во второй раз, она увидела, как Рейес снова взяла кесмину, настраивая ее. А затем комнату опять заполнила пульсирующая, постепенно нарастающая мелодия, сквозь которую рвались слова:

Ты вспоминай меня всегда, Пусть не коснется тебя беда В звездных глубинах и в свете Эннора…

Неарисо под Айлучи подозрительно потрескивала, но она не обращала на это никакого внимания. Происходящее нравилось ей все меньше и меньше. Похоже, Рейес готовила эту песню для конкурса "В песне — вся жизнь"… Когда она снова споткнулась на том же самом месте и приглушенно выругалась сквозь зубы, у Айлучи исчезли последние сомнения.

— Ни о чем пока не знает? — бормотала она, слезая с лианы и при этом в кровь обдираясь о колючки — все-таки неарисо не канат в спортзале. Ошибаешься, Рейес — уже знает! А кто предупрежден, тот, как известно, вооружен. И очень опасен, черт бы побрал эти шипы! Срочно надо рассказать об этом Дисмэс! Вот только заклею царапины мгновенным заживителем, чтоб не доводить ее до обморока.

Тут я прерву свой рассказ для того, чтобы дать кое-какие необходимые пояснения.

Не стоит смешивать Межпланетные конкурсы красоты с тем безобразием, которое в XX веке было популярно на Земле и до сих пор распространено на Элксионе. На Гранасии во все века слишком уважали женщин, чтобы оценивать их, как породистых кобыл — по росту, весу, объему груди и бедер… Каждая женщина красива по-своему, и внешнее обаяние всегда неотделимо от характера. Поэтому Межпланетный конкурс красоты оценивает не только тело, но и душу женщины (если ее, конечно, вообще возможно оценить). Зато ни на одну из Королев не надо смотреть дважды, чтобы убедиться, что она прекрасна. Недаром они зовутся Королевами красоты, а не "Мисс Галактика" или "Лойниэле Вселенной".

Про конкурс "В песне — вся жизнь" очень непросто рассказать — его надо увидеть. Суть его в том, что каждая претендентка на звание Королевы должна исполнить песню, которая максимально соответствует ее индивидуальности. На первый взгляд может показаться, что легко спрятаться за песней, создавая привлекательный романтический образ, но на деле это удавалось очень немногим, да и вообще все тут гораздо сложнее…

На 103-ем конкурсе Дисмэс пела песню из первого фильма Камиллы Лайди "Четверо и Одна", сделавшего ее знаменитой. Но у Камиллы был и другой фильм, принесший ей не меньшую популярность — "Легенда о разбитом сердце". Однако мало кто в Галактике знал, что фильм, выглядевший очередной мелодрамой из жизни отважного кор-эндалл и прекрасной женщины чужого народа, на самом деле — отражение реальных событий, случившихся с Валентином Крымовым, предпоследним Председателем Совета Двенадцати Звездных Капитанов Галактики. Камилла сама была свидетельницей этих событий — и все же решилась на участие в фильме. После выхода фильма на экран всегда сдержанный Крымов заявил, что охотно расстрелял бы Камиллу как человека, не помнящего добра. Да и сама Камилла считала, что для этого у него есть все основания.

Поэтому ни среди Шести с половиной, ни среди младшего поколения этот фильм просто не обсуждался, а напоминать о нем Камилле считалось верхом неприличия.

А теперь представьте себя на месте Айлучи:

Во-первых, Камилла Лайди в этом году входит в жюри конкурса.

Во-вторых, Рейес готовит для конкурса прощание Илан, которого Камилла с некоторых пор слышать не может.

В-третьих, эта самая Рейес несомненно хороша, вряд ли здесь найдется кто-то лучше. А кроме того, у нее такая воля к победе, что первое место ей обеспечено.

А что это означает?

А это означает, что Камилла будет вынуждена награждать Рейес за прощание Илан. Ведь конкурс "В песне — вся жизнь" центральный, он формирует зрительские симпатии, без которых не бывает Королевы.

А что из этого следует?

Хорошо, если просто скандал. А если что-нибудь похуже?

2

Все эти соображения Айлучи изложила Дисмэс через час после своих гимнастических упражнений на лиане. Дело в том, что Дисмэс по своему характеру была противницей любых ссор и скандалов. Среди Шести с половиной у нее была слава «умиротворительницы», умеющей найти компромисс даже там, где он казался абсолютно невозможным. Поэтому Айлучи ни на секунду не сомневалась, что ее умная старшая сестра что-нибудь придумает.

Выслушав сестренку, Дисмэс надолго задумалась.

— Значит, так, — наконец сказала она. — На Рейес мы повлиять не можем и не имеем права. Но можем сделать так, чтобы Королевой выбрали не ее.

— А кого? — раздраженно спросила Айлучи. — Дважды Королевой не становятся, так что ты не в счет. А больше я никого не знаю.

— Вот если бы Ариэль… — задумчиво проговорила Дисмэс. — Но она не согласится, уж я-то ее знаю.

Теперь задумалась Айлучи.

— Согласится! — наконец уверенно произнесла она. — Во-первых, она человек порядочный и не захочет зла Камилле, во-вторых, на нее могут повлиять четверо пиратов — они же дети Камиллы.

— Станут они на нее влиять! — усмехнулась Дисмэс. — А Алка еще и посмеется.

— Тогда ты выходишь лично на Симона, и он, из великой любви к тебе, привезет сюда Ариэль, закатанную в ковер. А здесь мы сами разберемся, что к чему.

— Дело говоришь, — одобрила Дисмэс. — Пожалуй, я так и сделаю.

…Вечером того же дня на вилле «Нарцисс» красным светом вспыхнул экран видеофона и механический голос произнес:

— 127-404-215-300, вас вызывает Гранасия. 127–404…

— Галактическая связь! — вскинулся Симон. Только он один и был в доме в этот момент. Ариэль с Алкой собирали в саду абрикосы, Ричард и Андрей отправились к морю, а Аська вообще пропадала черт знает где. Все-таки Дисмэс была удачливым человеком.

Симон нажал кнопку "обратная связь", и на экране медленно проступило прекрасное лицо Дисмэс на черном фоне — значит, говорила она не из дома, а с переговорного пункта.

— Здравствуй, Дис, — произнес Симон слегка дрожащим голосом. Он любил Дисмэс вот уже четыре года, но никогда она не звонила ему первая.

— Привет, — видно, между Землей и Гранасией были какие-то помехи голос Дисмэс звучал неузнаваемо. — Как твоя практика? Удалось устроиться?

— Даже лучше, чем я ожидал. Все пятеро устроились на станцию «Озы-Миража». Будем испытывать «Призрак» — это их последнее слова науки по поводу «Миражей». Вообще практика — делать нечего: неделя в полете, а потом еще три недели умные дяди выясняют, что они напутали в конструкции. Однако после «Озы-Миража» сразу дают направление в патруль, так что это не практика, а бальзам всей жизни.

— Рада за тебя. А теперь слушай. Тебе придется вернуться на Гранасию и любой ценой привезти с собой Ариэль. Она мне срочно нужна. Кстати, где она сейчас?

— Кажется, в саду с Алкой. А в чем дело? У тебя какое-то странное выражение лица. И вообще, почему ты обращаешься ко мне, а не к Ричу?

— Ричард любит Ариэль без памяти. И если она захочет, сделает так, что она до Гранасии просто не доберется. А тебе я доверяю. Дело в том, что Ариэль должна обязательно принять участие в конкурсе красоты.

— Но зачем?

— Не перебивай меня. И не просто участвовать, а стать Королевой красоты. Она обязана это сделать во имя Камиллы.

— Подожди. При чем здесь мама?

— Дело в том, что здесь одна готовит песню-всю-жизнь по прощанию Илан. А у нее очень большие шансы стать Королевой. Надо ее чем-то перебить, а я не знаю ничего лучше, чем Ариэль. И Айлучи думает так же.

— Теперь припоминаю. Мама что-то говорила о том, что она в жюри. Ладно. Когда нам с Ариэль вылетать?

— Завтра, не позднее. И скажи ей, пусть соберет все свои лучшие вещи, а то знаю я ее — все время в джинсах и рубашке, а про запас одно льняное платье. Ну, до встречи.

— Подожди, ты ничего не хочешь…

— Ты же видишь, я говорю с космоцентровского узла. Энергия идет! Все остальное — при личной встрече. Да, Ричу и Алке — ни слова!

Последние слова Дисмэс произнесла уже с гаснущего экрана. Симон нажал кнопку «отбой», затем прошел на балкон и крикнул:

— Эй, Ариэль! Иди домой и собирай свои лучшие вещи. Завтра с утра мы летим на Гранасию.

— Ты с ума съехал, — заявила Алка, пытавшаяся нести корзину с абрикосами на голове, не придерживая руками. — Зачем это нужно?

— А о тебе речь не шла. Это касается только Ариэль и меня.

— Но я тоже хочу знать, зачем нам надо на Гранасию, — Ариэль ловко подхватила корзину, падающую с Алкиной головы.

— Вообще-то это приказ, а приказы не обсуждаются. — Симон с трудом сдержал улыбку.

— Чей приказ?

— Ну, если тебе так хочется — твоего будущего непосредственного начальства. Иди в дом, там все объясню.

3

Через четыре дня в дверь Риоль позвонили двумя короткими звонками. Обе сестры кинулись к дверям.

На пороге стоял Симон. В одной руке у него была тяжелая клетчатая сумка с пластинами милли-поля, другая рука лежала на плече Ариэль. Та была в своих обычных джинсах и замшевой куртке, и вид у нее был не слишком довольный. Симон поставил сумку на пол и устало произнес:

— Все! Доставил.

Дисмэс и Айлучи взглянули друг на друга с сознанием выполненного долга.

— Надеюсь, Ариэль, что Симон все тебе объяснил, — сказала Дисмэс. Ариэль торопливо кивнула:

— Учти, я это сделаю, но только из-за Камиллы. Идею этих конкурсов я по-прежнему не поддерживаю.

— От тебя этого и не требуют. В данном случае главное не участие, а победа. — Дисмэс повернулась к Айлучи. — Я думаю, ты сама все объяснишь Ариэль, а я хочу поговорить с Симоном.

— Неужели тебе никогда не хотелось стать Королевой? — спросила Айлучи у Ариэль, когда они остались одни в комнате. Ариэль пожала плечами.

— Если и хотелось, то так… теоретически. Не хватало еще, чтобы люди на улицах все время оборачивались в мою сторону!

— Послушай! — Айлучи почему-то перешла на шепот. — А листок у тебя с собой?

— Конечно. Я постоянно ношу его со дня рождения, — Ариэль расстегнула воротник куртки и вытащила за цепочку свой кулон из зеленоватого гранасианского золота. Небольшой листок, по форме напоминающий березовый, был соткан из кружева тончайших металлических прожилок, и на них, как капли росы, сверкали три зеленовато-золотистых алмаза-алфенилла прекраснейшие камни Гранасии. Затаив дыхание, Айлучи осторожно коснулась листка.

— Наталия подарила тебе его со значением, — произнесла она так же тихо. — Помнишь, что она сказала? "Этот лист — залог великого счастья и великого чуда. Иногда я жалею, что мне не дано оказаться на твоем месте."

— Я знаю Наталию и знаю цену ее подаркам, — Ариэль снова спрятала листок под куртку. — Если уж на то пошло, то этот листок предвещает мне нечто большее. Ради звания Королевы Наталия не захотела бы меняться со мной местами.

— Ладно, не будем больше об этом, — Айлучи снова заговорила нормальным голосом. — Тебе Дисмэс еще не говорила, что ты не будешь здесь жить?

— Это еще почему?

— Потому, что если эту квартиру второй раз разнесут вдребезги желающие взглянуть на Королеву, то нашей мамочке этого не пережить, объяснила Айлучи.

— Что же, я должна поселиться в «Космоцентре» или «Энноре»?

— Ни в коем случае! Там тебя живьем съедят — сначала претендентки на престол, а потом доедят поклонники. Не-ет, у нас с Дисмэс разработана целая система по защите тебя, сокращенно называемая «Антихмырь». Начнем с того, что на окраине Элмиазора имеется небольшая гостиница, построенная лет триста назад. Стоит почти в лесу. Называется «Эланнимрэ», что в переводе означает "Белый цветок". Туда мы тебя и вселим. А с первого дня конкурса у дверей будет охрана. Да не делай ты квадратные глаза — я имею в виду себя, Симона, ну и, конечно, Ричарда. Как только он узнает, что ты участвуешь в конкурсе, он примчится на Гранасию, теряя тапочки и обгоняя корабли. Хорошо бы сюда еще Алку с Андреем, но это уже из области фантастики…

4

С этого разговора прошло две недели. Шел четвертый день 104-го Межпланетного конкурса красоты. Из двухсот участниц с шести планет осталось сорок пять. Впереди были Ариэль и Рейес. Борьба между ними шла с переменным успехом, но ни разу разрыв не превысил четырех очков. Сегодня в полдень претенденткам на звание Королевы предстоял конкурс спортивного танца, а в девятнадцать часов (в гранасианских сутках — 25 часов) начинался конкурс "В песне — вся жизнь" — кульминация выборов Королевы. Спортивных танцев Ариэль не боялась. Рок-н-ролл она танцевала так же превосходно, как Дисмэс — ноллу или Алка — ламбаду. Поэтому в десять утра она вбежала в зал для разминки с легким сердцем и в хорошем настроении, чего нельзя было сказать о четырех девушках лет восемнадцати, уже находившихся там.

Надо сказать, что не все прогнозы Айлучи оказались точными. Конечно, Ариэль своей солнечной, сияющей красотой и хорошим характером сразу привлекла к себе всеобщее внимание. Поэтому все свободное от конкурсов время она проводила взаперти в "Белом цветке", не общаясь ни с кем, кроме своей «охраны». По улицам она ходила, замотав голову платком, чтобы прохожие не узнавали ее по роскошной золотистой косе. Да и погода для этого была самая подходящая — вторую неделю словно сквозь сито сеялся мелкий дождь.

Но кое-что Айлучи не угадала. Во-первых, Алка и Андрей оказались на Гранасии вместе с Ричардом, исправно участвовали в системе «Антихмырь» и ни разу не смеялись над Ариэль. Возможно, так вышло потому, что все-таки Камилла была их матерью. Во-вторых, с первого же дня почти все участницы конкурса прониклись искренним расположением к Ариэль. Конечно, были и недоброжелательницы, но в основном из тех, кто по очкам был в числе первых и не мог простить Ариэль того, что она впереди. Зато девчонки лет семнадцати-восемнадцати, еще не кончившие учиться, собравшиеся в Элмиазор не столько за званием Королевы, сколько "людей посмотреть и себя показать" по телевидению Галактики, так и липли к Ариэль.

Вот и сейчас эти четверо смотрели на ворвавшуюся Ариэль с обожанием. Да и не удивительно — ведь она была идеальным существом, или, по терминологии Наталии, гармонично напряженной личностью. За что бы она ни бралась — все выходило у нее просто замечательно. А еще у нее был великий дар располагать к себе людей…

— Привет, Дорс, привет, Жаклин, — весело говорила Ариэль, разматывая мокрый платок и снимая ветровку. О, Ласси, и ты здесь? Все-таки прошла на спортивный?

— Ничего, после него уж точно отсеюсь, — мрачно проговорила хорошенькая гранасианка Ласси Инхолд, которая, несмотря на свое обаяние, по натуре была пессимисткой.

— Ну зачем же так мрачно? Вот Нида, наверное, ничего подобного не думает, — Ариэль повернулась к крепкой девчонке родом с Эффы.

— Думает, — ответила Нида с той же мрачной интонацией. — Только виду не подает.

— Я вижу, в ваши ряды проникли тоска и уныние, — Ариэль звонко рассмеялась. — Придется, наверное, опять подбадривать вас, как перед "Модой на пять лет вперед".

— Спой, спой! — наперебой закричали девчонки. — Мы любим, когда ты поешь. А здесь у нас синтезатор, и даже есть, куда его подключать. Спой песню про потерянный край!

— Вы ее уже слышали, — отбивалась Ариэль. — Я не люблю повторяться. Спою вам что-нибудь еще из этой серии.

Она подошла к синтезатору, тронула клавиши грустным и светлым аккордом…

Режиссер Борис Стэнли с Земли и его приятель, артист Хельд Нелдор с Гранасии вот уже полчаса блуждали в поисках выхода, поминая при этом всех чертей.

— Это все твоя затея, Борис, — говорил Нелдор. Сначала затащил меня на этот конкурс, потом предложил взглянуть на красавиц в закулисной обстановке… А на мой взгляд, это не метод. То, что мы ищем, не ходит на конкурсы красоты. Чудес не бывает…

— Мы еще не видели Королеву, — без особого энтузиазма защищался Стэнли.

— Вряд ли она нам подойдет. А если и подойдет — мы не подойдем ей. Что ты можешь предложить Королеве, кроме своего твердого намерения, обширных планов и полного отсутствия их воплощения в жизнь?

Стэнли не ответил. Он к чему-то прислушивался. Нелдор тоже вслушался в доносившуюся откуда-то неподалеку мелодию. В светлом и чистом голосе неизвестной девушки звучали вековечная печаль и робкая надежда. Мелодия была незнакома Нелдору, да и слова он понял не все, но то, что удалось понять, заставило его вздрогнуть от пока еще неясного предчувствия чего-то большего, чем просто удача…

И горами от мстительной мглы заслонен, Полыхает огнями Святой Тирион, А на Дереве Белом, как память утрат, В каждой капле росы наши слезы горят…

Нелдор обернулся к Стэнли. Вид у него был полуобморочный.

— Что это? — взволнованным шепотом спросил он.

— По моему, это чудо, — пробормотал Стэнли, вслушиваясь в до боли знакомые слова. — То самое, которого не бывает.

— Скажу больше — это судьба! — негромко воскликнул Нелдор. — Вперед!

Знакомые слова отзвучали, и казалось, песня уже кончилась, но внезапно прозвучало несколько аккордов, слиты в один широкий и смелый распев, и в нем песня словно обрела новую силу. Мелодия осталась прежней, но теперь слова были незнакомы ни Стэнли, ни Нелдору, а чистый голос девушки постепенно крепнул, наливаясь силой и уверенностью:

Над седыми горами сгущается мгла, И надежда на новое счастье ушла, В моем Зеркале вновь отражается мрак, Ты, зовущий меня — кто ты, друг или враг?

Нелдор осторожно заглянул в приоткрытую дверь зала для разминки. Прямо перед собой он увидел девушку лет девятнадцати-двадцати, прекрасную и светлую, как июльское утро. Тяжелая золотистая коса лежала на ее груди снопом солнечных лучей, а в глубоком вырезе белой блузки поблескивал листок из зеленоватого золота. В серых с легкой синевой глазах красавицы полыхало настоящее пламя, а в голосе теперь звучал отчаянный вызов и в то же время светилась надежда:

Искушению я посмотрела в лицо И отвергла навек роковое Кольцо! Если счастье дается упорной борьбой Я за Море уйду, но останусь собой…

— Что это такое? — снова спросил Нелдор, отодвигаясь от щели. Откуда оно взялось?

— Последний эльф из Остранны, — Стэли старался казаться спокойным, но у него это плохо получалось. — Надеюсь, она поет не свою песню-всю-жизнь.

— Нет, это поет не она, — медленно проговорил Нелдор. — Я хочу сказать, что она поет, словно подражая кому-то, у кого это получается лучше. Хотел бы я взглянуть на нее, когда она запоет свою собственную песню.

— Посмотришь вечером на конкурсе, но после этого — сразу к служебному выходу. Человек она или на самом деле эльф — но мы заполучим ее в наш фильм любой ценой!

— Но кто она? — растерянно спросил Нелдор. Стэнли в ответ только плечами пожал.

5

Конкурс спортивного танца отсеял еще пятнадцать девушек, в том числе Ниду, Дорс и Жаклин. Ласси каким-то образом удержалась. Вперед снова вырвалась Рейес, но Ариэль уступала ей всего одно очко. Все с нетерпением ожидали конкурса "В песне — вся жизнь". Волновались все — и участницы, и жюри, и зрители — все, кроме Дисмэс. Приложила ли она к жеребьевке свою руку или нет — осталось тайной, но Рейес должна была выступить двадцать седьмой, Ариэль — двадцать восьмой.

В 19–00 на стадион вышла ведущая, очаровательная Нириой Канти с Эффы (Королева номер 98) и звонко объявила:

— Начинаем шестой конкурс 104-го Межпланетного конкурса красоты под девизом "В песне — вся жизнь". Первая выступает Зилла Нейя Орто. планета Лия!

Одна за другой выходили очаровательные лиинки и эффианки, еленки и менсанки, гранасианки и женщины Земли. Переливались над стадионом нежные голоса, звенели музыкальные инструменты… Но Стэнли и Нелдору вся эта музыка казалась кошкодранием. Они искали своего эльфа из Остранны. Наконец Нириой Канти объявила:

— Рейес-Луо, планета Елена!

Дисмэс вздрогнула и быстро взглянула на сцену. Да, это она, Рейес, совсем не изменившаяся за год и, кажется, в том же бирюзовом платье. Вот только светло-розовые волосы за год отросли и теперь падали длинными локонами на плечи.

— Она очаровательна, — Камилла Лайди повернулась к Дисмэс и улыбнулась обворожительной улыбкой кинозвезды. — Я всегда считала, что во всех женщинах с зеленой кровью есть что-то волнующее.

"Улыбайся, пока можно" — подумала Дисмэс. "Какое-то время тебе будет не до смеха".

В этот момент погасили все лампы, кроме одного прожектора, озарявшего Рейес голубоватым светом. Осторожным, каким-то кошачьим движением она дотронулась до кесмины, и над стадионом повисла нежная и вместе с тем тревожная пульсирующая мелодия. Многие узнали ее — Дисмэс все чаще замечала головы, повернутые в сторону Камиллы. Сама Дисмэс стиснула всю волю в комок, чтобы не сделать того же самого.

К мелодии добавились слова, и Дисмэс в который раз отметила, что голос Рейес необыкновенно звучен и красив. "Был, как сирена, сладкогласен…" — внезапно вспомнилось ей.

А на сцене тем временем творилось черт знает что. Сознательно или бессознательно, но Рейес очень похоже копировала Камиллу в знаменитой сцене под балконом. Дисмэс уже не смогла заставить себя не оглядываться. Камилла сидела, стиснув кулаки и закусив губу. На секунду ее губы разжались, чтобы еле слышно произнести: "Рэссла вирз!"

"Если Камилла начала ругаться по-гранасиански — дело дрянь!" промелькнуло в голове у Дисмэс. Где же спасение, почему так невыносимо долго звенят последние аккорды кесмины? Куда скрыться от нескромных взглядов?

Растаяли в вечернем воздухе последние аккорды прощания Илан, и все на стадионе замерло на целую минуту. Рейес со смущенной улыбкой ждала аплодисментов, но здесь была Камилла — и стадион обморочно безмолвствовал.

— Оценки жюри! — Голос Нириой расколол отвратительную тишину, ударив по нервам. Один за другим члены жюри нажимали кнопки. Вот результаты высветились на большом экране — и вот тут стадион ошеломленно ахнул: пятеро поставили Рейес 9 баллов, трое — 8 и лишь дважды мелькнул высший балл — 10. Десятку поставили Камилла Лайди и Дисмэс Риоль.

— Общая сумма — 89, объявила Нириой. Побледневшая Рейес покинула стадион почти бегом. И во взволнованном гуле зрителей лишь Дисмэс услышала новое имя:

— Номер двадцать восемь — Ариэль Коренева, планета Оза!

"Поможет или нет?" — напряженно думала Дисмэс, не спуская глаз с Камиллы. И вдруг гул стих, словно его выключили, только откуда-то сверху прозвучал одинокий радостный возглас: "Это она!" Дисмэс обернулась к сцене.

Ариэль стояла на сцене с гитарой в руках, тоненькая и стройная, как молодое деревце в цвету, и смотрела на зрителей спокойно и весело. Она представляла разительный контраст с другими участницами конкурса в роскошных нарядах — на ней было ее любимое белое льняное платье длиной чуть выше колен, с вышивкой на груди. На ногах — простые серые туфельки без каблуков, и только на шее по-прежнему светился листок, подарок Наталии Эрратос. В этот момент в ее красоте действительно проступало что-то эльфийское — светлое, юное и вместе с тем вечное, как первозданная природа. Во всяком случае, Нелдору она показалась еще более прекрасной, чем была утром.

Девушка ударила по струнам гитары, и к небу рванулся удивительно светлый, радостный, солнечный аккорд. Ариэль запела — и словно осветила все вокруг. Откуда-то из далекой дали родились простые и звонкие слова ее песни и заполнили собой все пространство над стадионом, а сильный и светлый голос Ариэль радовался вместе с гитарой.

В стеклах плавится отблеск зари, Утро раннее, солнце, прохлада В этот час ты со мной говори, Ничего мне другого не надо…

Немногие слышали эту песню раньше — даже из Шести половиной. Ариэль считала, что она принадлежит Прошлому Наталии, как и многие другие песни, однажды услышанные от нее. Но на самом деле Наталия сложила ее сама еще в юности, почти тридцать лет назад. Это была ее первая, и, как потом оказалось, далеко не последняя песня. Но никогда больше не удавалось ей озарить слова и мелодию этим бесконечно светлым сиянием летнего утра…

— Я понял, кто она такая! — в шепоте Стэнли рвалось наружу восхищение. — Она не из эльфов — у тех почти все в прошлом — нет, она рождена людьми! Нежнее лилии и тверже стального клинка — это она!

— Можешь не продолжать, — спокойно ответил Нелдор. — Я сам узнал Эовин Ристанийскую. И в этот миг твой замысел перестает казаться таким безнадежным, как раньше. Будет ли она Королевой или нет…

— Но ей от нас не уйти! — перебил его Стэнли. — Как только допоет ты к левому выходу, а я к правому! Эх, слева рать, справа рать…

А песня все кружила над стадионом, как необыкновенная птица… Свет был розовым, стал золотым, А на улице стало теплее, И бегу по делам я своим Все быстрее, смелей, веселее…

Стадион снова безмолвствовал, но на этот раз не обморочно, а трепетно, приобщаясь к чуду, творившемуся на сцене. А сердце Дисмэс переполнялось радостью и восторгом. Она снова взглянула на Камиллу. Лицо знаменитой киноактрисы оттаивало на глазах, как вынутые из холодильника плоды.

Голос Ариэль смолк. Гитара еще звенела некоторое время, и вдруг мелодия оборвалась одним резким и веселым ударом. Несколько секунд над стадионом висела тишина, а затем ее разбили в клочья такие аплодисменты, какие Рейес не могли бы даже во сне присниться.

— Оценки жюри! — голос Нириой силился прорваться сквозь эту бурю народного восторга. Дисмэс улыбнулась и энергично нажала кнопку…

— Общая сумма — 100!

— Готова поклясться чем угодно, — шепнула Айлучи сидевшей рядом Алке, — что на стороне Рейес больше не будет ни одной зрительской симпатии! Камилла спасена!

…Нелдор стоял у левого служебного выхода и внимательно вглядывался в лица проходивших мимо женщин. В темноте, сквозь сетку мелкого дождя, это было не так просто, а кроме того, Нелдор прилагал некоторые усилия, чтобы не попадаться на глаза юноше в куртке с эмблемой Звездного Флота, отиравшемуся здесь же. Каким-то десятым чувством Хельд понимал, что ждут они одного и того же человека, но именно это и вселяло в его сердце надежду на успех.

Наконец, из дверей скользнула стройная фигурка в узких голубых джинсах и коричневой ветровке. Голова девушки была повязана зеленым шелковым платком, и Нелдор не сразу понял, что это именно та, кого он выслеживает. Юноша в куртке звездолетчика сразу же подошел к ней.

— Поздравляю, Ариэль.

— Спасибо, Ричард. Это было как во сне, — звуки этого голоса рассеяли последние сомнения Нелдора. Стараясь держаться на расстоянии, он последовал за юношей и девушкой к флаинг-стоянке.

Видимо, дорогам Нелдора и Ариэль действительно было суждено пересечься — Хельду отчаянно везло в этот дождливый вечер. Во-первых, Ричард и Ариэль сели во флаер достаточно редкой окраски — вишневый с широкими белыми обводами, хорошо видными даже в темноте. Во-вторых, следующий флаер подлетел тут же, и к тому же был довольно распространенного золотистого цвета, так что заметить слежку было не так просто…

"Неплохая тренировка для будущего Следопыта", — весело подумал Нелдор, бросая свой флаер в поток скользящих над улицей воздушных экипажей. Белые обводы маячили где-то впереди. Дважды, при резких поворотах, Нелдор терял их из виду, но быстро находил снова. Интуиция безошибочно вела его по следу Ариэль. Проследовав за вишневым флаером почти через весь город, Хельд в конце концов подлетел к небольшой гостинице на его окраине. Красавица и ее спутник вышли из флаера и направились к ее дверям. Нелдор хотел последовать за ними, но у дверей стояли трое, и он счел за лучшее не попадаться им на глаза. Трое обменялись с Ричардом несколькими короткими фразами на одном из языков Озы, после чего двое увели Ариэль внутрь, а один остался на крыльце вместе с Ричардом.

"Ну и охрана!" — с уважением подумал Нелдор, глядя на парней у входа. "Словно Хранителя Кольца оберегают от Черных Всадников." Он вылез из флаера и пошел в обход гостиницы, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания. Здание в восемь этажей, построенное еще в ту пору, когда все окна и дверные проемы на Гранасии были полукруглыми, до самой крышей увитое неарисо, оромэлью, риангой и другими вьющимися растениям. Небольшие ажурные балконы, тоже, как правило, полукруглые и оплетенные зеленью. Недалеко от задней стены — густые кусты лорна, в которых можно пролежать, при случае, и час, и два незамеченным и из которых все окна видны как на ладони.

Внезапно в одном из окон пятого этажа вспыхнул свет, и Нелдор увидел силуэт девушки, снимающей платок. Теперь он бы уже не спутал этот профиль ни с чьим другим.

— Умно, — Нелдор рассуждал вслух сам с собой. — Пятый этаж — значит, ни с земли, ни с крыши не залезть. Но это также значит, что под окном нет охраны.

Он подошел к самой стене, покрытой сплошным ковром. Оглядев длинную плеть неарисо, изо всей силы рванул ее. В его руке осталось несколько листьев, но лиана держалась крепко.

— Пожалуй, выдержит, — задумчиво произнес Нелдор. — В случае чего, мы по ней влезем, но и исцарапаемся по-страшному. Однако, если не найдется других путей, сгодится и этот.

Хельд крутился около "Белого цветка" еще около часа, и вскоре почти все составляющие программы «Антихмырь» стали ему ясны.

"Да, Арагорн, выслеживающий Эовин — это эпизод, которого не было у Толкиена" — мелькнуло у него в голове, когда он садился во флаер и осторожно взлетал над засыпающим парком.

— …В общем, так, — докладывал Нелдор Стэнли на следующее утро. Одна она нигде не ходит. Ее по очереди охраняют три парня в форме курсантов Звездного Флота и, кажется, еще две девушки. Помимо этого, она, видимо, в большой дружбе с нынешней Королевой — я видел ее в этой гостинице, разговаривающую с одним из «охранников». Но окно не охраняется, и, хотя оно на пятом этаже, туда несложно влезть по лианам. В том, что ее выберут Королевой, я уже не сомневаюсь, но в вечер награждения охрана не подпустит к ней никого из желающих заключить контракт. Так что, если мы в ту же ночь влезем к ней на балкон, то будем первыми.

— Да, но… — начал Стэнли.

— Ты считаешь, что она не заслуживает таких усилий? — перебил его Нелдор.

— Заслуживает, но…

— Значит, и говорить не о чем. Ни ради одной женщины я не делал таких вещей. Но ради нее сделаю.

6

Прошло еще два дня.

Айлучи оказалась права — история с прощанием Илан не прошла для Рейес даром. За эти два дня Ариэль увеличила разрыв до двадцати двух очков, а Рейес скатилась на четвертую позицию, пропустив вперед Тилзу Эфри с Эффы и Гииду Ламм с Мены.

И вот настал вечер шестого, заключительного дня 104-го Межпланетного конкурса красоты. На сцену поднялись пять оставшихся участниц, в том числе и Ариэль. Сейчас на ней было длинное серовато-голубое платье, сшитое специально для этого дня, а вместо листка с шеи спускалась нитка крупных молочно-белых жемчужин. В этом наряде она действительно выделялась из ряда девушек, как королева из своей свиты, и впервые за много лет у зрителей не возникало сомнений в том, чью голову увенчает сейчас корона.

Трижды ударил гонг, и стадион замер. Луч прожектора осветил поднявшуюся Камиллу Лайди.

— Имя 104-ой Межпланетной королевы красоты — Ариэль Коренева, планета Оза! — произнесла она торжественно.

Ариэль выступила на несколько шагов вперед, и ряд девушек сомкнулся за ее спиной. Откуда-то сверху на стадион упала нежная и красивая мелодия "Луч звезды". При первых ее звуках Дисмэс встала и не торопясь пошла к сцене. Поднявшись, остановилась перед Ариэль и сняла со своей головы корону Межпланетной королевы красоты, сверкающую искрами бриллиантов. Стадион взорвался, и под торжественные вопли Дисмэс надела корону на голову Ариэль, при этом незаметно для зрителей показав ей кончик языка, а затем стала рядом с ней.

Так они и стояли рядом на глазах у всей Галактики — красота земная и красота гранасианская, солнце и звезда, королева новая и королева старая, а в реальной жизни — две хорошие подруги Ариэлиь и Дисмэс из младшего поколения Шести с половиной, никогда не бывшие соперницами, и никто во всей Вселенной не смог бы сказать, какая из них прекраснее.

Торжественным водопадом обрушился на них "Луч звезды", и в его звуках никто не услышал тихих рыданий. Это плакала Рейес.

Ариэль вошла в свой номер в "Белом цветке" и тут же зажгла свет, но вошедшая следом Дисмэс ударила ее по руке и вернула выключатель в исходное положение.

— Если хочешь провести спокойную ночь, не советую рисковать, — тихо сказала она. — А если не видишь в темноте, то я прихватила свечку из маминой коллекции. Фонарик все-таки светит слишком ярко, а свечу можно поставить вот сюда, чтобы с улицы было незаметно. Смотри, твои вещи я кладу вот сюда. Раздевайся, а я пойду вместе с остальными усмирять поклонников, репортеров и прочих варваров. Потом к тебе придет Алка, она постучит в ритме "Спэйс Ноллы", вот так, — Дисмэс осторожно постучала по дверному косяку. — Под дверью все это время будет стоять на шухере Ричард, а в два часа его сменит Симон. Остальные будут сторожить внизу. Ну ладно, я пойду. Спокойной ночи не желаю, это уж от нас зависит, какой она будет, — с этими словами Дисмэс исчезла за дверью. Ариэль, едва касаясь кнопок, поставила блок и без сил опустилась на кровать.

Перед ней снова промелькнуло все то, что было после того, как Камилла Лайди назвала имя Королевы. Система «Антихмырь» сработала великолепно. Сразу после того, как на Ариэль в беспорядке покидали три наряда от лучших модельеров Галактики, шубку из меха слинта с планеты Орти, шкатулку с полным набором драгоценностей и огромные веники цветов, Дисмэс схватила за руку новую Королеву и потащила ее за кулисы. Там их уже ждала Айлучи, быстро покидавшая все подарки в сумку с пластинками милли-поля. Дисмэс стянула через голову свое роскошное, синее с серебряным блеском платье, под которым обнаружилась майка и облегающие брючки. Быстро натянув поверх этого свитер и подхватив сумку, Дисмэс потащила Ариэль через служебный вход прямо в таком виде, как она была на стадионе — с короной на голове и лентой Королевы через плечо. Сзади бежала Айлучи с охапкой цветов.

У выхода Ариэль подхватил на руки Ричард и потащил во флаер. За ними шли Дисмэс и Айлучи, а Симон, Алка и Андрей сдерживали толпу, которая, несмотря на все предосторожности, все же собралась довольно большая. Оба флаера — с Ариэль и с «охраной» — мчались как вихрь и в результате потеряли по дороге больше половины толпы. Но все равно сколько-то народу отиралось возле входа в "Белый цветок", и Ариэль это не нравилось.

Посидев так немного, она потянула за один конец своей ленты, и та на удивление легко развязалась, при этом на ней не осталось никаких складок. "Настоящая нейсена, как и у Дисмэс", — подумала Ариэль. "Значит, и поступлю я с ней так же: счищу золото, разрежу пополам, и выйдут два отличных шарфа для нас с Алкой."

Затем она зажгла оставленную Дисмэс свечу и воткнула ее в щель между кроватью и столиком в изголовье. В свете свечи она увидела четыре (традиционное гранасианское число) розы — белую, розовато-сиреневую, темно-красную и золотистую — врученные ей вместе с короной. По традиции Межпланетного конкурса красоты, каждой Королеве дарились прекраснейшие цветы ее родной планеты. Взглянув на розы, Ариэль подумала, что надо бы поставить их в воду. Держа цветы в руке, она подошла к балконной двери, около которой на журнальном столике стояла вазочка. И тут из-за ее плеча раздался голос, проговоривший на безупречно силиэ:

— Рэ ванва на ренна лоини Ариэле!

…Нелдор и Стэнли не стали дожидаться конца церемонии. В тот момент, когда Дисмэс встала рядом с Ариэль, они уже покинули стадион и спешили к "Белому цветку". Опустив флаер, они залегли в кустах лорна и стали ждать. Время от времени Стэнли негромко ругался — хотя дождь прекратился еще вчера вечером, в кустах было еще достаточно сыро.

Так ждали они около получаса. Затем от входа в гостиницу послышался нарастающий шум, но здесь, у задней стены, по-прежнему было тихо и темно.

— Кажется, ее доставили, — прошептал Нелдор.

И вдруг в знакомом окне на пятом этаже вспыхнул свет. Он горел всего две или три секунды и затем снова погас.

— Теперь она точно в номере, — услышал Стэнли голос Нелдора. — Но опасается, и правильно делает. Пошли на приступ.

— Постой! — Стэнли никак не мог решиться. — А если она в номере не одна? Ты сам говорил об охране…

— Кто не рискует, тот не снимает кино, — Нелдор подошел к стене и ухватился за толстый стебель неарисо. — Лезь за мной!

Лианы надежно держали обоих. Нелдор лез и лез, не обращая внимания ни на что. Стэнли же все время цеплялся за колючки, да и решимости ему недоставало — все-таки пятый этаж. Поэтому, когда он еще висел где-то на уровне четвертого этажа, Нелдор уже ступил на балкон.

Хельд осторожно подошел к балконной двери и скорее угадал, чем увидел за нею Ариэль. Она была такой же, как там, на стадионе, в том же серовато-голубом вечернем платье и с короной на голове — она не мешала Ариэль, и девушка совсем про нее позабыла. Загадочно мерцали искбриллианты в еле заметном, непонятно откуда идущем свете. И вот тогда Нелдор аккуратно приоткрыл дверь и негромко произнес по-гранасиански:

— Приветствую прекрасную Королеву Ариэль.

Ариэль повернулась на голос резким испуганным движением. На балконе стоял незнакомый ей высокий человек лет тридцати пяти.

— Кто вы? — спросила Ариэль дрогнувшим голосом. — И как вы, черт возьми, здесь оказались? — "Черт возьми" было произнесено на русском, остальное — на меж-языке.

— Мое имя — Хельд Нелдор, — незнакомец тоже перешел на меж-язык. — А попал я сюда довольно просто — влез по лианам. Для человека, имеющего некоторый навык, это вполне проходимая дорога.

Голос Нелдора был негромким и спокойным, и Ариэль почти перестала волноваться. На восторженного поклонника новой Королевы этот человек явно не походил. Но тогда зачем он здесь?

— Нелдор, — повторила Ариэль. — Я, конечно, совсем не разбираюсь в этом, но ваше имя по звучанию напоминает кор-эндалльское.

— Вы угадали, — Ариэль показалось, что ее ночной гость улыбнулся. Четыре поколения назад мои предки, до того занимавшиеся вольным промыслом от Элксионы до Гранассиэ, одумались и осели здесь, под лучами Эннора. Но это не важно. Вы родом с Озы, поэтому можете не помнить фильмов с моим участием, но один из них уж наверняка знаком вам — "С именем Вардо".

— Подождите! — Ариэль напряженно пыталась что-то вспомнить и наконец радостно воскликнула: — Анд Келебор!

— Да, — спокойно подтвердил Хельд.

Ариэль голубой молнией метнулась в комнату, а оттуда вышла со свечой и, подняв ее повыше, оглядела своего нового знакомого. Да, внешность типично кор-эндалльская: четкие правильные черты лица, очень светлая кожа с едва уловимым сероватым оттенком, серые глаза. На левой щеке длинная царапина от колючек неарисо. Волосы темные, почти черные, и довольно длинные. На земле Ариэль не любила, когда ее приятели "отращивали хайр", но здесь, на Гранасии, это было нормой и обычаем, а Нелдору к тому же очень шло. Одежда — темно-зеленые брюки и длинный черный свитер грубой вязки.

— Странно, — проговорила Ариэль, опуская глаза. — Никогда бы не подумала, что сам знаменитый капитан Келебор, основатель Третьей династии Анрэлы, может залезть ночью на мой балкон. Не слишком ли много чести для простой девушки с Озы?

— Не больше, чем заслуживает прекрасная Королева Ариэль, — в тон ей ответил Нелдор. — И лез я сюда не только ради того, чтобы взглянуть на вас, но и с деловым предложением.

— А вы очень неплохо смотритесь вместе, — вдруг раздался из-под балкона посторонний голос. — Хоть сейчас в кадр.

Зрелище действительно было великолепное, и Стэнли от души им залюбовался. Ариэль стояла в полукруглом дверном проеме, красиво озаренная пламенем. Ее золотистая коса была перекинута на грудь, длинное платье струилось мягкими складками, а глаза блестели ярче, чем камни в короне. Одна ее рука со свечей была высоко поднята, а в другой она по-прежнему сжимала розы. Напротив нее, опираясь рукой о перила балкона, стоял Нелдор, и на его лицо ложился отсвет пламени.

— Кто там еще? — спросила Ариэль, оборачиваясь на голос.

— Это и есть мое деловое предложение, — отозвался Нелдор. — Влезай, Борис.

— Руку дай, следопыт, — сказал Стэнли с ноткой недовольства в голосе.

Между прутьями показалась голова второго искателя приключений. Тоже темные волосы и серые глаза, но лицо было типично земным, с небольшими усами и хитроватым выражением.

"Пират", — определила про себя Ариэль. "Может быть, даже с большой дороги."

Нелдор помог пирату взобраться на балкон, и тот первым делом поднес к губам руку Ариэль с зажатыми в ней розами.

— Борис Стэнли, — представился он.

— А вот ваше имя мне знакомо, — вспомнила Ариэль. — "История Марка Фабия", "Третья жена султана" и "Рыцарский зал" — это ведь все ваши фильмы?

— Мои, — скромно кивнул Стэнли.

— Так что ваше деловое предложение я уже угадала. Вы хотите заполучить меня в свою новую картину. Вот только в какую?

— Ну, — замялся Стэнли, — пока это больше замыслы, чем что-то определенное…

— Короче — твердо перебил его Нелдор, — речь идет об экранизации "Властелина Колец" Толкиена и об Эовин. Надеюсь, эти слова сказали вам достаточно.

Ариэль стояла как громом пораженная. Обрывки строк, куски мелодий вихрем закружились у нее в голове, а потом сквозь них проступило красивое бледное лицо в рамке пепельных волос, и прозвучал такой знакомый голос: "Иногда я жалею, что мне не дано оказаться на твоем месте…"

Наталия… И другое имя, неразрывно связанное с этим, по крайней мере, в сознании Ариэль. Значит, она уже тогда все знала — когда дарила листок?

— Даже больше, чем достаточно, — Ариэль через силу попыталась улыбнуться. — А кто в этом фильме вы? — Она взглянула на Нелдора еще раз, и сердце сладостно сжалось в предчувствии уже угаданного ответа.

— Арагорн, — ответил Хельд, глядя ей прямо в глаза. Но она не отвела взгляда. Сердце вдвое быстрее забилось в груди, и она поняла, что и как должна сейчас сделать.

— Значит, Эовин? — повторила она, и голос ее снова обрел ту звонкую силу, которая звучала в нем во время пения.

— Да, Эовин, Белый цветок Ристании, — ответил ей Нелдор. — Мы увидели вас еще три дня назад, когда вы пели песню Галадриэль, но только во время конкурса я понял, кто вы такая.

— А в той песне были строки, которых я никогда не слыхал, — добавил Стэнли. — Это ваши слова?

— Нет, — ответила Ариэль. — Это слова самой Галадриэли. Вы угадали меня, и я не знаю, что вам ответить. Я не скажу вам «да», пока не посоветуюсь с одним человеком. Но в залог того, что до того, как ответить вам «да» или «нет», я и говорить не буду ни с каким другим режиссером, возьмите вот это, — и она, сверкая глазами и победоносно улыбаясь, протянула Нелдору одну из четырех роз — белую.

Нелдор понял ее сразу.

— Даже больше, чем достаточно, — повторил он ее же слова, бережно принимая цветок.

— Но когда мы узнаем окончательный ответ? — осторожно спросил Стэнли.

Ариэль взглянула на часы.

— Сейчас час ночи, — сказала она. — Завтра в это же время, после карнавала, и под окнами этой же гостиницы я дам вам окончательный ответ. И мне не меньше, чем вам, хочется, чтобы он был положительным.

— Вот и отлично, — подвел черту Стэнли и покосился на балконную дверь. Ариэль перехватила его взгляд, и ее улыбка сразу погасла.

— Вот этого вам не обещаю, озабоченно произнесла она. Под дверью стоит мой Ричард, мимо которого вам не пройти незамеченным. А внизу найдутся еще по крайней мере четыре человека, которые будут спрашивать, кто вы и что делали у меня. Так что, наверное, уйти вам придется таким же путем, как пришли.

Стэнли посмотрел вниз с отчаянием. Но Нелдор был спокоен, как всегда.

— Значит, такова наша судьба, — сказал он. — Что ж, до завтра, прекрасная Королева, — с этими словами он, следуя примеру Стэнли, прикоснулся губами к руке Ариэль, а затем взял в зубы белую розу и ловко перемахнул через перила балкона. Стэнли проделал то же самое, но гораздо неувереннее. Ариэль опустила руку со свечей вниз сквозь прутья ограды, чтобы осветить путь новым знакомым.

— Удачи! — негромко произнесла она. — Да хранит вас Элберет!

Видимо, хранимый этим пожеланием, Нелдор спустился благополучно, но к Стэнли судьба оказалась менее благосклонной. Ему оставалось около двух метров до земли, когда лиана, видимо, просто устала держать на себе тяжесть и оборвалась, прошелестев мимо стоящей на балконе насмерть перепуганной Ариэль. Стэнли упал прямо на Нелдора, сбив его с ног, и громкое двойное проклятье на двух языках нарушило тишину:

— Рэссла вирз эдж наск! Черт бы побрал эти лианы!

"Жалко будет, если наши сейчас разберутся с ними", — подумала Ариэль, торопливо убегая в комнату. "Да, не повезло им под конец."

…А еще через десять минут в дверь постучали условным стуком. Ариэль сняла блок и впустила Алку.

— Спишь? — произнесла она свистящим шепотом. — А к тебе тут какие-то двое пытались влезть по лианам, но сорвались. Симон с Андреем гнали их до самого выхода, но даже разглядеть не сумели, не то что догнать.

"Вот и отлично", — с улыбкой подумала Ариэль, едва успевшая раздеться и прыгнуть в постель до условного стука. "Пусть эта ночь останется нашей маленькой тайной."

7

На следующее утро сама Алена Риоль зашла в "Белый цветок", чтобы поздравить Ариэль. Она же и отвезла ее в своем флаере на космоцентровский узел, где имелись передатчики галактической связи. Всем было понятно желание Ариэль поговорить с матерью, но сама она набирала код виллы «Нарцисс» не только с этой целью…

— Здравствуй, мама.

— Привет, Ариэль. — Аська улыбнулась дочери в ответ. — Видела тебя в "Гэлакси Програм". Не совсем понимаю, как это случилось, но все равно поздравляю.

— И я поздравляю, — из-за Аськиного плеча внезапно выглянула Наталия.

— Наталия! Как это здорово, что вы оказались на вилле! Дело в том, что мне нужно посоветоваться с вами. Тут меня приглашают в кино… на роль Эовин. Еще одна экранизация…

— Кто приглашает? — быстро спросила Наталия.

— Борис Стэнли и Хельд Нелдор. Нелдор — это…

Наталия заглянула в глаза Ариэль долгим внимательным взглядом, и та на другой планете, через расстояние в миллионы световых лет, словно ощутила руку друга на своем плече.

— Говори с Аськой. А как только отключишься, я разыщу тебя сама, это сбережет тебе кучу энергии.

…Уже в половине первого они снова ждали под окнами — Стэнли с синяком под глазом, Нелдор с мгновенным заживителем на лице. Ровно в час ночи в кустах мелькнуло белое льняное платье, и звонкий голос произнес:

— Элен сейла люменн оменнтиэльво!

— Приветствуем прекрасную Королеву Ариэль! — Нелдор и Стэнли по очереди наклонились к руке девушки.

— Давайте сразу к делу, — начала Ариэль после обмена приветствиями. В фильме я согласна участвовать, и даже более того, но взамен предлагаю свои условия.

— Мы внимательно их выслушаем, — наклонил голову Стэнли.

Ариэль улыбнулась.

— Года три назад наш инструктор по полетам повесил у входа на космодром очень интересный документ — "Правила выживания на учебном космодроме". Не стану приводить их все, но два из них полезно помнить каждому, кто берется за большое начинание. Правила такие: "Если не можешь сам собрать — позови на помощь умельца" и "Если вы не знаете, как это делать, ради Бога, не трогайте". Так вот, я участвую в фильме лишь при условии строгого соблюдения этих правил, причем под умельцем я понимаю себя. Мои советы — это руководство к действию. Люди, которых найду я сама, не обсуждаются, а зачисляются в дело. Все важные вопросы если и не согласовываются со мной, то я должна постоянно быть в курсе дела. В обмен на это я не только сыграю вам Эовин — я буду работать, как говорит моя мама, не за деньги, а за звезды, и сделаю все, что от меня зависит, для того чтобы три канала общеземного видения передрались из-за нашего фильма. Ну как, устраивают вас такие условия?

Во время этого монолога Стэнли несколько раз порывался вставить возмущенное слово, но Нелдор сжимал ему плечо, и он молчал. Когда же Ариэль закончила и вопросительно взглянула на собеседников, Хельд произнес:

— Условия прекрасной Королевы Ариэль для нас закон. А ты, Борис, лучше помолчи, если еще не понял, что она действительно наша судьба. Теперь я и сам поверил, что с ее помощью мы сделаем фильм, который обойдет всю Галактику. А наши гранасианцы еще взвоют от того, что не создали ничего подобного на кор-эндалльском материале.

Стэнли осталось только кивнуть. И вот в темноте соединились три руки, и Хельд негромко воскликнул:

— Отныне и навсегда! Да здравствует Белый цветок!

Счастливый смех Ариэль был ему ответом.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. РАССВЕТ ВСТАЕТ ХОЛОДНЫЙ

На далеком Андуине Вы не пили никогда, Не дойти и не доехать, Не добраться вам туда. Ну а если доберетесь, Ждет вас новая беда Вас назгулы препроводят Кой-зачем и кой-куда…

1

Шел второй месяц с того дня, когда Ариэль согласилась работать на Стэнли, а по сути, превратилась в его главного заместителя, без которого он был как без рук. Что скрывать, в киногруппе Ариэль пользовалась большим авторитетом, чем даже сам Стэнли, так как она не создавала вокруг себя нервной обстановки. Кроме наименований "Прекрасная Королева" и "Белый Цветок", которыми наградил ее Нелдор, Ариэль называли еще "Краса Средиземья". Сначала девушке это не слишком нравилось, но потом она привыкла.

О контракте со Стэнли первыми узнали четверо близнецов Лагран в день, когда под их охраной Ариэль возвращалась на Землю. Когда она сообщила друзьям о контракте, Ричард впал в полную прострацию — не уберегли, не уследили, да как же это произошло… Но когда Ариэль уточнила, в КАКОМ фильме она будет участвовать, в прострацию впали все четверо. С легкой руки Наталии Эрратос, "Властелин Колец" был для всего младшего поколения Шести с Половиной чем-то вроде Священного Писания.

Через пять дней после возвращения на Землю Ариэль позвонила Стэнли, а на следующий день заявилась к нему домой и три часа излагала перед ним и Нелдором свои мысли по поводу того, как надо экранизировать Толкиена в современных условиях.

— Понимаете, — говорила она. — если отбросить онтов, а также разных чудовищ, в книге пять главных народов — и всем им можно найти аналоги в Галактике. Орки, по-моему — это народы с зеленой кровью, не в обиду еленцам будь сказано, а еще точнее, пожалуй — менсаки. Гномы — вне всякого сомнения, эффианцы. Такие же невысокие и крепкие, с большим запасом прочности, да и по поводу горного дела можно провести параллели. Люди все-таки мы, Оза, мы ведь очень разные. Эльфы — те родом с Гранасии: во-первых, красота, во-вторых, древнее происхождение. И наконец, планета хоббитов — Лия. Да-да, просто сейчас прошла мода есть шесть раз в день, и хоббиты несколько похудели, а так все сходится — небольшие, рыжеватые, да и глаза у них должны быть такие же огромные. Это все я говорю к тому, чтобы Фродо вы искали на Лии, Гимли — на Эффе, а Элронда — на Гранасии. Если вы это сделаете, то в фильме это будет выглядеть.

Слова Ариэль никогда не расходились с делом. Во время испытаний «Призрака-1» (по просьбе Ариэль они проходили на участке Оза — Лия) сразу же по прибытии в пункт назначения она исчезла на целые сутки, оставив четырех пиратов самих разбираться с документацией и космодромным начальством. Зато из этого полета она умудрилась привезти сразу двоих хоббитов — Фродо и Мерри. Сэма, Пина и Бильбо отыскивал уже Нелдор с помощью Фродо — Лиго Нерти. Гимли — Зарта Норна с Эффы — отыскал собственноручно Стэнли, чем он очень гордился. А вот поиски эльфов пришлось временно отложить, и вот по какой причине. Однажды, когда Ариэль снова забежала к Стэнли, у них состоялся такой разговор:

— Ты ведь просила ставить тебя в известность, вот я и хочу услышать твое мнение по поводу Галадриэли.

— А кто у тебя есть? — сразу вскинулась Ариэль.

— Сначала я думал поговорить с Юлией Красавиной, но после твоих слов…

— С Юной из "Марка Фабия"? — перебила Ариэль. — Она мне самой нравится, это была превосходная Юна, но это не Галадриэль. Абсолютно. В лучшем случае Арвен, но для Нелдора я берусь найти еще лучше.

— Но после твоих слов о гранасианских эльфах, — терпеливо продолжал Стэнли, — Я решил выйти на Мэльдэс Нурнент.

Ариэль вскочила с кресла.

— Ни в коем случае! — сказала она возмущенно. — Слишком много блеска и слишком много непогрешимости! Вспомни экранизацию семьдесят третьего года — от той прекрасной богини в золотом сверкании у всех моих друзей скулы сводит! Или, по-твоему, Мэльдэс Нурнент способна спеть ту песню, которую ты так хотел включить в фильм? Да когда от нее услышат: "Все ушли на Восток и утрачен покой — я не властна помочь тем, кто там, за Рекой", никто в это просто не поверит!

— Хорошо, — сегодня Стэнли был терпелив как никогда, и Ариэль уже спрашивала себя, долго ли это будет продолжаться. — Мэльдэс Нурнент не подходит ни под каким видом, но, в таком случае, кого предлагаешь ты?

Ответ у Ариэль был готов уже давно.

— Наталью Коваленко, — сказала она твердо. У Стэнли отвисла челюсть.

— После того, как она сыграла Эдиту де Монтадэ?! — только и смог он выдавить из себя.

Вместо ответа Ариэль негромко прочитала:

— Кто это — я или кто-то иная? Эти слова, конечно, избиты, Но приближая заветную цель, Два силуэта сквозь мглу проступают: Женщина в черном — графиня Эдита, Женщина в белом — Галадриэль.

— Чьи это стихи? — спросил Стэнли.

— Неважно, чьи. А в конце там были еще такие слова:

Черный и белый сливаются в серый, Но не свернуть ни влево, ни вправо Эта дорога во мраке — моя. Только пройдя ее с искоркой веры, Цвет серебристый возьмет для оправы…

Здесь Ариэль запнулась, словно опасаясь сказать слишком много. Почти минуту в комнате висело молчание.

— Не забывай: "Мне оно достанется без насилия — и я не сделаюсь Черной Властительницей!" — наконец негромко произнесла Ариэль.

— По-моему, это взгляд с позиций "Сильмариллиона", — отозвался Стэнли.

— Которого не читали ни ты, ни я, — добавила Ариэль. — Да и большинство наших будущих зрителей тоже. Так что и отталкиваться от него не стоит…

— Я ведь, между прочим, до семнадцати лет верила, что Галадриэль изменяла мужу и Арвен — ее дочь! — Она внезапно рассмеялась. — Так что пока поверь мне без доказательств, я их после представлю. Твое дело обеспечивать достоверность, это у тебя хорошо получается, а о чуде позабочусь я с помощью Нелдора.

…Ариэль в этот день вернулась домой поздно — засиделась с художницей Маришей Шедловой. Мариша считала, что эльфийский наряд должен быть почти точной копией традиционной одежды кор-эндаллок — понятно, за исключением юбки-брюк. Ариэль эта идея понравилась, но применительно к нарядам людей она требовала доработки, на которую и ушел весь вечер. Вообще Мариша стала второй (после Нелдора) преданной союзницей Ариэль, с полуслова понимавшей все ее идеи.

Но по дороге домой Ариэль ощутила странное беспокойство. Ее безошибочное чутье нашептывало ей, что еще один подобный разговор — и ее отношения со Стэнли будут испорчены. А ведь работа над фильмом шла совсем не так гладко, как хотелось бы Ариэль. С достоверностью все обстояло благополучно, а вот чуда — того удивительного соприкосновения с прекрасным миром, аромата сопричастности к чему-то захватывающему — не получалось. Пока это чувствовала лишь Ариэль, но и этого было достаточно. Ей казалось, что чудо должна совершить она сама — сделать что-то такое, что одним ударом изменило бы всю атмосферу в киногруппе. Ариэль захотелось с как-нибудь посоветоваться, но Наталия Эрратос снова пропала в неизвестном направлении, а на Нелдора девушка не хотела вываливать свои проблемы. Нет, если уж взялась…

2

На крыльце виллы «Нарцисс» Ариэль столкнулась с Юркой Герасимовым. Вот уже полтора года, как он состоял в Алкиных поклонниках, хотя Алка сама не знала, отвечает или нет ему взаимностью. Но начиная с мая: ни Ариэль, ни Алка с Юркой не виделись.

Сейчас у Юрки был хмурый и потрепанный вид, и Ариэль сразу поняла, что ему попало от Алки. На вопрос, в чем дело, он раздраженно махнул рукой:

— Да ну ее к богу в рай! Каким-то образом узнала про Рози Шелл и закатила мне сцену ревности. Я и не виделся-то с Рози ни разу после "Хоббитских Игрищ", а она…

— Постой-постой! — перебила его Ариэль. — Какие игрища и при чем здесь хоббиты? И кто такая эта Рози?

— Розамунд Шелл из лаборатории, где я проходил практику. Она очень красивая, но старше меня на два года. А еще она член московского клуба системы «Рассвет», которая каждый год проводит игры по "Властелину Колец". Я сам об этом узнал только от Рози. Она и предложила мне участвовать в играх, а я согласился, ты же знаешь, что такое Толкиен для всех нас. Ну, и для того, чтобы сшить игровой прикид, я стянул у мамочки старое платье из черного бархата. Все равно она в него уже не влезает. Но она заметила и подняла скандал, поэтому я одну ночь ночевал у Розамунд, а потом удрал на местность за четыре дня до начала Игрищ. И из-за всего этого Алка теперь ревнует.

— Послушай, Юрка, — взволновано спросила Ариэль. — Ты ведь знаешь, что я буду сниматься во "Властелине Колец"?

— Знаю. Я слышал об этом и от мамы, и от Ричарда, и от твоей мамы.

— Тогда слушай. Я обязательно помирю тебя с Аллой, но ты расскажи мне все-все, что знаешь, про эти игрища и про систему «Рассвет». Про Рози, если не хочешь, можешь не рассказывать.

…Давно погас свет в окнах виллы, отправилась спать подобревшая Алка, улеглись трое ее братьев и Аська, а Юрка с Ариэль все сидели на веранде, выходящей на море, и Юрка рассказывал будущей Эовин о своих новых знакомых, о подмосковном лесе, в котором расположились поселения Средиземья, о палатках и кораллитовых крепостях, о песнях у костра, о разрушенной переправе через местный Андуин…

— Понимаешь, это было очень здорово, но все испортили руководители этих игрищ — Мастера, или, как мы их звали, валары. У них, видишь ли, была установка, что играть точно по книге неинтересно, а на практике это вылилось в то, что они тихо подыгрывали Темным Силам. А начали они с того, что провоцировали Гондор напасть на кого-нибудь из соседей, а Дол-Амрот на раскол и внутренний конфликт. Но наш белокаменный Гондор стоял, как скала!..

И снова он рассказывал — о нравах Раздола, о нападении назгулов на Лориэн, о жуликах-купцах из Эсгарота, о десяти погромах кабака "Гарцующий пони", о Розамунд — эльфинке, вышедшей замуж в Гондоре…

— Рози — молодец! И вообще, все-таки многие играли по-честному. И Гэндальф, и Серый Отряд, и большинство эльфов из Лихолесья и Серебристой, и даже умбарцы. Да и наш Гондор — неудобно, конечно, хвалиться, но у нас были такие боевые девчонки, да и в Ристании тоже! А гномы! Во-первых, потрясающая дисциплина, во-вторых, Диска. Это чудо! Вот с кем тебе надо бы познакомиться!

— Прежде всего мне надо бы познакомиться с твоей Розамунд, восхищенно произнесла Ариэль. — И ты мне обязательно это устроишь! Да если эта система «Рассвет» оправдает мои надежды, я ж тебя… на съемки возьму, вот что сделаю!

3

— Знакомьтесь, — неловко произнес Юрка. — Розамунд Шелл, Ариэль Коренева.

— Давно хотела познакомиться со 104-й Межпланетной королевой красоты, — голос девушки был негромким, но мелодичным, таким же, как и вся ее красота — неяркая, но тем не менее несомненная.

С первого взгляда она ничем не напоминала ту отважную Рози, которая, по Юркиным рассказам, "на пару с Мелли полчаса оплевывала гоблу из сарбаканов, пока наши не подошли". Волосы и кожа Розамунд были почти лишены того теплого желтоватого оттенка, который возникает лишь под лучами земного Солнца, и это придавало ей некоторое сходство с гранасианкой. Белая изящная блузка, заправленная в джинсовую мини-юбку. Пепельные волосы собраны в небольшой узел на затылке, только две недлинные пряди вьются по бокам лица. Лоб пересекает серебристая полоска фонобруча. Если не считать ее, скромный наряд девушки не был дополнен ни одним украшением. Но в ее огромных, светло-серых лучистых глазах светилось что-то такое, что Ариэль сразу поняла: Розамунд обычно молчит, но совсем не потому, что ей нечего сказать.

— Я тоже давно хотела познакомиться с Арвен Андомиэль из Последней Светлой Обители, — Только произнеся эти слова, Ариэль поняла, что так оно и будет! Ни одну женщину она не потерпит возле Нелдора — ни одну, кроме маленькой бесстрашной Розамунд.

— Ну что ты! — Рози мелодично рассмеялась. — Наш Раздолбай сделает меня своей дочерью, когда вареный рак на Лысой горе свистнет. А в игре меня звали просто Луинэль.

Юрка, увидев, что девушки нашли общий язык без его вмешательства, счел за лучшее удалиться на балкон.

— Да, кстати, все время забываю спросить у Юрки, — сказала Ариэль. Почему вы называете своего Элронда Раздолбаем?

— Очень просто. Раздол-бай, что означает Владыка Раздола. Он ведь из Казани и зовут его официально Муса, а неофициально Мусий. И на мой взгляд, из него такой же Элронд, как из меня бумажный назгул.

— Внешне не выглядит?

— Это бы еще полбеды, если бы внешне не выглядел. С этим, кстати, у него терпимо. Но ведь он внутренне не соответствует, гад! Тебе Юрка рассказывал, что он заложил свой знак Перворожденного в "Гарцующем Пони" за бутыль, как мы выражаемся, здравура?

— Рассказывал. У вас что, и шампанское на Игрищах было?

— Ты что! Ничего крепче "похлебки дяди Вэя", ее-то мы и звали здравуром.

— Ой, Рози, расскажи мне! — попросила Ариэль. — А то у Юрки не рассказ, а смесь телячьих восторгов с щенячьими амбициями.

— А что тебе рассказать?

— Да что угодно, мне все интересно. Как ты попала на игры, как играла, про ваши интриги…

— Ладно. На «Рассвет» меня навел один человек, который в этом деле не участвовал, но знал о нем. Где-то с полгода до Игрищ я тусовалась в московском клубе, где меня быстро заметил Раздолбай и пригласил в Раздол за внешние данные. Но очень быстро я поняла, что Мусий, помимо умения потрясно драться на мечах и знания местных приколов, никакими особыми качествами не отличается, да и народной любовью не пользуется. Я с ним в конфликты не вступала, но вот однажды в клубе появился Денэтор из харьковской команды и стал приглашать меня к себе в Гондор. И я согласилась. Как-то мне его лицо внушало больше доверия, чем рожа нашего Раздолбая. Но Раздолбай, когда узнал об этом, встал на дыбы, и произошел небольшой скандал, хотя я этого совсем не хотела. В конце концов договорились, что на второй день игры меня выдают замуж в Гондор.

Ну, а когда началась игра, Раздолбай приложил все усилия, чтобы мне жизнь медом не казалась. Оказавшись в Гондоре, я решила, что мстя моя будет ужасна, и стала в меру сил и возможностей подрывать его авторитет. Например, когда Боромира ранили моргульским клинком и не отдали рукоять, Раздолбай отказался его лечить, а я просто взяла и заговорила рану, чтобы он сутки к Темным силам не отправлялся. Эльф я, в конце концов, или нет? Потом уже Боромир до Арагорна добрался, тот его вылечил, а Раздолбай остался в дурацком положении.

