«Последнее начало»

Александр Холин Последнее начало (научно-мегалитическая фантастика)

Si quelqu’un etait venu a passer…

Mais il ne passe jamais personne…

Если бы кто-нибудь прошёл мимо…

Но никто никогда не проходит здесь…

Глава 1

Шесть человеческих фигур в кислородных масках и силиконовых комбинезонах казались инопланетными пришельцами, бредущими по маршруту, известному только им. Люди, похожие механическими движениями на роботов, вышагивали по каменистому хаосу, как бы выполняя нужную работу, от которой никуда не денешься.

Планета была явно неизвестного происхождения, поскольку ни одна в Солнечной системе не была похожа на эту. Однако, люди шли по измочаленной пустыне Земли, превращённой ими же в сплошную свалку вторсырья. Никогда ещё на теле планеты не возникало таких вот незаживающих ран, которые для остальных жителей планеты были просто гнойными язвами, сеющими только мучительную смерть.

Каменная пустыня, с торчащими тут и там оплавленными глыбами скальных пород, с матовыми такырами осклизлой земли, испускающей ядовитые испарения, и рёбрами какой-то фантастической арматуры, выглядывающей из раскрошенных бетонных блоков, мало походила на земной пейзаж. Даже в самых тяжёлых войнах, разыгранных человечеством, в самой невообразимой разрухе лик земли присутствовал всегда, не исчезая, не перерождаясь. Не исчезали в никуда луга, рощи, реки, да и птицы не переставали радовать слух своими бесконечными птичьими разборками или весёлым щебетанием.

А здесь, в этой удивительной какофонии рыжего, чёрного и тускло-коричневого цветов да в отблеске иногда прорывающегося сквозь низкие пепельные облака солнечного луча, мерцающего, как громовой разряд, царил первобытный хаос, стараясь наполнить дисгармонией каждую частицу, каждый атом больной планеты. Да, это была болезнь, настоящая болезнь, выглядевшая как проказа на теле человека. Но пятна этой болезни вовсе не думали исчезать. Более того, атмосфера в них перерождалась, становясь другой, неземной, непривычной и ядовитой.

Иногда, в совершенно безветренном пространстве разыгрывались бури. Меж чудом уцелевших в разрушенном городе деревьев проносились энергетические шквалы, то кружась среди обломков зданий в спиритическом танце и уносясь к звёздам, то сталкиваясь на облюбованном пустыре, словно в древние века испанская и английская армады, делящие промеж себя морские волны, пучину и, конечно же, смерть.

Здесь нечего было делить вообще. И всё же язвенные пятна на «шкуре» планеты не были совсем мертвы. То есть, угроза смерти там пряталась за каждым камнем, но только для тех, кто ещё жил в старом мире технологических побед мирового разума, американской денежной закваски и великих побед материалистического реализма. Во всяком случае, глобальные победы бессмысленности над безысходностью стали для насельников планеты чем-то очень привычным и необходимым.

Во все века глобальные и не очень битвы походили на «мировоззрение человека, который или ещё не обрёл себя, или уже снова себя потерял». [1] Люди дрались, стараясь не умом поразить противника, но показать, насколько тот слаб против чужой воли, против чужого желания. Сломить его, заставить согнуться! А не хочет – так пусть в гости к смерти отправляется. И ежели эта госпожа отпустит, так пусть живёт пока, а на нет, и суда нет.

Пусть люди всегда сражались за место под солнцем, зато чувствовали себя исключительно гиперборейцами, [2] сорвавшими седьмую печать одиночества в этом мире Апокалипсиса: «И когда он снял седьмую печать, сделалось безмолвие на небе…» [3] Но никогда и никто не задавался вопросом: а только ли живущему в грешном мире выпадет доля сорвать седьмую печать семи одиночеств, чтобы стать единокровным повелителем? И повелителем чего? Одиночества? Люди разучились дарить друг другу радость жизни, радость существования. Во главе угла цивилизации стояло изначальное порабощение себе подобных, государственный тоталитаризм и послушное подчинение грубой беспардонной силе. Каждый стремился подчинить всех и вся себе единственному, неповторимому, превращаясь в архантропа-неандерталиенса. [4]

Долго ли, коротко ли, а такой желающий и живой всё-таки нашёлся. Среди людей появился-таки архантроп-людоед, стремящийся подмять под себя весь мир, но, как ни странно, оградить планету от уничтожения, от войн, от беспричинного убийства.

Чтобы достигнуть Божественных высот, не нужно блуждать в лабиринте, разыскивая Минотавра, или испытывать семикратно опыт человеческого одиночества. Всё должно в этом мире стать новым, превратиться либо в иную форму жизни, либо в другую форму человечества, только новую. Так было предсказано мудрецами исчезнувшего племени майя, и это же повторяли прорицатели всех стран и народов.

Обязательно будут нужны «…и новые уши для новой музыки. И новые глаза – способность разглядеть наиотдалённейшее. Новая совесть, чтобы расслышать истины, прежде немотствовавшие. И готовность вести своё дело в монументальном стиле – держать в узде энергию вдохновления». [5]

Между тем шестеро путешественников, очевидно, привыкшие уже к переходам по обожжённому телу земли, часто омываемому кислотным дождём и обуреваемому радиоактивным ветром, шли друг за другом – след в след – как ходят, скажем, по болоту, где, чтобы не угодить в трясину, необходимо держаться тропы, по которой уже прошли впереди идущие.

Вскоре процессия, разделённая равными кусками неприветливого пространства, подошла к плотоядно сверкающей маслянистыми чёрными боками внушительных размеров обсидиановой глыбе, вольготно развалившейся среди обломков какой-то постройки. Камень был свален среди обломков значительно позже. Не то, чтобы он слишком портил своим блестящим видом композицию всепланетного хаоса, но явно не принадлежал к окружающим глыбам и строительному мусору именно потому, что казался огромным осколком вулканического стекла.

Чем обсидиановая глыба была ранее, сказать трудно, хотя некогда все здания в разрушенном городе имели свою жизнь и жителей. Но смерть и запустение не притронулись к обломку чёрного стекла. Вокруг могли разражаться сильнейшие энергетические вихри, бури, даже какие-нибудь налетевшие из-за облака тайфуны или цунами. Только ни одного куска такого же обсидиана, занесённого из какого-нибудь проснувшегося Везувия, поблизости не наблюдалось.

Город с течением времени навсегда позабыл о своей прежней жизни среди построивших его людей, шагающей семимильными шагами технократии, в какое-то амикошонское будущее, и довольствовался сейчас ролью хранителя огромного куска вулканического стекла, неизвестно каким ветром занесённого в эту пустошь.

На боку глыбы виднелась небольшая вмятина, будто это возможно было на обсидиановой поверхности. В искусственной ложбинке покоился пульт с цифровым замком, про который знали только хозяева глыбы. Один из пришельцев уже набирал код на пульте, другой жестом указал спутникам на тёмное пятно, маячившее у горизонта. Хотя среди резкой смены солнечных пятен и метафизических теней заметить какой-то тёмный сгусток атмосферы было довольно сложно.

Пятно быстро приближалось, ширилось, росло и, наконец, заполнило почти всё обозримое пространство, обнажая перед шестью зрителями мёртвый чёрный космос, куда со свистом уносились по спиралевидным потокам воздуха большие и маленькие снопы отравленной атмосферы, прихватывая с собой всё, что можно было оторвать от поверхности. Во время частых космических катаклизмов, гуляющих по планете во всех новоявленных зонах – а их на планете насчитывалось уже больше десятка – можно было бы понаблюдать удивительное смешение красок, звуков, падения, воскрешения, да много ли ещё чего, только из внешнего мира никто ничего не мог увидеть, а внутри зона могла незаметно для себя запросто съесть любопытного.

Когда край озоновой дыры с танцующими тут и там смерчами достиг обсидиановой скалы, вся команда уже успела укрыться в убежище, вход в которое хранила глыба. Люк захлопнулся, и разразившаяся буря напрасно плясала вокруг зеркального обсидиана: он успел вовремя проглотить людей, и сейчас всем своим видом являл светлое безразличие к разным там завываниям тайфунов с бесполезными требованиями поделиться добычей. Шестёрка путешественников спустилась по крутой лестнице в убежище до отказа набитое всякими шкапами, лабораторными столами, лампами, автоклавами, химико-технологическим оборудованием и прочими нужными и не очень инструментами. Здесь, под землёй, звук бури остался за бронированными дверьми, и лишь в полной тишине, усиленно напрягая слух, можно было уловить отдалённые вздохи вихрей, подкреплённые их же жалобными всхлипываниями.

– Ещё немножко, и поминай, как звали, – одним из скитальцев оказалась женщина.

Сейчас, сняв кислородную маску, очень смахивающую на астрологический гермошлём, она наблюдала за спутниками, также спешившими содрать порядком надоевшие намордники и скинуть комбинезоны.

– Ты, как всегда, в своём репертуаре, Валлиса, – улыбаясь, смотрел на неё широкоплечий мулат. – Каждый раз повторяешь одно и то же. Смени пластинку, подруга.

– Надо же вас хоть чем-то расшевелить, а то ни чёрта, ни дьявола не боитесь, – отмахнулась та.

– Лучше рассказала бы, что творится с атмосферой? Ведь она отравлена только в зонах, и только в зонах появляются озоновые дыры. С другой стороны, не грозит ли Земле полная потеря воздушного пространства? Стоит раз увидеть такую свистопляску, и сразу поверишь в конец света.

– Не волнуйся, Макшерип, – вскинула она голову. – Возможно, что я ошибаюсь, только конца света ещё далеко, хотя планета больна. И больна серьёзно. Чем больна и насколько серьёзно – должны определить мы. Тебе это прекрасно известно. Признавайся лучше: эти вопросики ты готовишь для собственного успокоения?

– Знаешь, Валлиса, до тех пор, пока я не увидел внутренность зон, не побродил среди мировой разрухи, сознания наступающей на пятки беды не было. Совсем не было. Впрочем, и сейчас в это верится с трудом. Но ведь от свалившихся на землю фурункулов никуда не денешься, как ни вертись. Получается, кто-то ИЗ ВНЕ поставил всех нас перед лицом катастрофы. Хочешь, соглашайся, хочешь нет, а она нелицеприятная – ЕСТЬ! И никуда не денешься.

– Скорее всего, даже мы не способны пока представить действительных масштабов катастрофы, так что паниковать рано. Гораздо опаснее циклопы, живущие в зонах. Но мы обшарили не один планетарный коллапс, однако нигде никого не видели! А ведь они где-то живут. Нам не помешало бы познакомиться с представителем местной флоры и фауны. Впрочем, какая тут, к лешему, флора? Сплошной мрак, все четырнадцать зон. Я уже стала подумывать, а не ошибся ли в подсчёте адовых кругов знаменитый дантовский герой?

– Мне кажется, все циклопы довольно безобидные твари. Где ты, Валлиса, видела или слышала об агрессивности этих сапиенсов? Встала тут в позу и вещаешь, что где-то кто-то есть. Такую белиберду мы давно уже слыхали: «если кто-то где-то на земле у нас порой честно жить не хочет…»

– Причем тут мы, Ефрем? – Валлисе впору было защищаться от нападок другого бойца команды. – Я уже говорила, твоё амикошонство, и мальчишеское диссидентство ничего полезного нам не дают ни где-то, ни как-то, ни порой. И получается, дружок, что ты разводишь разговорную бредятину, чтобы мы отвлеклись от дел, а тебя всенародно зауважали, как непревзойдённого философа. Другое дело, разузнать бы, что эти мутанты за животные и откуда появились, а объявлять, не глядя, опасным, хищным – любым! – новый вид земноводных?.. Глупо.

Получив взбучку от коллеги, Валлиса чуть было не ощерилась в ответ, но всё же сумела сдержаться, лишь обиженно поджала губы. Что толку спорить неизвестно о чём? И всё же природное женское честолюбие и командорство заставило её поворчать немного в отвеет:

– Это тебе только кажется, Ефрем. Только кажется. Известно, циклопы из некоторых зон совершали набеги на близлежащие города и уводили в плен людей. Больше их никто не видел.

– Может, ты и права, – пожал плечами Ефрем. – Поживём – увидим.

– Для этого мы, собственно, и колесим по зонам четвёртый месяц. Ладно. Всем отдыхать.

Освободившись от ценных указаний, Валлиса легко подхватила довольно увесистый контейнер с очередными природными образцами и принялась спускаться на следующий ярус, соединяющийся с брошенными шахтами городского метро. Ящиков с образцами грунта, биологическими массами и прочей бессмыслицы в лабораторных бункерах набралось уже изрядное количество. Кое-что удалось переправить в Москву при перекочёвке из одной зоны в другую, но в большинстве своём пробы пришлось бросить за ненадобностью. Изучать то, чего раньше никогда не было, а будет ли в будущем?! Возможно, и будет, потому что уже есть, но изучать серьёзные вещи кустарным способом?! Ведь, кроме второразрядных бункерных лабораторий, возможно атомно-молекулярное структурирование почвы. Давно известно, что планета – живой организм, но что такое пятна, возникнувшие на шкуре организма? А сейчас вот приходится использовать для анализа брошенные помещения в городском метрополитене. Правда, все они были наполовину затоплены, но там можно всё-таки найти что-нибудь интересное.

В нижнем ярусе тоже была лаборатория, больше похожая на круглый операционный центр. В одной из сферических стен виднелся портал, где рядом с лежанкой раскинулся угловой рабочий стол, на котором приютилась компактная установка телекома. Подойдя к аппарату, девушка вставила в углубление на щите управления флэшку с изображением змеи, кусающей себя за хвост, и набрала код. На небольшом расстоянии от рабочего стола, почти у самого выхода в сферическую операционную, вспыхнуло золотое пятно и зависло в полуметре над пластиковым паркетным полом. Через мгновенье пятно принялось пульсировать, переливаться огненной гаммой и, наконец, взорвалось, рассыпавшись в воздухе микроскопическими блёстками, которые материализовались в изображение сидящего за стеклянным письменным столом человека в строгом, застёгнутом наглухо чёрном френче с накладными карманами.

– Станислав Сигизмундович, кажется, я на пороге великого открытия! – глядя на возникшее голографическое изображение собеседника, улыбнулась Валлиса. Потом подняла указательный палец к небу и опустила вниз. [6]

– Ну, ну. Чем обрадуешь? – откликнулся он, опустив указательный палец вниз, затем подняв его к небу. – Судя по твоему бодрому тону, ничего хорошего не предвидится.

– Всё же я бодренько сообщаю, что циклопы – это не просто химерические существа, возникшие неизвестно откуда, а порождение зоны, – девушка даже на минуту замолчала, стараясь сформулировать мысли. – Мне кажется, это мутировавшие люди. Я пока ни с кем не делилась своими догадками, да и не нужно.

– Ты уверена? – человек во френче внимательно посмотрел на собеседницу. – Чтобы обычные хомо-сапиенсы произвольно превращались в совершенно другой вид живых существ?! Изменение до такой степени просто невозможно физически!

– Я и сама раньше так думала, – пожала плечами Валлиса. – Только в данном случае физиологическая мантия Вселенной рассечена чьей-то Сверхволей, можно даже сказать сверхжеланием. Когда наблюдаешь какофонию энергий природы, послушных неведомым силам, становится немного неуютно, хотя говорить об уюте в зоне, – по меньшей мере, абсурдно.

– Мутанты это или нет, выясним позже. А сейчас ты можешь конкретизировать происходящее? – Станислав Сигизмундович остро глянул на собеседницу. – Ты выяснила, это действительно…, – он на секунду замялся, подыскивая слово, – …это действительно начало?

– Какое? – не поняла она.

Собеседник Валлисы утробно заворчал что-то непонятное и снова бросил на собеседницу взгляд из-под нависших бровей. В этот раз блеск злобы, промелькнувшей в глазах мужчины, вызвал у Валлисы дрожь, и она почувствовала, будто вдоль позвоночника у неё по спине бегают холодные колючие мурашки. Сразу стала ясна никчёмность скупых вопросов. Начальство не принимало на веру ни единого слова своей «зоновской рабочей лошадки». Если бы можно было показать Станиславу Сигизмундовичу хоть одного пойманного циклопа! Но где взять его?

– Какое… начало? – повторила Валлиса.

– Нет, ничего. Не обращай внимания, – перед ней снова был любимый начальник: собранный, умный, сообразительный, чутко реагирующий на любое внешнее проявление. Так что его растерянность и даже какое-то беспомощно-злобное состояние показалось видением или же причиной плохой связи из-за внешних, ползущих по планете метеорологических изысков атмосферы.

– Вы сами знаете ответ. Зачем вам лишние подтверждения? – девушка попыталась сгладить неловкость.

– Но ведь Царь царей ещё не пришёл! – с вызовом произнёс мужчина. – Когда он явится миру, то подчинит себе все страны и народы, чтобы избавить планету от войн и ненавистничества! Люди на земле должны быть послушны одному Царю, исповедовать одну религию и стремиться к единой цели существования!

– Какая разница, пришёл, не пришёл? – удивилась девушка. – Давно отмечено, что Машиах [7] уже приходил в семнадцатом году двадцатого столетия, правил Россией по предсказанию три с половиной года, но земля его не приняла после смерти. А сейчас грядёт логическая развязка, если мы…

– Не болтай!

– …если мы, – упрямо продолжила Валлиса, – не предпримем мер предосторожности.

– Что ты мелешь? – брезгливо скривил губы Станислав Сигизмундович. – Или вспомнила, что яйца испокон веков обязаны курицу учить?

– Но мы сами! Сами должны не забывать заботиться о себе! Должны выполнять правила!

– Вот как? Интересно, какие? – на этот раз на лице мужчины играла ехидная усмешка.

– Мне кажется, существование жизни на земле не нужно Адонаи. [8] – попыталась объяснить Валлиса. – Не нужны и мы, как неудавшаяся игрушка. Или, скорее, как Франкенштейн оказался ненавистен своему создателю. Я же не хочу, чтоб за меня решали: жить или не жить. Об этом позволю позаботиться себе самой. Мы об этом поговорим, когда вернусь.

– Конечно, поговорим! – улыбнулся Станислав Сигизмундович. – Наверное, за эту категоричность ты мне и нравишься. Но я согласен, поговорим позже. Береги себя.

Телеком погас. Девушка задумчиво потёрла виски, водрузила контейнер на лабораторный стол и принялась разбирать найденные в зоне экспонаты, которые свидетельствовали о наличии на планете иной жизни, возникшей параллельно цивилизации людей. Только во взгляде Валлисы не было всегдашнего интереса к изучаемым материалам. Может быть, впервые за многие годы в её глазах появилась задумчивость, и движения рук вдруг потеряли уверенность, механическую отточенность. В одно мгновение она из робота-женщины, тупо выполняющей заданную программу, превратилась в просто женщину, переживающую и переносящую на плечах своих груз больших и никчёмных забот, навевающих разные мысли.

Хотя реальной угрозы со стороны циклопов, живущих в ирреальных условиях, казалось бы, не существует, но если они действительно мутировавшие люди, то последствия могли оказаться самыми неожиданными, если не сказать трагичными. Что же сулит грядущее?

Девушке вспомнилась одна любопытная проблема, возникшая на мировом рынке продуктов, но как-то отодвинутая в сторону возникшими ниоткуда особыми зонами, которые выглядели на теле планеты настоящими язвами. Может быть, эта продуктовая революция являлась наиболее важным, чем всё остальное. После разговора с начальником девушка пошла на кухню и решила приготовить обед для всей команды: она резала болгарский перец, помидоры, огурцы в салат, заправляя всё это майонезом; жарила картошку с луком; попутно запекала в духовке стейк из горбуши, вываляв рыбу в муке с яйцом, благо с продуктами в бункере проблем не было. Но сейчас, на секунду присев за стол, Валлиса, будто продолжая разговор со Станиславом Сигизмундовичем, многозначительно заметила:

– Может, я ошибаюсь, но сейчас в Москве, да и не только в столице – во всём мире творятся довольно странные вещи. Русские продукты куда-то исчезают, будто аграрная Россия никогда не кормила весь «забугорный» мир, не продавала в Первую мировую зерно наступавшим немцам, не откармливала Фиделя Кастро с его барбудосами, не снабжала безвозмездно продуктами Африку и Китай, а всегда просила милостыню у великодержавной Америки. Американскими продуктами забиты сейчас все магазины. Но это ещё полбеды. Американские учёные в конце двадцатого века придумали генную модификацию организма! Все об этом знают, но упорно замалчивают! А почему? Ведь обыкновенную бактерию какого-либо растения заражают чужеродным геном другого организма. Например, клубнику скрещивают с генами камбалы, а помидоры – с генами скорпиона! И что получилось? Сам Мичурин вместе с Павловым должны были бы поклониться американцам в ноги. Клубника и помидоры теперь не боятся мороза. Но вот незадача! Клубника, прошедшая трансгенизацию, не только потеряла свой вкус, она через одно-два потомства не сможет больше давать ягод. К тому же земляные грядки, где росла это клубника, стали уничтожать свои внутренние бактерии, а затем червяков, жуков, гусениц. Значит, продукт, прошедший трансгенизацию, перестаёт плодоносить, а за приобретением нового надо обращаться к одной из американских компаний. Американцы отравили практически все продукты. Более того, трансгенизации у них подвергаются животные и птица. Знаменитые «ножки Буша» – из той же коллекции. Под видом того, что они стремятся накормить весь мир, американцы везде, где только можно, убивают землю и ставят любую страну на колени не оружием – голодом. К несчастью, наше правительство прыгает перед америкосами на цыпочках, будто шуты гороховые. Так что мы с ребятами тоже будем вкушать продукты, прошедшие трансгенизацию. Но меня сейчас интересует другое – генно-модифицированный элемент со съеденным продуктом попадает в человеческий организм, а что дальше будет?

Девушка ещё со студенческих времён приучилась разговаривать сама с собой. Это было полезно для усвоения изучаемого предмета, а с другой стороны возразить Валлисе никто не мог, поэтому девушка чувствовала себя всегда правой.

– Помрём мы, конечно же, не сразу, – подытожила Валлиса. – Но есть возможность взглянуть на тех же рядовых американцев. Давно известно, что среди населения США свирепствует ожирение и распространяются онкологические болезни. А в России везде исчезли тараканы. Эти «пруссаки» всегда питались той же едой, что и человек. Первыми не выдержали тараканы. Какое тебе ещё доказательство, человек?! Американские евреи решили не ждать Машиаха или Мешиха, а сами попробовали стать творцами природы. В результате отравили почти всю планету. Никакой Четвёртой мировой войны не понадобится…

Валлиса вздохнула и с сожалением посмотрела на пустое место, где несколько минут назад вырисовывалось голографическое изображение начальника.

Может быть, она только что пыталась виртуально разговаривать с ним? К тому же девушка сегодня чётко увидела оборотную сторону своего начальника. Кто же он в действительности? Почему она давно уже попала под его руководящее крыло и выполняла беспрекословно любые просьбы, советы, приказания?

Какие-то смутные отношения принялись складываться меж ними, когда она приняла в подарок кольцо из халколивана [9] в виде золотой змеи с рубиновым глазом, кусающей себя за хвост.

Валлиса никогда и ни от кого не принимала подарков, тем более дорогих. Но каждый человек в подлунном состоит из того, что он может и чего не может: никто до сих пор не прельстил девушку ни подарками, ни уговорами, а змейка от Станислава Сигизмундовича была такой ласковой, обворожительной, притягательной, что колечко непременно захотелось примерить. Обвившись вокруг указательного пальца девушки, змейка уверила новую хозяйку в пользе, красоте, в необычайной благодати от будущей дружбы. Так они и подружились: Валлиса не смогла, да и не захотела снимать колечко, а змейка устроилась на указательном пальчике, будто там и родилась.

Что же было дальше? На это девушка никогда бы не смогла ответить, потому что какие-то дела, проблемы, решённые за день, всегда казались ей глобальным взносом в проходную жизнь человечества. Только на следующий день вся глобальность уходила, просто исчезала, уступая место другим, не менее важным проблемам. Что же всё-таки было? И стоит ли вспоминать прошлое, ведь когда-то сам Сын Человеческий сказал апостолам: никогда не живите прошлым или будущим, живите сегодняшним днём, пусть все дела ваши будут только сегодня и никогда правая рука не должна знать, что делает левая. Но, с другой стороны, зачем жить, если прошлое надо оставлять в прошлом? Тогда жизнь человека тут же превратится в проблемное кружение собаки вокруг столба, пытающейся укусить собственный хвост. Людям всегда нравится выглядеть лучше, чем на самом деле. А что брать за основу из окаянного прошлого, как не себя самого, как не те дела, сотворённые тобой? Ведь именно из своих совершённых дел и состоит человек. Но лучше всегда помнить только хорошее и значимое. Тем более о себе! К тому же, Валлиса любила себя похвалить в такие моменты, дескать, настолько поумнела! – не в пример окружающей толпе!..

Память вернула её в прошлое, чтобы лучше поздно, чем никогда проанализировать жизненные приключения, если только человеческие отношения между Валлисой и Станиславом Сигизмундовичем можно было назвать приключением. А что же это тогда?

Глава 2

По зимней Москве, расплёскивая колёсами жидкий снег, перемешанный с крупной солью, мчался великолепный белоснежный «Линкольн Континенталь». Проскочив Крестовский мост и площадь Рижского вокзала, лимузин свернул в сторону Каланчовки, где в узких старинных улочках суеты было поменьше, к тому же движение поспокойней.

На заднем сиденье сидела элегантная брюнетка неопределённого возраста, следя отрешённым, остановившимся взглядом за пробегающими мимо двух-трёхэтажными особняками, среди которых неожиданно высвечивались из-за деревьев современные типовые панельные башни американского стеклянно-офисного покроя. Сигарета в руке пассажирки монотонно дымилась, роняя на пол сизые хлопья пепла. Лимузин, снабжённый газовыми амортизаторами, не очень-то трясло на вездесущих русских ухабах, но иногда по всему корпусу машины пробегала дрожь, будто автомобиль под стать живому коню своеобразно реагировал и выказывал недовольство выбоинами.

Ещё раз, свернув на проспект Сахарова, «Линкольн» ретиво, как породистый скакун, подлетел к довольно мрачному зданию, облицованному красным гранитом, сверкающему холодными чёрно-зеркальными стёклами, похожими на затемнённые по случаю витрины ритуального магазина.

Дама, не дожидаясь, пока подоспеют крутолобые, бритые наголо охранники, сама выбралась из автомобиля, поправляя механическим жестом причёску, стряхивая с шикарного красного спенсера и короткой чёрной юбочки невидимые пылинки, наблюдала краешком глаза за спешащей к ней охраной.

– Здравствуй, Мишель, – улыбнулась она одному из них. – Как поживает тело твоего драгоценного хозяина? Надеюсь, ты хранишь его, не смыкая и не взирая?

– Станислав Сигизмундович ждёт, – не пожелал поддержать игривого тона телохранитель.

– Пусть ждёт. Ему полезно.

Она, закурив новую сигарету, не спеша последовала за охранниками к чёрно-зеркальной «вертушке». Прямо за ней на вошедших обрушивался яркий свет очень похожий на почти солнечный. Он исходил от каких-то необычных светильников, подвешенных довольно высоко, но согревающих воздух помещения не хуже настоящего светила в дни тёплого игривого лета. Пол вестибюля вместо обычного толстого персидского ковра был застелен ковролином, имитирующим зелёный газон с прекрасной постриженной и ухоженной травкой. Тут и там из пола росли деревья с прыгающими по веткам, весело щебечущими всевозможными экзотическими птахами. В довершение необычной картины вновь прибывший замечал за деревьями настоящий водопад, срывающийся по отвесной скале откуда-то сверху. Человек мог подойти к небольшому озерку, в которое низвергался водопад, чтобы полюбоваться на больших и малых разноцветных рыбёшек, снующих в кристально чистой воде. Но если он поднимал взор, желая разглядеть там, в вышине исток водопада, то неожиданно для себя встречался взглядом с внимательно наблюдающим за ним осьминогом, из клюва которого срывался вниз тот самый хрустальный водопад. Обычно поёживаясь, человек уходил из тропического уголка, всё ещё чувствуя на спине внимательный и пристальный взгляд чудовища.

А наша прибывшая амазонка, не обращая внимания на искусственные тропики – видимо, она эту диковинку видела не впервые – прошла к неприметной двери лифта, «вырубленной» прямо в скале, и отправилась путешествовать по этажам этого не совсем обычного офиса с мрачными чёрно-зеркальными стёклами.

В кабинете, не менее экзотическим, чем вестибюль, её встретил крепкий в свои лета, подтянутый мужчина во френче из траурного бостона, поверх которого на шее у него была надета массивная золотая цепь с каким-то непонятным вензелем. Эта бляшка давно и многих привлекала своей необычностью, только её носитель никому не открывался в смысловом назначении золотого ожерелья.

– Валлиса, дорогая! Я ждал вас. Прошу садиться, – он указал на кресло, сконструированное из пары оленьих рогов, перевязанных между собой множеством кожаных ремешков, в результате чего получилось довольно удобное и уютное седалище.

– Спасибо, – Валлиса откинулась на спинку, наблюдая за хозяином кабинета, по-кошачьи прижмуривая красивые раскосые глаза. Понаблюдать было над чем. Её давнишний знакомый до вручения подарка в виде золотого колечка, изображающего змею, никогда не был знакомым. Только на «вы» и только на пионерском расстоянии. Кому рассказать – не поверят. Даже подруги.