Что еще? Обереги подделывали, у нас целая фирма была. Там, в Гондоре, почти все девчонки были харьковские, беззаветно преданные белокаменному Гондору, но не искательницы приключений. Но были среди них, во-первых, две великие авантюристки из Москвы, а во-вторых, мафиози-одиночка, так сказать, эльф с большой дороги, которую они нашли где-то под Лориэном и привели в свою палатку. Звали ее не то Мелисент, не то еще что-то в этом роде, в общем, переводилось это как Звездная Метель, а в народе называли просто Сентой. Короче, эти трое — их еще называли дол-амротскими женами и стали моими верными помощницами. Кертар Даэрон мы все четверо знали достаточно хорошо, а тенгвара Раздолбай и сам не знал. Тем более, что месторождение стеклокамня открыли именно эти двое, и лучше других знали, как с ним обращаться, так что наши обереги по сравнению с раздольскими были просто вершиной дизайна. Первым признал это Денэтор, и из-за этого они второй раз поругались с Раздолбаем. Сенту он вообще всю Игру клялся извести, но это ему так и не удалось.

Но утром четвертого дня игры этих троих отдали замуж в Дол-Амрот на предмет укрепления дипломатических отношений. Что с ними было — это отдельная история, а меня Денетор включил в группу по захвату Минас-Итила, так как в крепости нас было только две девы с сарбаканами — я и Мелиан из Лориэна. Ведь сарбакан — это чисто эльфийское оружие, его даже у Сенты не было.

В Минас-Итиле-то на нас и выпустили Киску — это мы так Шелоб называем. Сначала, когда напали гоблины, воины выхватили мечи, а нам, женщинам, приказали отступить. Нас было трое — я, Мелиан и знаменитая Диска, про которую ты наверняка уже слышала от Юрки. Сначала она была гномихой, но когда у них вылез Барлог, разогнал пол-Мории и дошел почти до Поляны Умертвий, Диска помчалась за Гэндальфом, а потом помогала ему выносить Барлога, хотя это было и не совсем по правилам. Гэндальф, понятное дело, развоплотился, Диска загремела в Страну Мертвых, но за героизм ее второй раз выпустили гондоркой.

Значит, отходим мы к краю поляны, и тут из леса вылезает вторая банда гоблы, а впереди крупными прыжками мчится Киска. А Диска, как всегда, не растерялась и командует: "На дерево, быстрее! Мечами они вас не достанут, а луков у них нет. А вы их сверху поливайте из сарбаканов." Мелиан в ответ: "А как же ты?" А она: "А я возьму на себя вот эту зверюшку".

И что ты думаешь? Диска так ловко расправилась с этой тварью, что ее хозяева — харадцы потом два дня не могли ее из кусочков собрать. Правда, Диску в конце концов гоблины числом задавили, зато мы с Мелиан продержались до подхода наших. А Мелиан потом балладу сложила, конечно, наполовину в шутку: "Как Диска за Киской гонялась большими, большими прыжками."

Прирезали меня вечером этого же дня на Умбарской переправе. Точнее, прирезали Мелиан, а меня взяли в плен, но при попытке к бегству вырубили и меня. Пришлось провести ночку в Стране Мертвых без сна и жратвы. Ну, без сна перемоглась кое-как, а что касается еды, то у меня с собой были три капсулы быстрого развертывания, а главное, к моменту моего прибытия там уже сидела Приянка Махадеви. Это моя давняя знакомая, тоже из московского клуба, но дело в том, что половина Москвы была в Раздоле, а половина — в Хараде, поэтому я даже не знала, как зовут Приянку в игре. Но она-то и придумала, как нам поужинать. После того, как эти козлы-мастера, которые там и живут, кончили есть, мы с Приянкой вызвались помыть посуду. Выпросили у них плазменный костер на предмет погреть воды, и пошли к Андуину, а берег высокий, и сверху нас было не видно. Тогда мы первым делом согрели воды в немытом котелке, развернули две капсулы с чем-то мясным и наелись, назло всем валарам. Да и ночь без сна дорого обошлась им, а не нам, потому что мы всю ночь орали под стенкой их палатки ковбойские песни из репертуара Мелиан. К утру валары просто осатанели…

Здесь Розамунд ненадолго умолкла, предаваясь приятным воспоминаниям.

— Странно, — вставила Ариэль. — К "Властелину Колец" у меня с детских лет особое отношение, можно сказать, что у нас это семейное. Но я никогда ничего не слыхала ни о подобных делах, ни вообще о системе «Рассвет».

— А между прочим, это случается со многими, — понимающе сказала Розамунд. — Часто человек, прочитавший Толкиена, думает, что любят его многие, но торчит от него он один. А на самом деле от этого мира просто невозможно не торчать. Мелиан даже написала про это "Песню одиноких средиземцев".

— Вот для того, чтобы все поняли, что от этого мира нельзя не торчать, мы и снимаем наш фильм, стараясь не повторять чужих ошибок, вывела Ариэль разговор в нужное русло. — И для этой цели мне нужна, во-первых, лично ты, а во-вторых, вся ваша система. Лично ты — на роль Арвен, а ваша система…

— Я-а?!! — изумлению Розамунд не было предела. — Да разве у вас больше никого нет? Какая я актриса! Из меня будет Арвен, как…

— Как из меня Эовин, — закончила Ариэль. — Я в тебя поверила сразу, значит, и другие поверят. А если Стэнли мне хоть слово поперек скажет, я, как говорит моя мама, суну ему голову в карман и скажу, что так и было. Завтра отвезу тебя на киностудию, познакомлю с нашими, с Арагорном — в миру Хельд Нелдор, с пиратом умбарским…

— Это с каким пиратом? — Розамунд уже оправилась от изумления.

— Да со Стэнли, нашим режиссером.

Розамунд рассмеялась.

— Не видала ты настоящих умбарских пиратов! Вот если я тебя познакомлю с нашим Брасидом…

— А ты познакомь, — тут же откликнулась Ариэль. — Со всеми своими познакомь. Мне очень нужны люди, способные посоветовать что-нибудь дельное.

— Хорошо, — отозвалась Розамунд. — Сначала начну с наших — Мелиан, Демиквена и Приянки, потом можно попробовать подключить Ладу и Люду…

— Нет, так дело не пойдет, — не согласилась Ариэль. — Ваши мне нужны не сами по себе, а в системе. Лучше всего было бы, чтоб я пришла в клуб и встретилась там сразу со всеми. А по отдельности Стэнли, который немногим лучше вашего Раздолбая, отобьет им любую охоту к действию.

— А если ты заявишься в клуб с предложением плодотворно сотрудничать, Раздолбай в лучшем случае спросит у тебя, что с этого будет иметь клуб, а в худшем — просто задвинет.

— Значит, надо заявиться и предложить так, чтобы не задвинул, решительно сказала Ариэль. — Вот что, приезжай завтра на киностудию, вот адрес, — она вырвала листок из блокнота. — Покажу тебе все, познакомлю с Нелдором, глядишь, втроем что-нибудь придумаем.

4

Когда на следующий день Розамунд отпустила флаер у киногородка в Меловой роще, Ариэль не вышла ее встречать. Кругом туда-сюда ходили люди, заходили в небольшие кораллитовые здания, стоявшие среди деревьев, а Розамунд нерешительно стояла, сжимая в руке листок с адресом и не зная, куда идти и что делать.

— Вы к кому, девушка? — Перед Розамунд остановилась молодая кудрявая женщина в длинном розовом свитере.

— К Кореневой, — Розамунд протянула женщине листок, вырванный Ариэль из блокнота. Поверх отпечатанного компьютерным способом адреса киногородка на нем были написаны слова: "Арвен по моему поручению. Ариэль Коренева".

— Совсем по-королевски, — улыбнулась женщина, прочитав слова. — Так ты Рози Шелл? Ариэль говорила мне про тебя. А я — Марина Шедлова, художник по костюмам… и еще много по чему.

— А где Ариэль? — несмело спросила Розамунд. Улыбка снова расцвела на лице Мариши:

— О, Королева сейчас занята. Она вместе со Стэнли принимает важную гостью — Наталию Коваленко, нашу будущую Владычицу Лориэна.

— Наталия Коваленко — Галадриэль? — переспросила Розамунд. — Мне кажется, это удачный выбор. Галадриэль именно такая.

— Так что давай пока пойдем ко мне, — предложила Мариша. — Когда Ариэль освободится, она сама нас отыщет.

Розамунд и Мариша прошли по дорожке под мэллами и вошли в стоявший на отшибе «коралл». Помещение, которое занимала Мариша, состояло из одной не то огромной комнаты, не то небольшой залы, в которой, казалось, не было стен, а только огромные окна, заплаканные от мелкого сентябрьского дождя. Только в задней стене была дверь, ведущая в примерочную. При входе сразу бросался в глаза компьютер с большим, «чертежным», дисплеем, подсоединенный к двум "домашним портнихам" последней модели. На столике у окна лежала папка с рисунками, и всюду — и на столике, и на креслах и швейных досках «портних», и просто на полу в углу — лежали ткани, обрезки кожи и шелка, пряди золотых и серебряных ниток… Видно, работа у Мариши была в самом разгаре, и Розамунд пришлось осторожно пробираться сквозь эти дебри. Зато в углу комнаты ее ждал еще один маленький столик, а на нем коробка с пирожными.

— Усаживайся, — сказала Мариша, отодвигая стул. — И, если хочешь, бери пирожные, а я сейчас чай организую. У меня фирменный — с жасмином и розами.

— Лучше всякого здравура, — улыбнулась Розамунд.

Мариша куда-то ушла, а Розамунд придвинула к себе папку с рисунками и осторожно раскрыла ее. На первом листе была изображена женщина в белом платье, с распущенными волосами. Покрой ее платья был изображен со всей тщательностью, и Розамунд стала его внимательно разглядывать. Верх платья напоминал традиционную кор-эндалльскую блузу: плотно облегающий тело, с глубоким вырезом "ивовый лист", почти не открывающим плеч, и широкими рукавами, свободно скользящими по руке. Внизу он переходил в длинную, плавно расширяющуюся книзу юбку. Как и у кор-эндаллок, на талии был небрежно завязан широкий шарф из легкой ткани. Розамунд перевернула страницу. На следующем листе снова была изображена женщина в белом, но покрой платья был иным, а волосы женщины были заплетены в длинную золотистую косу, и это навело Розамунд на мысль, что рисунок платья выполнялся для Ариэль. Четко выражена талия, юбка шире, рукава, наоборот, узкие, прилегающие к руке, и вырез почти закрыт вставкой с серебристо-зеленой вышивкой. Вместо шарфа был узкий пояс-лента, сверкающий светлым металлом…

— Нравится? — спросила Мариша, неслышно подошедшая с двумя чашками. Это модель для Ристании, а эльфийский наряд был на предыдущем листе.

Розамунд снова взглянула на первый рисунок.

— Слишком похоже на кор-эндалл, — сказала она, но в ее голосе не было осуждения.

— Так и замышлялось, — немедленно откликнулась Мариша, — Простота и изящество, ничего лишнего и выглядит эффектно. Ариэль тоже считает, что это здорово.

— Во всяком случае лучше, чем игровой прикид нашей Гальки с отделкой из золотых блесток, — согласилась Розамунд.

— Вообще, давно хочется взглянуть, как это будет выглядеть на ком-то, — со вздохом сказала Мариша. — Но Ариэль постоянно некогда, а эльфов у нас еще ни одного нет, кроме мелкого хулигана Келли Оролима, он же Леголас. Вот если бы на тебе попробовать…

— Но я же еще даже не виделась со Стэнли, — возразила Розамунд. Никто не знает, возьмет он меня или пошлет куда подальше.

— Во-первых, — усмехнулась Мариша, — его номер шестнадцатый и без согласия Королевы здесь уже давно ничего не делается. А во-вторых, если даже вдруг ты и не будешь Арвен, я тебе отдам это платье для игр. Меня тут в средствах не стесняют.

— Убедила, — Розамунд быстро сбросила комбинезон и в одной рубашке уселась в кресло «портнихи». — Давай пробуй, если считаешь нужным.

Маришка подошла к компьютеру и включила его. Тут же из кресла выступило множество полосок пленки-датчика, обхвативших тело Розамунд от шеи до ступней. Через несколько секунд на экране проступили контуры фигуры девушки. Мариша взяла "световой карандаш" и начала обрисовывать очертания изящного платья вокруг фигуры на дисплее. Окончив работу, она нажала несколько кнопок. Силуэт девушки исчез с экрана, вместо него проступил чертеж выкройки. Одновременно с этим пленка-датчик втянулась назад в кресло. Розамунд соскочила с него и оделась.

— Все, — удовлетворенно произнесла Мариша. — Выкройка вышла несложная, теперь эта штука управится меньше чем за час. А там, глядишь, и Ариэль подойдет.

С этими словами она выдернула откуда-то конец серой с жемчужным отливом шелковистой ткани и разложила его на швейной доске. Розамунд потрогала материал.

— Это же настоящая нейсена! — удивленно воскликнула она. — Откуда у тебя такое сокровище?! Может быть, не стоит тратить его так опрометчиво?

— А ты как думала? — спросила Мариша. — По-моему, если фасон гранасианский, то и ткань должна быть на уровне. Но нейсеновые я буду шить только тебе, Эовин и Галадриэли. Тебе — серое, им — белые, а остальные пусть шьют сами по общей выкройке, которую я скоро распечатаю, — гибкая лента-нож приняла форму выкройки и опустилась на ткань. Мариша опустилась на стул возле «портнихи» и начала орудовать кнопками. Розамунд пристроилась рядом с чашкой чаю и пирожным, и началась обычная болтовня, которая начинается всякий раз, когда две девушки только что познакомились и у них масса общих тем для разговора…

Где-то через полчаса приоткрылась входная дверь, и раздался голос Ариэль: "Сюда можно, али как?"

— Заходи, дорогой, гостем будешь, — весело произнесла Мариша, поднимая голову от швейной доски. Открылась дверь, и в комнату вбежала Ариэль, а за ней вошла Наталия Коваленко.

— Разрешите представить вам нашу новую Галадриэль, вторую после меня повелительницу в Меловой роще, — с торжественностью сказала Ариэль, поворачиваясь к девушкам.

— О, ты уже здесь, Рози? Извини, что заставила ждать, я думала, что ты прибудешь позже. Мы с Натали прогулялись по Роще, я ей показывала здешние красоты. Знакомьтесь, Натали, это Розамунд Шелл, героиня "Хоббитских Игрищ — 2122" и наша будущая Арвен, а это Маринка Шедлова, великий знаток средиземских мод.

— Дайте на вас взглянуть, Арвен, — этот звучный и красивый голос Розамунд хорошо помнила по фильму "Этуаль Нуар". Она торопливо вскочила и обернулась на голос.

В дверях стояла высокая женщина в прозрачном дождевом плаще, сквозь который было хорошо видно светло-желтое, цвета соломы, платье. Капюшон она откинула на спину, и на нем, как светлые слезы, дрожали дождевые капли. Красота этой женщины, казалось, была рождена вот таким же неярким, светло-прозрачным днем третьей недели сентября. Ее длинные русые волосы были зачесаны назад, но ничем не схвачены, и казалось, сквозь них едва уловимо просвечивают последние золотистые лучи заходящего солнца. В чертах ее лица было что-то неуловимо кор-эндалльское — то ли из-за светлой, не способной покрываться румянцем кожи, то ли из-за больших, глубоко посаженных зеленовато-серых глаз, в которых длинные черные ресницы отражались, как ветви деревьев в воде лесного озера. В руках Наталия держала букет мокро поблескивающих желтых мэлловых листьев, формой напоминающих листья американского клена.

Пепельные волосы, прозрачно-темные зеленоватые глаза… "Жалею, что мне не дано оказаться на твоем месте…" Ариэль никогда никому не призналась бы в этом — но Наталия Коваленко была избрана на эту роль лишь потому, что и обликом, и манерами чем-то походила на другую Наталию Эрратос.

Но Розамунд ничего этого не знала. Она просто опускала ресницы под внимательным взглядом Наталии, краем глаза замечая то ее чуть насмешливую улыбку, то небрежно повязанный вокруг шеи платок цвета морской волны, и думала, что хотя Наталии уже сорок один год, никто не дал бы ей больше тридцати. А еще Розамунд подумала о том, что рядом с этой женщиной любой самый лучший Селебэрн будет выглядеть просто бесплатным приложением.

Одна Мариша Шедлова продолжала спокойно заниматься своим делом. За шесть лет работы в кино она всякое видала, и ее, как и Ариэль, уже не могло смутить не только появление знаменитой актрисы, но даже хамство взбешенного Стэнли. Поэтому она все так же деловито продолжала подсовывать под терморолик последние швы эльфийского платья Розамунд.

— Что вы на нее сейчас смотрите? — заявила Мариша, немного нахально глядя в сторону Ариэль. — Арвен в джинсах. Вот дошью ее платье, тогда и будете смотреть. А то я еще вчера кому-то говорила: интересное у нас Средиземье — Арагорн в джинсах, Леголас в джинсах, Эовин в джинсах, один Фродо как человек ходит, да и тот хоббит, — последние слова Мариши заглушил дружный смех.

— Я вижу, у вас тут весело, — сказала Наталия, расстегивая плащ. — Вы мне разрешите куда-нибудь упасть? С утра на ногах.

Ариэль уверенным жестом своего человека в этом творческом бедламе сбросила со стула целый ворох тканей и усадила Наталию.

— Да, скучать нам не приходится, — сказала она, глядя на Наталию, но обращаясь к Марише. — А сейчас будет еще нескучнее. Я уже говорила Стэнли про тебя, Рози, так что, как только он отыщет Нелдора, они вдвоем придут сюда любоваться на Вечернюю Звезду Эльфийского народа.

— Но как он узнает, что вы здесь? — спросила Мариша, переводя «портниху» в режим вышивки.

— Я же говорю — как только он отыщет Нелдора и убедится, что я не с ним. Стэнли уже знает, что сюда стекаются все женщины, недовольные его поведением на работе, и вчера грозился "разогнать к лешему это гнездо матриархата".

— Персонально для отважной Луинэль, — Ариэль повернулась в ее сторону. — Учти, я еще ничего не говорила Стэнли о системе «Рассвет». Не люблю делить шкуру неубитого медведя. Так что и ты, будь добра, не проговорись. А то Стэнли способен все приписать одному себе, он такой. Его надо ставить перед свершившимся фактом, вот тогда будет толк.

Некоторое время в комнате стояло молчание. Наталия и Розамунд разглядывали Маришины рисунки, Ариэль налегала на пирожные и фирменный чай. Наконец Мариша выключила «портниху» и устало произнесла:

— А сейчас Рози будет нам демонстрировать первую модель от раздольского дома "Мари Шедло". Держи платье.

— Расколи волосы, — посоветовала Ариэль. — Дай я сама тебе сделаю, как надо. Я, конечно, допускаю, что Арвен так ходила, — продолжала она, выдергивая шпильки из волос Розамунд и расчесывая их своим гребнем, — но сегодня нас интересует парадный вариант.

— И еще возьми вот это, — Мариша вынырнула из-под груды тканей, держа в руках два длинных шарфа с изящной вышивкой на концах — один был зеленовато-золотистый, цвета алфенилла, и вышит желтым, другой — белый с серебром.

— Ручная работа, с Гранасии, — довольно прокомментировала Мариша. Сама покупала в Элмиазоре в "Лавке древностей". Белый — твой, а золотой это для Владычицы Лориэна.

— Можно взглянуть? — протянула руку Наталия. Тем временем Розамунд сгребла в охапку платье и шарф и удалилась в примерочную.

— Мне нравятся ваши рисунки, — говорила Наталия, разглядывая шарф. Такая красивая и светлая романтика, которой я раньше нигде не видела. И на мой взгляд, это лучше, чем одежды десятого века в экранизации семьдесят третьего года.

— Это все из-за попыток увязать Средиземье с нашей историей, произнесла Мариша. — Сколько им еще объяснять, что Гондор и Византия никогда даже рядом не стояли, что гибель Нуменора — это не конец Атлантиды и что Христос тут вообще ни при чем! Нет, полтора столетия откуда-то берутся желающие алгеброй гармонию проверить!

— Не кипятись, Маришка, — на плечо девушки легла рука Ариэль. По-моему, истина лежит как раз посередине. Другое дело, что для нормального хода киносъемок твоя позиция представляет огромную ценность.

— То-то же, — пробурчала Мариша. — Все вы меня цените через раз.

— Ну, как я выгляжу? — раздался от дверей в примерочную застенчивый голос Розамунд. Все трое подняли на нее глаза.

— Да-а, — протянула Ариэль. — Это впечатляет. Тебе, Маришка, надо в фирме «Диор» работать или у Лизы Тиффаны.

— У меня раздольский дом моделей "Мари Шедло", — довольно отозвалась Мариша. — Фирма веников не вяжет.

А на фоне заплаканного окна спокойно стояла Арвен Андомиэль и своей не сверкающей, а тихо поблескивающей красотой не уступала ни Наталии, ни солнечной Ариэль. Жемчужно-серое платье особенно четко оттеняло сверкающую белизну шарфа, но ярче пояса светился камень в вырезе ее платья — кусок прозрачного, хрустально искрящегося стеклокамня, обвязанный серебряной ниткой. Это был поддельный эльфийский оберег, с которым Розамунд не расставалась после "Хоббитских Игрищ". А вокруг выреза вилась чуть заметная, так хорошо знакомая всем по книге гирлянда из виноградных листьев, вышитых серебром.

— По-моему, это выглядит неотразимо, — подвела итог Наталия. — И камень этот очень к месту, и волосы распущенные… Учтите, Марина, отныне я одеваюсь только у вас.

— Да ладно вам, — покраснела Мариша. — Вот только на голову ей я ничего не придумала. Там, в книге, что-то говорилось о короне…

— Не столько о короне, сколько о жемчужинах, — поправила ее Ариэль. И это мы сейчас устроим.

Она сдернула с Маришиной шеи свисавшую почти до талии нитку жемчуга и дважды обернула ее вокруг головы Розамунд.

— Не надо никакой короны, — довольно сказала она. — Теперь, Рози, можешь смотреть в зеркало и убеждаться, что при одном взгляде на тебя Стэнли язык прикусит.

Но Розамунд не успела подойти к зеркалу.

Открылась входная дверь и на пороге с придушенным возгласом: "Вот это да!" вырос сам умбарский пират Борис Стэнли собственной персоной. Из-за его спины выглядывали лохматый, напоминающий хиппи Келли-Леголас и Нелдор все в том же похожем на кольчугу свитере. Все трое пожирали глазами Розамунд, с трудом понимая, что это такое и откуда оно свалилось на нашу грешную землю.

Нелдор, как самый здравомыслящий из этой троицы, пришел в себя первым.

— Как я понимаю, это твоя работа, — обратился он к Ариэль.

— Какая именно? — ухмыльнулась Ариэль. — Арвен или платье? Если платье, то все-таки не моя, а Маришкина. А если Арвен, то я же обещала Стэнли, что специально для тебя отыщу лучшую их возможных. Знакомься, Рози, — обернулась она к девушке. — Это и есть знаменитый Арагорн, Следопыт Севера. Один из его спутников, вон тот хайрастый неформал — наш будущий Леголас. А тот, который стоит как монумент и никак не может закрыть рот — к сожалению, не Гимли, как ты могла предположить, а всего-навсего Стэнли.

— Вы неправы, Ариэль, он совсем не похож на Гимли, — подала голос Наталия. — Скорее уж на Торина Дубощита.

— Я снесу с лица земли этот пережиток матриархата! — зарычал Стэнли. — Еще не было случая, чтобы я сюда пришел и меня здесь не оскорбили!

Нелдор, не обращая на него никакого внимания, пролез через свалку из тканей и почтительно склонился перед Розамунд.

— Рад познакомиться с прекрасной Андомиэль, дочерью Элронда, произнес он. — У Ариэль, как и у Владыки Раздола, есть привычка до последнего момента прятать свои сокровища, и я даже не знаю, как вас зовут в миру.

— Розамунд Шелл, — с улыбкой представилась девушка. — А вы — Хельд Нелдор, я вас сразу узнала.

— Ну как, Борис, моя Арвен тебе подходит или как? — весело спросила Ариэль. — И имей в виду, что, сказав «нет», ты нанесешь смертельную обиду не только мне, но и Нелдору.

— Да что я, не вижу, какими глазами он смотрит на эту Розамунд? отшутился Стэнли. — Я беру ее не глядя, без всяких проб. Если уж от нее обалдели мы трое, то зрители обалдеют еще больше. Как только этот дом моделей закроется, пусть кто-нибудь проводит Арвен в белый «коралл». А я пошел, и без вас дел полно.

— Иди, — отозвалась Ариэль. — А ты, Хельд, останься, у меня к тебе дело есть.

…Пока Нелдор знакомился с Наталией Коваленко, а Келли вступил в свою обычную шутливую перебранку с Маришей, Ариэль отвела Розамунд в сторону.

— Знаешь, — тихонько прошептала Розамунд, — мне даже не верится, что это не сон. Как только я увидела Нелдора, я почувствовала, что сейчас куда-то улечу.

— Он ведь родом с Гранасии, — ответила Ариэль, — а все гранасианцы великие мастера говорить женщинам комплименты. Я на него даже не обижаюсь. Но вообще ты права — он включился в игру с первой же ночи, когда лез ко мне на балкон, чего я до сих пор не могу сказать о Стэнли.

— Стэнли — это Торин Дубощит, — улыбнулась Розамунд. — Ваша Натали дала ему точное и исчерпывающее определение.

— Однако, когда они увидели тебя, у обоих глаза сползли на затылок, довольно заметила Ариэль. — Это вышло очень удачно — показать им тебя в полном прикиде.

— Ну, знаешь, если бы кому-нибудь показали в полном прикиде тебя, у него бы тоже глаза сползли на затылок. Наверное, против такого зрелища даже сам Раздолбай не устоял бы.

Ариэль уже занесла руку, чтобы дернуть Розамунд за волосы, но вдруг опустила ее и восторженно крикнула:

— Слушай, а ведь это мысль! Рози, ты просто гений! Эй, Хельд, поди сюда, тут наша Андомиэль родила супер-идею!…

5

Было десять часов утра, когда Ариэль и Нелдор подошли к дверям розового двухэтажного «коралла» в тихом московском переулке. Через плечо Нелдора была перекинута сумка с пластинами милли-поля, тяжелая даже на вид. У стеклянных дверей «коралла» их уже ждала Розамунд.

— Привет заговорщикам, — весело поздоровалась она. — А у меня новость. В окно лезть не придется. Мы с Приянкой вчера подсмотрели с ее балкона в инфрабинокль, каким словом Раздолбай закрывал клуб. У этого типа абсолютно нет фантазии, — добавила Рози, набирая на блок-замке слово «Мордор».

— Пожалуй, не стоило посвящать в это дело Приянку, — озабоченно произнесла Ариэль, входя в дверь, распахнувшуюся со звоном.

— Ну, я ей почти ничего не сказала, а кроме того, она сегодня утром улетела на Марс шестичасовым системником. Так что если в фотолабораторию будет кто-то ломиться, можно будет все свалить на Приянку — мол, закрыла, улетела и код не сказала.

— Тогда все в порядке. Расскажи, что было, когда они нашли письмо.

— Сначала Раздолбай решил, что это чья-то неумная шутка, но при этом присутствовали те две девчонки, которых на Играх отдавали замуж в Дол-Амрот. Они-то и подняли волну — а вдруг, говорят, это действительно что-то такое? Раздолбай послал их к черту, но на их стороне неожиданно оказалась куча народу, и в том числе Галька. Тут, как поется в песне, поднялся галдеж и лай, и в конце концов порешили: в три часа собраться, но если это, не дай бог, окажется розыгрышем — первый удар по "партии серых". Так что вы давайте, не подведите нас.

Пока Розамунд рассказывала, все трое успели подняться на второй этаж. Стены, мимо которых они шли, были расписаны то под лес, то под пещеру, то под галерею замка с колоннами, а на светлом полу лежали квадраты желтого, голубого, красного света, падавшего сквозь витражи. Наконе Розамунд остановилась перед тяжелой дверью, обрамленной рисунком в виде арки из деревьев, которые сплелись ветвями, и набрала на блок-замке слово «кольцо».

— Эту дверь я закрывала сама, — сказала она. — Никто даже не уследил.

За дверью оказалась вполне современная фотолаборатория, которая, видимо, служила еще и студией звукозаписи, так как в углу стоял синтезатор, а стены помещения были обиты звукоизолирующим пластиком.

— Входите и будьте как дома, — пригласила Розамунд Ариэль и Нелдора. — Значит, как договорились, в три часа в Гондорском зале. Помните, где он находится?

— Помним, — ответила Ариэль. — На первом этаже, коричневая дверь с желтой росписью.

— Как только все будет готово, я подам вам знак, — Розамунд пропустила в щель между дверью и косяком длинный красный шнурок. — Видите, снаружи виден только кончик, а весь шнур у вас. Следите за ним. Когда все соберутся, я его выдерну через щель. Не забудьте закрыться изнутри. И еще, хотя снаружи вас и не должно быть слышно, все же старайтесь не очень шуметь. Ну, я побежала, и да хранят вас Валары!

— Аналогично, — произнесла Ариэль, закрывая дверь и набирая на блок-замке слово «хоббит».

— Не боитесь, прекрасная Королева? — спросил Нелдор, когда она с ногами уселась в кресло рядом с ним.

— Побаиваюсь, — честно призналась Ариэль. — Но у нас есть шесть часов на то, чтобы прийти в должный вид, и к назначенному времени я буду уже совсем в норме.

— Это наше испытание, — спокойно сказал Нелдор. — Если нам удастся заставить здешний народ нам поверить — наш фильм получится.

Ариэль откинулась на спинку кресла и вдруг звонко и весело запела:

Где-то на Средиземье Снова идет война, Снова кипит сраженье И в крови луна. А бедный простой Хранитель Шастает по горам Следом назгул несется Как хмельной баран…

Простые слова и незатейливый мотив, бывший чуть ли не ровесником самой книги… Нелдор с восхищением смотрел на Ариэль, а той, казалось, море было по колено.

Кто-то нас догоняет, Что ж ты, приятель, сник? Пусть он себе стреляет, Я уже привык. Скоро и ты привыкнешь Стрел не пускать в кефир Что же поделать, если Так устроен мир?

Да, несмотря на свою победоносную красоту, несмотря на идеальность и абсолютную предсказуемость, Ариэль всегда оставалась дочерью Аськи Кореневой, ни при каких обстоятельствах не теряя своего чуточку нахального оптимизма.

Может, сильнее правда, Может, сильнее ложь Голову отломают Раньше, чем поймешь, Орка стрела достанет Или эльфийский меч, Только вдруг пусто станет Меж широких плеч!

Допев песенку, Ариэль потянулась к сумке и рванула молнию.

— Давай одеваться, — сказала она. — Нам надо привыкнуть к этим вещам…

…В три часа почти все были в сборе. Во главе стола, за которым обычно пили чай, если на нем не лежало игровое барахло, уселся сам Мусий Раздолбай — крепкий и, как ни странно, светловолосый тип лет тридцати. Время от времени он бросал грозные взгляды в сторону подоконника, на котором устроились девчонки из "партии серых". Рядом с Мусием сидела его свита: Лео Кортинелли, который на Играх был королем Харада, Лешка Чернов Саруман — и рыжая Галька.

У стены с изображением Стража Цитадели стояли близнецы Лютиэнна (Люда) и Галадриэль (Лада) — поклонницы Толкиена в третьем поколении которые о чем-то нервно перешептывались с Демиквеном (в миру Димка Невзоров). Остальные члены клуба, числом около восьмидесяти человек, сидели где попало: на выступе стены, на стоящих в беспорядке стульях, на брошенных щитах и просто на полу. Короче, теснота была порядочная. Последней в Гондорский зал вбежала Луинэль, на бегу заталкивая в карман комбинезона красный шнурок. Она окинула зал взглядом и присоединилась к близнецам и Демиквену. В этот момент Мусий взглянул на часы.

— Без одной минуты три, — сказал он многозначительно. — Если через три минуты ничего не произойдет…

И тут у входа в зал раздался негромкий, но твердый голос девушки:

— Гондор и Нуменор! Приветствуем вас, друзья!

Все в зале замерли. Сердце Розамунд забилось быстро-быстро. Дверь открылась, и в зал вступила Ариэль в белом ристанийском платье от "Мари Шедло", перехваченном узким серебряным поясом. Ее голову охватывала тонкая золотая цепочка с большим синим камнем во лбу. Других украшений не было, но и так Ариэль была просто неотразима. За ней следом вошел Нелдор в темной металлопластовой кольчуге с поясом, украшенным цветными кристаллами, на котором висел внушительных размеров меч. Светло-серый, переливающийся плащ Нелдора был застегнут на груди хорошо знакомым всем зеленым камнем, а голову охватывала узкая кожаная полоска с металлической звездочкой.

Сказать, что члены клуба были потрясены, вырубились, обалдели, отпали — значит ничего не сказать. Их попросту хватил столбняк. Лада и Люда хватали ртом воздух, как рыбы, выброшенные на песок. Розамунд отвернулась к стене, чтобы скрыть улыбку. Как ни странно, наименее дурацкий и наиболее благопристойный вид был у "партии серых".

Настороженное молчание, повисшее в Гондорском зале, нарушил Нелдор.

— Мы рады, что вы поверили в наше письмо, что не сочли его неуместной шуткой и собрались здесь, как мы и просили. Мы явились сюда для того, чтобы обратиться к вам за помощью. Месяц назад на киностудии «Голдмэлл» началась работа над очередной экранизацией "Властелина Колец".

По залу пронесся вздох облегчения. Многие начали понимать, где зарыта собака.

— Но мы хотим, чтобы наш фильм стал не просто очередной экранизацией, — продолжал Нелдор. — Мы стремимся к тому, чтобы все лучшее, что есть в книге, нашло отражение на экране, чтобы люди верили каждому слову, сказанному с экрана, как верят книге, чтобы песни из нашего фильма зазвучали на улицах. Короче, мы хотим создать экранизацию, которую запомнили бы надолго! Но для этого нам нужна помощь тех, кто лучше нас знаком со Средиземьем, кто уже давно живет этой жизнью. И вот мы пришли к вам. Мы обращаемся ко всем участникам "Хоббитских Игрищ" и лично к вам, Владыка Раздола. Ваши люди, ваши идеи, ваши песни, ваши советы — все будет благосклонно принято в Меловой роще. Возможно, среди вас мы сумеем найти Гэндальфа и Боромира, Теодена и Эомера, Денэтора и Фарамира…

Раздолбай переглянулся с Галькой, и на лицах обоих появилось настороженное выражение. Им не понравилось, что Нелдор не назвал ни одного эльфийского имени.

— Но наши мечты простираются еще дальше. В идеале мы бы хотели объединить вашу Игру и киносъемки. Не полторы недели, а полтора месяца ваши поселения будут стоять в Меловой Роще, и, возможно, лучшие моменты Игр войдут в фильм. Обеспечение же Игр всем необходимым мы берем на себя…

— Как я понимаю, нас, кажется, зовут поработать массовкой, — перебила Нелдора Галька. — Очень соблазнительное предложение. Вот только ради чего?

— Ради того, чтобы люди полюбили наш фильм так же, как книгу, сдержанно ответил Нелдор. Они с Ариэль были готовы к подобным вопросам.

— А лично нам? — подал голос Чернов. Розамунд посмотрела на него с ненавистью.

— А лично вам — Игры, которые запомнятся надолго, без досадных помех и на полном обеспечении киностудии, а кроме того — все добро, которое от них останется, — ответил Нелдор так же сдержанно и незаметно толкнул Ариэль. В отличие от Хельда, девушка заговорила быстро и взволнованно, не давая никому себя перебить:

— Послушайте! Ведь вы помните, как в прошлом году перед самыми играми несколько дней лил дождь, как Андуин вышел из берегов, как снесло все пять переправ и все поселения эльфов и гномов оказались отрезанными? А во что превратились после этого дороги? Ведь "превосходные тропы Лориэна" вошли у вас в поговорку! А кораллитовая затравка, которой не хватило при строительстве половины поселений! Вспомните вашу систему "магии и земледелия", из-за которой у эльфов продукты появлялись через раз, а у людей — через одно место!

(Последнее выражение они с Нелдором не предусматривали, но струя веселья, пробежавшая по залу, показала Ариэль, что народ располагается в ее пользу.)

— Я уже не говорю, — закончила Ариэль, — о произволе валаров, о подыгрывании Темным силам, о подрубленных в ходе боев палатках и об удобствах, расположенных в Андуине! Так вот, обещаю, что на наших Играх ничего подобного не будет!

Во время этого монолога Нелдор твердо и пристально смотрел прямо в глаза Раздолбаю, и тот, на удивление тем, кто его знал, сидел, прикусив язык. Но все равно из толпы раздалось несколько протестующих голосов.

— Я отлично понимаю, — тут же откликнулась Ариэль, — что большая часть этих трудностей входит в программу праздника. Но нормальному ходу Игр, на мой взгляд, они все же мешают. И вообще…

Словно озарение нашло на нее. Она метнулась к подоконнику, выхватила гитару у одной из сидевших там девчонок, ударила по струнам и запела:

Ничего на свете хуже нету, Чем жевать походную диету, Даже гномам так питаться срам Пол-путлибы делим пополам!

— Пол-путлибы делим попола-ам! — тут же подхватила "партия серых" знакомую мелодию. Ведь Ариэль была не только достойной дочерью Аськи, но и верной последовательницей Наталии Эрратос с ее теорией о магии музыки и о том, что вовремя спетая песня часто убедительнее любых аргументов…

— Я вспомнила тебя! — вдруг воскликнула девчонка с подоконника, когда Ариэль, окончив песню, с легким поклоном протянула ей гитару. — Ты 104-ая Межпланетная Королева красоты, и тебя зовут Ариэль! Вот только твою фамилию я забыла.

— Коренева, — улыбнулась Ариэль. — А как твое имя? — она знала, что про игровое имя надо спрашивать именно в такой форме.

— Эленсэнт, — ответила девчонка. — В переводе это означает Звездная Метель.

— Значит, я тоже тебя знаю, — сказала Ариэль. — Тебя называют Сента и еще Маленький Эльф.

— Меня называют по-разному, — медленно проговорила Эленсэнт. — У меня имен не меньше, чем у Арагорна.

Ариэль быстро и внимательно оглядела свою собеседницу. Действительно маленькая, по плечо рослой Королеве. Черные джинсы, тонкий золотистый свитер, вьющиеся русые волосы перехвачены белой повязкой с вышитыми рунами. Не красавица, но очень симпатичная, в чертах лица что-то ласковое, а в серых глазах — глубокая грусть. "Эльф с большой дороги", — вдруг вспомнила Ариэль слова Розамунд.

— А вы представляйтесь сами, — обратилась Ариэль к другим обитательницам подоконника. — Про вас я уже не берусь догадываться, кто есть кто.

— Мелиан, — наклонила голову девчонка в джинсовой куртке, с рассыпанными по плечам каштановыми кудрями.

— Хеллри, а лучше просто Хелл, — представилась крепкая блондинка с косой пшеничного цвета.

— Таллэ, — с какой-то гранасианской интонацией произнесла тоненькая темноволосая девушка в черном свитере.

Нелдор осторожно дернул Ариэль за рукав. — Если начали неофициальное общение — продолжайте, — шепнул он. — С песней у тебя здорово вышло, а с Владыкой я теперь сам разберусь.

— Это же гранасианские имена — Таллэ и Хеллри, — Ариэль снова повернулась к девчонкам. — И даже не имена, а сокращения.

— А у нас многие подбирают гранасианские имена по созвучию, — сказала Хеллри. — Эльфийских на всех не хватает, даже если прихватывать из "Unfinished Tales".

— А почему вас называют "партией серых"? — продолжала расспрашивать Ариэль.

— Потому что во время Игрищ, — ответила Таллэ, — у нас был девиз: "Серые — наши братья". Все пятеро — еще Луинэль, вон она у стены стоит мы по мере возможностей выполняли, каждая на своем месте, работу Серого Отряда. А лично мы трое, однажды чуть не убежали вслед за Серыми вместо того, чтобы идти в Дол-Амрот!

— Значит, вы и есть "дол-амротские жены"?

— У тебя неплохая информация, — улыбнулась Эленсэнт. — Теперь я, кажется, догадываюсь, кто тебя на нас навел. Я всегда считала, что Луинэль — золото.

— Откровенностью за откровенность, — рассмеялась в ответ Ариэль. Ваша Луинэль теперь зовется Арвен. Уже десять дней, как ее утвердили на роль.

Глаза у всех четверых вспыхнули — и тут же погасли, а Ариэль на секунду показалось, что между нею и девчонками быстро, как мышка, пробежало отчуждение. Но через мгновение лица девчонок снова стали прежними, и Ариэль решила, что все это ей почудилось.

— Все правильно, — наконец произнесла Таллэ. — Розамунд, пожалуй, самая красивая вообще во всей системе «Рассвет». Она подходит на эту роль больше, чем кто-либо.

— А Галадриэль у вас уже есть? — спросила Мелиан, и снова Ариэль показалось, что сделала она это слишком торопливо, словно уводя разговор от нежелательной темы.

— Есть, — ответила Ариэль. — А кроме нее, есть Леголас, Гимли и все хоббиты, а несколько дней назад появились Элронд, Селербэрн и еще несколько эльфов. У нас только людей не хватает, — добавила она, скашивая глаза в сторону Нелдора, который о чем-то беседовал с Раздолбаем.

— А кто играет Галадриэль? — снова спросила Мелиан. Видно, этот вопрос всерьез ее заинтересовал.

— Пока это секрет. Впрочем, если вы приедете в Меловую рощу, вы сами все увидите.

— И нас туда пустят? — засомневалась Таллэ.

— Вы же слышали: ваши люди, ваши идеи, ваши песни, ваши советы — все будет благосклонно принято в Меловой роще. Кстати, по поводу песен мне советовали обратиться к тебе, Мелиан, и к тебе, Сента. Но сразу же предупреждаю: в этих вопросах я человек строгий и неуступчивый. За то, что у меня уже есть, буду зубами и когтями держаться.

— А что у тебя уже есть? — ревниво спросила Мелиан.

— В основном, мелодии на тексты из книги. Обе песни Галадриэль в измененном виде. А кроме них, еще моя собственная, потом очень красивая песня Арагорна, несколько хоббитских песенок, песня, звучащая у Переправы…

— А песни Фродо в Парт-Галене нету? — сверкнула глазами Мелиан. Розамунд тебе ее не пела?

— Розамунд мне вообще ничего не пела. Все свои песни я знаю из другого источника.

— Это наш гимн, — тихо и значительно сказала Эленсэнт. — Более ста лет назад его написала сама Анда. — Она уже потянулась за гитарой, но вдруг остановилась. — Лучше ты, Мелиан, — сказала она. — Не хочу при всех.

Мелиан, не споря, взяла гитару и запела высоким, удивительно красивым голосом:

Рассвет встает холодный, Рассвет встает далекий, В пяти шагах дорога, Вдали орет назгул…

Шум в зале сразу же стих. Почти все повернули головы в сторону Мелиан, но ни один человек ни пытался подпевать. Она пела одна, и в голосе ее звучали тоска и отчаяние, боль и надежда…

А если мне к Огнистой Не суждено добраться, И если все пропало Деритесь до конца! Пока ты сам не сдался Надежда остается, И не поможет здесь Врагу Всевластие Кольца! И вдруг все кончилось. Осталась лишь печаль воспоминаний… Рассвет вставал далекий, Рассвет вставал холодный, Теперь об этом вспоминать И больно и светло…

В последний раз вздохнули струны, и песня кончилась.

— Мне очень понравилось, — искренне сказала Ариэль. Без последнего куплета ее вполне можно вставит в фильм…

Тем временем вокруг Нелдора собралась приличная толпа. Розамунд уже стояла рядом с Хельдом и бросала бесстрашные взгляды на Раздолбая. Тут же крутились Лада и Люда. Несмотря на то, что они были близнецами, различить этих девушек было совсем нетрудно — у Люды темные локоны спускались ниже плеч, а у Лады были прямые волосы и короткая стрижка.

Откуда-то сбоку вылез Лео Кортинелли и потянулся к мечу на поясе Нелдора.

— Руки прочь от Андрила! — тут же вскинулась Люда. — Сначала спроси разрешения, а потом трогай, король-рогоносец!

— А если сшибиться? — Лео смотрел только на Нелдора и не обращал на Люду никакого внимания.

— Тогда это будет драка века, — усмехнулась Лада. — Сломанный Меч против сломанной лыжи.

— Это тебе не назгулом работать, — подхватила Люда.

— И не беззащитных девушек вырубать на стенах Минас-Тирита, добавила Розамунд.

— Вы моего меча не касайтесь! — Лео повернулся к девушкам. — А то живо в рабство загоню и заставлю крапиву собирать!

К этому Нелдор тоже был готов. Недаром всю неделю до визита он усиленно тренировался со Стэнли, который считался специалистом в этой области.

— Можно попробовать, — спокойно ответил он. — Но одинаковыми мечами. Металлопласт против дерева — это действительно не дело.

— Женька, живо два назгульских! — приказал Лео парню лет шестнадцати. — В Рыцарском зале, ты знаешь, где.

Женька метнулся к двери и исчез. Толпа, в предвкушении зрелища, начала плотно придвигаться к стенам, таща за собой стулья и щиты. Нелдор отстегнул меч, сбросил плащ и вдруг, по какому-то внезапному наитию, обратился к Розамунд, как к старой знакомой, протягивая ей вещи:

— Подержи пожалуйста, Арвен.

Розамунд осторожно приняла их и краем глаза взглянула на Мусия. На лице Владыки Раздола застыло такое выражение, как будто он неделю подряд вставал с левой ноги. Все, что происходило в Гондорском зале, было очень похоже на подрыв его авторитета.

В зал вбежал Женька, держа в руках два длинных меча с черными рукоятями странной формы.

— Вот, держите. Можете сшибаться.

Нелдор взял меч. В руке довольно удобный, хотя, конечно легче металлопластового. Но для его противника это привычное оружие…

Схватка была быстрой и красивой. Хотя Лео считался одним из лучших фехтовальщиков «Рассвета», но, как выяснилось, Нелдор мало в чем ему уступал, и вскоре король Харада на глазах у стонущих девушек получил три удара и, согласно правилам, был вынужден отступить. Лада, Люда и "партия серых" радостно взвыли.

— Один есть! — Нелдор торжествующе поднял меч вверх.

— Стойте-стойте! — Мусий одним прыжком перемахнул стол и выхватил меч у Лео. — Теперь моя очередь!

— Бей его, Арагорн! — вдруг взвизгнула Эленсэнт, вскакивая с ногами на подоконник. — Раздолбай Раздолбая!

Ариэль взглянула на нее — и вдруг почувствовала, всей кожей поняла, за что на самом деле этих отважных, но чересчур восторженных девчонок прозвали "партией серых". А Нелдор… С поклонницами ему приходилось сталкиваться и раньше, но в эту секунду ему показалось, что этот визг, эти косые взгляды, быстрые, как молния, предназначены не ему, а другому, чье имя он присвоил без особых на то прав. И он решил, что в этой схватке должен победить во что бы то ни стало, чтобы не уронить честь этого имени в глазах тех, кто поверил ему с первого взгляда.

Эта схватка была не такой молниеносной и более трудной, но со стороны выглядела так же эффектно. И когда Нелдор со счетом 3:2 снова поднял вверх свой победоносный меч, взвыла не только "партия серых", но и все девушки «Рассвета».

"Враг разбит, победа за нами", — пронеслось в голове у Ариэль. — "Из чего следует, что наше дело правое". И действительно, песня Ариэль и победы Нелдора помогли им покорить сердца почти всех присутствующих. "Наши люди", — думали они. — "А нашим людям почему бы и не помочь?"

…Разговоры, рассказы, объяснения, песни продолжались почти до полуночи, и никто, кроме Таллэ и Хелл, не заметил, что Эленсэнт исчезла из зала.

Таллэ поднялась по лестнице, ведущей на второй этаж. Навстречу ей по еле освещенному коридору шла Эленсэнт, и вид у нее был спокойный. Но зоркие глаза Таллэ различили два обрывка бумаги, валявшихся под окном.

— Ты ищешь меня, Нэтти? — спросила Сента преувеличенно спокойным голосом.

— Нет, Татьянка, — отозвалась Таллэ. — Просто меня послали в Подгорный зал за синим стеклокамнем, чтобы показать его Ариэль. Иди вниз, ко всем.

Эленсэнт повиновалась. А Таллэ за ее спиной подошла к окну и торопливо подняла брошенные обрывки бумаги. Это был листок, вырванный из блокнота и разорванный пополам. Мелким, неровным почерком Эленсент на нем были написаны стихи.

Зачем она вошла в (зачеркнуто) зал?

Ни я, ни Розамунд ее не звали.

Ее чужим ты именем назвал

Скажи, куда мне деться от печали?

А я тебя любила много лет,

Но мне с тобою рядом места нет.

А ты вошел, как призрак или сон,

И голова внезапно закружилась,

И я себе сказала: "Это он!

К нему все эти годы я стремилась!"

Зовут тебя не Арагорн — Нелдор,

Но нет желанней имени с тех пор.

Она прекрасна, что и говорить,

Но Эовин веселой быть не может,

Не может так, как я, она любить…

(в этом месте листок был разорван)

Ведь Арагорн не любит Эовин!

Я не Арвен, но ты сейчас один.

Ну, что ты можешь мне в ответ сказать?

Что в голове моей полно дурмана,

Что рядом с Ариэль нельзя стоять,

Что имя не эльфийское — Татьяна?

Я это знаю. От тебя — снесу.

И чувство (три варианта, и все

зачеркнуты) пронесу!

Таллэ дочитала до конца, аккуратно положила обрывки на прежнее место и торопливыми шагами направилась в Подгорный зал. Что было у нее на душе в этот момент, никому не ведомо.

6

Шли дни и недели. Теперь в Меловой роще постоянно торчал кто-то из «рассветовских». Их предводительницей была, конечно, Розамунд, которую теперь даже Галька и Лео почтительно называли Арвен. В знакомом нам «коралле» с заплаканными окнами теперь под руководством Мариши трудились Приянка Махадеви и хорошенькая, напоминающая лиинку Влада Иванова. А Келли Оролим — бывший главный оружейный мастер — теперь сам ходил в подручных у Лео и Димки Невзорова, которого больше никто не называл Демиквеном, так как Ариэль утвердила его на роль Фарамира.

Гэндальфа нашла Эленсэнт. Где она его откопала, так и осталось неизвестным, но в Меловой роще он прижился в рекордно короткие сроки, умудрившись ни разу не поругаться даже с самим Торином Дубощитом — Стэнли. Вскоре все участники киносъемок к нему привыкли и даже не представляли себе великого мага иным. Само собой, авторитет Эленсэнт как в киногруппе, так и в клубе только вырос. Но сама она, хотя и помогала Ариэль в меру сил и возможностей, старалась бывать в Меловой роще как можно реже, чтобы не видеться с Нелдором.

Зато Мелиан не вылезала из Меловой рощи. Иногда они с Ариэль могли ругаться по нескольку часов — сначала Ариэль пела ей Натальину песню, потом Мелиан объясняла ей, почему этого не может быть, с позиций «Сильмариллиона». Услышав это название, Ариэль посылала Мелиан к лешему, ко всем чертям, в Мордор, на что Мелиан отвечала "Барлог тебя побери!" — и споры возобновлялись с новой силой. Ариэль охотно уступила ей плач по Боромиру и песню об Эарендиле, а также сказание о Лучиэнь, согласившись, что в переводе, которым располагает Мелиан, они выглядят намного лучше. С несколько большим трудом Мелиан отвоевала песню Бильбо и походную песенку хоббитов, но об "Под горой стоит трактир" и сказание гномов она разбила лоб и с проклятиями отступилась — здесь Ариэль стояла, как скала, так как слышала и пела эти песни с раннего детства. А вокруг двух песен Галадриэль разгорелось сражение почище Пеленнорской битвы.

— Это же не перевод, а издевательство над подлинником! — возмущалась Мелиан.

— Охотно в это верю, — отвечала Ариэль, — но известные тебе пять куплетов дописаны к этому тексту и на этот размер. От них я отказываться не собираюсь, так что быть по сему.

— Но они не соответствуют действительности! — продолжала горячиться Мелиан. — Нельзя же до такой степени держаться за свои песни.

— За свои я бы так не держалась, — мрачно говорила Ариэль. — Но я, к сожалению, песен не пишу, и говорила тебе об этом уже раз пять. Однако того, что ты называешь "запахом Средиземья", в этих строчках больше, чем в самом лучшем переводе. Конечно, это лично мое мнение, — прибавляла она поспешно. Но сути дела эта поправка не меняла и Мелиан не убеждала.

С другой песней дела обстояли несколько лучше — Мелиан дала согласие "снести это варварство из-за просто потрясающей мелодии"… пока Ариэль не спела ту же самую песню по-эльфийски.

— Это ты называешь текстом? — только и смогла выдавить из себя Мелиан, когда Ариэль кончила.

— А что, некрасиво звучит? — с преувеличенной наивностью спросила Ариэль. — Или плохо ложится на мелодию?

— Да нельзя же ради мелодии превращать связный текст в набор слов! возмущению Мелиан не было предела. — Это же не имеет смысла ни на каком языке! Слова разбросаны без всякого порядка, мне это ухо режет! Хотя бы обратилась к кому-нибудь, кто понимает по-эльфийски…

— А кто у вас хорошо понимает по-эльфийски, кроме тебя? — Казалось, в вопросе Ариэль не было никакого подтекста.

— Да вообще-то немногие, — задумалась Мелиан. — Наша Галадриэль — я имею в виду рыжую Гальку, Кэтрин из Раздола, Келеборн — хоть убей, не помню, как его в миру зовут, — Всеславур… Вот, пожалуй и все настоящие специалисты. Может быть, еще Лада с Людой…

— Вот именно, — удовлетворенно произнесла Ариэль. — Из всего большого «Рассвета» в лучшем случае семь человек. Значит, зрители тем более ничего не поймут. А вот то, что это красиво звучит, зрители поймут сразу.

Мелиан, угодившая в собственную ловушку, подавленно молчала.

— Не будем ссориться, — примиряюще сказала Ариэль. — Где надо, я всегда готова тебя послушаться, но здесь уступи. Мне будет очень трудно объяснить тебе, но иногда мне кажется, что не все здесь делается только моей волей…

Отпустив Мелиан, Ариэль не спеша направилась к собранному из пластмассовых щитов сараю, где сваливали свое добро «рассветовцы». Ходили слухи, что там упражнялась в остроумии вся киногруппа, а распахнув двери, Ариэль убедилась, что слухи эти совсем не преувеличены. Первое, что бросилось в глаза девушке, была надпись, полукругом выведенная над кучей сваленных в углу доспехов: "А что это здесь валяется, моя прелесть?!" Под надписью были изображены два светящихся глаза. Через весь потолок тянулась ярко-зеленая надпись, сделанная, видимо, с помощью распылителя: "Наши супермены — самые супер мены в Галактике!" На левой стене упражнялись в остроумии все, кому не лень. Она была испещрена надписями типа "Увы мне совсем", "Не лей мне чай на спину", "Ушел в себя, вернусь не сразу", "Здесь вам не тут". Особенно обращала на себя внимание фраза, выведенная фиолетовой краской: "Вы в Средиземье или почему?" Ариэль вспомнила, что именно такой баллончик она видела у Келли. Черт побери, этот-то мог написать что-нибудь поумнее, чем старая, как Оза, космолетная шуточка! Она раздраженно повернулась к правой стене, где упражнялись в остроумии в основном те, кто умел рисовать. Почти у самой двери имелось изображение человека с веником поперек горла. Подпись под ним была сделана немыслимыми готическими буквами:

"Musy vzyat v plen umertwiem."

Чуть поодаль виднелся очень похожий портрет Стэнли с торчащими изо рта кабаньими клыками. Рядом изящным почерком был выведен стишок:

Если Боря хмур и строг Уходи с его дорог, И не вздумай с ним базарить: Может хвост наскипидарить. Тихо, скромно скажешь: "Есть!" И отдашь рукою честь, Да не дергай головой! Радуйся, что ты живой.

"Завтра же заставлю Келли, Хелку и Эомера все это языками вылизать!" — сердито подумала Ариэль. — "Если Стэнли это увидит — мне его не унять!" Она еще раз оглядела стены — и вдруг ей захотелось внести свой вклад в этот кавардак. С минуту она колебалась, а затем подтащила к стене пластмассовый контейнер с неизвестным содержимым, залезла на него и, вытащив из кармана кусок липкого синего мела, торопливо вывела над рисунками одну из любимых фраз Наталии:

"Господа, я не знаю, куда мы идем, но мы там будем!"

7

За всеми этими хлопотами Ариэль забывала о том, что ей надо отрабатывать практику. Но осень отлетела прочь вместе с золотыми листьями, сорванными с мэлл, и жизнь на киностудии замерла. В октябре успели отснять только путь хоббитов из Торбы в Раздол, да и то не весь — без Могильников и без всех событий в Пригорье. Правда, сцены на Заверти и у Переправы, сработанные под чутким руководством Ариэль, восхитили всех, кто их видел, и авторитет Королевы, как среди членов клуба, так и в киногруппе, стал твердыней наподобие Ортханка.

За это время Ариэль очень близко сошлась с Розамунд Шелл и другими членами "партии серых". Ради Королевы и успеха фильма они были готовы на все, и часто Ариэль приходилось применять поистине королевскую власть, чтобы отправить девчонок в Москву — Хелл, Таллэ и Мелиан еще учились в предпоследнем классе, а Сента — ровесница Ариэль — через пень-колоду отрабатывала свою практику в астрофизической орбитальной обсерватории. Сама же Ариэль по-прежнему разрывалась между «Озой-Миражом» и «Голдмэллом», который Аська в шутку прозвала «Лориэн-фильм». Даже в эти относительно спокойные дни в Меловой роще постоянно происходило что-то скандальное, и в этом была вина не в последнюю очередь Келли. Ариэль не могла без содрогания вспоминать, как этот мафиози Леголас на пару с таким же мафиози Эомером (Руслан Воронин из Симбирска) провели через всю Калугу на цепочке биоробота-Шелоб с табличкой на шее «Киска». Мирные калужские жители в ужасе разбегались кто куда, то же самое делали обитатели Меловой рощи — из-за взбешенного Стэнли. Ариэль понадобилась вся ее идеальность, чтобы, не обладая миротворческими талантами Дисмэс, замять скандал.

В конце ноября Стэнли, прихватив с собою несколько ассистентов и весь Отряд Хранителей, подался куда-то на восток, в горы, снимать переход через Остранну и штурм Баразинбара. Ариэль не поехала с ними, целиком положившись на Нелдора и Гэндальфа. В сущности, в этот период у нее не было почти никаких дел на киностудии и наконец-то появилась возможность подумать о собственных делах. Но все равно в дни, свободные от практики, Ариэль неизменно спешила в Меловую рощу — посидеть с друзьями у плазменного костра, попеть песни — пусть не всем им суждено прозвучать с экрана, и просто "потрепаться за Толкиена".

В тот памятный день, второго декабря, на крыльце у Мариши Шедловой обычном месте костров — собрались Ариэль, вся "партия серых", включая Розамунд, Димка Невзоров — Фарамир, Эомер с двумя приятелями-ристанийцами, Лео Кортинелли и Оро Нимлайд — Элронд киногруппы, уже успевший нажить себе врага в лице Раздолбая.

Сначала внимание слушателей было приковано к Мелиан, весело распевавшей переделки песен Высоцкого на средиземские темы:

Искаженный палантиром Арнор выглядит сортиром, И уж вспомнить неприлично, Чем предстал Минас-Тирит.

Ариэль уже заметила, что в Мелиан словно живут два разных человека с разными голосами и характерами. Когда она осторожно касалась струн и чистым звонким голосом пела "Балладу об Элендиле" или свое любимое "Сказание о Берене и Лучиэнь" — она действительно была Мелиан, прекрасной эльфинкой из Лориэна, несмотря на свои каштановые волосы, не ложившиеся ни в какую прическу, и небольшие темно-карие глаза. Но стоило ей запеть что-нибудь из своего обширного прикольного репертуара — "Песню голодного хоббита", "Тихо в лесу" или просто ковбойскую песню — как Мелиан превращалась в Мелли, веселого и нахального бесенка с мальчишескими манерами. И вот сейчас этот бесенок заставлял всю компанию от смеха вповалку лежать на ступеньках:

Говорят, Барлогу скучно, Под землей один сидит… Утащу евойный ужин, Успокою аппетит Станет весело ему, даже одному.

Наконец Мелиан выдохлась и передала гитару Ариэль.

— Давай теперь ты. Я просто сейчас не способна ни на что серьезное.

— В общем так, — начала Ариэль. — Первую "песню любви" я вам уже пела?

— "Зеркало Галадриэль"? — отозвалась за всех Таллэ. — Пела, но мы можем и еще раз послушать. Это же безумно красиво.

— Потом, — махнула рукой Ариэль. — Так вот, «Зеркало» — это тема любви Арагорна к Арвен. А вторая "песня любви" — это уже любовь Эовин к Арагорну. И эти две мелодии постоянно перекликаются, — глаза Ариэль заблестели. — У Толкиена вся любовь не в словах, а в подвигах. И снимать это надо не словами — только взгляды, только намеки и постоянная перекличка мелодий. Все ведь и без слов понятно. И только в песне вслух можно произнести «люблю». Сейчас я спою вам вторую песню. Я ее еще никому не пела.

Три аккорда — словно три прыжка вверх по лестнице, и голос Ариэль взлетел над призрачным пламенем костра:

По зеленым лугам ристанийским Скачет всадник, отважный и гордый Это тот, кого я полюбила, Мчится в Гондор, мчится в Гондор…

Димка Невзоров сидел напротив Ариэль и откровенно ею любовался. Перед ним снова была та Эовин, которая однажды явилась ему в Гондорском зале, и прекраснее которой не было среди людей — разве что среди эльфов. Свет костра отражался в ее глазах, а в голосе слились воедино любовь, отчаяние и безумная надежда…

А Розамунд не смотрела на Ариэль. Она смотрела на Димку, и то, как он смотрел на Ариэль, ей совсем не нравилось. Эх ты, Демиквен, старый раздольский приятель… Всем вам эта Королева мозги набекрень сдвинула. А как последней банкой консервов делился, как к Юрке ревновал — забыл уже?

Таллэ — та вообще ни на кого не смотрела. Губы ее дрожали, повторяя слова песни, а на глазах выступали слезы. Но даже Хелл, ее лучшая подруга, была бессильна прочитать по этим глазам то, что творилось в душе Таллэ.

Одна лишь Мелиан слушала песню без всяких непереводимых ассоциаций. И как только смолкла гитара, она недовольно воскликнула:

— Мелодия потрясающая, но зачем же класть не нее слова из девчоночьих тетрадей! Вот если бы…

— Мелиан, лучше не начинай! — резко оборвала ее Хелл. Сейчас ты еще "За меч Арагорна" вспомнишь абсолютно не к месту…

— Именно из девчоночьих тетрадей, — у Ариэль было лицо человека, уверенного в своей правоте. — Ведь Эовин, хоть и принцесса — простая степная девушка, и чувства ее тоже просты. Этим, кстати, моя песня выгодно отличается от упомянутой здесь "За меч Арагорна". Представить, что Эовин может сказать "Гореньем моим поперхнувшись, попятится тьма", — это, знаете ли… Конечно, это лично мое мнение, — прибавила Ариэль свою знаменитую фразу. — Но ведь и Эовин — это все-таки я.

— Ну, если с таких позиций… — в словах Мелиан чувствовался подтекст: "Если мне нечего возразить, то это совсем не значит, что ты меня убедила."

— Меня другое волнует, — продолжала Ариэль. — По-прежнему нет третьей "песни любви" — Фарамира к Эовин.

— Вообще-то есть, — неожиданно подал голос один из ристанийцев. Ариэль знала о нем только то, что его зовут Джим и он в хороших отношениях с Таллэ и Хелл. — Если хотите, я могу спеть.

— Даже так? — удивленно спросила Ариэль, передавая ему гитару. — Что же это за песня?

— Серенада под стенами Минас-Тирита, — ответил Джим, трогая струны гитары. Только это не я сочинил, а кто-то из девчонок, — добавил он, указывая в сторону "партии серых".

Почти целую минуту гитара звенела одна, словно Джим не решался запеть, боясь спугнуть тихую переливчатую мелодию. Наконец к ней добавились слова, звучавшие так же трепетно и нежно:

Словно солнца луч из тумана, Как напев капели весной Это Белый Цветок Роана На высокой стене крепостной Эовин…

Ариэль притихла — она поняла, что песня посвящается лично ей. Не Эовин Ристанийской, а Красе Средиземья, прекрасной Королеве. Неужели это и в самом деле работа девчонок? Да нет, вряд ли они на это способны, хотя и пишут стихи — все, кроме Розамунд. Скорее всего, Джим просто стесняется сказать правду.

Эовин! Тверже стали, нежнее лилии! Никогда я не верил, что мрак победит! Если будешь ты рядом со мной Оживим мы Итилию, Расцветут там цветы, и забытый напев зазвучит, словно встарь зазвучит…

Когда песня окончилась, долгое время у костра царило молчание.

— Это замечательно, — наконец сказала Ариэль. — Говорю это и как Эовин, и как помощник режиссера. Ну как, Фарамир, хочешь эту песню в фильм? Если хочешь, то я тебя поддержу.

— Очень хочу! — воскликнул Димка. Розамунд прикусила губу.

— Тогда, Джим, дай Димке списать слова, — весело ввернула Хелл.

— И Нелдору тоже, — добавил Кортинелли. — На всякий случай.

— Заткнись, — вдруг раздался из темноты абсолютно спокойный голос, и Ариэль увидела, как Эленсэнт поднимается с места. Не торопясь она перешагнула через костер, подошла к Лео и влепила ему пощечину.

— Эту песню написала я, — сказала она так же спокойно.

Это не было правдой — автором пени была Таллэ, и это знала вся "партия серых". Но лишь девчонки поняли скрытый смысл происшедшего Эленсэнт сложила свое оружие к ногам Королевы. Однако последствия этого эпизода сказались только через три месяца…

Оскорбленный Лео ушел. А у костра всю ночь не смолкали песни и разговоры, и одиннадцать друзей разошлись только тогда, когда начали гаснуть звезды в небе и между голыми ветвями мэлл засветился серебристо-розовым сиянием холодный декабрьский рассвет.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЛИСТЬЯ ЛОРИЭНА ПАДАЮТ СО ЗВОНОМ…

Отойди же, не тронь копья, Парень в куртке из черной кожи Ты такой же турист, как я, Ты чужой в Цитадели тоже. Обернулся… В глаза глядит. Так на чей-то портрет похожий. Древний герб на его груди… Быть не может! Да быть не может!

1

Со съемок в горах Стэнли вернулся заросший бородой, которую ему немедленно пририсовали на портрете в сарае. Нелдор показал Ариэль отснятый материал, а попутно рассказал свежую историю, как во время драки с волколаками Леголас метко пущенной стрелой расколотил кинокамеру, почему-то не защищенную силовым щитком. Материалом Ариэль осталась довольна, чего нельзя было сказать о выходке Келли.

Меловая роща по-прежнему пребывала в состоянии зимней спячки. Только в «матриархатнике», как окрестила Эленсэнт Маришин «коралл», и в оружейной мастерской кипела работа.

Ариэль теперь редко появлялась на киностудии, бросив почти все свои силы на полноценное выполнение практики. За зиму ей удалось наверстать почти все упущенное осенью, и на «Озе-Мираже» о ней отзывались хорошо. Но четверо пиратов часто замечали, что Ариэль смотрит мимо них, вся поглощенная своими мыслями, и отвечает невпопад. О фильме и съемках она рассказывала мало и неохотно — вот выйдет на экран, сами все увидите, а пока не хочу портить вам удовольствие. Симон, Андрей и Алка воспринимали все это философски, но Ричард с тревогой замечал в Ариэль перемены. Неизвестно, в чем тут было дело, но после межпланетного конкурса красоты в характере Ариэль все чаще проскальзывало что-то, свойственное Наталии Эрратос. Казалось, что девушка изнемогает под гнетом чего-то, весьма напоминающего Кольцо Всевластья. Но сама Ариэль не замечала этого, или не хотела замечать, приписывая все лишь тревоге за судьбу фильма и одной проблеме, казавшейся ей просто неразрешимой. Ведь Толкиен в своей книге не только показывает, но и рассказывает, так что, если, давая объективную картину происходящего, встать над героями, то фильм превращается в набор великолепных, но плохо связанных между собой эпизодов. Нет, рассказ должен вестись от чьего-то лица — но этим лицом не может быть ни один из участников описанных событий… а кто же тогда? Не хотелось ничего привносить, выдумывать, пересекая реальность Средиземья с какой-то иной.

Своими сомнениями Ариэль поделилась с Нелдором, но и тот оказался бессилен помочь ей, сказав в конце разговора вместо утешения:

— Возможно, к какому-то моменту эта проблема отпадет сама собой.

— Хотелось бы знать, к какому, — озабочено вздохнула Ариэль. Сегодня, по счету Озы, двадцать седьмое февраля, в марте начнется строительство поселений, а в апреле возобновятся съемки. У нас осталось не больше пяти недель на размышление.

Но не успели пройти эти пять недель, как случилось чрезвычайное происшествие, не имевшее к киносъемкам никакого отношения. Во время испытаний «Призрак» N8 вошел в неуправляемую волну, из которой вывалился аккурат над пиратским астероидом Асби. Таким образом, Ариэль вместе с близнецами Лагран была с истинно королевскими почестями захвачена в плен бандой известного на всю Галактику Зеленого Глота. Но об этом уже существует подробный рассказ — как всем пятерым удалось бежать через сутки, как ничего об этом не знающая Аська ринулась спасать дочь и угодила прямо в лапы к Эврилии Дикой Кошечке — рвущейся к власти хладнокровной садистке, как Наталии Эрратос чудом удалось спасти подругу от морального самосожжения, как Аська подняла восстание желтых — коренного населения астероида — и с их помощью в пух и прах расколошматила все пиратские базы на Асби, как Ариэль вместе с другими членами Шести с половиной извлекала мать из этого космического Гуляй-Поля…

В Меловой роще Ариэль появилась только двадцать четвертого марта — с запавшими глазами, со складкой возле губ, с которых исчезла улыбка, намного больше похожая на Эовин, чем на прежнюю себя. На обоих берегах Оки в это время спешно достраивались игровые поселения и крепости — ведь двадцать пятого марта был Новый год по гондорскому календарю, и вся коза-ностра, именуемая "системой «Рассвет», готовилась отметить Падение Кольца с торжественностью и размахом. Именно поэтому Ариэль поразило множество едва знакомых, а то и вовсе незнакомых лиц, попадавшихся ей на глаза в Меловой роще и на Андуинском мосту. Розамунд, все это время хозяйничавшая не только в «матриархатнике», но и в Раздоле, и окончательно вошедшая в роль Арвен, не успевала представлять Ариэль своих знакомых. В основном это были гондорцы из Харькова, но была также масса народу из Уфы, Симбирска, Питера, Новосибирска, Казани и других RT-городов…

— Это наша Ольга Бубенцова. Танцует лучше, чем Золотинка. В игровом Средиземье пользуется дикой популярностью. Рун, знаток боевых искусств всех времен и народов. Завидев ее, назгулы в страхе разбегаются. Ланор из Ристании. Участница обороны Амон-Лоина, о которой мы тебе уже все уши прожужжали. Маруська, славная королева Харада и автор половины наших приколов. Извини, Маруся, но я не помню твоего игрового имени. Баграт, новосибирский назгул. О близком знакомстве с ним лучше спроси у Таллэ, она тебе много расскажет. Лугдуш, хоть и гоблин, но не скотина, он Сенту в плену малиной кормил. А это сам конунг Имраэль, глава знаменитого на все Средиземье отряда «Спецназг». В этом году грозится заманить к себе наших девчонок. Илаир, целительница и знаток рун. Часто перебегала дорогу нам с Мелиан, но мы на нее не в обиде, игра есть игра. Анардол, бывший дол-амротский муж Таллэ, он же организатор амон-лоинского фальшивомонетного двора. Эстель, своей деятельностью способствовавшая процветанию этого самого двора. Корчмарка в гондорской корчме "Золотая белка", затмившей по всем пунктам печально знаменитый трактир Наркисса…

У Ариэль чуть крыша не поехала от этого нескончаемого потока имен, характеристик и событий, но она отважно запоминала их, понимая, как это необходимо для того, чтобы иметь контакт с этой мафией, влюбленной в Средиземье и систему «Рассвет».

Отовсюду раздавались приветственные возгласы:

— Салют Королеве!

— Элен сейла люменн оментиэльво!

— Приветствуем Красу Средиземья!

— Я ощущаю себя Маргаритой на балу у Сатаны, — тихо сказала Ариэль, склонившись к Рози. — Нельзя ли просто пойти посидеть у Мариши и попить чаю в узком кругу?

— Можно, — тут же откликнулась Розамунд. — Вся "партия серых" уже там. Представляешь, для того, чтобы не вылезать из Меловой рощи все это время, Сента умудрилась досрочно сдать практику, а Мелиан с Хелкой переводные зачеты. Я не представляю, как им это удалось!

— А что же Таллэ, отделяется от своих? — спросила Ариэль.

— Да не поймешь. В школу она ходит через пень-колоду, говорит, что так и надо, но ей никто не верит. Есть у нее какой-то секрет, который знает только Хелл. И еще Джим слишком часто ходит к ним в палатку, видно, каким-то образом работает на них. Но чего она добивается — я никак не могу понять.

— В конце концов, это ее личное дело, — заключила Ариэль. — Ну, так мы идем к Марише?

— Сначала надо заглянуть в Раздол, — озабоченно сказала Розамунд. Завтра там большой шабаш с концертом, рыцарским турниром и аукционом, но я боюсь, что придется переносить все это дело куда-нибудь в другое место.

— А в чем дело?

— В том, что наш Раздол — игровая крепость, для фильма они будут строить замок выше по течению. И на этом самом основании наш Раздолбай пытается отобрать у Нимлайда его священные права на управление поселением. Дескать, кино здесь снимать не будут, а в Игре ты ничего не понимаешь и вообще родом с Гранасии. Ну, а Нимлайду это не по нраву, ведь был договор, что в Играх этого года каждый будет тем, кто он в фильме. Так что Владыки ругаются второй день, а все дела свалили на меня.

— Тогда пошли, разберемся вдвоем, — решительно сказала Ариэль, сворачивая к Андуинскому мосту. — Вижу, без меня вы тут совсем от рук отбились.

…Разбираться пришлось долго. Раздолбай, в отсутствие Ариэль сдружившийся со Стэнли и несколько раз угощавший его "похлебкой дяди Вэя" (тонизирующим коктейлем, якобы изобретенным неким бесшабашным кор-эндалл из династии Вэйаноров), теперь чувствовал за своей спиной непробиваемый авторитет Торина Дубощита, а потому никакие аргументы на него не действовали. В конце концов Ариэль плюнула и велела Розамунд взять в свои руки подготовку к мероприятиям.

— Нельзя же из-за одного осла портить праздник всему народу! сказала она подруге на прощание.

В Меловую рощу Ариэль возвращалась одна поздно ночью. Снег уже сошел, но земля еще не высохла, и новые черные сапоги Ариэль вязли в раскисшей тропинке. Только ярко светившая над лесом луна позволяла девушке не шлепнуться в грязь. Про себя она ругала Раздолбая последними словами. И вдруг из-за елочек, росших у поворота, на тропинку шагнул кто-то в сером плаще с низко надвинутым капюшоном, сжимавший в руке обнаженный металлопластовый меч. Раздался глуховатый голос:

— Кто ты и куда спешишь так поздно?

Ариэль не сразу узнала этот голос, но он явно принадлежал девчонке, и потому она устало ответила:

— Я. Не видишь, что ли? Иду домой, так что очисти дорогу, — С этими словами Ариэль шагнула вперед, но натолкнулась на острие, упершееся в ее грудь:

— Стой! Не раб ли ты Кольца?

Девчонка явно позволяла себе слишком много. Ариэль выхватила из-за пояса деревянный меч, захваченный в Раздоле на всякий пожарный, и одним ударом выбила оружие из рук юной нахалки. Металлопластовый меч отлетел далеко в сторону, сверкнув в свете луны.

— Узнаю руку Эовин Ристанийской, — В голосе девчонки не чувствовалось особого уважения, но теперь Ариэль узнала его.

— Так это ты, Сента? Все шатаешься по ночам?

— Ночь — мое время, — отозвалась Эленсэнт, нагибаясь за мечом. — А ты, Королева, все так же ходишь без охраны? В Средиземье сейчас много самых разных личностей, и ночью на дорогах опасно ходить без провожатого.

— Да кто меня будет провожать, — махнула рукой Ариэль. — Нелдор набрал себе Серый Отряд и тренирует их с утра до ночи. Все приходится самой делать.

— Тогда возьми меня в спутники. До Меловой рощи далеко, а на Андуинском мосту, говорят, засада, — Ариэль никогда не могла понять по тону Эленсэнт, играет она или говорит серьезно. Поэтому она молча кивнула.

Какое-то время шли, не разговаривая, с трудом вытаскивая ноги из липкой весенней грязи. Наконец, вышли на высокий берег, где тропинка уже подсохла, и Эленсэнт начала негромко напевать что-то, хорошо ложащееся на ритм шагов.

— Что ты поешь? — спросила Ариэль, испытывая неловкость от долгого молчания.

— "Четверо нас, четверо на башне", — ответила Эленсэнт. — Это мы с Таллэ сочиняли на стенах Амон-Лоина. Но она потом несколько раз переделывала ее, так что сейчас я, пожалуй, знаю лишь два куплета.

— Кстати, откуда взялось это название — Амон-Лоин? Я не помню его у Толкиена.

— Это тоже придумала Таллэ. По-эльфийски «Амон-Лоин» означает "Голубая башня", потому что наш Дол-Амрот был из голубоватого кораллита. А что означает «лоини» на силиэ, объяснять не надо. Так что, по-гранасиански «Амон-Лоин» можно понимать и как Башня Чести, и как Девичья Башня.

— А правда, что ваша крепость была единственной, кроме Раздола, которую не взяли Темные Силы?

— Формально — да. Наш флаг им захватить не удалось, внутри, в башне, они не были, если не считать того момента, когда назгулы улетали. А фактически, нас осталось в башне четыре девчонки, но в довольно удачном положении. Пять часов мы одни удерживали башню, отбив три атаки черных. Но когда мы узнали, что Кольцо Всевластья попало в руки Темных Сил, мы в промежутке между двумя атаками просто удрали из башни в Минас-Тирит. С собой взяли флаг, Сердце Дол-Амрота — это такой большой оранжевый стеклокамень — и еще кое-какие реликвии, а у входа в башню повесили объявление, написанное губной помадой Ланор: "Крепость сожжена и разрушена, вещи внутри просьба не трогать".

Об обороне Амон-Лоина в Гондоре легенды сложили, — Эленсэнт весело рассмеялась. — А на самом деле вся она была просто смесью средиземского анекдота с тяжелой работой. Жара, грязь, дым из кухни, пропавший обед… Сама не знаю, зачем мы все это терпели. А началось все с большого прикола. К тому моменту, когда к нам пришел Митрандир, всех наших мужчин уже прирезали, но мы этого еще не знали. Только Анардол вылез собственным сыном, да еще сидел у нас один очень замечательный эльф из Серебристой Гавани по имени Маглор. Когда же из леса вылезли пятеро назгулов, женщин, как всегда, загнали внутрь, а Митрандир с парнями приготовились героически погибнуть. Назгулы залезли на башню, прибили Анардола и эльфа, а затем у них с Митрандиром произошла роскошная драка, которой мы, к сожалению, не видели. Сидим внизу, на нас сверху сквозь щели в настиле мусор сыплется, а мы ждем, когда перестанет сыпаться мусор и начнут сыпаться назгулы. Митрандир там кому-то меч раскалил, он провалился к нам сквозь щели, Хелл его тут же куда-то прибрала — нечего ему здесь валяться. Но Митрандир не выстоял один против пятерых, и настала наша очередь. И вот тут назгулы очутились в дурацком положении. К нам в кухню надо было слезать по лестнице. А мы четверо стоим по углам башни с мечами наизготовку. Спускаясь по лестнице, назгул хоть к одной из нас, да повернется спиной, а дальше — пять ударов в спину, и все, дорогой, ты развоплощен! И другим путем из башни нельзя убраться — лестница на стенах оборвана. Правда, мы и по выступам каркаса отлично лазали, но назгулы-то этого не знали. Так знаешь, что они придумали? Лезет Баграт вниз по лестнице и вопит: "Не трогайте меня, я улетаю!" В полете их нельзя бить мечом, только стрелами, но и они сами не могут убивать. И главное, вылезает наружу не через дверь — она у нас была лапником завешена — а через дымоход, дыру такую рядом с палаткой. А мы все равно по очереди ему мечами по спине прикладываем — кто его знает, а вдруг врет? Они, Черные, такие! За Багратом лезет другой, потом третий, четвертый, пятый — и все орут, что улетают, и все лезут в дымоход, и всех мы на прощание мечами достаем. Последнему Хелл так врезала, что он улетел с ускорением и по дороге завалил палатку. А под конец слезает к нам в кухню Митрандир и с точно такой же интонацией, с какой те орали: "Я улетаю!", кричит: "Меня убили!" Забывает у нас свою трубку — и тоже лезет в дымоход!

Ариэль смеялась до слез, слушая этот рассказ. В глазах Эленсэнт тоже растаяли льдинки грусти — видно, она любила эти воспоминания.

— Почему мы после этого сразу не рванули в Минас-Тирит — до сих пор понять не могу. То ли не верили, что мужчины убиты, то ли в нас амазонки проснулись. Короче, остались мы на башне вчетвером — три дол-амротские жены, к тому моменту уже вдовы, и Ланор из Ристании — она к нам пришла вместе с Митрандиром. Отпели покойников — то есть повыли сверху всякую всячину, — надели плащи мужей и приготовились к обороне. Когда пришли первые орки, мы как раз обедать собирались. Орк лезет на башню, а Таллэ нарезает колбасу. Надо на него дерн сверху кидать — у нас куски были заготовлены — а Таллэ не разобралась, схватила остаток колбасы и орку прямо по морде — раз! А тот тоже не разобрался и сказал «раз». Тут мы с Хелкой его пару раз мечами ткнули, орк сказал: "Два, три", — и упал со второго этажа. Так мы сотворили первого покойника — с помощью колбасы.

А со второй атакой вообще отпад вышел. Дело в том, что среди орков было двое наших бывших дол-амротцев — Артамир и Арсул. После смерти их выпустили урукхаями, хотя по отношению к Арсулу это была подлость — его имели право выпустить собственным сыном, потому что у него была жена Хелл. И получается такая картина: эти двое скачут вокруг собственного Амон-Лоина, причем со стороны Гондора, мы пытаемся их из луков подстрелить, а в Минас-Тирите смотрят на все это в бинокль и не могут понять, в чем дело: то ли Дол-Амрот разминается, то ли девчонки взбунтовались и выгнали парней, так что теперь они вынуждены собственную крепость брать. А в результате никто нам на помощь не спешит, сами отбиваемся, как можем…

Последнюю фразу Эленсэнт произнесла таким же приподнятым тоном, как и все остальные, но Ариэль вдруг увидела всю картину осады Амон-Лоина другими глазами. Четверо девчонок моложе двадцати лет, не спавшие ночь, по крайней мере две из них "держат меч, как будто кочергу", как поет Мелиан… А против них — сначала пятеро назгулов, в том числе Лео, король Харада, у которого свои счеты с девчонками, а затем в общей сложности полтора десятка орков, хорошо отдохнувших в Стране Мертвых. А что с мужьями — неизвестно, а помощь из Минас-Тирита не идет, да и вообще путь в Гондор отрезан. И все это для того, чтобы воины Гондора со смехом рассказывали у костров, как в Дол-Амроте девчата против собственных мужей колбасой воевали… "Когда женщина не нужна, ее оставляют гореть вместе с домом", или как там дословно… А они ведь еще и пели там, на башне, и готовили обед своим мужьям, которым так и не довелось его попробовать…

Средиземский анекдот — для всех. И тяжелая работа — для этих четверых.

— …Ну, вот мы и дома, — сказала Эленсэнт, когда девушки подошли к Маришиному «кораллу». — Доброй ночи тебе, Королева, а я пойду к нашим, у них палатка с электрообогревом.

Она повернулась и растаяла среди деревьев, почти неразличимая в темноте в своем сером плаще. Ариэль осторожно, стараясь не стукнуть дверью, вошла в «коралл» и, не раздеваясь, только сняв грязные сапоги, растянулась на куче искусственных мехов, приготовленных для орков. Но сон не шел к ней. То и дело перед ее внутренним взором вставала Эленсэнт, ее большие серые глаза, легкая походка, рука с тонким серебряным колечком, лежащая на эфесе меча, звучал в ушах ее звонкий насмешливый голос. Эльф с большой дороги, Маленькая Фехтовальщица, загадка природы… Не сидится ей на одном месте. Дождь ли, снег — гитару через плечо и пошла шастать по всему Средиземью. Бродячий менестрель… Вот Таллэ — та тоже всюду шастает, но с какой-то своей целью. Она редко что-то делает просто так. Как любят говорить в «Рассвете», не давал ли ты присягу служения Темным силам?

Эленсэнт куда-то отступила, и перед глазами Ариэль возникла Таллэ в своем неизменном черном свитере и с черным плащом, развевающимся за ее хрупкими плечами. Она куда-то мчалась верхом на вороной лошади, а за нею следом бежал Лео Кортинелли и кричал: "Ты моего коня не касайся! Это я назгул, а ты моя рабыня!"

"Что за чушь? При чем здесь Лео?" — подумала Ариэль и проснулась. Вокруг по-прежнему было тихо и темно, только из примерочной доносился храп Мариши Шедловой.

Тихо в лесу, лишь мастера храпят, Вот соберем против них отряд Очень уж громко спят!..

Мысли мешались в голове Ариэль, и какая-то важная мысль оставалась недодуманной. Таллэ? Нет, не то. Ах да, менестрель бродячий… И вдруг в голове Ариэль сама собой нарисовалась четкая и ясная картина того, кто и как свяжет разрозненные эпизоды фильма в эпопею "Властелин Колец". Эх, черт побери, рэссла вирз эдж наск через левое плечо!..

Через пятнадцать минут Ариэль уже сидела в большой зеленой палатке с электрообогревом, а вокруг нее сидели четыре заспанные девчонки и постепенно вникали в суть сногсшибательной идеи, посетившей Королеву.

— Странствующий менестрель… Он ходит по всему Средиземью, появляется в самых напряженных местах, поет свои песни и не только комментирует происходящие события, но и участвует в них.

— Кайф, — ответила за всех Эленсэнт. — И, конечно, это будет эльф.

— Нет, — возразила Ариэль. — Она родом из Гондора, но много лет не была на родине. Она странствовала на севере, видала и людей, и эльфов, знает многих из Серого Отряда… А дома ее не ждут.

— Все равно в ней есть примесь эльфийской крови, — настаивала Эленсэнт.

— А почему ты говоришь "она"? — спросила Мелиан.

— Потому что это девчонка, — ответила Ариэль и голос ее дрогнул. — А еще точнее — это Сента. Правда, в фильме ее будут звать по-другому.

Она не дрогнула. Не закричала, подобно Рози Шелл, "Не может быть!" Только ее серые глаза вспыхнули, как две звезды, в слабом свете фонарика.

— И как же, если не секрет? — как всегда спокойно спросила она.

— Н-ну, — замялась Ариэль. — хотя бы Иорет. Позаимствуем имя у старой целительницы, все равно оно ей ни к чему. У нас ведь есть своя целительница — Илаир.

— Принимается, — сверкнула улыбкой Эленсэнт. — Только все равно я эльф-полукровка.

— А это мы сейчас все вместе придумаем, — довольно сказала Ариэль, радуясь, что ее предложение пришлось по душе девчонкам. — Я ведь не умею сочинять ни песни, ни истории, так что без вашей помощи мне не обойтись. От себя же я предлагаю только один момент: где-то за неделю до Падения Кольца Иорет объявляется в Дол-Амроте, чтобы принять руководство обороной Амон-Лоина.

— Как так? — расширив глаза, спросила Таллэ.

— Очень просто. Я введу в фильм историю амон-лоинской осады, чтобы заткнуть рты некоторым любителям анекдотов. Пусть убедятся, что если женщины остаются вместо мужчин — это не прикол, а трагедия, и, во всяком случае, это не меньший подвиг, чем, удрав за ристанийским отрядом, прибить короля-ангмарца.

— Приятно слышать, что это признает сама Эовин Ристанийская, — снова улыбнулась Эленсэнт.

— Вы все будете участвовать в фильме, — продолжала Ариэль. — И Хелл, и Таллэ, а вместо Ланор — Мелиан.

— Нет, Мелиан — имя эльфинки, — возразила та. — Пусть лучше у моей героини останется имя Ланор.

— Тогда и мы с Хелкой чуть-чуть изменим имена, чтобы все было по-справедливости, — решила Таллэ.

— В общем, если у Толкиена не было такого эпизода, будем считать, что он просто забыл о нем рассказать, — рассмеялась Хелл.

Когда Ариэль вернулась в «матриархатник», уже совсем рассвело, и рано поднявшаяся Мариша уже кипятила воду, чтобы заварить кофе. Зато в кармане у Ариэль лежал блокнот с полностью готовым сценарием некоторых эпизодов, которые были должны занять свое место в фильме. Она открыла блокнот и снова перечитала записи на первой страничке:

Иорет — Эленсэнт — Татьяна Левицкая

Талнэ — Таллэ — Джанет Мунлайт

Хель — Хеллри — Хильда Краснова

Ланор — Мелиан — Екатерина Привалова

"Интересно", — промелькнуло в голове у Ариэль. — "зачем родители давали им имена, раз они все равно никогда ими не пользуются?"

2

Ариэль не решилась изложить Стэнли свою идею в день праздника, хотя знала, что и ему не дает покоя проблема единства фильма. Но она также знала, что это повлечет за собой нервотрепку на целый день, хотя под конец, после вмешательства Нелдора, Стэнли бы неминуемо во всем согласился с Королевой. Однако в такой день Ариэль не собиралась портить нервы ни себе, ни кому-то другому.

Часы показывали без десяти пять, а в Раздоле требовалось быть в шесть. Ариэль еще раз с грустью взглянула на белое нейсеновое платье и отложила его в сторону — как ни хотелось ей именно в этот день выглядеть по-королевски, но март в Европейской части России все же холоднее, чем в Ристании. Придется надевать боевую одежду. Интересно, как выпутаются из этого положения другие девушки?

Светло-серый, машинной вязки, свитер, зеленые джинсы, заправленные в тщательно вымытые черные сапоги. Сверху темно-коричневая кожаная куртка, поверх которой, словно подсвеченный весенним солнцем, сверкал знаменитый листок. Так, теперь златопластовый пояс, украшенный алыми и зелеными кристаллами, к нему прикреплен меч, сделанный Лео и Димкой по спецзаказу для Эовин Ристанийской и убранный в роскошные ножны…

— Вы готовы, прекрасная Королева? — раздался от дверей голос Нелдора.

— Одну минутку! — Ариэль на ходу повязала на голову узкую полоску черной ткани с вышитыми на ней серебром рунами Тенгвара. Это был знак Мастера игры, обеспечивающий его обладателю беспрепятственное передвижение по Средиземью и вход в любые поселения. Из всей киногруппы пока что лишь Ариэль и Стэнли пользовались правом носить этот знак.

Нелдор, тоже при полном параде, ждал ее у дверей.

— Никого не будем ждать? — спросила Ариэль. — Ни девчонок, ни твоих Серых?

— Все уже давно на месте, — ответил Нелдор. — Это мы, в качестве начальства, позволяем себе задерживаться.

…Раздол, как и все игровые крепости, состоял из двух частей. За невысокой оградой из развешенного по бревнам лапника располагались палатки, а над ними возвышались серые кораллитовые стены крепости с двумя невысокими башенками. Вход в крепость открывался при помощи хитроумного подъемного приспособления. Сейчас дверь была поднята, и у входа гостей в качестве хозяйки встречала Розамунд Шелл, из чего Ариэль сделала вывод, что двум Элрондам так и не удалось решить, кто из них главный. На Розамунд было ее великолепное серебристо-серое платье, но поверх него была накинута короткая белоснежная шубка из клонированного песца.

Обменявшись приветствиями с Рози, Ариэль и Нелдор вошли в крепость. Огромный двор был окружен по периметру ажурной, наполовину деревянной галереей. На бревенчатом настиле, служившем ее крышей (то есть "на стенах"), уже сидела масса народу. Во дворе горело несколько костров, вокруг которых тоже толпился народ. Как только Ариэль и ее спутник были замечены, двор огласился приветственными воплями: "Фривэй!", "Гондор и Нуменор!", "Салют Королеве!" и другими боевыми кличами. Впрочем, они быстро утихли, и свободные народы Средиземья вернулись к прерванным разговорам.

Нелдор тут же полез на стены, где расположились члены Серого Отряда. Ариэль же переходила от костра к костру, прислушиваясь к разговорам. У каждого из костров рассказывали свою историю, а Ариэль улавливала только обрывки, и в ее счастливом сознании отпечатывалось приблизительно следующее:

— Этот хоббит, ну то есть Горлум, в конце концов попытался придушить Фродо, то есть, конечно, не самого Фродо, а его верного Сэма, а Сэм завопил…

— Стоп, ребята! Это я вам как мастер говорю…

— И орки поверили. А что им еще оставалось делать? Как только прозвучал сигнал "Эорлинги, вперед!"…

— Из кустов высунулся Раздолбай с таким видом, будто он сто лет пил без просыпу, а на сто первый у него опохмелка кончилась. А вслед за ним…

— С башни спрыгнула Ланор и погналась за гоблином, но тот отстреливался…

— Ну и, конечно, попал Диске по ноге, та заорала: "Барук казад!"…

— "Назад", — кричу я ему! Какое там! Так увлекся, что красной ракеты не заметил. Ну, назгул после драки…

— После драки кулаками не машут. Поэтому мы Сарумана бить не стали, хоть он и заслуживал, гад, но после Игры это уже не считается…

— Радостно завопил тролль, выдергивая стрелу из глаза. А то еще такой анекдот есть. Сидит Раздолбай в подвале харадской башни…

— И говорит: "Ничего, в крайнем случае от магического жезла прикурю…"

— Гэндальф от этих слов так озверел, что забыл про свои обязанности. Рози спасло только то, что он никак не мог найти…

— Носки нашей Галадриэли…

— Кольцо…

— Вход в башню Амон-Лоин…

— Кабак…

— Согласен, не Игры, а кабак и бардак! Чего стоили одни эти хваленые переправы через Андуин…

— Три гноминки, говорю я ему, и ни монетой больше! И тут этот шакал вынимает гномье Кольцо…

— И вкладывает им Арсулу промеж ушей! Жалко, конечно, колбасы, зато враги не пролезли, а за ужином мы возместили это дело…

— Урукхаем, да еще и с катапультой! Валары не имели права этого делать, ведь моя жена положила мне на могилу…

— Банку сгущенки. А он и говорит: "Неужели вы так дешево цените вашу подругу? Ведь Денэтор за вас половину золотого запаса Гондора отдал!"…

— Боромиру. Но надо отдать ему справедливость, он не собирался нести его в Минас-Тирит, это его Леголас спровоцировал…

— Мечом по спине, а назгул орет, что улетает, и вместо двери лезет в дымоход…

— Да, дивный народ эти эльфы, что и говорить…

Ариэль потихоньку хмелела от этих разговоров и не сразу разглядела в толпе "партию серых". Девчонки сидели в углу двора, рядом с малиновой палаткой, из которой доносилась ругань — оба Владыки Раздола все еще выясняли отношения.

Если Сента ходила в игровой одежде и раньше, то остальных девчонок Ариэль впервые видела в парадном прикиде. Хелл, своей не слишком утонченной внешностью напоминавшая ристанийку, и одета была в ристанийские цвета — зеленое с серебром. Мелиан, опрометчиво нарядившаяся в лимонно-желтое эльфийское платье "от Мари Шедло", теперь куталась в теплый коричневый плащ. Обеим девчонкам эта одежда придавала изящество и даже красоту, и на их фоне Таллэ выглядела довольно буднично: коричневый свитер с вышитыми рунами: "Таллэ из Гондора", «Дол-Амрот», "Амон-Лоин", сверху накинут потрепанный зеленый плащ. У этой девчонки был принцип: "Если женщина не носит украшений — значит, она в этом не нуждается — значит, она и так красивая". А Эленсэнт, как всегда, была в сером, лишь на груди поблескивали голубые стразки.

— По-моему, девчонки, вы сидите в самом холодильнике, — обратилась к ним Ариэль. — На стенах и то теплее.

— Так полезли на стены, — отозвалась Хелл. — А то я не люблю, когда Мелиан у меня над ухом зубами стучит, а я ничего сделать не могу.

— Там же Серый Отряд, — Мелиан решила чуть-чуть поломаться. — Они снова заставят меня петь.

— Ничего страшного, — ухмыльнулась Хелл. — Споешь пару песен, авось согреешься.

…Когда Ариэль с девчонками вскарабкались на стену, их на минуту ослепил яркий свет. В небольшое отверстие в кораллите был вставлен горящий факел, пропитанный каким-то остро пахнущим составом. Время от времени вниз падали огненные капли, но быстро гасли на влажных бревнах. Под факелом устроилась довольно большая компания — лихолесские эльфы, три или четыре морийских гнома, несколько членов Серого Отряда. Завидев девушек, они наперебой закричали.

— А вот и девчонки появились! Всем привет, а Хелке особый!

— Хэлло, Мелли, давно не виделись! Гитара при себе? А то мы соскучились по ковбойским песням.

Эленсэнт подала Мелиан свою гитару. Тут же посыпались заявки:

— Спой про лихого орка!

— Спой частушки!

— Для гномов — "Песню голодного хоббита"!

— Что-нибудь новенькое!

— Не все сразу, — отбивалась Мелиан. — Заявки выполняются по мере поступления.

Она протиснулась в середину круга, осторожно, чтобы не помять платье, уселась под факелом и торжественно объявила:

— Средиземска украинска народна песня про лихова орка!

Раздались смех и аплодисменты, и Мелиан запела. Ариэль не особенно вслушивалась в слова, так как уже наизусть знала этот вывезенный из Харькова прикол. Она стояла у самого края стены и разглядывала толпу, постепенно переполнявшую двор. Видно, средиземским девушкам были не страшны ни холод, ни ветер — одни, как Ариэль и Хелл, пришли в боевой одежде, другие, как Розамунд, набросили шубки поверх роскошных нарядов, третьи, как Мелиан, кутались в длинные плащи.

Едва Мелиан кончила песню, как тут же, перебивая друг друга, начали высказывать новые пожелания, но все их перекрыл дружный крик Серого Отряда:

— Ранчо! Хотим на ранчо!

— Ковбойская народная песня "Жили у бабуси два веселых гуся"! — тут же откликнулась Мелиан. — Припев поют все!

Жалобно звякнули струны, и Мелиан провыла, запрокинув голову:

Жили у бабуси два веселых гуся, Один серый, другой белый, Два веселых гуся!

И вдруг зазвучала задорная мелодия в стиле кантри, и дружный хор подхватил припев:

На ранчо, на ранчо Скоро я вернуся, Жили-были два гуся У одной бабуси!

Ариэль тряхнула головой и счастливо рассмеялась. Что-то необыкновенно светлое и радостное родилось в эту минуту в ее душе, но еще не умело найти себе выражение. И она просто стояла на стене, глядела на луну, всплывавшую над лесом, и притопывала ногой в такт мелодии.

— Старуха мчится прочь, к племяннику в Монтану! — надрывалась за ее спиной Мелиан.

Внезапно пронесшийся над стенами порыв ветра пробрал Ариэль холодом до самых косточек и заставил зябко передернуть плечами. "Зря я не захватила свой плащ", — промелькнуло у нее в голове.

И тут, словно в ответ на эту мысль, темно-серый, длинный и теплый плащ опустился на ее плечи, укрыв Королеву до самых пят. Она повернула голову и встретилась взглядом с незнакомцем в одежде Серого Отряда.

— Мне показалось, что вам холодно, Королева, — сказал он, и в его манере чуть растягивать слова, словно пробуя их на вкус, Ариэль почудилось сходство и с Нелдором, и с Наталией Эрратос.

Черные глаза, длинные черные волосы, схваченные кожаным ремешком со звездочкой из потемневшего от времени металла во лбу, странно светлая для человека с Озы кожа… Тип лица еще не кор-эндалльский, но уже вполне нуменорский. На черной кожаной куртке — значок: черный щит, и на нем меч, окруженный белым сиянием… Значит, и на Играх прошлого года он был дунаданцем.

— Как твое имя, следопыт Севера? — спросила Ариэль, глядя ему в глаза.

— Гилморн, — ответил он. — Раньше был в Сером Отряде из Уфы, теперь нахожусь под командованием Нелдора.

— Значит, это он направил тебя ко мне? — спросила Ариэль, заворачиваясь в плащ, на котором она уже разглядела застежку в форме большой восьмилучевой звезды из сребропласта.

— А разве сам Нелдор не сделал бы для вас то же самое? — рука в черной перчатке легла на плечо Ариэль, и внутри у девушки словно что-то оборвалось.

Тем временем Мелиан допела «Ранчо», и в круг вступил новый гитарист высокий юноша с таким же, как у Гилморна, знаком дунаданца. Решительным движением Гилморн раздвинул компанию и ввел в круг Ариэль, а затем обратился к дунаданцу с гитарой:

— Алкар! Специально для Королевы — наш «Дилижанс»!

Алкар переглянулся с Мелиан, та понимающе кивнула. Оба одновременно ударили по струнам и грянули на весь двор:

Шел по дикой прерии дилижанс, Шесть парней угрюмых охраняли ценный груз, И судьба давала четырем ковбоям шанс Вынуть, наконец, козырный туз…

Рука Гилморна все еще покоилась на плече Ариэль, та потянулась, чтобы снять ее — и вдруг пальцы девушки коснулись сверкавшего у нее на груди подарка Наталии Эрратос. И тогда то светлое и радостное, что уже возникло в Ариэль, выпрямилось, расцвело и заполнило ее всю, до отказа. "Этот листок — залог великого счастья и великого чуда…" Так вот какова его истинная цена! Ариэль, до того никогда не верившая странным слухам, ходившим о лучшей подруге ее матери, вдруг снова ощутила на своей голове искбриллиантовую корону. Да, она — Королева! И не 104-ая Межпланетная Королева Меловой рощи, Королева Средиземья! Вот он, толпится внизу у стен, ее народ, почитающий ее как свою повелительницу, готовый ради нее на многое! И этот красавец из Серого Отряда, с восхищением смотрящий на нее… Озаренная с одной стороны светом факела, а с другой — серебристым сиянием полной луны, Ариэль была невыразимо прекрасна, прекрасна, как никогда, и листок на ее груди сверкал, словно зеленовато-золотистая звезда. "Это моя ночь!" — счастливо подумала она. — "Лишь моя и ничья больше, подарок судьбы и Наталии!" И своим чистым и звонким голосом, которому радость придала необыкновенную светлую силу, Ариэль подхватила припев «Дилижанса»:

Том-Том-Том — призрак западных гор, Бен-Бен-Бен не вернется в Техас, Пит-Пит-Пит ест бокалы на спор, Билл стреляет только раз!

А тем временем Таллэ тихо и медленно проговорила, ни к кому специально не обращаясь:

— Он отрастил волосы, и я не сразу его узнала…

— Кого — его? — переспросила сидевшая рядом Хелл.

Но Таллэ не ответила. Она повернула голову, лицо ее попало в полосу света, и Хелл поразилась странному блеску в темных глазах подруги…

Потом, когда на середину двора вышла Розамунд и объявила о начале турнира, все в Раздоле завертелось огромным разноцветным калейдоскопом. Но отдельные события осколками западали в память и потом иногда всплывали из ее глубин ну абсолютно не к месту…

Осколок Хелл был таким: на стене, свесив ноги вниз и прижавшись друг к другу, сидели Эленсэнт и Таллэ. У обеих руки прижаты к груди, губы стиснуты, глаза лихорадочно блестят. Внизу, во дворе, Нелдор бился на мечах с Гилморном…

Ариэль запомнилось другое. Уже после окончания турнира, когда луна выплыла на середину неба, а компания снова собралась под факелом, она взяла в руки гитару и машинально стала наигрывать мелодию первой "Песни любви" — Арагорна к Арвен. И вдруг к гитаре добавился голос, в котором натянутой стрелой звенело волнение:

А в Зеркале Галадриэль, Как встарь, сверкнет звезда, Наступит на земле апрель И запоет вода…

Ариэль не сразу поняла, что это голос Таллэ. Оборони нас валары, да когда же она успела слова запомнить? Ведь Ариэль пела эту песню лишь однажды, в ноябре. Она не стала вмешиваться, и Таллэ допела песню до конца, глядя при этом не на слушателей, а в высокое ночное небо.

…Уже перевалило за полночь, когда праздничный шабаш начал стихать. Нелдор, как настоящий Арагорн, оставшийся непобежденным (Стэнли не соизволил почтить турнир своим присутствием), куда-то исчез. В углу галереи переговаривались девчонки, рассовывая по карманам и сумочкам обереги, стразки и значки с приколами — все это добро они выменяли на куски необработанного стеклокамня из сокровищницы Таллэ и Хелл. Ариэль искала взглядом Гилморна, чтобы вернуть ему плащ, но дунаданец сам подошел к ней.

— Разрешите мне проводить вас домой, Королева, — предложил он. — Я понимаю, что обычно это делает Нелдор, но сейчас он пошел вразумлять Владык Раздола, а это, сами понимаете, дело долгое и трудоемкое.

— Ну, что же, если дело обстоит именно так, то лучшего провожатого мне и желать не приходится, — улыбнулась Ариэль, радуясь тому, что теплый и удобный плащ будет находиться на ее плечах до самой Меловой рощи.

3

Назавтра разразился скандал, которого Ариэль так опасалась. Услышав про менестреля, Стэнли просиял, но когда Ариэль назвала имя Эленсэнт и упомянула про Амон-Лоин, с Торином Дубощитом случился припадок. Сента обладала невероятным даром, ни перед кем не опуская глаз, с милой улыбкой говорить в лицо дерзости. Не единожды испытав этот дар на своей шкуре, Стэнли воспылал еще более горячим, чем даже у самого Раздолбая, желанием изничтожить эту девчонку. Естественно, о том, чтобы отдать ей одну из главных ролей, он и слышать не хотел.

— Я хочу, чтобы меня поняли правильно! — бушевал он. — Я ничего не имею против этого сценария. Менестрель — это гениальная находка. Девичья башня — это романтично и будет эффектно выглядеть в фильме. Но я имею очень много против того, чтобы отдать роль Иорет этому эльфу без царя в голове, а роли защитниц башни — экзальтированным девчонкам, которые умеют только сочинять всякие безобразия в рифму да восторженно бегать за Серым Отрядом, а сами не знают, с какой стороны за меч хвататься. На башню надо пускать девушек, которые умеют прилично драться, хотя бы ту парочку из Харькова, которая выносила назгулов на прошлых Играх… А на роль менестреля — настоящую, красивую эльфинку.

— Все сказал? — холодно спросила Ариэль, когда Стэнли умолк. — А теперь послушай меня. Я тоже хочу, чтобы меня поняли правильно. Во-первых, не Сента — актриса на роль Иорет, а Иорет — образ, созданный на основе характера Сенты. Никакая эльфинка, красивая или некрасивая, не справится с этой ролью. Во-вторых, Амон-Лоин защищали не воительницы-амазонки, а простые девушки, жены павших в бою воинов, оказавшиеся отрезанными от дороги домой. Вряд ли они умеют хорошо драться, они просто делают все, что могут. А в-третьих, если не нравится, как они держат мечи — научи их делать это правильно. И не ссылайся на нехватку времени. Если перестанешь ходить в гости к Раздолбаю на предмет дяди Вэя, то времени будет в два раза больше, чем надо.

Возможно, высказывая Стэнли эти соображения, Ариэль была излишне резкой, но ее разозлило то, как пренебрежительно Торин отзывался о девчонках, которых и так любой готов был уколоть за их молодую восторженность.

Любую другую женщину Стэнли стер бы в порошок за такие слова, но он слишком многим был обязан Ариэль, чтобы катить на нее баллон в какой бы то ни было форме.

— Ладно, — сказал он, скрипнув зубами. — После обеда пришли сюда свою Иорет, я на нее вблизи погляжу. А девчонок пусть Нелдор тренирует, делать мне больше нечего!

— Сам потренируешь, — почти ласково сказала Ариэль. — У Нелдора и так с Серым Отрядом дел выше головы.

…После обеда Ариэль по срочному делу вызвали в недостроенный Гондор, и доставить Эленсэнт к Стэнли вынужден был не кто иной, как Нелдор. Об Иорет он узнал от Леголаса, который совершенно случайно во время скандала оказался под окнами режиссерского «коралла». Нелдор мало общался с "партией серых", а с Эленсэнт — меньше, чем со всеми остальными, и его представления о ней укладывались в два слова: "юная нахалка". Дело было даже не в том, что юная — Эленсэнт была старше Ариэль на три месяца, а Ариэль Нелдор всегда воспринимал, как равную, и не в том, что нахалка нахальными в зависимости от ситуации бывали все девчонки Средиземья, — но Нелдор не совсем понимал, ради чего Королева затеяла возню с этой даже не очень красивой девушкой. На его взгляд, она совсем этого не стоила.

Подойдя к Маришиному «кораллу», Хельд узрел следующую картину. У самого края плоской крыши сидела Эленсэнт и занималась каким-то рукоделием. Внизу, глядя на нее, стояли двое парней и девушка. Судя по одежде, это были лориэнские эльфы, а по физиономиям — земного, скорее всего, питерского, происхождения. Все трое наперебой орали:

— Эй, Сента! Не узнаешь старых друзей? Элен сейла люменн оментиэльво!

Надо сказать, что большая часть эльфов, причем не только из клуба, но и из киногруппы, в изучении родного языка не продвинулась дальше этой навязшей в зубах фразы, а потому часто переходила на гранасианский язык, который, по широко распространенному мнению, звучанием не отличался от эльфийского. Эленсэнт тоже так казалось, и поэтому она без зазрения совести ответила по-гранасиански с ужаснувшим Нелдора земным акцентом:

— Элен тель-омало ве аодли тирнат!

— Что она сказала? — спросил у девушки один из парней.

— Элен уже падает на ваши головы, — с улыбкой ответила та и была, в сущности, права, так как на классическом силиэ слово «звезда» звучит как «айэ».

— Падай! — завопили парни. — А мы тебя поймаем!

Нелдор понял, что так просто эта троица не уйдет, и, проклиная все на свете, крикнул Сенте:

— Спускайся каким хочешь способом, Маленький Эльф, только делай это побыстрее. Тебя Стэнли ищет.

Этот голос Эленсэнт узнала бы из тысячи других. Вздрогнув, она моментально скатилась через люк в крыше и через минуту уже выбежала из дверей «коралла». Нелдор встретил ее словами:

— Иногда надоедает слушать, как вокруг с утра до ночи коверкают твой родной язык. Не делай этого хотя бы ты.

В эту минуту он встретился с ней взглядом и увидел в глубине больших серых глаз что-то такое, отчего он вздрогнул и отвел взгляд. Но пламя, сжигавшее Эленсэнт в этот миг, светилось только в ее глазах, а голос был все так же спокойно-насмешлив:

— Простите, король Арагорн, но ваш родной язык слишком сложен для меня, — эта фраза, тоже сказанная по-гранасиански, была произнесена с безукоризненной точностью, может быть, потому, что в ней не было слов со звуками «дзж» и «чс».

Нелдор ничего не ответил ей на это. Юная нахалка… с глазами Лоини Келебниэ. Звезда по имени Сента… Эдж наск, ну почему такие многообещающие глаза столь часто встречаются здесь, на Озе, но редкость на Гранасии? Или, действительно, "то, что было, не возвратить назад, и она войдет с той стороны, откуда никто не будет ее ждать"?

— Пошли, — Нелдор дотронулся до ее плеча и ощутил, что она вся напряглась, как натянутая струна.

"Он меня ни во что не ставит", — подумала Эленсэнт. — "И в этом он абсолютно прав. Я не Ариэль."

До режиссерского «коралла» они дошли молча. Эленсэнт вбежала внутрь, а Нелдор остался у входа и завел какой-то легкий треп с Келли. Впервые за эти полгода он не мог дать себе отчет в своем настроении.

Через час в дверях показался Стэнли, и по его виду Хельд понял, что тот за этот час не менее пяти раз угрожал сровнять с землей рассадник матриархата.

— Пусть меня бросят на обед назгулам, если я понимаю, какого черта утвердил этого чертова эльфа на роль Иорет, — высказался Стэнли.

— Борис, ты не прав! — неожиданно возразил Нелдор. — Тебе стоило бы больше доверять чутью Ариэль, оно нас еще ни разу не подводило. В этой девушке действительно что-то есть.

— Есть, — подтвердил Стэнли с убитым видом. — Красивый голос, авантюризм и невозможные манеры.

Еще через день около знаменитого сарая, превращенного в галерею народного юмора, можно было наблюдать следующую сцену. Спиной к двери с тяжелым мечом в руках стоял Стэнли, облаченный в кольчугу с плеча Раздолбая. Напротив него стояли Эленсэнт и Мелиан, тоже с мечами и большими харадскими щитами. Поодаль на пустом контейнере в качестве зрительницы примостилась Ариэль.

— Ну что, начинаем? — спросил Стэнли, косясь на Королеву.

— Мы готовы, — за двоих ответила Мелиан и слегка выставила вперед щит. Тогда Стэнли сделал какой-то дикий прыжок и нанес ей удар. Мелиан удалось закрыться щитом, но, похоже, главной целью Торина была вовсе не она — в прыжке он изо всей силы ударил ногой по щиту Эленсэнт. Та без звука отлетела в сторону почти на три метра и грохнулась на колени Ариэль. Мелиан просто остолбенела от испуга.

— Ну, это уж совсем по-скотски! — возмущенно воскликнула Ариэль, помогая Эленсэнт подняться. — Сводить счеты таким образом… Я всегда знала, что ты Дубощит, но ты, оказывается, еще и Твердошлем!

Вид у Стэнли был растерянный — похоже, он сам не ожидал, что все так получится.

— Я же хотел, как лучше, — попытался оправдаться он, даже не заметив, как страшно его оскорбила Ариэль. — Я хотел ей показать…

Между тем Эленсэнт поднялась с земли. Она была страшно бледной, но даже теперь ей не изменило ее обычное спокойствие.

— Ничего страшного, — сказала она. — На будущее учту, а теперь продолжим.

Из приоткрытой двери сарая доносился стук мечей и грохот опрокидываемых вещей. Там Нелдор занимался с Хелл и Таллэ. Если заглянуть внутрь, то можно было увидеть, что вещи убраны поближе к стенам, а на правой стене появился новый рисунок: хмырь с некоторыми характерными чертами Раздолбая пил из бутылки, на которую была наклеена этикетка от "Мирвэ нэ Вэйанор". Подпись под рисунком гласила: "Есть которые Кольца на себе таскают, а у меня другие сокровища".

Нелдор отрабатывал с Хелкой выпады. Время от времени один из них натыкался на контейнеры, производя ужасный грохот, но оба не обращали на это никакого внимания. У левой стороны на большом сером щите валялся меч Таллэ, ожидающей своей очереди. Сама Таллэ с непонятными целями залезла за контейнеры, и оттуда виднелась только ее макушка.

— Не размахивай клинком, это не есть крапива, — неожиданно с улыбкой сказал Нелдор по-русски.

— Кропило, — поправила его Хелл, парируя удар. — Не искажай классику, Таллэ этого не любит.

4

Киносъемки были возобновлены только десятого апреля, и начались они со сцены в пригорянском трактире, которую впоследствии все ее очевидцы называли не иначе, как "Гарцующий Фродо".

Обычно редко какой эпизод приходилось переснимать дважды, но в этот раз что-то не ладилось. То есть, все шло просто превосходно до того момента, когда Фродо должен был влезть на стол и запеть "Под горой стоит трактир". Как ни старался Лиго Нерти, все, что он проделывал на этом столе, выглядело как-то неубедительно, и Стэнли начинал психовать. После неудачи в четвертом дубле он уже начал метать громы и молнии, но тут один из операторов, Витька Большаков, виновато сказал:

— Кажется, у меня что-то случилось с камерой.

— Проклятье! — Стэнли ударил кулаком по столу. — Это надолго?

— Да нет, на полчаса, не больше. Не думаю, чтобы там было что-то серьезное.

— Хорошо, — Стэнли направился к выходу из помещения. — Пока передохните, а через полчаса я вернусь, и тогда продолжим.

Едва за ним захлопнулась дверь, как из толпы посетителей трактира поднялась Эленсэнт-Иорет:

— Граждане, я думаю, не стоит расслабляться. Давайте, пока Торин где-то бегает, еще раз прогоним всю сцену, как если бы нас снимали.

В пятый раз началось повторение одних и тех же слов, но, видимо, отсутствие Стэнли добавило актерам энергии — пятый раз смотрелся не хуже, чем первый. Но вот дело опять дошло до песни…

Первый куплет Нерти пел без сопровождения, так что это было еще ничего. На втором куплете Иорет взялась за лютню и начала ему подыгрывать. Второй куплет выглядел сносно — но не более того. Нелдор начал хмуриться… Нерти начал третий куплет. И вдруг сидевшая среди пригорян Оля Бубенцова вскочила с места и полезла на стол к Фродо. Все замерли, но Иорет продолжала играть, и это заставило Нерти не прерывать песни. Оля влезла на стол, и, схватив Фродо за руку, начала какой-то развеселый танец — нечто среднее между рок-н-роллом и грузинской лезгинкой. Кто-то из задних рядов удачно вставил реплику между третьим и четвертым куплетами:

— Давай, Оль, покажи этому заезжему Накручинсу, как умеют плясать пригорянки!

Ободренная этими словами, Оля подхватила четвертый куплет, и сразу же всем показалось, что дело пошло веселее:

И неважно, что ножи, Ложки и тарелки Стали весело скакать, В огоньках свечей сверкать Да играть в горелки!

После этого в течение пяти куплетов на столе творилось нечто невообразимое. Оле удалось раззадорить Нерти, и теперь они вдвоем откалывали на столе коленца. Пригоряне лежали от хохота, одна Иорет с трудом сдерживала улыбку, а лицо Нелдора Нерти не мог разглядеть. Оля скакала по столу, как молодая коза, выделывая уж совсем невозможные номера — а Фродо не отставал от нее. Наконец, когда дело дошло до коровы, которая взвилась, он, вместо того, чтобы подпрыгнуть самому, подбросил вверх Олю, но не сумел поймать, и та неловко упала на стол, разлив все пиво из заранее выставленных на поднос кружек и сбив с ног Нерти. От этого толчка Фродо на животе проехал по всему столу и благополучно свалился вниз. Оля проделала то же самое, но успела руками уцепиться за края стола и теперь лежала в довольно дурацкой позе, свесив голову вниз и глядя на Нерти. Затем, видимо, вспомнив, что в этот момент Кольцо оказалось на пальце у Фродо, она открыла рот, и трактир потряс сверхвизг. Но его довольно скоро заглушил звонкий захлебывающийся смех. Все, кто находился в трактире, повернули головы в сторону двери и увидели Ариэль, согнувшуюся пополам от хохота.

— Это супергениально! — выкрикивала она в коротких промежутках между приступами смеха. — Это дикий кайф! Зрители от этого взвоют!

— Они не взвоют, — из-под стола сказал Нерти. — Это не снималось.

— Как не снималось? — Ариэль повернулась к Витьке. — Ты что, ушами прохлопал? Просмеялся?

— Это снималось, — вдруг раздался из угла голос Нелдора-Бродяжника. Я обратил внимание, что снимал не только Джо, но и Виктор, но вмешиваться не стал. Хотелось посмотреть, что из этого выйдет.

По залу пробежал всплеск удивления: "Как Витька?", "У него же камеру заело…" Взгляд Ариэль скользнул по посетителям трактира и прочно остановился на Иорет. Уши Витьки на глазах наливались багровым, словно он сделал что-то постыдное.

Эленсэнт почувствовала, что необходимо дать объяснения.

— Прошу меня извинить, — сказала она, поворачиваясь лицом к трактирной компании. — Это моя работа. Я увидела, что дело не клеится, и после третьего дубля незаметно шепнула Виктору: "Если Торин и четвертый дубль зарежет — сделай вид, что у тебя камера полетела, а остальное предоставь мне. Но когда я попрошу повторить, начинай съемку, только не привлекай к себе лишнего внимания". А во время четвертого дубля многие видели, что я говорила с Ольгой. В этот момент я и объяснила ей, что от нее потребуется. Я ведь знаю, как классно танцует Ольга, и надеялась, что ей удастся завести Фродо. Однако, даже я не ожидала, что все выйдет так роскошно, в частности, не предвидела этого падения со стола. Но согласитесь, что вам не за что меня упрекнуть.

— Нам есть за что тебя благодарить! — восхищенно произнесла Ариэль. Когда это смонтируют так, как надо, из этого выйдет такое…

В это время из-за спины Ариэль высунулась усатая физиономия Стэнли.

— Ну, вот и я! — сказал он весело. — Как там обстоят дела с камерой?

Казалось, от дружного ржания обвалится потолок трактира. Стэнли растерянно переводил взгляд с Нерти, вылезающего из-под стола, на Олю, сидящую на столе, с Оли на красного как свекла Витьку, с Витьки на Иорет с ее дерзкой улыбкой — а обвальный хохот не смолкал…

5

(Эпизод, о котором забыл рассказать Толкиен.)

В зале собрался самый разный и самый пестрый народ… На скамьях вперемешку пригоряне, местные хоббиты, гномы и еще всякие, в дыму не разобрать. Довольно большая компания окружала молоденькую девушку, которая, развалившись на скамье и опираясь спиной о стол, пела какую-то неизвестную Фродо песню, аккомпанируя себе на лютне. Мотив песни казался веселым, но тревожные слова странно не соответствовали ему:

Отважные герои Опять идут в поход, Мы свидимся с тобою Едва ли через год, Ты с нами был так мало… Но нет, ты не поймешь Ты вновь из старых ножен Оружье достаешь…

Под стать песне была и сама певица. Одежду, которую она носила, нельзя было назвать мужской, но и на женскую она не слишком-то походила: светлая блузка с широкими и легкими, как у эльфийского платья, рукавами, поверх нее кожаная безрукавка со шнуровкой на груди, черные штаны, заправленные в высокие сапоги, и длинный серый плащ с небрежно откинутым на плечи капюшоном. Ростом девушка была невысока и красотой не блистала, но сразу было видно, что это не пригорянка. Казалось, эти огромные серые глаза, полные светлой печали, могут принадлежать только эльфинке, и совсем не место им было на этом лице с золотистым летним загаром и дерзкой улыбкой.

Никто из ее слушателей даже голов не повернул в сторону вновь прибывших, пока ее не окликнул Наркисс:

— Хватит, Иорет, свой ужин ты уже заработала.

Иорет допела последний куплет и только тогда с вызывающим видом повернулась к трактирщику.

— Нельзя ли повежливее, дорогой хозяин? Я ведь не твоя служанка, в любой момент могу встать и уйти.

— Ну, ну, зачем так резко, — замахал руками Наркисс. — Я только хотел сказать, что тебя тут все уже не раз слышали, а

здесь у нас в гостях не кто-нибудь, а хоббиты из самой Хоббитании!

— Вот как! — ответила Иорет, поворачиваясь к дверям. При виде хоббитанских хоббитов пригоряне захлопали в ладоши и радостно загомонили. Чужаки, особенно те, с Неторного, оглядели их с головы до ног. А эта странная Иорет все смотрела на Фродо, цепко и пристально смотрела, и Фродо совсем не понравился ее взгляд.

— Кто эта девушка? — шепотом спросил он у Наркисса.

— Иорет-то? — ответил тот. — Да так, певица бродячая, бродит, где попало, поет, что придется, какого роду-племени

леший ее знает, а только уж больно похожа на этих… Следопытов. Была тут уже раза три-четыре, народ любит ее слушать. Конечно, не женское это дело — в штанах и с мечом по Глухоманью таскаться, но голос у нее красивый и песни неплохие. — (Только тут Фродо различил торчащий из-за пояса Иорет короткий меч, чем-то весьма напоминающий его собственный, и нельзя сказать, что это обстоятельство его успокоило.) — Да что вы на нее так смотрите, тут много народу получше ее найдется. Вот, хотя бы, господин Стародуб…

Хозяину не терпелось представить пригорянам новоприбывших гостей…

6

…Пока совершенно ошарашенный Фродо говорил с Наркиссом, Бродяжник осторожно прошел мимо них и направился к хоббитской комнате. Для этого надо было под прямым углом повернуть в узкий и темный коридор, ответвлявшийся от главного. Однако не успел он повернуть, как мимо него быстро прошмыгнула невысокая фигурка в сером плаще, явно торопившаяся прочь из трактира. Но Бродяжник успел схватить ее за капюшон и резким движением повернул к себе.

Это оказалась не кто иная, как Иорет.

— Зачем ты здесь шастаешь? — шепотом спросил Бродяжник, наклоняясь к самому лицу девушки.

— За тем же, зачем и ты, — ответила она так же шепотом и рванулась прочь, но ее держала крепкая рука. — Пусти! Не

ночевать же мне здесь!

— Странно. Все путники здесь ночуют, а ты не собираешься. Никуда ты не пойдешь, пока я не узнаю, куда это ты так рвешься на ночь глядя и зачем выдаешь себя за одну из нас.

Лицо девушки озарилось такой доброжелательной улыбкой, что на секунду Бродяжнику стало стыдно за свои подозрения.

— Напрасно ты так говоришь, Следопыт, — в ее голосе было что-то, что внушало доверие. — Наркисс волен думать все, что ему угодно, а я ни за кого себя не выдаю. Если бы ты справился обо мне у Алкара или Гилморна, они бы сказали тебе, что моя родина лежит далеко к югу и что я не была там уже много лет.

— Откуда тебе известны имена моих друзей?

— Мне и твое имя известно. А впрочем, сейчас лучше не называть имен. Однако я не шпионка, и странно, что ты до сих пор этого не понял. Мы все враги одного Врага, и своей лютней я делаю то же дело, что ты делаешь своим мечом.

Он заглянул ей в глаза, но она легко выдержала этот взгляд. В глубине ее серых глаз не было ни тревоги, ни страха — лишь печаль, смешанная с легким раздражением из-за досадной задержки.

Но ни лгать, ни притворяться эти глаза просто не умели, и Бродяжник понял это. На несколько секунд он замер, словно

прислушиваясь к ходу мыслей девушки.

— Отпусти, — наконец сказала Иорет медленно и спокойно. Моя дорога лежит на юг, и до рассвета я должна покинуть Пригорье. Нам угрожает одна опасность, но, в отличие от тебя, я не связана ни клятвой, ни словом.

В этот миг что-то в ее лице показалось Бродяжнику странно знакомым. Но, как он ни напрягал память, ему не удалось вспомнить, когда и где он видел это лицо, словно подсвеченное изнутри ласковой нежностью. А взгляд Иорет был все так же спокоен, и она думала о том, что Бродяжник одновременно и старше, и моложе, чем может показаться. Фродо заметил в его волосах седину, но у Иорет были более зоркие глаза, и она видела, что это лишь игра света в темных с сильным металлическим отблеском прядях.

За углом раздались шаги хоббитов. Рука Бродяжника разжалась, и Иорет метнулась к выходу. На секунду на ее руке, придерживающей лютню, блеснуло тонкое серебряное колечко. Но Бродяжник лишь зацепил его взглядом, не успев ни разглядеть как следует, ни вспомнить, на чьей руке он видал его раньше. Шаги хоббитов приближались, и он осторожно скользнул в приоткрытую дверь комнаты…

7

После истории с канканом в пригорянском трактире Стэнли взбеленился окончательно — еще ни разу за все время съемок он не оказывался в столь дурацком положении. Волна слуха о том, что Торину снова опасно попадаться на глаза, мчалась по Меловой роще, опережая взволнованную Ариэль. И вот, где-то на полпути, она столкнулась с другой, не менее грозной волной: "Леголас опять что-то натворил с Киской!" Услышав эту фразу от Джима, Ариэль со всех ног кинулась в «матриархатник», где Келли всегда находил приют после очередного художества. "Вот упаду сейчас под мэллу и тихонечко помру", — думала она на бегу. — "Мало мне нового опуса "партии серых" под названием "Кантата о Стэнли", так тут еще этот лихолесский бандит! Пресветлые валары, за что?!!"

В «коралл» Ариэль ворвалась как цунами или другое подобное стихийное бедствие. Но то, что открылось ей за дверью, заставило ее замереть на пороге в виде статуи богини возмездия Немезиды. Во-первых, большое окно в левой стене было разбито самым варварским способом. Во-вторых, посреди «коралла» в какой-то чудовищной позе, до которой бы не додумался ни один режиссер фильма ужасов, стояла Киска собственной ужасной персоной и мелко дрожала. Ее рога намертво заклинило между креслом и рабочей плоскостью одной из "домашних портних". В кресле сидела зареванная Влада Иванова. Одной рукой она гладила по боку нервно вздрагивающую Киску, другой время от времени ударяла в спину Келли, не переставая кричать плачущим голосом:

— Где ошейник, скотина?! Немедленно вспомни, где ты его потерял, эльф мерзопакостный!!! Завтра Гэндальф из Киева вернется — что я ему скажу?! Гад ползучий, хоть бы тебя орки в мелкие кусочки искрошили или Торин прибил совсем!

Келли сидел рядом на куче тканей, и лоб его украшала глубокая ссадина. Похоже, что рана была нанесена острым краем выбитого стекла. Мариша Шедлова осторожно заклеивала рану полосками мгновенного заживителя, пропитанного каким-то бактерицидным составом с острым свежим запахом. При этом у Келли был такой вид, словно эту рану он получил по меньшей мере в единоборстве с драконом Смогом, и он горделиво поглядывал в угол, где с чашками чаю сидели трое девушек. Хелл и Розамунд глядели на Келли с чисто человеческим сочувствием, но на лице Мелиан не было ничего, кроме презрения, и похоже, это обстоятельство очень беспокоило Леголаса.

— Может мне кто-нибудь объяснить, какой конкретно назгул здесь погулял? — голос Ариэль не предвещал ничего хорошего. Мелиан покосилась на подруг и быстро заговорила:

— Видишь ли, нашему Леголасу до смерти приспичило покататься на Киске. По пути он где-то потерял ошейник, и тогда началось родео. Последствия перед тобой.

Ариэль было ясно все. Она тихо простонала и без сил опустилась на пол.

Киска, как в просторечии называлась Шелоб среди киногруппы, была телепатически управляемым биоформом на основе рогатого паука-дьявола из болот далекой Орхэзы и стоила массу энергии. На ее шее обычно был замаскированный под чешую с шипами ошейник, посредством которого происходило телепатическое управление. Сейчас ошейника не было, и шея Киски вздрагивала голой синеватой кожей. Теперь управиться с Киской мог бы только специалист по психике биоформов. Обычно с ней, а также с назгульскими «птичками» и прочими киносъемочными чудищами управлялся Гэндальф, так как его специальностью в миру было биоформирование, а Стэнли всегда предпочитал экономить на специалистах подобного рода — фильм и так обходился в немалую энергию. Но сейчас Гэндальф по каким-то личным делам на три дня укатил в Киев, и все биоформы были брошены на двадцатилетнюю Владу Иванову — единственную во всей Меловой роще, кто хоть что-то в них понимал. И вот теперь она билась в истерике из-за того, что по милости этого морального урода не сумела оправдать доверие великого мага.

— Неправда! — подал голос Келли. — Когда я на нее наткнулся, она уже была без ошейника и куда-то сосредоточенно скакала. Тогда я на нее вскочил, хотел силой остановить, а она начала кренделя выделывать. Чуть жизнью не поплатился, а эта Мелиан…

— Келли, — повернулась к нему Ариэль. — когда я в последний раз предупреждала тебя, что личный героизм в Меловой роще карается по закону?