Женщинам расскажи такое – безоговорочно поднимут на смех. Не раскрутить мужика, да ещё такого влиятельного?! Такое, может, и захочется кому, да вряд ли получится. Если женщина не охотник – она не женщина. Но подруг, к счастью, у девушки не было, и некому обсуждать способности Валлисы. И всё же, сколько девушка потратила на него обаятельной энергии – уму непостижимо! Только общение никогда не переваливало за протокольную необходимость. Это для неё, с одной стороны, было классно – никаких неучтённых танцулек под одеялом или прямо на стеклянном письменном столе с нелюбимым начальником. Но с другой стороны, глубинное женское честолюбие не давало покоя. Наукою доказано, что мужик не хочет женщину только во время занятий сексом с ней же. А мужчина ли он вообще, если на Валлису – ноль внимания?! Хотя… хотя было как-то раз, когда проходя слишком близко, он погладил ей попу могучей ладошкой. И ещё раз уже после подарка. О, это было бесподобное зрелище, когда девушка обаяла шефа тонкой коротенькой юбочкой белого цвета и безколготными коленками – потому что летом, потому что жарко!

Но что его очаровало больше – ножки или тонкая юбочка – оставалось пока ещё непостигаемой тайной. Всё же Станислав Сигизмундович так засмотрелся тогда на её не слишком откровенную и очень даже допустимую обнажённость, что слюна чуть-чуть с губ не закапала! Он остро отточенным взглядом готов был раскромсать на кусочки маленький белый кусочек ткани, чтобы увидать хотя бы прячущееся под ним тело.

И всё же начальник, как обычно, оставался непредсказуемым! За удовлетворение своего любопытства любая женщина может пожертвовать очень многим. Она ещё раз взглянула на начальника. Тот не спеша подошёл к письменному столу, выполненному из переливающегося оливковым цветом стекла, нажал на дистанционном пульте зелёную кнопку, и на одной из стен кабинета возникла голографическая карта земной поверхности. Глядя на неё с высоты метеоритного полёта, сторонний наблюдатель не мог не отметить, что карта жила своей собственной жизнью: тут и там лениво кружились облака, в Атлантическом океане бушевал шторм, на Камчатке проснулся и вовсю дымил какой-то вулкан, да так, что запах серы, казалось, доносится в кабинет.

– Это последнее достижение нашей метеорологической службы, – кивнул на карту Станислав Сигизмундович. – Она хороша тем, что в любой момент отражает действительное самочувствие планеты, если можно так выразиться. Обратите внимание, милочка, по всей земле разбросаны некие светящиеся пятна. Всего их числом четырнадцать.

Собственно говоря, Валлиса давно ждала от Станислава Сигизмундовича объяснения мирового чуда, с которым постоянно приходится сталкиваться в повседневной жизни. Особенно в последнее время. Ведь давным-давно звезда в четырнадцать лучей показала волхвам дорогу в Вифлеем. А ныне на поверхности планеты появились ниоткуда четырнадцать зон. Чувствовалось, меж явлениями существует связь. Но какая? – Причём, некоторые из этих пятен, если не все, – продолжал шеф, – могут незначительно перемещаться по поверхности планеты. Иногда между ними возникают как бы соединительные линии, образуя в итоге четырнадцатилучевую звезду, в центре которой – Москва.

– Этого следовало ожидать, – вставила девушка. – Наш родной Центральный рынок стал похож на грязный склад. Его переименовали сначала в Третий Рим, а потом в Москвабад, но он как был, так и остаётся испытательным полигоном для Америки. Мои предположения подтвердились и, чтобы избежать возможных катаклизмов по всей планете, необходимо срочным порядком избавляться от симулякров в Москве и во всей России.

– Это что ещё за напасть такая? – округлил глаза Станислав Сигизмундович.

– Знаете, – запальчиво стала объяснять Валлиса, – слово «симулякр» придумано не мной, но очень точно характеризует положение вещей. Вспомните, как наша Москва живёт сейчас и как жила в то далёкое время, когда верила в непременное наступление коммунизма!

– Я давно уже не слежу за изменениями быта в столице, – с деланным сожалением развёл руками Станислав Сигизмундович. – Но, думаю, всё осталось так же, как в прошлом и позапрошлом веке, потому что жизнь нашей столицы довольно инертна. Сейчас все куда-то бегут-бегут-бегут, невозможно остановить. А раньше никто никуда особо не спешил, но никто никуда и не опаздывал!

– Вот именно! – радостно согласилась девушка. – Сейчас в толпу запущен этот вирус – симулякр, недавно изобретённый теми же американцами. Поскольку холодная война никогда не кончится, учёные Америки будут изобретать, и запускать в атмосферу над городом всевозможные бактерии, сгустки отрицательной энергии и прочие достижения агрессивной технологии. Мне ли не знать этого?! Симулякр – очень опасное изобретение американских учёных. Эта бацилла создаёт в человеке имитацию бурной деятельности. Кажется, что человек что-то делает, куда-то вечно спешит, опаздывает, но результатом является пустота. Вспомните, какой богатой наша страна была до исторического материализма семнадцатого года в прошлом веке и какой она стала теперь спустя сто лет! Раньше вся Европа стояла перед Россией на цыпочках, и ждала: какую цену на следующий год объявит Нижегородская ярмарка на валюту! А теперь? А теперь – тот самый рваный американский доллар давно уже развевается вместо знамени над самой богатой страной планеты!.. И эта богатейшая страна, ещё не потерявшая свои силу и могущество, начинает жить на суррогатные подачки от владельцев рваного доллара. Более того, Россия уже стала должником почти всем странам, хотя тот же Михаил Горбачёв, как шубу с барского плеча, подарил Англии вывезенный из России золотой запас ещё в годы Гражданской войны. Но Золотой запас России ничто перед теми сокровищами, которые хранятся у нас в Западной Сибири. Я знала об этих астрономических ценностях много раньше, поэтому предлагала и указывала цель достижения настоящей победы России над силами Запада в развитии поисков русской прародины, а именно – Асгарда и Аркаима. Кстати, там же до сих пор находится дверь в Шамбалу.

– Вы это серьёзно? – выразил сомнение Станислав Сигизмундович. – Оказывается, древняя Индия и Тибет в Гималаях ни при чём, а всё замыкается на одной лишь России? Не накладно ли для одной страны? Хотя с другой стороны, Москва – действительно является центром то ли назревающего сражения, то ли отправной точкой будущей цивилизации.

– Я понимаю ваши сомнения, шеф, – Валлиса даже сбавила тон. – Всё гораздо проще, чем вы думаете. Поиски Асгарда не отняли бы много времени. А тот, кто посетит Шамбалу, станет достоин власти над всем нынешним миром без излишнего кровопролития, войн и потерь с той и другой стороны. То есть правительство планеты, а также религия объединились бы в одно целое и нераздельное. Однако экономическое поклонение Золотому Тельцу, прокатившееся по России, неизбежно поставит страну на место одной из второстепенных американских колоний. Это просчитывается даже обычными бухгалтерскими расчётами. Следовательно, будущее у страны, прямо скажем, незавидное. Сомневаюсь, что хотя бы кто-нибудь из русских сможет попасть в Золотой миллиард.

– Золотой миллиард? – удивился Станислав Сигизмундович. – Это что такое? Я стараюсь следить за информацией, но такого экономического определения вообще не слышал.

– Золотой миллиард состоит в основном из американских евреев, – терпеливо принялась пояснять Валлиса. – Это клан, присвоивший себе управление всеми странами планеты. Россия, к сожалению, нужна остальному миру, а в частности Золотому миллиарду, лишь как кладовая сырьевых ресурсов. А любой стране достаточно около четырнадцати-пятнадцати миллионов населяющих её жителей, чтобы хватило рабочих для погрузки сырья и охранников для того, чтобы те же рабочие не воровали сырьё при вывозе за границу. Я давно уже категорически протестовал против превращения России в колонию. Ведь нельзя же фундамент здания, в котором живёшь, строить из гнилушек! Всё очень быстро развалится. Зачем же тогда создавать мировое правительство? Никогда не забывайте, что война идёт до сих пор и неизвестно когда кончится, поскольку демократы, даже превратившись в рабов американского доллара, должников и ничего не значащих на мировой арене политиков, никогда не выпустят оружия. На войне как на войне. Не убьёшь ты – прикончат тебя. Наступление на Россию сейчас ведётся по всем отраслям экономики и хозяйства.

Станислав Сигизмундович натянуто улыбнулся и снова вернулся к изначальной теме разговора:

– Интересно, что звезда в четырнадцать лучей явилась когда-то волхвам в Вифлееме. Это Каспар, Мельхиор, Бальтазар. Когда они пришли к Иосифу и Марии, то вместе с дарами произнесли наставление, на которое мало кто обращает внимание: «Путь наш за Вифлеемской звездой. Помните, мальчик должен следовать за разумом, озарённым учением; отвагой, которую ничто не остановит; волей, которую невозможно сломить; и благоразумием, которое не смогут ни извратить, ни опьянить никакие человеческие страсти. ЗНАТЬ, ОСМЕЛИВАТЬСЯ, ЖЕЛАТЬ, МОЛЧАТЬ – вот Вифлеемская звезда Иисуса. В исторических летописях отмечено, что они были потомками Валаама, могущественного восточного волхва, что он оставил им в наследство предсказание: „Восходит звезда от Иакова, и восстаёт жезл от Израиля, и разит князей Моава“». Звезда светилась даже днём, и катилась по небу со стороны Персии к Израилю, то есть от севера к югу, что нереально ни в какой мере. Вы, надеюсь, владеете информацией?

– Да, конечно, – совсем не по-женски ухмыльнулась Валлиса, закуривая новую сигарету. – Народ, так давно жаждущий конца света, наконец-то получает любимую игрушку. И какую! – звезду в четырнадцать лучей!

– Это не игрушка, друг мой, – голос хозяина кабинета неожиданно приобрёл жёсткость, – это вызов! Вызов нам с вами. И если мы не победим, тогда-то вы и увидите Страшный Суд. Тогда-то и погибнет Третий Рим! Не забывайте, где мы родились и где находимся. Ни одна из наших самых безрассудных мыслей не в состоянии понять Бога, и никакой из существующих языков не создан для определения Его сущности, если только Божественную энергетику можно назвать сущностью. Ты с детства произносишь: Бог; потом Адонаи. Но какими словами ни сори – они есть человеческие. Даже для меня сложно понять то, что бестелесно, не имеет никакой физической формы и видимости. Он выше нашего восприятия, выше временных и психотропных границ. То, что вечно, не может быть выражено никак, нигде и никогда. И в то же время Бог может общаться с этим миром через тех, кто способен чувствовать Его, воспринимать Его хотя бы для того, чтобы человек понял единицу совершенства. Её должны знать и мы! Кто раньше поймёт эту энергетику, тот и нужен будет в плотском и бесплотном существовании. Любой человек при возбуждённом творческом состоянии может постигнуть так называемый смысл жизни, но сущность Бога останется нераскрытой. Её возможно понять и принять только по ту сторону смерти. А нам этого нельзя пока допускать, потому что по ту сторону мы уже ничего не поймём, как не поймёт большинство попавшего туда человечества. Только избранные смогут использовать Божественную энергетику себе во благо. А это те самые циклопы или мутанты – новое население болезненных пятен.

Его собеседница хотела было возразить как всегда дерзко и безрассудно, но что-то в этот раз удержало её. Тем более мрачноватые пророчества не сулили ничего хорошего. В этом начальника необходимо было немного урезонить, что иногда, к счастью, получалось. Но в этот раз Валлиса чувствовала, что прозвучала какая-то очень важная информация, которую она понять не в силах. Вероятно, не относится ещё к избранным, поэтому информация до её сознания доходит не сразу. Тем не менее, она попыталась «вытряхнуть» начальника из метафизических блужданий:

– Да полноте вам, шеф! А то совсем в тоску вгоните. Лучше объясните всё, но чуть-чуть конкретнее.

– Конкретнее некуда, дорогая, – развёл руками Станислав Сигизмундович. – Вам известно, что сотворение мира случилось не в нашем временном пространстве? Вам известно, что цивилизация наша – не первая на планете, что жившие до нас были сметены с лица земли Великим Катаклизмом, что вновь пришедшие унаследовали остатки знаний от прошлых обитателей планеты?

– Вы о потопе? – уточнила Валлиса.

– Какой потоп, какой потоп! – воскликнул хозяин кабинета. – Всё было много раньше. Тогда развитие цивилизации проистекало совершенно в иной форме. Теперь же нам – истинным вершителям судеб и князьям изгнания – предстоит отвоевать планету для себя, поскольку прежние хозяева снова предъявляют счёт, снова хотят уничтожить цивилизацию – плод всей нашей жизни. Уже была битва и не одна. Весь вопрос о победе. О конечной победе. А победит тот, кто лучше подготовился. Сражение происходило всегда, происходит и теперь. Мы в этот раз должны спасти планету, отвоевать для себя, потому что других возможностей больше не будет. Это рок истории.

– Стоит ли наша цивилизация того, чтобы её спасать от предсказанной гибели? – задумчиво произнесла девушка.

– Стоит. Ещё как стоит. Ведь сам Великий Архитектор трудился над её созданием! – убеждённо воскликнул шеф.

– Как же мы сможем противостоять Адонаи? – задала Валлиса давно мучивший её вопрос. – Я никогда раньше не пошла бы на конфронтацию с Богом ради спасения собственной шкуры. Если Он выставляет против нас воинство – не значит ли это, что мы заслужили конец?

Станислав Сигизмундович на минуту задумался, затем подошёл к карте и, заложив руки за спину, принялся внимательно вглядываться в кипящие на ней миниатюрные бури и ураганы.

– Адонаи? – обернулся он к Валлисе. – Для Господа нашего – это потерянный рай! Ведь и у Него есть свой ад. Вот эти четырнадцать зон, – он указал на медленно ползущие по карте мерцающие, идеально ровные кружки, – появились на земле совсем недавно и вроде бы ниоткуда. Кстати, – шеф на секунду задумался, – они стали появляться после твоего путешествия в Аркаим!

– Но ведь по вашей же просьбе. Или я что-то не так сделала?

– Нет, нет. Всё так, – он ещё некоторое время помолчал. – Всё так. Пятна стали появляться на нашей планете для того, чтобы стать нашей повседневной жизнью. Из последней информации известно, что в центре каждого из этих пятен время от времени возникает тайфун, уносящийся вверх, в озоновую дыру, в космос. Всё, что попадает в око тайфуна, исчезает навсегда. Вероятно, выбрасывается в открытый космос. Но в то же время в зонах появляются циклопы – этакие полулюди, полухимеры, обладающие невероятной силой и ловкостью. Я только что говорил о них. Внутри зон атмосфера отравлена и непригодна для дыхания, однако на циклопов ядовитые зловонные испарения не оказывают ни малейшего воздействия. Похоже, они созданы для выживания на планете в любых условиях. Каково?

– Вероятно, сказываются природные особенности этих тварей? – предположила девушка. – Тогда среди нас возник новый вид полузверя, получеловека.

– Вряд ли, – голос Станислава Сигизмундовича снова приобрёл жёсткость. – Я думаю, это ростки новой цивилизации, предназначенной нам на смену, которая будет способна постигнуть и проникнуть в Божественную энергетику. А мы для них, вроде бы, мусор под ногами.

– Зачем же так мрачно, мастер? – упрекнула его Валлиса.

– Да, девочка, это так, – голос Станислава Сигизмундовича принял жёсткость. – Я чувствую. Возвращение потерянного рая нужно не только людям или нам. Потерянный рай необходим самому Адонаи. Раньше у земли было четыре спутника, и они поочерёдно – обычно на изломе времён – падали на землю, вызывая страшные катаклизмы, уничтожавшие прежде существующую цивилизацию. Недаром ось планеты находится в наклонном состоянии по отношению к астрономическому кольцу вокруг Солнца. Но если эту ось вернуть в вертикальное состояние, или же остановить вращение планеты вокруг собственной оси, то всё живое исчезнет безвозвратно. Поэтому меняются цивилизации, меняется природа, меняется всё без исключения с материалистической точки зрения. В действительности эти спутники не что иное, как орудие Адонаи, с помощью которого Он уничтожал взращенную нами цивилизацию.

– Но для чего? – удивилась Валлиса. – Не для того ли человек был создан Богом, чтобы в этом мире суметь воспитать свою душу? Научиться дарить окружающему миру не злобу, зависть, ненависть и трусость, а стать настоящим Сыном Божьим с умением делиться радостью чистой любви, существования и стать настоящим Творцом подобно сотворившему его?

– Пути Господни неисповедимы, девочка моя, – проникновенно произнёс Станислав Сигизмундович. – Адонаи хотел и ангелов создать безгрешными, но что-то в силе творения оказалось неправильным. Он же не хотел исправлять содеянное и запрещал это ангелам своим. Его создания оказывались слишком слабыми против нас. В результате развития прогресса люди всегда развращались, и всегда попадали под наше влияние. Адонаи хотел сотворить человека подобным Себе – чистым и бесхитростным. К тому же, безответным альтруистом. А в нашем существенном мире всё это выглядит как мечты наивного фантазёра. Люди не верят в альтруизм. Не верят потому, что не понимают. Любой человеческий детёныш, любой выжига и мот, любой деспот и стяжатель всегда всем и во всём понятен: он старается ради себя, ради своей выгоды, ради собственного сытого брюха! Что же альтруист? Добро ради добра? Безвозмездно? Просто так? «Не верю!» – взревёт любой обыватель. «Так не бывает! Вернее, бывает, но в книгах!» – подхватит другой. И в результате обыватель никого слушать не будет. Даже если я подойду и спрошу про Заповеди Божьи, знаешь, что мне ответят? «Да! Они писаны, но писаны не для человеков! Они писаны не для развития людей!». И выходит: мир этот таков, что на стыке Европ и Америк люпус люпуса всё-таки съест. И ещё. Заметь, что в нашем человеческом мире почти не существует веры в Бога!

– Как же так?! – изумилась девушка. – А чем же тогда является русская православная религия?

– Именно религией! – Станислав Сигизмундович для наглядности даже поднял указательный палец правой руки вверх. – Именно религией! Пусть какой-нибудь православной, католической, протестантской, любой – но религией! Ведь вера и религия – вещи диаметрально противоположные! Во все века люди прикрывались религией и крестом, чтобы оправдать свои преступления. Вспомните Средние века. Сколько безвинных людей было уничтожено инквизицией?

– Я понимаю вас, – горько улыбнулась Валлиса. – Любого по первому доносу могли затащить на костёр. Допустим, один человек увидел у другого вещь, которой не было у него, но очень нужную и необходимую. Тогда владельца этой вещи объявляли «врагом народа», «еретиком» или же «пособником Сатаны» и тащили на костёр, а вещь доставалась тому, кто донёс на еретика. Да и в наше время любого на костёр затащат.

– Ещё как затащат, – согласился Станислав Сигизмундович. – Недаром инквизиторы до сих пор хвастаются, что всего за сто пятьдесят лет сожгли более тридцати тысяч опознанных ими еретиков. Но никто из инквизиторов не упоминает о том, что первая реальная церковь возникла только в 140 году новой эры. Её основателем был богатый судовладелец Марцион. Он полностью отвергал Ветхий Завет и впервые обозначил все воспоминания апостолов словом Евангелие, то есть Благая Весть, но признавал только труд апостола Луки. В его церкви появилось первое Священное Писание, где очень большое внимание уделялось апостолу Павлу. По мнению Марциона христианство должно вытеснить всё, связанное с еврейскими традициями Ветхого Завета, в том числе и книги пророков.

Он говорил, что Иисус явился, чтобы указать Новый путь, но не оглядываться на старый. За это Марцион, как первый основатель церкви Христовой и первый еретик был отлучён официальной церковью в 1141 году. А всякое упоминание о нём считается с тех пор богохульством.

Почти в то же время, кажется в 180 году Ириней Лионский выпустил пятикнижие «Против ересей», в которых впервые были собраны вместе только четыре Евангелия, существующие поныне. Также впервые Ириней Лионский даёт понять, что объединённая и централизованная Церковь является мерилом истины. Всякая децентрализация являлась свидетельством заблуждений. Под этот ярлык угодила и Россия, несмотря на то, что христианство на Руси зародилось не от князя Владимира, внука княгини Ольги, а от апостола Андрея Первозванного. Вспомните, некоторые гарные украинские парубки до сих пор не отрицают, что Киев-град зарождён был с лёгкой руки Андрея Первозванного, воздвигнувшего крест на киевской возвышенности.

К тому же, вы сами, Валлиса, упоминали не раз о Никейском соборе. Он, вроде бы, состоялся в 320 году. Именно на нём были сформированы критерии, по которым впоследствии стали отбираться тексты Нового Завета, а остальные рукописи обозначались как еретические апокрифы. Всё противное Никейским догмам подлежало уничтожению.

– Вы, шеф, как всегда отменно владеете историческим материалом, – хмыкнула Валлиса. – Похоже, в архивных анналах вы докопались до сути религий различного толка и готовы эту информацию преподнести народу как небольшой атомный взрыв местного значения, не задумываясь при этом, что может произойти переворот сознания у большей части населения планеты. Этого в первую очередь не допустит католическая церковь, ибо «разделяй и властвуй, но не покушайся на догмы» – это их критерий. Может, вы готовы объявить преступниками, еретиками и стяжателями власти все известные ныне конфессии?

– Ну, не все конечно, – пожал плечами Станислав Сигизмундович, – но довольно многие совершают преступления «во славу Божию». Скажем, те же иезуиты и масоны, прикрываясь крестом и именем Божьим, до сих пор совершают настоящие убийства, попирая шестую Заповедь – Не убий! Иезуиты отличились тем, что ранее с 1234 года они были известны как орден доминиканцев, основанный Домиником де Гусманом. Чувствуете?

– Что именно?

– Фамилию настоящего заинтересованного лица, – уточнил Станислав Сигизмундович. – Гусман – испанский еврей, поставивший своей целью уничтожение всех еретиков попавших в его лапы. Но костры «святой» инквизиции наибольшее распространение получили только в пятнадцатом веке. Кстати, французы тогда же радовались сожжению Жанны д`Арк, ведьмы, избавившей страну от английской интервенции. А масоны, бывшие тамплиеры, впервые проявили себя уничтожением катаров.

– То бишь, еретиков? – ядовито усмехнулась Валлиса.

– Да, если клан катаров, где люди воспитывали детей исключительно с любовью к ближнему, можно назвать еретическим, – усмехнулся шеф. – Катары принимали в свою веру любого, кто отказывался от погони за властью, насилия и поклонения Золотому тельцу. Развалины их последней крепости Монсегюр в Пиренеях между Францией и Испанией сохранились по сегодняшний день. Но масоны после сожжения Жака де Моле, тамплиеровского гроссмейсера, никогда уже не были отдельным органом социального значения. В ложи масонов входят люди различных сословий, каст и верований. Да-да, я не оговорился. У этого вида человекоподобных каннибалов одна задача: поставить весь мир на колени и контролировать дыхание каждого, живущего на земле. Поэтому для достижения цели у них все средства хороши. Недаром же промасонская еврейская Америка 11 сентября 2001 года «позволила» совершить террористический акт бен Ладену. После этого Усаму бен Ладена объявили террористом номер один, а ФБР и ЦРУ вместе с правительством США получили возможность безнаказанно хозяйничать в любой стране нашей планеты, прикрываясь борьбой с терроризмом. То есть в силу вступил старый иезуитский приём: делать собственные делишки, прикрываясь чем-то значимым, например, крестом. Тут уж выбор за вами: либо всю жизнь дрожать перед насильниками, либо делиться с остальным миром фактами, случайно попавшими к вам в руки.

– Но я не хочу, чтобы меня кто-то распинал за непроверенные факты! – снова воскликнула Анастасия. – Если в зонах появились циклопы, а я их не видела, то не могу с точностью уверять всех и каждого, что какие-то мутанты угрожают существованию остального мира. Умирать за фантасмагорическую идею – это удел, скажем, тех же коммунистов, но никак не историка, мечтающего поделиться с читателем радостью.

– Ваше восклицание очередной раз подтверждает, что вы совсем не знакомы с учениями Сына Божия, – усмехнулся Станислав Сигизмундович. – Вот вы сейчас с жаром воскликнули, дескать, «не хочу, чтобы меня кто-то распинал за непроверенные факты». Смею вас уверить, что для Всевышнего не существует человеческого «хочу» и «не хочу». Мысли ваши возносится к Богу только реальными существенными образами. И, если убрать из вашего восклицания «не хочу!», то мольба примет диаметрально противоположный смысл. А когда вас распнут, то есть Всевышний выполнит вашу просьбу, вы опять воскликните: «За что?!». Теперь понятно за что Бог чаще всего наказывает? И ещё. Кто вам сказал, что факты, изложенные мной, не проверены? Кто вас уверил, что человеческие войны не известны Адонаи?

– Вы хотите сказать, войны и человеческое самопожирание – это лишь Божьи забавы? – ужаснулась Валлиса.

– Возможно, это и есть истина.

– Истина?!

– Да. Именно поэтому Он и уничтожал каждую последующую цивилизацию, – убеждённо заключил Станислав Сигизмундович. – От досады, наверное, что не может противостоять нам, что слишком слаб. Очень трудно Богу понять и признать собственную беспомощность. Ведь Он никогда не сможет сотворить неподъёмный камень, а если сотворит, то какой Он тогда Всемогущий, не сумевший поднять неподъёмный камень? А если поднимет, то какой же Он Всемогущий, не сумевший сотворить неподъёмную вещь? Кстати, нынешнее население планеты ничем не лучше предыдущих: посули им сытой беззаботной жизни, самок, кайфа, и всё в порядке. Да ты и сама должна знать, потому как из их породы и ничто сексуальное тебе не чуждо.

– А разве вы не человек?

– Я? – Станислав Сигизмундович лукаво улыбнулся. – Об этом ты узнаешь при посвящении в следующий градус. [10] А сейчас тебе придётся отправиться в зону. Возможно, даже в несколько, и собрать как можно больше информации о циклопах, атмосфере и структуре почвы. Во многих зонах нам удалось создать подземные лаборатории, так что с этой стороны проблем не будет. Очень важно было бы узнать место обитания циклопов, что это такое и кто они в действительности. На совете Великий Архитектор утвердил твою кандидатуру.

– Протекцией я обязана вам?

– Ну, не хмурься, не стоит, – заворковал мастер. – Ведь лучше тебя никто с этим не справится. Будь умницей. Мы не один год с тобой знакомы, и никто ещё с таким вниманием, с таким пониманием, с таким умом не относился к своим повседневным делам.

– Когда мужчина называет женщину умницей, это всегда надо понимать: сказано тебе, значит, выполняй, дура. Так? – кисло констатировала Валлиса.

– Ты опять всё утрируешь! – покачал головой шеф. – Сама посуди, есть ли в нашем ордене кто-либо лучше тебя владеющий создавшейся ситуацией? Нет. Даже сейчас услышанную от меня информацию ты восприняла как мудрость, в которой необходимо разобраться для того хотя бы, чтоб стать избранной. Ведь так? Далее. Есть ли кто, умеющий управлять народной толпой? Нет. Есть ли кто, умеющий на месте анализировать лабораторную и психогенную информацию? Нет. Да и тебя уже давно пора переводить в высший градус. Или я не прав?

– Хорошо, мастер. Но команду я подберу сама.

– Не вопрос. Что хочешь, сколько хочешь, но чем быстрее, тем лучше.

Глава 3

– Странное дело, Ратибор, – в пещеру, устеленную звериными шкурами, вошла Рада. – Я наконец-то настроилась на мозговые каналы шестерых пришельцев. Оказалось, что пятеро из них – живые машины для уничтожения живых существ, этакие киборги, и только женщина имеет функции живого мыслящего существа, хотя её развитие несколько заторможено и частично стёрто каким-то психотропным воздействием или кодом. Возможно, эта женщина – учёный, которого используют как рабочую лошадку архантропы-людоеды.

Ратибор – высокий атлет, покрытый белой шелковистой шёрсткой, покрывавшей его торс вместо рубашки, что-то писал, склонившись над резным письменным столом морёного дуба. Пещерная келья или кабинет атлета выглядел бы не очень уютно, если б не множество шкур различных животных, разбросанных по полу и висящих на стенах. К тому же кое-какие предметы обычной мебели, изготовленной ещё в человечьем мире украшали грот.

Собственно, насельников этих пещер мог бы назвать пришельцами из другого мира или измерения любой современный житель планеты, потому что большинство из новых обитателей планеты недвусмысленно смахивало на гомеровских циклопов, с той лишь разницей, что эти выглядели поприличней, несмотря на единственный глаз во лбу да шёлковую шёрстку по телу. У некоторых вдоль позвоночника топорщилась даже густая щетина, всё равно как стриженая грива у коня.

Надо сказать, циклопы были очень разномастные по физической оболочке, но их объединял ум. То есть цель циклического присутствия в этом мире у них звучала как существование для ближнего, для окружающих, для обустройства планеты. Что касается последнего, то это жителям зон пока не всегда удавалось. Но каждый из них уже что-то делал для обеспечения жизни всей планеты в целом, а остальное нарастёт, как мясо на костях.