— Четыре дня назад, — ответил честный Леголас.

— Так вот, слушай и внимай. С Киской сейчас, по крайней мере, может справиться Влада, а вот со Стэнли, которого Сента в очередной раз довела до кондиции, справиться не может никто. Во всяком случае, я с ним справляться не собираюсь. И если Торину зачем-либо захочется заглянуть сюда — а ему захочется, — то я умываю руки, как Понтий Пилат. Разбираться с ним ты будешь сам.

— Ты уймись, уймись, тоска, у меня в груди! — ехидно пропела Мелиан из угла. — Это только присказка — Игры впереди!

— Мелли, советую тебе помолчать, — строго оборвала ее Ариэль. — Я слишком хорошо знаю ваши с Леголасом взаимоотношения, чтобы предположить, что здесь обошлось без твоего подстрекательства. И если, зайдя сюда, Стэнли вспомнит о том, что вчера вечером слышал обрывок вашей «Кантаты», то я опять же не стану утверждать, что это залетная переделка из-за реки.

— А какой обрывок он слышал? — сверкнула глазами Мелиан.

— Насколько я помню, финал.

— Только и всего? — Мелиан схватила гитару и лихо изобразила:

Спит «Голдмэлл», не спит лишь Стэнли наш А нам с тобой так даже нравится, Весь «Рассвет» пойдет на абордаж, Пусть Боря ужином подавится! Главный приз — лист мэллы золотой, Поставим Ариэль к штурвалу мы, И морда Мусия лукавая Нальет бокал своей рукой Нам с тобой, нам с тобой!

— Дьявол вас побери, так они еще и поют! — раздался от двери знакомый разгневанный голос. От неожиданности Мелиан выронила гитару, а Влада прекратила истерику и в испуге повернулась к дверям.

— Увы, хоть бог и запретил дуэли,

— Мадам, вы сами этого хотели, — подала голос Хелл. Ее, как и Эленсэнт, даже озверевший Торин не был способен вывести из иронично-веселого настроения.

Не стану описывать последовавшую за этим сцену. Стэнли носился по «кораллу», спотыкаясь о ткани, и в самых живописных выражениях призывал на головы Леголаса и девушек кару Господа, валаров и телекомпании «Оза-Интер», "которая ни в жизнь не купит эту хреномантию!" Келли, совершенно забыв о ране, отвечал ему тем же. Гранасианец до мозга костей, он не мог слышать, как при нем безнаказанно оскорбляют женщин, и, в свою очередь, подробно и не всегда по-русски излагал все, что он думает об Озе вообще и «Озе-Интер» в частности. Мариша Шедлова, обмотав бинт поверх длинных пепельных лохм Леголаса, ушла в примерочную и закрылась изнутри все, что Стэнли имел сообщить на тему "логово матриархата", она уже слышала много раз. До смерти перепуганная Влада Иванова оставила Киску и сжалась в кресле в маленький дрожащий комочек. Киска, видимо, обиженная тем, что на нее перестали обращать внимание, внезапно изо всей силы дернулась, пытаясь освободить рога из захватов, а когда ей это не удалось, заблажила дурным голосом на всю Меловую рощу. Сидевшая рядом Ариэль заткнула уши, но это мало помогло…

8

Если бы через год кому-либо из зрителей фильма сказали, что один из самых пронзительно красивых, лирических эпизодов — сцена в Каминном зале снимался именно в этот безумный, безумный, безумный день, боюсь, что этот зритель просто бы не поверил. И тем не менее это было именно так.

…Мелодия возникла в Каминном зале осторожно и робко, как очаровательная, но застенчивая девушка. Печально-прекрасные звуки тревожно толкнули Фродо в спину, и он обернулся. И тут за кадром рванулся к небу высокий и чистый голос Мелиан:

А Элберет Гилтониэль, А мэрель Элленас! Сереврен рэнна мириэль На-кэард эннорас, Фаруилос, ле линнатон Галадреммин эглер Нэф айэр, си нэф озарон Раллан-а нэф аэр!

(Лишь Ариэль знала, чего ей стоило уговорить Мелиан исполнить этот безжалостно исковерканный на гранасианский лад текст на мелодию "Зеркала Галадриэли".)

Розамунд — да нет, не Розамунд, а настоящая Арвен Андомиэль, — сидела в кресле напротив камина, и руки ее, словно неживые, застыли на подлокотниках. Но сияние ее серых глаз и чуть тронувшей губы легкой улыбки странно не соответствовало каменной неподвижности позы, и Арвен выглядела живой, но замершей в трепетном ожидании чего-то неизвестного и несомненно прекрасного. В этот миг она внезапно подумала про Димку Невзорова — и свет, лившийся из ее глаз, ослепил Фродо, и даже Нелдор, окончательно ощутивший себя Арагорном, почувствовал по отношению к Розамунд нечто такое, чего ни разу не испытывал к партнершам по киносъемкам. А светлая мелодия струилась по залу, и за плотной стеной музыки уже нельзя было различить эльфийских слов, а другие, не эльфийские, Нелдор сможет оживить лишь в Лориэне, у Кургана Эмроса…

Арвен, Арвен, как сладок плен В Раздоле у тебя, Побыв среди любимых стен, На бой иду, любя…

Но все это было привязано к плоскости экрана, а в объеме, где те же Розамунд и Нелдор скользили легкими тенями, творилось совсем другое.

Темная небольшая комната с высоким потолком, лишь в приоткрытое окно падает квадрат холодного белого света. У окна, опираясь локтем на подоконник, стоит Арвен в другом, белом платье. Еле слышный скрип дверей, она оборачивается — перед нею на пороге Арагорн. Всего два легких стремительных шага — и ее руки лежат у него на плечах, и два взгляда слились в одно заветное заклятье "рэ мэльд аом", которое от века произносится на многих языках, но во все времена значило одно: "Я тебя люблю".

Эту сцену запомнил навек не один Фродо, а все, кто ее видел — и лишь Розамунд и Нелдор иногда не прочь были ее забыть…

А в реальной жизни съемки этой сцены имели самые неожиданные последствия: Димка-Фарамир, давно уже поглядывавший на Ариэль со значением, вдруг воспылал жгучей ревностью к Нелдору и перестал отходить от Розамунд. Это вполне устроило не только прекрасную Арвен, но и Ариэль. Для мужской половины обитателей Меловой рощи Королева давно уже была тем же, чем Нелдор для "партии серых", и все чаще она задавала себе вопрос, как на это посмотрит Ричард.

В отличие от Димки и многих ему подобных, Гилморн ни разу сам не искал встречи с Ариэль, и в Меловой роще его видели только по делу. Но часто после случайной встречи в Средиземье-за-Окой дунаданец на целый день становился спутником Королевы. Ариэль почти не разговаривала с ним, однако каждая встреча оставляла в ее душе странный осадок, и она бессознательно стискивала в пальцах алфенилловый листок. Однажды она уснула в таком положении и совсем не удивилась, увидев во сне Наталию Эрратос. Лучшая подруга матери строго взглянула на Ариэль и что-то сказала по-гранасиански, но Ариэль не поняла ее. Проснулась она со смутным ощущением, что вокруг все не так. И действительно, начиная с этого дня, третьего мая, к обычным киносъемочно-рассветным чудесам в Меловой роще прибавилась откровенная мистика, исходившая неизвестно откуда.

К сожалению, в этот день Ариэль в предпоследний раз отправилась на практику, и поэтому упустила те события, с которых все началось. А началось с того, что в этот день Таллэ, которая по-прежнему шастала по всему Средиземью, как агент элксионской разведки, впервые заметила у Наталии Коваленко Чашу.

На первый взгляд и по виду, и по весу это была обычная сребропластовая посудина, снаружи изукрашенная удивительно красивыми узорами из листьев и цветов в стиле Мариши Шедловой, а внутри абсолютно гладкая. Но стоило в эту посудину налить воды — причем совсем не обязательно из Зеркальной Заводи — как в руках у Наталии оказывалось самое настоящее Зеркало Галадриэли, принцип работы которого достаточно подробно описан в «Хранителях». По этому поводу Наталия давала следующие объяснения: якобы дно чаши покрыто особой пленкой, последним достижением земной биотехнологии, которая, если взять чашу в руки, улавливает изменение напряжения биополя, связанное с различными мыслями, и преобразует их в видимое изображение. Вода же нужна, во-первых, для увлажнения пленки, во-вторых, для того, чтобы изображение не рассеивалось. Сама же чаша была якобы подарком знакомого биотехнолога Наталии. Но многие недоумевали, зачем понадобилось заказывать такую уникальную вещь (наверняка стоящую уйму энергии!), когда как раз в этой сцене проще простого применить комбинированные съемки. Зато надвигающимся Играм эта вещь придавала аромат настоящего Средиземья, так как в игровом Лориэне с давних пор существовала традиция при помощи Зеркала проверять "на вшивость" всех подозреваемых, и Чаша открывала для этого неслыханные возможности.

Как и все остальное, попавшее в Меловую рощу без ведома и формального согласия Стэнли, чаша вызывала у него болезненный интерес. Видеть ее мог каждый — обычно посудина стояла на окне маленького синевато-серого «коралла», в котором жила Наталия. Но в работе она демонстрировала Зеркало неохотно, и при этом ни разу не присутствовало более двух человек одновременно. А те из присутствующих, кто имел достаточно хорошие глаза, не могли не заметить, что сама Наталия берет Чашу в руки с осторожной опаской, словно и она не знала, чего можно ожидать от этой странной вещи.

Шестого мая в Меловой роще появилась рыжая Галька, и Эленсэнт, посовещавшись с Таллэ и Хелкой, решила устроить маленькую гадость своему давнему недругу. Сделать это было проще простого — Галька, автор нескольких неплохих переводов стихов Толкиена и лучший в «Рассвете» знаток эльфийских наречий, была очень высокого мнения о себе как о Галадриэли и жаждала взглянуть на своего киносъемочного двойника. И не успела она обменяться приветствиями с неразлучной троицей, как Хелка тут же начала ее дразнить:

— Знаешь, Галь, все-таки в сравнении с нашей местной Галадриэлью ты здорово проигрываешь.

— Это почему же? — тут же вскинулась Галька.

— Да хотя бы по внешности. А кроме того, у нее есть самое настоящее Зеркало, а не как у тебя, суповая миска.

— Кстати, мы уже давно спорим, что же у тебя все-таки плавало в этой миске: лепестки тюльпана или резаная свекла? — с милой улыбкой подхватила Эленсэнт.

— Вы хамите, девочки, — ответила Галька, задетая за живое. — Конечно, у вас здесь киностудия, и есть возможность иметь Зеркало, которое выглядит.

— Дело в том, что оно не только выглядит, — чуточку нахально возразила Эленсэнт. — Оно еще и работает.

— В натуре, — поддакнула ей Таллэ.

— Как работает? — не поверила Галька.

— Как настоящее. Можем показать, наша Галадриэль отсюда в двух шагах живет. Вообще она к своему Зеркалу неохотно подпускает посторонних, но думаю, для коллеги сделает исключение, — словечко «коллега» в устах Эленсэнт достало Гальку окончательно и бесповоротно, и она произнесла, не скрывая насмешки:

— Ну-ну! Любопытно взглянуть на вашу эльфийскую магию с клеймом «Голдмэлл»!

Эленсэнт только это и было нужно. Она весело зашагала к «кораллу» Наталии. Галька и подруги не отставали. Подойдя к раскрытому окну, Эленсэнт просунула голову внутрь и позвала:

— Наталия, можно вас на минутку?

— В чем дело, Сента? — отозвался из глубины «коралла» красивый голос.

— Мы тут вам московскую Галадриэль привели, хотите познакомиться?

— Хочу, — ответил голос. Галька уже приготовилась возмущенно фыркнуть, но тут распахнулась дверь, и на пороге встала сама Наталия Коваленко, такая же светлая и красивая, как этот майский полдень. Все в ней, как всегда, было простым и легким — и светло-оливковое, без единого украшения, платье с глубоким вырезом, и русые с золотинкой волосы, свободно падающие на плечи, и тонкий златопластовый обруч от киносъемочного прикида на голове, горящий на солнце жарким золотом.

Галька лишь взглянула на нее — и поспешно отвела глаза. Она была достаточно умна, и с одного взгляда сумела понять, что перед нею стоит настоящая, подлинная Галадриэль, с которой ей вовек не сравниться. Никогда не будет у нее ни такой уверенной, спокойно-красивой манеры держать себя, ни такого взгляда — доброжелательного и в то же время непроницаемого…

Эленсэнт не была мстительна по своей натуре, но сейчас она вспомнила, как обошлась с нею Галька во время прошлогодних Игрищ, и вид растерянного лица "московской Галадриэли" доставил ей удовольствие.

— Знакомьтесь, — Таллэ, которая вполне разделяла все чувства Эленсэнт, произнесла эти слова с иронической улыбкой. — Галина Егорова Натали Коваленко.

— Так вы и есть та Галя, которая, по слухам, абсолютно свободно читает любую версию Тенгвара? — спросила Наталия с искренним интересом.

— Читаю, — на миг Гальке показалось, что еще не все потеряно. — А Вы насколько в нем разбираетесь?

— К сожалению, я в нем совсем не разбираюсь, — с легкой досадой сказала Наталия. — Может быть, вы научите меня, хоть немножко? А то даже стыдно Владычице Лориэна не читать на родном языке.

Такая бесхитростность уничтожила Гальку до конца. Так запросто, без ломания, признаться в своем незнании — нет, она бы так никогда не смогла…

— Научу, конечно, если вы хотите, — ответила она довольно мрачно. Эленсэнт, Хелл и Таллэ просто млели от удовольствия, наблюдая за этой сценой.

— Хорошо хоть, она сразу поняла свое место, — шепнула Таллэ Хелке.

— Да, эти, в отличие от Элрондов, не будут ругаться из-за власти в Лориэне, — тоже шепотом ответила та.

И в этот момент из-за угла «коралла» вышли Нелдор и Стэнли, причем Нелдор был в полном боевом прикиде (только что кончили снимать одну из любимых сцен Ариэль — "Конники Ристании, нет ли вестей с севера?"). Эленсэнт, вздрогнув, тут же отступила в тень приоткрытой двери, а Галька, расширив глаза до размеров кофейной чашечки, уставилась на Арагорна.

— Натали, мы к вам по делу, — без предисловия начал Стэнли. — Про ваш магический-технический агрегат ходят самые противоречивые слухи, и потому мне срочно надо увидеть его в действии.

— Зачем? — голос Наталии прозвучал странно глухо, но Стэнли ничего не услышал.

— Ну хотя бы для того, чтобы знать, что это такое и как оно будет выглядеть в кадре.

— Вы уверены, что вам действительно это нужно?! — вопрос был странным, и это поняли все присутствующие.

— Черт побери! — весело ругнулся Стэнли. — Вы говорите об этой вещи так, словно это и впрямь подарок ваших друзей-эльфов.

— Похоже, Дубощит не очень далек от истины, — шепнула подругам Таллэ. — Я вам потом расскажу.

— Если вы настаиваете, я сделаю это, — спокойно сказала Наталия, но при этом в воздухе повис некий подтекст. Не говоря больше ни слова, она подошла к раскрытому окну и взяла в руки Чашу. Из стоявшей тут же бутылки с водой из Кленового родника (этот родник имелся на окраине Меловой рощи, и все считали, что вода в нем отличается просто необыкновенным вкусом) Наталия наполнила Чашу, легонько дохнула на воду и, повернувшись к остальным, сказала с ноткой усталости в голосе:

— Для того, чтобы заглянуть за грань обыденного зримого, Чашу необходимо взять в руки. Ну, у кого достанет решимости?

Взгляд Стэнли растерянно забегал по окружающим. Что-то внезапно подсказало ему, что дело не удастся обратить в шутку — и мысль о том, что Чашу надо взять в руки, испугала его.

Нелдор понял это. Понял и то, что рыжая Галька со всей силой своего неверия способна вцепиться в Чашу, и тогда сам черт не будет знать, что из этого получится. И тогда, решительно ступив вперед, он осторожно принял Чашу из рук Наталии. Казалось, в ту секунду, когда Арагорн склонился над Зеркалом, все вокруг замерло — а может быть, просто девчонки затаили дыхание в благоговейном восторге. Гладь воды потемнела. Калейдоскоп каких-то смутных видений кружился на дне Чаши, и Нелдору удалось разглядеть только обрывки — полукруглый проем двери, залитый ослепительным светом, дорожку, усыпанную золотисто-алыми листьями, пустынное пространство заброшенного космодрома. Затем на несколько секунд в воде отразилось голубое небо и мэллы в юной листве. Из деревьев выступило кольцо берлоги матриархата, на котором сидела Розамунд Шелл в джинсах и рубашке, но с эльфийским оберегом на шее. На коленях у нее лежал кусок черного бархата, очень напоминающий знамя Королей Гондора.

Нелдор не замечал, что и девчонки, и Галька давно откровенно подглядывают в Чашу. И вдруг сознание Эленсэнт, словно плетью, хлестнули слова любимой песни Таллэ:

Я в Зеркало Галадриэль Однажды загляну, Чтоб увидать тебя, друзей И светлую весну…

В этот миг картина в Зеркале снова изменилась. Глазам Нелдора открылась деревянная галерея какого-то дома, где он никогда не был, обнесенная старыми, расшатанными перилами. Видно, только что прошел дождь — на перилах сверкали крупные капли, а пол галереи влажно поблескивал в ярких лучах солнца. И тут в галерею ворвалась Эленсэнт в белой одежде, чем-то напоминающей традиционный наряд кор-эндаллки. Она бежала, призывно протягивая руки навстречу кому-то, ее длинные волосы развевались, а лицо сияло неземным счастьем. Но в следующую секунду она поскользнулась и, упав, со всего размаха ударилась о перила, которые сломались, не выдержав удара, и Эленсэнт повисла над какой-то глубокой пропастью, открывшейся под галереей. "Почему под галереей может быть пропасть?" — мелькнуло в голове у Нелдора. Эленсэнт попыталась ухватиться за обломки перил, но они остались у нее в руках, и она медленно, как при замедленной съемке, полетела в эту странную и страшную бездну… Пронзительный крик вспугнул тишину в Меловой роще. Разве Зеркало способно доносить звуки?

Но это кричало не видение в Зеркале, а настоящая Эленсэнт, видевшая эту картину так же четко, как и сам Нелдор. Крик оборвал видение в Чаше, оно затянулось темнотой, и, подняв голову, Нелдор увидел Сенту, стремительно убегающую прочь.

— Проклятье! — воскликнул он и с размаху выплеснул воду из Чаши, попав при этом прямо в Стэнли. — У вас недоброе Зеркало, Владычица, и я не хочу ему верить!

Наталия прислонилась к стене, ее била мелкая дрожь.

— Я предупреждала, — сказала она, пытаясь казаться спокойной.

— Потрясающе! — произнес Стэнли, отряхиваясь от воды. — Но, во-первых, зачем же людей при этом обливать? А во-вторых, где гарантия, что ваша штука-емкость не выкинет такой же номер в момент съемок?

— Если Фродо и Сэм будут думать о том, о чем надо, то не выкинет, Наталия уже овладела собой. — Хельд просто думал, о чем придется, а Зеркало — только отражение наших мыслей.

— Но об ЭТОМ я не думал! — негромко возразил Нелдор. Однако ни Наталия, ни Стэнли его не услышали.

9

Ариэль вернулась в Меловую рощу через четыре дня, и тут же на нее со всех сторон посыпались рассказы о Чаше. Ариэль не любила мистики, но, поскольку вся Меловая роща говорила об одном и том же, она посчитала своим долгом разобраться в этой истории. Наталию она застала в ее «коралле», и та встретила ее словами:

— Здравствуйте, Ариэль. Если Вы по поводу Зеркала, то немного не рассчитали. В настоящий момент оно украдено.

— Украдено? — вскинулась Ариэль. — И вы говорите об этом так спокойно?

— А зачем мне беспокоиться? — с улыбкой ответила Наталия. — За последние пять дней его крадут уже в третий раз.

— И что? — ошеломленно спросила Ариэль.

— Два предыдущих раза сами приносили назад. Думаю, и в третий раз получится то же самое. Вы только не говорите никому, Ариэль, но оно просто не работает в чужих руках.

В этот момент Ариэль увидела, как к «кораллу» приближается Леголас, а за ним идет девчонка менсакского типа, прикрывая грубым темно-коричневым плащом какой-то предмет.

— Вот видите, уже несут, — удовлетворенно произнесла Наталия.

Девчонка остановилась напротив окна и вынула из-под плаща Чашу.

— Здравствуйте, Галадриэль, — сказала она. — Насколько я помню, это ваше Зеркало?

— Мое, — ответила Наталия, принимая посудину. — Где ты его нашла, Мэнси?

— У Кленового родника, где в него пытался заглянуть этот замаскированный под эльфа агент Элксионы. Я его немножко побила и привела сюда, чтобы он извинился.

— Извините меня, Владычица Лориэна, и ты, Ариэль, тоже, — сказал Келли с нахальной улыбкой. — Я осознал свою ошибку и больше никогда не буду этого делать.

Голова Леголаса была забинтована — вчера он сорвался с мэллы, пытаясь соорудить дэлонь. Из-за бинта, как рожки чертенка, торчали сарбаканные стрелки, так как после истории с разбитой кинокамерой Келли сменил лук на менее опасный вид оружия. На склеенных из бумаги стрелках сохранились следы пасты характерного розовато-фиолетового цвета, и Ариэль похолодела именно такой ручкой писал Стэнли.

— Спасибо тебе, Мэнси, можешь идти, — сказала она. — А ты задержись на минутку, эльф рогатый. Из чего ты навертел свои стрелки?

— Да так, какой-то листок валялся возле режиссерского «коралла», небрежно ответил Леголас. — Ну, я его подобрал и пустил в дело.

— Дай сюда, — приказала Ариэль, выдергивая из-за бинта одну из стрелок. Развернув ее, она в ужасе прочитала обрывок фразы: "…подает руку Талнэ и сводит ее вниз по…".

— Это же последний лист сценария эпизодов с Иорет! — простонала она. — Келли, миленький, я понимаю, что ты по-русски не читаешь, но ты в кого-нибудь стрелял этими стрелками?

— Кажется, нет, — озадаченно сказал Келли. — Я их только сегодня утром сделал. А вообще-то, погоди… Я заглянул в раскрытое окно, вижу, Стэнли спит на диване. Видно, этой ночью В Раздоле опять работал клуб любителей здравура. Ну, думаю, надо разбудить этого лучшего друга дяди Вэя, вот и пустил в него одну стрелку. Она у него в волосах застряла, но он все равно не проснулся.

— Всех убью, — абсолютно спокойно сказала Ариэль и стукнула кулаком по перилам, на которых сидела. — А тебя выгоню с киностудии ко всем чертям эдж наск, у меня на это хватит полномочий!

— Не выгонишь, — ответил Келли, нагло улыбаясь. — Где ты еще найдешь такого Леголаса?

— Такого — нигде, — согласилась Ариэль. — Такие чудища рождаются в Галактике раз в столетие на особо избранных планетах. Представляю, что сейчас творится в режиссерском!

— Это ты зря, — возразил Келли. — Во-первых, Стэнли еще спит, во-вторых, он спит головой к окну. Так что можно попробовать в последний раз попросить Нелдора исправить мою ужасную ошибку и достать стрелку. Как говорят у вас на Озе, не ошибается лишь тот, кто ничего не делает.

— Тогда пошли скорее, — перебила его Ариэль. — Господи, если бы ты ничего не делал и не ошибался, каким бы это было благом для киностудии!

"Хорошо, что ушли", — подумала Наталия Коваленко, провожая глазами удаляющуюся парочку. — "Может быть, эта история заставит их хотя бы на время забыть о Чаше".

10

Нелдор обнаружился неподалеку от Андуинского моста, однако вместе с ним там обнаружилась следующая картина.

Вокруг опрокинутой оранжевой палатки в беспорядке валялись складной стол-чемодан, стулья, клавиатура компьютера и еще какие-то предметы. Сента, Таллэ, Рун из Гондора и королева Харада носились вокруг палатки, пытаясь побить кого-то, находящегося внутри. Нелдор по очереди оттаскивал девушек в сторону, но все-таки он был один, а их четверо.

— Шухер, граждане, Ариэль идет! — вдруг, обернувшись, крикнула Рун, и кавардак мгновенно прекратился. Под поваленной палаткой кто-то зашевелился, и жертва, вся встрепанная, выбралась наружу. Ариэль с удивлением узнала в ней Илаир, целительницу и гадалку из Гондора.

Не успела Королева задать свой обычный вопрос: "Что, черт побери, тут происходит?", как все присутствующие разом заговорили, перебивая друг друга, спеша прояснить для Ариэль события, предшествовавшие драке.

…На ветке одинокой березки у самой воды висел маленький плакатик с изящной надписью:

?????????????????????????????????????????

? ГАДАНИЕ НА РУНАХ. Илаир из Гондора.?

? За одну монету любого поселения — ?

? ваша судьба на год вперед.?

?????????????????????????????????????????

Под березкой стояла палатка, к одной из ее стенок был прикреплен гибкий экран компьютера. Клавиатура компьютера находилась рядом на раскладном столике, причем большинство клавиш было заклеено бумажками с нарисованными рунами. Тут же стоял раскладной стул для желающих узнать судьбу. Сама Илаир сидела на другом таком же стуле, на голове у нее был венок из одуванчиков, а в руках — кожаный мешочек.

В том, что Илаир открыла гадательную фирму, не было ничего удивительного — приближались Игры, и каждый в меру сил и способностей стремился обеспечить родное поселение "золотым запасом". Мужчины делали оружие и доспехи, девушки изготавливали украшения и обереги, так почему бы Илаир не заняться предсказанием будущего?

Надо сказать, недостатка в клиентах у гондорской целительницы не было. Когда Эленсэнт и Таллэ, прогуливаясь, наткнулись на палатку, неподалеку на травке сидели Рун и Маруська Харадская и о чем-то шептались.

— Пошли, Сента, судьбу узнаем, — предложила Таллэ подруге.

— У меня с собой ни монеты, — ответила та.

— Зато у меня два листика. Ну, пойдем!

— Хорошо, только ты первая.

Таллэ опустилась на стул и извлекла откуда-то из рукава две отлитые из мягкого алюмопласта раздольские монеты в виде изящного листика березы.

— За меня и за Сенту, — небрежно сказала она. — Что от меня требуется?

— Две руны тебе достаю я, а одну — ты сама, — ответила Илаир. — После этого полученная комбинация набирается на компьютере.

Таллэ кивнула, и Илаир сунула руку в мешочек… Полученная комбинация знаков ничего не сказала Таллэ. Она недоверчиво улыбнулась и трижды коснулась соответствующих клавиш. И тогда на экране проступил следующий непонятный текст:

"Сейчас Вы на верном пути. Продолжайте в том же духе, и удача улыбнется Вам. Однако Ваше желание не исполнится до тех пор, пока знак королевского достоинства не станет Вашим".

— Ого! — улыбнулась Илаир. — Такое предсказание больше подошло бы настоящему Арагорну, а не тебе.

Но Таллэ не улыбалась — видно, за туманными строчками предсказания ей удалось различить что-то свое.

— Интересно, на что намекает твоя говорилка? — спросила она, пристально глядя на Илаир. — Не на Межпланетную ли искбриллиантовую корону? В таком случае можете быть уверены — мое желание не исполнится никогда! Мне — равняться с Ариэль?! — она отошла в сторону с мрачным видом, и Эленсэнт заняла ее место. Повторилась та же операция с рунами, и на этот раз компьютер выдал следующее:

"Рок простер над Вами свои крылья. Ни один совет Вам не поможет Ваша судьба в чужих руках, и да свершится то, что предназначено!"

Вся кровь отхлынула от лица Эленсэнт, хотя свою злость она не высказала так явно, как Таллэ, сказав только:

— Надеюсь, что эти руки будут достаточно чистыми! Хотела бы я взглянуть на того…

Она не успела кончить свою презрительную фразу. На Андуинском мосту показался Нелдор. Поднявшись на берег, он с полминуты разглядывал плакатик, а затем подошел к столу и с улыбкой положил на него тяжелую монету с восьмиконечной звездой.

— Старинная нуменорская, — сказал он, разглядывая венок Илаир. Интересно, что же уготовила мне судьба на Играх?

Как и во время истории с Чашей, это было крайне интересно не только ему, но и окружающим девчонкам. Даже Рун с Маруськой поднялись с травы и подошли поближе, чтобы взглянуть на экран компьютера. А на нем возникли такие слова:

"Вы уже дважды предупреждены, и теперь все зависит только от Вас. Ваша судьба может упасть прямо Вам в руки. Сумейте же ее удержать!"

— Да-а, — только и смог сказать Нелдор. — Что бы это значило?

Странный смех раздался сзади. Хельд обернулся и увидел Таллэ, с наслаждением рвущую в мелкие клочья объявление о гадании на рунах.

— Народ! — произнесла она тихо и мечтательно. — Помните, что случилось на прошлых Играх с Антором, предсказавшим Боромиру смерть от моргульского клинка?

— По-моему, его просто побили, — невозмутимо отозвалась Рун.

Это послужило сигналом…

11

Как всегда после приезда, Ариэль целый день провела на ногах, мотаясь туда-сюда по всему Средиземью. Почему-то дела, требующие ее немедленного вмешательства, имели свойство накапливаться именно в ее отсутствие. Ночь застала ее в Гондоре, и Ариэль, не имея сил снова тащиться несколько километров до Меловой рощи, решила заночевать в палатке Рун и Эстель.

Вообще в Гондоре никогда не ложились спать слишком рано. Минас-Тирит был таким же оплотом и пристанищем для оппозиции Раздолбаю, как «коралл» Мариши Шедловой — для девушек киногруппы. На свет большого костра (иногда даже не плазменного!) сходились воины Серого Отряда и морийские гномы, умбарские пираты и лихолесские эльфы (большей частью гранасианского происхождения), и часто песни и разговоры в Гондоре смолкали далеко за полночь.

Вообще-то Ариэль была нечастой гостьей этих сборищ, и тем с большим почетом принимали здесь прекрасную Королеву. Сейчас она, как на троне, сидела на самом удобном бревне и прихлебывала из большой кружки душистый чай с травками, которые девы Гондора насобирали где-то по овражкам. Надо сказать, что в Гондоре знали толк в травах и с наступлением лета полностью переходили на настой из зверобоя, душицы и малины.

Напротив Ариэль на каком-то полене сидел Гилморн и смотрел на ее красиво склоненную голову, на пламя костра, отражающегося в глазах Королевы и камнях алфениллового листка. Потом его взгляд скользнул влево от Ариэль и вдруг встретился с другим — темным, настороженным, зовущим… На секунду Гилморну показалось, что ему уже где-то приходилось видеть эти глаза, но девушка сидела слишком далеко от костра, и он не сумел разглядеть ее как следует.

И снова, как в ту незабываемую ночь в Раздоле, над рекой плыла полная луна, и звезды сверкали так, словно каждая была Сильмариллом, и алые блики костра красиво смешивались с прозрачным полотном лунного сияния. И так же, как тогда, тревожно и маняще звенела гитара в руках одного из дунаданцев. В руках Ариэль она уже побывала, и сидящие у костра уже встречали радостным воем "Зеркало Галадриэль" и песню Эовин, "Золотые листья" и "Тревожную тайну". А теперь дружный хор, по традиции, орал на весь лес ристанийскую песню Арагорна "Где теперь лошадь и всадник?"

Ариэль не подпевала. Она просто сидела и смотрела на звезды, и ей было хорошо от звуков гордой песни, и от сознания того, что вокруг много друзей, и от того, что время от времени кто-то из гондорцев вставал и изо всей силы вопил в ночь: "Роха-ан!", а затем ветер из-за поворота реки приносил, как еле слышный звук рога, ответ: "Гондор!". Невыразимое блаженство наполняло душу Ариэль светлым сиянием, и ей хотелось излить это сияние на всех сразу, поделиться с этими людьми смеющейся в ней радостью.

Резким ударом по струнам Алкар оборвал песню. На секунду у костра воцарилась тишина, и в ней неожиданно четко прозвучал взволнованный голос девушки:

— "Древнее золото"…

— Давайте! — тут же подхватили другие голоса. Но вдруг Ариэль показалось, что тот, первый, голос произносящий именно эти слова, она уже слышала не раз — и беспокойство пробудилось в ее душе. Алкар с готовностью коснулся струн — и десятки голосов подхватили медленный и величественный напев:

Древнее золото редко блестит, Древний клинок — ярый, Выйдет на битву король-следопыт, Зрелый не значит — старый… Однако Ариэль не могла до конца насладиться песней, которую полюбила, лишь раз услыхав. Мешал голос за ее плечом, тревожный и взволнованный, неожиданно переходящий от почти молитвенного трепета к яростному надрыву: Мы битвам уже потеряли счет О, сколько в них полегло бойцов! Но, может быть, хочет кто-то еще Примерить древнее это Кольцо?!

Кончилась песня — и гибкая тень, почти никем не замеченная, стрелой метнулась из-за плеча Ариэль и растаяла во мраке ночи. А Ариэль, непонятно почему, вдруг бросила торопливое: "Я ненадолго, вернусь через пару минут", — и осторожно последовало за тенью на берег реки.

Минас-Тирит горделивой громадой возвышался над обрывом. Косые лучи луны заливали его, и лишь у самой стены притаилась полоска тени. А в этой тени Ариэль даже не увидела, а ощутила стройную фигурку в длинном плаще. Несколько секунд она стояла, оцепенело неподвижная, а затем резко взмахнула рукой, при этом на пальцах сверкнули кольца с тяжелыми кристаллами. Какой-то небольшой предмет на миг полыхнул в лунном свете густым кровавым огнем и с громким плеском скрылся в волнах Оки. Догадка пришла внезапно, как удар, и Ариэль негромко позвала:

— Таллэ!

Девушка резко шагнула в полосу света. Одновременно независимая и беззащитная, она стояла вполоборота к Королеве и даже не собиралась испытывать какой-либо подобающей случаю почтительности.

— Я не звала тебя за собой, Ариэль.

Голос был резким и даже хрипловатым, но категорического приказа уйти не содержал. И Ариэль не ушла, а спросила вместо этого:

— Что ты выбросила в реку, Таллэ?

— Если тебе так нужно это знать — свой личный палантир, случайно найденный на свалке. Вторая подмосковная микрозона, стеклокаменные отвалы.

— Зачем? — ответ Таллэ звучал диковато, но и этот вопрос Ариэль выглядел не лучше.

— В экстазе. Не трогай меня, Королева! Сейчас я счастлива, да, очень счастлива!

Крупные слезы текли по лицу Таллэ, а она не вытирала их, и они катились по шее, серебряными каплями падали на ее одежду из черного бархата. Но в голосе девушке не звучало рыданий, и лицо оставалось вполне спокойным. И все равно не могла Ариэль поверить, что не в глупой мелодраме, а наяву видит слезы счастья. Она осторожно коснулась плеча Таллэ:

— Не плачь! Что с тобой?

— Так, ничего. Просто в такие вот лунные ночи я делаюсь сама не своя, все могу. У меня ведь и фамилия такая — Мунлайт.

Своей рукой она сбросила руку Ариэль с плеча. Снова блеснули кольца, и Ариэль поймала себя на мысли, что раньше за Таллэ не замечалось привычки носить по три-четыре кольца на одной руке. Началось-то это с кинопроб Стэнли почему-то торчал и лез от кадра, где эта хрупкая рука в тяжелых кольцах сжимает эфес меча. Но почему она стала носить их и не на съемочной площадке? Ариэль заново оглядывала Таллэ и замечала многое из того, что прежде ускользало от ее взгляда. "Если женщина не нуждается в украшениях, тогда откуда взялись в вырезе черного бархата эти стразки, нашитые на свитер в виде ожерелья? Или пересекающий лоб сребропластовый обруч с обрамляющими лицо подвесками из радужных кристаллов? Ведь раньше голову Таллэ охватывала просто черная ленточка. Господи, неужели…" И Ариэль, сама ругая себя за это, сказала полувопросительно-полуутвердительно:

— Ты любишь его, Таллэ…

Ух, как полыхнули ее глаза!

— Да, люблю! — почти крикнула она. — Всю жизнь люблю, еще с того момента, как только книгу прочитала! Только не этого, не вашего, а своего! А тебе… а тебе я советую остановиться на ком-нибудь одном, и желательно не на нем. Мало тебе Рози Шелл?

Только сейчас до Ариэль окончательно дошло. Словно пелена упала с ее глаз, и она была готова проклясть себя. Черт возьми, надо было головой думать, а не хвататься за листок, надеясь, что приснится Наталия Эрратос и скажет что-нибудь умное! Рука Ариэль снова непроизвольно нашарила листок на груди, и он показался ей странно теплым. И вдруг, повинуясь внезапному порыву, она рывком сдернула цепочку со своей шеи и надела подарок Наталии на грудь Таллэ.

— Когда-то мне подарили эту вещь со словами: "Это залог великого счастья и великого чуда", — проговорила она виновато. — Счастье уже было, чудо тоже. Мне он уже не нужен, а тебе может пригодиться. У этой вещи свой характер, и, видно, пришла пора ей поменять владельца.

И, словно в ответ на эти слова, камни на листке ослепительно вспыхнули — но лишь два, а самый нижний продолжал лишь слабо блестеть. Впрочем, Ариэль это не очень удивило, так как во время операции "Стрелка Леголаса" листок угодил в щель между рамой и косяком окна, и один из камней вполне мог повернуться в оправе, подставив свету хуже ограненную сторону.

— Спасибо тебе, Королева, — произнесла Таллэ изменившимся голосом. Едва листок коснулся ее груди, как бешеное волнение покинуло ее и стало казаться, что теперь все будет хорошо, да, очень хорошо!..

13

Арагорн долго с грустью смотрел ей вслед, потом повернулся и через двор направился к своему шатру. Настроение у него и так было плохое, а картина, увиденная им возле шатров, не улучшила его.

Вокруг небольшого костерка сидели несколько воинов Серого Отряда и слушали песню, которую пела непонятно откуда здесь взявшаяся девушка с лютней, одетая не по-женски. Светлый и чистый, почти эльфийский голос девушки проник Арагорну в самое сердце, и он вдруг узнал Иорет из трактира "Гарцующий пони".

Интересно, как она тут оказалась?

Арагорн шагнул в круг — и певица сразу смолкла.

— Это опять ты? — устало спросил он. — Почему всякий раз, как я должен принять какое-то трудное решение, ты оказываешься на моем пути?

— Должен же кто-то слагать песни о твоих подвигах, ответила она с легкой усмешкой, но глаза были все так же серьезно-печальны. — Почему бы мне этим не заняться?

Арагорн чувствовал себя неловко. Завтра отряду рано выходить в страшный путь… а она знает об этом (видно же по ее лицу, да и по лицам дунаданцев тоже) и, тем не менее, поет и улыбается, словно ничего не происходит.

— Потому, что моя завтрашняя дорога не предназначена для женщин, — ответил он осторожно. Иорет заглянула ему в глаза и вдруг расхохоталась.

— Сегодня ты уже говорил эти слова другой женщине, улыбку, светившуюся на ее лице, хотелось назвать издевательской.

— Но я — не она!

— Откуда ты знаешь об этом? — спросил Арагорн, стараясь сохранять спокойствие. Поведение девушки нравилось ему все меньше и меньше.

Вместо ответа Иорет снова взялась за лютню и принялась наигрывать мелодию той песни, которую когда-то пела в "Гарцующем пони". Дунаданцы переглянулись — видимо, песня была им хорошо знакома. Арагорн с трудом припомнил слова… Почему она позволяет себе такие намеки?

— Вести доходят ко мне на птичьих крыльях, — сказала Иорет, не прекращая игры, а затем пропела:

Глаза не округляйте Я следом шла давно, Назад не посылайте Не выйдет все равно, У вас есть долг, дружина… А у меня есть свой. Ты изумлен, растерян, А я уйду с тобой, Пусть ты взбешен, растерян, Но я иду с тобой!

— Можешь понимать это в буквальном смысле, — сказала она, допев. — Мне, как и тебе, надо в Гондор, и мне, как и тебе, надо туда короткой дорогой.

Арагорн не отвечал. Когда Иорет сказала про птичьи крылья, ему показалось, что когда-то он уже слышал эти слова, сказанные этим же голосом, и он пытался вспомнить, что же было с ними связано…

— Что же ты молчишь, Наследник Исилдура? — продолжала Иорет. — Опять будешь говорить, что это не женское дело? Конечно, у меня за спиной поменьше лиг, чем у тебя, но двенадцать лет скитаний научили меня не страшиться никаких дорог. А что касается дома, то если у меня и есть где-то такое место, то оно в Гондоре.

Вместо ответа Арагорн осторожно взял ее за руку. На безымянном пальце Иорет было тонкое серебряное колечко, покрытое прозрачной эмалью с черными черточками, сгруппированными по четыре. Арагорн внимательно рассмотрел его, и его оставили последние сомнения.

— Я не в обиде на тебя, Иорет, дочь Эленни Эреджин и Эрверна Итильского, — наконец сказал он. — Вижу, что вместе с кольцом ты унаследовала и характер матери. Когда-то я был близко знаком с Эленни, и тем печальнее для меня узнать, что ее нет в живых.

Впервые за весь разговор Иорет взглянула на Арагорна с уважением.

— Моя мать умерла двадцать пять лет назад, и я почти не помню ее. Наверное, Валары просто сжалились над ней. А я — я еще пять лет назад ничего не знала, пока ветер странствий не занес меня в Раздол…

— А отец? — осторожно спросил Арагорн. Он боялся причинить боль девушке, но слишком много воспоминаний было связано у него с Эрверном Итильским и его женой, которую так изнурили годы страданий, что никто не угадал бы в ней эльфинку, да еще из Нолдор…

Глаза Иорет вспыхнули.

— Добро или зло нес ты в Гондор, Звездный Орел, воскликнула она по-эльфийски. — но моей семье ты принес лишь беды! Так слушай: Денэтор знал все! Мой отец был честным человеком, и когда его прямо спросили — он ответил правду. Через десять лет после того, как Денэтор стал наместником, умерла моя мать, и с тех пор ему не давала покоя мысль, что лишь двое знают правду о Наследнике Исилдура — он и мой отец. А ведь род Эрверна не ниже рода Денэтора, и он понимал, что если в Гондор вернется законный Король — Эрверн станет не на сторону наместника… Через два года после смерти матери отец женился второй раз на красавице из Долины Запретов. Но мы с этой женщиной так и остались чужими друг для друга. Ни одна из нас не делала другой ни добра, ни зла. Другое дело — сестренка. С ней мы жили душа в душу, хотя я и была старше на десять лет.

Двенадцать лет назад южные пределы Гондора атаковали харадцы. Денэтор послал туда Эрверна с небольшим отрядом, послал на верную гибель. Наместник знал об этом наверняка, а я догадалась, лишь когда отца принесли мертвым. Но за год до смерти отец рассказал мне все — и я почувствовала, что больше ни минуты не могу оставаться в Гондоре. В ту ночь, когда принесли отца, я все рассказала сестре, в свои десять лет она была достаточно умна, чтобы все понять. А на рассвете покинула город, ни с кем не попрощавшись, и ушла на север.

Сестра, наверное, считает меня погибшей. Все эти годы я вспоминала о ней. Сейчас она выросла, стала, наверное, большая и красивая, и если мы встретимся снова, я боюсь, что не узнаю ее…

Иорет замолчала. Носком сапога она осторожно ткнула ветку в огне, и та рассыпалась фонтаном золотисто-алых искр. Арагорн все так же стоял, глядя в огонь, и в его душе рождалась странная нежность к этой девушке, на которую со смертью ее матери перешло древнее проклятье — нигде не знать покоя…

— Ты по-прежнему хочешь идти в Гондор с Серым Отрядом? — снова спросил он, избегая называть Путь Мрака.

— Мой плащ тоже серый, — ответила она спокойно.

— Что ж, если у тебя и вправду характер матери, то удерживать тебя бесполезно. Ищи себе коня.

— Он у меня есть. Исключительно умная зверюга, все понимает, только не говорит.

— Тогда завтра на рассвете Алкар тебя разбудит.

— Если я вообще засну в эту ночь, — ответила Иорет, медленно поднимаясь с земли…

14

…Вот уже третий день все Средиземье стояло на ушах, а причиной этого послужил, на первый взгляд, не очень примечательный факт: прошлогодняя команда лихолесских эльфов в полном составе подалась в Черные Силы. Вообще-то команды различных городов время от времени меняли свою "национальную принадлежность", так что само по себе это событие никого не потрясло. Но, как всегда бывает в подобных ситуациях, незначительный эпизод быстро оброс слухами, и люди, узнавшие об этом из вторых рук, уже не могли отличить правду от вымысла.

Первое, что услышала Ариэль на подходе к Гондору, был такой разговор:

— А кто у них будет Сауроном?

— Да Трандуил и будет, скорее всего.

— Энгус — Саурон?! Да в нем эльфийского больше, чем в Раздолбае, Гальке и Славике, вместе взятых!

— Во-первых, это ты зря про Всеславура. Если Королева оставила его на этой роли, значит, он действительно чего-то стоит. А во-вторых, ты совсем не знаешь Энгуса. Тогда, на прошлогодних Игрищах, когда Лихолесье вырезали второй раз, все эльфийское с него разом слетело.

— Ну, знаешь, это не показатель. Попробуй сам в такой ситуации удержаться в рамках. По-моему Раздолбай в том случае поступил как последняя скотина.

— Я тоже думаю, что в его власти было остановить резню. Но с другой стороны за Лео он все-таки не отвечал…

Ариэль вышла из-за кустов и увидела Эстель, прилаживающую вывеску к небольшому строению из жердей и кораллита. Ей помогал парень в одежде дунаданца, но без значка со сверкающим мечом. Ариэль вспомнила, что зовут этого типа Арвелег и что Нелдор вытащил его чуть ли не из орочьей банды.

На вывеске крупными буквами на трех языках — русском, английском и силиэ — было выведено: "Гондорская корчма "Золотая белка" — лучшее заведение в южных краях".

— "У меня приличное заведение", да, Эстель? — с улыбкой спросила Ариэль, неслышно подобравшись к корчмарке.

Арвелег и Эстель рассмеялись, вспомнив правило прошлогодних Игр: если кто-то вел себя в трактире неподобающим образом, Лавр Наркисс имел право запустить в него объедками, произнеся при этом магическую фразу: "У меня приличное заведение!". В случае удачного попадания дебошир на полчаса поступал в распоряжение трактирщика и отправлялся мыть посуду.

— У меня приличнее, — важно ответила Эстель. — За десять игровых дней "Гарцующего пони" громили десять раз, а мою корчму — только два. По-моему, большой плюс.

— Эй, хозяюшка! — раздался голос из глубин строения. — Где обещанный коктейль?

— Сейчас! — невозмутимо отозвалась Эстель. — Лучше бы помогли вывеску присобачить. А то как громить, так это вы можете, а как чинить — ни от кого, кроме Серых, никакой помощи.

Ариэль заглянула внутрь. Несмотря на ранний час и на то, что до Великой Игры оставалось еще три недели, в корчме уже было полно народу, и здесь тоже шел разговор об Энгусе и Черных силах.

— А я вам вот что скажу, — горячился сидевший рядом с конунгом Имраэлем его приятель по прозвищу Барон Пампа. — Все это клевета насчет мести! Самое большее, на что способен Энгус — не пустить на эти Игры лихолесскую команду.

— И никому, кроме них самих, не было бы от этого хуже, — иронически добавил кто-то из гондорцев.

— Вот он и осознал это, да поздно. Лихолесье уже заняли гранасианцы. Вот и пришлось им всей кодлой идти в Черные, раз все места уже заняты.

— Вы можете говорить что угодно, но у меня все равно ощущение, что Трандуил явился сюда не с добрыми намерениями, — громко сказал Димка-Фарамир. — На Играх у всех нас будет из-за этого немало приятных минут.

— Давай рассуждать логически, — подал голос Имраэль. — Если он желает отомстить, то кому? Ясное дело, не всем, а тем, кто резал Лихолесье и кто этому способствовал. То есть Лео Кортинелли, Мусию, и, может быть, Галине. Однако, все уже знают, что Лео попросился к Энгусу в назгулы, и тот его взял. Так как же он будет ему мстить из такого положения?

— Как в назгулы? — Хелл, сидевшая в углу со своим дол-амротским мужем Арсулом, резко вскочила. — А кто же будет королем Харада?!

— А они вообще решили в этом году обойтись без короля, — рассмеялся Фарамир. — Видишь ли, им надоело, что все обзывают их повелителя рогоносцем. Так что они хотят ограничиться одной королевой.

— И к тому же будут выбирать ее тайным голосованием, — добавил Пампа. — Пока что претенденток две — Маруся и Мэнси Холлин.

— В таком случае, Имраэль, можешь считать, что я уже в твоем "Спецназге"! — радостно крикнула Хелл. — Вы уж извините меня, повернулась она к сидевшим неподалеку нескольким членам Серого Отряда, в числе которых был и Гилморн. — Конечно, я буду помогать вам и выполнять все ваши поручения, просто прирезать Лео своими руками — мое давнее и страстное желание.

В эту минуту Барон Пампа обернулся к дверям и обнаружил присутствие Ариэль. Корчма тут же огласилась приветственными воплями.

— А вашего наместника здесь случайно нет? — тут же спросила Ариэль, так как именно дело к Денэтору и привело ее в белокаменный Гондор.

— Тебе придется немного подождать, — с готовностью ответила Хелл. Сейчас наместник вместе со своим старшим сыном вылавливает из Оки, то есть из Андуина Великого, палантир Минас-Тирита. Хотела бы я знать, какой кретин его туда забросил и как они это обнаружили…

Ариэль тут же вспомнила лунную ночь, изменившееся лицо Таллэ и кровавый камень, с плеском исчезнувший в воде… Она поспешила сменить тему разговора.

— Ладно, я подожду. И кстати, давно хочу тебя спросить: за что ты так ненавидишь Лео Кортинелли?

— Ненавижу — это слишком сильно сказано. Просто охота ему по шее дать, рабовладельцу проклятому. Ты, возможно, не знаешь этой истории, но в начале прошлогодних Игр мы были у него в рабстве, причем как там оказалась Сента, никто так и не понял. То, что на цепи держал, крапиву заставлял собирать, хамил и плетью замахивался — это еще полбеды. В конце концов, все московские в Игре были кто в Раздоле, кто в Хараде, и то, что мы с Таллэ оказались в Гондоре, вышло уже нашими собственными стараниями. Поэтому к вечеру Денэтор выкупил нас из рабства. Но Сенту он выкупать и не собирался, ведь она не была гондоркой, а у Денэтора был очень ограниченный золотой запас. Тогда мы с Таллэ, уже после освобождения, предложили Лео за Сенту две банки колбасного фарша и банку сгущенки. Но этот король-рогоносец заявил, что мы слишком дешево ценим нашу подругу, и выпроводил нас ко всем чертям. Из-за этого нам пришлось ночью идти на Поляну Умертвий, могильники грабить на предмет сокровищ. Если бы не Серые, была бы нам всем хана — и Таллэ, и мне, и этому казанскому "хоббиту, то есть Горлуму", как мы его прозвали. А наутро выяснилось, что Сента перепилила цепь и сбежала, а в Хараде восстание рабов. А еще через несколько дней выяснилось, что Лео был скрытым назгулом, и в конце Игры, при штурме Минас-Тирита, и Сента, и я погибли от его руки. У Таллэ, правда, все вышло чуть-чуть сложнее, они с Багратом что-то не поделили… Вот тогда-то мы и решили, что на Играх этого года Лео должен хоть раз, да погибнуть от руки одной из нас…

Рассказ Хелл был прерван появлением Эстель. В руках корчмарка держала поднос, на котором стояли пластмассовые бокалы с коктейлем.

— Отважные воины, можете получить свое пойло. А тебя, Королева, спрашивает какой-то незнакомый парень, одет не по-игровому. Говорит, что искал тебя в Меловой роще, а ему сказали, что ты здесь.

Ариэль неторопливо встала из-за стола и вышла из корчмы. И вдруг посетители "Золотой белки" услышали счастливый визг:

— Ричард!!! Как здорово, что ты приехал!

Имраэль, Фарамир и Гилморн, как по команде, выскочили наружу, остальные тоже подошли к дверям. Зрелище, конечно, было из ряда вон выходящее: прекрасная Королева, лучшая женщина в Средиземье, а значит, и во всей Галактике, висела на шее у какого-то ничем не примечательного парня, словно простая девчонка из "партии серых". К тому же парень был явно посторонний, и его голубая ветровка выглядела особенно нелепо рядом с кожаной курткой Ариэль и сверкающими кристаллами в ее волосах. И это Краса Средиземья, любые домогательства и комплименты встречающая покровительственно-веселой улыбкой!

— Ты просто неотразима в таком виде, Ариэль, — этот парень обращался с Королевой, как с равной, чего не позволял себе никто из мужского населения Средиземья!

— Посмотрим, что ты скажешь, когда посмотришь фильм, — рассмеялась Ариэль.

— А у меня для тебя хорошая новость. Нам всем закрыли практику, так что в июне испытаний не будет.

— Ой, как здорово!

— Так что первого июня подъезжай на космодром-учебный в Майами, там тебе все оформят и дадут распределение.

— Но ты предупредил их, что я просила отсрочку до окончания киносъемки?

— Предупредил. И просил распределить нас с тобой на один корабль. Но все равно все разъяснится только через четыре дня. Под Ковальского я уже копал, есть неплохой шанс устроиться на его «Зодиак»…

Слушая этот разговор, Димка Невзоров как-то сразу вспомнил, что на самом деле Королеве, перед которой трепетали все мужчины на съемочной площадке, нет и двадцати лет. А сама Ариэль только сейчас сообразила, что разговор происходит при свидетелях.

— Иди на берег, Ричард, и жди меня там, — велела она. — Извини, я закончу со своими делами, и мы пойдем в Меловую рощу вдвоем.

Ричард подчинился. Ариэль направилась в сторону Белой Башни, но была остановлена вопросом, заданным почти шепотом:

— Кто он тебе, Королева?

— Почти брат, — не задумываясь, ответила Ариэль. — Мы выросли вместе, — Только в этот момент она подняла глаза на говорившего. Это был не Фарамир, как ей сначала показалось, а Гилморн. И снова в памяти Королевы всколыхнулась та лунная ночь, когда алфенилловый листок, подарок Наталии Эрратос, перешел в чужие руки.

— Гил! — Это уменьшительное имя пришло ей на язык само собой. — Гил, хочешь совет? В следующий раз, когда у гондорского костра кто-то попросит спеть "Древнее золото", внимательно разгляди, кто это будет, — и стремительно направилась к Белой Башне, не оглядываясь и оставив дунаданца в полном недоумении.

15

В этот же день, но ближе к вечеру, имел место еще один разговор о Черных силах Энгуса — на этот раз в Меловой роще.

Около большой зеленой палатки с электрообогревом — обиталища "партии серых" — горел плазменный костерок. Эленсэнт, как всегда, возилась с чаем, Мелиан рассеянно перебирала струны гитары, то и дело сбиваясь на мотив "Баллады о Берене и Лучиэнь", а Таллэ беседовала с заглянувшей на огонек Мэнси Холлин, атаманшей орков и претенденткой на харадский престол.

Вообще-то настоящее имя Мэнси было Лай Холлин, а Мэнси было всего лишь сокращением от прозвища Менсанка, прилипшего к ней еще с начальной школы — из-за характерной внешности. Родилась Мэнси в Индонезии, и в жилах ее была самая удивительная смесь крови. Однако и характер этой девушки был под стать прозвищу — не зря на Играх она оказалась среди орков. Все это послужило тому, что прозвище, как это иногда бывает, стало именем, и даже при знакомстве Мэнси часто называла себя Менсан Холлин. Она училась в одной школе с Таллэ, хотя и в разных группах, и между ними существовала не то, чтобы дружба, а прочные приятельские отношения. Поэтому и Таллэ, и вся "партия серых" желали ей победы на выборах королевы Харада — кроме всего прочего, это бы значительно облегчило их участь, окажись они ненароком в харадском плену.

— …Такое совпадение трудно назвать случайным, — говорила Таллэ, пристально глядя в огонь. — Ведь Дул-Гулдур находился именно в Лихолесье. Да и сам Трандуил, надо сказать…

— Некромант, Покармант, Наркомант — три образа Саурона на Элксионе, со смехом перебила ее Мэнси. — Помнишь этот прикол Эмиля про хоббита элксионской разведки?

— Как не помнить! — улыбнулась Таллэ. — Я тогда весь семинар по истории Галактики прохохотала, чуть незачет не получила.

— А вот у меня, народ, новость, которой еще никто не знает, — вдруг вмешалась в разговор Мелиан, откладывая гитару. — Сегодня утром я видела в Лориэне рыжую Гальку, покрашенную в черный цвет.

— Это еще зачем? — удивилась Мэнси.

— Надо думать, собирается к нашему Сауронищу в Красотки Эстар.

(Надо сказать, что в системе «Рассвет» существовала давняя традиция вводить в игру нескольких героев, которых не было у Толкиена. Например, двое из пяти магов, считавшихся ушедшими на Восток, в разгар битв за Кольцо возвращались в Средиземье, чтобы принять участие во всеобщем мордобитии. Того же рода был и образ Красы Эстар — нечто вроде любовницы Черного Властелина, одновременно выполняющей функции Голоса Саурона.)

— Кто, Галька? — рассмеялась Мэнси. — Он ее не возьмет. Нужна ему сто лет эта Галя.

— Сто лет, может быть, и не нужна, а на сто первый пригодится, задумчиво произнесла Таллэ. — В этом году мне логику Черных постичь не дано. Два дня я паслась возле Мордора, но так и не уяснила, чего же хочет Энгус от этих Игр.

— А зачем ты два дня паслась возле Мордора? — тут же поинтересовалась Мелиан.

— Значит, так было надо, — отрезала Таллэ, не желая давать объяснений. Начиная с февраля, ее поведение вызывало у подруг не меньший интерес, чем поведение Черных. Какое-то таинственное дело заставляло ее целыми днями мотаться по всему Средиземью, но что это было за дело, достоверно знали лишь Хелл и Джим.

— Ладно, девы, — Мэнси поднялась и потянулась. — Засиделась я у вас, пора и честь знать.

— Останься, переночуй у нас, — предложила Эленсэнт. — Путь до Харада неблизкий.

— К тому же Хелка все равно сегодня дома не ночует, — поддержала ее Таллэ. — Сегодня конунг Имраэль наконец-то затащил ее в свой «Спецназг», и сейчас они в Дол-Амроте по этому поводу трескают блины.

— Ничего не выйдет, девы, — решительно помотала головой Мэнси. — Меня Лугдуш и Брыська ждут, я обещала им, что приду.

— А если отважные умбарцы не пустят тебя домой? — рассмеялась Эленсэнт.

— Отобьюсь, — Мэнси ударила ладонью по широкому черному мечу, торчащему у нее из-за пояса. — Вы меня знаете.

После ухода Мэнси у костра некоторое время царило молчание. Мелиан с жадностью пожирала кусок хлеба с запеченным мясом. Эленсэнт, подобрав гитару, начала негромко напевать «Остранну-Эленни». Таллэ сидела, замерев в своей любимой позе, и не то всматривалась, не то вслушивалась во что-то… Внезапно ее пальцы сжали запястье Эленсэнт.

— Тихо! — еле слышно шепнула она. — А теперь быстро взгляните на окна Галадриэли.

Эленсэнт и Мелиан повернули головы в сторону «коралла» Наталии Коваленко и увидели, как на фоне освещенного окна быстро мелькнул стройный человек в длинном плаще, а затем в окне выросла изящная фигура Владычицы Лориэна.

— Это он! — выдохнула Таллэ. — Снова явился!

— Кто? — так же шепотом спросила Мелиан.

— Миляга, — ответила Таллэ, украсив это определение длинным гранасианским ругательством. — Короче, тот самый алхимик, который подарил Натали ее Чашу.

— Что-о?! — Эленсэнт и Мелиан разом вскочили. — Откуда ты его знаешь?

— Да тихо вы! — прошипела Таллэ. — Спугнете! Я его по плащу узнала. Он такой же, как у Хранителей в фильме, даже еще получше — в темноте в двух шагах не видно. Но электрический свет дает блики, только так я его и разглядела. К тому же ходит совершенно бесшумно, так что это не Нелдор, не Боромир и не Келли.

— А кто он такой, твой алхимик? — спросила Эленсэнт, вся дрожа от возбуждения.

— Кто бы мне самой это сказал! Такого типа я не припомню ни в Меловой роще, ни в Средиземье-за-Окой. Но то, что в ночь со второго на третье он передал Натали Чашу, это факт. Я их случайно выследила, и Натали об этом не знает.

— Черт возьми, хотела бы я посмотреть на него вблизи! — негромко сказала Эленсэнт с плохо скрываемой злостью, — И заодно спросить, где он раздобыл такое Зеркальце.

— Вряд ли он зайдет к нам на огонек, — с сожалением произнесла Таллэ. — По-моему, он скрывается ото всех. А жаль! Я тут нашла кое-что, что заставило бы его заговорить. Вот, Мэнси забыла, когда уходила, — С этими словами она показала подругам смятую пачку с несколькими сигаретами. На пачке отчетливо выделялись белые буквы: "Horramra SW".

— Ничего себе! — ахнула Мелиан. — А я-то думала, что Мэнси курит только безникотиновые.

— Это же "грин-лейбл", — пояснила Таллэ. — Слабая концентрация, от такой не заторчишь. Но вот если расковырять три такие сигаретки и залить кипятком, то полученный настой кому угодно язык развяжет. Эх, подмешать бы ему в чай…

— Хелл бы не одобрила, — с сомнением покачала головой Мелиан.

— Вот и подмешать бы, пока Хелки нет… А впрочем, что я мечтаю, все равно он сюда не зайдет.

— И все же дай сюда, — Эленсэнт взяла сигареты из рук Таллэ. — Мало ли…

У костра снова воцарилось молчание. В котелке закипела вода, и Эленсэнт, привстав, начала осторожно снимать его с жердины, на которой он был подвешен. Предчувствие чего-то странного и недоброго повисло над костром. Время от времени то одна, то другая из "партии серых" косились в сторону «коралла» Наталии, ожидая непонятно чего. И все-таки, когда незнакомец внезапно вышел из тьмы и спокойно подошел к костру, это явилось для всех троих полной неожиданностью.

— Привет вам, прекрасные девы Средиземья, — сказал он по-русски, но, как показалось Эленсэнт, с легким гранасианским акцентом. — Надеюсь, что не очень вам помешаю, если немного посижу у вашего костра.

Незнакомец был очень красив — даже Таллэ, обозвавшая его Милягой, не могла не признать этого. Эти правильные без резкости черты и сияющие серые глаза вполне могли принадлежать гранасианцу, но длинные вьющиеся волосы, каштановые с золотинкой, были совсем не гранасианскими. Кудри его охватывал тонкий серебряный, как у Владыки Селербэрна, обруч, что действительно придавало незнакомцу сходство с кем-то из эльфийских королей. "Полукровка, как наш Славур", — определила про себя Таллэ. "Наверняка мать гранасианка, а отец местный".

— Присаживайся, — сказала Эленсэнт, пытаясь придать голосу интонации радушной хозяйки. Плащ, обруч — значит, свои, мафия. Значит, можно без предисловий на «ты».

Незнакомец опустился на траву рядом с Таллэ и обвел взглядом всех троих девчонок. Три пары глаз глядели на него изучающе и без малейшего дружелюбия — плохо скрытая ненависть в серых глазах, мстительная настороженность в зеленовато-темных, и лишь в карих — ничего, кроме интереса.

— Ты друг Галадриэли? — спросила Мелиан каким-то чужим голосом.

— Нет, просто знакомый, — и вопрос, и ответ показались Таллэ очень неестественными. Именно неловкость положения и заставила ее поспешить.

— Хочешь чаю? — спросила она незнакомца и при этом слегка толкнула Эленсэнт. Та поняла и, насыпая заварку в кружки, незаметно вытряхнула в одну из них содержимое трех сигарет.

— Не откажусь, — незнакомец взял кружку из рук Таллэ и вдруг вздрогнул, случайно коснувшись ее руки.

— Ого! — произнес он удивленно. — А ведь похоже, что знак Королевского достоинства уже у тебя, и давно, — при этих словах темное бешенство поднялось откуда-то из глубины души Таллэ и заполнило ее всю до отказа. Она не забыла истории с гаданием на рунах, и замечание незнакомца было воспринято ею как насмешка.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, даже не пытаясь скрыть холодности.

— Тебе лучше знать, дочь Гондора, — незнакомец отпил из кружки большой глоток. — Странный вкус у этого чая.

— Он настоян на травах с Лии, — абсолютно невозмутимо ответила Эленсэнт. — Это нас научил Элбис Холи, который Сэм Скромби.

Последовавшее за этим молчание все больше и больше походило на затишье перед грозой. Мелиан, не выдержав напряжения, вцепилась в гитару и начала нервно наигрывать "Песню голодного хоббита". Таллэ напоминала пантеру, которая вот-вот прыгнет, и ее ярость лишь ждала подходящей минуты, чтобы вырваться наружу.

Эленсэнт ждала результата с терпением охотника, подкарауливающего в засаде опасного зверя. Общеизвестно, что первый признак опьянения хоррамрой — чрезмерно расширенные зрачки, но в том-то и дело, что у жителей Озы он иногда совсем не проявляется! А вообще-то уже прошло минут двадцать, в любом случае должно подействовать…

— Еще чаю? — спросила Эленсэнт самым невинным тоном. Незнакомец резко повернулся к ней и внезапно осведомился с довольно нахальной улыбкой:

— А сухим пайком нельзя?

От неожиданности Мелиан выронила гитару, упавшую с жалобным звоном. В голове Эленсэнт промелькнуло, что лучший ответ на подобную наглость швырнуть этому типу оставшиеся сигареты. Но она не успела привести в исполнение эту блестящую идею, так как Таллэ заметила ледяным тоном:

— Не понимаю, о чем речь.

— Да нет, я так просто, — незнакомец начал откровенно издеваться над девчонками. — Просто хотелось бы знать, с каких это пор хоррамру выращивают на Лии.

— С тех самых, с каких магические предметы контрабандой привозят на Землю и в Меловую рощу в частности, — спокойно ответила Эленсэнт, выделив голосом слово «магические».