Никто пока не ставил пред собой выполнения глобальных задач, не планировал возрождение цивилизации и не стремился к победе технократии. Просто очередные положительные или отрицательные решения возникали из коллективной телепатическо-мозговой атаки на возникшую проблему, в которой принимали участие все подземные жители без исключения. Но без этого и нельзя было настроиться на биологический ритм планеты.

Новые жители Земли могли подсоединяться к различным энергетическим потокам, в которых планета плыла по Космосу, как щепка по реке в половодье.

Новые русские, точнее, новые «зондерлюпусы», так как активные пятна зон были разбросаны по всему свету, не нуждались в помощи внешнего мира, поскольку все бытовые проблемы решались в подземных центрах, построенных ещё задолго до возникновения зон и начала физического разрушения планеты. Возможно, поэтому никто из внешних землян не подвергался сколько-нибудь серьёзному общению с новой цивилизацией. Только смысл своего происхождения циклопы пока что не могли понять, поскольку не считали себя наследниками существующего населения и не предполагали замены одной части человечества на другую. Просто это выглядело бы, в конечном счете, бессмыслицей, а в природе нет ничего бессмысленного.

Услышав шаги и голос, хозяин пещерной кельи выпрямился, но авторучку не бросил, держал её в одной руке, а другой опёрся о столешницу.

– Женщина-киборг? Это интересно, Рада, – произнёс он, разглядывая девушку единственным глазом. – Я знаю, что во внешнем мире создаются где-то киборги и клоны, иногда даже слишком агрессивные, но все они, как правило, без половых признаков. Да, действительно любопытно, – пальцами поскрёб себя за ухом Ратибор по чисто человеческой привычке, – но, к сожалению, мы с этой женщиной-учёным никак и нигде не познакомиться не сможем. Может быть, просто ни к чему это. Слишком опасно. Я ведь тоже чувствую исходящую от них агрессивность. Хотя ты по духовному сканированию всем нам дала грандиозную фору. Как тебе удаётся такое?

– У каждого свой талант, ты же знаешь, – пожала плечами Рада. – Но, может быть, стоит поговорить с ней и узнать для чего пожаловали? Ведь не просто так к нам гости нагрянули. Согласен? Я бы сама согласилась поработать с этой слишком умной машиной. Что скажешь?

– Напрасно ты её так окрестила, – с сожалением заметил Ратибор. – Она обыкновенный человек из обыкновенного мира. Что с того, что она в умственном развитии превосходит всех остальных своих спутников? Это много лучше, чем разговаривать с особью, у которой интересов никаких нет, кроме набивки утробы едой и удовольствием. Тогда её и человеком назвать было бы стыдно.

– Слушай, таких случайностей ещё не было ни в одной зоне! – воскликнула Рада. – С жителями этой планеты нам всё равно придётся общаться хотя бы потому, что они пришли в этот мир раньше нас. И не говори мне, что нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать послезавтра. Эти отговорки можешь оставить для киборгов. Я имею ввиду настоящих, – Рада ядовито улыбнулась. – Подумай, ведь никто ещё из жителей внешнего мира не пытался проникнуть ни в одну нашу зону за исключением тех, кто решил порвать со старой цивилизацией архантропов навсегда. Если эти «исследователи» послужат мостом для связи с остальным внешним миром, то по-моему очень даже стоит познакомиться с ними. Я понимаю, моё предложение более чем авантюрно, но тогда давай обратимся ко всем нашим и большинством голосов решим – стоит ли принимать во внимание моё предложение?

Ратибор на минуту задумался, сомневаясь, стоит ли рисковать и связываться с пришельцами и спрашивать мнения остальных «зондерлюпусов». Но Рада снова попыталась уговорить его, именно потому что из соседнего мира редко кто здесь показывался. А вдруг все они согласятся остаться здесь, ведь приходят же к ним разные люди, из которых многие постепенно превращались в настоящих жителей отравленных зон. Но отравленными пятна эти были только для тех, кто жил снаружи.

– Знаешь, Ратибор, я почти единственная, оставшаяся похожей на людей, – снова принялась убеждать Рада своего собеседника. – Во всяком случае, одна из немногих. У меня даже шерсть не растёт!

Девушка легко провела ладонью по своей обнажённой руке, на запястье которой сверкал камнями широкий браслет; потом по лицу, украшенному глубокими серо-зелёными глазами; по удивительным огненно-белым волосам, напоминавшим игру огня за каминной решёткой. Затем, прищурив бесподобные томные глаза, чуть-чуть запрокинула голову назад. Девушка знала, на мужчин такие женские «завлекухи» действуют одинаково безотказно. История планеты помнит много всяких нескончаемых единоборств, сражений, войн и даже катаклизмов из-за прихоти женщины. Что ж теряться-то?

– И если разрешишь, – продолжила Рада. – Я «случайно» возникну в зоне особого внимания у них на пути, как сбежавшая отсюда. А пообщаться с ними у меня получится, ведь сам же только что нахваливал мои мыслительные способности. К тому же, я немного лучше тебя владею телепатическим гипнозом. Может очень пригодиться. Ну, что скажешь?

– Во-первых, признавайся немедленно, откуда у тебя такие соображения по поводу пришельцев, ведь они же совершенно чужие? – рассудительно и довольно жёстко произнёс Ратибор. – Во-вторых, признавайся, может быть, ты хочешь задумку какую-то свою прокрутить? Во всяком случае, я не вижу причин из-за чего представления устраивать? Да и стоит ли?! Между прочим, у меня от тебя секретов нет.

Рада мигом притворилась обличённой, раскаивающейся, но небезынтересной особой.

– Я всё-таки женщина, – кокетливо улыбнулась она. – У женщин всегда найдутся какие-то причуды и даже прихоти.

– Ладно, ладно, – смягчился Ратибор, – займись делом. Нас ещё пока так мало, и работать приходится за семерых, а ты собираешься устраивать бесполезную театральную постановку…

– Кстати, насчёт работы, – перебила его девушка. – Ты вот весь и всегда в работе, всегда занят каким-то делом. А не кажется ли тебе, что ничто так быстро не разрушает живой организм, как работа? И не просто работа, а работа мысли? Необходимость глубокого личного выбора, перед которым ты стоишь каждую минуту? Не ставит ли это тебя в автоматическую зависимость от выбора, чтобы выбор этот не превратился в торжество идиотизма?

– Кажется, – кивнул Ратибор. – Именно для этого я и занимаюсь изучением старинных книг. И знаешь, читая некоторые, вспоминаю, что знакомился с ними уже когда-то давно и даже не я, а кто-то другой. Можно сказать, в прошлой жизни. Словно огонь сгорел, а вместо смоляных сухих головёшек или угля остался только сизый пепел, в котором ещё теплится искра пламени, но и та может угаснуть в самое неподходящее время.

– А ты слыхал, что птица Феникс возродилась из пепла? Если нет, поищи в книгах, пригодится.

– Я тут только что пролистывал именно старинные фолианты, – кивнул Ратибор. – Уже успел виртуально познакомиться с Фениксом, Сирином, Грифоном.

Кстати, Грифон водился только в России в древней Гиперборее. У нас в хранилище отыскались старинные священные книги. Я вот сделал даже кое-какие выписки из святых отцов.

– Это необходимо для дела? – ядовито осведомилась Рада.

– Необходима даже самая малость! – воскликнул Ратибор. – Мы должны не упускать ничего из опыта прошлой цивилизации, но брать из неё только знания, способные превратить нашу планету в жилище радости и творения, а не в полигон вечных войн, где архантропы-американцы до сих пор проповедуют смысл существования: отнять и разделить! А мудрецы одной из уничтоженных архантропами народности Южной Америки предвидели и предсказали наше будущее, что на изломе времён состоится Парад планет, а к власти придёт андрогин.

– Знаешь, Парад планет уже состоялся в 2012 году, но ни обещанного конца света, ни последней битвы чёрных и белых ангелов не произошло. Теперь о власти. Предсказания гласят, что в конце времён всем миром будет править Антихрист, а не андрогин. Ты имеешь в виду приход к власти Антихриста?

– И да, и нет, – Ратибор присел за стол и открыл одну из лежавших там книг. – У блаженного Ипполита сказано: «Возвысившись над всеми царями и над всяким богом, Антихрист построит город Иерусалим и восстановит разрушенный храм, всю страну и пределы её возвратит иудеям. Затем, освободивши их от рабства народом, он объявит себя царём их, как и Христос сказал, что иудеи примут Антихриста за Мессию».

–

Ну и что? – не сдавалась Рада. – Почему бы, в конечном счете, не объявить себя владыкой? Ты выкопал в книгохранилище какого-то блаженного Ипполита и сотворил для себя идола? Что мог твой старец сказать, чего мы не знаем? Причём, мудрец ни словом не обмолвился об андрогине. Что бы это значило? – Нет, ничего, – Ратибор пытался спокойно всё объяснить девушке. – Ничего, если не считать, что Антихрист уже приходил, вернее, его предтеча, – атлет посмотрел единственным глазом на собеседницу. – Всё предсказанное ранее сбывается. И по книгам, доставшихся нам в наследство, можно предсказать будущее вплоть до мелочей.

– Что предсказать? Когда приходил Антихрист?! Мне кажется, ты немножечко зачитался!

– Отнюдь нет, – возразил Ратибор. – Лучше послушай, что мне известно. Ещё за тридцать лет до скончания девятнадцатого столетия, святой старообрядец Серафим Саровский сказал, что Антихрист пришел в мир, то есть родился от живой матери.

– Так это Ипполит сказал или Серафим Саровский?

– Не перебивай, – рыкнул Ратибор на девушку. – Так вот, подрос мальчик, удивляя всех окружающих не просто нелюбовью ко всем без исключения, а самым отпетым человеконенавистничеством. Вероятно, не мог он иначе. Жизнь такая или судьба такая, кто знает. Потом, с годами, пришел к власти над Государством Российским и царствовал три с половиной года, как предсказывали многие мудрецы правление Антихриста и многие святые старцы во все века существования этого мира. Именно с его приходом пришло начало разрушения не только России, но и всего мира. А в России с уходом новоявленного владыки не исчезло царство его, не исчезло разрушение. В столице России был отстроен разрушенный коммунистами храм Христа Спасителя. Но вот что интересно: новый храм строился на деньги американских архантропов-людоедов. Вокруг центрального креста и в мозаике пола этого храма присутствуют еврейские шестиконечные звёзды, к тому же во внутренних помещениях есть зал для концертов и ресторан. Выходит, храм отстроен, но не в Иерусалиме, а в Третьем Риме. Всем миром правят сейчас андрогины – бесполые и бессмертные существа. Вот тебе настоящий антихрист. Пусть он коллективный, но истинный. Кстати, место, где отстроили разрушенный храм, не имеет значения. Наоборот, отвлекает внимание.

– Ура! Мы на границе открытия: андрогины бессмертны, значит, царство своё тоже считают бессмертным? – глаза у Рады искрились задорной искоркой от полученной информации. – Надо же, иногда совершенно случайно узнаешь такое, от чего весь мир окрашивается в другой цвет!

– Бессмертие, – синтез жизни и смерти, – наставительно произнёс Ратибор. – Об этом не знают и не догадываются даже андрогины, поскольку Божественное знание им недоступно.

– Надо же! А мы? Кто же мы, в таком случае? – глаза девушки продолжали лучиться лукавством. Собеседник её немного стушевался, поскольку никак не мог привыкнуть к необычному поведению девушки.

– Это я и сам хочу узнать, – он машинально раскрыл подвернувшийся под руку очередной фолиант, которых на столе было предостаточно. Начал листать его, будто вот прямо сейчас наткнётся на многоумное высказывание, которое убедит его помощницу в истинности слов. Ведь ничто в этом мире не происходит просто так, значит, слова и фразы, вычитанные в книгах, явились в этот мир тоже не просто так. Любой человек состоит только из того, что он может или не может в этой жизни. И откровения приходят только к тем, кто может донести их до сознания жаждущих истины.

– Одно знаю точно, – оборвал Ратибор свои полемические умствования, – ответ надо искать в священных книгах, ведь для кого-то их писали. И ещё знаю, андрогины рано или поздно попытаются уничтожить нас, так как наше существование превращает в бессмысленность все их цели, стремления, да и всю жизнь. Они никогда не оставят нас в покое хотя бы потому, что рано или поздно обязаны будут уступить планету нам ибо Земля – наш дом и архантропам-людоедам здесь не место.

– Что же ты предлагаешь?

– Послушай, девочка, ты меня заинтересовала не на шутку своим встречным предложением знакомства и объединения с нашими соседями, – Ратибор пытался сформулировать свои мысли. – То есть, рано или поздно нам придётся знакомиться с людьми, обитателями планеты. Ведь не все же они андрогины или их безоговорочные служивые киборги. Это подтверждает постоянное посещение простых людей, из которых мало кто не хочет остаться среди нас насовсем. А ведь мы никого не зовём, не заманиваем, не приглашаем. Здесь, похоже, на человека оказывает действие инстинкт самосохранения. Но это всё только мои личные соображения. Вполне возможно, что я очень и очень ошибаюсь. А зачем они тебе понадобились именно сейчас? Ведь общение с ними может просто развратить твоё сознание!

– Я бы так не сказала, – глаза Рады горели тёмным, но живым огнём. – В своих размышлениях часто прихожу к тем же мыслям: зачем? что мы можем для них? что значат они для нас? будет ли толк в сближении такого рода? не лучше ли всё предоставить потоку времени? Вот сколько вопросов сразу. Но сейчас меня больше всего радует другое: ты заинтересовался посетившей нас путешественницей. Она одна сможет дать нам ответы на множество вопросов, да и мы ответим на любые интересующие её темы. Думаю, пришла пора подружиться. Весь вопрос, как лучше?!

– Ох, Рада, самостоятельная ты наша! Я ведь ничего ещё не решил и не разрешал тебе организовывать опасное свидание.

– Но ведь ты же не будешь очень против? – замурлыкала Рада и для убедительности погладила приятеля по шерстяному плечу. – Единственное, что может не очень положительно сыграть на нечаянный случай знакомства, то, что меня распознают или, на худой конец, заподозрят, что я из чужой стаи, но это…

– …но это вполне реально! – подхватил Ратибор. – Хотя откуда они могут узнать, что ты наша? Ведь ты единственная, или почти единственная, физически похожая на людей уходящего века. В крайнем случае, представишь дело так, что отстала от людей, приходящих сюда и остающихся с нами, или даже сбежала, потому что новое население Земли тебя не устраивает.

– Сомневаюсь, что всё примут на веру, – покачала головой Рада. – Однако ты согласен и, значит, попробовать можно. Я права?

– Ох, коза-егоза…

– Что это такое? – удивилась девушка.

– Кажется птица… или… В общем, это не имеет значения. Лучше займись делом.

– Хорошо, – лукаво согласилась Рада. – Прямо сейчас примусь выискивать по словарям определение «коза-егоза». Пора обновить словарный запас, а то мы скоро вообще друг друга понимать перестанем.

Ратибор покосился на девушку. Та стояла, потупив глаза, и выглядела такой скромной и послушной, что атлет принял её слова за чистую правду. Но Рада сама не выдержала и откровенно фыркнула, чем смутила Ратибора ещё больше.

– Послушай, я не давал тебе повода для смеха, – попробовал выяснить отношения атлет, только Рада опять выглядела скромной и послушной. Вот разве что повелительный начальнический тон девушке не очень-то понравился, и она не говоря больше не слова отправилась выполнять приказание, накинув на обнажённые плечи огромный пуховый платок. Рада часто так делала, поскольку в подземных казематах держалась искусственная погода средней тёплости, укрыться под платком от которой всегда было в кайф. Ратибор тоже попытался вернуться к ваянию текста, но вскоре бросил перо на стол и заскользил по окружности грота, то ли измеряя его шагами, то ли кабинетная прогулка помогала решать наиболее важные безотлагательные вопросы. А, скорее всего, обаятельная насмешка девушки вывела его из благополучного равновесия и, чтобы вернуться в рабочее состояние, необходимо было размяться физически.

Кружа по пещерному кабинету, Ратибор вынул наугад из книжных стеллажей, заполнявших свободное пространство, какой-то том и также наугад открыл, как недавно сделал это, сидя за столом. Он так поступал всегда, если необходимо было принять срочное решение, либо утрясти в собственной голове сразу несколько противоположных позиций, каждая из которых казалась правильной, но не допускала никакой другой. Наугад открытая книга обычно всегда помогала атлету найти необходимое решение, ибо Ратибор умел по-своему истолковывать прочитанное или как это частенько называют – читать между строк. А страница открытой книги начиналась словами:

«Когда-то Бог изрёк Своим святым Словом: „Растите в рост и размножайтесь во множество, вы все Мои создания и творения; и пусть тот, в ком есть разум, знает, что он бессмертен и что причина смерти есть последняя любовь, и пусть он знает всё сущее“. Когда Бог сказал так, Пронойа [11] с помощью судьбы и строения законов природы наладило связи и установило поколения. И все существа расплодились, каждый согласно своему виду, и тот, кто познал себя самого, достиг Совершенного Блага, [12] избранный среди иных; но тот, кто, по заблуждению любви, лелеял тело, тот существует, блуждая во мраке, преданный ощущениями страданий смерти». [13]

А ведь верно. Иногда судьба прямо отвечает через книгу на возникающие жизненные вопросы. В этот раз мудрец древности Гермес Трисмегист указал Ратибору принцип жизни людей внешнего мира. Избранный через Пронойа человеконенавистник разрешил каждому любить только себя, ибо, как ему казалось, во все века он будет живее всех живых и его учение останется догматом среди времён и народов. Но люди познали через такую «любовь» только истинное сладострастие, выражающееся чаще всего через насилие, похоть, зависть, жадность, смертоубийство. «Пронойа… наладило связи и установило поколения». Значит всё живое на этой планете и в этой жизни должно исполнить какую-то свою роль в развитии, в осуществлении… А в осуществлении чего именно? Кто-то из старцев обронил мимоходом: «…Познай себя – познаешь Бога…». Эта фраза стала крылатой и многие мудрецы хватались за неё, как утопающий за соломинку.

Но почему люди, стремящиеся познать истинную Божественную Любовь, всё же достойны смерти? Так же наугад Ратибор достал со стеллажа ещё одну книгу, открыл и принялся читать вслух:

«В свободную высь стремитесь вы, звёзд жаждет ваша душа. Но ваши дурные инстинкты также жаждут свободы. Новое хочет создать благородную, новую добродетель. Старого хочет добрый и чтобы старое сохранилось. Но не в том опасность благородного, что он станет добрым, а в том, что он станет наглым, будет насмешником и разрушителем.

Разрушители – это те, кто ставит ловушки для многих и называет их государством: они навесили вам меч и навязали сотни своих желаний. Государством зову я, где все вместе пьют яд, хорошие и дурные; государством, где все теряют самих себя, хорошие и дурные; государством, где медленное самоубийство всех называется „жизнь“.

Посмотрите на лишних людей – основу государства: они крадут произведения изобретателей и сокровища мудрецов, культурой называют они свою кражу. Посмотрите, как лезут они, эти проворные обезьяны! Они лезут друг на друга и потому срываются в грязь и пропасть.

Все они хотят достичь трона: безумие их в том – будто счастье восседало бы на троне! Часто грязь восседает на троне – а часто и трон в грязи. В человеке важно то, что он – мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель. Но вы должны любить тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо они идут по мосту.

Вы должны любить великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы тоски по другому берегу.

Вы должны любить тех, кто не ищет за звёздами основания, чтобы погибнуть и сделаться жертвою, а приносит себя в жертву земле, чтобы земля некогда стала землёй сверхчеловека.

Вы должны любить тех, кто трудится и изобретает, чтобы построить жилище для сверхчеловека и приготовить к приходу его землю, животных и растения.

Вы должны любить тех, кто любит свою добродетель, ибо добродетель есть воля к гибели и стрела тоски.

Вы должны любить тех, кто не бережёт для себя ни капли духа, но хочет всецело быть духом своей добродетели: ибо так, подобно духу, подходит он к мосту.

Вы должны любить того, кто не хочет иметь слишком много добродетелей. Одна добродетель есть больше добродетель, чем две, ибо она в большей мере есть тот узел, на котором держится напасть.

Вы должны любить того, чья душа расточается, кто не хочет благодарности и не воздаёт её, ибо он постоянно дарит и не хочет беречь себя. Вы должны любить того, кто бросает золотые слова впереди своих дел и исполняет всегда больше, чем обещает.

Вы должны любить того, кто оправдывает людей будущего и искупляет людей прошлого: ибо он хочет гибели людей настоящего.

Вы должны любить того, кто крадёт своего Бога, так как он любит своего Бога: ибо он должен погибнуть от гнева своего Бога.

Вы должны любить того, чья душа глубока даже в ранах, и кто может погибнуть при малейшем испытании: так охотно он идёт к мосту.

Вы должны любить того, чья душа переполнена, так что он забывает самого себя, и все вещи содержатся в нём, потому что вещи всегда становятся гибелью.

Вы должны любить того, кто свободен духом и свободен сердцем: так голова его есть только утроба сердца его, а сердце влечёт к гибели.

Вы должны любить тех, кто является тяжёлыми каплями, падающими одна за другой из тёмной тучи, нависшей над человеком: молния приближается – возвещают они и гибнут, как провозвестники.

Вы должны отдавать себе отчёт: смотрите, я провозвестник молнии, то есть Екклесиаст и тяжёлая капля из тучи, но эта молния называется сверхчеловек». [14]

Умные люди, то есть сверхчеловеки, пронёсшие знания через века, говорили о страданиях и гибели? Разве жизнь на земле является страданием? Ратибор видел смерть, знал, что это никакое не страдание, а, скорее, невеста, вручающая жениху себя и свой путь к постижению истины, ведь без этого весь смысл существования исчезает. Почему же люди принимают смерть до сих пор, как страдание? Вероятно потому, что и наше, и людское тело приходит в этот мир из мрачной мглы, которая есть сама смерть. Но из неё также вышла природа, значит, тело тоже принадлежит природе, в которой от рождения присутствует пастбище смерти. Почему же многие люди, приходящие в зону с тем, чтобы отказаться от жизни во внешнем мире скотства и обмана, навсегда остаться с мутантами, боятся смерти? Ведь она – часть нас самих. И если человек поймёт достоинство смерти, то, вероятно, не будет подчиняться неразумию, порочности, злобе, зависти, подлости… каждый будет далёк от глупых страстей, разливающихся по телу буйственным огнём или пламенем онгона. [15] Просто у человека возникнет собственный огонь, дающий много больше, но и забирающий много больше. Внутренний огонь – как видение летучее, поющее, как стремительный образ изменения внутреннего во внешнее и наоборот.

Причёска у Рады похожа на чёрно-белый огонь. Да и сама она, хоть принадлежала по Зодиаку к знаку воды, но характером своим ничуть не походила на силу воды. Конечно, девушка никогда не была и не будет однообразной, как иногда кажутся однообразными мускулистые водяные потоки. Пусть они выглядят мощными, свирепыми, но им никогда не преодолеть однообразия, которое чуждо огню. Вода в отличие от огня всегда скована в своём движении.

Кусок дерева – часть бытия – попадает в огонь. В голосе, в поцелуях огня рождается смерть. Часть нынешнего бытия исчезает, но это вовсе не растворение в небытии. Это начало новой философии мышления! Умирающее в огне дерево превращается в существо Вселенной. А во всём, что создано вселенской природой, всегда был и будет главной составной частью огонь, независимо от того, изнутри он приходит или же снаружи.

Много, ой много придётся разбираться в неразборчивости этого мира. Во всяком случае, с андрогинами предстоит, вероятно, сразиться и решить, для кого создана планета. Ведь предсказано же это, предсказано не одним человеком! Так что никогда не помешает быть готовым к самым непредсказуемым ситуациям. Какой будет битва, где произойдёт и можно ли назвать всё это Последней битвой за существование или же Армагеддоном? – Ратибору осмыслить пока не удавалось, да и надо ли знать заранее о чём-то, выходящем пока за рамки понимания? Важно быть готовым к неожиданностям, и это главное. Ратибор точно знал, что всему своё время.

Глава 4

И снова шесть человеческих фигур в силиконовых комбинезонах измеряют шагами оплавленную озоновыми смерчами и грозовыми разрядами землю. Из века ввек, от восхода к закату, от колыбели к смертному одру измерял человек землю шагами, пытаясь отыскать среди дарованного ему небом мира ту часть Божественной истины, найдя которую, он сможет исправить свою природу, поражённую смертными грехами, и тем самым поможет исправиться окружающему миру. Ведь недаром все силы небесные обрушились в гневе своём на эти – пусть даже микроскопические – части планеты. Кто знает, не станет ли вся мать-земля завтра обуреваемой такими вот бурями и омываемой мутными кислотными потоками, не покроется ли она болезненными волдырями? Не станет ли она всеобщим лепрозорием, где на не прокажённых станут смотреть как выродков, которых надо непременно убить?

Как сможет выжить на земле будущего нынешний человек? Да и человек ли он вообще? Что от человека у человека осталось? Жадность, ревность, скопидомство, ненависть, подлость, зависть… Эти и ещё тысячи, тысячи грехов, несознаваемых нами, принимаемых за повседневное и сиюминутное, давно уже стали для насельников планеты той самой проказой, от которой избавляться человеку вовсе не хотелось. К тому же, найден был прекрасный выход из казалось бы безвыходной ситуации. Самое главное – простить себе все грехи и самопрощением смыть с себя все нечистоты. Ведь человек должен уметь всех прощать, даже обязан возлюбить извечных врагов, а где ж учиться, как не на себе самом?

Недаром часто выплывает в сознании эта мудрая фраза: «Познай себя – познаешь Бога!». Обращаясь только к себе, человек непроизвольно отворачивается от Истины, которая и есть Господь! Но, не копаясь в себе, обращаясь только к внешнему опыту, любой способен потерять собственное «Я».

Что такое чувство человека? Не смутный ли образ, желание, страсть, навязанная врагом? Кем может быть навеяно чувство страха, охватывающее как бы поневоле, но в экстремальной ситуации? Например, здесь, в зоне. Кого из команды не охватывала страсть: выжить! спастись! убежать! скрыться! А зачем, собственно? Присматриваясь к членам своей команды Валлиса рано или поздно замечала простые человеческие слабости и потому каждый раз на привале пыталась растормошить мужиков. Но зачем? И убегать, и скрываться тоже – зачем? Где? Вся планета уже заразилась какой-то неизвестной болезнью, и человечеству осталось совсем немного. Это Валлиса поняла довольно давно, только ни с кем своими мыслями делиться не хотела. Даже с любимым начальством. Любимым? А каким же должен быть Станислав Сигизмундович? Только любимым. Потому что начальник, потому что…

Когда появилось в её жизни это любимое чудовище? Валлиса иногда величала про себя начальство самыми обидными словами, но каждый раз после этого жутко болела голова. Боли наваливались неизвестно откуда, хотя девушка была совершенно здорова. Но первая головная немочь пришла в довольно юные года. Когда же это было?..

– Равви, сегодня ваша Рафаила привела новенькую. Но она из гоев, – отвлёк священника от молитвы служитель.

– Что с того? Пусть радуется, потому как выпало послужить благородным делам. Где она?

– Лежит в усыпальнице. Рафаила проводит вас к новенькой.

Священнослужитель прошёл с неофиткой в усыпальницу. Туда вели четыре двери, разбросанные по сторонам света каждая. Равви и девушка вошли через чёрные северные двери. На юг вели красные, на восток – зелёные, на запад – белые, но обычно все пользовались только северными. Стены усыпальницы были засыпаны иероглифическими письменами, а мраморный пол мозаичными рисунками. Посреди залы стоял треугольный алтарь с открытым резным гробом, в котором виднелась фигура девушки. Она лежала с закрытыми глазами и, если бы не необычная обстановка, можно подумать, что девица просто прилегла малость вздремнуть или отдохнуть с дороги.

– Ну, Рафаила, ты делаешь успехи, – довольно кивнул равви.

– Да я её раньше усыпила, она даже не видела ничего, – изобразила скромность неофитка.

– Всё равно хорошо. Ведь о виртуальном общении с инфернальным миром когда-то сам Платон сказал, что «допущенные к видениям непорочным, непоколебимым и счастливым, мы созерцали их в свете чистом, чистые сами и ещё не отмеченные, словно надгробием, той оболочкой, которую мы теперь называем телом и которую не можем сбросить, как улитка – свой домик». [16] Но нам теперь необходимо, чтобы виртуальное посвящение прошло как надо, без ошибок. Тебе всё равно надо учится этому, так что поможешь.

С этими словами священнослужитель встал в головах лежащей на алтаре жертвы, вознёс открытые руки к небу, обращённые ладонями к спящей. То же самое сделала неофитка. Только встала она в ногах девушки лицом к равви. Оба принялись бормотать то ли молитвы, то ли заклинания, только щёки спящей в гробу девушки покрыл яркий румянец, даже веки чуть дрогнули.

Бормотанье усиливалось и, словно ветерок прокатился по двум семисвечникам, стоящим по бокам гроба.

Валлиса, ибо на алтаре в траурном ящике лежала именно она, не проснулась от заклинаний. Более того, по участившемуся дыханию девушки можно было с уверенностью сказать, что сейчас с ней происходит что-то интересное. Но что?

Этого не могли знать даже отправившие её в инфернальное путешествие равви с неофиткой. Для них выполнение обрядовых функций стало главной жизненной целью, поэтому встань перед ними сейчас Валлиса и расскажи о происходящем ТАМ, оба только пожмут плечами и продолжат траурное монотонное бормотание.