Только тут Мелиан осмелилась растерянно спросить:

— Неужели не подействовало?

— А что, не видно? — огрызнулась Таллэ. — Я же говорила — алхимик!

— О том, что Чашу подарил Натали именно ты, знает уже вся Меловая роща и пол-Средиземья, — продолжала Эленсэнт тем же спокойным тоном, преподнося этот более чем спорный факт как нечто само собой разумеющееся.

— Вот как? — незнакомец насмешливо взглянул в глаза Эленсэнт, и она, вздрогнув, отвела взгляд. — Интересно, кто тут такой не в меру любопытный, что не только подсмотрел, но и рассказал…

— К твоему сведению, это была я, — Таллэ гордо вскинула голову. — Так что сейчас нас интересует только один вопрос: зачем ты ее сюда приволок?

— И по какому принципу работает это интересное устройство, — добавила Эленсэнт, недовольно покосившись на Таллэ. Она понимала, что только задетая гордость заставляла подругу вести себя опрометчиво, но Эленсэнт это сбивало, мешая придерживаться одной линии поведения при допросе этого миляги-алхимика-контрабандиста.

— Ну вот, вы уже обвинили меня в контрабанде, — незнакомец усмехнулся весело-нахально, но совсем не обидно. — Что мне припишут дальше? Желание испортить ваши Игры? Или того хуже — сорвать съемки фильма?

— А кто тебя знает! — в тон ему ответила Эленсэнт.

— Ладно, — он снова обвел насмешливым взглядом всех троих. — Если вы так настаиваете на объяснениях, можете считать, что я уже напился. Так вот, Чашу я ниоткуда не крал, она моя личная. Я бы, конечно, мог сказать, где я ее взял, но вы все равно не знаете этого места, — он на секунду запнулся, словно забыв название. — В общем, это место находится в Ардес Армиэ. Патрульная служба Галактики не обратила бы на эту вещь никакого внимания, поскольку в нерабочем состоянии это просто посудина. А сюда я ее привез исключительно для того, чтобы сделать приятное вашей Галадриэли.

— Значит, ты ее знаешь? — нервно спросила Мелиан. — Точнее, знал раньше?

— С меня достаточно того, что это Галадриэль, которая вполне соответствует своей роли, — на этот раз к его обычной усмешке примешивалось легкое недоумение. — Разве Чаша не будет потрясающе смотреться в фильме? Или от нее будет мало пользы во время Игр?

— Когда не знаешь, чего можно ожидать от такого Зеркала, — начала Эленсэнт, но он мягко ее перебил:

— Она совершенно безопасна. Управлять ею может только Владычица. Кстати, насколько я знаю от нее самой, Зеркало крали уже пять раз и все пять приносили назад, ничего не добившись. Принципа работы этой вещички я и сам не знаю, можете считать его чем угодно, вплоть до обычной магии. Но в любом случае Зеркало абсолютно безопасно, а сегодня я к тому же принял кое-какие дополнительные меры.

— Вот так, — улыбка Эленсэнт была почти такой же нахальной, как и у незнакомца. — Взял где-то в Ардес Армиэ, сюда привез в подарок, принципа работы не знает, но уверяет, что безопасно. Что мы с ним за это сделаем?

— По-моему, Мелиан в "Ответе Эмилю" дала отличный рецепт, отозвалась Таллэ:

Не поднимая шум и крик, Интеллигентно, мирно, тихо Свалить на голову кирпич И прочитать надгробный спич.

— Я правильно цитирую, Мелли?

— А по-моему, участь Анариона слишком большая честь для этого хмыря, — возразила Эленсэнт все с той же улыбкой.

Незнакомец рассмеялся.

— За что люблю дев Дол-Амрота, так это за гостеприимство. Сначала угощают чаем с хоррамрой, затем собираются огреть кирпичом по голове, и при этом еще называют хмырем! Между прочим, сейчас в пределах игрового Средиземья находится вещь, во много раз более опасная, чем Зеркало, но она не вызывает у вас такого страха.

— Уж не Кольцо ли Всевластья? — ехидно осведомилась Мелиан. Ответ незнакомца был, мягко говоря, странным:

— Не уверен, что это именно кольцо.

— А откуда ты все это знаешь? — Таллэ снова начала злиться. — И вообще, где гарантия, что сейчас в твоей сумке не лежит моргульский палантир?

— Можешь взглянуть сама, — незнакомец снял с плеча свою сумку и протянул ей. — Насколько я знаю, дочь Гондора, тебе уже приходилось иметь дело с палантирами, — ему словно доставляло удовольствие дразнить Таллэ. Мелиан с удивлением глядела на подругу — никогда она не видела ее такой злой.

— Охотно сделаю это, — процедила сквозь зубы Таллэ, высыпая содержимое сумки в траву. — Обожаю рыться в чужих вещах.

Мелиан, отложив гитару, присоединилась к ней. А незнакомец тем временем придвинулся ближе к Эленсэнт.

— Какое у тебя интересное колечко, — ни с того ни с сего сказал он. Можно взглянуть?

И, не дожидаясь ответа, осторожно взял руку Сенты в свои ладони. На одном из пальцев девушки было тонкое серебряное колечко, покрытое прозрачной эмалью с черными черточками, сгруппированными по четыре.

— Сцена из фильма, — сказала Таллэ, не оборачиваясь и пытаясь спиной изобразить полное презрение к незнакомцу. — Эпизод Иорет с Арагорном. Только у Нелдора это получается более убедительно.

— Если ты думаешь, что кольцо "мэйд ин Эрегион", то зря, — сказала Эленсэнт, вырывая руку. — Два года назад я нашла его у своей мамочки в серебряном ломе, с тех пор и ношу.

— "Конечно, бабушка Смеагорла была женщина властная и хозяйственная, но чтобы в ее хозяйстве водились Кольца Власти — это вряд ли", насмешливо процитировал незнакомец.

Мелиан с размаху бросила в сумку незнакомца горсть собранных в траве разноцветных кристаллов и повернулась к нему.

— Ты это кончай, алхимик, — напористо сказала она. — А то мы, конечно, не Саруман, но у нас тоже и без палантира найдется, чем швырнуть. К примеру, котелок с чаем прекрасно для этого сгодится.

Незнакомец окинул ее взглядом, но не насмешливым, а доброжелательным, словно желая сказать: "Ведь я ничем не задел тебя лично, зачем же ты вмешиваешься в эту странную ссору?" И под этим взглядом Мелиан на минуту растерялась и притихла.

— Кто дал тебе имя, Мелиан? — негромко спросил он. — Кто бы это ни был, он не ошибся. Говорят, когда майя Мелиан пела в Валимаре, птицы умолкали и фонтаны переставали бить — так прекрасны были ее песни.

Но Мелли уже овладела собой.

— Например, вот эта, — с ухмылкой сказала она и, вдарив по гитаре, пропела один из самых вызывающих куплетов "Игрового Средиземья":

Паразон, вельможный хам, Для Мелкора строит храм И устраивает оргии там; Саурон пророком был, Слово «рэссла» возводил В ранг молитвы, только этим и жил. Ты уймись, уймись, тоска, У меня в груди, Это только присказка Игры впереди!

Но незнакомец не пожелал выслушивать это хамство под гитару и снова подошел к Таллэ, которая протягивала ему его сумку с засунутыми туда как попало вещами. Ни палантира, ни чего-то подобного она, видимо, не нашла, так как на ее лице ясно читалось разочарование.

— Услуга за услугу, — сказал он, снова вешая сумку на плечо. — Я разрешил тебе покопаться в моих вещах, но за это я хочу увидеть то, что подарила тебе Ариэль.

Таллэ не особенно удивилась. О листке знали и Эленсэнт, и Хелл, и Мелиан, и даже Рози Шелл. Таллэ не носила его открыто из-за того, что один из трех камней не светился, а она не любила украшений с дефектом. Но листок всегда был у нее под одеждой, и она не считала нужным его скрывать. Поэтому она с готовностью вытянула его за цепочку и положила его на ладонь незнакомцу.

В это мгновение свет в одном из двух горящих камней задрожал и начал гаснуть, но незнакомец осторожно дотронулся до него — и он снова ровно засветился, а слуха Таллэ коснулся возглас удивления, смешанного с испугом, принадлежащий какой-то незнакомой женщине.

— Да-а, — протянул незнакомец, ни к кому специально не обращаясь. Вот тебе и Оза… Дошли до невозможного, колдуны — пожарники… Интересно, чьим же станет третий камень?

— Ничего не понимаю, — Таллэ выдернула листок из его рук и снова опустила цепочку за шиворот. — Украшение как украшение, очень красивое, я его люблю. Ариэль, когда его дарила, сказала что-то о великом счастье и великом чуде, но до сих пор я от этого листика ничего чудесного не видела… — вдруг в ее глазах молнией сверкнула догадка: — Уж не его ли ты имел в виду, говоря о знаке Королевского достоинства? Тогда почему же…

Он обнял ее за плечи и еле слышно прошептал ей в самое ухо:

— Просто маленькая гондорка не умеет ждать.

Ни Эленсэнт, ни Мелиан не слышали этих слов и даже не догадывались об их смысле, но они увидели, как Таллэ внезапно выпрямилась и, с потемневшими от гнева глазами, с размаху залепила незнакомцу пощечину.

— Мой недостаток в том, что я слишком хорошо умею ждать! — в слезах выкрикнула она и, дикой кошкой перескочив через костер, бросилась в палатку. Было слышно, как она плачет там.

Эленсэнт, ни говоря ни слова, нагнулась к костру и повернула какой-то рычажок у самой земли. Пламя сразу погасло. В наступившей темнота Эленсэнт встала и молча, не оборачиваясь, ушла в палатку. Мелиан последовала ее примеру, но на прощание крикнула:

— Пока не извинишься перед Таллэ, лучше в Меловой роще не появляйся!

…Через два часа Келли, стараясь производить как можно меньше шума, подкрался к зеленой палатке. Однако ее обитательницы еще не спали изнутри палатка была освещена фонариком, и оттуда доносились негромкие голоса:

— Если даже не из лихолесских эльфов и не из Лориэна, то в любом случае гранасианец. (Келли насторожился — уж не его ли имеют в виду?) Во-первых, акцент, во-вторых, ни один житель Озы не назовет Северный Венец Галактики словами "Ардес Армиэ".

— Но все равно, при этом либо отец, либо мать у него с Озы. Ты видела его волосы?

— Рэссла вирз эдж наск! (Услышав эти знакомые любому гранасианцу слова от Мелиан, Келли содрогнулся.) Ходят тут всякие, и хоррамра их не берет! А ты что думаешь на этот счет, Сента?

— А я вообще не знаю, что и думать, — медленно ответила та. — Иногда мне кажется, что он — самый настоящий эльф, может быть, даже из Нолдор.

— Значит, по твоему же определению, большой мерзавец, — голос Таллэ все еще вздрагивал. — Впрочем, то, что он мерзавец, мы поняли и так…

"Похоже, сегодня я не ко времени", — с грустью подумал Келли и так же осторожно двинулся прочь от палатки, но споткнулся обо что-то и шумно рухнул в траву. Впрочем, те, в палатке, занятые своим разговором, похоже, даже не обратили на это внимания. Тихо ругаясь, Келли поднялся на ноги и только тут увидел то, обо что споткнулся. Это оказалась небольшая фляга из металла, похожего на серебро, вся оплетенная кожаными полосками.

Келли взял флягу в руки, отвинтил крышку и принюхался. Пахло довольно приятно, и он решился отхлебнуть глоток…

16

Утро этого дня было таким же свежим и чистым, как те капли росы, которыми оно щедро обрызгало траву и кусты. Солнце медленно поднималось над Окой, пронзая своими золотыми стрелами-лучами тающую дымку тумана, дрожащего над водой. Казалось, что в такое утро с его свежестью, с радостными птичьими голосами, с бриллиантовым сверканием капель на золотисто-зеленом фоне не может быть места никаким неприятностям и недоразумениям.

Ариэль осторожно вышла из своего «коралла» — и сразу же влажная прохлада утра обняла ее, как необыкновенное покрывало. Легкий ветерок чуть тронул складки ее темно-красного гондорского платья. Все в Меловой роще еще спало, и Ариэль медленно, словно пробуя ногами тропинку, направилась к реке — не к Андуинской переправе, а к пологому склону, ступеньками сбегающему к излучине. От небольшой полянки, где стояла палатка "партии серых", ее отделяла полоса кустов. Ариэль осторожно пробиралась сквозь эти кусты, стараясь не стряхнуть на себя всю росу, и вдруг заметила, что в кустах кто-то спит. Подойдя поближе, она с удивлением узнала в спящем Леголаса. Его лохмы были влажными от росы, а переливчато-зеленый лихолесский плащ так намок, что почти не отливал золотом. В руках Келли крепко сжимал какой-то предмет, напоминающий флягу. Ариэль попыталась отыскать этому факту правдоподобное объяснение, но у нее ничего не вышло. Тем не менее она решила разбудить Келли и негромко окликнула его:

— Эй, сын Трандуила, не спи, привыкнешь.

Леголас сквозь сон промычал что-то неразборчивое. Тогда Ариэль, не обращая внимания на капли, дождем сыпавшиеся с веток, подошла поближе и осторожно тронула Келли за плечо. Тот дернулся, словно сквозь него пропустили ток, и, по-прежнему не просыпаясь, довольно внятно спросил:

— Джал-ао Мелиан? Мелли, о-рэли мэльд…

— Это не Мелиан, это я, — ответила Ариэль, встряхивая его посильнее. — Как тебя угораздило здесь уснуть? Давай вставай!

— Мон ла, — невнятно ответил Келли, и при этих словах Ариэль ясно уловила слабый запах перегара. В одну секунду все краски утра разом померкли в ее глазах. Ведь спиртное и наркотики были категорически запрещены на Играх! Хотя, с другой стороны, пьют же в Игровом Раздоле "похлебку дяди Вэя"! Но ведь "Мирвэ нэ Вэйанор" разве спиртное? Ч-черт… Но Келли, Келли! Вот от кого не ожидала! Ни один гранасианец в пределах Меловой рощи и Средиземья-за-Окой никогда не имел дел с Раздолбаем…

— Эр-антро ве мою дэлонь, Мелли! — выговорив эту непостижимую фразу, в которой в одну кучу были смешаны силиэ, русский и эльфийский, Келли судорожным движением повернулся на другой бок.

Ариэль в отчаянии дернула за одну из веток, и целый водопад брызнул на нее и Леголаса. Вот что прикажете делать в такой ситуации, светлые валары?

И тут меж кустов Ариэль различила огонь плазменного костра. "Значит, девчонки тоже уже встали", — мелькнуло у нее в голове. — "Пойду к ним за подкреплением и заодно разберусь, при чем тут Мелиан."

— Доброе утро, Ариэль! — приветствовала ее Эленсэнт, как только она подошла к костру. — Как спалось?

— Спасибо, ничего, — Ариэль приняла из рук Таллэ кружку с чаем. И здесь ее ожидал новый сюрприз: из кружки на нее повеяло едва уловимым характерным запахом, напоминающим чабрец. Да и неудивительно — после вчерашнего никто из девчонок не удосужился вымыть посуду.

— Настойка хоррамры! — Ариэль вскочила как ужаленная. — Кто?! — она обвела девчонок бешеным взглядом, но на их лицах был не страх, а досада.

— Ну вот, — произнесла Таллэ, как самая несдержанная из троих, сейчас из-за этого миляги и Мэнсиных сигарет нам еще клизму вставят.

Услышав эту откровенную грубость, Ариэль почувствовала, что Таллэ чем-то давно и сильно раздражена. Только в этот момент она разглядела в траве смятую зеленую пачку сигарет, по которой уже кто-то прошелся. Ариэль не бралась судить, действительно ли это были сигареты Мэнси Холлин, но след от каблука, несомненно, принадлежал Таллэ — Эленсэнт и Мелиан носили обувь, которую почти все называли "эльфийскими мокасинами", а Таллэ ходила в сапогах…

— Не оскорбляй нас подозрениями, — быстро сказала Мелиан, не знавшая, чего можно было ожидать от Таллэ в таком состоянии. — Просто один эльф, который тут шлялся ночью, так нас довел, что мы были вынуждены заварить ему особый чай.

— Вы имеете в виду Леголаса? — спросила Ариэль, пытаясь увязать два чрезвычайных происшествия в одно.

— Нет, не его, — недоуменно ответила Мелиан. — А при чем здесь он?

— Тогда кого же? — Ариэль начала чувствовать, что у нее едет крыша. Черти и преисподняя, ну и утро сегодня!

— Эльдарца, — презрительно ответила Таллэ, и тут ее прорвало: Эндвэлла, то есть проклятого бродягу! Ходят тут всякие, и ладно бы галоши пропадали, так нет же! Не только ничего не пропадает, но даже появляется кое-что лишнее!

— Час от часу не легче! Какого еще бродягу? — только сейчас Ариэль сообразила, что "Проклятый Странник" по-гранасиански действительно звучит как Эндвэлниэн. — Во-первых, я не знаю здесь никого по имени Эндвэлл, во-вторых, это вообще звучит не как имя.

— Мы тоже не знаем, — зло ответила Таллэ. — Но надо же как-то называть этого милягу! Вот мы его и окрестили.

— Да, кстати, кто-нибудь из вас знает, сколько градусов в похлебке дяди Вэя? — вопрос Ариэль прозвучал нелепо, и девчонки почувствовали в нем подвох.

— В похлебке дяди Вэя вообще нет градусов, — осторожно ответила Таллэ, затем вспомнила недавно прочитанный рассказ Булгакова и ехидно добавила: — И даже одного не хватает.

— Какая-то ты сегодня странная, Ариэль, — устало сказала Эленсэнт. Ругаешься, Леголаса поминаешь, градусы какие-то… В чем, собственно, дело?

— А дело в том, — отчеканила Ариэль. — что Келереанд Оролим в данный момент валяется у вас в кустах, пьяный одновременно в стельку, в доску и вусмерть. Как так можно, я не знаю, но это факт. Никогда не думала, что ко всем прочим недостаткам он еще и хороший друг дяди Вэя.

За этим последовала немая сцена. Сидевшие у костра девчонки впали в коматозное состояние. Наконец Эленсэнт с трудом выговорила:

— Вообще-то у лихолесских эльфов существует традиция время от времени напиваться до положения риз. Но для этого необходимо старое валимарское вино, а не "Мирвэ нэ Вэйанор".

Таллэ вдруг схватила Мелиан за руку.

— Мелли, помнишь ту флягу из сумки этого гада?

— Помню, — растерянно ответила та.

— А клали мы ее назад?

— А вот этого не помню, — ответила Мелиан после некоторого раздумья.

— Миллион чертей!..

— Господи!..

— А Элберет Гилтониэль!..

— …неужели Келли ее нашел?! — эта фраза вырвалась одновременно у всех троих, и Ариэль снова почувствовала, что косеет. Похоже, пока она вчера наслаждалась обществом Ричарда, под самым носом у нее произошли какие-то странные, но чрезвычайно важные события.

— Объясните, наконец, связно, что же у вас вчера произошло! взмолилась она.

И тут с Андуинской переправы донесся веселый крик.

— Эй, девы Дол-Амрота, мы уже идем! Встречайте Серый Отряд!

Ариэль обернулась на крик и увидела Алкара и Арвелега, идущих по мосту.

— Ну вот, — недовольно протянула Мелиан. — Они уже пришли, а у нас вещи не собраны.

— Какие вещи? — Ариэль окончательно запуталась.

— Мы в Пригорье переселяемся, — объяснила Таллэ. — Мы ведь и раньше были для Серого Отряда чем-то вроде бесплатной разведки, а по совместительству вестниками и взломщиками. Просто в этом году у нас с ними договор официальный, как у Бильбо с гномами.

— Тогда я, наверное, пойду, — сказала Ариэль, понимая, что при дунаданцах разговор с девчонками окажется бесполезным и бессмысленным.

Как только она скрылась в кустах, Эленсэнт со вздохом: "Эх, не вовремя!" нырнула в палатку, но через минуту снова вылезла наружу и протянула Мелиан две белые таблетки:

— Пока мы будем складывать палатку, раствори это дело в воде и напои Келли, хоть бы и насильно. Впрочем, из твоих рук он примет даже настойку из летучих мышей. А если даже случайно заедет по шее — прими как должное. К десяти утра Леголас должен протрезветь любой ценой! Не хватало, чтобы из-за этого миляги пострадал еще и он!

17

…И вот когда на подступах к Пеларгиру закипела большая драка, Арагорн впервые пожалел о том, что позволил Иорет присоединиться к его отряду. Да будь она хоть самой Эленни Эреджин — в любом случае нечего было ей делать в этой кровавой круговерти. Но Арагорн не забывал о ней даже в самой горячей схватке, и ответственность за девушку тяжким бременем лежала у него на душе.

Поначалу ему удавалось не терять ее из виду. То здесь, то там над безумием схватки взлетал ее по-эльфийски звонкий голос: "А Элберет Гилтониэль!". Несколько раз Арагорн видел, как она, с развевающимися на ветру волосами и горящими глазами, мчится на своей рыжей лошади Глорай, как сверкает ее меч, перерубая ятаганы и сворачивая набок челюсти не вовремя подвернувшимся харадцам. Похоже, дочь гондорца и эльфинки владела оружием не хуже, чем лютней. Однако Арагорн знал, что меч Иорет, которым прежде владела Эленни, обладал одним странным свойством: им нельзя было ни убить, ни ранить, пролив при этом кровь…

Когда она в очередной раз мелькнула где-то справа, он на скаку крикнул ей:

— Держись, Иорет! Они уже отступают!

И в этот момент харадская стрела впилась в ногу Глорай.

Рана не была даже опасной, но, ошалев от внезапной боли, лошадь с громким ржанием взвилась на дыбы, а затем, оступившись, рухнула в реку. Правда, Иорет успела вовремя соскочить и, выставив меч, приготовилась к обороне. Но брошенная кем-то из врагов веревка уже опутала ей плечи, и обернувшись еще раз, Арагорн увидел лишь, как двое харадримов уносят связанную девушку.

— Проклятье! Так я и знал! — в отчаянии воскликнул он.

…Битва завершилась победой — весь пиратский флот был в руках Арагорна. Призрачное войско скрылось во мраке, и ночь раскинула над миром свое черное покрывало. Однако в Пеларгирском порту не было ни тишины, ни тьмы — там кипела работа, флот готовился к отплытию на север.

Арагорн стоял на палубе одного из кораблей и молча смотрел в сторону юго-востока. В его глазах печаль смешивалась с тревогой.

— В чем дело, Арагорн? — Леголас осторожно тронул его за плечо. — Пока все складывается удачно. Битва выиграна, флот наш…

— И все равно времени у нас в обрез, мы идем на самом пределе, — ответил Арагорн. — Кто знает, что сейчас творится в Гондоре… Но меня тревожит даже не это. Не все харадримы уничтожены — к югу удалось уйти достаточно большому отряду. И этот отряд увел с собой Иорет. Мне удалось лишь увидеть, как ее уносят связанную, но в тот момент я ничего не мог с этим поделать.

— Этого маленького менестреля из Ристании? — переспросил Леголас. — До сих пор не могу понять, зачем ты взял ее с собой.

— Я тоже не могу, — признался Арагорн. — Но сейчас ничто не тревожит меня сильнее, чем ее участь.

— Разреши нам, Арагорн! — раздался голос за его спиной.

Арагорн обернулся и увидел Алкара, одного из самых молодых дунаданцев. — Я и мой друг Гилморн давно знаем эту девушку, знаем, кто она такая. Еще на севере нам приходилось делить с ней и радость, и печаль. И если ты позволишь нам — мы отправимся на юг и вырвем ее даже из лап самой королевы Идары!

— Но это значит послать вас на верную гибель, — возразил Арагорн.

— И все-таки разреши!

— Что ж, если таково ваше желание — отправляйтесь на рассвете. И если мрак и смерть не разлучат нас — встретимся в Гондоре!

18

…Неудобно размышлять, когда тебя, связанную по рукам и ногам, несколько часов везут, перекинув через седло, как военный трофей. Когда твой меч, будь он хоть трижды эльфийский, висит на поясе наглого молодого харадрима, а из обрывков разговоров то на всеобщем языке (с жутким акцентом), то на каком-то тарабарском наречии ты постепенно выясняешь, что предназначена в подарок принцу Ардви (интересно, это еще что за скотина?). Когда неизвестно, что стало с твоей лютней…

Поэтому Иорет и не пыталась размышлять, что же произошло с ней тогда, во время сражения в гавани, с ней, когда-то с лукавой улыбкой говорившей Эовин: "Я ведь женщина слабая, беззащитная. Ты думаешь, для чего у меня меч? Исключительно для того, чтобы поклонников отгонять…" Почему же в гавани ее волной захлестнула ненависть, откуда взялась в ней эта жажда убивать и бессильная злоба на меч, не способный пролить чужую кровь?

Словно и не она это была, а кто-то другой… Иорет уже хотела дать себе слово, что подобное никогда не повторится, если бы… если бы не ныло так все тело и не горели огнем запястья, перетянутые веревкой.

Днем, когда харадримы устроили привал, ее просто бросили на землю, как мешок с добычей. Никто не догадался ни развязать ей руки, ни хотя бы напоить. "Орки и то лучше с пленными обращались", — подумала Иорет, вспомнив рассказ Мерри. Мерри, где-то он сейчас… Наверняка тоже сражается среди ристанийцев.

Арагорн ведет флот к Пеленнорской равнине, Леголас и Гимли его сопровождают… А она лежит тут и мучается не столько от боли, сколько от собственного бессилия.

"Как только представится малейшая возможность — обязательно перережу ему глотку!" — думала Иорет, с ненавистью глядя на молодого харадрима.

И снова ее перекинули через седло, и снова несколько часов бешеной скачки, словно за харадцами все еще гналось призрачное войско. Вечером, когда начали разбивать лагерь для ночлега, Иорет бросили в палатку к какому-то другому харадриму. Он был постарше того, кто ее вез, и обращался с ней не так варварски не только развязал ей руки, но даже немного покормил каким-то довольно вкусным мясом. Впрочем, глаз с нее он не спускал, да в этом и не было особой необходимости — ноги Иорет были по-прежнему связаны, а оружие и другие тяжелые предметы из палатки предусмотрительно убрали.

Когда пальцы на затекших руках стали свободно шевелиться, а первый голод прошел, Иорет решила, что ее положение не так уж безнадежно, как казалось вначале. По некоторым вырвавшимся у ее стража замечаниям она поняла, что он довольно прохладно относится к принцу Ардви и его окружению, и задумалась, нельзя ли это как-то использовать. Пока что она вынула из-за пояса чудом уцелевшую флейту и решила немного поиграть, благо страж смотрел на это сквозь пальцы. Похоже, ему даже нравилось.

Сначала Иорет наигрывала песенки из своего репертуара странствий, затем мотив "Уже четвертый день я в пути", на который она каждый раз импровизировала новые слова. А потом какая-то странная и необычайно прекрасная мелодия родилась в ней и вырвалась наружу через флейту. Иорет с трудом вспомнила, что когда-то давно, в детстве, слышала эту мелодию от матери.

Подхваченная музыкой, она на минуту увидела перед собой сверкающую арку в синей вышине полуденного неба, белые крылья-паруса невиданных кораблей и вдруг, словно получив подсказку откуда-то свыше, ясно поняла, что же случилось с нею вчера во время битвы в порту. Но это озарение так и не успело оформиться в слова. Внезапно снаружи донеслись шум, крики и звон оружия, словно на лагерь внезапно напали. Страж ударил Иорет по рукам — не больно и не зло, а как-то испуганно, — и она выронила флейту. Тогда он снова кое-как связал ей руки ("При случае ничего не стоит развязать", — промелькнуло в голове Иорет) и кинулся наружу, подхватив стоявшее у выхода копье. У девушки не было сил подползти к выходу, но ей и так все было видно из-под полога палатки, оставшегося поднятым. Лагерь был полон какими-то воинами в меховых куртках, и то, как они дрались с харадцами, вызывало какое-то недоумение — не то резня, не то разминка.

Присмотревшись, Иорет с удивлением узнала в нападающих гоблинов с южных отрогов Эфель-Дуата.

Творившаяся здесь пародия на резню явно происходила по ошибке. Впрочем, гоблины довольно быстро сами поняли, что делают что-то не то. Звон оружия прекратился, но перебранка разгорелась с новой силой. Затем Иорет увидела, что неподалеку от ее палатки остановился высокий смуглый харадрим с изображением змея на одежде и золотым шнуром в волосах — очевидно, предводитель пленившего ее отряда. Яростно ругаясь, он требовал объяснить, что здесь происходит. Напротив него стоял низенький кривоногий гоблин в вороненом шлеме и с растерянным видом оправдывался.

Иорет поняла почти весь их разговор, так как он шел на всеобщем языке, хотя и исковерканном.

— Я тебя спрашиваю, козий хвост, какого назгула вы тут мечами размахались?! Или с перепою собственных союзников не узнаете?

— Ошибка вышла. Нас послали, сказали, что где-то неподалеку стоянка отряда из Этира, которую надо срочно раздолбать.

— А вы, пожиратели падали, так нализались, что не можете отличить воинов Большого Змея от каких-то этирцев! Только идиот мог послать на серьезное дело банду таких остолопов!

— Но-но! — гоблин оскалил клыки. — Ты на наше начальство телегу не кати! Мы сюда на звук флейты шли, кто ж знал…

— У нас на флейте играть некому, кроме разве что этой пленной девчонки, — зло ответил харадрим и вдруг ударил себя по лбу. — А ведь похоже! Кровь и смерть, если этот болван Гарр развязал ей руки — оторву ему голову и суну под мышку, пусть так и ходит!

— Вот ему и отрывай, — мрачно ответил гоблин. — А то чуть что, сразу Урукхай.

— Урукхай, Урукхай! Ваши молодцы, видать, глаза в карманах носят. Или на свои щиты надеетесь? — он презрительно ткнул в гоблинский щит с изображением Багрового Ока. — В любом случае, если тут поблизости и был какой-то этирский отряд, то давно снялся и ушел подальше от вашего бардака. А если не ушел, то бдит во все глаза и хрен вы его застанете врасплох.

— Знаешь, как говорят в таких случаях? Утро вечера мудренее. Отправь своих воинов дрыхнуть, а на рассвете попробуем навалиться объединенными силами.

"Интересно, на пользу или во вред мне вся эта история?" подумала Иорет. Но в этот момент в палатку снова ввалился ее страж с перевязанной рукой и длинно выругался.

— Гобла по ошибке напала. Козлы! — кратко объяснил он то, что Иорет уже и так поняла. — Спи. Завтра будет хуже, — с этими словами он набросил на нее свой алый плащ. Этот харадрим все же проявлял какую-то заботу о пленнице, и Иорет решила, что убьет его только в случае крайней необходимости.

Последней ее мыслью перед тем, как заснуть, было: "Ни за что не усну этой ночью — а вдруг представится случай для побега!"

19

Проспала она часов семь, но пробуждение было не из приятных — кто-то грубо выволок ее из палатки в сырую мглу утра. С трудом разлепив глаза, она увидела, как неподалеку выстраиваются в боевой порядок харадримы. Видимо, этирский отряд все же был обнаружен.

Молодой нахал, у которого Иорет весь вчерашний день болталась поперек седла, забросил ее в повозку и, обернув толстую цепь вокруг ее талии, приковал ее к передней перекладине. После этого он разрезал веревку на ее ногах, из чего Иорет сделала вывод, что скоро ей придется куда-то идти на своих двоих. Харадрим отошел к костру. За Иорет пока никто не следил, и она, помогая себе зубами, стала осторожно распутывать веревку на руках, благо Гарр вчера связал их спереди.

Однако никто не запрягал коней в повозку, не складывал палатки — харадримы ушли торопливо, бросив все, в том числе и ее, и оставив в лагере лишь пятерых охранников. Судя по некоторым их словам, этирская стоянка была недалеко и не в направлении движения харадского отряда, так что имело смысл отправиться туда налегке, только с оружием.

К сожалению, Гарр ушел вместе с остальными, так что Иорет опять сидела голодная и мысленно изобретала для пяти харадримов, жаривших мясо у небольшого костерка, разные зверские пытки.

Слегка утешало ее лишь то, что веревка пусть медленно, но подавалась.

Так прошло около трех часов. За это время небо лишь чуть-чуть посветлело, вот уже пятый или шестой день не рассветало по-настоящему… В это время войско предводителя назгулов разбивало ворота Минас-Тирита, и весь город на минуту замер в ожидании ужаса, рвущегося в крепость. А здесь, на равнине близ дельты Андуина, харадримы доели завтрак, и теперь затеяли игру в кости, азартно выкрикивая и время от времени косясь в сторону Иорет. Та тем временем покончила с веревкой и приступила ко второй части плана освобождения. Дело в том, что у задней стенки повозки валялся тяжелый боевой топор одного из харадримов. Правда, цепь очень ограничивала свободу движений, но ноги Иорет не были связаны, и, если изогнуться и вытянуть ногу как можно дальше, то вполне можно придвинуть топор поближе к себе, так, чтобы иметь возможность ухватиться рукой. А дальше все очень просто — перекладина переломится с одного-двух ударов. Конечно, тяжелая ржавая цепь вокруг пояса — не самое лучшее украшение, но выбирать не приходится, а если удастся вернуть меч, отпадет и эта проблема.

Иорет уже почти закончила свои маневры с топором, как вдруг тот самый нахальный харадрим, присвоивший ее меч, встал и быстрым шагом направился в ее сторону. На его губах играла мерзкая улыбочка. Иорет поспешно приняла нормальное положение и набросила на руки обрывок веревки. Харадрим подошел совсем близко и, опершись обеими руками о край повозки, заявил, явно обращаясь к Иорет:

— Принц Ардви — сивый мерин.

Иорет напряглась, как сжатая пружина, не зная, чего можно ожидать после такого вступления, но уже следующая секунда все разъяснила:

— Пока они там воюют на пару с этими трупоедами, мы славно проведем время вдвоем, — с этими словами он подтянулся и встал на колесо, явно намереваясь прыгнуть в повозку. Иорет словно обожгло изнутри. Изогнувшись, насколько позволяла цепь, она изо всей силы обеими руками толкнула нахала в грудь. Его положение было неустойчивым, и он брякнулся на землю с громким криком: "Ну берегись, стерва!" От костра раздался обидный хохот.

— Козлы! — заорал харадрим, подымаясь с земли и потирая спину. — Что вы ржете? У нее же руки развязаны! Кто-нибудь, подержите ее!

— Ты ее выиграл — ты и имей с ней дело, — отозвался один из сидевших у костра.

— Хорош воин — с привязанной девкой справиться не может! — поддержал его другой.

— Ах, так?!! — подогретый этими словами, нахал снова взобрался на колесо — на этот раз на дальнее, куда не могла дотянуться Иорет. Но когда он вскочил в повозку, боевой топор был уже в руках девушки, и его удар пришелся не по перекладине повозки, а по голове харадрима. Ненависть придала силу этому удару, и обидчик Иорет упал с разбитым черепом. Тогда она выхватила из-за его пояса свой меч и перерубила цепь с одного маху. Снова свободна!

Только сейчас четверо сидевших у костра опомнились. Но Иорет уже спрыгнула с повозки и в три прыжка оказалась у палатки, где, как она помнила, Гарр оставил ее лютню. Двое харадримов попытались преградить ей дорогу, но она вскинула меч. В этот миг она была прекрасна, как эльфинка, и неустрашима, как гондорка, и казалось, что ей ничего не стоит без труда расправиться со всеми четверыми. Р-раз! Ятаган одного из харадримов был перерублен с такой легкостью, словно был из дерева, а не из стали. Другой замахнулся копьем, но Иорет уже пристроила инструмент за спиной и произнесла с улыбкой, от которой у харадрима мороз прошел по коже:

— Ты поцарапаешь мою лютню. Пошел прочь!

Выговорив это, она кинулась за палатку, где паслась лошадь убитого ею нахала. Здесь ее попытался задержать третий воин Большого Змея, однако Иорет без лишних слов двинула ему мечом в зубы и взлетела на коня.

— Стреляйте же, уроды! Уйдет ведь! — заорал тот, которому Иорет перерубила ятаган. Но трое остальных словно оцепенели, да и неудивительно — раньше им не доводилось видеть в бою разгневанного эльфа из рода Нолдор.

Иорет направила коня на запад…

20

И вот, наконец, после всех скандалов и недоразумений, после массы великолепно отснятых эпизодов, после прибытия в Меловую рощу из второй лаборатории проекта «Fox-sister» одиннадцати говорящих лошадей во главе со Светозаром — после всего этого 16 июня наконец-то состоялось торжественное открытие Хоббитских Суперигрищ-2123. В одиннадцать утра был назначен всеобщий сбор на большой поляне близ Гондора, которую тут же окрестили Кормалленским полем. Ариэль бродила по поляне и с удовольствием разглядывала собравшуюся здесь красочную толпу. Сверкающие металлопластовые доспехи, радужная россыпь кристаллов в украшениях, легкие светлые платья девушек, длинные плащи всех цветов, развевающиеся на ветру… Вот та компания в великолепных доспехах явно не киносъемочной работы — кажется, морийские гномы из Казани. А эти три девушки в светло-зеленом, с типично гранасианской внешностью — вне всяких сомнений, из Лихолесья. Ариэль поискала глазами Нелдора. Тот стоял неподалеку во главе своего Серого Отряда. Как и в книге, на оружии и одежде Следопытов не было сверкающих украшений, но от этого они выглядели не менее эффектно, чем воины других народов. На их черно-сером фоне ярким зеленым пятном выделялась крутившаяся тут Хелл. Так, а где же остальные девчонки? Ариэль обвела взглядом поляну. Мелиан стояла в толпе лориэнских эльфов, возглавляемых Натали Коваленко. Тут же отсвечивал Келли. После истории с загадочной флягой его выставили из родного Лихолесья за аморальное поведение, и он попросил убежища у Владычицы Лориэна, которая всегда ему симпатизировала. Эленсэнт о чем-то оживленно беседовала с ристанийцами, и по тому, как ее пальцы перебирали гриву рыжей лошади Глории, Ариэль без труда угадала, что Сента выпрашивает эту красивую конягу в свое личное пользование на время Игр. Таллэ то появлялась в самой гуще народа, то отбегала на край поляны, а один раз Ариэль с удивлением заметила ее на ветке огромной сосны, стоявшей поодаль. И все время она что-то прятала под своим длинным темно-зеленым плащом.

Отдельной группой в стороне держались Мастера игр. Их было пятеро, если не считать Ариэль: трое магов, не принимавших непосредственного участия в ходе событий — Радагаст и двое восточных; Владимир Михайлов, бывший Сауроном в прошлом году (по правилам, Черным Силам полагался особый мастер); и, наконец, Стэнли — ведь по ходу Игр должны были быть сняты основные массовые сцены типа Пелленорской битвы или свалки у Мораннона. По торжественному случаю Торин Дубощит облачился в металлопластовую кольчугу и опирался на здоровенный двуручный меч, который кто-то уже успел метко окрестить Волшебной Отверткой. Кроме этой большой шестерки, существовало еще некоторое количество технических мастеров (в Средиземье их называли «майя», в отличие от Валаров — Стэнли и остальных), но они либо держались среди народа своего поселения, либо, рано утром получив специальный приказ Ариэль, отправились в места постоянного пребывания.

— Уже четверть двенадцатого, — Ариэль подошла к мастерам и озабоченно взглянула на часы. — Не понимаю, почему мы не начинаем.

— Потому что не пришли гномы Одинокой Горы, и гоблинов из крепости тоже не видать, — отозвалась Зеленая Колдунья, в миру носившая имя Фирюза. По давним традициям системы «Рассвет», один из магов с востока всегда был женщиной.

Словно в ответ на эти ее слова, на мосту через Андуин показалась большая банда жутковатого вида. Поравнявшись с поляной, ее предводитель приветственно завопил:

— Во имя Саурона!

— Именем его! — нестройно отозвались гоблины. Фирюза звонко рассмеялась.

— Не обращай внимания, Королева. Просто их непосредственное начальство Горбаг — большой любитель Стругацких.

— Значит, гобла пришла. А гномов ждать некогда. Как говорят они же сами, баклан, прилетающий поздно, пролетает мимо, — с этими словами Ариэль решительно шагнула в центр поляны. Мастера двинулись за ней, как королевская свита. Гул голосов на поляне сразу резко утих. На Ариэль было ее белое ристанийское платье, на плечах синяя со звездами мантия Финдуилас, и все, кто был на поляне, с восхищением разглядывали свою повелительницу.

— Варда, — произнес голос откуда-то из глубины раздольских эльфов. Звездная Королева.

— Нашел с кем сравнивать нашу Ариэль! — вскинулась Влада Иванова. Лучше нашей Королевы нет!

Своим чистым голосом, звонко разносившимся по всей поляне, Ариэль начала читать Правила Хоббитских Суперигрищ-2123, которые тут же начали комментироваться довольно громким шепотом.

— Пункт первый насчет того, что Мастер всегда прав, остается в силе. Шуточки насчет того, что делать, если мастер не прав, попрошу оставить при себе. Если мастер не прав, это доказывается с фактами в руках. Если же, несмотря на это, вам продолжает казаться, что мастер не прав, то извините, в этом году вы сами нас выбирали.

(Одобрительный шум.)

— …Поскольку валары тоже люди и не любят, когда после трудового дня их сон прерывает хриплый вопль насчет поля Куликова, на котором закричали кулики, режим в Стране Мертвых будет несколько смягчен…

(- А ты еще что-то говорил о том, что валары могут вести себя не как варвары! Сутки в Стране Мертвых…

— Это не варварство. Во-первых, Игры идут сорок дней, так что за эти сутки ты только-только в себя прийти успеешь. Во-вторых, сам слышал: не обыскивают, оружие не отбирают, спать можно сколько угодно и даже один раз кормят. Я бы на твоем месте орал "Слава Королеве", а ты еще возмущаешься!)

— После многочисленных просьб со стороны населения мы решили запретить всю без исключения так называемую экономику как "вредительство, произвол Валаров и кулинарный бред". Формулировка не моя.

(Овации.)

— Отныне все продукты в поселениях будут появляться только естественным путем, то есть через посредство техмастеров…

(- Жалко все-таки, что охоту отменили. Как-никак, дополнительное мясо.

— Это для вас, воинов, мясо. А ты представь себе, что в кустах у Андуина завелся медведь и в целях сократить себе срок пребывания в покойниках нападает на всех девушек, спускающихся за водой! Был у нас такой эпизод на прошлогодних Игрищах.)

— …Поскольку из опыта прошлых Игрищ известно немало случаев, когда убитые нарушали, своей волей или вынужденно, правило "мертвые не разговаривают", на этих Играх для покойников вводится особый опознавательный знак. Отныне каждый убитый и идущий в Страну Мертвых должен обвязывать голову белой лентой.

(- Умно. А то мне уже надоело терять стрелы из-за каждого покойника, бредущего мимо Харада.)

— С другой стороны, каждый убитый имеет право на так называемый предсмертный крик. Правда, особые обстоятельства смерти, вроде снятия часового, иногда могут лишить этого права. Но в любом случае от вас зависит сделать свой предсмертный крик более содержательным, чем "Ко мне, мои абреки и кунаки!"…

(Смех и аплодисменты.)

Так Ариэль дочитала до конца — о правилах поединков, о ранениях и доспехах, о плене и пытках, о чудищах вроде Киски или Барлога, о магии и особом статусе эльфийских поселений… Кое-что из этого было давно всем известно, а кое-что Ариэль, не пропускавшая ничего из того, что рассказывали о прежних Играх, рискнула ввести сама. И надо сказать, что ее нововведения пользовались неизменным успехом.

Джим, как и все, стоял и слушал Королеву, как вдруг кто-то тронул его сзади за плечо.

— Привет, Джим.

— Привет, Нэтти, — Он обернулся — да, это действительно была Таллэ.

— Что такой грустный?

— Да не грустный, а злой. Эомер, собака страшная, Ундину отобрал.

— Зачем? — удивилась Таллэ. — У него же Белладонна…

— Видишь ли, в фильме Белладонна была Светозаром, и поэтому Гэндальф захотел оставить эту лошадь себе. Эомер не сказал ему ни слова, а потом просто пошел и взял себе мою Ундину. И заявил, что Третий Сенешаль Мустангрима должен ездить на коне, подобающем его высокому положению. А взамен подсунул мне вот этого сивого мерина.

— Зря ты так о нем отзываешься, — Таллэ ласково потрепала по холке большого серого коня. — Он у тебя тоже красивый. И умный, наверное, раз в ошейнике. Как его зовут?

— Агент. Дурацкое имечко.

— Ну, почему? По-моему, в "Серебряном пути" так звали коня поручика Баркова.

— Так у поручика был Агент, а у меня — агент элксионской разведки! Характер у него еще хуже, чем имя.

— Хозяин, я очень терпеливый конь. Но когда ты оскорбляешь меня, я обижаюсь, — этот голос раздался из ошейника Агента и походил на чревовещание, так как рот коня даже не открылся. Но ни Таллэ, ни кого-то другого это не удивило — все знали, что животные проекта «Fox-sister» с искусственно поднятым интеллектом снабжены устройствами для воспроизведения человеческой речи.

— Говорящий! — Таллэ даже тихонько взвизгнула от удовольствия. Агент, обещаю тебе, что твой хозяин больше так не будет. Джим, а Глория тоже говорящая?

— Да.

— Теперь понимаю, почему Сента ее так выпрашивает.

— Послушай, Нэтти, я давно хотел тебе сказать, — Джим положил руку на плечо девушки. — Все это время я помогал тебе, как мог, и нельзя сказать, что ты жаловалась на мой материал. Но сейчас начинаются Игры, и я буду должен воевать, а не снимать. Иначе что подумают обо мне наши?

— Да ладно, Джим, — улыбнулась Таллэ. — Теперь я у Серых на побегушках, сама много наснимаю. Но ты все равно на всякий случай носи с собой камеру. Она же не тяжелая, а вдруг будет что-то эффектное…

— Это можно, — кивнул Джим, и удовлетворенная Таллэ отошла в сторону.

Здесь мне придется раскрыть ее тайну. Таллэ из Гондора, в миру Джанет Мунлайт, училась в группе киножурналистики, а так как сообразительности ей было не занимать, то она решила объединить свою будущую специальность и свое давнее увлечение. Начиная чуть ли не с марта, она снимала свой диплом — документальный фильм "Рассвет встает холодный" о системе «Рассвет», Хоббитских Игрищах и Меловой роще. Таллэ полагала, и не без оснований, что если экранизация "Властелина Колец" выйдет удачной, то на гребне всеобщего интереса к Толкиену ее диплом будет иметь большой успех. Впоследствии так оно и вышло — но об этом потом…

21

И вот в четыре часа дня над всеми поселениями Средиземья взвились зеленые ракеты…

И началось!

О том, что Кольцо попадет в игру не в первый день, знали все. Но точную дату — 30 июня — кроме Мастеров, знали только четверо: Гэндальф, Элронд, Галадриэль и Арагорн. Поэтому с первого же игрового дня близ Хоббитании начали рыскать шпионы, явно засланные Энгусом. Одновременно тот пытался скооперироваться с Лешкой Черновым, которого Ариэль оставила в должности Сарумана. Серый Отряд во главе с Нелдором последовательно пресекал эти попытки, отлавливал шпионов и вообще не сидел сложа руки. На юге действовала бригада «Спецназг» под началом самого конунга Имраэля из Дол-Амрота. Действовала она так: сначала два-три умелых воина сшибались с назгулом, отвлекая на себя его внимание, а затем сзади подбиралась Хелл и наносила кольценосцу пять положенных ударов в спину, так как развоплотить назгула можно было лишь таким способом и лишь рукой женщины или хоббита.

У других членов "партии серых" тоже было дел выше головы. Мелиан специализировалась в основном на связи между эльфийскими поселениями, а при случае частенько пускала в ход арбалет. Как известно, попадание стрелы заменяет два удара мечом, а Мелиан стреляла очень неплохо. Эленсэнт носилась на своей Глории по всему Средиземью, появляясь в самых неожиданных местах. Всегда обладающая самой свежей информацией о событиях, она приводила помощь оттуда, откуда ее не ждали, и ее мечу, как и ей самой, все время было не до отдыха. Таллэ завидовала ей — как это ей самой не пришло в голову выпросить коня у ристанийцев! Однако и ее можно было встретить в самых неожиданных местах, так как поручения Нелдора и диплом в равной степени не давали ей покоя. Короче, зеленая палатка, переехавшая в Пригорье, совсем не была тем местом, где можно было легко застать кого-то из "партии серых". И тем не менее ту ночь, что считается самой короткой в году, Таллэ пришлось провести именно там. Отснятый материал требовал просмотра, а в палатке были для этого все условия.

Вечер над лесом плавно переходил в ночь. Таллэ, как на восточных коврах, сидела на разбросанных по палатке спальниках, поджав под себя ноги. Обеими руками она держала маленький ручной проектор, выставив его перед собой, как пистолет. На бледно-желтой стенке внутреннего помещения палатки высвечивались кадры вчерашнего погрома "Гарцующего пони", который, несмотря на все усилия Серого Отряда, все же имел место. Что поделать — с этой старой доброй традицией «Рассвета» была бессильна бороться даже Ариэль. А Хелл уже успела воспеть это событие в новой балладе:

И тогда отряд взбешенных Серых Завалился в бедный мой трактир. Стекол в окнах не осталось целых Так искали чей-то палантир. Доискались! На пороге орки С четким указаньем: Серым — смерть! Я закрылся в кладовой каморке, Страшно, но надеюсь уцелеть…

И тут у входа в палатку раздался смутно знакомый голос:

— Не помешаю?

— Входите, — Таллэ быстро выключила проектор и спрятала его под плащ. Полог палатки приподнялся, и, озаренный лунным светом, перед нею предстал не кто иной, как проклятый бродяга Эндвэлл.

В первую секунду Таллэ хотела семиэтажно выругаться, но сдержалась. Конечно, она помнила, что однажды этот тип до предела взбесил ее, но она уже не помнила запах этого бешенства, и злоба давно ушла из нее. Поэтому она просто неподвижно сидела и ждала, что скажет этот миляга. А он тоже не торопился, медленно и чуть нахально разглядывая сидящую перед ним девушку. Одетая в черное, Таллэ была почти неразличима в глубине палатки. Только цепь-ожерелье и обруч на голове слегка светились в лунном свете, а в глазах девушки луна отражалась влажным серебряным блеском.

Первой нарушила молчание все-таки она.

— Зачем ты сюда пришел? — спросила она без малейшего раздражения.

— Чтобы попросить у тебя прощения, — он улыбнулся.

— За что?

— За наш прошлый разговор. Извини меня, если можешь.

— Никогда бы не подумала, что ты способен на такую вежливость.

— А это не я, — он негромко рассмеялся. — То есть не совсем я. Час назад иду мимо Раздола, никого не трогаю, вдруг из кустов выскакивает ваша Мелиан и, бешено сверкая глазами, спрашивает, извинился ли я перед тобой. Я объяснил ей, что никак не мог этого сделать, так как она сама запретила мне появляться в Меловой роще. Тогда она сказала, что сейчас ты в Пригорье, и прибавила: "Иди немедленно, не то я всажу в тебя стрелу". И что-то там делает с тетивой своего арбалета. Пришлось идти.

— В таком случае считай, что я тебя простила, — спокойно ответила Таллэ, вопросительно глядя на Эндвэлла. Но он не торопился уходить, наоборот, присел у самого входа в палатку вполоборота к девушке, так что их плечи почти соприкасались. Он взял в руки ее меч, лежавший у входа, и повернул клинок к свету. Через все серебристое лезвие тянулась надпись, сделанная черными знаками, чем-то напоминающими кусочки еловых веток с осыпающимися иголками.

— Твой меч? — спросил он и добавил цитатой: — "Я вроде знаю эльфийские руны, но эту надпись прочитать не могу".

— Это не руны, — ответила Таллэ. — Странно, что ты не узнаешь керат.

— Что-что?

— Хвоинки. Письменность Гранасии. Внешнее сходство с рунами, действительно, есть, но принцип чтения совсем иной, — она откинула голову назад и медленно, так, как произносят заклинания, проговорила: — Гондор о рэли ранд, Дол-Амрот о рэли эглер, наи рэли стэр о-вел Арнор ла!

Он понял, она почувствовала это по его глазам. Только сейчас она обратила внимание, что он одет не так, как в день их первой встречи. Тогда, до начала Игры, он, как все, ходил в джинсах и свитере, теперь же на нем был полный эльфийский прикид. На груди его, поверх светлой рубашки и кожаной безрукавки, сверкала серебряная цепочка с большим дымчато-зеленым камнем, на левой руке было кольцо с кристаллом того же цвета. В таком виде, с потемневшими глазами на бледном лице, он показался Таллэ еще красивее, чем в прошлый раз, но на нее это никак не действовало. Ее мысли были заняты другим, и ей было все равно.

— Это твой девиз? — спросил Эндвэлл, возвращая меч на место. Сегодня этот эльф и вел себя не так, как в прошлый раз, без обычного насмешливого нахальства. Таллэ повернулась к нему, и во взгляде ее промелькнула тоска.

— Не знаю. И вообще я не верю ни в бога, ни в черта, ни в валаров. И тем более не верю в силу любовных чар… — она опустила голову. Он слегка провел рукой по ее волосам:

— А во что же ты тогда веришь?

— Только в себя. И в свою удачу.

— "Гондор моя родина, Дол-Амрот моя слава, но сердце мое лишь в Арноре", — задумчиво повторил он по-русски со своим странным мелодичным акцентом. — Послушай, можно мне еще раз взглянуть на подарок Ариэль?

— Нельзя, — резко ответила Таллэ. — Я его потеряла.

— Как потеряла? — он вздрогнул, и на лице его появилась тревога. Когда?

— Три дня назад. Знаешь близ харадской переправы такую здоровенную березу? Так вот, три дня назад Гондор и Харад заключали там договор о ненападении, а я смотрела на церемонию, сидя на этой березе…

— Ты СНИМАЛА церемонию, сидя на этой березе, — мягко поправил ее Эндвэлл.

— Откуда ты знаешь? — Таллэ вскинулась, как от удара. — Джим проболтался? Ну что это за документальные съемки, если о них все знают? Я ведь потому и держу все в такой тайне!

— Выследила же ты меня, — сдержанно, почти ласково, ответил он. — Не бойся, Джим не проболтался, и я тоже не проболтаюсь. Продолжай.

— В общем, я снимала, сидя даже не в позе лотоса. И когда, окончив съемку, я попыталась слезть, ветка подо мной обломилась. А когда я падала, какой-то сучок зацепил за цепочку, и она порвалась. Каким-то чудом я приземлилась, ничего себе не сломав, не порвав и даже камеру не разбив. Вот только два ногтя сорваны с правой руки… Листок я потом искала, но так и не нашла.

— Так вот почему ты все время ходишь в перчатках, — догадался Эндвэлл. — Дай сюда руку.

Она послушно протянула ему правую руку, и он снял с нее перчатку. Кончики указательного и среднего пальцев были наглухо залиты биопластом, казалось, что их закрывают жемчужные колпачки. Эндвэлл осторожно вложил руку Таллэ между своих ладоней, и девушка тут же ощутила тепло и легкое покалывание в поврежденных местах.

— Ну, вот и все, сейчас пройдет, — сказал он с улыбкой, однако к этой улыбке примешивалась тревога. — Но вообще-то дело дрянь. Твой листок нашли, видимо, в тот же день. И похоже, сделал это ни кто иной, как Энгус Мак-Абердин.

— Саурон! — удивленно воскликнула Таллэ.

— Да, Саурон-2123, - подтвердил Эндвэлл. — Я почти убежден в этом.

— Отлично, — протянул Таллэ. — Это что же, получается, мне за своей вещью придется идти прямо в Мордор? Нет, я уж лучше дождусь конца Игрищ. Как-то не тянет становиться трижды покойником Средиземья.

— Ты забываешь о третьем камне, — напомнил ей ночной гость. — Сейчас он настроен на Саурона. И даже если истинный хозяин листка сумеет вовремя отключиться, через камень все равно будет протекать огромная энергия. Фактически, уже сейчас ваш Черный Властелин держит в руках действующую модель Кольца Всевластья. Понимаешь, чем это может грозить?

— Победой Темных Сил на Играх, бедствиями и последствиями, — мрачно ответила Таллэ. Похоже, она не поверила ни одному слову Эндвэлла. — Если ты сам не выдумал все это только что. Если эта вещь так опасна, то почему Ариэль подарила мне ее, как простой оберег?

— Истинную цену листка знает только тот, кто его сделал. Не знаю, как это называется у вас, смертных, — в его глазах промелькнуло прежнее насмешливое выражение, — а у нас, эльфов, это всю жизнь называлось магией. И я не теряю надежды когда-нибудь выйти на этого чародея…

— В общем, ясно, что ничего не ясно, — подвела итог Таллэ. — У меня был магический предмет, и я его потеряла. Вместе с великим счастьем и великим чудом. Так, что ли?

— Знаешь, кто ты такая? Маленькая эгоистка. Правда, неагрессивная, что само по себе неплохо, — он выпустил ее руку. — Все, твои ноготки в полном порядке, можешь снимать биозащиту.

Она не ответила, замерев все в той же напряженной позе, и во взгляде ее застыла печаль. Он резко поднялся на ноги.

— Я верну тебе этот листок, — сказал он спокойно и уверенно. — И сделаю это до конца Игры. — С этими словами он направился прочь от палатки, и уже в двух шагах Таллэ не смогла различить его фигуру — так надежно скрывал его лориэнский плащ…

22

В невысоких горах к северу от побережья Белфаласа, на одной из вершин, видимая отовсюду, высится горделивая башня из голубоватого камня, прозванная Амон-Лоин. Говорят, что возведена она была еще нуменорцами, в дни восьмого короля Тар-Анариона, который так любил свою королеву, синеглазую Лаинэс, что дал ее имя этой башне — одному из красивейших нуменорских сооружений в дельте Андуина. В давние времена свет маяка Лоини был виден далеко с моря, и корабли Нуменора, спешащие к южным гаваням, шли на его свет. С тех пор минула не одна тысяча лет, но ни время, ни злоба Саурона ничего не смогли сделать с этой величавой башней. Но Нуменор пал, и уже не спешили с юго-запада корабли на свет маяка Лоини. Теперь Амон-Лоин превратился в пограничный сигнальный пост на границе между Этиром и Дол-Амротом, такой, как Эрелас, Нардол и Эленах на севере. И всякий раз, когда с востока на Дол-Амрот шли полчища Харада или орды орков, на вершине Амон-Лоина вспыхивал костер — и свет его, как в прежние времена, был виден из любой дали. И ни разу не удавалось врагу застать врасплох воинов Дол-Амрота, грозной крепости, цветущего города на Золотистом Взморье…

Иорет увидела эту башню издали, в час, когда солнце кровавого цвета медленно катилось за горизонт и вершины гор окутал туман, пахнущий дымом от далеких костров. Это был вечер четвертого дня с того сырого утра, когда харадримы играли на нее в кости. Четыре дня Иорет скиталась по приморским равнинам Этира и Лебеннина. Но все ее попытки прорваться к северу, в Минас-Тирит, были обречены на неудачу. Повсюду были харадримы, да и орков хватало. Отбиваясь и отступая, Иорет продвигалась в основном на запад. Если бы не ее конь, ее могло бы уже не быть в живых, но он не раз ее выручал. На нем она переплывала Джилрейн, когда пешие орки остались на берегу и стреляли ей вслед, на нем не раз и не два уходила от погони. Иорет прозвала его Харадримом — из-за прежних хозяев и из-за того, что он был гнедой с черной гривой. Но сегодня, к вечеру 19 марта, и конь, и всадница были измотаны до последнего предела. За эти четыре дня Иорет ни минуты не спала, а ела лишь дважды.

Прежде Иорет никогда не видела Амон-Лоина, но сразу узнала его — и в Гондоре, и в других местах ей доводилось слышать рассказы о Голубой башне, нуменорском маяке юга. Надежда вновь затеплилась в ней, и она направила Харадрима к башне. Она вынырнула из тумана почти у самых стен, и тут ее окликнул звонкий, но суровый голос:

— Стой, кто идет! Стрелять буду!

Иорет вскинула голову и увидела на вершине башни, как ей показалось, юношу-подростка в одежде серовато-синего цвета и со взведенным арбалетом в руках.

— Гондор и Нуменор! — крикнула она в качестве приветствия.

— Я Иорет, странствующий менестрель, удираю от харадримов. Я прошу у вас защиты и приюта.

— Поклянись, что ты не послана врагами! — ответили с башни.

— Именем Элберет Гилтониэль клянусь, что никогда не служила и не буду служить Врагу, — четко произнесла Иорет. — Я одна, но через час или пятнадцать минут здесь будет большая харадская банда.

Фигура стража исчезла из видимости Иорет. Казалось, он с кем-то совещался. Наконец, до девушки донесся его голос:

— Объезжай башню справа и жди у стены с тремя рунами. Сейчас мы откроем вход.

Иорет выполнила приказ. Один из камней в стене башни был намного светлее остальных, и на нем глубоко и четко была высечена Руна Света, а под ней — еще две, означавшие, как догадалась Иорет, «Нуменор» и «Лаинэс». Она соскочила с коня, и почти тут же толстая каменная плита медленно повернулась, открывая проход, в который можно было не только пройти, но и провести коня. За дверью Иорет с немалым изумлением увидела совсем юную, не старше двадцати лет, девушку с тяжелыми светлыми косами, уложенными вокруг головы. Но еще удивительнее было то, что на девушке была одежда воина, а в руке она держала обнаженный меч.

— Заходите, ты и твой конь, — произнесла она с жестким ристанийским акцентом. — У нас здесь, конечно, не крепость, но на первом этаже довольно просторно, и для коня найдется место. Иорет не заставила просить себя дважды. Девушка привязала Харадрима к вделанному в стену железному кольцу, затем, ласково потрепав его по густой гриве, бросила ему на ужин какой-то соломы, и по всему этому Иорет признала в ней ристанийку еще вернее, чем по акценту.

Полутемное, с низким потолком, это помещение было просторным и почти пустым. В дальнем правом углу начиналась узкая винтовая лестница на второй этаж. Рядом с этим местом из стены сочилась тонкая струйка воды, падая в наполненную до половины каменную чашу. У одного из краев чаши начинался выдолбленный в камне желобок, по которому лишняя вода стекала куда-то под стену.

— Родник Каменные Слезы, — сказала девушка, проследив направление взгляда Иорет. — Он никогда не пересыхает. Говорят, в прежние времена он помогал этой башне выдержать самую жестокую осаду.

Девушка с усилием налегла на какой-то рычаг в стене, и каменная плита за спиной Иорет медленно встала на место. В помещении сразу стало темно, так как слабый вечерний свет проникал в него лишь через две щели-бойницы под самым потолком.

— Ну вот, твоего коня устроили, теперь можно и тобой заняться, — проговорила девушка, беря за руку Иорет. — Пошли наверх. Ты не сердись на нас, сама понимаешь, сейчас такое время, что любой человек, идущий с востока, вызывает подозрения.

— Я не сержусь, — ответила Иорет, поднимаясь вслед за девушкой по узкой каменной лестнице. — Мое имя Иорет, а как зовут тебя?

— Хель, — назвалась девушка. — Я родом из Ристании.

— А как же ты оказалась здесь?

— О, это долгая история…

Хель и Иорет поднялись в другое помещение, чуть меньше и намного уютнее нижнего. Здесь, со свечой в руке, их встретил страж башни, и вблизи Иорет с удивлением разглядела, что это был не подросток, а тоже девушка, чуть постарше Хель, но тоже одетая в боевую одежду.

— Ланор из Дол-Амрота, моя родственница, — представила ее Хель. — Ты, наверное, голодна, Иорет? Садись на одела, я сейчас принесу еду.

Иорет направилась в угол, где из пяти или шести одеял была устроена довольно удобная постель. Ланор сняла плащ, расстегнула пояс с мечом, разулась и блаженно вытянулась на этой постели. Иорет последовала ее примеру, устроившись рядом. Вернулась Хель и протянула Иорет хрустящую лепешку, на которой лежал большой кусок сыра, и кувшинчик с водой. Та буквально выхватила пищу из ее рук и со всей жадностью изголодавшегося человека набросилась на нее.

— А почему вы здесь? — спросила Иорет, когда ее голод немного утих. — И почему я до сих пор не видела никого из воинов?

— В Амон-Лоине нет воинов, — тихо сказала Ланор.

— Но должен же быть на маяке какой-то гарнизон! И что делаете здесь вы?

— Держим оборону и поддерживаем огонь, — совершенно серьезно ответила Хель. — Сегодня на рассвете последний воин южного маяка Дол-Амрота пал, пронзенный харадской стрелой. Кроме нас троих и еще одной девушки, которая сейчас дежурит наверху, в башне Амон-Лоина никого нет.

— Слушай, Иорет, — медленно и печально заговорила Ланор. Пять дней назад одна из нас получила известие, что человек, так и не успевший стать ее мужем, умирает и хочет проститься с ней.

Как мы ни отговаривали ее, она отправилась сюда, в Амон-Лоин, и мы, как верные подруги, отправились с ней. Мы успели как раз вовремя. Вчера днем этот воин умер на руках своей невесты. Его могила находится там, на южном склоне этой горы. Мы заночевали в башне, чтобы наутро отправиться в обратный путь в Дол-Амрот. Но в середине ночи нас разбудили крики и шум битвы. Под стенами нашего маяка сражался с харадримами отряд из Этира — точнее, то, что оставалось от этого отряда. И тогда все воины Амон-Лоина вышли из башни и атаковали харадримов с той стороны, откуда они совсем не ждали нападения. Но силы были слишком неравны…

В башне остались только мы трое и один воин по имени Хальмир. Он разжег костер, чтобы в Дол-Амроте знали об опасности. Но в свете пламени его увидел кто-то из харадримов и пустил в него стрелу. И могилой Хальмира стал костер маяка, которому он отдал свою жизнь.

Среди тех, кто вышел из башни, был Арсул — муж Хель и мой брат. Сражаясь, и наши воины, и харадримы отошли на север. Мы ждали их полдня, пока не поняли, что ни Арсул, ни кто-то другой никогда больше не вернется в Амон-Лоин. Для того, чтобы защитить от врагов маяк Лоини, остались только мы трое. И тогда мы взяли в руки оружие… Ты спишь, Иорет? — внезапно прервала Ланор свой рассказ.