Зал, в котором оказалась Валлиса, очень был похож на тот, где лежало её тело. Возможно, подсознание автоматически старалось понять назначение невиданного раньше помещения. А, может, там, где оказалась душа девушки, была такая же усыпальница, разве что немного побольше и на стенах среди иероглифов прилепились несколько чадящих факелов. Да ещё на самом видном месте красовался текст, написанный явно не иероглифами. Язык этот девушка просто не знала, но всё же попыталась прочитать.

Curieux scrutateur de la nature entiere,

J’ai connu du grand tout le principe et la fin.

J’ai vu l’or en puissance au fond de sa miniere,

J’ai saisi sa matiere et surpris son levain.

J’expliquai par quel art l’ame aux flancs d’une mere,

Fait sa maison, lemporte, et comment un pepin

Mis contre un grain de ble, sous l’hamide poussiere,

L’an plante et l’autre cep, sont le hain et le vin.

Rien n’etait, Dieu voulut, rien devint quelque chose,

J’en doutais, je cherchai sur quoi lanivers pose,

Rien gardait l’equilibre et servait de soutien.

Enfin, aves le poids di l’eloge et du bllame,

Je pesai l’eternel, il appela mon ame,

Je mourus, j’adorai, je ne savais plus rien. [17]

Конечно, у неё ничего не получилось, поэтому сочла возможным уделить внимание другим предметам, которых в этой довольно вместительной комнате было не густо в сравнении с тем миром, откуда она пожаловала.

Только в этом мире Валлиса совсем не почивала в гробу. Она просто стояла с южной стороны треугольного алтаря и не без любопытства оглядывала стены. Вдруг чёрные северные двери открылись, и в помещение вошёл человек в белом элегантном камзоле, с золотой жилетной цепью. По сути, если господин разоделся под средневекового гранда, то на голову должен нацепить парик с буклями. Вместо этого тонко очерченное, надменное лицо обрамляли красивые чёрные волосы. На ногах вместо сапог красовались элегантные туфли с огромными пряжками, усыпанными сверкающими каменьями, значит, не солдафон. Тем более что почти на всех пальцах рук были перстни, которые не позволительны даже войсковым старейшинам. Судя по богатой одежде и украшениям, господин был знатного рода, хотя для него это само собой подразумевалось. Размашистым шагом он подошёл к алтарю, остановился возле, но с другой стороны. Скорее всего, этот красавец был из какого-то векового романа, где временные барьеры иногда просто бессильны. И всё-таки Валлиса отметила, что от такого «принца» она уж точно не отказалась бы.

Интуитивно почувствовав очередное дамское внимание, мужчина устало улыбнулся, отвесил ритуальный поклон и произнёс скорее буднично, чем приветливо:

– Я рад, что вы оказались у меня в гостях и готовы к посвящению, какого удостаивается не каждый архон. [18]

– Вероятно, я тоже должна быть рада этой встрече, но хотелось бы знать о каком посвящении идёт речь?

– Как? Вас не поставили в известность? – искренне удивился господин. – Ничего не сообщили и вы, словно украденная у какой-то девицы душа? О, боги…

Он уронил голову на грудь и некоторое время стоял так, то ли осмысляя происходящее, то ли пытаясь найти выход из создавшейся ситуации. Валиса смотрела на него во все глаза и не могла понять: что же произошло? Совсем недавно её новая знакомая – ласковая, внимательная, чуткая как никто – пригласила сходить на богослужение в синагогу, куда допускается не каждый. Но вместо синагоги они сначала пришли в какой-то дом, потом… потом… дальше Валлиса очнулась напротив треугольного алтаря. Что же произошло?

Мужчина поднял голову, взглянул на девушку отсутствующим взором. Тем не менее, он, казалось, не потерял интереса к посетительнице.

– Каждый человек мечтает стать совершенным при жизни или хотя бы после, но никакое совершенство не даруется Богом. Его необходимо достигать, даже постигать при помощи духовного и физического тела. Люди становятся мудрыми только в процессе жизни, в процессе постижения Божественных истин, которые необходимо хранить для себя, никому не разглашая, не приглашая кого-нибудь отобедать подаренной истиной. Согласны ли вы, как одалиска, на подвиг? На постижение Божественных тайн?

– Не знаю, – задумчиво произнесла Валлиса. – Может, я и ошибаюсь, но, судя по тому, что оказалась здесь, мне это просто предписано судьбой.

Ответ явно удовлетворил инфернального красавца. Он согласно кивнул и широким жестом указал гостье на иероглифы, разбросанные по стенам:

– Вы уже обратили внимание на тексты?

– Да. Но иероглифы совсем мне не известны. А вот этот текст… тоже не известен. Вы не могли бы перевести?

Мужчина улыбнулся, снова взмахнул рукой, и по стене пробежалась огненная волна, стирая написанное. Сразу же на том же месте возник текст, который можно было прочесть, хоть и не совсем понятный.

Я тот, кто беспристрастным взором проник в Природы естество,

Исследовал её строенья бесконечность.

Я видел силу золота в глубинах рудников,

Постиг его материю и сущность.

И я открыл, как таинством душа свой строит дом

В утробе материнской и, возродясь, несёт его в себе,

Как семя виноградное в земле с зерном тягается пшеничным

И оба прорастают, умирая и воскресая в хлебе и вине.

Из Ничего, по Божьему желанью, возникло Нечто —

Я сомневался, знать хотел, искал истоки бытия,

Гармонию, что держит равновесье мира,

И, наконец, в благословеньях и мольбах,

Прозрел я Вечность, что к душе моей воззвала.

Я умер. Я воскрес. Я больше ничего не знаю. [19]

– Здорово, – кивнула Валлиса. – Только эту мудрость понимать надо. Без понимания энергия мудрости может вытворить с человеком всё, что угодно.

– Безусловно, – согласился мужчина. – Посвящением в истинную мудрость сознания каждого принимается принцип работы, ведь всё Божественное в человеке постигается только с постепенного выполнения работы над собой, только тогда адепт сможет проповедовать совершенство и Божественную мудрость.

«Премудрость же глаголем в совершенных, премудрость же века сего, не князей века сего престающих: Но глаголем премудрость Божию в тайне сокровенную, юже предустави Бог прежде век в славу нашу: юже никтоже от князей века сего разуме. Аще бо быша разумели, не быша Господа Славы распяли». [20]

– Откуда же вам православный язык известен, и что же делать мне для соблюдения нездешних тайн? – улыбнулась Валлиса.

Мужчина чуть нахмурился, однако, быстро согнал с лица всякое недовольство и совершенно спокойно продолжил:

– Если вас интересует язык, то я, путешествуя по земле, в каждой стране разговаривал на принятом там языке. Но наиболее точный перевод приведённой цитаты, думаю, с древнегреческого: «Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящх, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которой никто из властей века сего не познал…». А, будучи в вашей стране в своё время, узнал, что по российским просторам принялись расселяться сигариты, [21] обосновавшиеся в основном в Каменец-Подольской губернии.

– Это было так давно и неправда, что вспоминать об этом сейчас? – удивилась Валлиса. – Неужели какие-то люди неизвестного толка могут влиять на историю государства и планеты?

– Каждый человек жизнью своей вмешивается в ход истории и может изменить её в не очень нужном направлении, – менторским тоном произнёс мужчина. – Это непосредственно касается сигаритов, потому как члены секты стремились каждого первенца своего рода крестить, отдать на воспитание гоям, прилагая при этом все усилия, чтобы он обязательно сделался христианским Священником, ибо во всех странах священнослужители стоят у истоков власти. Сигариты были убеждены, что кровь новообращённого христианина послужит на пользу кагалу. А вы – одна из немногих наследниц этого рода. Вот почему вы здесь. Вот почему я вам рассказываю историю мира, даже могу научить любому прочтению документов. Это вам будет необходимо.

– Так вы, ко всему прочему, свободно владеете множеством иностранных языков и можете обучить этому меня? – снова удивилась девушка. – А судя по вашему платью… Уж не с самим ли Калиостро мне выпало познакомиться?

– Это мой ученик.

– Ученик?! Так вы… так вы…

– Граф Сен-Жермен, – поклонился ей собеседник. – Я убедился, что вы не случайно здесь оказались, что ваше будущее – способствовать слиянию вашего временного пространства с Богом. Для этого просто надо выполнять закон и через приложение его к жизни достичь сознательного бессмертия.

– А для чего? – не поняла Валлиса. – С какой целью люди добиваются бессмертия? Ведь бессмертие, мне кажется, вовсе не благо, а страшные муки или даже проклятие. Для чего мне стремиться к проклятию?

Вопрос заставил мужчину поперхнуться на полуслове. Он уже совсем по-другому посмотрел на свою собеседницу, но всё же решил закончить не совсем удавшееся посвящение хотя бы для того, чтобы девушка вернулась в свой мир живой и невредимой.

– Видите ли, любезная. Я помню, один из древних мудрецов сказал как-то: «Для тех, кто понимает буквально, мы преподносим Евангелие с исторической точки зрения, проповедуя Иисуса Христа и Его распятие; но знающим, воспламенённым любовью к Божественной Мудрости, мы сообщаем Логос». [22] И если вы будете – а вы будете – следовать этому, то следите за своей не только речью, но и поведением. Вот послушайте песни Поймандра [23] Богу-Отцу. Граф замолк и через несколько минут девушка услышала мужской голос, взлетающий речитативом под довольно высокие стрельчатые своды помещения:

– Святой есть Бог, Отец Вселенной. Свят Бог, чья воля исполняется Его собственными силами. Свят Бог, который желает быть известным и который известен тем, кто принадлежит Ему. Я верую в Тебя и свидетельствую о Тебе. Я иду к жизни и свету. О Отче, благословен будь; человек, принадлежащий Тебе, желает разделить Твою святость, ибо Ты дал ему в этом полную власть. [24] Хвалебная и славимая песнь Поймандра, не правда ли? И можно было бы поверить в молитву, если б жертвой, возносимой Богу, не были вы сами.

– Я?!

– Вы. Конечно вы, – не смущаясь, подтвердил Сен-Жермен. – Разве не посещала вашу голову мысль: откуда это всё? Зачем это всё? Почему я здесь?

– Да. Но я думала, всё прояснится, – возразила девушка. – Я надеялась, что в каждом отдельном случае должен быть какой-то логический конец.

– Равви принёс вас в жертву! – отрезал Сен-Жермен. – Правда, не кровавую. Всё хорошо закончится. Или почти хорошо. Думайте в будущем кому верить и не бойтесь упасть. Это я к тому, что вы ухватились за алтарный выступ, будто упасть готовы. Неужели беседа со мной так подействовала?

Девушка только при этих словах обратила внимание, что стоит, вцепившись в края треугольного алтаря побелевшими от хватки руками. В ту же секунду она почувствовала удар током, исходящий от мраморной алтарной плиты. Боль по рукам поползла вверх и скоро достигла головы. Девушка уже ничего не видела перед собой – ни комнаты, ни собеседника, ни треугольной мраморной тумбы – только боль, накатывающаяся клубами смрадного дыма, только ужас от прошлого и страх перед будущим. Но будущее уже не могло избавить её от памяти боли. Она легко возвращалась в экстремальных ситуациях к своему внутреннему «я», заглушая мысли, чувства, интуицию. Только не всегда. И такие вот «невсегдашние» ситуации были, как непредсказуемое нечто, от которого так просто не избавишься.

Валлиса вспомнила приключение юности именно сейчас, поскольку увидела недалеко от них прилепившуюся к вздыбившимся над землёй торосам девушку. Девушку без скафандра! И даже без кислородной маски. Та стояла, с такой же силой цепляясь за каменную глыбу, очень похожую на треугольный каменный алтарь, будто боялась упасть. Неизвестно, болела ли в сей момент у неё голова, но к Валлисе мигом вернулось неприятное воспоминанье. Она попыталась даже потереть виски, что через гермошлём сделать было всё-таки невозможно. – Валлиса, Валлиса! Гляди! – раздался в наушниках скрипучий голос одного из спутников. – Что случилось, Макшерип? – голос Валлисы тоже был очень похож на жестяной, скрип по стеклу гермошлёма.

Тот молча показал на девушку, стоящую в тени тороса, а другой рукой взял оружие наизготовку. На всякий случай. Вся команда топталась на месте, ожидая принятия решения.

– Спасибо, Макшерип. Я её уже заметила, – кивнула Валлиса. – Только как она умудрилась остаться в живых без скафандра? Может, она манок, словно резиновая утка у охотников?

Тем не менее, Валлиса и Макшерип пошли осторожно на сближение к притаившейся в скалах девушке. Остальные четверо остались на месте и также взяли оружие наизготовку. Вскоре Валлиса со своим провожатым разглядели молодую красивую женщину с лихорадочно блестящими глазами, тело которой едва прикрывали живописные лохмотья. Она безучастно наблюдала за приближающимся к ней оскафандренным путешественникам, но не выпускала из рук спасительную глыбу бетона.

– Валлиса, она живая, – снова заскрипел в наушниках Макшерип.

– Вижу, не слепая. Помоги-ка ей лучше.

Но, несмотря на свою недюжинную силу, Макшерипу не сразу удалось оторвать девушку от тороса. На руках у мулата она казалась крохотной малюткой Барби.

– Не раздави её, медведь, – Валлиса легонько и даже чуть ревниво шлёпнула своего спутника по плечу. – Идём в убежище номер шесть. Это самое близкое отсюда.

Однако Макшерип не сразу отреагировал на приказание. Пока он отрывал девушку от скалы, у неё с руки сорвался металлический браслет, и выскользнула из волос длинная заколка. Сгребя девушку в могучие лапы, мулат рукавицей легко поддел свалившееся украшение, и попытался нацепить девушке на руку, но чуть замешкался, разглядывая что-то на её запястье.

Видимо, увиденное оказалось столь интересным, что Макшерип застыл, будто открыв рот, не отпуская руки девушки. Это спасённой явно не понравилось.

Девушка силком вырвала из рукавицы мулата свой браслет с камешками и защёлкнула его на запястье. Пока они разбирались с браслетом, Валлиса подняла заколку, больше походившую на маленький дамский кинжал с волнообразной ручкой, изображающей пляску живого пламени, и помогла девушке воткнуть её в причёску.

Глава 5

Третий Рим! Третий Рим! Как ты изменился за каких-то несколько десятков лет! Да если бы только город! Вся земля изменилась. Всё человечество. То ли на изломе времён подстерегает цивилизацию проказа, сулящая исчезновение, то ли изнутри больны люди – кто может ответить на этот вопрос, кто поставит правильный диагноз?

Четырнадцать зон. Четырнадцать лучей Вифлеемской звезды. А звезда ли это? Обновление ли плоти человеческой? Сомнамбулистическое состояние разума разрушается. Новые существа мыслят по-новому.

Но не тоже ли самое говорили о себе все еретики, народники, революционеры? Между тем, ни одна ещё из ересей или революций не разродилась истиной.

Хотя сама истина возникает исключительно как ересь, а умирает как пошлая банальность. От этого никуда не денешься. И у каждого человека своя истина. У команды из шести человек тоже была своя истина. О путешествиях по зонам знал уже весь цивилизованный мир. А как же: с появлением зон многие пытались пуститься в разведку, может, за славой, может, за наживой, может, просто из любопытства. Только никто из живущих во внешнем мире никого из этих доморощенных исследователей больше в живых не встречал. Ещё апостол Павел в достопамятные времена говорил, что всё-де мне позволительно, но не всё полезно. Забыл человек мудрые слова. Вернее, оставил для себя только первую часть фразы, и планета отомстила ему. Как собака стряхивает с себя надоедливых и кусачих блох, освобождается она от человека и многотрудной деятельности его. А в зоны не лезь, не для тебя создавались. Стоит ли удивляться болезни планеты, которая и не болезнь вовсе – выздоровление! И не язвы появились на теле планеты. Скорее всего, новая кожа нарастает. Что сулит будущее, что пророчит? Кто знает: к какой развязке приведёт битва? когда она состоится? и какое ожидается будущее?

Существующие с начала времён глубочайшие природные законы сохранения и роста требуют встречной волны, и поэтому для каждого нарастание новой кожи есть долг выживания планеты не вообще, а относительно каждого человека. Если же кто-либо не откликается на восстановление, даже воскресение, он погибает. Это также один из глубочайших законов Божественной природы.

Мудрствование не раз посещало свободную от излишних дум голову Макшерипа. Доставив, как положено, найденную беглянку в медицинский бункер, мулат решил выяснить кое-что для себя. Но все интересующие его вопросы пришлось отложить немного на потом, потому как найдёнышем занялась Валлиса: быстренько содрала с той остатки лохмотьев, сняла психотропные и биологические анализы, набрала в пробирки кровь из вен и даже из артерии, не говоря уж о всяческих там кардиограммах и надкостных пробах. Но получив желаемое, Валлиса тут же помчалась в соседний кабинет, где погрузилась в конкретное изучение и многодумные размышления.

Станислав Сигизмундович мерил нервными шагами пространство своего шикарного кабинета. Куда подевалась Валлиса? Она давно уже должна быть у него. Но её нет. Нет! Что же случилось? Впрочем, что с ней и с её головорезами может случиться? А ведь что-то произошло – это точно, иначе она давно бы вышла на связь. Сколько до этого пропало людей в зонах?! Неужели очередной провал?

И тут, словно отвечая его тревожным мыслям, затрещал зуммер телекома.

Станислав Сигизмундович поспешил к столу и нажал кнопку соединения.

Возникшая голограмма Валлисы могла немного успокоить: его эмиссар жив.

Девушка была эффектна как всегда. Её чёрные с едва заметной просединкой волосы тёплой волной падали на плечи, точёные изваяния которых не мог скрыть даже уродливый комбинезон. Глаза, никогда не знавшие косметики, в ней, в общем-то, не нуждались. Своей пронзительностью и раскосостью в сочетании с мягкой улыбкой эти очи могли зажечь любого мужчину, который тут же мысленно начинал раздевать соблазнительницу, что сразу отражалось в горящих мужских глазах, масляной роже, а иногда даже капанием с губ вожделенной слюны. Да, истинно сказано, что женщины прекрасны, как наши самые извращённые мысли о них.

– Станислав Сигизмундович, – отвлекла его Валлиса, – у нас событие! В зоне мы обнаружили девушку. Она жива.

Тут только шеф обратил внимание на операционный стол в глубине бункера, на котором лежала обнаженная находка.

– Что с ней? – встревожился Станислав Сигизмундович. – Надеюсь, вы милочка, не стали резать её, как подопытную лягушку?

– Не беспокойтесь, шеф, – попыталась успокоить его Валлиса. – Найденная девушка совершенно нормальна. Мы только что закончили делать анализы. Её нашли в зоне и без гермошлёма. Да что там гермошлём! Даже без кислородной маски, без комбинезона, чуть ли не совсем обнажённую, но живую.

– И?

– Повторяю, совершенно нормальный человек, – Валлиса специально выговорила короткую казалось бы фразу, делая ударения на каждом слове.

– Так, – мастер ещё не мог прийти в себя от нежданно-негаданно свалившейся на него информации… ведь до сих пор ни одна зона не выпускала живым человека. До сих пор. Но всё бывает в жизни впервые! Это нормально. – Кстати, а она человек?

– Безусловно. Даже в ДНК никаких отклонений от человеческой. Вот разве кровь…

– Что кровь?

– Такой жизнеспособности кровеносных телец я ещё не встречала! – подытожила Валлиса. – Они не подвержены даже обработке кислотой. То есть обычная человеческая кровь, но в то же время вовсе не человеческая!

– Так, – повторил Станислав Сигизмундович, – этот экземпляр доставить немедленно ко мне. Немедленно! Да приоденьте её во что-нибудь. Надеюсь, найдётся?

– Конечно. Не беспокойтесь, – улыбнулась Валлиса, выключая телеком.

Она обернулась к новой знакомой, с любопытством наблюдающей за голографической связью, как будто никогда раньше её не видела.

– Как вам понравилось моё любимое начальство? – снова улыбнулась девушка, только в этот раз довольно кисло.

Это не ускользнуло от внимания Рады. Несмотря на кажущееся спокойствие, она была предельно напряжена, поскольку впервые имела общение с противником. А противником ли? Не лучше ли его заранее окрестить «предполагаемым противником»? Успокоившись на этом, Рада постаралась внимательнее послушать размышления новой знакомой, благо, что та интуитивно чувствовала пленённую собеседницу как понимающую или желающую понять женскую душу.

– Послушайте, Валлиса, что это у вас на стене? – показала Рада на стену.

Там, словно символическая живопись, застыл удивительный рисунок: чёрный и красный львы лежали в густой траве нереального прайда охраняя треугольный алтарь высившийся между львами как пограничный столб. Над алтарём висел в воздухе венок из белого омела, к которому пыталась взлететь птица, держащая в клюве пальмовую ветку. Сама птица привлекала особое внимание хотя бы тем, что была невиданной красоты. Изумрудные глаза и чёрный клюв резко выделялись на ярко-жёлтой маленькой головке, которая ближе к шее уже меняла оперенье на красно-бордовое, постепенно переливающееся в лилово-серебристое, а к хвосту оперение снова становилось чёрным. Но на крыльях меж серебряных пёрышек тут и там проскакивали золотые искорки, будто маленькие разряды электричества.

– Ах, это? – улыбнулась Валлиса. – Есть у нас собственный художник. Кстати, вы с ним близко знакомы. Его имя Макшерип, отодравший вас от бетонных глыб и доставивший сюда.

– Которого вы величаете медведем? – уточнила Рада.

– Да, – улыбнулась её собеседница. – Он с детства увлекается символизмом. Изобразил здесь треугольный алтарь, представляющий собой триединство мира в нашем четырёхмерном пространстве. Два льва, улёгшиеся у подножия треугольного жертвенника, стерегут венец, висящий над изображением. Львы практически всегда символизируют благородство и владычество. Однако благородство может превратиться в тиранию, о чём свидетельствует чёрный лев, а величие владычества запросто превращается в деспотизм сладострастия под лапой красного.

Но здесь наибольшего внимания заслуживает птица, взлетающая к белой омеле. Это феникс.

– Феникс… Омела…

– Да что вы! – удивлённо посмотрела на неё Валлиса. – Можно подумать, что никогда в жизни этого не слышали.

– Наверное, у меня что-то с головой или с памятью, – Рада приподнялась на медицинском ложе и села, свесив ноги. – Ведь вы говорите, что в зоне без кислородной маски никто не выживет. Может, я какая-то не такая? Или я не права?

– Возможно, – кивнула её собеседница. – Феникс – мифическая птица счастья, возникающая из пепла. А белая омела, это… собственно, что это я, – одёрнула себя Валлиса. – Послушайте лучше, как ветвь омелы описывает Вергилий.

Девушка почти не глядя, вытащила с полки книжку и открыла на нужной странице: «Если омела белая, словно жёлтая увядшая ветвь в печальном лесу, была предназначена вместить в себя источник огня, то мог ли одинокий странник, блуждающий во мраке преисподней, найти себе лучшего спутника, нежели ветвь, которая служила бы лампадой его стопам, лозой и жезлом его рукам? Вооружившись ею, он мог бы смело противостоять жутким призракам, повстречавшимся ему на пути во время опасного путешествия».

– Теперь ясно?

– Ясно, – неуверенно кивнула Рада.

– Тяжёлый случай, – хмыкнула Валлиса.

– Я поняла: тот, про которого упоминает Вергилий, посетил потусторонний мир, и защитой ему служила ветка омелы?

– Так-то оно так, – согласилась Валлиса. – Да кто знает, какой из наших миров потусторонний. Погуляв по зонам, я слишком над многими вещами стала задумываться. Признаться, ко многому я раньше относилась, как к чему-то ненужному, неинтересному. Оказывается всё в мире немного не так, как нам постоянно диктуют и чему нас учат с детства. Вот вы, вероятно, не будете возражать, что каждый из людей достоин смерти, то есть, не достоин бессмертия. И каждый может умереть в любой момент, но далеко не все могут жить, чувствовать жизнь и обучить душу принимать счастье. Я почему-то подозреваю, что жильцы зон знают то, чего никогда не будет дано остальному миру и на что пока не способны живущие во внешнем мире. Недаром ведь человеческий мозг работает только на восемь процентов из ста возможных!

– Это в порядке вещей, – кивнула Рада. – Любой человек, находясь в зоне, начинает мыслить по-иному. Коснувшись царства мистики нельзя не превратиться в мистического философа и не понять Триединства, Сотворившего этот мир.

– Триединство? – недоверчиво пожала плечами Валлиса. – Это, наверное, что-то выше моего понятия.

– Его ещё называют Троемудрием, – не сдавалась Рада. – Это наука, пронесённая человечеством через века, состоит из символизма, философии и мистики. Собственно, православие тоже состоит из этих же ипостасей, из этих духоносных скрижалей – Отец, Сын и Святой Дух.

– Вы разбираетесь в религиях? – удивилась Валлиса.

– Да-да, – кивнула её собеседница. – В разных, если не сказать, во всех. Без понятия человеческого пути не придёт понятие Троемудрия. По мнению многих скептиков, нельзя никогда сравнивать Троицу ни с чем другим. А как же без этого сравнения? Ведь Бог не представляет ничего сверхъестественного для человека, но учит его преодолению явлений природы. Это преодоление, неуловимое поначалу для грубых физических чувств человека, должно превратиться для любого в родственное – это переплетение в жгут видимого с гранью невидимого. Примерно так же обвивается повилика вокруг цветка.

Любому человеку, начиная с самого дня рождения, бывает очень трудно, а иногда и невозможно понять реальность невидимого. Но для Высшего духовного сознания наши физические ощущения кажутся такими же несуществующими, призрачными, нереальными. А соединение физического тела с душой возможно только с помощью Духа Святого. Вот тогда соединяется символизм, философия и мистика. Если мы возвратимся к нашим вечным началам, то увидим природу, объяснимую законами разума, а законы жизни познаются с изучением души. Sor lemahla haschar – возвратись, певец, к началу, как говорили древние. И тогда вы познаете Духа Святого, и сознание изменится. Ведь не всё так на земле просто, как преподносится. Часто люди поражаются, узнав, что правда и ложь вдруг поменялись местами и что новорождённое мнение большинства или меньшинства уже вовек неизменимо. Неизменимо? Уже? Вот и возвратись к началу, чтобы увидеть основание то ли правды, то ли лжи. Лишь тогда можно понять, что чёрных ангелов не бывает, и что каждый человек склонен выращивать эту черноту в душе своей.

– Ну, дела! – повторила Валлиса. – Тяжёлый случай. И вы после этого будете утверждать про непорядок в голове?

Рада не стала возражать, хотя возразить было нечего. Во всяком случае, сейчас она встретила собеседницу, которой было интересно знать духовную историю человечества. С момента встречи Валлиса непроизвольно чувствовала зарождающуюся непроизвольную симпатию к новой знакомой. Что против этого могут значить все другие, пусть даже очень важные, очень нужные мировые проблемы?

Человек приходит в мир только однажды, и только однажды ему предоставляется возможность понять себя и понять ближнего. Если это произошло, человек обретает удивительные возможности, способности, получает фактическую власть над решением вселенских и частных проблем. Если же время упущено, то существует народное выражение: сколько ни догоняй, а пролетевший из будущего в прошлое товарняк покажет заманчивый недостижимый хвост, то есть ждать и ожидать чего-то не возбраняется, а упущенного не возвратить.

То же самое чувствовали по отношению друг к другу девушки. Ведь ничего в этом мире не происходит просто так. И, если выпала судьба встретиться на изломе времён, значит тем самым можно помочь друг другу выбрать путеводную звезду. Её приходится выбирать каждый день, каждую ночь и воистину счастлив тот, у кого есть своя звезда. Единственная.

Валлису от излишней откровенности сдерживало только то, что по жизни любая женщина – очень осторожное существо. Это не значит, что обмануть никого из женщин нельзя. Вовсе нет. Но принять безоговорочно свалившуюся ниоткуда истину?! А истина ли это?

– Я с удовольствием послушала вас, – Рада пыталась и себе, и новой знакомой объяснить возникшее между ними духовное дополнение. – Действительно с удовольствием, потому что многие вещи, которые для вас являются просто обыденными, для меня – новость. И любопытная новость. Я уже говорила, что не помню прошлого, не помню, как оказалась в зоне, хотя для вас – это зона! Это явление! А по мне так всё обычно и не может быть другим. Вероятно, я другого ещё не видела или забыла. Но здесь приходит знание. В этом я убедилась только что.

– Как же так? – глаза Валлисы заблестели любопытством. – Знание ниоткуда? Или какие-то откровения Всевышнего?

– Всё гораздо проще, – Рада лукаво улыбнулась. – Вы подробнейшим образом объяснили символику изображения, которую я не знаю, но скромно умолчали о сопровождающих рисунок надписях.

– Каких надписях? – глаза Валлисы округлились, даже приняли своеобразную квадратуру круга, она ещё раз оглянулась к изображённой на стене символике, но ничего нового не увидела.

– Как же, – Рада от неожиданности немного растерялась. – Как же? Вон там, под треугольным жертвенником надпись: «Когда лета сего существования придут к концу, и душа, вдыхание в момент смерти, приблизится к вратам бессмертия, да перенесёт её быстро птица в обитель мудрых. И есть вдыхание Вечной Продолжительности. Знай, что место сие есть конец, есть начало разрушения». [25]

– Это там написано?