А Иорет действительно спала. Бессонные ночи, усталость и напряжение последних четырех дней взяли свое. Тогда Ланор устроилась рядом с ней и тоже начала засыпать. Последнее, что различили ее слипающиеся глаза, была Хель, осторожно пробующая струны лютни Иорет…

23

Иорет проснулась довольно поздно. Сначала, увидев нависающий над собой каменный потолок, она не сразу сообразила, где находится. Но почти сразу в ее памяти всплыли три руны на голубоватом камне, юная воительница Хель, родник Каменные Слезы и печальные слова Ланор: "Для того, чтобы защитить от врагов маяк Лоини, остались только мы трое". Амон-Лоин, нуменорская твердыня…

Сквозь узкие окна в помещение проникал дневной свет, холодными светлыми квадратами лежал на полу. На подоконнике самого большого из окон, забранного решеткой, сидела Ланор и расчесывала свои каштановые кудри. А Хель лежала рядом с Иорет, уткнувшись лицом в одеяло и слегка посапывая.

— Ланор! — негромко позвала Иорет хрипловатым после сна голосом. — Сколько я проспала?

— Проснулась? — Ланор спрыгнула с подоконника и подошла к Иорет. — Ты спала почти двенадцать часов. Ничего страшного, зато отдохнула как следует. К счастью, обещанные тобой харадримы так и не явились, ночь прошла спокойно. А я только что сменилась с дежурства, и сейчас наверху опять Талнэ.

Иорет хотела тронуть за плечо Хель, но Ланор остановила ее:

— Не буди Хель. Ее дежурство было самым тяжелым — с полуночи до четырех. А ты вставай. Пойдем наверх, поможешь мне завтрак готовить.

Иорет встала, набросила на плечи свой потрепанный серый плащ и двинулась вверх по той же лестнице. Ланор поднималась сзади. Они прошли мимо еще одного помещения, где, как мельком разглядела Иорет, хранилось оружие, и наконец, поднялись наверх.

Большую площадку наверху ограждали мощные каменные зубцы, венчавшие Амон-Лоин подобно короне. В центре площадки было каменное возвышение, на котором едва дымились следы вчерашнего большого костра.

Между двух зубцов неподвижно замерла девушка, держащая в руках заряженный арбалет. Она стояла спиной к Иорет, и та видела лишь ее длинные темные волосы, падающие ей на плечи, да широкий плащ, казавшийся почти черным. Но когда на его складки падал свет, они отливали ярким изумрудным цветом.

— Это и есть невеста Анардола, — тихо сказала Ланор и окликнула девушку. — Талнэ!

Та обернулась на голос резким движением. Теперь Иорет могла разглядеть ее как следует. Талнэ была выше остальных девушек, и ее гордые и вместе с тем нежные черты лица выдавали в ней чистую нуменорскую кровь. Одета она была в черный бархат, с поясом из темного металла, на котором не было ни единого драгоценного камня. Мрачный наряд девушки оживляло только традиционное гондорское ожерелье — крупная серебряная цепь, одно из звеньев которой служило оправой для молочно-розового опала. Голову Талнэ охватывала узкая лента, алая, как кровь — знак траура в Гондоре, — которая выделялась на ее бледном лице, словно след от удара.

На миг Иорет почудилось, что она же где-то видела эти печальные темные глаза, этот характерный поворот головы… Однако она отогнала эту мысль как очевидную нелепость. Иорет прежде никогда не была в Дол-Амроте, да и в Гондоре они не могли встретиться — на вид девушке было не больше двадцати, а Иорет покинула родину двенадцать лет назад.

— Доброе утро, гостья с востока, — сказала Талнэ, слегка улыбнувшись. — Как видишь, судьба Амон-Лоина на волоске, но можешь рассчитывать на наше гостеприимство.

Иорет огляделась по сторонам. С башни было хорошо смотреть вдаль. На запад, насколько хватало глаз, простирались зеленеющие луга, а далеко на горизонте скорее угадывались, чем виднелись башни Дол-Амрота. На севере за невысокими вершинами гор сталью среди зелени поблескивала река Рингло, а на юге Иорет различила четкую линию морского побережья. Но взгляд Талнэ был устремлен на восток. Иорет повернулась туда — и своим острым взглядом различила то, что Талнэ только угадывала: довольно большой отряд пеших харадримов, двигавшийся в направлении башни.

— Не уверена, что это именно те, кто меня преследовал, ответила Иорет на безмолвный вопрос девушки, — но идут они прямиком сюда. Минут через двадцать тут будет очень жарко.

— Ланор! Разбуди Хель и принеси луки с третьего этажа! — приказала Талнэ. Ланор тут же нырнула вниз, озабоченно бормоча себе под нос: "Похоже, сегодня нам будет не до завтрака". Талнэ повернулась к Иорет.

— Беги, Иорет, — быстро сказала она. — Еще есть время. Здесь они задержатся, а ты тем временем успеешь уйти на запад или север.

— Ничего подобного, — спокойно ответила Иорет. — Я остаюсь здесь.

— Здесь тебя ждет смерть, — отрезала Талнэ. — Уходи!

Иорет молча окинула взглядом мощные стены и зубцы башни свисающий со стены обрывок лестницы, возвышение для сигнального костра…

— По-моему, Амон-Лоин не из тех крепостей, что берутся с одного удара, — наконец сказала она.

— Тем не менее у нас не много шансов дожить до сегодняшнего вечера.

— У меня их не больше. И я нужна здесь. Я остаюсь.

В этот миг на площадку вылезли Хель и Ланор. В руках у каждой были луки, за спиной — колчаны со стрелами. Хель, кроме того, держала тяжелый арбалет.

Иорет еще раз оглядела всех троих. Хрупкая Талнэ, энергичная Ланор, невысокая крепкая Хель — все они были совсем еще девчонки. Ни одной из них не было даже двадцати пяти… И вот они стоят здесь с решимостью бывалых воинов, чтобы преградить путь врагу или погибнуть. Они не искали подвигов, подобно Эовин — они готовились с честью выполнить свое дело.

— Вы слышали меня? — повторила Иорет. — Выйду ли я из этой башни или останусь здесь навсегда — сделаю я это только вместе с вами. Дай сюда лук, Хель! Клянусь Путем Мрака, мы устроим этим южанам роскошную встречу!..

24

26 июня, в десять часов утра или около того, случилось событие, которое, возможно, почти не повлияло на ход Игры, но прославило Хелл в веках, а престижу Темных Сил нанесло чувствительный удар. Короче, на узкой тропинке близ Раздола бригада «Спецназг» повстречалась с Лео Кортинелли. Впоследствии "партия серых" создала вокруг этого события пышную легенду. Правды в ней было приблизительно столько же, сколько в рассказе Бильбо гномам по поводу Кольца. Но здесь история конца второго назгула приводится в своем подлинном виде.

Итак, конунг Имраэль, его приятель Барон Пампа и наша старая знакомая Хелл заночевали в Раздоле, так как ночь застала их недалеко от этого поселения, а Последняя Светлая Обитель славилась своим гостеприимством. Утром истребители назгулов уже собрались в дальнейший путь, как к ним подошел Элладан и вежливо попросил проводить до родного поселения его супругу Линдару Лихолесскую, раз уж они все равно идут в ту сторону. Выданная замуж в Раздол на второй день Игры, гранасианка Линдара почему-то именно в этот день пожелала навестить своих соотечественников и своего «отца» Трандуила (в миру Джелвара). Как бы то ни было, но это сыграло свою роль в событиях, случившихся через час.

Хелл, конунг, Пампа и прекрасная Линдара весело шагали по лесной тропинке. Но дойдя до перекрестка, они с неприятным удивлением обнаружили, что навстречу им по боковой дорожке шагает (и тоже весело) Лео Кортинелли, а с ним семь или восемь орков. Саурон возвел бывшего короля Харада в звание второго назгула, поскольку должность короля-чародея уже была занята Багратом (по глубокому убеждению всего Средиземья, самым порядочным из призрачных кольценосцев). И вот теперь второй назгул бодро топал исполнять очередное поручение Черного Властелина. Но должен ли он был в очередной раз устроить дебош в Пригорье, или провести разведку боем в Хоббитании, или сделать еще какую-нибудь гадость свободным народам Средиземья — никто этого так и не узнал. Ибо пути Лео и «Спецназга» пересеклись.

Поначалу конунг Имраэль колебался, стоит ли принимать бой. Ни он, ни Пампа не ценили свои жизни чрезмерно, но с ними была Линдара, а ее не стоило подвергать опасности. Однако, пока он размышлял, Хелл все испортила. С отчаянным воплем: "Фривэй! Вот ты где мне попался, король-рогоносец!" она ринулась из кустов на слегка обалдевшего Лео, и конунгу с Пампой ничего не оставалось, как последовать за нею.

О «Спецназге» шла дурная слава, а для того, чтобы опасаться Хелл, у Лео имелись дополнительные причины. Поэтому он, не раздумывая, выхватил моргульский клинок. Но горький опыт уже научил Хелл, как полагается поступать в такой ситуации. На пути моргульского клинка быстро оказался ее меч, и лезвие, специально сделанное из хрупкого пластика, треснуло пополам. Помянув печенки Эру и собственный гроб, Лео взялся за обычный меч. Тем временем Имраэль и Пампа взяли в оборот орков. Линдара наблюдала за ходом побоища не больше минуты, а затем, подобрав широкую темно-зеленую юбку, кинулась обратно по тропе в Раздол с громким криком:

— Наших бьют! На помощь, эльфы Имладриса!

Оральт, дежуривший с инфрабиноклем на одной из раздольских башен, первым заметил мелькавшую среди деревьев фигурку в зеленом. И не успела Линдара добежать до входа в поселение, как ей навстречу уже спешили Элладан, Элрохир и Оральт в полном вооружении, а за ними мчалась Рози Шелл, на ходу доставая стрелу из колчана. Надо сказать, что прекрасная Арвен стреляла не хуже Мелиан, и в подобных вылазках ее помощь весьма ценилась.

Тем временем схватка на перекрестке шла полным ходом. Двое орков уже отошли в сторону и достали из карманов белые ленты. И конунг, и Пампа получили по паре ударов, но поскольку на обоих был полный тяжелый доспех, это их не слишком обеспокоило. Хелл схватилась с Лео не на жизнь, а на смерть. Конечно, назгул (кроме спины) был практически неуязвим, но у Хелл был щит, а четыре месяца занятий с Нелдором не прошли для нее даром. Поэтому Лео быстро понял, что имеет дело с более серьезным, чем предполагалось, противником, и тогда лес огласился такими богохульствами, на которые способен только итальянец в минуты сильного возбуждения.

Наконец ему все же удалось ткнуть в плечо разъяренную воительницу.

— Все, ты убита! — заорал он, опуская меч. — Убирайся к дьяволу!

В ответ на это Хелл изогнулась и прежде, чем Лео успел что-либо сообразить, нанесла ему подряд два удара в спину.

— Я в легком доспехе, — наконец соизволила она объяснить свое поведение. И действительно, к кожаной куртке Хелл были пришиты шесть или семь металлических пластин. — Продолжим наши игры, живой труп!

И неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы из-за поворота на Пригорье не донесся отчетливый стук копыт. На секунду схватка замерла, и у каждого из ее участников промелькнула своя мысль.

Имраэль: "Скорее всего, кто-то из ристанийцев. Неплохо!"

Лео: "Что-то непохоже на Черных Всадников. Дело дрянь!"

Хелл: "Чем черт не шутит, а вдруг сам Нелдор?!"

Дробный перестук приближался, и вдруг из-за поворота вылетел… нет, не белый конь Всеславура и даже не Черный Всадник, а всего-навсего серый Агент и на нем — Таллэ с кинокамерой. Своим опытным взглядом будущая журналистка мгновенно оценила обстановку.

— Гондор и Нуменор! — звонко крикнула она. — Держись, Хелка!

Лео тоже моментально оценил обстановку и понял, что объединенными усилиями эти двое без труда сделают из него покойника. Поэтому он решил прибегнуть к последнему средству спасения жизни.

— Я улетаю! — завопил он и, взмахнув, как крыльями, своим черным плащом, ринулся куда-то вбок. Но у Таллэ был лук, а назгулов разрешалось бить в полете стрелами.

— Сейчас ты у меня долетаешься! — крикнула она и пустила стрелу вслед удирающему Лео. Сказать по правде, стреляла она очень плохо и у ее стрелы не было почти никаких шансов поразить цель. Но на пути бегущего второго назгула был Барон Пампа. Полностью оправдывая свое почетное прозвище, он усиленно изображал грузовой вертолет на полном ходу. Опасаясь за целость зубов и глаз, Лео увернулся в сторону от баронского меча — и его стрела сама нашла стрелу Таллэ. Восторженный вой за спиной Лео еще яснее, чем толчок под левую лопатку, дал ему понять, что до его причисления к лику святых мучеников оставался всего один удар. И тогда он бросился бежать, не разбирая дороги, а зря — дорога эта вела прямиком в Раздол. Издав боевой клич команчей, Хелл бросилась за ним. Таллэ хлестнула Агента и, попутно добив одного не в меру нахального орка, последовала за подругой.

В этот момент из леса выбежали эльфы Раздола под предводительством Линдары. И взорам их открылась следующая картина: впереди крупными прыжками несся Лео Кортинелли, за ним мчалась Хелл, размахивая мечом, и, наконец, последней во весь опор летела Таллэ верхом на сером коне. В руках ее было что-то очень похожее на кинокамеру, и она кричала на свою лошадь:

— Скачи ровнее, Агент! Такой кадр пропадет!

На миг Розамунд показалось, что она наяву увидела сон, который Ариэль рассказала ей два месяца назад. Вот только плащ за плечами Таллэ был не черным, а зеленым, а самое главное — не Лео Кортинелли гнался за девушкой, а совсем наоборот.

Увидев прямо перед собой неизвестно как здесь оказавшихся Арвен и Линдару, Лео на миг растерялся, а затем с хриплым возгласом "Чертовы бабы!" резко свернул влево. Удирая по бездорожью, он надеялся оторваться от всадницы, а тогда, эш назг туды ее в качель, у них с Хелл будут равные шансы! И ему, и ей оставалось получить всего один удар. За своей спиной второй назгул услышал издевательский голос Элрохира:

Спокойно, по коням! Разлетелся вдребезги мой щит. Вот и буду я сейчас покойник, Совсем покойник, Вот сейчас она меня догонит, Совсем догонит И свой ратный подвиг совершит!

То ли Элрохир использовал этот куплет из "Веселой назгульской" как магическое заклинание, то ли в этот день судьба просто отвернулась от второго назгула, но, преодолев полосу кустов, Лео сумел сделать по поросшей луговине всего два шага. На третьем шагу кочка выскользнула из-под его ноги, и Лео по колени провалился в воду — луговина оказалась болотцем. Скверно ругаясь, он попытался освободить ногу, но тут Хелл налетела на него, как ястреб, и мощным ударом в спину совсем сбила с ног. Второй назгул был развоплощен на сутки. Но Хелл показалось мало этого, и она еще три раза больно ударила Лео в спину, приговаривая, как д`Артаньян:

— Это тебе за Сенту! Это тебе за Мелиан! Это тебе за Таллэ! А это от меня, последний на закуску, рогоносец! — последний удар пришелся по голове Лео.

— По-моему, ты увлеклась, Хелка, — раздался из кустов довольный голос Таллэ. — Свое он уже получил, а лежачего не бьют.

Она подошла к лежащему Лео и сунула ему в руку поводья Агента.

— Давай выбирайся. Надеюсь, ты не станешь отрицать, что развоплотили тебя в честном бою.

Лео промолчал. Отрицать он этого не мог, а ругаться было бессмысленно.

Издалека доносился шум. Там Элладан и Элрохир помогали спецназговцам добивать орков…

25

…Целый день харадримы пытались штурмом взять башню. Это было вполне понятно — пока на Амон-Лоине горел костер, не было никаких шансов застать Дол-Амрот врасплох. Но вся их ярость бессильно разбивалась о неприступные стены башни, о которые уже были сломаны два тарана. Тех же, кто пытался вскарабкаться на маяк по стенам, отправляли на тот свет меткие выстрелы девушек.

Особенно отличилась Иорет. Прячась за зубцами и выглядывая из бойниц, она умудрялась быть одновременно везде и за этот многотрудный день записала на свой счет одиннадцать покойников.

К вечеру харадримы отступили, но никого из девушек это не обмануло. С башни было прекрасно видно, что враги стали лагерем за ближайшей горой. Весь вопрос был в том, что последует за этой передышкой — попытка под покровом темноты застать врасплох защитниц башни или что-нибудь похуже.

Сигнальный костер снова ярко пылал. Около него грелись Хель, Талнэ и Иорет. Ланор стояла на часах, напряженно вглядываясь в ночную мглу. Стояла тишина, нарушаемая лишь треском костра, а высоко в небе сквозь разрывы туч проглядывали звезды. В такой обстановке даже самые простые слова казались исполненными некоего таинственного значения, и девушки подсознательно ощущали это — разговор не клеился.

— Я вот думаю, — нарушила молчание Талнэ, — как бы им не пришло в голову поджарить нас в этой башне.

— Чему тут гореть? — отозвалась Ланор, не оборачиваясь. Камень и железо. Еду и топливо я хорошо спрятала, так что горящих стрел нечего опасаться.

— А если они навалят хвороста под стены? — кажется, это спросила Хель.

— Где они найдут столько хвороста? — пренебрежительно махнула рукой Ланор. — Здесь горы, а не лес. А если даже и найдут — наверху нам ничего не страшно. Вот уже пятый день ветер с моря.

— Все равно найдут способ извести, — пессимистически заключила Талнэ. — Они, гады, такие. Как вы думаете, на сколько нам еще хватит стрел?

— Дня на четыре, если не промахиваться, — ответила Хель. Но это если не промахиваться. А потом все равно придется собирать.

— Да, — протянула Иорет, ни к кому специально не обращаясь.

— Вот так и совершаются подвиги, о которых потом никто не поет. Поют о тех, кто на коне скачет навстречу опасности, а не о тех, кто сидит и неторопливо ждет следующего любителя сносить чужие головы. О тех, кто просто делает, что может, на своем месте, петь не принято… Только неправда все это! — она резко вскочила на ноги. — Песню о нас еще услышат в Гондоре! Потому что я, Иорет Гондорская, уже сложила ее, а песни не умирают.

Она схватила лютню и несколько раз энергично ударила по струнам. Гордая и суровая мелодия повисла над башней, но удивительное дело! — где-то в глубине ее был свет, словно робкая надежда в сердцах защитниц маяка. Девушки изумленно повернули к ней головы, и тогда Иорет запела:

Четверо нас, четверо на башне, Воины в сраженьях перебиты Только мы тут вместо них остались, Вместе нам не будет и ста лет…

И такая сила была в ее голосе, что липкий, ползучий страх, который давно поселился на башне и заставлял руки девушек вздрагивать в самый решающий момент, теперь рассеялся без следа, бежал прочь, как король Ангмара под ударами меча Эовин. И в их глазах ярким блеском отражался свет костра и надежды. Это был дар Иорет — пробуждать песней сердца, и в голосе ее был эльфийский свет и сила людей — ведь в ней смешалась кровь высоких родов Нуменора и эльфов Нолдор…

Четверо нас, четверо на стенах Правда, стены крепки и надежны, Правда, мы вчера весь день стреляли, И у стен остался не один… Смерть в бою предпочитая плену, В будущее смотрим мы тревожно Только бы в атаке устояли, Только бы не пал Амон-Лоин!

Когда Иорет кончила песню, на башню опустилась трепетная тишина. Талнэ сидела, откинувшись назад и устремив свой взор в небо, на мелькающую в разрывах туч золотую точку Лоргила.

— А в Итилии сейчас весна, — неожиданно сказала она. — В воздухе пахнет мятой, а по берегам маленькой речки Норили цветет белый шиповник, — она резко ударила ладонью по камням башни.

Девы, неужели когда-нибудь наступит время, когда в Средиземье не будет Мрака?! И не будет совсем-совсем никаких войн? Мы ведь даже не знаем, что это такое — мирное время!

Иорет изумленно взглянула на нее.

— Ты из Итилии? — спросила она. — Но ведь люди покинули Долину Запретов более тридцати лет назад…

— Это так, — Талнэ опустила голову. — Однако мои родители родом оттуда. А я никогда не была в Долине Запретов, но люблю это место, словно прожила там полжизни. Итилия мне по ночам снится… — она снова подняла глаза к звездам и тихонько запела:

Восточнее вод Андуина, Закрыта горами от Мрака, Овеяна ветрами с Моря Земля Восходящей Луны, Таится в Долине Запретов От взгляда Багрового Ока…

Внезапно она оборвала песню на полуслове, и в ее глазах блеснули слезы. Впрочем, через пару минут она вынула из-за пояса флейту и попыталась повторить на ней эту легкую и несмелую, как первый весенний цветок, мелодию.

Увидев флейту в руках Талнэ, Иорет вздрогнула. Эти чуть выступающие скулы… эта привычка при разговоре слегка наклонять голову вправо… И имя Талнэ — его носят многие девушки, чьи предки жили в Имлад-Талнахе… Где были твои глаза, Иорет?

— Талнэ, — окликнула она девушку, и голос ее дрогнул. Откуда у тебя эта флейта?

— Двенадцать лет назад моя старшая сестра ушла из дома куда глаза глядят, — ответила та. — Это случилось после гибели нашего отца. Когда она уходила, она оставила мне в память о себе свою флейту. И вот я храню ее и даже немножко выучилась играть на ней. А почему ты спрашиваешь?

Иорет резко повернулась к девушке, и их взгляды встретились.

— Так вот какая ты выросла, сестра, — медленно сказала она.

— Черный цветок Долины Запретов… Если бы Эрверн, наш отец, был жив, он бы гордился тобой.

Несколько секунд Талнэ ошеломленно смотрела на Иорет, а затем с радостным криком "Сестренка!!!" бросилась ей на шею.

Хель с удивлением, как на чудо, смотрела на эту встречу.

— Как же ты оказалась в Дол-Амроте? — радостно спрашивала Иорет.

— Так получилось. Сейчас я тебе все расскажу…

— Тревога! — вдруг раздался голос Ланор. — Пока мы тут сидели, пять мерзавцев с юга обошли нашу башню и приставили

лестницу к стене!

Сестры разжали объятия и почти одинаковым гибким движением схватились за свои луки. А Хель уже подбегала к стене с взведенным арбалетом…

26

Так тянулся день за днем. Девушки уже давно перестали их считать. И каждый день был похож на другой: вой харадримов под стенами, руки, уставшие натягивать тетиву, короткий сон-полузабытье, не приносящий отдыха и неизменно прерывающийся криком часового: "Тревога!". На четвертый (десятый? двадцатый?) день осады харадримы куда-то отодвинулись, и Хель воспользовалась короткими минутами передышки, чтобы собрать стрелы и заодно принести немного топлива для костра. Первая вылазка окончилась удачно, но во время второй харадримы выследили ее. Хель со всех ног кинулась к башне, но стрела, пущенная одним из харадримов, догнала ее. Она впилась в плечо девушки, но и этого было более чем достаточно — теперь Хель не смогла бы сама закрыть вход в Амон-Лоин, слишком большое усилие требовалось для этого. Трое или четверо южан ворвались в проем стены вслед за девушкой. Но здесь их уже поджидали с мечами Иорет и Ланор. У Двери Трех Рун завязалась короткая и ожесточенная схватка, пока Ланор не сумела закрыть вход. Внутрь башни удалось проникнуть лишь одному харадриму, и девушки прикончили его быстро и без лишних эмоций.

И все началось сначала. Харадримы откуда-то притащили еще один таран и начали равномерно колотить им в Три Руны, видно, решив, что это уязвимое место башни. Но вскоре сломанный таран показал им, как они заблуждались. И снова девушкам пришлось встать насмерть у стен, отталкивая и поджигая осадные лестницы, перерубая веревки и стреляя, стреляя без конца… День сменился ночью, и вновь над башней проступило серое утро, но четыре защитницы Амон-Лоина, казалось, даже не заметили этого. Ранена уже была не только Хель, но и Ланор. Только дочерей Эрверна Итильского судьба почему-то берегла…

А ближе к вечеру, когда багровое солнце медленно покатилось к пыльному горизонту, произошло непонятное. Полчища Харада, яростно и бессильно бившиеся об Амон-Лоин, вдруг отхлынули прочь от его стен и торопливо скрылись на северо-востоке, словно выполняя чей-то молчаливый приказ. Тьма окутала Амон-Лоин, тьма и тишина такая, что, казалось, каждое еле заметное движение эхом отдается в горах. И вместе с ними на башню вернулась липкая тень страха и протянула свои лапы к гаснущему сигнальному костру.

Девушки жались к этому огню, как к своей последней надежде на спасение. Каждая чувствовала, что это неестественное спокойствие — лишь затишье перед страшной грозой, которая сметет с лица земли не только их самих, но и эту древнюю горделивую башню, а может быть, даже прекрасный, цветущий Дол-Амрот и там, на севере — Минас-Тирит, из последних сил сдерживающий вражьи войска…

И тогда, отгоняя прочь страх и тьму, снова зазвучал голос Иорет, и ему вторила ее лютня. Песни сменяли одна другую — то гордые и суровые напевы, зовущие людей в бой, то тревожные, манящие вдаль эльфийские мелодии. А когда лютня умолкла, Иорет начала рассказывать о своих странствиях на севере, о Золотых Лесах Галадриэли, о Раздоле, где она впервые узнала тайну своего рождения… Девушки слушали ее по-разному. Взгляд Хель был настороженным — как и все ристанийцы, эльфам она не доверяла.

Ланор, наоборот, слушала с искренним интересом, так как со времен Нимродэли в Дол-Амроте сохранилось особое отношение к Дивному Народу. Талнэ сидела боком к Иорет, и та не видела ее лица, но догадывалась, что сестра, хоть и прислушивается к рассказу, на самом деле думает о чем-то своем и печальном.

Видно, немало пришлось ей вынести за эти двенадцать лет…

— Говорят, что опасно смертному своей волей искать встречи с эльфами, — внезапно проговорила она. — А еще говорят, что в молодости наш отец Эрверн бывал в Лориэне — и все же вернулся…

— Он действительно бывал там, — не сразу ответила Иорет. И всю оставшуюся жизнь не любил об этом распространяться, — она не добавила, что именно там Эрверн Итильский встретил ее мать Эленни Эреджин, когда-то жившую в Остранне, маленькую эльфинку с большими глазами, наполненными печалью.

Холодный порыв ветра налетел с севера, и пламя на возвышении заметалось. Ланор, держа меч в левой руке, неловко пошевелила ветки в огне. Правая ее рука была на перевязи. Хель прихлебывала из помятой кружки, на которую в пылу сражения наступали не раз и не два, смесь настоя из горных трав с подогретым вином.

— Между прочим, девчонки, когда я жила в Раздоле, я ходила там в длинном серебристом платье, — сказала Иорет, глядя в пламя костра. — Вы можете представить меня в платье?! — она горько усмехнулась.

— Нет, — честно ответила Хель, выплескивая через стену остаток содержимого кружки.

— Мы сами себя не можем представить в платьях, — голос Талнэ был глухим и хрипловатым. — Знаешь, у меня в Дол-Амроте осталось платье, которое я шила к свадьбе с Анардолом. Оно было такого цвета, как спелые вишни — черное и в то же время все из огня. Рукава прозрачные, а по вырезу вышивка, зеленая с золотом, как вьющиеся стебли… А сейчас мне кажется, что я уже никогда не смогу носить такие наряды, — она опустила голову в колени с громким всхлипом.

— Не плачь, — Иорет, как кошку, погладила ее по спине. — Ты не уронила чести Гондора. Не каждый воин был бы способен на то, что ты делала все эти дни.

Талнэ резко вскинула голову. На ее потемневшем от пыли и гари лице слезы оставили две светлые дорожки.

— Светлые валары, как я устала! — тихо сказала она. — Сколько я живу, всегда вокруг меня шли сражения. Мощь и красота Гондора, все самое лучшее, что в нем есть — все, как в бездонную пропасть, уходит в нескончаемую войну. И уже близка черта, за которой будет невозможно возрождение. Разве для этого пришли в Средиземье наши нуменорские предки?

Голос ее звенел от слез. Иорет взглянула на сестру и внезапно увидела то, на что все эти дни просто не обращала внимания — ее роскошную одежду, потускневшую от пыли, спутанные волосы, которые просто некогда было расчесать, маленькие руки, исколотые и исцарапанные колючими ветками — так уж получилось, что следить за костром пришлось в основном Талнэ. Затем она перевела взгляд на других девушек, на мрачную Ланор с перевязанной рукой и в обгорелых сапогах — в минуту краткого затишья она уснула, где стояла, ногами к огню, и проснулась только тогда, когда подошвы начали дымиться. У Хель сапоги остались целыми, зато была подпалена коса, а левая бровь рассечена.

— Хотелось бы знать, возьмет ли нас хоть кто-нибудь замуж после этой башни, — Ланор высказала вслух то, о чем в той или иной форме уже думала каждая из них.

— Особенно меня, — невесело усмехнулась Иорет. — Женщину, которой тридцать два года и у которой привычки старого бродяги.

— Тебя возьмут, — коротко ответила Ланор. — Ты красивая.

Темнота и тишина. Только пламя костра, только треск сгорающих веток. И неясная тревога, предчувствие конца… а может быть, наоборот, начала?

— Знаете, девчонки, — вздохнула Иорет, — если это когда-нибудь кончится, то, наверное, я на радостях напьюсь, как последний гоблин. И вообще, хватит о грустном. Про что вам еще рассказать?

— Про Ристанию, — быстро ответила Хель. — Два года никаких вестей с родины.

— И про Наследника Исилдура, — добавила Талнэ. — Интересно же знать, что за тип собирается стать королем Гондора!..

27

30 июня в Хоббитанию пришла Фирюза, Зеленая Колдунья. Это был обычный мастерский визит: Фирюза прошлась по поселению, дала ценные указания Старому Кролу по прозвищу Лунатик, поругала юных хоббитят за свалку возле палаток, пригрозила наслать чуму, немного побеседовала с Фродо… Но через пятнадцать минут после этой беседы Лиго Нерти полез в карман за зажигалкой — и нащупал там небольшую пластмассовую коробочку. В первую минуту до него не сразу дошло, но когда дошло, он восхитился: работа была чистая.

Дождавшись, пока останется один, Нерти открыл коробочку. Кольцо на золотой цепочке было не таким, как в фильме — типа старинных обручальных, — а из черного металлопласта, и любимое ругательство Средиземья "эш назг и т. д." было вытеснено на нем золотыми рунами. В общем, красотища.

В этот день Фродо не стал ничего предпринимать. Но ночью он все рассказал Сэму, Пину и Мерри — трем хоббитам с Лии, которые жили с ним в одной палатке. Три часа перед сном хоббиты совещались. Джуэл из Мордора, племянница Энгуса, которую он в качестве шпиона заслал в Хоббитанию, подслушивала у палатки. Но, к сожалению, Саурон не учел тот факт, что такие важные дела хоббиты будут обсуждать только на лиа — своем родном языке. К тому же на обратном пути Джуэл наткнулась на кого-то из охраны Забрендии и тот на всякий случай ее прибил. Впрочем, Джуэл это совсем не огорчило, так как у нее был договор с Валарами, что после первого попадания в Страну Мертвых ее выпускают лихолесским эльфом.

Таким образом, о том, что Кольцо вступило в Игру, в Хоббитании узнали только днем 2 июля, когда никто из лиинской четверки (сбежавший еще ночью) не явился ни на завтрак, ни на обед. До Энгуса же эти известия дошли еще позже, и он в гневе честил своих шпионов в Эру душу мать. Абсолютно никем не замеченные, Нерти и K° пришли в Пригорье, как на пикник, и тут их везение кончилось. Причем, если уж рассуждать по справедливости, вины Энгуса в этом не было никакой.

…В начале Игрищ Раздолбай был раздольским эльфом (чем навлек на родное поселение особую любовь Саурона), но считал унизительным для себя находиться под началом Нимлайда. Впрочем, на девятый день Игры его прибили в одной из заварушек под стенами Имладриса и после суток в Стране Мертвых выпустили личным агентом Сарумана (не стану приводить всех шуточек "партии серых" на эту тему). Рядом со старым другом Лехой Черновым Раздолбай почувствовал себя веселее, но это не излечило его от пагубных привычек. И вот, в один прекрасный (не для хоббитов) день, он, взяв к себе в охрану пяток подвластных Саруману орков, по старой памяти отправился за здравуром к Лавру Наркиссу. Однако судьба распорядилась так, что именно в этот день хоббиты добрались до Пригорья. Нелдор и еще трое-четверо воинов Серого Отряда успели как раз вовремя, но положения это не спасло.

То, что в заведении Наркисса в очередной раз воцарился кабак и бардак, уже давно не было способно кого-то потрясти. Почти все Средиземье искренне считало, что если за время Игрищ сей факт имел место менее чем четыре раза, то Игрища не удались. Но вот то, что хоббитов засветили и рассекретили, было гораздо хуже. И тогда началась обычная игровая свистопляска, и все гранасианцы и лиинцы, имевшие неосторожность думать об Игрищах, как о прилагающемся к киносъемкам развлечении, в два дня утратили свои иллюзии. Средиземье весело и с готовностью встало в свою привычную позу — на уши, и кинооператоры-техмастера, а также Таллэ и Джим просто не успевали заснять все роскошные батальные сцены. Впрочем, роскошных сцен хватало и помимо сражений.

Чего стоил, например, совершенно потрясающий Светлый Совет в Раздоле, после которого Хранители задержались в Последней Светлой Обители на трое суток, а вперед был выслан отряд добровольцев-камикадзе, предназначенный исключительно для того, чтобы сбить с панталыку Врага! В ушах тех, кого нелегкая занесла в эту ночь в Раздол (а их было подозрительно много), до сих пор звучал чеканный афоризм Нимлайда: "А теперь, свободные народы Средиземья, ПОПРОШУ ВСЕХ ОБРАТИТЬ ВЗОРЫ НА ЗАПАД! Что? В той стороне север? Без разницы! Грибной суп подадут через пять минут."

И ведь Черные Силы чуть не клюнули на эту приманку! Но то ли Саурон был слишком хорошо информирован, то ли просто сработала его интуиция — как бы то ни было, отвлекающий отряд дошел до самого Гондора без особых помех, а назгулы возобновили охоту за настоящими Хранителями. Говорят, что Баграт, получив приказ Саурона, долго чесал в затылке, а затем произнес историческую фразу:

— Нешто ответить на ложных Хранителей ложным Ородруином?

И вот, на рассвете 9 июля, Хранители наконец-то лицом к лицу встретились с Черными Силами. По вечной иронии судьбы, это случилось как раз под Морией. Превосходящие силы противника окружили компанию Фродо на полянке, и довольно быстро число Хранителей сократилось до шести. Келли, Боромир и Гимли-Норн выбыли из игры, а Сэму и Мерри оставалось до этого по одному удару. Нелдор и Гэндальф творили чудеса, но было ясно, что долго им не продержаться. Но в этот момент из-за низеньких елочек раздался боевой клич:

— Барук Казань! Назад, на Мену!

Это подоспела дружина Балина. Соотношение сил сразу же резко изменилось, и Черные почувствовали, что приказ Саурона в очередной раз останется невыполненным. Половина орков отправилась в Страну Мертвых вслед за тремя Хранителями, их предводитель — назгул N5 — был развоплощен совместными усилиями Пина и гномихи Тордис, остальным оркам пришлось отступить. После коротких переговоров Арагорна с Балином к отряду присоединился гном Хэнри — один из лучших бойцов Мории, и Хранители продолжили свой путь.

…Вечером этого же дня Хинта из Лихолесья (то есть не кто иная, как Джуэл) возвращалась в свое поселение, набрав целый котелок малины. Тропинку ей преграждала огромная поваленная сосна. Хинта поставила котелок с малиной на ствол и уже приготовилась перелезть через препятствие, как вдруг перед ней выросла фигура в длинном плаще с низко надвинутым капюшоном. Звонкий девичий голос произнес:

— Ни с места, эльф!

Хинта была безоружна, а незнакомка держала в руке обнаженный меч, поэтому пришлось выполнить приказ.

— Тебя зовут Джуэл, и в начале игры ты была в Мордоре, полувопросительно-полуутвердительно произнесла девушка в плаще.

Джуэл не было еще и шестнадцати, и игровые правила она чтила, как Библию. Поэтому она ответила с интонацией примерной ученицы:

— Никому в Средиземье не дано помнить о предыдущем существовании.

— Зато я прекрасно помню твое прошлогоднее существование в лихолесской команде. Ты племянница Энгуса Мак-Абердина.

— А ты сама откуда? — Джуэл покосилась на черную одежду девушки и серебряную цепь у нее на груди. — Ты из Гондора или из Черных?

— Это абсолютно неважно, потому что я спрашиваю тебя вне игры. Тебе не доводилось видеть у своего дядюшки такое украшение: кулон в форме березового листка из «грэнаси-голд», с тремя камнями цвета золотистых бериллов и на золотой цепочке?

— Конечно, доводилось, — удивленно ответила Джуэл. — Он почему-то носит его, не снимая. Я же ведь и принесла ему эту штуку. А в чем дело?

— Ты принесла! — ошеломленно воскликнула незнакомка. — Ты брала его в руки! Где ты его нашла?!

— Сейчас вспомню… Да-да, на четвертый день Игрищ мы с Ренатой пошли собирать травы к чаю. Я рвала зверобой под кривой березой у Харадской переправы и нашла это.

— Значит, ты коснулась этого листка ДО Энгуса?!

— В том-то и дело, что нет. Там была порвана цепочка, а ушко у кулона было такое маленькое, что я побоялась, что цепочка выскользнет, а я не сумею вставить ее обратно. Поэтому я взяла цепочку за концы, да так и несла его на весу, за цепочку. А когда я пришла в Мордор, дядя сказал: "Покажи мне, что ты нашла", и взял листок в руки. Потом сказал: "Дай его мне, я запаяю цепочку". А на следующий день повесил себе на шею. Я обиделась, а он сказал, что хочет оставить этот листок себе, и подарил мне вот это, — она указала на большой сребропластовый гребень с бирюзовыми кристаллами, под который были прибраны ее пышные черные волосы. — И вообще, после того, как он стал носить этот кулон, он сделался какой-то нервный и злой. В чем тут дело, не знаю.

— Миллион чертей и один пьяный назгул! — незнакомка нервно зачерпнула из котелка Джуэл большую горсть малины и небрежным движением отправила в рот. — Неужели Эндвэлл говорил правду?! Но ведь это же ненаучная фантастика!

— Что именно? — завороженно спросила Джуэл. Вместо ответа девушка одним прыжком перемахнула через поваленную сосну и торопливо скрылась в лесу. Из-за деревьев донесся ее голос:

— Да, кстати! Я из людей, и зовут меня Таллэ.

Джуэл пожала плечами. Имя незнакомки ничего ей не говорило.

28

А Игрища между тем шли своим чередом… Впрочем, своим ли? Первой почувствовала неладное Эленсэнт, у которой хорошее знание всего происходящего сочеталось с игровым опытом и интуицией. Затем заволновались Владыки и другие средиземцы со стажем — Денэтор, Балин, Лада и Люда из Лориэна… Сначала эту тревогу маскировали шуткой, что, мол, на Суперигрищах все должно быть с приставкой «сверх» — даже Саурон. Но шутки прекратились после того, как, вопреки всем ожиданиям и традициям (но не вопреки Игровым правилам!), Барлог вылез под Одинокой Горой. Гэндальф, узнав об этом, бросил Хранителей на произвол судьбы близ Ристании и помчался в Эребор выполнять свои прямые обязанности. Но когда великий маг добрался до Одинокой Горы, Барлог уже наломал дров почище дракона Смога и, превратив процветающее поселение в руины, вырезав три четверти гномов, канул в небытие с полным правом вторично вылезти в Мории.

Когда Гэндальф вернулся в Ристанию, там его поджидал новый сюрприз: Эомеру всадили в спину моргульский клинок, причем сделали это так ловко, что у него не осталось рукояти, необходимой для исцеления. Если учесть, что и Теоден, и Теодред геройски погибли в ту ужасную ночь, когда целая армия орков снесла ворота Ристании и устроила резню прямо в поселении, то реакция Гэндальфа на этот факт будет вполне ясна. Но еще больше, чем Гэндальф, сокрушалась Ариэль. В этот день она впервые пожалела о том, что стала Мастером, а не вступила в Игру в своей кинороли. Хотя, будь она Эовин, моргульский клинок достался бы наверняка не Эомеру, а ей лично. А теперь… Кармен Логинова — та, кому Ариэль уступила образ Девы-Щитоносца — была замечательным человеком и прекрасной воительницей, но более чем посредственным военачальником. Ее хватало лишь на то, чтобы не предпринимать никаких гибельных для поселения операций. Эх, конники Ристании, зря вы так доверяли дому Эорла…

И фраза из известного средиземского анекдота: "Что-то Игра не в ту сторону пошла" внезапно приобрела зловещий смысл. Теперь даже те, кто мало знал или медленно соображал, видели, что им грозит. Конечно, в истории Хоббитских Игрищ бывало, и не один раз, что побеждали Черные Силы — но это происходило либо из-за подыгрывания Мастеров, либо из-за неопытности или бездарности Светлых Владык. Но никогда за 130 лет существования системы «Рассвет» не было Саурона, который безошибочно наносил удары по всем слабым местам противника. И уже начали поговаривать злые языки, что Королева — всего лишь двадцатилетняя девчонка, вчерашняя практикантка, что все новые Владыки — Нелдор, Нимлайд, Натали Коваленко, Трандуил-Джелвар и т. д. — люди пусть умные, но не знающие средиземской специфики… Вывод подразумевался: во всем виноваты Ариэль и Стэнли! Нечего было со своим уставом в чужой монастырь…

И вот из поселения в поселение пронесся слух:

— 14 июля — день рождения Королевы! Ей исполняется двадцать лет, и по этому случаю на двенадцать часов объявляется положение вне игры!

Известие было принято внешне спокойно, но в душе многие ему обрадовались. Игровое положение настолько запуталось, что эта передышка казалась желанной. Видно, Мастера тоже это поняли, и, таясь от Ариэль, решили воспользоваться удобным предлогом. 14 июля в 6 часов вечера над Средиземьем вспыхнула желтая ракета. Итак, передышка. С днем рождения, Королева!

Ариэль не знала, что ей делать — смеяться, плакать, пропустить Стэнли через мясорубку? На острове посреди Оки, поросшем мэллами и формально принадлежавшем Лориэну, по торжественному случаю разожгли большой настоящий костер и оставили Ариэль принимать поздравления. Остальные валары впятером заперлись в режиссерском «коралле» и устроили секретное совещание, очень быстро переросшее в обычную перебранку.

— Какого дьявола ты дал разрешение этому Черному Властелину выпустить Барлога под Одинокой?! (Стэнли)

— А он у меня спрашивал это разрешение? Этот тип так увлекся, что сейчас не побоялся бы самому Морготу в рожу плюнуть! ("Элк Ор", мастер Черных)

— Между прочим, слышали последнюю новость? За два часа до желтой ракеты Изенгард буквально стерли в порошок, причем Светлые Силы не имеют к этому никакого отношения. А Мусия, ну Элронда прошлогоднего, повязали по рукам и ногам и доставили в Мордор. (Радагаст)

— Если бы не ракета, с Дол-Амротом случилось бы то же самое. Пока этот конунг Имраэль занимается охотой на назгулов, а барон Пампа играет в Робин Гуда, в их родной крепости творится черт те что! (Синий маг)

— А знаете, кто возглавил рейд на Лихолесье? Ни за что не угадаете Краса Эстар! Этот мерзавец рассчитал абсолютно правильно — ни у кого из гранасианцев не поднялась рука на женщину. (Элк Ор)

— Ну, дает Галина! Вот от кого не ожидал! (Синий маг)

— Нет, ребята, я Гальку насквозь вижу. Мы с ней вместе практику когда-то работали, вместе в «Рассвет» пришли. Помяните мое слово: лихолесский рейд — только репетиция перед вторжением в Лориэн. У Гальки на Коваленко не то что зуб, а целая вставная челюсть. (Фирюза)

После этого разговор начал кружиться вокруг старой, как сами Игрища, проблемы сведения прошлогодних счетов и двух извечных российских вопросов: что делать и кто виноват? Но при этом ни один из Мастеров даже не упомянул имени Ариэль. Все Средиземье могло полететь в тартарары — "но Королева священна"…

А Королева в это время сидела у костра, печально склонив голову. Кроме нее, здесь собралось человек двадцать, и, как всегда, кто-то что-то пел под аккомпанемент гитары, и крупные летние звезды, казалось, вот-вот упадут прямо в руки… Но Ариэль уже успела привыкнуть к лесу и звездам, кострам и песням, и ей не верилось, что этот вечер сумеет подарить ей что-то новое и волнующее. И все-таки, помимо ее воли, в ее крови рождалось какое-то странное волнение, древнее, как весь этот мир, как удивление его красотой. Из каких-то неведомых глубин странный свет проникал в ее душу, и, несмотря на все доводы разума, в этот день она верила, что развязка Суперигрищ-2123 будет непременно счастливой, что конец киносъемок — еще не конец чудес и что где-то там, за поворотом, ее ожидает нечто совершенно невероятное… Легкий ветерок чуть повеял ей в лицо дымом от костра. И вдруг Королева содрогнулась от какой-то зовущей радости, острой и пронзительной, какой бывает лишь боль. Сейчас, СЕЙЧАС ЧТО-ТО БУДЕТ! Если бы кто-то в эту секунду впервые увидал Ариэль — он не усомнился бы в том, что перед ним прекраснейшая из эльфийских дев.

Мелиан уже исчерпала весь свой прикольно-лирический репертуар, и теперь гитарой завладела Эленсэнт. Фактически Ариэль только в фильме слышала, как играет и поет Последний эльф из Остранны, и тем изумительнее казалась ее песня, звучащая, как нежное заклинание:

Серебром по серебру звенят подковы, Да в серебряную флейту — песня ветра. За вечернею зарей, ты видишь снова, Отлетает наше северное лето…

И настал миг, в который Ариэль перестала быть собой. В той, что сидела у костра и, казалось, светилась ярче, чем пламя, не было ничего от курсанта Флоридской космошколы, дочери Аськи Корневой, просто "человека Пятой Эпохи", как говорили в Средиземье… А что же оставалось? Пожалуй, на этот вопрос могла бы ответить только Наталия Эрратос. Но в эту минуту она была не в Меловой роще, вообще не была на Озе.

Ариэль не сразу осознала, что песня кончилась. Эленсэнт пустила гитару по кругу, совершенно не заботясь о том, чьи руки ее подхватят. Ее принял какой-то довольно красивый парень с длинными каштановыми волосами, которого Ариэль видела впервые. Ходят тут всякие, всех не упомнишь… Первый аккорд был таким легким и светлым, как несмелое прикосновение. Ариэль повернула голову — и ее взгляд встретился со взглядом больших серых глаз незнакомца. И своим внезапно обострившимся зрением Королева уловила, что он чем-то очень не похож на остальных собравшихся у костра, но этим же самым странно близок ей. Он смотрел на нее так, словно видел впервые — да так оно и было на самом деле. Казалось, что он готов склониться перед нею, как перед своей повелительницей. Что ж, ему предоставился случай на деле убедиться, что все рассказы о Королеве — не преувеличение. Губы Ариэль дрогнули в легкой полуулыбке, и тогда незнакомец запел. Ариэль показалось, что он поет по-гранасиански — та же красивая плавность и звонкость языка, словно нарочно созданного для песен — однако ей не удавалось разобрать ни одного знакомого слова. Но ни один другой язык не мог бы так гармонично сочетаться с удивительно красивым голосом певца, который, как показалось Ариэль, уже звучал где-то на самом дне ее снов. К тому же мелодия песни была совсем не похожа на традиционную гранасианскую. Своими странными, дразнящими сознание переливами она скорее напоминала "Элберет Наргонны" удивительную песню, сложенную еще в 60-х годах прошлого века каким-то сумасшедшим менестрелем вроде Эленсэнт.

Он пел, словно обволакивал Ариэль покрывалом каких-то неземных чар и в то же время совсем не думал и не заботился о том, какое впечатление произведет на нее и на остальных. И уже не было слов в этой дивной песне, а только мелодия, которую казалось невозможным извлечь из простой гитары, дурманящая, уносящая в неведомые миры мелодия. Медленно таяла она в шелесте листвы мэлл, в легких порывах ветра, в еле слышном шуме воды, обегающей остров. И, наконец, настала минута томительной тишины, показавшаяся Ариэль вечностью. Эленсэнт тоже смотрела на незнакомца (в котором сразу узнала Эндвэлла) каким-то беспокойным взглядом. Чутье подсказывало ей, что в данный конкретный момент этого типа по непонятным причинам несет без запятых и что это еще далеко не все.

Эндвэлл посмотрел на Ариэль долгим-долгим странным взглядом. А затем его губы шевельнулись. Голосом, словно идущим из самых глубин души, он медленно произнес лишь одно слово: "Наур"… — и пламя костра вздрогнуло, как будто его назвали по имени. Гитара уже давно была отложена прочь, но Эндвэлл снова запел… или заговорил? Медленный и страстный напев, совсем не похожий на предыдущую песню, заворожил не только Ариэль, но и всех, кто сидел у костра. А языки пламени вздрагивали в такт этому напеву. Эндвэлл протянул вперед руку — и пламя наклонилось к ней каким-то кошачьим, ласкающимся движением. Такое впечатление, что незнакомец вел с огнем странный и непонятный разговор. Его голос звучал то с неслыханной силой, почти надрывом, то тихо и ласково. Эленсэнт не заметила и не поняла, как это получилось, но вот уже он стоял в том месте, где минуту или вечность назад был костер, а языки пламени окружили его пугающей и прекрасной стеной, извиваясь и колеблясь в необыкновенном танце. А губы Ариэль почти бессознательно повторяли слова этого странного заклинания, словно она давно знала и понимала их, и лицо Королевы сияло поистине неземной красотой. И чудилось, что пламя пытается связать воедино его и ее — но еще не может… Безумный танец огненных языков почти совсем скрыл Эндвэлла от глаз сидящих у костра, и голос его теперь звучал повелительно и прекрасно.

И вдруг среди огня тенью, призраком проступило лицо женщины. Огненные языки, плясавшие вокруг него, теперь отливали серебром, словно смешавшись с ее волосами. Ускользающим, зыбким видением пламя очертило стройную фигуру. Увидев этот призрак, Ариэль слабо вскрикнула — нет, скорее хрипло простонала обессиленным стоном счастья. Эндвэлл услышал его — и смолк. Видение тут же растаяло.

Все сидели, боясь пошевелиться. Почему-то всем было ясно, что теперь этот огонь, как живое существо, подчиняется незнакомцу и может выполнить любой его приказ. Эндвэлл оглянулся вокруг с некоторым испугом, и во взгляде его ясно читалось: "Что-то я не то наделал!". Его протянутая рука медленно сжалась в кулак, затем вдруг снова разжалась резким движением.

— Спи! — бросил он властно и коротко — и пламя тотчас угасло, только на углях, под самыми его ногами, вздрагивали маленькие язычки огня. Эндвэлл сошел с них и, раздвинув круг ошеломленных свидетелей этой сцены, быстро скрылся в лесу.

— Что это было, народ?! — Розамунд Шелл медленно поднималась с травы, и ее глаза были размером с небольшое блюдце. — Мне показалось…

— Что с Ариэль?! — резко перебила ее Эленсэнт, кидаясь к неподвижно лежащей Королеве. Никто не заметил, когда она упала. Ее пышные золотистые волосы разметались по траве, на губах блуждала пьянящая счастливая улыбка. Казалось, в ней перегорел какой-то предохранитель, не выдержав слишком большого напряжения странной радости.

Эленсэнт тронула ее за плечо, и Ариэль тут же открыла глаза.

— Ты, Сента? — тихо спросила она. — Не могу понять, задремала я или просто потеряла сознание. По-моему, после тебя кто-то пел так красиво, но я уже ничего не помню. Кто это был?

— Алкар, — поспешно ответила Эленсэнт. — Он пел "Западный ветер" по-гранасиански.

29

Я не буду приводить здесь всех высказываний Нелдора, Денэтора, Гэндальфа и "партии серых" по поводу этой передышки, не стану цитировать убийственно ироничных замечаний Энгуса. Я скажу коротко: двенадцать часов вне игры не только не помогли Светлым Силам собраться с мыслями, но еще хуже запутали игровую ситуацию.

17 июля Барлог вылез в Мории и снова отвлек Гэндальфа от других неотложных дел. Ругая Энгуса скверными словами, маг разделался с Лихом Дарина… и отправился на сутки в Страну Мертвых, откуда должен был выйти уже Гэндальфом Белым.

Вечером следующего дня Отряд Хранителей попал в засаду недалеко от Гондора. Ценой невероятных усилий им удалось вырваться, но в схватке был убит Пин, а на прощание кто-то из орков всадил стрелу в бок Сэму. Четверо оставшихся в живых Хранителей долго совещались, и на рассвете 19 июля Фродо повернул к Мордору. За ним в качестве почетного эскорта шлепал Хэнри. Арагорн и Мерри отправились в Гондор. Минас-Тирит отбивал в среднем по три атаки в день, и первым делом Нелдор отправил Таллэ гонцом к Серому Отряду — за подкреплением. Дунаданцы пришли в тот же день, так как теперь у Таллэ был Агент. Лишившись почетного звания Третьего сенешаля Мустангрима и оказавшись в числе призраков Мордора, Руслан-Эомер, естественно, возвратил Джиму его Ундину.

В Хоббитании бесчинствовали орки Сарумана, тем самым надежно отрезав Серебристую Гавань от остальной игры. Эльфы разгромленного Лихолесья перебрались в Раздол, помогая ему отражать мордорские атаки. Лориэн вообще никто не трогал, и несмотря на все призывы Наталии Коваленко, ее эльфы начали терять бдительность.

20 июля Кармен Логинова уже совсем приготовилась выполнить свою миссию — разделаться с Багратом, но тут с нею самой зверски расправился предводитель орков Маухур. Баграт ушел в Мордор целым и невредимым, а командование ристанийскими войсками принял Эркенбранд. Гондор из последних сил сдерживал войска Саурона, и надежда гасла в сердцах всех играющих. А после того, как Стэнли и его кодла запечатлели на пленке гибель Минас-Итила (между прочим, исключительно хорошие кадры, украсившие собой фильм!), Ариэль поняла, что Торину Дубощиту не уйти живым с этих Игрищ. Слишком уж много подозрений пало на него.

Во всем происходящем имелась одна маленькая капля утешения: Умбар и Харад, традиционные союзники Саурона, не очень-то ему подчинялись. Пока на харадском троне была Мэнси Холлин (королева Мелисса), южане кое-как сохраняли нейтралитет, но долго это продолжаться не могло — харадримам тоже хотелось помахать мечами. Где-то в недрах Харада зрели заговоры… Что же касается Умбара, то его поведение, как всегда, оставалось для всех полной загадкой. От действий пиратского поселения в равной степени страдали и Дол-Амрот, и гоблинская крепость.

"Зато живем, как в настоящем Средиземье: никакой уверенности в завтрашнем дне", — невесело шутили в поселениях.

…Вечером 22 июля к воротам Лориэна подбежала Мелиан и изо всех сил рванула за какую-то палку у входа. С лапника посыпались иголки. Затем из-за импровизированной стены из еловых веток поднялась эльфийская голова.

— Кто здесь?

— Впустите! Я к Владычице со срочным донесением, — задыхаясь, выговорила Мелиан.

Странное сооружение из жердей слегка отъехало в сторону, и Мелиан боком пролезла в образовавшуюся щель. Даже не взглянув на весело приветствовавшего ее Келли, она кинулась к большой синей палатке с золотым кленовым листом — эмблемой «Голдмэлла»…

За пять часов до этого дунаданец Арвелег получил в схватке на Гондорском броде четыре положенных удара и с грустью отправился в Страну Мертвых вслед за тремя им же убитыми орками. Не обращая на него никакого внимания (все равно, мол, этому типу сутки вне Игры торчать!), орки изо всей силы нарушали правило "мертвые не разговаривают".

— Эх, жалко, завтра Пеленнорская битва, а мы ее на курорте просидим.

— К Пеленнорской-то как раз вылезем. А вот то, что в Лориэне помахаться не выйдет — это обидно.

— При чем тут Лориэн?

— А ты что, не слышал? Чтобы эти эльфы в Пеленнорском шухере не участвовали, Галя с ребятами собирались завтра в пять утра немного их порезать. И я с ними напросился, кто ж знал, что топор сломается…

В Стране Мертвых Арвелег честно изложил Фирюзе обстоятельства своей гибели. Та выслушала его и только сказала:

— Покажи свой меч.

Арвелег обнажил клинок. На фоне черного лезвия ярко вспыхнули алые с серебром руны Тенгвара.

— Этот тип приходит сюда с арнорским клинком и смеет заявлять, что его убили с четырех ударов! — всплеснула руками Фирюза. — Поскольку они не стали тебя добивать, то ты только ранен. Немедленно возвращайся в Игру и ищи целителя!

Фирюза не подыгрывала и не превысила мастерских полномочий. Все произошло без отступлений от правил. И никто так и не узнал, что по сути, этот приказ Фирюзы спас Игру.

Услышав о том, что он только ранен, Арвелег со всех ног кинулся назад в Гондор. Плевать на рану! Лориэн требовалось срочно предупредить о грозившей ему опасности!

— Эй, потише, потомок Нуменора! Так ведь и с ног сбить недолго!

Арвелег уже подбежал к Дол-Амроту. Он вгляделся в девчонку в длинном коричневом плаще и с радостью узнал Мелиан.

— Хорошо, что я встретил тебя, Мелли! Немедленно отправляйся в Лориэн и скажи Владычице, что завтра в пять утра их собирается штурмовать Краса Эстар! Информация проверенная. А я не могу, мне валары велели целителя искать…

…С самого утра в этот день у Келли было прескверное настроение. Началось с того, что его поставили часовым в самую плохую смену — с четырех до восьми утра. Келли любил поздно лечь, но утром поспать всласть, и сидеть на дэлони с заряженным сарбаканом в то время, как изо всех палаток доносится дружный храп, было для него невыносимо. Чтобы разогнать тоску, Келли взял гитару и под ее аккомпанемент запел по-гранасиански нечто, в чем часто повторялось имя Мелиан. (Впоследствии Эленсэнт сделала вольный перевод этой серенады на русский, после чего Леголас три дня с ней не разговаривал.) Увлеченный песней, Келли забыл о своих обязанностях часового и опомнился только тогда, когда его окликнули на родном языке:

— Рэ ванва на элл нэ Трандуил!

Невнятно выругавшись, сын Трандуила отложил гитару и глянул вниз. Под мэллой стоял незнакомый парень в лориэнском плаще с откинутым капюшоном, и взгляд его серых насмешливых глаз немного смутил Келли.

— Эдж Сира вирз… — начал было Леголас — и осекся. Ибо, несмотря на гранасианскую фразу, произнесенную без малейшего акцента, парень был явно с Озы. Это было понятно по его длинным каштановым волосам и теплому оттенку кожи. Поэтому Келли закончил свою мысль по-русски:

— Откуда ты тут взялся?

Незнакомец неопределенно махнул рукой в сторону брода: мол, понимай, как знаешь, часовой-разиня.

— Вообще-то я к тебе по делу, сын Трандуила, — продолжал он все на том же безупречном силиэ. — Пару месяцев назад я обронил в Меловой роще свою флягу. Так вот, недавно я точно узнал, что она у тебя.

— Какую еще флягу? — Келли, как всегда, попытался прикинуться шлангом.

— Серебряную, — терпеливо, но с нахальной искоркой в глазах пояснил незнакомец. — Оплетенную кожей. Эту вещь видела у тебя, во-первых, Королева Ариэль, во-вторых, девушка по имени Мелиан.

После той попойки, когда Ариэль нашла Келли в кустах в свинском состоянии, он с подозрением относился к своей находке. Конечно, вино в этой штуке вкусное, но какова же ее вместимость?! Поскольку Келли не верил ни в Валаров, ни в Зеркало Галадриэли, ни в прочую мистику, он не стал забивать себе голову физическими выкладками по поводу странной фляги, но иногда, в минуты особо скверного настроения, прикладывался к ней. Поэтому появление истинного владельца загадочной емкости не слишком обрадовало Леголаса. Но, услышав имена Ариэль и Мелиан, он понял, что против таких свидетелей ему нечем крыть, и флягу придется отдать.

— Так бы сразу и говорил, — произнес он торопливо. — Она у меня где-то здесь, на дэлони. Подожди минуты три, сейчас я ее найду.

С этими словами Келли нырнул под навес из темно-зеленой пленки, под которым стражи Лориэна прятались от дождя. Что в эту минуту было у него на уме — не ведомо никому, однако незнакомец ждал его не три минуты, а несколько дольше. Наконец, снизу из-под навеса высунулась рука Келли и поставила на край дэлони трехлитровую банку, до краев наполненную светло-золотистой жидкостью. Незнакомец не смог сдержать улыбки, но продолжал терпеливо ждать. Келли все не появлялся, зато к первой банке прибавилась вторая, потом третья… Если бы Эленсэнт была свидетельницей этой сцены, она бы непременно воскликнула: "Старинное валимарское вино — в трехлитровых банках! Куда катится наша цивилизация?!" — или еще что-нибудь в этом роде. Но незнакомец воздерживался от комментариев и наблюдал за появлением банок с поистине олимпийским спокойствием. Наконец, из-под навеса вылез Келли с флягой в руках. Вид у него был до того растерянный, что незнакомец с трудом удержался от смеха.

— Держи свою посудину, — сказано это было с такой интонацией, что Эндвэлл не выдержал.

— Хочешь, выпьем на прощание? — сказал он с непередаваемой улыбкой и извлек откуда-то, чуть ли не из воздуха, два тонких стакана. Келли что-то промычал в знак согласия, и тогда Эндвэлл принял из его рук флягу и наполнил оба стакана. Келли протянул руку за своим с оторопелым видом: жидкость в стакане цветом напоминала холодный чай. Осторожно, словно боясь отравиться, он отпил глоток — и его изумление перешагнуло пределы, отпущенные природой. В стакане был натуральный французский… как же это на языке Озы?… ах да, коньяк! Леголас перевел взгляд на незнакомца, который от души смеялся, глядя на его растерянную физиономию.

Это происшествие Келли переваривал вплоть до обеда. Даже если привлечь как материал для размышления все средиземские слухи и сплетни, то поведение странного незнакомца все равно не укладывалось в сколько-нибудь правдоподобную гипотезу. Но после обеда Келли нашел у себя на дэлони нечто такое, что разом заставило его позабыть и о бездонной фляге, и о французском коньяке. Это был листок с набранным на компьютере текстом. Кто-то, памятуя о том, что Келли не читает на языках Озы, записал кератом стихотворение, написанное по-русски. Сверху крупным шрифтом был набран заголовок: "Песнь о подвигах Леголаса". Далее в классическом стиле "партии серых" излагались все преступления Келли: неудачная стрельба из лука, езда на Киске, вечные стычки со Стэнли и многое другое, о чем не было упомянуто в этой повести.

Келли дважды прочитал "Песнь…" и окончательно вышел из себя. По-справедливости, автора этого опуса требовалось повесить на первом суку. Но, во-первых, у Келли никогда бы не поднялась рука на женщину — даже на наглую девчонку из "партии серых", — а во-вторых, этим четверым так часто доставалось за их литературное творчество, что они уже давно перестали обращать на это внимание. Поэтому Келли ограничился тем, что разорвал в мелкие клочья оскорбительный листок и до самого вечера впал в черную меланхолию.

А вечером в Лориэн пришла Мелиан…

…Через полчаса Мелиан и Владычица вышли из синей палатки. Галадриэль тут же начала отдавать распоряжения о двойной страже на стенах и других мерах защиты от воинства Красы Эстар. Мелиан подошла к Ладе и Люде, возившимся у костра.

— Эй, девчонки! — окликнула она их. — Можно, я у вас в палатке переночую? А то отсюда что до Гондора, что до Пригорья полночи идти, а обстановка сейчас сами знаете, какая.

— Понимаем, — отозвалась Лада, пробуя варево в котелке. — Ты, конечно, очень нас извини, просто после разгрома Лихолесья у нас в палатке уже спят четверо, и для тебя может не найтись места.

— Ничего, как-нибудь устроюсь, — усмехнулась Мелиан. — Не впервой. Помните, как мы в прошлом году…

— Лучше иди ко мне на дэлонь, Мелли, — из-за Людкиной спины высунулся Леголас. — У меня полно места, а в палатке вы будете друг на друге спать.

Люда звонко фыркнула, но Лада заметила:

— Этот хмырь рассуждает весьма здраво. Действительно, иди к нему, а уж он, — она улыбнулась. — сам позаботится о твоем комфорте.

— Кстати, Владыка еще утром велел поставить тебе на дэлонь чан с водой, — ехидно произнесла Люда. — Ты поставил? А то этой ночью нас наконец-то будут бить.

— Сейчас поставлю, — улыбка Келли сразу же обезоружила Людку. Спасибо, что напомнила, Лютиэнна.

…Натали Коваленко вспомнила о Мелиан толь за полночь.

— Где наша гостья? — спросила она у Лады, припавшей к щели в изгороди из лапника с сарбаканом в руках. — Она ушла или ночует у вас?

Вместо ответа Лада широким жестом указала на сторожевую дэлонь на углу стены.

— Келли энд Мелли дрыхнут на мэлле, — добавила она для полной ясности.

И в этот момент случилось сразу много событий. Раздался треск, грохот, плеск падающей воды и проклятия на двух языках. Все взоры, как по команде, обратились на угловую мэллу. И тут что-то упало сверху, больно стукнув по голове Натали Коваленко. «Что-то» было мечом Мелиан в кожаных ножнах работы Серого Отряда.

— Вот видите, Владычица, уже не дрыхнут, — невозмутимо прокомментировала Лада.

Вслед за мечом к ногам Владычицы свалилось еще несколько вещей. А из-за стены раздался такой многоголосый взрыв ярости, что в Лориэне сразу поняли: лишь чистая случайность не дала им прозевать подход Черных. Но все окончательно запутал вопль Келли, действительно напоминающий предсмертный крик:

— Харадримы у стен, ома-эдж Сира! (Клянусь Сирой!)

— Тревога! — раздался запоздалый призыв Владыки. — Хэлдир и еще четверо, к воротам! Возможно, их будут ломать.

Так что же все-таки произошло?

Да просто дэлонь не была рассчитана на одновременную тяжесть Келли, Мелиан и большого чана с водой (заменявшей, по игровым правилам, расплавленную смолу). И в час, когда Келли энд Мелли мирно спали, прижавшись друг к другу, как котята, дэлонь от тройной тяжести треснула пополам и обвалилась прямо на головы большому харадскому отряду, который, пользуясь темнотой и тишиной, подобрался к самым стенам Лориэна. Что ему понадобилось в Лориэне, выяснилось несколько позже, но, как бы то ни было, эта вылазка спутала все планы рыжей Гальки.

Но харадримам тоже пришлось несладко. Когда Мелиан, падая, уселась верхом на кого-то из воинов Большого Змея, когда Леголас заехал кроссовкой в челюсть другому вояке, когда не менее десятка харадримов угодили под холодный душ и когда опустевший чан свалился на голову их предводителю (его спас только шлем) — южане поняли, что нападение на Лориэн с треском провалилось. Их до сих пор не расстреляли из сарбаканов только потому, что эльфам всегда претило ненужное убийство.

Впоследствии Мелиан говорила об этом так: "Уверяют, что однажды гуси Рим спасли. Но при этом никто не поинтересовался участью самих гусей".

Не успел Келли опомниться, как его кто-то ткнул в бок мечом. Мелиан гибким кошачьим движением соскочила со спины харадрима и огляделась в поисках оружия, желая дорого продать свою жизнь. Увы, все ее оружие — меч, арбалет и колчан со стрелами — упало во двор Лориэна и ничем не могло ей помочь. Харадрим, со спины которого она слезла, замахнулся на нее своим кривым ятаганом. "Вот и буду я сейчас покойник", — подумала Мелиан словами песни. Внезапно другой харадрим оттолкнул первого, а затем ловким ударом сшиб девушку с ног.

— Ты что, обалдел, Гришка? — завопил первый харадрим. — На своих бросаешься!

— Не вякай, Хон, — спокойно и нагло отозвался Гришка. — Счас мы как в фильме поступим. Давай сюда веревку.

Мелиан попыталась вырваться, но Гришка довольно грубо скрутил ей руки за спиной и связал веревкой. Лицо стоявшего поодаль «убитого» Леголаса исказило бешенство. Он не мог видеть, как с девушкой, которая очень нравилась ему, обращаются столь варварским способом.

— Ты ответишь за это, харадрим! — сквозь зубы процедил он, обвязывая голову "лентой покойника".

— Топай в свой Валимар, — грубо ответил Гришка. — Мертвые не разговаривают. У нас позавчера восстание рабов было, так что сейчас ничьи руки не лишние. А то некому крапиву собирать, — он мерзко ухмыльнулся.

"Да, распустил Лео свой народ", — злобно подумала Мелиан. "Ну, ничего, с этим подонком я еще рассчитаюсь! Как только Мэнси с ними управляется!" Мысль о Мэнси слегка приободрила Мелиан. Теперь только бы добраться до Харада, а там уж королева Мелисса позаботится о смягчении ее участи.

Мелиан еще раз огляделась. К сожалению, за забором оказалось не только ее оружие, но и плащ, и великолепная кожаная куртка. Мелиан не беспокоилась за судьбу вещей — Лада и Люда подберут, — но в одном тонком светло-зеленом свитере было довольно холодно, а харадримы не Серый Отряд вряд ли кто-то одолжит пленнице свой плащ. "Ничего", — попыталась она утешить себя. — "Мне бы только с Мелиссой увидеться, а там все пойдет, как надо".

…Отряд харадримов давно переправился через лориэнский брод, миновал Ирисную низину, перешел через небольшое, но вполне реальное болотце и теперь в ускоренном темпе двигался к краю Мордорских земель, срезав большую излучину Оки-Андуина. Поход харадримов, на первый взгляд совершенно бредовый, на деле был не лишен некоторых тактических находок. И все-таки, кто же послал на Лориэн эту банду? Не может это быть делом рук Мелиссы! Мелиан устала, связанные руки не болели, но затекли, а тут еще Гришка подталкивал ее копьем в спину и при этом бодро напевал:

Пусть я погиб под Дол-Амротом, И кровь моя досталась псам Змея харадских легионов, Змея харадских легионов Все так же рвется к небесам!

Это было не что иное, как переделка марша легионеров из предыдущего фильма Стэнли "История Марка Фабия". Гришка начал второй куплет:

Все так же смело и беспечно, И дух ее неукротим… Век у солдата быстротечен, Пусть век солдата быстротечен…

— Но вечна тупость харадрим! — закончила выведенная из себя Мелиан.

Гришка хлестнул ее по плечам веревочной плетью. Он не собирался причинять ей боль, и удар был чисто символическим, «игровым», но Мелиан оскорбилась совсем не по-игровому.

— Это аванс, — мрачно произнес Гришка. — Дойдем до Харада, я тебя за ноги повешу.

— Смотри, как бы королева Мелисса не повесила за ноги тебя самого! бесстрашно ответила Мелиан.

В ответ Гришка от души расхохотался. Мелиан с удивлением взглянула на него, не понимая, что так развеселило харадского рабовладельца.

— Неделю назад Мелисса Умбарская в стычке на мосту была ранена моргульским клинком, и теперь она — лишь тень у ног Черного Властелина! наконец объяснил он. — Сейчас на харадском троне королева Идара, сестра покойного короля, и супруг ее — принц Ардви.

Мелиан сражу же все поняла. Харад был союзником Мордора, но Мэнси Холлин старалась поддерживать нейтралитет, и харадримам это надоело. Вот ей и организовали моргульский в спину, чтобы она не вышла собственной дочерью, а на престол возвели вторую претендентку на роль королевы Маруську. А налет на Лориэн, конечно же, организовал принц Ардви, известный любитель переться напролом, не думая о последствиях. А все это, вместе взятое, означало, что теперь Мелиан не на кого рассчитывать в Хараде.

И тогда Мелиан начала ругаться на чем свет стоит. Надо сказать, что делала она это не менее вдохновенно, чем пела, да и репертуар ее в этом отношении был таким же богатым.

— Дубы! Остолопы! Весь ваш Харад — тундра непроходимая! Одна светлая личность была во всем вашем бардаке — королева Мелисса, да и ту не уберегли, воины большой гадюки! Морды мордорские! А ваш принц Ардви дубина ходячая, сиречь онт. То есть не онт, а гворн!

— За оскорбление величества!.. — Гришка замахнулся на нее ятаганом. Мелиан показала ему кончик языка:

— Да убери ты свой частный случай штопора, видеть я его не могу! Если ты оторвешь мне голову сейчас, то твой принц Ардви то же самое проделает в Хараде над тобой! Доблестные воины Харада только и умеют, что резать спящих да угрожать связанным женщинам! — Мелиан вошла во вкус, и Гришка не мог унять ее до самого Харада.

…К сожалению, к Мелиан было невозможно применить ни одной из излюбленных харадских пыток, так как лягушки за шиворотом она не боялась, а крапива в этих местах не росла. Поэтому взбешенные рабовладельцы ограничились тем, что до обеда заставляли ее собирать траву на корм "харадскому быку" — загадочному животному, уже много лет служившему предметом насмешек для всех, кто побывал в харадском плену. А после обеда (состоявшего из миски подгоревшей лапши быстрого развертывания) Мелиан привязали к "столбу наказаний". Он был вкопан с западной стороны большой харадской башни, чтобы наказанный жарился на солнце, но, как на грех, после обеда солнце скрылось за плотным слоем облаков. К тому же под столбом можно было не только стоять, но и сидеть, что Мелиан и сделала, вытянув усталые ноги и приятно отдыхая от сбора травы.

После обеда Харад притих. Где-то за Окой в этот момент происходила Пеленнорская битва, и почти все воины Харада принимали в ней участие. Только пять или шесть харадримов бродили вдоль стен с оружием, время от времени поднимаясь на вышку и вглядываясь вдаль. Во дворе возились по хозяйству харадские девушки: мыли посуду, развешивали для просушки спальники, кое-кто занимался рукоделием. Обычная жизнь игрового поселения… На Мелиан перестали обращать внимание, и она вдруг вспомнила, что в ее левом сапоге лежит обломок алмазной пилки. Наученная горьким опытом прошлогодних Игрищ, Эленсэнт перед началом игры раздала эти обломки на случай пленения всем членам "партии серых". Сейчас Мелиан извлекла пилку из сапога и провела ею по цепи, обкрученной вокруг ее талии. На цепи осталась заметная царапина. "За три-четыре часа перегрызу", — подумала Мелиан и что есть силы заработала пилкой. Никто по-прежнему не обращал на нее внимания…

"Прогресс и цивилизация", — невесело размышляла Мелиан, трудясь над цепью. — "Флаеры, бластеры, аутспайс-крейсеры, капсулы быстрого развертывания и металлопластовые мечи. А цепи у этих рабовладельцев по-прежнему как в эпоху инквизиции. Не иначе эти варвары лазили за ними в какую-нибудь микрозону. А может быть, даже в настоящую Зону?! Да нет, в Зонах любой предмет может быть радиоактивным или токсичным, а они хоть и дураки, но не до такой же степени! Скорее всего, просто какое-то старое железо. Интересно, удастся ли мне отстирать свитер от этой проклятой ржавчины?"

Звено цепи было уже почти перепилено, когда, около шести вечера, во двор ввалилось усталое, злобное и сильно поредевшее воинство принца Ардви. По их виду Мелиан мгновенно догадалась, что Черным Силам не удалось победить в этом сражении, и ее настроение поднялось на двадцать градусов выше нуля. Ей захотелось сделать что-нибудь, что еще сильнее проняло бы этих тупоголовых подданных Лео Кортинелли.

Маруська-Идара, уперев руки в бока, с решительным видом подошла к принцу Ардви. Тот сразу сделал виноватое лицо, готовясь к втыку сразу и за вчерашний рейд, и за сегодняшнее поражение. Но Идара не успела сказать ни слова. За спинами особ королевской крови раздался глубокий и чистый голос Мелиан, которая пела на мотив арии Арамиса из знаменитого мюзикла про трех мушкетеров:

Хоть Харад запретил восстанья, Но в нем пока что есть рабы, А нам плевать на приказанья… А нам плевать на предсказанья, А нам плевать на наказанья В гробу всегда и все равны!

— Замолчи, пленница! — Ардви и Идара разом обернулись к девушке. Заткнись, а то отведаешь плетей!

— Я пою, — отвечала Мелиан с обворожительной улыбкой. — Это бельканто! — и продолжала, изящным жестом указав на Ардви:

Валар! Ты видишь это тело В нем жил дубина и нахал, Командовать он брался смело… Забыл он, с кем имеет дело, Забыл, кто с ним имеет дело, И шею, кажется, сломал.

— Уйми ее, Мерк! — отрывисто приказал Ардви. Гришка с готовностью схватил котелок с водой и выплеснул в Мелиан, но та ловко уклонилась, и вся вода угодила прямо в спальник принца, висевший для просушки на стене башни. Идара звонко рассмеялась. Ардви осатанел.

— Идиот! — заорал он на Гришку. — Ты приказы выполняешь или зачем? Сам теперь будешь спать на этом спальнике! Или нет, отдашь его рабыне, а сам всю ночь будешь стоять в карауле на пару с Хоном!

Гришка пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство. Хон жалобно спросил:

— А меня-то за что?

— Постоишь — узнаешь! — коротко и непонятно объяснил Ардви.

Мелиан вся эта сцена доставила просто эстетическое наслаждение. Особенно если учесть, что звено цепи фактически оставалось только надломить…

На ночь ее загнали на первый этаж харадской башни, где обычно держали рабов. Это низкое и замусоренное помещение, где нельзя было разогнуться, чтобы не стукнуться головой в потолок, служило местом действия не менее десятка средиземских анекдотов. Из-за недавнего восстания рабов Мелиан была здесь одна. Она боком уселась на все еще влажный спальник принца и снова вынула пилку. Через пару минут цепь со звоном распалась. Тогда Мелиан устроилась поудобнее на нижней ступеньке лестницы, ведущей наверх, и, борясь со сном, стала ждать, когда наверху все затихнет и Харад отойдет ко сну.

Часа в два ночи Мелиан осторожно полезла наверх. Умаявшись во время битвы, харадримы спали, как сурки, и не просыпались от почти не слышных шагов девушки. Только один, которому Мелиан случайно наступила на руку, вскинулся и, ничего не видя спросонья, спросил:

— Кого тут черти носят? Это ты, Нида?

— Я, я, — торопливо ответила Мелиан. — Спи давай.

Харадрим тут же внял совету, и Мелиан без особого труда добралась до самой верхней площадки башни. Вот и свернутая веревочная лестница, одним концом прикрепленная к стене. Сбросить ее, спуститься по ней — и Мелиан на свободе. А около лестницы, уткнув головы в колени, спали на посту Мерк и Хон. Перелезть через них? А если проснутся? Поднимут тревогу, к тому же у Хона лук… И тут Мелиан увидела, что меч Гришки — не ятаган, а именно меч с широким лезвием из металлопласта — валяется рядом с ним. Должно быть, засыпая, харадрим выпустил его из рук.

— Как в фильме, говоришь? — еле слышно прошептала Мелиан, вспоминая обстоятельства своего пленения. — Счас мы поступим еще хуже, чем в фильме! — с этими словами она схватила меч и ткнула им Гришку два раза (легкий доспех), а Хона три (легкий доспех плюс шлем). От толчков харадримы проснулись и увидели над собой ухмыляющуюся Мелиан.

— Что, покойнички? — сказала она негромко и нахально. — Я вас сонных прирезала. Мораль: не спи, где попало, а то опять попадет. Так что давайте, спускайте лестницу и топайте в Страну Мертвых, а я пойду… куда-нибудь.

Гришка уже приготовился громогласно возмутиться, но Мелиан быстро зажала ему рот.

— Не дай бог ты тут сейчас тревогу поднимешь! Сам говорил Келли, что мертвые не разговаривают!

— Но предсмертный крик… — попробовал возразить Хон.

— Если ты его издашь, он и в самом деле будет предсмертным. Я тебя тогда не по-игровому побью! С башни скину! На мечах меня сам Торин Дубощит учил, так что делайте, как сказано!

Не задавая больше лишних вопросов, харадримы скинули со стены лестницу и под пристальным наблюдением Мелиан полезли вниз. Мелиан спустилась вслед за ними. Гришка и Хон уже обвязали головы белыми лентами и начали спускаться к тропинке вдоль берега Оки по крутому склону.

— Все равно далеко не уйдешь! — мстительно сказал Гришка, поглядывая на свой меч, торчащий из-за пояса Мелиан. — Тебя поймают на любой переправе, а нижний брод захвачен Умбаром.

— Вы что, думаете, я дорогу не запомнила или Мордор обойти не сумею? — рассмеялась Мелиан. — Каким путем пришла, таким и уйду, выйду под Лориэном.

Харадримы, уныло ругаясь, удалялись в сторону Страны Мертвых. Мелиан обернулась. Харадская крепость мрачно чернела на фоне светлеющего неба, и последние звезды гасли над Андуином. И, простирая руку к башне, Мелиан с торжеством пропела последний куплет песенки харадской рабыни:

Века промчатся и эпохи А Харад сгинет за два дня! Дела его, признаться, плохи… Дела его довольно плохи В цивилизованной эпохе, И, кажется, из-за меня!

30

В эту же ночь произошло другое, не менее важное событие. Но чтобы рассказать о нем, придется вернуться почти на целые сутки назад.

…По множеству причин генерального сражения хотели и Светлые, и Черные Силы, но больше всего его хотели Валары. И вот в один прекрасный день Фарамир и Краса Эстар встретились на нейтральной территории и в присутствии Радагаста и Элк Ора договорились о времени и месте Пеленнорской битвы: 23 июля, около полудня, большая поляна между Ристанией и Гондором, на приличном расстоянии от Андуина.

К тому времени ситуация сложилась совершенно средиземская: для Светлых Сил поражение в этой битве значило смерть всех надежд, для Энгуса же не играло столь убийственной роли. Всю ночь перед сражением Нелдор, Гэндальф, Денэтор, конунг Имраэль и сыновья Элронда просидели в палатке наместника, нервно решая, что им делать. У палатки в карауле стояли двое стражей Цитадели, без всякой жалости отгоняя всех желающих подслушать совещание Владык. Особенно угнетало всех то, что Стэнли горел желанием заснять эту битву и без изменений вставить кадры в фильм. Это налагало на всех участников предстоящего мордобития (то есть битвы с Мордором) двойную ответственность.

…Потом, уже во время самого сражения, Эленсэнт вспомнила, что когда Нелдор утром вышел из палатки, у него был такой измученный и мрачный вид, словно он и в самом деле всю ночь вырывал палантир из-под власти Саурона. Тогда он лишь на ходу улыбнулся ей и направился на поляну, где паслась его темно-серая красавица лошадь с символическим именем Ардес.

А сейчас, когда Черное воинство могло вот-вот начать теснить Светлые Силы, когда девять назгулов творили все, что хотели (так как в битве принимали участие всего шесть или семь девушек и лишь один хоббит), когда на левом фланге ристанийская конница делала неизвестно что, а на правом конунг Имраэль лез на врага, как на амбразуру — Нелдор неизменно находился в самой гуще сражения во главе своего Серого Отряда, от которого осталось лишь одиннадцать человек, и все его приказы были, как всегда, точными и спокойными.

Эленсэнт на своей рыжей Глории все время держалась рядом с ним слева и чуть сзади. Вопреки соображениям безопасности, Нелдор был без шлема, и ветер играл его длинными темными волосами, схваченными, как и у любого другого дунаданца, кожаным ремешком с тускло поблескивающей металлической звездочкой во лбу. Эленсэнт смотрела на него — и ее сердце против воли начинало беспокойно колотиться в груди. А в памяти, по-недоброму услужливой, снова и снова всплывал тот прозрачный, как оконное стекло, сентябрьский день в Гондорском зале Московского клуба системы «Рассвет». Но в тот день Эленсэнт увидела человека кор-эндалльского происхождения, идеально подходящего для роли Арагорна сегодня перед нею был сам Арагорн. И она не знала, не представляла себе, как и когда произошла эта перемена. Что было ее причиной? Пять напряженных недель Суперигрищ? Общение с «продвинутыми» толкиенутыми, ежесекундно ждущими подтверждения, что он соответствует взятой на себя роли? Или внезапно заговорившая кровь одного из высоких кор-эндалльских родов? А может быть, все сразу? Если бы кто-то из "партии серых", или Ариэль, или даже сам Нелдор заговорили с нею об этом, она бы ответила убийственной насмешкой или грубоватым нахальством, только… только если бы в этот миг кто-то из Черных пустил стрелу в Нелдора, Эленсэнт закрыла бы его своей грудью, даже не успев понять, что она это делает.

Впрочем, ни один воин Серого Отряда, глядя на этого высокого и гордого человека в серебристо-сером лориэнском плаще, никогда не мог представить его слезающим с балкона Ариэль с белой розой в зубах. А если кто-нибудь начинал у костра пересказывать эту историю, ее воспринимали как красивую, но нелепую легенду, плод разгоряченного воображения девчонок…

В какой-то момент все, кто в этот миг был на поляне, совершенно утратили ощущение реальности, начисто забыли про Стэнли с его кинокамерами и операторами-майя. Перед ними был только враг — и этого врага требовалось победить. Краем глаза Эленсэнт увидела, как Денэтор выдергивает из груди стрелу — она вошла как раз между двумя пластинами доспехов, и они слегка зажали ее. Ристанийская конница, которой как попало командовали Эльфхельм и Эркенбранд, держалась из последних сил. И все больше отчаяния звучало в боевом кличе Минас-Тирита "Гондор эн Нуменор!".

Внезапно грудь Эленсэнт стиснуло тягостное предчувствие страшной опасности, которая вот-вот появится прямо перед нею и от которой не будет спасения. И когда ряды Черных Сил расступились и вперед выехал всадник на черном коне и сам одетый во все черное, в шлеме с опущенным забралом — она не удивилась. Она испугалась, потому что ясно поняла и почувствовала, кто это такой и что сейчас произойдет.

— Ну, кто из вас рискнет сразиться лично со мной?! — голос из-под черного шлема, увенчанного золотой короной, прозвучал глухо и страшно. И хотя он не прибавил к этим словам ничего больше, но многим в этот миг почудился тот леденящий душу смех, что пару раз страшной тенью мелькал в кадрах фильма.

Нелдор выпрямился в седле и крепче сжал рукоять Андрила. Яснее, чем кто-либо другой, он понял, что вызов предназначен лично ему. Внезапно легкий порыв ветра распахнул черный бархатный плащ ужасного всадника, и Нелдор с изумлением увидал на его груди силфенилловый листок Ариэль! Два камня на листке были темны и тусклы, как выколотые глаза, и лишь третий ярко, ослепительно горел, словно зеленовато-золотистая звезда.

И вдруг, раздвинув оцепенелые ряды Светлых Сил, навстречу Саурону шагнул незнакомый красивый парень с длинными каштановыми волосами, в эльфийском прикиде и таком же, как у Нелдора, лориэнском плаще. На нем не было ни кольчуги, ни других доспехов — только длинный сверкающий меч в руке. Никто не знал, откуда взялся этот тип и как его зовут, и лишь Эленсэнт с ее цепкой памятью сразу узнала Эндвэлла.

— Сойди с коня, Черный Властелин! — звонко и чуть презрительно прозвучал его голос, которому гранасианский акцент придавал странную, тревожащую душу мелодичность. — Я буду биться с тобой только на равных!

Саурон соскочил с коня, которого тут же подхватил какой-то начальник орков в рогатом шлеме, и резким движением выхватил тяжелый черный меч. На лезвии у самой рукояти золотом блеснула Руна Мрака.

В полной тишине лязгнули скрестившиеся мечи. Словно голубая молния мгновенно промелькнула между двумя противниками. Удар, еще один! Выпад, уход и снова эффектный выпад Эндвэлла… Эленсэнт позабыла, кто она и зачем здесь находится — до того это было красивое зрелище. Да и остальные наблюдали за этим невероятным поединком, затаив дыхание. Энгус орудовал мечом так, как, наверное, не делал этого ни разу в жизни, но сейчас у него был в высшей степени достойный противник.

"Я сплю и вижу сон", — отрешенно подумала Эленсэнт, глядя расширенными глазами на фантастическую схватку. "Вот сейчас проснусь, и ничего не будет — ни Саурона, ни этого миляги."

Время, казалось, остановилось, и странно знакомым было это очарование — только тогда, при заклятии огня, оно было во много раз сильнее. Не в Третьей Эпохе Средиземья, а на вполне реальной и чуточку скучной Озе — эта грозная и мрачная фигура с черным щитом, в кольчуге с поясом, сверкающим кровавыми рубинами. А напротив — красивый, как эльф, молодой воин, с меча которого (или это почудилось Эленсэнт?) срывались голубые искры.

Нелдор застыл в седле, как изваяние, и его напряжение выдавали лишь руки. На обеих пальцы были сложены в кор-эндалльском охранительном жесте средний поверх указательного. Наследник Исилдура прекрасно понимал, что поединок проходит на таком уровне, до которого даже ему еще предстояло дотянуться. "А чем же, эдж наск, может кончиться это единоборство?" вдруг толкнулась ему в виски тревожная мысль. — "Ведь пока существует Кольцо — Саурон неуничтожим!"

Джим сам не заметил, когда в его руках оказалась кинокамера. Черт возьми, да Таллэ за такую сцену… Впрочем, техмастер Витька Большаков тоже лихорадочно вцепился в кинокамеру, запечатлевая все происходящее, пока Стэнли не вырвал ее из его рук и не заорал на всю Пеленнорскую битву:

— Это еще что такое?! Ну-ка прекратите! Гил-Гэлада нам по сценарию не полагается!

Противники разом опустили мечи. Наваждение кончилось. Оба войска, и Черное, и Светлое, облегченно вздохнули.

— Борис, ты превысил свои полномочия, — ровным, спокойным голосом произнес Нелдор. — Своей властью прерывать сражение не имеет права даже валар.

— Что сделано, то сделано, — внезапно объявил Эндвэлл. — Так что сейчас лучше всего на пятнадцать минут объявить положение вне игры и не мучиться.

— Пусть так, — согласился Стэнли. И тогда Эндвэлл лукаво подмигнул Саурону:

— А мы с тобой, Черный Властелин, отойдем на минутку. У меня к тебе дело вне игры.

Оставив Стэнли препираться эти четверть часа с Нелдором и Витькой Большаковым, недавние противники отошли на край поляны за густые кусты дикой смородины. Саурон снял свой черный шлем, и взору Эндвэлла открылась обаятельная физиономия Энгуса. Черная лохматая борода, сверкающие синие глаза, веселая улыбка… Словно и вправду вернулись времена Второй Эпохи, когда, общаясь с эльфами Остранны, Саурон принимал самое прекрасное из своих обличий.

— Ты замечательно дерешься, — сказал он, протягивая руку Эндвэллу. Тот вздрогнул, но руку пожал. — Я никогда раньше не имел дела с таким противником.

— Ты тоже отлично дерешься, — ответил Эндвэлл, и его огромные серые глаза странно блеснули. — Послушай, где ты взял эту вещь? — он небрежно указал на сверкавший на груди Энгуса алфенилловый листок. Энгус заметно смутился.

— Да знаешь, эту штуковину где-то нашла моя Джуэл, а потом я захотел оставить его себе. Я понимаю, конечно, что это скорее эльфийское, чем мордорское украшение, но почему-то оно мне ужасно нравится. Этот камень внизу иногда горит так ярко-ярко… как Око, — он усмехнулся. Но Эндвэлл оставался серьезным.

— А ты знал, что этот листок принадлежит Королеве Ариэль?

— Вообще-то знал…

— И не попытался вернуть, а оставил себе?

— А как вернешь? Игра же идет! Я в Мордоре сижу, а она к нам не ходит. Не через орка же передавать и не через назгула!

— У Черных есть свой мастер, Элк Ор, — с расстановкой произнес Эндвэлл. — И он почти каждый день видится с Королевой. Почему ты не передал листок через него? Только не говори, что ты ему не доверяешь.

На этот вопрос Энгус не нашел, что ответить. Эндвэлл с минуту пристально смотрел ему в глаза, а затем устало сказал:

— Вообще-то все это не имеет никакого значения, потому что листок потеряла не Королева, а одна девушка, которой Королева его подарила. Вряд ли ты ее помнишь, но этой вещью она очень дорожила.

— Тем более, — сказал Энгус, почему-то отводя взгляд. — Как я верну ей это украшение, если даже не помню ее?

— Через меня, — ответил Эндвэлл. — Я сегодня обязательно увижусь с ней.

— Игровые превратности… — начал было Энгус, но Эндвэлл повторил четко и раздельно:

— Сегодня я обязательно с ней увижусь. Дай мне листок.

Это прозвучало почти как приказ. И тогда под пристальным взглядом своего противника Энгус медленно, словно через силу, расстегнул золотую цепочку и протянул листок Эндвэллу. И в тот миг, когда Эндвэлл взял его в руки, третий камень, который Саурон называл Оком, погас и сделался таким же тускло-безжизненным, как два других.

— Прекрасно, Черный Властелин! — Глядя на то, как Энгус надевает шлем, снова превращаясь в Саурона, Эндвэлл неожиданно широко и искренне улыбнулся, и, казалось, эта улыбка озарила все вокруг. — А теперь надо идти к остальным, потому что до конца положения вне игры осталось всего две минуты.

… И снова завертелась круговерть Пеленнорской битвы, и снова голова Эленсэнт кружилась от странных чувств, и снова Саурон выехал вперед, чтобы бросить вызов Светлым силам. Только вот красивый незнакомец в эльфийском прикиде бесследно исчез. Сбежал! И на вызов Черного Властелина пришлось ответить Нелдору.

И тут как-то неожиданно всплыло еще одно обстоятельство. Конечно, Энгус и в этот раз дрался превосходно, но все-таки это было уровнем ниже, чем во время схватки с Эндвэллом. Мало того, Нелдор чувствовал, что его противник уже просто не в силах подняться до высот первого, фантастически красивого поединка. Будь на месте Нелдора Эндвэлл, Саурон отступил бы через три минуты… А так он отступил через пятнадцать.

Перемена, происшедшая с Черным воинством, была не столь разительной. Орки, гоблины, харадримы и прочие подданные Мордора по прежнему проявляли чудеса храбрости и боевого искусства. Но словно исчезла какая-то сильная и злобная воля, что поддерживала и одушевляла их. Когда Светлые силы это заметили, они утроили свой натиск. И пусть не сразу, но настал момент, когда войско Саурона дрогнуло…

Светлые силы победили. Правда, игровая ситуация была такой, что они на этом почти ничего не выигрывали, а Саурон почти ничего не терял. Но всем, кто отчаялся и уже ни во что не верил, кто усомнился даже в Ариэль и проклинал Стэнли, эта победа вернула веру в себя.

31

Ариэль перешла лориэнский брод, когда уже совсем стемнело и из-за темно-прозрачных силуэтов мэлл на середину неба выплыл ломтик начавшей убывать луны. Пеленнорскую битву она пропустила. Впрочем, там ее присутствие и не требовалось: помимо Стэнли и его шайки майя за битвой наблюдали Радагаст и Элк Ор. За сегодняшний вечер Ариэль уже выслушала пять противоречащих друг другу рассказов о событиях, и снова (как всегда, когда в дело вмешивался Эндвэлл) у нее возникло ощущение, что она пропустила что-то, чего никак не должна была пропускать.

На совет валаров, имевший место через полтора часа после битвы, Стэнли не явился, заперся в режиссерском «коралле» и уткнулся в просмотр отснятого материала. И сейчас Ариэль шла в Меловую рощу, чтобы от лица остальных валаров отругать Стэнли за превышение прав во время сражения.

Ариэль не хотела признаваться в этом даже самой себе, но взятая на себя ответственность (особенно в последний месяц) начинала ее тяготить. Длинное белое платье, сверкающая серебром повязка мастера, неизменно восторженные взгляды… Словно и не она это. Эх, пробежаться бы сейчас по старой лестнице виллы «Нарцисс», чтобы ступени пели под ногами, выскочить, на ходу срывая платье, на вершину Небесной Кары и в восхитительно долгом прыжке упасть в море, пролетев всего в нескольких сантиметрах от торчащих из воды острых камней! Но нет, больше никогда она так не сможет…

"Наталия, Наталия! Ты все видишь, ты знаешь мысли людей раньше, чем они возникают у них в голове. С того дня, когда я уснула и увидела твое лицо среди пламени, нет мне покоя. Зачем ты остановила свой выбор именно на мне? Прошел лишь год с того дня рождения, когда ты подарила мне листок — а я так изменилась! Смотри, я уже давно не та Ариэль, которой все вы так когда-то восхищались. Что же за силы дремали во мне, почему они начали пробуждаться только сейчас?"

От Оки поднялись белые прозрачные полотна тумана, но небо очистилось от туч, и во всей красе сверкали на нем творения Варды. Ариэль выбралась на берег и теперь словно плыла в рваных волнах тумана, трогая рукою стволы мэлл. Она не заметила, в какой момент забыла повернуть налево, и вместо киногородка оказалась на окраине Меловой рощи, близ Кленового родника. Внезапно между деревьями сквозь туман блеснуло пламя костра. Кому и зачем понадобилось жечь костер в этом месте, которое находится на границе зоны Игрищ? Если честно, Ариэль совсем не жаждала скорой встречи со Стэнли, и поэтому пошла на свет.

На дивно красивой поляне, окруженной стройными высокими мэллами, кленами и березами (Ариэль всегда хотелось назвать это место Лесным Чертогом), тумана не было. Там была небольшая палатка, похоже, сделанная из той же ткани, что и лориэнские плащи — если бы не свет костра, ночь и туман надежно скрыли бы ее от любого постороннего взгляда. Разложенный перед палаткой костер был не плазменным, а вполне натуральным, и в другое время Ариэль могла этого не одобрить. Но сейчас она даже не обратила на это внимания, так как ее взор был прикован к тому, кто сидел у костра.

Надо сказать, что все события, связанные с заклятием огня, начисто выпали из памяти Ариэль. Поэтому она не узнала Эндвэлла, хотя в глубине ее подсознания имелось странное ощущение, что она уже где-то видела это лицо. Впрочем, это ли? Сейчас Эндвэлл не скрывал своего настоящего облика, не разыгрывал из себя красивого молодого нахала, которому доставляет удовольствие дразнить двадцатилетних девчонок. И Ариэль видела перед собой эльфийского короля…

Он вытянул перед собой руку, и Королева (о, Элберет Гилтониэль, светлые валары, десять гробов и папа римский!!!) увидела на его ладони подарок Наталии Эрратос. Но сейчас листок был погнут, и ни один из трех камней не светился, словно не алмазы это были, а просто цветное стекло. Ариэль, не дыша, прижалась к мэлле, как к лучшей подруге, и не спускала расширенных глаз с ладони Эндвэлла. Но что это? Повинуясь словам, которых Ариэль не расслышала, листок на несколько сантиметров приподнялся над ладонью Эндвэлла и начал медленно-медленно выгибаться, принимая свою первоначальную форму. Эндвэлл занес над листком другую ладонь, и тогда все прожилки, все кружевные сплетения зеленоватого золота налились ярким, нестерпимым сиянием, накалились до того, что больно стало глазам.

Эндвэлл убрал одну из рук. Теперь листок неподвижно завис в воздухе под его левой ладонью, и его сияние начало меркнуть, но зато три камня начали наливаться чистым звездным светом. Словно сам Эннор, золотисто-зеленое солнце Гранасии, послал на далекую Озу несколько своих лучей, чтобы зажечь эти камни.

Когда свет в камнях перестал мерцающе вздрагивать, Эндвэлл спокойно, будто это самое обычное дело, взял листок из воздуха и сунул не то в карман, не то в сумку на поясе. Затем он поднял голову — и в десяти шагах от себя увидел Ариэль.

— Иди сюда, Королева, — позвал он ее просто, как старую подругу. — Не бойся!

— Я не боюсь, — Ариэль неуверенной походкой подошла к костру и осторожно опустилась на влажную траву рядом с Эндвэллом. — Но кто вы? Почему мне кажется, что я раньше знала вас?

— Ты видела меня в день своего рождения, на острове, когда все пели песни у костра, а я, не знаю зачем, сделал большую глупость… Ну как, вспомнила?

— Нет, — покачала головой Ариэль. — После того, как Сента кончила петь, я провалилась в обморок. Видно, от усталости и перенапряга. В это время кажется и случилось что-то… — она в изнеможении тряхнула головой. — Нет, не помню. Ничего не помню. Скажите сами.

— Вообще-то я тот, кого здесь прозвали Эндвэллом, — он улыбнулся ей. — Между прочим, Королева, я все эти десять дней хотел с тобой поговорить, но все не решался позвать. А сегодня ты пришла сама.

— Эндвэлл, — повторила Ариэль, завороженно глядя в огонь. — Проклятый Странник… Откуда вы?

Он положил руку ей на плечо, и она не отстранилась.

— Я отвечу на любой твой вопрос. Но сначала разреши мне самому кое о чем тебя спросить. Ладно? Только отвечай честно!

— Хорошо. Спрашивай.

— Кто были твои родители, Ариэль?

Меньше всего Королева ожидала от него этого вопроса.

— Эндвэлл, но я не знаю этого. У меня есть мама, Аська Коренева, но она не моя родная мать, и от меня даже в детстве этого не скрывали. Говорят, когда мне было года три, она нашла меня в разбитом вдребезги корабле, и этот день, 14 июля, считается моим днем рождения. Но я сама ничего об этом не помню. Я начала помнить себя лет с четырех, уже на вилле «Нарцисс».

— В высшей степени странно… Хотя, впрочем, я так и предполагал. А что это был за корабль, тебе не рассказывали?

— Дай подумать… Ага! Кажется, это был грузопассажирский корабль Дола — Елена. Он попал под метеоритный поток, защита почему-то не сработала, и его выбросило из аутспайс-волны, прямо мордой в какую-то мерзкую планетку. Мама говорит, что тогда в живых осталась я одна.

— Дола! — Эндвэлл резко повернулся к ней и схватил ее за плечи. — Ты говоришь, корабль шел с Долы?!

— Вроде бы, — Ариэль пожала плечами. — А в чем дело?

— Да так… — он выпустил ее. — Потом скажу. А пока продолжим. О некоем листке с тремя камнями я уже знаю достаточно много, но о том, кто подарил его тебе, я не знаю ничего. Кто это был?

— Это была подруга моей мамы, которую зовут Наталия Эрратос.

— Расскажи мне о ней.

— Знаешь, это довольно непросто. Они дружат с самого детства, раньше их было шестеро, потом одна погибла. Остались Наталия, мама, Алена Риоль, Камилла Лайди и Лариса Герасимова. Они друг другу больше чем сестры, и мы, их дети, живем, как одна большая семья. А у мамы с Наталией вообще, по-моему, единая судьба. Да и меня она любит больше всех остальных, наверное, даже больше, чем свою собственную дочь. Вообще-то про Наталию ты мог слышать и раньше, ведь она довольно известный психолог. Про нее рассказывают такие вещи… Например, что во время работы на Мене ее принимали за пятое воплощение богини Ноан, что она прямой потомок знаменитой Черной Звезды, что она может рукой остановить заряд бластера… Половина, конечно, легенды, а всю правду знает только моя мама, однако никому не рассказывает.

Во время этого рассказа лицо Эндвэлла принимало все более озабоченное выражение.

— Может быть, ты удивишься, Королева, но раньше я никогда не слышал об этой женщине и даже не подозревал, что на Озе есть подобный человек.

— А я не подозревала, что с моим листком можно делать подобные вещи, — в глазах Ариэль мелькнула озорная искорка. — Не притворяйся, ты не хуже меня знаешь, что я все видела. Скажи, как ты это делаешь? И вообще, как он у тебя оказался?

— Военный трофей, — улыбнулся Эндвэлл. — Отобран в честном бою у Саурона Синеглазого. Но после того, как я сам случайно двинул мечом по этой вещичке, я не мог вернуть ее Таллэ в таком исковерканном виде…

Неожиданно он взял Ариэль за руку:

— Послушай, Королева! Мне нужна твоя помощь в одном довольно важном деле. Клянусь чем угодно, что тебе не будет от этого никакого вреда. Пойдем со мной!

— Пойдем, — откликнулась Ариэль. — А куда?

— Недалеко, — Эндвэлл пристегнул к поясу длинный меч и набросил на плечи Ариэль свой серебристо-серый плащ. — В Лориэн.

Ариэль поднялась с земли резким красивым движением. Эндвэлл провел рукой над костром, сказал несколько непонятных слов — и пламя сразу погасло.

— Опять, — рассмеялась Ариэль. — Вот как ты это делаешь?

— Долго объяснять и трудно понимать, — Эндвэлл направился к Андуину, Ариэль последовала за ним. — Но именно тебя я могу научить таким вещам.

— А почему именно меня? Чем я лучше других?

— Хотя бы тем, что знаешь гимн Ауле, и огонь тебя слушается. Когда ты подхватила его там, на острове, я был настолько изумлен, что впал в состояние, близкое к трансу. Вдвоем с тобой мы таких дров наломали…

— Ты что-то путаешь, — Ариэль изумленно взглянула на Эндвэлла. — Не знаю я никакого гимна.

— Ты и вправду ничего не помнишь, — усмехнулся Эндвэлл. — И я силюсь понять, в чем же тут дело.

— Как только ты с подобными способностями умудряешься прикидываться нормальным человеком! — вздохнула Ариэль. — Будь я на твоем месте, я бы долго не выдержала.

— Я тоже не выдержал, потому-то я и здесь. И если меня не засветили после заклятия огня, то уж наверняка сделали это после поединка с Сауроном Синеглазым, который вполне может без изменений угодить в фильм. Так что сегодня ночью я верну листок Таллэ и тут же смотаюсь из Средиземья.

Спуск к Андуинской переправе был крутым, и Эндвэлл подал руку Ариэль.

— Одного я так, наверное, никогда и не узнаю: зачем ты в придачу ко всем моим безобразиям сунула в пламя тень той женщины?

— Какой женщины? — Внезапно Ариэль осенило. — Постой! Я помню сон, и кажется, он был именно тогда. Я видела Наталию среди огня… Так значит, это был не сон?!

— Ну и планета! — Эндвэлл даже остановился. — От всех сюрпризов, которые преподносит мне ваша Оза, нелегко опомниться. Уж не она ли сама тебя вырубила? — прибавил он, имея в виду Наталию Эрратос.

— "Ваша Оза"! — Ариэль не обратила внимания на последнюю фразу Эндвэлла. — В таком случае, с какой же планеты ты?

— А что ты думаешь на этот счет?

— С какой-нибудь базы. Все другие предположения не являются даже правдоподобными. В тебе есть что-то и от гранасианца, и от человека Озы, и в то же время ты не похож ни на одного из них.

— Ты почти угадала, Королева, — ответил он без улыбки. — Личный код у меня венерианский, место рождения — Анахита, Третий город, но от тебя мне незачем скрывать, что все это фальшивка. Но ты узнаешь правду, обязательно узнаешь. Просто сейчас ты еще не в состоянии ее воспринять.

— Тогда, если не хочешь сказать правду о себе, скажи правду про мой листок. Таллэ ты на эту тему совсем голову задурил.

— И ей говорил, и тебе повторю: это некий магический предмет, причем рассчитанный на использование тремя людьми. Через него истинный владелец этой штучки был замкнут на тебя и держал под контролем все твои поступки, не лишая тебя свободы воли. Самая удачная аналогия — фиал Галадриэли у Фродо, но и она не совсем точна. Скорее это гибрид фиала с Кольцом Всевластья, или даже не с ним, а с одним из трех эльфийских… А вообще тут бесполезны любые аналогии, потому что с подобной работой я еще не сталкивался. Эти три камня… даже не знаю, как тебе объяснить… нечто вроде каналов, по которым к тому, кто носил листок, поступала энергия для воплощения самых невероятных замыслов и желаний. Но каждый раз, как листок менял владельца, один из каналов блокировался. У тебя светились все три камня, у Таллэ уже только два, у Саурона вообще лишь один, а в моих руках листок был уже мертвым, просто украшением. Правда, для двух последних владельцев листок не был фиалом, видно, его настоящий хозяин хотел замкнуться лично на тебя…

— Но я же сама видела, как светились все три камня! — перебила его Ариэль. — Значит, ты сумел вернуть листку его прежнюю силу?

— Нет, камни я зажег исключительно для красоты, теперь это не связано с их силой. Я просто восстановил справедливость, разблокировав один из трех каналов, потому что Таллэ пережгла свой, ни разу им не воспользовавшись. Но если она захочет кому-нибудь отдать листок, канал снова будет блокирован, и на этот раз окончательно. В руках любого другого человека листок опять станет простым украшением.

— Что ж, это честно, — признала Ариэль. — Одного я не пойму: как могла Наталия подсунуть мне такое… такую…

— Листок не Кольцо Всевластья, — возразил Эндвэлл. — Он творит добро или зло в зависимости от того, в чьих руках оказывается. Ты с честью выдержала испытание им, и не тебе об этом сожалеть

Они уже подходили к воротам Лориэна. Эндвэлл быстро провел рукой вдоль лица, словно навешивая на него свою обычную нахальную усмешку. Из-за забора (дэлонь Келли так и не починили) их окликнул Хэлдир:

— Стой, кто идет?

— Свои, мафия, — устало ответила Ариэль. — Вблизи не видишь, что ли?

— Вижу, Королева, — Хэлдир открыл вход. — Это я так, для порядку. Вчера ночью к нам сначала Харад ломился, а потом красотка Эстар, вот мы и стоим на стреме.

— Мы хотим поговорить с вашей Владычицей, — вмешался Эндвэлл. Хэлдир молча указал на толпу у костра. На вечерние посиделки собрался почти весь Лориэн. Большой хор во главе с Ладой и Людой немузыкально и не в такт пел "Зарницу всенощной зари". Натали Коваленко стояла чуть в стороне и грызла яблоко. Эндвэлл подошел к ней и поклонился, а она как старого знакомого, приветствовала его улыбкой.

— Добрый вечер, Владычица, — почтительно произнес спутник Ариэль. Разреши нам с Королевой на полчаса воспользоваться твоим Зеркалом.

— Ты просишь меня об этом? — брови Наталии удивленно поднялись. — Ты подарил мне его, ты имеешь право взять его, когда захочешь — и, перейдя на шепот, закончила. — Оно там, в синей палатке. Только не разбудите Аниту.

— Постараемся, — бросила через плечо Ариэль.

В палатке было темно, и у самой стенки, завернувшись в спальник, посапывала тринадцатилетняя Анита, дочь Наталии. Зеркало отыскалось в углу. Ариэль осторожно подала Эндвэллу банку с водой, и он перелил ее в чашу.

— Теперь возьми ее в руки, сказал он шепотом. — Держи руки вот так, крест-накрест с моими. И вспоминай.

— Что вспоминать? — так же шепотом спросила Ариэль.

— Все, что угодно. Я хочу попробовать порыться в твоем подсознании. Ты только ничего не бойся и смотри на воду…

По воде побежала рябь, затем она осветилась каким-то странным светом, идущим из глубины чаши. На фоне этого света, словно фильм на ускоренном показе, быстро-быстро замелькали кадры какого-то события. Ариэль ничего не могла различить, зато Эндвэлл, похоже, различал все прекрасно. Он вглядывался в воду и изредка удовлетворенно кивал. Внезапно «фильм» прекратился, и на пять или шесть секунд в Зеркале появилось лицо Ариэль. Точнее, не самой Ариэль, а молодой, ослепительно прекрасной женщины, какой она, наверное, станет годам к тридцати. А потом все померкло, и голову Ариэль стальным обручем стиснула боль.

— Мне больно, Эндвэлл! — вскрикнула девушка и выпустила Чашу. Она не упала — ее держал Эндвэлл, но боль исчезла сразу, как только Ариэль убрала руки с серебряной поверхности.

— Не надо так, — произнесла она, вытирая невольно выступившие слезы. — Ты же обещал…

— Прости, Королева, — он не смел поднять на нее глаз. — Но как же все это странно… Кто-то так хорошо поработал над тобой… Можно, я сделаю еще одну попытку? Если опять будет больно, прекратим.

Вместо ответа Ариэль снова положила руки на Чашу.

Мелькание неясных бликов… вспышки зеленого, фиолетового и, наконец, белого света. Словно сквозь мутную дымку — черные скалы, серо-голубая дорога и там, среди скал — силуэты каких-то странных, полупрозрачных зданий… И снова мрак и две секунды нестерпимой боли, но на этот раз Ариэль не успела отнять рук от Чаши. Казалось, Эндвэлл сделал какое-то невероятное усилие, чтобы прогнать эту боль и восстановить картину в Зеркале.

Опять черные скалы, но на этот раз близко-близко, почти вплотную, но Ариэль видела их не сквозь дымку, а сквозь сплошную пелену мелкого дождя. Углубление в скале, словно вход в пещеру. а рядом высечен в камне знак Четырех Стрел. И у этого входа, опираясь рукой о камень, стояла высокая женщина. На ней был длинный плащ с капюшоном, черный и в то же время весь сверкающий. Высокие сапоги забрызганы чем-то, похожим на голубовато-серую глину. Капюшон бросал тень на лицо женщины, но все же можно было различить, что у нее очень светлая, холодного оттенка кожа, большие серо-зеленые глаза и выразительный рот. А пряди волос, выбивавшихся из-под капюшона, сверкали, как настоящее серебро.

Внезапно женщина вскинула руку, кого-то подзывая. От этого движения капюшон упал с ее головы, и Ариэль увидала, что на голове у этой женщины тонкий серебряный обруч с большой четырехконечной звездой во лбу, точно такой же, как носила Наталия Эрратос!

— Натали… — прошептала Ариэль, но ее шепот заглушил громкий вскрик Эндвэлла:

— Ардес Келебрин! Риондола!

Казалось, этот крик вспугнул видение — оно сразу исчезло, словно его выключили.

— Ты знаешь эту женщину? — взволнованно спросила Ариэль.

— Нет. Хотя она чертовски похожа на одну мою старую знакомую!

— А я, если бы она не была так ослепительно красива и не держалась с такой властной уверенностью, могла бы принять ее за Наталию Эрратос. У нее такой же обруч, хотя эту звезду Наталия прикрепляет к нему далеко не всегда.

— Ничего не понимаю, — Эндвэлл приоткрыл полог палатки и осторожно вылил воду из чаши. — И меньше всего понимаю, как Галадриэль может извлекать из такой посудины какую-то связную информацию.

— Наверное, для этого надо быть Галадриэлью, — вставила Ариэль, мало задумываясь о смысле сказанного. Но глаза Эндвэлла неожиданно сверкнули:

— Знаешь, Королева, а ведь ты, наверное, права! Пойдем отсюда, здесь нам больше нечего делать.

… За воротами Лориэна они остановились. Эндвэлл коснулся руки Ариэль:

— Куда ты идешь, Королева?

— В "Голдмэлл", — вздохнула Ариэль.

— А я прямиком в Пригорье. Так что извини, но плащ придется вернуть. Просто я хотел посмотреть на тебя в очень эльфийском виде.

— Ну и как? — лукаво улыбнулась Ариэль.

— Ты прекрасна, — серьезно ответил он. — Кстати, знаешь ли ты, что у тебя вполне эльфийское имя?

— Может быть и эльфийское, раз оно гранасианское. — она протянула Эндвэллу его плащ. — Натали говорит, что «Ариэле» переводится как "дочь высокого рода". Правда, мама считает, что имя вполне земное и означает не то «небесная», не то «воздушная».

— Ладно, — он взял ее руку в свои и что-то надел ей на палец. — На прощание, Королева, прими от меня маленький подарок.

На руке Ариэль было тонкое серебряное кольцо со сверкающим прозрачным камнем.

— Ну, Эндвэлл, это же страшно ценная вещь — серебряное кольцо, да еще с камнем!

— Ты ошибаешься. Раз его сделали, — значит это не камень, а кристалл, — он улыбнулся. — У вас на Озе такие называют фианитами. А серебро… не такая уж это редкость в масштабах Галактики. В общем, носи.

— Спасибо, Эндвэлл… Намариэ!

— Не «прощай», а "до свидания", Королева! Здесь, в Средиземье, мы действительно больше не увидимся, но я обязательно найду тебя — через год, а то и раньше.

Он прощально взмахнул рукой и исчез в зарослях малины. А Ариэль еще долго стояла на этом месте, рассматривая кольцо и пытаясь вслушаться в свои ощущения…

"Кто же он все-таки, и почему я чувствую, что он странно близок мне? И что значат его непонятные слова? Риондола, вообще-то по-гранасиански это "земля дождей". Но Ардес Келебрин? Если он имел в виду Серебряный Венец (хотя при чем тут он?), то правильнее сказать "Ардес Меджрил"!"

"Провалиться мне на этом месте! Пусть мне оторвет голову не Энгус, а самый настоящий Саурон, если в прекрасной Королеве, от которой без ума все окружающие, не течет чистейшая эльфийская кровь!"

32

Таллэ не принимала участия в Пеленнорской битве. В самом начале сражения кто-то так огрел Агента мечом по голове, что тот слегка взбесился и сбросил свою всадницу. Впрочем, возможно это было и к лучшему. Несмотря на все старания Нелдора и Эленсэнт, Таллэ так и не научилась как следует владеть оружием, а такому человеку нечего делать на поле боя.

Вытащил ее оттуда Анардол — ее прошлогодний дол-амротский муж, и он же доставил ее в Пригорье, в зеленую палатку. Некоторое время Таллэ неподвижно лежала на спине, тупо глядя в потолок, и по щекам ее текли жгучие слезы — не от боли, а от сознания собственного бессилия, от обиды на Агента и себя.

Анардол боялся оставить ее одну в таком состоянии. А может быть, Таллэ просто слегка нравилась ему — кто знает? И он сидел рядом с нею и читал ей стихи своего любимого поэта Гумилева, которого так любят цитировать в фантастических повестях. Таллэ слушала, все так же неподвижно глядя в никуда, но Анардол физически ощущал, как она успокаивается. Ей и в самом деле было очень приятно.

На середине одного из стихотворений Анардол внезапно прервался и вслушался. Дыхание Таллэ было ровным и спокойным, как у спящей. Да и неудивительно — перед Пеленнорской битвой она не спала две ночи подряд.

— Таллэ! — шепотом окликнул ее Анардол. — Ты спишь?

Она не ответила и вообще никак не отреагировала. Тогда Анардол поднялся и, стараясь не шуметь, выбрался из палатки. Прошло около часа с того момента, ка воин Дол-Амрота покинул поле боя, и он торопился, боясь, что сражение кончится без него.

Но Таллэ не спала, просто она полностью ушла в себя. Стихи Гумилева, неизвестно почему, пробудили в ней острую память о том, что было год назад, и она даже обрадовалась уходу Анардола — теперь можно было без помех, во всех деталях и подробностях вспомнить тот эпизод ХИ-2122…

…Они лежали в ряд под разлапистой елью — Хелл, казанский хоббит Энди, которого Розамунд Шелл подозревала в том, что он скрытый Горлум, и наконец, с самого краю — Таллэ. Длинный деревянный меч, один на троих, лежал у них поперек горла. Умертвие бродило по поляне, светя во все стороны фонариком, и напевало "Леса Галадриэли", из чего Таллэ сделало вывод, что при жизни оно было эльфом.

— Сколько нам еще до победного конца? — хриплым шепотом осведомилась Хелл.

— У меня батарейка в часах еще утром сдохла, — зло ответила Таллэ. Пусть умертвие само считает.

— Вообще-то у нас еще двадцать пять минут в запасе, — услужливо подсказал Энди. Но это только вызвало новый взрыв ярости со стороны девчонок.

— Молчи лучше, завтрак дракона! Хоббит элксионской разведки! Кто уверял нас, что в полночь у умертвий смена караула?! Теперь лежи и не мяукай!

— Так получилось! — оправдывался Энди. — Кто ж знал!

— Если ты потащил нас сюда за этими сокровищами, то ты и должен был знать!

— В конце концов, я же лежу тут вместе с вами…

— Плевать я на это хотела! — ответила Таллэ тоном оскорбленной принцессы. — Тебе-то как раз туда и дорога!

Умертвие отошло на противоположный край поляны и захрустело не то вафлями, не то сухими хлебцами. Таллэ стиснула зубы.

И вдруг послышался шепот:

— Видишь? Уже кто-то лежит!

— Вижу. Трое. И кажется, девушки. Надо бы освободить, по идее…

— Подожди ты! Не видишь, что ли, оно же сюда повернуло!

— Да ладно тебе! Успею!

Из-за кустов вышли двое, одетые в темное, в длинных темно-серых плащах. Один из них резко нагнулся к лежащим, схватил меч умертвия и отшвырнул прочь. Деревянное оружие, ударившись о ствол ели, с треском сломалось. Умертвие тут же обернулось на звук, но прежде, чем свет его фонарика снова упал на девчонок и Энди, дунаданец (они уже успели разглядеть на груди молодого воина сверкающий меч в черном щите) схватил за руку лежащую с краю Таллэ, и быстро впихнул в кусты, закрывая от света. Второй дунаданец с коротким воплем "Не мешай, Гил!" метнулся за ель.

Свет фонарика ложился далеко. Умертвие неторопливо, как и подобает призраку, направилось к распростертым на земле Хелл и Энди. И тут в напряженной тишине раздался звук спущенной тетивы и вслед за этим — звон разбитого стекла. Фонарик погас, а умертвие разразилось такими проклятиями, от которых, наверное, даже привычные ко всему Манвэ и Варда покраснели и заткнули уши.

Хелл и Энди тут же вскочили и со всех ног бросились к сокровищнице под столбами — они, в отличие от легко поддающейся эмоциям Таллэ, не забыли, зачем сюда пришли. А она все стояла в кустах в каком-то оцепенении, продолжая держать за руку своего спасителя.

Он высвободил руку и слегка коснулся бледно-зеленого стеклокамешка, кое-как вделанного в серебристый фонообруч на голове Таллэ.

— Элендилмир, — произнес он с улыбкой. — Кто ты, прекрасная дева?

— Таллэ из Итильского клана Гондора, — ответила она, и голос ее странно задрожал.

— А я Гилморн из Серого Отряда, — представился дунаданец.

— Гилморн, — повторила Таллэ. — Красивое имя… По-гранасиански это значит "Сияние Мрака"…

Из-за ели вышел второй дунаданец с очень довольным видом.

— Классный выстрел! — от души восхитилась Таллэ. — Просто Бэрд Лучник.

— Никогда не выходите из дому без стрелы с самонаводящейся гайкой, заметил польщенный стрелок.

— Знаешь, Алкар, если бы твоя гайка самонавелась в глаз тому типу, сильно сомневаюсь, что валары бы правильно это поняли, — сказал Гилморн, но в голосе его не было осуждения.

— Ну, друг, это, — Алкар указал на свой значок с мечом, — тоже не задаром дают.

В этот момент подошли Хелл и Энди. Каждый держал в руках по большой банке.

— Не выкупить нам Сенту, — мрачно произнесла Хелл. — У этих гадов одни консервы в сокровищнице.

— Зато какие консервы! — осторожно возразил Энди. — Манго в сиропе.

— Да хоть бальзам всей жизни в птичьем молоке! — взорвалась Таллэ. Сказано же тебе, не берет этот рогоносец банок!

— Тогда давайте съедим их прямо здесь, — предложил Алкар. — Зачем добру зря пропадать?

И сидя под старой елкой, под стоны ограбленного и лишенного фонарика умертвия, они вскрыли обе банки ножом Гилморна и принялись за еду — два дунаданца, две гондорки и казанский "хоббит, то есть Горлум"…

Так Таллэ долго лежала, глядя в потолок и перебирая свои воспоминания, и сама не заметила, как уснула — усталость и стихающая боль усыпили ее тихо и ласково, и сны ее были полны света.

А за двадцать минут до полуночи, когда Пригорье почти затихло на ночь, когда лунный свет, запутавшись в волнах тумана, стал почти осязаемым, полог снова поднялся, и в большую зеленую палатку заглянул Эндвэлл.

— Таллэ! — негромко позвал он.

Но ничто не было в силах нарушить сон девушки. Она безмятежно раскинулась на спальниках, ее темные волосы веером рассыпались вокруг головы. Левая рука заведена за голову, правая откинута далеко в сторону, а по губам скользит чуть заметная улыбка — или это всего лишь игра лунного света?

И тогда осторожно-осторожно, боясь разбудить, Эндвэлл приподнял голову Таллэ и надел ей на шею золотую цепочку. На фоне черного бархата ее одежды листок сверкнул подобно звезде. Эндвэлл положил правую руку Таллэ на грудь, прикрывая листок, но все равно слабый зеленоватый свет пробивался сквозь неплотно сжатые пальцы девушки.

— Добрых тебе снов, маленькая гондорка, — еле слышно произнес Эндвэлл и вышел из палатки.

— …Таллэ, проснись! Тебя Арагорн ищет!

Таллэ сразу резко вскинулась, еще ничего не зная, пальцы непроизвольно стиснули листок. Полог палатки так и остался поднятым, и из-под него широкой рекой лилась ночная свежесть. Было около четырех часов утра, светало буквально на глазах.

— Спишь, и даже не знаешь, что мы все-таки выиграли Пеленнорскую битву!

Только теперь Таллэ проснулась окончательно. Нет, этот голос не продолжение сна, не наваждение на грани рассвета — перед входом в ее палатку и в самом деле стоял Гилморн!..

33

…Этой глухой и безрадостной ночью Талнэ, наконец, рассказала Иорет свою историю.

Наверху к этому моменту осталась одна Хель. Ланор спала, зарывшись лицом в одеяла. Сестры лежали рядом, сблизив головы, и Иорет вслушивалась в еле слышный шепот Талнэ.

— После того, как ты ушла, у нас все пошло наперекосяк. Не знаю уж, Денэтор тут постарался или просто такие времена наступили, но к нам с матерью начали относиться не как к семье Эрверна Итильского, а как к простым беженцам из Долины Запретов.

Словно, потеряв Итилию, Гондор навсегда хотел забыть об ее правителях.

Норилиэнь, моя мать, погибла через пять лет после твоего ухода. Во время очередного нападения она была на стенах, помогая раненым, и стрела угодила ей прямо в сердце. После этого обо мне вообще забыли. Боромир — тот при встрече даже не кивал, хотя когда-то сражался плечом к плечу с нашим отцом…

После гибели матери я стала жить в семье Хель единственной подруги, которая к тому времени оставалась у меня. Ее отца звали Эльдред, он был ристанийцем на службе у Гондора.

Так прошло шесть лет, наполненных лишь сражениями, опасностями и враждой. Мы с Хель выросли. И мой Минас-Тирит, где я родилась и прожила всю жизнь, который любила и люблю гондорской, нерассуждающей любовью, все сильнее отвергал меня.

И вот, наконец, настал тот страшный июнь прошлого года, когда в Итилии случилось такое… даже вспоминать об этом боюсь. Давно уже не случалось таких ужасных боев. Говорят, битву возглавляли те самые Призраки Колец, о которых отец рассказывал нам в детстве. Тогда-то Денэтор впервые обратился за помощью к воинам Дол-Амрота. Потом, уже после битвы, один из этих воинов, Арсул, встретил в Минас-Тирите Хель, и они полюбили друг друга. После торопливой и совсем не веселой свадьбы он увез мою подругу к себе на Взморье, и вместе с ними уехала я. Мне было просто страшно оставаться в Минас-Тирите, когда рядом нет ни одного близкого человека.

В Дол-Амроте у Арсула была сестра Ланор. Мы очень быстро подружились с ней, жили в одном доме, как три сестры… А потом я встретила Анардола… — Талнэ умолкла, и на ее глазах показались слезы. — Словно какой-то злой рок обрекает меня не иметь близких. Как только Анардол перед людьми объявил меня своей невестой, — смерть разлучила нас.

— Не плачь, — Иорет крепко обняла сестру. — Теперь у тебя есть я, и может быть, все еще кончится хорошо…

Утро было серым и холодным, как почти все утра этого тревожного кровавого марта. Тяжестью ложилось на сердце странное безмолвие, и мрачные предчувствия повисли в неподвижном воздухе вместе с клочьями тумана.

— Сегодня одиннадцатый день, как мы ищем эту Иорет, сказал Гилморн, натягивая поводья своего коня. — И я уже сомневаюсь в том, что мы найдем ее.

— Не теряй надежды, — отозвался Алкар. Спуск был крутой, и он спешился, ведя в поводу своего коня и Глорай, лошадь Иорет. Помнишь, что сказал один из тех четверых южан, с которыми мы схватились на брошенной стоянке?

— Сколько времени прошло с тех пор! — мрачно произнес Гилморн. — Она одна, а харадримов здесь полным-полно что на равнине, что в горах.

Алкар показал рукой вправо от себя.

— Видишь эту башню? Это Амон-Лоин, нуменорский маяк юга. Если он не в руках врага — а это маловероятно — и если Иорет жива, то она наверняка побывала там. Вперед! На маяке мы обязательно что-нибудь узнаем!

…По подсчетам Иорет, была половина одиннадцатого. Наверху вот уже два с половиной часа стояла Талнэ. Хель после ночного дежурства спала непробудным сном. Ланор не так давно проснулась и сейчас была внизу, у Каменных слез. Иорет одна сидела на подоконнике самого большого из окон, где Ланор обычно расчесывала волосы, и тихонько перебирала струны лютни. Пальцы сами собой сбились на мотив "Баллады о Берене и Лучиэнь", а в голове вдруг родились совершенно новые слова на этот древний, как земля, мотив:

Мерцает белая звезда В разрывах туч над головой, И не померкнет никогда, Живой ты или не живой…

Но дальше Иорет не успела ничего придумать, потому что до ее слуха долетел смутно знакомый голос:

— Эй, на башне! Есть здесь хоть кто-нибудь?

Иорет отложила лютню и выглянула в окно. Если бы она даже не узнала двоих всадников в одежде Серого Отряда, то не узнать золотисто-рыжую красавицу лошадь было просто невозможно. Это ее Глорай! Эти люди ищут ее! Не помня себя от радости, Иорет бросилась вниз. Ланор уже умылась и теперь набирала воду в небольшой кувшинчик, чтобы отнести наверх.

— Ланор, скорее открывай вход! Я не знаю, как так получилось, но там, у стен башни, двое моих друзей!

Ланор с усилием налегла на рычаг. Иорет выскочила в образовавшуюся щель и в несколько прыжков подбежала к дунаданцам.

— Гилморн, Алкар! Глорай! Как хорошо, что вы здесь!

— Иорет! — Оба молодых воина с изумлением взглянули на нее.

— Откуда ты взялась?

— Нет, сначала вы скажите, откуда вы взялись и как меня нашли! Это вас Арагорн за мной послал?

— Нет, — с гордостью ответил Алкар. — Мы сами вызвались.

— А как вы подобрались к башне так, что вас даже часовой не заметил?

Все трое, как по команде, подняли головы вверх. Но на вершине Амон-Лоина никого не было.

— Талнэ! — улыбка моментально исчезла с лица Иорет. — Что с ней?!

… Пять дней непрерывной осады измотали Талнэ больше, чем остальных. К тому же она не спала почти всю ночь, разговаривая с сестрой. Поэтому около полутора часов она честно отстояла на дежурстве, то и дело протирая слипающиеся глаза, а потом не выдержала — присела на пол, положила рядом с собой арбалет и уснула, привалившись спиной к каменному зубцу.

Проспала она около часа и вдруг резко, как от внезапного толчка, проснулась. Как могла она уснуть на посту, когда трое внизу вверили ей свои жизни! Казалось бы, не случилось ничего страшного, раз Талнэ проснулась не от стрелы в боку и даже не от возмущенного окрика Ланор. Но томительная тревога не покидала девушку. Машинально поправляя брошь из темного дол-амротского янтаря, которой на левом виске была сколота ее траурная повязка,

Талнэ выпрямилась и взглянула на восток. Из-за Андуина, из-за далеких-далеких гор за гранью горизонта темной, страшной волной поднималась Тьма, увенчанная короной из молний, и солнце в небе гасло.