– Вон же! Как можно не видеть? – удивилась Рада и показала рукой на клинопись внизу изображения.

Вероятно любой из филологов обратил бы на это внимание, но клинописная вязь была для Валлисы загадкой, находящейся за гранью видимого.

– Написано? Это какой же язык? Макшерип! – повысила голос Валлиса. – Макшерип!

Тот, услышав зов вопиющей начальницы, возник на пороге почти сразу же, будто дежурил или подслушивал под дверью. Он вытянулся по стойке смирно, ибо в вопле Валлисы чувствовалась некоторая враждебность, а чего можно ждать от женщины в таком состоянии?

– Макшерип, – снизила голос Валлиса, хотя это не обещало ничего хорошего. – Объясни-ка мне, умный ты наш, что изображено на панели? Ведь ты, находясь в этом бетонном яйце три дня, ни с кем не общался, кроме стены. Откуда же на ней возник неизвестный мне текст?

– Ну, какой это текст? – Макшерип проследил взглядом, куда показывала девушка. – Это не текст. Это то, что мне несколько раз приснилось и не давало покоя, пока не нарисовал. Но ведь я же у вас спрашивал разрешения?!

Валлиса озадаченно молчала. Наконец, повисшую в воздухе напряжённую тишину решилась нарушить Рада.

– Мне кажется, что это изображён Шамаим – безграничный Дух Жизни – протекающий через Эдем. [26]

– Где?! – воскликнули дуэтом Валлиса с Макшерипом.

Рада поднялась с ложа, подошла к стене и показала что-то, будто бы изображённое надо львами, над птицей, поднимающейся к венцу из белой омелы. А, может, изливающееся из этого венца НЕЧТО.

– Но ведь там ничего нет! – прозвучал тот же дуэт.

– Ну, дела! – ещё раз повторила Валлиса, потёрла себе ладонями виски и встряхнула головой. – Дела…

Она опять отправилась в соседний кабинет, где у неё в аптечке хранились пилюли от головной боли, оставив помощника наедине с новой знакомой. Этого Макшерипу и надо было, потому что начальница его ни услышать, ни увидеть не могла. Он лёгким скользящим шагом дефилировал по лаборатории, где на операционном столе сидела спасённая. Одежды на ней по-прежнему никакой не было, но ни её саму, ни мулата это не обескураживало.

– Разрешите вас немножечко потревожить? – начал мулат полушёпотом. – Только мне не хотелось бы, чтоб начальница об этом знала.

Произнося вступительную фразу, Макшерип закрыл лязгнувшую металлическую дверь в тамбур. Девушка наблюдала за ним, не шевелясь. Мулат прислушался. Всё было тихо. Он обернулся к Найдёнышу, но сначала нахмурил лоб, явно подыскивая слова.

– Может быть, вам покажется это странным, – снова начал Макшерип. – Только я с детства увлекаюсь изучением человеческого характера и пришёл к удивительным умозаключениям. Ведь построение внутреннего характера, воспитание души происходит от осознания сострадания. Сострадания к ближнему, ко всему человечеству, да и космосу в целом. И осознав себя способным помочь хотя бы одному человеку, не говоря уже обо всём мире, открываешь в себе столько согласованности с внешним миром, что становится ясен смысл существования. Я понятно выражаюсь?

– Более чем, – кивнула Рада. – Но что вы знаете о космосе? Вернее, что вы можете знать о космосе и о человеческом характере? Космос представляет собой непрерывную борьбу за власть внутри себя, а весь внешний мир – вечное соперничество характеров.

– Так именно из этой борьбы вырастает личность! – мулат подошёл к девушке, пододвинул к медицинской кушетке высокий стул и присел, внимательно изучая глаза собеседницы. – Борьба с самим собой начинается внутри нас, а кончается – в космосе. И если ты можешь помочь самому себе осмыслить мир, то сможешь воспринять и сострадание этого мира к себе самому.

– Интересная мысль, – согласилась Рада. – Только известно ли вам, что именно из-за сострадания к этому миру умер Бог? Сострадание к людям явилось для него собственным адом. И человек, познавший умение сострадать, никогда не станет властелином мира.

– А зачем становиться каким-то властителем, вершителем судеб, когда надо только лишь помогать другим, и другие помогут тебе выкрутиться из любых ситуаций? – с этими словами мулат указательным пальцем показал на руку новоприобретённой знакомой, чьё запястье охватывало браслетное ожерелье, сверкающее разноцветными камешками.

– Я случайно зацепил ваш браслет, только под ним…, наверное, мне показалось… Позвольте взглянуть ещё разок?

Макшерип протянул руку к браслету, но снять его не успел. Девушка вдруг дико вскрикнула. Взгляд её был обращён на что-то, находящееся у мулата за спиной. Рукой своей Рада показала туда же и ещё раз вскрикнула громче, пронзительней, чуть ли не захлёбываясь криком. Мужчина резко оглянулся, но понять ничего не успел: острый предмет вонзился ему сверху в левую ключицу. Из сонной артерии сочным фонтаном брызнула кровь. Он хотел что-то сказать, но голос уже пропал. Раздался только мощный хрип, даже рёв раненого, смешанный с непрекращающимся противным визгом Рады. Макшерип взмахнул руками: рана, видимо оказалась так глубока и смертельна, что он просто рухнул на девушку, заливая её обнажённое тело горячей кровью. На девичьи вопли сбежались все, обитающие в бункере. Первой на месте происшествия оказалась Валлиса. Она попыталась стащить истекающего кровью Макшерипа с давящейся криком Рады, но у неё ничего не получилось бы, настолько тело мулата было неподъёмным. Подоспевшие пятеро мужчин общими усилиями стянули Макшерипа с девушки и попытались положить на соседнюю каталку. Раненый пришёл в себя, увидел перед собой Валлису и показал рукой куда-то в угол, пытаясь при этом что-то сказать. Эта попытка стоила ему дополнительной потери крови, снова брызнувшей из продырявленной шеи. Валлиса глянула в сторону, куда показывал раненый. В углу лаборатории, чуть ли не возле самого потолка, зияло чёрное отверстие вентиляционной шахты. Крышка люка валялась на полу. Макшерип снова хотел что-то сказать, захрипел и потерял сознание, но успел всё же протянуть забрызганную кровью руку в сторону Рады.

Та всё ещё сидела на кушетке. Ефрем накинул на её плечи белый медицинский халат и разорвал второй, чтобы она вытерла тело, облитое кровью.

– Что здесь случилось?! Что произошло? – в экстремальных ситуациях голос Валлисы звучал жёстко, где-то даже с металлическим оттенком. В команде все к этому привыкли, но на Раду изменившийся голос подействовал как удар хлыста.

– Я… мы…, – промямлила она.

– Слушай меня внимательно! – Валлиса сделала несколько шагов к новой знакомой натуральной строевой поступью, взяла её ладонью за подбородок, взглянула в глаза. – Что здесь только что произошло? Ты можешь ответить?

Рада закивала головой, потом закашлялась, и первое, что она сказала, поразило всех членов команды:

– Он ввалился оттуда, – она рукой показала на распахнутый вентиляционный люк. – Я не знаю, кто это, но не человек. Я первая его увидела, но Макшерип отреагировать не успел. Существо прямо оттуда, – Рада снова показала на люк, – прыгнуло на нас. Мулат свалился на меня. А потом я увидела кровь… Больше я ничего не помню…

Валлиса подошла к указанному месту, осмотрела отверстие люка, сняла что-то, прилипшее к краю. Затем вернулась к операционным кушеткам, проверила пульс Макшерипа, подняла веко с уже потухшего глаза, с заметной горечью кивнула головой и таким же строевым шагом направилась к выходу, бросив на ходу:

– Макшерип мёртв. Сожгите тело в ультрафиксаторе – пятнадцати минут хватит. Далее: девушку приведите в порядок, – она не глядя, ткнула указательным пальцем в сторону Рады. – Здесь оставаться опасно. Через полчаса мы выходим. Отправляемся в Москву. Всё.

– Валлиса, а как же…, – попытался возразить Ефрем.

– Выполнять! – перебила его начальница.

В следующую секунду металлическая дверь возвестила оставшимся об удалившейся командирше.

Ефрем подошёл к телу Макшерипа. Ещё недавно ни у кого даже мысли не могло возникнуть о скорой кончине гиганта. Что ж делать, работа такая. Ефрем обратил внимание на рану, из которой кровь хлестать уже перестала. Сколько же в человеке этой жидкости – ведро? два? Во всяком случае, не больше, поскольку именно ведра два вылилось на пол лаборатории из мулата. Но этого более чем достаточно для незамедлительной отправки в мир иной. Интересно, а он уже там? Вдруг Ефрем обратил внимание на какой-то посторонний предмет, торчащий из раны. Взяв с инструментального стеклянного стола медицинский пинцет, Ефрем в следующую секунду подцепил и принялся вытаскивать из раны не слишком длинный, но оказавшимся смертельным заляпанный кровью металлический предмет, оказавшийся орудием убийства. Это было как раз вовремя, потому что его напарники уже запихнули огромный труп мулата в металлопластиковый мешок, положили на каталку и вывезли в коридор, ведущий к ультрафиксатору. Но Ефрем на обычную работу напарников не обращал внимания. Смерть – не такое уж невиданное дело. Каждый знал, куда идёт, с кем и зачем. А металлический штырь, укравший жизнь у гиганта, мог оказаться очень и очень нужным хотя бы для «разбора полётов», который должен состояться по прибытии в столицу. Как этот кусок металла угодил в нервный центр мулата, перерезал ему сонную артерию и проник глубоко в тело – решать будут специалисты. Ефрем попытался в одном месте, чуть ли не по самому центру, оголить салфеткой метал от запёкшейся крови и увидел в обнажённом кусочке грань кинжального лезвия! Вот это да! Значит, Макшерип убит не простой заточкой! Это настоящий кинжал! В зоне? Кинжал?

– Ну, дела…, – вторя Валлисе, прохрипел Ефрем.

– Что случилось? – послышался женский голос.

Ефрем оглянулся. Невдалеке от него на кушетке сидела Рада и внимательно следила за действиями мужчины.

– Нет, ничего, – Ефрем кинул покрытый запёкшейся кровью клинок в целлофановый мешочек, погрузил мешочек в кейс автоклава и захлопнул крышку.

– Ничего, – повторил он. – Нам надо собираться. Через двадцать минут мы уходим отсюда…

– …навсегда? – в унисон ему промолвила Рада.

– Не знаю. Может быть.

Глава 6

Ратибор сидел, не шевелясь возле рабочего стола. Его единственный глаз во лбу, не мигая, смотрел на противоположную стену, где висел большой металлический крест. В рабочем кабинете, являвшимся к тому же пещерным гротом, столовой и спальней, на стенах почти ничего лишнего не было. К тому же металлический крест никак нельзя было считать лишним. В трудные минуты Ратибор всегда смотрел на него, ища ответ на мучившие вопросы. И ответы практически всегда находились. Правильно ли он поступил, разрешив Раде познакомиться с андрогинами? Какой интерес может составлять жизненный уклад жителей внешнего мира, технологические достижения за всю историю человечества, взгляды людей прошлого на будущее планеты?

К тому же, Рада так похожа на жителей прошлого, что просто удивительно, почему мутация почти никак не затронула девушку во внешних чертах? Как-то раз она даже высказывала удивительные мысли о человеческом бессмертии. Никого из мутантов этот вопрос не интересовал, потому что они, как население, были слишком молодыми насельниками планеты Земля. Этот вопрос, вероятно, интересен тем, кто стремится овладеть властью над всеми странами и продолжить старые традиции поклонения деньгам. Ратибор не знал, сколько лет отпущено прожить ему в этом сложившемся из войн мире, но он всегда беседовал с Творцом, умел общаться с глубоким сознанием жизни всей планеты и уже познал, что смысл жизни состоит не в получении власти денег над всеми народами, а в чём-то другом, более ценном и ещё не испытанном.

Желания и стремления разных цивилизаций не могут быть полезными ничем ни насельникам внешнего мира, ни новым жителям зон. Причём, многие люди – жители старого мира, те, кто не желает оставаться под пестованием чудовищ, – приходят в зону. Приходят, чтобы начать новую жизнь, не прося для этого ничего взамен.

Но, с другой стороны, жить, всё время, ожидая удара из внешнего мира от оставшихся там агрессивных живых тварей? Конечно же, андрогины не напали ещё и потому, что атмосфера в зонах непригодна для внешней жизни, а применение ракетных ударов грозит уничтожением всей планете, в лучшем случае – всему живому. Совсем недавно в архивных источниках, оставшихся в зоне не вывезенными, на белый свет всплыли описания опытов, проводимых раньше человечеством над планетой. Когда-то со всей серьёзностью обсуждались абсурдные эксперименты о повороте рек вспять во всей Сибири, о растапливании льдов обоих полюсов, об остановке вращения планеты вокруг собственной оси! Про последнее и говорить не стоит – случись такое, человечество просто исчезло бы, лишившись четвёртого временного измерения. А оживление Северного ледовитого океана принесло бы бытовую пользу только России. Но даже в этом случае российская тундра окажется затопленной. Не спасутся от потопления страны Скандинавского полуострова, Англия, Ирландия, Гренландия и Канада. Кто же автор таких глобальных перемен и тектонических сдвигов? Кто из недалёких умом людей пытается доказать кому-то, что человек – действительный царь природы?

Только во все времена деловые люди авторитетно пожимали друг другу руки, совсем как в древней басне: «Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». Странные дурацкие похвальбы воспринимались вполне серьёзно, и даже писались научные трактаты для разработки полоумных проектов. Что могла получить планета от таких жильцов? Разве что обезьяну, играющую с гранатой! Но однажды попытка нападения из внешнего мира на мутантов всё же состоялась. Вокруг нескольких зон за окружностями было установлено по шесть точек психотронных передатчиков. Наиболее интересен тот факт, что передатчики, соединённые меж собой прямыми ультразвуковыми лучами, образовывали шестиконечную звезду, являвшуюся полем мистического воздействия на человеческое сознание.

Всё, что находилось в лучевом поле шестиконечной звезды, подвергалось интенсивному программированию. Андрогины воздействием психотронного оружия пытались заставить новоявленных соседей покинуть убежище, выйти и сдаться на милость победителя. Однако никто не сообщил престарелым владыкам, что ни один местный житель, ни одно животное из зоны не воспринимает вредного для самих андрогинов оружия. Что любой камень, любое помещение, любая трещинка в зоне – обиталище Святого Духа, а под Его омофором [27] никаким силам не добраться до возникшей новой нации победы человека над силами природы. Так было и в старину. Недаром в неспокойные времена нормальные люди от басурманских набегов спасались в православных церквах.

Много знаний почерпнул Ратибор из книг, хранящихся в подземных галереях. Но не столько знания о прошлой жизни волновали атлета, сколько ночные беседы с Приходящим к нему. Каждый раз он с нетерпением ждал ночи. Тогда в зоне утихомиривались бури и ураганы, не открывались озоновые дыры, не проливались кислотные дожди.

Именно в это спокойное время в пещере Ратибора происходило что-то не очень обычное. Многометровый бетонный потолок испарялся, проваливался в небо, исчезал, как будто его и не было. На этом месте появлялась космическая дыра, уходящая в небо. От озоновой её отличало всякое отсутствие ураганов и катаклизмов. Более того, небо выглядело нежным, бархатным, тёплым, не сулило ничего необычного, неприятного. Казалось, звёзды приблизились к земле настолько, что можно их потрогать руками, даже погладить. Благодатный морской бриз баловал зону своим вниманием, и это выглядело просто прекрасно.

Богатырь ещё не знал морского дуновения ветра, ни разу не видел моря, но уяснил, что это красиво, что это часть человеческой души. А душа? Откуда пришло знание о ней? Конечно же, Приходящий Ангел посвящал неофита в знание подпланетного пространства, которое должно жить, если создано Всевышним, а не служить потребой властолюбивому гниловатому чувству архантропа-людоеда.

Перед явлением Приходящего в жилище Ратибора раздавалось тихое пение, какой-то удивительный тонкий запах разливался вокруг. Затем из железного креста или из космоса, а, может, прямо из подпространства появлялся Человек. Правда, человеком его назвать было довольно сложно потому, что он не имел определённой формы. И меняться мог прямо на глазах у неофита, представляясь одноглазым богатырём под стать Ратибору, или же седовласым старцем, или просто светлым пятном, зависающим в воздухе.

Ангел мог являться в любом обличии. Одно только для него было в тяжесть – земная пещерная темнота. Сам он был неописуемого сияния, даже смотреть на его светозарный облик было больно. Собственно, Ратибор догадывался об этой несуразности, поскольку Ангел являлся в свете, непривычном окружающему миру.

Как же плохо должно быть ему, посетившему эту непроглядную темень!

Светозарному Ангелу так же, вероятно, больно глядеть на мрачные чёрные тени, копошащиеся вокруг. А его сияние было настолько необычным и живым, что хотелось даже назвать его огнём. Но огонь способен на разрушение, а этот свет – никогда. Хотя огонь бывает и внутренним, дающим человеку жизнь.

Ратибор снова полез в книжку, ибо запомнил высказывание мудреца именно по этой теме: «Огонь и тепло дают ключ к пониманию самых разных вещей, потому что с ними связаны неизгладимые воспоминания, простейший и решающий опыт каждого человека. Огонь – это нечто глубоко личное и универсальное. Он живёт в сердце. Он живёт в небесах. Он вырывается из глубин вещества наружу. Он прячется в недрах материи, тлея под спудом, как затаённая ненависть и жажда мести. Из всех явлений он один столь очевидно наделён свойством принимать противоположные значения – добра и зла. Огонь – это сияние Рая и пекло Преисподней, ласка и пытка. Это кухонный очаг и апокалипсис… Огонь противоречив, и поэтому это одно из универсальных начал объяснения мира». [28]

Да, именно эти слова мог произнести человек, сам видевший сияние огня, ангельского огня. Это внутреннее состояние в присутствии Приходящего сразу становилось настолько притягательным, зовущим, добрым, что почти сразу Ратибор успокаивался, забывал всё на свете. Он, как младенец в руках матери, слушал, слушал…

– Ты знаешь теперь, – говорил Приходящий, – Господь сотворил весь этот мир не руками, но Словом. Можешь ли ты представить, понять существующим и ныне, и присно, и во веки веков Единого Творца всего сущего, создавшего материальный мир Волею Своею? Можешь ли ты почувствовать Бога во всём, что тебя и меня окружает, Его тело, которое не осязаемо, не видимо, не измеримо, не похоже на что-либо иное?

– Какое же есть, Его тело, ты видел? – полюбопытствовал богатырь. – Можно ли коснуться Его, ли хотя бы увидеть?

– Оно не есть ни огонь, ни вода, ни воздух, ни дух, но – запомни! – всё, что Видишь и ощущаешь, от Него происходит. Будучи благим, Он возжелал сотворить мир для мира и украсить землю. И во всём, казалось бы, сверхъестественном, воистину нет ничего сверхъестественного. Вся история этого мира неминуемо связана с Божественной мистикой и вся мистика неотделима от истории человечества. Если ты поймёшь это, путь твой к познанию недалёк.

– Я прекрасно понимаю, что нет ничего сверхъестественного, но есть в природе преодоление её явлений, неуловимое для наших физических чувств. Я бы это назвал, – Ратибор задумчиво поскрёб у себя за ухом, чем вызвал еле заметную улыбку на лице Ангела. – Я бы это назвал просвечиванием невидимого на границах видимого. При нашем настоящем состоянии сознания нам очень трудно признать реальность невидимого; вероятно, для высшего духовного сознания явления материи физической и осязаемой кажутся в такой же степени нереальными и несуществующими. Но синтез души и материи, представляющий собой две стороны единой жизни, заключается в Духе, ибо, если мы поднимемся к вечным началам, к первопричинам, мы найдём, что динамизм природы объясняется законами Разума, а законы жизни постигаются самопознанием, опытным изучением души. Я прочитал в одной книге, написанной когда-то в древности: «Красота души, высвобожденная победой над плотским естеством, способна сотворить чудо, ибо, когда она возгласит угодное Ему, то получит всё». [29]

Судя по тому, как внимательно слушал неофита Приходящий, изложение усвоенного материала нравилось, однако он всё же внёс небольшую философскую корректуру со своей стороны:

– Всё, рождающееся в этом мире, подвержено несовершенству. Всё делимо, подвержено либо увеличению, либо уменьшению, в зависимости от свободы выбора. От свободы выбора зависит, растёт ли человек в Единстве с Богом, либо поддаётся собственной слабости, тогда совершается грехопадение. Всякая видимость сотворена, ибо она проявлена, но невидимость есть всегда. Она не нуждается в проявлении. И наиболее важный вопрос – на какую из предложенных вещей человек обратит внимание? Отсюда возникает и динамизм природы, и динамизм сознания, и динамизм души. Любой человечек считает, что ежели обходится с ближними не слишком плохо, то он во истину хороший. Но, почувствовав себя хорошим и правильным, человек обретает смерть, то есть становится достоин дальнейшего жизненного существования. Это потому, что ваше тело происходит из окружающей мрачной мглы, из которой вышла и природа, которая превращает тело в чувственное пастбище смерти.

– Значит, человечеству путь к Потерянному Раю воспрещен навсегда? Значит, он попросту недостоин познания Истины? – с сожалением заключил Ратибор. – Значит, человек зря поднимает мысли о бессмертии, поскольку конечной стадией жизни всегда является смерть?

– Почему же? – вопросом на вопрос ответил Ангел. – Почему же не достоин? А сотворены вы в этом мире для чего? Для принятия достоинства даются каждому человеку страдания с детства. Я только что говорил об этом. Но человек свободен в своём выборе. Что касается неразумных, порочных и злых, завистливых и алчных, убийц и безбожников, я далёк от них и предоставляю демону разбираться с такими особями. И демон применяет к заслужившему это человеку огненную иглу, изливает в его сознание всепроницающее пламя гордыни и страстей, уничтожающих душу, заменяющих её злобой и ненасытными желаниями.

– Но разве таким людям не надобно протянуть руку помощи? – удивился неофит.

– Зачем? Чтобы он утащил тебя за собой? – Ангел сделал специальную паузу, чтобы его собеседник осмыслил услышанное. – Если человек желает упасть – не стой у него на дороге, он всё равно упадёт. И только тогда будет готов к новому выбору. А вот ты можешь и не подняться. Помни, что много сведений о человеческой жизни известно тем же китайцам, которые занесли Божественные истины на папирусы и назвали это системой Шао-инь. В древнекитайском варианте – это цифровые коды, которые они называют цигун, сконцентрированы на лечении более ста десяти болезней. Цигун предназначены для использования при достаточно сложных ритуалах и мистериях, которые, несомненно, соединяют человека с потоками энергии Космоса. Но здесь имеют необычайное значение поворот человека к сторонам света, учащённое или же, наоборот, замедленное дыхание, влажность воздуха, время суток, в котором исполняется мистерия. Важное значение имеет даже пение птиц. Весьма показательным и ничем не оправданным заблуждением среди старых насельников планеты является тот факт, что существующий среди них во все века гомосексуализм – эротическое влечение к лицам своего пола и дальнейшее развитие с ними сексуальных отношений – явление крайне редкое, не оказывающее заметного влияния на здоровье нации. Это глубочайшее заблуждение, поскольку в Законах, посланных человечеству, сказано: «Двое – да будут плоть едина и да продолжат Слово Божие на земле». А однополые особи с обычной биологической точки зрения – просто недееспособные организмы, которые отнимают часть жизненной энергии у дееспособных, готовых даже не только к продолжению рода, а имеющих желание изменить мир по Божьему Промыслу. Но человечество истончалось, изжило свой лимит не только в результате преждевременного старения и болезней. Очень важной причиной оскудения человеческого разума является суицид. Если человек отказывается от подаренной ему жизни, то для чего ему жизнь вообще? Когда-то, в начале XX века Россия согласилась на казнь императора, помазанника Божия. После этого страну постоянно коробит неразбериха власти и великой державой управляют ставленники архантропов США. Религия же, призванная следить за подрастающим населением и дарить детям чувство радости жизни, тоже оказалась в руках людоедов. Достаточно будет знать, что нынешний патриарх Кирилл в смутные девяностые годы конца двадцатого века получил от правительства лицензию на ввоз в Россию импортных сигарет и пива. Всё это продавалось из ларьков малолеткам страны. Подумай теперь, какой из мальчика вырастет мужчина и вырастет ли вообще под общедоступным ядом никотина и дешёвого пива? А сейчас, в двадцать первом веке, Россия на «добротно приготовленном патриаршем фундаменте» по последним статистическим данным занимает первое место по количеству самоубийств подростков в возрасте от пятнадцати до девятнадцати лет. И это не болезнь. Это происходящее требует более ответственного объяснения причин, почему, столкнувшись с трудностями жизненных ситуаций, человек сознательно выбирает не путь преодоления кризиса, а самоликвидацию? Ведь недаром многие юноши и девушки приходят к вам в зону, надеясь найти защитника от американского денежного засилья, от укоренившейся в человеческих умах ненависти, лжи, жадности, завистничества. Сможете ли вы оказаться им тем спасительным ковчегом, на котором когда-то Ной вывозил в будущую жизнь укрывшихся у него животных, включая и людей?

– Я знал, что у нашего народа особое предназначение. Или я ошибаюсь? – спросил Ратибор. – Мы, в сущности, матросы нового ковчега. Только как излечивать население старого мира от физических и духовных болезней, чтобы не увозить с собой из прошлого груз грязи и беспутства? Как заставить поверить в то много раз обещанное будущее, которым не смогли обеспечить рвущиеся к власти архантропы?

– Очень просто, – успокоил Ратибора Ангел. – Никогда не надо изображать из себя пророка, учителя и Екклесиаста. Философ должен быть правдив, с кем бы он не беседовал. Допустим, на рубеже XIX и XX веков российский учёный и философ Константин Ниши разработал для народа общую систему сохранения здоровья. Она так и называлась – «Система Ниши». Самое интересное, что эта система была весьма популярна не только в России, но и за рубежом. Цель системы состоит в том, чтобы выработать у человека влечение с самого рождения жить по законам природы. К тому же, необходимо выработать и соблюдать три привычки, необходимые для достижения здоровья: привычку к постоянному здоровью, привычку к постоянному труду и привычку к постоянному учению. Я даже могу процитировать психологические правила жизни здорового человека: «Не бегите от страха. Не живите в прошлом. Отпустите от себя прошлое через чувство прощения. Не тратьте силы на чувство жалости к себе. Не зацикливайтесь на мыслях о плохом. Поверните ваши мысли в позитивном направлении. Планируйте на каждый день как можно больше дел, которые могли бы доставить вам удовольствие. В любых ситуациях ведите себя так, как будто вы благополучный человек». [30] Как видишь, и Ангелу есть чему поучиться у приличных людей.

– Ты специально для меня выучил эту цитату? – саркастически хмыкнул Ратибор. – Я вот, например, многое из прочитанного хотел бы запомнить, однако почему-то не получается.

– Не всё сразу, – улыбнулся Ангел. – Но, если уж о том зашёл разговор, то процитирую ещё одного мудрого философа, хотя он жил в довольно недалёкое время советского застоя: «В большинстве болезней виноват сам человек, и чаще всего он болеет от жадности, лени, неразумности; не надейтесь на медицину, которая неплохо лечит многие болезни, но не может научить человека как стать здоровым, и не может сделать его здоровым. Чтобы стать здоровым, нужно приложить собственные усилия, которые должны возрастать по мере старения и ухудшения здоровья, но человек настолько совершенен, что вернуть здоровье можно почти всегда». [31]

– Здорово! – воскликнул Ратибор и единственный глаз у него во лбу вспыхнул неподдельным восхищением.

– Как видишь, – продолжил Ангел, – многому можно научиться у людей. Недаром ведь человек – сын Божий! Когда он это чувствует, то все дела у него получаются. Тайна жизни заключается в том, чтобы не сокращать её себе самому, потому что у человека нет большего врага, чем он сам. Что же касается упомянутого тобой бессмертия, то не каждому человеку оно действительно нужно. Проще сказать – никому. И создавать из этого нездоровый ажиотаж – всё равно, что помогать рогатому воздвигать для человека рогатки. Посуди сам. Практически все разумные осознают, что в первую очередь воспользуются правом на сверхдолгую жизнь весьма не лучшие представители человечества. Скорее всего это будут сверхбогатые личности, финансово-промышленные магнаты, американские ростовщики, не имеющие желания и силы расстаться со своей страстью к стяжательству, то есть те же архантропы. К тому же, этой идеей могут увлечься различные политические выродки, не имеющие чувства Родины и рассматривающие страны, государства и людей, как марионеток в кукольном театре. Ведь куклу всегда можно передвинуть куда захочется. А великим учёным, которым действительно бы нужно продление жизни, она, в сущности, не пригодится. И это по той простой причине, что настоящий великий учёный, писатель, художник, поэт всегда привязан к Родине, ко времени и к моральным правилам, в которых родился, по которым научился создавать что-то ценное, вечное. Бессмертие для творческого человека впоследствии окажется ежедневной гильотиной: каждый день – ожидание смерти и каждый раз – насмерть! Так что учись делать добро и не мечи бисер перед свиньями.

Надо сказать, что Ратибор много мудростей узнал из бесед с Ангелом, только тот строго-настрого запретил рассказывать об этом другим, потому как время ещё не пришло. Приходящий показывал ученику истоки Истины и между ними давно уже установилась прочная и постоянная связь. Только вот сейчас… что же случилось? Ратибор спрашивал: правильно ли он поступил, отправив Раду в стан врага? – и не находил ответа. Не находил.

Он пытался призвать Приходящего, но крест молчал. Видимо, что-то не то и не так сделано, но всё же надо решать. Ратибор слушал тишину: до боли в висках вслушивался в каждый лёгкий шорох, размытый этой тишиной, но и там не находил ответа. Визг и шум отвлёк его внимание. Два пушистых белых шарика выкатились из стены и принялись гоняться друг за другом вокруг стола, немилосердно визжа при этом.

– Шуликаны! Что вы расшалились, ух, надеру я вас!

Шарики, испугавшись наставнического окрика, вмиг убрались в стену. Наверное, покатились искать для игры комнатку поудобнее, пошире, да и места чтоб побольше. Эти хранители домового очага появились в зонах давно, считай, вместе с возникновением циклопов. Но самое интересное, что шуликаны катались где, куда и когда хотели. Даже во внешний мир. Именно они рассказали Ратибору и другим обитателям четырнадцати зон, как это делается. Все тут же, следуя примеру белых и пушистых, тоже стали совершать прогулки по внешнему миру. Правда, многие боялись путешествий просто патологически. А Ратибору, например, очень нравилось. Только сейчас домовёнки прикатились некстати. Не до гуляний, когда осаждают колючие проблемы.

Неужели всё и всегда придётся решать самому? Неужели никто и никогда не подаст руку помощи, не поможет советом? Ведь сам Космос может протянуть руку помощи. В чём же дело? Ну, хотя бы Приходящий явился, хотя бы он подсказал, что делать, чего ожидать? Ведь недаром в прошлом мудрецы говорили, что от кого-то ждать подсказки для решения проблем или же устраивать всемирную погоню за призрачными решениями – дело бездумно прожигающих жизнь, разворовывающих собственные души. Или это испытание послано не случайно?

Тут же на стене неярким ласковым светом сверкнул крест. Так и есть! Значит, не случайно. Значит он, Ратибор, должен учиться принимать решения, должен учиться и учить других. Недаром же к нему пристало прозвище – наставник. А какой из него наставник, когда сам ещё многое не знает? Может быть, в этом его предназначение? А ведь у каждого предназначение своё: важно понять какое?

И снова заиграл крест переливами тёплого света, и услышал Ратибор:

«Преклони ухо твое, и слушай слова мудрых, и сердце твое обрати к Моему знанию; потому что утешительно будет, если ты будешь хранить их в сердце твоем, и они будут также в устах твоих, чтобы упование твое было на Господа, я учу тебя и сегодня, и ты помни…». [32]

Глава 7

По коридору, освещённому сиротским больничным светом, шла Валлиса в накинутом на плечи белом кисейном халатике. За ней два угрюмых санитара, смахивающих на козлоногих сатиров, толкали каталку, на которой под простынёй лежала найденная в зоне девушка. Она казалась идеферентной [33] ко всему окружающему и с самого начала не проявляла интереса к тем манипуляциям, которые проводила Валлиса: спокойно позволила сделать анализ крови, ДНК, психического и нервного состояния, сканирование мозга, нейтринное исследование. Вероятно, она правильно понимала и принимала действия своего невыбираемого врача, но голоса не подавала. Вернее, подала, но это уже потом, когда врач и пациентка нашли общие точки соприкосновения. Хотя Валлисе до сих пор казалось, что здесь ускользает от внимания важная деталь происшедшего. Что же случилось, но не до покушения на Макшерипа, а после?.. После она попыталась действовать как можно собраннее. И всё же смерть её командного, пусть даже своеобразного дилетанта-философа выбила Валлису из накатанной рабочей колеи, рассеяла внимание, поэтому было упущено что-то очень важное. Но что? И удастся ли вспомнить это «что» вовремя?

Двери в большую операционную бесшумно скользнули в сторону, и перед процессией предстал Станислав Сигизмундович, нервно переступающий с ноги на ногу в ожидании пациентки.

– Так. Это она? – спросил шеф, хотя и сам видел. – Так, – снова повторил он. Остальное всё нормально?

– Нет, – механически мотнула головой Валлиса. – Убит мой напарник. Да вы его знаете – это Макшерип.

– Как случилось?

– Сама не знаю, – пожала плечами девушка. – И до сих пор не могу сообразить. Какое-то существо, своего рода циклоп, прополз по вентиляционной шахте воздухозаборника, ворвался в лабораторию через люк, когда там находился только мой мулат, и напал на Раду. Конечно же, Макшерип кинулся между ними и получил удар чем-то металлическим в область левой ключицы. При этом лопнула сонная артерия, получил повреждение нервный центр, пославший, вероятно, сигнал на гипофиз, и гигант погиб чуть ли не в несколько секунд. Я велела сжечь труп.

– Вот это напрасно, – поджал губы Станислав Сигизмундович. – Никто бы вам не помешал привезти погибшего в Москву. Мне бы очень хотелось взглянуть на профессиональный удар дикого циклопа, не соображающего пока ещё ничего в строении организма, а тем более в нервных болевых точках. Мне кажется, нападающий был вовсе не циклоп.

– Рада его видела, – Валлиса указала на девушку, безучастно лежащую на операционной каталке. – Удар предназначался для неё и если бы не Макшерип…

– Ладно, ладно, – скривился Станислав Сигизмундович. – Мы ему памятник поставим. Покажи-ка лучше предварительные данные по исследованию организма пациентки.

Валлиса надулась на шефа за такое вот обращение, отдала ему папку с документами, вытащила с нижней полки медицинской каталки кейс автоклава, где находились самые ценные образцы почвы, структурного анализа биологических масс и… много ещё чего там было. Даже металлический штырь, которым был убит Макшерип, лежал где-то там. Ефрем специально предупредил, что в лаборатории института с орудием убийства необходимо серьёзно поработать.

Но Валлису не оставляли давно мучившие её досужие мысли: кого же всё-таки досадила Рада из поселенцев зоны? кому доставила несколько лишних моментов головной боли? или её просто живьём отдавать нам не хотели? недаром же и сам Станислав Сигизмундович потребовал срочно доставить пациентку в центральный офис института. Значит…

– А ничего это не значит! – ответила сама себе девушка и даже рубанула воздух ребром ладони для наглядности.

Ей необходимо было сейчас же собрать свою память в жёсткий жгут, провести заключительные анализы, сопоставить с исследованиями шефа, которые у него к тому времени уже появятся, и тогда картинка найдёт своё место в мозговом музее картин. Следует отметить, что залы мозгового музея в сознании Валлисы занимали довольно обширное место. Размышляя таким образом, девушка открыла кейс автоклава и принялась выгружать на рабочий стол привезённые с поля боя экспонаты.

Ага. Вот и пакет, про который Ефрем упоминал неоднократно, чтобы не забыла взглянуть. Да разве такое можно забыть! Ефрем и Макшерип в её убойной команде были первыми бойцами. И одним из первых по зубам «схлопотал» именно Ефрем. Когда Валлиса взяла его в свою команду, которая к тому моменту состояла только из неё самой и здоровяка Макшерипа, то в голову новенькому ничего путного не пришло, как только сказать на ушко мулату:

– Мужиков в команде было слишком много, но комиссарша всем дала понемногу.

– Ты, что ли, хочешь комиссарского тела? – за вопросом, произнесённым тоже шёпотом, последовал мощный подзатылочный удар. Ефрем даже охнул и присел. На звук подзатыльника обернулась сама комиссарша, а на её немой вопрос Макшерип тут же ответил:

– Одним следует кое-что объяснять на пальцах, другим – на кулаках, а третьим хватает подзатыльника.

Да, сколько в жизни приходилось делать нелицеприятного и всё ради победы – победителей не судят. А как эта победа приходит, знали только они втроём.

Сибирская тайга, молча, смотрела на малоезжую дорогу, вклинившуюся тонкой змейкой меж двух сопок в непроходимый, как показалось сначала, урман. По ней упорно, не обращая внимания на многочисленные колдобины, пробирался старенький «козлик». Такие автомобильчики из-за последних достижений технократии можно было отыскать разве что в самой глубочайшей глубинке. Но, не смотря на раритетное состояние, «козлик» привычно урчал, отсчитывая таёжные километры.

На задних откидных боковых сиденьях примостились двое мужчин. Оба прилично одеты, но сразу видно было, что это не таёжники. Никакой таёжник не отправится в дорогу в кроссовках вместо сапог и вместо «энцефалитки» или телогрейки не станет надевать яркую нейлоновую курточку модного покроя. Только путешественников удобная одежда жителей тайги вряд ли интересовала. Они приехали в своей любимой походной амуниции и вряд ли согласились бы её заменить на что-то более «приличное» для этих мест.

Мужчины сидели молча, вслушиваясь в монотонные жалобы мотора. Лишь один раз меж ними вспыхнул попутный диалог.

– Тихо ты, потрох медвежий, – рыкнул на Макшерипа Ефрем, когда тот случайно либо ради шутки наступил иудею на ногу после очередного преодоления дорожной колдобины.

– У нас в Сибири не то, что у вас в Изра-э-ле, – ехидно прокартавил мулат. – У нас и на ногу наступят – мало не покажется. Иль не по вкусу овса откус-сать?

– Это ты сибиряк?! – заржал Ефрем, будто и вправду – конь объевшийся овсянки. – Ты же больше на дикого джигита рожей смахиваешь!

– Ага, – кивнул здоровяк. – Ещё какой сибиряк. Я в студенческие годы Рассеюшку от Коми до Каспия ногами промерил, а уж по Сибири-то меня столь разов таскало – не поверишь. И здесь на Сынташте был. Знаешь, что она в Иртыш впадает, а тот в студёные моря по Оби добирается?

– Это хорошие знания и поучения географии, – кивнул Ефрем, – только забыл ты выучить в путешествиях по Сибири, что речка Сынташта сначала в Тобол впадает, а уж потом…

– Что потом, что потом? – заворчал мулат. – Я не пургомёт какой-нибудь. Сказал, что был в Сибири, значит, так оно и есть!

– Ну, хватит вам, обормоты. К месту подбираемся, – оборвала их словоизвержения Валлиса, сидящая за рулём автомобиля, предназначенного разве что для официального «удара автопробегом по сибирскому бездорожью».

Молодцы тут же замолчали и уставились на тайгу, которая в местах этих была довольно густой и, может быть, непроходимой, только бродить по таёжным дебрям, в планы команды не входило.

Грейдер не обижал старинный российский вездеходик ухабами и колдобинами. По всему видать, в этих местах автомобили показываются довольно редко. Во всяком случае, сейчас. Может быть, один-два раза в день пролетит какое-нибудь колёсное существо, и опять дорога пуста. Малолюдье этих мест как нельзя устраивало команду. Валлиса прибавила газу, и вездеходик, взлетев на бугор, оказался перед довольно обширным безлесым пространством.

Окончательно безлесной огромную равнину назвать было нельзя, но и до таёжного понятия равнина явно не дотягивала. Слева, из-за лесистых холмов, в долину впадала бурная ворчливая речка. Это и была та самая Синташта, к которой ехала команда. Валлиса подогнала машину ближе к берегу, помощники её сразу вылезли и отправились за лапником. Нарубив вскорости по большой охапке, они вернулись и принялись засыпать вездеходик со всех сторон, превратив его в большой зелёный осенний сугроб. Валлиса молча, наблюдала за ними. Пока мужчины рубили лапник, она вытащила из багажника два увесистых мешка, которые лежали чуть в сторонке. После безоговорочного переодевания вся троица выглядела как армейский спецотряд в стандартной пятнистой форме. Да и мешки теперь ничем не отличались от своих хозяев.

– Значит так, – Валлиса решила провести отвальную инструкцию. – Мы спускаемся по берегу реки в долину. И вон тот холм, – она указала на одинокую сопку в долине, слегка подёрнутую октябрьской дымкой, ничем издалека не отличавшуюся от остального лесного нагорья, – это столица допотопного царства Десяти городов – Аркаим.

– Кому нужны давно сгнившие кирпичи? – хмыкнул Ефрем.

– Разговорчики! – нахмурилась Валлиса. – Эту долину пытались затопить уже несколько раз до нашего рождения, до рождения наших мам и бабушек. Ясно? Значит, кому-то это нужно. А ещё кто-то, то есть руководство нашего исследовательского института, хочет этому помешать. Работу надо выполнить хорошо, нам за это платят. Вопросы есть?

– Отстроенную плотину мы взорвём запросто, кто нам помешает? – рассудительно заметил Ефрем. – Пластиту в этих двух мешках хватит, чтобы взорвать всё нагорье к чёртовой матери. Зачем было таинственность такую создавать?! Мы же не мальчики.

– Ну, ладно, не нам об этом судить. И не беги впереди паровоза, – перебила Ефремову воркотню девушка. – Если нам приказали одеть пероксинные бронежилеты, то эти места, я полагаю, не такие уж нелюдимые.

Боевая троица пустилась в дорогу. Идя цепочкой, каждый думал о своём, может быть, самом главном, может быть, о чём-то потустороннем.

…А почему не поразмышлять дорогой? Всё равно мысли разные ходьбе не мешают.

Оно, конечно, не мешают, только при спуске в долину ноги почему-то тяжелеть стали. Мистика!

Какая, к лешему, мистика! Пославшие нас предвидели это. Только молитесь, чтобы это была самая большая беда, чтоб ничего не случилось наиболее жуткого. Не верится что-то в жуткое.

Так здесь тихо, хорошо, вольготно. Уехать бы в такое место насовсем, построить маленький домик на берегу речки и взять в жёны такую же, как наша комиссарша.

Кто ж за тебя замуж пойдёт? Лучше одной и свободной, чем разрываться меж работой, мужем и домом.

Какая работа может быть в лесу? Здесь работать только для себя надо будет…

Вот такие мыслишки теплились в головах идущих, создавая меж собой смысловой винегрет. Но троица давно притёрлась, и освободившаяся от очередных соображений голова спокойно ловила мысли, идущего рядом. Во всяком случае, это было неплохо, так как в экстремальных ситуациях не всегда можно и нужно говорить.

Вдруг словно ветер пронёсся по оставшемуся позади лесному нагорью. Ухнул филин. Филин? Днём? Все трое живо насторожились, но ход не убавили. Скорее всего, походка каждого стала ещё пружинистей. Ветер сзади дунул ещё раз, но уже неуверенно, только чтобы отметиться. Скоро речка обогнула лесной пятачок, и перед глазами троицы встал холм, который они совсем недавно рассматривали сверху. Вблизи холм уже не казался таким же, как все остальные. Это был явно искусственный курган с винтовой дорогой от подножья к вершине. А река недалеко от кургана раздваивалась и узкой протокой окружала город с другой стороны. Так что сам он оказался на острове, и вёл к городу через протоку всего один мосток. Сразу за ним начинались какие-то постройки.

Если город древний, даже несказанно древний, как говорила комиссарша, тогда почему постройки в городе не развалились. Ведь там явно никто не живёт. А любой дом умирает без хозяина. Причём, дома виднелись и дальше, у дороги, взбирающейся по спирали к вершине. Ефрем, шедший впереди, обернулся, но Валлиса сразу сложила руки крестом на груди. Всё ясно, в город нельзя. А курган был такой безобидный и гостеприимный, что у обоих мужиков в голове появились мятежные мысли. Валлиса поняла это и вторично скрестила руки, только уже над головой.

Троица продолжала идти строевым пружинистым шагом, намеренно отворачивая взгляд от манящих чем-то пустых городских улиц. И что же в них было привлекательного? Пустота?

Вскоре курган остался позади, а не в очень далёком далеке из дымки, повисшей над равниной, стала проявляться огромная плотина. Вот то место, куда должна была прийти команда. С нагорья почему-то плотина не просматривалась, зато здесь, поблизости, встала на пути могучей стеной, вызывающей невольное уважение. Ведь кто-то же её возводил и где! Действительно, в те далёкие времена это, очевидно, была стройка века. Почему она оказалась не доведённой до конца – это уже другой вопрос. Но если плотина до сих пор не разрушена, до сих пор готова к завершению начатого когда-то, значит, вопрос времени отпадает сразу. Одна земная или же внеземная сила мечтает задействовать всю мощь плотины, другая – наоборот. Кто из них прав, не поймёт ни один живущий на земле человек, ибо многажды истина заменялась ложью в этом мире и наоборот.

Человек сможет понять назначение и смысл плотины только тогда, когда она либо заработает, либо рухнет. Но тогда уже поздно будет что-либо исправлять. Валлиса, соглашаясь на задание, долго продумывала последствия. Пыталась подъехать к существующей проблеме с разных сторон и взглянуть на проблему под различными ракурсами. Результат мог оказаться любой.

Всё решило женское чутьё. Валлиса частенько в, казалось бы, совершенно безвыходных ситуациях полагалась на женскую интуицию, и это никогда не подводило! Может быть, каждой женщине дан такой талант от Творца, но если это не подводит, приводит к положительному решению проблем, то почему бы не послушать интуицию ещё разок? А согласившись исполнить операцию, назад никакого отступления не предвиделось, все корабли уже сгорели.

Постоянный страх оказаться вне

досягаемости земли.

И поэтому снова не спится мне,

если рядом жгут корабли,

если душу тревожит забытый хмель

кружевных продувных морей,

если снова поёт беззаботный Лель

у закрытых чужих дверей.

Не стареющий странноприимный дом,

что на Млечном стоит пути,

где родилась, жила и умру шутом,

где спасения не найти,

где ухватит за полу малины куст,

мол, куда ты идешь? Постой!

Воздух сумерек снова и прян, и густ —

старорусский крутой настой.

С той ли, с этой ли стороны

ожидается дым-пожар,

иль не молишься ты за ны,

куренной монах Кудеяр?

Ярость века сгорит в огне,

ляжет копотью в полземли,

и поэтому снова не спится мне,

если рядом жгут корабли.

Надо же, вспомнилось! Ещё в детстве когда-то, можно сказать, в другой жизни Валлиса увлекалась сочинительством. А виновата во всём была бабушка, приучив девочку с детства к интуитивному чутью, которое и повлияло на сознание девочки в пользу сочинительства. А бабушка как счастлива была! Ведь песня про разбойника Кудеяра, ставшего монахом, была для бабушки чем-то светозарным. Ох, не понять нам стариков, да им тоже нас не понять. У каждого своя жизнь, свои заботы. Может быть, в этом и заложен принцип существования?

От посетивших не вовремя воспоминаний о тенетворческой молодости вернул её взволнованный громкий шёпот Макшерипа:

– Ребята, гляньте-ка!

Ему было удобнее просматривать окрестности, так как здоровяк возвышался сразу на две головы и первый заметил, как в центре плотины высветилась широкая мраморная лестница наверх. Но на самом верху к перилам был прилажен флагшток со слабо развевающимся вымпелом.

– Нас уже ждут, – отреагировала Валлиса. – Макшерип, ты влево. Ефрем, ты направо. По краям плотины два каменных пилона.

– Видим.

– Под каждым – ниша. По мешку туда, включить детонаторы и сваливать. Вправо и влево.

– А ты?

Машинально прозвучавший вопрос вызвал такой откровенный взгляд, что у Макшерипа волной прокатились по спине холодные мурашки. Троица, не сбавляя хода, разделилась на три части. Валлиса оставила за собой центр нападения и спокойно принялась подниматься наверх. Лестница заканчивалась наверху у такого же каменного пилона. Валлиса, поднявшись наверх, замешкалась перед входом на площадку. Она не знала, что её ожидает, и надо было дать хоть немного времени на бегство напарникам. Но ступив на площадку, Валлиса почувствовала пробегающие по жилам холодные струйки закипающей крови. Именно тогда ей стало понятно без объяснений, что значит выражение «горячий снег».

Так, это удар ниже пояса, как говорят мужики. Только бы успеть! А ей всего-то надо было вставить наперсный крест в отверстие на верхней части пилона и трижды повернуть по часовой стрелке. «Не успеть!» – пронеслось у неё в замерзающей на ходу голове. Ещё шаг! Какое солнце сейчас на юге! И как просто завладеть огромным счастьем – упасть раздетой под жаркие солнечные лучи! Крест, надо достать крест! Вот он! Надо было раньше снять его с шеи! Как бывает тепло у обычной деревенской печки! Память детства оставила это отогревающее состояние. Ещё шаг. Остался последний… почему рука так плохо вверх поднимается?! Ведь в том же детстве Валлиса полезла чинить электрическую розетку. Было тепло от короткого замыкания… вставить крест… даже жарко было… словно от взрыва шаровой молнии… когда же она взорвалась?..

Вдруг словно порыв ветра в крещенский мороз подхватил Валлису, но она успела в этот момент повернуть распятие по часовой стрелке в третий раз.

Ветер нёс её куда-то вниз. Ветер… почему у ветра такие сильные руки… как у Макшерипа… И тут прозвучал взрыв! Мулат скатился в подвернувшуюся канавку, подмяв под себя Валлису. Это её и спасло.

Но как выбирались они оттуда, девушка не помнила, а её напарники не вспоминали, будто ничего не было. Не было? Но ведь именно после этого на земле появились четырнадцать зон. Во что же вылилась их диверсия: конец света или начало новой жизни?

Глава 8

Образцы на лабораторном столе были отодвинуты в сторону, а центральное место занял целлофановый пакетик с замкнутым в его безвоздушном пространстве металлическим орудием убийства. Валлиса откинулась на спинку кресла. Необходимо было собраться. Во-первых, надо успеть исследовать «железку» до того, как шеф разберётся в первичных анкетных и пробных анализах. Значит, времени не больше пятнадцати минут. Но этого достаточно. Почему исследование надо было провести именно сейчас, немедленно – Валлиса не знала. Но точно знала – надо! Вероятно, виной всему была неумирающая женская интуиция. Во-вторых, пойманная девушка – первая из обитателей зон, с которыми все так мечтают познакомиться. Не отдавать же её шефу в безвозмездное пользование только из-за того, что он шеф. Обойдётся. И ещё одно: ум у Рады необыкновенный, чувственный и… и…

В общем, не очень-то хорошо будет, если Станислав Сигизмундович докопается до умственных способностей пациентки. Ну как ему взбредёт в голову сделать девушке пункцию мозга? С него станется. А она никакой не циклоп. И если всё-таки циклоп, то одна она стоит сотни, если не тысячи таких, как шеф. У него смысл жизни слишком прямолинеен: здесь – белое, а вот здесь – красное. И не может быть иначе!

Почему не может? Вполне вероятно, что он совсем скоро вспомнит и станет применять исторический постулат: шаг влево, шаг вправо, прыжок вверх – считается побегом, стреляем без предупреждения?! С него станется! Значит? Значит, не рекомендуется его оставлять надолго наедине с девушкой. Правда там, в соседней лаборатории, ещё суетятся зачем-то двое санитаров, но, если придётся отвоёвывать девушку хотя бы только для своих лабораторных заключений, то чем они смогут помочь? Исключительное пушечное мясо.

Вернее, лабораторное. А… какая разница! Мясо – оно и в Африке мясо.

Приняв для себя окончательное решение, Валлиса принялась раздирать пакетик, в котором хранился инструмент убийства. Пластик уже привычно прилип к предмету, покрытому сгустками крови…

Надо же, совсем как кинжал! Девушка принялась протирать орудие убийства салфетками, смоченными спиртом, и скоро держала в руках настоящий кинжал с оригинальной красивой ручкой. Рукоять кинжальчика очень смахивала на застывшую картину в зеркале – будто зеркальная ручка отражала пляшущие языки пламени, а те так и застыли внутри, боясь нарушить кульминацию своей пляски. Четырёхгранное лезвие было покрыто какими-то пробегающими по клинку сине-белыми узорами, а две из граней настолько остры, что могут, наверное, разрубить не только дерево, но и броневой металлопластик.

Валлиса воровато оглянулась на дверь в соседнюю лабораторию, где глумился над сделанными ей анализами шеф, и попыталась кинжалом снять пластиковую стружку со стола. Тот безропотно подчинился.

– Надо же! – вслух сказала девушка. – Надо же! Режет, как булочку! После этого трудненько поверить, что стол выдерживал даже концентрированную азотную кислоту! От той лужицы совсем не осталось следа, а здесь?.. Неудивительно, что такой инструмент довёл неубиваемого Макшерипа до моментальной смерти.

Кстати, Станислав Сигизмундович высказывал предположение, что владеющие таким инструментом, умеющие его применять, не простые циклопы. Кто же они, нынешние жители зон? И все вооружены такими вот безделушками?

– Стоп! – снова произнесла Валлиса. – Где-то я его уже видела!

Рукоятка, изображающая застывшую пляску пламени, снова приковала её внимание.

– Откуда же? Ч-чёрт! – ругнулась девушка и кулачком ударила несколько раз себя по лбу. – А ведь где-то совсем недавно!

Память ещё никогда не подводила Валлису. Во всяком случае, так ей казалось. А сейчас уже не кажется. Но не оставившая хозяйку интуиция разгорелась снова и подсказала, что где-то в зоне была допущена непростительная ошибка. Память! Как она иногда подводит! Поневоле начинаешь завидовать разным там роботам или же компьютерам.

– Ч-чёрт! – ещё раз ругнулась она и ещё раз стукнула себя в лоб. – Надо же, как назло!

Потом взяла в руки кинжал и снова принялась рассматривать его уже более внимательно и скрупулезно. Всё же, как она не заметила торчащий из раны на шее Макшерипа этот уникальный инструмент убийства? А изменилось бы что-то тогда? И всё же, память, как она, подлая, неверна! Если не постараться вспомнить невспоминаемое прямо сейчас, то будет не просто поздно, а, скорее, невозвратимо. И память, устыдившись, вероятно, перед хозяйкой за свою безалаберность вдруг выдала момент обнаружения девушки-найдёныша.

Макшерип с усилием отдирает слабенькую, казалось бы, девушку от обломка скалы. С её руки срывается браслет, а из волос… Да! Это та самая заколка! В следующую секунду Валлиса схватила со стола четырёхгранный кинжал, подержала его в руках, как бы примеряя к руке, и решительно сделала несколько шагов в соседний кабинет. Но, взявшись за ручку двери, вдруг остановилась, опустила голову. Потом снова попыталась ударить себя в лоб, но, к счастью, вовремя одумалась, поскольку в руке остался зажат кинжал, и ничего не стоило поранить себя, тем более, что лезвие было необыкновенно острым.

– Расскажи мне, как всё же ты попала в зону? Ведь не можешь же ничего не помнить? – Валлиса собирала пробирки с анализами и нарушила повисшее молчание дежурным вопросом, который всё равно всплыл бы в беседах при разборке сделанного и даже без них.

– Вы очень много уделяете мне внимания, – Рада посмотрела на собеседницу открытым взглядом. – Я благодарна за это хотя бы потому, что встретила человека, понимающего меня. Но ответить честно на вопрос не могу. Сейчас не могу. Просто не хочу врать.

– А разве надо? – подняла бровь Валлиса.

– Нет, конечно. А вот вы видите сны?

– Причём здесь сны? – пожала Валлиса плечами. – Ну, допустим, вижу. Что с того?

– А то, – улыбнулась Рада и даже села на медицинской кушетке, предоставленной ей как личное ложе, подвернув под себя ноги и накинув сверху простыню. – Если вы во сне когда-нибудь, скажем, танцевали или летали, то поймёте.

– Ну, летала. А причём здесь это? – нахмурилась Валлиса, оглянулась на собеседницу и даже оставила на время свои разномастные пробирки.

– Притом, что я помню жизнь в зоне, будто бы приснившуюся во сне. Я там и танцевала, и летала, и грелась на солнце. А вы видели где-нибудь в зоне солнце? И не пробовали полетать в оке тайфуна? Вот видите! А у меня в памяти это сохранилось, как будто действительно всё происходило со мной. Откуда же тогда у меня браслет и эта заколка? – Рада ловко вытащила из причёски кинжал, тускло блеснувший под лампочками.

– А зачем они тебе? – непроизвольно спросила Валлиса. – Ну, браслет – понятно. Тем более, украшен красивыми камушками.

– Это изумруды и сапфиры.

– Даже так? – хмыкнула Валлиса. – Хорошо. Но зачем такая заколка? И заколка ли? Не хочешь ли сама себе в горло воткнуть? А может, заколоть кого-нибудь?..

– Точно! Он так и сказал! – перебила её Рада.

– Кто? Кто и что тебе сказал?!

– Мне приснился очень красивый мужчина, – принялась объяснять пациентка. – Он приходил во сне, учил танцевать, летать – всего не упомнишь. Но однажды он подарил мне этот браслет и заколку. Сказал, что меня посвятили в жрицы богини Ашторет и что всё время эти две вещи должны быть со мной. Потом я проснулась. Никакого мужчины рядом не было, а два этих украшения… вот они! И до сих пор я не знаю, что было, чего не было и чем сердце успокоится, но эти безделки мне нравятся.

– Безделки! – память наконец-то решилась преподнести воспоминание Валлисе в виде подарка. – Ничего себе – безделочка!

Девушка вернулась к столу, завернула кинжал в чистую салфетку и отправилась в соседнюю лабораторию. Там шеф всё ещё колдовал у стола над привезёнными ему медицинскими заключениями. Он часто отдувался, вытирал шею клетчатым синим платком, но был очень увлечён работой и не обратил на вошедшую никакого внимания.