Талнэ в ужасе вскрикнула. И тогда содрогнулась горделивая нуменорская башня Амон-Лоин, и ответно содрогнулись горы вокруг. Сильный порыв ветра налетел с востока и сорвал с головы девушки ленту цвета крови — знак траура по Анардолу. Талнэ попыталась схватить ее, но другой, еще более сильный порыв ветра сбил ее с ног. И этот же порыв разогнал тучи в небе, и солнце вспыхнуло так, как наверное, ни разу не сияло при жизни Талнэ.

— Что с тобой?!

Незнакомый молодой воин, так похожий обликом на стражей Минас-Тирита, уже подавал ей руку, помогая подняться. А рядом с ним, улыбаясь, стояла Иорет. И нигде не было и следа той страшной волны мрака.

— Что это было? — С дрожью в голосе спросила Талнэ.

— Это конец, — ответил воин, с нежностью заглядывая в ее испуганные глаза, зеленовато-карие, как едва раскрывшиеся почки в Итилии. — Да, конец всего старого мира! И начало нового!

Они покинули Амон-Лоин через четыре часа, когда над башней пролетел один из орлов Гваихира и, что-то восторженно каркнув, умчался на запад, к Дол-Амроту. И тогда все они окончательно поняли, что чудо свершилось и Черного Властелина больше нет.

Они возвращались в Минас-Тирит, истерзанный войной, но готовый пробудиться к новой жизни город, где Талнэ и Хель не были уже почти год, а Иорет — двенадцать лет. День и ночь летели к северу шесть всадников, и казалось, что крылья растут у ног их коней, которым передалась радость людей. И ни разу не преградили им путь ни недобитый харадский отряд, ни одинокий, но все еще опасный орк.

Иорет скакала рядом с Алкаром на своей рыжей Глорай.

Харадрима она отдала девушкам, и сейчас на нем сидели сразу две всадницы — Хель и Ланор. Но могучий конь, казалось, не замечал этой двойной тяжести. А впереди маленького отряда, обгоняя даже легконогую Глорай, на вороном ристанийском коне летел Гилморн и бережно прижимал к себе счастливую Талнэ Итильскую, на волосах которой больше не было алой ленты…

"…И тогда вперед выступил менестрель из Гондора и, поклонившись низко, попросил разрешения спеть.

— Слушайте меня! — обратился он к собравшимся. — Я спою вам о Фродо Девятипалом и о Кольце Всевластья!

И все затихли, слушая, а светлый голос менестреля звучал, как серебро…"

Так оно и было. Только об одном Алая Книга Западного Края почему-то умалчивает: этим менестрелем была Иорет Гондорская.

34

Мелиан всю ночь шныряла по кустам, продрогла, промокла, занозила палец, и ее настроение, бывшее таким лучезарным сразу после удачного побега, снова испортилось. Проход краем Мордора, на который она возлагала большие надежды, почему-то оказался перекрыт орочьей стоянкой. То ли Саурон принял какие-то особые меры после харадского неудачного похода, то ли на этом настоял Элк Ор, поскольку болотце не входило в зону Игры, то ли просто так получилось — Мелиан не знала, но на всякий случай отругала Энгуса всеми известными ей нехорошими словами.

Три нижних переправы через Андуин тоже не оставляли никакой надежды. Что такое Харадский мост, Мелиан уже выяснила, когда собирала траву, и возобновлять знакомство с этим местом не собиралась. На Гондорском броду с черной стороны засело десятка полтора гоблинов, которые вели себя весьма агрессивно. Три дня назад Мелиан уже пришлось наблюдать совершенно потрясающую сцену: стражи Цитадели подрались с гоблинами прямо в реке. Только Умбарская переправа давала какой-то шанс на успех, поэтому, еще раз взвесив все «за» и «против», Мелиан отправилась именно туда.

Было что-то около восьми часов утра. Уже давным-давно рассвело, и на дорогах черной стороны то и дело попадались то небольшие группы орков, то одинокий мрачный тролль. Мелиан старалась избегать таких встреч, прячась по кустам, к тому же ее зеленый свитер вполне способствовал маскировке. Так что до Умбарской переправы Мелиан добралась без всяких приключений. Но то, что она там увидела, разрушило ее последние надежды.

Умбарская переправа была устроена не в самом подходящем месте — на перекате. С высокого черного берега было хорошо видно, что одно из бревен переправы ночью снесло, и сейчас несколько орков пытались как-то вернуть его на место. Один из них, оставив все свое добро на берегу, сидел по горло в воде, остальные помогали ему, стоя на мосту. А на светлом берегу, на спускающейся к воде большой коряге, сидели двое вооруженных умбарцев. По обычаю пиратов Андуина, их головы были повязаны красными платками. Умбарцы курили и без особого интереса наблюдали за работой орков.

"Дело дрянь", — озабоченно подумала Мелиан. — "Урукхаев, конечно, в воду спихнуть — нечего делать. Они даже «мама» крикнуть не успеют. А что потом? А потом эти братики-пиратики спихнут в воду меня саму. Их двое, а я одна, они на берегу, а я буду на мосту… Вечно этот Брасид ни за Светлых, ни за Черных! Прямо не умбарский капитан, а анархист какой-то, батька Махно!"

Взгляд Мелиан упал на разбросанное по траве орочье барахло. Она продрогла до самых косточек, и ее руки сами собой потянулись к куртке орка. И тут ее осенило: "А что если и в самом деле прикинуться гоблинкой? Гондорский брод держит банда Горбага, они меня совершенно не знают, так что пропустят без звука. А в Гондоре мы уж как нибудь сами разберемся, кто есть кто!"

Мелиан с удовольствием залезла в мохнатую орочью куртку с нашитыми на нее металлическими пластинами, сверху накинула темно-бурый плащ. Подержала немного в руках металлопластовый шлем с рогами и затем решительно надела.

"Ничего страшного! В конце концов даже настоящий Фродо в Мордоре косил под орка. А я чем хуже? А вот щит, пожалуй, брать незачем. Тяжелый, ну его к черту! Лучше прихвачу второй меч. Хорошо, что этот мерзавец Стэнли успел меня научить работать сразу двумя!"

…Чтобы обойти Харад, Мелиан пришлось сделать большую петлю. Теперь она уже не шарахалась в кусты от каждого встреченного орка, и на их обычное приветствие "Во имя Саурона!" небрежно отвечала "Именем его".

Наконец Мелли снова выбралась на берег Андуина. Здесь она решила устроить небольшой привал — все-таки с двух часов ночи на ногах. Усевшись на ствол поваленной березы, Мелиан извлекла из кармана плитку шоколада и кусок сыра в обертке из фольги. Орк оказался запасливым, а Мелиан вот уже почти сутки ничего не ела. Поедая свой нехитрый обед, она машинально разгребала ногой старый, покинутый жильцами муравейник. И вдруг из-под сапога показалась какая-то красная не то пленка, не то ткань. Отложив еду, Мелиан ухватилась за это красное и вытащила на свет… вполне целый надувной матрас. Осмотрев повнимательнее странную находку, она обнаружила на самом краю маленькие белые буквы меж-языка: "д. р. о. ве Лай". Сделано на Лии!

— Так-так! — Мелиан до того разволновалась, что даже про еду забыла. — Уж не означает ли сия штука, что наш Фродо перебрался через Андуин каких-то два-три часа назад? Ведь это плавсредство даже высохнуть как следует не успело!

Затолкав мокрую улику обратно в муравейник и рассовав остатки еды по карманам, Мелиан бросилась бежать по той тропинке, по какой, как ей казалось, должен был пойти Лиго Нерти. Конечно, она понимала, что вряд ли сумеет не только выручить, но даже догнать Фродо, однако, как говорила в подобных случаях Таллэ, "чем черт не шутит, когда Эру не выспался!".

…Уже давно остался позади скверный Харад. Мелиан миновала полосу орочьих стоянок и выбежала к самой границе Мордора. И здесь она, наконец, нашла тех, кого искала. Из-за кустов раздавался шум схватки, затем голос с сильным лиинским акцентом вскрикнул: "А Элберет Гилтониэль!" В этот миг из кустов выскочили двое: гном Хэнри и неизвестный орк. На головах у обоих были "ленты покойников".

— Беги туда! — заорал орк, не разглядев лица Мелиан и обратив внимание только на ее рогатый шлем. — Там наши Хранителя поймали!

Хэнри, в отличие от "товарища по несчастью", прекрасно узнал Мелиан даже в таком виде. Поэтому он ничего не добавил к словам орка, а лишь посмотрел на девушку умоляющим взглядом.

Мелиан не нужно было просить дважды. Продравшись сквозь кусты, она выскочила на полянку, где несколько орков с победными воплями окружили Фродо. Обычно Нерти дрался по лиинской системе, что довольно часто ставило в тупик его противников, к тому же мифрильная кольчуга давала ему дополнительные жизни. Но ведь их с Хэнри было всего двое… И вот один из орков уже занес свой боевой топор, чтобы нанести Фродо последний удар, когда на него ястребом налетела Мелиан и так хватила его обоими мечами сразу, что боевой топор отлетел на несколько метров в сторону, а орк с воплями схватился за вывихнутый палец.

Остальные орки на несколько секунд просто обалдели. Что это такое? Откуда оно взялось?!!

— Беги, Фродо! — заорала Мелиан не своим голосом. — А ну расступись, урукхаи! Сейчас вы увидите Мелиан в гневе!

Тех, кому полагалось расступиться, оставалось только трое, так как владельца боевого топора Мелиан лишила боеспособности. Одного из этих троих она вырубила сразу, другой, получив мечом под ребро, поскользнулся в мелкой лужице и рухнул в кусты, где его добил Фродо. Третий орк, почуяв неладное, бросился бежать, но Мелиан, вошедшая в азарт, кинулась вдогонку. Орк ушел бы, но колючая еловая ветка хлестнула его по глазам, и он остановился, ослепленный на несколько секунд. Мелиан уже хотела без лишних разговоров вдарить ему по спине, но тут ей в голову пришла хорошая мысль.

— А ну-ка снимай свое ведро с рогами! — приказала она орку.

— Чего-чего? — не понял тот.

— Чего слышал. Мне еще три удара полагаются, а вот тебе и одного хватит. Но если добровольно отдашь шлем и уберешься на все четыре, я тебя не стану добивать.

— А если не отдам?

— Тогда я из тебя консервов наделаю, — пообещала Мелиан. — Называются "Полдник Шелоб".

Минуту орк размышлял над этой альтернативой, затем снял шлем и с мрачным видом подал Мелиан.

— На кой он тебе?

— А это уже мое дело. Иди гуляй.

Насвистывая сквозь зубы "Веселую назгульскую", орк побрел по тропинке, но, проходя мимо Фродо, получил довольно чувствительный удар в бок.

— Это нечестно, — заорал он. — Ты же обещала…

— Зато я тебе ничего не обещал, — перебил его Нерти. — Так оно спокойнее. И можешь сколько угодно обвинять меня в том, что я веду себя не по книге.

Дождавшись, пока орк удалится в сторону Страны Мертвых, Мелиан протянула Нерти его шлем.

— Надень. Во-первых, дополнительная жизнь, во-вторых, так безопаснее. Издали будут принимать за своего.

— А я тебя вспомнил, — вдруг улыбнулся Фродо. — В фильме ты была Ланор из башни. А вообще, как твое имя?

— Мелиан. Можно и просто Мелли.

— Спасибо тебе, Мелли, — Нерти пожал ее руку.

35

…Всю ночь с 24 на 25 июля Фродо и Мелиан пробродили вокруг Мордора, пытаясь под покровом темноты пробраться к Ородруину. Но ничего не получалось. На всякий случай, если бы все остальные меры предосторожности оказались бессильны, Саурон выставил у Ородруина почетный караул в составе восьми орков и одного назгула. Перерезать подобный отряд не было никакой возможности.

В сущности, Ородруин был просто большой ямой, вырытой на дне бывшего овражка. С трех сторон его окружали глинистые склоны с торчащими из них толстыми еловыми корнями, с четвертой были кусты, в которых с кинокамерой сидел техмастер Михаил Кошкин и ждал исторического момента.

Фродо и Мелиан лежали наверху одного из склонов под елочками и совершенно не знали, что им делать. Когда почти совсем рассвело, Нерти предложил:

— Слушай, давай я тебе отдам это Кольцо! Ты подойдешь к оркам, будто своя, и незаметно его уронишь.

— Хороший план, — вздохнула Мелиан. — Единственным его недостатком является этот проклятый назгул.

Нерти взглянул на свою спутницу с недоумением.

— Ты что, не узнал этого мерзавца? — невесело усмехнулась та. — Это же Лео Кортинелли! Он меня великолепно помнит, гад такой.

Они снова надолго замолчали. Уже давно рассвело, и солнце начало медленно выкатываться на середину неба, а они так ни до чего и не додумались.

— Девять утра, — нарушила молчание Мелиан. — А завтра в семь вечера конец Игры. Похоже, дело идет к тому, что Кольцо мы выбросим не в Роковую гору, а в Андуин. Был прецедент два года назад…

И словно в ответ на эти ее мрачные рассуждения с левого склона к Ородруину скатился орк с громким криком:

— Шухер, граждане!

Мелиан и Нерти настороженно прижались друг к другу. Черт возьми, неужели их все-таки выследили?! Но тут орк произнес фразу, от которой лицо Мелиан озарилось неподдельной радостью:

— Брасид опять взбеленился и занялся мордобитием!

Орки повскакивали с мест и загалдели. Мелиан тихо и счастливо рассмеялась.

За более чем столетнюю историю Игрищ давно уже была выработана некоторая терминология. И если знать, что «мордобитие» — это битва с Мордором, а «взбелениться» — значит перейти на сторону Светлых сил, то радость Мелиан будет вполне понятна. К слову, теперешний Брасид проделывал этот номер пятый год подряд, и каждый раз это являлось для очередного Саурона полной неожиданностью.

— Они уже захватили Умбарскую переправу! — продолжал надсаживаться орк. — Сейчас бои идут уже на нашем берегу!

Это послужило последней каплей. Пятеро орков выхватили мечи и с криком "Смерть пиратам!" помчались вслед за гонцом к Умбарской переправе. Вместе с ними на поиски приключений ринулся и Лео Кортинелли.

— Ты-то куда, повелитель? — крикнул ему в спину один из оставшихся орков.

— Брасиду должок отдать, — через плечо проорал Лео. — В прошлом году он такую свинью подложил Хараду в самый решающий момент!

Едва за кустами затих топот орков, Мелиан резко вскочила на ноги.

— Теперь или никогда! — прошептала она. — Действуем, пока Саурон не прислал подкрепление! Этих троих я беру на себя, а ты подкрадывайся сзади и бросай Кольцо!

Нерти кивнул. Тогда Мелиан, прикрываясь елочками, прокралась на левый склон, а затем, не таясь, шагнула из-за деревьев и легко сбежала по склону, громко напевая марш орков, сочиненный Хелл:

Его Багрово-Око-священство

Нам обещал жратву и полное блаженство,

Жратвы не дали, мы есть хотим!

Мигни же, Око — Сарумана вмиг съедим!

И вдруг на полпути она споткнулась о корень и неловко упала.

— Урукхаи! — позвала она жалобно. — Помогите! Я, кажется, ногу подвернула.

Двое орков сразу же наперегонки бросились к ней. Они хотели подать ей руку… и неожиданно наткнулись на выхваченные мечи. Настолько неожиданно, что даже не попытались как-то защититься, и Мелиан в минуту покончила с ними. Как ни в чем ни бывало девушка легко подбежала к Ородруину и здесь скрестила оружие с последним из оставшихся в живых орков.

Увидев это, Нерти понял, что нельзя медлить ни секунды, и камнем скатился со склона, на ходу расстегивая цепочку с Кольцом.

Орк, разъяренный предательским, по его мнению, поведением Мелиан, был вполне готов спихнуть в Ородруин ее саму. Но тут он краем глаза заметил бегущего к Роковой горе Нерти и сразу понял, как их всех одурачили. Он хотел броситься наперерез к Хранителю, но этого ему не дала сделать Мелиан. Одним прыжком Фродо оказался над ямой и высоко поднял левую руку с зажатым в ней Кольцом.

— Остановитесь!!!

Такая сила была в этом звонком призыве, что и орк, и Мелиан опустили мечи. И тогда Фродо медленно разжал пальцы. Черное с золотом Кольцо как бы нехотя выскользнуло из его руки и исчезло на дне Ородруина.

Конечно, эта сцена была совсем не так красива, как в фильме. Не было вокруг мрачных сводов Саммат-Наура, и Кольцо в руке Нерти не сверкало живым огнем… однако Мишка Кошкин, забыв и про кинокамеру, и про все на свете, наблюдал за всем этим, как зачарованный, и его торчащая из кустов голова выглядела довольно глупо. А когда Мелиан сбросила орочью шкуру и под ней обнаружились зеленый свитер и голубой эльфийский стеклокамень, у Михаила вообще челюсть отвисла.

Только сейчас Мелиан изволила обратить на него свое внимание:

— Слушай, дорогой друг, а ты вообще-то зачем тут сидишь? Если для того, чтобы кусты подпирать, то они и так ровно растут! Сам видишь, что свершилось, так и валарствуй, черт тебя побери!

Мишка начал выбираться из кустов. Мелиан повернулась к оркам.

— А вы чего тут стоите? Ну-ка, в Страну Мертвых бегом марш! Да-да, и ты тоже! Три удара, как в аптеке, или ты их вообще не считал?

Орки нехотя повиновались. Мишка вытащил из кармана ракетницу и дал одну за другой три голубых ракеты — сигнал "Кольцо уничтожено". Затем он взялся за радиотелефон и начал передавать сообщение:

— Всем валарам и Владыкам! Кольцо Всевластья уничтожено в девять часов тридцать шесть минут. Черный Властелин Саурон! Сопротивление бесполезно! Светлые силы победили.

— Победили! — Мелиан сорвала с головы Нерти орочий шлем и закружила его по поляне. — Слышишь, Фродо, это мы победили! Назло всем Энгусам, рыжим Галькам и принцам Ардви! Да здравствуют Суперигрища и суперфильм!

36

Естественно, что такую сокрушительную победу требовалось отпраздновать. Поэтому слегка обалдевшие от Мишкиного сообщения валары решили объявить последний день Суперигрищ киносъемочным: снимали коронацию, затем свадьбу Арагорна и Арвен. Впрочем, в этот день была не только эта свадьба…

Утром 26 июля Ариэль шла по узенькой тропке, ведущей из Раздола на большую дорогу, по которой из Хоббитании, через Пригорье, Морию и Ристанию можно было дойти до самого Гондора.

Внезапно со стороны Пригорья послышались голоса, и один из этих голосов, без сомнения, принадлежал Таллэ. Из какого-то внезапного озорства Ариэль притаилась за кустами, чтобы неожиданно появиться перед "партией серых". Но, когда из-за поворота дороги вышли двое, она сразу поняла, что этого делать не стоит.

Таллэ была одета как в фильме, только на голове вместо алой повязки серебристый обруч с большим радужным камнем. Итильский плащ застегнут брошью в виде серебряного дракона с рубиновыми глазами, которого в Арноре и других поселениях Севера любовно звали Смоки Маленьким. А затем Ариэль перевела взгляд на спутника Таллэ — и едва сдержала возглас удивления. Этот проклятый алфенилловый листок, доставивший столько хлопот и Эндвэллу, и Энгусу, и лично Ариэль, сейчас сверкал на груди Гилморна! И словно прозвучал в ушах Королевы голос Эленсэнт: "Запомни первую заповедь Средиземья: тот кто отдает добровольно, не теряет ничего".

Впереди был довольно крутой спуск к маленькой, заросшей травой речушке, притоку Оки, которую по ходу Игрищ обзывали то Бруиненом, то Селебрантой. Таллэ спускалась осторожно, опираясь на руку Гилморна и придерживая края длинного плаща, и при этом не переставала что-то оживленно рассказывать.

Двое перешли мостик и снова вышли на Тракт, но, увлеченные разговором, словно не замечали, что маленькая рука, унизанная кольцами, все еще держится за сильную руку в черной перчатке…

А поздно вечером в Раздоле опять был турнир, и снова на стенах и во дворе звенели гитары. Только теперь, заслышав медленный и величавый напев "Древнего золота", Таллэ уже не плакала, а заливалась счастливым не то смехом, не то стоном.

На этот раз в сражениях не было какой-то упорядоченности. Дрались, кто с кем хотел, по силам, по несколько пар сразу, а на правой стене гондорцы с умбарскими пиратами устроили «театралку», словно внизу их караулил майя с кинокамерой.

Ариэль с Нелдором стояли чуть в стороне и наблюдали за весельем.

— Ну и ну, — улыбаясь, говорил Нелдор с притворным осуждением. — Это ж надо — за почти шесть недель мечами не намахались!

И в этот момент во двор Раздола бодро вошел Борис Стэнли — в кольчуге и с Волшебной Отверткой в руках. Сразу прекратились все драки и умолкли все песни. Ощущение какой-то радостной жути повисло над Раздолом. Затем Боромир поднялся, не торопясь, взял свой меч, соскочил со стены и медленно-медленно пошел навстречу Стэнли. Торин Дубощит с опаской оглянулся. Ворота Раздола были уже закрыты, и возле них, мило улыбаясь, стояли на стреме Элладан и Элрохир. Боромир резко взмахнул мечом, и Стэнли ничего не оставалось, как прибегнуть к помощи Волшебной Отвертки.

Мелиан, героиня вечера, сидевшая на самом почетном месте, вдруг восторженно взвыла, схватила гитару и в качестве аккомпанемента к схватке заиграла "В небе над Раздолом страшный назгул пролетал". Сидящим на стенах это доставило огромное удовольствие. То и дело раздавались крики:

— Поддай ему, Боромир! Так его, рожу валарскую! Смерть Торину!

Ариэль не вмешивалась. От "партии серых" она уже не один раз слышала о таких "проверках боеспособности". А со стен уже начали прыгать во двор желающие поучаствовать. Гилморн и Алкар в нерешительности оглянулись на сидевших тут же Таллэ, Эленсэнт и Хелл. Девушки улыбались и кивали. И тогда дунаданцы, подхватив оружие, тоже спрыгнули со стены…

— По-моему, это уже нечестно, — Нелдор озабочено повернулся к Ариэль.

— Ты же видишь, что они не всерьез! — рассмеялась та. — В «Рассвете» существует давняя традиция после Игрищ устраивать расправу над валарами. Разве твои Серые не рассказывали тебе об этом?

…А еще позже, когда все уже успокоились, когда Энгус и Нелдор по просьбам зрителей сцепились еще раз, когда попробовали "гвоздь программы" — драку вслепую, на звон оружия, и наконец, устав, все залезли на стены тогда Ариэль еще раз испытала тот миг сладостного восторга, когда тебе подвластно все и все вокруг прекрасно. А под факелом опять пели. И над хором голосов с неожиданной силой взлетал голос Таллэ, потому что это была ее песня, из фильма:

Цитадель разрывает небо, Поднимаясь все выше, выше О, не дайте старинным стенам Раствориться в его дали! День вчерашний уходит в небыль, Поле битвы покоем дышит, За холмами уходят в Море Серебристые корабли…

Снова звезды, костры и дыхание леса… Только Игрища закончились. Да и съемки фактически закончились — ну что там еще осталось? Лориэнские сцены, Галадриэль с хоббитами у зеркала, да уход Фродо за Море…

Сказка со счастливым концом. А впрочем, сказка ли? Так было — и так будет. И не конец это, а всего лишь начало — начало новой жизни, начало славы совершенно потрясающего фильма, начало большой дружбы и любви… А для Ариэль (но она еще ничего об этом не знает) — начало долгого и не всегда прямого пути к себе настоящей, который еще приведет ее в совершенно иное Средиземье, не имеющее никакого отношения ни к «Голдмэллу», ни к «Рассвету»…

Эпилог

Триста тысяч слов на бумаге, А последнее стало птицей, Улетела — и нет возврата, Неоконченной будет фраза. Неоконченной будет сказка, И счастливой не жди развязки: Не дождется герой награды, И злодей не будет наказан.

В ноябре работа над фильмом была полностью завершена. В декабре Стэнли и Ариэль представили фильм на рассмотрение трех основных каналов общеземного вещания, которые, как и предсказывал Нелдор, насмерть переругались из-за него. В конце концов "Гэлакси програм" объявила фильм "совместным с Гранасией" и вцепилась в него руками и ногами. Еще месяц ушел на всяческие согласования, и вот "Гэлакси програм" наконец объявила, что 22 февраля 2124 года начинает премьерный показ нового фильма "Властелин Колец". Вся Оза замерла в напряженном ожидании: интересно, какую гадость нам покажут на этот раз?

Ариэль давно уже не была Королевой. В августе на Гранасии был 105-ый Межпланетный конкурс красоты, на котором корона перешла к очаровательной Эйане-Лоик с Елены. Впрочем, за всю историю этого конкурса это был первый раз, когда гостиницу экс-Королевы штурмовали едва ли не с большим усердием, чем ту, где остановилась победительница.

Однако все «киносъемочные» друзья Ариэль — от Нелдора до Хелл по-прежнему звали ее "прекрасная Королева", и Ариэль поняла, что после фильма ей уже до конца своих дней не отвертеться от этого титула.

И вот 22 февраля, в день показа первой серии, Ариэль решила устроить «презентацию» — а если выражаться по-простому, просто собрать на вилле «Нарцисс» своих лучших друзей из Средиземья и как следует отметить это событие. Аська, правда, поначалу была против:

— Не забывай, дочка, что двадцать второе — день рождения Наталии.

— Ну и что? — тряхнула волосами Ариэль. — Разве она его когда-нибудь отмечает? А тут как раз отметит — с нами.

Аська, как всегда в таких случаях, не нашла, что ответить, и Ариэль начала обзванивать членов "партии серых", а также еще кое-кого…

Утром торжественного дня флаеры опускались на Кровавую Скалу один за другим. Розамунд Шелл и Димка Невзоров прибыли вместе. Таллэ с радостью обнаружила среди гостей Гилморна, зато Мелли не слишком восхитилась, увидев Келли Оролима. Ариэль и Аська встречали гостей на широкой, плавно закругляющейся лестнице, ведущей сразу на второй этаж. И странно было думать, что вот эта невысокая смуглая женщина с роскошной черной косой вокруг головы и есть мать Королевы. Скорее уж она походила на старшую сестру Ариэль, да и то не родную.

После того, как Ариэль перезнакомила Аську со всеми, начался оживленный обмен новостями.

— Ну, как ты там, Ариэль? Как жизнь?

— А что жизнь? Шесть дней назад вернулась из первой экспедиции на «Зодиаке», но уже сейчас в Космоцентре проходу нет: "Ах, Коренева, 104-ая Королева, можно на вас поближе взглянуть?" Со страхом жду, что будет, когда они посмотрят фильм.

— А как с личной жизнью?

— Ну, с этим всегда было в порядке. Глядишь, весной уже буду называться Ариэль Лагран.

— Ой, а у нас такие новости! Мы теперь считаемся официальной оппозицией Раздолбаю и всей его кодле. Организовали в рамках «Рассвета» свою тусовку под названием "Лавровый листок" или "9+1". И знаешь, кто у нас главный предводитель команчей? Ни за что не догадаешься — Энгус!

— А Галина, — перебил Димка свою подругу. — по доброй воле ушла из Владычиц Лориэна. Оно вообще-то и понятно, после Коваленко ее никто всерьез не воспринимает. Но выбрать на ее место Фирюзу — это уж, знаете…

— А чем плохая Владычица? — удивилась Ариэль. — Умная, справедливая, красивая и вся по уши в Средиземье.

— Да, но она же узбечка! У нее типичная внешность королевы Идары!

— Ну, я думаю, что после Саурона Синеглазого система «Рассвет» вынесет даже харадскую Галадриэль! — рассмеялась Ариэль.

И в эту минуту откуда-то сверху раздался голос:

— О, я вижу, все уже в сборе! К вам можно?

— Конечно, можно, — весело откликнулась Ариэль. Все, кто стоял у лестницы, подняли головы вверх — и на минуту все разговоры стихли. Что Галька, что Фирюза, когда сама Натали Коваленко казалась лишь бледной копией той женщины, что медленно спускалась к ним по лестнице!

Если в облике Эндвэлла сочетались черты, делавшие его непохожим ни на гранасианца, ни на человека Озы, то Наталию Эрратос любой из этих двух народов, наоборот, с готовностью назвал бы своей дочерью. И даже не красота притягивала к ней все взоры — та же Ариэль или Розамунд Шелл были намного красивее, а спокойная и уверенная значительность, знание цены себе. Длинное, очень простое платье цвета морской волны, такое темное, что кажется почти черным. Единственное украшение — брошь на левом плече: серебряный лист шиповника, как росой, усыпанный жемчугом. На темно-пепельных длинных волосах лежит серебристый фонобруч (именно фоно заметны утолщения у висков), даже без звезды… Неужели этой необыкновенной женщине, схожей с Галадриэлью не только внешне, и в самом деле сегодня исполнилось пятьдесят два? Да не может этого быть! Многие бы побоялись дать ей даже тридцать.

Когда она спустилась, Димка хотел прикоснуться губами к ее тонким пальцам, но Наталия вырвала руку и рассмеялась.

— Привет средиземцам! — просто сказала она. — Это что, символ вашего клуба?

Почти у всех на рубашке или свитере был вышит золотой кленовый листок и на его фоне — два скрещенных меча. По одному из мечей рунами Даэрона шла надпись «Голдмэлл», на другом виднелись цифры «2123».

— Не совсем, — ответила Ариэль. — это эмблема ХИ-2123. Я же рассказывала тебе, что перед тем, как всем разъехаться из Средиземья, Маришка Шедлова многим сделала на память такую вышивку.

Наталия вступила в разговор так легко и свободно, словно сама бывала там, в Средиземье-за-Окой. И вскоре гости Ариэль убедились, что она знает и понимает Средиземье не хуже их, хотя на многие вещи у нее свой, совершенно особенный взгляд. То и дело в ее речи проскальзывали киносъемочные и игровые подробности, но это как раз никого не удивляло Наталия могла многое узнать от Ариэль.

— …Нет, для всех, кто участвовал в Суперигрищах, Энгус теперь навсегда останется Сауроном Синеглазым.

— Он и есть это самое слово. А вот за что он меня обозвал Жанной д'Орк?!

— Ты еще спрашиваешь, Мелли! (Общий смех.)

— Между прочим, поединок Саурона с этим милягой-эльдарцем я вставила в свой фильм без всяких изменений. Пусть теперь Стэнли локти кусает из-за того, что велел засветить свою версию!

— Ты имеешь в виду Гил-Гэлада?

— Его самого, родимого. Между прочим, Ариэль, в "Лавровом листке" это уже поговорка: "Во времена Шекспира сигарет «Друг» не было, а Гил-Гэлада нам по сценарию не полагается".

— Да, кстати, Таллэ, все забываю тебя спросить: как там твой фильм?

Таллэ даже зажмурилась от удовольствия.

— Когда я показала его высокой школьной комиссии, их всех чуть паралич не хватил. Курс закрыли без звука, практику тоже, но распределения не дали никакого. Говорят, жди до июня. А зачем мне ждать полгода? В общем, где-то месяц я набиралась смелости, а потом пошла и нахально отнесла свое творение в «Озу-Интер». И знаешь, что мне там сказали? Что после того, как «Гэлакси-програм» из-под самого носа украла у них суперфильм, я для них — просто находка! Обещали дать его где-то в мае, если удачно пройдет, может быть, даже к себе возьмут!

— Ну, Нэтти, ты просто гений!

— Но-но! Вы лучше вспомните, что вы все орали, когда узнали, что я сняла все Игрища скрытой камерой! Вы же тогда чуть суд Линча надо мной не устроили! А я не Стэнли, я от пятерых сразу отбиваться не умею.

— К вопросу о Стэнли. Знаете, какое предложение он сделал мне и Нелдору в сентябре?

— Какое, Рози?

— Звал в свой новый фильм "Хроники Янтарного мира".

— Я понимаю, что из Нелдора вышел бы отличный Кервит, — убежденно сказала Эленсэнт. — Но по-моему, после Арагорна это был бы для него шаг назад. Но, Рози, я совершенно не представляю, что он хотел предложить тебе.

— Леди Амнари, — Рози скромно опустила реснички.

— Амнари?! Он что, с ума сошел?!!

— Именно так Нелдор ему и ответил, — вставил Димка. — Знаешь, куда он послал Стэнли вместе с его хрониками?

— Приблизительно догадываюсь, — рассмеялась Эленсэнт. — В тень Элксионы единорогов гонять.

В этот момент Аська окликнула всю компанию:

— Гости и хозяева, прошу всех в столовую. На вилле «Нарцисс» принято накрывать на стол коллективно.

…Ариэль расставляла на столе красивые тарелки с райскими птицами на дне. Это был фамильный сервиз Аль-Бано на двенадцать персон, однако Аська пользовалась им крайне редко, так как нормальное количество гостей на ее вилле превышало это число раза в два. Расставляя тарелки, Ариэль озабочено поглядывала на часы: один из гостей запаздывал. Что с ним? Задержался космолет? Или пробка на вокзале подсвязи в Эр-Рияде? Или пришлось долго ждать свободного флаера в Неаполе?

— Мы еще кого-то ждем, Ариэль? — спросила, неслышно подобравшись сзади, Эленсэнт. — Ведь ты поставила двенадцать тарелок, а нас, считая тебя, твою маму и Натали, только одиннадцать.

Вместо ответа Ариэль выглянула в большое окно, выходящее на галерею. Эленсэнт тоже посмотрела в ту сторону. И обе увидели, как по закругленной лестнице, проходящей, словно мост, над глубокой трещиной под самой галереей, почти бегом поднимается Нелдор.

Арагорн! Эленсэнт запомнила его в кольчуге и длинном плаще, со звездой Исилдура во лбу… Ничего этого сейчас не было. Серая рубашка, серые брюки, коричневая кожаная куртка… Только длинные темные волосы все те же, и все тот же уверенный взгляд серых глаз.

И Эленсэнт не выдержала. То, что она полтора года скрывала, прятала под насмешкой и кажущимся безразличием, теперь вырвалось наружу. Отчаянно вскрикнув: "Нелдор!", она вылетела из столовой и помчалась навстречу ему по все еще влажной после ночного дождя галерее.

Нелдор резко остановился, потому что в этот миг он внезапно узнал и галерею, и трещину под ней — последствия давнего землетрясения, и бегущую Эленсэнт — только не в белых одеждах, а в обычных джинсах и свитере. Видение в Зеркале Галадриэли! Но это значит, что сейчас…

Он не успел додумать эту мысль до конца. Эленсэнт поскользнулась и упала на перила, и они обломились от удара. Словно кадры замедленной съемки: падающие деревянные перекладины и пальцы Сенты, пытающейся ухватиться за обломки.

Я в зеркало Галадриэль Однажды загляну, Чтоб увидать тебя, друзей И светлую весну…

— Эленни!

Никто и никогда не называл ее этим именем. Никто и никогда не пытался сократить его с другой стороны… [1]

— Эленни!!!

Словно замедленная съемка… Перила лестницы — они как раз под этим участком галереи… Откуда под галереей пропасть? "Твоя судьба упадет тебе прямо в руки, сумей же ее удержать!"

Резким и быстрым движением Нелдор перегнулся через перила лестницы…

Не только Ариэль, но и все, кто в этот момент были в столовой, выбежали на крик. Навстречу им по лестнице медленно-медленно поднимался Нелдор. Эленсэнт сидела у него на руках, крепко обняв его за шею, и на лице ее сквозь застывший испуг пробивалась удивительно светлая улыбка. А Нелдор… А у Нелдора было такое выражение лица, словно он вносил в свой дом на Солнечном взморье Гранасии прекраснейшую из кор-эндалльских женщин. [2]

Темный провал экрана. Темнота дрожит, переливается. И звучит за кадром холодный жестокий голос:

"Три Кольца — премудрым эльфам для добра их гордого."

На экране высвечивается ветка мэллы с золотыми листьями. Ветку держат три руки, причем одна из них явно женская, и на каждой горит одно из Трех Колец — Вэйал, Нэин, Наир.

"Семь колец — пещерным гномам для труда их горного."

Золотая корона, свет дрожит и переливается на камнях. На заднем плане груда еще каких-то сокровищ. А перед короной полукругом разложены Семь тяжелых и дорогих Колец.

"Девять — людям Средиземья для служения черного

И бесстрашия в сраженьях смертоносно твердого."

Серое небо, черная скала. И на скале — черные силуэты девяти всадников.

"А Одно, всесильное — Властелину Мордора…"

Все гаснет. Только языки пламени пляшут на темном фоне. И среди этих языков рождается и начинает расти золотое Кольцо…

"Чтоб разъединить их всех, чтоб лишить их воли

И объединить навек в их земной юдоли…"

Кольцо огромно, оно уже занимает почти весь экран…

"Под владычеством всесильным Властелина Мордора!"

Последнее слово — как удар меча! И сразу же в Кольце вспыхивает огромное Багровое Око, а вокруг Кольца кровью наливаются буквы "The Lord of the Rings."

Мелодия тревожная и страшная бьется, как птица в клетке. Удар — и на экране высвечивается мгновенный кадр: Фродо в Могильнике.

Удар! Сцена на Заверти.

Удар! Нападение волколаков.

Удар, удар, удар! Гэндальф перед Барлогом, Пин с палантиром в руках, Сэм перед Шелоб, Эовин перед Ангмарцем. Новый удар, сильнее и страшнее предыдущих — Фродо у Ородруина!

И снова темнота. И из этой темноты вдруг рождается светлая и чистая мелодия, которую ведет одинокий женский голос:

Айэ! Лауриэ лант-ар ласси суринен, Йэнни уннотимэ ве рамар Алдарон йэнни, ве линтэ…

Узкая коса, слияние Золотой Ворожеи и Андуина (на самом деле это Остров). Трогая рукой стволы мэлл, по берегу медленно идет красивая и печальная женщина в белом платье — конечно же, это Натали Коваленко…

"Символичная сцена", — подумала Наталия Эрратос, напряженно глядя на экран. — "Ой, чует мое сердце, что Ариэль перестаралась!"

Видение Золотого леса тает, на экране снова темно. И вдруг не за кадром, а в комнате раздается голос Ариэль, разгоняющий все чары:

— Это всего-навсего красивая заставка, которая серий через десять смертельно вам надоест. А сейчас смотрите собственно начало.

И словно в подтверждение ее слов, в темноте на несколько секунд мелькают белые дрожащие слова "первая серия".

Спокойный, плавный разлив светлой мелодии. И вот мы уже стоим на древней высокой башне и смотрим с нее вдаль. Далеко-далеко видно… Река, а за рекой стена мрачных гор. А если посмотреть влево — степи, равнины и степи. а если вправо — далекое-далекое Море… И непонятно откуда доносится не то мелодия, не то просто задумчивый перебор струн, и светлый, звонкий голос девушки не то поет, не то говорит нараспев:

Помолчим чуть-чуть и плечом к плечу Сядем тихо мы слушать дивные Песни снов твоих, песни снов Земли, Песни старые — люди новые…

Скользит по туманным далям не то камера, не то взгляд. Влево… Вправо… А если обернуться назад? Да вот же она, эта девушка, притаилась между двух зубцов башни с лютней на коленях. Белая блузка с широкими рукавами, безрукавка на шнуровке, черный кожаный ремешок поверх длинных русых волос. Свет в ее огромных серых глазах, свет в чистом голосе:

Только вслушайся: запоют ветра, Зазвенят ручьи, воды талые, Что-то вспомнив вдруг, загудит гора… Люди новые — песни старые…

Это и есть Иорет Гондорская, только мы еще не знаем, что ее зовут именно так. А девушка между тем откладывает лютню и спокойно, с чуть грустной улыбкой начинает свою историю:

— Рассказ у нас пойдет в особенности о хоббитах. Вообще-то они неприметный, но очень древний народец…

Общественность Озы все еще молчала. Красиво… и вообще неплохое начало. Отлично это кто-то придумал — вывезти хоббитов с Лии. "Посмотрим, до чего они додумаются дальше. Стэнли не по мерке сделать хорошо такой фильм", — усмехались скептики и… каждый вечер в восемь часов спешили к стереовизору, как на пост.

Странствующие эльфы (черт возьми, а ведь со стороны это выглядит!)… Том Бомбадил… Могильники… Пригорье… Напряжение зрителей нарастало. И вот она, сцена, по которой почти все определяют качество перевода или экранизации — первая встреча хоббитов с Бродяжником.

И еще не увидев его лица, только по проницательному взгляду из-под надвинутого капюшона, по звучному, чуть хрипловатому голосу (почти без гранасианского акцента) все почувствовали: этот — настоящий! При чем тут Анрэла и имя какой-то Вардо или Варды, когда это горделивое достоинство потомка Нуменора так сродни кор-эндалльскому!

Никакой эффектности, все просто, как в жизни. Но чье сердце не дрогнуло, а губы не сжались, удерживая стон восхищения, в этот миг:

— Не бойтесь, я тот самый Бродяжник. Я Арагорн, сын Арахорна, и за ваши жизни порукой моя жизнь или смерть.

И вот тогда словно плотину прорвало. О фильме заговорили везде и все, заговорили даже на ET [3], где вообще не желали верить, что на русском языке можно создать хороший фильм по Толкиену. К тому же все это было настолько непохоже не предыдущие фильмы Стэнли, что вся Оза начала искать объяснения.

А объяснение нашлось быстро. В титрах фильма значилось: "Авторы сценария — Ариэль Коренева, Борис Стэнли", поскольку Торин Дубощит изначально не был лишен какой-то порядочности. И вот на Ариэль-то народная молва и свалила всю вину в успехе фильма. Ариэль ловила обрывки разговоров на улицах. в космопорту, в магазинах и думала с тоской: "Это конец. Как только покажут серию про чертог Медусельда — меня начнут узнавать в толпе. Хоть улетай на далекую базу в Короне и живи там всю жизнь!"

…К Маргаритке Сиреневой, маленькой московской соседке Наталии, прилетела в гости ее десятилетняя подружка с Эффы. Вдоволь нагулявшись, девочки возвращались домой. Двери лифта распахнулись, и Торми ступила на площадку перед квартирами.

И тут на нее обрушился ужасный заунывный вой, от которого кровь стыла в жилах. Он раздавался отовсюду сразу, мощными волнами выливаясь изо всех квартир, и казалось, что от него нет и не будет спасения. Торми почувствовала, что готова вскочить обратно в лифт и провалиться вместе с ним сквозь землю, только бы не слышать жуткого воя. Объятая ужасом, она повернулась к Маргаритке. Но на лице той был не страх, а восторг, и глаза ее весело блестели.

— Назгулы воют! — возбужденно крикнула она. — Уже восьмая серия началась, а мы опаздываем! — и, не обращая внимания на ужас подруги, схватила ее за руку и через всю площадку потащила к своей двери.

Но Торми уже и так все поняла. Во время прогулки Маргаритка не была способна говорить ни о чем другом, кроме "Властелина Колец"…

Вой внезапно смолк. Казалось, воздух звенит от неимоверного напряжения. И вдруг резкий, срывающийся крик Фродо:

— Прочь! Уходите к себе в Мордор, я вам не дамся!

И в ответ — страшный, протяжный хор замогильных голосов:

— Иди сюда-а! Ты на-аш, твое место в Мо-ордоре!

— Уходите!

— Кольцо-о! Отдай Кольцо-о! — Ужас и тоска сковывают душу ледяными цепями, проникают до самых костей.

— Именем Элберет и прекрасной Лучиэнь клянусь — Кольца вы не получите! — Голос Фродо четок и звонок, но то и дело вздрагивает. — И я не ваш!

Но Ангмарец уже на середине реки… Что же его остановит? И тут бешеная, бешеная, как обвал воды, музыка, и река вздымается пенными гривами бешеных волн. Все одевается мглой. И над водоворотом пены, страха и музыки в рассветное небо взлетают три чистых голоса эльфийских дев (Ариэль, Эленсэнт, Мелиан):

Он светел — но он не твой! Кто укажет ваш путь, Кто посмеет сказать Где мера сейчас?

Топот копыт… Ноги, ноги, ноги скачущих коней… Бродяжник и Всеславур несут Фродо на руках.

И обвал музыки.

Наталия Эрратос насторожилась еще тогда, когда увидела Натали Коваленко в заставке. Она сразу же поняла, кого имела в виду Ариэль, создавая образ Владычицы Лориэна. И как всегда, предчувствия ее не обманули…

— Так значит, мудра, бесстрашна и справедлива?

О, сколько злой издевки в ее усмешке! Волосы развеваются, глаза горят — сейчас она вызывающе прекрасна, но эта красота оглушает, как пощечина. Сейчас в ней не осталось ничего эльфийского, да на самом деле и не было никогда. Скорее уж в этом повороте головы, в этой гордой позе есть что-то, что роднит ее… с Арагорном? Никому не было ведомо, какой пожар полыхает в глубине души этой чертовски уверенной в себе женщины, но вот сейчас пламя вырвалось наружу — и Фродо испуганно закрывается рукой, глядя на нее.

— Тем более, что мне оно достанется без насилия, и я не сделаюсь Черной Властительницей!

Она уже забыла про хоббитов, она дразнит себя и забывается, она уже почти верит тому, что говорит…

— …Любимой, почитаемой и опасной, как пламя, холодной, как зимняя звезда — но не Черной!!!

Левая рука вскинута вверх в диком и страстном порыве и… что это? Словно кадр, отпечатанный с негатива. Но это не негатив, это та же Натали Коваленко — в черном бархатном платье, с ниткой жемчуга на шее, и волосы ее темные, но не черные. Эдита де Монтадэ, Черная Звезда! Но как она тут оказалась? Кадры мигают, сменяя друг друга. Черная… Белая… Черная… Белая… И Галадриэль со смущенным смехом опускает руку. Всего лишь минутная слабость, ей уже неловко, что она так внезапно и страшно открылась перед этими невысокликами, и она виновато говорит:

— Я прошла испытание. Я уйду за Море и останусь Галадриэлью.

Черт возьми, но как же сильна эта женщине даже в своих слабостях!

Едва закончилась эта серия, Наталия с абсолютно спокойным лицом подошла к видеофону и несколькими резкими ударами набрала код виллы «Нарцисс». Почти сразу же на экране появилось лицо Ариэль, и Наталия почувствовала, что она давно готова к тому, что случится сейчас. "Только не выходить из рамок! Только не дать ей подтверждения того, что она права!"

— Зачем ты крикнула об этом на всю Озу, Ариэль? — в голосе почти нет упрека — И главное, за что?

Ариэль не отвела взгляда и даже слегка улыбнулась. Не в первый раз Натали отметила, как изменилась Аськина дочь за «киносъемочный» год.

— На всю Озу? А по-моему, нет. Поймет только тот, кто знает, а кто не знает — просто восхитится. Но ты задала еще один вопрос, и я отвечаю на него честно: ЗА ЛИСТОК.

Взгляды скрестились как клинки. На лице Ариэль ясно читалась готовность быть испепеленной на месте прямо по видеофону. Но Наталия неожиданно рассмеялась, совсем как Галадриэль:

— Считай, Ариэль, что мы в расчете. А на самом деле ты просто молодец!

…Других эпизодов фильма я не буду пересказывать. Все равно повесть, даже если она называется «Киносъемки», не заменит того, что можно увидеть своими глазами. Поэтому пусть каждый, кто не видел фильма, вообразит его себе так, как сам захочет.

Опишу только финал.

…Та же башня, что и в начале, только теперь она озарена лучами закатного солнца, и лица Иорет Гондорской не видно, потому что она сидит спиной к свету. И голос ее полон печали.

— Вот так закончилась история Кольца и его Хранителей в Средиземье. Что же было потом? Сэм, Пин и Мерри еще долго жили и были счастливы в своей Хоббитании, и до сих пор там живут их потомки. Прекрасная Эовин стала женой Фарамира, и при них свершилось то, о чем так мечтала когда-то Талнэ: прекрасные земли Итилии возродились для новой жизни. Арагорн Элессар и Арвен Андомиэль правили Арнором и Гондором сто двадцать лет, пока в печальный день первого марта Арагорн не ушел навсегда. Арвен ненадолго пережила его, угасая в Лориэне вместе с последними мэллорнами. После их смерти Леголас и Гимли в Итилии построили корабль и ушли за Море той дорогой, которой некогда приходили в Средиземье наши нуменорские предки.

Однажды и за мною придет белый корабль… Но если, может быть, мне и суждено встретиться с прежними друзьями в Валимаре, то тех, кто навеки остался в Средиземье, я уже не увижу никогда. Одна за другой уходили те, кто когда-то вместе со мной стоял на башне Амон-Лоин: Хель, Ланор и последняя, уже после смерти Короля — Талнэ. Из тех, кто запомнил события тех грозных и все же прекрасных лет, в Средиземье осталась я одна…

Окончив свой печальный рассказ, Иорет задумчиво опускает голову, и на минуту на башне воцаряется тишина. Но вот она снова поднимает голову, и, хотя в ее глазах стоят слезы, голос ее не дрожит. И медленный, величественных напев завораживает нас:

И сгинула тьма, отступила зима, Отстроены заново наши дома… Вернулась я в Гондор из горестных лет, Но помню я Гэндальфа мудрый завет…

Незаметно вступает музыка, голос Иорет крепнет, наливается силой, и кажется, что другие голоса подхватывают песню — голоса тех, кого уже давно нет в Средиземье.

Тьма не умерла Тьма лишь отступила, И не за горами новый бой… Редкий это знает, Редкий понимает Так, как понимаем мы с тобой…

Когда окончилась последняя серия, Наталия Эрратос вышла на галерею виллы «Нарцисс» и с наслаждением вдохнула свежий морской ветер, наполненный ароматами зацветающего Аськиного сада. Как и в фильме, садилось солнце, и его последние лучи окрасили море в цвет пламени.

Наталия оперлась рукой о перила галереи и долго стояла так, "обратив свой взор на Запад", словно пытаясь разглядеть далеко в море белую точку удаляющегося паруса…

А белый парус уплывает в Море, Туман укроет друзей от нас сейчас… Что с тобой, гордая Натали?!! Ты плачешь?!!

Казалось, что слеза, упавшая с ее ресниц, насквозь прожжет перила. Воспоминания, острые, как внезапная боль, и сладостные, как объятья, заполнили сейчас ее всю так, что ей хотелось закричать от внезапно нахлынувшей радости, смешанной с тоской о том, чего на самом деле она не могла помнить, так как этого никогда не было…

Как не было?!! Разве это не ты стояла тогда на стенах Раздола, когда на твои плечи опустился темно-серый плащ? Разве не тебе ночью, в зеленой палатке, читали стихи Гумилева? А незабываемый Амон-Лоин, и рукоять меча, сделавшаяся такой горячей в твоей ладони? Или прокаленный летним солнцем крутой спуск к Селебранте, когда тропинка выскальзывает из-под ног, а рука вместо ветки хватается за крапиву? Так было, Потому что природой дана тебе иная, чем у других людей, память. Теперь всю жизнь будет тебя тревожить запах дыма от еловой ветки — ничто не будит воспоминаний сильнее, чем запах и мелодия. Твои ноги надолго запомнят неровный настил Андуинской переправы (осторожнее, а то бревно может и выскользнуть из-под ноги!) И если при тебе кто-нибудь запоет «Цитадель» или "На заброшенном причале" ты сама не заметишь, как начнешь подпевать, хотя и не знаешь слов…

Так было, и не в листке дело. Так было, потому что ты помнишь эти безумные ночи и радостные дни. И еще потому, что ты хочешь этого.

Так думала она, стоя на галерее, и казалось, что взгляд ее проникает за горизонт, и она видит там что-то необычайно прекрасное — может быть, Валимар, а может быть, что-то другое, еще лучше…

Кто это — я или кто-то иная? Эти слова, конечно, избиты, Но приближая заветную цель, Дав силуэта сквозь мглу проступают: Женщина в черном — графиня Эдита, Женщина в белом — Галадриэль. Жизнь моя — это дорога сомнений, Я ее всю проделала с вами, Рядом со мною и в дождь и в метель Вечные спутницы, две моих тени: Слева Эдита стучит каблучками, Справа ступает Галадриэль. Зло и добро? Не судите так строго! Обе они не властны над тайной В прошлом ли, в будущем сила Колец… Ночь, тишина, и опасна дорога, Вы помогаете мне не случайно Верю, что кровь не окрасит конец! Черный и белый сливаются в серый, Но не свернуть ни влево, ни вправо, Эта дорога во мраке — моя. Только пройдя ее с искоркой веры, Цвет серебристый возьмет для оправы Нати Эрратос… А значит — и я.

Ко всему вышеизложенному можно добавить только то, что после ХИ-2124 Нелдор все-таки увез Сенту к себе на Гранасию. И в памяти Большого Мозга этой планеты осталось ее игровое имя. Татьяна Левицкая, последний эльф из Остранны, маленький менестрель Средиземья, навсегда стала лоини Эленсэнт Нелдор.

ПРИЛОЖЕНИЕ

В повести «Киносъемки» приведено огромное количество отрывков из различных средиземских песен и стихов. Но почти все эти стихи можно узнать из других, более достоверных источников Поэтому здесь я помещаю только то, что непосредственно связано с событиями, описанными в этой повести.

1. ПЕСНЯ ЗАЩИТНИЦ АМОН-ЛОИНА, СЛОЖЕННАЯ ИОРЕТ ГОНДОРСКОЙ

Четверо нас, четверо на башне, Воины в сраженьях перебиты, Только мы тут вместо них остались, Вместе нам не будет и ста лет… Память обжигает день вчерашний. Может быть мы слабая защита, Только не дождется враг, чтоб сдались Хель, Ланор, Талнэ и Иорет! Четверо нас, четверо, быть может, Завтра ни одной в живых не будет, Потому что башня на отшибе Очень привлекательная цель… Против нас стоят не орки — люди, Пусть же видят, что неустрашимы Иорет, Талнэ, Ланор и Хель! Четверо нас, четверо на стенах Правда, стены крепки и надежны, Правда, мы вчера весть день стреляли, И у стен остался не один… Смерть в бою предпочитая плену, В будущее смотрим мы тревожно: Только бы в атаке устояли, Только бы не пал Амон-Лоин! Четверо нас, четверо, и прежде Меч в руках не каждая держала, Все-таки не женская работа Кровь в бою чужую проливать… Но у нас в запасе есть надежда, Что сильней, чем стрелы и кинжалы, И сейчас у нас одна забота: Бить врагов и помощи не ждать! Четверо нас, четверо на башне… Четверо нас, четверо, быть может… Четверо нас, четверо на стенах… Четверо нас, четверо, и прежде… Четверо нас, четверо девчонок…

2. ОДНА ИЗ ИМПРОВИЗАЦИЙ ИОРЕТ ГОНДОРСКОЙ, ПОДСЛУШАННАЯ И ЗАПИСАННАЯ ТАЛНЭ

(на мотив "Уже который день я в пути")

Всплывает над лесом тревожный рассвет… Кто сказал, что надежды нет? Уже четвертый день я в пути, Только бы мне дойти! Сквозь бури сражений и бешенство вьюг Должна я спешить на юг И я уже не собьюсь с пути, Свети, Элберет, свети! А Мордор опасен, а Гондор далек, И голос мой одинок, Зато Ристания снова близка, Звезда моя высока. А что меня ждет в родной стороне Увы, неизвестно мне… Но верю, не сдастся Минас-Тирит, Народ мой Врага победит! Я много скиталась по разным местам, Но сердцем осталась там, И даже сверкающий Лориэн Мне родных не заменит стен! Услышав голос сестренки своей, Я радостно крикну ей: — Здравствуй, Талнэ, это я, Иорет Да хранит тебя Элберет! Судьба Средиземья — моя судьба, И участь моя — борьба, Пусть песни, которые я пою, Подхватят люди в бою… А если дойти не сумею я Такова уж доля моя, Но я все иду, не страшась пути, Только бы мне дойти!

(Надо сказать, что разные песни Иорет очень непохожи и по стилю, и по художественному воплощению. Официально это объясняли тем, что в ней смешана кровь людей и эльфов. Но на самом деле все гораздо прозаичнее: просто песни для этой героини писали и Эленсент, и Таллэ, и даже Хелл.)

3. СЕРЕНАДА КЕЛЛИ ОРОЛИМА В ВОЛЬНОМ ПЕРЕВОДЕ С СИЛНЭ НА РУССКИЙ, СДЕЛАННОМ ЭЛЕНСЕНТ

На дэлони моей одиноко и пусто, Только мэллы листвою звенят кружевной… О, скажи, Мелиан, отчего мне так грустно, Словно кончилось нынче во фляге вино? Может, Стэнли убить — станет сердцу светлее, Иль на «птичке» умчаться в туманную даль? О, приди, Мелиан, нам вдвоем веселее, На дэлони с тобой мы развеем печаль. О, Владычица, где же моя Мелианна, Раз ее не найти ни орлам, ни врагам? О, Владычица! Слезы я лью непрестанно, Под дэлонью моей будет Келед-Зарам. И на дне моих слез ты, конечно, увидишь Деву в орочьей шкуре на белом коне И я верю, тогда ты ее не обидишь И под строгим конвоем отправишь ко мне.

4. ПЕСНЬ О ПОДВИГАХ ЛЕГОЛАСА, СЛОЖЕННАЯ "ПАРТИЕЙ СЕРЫХ" ПОД РЕДАКЦИЕЙ ТАЛЛЭ

Наш Леголас — известный мафиози, И не жалея времени и сил, Такое он творил на бедной Озе, Что Стэнли просто ходуном ходил! Припер он из Остранны Шар треснувший стеклянный И утверждал, что это палантир, Потом у Рози Шелл он Нашел ошейник Шелоб, За что с ней поругался Митрандир. Стрелял из сарбакана и из лука И попадал частенько не туда, Но только впрок не шла ему наука, Хотя и попадало иногда Он новых приключений Искал с остервенением, И стэнли диким голосом кричал, Что этот тип по роли Загонит в гроб и тролля, И в грудь себя при этом ударял. Верхом катался на взбешенной Киске, Чтоб угодить прекрасной Мелиан, При этом так ругался по-эльфийски, Что Стэнли спрятал голову в карман. Но все же, видно, мало Тогда ему попало, И Стэнли, постучав себя по лбу, Где клей еще не высох, Сказал при двух актрисах, Что Леголаса видел он в гробу. Нелдор решил покончить с этим чудом И стал бороться за нормальный быт, Но Леголас кричал ему: "Не буду!", А мы кругом все плакали навзрыд. …Но Игры наступили И все переменили И Леголас нашел свой идеал, А идеал ему сказал: "Ты, Келли, совесть потерял", И маяться он дурью перестал.

5. ПЕСЕНКА КИНО-ГОРЛУМА

А я маленькая мерзость, А я маленький злодей, Мы не любим, моя прелесть, Ни хоббитов, ни людей. Эльфы с яркими глазами Нас боятся и дрожат, Даже Стэнли из палатки Не выходит без ножа. А я маленькая мерзость, Я голодный биомех, Мы съедаем, моя прелесть, больше всех, Если не поймаю орка не беда, Ведь у хоббита в каморке есть еда, Толстый хоббит в теплой норке вот еда! Кто для Гэндальфа проблема? Это я! Кто стащил кастрюли Сэма? Это я! Кто кусил Нелдора в шею? Это я! Кто привел хоббитов к Шелоб? Я, я, я! Кто привел к девчонкам Шелоб Тоже я!

(Эту песенку и следующее стихотворение Эленсент написала специально для того, чтобы подразнить Гэндальфа, который, как известно, заведовал всеми биоформами на съемочной площадке.)

6. ПОСВЯЩЕНИЕ РЫЖЕМУ ПТЕРОДАКТИЛЮ ВАСЬКЕ, НА КОТОРОМ ВО ВРЕМЯ КИНОСЪЕМОК ЛЕТАЛ САМ АНГМАРЕЦ

Птички назгульские, вечные странники, Цепью чернильною, тьмой беспросветною, Мчитесь вы, Мордора злого изгнанники, Чтобы увидеть Владычицу Светлую. Кто же вас гонит? Назгул ли подвыпивший? Орк ли залетный спешит с поручением? Келли ли с теплых насестов вас вытащил, Счет продолжая своим преступлениям? Нет, вам наскучила каша перловая, Гэндальф издерганный, Влада усталая Вот и летите вы, крыльями хлопая, В поисках нового и небывалого.

7. ДИАЛОГ НОЧЬЮ НА КРЫШЕ БЕЛОГО «КОРАЛЛА»

— Я слышу рог. — Тебе, наверно, снится. Такая тишина вокруг, что странно… — Я слышу рог. — Тебе, наверно, снится, Ведь Раздолбай сидит в своем Раздоле. И слишком много орков на границе, Чтоб ночью он шатался в чистом поле. — Я слышу рог, его доносит ветер, Прислушайся, и ты услышишь точно! — Не напрягайся, я и сам заметил Призывный крик марала брачной ночью. Не может быть, но он сюда приперся! Сейчас нас ждет "похлебка дяди Вэя" Ведь я уже к нему в доверье втерся И выпросить бутыль для нас сумею. — Я слышу рог то из кустов, то слева… — Здравур его по всем канавам носит! Куда же смотрит наша Королева? И что он к нам не лезет, рогоносец?! — Я слышал рог, теперь уже не слышу. — Ага, теперь и я… Аналогично. Вот что, спустись-ка на минутку с крыши, Сходи к костру и от Нимлайда лично Огрей его два раза по затылку: Похоже, этот гад допил бутылку.

(Автор — Таллэ. Как уверяет она сама, она не издевалась над Раздолбаем, а всего лишь с точностью, присущей киножурналистам, описала реальный эпизод ХИ-2123).

8. ЖАЛОБНАЯ ПЕСНЯ ТЕХМАСТЕРА МИШКИ КОШКИНА, НА КОТОРОМ СТЭНЛИ ВСЮ ИГРУ ВЫМЕЩАЛ ДУРНОЕ НАСТРОЕНИЕ

Борис, чего ты хочешь от меня? Ведь я всю жизнь работал по приказу Я не кормил пять поселений сразу, Я в Гондор не носил крупы три дня… Борис, зачем ты мучаешь меня? Борис, а ты, по-моему, не прав! Ведь в Гондоре меня побить хотели, Когда обед с травой в мученьях ели, И радовались, в Андуин загнав… Борис, я говорю, что ты не прав! Борис, пойми, я больше не могу Быть пауком, умертвием и орком, Таясь от всех в крапиве за пригорком, Чтоб из меня не сделали рагу… Борис, ведь я так больше не могу! (написано Таллэ в соавторстве с Хелл)

9. СРЕДИЗЕМСКИЕ ЧАСТУШКИ

(Это уже фольклор, а у фольклора, как известно, автора нет.)

Раздается из трактира Пьяный голос Митрандира: — Превратим родной трактир В бастион борьбы за мир! Раз-два-три, раз-два-три, Мордорские горки, Не ходи в Минас-Моргул, А то поймают орки. Десять эльфов Лориэна Не поднимут и полена, А три девы Дол-Амрота Лес опашут до болота. Раз-два-три, раз-два-три, Мордорское око, Добивай Амон-Лоин, А то ударят сбоку. Мимо Кискиной берлоги Я без шуток не хожу. То ей в глаз мечом засуну, То на Жало нанижу. Раз-два-три, раз-два-три, Кискина берлога, Кисонька у нас одна, А Сэмов Скромби много! Саурону, Саруману Можно верить только спьяну, Так что, выпив с Раздолбаем, Можешь выйти урукхаем. Раз-два-три, раз-два-три, Похлебка дяди Вея, Пять бутылок в один день Я так не умею. Говорят, у Саурона Применяют макароны, Что на всех наводят ужас Но у нас свое оружие. Раз-два-три, раз-два-три, Мы не унываем И копченой колбасою Орков вырубаем. Онты лезут, словно танки, На сверхпрочный кораллит, Саруман засел в Ортханке И решил, что устоит. Раз-два-три, раз-два-три, Жалко Сарумана. Наши онты вынимают Лазер из кармана. Вот уж третий день сидим, Завтрак Горлума едим, Рыбу есть не перестанем Сами Горлумами станем. Раз-два-три, раз-два-три, Рыбные консервы, Этот запах нам уже Действует на нервы.

Комментарии

1

Почти каждое женское гранасианское имя можно сокращать в ту и другую сторону. Например, Дисмэс — Дис и Эссэ, Алфенилла — Алфин и Илла. Но если одно из сокращений — для широкого пользования, то другим могут пользоваться только близкие друзья и родственники.

(обратно)

2

По гранасианским обычаям, на руках в дом вносят женщину, давшую любимому супружескую клятву.

(обратно)

3

То есть на территории, где основной язык общения английский. В те времена Оза делилась в основном по языковому принципу: ST — Латинская Америка и Испания, RT — территория бывшего Союза и т. д.

(обратно)

Оглавление

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. БЕЛЫЙ ЦВЕТОК

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. РАССВЕТ ВСТАЕТ ХОЛОДНЫЙ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЛИСТЬЯ ЛОРИЭНА ПАДАЮТ СО ЗВОНОМ…

Эпилог

ПРИЛОЖЕНИЕ

1. ПЕСНЯ ЗАЩИТНИЦ АМОН-ЛОИНА, СЛОЖЕННАЯ ИОРЕТ ГОНДОРСКОЙ

2. ОДНА ИЗ ИМПРОВИЗАЦИЙ ИОРЕТ ГОНДОРСКОЙ, ПОДСЛУШАННАЯ И ЗАПИСАННАЯ ТАЛНЭ

3. СЕРЕНАДА КЕЛЛИ ОРОЛИМА В ВОЛЬНОМ ПЕРЕВОДЕ С СИЛНЭ НА РУССКИЙ, СДЕЛАННОМ ЭЛЕНСЕНТ

4. ПЕСНЬ О ПОДВИГАХ ЛЕГОЛАСА, СЛОЖЕННАЯ "ПАРТИЕЙ СЕРЫХ" ПОД РЕДАКЦИЕЙ ТАЛЛЭ

5. ПЕСЕНКА КИНО-ГОРЛУМА

6. ПОСВЯЩЕНИЕ РЫЖЕМУ ПТЕРОДАКТИЛЮ ВАСЬКЕ, НА КОТОРОМ ВО ВРЕМЯ КИНОСЪЕМОК ЛЕТАЛ САМ АНГМАРЕЦ

8. ЖАЛОБНАЯ ПЕСНЯ ТЕХМАСТЕРА МИШКИ КОШКИНА, НА КОТОРОМ СТЭНЛИ ВСЮ ИГРУ ВЫМЕЩАЛ ДУРНОЕ НАСТРОЕНИЕ

9. СРЕДИЗЕМСКИЕ ЧАСТУШКИ . . . .