Валлиса подошла к новой знакомой. Та всё так же лежала на операционной каталке, безучастно уставившись в потолок. Её, казалось, ничего не интересует. Хотя нет. Заметив Валлису, она улыбнулась и скосила глаза в её сторону. Под головой у неё не было подушечки, и волосы вольготно рассыпались по кушетке, обтянутой белой простынёй.

– Не соскучилась? – Валлиса попыталась придать голосу безразличие.

– Нет. Я вас ждала, – снова улыбнулась Рада.

– Слушай, – Валлиса снизила голос, чтобы до времени не отвлекать шефа от работы. – Ты мне ещё в зоне говорила, что нравятся цацки, подаренные сказочным принцем из сна. А где они? Браслет вижу, а оригинальную заколку для волос ты уже потеряла?

– Как потеряла?! – глаза у Рады даже округлились. – Ничего я не теряла. А она не у вас разве? Ведь Макшерип при вас же у меня забрал её, чтоб не мешалась, и сказал потом, что отдал вам на хранение.

– Когда это было? Что ты сочиняешь! – вскричала Валлиса.

– Как? Разве не отдавал? – растерянно пробормотала Рада. – Это было незадолго до нападения. Я точно помню. Вас удивили какие-то показатели моей крови, и вы, от всех отмахиваясь, помчались в соседний кабинет. Наверное, попробовать на вкус мою кровь? – Рада овладела собой настолько, что смогла ехидно ухмыльнуться. – Но Макшерип, погнался за вами, по-моему, отдавать вам заколку. Где она? Неужели не отдал?

Валлиса машинально развернула салфетку, обнажив лезвие, не замедлившее сверкнуть в свете неоновых глобулусов, будто приветствуя потерянную хозяйку.

– Да вот же она! – обрадовалась девушка. – Не потеряли, спасибо! Что ж вы меня разыгрывали? – Рада протянула руку к кинжалу, но Валлиса снова завернула его в салфетку:

– Сейчас не время. Да и не нужно это пока.

Она положила вещицу на операционный верстачок среди множества хирургических инструментов. Со стороны рабочего стола послышались шаги. Станислав Сигизмундович изволил заметить оживление в лаборатории с появлением помощницы и захотел присоединиться.

– Ну, так, – произнёс он своё дежурное вступление. – Я рад, Валлиса, что не ошибся. Дело сделано классно и со вкусом.

Он потряс в воздухе пачкой заключений. Потом, перелистав ещё раз результаты анализов, на мгновенье задумался, отчего скулы его заострились, а чуть выше ослепительно-белого воротничка рубашки задёргался кадык.

Валлиса с явным удивлением посмотрела на него, так как привыкла видеть начальника всегда всё знающим, имеющим ответ на любой вопрос, умеющим вырулить из любой ситуации. А тут. Тут происходило что-то явно дикое, нереальное. И не только необъяснимое поведение настораживало. Гораздо важнее было обратить внимание на то, что начальство к этой встрече нацепило другую одежду. Чёрный глухой френч был заменён смокингом, что представлялось на фоне лаборатории явлением невозможным. Станислав Сигизмундович почти никогда не одевался так даже на торжества, потому что считал все праздники бездарным изобретением лентяев. Однако всё так и было – одет по праздничному протоколу.

– Что вы так разволновались, Станислав Сигизмундович? – пожала плечами Валлиса. – Девушка с нами – вот она. Анализы, можно сказать, исключительные.

– Разволнуешься тут, – ответил он, распуская непривычно тугой галстук и расстёгивая верхнюю пуговицу на воротничке рубашки. – Как тут не волноваться, ежели кровь!

– Причём здесь кровь? – не поняла Валлиса. – И говорите, пожалуйста, потише. Наша пленница без наркоза и всё может услышать. Мы с ней тоже только что кровь вспоминали. Вы разве не обратили внимания, что я с ней разговариваю, а не с санитарами?

– Как без наркоза? Немедленно сделать! – он показал санитарам на медицинский верстак, подошёл к девушке, всё так же лежащей на каталке, посмотрел ей в глаза.

– Вы не против, дорогуша, если мы произведём сканирование вашего мозга? – Станислав Сигизмундович изобразил Раде что-то похожее на улыбку. – Это не больно, но чтобы исключить любые болезненные ощущения, а также соблюсти чистоту эксперимента, нужен наркоз.

– Я не против, – улыбнулась Рада.

– Может быть, я произнёс что-то смешное? – ворчливо осведомился Станислав Сигизмундович.

Рада отрицательно мотнула головкой, и он отошёл от каталки, тем более что санитары занялись исполнением приказа. Подойдя к Валлисе, шеф снова ослабил галстук, вероятно, эта часть мужской одежды его совсем не устраивала.

– Итак, на чём мы остановились? – пожевал губами Станислав Сигизмундович. – Ах, да, кровь. Кровь… кровь.

Он опять нервно дёрнул галстук. Валлисе захотелось избавить его от никому не нужной сейчас вещи, но она сдержалась.

– Дорогая Валлиса, вы много лет у нас работаете, а так ничего и не поняли? – Станислав Сигизмундович одарил коллегу доверительным взглядом. – Ведь кровь…

– Что я должна понять? – вопросом на вопрос ответила та.

– Как что? – Станислав Сигизмундович на минуту замолчал, потом внимательно, как умел только он один, снова взглянул на девушку. – Кровь, дорогая моя – это жизнь. Это власть! И борьба за власть начинается внутри тебя в твоей крови, а всё, что снаружи – простое передёргивание характерных личностей. Много было идиотов на свете, которые поклонялись золоту. Вспомните даже библейского Золотого тельца. Но лишь устаревшие злодеи нависали крючковатыми носами своими над потоками денег в так называемые «закрома». Поумнее те, кто пытался и пытается контролировать ток информации, но на их жалких телекомах могут быть только дозируемые Великим Архитектором данные, то есть создана неприступная недоступность. Вспомните древние сказки про вампиров. Это не сказки. Властвовать над потоками крови – вот наше воистину сердечное желание. Именно в этом потоке заключена вся информация и все сокровища мира. Именно в этом потоке заключена тайна бессмертия, за которой так долго гоняются люди. Только этот единственный поток течёт из прошлого в будущее, не встречая никого и ничего. И это будущее станет нашим. Запомни! Только потоки крови могут насытить или убить, могут дать жизнь, либо отнять её. Но никогда человек не станет властелином, не получив доступа в информационную мировую систему. А это опять же – неудержимые, неповторимые потоки крови.

Во время этой тирады лицо Станислава Сигизмундовича неузнаваемо исказилось: скулы и уши заострились, вытянулся нос, маленькие впалые глаза вдруг расширились. Поперечный, как у кошки, зрачок заиграл внутренними бледно-зелёными неоновыми бликами, а из уголков губ показались аккуратные кабаньи клыки.

Увидев это, Валлиса пошатнулась. Она могла, наверное, ожидать от шефа всё, что угодно, но э т о!..

– Вы… вы… вы трансмутировали, шеф…, – выдавила она.

– Я? Я!! – захохотал тот. – Нет, милочка, это моё истинное лицо. Именно это. Поняла теперь, что есть Истина? Валлиса отступила. Ей стало просто страшно. Выходит её начальник – андрогин? Девушку передёрнуло. Столько лет погибло под его неусыпным вниманием. Столько лет брошено коту под хвост. Зачем? Для кого? Выходит, жизнь потрачена не только зря, а ещё и под недремлющим оком – чтобы никак по-другому. Каждый, живущий на этой земле, должен катиться только по выбранной для него колее во времени и пространстве. Всё остальное либо отметается, либо уничтожается. Зачем же нужен этот накатанный, проторенный путь? Странный инкубатор получается: Творец бросил детей на произвол прямо посреди дороги. А детишки преспокойно играют себе с атомными, нейтринными и психотропными погремушками. Вот тут и спросит любой «подорожник»: Или! Или! Лама савахфани! [34] Вопрос логичный, с точки зрения человека. Но и ответ, конечно, последует на проходном человеческом сленге: …затем, хотя бы, что душа человеческая – Божественное начало – может развиться и возрастать только в физическом теле. Примерно, как костёр без дров не загорится, и не вспыхнут дрова без огня. Может быть, поэтому было сказано человеку: «Я есмь огонь внутри Себя, огонь служит Мне пищей, и в нём Моя жизнь».

Огонь, огонь. Это создание природы или же его создала природа? Вот ведь чёрт попутал: что было раньше – курица или яйца? Оказывается, не из глины создан человек, не из праха. Только из огня!

Трансмутация продолжалась, и перед девушкой стоял уже не человек, а существо, похожее на кошмарное видение из горячечного бреда. Белая рубашка и смокинг лопнули по спине, и наружу выполз пластинчатый хребет, растущий из позвоночника, круто забирающий загривок. Уши ещё больше вытянулись, стали похожи на ослиные. В талии Станислав Сигизмундович не раздался, но брюки под потолстевшими ляжками тоже порвались в лоскуты.

Человечья фигура на глазах превращалась в копию сатира и Минотавра вместе взятых. А может, он был их законным потомком? Давно в одной из детских сказок существовало животное Тяни-Толкай: существо виде козла с растущими головами по обе стороны туловища. Известно также, что в сказках очень мало выдумки. Может, это такой же Тяни-Толкай, только уроженец нынешних дней: всему своё время.

Станислав Сигизмундович, вернее то, что от него осталось, приблизился к операционному столу, на который уже успели переложить девушку санитары. Под общим наркозом она безмятежно спала, разметав по белому покрытию стола свои красивые чёрные кудри. Андрогин подошёл к ней и сдёрнул простыню. Обнажённое тело девушки казалось высеченным из цельного куска белого мрамора и чем-то напоминало античную статую, будто санитары незаметно подменили живую девушку на каменное изваяние. Трудно было поверить, что всего лишь несколько минут назад эта статуя Афродиты была живой девушкой. Но ведь она, как и Станислав Сигизмундович, не человек! Она жительница зоны, которой наплевать было на кислотные брызги, налетающие в порывах урагана, наплевать на кислородную маску… Но, может быть, именно сейчас общий наркоз подействовал на девушку слишком уж неожиданно. Ведь недаром издревле существует пословица: что полезно для чукчи, то для русского – смерть! Вот и с циклопкой тот же случай. Кто знает? А кто знает, циклопка ли она?

– Так! – андрогин положил волосатую лапу на маленькую грудь девушки. – Приступим.

Валлиса с похолодевшим от ужаса лицом наблюдала действо из другого конца операционной, где она опустилась на стул во время трансмутации андрогина, да так и осталась сидеть обессиленная, окаменевшая примерно до такой же степени, как возлежащая на столе её новая знакомая. Подруга? Самой Валлисе в это ещё не верилось, но чем-то Рада смогла покорить девушку. Что-то в её характере, в филомудрии было не от человека, не человеческое, а завораживающее, околдовывающее. Недаром же андрогин раскатал губы на знакомство с незнакомкой, то есть с кровью этой необыкновенной девушки. А может, пускай познакомится? Вдруг из этого что-нибудь да получится! Только стоит ли человека отдавать на растерзание вандалам? Пусть даже она не человек, пусть даже никогда они больше не встретятся, но добровольно и подобострастно соглашаться на кровавый пир? А почему пир? Почему кровавый? Вот недавнее происшествие в шестом бункере действительно было кровавым. Там на Раду тоже нападали. И воспользовались её же кинжалом! Как?! Ладно, всё это потом, не сейчас, не сию минуту. Какой-то внутренний голос будил сознание Валлисы, бился, как птица, в стеклянные стенки тела не находя выхода.

И всё же Валлиса очнулась. Смутно начала проясняться обстановка в операционной. Девушка, будто бы вынырнув из крещенской проруби, хватанула ртом воздух, захлебнулась и закашлялась. Но кашель вернул её к действительности. Окаменевший живой труп Рады всё ещё лежал на операционном столе, андрогин всё ещё держал лапу с кучерявыми чёрными волосами у неё на груди, всё ещё мутно-голодная слюна капала с его губ.

Значит, времени в «отключке» прошло совсем немного. Она поняла: надо что-то предпринять, иначе андрогин выпьет кровь, тогда вернуть к жизни девушку не сможет уже ни один волшебник.

– Станислав Сигизмундович, – услышала она собственный голос, как будто наблюдая себя со стороны. – А что скажет Великий Архитектор? Ведь вы не собираетесь воспользоваться этим телом без разрешения Совета?

Андрогин дёрнулся. С его клыков так же капала мутная вожделенная слюна, а волосатая лапа всё так же сжимала грудь девушки. Он, как и Валлиса, провёл в застывшем предобеденном состоянии несколько секунд, за которые его помощница смогла оправиться от бессознательного состояния. Дальше он медлить и не думал. А тут хария! [35] Которая должна на цыпочках перед начальством!.. должна пятки целовать!.. должна на пузе ползать!.. Андрогин выпрямился и посмотрел на Валлису мертвенным взглядом красных с кремнистым отблеском зрачков и зарычал.

– У-у-у, стерва. Из тебя вышла неплохая хария, но ты ведь не скажешь. Ты никому не скажешь?!

– Почему же? – усмехнулась Валлиса. – Тем более что санитары пока здесь. Не можем же мы лгать Великому Архитектору. Я знаю закон, знаю обязанности. И никогда не стану потакать вашим спазматическим вожделениям. Это не просто риск. Это значит, подставить голову под топор. А ради чего? Ради кого? Ради тебя, что ли? – Валлиса коварно перешла на пренебрежительное «ты», очень нелюбимое андрогином обращение, но употребляемое им же по отношению к подчинённым.

– Кушать захотелось? – разошлась Валлиса. – А рожа не треснет? Я сегодня же донесу о твоих проделках! И ничего ты мне не сделаешь. Просто не сумеешь!

Валлиса обладала заводным характером и безоглядно поверила, что сможет тут же заколоть проголодавшегося андрогина. Она даже безо всякой машинальности протянула руку к инструментальному столику, развернула салфетку, где лежало орудие убийства Макшерипа, и сжала в кулаке маленький тонкий стилет, снова сверкнувший под люминесцентным освещением своим четырёхгранным лезвием.

Андрогин опять зарычал. Глаза снова вспыхнули переливами разноцветных огоньков, и он стремительно вышел, почти выбежал из операционной, погромыхивая на ходу пластинчатым позвоночником, торчащим сквозь растерзанный смокинг.

Валлиса с трудом поднялась со стула. Надо было действовать, не теряя ни минуты, ни секунды, пока андрогин не передумал и не вернулся. Но где взять силы?

– Господи, помоги!.. – непроизвольно пискнула она.

Видимо, в этом женском призыве, просьбе, даже мольбе была какая-то дремлющая надежда на помощь другой – настоящей Великой Силы, которой никогда ни у кого не было, потому что из ничего не появляется НЕЧТО. Это закон природы, закон жизни. Валлиса не знала, но интуитивно верила: что невозможно человеку, возможно Богу. И надежда исполнилась из-за её веры в существование другой, настоящей силы. Она в мгновение ока почувствовала себя способной и готовой на великие дела, если такие ещё сохранились в этом подлунном мире.

– Эй! – окликнула девушка санитаров.

Те жались в другом углу. Видимо, трагикомическое зрелище трансмутации привело обоих в состояние, напоминавшее кому. Оба сидели рядышком, будто щенок и котёнок по имени «Гав» из мультика, и оба усердно боялись.

– Эй, – повторила Валлиса. – Вы оглохли?! Живо кладите пациентку на каталку и в лабораторию под колпак. Её срочно надо привести в чувство.

Санитары вяло, как загипнотизированные, подошли к столу, переложили обнажённое тело девушки на каталку и повезли в соседнее отделение, где тоже была операционная, только совсем иного типа.

Посреди залы прямо от пола начиналась огромная полусфера из прозрачного сверхпрочного сипетина. Внутри колпака можно было вызвать электрический разряд огромной силы, который стерилизовал даже воздух. Мощным пучком психонейронов можно было провести мгновенную атаку на неживой или не слишком живой организм, что возвращало к жизни совсем, казалось бы, непригодную биомассу. Это и надобно было Валлисе, потому как её подопечную необходимо срочно привести в человеческое состояние. Из лаборатории и вообще из этого паучьего гнездовища пора уносить ноги. Если не удрать сейчас – не убежать никогда.

Когда санитары установили каталку внутри колпака, она отпустила их – ребятам не мешало бы прийти в себя после перенесённых и неучтённых ужастиков – а сама села за пульт управления. Аппарат долго не активизировался, как будто специально решил довести девушку до крайности. Та не заставила себя долго упрашивать. С удовольствием опускаясь в эту самую крайность и «нетерпячку» пнула туфелькой агрегатное железо в не отполированный бок. Внутри снова раздалось поскрипывание, пощёлкивание, даже глухое ворчание умного железа. По экрану монитора забегали многострадальные монстровидные синусоиды, а сверху проявилась табличка с просьбой ввести публичный пинкод. Раньше агрегат был покладистым и послушным, откуда же так не вовремя появилось введение пароля?

– Проклятье! – в сердцах ругнулась девушка. – Ещё вчера здесь не было никакого кода! Кого тут черти заносили, кто копался в программе? Что делать, что делать?..

Она вскочила, опрокинув стул, и помчалась в подсобку, где ютился электронный катализатор – прибор тысячелетней давности и ненужности при современных безотказных приборах. Безотказных? А что свершилось только-только?

Безотказных… таким мог быть только этот старинный аквариум. Валлиса давно уже хотела расстаться с ним, но жалко было. Всё-таки в любой женщине живёт «берегиня». Какой-нибудь мужик давным-давно избавился бы от прибора и посвятил освободившееся место хотя бы под ненужные запчасти. Зачем ему старинный шкап? А вот девушке допотопный аппарат сейчас пригодился. Она, пыхтя, подкатила тележку с катализатором к центральному пульту, сорвала с него крышку и принялась прикреплять десятки тонких проводочков антикварного ящика к умным непослушным центральным блокам.

С горем пополам закончив эту рутинную работу, Валлиса снова включила пульт управления, но ничего нового не произошло. Экран всё так же просил включения публичного пинкода.

– Ах ты, собака страшная, – разразилась девушка в адрес постаревшего агрегата. – Тебя точно давно пора на помойку!

Угроза подействовала. Аппарат простужено чихнул и натужно заурчал, всем своим видом показывая, мол, нечего на меня орать, мол, застудился в тёмном предбаннике, но нет ничего неизлечимого.

Урчание привело к заразной болезни, перекинувшийся на центральный компьютер: электронный центр также послушно заурчал, потом чихнул и тут же выдал на экран все введённые кем-то коды, принялся сам врубать систему в рабочее состояние, в общем, очистил себя сам, чем порадовал девушку. Вскоре центр нападения на предмет нападения был готов к нападению без каких-либо проволочек.

– Вот так, собакин сын, – продолжила Валлиса собачью тему и принялась быстро набивать на клавиатуре программу психонейронного луча. Мгновенная вспышка сзади заставила Валлису непроизвольно вздрогнуть, но атака была произведена и, вероятно, неплохо, потому что сам центр был пока что доволен работой. Правда, что с него спрашивать, безмозглого?

Отойдя от пульта управления, девушка решительно направилась к колпаку. Ведь если что-нибудь опять не так, то внутри уже не замороженное наркозом тело, а остывающая от жизни биомасса. Но выбирать не приходилось. Сейчас, если Рада пришла в себя, надо было уходить из этого змеиного гнезда.

Времени на раздумья не было. Совсем не было. Что бывший шеф вернётся, Валлиса не сомневалась. Должен же он как-то отвоевать свой обед! Весь вопрос, сколько времени ему на сборы понадобится и какие силы он в помощь выберет? Во всяком случае, пусть будет то, что будет. Девушка подняла крышку входной камеры, нацепила на всякий случай респиратор и ступила в непогасшее ещё белое пятно. Нейронный свет никогда не улетучивался сразу, но пока центральный компьютер очистит внутренность колпака и приведёт её в нормальное состояние пройдёт время, которого у Валлисы нет уже ни единой капли, ни единой секунды.

Глава 9

Ратибор метался по своему сводчатому кабинету, перебирая и тут же отметая все возможные и невозможные планы спасения Рады. Девушка нуждалась в помощи, но обратиться было не к кому, тем более на вражьей территории. Ведь чувствовал он, что не стоит затевать такую опасную игру, тем более с андрогинами. Соблазнил его лукавый послушаться бабьих стонов. А теперь? Как теперь её спасать? Ратибор настроился на её биоволну, знал, где она, что с ней. Но как получилось, что андрогин распознал в девушке чужую? Этого не могло, и не должно было произойти. Однако произошло. Если с Радой что-нибудь случится, то один этот случай сможет подломить все основы народившейся новой жизни. Не спасёт увещевание самого себя, что обстоятельства-де такие, что всякое в жизни бывает… Не бывает! Не должно!

– На то мы и присланы в эту жизнь, что не должно! – громко сказал он, надеясь звуком голоса успокоить себя же. Правда, это ничуть не помогло. Мягкая шёлковая шерстка, покрывающая его тело, стала жёсткой, похожей на щетину или на кольца тонкой проволоки. Так всегда случалось в экстремальных ситуациях. Что, что делать?!

И вдруг в сознании, как занятная мозаика, стала складываться евангельская фраза: «Преклони ухо твое и слушай слова мудрых…» Да! Это то самое, что поможет. Не может не помочь! Он сразу успокоился, сел в глубокое дубовое кресло, закрыл глаза и расслабился.

Вначале ничего не происходило, но вскоре где-то далеко – в подсознании или за ним? или вообще из другого мира? – стала доноситься медленная тихая музыка, очень похожая на ту, которая сопровождала Приходящего. Звуки её росли, как росла энергия сознания. Ратибор, оставаясь на месте, мог уже спокойно скользить в подпространстве. Он и раньше совершал такие прогулки, только тогда они не были бездонными. А сейчас перед ним возникло ощутимое освещённое восходящим солнцем пространство, спокойное, голубое, ещё не совсем проснувшееся небо, не похожее на грозовой небосвод зоны, порхающие тут и там беззаботные пташки под залихватские трели одинокой, но очень высоко летающей птички. Остальные проносились много ниже, совсем рядом с оказавшимся в воздухе атлетом, как бы приглашая полетать в стае по их перелётным краям. Тёплый лёгкий порыв летнего ветра принёс с собой запах жасмина.

Внизу мелькали многоэтажные строения какого-то города. Вернее, атлет знал о существовании городов, он не единожды гулял там, но никак не предполагал грандиозного впечатления, производимого увиденным впервые городом с высоты птичьего полёта. Строения начали быстро расти, приближаться, будто Ратибор превратился в сокола и пикировал на столичную добычу. Впереди по курсу обозначилось многоэтажное здание, по проекту своему явно собиравшееся заткнуть за пояс все мировые башни, устремлённые в небо, не говоря уж о Вавилонской. Стеклянно-зеркальная поверхность билдинга напоминала подёрнутые бельмами глаза слепца, бредущего с посохом меж каменных своих собратьев в никому неизвестную страну. Рада там. Конечно, она там!

Но как проникнуть сквозь этот стеклянный барьер? Пока Ратибор размышлял над видениями, напрочь забыв, что всё это только лишь виртуальное зрелище, здание, казалось, само помчалось навстречу с ужасающей скоростью, вынырнув из пространства. Всё в мгновение ока стало реальным, ощутимым! Секунду – и он разобьётся о зеркальную глыбу! Ратибор ещё сильнее прижмурил свой единственный во лбу глаз.

Миг… и ничего не произошло.

Он оказался внутри здания. Длинный пустой коридор, украшенный светящимся потолком, был какой-то неживой и не напоминал о присутствии людей. Скорее всего, можно было подумать, что здесь жилище киборгов или метрических невидимок, потому как из стенки в стенку носились друг за дружкой тутошние шуликаны. Если есть домовята, значит, дом обитаемый.

Вдруг откуда-то издалёка донёсся дробот бегущих ног, хотя пол застелен был пушистым зелёным ковролином, имитирующим поляну. По коридору со всех ног бежали две девушки. И одна из них – он узнал! – была Рада! Рада! Наконец-то! Ратибор успел вовремя и что-нибудь придумает, на то он и мужчина. Только что это? За ними в глубине показалось какое-то мутно-грязное пятно. Оно катилось прямо по воздуху, как выпущенный из пращи камень, готовый сразить попавшегося на пути. За девушками нёсся сгусток энергии, напоминающий чёрное облако. Девушки проскочили мимо, даже сквозь стоявшего у стены коридора циклопа, ничего не почувствовав и не заметив набегу.

Дробный топот девичьих надеющихся на спасение ног уже раздавался откуда-то сзади, но впереди был летящий ком энергии. Надо его как-то остановить! Ратибор встал посреди коридора, преградив дорогу мутному шару, и открыл глаз. Облако не исчезло. Напротив. Оно материализовалось!

Материализовалось так же и окружающее пространство: длинный присутственный коридор с аляповатыми абстрактными стенами, светящимся потолком и полом, устеленным дорожкой в виде травянистого лужка под ногами принял физическую значимость. Даже запах присутственного места не замедлил ударить по обонянию циклопа.

На самом деле материализовалось не увиденное пространство, а сам Ратибор, но у него не было сейчас времени задумываться над перемещением в нуль пространстве, материализации и прочей чепухе. С материализацией пришла экстремальная ситуация: пространство дышало в лицо адреналином погони и неаппетитного запаха, опережающего погоню. Однако чёрное смрадное облако вдруг резко остановилось в нескольких метрах от атлета. Для необычной формы энергии возникновение чего-то не менее необычного на пути послужило как бы поводом к удивлению. Хотя вряд ли энергетическое существо имело понятие об удивлении.

Чёрное газообразие принялось принимать форму чего-то существенного. Вскоре оно превратилось в отвратительного вида косматое существо с выпирающими из нижней челюсти клыками и прыгающими разноцветными огоньками в кровавых глазах. Ратибор не ожидал увидеть ничего привлекательного, однако вид зверя привёл в замешательство даже его. В коридоре обозначились два поля, две энергии, не желающие уступать отвоёванное пространство, но не знающие, как избежать зубодробильной стычки.

– Уйди! – прохрипел андрогин, скребанув для внушительности воздух когтистой лапой. – Она моя!

Циклоп интуитивно понял, что андрогин остановился только потому, что почувствовал силу, превосходящую его физические возможности. Собственно, столкновение энергий уже произошло, но вряд ли можно назвать столкновением или битвой событие, когда противники боятся совершить первый неправильный шаг и выжидают, уступая приоритет нападения противнику. Неизвестно, долго ли ещё обе силы клубились одна перед другой, только Ратибор обнаружил, что сжимает в руке крест точь-в-точь такой же, как на стене пещеры, разве что поменьше размером. Одним прыжком он преодолел разделяющее его с противником расстояние и ткнул распятием в безобразное, кое-где поросшее редкой рыжей шерстью рыло. Чудовище взвизгнуло. Это был не простой визг, поскольку частично начал гаснуть потолок, и по коридорным стенам, словно по живой коже животного, пробежала дрожь. Звук захлёстывал ультразвуковыми волнами всё пространство, и от этого происходила моментальная коррозия материала.

Ратибор ещё раз поднял крест, и андрогин кинулся наутёк, вереща на бегу, но уже потише, как обиженный на жизнь поросёнок. В коридоре было пусто: ни звука, ни шороха не доносилось из-за многочисленных кожаных дверей, лишь по светящемуся потолку иногда пробегали искры электрических разрядов. Это выглядело довольно красиво, но Ратибору некогда было любоваться местными зарисовками электрических красот и осмысливать результаты победы. Да и победа ли это? Ведь никакого столкновения, по сути, и не было. Вполне возможно, что всё ещё впереди.

Он быстрыми шагами направился в ту сторону, куда убежали девушки. Коридор закончился тупиком возле лифтовой шахты, но, судя по всему, лифт не работал. Обойдя шахту, Ратибор обнаружил чёрный ход и, выйдя на площадку, услышал далеко внизу дробные каблучки. Девушки спасались, как могли, но здесь-то их настигнуть не составляло никакого труда, и если бы Ратибору не удалось утихомирить чудовище, беглянки давно были бы уже схвачены.

Вскоре он догнал девушек, и Рада, увидев, что страшный преследователь вдруг волшебным образом превратился в друга и защитника, без сил рухнула на ступени. Конечно же, слёзы, даже спазматические рыдания не заставили себя долго ждать и пролились вольготным тропическим ливнем из глаз, носа, даже рта в недавнем прошлом всегда во всём спокойной беглянки.

– Рада! Не время расслабляться!

Андрогин бежал по коридору, казалось, совсем не видя куда, натыкаясь на углы и обдирая стены превратившегося в лохмотья смокинга. Судя по всему, он рвался в свой кабинет. Неизвестно зачем, но рвался. Этаж, где была не одна экспериментальная и операционная лаборатории, был не очень-то посещаем. Но, спускаясь мутным смерчем по лестнице, он на одной из площадок наткнулся на вездесущих кабинетных кумушек, выходящих покурить и посудачить. Увидав пролетающий мимо шквал, они сначала ничего не поняли и чуть не подавились сигаретами. Но затем вслед андрогину донёсся сумасшедший визг, очень смахивающий на ультразвуковые штормы. Ему было наплевать на визг, на переполох, который, возникнув раз, мог разрастись до неведомых пределов. Да и что эти земные и человеческие переполохи значили и значат сейчас на спирали времени, окольцованной в свою очередь исторической рамкой, связывающей прошлое с будущим и бытие с абсолютной пустотой, где нет ни молекул материального мира, ни спирали времени, ни прошлого, ни будущего? Для нечеловека не интересно ничто человеческое.

Андрогин ворвался в свой кабинет и подскочил к стеклянному письменному столу, на котором мирно валялись дистанционные пульты управления, будто ждали возвращения хозяина. Станислав Сигизмундович вызвал на связь отдел специальной охраны и закричал что есть мочи:

– Стража! Стража! Немедленно подразделение на второй двор! Трое сбежавших. Убить всех! Всех! И трупы… трупы… трупы доставить на верхний этаж в лабораторию Икс-Пи…

На другом конце провода что-то промычали в ответ, то ли не поняв необычного приказа начальства, то ли наоборот, мигом кинулись выполнять стандартный отстрел неугодных, ведь служивыми в специальном отделе охраны были только киборги, для которых приказание не ставилось под сомнение, не осуждалось, не обдумывалось – просто выполнялось.

Только сейчас хозяин кабинета обратил внимание, что внутренний свет куда-то испарился, и вместо постоянного мягкого свечения вокруг клубились лиловато-красные сполохи, разрезающие густую темноту. Станислав Сигизмундович начал принимать постепенно свой человеческий облик, но это непредписанное отключение света насторожило его. Тем более, что метеокарта кабинета не могла перемещать пространство и переправить сюда кусочек ядовитой атмосферы из какой-нибудь зоны. Ожидая ещё чего-то необычного, андрогин нахмурился и повернулся к стене, на которой красовалась метеокарта.

Изображение никуда не улетучилось и также спешило сообщить о дождях, ураганах, снегопадах, бурях, землетрясениях во всём мире без исключения. Но изменения всё-таки были. Возле карты, в углу кабинета, появилось сооружение из обтёсанных камней, смахивающее, скорее, на скандинавский дольмен. [36]

За дольменом клубящаяся лилово-красная атмосфера была довольно густая, но сквозь неё проглядывали всё-таки три угольных пятна. Андрогин попятился, пока не упёрся спиной в противоположную стену.

– Неприветливо ты встречаешь нас, Аморуль, – раздался чей-то голос. Одно из непроницаемых пятен выдвинулось из-за дольмена и проплыло в середину кабинета. Станислав Сигизмундович, не окончательно ещё утративший образ андрогина, но и не совсем превратившийся в человека, стоял возле стены, как нашкодивший первоклассник перед завучем, застукавшим его за прохождением программы привыкания к сигаретам в школьном туалете.

– Ну-ну, расслабься, – усмехнулось пятно. – Видать, не очень-то ты нас ожидал здесь увидеть?

Вопрос задан был всё тем же ровным низким голосом, но Станислав Сигизмундович не успел ещё переварить и смириться с посещением непрошеных гостей, поэтому всё так же стоял возле стены, очень желая превратиться на время в её контрфорс. Он сразу понял, явилось высшее начальство, а высшим, как водится, подчиняются и в этом, и не в этом мире. Меж тем пятно в центре кабинета заструилось вертикальными потоками, стало превращаться в… Станислава Сигизмундовича, но в его бывшем человеческом обличии.

– Итак, – у нового хозяина кабинета произнесённое слово слетело с губ, будто плевок. – Итак, мы желаем узнать, чем это ты, Аморуль, увлёкся так в последнее время?

– Я?! Я ради славы Великого Архитектора! – принялся оправдываться андрогин. – Только ради него!

– Мы знаем, – кивнул пришелец. – Знаем, что твои люди колесили по зонам, рискуя собой, знаем, что они привезли оттуда не только кучу образцов. Знаем также, что ты, да ты, Аморуль, очень взволновался, прознав про удивительную кровь циклопки и решил её попробовать без нас. Без нас?

Вопрос прозвучал, словно выстрел, в блуждающем чёрно-лиловом пространстве кабинета.

– Без нас?! – снова прозвучал звуковой выстрел.

От них андрогин два раза дёрнулся, будто человек, поймавший в уши две пули или получивший два смертельных удара семихвостой плетью. Он даже непроизвольно выставил вперёд ладонь, пытаясь как бы защититься от звуковых ударов. А кто знает, что в этом мире всего больнее?

– Ты, Аморуль, – продолжал его двойник. – Ты послан был Великим Архитектором сюда первым, чтобы организовать нам встречу, организовать поклонение и почитание. Без этого не может случиться ничего, даже того, что должно случиться.

– Я, – взвизгнул Аморуль, – я сделал всё, что возможно, и всё как надо!

– А что надо? – переспросил пришелец. – Считаешь, что откушать неизведанной крови – это надо всем? Это надо Великому Архитектору? Это больше, чем надо? Или крови надо откушать сначала тебе, а уже потом Великому Архитектору, ежели что останется?

Двойник хозяина кабинета на сей раз не повышал голос, но его вопросы били андрогина также больно, будто выстрелы.

– Я знаю, знаю, – взмолился андрогин. – Знаю, что сразу должен был доложить о случившемся, но ведь даже среди людей известно, что победителей не судят. Я хотел использовать своё тело только как испытательный полигон на неизведанном доселе кровяном составе. Что бы я смог сделать даже при самом благоприятном исходе эксперимента? Ни-че-го. Ведь я же один из вас и нам с вами вместе предстоит битва с Адонаи. Как же мы пойдём на битву, если не сможем принять мир внутри нашего войска? И по случаю благоприятного исхода сразу стало бы известно, для чего существует в этом мире такая кровь, как её использовать, зачем она! Но, случись со мной нечто не совсем хорошее, никто за мои действия не отвечал бы. А непригодность крови циклопов стала б известна всем. Сейчас же мы до сих пор ничего не знаем. Но я снова готов пожертвовать собой, ради всех нас. Ради Великого Архитектора. Ради воскресения.

– Даже так? – опять усмехнулся его двойник. – Зря ты не очень-то обращал внимание на тех, с кем рядом пришлось жить, кто помогал тебе дело делать. А ведь один из них сказал, что «льстец – это ревнивый и завистливый ум, которому, по-видимому, доставляет удовольствие ваше возвышение, но которого на самом деле терзает ваше благосостояние». [37] Это сказано простым смертным, но сказано про тебя. Не находишь?

– Нет! Нет! – зашёлся андрогин истеричным воплем. – Что есть их жизнь и что наша? Как можно сопоставлять даже примерно человеческие взаимоотношения с нашими? Если бы мы жили человеческой жизнью, то лишены были бы бессмертия и лишены были бы близости к престолу.

– А сейчас не лишены? – двойник посмотрел в глаза Аморуля, и у того по шкуре пробежали обыкновенные человеческие мурашки. Это, вероятно, оттого, что неясно было, какая часть вопроса интересовала двойника больше.

– Ты был послан сюда и сначала справлялся со всеми задачами, возникающими и ещё не возникшими, – констатировал пришелец. – Но тут среди твоего окружения появился новый человек, – двойник провёл по воздуху рукой и в пространстве возник смутный образ. Вернее, это был ещё никакой не образ. Просто посреди кабинета начало материализовываться пространство в фигуру человека. Более того, в женскую фигуру. Через несколько секунд перед ними возник образ обнажённой Валлисы. Если андрогин и хотел что-то сказать, то слова застряли в его глотке. Он впервые видел перед собой Валлису без одежды. Вспомнился даже тот случай, когда на него свалилось неизвестно откуда чисто человеческое желание разорвать на девушке тонкую белую юбочку, едва прикрывающую загорелое тело. Тогда он почувствовал себя настоящим человеком, настоящим мужчиной и набросился бы на девушку, не будь перед ним другой, более весомой задачи.

– А зря! – вклинился его двойник в рухнувшее из прошлого воспоминание. – Зря не набросился на свою же харию, которую приблизил к себе, которая была послушной. Зачем приблизил? Ты – один из немногих, кто может и должен быть инкубом. [38] Один из немногих, перед кем была реальная возможность реализовать себя для «весомой задачи», для оплодотворения женщины, именно про это ты сейчас подумал. Не знаю, что можно увидеть, что вообразить под вывеской своего долга, но нет перед каждым из нас более весомой задачи, чем стать инкубом и оплодотворить женщину! Ведь сказано же, что истинный Машиах родится от женщины, но не от человека. А ты не человек! И ты один из немногих, кто мог бы это сделать.

– Стать отцом Машиаха? – поразился андрогин.

– Ты, оказывается, ещё очень недалёк умом, – заключил двойник Станислава Сигизмундовича. – Тебе выпала возможность выполнить свою задачу в человеческом мире. Неизвестно ещё, когда Антихрист придёт в этот мир. Может быть, он уже здесь, только даже нам неизвестен. А если нет? Если ты лишил нас наслаждения поклониться истинному владыке?

– Но я думал…

– Не всегда следует думать, когда надо действовать! – отрезал пришелец.

– Так Машиах ещё не пришёл? – решился уточнить андрогин.

– Об этом известно только ему самому, – пришелец сделал многозначительную паузу. – И его приход будет предвестником новой эры. Нашей эры! Для этого каждый из нас должен отдать все возможные силы, а тем более плодить нечеловеков, заполнять нелюдями этот мир, а в особенности Москву!

– Я готов исправиться! – взвизгнул Аморуль. – Я всё смогу! Валлиса сама очень хотела соблазнить меня.

– Эх ты, покоритель женщин, – усмехнулся двойник Станислава Сигизмундовича. – Дорога ложка к обеду, как говорят в твоём народе. Твоя хария убежала с циклопкой. Кто она и какая у неё кровь, мы и без тебя узнаем. Двойник Станислава Сигизмундовича махнул рукой, и два тёмных пятна, прятавшихся до этого за дольменом, мигом оказались с двух сторон от андрогина, схватили его под белы рученьки и кинули на каменную плиту миниатюрного дольмена, появившегося в углу, возле метеокарты. На ней вдруг все четырнадцать таинственных мест, четырнадцать язв на теле планеты, вспыхнули огненными бурями.

– Ого! – обратил на это внимание двойник. – Планета почуяла фисию! [39] Знать, и ей ничто человеческое не чуждо. Приступайте!

Двое подручных принялись привязывать андрогина за руки к плите дольмена, будто бы к жертвеннику. Жертва, почуяв смерть, принялась визжать, как недорезанный свинохряк, дёргаться, извиваться и попыталась даже укусить одно из рабочих черных пятен своими ещё не спрятанными клыками. Но укус не получился. Клыки андрогина впились будто бы в смолу, которая уже не давала раскрыться пасти. Поэтому весь предсмертный крик его превратился во внутренний рычащий хрип. Вскоре андрогин уже не мог даже пошевелиться, настолько сильно он был растянут по поверхности камня.

– Соусом немножко полейте и перчику, перчику! – осклабился двойник Станислава Сигизмундовича. Но нечеловеки не совсем понимали, что от них требуется. Возможно, человеческий язык им был вовсе неведом. И начальник отстал от них, вздохнув только:

– Ну, хоть бы насыпьте соль на рану, она ещё болит… ведь недолюбил, недострадал, бедняга…

Когда подручные закончили и убрались в свой угол, двойник Станислава Сигизмундовича, облачившийся уже в чёрный френч своего предшественника, встал спиной к алтарю, воздел руки к небу и принялся бормотать что-то нечеловеческое, непонятное. Да и понимать-то здесь было некому, потому что двое подручных вообще в этом не смыслили, а его предшественнику было сейчас не до этого. И ясно почему. Андрогин, распятый на плите, будто Андрей Первозванный, сообразил всё-таки: а как он сможет потерять жизнь, если любой андрогин бессмертен?

Предположений возникало множество. Могут разорвать на кусочки и раздать нищим, могут испепелить и развеять по воздуху, могут облить жидким металлом и превратить в памятник, могут, как джина, посадить в бутылку. Да много ещё способов казни можно придумать, но убить-то нельзя! Это просто не в их власти! И он останется жить, останется! А придёт время, разберётся со всеми полностью, особенно с этим… двойничком…

Спасительные, но не совсем уверенные мысли бродили в голове андрогина, пока его мучитель возносил пространству колдовские мантры с воздетыми к небу руками. Двойник Станислава Сигизмундовича так и оставался стоять спиной к дольмену, превратившемуся на этот раз в алтарь. Вдруг меж ним и жертвенником возникло ещё что-то. Это что-то было явно живым, потому что двигалось, но Аморуль никак не мог повернуть голову, чтобы рассмотреть как следует возникшее пятно. Мычать он давно уже перестал, только разжать клыков, будто бы склеенных смолой, так и не смог.

Явление пятна принесло с собой хоть и зыбкую, но надежду на спасение. А вдруг? Чего в жизни только не случается? Но пятно пока не думало его спасать. Оно шевелилось, извивалось между алтарём и двойником Станислава Сигизмундовича, но и только. Казалось, что пятно превратилось в женщину, одетую в белое платье, и она выполняет какой-то ритуальный танец под звучное чтение мантр. Наконец, пятно всё же сместилось чуточку в сторону, зависло над полом, будто в безвоздушном пространстве, и андрогин увидел… женщину. Да, это была действительно женщина, как показалось вначале.

Женщина в белом подвенечном платье! И была она так ослепительно прекрасна, от её фигуры доносились такие обворожительные сексуальные запахи, она так неудержимо влекла в свои объятия, что Валлиса рядом с ней выглядела бы просто мокрой курицей. О, как бы много дал Станислав Сигизмундович, чтобы получить возможность пообщаться с этой женщиной наедине! Уж тогда бы она родила от него будущего правителя земли русской и не одного!

Женщина в подвенечном платье приблизилась к нему воздушной танцующей походкой и приложила пальчик к капризным губам, заметив, что андрогин пытается что-то промычать. Потом провела нежной ладошкой по шерстяному телу андрогина, снова улыбнулась и кивнула ему.

– Твоё желание будет исполнено, – нежно прошептала невеста. – Я забираю тебя с собой. Извини, правда, что я явилась сюда без ритуальной косы, но она ведь нам не нужна, не так ли? На брачном ложе ты сожжешь сегодня сделать со мной всё, что захочешь или всё, что только сможешь придумать…

Девушка приподняла его голову на алтаре и впилась в губы страстным поцелуем. В это время звук мантры усилился, воздух в кабинете пришёл в движение, будто лопнуло окно, и потоки свежего воздуха перемешались с лилово-красными потоками четырнадцати зон. Всё в мгновение ока исчезло. Кабинет выглядел как всегда, лишь на живой метеокарте появилось облако взрыва в зоне, которая возникла в районе Аркаима, столицы государства Десяти городов.

Глава 10

– Вставай, девочка! Надо уходить! – наперебой тормошили Раду Ратибор и Валлиса.

Та очнулась и принялась оглядываться вокруг. Но когда сети сна отпустили сознание девушки, то из её глаз хлынули обильные безудержные потоки слёз.

Особенно впечатляюще слёзы беглянки подействовали на её новую подругу. Подругу? Да, конечно. Валлиса теперь уже не сомневалась в этом. Разве может рыдать плохой человек?! И разве способна была бы Рада на обыкновенные человеческие чувства, не будь она человеком? Конечно, всегда возникали в жизни, возникают и будут возникать тысячи вопросов, миллионы проблем, но что все эти проблемы перед мокрыми женскими глазами? Да, женскими! Да, человеческими! Уж в этом-то Валлиса была теперь уверена как никто и никогда. Она достала из кармана припрятанный стилет и протянула подруге. Расчёт оказался верным: слёзы почти сразу высохли, Рада воткнула заколку на место и уже высыхающей улыбкой поблагодарила девушку.

Наконец она окончательно собралась с силами, и вся троица выбежала во внутренний двор, где возле стены, как будто специально для них стояло несколько автомашин. Валлиса побежала было к довольно приличной тачке, но Ратибор на ходу одёрнул её:

– Куда? Ты соображаешь, что мы не на праздничную презентацию едем? За нами погоня будет. Это уж точно. Значит, по бездорожью. Значит, лучше всего вон тот «козёл». Тем более, у меня для джипов общий ключ зажигания имеется.

Прыгнув в первый попавшийся джип, беглецы рванули вдоль здания, вдоль высокого забора, но двор не имел ни ворот, ни дверей, ни даже какой-нибудь завалящей калитки, кроме выхода на чёрную лестницу, через которую наша троица попала в это закольцованное пространство. Джип набирал скорость, но никаких надежд на выездные пути не было.

– А машины как-то въезжают сюда? Не по воздух же их перетащили? – размышляла вслух Рада.

– По воздуху… по воздуху…, – пыталась вспомнить Валлиса. – Точно! Здесь где-то воздушный мост, но как его обнаружить?

Между тем из здания посыпались охранники в чёрной форме – гвардейское подразделение. Обученные и молчаливые, они выполняли команду, смысл которой, вероятно, был один: взять, но лучше неживыми.

– Всё! – взорвалась Валлиса. – Это киборги. Они дело знают. Не то что моя команда! Сейчас нас изрешетят начисто и порежут на бутербродные ломтики! – она с досадой ударила по приборной доске осёдланного джипа. Этот удар оказался как нельзя кстати: в панель управления был вмонтирован дистанционный пульт, выполняющий роль золотого ключика.

Тут же в центре двора появилась светящаяся дорожка, поднимавшаяся прямо от асфальтового покрытия на тридцатиметровую высоту и убегающая за забор, на свободу. Джип рванулся к этой полосе, по которой могла проехать только одна машина, но это не важно. Важно, что проехать всё-таки можно, и Валлиса вовсе не собиралась упускать такую возможность. Спохватившиеся биоэлектронные охранники открыли ураганный огонь по машине. Пули выбивали частую барабанную дробь по бронированным бортам, но особого вреда доставить уже не могли, так как джип нёсся по прозрачному мосту на предельной скорости и был уже довольно далеко от преследователей.

За стеной прозрачный энергетический мост выходил прямо в узкую улочку, и машина, сверкнув на прощание стоп-сигналом, вывалилась вниз, в город.

Площадь Трёх вокзалов ни в какое время года не засыпала. Наверное, засыпание и тишина были исключены в таких местах. Но, нырнув под окружную «железку» возле Казанского, джип чуть не врезался в переходящего, не опохмелённого с утра прохожего. Собственно, откуда ему было знать, что из-за угла вынырнет такая тачка, да ещё с потушенными фарами? Может, действительно по делу спешат, а, может, просто «братки» после загула отрываются.

Незадачливый прохожий, к счастью, отделался только лёгким испугом.

Привычно матюкнувшись, он, пошатываясь, отправился дальше. Машина по Русаковской вылетела к Сокольникам, повернув на красный влево к «Зениту», и дальше возле паркового забора мчаться никто не мешал. Улицы в этот утренний час были пустынны, и наши беглецы без особых проблем выбрались из города к Лосиноостровской зоне то ли отдыха, то ли заповедника. Но за рулём сидела Валлиса, и она знала куда ехать. За кольцевой, свернув уже на малоезжую бетонку, ведущую к зоне, они заметили, что со стороны Москвы небо темнеет, становится лилово-чёрным. Запад всегда оставался в темноте – это место ему от природы уготовано. Только джип, рвущийся прямо на восток, никто не собирался отпускать. Темнота вырываясь вперёд тремя мутно-серыми сгустками, устремилась за машиной, обволакивая пространство с боков и нависая сверху головой разъярённой кобры.

Ратибор с тревогой наблюдал за погоней. Зона была уже видна, и её темное бархатное небо приветливо мерцало звёздами на горизонте, но расстояние было слишком велико. Слишком. Серебристо-чёрная московская кобра нагонит беглецов много раньше, и спасения искать было негде. Стало ясно, что игра в догонялки будет короткой, что добраться до зоны и спрятаться под её родным покровом не поможет никто. Чёрная пелена настигнет и проглотит выбивающийся из сил джип вместе с угонщиками.

– Класс! – радостно воскликнула Рада.

Ратибор удивлённо покосился через плечо на сидящую сзади девушку.

– Класс! – повторила она. – Я никогда такого не видела!

Глаза у Рады хищно блестели, и на губах плясала радостная улыбка.

– Радоваться нечему, подруга, – Ратибор счёл нужным осадить взбудораженное состояние девушки. Сейчас эта дребедень догонит нас и слопает вместе с накопившимся дерьмом. Ты думаешь, тебе кто-то скажет спасибо? Вряд ли.

Его болтовня также неожиданно прервалась, как и возникла. Вдруг со стороны зоны взвилось в небо алое пламя. Огонь! Именно благодаря огню возник человек, природа да и вся жизнь. Один из ярких языков пламени, издалека похожий на огненного рыцаря с длинным полыхающим копьём, устремился навстречу мутно-чёрной волне, наплывающей со стороны города.

Чёрная кобра резко остановилась, откинула назад хищную голову, будто натолкнувшись на что-то неожиданное, а затем с воем устремилась навстречу огненному красному потоку. Обе силы сшиблись высоко в атмосфере, закрутились в одно красно-чёрное месиво и, казалось, рёв всех бурь, ураганов, грохот штормов, завывание ветров и шёпот тайфунов собрались здесь. Это было межгалактическое полотно вселенского баталиста, мгновенно изобразившего потрясающее столкновение, на дне которого беспомощно замерла металлическая букашка джипа, где, обхвативши головы руками, жались три ещё живые песчинки мироздания, охваченные паническим ужасом.

– О Боже! Армагеддон! – прокричал Ратибор, но его никто не услышал. Да это было попросту невозможно и ненужно.

Меж тем борьба разгоралась. В небе то и дело сверкали вспышки молний, то ослепительно белых, то лилово оранжевых. Тут и там в пространстве проносились огромные скальные глыбы, одна из которых врезалась в землю неподалеку от наших беглецов. Земная кора треснула, проглотив глыбу, а к небу взвился фонтан раскалённой лавы, который расплылся по небу и с огромной высоты рухнул на землю радужным пламенным дождём. Лаву также затягивало в красно-чёрный смерч, и она, раскалённая, шипящая, выбрасывалась в космос, в царство абсолютного холода, где капли её, мигом остыв и затвердев, устремлялись назад, в бурю, в неистовство, царящие в округе. А земля? Где она? Что можно было назвать землёй в этом пенистом урагане, где даже пыль оказывалась неземной хищницей, впивающейся в лицо, горло, глаза. Битва пыталась уничтожить всё попадающееся на пути. Но как внезапно она вспыхнула, так же внезапно и закончилась.

Не было ни красно-чёрного урагана, ни оживших скал, ни взбесившейся лавы, хотя поверхность планеты вокруг напоминала даже не пейзаж зоны: это было фантасмагорическое нагромождение хрустальных глыб с рассекающими их скальными породами, которые, в свою очередь, рассечены были во всех направлениях струями застывшего металла. Картина, достойная кисти величайшего абстракциониста! Но, глядя на возможные и невозможные переплетения линий, разглядывая проникновение неживых структур друг в друга, постепенно приходишь к выводу о неспособности человеческого ума создать этот космический хаос.

Беглецы выбрались из автомашины уже давно превратившуюся в груду оплавленного металла. Удивительно, что никто из троих не пострадал. И сейчас каждый старался кое-как привести себя в порядок. Ратибор посмотрел в сторону зоны. Её не было. Она исчезла вместе с незаметно промелькнувшим в сражении днём. Там, где раньше на горизонте мерцало ночное звёздное небо, плыли розовые вечерние облака, и над ними висел молодой месяц. Обычные сумерки обычного дня.

– А где же?..

– Уже нет, – тронула его за рукав Валлиса. – Уже ничего нет. Это была Последняя битва.

– Последняя? Так кто же победил? – не унимался Ратибор.

И вдруг, словно ответ на его слова, небо прочертила сверкающая алмазными искрами комета. Хвост её протянулся с востока на запад, укрывая этот мир своим тёплым ласковым светом, словно мать, укутывающая младенца.

– Вспомни, – снова обернулась к собеседнику девушка, – ведь в Благой Вести сказано: «Якоже бо молния исходит от восток и является до запад, тако будет пришествие Сына Человеческого».

– И сказано там же, – прозвучал голос Рады. – «Ибо где будет труп, там соберутся орлы. И вдруг после скорби дней тех солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звёзды спадут с неба, и силы небесные поколеблются». [40]

Пока она это говорила, утреннее солнце действительно стало гаснуть. На темневшем небе вспыхнул звёздный дождь и вперемежку со струями мрака хлынул на землю.

Валлиса и Ратибор смотрели на Раду, открыв рты. А та в этот миг показалась им обоим даже выросшей в мгновение ока на голову. Во всяком случае, она стояла, выпрямившись, обратившись лицом к востоку, видимо, Евангелие знала тоже хорошо. Но не было в этот момент явления Сына Человеческого верхом на облаке! Не было! Оказывается, не всё, что в Писании сказано, должно обязательно исполниться.

Рада, видимо, ждала предсказанного, но что-то в природе вещей сыграло по-другому. Она зарычала. Рёв девушки походил на львиный, когда тот раненный и яростный, готов лицом к лицу столкнуться с противником.

Валлиса испуганно схватила Ратибора за руку:

– Смотри!

Но того даже не надо было просить. Он стоял и никак не мог понять происходящего. А Рада вдруг выдернула кинжал-заколку из своих волос, протянула руку в сторону восхода солнца, и с конца кинжала на восток пространство прорезал тонкий огненный луч. Браслет в это время опять слетел с её руки, и Валлиса с Ратибором увидели на запястье сверкающие три шестёрки.

– Ничего себе – клеймо!

– Это он, Валлиса, – Ратибор старался перекричать грохот ветра, возникший вслед за рычанием Рады. – Это он!

Ратибор показывал рукой на Раду. Та, не обращая внимания ни на кого, полосовала кинжальным огненным лучом наплывающие с востока облака. Ни одно из них не уцелело: при соприкосновении с тонким энергетическим лучом облака взрывались, рассыпались тысячью капелек, превращающихся в утренний дождь.

– Конечно, он, – опять закричал Ратибор, – Антихрист!

– Конца надо?! – опять зарычала Рада. – Не будет вам конца! Силы небесные поколеблются предо мной! Я так хочу, и так будет! Это только начало!

Последнее начало!

Примечания

1

К. Маркс, Ф. Энгельс, соч., т.1, с.44.

2

Гиперборейцы – народ, живущий в северной сказочной стране в пограничных владениях Борея. В этой стране не бывает болезней и смертей, вообще никаких несчастий. Смысл жизни – радость.

3

Откровение Иоанна Богослова (8:1).

4

Архантроп – (хомо-сапиенс неандерталиенс – пращур архантропа), обладает инстинктом алчного хищника, самой упрощённой речью и врождённым стремлением к убийству ради убийства.

5

Ф. Ницше, «Антихристианин», с.1.

6

Масонское приветствие.

7

Машиах, Мешиха (др. евр.) – Мессия.

8

Адонаи (др. евр.) – Всевышний.

9

Халколиван (др. евр.) – драгоценный металлический сплав с огненно-красным блеском.

Халк – медь, знаменующая человеческую природу во Иисусе Христе; Ливан – благоуханный фимиам, Божественная природа.

10

Масонская чиновничья иерархия.

11

Пронойа (др. греч.) – Провидение.

12

Совершенное Благо – Всевышний.

13

Mainard louis. Hermes Trismegiste. Traduction complete, precede d’une etude sur l’origine des livres hermetiques. Paris, 1867.

14

Цитаты из книги Ф. Ницше «Так говорил Заратустра».

15

Пламя онгона – адский огонь.

16

Платон, «Федра».

17

St. germain, «La Tres Sainte Trinosophie». Единственная копия уничтоженного оригинала рукописи Сен-Жермена. Хранится в архиве Центральной Библиотеки Труда в Париже.

18

Архон (др. греч.) – правитель.

19

Сен-Жермен. Автобиографический сонет.

20

Апостол (1Кор., II, 6,7,8).

21

Сигариты (др. евр.) – обособленные. А. Мень, «Обособленные».

22

Ориген, «Толкование на Евангелие от Иоанна».

23

Поймандр (др. греч.) – пастырь.

24

Гермес Трисмегист, «Песни Поймандра».

25

Мессианская Мистерия, «Книга Мёртвых».

26

Эдем (др. евр.) – пар, колебания воздуха.

27

Омофор (др. евр.) – священное покрывало. В иконографии выглядит как длинное полотенце.

28

G. bachelard. l’homme du poeme et du theoreme. Colloque de centenaire. Dijon, 1986.

29

Иоанн Златоуст.

30

Ниши К., «Золотые правила здоровья». М. 1999 г.

31

Амосов Н. М., «Раздумья о здоровье». М. 1987 г.

32

Апокриф. Евангелие от Фомы (8:12).

33

Индеферентной – безразличной.

34

Или! Или! Лама савахфани?! – (арам. Евангелие, Мф. 27:46) – Боже мой! Боже мой! Зачем ты покинул Меня?!

35

Хария – изначально жрица масонского ордена розенкрейцеров; в романе – жрица Антихриста.

36

Дольмен – могильник, встречающийся в странах Скандинавии, Германии. Состоит из трёх грубо обтесанных каменных столбов, накрытых такой же плитой.

37

Жан де Лабрюйер.

38

Инкуб – демон, отдающий семя женщине, которая обречена стать матерью новорожденного нечеловека.

39

Фисия (греч.) – древнегреческий обычай, заключался в сжигании куска говядины на алтаре перед началом священной трапезы.

40

Евангелие, (Мф. 24:27–29).

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg