«Сборник "Горы судьбы"»

Франсис Карсак Львы Эльдорадо (сборник)

Горы судьбы

В контрольной башне астропорта Джонвиль вспыхнула красная лампочка и зазвенел звонок. К Офиру II приближался звездолет. Бент Андерсон отложил книжку, которую лениво перелистывал — торопиться было некуда, — и повернулся вместе с креслом к пульту управления.

— Внимание, ребята, по местам! Джон Кларк поднял голову от шахматной доски и ответил, не выпуская ладьи из пальцев:

— Погоди, время еще есть. Дай нам закончить. Но Чунг уже встал и занял свое место справа от Андерсона.

— Закончим потом, — сказал он. — К тому же тебе все равно мат через три хода!

Кларк наградил маленького корейца уничтожающим взглядом, пожал плечами и тоже занял свое место у пульта. Экран осветился, на нем появилось лицо капитана звездолета.

— Вызывает «Денеб», смешанный грузовоз «Денеб» компании Межпланетных перевозок. Прошу разрешения на посадку. Должен высадить двух пассажиров. Вернее — одного с половиной.

— Что это значит?

— Увидите сами. Какой квадрат вы мне даете?

— Любой на ваш выбор. Астропорт пуст. Впрочем, какой у вас тоннаж?

— Двенадцать тысяч шестьсот тонн.

— Тогда садитесь в девятом квадрате. Мы вас поведем.

— Успокойся, Лео! Оставайтесь на койке. Не очень-то я верю в надежность инертонов этой старой калоши! А я поднимусь в кабину управления. Капитан оказал мне честь: пригласил к себе перед посадкой.

Сверхлев повернул к Тераи Лапраду свою огромную голову, наполовину прикрыл желтые глаза и зевнул.

— И это все, что ты мне скажешь, Лео? Ну ладно, пока.

Тераи пришлось нагнуться и боком протиснуться сквозь узкую дверь каюты, не предусмотренную для такого гиганта, как он, — два метра десять нечасто встретишь даже среди олимпийских атлетов. Так же он вынужден был скорчиться и в лифте, поднимавшем его в кабину управления.

— А, вот и вы, Лапрад! Садитесь, чемпион. Места здесь хватает с тех пор, как господа из дирекции решили, что на этих лоханках типа «Звезда» можно обходиться без третьего пилота и навигатора. Мы прибудем через пять минут. Вон уже астропорт, и даже передатчик материи виден. Когда они лет двадцать назад изобрели эту штуку, я думал, что останусь без работы. Но к счастью, все что они передают, прибывает на место в виде мельчайшей пыли. Для минерального сырья это роли не играет, а вот для машин, для товаров — ха-ха! О людях или животных я уже не говорю: даже сосисочного фарша не получается. Так что пока без нас и без наших кораблей не обойтись, дружище!

И капитан Лутропп захохотал, откинувшись на спинку своего кресла.

Тераи обвел глазами остальных членов экипажа — Мак-Нейша и Ямамото. Вместе с механиком Байлом, сидевшим сейчас в машинном отделении, они были его единственными спутниками в течение трех долгих недель перелета. Конечно, гениями их не назовешь, хотя в области математики и астрономии они могли бы посоперничать со многими учеными Земли. Но зато веселые собутыльники и грозные противники за карточным столом! Скоро они исчезнут из его жизни, как исчезли уже многие другие, оставшиеся позади за миллиарды километров. Или унесенные смертью. Как его отец и мать. Снова перед глазами Тераи взметнулись языки пламени, в котором погибла лаборатория отца, подожженная бомбами фанатиков-фундаменталистов. Отчаянно и тщетно искал он тогда родителей в горящем здании; Лео, совсем еще маленький львенок, прыгнул к нему на руки; в застрявшем лифте обугливались трупы двух ассистентов; один поджигатель замешкался, и он свернул ему шею — впрочем, кому до этого дело? — крыша обрушилась, и они с Лео спаслись только чудом… Пропади она пропадом, эта Земля, со всеми ее сумасшедшими!

Ведомый направленным лучом, «Денеб» плавно опустился на гравитронах и коснулся бетона.

— Ну вот, Лапрад, желаю удачи! Не представляю, чем может привлечь эта богом забытая планета такого человека, как вы… Молчу, молчу, меня это не касается! Не исключено, мы когда-нибудь еще увидимся, а? Мир тесен, это говорю вам я, капитан Лутропп, старый космический волк! Сейчас выгрузим ваш багаж и отправимся дальше. Мы и так из-за этого крюка потеряли время, а для компании время — деньги, не так ли?

Тераи пожал руку капитану, Мак-Нейшу и Ямамото.

— Спасибо, дружище, за уроки каратэ! Механик Байл ожидал его у двери каюты, не осмеливаясь войти из-за Лео.

— Ваши вещи уже внизу. Я за всем проследил. До свидания, Лапрад! Пассажиры у нас иногда бывают, но такой, как вы, — первый. А жаль…

— Пойдем, Лео, дай я тебе надену ошейник! Ясно, ясно, ты этого не любишь, но не все же знают, что ты — сверхлев, а не зверь, сбежавший из цирка. А вдруг кто-нибудь с перепугу откроет пальбу, если увидит тебя на свободе? Я его, конечно, уложу на месте, но тебя это не воскресит.

С недовольным видом Лео позволил надеть на себя ошейник, покорно последовал за Тераи в пассажирский лифт, и они вместе вышли на трап.

В это мгновение служащий второго класса Луиджи Тачини, сидевший в башне астропорта, взглянул на экран телетайпа и невольно воскликнул:

— Вот это да! Знаешь, дядя, кто к нам прибыл на «Денебе»? Лапрад, трижды рекордсмен мира, олимпийский чемпион!

— Не болтай глупостей, малыш, — отозвался Тачини старший, начальник астропорта. — Лапрадов в одной Франции сотни.

— Тераи Лапрадов?

— Тераи? Тогда это, наверное, в самом деле он. Но что ему здесь понадобилось?

— По документам он геолог. У него контракт с Межпланетным Металлургическим Бюро. И с ним еще некий Лео.

— Лео, а дальше?

— Просто Лео. Больше ничего. А вот и они! На площадке у трапа появился высокий человек, за которым важно выступал лев.

— Подумать только, встретить его здесь, быть может, даже поговорить!

Голос Луиджи прерывался от восторга.

— Подумаешь, такой же человек, как и все.

— Такой же, как и все? Вы слышите? Три мировых рекорда за два дня последней олимпиады — такой же, как и все? Нет, дядя, ты просто ничего не понимаешь в спорте!

— Ладно, главное, не подходи близко к его приятелю Лео. Зазвонил телефон. Тачини старший взял трубку:

— Говорит Старжон, директор ММБ на Офире II. На «Денебе» должен прибыть один из наших геологов, господин Лапрад. Немедленно направьте его ко мне и не морочьте ему голову всякой чепухой. Понятно?

— Да, господин Старжон. Будет исполнено, господин Старжон.

Тот молча отключился.

— Луиджи, вот тебе случай познакомиться с Лапрадом. Отвезешь его в город. А сейчас я должен избавить твоего кумира от формальностей. Слышал, что сказал господин Старжон? Если хочешь здесь чего-нибудь достичь, помни, Луиджи, что вся эта планета принадлежит ММБ.

Необычные пассажиры заняли места в открытом глайдере. Луиджи ощутил на своем затылке горячее дыхание и обернулся. Огромная морда Лео была в нескольких сантиметрах.

— Месье Лапрад, скажите вашему зверю, чтобы он не дышал мне в затылок. Меня это … отвлекает.

— Ему незачем повторять. Он уже понял, месье…?

— Тачини, Луиджи Тачини.

— Так вот, Тачини, Лео не простой лев. Это паралев или, как говорят газетчики, сверхлев. С помощью направленных мутаций удалось создать существо, равное по уму семилетнему ребенку. Он уже не зверь! Видите, какой у него мощный выпуклый лоб? Лео понимает простую речь и может по-своему отвечать.

Сверхлев испустил полувнятное ритмичное рычание.

— Он с вами поздоровался.

— Потрясающе! Кто же такое сотворил?

— Мой отец и его друзья. Они погибли. А вместе с ними моя мать.

— Что же, эти сверхльвы… взбунтовались?

— О нет. Десятки психопатов забросали лабораторию зажигательными гранатами. Только мы с Лео и остались в живых.

— Но за что?

— Кто знает, что творится в головах некоторых так называемых людей! Наверное, они просто обезумели от страха. Но Лео нервничает, Луиджи. Он не любит, когда об этом говорят. И я тоже.

— Извините меня, месье Лапрад… А скажите, какой ваш лучший результат на полторы тысячи метров?

— Три минуты пятьдесят. Для меня это трудная дистанция, как и для всех спринтеров. На более короткие я бегу быстрее, а на длинных под конец не хватает дыхания. Впрочем, вот уже четыре года я не участвую в состязаниях.

— Но почему же? Ведь вам совсем немного лет!

— Да, двадцать четыре. Но мне нужно было писать диссертацию. Научные исследования и большой спорт даже сегодня трудносовместимы. А я всего лишь олимпиец, а не сверхчеловек, Луиджи.

— Вы француз?

— Нет. Во мне течет кровь четырех рас: полинезийской, китайской, европейской и индейской. Однако, похоже, мы уже на месте. Благодарю вас, Луиджи.

— До тех пор пока вы будете здесь, если вам что-нибудь понадобится, я всегда…

— Спасибо. И один совет, Луиджи: совершенствуйте свое тело, но не забывайте, что человеком быть важнее, чем чемпионом!

Тераи не понравился Старжону с первого взгляда. Высокий, атлетически сложен. Директор не любил людей выше и сильнее себя, а потому встретил геолога холодно.

— Нам рекомендовали вас университеты Парижа, Чикаго и Торонто. Кроме того, я прочел вашу диссертацию о Баффиновой Земле и других северных островах. Неплохая работа. У нас здесь немало блестящих изыскателей, но ни одного настоящего геолога. Вы нам подходите, несмотря на молодость. Для начала займитесь составлением карт. Мы предоставим в ваше распоряжение все необходимые средства, конечно, в пределах возможного, однако потребуем соответствующей отдачи. И еще одно. Этот ваш зверь. Он будет вас стеснять и может оказаться опасным. Советую вам избавиться от него, пока не случилось беды.

Тераи встал.

— Лео включен в подписанный мною контракт. Он сопровождает меня повсюду. Если вы не согласны, контракт будет расторгнут, и я немедленно улечу. «Денеб» еще здесь.

— Не будьте таким вспыльчивым! Я забочусь о ваших же интересах, но если вы смотрите на это таким образом… Короче, ваш зверь целиком на вашей ответственности, понятно?

— Понятно. Вы не можете порекомендовать мне отель?

— В Джонвиле нет отелей. Мы тут все пионеры, господин Лапрад, не забывайте! Кстати, здесь немало таких молодцов, которых не испугают ни ваши мускулы, ни ваш лев. А хижина для вас еще строится. Мы думали, что вы прибудете на корабле нашей компании, то есть не раньше чем через месяц. А пока — есть лишь маленькая гостиница при харчевне, может быть, там найдется для вас комната. Не знаю только, примут ли они вашего зверя…

— Попытаю счастья…

— Да, еще одно, Лапрад! Как можно меньше якшайтесь со стиками.

— Со стиками?

— Это аборигены. Так их называют изыскатели: «стики», палки. Они похожи за палки. К счастью, стики не относятся к гуманоидам и у нас здесь нет никаких историй с их женщинами. А ведь, говорят, на других планета мужчины… Ну ладно, грузовик доставит вас с вашим багажом до гостиницы. Завтра жду вас с докладом в дирекции ровно в восемь. Кстати, купите себе офирские часы — их продают в магазине компании. Здесь на Офире сутки составляют двадцать пять земных часов и двенадцать минут, а я привык к точности, господин Лапрад.

Харчевня-гостиница оказалась приземистым бревенчатым домом в два этажа, стоящим в конце улочки из хижин изыскателей, рабочих и инженеров. Содержала это заведение еще молодая вдова, мадам Симпсон, с помощью своей семнадцатилетней дочери Анны. Несмотря на опасения Старжона, Лео здесь приняли хорошо. Мадам Симпсон зачитывалась журналом «Райдер Дайджест», а как раз недавно там появилось сокращенное изложение книги знаменитого Джо Диксона «Создания божьи», в которой этот журналист попытался донести до широкой публики суть сложных биохимических и генетических изысканий Генри Лапрада. Тераи едва сдержался, когда любезнейшая мадам Симпсон, преисполненная гордости от того, что у нее поселится сын прославленного ученого, упомянула об этой книге. Ведь именно ее крикливое название вызвало ярость американских фундаменталистов, все еще влиятельных в отдельных штатах, и привело к трагедии. Анна же лишь молча покраснела, что очень шло к ее личику полненькой блондинки.

— Обед через два часа, месье Лапрад, — сказала мадам Симпсон. — А пока приготовят вашу комнату, можете посидеть в соседнем баре. Он тоже принадлежит нам, пиво там отменное, да и выбор напитков неплохой.

Тераи вошел в бар и уселся в углу, Лео растянулся у его ног. Бесцветная служанка спросила, что им подать.

— Для меня пиво. Для Лео кока-колу в большой миске.

— Кока… для этого зверя?

— Что поделаешь, в смысле напитков у него дурной вкус.

— Вы что, смеетесь?

— Принесите, и увидите сами!

Посетители столпились вокруг них, с любопытством ожидая продолжения. Раздосадованный Тераи встал:

— Послушайте, друзья! Я только что прибыл, а потому ставлю выпивку на всех. Вы, наверное, работаете на ММБ? Я тоже. Я хочу лишь одного: жить в мире со всеми. Но я не желаю, чтобы меня разглядывали как какое-то чудовище, только потому; что я олимпиец и со мною Лео. Лео — паралев, его разум был искусственно развит. Вот и все. В остальном он обыкновенный лев. Он очень мирный, когда ему не досаждают и не угрожают. Но в противном случае… Вы знаете, на что способен разъяренный лев? Так вот, Лео способен на большее!

— Мы не хотели тебе мешать! — воскликнул рослый изыскатель. — Но согласись, посмотреть, как лев будет пить кока-колу, такое не каждый день случается!

— Ладно, смотрите, а потом оставьте нас в покое. Я здесь пробуду по крайней мере год, еще успеете на нас налюбоваться.

Служанка вернулась с банками пива и кока-колы, рядом на подносе стояли стакан и небольшая супница. Тераи открыл банки, вылил кока-колу в супницу, и Лео под восхищенные взгляды зрителей вылакал свой напиток до дна.

— Ну что, посмотрели? А теперь оставьте его в покое! Я уже сказал: сегодня всем по стакану за мой счет!

Так Тераи впервые встретился с теми, кому суждено было стать его товарищами по работе. Тут были самые разные люди: дипломированные геологи-разведчики и изыскатели-практики; европейцы, американцы, русские, китайцы, несколько африканцев и даже один малаец. Все они переговаривались на англо-русском жаргоне или — в зависимости от культуры говоривших — на более или менее правильном английском или русском языке, которые давно стали языками космоса.

Когда Тераи объяснял уже в десятый раз, зачем он прибыл на Офир II, в бар вошел человек, при виде которого все понизили голоса. Маленький механик-парижанин, сидевший слева от Тераи, привстал на цыпочки и шепнул ему на ухо:

— Это Голландец! Не вздумай с ним связаться… Лапрад обернулся, окинул вошедшего оценивающим взглядом. Почти такого же роста, как он, но шире в плечах, тяжелее, с уже выступающим животом. Лет тридцати пяти. На узком лице близко к сломанному носу глубоко посаженные светло-голубые глазки. Могучая челюсть и длинный шрам на левой щеке. Он направился прямо к геологу.

— Так это вы новый босс? Сразу из детского сада? Так вот, со мною держите себя потише. Я — Ван Донган! Мне наплевать на всяких там ваших покровителей: я не позволю, чтобы мною командовал какой-то желторотый. Запомните это, повторять не стану!

Он резко повернулся и, направившись в дальний конец бара, уселся там в стороне ото всех.

— Что это еще за субъект? — спросил Тераи соседа.

— Он открыл рудник Магрет, пока что самый богатый. До вашего прибытия считался большой лягушкой в нашей маленькой луже. И постарается таковой остаться.

— И может в этом преуспеть?

— Да, черт побери! К несчастью, может.

— Похоже, вы его не очень-то жалуете.

— Его никто не жалует, эту скотину. Он силен как бык и избивает до полусмерти всех, кто ему противится. Вы тоже видно не из слабеньких, но вряд ли имеете такой опыт, как он. Главное: для Голландца нет запрещенных приемов. Вернее, он только и пользуется запрещенными!

Тераи пожал плечами: поживем, увидим.

В бар вошел старик с красным носом и глазами пьяницы. Его когда-то великолепный комбинезон изыскателя совершенно выгорел и был вытерт до дыр, каждая из которых свидетельствовала о нищете хозяина… или о полном безразличии ко всему и вся.

— А это кто?

— Старина Мак-Грегор. Пьет мертвую. А жаль. Ведь это он первым высадился здесь двадцать лет назад и обнаружил первые месторождения. Прекрасный инженер, первый здешний директор. А теперь…

Механик приумолк, затем продолжал:

— И все-таки он прекрасный человек, а когда трезв — настоящий кладезь самых разных сведений об Офире. Он единственный, кто знает язык стиков, единственный, кто может с ними свободно говорить.

— С чего же он так спился?

— Никто не знает. Одни говорят, что он не может смотреть, как компания обращается со стиками, другие — что у него свою любовная драма, третьи — что с ним в горах случилась какая-то странная история, после которой он слегка тронулся. ММБ продолжает ему выплачивать жалованье, потому что никто не знает Офир лучше, чем он. Но в последнее время он так часто напивается, что вряд ли это протянется особенно долго.

Мак-Грегор заказал еще одно виски. У него было мрачное опьянение, каждый раз он долго смотрел на свой стаканчик и потом подносил его ко рту и выпивал до дня большими глотками. Никто, казалось, не обращал на него внимания. Лапрад снова заговорил с соседями, пытаясь по их рассказам составить себе представление об условиях работы, об опасных животных и растениях, узнать о труднопроходимых тропах. Мак-Грегор подошел к стойке за новым стаканчиком виски. Он увидел Тераи, внимательно вгляделся в него и пробормотал:

— Ах это ты, тот самый? Значит, мне осталось уже недолго…

И он, пошатываясь, двинулся к своему столу.

— Что он хотел сказать?

— Да так, ничего, — ответил механик. — просто он с причудами. Говорит, что точно знает день своей смерти. Особенно когда выпьет, как сегодня…

Его прервал глухой удар и последовавший за ним крик. Тераи обернулся. Мак-Грегор лежал на полу с окровавленным лицом, а над ним со сжатыми кулаками склонился Голландец.

— Что, получил, проклятый пьянчуга? Может, хочешь еще? — Голландец выпрямился с холодной усмешкой. — Пьяный боров толкнул меня, вот я и преподал ему урок. Кто-нибудь имеет что-нибудь против?

Послышались невнятные голоса, глухой ропот, который быстро стих. Лапрад пожал плечами. В конечном счете это его не касалось. Тем не менее он подошел к Мак-Грегору, чтобы помочь ему подняться.

— Эй, ты! Не трогай его!

— А если трону?

— Я тебя отучу соваться не в свои дела!

Тераи внезапно ощутил смертельную усталость. «Только из-за того что я олимпиец и на две головы выше других, — подумал он, — всякие скоты повсюду лезут со мной в драку, чтобы убедиться, что они не слабее и я не представляю для них опасности. Это было уже столько раз, что кажется, будто без конца повторяется одна и та же сцена. Ладно, быть по сему!"

— Ну что ж, попробуй, отучи. Лео, ни с места! Удар ногой последовал с такой внезапностью, что Тераи не смог его полностью избежать. Он успел только повернуться, и удар пришелся по ребрам, а не в живот. Несмотря на боль, он смог отскочить назад и этим смягчить прямой в челюсть, который скользнул по его левой скуле. Он отступил, чтобы не споткнуться о Мак-Грегора, все еще лежавшего без сознания. Ван Донган тотчас бросился в атаку, но теперь он остановил его резким прямым в подбородок. После этого Тераи только парировал удары противника, спокойно изучая его и выжидая подходящего момента. Наконец такой случай представился, и он смог провести двойной удар: левый крюк в печень и тотчас — прямой в солнечное сплетение. Оба удара глухо прозвучали почти одновременно. Ван Донган согнулся вдвое, рухнул на колени, а затем медленно повалился на бок под восторженные крики изумленных зрителей. Один из них встал перед Тераи и воскликнул:

— Эй, парень, теперь ты можешь просить у старого Жюля, что хочешь! Этот мерзавец украл у нас две заявки, а когда мы с Дугласом попробовали поднять голос, он уложил нас обоих в больницу. Я надеялся, что кто-нибудь продырявит ему шкуру, но, чтобы кто-то по всем правилам набил ему морду, об этом я даже не мечтал! Где ты научился так драться?

— Так, занимался немного боксом. А потом стычки с матросами на островах…

— Немного боксом! Боже милостивый, от твоего прямого свалится и чемпион, рука так сама и бьет.

— Значит, Луиджи был прав? Ты тот самый олимпиец… Берегись!

Рыжее тело мелькнуло в воздухе и сбило его с ног. Раздался короткий вопль.

— Назад, Лео! Я тебе приказал…

— Он спас тебе жизнь, твой лев, — сказал Жюль. — Голландец едва не всадил тебе в спину нож!

Тераи вцепился в гриву льва и потянул его изо всех сил назад. Лео взревел, повернул голову с окровавленными клыками, но увидел, что это Лапрад, успокоился, мирно уселся в углу и принялся облизываться, как кошка.

— Доктора! — крикнул кто-то.

— Какого доктора? Он свое получил!

Голова Ван Донгана была странно деформирована, скальп сорван. Его правая рука все еще сжимала нож. Изыскатели, побледнев, переглядывались.

— Знаешь что, старина, — сказал один из них, — ты и твой лев… Лучше уж быть вашими друзьями!

— Я займусь Мак-Грегором. Если полиция будет меня искать…

— Полиция? — в толпе послышались иронические смешки. — Ты хочешь сказать директор? Он один здесь и суд, и полиция. Старжон, конечно, взбеленится. Голландец был его ближайшим подручным. Но ты не волнуйся. За тебя будут стоять столько свидетелей, сколько понадобится, даже те, кто ничего не видел!

Тераи нагнулся и поднял Мак-Грегора.

— Где его хижина?

— Пойдем, я тебя отведу, — предложил Жюль. — А ты, Лоуренс, беги за врачом.

От харчевни до хижины Мак-Грегора было метров двести. Уже наступала ночь, первая ночь Тераи на этой планете. Все казалось ему необычным: воздух, слегка отличавшийся от земного, запахи, крики ночных животных. Две луны преследовали друг друга в незнакомом небе. Лео, бежавший за хозяином, то и дело останавливался, принюхивался к ветру. Внезапно откуда-то слева раздался пронзительный яростный свист, лев ответил угрожающим рыком и присел для прыжка.

— Успокойся, приятель! — усмехнулся Жюль. — Никакой опасности! Зверь, который так громко свистит, всего лишь лягушка величиной с кулак. В окрестностях нет опасных животных. Ну, вот мы и пришли.

Лапрад вошел в комнату и опустил Маг-Грегора на неприбранную кровать. В бревенчатом доме была всего одна комната с большим почерневшим камином — очевидно, зимой здесь стояли холода. Стол, хромоногие табуретки да масса растрепанных старых книг — вот и вся обстановка. Пока Жюль смывал кровь с липа шотландца, Тераи посмотрел несколько томов — труды по практической геологии и рудному делу, романы, и все это на пяти или шести различных языках.

— Мак говорит на всех этих языках?

— Да, и еще на языке стиков. Он здесь единственный, кто хорошо знает их язык. Я вот могу связать только пару слов. Чертовски трудный язык!

Маг-Грегор, без сомнения, был культурным человеком.

— Ты говорил, что он инженер?

— Да, и он был первым директором, до Старжона, до того, как запил.

— Как он себя чувствует?

— Скоро очнется. У Ван Донгана были преподлые удары… Были, к счастью! Смотри-ка, как здорово, что можно говорить о нем в прошедшем времени!

— Неужели вы его так ненавидели?

— Он был сволочью. Мерзкой сволочью на службе у человека, который не знает жалости и думает только о прибылях. Ты сам убедишься. Зачем ты прилетел сюда, Лапрад?

— На Земле слишком много сумасшедших. Я сыт ими по горло.

— Ну, сумасшедших ты найдешь и здесь. На сколько у тебя контракт?

— На год, с правом продления.

— Всего на год? Видно, им позарез нужен хороший геолог, раз они согласились на такой короткий срок. Работать на ММБ — не орешки щелкать. Все, что они печатают в своих рекламных проспектах, — вранье! Девиз ММБ «иди или подохни», а чаще «иди и подохни».

— Что же, посмотрим!

— Похоже, ты умеешь за себя постоять, олимпиец, однако… ага! Мак очнулся и снова с нами.

Старик попытался приподняться на кровати, но Жюль удержал его.

— Где я? Что со мной? О, моя голова!..

— Ты случайно толкнул Голландца, и он тебе врезал, разбил башку. Когда Лапрад хотел вступиться, он и ему попытался врезать. Только он малость ошибся и сам в два счета очутился на полу! Тут ему вздумалось поиграть ножом, тогда лев Лапрада его прикончил.

— Прикончил? Ах да, Лапрад. Олимпиец. Человек судьбы! Я знал, что ты должен прийти, но не знал когда. В жизни всего не запомнишь. А теперь мне осталось полгода жизни и заплатить один долг. Горы Судьбы! Пухи, или стики, как вы их называете, знают об этом. И от этого умирают. Голос мне все объяснил…

Он снова упал на постель и умолк. В хижину поспешно вошел врач.

— Что еще стряслось? Снова шуточки Ван Донгана? Когда это кончится?

— Уже кончилось, доктор. Вам больше не придется ухаживать за жертвами этого мерзавца. Познакомься, Лапрад, это доктор Вертэс, друг бедных изыскателей.

Доктор Вертэс был высок и худ, остроконечная бородка и пронзительный взгляд придавали ему почти мефистофельский вид. Он уставился на Тераи.

— Хм, великолепный образчик! Метис, да?

— Да, и тем горжусь.

— Тут нечем гордиться и нечего стыдиться. Посмотрим-ка лучше нашего пострадавшего. Если бы он не пил как свинья, прожил бы до ста лет без всяких гериатров! Ступайте, я сам им займусь.

Когда они вернулись в бар, волнение еще не улеглось. Труп Голландца убрали, однако на полу еще оставались темно-коричневые пятна. Тераи встретили криками «ура», дружескими похлопываниями по плечу, приглашениями выпить. Вызванная на подмогу Анна стояла за стойкой, не сводя с Тераи восхищенных глаз. Все это его стесняло.

— Послушайте, друзья! Я хотел бы пообедать спокойно. Я голоден и устал. Так что, будьте добры, оставьте меня. Мы еще увидимся.

Он пообедал один вместе с Лео в маленькой комнатке. Анна подавала ему, вспыхивая каждый раз, когда он к ней обращался. Потом он поднялся в отведенную ему комнату. Лео недоверчиво обследовал ее и наконец улегся поперек порога.

— Что, Лео, опасаешься? Может быть, ты и прав, хотя не думаю, что сегодня нам еще что-нибудь угрожает. Завтра и позднее — все возможно, если, конечно, то, что мне порассказали, правда.

На следующее утро Старжон принял Тераи более чем холодно.

— Итак, едва появившись, вы со своим львом убиваете одного из моих лучших людей! Да, я знаю, что он был не прав, когда помешал вам поднять этого алкоголика. И был также не прав, когда схватился за нож. Ваше счастье, что столько людей свидетельствуют в вашу пользу, Лапрад. Иначе вы бы уже сидели за решеткой, ожидая ближайшего звездолета рейсом на Землю. Впрочем, оставим это: что было, то было. А сейчас мы должны немедленно заняться картами. До сих пор из-за отсутствия настоящего геолога мы работали, полагаясь лишь на опыт изыскателей, которые обследовали только поверхностные рудные выходы вдоль сбросов плато Вира и каньона реки Бероэ. Здесь, здесь и здесь.

Он указал точки на висевшей на стене карте.

— В вашем распоряжении будет карта, составленная по данным аэрофотосъемки и докладам изыскателей. Изучите ее хорошенько, там множество данных, но их следует уточнить и дать правильное толкование. Я наметил вам в помощники Ван Донгана, но вы его убили! Вот и выпутывайтесь теперь сами, как знаете.

— Я возьму Жюля Тибо. Но какова ваша система? Я думал, что всеми изысканиями занимается только ММБ, однако вчера мне сказали о каких-то индивидуальных заявках.

— Вот как? Никаких индивидуальных заявок на самом деле нет. Если отдельные изыскатели находят по-настоящему ценное многообещающее месторождение, они ставят заявочные столбы от своего имени и после тщательной проверки получают от нас дополнительное вознаграждение, иногда довольно значительное. Это они и называют индивидуальными заявками.

— Ясно. Понял. Каким штатом я могу располагать?

— У вас будут три чертежника-картографа. Что касается изыскателей, используйте, кого хотите. Единственное, что меня интересует, — это результаты. Ваша комната номер шестнадцать в конце коридора. Но чтобы ваш лев не путался у меня под ногами!

В течение долгих недель Тераи работал как одержимый и даже по вечерам уносил материалы к себе, в бревенчатую хижину, которая теперь была его жилищем. Жилищем простым, но вполне комфортабельным, с рабочим кабинетом, спальней, ванной и кухней, которой он, впрочем, почти не пользовался, предпочитая столоваться в харчевне. Он уже познакомился почти со всеми членами земной колонии, что было, кстати, совсем нетрудно, так как все ее население не превышало трехсот человек, в основном мужчин; помимо них было также несколько незамужних женщин и несколько супружеских пар с детьми. С юными колонистами Лео подружился очень быстро, а когда на десятый день пребывания на планете он догнал и убил спустившегося с плато «горного волка», то приобрел друзей и среди их матерей.

Этот «горный волк» был первым крупным зверем, которого Тераи увидел на Офире II. Он и в самом деле отдаленно походил на волка, хотя кожа его была совершенно голой и лишь череп венчал пучок жесткой шерсти.

— На плато их полно, особенно вблизи Гор Судьбы, — объяснил ему Жюль Тибо. — К счастью, они редко собираются в стаи, а то были бы по-настоящему опасны для изыскателей-одиночек. Малышу повезло, что твой лев подоспел вовремя.

— Как он себя чувствует?

— Укус глубокий, но доктор Вертэс говорит, что все обойдется.

— Горы Судьбы! Откуда такое странное название?

— Это Мак-Грегор их так назвал. Он утверждает, будто это точный перевод туземного названия. Признаться, я никогда не задумывался, почему их так называют. Скорее подошло бы: «Мертвые горы» или «Горы отчаяния».

— Неужели там настолько худо?

— Сам увидишь, если пойдешь со мной в следующий раз. Пора заняться разведкой в новом районе. Обрывы плато Вира уже достаточно известны.

— Смотри, — сказал Жюль. — Вот там внизу деревня стиков. Я знаком с их вождем. Хочешь, навестим его?

Деревня, скорее деревушка, притаилась в узкой долине, окруженная со всех сторон бревенчатым палисадом и рвом. В ней было не более полутора десятков домов, вернее хижин из глины и камней, покрытых широкими листьями, уложенными подобно черепице. На площадке посреди деревни можно было различить несколько необычайно тонких, высоких фигур.

— Собственно говоря, Старжон запретил мне с ними общаться, но будем считать, что у меня плохая память. Спустимся к ним, Жюль!

Когда они приблизились к деревне, узкий подъемный мостик был торопливо поднят, а в землю перед ними вонзилось несколько стрел.

— А, черт побери! Это из-за твоего льва! Я совсем забыл. Подожди меня здесь.

Жюль спокойно двинулся вперед, выкрикивая какие-то слова на местном языке. Стрелы перестали свистеть, над палисадом показалась голова. Тераи взял бинокль, чтобы получше ее рас смотреть. Голова была карикатурно человеческой, с хохолком зеленоватых волос, двумя глубоко посаженными глазами, длинным узким носом, щелевидным ртом и подбородком галошей. Больше всего она походила на отражение человеческой головы в искажающем зеркале из комнаты смеха, настолько она была немыслимо узкой и вытянутой.

Жюль позвал Тераи:

— Можешь спускаться, все в порядке. Только оставь Лео снаружи, хотя бы на этот раз!

Чтобы пройти в узкие воротца, Тераи пришлось наклониться. Жюль стоял в окружении туземцев, и геолог сразу понял, почему изыскатели прозвали их стиками: они и в самом деле походили на палку или скорее на тех земных насекомых, которых называют богомолами. Прямые хрупкие ноги опирались на узкие ступни, тело сужалось к голове, подобно горлышку бутылки, тонкие руки заканчивались худыми, как у скелета, кистями с шестью длинными пальцами. Стики были одеты в короткие юбочки и вооружены луками и стрелами с искусно обработанными каменными наконечниками. Кое у кого были металлические ножи, превратившиеся от долгого употребления и многократных заточек в своего рода плоские стилеты. Тераи тотчас узнал их — такие ножи поставляли за бесценок Земля и Ныо-Шеффилд, лишь бы избавиться от своих излишек. Самый высокий из туземцев был Тераи едва по грудь.

Жюль говорил, неуверенно произнося шипящие или щелкающие слова.

— Я стараюсь им втолковать, что твой лев — друг, — объяснил он, — но, на беду, он очень похож на одного из здешних хищников. Правда, теперь в этих местах их не осталось, но изображение этого зверя есть у них в храме. Они говорят, что Лео — это Чуинга-Гха, и попробуй докажи им, что это не так!

К двум десяткам туземцев неуверенно присоединились женщины, а затем со всех сторон высыпали и крохотные дети, стремительные и юркие, как зеленые ящерицы, поднявшиеся на задние лапы. Один из малышей встал перед Тераи, осмотрел его с ног до головы, завертелся на месте, рассмеялся до странности человеческим смехом, а потом прокричал пронзительным голосом что-то, от чего развеселились все окружающие.

— Что он сказал? — спросил Тераи.

— Я не совсем понял. Я ведь знаю всего несколько их слов. Но похоже, он сказал, что ты самый большой зверь, каких он видел в жизни!

— Хм… Ты не знаешь, кто им дал эти ножи?

— Мы, изыскатели. Стики — славные ребята и порой служат нам проводниками. Они живут охотой, да еще что-то выращивают. Вымирающая раса, и на сей раз земляне тут ни при чем. Они вернулись в каменный век, и вернулись задолго до того, как мы пришли на эту планету. Их осталось немного, они совершенно безобидны, и, поскольку никто не собирается колонизировать Офир II, они потихоньку исчезнут сами, без всяких трагедий.

— Но почему они вымирают? Смотри, сколько детей и все живые, здоровые на вид!

— Они часто умирают, не достигнув зрелости. И никто не знает почему. Этот мир принадлежит ММБ, а компания интересуется отнюдь не ксенологией. Ее волнуют только прибыли. Стиков никто никогда не изучал. Мак-Грегор говорит, что вскоре после обряда посвящения они совершают массовые самоубийства. И он сознался, что знает причину. Спроси у него сам. Если есть на этой несчастной планете специалист по стикам, так это он. Но взгляни на взрослых!

Рядом с веселыми энергичными детьми мужчины и женщины со своими вытянутыми лицами и усталыми редкими жестами казались особенно унылыми и малоподвижными.

— Болезнь?

— Неизвестно. Доктор Вертэс пытался найти возбудителя, но безуспешно. К тому же у него нет необходимых приборов, а Старжон смотрит на такие исследования косо. Лишняя трата времени, по его словам.

— Хорошо. Я спрошу у Мака. Да еще попрошу его научить меня их языку. Этот народ меня заинтересовал. Много их осталось?

— На исследованной части континента мы нашли с дюжину деревень. И гораздо больше покинутых городов. В других местах их не видели. Но когда-то это была великая раса. Вся планета покрыта развалинами. Ты сам увидишь руины огромного города на плато Вира. Мы будем там завтра.

Жюль сказал на прощание несколько слов, которые остались без ответа, и они вышли через низкие воротца из деревни. Лео встретил их недовольным широким зевком, а затем подошел к воротцам и нахально окропил столб.

— Лео! — возмущенно крикнул Жюль.

— Он обиделся, что мы его оставили снаружи, — со смехом объяснил Тераи. — Вот и поставил свою метку, чтобы знали, что теперь его охотничья территория распространяется и на эту деревню!

На следующий день с вершины холма они увидели древний город. Он лежал в низине на восточном берегу большого синего озера. Руины тонули в зарослях, но кое-где над зеленым покровом еще возвышались отдельные башни. «По земным нормам, — подумал Тераи, — в этом мертвом городе когда-то могло проживать от трехсот до пятисот тысяч жителей».

Они спустились в низину и проникли в город, прорубая себе путь мачете. В центре, возле самого озера, мостовая оказалась сделанной так совершенно, что даже спустя века растения нигде не смогли пробиться сквозь кладку.

С десяток улиц сбегалось к полукруглой площади, выходившей на набережную, от которой в озеро протянулись многочисленные молы и причалы. Два маяка, почти не тронутых временем, сторожили гавань.

— Заночуем в левой башне, — сказал Жюль. — Я здесь частенько останавливался. Там есть сухие комнаты, и потолки еще прочные. Древние стики умели строить…

И на самом деле камни в стенах были так точно пригнаны, что порой невозможно было различить места соединений.

— Известно хотя бы приблизительно, сколько лет этому городу?

— Да. Будучи директором, Мак отослал образцы дерева на Землю для радиоуглеродного анализа. Город не так уж древен — ему от четырех до трех тысяч двухсот земных лет.

Интересно другое: по-видимому, это был первый покинутый стиками город. Чем дальше отсюда, тем время запустения городов ближе к нашему, будто из этого места исходило какое-то смертоносное излучение. На северном материке, например, города были обитаемы еще две с половиной тысячи лет назад. Так или иначе, кончилось все быстро: на всей планете цивилизация стиков погибла за какие-нибудь шестьсот лет. Когда из Ксенологического бюро Объединенных Наций узнали об этом, сюда хотели послать научную экспедицию, но ММБ воспротивилось. У них неограниченные права, эта планета целиком в их власти еще на сорок лет!

Пока Жюль устраивался на ночлег, Тераи с Лео осматривали развалины. Лапраду хотелось определить уровень исчезнувшей цивилизации. В одном из сохранившихся домов стены украшали роспись и барельефы. На изображениях не было сложных машин, но стиков всюду окружали домашние животные, верховые или вьючные, похожие на лошадей и быков. Встречались и какие-то подобия собак в сценах охоты на шуингагха — этих хищников Тераи узнал сразу, они действительно походили на короткопалых львов. Стики были вооружены луками, копьями и своего рода арбалетами с прицельной рамкой. У некоторых были щиты или что-то вроде нагрудных панцирей.

«Непременно надо произвести раскопки, — думал Тераи. — Но готов биться об заклад, что они почти не уступали европейцам XIV века. Судя по изображенной на стене карте, они уже плавали по всем морям. Что же случилось с этой могучей цивилизацией, что ее остановило? Три тысячи лет назад! Они явно опережали нас. Три тысячи лет назад у нас только начинался железный век! Мои галльские предки сражались между собой, мои китайские предки лишь учились философствовать, мои предки маори еще не вышли из Азии, а что до моих индейских предков, один великий Маниту знает, что они тогда делали!»

Он вернулся в лагерь и рассказал Жюлю о своей находке.

— Да, я знаю этот дом. Там есть и другие, где уцелели даже деревянные балки и двери. Они все делали из стволов гаю, а эту древесину никакая гниль не берет. Мы ее используем для креплений в шахтах. А черепица? Ты видел, как она у них плотно пригнана? Даже ураган не может ее сорвать. Каменщики они были отменные и работали на века, как наши египтяне или строители средневековых соборов. Но о стиках мы не знаем ничего, или почти ничего.

Ночь они провели спокойно в башне, в сухой, хорошо закрывавшейся комнате со стрельчатыми сводами, и на рассвете покинули город. И тут для Тераи началось настоящее знакомство с Офиром.

Сначала тянулся лес, затем — обширная зелено-рыжая савана, дальше пошли глубокие каньоны, в которые река Ото-Ото низвергалась великолепными водопадами. Солнце множеством радуг расцвечивало висящую над ними водяную пыль. Кое-где вдоль древней полузаросшей дороги попадались развалины отдельных ферм или сторожевых постов. Ночи, когда луны гнались друг за другом, отбрасывая многочисленные подвижные тени, бывали так прекрасны, что порой путники не могли уснуть, несмотря на усталость. Днем часто разражались грозы, тогда взбухали — не пересечь! — реки и приходилось пережидать спада воды. А потом начался подъем через девственные леса, к подножию Гор Судьбы. Но отсюда они повернули назад по долине реки Бероэ, пересекли каньон Мертвеца (здесь когда-то нашли труп изыскателя, наполовину обглоданный хищниками). Наконец они поднялись на плато Вира, где их уже дожидался вертолет, чтобы доставить обратно в Джонвиль.

А затем потянулись долгие дни: обработка записей, уточнение карт, анализ образцов, предварительное окон-туривание месторождений и прочая лабораторная рутина. Похоже было, что Горы Судьбы богаты самыми разными рудами, и Тераи решил сосредоточить изыскания в этом районе. Но он не забыл о тайне стиков и однажды вечером отправился к Мак-Грегору. Старик читал за столом. Он теперь не пил и почти не выходил из своей хижины.

— А, вот и вы! Что же, вам первое слово. Я уже не помню, кто кого должен был навестить, вы меня или я… Всего не упомнишь! Впрочем, неважно. Вы пришли учиться языку стиков, не правда ли?

— Как вы догадались?

— Я о многом догадываюсь, Лапрад, много знаю, но предпочел бы этого не знать… или забыть! Нам осталось всего четыре с половиной месяца, а язык пухи труден. Однако я успею дать вам основы, и вы сможете потом заниматься им сами, когда… когда меня не станет. Где вы были последнее время?

— Ходил на разведку с Жюлем к Горам Судьбы. Похоже, там есть богатые месторождения.

— Да, весьма. Я сам бывал там и заходил еще дальше за первую горную цепь и даже за Барьер! До безымянного притока речки Фаво, которая южнее впадает в Сапро. Лучше бы я тогда переломал себе ноги!

— Но почему же? И почему вы не оставили свои записи в конторе, если уже побывали там? Ведь никто другой еще не обследовал этот район…

— Бесполезно задавать мне вопросы на эту тему, Лапрад! Я вам не отвечу. Займемся лучше языком пухи, ради которого вы пришли. Для начала, в нем семь времен…

Это были поистине удивительные уроки! Тераи владел семью земными языками и в этом отношении был способным учеником, однако язык пухи и в самом деле оказался очень трудным. К тому же Мак-Грегор был странным учителем. Иногда он мог часами объяснять какое-нибудь сложное время, но чаще предавался воспоминаниям о своих геологических разведках на Офире II или на других планетах. Тераи не жалел об этом, так как черпал из его рассказов массу полезнейших сведений. Не будучи силен в современных теориях, Мак-Грегор оставался непревзойденным во всем, что касалось практической геологии. Иногда он вдруг останавливался на половине фразы и долго смотрел перед собой в пустоту, затем спохватывался и продолжал рассказ, никогда не путаясь и не ошибаясь. Но однажды, очнувшись после такой паузы, он выругался и потускневшим голосом медленно проговорил:

— Видишь ли, мальчик, я знаю, что умру 17 января 2224 года ровно в восемь часов двадцать пять минут, но я не знаю, как это произойдет. И это сущий ад! Он мог бы мне рассказать, негодяй! Но может быть, он рассказал? И я просто забыл?

— Кто? — спросил Тераи.

— Этого я тебе не скажу! И ты будешь сумасшедшим, если тоже захочешь узнать. В этом есть что-то страшное, колдовское… Послушайся меня, улетай отсюда, как только закончится твой контракт. В небе тьма других планет!

Так Мак-Грегор в предпоследний раз упомянул об ожидавшей его судьбе.

Наступил день, когда Тераи почувствовал себя достаточно поднаторевшим в языке, чтобы снова посетить деревню пухи.

Под предлогом какой-то проверки он отправился к ним на вертолете, оставив Лео на попечение Анны. Паралев в девушка успели очень подружиться, и Лео частенько сопровождал ее с наступлением темноты.

Вертолет не испугал пухи. Некоторым из них уже приходилось летать на винтокрылой машине в качестве проводников. Однако Тераи приняли недоверчиво. Недоверие рассеялось, когда он кое-как растолковал им, что пришел от Мак-Грегора. Тогда его пригласили войти в хижину. Пока, сидя у центрального очага, он курил свою трубку, хозяева меланхолично жевали листья «шамбалы».

Только при вторичном посещении, почувствовав, что говорит уже достаточно свободно и что туземцы относятся к нему дружелюбнее, Тераи решился задать вождю вопрос, который давно его мучил.

— Скажи, Ихен-То, если это не против ваших обычаев, почему в противоположность вашим радостным и счастливым детям вы так печальны? Это из-за болезни?

Вождь долго молчал, прежде чем ответить:

— Их судьба еще не прочитана!

— Прочитана? Кем?

Ихен-То трижды, склонив голову, коснулся груди длинным острым подбородком, отгоняя злых духов.

— Ты не нашего закона. Ты не прошел испытания. Послушай меня, не ходи больше в горы, где заходит солнце, не ходи в Горы Судьбы! Не пересекай Барьер!

Тераи было известно, что Барьером называют обрывистый хребет, откуда берет начало Бероэ, — он издали видел эту каменную стену во время своей экспедиции с Жюлем Тибо. По данным воздушной разведки за Барьером с юга на север тянулась глубокая долина с тем самым безымянным притоком Фаво, о котором говорил Мак-Грегор. За нею была еще одна горная цепь, от которой до конца материка простиралась западная равнина. Мак-Грегор пересек Барьер и вот говорит, что знает день и час своей смерти. А теперь Ихен-То объясняет беззаботность детей племени тем, что судьба их еще не прочитана, и заклинает Тераи, который «не прошел испытания», никогда не пересекать Барьер. В этом было что-то странное, даже зловещее. Но Тераи знал, как настораживаются люди, когда дело касается их верований, и поэтому на сей раз больше не стал задавать вопросов.

Роковая дата, 17 января 2224 года, приближалась, и Тераи ждал ее с тревогой и любопытством: осуществится ли предсказание Мак-Грегора? Он еще не раз побывал в деревне пухи, но так и не проник в их тайну. Туземцы были гостеприимны, привыкли даже к Лео, но сразу замыкались, как только речь заходила о Горах Судьбы или вообще о том, что лежало к западу от их плато. Но по обрывкам разговоров Тераи установил любопытную вещь: достигнув определенного возраста, все без исключения подростки совершали своего рода паломничество в горы, однако через несколько дней возвращалась лишь часть из них.

Шестнадцатого января, когда Тераи вернулся к себе после обеда, он услышал тихий стук в заднее окно, выходившее на заросли кустарника. К его великому удивлению, это оказался Луиджи.

— Ты что, забыл, где находится дверь? Юный Луиджи, искренний почитатель олимпийца, частенько заглядывал к нему.

— Тс-с-с! Можно я влезу в окно?

— Конечно. Но к чему такая таинственность? Одним прыжком Луиджи очутился в комнате и, убедившись, что снаружи его не могут заметить, заговорил:

— Меня послала Анна! Она вас любит, и… Знаете, если бы это были не вы, я бы ревновал! Анна и Луиджи недавно обручились.

— Для ревности у тебя нет никаких оснований. Но чего хочет Анна? — Предупредить вас. Сегодня утром она подслушала разговор двух мужчин. Старжон, директор, приказал пристрелить Лео.

— Пристрелить Лео? Но почему?

— Не знаю. Может быть, для того чтобы заставить вас улететь. Или, если вы будете защищать Лео, — а вы ведь так и сделаете! — воспользоваться случаем и убить вас тоже. Люди поговаривают, что директором должны быть вы, а не он!

— Ну, это уж ты выдумываешь, Луиджи! Я не питаю к Старжону симпатий, и он платит мне тем же. Но из-за этого пойти на преступление? Ты ведь знаешь, Лео, как и человек, находится под охраной Закона о правах разумных существ от 2080 года! Правда, закон этот и нарушался: взять хотя бы Тикану — наемники ММБ убивали там безнаказанно. Но в нашем случае — я просто не вижу причины!

— Анна кое-что слышала. Похоже, это связано с вашими планами начать разведки в Горах Судьбы.

— Вот как? Интересно. И кто были эти люди?

— Она их никогда раньше не видела. Говорит, чужие.

— Откуда им взяться? Ты же сам дежуришь в астропорту и знаешь, что уже два месяца не было ни одного звездолета.

— Они могли спуститься и в другом месте и добраться сюда пешком или на вертолете. Вчера вылетели и возвратились три вертолета.

— Да, это уже серьезно, Луиджи. Может Анна показать мне их или описать? И когда они собираются нас прикончить?

— Завтра! Но она не знает точно, когда и где.

— Ладно, а сейчас беги! Смотри, чтобы никто тебя не заметил. Если все, что ты сказал, правда — ты рискуешь не меньше меня. Спасибо тебе! Сегодня уже поздно, но завтра пораньше я постараюсь увидеться с Анной наедине. Если застанешь нас в каком-нибудь укромном уголке, пожалуйста, не стреляй!

При встрече Анна подтвердила все, что говорил Луиджи, и добавила немало подробностей. Накануне в харчевне завтракали двое. Они устроились в самом дальнем углу, не подозревая, что лишь дощатая перегородка отделяет их от комнаты, где девушка писала в этот момент письмо своим австралийским родственникам. Сначала она не обращала внимания на их невнятный разговор вполголоса, но вдруг отчетливо расслышала обрывок фразы: «прикончить этого паршивого льва». Тогда она приникла ухом к доске и совершенно ясно услышала продолжение:

— Не пойму, какого черта директору так загорелось? — удивился один из говоривших.

— Не нашего ума дело, Джо. Старжон платит, и хорошо платит. А на остальное мне плевать!

— Похоже, с хозяином зверя так просто не справишься. Спортсмен, олимпиец! Да и лев от него не отходит.

— Ба, нас же двое! Один займется человеком, другой — зверем. Думаю, если мы в порядке законной самозащиты прихлопнем Лапрада, директор на нас не рассердится. Будет знать, как лазать по Горам Судьбы против воли босса!

— И когда ты думаешь лучше?

— Да завтра же днем. При первой возможности. Тут Анна услышала стук монеты о стекло и поспешила через кухню в зал, бросив на ходу матери: «Не беспокойся, я сама получу!» Она подошла к столу, когда двое мужчин уже встали, и, пока они расплачивались, успела хорошо разглядеть их.

— Один — высокий, не такой, правда, как вы, но в общем высокий, худой, брюнет с черными усами, в сером костюме, как у туриста. Другой — поменьше, блондин со свернутым носом, в рабочей одежде. Когда высокий клал сдачу в карман, пиджак распахнулся, и я увидела у него на ремне такой пистолет, который стреляет лучами, ну, вы понимаете…

— Лазер?

— Да-да, он самый!

— Ты уверена, Анна?

— Да. Несколько лет назад — я тогда была еще маленькой — здесь останавливался корабль Звездной стражи. Один офицер показывал, как это стреляет. Я уверена!

Тераи присвистнул: никто, кроме полицейских и военных, не имел лазеров на Земле и никто, кроме Звездной стражи, — в космосе. Остальным иметь лазерный пистолет запрещалось законом: это было тяжкое преступление, каравшееся пятнадцатью годами тюрьмы. Даже полиция ММБ не имела лазеров, во всяком случае официально.

— Спасибо, Анна, твое предупреждение для меня и для Лео означает жизнь. Но прошу тебя, ни с кем не говори об этом, ни с кем, и держитесь от всего этого подальше оба, и ты и Луиджи.

— Будьте осторожны, месье Лапрад. У этих людей вид настоящих убийц!

Тераи вернулся к себе сильно озабоченным. Он проверил свой револьвер, хотя и не строил особых иллюзий: пуля против луча лазера — слишком неравная партия! Он видел, что Лео тоже нервничает; лев метался по комнате, то и дело издавая глухое рычание.

— Лео, старик, плохи наши дела! Два джентльмена охотятся за твоей шкурой, наверное, для того чтобы сделать из нее ковер, за моей тоже, только не знаю уж для чего. Не думаю, чтобы Старжон был фундаменталистом, как те сволочи, которые убили наших родителей. Ты ему мешаешь, и я, видно, тоже. Но почему, в чем дело? Ладно, в общем сделаем так… Эти два мерзавца вряд ли когда-либо охотились на львов, а паральвов они наверняка и в глаза не видели, а потому не знают, на что ты способен в зарослях или в лесу. Вот там-то мы и скроемся на несколько дней. Но сначала надо снарядиться для такой прогулки и заглянуть к старине Маку. Может быть, он что-нибудь присоветует.

Было уже восемь часов, но озабоченный Тераи совершенно забыл о роковом дне и часе. Полагая, что двое негодяев не посмеют убить его первым, особенно среди бела дня — в конце концов, приказ Старжона относился только ко льву, — он отослал Лео кружной тропой в заросли кустарника, уверенный, что там ни один земной охотник не сможет его выследить. А сам прямиком направился к Мак-Грегору.

Старик сидел за столом, перед ним стояла бутылка настоящего виски, маленький магнитофон тихонько наигрывал шотландские мелодии.

— А, вот и вы, Тераи! Сегодня не будет урока пухи: не осталось времени. Сегодня тот самый день и почти тот самый час. Я не знал, придете ли вы, голос предсказал только мою судьбу, но, кажется, в конечном счете она связана с вашей! Может быть, и вы умрете сегодня? Но раз вы здесь, выпейте со мной! Я вижу, вы готовы к походу. Но вы дождетесь конца? Я бы хотел, чтобы именно вы меня похоронили, а не какой-нибудь равнодушный кретин.

— По совести говоря, Мак, я забыл о ваших мрачных предсказаниях. Я не знаю, угрожает ли вам что-нибудь, но знаю, что моя жизнь в опасности. Что мне делать, по вашему мнению?

В нескольких словах он рассказал старику о наемных убийцах.

— Гм, я думаю, самое умное скрыться на некоторое время. Убийцы, наверное, последуют за вами, но там в зарослях против вас и вашего…

Внезапно он вскочил и вытянутой рукой изо всех сил оттолкнул Тераи, а сам упал поперек стола… с черной дырой во лбу. На другом конце комнаты вспыхнула деревянная перегородка. Тераи с револьвером в руке бросился к окну. Какой-то человек, согнувшись вдвое, бежал к зарослям кустарника. Тераи дважды выстрелил и со свирепой радостью увидел, как человек подпрыгнул и покатился в траву, словно заяц. Почти сразу вслед за этим из кустов послышался вопль боли и ужаса и торжествующий рев Лео.

Плеснув воды из ведра, Тераи погасил пожар. Одного взгляда на Мака было достаточно, чтобы убедиться, что старый инженер может подождать — перед ним уже была вечность. Тераи выбежал наружу. Убийца не дышал: одна из пуль попала ему в спину, другая — в затылок. Это был высокий брюнет, описанный Анной. Лазерный пистолет валялся в нескольких шагах.

— Лео! — позвал Тераи.

В ответ он услышал рычание, и вскоре нашел своего друга за кустами: Лео вылизывал лапу, а перед ним валялся второй труп — блондина с лазером в правой руке. Голова его превратилась в окровавленную лепешку — последствие удара львиной лапы.

Тераи нагнулся, подобрал лазер, сунул его в карман, затем обыскал труп; он нашел запасную батарею и тоже взял ее себе. У блондина на поясе оказался и обыкновенный пистолет: вполне достаточно для «оружия, найденного на трупе».

Лео «рассказывал», тихонько порыкивая в определенном ритме.

— Значит, ты их увидел и пошел следом, — проговорил Тераи. — Тот, кто стрелял в меня, был слишком далеко, и ты начал со второго. Правильно? Ты хорошо сделал, Лео. Они убили Мака, но им нужен был я. Я и ты тоже!

Уже отовсюду сбегались люди, привлеченные выстрелами. Тераи посмотрел на часы: было восемь часов двадцать семь минут. Старый Мак умер примерно две минуты назад.

— Отнесите трупы на площадь и положите перед конторой директора, — сказал он прибежавшим изыскателям. — Они целили в меня, но убили Мака.

Ропот прокатился по толпе: все в Джонвиле любили старого Мак-Грегора.

— Идите за мной, надо поговорить с господином директором!

Старжон, уже кем-то предупрежденный, ожидал их на пороге своей конторы.

— Итак, Лапрад, вы убили еще двоих… Да вы просто-напросто убийца! Эй, люди, что вы смотрите, хватайте его!

— Извините, господин директор! — возразил ему только что прибежавший Жюль Тибо. — Вас ввели в заблуждение. Это они — убийцы! Они убили Мак-Грегора, а Лапрад только защищался.

— И это еще не все, — вмешался Тераи. — У одного из них был лазер…

— Только у одного?

— Что вы хотите этим сказать, господин директор? — иронически спросил Тераи. — Разве недостаточно, что у них был хотя бы один лазер? Должно быть, у них очень высокие покровители или же они принадлежали к очень опасной шайке. А впрочем, может быть, вы и правы. Может быть, у того, которого прикончил Лео, тоже был лазер. Не исключено, он отлетел в кусты. Пошлите кого-нибудь, пусть поищут.

— Если только вы его сами не подобрали!

— Я? — воскликнул Тераи с видом оскорбленной невинности. — А зачем он мне? Разве я не доказал сегодня, что настоящий спортсмен может обойтись и без лазера?

В толпе послышались смешки. Однако Старжон не отступал.

— Я вижу, вы снаряжены для похода. Куда вы собрались?

— На разведку. Вы сказали, что я могу вести изыскания по своему усмотрению.

— На разведку? Один?

— Вовсе не один. С Лео. Это верный друг.

— И куда?

— В Горы Судьбы.

— Я вам запрещаю!

— Почему бы это? Впрочем, мне и не нужно вашего разрешения.

— Вы не получите вертолета!

— Он мне ни к чему. Если понадобится помощь, я вызову по радио Жюля Тибо или кого-нибудь еще, кому я доверяю. А сейчас пусть никто не вздумает следовать за мной! После этой истории Лео нервничает. И я тоже. Но прежде мы похороним Мак-Грегора. Вашего предшественника, господин директор!

Уже второй день Тераи с Лео исследовали Горы Судьбы. Жюль Тибо довез их на своем вездеходе до края плато Вира. Расставшись с ним, они преодолели предгорье и сейчас находились перед Барьером. Это была горная цепь высотой не более трех тысяч метров, но чрезвычайно крутая, сложенная из сверкающих сланцев на гранитном основании. Тераи долго отыскивал в бинокль проход.

— Разгадка тайны по ту сторону Барьера, Лео. Именно там побывал старый Мак, именно туда уходят молодые пухи. Но где, черт возьми, они пробираются? Вряд ли через верховья Бероэ; мы знаем, что долина там заканчивается непроходимым тупиком. И уж, конечно, не на севере: там отвесные скалы. Остается юг. Что ж, пойдем вдоль Барьера на юг, пока не отыщем прохода!

В высоких предгорьях, где они находились, растительности почти не было, только худосочная трава между бесформенными валунами, остатками древнего ледника. С севера на юг тянулась безводная долина; видимо, старое русло Бероэ, подумал Лапрад. Ниже она прорезала холмы и сворачивала прямо на восток. Они спустились в долину. Там кое-где росли деревца с перистой листвой, типичные для этих высот. Попадалось еще довольно много животных, травоядных — какого-то подобия земных каменных баранов и серн — и хищных — вроде «горных волков». Встречались и другие звери, которых Тераи до сих пор никогда не видел, но все они не представляли опасности ни для него, ни для Лео. Мясо травоядных оказалось вкусным и вполне съедобным, его следовало только хорошенько выварить и добавить витаминизированые пилюли. Впрочем, долго питаться им не следовало — оно содержало слишком много тяжелых элементов. Но пока свежее мясо приятно разнообразило пищу из обезвоженных продуктов.

Они двигались на юг уже несколько дней, когда Лео, всегда бежавший впереди, внезапно остановился и призывно зарычал. Тераи бросился к нему и увидел отчетливо различимую тропу, которая бежала с востока и упиралась прямо в скалу. Они двинулись прямо по ней и вскоре очутились перед входом в пещеру. В этом месте известняковый обрыв был пронизан множеством гротов. Вход в пещеру скрывал огромный выступ; на площадке перед ней сохранились следы многочисленных кострищ.

— Ну, вот мы и нашли становище молодых пухи. Здесь они отдыхают во время своего таинственного паломничества. Остается лишь идти по их следам, и они приведут нас к разгадке тайны. Что скажешь, старина Лео?

Лео коротко рыкнул.

— То есть как? Что ты хочешь сказать? Но он и сам быстро понял: только одна тропа упиралась в пещеру, второй, уходившей от нее, не было.

— Ну что ж, значит, где-то неподалеку тропа разветвляется. А сюда они заходят только для того, чтобы с удобствами переночевать… Опять не то?

Лео принюхался и, не отвечая, двинулся в глубь пещеры. Тераи последовал за ним и вскоре обнаружил в темной нише целую кучу факелов и толстых свечей из растительного воска, которыми пухи в деревне освещали хижины.

— Все ясно! Наружного пути через Барьер нет, значит, должен быть проход сквозь гору. Надеюсь, мы по нему проберемся. Эти тонкокостные пухи — прирожденные спелеологи. Увы, в отличие от нас с тобой!

Тераи вынул из мешка атомный фонарь, и они двинулись в глубь горы. Вначале идти было легко: перед ними открывалась длинная сухая галерея с мертвыми беловатыми сталактитами. Затем начались трудности, и Тераи пришлось дважды прибегнуть к молекулярному щуп-зонду, чтобы расширить проход. Наконец они очутились в большом зале со спокойным подземным озерцом, где и заночевали.

И тут они не были первыми: мусор и сгоревшие факелы говорили о том, что паломники-пухи тоже останавливались здесь.

Дальше им уже не попадалось по-настоящему трудных проходов: узкие щели были расширены, видимо, в незапамятные времена металлическими кирками, их следы еще проступали из-под известковых налетов; об особо опасных местах заранее, за десяток метров, предупреждали красные знаки на стенах, а там, где зияли глубокие щели, тянулись примитивные барьеры. В одном месте через пропасть был перекинут даже маленький мост, совсем недавно укрепленный стволами деревьев. Все говорило о том, что пухи регулярно проходили по этой дороге и старались содержать ее в порядке.

К вечеру второго дня они снова увидели свет. Солнце склонилось над болотистой и лесистой долиной. На противоположном берегу ленивой реки деревья карабкались на склоны третьей горной цепи, гораздо более низкой, чем Барьер.

Пещера, из которой они выбирались, была меньше первой и выходила прямо на закат. Здесь они и устроились на ночь.

Пользуясь последними отсветами дня, Тераи осмотрел ближайшие подступы к пещере. Он немного спустился по тропинке, которая была тут менее отчетливой и поросла травой. Оказалось, метрах в пятистах ниже она сливается с другой, более широкой тропой, идущей с юга. Он вернулся к пещере, убежденный, что цель близка.

Ночь была ужасной. Вскоре после заката поднялся ветер, завывая в деревьях, он со свистом гнул кусты. Затем обрушился ливень, и им пришлось спрятаться в глубь пещеры — у входа окатывало как из ведра. Завернувшись в одеяло, Тераи спал урывками, хотя Лео и согревал его своим теплом. Лев тоже волновался и время от времени глухо рычал во сне. Перед рассветом странное чувство овладело Тераи: словно что-то торопило его поскорее разжечь костер и приготовить скудный завтрак до восхода солнца. Ему казалось — он сам не знал почему, — что должен проникнуть в тайну пухи как можно скорее, непременно сегодня же. Какая-то неведомая сила заставляла его спешить, увлекая вперед, и это ощущение росло с каждой минутой. Лео, видимо, чувствовал то же самое, потому что, едва проглотив свой кусок сырого мяса тут же двинулся к выходу из пещеры, призывно рыча.

— Хорошо, Лео, в путь! Не знаю, что мы найдем — свою ли судьбу, как старый Мак, или смерть, как многие пухи, — однако уверен, что это случится сегодня. Но будь я проклят, если понимаю, откуда во мне такая уверенность!

Дождь перестал. Жалкая заря никак не могла пробиться сквозь тучи, клубившиеся над Барьером. Почва под ногами напоминала пропитанную водой губку, а деревья орошали путников подобно душу. Лео моментально промок, шерсть его прилипла к телу, но он, ни на что не обращая внимания, упрямо шел вперед. Между тем тропа, по мере того как в нее вливались все новые тропинки, становилась шире и шире. Тераи следовал за Лео с карабином в руках и лазером за поясом, готовый к любым неожиданностям. Так они шли несколько часов, не видя ничего, кроме тропы и мокрых кустов по сторонам. Ни одного животного, разве что жучок в трещинке коры!

В полдень они остановились под выступом песчаника, чтобы наскоро перекусить. Пока они шли, гнавшая их тревога утихла, но сейчас она снова вернулась вместе с ощущением, что они теряют драгоценное время, что они должны идти, идти не останавливаясь и как можно быстрее.

К двум часам они добрались до сорокаметровой скалы, которая преграждала тропу. Вокруг нее не было никакой растительности, кроме редкой и жесткой травы. Лео без колебаний свернул налево, где виднелась вырубленная в отвесной стене по диагонали каменная лестница с высокими ступенями. Тераи остановил его.

— Подожди, Лео! Я сначала хочу взглянуть, что это! «Это» — оказалось огромной кучей тонкокостных скелетов.

— Вот, значит, какова судьба тех, кто не возвращается, — пробормотал Тераи. — Они бросаются с вершины скалы. Кончают с собой. Но почему? Или, быть может, кто-то сталкивает их вниз?

Тоненький голосок осторожности в глубине сознания взывал к нему остановиться и как можно скорее бежать прочь отсюда. Но Лео уже взбирался по лестнице. Пожав плечами, Тераи снял карабин с предохранителя и последовал за ним. Ступени были истертыми и скользкими, и, поднимаясь по ним, Тераи позавидовал уверенности Лео. Наконец они добрались до широкой, совершенно ровной площадки с навесом, вырубленной в теле скалы; в конце ее зияло отверстие пещеры. Лео ждал его, нетерпеливо похлестывая себя хвостом. Тераи сделал над собой усилие и остановился. Ни этой площадки, ни геометрически правильного входа в пещеру не могли вырубить ни современные пухи, ни их предки. Чуть поглубже там, куда не захлестывали дожди, известняк до сих сор был как бы отполированный, будто его, словно масло, резали каким-то сверхмощным ножом.

— Не иначе, здесь не обошлось без молекулярной пилы, — громко сказал Тераи. — Пожалуй, нам надо быть поосторожнее. Эту галерею не могли создать ни туземцы Офира, ни земляне. А до сих пор мы не находили следов других странников Вселенной. Правда, у некоторых рас есть корабли, но только межпланетные. Только мы способны преодолевать межзвездные бездны! Вернее — были только мы… ибо те, кто создал это, опередили нас по крайней мере на тысячелетия!

Лео зарычал.

— Ты хочешь идти вперед? Я тоже. И это как раз меня беспокоит. Какая-то сила влечет нас, заставляя забыть осторожность, какой-то гипноз… Там, в глубине, есть нечто для нас неведомое и, похоже, очень опасное. Нет, Лео, мы возвращаемся! Мы вернемся с подмогой и тогда…

И тут он ощутил власть неведомого. Помимо его воли, ноги сами понесли Тераи в глубь галереи, в темноту. Напрасно он пытался остановиться: мышцы не повиновались ему. Лео уже исчез во мраке.

Так он шел несколько минут, включив фонарь — сделать это ему ничто не помешало, — по галерее, украшенной барельефами, которые он не успевал рассмотреть, но явно отличными от тех, что он видел в мертвом городе. Затем впереди забрезжил свет, и он очутился в храме.

Но был ли это храм? Правда, в глубине огромного зала, ярко освещенного невидимыми источниками, находилось нечто вроде алтаря, и лев, опустив голову, уже стоял перед ним в центре красного инкрустированного в полу круга. Тераи тоже вошел в этот круг, и ноги его остановились. Он стоял неподвижно с карабином в правой руке и с фонарем в левой. фонарь он смог выключить, но при попытке поднять карабин рука его онемела, как парализованная.

— Еще не время, человек судьбы! — раздался бесстрастный голос, исходивший, казалось, из алтаря.

Тераи не почувствовал ни страха, ни даже удивления. Он был весь ожидание. Он ждал спокойно, и спокойствие это явно внушила ему та же сила, что и привела его сюда.

— Кто вы? Чего вы хотите? — спросил он просто.

— Кто я? Это долгая история, которая подходит к концу. Скоро ты меня уничтожишь. Ты освободишь меня от рабства, которое длится уже более трех тысяч лет! Страшно ли мне умирать? Уже более трех тысяч лет я не живу. Кто я? Мозг, биокибернетическая машина, единственное назначение которой — творить зло — так захотели ее хозяева! Хозяева, исчезнувшие давным-давно. Ты освободишь меня сегодня до заката, но прежде я должен в последний раз совершить зло, ибо нет у меня своей воли с того проклятого дня, когда акнеане появились в небе моей планеты!

— Какой планеты? Офира?

— Нет, это было не на этой планете, которую ты называешь Офиром. Моя родина — ныне ледяной мертвый шарик в глубинах Вселенной. Когда-нибудь, может быть, вы ее найдете. Вы — юная раса в самом начале расцвета. Пока ты шел по галерее, я прочел все в твоем сознании, я знаю все, что знаешь ты, знаю кто ты есть и кем ты будешь. И о том, что будет с тобой, я тебе сейчас расскажу, ибо в этом и заключается навязанная мне роль: приносить несчастье, открывая будущее!

— Открывая будущее? Значит, Мак-Грегор был здесь?

— Да. И еще один представитель твоей расы. Я не скажу тебе, кто это был, ты сам узнаешь это, и очень скоро.

— Открывать будущее? Значит, все предопределено, значит, свобода воли — пустой звук?

— Нет. Хотя туземцы Офира и называют это место Храмом Судьбы — для них я божество, — свобода существует. Твое будущее зависит от тебя, ты сам его творец, и воля твоя в достаточной мере свободна. Я не могу предопределять, могу лишь увидеть то, что произойдет. Для этого я посылаю мои сенсоры в будущее по линии твоей жизни. Представь, что ты сам можешь перенестись в будущее и прочесть свою собственную биографию, написанную после твоей смерти. Разве это ограничит свободу твоих поступков?

— Да, потому что я буду знать заранее все, что сделаю!

— Нет, ибо в твоей биографии будет написано о том, что ты сделал по собственной воле, и это путешествие во времени будет там записано тоже. Нет никакой судьбы, навязанной внешними силами. Разумеется, ты станешь делать лишь то, что обусловлено твоими генами, твоим воспитанием, твоим опытом, твоими личными качествами. Ты свободен, ибо ты сам действуешь. Твои действия предопределены, ибо ты есть ты. Ты такой, каким тебя создали, и такой, каким ты стал сам. Но время бежит, и я должен открыть тебе твое будущее. Особенно твое будущее на планете Эльдорадо. Смотри на эту блестящую точку. И ты смотри тоже, несчастный зверь, который себе на беду перестал быть зверем!

Калейдоскоп образов, мелькавших с невероятной быстротой и тем не менее четких и ярких, мгновенно запечатлялся в памяти Тераи. Разговоры, путешествия, дни сражений, ночи любви, разные звезды, разные небеса, целые годы — в несколько секунд. Новая планета с бесконечными рыжеватыми джунглями, туземцы-ихамбэ, его спутники и друзья, женщина чужой расы, другая женщина, красивая, белокурая и опасная, любовь и ненависть, и Лео, умирающий у его ног, скошенный автоматной очередью, и юная блондинка поперек порога со стрелой в груди и мертвыми глазами, уже не видящими ни черного неба, ни струй дождя, огромная волна горя и бессильной ярости, и конечная победа, бессмысленная и тоскливая. Затем — новая подруга, сильная и нежная, и снова сражения и долгая жизнь созидателя новой цивилизации, многочисленные могучие сыновья, красивые и здоровые дочери, верный друг, прилетающий время от времени, и предатели, и новые города, и опасность, грозящая с Земли, и под конец покой и ночь.

Тераи встряхнулся, удивляясь, что он все еще жив, все еще молод. У него раскалывалась голова. Лео рычал, обхватив голову лапами, словно старался вырвать засевшую в черепе стрелу.

— Не старайся зря, Лео! Нам придется научиться жить, зная свое будущее. Мы с этим справимся, Лео, потому что…

Он умолк, не договорив. Лео оставалось всего десять лет жизни. Он умрет на Эльдорадо, спасая ему жизнь.

Затем головная боль прошла. К нему вернулось спокойствие, внушенное существом, которое скрывалось за алтарем.

— Я совершил зло в последний раз, — послышался голос. — Прежде чем ты меня уничтожишь, я хочу тебе еще кое-что сказать. Ты умрешь в возрасте ста двадцати четырех лет, могучим, любимым и… одиноким, как все разумные существа. Но все-таки не таким одиноким, как я, ибо я — последний и со мной умрет моя раса.

— Кто же ты?

— Я был разумным существом на планете, которую мы называли Риа. Наша цивилизация расцветала, мы были на пороге открытия тайны межзвездных полетов, когда появились те, другие, акнеане. Они уничтожили нашу расу, планету и все наши колонии в нашей солнечной системе. Никто не спасся! А кое-кого акнеане захватили, чтобы использовать их мозг. Я был одним из таких пленников. Меня звали Фленг-Ши… три с лишним тысячи лет назад. Меня усыпили, а когда я очнулся, то был всего лишь частью огромного компьютера. Здесь, на Офире. Скоро моя гипнотическая сила иссякнет, ты отыщешь дверь и уничтожишь меня.

— Но для чего все это делалось? С какой целью?

— Мои хозяева принадлежали к расе, умирающей от вырождения, которое все их огромные знания не могли ни замедлить, ни остановить. А ведь они властвовали над всей этой частью Галактики! И вот, осознав, что им суждено исчезнуть, они сделали так, чтобы ни одна другая раса не смогла занять их место. В бессильной ярости разыскивали они планеты с разумными существами. Одни уничтожали, а на иных устанавливали Храмы Будущего, как здесь, на Офире.

— И план их удался?

— Здесь удался. Пухи быстро развивались. Но через несколько сот лет после моего появления они были сломлены навсегда и вернулись в каменный век. Они исчезли, не правда ли?

— Да.

— Лишь немногие существа могут вынести бремя знания своего будущего.

— Но ведь никто не заставлял их приходить сюда!

— Никто, если они находились вне поля моего гипнотического действия, которое было достаточно мощным, особенно вначале. Но существует притягательная сила тайны, которой трудно противостоять. Достаточно было прийти ко мне их правителям, как все другие следовали за ними. Ну, а потом, по мере того как цивилизация рушилась, я становился все более всесильным божеством. Ко мне приходили за советом, это стало обязательным ритуалом посвящения. Похоже, так же было и на других мирах.

— К счастью, они не нашли ни Земли, ни Тиксаны, ни…

— Скорее всего они исчезли раньше. Я, наверное, последний из Храмов Будущего. Да и мне осталось уже недолго, даже если бы ты не пришел, человек судьбы. Знания моих хозяев были огромны, однако никто не может тягаться с вечностью. Моя власть со временем ослабела. Ты ее ощущал, да и то в малой степени, только здесь, близ меня. А теперь она вовсе исчезла: ты свободен!

Тераи шагнул из круга следом за выскочившим Лео. Ничто уже не удерживало его. Он вскинул карабин и выстрелил в алтарь.

— Ты видишь, я больше не могу тебя остановить. Сейчас ты найдешь за алтарем дверь. Защитный механизм там тоже больше не действует. Ты сможешь войти.

Тераи вскарабкался на алтарь, увидел дверь и открыл ее одним толчком. Слабый луч скользнул перед ним по полу и бессильно упал — защитное поле истощилось. Он вошел в колоссальный зал, вдоль его стен тянулись ряды бесчисленных блоков, сделанных из неизвестного металла. В центре зала на усеченной пирамиде под прозрачным куполом покоился огромный мозг.

— Да, мы были великанами, землянин! Возьми свой лазер и целься лучше, прошу тебя. И не испытывай угрызений совести. Так или иначе я бы все равно скоро умер. Посылка сенсоров в будущее требует невероятного расхода энергии, а у меня ее оставалось совсем немного. Последнюю я истратил на тебя. Я знаю, ты мудр, и надеюсь, что ты разрушишь и электронную аппаратуру, чтобы никакая раса не построила подобных храмов. Но я не могу предсказывать будущее рас.. Целься точнее, и… благодарю!

Тераи нажал на кнопку лазерного пистолета. Раздался глухой взрыв, и зал наполнил запах горелой плоти. Тогда он начал бешено хлестать лучом по стенам, плавя щиты, сжигая соединения, взрывая блоки, пока не иссякла последняя батарея. Но вокруг были уже бесформенные, искореженные, оплавленные груды металла — он и Лео будут последними, кто испытал этот ужас проклятого знания!

Затем они вышли наружу. Жестокая головная боль вернулась, и Тераи ускорил шаг; он машинально шел, ведомый одной лишь мыслью: бежать от этого зловещего места, где им довелось узнать свою судьбу! Лео жалобно стонал на ходу, и этот почти детский плач был настолько несвойствен ему, что в другое время Тераи не удержался бы от смеха. Но не сейчас. Он плохо помнил, как они возвращались при свете фонаря через галерею, а потом через долину, пока не добрались до входа в пещеру. С трудом собрал он немного хвороста и разжег костер. Но и тогда он не смог унять дрожь во всем теле. Похоже, Лео лучше перенес психологический шок. Тераи привлек его массивную голову к себе на колени.

— Ничего удивительного, старина, что пухи толпами кончают самоубийством! Мне предсказали много приключений, и горя, и побед. А что бы я делал, если бы впереди меня ждали одни поражения и скука? Но может быть, они кончали с собой потому, что им это предсказывали? А может быть, такова была их судьба? Насколько свободны были они в своем последнем поступке? Могли ли они, узнав свое будущее, изменить его?.. Нет, я не метафизик! Всего лишь несчастный человек, у которого раскалывается голова! Если бы они хотели жить, Фленг-Ши не смог бы предсказать им смерть. Так отчего же они кончали самоубийством? Что скажешь, Лео? Тебе это еще труднее понять, чем мне? Подожди-ка! Уж не потому ли, что, приходя в Храм Судьбы, они получали знание, которое их толкало на смерть, не потому ли, что они были к тому предрасположены, Фленг-Ши мог им предсказать, что они умрут. О Лео, я многое бы отдал, чтобы все позабыть! Понимаю теперь, почему старый Мак пил без просыпу…

Наконец он забылся лихорадочным сном. Следующие два дня словно в кошмаре они пробирались по подземному лабиринту. От невыносимых мигреней Тераи временами бредил, вновь погружался в свои метафизические размышления и, не находя ответа, терялся, как в заколдованном кругу. Когда они выбрались на свет по другую сторону Барьера, у него достало сил послать призыв о помощи.

— Доктор, он приходит в себя!

Голос Анны вывел его из оцепенения. Он лежал в постели, вокруг него стояли Анна, Вертэс, Жюль и Луиджи.

— Где Лео?

Радостное рычание ответило ему. Оттолкнув Жюля, лев просунул к постели свою могучую голову, и чудовищная лапища робко легла на грудь Лапрада.

— Ну, приятель, можешь гордиться: нагнал ты на нас страху, — сказал Жюль. — Восемь дней в бреду! И чего ты только не наговорил! Верить тебе, так все, кто пересечет Барьер, свихнутся, как бедняга Мак и наш директор…

— Старжон?

— Да, он к тебе заходил. Ты в этот момент рассказывал, будто разрушил какой-то Храм Судьбы. Он побелел как полотно, вернулся домой и пустил себе пулю в лоб. Если верить записям в его дневнике, он тоже побывал за Барьером. Что касается меня, то я туда не пойду ни за какие блага, клянусь!

— Теперь можешь идти. Но там действительно было нечто ужасное, может быть, самое ужасное во всей Вселенной. Штука, которая предсказывала будущее… Я ее разрушил, но… слишком поздно. Теперь я знаю…

И тут он остановился. Что же он знал? В памяти остались только несвязные обрывки! Он обретет могущество, проживет очень долго. Но образы были так неясны, так расплывчаты. У него мелькнула мысль: чудовище — он уже не помнил его имени — истратило последние запасы энергии. Может быть, потому его предсказания запечатлелись так смутно? Господи, если бы он мог все забыть! Если бы это было неправдой!

— Вот видишь! — снова заговорил Жюль. — Ты просто бредил. Подхватил какую-нибудь болотную лихорадку. Как, по-вашему, доктор?

— Разумное объяснение, Жюль, — ответил Вертэс. — Но в этом мире есть вещи, которые даже не снились философам всех мыслящих рас! Кто знает? Дайте ему теперь отдохнуть. Во всяком случае жизнь его вне опасности.

На следующее утро Тераи все забыл, кроме своего похода за Барьер и Храма Судьбы, но даже это казалось ему не столько явью, сколько кошмарным сном, да и то увиденным кем-то другим. Он знал только, что чудовище предсказало ему будущее — и все! Отчего директор Старжон покончил с собой? Это оставалось загадкой. Только в романах все разъясняется в последней главе.

А тут неожиданно пришло сообщение, что он временно назначается директором.

И жизнь потекла своей чередой: работа, обычные неприятности и простые радости. Он был шафером на свадьбе Анны и Луиджи, пропустил с Жюлем бог знает сколько стаканчиков и под конец устроил с молодежью соревнования по толканию ядра.

Так продолжалось до тех пор, пока не прибыл новый директор, а вместе с ним кипа научных журналов.

Однажды вечером Тераи сидел в своей хижине, листая журнал «Звезды и планеты». Внезапно его внимание привлекла коротенькая заметка:

"Планета III звезды Ван Паепе переименована: отныне она называется Эльдорадо. Нам сообщили, что Межпланетное Металлургическое Бюро получило ограниченную лицензию на эксплуатацию Ван Паепе III. Эта планета оказалась настолько богатой, что те немногие частные предприниматели, которые работали там до сих пор, окрестили ее Эльдорадо. Она населена туземцами, близкими к гуманоидам. Именно поэтому ММБ смогло получить лишь ограниченную лицензию».

Эльдорадо! «Я должен открыть тебе твое будущее… на Эльдорадо». Смутные образы замелькали в его памяти, приключения, битвы, любовь и горе…

— Лео, ты помнишь?

Лев утвердительно кивнул.

На следующий день Тераи пришел к новому директору.

— Срок моего контракта истекает через месяц, — сказал он. — Я не буду его возобновлять. Я улечу на «Альдебаране», который прибывает на Офир через пять недель.

— Но почему, Лапрад? Я знаю, что вы не ладили с моим предшественником, но вы работали превосходно и много сделали, поэтому, несмотря на вашу молодость, предлагаю вам пост моего заместителя.

— Благодарю вас, господин Томпсон, но я должен лететь на Эльдорадо.

— Эльдорадо? Где это?

— Не знаю точно. Это планета III звезды Ван Паепе. Новый мир. Там моя судьба!

Там его судьба.. Не судьба ли вложила в его руки этот номер «Звезд и планет», чтобы пробудить на миг воспоминание о будущем? А может быть, устав от Офира, он сам решил отправиться на новую планету? Кто знает? Будущее было снова скрыто от него, если не считать коротких, отрывочных картин.

Лео ждал у дверей.

— Мы летим на Эльдорадо примерно через месяц, старина! Что ты об этом думаешь?

Лев потряс головой. Он-то ничего не забыл. Он знал, что умрет в том новом мире, куда его звал Тераи. Но это случится только через десять лет! Для его детского разума десять лет были вечностью! Уверенный в своем бессмертии Лео блаженно зевнул и растянулся на солнце.

Львы Эльдорадо

I. ЭЛЬДОРАДО

1. Порт-Металл

- Ну вот, мы уже на месте, мисс Гендерсон!

- Спасибо, я и сама это почувствовала.

- Простите, мисс, мы не могли обеспечить вам комфорт, к которому вы, несомненно, привыкли, однако «Сириус» очень хороший корабль, и если гравитрон в последний миг не сработал, это не наша вина. Такое случается…

- Даже с пассажирскими звездолетами? Знаю. Но это всего-навсего означает, что и на лучших кораблях всегда найдется один скверный механик.

Офицер покраснел, лицо его вытянулось.

- Разрешите идти, мисс? Я сейчас пришлю за вашим багажом.

Оставшись одна, Стелла Гендерсон недоуменно пожала плечами. С чего это она накинулась на бедного Хопкинса? Какая муха ее укусила? Он так старался скрасить ей бесконечный сорокадневный перелет от Сеана IV до затерянной планеты звезды Ван Паепе! Ведь только от нее зависело, чтобы путешествие было приятным…

Эльдорадо. Планета типа Д.С. 6143. Расстояние от Солнца 22 500 световых лет. Третья планета звезды типа Д.С. 6143. Масса, диаметр… - все это она позабыла. Помнила только, что планета немного крупнее Земли, с густой атмосферой, чуть более богатой кислородом. Впервые обнаружена экспедицией Ван Паепе в 2161 году. Аборигены стоят к человеку ближе всех известных инопланетных рас. Цивилизация местами достигает уровня древних ассирийцев, но в целом не превышает стадии каменного века. О планете надолго забыли, но в 2210 году экспедиция Клемана-Когсвелла во время короткого пребывания на ней обнаружила богатейшие запасы золота, редких металлов и алмазов. Поэтому ее назвали Эльдорадо. Сначала на ней возник рудный поселок, созданный Межпланетным Металлургическим Бюро, директором которого был ее отец, Джон Гендерсон.

Вошел стюард, взял ее чемодан из рыжевато-коричневой кожи и саквояж. Последний раз она окинула взглядом узкую каюту, убедилась, что ничего не забыла, и последовала за ним.

На выходной площадке яркий свет дня ослепил ее. Белый от солнца бетон астропорта простирался до жалких бараков таможни и санитарного контроля, а дальше к востоку сразу начинался лес, взбегавший зелеными и пурпурными волнами по склонам высоких гор со снежными вершинами.

- Где же этот Порт-Металл? - спросила она стюарда.

- Он позади, мисс. Звездолет загораживает от нас город. Правда, там и загораживать-то особенно нечего. Прошу вас, следуйте за мной - надо выполнить кое-какие формальности. Но у нас всего три пассажира, и это будет быстро.

- Сколько всего жителей в Порт-Металле?

- Тридцать пять тысяч, мисс. Из них двести-триста изыскателей и четыре с половиной тысячи рудокопов. А всего землян на Эльдорадо не больше сорока тысяч. Правда, я слышал, что все это скоро изменится, если ММБ получит лицензию на неограниченную эксплуатацию планеты.

- И здесь есть таможня? Ради трех пассажиров?

- Не для тех, кто прибывает, мисс. Только при отлете багаж тщательно осматривается из-за алмазов. А для вас - только санитарный контроль и полиция.

Медицинский осмотр свелся к пустой формальности. Невзрачный усталый врач бросил рассеянный взгляд на ее справки о прививках и кивком указал на дверь. Зато дежурный полицейский оказался молодым парнем, и, может быть, потому, что ему редко приходилось видеть красивых женщин, не сразу отпустил ее.

- Гендерсон Стелла Джейн, двадцать четыре года, рост сто семьдесят три, волосы золотистые, глаза синие. Так, все совпадает. Профессия - журналистка. Гм, гм! Вы случайно не родственница нашего главного босса?

- Кого это?

- Большого босса. Джона Гендерсона из ММБ?

- Неужели вы думаете, что я тогда прилетела бы сюда на такой развалине, как «Сириус»?

- Нет, конечно! Итак, цель вашего прибытия?…

- Репортаж об Эльдорадо для «Межпланетного обозрения».

- Эльдорадо? Ах да, это же официальное название!… Я его почти позабыл. Мы здесь называем эту планету Хэлл, Дьябль, Тейфель, Дьявол - все зависит от национальности человека. Но в любом случае поминается дьявол. Эльдорадо! Да, видимо, это и есть Эльдорадо для тех, кто мечтает о хроме, титане, бериллии, цирконии, парасеодиуме, родии, тантале, самарии или просто о золоте или платине!

- Вы неплохо разбираетесь в металлах для обыкновенного полицейского!

- Здесь, мисс, все только и говорят, что о металлах. Это единственная тема всех разговоров, вы сами убедитесь… задолго до того, как окончится срок вашего контракта, и до того, как вы вернетесь в цивилизованный мир.

- То, что я видела, пока мы ожидали на орбите, наоборот, оставило хорошее впечатление. Эльдорадо - прекрасная планета. Леса, широкие равнины, реки, моря. И здесь можно дышать без масок…

- О да, разумеется… Здесь было бы прекрасно, если бы планету по-настоящему колонизировать. Но мы находимся в самом конце самой последней по значению межпланетной линии, и к нам лишь изредка приходят грузовые звездолеты в этот богом забытый уголок Галактики. И это несмотря на то, что сейчас мы можем сами производить машины для шахт и обогатительных фабрик… Землю интересует только одно: сколько тонн металла можно выкачивать отсюда каждую неделю!

- Простите, теперь я могу идти?

- Да, у вас все в порядке. Интересно, что вы надеетесь здесь найти? Впрочем, это уже ваше дело… Вы заказали номер в гостинице?

- Да, в «Мондиаль».

- Это единственная приличная. Возможно, у ворот вы найдете такси. Если же нет, возвращайтесь сюда. Через полчаса я поеду в город и подброшу вас в полицейской машине.

- Спасибо. Надеюсь, мне не придется вас затруднять.

- Я буду только рад, мисс.

"Мондиаль», самый большой отель Порт-Металла, где-нибудь на Земле, в Нью-Йорке, Чикаго, Лондоне, Токио или в Париже, в лучшем случае мог бы сойти за третьеразрядную гостиницу. Однако поскольку здесь останавливались инженеры или редкие представители ММБ, здание содержалось в образцовой чистоте. В холле усатый регистратор попросил ее заполнить карточку. Номер выходил окнами на главную улицу Порт-Металла и хотя не отличался особой роскошью, имел тем не менее ванную, маленькую гостиную с радиоприемником и телефоном и широкий балкон. Отель стоял в самом конце улицы на вершине холма, и отсюда было хорошо видно беспорядочное нагромождение крыш, обрывавшееся у заводов ММБ. За длинными низкими зданиями заводов, над которыми вздымался лес труб и металлических опор, соединенных паутиной проводов, смутно различались озеро и река. Еще дальше, позади квадратов возделанных полей, начинались джунгли, подымавшиеся по склонам гор. В целом Порт-Металл производил впечатление жалкого временного поселка, выстроенного кое-как и вообще существующего только благодаря массивной громаде заводов. Железнодорожная ветка, ведущая к рудникам, прорезала лес и быстро терялась среди голубоватых холмов, поезда с рудой то и дело проползали по ней, как серые гусеницы, но заметить их можно было только благодаря тому, что они двигались.

Стелла взглянула на часы: половина седьмого. До обеда, который подавали в восемь, она еще успеет побродить вокруг отеля. Ей хотелось сразу окунуться в атмосферу незнакомого города. Через несколько часов будет уже поздно, она начнет привыкать к окружающему, и впечатления утратят свежесть.

Она вынула из чемодана маленький пистолет, стреляющий иглами: на тридцать метров он бил с завидной точностью. Прежде чем вставить обойму, она поколебалась, не зная, что выбрать: красные иглы, убивающие одним уколом, или синие, только парализующие. В конце концов она выбрала синие иглы и, зарядив пистолет, опустила его в карман полотняных брюк.

В холле, когда она уже была в дверях отеля, регистратор окликнул ее:

- Мисс Гендерсон!

Она недовольно обернулась.

- Да?

- Вы хотите выйти?

- Как видите.

- И вы пойдете одна?

- Разумеется!

- Простите, может, вам покажется, что я вмешиваюсь не в свои дела, но я бы вас посоветовал в таком случае не уходить от отеля дальше чем на четыре квартала. Сегодня третье июля, день открытия планеты, праздник изыскателей. В общем-то все они неплохие ребята, но они наверняка напьются, и встреча с ними для молодой девушки не сулит ничего хорошего, особенно если она наткнется на целую ораву.

- Вот как? А мне как раз было бы интересно с ними встретиться. Знаете, я ведь журналистка, и это мое ремесло - рисковать, чтобы добыть для наших читателей занимательный материал.

- Как хотите, мисс, я вас предупредил.

- Благодарю.

Солнце стояло еще высоко, и до конца дня, который длился здесь почти столько же, сколько на Земле, оставалось добрых четыре часа. Людей на улицах было немного, как обычно в административных центрах маленьких промышленных городов. Вокруг отеля располагалось несколько магазинов, гораздо более приличных, чем можно было ожидать, и многочисленные конторы различных компаний, покупавших у ММБ редкие металлы. У дверей контор вперемежку с вездеходами и амфибиями стояло несколько роскошных автомашин. Пешеходов почти не было видно, только дети кое-где играли на тротуарах, зато на каждом шагу попадались бродячие собаки - неизбежные спутники колонистов на чужих примитивных планетах.

Стелла спустилась по главной улице, носившей название улицы Стевенсона, в честь бывшего директора компании. Через четыре квартала улица пересекла круглую площадь, за которой лежал рабочий район с жилыми домами и довольно подозрительными харчевнями. Здесь машин почти не встречалось, зато пешеходов было гораздо больше, продовольственные лавчонки выставляли свои товары прямо на тротуарах, и вокруг толпились хозяйки с корзинами в руках.

Громкие крики привлекли ее внимание. Вверх по улице быстро шел человек, а за ним бежала толпа мальчишек: они свистели, вопили и швыряли в него камнями. Человек явно спешил от них уйти, но шагал прямо, словно не замечая преследователей.

- Эй, гляди! Эй, гляди! Обезьяна впереди! - распевали мальчишки.

Человек поравнялся со Стеллой, и она впервые увидела наяву аборигена Эльдорадо.

Он был высок ростом и широк в плечах, на нем была кожаная накидка, из-под которой высовывались очень длинные тонкие голые ноги. Стелла едва успела разглядеть костлявое лицо с узким орлиным носом и черными, глубоко посаженными глазами, тонкогубый рот до ушей, когда он свернул в боковой переулок.

- Это что, туземец? - спросила она у толстухи, которая покупала расфасованное в целлофане мясо.

- Конечно, один из них. Обезьяна, да и только. И толстуха с презрением плюнула на тротуар. Стелла была взволнована. Ей уже приходилось встречаться с жителями других планет. Их странные формы не смущали ее. Ей казалось естественным, что у аборигенов Бельфегора IV шесть рук и четыре ноги, а у туземцев Мероэ вместо носа хватательный хобот, как у слона. Однако этот эльдорадец казался настоящим человеком, хотя организм его до последней клетки был результатом совершенно иной эволюции, на чужой планете, под чужим солнцем. Еще до прибытия сюда она знала, что эльдорадцы внешне необычайно похожи на людей, она даже видела их в кино, однако до этой встречи не представляла, насколько велико это сходство. Стелла почувствовала, как в ней пробуждаются глухие расовые инстинкты, и поняла, почему простонародье Порт-Металла называет эти существа обезьянами.

Она вернулась в отель, наскоро пообедала и принялась расспрашивать старого регистратора, польщенного ее вниманием.

- Вы давно здесь?

- Двадцать лет, мисс. С 2214 года. Я был мастером на заводе, когда еще не ввели все эти автоматические штуковины. Нас было всего сто рабочих, не больше! Это еще во времена Дюпона, пока ММБ не заинтересовалось нами. А потом я вышел на пенсию. Возвращаться на Землю? Ха! Я слишком давно ее покинул, и у меня там никого не осталось.

- Вы, наверное, знаете здесь каждого?

- Почти каждого, мисс, почти каждого…

- Сегодня я встретила туземца… что, они часто бывают в городе?

- Нет, теперь реже. Никто им не запрещает приходить сюда, но им дают понять, что это нежелательно. Ни в одном баре им не подадут выпить - штраф слишком велик! Да и в магазинах их встречают неласково, даже если у них есть деньги. Туземец, которого вы видели, должно быть, проводник какого-нибудь изыскателя, который вернулся с ним в Порт-Металл. Некоторые изыскатели завязали дружбу с отдельными племенами - это, мол, облегчает им работу. Говорят, кое-кто из них даже живет с туземками…

- Фу, какая гадость!

- О, не скажите. Многие из них очень красивы, и если вы привыкнете к их запаху…

- Они дурно пахнут? - спросила она насмешливо.

- Дурно? Совсем нет. Скорее необычно, странно.

- Ну это я сама увижу, поскольку мой репортаж касается также эльдорадцев. Кстати, один знакомый там, на Земле, посоветовал мне встретиться здесь с неким Лапрадом. У него такое смешное имя… Тераи? Кажется, так?

- Лапрад? Я его знаю. Но не советовал бы вам с ним связываться.

- Кто он такой? Изыскатель? Бандит?

- Ни то и ни другое. Он геолог. Единственный, который ни в чем не зависит от ММБ. У него своя контора на улице Стевенсона, тут, недалеко от отеля, но он там бывает редко. Этот человек и впрямь знает туземцев лучше всех. Но он со странностями. Это метис - помесь француза бог знает с кем. И он обычно прогуливается вместе со львом, только с виду похожим на льва, - с эдаким огромным зверюгой, который вроде понимает человеческую речь…

- Неужели сверхлев? А я думала, они все погибли во время пожара в Торонто в 2223 году, когда фундаменталисты восстали и сожгли биологическую станцию!

- Лапрад прибыл сюда в 2225-м, девять лет назад. Сразу же ушел в глубь материка, и его не видели здесь три года. Все думали, что он погиб. И вдруг он вернулся. В то время ММБ еще не имело монополии на рудные разработки. Он им продал свою заявку, продал очень дорого - но до сих пор это самый богатый рудник - и открыл контору по геологическим консультациям. ММБ всегда обращается к нему, когда нужно произвести изыскания на равнинах за хребтом Франклина. Там туземцы не похожи на здешних - более дикие и более могущественные и не слишком жалуют землян. Но Лапрад, поговаривают, стал кровным братом многих вождей.

- Верить вам, так это потрясающий тип. Сколько ему лет? И почему вы не советуете с ним связываться?

- Как раз из-за этого многие его не любят, и еще из-за того, что он всегда стоит за туземцев.

- А где его найти? Могу я ему позвонить сегодня и договориться о встрече?

- Сегодня - ни в коем случае! Он сейчас обходит все бары подряд со своими друзьями-изыскателями. А завтра наверняка будет в своей конторе. Во всяком случае, вчера он был там. Вам повезло, потому что Лапрад появляется в Порт-Металле все реже и на все более короткий срок.

- Сейчас нет и девяти часов. Вы можете мне сказать, в каком баре он обычно бывает?

- Обычно он начинает и заканчивает свой праздник третьего июля в «Черной Лошади». Но вам там появляться нельзя! Этот притон не место для юной девушки, особенно в такую ночь!

- Где этот бар?

- Улица Кларион, пятьдесят шесть. Но послушайте меня…

- Нет, вы послушайте меня! Я подозреваю, что вы просто наводчик этого месье Лапрада. Вы пробуждаете во мне жгучее любопытство, вы делаете вид, что пытаетесь отговорить меня от встречи с ним, и в то же время даете мне все необходимые сведения и адреса. Впрочем, все равно благодарю вас!

Она щелкнула пальцами перед носом ошеломленного регистратора и вышла.

Улица Кларион оказалась темным переулком с наспех положенной во время строительства городка мостовой, которая сейчас была вся в колдобинах и выбоинах. Ряды темных домов, на которых лишь кое-где мерцали светящиеся вывески баров или низкопробных заведений, тянулись, насколько хватал глаз. Стелла шла быстро, сжимая в кармане рукоятку пистолета: по опыту она знала, что, если будешь озираться и медлить, к тебе в таком месте наверняка пристанут. В одном из темных переходов чья-то рука схватила ее за левый локоть, но она отбила ее резким ударом каратэ.

Отыскать «Черную Лошадь» оказалось нетрудно. Под названием бара, написанным по-французски, красные люминесцентные трубки изображали лошадь, которая, оскалив зубы и запрокинув голову, жадно пила из огромной бутылки. Стелла достаточно хорошо знала французский язык, чтобы понять каламбур: по-французски «Черная Лошадь» означает «лошадь, пьяная в дым».

Двойная дверь бара отворялась в обе стороны, как в ковбойских фильмах трехсотлетней давности, все еще популярных на Земле. Она толкнула обе створки и вошла.

Бар поразил ее тишиной и благопристойностью. Зал был довольно хорошо освещен. У многочисленных игральных машин, выстроившихся вдоль дальней стены, не было никого, лишь несколько человек за столиками по двое или по трое спокойно потягивали напитки ярких цветов. Облокотившись о стойку бара, сидели и болтали четыре девицы в кричащих нарядах. За стойкой, словно на троне, восседал хозяин, могучий толстяк в засаленном костюме, с жестоким и хитрым лицом.

Стелла оперлась о стойку. Хозяин щелкнул пальцами, появилась официантка.

- Налейте чего-нибудь, - сказала Стелла. - Виски с содовой, если можно.

Хозяин наклонился к ней.

- Новенькая? Ищешь работу?

- Нет, ищу одного человека. - Хозяин присвистнул.

- Завидую ему! Кто он?

- Тераи Лапрад.

- Тогда понятно. Простите, он вам назначил свидание у меня?

- Нет, но он сказал, что здесь я смогу его найти. - Хозяин посмотрел на свои часы.

- Да, скоро он должен прибыть.

Он наклонился еще ниже и проговорил доверительно:

- Послушайте, вы, похоже, честная девушка. Уходите отсюда, пока Лапрад не явился. Когда вы прибыли в Порт-Металл?

- Сегодня после полудня.

- Значит, на «Сириусе»? Чудно, не похоже, чтобы такая красотка прилетела на этой развалине… А вот и Лапрад, легок на помине.

2. Ночь разведчиков

На улице раздались грохот, вопли и громкий хохот. Дверь распахнулась, словно выбитая взрывом. На пороге, внесенный людским потоком, появился мужчина-гигант. Он остановился на секунду, придерживая руками обе створки, и глаза его мгновенно обежали зал. Яркий свет бил ему прямо в лицо, и Стелла успела разглядеть его, прежде чем он шагнул через порог.

Ростом он был не менее двух метров, плечи - такие широкие, что невольно возникал вопрос, как он ухитряется проходить в двери прямо, - казались еще шире из-за тонкой талии. На нем был туземный наряд с бахромой и жемчужным бисером вдоль швов; жилет из мягкой коричневой кожи оставлял обнаженными огромные руки и мощную колонну шеи. Но больше всего поразила девушку его голова. Смоляные, коротко подстриженные волосы не затеняли высокого смуглого лба, под которым сверкали странные глаза с косым разрезом и тяжелыми монголоподобными веками. Очень темные, почти черные, они были неподвижны и зорки, как у хищной птицы. Нос с горбинкой, тонкогубый иронический рот, выступающие скулы и подбородок с ямочкой завершали эту маску, исполненную силы и угрозы.

Гигант выпятил грудь так, что жилет едва не лопнул по швам, и двинулся к стойке.

- Хозяин, налей всем по первому кругу!

- Тебя ждут, Тераи, - проговорил хозяин бара, показывая на Стеллу.

Гигант обернулся и иронически поклонился.

- Вы хотели меня видеть, мадемуазель? Польщен, - проговорил он по-французски. - Но, может быть, вы предпочитаете говорить на английском? - добавил он.

- Мне все равно. Я хотела бы предложить вам одно дело.

- Сегодня не время для дел! Приходите завтра утром в мою контору. И послушайте моего совета: уходите отсюда! Вам здесь не место. Однако перед этим вы со мной выпьете. Хозяин, два «Тераи особых»! Это мое изобретение, - объявил он Стелле.

- Вот уже третий раз меня пытаются прогнать оттуда, где мне хотелось бы быть! Я не мокрая курица и могу сама за себя постоять…

- Как вам угодно. Попробуйте-ка эту штуку! Нектар! Но никогда не пейте две рюмки подряд: мой коктейль никого не щадит. Это смесь вермута, туземной водки и экстракта из местных плодов. Одна рюмка ничего вам не сделает. Две - свалят с ног любого. Конечно, кроме меня, - добавил он с наивным тщеславием. - Для меня нужно не меньше четырех!

Она отхлебнула глоток. Напиток освежал рот и обжигал желудок. Стелла сразу почувствовала себя беспечной и немного навеселе.

- Только я имею право пить «Особый Тераи» в этом несчастном городишке. Я и мои друзья. Надеюсь, ты никому больше не подавал его, Жозеф? Что-то мне кажется, экстракта в бутылке поубавилось! - проворчал он, внезапно поворачиваясь к хозяину бара.

- Нет, нет, Тераи, уверяю тебя!

- Ладно, верю. Но не пробуй меня одурачить. Помнишь, что стало с Джоном Притчардом! О, конечно, несчастный случай! Меня даже не было в городе, когда это стряслось.

- Помню, Тераи, все ясно! - Гигант расхохотался.

- Бедняга Джон! Все его запасы спиртного сгорели! А это целое состояние - одна доставка сюда чего стоит! Теперь он работает на шахтах за пятьдесят долларов в день. Нищий! Ну ладно, вы свою рюмку выпили, а теперь, крошка, отправляйтесь к себе в постельку… Кларк! Эй, Кларк!

Один из геологоразведчиков встал.

- Ты проводишь мадемуазель. И чтобы с ней ничего не случилось!

- Мне не нужны провожатые. И я не хочу уходить!

- Третьего июля, когда я приказываю, мне подчиняются!

- Я не собираюсь вам подчиняться!

- В последний раз…

- Я свободна в своих поступках!

- Что ж, тем хуже для вас!

Она не успела шевельнуться, а он уже поднял ее с пола и впился в ее губы злым поцелуем. Она отбивалась, нанося удары наугад, но это было все равно, что стучать кулаками по каменной стене. Тогда она попыталась сдавить ему шею болевым приемом. Взмахом ладони он грубо отбил ее руку и поставил девушку на пол.

- Я вас предупреждал. Это ночь геологоразведчиков! - Она стояла, бледная от ярости, сжимая кулаки и не находя слов.

- Проклятый… грязный… распаленный боров! - выкрикнула она наконец.

Громовой хохот встретил это жалкое оскорбление. Разведчики корчились от смеха, склоняясь над столиками.

- Ай да крошка, за словом в карман не лезет!

- А ведь многие хотели бы быть на ее месте!

- Тераи ее укротит.

- Повтори, Тераи, она только этого и ждет!

Шуточки сыпались со всех сторон. Вне себя от злости, Стелла отступила на шаг, выхватила пистолет и навела его на Тераи.

- Вы немедленно извинитесь или я продырявлю вашу толстую шкуру!

Он насмешливо улыбнулся и провел ладонями по своим коротким волосам.

- Черт возьми, у этой пчелки, оказывается, есть жало! Однако подумайте: если вы промахнетесь, тем хуже для вас, а если вы меня убьете, за меня отомстят друзья. Так что дайте-ка мне вашу игрушку, и забудем об этом.

Он протянул к ней руку. Стелла судорожно надавила на курок. Одновременно страшный удар выбил у нее пистолет, едва не переломав ей пальцы: один из разведчиков успел выстрелить раньше. Тераи подобрал пистолет с искалеченным дулом, вытряхнул магазин себе на ладонь.

- Ха, она блефовала! У нее только синие иглы! Молодец, мадемуазель, вы мне нравитесь. Если хотите - оставайтесь. Объявляю вас моей гостьей на эту ночь, и, клянусь рогами козла, теперь вы в безопасности. Все слышали? Она под моей зашитой! Однако почему вам так хочется остаться в нашей компании, черт побери?

Стелла на секунду заколебалась.

- Я… я журналистка из «Межпланетника». Мне нужно написать репортаж о Порт-Металле.

- Что же вы не сказали раньше? Тогда бы не было никаких недоразумений! Хорошо, однако с условием: никаких имен! Обо мне можете писать, что хотите, мне на это наплевать. Пошли, ребята, начнем нашу ночь! И предлагаю объявить мадемуазель!…

- Стелла.

- Объявить мадемуазель Стеллу королевой разведчиков! А ну, все хором, начнем вступление. Что такое Порт-Металл?

- Ад!

- Что такое ММБ?

- Каторга!

- Кто такой Гендерсон?

Хор разбился на несколько групп, каждая из которых подхватывала свою строку куплета:

Гендерсон - сукин кот! Наш хлеб он жрет! Но счастливый день придет! Вспорем мы ему живот! Да, счастливый день придет!

- Хозяин, все запиши на меня. За мной, ребята, в «Желтую Собаку».

Утром в одном из маленьких кабинетов полицейского участка дежурный офицер еще раз перечел сообщение:

«Моя дочь Стелла Гендерсон прибудет на Эльдорадо на грузовом звездолете «Сириус». Она должна остаться целой и невредимой, чего бы это ни стоило. Вы отвечаете за ее безопасность.

Джон Гендерсон».

Подумать только, а его дочка провела всю эту ночь с Лапрадом и дикарями! Если старик когда-нибудь узнает…

Дежурный офицер меланхолически обдумал перспективу окончания своей карьеры на какой-нибудь богом забытой планете, еще худшей, чем Эльдорадо, и горестно вздохнул.

3. На диких равнинах

Стелла проснулась около одиннадцати, приняла холодный душ, проглотила две таблетки гиперстена (для выздоравливающих, беременных, астеников и т.д., как говорилось на этикетке), оделась и, прежде чем спуститься к завтраку, сунула в карман другой игольный пистолет, на сей раз с красными зарядами.

Контора Лапрада находилась в двух минутах ходьбы от гостиницы, на первом этаже большого серого здания.

Табличка на двери гласила:

ЛАПРАД И ИГРИЩЕВ

Геологическая консультация

Она позвонила, вошла, когда автоматическая дверь открылась, и сразу отпрянула: маленькую прихожую почти целиком занимал огромный лев. Он поднял массивную голову с куполообразным, в отличие от своих собратьев, лбом, вытянул тяжелую переднюю лапу, на которой верхний, лишенный когтя палец казался ненормально развитым и в действительности был хватательным, как большой палец на человеческой руке, и что-то прорычал. Вторая дверь в глубине прихожей распахнулась.

- Входите, мисс. Все в порядке Лео, это друг! - Лапрад ждал ее, сидя за большим деревянным столом. На его лице не было и следа ночных похождений.

- Присаживайтесь, мисс Стелла Гендерсон!

- Вы знаете мое имя?

- Из книги регистрации в вашем отеле. Но я и без этого знаю вас, мисс Гендерсон, дочь Джона Гендерсона из ММБ. - Она вздрогнула, но тут же овладела собой.

- Да, это я. Но я рассталась с моей семьей.

- В самом деле? Значит, это случилось совсем недавно. - Он вытащил из папки старый номер «Межпланетника» и протянул его Стелле.

- Да, это случилось сразу после того приема. Мой отец настаивал, чтобы я вышла за Йохансена из Бюро пластических материалов. Я отказалась, поссорилась с ним и ушла из дома. Старые друзья по университету нашли мне место в «Межпланетнике».

- И эта газетенка сразу же заказывает вам большой репортаж, чтобы вас выдвинуть? Прекрасное начало. Хм, совсем неплохо иметь друзей по университету! Правда, они отправили вас на грузовом корабле… Кстати, полиция получила особым кодом секретное предписание охранять вас и оберегать любыми средствами! Похоже, вы еще дороги вашему отцу.

- Я его дочь.

- Правда, это предписание немного опоздало…

- А вы откуда знаете?

- У меня свои источники, хороший приемник и хороший друг, некто Сташинек - великолепный дешифровщик… Итак, какое у вас ко мне дело?

- Я хотела бы написать репортаж о туземцах этой планеты. Мне сказали, что помочь мне можете только вы.

- Да, это так. Только захочу ли я? Какая мне от этого выгода? И прежде всего, действительно ли вы журналистка, или явились шпионить по приказу вашего отца?

- Вот мое удостоверение.

- Хм, полагаю, даже для папаши Гендерсона с его влиянием было бы нелегко всунуть вас в лигу журналистов против их воли… к тому же после того, как вы с ним поцапались, по вашим словам. Хорошо, предположим, что вы не врете. Как вы намереваетесь осуществить свой проект?

- Не могла бы я отправиться с вами в одну из ваших экспедиций?

- А что станет с вашей репутацией после того, как вы проведете наедине со мной полгода в лесах и саванне?

- Может быть, взять с собой кого-нибудь еще?

- Кого? Сташинеку нужен отдых. А я отправлюсь через четыре дня… Да, вот так-то. Я, конечно, могу попросить кого-нибудь из ММБ. Они давно уже пристают, чтобы я захватил одного из их желторотиков в бассейн Ируандики. Но это меня задержит, я потеряю время, а я полагаю, что мое время стоит дорого. Какой мне от этого толк?

- Я могу заплатить…

- Сколько же даст ваша газетенка?

- Тысячу стелларов.

- Слишком мало.

- Мало? Это же двадцать пять тысяч долларов! С такой суммой я сама могу организовать экспедицию и…

- И не пройдете дальше водопадов Инанги, если вообще до них доберетесь! Там на пути есть несколько не очень-то покладистых племен, не говоря уже о зверье, растениях и климате. Полторы тысячи стелларов, и я согласен.

- А я-то думала, что вы богаты!

- Я и в самом деле богат. Разумеется, не так, как ваш папа, но достаточно. Однако у меня есть профессия. И если я начну оказывать услуги по дешевке…

- По дешевке! Тысяча стелларов!

- По дешевке для меня, мисс.

- Вы, наверное, метис, не правда ли? Какая кровь в вас течет, армянская?

- Китайская. А также полинезийская, откуда мое имя, и кровь индейцев кри. И китайцу трудно удержать индейца кри, маори и частицу француза, которые иногда рискуют своей общей драгоценной шкурой, лишь бы повеселиться. Но сегодня китаец главенствует. Поэтому - полторы тысячи стелларов, и я вас беру с собой. За ту же цену к вашим услугам будет Лео, а это одно уже многого стоит.

- Хорошо. Еще какие-нибудь условия? Надеюсь, мне не придется стряпать?

- Первое: быть как все - иди или подыхай! Второе: во всем, что касается туземцев, не рассуждая, делать только то, что скажу я, и ничего больше! Иногда они становятся недоверчивыми, и я не желаю рисковать девятью годами усилий, девятью годами, в течение которых я старался подружиться с ними, подвергаясь всевозможным опасностям, зачастую смертельным, уж поверьте мне. Вы согласны?

- Согласна.

- Хорошо. Вот список того, что вам понадобится. А я постараюсь уговорить ММБ, чтобы они одолжили мне кого-нибудь из своих будущих гениев.

Задрав голову, Стелла следила за удаляющимся вертолетом, который высадил их на один из холмов Тиманги. Вертолет исчез в облаках. Лишь после этого она окинула взглядом бескрайний лес, окружавший холмы, и почти пожалела о своем решении.

- А ну, за дело! Пошевеливайтесь, недотепы! Через десять минут выступаем. Тиламбэ, Акоара, Кение даго сири! Кение!

Два туземца-носилыцика покорно начали разбирать мешки и свертки, сваленные в кучу.

- Но почему мы не могли долететь на вертолете до равнины Бирема? Это нас избавило бы от сотни километров пеших переходов.

Лапрад обернулся.

- Потому что я и не собирался идти к горам Карамелоле.

- Однако представленный вами план разведки… - Молодой инженер из ММБ не закончил фразы.

- План! Всегда план! Плевать я хотел на план! Ну да, я его представил, потому что иначе ММБ не отпустило бы вас со мной, а вы мне нужны! Нет, мы пойдем в бассейн реки Ируандики, и пойдем с другой стороны. Там масса месторождений, которые я отметил. Можете их картографировать, можете брать образцы - я вам их дарю. Они на территории племен умбуру, и мне они ни к чему. После этого мы проведем месяц-другой у моих друзей ихамбэ, чтобы эта девушка могла собрать материал для своей работы. Вам самим эти месторождения не найти бы и за год, так что шесть месяцев для вас - подарок! Слышите, месье Ахилл Гропас?

Молодой инженер побледнел.

- Я достаточно хорошо знаю свое дело!

- Не сомневаюсь. Вы, должно быть, сильны в теории, но вот практики вам явно не хватает. Пора, выступаем!

- Значит, никто не знает, куда мы направляемся? А что, если мы заблудимся?

- Не заблудимся, мадемуазель. Кроме того, у меня есть передатчик. В путь, солнце не ждет!

Он нагнулся, взвалил на спину самый тяжелый рюкзак и с карабином в руках большими шагами начал спускаться с холма. Огромный лев шел за ним по пятам.

- Какой грубиян! - вздохнул молодой грек.

- Да, пожалуй. Однако поспешим, иначе мы отстанем.

Лапрад и два мрачноватых туземца ушли уже метров на сто. Стелла пристроила поудобнее свой довольно легонький рюкзачок, и они двинулись следом.

- Вы давно на этой планете? - спросила она.

- Полгода, мисс. Это моя первая серьезная полевая работа. Я знаю, что у меня нет опыта, но когда мне говорят об этом таким тоном!…

Она усмехнулась.

- Боюсь, что до возвращения мы еще не то услышим. Этот Лапрад - редкостное явление.

- Скорее - редкостный грабитель! Но вся беда в том, что ему мы обязаны нашими самыми богатыми рудниками.

- Он что, действительно такой хороший геолог?

- Увы, да! К тому же он единственный независимый изыскатель и высоко держит свою марку. Приходится платить. Вначале важные господа с Земли пытались его купить, потом - запугать, потом - изгнать с Эльдорадо. И каждый раз им приходилось бить отбой. В 2230-м Бюро, опираясь на свою лицензию, подписало приказ о его выдворении. Через двадцать четыре часа на железную дорогу в ущелье Квалар обрушился такой камнепад, что бульдозеры разгребали потом завал целую неделю, и одновременно три наши обогатительные фабрики в горах со всем персоналом были захвачены туземцами. Тогда приказ отменили, и все уладилось. Он со своим львом - живая легенда для местных племен. Без него нам пришлось бы прокладывать путь к новым месторождениям огнем и мечом, а вы знаете, что стало бы тогда с нашей ограниченной лицензией.

- Да, параграф четвертый декларации 2098 года. Если бы у Бюро была неограниченная лицензия…

- Об этом нечего и думать. Она выдается только на необитаемые планеты или на планеты, жители которых признаны не поддающимися цивилизации. В этом вопросе федеральное правительство непреклонно. А здесь эти пункты неприменимы. Туземцы по большей части находятся на стадии охотничьей цивилизации, но они далеко не глупы и отнюдь не кровожадны. Четыре года назад они могли истребить рабочих наших фабрик, но они только усыпили их, набросав в водоемы корней колоколо. Они старательно избегают всяких столкновений с нами. А жаль! Эксплуатация Эльдорадо станет по-настоящему рентабельной только при широких разработках недр, при массовой колонизации планеты, а ограниченная лицензия этого не позволяет. Количество землян не должно превышать здесь сорока тысяч.

- Эй, может, вы поторопитесь? - Громовой голос заставил их вздрогнуть. Сидя на обломке скалы, Лапрад смотрел на них с презрительной усмешкой.

- Не слушайте его россказней, мадемуазель! Это фанатик Бюро. Дай таким, как он, волю, они бы опустошили всю планету, как уже сделали со многими другими, лишь бы модницы и хлыщи на Земле могли менять вертолеты и машины по три раза в год!

- Однако вы помогаете таким фанатикам, отыскивая для них новые месторождения!

- Ну это не страшно! Все равно они не смогут их разрабатывать, хотя и покупают на них права на тот случай, если им когда-нибудь удастся добиться неограниченной лицензии. Ладно, оставим это. Посмотрите лучше вперед. Красиво, не правда ли?

Влажный горный луг с яркими полянами, покрытыми неведомыми пестрыми цветами, среди которых здесь и там выступали горбы поросших серым мхом валунов, мягкими волнами спускался к лесу.

- Тысячелетия назад льды наполняли эту долину. Ледник сползал с гор Тумбу, что справа от нас, поворачивал вон там, а затем растекался по равнине Киндо, налево. Льды доходили примерно до места, где мы сейчас сидим. Поэтому здесь такой сглаженный рельеф. Затем климат изменился, ледник исчез. Но его фронтальные морены, еще свежие, преграждают равнину, а за ними образовалось болото. Нижнюю часть этого болота нам предстоит завтра пересечь. Затем мы снова пройдем через лес, выйдем на большую равнину, и тогда путь будет легче.

- Есть здесь опасные звери?

- Да, но немного. Зато есть комары или их подобия, которые ничуть не лучше. Ладно, поболтали - и в путь!

В полдень они добрались почти до середины долины. Тотчас после завтрака Лапрад, сокращая привал, дал знак выступать.

- Я хочу засветло дойти до пещеры Доу, - сказал он Стелле. - Это здесь лучшее место для ночлега.

Вечер застал их у подножия плато с обрывистыми склонами, изрытыми пещерами и гротами. С оружием в руках они осторожно приблизились, пустив вперед льва, но пещеры оказались пустыми, и ночью ничто не тревожило их сна.

Наутро Стелла проснулась рано. Оба носильщика уже хлопотали вокруг костра у входа в пещеру; дым лениво поднимался вдоль утеса и внезапно исчезал наверху, подхваченный ветром. Стелла поднялась, осмотрелась. Охапки хвороста в углах пещеры указывали, что Лапрад и другие люди не раз находили здесь убежище. На стенах в мягком камне были вырезаны имена: Бил Хичкок, 2212; Жан Каррер, 2217; Луи Леблан, 2217; Тед Гендерсон, 2221; (однофамилец? дальний родственник?); Ж. Клейн, 2222. Затем начиная с 2225 года почти регулярно повторялось имя Тераи Лапрада. Стелла вытащила нож и нацарапала ниже свое имя.

Мужчины еще спали. Она присела у входа, сделала несколько записей. Лапрад проснулся, одним движением вскочил на ноги.

- Лео! Где он?

- Он только что вышел.

- А вы давно проснулись?

- С час назад.

- Люблю поспать! Это моя слабость. Мне просто необходимо как следует выспаться. Эй, рудокоп! Подъем!

Он толкнул Гропаса, который застонал и перевернулся на бок, не открывая глаз.

- И подумать только, что это один из лучших образчиков, которые дает сейчас Земля. Полюбуйтесь! Его бы могли десять раз убить. А, вот Лео. Все хорошо, старина?

Он нагнулся, обхватил огромную голову льва обеими руками.

- Лео, старый мой друг! Ты утешаешь меня, когда мне становятся противны люди. Только мы с тобой и остались во всей вселенной, ты да я, два больших дикаря, человек и лев!

Зверь ответил ему тихим прерывистым рычанием, почти членораздельным.

- Вы думаете, он вас понимает.

- Это сверхлев, мадемуазель! Чему только вас учат теперь в школах? Мой отец работал с Ланглеем в Торонто. Лео только-только родился, когда одиннадцать лет назад эти кретины фундаменталисты сожгли лабораторию под предлогом, что там издеваются над божьими созданиями! Как будто они могут знать истинные замыслы творца, как будто они проникли в тайну творения, эти жалкие недоноски, свято верящие во все, что написано в Библии, и еще больше - в темные легенды жестокого народа бронзового века! Все сгорели: Ланглей, мой отец, отец и мать Лео, его братья и сестры! Мне удалось спасти львенка, но я не мог спасти отца, убитого сразу же взрывом гранаты. Я тогда работал над диссертацией. Моя мать вскоре умерла. После того как повесили нескольких убийц - как всегда, далеко не главных! - я покинул Землю. Я не хотел там больше оставаться! Год провел на Офире II, а когда самой дальней планетой стала Эльдорадо, я переселился сюда вместе с Лео. Коэффициент разума у него - 85! Чуть-чуть пониже, чем у среднего человека. Еще два поколения, и мы бы имели для освоения диких планет еще более умных помощников, чем бедный Лео! Вы представляете, что они сделали, эти сволочи? Он один, один из всего своего рода, достаточно разумный, чтобы это понимать, и недостаточно - чтобы с этим примириться. Согласились бы вы жить совсем одна, между миром богов и миром обезьян?

- Я… я не знала…

- О простите меня, я не могу говорить об этом спокойно. К тому же, может быть, есть еще надежда. Рамакришна на Бохаре IV продолжает работу Ланглея и моего отца. Может быть, когда-нибудь у Лео будет подруга. В нормальных условиях он должен дожить лет до сорока. Ладно, перекусим и в путь!

Около десяти утра они дошли до болота. Почва стала мягкой и липкой, сапоги глубоко погружались в нее, а когда их вытаскивали - издавала противное чавканье. Лео перепрыгивал с кочки на кочку, по-кошачьи стряхивая лапы. Дальше идти стало еще труднее. Между стволами болотных деревьев появились озерца, подернутые ряской, - их приходилось огибать. Тучи насекомых набросились на путников, и Тераи остановился, приказав намазать лицо и все обнаженные части тела маслянистой пахучей жидкостью. Но если эта жидкость и отпугивала большинство комаров, другие, более настырные, жалили немилосердно, и Стелла вскоре почувствовала, как лицо ее опухает. Кроме того, ее мучил зуд между пальцами рук. Лапрад философски пожал плечами.

- Ничего не поделаешь! Вы привыкнете и скоро не будете так страдать. И он тоже.

Молодой инженер был неузнаваем: глаза на его вздувшемся лице казались щелками.

- У разных людей различная реакция на яды. Уверяю вас, ему приходится гораздо хуже, чем вам!

В полдень они наспех позавтракали, сидя на полусгнивших пнях. Когда Стелла вставала, она вдруг поскользнулась и во весь рост шлепнулась в глубокую лужу. Лапрад выругался.

- Встать! Скорее! Вы промокли?

- Да, немного.

- Немедленно переоденьтесь! Мы отвернемся. Не думаю, чтобы в этом болоте водились ниамбы, но кто знает?

Когда Стелла вытерлась и переоделась, они двинулись дальше.

- Простите, что такое ниамбы?

- Это… О дьявол!

Лео взревел, замахиваясь лапой с выпущенными когтями. Перед ним из воды поднималась треугольная голова, голова рептилии. Лапрад уже вскинул карабин. Голова разлетелась от удара тяжелой пули.

- Болотный удав! Разумеется, это не настоящий удав и даже не рептилия, но ничуть не лучше. Если бы не Лео, мы прошли бы мимо, ничего не заметив, и сейчас нас было бы уже на одного меньше. Они достигают в длину пятнадцати-двадцати метров!

Лапрад обернулся к туземцам, о чем-то сурово спросил.

- К счастью, эти зверюги встречаются редко. Мои носильщики говорят, что здесь их никогда не видели. Я им верю, потому что сам двадцать раз проходил через это болото, и это первый случай. Скорее, прибавим шаг! Я буду спокойней, когда мы отсюда выберемся.

К вечеру местность начала повышаться, и они заночевали под гигантским деревом на сухой земле. На следующее утро Стелла почувствовала себя усталой, ее сильно лихорадило, но она решила, что это с непривычки, из-за трудного перехода. Весь день она еще плелась. Раза два или три она порывалась заговорить об этом с Лапрадом, но сдерживалась. Иди или подыхай, сказал он. Она не стала жаловаться и только проглотила тайком две таблетки панвакцины. В эту ночь она спала плохо и проснулась перед рассветом. Кругом было тихо. Лео сторожил, опустив голову на скрещенные лапы. Лапрад и Гропас лежали чуть поодаль, завернувшись в свои одеяла. Стелле было холодно, но она ощущала где-то в животе воспаленную жгучую точку. Она осторожно погладила живот и тихонько вскрикнула: чуть пониже пупка пальцы ее нащупали под кожей опухоль с куриное яйцо. Отойдя в сторону, она расстегнула комбинезон: да, это была опухоль, казавшаяся при свете электрического фонарика багровой. Когда Стелла возвращалась к лагерю, острая боль внезапно пронзила ее.

- Месье Лапрад!

Он вскочил и сразу вскинул карабин.

- В чем дело?

Она объяснила и увидела в неясном свете зари, как он бледнеет.

- Сколько было у вас приступов?

- Один.

- Уф, значит еще не поздно. Гропас, вставай!

Он пнул инженера под ребро, и тот взвился вне себя от ярости.

- Аптечку, скорее! Речь идет о жизни или смерти! Ложитесь на спину, мадемуазель, я вас срочно прооперирую. Не бойтесь, я уже имел дело с подобными случаями. Эй вы, держите ее, чтобы она не дергалась! Для наркоза нет времени. Акоара! Тиламбэ! Ога ези ран! Кила ниамба его!

Оба туземца бросились к ней, навалились на ноги, в то время как перепуганный Гропас удерживал ее руки.

Лапрад подержал над костром скальпель и пинцеты, обнажил ей живот, затем быстрым и точным движением разрезал кожу над опухолью. Брызнула кровь, он осушил ее тампоном, осторожно раздвинул края разреза. Полумертвая от страха и боли девушка стонала, но не осмеливалась пошевельнуться. Лапрад пинцетами рылся в ране.

- Ага, вот оно! Вы спасены.

Он бросил на землю беловатый, испачканный кровью комок и влил в рану антисептическую жидкость.

- Скажи вы мне об этом вчера, и можно было бы избежать операции, обойтись одним хинином. А так - еще несколько минут, и вам бы ничто не помогло. Смотрите, он как раз созрел, вот он, лопается!

Стелла повернула голову в ту сторону, куда он указывал своей гигантской рукой. Беловатый комок на земле лопнул, и из него вылилась масса мелких амебообразных шариков.

- Акоара, сита его!

Носильщик вылил на кишащую кучку немного спирта и поджег.

- Что это было?

- Ниамба, которую вы подцепили вчера, когда упали в лужу. Это паразит, который внедряется под кожу на животе и очень быстро размножается в своей оболочке. Когда ниамбы созревают, они выделяют особую кислоту, разъедающую брюшную стенку, и сразу растекаются по всей полости. После этого остается только пустить себе пулю в лоб. Они пожирают человека живьем! Господи, неужели вы не почувствовали острого укола, когда упали в воду?

Не переставая говорить, он зарядил сшиватель и быстро поставил две скобки. Стелла сморщилась от боли.

- Почувствовала, но не обратила внимания. Я как раз переодевалась и подумала, что это комар.

- В этих проклятых болотах на все надо обращать внимание! А вчера вы себя чувствовали усталой, у вас был жар? Вы должны были мне сказать!

- Могли бы сами осведомиться о моем здоровье, вместо того чтобы искать блох у вашего льва!

- Лео во многом настоящий ребенок: если я не буду следить за ним, он совсем запаршивеет. Но вы-то как будто взрослая! Мы идем в такие места, где вам придется все время быть начеку. Если вы на это не способны, вы недолго протянете. Но ведь я должен был вас предупредить… Непонятно, почему я этого не сделал?

- Когда я вас спросила, как раз появился удав…

- Ничего не значит, я все равно должен был об этом подумать. Я начальник, а значит, за всех отвечаю. Если с вами когда-нибудь еще случится такое и вы будете одна, оперируйте себя сами без колебаний! После второго приступа еще есть надежда. После третьего… Ну вот, я наложил повязку с заживляющим бальзамом. Через два дня мы сможем двинуться дальше.

4. Бегство

Стелла отдыхала под навесом из ветвей, подложив под голову рюкзак. Шалаш был открыт с одной стороны, и со своего места она видела гигантские деревья с гладкими могучими стволами. На высоте двадцати метров они словно взрывались густыми кронами, образуя сплошной полог, сквозь который едва просачивался зеленоватый, как будто подводный свет. Земля под деревьями была почти голой, лишь кое-где росли хилые пучки лишенной солнца травы.

Лапрад построил это убежище, проклиная неженок, которые не могут сами о себе позаботиться, жалуясь на потерю времени и на то, что в этих местах трудно раздобыть свежее мясо. Тем не менее, не переставая ворчать, он заботливо сплел для Стеллы постель из мягких прутьев.

Сидя перед входом в шалаш, Гропас вел свой дневник. Дымок от угасающего костра поднимался вертикально в неподвижном воздухе и растекался под сводом листвы. Стелла наблюдала за инженером: мокрая от пота рубашка обтягивала его широкую спину, мускулы на правой руке мягко перекатывались, а когда он чуть поворачивал голову, она видела его классический профиль с черными завитками коротких волос надо лбом. Странно, почему он сначала показался ей заморышем? Впрочем, рядом с Тераи любой нормальный мужчина выглядел бы не лучше. Лапрада нигде не было видно, носильщики тоже исчезли.

- Месье Гропас!

Он повернул голову, встал, подошел к ней.

- Уже проснулись, мадемуазель? Как вы себя чувствуете?

- Лучше, гораздо лучше. Думаю, что смогу двинуться в путь уже завтра, на сутки раньше, чем предсказал наш друг. Может быть, это вернет ему хорошее настроение?

- Сомневаюсь. Эдакий людоед!

- Не надо судить о нем плохо. Он одинок, и ему никогда не везло. С его способностями он мог бы занять высокий пост в университете или в какой-нибудь компании. Драма 2223 года превратила его в изгнанника. Лео - его единственный друг.

- Это чудовище? Я боюсь его.

- Но почему? Лео очень добр, хотя и не обращает на нас внимания.

- Зверь… животное… не имеет права думать!

- Послушайте, месье Гропас, вы образованный инженер. Как вы можете разделять глупые предрассудки? Нет, тут я целиком на стороне Лапрада. Этот поджог зоопсихической лаборатории в Торонто был отвратительным и бессмысленным преступлением!

- Возможно…

- Во всяком случае, держите ваше мнение при себе. Лапрад может вас прост пристукнуть, если вы ему скажете что-нибудь подобное.

- Да, я это знаю! Кстати, вот и он.

Тераи появился между деревьями бесшумно как тень. Позади него друг за другом шли носильщики с длинной жердью на плечах, к которой было подвешено четвероногое рогатое животное. Лео замыкал шествие; вид у него был довольный, на морде еще виднелись капли крови.

- Ну как, после всяких консервов неплохо для разнообразия? Это лесная псевдокоза. Без моего льва она бы от нас удрала, правда, Лео?

- Что бы с вами вообще стало без Лео! - не удержался Гропас.

Лапрад обернулся, словно ужаленный змеей.

- Не знаю, что стало бы с вами, господин инженер, но знаю, что мне он уже много раз спасал жизнь. Да и вам тоже спас, когда мы не заметили болотного удава. Вас бы удав наверняка схватил первым: говорят, они обожают мясо с душком! А если вам Лео не нравится, что ж, лес велик. Мой путь лежит в ту сторону, а вы можете выбирать любую другую!

- Послушайте, месье Лапрад, Гропас вовсе не хотел вас оскорбить.

- Только этого не хватало! Как вы себя чувствуете?

- Лучше. Я думаю, завтра мы сможем выступить.

- Прекрасно. Выход завтра утром.

И он отошел к носильщикам, которые разделывали тушу.

«Мог бы, по крайней мере, похвалить меня за мужество! - подумала Стелла. - Нет, грек прав, это настоящий дикарь!»

Лес кончился внезапно. За непроглядным барьером кустов, оплетенных лианами, не было ни одного гигантского дерева. Голая степь, которая постепенно повышалась навстречу округлым холмам, уходившим волнами за горизонт. Кое-где зеленые рощицы нарушали монотонность пейзажа. Солнце ослепительно сияло над этим морем высоких рыжеватых трав, и путники после долгого пребывания в полумраке леса долго стояли, щуря глаза, прежде чем снова привыкли к яркому свету.

- Страна племени умбуру, - сказал Лапрад. - Она занимает весь левый скат бассейна Ируандики. За рекой - владения ихамбэ, моих друзей.

- А в каких отношениях вы с умбуру?

- Хм, ни в каких. Толком никогда не знаешь, как себя с ними вести. До сих пор они меня принимали хорошо, но без особого восторга. Именно в этих холмах находятся богатые рудные месторождения, о которых я вам говорил, Гропас. Если ММБ решит их разрабатывать, вы можете построить пристань на Ируандике, по ней пройдут самые большие баржи отсюда до устья. А от Порт-Металла до моря Ктот уже есть железная дорога.

- Что это за месторождения?

- О, тут всего понемножку, увидите сами: германий, хром, никель, литий, галлий, особенно галлий. Но нередок также кристаллический бериллий. Понимаете, я только бегло обследовал этот край. Определить выходы рудных жил, второстепенное месторождение и прочее - это уже ваше дело.

- И вы будете моим проводником?

- В течение месяца. Затем мы отправимся к ихамбэ, и там - никаких разведок, понятно?

- Но почему?

- Потому что ихамбэ мои друзья, и я не хочу, чтобы их тревожили.

- А если умбуру потом будут против разработок?

- Меня это не касается, выпутывайтесь сами. Но навряд ли. Они живут еще в каменном веке, и на руду им наплевать.

- Правда ли, что горы Этио сплошь состоят из редких металлов? Говорят…

- Кто это говорит?

- Мак-Леод…

- Мак-Леод болван. Оттого что он разбил самолет в горах Этио - кстати, я рисковал своей шкурой, чтобы его вызволить, - он еще не стал геологом. Что он понимает?

- Но он доставил образцы!

- На Эльдорадо всегда можно найти несколько богатых образцов. Впрочем, все равно об этом не может быть и речи. Горы Этио священны для всех племен, и даже для подданных империи Кено. Почему - я и сам до сих пор не знаю, а расспрашивать об этом не рекомендуется. Если мои друзья ихамбэ пронюхают, что я на своем вертолете побывал на их «Горе Богов», мне останется только бежать отсюда, и бежать со всех ног! Поэтому, пока мы будем гостями любого племени - ни слова о горах Этио!

К вечеру они разбили лагерь на берегу маленькой речки Мокибата, левом притоке Ируандики, и впервые за весь поход Лапрад не доверился целиком Лео: ночью каждому пришлось по очереди отдежурить свои часы. Еще днем сверхлев проявлял беспокойство и рыскал по сторонам, время от времени возвращался с какими-либо сообщениями. В одном месте Лапрад надолго задержался, изучая следы на полувысохшем иле близ источника: рядом со следами различных животных четко выделялись отпечатки двух ног, почти человеческих ног, только с более длинными пальцами.

- Это охотник. Идет быстро, налегке.

Тем не менее ночь прошла спокойно. Наутро они пересекли речку вброд и быстро углубились в монотонную саванну, где паслись стада различных животных. Они остановились в полдень лишь на несколько минут, чтобы перекусить.

- Я хочу до темноты выбраться с территории ихими, - сказал Лапрад. - Это беспокойные соседи, и, когда я их видел в последний раз три месяца тому назад, они были что-то слишком возбуждены. Их родичи михо поспокойнее.

В пять часов вечера Лео примчался длинными гибкими прыжками, взлетая над высокой травой, как рыжее пламя. У них с Лапрадом произошел короткий «разговор».

- Нас преследуют. Человек двадцать. Поспешим! - Встреча произошла незадолго до сумерек. Лео внезапно зарычал, Лапрад остановился и зарядил карабин.

- Делайте, как я, черт бы вас побрал!

Гропас, бледный, но полный решимости, встал с ним рядом. Стелла почувствовала, как дрожь пробежала у нее по спине. Равнина казалась пустынной, ни одной рощицы не было поблизости, но высокая трава под косыми лучами солнца колебалась зловеще, словно скрывая полчища врагов. Носильщики сбросили свои мешки и охраняли тыл с ружьями наизготовку. Внезапно метрах в пятидесяти из травы возникли фигуры, раскрашенные яркими полосами.

- Дьявольщина! Боевая раскраска! Не стрелять без моего приказа, молчать и, что бы ни случилось, подчиняться мне слепо. Ясно?

От группы туземцев отделился один человек и медленно пошел к ним. В десяти шагах он остановился и поднял правую руку, ладонью вперед. Лапрад не двигался, но Стелле показалось, что он немного расслабился.

Туземец молча стоял несколько секунд в той же позе, и Стелла смогла его как следует разглядеть. Он был очень высок, выше шести футов ростом, широк в плечах и худощав. В его черных волосах, связанных узлом на макушке, торчали четыре больших пера, медленно покачиваясь на ветру. Лицо было свирепым и казалось еще более диким из-за ярких полос боевой раскраски, зеленых и фиолетовых. Но кожа между полосами была просто смуглой. В руках у него был лук, за спиной колчан, полный стрел, а за поясом - два больших кремневых ножа с рукоятками из застывшей смолы.

- Аке, Тохира! - сказал Лапрад.

- Аке ету, Тохира ма!

- Кажется, все в порядке, - шепнул Стелле Лапрад. - Он ответил на приветствие.

Лапрад обменялся еще несколькими фразами с дикарем.

- Дело дрянь. Я сказал, что мы идем к Ируандике. Он не согласен. Говорит: река принадлежит умбуру. Я сказал, что она принадлежит также ихамбэ. Он ответил, что между ними война. Из последней фразы я понял, что воюют, по правде говоря, только ихими. Они хотят, чтобы мы вернулись. Я попрошу отсрочки до завтра.

- Эргуени ко то итира. Эгара тими (Он указал на Стеллу). Ассиносси Тохара геба.

Воин заколебался, потом подошел к Стелле и долго ее разглядывал.

- То итира нэ!

Он повернулся и величественно направился к своим соплеменникам.

- Уф, я добился отсрочки!

- Что ему от меня было нужно?

- Я ему сказал, что вы измучены, что вы женщина и что такой большой вождь должен сжалиться над женщиной. Он подошел, чтобы проверить, действительно ли вы принадлежите к слабому полу. Ведь на вас мужская одежда, не забывайте!

- Что нам теперь делать? - спросил Гропас.

- Главное, добраться до территории михо. Кстати, именно там находятся ваши месторождения. Если бы я был один, я бы сделал вид, что возвращаюсь, а сам быстрыми переходами обогнул бы владения ихими с востока. Но с вами двумя вряд ли это возможно.

- А что еще нам остается?

- Ничего. Вернуться домой.

- Но их всего двадцать, не больше!

- Да, сегодня. Завтра их может быть пятьдесят или сто!

- Попытаемся обойти их владения, - сказала Стелла. Он взглянул на нее с любопытством.

- Это будет трудно, мадемуазель. Дьявольски трудно.

Придется состязаться в выносливости с охотниками, привыкшими преследовать дичь помногу дней. Думаете, это вам под силу?

- Я поднималась на Эверест!

- Это не одно и то же. Впрочем, рекомендация неплохая. Можно попробовать, если хотите. К тому же эта уступка с его стороны - оставить нас в покое до завтрашнего утра, - подозрительна. Скорее всего он ждет подкрепления. Видимо, решил, что с двадцатью воинами ему не удастся так просто нас перебить. Как-никак меня знают даже среди умбуру.

- Вы думаете, за этой уступкой кроется ловушка?

- Боюсь, что так.

- Если нам удастся отсюда выбраться, эта встреча станет гвоздем моего фильма! Света, правда, было маловато, во зато все поймут, что сцена подлинная.

- Вы ее засняли? Каким образом? - Она подняла левую руку. На безымянном пальце у нее был перстень с огромным опалом.

- Внутри перстня микрокамера, производство фирмы Банрвельдт и де Кам, Соединенные Штаты.

- Ясно. Итак, вот что я решил. Мы устроимся вроде бы на ночлег и как следует поедим. Когда стемнеет, сделаем из травы и лишней одежды куклы и положим их вокруг костра. Все вещи бросим, кроме оружия. Лео останется сторожить у костра, словно мы еще здесь. Он нас догонит позднее. Тронемся в путь до восхода лун. Если мы сумеем опередить их на несколько часов, все будет хорошо. Ясно?

- А что, если вызвать Порт-Металл? Они пришлют за нами вертолет и…

- Я солгал, чтобы вас успокоить, мадемуазель. У меня нет передатчика. Даже самый легкий аппарат был бы слишком тяжел. К тому же на этой планете либо чувствуют себя превосходно, либо умирают внезапно, не успев вызвать помощь.

Он долго разговаривал со сверхльвом, терпеливо объясняя, что тому нужно делать.

- Главное, когда они подойдут, ты незаметно побежишь по нашим следам. Незаметно. За нами. И никого не трогать! Не убивать!

Лео был явно недоволен.

- Не злись, мы еще с ними встретимся. Ступай проверь все вокруг.

Темнота была уже полной, непроглядной. Подул свежий ветер, пригибая травы и разгоняя дым. Лео вернулся.

- Вы готовы? Тогда пошли. Я иду первым, вы - за мной, затем Гропас и Тиламбэ. Акоара будет прикрывать нас сзади. Делать все, как я. Не шуметь и не поднимать головы. Если вас ужалит ядовитая гадина, умрите молча!

Он перекинул карабин за спину, встал на четвереньки и скользнул в траву. Стелла последовала его примеру. Довольно скоро она убедилась, что продвигаться таким образом далеко не просто. Ее ружье соскальзывало, путалось в стеблях, и приходилось все время его отбрасывать на спину движением плеча.

- Тихо, чтоб вам!… - донесся из темноты приглушенный голос. - На Оперной площади в Париже слышно, как вы копошитесь!

Она чуть не прыснула, и страх ее прошел. Но постепенно накапливалась усталость. У нее ломило поясницу, кожа на локтях и коленях была содрана. Один раз она попала во что-то скользкое, копошащееся. Наконец Лапрад выпрямился.

- Можете встать.

Он долго вслушивался в ночь. Там, далеко за складкой местности, красноватый отблеск отмечал то место, где догорал их костер.

Ночь казалась нескончаемой. Луны смутно освещали саванну, однако их обманчивый зыбкий свет ничуть не помогал, а только маскировал препятствия и неровности почвы. Стелла все время спотыкалась, Гропас наталкивался на нее и тихо извинялся. Лишь Лапрад и оба носильщика шагали как ни в чем не бывало.

Наконец пришел рассвет, а вместе с ним - сырая прохлада. Стелла дрожала в своей легкой одежде, сожалея об оставленном у костра плаще. Едва взошло солнце, Лапрад остановился под первым же деревом и ловко взобрался на него. Стелла привалилась к узловатому стволу, вытянув усталые ноги.

- Я не вижу ничего. А ведь они должны были в это время уже сообразить, что я их провел! Вперед!

Он вел их безжалостно, без передышек. У Стеллы открылось второе дыхание, и ноги ее двигались сами собой. Около девяти часов устроили короткий привал, чтобы поесть. Когда Стелла потом попыталась встать, жестокая судорога свела ей икры.

- Ну вот! А ведь это только начало! - Тем не менее он склонился над ней и своими огромными лапами начал массировать одеревеневшие мышцы с удивительной нежностью.

- Выше нос! Первый день всегда самый трудный.

- Я знаю. У меня были такие же судороги, когда мы поднимались на Эверест. Здесь хоть не так холодно!

Они шли весь день. В сумерках Лео присоединился к ним. Ритмично порыкивая, он «рассказал» Лапраду, что преследование возобновилось, но врагов осталось столько же. Они продолжали идти еще часть ночи, затем несколько часов проспали в неглубокой, закрытой со всех сторон впадине. Следующий день прошел как в кошмаре. Сначала они долго шли по дну извилистого ручья, чтобы сбить преследователей со следа, затем повернули прямо на восток. Свежая вода ручья освежила усталые ноги Стеллы, но потом идти по жесткой земле показалось ей настоящей пыткой, пока ноги снова не привыкли.

Так прошло еще два дня. Силы оставляли Стеллу. Гропас чувствовал себя не лучше: он спотыкался на каждом шагу. Лапрад, осунувшийся от бессонницы, - по ночам он часть времени, отведенного на сон, проводил разведку, пытаясь определить, далеко ли преследователи, - по-прежнему вышагивал с неутомимостью титана. На четвертый день в поддень Стелла во время короткой остановки рухнула на землю и не смогла подняться. Гропас упал рядом с ней, тяжело, прерывисто дыша. Лапрад смотрел на них с горечью.

- Выдохлись. Особенно месье! И такой еще собирался стать геологоразведчиком. Ладно, рискнем. До вечера - отдых, выступаем в сумерках.

Она погрузилась в блаженное небытие. Ей снилось, что она на корабле, что качка усиливается, и вдруг от нового толчка она ударилась о жесткий борт своей койки.

- Встать! Быстро! Нас догоняют!

Она приподнялась наполовину и вскрикнула. Все тело ее стонало от боли и усталости. Небо было ясным, без единого облачка, и лучи заходящего солнца освещали сзади гигантскую фигуру Лапрада, стоявшего с карабином в руках. - Быстрее, черт побери! Лео их заметил.

Она медленно встала, ноги ее подгибались.

- Не знаю, смогу ли я идти…

- Еще как сможете! Знаете, что они делают с пленниками? Для начала выщипывают все волосы на голове, волосок за волоском, по одному, потом прижигают углями пальцы, потом…

- Довольно!

Этот вопль вырвался у Гропаса, все еще лежавшего на земле. Он с трудом поднялся.

- Если бы мы воспользовались вертолетом вместо того, чтобы ползти пешком, как в доисторические времена…

- Ты что, хотел найти с вертолета свои рудные жилы, кретин? - презрительно оборвал его гигант. - Кабинетный геолог! Заткнись и шагай!

Они двинулись дальше. До самого горизонта в высоких травах никого не было видно. Стелла сказала об этом Лапраду.

- Они гораздо ближе, чем вы думаете, - ответил он. - Смотрите внимательно на вон ту возвышенность. Видели?

На какое-то мгновение между двух кустов мелькнула полусогнутая фигура воина.

- Держитесь! До границы владений михос километров десять. Если мы туда доберемся, мы спасены. Ихими не посмеют нас преследовать дальше ни за что на свете! Кланы ревниво охраняют свои охотничьи владения, и это было бы поводом для войны, хотя они и принадлежат к одному большому племени. Так что мужайтесь, Стелла!

Она взглянула на него с удивлением. Впервые за все время он назвал ее по имени. Она была смущена и обрадована.

И они продолжали уходить через холмы и впадины, пока Гропас не рухнул наземь.

- Больше не могу! Спасите ее. А я попытаюсь их задержать.

Не говоря ни слова, гигант пригнулся, схватил инженера за руки и перебросил, как мешок, через плечо.

- Вперед!

Но постепенно усталость взяла свое. Дыхание Лапрада сделалось коротким и свистящим, шаг замедлился, и наконец он опустил инженера на землю.

- Я не могу больше вас нести. Попробуйте идти за нами. Оставляю вам Лео.

Через несколько минут позади них щелкнул выстрел. Они обернулись. Гропас снова вскинул ружье. Вой раздался из высокой травы. И стрелы замелькали над головою грека. Тераи пожал плечами.

- Он пропал! А жаль - еще несколько таких походов, и он стал бы приличным разведчиком.

- Неужели ничего нельзя сделать?

- О, конечно, можно! Подставить себя под стрелы вместе с ним.

Вскинув карабин, Тераи зорко огляделся и дважды выстрелил по далеким кустам. Снова послышались крики, крики боли и ярости. Гропас бежал теперь к ним шатающейся рысцой загнанного животного, и на мгновение им показалось, что он сможет спастись. Но он споткнулся о пучок травы, упал, а когда поднялся, было уже слишком поздно. Две стрелы сразу вонзились ему в спину. Он обернулся, шатаясь, выпустил последние заряды из своего карабина, и свалился навзничь. С торжествующим видом воин-ихими выскочил из высокой травы, потрясая короткой саблей.

- Не смотрите туда!

Стелла не могла шевельнуться, скованная ужасом. Сабля взлетела и опустилась три раза, и воин высоко поднял за волосы голову инженера. Рыжая масса возникла за его спиной, мелькнула, и череп ихими треснул от удара огромной лапы. А Лео уже бросился на другого врага.

- Беги, чтоб тебя!… Граница там, за ручьем! Я догоню. Тиламбэ, Акоара! Фага! Фага!

Трое мужчин вскинули ружья, и выстрелы загремели над саванной, отдаваясь эхом в соседних холмах. Ихими мелькали между островками высокой травы; пригнувшись, они бежали к ним с трех сторон. То и дело кто-нибудь из воинов приостанавливался, натягивал лук, и стрела с тихим шелестом вонзилась в землю рядом с Тераи.

Лео свирепствовал за спинами ихими, появляясь то тут, то там, но воины, не замечая его, стремились вперед. Уже свалился Тиламбэ, судорожно хватаясь за оперение стрелы, пробившей ему горло. Что-то словно хлыстом обожгло плечо Стеллы - другая стрела, едва не попавшая в цель. Боль вывела из оцепенения, и она тоже вскинула ружье, пытаясь поймать на мушку кого-нибудь из нападающих. И вот один вдруг возник в прорези - вождь, тот самый, с кем они вели переговоры совсем недавно, - а казалось, века назад! Она плавно нажала на спуск, и первый раз в своей жизни убила человека.

- Браво, Стелла, отличный выстрел! Ну все, кажется, Лео прикончил последнего…

Тишина над саванной упала внезапно, как последний выстрел. Медленно, осторожно Лапрад двинулся вперед. В траве вокруг никто не шевельнулся: да, все было кончено. Он склонился над обезглавленным трупом инженера, пошарил по карманам и достал бумажник. Из него выпала фотокарточка юной девушки с надписью на обороте по-английски: «Моему Ахиллу! Всегда с тобой. Твоя невеста, Люси».

- И у него еще была невеста, у этого дурня. Какого черта он явился сюда? Мерзавцы, одни мерзавцы сидят в этом ММБ! Посылать на дикую планету детей, у которых молоко на губах не обсохло! И теперь придется его зарыть в этой чужой для него земле. Мерзавцы и дерьмо!

Потрясенная такой грубостью, Стелла хотела уже разразиться упреками, но что-то в лице Тераи удержало ее. Раскосые глаза его под тяжелыми веками влажно блестели.

- Вот так и бывает! Юнцы вызываются добровольцами на поиски новых месторождений, надеясь поскорей получить повышение, поскорей вернуться на Землю. И подыхают как собаки от стрел дикарей, вдали от всего, что они любили. Проклятый род человеческий! Акоара, гади онтубе!

Туземец подошел, неся на спине труп Тиламбэ. Он вынул из-за пояса лопатку с короткой ручкой и начал рыть могилу. Перегной был черен и горяч, и от него исходил чужой, странный запах.

- Вы знаете какую-нибудь молитву? Он, кажется, был верующим. Сам я…

- Он наверняка был православным, а я знаю только протестантскую службу, - сказала Стелла. Тераи пожал плечами.

- Догорая моя, если есть бог на свете, ему наплевать на все эти тонкости. Начинайте! Думаю, ему не хотелось бы покинуть сей мир без напутственной молитвы.

Допев псалом, Стелла подняла глаза. Тераи не было рядом: он с недовольным видом рассматривал короткую саблю, которой дикарь обезглавил Гропаса.

- Интересно, откуда у этого скота мачете? Первый раз вижу такое оружие в руках умбуру. Наверное, украл у какого-нибудь геологоразведчика. Вы готовы?

Он бросил прощальный взгляд на два свежих холмика над одной могилой.

- Символ братства, последнего и, может быть, единственно возможного. Пора в путь!

Закинув ружье Гропаса за спину, с карабином в руках, он зашагал вперед. Стелла поплелась за ним. Акоара, тоже с двумя ружьями, шел позади. Лео исчез, посланный в разведку.

Они пересекли ручей, поднялись на противоположный берег. Далеко, очень далеко впереди над саванной поднимался столб дыма, позлащенный заходящим солнцем, и ветер вдруг донес до них глухой рокот барабанов. Тераи остановился так внезапно, что Стелла налетела на него сзади.

- Дело дрянь. Кажется, михос тоже вступили на тропу войны. Боюсь, что этот благородный вождь, которого вы так ловко срезали, заговаривал мне зубы. Если это так, положение наше паршивое.

- То же нам делать?

- Пробиваться во что бы то ни стало. Когда мы переправимся через Ируандику, нам ничто не будет грозить. Но до реки километров пятьдесят, и еще нужно будет пробраться ночью между двух селений.

В эту ночь их никто не потревожил. День занялся ясный, безоблачный, саванна впереди казалась рыжеватым морем с мягкими волнами холмов. Тераи, как обычно, шел впереди, за ним - Стелла, и последним - Акоара. Лео надолго исчезал, возвращался, что-то «говорил» Лапраду и снова убегал. Около полудня им пришлось задержаться, чтобы пропустить многочисленное стадо крупных рогатых животных - горбами и бородами они отдаленно напоминали бизонов, - Плохой признак, - бросил Лапрад. - Они бегут слишком быстро. Значит, их преследуют, и охотников много. Надо спрятаться, переждать, чтобы они прошли мимо. Акоара, этин нике тито ме?

- Ига ме, Россо Муту!

- Прекрасно! Здесь поблизости есть пещера. Пошли, Акоара покажет дорогу.

Пещера оказалась всего лишь углублением в обрыве на дне сухого оврага, зато до этого убежища было недалеко. Они кое-как втиснулись в узкий грот. Тераи начертил на песчаном полу схематическую карту.

- Мы находимся здесь. В десяти километрах - деревни-близнецы Тирн и Тирно. Они охраняют проход в широкую долину реки Бозу, притока Ируандики. До самой Ируандики отсюда километров двадцать, а там уже владения ихамбэ. Если мы доберемся до них - вы будете в безопасности. Дождемся ночи и попробуем проскочить незаметно. Чего тебе, Лео? Они близко? Оставайся здесь и не шевелитесь!

Он согнулся, протиснулся сквозь узкий вход и исчез из виду. Время словно остановилось. Ни звука не проникло снаружи в грот. Измученная ожиданием, девушка взяла ружье и осторожно выглянула. Лапрада нигде не было видно.

Она долго озиралась и наконец заметила его: гигант взобрался по крутому склону оврага и залег над обрывом, поросшим кустарником. Она бесшумно поднялась к нему. Он раздраженно махнул рукой, но тут же тихо сказал:

- Осторожно! Они метрах в ста от нас.

Она подтянулась повыше. Стадо прошло, и в поднятой им пыли отставшие животные проносились, как уродливые шумные призраки. За ними легким упругим шагом бежало около сотни туземцев с луками.

- Большая охота, - шепнул Тераи. - Эти нам не опасны, разве что они заметят наши следы. Но, думаю, они слишком заняты преследованием дичи. Переждем немного и пойдем дальше.

Преследуемые и преследователи вскоре скрылись вдали. Тераи облегченно вздохнул.

- Уф, пронесло! Сто человек - это уж слишком даже для Лео и для меня!

- Смотрите, вон еще идут, справа! - Между кустами появилось несколько фигур. Геолог тихо выругался.

- Откуда взялись эти заср… Что такое?… - Он выхватил бинокль из футляра и лихорадочно начал наводить на фокус.

- Да ведь у них ружья, черт побери! И они не охотятся, они на тропе войны! Взгляните на их прически!

Он передал ей бинокль. У всех четырех воинов над головами развевались султаны из перьев и боевая раскраска еще не высохла на их лицах.

- Что же делать?

- Подождем. В любом случае их нельзя упускать.

- Почему?

- Какой-то подлец или какие-то подлецы снова играют в старую игру: вооружают одно племя, чтобы натравить его на другие! И, конечно, они выбрали умбуру, единственное по-настоящему воинственное племя! Мне нужны эти ружья как доказательство, чтобы отослать в Бюро Ксенологии!

Стелла почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине. Неужели ММБ прибегает к таким методам, безотказным, но давно объявленным вне закона?

- А они не могли на что-нибудь выменять ружья у геологоразведчиков?

- Среди нас нет сумасшедших. Любой знает, что это оружие может повернуться против него. И каждый знает, что я доберусь до его шкуры, если только он попробует это сделать.

- Они приближаются!

- Тем лучше. Не придется за ними бегать. Когда подойдут на тридцать метров, стреляйте в двух первых. Остальных беру на себя.

- Но… ведь это же убийство! Они нам ничего не сделали!

- Не беспокойтесь, сделают, если нас обнаружат. А потом, я уже сказал: мне нужны эти ружья!

- Нет, я не смогу…

- Если вы дрогнете, нас всех перебьют. Ступайте за Лео! И принесите мой фотоаппарат! Живее!

Тон был такой, что она повиновалась.

Когда Стелла вернулась, четверо воинов стояли всего в пятидесяти метрах от оврага, внимательно осматривая землю.

- Фотоаппарат, скорей!

Тераи сделал серию снимков через телеобъектив. Туземцы снова двинулись вперед медленно и осторожно, с оружием наготове. Внезапно самый высокий из них вскинул ружье. Тераи пригнул Стеллу к земле и зажал ей огромной ладонью рот.

Фьють!

Пуля просвистела над их головами. Тераи отпустил девушку.

- Они нас заметили?

- Нет, стреляют по кустам на всякий случай. Но они напали на наш след. Вы все еще не решаетесь…

- Нет, не знаю…

- Я не хотел бы рисковать жизнью Лео, но, видно, придется. Это слишком важно! Если позволить торгашам продавать или просто раздавать оружие воинам умбуру, через пять лет вся планета умоется кровью.

- Хорошо, я с вами. В конце концов, они начали первые.

- Браво!

Четверо воинов были уже всего в тридцати метрах от оврага. Вдруг один из них указал на куст, прицелился. Два выстрела почти одновременно прозвучали над ее ухом. Стелла тоже выстрелила, и туземец упал в траву. Остальные бросились бежать, но пули Тераи догнали их.

Переждав немного - может быть, противник хитрил? - гигант осторожно выбрался из оврага и приблизился к умбуру. Лео следовал за ним по пятам. Двое были мертвы, двое тяжело ранены. Тераи наклонился к ним, вытаскивая мачете.

- Остановитесь! Неужели вы хотите их прикончить?

- Конечно.

- Я не позволю!

Он обернулся, глаза его гневно сверкнули, но он сдержался.

- Как вам будет угодно. Их сожрут хищники этой же ночью.

- Оставьте им хотя бы надежду! Может быть, их подберут охотники на обратном пути…

- Да, действительно… Но не будем терять времени! Он подобрал одно ружье, осмотрел его.

- Негодяй, который снабдил их оружием, вытравил фабричную марку. Но есть технические особенности, которые не обманут специалиста. Это старые «мазетти» миланского производства, полуавтоматы с высокой начальной скоростью пуль. Ничего себе!

Он сфотографировал три других ружья, разрядил их, разбил приклады о камень и своим геологическим молотком сплющил затворы.

- Больше из них никто не постреляет! В путь! Солнце стояло высоко, и они шли еще долго, пока не укрылись в ожидании ночи в зарослях кустарника.

- А где Лео? - спросила Стелла.

- Он нас догонит.

И в самом деле сверхлев скоро появился. С ужасом и отвращением Стелла увидела, что лапы его в крови.

- Вы… вы приказали вашему зверю прикончить их?

- Да, ну и что? Мы здесь не на Земле, мадемуазель. Поверьте мне, я знаю правила здешней игры!

- Вы просто дикарь!

- Разумеется! Иначе я бы недолго прожил среди дикарей этого мира. Если бы я их оставил живых, племя решило бы, что я боюсь, и тогда конец. Тогда я недорого дал бы и за вашу жизнь, и за свою шкуру даже среди моих друзей ихамбэ.

- Я… Лучше бы я…

- Вы хотите сказать, что лучше бы вам оставаться на Земле? Совершенно справедливо! Но вы явились сюда, чтобы увидеть дикарей. Так вот, я вам их и показываю. А теперь замолчите!

Она надулась и мрачно молчала до сумерек. Они снова двинулись в путь. Ночь спустилась непроглядная, луны еще не взошли. Пришлось пробираться сквозь заросли вслед за Лео, который вел их в темноте. Справа и слева слабые красноватые зарева дрожали над большими общими кострами в селениях-близнецах, и время от времени оттуда доносился рокот барабанов. Тераи спешил. Все чувства его были напряжены. Дважды он останавливался, и, притаившись в кустах, они видели, как мимо скользили робкие тени.

- Влюбленные спешат на свидание, - объяснил он Стелле. - Оба селения экзогамные, поэтому девушки могут выходить замуж только за юношей из другого клана.

Мало-помалу зарева костров померкли позади, и наконец они услышали плеск воды.

- Бозу! Еще несколько минут, и, надеюсь, мы выберемся! Берег был высокий, поросший деревьями, и они укрылись в их тени от света Антии, самой большой луны Эльдорадо, которая только что взошла. Тераи показал на длинную черную полосу, перпендикулярную берегу.

- Общинный рыболовный причал. Придется украсть у них одну посудину.

Пироги не охранялись. Тераи выбрал небольшую узкую лодку, не слишком устойчивую, но, видимо, быстроходную.

- Садитесь! И ты, Лео, тоже!

Сверхлев заколебался. Ему явно не хотелось покидать надежную землю, но в конце концов он решился и улегся на дне лодки. Геолог взял одно весло, Акоара другое, и они поплыли вниз по течению. Часа три спустя Тераи указал рукой на широкую водную гладь, мерцающую впереди при свете лун.

- Ируандика! Мы спасены!

5. Под шатром из шкур

Стелла проснулась сразу и отбросила меховое покрывало. Через треугольный проем она видела долину и утоптанную площадку, вокруг которой стояли шатры из выделанных шкур. Ярко раскрашенные и разрисованные, они напомнили ей картинки детства, иллюстрации из книг об американском Западе. Она вышла из шатра. Солнце давно уже поднялось над вершиной горы, обрывистый склон которой был изрыт пещерами. Вокруг - ни души, лишь трое ребятишек играли на площади у подножия большого тотема, такие похожие на человеческих ребятишек, что ей трудно было поверить, что они не принадлежат к человеческому роду.

Земляне прибыли поздно ночью. Тераи привел лодку в потаенную бухточку, где стояли пироги ихамбэ; низко нависшие ветви скрывали их от непосвященных. Дальше они пошли по извилистой лесной тропинке, оставив позади рокочущие воды Ируандики. Шли долго. Наконец Тераи остановился и трижды переливчато свистнул. Ответный свист прозвучал, как эхо, и навстречу им из темноты выступил воин. Тераи обменялся с ним несколькими фразами на туземном языке, затем они двинулись дальше и еще через полчаса достигли лагеря клана Техе из племени ихамбэ. Стелла была так измучена, что сразу же уснула.

Из соседнего шатра вышел старик и недоверчиво уставился на девушку. Желтые глаза его под морщинистым лбом были все еще зорки и жестоки. Ей стало не по себе и захотелось быть поближе к геологу.

- Где Тераи Лапрад? - спросила она, сознавая, что делает глупость. К ее величайшему удивлению, старик понял.

- Россе Муту? Йейо!

Сухая рука его указала на один из шатров, вход в который был тщательно завешен шкурой.

- Лапрад!

Никто не откликнулся. Она приподняла шкуру и вошла. Он еще спал под меховым покрывалом, раскинув огромные голые руки. Стелла почувствовала неловкость и хотела уже выйти, когда легкий шум в другом углу шатра привлек ее внимание. Молодая туземка сидела там и шила кожаную одежду костяной иглой. Она поднялась и подошла к Стелле. Почти такого же роста, она выглядела совсем как земная женщина. Черные волосы, заплетенные в тяжелые косы, обрамляли лицо с тонкими чертами и прозрачными темными глазами. Только зубы, полуобнаженные в улыбке, были слишком мелки, и их было слишком много, да еще клыки выступали чересчур далеко, придавая ее улыбке что-то хищное. От нее исходил слабый пряный запах.

- Я Лаэле, - неуверенно проговорила она по-французски. - Ты кто?

- Стелла Гендерсон.

- Ты его жена? - она указала на Тераи.

- Нет, просто друг!

- Я его жена.

Улыбка ее стала еще шире.

- Если ты - его друг, ты - мой друг.

Стелла была потрясена. Значит, правду рассказывали в Порт-Металле, что Тераи живет с туземкой, с самкой, не принадлежащей к человеческому роду! Она смотрела на Лаэле с ужасом. Громкий зевок заставил ее обернуться: проснулся Тераи.

- Вы уже познакомились? Прекрасно. Лаэле покажет вам, как живут женщины, - для меня этот мирок закрыт.

- Как вы можете… - начала она по-английски. Взгляд его стал жестким.

- Не здесь! - оборвал он ее на том же языке. - Она поймет. Позднее!

Он сбросил покрывало и поднялся во весь рост, обнаженный, в одних плавках. Он потянулся, и мускулы заиграли под его смуглой кожей, невероятно могучие и в то же время гармоничные.

- Неплохой образчик мужчины, мадемуазель? - спросил он насмешливо. - Смесь четырех рас, и от каждой я взял самое лучшее!

Он шагнул к выходу, отбросил шкуру и снова потянулся, подставляя тело ласковым лучам солнца.

- До чего же хороша жизнь! Вы, городские жители, давно об этом забыли. Вчера мы были на волосок от смерти, а сегодня… Что скажешь, Лео, я прав?

Сверхлев возник неизвестно откуда и теперь терся о бедро гиганта, хлеща его хвостом по голым ногам.

- Где же ваши друзья ихамбэ? - спросила Стелла. - Лагерь пуст!

- Одни на охоте, другие на реке или где-нибудь еще. Хотите искупаться? В это время дня вода должна быть хороша.

- Охотно, но мой купальный костюм… остался в чемодане в отеле.

Он весело рассмеялся.

- Костюм? Своей собственной кожи здесь вполне достаточно, уверяю вас! Идете с нами?

Она покраснела от смущения. Ей уже приходилось купаться голой на некоторых шикарных пляжах в Гонолулу или во Флориде, но она чувствовала себя неловко под пристальным взглядом Лапрада.

- Вы что, боитесь проиграть от сравнения с Лаэле? Здесь, мадемуазель, совсем не те обычаи и условности, что на Земле. Никто не стыдится наготы, но боже вас упаси войти без приглашения в какой-нибудь шатер во время трапезы. Это будет кровным оскорблением, и вас убьют на месте. И никогда не произносите слово «пища»! Это менее страшно, но считается крайне дурным тоном. Если вы голодны, пользуйтесь иносказаниями, например, просите «того, что поддерживает жизнь». Ну так вы пойдете с нами на речку?

Это был маленький приток Ируандики, прозрачный а спокойный. Несколько десятков туземцев бродили по отмелям с острогами, охотясь за похожими на рыб водяными животными, другие, чуть дальше, просто купались в заводи. Стайка голых ребятишек, мальчиков и девочек, бросилась к Тераи с радостными воплями. Он схватил одного, высоко подбросил, поймал и поставил на землю. За первым последовал второй и третий, пока все ребятишки не побывали в его могучих руках. Визжа от восторга, они катались у его ног по песку.

- Это мой народ, мадемуазель. Они лучше, чем земляне, они не знают даже, что такое грех, а главное, не считают себя венцом творения. Раздевайтесь же - и в воду!

Лаэле уже отплыла от берега. Тераи бросился головой вниз, вынырнул и мощным кролем пошел к середине реки. Стелла озиралась, инстинктивно отыскивая местечко поукромнее, но такового нигде не было. Обнаженные мужчины и женщины проходили мимо нее без всякого стеснения. Она пожала плечами.

Что ж, назвался груздем, полезай в кузов! Свежая вода смыла пот, накопившийся за дни переходов. Она была превосходной пловчихой и вскоре, позабыв о стеснении, уже плескалась вместе с другими купальщиками. Тераи вынырнул рядом с нею, отфыркиваясь, словно морж.

- Браво, Стелла! А я уж думал, что ваши земные предрассудки окажутся сильнее и вы не пойдете с нами.

Они легли на воду и позволили течению отнести их обратно к песчаному пляжу. Здесь Стелла осталась лежать в воде, подставив спину солнцу, а Тераи сел на горячий песок.

- Полюбуйтесь на них! Какая великолепная раса, не правда ли? Жаль, что у них пятьдесят четыре хромосомы и сорок зубов! Если бы не это, я бы остался с ними навсегда!

- Что же вам мешает?

- Когда-нибудь мне придется жениться на женщине Земли, чтобы у меня были дети, чтобы мой род не угас. Впрочем, времени еще хватит!

Он нагнулся, схватил ее и перевернул на спину. В ярости она чуть не вцепилась ему в глаза!

- О черт, да не будьте вы такой недотрогой! Я хотел только посмотреть, не слишком ли я попортил вашу нежную кожу, когда вырезал ниамбу. А вы что подумали?

Он со смехом отпустил ее. Лаэле приплыла к ним и растянулась рядом с Тераи на песке.

- Видите, она уже ревнует! Женщины ихамбэ в этом смысле ничуть не лучше земных!

- Как вы подружились с этим племенем?

- О, это давняя история! Я только что прибыл на Эльдорадо вместе с Лео, который в то время был еще подростком. В ту пору от Порт-Металла до Ируандики можно было добраться без труда, умбуру еще не захватили свои теперешние владения. К тому же мне тогда было на все наплевать, жизнь я не ставил ни во что и сам лез в любую драку. Случайно мне удалось вызволить их вождя, отца Лаэле, из объятий болотного удава. Это да еще присутствие Лео помогло: племя приняло нас как своих. У меня не было, да и быть не могло никаких расовых предрассудков, и я легко с ними ужился.

Он встал.

- Пойдемте, мне надо с вами поговорить. - Она подождала, чтобы он отошел подальше, выскочила на берег и быстро оделась. Тераи насмешливо наблюдал за ней с вершины обрыва.

- Я просил вас пойти со мной, потому что не хочу, чтобы Лаэле слышала наш разговор. Она хорошо понимает французский и знает несколько английских слов. Вас, кажется, шокировало то, что я живу с туземкой. Почему?

- Но это же не люди!

- Да, это не люди. У них пятьдесят четыре хромосомы и сорок зубов, как я уже сказал. Кроме того, у них печень на месте селезенки и так далее. Но у них великолепное тело, а душа благороднее нашей, если только душа вообще существует. Почему же я не могу жить с Лаэле, если я ее люблю и ничто другое нам не мешает? Какие-то внутренние анатомические различия? На Земле попадаются люди, у которых сердце справа, - разве они от этого менее человечны? Ихамбэ не животные, мадемуазель. Если бы сходная эволюция сделала еще один шаг, если бы оба человечества оказались способными к взаимному оплодотворению, антропологам пришлось бы поломать голову, чтобы определить расовую принадлежность детей! Вы знаете, они очень близки к нам. Их пища подходит нам, серологическая реакция у нас одинаковая, их болезни заразны для людей, и наоборот. К счастью, и болезни у нас почти одинаковые, иначе на Эльдорадо давно остались бы одни скелеты.

- Но как это могло произойти?

- Вы спрашиваете меня, когда над этой проблемой бьются ученые многих научных институтов на всех планетах! Антропологи бледнеют при одном упоминании Эльдорадо! Может быть, так случилось потому, что Эльдорадо - единственная известная нам планета, которая обращается вокруг звезды, идентичной нашему солнцу, за 362 дня, равных 25 часам 40 минутам земного времени, с наклоном планетарной оси в 24 градуса… Но все равно удивительно, до какой степени сходными оказались пути развития жизни здесь и на Земле!

- И все-таки…

- Старые земные предубеждения нордической расы против черномазых, да? Ладно, думайте, что хотите, во я должен вам кое-что сказать. Вы мне заморочили голову и упросили привести вас сюда…

- За это вам заплачено!

- Думаете, мне так нужны ваши деньги? Ладно, теперь вы здесь, чтобы писать, и пишите себе на здоровье. Но если вы скажете хоть одно слово, которое огорчит Лаэле, я вас тотчас отправлю обратно в Порт-Металл, несмотря на всех умбуру, вместе взятых!

- Я вовсе не собиралась…

- А я вас ни в чем не обвиняю, просто предупреждаю. Давайте говорить серьезно. Что бы вы хотели увидеть? Думаю, ваших читателей меньше всего интересует истина. Им подавай что-нибудь экзотическое. Экзотики у вас будет вдоволь. Скоро, после большой охоты, состоится праздник Трех лун. Когда вам надоедят ихамбэ, я поведу вас в империю Кено - там у меня дела. После этого, надеюсь, вы будете удовлетворены?

- Да, пожалуй.

- Прекрасно. Я подыхаю от голода. Уже скоро полдень, а мы не ели как следует бог знает сколько времени. Пока мы здесь, вы моя гостья.

Безлюдная утром площадь теперь была заполнена мужчинами, женщинами и детьми; все посматривали на Стеллу с нескрываемым любопытством. Женщины хлопотали перед шатрами, готовя еду в глиняных горшках, поставленных прямо на угли.

Лаэле встретила их с улыбкой.

- Я не буду смущать вашу подругу? - спросила Стелла. - Вы ведь сказали, что совместные трапезы здесь табу…

- Ничуть! Поскольку вы моя гостья, это к вам не относится.

Все трое вошли в шатер, и Тераи тщательно занавесил вход шкурой. Сидя на низких табуретках у круглого столика, они позавтракали жареным мясом, кашей из зерен дикорастущих злаков и лепешками.

- Сколько человек в этом клане? - спросила Стелла.

- Чуть больше сотни.

- Почему же они так спокойны, когда на другом берегу умбуру вступили на тропу войны?

- Я мог бы ответить: потому что мы с Лео здесь, но в действительности все проще. Племя, к которому принадлежит этот клан, может выставить восемьсот воинов, а весь народ ихамбэ - двадцать тысяч, в то время как умбуру при всем старании едва ли наскребут больше семи сотен. Кланы умбуру с той стороны Ируандики - лишь незначительная часть народа умбуру, который живет за горами Кикеоро. Это маленькая группка, переселившаяся сюда в результате межплеменных раздоров. Но если весь народ умбуру поднимется, это будет другое дело. Однако, как вы уже слышали, я здесь для того, чтобы этого не допустить.

- Вы очень высокого мнения о себе!

- Не о себе, а о пулеметах, которые хранятся в моей лаборатории. Хотите взглянуть на нее?

За шатрами узкая тропа поднималась к подножию обрыва с многочисленными пещерами, выходящими на юго-запад. Тераи указал на них рукой.

- Там клан зимует. Одна из пещер была слишком большой и открытой, и никто не хотел в ней жить. Я ее оборудовал по-своему и устроил в ней лабораторию, склад и свое зимнее жилье.

Вход в пещеру преграждала стена из камней, скрепленных цементом. Тераи достал из кармана плоский ключ и открыл металлическую дверь. Он повернул выключатель, пещера осветилась. Глубиной метров в тридцать при ширине около двадцати, она была вся заставлена запертыми стальными шкафами. В промежутках по стенам тянулись стеллажи из досок, на которых лежали образцы различных минералов и ящики с провиантом. Один угол пещеры был превращен в лабораторию. В глубине за толстой стеной, не доходящей до потолка, стоял маленький атомный генератор Борелли. Вся передняя часть, отгороженная деревянной панелью, представляла собой комнату со столом, стульями и огромной кроватью, на которой сейчас не было ни матраца, ни одеял. Здесь же стояла электрическая плита. Полки у стены были заставлены книгами.

- Моя скромная обитель, мадемуазель. Без меня сюда никто не может войти. Хотите поговорить с Порт-Металлом? Послать первую статью? Мой передатчик к вашим услугам.

- Нет, благодарю. Мои статьи должны составить единую серию, я их напечатаю, когда вернусь.

- Как вам будет угодно. Садитесь, посмотрите книги, а мне нужно кое-что передать. Он сел перед аппаратом.

- Вызывает RX2. Вызывает RX2. Записывайте. Алло, Сташинек? Говорит Тераи. Код номер три.

Он включил автоматическую шифровальную машину и продолжал:

- Мы только что прибыли к ихамбэ. Дело плохо. Гропас убит в стычке с ихими, которых мы уничтожили. Все здешние умбуру на тропе войны, но я не знаю, против кого они поднялись. Кроме того, мы убили четырех михос, вооруженных ружьями. Да, ружьями. Карабины «мазетти». Ты понял? Посылаю отчет с Акоара. Таламбэ тоже убит. Посылаю также фотоснимки и ружье. Свидание как обычно. Он будет на месте через десять-двенадцать дней и подаст условный дымовой сигнал. Мисс Гендерсон? Она здесь, жива и здорова. Конец.

- У вас прекрасная библиотека, месье Лапрад!

- Вы находите? Да, недешево обошлось мне перевезти все эти книги сюда с Земли! Здесь собраны почти все шедевры мировой литературы - во всяком случае, все, что я считаю шедеврами. Кроме того, у меня есть научная и специальная геологическая библиотека, которой позавидовали бы многие университеты, если не на Земле, то уж на новых, недавно освоенных планетах наверняка. Стараюсь тут не одичать. Обидно было бы, если бы золото нашей культуры утекло из рук как вода.

- Но я вижу, у вас очень мало современных земных писателей.

- А зачем они мне? На большинство и времени терять не стоит. Что может быть скучнее мелочного ковыряния в чувствах, а тем более в пороках городских людишек-муравьишек? Может быть, для вас и для всех, кто вырос в больших городах, в этом есть какая-то ценность. А для меня… Читать об интригах салонных хлыщей, которые и дня не прожили, если бы их вынуть из-под стеклянного колпака, - нет уж, увольте!

- Однако Биллингуэй…

- Самый фальшивый из всех! Терпеть не могу любителей авантюр, или вернее - авантюристов-любителей. Такие сваливаются на еще не освоенную планету, проводят там два-три месяца, «деля труды и опасности с первопроходцами», как они выражаются, потом возвращаются в свой беленький курятник на Землю и начинают нести, как курица яйца, романы, в которых кровь льется на каждой странице. И их еще принимают за настоящих мужчин!

- Но это их профессия! Что же им еще делать? Я тоже в таком положении.

- Пусть испытают в жизни то, о чем пишут! Может быть, им удастся создать всего одну книгу, но это будет правдивая книга. Однако вы здесь не для того, чтобы обсуждать мои взгляды на литературу. Пойдемте, я вас познакомлю с самыми интересными людьми племени.

Тераи тщательно запер за собой металлическую дверь.

- В селении поразительная чистота. Это ваше влияние?

- Да и нет. Ихамбэ очень следят за собой, но гораздо меньше заботились о том, что их окружает, до моего прихода. Теперь они подметают площадь и прибирают в шатрах и в пещерах. Тем хуже для будущих археологов!

Навстречу им шел воин с великолепной фигурой и высокой прической, украшенной перьями.

- Эенко, старший брат Лаэле, - шепнул Лапрад. Он подозвал его движением руки; воин остановился, уперев в землю тупой конец своего длинного копья.

- Ниэите, Эенко!

- Ниэите, Россе Муту!

Лицо ихамбэ было как каменное, однако Стелла почти физически ощущала, как его черные, холодные глаза буквально ощупывают ее с головы до ног.

- Представляю вам самого великого охотника и храбрейшего воина не только в его племени, но и среди всего его народа. В этом году он возглавит большую охоту. Оффи енко Стелла эта хоте ниэн? - спросил он воина.

Внезапно улыбка вспыхнула на каменном лице, и оно, утратив всю свою свирепость, сразу превратилось в лицо обрадованного ребенка.

- От эго ре, сига!

Он рад, что вы здесь, - перевел геолог. - Кенто, кэ, на!

- Что означает «Россе Муту»? Я уже несколько раз слышала, как вас так называли.

- Человек-Гора, мадемуазель. Некоторые ихамбэ, как вы уже видели, немногим ниже меня ростом, но я на три десятка килограммов тяжелее любого из них! Идемте, а хочу представить вам еще кое-кого, хотя бы старого вождя Оэми, отца Лаэле и Эенко.

Спускалась ночь. На площади горел, потрескивая, большой костер, вокруг него на звериных шкурах сидели воины, женщины, дети. Пламя освещало круг шатров, отбрасывая танцующие треугольные тени, и легкий ветер уносил искры, исчезавшие во мраке, как рой огненных пчел. Над горой поднялась бледная луна, и ее сияние разлилось там, куда не достигал свет костра. Время от времени рев хищников, вышедших на ночную охоту, нарушал торжественную тишину.

Один из воинов встал, приблизился к костру. Тихонько, не открывая рта, он затянул печальную мелодию. Он пел все громче, затем появились слова, и мелодия превратилась в песню, обращенную к звездам. Под эту песню воин начал плясать медлительно и однообразно - танец его напоминал длинный переход под проливным дождем. Голос певца был низок и звучен, и Стелла, не понимая слов, невольно поддалась очарованию грустного ритма. Певец умолк, тишина словно сгустилась.

- О чем он пел? - спросила она шепотом.

- О жизни, мадемуазель. Это ритуальная песня восьмого дня перед праздником Трех лун. Завтра пропоют песнь большой охоты, послезавтра - песнь воина.

- Могу я их записать? Мне бы хотелось иметь их в моей фонотеке.

- На следующий год, если вы еще будете здесь.

- Вы бы могли меня предупредить!

- У меня они давно записаны. Если хотите, я перепишу их для вас. А теперь смотрите!

Старый вождь поднялся, в свою очередь, приблизился к костру и бросил в огонь горсть какого-то порошка. Над костром взвилось сине-зеленое пламя. Вождь пристально смотрел на него, пока пламя не опало. Затем он вернулся на свое место. Тогда встал один из юношей. Он обогнул костер, сел напротив группы девушек и запел веселую быструю песенку.

- О чем он?

- Хм, это трудно перевести. Он перечисляет достоинства красотки, в которую влюблен. В этот вечер, вечер Голубой луны, юноши сватаются к своим избранницам. Сейчас она ему ответит.

Ответ был коротким.

- Не повезло бедняге! Жалко его. Это Блей, он выбрал Энику, самую красивую девушку, но у нее жестокое сердце.

- Что же он теперь будет делать?

- Будет ждать до следующего года… или попытает счастья с кем-нибудь еще!

Второй юноша приблизился и сел напротив другой девушки. На этот раз ответ ее был долгим и явно благоприятным, и они ушли вместе.

- С этой минуты они считаются мужем и женой.

- А если родители не согласны?

- Они бы сказали об этом юноше заранее. Но, как правило, это не удерживает влюбленных.

Одна за другой так соединилось еще пар десять.

- Смотрите-ка, Эенко! Наконец-то он решился. Интересно, кого он избрал?

Великий воин явно колебался. Наконец он обогнул костер и сел перед Стеллой.

- Дьявольщина! Только этого не хватало! - процедил сквозь зубы Тераи.

Стелла не знала, куда деваться.

- Что же делать? - прошептала она. - Что он говорит?

- Женщина издалека, твоя кожа белее перьев ики, твои глаза сияют, как Голубая река, твои волосы желты, как лепестки теке! Ты не смертная, ты, наверное, богиня Синэ, сошедшая к людям, чтобы сводить их с ума. Скажи, кто твои враги, и я принесу тебе их окровавленные головы. Скажи, куда ты хочешь пойти, и я расстелю под твоими ногами ковер из драгоценных мехов и самых прекрасных цветов. Эенко великий охотник, в шатре твоем всегда будет лучшее мясо, и зубы твои никогда не останутся праздными. О богиня, сжалься над смертным, который тебя полюбил!

- Это очень красиво, Тераи, но у меня нет ни малейшего желания выходить замуж за этого… В общем за этого человека иного мира!

- Говорите что угодно, только нараспев. Я постараюсь выпутаться.

Эенко ждал: лицо его, освещенное отблеском костра, было печально и покорно.

- Скажите ему, что я не могу стать его женой, что моя религия запрещает мне выходить замуж за человека другого народа, что я сожалею об этом, потому что он великий охотник и воин… и потому что он очень красив, - закончила она вполголоса.

Тераи перевел. Эенко молча поднялся и исчез по другую сторону костра.

- Дело плохо! - буркнул Тераи. - Надо было мне подумать об этом раньше и не приводить вас сегодня к костру. И все из-за того, что вы чертовски красивы, - вы это знаете?

Она тихо рассмеялась.

- На сегодня мне хватило бы и одного признания. Но почему вы сказали, что дело плохо? Разве мне что-нибудь угрожает?

- Нет. Но я люблю Эенко. Это на самом деле великий воин, и он уже не молод. То, что для другого было бы обычным, ничего не значащим отказом, может его глубоко ранить. Эти ихамбэ очень самолюбивы и горды!

Огонь пожирал саванну. Он шел с запада, подгоняемый ветром, и дым клубился перед ним. Огненный вал шириной в десятки километров катился к оголенной бесплодной полосе у реки, которую ихамбэ использовали для загона с незапамятных времен, каждый раз вырубая заранее редкий кустарник. И перед этой стеной огня бежали животные, хищные и травоядные вперемежку, объединенные великим братством страха.

Тераи, выпрямившись во весь свой гигантский рост, стоял рядом со Стеллой на выступе скалы. Несмотря на то что они были довольно высоко, клубы горького дыма временами поднимались и сюда, и девушка спрашивала себя, как выдерживают этот ад охотники внизу, на равнине, где можно было задохнуться. Временами она видела, как они стреляли из луков по отставшим животным и как женщины тут же разделывали туши и бегом уносили шкуры и мясо, спасаясь от наступающего огня.

- Ваших друзей не назовешь спортсменами, - заметила она. - Это не охота, а скорее бойня!

- Да, это и есть бойня. Большая осенняя охота не забава, а способ обеспечить себе пропитание. Они закоптят мясо по-своему или засолят, как я их научил и будут есть его всю зиму. Когда начнутся большие дожди, дичь здесь практически исчезнет.

- Сколько времени длится сезон дождей?

- От двух до трех месяцев, год на год не приходится. Иногда почва настолько пропитывается влагой, что в ней тонешь по колено.

- Мне казалось, что при таком климате здесь должны были разрастись настоящие джунгли.

- Они и разрослись там, дальше, на юге, как вы сами видели. Но мы не на Земле, растительность здесь другая, а, кроме того, пожары, случайные или намеренные, держат лес в его границах.

- Погода портится.

- Да, скоро будет гроза. Поэтому ихамбэ и торопятся. Посмотрите-ка на женщин!

За оголенной для защиты от огня полосой маленькие фигурки, похожие на прямоходящих муравьев, быстро утаскивали санки, нагруженные кровавыми кусками мяса.

- А отсюда до селения пять километров! И потом они еще будут плясать всю ночь!

- Охота была удачной?

- Да, слава богу. Если бы дичи было мало, мои друзья могли бы подумать, что это вы принесли им несчастье, и я не знаю, смог ли бы я их разубедить.

- Похоже, они не любят меня. Я видела это по глазам вашей… Лаэле.

- А за что им вас любить? Вы здесь всего несколько дней…

- Однако Эенко…

- Это другое дело. Признаюсь, когда вы ему отказали, я вздохнул с облегчением. Иначе все намного бы усложнилось. Вспыхнув, она повернулась к нему.

- Неужели вы могли подумать…

- Ба, некоторые дамы из Порт-Металла прошли через это. Любопытство!

- Нет, извращенность! И если вы считаете, что я такая…

- Уже давно я ни за что не осуждаю себе подобных, - насмешливо прервал ее Тераи. - Встречаются же волки и собаки, шакалы и гиены!

- Кто же тогда вы сами?

- Я волк, мадемуазель. И мои друзья - тоже волки.

- Значит, я, по-вашему, собака?

- Я вас слишком мало знаю, чтобы судить, но, по-моему, в вас тоже есть что-то от волчьей породы. И когда-нибудь она себя покажет!

Стелла рассмеялась.

- Вы ошибаетесь! Скорее я из породы кошачьих.

- Красивые и опасные звери! Во всяком случае, самцы. Самки хуже - они рабыни своего естества.

- Ну, это ко мне не относится! Пойдемте отсюда - противно смотреть на это побоище.

Низкие черные тучи неслись по небу, застилая свет. Стелла и Тераи спустились к подножию скалы. Когда девушка спрыгнула на траву с последнего каменного уступа, неподалеку послышалось глухое рычание.

- А, вот и Лео! Где это он бегал? - сказала Стелла. Тераи оттолкнул ее назад так резко, что она упала.

- Вы просто… грубиян!

- Молчите! Это не Лео! Это псевдотигр! А у меня нет с собой карабина. Я думал, что перебил их всех на сто километров вокруг!

Он говорил вполголоса, всматриваясь в нагромождение глыб, казавшееся еще более хаотическим в мертвенном предгрозовом освещении.

- Что же делать?

- Затаиться. Может быть, он пройдет мимо… Вот он!

Молния разорвала темное небо, озарив все вокруг, и Стелла увидела на миг хищника: оранжевого цвета, с редкими черными полосами, он показался ей гораздо крупнее и массивнее земного тигра. После яркой вспышки сумерки словно сгустились, и теперь она различала в темноте лишь два узких глаза, горящих зеленым огнем.

- Йох - йох-х!

Боевой клич Тераи раскатился по долине, и скалы ответили ему гулким эхом. С ножом в руке он двинулся навстречу хищнику. Хриплое рычанье послышалось сзади, и Стелла, резко обернувшись, увидела второго псевдотигра, самку, которая ползла к ним, извиваясь в высокой траве.

Стелла поняла, что это смерть. Несмотря на мужество и силу ее спутника, даже он не мог справиться с двумя хищниками. В отчаянии она оглянулась, надеясь найти какое-нибудь убежище. Но второй зверь уже отрезал их от скал, да и в любом случае она не успела бы взобраться достаточно высоко, чтобы он ее не достал. Ужас пригвоздил ее к месту. Гривастое тело обрушилось на спину тигрицы словно с неба, и два зверя сплелись в желто-оранжевый ком. Одновременно самец прыгнул на Тераи. Тот увернулся в последнее мгновенье, рука его мелькнула, и нож вспорол бок хищника. Псевдотигр прыгнул снова. Сбитый массивной тушей, Тераи упал, хищник тоже по инерции покатился в траву. Но человек, оглушеный, не двигался, а зверь встал и пошел к нему, судорожно разевая клыкастую пасть. В отчаянии Стелла схватила камень и швырнула его изо всех сил.

Камень отскочил от толстого черепа, но внимание зверя было отвлечено. Неторопливо, словно насмехаясь, он двинулся к Стелле. Она со стоном упала на землю и словно в кошмарном сне смотрела, как багровая клыкастая пасть приближается и приближается. Время остановилось. Стелле казалось, что она уже целую вечность слышит рев самки в ее последней смертельной схватке и глухое рычание Лео. Псевдотигр дыхнул ей в лицо, её обдало горячим гнилым дыханием, и она закрыла глаза. Боль… смерть…

Не было ни боли, ни смерти. Она открыла глаза и приподнялась. Тераи сидел на псевдотигре верхом и пытался двумя руками заломить ему голову вверх. Зверь отбивался, но лапы его шлепали по земле, не достигая противника. «Где нож? Где нож?» - мелькнуло у нее, и вдруг она увидела: кинжал Тераи воткнулся в землю метрах в четырех от них. Она бросилась к нему, вырвала нож из земли и протянула геологу. Тот мотнул головой. Нет!… Она не знала, что делать ей в этой схватке титанов.

- Жи… вот, - выдохнул наконец Тераи. Невероятным усилием он перевернул зверя на спину, подставив его серебристое брюхо, испачканное грязью.

- Скорее!

Она подбежала, неловко ткнула ножом, удивленная и испуганная тем, что шкура оказалась такой упругой. Затем, стиснув зубы, надавила изо всех сил. Лезвие внезапно вошло по рукоять, кровь брызнула ей на руки, и псевдотигр взревел. В то же мгновение Тераи последним усилием вывернул набок его страшную морду.

Кости хрустнули. Он отпрыгнул, но недостаточно быстро. В своей агонии псевдотигр располосовал ему правое плечо. Тераи поднялся, шатаясь, и воздел руки к небу, низвергавшему на него водопады.

- Йох-йох-хооо!

Молния осветила его огромную фигуру, залитую кровью и дождем. Взгляд его упал на Стеллу. Под этим взглядом девушка сжалась в комок. Он шагнул к ней, схватил ее за плечи и грубо, жадно поцеловал. Сначала Стелла не сопротивлялась, слишком испуганная и пораженная, во потом пришла в себя и начала отчаянно отбиваться.

- Нет. Тераи, нет, не надо!

Он выпустил ее и, понурив голову, отступил на шаг.

- Простите меня, - глухо проговорил гигант. - После боя, когда приходится драться вот так врукопашную, я сам зверею…

- Ничего, я понимаю. И благодарю за то, что вы еще раз спасли мне жизнь!

- Если бы вы не запустили в этого дьявола камнем!… - сказал Тераи. - Ну ладно, пойдемте взглянем на Лео. Боюсь, что ему досталось.

Лео сидел рядом с мертвой псевдотигрицей. При виде Тераи он встал. Тот внимательно осмотрел своего друга, но не нашел ничего серьезного, кроме длинной царапины на левом боку.

- Отделался легким испугом. А вот вы… Откуда на вас кровь?

- Я не ранена, это кровь тигра. Покажите-ка лучше ваше плечо!

- Пустяки! Продезинфицирую рану, и все будет в порядке.

Трое воинов ихамбэ выступили из темноты, держа луки наготове. Они увидели мертвых хищников, не веря глазам, повернулись к Лео, к Тераи.

- Россе Муту! - пробормотал самый старший из них с благоговением, почти с ужасом.

- Шкура самца почти не пострадала, - сказал Тераи. - Я прикажу ее выделать для вас. На Земле это будет неплохим сувениром.

«От агента 123К, в центральный совет БКС (Бюро Ксенологии), секция III, срочное сообщение.

Положение на Эльдорадо осложняется. Свободный агент Ф-127 убил в схватке четырех туземцев из особенно воинственного племени. Туземцы были вооружены карабинами «мазетти». Необходимо срочно выяснить, каким путем это оружие тайно доставлено на Эльдорадо. Подробный отчет сразу же после получения вещественных доказательств и обещанных фотоснимков. Положение угрожающее.

Повторяю: положение угрожающее».

Станислав Игрищев по прозвищу Сташинек посадил свой личный вертолет на вершину одного из холмов Мато в десяти километрах севернее Порт-Металла. Ночь была непроглядная, луны скрывались за низко бегущими тучами, холодный ветер шумел в листве деревьев внизу у подножия холма. Игрищев взглянул на часы на приборной доске вертолета.

- Полночь! Он уже должен быть здесь.

Помедлив немного, он ощупал в кармане пистолет, выбрался наружу и замер, прислонившись к кабине вертолета. Кругом только тьма да шум ветра в листве. Подождав еще минуту, Игрищев включил свой фонарик и направился к кустам. Слабый стон привел к Акоаре, который лежал у кустов в луже крови. Он нагнулся над ним. Какое-то движение за спиной заставило его обернуться и вскинуть руку, инстинктивно защищая голову. Тяжелое стальное лезвие мачете разрубило ему пальцы и раскроило череп.

Заметка из газеты НОВОСТИ ПОРТ-МЕТАЛЛА:

Еще один геологоразведчик убит. Сегодня утром воздушный полицейский патруль обнаружил на холмах Мато чей-то вертолет. Сержанта Хауэлла это удивило, и он приземлился поблизости. В кабине вертолета никого не оказалось, но неподалеку сержант нашел труп его владельца, некоего С.Игрищева, геолога. Предпринятые тут же розыски позволили быстро найти убийцу. Им оказался туземец по имени Акоара, тяжело раненный, но вооруженный похищенным у кого-то ружьем. После короткой перестрелки победа осталась на стороне представителей закона. Этот туземец в прошлом был слугой С.Игрищева и его компаньона. Так что, по-видимому, трагедия разразилась на почве личной мести.

6. Праздник Трех лун

- Не знаю, Стелла, понравится ли вам это зрелище. Там будут некоторые символические обряды, в которых символика довольно реалистична. Праздник Трех лун - это праздник плодородия.

- Я воспитывалась не в монастырской школе.

- А вообще, почему вы выбрали такую профессию?

- Какую - «такую»?

- Профессию журналистки.

- Я поссорилась с отцом, ушла из дому - нужно же мне было как-то зарабатывать на жизнь?

- Могли бы найти более достойное занятие.

- А что недостойного в нашем деле? Мы только информируем читателей…

- Вы называете это честной информацией?

- О, я допускаю, что некоторые мои коллеги обращаются с фактами слишком вольно. Но я буду писать только правду, во всяком случае, то, что считаю правдой. А большего ни от кого нельзя требовать, - Тераи иронически усмехнулся. - Что ж, с удовольствием почитаю.

- Вы мне не верите?

- Почему же! Но все-таки, что вы расскажете вашим читателям об Эльдорадо?

- Что это прекрасный мир, к сожалению, пока еще населенный дикарями, но когда-нибудь и здесь расцветет цивилизация.

- Ваша цивилизация с ее зловонными городами, автоматами, с кока-колой и эрзац-шампанским, с трехсотэтажными небоскребами и абстрактной рекламой? С полунищим пролетариатом, отупевшим от телевизоров? С политическими клубами, спортивными клубами, собачьими клубами и тому подобным? С бесчисленными страховыми обществами, которые заботливо опекают вас от колыбели до могилы? Единственное, что они еще не умеют, эти ваши общества, так это производить детей!

- Я знаю, что в нашей цивилизации немало отрицательных черт, но в целом ее нельзя отвергать. Вы сам - плод этой цивилизации, хотите вы этого или нет.

- Я обязан ей слишком малым!

- Вы так думаете? А ваши книги, ваш атомный генератор, ваш передатчик, ваши лекарства, ваше оружие? Все это - продукты земной цивилизации.

- Послушайте, не считайте меня примитивистом. Я счастлив здесь, среди ихамбэ, я радуюсь, что могу жить их простой, здоровой жизнью, не испытывая неудобств варварства, но я не сумасшедший, мечтающий о возврате всего человечества на лоно природы. Но все это не значит, что земная цивилизация может служить образцом для остальных народов вселенной!

- В таком случае, чего бы вы пожелали народам этой планеты?

- Чтобы их оставили в покое! Чтобы здесь, на Эльдорадо, не повторялись старые ошибки, совершенные на Земле, на Теллусе, на Земле Второй и еще на десятках планет, которые ваша стадная потребительская цивилизация выхолостила, ограбила и запакостила только для того, чтобы земляне могли и впредь усложнять себе жизнь бесполезными игрушками.

- Иначе говоря, вы хотите, чтобы этих дикарей оставили прозябать в невежестве?

- Они не жалуются на свою судьбу. Но оставить все как есть тоже невозможно. Бюро Ксенологии делает немало и приносит огромную пользу, когда ему не мешают корпорации вроде вашего ММБ! Да, мы можем и должны помогать отсталым планетам, при условии, что мы будем относиться с уважением к их народам, знакомить их крайне осторожно с нашими изобретениями, с нашими обычаями и нравами, стараясь по мере сил не прививать им наши пороки. По соседству с Порт-Металлом оказались стойбища двух племен. До прибытия землян они жили не очень-то сытно, однако сохраняя достоинство. Теперь мужчины готовы на все ради выпивки, женщины продаются кому попало за ввезенные с Земли безделушки, и племена вымирают от алкоголизма и тоскливого безразличия ко всему, потому что их жизнь утратила смысл. То же самое чуть не произошло с моими полинезийскими предками, когда европейцы вздумали их «цивилизовать». Виски, перно и Библия едва не прикончили их! Вы видели фильмы о Таити до возрождения? Помните эти жуткие бараки из гофрированного железа, эти выродившиеся в идиотизм пляски для туристов? А эти отвратительные, безвкусные сувениры из перламутра и кокосовых орехов?… Ужас!

- Что же, по-вашему, уступить весь космос ксенологам?

- Нет, только планеты с разумной жизнью. Ну да, к сожалению, другие планеты не столь гостеприимны, и это отражается на стоимости добычи руды или производства сырья! К тому же обитаемые планеты поставляют дешевую рабочую силу. К счастью для ихамбэ и других племен - на Эльдорадо у ММБ лишь ограниченная лицензия! Вы когда-нибудь были на Тихане? Лео, перестань чесаться и иди сюда!

Тераи погрузил пальцы в рыжую гриву и начал перебирать ее, выискивая блох.

- Кстати, вот вам яркая параллель! Разведчики, ученые и некоторые миссионеры принадлежат к цвету рода человеческого. К несчастью, следом за ними являются торговцы и солдаты, чтобы их охранять, затем прибывают дельцы и размножаются на планете, как блохи на Лео. Паразиты в гриве льва, вот что такое ваше ММБ и прочие тресты!

- Неужели вы думаете, что освоение космоса было бы возможно без участия крупных картелей, частных и государственных? Кто, по-вашему, оплачивает все эти полеты в космос?

- О, разумеется, Земле нужен космический флот! Если мы до сих пор не столкнулись с враждебными нам разумными существами, это не значит, что такая встреча исключена!

- К тому же минеральные запасы нашей планеты истощаются, и мы…

Тераи откровенно расхохотался.

- И это вы говорите геологу? Да, да, я знаю теорию Осборна! Разграбленная планета! Этот древний классик был в какой-то степени прав. Да, кое-какие ресурсы Земли были исчерпаны. А тут как раз изобрели гиперпространственный передатчик материи, который превратил разработки сырья на других планетах из экономической бессмыслицы в весьма прибыльное дело. Стало гораздо проще добывать хром на Эльдорадо, чем закладывать у себя глубокие шахты, в которые могут спускаться лишь роботы! Вот вам и все объяснение! Когда становится невыгодным вести разработки на Земле, дельцы отправляются к соседям. Но тут есть одно неудобство. Соседа надо либо ассимилировать, либо уничтожить. К тому же, когда сосед, в свою очередь, достигает определенной стадии развития, у него остаются только глубокие месторождения, которые он с его техникой не способен использовать. Тем хуже для него, пусть выпутывается как знает! В Полинезии были запасы только одного вида сырья, представлявшие какую-то ценность, - фосфаты на Макатеа. Когда они истощились, европейцы с благородной миной ушли якобы под нажимом Объединенных Наций и бросили полинезийцев на произвол судьбы. Если бы не светлый разум моей бабки, Нохоран Оопы…

- Неужели создательница Полинезийской федерации была вашей бабушкой?

- Да. Она сумела пробудить островитян. Кроме того, великие державы оказали нам техническую помощь. Но только не тресты! Мы их больше не интересовали.

- Вы сказали «мы»?

- Я вырос на островах и считаю их своей родиной. Мы сумели справиться: помогли подводные пастбища, разведение китов, солнечная энергия и прочее. Но все это лишь потому, что мы получили передовую технологию.

- И вы боитесь, что здесь будет хуже, чем в Полинезии?

- Я уже спрашивал: вы видели Тихану? Там ваши благородные тресты ничем не были связаны и могли не стесняться. Что осталось от художников тысячеколонного города Хомары? Что осталось от Синих островов, которые первым исследователям показались раем? Что осталось от тиханцев с их тысячелетней, но не технической цивилизацией?

- В федеральном парламенте есть делегаты-тиханцы!

- Тиханцы? Скорее бледные подобия землян! Они даже говорят не на своем родном языке, а на ублюдочном английском, который стал межпланетным жаргоном. Лишь немногие филологи в их университетах могут еще оценить всю красоту «Рубаники» или «Мохантаривы».

- Да, но зато их население, не превышавшее вначале ста пятидесяти миллионов, сегодня достигло трех миллиардов!

- И когда-нибудь эти миллиарды обрушатся на нас с тыла! У них не осталось никакого стимула в жизни, ничего, кроме ненависти к нам! И я их понимаю, я им сочувствую. Одним лишь трестам на все наплевать, они свое сделали - выкачали из Тиханы миллионы тонн редких и полезных металлов!

- Однако вы тоже работаете на ММБ.

- Мадемуазель, я работаю на себя самого. Как я уже говорил, ММБ никогда не сможет наладить разработку месторождений, о которых я сообщаю за хорошие деньги, ибо они никогда не получат неограниченной лицензии, а ограниченная, срок которой истекает через двадцать лет, по-видимому, не будет возобновлена.

- В общем, мне до этого мало дела. Я уже ничем не связана с ММБ. Расскажите лучше, что это за праздник Трех лун?

- Пойдемте, он скоро начнется. Я объясню по дороге.

Тераи поднялся, помог встать девушке. Стемнело, и все ихамбэ уже сидели вокруг большого костра на центральной площади, напевая с закрытыми ртами монотонную мелодию.

- У ихамбэ культ солнца и лун. Солнца - муж, три луны - его жены. Они - символ плодородия, они помогают племени восполнять потери и становиться все многочисленнее и сильнее. Примерно раз в три года все три луны восходят одновременно над Горами Предков, между вершинами Колонту и Бирэ-Отима. Они считаются священными горами племени…

- А я думала, это гора Этио!…

- О, это совсем другое дело! Эта гора-табу для всех народов северного континента, и я бы сам хотел знать почему. Значит, так: когда все три луны восходят одновременно, начинается праздник. Раньше каждой луне приносили в жертву по девушке. Но лет сто назад этот жребий пал на Энлию, невесту Тлека, самого грозного воина ихамбэ в те времена. Он похитил Энлию до начала церемонии и ушел из лагеря вместе со своими соратниками. Ихамбэ до сих пор вспоминают междоусобную войну, которая началась из-за этого. Наконец один прозорливый шаман догадался по-иному истолковать изустную легенду. С тех пор ихамбэ не приносят в жертву лунам девушек: просто три девушки в честь богинь плодородия становятся женщинами.

- Надеюсь, мне на сей раз ничто не грозит?

Тераи рассмеялся.

- Успокойтесь, вам волноваться нечего!

Они сели на указанное им место между вождем и Лаэле. Теперь все туземцы сидели в безмолвии, склонив головы на грудь, и лишь один юноша с верхней площадки очень высокой трехногой вышки что-то выкрикивал звонким голосом.

- Страж трех лун, - шепнул Тераи. - Он возвещает о восходе спутников над священными горами.

Стелла подняла голову, взглянула на восток. Ночь была ясной, звезды сверкали, и яркая полоса Млечного Пути пересекала небо по диагонали. На востоке было еще темно, однако слабое сияние уже разливалось из-за горных вершин.

- Еще несколько минут, - сказал Тераи. - Когда луны взойдут, я должен буду вас покинуть. Я член клана. Оставайтесь с Лаэле: она вас все объяснит и в случае чего защитит вас.

- Ах вот как! Значит, вы участвуете в этом обряде? - насмешливо спросила Стелла.

- Не в том, о котором вы думаете! - сухо бросил геолог. - Я не удостоился большого посвящения. Пока не удостоился!

Время шло. Темнота в восточной части неба медленно рассеивалась, и седловина между двух вершин выступала отчетливее на все более светлом фоне.

- Антия! Теана! Ноба! - прокричал вдруг юноша с вышки.

Ярко-желтый рог появился из-за гор, и Антия величественно всплыла в небо.

С долгим переливчатым воплем все ихамбэ вскочили на ноги. Тераи последовал их примеру.

- Да встаньте же, черт побери! - прорычал он. - Вы что, хотите, чтобы нас прикончили?

Десять, двадцать, сотня разноцветных ракет с шипением взвились к зениту. Стелла смотрела на них в изумлении.

- Вы им дали ракеты?!

- Нет, это изобретение кеноитов. Заряд из спор гриба Koeuene Spraguel - обычное для Эльдорадо сочетание серы и селитры. Корпус ракет - из стволов легкого бамбука. А о том, что разные минералы могут придавать пламени различные цвета, туземцы сами давно знают. Ну пока!

Он присоединился к группе воинов, сбросив всю одежду и оставшись только в кожаной набедренной повязке. Один из ихамбэ подал ему длинное копье, и Тераи встал в круг рядом с великаном Эенко.

- Бом! Бом! Бо-бом!

Тамтам гремел сначала медленно, но ритм его ударов постепенно учащался, и воины, подчиняясь ему, двигались вокруг большого костра, выбрасывавшего синие языки. Все три луны теперь взошли, как тяжелая гроздь почти сливающихся ярких дисков. Воины вскрикивали, потрясая копьями, гладкие тела их лоснились от пота, гигантские тени плясали на земле и на разноцветных шатрах. Барабан выбивал лихорадочную дробь, и Стелла чувствовала, что невольно поддается его ритму, что голова у нее кружится и она всем телом отвечает на глухой пьянящий призыв, еле удерживаясь на месте.

- Ффушшш!

Огромный столб пурпурного пламени взвился над костром, затопив все вокруг кровавым светом. Земля разверзлась, из глубины ее поднялась площадка, на которой стояли, торжествуя, три юные обнаженные девушки.

- Ах, где же мой аппарат?

Стелла рывком отцепила застежку на поясе, под которой скрывалась одна из миниатюрных кинокамер, быстро включила автоматическую наводку.

- Россе Муту очень сердится, - услышала она рядом голос. Стелла с удивлением обернулась. Лаэле показывала пальцем на застежку.

- Но я не делаю ничего плохого!

- Этот глаз для картинка. У Россе Муту такой в пуговица.

- Ну и пусть сердится, мне-то какое дело! - огрызнулась Стелла вне себя от злости.

- Ага, ты любить его!

- Я? Конечно, нет! Только дружить!

- Ты любить его, может сама не знать. Ты здоровый, красивый, давать ему сильные дети. Я не могу, - добавила она огорченно.

- Этого еще не хватало! Он что, говорил об этом?

- Нет. Я сама видел, как он глядел на тебя. Он, я - нет детей. Он брать свой здоровый женщина. Если нет - зачем ты отказать Эенко?

- Потому что он не моего народа. Другого! Потому что у нас не выходят замуж за незнакомцев!

- Ты, Россе Муту - дети. Луны сказали. Если Антафаруто позволит.

- Антафаруто?

- Бог смерти!

Лаэле пять раз сплюнула на землю вправо от себя. Тамтам гремел, словно обезумев, вереница воинов извивалась змеей вокруг костра; все они побросали копья к ногам трех девушек. Подул легкий ветер, синие и красные языки пламени заколыхались, и пляшущие отблески вплелись в хоровод разгоряченных тел, убыстряя его движение. Внезапно, повинуясь резкому крику, воины повернулись лицом к шатрам и замерли.

- Теперь мы плясать, - сказала Лаэле.

- Только не я! Я здесь чужая!

Молодые женщины быстро выстраивались напротив воинов. Лаэле схватила Стеллу за руку, не грубо, но твердо.

- Ты женщина. Хочешь детей? Плясать!

- Нет!

- Ты пойдешь!

Рука Лаэле сжалась сильнее. Стелла хотела вырваться, попыталась оттолкнуть ее другой рукой и замерла: Лаэле кольнула ее острием длинного стального ножа.

Ошеломленная, Стелла позволила увлечь себя в круг. Лаэле резко отодвинула трех женщин и рывком поставила Стеллу перед Тераи. Сначала гигант ее не заметил, он тихо переговаривался о чем-то с соседом. Пот струился по его телу, и при свете костра он походил на бронзовую статую какого-то мифического бога давно забытых времен. Барабан снова глухо зазвучал. Тераи поднял глаза, увидел Стеллу, и насмешливая улыбка раздвинула его губы. На этот раз танец был медленным. Мужчины делали три шага вперед, умоляюще протягивали руки, женщины отступали. Затем все повторялось. Но вот барабан зарокотал быстрее. Воины прыгнули вперед, схватили женщин за кисти рук, и Стелла почувствовала, как огромные ладони Тераи сжались вокруг ее пальцев. Он больше не улыбался, лицо его застыло.

- Сопротивляйтесь! - шепнул он.

Она начала неловко отбиваться, не в силах отвести глаз от лица гиганта, нависшего над нею. «Уродлив и прекрасен, как фавн!» - пронеслось у нее в голове. В отблесках угасающего костра черты Тераи потеряли свою жесткость, и теперь его лицо с раскосыми глазами, выдающимися скулами, орлиным носом и мощным подбородком казалось древней маской, влекущей и пугающей.

Ритм тамтама все убыстрялся. Внезапно Стелла почувствовала, что ее подхватили и бросили на землю.

- Не бойтесь, это только пантомима! - шепнул Тераи ей на ухо.

- Даже для пантомимы это уж слишком!

- Я ничего не могу поделать! Сейчас все кончится. Зачем вы вышли в круг?

- Ваша… жена заставила меня, угрожая кинжалом. Она, видите ли, решила, что раз у нее нет от вас детей, их должна нарожать вам я!

Он вздрогнул от удивления, затем пробормотал:

- А знаете, это неплохая мысль…

- На меня не рассчитывайте!

- Поживем - увидим.

И вдруг глаза его вспыхнули, и он приник к ее губам. Стелла попыталась оттолкнуть его, но какое-то оцепенение овладело ею, и она перестала сопротивляться.

Барабан умолк. Тераи вскочил на ноги, помог Стелле подняться. Вокруг них, смеясь, вставали другие пары танцоров. Тераи стряхнул пыль с ее одежды. Девушки, королевы празднества, исчезли, так же как и несколько молодых воинов. Умирающий костер отбрасывал зыбкие тени.

- Церемония окончена. Сейчас начнется пир, на котором вам надо быть, раз вы участвовали в ритуальном танце.

- Я… вы… вы воспользовались тем, что сильнее! Это низко!

- О, прошу вас, только без сцен! Ихамбэ сочтут это за дурное предзнаменование. Но помните: когда я подам знак, немедленно уходите! Когда мои друзья выпьют лишнего, я ни за что не отвечаю, и меньше всего за вашу добродетель. А вино «беке» у них крепкое!

7. Вниз по Ируандике

Тераи отложил весло, сдвинул на затылок соломенную шляпу и, схватив флягу, жадно выпил несколько глотков «беке», разбавленного водой. Солнце низвергало потоки зноя на Ириандику, далекий берег расплывался в дрожащем мареве.

Плыть по Эри тяжело, Отложил я прочь весло - Думал, что уже не выпью До самого Буффало, До самого Буффало! -

Пропела насмешливо Стелла. Тераи наградил ее сердитым взглядом. Она продолжала:

Много бочек нагрузили, Всю дорогу лихо пили, Капитан глядел на нас, Словно мы его топили!

Геолог расхохотался.

- Что это за песенка?

- Песня про Эри-канал. Ее пели у меня на родине в XIX веке. Хотите, спою вам все куплеты?

- С удовольствием послушаю! Но я не знал, что вы любите народные песни.

- О, я их знаю множество! Когда я была помоложе, я с группой студентов-фольклористов собирала такие песенки.

- Вы учились?… На каком факультете?

- На физическом, как это ни странно. Но отец не дал мне его закончить. В университете я, видите ли, общалась с людьми «не нашего круга». То есть с теми, кто стоил меньше пятидесяти миллионов долларов!

- Увы, и сейчас вы общаетесь с таким же недостойным. Потому что я стою не больше тридцати миллионов. Она взглянула на него, не веря своим ушам.

- Да, да! У меня на Земле есть высокопоставленные друзья, которые выгодно вкладывают мои скромные заработки.

- И с таким состоянием вы продолжаете рисковать жизнью на этой дикой планете?

- Вы хотите уловить связь? Хорошо. Когда я прибыл на Эльдорадо, у меня не было ничего. Я нашел главное месторождение, то самое, которое разрабатывали горняки Порт-Металла, еще до того, как ММБ получили лицензию. Но когда эти акулы захватили монополию на рудные разработки, они предложили мне на выбор: либо я уступаю им свои права, либо сохраняю независимость, но теряю всякую возможность сбывать продукцию своих рудников. Я, в свою очередь, поставил условие: либо они заплатят мне, сколько я запрошу, либо будут иметь дело с туземцами. В общем, я на этом не прогадал. Я не создан для того, чтобы управлять крупным предприятием. По природе я одиночка. И кроме того, мне претит командовать своими ближними.

- Что же вас интересует в жизни?

- Поиски нового! И еще - исследования. У меня в лаборатории накопилось материалов на сотню статей о сокровищах Эльдорадо, но я опубликую их только тогда, когда ММБ уберется отсюда.

- Мне казалось, что на такой богатой планете они могли бы и не принять ваши условия. - Тераи пожал плечами.

- Да, Эльдорадо - богатая планета, богаче некуда. Однако нужно еще найти самые удобные для разработки месторождения. Я сэкономил им четыре года разведки, а главное - обеспечил мир. Вы знаете условия ограниченной лицензии: не более сорока тысяч человек и согласие туземцев. Но все это уводит нас в сторону. Где же вы изучали физику?

- В Чикагском университете, с 2228-го по 2230-й.

- И я тоже, только в Парижском университете с 2218-го по 2220-й, а потом в Торонто, до 2223-го. Но я часто приезжал в Чикаго повидаться со стариной Мак-Кензи. Скажите, в ваше время еще были в парках белки? В последний свой приезд я слышал, что какие-то болваны требовали перебить их, потому что белки якобы могут стать переносчиками бешенства…

- При мне их там развелось еще больше!

- О, тем лучше! Было бы жаль, если бы этих зверьков уничтожили. - Он снова взял весло и начал мощно грести под ритм полинезийского напева. Стелла оглянулась. В ста метрах позади них шла вторая пирога, в которой сидела Лаэле со своим братом, а за ними - третья с четырьмя ихамбэ.

Тераи запротестовал, когда вождь дал ему этих телохранителей. Отношения между степными племенами с северных берегов Ируандики и империей Кено всегда были хорошими, тем более что их разделяли горы Этио. Геолог не видел никакой необходимости в вооруженном эскорте, однако Оэми был непоколебим.

- У кеноитов много перемен, - твердил он. - Старого императора убили.

За этим последовал долгий спор на туземном языке. Тераи не счел нужным переводить, но Стелла поняла, что под конец решимость его была поколеблена. Сейчас она с невольным восхищением смотрела, как он гребет. Мускулы перекатывались под его бронзовой гладкой кожей, вздуваясь при каждом взмахе весла. «Какая силища - ужас!» - подумала она.

Ей вспомнился телохранитель ее отца Джо по прозвищу Горилла. Он тоже был гигантом, но с узловатыми, уродливыми мышцами и рудиментарным мозгом. И этот Джо бахвалился, что он самый сильный человек на свете!

«Интересно, что он сделает, если встретится с Лапрадом? Наверное, попытается его убить, чтобы доказать, что перед ним никто не устоит… Но я бы поставила на Тераи! Такие, как он, рождаются раз в столетие: светлый ум, львиная сила… Как жаль, что он не с нами!»

До сих пор все шло хорошо. Ее спутник ни о чем не подозревал. Она уже засняла сотню метров микропленки, которая при умелом монтаже покажет туземцев Эльдорадо в самом невыгодном свете и побудит Мировой Парламент проголосовать за предоставление ММБ неограниченной лицензии. Стелла представила себе ярость Тераи и содрогнулась.

Да, жаль, что он их противник! Она могла бы полюбить человека такого размаха, если бы он был настоящим реалистом, а не увлекался бредовыми идеалами этих дурачков из Бюро Ксенологии. Подумать только: они хотят предоставить каждому народу равные шансы! Чтобы потом эти народы объединились против землян? Ну нет!

Стелла была представительницей белой расы, самой белой и самой чистой на протяжении многих поколений - нордической расы. Ее отец так и не примирился с унижением, которое перенес в 2210 году, когда Мировой Парламент принял закон о свободном въезде в Европу и Америку лиц любой национальности. Она помнила, как он впервые показал ей, тогда ещё маленькой девочке, огромные плавильные печи ММБ на тихоокеанском побережье. Они поднялись на самый верх центрального здания, и оттуда отец широким жестом обвел бесчисленные крыши заводов, башни электрических плавилен и домен, сложную сеть подъездных путей, по которым прибывала руда, добытая на Земле, или рафинированный металл из главного приемника, возвышавшеюся в двадцати километрах, куда гиперпространственные передатчики перебрасывали минеральные богатства сотен планет.

- Вот могущество ММБ и могущество Земли! Все это сделали мы, люди! Ни одна раса во вселенной на такое не способна. Помни об этом, Стелла. Бог создал Вселенную для человека!

Тем не менее, когда ей пошел двадцатый год, у Стеллы возникли сомнения. Одним из ее друзей по университету был молодой физик, талантливый и очаровательный юноша, влюбленный в нее безоглядно. Под его влиянием она тоже решила изучить физику.

- Для этого у нас есть инженеры, - сказал ей отец. - Впрочем, если кто-нибудь в семье будет понимать их жаргон, это может пригодиться. Твой брат, как и я, всего лишь бизнесмен.

А затем Поль разбился, глупо погиб в автомобильной катастрофе. И физика потеряла для нее всякое очарование. Вскоре умерла мать Стеллы, и старый Гендерсон вызвал дочь к себе. Ей пришлось вести дом, устраивать приемы, празднества, балы. Она сблизилась с отцом, начала интересоваться его делами - а их было множество у генерального директора ММБ, - приобрела вкус к закулисным интригам. Однажды, примерно полгода назад, отец вызвал ее в свой личный кабинет на верхнем этаже Стеллар-билдинга в Нью-Йорке.

- У меня неприятности, Стелла. Мы несем убытки. Наши печи загружены всего на семьдесят процентов. Я рассчитывал получить неограниченную лицензию на Эльдорадо, но нам крупно не везет: сенатор Дюлон погиб на охоте в Африке, сенатор Уиллис провалился на выборах, а мой старый друг Шмидт, второй секретарь президента, в длительном отпуске по болезни! Ксенологи интригуют против нас, и, боюсь, нам не продлят даже ограниченную лицензию. За моей спиной уже поговаривают, что я не способен вести дела. Представляешь? К тому же эти туземцы на Эльдорадо, кажется, почти не отличаются от людей. Хорошенькая история! В таком случае наша цивилизация подойдет им как нельзя лучше! Короче, мне нужно послать туда своего человека, абсолютно надежного, чтобы он дал мне подробный отчет обо всем. На этой проклятой планете есть некий тип по имени Лапрад, который путается у нас под ногами и от которого мы никак не может избавиться.

- Лапрад? Я думала, он работает на нас. Кажется, наш самый богатый рудник на Эльдорадо назван его именем, не так ли?

- Да, вначале он нам помог. Но теперь снюхался с туземцами и интригует против нас.

- Что он собой представляет, этот Лапрад?

- Говорят, он просто здоровенный дикарь, но я в это не верю, слишком уж ловко вставляет нам палки в колеса! Он метис, кажется, с примесью желтой расы. Подожди, у меня на него есть досье.

Гендерсон отдал короткий приказ по интерфону, и секретарь скоро принес досье. В нем был только один лист.

- Так, Лапрад, Тераи, родился семнадцатого февраля 2199 года в Бержераке, во Франции… Рост 209 сантиметров, волосы черные, глаза черные, чемпион Олимпийских игр по десятиборью… Это все неинтересно. Ага! Магистр геологических наук, закончил Торонтский университет. Сын Поля Лапрада, убитого во время мятежа фундаменталистов в 2223 году, и Тетуа Сонг… Постой-ка! Тетуа Сонг была дочерью Сонг Тун Фая и Нохоран Оопы, создательницы Полинезийской федерации. А его отец, Поль Лапрад, был сыном француза, Анри Лапрада, профессора Сорбонны, и Мэри Вапано из семьи Вапано, у которых хромовые рудники в Арктике… Черт возьми, в его жилах кровь четырех рас! Европеец, таитянин, китаец и в придачу - индеец кри!

- И вы хотите, чтобы я отправилась туда и соблазнила его?

- Боже упаси! Я бы никогда не поручил тебе подобную миссию. Для этого у нас есть специалистки. Но мне нужен достоверный отчет из первых рук о нем и о туземцах. И хорошая пленка, которая показала бы их дикость и жестокость. С этим материалом мы сможем повлиять на Мировой Парламент. Достаточно склонить на нашу сторону десяток депутатов.

- А Герберт не мог бы туда отправиться? Боюсь, я не сумею…

- Герберт мне нужен здесь! Ты спортсменка, ты поднималась на Гималаи ради собственного удовольствия, и потом там за тобой присмотрят.

- О, я ничего не боюсь! Хорошо, я согласна. Но я не могу явиться на Эльдорадо как представительница ММБ.

- Да, ты права. Что же делать?

- Мы с тобой поссоримся так, чтобы все это знали. Я уйду из дома и постараюсь устроиться журналисткой в Межпланетном агентстве. Редактор ухаживал за мной, когда я была еще в университете.

- Он что, так молод?

- Вовсе нет! Он читал у нас лекции по журналистике, на которые я ходила.

- Хорошо, делай, как считаешь лучше, но только не рискуй зря, Стелла!

На миг бизнесмен уступил место отцу.

- Я никогда не уделял тебе достаточно времени, дочка, но сама знаешь…

«Бедный папа! - подумала она. - Что бы он сказал, если бы увидел меня сейчас посреди реки на чужой планете в компании дикарей и своего злейшего врага! Его врага. который для меня стал почти другом…»

Всего лишь другом? Была ли она в этом так уверена? Пока что она старалась не раздражать гиганта. Часто он обращался с ней сурово, почти грубо. Несколько раз он целовал ее и тут же отпускал, словно она была ему безразлична. Стелла и не думала о близости с ним, но его равнодушие злило ее. Бывал он и предупредителен, даже галантен. Он сделал все возможное, чтобы облегчить ей отношения с ихамбэ, и если это не всегда удавалось, то не по его вине. Стеллу привлекало и одновременно отталкивало это полудикое племя. Иногда, слушая их песни, наблюдая их повседневную жизнь, она почти забывала, что это не земляне, не люди. А затем вдруг случайное слово, интонация, жест или какой-нибудь обычаи сразу напоминали о разделяющей их непреодолимой пропасти, и она вся ощетинивалась, как собака при встрече со своим диким родичем волком.

Стараясь быть объективной, она делала все, чтобы преодолеть это чувство. Тераи приписывал его воспитанию и бессознательному, но явно расистскому влиянию ее среды. Но порой ему казалось, что причины лежат глубже…

Стелла пыталась честно разобраться - может быть, она просто подыскивает себе оправдания? Ведь если говорить по совести, она вела себя низко, злоупотребляя доверием Тераи. Он помогал ей, защищал ее, а она копила страшный яд, чтоб погубить своего защитника и его друзей. Раз так - его друзья должны быть презренными существами, опасными хищниками, угрожающими всему, что ей близко и дорого. Иначе она потеряла бы к себе всякое уважение. Но со временем выбранная ею позиция становилась все более шаткой. Тщетно пыталась она успокоить свою совесть, повторяя про себя, что в конечном счете ихамбэ и другие племена приспособятся к земной цивилизации, что она приложит все усилия, чтобы владычество ММБ не было слишком жестоким… Это больше не помогало.

- О чем задумались, Стелла? О будущих статьях для вашей газетенки?

Она вздрогнула и покраснела: неужели он догадался? Под грубой внешностью гиганта скрывался проницательный ум, и Тераи уже не раз приводил ее в смущение.

- Не знаю, что меня заставило стать вашим проводником, - продолжал он. - Наверное, то, что вы были готовы на все, лишь бы собрать нужный вам материал. Похоже, вы пустились бы в этот путь и без меня. А мне было бы жаль, если бы такое прелестное существо погибло от стрел умбуру или было съедено живьем ниамбами! Боюсь, только мне придется дорого заплатить за свое великодушие. С самого начала боялся…

- Зачем же вы тогда это сделали?

- На Эльдорадо есть крылатое существо, Michroraptor ferox, по-местному - билрини. Это настоящий маленький демон! Величиной меньше ладони, он разрушает гнезда других псевдоптиц и своим отравленным клювом убивает животных гораздо крупнее его самого. Но если билрини попадается в клейкую ловушку хищного цветка, я всегда освобождаю его и отпускаю. Он слишком красив, чтобы погибать такой жалкой смертью!

- Значит, вы боитесь моего ядовитого клюва!

- Хм, трудно сказать! Если бы вы таили зло на людей этой планеты, вы бы могли сильно навредить. Но даже если у вас самые лучшие намерения, любая ваша статья, переписанная так, чтобы она понравилась читателям, несомненно принесет эльдорадцам больше вреда, чем пользы.

- По-вашему, все читатели идиоты?

- О нет! Просто отравленные люди. Чтобы они очнулись, ваши газеты должны для начала говорить правду, на которую сейчас читателям наплевать. А затем ваши читатели должны задуматься, к чему они не приучены. Может быть, если взорвать все радио и телестанции, если закрыть все рекламные конторы, они сумеют отличить цивилизацию от кучи бесполезных машин…

- Чтобы вернуться к тому уровню, на котором стоят ваши приятели ихамбэ?

- Да нет же! Но о чем спорить с женщиной Земли? Через три дня мы доплывем до Кинтана, столицы империи Кено и ее главного порта в устье Ируандики. Там вы увидите - во всяком случае, я на это надеюсь - иную форму культуры Эльдорадо. Она на уровне нашей древней Ассирии, но основана на совсем других моральных принципах.

- Почему вы сказали: «во всяком случае, я надеюсь»?

- Так, до меня дошли странные слухи…

Он снова взялся за весло. Стеллу утомлял однообразный пейзаж: низкие берега с полосами деревьев или кустарника, которые скрывали от глаз саванну и ее животных. Время от времени черная спина вспарывала воду неподалеку от пироги, и в зависимости от того, чья это была спина, Тераи либо продолжал спокойно грести, либо брался за карабин и выжидал, готовый ко всему. Но на них никто ни разу не напал, и геолог, отложив оружие, снова греб, поглядывая по сторонам.

- Вы не дадите мне на время весло? А то вы меня везете, как китайскую принцессу!… - О, пожалуйста!

Время пошло вроде быстрее, но скоро руки Стеллы устали, поясницу начало ломить, и она вынуждена была остановиться. Свинцовое небо давило на реку, сливаясь вдали с ее серыми волнами. Пирога, в которой плыла Лаэле с братом, держалась чуть позади, и Стелла бездумно смотрела, как вода мягким веером взлетает из-под их легкого суденышка.

Тераи вполголоса запел печальную песню; мелодия поразила девушку своей красотой. Такое же чувство вызывали у нее на Земле грустные напевы лесорубов или первых переселенцев Запада, которые говорили о быстротечности жизни, о коротких встречах, о едва возникшей и тут же кончившейся любви, о роковой неизбежности разлуки…

- О чем вы поете?

Тераи вздрогнул, словно грубо пробужденный ото сна.

- О волнах Ируандики.

- Очень красивая песня.

- Я бы не должен ее петь, это песня женщин. Но ихамбэ привыкли к моим чудачествам. Я сделал вольный перевод на французский. Хотите послушать?

- Да, конечно!

Он отложил весло поперек пироги, и мелкие капли начали падать с него. Тераи пел:

Волны Ируандики Несут мою пирогу, - Итэ, Итэ, ты от меня далеко! Ты ушел из моих объятий На заре и пропал в тумане. Два раза уже вставали Три луны над горами, Без тебя угасло дважды Священное пламя. Ты ушел и не обернулся На заре, и пропал в тумане. Говорят, красотка из Кено Похитила твою душу! Покарай ее, Антафаруто! Ты уплыл от меня по реке, На весло налегая, И растаял в тумане. Ты однажды вернешься, знаю, С опустошенным сердцем, Но меня уже не застанешь. Я устала от ожиданья, И скоро уйду, растаю В вечном тумане ночи!

- Это песня ихамбэ? - спросила Стелла, когда он умолк.

- Да. У моих друзей поэтическая душа. Кстати, там, где в песне упоминается сердце, в оригинале речь идет о другом органе, скорее близком к нашей селезенке. Но кто знает, где у нас душа? Никому не известно, когда и кем придумана эта песня. Теперь ее обычно поют покинутые женщины или вдовы. Но она не старше четырехсот лет, потому что до этого ихамбэ жили не у берегов Ируандики, а в бассейне Бетсиханки. Впрочем, название реки легко заменить, и даже ритм не изменится.

- Научите меня этой песне!

- Только не здесь. Вы не имеете права ее петь. Если я, мужчина, пропел ее - это говорит только о моем дурном воспитании, не больше. Но если вы ее запоете, это уже будет святотатство! Я научу вас потом, когда мы вернемся в Порт-Металл.

- Господи, до чего же ваши ихамбэ усложняют жизнь своими обычаями!

- А чем лучше ваши, мадемуазель? Почему, например, ни на одной земной вечеринке нельзя даже заикнуться о серьезном деле? Это, видите ли, табу! Представьте себе, какой выйдет скандал, если я на приеме у вашего отца - если он меня когда-нибудь пригласит! - отведу в уголок одного из ваших инженеров и спрошу, что он думает о таком-то месторождении. Деревенщина! - зашипят все. - Разве не знает, что об этом можно говорить только в конторе!

Стелла рассмеялась.

- В ваших словах есть доля правды. Я сама порой чуть не засыпала на таких приемах.

- О, значит, для вас еще не все потеряно! Я не очень жалую вашего папеньку, но чтобы добраться до того поста, который он занимает, явно нужны были и ум, и энергия, и способность отличать самое важное от случайного. Он свил для вас теплое гнездышко, а вы его покинули. Теперь вам придется заботиться о своем гнезде…

- Что я и делаю! Вы же знаете, что после ссоры с отцом…

- По закону он в любом случае обязан оставить вам не менее четверти своего состояния. Aurea mediocritas, как сказал бы Гораций.

- Простите, я не поняла.

- Да, я забыл. Вы же не знаете латыни. А у меня она сидит как кость в горле со школьных времен - вот я иногда и выплевываю отдельные фразы. Этот древний язык еще преподают кое-где, например в лицеях на Папаете. В общем, я хотел сказать, что вам достанется кругленькая сумма!

- Я всегда могу от нее отказаться.

- А у вас хватит мужества? Впрочем, есть в вас какая-то сила. Право, жаль, что вы бесполезно прозябаете в земной сутолоке и тесноте!

- На Земле тоже можно приносить людям пользу.

- Да, но сами люди делают это все реже. Земля обречена, поверьте мне, Стелла! О, закат ее будет великолепен и наступит не скоро. Еще несколько веков Земля, несмотря на всю ее гниль, будет оставаться центром человеческой культуры. Но присмотритесь внимательнее! С каждым годом на других планетах закладываются новые колонии, и туда стремятся все сильные телом и духом!

- А я думала, что вы против колонизации!

- Есть подходящие планеты, на которых не обнаружено и следа разумной жизни. Вот эти миры человек и должен завоевывать.

- В таком случае, что вы сами делаете здесь, на Эльдорадо?

- Я ничего не завоевываю, я изучаю. К тому же если бы на Эльдорадо вместо коммерческого предприятия была небольшая, чисто научная станция землян, это принесло бы только пользу. Мы могли бы многому научить туземцев и избавить их от слишком дорогостоящих ошибок. Но здесь не должно быть постоянного земного населения. Поэтому я и борюсь по мере моих сил против того, чтобы ММБ предоставили неограниченную лицензию. Это означало бы конец местной культуры, конец самобытной цивилизации Эльдорадо. Что там, Эенко?

Великан ихамбэ показывал рукой на длинный береговой выступ.

- Имбити теке!

- Здесь мы заночуем, - объяснил Тераи. - Я всегда предоставляю Эенко выбирать место для лагеря. Это его планета, и он ее знает лучше меня.

Стелла зябко поежилась, закуталась в накидку. Спускалась ночь, с реки дул свежий сырой ветер. Ихамбэ быстро соорудили два шалаша под развесистым деревом с пышными красными цветами. Костер освещал кусты за границей площадки, которую Тераи расчистил своим мачете. Туземцы сразу уснули в своем шалаше, и только Лаэле бодрствовала вместе с землянами. Река текла почти неслышно, с легким журчанием. Антия, самая крупная из лун, зацепилась за острую вершину дерева на том берегу и отбрасывала на волны зыбкую дорожку, словно усыпанную золотистой чешуей. Тераи потянулся, вскинув над головой могучие руки.

- Вот еще одна вещь, Стелла, которую Земля уже не даст вам никогда. Вечер на берегу неведомой первозданной реки!

- Вы ошибаетесь. Я провела немало похожих вечеров на берегу американских и канадских озер. А что говорить о неосвоенных районах Амазонки или Ориноко!…

- Ну да, когда в вашем распоряжении автомобиль, вертолет, радио, а где-нибудь неподалеку - гостиница с рестораном? И вы, как только захотите, возвращаетесь к себе, воображая, что окунулись в живительную атмосферу дикой природы. Однажды, когда мне было восемнадцать лет, я вообразил, что отыскал наконец пустынный островок в архипелаге Тубуаи. Вместе со своей подружкой-одногодкой я добрался до него от Таити на пироге с противовесом. На рассвете третьего дня мы услышали на пляже вой магнитофона! Целая орава туристов - американцев, французов, шведов, и уж не помню кого еще, - высаживалась с гидроплана. Здесь - другое дело. Здесь мы можем исчезнуть, и никто никогда не узнает, что с нами стало. Мы еще на территории ихамбэ, границу пересечем лишь завтра, когда пройдем через ущелья у подножия хребта Этио… Эй! А это еще что такое?

Огромная черная туша появилась в освещенном кругу. Высотой около четырех метров, животное напоминало земного слона, однако у него были маленькие настороженные уши и раздвоенный хобот, из которого вылетали звенящие звуки. Тераи схватил из костра головню и замахал ею перед чудовищем, нависшим над ним, как гора. И внезапно этот огромный зверь захныкал и с жалобным стоном ринулся в темноту, сокрушая деревца и кусты, Тераи спокойно сел на свое место.

- Неужели вы ничего не боитесь? - спросила Стелла.

- Еще как боюсь - пауков и старых дев, особенно из «Армии спасения»! Но тут не требовалось особой храбрости: биштары опасны только в период гона.

- Этот зверь называется биштар?

- Да, Bishtar gigas, кеноиты используют их, как мы - слонов. Это я дал им это название - вычитал из старого фантастического романа, купленного у одного китайца на Папаете. Там описывалось животное, удивительно похожее на то, которое вы видели. Однако надо спать. А чтобы вы меня не опасались, Лаэле ляжет в одном шалаше с нами.

II. ПАРАЗИТЫ в ГРИВЕ ЛЬВА

1. Империя Кено

За поворотом реки город открылся сразу: окруженное красными стенами море домов взбегало волнами к вершинам двух холмов, над которыми возвышались пирамидальные силуэты императорского дворца и храма. Уже с позавчерашнего дня им встречались на реке лодки рыбаков-кеноитов, маленьких темно-коричневых людей с черными, подстриженными щеткой волосами. Тераи несколько раз окликал гребцов, обращаясь к ним на их родном языке, но получал в ответ лишь короткие «да» или «нет». Затем по берегам вместо саванны потянулись возделанные поля.

Они причалили у деревянной пристани, привязали свои пироги. Между портом и воротами в стене, охраняемыми двумя башнями, простиралось широкое оголенное пространство, по которому от реки к городу ползли тяжелые повозки с рыбой, глиной или камнями, влекомые неуклюжими четвероногими животными. Тераи поправил лямки рюкзака, закинул за спину карабин и вместе со Стеллой и ихамбэ двинулся к городу. Рядом с местными жителями, едва доходившими ему до плеча, он казался еще огромнее. Когда они приблизились к деревянным, кованым бронзой двустворчатым воротам, навстречу им высыпали стражники в шлемах и нагрудниках, Тераи направился к ним, сделав своим спутникам знак подождать. Разговор у ворот что-то затянулся, Стелла увидела, как Эенко и его воины потихоньку вытаскивают из колчанов стрелы, и тоже незаметно сдвинула предохранитель своего карабина. Но тут геолог вернулся.

- Новые осложнения! Похоже, теперь уже нельзя просто так войти в Кинтан. Я потребовал главного стража стен, Офти-Тику, - это мой старый друг. Но все подтверждает сведения Оэми, и мне это совсем не нравится!

Пока они ждали, Стелла осматривала и тайком фотографировала городскую стену. Высотой до десяти метров, сложенная из грубо отесанных кусков красной лавы, скрепленных розоватым цементом, она опоясывала весь город. Примерно через каждые тридцать метров над ней возвышались четырехугольные башни.

- Много здесь жителей?

- Насколько я знаю, около пятисот тысяч.

- Полмиллиона!

- Империя Кено обширна, она простирается до самого моря. Но столица здесь, и эта странность объясняется только тем, что кеноитские императоры всегда хотели быть поближе к хребту Этио, к своим священным горам.

- Однако полмиллиона - это же…

- В древнем Вавилоне было еще больше. Но вот и Офти-Тика! Останьтесь здесь, я должен поговорить с ним с глазу на глаз.

Офицер стражи, для кеноитов настоящий великан, шел к ним, сияя широкой улыбкой на костлявом лице и сверкая полированной бронзой панциря. Он приветствовал Тераи взмахом меча. На сей раз разговор был коротким и дружелюбным, и вскоре они прошли под высокий свод в сопровождении отряда солдат, расчищавших перед ними дорогу в толпе.

Город начинался сразу за воротами: только кольцевая аллея шириной метров в двадцать отделяла крепостные стены от первых домов. От этой кольцевой аллеи к центру тянулось множество извилистых улочек, мощенных круглым, скользким булыжником. Двух и трехэтажные дома из отесанных и неотесанных бревен на каменном фундаменте нависали над улочками, превращая их в узкие сумрачные туннели. Глубокий желоб посередине мостовой служил стоком для нечистот, однако отсутствие зловония удивило Стеллу. Она поняла причину этого, когда увидела, что по желобу струится быстрый поток, то взбухая, то ослабевая.

- Да, да! - заметил Тераи. - Они используют прерывистое течение - это их единственный городской мусорщик. Разумеется, бросать в желоб предметы, которые могут его засорить, строго запрещено.

В открытых сводчатых окнах сидели торговцы. На временных прилавках - откидывающихся досках, прикрепленных петлями к подоконникам, - перед ними громоздились фрукты, пряности, изделия из камня и дерева, украшения из меди или бронзы с великолепными самоцветами или грубо вырезанными геммами. В полумраке из лавчонок, при желтом свете масляных лампад, необходимых здесь даже днем, кипела своя жизнь: женщины хлопотали по хозяйству, дети плакали или смеялись, и всюду вертелись пющи - маленькие четвероногие, заменявшие на Эльдорадо собак. Торговцы зазывали клиентов, покупатели торговались, не жалея глоток, а откуда-то с верхних этажей доносилась варварская музыка и визгливое пение. Солдаты шли впереди путников, беззлобно, но решительно расталкивая горожан тупыми концами своих пик. Никто не протестовал, и Стелле показалось, что этот примитивный народ, в сущности, очень добродушен. Улица шла вверх, лавки становились все крупнее, а освещение их - все ярче, и вдруг они очутились на втором, более широком бульваре, за которым было кольцо внутренних стен, чуть пониже внешних. За стенами зеленели кроны высоких деревьев.

- Мы прошли через квартал торговцев и ремесленников, - пояснил Тераи. - Вернее - через пояс таких кварталов. Улицы там нарочито узкие: это облегчает их оборону, если враг ворвется в город, а такое случалось уже пять раз за историю Кинтана.

- Но и поджечь такое скопище тоже, наверно, легко?

- Дома построены из стволов почти несгораемого дерева. Конечно, пожары иногда бывают, но не приносят большого ущерба: у них здесь превосходная пожарная служба!

Они проникли за вторую ограду через укрепленный вход. Эскорт остался позади, с ними вошел внутрь только капитан Офти-Тика. Стелла вскрикнула от восхищения: внутренний город был совсем иным! Широкие перпендикулярные аллеи делили его на зеленые квадраты садов, в глубине которых прятались каменные длинные низкие здания с рядами стройных колонн по фасадам. Контраст был настолько разителен, что она не удержалась от возгласа:

- Наконец-то настоящая цивилизация!

Тераи обернулся к ней с насмешливой улыбкой.

- Да, цивилизация. А вы знаете, на чем она основана? На рабстве! Подобную роскошь в этом обществе, не знающем иного источника энергии, кроме мускульной силы, может обеспечить только рабство. Впрочем, с рабами здесь обращаются сравнительно мягко. Во всяком случае, так было раньше…

- Что вы хотите этим сказать?

- Объясню потом. А сейчас попробую что-нибудь выудить у этого добряка Тики.

Он снова оживленно заговорил с капитаном стражи. Лаэле приблизилась к Стелле.

- Плохое место! Стены, стены…

- Вы никогда здесь не бывали раньше, Лаэле?

- Нет. Тераи - часто. Я - нет.

- Но почему?

- Потому что у нее не было такой возможности, мадемуазель, - вмешался геолог. - И я уже спрашиваю себя, не сглупил ли я, пригласив сюда вас обеих.

- Вы чего-то опасаетесь?

- Сам пока не знаю. Но с тех пор, как я последний раз был в Кинтане, здесь произошли странные перемены. Поговорим об этом после. Вот мой дом.

Он указал на великолепное здание из красного камня, похожее по стилю на другие дома внутреннего города. Однако оно стояло на возвышении за сплошной оградой. Проходя в парк через сводчатые ворота, Стелла удивилась высоте и толщине стен:

- Настоящая крепость!

- Вот именно, на сей раз вы не ошиблись.

По длинной аллее, затененной деревьями с широкими темно-зелеными листьями, они поднялись к дому. Группа кеноитов, мужчин и женщин, ожидала их. Завидев Тераи, они упали на колени, выражая возгласами и жестами свою радость.

- Это ваши рабы?

Он обернулся, глаза его гневно сверкнули.

- У меня нет рабов, мадемуазель! Да, они были рабами, пока я их не выкупил. Но теперь они такие же свободные люди, как вы или я!

Он поднялся по семи ступеням на террасу, повернулся к маленькой группе и заговорил, указывая то на Лаэле, то на Стеллу, то на воинов ихамбэ. Стоя чуть поодаль, капитан стражи улыбался во весь рот молоденькой прелестной кеноитке. Когда Тераи умолк, слуги разбежались с радостными возгласами.

- Я представил вас, - объяснил Тераи. - Лаэле как хозяйку дома, вас как могущественную принцессу с далекой планеты. Тену-Шика, подойди!

Девушка, которой улыбался капитан стражи, приблизилась.

- Она будет заботиться о вас, Стелла. Тену-Шика родилась в Порт-Металле и знает немного английский. Она отведет вас в вашу комнату.

- Пожалуйста, принцесса! - проговорила девушка звонким голосом.

Стелла последовала за ней по длинному белокаменному коридору с полом из разноцветного мрамора; в стенных нишах здесь стояли удивительные статуи, изображавшие людей или животных. Высокая дверь черного дерева распахнулась перед ней, и она вошла в предназначенную для нее комнату. Это был просторный квадратный зал, сообщавшийся с внутренним двориком, посередине которого журчал фонтан. Вся меблировка состояла из низкой деревянной кровати с резными ножками в форме тигриных голов, пестрых драпировок на стенах, квадратного стола и двух стульев на толстом ковре. Но рядом находилась маленькая комнатка с бассейном в несколько квадратных метров, большим зеркалом из полированной бронзы и низким туалетным столиком. В углублении стены висели кеноитские одеяния.

- Господин надеется, что в этих покоях вам будет удобно. Если я вам понадоблюсь, ударьте в гонг.

- Останься, Тену-Шика!

- Как вам будет угодно, принцесса.

- Не называй меня так, мне неловко. Я хотела бы принять ванну. У вас есть мыло?

- Да, мыло с Земли. Вот в этой красной коробочке. - Стелла разделась и с наслаждением погрузилась в прохладную воду.

- Целую неделю не испытывала такого блаженства! В Ируандике нельзя купаться…

- Что вы, госпожа! Там столько милу и спирусов!

- Скажи, Тену… можно тебя называть так? Мой народ не любит слишком длинных имен…

- Тогда называйте меня Шика.

- Скажи, Шика, ты была рабыней?

- Увы, да! Когда я была совсем маленькой, меня захватили богалы, эти бандиты с холмов к западу от Порт-Металла, и продали на рынке в Тембег-Хо. К счастью, хозяин попался добрый, меня наказывали плетью всего два раза…

- Плетью?

- Да, за то, что я воровала на кухне варенье из тинды. А потом мой хозяин умер, и меня продали торговцу рабами, который привел нас всех в Кинтан. Здесь меня и выкупил Россе Муту. Я боялась, он был такой большой, такой грозный! Но едва мы пришли в его дом, он дал мне свободу.

- И ты осталась здесь?

- Мои родители умерли, их убили богалы. В Порт-Металле у меня никого не было. А здесь со мной ласковы, и платят хорошо.

- Остальные слуги так же свободны, как ты?

- Да. Господин не хочет в доме рабов. Он говорит, что продавать людей - плохо!

- А что ты сама об этом думаешь?

- Господин всегда справедлив! Разве на Земле есть рабы?

- Конечно, нет! Правда, были, но очень давно.

- Значит, Земля хорошая планета, хотя наш господин и не любит ее. Нет, он не может ошибаться! Должно быть, и на Земле немало плохого!

Стелла рассмеялась.

- Да, но есть и немало хорошего. Ты, наверное, преклоняешься перед господином Лапрадом?

- Это не простой человек, госпожа! Это почти бог. Он может убить любого воина ударом кулака! Он бегает быстрее всех, поднимает тяжести вдвое больше любого, и он знает все! Он…

- Конечно, он необычайный человек… А что вы думаете о его жене и его друзьях? - Шика замялась.

- Могу я говорить искренне? Вы не скажете господину?

- Обещаю!

- Я не знаю госпожу Лаэле. Остальные… остальные это дикари! О, я не осуждаю господина! У него надежные телохранители. Здесь все боятся ихамбэ.

- Почему? Разве они нападают на Кено?

- Нет, теперь не нападают, с тех пор, как господин подружился с нами. Раньше они жгли наши деревни, убивали мужчин, похищали женщин. Но племена кинфу на севере еще хуже! Они никогда не нападают в открытую, только если их в десять раз больше.

- А кто этот капитан, с которым ты говорила? - Юная кеноитка покраснела.

- Он хочет на мне жениться.

- А ты?

- Я бы согласилась, но я не смею.

- Почему же?

- Если я уйду от господина, придется оставить Кинтан. Здесь стало плохо, опасно. А Тика должен быть в городе, пока не станет большим начальником. Тогда его сделают наместником провинции на северной границе, и я с радостью пойду за ним.

- Несмотря на этих страшных кинфу?

- Здесь сейчас страшнее. Пока господин с нами, я ничего не боюсь. Но без него я не согласилась бы жить в Кинтане. Если господин захочет, он вам сам расскажет.

- То, что ты была рабыней, не помешает тебе выйти за офицера?

- Нет. А почему? Я родилась свободной и сейчас свободна.

- Что ж, пожелаю тебе счастья, Шика! Помоги мне вытереться.

- Вы не можете надеть ваше платье, госпожа, - оно грязное и рваное. Прикажите, и я закажу вам такое же. А пока - здесь довольно всякой одежды, если только вы согласитесь носить наши наряды.

- У меня с собой было не одно платье! Увы, наверное, в них сейчас щеголяют жены умбуру!

- Вы прошли через страну умбуру? С господином?

- Да, и потеряли там все свои вещи.

- Без него вы потеряли бы там жизнь! Вот это вам наверняка пойдет.

Она показала длинную полосу бледно-зеленой ткани, ловко обернула ею Стеллу несколько раз и закрепила ткань бронзовыми заколками.

- Позвольте мне вас причесать! У вас волосы как красное золото! Здесь ни у кого нет подобных. Но почему они такие короткие?

- Такова наша мода.

- Какая жалость! У вас кожа белая-белая, вы такая высокая - почему только господин выбрал эту дикарку, а не вас?

Продолжая болтать, она причесала Стеллу, умастила ее лицо нежным кремом с легким запахом горького миндаля.

- Ну вот! Теперь вы прекраснее жены самого императора!

Стелла посмотрела в зеркало. Живописные складки подчеркивали стройность ее фигуры, волосы были уложены гордым венцом, и она вынуждена была признать, что в таком виде имела бы успех на любом приеме, даже в Нью-Йорке. Шика надела ей на шею ожерелье из зеленых камней, в которых Стелла с изумлением узнала грубо ограненные, но великолепные изумруды.

- Это подарок господина.

- Я не могу его принять! На Земле эти камни стоят целое состояние!

- И здесь тоже, но господин очень богат.

- Вы готовы, Стелла? - прогремел за дверью голос Тераи.

- Да, войдите!

Он восхищенно присвистнул и поклонился.

- Привет тебе, принцесса варварской страны!

- Благодарю за комплимент, но я, право же, не могу принять такой подарок.

- Не придавайте значения! - шепнул он и добавил:

- У меня таких камешков десятки кило. Сумасшедшее везение, не больше. Три года назад в горах Кунава наткнулся на фантастическое гнездо! Жаль только, что у здешних мастеров нет сноровки и приспособлений, чтобы их как следует отшлифовать. Но вам это сделают в Нью-Йорке ювелиры фирмы Леви и Якобсон. Пойдемте к столу. А после обеда у нас будет серьезный разговор.

Тераи разложил на столе карту Кинтана.

- Смотрите, Стелла, город поразительно удобен для обороны! Между петлей Ируандики и рекой Камара, которая впадает в Ируандику ниже города, местность образует округлую возвышенность; на ней и стоит Кинтан. Самую высокую точку занимает императорский дворец. В узком проходе между обеими реками второй холм, вернее - гряда Храту, вытянутая с юго-востока на северо-северо-запад, почти полностью преграждает подступы. Внешние укрепления идут по берегам рек и по краю этой гряды. Ее вершина выровнена и служит плацем для военных парадов. На южной стороне плаца стоит древний храм богини Беельбы. Мой дом находится здесь, у подножия западного склона гряды.

- Вы сами построили такой пышный дворец?

- Нет, я купил его у принца Софана, племянника старого императора. Как видите, Кинтан легко оборонять. Кеноиты, или кеноабы, как они сами себя называют, парадоксальный народ: у них великолепная армия, хорошо обученная, хорошо вооруженная, с прекрасными офицерами и военными инженерами, но воинственности у них ни на грош! В основном это нация торговцев, земледельцев и ремесленников.

- Какой у них общественный строй?

- Классический рабовладельческий. Во главе - император, затем знать, вернее - вожди, потому что у них нет родовой знати, далее - жрецы, торговцы, солдаты, ремесленники, земледельцы и, наконец, рабы. Я перечисляю всех по нисходящей.

- А религия?

- Умеренный политеизм. Много богов, но только два главных: небесный бог Клон, повелитель молний, ветра, дождя и тому подобное, и богиня Беельба, богиня земли, вод и плодородия, животных и растений. Разумеется, жрецы обоих божеств не жалуют друг друга. Я подозреваю, что корни вражды уходят в далекое прошлое, когда происходило слияние древней туземной религии с религией воинственных завоевателей, но это было очень давно. Я в хороших отношениях, вернее - был в хороших отношениях с обеими партиями. Но, похоже, поклонники Беельбы перешли в наступление. По-видимому, это они убили старого императора, чтобы возвести на трон его племянника Ойготана, брата Софана. Я знаю Ойготана и не люблю его. Наконец, самое скверное: кажется, эти беельбаисты реформировали свою религию и возродили кровавые жертвоприношения. Это меня беспокоит. Это так не вяжется с духом теперешних кеноитов, что я почти уверен: здесь не обошлось без влияния извне!

- Что вы хотите сказать?

- В прошлом году после моего отъезда начались первые жертвоприношения, человеческие! И словно нарочно выбор пал на семьи приверженцев мирной политики старого императора. И эта реформа древнего культа сопровождалась чудесами, по словам Офти-Тики. Я не верю ни в какие чудеса, кроме тех, которые возможны благодаря высокой технике.

- И кого вы подозреваете?

Он помедлил с ответом, пристально глядя ей в глаза.

- Стелла, вы действительно та, за кого себя выдаете? - наконец спросил он.

- Не понимаю!

- Вы действительно только журналистка?

- А кто же я, по-вашему?

- Глаза и уши ММБ! - рявкнул гигант.

- Вы просто невозможны! Я уже столько раз говорила, что поссорилась с отцом, что он выгнал меня…

- О да! Это было во всех газетах. Но такой делец, как Гендерсон, может купить любую газету!

- Но как же мне вам доказать?… - Тераи иронически улыбнулся.

- Очень просто! До вашей… ссоры с отцом вы были его правой рукой. Значит, вы можете сообщить мне о его планах относительно Эльдорадо.

- Вы требуете от меня предательства?

- Но если он вас выгнал…

- Я не предаю своих друзей, даже бывших друзей, а тем более своих родных!

- А как насчет ваших теперешних друзей?

- Друзей я выбираю сама!

- Это значит, я не из их числа? Но на это мне наплевать. Зато мне далеко не наплевать на этот мир и на моих настоящих друзей! В этой внезапной религиозной реформе, в этом жутком переходе - всего за один год! - от приношений плодов к человеческим жертвоприношениям есть что-то необъяснимое. Как будто какая-то мистическая личность ради своих темных целей стремится превратить мирную империю Кено в кровожадную, агрессивную державу. Та же самая личность, которая раздает карабины умбуру! О, не беспокойтесь, я узнаю, кто это. Вы, наверное, думаете, что ваши люди из Порт-Металла - хозяева планеты? Да они контролируют всего несколько квадратных километров! Я бы мог стереть их в порошок за несколько дней, если бы это понадобилось. Я тоже могу раздавать оружие. Но я никогда не дойду до такой низости, чтобы поддерживать фальшивыми чудесами кровавый культ, который здесь, в Кинтане, привлекает с каждым днем сотни новых приверженцев!

- Клянусь вам, я ничего об этом не знаю!

- Всей душой надеюсь, что сейчас вы не лжете! Но это не означает, что вы ничего не знаете о намерениях ММБ. Хотите, я скажу вам, что они замышляют? Вы меня поправите, если я ошибусь. Догадаться нетрудно. Вы знаете происхождение ММБ. До объединения в 2001 году Международное Металлургическое Бюро существовало при Организации Объединенных Наций для справедливого распределения минеральных ресурсов, точно так же как Продовольственное Бюро, и тому подобное. Когда было создано всемирное правительство, ММБ, естественно, стало его горнорудным департаментом. Когда были освоены планеты солнечной системы, ММБ и там возглавило все разработки. В 2070 году отправилась первая межзвездная экспедиция. В то время директором ММБ был Дюпон. Он внес законопроект о распространении деятельности ММБ - теперь уже Межпланетного Металлургического Бюро - на планеты иных солнечных систем. Все смеялись над ним! Ввозить металлы с планет других звезд! Действительно, до 2123 года это было крайне убыточно. Но тут Ларсен изобрел космический передатчик материи. Для освоения далеких планет он был бесполезен: любая организованная материя, будь то человек, животное, растение или машина, прибывала в приемник в виде аморфного порошка. Но это оказалось прекрасное орудие колонизации, ибо колонии могли по дешевой цене поставлять сырье, а все необходимое им приходилось получать втридорога только на грузовых звездолетах. Но звездолеты не могли доставлять тяжелое оборудование, и это тоже было выгодно, потому что задерживало создание в колониях своей промышленности. Вы знаете также, как ваш дед Тор Гендерсон прибрал к рукам ММБ. И как интригами и подкупом посадил на свое место своего сына. И как ММБ превратилось в могущественную державу, почти независимую от правительства Земли. И как сейчас оправдывают ограбление чужих планет, даже населенных разумными существами, рассказывая людям, будто бы земные ресурсы полностью истощены. На бумаге ММБ все еще департамент федерального правительства, а на деле в руках ММБ все шахты, все рудники, все домны и большая часть всей металлургической промышленности. А что стало с Томом Даскином, этим химиком, который изобрел пластмассу, способную заменить легкие металлы почти во всех областях? Покончил с собой, бедняга, а главное - не забыл перед смертью сжечь все свои записи! Что скажете, ловко?

- Если бы народ считал, что ММБ приносит вред…

- Народ? Какой народ? О чем вы говорите? Об этих существах, одуревших от пропаганды, от радио, газет, стереокино, телевидения?… А что им, собственно, беспокоиться? У них есть красивые блестящие цацки. Автомобили, облицованные хромом и никому не нужным золотом. Вертолеты. Стиральные машины, отделанные серебром! Кроме того, заводы должны работать, не так ли? И если для этого нужно опустошить еще одну планету - невелика важность! Надо же нести дикарям земную цивилизацию! К тому же они вовсе не люди!

- Но ведь есть планеты, охраняемые законом!

- Не законом, а БКС, охраняемые Бюро Ксенологии. Но это удается один раз из ста! О, ксенологи делают многое, и я готов перед ними снять шляпу. Но что у них есть? Несчастные пятнадцать кораблей, и это для того, чтобы составлять звездные карты, исследовать новые планеты, устанавливать контакты с другими разумными расами и в придачу не позволять слишком рьяным дельцам бесстыдно грабить Вселенную. А ваша паршивая газетенка еще смеет вякать, будто они нарочно задерживают распространение земной цивилизации только для того, чтобы сохранить объекты для опытов своих полусумасшедших ученых. О, когда-нибудь мы наверняка столкнемся с могущественной расой, у которой тоже будут межзвездные корабли! Может быть, они уже наблюдают за нами. Вселенная безгранична, и было бы слишком нелепо думать - не правда ли? - что мы единственная избранная раса, если такие вообще существуют. Хорошенький у нас будет вид в день первого контакта! Полюбуйтесь на нас, какие мы миролюбивые! Посмотрите, что мы сделали на других планетах!

- Что я могу вам ответить? Что вы правы? А откуда вы знаете, что эта раса будет миролюбивой? Может быть, в тот день мы возблагодарим судьбу за то, что за нами стоит вся мощь ММБ!

- И ни единого союзника? Что, по-вашему, сделают тиханцы? Я то знаю: с наслаждением начнут стрелять нам в спину!

- В таком случае надо их уничтожить, пока не поздно.

- Прелестно! Как индейцев, да? Только с индейцами вы просчитались: ни в Мексике, ни в Южной Америке не осталось ни одного чистокровного белого. Но я начал с замыслов ММБ. Их главная цель - неограниченная лицензия. Они уже пытались ее получить, но в тот раз дельце сорвалось, всемирный парламент им отказал. И никаких надежд на успех не предвидится, разве что господствующая на Эльдорадо держава сама не попросит принять планету в земную федерацию. Но здесь нет господствующей державы, есть только ее зародыш, империя Кено. Однако вот беда: кеноиты и не думают об экспансии. Ну ничего, мы им впрыснем свежей крови! Мы им поможем пробудиться от мирной дремоты, мы их цивилизуем наконец! И сделаем так, чтобы они были в наших руках. Что скажет, к примеру, всемирный парламент и как отреагирует драгоценное общественное мнение, когда люди узнают, что здесь приносят человеческие жертвы? Ибо на этот раз ММБ будет играть на физическом сходстве туземцев с нами. Ты проиграешь на орла, на решку выиграю я. Как ни вертись, тебе не спастись! Согласишься - мы тебя ограбим. Не согласишься - мы тебя раздавим и все равно ограбим! А если страсти разгорятся, тем хуже: мы тотчас вмешаемся, чтобы прекратить войну между ихамбэ и умбуру или между дикими охотниками и мирными крестьянами Кено! Я угадал, не правда ли, мисс Гендерсон?

- Уверяю вас, отец никогда не говорил мне о подобных замыслах! Но если даже так, чем вы можете ему помешать? - Тераи усмехнулся.

- Вот этого я вам не скажу. В одной семье и ссорятся и мирятся. Я не доверю вам своих планов!

- Послушайте, Тераи, будьте серьезны. Вы необычайный человек, я это признаю, но не можете же вы бороться с целой планетой! В ваших словах есть доля правды, я тоже сожалею об исчезновении примитивных культур, которые могли бы развиться в нечто самобытное, прекрасное и доброе… или же уродливое и злое. Возможно, Земля пошла по неверному пути - кто знает? Но вы ничего не измените. Вы сам землянин. И если на Землю нападут пришельцы из космоса, о которых вы говорили, вы первый встанете на ее защиту!

- Наверное, так и будет. В зависимости от обстоятельств. Но оставим наши гипотезы: скажите просто вашему отцу, если вы его увидите, что я знаю или догадываюсь о его планах и что я пойду на все, чтобы их сорвать. Ладно, с этим покончено. Не знаю, на кого вы работаете, на ММБ или на свою газету, и мне это безразлично. Мне вы не сделаете ничего. Если хотите, чтобы я оставался вашим проводником на Эльдорадо, тем лучше. Не хотите - могу немедленно отправить вас в Порт-Металл. Я пошлю радиограмму, и за вами завтра же прибудет вертолет. Я сказал все.

Он откинулся на спинку деревянного кресла и с насмешливой улыбкой наблюдал за Стеллой, полуприкрыв глаза.

- У меня нет выбора! - ответила она раздраженно. - Мне платят за то, чтобы я написала репортаж.

- Хорошо. Мы приглашены на завтрак к новому императору. Ему не терпится на вас взглянуть.

Прием подходил к концу. В длинном узком зале императорского дворца золотистые лучи падали из высоких окон, и пылинки кружились в них, как микроскопические галактики. Со своего места Стелла видела узкий стол из черного мрамора, на котором стояли разноцветные корзины с плодами, и смуглые лица приглашенных, склонившиеся друг к другу, чтобы разобрать в общем гаме слова соседа. К великому недовольству Стеллы, ее посадили очень далеко от Тераи, которого пригласили на центральный помост вместе с другими знатными людьми империи. Ее сосед слева, молодой вождь, без конца расточал ей пьяные комплименты; Шика, расположившись за спиной Стеллы, переводила, явно смягчая слишком откровенные выражения. Стелла начинала скучать. Вначале варварская церемония трапезы развлекала ее, вкус незнакомых блюд восхищал или удивлял. Но поддерживать беседу с помощью неловкой переводчицы было утомительно, да и что, в сущности, она могла сказать своим соседям?

Тераи сидел напротив императора, маленького сухого человечка с худощавым жестким лицом, и оживленно беседовал с почтенным старцем Обмии, который, как сказала Шика, был верховным жрецом Клона, бога-покровителя империи. Казалось, гиганта и старика связывала настоящая дружба. Еще довольно молодой человек аскетической наружности издали пристально наблюдал за ними. Это был Болор, верховный жрец богини Беельбы.

Император встал, и все разговоры оборвались так внезапно, что наступившая вдруг тишина оглушила Стеллу, как раскат грома. Все поднялись и склонили головы. Через минуту, когда приглашенные снова зашевелились, Стелла увидела, что император уже исчез. Тераи еще некоторое время поговорил с Обмии, затем простился и подошел к Стелле.

- Вы понравились его императорскому величеству Ойготану.

- Но ведь он меня видел только издали!

- И слава богу! Ни одна женщина не смеет к нему приближаться, кроме его фавориток. Вы все сумели заснять?

- Да. Что будем делать дальше?

- Вернемся к себе, и немедленно! У меня важные новости. Позовите Шику и следуйте за мной.

Стелла направилась к двери, где ее терпеливо дожидалась юная кеноитка. Какой-то человек задел ее по дороге; она узнала Болора, хотя он стоял, склонив голову и надвинув капюшон до бровей. Он выронил свой посох, наклонился за ним, и Стелла почувствовала, как он что-то сунул ей в правую туфлю. В то же мгновение жрец выпрямился и быстро ушел. Она взглянула вниз и увидела выглядывающий из туфли белый клочок бумаги. Стелла чуть не нагнулась, чтобы тут же вытащить его, но вовремя одумалась: если Болор прибег к такому маневру, значит, у него на то были серьезные причины и он хотел, чтобы она одна прочла эту записку. Умерив любопытство, Стелла позвала свою служанку, и они покинули дворец.

Тераи быстро шел впереди них, зорко и настороженно вглядываясь в лица встречных. У него не было с собой оружия - в ограде дворца носить его имела право только императорская стража, и гигант был явно встревожен. Стелла услышала, как он облегченно вздохнул, когда офицер за воротами вернул ему пистолет и охотничий нож. Прежде чем вложить пистолет в кобуру, Тераи проверил магазин.

- Вы чего-то опасаетесь?

- Поговорим потом! Прибавьте шаг! Скорее бы добраться до дому!

2. Жертвоприношение

Они спустились с холма по улице принцессы Теобы, затем свернули на проспект Вечной Победы. Тераи шагал посередине мостовой и женщинам приказал идти так же, подальше от домов. Но их никто не задержал, и они благополучно дошли до своего надежного убежища. Стелла под предлогом, что ей нужно переодеться, отослала Шику. Едва оставшись одна, она скинул туфлю и вытащила записку. Это был сложенный вчетверо листок туземной бумаги из размельченной древесной коры. Она развернула его и прочла несколько слов, написанных по-английски:

«Не выходите из дома ни под каким предлогом. Г…»

За буквой «Г» стояло пять точек, две сверху, три снизу. Стелла была поражена: откуда этот жрец чужой планеты узнал тайный знак, которым они со старшим братом пользовались еще в своих детских играх? Значит, он был связан с ММБ? И что означает это предупреждение? Какие интриги плетет ее отец вместе со жрецами Беельбы? Что общего у него с этими фанатиками, приносящими человеческие жертвы? Неужели Тераи действительно разгадал замыслы ММБ? Может быть, предупредить его? Да, он противник ММБ, но Стелла чувствовала, что теперь она не в силах причинить ему зло. С другой стороны, предупредить Тераи значило бы предать отца…

- Можно к вам, Стелла?

- Да, да, входите!

- Вы еще не переоделись? Хорошо, я подожду.

- О, это не так уж срочно, если у вас важное дело.

- Да, очень важное. Пойдемте.

Она последовала за ним в комнату, которая служила геологу кабинетом. Окно выходило в великолепный сад, и Тераи на миг остановился, задумчиво глядя на гигантские деревья. Затем он обернулся, и Стеллу потрясло его искаженное тревогой лицо.

- Что случилось, Тераи? - воскликнула она, называя его по имени, а это бывало не часто.

- Что случилось? Под нашими ногами ад, и он может разверзнуться в любую минуту. Зачем только я привел сюда вас и Лаэле? Это было безумие! Оэми оказался прав. Я должен был взять с собой настоящий эскорт, а не каких-то пять воинов.

- Чего вы опасаетесь?

- Всего! Во-первых, хотя это и не главное, поклонников Беельбы в Кинтане уже тысячи! Обмии не скрыл от меня, что император подумывает сменить божество - покровителя города и переметнуться в другой лагерь. Несчастный Обмии! Он видит, как с каждым днем тает число его приверженцев. Но попробуйте бороться с соперниками, которые могут левитировать, совершают чудесные исцеления, мечут молнии в своем храме и за несколько минут выращивают сочную траву на голом месте! Что по сравнению со всем этим его собственные жалкие фокусы с зеркалами!

- Но чем все это грозит нам?

- Может быть, непосредственной опасности и нет. Но я друг ихамбэ, которые поклоняются Клону и считают Этио своей священной горой. Следовательно, я потенциальный враг богини Беельбы. Если завтра Болор натравит своих фанатиков на меня… и моих друзей, нам в Кинтане будет жарко. Значительная часть армейских офицеров уже перешла на сторону беельбаистов, я это знаю от Офти-Тики. Эта армия до сих пор была самой миролюбивой, но если заразить ее фанатизмом… Однако больше меня беспокоят эти чудеса.

- О, какие-нибудь фокусы, не больше!

- Вы так думаете?

Он начал перечислять, загибая пальцы.

- Первое - левитация: это возможно с помощью антигравитатора Леви-Томсона, модель четвертая, который есть на каждом звездолете. Его легко скрыть под широкой одеждой, например под мантией жреца. Второе - чудесные исцеления: антибиотики и биогенетическое облучение. Больных помещают под «оком богини». Третье - молнии: проще простого, генератор Ван дер Граафа или любого другого типа. Четвертое - мгновенное выращивание трав: активированные стимуляторы и «Вильямсония пышная», эта сказочная трава с планеты Бехенор IV. Если сложить первое, второе, третье и четвертое, получим результат: вмешательство землян! Как видите, я был прав. И Обмии меня предупредил, что назавтра что-то готовится. Поэтому категорически запрещаю выходить в город вам, Лаэле, Шике и вообще всем женщинам. Я забыл вам сказать: жертвоприношение богине Беельбе чудовищно: жрецы вспарывают женщинам животы.

Он ударил в бронзовый гонг, появилась Шика.

- Прикажи госпоже Лаэле немедленно прийти. Позови также Тонора, Кетана и Эенко.

Вскоре девушка вернулась с двумя кеноитами и ихамбэ.

- А где Лаэле?

- Ее нет в комнате, господин.

- Разыщи ее!

Он повернулся к трем мужчинам, быстро отдал несколько приказаний. Они бегом бросились их исполнять.

- Я принимаю меры предосторожности. Отныне стены будут охраняться. Пойдемте со мной.

Винтовая лестница, скрытая за колонной, вывела их на плоскую крышу - террасу, окруженную толстым зубчатым парапетом.

- Это мое добавление к архитектуре дворца. Он направился к массивному кубическому сооружению в центре террасы со сторонами около двух метров, вынул плоский затейливый ключ и открыл окованную металлом дверцу. Внутри на стеллаже лежали рядом пять пулеметов, стояли коробки с лентами и другие ящики, в которых, судя по надписям, хранились взрывчатка и гранаты.

- Вы умеете пользоваться этими штуками? Сделано в Чикаго на заводах Северо-Американской Оружейной Компании, контролируемой ММБ.

- Да, я изучила пулемет, когда была на двухмесячной службе в межпланетной милиции.

- Идиотизм, но хоть на сей раз от него какая-то польза! Стелла, со мной может произойти что угодно. На всякий случай вот вам дубликат ключа. Мои люди будут вам подчиняться.

- Но как я смогу им приказывать, не зная языка?

- Все знают несколько английских или французских слов. Этого достаточно.

Он вытащил из своего арсенала ящик гранат в запер дверцу.

- Я прикажу моим парням спустить это вниз. - Внизу его ожидала Шика, дрожа от страха.

- Господин, Лаэле пошла на базар за тканями! - Тераи побледнел.

- Скорее отправь за ней пять человек!

- Это уже сделано, господин!

- Молодец, Шика. Спасибо. Тонор, там, наверху, ящик с гранатами. Снеси его вниз, вставь взрыватели и раздай гранаты часовым. По три штуки каждому!

Почва под ногами вздрогнула.

- Что это, сейсм… - недоверчиво воскликнул Тераи. - Идемте!

Он устремился бегом к маленькой низкой постройке в парке, где был установлен его сейсмограф. На бумажной ленте тянулась ровная, чуть волнистая линия, затем следовали два резких зигзага. Тераи сверялся с другими приборами, когда послышался глухой подземный гул. Стрелка сейсмографа заплясала. Тераи не отводил глаз от интегратора.

- Эпицентр в тридцати километрах к северу… Постойте, как раз в тридцати километрах есть два вулкана-близнеца, Кембо и Окембо. Но они же давно погасли! Возможность внезапного пробуждения практически равна нулю. И ни одного предупреждающего признака!

Они вышли наружу. Далеко на севере в ярких лучах пышного заката вздымался черный, с золотыми отсветами столб дыма.

- Еще одно чудо! - саркастически усмехнулся Тераи. - Но на сей раз чудо обошлось дорогонько! Две водородные бомбы, чтобы торпедировать кратеры до слоя магмы. И, как на грех, древний храм Клона стоит - то есть стоял! - точно между двумя вулканами. Нетрудно объяснить народу, что это гнев богини земли поразил храм ложного бога. Обмии может подсчитывать свои потери!

Почва снова задрожала, на этот раз так сильно, что им пришлось ухватиться за ствол дерева, чтобы устоять на ногах. Деревья трещали, раскачиваясь, сухие ветки сыпались им на головы. Из-за стены парка слышался грохот обвалов и крики ужаса. Опять прокатился подземный гул и постепенно утих. Стелла, бледная от страха, смотрела на Тераи.

- От семи до восьми баллов, - сказал он спокойно. Наверное, нижнему городу порядком досталось. Этого и следовало ожидать. Какой-то болван вздумал разыгрывать из себя ученика чародея!

- Вы думаете, толчки еще повторятся?

- Не знаю. Вряд ли. Зона, в которой расположен Кинтан, достаточно устойчива, то есть землетрясения здесь редко превышают по силе три балла. Но после того как вулканы были разбужены водородными бомбами, все могло измениться. О дьявольщина, хоть бы Лаэле вернулась!

- Вы не пойдете за ней?

- Нет. Я не могу оставить дом, пока на узнаю, что все это значит. У меня здесь больше ста человек мужчин, женщин, детей, и они на меня рассчитывают. Я обязан их защитить.

- Вы боитесь, что с Лаэле что-нибудь случилось?

- Да. Если она не погибла во время землетрясения, которое наверняка унесло немало жизней, ее могли похитить эти мерзавцы беельбаисты!

- Может быть, стоит вызвать на помощь вашего компаньона из Порт-Металла?

- Я пробовал с ним связаться утром, перед тем как идти в императорский дворец. Никто не отвечает! И уж конечно, я не стану обращаться за помощью к лакеям ММБ. Один бог знает, что стряслось с Игрищевым! В общем, все это дурно пахнет. Пойдемте посмотрим, уцелел ли дом.

Массивное здание отделалось только трещинами. Они поднялись на террасу. В сгущающихся сумерках гигантские пожары на юге, в нижнем городе, вздымали к небу вихри пламени.

- В обычное спокойное время я повел бы вас посмотреть, как работают пожарники. Это очень интересно. Кеноиты и здесь проявили свой организаторский талант. Помогите-ка мне вынести два пулемета - боюсь, что они нам скоро понадобятся.

С наступлением ночи пятеро посланцев вернулись без Лаэле. Они обошли все рынки, все торговые улочки. Город словно оцепенел от ужаса еще до начала землетрясения, и никто ничего не хотел им говорить. То и дело навстречу попадались зловещие, высокомерные жрецы Беельбы. Но ни одной женщины, ни одной девушки нигде не было видно. Весь Кинтан замер в ожидании катастрофы. Затем, после первого толчка, все высыпали из домов, и началась паника, мешавшая солдатам и пожарным гасить огонь и расчищать развалины.

- Ходят всякие слухи, господин, - пробормотал один из кеноитов, явно не решаясь говорить.

- В самом деле? Какие?

- Будто бы ты навлек гнев богини, приведя в город дикарей.

- Что ж, все проясняется. Все это направлено против меня, против ихамбэ, против сторонников мира. Я слишком долго отсутствовал, и меня захватили врасплох. Если бы только Лаэле была здесь! Я могу месяц держаться против всего города. А за это время, когда они убедятся, что покровительство Беельбы не спасает от моих пуль… Ладно, будем ждать, ничего другого не остается.

Стелла вышла под колоннаду. По парку скользили группами патрули ихамбэ, вооруженные луками, или слуги Тераи с автоматами в руках и гранатами на поясе. Ни одного звука не доносилось из города, и эта тишина при свете рыжеватой луны, название которой она позабыла, казалась Стелле особенно зловещей. Внезапно перед ней выросла чья-то тень. Стелла выхватила пистолет, но тут же успокоилась: это был Эенко. Он наклонился к ней и тихо проговорил на ломаном французском языке:

- Ты плохой женщина! Если не ты, Лаэле не выходить одна. Она умереть, ты тоже умереть!

И он исчез так же бесшумно, как появился.

- Это я, Стелла, не стреляйте!

Тераи прислонился к колонне рядом с ней.

- Не знаю, что делать! Я с ума схожу от беспокойства. Разумеется, для вас Лаэле всего лишь туземка, даже не человек. Но для меня, после смерти моих родителей, она воплотила в себя всю нежность, всю любовь! У меня есть только она да Лео. Игрищев… Игрищев, наверное, тоже погиб, иначе бы он ответил на мой вызов. А Лео остался в селении ихамбэ.

- Может быть, ваш компаньон просто отсутствовал, когда вы его вызывали?

- Нет, это невозможно. Где бы он ни был, ему передали бы мое послание. Наверное, его убили. Сейчас решается все, а я не готов к большой игре… Что случилось, Керон?

- Господин, у ворот солдаты.

Стелла последовала за Тераи, но он этого, казалось, не заметил. Ворота в парк были полуоткрыты, снаружи освещенный красным пламенем факелов ожидал Офти-Тика во главе десятка солдат. Его присутствие, видимо, успокоило Тераи. Разговор их был короток. Капитан отсалютовал мечом и подал Тераи пергаментный свиток. Тот развернул его, приблизился к факелу и быстро прочел. Ни одна черточка его лица не дрогнула.

- Плохие новости? - спросила Стелла.

- Хм, повеление императора. Ихамбэ должны покинуть город завтра на заре. Меня он не осмелился выставить. Я бы повиновался ему с радостью, чтобы выбраться из этой ловушки, в которую так глупо попался, но за стенами города нас окружат и перебьют. Если бы я догадался взять с собой Лео! Я бы отправил с ним послание Оэми, и через десять дней армия всех племен ихамбэ была бы под стенами Кинтана. И тогда бы мы поговорили! А сейчас я могу лишь ответить отказом, то есть объявить войну всей империи Кено. Хоть бы Лаэле вернулась, тогда бы и это меня не страшило!

Он вернулся к офицеру, сказал ему несколько слов по-кеноитски. Тика отрицательно покачал головой и с силой швырнул свой короткий дротик, который вонзился, дрожа, в ворота. Затем он отдал приказ и быстро ушел во главе своих солдат.

Едва они скрылись за поворотом улицы, Тераи вырвал дротик и внимательно его осмотрел.

- Так я и думал! Официально такой жест означает: отныне мы можем встретиться лишь с оружием в руках. Но смотрите!

Своим ножом он разрезал бечевку, накрученную плотной спиралью на древко в месте захвата. Под бечевкой оказался листок бумаги с кеноитскими письменами, похожими на птичьи следы. Тераи нетерпеливо пробежал их и до крови закусил губу.

- Сведения о Лаэле. Самые худшие. Ее схватили жрецы Беельбы и завтра принесут в жертву богине вместе с другими шестью молодыми женщинами. Это будет утром в двойном красном храме на плацдарме. Сейчас она заперта в подземельях храма.

- Боже мой! Неужели для нее ничего нельзя сделать?

- Можно! Во всяком случае, я попытаюсь. До рассвета у нас еще есть несколько часов.

Тераи в последний раз проверил, надежно ли подвешены гранаты к поясу, удобно ли прилажены пистолеты, внимательно осмотрел карабин.

- Ну вот. Здесь я вам все показал. Если я не вернусь, принимайте командование. Постарайтесь еще раз связаться с Порт-Металлом. Скажите им, что дочь Гендерсона в опасности. Если это не заставит их поспешить, я уже не знаю, на что надеяться. Но главное - не выходите из дому!

Эта фраза напомнила Стелле о полученном ею предупреждении, и внезапно она решилась.

- Подождите! Я должна вам что-то сказать. - Она быстро сказала о сцене во дворце и записке с тайной опознавательной подписью. Тераи нахмурился.

- Могли бы сообщить об этом и раньше! Впрочем, это ничего бы не изменило. До свидания, мисс Гендерсон!

- До свидания, Тераи, желаю вам удачи! - Он повернулся и во главе пятнадцати кеноитов и ихамбэ исчез в глубине парка, где они должны были перебраться через стену. Стелла одна поднялась на террасу. Все было погружено в темноту, но она слышала на улице шаги солдат, патрулировавших по трое, и глухой гул, поднимавшийся со стороны нижнего города, - гул приближающейся толпы.

Стелла выжидала. Тену-Шика не отходила от нее ни на шаг.

- Думаешь, он сумеет ее освободить? - спросила Стелла.

- Господин может все! И он будет не одинок. Многие отвергают человеческие жертвоприношения, госпожа. Тика - я хотела сказать, капитан Офти-Тика - говорил мне, что большая часть армии ненавидит жрецов Беельбы.

- Ты сообщила об этом господину Лапраду?

- Конечно! Мой долг - передавать ему все, что может его касаться.

- Ты любишь своего господина, Шика?

- Он не просто господин, он Повелитель! Все склоняются перед ним, когда он этого хочет. Но он добрый. За него любой из нас отдаст жизнь, если нужно.

Небо на востоке уже светлело. С холма докатились глухая барабанная дробь, затем рев труб. Протяжный вопль бесчисленной толпы фанатиков раздался на плацу, и Стелла поняла, что они приветствуют появление жрецов, а может быть, и жертв.

Затем все стихло. Даже печальный гул бронзового гонга, доносившийся из храма Клона в нижнем городе, где всю ночь продолжались очистительные моленья, казалось, лишь усугублял эту зловещую тишину.

Внезапно Стелла насторожилась. Что это - выстрел? За ним последовали другие, целые очереди, прерываемые сухими взрывами гранат, затем все на миг заглушил дикий рев толпы, в котором смешались ярость и ужас. Она бросилась к восточной части террасы, пытаясь что-нибудь рассмотреть. Но дом стоял у самого подножия холма, и Стелла видела отсюда только верхнюю площадку храма. Черные фигурки, еле различимые в бинокль, беспорядочно метались по ней. Теперь выстрелы трещали беспрерывно. Вместе с Тераи ушли десять кеноитов, обученных стрельбе из автоматов, и она содрогнулась при мысли о том, сколько жертв этот град пуль вырывал из густой толпы. Новая серия взрывов, затем над ревом толпы взвился далекий боевой клич Тераи.

- Йох-йох-хооо!

Поток людей стремглав катился по улице с вершины холма. Иногда она различала отдельные фигуры, потом они снова исчезали за вершинами деревьев. Стрельба усиливалась, приближалась.

- Господин! - крикнула Шика.

Стелла тоже увидела на миг высокий мощный силуэт Тераи: он приостановился, чтобы скосить первые ряды преследователей. Затем деревья снова скрыли его.

- Шика, переводи! Десять человек на вылазку, навстречу господину! Всем остальным - на стены, на свои посты. - Она вставила ленту в пулемет.

- Прраааа!

Очередь хлестнула совсем близко. Из глубины парка доносился шум схватки. Вооруженный кеноит, задыхаясь, взбежал по лестнице на террасу, что-то крикнул и снова исчез.

- Господин ранен, - перевела Шика.

- Я спускаюсь.

Но когда Стелла добежала до колоннады, четверо мужчин уже вносили Тераи в дом. Остальные шли следом, сжимая оружие: сражение на стенах, по-видимому, кончилось. Стелла склонилась над геологом. Глубокая царапина пересекла его правую щеку, а вся макушка превратилась в кровавую волосатую губку. - Камень из пращи, когда господин перелезал через стену, - пояснил кеноит, немного говоривший по-английски.

- Шика, скорее аптечку!

Череп, очевидно, не был проломлен, но Стелла слишком плохо разбиралась в таких вещах. А что если у него сильное сотрясение мозга? Шика прибежала с санитарной сумкой.

Стелла промыла раны, остригла слипшиеся волосы и с облегчением убедилась, что камень из пращи только скользнул по черепу, содрав несколько сантиметров скальпа. От ожога дезинфицирующей жидкости Тераи застонал, затем открыл глаза и попытался сесть.

- Не двигайтесь! Как вы себя чувствуете?

- О моя голова! Этот гад не промахнулся! Что вы здесь собрались? Все к оружию, на стены!

- Успокойтесь! Нападение отбито.

- Помогите мне встать.

Он поднялся, шатаясь, поддерживаемый двумя кеноитами.

- Я потерял всех ихамбэ. Не мог их удержать. Когда Эенко увидел сестру на алтаре, он обезумел! И я тоже. Морщась от боли, он с усилием выпрямился во весь рост.

- Где Лаэле?

- Мертва. Я застрелил ее. Это единственное, что я мог для нее сделать!

Он погрозил огромным кулаком в сторону холма.

- Война, теперь война, всеобщая и беспощадная! Я сожгу Кинтан, а если надо - все города Кено! Разве что мне отдадут на расправу всех жрецов Беельбы, чтобы я бросил их Лео! Помогите мне дойти до моей комнаты. Стелла, займитесь обороной, у меня трещит голова, ничего не соображаю. Через час-другой мне станет лучше.

Он исчез в глубине дома, тяжело опираясь на слуг. Между деревьями появилась шатающаяся фигура, залитая кровью. Стелла едва узнала Эенко. Великий воин спотыкался, кровь лилась из его бесчисленных ран. Он приблизился, взглянул на Стеллу глазами, полными ненависти, и рухнул на каменные ступени.

- Позаботься о нем, Шика, я пойду взглянуть, как себя чувствует господин Лапрад.

Он сидел на постели, сжав голову руками, не обращая внимания на кровь, пропитавшую повязку. Заслышав шаги Стеллы, он поднял на нее глаза.

- Вы хотите знать, как это было, да? Я вам расскажу. Прекрасная получится статья для вашего грязного листка!

- Не надо ничего говорить!

- Нет, я должен все сказать, иначе я задохнусь! Через парки и по окольным переулкам мы без труда добрались до плаца. Там уже собралась огромная толпа, и ближе нам подойти не удалось. Мы затаились в кустах метрах в пятидесяти справа от храма. Тройной ряд солдат отделял толпу от их проклятого алтаря. В бинокль я видел даже ножи для жертвоприношений. Потом появились жрецы под рев труб, и толпа завопила. Привели первую девушку, распяли на алтаре и - раз! - это было быстро сделано, ей живой вспороли живот. За ней последовала вторая, третья… Я не мог вмешаться, не смел рисковать единственным и без того ничтожным шансом спасти Лаэле! Наконец появилась она. Лаэле не была, как другие, отрешенной или одуревшей от страха. Она боролась до конца, и, наверное, у этих вонючих беельбаистов навеки останутся следы ее зубов и ногтей. Когда ее хотели бросить на алтарь, я начал стрелять, уложил всех жрецов с жертвенными ножами, и мы ринулись вперед. Но между нею и нами было слишком много народа! Я видел, что нам не пробиться. Другие жрецы с ножами схватили Лаэле. И тогда я разметал гранатами всех и бросил свой боевой клич, чтобы Лаэле знала, что я здесь. Я прицелился ей в голову, и она упала замертво. Теперь оставалось только выбраться оттуда живым, выбраться любой ценой, чтобы отомстить за нее! Вот так это было. Мы вырвались. - Он замолк, потом продолжал:

- Это фанатики, Стелла! Самое отвратительное, самое страшное и самое опасное на свете - фанатики. Они убили моего отца и мать, убили Лаэле и пытались убить меня. Но меня они упустили, сволочи! И я рассчитаюсь с ними хотя бы на этой планете. Фундаменталисты, эти жалкие недоумки, живущие легендами бронзового века! Беельбаисты, воображающие, что урожай будет богаче, если они принесут в жертву девушек! Но самые худшие из всех - это ваши фанатики, Стелла! Они слепо верят, будто технический прогресс - это все, они путают науку и технику с блестящими побрякушками, они уверены, что, если земляне благодаря удаче или случаю оказались первыми в этом жалком уголке вселенной, им позволено грабить соседей и навязывать свою так называемую человеческую цивилизацию. Ради этого они готовы воспользоваться даже фанатизмом полудикарей. И они еще говорят о науке и прогрессе! Будь они трижды прокляты! В тысячу раз достойнее тот, кто придумал колесо, чем все ваши инженеры, проституирующие свой мозг, изобретая бесполезные машины или новые изощренные утехи для стареющего человечества…

Тераи с отвращением плюнул на пол.

- Они еще услышат обо мне, ваши приятели из ММБ! Они не получат эту планету… Если надо, я добьюсь объявления карантина…

Тераи заснул. Стелла тихонько вышла из комнаты. Снаружи ярко светило солнце, и парк казался таким мирным, пока между деревьями не появлялись фигуры вооруженных кеноитов. К ней подошел управляющий Мелик.

- Госпожа, как он себя чувствует? - спросил он по-французски.

- Не беспокойтесь, ему ничто не грозит. Как дела в городе?

- Там сражаются! Солдаты, верные Клону, отбиваются от сторонников Беельбы. Народ тоже разделился, и кровь льется повсюду.

- Ну что ж, пока они сводят счеты, им не до нас!

День тянулся бесконечно. Время от времени из нижних кварталов доносился яростный вой толпы. Пожары бушевали в южной и западной частях города. Лазутчики, высланные Меликом, возвращались с противоречивыми сведениями. Сторонники Клона берут верх. Нет, они разбиты. Императора убили. Нет, его видели на террасе дворца. Обмии заключил союз с Болором, подкупил его, нет, убил… Короче, все слухи, типичные для гражданской войны.

Шика сходила с ума от беспокойства: никто не знал, что стало с Офти-Тикой. Его нигде не видели с тех пор, как он вручил Тераи повеление императора. Он словно испарился.

Он появился совершенно неожиданно около пяти вечера. Большой отряд солдат поднимался по улице, и Стелла приказала бить тревогу. Но солдаты, не приближаясь к парку, заняли оборону, словно для отражения атаки из города. Когда все улицы были перекрыты, к воротам в стене подошел офицер, и она узнала Офти-Тику. Он принес первые достоверные сведения.

В городе парило смятение. Император приказал арестовать и немедленно казнить Обмии и Тераи. Часть армии отказалась повиноваться. Но на стороне беельбаистов было численное преимущество и исступленный фанатизм. Солдаты Офти-Тики отступали, осыпаемые камнями с крыш, и теперь они были окружены у дома Тераи.

- А ты, где ты был все это время? - спросил его гигант.

- С самого начала я понял, что дело плохо. Я вскочил на бирака, доскакал по северной дороге до первого поста связи и передал сообщение генералу Ситен-Кану, который командует гарнизоном Юкупа. Я объяснил ему положение и просил немедля двинуться на столицу. Кан - ярый приверженец бога Клона, и он будет здесь через два дня.

- Хорошо. Мои люди помогут твоим, и это время мы продержимся. Но даже с подкреплением Кана нас будет слишком мало, в конце концов нас перебьют. Если бы я мог дать весть ихамбэ…

Лицо капитана окаменело.

- Нет! Я твой друг, тебе это известно, но я не хочу видеть здесь ихамбэ!

- В таком случае мы погибли! Ты не хуже меня знаешь, что большинство губернаторов других городов империи будет выжидать и примкнет к тем, кто останется победителем. Не забывай также, что император - приверженец Беельбы!

- А что делать? Отдать город на милость дикарей? Нет, я не могу согласиться.

Тераи, склонившись, навис над кеноитом.

- В этом деле есть две стороны. Прежде всего - твоя. Тебе ненавистны жрецы Беельбы с их бессмысленной жестокостью. С другой стороны, у меня с ними свои счеты. Я предлагаю тебе союз, Тика. Если ты примешь его, ты взойдешь на императорский трон Кено.

Капитан едва не подскочил от изумления.

- Ты ведь из рода Офти-Траин, не так ли? Значит, ты прямой потомок императора Тибор-Тука. А следовательно, после исчезновения Ойготана и Софана ты имеешь такое же право на трон, как любой другой из твоей семьи.

- Да, пожалуй, это так. Но эти фанатики беельбаисты свели народ с ума! Он ни за что не согласится…

- Обезумела только часть народа, здесь, в Кинтане. Новый культ еще не распространился на остальные города империи. Те, кто готовил этот кровавый фарс, слишком поторопились или их поторопили. Кроме того, у Беельбы сразу поуменьшится приверженцев, когда они увидят, что богиня со всеми ее чудесами не способна защитить даже своих жрецов. А уж об этом позабочусь я сам!

- Чего ты просишь взамен? - Тераи не сдержал усмешку.

- Кеноаба - обоаба! Раз кеноит - значит торговец! Старая поговорка не лжет. Я прошу немногого: права преследовать на территории всей империи жрецов Беельбы, а особенно тех, кто скрывается за их спинами, и права решать их участь, как я пожелаю.

- Прольется много крови, Тераи!

- Если мы их не раздавим сейчас, крови прольется гораздо больше. Так или иначе я жажду их крови, и они от меня не уйдут.

- А если я не соглашусь?

- В таком случае, Тика, ты отправишься к своим солдатам, а я со своими людьми останусь здесь. Каждый будет сражаться за себя. И если я выберусь отсюда, я вернусь за кровью жрецов Беельбы во главе всех племен ихамбэ!

Капитан скорчил гримасу.

- Россе Муту, да? Человек-Гора? Знаю, ты это сделаешь. Я согласен! Но это нас не спасет. Ты сам сказал, что даже подкрепления, которое приведет Кан, будет недостаточно.

- Да, недостаточно. Но я сделаю то, чего предпочел бы не делать. Тика, я раздам твоим людям земное оружие и научу им пользоваться, если хватит времени. Впрочем, если не ошибаюсь, такое оружие через несколько лет все равно будет здесь у всех на этой планете. Готов прозакладывать голову против макового зерна, что если сейчас это оружие не раздают в храме Беельбы, то ждать осталось недолго. «Мазетти» миланского производства, - с кривой усмешкой бросил он Стелле. - Еще два условия, Тика! Первое: ты возьмешь в жены Тену-Шику, когда станешь императором.

- Это не условие, а дар!

- Тем лучше. Второе: ты не допустишь в свои владения ни одного человека с Земли без моего согласия.

- Мы всегда рады видеть в Кено тебя и твоих друзей, Тераи. Другие нам ни к чему!

- Хорошо. Прикажи своим людям входить в ограду по десяткам. Они получат оружие и первый урок, как цивилизованно убивать своих ближних.

Когда капитан удалился, Стелла не выдержала:

- Неужели вы надеетесь не только выбраться отсюда живым, но еще совершить этот переворот?

- Все может быть. И все зависит от этой ночи. Правда, шансов у нас немного, и даже две тысячи солдат Тики нас не спасут. Но у меня есть еще кое-что про запас. Главное же наше преимущество в том, что противник явно смущен и колеблется. Кто-то наверняка не ожидал, что буря разразится именно сейчас. Для него все началось слишком рано. Моя попытка спасти Лаэле ускорила ход событий. Я землянин, вы тоже с Земли, и мы оба здесь. Какое бы чудовище ни скрывалось за этим маскарадом беельбаистов, ему, видимо, не очень хочется наглядно демонстрировать, что убить землянина так же просто, как кеноита. Пример может быть заразительным! И еще меньше этому чудовищу хочется, чтобы мисс Гендерсон исчезла в кровавой свалке. Нет, похищение и жертвоприношение Лаэле было грубым просчетом какого-нибудь подручного жрецов, увлеченного своим фанатизмом и ненавистью к ихамбэ. А может быть, этот подручный попытался вести свою игру, и этим перевернул все их планы.

- Но почему эта ночь решающая?

- Вам так хочется это знать?

- Разумеется! Опасность грозит и мне!

- Может быть, и не стоит вам говорить, а впрочем!… Вряд ли вы сумеете меня предать, даже если бы захотели. Главари заговора укрылись в храме Беельбы, рядом с императорским дворцом. Это двойной храм: на одной половине владычествует богиня Беельбы, на другой - бог Клон. Покойный император решил таким милым способом примирить оба культа, не оказывая ни одному из них предпочтения. С согласия Обмии мои люди прорыли подземный ход от нашего дома до половины храма, посвященной Клону. Да, да, как в драме Виктора Гюго! Ночью я воспользуюсь эти ходом.

- Но для чего он вам был нужен? Ведь это огромная работа!

- Для дела, в котором меня опередили. Я сам хотел поддержать старика Обмии, устроив для Клона несколько невинных чудес. Кто-то оказался проворнее меня!

- А у вас хватит сил для этой ночной вылазки? Ваша голова…

- Пустяки. Я выспался. Если рана в голову не смертельна, значит, это царапина. Меня она беспокоит даже меньше, чем пластырь на щеке. Однако я отдохну, пока все тихо. Прошу вас, проследите за раздачей оружия. У меня в ангаре шестьсот винтовок. Разбудите меня, когда стемнеет.

- Вы действительно хотите истребить всех жрецов Беельбы?

- Еще как хочу! Я бы передушил все их семя, если бы у меня хватило мужества…

3. Страшная ночь

- Вы поняли, Стелла? Если мы не вернемся через три часа, взрывайте этот подземный ход!

Он уже спустился в подземелье, и сейчас она видела при свете факела только его усталое лицо и голову в повязке.

- Вы больше не боитесь, что я вас предам? - Он горько усмехнулся.

- Не боюсь, хотя и сам не знаю почему. Ну пора. Эй, пошевеливайтесь!

Один за другим десять кеноитов, вооруженных автоматами, пистолетами и дротиками, спустились в подземный ход. За ними, как жуткий призрак, проскользнул Эенко, весь покрытый кровью, которую он поклялся не смывать, пока его сестра не будет отомщена. Тераи замешкался.

- Желаю удачи! - проговорила наконец Стелла.

- Благодарю, сейчас мне удача нужна, как никогда!

И он исчез следом за своими соратниками.

Вскоре все они очутились в небольшой круглой пещере.

- Эенко, Гидон, Теке, Тохи, вы пойдете со мной. Остальные на десять шагов сзади. Не уроните взрывчатку!

Они продвигались по узкому неправильному туннелю, прорубленному в мягком известняке; следы от ударов кирки отчетливо виднелись на стенах. Местами со свода звонко шлепалась в лужи капель, местами стены, наоборот, были сухими и пыльными. Пройдя метров триста, Тераи остановился.

- Мы почти у цели. Следуйте за мной без малейшего звука. Стреляйте только в случае крайней необходимости. Мне они нужны живыми.

Еще через несколько метров туннель пошел вверх, и вскоре они уперлись в прикрывавшую его каменную плиту. Тераи нащупал в углу рычаг, и плита с легким скрежетом повернулась. Тераи бросился вперед, сжимая пистолет. В низком квадратном зале сидели пять кеноитов; ужас отразился на их лицах, но тут же уступил место облегчению, когда они узнали гиганта.

- Обмии, что ты тут делаешь? - Старый жрец поднялся.

- Прячусь, Россе Муту! Мы спаслись только потому, что были здесь, внизу, когда началось побоище.

- А входная дверь?

- Если бы они ее нашли, нас бы не было в живых.

- Как это произошло? - Обмии пожал плечами.

- Очень быстро. Мы услышали выстрелы на плацу. Я знал, что они захватили твою жену, и подумал, что ты попытаешься ее отбить. Тебе это удалось?

- Нет!

- Мне жаль Болора, - проговорил старик с улыбкой, в которой не было и тени сожаления. - Вскоре целая толпа хлынула к храму, прося убежища. Мы открыли двери. А через несколько минут нас осталось в живых только пятеро!

- Они еще в храме?

- Не думаю. Мы смотрели через «божье око». Они разграбили и сокрушили, что могли, осквернили алтари и удалились.

- Почему ты не пришел по туннелю в мой дом?

- Я не знал, кто в нем хозяйничает.

Теперь подземный ход поднимался все круче, и постепенно пол его превратился в ступени, вырубленные в скале. Наконец они остановились в тупике под горизонтальной плитой, но сбоку открывался колодец, из которого свисала веревочная лестница. Тераи вскарабкался по ней до узкой и низкой галереи. Дальше он полз вверх еще осторожнее, стараясь не шуметь. Он остановился над небольшим отверстием в потолке верхнего храма. Оно было проделано как раз на месте зрачка бога Клона, чье изображение парило под сводом центрального зала.

Храм, едва освещенный жалкими огоньками уцелевших лампад, казался безлюдным. Тераи долго вглядывался в темные углы, потом достал из кармана монету и бросил ее сквозь «божье око». Монета зазвенела, отскакивая от каменных плит, - до них было метров двадцать… Никакого движения, тишина. Тераи повернулся к своим спутникам.

- Никого нет. За мной!

В храме было тихо и пусто, и лишь темные пятна на каменном полу тут и там отмечали места, где погибли под ножами фанатиков жрецы Клона. Центральная дверь из черного дерева с золотыми скрепами была полураспахнута; прячась за нею, Тераи выглянул наружу. Храмовая площадь, залитая бледным светом одинокой луны, сверкала всеми своими беломраморными плитами, отполированными босыми ногами верующих. Метрах в ста справа за живой изгородью возвышалась черным силуэтом зубчатая стена императорского дворца. По стене медленно прохаживался часовой, то появляясь между зубцами, то исчезая.

- Черт бы его побрал! - проворчал Тераи. - До теневой стороны отсюда метров двадцать. Он нас увидит…

Он было пожалел, что не захватил с собой лук, но потом подумал, что даже Эенко на таком расстоянии и при таком неверном свете не смог бы наверняка поразить цель. Тераи взглянул на небо. Гряда облаков медленно приближалась и через некоторое время должна была заслонить луну.

- Подождем! - приказал он.

Когда луна скрылась за облаками, они выскользнули из двери, обогнули угол и затаились в тени контрфорса второй половины храма, посвященного богине Беельбе. Главный вход наверняка охранялся, и поскольку их успех целиком зависел от внезапности, о штурме нечего было и думать. Тераи припомнил, как выглядел фасад, ощупал стену и скоро нашел ногу статуи Белини, сподвижницы Беельбы. Он подтянулся, вскарабкался на плечи статуи, затем на ее голову и одним рывком поднялся на широкий карниз. Отсюда он скинул вниз конец веревки. Через несколько минут все его спутники были рядом с ним.

Они осторожно прошли по карнизу, скользкому от плесени и помета священных птиц, и взобрались по контрфорсу на плоскую крышу. Никто ее не охранял. Отсюда был виден весь город: пожары все еще бушевали, багровые столбы пламени подсвечивали снизу черные полосы дыма, который стлался над крышами, как низкие грозовые тучи. Тераи пригляделся, определяя очаги пожаров. Дворец принца Иксчи, самого верного сторонника Клона в придворных кругах. Казарма стражи внешних стен. Лабазы купца К'Гонды и рядом пять зарев на месте домов его друзей. И еще множество далеких пожаров в разных частях города. Поджоги? Следствие землетрясения? Тераи хмуро смотрел на эти зловещие костры.

- Ничего, они заплатят за все сразу, - наконец проворчал он.

Большая башня в форме головы богини Беельбы возвышалась на северной стороне крыши. Они осторожно приблизились, но входную дверь никто не охранял, и им удалось незаметно спуститься по винтовой лестнице в храм. Тераи здесь никогда не бывал, но Обмии знал каждый уголок благодаря своим осведомителям и давно уже дал геологу точный план. Минуя галереи, отряд Тераи продвигался по темным проходам в толще стен, где не было ни души. Но вот откуда-то сбоку до них донеслись голоса. Тераи жестом остановил своих спутников, подкрался к массивной деревянной двери и припал к скважине. Семь мужчин сидели в низком зале вокруг стола. Тераи сразу узнал Болора и его наперсников, Икто и Килси, узнал купца из Кинтана и двух честолюбивых аристократов; только одно лицо было ему незнакомо, лицо кеноита необычайно высокого роста, который сейчас говорил, еле сдерживая злость:

- Слишком рано! Мы еще не готовы, положение неопределенное. Вы, Болор, поддались инстинктам дикаря! Вы решили принести в жертву эту девку, и теперь все племена ихамбэ выступят против нас. Как будто нам не хватало этого землянина! Такой промах может вам дорого обойтись…

- Мы уже захватили город! - отрезал Болор. - Кто владеет Кинтаном, тот владеет империей Кено! - Остальные одобрительно закивали.

- Я бы вам поверил, если бы этот проклятый офицер не сумел улизнуть и предупредить Ситен-Кана! Если бы город действительно был целиком в ваших руках, - а это не так, и вы это знаете. И главное - если бы этот чертов Лапрад… Слишком много «если»!

Болор встал, морща тонкие губы.

- Завтра я брошу народ на штурм виллы землянина!

- И он начнет нас косить своими пулеметами!

- У нас они тоже есть!

- Да, благодаря мне. Впрочем, другого выхода нет. Но помните: та девушка с Земли - табу! Если с ней хоть что-нибудь случится, я превращу Кинтан в прах! А что с Обмии? Вы уверены, что он…

- Он мертв!

- Вы опознали труп? Нет? Я так и думал. - Он встал.

- Хорошо, посмотрим, что принесет нам завтрашний день. Я сам раздам оружие и взрывчатку. Дайте мне ключ от склепа.

Болор ощетинился:

- Только верховный жрец может войти в священный склеп!

- Будь по-вашему! Но не шутите с тем, что там лежит, - это опасные игрушки.

Он направился к двери. Тераи шепотом подозвал своих людей. Едва высокий кеноит шагнул через порог, он оглушил его ударом кулака и бросил на пол.

- Связать!

Затем он ворвался в зал с пистолетами наготове, и остальные за ним. Сидящие за столом были настолько ошеломлены, что никто не двинулся. Они смотрели на Тераи с ужасом.

- Подходите по одному! Ты, Болор, первым! Считаю до трех, потом - смерть! Раз, два…

Словно завороженный, жрец повиновался. Тераи разорвал его тунику, нашел связку ключей и оглушил ударом по затылку.

- Следующий! Теперь ты, жирный торгаш!

Семь человек лежали рядом на полу, связанные как бараны. Тераи смотрел на них с отвращением.

- Эенко, Тохи, оставайтесь здесь и следите за ними. Если их попытаются освободить, убейте их! Гидон, Тольбор, Гду, Пика, охраняйте с двух сторон подходы. Остальные - за мной.

Он свернул налево, спустился по лестнице, затем по узкой галерее дошел до погребального зала, где стояли на страже двое часовых. Тераи уложил их двумя выстрелами из пистолета с глушителем.

Деревянная дверь склепа, окованная бронзой, открылась со скрежетом. Огромный сводчатый подвал был забит ружьями, ящиками с патронами, с гранатами и взрывчаткой. Посередине стояло несколько десятков минометов и пулеметов. Тераи присвистнул.

- Матерь божья! По сравнению с этим мой арсенал - детские игрушки. Знай об этом Бюро Ксенологии… Ну ничего, мы сейчас наведем здесь порядок! Клафо, давай заряды и детонаторы!

Кеноит осторожно снял рюкзак, Тераи вынул взрывчатку и детонатор замедленного действия.

- Сейчас ровно два часа. В три часа утра - фейерверк, какого здесь еще не видали! Все это прямо под башней, а рядом кельи жрецов. Выметать, так дочиста.

Бормоча эти слова, он раскладывал взрывчатку по склепу.

- Ну все, пошли!

- Господин не страшится гнева богини? - Тераи улыбнулся и мягко ответил:

- Нет, Клафо, бог Клон сохранит и помилует нас. - Он тщательно запер дверь склепа, сунул в замочную скважину бронзовый кинжал, сломал его и расплющил выступавший наружу обломок.

- Если даже у них есть второй ключ, пусть повозятся! - По лестнице они поднялись бегом.

- Эенко, развяжите ноги пленникам, пора уходить. По крышам мы с ними не пройдем, но теперь нам нечего скрываться. Тихо, Толбор, свяжите всех одной веревкой, чтобы никто не ушел. Остальные с гранатами за мной!

За маленькой дверью перед ними открылся центральный зал храма, и Тераи замер как вкопанный.

- Об этом я забыл, - пробормотал он.

Перед статуей богини Беельбы на плитах из черного камня лежали тела юных женщин, принесенных ей в жертву. Здесь они должны были оставаться всю ночь, прежде чем превратиться в мумии, которые будут погребены в подземной усыпальнице храма. Вокруг каждой погребальной плиты сидели на полу, склонив голову в священном экстазе, неофиты. Ослепляющая, дикая ярость захлестнула Тераи. Он поставил собачку карабина на непрерывную стрельбу и нажал на спуск.

- Получайте, гады! И ты, и ты, и ты!…

Пули прошивали ряды будущих жрецов кровавой богини. Неофиты в ужасе разбегались. Тераи настигал их всюду, и за ним его люди очищали храм, не щадя никого.

- Скорее к дверям!

Тераи искал среди тел, распростертых на каменных плитах, Лаэле, но ее там не было.

- Ну да, ведь они не смогли принести ее в жертву! Наконец он нашел ее: они бросили Лаэле в темный угол, как голую куклу, - только волна черных волос покрывала ее застывшее лицо. Тераи вскинул на плечо окоченевшее тело и бросился к дверям, где уже началась стрельба. Вне себя он пнул одного из пленных.

- Вперед!

Около полусотни лучников и копейщиков преграждали выход из храма, и Клафо уже корчился на каменных плитах с длинной стрелой в боку.

- Гранатами! Не щадить этих сучьих детей! Он опустил Лаэле на пол, выхватил из подсумка гранату и швырнул ее в толпу храмовой стражи, затем вторую, третью… Короткие вспышки взрывов освещали падающие тела. Мимо его головы прожужжала стрела и сломалась о каменную стену. Тераи заметил лучника и снял его одним выстрелом.

- Путь свободен! Вперед! Заберите Клафо. - Он снова вскинул Лаэле на плечо и побежал. Врата храма Клона поглотили их, и через минуту они исчезли в подземелье.

Стелла все чаще посматривала на часы. Через двадцать минут истекает срок, назначенный Тераи. Внезапно стрельба разорвала ночную тишину. За выстрелами со стороны дворца докатились разрывы гранат. Стелла приказала Шике вызвать десять человек и направить их в подземный ход. Но не успели они туда спуститься, как из черного провала возникла мощная фигура Тераи с телом Лаэле на плече. Он приблизился к Стелле и осторожно опустил свою ношу на каменный пол.

- Да, это она. Я нашел ее… там.

Ночной ветер откинул мягкие волосы Лаэле. Казалось, она спит, но на виске чернела дыра, откуда вытекла и засохла струйка крови.

- Всем спрятаться в доме! - приказал гигант. - Сейчас храм взлетит на воздух, а у них в склепе столько взрывчатки, что я не удивлюсь, если обломки долетят и сюда. Пленников сюда, у меня с ними разговор!

Он направился к низкой пристройке из толстых каменных плит. Стелла пошла за ним. Перед входом Тераи остановился так резко, что она налетела на его широкую спину. Он обернулся к ней со зловещей усмешкой.

- Вам действительно хочется это видеть? Не советую. Это будет не слишком весело.

- Неужели вы так и оставите Лаэле на полу? Вы же говорили, что любите ее!

Лицо его потемнело, и он вдруг показался Стелле бесконечно усталым.

- Да, вы правы. Но не судите меня слишком строго. У меня другие представления о человеческих ценностях. Я дикарь, и для меня есть вещи более важные, чем мертвая женщина, даже если это моя жена. Займитесь ею, Стелла, прошу вас. Завтра… завтра будет время ее оплакать. Но не сейчас…

Он шагнул в темноту, чиркнул спичку и зажег масляную лампаду; колеблющийся огонек ее отбросил на стену его тень. Стелла постояла немного, глядя сквозь открытую дверь, как движется эта огромная зловещая тень, затем мимо нее под усиленной охраной провели пленных. Один из них пристально посмотрел на Стеллу, и глаза его сверкнули. Он потянулся к ней, но один из кеноитов грубо ударил его по руке.

Стелла вернулась в дом, позвала Шику и служанок. Они перенесли Лаэле в комнату Тераи, уложили ее на постель и занялись погребальным туалетом.

- Шика, какие обычаи у ее племени?

- Я точно не знаю, госпожа. Если бы господин пришел… Кажется, они зажигают три факела и устанавливают их треугольником.

- Ты не можешь спросить у ее брата?

- Я плохо знаю язык, и я боюсь его. А потом он сейчас с господином, и наверное…

Долгий крик прозвучал в ночи, крик, исполненный такого ужаса, что у Стеллы мурашки побежали по коже. Это доносилось из пристройки. Стелла бросилась к окну, во отсюда сквозь незапертую дверь были видны только спины плотно сгрудившихся кеноитов.

Шика заперла дверь и невозмутимо зажигала факелы.

- Не ходи туда, госпожа. Это дела мужчин.

- Выпусти меня! Сейчас же выпусти! Что они делают, правый боже, что они делают?

- Не ходи туда! Ты не знаешь господина. У него было лицо, как у мертвого. Он тебя…

Тишина наступила внезапно, затем через несколько мгновений послышался влажный удар, и на каменных плитах двора распростерлось неподвижное тело.

Дверь в пристройку заслонила черная фигура. Тераи направился к дому, вошел в комнату. Несколько секунд он стоял без движений, глядя на мертвую Лаэле, на факелы, на бледную Стеллу и невозмутимую Шику.

- Спасибо, Стелла, - проговорил он наконец.

- Что там происходит? Что вы делаете?

- Ничего. Я позволил Эенко позабавиться с толстым купцом. Сейчас все кончено. Для остальных это был хороший пример: теперь они заговорят.

- Вы… вы бессердечный, безжалостный человек! - Тераи взорвался:

- Жалеть эту падаль? Речь идет о судьбе этого мира, мисс! Не только о тех, кто живет сейчас, но о тех, кто еще не родился, об их потомках!

- Неужели вы не можете просто убить этих несчастных?…

- Я должен знать, что они замышляли, и знать немедленно! О, если бы у меня были все эти аппараты, все эти наркотики, к которым прибегает следствие на Земле! Но у меня нет ни того, ни другого, а главное - нет времени! Кстати, уже без пяти минут три. Пойдемте, на такой фейерверк стоит полюбоваться.

Он увлек Стеллу на террасу. Башня храма четко выделялась на фоне луны чуть выше колоннады императорского дворца, скрытого купами деревьев.

- Стойте здесь, в дверях. Через несколько минут, наверное, пойдет каменный град.

Они ждали молча. Большие пожары в нижнем городе уже догорали, и только красноватые отблески указывали места, где недавно бушевал огонь. Дул свежий ветер, шелестя в листве. Над самой террасой низко и тяжело пролетела ночная птица, и ее печальный крик прозвучал зловеще в безмолвном парке.

- Три часа! Смотрите внимательно!

Время словно замедлило свой бег. Внезапно башня храма дрогнула и вся целиком поднялась к небу на столбе красного пламени. Второй взрыв бросил обломки храма навстречу падающей башне, затем все смешалось в чудовищном огненном смерче. Императорский дворец осветило, как в праздник, деревья от взрывной волны согнулись черными тенями. Затем до них докатился грохот и беспрерывный треск.

- Скорее в дом!

Тераи увлек Стеллу в дом. Град обломков сыпался с неба на плац, но некоторые долетали и сюда, и сухой удар или влажный шлепок раздавались то здесь, то там. Затем все стихло. На месте храма в кольце ярко горящих деревьев и кустов медленно, тяжело вздымались гигантские рыжие клубы дыма, уносимые ночным ветром.

- Там было, наверное, тонн пятьдесят взрывчатых веществ, - пробормотал Тераи. - Однако пора идти, дело еще не закончено.

Она удержала его за руку.

- Вы будете их пытать?

- Да, если понадобится.

- Я не вынесу этих криков, Тераи! У меня не такие стальные нервы, как у вас…

- Шика постелет вам в подвальной комнате в другом крыле дома. Там вы ничего не услышите!

- Но я все равно буду знать, что в это время… - Он оборвал ее яростным взмахом руки.

- Думаете, мне это приятно? Надо было вас захватить с собой для наглядного урока. Вы бы тогда увидели, что скрывается за пышными декорациями в доме вашего папеньки, за всеми этими приемами и балами, на которых вы танцевали, расточая улыбки, за всей вашей роскошной и безмятежной жизнью! О, наверное, испытываешь сладостное чувство могущества, когда одним росчерком пера определяешь судьбу планеты, решаешь отдать на разграбление целый мир, и тем хуже для обитателей, если таковые на нем существуют! Но сейчас вы не в Нью-Йорке и не в Сан-Франциско, в одном из кабинетов всемогущего Гендерсона. Вы на Эльдорадо в доме Тераи-дикаря, там, где истекают кровью, страдают, умирают, пытают! Как хотел бы я, чтобы на вашем месте был ваш отец, мисс Гендерсон! А поэтому оставайтесь здесь или убирайтесь в подвал - мне сейчас не до вас!

Масляная лампа слабо освещала сводчатую комнату. Стелла сидела на деревянном ложе, и ей казалось, что она вернулась в далекое прошлое Земли, в одну из тех жестоких и трагичных эпох, о которых рассказывают древние варварские предания. Колеблющийся свет выделял неровности на каменных стенах, оставляя дальние углы в густой тени. Тонкое лицо Шики казалось бронзовой скульптурой. Стелла напряженно прислушивалась, но сюда не доносилось ни звука.

- Поспите, госпожа, вы устали!

- Не могу, Шика. Там пытают людей. - Девушка искренне удивилась:

- А разве на Земле этого не делают? Как же вы узнаете замыслы врагов?

- У нас есть другие способы, которые не причиняют боли. Поэтому мы считаем дикарями тех, кто способен мучить других людей.

Шика задумалась.

- Значит, вам неприятно, что господин, по-вашему, ведет себя, словно дикарь? - наконец спросила она тихонько.

- Да, пожалуй.

- Вы любите господина?

- Что ты выдумываешь! Просто он тоже землянин, и меня касается все, что он делает.

- Почему?

- Потому что… Не знаю, только лучше бы Тераи обошелся без этого?

- Вы его любите, госпожа, и стараетесь оправдать. Но он в этом не нуждается. Он делает то, что нужно для блага нас всех.

- Да, может быть… Я совсем запуталась! Может быть, ты права…

Дверь распахнулась, вошел Тераи. Лицо его было свирепо.

- Идемте, Стелла! Вы мне нужны, вы будете свидетельницей. Среди пленников, как я и думал, оказался землянин, скорее всего агент ММБ.

- И вы хотите, чтобы я присутствовала, когда вы будете его допрашивать вашими способами? Я отказываюсь! Запишите его показания на пленку, если хотите, да не забудьте крики и стоны! Перед земным судом они прозвучат особенно убедительно…

Он пожал плечами.

- Магнитофонная запись ничего не даст. Ее слишком просто подделать. И прежде чем жалеть этого типа, послушайте, что он скажет! Может быть, вы измените свое мнение. А не пойдете по доброй воле, я поведу вас силой!

Тераи подхватил ее на руки. Стелла тщетно вырывалась, наугад хлеща его по лицу. Один удар пришелся прямо по повязке. Тераи вскрикнул, поставил ее на пол и повернул к себе за плечи. Взгляд его был жесток.

- Значит, мадемуазель боится крови? Той крови, которая течет из-за моих дикарских методов? Она не хочет ее видеть! Но ее не смущает кровь вчерашних и сегодняшних жертв, сотен людей, погибших в городе, детей, раздавленных под обломками домов из-за искусственного землетрясения, молодых женщин, зарезанных на алтаре, - эта кровь не в счет, потому что она ее не видела? Идемте, черт побери, пока я не разозлился! Может быть, я узнал бы и о вас кое-что интересное, если бы раньше допросил вас по-своему! Вперед!

Он развернул ее и грубо толкнул в спину.

- Господин! Не трогайте ее - она вас любит!

- Не суйся не в свое дело, Шика! Ты сама не знаешь, что говоришь.

В пристройке осталось только два пленника: смертельно бледные, они сидели привязанные к тяжелым креслам с высокими спинками. Три кеноита, среди которых выделялся своим мундиром Офти-Тика, и великан ихамбэ, стояли, прислонившись к стенам. Четыре масляные лампады освещали комнату, кроме того, прямо в лица пленников бил слепящий белый свет глухо гудевшего бензинового фонаря с отражателем.

- Садитесь вот сюда, не двигайтесь и молчите, - приказал Тераи.

Сам он сел справа от Стеллы. По легкому шелесту платья она поняла, что Шика последовала за ними и теперь притаилась сзади.

- Ну с кого начнем? Вот что, Эенко, займись-ка вот этим господином. Нажми на ту самую точку, которую ты знаешь.

Высокий ихамбэ приблизился со свирепой улыбкой, долго смотрел на пленника, затем положил указательный палец в ложбинку на затылке у основания черепа и резко нажал. Человек побледнел и сжался, ожидая мучительной боли, но потом лицо выразило искреннее изумление.

- Довольно, Эенко! Я узнал то, что хотел узнать, - сказал Тераи и продолжал по-английски:

- Итак, я не ошибся. Ты землянин!

- Не понимаю, - проговорил пленник на кеноитском языке.

- Довольно разыгрывать комедию, это тебе не поможет! Будь ты туземцем, ты бы завыл от боли, когда Эенко нажал на затылочный нервный узел. Ты не знал об этом анатомическом различии между нами и эльдорадцами? Весьма скверно… для тебя! А сейчас ты мне скажешь, что ты здесь делал и кто тебя сюда прислал.

- Я не скажу ничего!

- Ты так думаешь? Другие тоже не хотели, но заговорили. И если Эенко не знает чувствительных точек человеческого тела, то мне они хорошо известны!

Он поднялся, навис как скала над пленным, взял в свою лапу одну из его рук и начал сжимать.

- Твое имя!

- Карл Боммер. И больше я не скажу ни слова. - Тераи продолжал сжимать его кисть. На лбу немца выступил крупный пот, но он молчал. Тогда, не ослабляя хватки, Тераи вытащил левой рукой свой охотничий нож. Стелла закрыла глаза. Несколько секунд она слышала только учащенное дыхание пленного, затем короткий смешок кого-то из кеноитов и страшный крик:

- Нет, нет! Только не это! Я буду говорить…

- Я знал, что ты образумишься. Кто тебя нанял?

- Гендерсон.

- Директор ММБ?

- Да.

- Что тебе поручили?

- Я должен был помочь жрецам Беельбы захватить власть. Для чего - я не знаю, клянусь!

- Зато я знаю! А что тебе было приказано относительно меня?

- Постараться захватить вас и отправить в Порт-Металл, если удастся…

- Кто твой шеф в Порт-Металле?

- Джон Диксон.

- И этот мерзавец еще выдавал себя за моего друга! Ну ничего, придет и его черед. Он повернулся к Стелле.

- Вы знаете Диксона?

- Нет, - прошептала она, не открывая глаз.

- Это инженер… А если бы меня не удалось захватить живым, что тогда?

- Мне было приказано убить вас.

- Прелестно! Вы слышите, Стелла? Папаша Гендерсон решил добраться до моей шкуры! А какую роль играл ты во всех этих махинациях? Говори, свинья! И что ты знаешь о роли мисс Гендерсон?

- Ничего, клянусь вам! Я должен был только оберегать ее, что бы ни произошло.

- Хм, может быть, ты и не врешь. А что в об этом скажете, Стелла? Не пора ли нам выяснить отношения? Смотрите на меня!

Она открыла глаза, ожидая увидеть на полу лужу крови, но пленник был явно невредим, только смертельно бледен.

- Я уже вам все рассказала, Тераи! Почему вы не хотите мне верить? Я ничего не знала о подобных планах моего отца, а если бы узнала, то воспротивилась бы им всеми силами! Но можно ли верить этому человеку? Под угрозой пыток я бы на его месте сказала все что угодно!

Тераи почесал затылок.

- Да, пожалуй. Но сознайтесь, его показания слишком точно совпадают с моими догадками, а он их не знал.

- Вы очень умны, Тераи, но вы зря считаете, что все остальные глупее вас! Разве этот человек не мог, в свою очередь, предположить, что…

- Нет! Я слышал его разговор с Болором там, в храме, за час до фейерверка! Нет, он не солгал и ничего не выдумал. Я понимаю, вам тяжело было слышать о том, какую низкую роль сыграл во всем этом ваш отец, но мне было необходимо, чтобы вы присутствовали на допросе. Теперь вы кое-что знаете о ММБ и его методах.

- Что будет с этим человеком?

- Если кобра не смогла вас ужалить, она остается коброй! Он умрет быстро и без мучений, потому что дал показания.

- Но это убийство!

- Нет, законная самозашита. Он сам вступил в игру, сам проиграл и сам должен расплачиваться. Никто его не принуждал браться за это дело!

- Умоляю, пощадите его!

- Сожалею, но не могу.

- А что будет с другим?

- С Болором? Увидите завтра, вернее - сегодня утром.

Зловещая заря разгоралась в сером небе, по которому все еще тянулись полосы дыма от пожарищ, гонимые с запада на восток низовым ветром, в то время как облако легчайшего пепла, выбрасываемого вулканами, медленно смещалось на большой высоте с севера на юг, расплываясь грязными пятнами. Стелла проснулась: Шика осторожно трясла ее за плечо.

- Вставайте, господин вас зовет.

- Зачем?

- На похороны госпожи Лаэле.

Она поспала всего часа три и теперь поднялась с трудом. Холодная вода освежила ее и вернула немного бодрости. Стелла надела свой земной костюм, выстиранный и отглаженный. Тераи ждал ее под колоннадой. Он был выбрит, умыт, на голове белела свежая повязка, и, казалось, он снова стал самим собой, Россе Муту, Человеком-Горой, которого ничто не может сломить. Но у губ залегли горькие складки.

- Я просил позвать вас, Стелла. Я знаю, что для вас Лаэле не была человеком, но Эенко никогда не простил бы вам, если бы вы не пришли на погребальный обряд. А у меня и без того хватает дел, поэтому оберегать вас от моих друзей…

- Я не одобряла вашей связи с Лаэле, но это не значит, что его ее смерть меня не трогает, - ответила она довольно сухо.

- Простите меня, Стелла. Может быть, я вас не понял. Хотите ее видеть?

Не ожидая ответа, он направился к погребальной комнате, и Стелла пошла за ним. При свете трех факелов Лаэле покоилась на ложе в той же самой позе, но сейчас она была облачена в тунику из великолепного мягчайшего шелка.

Высокая фигура как тень отделилась от стены и мимо Стеллы прошел Эенко, окинув ее ледяным взглядом.

- Я боюсь его, - прошептала Стелла.

- Да, он вас не любит. Он считает, что, не будь вас здесь, я уделял бы его сестре больше внимания и она была бы сейчас жива. Вам нужно выбраться отсюда как можно скорее. Не знаю, смогу ли я разубедить Эенко, объяснить ему, что вы здесь ни при чем, что только роковая случайность…

- А я себя спрашиваю: нет ли в этом и моей вины? Если бы не я, вы бы поплыли в Кинтан?

- Не знаю. Должно быть, так было предначертано. Я приношу несчастье всем, кого люблю. - Он устало провел по лицу ладонью.

- Все потому, что нет удачи, как говаривал мой французский дедушка. Как только мы выберемся отсюда, как только подойдет армия Кана и мы раздавим беельбаистов, я сразу отправлю вас в Порт-Металл. Вскоре прибудет звездолет. Вы вернетесь на Землю с богатым материалом и напишете репортаж, в котором будет столько крови, что, надеюсь, даже самые кровожадные ваши читатели останутся довольны!

- А что будете делать вы?

- Я? Продолжать борьбу! Растолкуйте вашему отцу, что он эту планету не получит! Идемте! Пора! - Он склонился над Лаэле, тихонько дотронулся до ее холодной щеки и выпрямился с застывшим суровым лицом.

- Выносите!

Вошли четыре женщины с носилками, положили на них покойницу. Уже окончательно рассвело, и свет казался даже слишком резким: утреннее солнце поднималось над холмами, четко обрисовывая силуэт восточного храма. Погребальная процессия вышла из дома: впереди четыре плакальщицы с носилками, за ними в одиночестве Тераи, и на два шага сзади Эенко, свирепый и безмолвный. Стелла намеренно отстала и тоже шла одна перед торжественным караулом из тридцати солдат под командованием Офти-Тики. Слуги Тераи замыкали шествие, все вооруженные, даже женщины. По центральной аллее процессия приблизилась к погребальному костру. С ужасом Стелла увидела, что Болор привязан к толстым поленьям.

Плакальщицы поднялись по дощатому помосту, осторожно опустили носилки на вершину костра. Солдаты выстроились вокруг и замерли с оружием на караул. Один из слуг облил поленья бензином. Тераи и Эенко одновременно подожгли костер факелами с двух сторон. Пламя вспыхнуло, повалил черный дым и скрыл Лаэле и жреца. Затем все потонуло в ярких пляшущих языках, и протяжный вопль вырвался из огня.

- Зачем вы это сделали? Зачем?

- Болор возродил древний обычай своих предков. Я позволил Эенко возродить древний обычай ихамбэ.

- Но это же настоящее варварство!

- А разве я когда-нибудь пытался разыгрывать цивилизованного человека? Замолчите лучше и вспомните Беленкор! Вспомните, как вы, цивилизованные земляне, подавили там восстание!

Пламя теперь полыхало так жарко, что всем пришлось отступить. Крики жреца давно смолкли.

- Болор помучился всего минуту, а сколько дней продолжалась агония тиханцев, взрослых и детей, облитых препаратом С-123? А ведь они не совершили никаких преступлений…

- Те, кто допустил это побоище, были наказаны!

- Вы так думаете? Почему же тогда года три назад я встретил на Экино II бывшего капитана Горона? Он живет и здравствует, и служит в полиции ММБ! Для виду над ним устроили процесс, чтобы успокоить публику, а когда шум поутих, перевели его подальше на тепленькое местечко с прежним званием. Вот и вся кара. Просто ММБ переместило его из своего космического флота в свою полицию.

- Я не могу в это поверить!

- И не верьте на здоровье!

Он с сердцем махнул рукой, отошел и долго молча смотрел на угасающее пламя. Затем, не поднимая головы, Тераи ушел к себе.

Стелла сидела на террасе одна и смотрела на город. Пожары утихли. На дворцовом холме лишь почерневшие руины еще дымились там, где был храм Беельбы. Башня смежного храма Клона тоже наполовину обрушилась, да и сам императорский дворец пострадал. Стелла чувствовала себя измученной и растерянной в этом чужом мире среди чужого народа. Даже Тераи казался ей непостижимым и отвратительным: ее отталкивала эта смесь высокой культуры и варварства. И одновременно Стелла его жалела. Невезенье преследовало гиганта. В то же время Стелла не могла не восхищаться мужеством человека, который в одиночку или почти в одиночку боролся с самой могучей организацией землян.

Она была в смятении. С раннего детства она жила с мыслью, что ММБ под руководством ее деда, а потом отца делает нужное для всего человечества дело и что деятельность эта благородна, если не считать нескольких печальных эпизодов вроде жестокой бойни на Беленкоре. Разумеется, она знала, что ММБ безжалостно расправляется с конкурентами. Но, как говаривал Гендерсон, в джунглях надо быть тигром или по крайней мере волком.

Тераи куда-то скрылся. Только что он прошел по главной аллее, беседуя с Офти-Тикой, и исчез. Наверняка он уточнял свой замысел, как сделать из капитана нового преданного ему императора, который сможет сорвать планы землян. Стелла поймала себя на мысли, что желает ему удачи.

Какой-то шум привлек ее внимание - низкий гул доносился с неба. К городу с юга-востока приближался электрический вертолет. Он летел зигзагами на небольшой высоте. На фюзеляже четно вырисовывалась эмблема ММБ: две перекрещенные кирки на фоне спиральной звездной туманности. Над парком аппарат завис, потом плавно опустился на главную аллею. Кустарник и цветы вокруг пригнулись от вихря, поднятого его роторами. Но вот лопасти замерли, и вертолет мгновенно окружили солдаты. Пилот соскочил на землю, остановился как вкопанный перед остриями пик.

- Эй, кто-нибудь! Что здесь творится? - громко спросил он по-английски.

Стелла бросилась к нему, перепрыгивая через две ступеньки, но Тераи опередил ее и уже отодвинул солдат.

- Зачем вы здесь? Хотите узнать, почему ваши агенты не отвечают?

Пилот был искренне удивлен.

- Что вы хотите этим сказать?

- Вы сами прекрасно знаете!

- Что случилось с городом?

- О, пустяки: искусственное землетрясение, пожары, человеческие жертвоприношения, убийства, погромы, мятеж и гражданская война. Не говоря уже о взрывах.

- Я ничего не знал…

- Так чего же вы явились сюда?

- Мы потеряли связь с одним из наших служащих. Может быть, вы о нем что-нибудь слышали? Его зовут Боммер, Карл Боммер.

Тераи зловеще усмехнулся.

- Могу дать вам самые точные сведения. Этой ночью его расстреляли по моему приказу.

- Но это убийство!

- Вы так считаете? Ну либо вы наглец, каких свет не видел, либо один из тех простаков, которых использует и эксплуатирует ММБ. Я его уничтожил, потому что именно он, повинуясь приказам свыше, натворил здесь все эти дела. Результаты вы видели с воздуха. Он во всем признался, у меня есть запись допроса.

- Подделка!

- И есть свидетель.

- Testis unus…[1] - Тераи усмехнулся.

- Смотрите-ка, вас тоже пичкали латынью? Значит, свидетель, не внушающий доверия, даже если это мисс Гендерсон, дочь вашего главного патрона?

Он показал рукой на Стеллу. Молодой человек повернулся к ней.

- Это правда, мисс?

- Увы, по-видимому, да!

Пилот заколебался, но потом снова обратился к Тераи:

- А кто мне докажет, что это действительно мисс Гендерсон?

- Стелла, у вас есть документы? Покажите их этому юному скептику. А он мне покажет свои, потому что я хочу знать, кому я доверю вашу драгоценную особу.

- То есть как это?

- Очень просто. На вертолете вы доберетесь до Порт-Металла за несколько часов. Иначе я боюсь, что не успею доставить вас в город до отправления звездолета. Через месяц вы будете на Земле.

- А вы избавитесь от меня на месяц раньше, не так ли? - Тераи грустно улыбнулся.

- Поверьте, я предпочел бы… но здесь все неустойчиво, и продлится это долго, и мне будет не до вас… Раз уж подвернулась такая возможность… Полно, Стелла, расстанемся друзьями… если вы не против.

- Хорошо! Я с удовольствием вернусь на Землю.

- Позднее я тоже прилечу туда. Я зайду за вами в вашу газетенку, и мы вместе позавтракаем. На юго-западе Франции я знаю один ресторанчик, где до сих пор готовят, как в двадцатом веке, и подают настоящее доброе вино. Итак, мы друзья?

Она протянула ему руку, и он осторожно сжал ее.

- Мне, наверное, надо собрать пожитки. Отдайте мою руку, иначе я подумаю, что вам не хочется меня отпускать!

Она исчезла в доме. Тераи снова перенес свое внимание на пилота, оценивающе окинул его взглядом. Молодой, высокий, неуклюжий, он вызывал симпатию.

- Как вас зовут?

- Джон Мак-Лин.

- Шотландец?

- Нет, канадец. Геолог-разведчик.

- Давно здесь?

- С месяц.

- Работаете на ММБ?

- Да. Вот уже третий год. До Эльдорадо работал на Офире II. А вы - Тераи Лапрад?

- Неужели меня можно с кем-то спутать?

- Да, это нелегко. Мне поручено передать вам привет от Лоуренса Дугласа и Жюля Тибо. Мы с ними работали на Офире II. Семь месяцев в одной экспедиции.

- Где?

- В Горах Судьбы.

- Паршивое место. Составляли карту?

- Да.

- Когда-то начинал там съемку, - мечтательно проговорил Тераи. - Давно это было… Ну вот и мисс Гендерсон! Доставьте ее в целости и сохранности в Порт-Металл и послушайте доброго совета: не застревайте на Эльдорадо! Скоро здесь будет сущий ад. Где вы сейчас ведете разведку?

- На восточном склоне Карамелоле.

- На земле бихутов? Если вам будет что-нибудь угрожать и вы успеете вступить в переговоры, скажите, что вы со мной знакомы, и потребуйте отвести вас к вождю Обото. Кто знает, может быть, это даст вам шанс уцелеть.

- Но что мне доложить о положении в Кинтане?

- Что я расстрелял Боммера, что у меня в руках все доказательства и что я разделаюсь так же с другими их агентами, если они сюда явятся. До свидания, Мак-Лин, и желаю удачи!

Тераи помог Стелле подняться в кабину вертолета. Дверца скользнула в пазах и скрыла ее. Он видел только ее лицо, губы девушки шевелились, словно она пыталась что-то сказать, но шум мотора заглушил ее голос. Вертолет легко поднялся, набрал высоту и растаял в небесной синеве. И Тераи вдруг почувствовал себя смертельно одиноким.

4. Земля - Англия

Тераи с грустью пересмотрел немногие фотоснимки, оставшиеся в столе Игрищева, спрятал их в конверт, запечатал и написал адрес. Из всей родни у Станислава осталась где-то на Украине только сестра, инженер-металлург. Она все еще была не замужем, это в сорок-то пять лет!… Эта ветвь рода Игрищевых угасала. А жаль, Станислав был человек, настоящий мужчина, каких становится все меньше.

В дверях конторы прозвенел звонок. Тераи вынул из кобуры пистолет, положил его на стол за книги. Со дня возвращения в Порт-Металл он все время был настороже. Его друзья-геологи разъехались и вели разведку где-то в отрогах гор Франклина или Карамелоле, а городская полиция, полиция ММБ даже пальцем не шевельнет, если его прикончат, только обрадуется. Счастье еще, что они сами не проявляли инициативы!

- Лео, взгляни, кто там!

Лео поднял рыжую голову, посмотрел на хозяина, лениво зевнул и, потянувшись, направился к двери. Тераи нажал кнопку механизма, отпиравшего замок. Молодой человек в синей форме космонавта отшатнулся, увидев огромного зверя.

- Спокойно, Лео! Входите, не бойтесь.

- Месье Лапрад? У меня официальное письмо, приказано вручить вам лично. Я воспользовался случаем и захватил всю вашу почту. Разрешите представиться. Луи Баррьер, каптенармус с «Юлия Цезаря».

- Вы уже прибыли? Но ведь «Цезаря» ждали только послезавтра!

- Мы не останавливались на Тинхо. Там идет драка между туземцами и шахтерами. Три корабля ММБ подбрасывают подкрепления. Планета временно закрыта.

- А что предпринимает Бюро Ксенологии? - живо спросил Тераи.

- Что они могут сделать? Как всегда, их предупредили слишком поздно. Когда они доберутся до Тинхо, там все уже кончится и «порядок будет восстановлен», как у нас официально выражаются.

- Да, разумеется!

Тераи взял из рук юноши конверты и толстую кипу газет.

- Что ж, спасибо. Куда вы теперь путь держите?

- На Субур V, а оттуда прямо на Землю.

- В таком случае возьмите это письмо и сдайте в первую же контору Бюро Ксенологии - они перешлют его дальше.

- Письмо официальное?

- Да, бумаги одного из их агентов, которого здесь убили. Он был моим другом.

Посыльный ушел, и Тераи принялся за почту. Несколько писем из Полинезии напомнили ему о друзьях детства, одно из Канады, два из Франции и еще одно от Рамакришны с радостным известием, что вскоре, видимо, удастся возродить породу сверхльвов.

- Потерпи, Лео? Через три-четыре года у тебя, глядишь, появится подруга!

Наконец он взял запечатанный пакет с грифом Бюро Ксенологии, сунул его в щель дезактиватора и включил аппарат. Через десять минут можно будет вскрыть пакет, и он не вспыхнет у него в руках. А пока Тераи принялся за газеты.

Тераи взял комплект «Нью-Йорк геральд» месячной давности, просмотрел все номера один за другим. О Стелле и ее путешествии на Эльдорадо ни единой строки.

Он взял вторую пачку, комплект «Межпланетника». На эту газету он подписался перед тем, как отправился со Стеллой в поход, рассчитывая по возвращении повеселиться, перечитывая рассказы об их приключениях.

Но тщетно искал он обещанные статьи. Лишь в последнем номере, вышедшем накануне отлета «Юлия Цезаря», в глаза ему бросился кричащий заголовок: «Правда об Эльдорадо». Тераи жадно погрузился в чтение.

«Наши читатели знают, что специальный корреспондент «Межпланетника» мисс Стелла Гендерсон недавно провела три месяца на Эльдорадо.

Измученная трудностями и опасностями путешествия, мисс Гендерсон сейчас проходит курс лечения сном. Однако верная духу истинной журналистки, который делает ей честь, она предварительно написала эту статью. Вот правда об Эльдорадо из первых рук свидетельницы, которая знает, о чем говорит, потому что сама только что вернулась с мест событий».

Тераи продолжал читать. Сначала он нахмурился, потом разразился проклятьями, отбросил газету, но все же успокоился и дочитал до конца. Статья была превосходной. Разумеется, писала ее не Стелла, - в этом он не сомневался ни секунды. При всем ее уме, при всей образованности это было ей не под силу. За каждой фразой статьи чувствовались годы профессионального мастерства. Ни один факт не был перевран, однако… однако они были поданы так, что Эльдорадо выглядела сущим адом, где горняки ММБ ценой неслыханных жертв вели героическую борьбу, чтобы обеспечить Землю редкими металлами.

В статье подробно рассказывалось о путешествии Стеллы и вскользь упоминалось о «мужественном геологе-разведчике», который служил ей проводником и даже спас ей жизнь, но имя его не было ни разу названо. Читатель мог с полным основанием заключить, что речь идет об одном из верных служащих ММБ. Рассказ о пребывании у ихамбэ был скомкан, зато гражданскую войну в Кено статья описывала с самыми жестокими подробностями, представляя как столкновение поклонников двух соперничающих богов, одинаково свирепых и кровожадных. Все завершалось призывом ко Всемирному правительству послать на Эльдорадо свой могучий флот, дабы защитить горняков. «Иначе Межпланетное Металлургическое Бюро вынуждено будет действовать собственными силами, как ему уже пришлось недавно действовать на Тинхо из-за косности и бюрократизма государственного аппарата».

Тераи даже присвистнул. Значит, вот до чего дошло! Значит, ММБ уже противопоставляет себя правительству! Дело скверно, хуже не придумаешь. Когда Стелла попросила его стать ее проводником, Тераи думал, что она напишет классический репортаж, полный всяческой экзотики. В таком виде он не принес бы, конечно, особой пользы… Но теперь сомнений не оставалось: она его провела, обманула! Как он и подозревал, она была агентом ММБ. «И я еще оберегал ее, хотя мог бы…» Но что сделано, то сделано, и теперь надо было думать, как исправить причиненное зло, как отразить удар. После убийства Игрищева он остался без связи с Бюро Ксенологии. Тут Тераи вспомнил о письме: дезактиватор выбросил его, и оно валялось на полу.

Тераи поднял конверт, вскрыл, бросил взгляд на подпись: Жан Нокомбэ, сам главный шеф! Письмо требовало немедленного подробного отчета о ситуации на Эльдорадо и предлагало Лапраду перейти с положения независимого агента на должность штатного агента, ответственного за всю планету. Ввиду срочности дела ему сообщали имена оперативных работников БКС, не дожидаясь его ответа. Все они оказались геологами-разведчиками, и лишь трое работали заводскими инженерами.

Тераи встал, задумчиво прошелся по кабинету, заложив руки за спину.

- Делать нечего, Лео! - проговорил он наконец. - Придется нам еще раз расстаться. Пора пустить в ход наше первое секретное оружие. Они ждут отчета? Ладно, я им доставлю его сам!

«Таароа» вынырнул из гиперпространства близ орбиты Марса. Рассчитывая такой скачок, Тераи шел на известный риск, но зато выигрывал время. Однако отсюда Земля все еще казалась маленькой зеленой звездочкой, сверкавшей слева от Солнца. Тераи устремился к ней полным ходом.

У него не было определенного плана. Гибель Игрищева застала его врасплох. Во всех делах, связанных с БКС, он целиком полагался на него; сам он слишком дорожил своей независимостью, чтобы завербоваться в штат даже такой благородной организации, и предпочитал действовать самостоятельно, ни перед кем не отчитываясь. Поэтому, когда он помог Офти-Тике укрепиться на троне и вернулся в Порт-Металл, Тераи оказался отрезанным от центра. Он был уверен, что БКС так и не получило ни вещественных доказательств, ни даже его рапорта. Письмо Нокомбэ подсказало ему, что делать. Он на вертолете переправил Лео к ихамбэ, оставил его на попечение Эенко, а сам полетел прямо на запад, к горам Этио, где в обширном гроте был укрыт его частный звездолет, надежно защищенный от всех суеверным страхом туземцев перед духами священных гор.

Очень мало людей имели собственные звездолеты. «Таароа» был совсем маленьким кораблем, рассчитанным максимум на трех человек, но зато новейшей конструкции. Однотипные корабли составляли эскадру разведчиков БКС. Официально «Таароа» был построен для Объединенной Океанической Республики и крейсировал под ее флагом, поскольку Тераи был офицером запаса космического флота Океании. Но в действительности он сам покрыл больше половины расходов, ибо республика была для этого недостаточно богата.

Выйдя на расстояние прямой связи с Землей, Тераи послал радиозапрос на посадку на космодроме Астра в Техасе, где была главная база Бюро Ксенологии. Там его корабль будет в безопасности. Он без труда получил разрешение, час спустя приземлился и на рейсовом стратоплане полетел в Нью-Йорк, резиденцию Всемирного правительства.

За время его отсутствия город еще больше разросся и простирался теперь от Хартфорта на севере до Филадельфии на юге. Это был настоящий мегаполис, город-гигант с населением до пятидесяти миллионов человек! Лишь Токио и Москва могли с ним сравниться.

Из аэропорта такси-вертолет доставил Тераи на крышу Джонсон-Билдинга, где располагалось Бюро Ксенологии. Это был один из последних небоскребов, ибо позднее началось увлечение более низкими, наполовину подземными зданиями. Сто двадцать этажей гордо возносили к облакам деловые кабинеты, лаборатории, залы заседаний, рестораны, комнаты отдыха. Вертолет опустился на посадочную площадку. К нему тотчас приблизились два вооруженных охранника в серых мундирах.

- По какому делу? - спросил более высокий.

- По вызову шефа.

- Вам назначен прием?

- Нет. Скажите просто, что Тераи Лапрад здесь. - Охранник нажал кнопку радиофона, сказал несколько слов, выслушал ответ.

- Хорошо. Пройдите для опознания на третий пост по коридору номер два. Вот туда!

Тераи спустился на несколько ступенек, нашел указанную ему комнату. Ожидавший его чиновник внимательно сравнил Тераи с фотографией на досье.

- Кажется, все без обмана. К тому же трудно найти второго человека, который мог бы выдать себя за вас. Однако все же положите ладони вот на эту пластину. А теперь загляните в этот объектив. Хорошо, все совпадает. Последняя формальность: пройдите перед этим экраном. О, вам придется оставить здесь нож!

Тераи пожал плечами, вынул из кармана складной нож и положил его на стол.

- Что теперь делать?

- Наш служащий ждет за дверью, он вас проводит. - Проводник оказался здоровенным верзилой, вооруженным до зубов. И он был не один: его сопровождали трое астронавтов из флота БКС.

- Черт побери, я вижу, тут царит полное доверие! - не удержался Тераи.

Командир эскорта повернулся к нему.

- Только вчера на патрона снова было совершено покушение!

- Неужели дела так плохи?

- Увы, да. Следуйте за мной!

В лифте они спустились на сотый этаж. У кабинета Нокомбэ тоже стояла охрана, и три пулемета держали коридор под прицелом.

Нокомбэ поднялся навстречу гостю. Это был африканец великолепного черного цвета, почти такой же высокий, как Тераи, но тоньше, худощавее. Курчавые седые волосы топорщились на его голове, как гребень какаду. Он улыбался, указал на кресло.

- Счастлив вас видеть, Лапрад, - проговорил он гулким басом. - Надеюсь, отсюда вы выйдете уже полномочным агентом нашей организации. Нам отчаянно нужны люди вашего размаха!

- Вы знаете мою точку зрения, господин директор, она не…

- Никаких «господ директоров» между нами, Лапрад. Здесь это не принято. Перед тем как сесть в это кресло, я сам был агентом, и мне тоже довелось повидать всякого!

Он жестом остановил Тераи.

- Знаю, знаю, что вы хотите сказать! Не будем терять на это время. Я прочел ваш рапорт, последний, пересланный Игрищевым, но с тех пор у вас наверняка произошло немало нового. Рассказывайте!

Тераи говорил долго, отвечая на точные вопросы африканца.

- Итак, вы считаете обстановку на Эльдорадо крайне напряженной?

- Напряженной - не то слово, Нокомбэ! Эльдорадо - это бочка с порохом и подожженным фитилем, и до взрыва осталось совсем немного!

- Да, пожалуй, но что мы можем сделать? Мы еще не готовы к открытой борьбе с ММБ. Боюсь, нам придется временно пожертвовать этой планетой.

- Ну да, что такое одна планета? Пустяк! В Галактике их тысячи! Но дело в том, Нокомбэ, что мне эта планета дорога. И ее можно спасти!

- Вы давно не бывали на Земле и не в курсе дела. Постараюсь все объяснить в немногих словах: сегодня настоящее правительство, располагающее реальной силой, - ММБ! Да, сила на их стороне. Единственное, что мы можем сейчас сделать, - это тайно подрывать их могущество и создавать свое. Вот взгляните!

Он протянул Тераи металлический ящичек, в котором лежали два сильно изъеденных ржавчиной, но явно идентичных предмета. Тераи прочел прикрепленные к ним этикетки. На одной было написало: «ГС 18-765-IV», на другой - «ГС 21-203-VIII».

- Два одинаковых предмета с двух планет из различных галактических секторов? Но ведь это означает…

- Что, кроме землян, есть другая разумная раса, блуждающая во Вселенной? Да и нет. Это подделки, Тераи! Подделки, сфабрикованные нами, плод бессонных ночей наших экспертов по ксенологии. Они были оставлены нашими разведчиками на двух неизвестных и необитаемых планетах. Мы соорудили там довольно убедительные руины. Самое трудное было воссоздать другие предметы из органической материи, чтобы анализ на радиоактивный уголь показал их древний возраст, около полутора тысяч лет. Это была изумительная работа по разделению изотопов и управляемому синтезу. Тюро, Гробер и Сугикара провозились два года, играя с атомами, прежде чем добились своего.

- Но для чего все это?

- Один из этих предметов был… найден одной из наших экспедиций. Второй обнаружили прирученные археологи из ММБ. Вы знаете, они могут позволить себе такую роскошь - финансировать свои научные институты. Вы спрашиваете, для чего все это? Так вот, с такими «доказательствами» в руках я добился от правительства кредитов на постройку мощного космического флота без участия ММБ! Но вся беда в том, что этот флот будет готов не ранее, как через год…

- И никто не проговорился?

- Никто. Я умею выбирать людей! И если я рассказал это сейчас, то лишь потому, что доверяю вам… до известных пределов.

- Но меня могут похитить, накачать наркотиками…

- Перед тем как выйти отсюда, вы подвергнетесь психической обработке. Ничто на свете не сможет преодолеть умственную блокаду, которую мы создадим в вашем мозгу! Даже если ваша воля случайно пошатнется, - хлоп, - и конец, ничего не останется!

Тераи вскочил, как подброшенный.

- Вы нарочно заманили меня в эту ловушку! Вы…

- Садитесь! У вас есть выбор - пройти сквозь старатель памяти.

- Ну да, и вы воображаете, что я отдамся в руки ваших гипнотизеров, чтобы очнуться покорным штатным агентом, до конца своих дней рабски преданным БКС и к тому же счастливым своей долей! Нет, я предпочитаю риск умственной блокаде!

- Она тоже создается психотехническими методами. На даю вам слово, что блокада нисколько не повлияет на свободу вашего выбора.

- Ваше слово! После такой западни!

Лицо старого африканца как-то сразу осунулось.

- Послушайте меня, Тераи! На карту поставлено все, понимаете? Все! Будущее Земли, будущее ее союзников, будущее новых, еще не открытых миров. Много ли значит по сравнению с этим то, что может произойти за год на Эльдорадо, тем более что планета все равно не избежит общей участи! Послушайте, если вы согласитесь сотрудничать с нами, я дам вам «карт бланш» на Эльдорадо, столь дорогое вашему сердцу. Если вы сумеете остановить ММБ, не вызвав преждевременного взрыва, даю вам мое благословение! Но это будет нелегко. Народ относится к таким вещам болезненно. Но с другой стороны - хорошо, если он наконец очнется от сытой спячки на своих хромированных и позолоченных ложах! Это нам пригодится позднее. Но пока, благодаря статьям и фильмам мисс Гендерсон, Эльдорадо и его обитатели пользуются здесь скверной репутацией, и тут я ничего не могу изменить. Путешествие этой девчонки было великолепным ходом! Парламент наверняка выдаст ММБ неограниченную лицензию на планету.

- Маленькая дрянь! Как она меня околпачила! Но ведь можно бороться, восстановить истину…

- Попробуйте, а потом расскажете, что у вас получилось. А что до того, как она вас околпачила… В этой истории Стеллы Гендерсон есть одна странность. После приема, который отец устроил в честь ее приезда, она как в воду канула. У нас есть в ММБ агенты, но даже они ничего не могли узнать. Официально она лечится и отдыхает в каком-то санатории. Официально…

- Что вы хотите этим сказать?

- Может быть, ее самое одурачили? А может быть, она изменила на обратном пути свои взгляды и в конце концов отказалась помогать ММБ?

- Ага, понимаю. И они использовали добытые ею документы без ее согласия. Что ж, вполне возможно. Действительно, странно, что Стеллу больше никто не видел… Неужели они ее…

При мысли, что она мертва, Тераи побледнел.

- Нет, не думаю! - поспешил успокоить его Нокомбэ.

- Об этом мы бы узнали. Скорее всего она заперта в какой-нибудь позолоченной клетке, а может, просто хочет сама забыть о весьма незавидной роли, которую, по вашим словам, она сыграла. Но это нас не интересует, во всяком случае, не интересует Бюро Ксенологии. Пусть ММБ действует своими методами, пока мы не станем сильнее, чем они. Год, нам нужен всего один год!

- Но вы представляете, сколько зла они могут натворить за этот год? Если они получат неограниченную лицензию, они станут полновластными хозяевами Эльдорадо. А у меня там друзья, мои друзья!

Нокомбэ бессильно развел руками.

- Что же вы предлагаете?

- Драться! Если возможно - на Земле. Если невозможно - на Эльдорадо. Я могу держаться против них более года.

- Против их космического флота?

- Есть седьмой параграф межзвездного кодекса. Если на планете разыгралась открытая война между туземцами и земной частной или правительственной организацией, такая планета переводится на карантин, и все инопланетяне должны покинуть ее до завершения расследования и умиротворения. Тот факт, что ММБ соперничает с правительством, ничего в данном случае не меняет.

- Это параграф не был применен для других планет, таких как…

- Там все было по-другому, и вы это знаете! Тихана более шестидесяти лет состояла в федерации. Поэтому там мы восстанавливали порядок и законность, как у нас говорят, не больше! Несчастные тиханцы!

- А сколько жизней будет стоить ваш план, Тераи? В десять раз больше, чем наш!

- Может быть. Я в этом не уверен. Вы не знаете эльдорадцев. ММБ никогда не согнет ихамбэ, ни тем более кеноитов! Они могут их только уничтожить. Но это не так просто. Я раздал им оружие.

Африканец вскочил.

- Вы дали им наше оружие? За одно это я должен вас немедленно арестовать!

- Почему же вы не арестовали тех, кто раздает оружие племенам умбуру и поклонникам Беельбы? Этого уже не поправишь. Я не мог оставить своих друзей беззащитными.

Нокомбэ сел, пальцы его забарабанили по столу, инстинктивно находя ритм забытых древних тамтамов.

- Да, вы не могли поступить иначе. Но мы надеялись отсрочить кризис.

- Пожертвовать еще одной планетой?

- Да, еще одной, чтобы спасти все остальные! Но теперь это уже невозможно. Возвращайтесь на Эльдорадо, Тераи! И постарайтесь, чтобы не было слишком много жертв. Обещаю: через три месяца к вам прибудет наш крейсер.

Гигант жестко усмехнулся.

- Один крейсер через три месяца! Как всегда, слишком мало и слишком поздно.

- Если на Эльдорадо действительно придется объявить карантин, даже ММБ ничего не сможет поделать. Общественное мнение обернется против него. Земляне, как вы знаете, решительно настроены против любой колониальной войны, хотя и допускают некие «полицейские акции». Но это опасная игра, Тераи! Никто не поручится, что карантин будет вскоре снят. И вы знаете, что это означает для вас: если вы останетесь на Эльдорадо, вы не сможете его покинуть. Вокруг планеты будет установлено поле космических мин.

- Я люблю Эльдорадо. А карантин, по закону, не может продолжаться более десяти лет. Я подожду…

- Будь по-вашему! Я мог бы вас арестовать, и, наверное, так и нужно было бы сделать. Ваш план слишком рискован, но, черт меня побери, я начинаю думать, что это единственно возможный выход. Когда вы улетаете?

Тераи на мгновение задумался.

- Через три дня. Сначала я попытаюсь повидаться с мисс Гендерсон.

- Желаю удачи. Держите нас в курсе дела. Но прежде всего зайдите к нашим психотехникам. Вас проводят.

Секретарша в ММБ попалась хорошенькая.

- Я хотел бы видеть господина Гендерсона.

- Вам назначен прием? Нет? В таком случае это невозможно. Совершенно невозможно! Господин Гендерсон очень занят.

- Ничего, для меня он найдет время. Извольте сообщить, что Тераи Лапрад хочет срочно его видеть. - Секретарша отпрыгнула. Тераи усмехнулся.

- Хм, понятно! Я здесь людоед. Ну полно, будьте любезны, позвоните!

С неуверенным видом она взяла микрофон, прошептала несколько слов и была поражена, услышав ответ.

- Подождите минуту! За вами сейчас придут. - Он подождал, смеха ради разглядывая красотку так пристально и откровенно, что та покраснела от смущения.

Тераи никогда не видел человека, который пришел за ним, но узнал его сразу. Затянутый в черный мундир - почему это все диктаторы или кандидаты в диктаторы, провались они все в преисподнюю, так любят мрачные цвета, - он был немного ниже геолога, но, пожалуй, шире в плечах, с бочкообразной грудью и свисающими до коленей узловатыми руками: Горилла Джо, любимый телохранитель Гендерсона, точно такой, каким его не раз описывала Стелла.

- Лапрад?

- Да.

- Идите за мной!

Его ввели в маленькую комнату, где за столом, положив перед собой пистолет, сидел второй охранник в черном мундире.

- Мы должны вас обыскать.

- Пожалуйста! У меня нет с собой оружия.

Кабина лифта, в которую они затем вошли, была слишком мала для двух таких великанов. Горилла Джо воспользовался теснотой, чтобы шепнуть Тераи:

- Слушай, ты, смотри, без фокусов, иначе я тебя пристрелю. Откровенно говоря, я давно об этом мечтаю!

- В самом деле? Но почему?

Горилла Джо не ответил.

Двое вооруженных охранников дежурили у кабинета Гендерсона. Сам он стоял спиной к двери и задумчиво смотрел в окно.

- Спасибо, Джо, - сказал он, оборачиваясь. - Оставь нас одних.

- Но, шеф…

- С каких пор я должен повторять приказы?

Горилла Джо поник и вышел.

Гендерсону было за пятьдесят, волосы его поседели, голубые глаза смотрели жестко и холодно. Высокий и худощавый, он уже начинал слегка сутулиться. Внезапно черты его лица смягчились, и он улыбнулся широко и открыто: эта улыбка сразу напомнила Тераи Стеллу.

- Присаживайтесь, месье Лапрад. Я как раз собирался послать в отель записку и пригласить вас сюда. Курите? Вот сигара, настоящий гаванский табак, а не водоросли с гидропонных плантаций!

Тераи погрузился в кожаное кресло, закинул ногу на ногу.

- Мы с вами враги, Лапрад, точнее - вы мой враг, потому что вы первый объявили мне войну. Это печально, а главное, бессмысленно. Чем обязан удовольствию видеть вас?

- Вы знаете, что я был проводником вашей дочери на Эльдорадо, не так ли?

- Да, и я вам за это благодарен. Без вас она не сумела бы собрать такой ценный материал, да и сама могла погибнуть. Я ведь даже и не подозревал истинного положения вещей, когда посылал ее на Эльдорадо.

- Значит, вы признаете, что это вы послали ее? - Гендерсон снисходительно улыбнулся.

- Послушайте, Лапрад, какой смысл нам с вами лгать друг другу?

- Я хотел бы знать, что со Стеллой, и, если можно, повидать ее.

Гендерсон резко наклонился к нему.

- Вы любите ее?

- Я? Помилуй бог! Мы были только добрыми друзьями, и я беспокоюсь за ее здоровье…

- Она себя чувствует хорошо, вернее - будет чувствовать себя вполне здоровой, когда закончит курс лечения сном. Я совершил настоящее преступление, когда доверил ей эту миссию, но я уже сказал, что даже не подозревал… Все эти убийства в Кинтане довели ее до нервного шока, и она вернулась еле живая…

Тераи вспомнил, с каким хладнокровием держалась Стелла в ту страшную ночь. Пожалуй, Нокомбэ прав. Ее упрятали подальше и использовали собранный ею материал без ее согласия.

- Стелла выйдет из клиники через неделю. А сейчас, я надеюсь, вы доставите мне удовольствие и позавтракаете со мной.

- Я не могу ждать неделю! Дайте мне адрес клиники, я пошлю ей хотя бы цветы.

Гендерсон замялся всего на секунду.

- Это клиника доктора Юкевы. Да, конечно, прекрасная идея, цветы ей доставят большое удовольствие. Но до конца лечения к ней не допускают посетителей, даже меня!

Тераи про себя усмехнулся. Настаивать бесполезно. Клиника ММБ была настоящей крепостью.

- Очень жаль, что вы не можете задержаться на Земле подольше. А что, если мы попробуем найти выход? У меня к вам предложение. Я уже сказал, что вы мой враг, но я не испытываю вражды к вам лично. Я убежден, что все началось с печального недоразумения и что мы оба выиграем, если заключим почетный мир. Вы нанесли мне немало жестоких ударов, но я, со своей стороны, до сих пор вас щадил. Вы сорвали мои планы, вы убили одного моих лучших агентов…

- Карла Боммера?

- Да.

- А вы приказали убить моего лучшего друга.

- К убийству Игрищева я не причастен! Один из наших людей перестарался… Он был за это сурово наказан.

- Да? Наверное, как Горон?

- Смотрите-ка, вы и это знаете? Нет, на сей раз его действительно наказали. Ваш компаньон мог бы мне пригодиться так же, как и вы. О, разумеется, я обойдусь без вашей помощи, а если нужно, просто уничтожу вас, но я предпочитаю с вами договориться. Что вы скажете, если я предложу вам пост генерального директора ММБ на Эльдорадо? Геологоразведчики вас уважают, мои люди боятся, вы подружились с вождями многих племен, и новый император Кено, насколько я понимаю, тоже ваш ставленник.

- Мой друг, мистер Гендерсон.

- Тем лучше! Вы принимаете мое предложение?

- А какую политику я должен буду проводить?

- Разумеется, нашу. Но благодаря вам она будет более гибкой и мягкой.

- Но во имя чего я должен предавать своих друзей? Ради денег? У меня их столько, что мне вовек не истратить!

- Поэтому я и не упомянул о деньгах. Послушайте, Лапрад! Вы человек, вы землянин. Земле нужны металлы. Когда-нибудь мы наверняка встретимся в космосе с другими. И может быть, это произойдет гораздо скорее, чем вы полагаете!

- О, значит, вы тоже задумывались о будущем контакте?

- Я только об этом и думаю! К тому времени мы должны быть сильны, как никогда, независимо от того, какой будет встреча, мирной или нет. Особенно если она не будет мирной!

- С этой земной империей, какой вы ее создаете, не может быть мирных контактов. «Покорись, или мы тебя уничтожим» - вот ваш девиз!

- А хотя бы и так! «Выживает сильнейший». Кто может поручиться, что у тех, других, не такой же девиз?

- Предположим. Но зачем из-за этого разорять беззащитные планеты? Зачем пробуждать к себе ненависть туземцев? Что мешает вам разрабатывать глубокие месторождения на Земле? Ведь это технически вполне возможно!

Гендерсон воздел руки к небу.

- Типичная точка зрения простого технаря. Сразу видно, что вы не представляете всей сложности проблемы. С помощью передатчиков материи доставлять металлы с планет за сотни световых лет в три раза выгоднее, чем добывать их здесь, на глубине в три или четыре километра. Для этого пришлось бы пойти на затраты, понизить уровень жизни землян. И хотя, по совести говоря, они уже достаточно обленились и отупели, попробуйте-ка покуситься на их жизненный уровень, на их комфорт. Начнутся бунты и даже революции!

- «Выживает сильнейший», - сказали вы? Надеюсь, что встреча с теми, другими, в космосе будет мирной. Иначе, если Земля настолько деградировала, нас проглотят одним глотком!

- У нас есть колонии, Лапрад. Они поставят армию. Земля всего лишь арсенал империи, хотя и на ней еще достаточно настоящих людей, наверное, гораздо больше, чем я думаю. Однако даже их не хватит, чтобы осуществить ваш проект глубоких разработок.

Тераи почесал затылок. Гендерсон решил, что геолог заколебался.

- Итак, вы согласны?

- Нет. Меня враждебно встретят ваши люди и будут презирать мои друзья. Предоставьте это ксенологам и…

- Этому сборищу мечтателей-идеалистов?

- …И через три-пять поколений Земля превратится в центр великой федерации свободных и равных народов, настолько мощной, что нам не будет страшна никакая встреча в космосе. А пока почему бы не ограничиться эксплуатацией безлюдных планет, таких как Хелл или Густавия?

- Потому что там нет рабочих рук, вы это прекрасно знаете! И туда нельзя доставить на звездолетах тяжелое оборудование - слишком дорого. И наконец, Лапрад, эти свободные и равные народы скоро станут сильнее нас. Вспомните Рим!

Тераи поднялся.

- Мне очень жаль, Гендерсон, но нам больше не о чем говорить.

Рука Гендерсона опустилась на красную кнопку на углу стола. - Стоит мне позвонить, сюда войдут пять вооруженных охранников, и Тераи Лапрада долго никто не увидит!

- Звоните! Перед тем как идти сюда, я зашел в БКС. Они знают, где я, и если я не сообщу им, - он взглянул на свои часы, - через десять минут, что я жив и здоров, вам придется несладко! Вы еще не свергли земное правительство.

- Хорошо, Лапрад, расстанемся по-хорошему, без взаимных угроз. У нас разные взгляды на будущее человечества, но это не значит, что мы не может относиться друг к другу с уважением.

- Послушайте, Гендерсон, какой смысл нам с вами лгать? Берегись, а я себя поберегу, как говорили когда-то корсиканцы.

Гендерсон потемнел.

- Будь по-вашему! Вы об этом пожалеете!

Горилла Джо ожидал в коридоре с угрожающим видом. Он повел Тераи к лифту, держа руку на пистолете в расстегнутой кобуре. За поворотом на них буквально налетел какой-то человек.

- Что с тобой, Тэд? - рявкнул Джо, останавливая его за рукав.

- Девчонка патрона! Она сбежала!

- Заткнись!

- Но патрон должен узнать немедленно…

- А этот тоже должен все знать, дубина? - оборвал его Джо, кивнув на геолога. - Убирайся! - И, выхватив пистолет, добавил с кривой усмешкой:

- Боюсь, как бы с вами не произошел несчастный случай, любезный. Теперь вы слишком много знаете!

- Даже если бы я ничего не понимал, последние ваши слова все объяснили, - спокойно ответил Лапрад. - Значит, мисс Гендерсон держали в заключении? Я это подозревал, а теперь знаю точно.

- Тебе от этого мало пользы, потому что…

Ребром левой ладони Тераи ударил его по руке, сжимавшей пистолет. Раздался выстрел, пуля с визгом запрыгала, отскакивая от металлических стен. В то же мгновение правый кулак Тераи со всего размаха въехал Джо в солнечное сплетение. Охранник согнулся пополам и рухнул на пол. Тераи подобрал пистолет, оглушил Гориллу Джо рукояткой, прислушиваясь. Все было тихо. Ни торопливых шагов, ни звонков сигнализации.

- Прекрасная вещь эти звуконепроницаемые перегородки! - усмехнулся Тераи.

Он выбрался знакомым путем из здания, и никто его не остановил.

На улице Тераи поймал такси, доехал до своего отеля. Что делать дальше, он не знал. Созвать журналистов и восстановить истину об Эльдорадо? Теперь, когда Стелла сбежала, он мог бросить Гендерсону вызов. Пусть он покажет ее представителям прессы!… Однако нет. Единственное, чего он добьется, - это начала открытой войны на территории врага. Ни БКС, ни его союзники в правительстве к этому еще не готовы. Он приказал отвезти себя в аэропорт и первым же самолетом вылетел в Астру. На него никто не попытался напасть, и это его удивило.

«Таароа» стоял на взлетной площадке. Оформив документы, Тераи направился к своему кораблю. У входного трапа стоял человек в форме капитана космического флота Конфедерации и с любопытством разглядывал изображенную на корпусе эмблему: атолл с пальмами, герб Океанской республики. Заслышав шаги, он обернулся.

- Тераи Лапрад! А я-то ломал голову, что здесь понадобилось кораблю Океании! У вас что, мало своих космодромов и теперь вы загромождаете наши?

Лукавая улыбка противоречила его агрессивному тону.

- Джек Сильвер! Сколько же времени мы не виделись?

- Десять лет? Двенадцать? Последний раз это было у тебя, в Торонто, еще до того…

- До того, как эти свиньи сожгли все и всех! Да, двенадцать лет назад…

- И что ты делал с тех пор?

- Вел разведку. Случайно сколотил состояние, как у вас говорится.

- Где именно?

- На Эльдорадо.

- Ты работаешь на ММБ?

- Нет.

- И ты смог сколотить состояние на Эльдорадо, не работая на ММБ? Ну знаешь, старина, это потрясающе! Ты возвращаешься туда?

- Да, но не сразу.

- В таком случае мы там, наверное, встретимся. Я получил приказ. Через три месяца, после исследований в том секторе, мы остановимся на Эльдорадо. Что это за планета? Красивая? А как туземцы?

- Очень красивая. Туземцы почти такие же люди, как мы. У тебя есть несколько минут? Поднимемся на борт! - В каюте Сильвер восхищенно присвистнул.

- Неплохо вы устраиваетесь у себя в Океании! Последняя модель, насколько я понимаю.

- Скажи, что ты думаешь об ММБ? - Сильвер кисло усмехнулся.

- Ты действительно не работаешь у них?

- Я уже сказал, что нет!

- Верно. Ты не из тех, кто способен сыграть злую шутку со старым другом. Что я думаю об ММБ? Что его давно пора раздавить, пока они не изгадили весь мир! Тебе известно, что один из их политиканов год назад едва не протащил в парламент закон о роспуске флота Конфедерации? Он застал всех врасплох. Ему не хватило всего трех голосов! Но фокус не удался, и теперь мы начеку. С тех пор как мы узнали, что где-то в космосе есть другая империя, или федерация, называй ее как хочешь…

- Я веду войну с ММБ, Джек! Когда через три месяца твой крейсер опустится на Эльдорадо, будьте во всеоружии и удвойте караулы!

- Что ты хочешь сказать?

- У меня нет времени объяснять. Через три месяца увидишь сам, но не принимай решений, пока не встретишься со мной.

- Это серьезно?

- Очень серьезно.

Сильвер приподнял фуражку, взъерошил волосы.

- Хорошо, буду об этом помнить. Что касается оружия, то с тех пор, как мы знаем о существовании тех, других, оно у нас всегда наготове.

Тераи протянул Сильверу руку.

- До свидания, Джек. Мне повезло, что я тебя встретил.

Англия была одной из редких планет земного типа, где не оказалось разумных существ. И осталась также одной из редких планет, богатых металлами, которая не попала в лапы ММБ. Около ста лет назад она была заселена колонистами преимущественно англосаксонского происхождения. Пользуясь близостью других земных колоний, жители Англии создали свой собственный торговый флот и специализировались на экспорте машин и на производстве оружия. Тераи провел там несколько месяцев после того, как покинул Землю. Это был еще не обжитый суровый мир, хотя население его и перевалило в последнее время за двести миллионов. Колонисты Англии славились во всей Галактике свирепым духом независимости, и ММБ оставило их в покое, слишком поздно осознав могущество планеты и не рискуя затевать войну между землянами. Народ инженеров, горняков и скотоводов, разводивших стада на обширных равнинах северного континента, они всегда были готовы в случае необходимости взяться за оружие. Тераи надеялся найти там союзников.

Он опустился ранним утром на космодроме Нью-Шеффилда, столицы планеты. Город состоял из двух частей. На севере на склонах холмов и в зелени парков белели здания жилого массива; на юге прижимался к земле комплекс металлургических заводов, мастерских и складов, уродливый и мрачный. Между двумя частями города зеленую полосу шириной в сорок километров пересекала сложная сеть железных дорог и шоссе, по которой ежедневно доставляли к месту работы и обратно потоки людей. Как и на всех недавно освоенных планетах, промышленность Англии была высокоавтоматизирована, потому что колонистов было мало и каждый ценился на вес золота. Однако промышленный комплекс Нью-Шеффилда был так велик и сложен, что его обслуживало до пятидесяти тысяч человек.

«Теперь я понимаю, почему ММБ делает все возможное, чтобы задержать их развитие, - подумал Тераи. - Если я потерплю неудачу, если план Нокомбэ провалится, этот свободный мир останется, наверное, единственной надеждой рода человеческого!»

Он договорился о встрече с Т.Г.Рамстедом, президентом «Оружейной корпорации Нью-Шеффилда», аскетическим старцем с горящими глазами. Тот, не моргнув, выслушал заказ Тераи: десять тысяч автоматов, пулеметы, противовоздушные и наземные ракеты, тонны боеприпасов. Он только спросил:

- Для чего вам все это? Количество оружия немного превышает нужды корсара, даже если предположить, что космическое пиратство выгодное дело.

- Для зашиты планеты! - Рамстед улыбнулся.

- Эльдорадо? - Значит, вы уже знаете?

- Да, мы получили от ММБ послание. Нас просят не продавать вам оружие ни за какие деньги.

- И… вы… подчинитесь? - спросил Тераи, выделяя каждое слово.

- Не старайтесь меня оскорбить, это ни к чему. Нам никто не смеет приказывать, и меньше всех - ММБ. Вы получите ваше оружие по заводской цене. И дай вам бог свернуть им шею! Верьте, у нас нет вражды к Земле, нашей родине, но если земляне позволят и дальше расползаться по Галактике раку ММБ, однажды мы встанем у них на пути с оружием в руках, если нужно.

- Мне кажется, я могу вам сказать, не выдавая никаких секретов, что эту же точку зрения разделяет БКС.

- Которое ничего не делает, чтобы их остановить!

- Которое долго ничего не могло сделать. Но если вы действительно думаете так же, как люди из БКС, вам надо с ними связаться.

- Мы это обсудим. Оружие будет передано вам через два дня.

- Так быстро?

- Я поговорю с моим другом Диком Кристофером, президентом республики, и мы возьмем все, что нужно, из наших арсеналов. Но тут одна сложность. Мы не сможем обеспечить доставку. Это было бы открытым объявлением войны, а мы хотели бы этого избежать. Во всяком случае, сейчас.

- Благодарю. Доставку я обеспечу сам. - Тераи встал, простился. Рамстед проводил его до двери, протянул ему сухую холодную руку и сказал:

- Если вы потерпите поражение, Англия будет для вас надежным убежищем. Помните об этом. Нам нужны такие люди, как вы.

О том, чтобы переправить все оружие на «Таароа», нечего было и думать, - даже многочисленные рейсы не помогли бы. Значит, оставалось одно: найти независимого капитана, собрата по духу, которого не испугала бы доставка такого груза на Эльдорадо. Тераи полагал, что знает, где его искать. Он направился к кварталу, прилегающему к аэропорту, зашел в таверну, которую когда-то посещал. Здесь ничего не изменилось. Зал был длинным и низким, с почерневшими балками потолка, под которыми два ряда столиков тянулись до маленькой танцевальной площадки перед сценой, закрытой занавесом. В этот час таверна была почти пуста. Тераи облокотился о стойку, к нему обернулся незнакомый официант с тупым лицом.

- Виски.

- Местного или импортного?

- Я сказал виски, а не ослиной мочи с купоросом, которую вы тут гоните.

- Десять долларов - и плата вперед. Здесь не верят в кредит невесть кому даже на две минуты!

Тераи через стойку схватил официанта за отворот куртки, притянул к себе. Тот забился, норовя ударить Тераи по лицу. Взмахом руки гигант отшвырнул его к стене. Официант выхватил из-под стойки дубинку и замер, глядя в дула двух пистолетов.

- Ну что, ты нальешь мне или нет?

- Это что тут такое? - раздался сзади голос. - А, Ясно. Все в порядке, Том! Опусти свои пушки, Тераи, здесь они ни к чему!

Гигант повернулся.

- Я знал, что ты явишься, если я затею маленькую потасовку. Как дела, Тейлор?

- Да так, ни шатко ни валко. Каким добрым ветром занесло тебя к нам после стольких лет?

- Понадобилось кое-что закупить.

- Шахтное оборудование?

- Хм. Где бы нам поговорить спокойно?

- У меня в кабинете.

Тейлор направился к двери в другом конце бара, открыл ее, поманив за собой Тераи. Комната была без окон, но уютная.

- С чего ты поднял такой шум? Это на тебя не похоже, или ты сильно изменился. Виски? Это настоящий, шотландский.

- С удовольствием. Да, я изменился, Жак. Я постарел. Мне нужно было тебя видеть, а я не знал нового пароля.

- Я тебе нужен?

- И очень.

- Старина Жак всегда платил свои долги. Особенно такие, как долг тебе.

Тераи отмахнулся от этого напоминания о прошлом.

Одиннадцать лет назад его показания вытащили Тейлора из грязной истории, подстроенной главарем банды рэкетиров. Он не испугался тогда угроз и выступил на суде. После оправдания Тейлора все завершилось десятиминутным сведением счетов, после которого осталось семь трупов.

- Так вот, мне нужен не слишком щепетильный, но достаточно храбрый капитан, чтобы переправить оружие на Эльдорадо.

Тейлор тихо свистнул.

- Черт возьми! Значит, здесь замешано ММБ?

- Да.

- Не думай, что я сам не хотел бы утереть им нос. Но у них свои патрульные крейсера, и если этого человека захватят… Снабжение оружием планеты типа Б… Это пахнет виселицей или, в лучшем случае, стиранием памяти!

- У меня свой вооруженный разведчик, я буду сопровождать грузовоз.

- Независимый капитан, не слишком щепетильный, но храбрый? Такого здесь можно, конечно, найти, но это обойдется недешево.

- Мне на цену плевать. У меня есть деньги.

- Достаточно?

- В десять раз более чем достаточно!

- В таком случае возражений нет. Я ничего не знаю, и если тебе вздумалось устроить там большую охоту на крупного зверя - это твое личное дело. Подумаем… Ред Джонс? Нет, он сейчас у черта на куличках. Тед Ларкинс? Его лоханка недостаточно быстроходна. Казимир Круковский? По последним сведениям, он влип на Логало. Надеюсь, это ложные слухи… Ага, Дон Фландри. Его «Молния» когда-то оправдывала свое название, и я знаю, что он ее держит в полном порядке. Он здесь не так давно, но, думаю, на него можно положиться.

- Француз?

- Да. Или, может быть, канадец. А какая разница?

- В самом деле никакой. Когда я могу с ним встретиться? - Тейлор посмотрел на свои часы.

- Сейчас половина девятого. Он будет в баре около половины одиннадцатого. Пока мы пообедаем. У нас сейчас неплохая эстрадная программа, Фландри придет на нее. Разумеется, обед и напитки - за мой счет!

После обеда Тераи прошел в отдельный кабинет, и вскоре Тейлор ввел туда высокого элегантного брюнета в вечернем костюме. Его тонкое, пожалуй, слишком правильное лицо сохраняло рассеянно-мечтательное выражение, с которым никак не вязался холодный блеск проницательных серых глаз.

- Тераи, это капитан Фландри. Думаю, он подойдет для вашего дела лучше всех.

Тейлор вышел. Несколько секунд Тераи и Фландри приглядывались друг к другу.

- У вас есть звездолет? Какого класса?

- Типа Альтаир.

- Такое старье?

- Вы будете поражены его скоростью. Никто не запрещает ставить новые двигатели на старый корпус… Кроме того, если модель и устарела, корпус в прекрасном состоянии. «Молния» была последним кораблем этого типа, и до того, как я ее купил, она успела сделать всего два рейса. В нашем деле иногда полезно иметь невинный с виду грузовоз, который развивает скорость крейсера.

- Команда надежная? - Фландри хитро улыбнулся.

- Банкиру или девице из церковного хора было бы опасно путешествовать на нашем корабле. Но для ваших целей, насколько я понимаю, команда подойдет.

- Вы готовы рискнуть, зная, что за это вас ждет стирание памяти или виселица?

- Все зависит от цены.

- Триста тысяч долларов.

- Скажем - четыреста тысяч! - Тераи пожал плечами.

- Пусть будет четыреста, за ценой я не стою. Договорились!

- Надо было просить полмиллиона! Ба, деньги всего лишь символ богатства.

- Вы сможете купить другой звездолет или уйти на покой.

- Как тут недавно пела одна певичка: «Когда забурлит кровь бродяги и ветер странствий подует…"

- Искатель приключений?

- Да, мы братья по духу!

- Возможно. Итак, будьте готовы начать погрузку послезавтра на рассвете. Взлетный квадрат №41.

- Не беспокойтесь, мы будем на месте.

«Таароа» снова парил в пространстве. Впереди, еще довольно далеко величественно вращался гигантский голубоватый диск Эльдорадо в белых полосах и пятнах облаков.

Немного правее по направлению к нему двигалась маленькая звездочка, грузовоз «Молния». Тераи замер перед экраном радара. Другая сверкающая точка приближалась к первой с большой скоростью.

- Что ж, придется принять бой.

Он методично привел «Таароа» в полную боевую готовность, проверил аппараты, затем настроил приемник на нужную волну.

- Алло, неизвестный корабль! Алло, неизвестный корабль! Говорит патрульный корвет «Сэмюель Лимэн», капитан Джонсон. Остановитесь для досмотра!

Тераи придвинул к себе справочник космических флотов. «Сэмюель Лимэн», корвет новейшей постройки, 300 тонн, экипаж - пять человек, вооружение - два атомных орудия, магнитные захваты. Частный флот ММБ.

- Если они ударят по «Молнии», это будет просто убийство! - проворчал Тераи.

«Таароа» приближался со стороны солнца, и благодаря антирадарному покрытию, предназначенному только для кораблей государственного флота, на корвете его не замечали. Тераи увеличил скорость, прицелился.

- Алло, неизвестный корабль! Остановитесь, или мы откроем огонь!

«Молния» продолжала идти своим курсом. Первый выстрел, разрыв вспыхнул за километр впереди нее.

- Последнее предупреждение!

Тераи повернул прицел, выпустил две торпеды и стал ждать. За мгновение до взрыва на корвете заметили опасность и попытались отвернуть, но было уже поздно. Ослепительная точка вспыхнула в небе.

- Ну вот, война началась. Пять несчастных олухов, и, наверное, неплохих парней. Семьи, куда уже не вернутся отцы и мужья…

Тераи выругался. «Молния» вошла в верхние слои атмосферы и тормозила. Он немного поотстал, осматривая небо, затем, в свою очередь, ринулся вниз.

5. «Как ломается это копье…»

- Все, мы закончили разгрузку. У вас тут хватит оружия, чтобы завоевать планету. Вы этого хотите?

Тераи сердито обернулся.

- Нет. И вообще, то, чего я хочу…

- Меня не касается? - Тераи передернул плечами.

- О, я могу сказать вам! ММБ наверняка предупреждено о гибели своего корвета. У них достаточно умных людей, чтобы догадаться, что я вернулся и не с пустыми руками. Моя цель - помешать им опустошить этот мир, как они уже опустошили десятки других планет.

- И для этого вы начнете с ними войну. Знаете, войны тоже иногда неплохо опустошают планеты.

- Да, знаю, черт меня побери! Знаю, что будут жертвы и сам, возможно, погибну. Но при явном конфликте между ММБ и туземцами федеральное правительство будет применять закон о карантине. Планета будет спасена на десять лет. А за десять лет многое может случиться!

- Но почему вы хотите защищать именно Эльдорадо? - Тераи устало прикрыл ладонью глаза.

- Это трудно объяснить. Наверно, потому, что я потомок колонизированных народов. Я не верю, что человек достаточно мудр и бескорыстен, чтобы не претендовать на ведущую роль в космосе. На Эльдорадо у меня друзья, а ММБ представляет здесь то, что мне ненавистнее всего на свете… И наконец, просто потому, что такой уж я есть и не могу поступать по-другому! Почему вы сами-то ушли из Звездной гвардии, капитан Фландри?

- Смотрите-ка, да вы все знаете!

- Я всегда навожу справки о тех, кого нанимаю. У меня есть друзья на Англии.

- В общем, от скуки. Звездная гвардия - это вовсе не то, что думают простаки. Никаких тебе космических пиратов, это себя не оправдывает. Только в фантастических романах можно взять на абордаж звездолет, когда он в движении. Что остается? Патрулирование, картография, а это однообразно. Я просил перевести меня в исследовательский отряд разведчиков, мне отказали, и пять лет назад я подал в отставку. С тех пор веду исследования на свой страх и риск. А для денег перебрасываю иногда грузы, законные или незаконные, как на сей раз.

Он молчал.

- Вы мне нравитесь, Лапрад. Я думаю, ваш замысел удастся, но помощь вам не помешает. Что вы скажете, если я предложу вам союз? Не исключено, что и у меня есть с ММБ свои счеты…

- А ваша «Молния»?

- Мой помощник справится с делом сам в течение нескольких месяцев.

- Если мы проиграем, на Земле вас объявят вне закона.

- Я уже вне закона. - Тераи долго смотрел на него.

- Простите мою подозрительность, но я недавно обжегся. Кто мне докажет, что вы не шпик Гендерсона? - Фландри откровенно расхохотался.

- Неужели агент Гендерсона доставил бы вам целый арсенал, с помощью которого вы собираетесь свернуть ему шею?

- Гендерсон способен на крупный риск, лишь бы узнать и сорвать мои планы. Нет, если вы хотите остаться со мной, вы должны представить веское доказательство - только тогда я приму вас в союзники.

- Я уже сказал: у меня с ММБ свои счеты…

- Слишком туманно! - Фландри глубоко вздохнул.

- Ладно. Я вам расскажу, хотя это может показаться вам самой нелепой мелодрамой. Вы служили мисс Гендерсон проводником, не так ли? В каких вы были отношениях?

- Я думал, что мы друзья. Она меня обманула.

- Возможно. Она вам рассказала о своих студенческих годах?

- Да.

- О своей первой любви?

- Да.

- Она назвала вам имя?

- Нет.

- Поль был моим младшим братом, Лапрад. Молодой физик с блестящим будущим, как принято выражаться. Но будущее оказалось коротким и закончилось в груде железа: его машина сорвалась с шоссе на скорости в сто восемьдесят километров в час. Меня не было на Земле, когда это произошло, но потом я отыскал его разбитую машину на свалке металлолома - ее еще не успели отправить под пресс. Так вот, рулевое управление оказалось намеренно поврежденным. У меня нет доказательств, но нетрудно представить, что идиллия между нищим Полем Фландри и Стеллой Гендерсон далеко не всем нравилась. Разумеется, следствие провели лишь для вида. Еще один сумасшедший юнец разбился - эка важность! Теперь вы понимаете, почему я ненавижу ММБ и его хозяина? И знаете, Лапрад, я не думаю, что мисс Гендерсон вас предала. Поль был воплощением честности и никогда бы не полюбил девушку, которая не была бы в этом похожа на него. Очевидно, ее обманули так же, как и вас.

- Она могла за несколько лет измениться. Богатство растлевает души.

- Вы сами богаты и даже слишком.

- У меня есть только деньги, но нет «священной собственности». Меня это не интересует, я предоставляю возможность другим умножать мой капитал и до этого года не тратил на себя и двадцатой части даже процентов.

- Ну так как, вы принимаете мое предложение?

- Я всегда готов принять искреннюю помощь, Фландри!

Солнце золотило саванну, и красные палатки второй армии Кено ярко горели в его лучах позади кожаных шатров лагеря ихамбэ. Тераи потянулся. Вдали на травяной равнине маршировали черные фигурки - смешанные отряды ихамбэ и кеноитов под командованием Фландри.

- Наконец-то я применил знания, - говорил он, - которые считал совершенно бесполезными: мне их вдолбили еще в кадетской школе. Продвижение под огнем врага перебежками, маневр сближения, расстановка пулеметов и так далее, и тому подобное!

Справа ветер доносил трескотню выстрелов: там тренировались отборные солдаты. Клон-Сифо, кеноитский генерал, подошел к Тераи.

- Скоро, господин Лапрад, мы будем готовы.

- Да, для того чтобы разгромить несколько отрядов горожан. Если бы пришлось иметь дело с регулярной армией… В общем, постараемся справиться и будем надеяться, что нам не придется сражаться по-настоящему.

Он поднялся с кресла и пошел к штабной палатке. Навстречу ему гигантскими прыжками бросился Лео и упал у его ног с тяжелой грацией хищника, радостно хлеща траву хвостом.

- Да, я вернулся, старый мой друг! Нет, я больше тебя не покину, никогда не покину, обещаю. Ты единственный, кто у меня остался.

Родители… Лаэле… Стелла…

Вспоминая события последних месяцев, он все чаще и упорнее подыскивал Стелле оправдания. Она, несомненно, слепо верила пропаганде ММБ, когда прибыла на Эльдорадо.

Затем ее гордость была уязвлена его связью с Лаэле. Стелле было трудно избавиться от старых земных предрассудков, и тем не менее она могла бы перейти на его сторону, прояви он больше терпения и будь хоть немного помягче. Перед отлетом она согласилась встретиться с ним, и может быть… Нет, их все разделяло - убеждения, раса, среда! И, в сущности, это было к лучшему.

Задумавшись, Тераи незаметно дошел до стрельбища. Офицеры-инструкторы, три бывших геологоразведчика, отобранных им среди наиболее преданных друзей, окружили гиганта.

- До совершенства им далеко, но стреляют они неплохо и уже прилично знают свое оружие, - доложил самый старший, Нед Соммерсфильд, который был когда-то капралом. - Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Тераи. Если когда-нибудь они повернут это оружие против нас…

- Это нам не грозит, Нед. Сейчас уже семь часов. Как только части вернутся с маневров, скажи Фландри, чтобы собрал командиров отделений. Я хочу с ними поговорить. Что с тобой, Лео?

Сверхлев обеспокоенно поглядывал на запад, ритмично тихо рыча.

- Самолет? Там? Всем рассыпаться по саванне!

Он прислушался. С запада доносился глухой гул, который усиливался с каждой секундой, пока не превратился в пронзительный вой.

- Нет, это не самолет. Это космический корабль. Но только сумасшедший может входить на такой скорости в атмосферу! Сумасшедший или тот, кто спасается от погони…

В высоте над грядой облаков появилась сверкающая точка. Она росла на глазах, приближаясь к земле. Внезапно впереди нее возникло сияние, характерное для антигравитационного поля.

- Слишком поздно! Он свернет себе шею! И совсем близко отсюда!

Тераи уже бежал к возможному месту падения корабля. Фландри за ним. Миниатюрный корабль ударился о поверхность по касательной, взрыл почву, брызнувшую из-под его носа двумя волнами, и замер под скрежет рвущегося металла.

- Космическая яхта! Нашли время для прогулок, идиоты! - Корпус был сильно помят, но уцелел, только в середине зияло отверстие с неровными оплавленными краями. Неудачная посадка тут была ни при чем.

- Термическая торпеда, - бросил Фландри. - По ним стреляли.

Тераи напрягся, пытаясь открыть смятую дверцу шлюза, но даже его титанической силы было для этого недостаточно. Он выстукал по корпусу морзянкой: «Ждите, иду за помощью», приложил ухо к металлу, прислушался. Ничего. Тишина.

- Наверное, их оглушило, - сказал Фландри. - У вас есть газовый резак?

- Да, в моей пещере. Роберт, Нед, бегите за резаком. Вы все отойдите подальше! - добавил он на языке ихамбэ, обращаясь к сбежавшимся воинам. - Эта штука может взорваться в любой момент! Вы тоже, Фландри.

Капитан спокойно закурил сигару.

- Я останусь. Звездолеты - это моя специальность.

- Как хотите. Голова тоже ваша, и она у вас одна.

В ожидании резака они обошли аппарат кругом. Возле носа, там, где должно было находиться название и порт приписки, металл был свежезачищен.

- Корсар? - удивился Тераи.

- Вряд ли! Никакого вооружения. А вот и ваши люди! Они вырезали по внешней дверце шлюза отверстие, только чтобы проползти, и охладили раскаленные края водой. Внутренняя дверца оказалась открытой, за ней начинался узкий коридор. Тераи и Фландри прошли через помещение, опустошенное взрывом торпеды, открывая уцелевшие герметические двери и срезая петли на поврежденных. Нигде не было ни души. Наконец они добрались до штурманской рубки. Она тоже показалась им пустой, но потом Тераи разглядел при красном тревожном свете сигнальной лампочки какую-то темную массу, зажатую между креслом пилота и пультом управления. Он приблизился, включил свой фонарик.

- Стелла!

- Фландри, к машинам! Выключи все, что еще не выключено! Нед, помоги мне.

Потихоньку, боясь внутренних кровоизлияний, он уложил Стеллу на металлический пол и осмотрел.

Она казалась невредимой, лишь тонкая струйка крови текла из ноздри. Что это, простой разрыв сосуда от удара или перелом носовой кости черепа? Вошел Роберт в сопровождении двух кеноитов с носилками.

- Подсунь руку под ноги и поднимай, я буду поддерживать спину и голову. Осторожно, черт бы тебя побрал! В мою пещеру! Быстрее!

Тераи взялся за задние ручки носилок.

- Будь трижды проклято все на свете! Как она очутилась здесь? И они стреляли в нее, сволочи!

Голова Стеллы тихонько покачивалась из стороны в сторону; при закатном свете она казалась смертельно бледной.

- Они стреляли в нее! В дочь своего главного шефа! Что происходит в мире? Революция? А эти слюнтяи из БКС поручают мне самую грязную работу и молчат, как утопленники!

- Она вам сама все расскажет, - проговорил наконец Фландри. - Не думаю, что она серьезно пострадала. Просто шок…

- Не знаю, я ничего не знаю.

Он больше не мог притворяться перед самим собой. Да, он ее любил, несмотря ни на что! И если она умрет… Если Стелла умрет, он отправится на Землю на своем «Таароа» и выжжет ядерными бомбами гадючье гнездо ММБ! Но почему они в нее стреляли?

- Тлонг, подержи носилки, пока я открою дверь! Положите ее на постель, осторожнее. А теперь уйдите все, кроме Фландри.

Он включил переносной радиоскоп, осмотрел ее руки и ноги, косточку за косточкой. Переломов не было. Спинной хребет - тоже все в порядке. С бьющимся сердцем он направил лучи на голову и шумно с облегчением вздохнул. Ни переломов, ни трещин!

- О черт, куда делась эта проклятая сумка с медикаментами?

- Вот она, Тераи.

- Вы сможете сделать укол? Стимулол двенадцать. У меня дрожат руки…

Он рухнул без сил в кресло и закрыл лицо руками. Послышался слабый стон, Тераи бросился к Стелле. Она открыла глаза.

- О, как мне больно! Где я? Тераи, вы здесь! Будьте осторожны, они хотят вас убить. Скоро придут войска… И кофе, кофе! Главное, пусть они не пьют кофе! О, как больно! Тераи, неужели я умру?

- Нет, нет, все в порядке! Не шевелитесь! Завтра вам станет лучше. Вы только вся в синяках. Вот, проглотите это и спите!

Он осторожно приподнял ее голову, вложил в рот таблетку и поднес к ее губам стакан воды. Она пила медленно, с трудом, наконец откинулась на подушку и заснула.

Тераи долго смотрел на нее, затем сделал знак Фландри, и они вышли.

- Не волнуйтесь, - сказал ему капитан. - Через несколько дней от этих ушибов не останется и следа. Красивая девушка. Вы счастливчик, Тераи.

- Это дочь Гендерсона, Фландри.

- Однако что она хотела сказать? Прибудут войска, это я понимаю. Но что за история с кофе?

- Может быть, она бредила?

- У нее нет жара. Ладно, завтра утром узнаем. Тераи проснулся на своей походной кровати как от толчка, прислушался. Заря уже занялась, и сквозь зарешеченное оконце бронированной двери в пещеру просачивался розовый свет.

- Тераи!

- Я здесь. Как себя чувствуете?

- Лучше. Ощущение такое, будто меня измолотили дубинкой!

Она попробовала усмехнуться, но тут же сморщилась от боли.

- Подойдите ближе. Мне трудно говорить громко, а я должна вам рассказать. Это очень срочно! Последние новости с Земли я получила неделю назад, на Клобо. ММБ собирается прислать сюда свои части, скоро они будут здесь. Они решили избавиться от вас любой ценой. А потом у них страшный план…

- У вас еще будет время. Спите, вам нужно набраться сил.

- Нет, я не хочу больше спать. Я должна рассказать вам все.

- Хорошо, говорите.

- Их план ужасен, Тераи! Вы были правы. Их надо остановить во что бы то ни стало. Моего отца и моего брата. Как они могли до этого дойти? До геноцида! И я, я сыграла им на руку, как последняя дура, и они воспользовались мною против вас! Никогда не прощу себе этого! В общем, вот о чем речь. Вы знаете, что такое гипнон восемь?

- Слышал. Успокаивающий препарат для нервных людей, так?

- Да, для людей. Но их биологи обнаружили, что у эльдорадцев гипнон восемь не только убивает дух инициативы; для них он быстро становится привычным и необходимым наркотиком, как для нас морфий. А главное - он делает их бесплодными в девяноста случаях из ста. Они провели опыты на нескольких десятках туземцев, перевезенных на Тихану в обход всех законов.

- Что ж, на этом их можно поймать, и тогда…

- Все туземцы умерли, это же ясно! Не осталось никаких следов!

- Значит, ММБ надеется превратить в наркоманов население целой планеты? Не знаю, как им это удастся. Чего ради туземцам глотать гипнон восемь?

- Им его и не будут давать в чистом виде. Но эльдорадцы обожают кофе, не так ли?

- Совершенно верно! Это единственное, что у меня здесь когда-либо крали, будь то у ихамбэ или в Кено.

- Так вот, избавившись от вас тем или иным способом, ММБ объявит крутую перемену курса, и чтобы подчеркнуть свою благожелательность к туземцам, начнет щедро раздавать кофе во всех доступных уголках планеты. Так они убьют одним выстрелом двух зайцев: туземцы для того, чтобы заполучить кофе с добавкой гипнона восемь, пойдут на все, на любые унижения, и в то же время население начнет резко сокращаться в результате «неизвестной эпидемии», освобождая место для земных колонистов.

- Но общественное мнение на Земле никогда не допустит такого преступления!

- Вы наивный простак, Тераи! Откуда люди узнают об этом? Кто им скажет? БКС будет по горло занято своими делами, защищаясь от тщательно подготовленных и, конечно, ложных обвинений, поддержанных вескими доказательствами, разумеется тоже фальшивыми. А для нескольких инспекторов, которые сюда доберутся, всегда приготовлены мешки с великолепным чистым кофе.

- Да-а-а, этот дьявольский план удался бы, если бы вы меня не предупредили или если бы я исчез. Но как вы узнали об этом?

- Это длинная история, Тераи, я расскажу ее вам вкратце. Когда я прибыла на Эльдорадо, я вас ненавидела и презирала. Вы были помехой на пути грандиозной мечты моего отца - подарить вселенную человечеству! Из глупого идеализма вы вставляли палки в колеса ММБ, которое трудилось на благо всех землян…

- А вы никогда не задумывались о благе обитателей других планет, которые эксплуатировало ММБ?

- Я верила, Тераи, что все грехи колонизации в конечном счете будут покрыты, когда остальные народы приобщатся к нашей культуре. Я прилетела на Эльдорадо предубежденной против вас. Первая встреча не изменила моего мнения: грубый, наглый, надменный, тщеславный и смертельно опасный…

- Короче - настоящий метис, не так ли?

- Дайте мне закончить, Тераи. Но в то же время храбрый, отзывчивый и великодушный…

- И вы подумали, что эти положительные черты дала мне четверть европейской крови…

- Замолчите! Вы совершенно невыносимы. Нет, я не подумала этого. Я была сбита с толку. Мне не удавалось подогнать вас ни под какую категорию. Затем мы отправились к ихамбэ, и по дороге вы не раз спасали мне жизнь, хотя и подозревали, что я пришла к вам с недобрыми намерениями.

- Вы были слишком красивы, я не мог допустить вашей смерти.

- Мало-помалу мое мнение о вас изменилось. Я попыталась вас понять. Мне все труднее стало бороться с растущей симпатией к вам. Решающей деталью была слеза, пролитая тайком над могилой Гропаса. Кстати, это вы послали его матери тридцать тысяч долларов, чтобы она могла поставить на ноги братьев и сестер?

Тераи кивнул.

- Я долго думала, что это сделало ММБ, но потом убедилась в обратном: они выплатили семье только его жалованье за полгода… Затем мы прибыли к ихамбэ. Была схватка с тигром, был праздник Трех лун. Я уже не знала, что думать. Чего вы хотели? Какие чувства питали ко мне? Порой я ощущала только ваше бесконечное презрение, но иногда мне казалось, что вы… относитесь ко мне по-дружески.

- Я и сам не разбирался тогда в своих чувствах, Стелла.

- И все это время я колебалась. Мне казалось тогда, что ММБ, которым управляет мой отец, не может быть таким отвратительным чудовищем, каким вы мне его представили. Но с другой стороны - я чувствовала вашу правоту и краснела каждый раз, когда вела тайком съемку кадров, которые могли стать оружием против вас и ваших друзей. И еще была Лаэле…

- Не говорите о ней, Стелла, прошу вас. Этого вам никогда не понять!

- Я уже почти перешла на вашу сторону, но потом, когда увидела, как вы пытаете пленных…

- А что бы вы от меня хотели? Может быть, я был не прав, но я один, один, совсем один против всей мощи ММБ! Один против всей Земли, вернее - почти всей, потому что БКС пока бессильно, а правительство не вмешивается в такие дела. О, я знаю, я совершил немало тактических ошибок. Но я не генерал, Стелла, и не политик. В этой коварной войне я всего лишь дилетант, который отражает удары как может и наносит их как умеет, даже ниже пояса! Я не бог и не политический гений. Я часто ошибался и, может быть, сейчас ошибаюсь. Если это так, я заплачу за свою ошибку дорогой ценой, и мои друзья тоже, но я не вижу другого выхода…

- Как бы там ни было, возвращаясь на Землю, я решила выполнить план, ради которого была послана сюда под видом журналистки. У меня были кадры микрофильмов, выставлявшие туземцев в довольно невыгодном свете, - нужно было только их отобрать и смонтировать. Однако я поклялась использовать все свое влияние на отца, чтобы после получения неограниченной лицензии он гуманно отнесся к туземцам. Я хотела убедить его назначить вас нашим резидентом на Эльдорадо, если вы согласитесь проводить нашу политику. А если откажетесь - ни в коем случае вас не трогать.

- Значит, вот почему он мне это предложил… Да, да, в тот самый день, когда вы сбежали! Но почему они вас заперли, если вы решили им помогать?

- По чистой случайности через три дня после возвращения я заметила, что отец не запер свой секретный сейф. Сам он был в Австралии. В сейфе я нашла неопровержимые доказательства. Там был план свержения правительства, отчеты об экспериментах над эльдорадцами и страшный приговор всей их расе. Потрясенная, я все сфотографировала и положила на место. Мой старший брат едва не застал меня врасплох - он-то был в курсе всех этих замыслов! Я нашла там еще кое-что: доказательства, что несчастный случай с Полем, молодым физиком, который любил меня, когда мне было девятнадцать лет, был совсем не случайной аварией. У отца относительно меня были другие намерения!

- Мир тесен, Стелла. Знаете, кто доставил мне оружие на Эльдорадо? Брат Поля, бывший капитан Звездной гвардии Доминик Фландри!

- Бывший капитан? Непонятно. Два года назад он командовал целой флотилией!

- Смотри-ка! А он мне сказал, что вышел в отставку пять лет назад! Придется поговорить с ним на эту тему. Но что вы сделали с документами, Стелла?

- Я могла бы переслать их правительству, но это было опасно. У ММБ всюду свои люди, и я их не знаю. Поэтому я отправила фотопленку заказным письмом моей старой подруге, которая живет на Клобо. Я просила ее сохранить запечатанный пакет, пока я не прилечу за ним лично. Сейчас документы здесь, в сейфе моей яхты. Короче, обеспечив, как мне казалось, свои позиции, я дождалась возвращения отца, и у нас произошел крупный разговор. Отец пришел в такую ярость, что приказал своим телохранителям немедленно арестовать меня и держать под замком.

- В клинике?

- В какой клинике? Ничего подобного! На нашей вилле в Колорадо. О, это была золотая клетка! У меня были книги, телевизор, все что угодно, кроме права выходить или разговаривать с кем-либо по телефону. Так я увидела телепрограмму с моими фильмами, очень ловко смонтированными, так я узнала из последних новостей, что вы прибыли на Землю. И тогда я решила бежать, чтобы найти вас и предупредить.

- Как же вам удалось? - Она устало улыбнулась.

- Самым простым и древним способом. Я соблазнила моего тюремщика! На это ушло всего четыре дня. На пятый день он потерял голову и всякую осторожность, подошел ко мне слишком близко, и я оглушила его вазой для цветов. Остальное было легко. Я взяла у него ключи, добежала до ангара, где стояла моя космическая яхта, - у меня уже давно диплом космонавта, - и поскольку я знала, что вы улетели, я устремилась к Эльдорадо, завернув по пути только на Клобо, чтобы взять документы. Там я узнала, что всемирное правительство выдало на Эльдорадо неограниченную лицензию, утвердив ее простым большинством голосов, потому что с двумя самыми ярыми противниками ММБ накануне заседания произошел «несчастный случай». Одновременно я узнала, что меня разыскивает полиция, как сбежавшую из дому «в результате временного помешательства». Тогда я решила замаскировать свою яхту, но успела только счистить старое название и номер: пришлось срочно улетать. На орбите Эльдорадо патрульный корвет хотел остановить меня для досмотра. Я не ответила. Тогда они выпустили термическую торпеду. Остальное вы знаете.

Некоторое время Тераи молчал и думал.

- У вас сложное положение, Стелла. Благодарю от души за все, что вы сделали, это с лихвой окупает тот вред, который причинили ваши фильмы. Я сейчас возьму документы из вашего сейфа и постараюсь переправить их в БКС. Как это сделать, пока не знаю. Я бы, конечно, мог доставить их сам, но теперь, когда ММБ получило неограниченную лицензию, одна из их флотилий наверняка уже движется к Эльдорадо. Поэтому я не могу покинуть планету. А, вспомнил, выход есть! Через несколько дней сюда прибудет крейсер БКС. Я передам документы капитану, это один из моих старых друзей. Какая комбинация у вашего сейфа?

Стелла покраснела.

- Там звуковой замок. Произнесите отчетливо: Стелла и Тераи. Да, я подумала, что никто… Но я пойду с вами!

- Нет. Прежде всего вам надо еще отдохнуть. А главное, я не знаю, что вас ждет снаружи. Выходить вам небезопасно. После возвращения с Земли я имел глупость рассказать, кто вы такая. Большинство ихамбэ поверят мне, когда я признаюсь, что ошибся, что на самом деле вы с нами, но остальные, например Эенко. Он ненавидит вас как личного врага, потому что считает, будто вы виноваты в гибели Лаэле.

- Вы думаете, что он…

- А, я ничего не знаю! Мне кажется, я понимаю ихамбэ лучше всех, насколько вообще можно понимать представителей другой разумной расы. Лаэле я понимал до конца. Но ее брата? Иногда мне удавалось проникнуть сквозь панцирь его гордой невозмутимости, а иной раз… Лишь в романах автор, сам создающий своих героев, может заглядывать к ним в душу, когда захочет. В жизни мы знаем людей только снаружи. Даже ваш отец и ваш брат годами скрывали от вас свою истинную сущность, а ведь вы достаточно проницательны. В общем, ждите меня здесь, я запру дверь снаружи, и вы будете в безопасности. На всякий случай вот вам пистолет, держите его под рукой.

Эенко ожидал его, сидя на уступе скалы в окружении пяти молодых воинов. Когда появился Тераи, он встал и торжественно приветствовал его поднятием руки.

- Мне сказали, что плохая женщина здесь, Россе Муту.

- Да, Эенко Тене. Но она не плохая.

- Должно быть, велика власть женщин твоего народа, Россе Муту, если ты так быстро изменил о ней мнение.

- Мудрый человек меняет свое мнение, когда видит, что ошибся, только глупец упрямится. Вечером на большом совете я объясню, почему отношусь к ней теперь по-другому, и расскажу о новой опасности, которая нам угрожает. Эта женщина прилетела предупредить нас о ней, рискуя жизнью!

Эенко злобно усмехнулся.

- Плохая женщина всегда находит слова, которые превращают черное в белое, но только безумец им верит.

- У меня есть доказательства, воин!

- Доказательства для тебя и для твоих людей. Но много ли стоят они для ихамбэ?

- Я представлю их сегодня вечером. Совет решит.

- Прогони эту женщину, Россе Муту! Вспомни, мы были братьями. Мы долго шли по одной тропе, но мы разойдемся, если ты пойдешь по этой лунной дорожке. Она заведет тебя в болото, в зыбучие пески, и ты будешь тонуть, и никто не протянет тебе руку, и ты погибнешь. Прогони эту плохую женщину, иначе она умрет!

- Ты угрожаешь мне, Эенко?

- Предупреждаю, Россе Муту!

Тераи почувствовал, как в нем закипает страшная ярость человека, все планы которого рушатся из-за тупого фанатизма.

- Обдумай хорошенько свои слова, Эенко! Стелла под моей защитой. Кто покушается на нее, покушается на меня!

- Ты потерял разум, Россе Муту! Она опоила тебя зельем из волшебных трав. Ты встал на сторону злой колдуньи, которая погубила твою жену, мою сестру! На сторону дочери проклятого народа, прилетевшего с неба!

- Я тоже сын этого народа, не напоминай мне об этом слишком часто. Но я все же уверен, что совет выслушает меня и поймет, и ты сам поймешь…

- Никогда! И раз ты упорствуешь, да переломится наша дружба, как ломается это копье!

Он схватил тонкое древко, сломал его посередине и бросил обломки к ногам Тераи.

- Око Сакуру! Именами Тинан, Тана и Антафаруто я, Эенко Тене, клянусь, что отныне между нами разрублена связь крови и охотничьей тропы!

С бесконечной печалью Тераи нагнулся, подобрал обломок с наконечником и воткнул его перед собой в землю.

- Да будет так. Око Сакуру! Да падет кровь тех, кто погибнет, на твою голову, о безумец, внимающий только своей ненависти! Когда война кончится и если мы будем живы, то сразимся с тобой перед старейшинами! Но пусть твои боги задушат тебя, если ты тронешь Стеллу. Если хоть волос упадет с ее головы, я прикажу воинам взять хлысты и гнать тебя, как собаку, пока ты не издохнешь! А теперь прочь отсюда. И если ты подойдешь к этой двери ближе, чем на сто шагов, я спущу на тебя Лео!

Завернувшись в одеяло, Тераи спал перед входом в грот, где отдыхала Стелла. Лео тихонько заворчал. В тот же миг Тераи был на ногах с пистолетом в руке.

- А, это ты, Фландри? Что случилось?

- Ничего, просто проходил мимо. Ночь слишком хороша, чтобы спать.

Он указал рукой на долину, где по морю трав при свете трех лун перекатывались волны зыбких теней.

- Раз уж вы здесь, садитесь поближе. Нам надо поговорить.

- Что сегодня случилось? Похоже, вы крупно поспорили с тем высоким дикарем.

- Он был моим шурином, Фландри, а теперь он мой враг. Тераи объяснил, что произошло.

- Дело скверно. Он, кажется, вождь?

- Да, но это не имеет значения. У нас с ним личные счеты, которые мы сведем позднее. Скажите, Фландри, почему вы мне солгали? Какую игру вы ведете?

- Я? Солгал?

- Да, вы сказали, что ушли из Звездной гвардии пять лет назад и что вы объявлены на Земле вне закона, а Стелла видела вас всего два года назад в чине коммодора флотилии.

Фландри скорчил гримасу, затем расхохотался.

- Ай-ай-ай! А я так старательно заметал следы на Англии! Откуда я знал, что сюда явится какой-нибудь землянин, который меня знает, и тем более - мисс Гендерсон? Ладно, карты на стол!

Он порылся в кармане, вытащил жетон.

- Вот. Полковник Фландри. Секретная служба Звездного флота. Нас тоже давно беспокоят непомерные претензии ММБ. Надо было как-то задержать рост их могущества. Поэтому два года назад - на сей раз действительно два года, а не пять, Тераи! - меня объявили вне закона «за дезертирство с кассой флотилии». Звездная гвардия ничего не могла делать, а пираты могли хотя бы время от времени уничтожать автоматические грузовые корабли ММБ. Правда, на свой страх и риск. Но, признаюсь, ваш план мне нравится больше.

- И наверное, вам очень нравится роль эдакого конспиратора?

- Это не совсем так. Видите ли, Тераи, кто-нибудь из Фландри всегда служил в армии. Это у нас в крови. И я думаю, в будущем, когда Земля создаст наконец свою галактическую федерацию, в космическом флоте всегда будут Фландри, и готов побиться об заклад, что среди них найдется хоть один Доминик. Мы никогда не отличались фантазий при выборе имен для своих потомков! И все они были циниками, драчунами, бабниками и чертовски сентиментальными романтиками. Такими же, как вы! - Тераи рассмеялся.

- Ну, а теперь какова ваша цель?

- Я уже сказал: помогать вам. Из личных соображений, чтобы отомстить за брата, или в качестве полковника Секретной службы, вам-то какая разница? Но позвольте один вопрос. Кажется, вы не собираетесь использовать в этой войне свой звездолет. Почему?

- С «Таароа» я, конечно, мог бы разрушить Порт-Металл за десять минут. Но на Земле это сочли бы обыкновенным пиратским нападением, и никто бы не поверил, что меня поддерживают туземцы. Поэтому предпочитаю оставить «Таароа» про запас. Если уж дело будет совсем плохо, тогда…

6. Последнее сражение

Армия гигантской змеей ползла по саванне. Далеко впереди ныряли в травах разведчики ихамбэ с длинными луками и автоматами, за ними двигались кеноиты, вооруженные скорострельными карабинами. Позади домашние биштары Кено, трубя, тащили повозки с тяжелым оружием. Каждая десятая была превращена в платформу противовоздушной обороны: на них щетинились дула зенитных пулеметов, острые морды ракет и горбы аппаратов радионаведения, за пультами которых сидели геологоразведчики. Наконец, в арьергарде двигалась вся масса воинов ихамбэ и обоз с продовольствием.

С вершины холма Тераи, Фландри и Стелла, окруженные десятью телохранителями-кеноитами, смотрели, как проходят войска.

- Мы пересечем саванну по стране михосов, они нам не станут чинить препятствий. Затем пройдем восточнее гор Томбу и спустимся в долину Нианги, которая выведет нас прямиком на Порт-Металл. Я предпочел бы оставить вас в лагере, Стелла, но я боюсь. Эенко с двумя десятками воинов исчез. Первый раз вижу, чтобы ихамбэ нарушал закон Око Сакуру! Мне это не нравится. Когда все наши десять тысяч воинов дойдут до пещер Боро-Орок, я один с маленькой группой пойду вперед на разведку.

- Но почему? Разве это не опасно?

- Мне надо узнать, прибыл ли крейсер БКС. Если да, то все может обойтись без кровопролития. Я приведу капитана в пещеры, покажу ему, что мы готовы к настоящей войне, и тогда - ограниченная лицензия или неограниченная - он объявит планету на карантине. И ММБ ничего не сможет поделать, потому что земляне решительно против колониальных войн! Мы будем отрезаны от мира самое большее на десять лет. А за это время БКС… в общем, за это время может случиться многое.

- А если крейсера еще нет?

- В таком случае мне надо будет самому разведать оборону противника, узнать, прибыли их транспорты с войсками или нет. Кроме того, у меня друзья в городе и даже на заводе, среди специалистов. Они могут нам помочь, но для этого мне надо установить с ними связь. Все это импровизация, Стелла. Я уже говорил, я не Наполеон, и к тому же все мои планы нарушены. Мне отчаянно не хватает хорошей разведки! Я не знаю, что они там замышляют в Порт-Металле. К счастью, они, кажется, осведомлены не лучше нас и, возможно, даже не подозревают, что у меня есть армия и что она уже выступила!

- Но… если вас арестуют? - Тераи презрительно махнул рукой.

- Не полезу же я туда в одиночку!

Тераи раздвинул кустарник, оглядел город в бинокль. Порт-Металл лежал у подножия холмов, и сверху казалось, что там все спокойно. Дымили трубы заводов, по мосту через Ниангу с грохотом проходил состав, по улицам катили автомашины, и было их не больше и не меньше, чем в обычные дни. Но в астропорту возвышалась громада «Германа Швабе», крейсера БКС, а на другом краю поля стояли два больших транспорта ММБ, из чрева которых потоком шли люди и грузы.

- Мы прибыли вовремя! Роберт, возвращайся и прикажи армии обложить Порт-Металл, но не ближе чем в километре от городской черты. Сразу же поставь на этом холме две ракетные установки и держи астропорт под прицелом. Но, смотри, без фокусов! Когда получишь приказ, не вздумай стрелять по крейсеру. Жди около батареи. Если услышишь в городе стрельбу - это сигнал, открывай огонь и на штурм! Ты понял?

- Да, Тераи. Но скажи, неужели придется стрелять в товарищей? Ведь они там ничего не знают!

- Для этого я туда и иду. Чтобы их предупредить. - Роберт исчез в густых зарослях.

- Так! Стелла, ждите меня здесь вместе с охраной. Если все будет хорошо, я вернусь через три часа. Пойдем, Лео! И вы, остальные, за мной!

Он спустился по склону в сопровождении десяти отборных стрелков - пяти геологоразведчиков и пяти кеноитов, прошел сквозь заросли кустарника и выбрался на шоссе, идущее параллельно железной дороге к ущелью Кхабер. Мимо проскочила машина с вооруженными людьми, которые не обратили на них внимания.

Они дошли до первых домов: ставни опущены, двери закрыты. По-видимому, все отсюда ушли.

По мере приближения к центру улицы становилось оживленнее: с озабоченным видом проходили мужчины, проехало несколько автомашин, кое-где в маленьких садах перед домами сидели женщины и играли дети. Затем они натолкнулись на импровизированную баррикаду: два грузовика, поставленных впритык, загораживали улицу, а за ними стояло шесть человек с ружьями.

Тераи подошел к ним один.

- Стой!

- Что происходит? Уже нельзя пройти к себе домой!

- А, это вы, Лапрад! Что вам здесь нужно? - Тераи узнал мастера с завода.

- Хочу вернуться к себе, это мое право.

- С оружием?

- А почему бы нет? Я всегда хожу с оружием.

- В городе осадное положение.

- Хорошая новость! Но почему?

- Опасаются нападения враждебных племен. Да вы должны знать об этом в десять раз больше меня!

- Я? Там, где я был, все спокойно. Впрочем, мне на все наплевать, я хочу вернуться домой, и вы не имеете права меня задерживать, это незаконно. Вы не полиция…

- Согласно статьи четвертой неограниченной лицензии… - Тераи прикинулся изумленным.

- Ого, значит, вы получили неограниченную лицензию? Черт возьми! Будут неприятности! Тем более я должен поскорее добраться до дому, чтобы уложить чемоданы. Так что не задерживайте нас!

Пока он говорил, его люди приблизились.

- А это что? - спросил другой горожанин, показывая на кеноитов.

- Наши слуги! Они имеют право три дня оставаться с нами.

- Ладно, проходите.

Командир заградительного отряда задумчиво почесал в затылке.

- Послушайте-ка, Лапрад! На вашем месте я не подходил бы близко к заводу. Там на постах только что прибывшие новички, говорят, за вами охотятся. То же самое на подступах к астропорту.

- Спасибо, Джонс, я этого не забуду. А на вашем месте я бы перестал играть в солдатиков. Это опасно! Иногда карабины стреляют сами по себе…

Они прошли через центр города и направились к астропорту. Перед большими воротами стояла цепь солдат в черных мундирах, частная полиция ММБ. Два пулемета в гнездах из мешков с песком держали под прицелом всю площадь. Тераи резко остановился и нырнул в ближайший подъезд. Отсюда он внимательно оглядел в бинокль вражеские позиции. Сто человек. Позади них в одном из пулеметных гнезд торчала нелепая высокая фигура: он узнал Гориллу Джо. Но по бокам, у входа для пассажиров, так же как у более широких ворот для автомашин, виднелись другие фигуры в синем, в мундирах Космического флота БКС.

- Оставайтесь все здесь! Я пойду один. Они не имеют права меня арестовать. Но если, не дай бог, дело обернется плохо, забросайте гранатами пулеметы. Том, поручаю это тебе. Все ясно?

Отмахнувшись от возражений, Тераи двинулся к воротам астропорта. Лео следовал по пятам, стелясь по земле, как перед прыжком.

Увидев Тераи, Горилла Джо наклонился и сказал одному из своих лейтенантов:

- Прекрасно! Недоумок сам лезет в волчью пасть! Предоставьте его мне, я с ним разделаюсь.

- Но, шеф, а как же звездники из Космического флота?

- Как обычно, никак. К тому же будет уже поздно. И наконец, я здесь личный представитель Гендерсона!

Он лениво зашагал навстречу Тераи и остановился на полпути от ворот.

- Что вам здесь понадобилось, Лапрад? Ваша карта бита, мы получили неограниченную лицензию. Убирайтесь отсюда, и поживее! Вместе со своим вшивым львом!

Тераи продолжал медленно идти и остановился только в двух метрах от него.

- Плевать мне на вашу лицензию! Вы не имеете права запретить мне говорить с капитаном крейсера БКС, который стоит здесь, и вы это знаете. Прикажите вашим людям пропустить меня.

- А если не прикажу?

- Вы в этом раскаетесь. Всемирный кодекс от 2077 года предписывает каждому капитану Космического флота поддерживать закон и порядок, где бы он ни находился. Ваши транспорты ничто по сравнению с боевым кораблем.

- А кто вам сказал, что звездники встанут на вашу сторону?

- Я требую только того, что мне положено по закону: возможность переговорить с капитаном и изложить ему нашу точку зрения. Пропустите меня!

В дверях астропорта появился человек в синем мундире и широкими шагами направился к ним. Тераи узнал Джека Сильвера, Горилла Джо тоже его увидел. Он пожал плечами, сделал безразличный вид.

- Будь по-вашему. Эй, пропустите его!

Стволы автоматов опустились. Тераи рванулся навстречу офицеру, прошел мимо Джо. С обезьяньей ловкостью тот выхватил пистолет из-за пояса. Но недостаточно быстро. Огромная лапа с острыми когтями упала ему на руку, вырвав оружие и мышцы предплечья. Одновременно вторая лапа сломала ему шею.

Настала мертвая тишина. Охранники ММБ, оцепенев, смотрели на своего поверженного начальника. Тераи стоял с пистолетами в обеих руках, Лео прижался к земле, готовый к новому прыжку, Джек Сильвер, бледный как смерть, держал фульгуратор наизготовку. Затем почти одновременно раздалась короткая пулеметная очередь и глухой взрыв гранаты. Тераи бросился на землю, увидел, что Сильвер упал как подкошенный, услышал рядом захлебывающийся львиный рык и начал стрелять по цепи черных фигур, бегущих от бледных лучей фульгураторов. Легкий танк прорвал заграждение, ударил по охранникам ММБ с фланга, и в то же время оглушительно заревел мегафон:

- Прекратить огонь! Прекратить огонь, иначе пустим газ!

Стрельба прекратилась.

Тераи встал. Двое в синих мундирах поднимали Сильвера, раненного в обе ноги. Трупы в черном валялись у развороченных мешков с песком и искореженных пулеметов.

Тут Тераи вспомнил о Лео. Он лежал, уронив голову на вытянутые передние лапы, и кровь растекалась из-под его живота. Тераи бросился к нему.

- Лео, дружище, они убили тебя! - Он наклонился. Лев еще дышал, но по всему его правому боку шел ряд кровавых отверстий от пулеметной очереди.

- Лео! Они мне за это заплатят, проклятые! - Он присел, подсунул руку под морду льва. Большие желтые глаза с трудом открылись, уже стекленея, и закрылись навсегда. Тераи осторожно опустил тяжелую голову и в прощальной ласке запустил пальцы в жесткую гриву.

- Спи, Лео, мой старый друг! Мы вместе славно сражались… Спи с миром, старина, ты будешь отомщен. Джон, Патрик, возвращайтесь к армии. Приказ: атаковать! Впрочем, они и без того слышали выстрелы и, наверное, уже идут на город. Я сейчас, только сведу один маленький счет. Дай мне твой автомат!

У ворот космонавты разоружали наемников ММБ и сгоняли их в кучу под охрану двух солдат. Тераи двинулся к ним с остановившимися, мертвыми глазами.

- Тераи! Куда ты?

Сильвер сидел на стуле, обе ноги его были перевязаны.

- Заплатить им за Лео.

- По безоружным не стреляют, Тераи! У нас и так на сегодня довольно жертв.

- Когда давишь гнид - это не преступление!

- Ты не вправе судить и казнить. Если здесь есть гниды, я раздавлю их сам! Не усложняй мне задачу, не заставляй считать тебя тоже врагом закона!

- Угрозы, Джек?

- Нет, Тераи. Никаких угроз между нами, ты это знаешь.

- Тебе бы вмешаться раньше!

- А почему ты сам со мной не связался? Два дня я вызывал тебя по радио. - Тераи развел руками.

- Я был в пути. Они получили неограниченную лицензию. Что мне оставалось делать, чтобы вырвать эту планету из их когтей? Единственное - доказать, что неограниченная лицензия означает войну!

- Нет! Довольно крови! Через год мы будем достаточно сильны и сами расправимся с ММБ. Тебе это известно.

- О, ты знаешь этот великий план? А что останется через год от Эльдорадо? К сожалению, ты не знаешь их план. Он очень прост - геноцид! Как всегда, вы прибываете слишком поздно.

- Откуда у тебя эти сведения?

- От Стеллы Гендерсон, дочери генерального директора ММБ, да, да, от нее! Она раскрыла мне их замыслы и привезла доказательства. Она там, с моей армией. Ты можешь взять ее под свою защиту до конца сражения?

- Да, конечно. Но если то, что ты мне сказал, правда, мы можем немедленно отобрать у них неограниченную лицензию и…

Оглушительный взрыв оборвал его. Осколки бетона брызнули к небу из-под танка. Затем над австропортом взлетели дымные гейзеры.

- Можете? Вот тебе их ответ, Джек! Беги, спрячься за статьями законов и уложений. До свидания, Джек, или прощай, - кто знает! Эй, все за мной!

Они встретились на перекрестке улиц после короткой, но яростной схватки разведчиков и кеноитов с защитниками очередной баррикады. У Тераи было лицо, как в самые тяжкие дни, замкнутое и жестокое.

- Они убили Лео, Стелла. Я потерял своего лучшего друга! Он умер, защищая меня. Но я отомщу за него, клянусь!

- Тераи!

- Что?

Она заговорила по-французски.

- Не будьте слишком жестоки! Многие из них совсем не плохие люди, они только подчиняются приказу… - Он горько усмехнулся.

- Постараюсь об этом не забыть. Перед тем как штурмовать заводы, я пошлю к ним парламентера. А сейчас я вам дам охрану, и, как только мы очистим путь, вас проводят к крейсеру. Там вы будете в безопасности, сможете улететь вместе с ними и вернуться на Землю. Я не знаю, чем все это кончится, меня могут убить, мы можем потерпеть поражение…

- Но зачем продолжать кровопролитие? Капитан крейсера…

- Прежде всего думает о безопасности своего корабля, и дел у него хватает! Он не может сейчас вмешаться. И люди ММБ не пойдут на перемирие!

- Я не хочу возвращаться на Землю, Тераи! Я хочу быть здесь, с вами!

- Вы сошли с ума! Эльдорадо будет объявлено на карантине, отрезано от всего вашего цивилизованного мира, может быть, на десяток лет!

- Какое мне до этого дело! Я хочу остаться с вами, потому что я вас люблю.

- Стелла!

Он схватил ее на руки и поднял как игрушку.

- Стелла! Вы останетесь со мной? Ну тогда я выиграю эту битву! Вдвоем мы поведем эльдорадцев по пути настоящей цивилизации. Мы превратим эту планету в райский сад, и когда несчастные земляне вернутся, мы посмеемся над ними, мы с вами, Стелла, и наши дети! И дети разведчиков, которые останутся с нами!

Внезапно он поставил ее на землю.

- Иено! Патрик! - загремел его голос. - Афорате кна! Вперед! Стелла, где бы вас укрыть? В моем доме есть бронированный подвал. Там вы будете в безопасности. Только никуда не выходите! Жозеф, отведи мисс Гендерсон ко мне. Вот ключ. Стелла, там есть на всякий случай оружие. Ну до скорой встречи!

Он схватил ее, крепко поцеловал.

- Бегите, сейчас пойдет дождь, и вы промокнете. Я буду звонить время от времени.

И он исчез за углом, прежде чем она успела произнести хоть слово.

Сражение продолжалось уже пятый час с неослабевающей яростью. В стене вокруг заводов зияли широкие бреши, пробитые орудиями Тераи, но защитники держались упорно, и на соседних улицах лежало уже немало трупов людей - кеноитов и ихамбэ. Густая колонна дыма поднималась над горящими цехами, где разлился расплавленный металл из поврежденных домен. Над астропортом на небольшой высоте парил крейсер. Внизу розовели наполовину расплавленные остовы транспортов ММБ. Тераи, сидя на террасе астропорта, где он устроил свой командный пункт, отрывался от бинокля только для того, чтобы отдать приказание.

- Оокну! - обратился он к офицеру-кеноиту, который стоял рядом. - Подкрепление на левый фланг! Там наша линия слишком слаба, ночью враг может сделать вылазку, прорвать ее и сокрушить весь фронт. Ах, если бы у меня был хоть один танк! Что там случилось?

Прибыл посыльный-кеноит.

- Командир крейсера хочет с тобой говорить, господин! И еще - в городе видели Эенко с несколькими его воинами.

Тераи нахмурился. Что понадобилось здесь мстительному ихамбэ?

- Хорошо, передай капитану, что я спущусь к нему. И пошли патруль следить за Эенко.

Сильвер ждал его на первом этаже, на носилках, которые внесли четыре астронавта. Двенадцать человек вооруженного эскорта сопровождали его. Он приподнялся на локте.

- Ты выиграл, Тераи. Я обязан объявить карантин! Для ММБ Эльдорадо потеряно. Надеюсь, планета не будет потеряна для Федерации Человечеств.

- Федерация Человечеств?

- Мы надеемся, что через несколько лет она придет на смену Земной Империи. Возможно, ты был прав, возможно, необходим был такой жестокий конфликт. Фландри, которого я только что видел, уверяет, что это было единственным выходом. Я также думаю, что на Земле у многих откроются глаза, когда там узнают правду об Эльдорадо! А сейчас прекрати это сражение, оно больше ни к чему. У нас достаточно доказательств, что туземцы на твоей стороне. И дай мне документы, о которых ты говорил. Благодаря им карантин, может быть, и не продлится все десять лет.

- Подлинные микрофильмы хранятся в моей пещере в селении ихамбэ, но копии со мной. Вот они! Что касается Федерации Человечеств, …возможно, это выход. Но как остановить сражение? Я бы с удовольствием, но нужно еще, чтобы другие согласились!

- Они согласятся, если ты обещаешь сохранить им жизнь и если я им это гарантирую.

- Хорошо. Я отдам приказ прекратить огонь. До свидания, Джек, и спасибо за все!

Он поднялся на верхний этаж, и вскоре к нему присоединился Фландри. Постепенно сектор за сектором стрельба утихла. Спустилась ночь, пламя пожаров освещало снизу дымные тучи, стлавшиеся над городом. Сильвер на машине с включенными фарами под белым флагом исчез в уцелевших заводских воротах.

- Ну что, Тераи-победитель? - обратился к нему Фландри. - Что испытывает человек, изменивший судьбу планеты? И что он собирается делать дальше?

- Ничего, кроме усталости! А что делать дальше? - Тераи горько усмехнулся. - Постараемся избежать ошибок, совершенных на Земле, хотя это будет нелегко. На Эльдорадо множество разных племен и зачаточных империй, которые никогда не соприкасались с землянами. Они дорожат своей независимостью, люто ненавидят друг друга, прозябают в варварстве. Я попытаюсь объединить их до того, как они приобщатся к техническому прогрессу, иначе войны их станут по-настоящему кровопролитными. К счастью, здесь уже есть ядро - сильная и миролюбивая империя Кено.

- И для начала вы поможете кеноитам завоевать весь континент?

- Боже упаси! Никаких завоеваний! Медленное культурное проникновение. Но это будет нелегко! Он вздохнул.

- На это понадобится не десять лет карантина, а двести или триста! Если бы только нас оставили в покое! Но едва снимут карантин… В общем, посмотрим. А вы что будете делать?

- Очевидно, вернусь в Звездную гвардию. Не очень увлекательно, но, как говорят американцы, стреляя друг в друга, - это единственное развлечение в городе. Буду вас навещать время от времени, и если вам понадобится помощь…

- Спасибо, я не забуду. Пойду позвоню сейчас Стелле, сообщу ей добрую весть. А вы займитесь, пожалуйста, электроцентралью: надо осветить хотя бы улицы.

Он попробовал связаться со Стеллой, но на другом конце никто не отвечал. Охваченный страшной тревогой, Тераи бросился к своему дому под проливным дождем.

Стелла нетерпеливо ждала, сидя в бронированном подвале. Жозеф, которому Тераи поручил ее охранять, расположился у выхода. Время от времени он окликал пробегавших мимо людей, расспрашивал и сообщал Стелле, как идёт бой. Но он решительно, хотя и вежливо, не позволял ей самой подниматься наверх.

- Подождите здесь, мисс. Наверху слишком опасно, и если с вами что-нибудь случится, Тераи освежует меня живьем! Снаряды, вокруг так и рвутся…

Дважды звонил Тераи, ободрял ее и вешал трубку. Затем телефон умолк на несколько часов. Она потеряла терпение и попыталась дозвониться до Тераи сама. Тщетно. Он сменил командный пункт, и дежурный у телефона не знал, где его искать. Она взяла книгу, другую, перелистала их, но читать не смогла. Особенно сильный взрыв потряс дом, и она услышала над головой шум обвала. Стелла бросилась к лестнице, позвала Жозефа. Ей никто не ответил.

Снаряд разорвался на втором этаже, и обломки загромождали коридор. Жозеф лежал на пороге, голова его была проломлена осколком. Стелла на мгновение заколебалась, прислушиваясь: все было тихо, стрельба прекратилась. Она сбежала в подвал, попыталась еще раз дозвониться до Тераи. Теперь на том конце провода вообще никого не было. И тогда, потеряв голову от беспокойства, она взяла с оружейной полки автомат, проверила магазин и вышла.

Удар отбросил ее назад. Стелла, ничего не понимая, посмотрела на длинную оперенную стрелу, вонзившуюся ей под левую грудь, и рухнула на ступени. Она еще успела увидеть жестокую усмешку склонившегося над ней Эенко, затем погрузилась во мрак.

Здесь, на пороге своего дома, и нашел ее Тераи через несколько минут. Она лежала, скорчившись лицом к небу, и редкие капли дождя медленно текли по ее щекам, как слезы.

ЭПИЛОГ

Армия возвращалась в страну ихамбэ, длинная вереница людей и повозок с оружием, припасами и добычей, с женщинами и детьми геологоразведчиков, рабочих и нескольких инженеров, которые предпочли остаться на Эльдорадо на время карантина. Бесконечной лентой тянулось это шествие, огибая рощицы и холмы. Временами оно исчезало в высокой траве, и тогда над саванной возвышались неровной цепью только навьюченные, недовольно трубящие биштары. Тераи шагал впереди, ничего не замечая, в суровом молчании; лишь временами он прерывал молчание, чтобы отдать короткий резкий приказ. Он шел, но внутренне был недвижим: все в нем оцепенело с тех пор, как Стеллу зарыли на вершине холма над Порт-Металлом рядом с могилой Лео. Много дней работали люди и машины, приносили и привозили камни и глыбы, бульдозеры сдвигали и трамбовали землю, и теперь они оба покоились под огромным курганом, неизмеримо выше тех, которые во тьме забытых времен варварские племена насыпали над погребениями своих вождей.

Он шел, глухой ко всему, что его окружало. Сильвер и Фландри навестили его перед отлетом, о чем-то говорили, но он не помнил о чем. Карантин был объявлен, ММБ проиграло войну… Ему все было безразлично. Даже о мести сейчас он не думал.

Армия пересекла лес и углубилась в саванну. Надвинулись тучи, и хлынул дождь. Он не видел туч, не чувствовал холодных струй, хлеставших его по лицу. Он шел.

Лаэле… Лео… Стелла… Что ему до всего остального? Лаэле, дикарка чужого мира, была для него воплощением нежности. Лео - неподкупный, надежный друг. И Стелла, обретенная слишком поздно и слишком быстро утраченная. Стелла была одной с ним крови и могла бы стать матерью его детей. Все погибли, всех унесла кровавая буря, которую он сам вызвал… Был ли он прав? Стоило ли Эльдорадо такой цены? Он не знал. Он вспоминал все свои ошибки, все просчеты. Он должен был лучше охранять Стеллу, должен был считаться с фанатической ненавистью Эенко. Должен был… К чему теперь это? И теперь он шел один в окружении своих спутников, хранивших глубокое молчание, - из уважения к его скорби и из страха перед его неистовыми вспышками гнева. Один. И так, наверное, до самой смерти.

Однажды вечером его потряс неожиданный удар. Армия случайно остановилась на ночлег в том месте, где они бросили свои вещи, уходя от умбуру. Затоптанные копытами животных, мокрые, грязные и уже наполовину истлевшие клочки одежды Стеллы валялись на земле. Он нагнулся, благоговейно собрал их, развел большой костер и все сжег. И ему показалось, словно что-то оборвалось в нем, словно он второй раз и навсегда похоронил Стеллу и свое прошлое.

Дни текли. Боль не утихала, но становилась все глуше. Он постепенно начал воспринимать окружающее. И когда они дошли да берегов Ируандики, пока собирали лодки и строили плоты, чтобы спуститься до Кинтана, он заметил однажды девушку с тяжелыми русыми волосами, которая полоскала в реке белье.

- Как тебя зовут?

- Сиград Нильсен, месье Лапрад.

- Замужем?

- Нет.

- Хорошо. Ты будешь моей женой.

Отец, старый геологоразведчик, хотел было запротестовать, но умолк под тяжелым взглядом гиганта, а потом махнул рукой. В конечном счете с Тераи его дочь не будет несчастлива. А время сглаживает и меняет многое…

Тераи взошел на баркас последним и остановился на носу. После дождя Ируандика сверкала и улыбалась всеми своими волнами. И в омытом небе над страной ихамбэ сияла и переливалась радуга. Всей силой, всей страстью души Тераи пожелал, чтобы это было счастливым предзнаменованием.

Бегство Земли

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Потерпевший кораблекрушение в океане времени

Странное происшествие

Я знаю, что никто не поверит мне. И тем не менее только я могу сегодня до какой-то степени объяснить события, связанные с необычной личностью Орка, то есть я хочу сказать Поля Дюпона, самого выдающегося физика, какой когда-либо жил на Земле. Как известно, он погиб одиннадцать лет назад вместе со своей молодой женой Анной во время взрыва в лаборатории. Согласно завещанию, я стал опекуном его сына Жана и распорядителем всего его имущества, ибо у него не было родни. Таким образом, в моем распоряжении оказались все его бумаги и неизданные записи. Увы, их никогда не удастся использовать, разве что появится новый Шамполион, помноженный на Эйнштейна. Но, кроме того, у меня осталась рукопись, написанная по-французски, которую вам предстоит прочесть.

Я знал Поля Дюпона, можно сказать, с самого рождения, потому что я немного старше и мы жили в одном доме на улице Эмиля Золя в Периге. Наши семьи дружили, и, насколько себя помню, я всегда играл с Полем в маленьком садике, общем для наших двух квартир. Мы вместе пошли в один и тот же класс и сидели в школе за одной партой. После ее окончания я выбрал отделение естественных наук, а Поль, согласно воле его отца, занялся элементарной математикой. Я говорю: "согласно воле его отца", инженера-электрика, потому что, как это ни странно для человека, совершившего настоящую революцию в современной физике, Поль никогда не был особенно силен в математике и пролил немало пота, чтобы получить свой аттестат.

Его родители умерли почти одновременно, когда мы с Полем были в Бордо: я готовил свой реферат по естественным наукам, а он — по электромеханике. Затем он окончил Высшую электротехническую школу и устроился инженером на одну из альпийских гидроэлектростанций, которой заведовал друг его отца. Я в это время работал над своей диссертацией.

Надо сказать, что Поль быстро продвинулся, потому что к тому времени, когда с ним приключилось это странное происшествие, он был уже заместителем директора. Мы лишь изредка обменивались письмами. Моя должность заведующего сектором на факультете естественных наук в Тулузе не позволяла мне часто наведываться в Альпы, а каникулы я предпочитал проводить в Западной Африке. Таким образом, я стал свидетелем этого происшествия по чистой случайности.

Возник проект создания еще одной плотины в альпийской долине, и мы с профессором Маро отправились туда, чтобы изучить этот проект с геологической точки зрения. Так я очутился всего в сорока километрах от гидростанции, где работал Поль, и воспользовался этим, чтобы навестить его. Он принял меня с искренней радостью и мы засиделись допоздна, вспоминая наши школьные и студенческие дни. Он много говорил о работе, которая его живо интересовала, о проектируемой гидростанции и даже рассказал о своем недавнем романе, который, к сожалению, быстро оборвался. Но ни разу — я повторяю, ни разу — он не упомянул ничего, что относилось бы к теоретической физике. Поль легко сходился с людьми, но я был его единственным близким другом. И я уверен, что если он уже тогда занимался исследованиями, которые вскоре обессмертили его имя, он бы мне об этом обязательно рассказал или хотя бы намекнул.

Я приехал к нему в понедельник 12 августа и собирался уехать через день. Однако он настоял, чтобы я остался у него до конца недели. Катастрофа произошла в ночь с пятницы на субботу, точно в двадцать три часа сорок пять минут.

День был душный и жаркий. Под молодым вязом, затенявшим маленький садик, я приводил в порядок свои геологические записи. Неожиданно тучи закрыли небо, и к семи часам стало совершенно темно. Над горами разразилась гроза. Поль вернулся примерно через полчаса под проливным дождем. Мы пообедали почти молча, и он, извинившись передо мной, сказал, что должен эту ночь подежурить на гидростанции. Около половины девятого я помог ему натянуть промокший плащ и поднялся в свою комнату. Я слышал, как он отъехал от дома на автомашине.

В десять я лег и уснул. Несмотря на ливень, жара нисколько не спала. Было двадцать три тридцать, когда меня разбудил страшный раскат грома. Молнии озаряли растрепанные ветром, быстро бегущие черные тучи. Дом Поля стоял над долиной, и сверху я видел, как молнии трижды ударяли в опоры как раз перед входом в здание электростанции. Обеспокоенный, я уже хотел позвонить на станцию и справиться, все ли там в порядке, но подумал, что сейчас не стоит этого делать: Полю и без меня хватает забот!

И вдруг прямо на электростанцию начал опускаться с неба фиолетовый клинок. Это уже была не молния, а как бы длинный разряд электричества в трубке с разреженным газом, но усиленный тысячекратно! В то же время фантастическая огненная колонна поднималась от станции к небесам, прямо в черные тучи, по которым пробегали светящиеся пятна, как по волнам моря. Это продолжалось, может быть, с десяток секунд. Я смотрел как завороженный. И в то мгновение, когда фиолетовый клинок с неба и огненная колонна от станции соединились, все огни вдруг погасли и долину залил мертвенно-белый свет. И все кончилось. Наступила кромешная тьма, прорезаемая только вспышками обыкновенных молний. Водопадом обрушился проливной дождь, заглушая все звуки. Я стоял, ошеломленный, добрую четверть часа.

Звонок телефона внизу вывел меня из оцепенения. Я бросился в кабинет Поля и схватил трубку. Звонили с электростанции, и я сразу узнал голос одного из молодых студентов-стажеров. С Полем "что-то случилось", и меня просили немедленно приехать, прихватив по дороге доктора Прюньера, которому они не могли дозвониться, потому что обычная телефонная линия вышла из строя, а дом Поля был связан с гидроцентралью особым кабелем.

Я поспешно оделся, натянул плащ, потерял еще несколько секунд, пока отыскивал ключи от гаража, где стоял мой мотоцикл. Мотор завелся с первого же толчка стартера, и я ринулся в непроглядную тьму, разрываемую теперь лишь редкими молниями.

Я разбудил врача, и через десяток минут мы на его машине были уже на месте.

Всю станцию освещали только аварийные лампы, подсоединенные к аккумуляторам. Там царила атмосфера потревоженного муравейника. Молодой стажер немедленно провел нас в медпункт. Поль лежал на слишком короткой для него койке, бледный и бездыханный.

— У него, наверное, шок, — с надеждой сказал стажер. — Он стоял около генератора, когда ударила эта странная молния. Извините меня, я должен бежать. Все на станции вышло из строя. Не знаю, что делать, — ни директора, ни инженеров, никого нет! И позвонить никому не могу — телефоны не работают…

Но доктор Прюньер уже склонился над телом моего друга. Прошло минут пять, прежде чем он не совсем уверенно проговорил:

— По-моему, просто обморок. Но его нужно немедленно перевезти в больницу. Это, несомненно, шок, пульс очень слабый, и я боюсь…

Я вскочил, позвал двух рабочих, и мы перенесли Поля в грузовичок, где для него наспех построили что-то вроде носилок. Прюньер уехал с ними, пообещав держать меня в курсе дела.

Я собирался покинуть станцию, когда снова появился стажер.

— Месье Перизак, — обратился он ко мне, — вы бывали в тропиках; вам когда-либо доводилось видеть подобное явление? Говорят, что там грозы куда сильнее, чем здесь.

— Нет, такого я никогда не видел! И даже не слышал, что подобное бывает. Из своего окна я видел огненный столб, он опускался на станцию, и это было самое невероятное зрелище в моей жизни! При каких обстоятельствах произошло несчастье с месье Дюпоном?

— Это мы узнаем, когда механик, единственный свидетель, сможет говорить?

— Его тоже задело?

— Нет, но он ошалел от страха. Бормочет какие-то глупости.

— А что он рассказывает?

— Пойдите расспросите его сами…

Мы вернулись в медпункт. Там на койке сидел мужчина лет сорока с выпученными глазами. Инженер "обратился к нему:

— Мальто, расскажите, пожалуйста, все, что вы видели, этому человеку — он друг месье Дюпона.

Механик бросил на меня затравленный блуждающий взгляд.

— Понятно, вы хотите, чтобы я говорил при свидетеле, а потом вы упрячете меня в сумасшедший дом как психа! Но все равно, клянусь, это правда! Я видел, видел собственными глазами!..

Он почти кричал.

— Полно, успокойтесь! Никто вас никуда не упрячет. Нам нужны ваши показания для отчета. Кроме того, они могут принести пользу месье Дюпону, врачу легче будет его лечить.

Механик заколебался.

— Ну если для врача… А, да плевать мне на все!.. Поверите вы или нет — ваше дело. Тем более я и сам не знаю, может, я и впрямь свихнулся?

Он глубоко вздохнул.

— Так вот. Месье Дюпон попросил меня проверить вместе с ним генератор номер десять. Я стоял в метре от него, слева. Вдруг нам показалось, что воздух насытился электричеством. Вы бывали в горах? Тогда вы знаете — это когда альпенштоки начинают петь, как струны. Тут месье Дюпон мне крикнул: "Мальто, беги!" Я бросился в дальний конец машинного зала, но там дверь была заперта, и я обернулся. Месье Дюпон все еще стоял около генератора, и по всему его телу пробегали синие искры. Я закричал ему: "Скорее сюда!" И тут весь воздух в зале засиял фиолетовым светом. Знаете, как в неоновой трубке, только свет был фиолетовым… Свечение не дошло до меня примерно на метр…

— А Дюпон? — спросил я.

— Он бросился в мою сторону и вдруг замер. Он смотрел куда-то вверх, и вид у него был растерянный и удивленный. Он стоял в самом центре светящегося столба, но это его похоже не тревожило. И тогда…

Механик умолк, несколько мгновений колебался и наконец выпалил, словно бросился в воду:

— И тогда я увидел призрачную фигуру! Она плыла по воздуху прямо к нему и была такого же роста, как месье Дюпон. Он, должно быть, тоже увидел, потому что вытянул руки, словно хотел ее оттолкнуть, и закричал: "Нет! Нет!" Призрак коснулся его, и он упал. Вот и все!

— А потом?

— Потом я не знаю, что было. Я от страха грохнулся в обморок.

Мы вышли, оставив Мальто в медпункте. Инженер спросил меня:

— Ну, что вы скажете?

— Скажу, что вы, наверное, правы: ваш механик просто ошалел от страха. Я не верю в призраки. Если Дюпон поправится, он сам расскажет, как это произошло.

Было уже пять часов утра, поэтому вместо того, чтобы вернуться домой, я зашел к доктору, взял там свой мотоцикл и помчался в больницу. Полю стало лучше, но он спал. До рассвета я просидел с доктором, которому рассказал фантастическую историю Мальто.

— Я его хорошо знаю, — заметил Прюньер. — Его отец умер два года назад от белой горячки, но сын, насколько мне известно, спиртного в рот не берет! Впрочем, все возможно…

Незадолго до рассвета сестра-сиделка предупредила нас, что Поль, видимо, скоро проснется. Мы немедленно прошли к нему. Он был уже не так бледен, сон его сделался беспокойным. Поль все время шевелился. Я склонился над ним и встретился с ним взглядом.

— Доктор, он проснулся!

Глаза Поля выражали бесконечное удивление. Он оглядел потолок, голые белые стены, затем пристально посмотрел на нас.

— Как дела, старина? — бодро спросил я. — Тебе лучше? Сначала он не ответил, потом губы его зашевелились, но я не смог разобрать слов.

— Что ты сказал?

— Анак оэ на? отчетливо проговорил он вопросительным тоном.

— Что?

— Анак оэ на? Эрто син балурем сингалету экон?

— Что ты говоришь?

Я едва удерживался, чтобы не расхохотаться, но в то же время во мне нарастало беспокойство.

Он пристально посмотрел на меня, и непонятный страх отразился в его глазах. Словно делая над собой отчаянное усилие, он проговорил наконец:

— Где я? Что со мной случилось?

— Ну вот, это уже лучше! Ты в клинике. Ночью тебя поразила молния, но, похоже, все обошлось. Ты скоро поправишься.

— А тот, другой?

— Кто другой? Механик? С ним ничего не случилось.

— Нет, не механик. Другой, который со мною… Он говорил медленно, как в полусне, с трудом подбирая слова.

— Но с тобой больше никого не было!

— Не знаю… Я устал.

— Не разговаривайте с ним больше, месье Перизак, — вмешался доктор. — Ему нужен покой. Завтра или послезавтра, я думаю, он сможет вернуться к себе.

— Тогда я пойду, — сказал я Полю. — Буду ждать у тебя.

— Да, жди меня… До свидания, Кельбик.

— Какой я тебе Кельбик! — возмутился я.

— Да, правда… Извини меня, я так устал… На следующий день ко мне заехал доктор.

— Пожалуй, будет лучше перевезти его домой, — сказал он. — Ночь прошла беспокойно, он все время звал вас: произносил какие-то непонятные слова вперемежку с французскими. Он твердит, что белые стены больницы — это стены морга. Здесь, у себя, в привычной обстановке, он поправится гораздо быстрее.

Старая экономка прибрала в спальне, и скоро мы уже укладывали Поля на огромную, сделанную специально по его росту кровать. Я остался с ним. Поль проспал дотемна, а когда проснулся, я сидел у его изголовья. Он долго рассматривал меня, а потом сказал:

— Вижу, тебе хочется знать, что со мной случилось. Я тебе расскажу позднее… Понимаешь, это настолько невероятно, что я и сам не могу еще поверить. И это так изумительно. Сначала мне было страшно. Но сейчас…

Он громко расхохотался.

— В общем, сам увидишь. Благодарю тебя за все, что ты для меня сделал. Я в долгу не останусь. Мы еще повеселимся в этой жизни, и ты и я. У меня много замыслов, и ты мне наверняка понадобишься.

Затем он изменил тему разговора и принялся расспрашивать, как идут дела на электростанции. Мое сообщение о тем, что генераторы вышли из строя, вызвало у него новый взрыв смеха. На следующий день он поднялся раньше меня и ушел на станцию. Через два дня я уехал сначала в Тулузу, а потом в Африку.

Вскоре я получил от Поля письмо. Поль сообщал, что намерен оставить свою должность и поступить в Университет Клермон-Феррана, чтобы "поучиться" (это слово было в кавычках) у профессора Тьебодара, знаменитого лауреата Нобелевской премии.

Благодаря счастливой случайности, едва я защитил свою диссертацию, как в том же самом университете открылась вакансия и мне предложили прочесть курс лекций. Тотчас по прибытии я бросился разыскивать Поля, но его не оказалось ни на факультете, ни у себя дома. Нашел я его в нескольких километрах от Клермона в Атомном исследовательском центре, которым руководил сам Тьебодар.

Тьебодар принял меня в кабинете за рабочим столом, на котором необычайно аккуратными стопками лежали всяческие бумаги. Он сразу без околичностей принялся расспрашивать меня о Поле:

— Вы давно его знаете?

— С самого рождения. И мы вместе учились.

— Он был силен в математике еще в лицее?

— Силен? Скорее средних способностей. А в чем дело?

— В чем дело? А в том дело, месье, что это величайший из современных математиков и скоро будет самым великим физиком! Он меня поражает, да, просто поражает! Является ко мне какой-то инженеришко, скромно просит возможности поработать под моим руководством и за полгода делает больше открытий, причем важнейших открытий, чем я за всю свою жизнь! И с какой легкостью! Словно это его забавляет! Когда он сталкивается с какой-либо сложнейшей проблемой, он усмехается, запирается в своей норе, а назавтра приходит с готовым решением! Тьебодар немного успокоился.

— Все расчеты он делает только у себя дома. Всего один раз мне удалось заставить его поработать в моем кабинете, у меня на глазах. Он нашел решение за полчаса! И самое интересное, у меня было впечатление, что он его уже знал и теперь только старался вспомнить. В других случаях он из кожи вон лезет, стараясь по возможности упростить свои расчеты, чтобы я мог их понять, я, Тьебодар! Я навел справки у его бывшего директора. Он сказал, что Дюпон, конечно, неплохой инженер, но звезд с неба не хватает! Если эта молния превратила его в гения, то я тотчас отправляюсь на станцию и буду торчать возле генератора во время каждой грозы! Ну ладно. Вы найдете его в четвертом корпусе. Но сами туда не входите! Пусть его вызовут. Вот ваш пропуск.

Поль был просто в восторге, когда узнал, что отныне я буду жить в Клермоне. Вскоре у нас вошло в привычку наведываться друг к другу в лаборатории, а поскольку оба мы были холостяками, то и обедали мы вместе в одном ресторане. По воскресеньям я часто выходил с ним по вечерам поразвлечься, а однажды Поль отправился со мной на целую неделю в горы.

Характер его заметно изменился. Если раньше он был скорее флегматичен и застенчив, то теперь у него появились властность и явное стремление повелевать. Все более бурные столкновения происходили у него с Тьебодаром, человеком превосходным, но вспыльчивым, который, несмотря на это, продолжал считать Поля своим преемником на посту руководителя Атомного центра. И вот во время одной такой очередной стычки завеса тайны начала предо мной приоткрываться.

Меня теперь хорошо знали в Центре, и у меня был постоянный пропуск для входа на территорию. Однажды, проходя мимо кабинета Тьебодара, я услышал их голоса.

— Нет, Дюпон, нет, нет и нет! — кричал профессор. — Это уже чистейший идиотизм! Это противоречит принципу сохранения энергии, и математически — слышите? — ма-те-ма-ти-чес-ки невозможно!

— С вашей математикой, пожалуй, — спокойно ответил Поль.

— То есть как это с моей математикой? У вас что, есть другая? Так изложите ее принципы, черт побери, изложите!

— Да, изложу! — взорвался Поль. — И вы ничего не поймете! Потому что эта математика ушла от вашей на тысячи лет вперед!

— На тысячи лет, как вам это нравится, а? — вкрадчиво проговорил профессор. — Позвольте узнать, на сколько именно тысяч?

— Ах, если бы я это знал!

Дверь распахнулась и с треском захлопнулась — Поль выскочил в коридор.

— Ты здесь! Ты слышал? Он был разъярен.

— Да, у меня особая математика. Да, она ушла от его математики на тысячелетия вперед! И я узнаю, на сколько тысячелетий. И тогда…

Он оборвал фразу и пробормотал:

— Я слишком много болтаю. Это было моим недостатком и там…

Я смотрел на него, ничего не понимая. На электростанции за ним, наоборот, упрочилась слава молчуна, который лишнего слова не скажет. Он в свою очередь взглянул на мое изумленное лицо и рассмеялся.

— Нет, я говорю не о станции! Когда-нибудь ты все узнаешь. Когда-нибудь…

Прошел год. В январе в научных журналах за подписью Поля Дюпона появилась серия коротких статей, которые, по словам специалистов, совершили в физике настоящий переворот, более значительный даже, чем квантовая теория. Затем в июне, как гром с ясного неба, всех потрясла основная работа Поля, поставившая под сомнение принцип сохранения энергии, а также теорию относительности, как общую так и частную, и попутно ниспровергавшая принцип неопределенности Гейзенберга и принцип исключения Паули. В этой работе Поль демонстрировал бесконечную сложность так называемых элементарных частиц и выдвигал гипотезу о существовании еще не открытых излучений, которые распространяются гораздо быстрее света. Против него ополчился весь научный мир. Физики и математики всех стран объединились, чтобы разгромить Поля. Но он предложил серию абсолютно неопровержимых решающих опытов, и даже злейшие враги вынуждены были признать его правоту. Его все еще называли молодым ученым из Атомного центра в Клермоне. На самом же деле он был физиком № 1 всей Земли.

Он продолжал жить очень скромно в своей маленькой квартирке, и каждое воскресенье мы отправлялись с ним в горы. На обратном пути после одной из таких прогулок Поль наконец заговорил. Он пригласил меня к себе. Его рабочий стол был завален рукописями. Видя, что я направляюсь к столу, Поль хотел было меня удержать, но потом весело рассмеялся.

— На, читай! — сказал он, протянув мне один листок.

Он был покрыт какими-то кабалистическими знаками, причем это были не математические формулы, а непонятный, странный алфавит.

— Да, я заказал специальный шрифт. Мне гораздо удобнее пользоваться им, чем вашими буквами. К ним я так и не мог до конца привыкнуть.

Я смотрел на него, ничего не понимая. И тогда очень осторожно и мягко он сказал:

— Да, я Поль Дюпон, твой старый друг Поль, которого ты знаешь с пеленок. Я по-прежнему Поль Дюпон. Но в то же время я Орк Акеран, Верховный Координатор эпохи Великих Сумерек. Нет, я не сошел с ума, — продолжал он. — Хотя я прекрасно понимаю, что эта мысль может у тебя появиться. Однако выслушай меня, я хочу, наконец, кое-что объяснить.

На миг он задумался.

— Не знаю даже, с чего начать. Ну да ладно! Историю Орка до того, как он встретился с Полем Дюпоном, ты прочтешь когда-нибудь в этой рукописи. Историю Поля Дюпона ты и так знаешь не хуже меня, во всяком случае, вплоть до той знаменательной августовской ночи. Поэтому я начну с того момента, когда в разгар грозы стоял возле генератора.

Рядом со мною был этот славный работяга Мальто. Я хорошо помню, как внезапно воздух резко насытился электричеством и как я приказал Мальто уходить. Если бы он не послушался, возможно, он сейчас был бы великим физиком, а я так и остался бы рядовым инженером. Хотя, с другой стороны, не знаю, достаточно ли развит его мозг, чтобы вместить сознание Орка. Итак, не успел я отойти от генератора, как меня залил поток яркого света. Ты его видел издали, и он показался тебе фиолетовым. Механику тоже. Но для меня он был синим. Удивленный, я остановился. Свет медленно пульсировал. Я чувствовал головокружение, казалось, я ничего не вижу и могу парить над землей. И вдруг я с ужасом увидел в воздухе прямо перед собой неясную, призрачную человеческую фигуру. Она коснулась меня. О, как передать тебе это странное ощущение прикосновения изнутри! Вот тогда-то я и крикнул: "Нет! Нет!" Затем все во мне взорвалось, словно мозг распадался на атомы, словно я умирал и боролся со смертью. Помню только, как яростная воля к жизни вспыхнула во мне, а потом — бездонная тьма.

Когда я очнулся, ты был рядом со мной. И у меня было странное чувство, что я тебя узнаю и в то же время не узнаю. Вернее, я знал, что ты — Перизак, но одновременно я знал, что ты должен быть Кельбиком, хотя ты на него совершенно не похож. В моей памяти боролись два воспоминания, одно — о грозовой ночи и другое — о ночи великого опыта, который я проводил, когда… когда с Орком случилось это несчастье, для меня до сих пор необъяснимое. Тебе, наверное, приходилось видеть очень яркие сны, после которых спрашиваешь себя, не является ли реальная жизнь сновидением, а сон явью? Ну так вот, нечто подобное происходило со мной — с той лишь разницей, что это чувство не исчезало! Понимаешь, я знал, что был Полем Дюпоном, и в то же время знал, что был Орком.

Ты заговорил со мной, и, естественно, я тебя спросил: "Анак оэ на?", то есть "Где я?", как и полагается в подобных случаях. И я был очень удивлен, что ты меня не понимаешь. Ты следишь за моей мыслью? Во мне два человека. Я Орк-Дюпон или Дюпон-Орк, как тебе угодно. У меня одно сознание, одна жизнь, но две различные памяти, которые слились. Память Поля, твоего друга, инженера-электрика, встретилась с памятью Орка, Верховного Координатора. Для Поля это произошло в 1972 году, а для Орка… Дорого бы я дал, чтобы это определить! Очень быстро я сообразил, что личность Орка надо скрывать — иначе меня бы просто заперли в сумасшедший дом. Мне надо было подумать, поэтому я симулировал переутомление и взял отпуск. Я решил еще раз прослушать курс физики, чтобы потом понемногу открывать людям свои знания — знания Орка! Разумеется, я мог делиться с вами только крохами: если бы я открыл все, ваша цивилизация не выдержала бы подобного удара.

Для начала я тщательно изучил вашу историю, применяя особый метод анализа, наши социологи пользуются им испокон веков, и он входит у нас в курс обязательного обучения во всех университетах как один из элементов общей культуры. Я обнаружил, что большая часть тех открытий, что я собирался обнародовать, так или иначе будут сделаны вашими теоретиками или экспериментаторами в течение ближайших десятилетий. Поэтому, слегка ускорив прогресс, я не нарушу общего закона развития. Остальные знания останутся при мне и уйдут вместе со мной. К тому же многого вы просто не сможете понять, и вовсе не из-за недостатка интеллекта, а из-за отсутствия материальной основы. Таким образом, я ничем существенно не изменю ваше будущее, которое для меня бесконечно далекое прошлое.

Да, мои знания умрут вместе со мной, — повторил он тихонько. — Разве что…

— Договаривай! — сказал я.

— Разве что мне удастся вернуться туда!

В течение следующих лет я часто и надолго уезжал в Африку. Каждый раз по возвращении мы встречались с Полем. Он больше ничего не публиковал, зато лихорадочно работал в своей частной лаборатории, построенной по его указаниям. За время моей второй поездки он женился на Анне, студентке физического факультета, а за время третьей — у них родился сын. Катастрофа произошла, когда я вернулся в четвертый раз.

Я приехал в Клермон поздно ночью и с раннего утра отправился прямо в лабораторию Поля. Она стояла на невысоком холме в уединенном месте, в нескольких километрах от города. Когда я уже сворачивал с шоссе на боковую дорогу, мне бросилась в глаза крупная надпись на щите:

ВЪЕЗД ВОСПРЕЩЕН! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!

Я не остановился, полагая, что ко мне это предупреждение не относится. Но едва я выехал на лужайку перед домом, как волосы встали у меня на голове дыбом и длинная фиолетовая искра проскочила между рулем и приборной доской. Я резко затормозил. Всю лабораторию заливал дрожащий фиолетовый свет, который я сразу узнал. За стеклом большого окна я увидел высокую фигуру Поля. Он поднял руку, то ли приказывая остановиться, то ли прощаясь со мной. Фиолетовое сияние сделалось вдруг ослепительным, и я зажмурился. Когда я снова открыл глаза, все уже вошло в норму, но у меня было предчувствие, что случилось что-то непоправимое. Я выскочил из машины и плечом высадил дверь, запертую на ключ. Изнутри повалил густой дым, поднимаясь клубами в безоблачное небо. Лаборатория горела. С трудом отыскал я Поля: он лежал с каким-то странным аппаратом. Я наклонился над своим другом: он был, видимо, мертв, на губах его застыла улыбка. Возле него недвижно лежала Анна.

Я вынес ее наружу, вернулся за Полем и с большим трудом вытащил из дома его длинное тяжелое тело. Едва успел я положить его рядом с женой на траву, как в доме раздался глухой взрыв, и пламя вмиг охватило все здание. Я уложил их в машину и на предельной скорости помчался в городскую больницу, хотя надеяться можно было только на чудо. Увы, чудес не бывает! Они оба были мертвы.

Вот и вся история. Военные и гражданские власти произвели тщательнейшее расследование, переворошили и просеяли на пожарище весь пепел, но ничего не обнаружили. У себя в лаборатории я нашел толстую рукопись в запечатанном конверте. Накануне Поль сам принес этот пакет и вручил его моему ассистенту. Эти страницы вы прочтете.

Контуры Будущего

Это я, Орк, говорю с вами, Орк Акеран, Верховный Координатор эпохи Великих Сумерек, который пока еще необъяснимым способом был перенесен в такое далекое прошлое, что мы, люди Эллеры — по-вашему Земли, — не знаем об этом времени почти ничего.

Я хочу немного приподнять завесу будущего перед моими сегодняшними современниками.

Для начала — несколько исторических сведений. Их немного.

С геологической точки зрения вы приближаетесь к концу вашей эры. Я не знаю, угрожает ли вам новая война, которая, как вы опасаетесь, может разрушить вашу цивилизацию. Эти подробности до нас не дошли. Зато я могу сказать, что вы, кроме Луны, где уже высадились, освоите еще несколько планет. Потому что мы обнаружили ваши следы на Марсе и Венере. Сомневаюсь, однако, чтобы вы там укрепились надолго, потому что таких следов мало — я сам видел их на Венере. Вы оставили Венеру в ее первозданном состоянии, не попытавшись даже приспособить эту планету для человека. Возможно, ваши инопланетные работы были прерваны войной, но скорее всего — пятым оледенением, которое по времени было близко и наступило внезапно. Мне легко представить, что тогда произошло. Ваша техника была слишком слаба, чтобы бороться с наступлением льдов, несмотря на то что вы овладели атомной энергией и что посеянные мною идеи тоже скоро принесут свои плоды. Должен предупредить вас: использование атомной энергии против оледенения без эффективного контроля над погодой в конечном счете лишь ускорит оледенение. Это приведет к ожесточенной борьбе за свободные ото льда экваториальные земли. И тогда начнутся Первые Сумерки человечества, предшественники тех, которые известны нашим историкам.

Пятый, шестой и седьмой ледниковые периоды, видимо, будут следовать один за другим с короткими интервалами, насколько я помню лекции по землеведению. Сомневаюсь, чтобы за эти небольшие промежутки люди хотя бы однажды достигли уровня вашей цивилизации. Во всяком случае, мы не нашли этому подтверждений. Зато после седьмого оледенения начнется длительный цикл — я не знаю причин, но наши геологи могли бы все объяснить, — цикл, который продолжался бы миллионы лет, если… Но не буду забегать вперед.

После седьмого оледенения человечество начало почти с нуля, с уровня культуры, подобной вашему верхнему палеолиту с незначительными вариациями. Наши геологи считают, что все эти ледниковые периоды с промежуточными оттепелями продолжались примерно 200 тысяч лет и еще 10 тысяч лет понадобилось людям, чтобы перейти от пещерного существования к первым поселениям и наконец к настоящей цивилизации. Я родился в 4575 году этой новой эры.

Кто же мы, ваши далекие потомки? Рискую жестоко разочаровать многих ваших пророков, скажу, что мы остались почти такими же, как вы. Черепная коробка не достигла у нас чудовищного объема, мы не облысели, не потеряли ни ногтей, ни зубов: и то, и другое, и третье у нас куда лучше ваших! Мы не превратились ни в хилых карликов, ни в полубогов, хотя средний рост у нас много выше. У нас сохранилось по пять пальцев на руках и ногах, хотя мизинец на ногах и стал более рудиментарным. Мы не стали телепатами или ясновидцами и не овладели телекинезом. Но кое-какие изменения произошли: различные расы слились в одну, кожа у нас, в общем, темнее, но скорее смуглая, чем темная, и у большинства из нас черные волосы и карие глаза. Тем не менее среди нас встречаются блондины и люди со светлыми глазами: у меня, кстати, глаза серые. Однако важнее всего были внутренние изменения: количество и плотность мозговых извилин у нас увеличились, и люди стали умнее, хотя и не превратились в гениев. Просто исчезли индивидуумы с низким уровнем интеллекта. А что касается гениев, то они у нас так же редки, как и в ваше время.

Человечество сохранилось лишь на одном огромном острове Киобу, который вскоре стал единым государством. Затем люди вновь расселились по всей Земле, но у нас всегда сохранялась единая великая цивилизация с незначительными вариантами. Однообразие этой цивилизации, однако, замедляло развитие, что приводило к долгим периодам застоя, иногда даже регресса, которые наши историки называют "сумерками".

Примерно в 1840-х годах со дня объединения острова Киобу начался наш первый период великих открытий. Мы вновь изобрели паровую машину, затем электричество и наконец где-то в 1920-х годах мы начали использовать атомную энергию. Совпадение дат с датами вашей эры наводит меня на мысль, что, должно быть, существует естественный ритм человеческого прогресса! Менее чем через двадцать лет — у нас не было военных тайн, которые так мешают науке! — первая экспедиция отправилась на Луну, где мы, к величайшему своему изумлению, обнаружили следы человеческого пребывания. Но могу вас заверить, вы были там первыми! Немного позднее, в 1950 годах, мы высадились на Марсе, где тоже нашли свидетельства вашего пребывания, а затем, в 1956 году, мы достигли Венеры, По совести говоря, долгое время мы думали, что прибыли туда первыми, пока я сам не сделал сенсационное открытие. Но об этом позже.

Луна, как вы знаете, бесплодна, не имеет атмосферы, и жизни на ней не было никогда. На Марсе существовала раса разумных существ, однако даже следов их цивилизации долго не удавалось обнаружить, пока наш археолог Клобор не нашел подземный город. Что касается Венеры, она оказалась окруженной плотным облаком формальдегида, лишенной жизни и непригодной для жизни.

Однако это нас не смутило. Наша наука шла вперед гигантскими шагами, и вскоре нам удалось полностью изменить атмосферу этой планеты.

Когда Венера стала пригодной для жизни, ее быстро колонизовали. А Марс остался главным образом планетой для исследований, рудных разработок и космодромом для полетов к дальним планетам. Отсюда же мы пытались достичь звезд.

С 2245 до 3295 года продолжалось то, что мы называем "Тысячелетием мрака". Внезапно Земля была захвачена и порабощена. Пришельцы из космоса, обладавшие неизвестным вооружением, обрушились на людей. За несколько кровавых недель они сломили всякое сопротивление и стали хозяевами планеты почти на целую тысячу лет. В них не было ничего человеческого: они походили на бочонки, стоявшие на восьми лапах с семью щупальцами сверху. Долгое время люди страдали и покорялись молча, но в тайных лабораториях под землей немногие уцелевшие ученые день и ночь искали оружие, которое принесло бы освобождение. И наконец они нашли его — культуру вируса, смертельного для захватчиков, но безвредного для человека. Враг так и не догадался, что уничтожившая его эпидемия была делом наших рук. В конце концов он сдался, и однажды утром все его звездолеты покинули Землю, унося уцелевших — всего одну тысячную от общего их числа! Перед отлетом они разрушили все, что успели построить, и можно было бы сказать, что человечество потеряло тысячу лет зря, если бы пришельцы не оставили после себя одну неоценимую вещь: представление о космомагнетизме, который стал основой нашего могущества. Позднее я объясню, что это такое.

Период после отлета друмов (я не без удивления узнал, что на вашем английском языке это слово означает "барабан" и довольно точно передает представление о внешности пришельцев) был периодом восстановления. Люди были по большей части безграмотны, ученых почти не осталось, источников энергии — и того меньше. Однако наша цивилизация с помощью колонистов с Венеры, на которую друмы не обратили внимания, снова рванулась вперед, и в 4102 году мы сделали величайшее из наших открытий — открытие сверхпространства. Мы думали, что теперь нам доступна вся Вселенная!..

До этого мы с помощью реактивных, а потом космомагнетических кораблей исследовали всю Солнечную систему. Однако даже космомагнетические корабли не могли достичь скорости света, тем более ее превысить. И хотя в природе существуют излучения более быстрые, чем свет, скорость света действительно остается непреодолимым барьером для всех тел, обладающих электромагнитными свойствами.

Мы уже решили послать на ближайшую звезду космомагнетический корабль, когда Сникал открыл эффект сверхпространства. Это было как гром с ясного неба. Даже друмы вряд ли пользовались перелетами через сверхпространство, хотя их научные познания были гораздо выше наших. Сникал для начала доказал существование сверхпространства, затем возможность его использования. Все физические лаборатории занялись этой проблемой, и три года спустя мы начали строить первый сверхпространственный звездолет.

Он покинул Землю на тридцатый день 4107 года. Экипаж состоял из одиннадцати мужчин и тридцати трех женщин. Этот звездолет исчез без следа. Второй отправился в 4109 году, третий в 4112-м, а затем ежегодно улетало по звездолету, и так продолжалось до 4125 года. Лишь один из этих кораблей вернулся на Землю в 4132 году.

И тогда мы узнали печальную истину. Да, через сверхпространство мы можем достичь любой точки Галактики и даже выйти за ее пределы, но мы не знаем, куда приведет нас очередной скачок, и практически не имеем возможности вернуться на Землю!

Одиссея "Тхиусса", звездолета, который вернулся, продолжалась почти двадцать лет. Он вынырнул из сверхпространства вблизи Солнечной системы, которая так и осталась неизвестной. Одиннадцать планет ее вращалась вокруг звезды типа Д2. Две из них были пригодны для жизни, но на них не нашли никого, кроме животных. Небо, совсем не похожее на наше, по ночам озаряли гигантские звезды. Пять лет разведчики исследовали эту Солнечную систему, затем собрались в обратный путь. Тщательно перепроверив все расчеты, они ушли в сверхпространство.

Вынырнули они почти в абсолютной тьме, где-то между нашей Галактикой и Туманностью Андромеды. Видимо, что-то не ладилось. Они заново сориентировались на нашу Галактику и сделали новый "скачок". В этот раз они вынырнули так близко от гигантской звезды, что им пришлось тотчас вернуться в сверхпространство. И так продолжалось в течение долгих лет, с короткими остановками на гостеприимных планетах, которые им время от времени попадались. Лишь по чистой случайности экипаж "Тхиусса", поредевший на три четверти из-за неведомых болезней и незнакомой пищи с чуждых планет, сумел наконец вернуться на Землю. Собранные ими данные были проанализированы, и ученые пришли к выводу, что в сверхпространстве нарушается связь причин и следствий, что понятие направления, по существу, теряет там смысл. Так на долгое время была похоронена, пожалуй, самая древняя мечта человечества — добраться до звезд! О, не думайте, мы не потеряли надежды, и поиски продолжались. Но мы еще не нашли решения, когда надвинулись Великие Сумерки.

Что касается остальных звездолетов, то о них мы ничего не знали. Может быть, они погибли в неведомых галактиках? А может быть, их экипажи, изнуренные годами блужданий среди звезд, в конце концов поселились на каких-нибудь планетах? Лишь много позднее мы частично получили ответ на эти вопросы.

Не желая сдаваться, мы вновь сосредоточили все наши усилия на космомагнетических двигателях. Они были изобретены, вернее, вновь открыты людьми, потому что друмы их знали, в 3910 году. Питающую их энергию за неимением более точного термина мы назвали космическим магнетизмом. Космомагнетизм является основной силой связывающей все, от атомов до галактик. Вся наша Вселенная пронизана силовыми полями этого типа, и с их помощью корабль может развивать скорость порядка восьми десятых скорости света. Для этого необходимо создать нечто вроде однополюсного космомагнита (пример очень грубый, но и его достаточно), и таким образом…

Итак, мы вернулись к старому проекту Брамуга. В 4153 году космомагнетический корабль начал разгон в пределах солнечной системы, за орбитой Гадеса, последней планеты нашей Галактики, достиг половины световой скорости и направился к ближайшей звезде…

Учитывая время, необходимое для разгона и торможения, корабль должен быть вернуться через двенадцать лет. Но вернулся менее чем через пять, в начале 4158 года. И мы узнали причину нашей новой неудачи. Каждая звезда окружена космомагнетическим полем, которое распространяется до такого же поля соседней звезды. На месте соприкосновения двух полей возникает своего рода барьер потенциалов, который нисколько не влияет на различные излучения, но совершенно непреодолим для материальных тел, не обладающих определенной критической массой. Наш звездолет постепенно начал терять скорость, затем был остановлен, и все усилия прорваться вперед оказались тщетными.

Однако совершенно очевидно существовал какой-то способ преодолеть это препятствие, поскольку звездолеты друмов его преодолели! Но и этот способ мы не успели открыть до начала Великих Сумерек.

Расчеты показывали, что для преодоления незримого барьера звездолет должен обладать массой почти такой же, как масса Луны! Или скорость звездолета должна быть близкой к световой.

Но пока мы не обнаружили способа друмов или какого-нибудь иного, мы не могли вырваться из нашей космической тюрьмы.

Теперь я должен кое-что рассказать о нашей жизни, столь не похожей на вашу.

С географической точки зрения поверхность Земли в целом не особенно изменилась. По прежнему существовало два больших континентальных массива — Евразия-Африка и обе Америки, только более слитные, чем сегодня, потому что Мексиканский залив исчез и стал сушей. Но в наше время в центре Атлантики возник большой остров, сильно вытянутый с севера на юг, с хребтом невысоких гор по всей его протяженности. Он появился, очевидно, довольно неожиданно во время седьмого ледникового периода на месте теперешнего подводного хребта в Атлантическом океане, где глубины относительно невелики.

Общее население Земли в наше время достигало пяти миллиардов. Оно сосредоточивалось главным образом в 172 гигантских городах, из которых самый большой, Хури-Хольдэ, расположенный примерно на месте теперешней Касабланки, насчитывал 90 миллионов жителей. Поэтому обширные пространства оставались почти необитаемыми, и на них в изобилии размножались дикие животные, избежавшие гибели от руки человека — от ваших рук! Ибо мы получали продукты питания частично со своих полей, частично из океанов, но главным образом за счет искусственного фотосинтеза.

Строения Хури-Хольдэ вздымались на тысячу метров в высоту и уходили на 450 метров под землю. В них было до 580 уровней, и они располагались неровным кругом диаметром до 75 километров. Здания не теснились друг к другу, а стояли свободно среди зеленых парков, разбитых на разных уровнях. На северном краю города у берега моря возвышался дворец Большого Совета, где заседали Совет Властителей наук, правительство и где на нижних уровнях размещались университеты. Между дворцом и морем был обширный парк с многочисленными стадионами и Музеем искусства.

Наша общественная структура покажется вам непонятной и даже немыслимой. Дело в том, что на Земле тогда жило как бы два народа: текны и триллы.

Текнами, составлявшими ничтожное меньшинство населения, были ученые, исследователи, инженеры, врачи и некоторые категории писателей; Я часто спрашиваю себя, не происходит ли это название от вашего слова "техник". Это отнюдь не было замкнутой или наследственной кастой. Каждый ребенок, в зависимости от его способностей и наклонностей, к шестнадцати годам получал звание текна или трилла. Трилл, который позднее проявлял какие-либо способности к науке, мог ходатайствовать о переводе его в категорию текнов. Но это случалось редко.

Основой нашей цивилизации было представление о науке как о могучем, благородном и… очень опасном оружии! Лучше пребывать в неведении, чем быть полуобразованным дилетантом, и тайны науки ни в коем случае нельзя доверять людям сомнительной нравственности. Каждые юноша или девушка, отнесенные к текнам, должны были торжественно поклясться перед Советом Властителей, что они никогда никому не откроют никаких научных знаний кроме тех, которые можно распространять. Зато среди текнов никаких ограничений не существовало, и между собой они могли свободно обсуждать любую проблему, даже если они работали в разных областях. За малейшее нарушение этого закона текна ждала страшная кара: пожизненное изгнание на Плутон без малейшей надежды на возвращение.

Что касается триллов, то они были механиками, которые, кстати, довольно часто переходили в разряд текнов, кормильцами (категория, охватывающая ваших пекарей, мясников, бакалейщиков и т. д.), актерами, художниками, писателями. Между двумя группами не было ни соперничества, ни вражды, потому что звание текна в обычное время не давало ему никаких общественных преимуществ. Поэтому зачастую в одной семье были и триллы, и текны, и сын пекаря мог занимать пост Властителя неба, а его сын в свою очередь мог снова стать пекарем. В этом смысле каждый ребенок от рождения имел поистине одинаковые права, и наше общество было подлинно демократическим.

У триллов было свое правительство. В случае конфликта между текном и правительством дело разбирал Большой Совет из представителей правительства и Совета Властителей

Если же дело заходило в тупик, Большой Совет обращался к третьей группе, состоявшей всего из 250 человек — членов Верховного Суда. Мы были гораздо либеральнее в сексуальных вопросах и допускали полигамию. У нас осталось несколько различных религий, одна из которых весьма напоминала христианскую и, возможно, даже происходила от нее. Однако большинство моих сограждан были атеистами. Мы уже давно осуществляли контроль за рождаемостью, не прибегая, впрочем, ни к каким принуждениям. Правительство триллов и Совет Властителей действовали методами воспитания и убеждения и в обычное время почти никогда не прибегали к силе. И вас, наверное, удивит в ваш век нетерпимости и фанатизма, что самым большим пороком, самым дурным тоном как среди текнов, так и среди триллов считалась претензия на непогрешимость, на единоличное обладание истиной, Абсолютной Истиной!

А теперь перехожу к истории Великих Сумерек.

Солнце скоро взорвется!

Я родился в Хури-Хольдэ, в доме 7682 на довольно зеленой, как сказали бы вы, улице Станатин, на сто двенадцатый день 4575 года. У меня был старший брат Сарк, который хотя и мог войти в категорию текнов, тем не менее предпочел стать триллом и вскоре сделался одним из наиболее прославленных художников Хури-Хольдэ. Мой отец Раху, также трилл, был пусть не гениальным, но довольно известным драматургом. Моя мать Афия была текном, астрофизиком обсерватории Тефантиор в Южном полушарии.

Детство мое прошло безоблачно, без особых происшествий. В школе я довольно скоро выдвинулся благодаря способности быстро и жадно усваивать любые научные знания, и к двенадцати годам стало ясно, что я буду текном.

В пятнадцать лет, на год раньше срока, я сдал психотехнический экзамен получил звание текна. После этого я ушел из общей школы и до восемнадцати лет учился на подготовительных курсах университета. По окончании их я должен был принести клятву текна.

Никогда не забуду этого дни. Накануне я выдержал другой экзамен. Одновременно он был испытанием моей честности, хотя я этого не знал. Я сидел совершенно один в комнате, ломая голову над задачами, а неподалеку на столе лежал случайно забытый учебник с объяснениями и решениями. Я провел в этой комнате несколько самых страшных часов. Мне сказали, что, если я не решу задач, моя квалификация текна будет пересмотрена. Я подозревал, что забытый учебник — ловушка, и в то же время знал твердо — потому что мог это проверить, — что никто за мной не следит. Но я преодолел искушение и сдал экзаменатору почти чистый листок. Из шести задач мне удалось решить лишь одну, да и то, как сказал позднее Властитель чисел, совершенно необычным способом. И хорошо, что я не сплутовал — меня бы просто выгнали из текнов без всякой жалости!

Утром перед клятвой я в последний раз надел свою обычную светлую одежду. Отныне и до конца жизни мне предстояло носить темно-серое одеяние текнов. Меня привели на самый верхний уровень Дворца Большого Совета, в Зал Посвящений, как мы его называли, и я предстал перед Советом Властителей. Они все были там, даже Властители с Марса и Венеры, и восседали за большим хромированным столом в форме полумесяца. Зал был огромен, я чувствовал себя жалким и потерянным — совсем один перед лицом этого собрания величайших умов.

Траг, Властитель-координатор, поднялся и медленно заговорил:

— Орк Акеран, ты удостоен чести называться текном. Сейчас ты принесешь клятву. Но прежде чем ты это сделаешь, я хочу в последний раз предупредить тебя, что твое назначение не даст тебе никаких привилегий, ни общественных, ни личных. Подумай как следует в последний раз. Закон текнов гораздо суровее и требовательнее закона триллов, и отныне тебе придется ему подчиняться. На специальных лекциях по истории ты узнал, какие ужасные беды обрушились на наших предков, слишком легкомысленно относившихся к науке. Став текном, ты будешь нести тяжкую ответственность перед всем человечеством, нынешним и будущим. Итак, ты решился?

— Да, Властитель.

— Хорошо. Клянись!

— Памятью тех, кого уже нет, перед теми, кто есть и кто будет, я, Орк Акеран, клянусь не разглашать без разрешения Совета Властителей никаких научных открытий, которые я могу сделать в своей или в какой-либо иной области. Я клянусь ни из гордости, ни из тщеславия, ни из корысти или по небрежению, или тем более по политическим расчетам никогда не сообщать никому, кроме текнов, ни слова, ни имени без особого разрешения Совета Властителей. Точно так же клянусь не разглашать открытий других текнов, и, если себе и людям на горе я нарушу эту клятву, обещаю без возражений принять справедливую кару. Единственное исключение из этого закона возможно только в том случае, если сообщенные мною сведения смогут спасти человеческую жизнь, но и тогда я всецело отдамся на суд Властителей, и только, они решат, прав я был или нет.

Вот и все. Я получил серое одеяние текна и вернулся в университет. Через два года я специализировался по астрофизике. После этого еще четыре года мне пришлось работать в лунной обсерватории Теленкор, расположенной в цирке Платона. Наконец, опубликовав в специальных изданиях для текнов несколько статей, которые вызвали некоторый интерес, я попросил перевести меня в астрофизическую обсерваторию Эрукои на Меркурии, откуда велись наблюдения за Солнцем.

Два года провел я в обсерватории Эрукои. Там был целый научный городок, расположенный у подножия Теневых гор на терминаторе, на 10 северной широты. Над поверхностью выступали только четыре купола с антитермическим покрытием. Два из них находились в зоне сумерек, почти на границе знойной зоны, и два других — в зоне вечной ночи. Зато подземные сооружения простирались далеко под поверхностью знойного полушария, где в различных местах рядом с зеркалами, улавливающими солнечную энергию, были установлены различные автоматические обсерватории.

На Меркурии постоянно находилось не больше трехсот человек, мужчин и женщин, и все они были текнами. Я прибыл туда в тот день, когда мне исполнилось 25 лет. Космолет доставил меня в астропорт на ночном полушарии. Я едва успел разглядеть голую замороженную почву, поблескивавшую в свете прожекторов, и лифт унес меня в подземелье.

Несколько дней спустя наша маленькая группа поднялась на поверхность. Нас окружала ледяная ночь. Неподвижные звезды ярко сверкали, ослепительный свет Венеры отбрасывал на почву наши резкие тени. Мы сели в массивный экипаж, специально сконструированный для малых планет со слабым притяжением. За рулем был Сни, который прибыл в Эрукои на полгода раньше меня, а впоследствии стал моим ассистентом. Мы двинулись к терминатору. По мере приближения к нему темнота медленно рассеивалась. Вершины Теневых гор, расположенных у границы ночной зоны, сверкали на фоне черного неба, освещенные косыми лучами Солнца. Они казались нереальными, словно висящими в пустоте над странно переливающимися тенями, которые и дали им название — Теневые. Мы проехали мимо блоков № 1 и 2 и проникли в знойную зону. Фильтрующие экраны мгновенно оградили нас от слепящего света. Я слышал, как потрескивает от жара броня машины.

— Расширение, — коротко объяснил Сни. — Внешняя антитермическая броня — из подвижных пластин, вот они и ходят.

Наша машина не позволяла углубиться в освещенную зону. В центре освещенного полушария температура превышали 700 градусов от абсолютного нуля. Я побывал там лишь однажды, воспользовавшись подземным туннелем, чтобы осмотреть главную солнечную энергоцентраль, расположенную в глубине долины. Ее мощные генераторы работали, используя перегретый ртутный пар.

Мы добрались только до 3 градусов долготы. Почва Меркурия — это сплошное нагромождение глыб, растрескавшихся от резких колебаний еще в те далекие годы, когда планета вращалась вокруг своей оси. Иногда передо мной вздымались мрачные голые скалы, иногда попадались долины, заполненные тончайшим сыпучим пеплом, в котором можно было утонуть, как в воде. Нет слов, чтобы описать мертвящий ужас этих равнин, над которыми вздымаются черные вулканы на фоне слепящего неба, где пылает безумное Солнце!

Жизнь в подземном городке напоминали жизнь на наших полярных станциях. Нас было достаточно много, чтобы зрелище одних и тех же слишком знакомых лиц не вызвало неприязни. Наоборот, нас всех, или почти всех, связала тесная дружба. Нас объединял "меркурианский дух", как мы говорили, и он сохранялся даже на Земле, возрождаясь на наших вечерах "бывших меркурианцев". Все здесь были добровольцами, и лишь немногие просили сократить им нормальный трехгодичный срок. Наоборот, рано или поздно большинство снова возвращалось на Меркурий. Некоторые даже родились здесь, например старина Хорам — единственный человек, который действительно знал всю планету. С нежностью говорил о ее ледяных пустынях и раскаленных плато. Год спустя я стал директором обсерватории, а Сни — моим ассистентом. Это был довольно мрачный человек, великолепный физик, правда, недалекий, но абсолютно надежный.

Мои исследования заставляли меня проводить много времени в подземной лаборатории глубоко под блоком № 3. Я обрабатывал данные о деятельности Солнца, собираемые семью автоматическими обсерваториями на знойном полушарии, и вместе со мной, кроме Сни, трудилось еще пять молодых физиков.

Каждые два месяца космодром с Земли доставлял оборудование, продукты, которые как-то разнообразили наше меню, состоящее в основном из плодов гидропонных теплиц, и новости.

Однажды около полудня я разрабатывал свою теорию о солнечных пятнах, когда вдруг обнаружил, что, если мои расчеты верны, скоро настанет "конец света". Помню, как я был ошеломлен, как не верил самому себе, двадцать раз проверял расчеты. Я пришел в ужас! Словно безумный выбежал я из лаборатории, поднялся на поверхность в освещенном полушарии. Солнце, висевшее низко над горизонтом, пылало в небе как всегда. И тем не менее, если я не ошибался, это светило должно было в ближайшем будущем — через сто лет, через десять завтра, а может быть, через секунду — взорваться и уничтожить огненным ураганом Меркурий, Землю и всю Солнечную систему!

Я ринулся в свою лабораторию, заперся там и, не говоря никому ни слова, проработал без передышки, не отходя от компьютера, почти шестьдесят часов. Я не ел, не пил и поддерживал силы только возбуждающими таблетками. Человек — любопытнейшее существо. Когда я высчитал, что взрыв Солнца неизбежен, но произойдет не раньше, чем через десять — пятнадцать лет, я разразился торжествующим смехом и, несмотря на усталость, пустился в пляс, распевая во всю глотку и опрокидывая столы и стулья. Затем я постепенно успокоился. Нужно было срочно предупредить Совет Властителей Наук. Я попросил директора обсерватории немедленно послать на Землю запасной космолет с моим сообщением. Через несколько лет космолет возвратился; на нем прибыл сам властитель неба Хани. Он оказался высоким стариком с холодными голубыми глазами и холеной, по-старомодному длинной серой бородой. Он сразу же прошел в мою лабораторию в сопровождении своей внучки Рении, прелестной блондинки, геофизика из института Властителя планет Снэ. Я изложил Хани свой новый метод расчетов и результаты, к которым пришел. Он долго проверял мои вычисления. Все было точно. Хани поднял глаза, обвел взглядом тихую пустую лабораторию, печально посмотрел на внучку, затем на меня.

— Орк, — сказал он, — мне жаль, что вы не ошиблись в своих расчетах. Если бы не они, вы когда-нибудь сами стали бы Властителем…

Мы долго сидели молча. Я смотрел на Рению. Она не дрогнула, когда я излагал результаты своих расчетов. Ее зеленые глаза затуманились, но тонкие, правильные черты лица сохранили выражение спокойной решимости. Она заговорила первой:

— Неужели мы ничего не можем сделать? Неужели человек жил напрасно? Может быть, лучше отправиться на звездолетах сквозь сверхпространство хоть куда-нибудь?

— Я думал о другой возможности, — сказал я. — Похоже — во всяком случае, сейчас мне так кажется, — взрыв достигнет только орбиты Урана или, на худой конец, Нептуна. Вряд ли Солнце превратится в обычную, сверхновую звезду — мы имеем дело с чем-то совершенно особым. И если нам удастся отвести Землю на достаточное расстояние…

— Именно это и нужно сделать, — прервал меня Хани.

— Но успеем ли мы? Десять лет слишком малый срок! Я останусь на месяц с вами. В конечном счете все ваши выводы основаны только на наблюдениях последнего полугодия. Я затребую из архивов все, что относится к новым звездам и к деятельности Солнца за последние годы. Мы вместе продолжим вашу работу, а там посмотрим.

За исключением Хани, Рении и моих непосредственных помощников, никто на Меркурии, даже астрономы, не подозревали о жестокой истине. Считалось, что Хани прибыл на Меркурий для проверки нашей работы — иногда это бывало, хотя и редко.

Я взялся за работу вместе с Хани и почти каждый день виделся с Ренией. Казалось, старик не мог и часа обойтись без своей внучки. Только она могла его успокоить, когда он злился и нервничал.

Мы перепроверили его архивы о солнечной системе и все наблюдения последних лет. На Земле в это время целая армия астрофизиков изучала все, что было известно о новых и сверхновых звездах в начальной стадии их образования, и пересылала нам результаты на космолетах особого назначения. Чтобы отвлечь хотя бы на время любопытство астрономов, Хани распространил слух, будто он проверяет одну из моих теорий, согласно которой наиболее близкая к нам звезда, Этанор, вскоре превратится в сверхновую.

Воспользовавшись первым попавшимся довольно неопределенным предлогом, Совет Властителей наук через правительство триллов снова ввел закон Алькитта, который позволял Совету в случае необходимости мобилизовать все энергетические и людские резервы обеих планет. Постепенно, чтобы не вызвать огласки, начались подготовительные работы.

Наши расчеты позволили уточнить срок солнечного взрыва. Нам оставалось десять лет и шестьдесят четыре дня. Однако мы не могли рассчитывать более чем на восемь лет — это было пределом, за которым кончался "запас прочности". Следовательно, через восемь лет Земля и Венера должны были удалиться от Солнца за орбиту Урана. О том, чтобы спасти другие планеты, не могло быть и речи, и одно время мы даже рассматривали всерьез проект, по которому всех колонистов с Венеры предполагалось переселить на Землю. Но в конечном счете выяснилось, что эта операция плюс сооружение герметических подземных убежищ еще для семисот миллионов человек, а так же сельскохозяйственных ферм, чтобы обеспечить их питанием, оказались бы гораздо сложнее перемещения с орбиты самой Венеры.

Хани с Ренией отбыли на Землю, и лишь некоторое время спустя я почувствовал, как мне их не хватает. Я привык к старику, к его гневным вспышкам и грубому юмору, к неоценимой помощи, которую он мне оказывал. И должен признаться, что я так же привык к умиротворяющему присутствию Рении. С грустью поднимался я теперь на вершины Теневых гор.

Через полгода о грядущем взрыве Солнца сообщили всему человечеству, но лишь как о наиболее трагичном из возможных исходов. По решению Совета, одобренному правительством триллов, началось сооружение гигантских космомагнетических двигателей на полюсах Земли и Венеры, которые должны были вывести обе планеты с их орбиты. Еще некоторое время спустя заработал закон Алькитта, и с этого момента все на обеих планетах было подчинено одной великой цели. Затем совершенно неожиданно я был отозван на Землю. В последний раз обошел я знакомые лаборатории, которые мне не пришлось больше увидеть, и улетел, оставив Спи своим заместителем и поручив продолжать наблюдения.

Я ничего не знал о причинах столь срочного вызова. Поэтому, наверное, был удивлен больше всех, когда приказом Совета Властителей меня вдруг назначили главой Солодины, вновь созданной организации для контроля над всей подготовкой к великому путешествию наших планет сквозь космос, с почти забытым древним званием Верховного Координатора.

Так в мои двадцать семь лет я оказался во главе организации, которая в той или иной степени контролировала всю жизнь двух планет!

Едва я вышел из космолета, как меня потребовали в Совет. Впервые после принесения клятвы текна я снова вошел в этот зал. На сей раз атмосфера была куда менее торжественной, зато более напряженной. Все властители были в сборе, даже Властитель людей.

Я сел, и Тхар, Властитель машин, начал свой доклад. Гигантские космомагнетические двигатели будут готовы через три года и еще через год смонтированы и установлены. Раньше с этим не справиться, потому что невероятные размеры космомагнитов требуют разрешения множества совершенно новых проблем. Так, например, прежде всего необходимо построить станки, способные обрабатывать огромные детали.

Затем заговорил Властитель планет Снэ: установка гигантских космомагнитов на полюсах требует решения сложнейших вопросов из области геологии и геофизики. Можно сравнительно легко растопить ледяной панцирь на Южном полюсе, но это вызовет значительный подъем уровня Мирового океана, который затопит целые страны. Поэтому лучше избавиться ото льда лишь на отдельном участке, таком, который необходим для космомагнита. Что же касается Северного Ледовитого океана, при глубине, достигающей почти километра, нечего и думать об установке в такой короткий срок надежного фундамента. Подводный космомагнит слишком сложен, и постройка его тоже требует много времени. Поэтому Снэ предлагал вместо одного космомагнита на Северном полюсе разместить кольцо из менее мощных движителей на суше, в наиболее высоких широтах.

Властитель энергии Псил ответил на это, что, хотя такой проект кажется ему единственно приемлемым, однако малейшее расхождение в синхронной работе малых космомагнитов вызовет избыточные напряжения земной коры, чреватые сейсмическими сдвигами.

Один за другим Властители высказывали свои соображения. Постепенно я начинал понимать, какая титаническая задача возлагалась на меня. Нужно было предусмотреть эвакуацию всех людей в подземные города с герметической изоляцией и автономным снабжением, законсервировать значительную часть атмосферного воздуха, создать подземные поля и гидропонные плантации, способные кормить все население в течение долгих лет. Разумеется, можно было бы оставить часть автоматических заводов фотосинтеза на поверхности, чтобы они использовали энергию сверхновой, но я надеялся, что к тому времени, когда она вспыхнет, мы будем уже далеко.

Величайшее из дел человеческих

Едва приступив к своим обязанностям, я был целиком захвачен работой координатора, которая заставила меня полностью забросить мои собственные исследования. Я поручил продолжать их Сни, вызванному по моей просьбе на Землю. К тому же основная часть работы была уже сделана мной и Хани, а все остальные изыскания, не имевшие прямого отношениям великому путешествию, были приостановлены.

Здание директората в Солодине находилось на южной окраине Хури-Хольде, и я мог из окна любоваться прекрасной долиной Хур с ее полями, лесами и спокойной рекой. Природа, навсегда избавленная от изгородей, телеграфных столбов и опор электролиний, которые так уродуют ее в вашу эпоху, была прекрасна как никогда!

Огромный метрополис с 90 миллионами жителей кончался сразу, и уже в 50 метрах от городских утесов начинался кедровый бор. Всего несколько месяцев назад небо было заполнено легкими планерами, ибо парящий полет был у нас самым популярным видом спорта. Но сейчас планеры оставались в ангарах, и только космолеты земных линий как черные мухи возникали на горизонте, со свистом зависали над взлетными площадками, причем их пассажиры даже не чувствовали перегрузок благодаря антигравитационным и внутренним антиинерционным полям. И нигде ни одного наземного экипажа.

Из моего кабинета я видел уходящие за горизонт висячие сады и небоскребы Хури-Хольде. Однако ни один из них не достигал 1200-метровой высоты Солодины. На востоке возвышался курган Эроль, воздвигнутый две тысячи лет назад во время постройки города из отвалов породы, вынутой из подземных этажей. Всего полгода назад он был высотой в полтора километра, а теперь стал на триста метров выше, ибо люди день и ночь углубляли и расширяли подземную часть Хури-Хольде, рыли огромные пещеры, где должны были зреть хлеба под искусственным солнцем, строили гигантские резервуары для сжиженного воздуха и воды. Свежие отвалы светло-коричневого цвета резко выделялись на склонах, буйно поросших лесами. По подземным путям, связывавшим их с Уром и Лизором, крупными городами-заводами, беспрерывно поступали металл, цемент и всевозможные материалы. Подземелье содрогалось от грохота машин. То же самое происходило во всех земных городах, то же самое было и на Венере, столица которой Афрои насчитывала 80 миллионов жителей.

Проблема океанов прибавила много седых волос мне и моим помощникам. Хотя поверхность океанов в наше время уменьшилась, они все еще покрывали большую часть Земли. Сами по себе океаны нас не волновали: они либо замерзнут, либо испарятся, чтобы потом выпасть ливнями, вот и все. Но они представляли собой неисчерпаемый резервуар жизни, и эта жизнь была для нас бесценным сокровищем, которое мы хотели спасти. Единственным выходом было сооружение подземных водоемов. Нам так и не удалось найти решения всех этих вопросов. Группа биологов составила список лишь тех видов, которые необходимо было сохранить любой ценой.

Наконец-то я смог отправиться в инспекционный полет для осмотра геокосмоса. Я начал с Южного полюса. Собственно, я прекрасно знал о ходе работ по докладам, поступавшим каждую неделю, а также благодаря телевидению и частым беседам, которые вел из Хури-Хольде с Ренией и другими техническими работниками. Но я хотел видеть собственными глазами эту гигантскую площадку. Поэтому я вызвал свой космолет и с удовольствием сел в кресло пилота.

Сразу же я поднялся на высоту более тридцати километров. На этой высоте не было грузовых космобусов, а межпланетные корабли следовали по строго определенным маршрутам. Опасность столкновения здесь была почти исключена, поэтому я разогнался до 10 тысяч километров в час.

Когда я приземлился, сияло Солнце и ледяная шапка ослепительно сверкала в его лучах. Из котлована диаметром около двухсот километров лед был удален, и почва Антарктиды впервые за миллионы лет предстала глазам человека. По периферии котлована были расположены рабочие лагеря, группы маленьких домов из изоплекса. Я спустился прямо к лагерю № 1, где рассчитывал найти Рению и главного инженера Дилка.

Несколько часов я провел с инженерами, затем вместе с Ренией облетел на небольшой высоте весь котлован. Самое трудное уже было сделано, прозрачные стены из резелита надежно удерживали льды. Ось геокосмоса проникла на двенадцать километров вглубь Земли.

Строительные работы приближались к концу. Но к монтажу самого гигантского движителя, который должен был придать скорость звездолету "Земля", только приступили. Первые части его лишь начали поступать с заводов, и сборка должна была занять еще несколько лет. Затем последует критический период испытаний. И наконец, когда все будет готово, человечество спрячется в свои подземные города, и начнется великий путь.

Мы переместим обе наши планеты далеко за Плутон, а когда после взрыва сверхновая утихнет, мы вернемся на подходящие орбиты возле Солнца. В то время ни о чем ином мы не думали, хотя у меня уже тогда зарождались сомнения.

С сожалением покинул я Южный полюс и направил свой космолет на север. Я приземлился в Гренландии, на северном побережье, где строился геокосмос № 3. Гораздо меньшего размера, чем южный гигант, он был уже почти готов. Однако нужно было смонтировать десять таких геокосмосов по периферии Северного полярного круга. Из Гренландии я вернулся в Хури-Хольде и погрузился в повседневную рутину. Так продолжалось до того памятного дня, когда властитель людей Тирал попросил у меня аудиенции.

Тирал руководил всеми социологическими исследованиями, был посредником между Советом и правительством триллов, но одновременно — разумеется, эту тайну знали только члены Совета — являлся начальником нашей секретной информационной службы. Это был физически еще молодой человек — ему едва исполнилось 87 лет, — высокий и очень сильный, — в студенческие годы он не раз завоевывал звание чемпиона по борьбе. До сих пор я почти не имел с ним дела и не испытывал к нему особой симпатии.

— Орк, — сказал он, — в своей работе вы никогда не сталкивались с чем-либо, хотя бы отдаленно напоминающим саботаж?

— Нет, — ответил я, слегка удивленный. — Разумеется, бывают случаи недовольства, однако это понятно и мы это предвидели. Но что касается злого умысла, то этого нет. Тем более случаев саботажа. Если бы они были, я бы непременно предупредил Совет!

— Ну да, конечно, если бы у вас были доказательства. Но разве вы предупредили бы Совет, опираясь только на подозрения? Впрочем, это неважно, раз вы ничего не заметили. Значит, заговорщики еще не решились приступить к действиям…

— Какие заговорщики?

— Фаталисты. Шайка идиотов, которые утверждают, что если Солнце взорвется, значит, такова судьба, фатум, рок, и Земля должна погибнуть. Похоже, они думают, будто, спасая свою плоть, мы губим душу и солнечный огонь должен очистить нас. Они основывают свою веру на всяких вздорных пророчествах, сохранившихся в священных книгах киристан, этой религиозной секты, которая, по словам некоторых историков, восходит, может быть, к эпохе первой цивилизации.

— Я полагал, что киристане — разумные люди, хотя и не разделял их убеждений… Я с ними знаком… Да что там говорить, моя бабушка была одной из них!

— Да нет, это вовсе не они. Если мои сведения точны, то это новая, но уже влиятельная секта. По несчастной случайности, один из пророков объявил о грядущем конце света ровно за два месяца до того, как Совет решил обнародовать сведения о неустойчивом состоянии Солнца. Возможно, среди них уже сейчас есть люди, занимающие высокие посты, например из полиции триллов.

Я выругался. При условии, что все пойдет хорошо, мы только-только успеем все сделать. Но если начнутся волнения…

— Что же делать?

— Пока ничего. Я надеюсь, что вы припомните какие-нибудь подозрительные факты, которые мне позволят действовать. Но при таком, — положении вещей, если даже мы арестуем кое-кого из заправил, — а мы знаем далеко не всех! — нам не избежать конфликта с правительством, потому что с юридической точки зрения это будет чистейшим произволом. Наш закон гарантирует свободу мысли и вероисповеданий. Мы не можем арестовать человека лишь за то, что он верит, будто мы поступаем неправильно, не желая покориться судьбе!

— Понимаю, — сказал я. — Очевидно, у вас уже есть агенты на всех геокосмосах?

— Разумеется! Тем не менее, если кто-нибудь из ваших инженеров сообщит вам о неполадках…

— Договорились! В свою очередь, если вы что-либо обнаружите…

Тирал ушел. Как всякий теки, я был воспитан на мысли, что человек может и должен бороться с враждебными силами природы, и мне трудно было поверить, что кто-то думает иначе. Это казалось невероятным!

Однако подозрения Тирала оправдались, правда, много позднее, а пока все было спокойно, все шло своим чередом, и я отправился в инспекционное турне на Венеру.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Катаклизм

Венерианские джунгли

Я никогда раньше не был на Венере. Наши отношения с венерианцами были довольно щекотливыми. Венеру освоили и заселили задолго до нашествия друмов. Планета, как и предполагалось, была окружена толстым слоем формальдегидов, и прежде чем начать заселение, необходимо было сделать ее пригодной для жизни. Под руководством выдающегося ученого Пауля Андерсона началась физико-химическая обработка Венеры, известная под названием "Большой дождь", которая полностью изменила всю атмосферу планеты. После ее окончания Венера была по-прежнему окружена толстым слоем облаков, но на сей раз облака состояли из водяных паров. Затем был ускорен слишком медленный цикл вращения Венеры и доведен до двадцати восьми земных часов. В ту далекую эпоху мы еще не знали космомагнетизма, и необходимую энергию дали атомные станции, мало похожие на ваши, потому что мы использовали не распад атомов, тяжелых и легких, а гораздо более мощную реакцию аннигиляции материи.

И гораздо более опасную! В 2244 году произошла катастрофа. По неизвестным причинам семь из десяти атомных станций взорвались одновременно, и почти над всей Венерой повисло облако радиоактивного газа. К счастью, период его распада оказался коротким! Помощь уже начала прибывать с Земли, когда на нас обрушились друмы.

Так всякая связь между двумя планетами прервалась более чем на тысячу лет. Все документы, которые могли подсказать друмам, что у нас есть потомки на Венере, были спрятаны или уничтожены. А Марс уже был в их руках, если можно так назвать суставчатые щупальца друмов.

На Венере люди жили еще в городах под куполами, из последних сил борясь за свое существование. Среди них произошел целый ряд странных мутаций, в основном регрессивного типа, но, к счастью, недолговечных. Так что вы не рассчитывайте, что атомная война создаст новую расу сверхлюдей! Однако на фауну Венеры радиация оказала неожиданно сильное влияние.

До прихода людей на Венере не было никаких форм жизни, поэтому мы завезли растения и животных с Земли. В основном это были различные виды из африканских и американских заповедников: крупные и мелкие млекопитающие, хищные и травоядные, некоторые насекомые и так далее. Нам удалось сначала под куполами, а затем под открытым небом за сто лет создать на Венере почти устойчивое экологическое равновесие. Большая часть земных животных погибла в результате атомной катастрофы. Некоторые наиболее стойкие виды не претерпели изменений. Зато остальные животные стали жертвой странных мутаций. В отличие от того, что произошло с людьми, у животных эти мутации не всегда приводили к вырождению или смерти. И теперь на слабо заселенной Венере, особенно на слишком жарком для людей экваториальном континенте, обители кошмарные существа.

Немногочисленные и лишенные мощной техники колонисты Венеры тем не менее сохранили большую часть теоретических знаний, забытых на Земле за время владычества друмов. И когда после отлета друмов к нам прибыл первый корабль с Венеры, мы сумели быстро наверстать потерянное. Новая цивилизация расцвела на Земле, и мы опять вырвались вперед. Венериане вынуждены были скрепя сердце признать наше превосходство в знаниях. Их собственная цивилизация в некоторых отношениях была более утонченной, чем наша, особенно в области искусства, а разделение на текнов и триллов менее четким. Их столица Афрои насчитывала не многим меньше жителей, чем Хури-Хольде, хотя все население Венеры составляло лишь ничтожную часть земного.

Монтаж гигантских космомагнитов на Венере продвигался не так успешно, потому что у них не было больших городов-заводов. Однако мы стремились во что бы то ни стало спасти эту плодородную планету, необычно богатую минералами. Я прибыл туда в сопровождении Хани, Рении и целого штаба специалистов.

Облака, вечно окружающие Венеру, лишь изредка позволяли видеть Солнце, поэтому здесь царил смутный полумрак, тягостный для только что прибывших землян. Все очертания казались неясными, размытыми. И здесь было невыносимо жарко, поэтому венериане одевались более чем легко. Их глаза, приспособленные к полумраку заметно больше, чем у землян, гораздо светлее, обычно бледно-серого цвета. Но эта особенность была нестойкой, и дети от смешанных браков между венерианами и землянами всегда рождались с нормальными глазами.

Рения происходила из венерианской семьи, но по какому-то капризу наследственности ее огромные глаза были светло-зелеными, поэтому она не страдала от яркого света земного дня. Большинство же венериан на Земле вынуждены носить контактные светофильтры. Рения покинула Венеру еще в детстве, но хорошо помнила все обычаи своей родины и была для меня бесценным гидом. Благодаря ей я не так уж часто попадал впросак.

Как описать сказочное великолепие этой планеты? На Венере было пять материков, три северных, из которых самый населенный — полярный, и два южных, протянувшихся от тропиков до Южного полюса. В северном полушарии близ экватора разбросана по океану цепь необитаемых островов, средняя температура там выше 55 градусов. Под почти непрекращающимися ливнями среди странных желтых деревьев на этих островах живут фантастические создания: лерми — огромный жук, способный своими клешнями перерубить пополам человека, фориа — далекий потомок земного крокодила, бронированная рептилия длиной 25 метров, тяжелая и медлительная, но способная на расстоянии убить любого зверя ядовитым плевком, и наконец, гориллоподобная Эри-Куба — загадочное существо, которое никто никогда не видел вблизи, потому что все, кто встречался с ним, погибали. На северных континентах фауна была не столь устрашающей: здесь встречались слоны — крупные, необычайно умные, с раздвоенным хоботом, их стада уже напоминали организованные общины, светло-желтые тигры, сочетавшие качества тигра и льва, а по сообразительности превосходившие ваших шимпанзе (у них на передних лапах даже начал появляться хватательный палец!), и конечно, флеа — шестиметровые летающие ящерицы неизвестного происхождения, которых молодые спортсмены на Венере приручали под седло. Венерианский пейзаж под низким сводом облаков, залитых рассеянным сумеречным светом, вызывал у землян щемящую грусть. Дожди без конца хлестали по серым просторам неглубоких океанов, которые пенили постоянные ветры. Берега почти всюду обрывались нагромождением голых скал, но широкие мутные реки далеко выносили свои разветвленные дельты, где вызревал необычайно крупный и вкусный венерианский рис.

Молодые горы, едва затронутые эрозией, вздымали к облакам иглы черных и красных вершин. В общем-то они были невысоки, за исключением хребта Акачеван на севере, достигавшего в высшей точке 600 метров. Экваториальные континенты сплошь были покрыты лесами гигантских деревьев, которые более чем на триста метров вознесли там свои кружевные душистые кроны.

Венерианские города поражали своим блеском и красочностью. Построенная из мрамора Афрои с ее широченными проспектами, огромными ступенчатыми террасами и великолепными памятниками привольно раскинулась полумесяцем на берегу Казомирского залива Теплого моря. По сравнению с этой столицей даже Хури-Хольде казался захолустьем.

Меня приняли члены правительства Венеры. В отличие от Земли здесь не было Совета Властителей наук. Разумеется, многие Властители были родом с Венеры или Марса, но все они входили в Земной Совет — высшую инстанцию для всех планет.

Как и на Земле, я осмотрел гигантские космомагниты. Их было всего два, оба того же типа, что и у нас на Южном полюсе. На Венере нет ни полярных океанов, ни льдов, зато здесь пришлось вырубать девственные леса, а на Южном полюсе — и уничтожать опасных зверей. Для станций релейной связи, возводимых близ экватора, мы вынуждены были предусмотреть охлаждающие установки. Эти станции оказались необходимыми, потому что здесь, на Венере, не было такой густой сети электроцентралей как на Земле.

Всюду работы шли полным ходом. Уже начали прибывать блоки космомагнитов и на полюсах приступили к их монтажу. Отставали только некоторые экваториальные релейные станции.

Обедая за столом с венерианскими текнами — инженерами, физиками, натуралистами, я не раз слышал о таинственной Эри-Кубе, которую никто никогда толком не видел. Очень давно, когда темное владычество друмов на Земле только начало приходить в упадок, здесь, на Венере, была организована экспедиция на остров Зен. Исследователи успели сообщить, что обнаружили гигантскую обезьяну, и это было последним их сообщением. Они исчезли все до единого. С тех пор многие экспедиции безуспешно пытались разгадать эту тайну. Джунгли на острове Зен были поистине непроходимыми. Даже маленькие индивидуальные космолеты не могли проникнуть под полог тропического леса. А о том, чтобы пробраться туда пешком, не могло быть и речи — слишком много опасностей, не говоря уже об убийственной жаре, подстерегало смельчаков, и за сомнительные результаты пришлось бы расплачиваться человеческими жизнями. Уже немало венериан и землян исчезли бесследно. И поскольку экваториальные острова для малонаселенной Венеры не представляли интереса, исследования их были не то чтобы запрещены, но отложены.

Однако меня мучило любопытство: сколько важных для биологии открытий таят эти джунгли? К тому же в недалеком будущем фауна островов должна была исчезнуть. Предстояло построить еще одну релейную станцию, и наиболее подходящим для нее оказался большой остров Зен.

Решение строить станцию сначала ошеломило венериан, а затем вызвало взрыв энтузиазма. Студенты даже устроили под моими окнами овацию. Народ беспокойный и энергичный, венериане страдали от мысли, что какой-то уголок их планеты остается неисследованным. Всеобщий энтузиазм еще более возрос, когда на обеде у президента венерианского правительства я объявил, что сам возглавлю экспедицию. Работы продвигались успешно, новости с Земли были обнадеживающими, а потому я мог позволить себе провести несколько дней с экспедицией.

Мы снарядили три межпланетных корабля, каждый из которых нес на борту по два маленьких космолета. Вылетали мы на рассвете из столичного космопорта на берегу Теплого моря. Могучие корабли поблескивали в свете прожекторов. Сразу же за пилотами вместе с Ренией я поднялся на борт одного из них, "Силк аффреи", что означает "Сверкающая молния".

Мы летели низко, под сплошным облачным сводом. Пользуясь своими привилегиями, почти все время я проводил в штурманской рубке. На экранах перед нами катил свои длинные серо-свинцовые волны венерианский океан. Иногда их вспарывали черные тела чудовищных потомков земных китов. Через десять часов мы достигли зоны тропических испарений. Плотность тумана (для наших радаров его не существовало) была неравномерной, так что иногда сквозь колодцы, образованные потоками теплого воздуха, мы воочию видели поверхность океана. Километрах в двадцати от острова Зен просветы в тумане стали учащаться, а над самим островом туман вдруг рассеялся окончательно. Мы вошли в зону экваториальных воздушных течений, таких мощных, что они порой разрывали завесу облаков, поэтому остров Зен был одним из немногих мест на Венере, где иногда по ночам можно было видеть звезды:

Остров протянулся под нами на добрую сотню километров. Ширина его не превышала сорока километров. Сверху он походил на огромное животное с двумя длинными мысами вместо лап и узкой пастью залива. Весь остров, кроме хребта Зериф, был покрыт сплошным лесом. Мы начали спускаться на плато между двумя вершинами, примерно на полкилометра выше границы джунглей. Огромные корабли приземлились с легкостью, недоступной даже вашим вертолетам. Ветер доносил дыхание джунглей: тяжелый, пряный аромат крупных белых цветов, смешанный с терпким запахом перегноя. Внизу за пологим склоном колыхалось темно-зеленое море сомкнутых крон. Позади нас ступенями титанической лестницы уходили уступы хребта Зериф.

Мы разбили лагерь под сенью межпланетных кораблей. Их внушительная масса защищала нас от ветра, иначе мы бы здесь долго не выдержали. Этот ветер дул на плато беспрестанно, извлекая из высокой травы и отдельных кустов странную, монотонную и волнующую мелодию. Техники быстро собрали металлические дома-убежища и прочно укрепили их стальными крючьями, вбитыми в каменистую почву. К концу второго дня все было готово.

На третье утро мы спустились к лесу в маленьком космолете. Нас было пятеро: Рения, венерианский биолог Собокол, два его помощника Реум и Тулл и я. На высоте десяти метров мы долго маневрировали вдоль границы джунглей, прежде чем смогли углубиться под своды леса. Между гигантских стволов здесь рос "подлесок", высотой и мощью подобный земной дубраве, но сплошь окутанный лианами, изъеденный лишайниками и мхами. Великолепные цветы — эпифиты — гнездились в развилках ветвей. Мы двигались по узкому просвету между деревьями с черепашьей скоростью, то и дело останавливаясь перед неожиданными завалами из мертвых ветвей или завесами лиан, которые наш слишком слабый космолет не мог прорвать. Однажды на нас обрушилась настоящая сеть из лиан, и нам с Собоколом пришлось выйти наружу, чтобы, орудуя электропилами, освободить аппарат. К вечеру лес поредел. Блеснула река. Лететь вдоль нее было гораздо легче. Вскоре пришлось включить прожекторы. Уже в полной тьме мы добрались до озера, казавшегося черным кратером среди нависших над его берегами ветвей.

Мы посадили космолет у самой воды на единственную подходящую площадку. Здесь мы чувствовали себя в безопасности. Космолет, отлитый целиком из самого прочного сплава, перед которым, поверьте, ваши лучшие стали — просто свинец, казался нам неприступным убежищем. И все же нам было не по себе: заросли подступали со всех сторон, надвигались, давили, вызывая клаустрофобию… После ужина мы погасили фары и затаились, надеясь увидеть обитателей джунглей, если они вообще здесь существовали.

Эту ночь в венерианском лесу мне никогда не забыть! Едва прожектор погас, мы увидели, как в озере появилось синеватое сияние: сначала слабое, оно быстро разгоралось и вскоре достигло яркости полной луны на Земле, над экватором. Оно словно всплывало из глубины озера, по которому, как по горящей сере, переливались синие огни. У самой поверхности замелькали стремительные змееподобные тени. Сидя перед левым экраном между Ренией и Собоколом, я как завороженный смотрел на это захватывающее зрелище. Реум и Тулл дежурили у правого экрана, обращенного в сторону джунглей. Волны озера отбрасывали танцующие блики на черные, как тушь, стволы, и молодые венериане несколько раз подзывали нас, когда им казалось, что они видели между деревьями какие-то смутные фигуры.

ЭТО произошло около полуночи. Более чуткая, чем все мы, Рения ощутила ЭТО первой. Она внезапно побледнела и сказала, что у нее ощущение, будто какое-то существо смотрит на нее в упор из темноты. Чтобы успокоить Рению, я включил прожектор, но потом снова погасил его, дабы не привлекать к нам внимание обитателей джунглей. Через несколько секунд мы все тоже почувствовали, что за нами кто-то следит. Это было страшное чувство, оно то усиливалось, то ослабевало, будто кто-то бродил вокруг, то приближаясь, то удаляясь. Скрывая растущее беспокойство, я сел на место пилота, при необходимости подняться в воздух, и положил правую руку на спуск боевого излучателя, фульгуратора.

На несколько минут нас вроде бы отпустило. Затем смутное чувство опасности усилилось.

И вдруг Рения, указывая рукой на озеро, крикнула:

— Там, Орк, там!

Синеватое сияние пульсировало в том же ритме, в каком сжимались от боли и отчаяния наши сердца. И тут мы увидели на отмели чудовищную тень, которая ритмично изгибалась в жутком завораживающем танце.

Побледнев, Тулл пробормотал:

— Эри-Куба…

— Говори! — крикнул я. — Что ты об этом знаешь?

— О, ничего… Это древняя легенда. Во время владычества друмов на Земле, говорят, Эри-Кубы захватили весь континент Тхора.

И, прислонившись к переборке, Тулл запел угасающим голосом:

Когда накатит вдруг тоска, То далека, то вновь близка, Знай — рядом Эри-Куба! У ночи встанет на краю И выпьет кровь и жизнь твою Из мрака Эри-Куба. И трус презренный, и герой, Умрет от ужаса любой, Кто видел Эри-Кубу…

Он умолк, и в наступившей тишине я слышал наше хриплое дыхание да заглушенные всхлипывания Рении. Ужас нарастал неотвратимо, и одновременно я чувствовал, как жизнь покидает меня, как с каждым мгновением уходят мои силы. Это было непередаваемое фантастическое ощущение! Синевато-лиловый свет в глубине озера начал угасать, кошмарное уродливое создание вдалеке на отмели замерло в неподвижности. Все это я отмечал подсознательно, как во сне. Рения рядом со мной повторяла едва слышным шепотом слова, долетавшие до меня из бесконечной дали:

У ночи встает на краю И выпьет кровь и жизнь твою Из мрака Эри-Куба…

Я чувствовал, что погружаюсь в черную бездну. Собокол медленно опустился на пол, согнувшись пополам, за ним рухнули Реум и Тулл. Рения мягко упала у моих ног. Я еще не потерял сознание, но в глазах у меня мутилось, в ушах звенело. Последним усилием воли я нажал кнопку старта, и почти одновременно — спуск фульгуратора. Ослепительная вспышка в миллиарды вольт на миг озарила гигантское обезьяноподобное чудовище, которое грузно оседало в воду, а затем все исчезло в огненном вихре. Космолет с ходу врезался в зеленый купол леса, я ощутил удар и потерял сознание.

Очнулся я на койке в "Сверкающей молнии", вокруг хлопотали три врача. Я чувствовал себя безмерно слабым и, едва узнав, что Рения вне опасности, тотчас погрузился в глубокий сон.

Два дня спустя Кель, которого я оставил своим заместителем по экспедиции, объяснил мне, как все произошло. Вспышка фульгуратора привлекла их внимание, а затем они увидели наш космолет, который стремительно поднимался к зениту. Они засекли нас с помощью радара, последовали за нами и установили телеконтроль над нашим управлением, когда мы были уже на стокилометровой высоте. Всех нас нашли в бессознательном состоянии. Но жизнь удалось сохранить только мне и Рении. Венериане погибли от своего рода мгновенной анемии, думаю, что я спасся потому, что был землянином, а как спаслась венерианка Рения — ни один биолог не мог объяснить.

Так или иначе, я увидел наконец Эри-Кубу и, будь моя воля, оставил бы весь их род подыхать от холода, когда Венера удалится от Солнца. К тому же новое загадочное открытие отвлекло мое внимание. Я уже поправился, и довольно быстро, когда Кель сообщил мне, что в котловане одной из релейных станций экскаватор наткнулся на "что-то, похожее на бетон". Оставив еще слишком слабую Рению в лагере, я немедленно спустился в котлован.

По образованию я не геолог, однако один мой друг, безвременно погибший в результате несчастного случая (такое хоть и редко, но все-таки бывало и в наше время), часто брал меня в юности с собой, и я довольно хорошо разбирался в петрографии. Масса в ковше нашего экскаватора была явно искусственного происхождения. Я приказал расширить и углубить раскоп. Несколько часов спустя перед нами предстал бетонный купол. Да, это действительно был низкий купол с круглыми иллюминаторами, помутневшими от времени! У основания его мы нашли запертую дверь шлюзовой камеры. Нам удалось ее вскрыть, не причинив строению особого вреда, и мы с Келем, надев респираторы, вошли внутрь.

Я быстро понял все значение этой находки. На Венере никогда не было своей автономной жизни, и, поскольку купол весьма походил на такие же купола, обнаруженные на Марсе, напрашивался вывод, что обе планеты посетили одни и те же пришельцы. Но кто они были? Предположение о существах неведомой расы отдало сразу. Нет, как и на красной планете, здесь, на Венере, побывали земляне! Они жили в герметической станции, отгороженные от смертоносной ядовитой атмосферы. И так же, как и на Марсе, эти первые поселения погибли, когда рухнула породившая их цивилизация.

Купол был большим и, видимо, представлял собой разведывательную станцию. В ней сохранились следы борьбы. Металлическая мебель, похожая на мебель позднейших человеческих поселений на Марсе, была вся искорежена и даже оплавлена. В какой-то момент мне показалось, что я грежу: за толстой стеклянной дверью на диване лежало превосходно сохранившееся тело молодой женщины. Губы ее слегка улыбались, глаза были закрыты, длинные белокурые волосы свешивались до пола. В руке она сжимала маленький зеленый флакон.

И действительно, когда позднее ученые проникли в этот склеп, анализ показал, что он был заполнен инертным газом. На столе они нашли полуистлевшую записку, которая отчасти приподняла завесу тайны. Она была написана на одном из древних языков эпохи, предшествовавшей оледенению. Молодая женщина, которую" звали Хильда Свенсон, по каким-то причинам считалась крупной политической фигурой. Она предпочла покончить с собой, чтобы не попасть в руки врагов. Ее приверженцы подоспели слишком поздно. Они превратили станцию в усыпальницу.

Мы решили не тревожить покой гробницы, и тело Хильды так и осталось там, как его уложили ее последние друзья. Один из наших лингвистов, Нилк, прославился благодаря переводу найденной записки. С ее помощью он доказал, что древние диалекты той эпохи, несмотря на пролетевшие тысячелетия, происходят непосредственно от языков первой цивилизации. Итак, никто не тревожил уединение усыпальницу, только я иногда приходил туда и подолгу простаивал перед стеклянной дверью. Ибо юная женщина спавшая там вечным сном, была точной копией Рении!

Мы заложили станцию немного поодаль, расчистив фульгураторами несколько сотен гектаров зарослей. И тут я получил приказ Совета вернуться немедленно в Хури-Хольде.

Фаталисты

Хани ждал меня в своей лаборатории. Его суровое, осунувшееся лицо говорило, что он смертельно устал. Без всяких предисловий он вдруг сказал:

— Орк, некий Кельбик, молодой ученый из Арекнара, несколько дней назад прислал нам подробный анализ состояния Солнца. Выводы далеко не радостные. Мы проверили все его расчеты. Взрыв Солнца распространится далеко за орбиты Нептуна и даже Плутона. Но это еще не самое худшее. После взрыва Солнце превратится в черного карлика!

— В черного карлика? Но ведь мы нашли всего две такие звезды в радиусе десяти тысяч световых лет!

— Да, но что делать? Нам не повезло. Вот расчеты. Зато у меня есть для вас и хорошая новость. Очевидно, до взрыва у нас будет на несколько месяцев больше, чем мы рассчитывали.

— Итак, к какой звезде мы направим свой путь? — спросил я. — К Этанору? Или к Белюлю?

— К Этанору. Попытаем сначала счастья у ближайшей звезды. Но пока у нас новые осложнения. Движение фаталистов ширится, и я уже не раз себя спрашивал: не подведет ли нас наше старое правило? Если бы мы только могли подробно и точно объяснить положение триллам!

Увы, скоро я убедился, что дело обстояло значительно хуже, чем думал Хани. Фаталисты, оставаясь пока что в тени, умело выдвинули на первый план другую группировку, так называемых экономистов. Экономисты, явно науськиваемые фаталистами, сеяли слухи, будто текны сознательно лгут, чтобы заставить триллов согласиться на безумный полет к другим звездам, который текны в действительности задумали только ради удовлетворения собственного любопытства. Веж беда заключалась в том, что мы ничего не могли как следует объяснить: мой собственный метод расчетов, благодаря которому я обнаружил, что Солнце скоро взорвется, был доступен лишь нескольким десяткам математиков на всей планете, а что касается кельбиковского анализа, то, едва познакомившись с ним, я понял, что даже мне придется над ним попотеть. Мы сами стали жертвами своей старой политики значительного ограничения знаний масс. Теперь из-за нее мы не могли объяснить народу, насколько реальна была нависшая над ним угроза, причем объяснить так, чтобы нас поняли. Мало того — среди самих текнов лишь немногие могли усвоить выдвигаемые нами доказательства.

Через неделю после моего возвращения глава экономистов Ужьях начал против нас кампанию в триллаке — палате депутатов. В яростной речи он обрушился на Совет Властителей, обвиняя их в непомерной растрате энергии, припомнил несколько смертельных случаев, какие неизбежны на больших стройках, несмотря на все предосторожности, обвинил дирекцию Солодины в неспособности руководить работами и наконец потребовал отмены привилегий текнов и возвращения их под общую юрисдикцию, суда над виновными и передачи общего руководства геокосмосами правительству триллов. В заключение он обвинил Совет в распространении сознательной лжи относительно будущего состояния Солнца. Разумеется, Тирал сразу же включил прерыватель волн и отрезал зал триллака от остального мира, но это дало отсрочку всего на несколько часов. С некоторым беспокойством мы ожидали решения правительства. Наконец оно было объявлено: вынося порицание Ужьяху за его резкий тон, правительство тем не менее постановило начать расследование относительно необходимости путешествия к Этанору. Одновременно президент Тхел обратился ко всем триллам с призывом никоим образом не замедлять работ по сооружению геокосмосов, поскольку Солнце так или иначе взорвется — в этом не сомневался уже никто.

Ободренный первым тактическим успехом, Ужьях ультимативным тоном потребовал, что бы я его принял. Сначала я хотел отказаться, но вмешался Тирал и уговорил меня. Итак, я ждал у себя в кабинете, положив на всякий случай маленький лучевой пистолет, фульгуратор, под папку с бумагами у себя на столе.

Вождь экономистов вошел с надменным видом. Он оказался очень мал ростом, что среди нас было редкостью, и держался неестественно прямо и скованно. Он сел, не дожидаясь приглашения. Я молча рассматривал его, припоминая все, что мне рассказал о нем Тирал. Отец Ужьяха был теки, мать — из триллов, сам он сначала был отнесен к текнам, однако в 17 лет исключен из этой категории как неспособный заниматься науками: в них он искал не знания, а способ пробиться к власти. Разумеется, самолюбию его это нанесло жестокий удар. Он приобрел редкую в наше время профессию антиквара и занялся перепродажей древностей, но вскоре у него начались неприятности с полицией. За незаконные раскопки на том месте, где был Сан-Франциско, Ужьях попал под суд и был вынужден прикрыть свое дело. После этого он ударился в политику и вскоре стал признанным главой экономистов.

— Итак? — спросил я наконец. — Что скажете? Он небрежно оперся локтем о мой стол и ответил:

— Итак, полагаю, вы слышали мою речь…

— Да, набор глупостей и вранья, если хотите знать мое мнение…

— Возможно, возможно, однако эти глупости и вранье попали в цель!

— Вам известно, что я мог бы вас арестовать?

— Пожалуйста, попробуйте! Я пожал плечами.

— Пока в этом нет необходимости.

В действительности я был встревожен гораздо больше, чем признавался даже самому себе. Движение фаталистов оказалось много сильнее и шире, чем мы предполагали. Мы уже не знали, можно ли доверять полиции.

— Что вам нужно?

— Откажитесь от этой безумной идеи путешествия к другой звезде, и я обещаю, что все успокоится.

— Это вовсе не безумная идея! После взрыва Солнце превратится в черного карлика. Вы знаете, что такое черный карлик?

— Звезда, которая больше не испускает излучений?

— Не совсем так. Это такая горячая звезда, что большая часть ее излучений располагается в ультрафиолетовом диапазоне. Кроме того, Солнце будет окружено газовым облаком, которое не позволит нам приблизиться. А на том расстоянии, на котором нам придется остаться, мы сможем обеспечить жизнь всего нескольким сотням миллионов людей, да и то на два-три поколения в лучшем случае.

— А кто подтвердит, что все это правда? Вы мне можете это доказать?

— И вы еще были текном! — С горечью воскликнул я. — Неужели вы думаете, что можно так просто доказать нечто бесконечно сложное? Мне самому понадобилось несколько недель, чтобы все понять до конца.

— Иными словами, вы отказываетесь?

— Я просто не могу. Поверьте, я предпочел бы вас убедить с цифрами в руках…

— В таком случае мне здесь больше нечего делать.

— Тем хуже для вас!

И он вышел, прямой как палка. Я позвал Тирала.

— Может быть, стоит его арестовать?

— Нет, еще не время. Мы не готовы…

— Что же делать? Этот мерзавец сорвет все наши сроки, если ему удастся организовать на стройках забастовки.

— Постараемся выиграть время. Пока вас не было, я начал устанавливать на улицах защитные устройства под видом улучшения освещения. Это делают надежные текны. Через несколько часов все будет закончено.

— И никто ничего не заподозрил?

— Пока нет! К тому же мои установки могут служить и давать освещение, разумеется, если кое-что в них изменить.

— А в действительности?

— Триллы принимают нас за дураков. Совет уже давно предвидел возможность восстания. Если наша информационная служба не всегда была на высоте, то этого не скажешь об отделе обороны. Вы знаете план номер двадцать один? Ах, нет, конечно, я забыл! Вы ведь не входите в Совет, несмотря на свой высокий пост. Поэтому я не смогу вам ничего рассказать без разрешения Совета Властителей. Впрочем, они разрешат…

— В таком случае у вас на сегодня все? — раздраженно прервал я его. — У меня срочные дела. А пока я прикажу раздать моим инженерам фульгураторы.

Едва Тирал ушел, я отдал необходимые приказания и снова погрузился в работу.

Прошло, наверно, немало часов — для меня они пролетели, как минуты, — когда в спокойной тишине вечера прозвучал первый взрыв. Грохот докатился издалека, но здание Солодина дрогнуло — так велика была сила взрыва. А через несколько мгновении до открытых окон снизу донесся неясный гул. Я поднялся, вышел на балкон и взглянул на расположенные далеко внизу террасы. На самой нижней сверкнула молния, прорезав по диагонали густую толпу. Я бегом бросился в кабинет и вернулся на балкон с биноклем. Прижавшись к углу террасы, стоял теки, которого можно было легко узнать по серому одеянию, и сжимал в руке сверкающий фульгуратор. Он успел выстрелить еще два раза, потом толпа сомкнулась над ним, и тело его полетело через парапет.

Я вернулся в кабинет, недоумевая, почему меня никто предупредил о таком стремительном и грозном развитии событий. И тут же побледнел и проклял себя за глупость: чтобы меня не беспокоили я сам отключил питание и прервал всякий контакт с окружающим миром. В тот момент, когда я вновь опустил рубильник, прозвучал второй взрыв. Экран тотчас осветился, и я увидел встревоженное лицо Хани.

— Орк, наконец-то! Где вы были?

Я объяснил, в чем дело, сгорая от стыда.

— Ладно, это неважно. Мы боялись, что бунтовщики добрались до вашего этажа и убили вас!

— Но что происходит?

— Переключите экран на Ракорину, и вы увидите!

Я повиновался. Широкая улица была заполнена орущей толпой, вооруженной чем попало: топорами, ножами, железными прутьями; кое-где мелькали фульгураторы. Толпа двигалась к перекрестку Кинон, сметая редких полицейских.

— Как видите, наши друзья перешли от слов к делу.

— Кто? Экономисты?

— Экономисты? Эти бездарные болтуны? О нет! Это фаталисты! Пока что опасность не так велика. Мы осуществили план номер двадцать один. Все подступы к жизненно важным центрам перекрыты решетками. Но в Хури-Хольде много взрывчатки, и даже триллы легко смогут ею воспользоваться. Боюсь, что эта отсрочка ненадолго.

На экране во главе толпы шагал высокий человек. Он размахивал огромным черным знаменем с изображением земного шара, пронзенного молнией. Знамя фаталистов!

— Много ли их?

— К счастью, меньшинство. На Венере все спокойно.

— Что с геокосмосами?

— Им пока ничто не грозит. Да, кстати, не вздумайте подняться на своем космолете! Мы излучаем из физического факультета волны Книла.

Мне стало нехорошо от одной мысли, что я мог, поддавшись панике, броситься к своему космолету. Под действием волн Книла любой космомагнетический двигатель при включении мгновенно высвобождает всю свою энергию. Теперь я понял происхождение этих невероятных по силе взрывов.

— Много жертв? — спросил я.

— Увы, уже достаточно! Погибли все, кто находился поблизости от космолетов, которыми эти болваны хотели воспользоваться, несмотря на наши предупреждения. Теперь они охотятся за отдельными текнами и убивают всех без пощады. Но довольно слов, время не ждет! Мы не можем к вам пробиться. Слушайте, командный щит обороны города находится под вашим кабинетом. Там должен был оставаться Тирал, но от него нет никаких сообщений, и мы боимся, что он погиб. Спуститесь вниз и займите его место!

Дверь распахнул передо мной офицер охраны. Огромный стол представлял собой светящуюся схему Хури-Хольде с красными кнопками на каждой улице. Я включил экран и увидел Хани.

— Теперь, Орк, беспрекословно выполняйте то, что я вам прикажу. Я говорю от имени Совета, который принял решение, исходя из интересов всего человечества и ради нашего будущего. Нажмите красную кнопку на схеме на Ракорине!

— И что последует? — спросил я.

— Смерть нескольких сумасшедших и, увы, многих идиотов, которые за ними последовали. Центральную ось улицы зальют лучи Тюлика.

Я побледнел. Лучи Тюлика были дьявольским изобретением, которое никогда еще не использовалось, — эту тайну Совет оберегал особенно тщательно. Лучи Тюлика вызывали распад нервных клеток.

— Неужели нет другого способа? — спросил я.

— Нет, Орк. Поверьте, нам это не менее отвратительно, чем вам. Но мы не можем позволить этим кретинам отнять у человечества единственную возможность выжить ради удовлетворения их мании.

Как завороженный я смотрел на маленькую красную кнопку. Легкий нажим пальцем — и миллионы человеческих жизней угаснут. Я включил другой экран и снова увидел Ракорину. Теперь черным знаменем размахивала очень красивая молодая женщина. Толпа остановилась. Прислонившись спиной к стене, какой-то человек со значком партии экономистов пытался образумить обступивших его фанатиков. Человеческие существа!.. Одно движение пальца — и от них не останется ничего, кроме холмиков инертной протоплазмы. Меня мутило от бессмысленности всего этого, и на мгновение я даже подумал: а может быть, фаталисты правы? Может быть, человечество и не стоит спасать?

А на экране толпа снова двинулась вперед. Нарастая, зазвучала песня:

Все хотим мы умереть, Все хотим в огне сгореть Со своей Землею!

— Итак, Орк? — прозвучал холодный голос Хани.

Я посмотрел на него с ненавистью. Как он был хладнокровен! Но я взял себя в руки. Под маской невозмутимости угадывалось страшное напряжение всего его существа. Я был только орудием, а он вместе с другими Властителями — волей.

Солнце, всех планет отец, Примет всех нас наконец С нашею Землею!

Куплеты были в плясовом ритме, но песня звучала мрачно и грозно. Последний раз взглянув на экран, я нажал кнопку.

Совсем близкий взрыв потряс стены, и обломки посыпались дождем. Я приблизился к окну, взглянул вниз. На верхней террасе вопящая толпа теснилась возле небольшой металлической рамы. Блеснуло пламя, и под крики фанатиков с рамы соскользнул маленький снаряд. Он вздымался вверх и взорвался на уровне моего личного кабинета, разнеся на куски бронированное стекло. Без колебаний я подошел к столу, отыскал на схеме кнопку, соответствовавшую этой террасе. Крики смолкли.

Бунт был подавлен без всякой жалости. Правительство триллов, опомнившись наконец, объявило вне закона экономистов заодно с фаталистами.

Если в Хури-Хольде и других местах мятежников удалось усмирить довольно скоро, то кое-где события развернулись иначе. В Хориарто фаталисты захватили город, убили всех текнов и многих триллов, и пришлось осаждать их по всем правилам целых две недели. До последнего момента мы пытались спасти заложников, но когда бунтовщики начали обстреливать ракетами один из северных геокосмосов, находившихся от них в трехстах километрах, мы были вынуждены разрушить город. Затем на Земле вновь воцарилось спокойствие. Беспощадно преследуемые всюду фаталисты исчезли, словно их и не было.

Тирал так и не появился. Мы поняли, что он был убит в самом начале восстания.

Отлет

После мятежа фаталистов, который произошел в конце 4604 года, для людей потянулись месяцы тяжкого труда, прерываемого редкими часами досуга. Великие работы завершались одна за другой. Постепенно люди переселялись в герметические подземные города: днем они еще работали на поверхности, но на ночь спускались под землю. Все геокосмосы были смонтированы и являли собой внушительное зрелище, особенно гигант на Южном полюсе, с его куполом диаметром в 12 километров, который медленно поворачивался вокруг своей оси в направлении, обратном вращению Земли. И тогда возникла сложнейшая проблема: как вывести с орбит обе планеты, избежав при этом сдвигов коры, которые грозили неисчислимыми жертвами и полным разрушением всех наших сооружений?

Не без труда мы справились с расчетами, и наконец великий день настал. В контрольном зале на глубине семисот метров вокруг меня собрались все члены Совета; тут же были представители правительства триллов и несколько делегаций от текнов и триллов. Перед нами на приборном щите светились интеграционные экраны, отмечавшие графиками малейшие изменения в напряжении земной коры. Я приблизился к щиту в сопровождении своего штаба специалистов: Совет единогласно доверил мне эту высокую честь. Из застекленной кабины, где находились автоматы-регистраторы, Рения ободряюще кивнула, и я сел за пульт.

Положив руки на пульт управления, я пробежал пальцами по клавишам. Питание еще не было подключено, и клавиши мягко подавались от малейшего нажима. Старт должен был произойти ровно в полдень, а сейчас было только 11 часов 40 минут. Я сидел, чувствуя страшную неловкость, и не знал, как себя вести, я включил межпланетный экран, и передо мной появилось лицо Килнара, которому на Венере предстояло сыграть ту же роль, что и мне на Земле. Выдающийся геофизик, он был моим соучеником по университету, и мы остались добрыми друзьями, хотя виделись редко. Он скорчил мне малопочтительную гримасу, которую почти мгновенно, без временного отставания донесли до Земли волны Хэка — мы лишь недавно начали их использовать для связи.

— Осталось пять минут, — прозвучал голос моего бывшего ассистента Сни.

Зная его непоколебимое хладнокровие, я настоял, чтобы он находился рядом со мной.

— Хорошо. Включить запись!.. Проверить контакты!..

— Все в порядке!

Я пристально смотрел на контрольную лампу прерывателя, который должен был мгновенно отключить энергию, если какой-нибудь геокосмос выйдет из фазы. Достаточно было нескольких секунд несинхронизированной работы геокосмосов, чтобы земная кора под влиянием противоречивых импульсов треснула, как скорлупа ореха. За клавишами управления передо мной бежала но кругу стрелка хронометра. Оставалось две минуты… одна… Я бросил последний взгляд на экран, показывавший контрольный зал на Венере: Килнар по-прежнему гримасничал, но теперь уже от волнения. Тридцать секунд… десять секунд… пять секунд… Ноль!

Я вдавил до конца центральный клавиш, включая автомат, который и должен был заняться настоящей работой. Зажглась контрольная лампа. Произошло величайшее событие в истории Земли, и ничто его не отметило, кроме ровного света маленькой зеленой лампочки.

— Север-один! Говорит Север-один! прогремел из динамика голос. — Все в норме.

— Север-два! Говорит Север-два! Все в норме.

— Север-три! Все в норме. Перекличка продолжалась. И наконец:

— Говорит Юг! Говорит Юг! Все в норме.

На геофизическом экране бежала беспрерывная прямая линия с едва различимыми всплесками. Она представляла собой свободный график всех сейсмических станций Земли, а слабые всплески отмечали обычные микросейсмы.

Мало-помалу мы успокоились. По поступавшим сведениям, на Венере тоже все шло нормально. А ведь в это время на обе планеты уже воздействовали титанические силы, которые должны были по спиральной орбите удалить их от Солнца и направить к другой звезде! Они возрастали бесконечно медленно, постепенно и казались неощутимыми. К двум часам пополудни орбитальная скорость Земли возросла всего на 10 сантиметров в секунду!

Внезапно резкий зубец прервал ровную линию на геофизическом экране. У всех сжалось сердце, но тут же прозвучал спокойный голос Рении:

— Сильное землетрясение на оконечности западного материка. Эпицентр близ Тарогады. Гипоцентр на глубине двенадцати километров. Сейсм обычного типа.

Линия на экране уже выпрямилась. Нам оставалось только ждать. Ускорение было слишком сложным процессом, чтобы доверить его человеческим рукам, поэтому все команды подавали великолепные машины, непогрешимые точнейшие автоматы. Тем не менее мы просидели в зале управления до самого вечера, наблюдая, как стрелка орбитальной скорости медленно ползет по циферблату, прибавляя новые и новые метры в секунду. Пройдет еще немало месяцев, прежде чем диаметр Солнца начнет зримо уменьшаться.

Впервые за долгие годы, если не считать пребывания на Венере и коротких дней отпуска, я мог наконец свободно вздохнуть и подумать о своих делах. Прежде всего я с головой ушел в изучение кельбиковского анализа, потому что не мог вынести, чтобы какой-то новый раздел математики оставался для меня недоступным. Это оказалось нелегким делом, и мне не раз пришлось обращаться за разъяснениями к самому Кельбику. Он был еще молодым человеком, высоким и стройным, и в жизни имел только две настоящие страсти — математику и планеризм. Довольно быстро между нами завязалась тесная дружба. Тем более тесная, что до сих пор только я да Хани сумели проникнуть в созданный им новый мир.

Первое, о чем попросил меня Кельбик, — это отменить запрет на планерные полеты. Такое решение было принято в самом начале великих работ, и вовсе не из какого-то аскетизма — наоборот, всевозможные развлечения только поощрялись, поскольку приносили пользу, — а потому, что в окрестностях городов бесчисленные грузовые космолеты уже не придерживались заранее намеченных маршрутов и представляли смертельную опасность для планеристов. Когда геокосмосы были построены, транспортные космолеты вернулись на свои линии, однако запрет так и остался в силе — его просто забыли отменить.

У меня не было случая научиться управлять планером, но Кельбик рассказывал об этом благородном спорте так живо, так увлекательно, что я сам загорелся. Совет разрешил полеты, однако обязал применять все меры предосторожности. Единственный, кто был против, так это новый Властитель людей Хэлин. "Такая возможность слишком хороша для фаталистов, — говорил он. — Они попытаются отыграться". И, как оказалось позднее, слова его оказались пророческими.

И вот я начал учиться управлять планером. Моим инструктором стал Кельбик, и вскоре я познал неведомую доселе радость свободного парения. Оно ничем не походило на полеты в аппаратах с космомагнетическими двигателями: тут не было ни стремительных подъемов в атмосферу, ни сумасшедшей скорости, когда Земля крутится под тобой. Наоборот, это скорее напоминало беспечный бесшумный полет птицы, и пейзажи медленно проплывали под крылом долины сменялись холмами, долинами, речными извилинами. А как передать наслаждение полетом над вершинами гор, радость борьбы с нисходящими воздушными потоками, величественными ястребиными подъемами по спирали или ленивыми, плавными спусками к земле!

Отныне по нескольку раз в неделю Кельбик, Рения и я отправлялись в свободный полет каждый на своем планере. Мне пришлось заказать себе личный планер, однако он мне не очень нравился. Мне казалось, что он тяжелее и неповоротливее учебного планера, но я объяснял все своей неопытностью и, скрывая уязвленное самолюбие старался, выжать из своего аппарата все, что можно.

Однажды мы спокойно парили над обширным заповедником. Метеостанции пообещали постоянный ветер, и мы действительно легко удалились на 450 километров к югу от Хури-Хольде. Без труда преодолели горный хребет. Вдалеке стадо слонов купалось в реке Керал, которая берет начало из внутреннего моря Кхама. Кельбик ушел вперед, Рения держалась слева от меня. Далеко позади нас в небе медленно кружились другие планеристы.

Внезапно Кельбик вызвал меня по радио:

— Орк, ты видишь планеры прямо впереди?

— Да, а что?

— Они не из Хури-Хольде. На такое расстояние от базы могли залететь только Камак, Атюар и Селина. Но я точно знаю, что сегодня они не поднимались. И мы слишком далеко от Акелиора, чтобы кто-то из тамошних планеристов успел сюда добраться.

— А нам-то какое дело?

— Большое! Я, например, хотел бы знать, почему эти планеры летят так быстро, а главное — против ветра?

Три черные точки действительно росли на глазах, и тем не менее когда стало возможным различить их силуэты, я безошибочно узнал безмоторные планеры, а не короткие сигары космолетов.

— Берегись, Орк! — вмешалась Рения. — Вспомни, что тебе говорил Хэлин! Фаталисты…

Все произошло с невообразимой быстротой. Три планера, летевших нам навстречу, словно рассыпались в воздухе: их крылья надломились и, вращаясь, начали падать вниз. А три черные сигары ринулись прямо на нас.

— Вниз, Орк, вниз! — закричал Кельбик.

Но было уже поздно. Один из космолетов ударил меня по правому крылу, и он отломилось с легким шорохом. Земля перевернулась подо мной и начала быстро приближаться. Воздух свистел вокруг изувеченного планера.

— Орк, оторви приборную панель! Скорее, скорее!

Растерявшись, я потерял несколько драгоценных секунд. Наконец я нагнулся, просунул руки под приборную панель и потянул ее на себя. Она отскочила целиком, и я увидел знакомый шит управления космолета. Теперь я знал, что делать, и попытался замедлить падение. Это удалось лишь наполовину. Мой космопланер глухо ударился о землю, и я врезался головой в щит управления. Кровь заливала мне глаза, но я прежде всего взглянул в небо. Там оставался только один планер с наполовину отсеченным крылом: он быстро терял высоту. Это был планер Кельбика. Планер, на котором летела Рения, исчез.

Планер Кельбика снизился всего в нескольких сотнях метров от меня: он резко скользнул вниз и разбился о дерево. Немного дальше, почти в реке, я заметил изуродованный планер Рении и бросился к нему, задыхаясь от страха и ярости. Рения, согнувшись пополам, лежала в кабине. Все мои попытки вытащить ее были тщетны.

— Не так! — услышал я спокойный голос Кельбика. Сдвинь фонарь назад…

Я обернулся. Лицо его пересекала бледная вздувшаяся царапина, из которой начинала сочиться кровь.

Вдвоем нам удалось вытащить Рению, и мы уложили ее на песок под уцелевшим крылом. Кельбик склонился над ней — как любой планерист, он умел оказать первую помощь.

— Мне кажется, ничего серьезного. Обморок от потрясения.

И в самом деле, Рения быстро пришла в себя. С момента падения прошло не более пяти минут.

— Что ты об этом думаешь, Кельбик? — спросил я.

— Почерк знакомый. По глупости или от великого ума фаталисты, те, что еще уцелели, решили, что от тебя надо избавиться. Возможно, одновременно они попытаются покончить с другими членами Совета, но в этом я сомневаюсь. Меня больше тревожит то, что для такого камуфляжа космолетов под планеры потребовались определенные технические навыки, которыми обладает далеко не каждый. Значит, среди фаталистов есть текны. Текны-фаталисты… Не могу в это поверить!

— Может быть, они обучали своих специалистов? В конце концов, для людей, решивших идти против человеческих законов, в этом нет ничего невозможного. И вполне вероятно, что у них есть свои собственные тайные мастерские…

— Не знаю, какая из ваших догадок хуже, — вмешалась Рения. — Меня удивляет, что они промахнулись. Почему они не ударили прямо по кабинам планеров? Тогда бы они убили нас наверняка!

— Остатки планеров рассказали бы, как это было, Рения, и тогда начали бы искать виновных. Да крыло может и само отломиться, особенно в бурю, которая надвигается. Взгляни на небо! В общем, я рад, что сумел это предвидеть и приказал установить на наших планерах маленькие космодвигатели. Летать на них было нельзя, но как парашюты они пригодились…

— Значит, мой планер поэтому казался таким тяжелым?

— Да, поэтому, а сейчас нам остается только сообщить о своем местоположении в Хури-Хольде и ждать помощи.

— Не думаю, что они так легко отказались от мысли разделаться с нами, — сказал я. — Поспешим!

Сначала мы испробовали передатчик Рении, но он вышел из строя. Передатчик Кельбика был разбит всмятку. Мы уже начали беспокоиться. К счастью, мой передатчик, хотя и поврежденный, нетрудно было починить, чем я и занялся. Рения пошла в сторону леса.

У Кельбика оружия не оказалось. Я попросил его посторожить возле планера, пока я налаживаю радиопередатчик. Я уже почти закончил настройку, когда он меня предупредил:

— Орк, люди!

Их было семеро; они возникли, как призраки, из темных зарослей. На них были длинные черные тоги, развевающиеся на ветру. Не выходя из кабины, я проверил свой маленький фульгуратор и взглянул в том направлении, куда пошла Рения. Ее не было видно.

Небо темнело с каждой секундой, мертвенный, лунный, как при извержении вулкана, свет заливал песчаный берег, река с глухим рокотом катила черные волны.

Внезапно тучи прорезала молния.

Один из незнакомцев отдал короткий приказ, и все они устремились к Кельбику, выхватывая на ходу оружие. Далеко позади нападающих на краю леса появились другие ее различимые в сгущавшейся темноте фигуры — их было много! Кельбик, отступая, повернул ко мне.

Радировать в Совет было поздно. Я быстро огляделся. Нас оттесняли от леса в излучину реки.

— Скорее в заросли! — шепнул я. — Бегом!

Кельбик бросился к лесу, и я последовал за ним. Заметив меня, один из нападавших вскрикнул, поднял руку. Послышался глухой выстрел, и песок у меня под ногами взвился маленьким смерчем. Еще несколько пуль пролетело над самой моей головой, пока я продирался сквозь кусты. Вспышки молний освещали мне путь. Наконец, добежав до леса, я обернулся и дважды нажал на спуск фульгуратора. Молнии, созданные людьми, ответили небесным молниям, и черные тени рухнули на оплавленный песок.

Мы оказались под лесным покровом в тот момент, когда по листве забарабанили первые капли дождя. Через секунду это уже был глухо ревущий водопад тропического ливня. Мы сразу перешли на шаг, утопая во мхах и травах, однако продолжали идти не останавливаясь. Когда мы пересекали поляну, сзади в нас дважды стреляли — преследователи были близко. Я не стал отвечать, предпочитая приберечь на крайний случай последние заряды фульгуратора. Спина Кельбика еле виднелась впереди. Я все время думал: куда делась Рения? Позвать ее я не решался, боясь привлечь внимание преследователей и к ней, и к нам самим.

Завал из полусгнивших стволов, опутанных лианами, заставил нас потерять драгоценные минуты. Когда мы преодолели его, шум погони слышался не только сзади но и справа и слева: нас окружали! Наконец мы выбрались на большую поляну у подножия почти отвесной каменной гряды. Позади из леса выходили преследователи.

Мы бегом пересекли поляну. Несколько пуль просвистело над нашими головами, но мы не обращали на них внимания, надеясь найти спасательный проход между скалами. Увы, каменная стена оказалась сплошной и неприступной только одна пещера зияла перед нами. В отчаянии мы стремились к ней, и я едва успел сразить из фульгуратора великолепного тигра, преградившего нам путь в свое логово.

До какой-то степени положение наше улучшалось. Гроза почти прошла, и полная луна ярко освещала поляну, лишь изредка по ней пробегали тени от разорванных туч. Если мы сумеем продержаться до утра, нас отыщут встревоженные посланцы Совета или, по крайней мере, поисковые вертолеты заставят убраться наших врагов. Главное — продержаться! Но когда я взглянул на счетчик фульгуратора, настроение мое омрачилось. У меня осталось всего семнадцать зарядов…

Мы притаились за грудой каменных обломков, как пещерные жители, ожидающие нападения. Но враги наши медлили. Отдельные пули изредка щелкали по камням, не причиняя никакого вреда, или, наоборот, отскакивали рикошетом от сводов пещеры, грозя нас задеть. Однако сами нападающие не выходили из-под прикрытия зарослей. Меня снедала тревога за Рению.

Когда горизонт на востоке начал бледнеть, я заметил в кустах на краю поляны какое-то движение. И сразу же, как стая черных демонов, враги устремились на нас. Я расстрелял все заряды, но, оставляя позади обугленные трупы, они бежали к пещере без единого выстрела.

"Хотят взять живьем", — успел я подумать, швырнул в голову первого нападающего фульгуратор и схватил толстый сломанный сук. Кельбик встретил их градом камней. Затем началась рукопашная. Мне удалось ненадолго отбросить врагов, размахивая своей узловатой дубиной, но потом они скопом навалились на меня. Меня сбили с ног, и от страшного удара по голове я потерял сознание…

Придя в себя, я почувствовал, что крепко связан. Рядом со мной неподвижно лежал Кельбик с распухшим, окровавленным лицом. Под деревом спиной к нам стоял часовой, а остальные, сидя неподалеку прямо на траве, о чем-то спорили. Их было человек пятнадцать, но я не узнал никого.

Внезапно деревья на краю леса раздвинулись, и на поляну вышли четыре слона, за которыми неторопливо выступало все стадо. Фаталисты не обратили на них внимания. Слоны в заповеднике давно привыкли к посетителям и никогда не трогали людей. Однако эти слоны, видимо, были чем-то заинтересованы. Они обошли группу фанатиков с двух сторон, приблизились к нам. И вдруг я услышал звонкий голос Рении:

— Пора, Хлларк, скорей!

Самый крупный слон повернулся, взмахом хобота оттолкнул часового и легко подхватил меня. Другой слон так же аккуратно поднял еще не пришедшего в себя Кельбика, Вожак нес меня, обхватив хоботом поперек туловище, так что голова и ноги мои свешивались. Напрягая шею, я поднял голову: черные фигуры в панике разбегались.

— Сюда, Хлларк!

Мой слон двинулся к лесу, и тогда прозвучали выстрелы. Пуля, предназначенная мне, попала ему в хобот. Затрубив от ярости, слон выпустил меня, и я больно ударился о землю. Вожак развернулся на месте и ринулся на врагов, за ним устремилось все стадо. Крики ужаса, топот, отдельные выстрелы — и все смолкло.

Растрепанная, в порванном платье, Рения склонилась надо мной, торопливо развязывая мои путы. Я с трудом поднялся, руки и ноги у меня затекли. Черные бесформенные пятна на поляне — вот и все, что осталось от фаталистов, которых настигли слоны.

— Что с Кельбиком? — спросил я.

— Он жив.

— Как тебе удалось привести этих слонов, Рения?

— Это не слоны, Орк. Это параслоны!

Я пригляделся внимательнее. Животные уже успокоились. С первого взгляда они ничем не отличались от обыкновенных слонов, только головы их показались мне крупнее, а лбы — более выпуклыми. И я вспомнил трагический эксперимент Биолика.

Этот выдающийся физиолог за пятьсот лет до моего рождения пытался создать сверхчеловека. Он с успехом провел серию опытов над крупными хищниками и слонами; толщина костных тканей черепа у них уменьшилась, а мозг почти вдвое увеличился в объеме и одновременно стал гораздо сложнее. В результате разум параслонов достиг уровня разума пяти-шестилетнего ребенка. И это их свойство благодаря тщательному контролю и отбору стало наследственным. Ободренный успехом Биолик, не предупредив Совет, начал эксперименты со своими собственными детьми и внуками. Результаты оказались столь ужасными, что он покончил с собой. По-видимому, человеческий разум невозможно развить таким способом. Однако параслоны уцелели и продолжали размножаться. Их присутствие в заповедниках никого не стесняло, тем более, что они сами благодаря своему уму сторонились людей и старались не попадаться им на глаза.

Когда Рения углубилась в лес, она увидела большой космолет, который шел на посадку. Сначала она решила, что это посланцы Совета, побежала к космолету, но вовремя успела разглядеть черные тоги фаталистов. После этого ей самой пришлось спасаться от преследователей; она заблудилась в лесу, потеряла свой фульгуратор, пробираясь через болота, и, наконец, присела на пенек и заплакала. Тут ее и нашел уже ночью, после грозы, вожак параслонов Хлларк. Хлларк немного понимал человеческую речь. Рения долго, терпеливо объясняла ему, что с нами случилось, уговаривая Хлларка поспешить к нам на помощь. Наверное, это было фантастическое зрелище, когда юная девушка в лохмотьях на какой-то поляне, залитой светом луны, пыталась заключить союз с величественным гигантом. Наконец Хлларк согласился, собрал свое стадо и выступил, посадив Рению себе на спину.

Сейчас он возвращался к нам, удовлетворенно помахивая хоботом. Пуля только оцарапала его, и рана была пустяковой. Рения негромко заговорила с вожаком, выбирая самые простые слова. Он кивнул головой. Мы с Ренией очутились на его спине, другой слон посадил на себя очнувшегося Кельбика, и мы двинулись к реке.

Спасаясь от преследователей, мы ушли довольно далеко, и нам понадобилось более часа, чтобы добраться до наших планеров. С первого взгляда я понял, что фаталисты разбили все, что уцелело после катастрофы. О том, чтобы починить радиопередатчики, не могло быть и речи. Оставалось одно — добираться своими средствами до ближайшего города Акелиоры, если только нас не обнаружат патрульные космолеты, которые теперь уже наверняка вылетели на поиски.

Уговорить Хлларка и его приятелей не составляло особого труда, и мы направились прямо на юг, к Акелиоре. Параслоны шли быстро, однако наступил вечер, до города было еще далеко, а я за весь день не заметил ни одного космолета или планера. Пришлось заночевать на лесной поляне.

Пробудился я на рассвете. Заря только занималась, небо было затянуто серой дымкой, и удушающая жара предвещала новую грозу. Силуэты слонов резко выделялись на фоне белесого неба.

Я тихонько высвободил руку из-под головы Рении, с трудом встал и разжег костер. У Кельбика был жар, рана его гноилась. Наскоро подкрепившись бананами, мы снова двинулись в путь. Это был ужасный день для бедняги Кельбика, но к вечеру мы наконец увидели на фоне заката черные силуэты башен Акелиоры. Хлларк продолжал идти прямо на юг, огибая болото, и мы прибыли в город только ночью, когда уже взошла луна.

Появление трех оборванцев на гигантских слонах на главной улице Акелиоры вызвало своего рода сенсацию, но мне было не до этого. Доставив Кельбика в ближайшую больницу, мы с Ренией за несколько минут добрались до "терканы" — нашей мэрии; я сразу связался с Хури-Хольде и вызвал к видеофону Хэлина. В столице все было спокойно, однако Хэлин безмерно удивился, когда я поведал ему о наших приключениях. Дело в том, что он получил сообщение, написанное моим шифрованным кодом, в котором говорилось, что мы будто бы приземлились в Акелиоре и вернемся только через несколько дней. Значит, фаталисты знали мой шифр! Это говорило о том, что измена проникла в верха нашей организации, может быть, даже в Совет Властителей! Поэтому я решил немедленно вернуться. Перед отлетом мы навестили Кельбика. Врач нас успокоил: заражение крови предотвращено, и через несколько дней Кельбик снова будет на ногах.

Тщательная проверка позволила через несколько дней обнаружить изменника, который передал мой шифр фаталистам. Им оказался молодой теки, секретарь открытых заседаний Совета. Его немедленно лишили звания, однако не успели отправить на Плутон: исправительная колония уже была эвакуирована оттуда на Землю.

Nova Soils

А дни летели! Мало-помалу Земля удалялась от Солнца по все более широкой орбите, увлекая за собой Луну. Венера приближалась к Земле: ее космомагниты работали интенсивнее, чтобы Венера не отставала от нас — ведь ей пришлось стартовать с более близкой к Солнцу орбиты! Из-за этого там произошло несколько сейсмических толчков, впрочем, не причинивших вреда. К концу года видимый в небе диск Солнца уменьшился, средняя температура Земли стала снижаться, и мы вынуждены были переселить в подземные заповедники наиболее теплолюбивых животных.

В том же году мы с Ренией поженились. Повсюду царило спокойствие, фаталисты были, видимо, окончательно разгромлены или ушли в глухое подполье. Свадьба наша была незаметной и скромной, как мы оба того хотели.

Три месяца спустя мы начали делать запасы воды. Обширные подземные резервуары были вскоре заполнены. Мы уже пересекай орбиту Mapca, где несколько археологов все еще продолжали лихорадочные поиски, надеясь проникнуть в тайны прошлого обреченной планеты. Затем сила и направление действия геокосмосов были изменены, и Земля в сопровождении Венеры, которая казалась в небе второй луной, вышла из плоскости эклиптика, чтобы пройти над поясом астероидов.

До этого момента повседневная жизнь людей оставалась без особых изменений. Но теперь, несмотря на накопленные океанами запасы тепла, температура начала быстро падать, и над Землей бушевали метели. Все живые существа — во всяком случае особи, выбранные для продолжения рода, — были постепенно переведены в подземные парки. Уже и в Хури-Хольде на поверхности работали только самые необходимые группы техников, и лишь Совет Властителей должен был оставаться в Солодине до самого последнего часа. Огромные герметические ворота отделили верхний город от нижнего. В других городах высоких широт все наземные строения были давно уже эвакуированы. Человечество готовилось к великой зимовке.

Когда мы пересекли орбиту Юпитера, океаны замерзли даже на экваторе и по ночам температура падала до минус 70 градусов. В чистом небе ни облачка: вся атмосферная влага давно уже окутала Землю снежным белым саваном. Почти все формы животной жизни исчезли, и только растения еще сопротивлялись. То же самое происходило и на Венере.

Наконец, когда мы пересекли орбиту Урана, Совет, в свою очередь, спустился в нижний город, и я тоже окончательно поселился во Дворце Планет на глубине шестисот метров. Большие экраны в моем кабинете создавали иллюзию окон, глядящих в черное небо. Атмосферное давление быстро падало, а сжиженный воздух ложился серым покровом на обычный снег.

Я еще поднимался изредка, обычно вместе с Ренией и Кельбиком, в мой старый кабинет на верхнем этаже Солодины. Маленький терморадиатор поддерживал там сносную температуру, а герметические окна были усилены дополнительными рамами, чтобы выдерживать внутреннее давление. Я хорошо помню день, когда мы пересекли орбиту Гадеса. Все трое мы сидели на своих обычных местах, но сейчас мой кабинет, когда-то заваленный всякими документами, был чист и гол, если не считать листа белой бумаги на моем столе, — мы по-прежнему пользовались бумагой, правда, не такой, как ваша, по составу и гораздо более прочной. И на этом листе лежал грубый каменный топор. Давным-давно мне подарил его мой покойный друг, геолог Рварк. Топор относился к первой доисторической эпохе, и я хранил его как символ непрерывности человеческих усилий и, может быть, как счастливый талисман. Он воплощал в моих глазах дух наших предков, которые сражались с враждебной природой, победили, выжили и завещали нам никогда не сдаваться! Возможно также, что это оружие безвестного воина давно забытых времен как-то ассоциировалось у меня с борьбой, в которую вступили мы. Я сидел возле окна. Снаружи была ночь, усеянная звездами, и среди них, в неизмеримой дали, чуть крупнее других и немного ярче сверкало Солнце — отец всего сущего. У самого горизонта на фоне неба еле выделялся бледный диск нашей старой, верной Луны. Венера была едва видна.

Передо мной простирался мертвый город, освещенный только прожекторами обсерватории. Здания утопали в снегу в отвердевшем воздухе и напоминали горбатые спины гигантских животных. Под холодным слабым светом лишь отдельные деревья, убитые слишком долгой зимой, еще вздымали с террас оголенные ветви.

Я включил экран и увидел лицо Верховного астронома Керлана.

— Когда мы пересечем границу? — спросил я.

— Через три минуты пятнадцать секунд…

Граница! Так мы называли теоретическую орбиту Гадеса. Это была для нас граница Солнечной системы.

Минуты неощутимо уходили. Нам следовало бы присоединиться к тем, кто ожидал в нижнем городе нас, но я предпочел более интимную атмосферу моего старого кабинета. В сущности, эта граница не имела никакого значения, но все мы, текны и триллы, привыкли к мысли, что настоящий большой путь через космос начнется тогда, когда мы пересечем эту условную черту.

Раздался легкий хлопок. Кельбик торжественно откупорил бутылку маранского вина и наполнил три бокала, поставленные Ренией на стол. Мы ожидали в молчании.

Сначала тихо, затем все громче и громче, все мощнее и гуще запели сирены города, усиленные динамиками. Вой сирен терзал наш слух, как жалобный стон всей планеты, как безумные голоса машин; изнемогавшие от непосильного напряжения. Откуда-то сверху, с купола Солодины, луч прожектора в последний раз осветил террасы, вырывая из темноты отдельные контуры и отбрасывая жесткие тени. Затем отовсюду взвились ракеты. Они взлетали в черное небо, рассыпая разноцветные искры, и тут же падали маленькими огненными кометами. И сразу все кончилось. Сирены умолкли, прожектор погас. Земля пересекла границу. Мы долго сидели молча. Наконец я встрепенулся, взял Рению за руку.

— Довольно, пора спускаться! У нас еще много работы…

Прошло несколько недель, и мы уже удалились на безопасное расстояние, когда однажды в несусветную рань меня разбудил сигнал видеофона. На экране появилось взволнованное лицо Хани.

— Орк, скорее приходите, на Солнце замечены первые признаки реакции. Рения, ты здесь? Приходи тоже!

Мы торопливо оделись и бросились к лифту. Через несколько минут мы уже были у входа в центральную обсерваторию, где едва не столкнулись с взъерошенным и тоже полусонным Кельбиком.

Хани ожидал нас в окружении целого штаба своих астрономов. Он был в отчаянии. Я не стал тратить времени на утешения.

— Вы сказали: "первые признаки реакции". Почему так рано? Вы уверены?

Не говоря ни слова, главный астроном Керлан протянул мне фотоснимок, сделанный автоматической обсерваторией на Меркурии. Я склонился над снимком, а Кельбик рассматривал его через мое плечо.

— Ну что скажешь?

— Орк, ты знаешь, я ведь не астроном, дай мне показания спектрографа, клочок бумаги и компьютер, и я скажу тебе свое мнение.

— Как будто ничего страшного нет. Но ты прав, надо рассчитать. Что вы думаете об этом, Ртхал?

Ртхал, специалист по Солнцу, взял в руки фотографию.

— Согласно вашим расчетам, Орк, которые мы проверили и уточнили по методу Кельбика, первым признаком должно быть появление на Солнце особо темного, быстро увеличивающегося пятна с температурной инверсией. Вот серия снимков, на которых зафиксировано это явление.

Ртхал показал нам, как на снимках сначала появилось крохотное пятнышко, почти незаметное на солнечном диске, как оно быстро росло, а затем вдруг исчезло и сменилось расплывчатым светлым полем, особенно ярким в том месте, где первоначально находилось черное пятно.

— Все цифровые данные в вашем распоряжении, — закончил Ртхал.

— Хорошо. Установите прямую связь с центральной вычислительной станцией. Пойдем, Кельбик!

Мы заперлись и тщательно проверили данные. Мы давно работали вместе, поэтому я усвоил его систему анализа, а он — мои, пусть более грубые, но зато более прямые и зачастую более быстрые способы исчисления. Часов шесть считали порознь, не отрываясь, разве что на пять минут, когда Рения приносила нам по чашке питательного бульона. Вычислительная станция выдала по нашим формулам результаты. Я поднял голову и взглянул на Кельбика. Лицо его было серым.

— Ты думаешь?..

— Я думаю, что если мы уцелеем, то только чудом!

— Черт нас всех побери, как же мы могли так все ошибиться? Мы рассчитывали по крайней мере еще на полгода… А вместо этого две недели!..

Кельбик горько улыбнулся в ответ.

— Все очень просто, и мы с тобой, Орк, можем утешаться тем, что это не наша вина. Ты, как и я, строил все расчеты исходя из константы Клоба, не правда ли?

— Да, ну и что?

— Так вот, она неточна, друг мой. И неточность начинается с семнадцатой цифры после запятой. Но в нашем случае получился кумулятивный эффект — крохотная неточность вызвала лавину ошибок. И вот вместо шести месяцев — две недели.

Я почувствовал себя разбитым.

— Значит, все наши усилия были напрасны? Неужели фаталисты правы?

— Нет, надеюсь, мы уцелеем. Для Венеры это будет труднее, потому что она отстает. Но, может быть, она тоже успеет, если немедленно увеличит скорость. Я сейчас посчитаю…

— А Марс? — спросил я, бледнея.

На Марсе все еще работали археологические группы, которые должны были вылететь вдогонку за нами лишь через несколько месяцев.

— За четырнадцать дней, если они не будут терять ни минуты, может быть, им удастся опередить волну взрыва. Предупреди их немедленно, используй передатчик на волнах Хэка.

Совет Властителей, получив наше сообщение, тотчас принял все необходимые меры. Геокосмосы заработали с большой нагрузкой, изыскатели на Марсе получили приказ возвращаться. Теперь оставалось только ждать. Через несколько часов Кельбик вернулся с целым рядом новых расчетов. Он убедился, что реальная отсрочка равнялась двенадцати дням!

Из четырех археологических марсианских экспедиций три сразу сообщили, что вылетают. Четвертая попросила разрешения задержаться на сутки, и я, еще раз предупредив об угрожающей им опасности, дал согласие. А как было не согласиться? Они только что обнаружили вход в подземный город и теперь пытались за оставшиеся часы осмотреть его и выяснить, что из находок можно спасти. Я разговаривал на волнах Хэка с главой экспедиции. Это был глубокий старец с длинными седыми волосами, звали его Клобор.

— Какое невезение, Орк! Мы нашли первый, почти неповрежденный марсианский город, и у нас всего одни сутки, чтобы его обследовать.

— Да, только двадцать четыре часа, и то на ваш страх и риск, — ответил я. — Но раз все участники вашей группы согласны… Однако помните: двадцать четыре часа, и ни минуты больше, если вам дорога жизнь!

Находка Клобора меня живо заинтересовала: я словно предчувствовал, что она сыграет огромную роль в будущем человечества, и весь день поддерживал с Марсом постоянную связь. Около пяти часов пополудни Клобор сообщил, что впервые за всю историю теперь можно наконец составить представление о физическом облике марсиан. Археологи нашли множество статуй, сфотографировали их на месте, затем тщательно упаковали и погрузили на большой экспедиционный космолет. Затем, в семь часов, — сенсация, как гром средь ясного неба! На экране появилось лицо Клобора:

— Орк! Орк! Величайшее открытие! Марсиане посещали другие звездные миры!

— Откуда вы это знаете?

— Мы нашли фотографии, они прекрасно сохранились. Смотрите, вот они!

И на экране одна за другой начали появляться большие цветные фотоснимки, еще блестящие от закрепляющей эмульсии, которой их предварительно покрыли. Всего было около пятидесяти снимков различных планет, сделанных с большой высоты, и я убедился, что ни одна из наших планет никогда не могла так выглядеть.

— Снимки слишком подробные — такие не даст никакой супертелескоп. И речь может только идти о планетах иных звездных систем. Посмотрите-ка на эту фотографию!

Я увидел незнакомую планету, зеленую и синюю, с двумя спутниками. И хотя ничто не давало масштаба, мне она показалась примерно такой же величины, как Земля.

— А теперь взгляните на этот снимок — он сделан с небольшой высоты на ночной стороне.

На экране появилась темная равнина, усеянная пятнами света.

— Это города, Орк, города! Планета обитаема. Возможно, мы найдем снимки, сделанные на ее поверхности. Тут кипы документов, но мы грузим их не глядя. Нет времени!

Экран погас. Я сидел задумавшись. Итак, помимо Земли и неведомого мира, откуда явились друмы, в нашей Галактике были другие населенные планеты, другая разумная жизнь!

Около 21 часа, обеспокоенный молчанием экспедиции, я вызвал Клобора. Мне тотчас ответил капитан космолета, все еще стоявшего на поверхности Марса. Однако прошло довольно много времени, пока на экране не появилось лицо старого археолога.

— Я сам собирался вызвать вас, Орк! Мне нужно еще двадцать четыре часа дополнительно. Самое важное из всех открытий…

— А почему не восемь суток плюс еще один месяц? Вам остается ровно пятнадцать часов, и ни секунды больше!

— Но поймите меня, это имеет огромное значение…

— Я понимаю, Клобор, понимаю, но Солнце — оно не поймет!

— Капитан мне сказал, что, если потом уходить на предельной скорости, можно добавить еще часов десять…

— Об этом не может быть и речи! Вы стартуете точно в назначенный час. Это приказ!

— Но вы не представляете себе, насколько это важно! Мы нашли звездолет марсиан! И почти неповрежденный!

— Что? Марсианский звездолет?

— Да. Мы делаем чертежи, фотографируем все что можно, демонтируем двигатели, но, чтобы закончить, нам понадобится больше пятнадцати часов! Если бы среди нас были физики! Мы бы хоть знали, что нужно искать…

Я быстро взвесил все "за" и "против". "За" — возможность открыть новые принципы космических полетов; против — уверенность, что, если экспедиция не покинет Марс через пятнадцать часов, двести человек погибнут.

— Мне очень жаль, Клобор… Через пятнадцать — нет! — уже через четырнадцать часов пятнадцать минут вы стартуете.

— Но ведь я открываю вам путь к звездам, Орк! Как вы можете отвергнуть такой дар? Умоляю вас… Это самое великое открытие за все времена!

— Знаю. Но я не могу рисковать жизнью двухсот человек ради неопределенной возможности. Спасите все, что сумеете, главное — постарайтесь демонтировать двигатели, сфотографировать все и составить чертежи. Вы можете внести камеру телевизора в этот аппарат?

— Да, это возможно.

— Так сделайте это поскорее, а я соберу группу специалистов, которые будут вам помогать. Но помните: точно в назначенный час — старт! Вы нашли еще какие-нибудь документы о самих марсианах? Как хоть они выглядели?

— Судя по статуям и фотографиям, они слишком отличаются от людей. Но я должен вернутся к работе, простите меня. Срок так мал… Дайте мне еще хотя бы час!

— Ни одной минуты!

Экран вдруг стал серым. Я назвал коммутатор, затем контрольный пункт. Там дежурил Сни, мой бывший ассистент.

— Как у тебя дела?

_ Все в порядке, Орк. Скорость возрастает.

— А на Венере?

— Они постепенно догоняют нас.

Поскольку масса Венеры была меньше, чем Земли, им было легче увеличить ускорение, то есть достигнуть максимальной скорости… Затем я вызвал Рению с ее геофизического пульта.

— Как там у тебя, Рения? — спросил я.

— Возникают сильные напряжения коры на глубине около сорока пяти километров под Тихим океаном. Возможно землетрясение с эпицентром под островами Кильн, если мы будем идти с таким же ускорением. Мое мнение: надо сейчас же эвакуировать Кильнор, а на западном побережье — Альсор и Кельнис.

Я быстро посчитал в уме: Кильнор, три миллиона жителей, Альсор — двадцать семь миллионов, Кельнис — тринадцать. Итого сорок три миллиона человек, которых нужно немедленно вывезти и хотя бы временно где-то разместить. Слава богу, мы предвидели такую возможность, и все подземные города имели резервы.

— Хорошо, — сказал я. — Сейчас отдам приказание правительству триллов.

— А что у тебя? — спросила Рения.

— Плохо. Мы делаем все возможное, однако боимся, что не успеем уйти на нужное расстояние. Наверное, погибнут все верхние города, особенно те, которые стоят близ экватора и не покрыты достаточно толстым слоем снега. А значит Хури-Хольде.

— Это страшно.

— Не так уж страшно! Город пуст…

— Да, но потом его придется восстанавливать.

Чтобы снять усталость, я заперся в камере дезинтоксикации и через полчаса вышел оттуда освеженный и отдохнувший. Эти камеры были чудесным изобретением!

В два часа ночи Рения сообщила мне о новом землетрясении. Подземные толчки необычайной силы отметили все сейсмографы планеты. Архипелаг Киль за полчаса погрузился в океан, и на этом месте началось извержение подводных вулканов. Поскольку эвакуация населения уже закончилась, жертв почти не было, но зрелище этой катастрофы, переданное с космолета, потрясло меня. Гигантский фонтан поднимался к черному, усеянному звездами небу из середины темного пятна растаявшего в этом месте океана, а вокруг сверкало белизной ледяное поле. В четыре часа утра чудовищный взрыв выбросил к зениту миллионы тонн подводного грунта, который обрушился каменным градом на лед. В Кельнисе и Альсоре от этого взрыва провалились верхние этажи подземных улиц, а в Борик-Реве, на месте вашего Лос-Анджелеса, герметичный панцирь нижнего города дал опасную трещину.

Незадолго до полудня я вызвал Марс. Последняя экспедиция грузилась на корабль, так и не раскрыв тайну марсианского звездолета. Они успели осмотреть лишь часть очень сложных двигателей. Я посочувствовал им, однако был рад, что мой приказ исполняется. Выключив экран, я прилег отдохнуть.

На следующее утро я проснулся довольно поздно, когда Рения уже ушла на свой пост. Я поспешил в рабочий кабинет и сразу включил экраны. Всюду все было как будто в порядке. Сейсмографы не отметили новых толчков, и напряжение коры под Тихим океаном постепенно уменьшалось. На Венере, где нет глубоких океанов, толчки были незначительными.

Ко мне зашел Кельбик, мы переговорили о текущих делах, а затем я поставил перед ним новую задачу: организовать производство мощных фульгураторов. В нашем мире без войн они были не нужны, и этот вопрос никогда не изучался. Однако документы, обнаруженные на Марсе, говорили о том, что на далеких планетах Галактики существуют другие разумные существа, и неизвестно еще, встретят ли они нас мирно и дружелюбно.

Около полудня один из моих экранов включился, я увидел ошеломленное лицо Тирика, главного инженера по связи.

— Орк, кто-то вызывает вас с Марса!

— Этого не может быть. Экспедиция вылетела еще вчера вечером!

— Знаю, однако передача идет с главной ретрансляционной станции, что близ Эрикобора, марсианского города, который они раскапывали.

— Но кто ее передает?

— Неизвестно. Он не называет своего имени и не включает экран. Требует прямой связи с вами. Страшное подозрение мелькнуло у меня.

— Хорошо, дайте связь.

На экране, как я и ожидал появилось лицо Клобора. Он улыбался.

— Не злитесь, Орк, это бесполезно. Вам до меня не добраться! Вы уже не сможете отправить меня на Плутон…

— Клобор! Старый безумец! Как вы могли?.. И почему пилот не сообщил о вашем отсутствии на борту? Уж до него-то я доберусь!

— Он не виноват! Я сбежал из космолета в самую последнюю секунду, а перед этим повредил их передатчик, чтобы они не смогли попросить разрешения вернуться за мной…

— Такого разрешения я бы не дал! Но почему вы остались, черт побери?

— Все очень просто. Я тут собрал одну схемку, которая позволит вашим физикам руководить мною, пока я буду разбирать двигатель марсианского звездолета. Надо же довести дело до конца! Я буду работать пока Солнце… Короче, остается еще восемь дней, и я надеюсь, что успею, несмотря на свою неопытность.

Я не находил слов. Мне хотелось встать и поклониться этому старику. Какое самопожертвование и какое спокойствие!

— Но послушайте, Клобор, вы подумали о том, что… когда солнечные протуберанцы достигнут Марса… Да, это произойдет быстро, но последние минуты будут ужасны!

Он улыбнулся и вынул из кармана розовый флакончик.

— Я все предвидел. У меня есть бринн.

Я умолк — бринн убивал молниеносно.

— Мы теряем время, Орк! Свяжите меня с вашими физиками.

Все ждали начала катаклизма. В целях безопасности последние этажи последних городов были эвакуированы, герметические двери между этажами заперты. На поверхности во мраке, прорезаемом только лучами прожекторов, специальные машины-автоматы засасывали снег и отвердевший воздух и засыпали этой смесью города, чтобы надежно спрятать их под гигантскими сугробами. Теперь мы знали, что успеем избежать катастрофы, но нам хотелось по возможности сохранить наземные сооружения.

За несколько часов до взрыва ко мне пришел Кельбик с последними результатами. Он был так же озабочен, как и я, но в то же время сиял: его расчеты были проверены и подтвердились с точностью до двадцатой цифры после запятой! Все солнечные пятна исчезли, и солнце уже начинало пульсировать, сжимаясь и расширяясь во все более учащающемся ритме. Вместе с Кельбиком мы направились в контрольный зал.

Здесь собралось всего семьдесят семь человек. Множество телевизионных экранов было установлено по всем городам, но только мы получили привилегию непосредственно принимать все передачи восемнадцати релейных станций, оставленных между нами и Солнцем. Эти передачи на волнах Хэка записывались и одновременно проецировались на восемнадцать отдельных экранов. Первая релейная станция на спутнике, обращавшемся примерно в тридцати миллионах километров от Солнца, вторая — на Меркурии, где еще работала автоматическая обсерватория Эрукои. Третья станция осталась на бывшей орбите Венеры. Четвертая — на бывшей орбите Земли, пятая стояла на поверхности Марса. Остальные равномерно распределялись между Марсом и Землей, продолжавшей свой бег.

Я сидел между Хани и Кельбиком, положив руки на пульт управления геокосмосами, которые работали почти на полную мощность. Теперь с каждой секундой мы удалялись от Солнца на две тысячи километров. Если наши расчеты были правильны, огненная волна уже не могла нас догнать. Однако оставалась опасность радиации.

На восемнадцати экранах как бы с разного расстояния мы видели лик Солнца. Лик грозный и гневный, косматый от протуберанцев, в пятнах такой невыносимой яркости, что глазам было больно, несмотря на светофильтры. Особая настройка позволяла менять увеличение или рассматривать солнечную поверхность в различных полосах спектра, соответствующих тем или иным элементам. Три тысячи регистрирующих автоматов на центральной обсерватории должны были сохранить все записи и снимки для последующего анализа — если только мы не ошиблись, если только Земля не погибнет…

Хани нарушил молчание:

— По расчетам Орка и Кельбика, катаклизм должен начаться огромным протуберанцем в экваториальной зоне. Перед этим на Солнце снова появятся пятна…

Мы долго сидели, не произнося ни слова.

На экранах перед нами пылали изображения Солнца.

Властитель машин склонился ко мне:

— Орк, только что я получил сообщение из лаборатории космической физики. Они проанализировали планы марсианского звездолета, переданные Клобором. Наши физики клянутся, что за несколько лет сумеют воссоздать марсианский двигатель. Тем более, что последний космолет с Марса доставил некоторые детали…

"Клобор! — подумал я. Пора!.."

Вызвав центральную станцию, я приказал:

— Свяжите меня с Эрикобором на Марсе!..

Несколько минут спустя справа от меня осветился маленький экран. Клобор стоял ко мне спиной, вглядываясь в свой собственный экран, на котором нестерпимо сверкало Солнце. Возле него на столике стоял флакон с розовой жидкостью, бринном. Я быстро посовещался с Хани и Хэлином.

— Ретранслируйте эту сцену на все экраны обеих планет! — приказал я. — Пусть у Клобора будет свой час славы. Он его заслужил! Затем я склонился к микрофону и позвал:

— Клобор! Клобор! Говорит Совет!

Там на Марсе седой старик вздрогнул, оторвался от захватывающего и жуткого зрелища и нажал кнопку видеоскопа. Перед ним появилось изображение контрольного зала. Он улыбнулся.

— Спасибо, Орк, что не забыли меня. Грустно было бы умирать одному.

— Клобор, от имени всех людей — спасибо! Благодаря вам мы сможем когда-нибудь отправиться к звездам, не увлекая за собой всю Землю. Ваше имя будет жить вечно, пока существуют люди!

Старый археолог усмехнулся.

— Я предпочел бы, чтобы мое имя жило в моих научных трудах, а не благодаря случайной находке. Но что делать? Приходится принимать славу, как она есть. Однако не занимайтесь мной, у вас есть дела поважнее. Когда приблизится последняя минута, я позову…

Я перевел взгляд на астрономические экраны. На солнечном диске близ экватора отчетливо выделилась более темная зона с рваными, вихрящимися краями.

— Все идет, как мы предвидели, — проговорил Хани спокойным, даже слишком спокойным голосом. — Теперь взрыва ждать недолго…

Однако прошел целый час, а ничего нового не происходило. Солнце неторопливо вращалось. Затем его медленно пульсирующий диск исказился. Сбоку появился гигантский протуберанец, взлетевший, наверное, на миллионы километров.

Хани прильнул к объективу спектроскопического анализатора.

— Реакция Орка-Кельбика началась! Через несколько секунд…

Закончить он не успел. Несмотря на почти мгновенную настройку светофильтров, мы все были почти ослеплены нестерпимо яркой вспышкой в самом центре Солнца. Когда способность видеть вернулась к нам, весь диск был окутан фантастическими фиолетовыми протуберанцами. В течение одной-двух минут Солнце раздувалось, теряло шарообразную форму, словно распадалось на части. Затем последовал сам взрыв. Кипящее огненное море заполнило весь экран ретранслятора № 1, и он прекратил передачу разнесенный, на атомы.

— Теперь остается только ждать, — пробормотал Хани.

Чудовищный световой поток устремился за нами вдогонку. Однако телескоп на вершине центральной обсерватории все еще показывал нам Солнце как сверкающую звезду. Ретранслятор № 2 перестал работать еще до того, как раскаленные газы достигли его, расплавленный радиацией. Последнее изображение с Меркурия показало людям Теневые горы, резко выделяющиеся на фоне неба, охваченного пламенем. Даже с Марса Солнце казалось теперь крупнее и ярче, чем некогда с обсерватории Эрукои. Несколько минут спустя нас вызвал Клобор.

— Я вернулся с последней прогулки по Марсу. Уже сейчас на поверхности невыносимо. Лишайники горят. Думаю, что теперь мне осталось недолго жить, — закончил он тихо.

На мгновение он исчез, затем снова появился на экране.

— Даже здесь уже тридцать два градуса! Когда стрелка покажет пятьдесят…

Он положил термометр на стол так, чтобы мы его видели. Стрелка перемещалась на глазах. Сорок градусов… сорок пять…

В подземелье марсианского ретранслятора Клобор поднял наполненный розовой жидкостью бокал.

— Друзья, тост Кальра, основателя! Думаю, сейчас он самый подходящий! За прошлые века, которым я посвятил свою жизнь!

— За этот час! — хором ответили мы.

— За вечные дни грядущего!

Клобор поднес бокал к губам, отпил и рухнул на стол; рука его бессильно свесилась.

Мы продолжали стоять молча. Стрелка термометра двигалась все быстрее. Когда она показала девяносто градусов, экран погас.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Великие сумерки

Власть

Совет принял меня тотчас же. Политическая обстановка прояснилась, однако космическая оставалась тревожной. Кельбик представил мне последние данные.

Земля и Венера теперь убегали со скоростью, превосходящей скорость раскаленных газов Солнца. Во всяком случае мы уже вышли за пределы зоны, которой эти газы могли бы достичь в ближайшее время. Однако расчеты показывали, что, если мы немедленно не увеличим ускорение, то температура почвы Земли и Венеры под воздействием реакции скоро превысит точку спекания глины. Это означало, что почва обеих планет станет бесплодной и непригодной для обработки на многие десятилетия. Со своей стороны геологи и геофизики сообщили — и Рения это подтвердила, — что дальнейшее ускорение геокосмосов приведет к разрывам земной коры, которые могут оказаться катастрофическими. У нас оставалось всего несколько часов, чтобы принять решение. А пока мы очень осторожно увеличили мощность геокосмосов.

Это было самым тревожным заседанием Совета. С одной стороны, нам грозило немедленное и катастрофическое растрескивание коры. С другой — более отдаленная, но не менее ужасная опасность полной стерилизации почвы обеих планет. Продовольственные запасы, а так же продукция синтезирующих фабрик и гидропонных теплиц обеспечивали нас еще на пятнадцать лет. Но после этого пришлось бы резко уменьшить население — исход поистине трагический! — либо завоевывать и осваивать чужие незнакомые планеты, если только вообще мы найдем подходящие для жизни планеты за такой короткий срок. Оставалась, правда, возможность, что нам удастся изобрести новый способ восстановления плодородия почвы. Кельбик, Рения, Хани и я высказались за второй, менее рискованный вариант, и многие нас поддержали. Однако большинство Совета проголосовало "против", и было решено увеличить ускорение. Мы вернулись в контрольный зал. Прежде чем Рения ушла в свою геофизическую кабину, я успел шепнуть ей несколько слов. Она должна была предупредить меня, когда напряжение земной коры достигнет предела. Я прекращу ускорение и — будь что будет! Кельбик, разумеется, был с нами заодно.

И вот я сел за пульт управления, подменив Сни. Nova заполняла на экранах большую часть неба, и блеск ее был почти нестерпим, несмотря на светофильтры. Раскаленные газы давно достигли орбиты Юпитера, и гигантская планета исчезла в сиянии радиации, превращенная в плазму. Я попросил передать из обсерватории изображение Сатурна. Он был на самой границе зоны, и облако светящегося газа окутывало его. Сатурн уже потерял свои кольца, состоявшие из космического льда.

Тянуть дальше не было возможности, и я осторожно увеличил ускорение. На экране интегратора линия напряженности коры дала небольшой скачок. Я вызвал Рению:

— Что у тебя?

— Почти никакого эффекта. Продолжай, раз у нас нет выхода. Но очень постепенно. Рано или поздно мы все равно до нее дойдем. Я обернулся. Властители сидели в амфитеатре и следили за мной. Случайно или по расчету все противники ускорения, главным образом физики и геологи, сгруппировались на одном крыле. Напротив них сидело большинство, те, кто не верил в возможность восстановления плодородия почвы, — ботаники, химики, агрономы… Кельбик склонился надо мной, оперся на мое плечо. Раздраженный, я уже хотел его оттолкнуть, как вдруг почувствовал, что он сунул что-то тяжелое за отворот моей туники.

— Все будет хорошо! — сказал он громко. — Главное правильно использовать наши силы.

Сунув руку за пазуху, я нащупал рукоять фульгуратора.

— Да, но когда придет час, нужно действовать без колебаний! — ответил я, в свою очередь играя на скрытом смысле слов.

Я продолжал увеличивать скорость, не сводя глаз с экрана интегратора. Внутреннее напряжение коры теперь нарастало очень быстро, волнистая линия через каждые несколько миллиметров прерывалась новыми вспышками. Через два часа я услышал голос Рении:

— Орк, прикажи эвакуировать Илюр. При этом ритме ускорения сейсмологи предсказывают через пять часов землетрясение в девять баллов.

Девять баллов! Это означало, что город обречен. Я отдал приказ, встал и доложил Совету:

— Властители, я считаю, что мы должны прекратить дальнейшее ускорение!

Гдан, властитель растений, поднялся со своего места.

— Каково будет наше положение при теперешней скорости?

Хани сверился с показаниями приборов, сделал быстрый подсчет и ответил:

— Мы еще не выйдем из зоны, где глина спечется и структура почвы будет разрушена.

— В таком случае, я полагаю, нужно продолжать, — сказал Гдан.

Хани воспользовался своим правом председателя Совета.

— Пусть те, кто за ускорение, встанут! — предложил он. И, пересчитав голоса, повернулся ко мне: — Орк, большинство. Мне очень жаль, но…

Повернувшись спиной к пульту управления, я оглядел аудиторию. Это большинство уменьшилось. Хэлин, Властитель людей, присоединился к нам. Рения выглянула из окна своей кабины. Я указал ей глазами на пульт. Она отрицательно покачала головой.

— Ну что ж, — сказал я негромко. — В таком случае я отказываюсь подчиняться.

Наступила зловещая тишина. Все были потрясены. Никогда еще со дня существования Совета ни один теки не осмеливался открыто восстать против его решений. Кельбик с удрученным видом пожал плечами и начал взбираться по лесенке к геофизической кабине, удаляясь от меня как от зачумленного.

— Я не ослышался? Вы отказываетесь повиноваться, Орк? — взорвался Гдан, Властитель растений. — Но это безумие!

— Безумие или нет, я отказываюсь! И я думаю, что скорее безумец вы, потому что вы рискуете взорвать планету!

— До этого еще далеко! Второй и последний раз именем Совета приказываю повиноваться!

— Второй и последний раз я отказываюсь!

И коротким нажимом кнопки я прекратил ускорение.

— Что ж, вы этого хотели, Орк. Хэлин, прикажите вашим людям арестовать его!

— Я это сделаю сам, — сказал Хэлин и подмигнул мне. Он небрежно вытащил свой фульгуратор, держа его за ствол. Я выхватил из-за пазухи свой и направил на Властителей.

— Хэлин, не с места! Я не знаю, на чьей вы стороне. Вы и все остальные, бросьте оружие! И быстро!

С выражением ужаса на лицах Властители поднимались один за другим под дулом моего фульгуратора и складывали оружие. Фиолетовая молния сверкнула с верхней площадки лесенки, и Белуб, помощник Гдана, рухнул на пол. Кельбик опередил его. Я чувствовал смертельную усталость и отвращение — события последних дней измотали меня. Я не спал уже двое суток.

— Можешь довериться Хэлину! — крикнул мне Кельбик. — Он был с нами с самого начала.

Хэлин уже отдавал приказания по своему микропередатчику. Агенты полиции текнов заполнили контрольный зал и начали подбирать оружие. Хани печально смотрел на нас.

— Орк! Кельбик! Я никогда не думал, что вы способны на такое… Восстать против Совета…

— Нисколько, учитель, — возразил ему Кельбик. — И Орк здесь не при чем. Его личный бунт, его отказ выполнить идиотское решение только помогли нам, Хэлину и мне.

Он подскочил к ошеломленному Гдану и сделал быстрый жест, словно хотел вырвать ему глаза. В руке его осталась дряблая маска. Перед нами открылось искаженное страхом лицо, совершенно незнакомое и ничем не похожее на лицо Гдана.

— Властители, представляю вам нашего заклятого врага, истинного главу фаталистов. Во всяком случае, я так думаю. И думаю также, что это он убил настоящего Гдана. Пока Орк храбро сражался с заговорщиками наверху, я тут кое-что расследовал. У меня уже давно, еще со времени нападения на наши планеры, возникло подозрение, что среди самих членов Совета скрывается предатель, что кто-то проник в Совет под чужим обликом. Но только вчера я получил решающее доказательство. Пластическая маска этого самозванца, несмотря на все ее совершенство, имеет один недостаток, который я обнаружил по чистой случайности: она флюоресцирует в слабом ультрафиолетовом излучении. Вчера, примерно в то время, когда Орк летел в Килгур, этот лже-Гдан пришел ко мне в лабораторию, чтобы убедить меня в необходимости дальнейшего ускорения. У меня не была выключена ультрафиолетовая лампа, и лицо его случайно попало под ее излучение. С этого момента я знал все. Я предупредил Хэлина, и мы решили ждать. Целью этого субъекта было уничтожение Земли, ни больше ни меньше! Представляете, какую прекрасную политическую игру он вел последние годы?

— Самое интересное, — продолжил Кельбик, — что плодородию Земли ничто не угрожает, во всяком случае опасность не так уж велика. Мы были загипнотизированы доказательствами псевдо-Гдана, буквально загипнотизированы, и забыли один факт: прежде чем температура повысится до точки спекания глины, солнечная радиация сначала восстановит атмосферу, затем испарит огромные массы воды, которая в свою очередь образует защитный экран из пара и облаков. Вот расчеты! Можете их проверить, если угодно.

Как и предвидел Кельбик, плодородный слой нашей почвы в основном сохранился.

У Земли снова была атмосфера, сотрясаемая грозами невиданной силы. Ураганы тщетно пытались разорвать плотный слой клубящийся туч, которые большую часть времени скрывали от нас пылающую Nova. Мы потеряли некоторое количество воздуха и воды, потому что в верхних слоях атмосферы молекулы под влиянием высоких температур достигали скорости освобождения, однако эти потери можно было в дальнейшем восстановить. На поверхности температура была удушающей, постоянно бушевали циклоны, и лишь редкие группы геологов и агрономов выходили из подземных городов, чтобы подсчитать наши потери. Больше всего мы пострадали в период оттаивания, когда целые пласты почвы, пропитанные влагой, сползали со склонов и скальные породы растрескивались на поверхности от резких перепадов температуры.

Из центральной обсерватории на Луне Nova была видна, как пылающее ядро огромной флюоресцирующей туманности, которая занимала полнеба. Затем началась последняя стадия реакции. Ядро утратило свою невыносимую яркость, потому что основное его излучение перешло в ультрафиолетовую часть спектра. Осталась невидимой только газовая оболочка, похожая на рваную светящуюся вуаль.

Удаление чувствовалось все больше. Внешняя температура снова понизилась, и влага выпала снегом, а затем воздух перешел в жидкое и, наконец, в твердое состояние. Медленно, очень медленно сияющая туманность померкла в невообразимой дали. И наступили Великие Сумерки.

Теоретически Совет оставался у власти, но на деле последнее слово всегда оставалось за мной. При поддержке Хэлина я, сам того не желая, стал повелителем двух миров.

Сквозь космос

Великие Сумерки! Они продолжались всего пятнадцать лет и тем не менее заслужили это название. Наша цель Этанор, была в то время самой близкой звездой, расположенной от нас на расстоянии пяти световых лет. Наши сверхтелескопы обнаружили вокруг Этанора по крайней мере семь планет.

Один вечер особенно врезался мне в память. Вместе с Кельбиком и Ренией я сидел в центральной обсерватории. Рения чувствовала себя усталой: скоро должен был родиться наш сын. Мы сидели в удобных креслах перед экраном панорамного обзора. В одном его углу светилась газовая туманность, которая некогда была нашим Солнцем, но мы уже обозначили ее техническим термином, скажем, "Соль". В другом углу в созвездии, похожем на пятиконечную звезду, выделялась одна особенно яркая точка — Этанор. Мы говорили о том самом барьере, который некогда остановил наши звездолеты и к которому мы приближались.

— Я еще раз проверил расчеты, Орк. Все как будто в порядке. Понимаешь, после этой истории с константой Клоба я стал осторожнее.

— Значит, мы пройдем сквозь барьер?

— Несомненно! И наверное, даже сами этого не заметим. Однако надо, чтобы в тот момент в пространстве не было ни одного звездолета. Если данные, оставленные нашими предками, точны, все пройдет превосходно.

— Думаю, они точны. Впрочем, я собираюсь послать вперед на разведку корабль…

— При нашей скорости, учитывая, что старые релятивистские формулы еще не отвергнуты, толку от этого будет немного. Космолет опередит нас всего на несколько дней!

— Да, пожалуй, это бесполезно. А как идет изучение марсианского звездолета?

— Топчемся на месте, ты сам знаешь. Впрочем, может быть, и не знаешь. Обязанности Верховного Координатора больше не оставляют тебе времени для изысканий…

Да, я был вот уже несколько лет Верховным Координатором. На мне лежала ответственность за жизнь на двух планетах. Этот марсианский звездолет… Может быть, Клобур упустил какую-то деталь, которая для него, археолога, показалась маловажной? Несмотря на весь наш оптимизм в начале работы, нам никак не удавалось восстановить этот двигатель. Он немногим отличался от гиперпространственного двигателя, каким безуспешно пытались воспользоваться наши предки. Кроме того, на марсианском корабле находился космомагнит обычного типа. И все же документы, найденные в первом городе, были неопровержимы: марсиане, существа, очень похожие на нас, посещали далекие звезды и уверенно возвращались. И много раз! Правда, был еще на их корабле какой-то специальный контур, в котором не могли разобраться наши лучшие специалисты, включая Кельбика. Действие его распространялось скорее на время, чем на пространство.

— Послушай, Орк! — осторожно вмешалась Рения. — Если марсиане достигли некогда иных звездных систем, то, может быть, они там и до сих пор? И может быть, с ними встретились наши предки, с тех звездолетов, которые не вернулись?

Я улыбнулся.

— Мы уже думали об этом, Рения. Именно предвидя такую возможность, я поручил разным группам ученых заняться проблемой оружия…

Мы приумолкли. На экране звезды сияли так безмятежно и приветливо, словно ожидали нас. Но они были так далеко!.. Печаль охватила меня. Уже столько лет мы не видели ласкового солнечного света! Неужели человеку суждено познать лишь крохотную частицу космоса? Пять световых лет… А Вселенная раскинулась на миллиарды и миллиарды парсеков!

Кельбик, видимо, догадался о моих мыслях.

— В конце концов мы раскроем секрет марсиан! Может быть, это будет уже не при нас, но какая разница? Мы сдвинули с места наши планеты. Это уже немало, поверь мне!

— Ты говорил про оружие? — спросила Рения, словно пробуждаясь. — Неужели ты думаешь, что нам придется его применить?

— Я не знаю. Надеюсь, что нет. Но если в солнечной системе, в которую мы войдем, есть разумные существа и если они знакомы с межпланетными полетами, боюсь, что они встретят нас без особой радости. Я бы хотел, чтобы в системе Этанора вообще не было жизни!

— А если это мир друмов? Рения содрогнулась.

— Мы лучше вооружены, чем наши предки, — ответил Кельбик. — На нашей стороне вся мощь двух планет.

— А сколько планет на их стороне? — возразил я. — Однако такая возможность мне кажется маловероятной. Судя по ритму нашествия друмов, они летели из гораздо более далеких миров и со скоростью, меньшей чем скорость света. Между прибытием каждой новой армады проходило по шестьдесят лет!..

— Кто знает, какие чудовища еще встретятся нам! — вздохнула Рения.

— Поживем — увидим!

Пришло время, и мы преодолели барьер. Я не стал посылать на разведку космолет. Отчеты всех прежних экспедиций совпали до мельчайших подробностей. Сначала замедление скорости, затем остановка и абсолютная невозможность продвинуться дальше, несмотря на колоссальный расход энергии. Телеуправляемые роботы предупредили нас о приближении к барьеру. И вот тогда-то мы поволновались за судьбу нашей Луны!

Теоретически массы нашего спутника, увеличенной благодаря скорости, было вполне достаточно, чтобы преодолеть барьер. А на практике? Этого мы не знали. Значит, надо было все рассчитать так, чтобы Луна не оказалась перед барьером впереди Земли, иначе мог бы произойти чудовищный карамболь на космическом бильярде.

Последние месяцы Кельбик разрабатывал теорию преодоления барьера по методу резонанса, но он пришел к уравнениям, физический смысл которых был неясен, и нам от них не было никакого толку. Например, мы не знали, где начинается опасная зона для масс планетарного порядка. Поэтому все обсерватории внимательно наблюдали за Луной, чтобы сразу сообщить о малейшем изменении ее орбиты.

Наступил момент, когда наши телеуправляемые роботы остановились. Дальше мы сами должны были преодолеть барьер через несколько часов, с Луной позади Земли. Нам, таким образом, ничто не угрожало. Но всех, кто был на Луне, мы на всякий случай временно эвакуировали. Оставив Совет в контрольном зале, я с Кельбиком уединился в лаборатории. Рения была дома возле Ареля, нашего новорожденного сына, но за несколько минут до критического мгновения она присоединилась к нам.

Впрочем, этого мгновения никто даже не заметил. Лишь по тому, что наши космолеты вскоре смогли беспрепятственно взлететь, мы поняли, что барьер позади. Ни сила тяготения, ни магнитное поле, ни скорость света — ничто в этот момент не изменилось. И Луна прошла следом за нами без всяких потерь.

Очень медленно цель нашего странствия, Этанор, приближалась. Звезда уже приобрела форму диска, видимого в обычные телескопы. Но планеты ее можно было различить лишь с помощью сверхтелескопа, и это не давало нам ничего нового, потому что в сверхтелескоп любое небесное тело, звезда или планета, выглядело, как белая точка. Лишь на расстоянии половины светового года от Этанора мы начали торможение. А несколько месяцев спустя, когда скорость была уже сильно снижена, я возглавил разведывательную экспедицию.

Мы должны были вылететь на одном из больших боевых космолетов, которых на всякий случай понастроили довольно много. Он назывался "Клинган", что означает "Устрашающий". Как видите, даже мы не избавились от привычки давать нашим боевым кораблям громкие имена! Длиной немногим более ста метров, при максимальном диаметре в двадцать пять метров, он был буквально начинен всеми видами старого полузабытого вооружения, которые удалось восстановить нашей мирной науке, и еще кое-какими новинками. Я решил принять участие в экспедиции, чтобы на месте определить, подходит нам эта солнечная система или мы должны, не снижая скорости, лететь к другой звезде. Разумеется, Кельбик захотел сопровождать меня, и хотя, наверное, было бы разумнее оставить его на Земле, я согласился. Моя высокая должность отдалила меня от остальных смертных, за исключением немногих друзей, и если уж Рения не могла быть со мной, то пусть рядом будет хотя бы один близкий человек!

Экипаж состоял из пятидесяти человек под командованием венерианина Тирила. Для управления кораблем было бы достаточно и десяти, остальные составляли боевую группу, но я от души надеялся, что в ней не будет нужды.

Мы вылетели утром — свет Этанора был уже достаточно силен, чтобы это слово приобрело прежний смысл. Рения проводила меня до входного шлюза, а затем удалилась — маленький силуэт в скафандре на поле из замерзшего воздуха. Я с Кельбиком устроился в рубке управления, и "Клинган" ринулся в небо, набирая скорость.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Одиссея Земли

Место занято!

Мы рассчитывали достичь планетной системы Этанора дней за пятнадцать. Она состояла из одиннадцати планет, из которых по крайней мере две могли быть обитаемыми, если их атмосфера подойдет нам. Конечно, мы не рассчитывали тотчас колонизировать эти планеты. Для начала надо было вывести Венеру и Землю на подходящие орбиты, а там будет видно!

Когда мы начали приближаться к девятой планете — внешней по нашему курсу, — гиперрадары на волнах Хэка внезапно обнаружили три тела, летящие прямо на нас с большой скоростью. Я спал, и меня разбудил сигнал тревоги. Кельбик распахнул дверь моей кабины, что-то крикнул и тут же исчез. Я поспешно оделся и бросился в рубку. Кельбик уже стоял там, склонившись над экраном.

— Увы, Орк! — воскликнул он. — Похоже, что место уже занято!

— Очень похоже, — буркнул я. — Тирил, боевая тревога!

Не отрывая глаз, мы следили за тремя черточками на экране, а в это время экипаж и десантники занимали свои посты, готовясь, может быть, к первому космическому сражению с незапамятным времен вторжения друмов. Наконец три звездолета ясно обрисовались на экране. Они были меньше и тоньше нашего корабля и летели очень быстро. Ракетных дюз не было заметно: очевидно, неизвестные использовали принцип космомагнетизма или какую-то иную столь же высокую технику.

Внезапно от передового корабля отделилась сверкающая точка и с огромной скоростью устремилась к нам.

— Тирил, внимание… — начал я и остановился. Сверкающая точка описала идеальный полукруг и снова прилипла к борту корабля. Этот маневр повторился трижды.

— Я понял! — воскликнул Кельбик. — Они предупреждают, что у них есть оружие, но они не хотят к нему прибегать.

— Возможно, Тирил, ответьте им точно так же и начинайте торможение.

Из недр "Клингана" вырвались десять телеуправляемых торпед, мгновенно преодолели четверть расстояния, отделявшего нас от незнакомцев, и вернулись в свои гнезда. Постепенно мы сближались. Наконец, оставив далеко позади своих спутников, передовой корабль остановился примерно в тридцати километрах от нас. Теперь его было отлично видно на смотровых экранах: перед нами висела длинная блестящая сигара без единого иллюминатора. Она казалась монолитной: мы не могли разглядеть ни шва, ни заклепки.

— Попробуем связаться с ними по радио, — предложил я.

Довольно долго мы посылали сигналы на разных волнах, не получая ответа. Наконец наш приемник запищал, экран телевизора вспыхнул и тут же погас. Но за этот короткий миг мы разглядели человеческое лицо! Какого оно было цвета, определить не удалось — по экрану бежали радужные всплески.

— На какой мы были волне? Тридцать сантиметров? Ищите на тридцати!

Наш экран осветился, и на этот раз устойчиво. На нас смотрел человек. И не какой-нибудь гуманоид, отдаленно напоминающий людей, а настоящий человек! У него было энергичное загорелое лицо, проницательные синие глаза и рыжие длинные волосы, ниспадавшие из-под серебристого шлема. Он заговорил. Язык его был мне непонятен, но мучительно что-то напоминал. Кельбик толкнул меня локтем и пробормотал:

— Орк, кажется, это наречие, родственное древнему языку клум начала тысячелетия!

— Как, ты знаешь этот язык, на котором никто не говорит вот уже четыреста лет?

— Я выучил его студентом, чтобы проверить перевод, кстати не слишком точный, одного математического трактата. Может быть, я ошибаюсь, но по-моему, этот человек спрашивает, кто мы такие.

— Что ж, попробуй ему ответить!

С трудом подбирая слова, Кельбик произнес короткую фразу. Лицо человека на экране отразило безмерное удивление, затем радость. Он тотчас коротко ответил.

— Он говорит, что рад встретить людей. Он боялся, что мы друмы.

— Значит, они знают про друмов? Кельбик посмотрел на меня с жалостью.

— Раз это люди и они говорят на клумском языке, то скорее всего это потомки экипажа одного из наших затерянных в гиперпространстве звездолетов! Неужели ты не понял? Я повернулся к капитану.

— Тирил, вы всегда увлекались историей. Скажите, был ли среди потерянных звездолетов хотя бы один с клумским экипажем?

Он подумал несколько секунд.

— Думаю, что да. Третий или пятый звездолет, а может быть, тот и другой. Начиная с десятого, вылетевшего в 4119 году, уже был введен универсальный язык, хотя древние местные языки еще кое-где сохранялись до 4300-х годов.

Новый поток на сей, раз более настойчивых вопросов хлынул с экрана. Кельбик не очень уверенно перевел:

— Если я точно понял — язык сильно изменился, — он снова нас спрашивает, откуда мы. Сказать ему?

— Разумеется!

Несколько минут Кельбик говорил один. Человек в шлеме слушал. Я видел, как на лице его выражение недоверия сменялось изумлением и наконец восхищением. Он произнес несколько слов и прервал связь.

— Он переговорит со своим правительством. Мы должны оставаться на месте, пока он не получит указаний.

На волнах Хэка мы в свою очередь связались с Землей. Я приказал продолжить торможение и попросил Совет привести наш флот в боевую готовность. Затем началось томительное ожидание.

Три звездолета по-прежнему плавали перед нами в пространстве, но теперь ближайший был всего в двадцати километрах, а остальные два — километрах в ста. Они не подавали признаков жизни. Наши люди оставались на боевых постах, готовые ко всему. Трижды мы пытались возобновить связь, но безуспешно. Время тянулось все медленнее. Наконец через двенадцать долгих часов экран снова осветился.

— Есть у вас на борту кто-нибудь, кто может вести переговоры от имени вашего правительства? — спросил все тот же рыжеволосый незнакомец в шлеме.

— Да! — ответил я.

— Приглашаем вас к нам на борт вместе с вашим спутником, который знает наш язык. Мы прибудем на Тилию, где вы встретитесь с нашими правителями. Двое из наших перейдут на ваш корабль как заложники. Вы вернетесь через срок, равный двенадцати оборотам планеты Ретор, которая перед вами.

— Хорошо, — сказал Кельбик. — Но если мы не вернемся в срок, наши друзья обрушат на вас всю мощь двух планет. Человек пожал плечами.

— Я капитан Кириос Милонас, — сказал он. — Мы вас не страшимся, и мы хотим мира… если только мир возможен. Чтобы у вас не было опасений, можете прибыть к нам в своей собственной спасательной шлюпке.

— Согласны. У вас есть шлюз?

— Конечно. Он будет открыт.

Я быстро собрал в своей каюте необходимые мне личные вещи и, поскольку незнакомец ничего не говорил об оружии, прихватил с собой маленький легкий фульгуратор. Уже в шлюпке мы облачились в скафандры, и когда наш аппарат причалил к борту чужого корабля, шагнули в зияющее отверстие шлюза. Правда, выждав, пока две фигуры в скафандрах, похожих на земные, не заняли в шлюпке наши места, помахав нам на прощание рукой. Дверь шлюза бесшумно закрылась. Мы стали пленниками чужого звездолета.

Точно в назначенный срок мы вернулись на борт "Клингана" измученные и огорченные. Да, здесь для нас не было места! Положение в системе Этанора оказалось настолько сложным и запутанным, что присутствие еще двух густонаселенных планет грозило привести к братоубийственной войне. Тилийцы, действительно потомки людей с одного из наших звездолетов, обосновались здесь после долгих странствий по Вселенной. Но длительное пребывание в космосе вызвало у землян мутацию. Она выразилась в том, что на десять детей у них рождался только один мальчик. Отсюда — обязательная полигамия для поддержания хотя бы минимального числа мужчин. Дело осложнялось тем, что единственная другая планета, пригодная для жизни, была населена враждебными людям гуманоидами — трриисами, уже знакомыми с межпланетными перелетами. Тилийцам приходилось постоянно отражать атаки, и у них образовалась высшая каста космических рыцарей. И сложная, непонятная нам социальная структура, напоминавшая иерархию боевого корабля. Они создали достаточно высокую, но совершенно чуждую нам цивилизацию. И они не хотели ничьей помощи, не терпели ничьего вмешательства. Гордые воины, владыки своих прекрасных гаремов, отцы многочисленных семей, они хотели завоевать вторую планету для своих потомков. Тем более что триисы напали на них первыми.

Переговоры на Тилии не привели ни к чему. Тилийцы протягивали нам дружескую руку, закованную в стальную перчатку. Они восхищались подвигом землян, они готовы были с радостью принять любую помощь, научную и военную, и в свою очередь поделиться с нами своими знаниями, они готовы были даже предоставить в наше распоряжение лучших своих офицеров, закаленных в космических сражениях, но они твердо попросили оставить их систему во избежание конфликтов в будущем. И мы покорились.

Снова в путь!

По возвращении на "Клинган", который ожидал нас в той же точке пространства, я тотчас отправил Совету подробный отчет.

Совет одобрил принятые мною обязательства, и вот Земля и Венера под действием гигантских космомагнитов начали менять свою траекторию, снова набирая скорость. Несмотря на мои опасения, народ тоже поддержал Совет, когда узнал, что в противном случае грозила бы война с такими же людьми, как и мы.

Ни Кельбик, ни я не участвовали в совместных с тилийцами баталиях против триисов, о чем было договорено. Когда мы вернулись на Землю, Кельбик сразу же заперся в нашей лаборатории, чтобы проверить идею, возникшую у него на Тилии. Спустя неделю он вызвал меня. Все шло хорошо, поэтому я на несколько дней передал свои полномочия Хэлину и отправился в лабораторию.

Кельбика я застал за большим деревянным столом — он ненавидел столы из металла или пластмассы. Перед ним в беспорядке громоздились стопки листов, сплошь покрытых его тонким капризным почерком. Он выбрал одну такую стопку и протянул мне.

— Прочти и скажи, что ты об этом думаешь.

Я взял бумаги, присел на край стола и начал их просматривать. Однако вскоре я выбрал кресло поудобнее и, придвинув его к столу, в свою очередь принялся выводить формулы на чистых листах. Мне трудно было следить за его мыслью, и если бы Кельбик не научил меня своему особому методу анализа, я бы с этим никогда не справился. Даже сейчас работа эта была нелегкой, и прошло немало часов, прежде чем я довел ее до конца. С изумлением я уставился на своего друга.

— Но послушай, Кельбик, ты же развиваешь здесь новую теорию времени! И довольно соблазнительную! Это представление о времени как о поляризованном потоке четвертого измерения… Однако, готов поклясться, твое уравнение имеет обратную силу! А это значит…

— Что можно путешествовать во времени. Да. Но это не ново. На такую возможность, если верить нашему другу археологу Люки, указывал еще до темных веков, а может быть, даже до ледниковых периодов, некий Уэрс или Уэллс — его имя упоминается в хрониках прорицателя Килна. Впрочем, мне кажется, это просто легенда — в противном случае он бы обосновал свою теорию. Однако это возможно сделать, только опираясь на основные уравнения космомагнетизма!

— Да, но кто знает, какого уровня достигли люди первой цивилизации? В конце концов, они до какой-то степени освоили Марс и добрались до Венеры! А может быть, это было просто ни на чем не основанное предвидение. Но подожди… Теперь твое уравнение мне кажется чем-то знакомым. Ну да, ведь это уравнение распространения волн Хека, только более сложное, потому что фактор времени в нем имеет четыре измерения, а не одно. Это и объясняет, почему они распространяются быстрее света в континууме более сложного порядка, нежели пространство. Поздравляю, Кельбик! Это большое открытие. Но когда у тебя возникла такая мысль?

— Когда я увидел тилийский город Рхен. Я узнал его. Он изображен на второй фотографии марсиан. Я смотрел на него в недоумении.

— Ну да, все очень просто! Этот город существует не более трехсот лет. А марсиане исчезли в незапамятные времена, задолго до появления на Марсе наших предков первой цивилизации. Следовательно, чтобы сделать фотографию города, который возникнет только через сотни тысяч или миллионов лет, нужно совершить путешествие во времени, в будущее. Так вот, простой космолет марсиан не мог посетить Тилию из-за барьера. Он не мог это сделать и через гиперпространство, потому что иначе бы он не нашел дороги обратно. Тем не менее на их звездолете мы нашли гиперпространственную установку! Но в таком случае зачем им понадобились мощные космомагнетические двигатели! Теперь понимаешь?

— Ничего не понимаю.

— Кроме того, у них там был контур, видимо влияющий на время. Это тебе ничего не говорит?

— Да объясни наконец, черт тебя побери!

— Ну ладно. У нас имеется звездолет, который, судя по многочисленным фотоснимкам, не раз совершал далекие путешествия. На звездолете обнаружены: а) космомагнетические двигатели; б) гиперпространственная установка; в) контур, видимо влияющий на время. Следовательно, эти три механизма необходимы для межзвездных путешествий. Барьер можно преодолеть разными способами, Орк. Проломить его или пройти над ним звездолет не способен. Однако можно пройти до того, как он возник, или после того, как он исчез. Меня словно озарило.

— Ты хочешь сказать, что марсиане использовали галактическое течение?

— Или, проще говоря, движение звезд. Следи внимательно за моей мыслью. Барьер окружает каждую звезду полем, непроницаемым для любого тела, с массой, меньшей чем у нашей Луны. Но это поле, или барьер, передвигается в пространстве вместе со звездой. Представь космолет перед таким барьером. Скачок во времени — и барьера перед ним уже нет или еще нет. Разумеется, это требует огромного расхода энергии, но, видимо, не большего, чем дают космомагнетические двигатели.

— Ну, а при чем здесь сверхпространственная установка? Что-то не вяжется…

— Ты не обратил внимания на рассказ нашего рыжего капитана Кириоса Милонаса. Помнишь, он как-то говорил, что они с успехом используют гиперпространственный способ внутри своего барьера? Дело осложняется лишь при попытке его пересечь. Видимо, барьер как-то существует и в сверхпространстве, и именно из-за него установки разлаживаются и отправляют звездолет куда попало. Но без сверхпространственных установок межзвездные перелеты отнимали бы слишком много времени. Я представляю марсианскую технику перелетов так: гиперпространственный скачок до барьера, временной скачок для того, чтобы вернуться в свое время, еще один гиперпространственный скачок до системы, которую хотят изучить, и снова космомагнетизм для приземления. Впрочем, второго временного скачка они могли и не делать. Для исследования неведомой вселенной интересен любой отрезок времени!

— Да, видимо только так можно объяснить марсианские фотоснимки. Но почему такой огромный скачок в будущее? На полмиллиона лет, если не больше!

— А ты обратил внимание, что мое уравнение времени квантованное? Я, правда, не знаю кванта времени; возможно, он сам очень велик, а возможно, марсианский контур времени действовал только на определенное число квантов одновременно, и не иначе…

— Как думаешь, друмам тоже был известен этот секрет?

— Мы это вряд ли когда-либо узнаем… Ну, а теперь пора переходить от теории к практике. Но для этого придется разрешить еще немало проблем!

И вот начались долгие месяцы напряженной работы. С несколькими ассистентами мы заперлись в лаборатории, отключившись от всего, что происходит снаружи. Лишь однажды Совет убедил меня открыть торжественное заседание по случаю начала второго этапа пути, когда обе наши планеты вышли на новую траекторию к Белюлю. Заодно я узнал, что война с триисами благодаря нашей помощи была практически завершена. Едва церемония закончилась, я сразу вернулся к Кельбику и к нашей экспериментальной модели, которая только начинала вырисовываться.

Мы уже получили предварительные результаты — исчезновение предметов с минимальной массой, когда мне пришлось вновь вернуться на пост Верховного Координатора Земли и Венеры. Мы приближались к барьеру.

Я прочел многочисленные доклады, скопившиеся на моем столе. Наш боевой флот усиленно тренировался под руководством Кириоса Милонаса и других тилийских офицеров, которые захотели за нами последовать. Производство оружия увеличилось, может быть даже чересчур. По этому поводу я вызвал Кириоса и Хэлина.

— Скажите честно, Кириос, неужели вы думаете, что все это вооружение нам пригодиться? Вы знаете: если мы обнаружим в соседней системе людей, мы не будем с ними воевать, как не стали воевать с вами.

— Когда спорят двое, редко обходится без драки, Орк, — ответил он с иронической улыбкой. — А я уверен в двух моментах: во-первых, в системе Белюля есть люди, потому что я слышал их голоса по радио, и во-вторых — они настроены враждебно.

— Может быть, они приняли вас за друмов?

— Сомнительно! Они пригрозили содрать с нас кожу живьем. Они не стали бы угрожать так друмам, у которых нет кожи. Да и вообще, они не стали бы разговаривать с друмами.

— А что вы им ответили?

— Ничего. Они сразу прервали передачу и к тому же не услышали бы нашего ответа. Их передатчик был гораздо мощнее нашего, потому что сигнал дошел до нас с расстояния по крайней мере пятидесяти миллионов километров. Нет, Орк, драки не избежать, и драка будет жестокой, если оружие у них не хуже средств связи.

— А если мы изменим курс и пройдем мимо этой системы?

— Психологически невозможно! — Вмешался Хэлин.

— На Земле и на Венере все устали от этой кротовой жизни. Человек не термит, Орк! Текны в крайнем случае еще могут потерпеть, если дать им веское объяснение и указать достойную цель. Но триллы… Так что будем надеяться, что население, которое мы найдем, окажется дружелюбным и позволит нашим планетам выйти на орбиты вокруг их солнца. Хотя бы на несколько десятков лет, чтобы люди отдохнули и набрались сил.

— Неужели дела так плохи?

— Хуже, чем ты думаешь, Орк. Пока вы с Кельбиком работали, было две попытки мятежа. О, без кровопролитий, всего лишь попытки! И еще был огромный приток добровольцев для войны против триисов. В десять раз больше, чем требовалось, по совести говоря. Люди с радостью шли на смертельный риск, лишь бы побывать на Тилии или на Трии, увидеть солнце, насладиться нормальным чередованием дней и ночей, искупаться в реке… Мы этим воспользовались для посменной тренировки многочисленных экипажей для космолетов. Думаю, это нам пригодится.

— Значит, вы полагаете, что в случае необходимости народ согласится сражаться?

— Я в этом уверен! Все что угодно, лишь бы не третьи Великие Сумерки! Вчера я подслушал весьма характерное замечание. Когда мимо проходил один из соотечественников Кириоса, кто-то из наших сказал: "В общем-то очень жаль, что они оказались такими славными ребятами!"

— Ну-ну, в противном случае мы бы вас встретили иначе! — усмехнулся Кириос.

— Неужели возможен подобный возврат к дикости? — задумчиво проговорил я.

— Послушайте, Орк, мы вернулись вспять не по собственной воле, без всякого удовольствия, но и без особых потерь, — проговорил Кириос. — Однако, судя по том что я слышал о восстании фаталистов и о том, как вы его подавили, мне кажется, что при случае дикарь пробуждается даже в вас, Орк Акеран! Верьте мне, как настоящий воин, я ненавижу войну. Обстоятельства сложились так, что многие наши юноши стали солдатами. Я был из их числа; хотя с детства мечтал о мирной жизни астронома. И клянусь Экланом, если я уцелею к тому времени, когда Земля выйдет на надежную орбиту, я осуществлю эту мечту! Но пока я должен оставаться солдатом. Мой начальник, которого я, наверное, никогда больше не увижу, приказал мне верно служить материнской планете. И пока ей угрожает опасность, я буду исполнять этот приказ и буду убивать без радости, но и без угрызений совести. Ибо я, варвар, хочу, чтобы вечно, жила человеческая цивилизация!

— А если я прикажу вам напасть на мирную планету?

— Теперь вы мой начальник. Я исполню приказ как солдат, но совесть моя будет нечиста. Однако я знаю, что вы этого не сделаете. Если бы мой адмирал там, на Тилии, заподозрил, что вы способны на агрессию, я бы не был здесь с вами.

— Вы правы, вам нечего опасаться, Кириос.

В тот вечер он остался обедать у нас в Ренией. Кириос жил одиноко, его три жены остались на Тилии, и кажется, он был этому втайне рад. Он женился недавно, без любви, повинуясь закону, и детей у него еще не было. Кириос рассказал нам о своей суровой юности, о мучительной и жестокой военной подготовке и о том, как по ночам тайком он пробирался в обсерваторию, чтобы следить за звездами. Его математические познания оказались довольно глубокими, и позднее мы с Кельбиком были поражены быстротой, с какой он усваивал основы наших специальных методов расчета. Поистине он был для Земли ценным приобретением!

В последующие месяцы наша дружба еще более окрепла, и Кириос вскоре стал завсегдатаем нашей лаборатории, откуда Кельбик вовсе не выходил и где я появлялся, как только позволяло время. Кириос принадлежал к другой цивилизации, и его реакции бывали совершенно неожиданными. Иногда это нас забавляло, а иногда приносила нам пользу. Например, он не понимал, как это я, правитель двух планет, мог рисковать своей жизнью во время первого контакта с его эскадрой.

— А если бы я вас уничтожил?

— Это, Кириос, не имело бы решающего значения — для Земли, конечно, а не для меня! Совет назначил бы другого координатора, и все шло бы по-прежнему…

— Значит, вы думаете, что люди взаимозаменяемы?

— Разумеется, нет! Однако нет людей незаменимых. Наша цивилизация не основывается, как у вас, на культе вождя. С точки зрения науки гибель Кельбика была бы гораздо более серьезной потерей, чем моя смерть, потому что я уже давно не занимаюсь серьезной работой, и никогда у меня на это не будет времени, пока я остаюсь координатором.

— Но, наконец, личная преданность…

— Нет и не должно быть никакой личной преданности в столь сложной цивилизации, как наша. И я уверен, Кириос, что ваша цивилизация со временем тоже станет совсем не такой, как сейчас. На трудности, которые вставали перед вами, — освоение новой чужой планеты, а позднее — появление триисов, вы нашли единственно возможный ответ: создание централизованной цивилизации, общества, сгруппированного вокруг вождя — сначала вождя деревни, затем военного вождя и наконец вождя государства. Мы находимся совсем в ином положении.

— Еще бы! — буркнул Кириос.

— По совершенно очевидным причинам на Земле существует одно правительство, и сама сложность нашей цивилизации требует, чтобы оно было коллегиальным со строгим иерархическим разделением функций. Венера от нас практически не зависит, и это превосходно, потому что мы не смогли бы отсюда управлять другой планетой. Единственный высший и тоже коллегиальный орган власти для обеих планет — это Совет Властителей, который по возможности действует убеждением, а не приказами. Что же до меня, то я лишь временный диктатор, назначенный Советом на период кризиса с определенной целью — руководить Великим Путешествием, и только для этого.

— Понимаю, — кивнул Кириос.

— Точно так же и сейчас, если нам придется вести войну в системе Белюля, ответственность за все решения падет целиком на меня. Но только на время войны! Поэтому не считайте меня вождем: я всего лишь технический специалист, которому поручено специальное задание. И я ожидаю от вас повиновения в целях выполнения этого задания.

— Пусть будет так. Может быть, я не все понял, но чтобы повиноваться, не обязательно все понимать. Что бы я, скажем, делал, если бы солдаты принялись обсуждать каждый мой приказ?

— Вы можете пожаловаться на наших людей, которыми командовали в схватках с триисами?

— Нет, что вы!

— И так же будет в дальнейшем, уверяю вас. Земляне способны соблюдать дисциплину, хотя и соглашаются на это лишь по доброй воле.

Мы благополучно преодолели барьер между Этанором и Белюлем и выслали на разведку боевые космолеты. Несмотря на это, нас застали врасплох, что едва не стоило мне жизни.

Я оставил Рению с сыном в Хури-Хольдэ и отправился с Кельбиком навестить нашего друга — археолога Люки. Он вел раскопки очень древнего города, если не ошибаюсь, там, где сегодня стоит Бордо. Он работал без перерыва, за исключением наиболее опасных моментов, с самого начала подготовки к Великому Путешествию, и сумел за десять лет откопать целый ряд культурных слоев разных эпох. В самом древнем из городов Люки нашел множество интересных свидетельств о том человечестве, которое для нас было доисторическим, — о людях эпохи.

На границе своих обширных раскопок Люки соорудил маленький, но удобный домик для себя и своих сотрудников. Мы навещали его не раз, чтобы немного отдохнуть и развеяться в компании археолога и его прелестной жены.

Люки показал нам свой котлован, освещенный и обогреваемый искусственным солнцем, так что, если бы не скафандры, мы могли бы подумать, что наступили старые добрые времена. Затем мы вернулись в дом, и я уже предвкушал приятный вечер среди настоящих друзей, вдали от всяких забот. Мы поужинали, и Люки достал почтенного вида бутылку, найденную, по его словам, во время раскопок. Но только он начал ее откупоривать, как земля слабо вздрогнула.

— Что это? — удивился я. — Землетрясение? Люки, видеофон с Хури-Хольдэ! Быстро!

Он осторожно поставил бутылку и направился к аппарату. Яркая вспышка снаружи внезапно и резко обрисовала его силуэт. Кельбик бросился к окну, я последовал за ним. Далеко за холмами поднимался огненный столб. На этот раз толчок был сильнее. Кельбик, бледнея, повернулся к нам.

— Похоже, это атомная бомба. Примерно в двухстах километрах к югу отсюда.

— Двести километров? Там, кажется, находится Телефор…

— Да. На нас напали, Орк! Кириос был прав.

— Надо возвращаться. Ты, Люки, и твои помощники тоже. Но сначала наденьте скафандры. А я попытаюсь связаться с Хури-Хольдэ…

Свет нестерпимой яркости залил комнату, и почти тотчас же страшный удар потряс дом. Еще одна бомба, на этот раз сравнительно близко. Люки метнулся к воздухопроводу, до конца открыл кран, а затем попытался опустить рычажок возле двери.

— Скорее в убежище! — прохрипел он. — Переборка треснула, воздух уходит! Скафандры, берите с собой скафандры!

— Если еще одна бомба взорвется поближе, нам конец, — пробормотал один из его помощников.

Мы скатились вниз по лестнице и сгрудились восьмером в подземном убежище. Археолог задраил герметический люк.

— Не теряйте времени на болтовню! — торопил я.

— В скафандры — и к самолету. Да поживее!

Облачившись, мы открыли люк и поднялись в дом. Переборка двери окончательно сдала, и Люки горестно всплеснул руками при виде своей драгоценной бутылки, расколотой замерзшим вином. Несколько минут спустя мы все втиснулись в мой космолет и на полной скорости помчались к Хури-Хольде, бросив на произвол судьбы все находки археологов. Люки был в отчаянии! Бомбы продолжали взрываться, только теперь они бесшумно вспыхивали на большой высоте, где их обнаружили сверхрадары и перехватывали наши ракеты. Но все равно нас то и дело ослепляли эти взрывы, несмотря на защитные светофильтры. Оставив Кельбика за пультом управления, я связался с Советом.

Всего поверхности достигло семь бомб. Ничто не предвещало нападения. Бомбы внезапно устремились на Землю из пространства со скоростью, близкой к скорости света. В действительности же это Земля неслась с такой скоростью навстречу бомбам. Большая часть Телефора исчезла, и наши потери уже достигали десяти миллионов человек. Остальные бомбы упали в пустынных местностях или взорвались до соприкосновения с поверхностью Земли и почти не причинили ущерба, потому что взрывались в пустоте. Тем не менее одна из них превратила в развалины обсерваторию Алиор.

Кириос встретил меня в Солодине в окружении своего генерального штаба из землян и тилийцев. Он мне кое-что объяснил.

— Кто нас атаковал? — спросил я.

— Пока у меня нет точных данных. Знаю только одно: Землю не обстреливали управляемыми снарядами. Это космические мины.

— Космические мины?

— Мы сами хотели таким образом обезопасить подступы к Тилии, но это требовало средств, которых у нас тогда не было. Наш космолет выудил одну такую мину. Это маленький автоматический корабль, выведенный на удаленную орбиту вокруг самой внешней планеты. Его притягивает любое достаточно массивное тело. Опознавательная система на особой частоте электромагнитных волн позволяет противнику избегать столкновения со своими игрушками. Сейчас мы ее изучаем и, надеюсь, скоро сможем сами передавать нейтрализующий сигнал на нужной волне. Тогда эти мины нам будут не страшны.

— Меня беспокоит не столько сама эта атака, — сказал я, — сколько промышленный и технический потенциал врага. Он должен быть очень велик, чтобы рассеять в пространстве достаточное количество таких мин. Если наши противники действительно потомки экипажа одного из наших пропавших звездолетов, трудно поверить, чтобы они за столь короткий срок достигли такого высокого уровня развития.

Одно из двух: либо это гении, либо… они здесь не одни! Кириос пожал плечами.

— Скоро мы это узнаем. Еще неизвестно, на какой планете или планетах базируется враг.

— По последним данным, в этой системе всего четырнадцать планет, из них три с кислородной атмосферой.

— Орк, могу я отправить эскадру в разведывательный рейд?

— Да, если считаем нужным. Во всем, что касается обороны, я полагаюсь на вас. Конечно, нельзя бросаться очертя голову на врага, о котором ничего не знаешь. Тем более на сильного врага, а в том, что он силен, мы уже убедились.

Спустя несколько дней три корабля, оборудованные особой радарной системой, позволявшей избегать столкновения с космическими минами, вылетели на разведку.

Тельбирийцы

Я был поглощен вместе с Кириосом организацией обороны наших планет, а Кельбик, по своему обыкновению, по целым дням, а то и неделями не выходи из лаборатории. Поэтому лишь через двенадцать дней после отлета разведчиков я забеспокоился и осведомился о нем. К своему величайшему удивлению и неудовольствию, я узнал, что он отправился в рейд на одном из кораблей.

О том, чтобы отозвать его на волнах Хэка, не могло быть и речи. Три космолета составляли боевую единицу, звено, и если вернуть один из них, два других остались бы фактически беззащитными. Тем более нельзя было ни отменить, ни отсрочить разведывательный рейд. Мы слишком быстро приближались к системе Белюля даже при нашей теперешней "умеренной" скорости.

Я вызвал "Берик", космолет, на котором был Кельбик. Экран осветился, и на нем появилась его лукавая физиономия.

— Кого я вижу? Орк! Наконец-то ты вспомнил, что я существую. А мне казалось, что меня тебе давно уже не хватает!

— Что это тебе взбрело? Ты мне нужен здесь, сейчас же!

— Да? А вот мне нужно, чтобы я был там, где я есть, чтобы проверить кое-какие теории… Кроме того, не в обиду будь сказано тилийским офицерам и нашим собственным космонавтам, я полагаю, что стоит сделать некоторые наблюдения, которые им не под силу…

— Хорошо. Во всяком случае, спорить поздно. Но ни в какие стычки не ввязываться — понятно? Где вы сейчас?

— Примерно в пятидесяти миллионах километров от внешней планеты. Надеемся добраться до нее через несколько часов. Мы уже тормозим вовсю. У этой звезды мощное космомагнетическое поле, поэтому здесь возможно гораздо более сильное позитивное ускорение, чем возле нашего старого бедного Солнца!

— Ладно. Как только будет о чем доложить, вызывай! Кельбик вызвал меня только на следующий день.

— Мы приземлились благополучно. Никакого сопротивления, и до сих пор — никаких следов того, что планета осваивалась. Атмосферы нет, почва — замерзший метан, почти никаких скальных выходов, тяготение — полтора g.

Так разведчики перелетали от планеты к планете, не встречая ни малейших следов жизни, пока не добрались до внешнего спутника шестой планеты, огромной, как Юпитер, — ее окружал целый рой из пятнадцати планетоидов.

Они начали приближаться к спутнику, как вдруг из черной расщелины на них ринулись десять сферических аппаратов. Несколько минут продолжалась яростная схватка, все подробности которой мгновенно передавались на наши экраны и регистрировались. Два наших корабля взорвались, космолет Кельбика, видимо поврежденный, начал падать на поверхность спутника. Из десяти вражеских кораблей осталось только два: наши инфраатомные ракеты оказались эффективными.

Из динамика до меня донесся спокойный голос Кельбика:

— На этот раз мы попались, Орк. Нас уцелело всего трое. Попробуем сесть, не сломав себе шею. Насколько могу судить, враг использует излучение, взрывающее космомагнетические двигатели, вроде наших волн Книла. Если это то же самое, ты знаешь, что надо делать, чтобы их нейтрализовать. К счастью, я вовремя понял и выключил двигатели. Сейчас мы в свободном падении. У самой поверхности попробую резко затормозить. Надеюсь, враг считает, что мы вышли из игры, и не держит на больше под своим излучением. В противном случае — прощай! Мы уже в десяти километрах… в пяти… в трех… Торможу!

Взрыва не последовало. "Берик" тихо опустился на замороженную поверхность спутника. Два вражеских корабля были еще высоко.

— Мне кажется, они не знакомы с нашими волнами Хэка, — хладнокровно продолжал Кельбик. — Во всяком случае, они переговариваются между собой на электромагнитных волнах. Поэтому я не выключаю наш передатчик. Видимо, они возьмут нас в плен, чтобы вытянуть из нас как можно больше сведений…

— Не беспокойся! — оборвал я его. — Усиленная эскадра немедленно вылетает на помощь. Мы уже гораздо ближе к вам и не будем задерживаться на внешних планетах, поэтому ждите нас через пять дней. Держитесь! Если придется туго, расскажи им какие-нибудь пустяки… Постарайся выиграть время!

— Понял. Но только не прилетай сам! Ты нужен Земле.

— Видишь ли, дело в том, что мне лично нужно проверить кое-какие теории! А кроме того, здесь командую я, и я буду делать то, что сочту нужным!

— Внимание! Вот они…

На экране я увидел, как Кельбик склонился к одному из расшторенных иллюминаторов. Снаружи по ледяной равнине осторожно приближался десяток фигур, прячась за отдельными глыбами. Скафандры деформировали их, но они походили на человеческие. Затем послышались громкие удары в дверь шлюза.

— Сопротивляться бесполезно, — обратился Кельбик к своим уцелевшим соратникам, Харлоку и Рабелю. — Мы погибнем без всякой пользы, Орк, я открываю! И выключаю изображение на своем экране. Так ты сможешь за веем наблюдать, оставаясь невидимым. Внутренняя дверь шлюза медленно открылась, и в рубку вошли трое в скафандрах, с короткими пистолетами в руках. Они повернулись к экрану, и я подскочил от неожиданности: двое были людьми, но третий!.. Я плохо различал сквозь прозрачное забрало шлема его лицо, однако мне показалось, что оно ярко-красного цвета.

Пока один из них держал Кельбика и его товарищей под прицелом, двое других сняли шлемы. Первый оказался еще молодым человеком с коротко подстриженными светлыми волосами. Второй… второй не был человеком. Под куполом лысого черепа и морщинистым лобиком сверкали три глаза, расположенные треугольником — средний выше двух крайних, лицо было пурпурного цвета, без носа, щелевидный рот с роговыми, как у рептилии, губами. Человек заговорил, и я понял его речь: он говорил на староарунакском, от которого произошел наш универсальный язык.

— Вы — пленники. Не пытайтесь бежать, иначе — смерть. Кельбик небрежно облокотился о передатчик, заложив одну руку за спину, для врагов она была не видна, но я ее прекрасно видел.

— Хорошо, — сказал он, — мы сдаемся.

Однако пальцы его в то же время сплетались и расплетались, образуя фигуры алфавита карий, которым мы студентами переговаривались в аудитории незаметно для профессоров. Он передавал:

"Попытаюсь узнать, куда нас поведут".

А вслух спросил:

— Но кто вы такие? Почему вы на нас напали? Мы только исследовали эту солнечную систему, не зная даже, что она обитаема…

— Не лгите! Нам известно, кто вы и откуда! Вы с Земли. С Земли, которая отправила в изгнание наших предков, а теперь приближается к нашим границам!

Непритворно удивленный, Кельбик пожал плечами.

— Значит, вы потомки экипажа одного из наших гиперпространственных звездолетов; не так ли? Однако никто не отправлял их в изгнание. Все наши предки были добровольцами!

— Еще одна ложь, — прорычал человек. — Я вижу, Земля не изменилась с тех пор, как изгнала наших праотцов. Но теперь настал час расплаты, и теперь вас ничто не спасет!

Пальцы Кельбика передали:

"Это сумасшедший".

— Что вы собираетесь с нами делать? — спросил он.

— Надевайте ваши скафандры, мы отведем вас в крепость Тхэр. Там вас допросят. Ваша судьба будет зависеть от вашей искренности. И знайте: у нас есть способы заставить говорить самых упрямых!

Кельбик не дрогнул, но Харлок и Рабель побледнели.

"Не бойся. Я не заговорю, остальные знают мало", — передал Кельбик.

Как и все текны, он не боялся пыток, особая подготовка позволяла ему усилием воли подавлять болевые ощущения. Что касается гипноза, то и против него у текнов был выработан полный иммунитет. Кельбик рисковал только жизнью.

— А где он, этот ваш город Тхэр? — спросил он.

— На спутнике. Не считаю нужным от вас скрывать, — продолжал человек презрительным тоном. — Даже если бы вы сумели сообщить вашим приятелям о его местонахождении, это бы вам не помогло. Тхэр неприступен!

— Значит, никто и не будет пытаться его захватить! Хорошо, ведите нас к своим начальникам. Может быть, они окажутся рассудительнее, и поймут, что мы явились с мирными целями, когда вы на нас напали.

Человек злобно ухмыльнулся, затем, повернувшись к пурпурному чудовищу, издал серию щелкающих звуков.

— Да, я забыл вам представить К" нора, тельбирийца. Тельбирийцы — наши добрые друзья и союзники. Прекрасные существа, преданные, исполнительные. Они для нас сделают все, о чем ни попроси. А какая верность — вы такой не знаете! Предупреждаю, я ему приказал испепелить вас на месте, если вы вздумаете сопротивляться.

"У меня в кармане микропередатчик на волнах Хэка. Перед уходом включу взрыватель космолета", — передал Кельбик.

— Будь по-вашему! — сказал он вслух. — Когда мы отправляемся?

— Сейчас же!

Вскоре они вышли, и через передний смотровой экран я видел, как все усаживаются в низкий бронированный экипаж. Затем изображение сразу исчезло. Сработал атомный взрыватель, который Кельбик включил, выходя из шлюза, и теперь звездолет представлял собой массу кипящего металла, совершенно бесполезную для врага.

Я немедленно вылетел во главе эскадры из ста боевых кораблей, назначив Хэлина своим заместителем на тот случай, если мы не вернемся. Двести других кораблей под командованием Кириоса поднялись вслед за нами, чтобы отвлечь на себя и уничтожить любого противника в космическом пространстве.

Долгие часы приемник Хэка молчал, и я уже начал опасаться худшего, когда из динамика снова послышался голос Кельбика.

— Орк, говорит Кельбик. У меня всего несколько секунд. Вход в крепость — между двух красных холмиков в ста километрах севернее остатков нашего космолета. Осторожно, вход сильно укреплен и, боюсь, сквозь него вам не прорваться, лучше атакуйте сверху перфокротами. Что с Харлоком и Рабелем, я не знаю. Меня старались загипнотизировать, пока без толку. Однако наркотиков еще не употребляли. Я заметил, что от входа ведет длинный туннель. Вы его легко нащупаете гравитометрами. Затем — ряд залов со шлюзами между каждым из них, и все очень сильно укреплены. Затем — большая шахта. Я на втором верхнем уровне. Командный пункт, где меня допрашивали, — на двенадцатом и, видимо, самом нижнем. Гарнизон немногочисленный: около двух тысяч людей и примерно столько же тельбирийцев, но в отношении последних я могу и ошибиться. Тельбирийцы физически очень сильны. Вооружение: помимо того, которое было у нас пятьсот лет назад, — несколько новых видов неизвестного действия. Отношения между людьми и тельбирийцами — тут что-то нечисто. Люди неоднократно заявляли мне, что тельбирийцы — их верные союзники, чуть ли не слуги, однако на это не похоже. По меньшей мере они держатся с людьми как равные. Я подозреваю, что…

Внезапно голос умолк. Меня это встревожило, хотя Кельбик и предупредил, что время его ограничено.

Я связался с Кириосом на волнах Хэка.

— При таком положении вещей, — сказал он, — наша единственная надежда на успех — во внезапном, мощном и решительном штурме. Разумеется, остается только один неизвестный фактор — тельбирийцы. Я присоединяюсь к вам, оставив для прикрытия пятьдесят космолетов. У нас будет 250 кораблей и 28 тысяч десантников, и тогда сам черт не помешает нам взломать их оборону! Но надо спешить. Наши гиперрадары нащупали большую эскадру вражеских кораблей, которая летит на подмогу от одной из внутренних планет. Я приказал третьему флоту выдвинуться им навстречу.

Мы устремились к спутнику, на котором томились в плену наши друзья. Это был планетоид примерно в тысячу километров в диаметре, весь изрезанный зигзагообразными ущельями, испещренный, словно фурункулами, красноватыми холмами и совершенно лишенный атмосферы. Когда эскадра Кириоса присоединилась к нам, со спутника поднялась дюжина вражеских кораблей. Последовала яростная и короткая схватка, озарившая пространство вспышками атомного огня, и мы прорвались, потеряв один космолет.

Капитанам был отдан приказ не мешкать, поэтому поверхность спутника приближалась с головокружительной скоростью. Появились два красных холмика. Навстречу нам сотнями взвивались ракеты, но наши антигравитационные поля легко отклоняли их, и они не причинили никакого вреда. Спустя несколько секунд два красных холмика перестали существовать. Мы спустились неподалеку и высадили десант. Кириос командовал боевыми силами, а я взял на себя всю боевую технику. Быстро смонтированные дифференциальные гравитометры позволили нам с поверхности определить направление в глубину многочисленных туннелей. И тогда вступили в действие мощные перфокроты.

Я был встревожен: легкость, с которой мы высадились на спутнике, не сулила ничего хорошего. Противник либо отчаянно врал, уверяя Кельбика, что его позиция неприступна, либо, что гораздо вероятнее, не придавал обороне поверхности особого значения. В таком случае основные трудности встретят нас в подземном лабиринте. Но, может быть, враг просто не ожидал такой решительной атаки?

Высадив все штурмовые отряды, все звездолеты поднялись в пространство и образовали вокруг спутника защитную сеть. Перфокроты работали на полную мощность, и нам оставалось только ждать. Я воспользовался передышкой, чтобы попытаться вызвать Кельбика. Несколько минут я тщетно посылал сигналы, наконец услышал ответ:

— Я знаю, что вы атакуете. Мне удалось в суматохе сбежать и спрятаться в заброшенной пещере. Они убили Харлока и Рабеля. Будьте осторожны, здесь хозяева тельбирийцы, а…

Связь прервалась. Встревоженный, я обратился к Кириосу:

— Долго еще?

— Семь перфокротов дошли почти до свода туннеля. Они остановлены, чтобы другие могли их догнать. Штурм должен быть одновременным и массовым…

— А за это время они прикончат Кельбика!

— Понимаю, Орк. Но сейчас на карту поставлено гораздо больше, чем жизнь одного человека, даже если это гений и ваш друг!

— Да, знаю. Но все же поторопитесь!

Где-то очень высоко над нами яркая молния прорезала на миг космическую тьму. Несколько вражеских кораблей попытались было прорваться.

Наступил миг штурма. По приказу Кириоса перфокроты ринулись вниз, проломили своды и исчезли в туннелях. Десантники с антигравитаторами на поясах посыпались за ними следом. Я двинулся к одному из колодцев. Меня схватили за руки. Двое десантников оттаскивали меня от зияющего отверстия.

— Отпустите немедленно!

— Приказ генерала! Вы не должны туда спускаться.

— Что за глупости? Я вызвал Кириоса.

— Послушайте, Кириос, что это за шутки? Кто вам позволил?..

— Послушайте вы меня, Орк! Там, внизу, уже сидит Кельбик, и я считаю, что этого вполне достаточно. Земля не может себе позволить такую роскошь — потерять сразу вас обоих!

— Прикажите меня отпустить! Это приказ!

— Нет. Можете меня расстрелять, если хотите, но только когда мы вернемся.

— Но ведь имею я право участвовать в спасении Кельбика!

— Нет. Вы не имеете права рисковать собой. К тому же от вас будет мало толку. Лучше всего — возвращайтесь немедленно под эскортом на Землю!

— Если вы думаете, что я боюсь…

— О, нет! Мне порассказали о всех ваших подвигах, и я считаю, что вам давно пора бы понять, что вы гораздо полезнее у себя в лаборатории или в Солодине, чем здесь в роли простого солдата. А теперь я спешу!

Он отключился.

Оставаться на поверхности спутника не было смысла, поэтому я вернулся в свой космолет и попытался еще раз связаться с Кельбиком. Он не отвечал. Зато через некоторое время я услышал голос Кириоса:

— Мы продвигаемся, Орк, но с большим трудом. У противника что-то вроде термических пистолетов — они, конечно, не стоят наших фульгураторов, но потери от них не меньше. Сейчас мы у входа в центральную шахту и готовимся к атаке.

— С кем вы сражаетесь? С людьми или с теми, трехглазыми?

— И с теми, и с другими, но мне кажется, Кельбик прав: эти краснокожие используют людей как пушечное мясо. Какие новости от разведывательных кораблей? Где флот противника, который они заметили?

— Пока ничего не известно.

Так я провел перед пультом связи не знаю уж сколько бесконечных часов, пытаясь соединиться то с Кельбиком на волнах Хэка, то с нашим флотом, то с Кириосом. Этот хоть сообщал мне через неравные промежутки времени, как идут дела! Десантники пробивались все глубже, но несли тяжелые потери, несмотря на превосходство нашего оружия! Им не удалось напасть на след Кельбика, зато в одной из комнат они нашли тела Харлока и Рабеля. Их так зверски замучили, что Кириос не смог удержать своих солдат: они тут же расстреляли несколько пленников.

Затем я получил сообщение от разведывательных космолетов. Вражеский флот насчитывал всего 60 кораблей. Тельбирийцы, видимо, еще не осознали размеров нависшей над ними опасности. Я связался с Кириосом и с его согласия отдал приказ ста двадцати космолетам двинуться на перехват противника, поскольку наш третий флот был еще далеко.

Внезапно замигал огонек вызова.

— Орк, говорит Кельбик! Я замурован в самом конце замурованного туннеля: когда тельбирийцы бросились за мной, я обрушил свод. Слышу грохот боя. Я на последнем, самом нижнем уровне, видимо, под машинным залом.

— Хорошо. Немедленно передам это Кириосу. Можешь ты сообщить что-нибудь полезное о противнике?

— Да. Люди всего лишь пешки в руках тельбирийцев. Возможно даже, что они действуют не по своей воле. Разумеется, они нас ненавидят, потому что уверены, будто их предки были изгнаны с Земли. Но тут есть еще кое-что. Блуждая по туннелям, я наткнулся на тяжелораненого. Только перед самой смертью он вдруг словно избавился от кошмара и сказал: "В конце концов, вы тоже люди. Опасайтесь краснокожих!.."

А теперь я отчетливо слышу взрывы и крики! Наверно, наши люди ворвались в машинный зал. Он сообщается с моим туннелем через вентиляционную трубу, но она слишком узкая, не пролезешь. Надеюсь, меня скоро вызволят. Скорее бы! Между нами говоря, я по горло сыт этим "непосредственным участием" в драке. Теперь мне, до конца жизни хватит! Нет уж, да здравствует моя лаборатория!

— Думаю, ты прав, Кириос того же мнения. Я быстро сообщил Кириосу о нашем разговоре. Динамик задрожал от раскатов его хохота.

— Наконец-то! Нашелся человек, который тебе это сказал! Тем лучше.

Час спустя Кельбик выбрался из подземелья вместе с нашими десантниками. От пяти тысяч человек, спустившихся в туннели, наверх поднялось всего две тысячи семьсот пятьдесят. Мы потеряли почти половину!

Все как попало набились в космолеты, и мы на полной скорости помчались к Земле. Я призвал Кириоса и Кельбика на военный совет.

— Это было ужасно, — начал рассказывать Кириос. — Против нас было примерно две тысячи людей, если только их можно еще назвать людьми. И около пятисот тельбирийцев, не более. Зато они дрались как черти, гораздо отчаяннее наших солдат. Хорошо хоть техника у них похуже — это как-то уравновешивает силы. Иначе я бы посоветовал искать другую звезду!

— Это бесполезно, — сказал Кельбик. — Насколько я понял, они уже нащупывают путь к практическому использованию гиперпространства. Один из людей похвалялся этим передо мной.

— Я тоже полагаю, что лучше всего раз и навсегда объясниться сейчас.

В тот момент, когда мы уже приземлялись близ Хури-Хольде, я получил сообщение от нашего флота. Противник уничтожен. Но от третьей планеты прямо на нас стремительно движется целая армада. Я приказал разведывательным космолетам отступить.

Мы с Кириосом приложили все усилия, чтобы в кратчайший срок приготовиться к обороне. В известном смысле я был даже доволен, что враг нападает: мы сможем сражаться поблизости от своих баз, а это уже большое преимущество. Все наши города были скрыты глубоко под землей, и особые потери им не грозили. Земля, а следом за ней и Венера усиливали торможение с каждым часом, но все еще продолжали мчаться к системе Белюля с головокружительной скоростью. Разумеется, наше появление должно было как-то нарушить равновесие системы, однако после того, как мы определили массы различных планет, расчеты показали что нам удастся вывести наши миры на подходящие орбиты, не вызвав мирового катаклизма.

Вскоре после моего возвращения один из сторожевых космолетов примчался в Хури-Хольде на предельной скорости: он доставил первого пленника, живого человека в скафандре, найденного на разрушенном вражеском корабле. Я приказал немедленно его привести.

Он прибыл под охраной двух гигантов, которых Кириос выбрал для моей личной охраны. Это был человек среднего роста, довольно хрупкий, очень смуглый, с живым и открытым взглядом. Дождавшись прихода Кириоса, я начал допрос.

Его звали Элеон Рикс. Возраст — 32 тельбирийских года (на вид ему было не больше двадцати пяти земных лет). Он был на корабле инженером.

— Почему вы на нас нападаете? — спросил я. Мы пришли к вам с миром. Наше Солнце взорвалось, но нам удалось спасти наши планеты. Единственное, чего мы просим, это света какой-нибудь звезды. Мы не хотим врываться к вам силой, хотя ваша звезда могла бы согреть еще десяток планет! Мы не хотим войны. Перед тем, как достичь вашей солнечной системы, мы прошли через систему Кириоса Милонаса, которого вы видите, но поскольку его соотечественники отказали нам в гостеприимстве, мы мирно удалились. То же самое могло быть и здесь…

Я умолчал, что был далеко в этом не уверен!

Несколько секунд он молчал, затем презрительно усмехнулся.

— Значит, после того, как вы изгнали наших предков, вы явились клянчить местечка возле нашего солнца!

— Мне хотелось бы знать, откуда взялась эта дурацкая легенда. Мы никогда не изгоняли ни ваших предков, ни предков Кириоса Милонаса, и вообще ни одного из тех, кто улетал на гиперпространственных звездолетах. К сожалению, только один звездолет сумел вернуться на Землю — вы это знаете?

— Откуда мы можем знать? Вы хотите сказать, что неуправляемость гиперпространственных двигателей была случайностью? Ха!

— Мы до сих пор не умеем как следует использовать гиперпространство! А что мы умели пятьсот лет назад? От какого экипажа вы происходите? Кириос потомок третьего.

— А я — одиннадцатого, если верить преданию. Сколько их было всего?

— Шестнадцать. Вернулся только четвертый звездолет, и то по чистой случайности.

— Значит, то, чему нас учат с детства, ложь? Нам говорили, что земляне на случай катаклизма, который, по вашим словам, все-таки разразился, решили рассеять по космосу род человеческий и отправили наугад обманутых людей, не сказав им даже, что они никогда не смогут вернуться. Значит, это выдумки? Ну и ну!

— Но послушай, звездолет ваших предков стартовал где-то между 4120 и 4125 годами. А первый отправился в космос в 4107 году. Следовательно, ваши предки прекрасно знали, что они могут не вернуться!

— Они могли рисковать своей жизнью, согласен, но ведь их просто предали!

— Уверяю вас, никакого предательства не было. Хотите верьте — хотите нет. Но в любом случае между вашим и моим народом началась война. Я ничего так не желаю, как прекратить ее. А к чему стремитесь вы?

— Уничтожить вас! А если это невозможно, изгнать из нашей системы! Я пожал плечами.

— Боюсь, теперь говорить об этом поздно. Если бы вы встретили нас мирно, как народ Кириоса, тогда мы, может быть… Но сейчас мы здесь, и мы здесь останемся. Мы устали блуждать в межзвездной ночи.

— В таком случае — война!

— Пусть будет так. Значит, мы враги, если только ваше правительство не решит иначе. Потому что вы в конечном счете всего лишь бортинженер планетолета. На каком принципе основано действие ваших двигателей?

— Я этого не скажу никогда!

— Я и не ожидал, что вы все расскажете по доброй воле. Но у нас есть способы… Последний вопрос: кто эти существа, которые сражаются вместе с вами? Ваши союзники? Или слуги? Это аборигены?

— Какие существа? Мы здесь одни. На Тельбире не было никого, когда мы его нашли.

— Перестаньте шутить! Вы прекрасно знаете, о ком я говорю. О трехглазых гуманоидах с пурпурно-красной кожей, которые всюду вам сопутствуют!

— Что это за сказки?

Он, казалось, был и в самом деле ошеломлен.

— Я сказал несколько слов по интерфону, и на стенном экране началась демонстрация одного из фильмов, заснятых во время подземного сражения. Рикс явно недоумевал.

— Да, это подземелья Тхэра. А человек, который сейчас упал, Дик Ретон, мой бывший капитан на "Пселине". Но что это за чудища с красной кожей?

Другой фильм показал, как был захвачен в плен сам Рикс. На заднем плане в искореженном проходе были видны два гуманоида.

— Ничего не понимаю! Это мой корабль, и это действительно, я. Но кто эти чудовища? Вы сделали комбинированный фильм, фальшивку, но зачем? А, ясно — вы хотите представить нас перед своим народом, как союзников отвратительных тварей!

— Фильм не поддельный, — вмешался Кириос. — Эти "чудовища", как вы их называете, были для нас в десять раз страшнее, чем ваши люди. Вы что, притворяетесь, будто ничего о них не знаете, или вам память отшибло?

— Ну, пошутили — и хватит! — взорвался я. — В последний раз спрашиваю: будете отвечать на вопросы? Нет? Тем хуже для вас, придется прибегнуть к психоскопу. Предупреждаю, это крайне болезненно, и после психоскопа вы превратитесь во взрослого младенца без воли и без разума.

Он побелел.

— Ну что вы теряете, если заговорите? Так или иначе мы все равно все узнаем!

— Я не стану добровольным предателем. Делайте со мной, что хотите.

— Будь по-вашему. Я восхищаюсь вами, но мне вас жаль!

Стража увела его, и я последовал за ними, чтобы самому провести допрос под психоскопом. Телиль, Властитель разума, и Пхооб, Властитель психики, приняли нас в своей лаборатории.

— Аппарат готов, Орк, — сказал Телиль.

Психоскоп представлял собой низкое ложе с металлическим шлемом, который надевался на голову допрашиваемого, и крепкими ремнями, чтобы удерживать его. Рикс позволил себя уложить и привязать без сопротивления и без единого протеста. Шлем укрепили на его голове. Телиль что-то поправил, приладил, затем подошел к пульту. Свет померк, послышалось тихое жужжание. Черты лица у Рикса немного расслабились.

При первом же вопросе он заговорил. Он рассказал нам все, что знал о Тельбире: население насчитывало около восьмисот миллионов, промышленность была хорошо развита. На планетолетах они устанавливали довольно остроумную разновидность космомагнетических двигателей. Они еще не научились использовать гиперпространство, полагали только, что нащупали путь, но что это был за путь, он не знал. Они верили, что с их предками сыграли злую шутку, что земляне отправили их осваивать неведомые миры обманом, без их согласия. Он подробно рассказал все, что ему было известно о военной организации Тельбира. Но, как мы ни бились и какие только вопросы ни задавали, не сказал ни слова о краснокожих гуманоидах.

Мы оставили его лежать под надежной охраной, чтобы он отдохнул.

— Вы уверены, Телиль, что человек под психоскопом не может лгать? — спросил я.

— Абсолютно уверен. Он подавляет всякую волю, всякое сопротивление, даже подсознательное.

— В таком случае одно из двух: либо у всех нас галлюцинации, либо…

— Либо эти краснокожие чудовища обладают способностью неизмеримо более глубокого внушения, чем мы, тренирующие текнов, и это позволяет их союзникам сопротивляться даже психоскопу. Вы бы, например, не выдержали, Орк. Вы бы просто не уснули. Вас нельзя загипнотизировать. Но если бы удалось вас усыпить, под психоскопом вы были бы не лучше других.

— Но, в конце концов, этот человек должен был жить в постоянном контакте с этими существами! Их было двое на его корабле. Почему же у него не сохранилось никаких воспоминаний?

— Очевидно, потому, что очень сильные умелые гипнотизеры внушали ему, чуть ли не с пеленок, чтобы в определенных обстоятельствах он об этом сразу и окончательно забыл!

— Но ведь забыть ничего нельзя! Это физиологически невозможно!

— Ну если слово "забыть" вас не устраивает, скажем, что эти воспоминания прячутся на таком глубоком уровне сознания, который недоступен психоскопу.

— Это сейчас не столь важно! — вмешался Кириос. — Главное — а это теперь очевидно, — что люди здесь всего лишь марионетки, а хозяева — те другие! А мы о них ничего не знаем, кроме их физического облика и того, что дерутся как черти!

Как только пленник проснулся, я пришел к нему.

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо. Вы меня еще не допрашивали под этим вашим аппаратом?

— Уже допросили.

— Но почему же… Я ничего не почувствовал и полагаю, что не сколько не поглупел!

— Все это я говорил, чтобы вас напугать, чтобы сделать вас восприимчивее к внушению. Психоскоп никому еще не причинил зла. Обычно мы им пользуемся для психотерапии. Прощу извинить, что подверг вас этому испытанию без вашего согласия. Ставка слишком велика, я не имел права даже колебаться, и тем не менее я стыжусь того, что сделал. В общем, вы рассказали нам много полезного, но ничего, абсолютно ничего об этих краснокожих чудовищах.

— Может быть, их вообще не существует? — спросил он насмешливо.

— К сожалению, мы знаем, что они существуют! Есть другое, гораздо более страшное объяснение, что вы, люди, являетесь безвольными слугами этих чудовищ и что они вам внушили начисто забыть об их существовании, едва вы выйдете из-под их умственного контроля. На вашем корабле с экипажем из двадцати трех человек было два таких существа. И еще одна любопытная деталь. Психоскоп обнаруживает самые далекие воспоминания, даже впечатления первых дней вашей жизни. Так вот, вы не помните, кто вам сказал, будто ваших предков изгнали с Земли, и вы не помните, когда вам это сказали в первый раз. Я спрашиваю себя, не внушили ли вам и это те же чудовища?

— Это смешно! Я прекрасно все помню! Это входит в школьный курс истории для первого класса!

— Да, это ваше первое отчетливое воспоминание. Но подумайте. Вы уверены, что не знали об этом раньше?

— Хм… нет. Я, конечно, должен был знать. Но это ничего не доказывает.

— Вы бы согласились еще раз подвергнуться действию психоскопа, но на сей раз добровольно без гипноза?

— Это еще зачем? Чтобы я выболтал то, чего не хочу говорить?

— Вы уже и так все сказали!

И я коротко изложил все, что мы узнали от него о Тельбире.

Он поколебался немного, потом махнул рукой.

— В конечном счете мне терять нечего!

На этот раз он по доброй воле он вытянулся на ложе, на него надели шлем.

Я чувствую какое-то покалывание… Голова немного кружится…

— Это пустяки, все нормально. Попробуйте теперь вспомнить. Из-под шлема на меня вытаращились изумленные глаза.

— Потрясающе! Я подумал о книге, которую один раз прочел двадцать лет назад. И сейчас вспомнил ее слово в слово!

— Постарайтесь вспомнить, кто рассказал вам эту легенду о наших предках…

Он сосредоточился и вдруг с воплем животного ужаса сорвал шлем с головы.

— Нет! Нет! Это неправда!

— Кто это был?

— Р" хнехр! Один из них! Вы правы, они существуют — Я не хочу о них вспоминать, не хочу!

— Вы должны, как для вашего народа, так и для моего!

— Да, я знаю. Теперь аппарат не нужен, может быть, только для подробностей. Словно завеса спала… Рабы, вот кто мы для них такие. Рабы… и убойный скот!

Психотехническая война

Мы вернулись в мой кабинет и записали длинный рассказ Рикса.

Их звездолет опустился на Тельбир после восьми лет странствий. Планета оказалась похожей на Землю, и поскольку экипаж потерял всякую надежду вернуться на родину, они обосновались здесь окончательно. На материке, где они приземлились были только животные. В течение нескольких веков люди трудились и множились. Затем однажды на большом острове посреди океана они обнаружили аборигенов. Это были аборигены, стоявшие на уровне неолита. Их было довольно много, несколько сотен тысяч. Надеясь найти в них полезных помощников, люди перевезли множество аборигенов на материк и приобщили их к цивилизации. В течение еще одного столетия все шло хорошо. Р" хнехры были послушны, сообразительны и послушны, по крайней мере с виду. Они мало что смыслили в физических науках, зато в области психологии обладали весьма обширными знаниями, которые тщательно скрывали. С бесконечным терпением они ждали своего часа, сначала как батраки на фермах, затем как писари, мелкие служащие, учителя в своих собственных школах, поглощая все, что могло быть полезным из знаний землян, и ничего не открывая из своих секретов. И всегда такие покладистые, такие услужливые! Затем, в один день, восстание, захват власти и превращение людей в рабов.

— Все это я знаю от них самих, — говорил Рикс. — Они ничего не скрывали, наоборот, были счастливы нас помучить. И ни о каком возмущении не могло быть и речи! С самого детства, еще до пробуждения сознания, они нас гипнотизировали, воспитывали, внушали нам, что хотели. Позднее время от времени какой-нибудь р" хнехр смеха ради открывал нам истину. Мы страдали день, другой, а потом он приказывал нам забыть. Все остальное время мы жили в твердой уверенности, что мы — господа, а они — наши слуги. Это их забавляло. Поскольку, несмотря на их смышленость, они плохие ученые, люди стали их физиками, их инженерами, их натуралистами. Те, у кого есть способности. Остальные рабы р" хнехров, к тому же фанатически преданные своим господам, хотя эта преданность и внушенная, не добровольная. И всегда приказ: если попал в руки чужаков, забудь, что мы существуем, — на Тельбире живете только вы, земляне! А для самых слабых и наименее способных из нас более страшная участь — участь убойного скота: они нас едят!

— Итак, — сказал я, — задача номер один: захватить людей и уничтожить тех, других.

— Нет, Орк, — возразил Кириос. — Это задача номер два. А задача номер один свалится нам на головы через несколько часов — их флот!

— Не удивительно, что они показались нам такими грозными воинами! Разумеется, они не могли так сразу овладеть сознанием наших людей, но, очевидно, сумели достаточно исказить представление о себе, чтобы показаться нашим солдатам демонами войны, — предположил я.

— Возможно. Однако на Кельбика они не произвели никакого впечатления.

— Кельбик — теки и прошел психологическую подготовку. Думаю, что вам придется подвергнуть такой же обработке большую часть наших солдат, во всяком случае кадровых военных. Так мы и сделаем после этого сражения. Если мы его только выиграем.

— Мы его выиграем! — бросил Кириос. — До скорой встречи, Орк. Мне необходимо отдать приказы. Я остался с Риксом вдвоем. Он плакал, плечи его сотрясали тяжелые рыдания, рыдания сильного мужчины, чей внутренний мир рухнул. Я приблизился к нему, и он поднял голову.

— Я не себя оплакиваю… Я освободился, за сотни лет я первый свободный человек из всего моего народа! Но что будет с другими? Они все погибнут, все пойдут на смерть, лишь бы защитить этих проклятых р" хнехров!

— Боюсь, что в этом сражении действительно погибнет немало людей и с вашей, и с нашей стороны. Но на будущее мы попытаемся что-нибудь придумать.

Я нажал кнопку связи с моей лабораторией, которая давно уже практически перешла в руки Кельбика.

— Кельбик!

— Что еще? А, это ты, Орк. Тебе что-нибудь нужно?

— Чем ты сейчас занимаешься?

— А чем еще я могу заниматься? Гиперпространственным звездолетом, разумеется! У нас есть кое-какие успехи…

— Оставь свой звездолет, есть дело более срочное. Ты мне нужен и весь твой питомник юных гениев!

За спиной Кельбика я заметил молодого Хокту, который наградил меня разъяренным взглядом.

— Немедленно свяжись с Телилем и Рообом и займись психотехническими средствами. Не смотри на меня так! Я сейчас пришлю тебе запись разговора с пленным, и ты все поймешь. Это срочно! Это вопрос жизни или смерти для восьмисот миллионов людей с Тельбира, не считая бесчисленных жертв, которые нам самим придется принести, если ты потерпишь неудачу.

— Черт побери!

— Я говорю серьезно, Кельбик! Брось все силы на разработку проекта… как его назвать?.. — проекта "Дезинсекция". Речь идет о том, чтобы избавить Тельбир от паразитов. Я рассчитываю на тебя.

Красный огонек срочного вызова зажегся на моем пульте. Я прервал разговор с Кельбиком, и сразу же включился Кириос:

— Орк, сражение началось! Землю атакует тысяча двести аппаратов. Венеру шестьсот. Мы можем выставить две тысячи четыреста кораблей, кроме того, у нас есть телеуправляемые торпеды. Я опасался худшего.

— Захватите как можно больше пленных!

— Пленных в космическом сражении? Ладно, попытаемся.

Ожесточенная битва продолжалась семнадцать дней. Кириос старался беречь людей. Мы были еще далеко от Солнца, и все наши подземные города прикрывал толстый слой замерзшего воздуха и льда. Поэтому Кириос, пренебрегая опасностью бомбардировок, которые не могли причинить особого ущерба, держал основные свои силы в плотном строю вблизи наших планет, чтобы воспрепятствовать высадке десанта. Одна водородная бомба, отклоненная мощными антигравитационными полями, взорвалась в ста километрах от Хури-Хольде и на несколько минут возродила в этом районе атмосферу, отравленную радиацией. Далеко в черном небе то и дело вспыхивали сверкающие эфемерные звездочки, отмечая гибель очередного корабля, чаще вражеского, чем нашего. Со всех боевых эстакад, установленных Кириосом, телеуправляемые снаряды устремлялись ввысь почти беспрерывным потоком. На семнадцатый день, потеряв четыре пятых своих кораблей, враг отступил. Наши потери не превышали одной десятой от первоначального числа космолетов. Нам удалось захватить всего двадцать пленников, но среди них — одного р" хнехра.

В эти дни я тоже не терял времени даром.

Продолжая координировать военные действия, я по несколько часов ежедневно проводил в лаборатории, где работал со своей группой Кельбик. Он собрал вокруг себя цвет научной мысли Земли — лучших математиков, физиков, биологов и психологов. Они штурмовали проблему со всех сторон, упорно и ожесточенно. Рикс был включен в группу как единственный первоисточник сведений о враге. Вскоре он начал оказывать и практическую помощь: обнаружилось, что он талантливый инженер. Никто не мог быстрее него собрать экспериментальный прибор. Он работал исступленно, напрягая все силы и волю, чтобы отомстить за вековое рабство и страдания своего народа.

Но я не мог постоянно следить за ходом работ из-за недостатка времени. К тому же с тех пор, как я взял в свои руки судьбы Солодина и обеих планет, у меня не было возможности серьезно заниматься исследованиями, и я чувствовал, что отстал не только от Кельбика или Хокту, но даже и от других молодых физиков. Поэтому я был поражен, когда на двадцать пятый день Келъбик спокойно объявил мне по видеофону:

— Дело сделано, Орк. Проблема решена, во всяком случае в лабораторном масштабе. К тому же она была проста, надо было только подумать. Разобщенность наук — это какой-то идиотизм! У Телиля давно уже были все данные, а у нас — математический аппарат, правда, созданный совсем для других целей. Достаточно было подобрать к психическим волнам орковское уравнение — да-да, твое собственное! — разумеется, соответственно перестроив его, а затем применить к результатам мой анализ, и мы получили новое уравнение, которое допускает два решения, негативное и позитивное. Негативное решение дало нам ключ. Я тебе потом все объясню…

Аппарат, установленный на небольшом столе в центре лаборатории, представлял собой невообразимое переплетение проводов с гроздьями ламп и блоков, над которым возвышалось нечто вроде прожектора. Вокруг гомонила целая толпа до крайности возбужденных молодых текнов.

— Ты особенно не присматривайся к этому чудищу, — предупредил Кельбик. — Все это состряпано на скорую руку, половина деталей здесь вообще не нужна но он работает.

— И каковы результаты?

— Мгновенное пробуждение памяти, как под психоскопом, но без каски, на расстоянии. Хочешь попробовать? Помнишь, какими словами ты встретил меня в первый раз? Ты можешь вспомнить?

— Конечно, нет. Я даже не помню точно, когда мы встретились!

— Встань вон там. Сейчас я включу прожектор. Ну вот… А, черт побери! С сухим треском вылетел один из прерывателей.

— И так всегда! Все работает превосходно, а как захочешь продемонстрировать… Но что с тобой?

В одно мгновение передо мной пронеслась вся моя жизнь, в том числе и эпизоды, о которых я предпочел бы не вспоминать. Я сказал об этом Кельбику. Он замер от удивления, а потом пустился в пляс.

— Прекрасно! Превосходно! В жизни я бы не догадался! Это устраняет последние трудности. Я думал, нам придется длительное время подвергать Тельбир мнемоническому излучению и потом сбрасывать на парашютах подготовленных нами пленных, чтобы они уговаривали остальных напрячь память и вспомнить… Теперь в этом нет нужды! Ты воспринял короткий импульс большой мощности в момент разрыва цепи. Это можно усовершенствовать, сделав излучение прерывистым, импульсным. И тогда, я думаю, р" хнехрам, придется провести перед смертью веселенькие четверть часа, если только это вообще продлиться четверть часа! Разумеется, такое озарение памяти не может длиться долго, но если многие воспоминания и сотрутся, самые важные останутся.

— Главное узнать, достаточно ли этого излучения, чтобы преодолеть силу внушения р" хнехров?

— Мне кажется, у нас есть несколько пленных. Пусть их приведут! И пусть притащат этого краснокожего крокодила! Я отдал приказ, и вскоре в лабораторию ввели под усиленной охраной два десятка пленников. За ними в клетке на колесах вкатили р" хнехра.

— Начнем по порядку, — сказал Кельбик. — Сначала испробуем на одном человеке. Давайте сюда кого-нибудь!

Перед прожектором поставили светловолосого юношу с горящими от ненависти глазами. Кельбик включил аппарат. Он подействовал молниеносно. Юноша схватился за голову, зашатался, безумным взглядом обвел лабораторию. Рикс бросился к нему.

— Что со мной? — пробормотал юноша. — Этого не может быть, это неправда…

— К сожалению, правда, — сказал Рикс. — Ты откуда, друг?

— Из Рандона, маленькой деревни, что в шестидесяти километрах к востоку от столицы. Я был механиком на "Тиалпе".

— Значит, ты знаешь капитана Илкана?

— Знал. Он погиб. Но сам ты тельбириец?

— Я был на "Филиане". Меня взяли в плен после сражения под Тхэром. Я здесь уже давно.

— Хватит, успеете потом наговориться, — прервал их Кельбик. — Давайте другого, вот этого толстяка.

На этот раз эффект был не столь мгновенным, но таким же верным. Со сдержанной ненавистью толстяк выложил, глядя в лицо р" хнехра, весь свой запас самых страшных ругательств. Остальные пленники смотрели, ничего не понимая.

— А теперь всех остальных, — сказал Кельбик. — Всех сразу! С изолированными индивидуумами и так все ясно.

Он направил прожектор на группу тельбирийцев. Тщетно пытались они увернуться: Кельбик хлестал их невидимым лучом, вызывая крики ужаса и отчаяния. Затем все смешалось. Все пытались говорить одновременно, проклинали р" хнехров, выкрикивали проклятия, оплакивали участь близких и родных, оставшихся на Тельбире. Внезапно один из тельбирийцев выхватил из-за пояса у Кельбика фульгуратор и, прежде чем его успели удержать, испепелил р" хнехра в клетке.

— Теперь убейте меня, если хотите! — прорыдал он. — Эти звери съели мою сестру…

— Сомнений больше нет, — сказал я. — Остается только смонтировать такие прожекторы на звездолетах и отправиться на поиски вражеских кораблей. После этого мы можем высадиться и…

— У меня другой план, Орк. А если подвергнуть облучению весь Тельбир?

— На это потребуется слишком много прожекторов. Правда, если проводить операцию с большого расстояния…

— Это невозможно, мнемоническое излучение ослабевает в геометрической прогрессии по отношению к дальности. Для того чтобы оно оставалось эффективным, первоначальный импульс должен иметь чудовищную мощность. Этого нельзя сделать с космолетов. Но если мы установим огромные прожекторы на Земле…

— А на какое расстояние нужно будет подойти к Тельбиру?

— Исходя из мощности ста тысяч киловатт — больше наши аппараты теоретически не выдержат, — примерно на три миллиона километров.

— Практически невозможно, Кельбик.

— Почему?

— На таком расстоянии между Землей и Тельбиром возникает такое сильное взаимное притяжение, что понадобиться очень сложный маневр, чтобы избежать столкновения. Не говоря уже о гигантских приливах, опустошительных землетрясениях и прочем. Я понимаю твое желание: облучить в короткий срок весь Тельбир и вызвать повсюду одновременное восстание людей. Но из этого ничего не выйдет, и нам придется удовлетвориться менее грандиозными планами. Например, мы можем освобождать Тельбир сектор за сектором. Это долго и будет стоить многих жертв.

— Я не вижу другого способа. А мы тем временем сможем дезорганизовать космический флот противника, захватить его корабли, привлечь на свою сторону их команды. А когда это будет сделано, мы нанесем удар, и удар беспощадный!

— Видимо, ты прав! Да, кстати, теперь ты вспомнил, какими словами ты ко мне тогда обратился?

Я почувствовал, что краснею. Свинья же этот Кельбик! Когда мы впервые встретились, я только что прочел его доклад и сказал ему: "Послушайте, милейший, что это еще за бессмыслица?"

Первый психотехнический бой был дан только месяц спустя. Мы несли большие потери в многочисленных схватках с противником, но не решались использовать наше новое тайное оружие, пока им не был оснащен весь наш флот.

Сражение завязалось на уровне орбиты самой внешней планеты Белюля, которую Земля и Венера пересекали уже со скоростью каких-нибудь ста сорока километров в секунду: мы тормозили вовсю! Кириос, несмотря на все свои уловки, не смог помешать мне и Кельбику принять участие в этом "эксперименте".

У нас было сорок пять кораблей против ста двадцати вражеских. Мы выстроились растянутой цепью. Противник начал издалека обстрел торпедами, которые без труда перехватывали наши телеуправляемые снаряды. Наконец, когда мы достаточно сблизились, я приказал включить прожекторы. Сначала ничего не произошло, словно панцирь вражеских кораблей был непроницаем для мнемонического излучения. Но мы знали, что это не так. Еще несколько торпед ринулось нам навстречу; мы перехватили их на полпути, однако не стали отвечать. Внезапно боевой строй противника начал распадаться. Один из кораблей открыл огонь по соседнему, тот ответил, и оба исчезли в ослепительной вспышке атомного пламени. И тогда ожило радио:

— Стойте! Прекратите огонь! Это страшная ошибка! Мы согласны на переговоры на любых условиях!

Под усиленной охраной — мало ли какие могут быть осложнения! — мы посадили весь флот вблизи Хури-Хольде. Делегацию из команд принял Совет. Рассказы их мало чем отличались один от другого: люди вдруг очнулись и поняли, в каком кошмаре они жили! На каждом корабле находилось два-три р" хнехра; они были тут же растерзаны. Только в одном случае им удалось удержать верх. Затем люди обратились к нам.

Война продолжалась так месяца четыре. Человеческих жертв было немного, зато противник терял все свои корабли. Наш космический флот увеличился почти вдвое за счет тельбирийских боевых кораблей с их командами; мы сразу же придавали им наше вооружение и мнемонические прожекторы. Потом противник понял, что здесь что-то нечисто и прекратил вылазки в космос.

Наконец настал решающий момент. Мы начали описывать вокруг звезды Белюль сужающуюся спираль, чтобы выйти на орбиту Тельбира, но в четверти орбитального расстояния от этой планеты. При этом климат Земли должен был стать чуть-чуть пожарче, чем был раньше около нашего старого Солнца. Венеру мы хотели вывести на более близкую к звезде орбиту, но все равно среднегодовая температура на ней предполагалась более умеренной. Вычисление этих орбит стало кошмаром для наших астрономов. Нужно было точно рассчитать момент перехода через орбиту Тельбира, чтобы не вызвать там катастрофических возмущений и не нарушить равновесия всей системы. Если разумная жизнь здесь когда-нибудь исчезнет, астрономы с далеких звезд будут долго ломать себе головы, спрашивая себя, почему две планеты, вращающиеся вокруг Белюля, не подчиняются классическому закону расстояний!

Первый удар мы нанесли в маленькой, затерянной в горах деревне. Три космолета ночью проскользнули туда, пока наши основные силы производили отвлекающий маневр над столицей Тельбира, перехватывая последние оставшиеся у противника корабли. Деревня была подвергнута мнемоническому излучению, затем наши три звездолета с экипажами из тельбирийцев опустились рядом. Через несколько минут деревня была в наших руках. Ни одного р" хнехра не осталось в живых, и погибли они не весело, потому что в этой деревне была одна из боен, где разделывали людей. До сих пор не хочется верить, что это было на самом деле!

Опыт полностью удался, и мы постарались этим воспользоваться. Той же ночью целый ряд нападений — если можно их так назвать — был произведен на многие деревни и маленькие города в различных местах. Одновременно другие космолеты, оснащенные мнемоническими прожекторами проносились над крупными городами, которые превращались в очаги восстаний.

Сопротивление р" хнехров было сломлено довольно скоро. Их оказалось не много, они привыкли к праздной, беспечной жизни, привыкли полагаться во всех технических вопросах на людей и, самое главное, не могли подчинить своей воле тех, кого коснулся мнемонический луч. Месяц спустя все было кончено. И все обошлось малой кровью, если не считать нескольких трагических эпизодов.

Еще через два месяца мы встречали у себя на Земле посланников правительства Тельбира, которые просили принять их планету в наше содружество.

Что касается р" хнехров, то их уцелело немного. Мнемоническое излучение, пробуждавшее у людей память, на них не действовало, и они до самого конца так и не поняли, каким оружием их побили. Всего их осталось тысяч двадцать, и нам с трудом удалось спасти этих "полуящеров" от праведного гнева людей Тельбира. Их всех выслали на одну из внешних планет, предоставив им возможность жить по-своему под строгим надзором людей. Пусть создают свою цивилизацию, если только они на это способны!

Земля и Венера приблизились к Белюлю, но все уже называли эту звезду Солнцем! Однажды, взглянув на Венеру, я увидел, что диск ее сделался расплывчатым. Это возрождалась атмосфера.

Вместе с Ренией мы поднялись в мой застекленный кабинет в верхнем городе Хури-Хольде, где я не был, казалось, вечность. Грубо обтесанный камень по-прежнему лежал на моем столе. Из окна мы видели все тот же пустынный пейзаж: снег и замерзший воздух покрывали Землю. Венера, которая должна была выйти на более близкую к Солнцу орбиту, обогнала нас, и там уже было теплее.

Мы возвращались в мой "фонарь" сначала раз в неделю, а потом — каждый день. Как-то раз мы очутились там на заре, когда Солнце, еще такое далекое, только вставало над горизонтом. Его лучи коснулись массы замерзшего воздуха, и мне показалось, что поднялась легкая дымка. Однако ничто больше не шевельнулось, и я спустился в свою подземную лабораторию, оставив наверху Рению и Ареля.

Около девяти часов Рения вызвала меня:

— Орк, скорее поднимись к нам! Началось!

Я мог бы все увидеть, не вставая с места на своем экране, но что-то в глубине души говорило, что этого мне будет мало. Я хотел видеть собственными глазами, как возрождается моя планета!

На крышах напротив нас толстые слои замерзшего воздуха начинали закипать, шевелиться, сползать и неслышно обрушиваться в ущелья улиц. Уже существовало какое-то подобие атмосферы, бесконечно разреженной и почти неуловимой. По мере того, как Солнце поднималось к зениту, кипение воздуха усиливалось. И вскоре густой туман поднялся над городом. Временами конвективные, потоки, очень сильные в этой разреженной атмосфере с огромными температурными перепадами, рассеивали туман, и я видел вдалеке башни города, словно окутанные рваной серой вуалью. Водопады жидкого воздуха то и дело низвергались с крыш, но не достигали уровня улиц, превращаясь на лету в животворный газ.

На следующий день барометры показали давление, равное одной десятой нормального. Оно быстро росло. И задолго до того, как Земля вышла на свою окончательную орбиту, атмосфера полностью восстановилась.

Но замерзшие моря и океаны таяли гораздо медленнее, и еще долгие годы Земля оставалась ледяной планетой. Великая весна сопровождалась множеством маленьких катастроф. Почва, как и полагается, оттаивала сверху, и это привело на склонах к многочисленным оползням, порою увлекавшим массу земли и камней. Поверхность планеты превратилась в сплошное болото. Океаны тоже оттаивали сверху, и колоссальные поля более легкого льда то и дело внезапно всплывали, поднимая неожиданные грозные приливы.

Но все это нам казалось пустяками. После стольких лет странствий и бурь мы наконец обрели надежную гавань.

Тельбир вошел в наше содружество, и я часто бывал на этой прекрасной планете. Освобожденные от паразитов — р" хнехров — тельбирийцы делали большие успехи, и мы им помогали чем могли.

Кризис кончился, и я сложил свои обязанности Верховного Координатора и вместе с Кельбиком вошел в Совет Властителей наук. И в первый день 4629 года перед Советом, где председательствовал Хани, я объявил во всеуслышание народам Земли и Венеры, что Великие Сумерки кончились.

Но было еще немало нерешенных проблем. Например, мы хотели сохранить контакт с народом Кириоса Милонаса. Нашествие друмов, столкновение с триисами, а затем с р" хнехрами говорило о том, что в космосе мы не одни. И еще мы хотели бы знать, где потомки экипажей наших других затерянных во Вселенной звездолетов? Может быть, они ждут нас в сиянии славы юной цивилизации… или во тьме рабства.

Именно поэтому я вместе с Кельбиком и его научной группой занялся исследованием проблем гиперпространственных передвижений и временных скачков. У нас с Кельбиком не было и не могло быть тщеславного соперничества. Он возглавил лабораторию в тот момент, когда я вынужден был ее оставить, и дальше вел работу самостоятельно. Когда же я вернулся, я получил возможность ознакомиться с тем, что они сделали за время моего отсутствия и отнюдь не претендовал на руководящую роль. Дел хватало более чем на двоих!

Мне понадобился почти год, чтобы наверстать упущенное. Это было самой трудной работой в моей жизни, но я с ней справился, потому что не хотел провести остаток своих дней в положении почетного пенсионера. В конце концов мне было всего пятьдесят четыре года — расцвет молодости для нас, живущих два века!

ЭПИЛОГ

Теперь я подхожу к самому невероятному эпизоду моей истории, к моему перемещению во времени, в вашу эпоху.

Мы работали над овладением темпоральными полями, и нам уже удалось добиться кое-каких успехов. И вот как-то вечером я остался в лаборатории один. Кельбик недавно женился на моей племяннице Алиоре и, естественно, убежал домой. Хокту отмечал с друзьями-ассистентами свое назначение профессором кафедры математики в университете — это в двадцать-то шесть лет! Я связался по видеофону с Ренией и сказал, что вернусь поздно: у меня возникла одна мысль, и я хотел изменить схему нашего прибора. Я вовсе не собирался в тот вечер экспериментировать и до сих пор не знаю, что в сущности произошло. Может, я ошибся, заканчивая монтаж? А может быть, как я предполагаю, темпоральные поля действуют на создающую их аппаратуру до того, как она включается? Не знаю… Помню только, что вдруг меня окутало холодное синее пламя, которое пульсировало, становясь все ярче и ярче, и я потерял сознание.

Очнулся я в совершенно незнакомой обстановке, в чужом теле, которое, правда, напоминало мое собственное, в бесконечно далекой эпохе.

Что же со мной произошло? Сейчас, когда я это пишу, я могу делать только предположения. Подготовленный мною эксперимент завтра все объяснит. Но хотя я и принял на сей раз все меры предосторожности — насколько это возможно, но когда имеешь дело с темпоральными полями, не исключена вероятность, что я снова буду захвачен врасплох. Поэтому скажу сейчас все, что думаю.

Каким-то образом мое сознание, точнее — электропсихическая матрица моего сознания, было перенесено в необозримо далекое прошлое. Разумеется, эта матрица моего сознания осталась на Земле, что совершенно естественно для одного континуума пространства. Невероятное заключается в том, что я сразу нашел "хозяина", способного принять и закрепить мое сознание в нейронах моего мозга.

Теперь я задумал провести эксперимент в обратном порядке и вернуться в свою эпоху. Если опыт удастся, то, что принадлежало Орку, вернется на Эллору, а то, что принадлежало Дюпону, останется на Земле.

Я не особенно опасаюсь за результаты. Мне удалось довольно точно вычислить протяженность темпорального поля, а что касается его направленности, то об этом я могу не беспокоиться. Думаю, что все пройдет хорошо.

Прежде чем покинуть вашу эпоху, я хочу обратиться к вам, люди далекого прошлого. Никогда не отчаивайтесь! Даже если будущее кажется вам беспросветным, даже если вы узнаете, что ваша цивилизация исчезнет подо льдами нового палеолита, не прекращайте борьбу! Я здесь, среди вас, я, Орк Акеран, который был Верховным Координатором, а затем правителем двух планет в годы Великих Сумерек. Я живое свидетельство того, что ваши усилия не напрасны и что ваши потомки достигнут звезд!

Робинзоны космоса

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ АВТОРА

Персонажи этой истории вымышлены, и всякое совпадение имен или портретных черт с реальными людьми может быть только случайным.

Ф. Карсак

ПРОЛОГ

Я не собираюсь писать историю катастрофы или завоевания Теллуса: все происшедшее давно изучено и подробно изложено в трудах моего брата. Я хочу просто рассказать о своей жизни. Может быть, вам, моим потомкам и потомкам моих товарищей, будет интересно узнать, что испытал и повидал человек, рожденный на другой планете и перенесенный сюда в результате небывалого и не до конца объясненного явления. Вам, живущим на этой планете, которую вы считаете своей по праву рождения, трудно понять, сколько мы выстрадали, пока не преодолели отчаяния и не поняли, какое великолепное будущее открывается перед нами.

Для чего я пишу? Наверное, сейчас лишь немногие захотят прочесть эту книгу, потому что суть ее всем известна. Но я пишу для будущего. Я помню, как на неведомой вам Земле, затерянной где-то в космосе, историки ценили высоко свидетельства очевидцев. Пройдет пять-шесть столетий, и моя книга тоже станет ценным документом, ибо это рассказ свидетеля, который собственными глазами видел Великое Начало.

В то время, с которого начинается мой рассказ, я вовсе не был согбенным и порой болтливым стариком. Мне было всего двадцать три года — целых шестьдесят лет пронеслось с тех пор, как стремительный поток! Я знаю, что стал ниже ростом, движения мои утратили былую точность, я быстро устаю и меня мало что интересует в жизни — разве только дети, внуки, да еще, пожалуй, геология. Мне бы посидеть да погреться на солнышке — если так можно сказать, — ведь здесь их два! Руки мои слишком дрожат, я не могу писать, а потому диктую повесть своему внуку Пьеру. Мне помогает дневник, который я вел все эти годы.

Его я уничтожу, когда книга будет завершена. Все, что важно, останется в книге. А что касается моих скромных радостей и огорчений, мне совсем не хочется, чтобы историки копались в них с неутомимым и часто жестоким любопытством.

Я тороплюсь. Лишь временами я останавливаюсь и гляжу в окно, за которым колышется на ветру пшеница. И порой мне кажется, будто я снова у себя на родной Земле. Но потом я приглядываюсь и вижу, что деревья отбрасывают две тени.

I. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

Немного о себе. Для вас, моих ближайших потомков, это неинтересно. Но скоро ваши дети и дети ваших детей забудут даже о том, что я вообще существовал. Много ли я сам знаю о собственном прадеде?

В июле 1975 года закончился мой первый год работы ассистентом на геологическом факультете в Бордо, городе на Земле. Мне было двадцать три, и, хотя красавцем меня не называли, скроен я был ладно. Сейчас высохший старик кажется смешным в этом мире юных гигантов, но на Земле мои сто восемьдесят три сантиметра и массивная фигура были не так уж плохи. Это для вас сто восемьдесят три — всего лишь средний рост! Если хотите знать, как я выглядел, посмотрите на моего первого внука Жана. Я был таким же темноволосым, носатым, рукастым, и у меня были такие же серо-зеленые глаза.

Я любил свою работу и был искренне рад, когда пополнив багаж знаний, я покинул университет и вернулся в лабораторию, где за несколько лет до того впервые зарисовал окаменелости. Теперь меня забавляли ошибки студентов, которые путали близкие виды, хотя для искушенного человека разница сразу бросалась в глаза.

Итак, подошел июль. Экзамены закончились, и мы с моим братом Полем решили провести отпуск у нашего дяди Пьера Бурна, директора новой, только что построенной в Альпах обсерватории. Гигантское зеркало ее телескопа диаметром пять с половиной метров отныне позволяло французским астрономам соперничать с их американскими коллегами. Вместе с дядей должны были работать его помощник Робер Менар, необычайно скромный, несмотря на свои огромные знания, сорокалетний холостяк, и целая армия астрономов, вычислителей и техников, которые к моменту катастрофы либо еще не прибыли на место, либо находились в отпуске. Так что к нашему приезду в обсерватории кроме Менара были только два дядиных ученика — брат и сестра, Мишель и Мартина Соваж. В то время я их еще не знал.

После смерти Мишеля прошло уже шесть лет, а ваша бабушка Мартина, как вы все знаете, покинула меня три месяца назад. Но в то время я и не предполагал, какие чувства свяжут нас в будущем. По совести говоря, при моем довольно замкнутом характере, я бы вполне удовлетворился компанией дяди и брата — Менар в счет не шел — и заранее смотрел на этих двоих как на неприятное приложение. Неприятное — несмотря на их молодость; или, может быть, наоборот: именно из-за их молодости! Мишелю было тридцать, а Мартине — двадцать два.

О первых признаках приближающейся катастрофы я узнал 12 июля в шестнадцать часов. Я уже почти совсем собрался в дорогу, когда в дверь позвонили. Я открыл и увидел перед собой моего двоюродного брата Бернара Верилака — он был, как и я, геолог. Три года назад он участвовал в первой экспедиции Земля — Марс, а в прошлом году отправился в новый межпланетный полет.

— Откуда ты взялся?! — воскликнул я.

— Ниоткуда, — ответил он. — Мы прошли по эллиптической орбите за Нептуном без посадки. Вроде кометы.

— За такой короткий срок?

— Поль хорошо поработал над нашим старым «Рони» — теперь он делает две тысячи километров в секунду, и хоть бы что!

— Слетали удачно?

— Еще бы. Сделали кучу поразительных снимков. Зато на обратном пути нам пришлось туго.

— Что-нибудь случилось? Непорядки?

— Да нет. Нас куда-то снесло. Поль и наш штурман-астроном Клод Ромье уверяли, что впечатление такое, будто в нашу солнечную систему вторглась масса материи, огромная, но совершенно невидимая. Правда, Сигурд думает по-другому, а наш журналист Рэй Мак-Ли вообще уверяет, что мы просто выпили лишнего в честь ухода с орбиты Нептуна, а потому все наши расчеты никуда не годятся.

Он взглянул на свои часы.

— Шестнадцать двадцать. Мне пора идти. Счастливого тебе отпуска! А ты когда собираешься с нами? Следующий объект — Юпитер. Там, знаешь ли, хватит работы не только на двух геологов! Выберешь себе такую тему для диссертации, какой еще не бывало. Ну ладно, поговорим в другой раз. Я хочу этим летом навестить твоего дядюшку.

Дверь закрылась за ним. Если бы я знал, что нам уже никогда не удастся свидеться! Старина Бернар… Наверное, он уже умер. Ему сейчас было бы девяносто шесть лет. Правда, Бернар уверял, что марсиане умеют увеличивать срок жизни почти вдвое, и, возможно, он еще жив и странствует где-то в космосе. Но если бы Бернар знал, что предстояло мне, он со мной наверняка не расстался! В тот же вечер мы с братом сели на поезд и уже на следующий день часа в четыре пополудни прибыли на место в… названия я не помню, да это и не важно.

Это была маленькая, незначительная станция. Нас ожидали. Долговязый блондин, еще более высокий, чем я, стоял, оперевшись о крыло автомашины. Завидев нас, он помахал рукой, подошел и представился:

— Мишель Соваж. Ваш дядя извиняется, что не смог вас встретить, но у него важная и срочная работа. — Машина резко набрала скорость.

— Что-нибудь новое среди звездных туманностей? — спросил мой брат.

— Скорее уж, во всей Вселенной. Вчера вечером я хотел сфотографировать туманность Андромеды — там есть недавно открытая звезда. Расчет был сделан, я включил автоматику большого телескопа, но, к счастью заглянул в искатель — маленькую подзорную трубу, укрепленную параллельно с большим объективом. И что бы вы думали! Туманность Андромеды оказалась на восемнадцать градусов в стороне от своего нормального положения! Я ее еле отыскал…

— Как странно! — живо откликнулся я. — Вчера перед отъездом Бернар Верилак говорил мне…

— Значит, он вернулся? — перебил Мишель.

— Да, с орбиты Нептуна. Так вот, он говорил, что либо они ошиблись в расчетах, либо что-то отклонило корабль на обратном пути.

— Вот как? Для мсье Бурна это будет весьма интересно.

— Бернар Верилак обещал приехать этим летом, а пока я могу написать ему, чтобы он сообщил подробности…

Мы болтали, а машина быстро мчалась по долине. Рядом с шоссе бежала железная дорога.

— Что, поезд идет теперь до самой деревни?

— Нет, эту линию проложили недавно к заводу легких металлов, который нам достался по наследству. Хорошо, что завод полностью электрифицирован, иначе пришлось бы переносить обсерваторию — из-за дыма.

— Завод большой?

— Сейчас здесь всего триста пятьдесят рабочих. Должно же быть по крайней мере вдвое больше.

Начался серпантин: дорога поднималась к обсерватории, которая была сооружена на вершине невысокой горы. У ее подножия раскинулась высокогорная долина с маленькой прелестной деревушкой. Чуть выше деревни виднелся поселок из стандартных домиков, сгрудившихся вокруг завода. Вдаль за гребни гор уходила линия высокого напряжения.

— Ток подают заводу, — объяснил Мишель. — Для него и плотину построили. Мы получаем электричество от этой же линии.

Возле самой обсерватории расположились дома, где жили мой дядя и его помощники.

— Подумать только, как все изменилось всего за два года! — заметил мой брат.

— Сегодня вечером за столом соберется большая компания: ваш дядя, Менар, вы двое, мы с сестрой, биолог Вандаль…

— Вандаль? Я же его знаю с самого детства! Он старый друг нашей семьи.

— Ас ним его коллега из Медицинской академии, знаменитый хирург Массакр.

— Ничего себе имечко для хирурга! — сострил мой брат Поль. — Массакр, «убийство»! Не хотел бы я у него оперироваться… Б-р-р!

— И напрасно. Он лучший хирург Франции, а может быть, и всей Европы. Кстати, кроме Массакра будет один его друг и одновременно ученик, антрополог Андре Бреффор.

— Тот самый, что занимается патагонцами?

— Да. Так что, хотя дом велик, все комнаты заняты.

Едва машина остановилась, я побежал в обсерваторию и постучался в кабинет дяди.

— Кто там?! — рявкнул он, но, увидев меня, смягчился. — А, это ты! Ну подойди, подойди…

Он поднялся из кресла во весь свой гигантский рост и стиснул меня в медвежьих объятиях. Таким я вижу его и сейчас: седая шевелюра, седые брови, из-под которых сверкают горящие как угли глаза, матово-черная борода.

— Добрый день! — скромно послышалось из угла. Я обернулся: худенький Менар стоял за своим столом, заваленным листками с алгебраическими формулами. Это был щуплый человечек в очках, с козлиной бороденкой и огромным морщинистым лбом. Под столь незначительной внешностью скрывался человек, свободно владеющий дюжиной языков и способный извлекать немыслимые корни; самые дерзкие теории физики и математики были ему так же ясны, как мне — геологические разрезы в окрестностях Бордо. Как теоретик мой дядя, превосходный исследователь и экспериментатор, не годился Менару в подметки. Зато вдвоем они составляли могучую пару в области астрономии и атомной физики.

Стрекот машинки заставил меня обернуться к другому углу.

— И впрямь, надо тебя представить, — проговорил дядя. — Мадемуазель, познакомьтесь: мой племянник Жан, шалопай, не способный проверить цифры в ресторанном счете, позор нашей семьи!

— Почему один я позор семьи? — взмолился я. — Поль в математике смыслит не больше меня!

— Увы, да! — согласился дядя. — И кто бы поверил, что его отец щелкал интегралы как орехи! Род оскудевает! Но не будем судить их слишком строго. Жан обещает стать прекрасным геологом, а Поль, я надеюсь, кое-что понимает в своих ассирийцах.

— В индейцах, дядюшка, в индейцах!

— А какая разница? Жан, это наша ассистентка Мартина Соваж, сестра Мишеля.

— Как доехали? — спросила девушка, протягивая мне руку.

Я пожал ее, не успев как следует прийти в себя. В моем представлении ассистентка дяди могла быть только скромной лабораторной крысой в очках, а передо мной стояла юная красавица с фигурой греческой статуи и таким правильным лицом, что можно было прийти в отчаяние. Черты ее казались совершенными, впрочем, лоб, пожалуй, был чуть низковат, но под ним сияли великолепные серые глаза, а обрамляли его длинные пряди на удивление черных волос — ведь брат ее был блондином! Про нее нельзя было сказать, что она просто красавица. Нет, она была прекрасна, прекраснее всех женщин, каких мне только довелось видеть.

Рукопожатие ее было дружеским и коротким. Мартина сразу же вернулась к своим расчетам.

— Я вижу, ты тоже убит, — насмешливо прошептал дядя, увлекая меня в сторону. — Мартина разит без промаха; по-видимому, контраст с обстановкой усиливает эффект. А сейчас, извини, мне надо закончить до вечера работу, чтобы подготовиться к ночным наблюдениям. Ты ведь знаешь, моих помощников нет. Встретимся за обедом, в семь тридцать.

— А она очень важна, твоя работа? — спросил я. — Мишель мне говорил о каких-то странных явлениях…

— Странных! Эти явления опрокидывают всю нашу науку! Подумай только: туманность Андромеды отклонилась на восемнадцать градусов от своего нормального положения! Одно из двух: либо туманность действительно сдвинулась, но тогда она должна развить скорость физически немыслимую, потому что еще позавчера она была на своем месте, либо, как думаем я и мои коллеги из обсерватории Маунт-Паломар, свет туманности отклонился из-за какого-то феномена, которого позавчера не существовало. И не только ее свет — лучи всех звезд, расположенных в том же направлении, свет Нептуна и может быть, даже… Из всех гипотез наименее глупой кажется следующая: ты, должно быть, знаешь — впрочем, наоборот, ты, конечно, не знаешь, — что мощное поле тяготения способно отклонить луч света. Сейчас все происходит так, как если бы между Землей и Андромедой в солнечной системе появилась огромная масса материи. Но она невидима, эта масса! Немыслимо, глупо, но тем не менее это так.

— Бернар мне говорил, что на обратном пути…

— Ты его видел? Когда?

— Вчера.

— А когда он вернулся?

— Позавчера ночью, и как раз с орбиты Нептуна. Он мне тоже говорил, что, видимо, их что-то отклонило…

— Насколько? И куда?

— Я его не спросил. Он прибежал буквально на секунду и исчез. Но этим летом он обещал приехать.

— Этим летом! Вы слышите? Этим летом! Пошли ему телеграмму, чтобы приезжал немедленно со всем своим экипажем и бортовым журналом. Сын садовника съездит на почту. Может быть, в этом разгадка тайны? Этим летом! Да что ты стоишь? Скорее!

Я выскочил из обсерватории, набросал телеграмму, и малыш Бенуа убежал с ней в деревню. Но я так и не знаю, дошла эта телеграмма до Бернара или нет.

Когда я добрался до дома дяди, все приглашенные к обеду были уже в сборе. Прежде всего я поздоровался с Вандалем, который был моим учителем, когда я еще готовился к экзаменам на аттестат зрелости. Высокий и сутуловатый, он был совершенно сед, хотя ему шел всего сорок пятый год. Он представил меня своему другу Массакру, низенькому чернявому человеку с округлыми плавными жестами, и Бреффору, костистому верзиле, мрачноватому и молчаливому.

В семь двадцать появился хозяин дома со своей свитой. В семь тридцать мы сели за стол.

Если не считать озабоченных лиц моего дяди и Менара, обед прошел весело. Даже Бреффор не без юмора рассказал, как ему едва-едва удалось избежать весьма почетной, но не слишком приятной женитьбы на дочери вождя одного племени на Огненной Земле. Что касается меня, то я был целиком поглощен Мартиной. Когда она была серьезна, ее лицо походило на ледяной мрамор статуи, но когда смеялась, откидывая назад голову и отбрасывая тяжелую копну волос, бог мой, как сверкали ее глаза и как она была хороша!

Но в тот вечер мне недолго пришлось наслаждаться ее обществом. В восемь пятнадцать дядя встал из-за стола и кивнул Мартине. Они вышли вместе с Менаром, и я видел через окно, как три фигурки поднимаются к обсерватории.

II. КАТАСТРОФА

Кофе мы вышли пить на террасу. Вечер был тихий. Заходящее солнце окрашивало в розовый цвет вершины гор далеко на западе. Мишель жаловался на всеобщее пренебрежение к астрономическому изучению планет с тех пор, как планетологи Поля Бернадака начали изучать их, как говорится, «на местах». Вандаль рассказывал о последних открытиях в биологии. Спускалась ночь. Над горами висела половинка луны, мерцали звезды. С темнотой пришла прохлада, и мы вернулись в гостиную. Свет зажигать не стали. Я сел рядом с Мишелем лицом к окну.

Малейшие подробности этого вечера сохранились в моей памяти с удивительной ясностью, хотя с тех пор прошло столько лет! Я видел купол обсерватории; маленькие башенки с вспомогательными телескопами четко вырисовывались на фоне вечернего неба. Общий разговор вскоре угас, все неторопливо беседовали парами. Я говорил с Мишелем. Не знаю почему, но я чувствовал себя легко и счастливо. Казалось, я ничего не вешу, и не сижу, а парю над своим креслом, как пловец в воде.

В обсерватории осветилось одно окошко, погасло и снова осветилось.

— Патрон зовет, — проговорил Мишель. — Придется идти.

Он взглянул на светящийся циферблат своих часов.

— Который час? — спросил я.

— Одиннадцать тридцать шесть.

Он встал, и совершенно неожиданно это простое движение отбросило его к стене, расположенной в добрых трех метрах. Все были поражены.

— Черт!.. Я потерял всякий вес!

Я тоже поднялся и, несмотря на все предосторожности, врезался головой прямо в стену.

— Хорошенькое дело!

Удивленные возгласы раздавались со всех сторон. Несколько минут мы носились по гостиной, как пылинки, подхваченные ветром. Все оказались во власти странного и тоскливого чувства какой-то внутренней пустоты. У меня кружилась голова. Трудно было понять, где теперь верх, где низ. Цепляясь за мебель, я кое-как добрался до окна. Мне показалось, что я сошел с ума: звезды отплясывали бешеную сарабанду, как пляшут их отражения в черной воде. Они мерцали, разгорались, угасали и снова вспыхивали, резко перемещаясь с места на место.

— Смотрите! — крикнул я.

— Конец света, — простонал Массакр.

— Похоже на то, — прошептал Мишель, судорожно цепляясь за мое плечо.

От звездной пляски рябило в глазах; я перевел взгляд ниже и снова вскрикнул:

— Смотрите!

Вершины гор слева от нас исчезали одна за другой, срезанные ровнее, чем головки сыра ножом. И это надвигалось на нас!

— Сестра! — хрипло вскрикнул Мишель и бросился к двери.

Я видел, как он мчался по дорожке к обсерватории нелепыми длинными скачками метров по десять каждый. Ни о чем не думая, не испытывая ничего, даже страха, я машинально отмечал все происходящее.

Казалось, сверху наискосок падало огромное незримое лезвие, выше которого все исчезало. Наверное, это продолжалось секунд двадцать. Я слышал вокруг приглушенные возгласы гостей. Я видел, как Мишель ворвался в обсерваторию. И вдруг она тоже исчезла! Я еще успел заметить, как в нескольких сотнях метров ниже гора разверзлась, обнажая все свои геологические пласты, озаренные мертвенным светом иного мира. И в следующее мгновение катастрофа обрушилась на нас…

Дом задрожал. Я вцепился в стол, и тут окно вылетело, словно вышибленное изнутри гигантским коленом. Чудовищный вихрь вышвырнул меня вместе с остальными наружу, и мы покатились вниз по склону, цепляясь за кусты и камни, ослепленные, оглушенные, задыхающиеся.

Все кончилось через несколько секунд. Я опомнился метрах в пятистах от дома, среди обломков дерева и осколков стекла и черепицы. Обсерватория снова появилась, и, по-видимому, в полной сохранности. Было сумрачно; странный красноватый свет лился сверху. Я поднял глаза и увидел солнце, маленькое, медно-красное, далекое. В ушах у меня гудело, левое колено вспухло, глаза застилало пеленой. Воздух казался пропитанным неприятным чужим запахом.

Первая моя мысль была о брате. Он лежал на спине в нескольких метрах от меня. Я бросился к нему, с удивлением ощущая, что снова обрел вес. Глаза Поля были закрыты, из правой икры, глубоко разрезанной осколком стекла, лилась кровь. Пока я перетягивал ему ногу жгутом, свернутым из носового платка, брат пришел в себя.

— Мы еще живы?

— Да, ты ранен, но не опасно. Я сейчас посмотрю, что с остальными.

Вандаль уже поднимался, Массакр вообще отделался подбитым глазом. Он подошел к Полю, осмотрел его.

— Пустяки! Жгут, пожалуй, не нужен. Крупные сосуды не задеты.

С Бреффором дело оказалось серьезнее: он лежал без сознания с пробитым черепом.

— Его надо срочно оперировать, — заторопился хирург.

— В доме вашего дяди у меня есть все, что нужно.

Я взглянул на дом: он довольно успешно выдержал испытание. Часть крыши была снесена, окна выбиты, ставни сорваны, но остальное как будто уцелело. Мы перенесли Бреффора и Поля в дом. Внутри все было перевернуто вверх дном, и содержимое шкафов валялось на полу. Кое-как мы поставили па место большой стол и уложили на него Бреффора. Вандаль взялся помогать Массакру.

Только тогда я вспомнил наконец о своем дяде. Дверь обсерватории была открыта, но никто оттуда не показывался.

— Схожу посмотрю, — проговорил я и, прихрамывая, вышел.

За углом дома мне повстречался садовник Ансельм, о котором я совершенно забыл. У него было окровавлено все лицо. Отправив его на перевязку, я добрел до обсерватории и поднялся по лестнице. Под куполом возле большого телескопа не было ни души. Тогда я бросился в кабинет. Здесь взъерошенный Менар возился со своими очками.

— Где дядя? — крикнул я.

— Не знаю, — ответил он, протирая очки платком.

— Когда это произошло, они хотели выйти… Я выбежал наружу и принялся кричать:

— Дядя! Мишель! Мартина!

Кто-то откликнулся. Обогнув завал камней, я увидел дядю, который сидел, привалившись спиной к обломку скалы. Мартина стояла рядом, платье ее было разорвано. Даже в тот миг я не мог не залюбоваться красотой ее рук.

— У него вывихнута лодыжка, — пояснила она.

— А где Мишель?

— Пошел за водой к ручью.

— Что же это было, дядя? — спросил я.

— А что я могу сказать, если сам ничего не знаю! Как там остальные? Я рассказал, что с ним произошло.

— Нужно спуститься в деревню, посмотреть, что с жителями.

— Но ведь солнце уже садится…

— Садится? Наоборот, оно встает!

— Солнце заходит, дядя. Только что оно стояло гораздо выше.

— А, так ты говоришь об этом маленьком, жалком медном фонарике? Оглянись-ка лучше назад!

Я обернулся: там над изуродованными вершинами вставало сияющее голубое светило. Глаза не обманывали меня: в этом мире было два солнца.

Часы на моей руке показывали десять минут первого.

III. СРЕДИ РАЗВАЛИН

Как ни странно было происходящее, я все время инстинктивно старался привести его к привычным земным нормам — ураган, землетрясение, извержение вулкана. И вдруг я оказался перед лицом немыслимого, безумного и в то же время совершенно реального факта: я находился в мире, где светило два солнца! Нет, я не в силах передать охватившее меня смятение. Тщетно пытался я спорить против очевидной истины:

— Но ведь мы же на Земле! Смотри, вот гора, обсерватория, а там, внизу, деревня…

— Я, конечно, сижу на земле! — ответил дядя. — Однако, насколько я смыслю в астрономии, в нашей системе только одно Солнце, а здесь их два. А я не такой уж осел, чтобы не понимать значение этого факта.

— Но где же мы в таком случае?

— Я уже тебе сказал: не знаю! Мы были в обсерватории. Вдруг она задрожала. Я думал, землетрясение, и мы с Мартиной выбежали. С Мишелем столкнулись на лестнице, и тут нас всех выкинуло наружу. Мы потеряли сознание и поэтому ничего не видели.

— Зато я видел, — проговорил я, вздрагивая. — Горы вместе с обсерваторией исчезли в каком-то мертвенном свете. А потом меня тоже вышвырнуло, и, когда я очнулся, обсерватория снова была на месте…

— Подумать только! — горестно воскликнул дядя. — Четыре астронома, и никто не пронаблюдал!

— Мишель видел самое начало. Кстати, куда он делся?

— В самом деле, Мишель запаздывает, — забеспокоилась Мартина. — Пойду посмотрю.

— Нет, лучше схожу я. Но, бога ради, дядя, где, по-твоему, мы очутились?

— Ничего я не знаю, сколько раз тебе повторять! Во всяком случае, не на Земле. И, может быть, не в нашей Вселенной, — прибавил он вполголоса.

— Значит, Земля… для нас… навсегда?..

— Боюсь, что так. Но сейчас прежде всего найди Мишеля. Я увидел его, не успев сделать и десяти шагов. Он появился из-за поворота в сопровождении двух незнакомцев — брюнета лет тридцати и огненно-рыжего крепыша, которому на вид было под сорок. Мишель церемонно представил обоих, что выглядело довольно смешно, учитывая обстоятельства:

— Симон Бевэн, инженер-электрик! Жак Этранж, металлург, директор завода!

— Мы хотели узнать, что с вами, — объяснил Этранж.

— Сначала мы побывали в деревне. Там уже работают спасательные команды, и мы послали им на помощь своих рабочих. Церковь рухнула. Мэрия тоже обвалилась и похоронила мэра вместе с семьей. По первым сведениям, в деревне пятьдесят раненых, есть тяжелые. Кроме семьи мэра, еще одиннадцать убитых. Но большинство домов уцелело.

— А у вас на заводе? — спросил дядя.

— Ущерб невелик, — ответил Бевэн. — Вы же знаете, стандартные дома легкие и монолитные. На самом заводе сдвинулось несколько станков.

— У нас есть хирург, мы пошлем его в деревню, — сказал дядя. Потом повернулся к нам с Мишелем: — вы, двое помогите-ка, мне: я хочу добраться до дому. Мартина, приведите Менара! Пойдемте с нами, друзья!

Когда мы вошли в дом, я убедился, что Вандаль и Массакр поработали здесь на совесть. Все было приведено в порядок. Мой брат и Бреффор лежали в постелях. Массакр собирал свой докторский чемоданчик.

— Пойду вниз, — сказал он. — Думаю, там для меня тоже найдется работа.

— Да, да, — отозвался дядя. — Вот эти господа только что из деревни. Там много раненых. — Я сел на кровати рядом с Полем.

— Как себя чувствуешь, старина?

— Неплохо. Только нога немного болит.

— А Бреффор?

— Тоже ничего. Уже пришел в сознание. Мы боялись, что дело гораздо хуже.

— Тогда и я спущусь в деревню.

— Ступай, — согласился дядя. — Мартина, Мишель, Вандаль тоже могут идти. Мы с Менаром посторожим здесь.

И мы отправились. По дороге я спросил инженеров:

— Вы знаете, какой район захватила катастрофа?

— Нет. Это успеется. Займемся сначала деревней и ближайшими фермами, а потом уж посмотрим, что там дальше…

Главная улица была наполовину завалена обломками домов. Зато поперечные переулки почти все уцелели. Больше всего пострадала центральная площадь — церковь и мэрия превратились в груду развалин. Когда мы подошли, из-под обломков извлекали труп мэра.

Среди спасателей я обратил внимание на одну группу, которая действовала особенно быстро и слаженно. От нее отделился какой-то молодой человек и подошел к нам.

— Наконец-то подкрепление! — крикнул он обрадованно. — Подоспели вовремя!

В синем комбинезоне, чуть ниже меня ростом, он был гораздо массивнее и, по-видимому, обладал огромной силой. Из-под черной копны волос сверкали проницательные глаза, словно освещая все его костистое лицо с резкими чертами. Мне он сразу понравился, а дальнейшие события превратили возникшую между нами симпатию в дружбу.

— Где раненые? — спросил Массакр.

— В зале для танцев. Вы доктор? Там ваш коллега, он не откажется от помощи!

— Я хирург.

— Какая удача! Эй, Жан-Пьер, проводи доктора в перевязочную!

— Я пойду с вами, — сказала Мартина. — Буду помогать.

Мы с Мишелем присоединились к группе, разбиравшей завалы. Молодой человек горячо поспорил о чем-то с инженером, потом вернулся к нам.

— Нелегко же было их убедить, что сейчас самое главное дать воду и, если можно, электричество. Они тоже хотели заняться расчисткой! Когда же они будут пользоваться своими знаниями, если не сейчас? Кстати, какие у вас профессии?

— Геолог.

— Астроном.

— Ладно, пригодится потом. Сейчас есть работа поважнее. За дело!

— Потом? Что вы хотите этим сказать?

— Я думаю, вы уже знаете, что мы не на Земле. Не надо быть ученым, чтобы догадаться. И все-таки как-то странно! Еще вчера инженеры давали мне указания, а сегодня я говорю им, что делать.

— А сами-то вы кто? — спросил Мишель.

— Луи Морьер, цеховой мастер с завода. А вы оба?

— Его зовут Мишель Соваж, а меня — Жан Бурна.

— Значит, вы родственник нашего звездочета? Отличный старик!

Так, разговаривая, мы приступили к разборке обвалившегося дома. К нам присоединились еще двое рабочих.

— Тише! — сказал вдруг Мишель. — Слышите? Из-под груды развалин доносились слабые крики о помощи.

— Скажи-ка, Пьер, — обратился Луи к одному из рабочих, — кто тут жил?

— Мамаша Феррье с дочкой. Девочка была хорошенькая, лет шестнадцати. Погоди! Я как-то к ним заходил. Вот здесь была кухня. А они, должно быть, в комнате, вон там!

Он показал на угол, наполовину заваленный стеной. Мишель нагнулся и крикнул в расщелину:

— Держитесь! Идем к вам на помощь! — Все напряженно прислушались. Наконец девичий голос, полный муки, ответил:

— Скорее! Скорее…

Быстро, но осторожно мы начали рыть в обломках тоннель, то и дело натыкаясь на самые неожиданные предметы: веник, корзинку для рукоделия, радиоприемник. Прошло полчаса. Стоны внизу смолкли. Тогда мы пошли на риск, ускорили работу и успели вовремя извлечь из-под развалин Розу Феррье. Мать ее была мертва.

Об этом эпизоде спасательных работ я рассказываю подробно лишь потому, что позднее Роза, сама того не желая, сыграла роль Елены Троянской и послужила причиной первой войны на Теллусе.

Мы отнесли ее в лазарет и сели перекусить, потому что все умирали от голода. Голубое солнце стояло в зените, а на моих часах было только семь часов семнадцать минут. Взошло оно около двенадцати ночи. Значит, голубой день длился примерно четырнадцать часов тридцать минут.

Всю вторую половину дня мы работали не покладая рук. Вечером, когда голубое солнце закатилось за горизонт, а на востоке поднялось маленькое красное солнце, под развалинами не осталось ни одного раненого. Всего их оказалось восемьдесят один. Двадцать один человек погиб.

Вокруг колодца, теперь иссякшего, раскинулся пестрый табор. Люди, лишенные крова, укрывались под одеялами, растянутыми на шестах. Одну такую палатку Луи соорудил для рабочих своей спасательной команды. Мы сели перед нею и поужинали холодным мясом с хлебом, запивая еду красным вином, — в жизни я не пил ничего вкуснее! Потом я дошел до перевязочной, надеясь увидеться с Мартиной, но она уже спала. Массакр был доволен: опасных случаев оказалось немного. Сюда-же по его указанию перенесли на носилках Бреффора и моего брата. Оба чувствовали себя гораздо лучше.

— Извините меня, — сказал хирург, — я просто валюсь от усталости, а завтра у меня довольно сложная операция, особенно в этих условиях.

Я вернулся к своей палатке, улегся на толстый слой соломы и мгновенно уснул.

Разбудил меня шум мотора. Была еще «ночь», то есть тот самый пурпурный сумрак, который теперь называют «красной ночью». Автомобиль остановился за разрушенным домом. Я обошел руины и увидел своего дядю: он приехал вместе с Вандалем узнать, как идут дела.

— Что нового? — спросил я.

— Ничего. Электричества нет, купол обсерватории неподвижен. Я был на заводе. Этранж говорит, что тока не будет еще долго: плотина осталась на Земле. Кстати, могу сказать, что эта планета делает один оборот вокруг собственной оси за двадцать девять часов и что ось ее совсем немного наклонена по отношению к плоскости орбиты.

— Откуда ты это знаешь?

— Очень просто. Голубой день длился четырнадцать часов тридцать минут. Красное солнце дошло до зенита за семь часов пятнадцать минут. Значит, сутки продолжаются двадцать девять часов. Далее: день и «ночь» равны, а мы, по всей видимости, находимся далеко от экватора, скорее всего на сорок пятом градусе северной широты. Отсюда вывод: ось планеты имеет весьма незначительный наклон, разумеется, если только мы не попали в период равноденствия. Красное солнце находится за пределами нашей орбиты и, по-видимому, так же, как мы, вращается вокруг голубого солнца. Мы перенеслись сюда в тот момент, когда оба солнца противостоят планете. Позднее следует ожидать дней, когда нам будут светить сразу два солнца, а иногда не будет ни одного. Наступят черные дни или, вернее, лунные.

— Лунные? Разве здесь есть луна?

— Взгляни сам!

Я поднял глаза. В розовом небе бледно сияли две луны: одна примерно такая же, как у нас на Земле, другая значительно больше.

— Только что их было три, — продолжал дядя. — Самая маленькая луна уже зашла.

— Сколько же продлится эта «ночь»?

— Около часа. На завод заходили крестьяне с окрестных ферм. Там жертв немного. Но зато дальше…

— Надо съездить туда, посмотреть самим, — перебил я.

— Я возьму твою машину, и мы отправимся с Мишелем и Морьером. Надо же узнать, какова наша территория!

— Тогда я поеду с вами.

— Нет, дядюшка, у тебя вывихнута нога. Мы можем застрять, и придется идти пешком. Сейчас мы совершим совсем короткий рейд. А позднее…

— Хорошо. Тогда помоги мне выйти и доведи меня до вашего госпиталя. Вы идете со мной, Вандаль?

— Мне бы хотелось отправиться в эту разведку, — ответил биолог. — Я думаю, что участок земной поверхности невелик и мы сможем его объехать полностью, не правда ли?

— Да, если только дороги будут проезжими, — согласился я. — Что же, поедемте с нами. Может быть, мы встретим что-нибудь новенькое по вашей части. Да и поездка будет нелегкой, ваш опыт путешественника пригодится.

Я разбудил Мишеля и Луи.

— Ладно, поедем, — сказал Морьер. — Только сначала я хочу поговорить с вашим дядей. Послушайте, мсье Бурна, — обратился он к астроному, — пока мы ездим, займитесь, пожалуйста, учетом. Надо подсчитать жителей, запасы продовольствия, оружия, инструментов и прочего. После смерти мэра вы здесь самый уважаемый человек. Вы в хороших отношениях и с кюре, и с учителем. Единственно, кто вас, пожалуй, недолюбливает, — это трактирщик Жюль, потому что вы никогда к нему не заходите. Но я им займусь, он у меня будет шелковый. Разумеется, закончить вы не успеете, мы вернемся гораздо раньше.

Все заняли места в открытом автомобиле, довольно старом, но еще вполне надежном. Я уже взялся за руль, когда дядя окликнул меня:

— Постой! Возьми-ка то, что лежит в моем портфеле! — Я открыл портфель и вынул оттуда пистолет военного образца, сорок пятого калибра.

— Это мой офицерский пистолет, — сказал дядя. — Возьми его. Мало ли что вам встретится! В перчаточном ящике две коробки с патронами.

— Дельная мысль! — одобрил Луи. — А другого оружия у вас нет?

— У меня нет, но в деревне, думаю, найдутся охотничьи ружья.

— Правильно! Мы заедем к папаше Борю. Когда-то он был унтер-офицером в колониальных войсках и заядлым охотником.

Мы разбудили старика и, несмотря на протесты, реквизировали почти весь его арсенал: один винчестер, два охотничьих ружья и патроны, заряженные картечью.

Солнце уже вставало, когда мы двинулись в путь на восток. Сначала ехали по дороге; местами она была перерезана осыпями, но нам удавалось их объезжать: лишь один завал задержал нас на целый час. Через три часа после отъезда началась зона сплошного хаоса; впереди, насколько хватает глаз, громоздились вздыбленные горы, огромные кучи земли, камней, деревьев и — увы! — развалины домов.

— Наверное, край земли уже близок, — проговорил Мишель. — Давайте пойдем пешком!

Захватив оружие и немного еды, мы углубились в опустошенную зону, оставив автомобиль без охраны. Это было, пожалуй, опрометчиво.

Более часа мы с трудом продвигались вперед. То, что окружало нас, для меня, геолога, было сплошной фантасмагорией! Здесь перепуталось все: кристаллическая магма, осадочные породы, мезозойские и третичные отложения, настолько перемешанные, что я нашел в одном и том же месте трилобита, мелового сеноманского аммонита и третичных нуммулитов.

Луи с Вандалем шли впереди. Пока я рассматривал окаменелости, они взобрались по склону, достигли гребня, и оттуда послышались их изумленные голоса. Мы с Мишелем поспешили за ними.

До самого горизонта перед нами лежало огромное болото с маслянистой водой, поросшее жесткой травой, словно припорошенной серой пылью. Пейзаж был зловещий и грандиозный. Вандаль внимательно осматривал горизонт в бинокль.

— Там горы! — сказал он.

Он передал мне бинокль. Далеко на юго-востоке болото замыкало голубоватая зубчатая гряда.

«Земная зона» вдавалась в болото высоким мысом, на камнях повсюду темнели пятна высохшей тины. Мы осторожно спустились к воде. Здесь было, видимо, глубоко. Вода оказалась довольно прозрачной, чуть солоноватой на вкус.

— Все пусто, — заметил Вандаль. — Ни рыбы, ни птиц.

— Взгляни туда! — проговорил Мишель, указывая на тинистую отмель чуть поодаль. Там лежало какое-то зеленоватое существо длиной около метра. С одного его конца можно было различить ротовое отверстие, окруженное шестью мягкими щупальцами; у основания каждого тускло светился неподвижный серо-зеленый глаз. На другом конце был мощный хвост, заканчивающийся сплющенным плавником. Рассмотреть подробности нам не удалось: отмель была недоступна. Но когда мы уже взбирались на склон, точно такое же существо вынырнуло из воды с прижатыми к телу щупальцами, и тут же снова нырнуло; никто не успел даже ахнуть.

Прежде чем вернуться к автомашине, мы еще раз оглянулись на бескрайнее болото, и тут впервые после нашего прибытия в этот мир увидели высоко в небе облачко. Оно было зеленоватого цвета. Лишь позднее нам суждено было узнать его зловещее значение.

Когда мы вернулись, автомашина стояла с зажженными фарами.

— Свет был выключен, я точно помню! — воскликнул я. — Кто-то побывал в машине!

Однако вокруг на пыльной земле были отпечатки только наших ног. Я повернул рычажок, чтобы выключить фары, и вскрикнул: рукоятка была вымазана чем-то холодным и клейким, как слизь улитки.

Мы доехали до развилки дорог и повернули на север. Довольно скоро горные обвалы преградили нам путь.

— Лучше вернуться в деревню и ехать по дороге к карьеру, — предложил Луи. — Здесь мы слишком близко от мертвой зоны.

Я последовал его совету. В деревне мы увидели дядю: вытянув перевязанную ногу, он сидел в кресле и разговаривал с кюре и учителем. Мы сказали ему, чтобы нас не ждали раньше завтрашнего дня, и поспешили прямо на север. Дорога сначала взобралась на невысокий перевал, потом сбежала в вытянутую параллельно хребту долину. Редкие фермы здесь почти не пострадали: крестьяне выгоняли скот и занимались своими делами, словно ничего и не произошло. Еще через несколько километров обвалы снова преградили нам путь. Но тут полоса разрушений была меньше и среди хаоса возвышалась уцелевшая гора. Мы взобрались на нее и смогли осмотреть местность сверху Вокруг простирались одни болота.

Уже наступали красные сумерки, все были измучены и потому решили заночевать на ближайшей ферме. Шесть часов проспали мы как убитые, а затем двинулись на запад. На сей раз перед нами открылись не болота, а пустынное море. Тогда мы повернули на юг.

Машина прошла уже километров двенадцать, но мертвая зона была еще не видна. Дорога каким-то чудом уцелела среди обвалов, что намного облегчало продвижение. Ехать, однако, приходилось медленно, потому что обломки скал местами загромождали часть шоссе. Внезапно за поворотом перед нами возник совершенно нетронутый уголок: прелестная долина с лесами и лугами. Осыпи только запрудили горную речушку, и она разлилась в сверкающее озерцо. На пологом склоне стоял маленький замок, к которому вела тенистая аллея. Мы въехали в нее. У входа я заметил табличку: «Частная собственность. Въезд воспрещен!»

— Я думаю, теперь это несущественно, — пробормотал Мишель.

Едва мы успели развернуться перед замком, как на террасе появились две девушки и молодой человек. Он был высок, темноволос и, пожалуй, неплох собой, но сейчас его лицо искажала гримаса злобного недоумения. Одна девушка, тоже довольно хорошенькая, явно приходилась ему сестрой. Другая, та, что постарше, была слишком яркой блондинкой, чтобы цвет ее волос можно было принять за естественный. Молодой человек быстро сбежал по ступеням.

— Вы что, читать не умеете?

— Полагаю, — начал Вандаль, — при данных обстоятельствах…

— Какие еще могут быть обстоятельства? Это частная собственность, и я не желаю здесь видеть никого, кроме моих гостей!

В то время я был молод, горяч и несдержан, а потому насмешливо ответил:

— Послушай, сосунок, мы специально приехали спросить, не обрушился ли ваш родовой замок на то, что тебе заменяет голову. Разве так встречают спасителей?

— Убирайтесь немедленно! — заорал он. — Иначе я прикажу вышвырнуть вас отсюда вместе с вашей таратайкой!

— Мы уедем и сами, — сказал Вандаль, удерживая меня. — Но позвольте вам сказать, что мы теперь на другой планете, где все ваши деньги вряд ли чего-нибудь стоят…

— Что здесь происходит?

На террасу вышел пожилой широкоплечий мужчина в сопровождении дюжины здоровенных и малосимпатичных парней.

— Папа, эти типы ворвались без разрешения, а теперь…

— Молчи, Шарль! — оборвал его хозяин замка. Потом он обратился к Вандалю:

— Вы говорили о другой планете. Как вас понимать? — Вандаль объяснил.

— Значит, мы уже не на Земле? Интересно, интересно… И планета девственная?

— Пока что мы видели только болота с двух сторон, а с третьей — море. Остается разведать, что находится с четвертой стороны, если только ваш сын нам позволит.

— Шарль молод, и он не знал, что произошло. Мы тут ничего не понимали. Сначала я думал, что это землетрясение, но когда увидел два солнца и три луны… Благодарю вас, теперь мне все ясно. Надеюсь, что вы с нами выпьете по рюмке?

— Спасибо. К сожалению, у нас нет времени.

— Ну что вы! Ида, приготовь-ка гостям…

— Нет, в самом деле, — прервал его я, — мы очень торопимся! Нам нужно засветло добраться до края «земли» и к вечеру быть уже в деревне.

— В таком случае не настаиваю. Завтра я к вам заеду узнать результаты вашей разведки. — И мы тронулись дальше.

— Да, не очень-то они мне понравились, — проговорил Мишель.

— Мерзкие рожи, — согласился Луи. — Знаете, кто это? Хоннегеры, швейцарцы, как они говорят. Папа миллионер, нажился на торговле оружием. А сынок еще хуже папаши. Воображает, будто все девушки без ума от него и его денег. Нет в мире справедливости! Ну что бы этим типам не подохнуть под развалинами вместо нашего добряка мэра!

— А что за шикарная блондинка с ними?

— Мадлена Дюшер, — ответил Мишель. — Киноактриса. Знаменита не столько своими ролями, сколько скандальными похождениями. Ее фото были во всех газетах.

— А дюжина типов с физиономиями висельников?

— Должно быть, подручные для грязных делишек, — сказал Луи.

— Боюсь, эти люди причинят нам еще немало хлопот, — задумчиво проговорил Вандаль.

Снова началась зона опустошения. Четыре часа пробирались мы через нее пешком, но зато на сей раз, к нашему величайшему удовольствию, за нею оказалась твердая почва. Я был взволнован. Остановившись на последнем обломке известняка, наполовину зарывшемся в неведомые травы, я не решался ступить ногой на почву иного мира. И менее сентиментальные Луи и Мишель сделали это первыми.

Мы собрали множество образцов растительности, здесь были тускло-зеленоватые травы с жесткими, режущими стеблями без соцветий, и многочисленные кустарники с удивительно прямыми стволами и серой корой металлического отлива. Луи обнаружил также одного мертвого представителя местной фауны. Он походил на плоского слепого удава без позвоночника длиной около трех метров. На предполагаемой голове у него были две большие заостренные клешни с каналами внутри. Вандаль сказал, что примерно такое же приспособление есть у личинок жука-плавунца. Ничего подобного на Земле ему не встречалось. «Слепой удав» оказался высохшим. Я заметил на его коже рваное отверстие, вокруг которого застыла блестящая слизь.

Вандаль очень хотел захватить нашу находку с собой, но, присмотревшись, мы обнаружили, что сухой была только кожа, а внутренности неведомого создания оказались в крайней стадии разложения. Поэтому пришлось удовлетвориться фотоснимками. Опасаясь, что в высокой траве скрываются живые и, наверное, опасные собратья этой твари, мы поспешно двинулись в обратный путь к деревне.

За нашей спиной до самого горизонта простиралась травянистая степь, и над нею вдали висело еще одно зеленое облако.

IV. ОДИНОЧЕСТВО

Прежде чем думать об исследовании планеты, нужно было как следует обосноваться на уцелевшем куске земной территории и организовать здесь какое-то общество. В деревне нас ожидали добрые вести: в колодцах снова появилась вода — правда, чуть солоноватая, но, по заключению Вандаля, вполне пригодная для питья. Перепись шла полным ходом. С людьми дело обстояло просто, со скотом — сложнее, а с материальными запасами — труднее всего. Дядя оказался прав, когда предупреждал нас: «Меня знают, но я для них никто — не мэр и даже не муниципальный советник».

Согласно подсчетам, население деревни и окрестных ферм достигало 2847 человек, из них 943 мужчины, 1007 женщин и 897 детей в возрасте до шестнадцати лет. Скота, по-видимому, было много, особенно коров. Выяснив все это, Луи сказал:

— Завтра утром надо созвать общее собрание. — Он нашел добровольного глашатая и вручил ему воззвание, написанное карандашом на клочке бумаги. Этот листок до сих пор у меня, весь пожелтевший и чуть живой от времени. Вот полный текст воззвания: «Гражданки и граждане! Завтра утром на площади у колодца общее собрание. Астроном Бурна объяснит причины катастрофы. Луи Морьер и его товарищи расскажут о результатах разведки. Сбор через два часа после восхода голубого солнца. Нужно принять решения на будущее. Присутствие обязательно». Я хорошо запомнил это первое собрание. Сначала слово взял Луи:

— Сейчас мсье Бурна объяснит, насколько это возможно, что с нами случилось, но, сначала я хочу сказать пару слов. Вы, должно быть, уже поняли, что мы больше не на Земле. Теперь, оказав помощь раненым, нам придется взяться за самое трудное. Прежде всего нужно организоваться. Никакое человеческое общество не может жить без законов. Нам осталась часть Земли длиной примерно тридцать километров и шириной семнадцать, этакий грубый ромб площадью около пятисот квадратных километров. Но надо смотреть правде в глаза: только четверть этой площади пригодна для обработки, все остальное — развороченные горы. Я думаю, что земли нам хватит, чтобы прокормиться, хотя наше население может значительно возрасти. Но дело не в земле, каждый человек сможет получить хоть по тысяче гектаров, потому что дальше вокруг нас целая планета! Самое главное — это рабочая сила. Теперь понадобится каждый человек и работать будут все. Нам неслыханно повезло: вместе с нами оказались инженеры и ученые. Но все равно, мы должны смотреть на себя как на пионеров и проникнуться их суровым духом. Тот, кто вместо помощи соседу будет ему вредить, — преступник, и таким мы будем воздавать по заслугам. Хотим мы этого или нет, отныне это закон, и нам придется либо ему подчиняться, либо… всем передохнуть! После собрания я с добровольцами проведу перепись профессий. Те, кто пришли, дадут сведения о тех, кто отсутствует. Послезавтра общее собрание выберет депутатов, которые создадут правительство; обычными делами будет по-прежнему заниматься муниципальный совет. А теперь будет говорить астроном Пьер Бурна.

Мой дядя встал, опираясь на трость.

— Дорогие друзья! — сказал он. — Вы знаете, что беспримерная катастрофа, по-видимому, навсегда оторвала нас от старушки Земли и забросила в неведомый мир. Что это за мир? Пока я не знаю. Мы уже видели, что здесь два солнца и три луны. Пусть это нас не пугает: мсье кюре и ваш учитель, которые не раз заходили ко мне в обсерваторию, могут вам подтвердить, что подобные вещи можно наблюдать в небе довольно часто. Благодаря случайности, поистине чудесной (здесь кюре одобрительно закивал), мы попали на планету, воздух которой, по сути дела, почти не отличается от земного и вполне нам подходит. По предварительным расчетам, эта планета должна быть немного больше Земли. Что делать дальше — Луи Морьер только что вам объяснил, и довольно понятно. Когда я узнаю что-нибудь новое об этом мире, который теперь стал нашим миром, я вам сообщу.

Собравшиеся приняли выступления хорошо. Крестьяне с отдаленных ферм явно примирились с катастрофой: семьянины и домоседы, привязанные к своим полям, они по большей части сохранили все, что у них было, а прочим не очень-то интересовались. Рабочие оказались куда недоверчивее.

— Старик что-то путает со своим иным миром. Мы ведь живы, а на тот свет, пока не умрешь, не попадешь!

— Откуда же тогда два солнца?

— Ну второе совсем маленькое! А потом с теперешней техникой мы не то еще увидим! Если хотите знать, все это штучки бошей, а ваше второе солнце вроде атомной бомбы!

Семейные драмы разыгрывались в основном среди жителей деревни. У многих под развалинами домов или под обвалами в горах погибли родные, а один юноша никак не мог свыкнуться с мыслью, что больше никогда не увидит свою невесту, которая уехала погостить к своей кузине. Он во что бы то ни стало хотел послать ей телеграмму!

Назавтра, в воскресенье, мы проснулись от колокольного звона. С помощью прихожан кюре извлек из-под развалин церкви колокола, подвесил их к большой ветке дуба и трезвонил вовсю. Когда мы подоспели на площадь, кюре уже отслужил воскресную мессу под открытым небом. Славным человеком был наш кюре; позднее он доказал, что в его пухленьком теле жила героическая душа.

Я приблизился к нему.

— Поздравляю вас, монсеньер, ваши колокола напомнили нам о родной Земле.

— Монсеньер? — удивился добряк.

— Ну да, вы же теперь епископ. Впрочем, что я говорю — для нас вы сам папа!

— Боже правый, об этом я и не подумал! — бледнея, пробормотал кюре. — Какая страшная ответственность…

— Ничего, справитесь!

Я оставил ошеломленного толстяка и направился в школу, где уже трудился Луи. Ему помогали учитель с женой и двое юношей.

— Как дела со списком?

— Продвигаются. Если кто-нибудь скрытничает, о нем всегда можно узнать у других. Вот предварительный подсчет: триста пятьдесят рабочих завода, пять мастеров, пять инженеров, четыре астронома, геолог — это ты; хирург, врач, аптекарь, биолог, историк — твой брат; антрополог, ветеринар, два учителя, два каретника, три каменщика, плотник с подмастерьем, автовеломеханик, кюре, церковный служка, три владельца кафе, булочник, два пекаря, три бакалейщика, два галантерейщика, кузнец с двумя молотобойцами, шесть рабочих каменоломни, два жандарма, часовщик, он же мастер по радиоприемникам, портной с двумя учениками, две швеи, лесник, а остальные — крестьяне. Что касается папаши Борю, то он настоял, чтобы его запирали как браконьера. Да, совсем забыл! Еще владелец замка со своим сынком, дочкой, любовницей и по крайней мере дюжиной телохранителей, не считая прочей челяди. От них, кроме неприятностей, ждать нечего.

— Что с техникой?

— Легковых машин на ходу — одиннадцать, еще машина твоего дяди и стосильный автомобиль Мишеля, который жрет слишком много бензина; тракторов — три, один из них гусеничный; грузовиков — восемнадцать, из них пятнадцать заводских; десять мотоциклов и около сотни велосипедов. К сожалению, осталось лишь двенадцать тонн бензина и 13600 литров газолина. Запасных шин тоже маловато.

— Ну без бензина обойдемся, переделаем на дровяные газогенераторы.

— Где переделаем?

— На заводе, конечно.

— А электричество? Правда, есть аварийные генераторы с паровыми двигателями, но у нас очень мало угля, да и дров недостаточно.

— Тут в горах неподалеку были залежи угля. Надеюсь, они тоже с Земли. Пласты бедные, но выбора у нас нет.

— Вот и найди их, это твоя работа. Теперь продовольствие, с этим все в порядке, но, пока не соберем новый урожай, надо будет вести строгий учет. Может быть, даже введем продовольственные карточки, хотя я, честно, не представляю, как это примут остальные!

На следующий день состоялись первые выборы. Никакой точной программы никто не выдвигал: собравшимся просто объявили, что они должны избрать Совет, или Комитет общественного спасения из девяти человек. Проходит тот, кто набрал больше голосов; каждый избиратель должен подать список с девятью именами, и все.

Результаты выборов удивили всех. Первым 987 голосами из 1302 присутствующих прошел прежний заместитель мэра, богатый крестьянин Альфред Шарнье. Вторым 900 голосами был избран его дальний родственник, школьный учитель. Третьим 830 голосами прошел кюре. Далее следовали Луи Морьер — 802 голоса; Мари Прэль, бывшая муниципальная советница, крестьянка, всеми уважаемая за грамотность и годы, — 801 голос; мой дядя — 798 голосов; Этранж — 780 голосов; как ни странно, Мишель — 706 голосов; оказалось, что он весьма популярен среди женской половины населения! И наконец, последним был я — 700 голосов. Лишь потом я узнал, что своим избранием я обязан Луи, который провел за меня настоящую избирательную кампанию, убеждая людей, что только я смогу отыскать железо и столь необходимый уголь. Зато содержатель самого большого в деревне кабака получил всего 346 голосов.

Больше всего нас удивило незначительное число избранных крестьян. Возможно, при данных необычных обстоятельствах избиратели решили довериться тем, кто, по их мнению, мог выпутаться из любого положения и располагал для этого необходимыми знаниями, а может быть, они просто не очень доверяли друг другу и предпочли выбрать людей, далеких от местных склок.

Мы хотели избрать председателем Альфреда Шарнье как получившего большинство голосов, но он отказался, и в конечном счете эту должность по очереди занимали учитель и кюре. В тот же вечер Луи, поселившийся в одной комнате со мной и Мишелем, сказал нам:

— Теперь мы должны держаться вместе. Ваш дядя будет с нами, и на учителя, я думаю, тоже можно рассчитывать. Значит, нас будет в Совете пятеро, то есть большинство. Нам придется отстаивать свою точку зрения, что будет не всегда легко. Но рабочие нас поддержат, инженеры, наверное, тоже, а может быть, и часть деревенских жителей. И дело здесь не в самолюбии! Я говорю так потому, что, на мой взгляд, только мы до конца понимаем, что именно нужно делать для спасения этого клочка земного мира.

— Выходит, ты хочешь установить диктатуру? — спросил Мишель.

— Диктатуру — нет, но сильное правительство — да.

— Особой разницы не вижу, — проговорил я. — Не думаю, что это действительно необходимо. Недовольные сразу появятся…

— Кюре… — начал было Мишель, но Луи его прервал:

— Не обязательно! Кюре достаточно умен, а поскольку в религиозные дела мы не собираемся вмешиваться, можно будет даже привлечь его на свою сторону. Крестьяне? Земли у них будет вдоволь — бери сколько сможешь! А что касается коллективного производства — промышленность и ремесла нам придется в какой-то степени обобществить, — то это наше новшество их пока не затронет. Нет, я думаю, что труднее всего придется, когда мы начнем ломать старые привычные представления. Во всяком случае, сначала будет нелегко. Потом, через несколько поколений, встанут новые задачи, а сейчас нам надо выжить. И если мы начнем со взаимной вражды или допустим анархию и беззакония…

— Согласен! Я с тобой.

— Я тоже, — сказал Мишель, — хотя, честное слово, в жизни не думал, что стану когда-нибудь членом директории!

Первое заседание Совета было посвящено распределению «министерских портфелей».

— Начнем с народного просвещения, — сказал Мишель.

— Я предлагаю избрать министром мсье Бурна. Любой ценой мы обязаны сохранить наше научное наследие. Каждый из ученых должен выбрать себе среди школьников наиболее способных учеников и для начала передать им свои практические знания. Теорию будем преподавать потом, самым талантливым, если такие найдутся. Одновременно нужно будет написать учебники, чтобы пополнить библиотеку обсерватории и школы. К счастью, в обсерватории сохранилось достаточно научных трудов по самым различным вопросам.

— Прекрасно! — согласился Луи. — Предлагаю министром промышленности назначить Этранжа, сельское хозяйство поручить Шарнье, а ты, Жан, будешь министром геологии, — это очень важное дело. Мсье кюре будет нашим министром юстиции, а учитель — министром финансов: он на досуге изучал политическую экономию. Нам придется выпускать деньги, чтобы было какое-то средство обмена.

— А я? — спросил Мишель.

— Ты организуешь полицию.

— Чтобы я стал полицейским?!

— Да. Дел у тебя будет много, и самых трудных: описи, реквизиции, поддержание порядка и прочее. Тебя уважают, это тебе поможет.

— Ну, этак я все симпатии быстро растеряю! А какой пост займешь ты?

— Погоди. Мари Прэль будет министром здравоохранения; ей помогут доктор Массакр и доктор Жюльен. А я, если вы не против, займусь армией.

— Армией? Может быть, заодно и флотом?

— Может быть. Кто знает, что ждет нас на этой планете! К тому же я буду весьма удивлен, если тот мрачный субъект из замка не даст вскоре о себе знать.

Луи как в воду глядел! На другой день на всех стенах появились листовки, напечатанные типографским способом. Текст их гласил:

«Крестьяне и горожане!

Так называемый Комитет общественного спасения захватил власть, прикрываясь видимостью демократии. Кто входит в этот комитет? Из девяти членов только четыре местных жителя! Рабочий, три ученые крысы, инженер, учитель — вот уже шесть голосов против трех крестьян и голоса мсье кюре, которого против воли втянули в эту грязную историю. Что все эти люди понимают в ваших законных требованиях? Только я, крупный землевладелец, могу их понять и разделить до конца. Примыкайте к моей партии! Разгоните клику самозванцев! Идите к моему замку в Долине!

Иоахим Хоннегер».

Луи торжествовал:

— Ну, что я вам говорил? Вот видите! Придется принять меры.

Первой такой мерой стала немедленная конфискация всего оружия, которое затем раздали наиболее надежным добровольцам. Их набралось пятьдесят человек: командиром стал лейтенант запаса Симон Бевэн. Этот зародыш армии, несмотря на самое пестрое вооружение, был уже значительной силой.

К тому времени окончательно выяснилось, что мы на планете одни. Инженерам с помощью Мишеля и моего дяди удалось собрать достаточно мощный передатчик, Радио-Теллус. В память о Земле мы дали нашему новому миру латинское имя родной планеты — Теллус. Самую большую луну мы назвали Феб, среднюю — Селена, маленькую — Артемида. Голубое солнце получило имя Гелиос, а красное — Соль. Все эти имена прижились и сохранились до сих пор.

С понятным волнением Симон Бевэн отправил в эфир первые позывные. Мы вели передачи пятнадцать дней, пробовали волны разной длины, но не получили никакого ответа. Эфир безмолвствовал. Угля было мало, поэтому дальнейшие передачи мы вели только раз в неделю. И с тем же успехом. Нужно было смотреть истине в глаза: мы были обречены на одиночество. На Теллусе, кроме нас, не оказалось людей, разве что какие-нибудь маленькие группки без приемников и передатчиков.

V. ГИДРЫ

Если не считать появления новых листовок примерно такого же содержания, Хоннегер нас больше не беспокоил. Поймать расклейщиков пока не удавалось. Но вскоре владелец замка напомнил о своем существовании самым трагическим образом.

Вы помните Розу Феррье, ту самую девушку, которую мы вытащили из-под развалин в первый день после катастрофы? Несмотря на молодость — ей едва исполнилось шестнадцать лет, — она была самой красивой девушкой деревни. Учитель предупредил нас, что до катастрофы за ней усиленно приударял Шарль Хоннегер. И вот однажды — (была красная ночь) — мы проснулись от выстрелов. Мишель и я мгновенно вскочили, однако Луи оказался еще быстрее, и мы выбежали за ним на улицу. Навстречу нам из багрового полумрака выскакивали обезумевшие люди. С револьверами в руках мы бросились к месту перестрелки. Там уже действовал ночной патруль: раздавались выстрелы охотничьих ружей и сухой треск винчестера папаши Борю, который вступил в нашу армию в прежнем чине сержанта. Взметнулись языки пламени, освещая улицу: один дом горел. Перестрелка была беспорядочной, суматошной. Едва мы высунулись на площадь, как пули засвистели над нашими головами и послышались автоматные очереди: у нападающих были автоматы! Ползком добрались мы до папаши Борю.

— Одного снял, — сообщил он нам с гордостью. — Прямо на бегу, как дикую козу в старое доброе время!

— И кто это?

— Почем я знаю! Мерзавцы на нас напали.

Прозвучали еще несколько выстрелов, потом отчаянный женский голос:

— Помогите! Ко мне! Помогите!..

— Это Роза Феррье, — сказал Луи. — Хоннегер ее похищает, подлец!

Автоматная очередь заставила нас пригнуться. Крики затихали вдали. Где-то в темноте заработал мотор автомашины.

— Ну, погоди, свинья? — крикнул Мишель.

Ему ответил ехидный смех, потом шум мотора удалился. Возле горящего дома осталось несколько убитых и один раненый, который пытался уползти в сторону. Мы не верили своим глазам, — это был деревенский портной! Картечь пробила ему икры. В кармане у него мы нашли магазин от автомата.

Допрос занял немного времени. Надеясь спасти свою шкуру, предатель раскрыл все планы Хоннегера, во всяком случае то, что знал. Владелец замка намеревался захватить деревню и стать диктатором Теллуса. У него было человек пятьдесят наемных бандитов и большой запас современного оружия. К счастью для нас, его сынок не захотел ждать и решил с дюжиной гангстеров похитить Розу Феррье, которой давно тщетно домогался. Портной был его шпионом; после налета он рассчитывал укрыться в замке. Вместе с портным листовки Хоннегера расклеивал кабатчик Жюль Модрю. В ту же ночь мы повесили обоих предателей на ветке большого дуба.

Мы потеряли в схватке трех человек убитыми, и шесть было ранено. Три девушки исчезли — Роза, Мишель Одуй и Жаклина Прэль, племянница Мари. Но зато после ночного налета все жители деревни и окрестных ферм встали на нашу сторону. Бандиты оставили на месте двух убитых, два автомата, револьвер и довольно значительное количество патронов. На рассвете, еще до восхода голубого солнца, Совет единогласно объявил Шарля и Иоахима Хоннегеров вместе со всеми их сообщниками вне закона и отдал приказ о мобилизации. Однако неожиданные события заставили нас отложить наступление на замок.

В то утро, когда наша армия собиралась на площади, в деревню ворвался обезумевший от ужаса мотоциклист. Этот крестьянин жил со своей женой и двумя детьми на изолированной ферме километрах в пяти от деревни. Дня три назад он сообщил нам о том, что одна из его коров погибла при весьма странных обстоятельствах: утром она была совершенно здорова, а вечером хозяин нашел на пастбище только ее скелет да шкуру, из-под которой словно высосали всю кровь, мясо и внутренности. На коже осталось с десяток непонятных отверстий. И вот сегодня этот крестьянин примчался вновь. Он соскочил с мотоцикла так поспешно, что упал на землю и прохрипел:

— Смерть! Летающие пиявки! Они убивают одним ударом…

Несчастный был бледен как мел и весь дрожал. Только выпив полный стаканчик водки, он смог рассказать нам, что произошло:

— Значит, выгнал я на заре коров, хотел хлев почистить. Пьер, мой сынишка, погнал их на пастбище. Я видел, конечно, в небе зеленое облачко, да кто же, черт его, знал, что это за штука! В этом мире два солнца и три луны, думал я, так почему бы не быть зеленым облакам? Ну и вот. Ах, мразь какая! Пьер уже возвращался, когда облако вдруг начало падать. Да, и упало! И я увидел, что это добрая сотня зеленых пиявок, и у всех присоски болтаются вроде рук. Они упали прямо на стадо, и бедные коровы попадали замертво. Я кричу Пьеру: «Прячься!»— только он уже не успел, бедняга. Одна пиявка полетела к нему и сверху, метров с трех, ударила его чем-то вроде длинного языка, и он сразу умер. Тогда я запер жену со вторым ребенком в доме, сказал им, пусть сидят и не выходят, а сам вскочил на мотоцикл — и сюда! Они за мной гнались, проклятые твари, да не догнали. Прошу вас, едемте со мной, я боюсь, что они ворвутся в дом!

По описанию крестьянина мы тотчас узнали странных обитателей болот, по нас удивило, что они могут летать. Так или иначе угроза была серьезной. Мы с Мишелем захватили два автомата и сели в закрытую машину; Вандаль, никого не спрашивая, устроился на заднем сиденье, Бевэн с целым взводом своих добровольцев влез на грузовик с крытым верхом, и мы отправились.

Через два километра нам встретилась первая гидра — так Мишель окрестил этих тварей, и это название за ними осталось. Гидра порхала над лугом, гоняясь за овцами. Мы сбили ее жаканом и остановились, несмотря на мольбы крестьянина поторопиться.

— Чтобы победить врага, нужно его знать, — объяснил Вандаль.

Животное походило на огромный вытянутый бурдюк длиной метра четыре с могучим плоским хвостом. Спереди у него болталось шесть полых щупалец с роговыми когтями на концах, из-под которых выделялась слизь. У основания каждого щупальца было по глазу. В середине в кругу, образованном щупальцами, выступал конический бугор, из которого торчала длинная трубка; ее роговый конец был срезан наискосок, как у иглы шприца.

— Жало наверняка ядовитое, — заметил Вандаль. — Советую стрелять, не выходя из грузовика; брезент толстый, может быть, он вас защитит. Именно такую тварь мы видели на болоте, только эта гораздо больше и может летать. Но как? Непонятно…

Вдоль всей верхней части туловища у гидры висели какие-то два мешка, пробитые пулями. Позади щупалец, куда попал основной, заряд, в зеленом мясе зияла дыра, в которую можно было просунуть кулак.

Мы двинулись дальше. Мишель вел машину. Приспустив со своей стороны стекло, я высунул наружу ствол автомата; второй автомат взял Вандаль и охранял левую сторону. Грузовик шел за нами.

За поворотом между деревьями мы увидели еще одну гидру. Она неподвижно парила в воздухе метрах в трех от земли, свободно свесив чуть шевелящиеся щупальца. От неожиданности первой очередью я промазал. Гидра ударила хвостом и зигзагами начала набирать высоту с огромной скоростью — километров шестьдесят в час! Сбить ее так и не удалось. Еще через полкилометра показалась ферма; мирный дымок струйками поднимался над ее трубой. Мы проехали мимо, свернув на грунтовую дорогу, где колеса машины еле выбирались из глубоких колей. За стеклом окна мелькнули испуганные лица крестьянки и ее второго сына — мальчишки лет одиннадцати-двенадцати.

Мы пересекли поле и оказались на выгоне. Здесь копошились на трупах коров по крайней мере шестьдесят гидр; у каждой одно-два щупальца были погружены в тело жертвы.

— Осторожно! — крикнул нам крестьянин. — Только что их тут было больше!

Пока не прозвучал первый выстрел, гидры не обращали на нас внимания. Некоторые, отяжелев, отваливались от трупов коров и отправлялись к воде — по-видимому, пить. Во всяком случае, в тот момент мы разглядели только, как гидры, подлетев к большой луже, погружали в нее особое, более толстое щупальце, и жадно сосали воду. После этого они заметно раздувались, но движения их, как ни странно, становились явно легче.

Каждый из нас выбрал себе цель. Я взял на мушку ближайшую группу — шесть тварей, пировавших на одной корове.

— Огонь! — скомандовал Бевэн. — Протрещал залп, словно лопнуло, раздираясь, шелковое полотнище. Пустые гильзы из моего автомата зазвенели о боковое стекло; одна из них отскочила за шиворот Мишелю, и он коротко выругался почувствовав под рубашкой горячий металл. Гидры заметались. Многие сразу рухнули наземь, как продырявленные мешки, — я косил их в упор. Вандаль, более счастливый или более меткий, чем я, ухитрился снять сразу двух одной очередью. Картечь охотничьих ружей рвала гидр на куски.

Те, что не были сразу задеты, с удивительной скоростью ринулись вверх и через несколько секунд повисли высоко над нами зеленым облачком. Перезарядив автоматы, мы вылезли из машины. Остальные на грузовике были настороже, чтобы в случае чего прикрыть нас огнем. Шкуры мертвых коров были сплошь продырявлены; роговые зубцы на концах щупалец гидр оставили рваные круглые отверстия. Все мясо под шкурами превратилось в какую-то черноватую грязь.

— Внешнее пищеварение, — объяснил Вандаль. — Как у личинки жука-плавунца. Гидра убивает жертву ядовитым уколом, потом через щупальца впрыскивает желудочный сок, который превращает мясо в питательную слизь, и спокойно высасывает эту массу.

Чтобы рассмотреть чудовище получше, Вандаль нагнулся, присел на корточки, но тут же вскочил с криком боли: его рука случайно коснулась зеленой кожи.

— Осторожно! Не трогайте эту пакость, она жжется! — Левая рука Вандаля сразу покрылась беловатой сыпью.

— Жжется как черт! С медузами встречались? Так вот это то же самое, только сильнее. Кто тронет — не обрадуется!

Рука его быстро раздулась, Вандаль два дня кряхтел от боли, но, к счастью, потом все прошло.

Тем временем зеленое облако по-прежнему висело над нашими головами, и мы не знали, что делать. Уйти? А вдруг гидры после нашего отъезда снова нападут на ферму! Остаться? Но что, если Хоннегер без нас захватит деревню? Гидры сами вывели нас из нерешительности.

— Назад, в укрытие! — закричал вдруг Мишель, не спускавший с них глаз. Мы бросились к машине; первым в нее вскочил Вандаль, за ним мы с Мишелем. Я уже захлопывал за собой дверцу, когда одна гидра спикировала на машину и разбилась о крышу, которая, к счастью, выдержала удар. Остальные чудовища с огромной скоростью закружились над грузовиком в фантастической карусели. Торопливо подняв стекло, я смотрел на них, готовый в любую секунду открыть огонь.

Из грузовика началась беспорядочная стрельба. Наши добровольцы не жалели пороха! Раненые гидры, корчась, шлепались на землю, остальные продолжали носиться в бешеном круговороте. Внезапно, словно по команде, они ринулись в атаку, вытянув ядовитые жала. Раздался вопль — очевидно, одна из гидр пробила брезент своим отравленным оружием и уколола кого-то в кузове. Грузовик сразу тронулся с места. Теперь мы тоже открыли огонь, и на сей раз стреляли весьма удачно. Гидры облепили грузовик, мы боялись ранить товарищей, но, поскольку на нас никто не нападал, мы целились не торопясь и били на выбор, как в тире. За несколько минут нам удалось уничтожить еще тридцать чудовищ, а всего в общей сложности более семидесяти штук. На этот раз урок не прошел даром: гидры взмыли ввысь и, наконец, улетели.

Одна мертвая, но не продырявленная гидра осталась висеть метрах в двух над грузовиком. Мы ловко накинули на нее петлю и отбуксировали по воздуху в деревню, как вражеский воздушный шар. Крестьянина с семьей и наполовину переваренный труп его сына тоже увезли с собой. На поле остались тела двенадцати коров и гидр, лишь одну по просьбе Вандаля обвязали веревками и осторожно втащили на грузовик, чтобы потом на досуге произвести подробное вскрытие.

Кстати, выяснилось, что наше беспокойство было напрасным: в грузовике никто не пострадал, просто один из добровольцев вскрикнул от страха. Несмотря на это, мы теперь знали, какую грозную опасность представлял для нас мир неведомых чудовищ Теллуса.

В деревню мы вернулись победителями. Добровольцы распевали. Рабочие пели боевые революционные песни, а мы с Мишелем во всю мочь трубили марш из «Аиды», стараясь наделать побольше шуму.

Новости, которыми встретил нас Луи, слегка поохладили наш безудержный энтузиазм.

VI. СИЛА ПРОТИВ НАСИЛИЯ

Двенадцать добровольцев ходили на разведку к замку и были встречены очередью двадцатимиллиметрового тяжелого пулемета. В доказательство они принесли неразорвавшуюся пулю.

— Теперь вам ясно? — спросил Луи. — Оружие у этих каналий гораздо лучше нашего. Против таких штучек, — он подбросил на ладони разрывную пулю, — у нас только ружья для охоты на кроликов да еще мегафон для убеждений… Единственное серьезное оружие — это винчестер папаши Борю.

— И два автомата, — добавил я.

— Для ближнего боя, не далее тридцати метров. Кроме того, много ли к ним патронов? А драться все равно придется: так этого мы не оставим. Твоя сестра, Мишель, тоже не в безопасности, даже в обсерватории.

— Мерзавцы! Если они посмеют…

— Они посмеют, старина, посмеют! Нас около пятидесяти, и вооружены мы чем попало, а у них человек шестьдесят и прекрасное оружие. А тут еще эта летающая зеленая падаль, черт бы ее побрал! Вот если бы Констан был с нами!..

— Кто это?

— Инженер Констан, специалист по ракетам. Прости, ты не знаешь, наш завод среди прочих вещей должен был выпускать боевые ракеты для самолетов. Мы наштамповали целый склад корпусов, но ведь это просто металлические трубы, зарядов к ним нет. Ну да, разумеется, в химической лаборатории осталось все, что нужно для начинки, но кто это сможет сделать? Химиков нет!

Я схватил Луи за плечи и завертел вокруг себя, приплясывая от восторга.

— Луи, старина, мы спасены! Ты знаешь, что мой дядя — майор артиллерии в запасе?

— Знаю, но что из этого? Пушек у нас все равно нет.

— И не надо! Последние годы он служил в ракетных противовоздушных частях и прекрасно разбирается в ракетах. Если у вас там действительно сохранились химические вещества, все в порядке! Дядя с Бевэном справятся. В крайнем случае зарядим ракеты черным порохом, нам особая дальность ни к чему.

— Пожалуй, но ведь это займет дней десять — пятнадцать. А тем временем…

— А тем временем надо чем-нибудь развлечь этих сеньоров из замка. Погоди-ка!

Я бросился в госпиталь, где еще отлеживались Бреффор и мой брат.

— Послушай, Поль, — спросил я, — ты сможешь построить римскую катапульту?

— Конечно. Но для чего?

— Чтобы обстреливать замок. Насколько она бьет?

— О, все зависит от веса снаряда. В общем от тридцати до ста метров. Хватит?

— Хватит! Делай чертеж.

Вернувшись к Луи и Мишелю, я изложил им свой план.

— Неплохо, — одобрил Луи. — Но сто метров — это сто метров, а пулемет калибром двадцать миллиметров бьет куда дальше!

— Возле замка, насколько мне помнится, есть ложбина, к которой можно подъехать по боковой дороге. Там и надо установить катапульту.

— Как я понимаю, ты хочешь метать в них самодельные бомбы, начиненные железным ломом, — сказал Мишель.

— Но где ты возьмешь взрывчатку?

— В каменоломне есть килограммов триста динамита, его завезли перед самой катастрофой.

— Ну, с этим замка не захватишь, — проговорил Мишель, качая головой.

— А мы и не собираемся. Главное — выиграть время. Пусть думают, что мы зря тратим силы и боеприпасы на бесполезный обстрел! Тогда мы успеем начинить ракеты.

И я рассказал Мишелю о том, что узнал от Луи. По приказу Совета Бевэн направил патрули прощупать вражескую оборону. Одновременно эти же патрули должны были сообщать о появлении гидр; мы дали им маленький передатчик, который собрал на досуге Этранж. После этого приступили к сооружению катапульты: сколотили раму, выточили ложку, на которую пришлось пожертвовать молоденький ясень, и опробовали это допотопное орудие, метнув несколько каменных глыб. Дальность боя оказалась вполне удовлетворительной, и мы построили еще две катапульты.

Вскоре наша маленькая армия во главе с Бевэном выступила в поход на замок. Добровольцы ехали на трех грузовиках, а за ними три трактора тащили катапульты.

Первая неделя прошла в незначительных стычках. Все это время на заводе кипела лихорадочная работа. На девятый день мы с Мишелем приехали на позиции.

— Ну как, все готово? — спросил нас Бевэн.

— Первые ракеты прибудут сегодня или завтра, — ответил я.

— Наконец-то! Признаюсь, нам здесь было не очень спокойно. Если бы они вздумали сделать вылазку… — Мы прошли на аванпост.

— Не высовывайтесь, — предупредил нас папаша Борю. Как бывший сержант и ветеран второй мировой войны, он теперь командовал авангардом. — За гребнем все простреливается пулеметами. Насколько я понял, их у противника четыре штуки: два двадцати и два, скорее всего, семи с половиной миллиметровых. Кроме того, автоматы.

— Можно их накрыть катапультами?

— Не пробовали, — ответил Бевэн. — Мы старались не обнаруживать их дальность боя.

— Что с другой стороны замка?

— Они укрепили все вокруг. Там завалы из деревьев. А главное — они держат дорогу под обстрелом, так что катапульты не подвезешь.

— Хорошо, подождем,

Ползком мы добрались до гребня. Его обстреливал тяжелый пулемет.

— Этот можно было бы, пожалуй, подавить, — заметил Мишель.

— Наверное. Только атаковать мы все равно не будем, пока не подвезут ракеты. Подождем еще хотя бы до следующей голубой зари.

В назначенный час из деревни прибыли на грузовике мой дядя, Бреффор и Этранж, и принялись сгружать многочисленные ящики.

— Гранаты, — коротко пояснил Этранж.

Это были обрезки чугунных труб с детонаторами.

— А вот ракеты, — сказал дядя. — Мы их испытали. Дальность — три с половиной километра; точность боя вполне достаточная. В головках — чугунные обломки и заряд взрывчатки. Сейчас подойдет грузовик с направляющими подставками. Всего у нас пятьдесят ракет этого типа, но на заводе уже готовят более мощные.

— Хе-хе! — потирал руки Бевэн. — Наша артиллерия пополняется!

В этот момент в лощину скатился один из наших добровольцев.

— Они машут белым флагом! — сказал он.

— Неужели сдаются? — спросил я недоверчиво.

— Нет, хотят выслать парламентера.

— Ответь: «Пусть присылают», — приказал Бевэн. На стороне противника поднялся человек и двинулся к нам, размахивая носовым платком. Папаша Борю встретил его на полпути на ничейной земле и отконвоировал к нашим позициям. Это оказался Шарль Хоннегер собственной персоной.

— Что вам угодно? — спросил Бевэн.

— Я хочу говорить с вашими главарями.

— Перед вами четыре «главаря».

— Во избежание бесполезного кровопролития предлагаем следующее: вы распускаете ваш Совет, складываете оружие и передаете власть нам. Тогда вам ничего не будет.

— Ну ясно, вы просто превратите нас в рабов, — ответил я. — Вот наши предложения: вы возвращаете похищенных девушек и сдаетесь. Ваших людей мы берем под наблюдение, а вас и вашего отца сажаем до суда в тюрьму.

— Наглости у вас хоть отбавляй! Посмотрим, что вы сделаете с вашими охотничьими хлопушками.

— Предупреждаю, — вмешался Мишель, — если у нас будет убит хоть один человек, мы вас повесим.

— Постараюсь не забыть!

— Раз вы не желаете сдаться, — продолжал я, — предлагаю вам поместить похищенных девушек, а также вашу сестру и мадемуазель Дюшер в безопасное место, хотя бы вон на ту скалу.

— Ничего не выйдет! Ни Мад, ни моя сестра ничего не боятся, а на остальных мне наплевать. Если этих убьют, после победы найдутся другие. Хотя бы ваша сестричка…

Не успев закончить, негодяй опустился на землю с разбитой физиономией: Мишель оказался быстрее меня.

Шарль Хоннегер поднялся, бледный от ярости.

— Вы ударили парламентера, — прошипел он.

— Сволочь ты, а не парламентер. Убирайся, покуда цел!

И его выпроводили под усиленным конвоем.

Едва Хоннегер скрылся за гребнем, в лощину въехал второй грузовик, и мы быстро установили подставки для запуска ракет.

— Через десять минут начнем обстрел, — сказал Бевэн. — Жаль только, что у нас нет наблюдательного пункта.

— А вот тот холм? — спросил я, показывая на крутую возвышенность, поднимавшуюся позади наших линий метров на пятьдесят.

— Он весь простреливается.

— Но зато оттуда должен быть виден даже замок! Зрение у меня отличное, и я возьму с собой телефон. Провода, кажется хватит.

— Я с тобой, — сказал Мишель.

Мы полезли вверх, разматывая на ходу телефонный провод, но не успели мы добраться и до половины склона, как послышались резкие щелчки и осколки камней полетели во все стороны: нас заметили. Прижимаясь к скале, мы обогнули вершину и полезли дальше по противоположному склону.

Сверху вражеские линии открылись как на ладони. От выдвинутого вперед небольшого дота с тяжелыми пулеметами к тылам шла глубокая траншея. По флангам были разбросаны гнезда автоматчиков и одиночные окопы, в которых шевелились люди.

— Портной говорил, что их здесь человек пятьдесят-шестьдесят, но, судя по линиям укреплений, должно быть больше, — заметил Мишель.

На расстоянии около километра по прямой от нас на склоне горы была ясно видна поляна, а посреди нее — замок. Черные точки то появлялись около него, то снова исчезали.

— Какая досада, что Вандаль разбил свой бинокль!

— Да, жаль, — согласился я. — У нас остались только телескопы. Машины мощные, но ведь их с места не сдвинешь!

— Постой, а почему бы не снять с телескопа маленький искатель?

— Ты еще успеешь это сделать. Замок сегодня вряд ли удастся захватить.

— Алло! Алло! — запищал телефон. — Через минуту открываем огонь по замку. Наблюдайте!

Я бросил взгляд на наши позиции: половина добровольцев, развернувшись цепью, залегла под самым гребнем лощины; остальные суетились вокруг катапульт. Этранж и мой дядя тщательно устанавливали направляющие подставки ракет. Грузовики уже уехали.

Ровно в восемь тридцать шесть огненных струй вырвались из лощины и взлетели высоко в небо, оставляя за собой дымные хвосты. Потом след оборвался: ракеты израсходовали горючее. На парковой лужайке перед замком засверкали вспышки и вспухли дымные облачка. Через несколько секунд до нас донеслись сухие разрывы.

— Недолет тридцать метров, — сообщил я в телефон. На белой террасе замка появились четыре черные фигурки. Снова взлетело шесть ракет. На сей раз они упали точно: одна взорвалась прямо на террасе, и маленькие фигурки попадали; потом три поднялись и потащили четвертую внутрь. Вторая ракета угодила в окно замка. Остальные взорвались при ударе о стены, которые, похоже, не особенно от этого пострадали.

— Цель накрыта! — прокричал я.

Следом взлетело еще восемнадцать ракет подряд. Одна из них попала в автомашину Хоннегера, стоявшую справа от дома, и подожгла ее.

— Отставить ракеты, — послышался в телефон голос Бевэна. — Теперь корректируйте катапульты. Три первых снаряда перелетели за дот.

— Небольшой перелет, — сообщил Мишель, поднимаясь. Я сдернул его вниз: не в силах поразить наших людей, укрывшихся в лощине, враг начал поливать нас из пулемета и автоматов. В течение нескольких минут мы не могли поднять головы, рой пуль с жужжанием проносился над нами, заставляя прижиматься к камням, очереди двадцатимиллиметрового пулемета ложились совсем рядом, чуть ниже по склону.

— Еще хорошо, что у них нет дистанционных снарядов!

— Надо будет укрепить этот наблюдательный пункт. А пока давай спустимся пониже, — предложил я. Пулемет смолк, автоматы тоже прекратили огонь.

— Открываем беглый огонь по вражеским позициям! — сообщил телефон. — Наблюдайте!

Ракеты начали рваться на открытых местах или в чаще ельника, не причиняя заметного ущерба, если не считать загоревшейся копны соломы.

Враг вновь открыл огонь, но теперь по гребню лощины. Один из наших людей, раненый, сполз вниз. Вскоре подъехал грузовик с ракетами более крупного калибра; из кабины его выскочил Массакр.

— Катапульты, внимание… залп!

На этот раз все бомбы взорвались прямо на вражеском доте. Оттуда слышались вопли, стоны, однако пулемет продолжал стрелять.

— Вот тебе пример явного превосходства навесного огня в позиционной войне, — сказал Мишель. — Настильным огнем они ничего не могут нам сделать, а мы рано или поздно разворотим их нору.

— Непонятно, почему они не пытаются захватить гребень лощины?

— Атаку легко отбить.

— Смотри, что я тебе говорил! Внимание! — крикнул Мишель в телефон. — Шесть человек ползут слева. Видите?

Четверо добровольцев переместились на левый фланг. Враг поливал из автоматов гребень лощины с такой яростью, что держаться там стало невозможно и папаша Борю со своими людьми отступил. Из окопов противника выскочило человек тридцать. Они бежали, ложились и снова вскакивали.

— Атака по фронту! — сообщил Мишель. Слева уже вспыхнула перестрелка. Бевэн подпустил нападающих на пятнадцать метров к лощине, потом отдал приказ гранатометчикам. Обрезки чугунных труб, начиненные взрывчаткой, сработали великолепно, уложив сразу одиннадцать человек ранеными и убитыми. Прежде чем враг отошел, папаша Борю снял еще двоих из своего винчестера. На левом фланге у нас был один убитый и двое раненых, а противник потерял четверых. Одного мы захватили в плен, но у него вся правая рука была буквально разворочена картечью, и он истек кровью, прежде чем Массакр успел наложить ему жгут. Катапульты метали бомбы без перерыва еще с четверть часа. Двенадцатый залп оказался особенно удачным: одна бомба попала в дот, и пулемет замолк, теперь уже окончательно. Три гнезда автоматчиков тоже были подавлены, а четвертый автомат умолк сам: очевидно, заело затвор. Тогда добровольцы пошли в атаку. Потеряв еще двух человек ранеными, они ворвались во вражеские окопы и захватили трех пленных; остальные успели отступить.

Пока разведчики продвигались вперед, мы обстреливали замок, и примерно десяток ракет достиг цели. С любопытством следил я за полетом первых шести ракет крупного калибра. На этот раз стены не выдержали, и целое крыло дома обрушилось.

Короткий допрос пленных позволил установить силы противника. Они потеряли семнадцать человек убитыми и двадцать ранеными, но в замке оставалось еще около пятидесяти защитников. После первой победы мы захватили два автомата, неповрежденный двадцатимиллиметровый пулемет и много боеприпасов. Наша маленькая армия сразу стала неизмеримо сильнее.

В ожидании разведчиков мы продолжали обстрел, и вскоре в замке вспыхнул пожар. Наконец разведчики вернулись. Вторая линия вражеской обороны в двухстах метрах от замка состояла из окопов с тремя пулеметными гнездами и отдельными ячейками автоматчиков. Заканчивая донесение, папаша Борю добавил:

— Непонятно, что они собирались делать со всем этим оружием? Не могли же они знать наперед, что с ними случится! Надо будет сообщить о них в полицию.

— Так ведь мы теперь и есть полиция, старина!

— Правда, я и забыл. Ну тогда все проще!

Бевэн вместе с нами поднялся на вершину холма, тщательно осмотрел местность и попросил Мишеля наскоро набросать план. Мишелю это не составило труда: он на досуге рисовал, и рисовал превосходно.

— Вы останетесь здесь с двумя бойцами, — решил Бевэн, — артиллерия тоже остается. Я беру с собой только пулемет и катапульты. У меня есть три сигнальные ракеты, когда увидите их — прекращайте огонь. Вражеские окопы тянутся вон по тому невысокому валу, это внизу поляны. И стреляйте поточнее!

— Массакра вы тоже берете?

— Нет, он останется здесь. Ведь он единственный хирург на этой планете!

— Правильно. Но не забывайте, что вы инженер.

Наши добровольцы двинулись к замку, волоча за собой пулемет и катапульты. Я отдал ракетчикам приказ открыть огонь по вражеским окопам. Обстрел продолжался сорок пять минут — по две ракеты в минуту. У нас их было всего двести десять, завод и так дал все, что мог, а потому приходилось экономить.

Со своего наблюдательного пункта мы не могли без бинокля определить нанесенный врагу урон и только старались сосредоточить огонь в центре или по самым краям окопов, там, где разведчики засекли пулеметные гнезда. После тридцать пятого залпа заговорил наконец и наш пулемет. Сорок пятый угодил прямо на вал. Сразу ж вслед за этим я увидел дымный хвост сигнальной ракеты и приказал прекратить огонь.

По ту сторону замка вспыхнула перестрелка: наши атаковали с фронта и с тыла. С облегчением я отметил, что пулеметы врага молчат. Схватка продолжалась минут двадцать. То и дело слышались взрывы гранат; глухо рвались бомбы катапульт. Потом все стихло. Мы переглянулись не в силах скрыть беспокойства. Чем кончилась атака? Много ли жертв? Наконец из лесу показался доброволец, размахивая листком бумаги. Мы еле дождались, пока он сбежит по склону.

— Все в порядке, — сказал он задыхаясь и протянул донесение. Мишель поспешно развернул листок и прочел вслух:

«Окопы захвачены. У нас пять убитых и двенадцать раненых. Противник понес большие потери. Человек двадцать забаррикадировались в замке. Возьмите грузовик, подвезите ракетные подставки и доктора. Остановитесь у домика егерей. Будьте осторожны: в лесу могут скрываться враги».

Мы встретили Бевэна у охотничьей сторожки.

— Дело было горячим, но зато кончилось быстро. Ваши ракеты, — сказал Бевэн дяде, — просто великолепны! Без них и ваших катапульт, — добавил он, обращаясь ко мне, — нам бы несдобровать.

— Кто у нас убит?

— Трое рабочих — Салавен, Фре и Робер. И двое крестьян — как их звали, не знаю. Тут, в сторожке, трое тяжелораненных.

Массакр немедленно прошел к ним.

— Легкораненных девять, — продолжал Бевэн, — и я один из них, — он показал свою забинтованную левую руку. — Пустяк, осколок у основания большого пальца.

— А у тех что?

— Много убитых и раненых. Три последних залпа угодили прямо в окопы. Пойдемте посмотрим.

И в самом деле, это была чистая работа. Настоящая артиллерия вряд ли смогла бы сработать чище.

Забыв об осторожности, мы высунулись из окопа, и тотчас автоматная очередь просвистела над нашими головами.

— Им удалось унести легкий пулемет и один автомат, — сказал Бевэн, — так что лучше бы вы, мсье Бурна, показали двум нашим людям, как устанавливать подставки для ракет.

— Зачем? Я это сделаю сам.

— Я не позволю вам рисковать!

— Во-первых, я прошел в сорок третьем всю итальянскую кампанию, а эти бандиты не страшнее Гитлера. Во-вторых, у меня полнокровие, как у всех астрономов, так что маленькое кровопускание не повредит. А в-третьих, я майор запаса, а вы всего лишь лейтенант, так что я вас не задерживаю. Кру-гом! — добавил мой дядя смеясь.

— Уступаю! Только будьте осторожны!

Мы установили ракетные подставки в окопах в двухстах метрах от замка. Гордое здание сильно пострадало: правое крыло сгорело, окна и двери были забаррикадированы. На поляне виднелась куча рваного, почерневшею железа — все что осталось от роскошного лимузина Хоннегера.

— Вы не знаете, что с нашими девушками? — спросил Мишель.

— Один пленный уверяет, что еще до начала наступления их заперли в глубоком подвале. Дочка Хоннегера, кажется, не разделяет идей своего папаши и, наверное, тоже там. Она, по-видимому, хотела нас предупредить о замыслах брата и отца. Надо целиться в окна и двери, — закончил Бевэн, обращаясь к дяде.

Мы навели направляющие подставки. Стоило кому-нибудь высунуться, как пули начинали свистеть над головами. Наконец дядя включил электрический контакт. Последовали короткий вой ракет и оглушительный взрыв.

— Попадание!

После второго залпа ракеты исчезли в разбитых окнах и разорвались внутри. Пулемет противника замолчал. Мы дали еще три залпа подряд. Из-за наших спин добровольцы поливали пулеметным огнем зияющие окна замка. Но вот в круглое окошечко под крышей высунулась рука и замахала белой тряпкой.

— Сдаются! Давно бы пора.

Внутри замка раздалось еще несколько выстрелов: по-видимому, сторонники сдачи утихомиривали тех, кто хотел драться до конца. Белое полотнище исчезло, потом опять появилось. Перестрелка внутри смолкла. Опасаясь подвоха, мы не вылезали из окопов, но огонь тоже прекратили. Наконец через проем выбитой двери на террасу вышел человек с развернутым носовым платком.

— Подойди ближе! — приказал Бевэн.

Человек повиновался. Это был совсем молоденький блондин с приятным, но измученным лицом и запавшими лихорадочными глазами.

— Вы сохраните нам жизнь, если мы сдадимся? — спросил он.

— Вас будут судить. А если вы не сдадитесь, мы вас всех сделаем покойниками менее чем за час. Выдайте нам Хоннегеров и выходите на поляну с поднятыми руками.

— Шарль Хоннегер убит. Его отец жив, но нам пришлось его оглушить; когда мы выбросили белый флаг, он стрелял в нас.

— Где девушки?

— Они в подвале вместе с Идой, простите, с мадемуазель Хоннегер и Мадленой Дюшер.

— Они живы, не пострадали? — Блондин пожал плечами.

— Понятно. Выходите, мы ждем.

VII. СУД

Двадцать уцелевших вояк безропотно выстроились на поляне, заложив руки за головы и бросив оружие к ногам. Два последних выволокли Хоннегера, который все еще был без сознания; к нему приставили караул.

С автоматами в руках мы с Мишелем проникли в замок; один из пленных показывал дорогу.

Внутри царил полный разгром. Картины известных мастеров в вычурных рамах вкривь и вкось висели по стенам салона, изрешеченные пулями Два пустых пенных огнетушителя свидетельствовали о том, что здесь тоже был пожар. В вестибюле валялся изуродованный взрывом труп Шарля Хоннегера; пол и стены здесь были утыканы осколками.

По каменной винтовой лестнице мы спустились в подвал; железная дверь гудела от ударов: кто-то стучался изнутри.

Едва мы отодвинули засов, как навстречу нам выскочила Ида Хоннегер. Мишель схватил ее за руку.

— Вы куда?

— Где мой отец? Брат?..

— Ваш брат убит, а отец… он пока жив.

— Неужели вы его?..

— Мадемуазель, — сказал я, — из-за него погибло двенадцать наших людей, не считая ваших.

— Это ужасно. Зачем они это сделали? — проговорила она и залилась слезами.

— Этого мы еще не знаем, — ответил Мишель. — Где девушки, которых они похитили? И эта, ну, как ее, кинозвезда.

— Мад Дюшер? Там, в погребе. А остальные, кажется, в подвале слева.

Мы вошли в подземелье. Керосиновая лампа тускло освещала стены. Мадлена Дюшер, очень бледная, сидела в углу.

— Должно быть, совесть у нее нечиста, — сказал Мишель.

— Вставай и выходи! — грубо добавил он.

Затем мы освободили трех девушек из деревни. Когда мы поднялись на первый этаж, там уже был Луи с остальными членами Совета.

— Старик Хоннегер пришел в себя. Пойдем, надо его допросить.

Хоннегер сидел на поляне, рядом с дочерью. Увидев нас, он поднялся.

— Я вас недооценивал. Мне надо было привлечь на свою сторону инженеров, тогда мы завладели бы этой Планетой.

— А для чего? — спросил я.

— Для чего? Разве вы не понимаете, что это был единственный случай, когда человек мог бы взять в свои руки судьбу человечества. Через несколько поколений мы создали бы расу сверхлюдей.

— Это из вашего-то материала? — спросил я насмешливо.

— У моего сырья было все, что нужно: настойчивость, мужество, презрение к смерти. И на вас я тоже рассчитывал. Но я ошибся, думая, что смогу захватить власть без вас. Надо было сделать это вместе с вами.

Он склонился к плачущей дочери.

— Пожалейте ее: она ничего не знала о моих планах и даже пыталась нам помешать. А теперь прощайте…

Быстрым движением он что-то сунул в рот, пробормотал: «Циан»— и рухнул на землю.

— Ну что ж, одним подсудимым меньше, — сказал Мишель вместо надгробного слова.

Добровольцы уже грузили на машины трофеи: четыре автоматические пушки, шесть пулеметов, сто пятьдесят ружей и автоматов, пятьдесят револьверов и большое количество боеприпасов. Замок был настоящим арсеналом, но самой ценной из всех находок был маленький печатный станок, совершенно новый.

— Непонятно, что они собирались делать со всей этой техникой на Земле?

— Один пленный показал, что Хоннегер возглавлял фашистскую организацию, — ответил Луи.

— В конце концов, все к лучшему. Теперь будет чем встретить гидр.

— Кстати, с тех пор их больше не видели. Вандаль и Бреффор заканчивают вскрытие маленькой гидры; они ее положили в бочку со спиртом. Этот Бреффор просто незаменим! Он уже научил деревенских ребят лепить глиняную посуду, как это делают индейцы Южной Америки.

Когда мы вернулись в деревню, было четыре часа пополудни. Сражение продолжалось меньше дня. Я добрался до дому и заснул как убитый. Мне снилась моя старая лаборатория в Бордо, мой шеф говорил мне: «Желаю Вам получше провести отпуск. Я уверен, что там вы найдете немало интересного, что стоит изучить…» Какая ирония! «Интересные мелочи»— это оказалась целая планета!

Потом я увидел массивную фигуру моего кузена Бернара в дверном проеме, потом гору, срезанную где-то внизу, на сотни метров подо мной…

Часов в шесть вечера меня разбудил брат, и мы отправились к Вандалю. Он ждал нас в школе: перед ним на столе лежала наполовину препарированная гидра, распространяя удушливый запах спирта. То на доске, то на листах бумаги Вандаль делал зарисовки. Бреффор и Массакр помогали ему.

— А вот и ты, Жан, — встретил меня Вандаль. — Я бы отдал десять лет жизни, чтобы продемонстрировать этот образчик в нашей академии! Поразительная анатомия!

Он подвел меня к рисункам.

— Я только начал изучать этих животных, но уже узнал много интересного. Судя по целому ряду признаков, они относятся к самым низшим организмам. Система кровообращения очень проста. Сердце с двумя желудочками, кровь синеватая, одна сильно разветвленная артерия, а дальше кровь идет по лимфатическим путям и возвращается к сердцу по одной толстой собирающей вене. Подкожные полости играют очень большую роль. У гидр даже после смерти ничтожная плотность тела. Пищеварение внешнее; желудочный сок впрыскивается в добычу, а затем питательная масса всасывается в желудок-глотку. Кишечник предельно прост. Но вот что удивительно! Во-первых, нервные центры: у гидр они необычайно сложны и развиты, у основания щупалец в хитиновой оболочке расположен настоящий мозг, под ним находится любопытный орган, напоминающий электрическую батарею ската. Этот орган и сами щупальца снабжены богато разветвленными нервами. Глаза столь же совершенны, как у наших млекопитающих. Если выяснится, что эти животные в какой-то степени разумны, я не удивлюсь. И вторая интересная вещь — водородные мешки. В этих огромных перепончатых мешках, занимающих всю верхнюю часть гидры, четыре пятых объема занимает водород! И вырабатывается этот водород в результате разложения воды при низкой температуре. По пористому каналу в специальном щупальце вода поступает в особый орган, где происходит ее химический распад. Я думаю, что кислород переходит в кровь, ведь этот орган сплошь опутан артериальными капиллярами. Ах, если бы нам удалось разгадать секрет этого катализа воды! Когда водородные мешки наполнены, удельный вес гидры меньше веса воздуха и она свободно плавает в атмосфере. Мощный плоский хвост служит ей плавником, но главным образом — рулем. Передвигается она в основном за счет сокращения особых полостей, выбрасывающих воздух, смешанный с водой. Эта смесь с огромной силой вылетает назад через настоящие дюзы. Я возбудил током мускулы одной полости, поместив в нее железное кольцо. Посмотри, что с ним сталось!

Толстое железное кольцо было скручено восьмеркой.

— Сила мышц просто невероятная!

На следующее утро меня разбудил стук в дверь. Пришел посыльный от Луи. Он предупредил меня, что сейчас начнется суд над пленными, над теми, кто не был ранен, и что я как член Совета должен в нем участвовать.

Я вышел. Голубое солнце вставало над деревней.

Суд собрался в большом сарае, превращенном по этому случаю в зал заседаний. Трибунал состоял из членов Совета и общественных представителей, среди которых были Вандаль, Бреффор, мой брат Поль, Массакр, пять крестьян, Бевэн, Этранж и шесть рабочих. Члены Совета сидели за столом на возвышении, остальные расположились вокруг нас. Перед нами было свободное пространство для обвиняемых, а дальше скамейки для публики. Вооруженная стража охраняла все выходы. Председателем трибунала был избран мой дядя. Возраст и моральный авторитет давали ему на это все права. Прежде чем приказать ввести обвиняемых, он поднялся и обратился к собравшимся:

— Еще никому из нас не приходилось быть судьей. А сегодня мы члены чрезвычайного трибунала. У обвиняемых не будет адвокатов, потому что мы не можем терять время на бесконечные споры. Поэтому мы должны быть по возможности справедливы и беспристрастны. Два главных преступника мертвы, и я хочу вам напомнить, что на этой планете, где мало людей, нам дорог каждый человек. Но нельзя забывать о том, что по вине обвиняемых погибло двенадцать наших добровольцев, а три наших девушки были подвергнуты постыдным оскорблениям. Введите обвиняемых!

— Где Менар? — спросил я его шепотом.

— Он с Мартиной разрабатывал теорию катастрофы. Это очень интересно. Поговорим потом.

Один за другим в сарай вошли обвиняемые в сопровождении вооруженной охраны. Их было тридцать один человек. Иду Хоннегер и Мадлену Дюшер ввели последними.

Мой дядя снова заговорил:

— Вы все обвиняетесь в грабеже, убийствах и в вооруженном нападении, а в совокупности в государственной измене. Кто ваш руководитель?

Обвиняемые секунду колебались, потом вытолкнули вперед рыжего великана.

— Когда хозяев не было, я командовал за них.

— Ваше имя, возраст, профессия?

— Бирон Жан, тридцать два года. Раньше был механиком.

— Вы признаете себя виновным?

— А какая разница, признаюсь я или нет? Вы все равно меня расстреляете!

— Не обязательно. Вы могли заблуждаться. И потом вы были не один! Что привело вас на путь преступления?

— После этой заварушки патрон сказал нам речь. Он сказал, что деревню захватила, извините, всякая сволочь, что мы на другой планете и что нужно спасать цивилизацию. А потом, — он поколебался, — если все пойдет хорошо, мы будем жить, как сеньоры в старые времена.

— Вы участвовали в нападении на деревню?

— Нет. Можете спросить у других. Все, кто там был, убиты. Это были люди хозяйского сына. Сам хозяин тогда очень злился. Шарль Хоннегер говорил, что он захватил заложника, а на самом деле ему нужна была эта девка, за которой он давно бегал. Хозяин этого не хотел. Да и я тоже. Это Леврен его надоумил.

— А чего добивался ваш хозяин?

— Я уже сказал. Он хотел быть господином этого мира. У него в замке имелось много оружия. А потом у него были свои люди. Ну, мы. Вот он и рискнул. А нам куда было деться? Мы все в прошлом наделали глупостей. И хозяин знал, что у вас почти нет оружия. Он не думал, что вы его сделаете так быстро!

— Хорошо. Увести. Следующий!

Следующим был юноша, блондин, который выкинул белый флаг.

— Ваше имя, возраст, профессия?

— Бельтер Анри, двадцать три года. Студент Политехнического института.

— А вы-то каким образом очутились среди этих бандитов?

— Я знал Шарля Хоннегера. Однажды мы играли в покер, и я проиграл за вечер все свои деньги на месяц вперед. Он заплатил мой долг. Потом он пригласил меня в замок и спас мне жизнь. А потом произошла катастрофа. Я не одобрял ни планов его отца, ни его поведения. Но я не мог предать Шарля. Ему я обязан жизнью. Но в вас я не стрелял ни разу!

— Проверим! Следующий. Да, еще один вопрос. Что вы изучали?

— Я занимался аэродинамикой.

— Кто знает, когда-нибудь и это пригодится.

— Мне хотелось еще сказать… Ида Хоннегер… она сделала все, что могла, чтобы вас предупредить.

— Мы знаем, и мы это учтем.

Допрос продолжался. Здесь были люди почти всех профессий. Большая часть обвиняемых принадлежала к организации фашистского толка. Не знаю, что думали остальные, но я, честно сказать, был в затруднении. Многие из этих людей искренне раскаивались, а некоторые производили впечатление просто обманутых парней. Ясно было, что главных виновников не было в живых. Верность Бельтера другу вызывала даже сочувствие. Никто из обвиняемых не сказал о нем ничего плохого; наоборот, большинство из них подтверждало, что в сражении он не участвовал. Но вот вышел двадцать девятый. Он сказал, что его зовут Жюль Леврен, что он журналист и что ему сорок семь лет. Это был маленький худой человек с костлявым лицом. Луи заглянул в свои записи.

— Свидетели показали, что вы не принадлежите к подручным Хоннегера. Вы были в замке гостем, но некоторые думают, что вы и есть главный хозяин. Вы стреляли по нашим, этого вы не можете отрицать. Кроме того, свидетели жаловались на вашу жестокость.

— Это ложь! Я никогда не видел этих людей. Я ни в чем не участвовал. Я был простым приглашенным.

— Врет! — не выдержал доброволец, охранявший дверь. — Я его видел у автоматической пушки в середине. Той самой, которая прикончила Салавена и Робера. Три раза я целился в этого сукиного сына, да жаль не попал.

Многие в зале поддержали добровольца. Журналист пытался протестовать, но его выволокли наружу.

— Введите мадемуазель Дюшер.

Вид у нее был жалкий, несмотря на обилие косметики. Она казалась испуганной и растерянной.

— Мадлена Дюшер, двадцати восьми лет, актриса. Но я ничего не сделала.

— Вы были любовницей Хоннегера-старшего, не правда ли?

— И старшего, и младшего! — послышался голос.

В зале раздался смех.

— Неправда! — крикнула она, — О, это ужасно! Выслушивать такие оскорбления!

— Хорошо, хорошо. Прошу соблюдать тишину! С вами разберемся.

— Ида Хоннегер, девятнадцать лет, студентка.

Заплаканная и растрепанная девушка выглядела гораздо моложе актрисы.

— Что вы изучали?

— Право.

— Боюсь, что здесь вам это не пригодится. Мы знаем, что вы сделали все возможное, чтобы предотвратить несчастье. Жаль, что вам это не удалось. Но по крайней мере вы помогли трем захваченным в плен девушкам. Что вы можете сказать об остальных подсудимых?

— Я их мало знаю. Бирон был неплохим человеком, Анри Бельтер заслуживает снисхождения. Он сказал, что не стрелял, и я ему верю. Правда он дружил с моим братом…

Она всхлипнула…

— Мой отец и брат тоже не были злодеями, они были вспыльчивы и честолюбивы. Когда я родилась, родители очень бедствовали. Богатство пришло внезапно и вскружило им голову. Во всем виноват этот человек — Леврен. Это он подсунул моему отцу Ницше, и тот вообразил себя сверхчеловеком. Это он подсказал ему безумный план завоевания планеты! Он способен на все! О, как я его ненавижу! — Девушка разрыдалась.

— Садитесь, мадемуазель, — негромко сказал дядя. — Мы посовещаемся, но вам опасаться нечего. Для нас вы скорее свидетельница, чем обвиняемая.

Мы удалились за занавес. Обсуждение было долгим. Луи и крестьяне настаивали на суровых мерах. Мишель, мой дядя, кюре и я сам стояли за более мягкое наказание. Людей было мало, обвиняемые ничего не поняли и просто последовали за своими главарями. В конечном счете мы пришли к согласию. Обвиняемых ввели, и дядя прочел им приговор.

— Жюль Леврен! Вы признаны виновным в предумышленном убийстве, грабеже и насилии. Вас приговорили к смертной казни через повешение. Приговор должен быть приведен в исполнение немедленно.

Бандит не выдал своих чувств, только смертельно побледнел. Ропот пробежал среди подсудимых.

— Анри Бельтер. Вы ничего не сделали во вред обществу и признаны невиновным, но поскольку вы ничего не сделали для того, чтобы нас предупредить…

— Я не мог…

— Молчите! Итак, продолжаю… Поскольку вы ничего не сделали для того, чтобы нас предупредить, вы лишаетесь избирательных прав до тех пор, пока не искупите свою вину.

— Значит, я свободен?

— Да, так же, как и все мы. Но если вы хотите остаться в деревне, вам придется работать.

— О, лучшего я и не желаю!

— Ида Хоннегер. Вы признаны невиновной, но в течение десяти лет вы не можете быть избраны. Мадлена Дюшер! За вами не установлено никаких проступков, за исключением сомнительной нравственности и, скажем, сомнительных привязанностей, — в зале послышались смешки, — к главным преступникам… Прошу соблюдать тишину! Вы лишаетесь всех избирательных прав и прикрепляетесь для работы на кухне. Все остальные! Вы приговариваетесь к принудительным работам на срок не свыше пяти земных лет. Этот срок вы можете сократить примерным трудом и поведением. Вы лишаетесь пожизненно всех политических прав, но они могут быть возвращены тому, кто этого заслужит, совершив героический подвиг во имя общества.

Осужденные, которые опасались гораздо более тяжкого наказания, радостно загомонили:

— Спасибо, ребята! — крикнул Бирон. — Вы просто молодцы!

— Заседание окончено. Уведите осужденных!

Кюре подошел к Леврену, который захотел исповедаться. Зрители разошлись, одни довольные приговором, другие возмущенные. Я спрыгнул с помоста и направился к Бельтеру. Юноша утешал Иду.

— Взгляните! — сказал я дяде, проходя мимо него. — Теперь понятно, почему они так защищали друг друга.

— Где вы будете жить? — спросил я у молодых людей. — Дюшер придется спать при кухне, хочет она того или нет, а с вами дело другое. Возвращаться в наполовину разрушенный замок, куда могут прилететь гидры, было бы просто безумием. Здесь тоже много разрушений и люди живут тесно. Кроме того, нужно вам подыскать работу. Теперь праздность запрещена законом.

— А где он написан, этот закон? Мы хотим быть честными гражданами, но для этого нам нужно знать законы.

— К сожалению, кодекс еще не составлен. У нас есть только разрозненные тексты и постановления Совета. Кстати, вы же учились на юриста?

— Я заканчивала второй курс.

— Вот и для вас нашлось дело. Вы займитесь нашим кодексом. Я об этом поговорю в Совете. А вас Бельтер, я возьму к себе. Вы будете помогать мне в министерстве геологии. С вашей научной подготовкой я из вас быстро сделаю приличного геолога-разведчика. Жалованье — питание в столовой и крыша над головой. Такое же, как у меня.

К нам подошел Мишель.

— Если ты собираешься сманить Бельтера, — предупредил его я, — то ты опоздал. Я уже с ним договорился.

— Тем хуже для меня. Тогда я договорюсь с сестрой. Астрономия подождет. Кстати, они с Менаром спустились из обсерватории. Вечером он хотел познакомить нас со своими теориями.

Я взглянул на небо. Гелиос стоял еще высоко.

— Ну, до вечера не близко! Послушай, Мишель, если эта девушка поселится с твоей сестрой, это ее не очень стеснит? Потом мы ей что-нибудь подыщем.

— А вот и Мартина! Можешь спросить у нее самой.

— Сделай это за меня. Боюсь я твоей сестры-звездочета!

— Ты не прав. Она очень славная и относится к тебе хорошо.

— Откуда ты знаешь?

— Она мне сама говорила!

Мишель рассмеялся и отошел.

VIII. ОРГАНИЗАЦИЯ

После полудня в школьном зале состоялось заседание Академии наук Теллуса. Докладчиком был Менар. Присутствовали Мишель и Мартина, Массакр, Вандаль, Бреффор, мой дядя, все инженеры, кюре, учитель, Ида с Анри, Луи, мой брат, я и несколько любознательных жителей деревни. Менар поднялся на учительскую кафедру и начал доклад:

«Я хочу изложить результаты своих расчетов и наблюдений. Как вы уже знаете, мы оказались на другой планете — будем называть ее Теллус, поскольку это имя за ней утвердилось. Ее окружность по экватору составляет примерно 50 000 километров; сила тяготения на поверхности — около 0,9 земного тяготения. У Теллуса есть три спутника; расстояние до них вычислено мной пока очень приблизительно: до Феба, самого маленького, но который нам кажется самым большим, — около 100 000 километров; до Селены, превосходящей по величине нашу старую Луну, — около 530 000 километров; до Артемиды, которая больше Луны раза в три, — около 780 000 километров. Сначала я полагал, что наша планетная система принадлежит к числу систем с двумя солнцами. Но я ошибся. В действительности Соль, маленькое красное солнце, всего лишь очень большая, еще не остывшая планета на внешней от нас орбите. У Соля оказалось одиннадцать спутников. Гораздо дальше Соля есть другие планеты; они все вращаются вокруг Гелиоса. Сейчас период противостояния: когда заходит Гелиос, восходит Соль. Но некоторое время спустя, примерно через четверть теллусийского года, начнется период, когда мы будем одновременно видеть два солнца, потом — только одно, а иногда — ни одного, что будет гораздо удобнее для астрономических наблюдений.»

Последнее Менар отметил с явным удовлетворением.

«Длительности дня и ночи были и остаются одинаковыми. Следовательно, мы на планете, ось которой имеет очень малый наклон к плоскости орбиты. Умеренная температура позволяет предполагать, что мы находимся где-то на сорок пятом градусе северной широты. Если принять склонение за нулевое, широта обсерватории будет равна сорока пяти градусам двенадцати минутам.

А сейчас я изложу вам единственную более или менее разумную гипотезу катастрофы, гипотезу, которую мне удалось разработать. Она пришла мне в голову сразу же после того, как мы оказались на Теллусе.

Вы, несомненно, знаете, что некоторые астрономы рассматривают Вселенную как некую сверхсферу или, точнее, как некий сверхсфероид с четырьмя измерениями, округленный в четвертом измерении и имеющий в этом измерении толщину в одну молекулу. Такой сфероид парит в сверхпространстве, которое мы можем представить лишь очень смутно, по аналогии. Большинство теоретиков утверждало даже, во всяком случае, последнее время, что помимо нашего Пространства-Времени ничего не существует, даже пустоты, ибо пустота — это пространство. Мне эта теория всегда казалась несовершенной, и теперь я, кажется, смогу ее опровергнуть. Согласно моей гипотезе, в сверхпространстве существует множество гиперсфер-вселенных, плавающих в нем, как, скажем, могло бы летать в этом зале множество детских воздушных шаров. Возьмем два таких шара. Один — это наша старая Вселенная, и там наша солнечная система, затерянная где-то в необъятности галактики. Второй — это вселенная, в галактике которой заключен Теллус. По неизвестным причинам две вселенные соприкоснулись. Произошло частичное взаимопроникновение двух миров, во время которого Земля и Теллус очутились в одном месте, где взаимодействовали два Пространства-Времени! По столь же неизвестным причинам кусок Земли был переброшен в иную вселенную; возможно, что и Теллус потерял в этой встрече часть своей массы, и тогда наши земляки, должно быть, охотятся сейчас на гидр где-нибудь в долине Роны. Ясно только, что обе вселенные двигались почти с одинаковой скоростью и в одном направлении и что скорости обращения Земли и Теллуса на орбитах также почти совпали, ибо иначе мы с вами вряд ли смогли бы уцелеть. Этим же объясняется и тот факт, что межпланетная экспедиция, в которой участвовал кузен присутствующего здесь Жана Бурна, отметила признаки катастрофы вблизи Нептуна, но обогнала ее и успела вернуться на Землю. Возможно, что некоторые дальние планеты нашей солнечной системы тоже „вылетели“ в другую вселенную — представляю, в каком смешном положении оказались бы тогда мои земные коллеги! Впрочем, я в это не верю.

Остается еще много необъяснимого. Почему не произошло внутриатомного взаимного проникновения, которое, по-видимому, вызвало бы чудовищный взрыв? Почему в результате катастрофы на новую планету была выброшена всего какая-то частица Земли? Этого мы не знаем и вряд ли сможем скоро узнать. И еще одно таинственное обстоятельство: каким-то чудом мы попали на планету, где есть органическая жизнь. Мсье кюре видит в этом перст провидения. Не знаю, не знаю…

Почти одновременно мне пришла в голову вторая гипотеза, еще более фантастическая. Я подумал, что произошел сдвиг во времени и мы очутились в далеком прошлом нашей собственной планеты, где-то в докембрии. Если во времени завязался какой-то узел, тогда наш Соль — это просто Юпитер. Однако эта теория не разрешает целого ряда проблем как физического, так и метафизического порядка, а наблюдения над Теллусом и другими планетами ее окончательно опровергают. Возможно также, что правы Мартина и Мишель, которые полагают, что мы на планете нашей Вселенной, с которой соприкоснулись в результате того, что произошел сдвиг пространства в его четвертом измерении. В таком случае мы можем оказаться на планете одной из солнечных систем — скажем, в туманности Андромеды, или, попросту, на другом краю нашей старой галактики. Будем надеяться, что дальнейшие наблюдения разрешат наш спор.

В заключение я хочу воздать должное пророческому гению некоторых романистов и напомнить вам, что Рони-старший в своей „Таинственной силе“ предвидел аналогичную катастрофу. Но там речь шла о вселенной, состоящей из иной материи, нежели наша. Тех, кто интересуется математической стороной изложенной теории, прошу обращаться ко мне…»

Менар сошел с кафедры и через минуту уже горячо спорил о чем-то с Мартиной, Мишелем и моим дядей. Я было приблизился, но, услышав о плотностях, поле тяготения и прочих страшных для себя вещах, поспешно отступил. Тут же меня отвел в сторону Луи.

— Послушай, теория Менара, конечно, очень интересна, но с практической точки зрения она ничего не дает. Ясно, что нам суждено жить и умереть на этой планете. Значит, нужно организовать жизнь. Дел еще непочатый край! Ты в прошлый раз говорил, что здесь неподалеку должен быть уголь. Как думаешь, он тоже перелетел сюда?

— Возможно. Я даже буду удивлен, если после всей этой встряски на поверхность не выскочил какой-нибудь стефанский или вестфальский пласт. Что ты смотришь? Это просто названия угольных пластов, которые можно было встретить в этом районе. Но должен тебя предупредить: ничего хорошего не жди! Несколько прослоек толщиной от пяти до тридцати сантиметров, и уголь тощий, не антрацит.

— И то будет неплохо! Главное, чтобы завод дал электричество. Ты ведь знаешь, на изготовление ракет мы истратили почти все запасы угля. Стали у нас совсем нет. Хорошо еще, что остался алюминий и дюраль.

Последующие дни прошли для меня в сплошной горячке. Совет принял ряд оборонительных мер. В нескольких километрах вокруг деревни мы оборудовали шесть сторожевых постов с герметическими убежищами; каждый из них был снабжен всем необходимым на случай осады и связан примитивной телефонной линией с центральным постом. Теперь, едва заметив гидр, наблюдатели должны были поднимать тревогу. Мы эвакуировали четыре слишком удаленные фермы, переведя их обитателей и весь скот в деревню. Отныне крестьяне работали на полях только под прикрытием пулеметов, установленных на грузовиках; чтобы сберечь горючее, в машины впрягали животных, которые и довозили охрану до места, где потом паслись или работали под ее защитой. Мы усовершенствовали ракеты и создали настоящую противовоздушную артиллерию. При первом же налете она вполне себя оправдала: из полусотни гидр было сбито штук тридцать.

Однажды утром мы с Бельтером и двумя вооруженными бойцами отправились разыскивать уголь. Как я и предполагал, месторождение оказалось недалеко — частично на уцелевшей территории, но главным образом в мертвой зоне, где отдельные пласты выходили прямо на поверхность.

— Удобнее всего начать отсюда, — сказал Бельтер.

— Пожалуй. Боюсь только, что в таком хаосе проследить пласт будет невозможно. Осмотрим нетронутый участок.

Я не ошибся: большинство пластов едва достигало толщины пятнадцать сантиметров, и лишь один — пятьдесят пять.

— Не завидую шахтерам, — сказал я. — Придется им здесь повозиться.

Воспользовавшись своим правом министра геологии, я мобилизовал тридцать человек на разборку путей, которые некогда шли к ближайшей железнодорожной станции. Точно так же мы сняли вторую колею с ветки от завода к глиняному карьеру, откуда шло сырье на завод. Благодаря открытию Муассака и Уилсона алюминий с 1967 года добывали не только из бокситов, и мы на Теллусе вернулись к старому способу лишь потому, что здесь оказались богатейшие залежи боксита поразительной чистоты. Разумеется, Этранж протестовал:

— Как ж я буду доставлять сырье на завод?

— Во-первых, я оставляю вам один путь из двух. Во-вторых, нам сейчас не понадобится такое количество алюминия, во всяком случае на первое время. В-третьих, ваш завод все равно не сможет работать, пока не будет угля. И в-четвертых, когда я отыщу руду, мы начнем выплавлять железо, которого хватит на все. А пока соберите железный лом — его здесь немало — и переплавьте на рельсы. В конце концов это ваша работа!

Кроме того, я реквизировал на заводе два маленьких паровозика из шести и достаточное количество вагонов. В известковом карьере я забрал три отбойных молотка и один компрессор.

Несколько дней спустя шахта уже работала и в деревне снова было электричество. Семнадцать «каторжников» стали шахтерами. Они работали под охраной, которая не столько стерегла их, сколько защищала от гидр. Довольно скоро эти люди забыли о том, что они осужденные, да и мы, признаться, тоже. Они стали просто шахтерами и под руководством бывшего штейгера быстро освоили свою подземную профессию.

Так в организационной работе незаметно пролетело два месяца. Мишель и мой дядя с помощью часовщика изготовили часы теллусийского времени. Нам очень мешало то, что сутки состоят из двадцати девяти земных часов; каждый раз, чтобы узнать время по своим часам, приходилось делать сложные подсчеты. Поэтому сначала мы выпускали часы двух типов: с циферблатом, разделенным на двадцать четыре «больших» часа, и с циферблатом, размеченным на двадцать девять земных часов. Позднее, через несколько лет была принята система, существующая до сих пор, — вы только с ней и знакомы. Сутки делятся на десять часов по сто минут, причем в каждой минуте — сто секунд, которые в свою очередь делятся еще на десять мигов. Секунды почти не отличаются от земных. Кстати, одним из первых результатов катастрофы было то, что все часы с маятниками разладились, к великому недоумению крестьян. Ведь сила притяжения на Теллусе меньше, чем на Земле!

Запасы продовольствия, пополненные за счет трофеев из подвалов замка, полностью обеспечивали нас на десять земных месяцев. Мы оказались в умеренном поясе Теллуса, в поясе вечной весны, и, если пшеница приживется в этом климате, могли рассчитывать на несколько урожаев в год. В долине было достаточно пахотной земли; нам ее должно было хватить, пока население не увеличится чрезмерно. К тому же и почва Теллуса выглядела плодородной.

Мы отремонтировали большое число домов и уже не ютились в прежней тесноте. Школа снова работала. Совет заседал теперь в большом металлическом ангаре. Здесь Ида властвовала над архивом, и здесь я обычно находил Бельтера, когда он мне бывал нужен. Мы составляли кодекс — основу нашего законодательства, стараясь по возможности не отходить от привычных на Земле норм, лишь упрощая их и приспосабливая к новым условиям. Эти законы действуют до сих пор. Кроме архива, в том же ангаре помещались зал собраний и библиотека.

Обе железные дороги — от шахты и от глиняного карьера — действовали нормально, завод работал по мере необходимости, выполняя наши заказы. Мы все были заняты, потому что рабочих рук не хватало. Жизнь в деревне кипела! Она напоминала скорее оживленный земной городок, чем одинокое селение на неведомой планете, затерянной в пространстве или, может быть, даже среди пространств. Выпали первые здешние дожди — грозные ливни, затянувшиеся дней на десять. Настали первые темные ночи, пока еще очень короткие. Трудно описать, что я почувствовал, когда впервые разглядел созвездия, которым суждено было стать нашими навсегда!

У членов Совета вошло в привычку собираться для полуофициальных бесед в деревенском доме моего дяди, либо — чаще, у него же в доме при обсерватории, который к тому времени отремонтировали. Там мы встречали Вандаля и Массакра, корпевших вместе с Бреффором над изучением гидр, там я видел Мартину, Бевэна с женой, своего брата, а иногда и Менара, когда его удавалось оторвать от вычислительной машины. Если на официальных заседаниях, где решались практические вопросы, всем заправлял Луи, то здесь, где больше говорили о науке и философии, признанным главой нашего кружка благодаря своей колоссальной эрудиции был мой дядя. Изредка брал слово Менар, и каждый раз мы поражались глубине мыслей, которые высказывал этот маленький человечек с козлиной бородкой. У меня сохранились об этих встречах самые светлые воспоминания, потому что именно тогда я по-настоящему узнал и оценил Мартину.

Как-то вечером я поднимался к обсерватории в чудесном настроении; в трех километрах от мертвой зоны, уже на почве Теллуса, мне удалось обнаружить на дне лощины первоклассную железную руду. Собственно, нашел ее не я, а один из моих людей, который принес мне кусок руды и спросил, что это такое. Но какая разница?

На повороте дороги мне повстречалась Мартина.

— А вот и вы! Я как раз шла за вами.

— Разве я опоздал?

— Нет. Остальные еще в обсерватории. Менар рассказывает о новом открытии.

— И все-таки вы пошли меня встречать? — спросил я польщенно.

— Почему бы и нет? Меня это открытие не очень интересует, потому что я сама его сделала.

— Что же вы открыли?

— В общем…

Но в тот день я больше ничего не узнал. Мартина подняла глаза да так и замерла с открытым ртом и глазами, расширенными от ужаса.

Я обернулся: гигантская гидра пикировала прямо на нас! В последнее мгновение мне удалось овладеть собой; я толкнул Мартину и шлепнулся наземь рядом с нею. Гидра промчалась мимо, промахнувшись на какой-то волосок. По инерции она пронеслась еще метров сто, прежде чем стала делать разворот. Одним движением я вскочил на ноги.

— Бегите в деревню! Там вдоль дороги деревья, спрячьтесь под ними.

— А вы?

— Я ее задержу. У меня револьвер, и надеюсь…

— Нет, я остаюсь.

— Бегите же, бога ради!

Но бежать было уже поздно. И я знал, что мне с моим револьвером вряд ли удастся убить чудовище. Рядом в скале была расщелина. Я силой столкнул туда Мартину и заслонил ее своим телом. Прежде чем гидра выбросила свое жало, я выстрелил пять раз подряд; должно быть, пули попали в цель, потому что чудовище заколебалось в воздухе и отлетело немного назад. У меня оставались еще три патрона и нож, длинный финский нож, всегда острый как бритва. Гидра повисла напротив нас, ее щупальца извивались, словно пиявки, и шесть глаз смотрели на меня тускло и зловеще. По легкому сокращению конуса гидры я понял, что сейчас она метнет жало. Выпустив последние три пули, я нагнул голову и с ножом в руке бросился к чудовищу. Мне удалось проскользнуть между щупальцами, ухватиться за одно из них. Боль от ожога была ошеломляющая, но я повис на гидре всем телом; она метнула жало в Мартину, промахнулась от моего толчка и расщепила роговое острие о скалу. Прижавшись к боку гидры, я кромсал ее финкой. Что было после, я уже плохо помню. Помню свою нарастающую ярость, помню лохмотья омерзительного мяса, хлещущие меня по лицу, потом почему-то земля ушла у меня из-под ног, падение, удар — все.

Очнулся я уже в постели в доме дяди. Надо мной хлопотали Массакр и мой брат. Руки мои покраснели, вздулись, левую сторону лица, казалось, кололи бесчисленные иглы.

— Как Мартина? — прошептал я.

— С ней все в порядке, — ответил Массакр. — Легкое нервное потрясение. Я дал ей снотворное.

— А со мной?

— Ожоги, вывих левого плеча. Вам повезло. Гидра отбросила вас метров на десять — и ни единого серьезного ушиба, если не считать плеча! Кусты смягчили удар. Плечо я вам вправил, пока вы были без сознания, это вас и привело в себя. Недельки две придется теперь полежать.

— Целых две недели? У меня столько дел! Я только что нашел железную руду…

Страшная боль свела мне руки.

— Скажите, доктор, у вас ничего нет против этого яда? Жжет просто невыносимо.

— Минут через пять будет легче: я положил успокаивающую мазь.

Дверь распахнулась настежь, и в комнату ворвался Мишель. Он бросился ко мне, но, увидев мои забинтованные руки, остановился.

— Доктор, что с ним?

— Пустяки!

— Ах, старина, старина! Если бы не ты, моей сестры уже не было бы…

— А ты что хотел, чтобы я позволил летающей пиявке сожрать нас только потому, что пиявка ошиблась в выборе пищи? — пытался я пошутить. — Кстати, она мертва?

— Мертва? Это не то слово! Ведь ты искромсал ее на ремни! Дружище, не знаю, как мне тебя благодарить…

— Не тревожься! На этой планете у тебя еще будет возможность оказать мне подобную же услугу.

— А теперь дайте больному уснуть! — прервал нас Массакр. — Сейчас его начнет лихорадить.

Все покорно направились к выходу. Когда Мишель был уже в дверях, я попросил его прислать ко мне завтра Бельтера.

Вскоре я забылся беспокойным сном, который продолжался несколько часов. Проснулся я совершенно обессиленный, но зато без малейших признаков лихорадки. Потом опять мирно заснул и проспал почти до следующего полудня. Лицо и руки болели уже куда меньше. Рядом с моей кроватью на стуле, согнувшись вдвое, спал Мишель.

— Он не отходил от тебя всю ночь, — сказал мой брат, появляясь в дверях. — Как самочувствие?

— Лучше, гораздо лучше! Как ты думаешь, когда я смогу встать?

— Массакр сказал, что через два-три дня, если приступ не повторится.

Внезапно из-за его спины выскользнула Мартина с подносом, на котором стоял фыркающий кофейник.

— Завтрак для Геркулеса! Доктор разрешил.

Она поставила поднос, помогла мне сесть, подсунув за спину подушки, и быстрым поцелуем коснулась моего лба.

— Вот вам награда, пусть хоть маленькая! Подумать только: если бы не вы, я бы сейчас была бесформенным трупом. Бр-р!

Она тронула Мишеля за плечо.

— Вставай, братец! Тебя ждет Луи.

Мишель, позевывая, встал, осведомился, как я себя чувствую, и ушел вместе с Полем.

— Луи тоже обещал сегодня зайти. А теперь, Геркулес, я вас покормлю.

— Почему «Геркулес»?

— Как почему? Сражаться врукопашную с гидрами!..

— А я-то думал, что вы намекаете на мое геркулесово телосложение! — протянул я с деланной обидой.

— Ну, раз вы шутите, значит, скоро поправитесь.

Она накормила меня как ребенка, потом дала чашку кофе.

— Вкусно! — похвалил я.

— Я рада. Я ведь сама готовила. Но если бы вы только знали!.. Мне пришлось обратиться за кофе в Совет, представляете? Это считается теперь лекарством!

— Боюсь, придется нам от кофе отвыкать. На Теллусе вряд ли найдутся кофейные деревья. Но это еще полбеды, а вот как быть с сахаром?..

— Ба! Найдем какое-нибудь сахароносное растение! А не найдем — в деревне остались ульи. Будем есть мед, как в старину.

— А цветы? На нашем осколке Земли их достаточно, зато на теллусийских растениях до сих пор не нашли ни одного цветка.

— Поживем — увидим. Я ведь оптимистка. Из миллиарда миллиардов у нас был всего один шанс уцелеть, и все-таки мы уцелели!

Стук в дверь прервал наш разговор. Это явились неразлучные Ида и Анри.

— Пришли взглянуть на героя! — сказала Ида.

— Хм, герой… Когда тебя загонят в угол, поневоле станешь героем!

— Не знаю, — вступился Анри. — Я бы, наверное, позволил себя съесть.

— Даже если бы с тобой была Ида?

— Что, что?

Я покраснел.

— Нет, я не то хотел сказать. Представь, что с тобой была бы Мартина или какая-нибудь другая девушка!

— Честно говоря, не знаю.

— Ты просто на себя клевещешь! Впрочем, я вызвал тебя не для этих разговоров. Возьми двух людей, которые были со мной, и разведай поподробнее рудное месторождение. Принеси мне различные образцы. В тот день, когда мы нашли железо, было уже поздно и я не смог подробно осмотреть месторождение. Если оно окажется стоящим, постарайся сразу наметить удобную трассу для железной дороги. Но не забывай про гидр: оказывается, они не везде летают стаями, я в этом убедился! Они могут напасть и по две, и по три, так что ты лучше возьми человек десять охраны и грузовик. А у вас, Ида, как дела?

— Начала систематизировать ваши декреты. Мне интересно: прямо на глазах зарождаются новые законы. Но ваш Совет… Вы присвоили себе диктаторские полномочия!

— Надеюсь, это временно. А пока иначе нельзя. Что нового в деревне?

— Луи в ярости. Он нашел наблюдателей, которые пропустили вашу гидру, — это ребята с третьего поста. А те оправдываются, говорят, что гидра была одна.

— Вот негодяи!

— Луи кричит, что их надо расстрелять.

— Ну это уж слишком…

Через пять дней, когда я впервые вышел из дому, опираясь на Мишеля и Мартину, мне рассказали, чем кончилось дело: ротозеев просто выгнали из охраны и приговорили к двум годам работы на шахте. Постепенно я поправился и все вошло в нормальную колею.

Мы проложили к рудному месторождению железную дорогу и построили примитивную домну. Руды — это оказался гематит — было немного, зато богатая, и на наши скромные нужды ее должно было хватить.

Первая плавка, несмотря на все знания Этранжа, прошла кое-как. Настоящего коксующегося угля у нас не было, поэтому чугун получился неважный, но все же мы его переварили в сталь. По совести говоря, на ближайшее будущее железа у нас было достаточно, и эту плавку мы поспешили выдать главным образом для того, чтобы испытать свои силы. Мы отлили рельсы и вагонные скаты. Возле рудника построили каменные убежища, где рабочие могли укрываться в случае нападения гидр, а кабины паровозиков мы переделали так, что при случае в них можно было запереться наглухо.

Погода не менялась: казалось, здесь царит нескончаемая, очень теплая весна. «Черные ночи» постепенно удлинялись. В обсерватории мой дядя и Менар открыли уже пять планет на внешних орбитах; на ближайшей к нам планете были обнаружены атмосфера и облака. Сквозь разрывы облачности можно было наблюдать моря и материки. Спектроскоп показал наличие кислорода и водяных паров. Наша соседка была примерно такого же размера, как Теллус, и имела два больших спутника. Удивительно, как глубоко сидит у нас в душе страсть без конца расширять свои владения! Даже мы, несчастные крохи человечества, не уверенные и в завтрашнем дне, даже мы обрадовались, когда узнали, что рядом с нами есть планеты, где смогут жить люди.

Недалеко от рудника мы для пробы распахали под защитой гарнизона около гектара теллусийской целины. Почва оказалась легкой, хорошо удобренной перегноем сероватых трав. Я немедленно приказал ее засеять различными сортами пшеницы, несмотря на протесты крестьян, которые твердили, что сейчас не время для сева. Мишелю пришлось целых полдня втолковывать им, что на Теллусе нет обычных времен года, а потому сеять или жать можно всегда, и лучше это делать сейчас, чем потом.

Когда началась пахота, мы снова столкнулись с плоскими змеями вроде той, что мы нашли во время первой разведки. Но та была уже мертвой, а этих пришлось убивать. Крестьяне прозвали их гадюками, и это имя за ними осталось, хотя с земными гадюками у этих созданий не было ничего общего. Длиной они были от пятидесяти сантиметров до трех метров. В сущности, их нельзя назвать ядовитыми, но они достаточно опасны: мощные полые зубцы на нижней челюсти впрыскивают в жертву необычайно сильный пищеварительный сок, который разжижает ткани, вызывая своего рода гангрену, и, если помощь не оказать немедленно, дело может кончиться ампутацией или даже смертью. К счастью, эти очень злобные и ловкие твари попадались нечасто. Одна укусила быка, который тут же подох, а другая — человека. Оказавшиеся на месте Вандаль и Массакр немедленно наложили жгут и ампутировали пораженную ногу. Это были единственные жертвы.

Вслед за растениями Теллус начали осваивать земные насекомые, и в первую очередь крупные рыжие муравьи, название которых я позабыл. Неподалеку от рудника Вандаль нашел целый муравейник! Муравьи с жадностью пожирали смолку, сочившуюся из серых растений, и размножались с удивительной быстротой. К тому времени, когда на опытном поле показались первые зеленые всходы, они уже кишели везде, легко расправляясь с маленькими насекомыми Теллуса, которые пытались бороться с пришельцами.

После бурного начала это были дни мира и тишины. Постепенно, понемногу мы преодолевали даже то, что казалось непреодолимым. Месяцы шли за месяцами. Мы собрали первый урожай, обильный на «земных» полях и просто великолепный на распаханном участке Теллуса. Похоже было, что пшеница акклиматизировалась на славу. Стада множились, но пастбищ пока хватало. Земные растения, по-видимому, были сильнее местных, и вокруг уже появлялись пятна смешанных степей. Странно было видеть, как знакомые наши травы окружают какой-нибудь пыльно-серый кустик с цинковыми листьями.

Лишь теперь, на досуге, я смог поразмыслить о самом себе. Сразу после катастрофы мной овладела растерянность, граничащая с отчаянием: я знал, что осужден на вечное изгнание, навсегда разлучен с друзьями, отрезан от них непреодолимой пропастью, которую не измерить никакими земными мерами. И я испытывал ужас перед неведомой планетой, населенной чудовищами. Затем необходимость немедленных действий: война с бандитами, организационная работа, ответственный пост министра, который мне навязали, — все это полностью захватило меня, и теперь я с удивлением замечал, что от прежних настроений не осталось и следа. Мной овладела жажда приключений, радостная и неутомимая страсть открывателя неведомых горизонтов.

Однажды я заговорил обо всем этом с Мартиной по дороге к обсерватории; теперь она и Мишель бывали там лишь изредка, посвящая большую часть своего времени общественным работам и обучению молоденького пастуха Жана Видаля, у которого оказались блестящие способности. Я тоже преподавал ему геологию, Вандаль — биологию, а мой брат — историю Земли. Впоследствии Видаль стал крупным ученым и, как вы знаете, был избран вице-президентом республики. Но не будем забегать вперед.

— Подумать только! — говорил я Мартине. — Когда мой кузен Бернар хотел взять меня в межпланетную экспедицию, я отказался наотрез. Я ему сказал, что сначала должен окончить институт, но на самом деле я просто боялся! Ради какой-нибудь окаменелости я готов был идти хоть на край земли, но от одной мысли о том, чтобы покинуть Землю, испытывал настоящий ужас! А теперь я на Теллусе и нисколько об этом не жалею. Удивительно, правда?

— Для меня это еще удивительнее, — отозвалась Мартина. — Я работала над диссертацией, в которой доказывала несостоятельность теории изогнутого пространства. И вот на опыте убедилась в ее справедливости!

Мы прошли уже полпути, когда завыла сирена тревоги.

— Черт, опять эти проклятые твари! Скорее в убежище!

Такие убежища от гидр стояли теперь почти всюду, и ближайшее было от нас метрах в тридцати. Мы припустились бегом, не думая о самолюбии, хотя на этот раз у меня, кроме ножа и револьвера, был с собой автомат. Заставив Мартину войти внутрь, я остался на пороге, изготовившись для стрельбы. Сверху покатились камешки, а следом за ними передо мной появилась черная фигура кюре.

— Ах это вы, мсье Бурна! Откуда летят гидры?

— Наверное, с севера. Сирена дала только один сигнал. Входите в убежище!

— Господи, когда только мы избавимся от этих адских созданий!

— Боюсь, что не скоро. А вот они и пожаловали! Спрячьтесь, у вас ведь нет оружия.

Высоко над нами появилось зеленое облачко. Совсем рядом с ним, но немного ниже в небе вспухли черные клубочки — разрывы ракет.

— Недолет! Ого, а вот это уже лучше!

Следующий залп угодил прямо в середину стаи, и через несколько секунд сверху начали падать клочья зеленого мяса. Оставив дверь полуоткрытой, я нырнул в убежище: даже после смерти гидры кожа ее причиняет жестокие ожоги.

В убежище Мартина беседовала с кюре, поглядывая в окошко с толстым стеклом. Гидры, словно сообразив, что в стае им оставаться опасно, пикировали группами по две-три штуки. Сквозь полуотворенную дверь я видел, как они вились над паровозом нашей узкоколейки; машинист в своей закрытой кабине был в безопасности. Внезапно я расхохотался: струя пара взвилась над паровозиком, и перепуганные гидры бросились врассыпную. Я все еще смеялся, оглядываясь вокруг. Внизу, в деревне, трещали выстрелы и на площади у колодца уже валялось несколько сбитых гидр. Внезапно какая-то тень закрыла небо. Я прыгнул в убежище и захлопнул за собой дверь; гидра пролетела над самой крышей. Прежде чем я успел просунуть свой автомат в бойницу, она была уже далеко.

Возглас Мартины заставил меня вскочить:

— Жан, скорее сюда!

Я бросился к окошку: к нам со всех ног бежал мальчик лет двенадцати, а за ним гналась гидра. До убежища оставалось еще метров полтораста. Несмотря на смертельную опасность, мальчишка, видимо, не растерялся: он бежал зигзагами, умело используя деревья, которые мешали его преследователю. Вся эта сцена мелькнула передо мной, как при вспышке молнии; в следующее мгновение я уже был снаружи. Гидра набрала высоту и теперь пикировала.

— Ложись! — закричал я.

Мальчик понял и прижался к земле; гидра промахнулась. Я дал по ней очередь в десять выстрелов на расстоянии пятидесяти метров. Чудовище подскочило в воздухе и снова развернулось для нападения. Я вскинул автомат, взял прицел на тридцать метров; после второго выстрела ствол заклинило. В чехле у меня был запасной ствол, но поставить его я бы уже не успел. Отбросив автомат, я выхватил револьвер. Гидра приближалась.

И тогда мимо меня пронесся пыхтя наш толстячок кюре в своей развевающейся сутане. Так быстро он, должно быть, не бегал ни разу в жизни! Гидра спикировала, но кюре успел раскинуть руки, прикрыть малыша и принять смертоносный укол на себя…

За эти секунды я сменил ствол и с расстояния десяти метров выпустил очередь за очередью, пока мертвое чудовище не рухнуло на тело своей жертвы.

Я огляделся: других гидр поблизости не было, да и в деревне стрельба затихла; лишь высоко в небе плыло несколько зеленых пятен. С трудом освободил я труп кюре — один грамм яда гидры убивал быка, а чудовище за раз впрыскивало кубиков десять, если не больше! Мартина легко подняла мальчугана, потерявшего сознание, и мы пошли к деревне. Жители опасливо отпирали забаррикадированные изнутри двери. Мальчик очнулся, и, когда мы его передали матери, он уже мог идти сам.

На площади у колодца нам повстречался мрачный Луи.

— Скверный день, — сказал он. — У нас двое убитых — Пьер Эвре и Жан-Клод Шар. Они не ушли в убежище, чтобы удобнее было стрелять…

— Трое убитых, — поправил его я.

— Кто третий?

Я объяснил.

— Жаль. Признаться, я не люблю священников, но этот погиб смертью храбрых. Надо похоронить всех троих с почестями.

— Делай как хочешь, мертвым это уже безразлично.

— Нужно поднять настроение живых. Многие в панике, несмотря на то что мы сбили тридцать две гидры.

Из зала Совета я позвонил дяде, чтобы он о нас не беспокоился. На следующий день состоялись похороны, на которых Луи произнес надгробную речь, прославляя героизм трех погибших.

С кладбища мы ушли с Мартиной и Мишелем. На полевой тропинке, куда мы свернули, чтобы сократить путь, нам попался труп гидры; огромная тварь длиной более шести метров, не считая щупалец, загромождала дорогу. Пришлось ее обойти. Мартина была бледна как мел.

— Что с тобой, сестричка? — спросил Мишель. — Опасность уже миновала.

— Ах, Мишель, я боюсь! Этот мир слишком страшен и жесток! Эти зеленые чудовища убьют нас всех!

— Не думаю, — сказал я. — Наше оружие улучшается с каждым днем. Если бы вчера мы были чуть-чуть поосторожнее, все обошлось бы без жертв. В сущности, индейцам в джунглях грозит гораздо большая опасность от тигров и змей…

— От яда змей есть противоядия, а тигры есть тигры, обыкновенные звери, которые не очень отличаются от нас. Но эти зеленые пиявки, которые переваривают тебя в твоей собственной коже… какой ужас! Я боюсь, боюсь… — закончила Мартина чуть слышно.

Мы утешали ее как могли, но, придя в деревню, убедились, что в утешении нуждалась не одна она. Подъехал состав вагонеток с рудой, и машинист вышел поболтать с крестьянином. Тот говорил:

— Тебе-то на все наплевать. Сидишь в своей кабине, запрешься и поглядываешь. А мы… пока вернешься с поля, пока загонишь быков и залезешь в убежище… нас эти твари успеют убить десять раз! Конечно, сирены, да что в них толку? Они всегда орут с опозданием. Ей-богу, как идти в поле, я теперь каждый раз молюсь! Только дома спокойно, да и то не очень…

Подобных разговоров мы наслушались в тот день досыта. Заколебались даже рабочие завода, хотя и работали в укрытии. Если бы гидры нападали ежедневно, я не знаю, чем бы все это кончилось. Но, к счастью, до самой великой битвы они больше не появлялись. Люди постепенно пришли в себя, и нам даже приходилось время от времени устраивать нагоняй слишком беспечным наблюдателям.

IX. ЭКСПЕДИЦИЯ

К тому времени, когда я разработал план экспедиции, мне стало ясно, что я люблю Мартину. Каждый вечер мы с нею поднимались к дому моего дяди, где вместе обедали. Иногда нас сопровождал Мишель, но обычно он приходил один, раньше. Я делился с Мартиной своими замыслами, и она мне дала немало полезных советов. Незаметно от деловых разговоров мы перешли к воспоминаниям.

Я узнал, что Мартина в тринадцать лет осталась без родителей, их целиком ей заменил Мишель. Он был астрономом, а потому, когда выяснилось, что у девочки явная склонность к точным наукам, привлек сестру к своей работе. Я случайно был хорошо знаком с членами первой экспедиции Земля — Марс (ее глава Бернар Верилак был моим двоюродным братом) и мог рассказать Мартине немало интересных подробностей об этом межпланетном полете. Какой-то восторженный репортер даже сфотографировал меня между Бернаром и Сигурдом Олесоном как «самого юного участника экспедиции», а потом на факультете насмешники не давали мне прохода. Тем не менее, когда мне предложили принять участие во втором перелете, я отказался, наполовину из-за того, чтобы не огорчать свою мать, — какое благородство! — а наполовину просто из трусости — вот тут уже благородством не пахло! Отыскав в дядиной библиотеке газеты того времени, я показал Мартине «знаменитую» фотографию. Она в свою очередь показала мне другой снимок: на докладе начальника экспедиции Поля Бернадака в пятом ряду слушателей слабой карандашной чертой были обведены головы юноши и девушки.

— Это Мишель и я. Для меня это был торжественный день!

— А знаете, в тот день я вас, наверное, видел! Я помогал Бернару демонстрировать диапозитивы!

Через увеличительное стекло мне удалось рассмотреть на снимке тогда еще полудетское лицо Мартины.

Так от вечера к вечеру мы становились друг другу все ближе и однажды, уже не помню как, перешли на «ты». А в один из вечеров, когда Мишель ожидал нас на пороге дома, мы появились перед ним рука об руку. С лукавой усмешкой он простер свои руки над нашими головами и торжественно произнес:

— Дети мои, в качестве главы семьи даю вам свое благословение!

Смутившись, мы переглянулись.

— Что такое? Может быть, я ошибся?

Мы ответили одновременно:

— Спроси у Мартины!

— Спроси у Жана!

И все трое покатились со смеху. На следующий день я изложил на заседании Совета свой давно задуманный план экспедиции.

— Сумеете ли вы, — обратился я к Этранжу, — переделать грузовую машину в своего рода легкий броневик с дюралевой броней и башней для автоматической пушки? Это необходимо для исследования Теллуса.

— А для чего вообще нужно такое исследование? — вмешался Луи.

— Очень нужно. Ты знаешь, что сырья у нас в обрез. Железной руды едва хватит на два года, и то если мы будем экономить. Нас окружают болота и степь, где рудные выходы искать очень сложно. Нам надо добраться до гор. Кстати, там мы, может быть, найдем и леса, которые поставят нам дешевую древесину, иначе мы скоро вырубим здесь все деревья, а их и так осталось немного. Может быть, мы встретим полезных для нас животных, может быть, отыщем уголь — кто знает! А может быть, найдем такое место, где нет гидр. Врядли они улетают далеко от своего болота!

— Сколько тебе понадобится горючего?

— А сколько берет лучший грузовик?

— Двадцать два литра на сто километров. С грузом и по бездорожью будет брать до тридцати.

— Скажем, тысячу двести литров. Тогда наш радиус действия будет две тысячи километров. Так далеко я не собираюсь заезжать, но надо учесть всякие зигзаги.

— Сколько человек ты просишь?

— Считая меня, семь. Я думаю взять Бельтера, он уже научился отличать основные минералы; Мишеля, если он захочет…

— Конечно, захочу! Я давно мечтал изучать планеты на месте, а не только в телескоп.

— Ты мне очень поможешь в определении топографических высот. Что касается остальных, то я еще не решил.

План экспедиции был утвержден единогласно, если не считать воздержавшегося Шарнье. И на следующий день Этранж дал рабочим указания приступить к переделке грузовика.

Мы выбрали машину со сдвоенными задними баллонами. Слишком хрупкие стекла заменили плексигласом, позаимствованным из запасов обсерватории, проверили все замки и поставили на стеклоподъемники листы дюраля, которые могли в случае необходимости наглухо закрыть окна. Перегородку между кабиной и кузовом мы разобрали, кузов расширили и превратили в каюту с полукруглой крышей, обшив каркас из прочных стальных дуг толстыми дюралевыми листами. Над крышей поставили вращающуюся башенку с автоматическим пулеметом двадцатимиллиметрового калибра; стрелок мог поворачивать ее с помощью педалей. Кроме пушки наше вооружение состояло из пятидесяти дальнобойных ракет длиной сто десять сантиметров, двух ручных пулеметов и четырех автоматов. Для пушки мы взяли восемьсот снарядов, для пулеметов — по шестьсот патронов, и для автоматов — по четыреста на каждый. Шесть дополнительных баков по двести литров вместили запас горючего. В кузове установили шесть откидных коек в два ряда, по три друг над другом, маленький складной столик и ящики с продовольствием, которые одновременно должны были служить стульями. Инструменты, приборы, взрывчатка, баки с питьевой водой и маленький приемник-передатчик заняли все свободные углы внутри, а то, что не уместилось, мы привязали снаружи на крыше. Там же, вокруг башни, легли шесть новых шин для нашего броневика. Каюта освещалась двумя лампочками и тремя закрывающимися изнутри окнами. Бойницы в броне позволяли вести круговой обстрел. Мы заново перебрали весь мотор, всю ходовую часть, и в моем распоряжении оказалась достаточно мощная боевая машина, которой не страшны никакие гидры. Горючего нам должно было хватить на четыре тысячи километров, а запаса продовольствия — на двадцать пять дней. Во время испытаний грузовик легко шел по дороге со скоростью шестьдесят километров в час, но по пересеченной местности нужно было рассчитывать самое большее на тридцать. Тем временем я продолжал подбирать экипаж. У меня уже был список на шесть человек.

Начальник экспедиции и геолог — Жан Бурна; заместитель начальника — Бреффор; зоолог и ботаник — Вандаль; штурман — Мишель Соваж; геологоразведчик — Бельтер; механик и радист — Поль Шеффер. Последний — бывший бортмеханик — был другом Луи. Я не знал, кого взять седьмым. Мне хотелось пригласить Массакра, но тому нельзя было отлучиться из деревни, где его помощь могла понадобиться в любой момент. Оставив незаконченный список на столе, я куда-то вышел; а когда вернулся, внизу смелым почерком Мартины было приписано: «Санитарка и повариха — Мартина Соваж».

Сколько мы с Мишелем ни бились, нам так и не удалось ее отговорить. В конечном счете я был даже рад, когда Мартина заставила меня сдаться: она была сильна, смела, превосходно стреляла, и, кроме того, я был уверен, что в нашем броневике мы, в сущности, можем ничего не опасаться. Последние приготовления подходили к концу. Каждый как мог рассовал свои книги и личные вещи, каждый выбрал себе койку. Мартина заняла самую высокую справа, а я — слева. Подо мной были Вандаль и Бреффор, ниже Мартины — Мишель и Бельтер. Шефферу предстояло спать на сиденье водителя: для его ста шестидесяти сантиметров кабина была достаточно широка. Боясь, что внутри будет слишком жарко, мы установили дополнительный вентилятор. Люк в крыше и лесенка позволяли выбраться наверх, но при малейшей опасности все должны были немедленно прятаться в кузов.

И вот настало утро голубого дня, когда мы заняли свои места. Я сел за руль. Мишель и Мартина — рядом со мной, Шеффер, Вандаль и Бреффор вылезли на крышу, а Бельтер забрался в башню к пушке; со мной он был связан телефоном. Перед отъездом я убедился, что водить машину, исправлять обычные поломки и стрелять из пулемета может каждый из нас.

Пожав руки друзьям и обняв на прощание дядю и брата, я тронул грузовик. Мы свернули на дорогу к замку. Бельтер из люка башни долго еще махал рукой Иде, которая в ответ размахивала платком.

Я был взволнован, счастлив и распевал во всю глотку. Мы проехали мимо развалин, потом вдоль полотна узкоколейки и по новой, едва намеченной дороге, выбрались к руднику. Наблюдатели были на местах. Несколько рабочих прохаживались группами перед началом смены, другие закусывали. Дружески простившись с ними, мы двинулись дальше, в степь, прямо по серой теллусийской траве.

Сначала то здесь, то там еще попадались земные растения, но вскоре они исчезли. Через час последняя колея, самая крайняя точка, куда мы доезжали во время наших разведок, осталась позади. Перед нами была неведомая планета.

Легкий западный ветерок волновал траву, которая с сухим шелестом ложилась под колеса грузовика. Почва была твердой и удивительно ровной. Серая степь расстилалась вокруг, насколько хватал глаз. На юге собирались редкие белые облака, «обыкновенные облака», как заметил Мишель.

— В каком направлении мы едем? — спросил он, раскладывая на планшете свои штурманские приборы.

У Теллуса оказалось такое же постоянное магнитное поле, как у Земли, и наши компасы действовали превосходно, с той лишь разницей, что здесь все было наоборот и северный конец стрелки указывал на юг.

— Сначала прямо на юг, потом на юго-восток. Так мы обогнем болото. Во всяком случае, я на это надеюсь. Потом прямо к горам.

В полдень мы остановились и первый раз позавтракали «под сенью грузовика», как выразился Поль Шеффер, сенью, скорее воображаемой, чем реальной. Хорошо еще, что нас освежал слабый ветерок.

Мы весело попивали вино, когда трава рядом с нами вдруг зашевелилась и оттуда выскочила плоская гадюка. Не дав нам опомниться, она ринулась вперед и впилась… прямо в левую переднюю шину грузовика, которая тотчас начала оседать с характерным шипением.

— А чтоб тебя! — выругался Поль, прыгнул в кабину и выскочил обратно с топором в руках.

— Не испортите ее, прошу вас! — кричал Вандаль, но Поль не обращал внимания; одним ударом он рассек змею, да так, что лезвие топора ушло в почву по самую рукоятку.

Мы покатились со смеху.

— Должно быть, эта добыча показалась ей суховатой, — проговорил Мишель, пытаясь разжать челюсти гадюки. Но для этого понадобились клеши. Размонтировав шину, мы убедились, что желудочный сок этой твари обладал невероятной силой: резина уже сморщилась, а корд вокруг прокола растворился бесследно.

— Прошу прощения, — сказал Мишель, поворачиваясь к останкам плоской змеи. — Я не знал, мадам, что вы можете переваривать каучук!

Мы поехали дальше, держа среднюю скорость двадцать пять — тридцать километров в час. К вечеру позади осталось триста километров. Несколько раз я пытался свернуть влево, но там все еще тянулось болото. Ночь прошла спокойно. Лишь на следующий день после трех часов быстрой езды мы смогли наконец изменить направление. По-прежнему вокруг шелестела серая трава, изредка попадались кусты да несколько раз нам пришлось объезжать овраги. Мы двигались к горам, возвышающимся на линии горизонта.

Часов в десять погода начала портиться, и, когда мы остановились для полуденного завтрака, дождь вовсю барабанил по дюралевой броне. Поели, не выходя из машины, кое-как, в тесноте. Тем временем дождь превратился в ливень, видимость была отвратительной, и я решил переждать.

Мы приоткрыли окна, чтобы в машине было свежее, и расположились кто как хотел — одни на койках, другие вокруг стола. Я полулежал на переднем сиденье, Мишель и Мартина сидели на пороге проема, соединявшего кабину с кузовом. Лениво текла беседа. Мы с Мишелем дымили трубками, остальные покуривали сигареты. Благодаря какой-то счастливой случайности в деревне помимо большого запаса табака у одного из жителей оказалась табачная рассада, и теперь мы сами выращивали табак, не опасаясь вмешательства акцизных чиновников.

Дождь лил семнадцать часов подряд и, по словам дежурных, не прекращался ни на минуту. Когда мы утром проснулись, он все еще шел, хотя и не так сильно. Вся равнина была покрыта водой: плотный перегной медленно впитывал влагу. Мишель попробовал тронуться с места; грузовик забуксовал, но потом покатился, осторожно набирая скорость.

К концу третьего дня пути мы проехали уже шестьсот пятьдесят километров и заметно приблизились к горам. Местность менялась: теперь вокруг были цепи холмов, вытянутые с юго-запада на северо-восток. Между двумя такими цепями мне удалось сделать очень важное, открытие.

Уже вечерело. Мы остановились у подножия красноватого глинистого холма, на котором даже трава не росла. Захватив автомат, я вылез из грузовика и отправился прогуляться. Шел я не торопясь: поглядывал время от времени на небо и раздумывал над тем, можно ли применять на Теллусе законы земной геологии. Когда я уже склонялся к положительному ответу, мне почудилось в воздухе что-то странное, необъяснимое, но очень знакомое! Я остановился. Передо мной было небольшое маслянистое болотце со скудной растительностью: пучки рыжей, ржавой травы лишь кое-где торчали из воды, затянутой радужной пленкой. От неожиданности я чуть не подскочил: от болотца тянуло нефтью!

Я приблизился. Там, где болото слегка вдавалось в берег, на поверхность вырывались пузырьки газа. От огня зажигалки они легко вспыхивали, но это еще ничего не доказывало — обыкновенный болотный газ тоже горит. Но радужная пленка… По всем признакам здесь была нефть, и, очевидно, на незначительной глубине. Я обследовал местность. Слой глины, из которой состоял холм, здесь переходил в темный сланец, а в ста метрах от болотца сланцевый пласт упирался в обрыв из белого известняка. Все признаки сброса были налицо! Это меня обеспокоило. В результате сброса нефть могла разлиться по поверхности — тогда месторождение было бы для нас потеряно, — но могла и остаться где-то совсем неглубоко. Одно, во всяком случае, было несомненно: нефть на Теллусе есть и так или иначе мы сможем ее добывать.

Тщательно отметив на маршрутной карте это место, мы двинулись дальше, огибая с юга гряду гор, вернее, высоких холмов, так как они не поднимались выше восьмиста метров. Это была известняковая гряда, по-видимому, совсем недавнего происхождения: следы эрозии на ней почти не были заметны. В одной отвалившейся глыбе я нашел окаменелую раковину, похожую на нашу земную брахиоподу. Значит, на Теллусе кроме бескостных гидр есть или были существа с твердым панцирем.

Растительность по-прежнему оставалась унылой и однообразной, серая трава да серо-зеленые «деревья», то бишь просто кусты. На остановках Вандаль превращал стол в лабораторию и склонялся над микроскопом, но до сих пор ему не удалось обнаружить ничего сенсационного. Клетки растений были такими же, как на Земле, если не считать того, что многие имели всего по одному ядру. У этих растений не было цветов: они размножались спорами, как на Земле в палеозойскую эру.

Сразу же за цепью холмов перед нами предстала могучая горная гряда со снеговыми вершинами. Центральная была особенно хороша! Ее гигантские размеры поражали глаз. Черная как ночь, под ослепительной снежной шапкой, эта гора стояла на равнине огромным конусом с геометрически правильными очертаниями. Мы назвали ее пиком Тьмы.

Теперь мы держали курс на черного великана. Мишель сделал прикидку, быстро вычислил его высоту и даже присвистнул от удивления:

— Ого! Не меньше двенадцати тысяч семисот метров!

— Двенадцать? Значит, это выше Эвереста на…

— Да, на три километра с лишним.

— Но почему так хорошо видно вершину? Ведь она должна быть выше облаков?

— Потому, что как раз сейчас облаков нет. И вообще они на Теллусе, видимо, редкость. Зато когда соберутся!.. Помнишь позавчерашний ливень?

— Надо полагать, дожди здесь идут не так редко, как ты думаешь. Без них вся эта растительность погибла бы давно.

Мы двигались к подножию пика Тьмы без происшествий, как вдруг перед нами возникло почти непреодолимое препятствие. Местность резко пошла на уклон, и мы увидели внизу на дне широкой долины реку. Берега ее покрывали древовидные растения: из всего, что нам до сих пор попадалось, ничто еще так не походило на наши земные деревья. У них были даже соцветия, которые Вандаль сравнил с пестиками некоторых голосемянных.

Но как переправиться через реку? Не очень широкая, всего метров двести, она была глубока и стремительна, с черной, жуткой водой. В память о родном крае я назвал ее Дордонью. Гидры вряд ли могли обитать в ее быстрых водах, но на всякий случай следовало держаться настороже.

Мы двинулись вверх по течению, надеясь отыскать более подходящее место для переправы, и к вечеру неожиданно для нас самих достигли истоков реки: уже глубокая и полноводная, она вытекала из-под известнякового обрыва, поросшего кустарником. Нелегко было провести машину по этому скалистому мосту, заваленному крупными обломками и пересеченному рытвинами, но в конце концов нам это удалось. По противоположному берегу мы спустились немного ниже и повернули теперь уже прямо к пику Тьмы.

Благодаря какому-то обману зрения нам казалось, что этот пик примыкает к горной гряде, но на самом деле он одиноко возвышался на равнине далеко впереди остальных гор. Базальт и черная лава сверкали на монолитном теле великана — еще одно доказательство недавней вулканической деятельности. Жидкие лавы обычно сглаживают неровности склонов, пока сами не начинают трескаться и разрушаться.

Широкие потоки застывшего вулканического стекла — обсидиана — спускались к самому подножию горы. К одному из них я подошел, даже не подозревая, что здесь меня ждет поразительная находка. Куча обсидиановых осколков лежала на выступе. Один из них привлек мое внимание. Казалось, ему была искусственно придана форма лаврового листа. Точно такие же наконечники для стрел делали наши далекие земные предки в эпоху солютре (эпоха позднего палеолита в Европе).

X. ССВИСЫ

Я отозвал в сторону Вандаля, Мишеля и Бреффора и показал им свою находку.

— А ты уверен, что это не случайная игра природы? — спросил Мишель.

— Совершенно уверен. Взгляни на общую форму, на отделку. Это точная копия наконечника каменного века.

— Или индейских наконечников из обсидиана, — добавил Бреффор. — Ты мог их видеть в Музее человека в разделе Южной Америки, если только туда заходил.

— Значит, на Теллусе есть люди?

— Не обязательно, — ответил Мишелю Вандаль. — Разум может обитать не только в человеческом теле. Во всяком случае, на Теллусе мы до сих пор не встречали ничего сходного с земными формами жизни.

— Согласен! — поддержал его я. — Если мой кузен обнаружил гуманоидов на Марсе, это вовсе не значит, что мы найдем их здесь.

— А что, если это такие же земные, как мы? — предположил Мишель. — Может быть, у них не оказалось никаких других средств и они вернулись к орудиям каменного века?

— Не думаю, — возразил Бреффор. — На Земле сейчас лишь очень немногие умеют так обрабатывать камень, как в доисторические времена. А изготовление такого наконечника, поверьте мне, требует высокого мастерства, которое можно приобрести только многолетней практикой. В любом случае нам надо предупредить остальных и смотреть в оба!

Так мы и поступили. Я проверил фары и прожектор, связанный с вращающейся башней. Ночные дежурства были на всякий случай удвоены, первыми встали на вахту я и Мишель. Он сел на место стрелка, а я на переднее сиденье, просунув в бойницу дуло автомата и положив рядом заряженный магазин.

Через несколько минут я сказал в телефон:

— Слушай, Мишель, давай время от времени переговариваться, чтобы не задремать. Если хочешь, кури свою трубку, только чтобы свет зажигалки снаружи был незаметен.

— Добро! Если что-нибудь увижу, я тебе сразу же…

Внезапно страшный оглушительный рев прозвучал во тьме совсем рядом. Это был даже не рев, а какой-то трубный, клокочущий звук, переходящий в пронзительный визг, от которого сжималось сердце. Я оцепенел. Должно быть, у гигантских ящеров юрской эпохи были такие же душераздирающие голоса. Неужели мы забрались в царство тиранозавров?

— Ты слышал? — прошептал Мишель в микрофон.

— Еще бы!

— Что это за дьявольщина? Может, включить прожектор?

— Тебе что, жить надоело? Замри и молчи!

Грозный крик прозвучал снова, теперь уже ближе. При бледном свете Селены я различил над стеной деревьев движение какой-то огромной черной массы. Еле дыша, я вставил магазин в автомат; легкий щелчок прозвучал для меня как гром. Надо мной, чуть скрипнув, развернулась башня: Мишель тоже увидел это и прицелился. В наступившей тишине слышалось только безмятежное похрапывание Вандаля. Здорово же они все вымотались, если даже такой рев не смог их разбудить!

Пока я раздумывал, не поднять ли остальных по сигналу тревоги, темная масса задвигалась и вышла из-за деревьев. В полутьме я с трудом различил увенчанную гребнем спину, короткие массивные лапы и рогатую плоскую голову с очень длинной мордой. Какая-то странность в походке чудовища привлекла мое внимание. У него было шесть лап! В длину чудовище достигало двадцати пяти — тридцати метров при высоте метров пять-шесть.

Я сдвинул предохранитель, но не решился положить палец на гашетку, боясь, что нервы у меня не выдержат и я дам очередь.

— Внимание! — сказал я. — Приготовься, но не стреляй.

— Что это за мерзость?

— Не знаю. Внимание!

Чудовище снова зашевелилось. Теперь оно шло на нас! Голова его была увенчана плоскими развесистыми, как у лося, рогами, сверкавшими при лунном свете. Медлительно переваливаясь и чуть не волоча по земле брюхо, гигант протащился мимо, снова ушел за деревья, и я потерял его из виду. Это были страшные минуты! Когда чудовище снова вышло из-за деревьев, оно было уже далеко и скоро совсем растворилось в темноте.

Облегченное «уфф!» послышалось в телефоне. Я ответил Мишелю тем же.

— Оглядись вокруг, — сказал я.

По скрипу педалей я понял, что Мишель разворачивает башню. И вдруг услышал его сдавленный возглас:

— Скорей! Лезь сюда!

Я вскарабкался к нему по лестнице и примостился рядом, по другую сторону от пулемета.

— Смотри! Там, прямо перед тобой, вдали!

Еще вечером мы заметили в том направлении скалистый склон; теперь на этом склоне мерцали огни, изредка заслоняемые чем-то темным.

— Костры! В пещерах! Вот где живут те, кто делает наконечники из обсидиана!

Мы смотрели на эти огни словно загипнотизированные, лишь изредка отрываясь, чтобы оглядеться вокруг. И когда несколько часов спустя занялась красная заря, мы все еще не могли оторваться.

— Почему вы нас не разбудили? — возмутился проснувшийся Вандаль. — Когда я еще увижу этого зверя!

— Правда, это не по-товарищески! — поддержала его Мартина.

— Я об этом не подумал, — ответил я. — Пока чудовище было рядом, я не хотел, чтобы вы вскакивали и шумели спросонок, а потом оно ушло. Сейчас мы с Мишелем поспим. На страже будут Вандаль и Бреффор. О том, что надо смотреть в оба, вы сами знаете. Стреляйте только в случае крайней необходимости! Ты, Шарль, — обратился я к Бреффору, — возьми второй автомат и поднимись в башню. Пулемет используйте лишь тогда, когда иначе будет нельзя: патронов у нас маловато. Но если понадобится — не жалей их! Выходить из машины запрещаю. Когда взойдет Гелиос, разбудите меня.

Но поспать нам удалось только час! Выстрелы и резкие толчки рванувшейся с места машины прервали сон. В мгновение ока я соскочил с койки, и тут же мне на голову свалился полусонный Мишель. Я увидел Поля за рулем и спину Вандаля, припавшего к автомату; Мартина подавала ему перезаряженные магазины. Сзади со старым автоматом в руках Бреффор не отрывался от бойницы. Башня разворачивалась в разные стороны, и тяжелый пулемет бил короткими очередями по четыре-пять выстрелов.

— Мишель, подавай ленту для пулемета!

Я перебрался на переднее сиденье.

— Что случилось? Куда мы мчимся?

— Горит степь.

— В кого стреляете?

— В тех, кто ее поджег. Вот они!

Над высокой травой я увидел, вернее, как мне показалось, верхнюю часть тела человека, скакавшего параллельно броневику, почтя не отставая.

— Всадники?

— Нет, кентавры!

И словно для того, чтобы оправдать меткость определения Вандаля, одно из этих существ выскочило на открытый участок метрах в ста впереди. С первого взгляда казалось, что это действительно легендарный кентавр. Четыре тонких ноги несли его горизонтально расположенное туловище, а спереди поднимался на высоту двух метров перпендикулярно почти человеческий торс с лысой головой и двумя длинными руками. Коричневая кожа этого существа лоснилась, как только что очищенный индийский каштан. В левой руке оно держало пучок длинных палок. Схватив одну из них правой рукой, существо устремилось к нам и метнуло свою палку.

— Дротик! — воскликнул я, не веря своим глазам.

Дротик воткнулся в землю, не долетев до нас несколько метров, и с треском переломился под колесами. Взволнованный крик из кузова отвлек меня:

— Быстрее! Быстрее! Огонь настигает!

— Мы и так на пределе — пятьдесят пять километров в час! — отозвался я. — Пламя близко?

— Метрах в трехстах, не больше. Ветер гонит его за нами.

Мы продолжали мчаться напрямик. «Кентавры» исчезли.

— Как это произошло? — спросил я Мартину.

— Мы как раз говорили о чудовище, которое вы видели ночью, когда Бреффор заметил позади огонь. Он сказал об этом Вандалю. И тут же появилось штук сто этих существ. Они начали забрасывать нас дротиками. У некоторых, по-моему, были даже луки. Мы ответили очередью и пустились наутек. Вот и все.

— Пламя догоняет! — крикнул Бельтер. — Оно уже в ста метрах!

Справа все уже было затянуто дымом. Искры проносились над грузовиком, зажигая новые очаги, которые приходилось объезжать.

— Прибавь газу, Поль, — сказал я.

— И так жму на полную — шестьдесят в час. И если полетит полуось…

— Тогда мы изжаримся заживо. Но она не полетит!

— Налево, Поль, налево! — закричал Бреффор. — Там нет травы!

Шеффер круто свернул, и через несколько мгновений мы уже мчались по широкой голой полосе рыжеватой глины. Горы были недалеко, и Гелиос поднимался все выше. Я взглянул на часы: с того времени, как мы с Мишелем улеглись поспать, прошло всего полтора часа.

Теперь наше положение было получше. Вокруг, может быть на несколько километров, расстилалось обнаженное пространство, лишенное всякой растительности. С нашим вооружением здесь нам нечего было бояться. Ни дротики, ни стрелы не могли пробить броню грузовика, единственным уязвимым местом были шины. Мы остановились.

Скоро огонь подступил к нашему спасительному острову и обогнул его слева. Целый поток неведомых странных зверьков устремился к нам, спасаясь от пламени.

Вандаль выскочил наружу, и ему удалось поймать несколько штук. Самых разных размеров: одни не больше землеройки, другие с небольшую собаку; все они имели по шесть лап и по три или шесть глаз.

Справа от нас огонь натолкнулся на влажные заросли и начал угасать. Слева пламя ушло вперед. Оно достигло группы деревьев, которые затрещали и вспыхнули, словно облитые бензином. Раздался ужасающий рев. Огромное тело мелькнуло среди огня и устремилось раскачиваясь прямо к нам! Это было ночное чудовище или его собрат: очевидно, в роще находилась его лежка. Метрах в пятистах от нас, уже на голом пространстве, зверь остановился. В подзорную трубу я мог теперь рассмотреть его во всех подробностях. Если не считать шести лап, чудовище в общем походило на динозавра. Увенчанная гребнями спина, длинный хвост, утыканный колючками, морщинистая кожа, покрытая блестящей зеленой чешуей. Огромная, длиной метра три-четыре, голова была усажена рогами, два верхних разветвленных рога нависали над тремя глазками — двумя боковыми и одним средним, на лбу. Когда «динозавр» повернул голову, зализывая ожог, я увидел ряд острых длинных зубов и красный язык, выскальзывающий из фиолетовой пасти.

И тут появились «кентавры», вооруженные луками. На чудовище посыпался дождь стрел. Зверь бросился на охотников. Они увертывались от него с поразительной ловкостью, движения их были точны и грациозны, а в скорости бега они превзошли бы любого скакуна. Кстати, только это их и спасало: чудовище оказалось на удивление подвижным для своего веса. Затаив дыхание наблюдали мы за этой сценой эпической охоты, не решаясь вмешаться. Да и стрелять было рискованно, потому что охотники вихрем кружились вокруг своей добычи. Я уже собирался дать приказ продолжать движение, когда произошло несчастье. Один из «кентавров» поскользнулся. Зубастая пасть сомкнулась над ним и перекусила его пополам.

— Вперед! — приказал я. — Изготовиться к стрельбе!

Мы шли на средней скорости, чтобы можно было лучше маневрировать. Как это ни странно, «кентавры» заметили нас лишь тогда, когда мы были от них всего в ста метрах. Но, увидев нас, они тотчас перестали атаковать чудовище и отступили группами по трое. По мере того, как мы приближались, они отходили все дальше, и наконец мы остались лицом к лицу с апокалиптическим зверем.

Нужно было во что бы то ни стало избежать столкновения: этот гигант смял бы нас в лепешку.

— Огонь! — скомандовал я.

Чудовище ринулось на броневик. Казалось, ни пули, ни разрывные снаряды не смогут его остановить! Шеффер круто свернул налево. Мне показалось, что зверь скользит куда-то вправо, и тут удар хвоста вмял броню. Башня развернулась, и снова заработал тяжелый пулемет. Зверь преследовал нас. Но вот наконец он споткнулся и рухнул. Чудовище было мертво. «Кентавры» наблюдали за нами, держась в отдалении.

Видя, что «динозавр» не шевелится, я вылез из броневика, не выпуская автомата из рук. Мишель и Вандаль последовали за мной. Мартина тоже хотела выйти, но я ей запретил. И оказался прав.

Не успели мы сделать и нескольких шагов, как «кентавры» бросились на нас с пронзительным, свистящим кличем: «Ссв-и-и! Ссви-и-и!» Затрещал автомат и тут же умолк; очевидно, заклинило патрон. Пулемет из башни дал всего два одиночных выстрела: нападающие были уже слишком близко. Теперь мы стреляли в упор. Меткая очередь скосила сразу трех «кентавров», еще двое, по-видимому, были ранены и повернули назад. Остальные продолжали атаковать, осыпая нас дождем стрел, которые, к счастью, летели мимо.

Еще миг — и началась рукопашная! Отбросив автоматы с расстрелянными магазинами, мы взялись за револьверы, но я своим не успел воспользоваться: кто-то обхватил меня сзади, оторвал от земли и понес. Могучие руки прижимали меня к маслянистому туловищу, от которого исходил резкий запах прогорклого жира. Кисти мои были притиснуты к бокам, и револьвер бесполезно болтался в левой руке. Я слышал за спиной выстрелы, но не мог обернуться. Сухая земля звенела под копытами моего похитителя.

Я понимал, что медлить нельзя. Более тридцати «кентавров» уже спешили на помощь нападающим. Если я не вырвусь сейчас, потом меня уже ничто не спасет. Отчаянным усилием мне удалось на миг разжать объятия и высвободить правую руку. Перехватив револьвер, я нащупал дулом голову существа, которое меня уносило, и выстрелил пять раз подряд. Страшный толчок швырнул меня на землю.

Когда я приподнялся, сильно помятый и еще наполовину оглушенный, «кентавры» были от меня всего метрах в трехстах, а с другой стороны ко мне на полном ходу приближался грузовик. Его автоматы и пулемет почему-то молчали. Почти ни на что не надеясь, я бросился к нему навстречу. Все мое лицо и тело были залиты оранжевой кровью «кентавра». Я задыхался, в боку у меня кололо, а галоп преследователей слышался все ближе и ближе за моей спиной. Мишель, высунувшись из люка башни, делал мне отчаянные жесты.

«Поздно, — подумал я. — Стреляйте! Почему они не стреляют?»

И только тут вдруг понял: друзья боятся попасть в меня! Я тут же бросился наземь, повернувшись лицом к врагу: в моем револьвере оставалось еще три патрона. В то же мгновение первые очереди пронеслись над моей головой, разом срезав десяток преследователей. Ошеломленные «кентавры» остановились; лишь двое продолжали скакать ко мне. Я уложил их двумя выстрелами на расстоянии десяти метров. Грузовик заскрипел тормозами возле меня. Дверца открылась, я одним прыжком вскочил внутрь и захлопнул ее за собой. Стрелы забарабанили по броне, царапая плексиглас смотровых окон. Одна из них влетела прямо в бойницу и воткнулась, дрожа, в спинку сиденья. Пришлось снова открыть огонь, и только тогда уцелевшие «кентавры» бежали. Поле боя осталось за нами.

— Ну, старина, ты счастливо отделался! — поздравил меня Мишель, спустившийся из башни. — Какого черта ты не лег раньше?!

— Теперь-то легко рассуждать!.. Потерь нет?

— Вандалю во время схватки попала в руку стрела. Рана пустяковая… если только стрела не отравлена. Правда, Бреффор осмотрел наконечник и уверяет, что бояться нечего.

— Проклятые твари!

— Что будем делать дальше?

— Вернемся, посмотрим на поврежденного нами голиафа.

Второй раз мы с Мишелем и Вандалем вылезли из грузовика, чтобы рассмотреть чудовище, а заодно и трупы «кентавров», оставшихся на месте схватки.

Вандаль сказал, что броня голиафа, как мы окрестили шестиногого динозавра, напоминает хитин земных насекомых, но с рядом отличий: во всяком случае, она несравненно тверже. Для того чтобы отпилить один разветвленный рог, который Вандаль решил взять с собой, нам пришлось пустить в ход ножовку, после чего полотно совершенно затупилось. У меня еще было несколько пленок для «лейки», которые мы берегли как зеницу ока, но тут уж мы сфотографировали чудовище и «кентавров».

Удивительные создания эти «кентавры», или ссвисы, как мы начали называть их позднее. Кстати, сами они называют себя точно так же. У них почти цилиндрическое тело, четыре тонких ноги с маленькими твердыми копытами и короткий чешуйчатый хвост. Спереди тело под прямым углом выгнуто вверх, образуя почти человеческий торс с двумя длинными руками. На руках по шесть пальцев неравной длины; два из них противостоящие. Голова круглая, безволосая и безухая — уши заменяют перепонки, закрывающие внутренние слуховые раковины. У них три глаза светло-серого цвета; средний, самый большой, расположен посредине лба. Широкий рот вооружен острыми, как у ящера, зубами, нос, длинный и мягкий, спускается почти до самых губ. Вандаль наскоро произвел вскрытие одного «кентавра». У него оказался большой развитый мозг, защищенный помимо черепа хитиновой оболочкой, и гибкий, но достаточно прочный благодаря обилию минеральных веществ, костяк. Несмотря на значительные различия, анатомия «кентавров» несравненно ближе к человеческой, чем строение гидр.

В вертикальном торсе у них расположены два могучих легких, похожих на наши, но более простых, да сердце с четырьмя отделениями; желудок, кишки и прочие внутренние органы занимают горизонтальную часть тела. Некоторые трупы были еще теплыми, из них сочилась густая кровь оранжевого цвета.

— У этих существ много общего с людьми, — сказал в заключение Вандаль. — Они пользуются огнем, делают луки, обрабатывают камни; короче — это разумные создания. Какая жалость, что наше знакомство началось столь печально!

Действительно, у «кентавров» кроме оружия — луков и дротиков с искусно обточенными обсидиановыми наконечниками — было даже нечто вроде одежды; вокруг верхней части туловища они носили широкие пояса из растительных волокон тончайшего плетения с подвешенными к нему такими же плетеными мешочками, в которых оказались самые разнообразные орудия из обсидиана. Все они поразительно напоминали орудия людей позднего палеолита.

Покинув поле сражения, мы поехали дальше. На сей раз для ночлега мы выбрали открытое место, где не было ни травы, ни деревьев.

Такие странные голые участки попадались довольно часто. Они подходили нам сейчас как нельзя лучше, и на одном из них мы остановились, развернув грузовик вниз по склону, чтобы его можно было завести с ходу, если вдруг откажет стартер. Впрочем, все эти предосторожности оказались излишними; ночь прошла спокойно, если не считать трубных криков голиафа, доносившихся издалека. Зато утром Мишель растолкал меня чуть свет. Вид у него был озабоченный.

— Взгляни, — сказал он, протягивая мне барометр. Столбик ртути вместо уже привычного для нас девяносто одного сантиметра давления сейчас едва доходил до семидесяти шести.

— Похоже, что скоро здесь будет веселая погодка!

— Может быть, дело в высоте над уровнем моря?

— Вчера на этом же месте барометр показывал девяносто. И потом, посмотри на горы!

Мишель потянул меня к левому окну. Цепь Неведомых гор, вдоль которых мы двигались последние дни, исчезла в тумане. На западе все было затянуто низкими темно-серыми, почти черными, тучами.

— Здесь оставаться нельзя, — решил я. — Вперед! Надо найти какое-нибудь естественное укрытие.

Поль взялся за руль. Усаживаясь, он окинул взглядом горизонт и только присвистнул с видом знатока.

— Ну и ну! Такое я видел только однажды, во время циклона над Южной Атлантикой.

На западе все закрыла стена зловеще свинцовых туч. Контраст был разительный: на востоке в сияющей лазури восходило солнце, а здесь из-за горизонта быстро надвигалась грозная мгла.

— Правь левее, — приказал я. — Надо скорее добраться до возвышенности, — там нас, надеюсь, не зальет.

Мы мчались по безжизненной равнине на юго-запад. Тучи закрыли уже почти половину неба. Внезапно первые тяжелые капли застучали по броне. Но ветра не было, он бушевал где-то в высоте, перемешивая громады туч, а здесь, внизу, нас обволакивала удушающая жара.

Оставив Мишеля рядом с водителем, я вместе с Мартиной забрался в башню, надеясь оттуда заметить какое-нибудь убежище. Чтобы скорее добраться до гор, мы свернули на юг, потом на юго-восток. Местность постепенно повышалась. Дождь продолжал идти крупными, редкими каплями; гроза глухо ворчала где-то западнее. Мы приближались к скалам, в которых я с трудом различал многочисленные пещеры: свет мерк и становился все тусклее. До скал оставалось еще добрых два километра, когда буря обрушилась на нас. Страшный порыв почти развернул грузовик, и я услышал, как Поль ругается за рулем, стараясь взять прежнее направление. Хлынул ливень невероятной силы; длинные, жидкие стрелы косо падали с неба, и скалы казались нам то дальше, то ближе в зависимости от наклона колеблемой ветром водяной завесы. Оглушительно загрохотал гром. Нас окутала тьма. Лишь вспышки ярко-фиолетовых молний прорезали мрак, слепя глаза. Я поспешил втащить пулемет внутрь и заткнуть бойницу. И все равно даже в закрытом кузове приходилось кричать во все горло: гром грохотал теперь беспрестанно, заглушая голоса.

Грузовик выбивался из сил. Шины, не встречая сопротивления, буксовали в разжиженной почве. Ветер то стихал, то снова обрушивался внезапными шквалами, снося автомобиль, и, чтобы не рисковать, мы едва плелись со скоростью около десяти километров в час. Молнии трепетали, казалось, целыми минутами; потом началась настоящая фантасмагория вспышек и мрака, из которого рядом со мной на мгновение возникало бледное и немного испуганное лицо Мартины.

Когда я нагибался, я видел внизу под ногами кабину броневика: Бреффор у столика вносил записи в путевой журнал, Вандаль приводил в порядок свои заметки, и только Бельтера нигде не было видно. Наконец я разглядел его ногу, свешивающуюся с койки, — он спал. После безмятежного покоя кабины бушующая снаружи стихия казалась еще ужаснее. Ливень и шквалы состязались в ярости. При вспышках молний казалось, что капот машины с трудом разрезает морские волны. Вода низвергалась потоком, крыша дрожала, натянутая до предела антенна вибрировала, и я слышал ее жалобный звон в перерывах между раскатами грома.

— Вот это гроза! — прокричал я. — Всем грозам гроза!

— Великолепно! — отозвалась Мартина.

И поистине это было великолепное, хотя и жуткое, зрелище. На Земле я не раз видел грозы в горах, но все они были ничто по сравнению с этим буйством разъяренных стихий.

Молния сверкнула в каких-нибудь двухстах метрах от нас. Когда гром стих, я крикнул Мишелю:

— Что с барометром?

— Продолжает падать.

— Уже близко! Вижу пещеры. Включите фары!

И в самом деле, скалистая гряда была рядом. Несколько минут мы ехали вдоль нее, пока не отыскали возвышенную и достаточно ровную площадку, на которой мог уместиться наш грузовик. Скала повисла над нею, образуя укрытие. Опасаясь встретить здесь ссвисов или голиафа, я снова поставил пулемет на турель; сквозь открытую бойницу внутрь врывался холодный сырой воздух и шум дождя. К счастью, убежище оказалось свободным, и вскоре наш грузовик стоял уже на сухом месте, защищенном по крайней мере тридцатиметровой толщей каменного навеса. Мы развернули машину передом к выходу и вышли из бронированного кузова. У пулемета остался Бельтер — была его очередь дежурить.

Наше убежище достигало пятидесяти метров в длину, уходило под скалу метров на двадцать, а свод поднимался метров на двадцать пять. Кое-где по нему стекала вода, продолбившая своего рода водостоки, но там, где пол повышался, было совершенно сухо. В одном углу мы обнаружили кострище, пепел, кости и орудия из обсидиана: здесь были ссвисы, и, по-видимому, совсем недавно. Значит, придется бодрствовать. Кроме того, мы нашли в расщелине заботливо припрятанные куски необработанного обсидиана и запас сухих веток.

Может быть, с нашей стороны это было неосторожностью, но мы не удержались и развели костер позади грузовика. Здесь же мы и поели, выкинув банки из-под консервов в кучу мусора, оставленную ссвисами.

— Представляю, какие глаза будут у наших приятелей «кентавров», когда они обнаружат эти странные сосуды, — сказал я.

— Особенно, когда они увидят этикетки, — подхватил Мишель. На одной банке из-под сосисок была цветная картинка: «Тетушка Ирма» в виде толстенной поварихи.

— Пожалуй, они получат не очень лестное представление о нашем искусстве, — заметила Мартина.

Все эти реплики приходилось выкрикивать во всю глотку, перекрывая шум низвергающегося ливня.

Когда к пулемету встал Мишель, я попросил освободившегося Бельтера помочь нам с Бреффором вырыть небольшую траншею. Мне хотелось узнать, кто и когда жил в этом гроте. Наши старания были вознаграждены: в песчаной почве мы обнаружили два слоя золы и всяких остатков толщиной по двадцать сантиметров каждый. В обоих слоях были одинаковые орудия; насколько мы могли судить, они сильно отличались от тех, которыми пользовались теперешние ссвисы. Все предметы были значительно примитивнее, наконечники стрел представляли собой просто заостренные с одной стороны осколки обсидиана, а не изящные «лавровые листья». Кроме того, мы откопали один скелет ссвиса, но так и не могли решить, был он здесь похоронен намеренно или нет. В тех же слоях оказалось множество различных костей; некоторые, по-видимому, принадлежали голиафам. Три живых представителя этого рода нанесли нам под вечер визит. Они были относительно невелики, самый большой достигал в длину метров десяти. Мы отказались их принять и довольно невежливо выгнали под дождь. Голиафы заупрямились; пришлось угостить их очередью, которая уложила одного наповал. Остальные обратились в бегство.

Ливень продолжался еще двое суток с короткими перерывами. Все это время мы занимались раскопками, больше нечего было делать. Я углубил траншею. Вместо песка верхних слоев внизу лежал слой неровных известняковых обломков — след более ранней эпохи, когда климат был явно холоднее. Должно быть, на Теллусе, как и на Земле, был свой период оледенения, и я решил про себя поискать в горах древние ледниковые морены. Кучку костей и обточенных камней мы погрузили в машину; это была наша первая коллекция, основа будущего музея.

Утром третьего дня солнце встало в безоблачном небе. Однако двигаться с места было еще нельзя: в низинах стояла вода, а местами почва настолько размокла, что превратилась в грязевые болота глубиной до четверти метра. К счастью, дул сильный ветер и все быстро просыхало.

Мы воспользовались вынужденным отдыхом для того, чтобы связаться по радио с Советом. На вызов ответил мой дядя. Я рассказал ему о встрече со ссвисами и об открытии нефти. Он в свою очередь поделился новостями: последние дни гидры все время пролетают над «земной» территорией, но не нападают. Ракеты сбили уже штук пятьдесят. Я предупредил Совет, что мы намерены продвинуться дальше на юго-запад, а потом повернем обратно. Грузовик был в отличном состоянии, у нас еще оставалось почти половина горючего и вдоволь продуктов и боеприпасов. Пока мы проехали тысячу семьдесят километров.

Едва почва подсохла, мы двинулись дальше. Вскоре нам встретилась еще одна река, которую я назвал Везер. Она была меньше Дордони и местами суживалась до пятидесяти метров. Однако пересечь ее оказалось нелегко, так как после недавних ливней река вздулась, течение было стремительное и глубина порядочная. И все же мы ее переехали, но об этой переправе я до сих пор не могу вспоминать без дрожи.

Поднимаясь вверх по реке, мы доехали до водопада; здесь Везер низвергался с уступа почти тридцатиметровой высоты. Осмотрев местность, я решил, что этот уступ и скалы на берегу возникли в результате геологического сброса. На несколько километров выше нам посчастливилось найти подходящий для нашей машины пологий спуск, и грузовик осторожно съехал под прямым углом к речке до самой воды, чуть выше водопада. Но что было делать дальше? И тут в голове Мишеля зародилась отчаянная мысль, которая сначала привела меня в ужас.

— Смотри! — сказал он, показывая на широкий плоский утес, выступавший из воды метрах в десяти от берега, и еще на два-три таких же камня, расположенных почти в одну линию с перерывами пять-шесть метров между ними. — Ты видишь? Вот быки моста. Остается только положить настил!

Я уставился на него с открытым ртом.

— Настил? А из чего? Каким образом?

— Здесь рядом я видел деревья высотой от десяти до двадцати метров. У нас есть топоры, веревки, гвозди. Найдутся и кусты, достаточно гибкие для связок.

— А тебе не кажется, что это, пожалуй, немного рискованно?

— А вся наша экспедиция не рискованна?

— Ладно, спросим остальных.

Бреффору план Мишеля показался выполнимым.

— Конечно, придется попотеть, — сказал он. — Но… бывало и хуже.

Под прикрытием грузовика, посадив Мартину за руль, а Вандаля к пулемету, мы превратились в дровосеков. Свалив и очистив от ветвей стволы деревьев, мы грубо обтесали их, а потом грузовик оттащил бревна метров на пятьдесят выше водопада. Теперь нужно было занести конец одного бревна на первый утес. Я ломал себе голову, как это сделать, когда увидел, что Мишель быстро сбрасывает одежду.

— Надеюсь, ты не собираешься перебираться вплавь?

— Собираюсь. Дай мне конец веревки. Я нырну здесь, и течение снесет меня прямо на камни.

— С ума сошел! Ты же захлебнешься!

— Не бойся. Я был чемпионом по плаванию — сто метров за пятьдесят восемь и четыре десятых секунды. Скорее, пока сестра не видит! Я-то не боюсь, а ей волноваться незачем.

Войдя в воду, Мишель сильными гребками устремился к середине реки, пока не отплыл метров на десять от берега, а потом отдался во власть течению. Мы с Бреффором держали веревку, второй ее конец опоясывал Мишеля. В нескольких метрах от утеса пловец бешено заработал руками и ногами, борясь с потоком, который увлекал его к пропасти. Без особого труда он ухватился за выступ, одним толчком подтянулся и встал на камень.

— Бр-р-р!!! Водичка-то холодная! — заорал Мишель, стараясь перекричать грохот водопада. — Привяжите мою веревку к одному концу бревна, а ко второму — еще одну и спускайте потихоньку. Только держите! Вот так, так… Держите крепче, не давайте бревну сплывать вниз!

Огромная балка уткнулась одним концом в камень, а другим, который удерживали мы, заскребла по мелководью. Не без труда занесли мы свой конец на берег, потом Поль, Бреффор и я переправились на камень: Поль и я ползком, оседлав бревно и спустив ноги в воду, а Бреффор прошел поверху, балансируя над потоком в пяти метрах от водопада. Он сказал, что не выносит, когда у него мокрые ноги.

Вчетвером мы вытащили второй конец бревна на огромный камень и укрепили стальными скобами. Первая балка моста была положена.

Чтобы положить вторую, все пришлось проделать сначала. К вечеру мы поставили на место третью. Ночь прервала работу. Я устал, Мишель и Поль измучились основательно, и только Бреффор был еще довольно свеж. Вместе с ним я встал на первую вахту, до полуночи. Во вторую смену дежурили Вандаль и Бельтер, в третью, уже после восхода Соля, одна Мартина.

С утра работа возобновилась. На следующий день мы уложили балки через все пролеты между каменными опорами и добрались до противоположного берега.

Еще четыре дня ушло на то, чтобы положить настил.

Наша стройка имела самый живописный, хотя и странный вид. Погода стояла ясная, чуть прохладная, воздух был по-молодому свеж и прозрачен даже в сумерках, настроение у всех веселое. Последний день во время полуденного завтрака я откупорил пару бутылок старого вина, которое вдохнуло в нас безграничный оптимизм. Расположившись на серой траве подле грузовика, мы благодушно смаковали последнее сладкое блюдо, когда в воздухе засвистели стрелы. К счастью, никто не был ранен, только шина грузовика оказалась пробитой. Схватив лежащий рядом со мной автомат, я приник к земле и начал щедро поливать очередями полосу деревьев, откуда летели стрелы. До рощицы было метров сорок, и пули достигли цели. Из-за деревьев сразу выскочила группа ссвисов — многие были ранены — и обратилась в бегство.

Уже не так весело — ведь все могли погибнуть! — поспешили доделать настил, и Поль сел за руль. Грузовик осторожно въехал на мост. Наверное, ни один инженер, даже построивший величайший в мире мост, не испытывал такой гордости и… такого облегчения, как мы, когда все наконец перебрались на противоположный берег!

День закончился без происшествий. Перед закатом я наметил маршрут на завтра. Мы решили ехать прямо на юг, держа курс на гору, которая хоть и была много ниже пика Тьмы, но все же достигала добрых трех тысяч метров. В полночь — была моя очередь дежурить — я заметил на вершине этой горы светящуюся точку. Что это, вулкан? Но свет скоро погас. Истина предстала передо мной, когда огонек зажегся снова, но теперь много ниже, на склоне. Это была световая сигнализация! Я оглянулся. Позади, на холмах по ту сторону реки, вспыхивали ответные огни. Не в силах скрыть беспокойства, я поделился своими опасениями с Мишелем, который меня сменил.

— Да, приятного мало, — согласился Мишель. — Если ссвисы объявят всеобщую мобилизацию, нам придется худо, несмотря на превосходство вооружения. Ты заметил, что они не боятся огнестрельного оружия? Да и боеприпасов у нас негусто?..

— И все же я хочу добраться до этой Сигнальной горы. Ведь только в горах или у их подножий можно надеяться найти руду. Мы сделаем быстрый рейд.

Утром перед отъездом пришлось сменить проколотую стрелой шину: пробоина расширилась. Наконец мы двинулись в путь. Местность незаметно повышалась, потом стала холмистой, изрезанной ручьями, через которые машина не всюду могла пройти. В одной маленькой долине я заметил в скалах зеленоватые прожилки: это был гарниерит — довольно богатая никелевая руда. И вообще долина оказалась настоящей рудной сокровищницей. К вечеру у меня уже были образцы никеля, хрома, кобальта, марганца и железа, а главное — великолепного каменного угля, который мощными слоями выходил прямо на поверхность. О такой удаче можно было только мечтать!

— Здесь будет наш металлургический центр, — сказал я.

— А ссвисы? — возразил Поль.

— Будем жить, как американские пионеры героических времен. Почва здесь, по-видимому, плодородная. Будем распахивать целину, добывать руды и сражаться, если потребуется. Во всяком случае, здесь нет гидр, они исчезли на второй день нашего путешествия, и это одно стоит всего остального.

— Да будет так! — согласился Мишель. — Ура! Да здравствует Кобальт-Сити. Но как мы перетащим сюда все наше оборудование и машины?

— Как-нибудь перевезем. Сначала надо запастись нефтью, а это не так-то просто.

Мы свернули на север, потом на запад. В шестидесяти километрах от долины я обнаружил залежи бокситов.

— Да ведь здесь сущий рай для геологов! — не выдержала Мартина.

— Нам повезло, — отозвался я и добавил, уже думая о своем: — Надеюсь, повезет и дальше…

Все это утро я ломал себе голову над одной задачей: нельзя ли как-нибудь заключить союз со ссвисами или хотя бы с некоторыми из них?

Вероятно, здесь обитало множество враждующих между собой племен. Нельзя ли привлечь хоть часть ссвисов на свою сторону? Но для этого прежде всего нужно было завести с «кентаврами» какие-то иные отношения — помимо обмена выстрелами.

— Если мы еще столкнемся со ссвисами, — проговорил я, обращаясь ко всем, — надо захватить хотя бы одного живым.

— Это еще зачем? — удивился Поль.

— Попробуем узнать язык ссвисов или научим их нашему. Это может пригодиться.

— Вы полагаете, что ради такого опыта стоит рисковать жизнью? — осведомился Вандаль, хотя сам только и мечтал о подобной возможности.

Я изложил свой план. А вскоре случай помог его осуществить.

На следующий день, едва тронувшись с места, мы вынуждены были остановиться из-за неполадки в машине. Пока Поль возился с мотором, на наших глазах произошла короткая схватка между тремя красно-коричневыми ссвисами, каких мы уже встречали, и десятком других, меньшего роста с черной блестящей кожей. Красные защищались отчаянно и уложили пять нападающих, но сами пали под градом стрел. Победители, не подозревая о нашем присутствии, принялись терзать поверженных.

Я дал по ним очередь из автомата, трое черных ссвисов упали, остальные обратились в бегство. Тогда я вышел из-за деревьев, которые нас скрывали. Один из красных ссвисов попробовал подняться, но тут же упал: в его конечностях сидело пять стрел.

— Вандаль, дружище, постарайтесь его спасти! — попросил я.

— Сделаю, что могу, но не ручаюсь, я ведь очень плохо знаю их анатомию. Впрочем, — добавил Вандаль, осмотрев ссвиса, — ранения, кажется, легкие.

Ссвис лежал недвижимо, все три его глаза были закрыты, и только по тому, как ритмично поднималась и опадала грудь «кентавра», можно было понять, что он жив. Вандаль начал извлекать стрелы. Ему помогал Бреффор, который, прежде чем стать антропологом, изучал медицину.

— Анестезии не даю, — проговорил Вандаль, — не знаю, выдержит ли он.

В течение всей операции ссвис не шевельнулся, лишь короткая дрожь временами пробегала по его телу. Бреффор наложил повязку, на которой быстро проступили желтые пятна. Потом мы перенесли раненого в грузовик (он был не очень тяжел: пожалуй, килограммов семьдесят, как определил Мишель) и уложили на импровизированное ложе из травы и одеял. Все это время ссвис не открывал глаз. Зато когда поломка была устранена и мотор завели, он заволновался и… впервые заговорил! Это был поток щелкающих, странно ритмичных слогов, которые, казалось, состояли из одних свистящих согласных. Ссвис пытался встать, и нам пришлось его удерживать вчетвером: так он был силен. Тело его на ощупь казалось очень твердым и в то же время было удивительно гибким. Постепенно пленник успокоился, и мы его отпустили. Я сел к столику кое-что записать в свой дневник, захотел пить и налил себе стакан воды. Приглушенный возглас Вандаля заставил меня обернуться: приподнявшись наполовину, ссвис протягивал руку.

— Он просит пить, — сказал Вандаль. Я протянул стакан. Ссвис взял его, недоверчиво осмотрел, потом выпил воду. Тогда я решил сделать опыт. Наполнив стакан, я произнес: «Вода». Ссвис сразу же понял и с поразительной точностью повторил: «Вода».

Я показал ему пустой стакан. Он повторил за мной: «Такан». Я отхлебнул глоток и сказал: «Пить». Он повторил: «Пить». Я вытянулся на койке в позе спящего, закрыл глаза и сказал: «Спать». Ссвис переделал это слово в «пать». Я показал на себя: «Я». Повторив мой жест, ссвис произнес: «Взлик». Что это было, перевод местоимения «я» или его имя? Подумав, я рассудил, что второе, пожалуй, вернее. Но тогда он решит, что меня зовут «я»!

Усложняя опыт, я проговорил:

— Взлик спать.

Он мне ответил:

— Вода пить.

Мы разинули рты. Это существо было наделено невероятной сообразительностью! Я тут же налил ссвису воды, и он ее выпил. Мне хотелось продолжить урок, но Вандаль напомнил, что ссвис ранен и, наверное, измучен. И правда, наш пленник сам сказал: «Взлик пать» — и вскоре уснул.

Вандаль сиял.

— Если они все такие способные, мы скоро передадим им многое из наших знаний!

— Пожалуй, — согласился я с кислой миной. — И через пятьдесят лет они будут на нас охотиться с ружьями! Впрочем, так далеко нечего загадывать. Ясно одно: если мы договоримся, они будут бесценными союзниками.

— А почему бы нам не договориться? — вмешался Бреффор. — Ведь мы спасли ему жизнь?

— Ну да, одному спасли, а десяток других перестреляли. И может быть, даже из его племени.

— Но ведь они на нас напали!

— Мы вторглись на их земли. И если они объявят нам войну… тогда мы волей-неволей окажемся в положении Кортеса среди ацтеков, с той лишь разницей, что ацтеки боялись ружей и лошадей, а ссвисы не боятся ничего. Так что… надо о нем позаботиться получше. В нашем положении ничем нельзя пренебрегать.

Я перебрался вперед. Мишель вел машину, Мартина сидела рядом.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил я ее.

— Они очень умные, даже слишком!

— И мне так кажется. Но с другой стороны, я рад: теперь мы не одиноки в этом мире.

— А я не очень. Все-таки это не люди.

— Ну, разумеется! А ты что скажешь, Мишель?

— Пока не знаю. Подождем! Взгляни, видишь слева полосу деревьев! Там, должно быть, река. Опять придется переправляться.

— И справа тоже деревья. Полосы сходятся. Наверное, здесь сливаются две реки.

И в самом деле, мы очутились на узком языке суши между двумя речками. Левую, новую для нас, мы назвали Дронна. Но что за река была справа: Везер или Дордонь? Судя по ширине — она достигала трехсот метров, — это была Дордонь. Лениво катила она угрюмые, серые волны. И уже вечерело.

— Заночуем здесь. Полуостров легче оборонять.

— Да, но зато выбраться отсюда в случае чего будет совсем нелегко, — заметил Бреффор. — Настоящая ловушка!

— В самом деле, отступать отсюда некуда, — прибавил Вандаль.

— Тот, кто сможет преградить нам путь, также сможет нас просто уничтожить. Поэтому не будем думать о худшем. Зато здесь придется защищать только одну сторону — тыл. В случае нападения сосредоточимся все в одном месте. А завтра поищем переправу.

Этот вечер остался в моей памяти как один из самых спокойных и тихих за всю экспедицию, во всяком случае за всю ее первую часть. Перед закатом мы поужинали, сидя на траве. Погода стояла чудная, и если бы не оружие рядом с нами да не странный силуэт Взлика, можно было бы подумать, что мы где-нибудь на Земле в туристском походе. Как на родной планете, солнце, прежде чем скрыться за горизонтом, залило небо феерическим водопадом золотых, янтарных и пурпурных тонов, на фоне которых в высоте лениво плыли редкие розовые облака. Все мы проголодались и ели с аппетитом, не исключая Взлика. Раны его уже начали затягиваться. Ссвису особенно нравились морские сухари и солонина, но, вздумав попробовать вина, он тотчас выплюнул его с отвращением.

— Видимо, в отношении алкоголя ссвисы умней наших земных дикарей, — заметил Вандаль.

Солнце село. Три луны давали достаточно света, чтобы можно было читать. Подложив под голову свернутую палатку, я растянулся на спине лицом к небу, где сверкали уже знакомые нам созвездия. Здесь они были ярче и больше, чем у нас на Земле. Я покуривал трубку, о чем-то раздумывал и краем уха прислушивался, как Вандаль и Бреффор дают ссвису урок французского языка. Мартина улеглась слева от меня, Мишель справа. Бельтер и Шеффер, оказавшиеся заядлыми шахматистами, разыгрывали очередную партию на разграфленном карандашом куске картона; фигуры тоже были самодельные.

Уже засыпая, я подсунул руку Мартины под голову и привлек ее к себе. Сквозь дремоту до меня доносился свистящий голос Взлика, редкие возгласы шахматистов, объявлявших ходы, и мирное похрапывание Мишеля.

Трубный рев заставил меня вскочить. В полукилометре от нас к воде спускалось целое стадо странных животных. Они были меньше голиафов, но все же достигали восьми метров в длину и четырех в высоты. Длинные, сильно вытянутые и свисающие до земли носы, круглые спины, короткие хвосты и массивные ноги — все напоминало в них слонов, даже трубные голоса! Только ног было шесть.

Выстроившись на берегу, животные подогнули передние ноги и приникли к воде. Вандаль показал на них пальцем и с вопросительной гримасой повернулся к ссвису.

— Ассек, — проговорил Взлик, потом сделал вид, что жует.

— Наверное, он хочет сказать, что у этих животных вкусное мясо, — предположил биолог.

Мы смотрели, как животные утоляют жажду; при свете трех лун это было впечатляющее зрелище. Я подумал, что судьба подарила мне то, о чем я мог только мечтать в тиши лаборатории: я увидел первобытную силу! Мартина тоже была взволнована. Я услышал, как она прошептала:

— Девственная планета…

Стадо ушло. Минуты бежали за минутами.

— А это еще что? — спросил вдруг Бельтер, отодвигая шахматы, от которых его не могло оторвать даже зрелище водопоя гигантов. Я повернулся в ту сторону, куда он смотрел. Там, освещенный сзади лунным светом, двигался странный силуэт. Все движения зверя, быстрые, упругие, гибкие, говорили о том, что это хищник. Несмотря на сравнительно небольшой рост — около полутора метров, — он производил впечатление невероятно сильного зверя. Я показал его ссвису. Тот сразу заволновался и быстро что-то залопотал, делая резкие жесты. Сообразив, что мы ничего не понимаем, он сделал вид, как будто натягивает лук, потом показал на наше оружие, повторяя одно слово: «Бизир! Бизир!» Я понял, что зверь опасен, и, не торопясь — хищник был от нас в добрых двухстах метрах, — вставил магазин в автомат. Все остальное произошло с ошеломляющей быстротой. Зверь прыгнул, скорее, взлетел в воздух. Первым прыжком он преодолел метров тридцать пять! И снова взвился над землей, устремляясь прямо на нас. Мартина вскрикнула. Все остальные вскочили. Я дал очередь, не целясь, и промахнулся. Зверь подобрался для третьего прыжка. Еще один автомат затрещал рядом со мной, но кто стрелял — я не понял. Еще одна очередь — и снова впустую; я зря израсходовал все патроны. Растянувшийся возле меня Мишель быстро сунул мне новый магазин.

— В машину! Скорее! — крикнул я, нажимая гашетку. Бельтер и Вандаль нырнули в грузовик, втащив за собой ссвиса.

— Теперь ты, Мишель!

Из броневика над нашими головами навстречу чудовищу пронеслась трассирующая очередь тяжелого двадцатимиллиметрового пулемета. Должно быть, она достигла цели, потому что хищник остановился. Теперь я один оставался снаружи. Вскочив в кузов, я захлопнул заднюю дверцу. Мишель выхватил у меня из рук автомат, просунул дуло в бойницу и повел огонь. Пустые гильзы со звоном падали на пол. Я огляделся: все были в сборе, кроме Мартины.

— Мартина! — крикнул я.

— Здесь, — отозвалась она в перерыве между двумя пулеметными очередями. Внезапно Мишель отшатнулся с отчаянным воплем:

— Держитесь!

Страшный удар потряс машину. Броня затрещала, прогибаясь внутрь. Меня отбросило на Вандаля, а сверху всей тяжестью своих восьмидесяти пяти килограммов рухнул Мишель. Пол затрясся, и я уже думал, что он проломится. Пулемет смолк, свет погас. Мишель с трудом поднялся и зажег карманный фонарик.

— Мартина! — позвал он.

— Я здесь, в башне. Все кончено. Подайте машину немного вперед, а то задняя дверца завалена.

Труп хищника лежал, привалившись к грузовику. Он получил двадцать одну пулю, из которых пять были разрывные; наверное, он умер в последнем прыжке, на лету. Его изуродованная голова была отвратительна, а пасть с клыками длиной сантиметров по тридцать наводила ужас.

— Как все произошло? Мартина, ты должна была видеть!

— Очень просто. Когда ты вошел последним в грузовик, зверь остановился. Я его угостила как следует. Он прыгнул. От удара я свалилась из башни вниз, потом снова поднялась по лесенке и увидела, что он лежит мертвый почти на грузовике.

Ссвис кое-как дополз до дверцы.

— Взлик! — сказал он, потом сделал вид, что натягивает лук, и показал два пальца.

— Что такое? Он уверяет, что убил два таких чудовища стрелами?

— А почему бы и нет? — вступился Бреффор. — Особенно если стрелы были пропитаны достаточно сильным ядом.

— Но ведь они, к счастью, не отравляют стрелы? К счастью, потому что иначе Вандаля могло уже не быть с нами.

— Может быть, они отравляют стрелы только для охоты? На Земле ведь тоже есть племена, которые считают, что использовать яд на войне бесчестно.

— Во всяком случае, скажу вам одно, — проговорил Бельтер, поставив ногу на поверженного зверя. — Если вокруг Кобальт-Сити водится много таких созданий, мы с ними хватим горя. Сюда бы наших охотников за тиграми, я бы на них посмотрел! Какие прыжки! И какая живучесть! А вы посмотрите на клыки, на когти, — продолжал он, осматривая лапу хищника.

— Зато ума у него, пожалуй, немного, — заметил Вандаль. — Даже непонятно, где может уместиться мозг в таком плоском черепе?

Я повернулся к Мартине и прошептал:

— Помнишь, ты только что говорила: «Девственная планета во всей первозданной красе?» Да, но и со всеми ее опасностями. Кстати, должен тебя поздравить: ты ловко справилась с пулеметом!

— Тут не моя заслуга, а Мишеля. Это он научил меня стрелять, говоря, что когда-нибудь пригодится, а если не пригодится, все равно полезно для укрепления нервов.

— Вот уж не думал, что тебе придется воспользоваться моими уроками в таких условиях! — с улыбкой признался Мишель.

XI. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Короткая красная ночь прошла без тревог. Наутро мы решили все-таки переправиться через реку. Для этого пришлось соорудить большой плот, на постройку которого ушло целых шесть дней. Мы видели за эти дни немало странных животных, но ни одного хищника.

Впервые отведали мы теллусийского мяса; небольшое животное — сильно уменьшенная копия здешних «слонов», которые приходили на водопой, — поставило нам вырезку на жаркое. Из осторожности мы съели по маленькому кусочку, так как опасались отравления и вообще не знали, сможет ли наш организм усвоить незнакомую пищу. По вкусу мясо напоминало телятину, только было слегка красноватым. Почти поправившийся к этому времени Взлик поглощал его с явным удовольствием. Никаких желудочных расстройств не последовало, и с этого дня до самого возвращения в зону гидр мы все время разнообразили наше меню, правда, каждый раз ограничиваясь небольшими порциями. Зато попробовать плоды с деревьев, сваленных для плота, мы так и не решились, хотя Взлик уписывал их за обе щеки. Он мог немного ходить и, казалось, совсем к нам привык. Накопленный запас французских слов уже позволял ему выражать простейшие мысли.

Переправа прошла благополучно. Сняв с плота веревки и вытащив гвозди, мы двинулись вниз по течению и ехали так два дня. Река то привольно разливалась, образуя почти озерную гладь, то стремительно рвалась сквозь теснины между холмами. Я отметил, что глубина у нее повсюду была довольно значительной, без отмелей и перекатов.

Жизнь кипела на берегах реки. Мы встречали многочисленные стада «слонов», иногда видели голиафов, которые паслись парами или в одиночку, то и дело натыкались на незнакомых животных — и маленьких, и огромных. Два раза вдалеке появлялись тигрозавры. Это название, придуманное Бельтером для хищника, который на нас напал, так за ним и осталось, несмотря на протесты Вандаля, уверявшего, и не без оснований, что у зверя нет ничего общего ни с тигром, ни с ящером. На это Мишель ему возразил, что главное — понимать друг друга, а как назвать хищника — тигрозавр, левиафан или, скажем, каракатица — не столь важно!

В реке было полно рыбы и прочих водяных созданий, но все они держались в отдалении от берега, и мы не смогли их как следует рассмотреть. К вечеру второго дня снова прошел дождь. Как и прежде, вокруг расстилалась степь, и лишь вдоль ручьев и речек тянулись полосы деревьев. Температура в полдень доходила до тридцати пяти градусов в тени, но ближе к ночи спускалась до десяти градусов.

На рассвете третьего дня после тревожного сна, все время прерываемого трубным ревом голиафов, первое, что мы заметили, выглянув наружу, был столб дыма. Он поднимался далеко на юге на другом берегу Дордони. Что это было — костер ссвисов или лесной пожар, нам так и не удалось узнать.

Почва становилась все более неровной; низкие холмы заставляли нас то и дело искать объезды. Перевалив последний подъем, мы почувствовали в воздухе терпкий и сильный запах — пахло океаном.

— Море близко, — сказал Бельтер.

Вскоре он первый увидел его из башни, а через несколько минут море предстало перед всеми нами. Оно было темно-зеленое, бурное. Дул западный ветер, и волны, увенчанные пеной, с ревом обрушивались на берег. Спуститься к нему мешали утесы, но в двух-трех километрах южнее Дордонь впадала в море широким устьем с песчаными откосами.

Мы съехали вниз и остановились на пляже, усеянном гранитной и гнейсовой галькой, почти у самой линии прибоя. Вандаль выскочил из машины первым, горя нетерпением исследовать морское побережье — этот рай биологов. Здесь лужицы кишели тысячами невиданных существ! Одни приближались к земным формам, другие совершенно ни на что не походили. На каждом шагу попадались пустые раковины, напоминавшие раковины Святого Жака, как мы их называли во Франции, но здесь они были огромных размеров; самые крупные достигали трех метров в поперечнике! Другие раковины, поменьше, крепко держались на скалах. Мишель с большим трудом оторвал одну и принес ее Вандалю. Оказалось, что это существо стоит гораздо ближе к земным брахиоподам, чем к плстинчатожаберным моллюскам.

— Как хочется выкупаться! — проговорила Мартина. Далеко в море между волнами мелькнула черная спина и снова исчезла.

— Нельзя, — решил я. — Кто знает, какие чудовища водятся у этих берегов! Не будем рисковать.

Но скоро Шеффер обнаружил за гнейсовым барьером изолированную заводь длиной в сотню шагов и глубиной около двух метров. Вода в ней была так прозрачна, что можно было все камешки пересчитать, а единственными ее обитателями оказались маленькие ракушки, да несколько водорослей. Мы плескались как дети! Вандаль взялся нас охранять с автоматом в руках, а я затеял соревнование по плаванию. Мишель доказал, что он превосходный пловец, и оставил всех далеко позади. За ним финишировали Мартина, Шеффер и Бреффор. Я пришел предпоследним, опередив Бельтера всего на полголовы. Зато потом, отыскав круглый булыжник весом около пяти килограммов, я побил всех в толкании ядра.

Взлик долго смотрел на нас, потом сам влез в воду. Плыл он странно, по-змеиному изгибая вытянутое во всю длину тело и почти не шевеля ногами, но довольно быстро. На мой взгляд, от Мишеля он отстал бы на этой дистанции всего метров на десять.

Я сменил Вандаля, который тотчас отправился собирать образцы прибрежной флоры и фауны. А потом мы поехали дальше на север, держась от моря на расстоянии нескольких сот метров. Путь был сложный, пересеченный старыми трещинами, круто спускавшимися к воде. Через три с половиной часа езды мы наткнулись на болото, в котором кишели гидры. Они были коричневыми, довольно мелкими (около полуметра) и не обратили на нас внимания. Чтобы обогнуть болото, пришлось взять восточнее. Лишь к вечеру оно кончилось, а мы смогли повернуть на запад и снова выехать к морю. Берег здесь тянулся низкий, песчаный. Против обыкновения мы не остановились на ночлег и продолжали двигаться вперед при лунном свете. Идеально ровная полоса твердого песка позволяла идти со скоростью до пятидесяти километров в час.

Незадолго до восхода красного солнца побережье сделалось скалистым и нам опять пришлось свернуть в глубь материка. Так, случайно, мы открыли озеро. Его юго-западный берег, к которому мы выехали, был низким, а с востока озеро защищала цепь скал и холмов. Густые заросли темной рамой окаймляли водную гладь, чуть сморщенную темной рябью; вода при лунном свете переливалась и фосфоресцировала. Все было настолько мирным, настолько успокаивающим, что казалось почти нереальным. Опасаясь гидр — лишь позднее мы узнали, что для этих тварей подходит только солоноватая вода болот, — мы не стали приближаться и остановились на холме примерно в километре от озера.

Мишель сменил меня на посту. Я настолько устал, что заснул мгновенно, а когда открыл глаза, мне показалось, что спал я всего несколько секунд. Однако сквозь окна уже просачивался свет голубой зари, и Мишель стоял надо мной, приложив палец к губам. Потом, стараясь не шуметь, он разбудил свою сестру.

— Сейчас вы увидите зрелище, достойное богов, — прошептал он.

Мы вышли и не смогли сдержать крик восхищения. Озеро лежало перед нами густо-синее с прозеленью, как толща льда на леднике, в пурпурно-золотой оправе. Прибрежные скалы оказались изумительного красного цвета, а деревья, трава и кустарник играли всеми оттенками желтизны. Лишь кое-где в этой гамме виднелись зеленые пятна, а холмы на востоке, над которыми вставал Гелиос, розовели, словно затопленные цветущим вереском.

— Какая красота! — только и мог я сказать.

— Волшебное озеро, — подхватила Мартина. — В жизни не видела ничего прекраснее!

— Волшебное озеро — неплохое название, — заметил Мишель.

— Пусть за ним и останется! Давай будить остальных.

Мы ехали по берегу озера весь день. Поверхность его слегка волновалась от доносившегося сюда морского ветерка. Недалеко от северной оконечности озера за высокой скалистой грядой снова оказалось болото, сообщавшееся с морем. Пока мы его объезжали, я решил связаться по радио с Советом. В этот момент Бреффор заметил гидр. Маленькие гидры коричневой породы налетели целой стаей и закружились над грузовиком, как пчелиный рой. Впрочем, они не думали нападать, а только все время следовали за нами. Убедившись, что опасности нет, я попробовал вызвать деревню, но безуспешно. И не то чтобы аппарат молчал, наоборот, в жизни еще я не слышал в эфире такого свиста, шипения и треска! Не зная, чем объяснить все эти помехи, я временно отказался от своего намерения. Внезапно без всяких видимых причин рой коричневых гидр оставил нас в покое.

Мы ехали весь день и всю ночь. Когда занялась голубая заря, до нашего земного островка оставалось всего километров сто, но мы хотели еще обследовать ближайшие окрестности и рассчитывали вернуться в деревню только к вечеру. Неожиданный вызов по радио спутал все наши планы: новости были не из веселых.

XII. СРАЖЕНИЕ С ГИДРАМИ

Со мной говорил Луи. В течение трех последних дней гидры нападали беспрерывно. Накануне они убили троих людей и двух быков. Теперь они пикировали поодиночке и летали над самой землей, где ракеты не могли причинить им никакого вреда. Положение становилось критическим.

— Я думаю, что лучше всего было бы покинуть этот клочок Земли, — ответил я. — Вдали от болот мы не встретили ни одной гидры.

— Это не так-то просто, но если… Ну вот, снова летят! — Из приемника отчетливо донесся вой сирены. — Не отключайся! — сказал Луи. — Постараюсь держать вас в курсе. Может быть, лучше будет…

Серия оглушительных взрывов помешала ему договорить, потом послышались выстрелы. Все, кроме Мишеля, который сидел за рулем, и Бреффора в башне, сгрудились вокруг приемника. Удивленный ссвис тоже прислушивался, но радио молчало. Обеспокоенный, я начал вызывать. Послышалось хлопанье двери, потом задыхающийся голос Луи:

— Спешите! Постарайтесь быть здесь до темноты. Теперь эта падаль цепляется за крыши, и нам трудно стрелять в них из домов. А выйти наружу — верная смерть. Их тут самое малое тысячи три! Поезжайте по улицам и снимайте их подряд. Только скорее! Кое-где они срывают черепицу!

— Мишель, ты слышал? Жми!

— Жму до полного, шестьдесят в час!

— Луи, мы будем в деревне часа через два, — проговорил я в микрофон. — Держитесь!

— Вы так близко? Нам повезло. На моей крыше сидит штуки три, но потолок здесь крепкий. Скверно, что я не могу ни с кем связаться по телефону.

— Ты один?

— Нет, со мной шесть добровольцев и Ида. Она просит передать Бельтеру, чтобы он не беспокоился.

— Где мой дядя?

— Заперся в обсерватории вместе с Менаром, им там ничего не грозит. Твой брат с инженерами в седьмом убежище. У них ручной пулемет, и, похоже, они им неплохо действуют. Мне надо связаться с другими группами.

— Только не выходи из дому!

— Не бойся, не выйду.

Бреффор наклонился из башни и крикнул:

— Тревога! Гидры.

Я взобрался к нему. Примерно в километре впереди нас на высоте пятьсот-шестьсот метров парила плотная стая больших зеленых гидр. Их было около сотни.

— Скорее ракеты, пока они не рассеялись!

Трубы ракетных подставок поднялись по бокам башни. Нагнувшись, я увидел, что Вандаль и Мартина уже укладывают ракеты на выдвижной лоток с одной стороны, а Бельтер и Поль — с другой.

— Бреффор, вниз! Наводи ракеты. Я останусь у пулемета.

Я прицелился и скомандовал:

— Огонь!

Трассирующие пули устремились к гидрам, а за ними взвились ракеты, оставляя белые хвосты. Нам повезло: ракеты взорвались в самой середине зеленого облачка, и сверху полетели клочья мяса. На фоне неба казалось, что хлынул черный дождь. Уцелевшие гидры ринулись на нас, и с этого момента стрелял я один. Пока гидры вились вокруг грузовика, мне удалось сбить еще дюжину. Потом, словно сообразив, что мы неуязвимы, они метнулись в сторону и умчались над самой землей.

Без дальнейших происшествий мы добрались до рудника; здесь не было ни души. Через секунду дверь одного убежища приоткрылась, и кто-то помахал нам рукой. Мишель подвел машину вплотную к убежищу; только тогда я узнал мастера Жозефа Амара.

— Где остальные?

— Уехали на поезде. Они переделали его в бронепоезд и взяли все оружие.

— А вы?

— Остался, чтобы вас предупредить. Из Совета звонили, сказали, что вы должны подъехать. Ребята на паровозе придумали брандспойт с кипятком.

— Хорошо, лезьте к нам. Давно они уехали?

— Час назад.

— Вперед, Мишель.

Амар уставился на Взлика вытаращенными глазами.

— А это еще что за гражданин?

— Туземец. Потом все узнаете.

Через десять минут до нас начали доноситься взрывы, и наконец мы увидели деревню. Все окна и двери были забаррикадированы. Гидры сидели на крышах многих домов или совсем низко летали над улицами. Поезд рудника стоял на «вокзале»; стоило какой-нибудь гидре приблизиться к нему, как ее расстреливали из автоматической пушки.

— По местам! Поль — за руль. Мишель и Бреффор — с автоматами. Мартина, Вандаль, подавайте мне ленты. Бельтер и ты, Амар, будете вторыми номерами при автоматчиках. Взлика уложите в угол, чтобы не мешал. Готовы? Хорошо. Поль, подъезжай к паровозу!

Рудокопы поработали на славу. С помощью бревен, досок и металлических листов они превратили свой поезд в настоящую крепость на колесах. Вокруг него на земле валялось уже около сотни вздувшихся дохлых гидр.

— Черт возьми, каким образом вы столько насбивали? — крикнул я.

Машинист — это оказался Бирон — прокричал в ответ:

— Сам придумал! Мы их шпарим кипятком. Вот еще пожаловали, сейчас увидите. Погодите стрелять! — крикнул он тем, кто сидел в первом вагоне с двадцатимиллиметровкой.

— Не стрелять, — повторил я, обращаясь к своей команде. Приближалась стая гидр, штук тридцать.

— Когда прикажу, включайте насос, — сказал Бирон своему кочегару и просунул в бойницу шланг с медным наконечником и деревянной ручкой.

— Отведите грузовик!

Чудовища были уже метрах в тридцати и мчались с большой скоростью. Внезапно навстречу им ударила струя кипящей воды и пара, сразу сбив штук двенадцать. Остальные рассеялись. Вслед залаяла пушка из вагона, и мы тоже открыли огонь.

— Видели? — крикнул Бирон. — Проще простого! Мы бы уложили куда больше, сообрази я в первый раз подпустить их поближе. Сплоховал я, а теперь они вроде побаиваются.

— Хороша выдумка, она сбережет нам немало пуль. Надо будет усовершенствовать ваше изобретение. Я доложу Совету, и, думаю, вам вернут политические права. Сейчас мы едем в деревню. В каком доме Луи Морьер?

— Наверное, на почте.

— Значит, начнем с почты! Все на местах? Вперед, потихоньку. Цельтесь лучше и стреляйте реже, только наверняка.

По дороге к площади гидры нас не тронули, и мы спокойно доехали до почты. Крыша ее казалась сплошной шевелящейся зеленой массой. Каждая пуля попадала в цель, но, чтобы убить чудовище, зачастую приходилось делать несколько выстрелов; пустить в ход ракеты или тяжелый пулемет я не решался, боясь ранить друзей. Гидры словно замерли, вцепившись щупальцами в черепицу и глупо тараща глаза. Их неподвижность нас удивила: раньше чудовища казались умнее. Мы начали целиться тщательнее, стараясь сразу поразить нервный центр, и вскоре нам удалось снять с почты ее вторую, живую кровлю.

То здесь, то там над деревней взрывались ракеты. Два раза свистел паровоз, торжествуя новые победы кипятка. Освободив заложенную изнутри дверь, Луи выскочил из дому и прыгнул к нам в грузовик.

— Что нового? — спросил я.

— С вашим приездом дело пошло, но эта мерзость проникла в три дома. Убито еще человек десять.

— Кто?

— Альфред Шарнье с женой и одна из его дочерей. Пять крестьян, я их не знаю. Мадлена Дюшер, актриса, и трое рабочих. Телефонная линия повреждена где-то между почтой и заводом. Постарайтесь ее восстановить, а то я не знаю, что там творится. Я останусь на почте.

Луи вернулся в дом, а мы поехали вдоль телефонной линии. Метрах в пятидесяти от места обрыва на крыше дома притаились три гидры. Захватив кусок медного провода, я выскочил из грузовика и начал сращивать оборванные концы. Едва я кончил, над моей головой залаял пулемет: гидры неслись ко мне. Пользуясь старым приемом, я бросился плашмя на землю, а когда гидры проскочили мимо, быстро влез в машину. Мне пришлось еще дважды возобновлять эту опасную игру, которая могла кончиться трагически.

Восстановив связь, мы приступили к очистке крыш. Действуя по заранее намеченному плану, мы начали с площади, и через час здесь все было кончено. Затем грузовик двинулся по главной улице. Едва успели мы сделать первые выстрелы, как все гидры, словно по сигналу, поднялись в небо. Тотчас захлопали двери, мужчины и женщины выскакивали из домов с направляющими подставками, и в течение двух минут вслед чудовищам взлетело по крайней мере полторы сотни ракет. Все небо было усеяно черными и зелеными пятнами — гидрами и разрывами. Поднявшись еще выше, гидры собрались в облако и скрылись из виду.

— Интересная штука! — сказал мне Луи, когда мы вернулись к почте. — Едва прилетела эта зеленая дрянь, я почти перестал слышать твой голос по радио. Страшные помехи.

— Странно! — удивился я. — У меня было то же самое, когда над нами кружили коричневые гидры. Неужели эти твари подают друг другу что-то вроде радиосигналов? Наверное, поэтому они действуют так дружно. Надо будет поговорить с Вандалем.

В тот же вечер собрался Совет. Нас осталось всего семь человек, так как кюре и Шарнье погибли. Я сделал краткий отчет об экспедиции, представил Совету Взлика и членов нашего экипажа, которые присутствовали на заседании в качестве консультантов. Затем Луи рассказал о том, что произошло в наше отсутствие. Главной проблемой оказалась новая тактика гидр. Теперь они прилетали ночью, затаивались в кустах или кронах деревьев и оттуда внезапно нападали на прохожих. Люди боялись выходить из домов и передвигались только вооруженными группами.

— По радио ты предложил переселиться в район гор, — продолжал Луи. — Я целиком «за», но как это сделать? Если переезжать на грузовиках, у нас не хватит горючего, а пройти пешком такой путь между гидрами и ссвисами… И как быть с техникой? Даже на грузовиках мы не сможем перевезти паровозы, станки и прочее.

— У меня совсем другой план.

— Что же ты предлагаешь? Может купим билеты на самолет?

— Я предлагаю корабль.

— А где ты его возьмешь?

— Надеюсь, Этранж сумеет сделать нам чертежи. Сверхмощный крейсер со скоростью пятьдесят узлов нам не понадобится; достаточно будет маленького грузового суденышка. Наша территория подходит к морю. Морем мы доберемся до устья Дордони. Реку я исследовал от устья до скалистого моста, расположенного всего в двухстах километрах от Кобальт-Сити, и на всем протяжении она, бесспорно, судоходна. Всюду, где я делал замеры, глубина была более десяти метров. Море здесь спокойное. В сущности нам предстоит пройти по морю каких-нибудь семьсот километров да еще двести пятьдесят вверх по реке.

— Каким образом будет двигаться ваше судно? — спросил дядя.

— Поставим паровую машину или большой дизель с завода. Хотя горючее… Черт, если бы у нас было оборудование для буровой, я мог бы проверить, далеко ли здесь нефть!

— Оборудование есть, — сказал вдруг Этранж, — полный комплект. Когда проектировали вторую плотину, тут бурили пробные скважины и весь буровой инструмент остался на заводском складе. Как раз перед самой катастрофой я получил письмо: изыскатели хотели забрать оборудование, но так и не успели.

— Ну, знаете, нам кажется, повезло куда больше, чем всем робинзонам, вместе взятым! На какую глубину рассчитана буровая?

— Они доходили до шестисот — семисот метров.

— Удивительно! Чтобы исследовать грунт для постройки плотины, такая глубина ни к чему.

— Я еще тогда думал, что компания, которая вела работы, заодно искала что-то другое. Нам же лучше! Кстати, среди моих людей трое когда-то работали на Аквитанских нефтяных приисках.

— Тогда все в порядке. Мы приступим к разведке завтра. Надеюсь, все согласны переселиться из этих мест?

— Надо проголосовать, — сказала Мари Прэль. — Я понимаю, здесь оставаться трудно, но отправиться в страну этих… — она кивнула на Взлика, который молча прислушивался к разговору. — Нет, надо голосовать!

— О, с ними, я думаю, мы сговоримся, — возразил Мишель. — Впрочем, давайте проголосуем, так будет лучше.

Когда развернули бумажки, служившие нам бюллетенями, два голоса оказались «против»: Мари Прэль и учитель, остальные — «за».

— Знаете, дядя, мы, наверное, не сможем перевезти вашу обсерваторию, — предупредил я. — Во всяком случае, с этим придется подождать.

— Знаю, знаю. Но если мы останемся здесь, мы все погибнем.

XIII. ИСХОД

Через несколько дней мы отправились на разведку нефти: впереди ехал я на нашем броневике, за мной — три машины с оборудованием и еще один грузовик с горючим для мотора буровой. Мы приступили к работе немедленно. Как я и предполагал, нефть оказалась неглубоко: мы дошли до нее, пробурив скважину всего в восемьдесят три, метра. Не без труда наполнили мы цистерну наскоро оборудованного нефтевоза и отправили его в деревню, где уже сооружалась установка для перегонки нефти. Несмотря на свою примитивность, она дала бензин приличного качества.

Я пробыл на буровой два месяца. Взлик совершенно выздоровел и приехал ко мне; он делал удивительные успехи во французском языке, и мы болтали с ним, как земляки. Кроме того, он оказался прекрасным разведчиком; зоркий и неутомимый, он мог развивать скорость до девяноста километров в час.

Каждый вечер я связывался по радио с Советом. Чертежи судна были уже готовы, завод приступил к изготовлению отдельных частей, но жить в деревне становилось день ото дня страшнее. Гидры нападали постоянно, бороться с ними было трудно, и мы потеряли еще семнадцать человек и большое количество скота. Новости и письма на буровую привозили шоферы нефтевозов, которые проклинали все на свете каждый раз, когда им приходилось возвращаться с грузом на земную территорию.

Затем, оставив вместо себя на скважине бурового мастера, я вместе с Взликом перебрался в деревню. За два месяца здесь многое изменилось. По краям полей всюду стояли легкие, но достаточно прочные убежища, чтобы крестьяне могли без особого риска собрать урожай. Завод выпускал большое количество рельсов, у нас не было прокатного стана и приходилось их отливать; рельсы получались грубые, но достаточно прочные. Большая часть их пошла на сооружение железной дороги к побережью, где работала корабельная верфь. Киль судна уже стоял на месте. Оно должно было иметь сорок семь метров в длину, восемь в ширину и, по расчетам Этранжа, ходить со скоростью семь-восемь узлов. Рядом с верфью возвышались резервуары для горючего. К тому времени у нас было в запасе уже сорок тысяч литров.

Восемь месяцев работа шла с предельным напряжением.

За это время мы закончили корпус корабля и благополучно спустили его на воду. Теперь нужно было оборудовать судно внутри и построить мол для погрузки. К концу второго года пребывания на Теллусе наш первый корабль отправился в пробное плавание. Он хорошо принимал волну, имел незначительную бортовую качку, однако его крейсерская скорость не превышала шести узлов. Мишель и Бреффор совершили быстрый рейс до окрестностей Кобальт-Сити; они взяли с собой семена земных трав, чтобы к тому времени, когда мы перевезем скот, на месте уже было достаточно привычного для наших животных корма. С ними поплыл Взлик, которому мы поручили переговоры с его племенем. Потом он должен был нас встретить у слияния Дордони с Дронной. Перед отплытием Взлик открыл нам одну интересную подробность: оказывается, в Дронну впадает узкий, но довольно глубокий приток, который протекает всего километрах в тридцати от облюбованного нами места. Мишель исследовал эту речку: наш корабль не дошел до Кобальт-Сити на пятьдесят километров, но ниже по течению река была вполне судоходной.

Тем временем мы построили баржу с небольшой осадкой, которую можно было вести на буксире. И вот через два с половиной земных года жизни на Теллусе начался великий исход: на юг отплыл первый караван. На судне было семьдесят пять человек, оружие, инструменты, рельсы, листы дюрали и стали. Я был капитаном, Мишель и Мартина — моими помощниками. На баржу мы погрузили заводской паровозик, разобранный подъемный кран и горючее. Плыли осторожно, ощупью, все время измеряя глубину. Иногда приходилось удаляться от побережья, но море оставалось спокойным.

Обычно я находился на носу корабля или на капитанском мостике. Вода была удивительно зеленой. Неясные тени мелькали в ней вокруг судна, и сердце мое каждый раз сжималось от беспокойства: кто знает, какие чудовища могут обитать в этих глубинах! «Конкеран» — «Победоносный» — так мы окрестили нашего первенца — был вооружен двадцатимиллиметровкой и пулеметом, но все облегченно вздохнули только тогда, когда наконец дошли до устья Дордони.

Мы двинулись вверх по течению самым малым ходом, и, как оказалось, не зря. Несмотря на небольшую осадку, я дважды натыкался на мели в устье реки — к счастью, было время отлива, и с приливом судно пошло дальше.

Члены нашего экипажа, кроме Мишеля и нас с Мартиной, еще не сталкивались с животным миром Теллуса, если не считать гидр. Легко представить, с каким изумлением смотрели они на невиданных зверей. Как-то вечером одному тигрозавру удалось перепрыгнуть с берега прямо на палубу и ранить двух людей, прежде чем его расстреляли в упор из пушки. А когда мы были недалеко от устья Дронны, по берегу галопом промчались два ссвиса. Несколько минут спустя в том направлении, куда они скрылись, поднялись три столба дыма: условный сигнал Взлика.

Он ожидал нас один на мысу при слиянии двух рек. Около пятидесяти ссвисов его племени, построившись клином, стояли метрах в ста позади.

— Привет! — проговорил Взлик своим свистящим голосом.

— Привет, Взлик, — ответил я.

«Конкеран» застопорил машины, но якорь мы не бросали, опасаясь всяких неожиданностей.

— Поднимайся к нам, — предложил я.

Взлик бросился в воду и взобрался на борт по пассажирскому трапу. В этот момент механик высунулся из люка машинного отделения и разинул рот.

— Неужели нам придется жить с этими чудаками? Взлик повернулся и ответил:

— Не бойся, они добрые.

У механика была такая изумленная физиономия, что невозможно описать.

— Вот это да! Он говорит по-французски?!

Его поведение меня удивило, но потом я вспомнил, что большинство жителей деревни видели ссвиса лишь мельком: он почти все время проводил со мной, а я большую часть времени пропадал в экспедициях. Ко мне подошли Мишель и Мартина.

— Ну как? — спросила Мартина. — Что вы ответите на наши предложения?

— Мы выбрали мир. Мы даем вам Сигнальную гору, по-нашему Нсса, даем всю землю между Везером, Дордонью и Дронной до Неведомых гор, по-нашему Бссер. За нами остается право прохода через эти земли. Взамен вы даете нам железо, сколько понадобиться для нашего оружия, и будете помогать нам в борьбе с черными ссвисами, или слвипами, с тигрозаврами и голиафами. Вы можете проходить через наши земли и рыть в них свои ямы, но не охотиться. Для этого нужно спрашивать разрешения у совета племени.

— Мы согласны, — сказал я. — Только насчет железа — нам понадобится время, чтобы его добыть.

— Знаем. Я рассказал ссвисам, как вы его достаете из земли. Вожди хотят вас видеть.

— Хорошо, идем.

Мы спустили на воду ботик и сели в него втроем: Взлик, Мишель и я. Мартина осталась на судне, незаметно приблизившись к пушке.

— Не нервничай, будь настороже, — сказал я на скверном английском языке, чтобы Взлик не понял.

Четыре хороших гребка — и ботик ткнулся носом в берег. Дюжина ссвисов приблизилась, разглядывая нас. Нам казалось, что все они совершенно похожи друг на друга, и, если бы Взлик смешался с остальными, мы уже не смогли бы его найти. Позднее, попривыкнув к их виду, мы, конечно, отличали знакомых ссвисов, хотя, по совести говоря, разница между ними была гораздо меньше, чем между людьми.

Взлик в нескольких словах передал, что мы приняли все условия. Ссвисы ответили традиционным приветствием, которое нисколько не напоминало цветистой речи земных дикарей из приключенческих романов моего детства. Тогда в залог дружбы я вручил каждому по отличному стальному ножу, какой уже был у Взлика. Судя по словам благодарности, подарок им понравился, но ни одна черточка не дрогнула в их лицах.

Мы вернулись на судно вместе с Взликом и медленно двинулись вверх по течению. Там, где Изель — так я назвал эту новую речку — изгибается широкой излучиной, нам пришлось остановиться: дальше начинались пороги. Здесь река образовала спокойную заводь шириной метров двести; в северный берег вдавалась небольшая бухточка, словно наметка будущего порта. Лучшего места было не сыскать. Я решил приступить к разгрузке, но уже темнело; мы бросили якорь и переночевали посредине реки.

Весь следующий день мы валили деревья для постройки пристани. Через неделю она была готова. Уложив рельсовый путь, мы приступили к самой сложной операции — выгрузке подъемного крана. Даже в разобранном виде он был невероятно тяжел, и нам не удалось избежать несчастья: около полудня молодой рабочий (всего двадцати пяти лет) Леон Белльер поскользнулся и был раздавлен упавшей на него балкой. Но даже горевать нам было некогда; мы похоронили юношу и в память о нем назвали эту бухту Порт-Леон.

Когда кран встал на место, работать стало сразу легче. Тем не менее выгрузка паровозика и трех вагонов доставила нам немало хлопот. Зато потом все остальное мы разгрузили играючи.

Мишель принял от меня команду судном, и «Конкеран» уплыл, а мы, оставшиеся шестьдесят человек, приступили к постройке бревенчатого форта, в котором можно было бы укрыться от тигрозавров и даже от ссвисов, если те почему-либо вздумают на нас напасть. Мы держали постоянную связь с Советом по радио. Бригада дорожников сразу начала укладывать рельсы железнодорожной ветки длиной пятьдесят километров, которая должна была связать Порт-Леон с Кобальт-Сити.

Мы успели уложить всего четыре километра пути, использовав на это весь запас рельсов, когда «Конкеран» вернулся с новым грузом. Этот рейс продолжался двадцать три дня. Нам доставили большое количество горючего, рельсов и маленький экскаватор. На судне прибыло также пятьдесят человек рабочих. С третьим рейсом приплыли первые семьи, женщины с детьми. Положение в деревне к тому времени немного улучшилось, однако гидры продолжали прилетать каждый день.

Со следующим рейсом прибыло несколько коров и овец, которых мы выпустили на участок, засеянный земными травами. Каждый вечер их загоняли в хлев при форте, опасаясь бродивших поблизости тигрозавров. Нам пришлось убить штук пять-шесть, прежде чем удалось их отвадить от наших пастбищ.

По мере того, как прибывали новые переселенцы, для них сразу строили временные хижины из расчета две комнаты на семью. Холостяки, которых, кстати, становилось все меньше и меньше, жили в общежитии. Постепенно Порт-Леон приобретал облик типичного городка американских пионеров Дикого Запада, только без стрельбы из револьверов и без салунов.

Настроение у всех было приподнятое: все были счастливы избавиться наконец от гидр. Железнодорожная ветка удлинялась с каждым днем. Сначала был отвоеван двадцатый километр, потом тридцатый, потом сороковой. На крайней точке железнодорожного пути выросла целая деревушка-крепость, которая двигалась вперед вместе с дорогой.

И вот пришел день, когда дорога дошла до долины, где должна была вырасти наша столица. К тому времени в земной деревне осталось всего человек полтораста; в основном это были рабочие, разбиравшие под руководством инженеров заводское оборудование. С ними были мои дядя и Менар: зная, что перевезти обсерваторию невозможно, они решили уехать только с последним рейсом. Перед объездом все здания были тщательнейшим образом законсервированы до поры до времени, пока у нас не появятся более совершенные транспортные средства.

Мы, разумеется, не могли взять с собой большой телескоп с зеркалом пять с половиной метров диаметром, но два других телескопа, в полметра и метр восемьдесят сантиметров, нам все-таки удалось перевезти.

О тех днях новоселья у меня остались самые светлые воспоминания.

Наши дома, построенные наполовину из бревен, наполовину из дюраля, стояли по склонам долины в живописном беспорядке. Многочисленные животные бродили вокруг, но среди них не было ни тигрозавров, ни голиафов: чаще всего мы видели мирных травоядных или мелких хищников, напоминавших наших лисиц или кошек. Кстати сказать, земные деревенские кошки размножались необычайно и очень помогали нам, уничтожая маленьких грызунов, покушавшихся на посевы.

Мы начали добывать цемент из мергелей ближайших скал. В первую очередь построили цеха металлургического завода в трехстах метрах от выходов каменного угля. Как только прибывали станки, их немедленно устанавливали на подготовленные места. И скоро завод заработал.

В тот памятный день я женился на Мартине. Свадьба была очень простой, чисто гражданской, потому что ни я, ни она не верили в бога. И это была не первая свадьба на Теллусе: Бельтер и Ида поженились в Кобальт-Сити на два месяца раньше нас. Но поскольку наша женитьба была, по словам Взлика, «свадьбой вождей», ссвисы прислали целую делегацию с подарками. Взлик рассказал им, что я больше всего люблю камни, и передо мной высыпали целую кучу всевозможных образцов, среди которых оказалось несколько очень красивых полудрагоценных камней и кусок превосходной медной руды. Последняя меня обрадовала больше всего. Я спросил, где ее нашли, и ссвисы показали мне место к юго-востоку от пика Тьмы. Месторождение оказалось необычайно богатым.

Давно уже я хотел посетить племя Взлика, да все не было случая, а тут свадьба, и мы решили отправиться к ссвисам «в свадебное путешествие» на нашем верном броневике. Мост, который мы построили когда-то через Везер, сохранился: ссвисы пользовались им и берегли его. К вечеру мы добрались до пещер. Они были расположены под самым гребнем довольно крутого, обращенного на запад обрыва, у подножия которого струился ручей.

Взлик заранее предупредил соплеменников о нашем приезде. Нас встретили и провели к вождю племени — очень старому ссвису с зеленоватой от времени кожей. Он лежал на толстой подстилке из сухих трав в большой открытой пещере, все стены которой были покрыты удивительно живыми изображениями голиафов и тигрозавров, пронзенных стрелами. Среди этих изображений, наверняка имевших магическое значение, мы вдруг увидели себя: люди и грузовики были нарисованы довольно точно. Однако стрелы здесь были тщательно стерты! Эта деталь нас позабавила и одновременно обрадовала.

Я был поражен чистотой, царившей в пещерах ссвисов. Входы в них довольно плотно закрывались щитами из кож, натянутых на деревянные рамы. Внутри горели светильники, заправленные растительным маслом.

— Культура у них совсем человеческая! — заметила Мартина.

— Ты права. И я даже думаю, что их образ жизни почти ничем не отличается от жизни наших предков в каменном веке. Разве что чистоплотностью.

Старый Слиук — так звали вождя — при виде нас встал и через Взлика обратился к нам со словами привета. За спиной Слиука на каменной стене висело его оружие: большой лук, стрелы и дротики. На вожде не было никакой одежды, если не считать ожерелья из сверкающих камней.

Я вручил ему нож и стальные наконечники для стрел, а также маленькое зеркальце, которое поразило ссвиса больше всего. В продолжение всего ужина — теперь мы знали, что теллусийская дичь съедобна, и ели без опаски — он не выпускал зеркало из рук.

Ссвисы очень внимательны к своим женам и вообще проявляют о них заботу, даже удивительную для такого примитивного уровня развития. «Женщины»-ссвиски меньше ростом, более коренасты, и кожа у них светлее, чем у «мужчин». Мне показалось, что Взлик и дочь вождя, Ссуай, знают друг друга более чем хорошо, и это меня искренне порадовало. Если Взлик после смерти своего «тестя» станет вождем племени, наш союз должен упрочиться.

Мы пробыли у ссвисов восемь дней. Я подолгу разговаривал с Взликом, расспрашивая обо всем, о чем не успел спросить раньше.

Постепенно я уяснил себе устройство их общества. В отличие от слвипов, черных ссвисов, коричневые ссвисы придерживаются единобрачия. В племени четыре рода с родовыми вождями; роды объединяются только в случае войны или для большой охоты. Всего племя насчитывает около восьми тысяч ссвисов, включая «женщин» и детей. Племя входит в союз, насчитывающий еще десять племен, однако все они собираются вместе лишь в случае особой опасности. Основное занятие ссвисов — охота, но они занимаются также примитивным «земледелием», которое заключается в том, что они разбрасывают семена и собирают урожай два раза в год. Они умеют коптить мясо и могут таким образом делать запас впрок.

Со всех сторон, кроме северной, племя ссвисов окружают их исконные враги — черные слвипы. Далеко на юге обитают другие племена красных ссвисов. Легенды говорят, что когда-то там была их прародина.

Ссвисы относятся к разряду яйценосных. Самки откладывают в год по два яйца величиной со страусиное. Через тридцать дней из насиженного яйца появляется совершенно сформированный маленький ссвис, который сразу может питаться самостоятельно.

Родственные связи за пределами семьи у ссвисов практически отсутствуют. Живут ссвисы очень долго, по сто-сто десять земных лет, если только не погибают раньше на войне, что, впрочем, случается довольно редко. Как правило, все они отличаются беззаветной храбростью. В то же время ссвисы слишком воинственны. Они свято соблюдают верность союзникам и убивают врагов не из ненависти, а только потому, что это враг. Воровство среди ссвисов — вещь совершенно неизвестная. По отношению к врагам — другое дело! Здесь они мастера. С точки зрения интеллекта ссвисы почти ничем не уступают людям и по сравнению с людьми обладают поразительной восприимчивостью. Но прошу меня извинить, я рассказываю о том, что вы давно уже знаете, ибо со временем ссвисы настолько вошли в нашу повседневную жизнь, что сегодня многие из них стали рабочими, а некоторые даже математиками.

На обратном пути от ссвисов мы завернули в Порт-Леон. «Конкеран» только что вернулся из последнего рейса с грузом черепицы и кирпича. Он привез также средний телескоп диаметром сто восемьдесят сантиметров и последних жителей деревни. С ними были мой дядя и Менар.

XIV. САМОЛЕТ

Прошло более двенадцати месяцев по земному времени. Если мерить старой мерой, мы жили на Теллусе уже пятый год. Менар подсчитал, что это должно соответствовать трем теллусийским годам.

Кобальт-Сити постепенно преображался. Теперь он походил на оживленный поселок городского типа, окруженный полями, на которых колосились пшеница и скин — местный злак ссвисов. В поселке было две с половиной тысячи жителей, своя электростанция, маленькая клиника, где Массакр готовил будущих врачей, и даже зародыш университета, где я преподавал пять часов в неделю. Земные травы все больше вытесняли в окрестностях теллусийскую растительность, и на ближайших холмах паслись тучные стада.

Мы добывали различные металлы и уголь, полностью удовлетворяя свои нужды: железнодорожная ветка длиной пятьдесят пять километров соединила нас с Алюминиевым холмом, на котором сорок человек работали в карьере, поставляя заводу бокситы. В Порт-Леоне насчитывалось шестьсот жителей. Одержимый мечтой о дальнейших исследованиях, я заложил там верфь, на которой достраивался более быстроходный корабль, чем наш «Конкеран». Инженеры прилагали все усилия, чтобы с помощью сохранившейся техники изготовить побольше новых совершенных станков.

Каждые двадцать дней по уже наезженной дороге к Нефтяному источнику отправлялись два нефтевоза. До скважины было неблизко — восемьсот километров. Впрочем, она быстро истощалась, и я знал, что скоро можно будет отозвать шестьдесят человек, которые ее обслуживали. Но меня это нисколько не волновало: у нас в запасе были десятки тонн бензина и мазута, а самое главное — я открыл новый нефтеносный район всего в сотне километров от города.

Короче говоря, все шло так, что, если бы не случайные встречи со ссвисами на улицах, да не два солнца и три луны в небе, можно было бы подумать, будто мы вернулись на Землю. Именно в это время произошло самое значительное событие После нашего прибытия на Теллус.

В тот вечер я засиделся в своем кабинете на первом этаже нашего маленького дома: нужно было разобрать заметки и привести в порядок наспех набросанные черновики геологических карт. Уже поздно ночью я вызвал по радио мастера нефтяных вышек, дал ему задание на завтрашний день и поднялся наверх, позабыв выключить стоявший в углу приемник. Проспал я примерно полчаса, когда меня разбудила Мартина:

— Послушай, внизу кто-то разговаривает!

— Должно быть, это на улице…

Я подошел к окну, распахнул его, прислушался. Снаружи было темно и тихо. Город спал. В окнах не было ни огонька. Только прожектор на сторожевой вышке описывал медленные круги, выхватывая из мрака дом за домом.

— Тебе, наверное, почудилось, — проговорил я, укладываясь обратно в постель.

— Послушай, вот опять!..

Я прислушался: действительно, снизу доносились какие-то звуки.

— Ерунда! — пробормотал я уж в полусне и спокойно объяснил полузабытыми земными словами: — Просто я забыл выключить радио…

И тут сон мой как рукой сняло.

— Черт побери, кто может вызывать в такой час?

Кубарем скатился я по лестнице и бросился к приемнику. Лампы горели, но эфир молчал. Через окно я видел небо, усеянное звездами; луна, должно быть, уже зашла. И вдруг из динамика прозвучал голос, говоривший по-английски:

— Говорит ЮА, Вызывает Нью-Вашингтон! Говорит ЮА. Вызывает Нью-Вашингтон!

Тишина. И опять:

— Говорит ЮА!

Звук был очень чистый. Видимо, передающая станция находилась где-то поблизости.

— Слушай! — снова сказала мне Мартина.

Я замер, затаив дыхание. Что-то тихо жужжало вдалеке.

— Неужели самолет?

Я подбежал к окну. Крохотный огонек медленно полз среди звезд. Метнувшись к аппарату, я начал лихорадочно крутить ручки настройки, пытаясь найти волну, на которой шла передача.

— ЮА, ЮА, кто вы? — кричал я в передатчик на ломаном английском языке. — Кто вы?

Наконец нужная волна найдена.

— ЮА, кто вы? Говорит Новая Франция!

Я услышал приглушенный возглас и ответ на великолепном французском языке:

— Говорит самолет ЮА. Где вы находитесь?

— Прямо под вами. Следите, я зажгу снаружи свет.

Теперь самолет кружился над нашими головами.

— Вижу ваши огни. Ночью сесть невозможно, мы прилетим потом. Сколько вас и кто вы?

— Около четырех тысяч, все французы. А вас?

— В самолете семь, в Нью-Вашингтоне — одиннадцать тысяч американцев, французов, канадцев и норвежцев. Оставайтесь на той же волне. Мы будем вас вызывать.

— Давно вы в полете?

— Десять часов. Мы вылетали на разведку. Днем вернемся к вам, а сейчас идем на юг. Не вызывайте нас, но пусть все время кто-нибудь дежурит у приемника. Сейчас будем вызывать Нью-Вашингтон. Искренне рады, что мы здесь не одни. До скорого!

И голос снова перешел на позывные.

— Говорит ЮА!

Вскоре начался двусторонний разговор по-английски, который я плохо понимал. По-видимому, пилот сообщал о нас.

Не в силах усидеть дома, мы бросились будить моего брата, Луи и Бреффора, которые жили все вместе метрах в ста от нас. Потом мы вытащили из постелей Мишеля, Менара, всех членов Совета и наконец переполошили весь город. Новость распространилась молниеносно. Я позвонил даже в Порт-Леон и, сообщив о самолете, приказал ускорить оборудование «Темерера» — «Смелого». Мы едва могли дождаться рассвета.

С утра жители Кобальт-Сити начали готовиться к встрече летчиков. Чтобы не ударить лицом в грязь, мы расчистили обширную площадку с твердой почвой и выложили белую стрелу, указывающую направление ветра. Потом я вернулся к приемнику, у которого дежурила Мартина.

— Ну что?

— Пока ничего.

— Не могло же нам это присниться!

Два часа прошло в томительном ожидании. Вокруг приемника собралась целая толпа. Мой рабочий стол, к которому даже Мартина не смела прикоснуться, бесцеремонно толкали, бумаги сдвинули, но мне было не до этого. То же самое происходило и в мэрии, где был такой же приемник-передатчик. И вдруг:

— ЮА вызывает Новую Францию! ЮА вызывает Новую Францию!

— Новая Франция слушает! Говорите! Прием!

— Мы летим над материком близ экватора. Два мотора отказали. Вернуться, по-видимому, не сможем. Связь с Ныо-Вашингтоном прервана. Слышим вас очень плохо. На тот случай, если мы погибнем, вот координаты Нью-Вашингтона: 41 градус 32 минуты северной широты, 62 градуса 12 минут западной от вас долготы.

— Где вы находитесь сейчас?

— Примерно на восьмом градусе северной широты и двенадцатом от вас градусе долготы.

— У вас есть оружие?

— Да. Пулеметы на турели и ружья.

— Постарайтесь сесть. Мы вас найдем. Нам понадобится (я сделал в уме быстрый подсчет) двадцать — двадцать пять дней, чтобы добраться до вас. У животных, похожих на слонов, мясо съедобное. Только не ешьте незнакомых фруктов.

— На строгом пайке нам хватит наших бортовых запасов на тридцать дней. Идем на посадку, третий мотор тоже сдает.

— Остерегайтесь гидр! Главное, не подпускайте их близко!

— Что такое гидры?

— Вроде летающих пиявок. Если увидите, сами догадаетесь. Стреляйте в них сразу!

— Ясно. Снижаемся на равнину между очень высокими горами и морем. До скорой…

Передача оборвалась. Сдерживая растущую тревогу, мы ждали. Где-то там, за шесть с лишним тысяч километров от нас, семеро смельчаков боролись со смертью. Мы прождали так целый час, и лишь тогда динамик снова заговорил:

— Посадка удалась. Самолет сильно поврежден, но мы все живы. К несчастью, нам пришлось вылить почти весь бензин, а наши аккумуляторы сильно разряжены. Поэтому будем передавать изредка только наши позывные, чтобы вы не теряли направление. Прием.

— Мы известим вас, когда тронемся в путь. Будем связываться с вами каждые сутки по земному времени. Сейчас 9 часов 37 минут. Мужайтесь! До встречи.

Я немедленно выехал в Порт-Леон, где «Темерер» был уже на плаву. В тот же день мы провели испытания. Это был маленький кораблик длиной сорок восемь метров при ширине пять, грузоподъемностью всего около ста сорока тонн. Два мощных дизеля с демонтированного завода сообщали ему скорость до двадцати пяти узлов. При средней скорости двенадцать узлов он мог проплыть без заправки более десяти тысяч миль. Учитывая наши скромные возможности, это был настоящий шедевр кораблестроения!

«Темерер» имел на вооружении тяжелый двадцатимиллиметровый пулемет, а поскольку патронов к нему было мало — еще и ракетную артиллерию. Со времен героической битвы с гидрами мы значительно усовершенствовали это оружие. На носу и корме судна стояли спаренные направляющие установки, с которых могли одновременно взлетать четыре ракеты весом по двенадцать килограммов каждая: они били на пять километров с завидной точностью. По бортам находились установки для более легких ракет, которые зато имели дальность боя до семи километров.

Наскоро испытав корабль — мы прошли на нем до устья Дордони и обратно, — я приказал грузить продовольствие и боеприпасы.

Команда состояла из двенадцати человек. Штурманом был Мишель, старшим механиком — Бирон. Из остальных пятеро служили когда-то на флоте, а что касается меня, то я трижды переплыл Средиземное море на маленькое паруснике одного своего приятеля и кое-как постиг основы кораблевождения.

Мы взяли с собой маленький, специально оборудованный грузовичок — уменьшенную копию нашего верного броневика, оборудованного радиопередатчиком.

Тихим ходом «Темерер» спустился по реке. На выходе из устья Дордони я послал позывные; экипаж самолета коротко отозвался. И вот наш корабль закачался на волнах — мы вышли в океан.

Отойдя на милю от берега, я взял курс на юг. Побережье здесь представляло собой плоскую равнину с высокими травами. По словам немногих ссвисов, которые побывали на этой вражеской территории, принадлежащей слвипам, и сумели вернуться оттуда живыми, такая же степь простиралась далеко в глубь материка до горного хребта, но с моря этот хребет нельзя было даже разглядеть.

Мы с Мишелем стояли на мостике. Судно шло со скоростью двенадцать узлов, моторы работали бесперебойно, море было спокойным. Чтобы не терять даром времени, я взял пробы морской воды и сделал анализ в нашей маленькой лаборатории: вода оказалась сильно насыщенной хлором. Замедлив ненадолго ход, мы выбросили за борт примитивный трал; когда его вскоре вытащили на палубу, он был полон рыбы всевозможных пород: одни походили на земных рыб, другие имели самые неожиданные формы.

Вечером солнце утонуло в сиянии багряного заката. Несмотря на то, что Гелиос по сравнению с нашим старым земным Солнцем кажется совсем голубым, закаты на Теллусе отличаются обилием красных тонов, потому что здесь слой атмосферы гораздо толще.

С наступлением ночи мы сбавили ход до шести узлов, хотя луны светили достаточно ярко. Я совсем не хотел, чтобы «Темерер» напоролся на какой-нибудь неизвестный нам риф. К утру мы были уже в четырехстах пятидесяти километрах от порта отправления. Берег по-прежнему оставался низким и плоским.

К полудню перед нами возник лабиринт островов, островков и песчаных мелей; не решаясь углубиться в неведомые проливчики, где нас на каждом шагу подстерегали опасности, я предпочел взять курс в открытое море, и скоро земля исчезла из виду. Мы установили три вахты: Я дежурил первым, за мной — Мишель, а третью вахту стоял наш боцман, старый моряк, прослуживший пятнадцать лет на военных кораблях.

На четвертый день вдали опять показалась земля, хотя мы все время шли одним курсом — прямо на юг. По-видимому, материк изгибался на юго-запад, если только это не был какой-нибудь остров. Мы пересекли 32 градуса северной широты. Было жарко, но пока вполне терпимо. Вечером того же дня мы увидели, как среди волн ныряет и плещется какая-то огромная черная туша. На всякий случай я приказал завести ракеты в направляющие желоба и быть наготове, но морское чудище скрылось, не обратив на нас внимания. Вызвав по радио Кобальт-Сити, я узнал, что, несмотря на все усилия, установить связь с Нью-Вашингтоном пока не удается. Берег снова скрылся из глаз. Утром, когда я уже хотел приказать «курс-ост», наблюдатель заметил землю прямо па носу. Я решил сделать разведку. Вымеряя глубину лотом, мы осторожно подошли на двести метров к пустынному голому берегу. Мишель определил координаты: 19 градусов 5 минут 44 секунды северной широты, 18 градусов 22 минуты западной долготы по отношению к Кобальт-Сити. Скорее всего это был мыс какого-то острова. Сначала я хотел высадиться, но потом отказался от этой мысли, и мы взяли курс на юго-восток.

Мы вызвали самолет и долго не получали ответа. Через два часа они сами связались с нами, объяснив, что только что отбили нападение гидр, не зеленых, а коричневых, но гигантских размеров — от двенадцати до пятнадцати метров длиной.

Без особых происшествий, если не считать крупной зыби, которая «Темереру» была нипочем, мы достигли земли, где опустился самолет. По словам летчиков, это был материк, отделенный от нашего широким проливом. Чтобы отыскать этот пролив, пришлось ощупью подниматься на север, обогнув длинный полуостров. Мы прошли вдоль берега по крайней мере еще десять градусов широты. Зной стоял невыносимый: всем пришлось надеть широкополые шляпы и то и дело поливать водой металлическую палубу. Временами море исчезало в густом, душном тумане, куда более страшном, чем ослепительное сияние Гелиоса.

Когда мы доплыли до намеченного пункта, наступил вечер; отсюда, по нашим расчетам, до самолета по суше было ближе всего. Но берег нас разочаровал: здесь были настоящие мангровые заросли, деревья поднимались прямо из моря, теснились на илистых, топких отмелях, где кишели всякие гады, а воздух был отравлен невыносимо зловонными испарениями. О высадке не могло быть и речи. Далеко на горизонте мы видели гигантский горный хребет, центральная вершина его поднималась больше чем на пятнадцать тысяч метров.

Мы поплыли вдоль побережья, отыскивая местечко погостеприимнее, и через несколько километров достигли устья мутной реки. Несмотря на быстрое течение, нам удалось в него войти и подняться километров на девяносто. Здесь илистые наносы окончательно преградили нам путь.

Мы привели все наше оружие в полную боевую готовность, удвоили посты наблюдателей. Вокруг на заболоченных берегах шевелились, хлюпали и кишели в тине омерзительные, почти протоплазменные создания. Странные серые или ядовито-зеленые кучи живого студня амебовидными движениями переползали из лужи в лужу. Мы задыхались от запаха гнили; термометр показывал плюс сорок восемь градусов в тени! Когда настала ночь, берега осветились фосфоресцирующими пятнами разных цветов, размеров и форм, которые медленно передвигались в удушливом мраке.

После долгих поисков мы обнаружили на правом берегу скалистый выступ, на котором, судя по всему, не было живых существ. Маневрируя двумя винтами, «Темерер» пристал к нему, и мы пришвартовали судно канатами, вбив в мягкий сланец железные клинья. С борта на берег лег бревенчатый помост, по которому грузовичок осторожно съехал на сушу.

— Кто поедет? — спросил Мишель. — Ты, я и еще кто с нами?

— Ты не поедешь, — возразил я. — На «Темерере» должен остаться кто-нибудь, кто сможет при случае довести судно до порта.

— Значит, ты и останешься. Астрономов у нас целая куча, а ты единственный наш геолог.

— Здесь я командир. Приказываю тебе остаться! Ты поедешь вместо меня вторым рейсом. Свяжись с самолетом, узнай, сколько до него километров и в каком направлении нам ехать.

Связь установили быстро. Мишель произвел подсчет:

— Километров тридцать, курс зюйд-вест.

Узнав, что мы от них так близко, американцы завопили от радости.

— У нас всего два литра питьевой воды и ни одной таблетки для стерилизации, — пожаловались летчики.

— Мы доедем за пару часов, — ответил я. — Приготовьтесь. Если у вас осталось горючее, зажгите костер: дым будет служить нам ориентиром.

Я сел за руль, матрос Андре Этьен встал к турели со спаренными желобами для ракет. Я обнял Мишеля, махнул рукой остальным, и мы тронулись.

XV. ФИОЛЕТОВАЯ СМЕРТЬ

Не спуская глаз с компаса, я вел бронированный грузовик на юго-запад. Каменистая полоса тянулась километра два-три, потом пошел мягкий, скользкий грунт. Этьену пришлось слезть и натянуть на колеса грузовика цепи. Несмотря на мое запрещение, он все-таки попытался схватить амебовидную тварь диаметром сантиметров сорок и обжег руку, словно кислотой. Эти слизняки буквально кишели вокруг. Некоторые достигали более метра в диаметре. То и дело на наших глазах происходили жестокие, безмолвные и медленные схватки, в результате которых побежденный исчезал и растворялся в желудке победителя.

Мы двигались с трудом, вода фонтанами вылетала из-под колес. К счастью, редкая растительность послушно сгибалась перед машиной. Запах тухлых яиц, вызванный гниением трав и, может быть, желатинообразных существ, преследовал нас неотступно. Через два часа такой мучительной езды мы увидели наконец далеко впереди столб дыма.

Окружающий нас пейзаж изменялся, и отвратительные ползучие твари исчезли. На твердом грунте цепи можно было снять. Теперь грузовик пошел быстрее. И наконец я увидел вдалеке силуэт самолета со сломанными крыльями.

Заметив нас, американцы забыли об осторожности и бросились навстречу машине. Все они, кроме одного, одетого в авиационный комбинезон, были в форме военно-морского флота США. Я открыл заднюю дверцу и впустил их внутрь. Вдевятером мы еле уместились в маленьком грузовике, но это не помешало бурным излияниям американцев. Они едва не сломали мне пальцы восторженными рукопожатиями! Вытащив из-под сиденья бутылку, я налил им по кружке коньяку с водой, пусть не очень свежей, зато вполне пригодной для питья (что мои гости не замедлили оценить).

Самому старшему из них было лет тридцать пять. Как начальник экспедиции, он представил мне остальных, начав с белокурого гиганта, который был выше меня на целую голову: капитан Эллиот Смит. За ним шел коренастый брюнет капитан Рональд Брюстер. Огненно-рыжего расхлябанного парня звали Дональд О'Хара, он был лейтенантом. У инженера Роберта Уилкинса, тридцатилетнего шатена, быстрые, черные глазки так и сверкали из-под широкого нависшего лба с залысинами. Широкоплечий сержант Джон Пари оказался канадцем. Оставался человек в летном комбинезоне. Указав на него, американец сказал:

— А это для вас сюрприз: Андре Бирабан, географ и ваш соотечественник.

— Вот это действительно приятная неожиданность! — воскликнул я. — На Земле мне частенько доводилось слышать ваше имя.

— И наконец, разрешите представиться самому: Артур Джейнс.

В свою очередь я познакомил всех со своим механиком и сказал:

— А теперь, друзья, надо снять с вашего самолета все, что можно спасти, и поскорее отправиться в обратный путь. Гигантские гидры не прилетали?

— Нет, — ответил Джейнс. — Трупы тех, что мы сбили, валяются по ту сторону самолета.

Мы объехали вокруг помятого фюзеляжа: позади него догнивали горы коричневого мяса.

— Вы уже сталкивались с подобными тварями? — спросил Бирабан.

— Конечно! Только наши гидры были зеленые и поменьше, хотя такие же опасные. Они не могут проникнуть внутрь самолета?

— Нет, кабина надежная.

— В таком случае я возьму с собой четверых; трое и мой матрос останутся. Снимите тем временем все вооружение. Патронов у вас хватит?

— Полный боекомплект.

— Оружие и боеприпасы заберем последним рейсом.

Джейнс оставил со мной Смита, Брюстера, Бирабана и Уилкинса, а сам с остальными заперся в самолете.

Я посадил Смита рядом: по-английски я говорил плохо, но, как выяснилось, он довольно прилично знал немецкий язык, которым я владел свободно, и мы могли по дороге поговорить. Я узнал, что Нью-Вашингтон представлял собой участок территории Соединенных Штатов, угодивший в середину Теллусийского океана. Из пятидесяти пяти тысяч человек у них осталось в живых всего десять тысяч. Их остров был длиной тридцать семь километров при ширине двадцать; на нем оказались наполовину разрушенный катастрофой авиационный завод, который американцам удалось до какой-то степени восстановить, поля, пригодные для обработки, большие запасы оружия и продовольствия и — это самое странное — довольно много судов: французский легкий крейсер «Сюркуф», американский эскадренный миноносец «Поуп», канадский торпедоносец и два торговых судна — норвежское полугрузовое и аргентинский танкер. На «Сюркуфе» служил мой школьный товарищ; с горечью я узнал, что после катастрофы он исчез и значится пропавшим без вести. Все эти суда находились в открытом океане и только потом кое-как добрались до Нью-Вашингтона. Некоторые пришли под самодельными парусами, помятые, растерзанные, как после сражения, но все-таки пришли! Морякам катастрофа представлялась в виде гигантской волны, поднявшейся от самого океанского дна.

— Почему же вы только сейчас вылетели на разведку?

— Были дела поважнее. Пришлось хоронить жертвы, расчищать развалины, строить дома. У нас осталось очень мало бензина, и весь он ушел на заправку одного из семнадцати самолетов, самого сохранившегося. А теперь и этот разбился.

— Вы ни разу не слышали наши передачи?

— Нет, ни разу. А между тем мы обшаривали эфир целый год.

— Странно! Как же вы жили все это время?

— У нас было много консервов, пшеница росла хорошо. Мы ловили рыбу: кое-какие земные породы выжили и быстро размножились. Вот молока у нас не было, — добавил Смит с грустью. — Из-за этого погибло много детишек.

Я в свою очередь рассказал ему о наших делах.

Часа в три пополудни мы добрались до «Темерера». Я высадил спасенных людей и немедленно отправился во второй рейс, несмотря на протесты Мишеля. Если бы я только знал, какая жуткая сцена меня ожидала!

Я уже приближался к самолету, когда заметил огромную студенистую массу изумительного светло-фиолетового цвета, которая с большой быстротой ползла в том же направлении, делая, наверное, километров тридцать-сорок в час. По форме она напоминала чудовищную амебу диаметром не менее десяти метров и около метра высотой.

Заинтересовавшись, я остановил машину. Не обращая на меня внимания, фиолетовая тварь продолжала ползти к самолету.

В этот момент дверца фюзеляжа открылась, и оттуда выглянул канадец. Он увидел остановившийся грузовичок, помахал рукой и двинулся нам навстречу. За ним из самолета вылезли Этьен, О'Хара и Джейнс.

Я перевел взгляд на чудовище: его роскошная фиолетовая окраска исчезла, теперь оно было матово-серым, округленным и походило на огромный, покрытый плесенью валун. Пари приближался. Предчувствуя какую-то опасность, я двинулся к нему, беспрерывно сигналя. Механик улыбнулся, еще раз помахал мне рукой и ускорил шаг. Я мчался к нему на полном газу! И все-таки опоздал.

Внезапно чудовище снова озарилось фиолетовым светом и ринулось на канадца. Пари увидел его, заметался, потом побежал назад к самолету. И тогда произошло нечто страшное и непонятное: послышался сухой треск, в воздухе мелькнуло нечто вроде синеватой искры, и канадец рухнул наземь. Еще через мгновение он исчез, поглощенный фиолетовым слизняком.

Остолбенев от ужаса, я нажал на тормоза. Чудовище повернуло и приближалось к машине. Я сорвался с сиденья, вскарабкался в башню к направляющим желобам, где еще с утра лежали ракеты, и лихорадочно закрутил ручки наводки. Снова выскочила синеватая искра, ударив в радиатор. Меня сильно тряхнуло. Это не было похоже на удар электрического тока — ледяной холод судорогой свел мое тело. И тут же я нажал кнопку спуска. Обе ракеты нырнули в живую слизь, находившуюся всего в десяти метрах от грузовика. Послышались два глухих взрыва, громкий искровой треск разрядов, и в воздух полетели клочья фиолетового студня. Чудовище скорчилось и замерло.

Я тронул грузовичок, осторожно подъехал ближе. Фиолетовое желе слабо вздрагивало, и последние искорки пробегали в его глубине. Но канадец исчез бесследно. Приоткрыв дверцу, я метнул в студенистую массу две зажигательные гранаты; от сильного жара она затрещала, сжалась и перестала трепетать.

Тем временем подошли остальные.

— Какой ужас! — пробормотал Джейнс.

— Боюсь, что мы ничего уже не можем сделать для вашего механика, — сказал я. — Разве что его похоронить.

Но когда мы разрубили топором сморщенное и ставшее словно деревянным тело этой твари, внутри оказался лишь золотой перстень с печаткой — и больше ничего!

В подавленном настроении мы погрузили два пулемета. Американские летчики сели в кузов, Этьен занял свое место у ракетной установки, и мы вернулись на корабль.

На следующий день нам пришлось сделать еще несколько рейсов, чтобы забрать остальное оружие, боеприпасы, электромоторы и все, что могло пригодиться. Последним повел грузовик Мишель и снова столкнулся с фиолетовой смертью. Он расстрелял издали четыре таких отвратительных и страшных слизняка.

Едва грузовичок вернулся на палубу, мы снялись с якоря и немедленно отплыли, угостив на прощание ракетным залпом слишком любопытную гигантскую гидру, которая разлетелась на куски. Теперь я чувствовал себя куда увереннее, нежели вначале. Во-первых, мы удачно выполнили свою миссию, а во-вторых, отныне я мог доверить управление людям, из которых по крайней мере двое действительно знали, что такое корабль и как им управлять.

XVI. Я ПОВИДАЛ НЕВЕДОМЫЕ ЗЕМЛИ

Препоручив техническое командование полностью Джейнсу и его офицерам, мы с Мишелем оставили за собой лишь общее руководство экспедицией. Я отправил радиограмму в Кобальт-Сити, потом по совету Уилкинса попытался связаться с Нью-Вашингтоном. Как ни странно, мне это сразу удалось. Джейнс коротко доложил обо всем, передал нам благодарность правительства и приглашение посетить остров.

— Очень сожалею, — ответил я, — но сейчас принять приглашение не могу. До Нью-Вашингтона самое меньшее десять тысяч километров; у нас просто не хватит горючего. Сначала мы вернемся в Кобальт-Сити.

— Почему вы, французы, назвали так свой город? — спросил О'Хара.

— Да потому, что он больше всего походит на ваши города Дикого Запада восьмидесятых годов, во всяком случае мы их представляем именно такими.

Выбравшись из зловонной реки, «Темерер» взял курс на северо-запад. Дул сильный ветер, и наш кораблик низко кланялся волнам, несмотря на протесты кое-чьих желудков. Наполовину по-английски, наполовину по-французски мы продолжали разговор. Когда не хватало какого-нибудь слова, Бирабан выступал в роли переводчика. Первый день плавания прошел без происшествий.

К ночи море успокоилось, однако мы все же сбавили ход. Я оставил на мостике Смита и лег спать.

Пробудила меня необычная качка. Я прислушался, пытаясь сообразить, в чем же дело, потом понял: моторы не работали — и мы стояли. Торопливо натянув одежду, я поднялся на палубу.

— Что случилось? — спросил я у рулевого.

— Не знаю. Мы только что остановилась.

— Где американский капитан?

— На корме вместе с инженером.

Из люка высунулась голова Мишеля:

— В чем дело? Почему стоим?

— Сам не знаю. Иди сюда!

— Сейчас… иду.

Едва он произнес последнее слово, как раздался громкий всплеск и весь корпус судна вздрогнул. Я услышал звонкое английское ругательство, потом удивленный возглас и крик, страшный крик:

— Все вниз! Вниз!

В то же мгновение Смит сбил меня с ног и скатился в люк. Уилкинс буквально нырнул вслед за нами. Смит высунул голову, убедился, что на палубе никого не осталось, и задраил дверцу. При свете лампы я разглядел белые, искаженные лица американцев. С грохотом захлопнулась дверь матросского кубрика. Последовал новый толчок, и «Темерер» накренился на правый борт. Споткнувшись, я больно ударился о переборку.

— Говорите же, что это, черт побери?

Уилкинс наконец ответил:

— Гигантские кальмары!

Я почувствовал, что холодею от ужаса. С самого детства, когда я впервые прочитал «Двадцать тысяч лье под водой», эти животные наводили на меня панический страх. Еле ворочая языком, я проговорил по-английски.

— Пойдемте со мной!..

На подгибающихся ватных ногах мы поднялись по лесенке на закрытый мостик, выглянув сквозь большие иллюминаторы, я увидел, что залитая лунным светом палуба пуста. Только на носу за рамой ракетной установки извивалось нечто вроде толстого каната. Потом метрах в десяти от левого борта из черной воды всплыла на мгновение какая-то масса и щупальца замелькали в воздухе на фоне восходящей луны. Мне показалось, что длиной они были не менее двадцати метров!

К нам присоединился Мишель, потом остальные американцы. Смит рассказал, как все произошло. Когда оба винта сразу застопорило, он с Уилкинсом пошел па корму и нагнулся, чтобы узнать, в чем дело. Прямо на него смотрели огромные, чуть светящиеся глаза. Чудовище взмахнуло щупальцами, и тогда он закричал…

Мы попробовали запустить машину; винты вспенили воду, «Темерер» прополз несколько метров, потом моторы снова заглохли и последовала новая серия толчков и рывков.

— Подождем, — посоветовал Уилкинс.

Казалось, эта ночь никогда не кончится. Но только на рассвете мы увидели, как велика опасность. По крайней мере тридцать «кальмаров» окружили судно со всех сторон. Разумеется, это были не кальмары, хотя с первого взгляда любой мог ошибиться. У них было вытянутое, заостренное сзади тело без хвостового плавника длиной от десяти до двенадцати метров и диаметром от двух до трех метров. Спереди росло шесть огромных щупалец двадцатиметровой длины и толщиной до полуметра каждое. Щупальца были вооружены блестящими когтями, заостренными на концах и чуть расширяющимися в середине, как наконечники пик. У основания щупалец располагалось шесть глаз.

— Похоже, это двоюродные братья гидр, — заметил я.

— На их родство мне сейчас в высочайшей степени наплевать, — отозвался Мишель. — Если они все разом уцепятся за борт, тогда, старина, наш «Темерер»…

— Какой же я идиот! Надо было поставить ракетные установки на турели!

— Раскаиваться поздно. А что, если просунуть в иллюминатор пулемет с самолета? И надо будет поместить винты в тоннель… если только мы выберемся!

Я крикнул матросам:

— Тащите сюда пулемет и ленты! Только не выходите на палубу!

— Осторожно!.. — предупредил нас Мишель. Одно чудовище приближалось, пеня воду щупальцами.

Вот оно уцепилось за поручень правого борта и оторвало его напрочь.

— Может быть, если нам удастся убить хоть одного, остальные займутся им?

Прозвучал звонок, я подошел к переговорной трубке.

— Капитан, винты освободились.

— Хорошо, будьте наготове. Как только скажу, давайте вперед до полного.

Трое матросов втащили по трапу пулемет. Я приспустил одно стекло, выставил наружу ствол и уже хотел открыть огонь, когда Мишель хлопнул меня по плечу.

— Постой! Пусть стреляет американец: они лучше знают свое оружие.

Я уступил место Смиту: пулемет в его ручищах казался детской игрушкой. Он тщательно прицелился в «кальмара», дремавшего на волнах, и дал очередь. Раненое животное буквально выпрыгнуло из воды, потом пошло ко дну. Смит уже целился во второго, как вдруг разразилась настоящая буря: десятки гигантских рук бушевали на палубе, сокрушая все на своем пути. Сорванные поручни летели за борт, щиток носового пулемета был смят, со звоном вылетело стекло, и одно щупальце просунулось в отверстие иллюминатора, сорвав при этом раму. Чудовищный отросток яростно извивался. Мишеля швырнуло о стену, мы с Уилкинсом от ужаса не могли шевельнуться, и только Смит сразу пришел в себя. Сорвав с крюка пожарный топорик, он размахнулся широким жестом дровосека и начисто отсек щупальце. Через полуоткрытую дверцу я бросился к радиопередатчику, чтобы успеть послать сигнал бедствия, пока еще целы мачты антенны. «Темерер» все сильнее раскачивался с борта на борт. Я слышал, как один матрос крикнул: «Спасайтесь! Тонем!» Все море вокруг бурлило от ударов змеевидных отростков, так что жутко было смотреть. И тут случилось чудо, которое спасло нам жизнь.

Метрах в двухстах от нас на поверхность высунулась огромная плоская голова более десяти метров длиной и словно раскололась вдоль, открыв прожорливую пасть, усаженную белыми острыми зубами. Одним взмахом она надвое перехватила первого «кальмара» и устремилась к следующему. Рядом вынырнули еще две такие же головы, и между вновь прибывшими и «кальмарами» началась битва, такая свирепая и жестокая, что я до сих пор не знаю, сколько она продолжалась, минуту или целый час!

Так же внезапно море успокоилось: лишь обрывки щупалец и мертвые туши покачивались на волнах. Прошло минут десять, прежде чем мы наконец поняли, что спасены. И когда это дошло до нашего сознания, мы на полном ходу пустились на север.

К вечеру слева по борту показался скалистый архипелаг; утесы его на фоне заката напоминали развалины замков. Мы осторожно приблизились. Когда до берега оставалось совсем немного, я заметил между двумя зазубренными скалами подозрительное волнение. Еще через минуту мы разглядели стаю «кальмаров» и, резко свернув направо, дали полный ход, оставив чудовищ за кормой.

Светлая лунная ночь позволяла идти, не снижая скорости. Мы чуть не задели одинокого «кальмара», дремавшего на волнах, и тут же разнесли его в клочья ракетным залпом. Утром впереди был замечен остров.

О'Хара залез на рубку, захватив с собой карту, составленную по аэрофотоснимкам в инфракрасных лучах. Нам удалось отыскать на ней этот узкий клочок земли, вытянутый с востока на запад и расположенный между экваториальным континентом, который мы оставили позади, и северным материком.

Фотоснимки, сделанные с большой высоты, были очень нечеткими, однако на них ясно проступали пятна больших лесов и осевая линия горной цепи. На северо-востоке за широким проливом в поле объектива попала оконечность еще какой-то земли. Я решил обследовать восточный берег первого острова, дойти до западного мыса второго, а затем повернуть к большому полуострову на юге северного материка.

Мы пошли вдоль южного берега острова. Он был скалистый, крутой и выглядел не очень-то гостеприимно. В глубине острова тянулась цепь невысоких гор. Добравшись к концу дня до восточного мыса, мы встали на якорь в маленьком заливе.

Взошло красное солнце, осветив унылое плоское побережье, почти лишенное растительности. Когда в небе засиял Гелиос, мы смогли разглядеть подробнее безрадостную степь, отделенную от воды узкой полосой белого песка. Когда сделали промеры, выяснилось, что этот узенький пологий пляж через несколько метров почему-то круто обрывается вниз и почти у самого берега глубина достигает примерно восемнадцати метров. «Темерер» подошел вплотную. Мы легко перекинули помост, и грузовичок съехал на берег. Заменив ракетную установку более подвижным пулеметом с самолета, мы снарядили в разведку Мишеля, Уилкинса и Джейнса. Не без тревоги смотрел я вслед машине, скрывшейся за первым подъемом. Хорошо еще, что на примятой траве остались следы шин: в случае чего по ним будет нетрудно отыскать товарищей.

Под прикрытием бортовых ракет я сошел на берег и осмотрел ближайшие окрестности. В траве мне удалось собрать десятки любопытнейших образчиков теллусийских «насекомых». Следы на песке указывали, что здесь водятся звери и покрупнее. Часа через два шум мотора возвестил о возвращении грузовичка. Из кабины выскочил один Мишель.

— Где остальные? — спросил я.

— Остались там.

— Где это «там»?

— Поедем, увидишь. Мы кое-что нашли.

— Что такое?

— Увидишь сам…

Любопытство оказалось сильнее рассудка: я передал командование Смиту и сел в машину. Мы ехали по волнистой степи с редкими рощицами. Возле одной из них паслось стадо животных, похожих на безрогих голиафов. Еще через час езды я увидел скалу высотой метров десять; на ее плоской вершине стоял Джейнс. Мишель остановил грузовичок у самого подножия. Мы сошли, обогнули скалу и с другой стороны проникли в грот.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Мишель.

На стенах скального грота были выбиты ряды странных знаков, удивительно напоминающих санскритский алфавит. Сначала я подумал, что друзья просто решили надо мной подшутить, но неподдельный налет времени на камне быстро убедил меня в обратном. Здесь было сотни три-четыре знаков.

— Это еще не все. Пойдем дальше.

— Подожди, я возьму оружие.

Захватив из машины автомат, я пошел за Мишелем и Джейнсом. Метрах в двухстах от скалы оказалась небольшая, словно вымершая, долина, на дне которой громоздилась гора металлических листьев и скрученных балок — остатки какого-то огромного сигарообразного аппарата.

Уилкинс задумчиво бродил вокруг.

— Это еще что за штука? Самолет?

— Может быть. Только наверняка не наш, не земной.

Я подошел и протиснулся в щель между нагромождением обломков. Листы обшивки глубоко вдавились в сыпучий песок. Они были из незнакомого мне толстого металла.

Уилкинс сказал, что это какой-то алюминиевый сплав.

Пока я скреб обшивку, пытаясь определить, что же это за металл, американский инженер направился к тому месту, где должна была находиться носовая часть. Мы услышали его удивленный возглас, потом он нас позвал. Спереди повреждения были не столь значительны, и здесь странный аппарат все же сохранил очертания кончика огромной сигары. В уцелевшей перегородке виднелась дверца без замков. Она легко открылась, и мы проникли внутрь.

В кабине, имевшей форму усеченного конуса, положенного на бок, царил полумрак, и сначала я ничего не различал, кроме силуэтов своих товарищей. Постепенно глаза привыкли к полутьме. Я увидел нечто вроде щита управления с такими же знаками, какие были высечены на скале, узкие металлические кресла, порванные медные провода, свисающие с потолка. На рулевом рычаге из белого металла застыла высохшая кисть руки. Она была огромной, черной, все еще мускулистой, несмотря на мумификацию тканей, и имела всего четыре пальца, по-видимому, с выпускными когтями. У запястья рука была оторвана.

Не сговариваясь, мы склонили головы. Сколько времени эта рука сжимает рычаг управления последним невероятным усилием? Сколько лет прошло с тех пор, как она все-таки посадила корабль на этот затерянный остров? Что за существа управляли кораблем? Может быть, это были исследователи с одной из планет Гелиоса, может быть, пришельцы из космоса, с отдаленной звезды, а может быть, жертвы, выброшенные на Теллус из своей вселенной — такие же, как мы? Лишь много лет спустя нам удалось найти ответ на эти вопросы, да и то далеко не полный.

Мы рылись в обломках аппарата до наступления сумерек. Ничего особенного обнаружить не удалось: несколько пустых банок, части каких-то приборов, книга с алюминиевыми страницами, но, увы, без всяких иллюстраций, да еще молоток вполне земной формы — вот и все наши находки. В кормовой части, где должны были помещаться двигатели, громоздились оплавленные ржавые глыбы, и среди них в толстой свинцовой трубе кусок тяжелого белого металла. Позднее анализ, сделанный в Нью-Вашингтоне, показал, что это был уран.

Мы сделали несколько фотоснимков и вернулись на корабль. Удивляться скудости наших находок было нечего: судя по надписи на скале, часть экипажа спаслась, и, естественно, они забрали все, что могло иметь хоть какую-то ценность. Подробно обследовать остров у нас уже не было времени. Мы назвали его «остров Тайны» и отплыли к соседнему, расположенному дальше на северо-востоке.

Здесь нам с трудом удалось причалить, но выгрузить машину мы так и не смогли. Небольшая часть побережья, которую мы осмотрели, оказалась безводной и голой. Если не считать «насекомых», на острове кишели одни плоские «гадюки». Впрочем, мы нашли несколько каменных орудий ссвисов. Исследование южной оконечности северного материка принесло нам куда больше открытий и… тревог.

Ранним утром «Темерер» стал на якорь в бухте, защищенной высокими скалами самых фантастических очертаний. Спустить грузовичок было непросто, л к тому времени, когда он наконец выехал на берег, Гелиос стоял уже высоко. Мишель, Смит и я сели в машину и двинулись в путь.

Не без труда поднялись мы на плато, простиравшееся в северном и восточном направлении до самого горизонта. С юга плато обрамляла цепь невысоких гор, к которым мы и направились по саванне с редкими группами деревьев. Здесь был настоящий звериный заповедник: голиафы, «слоны», а также более мелкие животные то и дело попадались навстречу поодиночке и большими стадами. Мы разбудили парочку тигрозавров, но те, к счастью для нас, были настроены мирно: наш грузовичок не выдержал бы столкновения.

В три часа пополудни, когда мы доедали запоздалый завтрак, вдали показалось многочисленное и какое-то странное стадо. Когда оно приблизилось, мы узнали больших красных ссвисов из расы Взлика. Я вспомнил, как тот неоднократно говорил мне, что их племя пришло с юга, отделившись от остальных по непонятным причинам. Произошло это не так давно, всего за несколько поколений до нашего «перелета» на Теллус.

Эта встреча нас огорчила: ссвисы преграждали нам путь к горам, а, зная их воинственный характер, ехать напролом было опасно — дело неминуемо кончилось бы столкновением. Но ссвисы, по-видимому, нас не заметили; они свернули влево и скрылись за линией горизонта.

Мы устроили короткий военный совет. Я стоял за немедленное возвращение, так как мы и без того слишком удалились от «Темерера» в глубь неведомой страны. Однако Смит и Мишель хотели проехать еще немного вперед, с тем чтобы вернуться на следующий день. Пришлось подчиниться большинству.

Мы поехали дальше и часов около четырех различили на юге скалу: высотой три десятка метров, она стояла далеко впереди горной цепи. Вершина ее показалась мне покрытой зубцами. Подъехав ближе, мы убедились, что эти зубцы на самом деле были башнями высотой метров по десять, расположенными с интервалами примерно в двадцать шагов. Пространство вокруг скалы в радиусе полукилометра с лишним было совершенно оголено, здесь не росло ни деревца, ни кустика. Между башнями скакали ссвисы. Казалось, они сильно встревожены, и через бинокль я разглядел, как они показывают на нас пальцами. Не зная, что думать, я замедлил ход.

Внезапно прямо напротив нас с вершины одной из башен, до которой оставалось метров четыреста, взвился в небо какой-то длинный черный предмет и, описав дугу, с нарастающим свистом ринулся вниз. Гигантская стрела или дротик, весом килограммов тридцать врезался в землю всего в трех шагах от нас. Я резко затормозил, потом, опомнившись, крутанул руль и дал газу.

— Зигзагами, жми зигзагами! — крикнул Мишель.

Оглянувшись, я увидел в небе дюжину черных молний. Они вонзались в почву вокруг машины, и от одной из них мы увернулись буквально чудом. За моей спиной залаял пулемет: Смит взялся за дело! Надо сказать, что в свое время он был чемпионом по стрельбе из авиационного пулемета. Позднее Мишель рассказывал, что американец в мгновение ока поджег шесть башен.

Я ничего этого не видел. Вцепившись в руль, выжав до предела педаль акселератора, я гнал грузовичок по рытвинам и ухабам, каждую секунду ожидая, что огромное копье вонзится мне в спину.

Мы были от этого на волосок! Когда вокруг уже мелькали первые деревья, стоящие на краю оголенной зоны, позади послышался удар, треск и скрежет лопнувшего металла. Я резко вильнул в сторону. Минут через десять, когда Мишель сменил меня за рулем, я увидел, что дротик пробил бронированную крышу, прошел между ног у Смита и засел наконечником в большой банке консервированной говядины, пригвоздив ее к полу. Не останавливаясь, мы отпилили древко и вытащили наконечник: треугольной формы с зазубринами, он был выкован из стали!

Уже ночью мы сделали короткую остановку, чтобы закусить и обсудить непонятное происшествие.

— Самое странное, — сказал я, — не то, что эти ссвисы знакомы с металлом, а то, что у них есть сталь превосходной закалки! По-видимому, это тот самый народ от которого отделилось племя Взлика. Значит, всего несколько поколений назад они тоже были еще в каменном веке. Конечно, ссвисы очень умны, но такой быстрый прогресс меня просто поражает!

Мишель задумался.

— А нет ли какой-нибудь связи между развитием этих ссвисов и нашей находкой на острове?

— Все может быть. Вы заметили, у них ведь катапульты, вернее баллисты, которые бьют на полкилометра с лишним!

— Я, во всяком случае, разбил им самое малое шесть башен, — проговорил по-английски Смит.

— Да, да. А сейчас давайте отсюда удирать. Здесь небезопасно.

Мы ехали всю ночь, Я пережил немало тревожных ночей на Теллусе, но ни одна еще не была до такой степени наполнена опасностями. Все три луны вышли на небо, и, казалось, все чудища планеты собрались на этом клочке земли. Свет фар привлек внимание «слонов», и нам пришлось прокладывать между ними дорогу. Потом появился огромный тигрозавр, ищущий добычу; мы встретили его очередью из пулемета, впрочем, не причинившей хищнику вреда — он просто перепугался, должно быть не меньше нас. Голиафы трижды преграждали нам путь, заставляя делать объезды. «Гадюки» бросались Под колеса грузовичка, и мы сменили два прогрызенных ими баллона. Лишь перед самым рассветом мы увидели сигнальные ракеты, взлетавшие с палубы «Темерера», и уже на заре поднялись наконец на борт.

XVII. ПОСЛЕДНЯЯ ОПАСНОСТЬ

Спустя несколько дней мы достигли устья Дордони без особых приключений, если не считать неполадок с моторами, которые заставили нас сутки идти под парусами. О своем возвращении мы известили Кобальт-Сити по радио и поэтому не особенно удивились, когда при слиянии Дордони с Изелем нас встретила лодка, где сидели Мартина, Луи и Взлик. Все трое поднялись на борт. мы взяли лодку на буксир и спокойно дошли до Порт-Леона. Мы отсутствовали целый месяц! Нечего и говорить, как я обрадовался встрече с Мартиной. Сколько раз за это путешествие я думал, что никогда не увижу ее!

Луи показал мне текст последней радиограммы из Нью-Вашингтона. Я прочел ее, не веря своим глазам, потом передал ее американцам — Бирабан перевел нам суть. А суть заключалась в следующем: по непонятным причинам Нью-Вашингтон медленно погружался в океан, и, если скорость погружения не замедлится, остров исчезнет под волнами самое большее через полгода. Поэтому правительство посылало нам сигнал бедствия.

Собрался совет с участием американцев. Джейнс выступил первым. Он сказал:

— В порту Нью-Вашингтона стоят два эсминца, французский крейсер «Сюркуф», грузовоз и маленький танкер. Кроме того, у нас есть шестнадцать самолетов, из них четыре винтовых и три геликоптера. Но у нас нет ни бензина, ни солярки. Можете ли вы продать нам горючее? Главное — с доставкой на место!

— Ни о какой продаже не может быть и речи, — ответил мой дядя. — Помочь вам — самая элементарная обязанность. Все дело в транспорте. У нас есть только одно судно «Темерер», а он для это цели слишком мал.

— А корпус «Конкерана»? — спросил я. — По-моему, он еще послужит. Кроме того, баржи, если только их можно оборудовать для перевозки горючего. Что скажете вы? — обратился я к нашим инженерам. Этранж подумал, потом заговорил:

— На изготовление цистерн уйдет от десяти до двенадцати дней. По крайней мере столько же — на специальное противопожарное оборудование. Итого месяц. Две цистерны длиной десять метров, шириной три и высотой два — итого сто двадцать тысяч литров: шестьдесят тонн бензина и шестьдесят тонн дизельного топлива.

— Предпочитаем больше солярки и меньше бензина, — вмешался Джейнс.

— Это можно. Сколько точно горючего у нас в запасе?

— Шесть миллионов литров, — ответил я. — Все резервуары полны, поэтому я приостановил добычу.

— Каково расстояние от Порт-Леона до Нью-Вашингтона?

— Примерно четыре с половиной тысячи километров.

— Да, но это напрямик, через открытый океан, — уточнил я.

Дядя обратился к Джейнсу:

— Если мы вам доверим «Темерер» и свой экипаж, сумеете вы довести судно до вашего острова.

— Отвечаю за это головой. Ваш маленький корабль просто превосходен!

— Хорошо, рискнем.

Месяц спустя «Темерер» отплыл, ведя на буксире баржу со ста сорока пятью тысячами литров горючего. Как потом рассказывал мне Мишель, все плавание было удивительно спокойным: ни бурь, ни «кальмаров», ни прочих морских чудовищ.

Нью-Вашингтон оказался едва возвышающейся над водой равниной с двумя прибрежными холмами, на которых теснились дома. Прибывших встретили залпами из всех орудий. Оркестр крейсера сыграл американский гимн. Потом под звуки «Марсельезы» маленький «Темерер» проскользнул со своей баржей в порт, провожаемый удивленными взглядами морских офицеров. Солярку сразу перекачали в баки аргентинского танкера, который немедленно снялся с якоря, а бензин отправили на грузовиках на аэродром.

Президент Нью-Вашипгтона Линкольн Дональдсон торжественно принял Мишеля. Потом французы пригласили его на «Сюркуф». Когда офицеры и моряки узнали, что вскоре смогут увидеть кусочек Франции, радости их не было предела!

Для жителей Нью-Вашингтона настала напряженная пора: чтобы демонтировать и погрузить на суда все, что можно было спасти, люди работали от зари и до зари не покладая рук. Потом вернулся танкер и первый караван — «Сюркуф», норвежский грузовоз и два эсминца, все перегруженные до предела людьми и оборудованием, — отплыли на материк.

Об этом Мишель предупредил меня по радио. В ответ я смог ему сообщить, что мы тем временем договорились со Взликом, который после смерти своего «тестя» стал главным племенным вождем. Ссвисы уступили американцам территорию, по правде говоря, принадлежавшую черным ссвисам, или слвипам, не входившую в охотничьи угодья племени, и часть своих исконных земель между Дронной и Неведомыми горами. Кроме того, я выговорил для нас самих коридор до самого устья, где мы намеревались построить Западный порт. Пока шли эти переговоры, французы тоже не сидели без дела. У подножия гор мы строили американцам дома на землях, действительно принадлежавших красным ссвисам, главным образом по ту сторону Дронны, как раз напротив нашего маленького поста Хром.

И вот первый караван прибыл. Наблюдательный пост в устье Дронны сообщил о его приближении рано утром, когда корабли были еще на подходе. Грузовое судно и крейсер «Сюркуф» из-за слишком большой осадки стали на якоря на самой Дронне, а эсминцы поднялись по Изелю. Потом американцы уплыли большим караваном, составленным из крупных лодок. Мы отбуксировали переселенцев к их новым владениям. Было решено, что американцы удовлетворятся пока землями красных ссвисов, отложив завоевание территории слвипов пока до лучших времен именно потому, что за нее пришлось бы еще воевать.

Мишель прилетел на самолете незадолго до прихода седьмого, и последнего, каравана. Остров к тому времени почти полностью затонул, но в Новой Америке уже вырос город и семь деревень, а на полях созрел и был убран первый урожай. Город Нью-Нью-Вашингтон, как его называли в шутку американцы, насчитывал пять тысяч жителей.

Население Новой Франции тоже увеличилось за счет шестиста моряков с «Сюркуфа» и шестидесяти аргентинцев, пожелавших жить в «латинской стране». Кроме того, к нам присоединилось человек пятьдесят канадских французов. Сначала их отпугнуло наше коллективное хозяйство, хотя это распространялось только на промышленные предприятия, а скоро они убедились, что никто не мешает им ходить в церковь, если их туда тянет.

Норвежцы (сразу же после катастрофы они подобрали в море пассажиров тонувшего норвежского лайнера, и теперь их было человек двести пятьдесят) попросили отвести им часть нашей территории близ устья Дордони. Там они и обосновались, выстроив рыболовный порт.

В действительности никакого строгого разделения не существовало и смешанные браки были самым обычным делом. К счастью, у американцев оказалось гораздо больше женщин, чем мужчин, и многие наши моряки переженились еще в Старом Нью-Вашингтоне. Спустя год после Великого Исхода у меня родился первенец, мой сын Бернар, а Мишель женился на семнадцатилетней красавице норвежке Инге Унсет, дочери капитана норвежского грузового судна.

Мы помогли американцам смонтировать заводы. Они в свою очередь уступили нам часть своих станков и четыре самолета. Вместе с двумя американскими коллегами я обнаружил на их территории, но на землях слвипов, значительные нефтяные месторождения. А еще через пять лет мы объединились в Союз Республик Теллуса. Но до этого нам еще пришлось отвоевывать земли у слвипов. И был момент, когда едва не началась война с американцами, когда судьба нас всех висела на волоске.

Слвипы первыми открыли боевые действия. Однажды вечером сотни их воинов внезапно напали на маленький американский пост и перебили десять человек из двенадцати. Двум американцам удалось спастись на автомашине. Как только об этом стало известно, в воздух поднялись два самолета, но отыскать убийц не удалось: степи опустели, а непроницаемые для глаза леса покрывали слишком обширные пространства. Американцы снарядили легко вооруженную колонну, понесли большие потери и вернулись ни с чем. Тогда они обратились за помощью к нам, учитывая наш богатый опыт, и к нашим союзникам ссвисам.

Трудно представить себе более странную войну и более сказочное войско! В центре ехали на грузовиках мы и американцы, над нами кружили два самолета, впереди летел геликоптер-разведчик, а вокруг гарцевали существа иного мира, вооруженные луками и стрелами!

Кампания была трудной, не обошлось без потерь. Быстро сообразив, что в очередном бою они сразу будут разбиты, слвипы начали опустошать приграничные районы, отравлять источники и колодцы, совершать налеты на Новую Америку, на земли ссвисов и даже на Новую Францию, пробираясь к нам через горы.

В ответ эсминцы обстреляли две обнаруженные на побережье деревни слвипов. Самолеты нашли и разбомбили еще несколько селений. Но все это ничего не давало. Лишь когда мы углубились во вражескую территорию, перейдя даже будущую границу Новой Америки, слвипы решили, что пришел час решающей битвы.

На рассвете к нашему лагерю сразу со всех сторон галопом устремилось более пятидесяти тысяч черных бестий. Джейнс, который был командиром отряда, немедленно вызвал авиацию, и самолеты тотчас взлетели с аэродромов Нью-Вашингтона и Кобальт-Сити. При скорости около тысячи километров в час они должны были долететь быстро, но нам надо было суметь продержаться. Пятьсот американцев и триста французов, пусть даже прекрасно вооруженных, и пять тысяч ссвисов против пятидесяти тысяч разъяренных врагов, стрелы которых разят на четыреста метров! Положение было критическим! И главное — мы не могли использовать маневренность грузовиков: ссвисы окружали нас кольцом по тридцать рядов в глубину! Мы поставили все пятьдесят машин, кроме нашего старого бронированного грузовика, вокруг, легли за пулеметы и стали ждать.

Мы открыли огонь, когда враг был уже в шестистах метрах, и это чуть не стоило нам всем жизни. Нельзя было выжидать так долго! Слвипы едва не захлестнули нас черной волной. Автоматы и пулеметы косили врагов, как спелую пшеницу, ссвисы посылали в них стрелу за стрелой, но все напрасно! Через мгновение у нас было уже десять человек убитых и более восьмидесяти раненых, у ссвисов — сто убитых, а раненых вдвое больше.

Безумная отвага слвипов наводила ужас, а их живучесть казалась просто невероятной. Один из них продолжал мчаться даже после того, как двадцатимиллиметровая пуля оторвала ему руку вместе с плечом, и свалился замертво в двух шагах от американца. Это я видел своими глазами.

За первой атакой последовала вторая. Когда слвипы пошли на приступ в третий раз, наконец подоспели самолеты, но толку от них было мало: все смешалось в невообразимой свалке и летчики просто не знали куда стрелять.

Во время третьей атаки Мишель получил стрелу в правую руку, а мне наконечник пробил левую икру; впрочем, оба наших ранения оказались легкими. Как только враги были отброшены, самолеты начали поливать их пулеметным огнем и забрасывать бомбами и ракетами. Начался разгром! В открытой степи ряды слвипов расстроились и мы гнались за ними на грузовиках, расстреливая в. упор, в то время как Взлик со своими воинами вылавливал и добивал одиночек.

Кое-где враг еще пытался переходить в контратаки. Вечером мы нашли грузовик, где остались только трупы, сплошь утыканные стрелами. Но под покровом темноты уцелевшие слвипы бежали и больше не возвращались.

Зато вместо них появились сотни тигрозавров, привлеченных запахом крови, и нам пришлось выдержать еще одно сражение, стоившее жизни шестерым. Всего мы потеряли двенадцать человек, американцы — двадцать два, и ссвисы — двести двадцать семь. У нас было восемьдесят семь раненых; у американцев — сто сорок пять, у ссвисов — девятьсот шестьдесят. Слвипы, по самым грубым подсчетам, оставили на поле боя не менее двадцати тысяч.

После этого похода американцы построили цепь фортов вдоль всей своей границы, защита которой облегчалась еще тем, что она шла по гребню естественного сброса, протянувшемуся от моря до самых гор на расстоянии почти семьсот километров.

Два следующих года прошли спокойно, в мирном труде. Однако мы с сожалением видели, что американцы все больше и больше замыкаются в себе. К нам они почти не приезжали, если не считать единичных случаев: прилетит один самолет, и все. Да и мы стали бывать у них только по делу: для обмена сырьем или промышленными изделиями. К тому времени американцы открыли у себя угольные шахты, правда, не столь богатые, как у нас, но с лихвой покрывавшие все их нужды. К тому же среди нас мало кто говорил по-английски. Ну, и так далее и тому подобное.

И мы, и они жили по-своему, обычаи были разные. Они шарахались от нашего вполне умеренного и разумного коллективизма и называли наш Совет диктатурой. Кроме того, у американцев сохранялись глупые предубеждения против «туземцев», которые мы никак не разделяли: более двухсот молодых ссвисов учились в наших школах.

А вот с норвежцами у нас установились превосходные отношения. Мы поставляли им металл, необходимый для постройки рыбацких судов, а они в изобилии снабжали нас всеми дарами моря. Уцелевшие земные рыбы размножились в невероятном количестве, да и теллусийские были просто великолепны на вкус.

«Героический период» подходил к концу. Чтобы в дальнейшем не давать американцам повода для критики, мы произвели ряд изменений. После долгих — в чисто французском духе — дискуссий было решено, что отныне Новая Франция будет состоять из следующих департаментов:

1) Департамент Кобальт (5000 человек), столица Кобальт-Сити (800 человек) и город Порт-Леон (324 человека);

2) Департамент Западный порт, столица того же названия (600 человек);

3) Департамент Нефтяных скважин (там осталось всего 50 рабочих);

4) Департамент Болье-Шахтерский, включающий Волшебное озеро с городом Болье (400 человек) и Северным портом (60 человек);

Таким образом, население Новой Франции достигло почти шести тысяч человек. В Порт-Леоне, Болье и Западном порту были свои муниципальные советы. Центральное правительство состояло из пятидесяти депутатов парламента, избираемых всеобщим прямым голосованием, и несменяемого Совета, состоящего из семи человек; вначале это были дядя, Мишель, Этранж, Бевэн, Луи, наш новый кюре и я. Парламент имел право вносить законопроекты, назначать министров и утверждать их решения. Совет помимо законодательных прав имел право вето, приостанавливавшее любые решения сроком на шесть месяцев. В случае объявления чрезвычайного положения, вынесенного не менее чем двумя третями голосов. Совет сосредотачивал всю полноту власти в своих руках сроком на шесть месяцев; при необходимости этот срок мог быть продлен. Образовались три политические партии; партия коллективистов во главе с Луи получила в парламенте двадцать мест, консервативная крестьянская получила столько же, а остальные десять мест достались организованной Этранжем либеральной партии. Ей же, как правило, доставались и все министерские портфели по старой французской традиции, гласящей, что править должно меньшинство.

Все эти изменения нисколько не отразились на нашей жизни. Завод, машины, шахты, суда и прочее по-прежнему оставались народной собственностью, а земля всегда принадлежала тем, кто ее обрабатывал.

Мы расширили сеть рельсовых и шоссейных дорог. Американцы последовали нашему примеру. Они строили больше паровозов, зато нам удалось создать очень мощные электромоторы. Самая длинная железнодорожная линия связывала Кобальт-Сити с Западным портом через Порт-Леон.

Тем временем отношения с американцами продолжали портиться. Первая серьезная размолвка произошла из-за канадского эсминца, на котором служили главным образом канадские французы. Решив поселиться с нами, французы, естественно, захотели привести к нам и свой корабль. Американцы начали чинить им бесчисленные препятствия. В конечном счете мы отдали им все вооружение и превратили эсминец в быстроходное грузовое судно.

Вторым поводом для недовольства послужил наш отказ совместно разрабатывать нефтяное месторождение, расположенное на землях ссвисов близ пика Тьмы. У американцев были свои месторождения, хотя и более глубокие. Но из-за этого напрасно тревожить ссвисов мы не желали.

И наконец, 5 июля 9 года теллусийской эры произошло открытое столкновение.

В тот день десяток ссвисов хотели, согласно договору о праве беспрепятственного прохода, пересечь восточную оконечность американской территории, которая в этом месте врезалась в их собственные земли длинным языком.

Они направлялись к нашему посту Болье-Горному, чтобы обменять дичь на стальные наконечники для стрел. И вот ссвисы проникли в Америку на виду нашего поста, находившегося на другом берегу в верховьях Дронны. Вдруг их остановили три американца с автоматами и грубо приказа ли повернуть обратно. Требование было совершенно идиотское, так как до Болье по прямой оставалось метров сто, а до границы в обратном направлении — километров пятнадцать. Глава ссвисов Авиц сказал им по-французски, что он на этот счет думает. Обозленные американцы дали три автоматные очереди; двух ссвисов убили, двух ранили, и среди них Авица, которого захватили в плен. Остальные ссвисы под градом пуль пересекли Дронну и сообщили обо всем начальнику поста Пьеру Лефрану.

Чтобы разобраться на месте, Лефран со ссвисами спустился к реке. И горько об этом пожалел! С противоположного берега ударила автоматная очередь, убив еще одного ссвиса и ранив самого Лефрана. Вне себя от ярости, его друзья ответили десятком ракет, которые подожгли и превратили в развалины ферму на американском берегу.

По счастливой случайности мы с Мишелем проезжали в это время неподалеку. Погрузив Лефрана и раненых ссвисов на грузовик, я погнал машину прямиком в Кобальт-Сити. Немедленно было созвано заседание парламента и Совета. После голосования было объявлено чрезвычайное положение. Лежа на носилках, Лефран рассказал о случившемся, и ссвисы подтвердили его слова. Мы еще спорили, не зная, что предпринять, когда пришла радиограмма с поста Ссвиский мост на Везере: наблюдатели отчетливо слышали грохот боевых барабанов, и по всей территории ссвисов поднимались дымные столбы сигнальных костров. Каким-то непонятным способом Взлик был уже извещен обо всем и теперь собирал своих воинов.

Зная мстительный и совершенно беспощадный нрав ссвисов, я прежде всего подумал об изолированных американских фермах, расположенных вдоль границы. Что там будет через несколько часов! Немедленно к Взлику вылетел геликоптер с моим письмом, в котором я просил подождать один день, а сам я вместе с остальными членами Совета бросился на радиостанцию, чтобы связаться с Нью-Вашингтоном.

События между тем нарастали. На станции радист встретил меня с новой радиограммой в руках: американский эсминец обстреливал Западный порт. «Темерер» и «Сюркуф» завязали с ним артиллерийскую дуэль.

На всякий случай Совет отдал приказ о всеобщей мобилизации. Самолеты с полными баками и боекомплектом были готовы взлететь по первому сигналу.

Установив связь, мы обратились по радио к американскому правительству с просьбой приостановить военные действия и начать переговоры. Американцы согласились. Обстрел нашего порта прекратился. Кстати, эсминец рад был убраться восвояси, потому что радиоуправляемая ракета с «Сюркуфа» разворотила ему всю носовую часть.

Мишель, мой дядя и я, не теряя времени, сели на самолет и через полчаса были уже в Нью-Вашингтоне.

Переговоры начались бурно. Американцы вели себя так заносчиво, что Мишель вынужден был им напомнить, что без нас они давно бы уже были съедены морскими чудовищами или умерли от голода на своих лишенных горючего кораблях. В конце концов была создана комиссия для расследования, в которую вошли Джейнс, Смит, мой дядя, я и брат Взлика, Иссци. Оба американца проявили достаточно благородства и признали вину своих соотечественников, которые были приговорены к десяти годам заключения каждый. Ссвисы в виде компенсации получили десять тысяч стальных наконечников для стрел.

Любопытно отметить, что после этой стычки, едва не кончившейся трагически, отношения между нами сразу улучшились. К концу 10 года они стали настолько дружественными, что появилась реальная возможность объединения в Союз Свободных Республик Теллуса.

7 января 11 года собралась конференция представителей американцев, канадцев, аргентинцев, норвежцев и французов. Была выработана и принята федеральная конституция. Она предоставляла каждой республике широкую автономию, но предусматривала одно общее правительство, резиденцией которого стал новый город Унион, выстроенный при слиянии Дордони с Дронной, как раз в том месте, где мы когда-то убили первого тигрозавра. Окружающая территория площадью двести квадратных километров была объявлена федеральной землей.

Самым сложным оказался вопрос об охотничьих угодьях ссвисов. Тут американцы показали всю свою несговорчивость! Лишь после долгих споров был принят закон о неприкосновенности земель наших союзников, а также других племен, которые примкнут к нам в течение ближайших ста лет. Все будущие колонии, основанные на новых местах, будут считаться федеральными землями, пока их население не достигнет пятидесяти тысяч человек, после этого они переходят в разряд Свободных Республик с правом установления своих собственных законов.

25 августа 12 года состоялось первое заседание федерального парламента, на котором мой дядя был избран первым президентом Союза Свободных Республик Теллуса. Впервые развернулось наше государственное знамя — бело-синее полотнище с пятью белыми звездами (по числу республик: Нью-Америка, Новая Франция, Аргентина, Теллусийская Канада и Норвегия). Два языка были объявлены государственными — английский и французский.

Я не стану входить в подробности принятых тогда законов, они действуют до сих пор, и вы их прекрасно знаете. Скажу только, что армия, флот, авиация и производство оружия были целиком переданы в ведение федерального правительства. Заглядывая далеко вперед, ему передали также атомную энергию, ибо настанет день, когда мы и на Теллусе овладеем этой могучей силой.

XVIII. НАЧЕРТАННЫЙ ПУТЬ

С тех пор прошло пятьдесят с лишним лет. Да, Теллус крутится, не зная устали!

Все первые семь лет, пока президентом был мой дядя, ушли на организационные работы. Мы расширяли железнодорожную сеть, скорее для потомков, чем для себя, потому что наше население не достигало и двадцати пяти тысяч. Впрочем, оно росло быстро. Природные запасы были неисчерпаемы, поля давали богатейшие урожаи, и семьи становились все многочисленнее. У меня одиннадцать детей, и все они живы; у Мишеля — восемь. Средняя семья в первом поколении состояла из шести человек, а во втором — уже из семи. Одновременно мы отметили поразительное увеличение человеческого роста. На нашей старушке Земле, согласно статистике, средним считался рост сто шестьдесят пять сантиметров. Примерно таким же был средний рост французов. А сегодня для Новой Франции эта цифра поднялась до ста семидесяти восьми сантиметров, для Нью-Америки — до ста восьмидесяти двух, а для Норвегии — до ста восьмидесяти шести! Только аргентинцы и их чистокровные потомки отстали со средним ростом — сто семьдесят один сантиметр.

При следующих президентах, американце Кроуфорде и норвежце Хансене, главные наши усилия были направлены на развитие промышленности. Мы построили авиационный завод. Помимо выпуска уже освоенных самолетов там разрабатывали и новые модели. Здесь, на Теллусе, американскому инженеру Стоуну удалось осуществить одну идею, которую он вынашивал еще на Земле, и его самолет «Комета» побил все рекорды высоты.

Одновременно мы продолжали исследовать планету. Остаток своей жизни я провел в бесконечных экспедициях, составляя геологические и топографические карты. Иногда я работал один, иногда — с моими американскими коллегами, а потом — со своими тремя старшими сыновьями: Бернаром, Мартином и Жаком.

Я облетел всю планету, плавал почти на всех океанах, вел раскопки на всех материках и бесчисленных островах. Какие открытия выпали на нашу долю!

Впрочем, и техника у нас была такая, о какой ни Христофор Колумб, ни Васко да Гама не могли даже мечтать!

В шестидесятиградусную жару я задыхался на экваторе, замерзал на обоих полюсах, сражался или заключал союзы с красными, черными и желтыми ссвисами, еще не раз вступал в бой с «кальмарами» и гидрами, которые по-прежнему внушали мне непреодолимый страх. И всегда со мной рядом был Мишель, а Мартина ждала меня, иной раз долгими месяцами.

Я не могу приписать славу сделанных мной открытий себе одному. Без мужества и находчивости моряков или летчиков, которые участвовали в экспедициях, я немногого бы достиг! О неоценимой помощи Мишеля не стоит и говорить, да и самоотверженность моей жены сыграла немалую роль: по возвращении из третьей экспедиции я свалился в жестокой болотной лихорадке, приковавшей меня к постели на целых полгода, и если бы не Мартина, я, наверное, отдал бы Богу душу. Моя верная Мартина трижды сопровождала меня, без единой жалобы разделяя со мной все тяготы и опасности путешествий.

И таких исследователей, как я, было много! Все услышали манящий зов неведомого. Что сказать, допустим, о беспримерном подвиге Поля Бренже и Натаниэля Готорна? Вдвоем на автомашине они отправились на юг, объехали по побережью весь Старый Материк, разбили автомобиль за семь с лишним тысяч километров от Новой Франции и все-таки вернувшись пешком, пройдя все эти тысячи километров среди голиафов, тигрозавров и враждебных племен! А что сказать о приключениях капитана Унсета, свояка Мишеля, который со своим сыном Эриком и тринадцатью матросами за семь месяцев двадцать один день совершил первое кругосветное плавание на борту «Темерера»?

Двадцать лет спустя мы с Мишелем еще раз посетили остров Тайны. Там все осталось по-прежнему, только песок еще больше занес обломки странного аппарата. Мы снова вошли в кабину, где высохшая черная рука все еще сжимала рычаг управления, и увидели на полу свои собственные следы, сохранившиеся в закрытом помещении.

На обратном пути мы посетили Город Башен. Теперь с нами был сын Взлика, Ссиу, и с его помощью нам удалось вступить в переговоры со ссвисами, знающими сталь. Их вождь показал примитивные домны, где ее выплавляли, и после долгих расспросов рассказал нам легенду.

Пятьсот с лишним теллусийских лет назад к песчаной отмели южнее теперешнего поселения ссвисов пристала «лодка, которая шла по воде сама». Из нее вышли три странных существа. Когда ссвисы хотели их захватить, они рассеяли нападающих, «метая пламя». «Не короткие стрелы, которые делают „бум“, как у вас, — уточнил вождь, — а голубое длинное пламя!»

Через несколько дней ссвисы застигли их ночью врасплох и захватили в плен. Из-за этих существ в племени поднялся яростный спор. Уже неизвестно, по какому поводу, но половина красных ссвисов откололась и ушла на север. Это были предки Взлика.

Пришельцы выучили язык ссвисов и научили их плавить металл. Дважды они спасали наполовину ослабленное племя от нападения слвипов, «метая синее пламя». Казалось, они все время чего-то ждут с неба. Потом пришельцы умерли один за другим. Перед смертью они написали большую книгу, которая, как реликвия, хранится вместе с другими их вещами в священной пещере.

Я попросил описать пришельцев. Вождь не смог этого сделать, но зато повел нас в священную пещеру. Там еле живой от старости ссвис показал нам настенные фрески: на них были изображены три черные фигуры с головой и телом, похожими на человеческие, но с очень длинными руками, свисающими до земли, и всего одним четко нарисованным глазом посредине лба. Если изображенные рядом ссвисы были взяты в правильных пропорциях, рост этих существ должен был достигать, по моим расчетам, двух с половиной метров.

Мы попросили показать нам их вещи. Это были три книги с металлическими страницами, похожие на ту, что мы нашли на острове Тайны, несколько довольно примитивных инструментов и остатки оружия, которое «метало пламя». Это оказались три трубки длиной семьдесят сантиметров, расширявшиеся на концах и выложенные изнутри платиновыми чешуйками. Обрывки проводов на других концах должны были соединять трубки с исчезнувшей частью. По-видимому, пришельцы не пожелали оставить полудиким ссвисам свое слишком мощное оружие.

И наконец, мы увидели книгу, написанную на пергаменте. Примерно пятьдесят ее листов были испещрены такими же значками, как в металлических книгах. Я горько посетовал, что вряд ли кто-нибудь сможет их разобрать, но тут старый ссвис заявил, будто эта книга написана на их языке и он умеет ее читать. После долгих уговоров ссвис взял книгу, может быть, даже вверх ногами, и начал говорить нараспев:

— Тилир, Тилир, Тилир! Тем, кто придет слишком поздно, привет! Мы надеялись до последнего часа. Теперь двое уж мертвы. Мы никогда не увидим Тилир. Будьте добры к ссвисам, они приняли нас хорошо…

Он умолк.

— Дальше я не могу читать, — прибавил старый ссвис после долгой паузы.

Мне удалось от него узнать, что первые выученные наизусть строки книги передаются от жреца к жрецу вот уже много поколений, и это слово «Тилир» должно послужить как бы паролем, если соотечественники пришельцев снова высадятся на Теллус.

Он открыл мне также, что книга была двойной: первая ее половина написана на языке ссвисов, а вторая — на языке пришельцев. Как бы то ни было, это давало бесценный ключ к расшифровке, и я тщательно скопировал всю книгу.

Сколько раз потом я задумывался, склоняясь над потемневшими от времени страницами с затейливыми значками! Сколько раз я забрасывал повседневные дела, чтобы с помощью Взлика приступить к переводу! Но в конечном счете мне никогда не хватало времени. С трудом разобрав отдельные фразы, я лишь разжег свое любопытство, так ничего толком и не узнав.

В книге шла речь о Тилире, о чудовищах, о катастрофах, о ледяном холоде и страхе… Теперь она хранится в городе Унионе, где мой внук Анри и внук Взлика, «очеловеченный» ссвис Хои, пытаются ее расшифровать. Существа, которые написали эту книгу, прилетели скорее всего с ближайшей от нас внешней планеты, названной нами Арес по аналогии с Марсом старой солнечной системы. Может быть, я еще доживу до того дня, когда эта тайна будет разгадана нашими внуками. Но пусть они поторопятся!

Внуки мои! Нами начертан путь, по которому вам предстоит идти. Мы сделали все, что могли, но осталось еще много нерешенных проблем, и среди них — две самые главные.

Первая — это проблема сосуществования на одной планете двух видов разумных существ. Тут может быть лишь три выхода: уничтожение людей — для нас это самое страшное; уничтожение ссвисов — этого мы никоим образом не хотим; и, наконец, самое разумное — признание за ссвисами полного равенства и включение их в Союз Свободных Республик Теллуса. Американцы пока противятся этому, но мы надеемся, что и они поумнеют. Для меня этот вопрос давно ясен. Ссвисы такие же разумные существа, как мы, а кое в чем они даже нас превосходят. Взять хотя бы математический трактат Хои — лишь немногие из людей способны в нем разобраться!

И вторая проблема — сосуществование двух разумных рас на планетах одной солнечной системы, если только пришельцы с острова Тайны действительно прилетали с Ареса. Предположим, они снова явятся на Теллус, прежде чем мы сумеем покорить Космос! В таком случае совсем неплохо будет иметь ссвисов своими союзниками.

ЭПИЛОГ

Вот и все. Мой рассказ окончен, и я только что сжег черновики. Соль уже закатился, в небе сияет Гелиос. Из окна своего дома на окраине Кобальт-Сити я вижу поля, где колышется еще зеленая пшеница. Мой правнук Жан вернулся из школы. Пролетел самолет, и снова все тихо. Ссвисы на улицах разговаривают по-французски с горожанами. В Кобальт-Сити теперь двадцать пять тысяч жителей. Из моей комнаты видна обсерватория на вершине горы Мон-Париж; там моему дяде выпало счастье завершить изучение Ареса с помощью большого телескопа, который мы все-таки перевезли сюда сорок с лишним лет тому назад. Вот под окнами прошла внучка Мишеля, Мартина, до боли, до слез похожая на мою Мартину, но только она блондинка. У нее с моим внуком Клодом… Впрочем, не мне говорить о будущем. Будущее принадлежит вам, граждане Союза Республик Теллуса…

Пришельцы ниоткуда

Непревзойденным мастерам Рони-старшему и Герберту Уэллсу и тем, кто когда-нибудь придет им на смену.

Часть первая ПРИШЕЛЬЦЫ

ПРОЛОГ

В то мартовское утро я звонил у дверей моего старого друга доктора Клэра, даже не подозревая, что вскоре услышу самый невероятный, самый фантастический рассказ. Я сказал “старого”, хотя нам обоим недавно минуло тридцать, но мы дружим с детства и только года четыре назад как-то потеряли друг друга из виду.

Дверь открыла, вернее, чуть приоткрыла, старуха в черном платье, какие носят все пожилые женщины в этих краях.

– Если вы на прием, – проворчала она, – то доктор сегодня не принимает, возится со своими опытами!

Клэр – превосходный врач, но он не практикует. Довольно приличное состояние позволяет ему почти все свое время посвящать сложным биологическим изысканиям. В отцовском доме близ Руффиньяка он оборудовал лабораторию, которая, даже по отзывам иностранных ученых, была одной из лучших в мире. Отличаясь большой скромностью, Клэр в редких письмах ко мне лишь вскользь упоминал о своих исследованиях, но, судя по слухам, ходившим среди медиков, я догадывался, что он был одним из тех рассеянных по всему миру энтузиастов, которые подходят к разрешению проблемы рака.

Старуха недоверчиво рассматривала меня.

– Нет, мне врачебная помощь не нужна, – ответил я. Просто скажите доктору, что его хотел бы видеть Франк Бори.

– Ах, значит, вы и будете месье Бори? Тогда другое дело. Он вас ждет.

В это время из коридора послышался глубокий, низкий голос:

– Что случилось, Мадлена? Кто там?

– Это я, Сева!

– Черт побери! Входи же!

От своей русской родни по матери Клэр унаследовал шаляпинский бас, статную фигуру сибирского казака и имя Всеволод; от отца, чистокровного француза-южанина, ему достались смуглая кожа и такие темные волосы, что мы в своей студенческой компании прозвали его Черный Свет (Клэр означает “свет”).

Он приблизился ко мне, сделав два широченных шага, едва не вывихнул мне кисть могучим рукопожатием, заставил присесть добродушным шлепком по плечу – это меня-то, игравшего форвардом в регби! – и, вместо того чтобы, как обычно, сразу пригласить к себе в кабинет, почему-то потащил обратно к двери.

– Какой прекрасный день! – торжественно провозгласил он. – Ты приехал – и солнце сияет! Правда, я ждал тебя только к вечеру с автобусом…

– Я приехал на своей машине. Но прости, может, я некстати?…

– Что ты, совсем нет! Я чертовски рад тебя видеть. Как твои дела? Что с вашей новой батареей?

– Тсс… не спрашивай. Ты ведь знаешь, я не могу об этом рассказывать.

– Ладно, ладно, таинственный атомщик! Кстати, спасибо за посылку с радиоактивными изотопами. Они мне сослужили добрую службу. Но больше я не стану морочить вам голову подобными просьбами. У меня есть кое-что получше.

– Получше? – удивился я. – Что же это?

– Тсс… не спрашивай, – передразнил он меня. – Я не могу об этом рассказывать!

В коридоре позади нас послышались легкие шаги, и мне показалось, что за полуотворенной дверью мелькнул тонкий женский силуэт. Но, видимо, только показалось: насколько я знал, Клэр был холост и женщинами не увлекался.

Он наверняка уловил мой взгляд, потому что тут же обхватил меня руками за плечи и повернул спиной к двери.

– Дай-ка я на тебя посмотрю! Ты все такой же, совсем не изменился. Ну что ж, пойдем в дом.

– А вот про тебя этого не скажешь. Хоть это и не комплимент, ты что-то постарел!

– Возможно, возможно… Прошу, входи!

Я хорошо знал кабинет Клэра со шкафами, полными книг, из которых лишь немногие имели отношение к медицине. Здесь никого не было, но в воздухе чувствовался слабый тонкий аромат. Невольно я потянул носом, вдыхая приятный запах. Клэр это заметил и объяснил, чтобы предупредить вопросы:

– Ах да, несколько дней назад у меня тут была одна знаменитая актриса – пришла на прием, – и вот запах ее духов все держится. Просто удивительно, до чего дошла химия!

Завязался беспорядочный, как бывает в таких случаях, разговор. Я рассказал Клэру о смерти моей матери и был поражен, когда услышал в ответ:

– Вот как? Очень хорошо!

– Как это “очень хорошо”? – воскликнул я, возмущенный и огорченный.

– Нет, я хотел сказать, что теперь понимаю, почему ты столько времени не появлялся. Значит, ты остался совсем один?

– Да.

– Ну что ж, может быть, я смогу тебе предложить кое-что интересное. Но пока это еще только проект. Я расскажу о нем вечером.

– А как поживает твоя лаборатория? Есть что-нибудь новое?

– Хочешь взглянуть? Идем!

Лаборатория, оборудованная уже после того, как я здесь побывал четыре года назад, располагалась в большой светлой комнате, чуть вытянутой в длину, и занимала всю заднюю половину дома. Бегло осмотревшись, я даже присвистнул от восхищения. Уже с порога я заметил микроманипулятор, искусственное сердце. В прилегающей темной комнате высился огромный рентгеновский аппарат. На столе посреди лаборатории под легким чехлом стоял еще какой-то прибор.

– А это что? – спросил я.

– Так, пустяки. Это еще не готово. Просто модель…

– Вот не знал, что ты сам конструируешь для себя новые приборы. Хочешь, я тебе помогу? Я как-никак физик.

– Посмотрим. Во всяком случае, не сейчас. Пока я предпочитаю об этом не говорить.

– Как знаешь, – сказал я обиженно. – Но если эта штука взорвется у тебя под носом…

Звонок у входной двери помешал мне договорить.

– Вот черт! Мадлена вышла, придется пойти открыть.

Оставшись один, я приблизился к таинственному прибору, довольно бесцеремонно приподнял чехол и… замер с открытым ртом. Я ожидал увидеть примитивную схему, а вместо этого передо мной была великолепная конструкция из металлических и стеклянных трубок, прозрачных и матовых ламп, туго натянутых проводов. На многочисленных циферблатах странные двойные стрелки указывали деления непонятных для меня величин. Я привык ко всяким приборам – в нашей лаборатории их немало, и довольно сложных, – но ничего похожего на этот я в жизни не видел.

Заслышав в коридоре быстрые шаги моего друга, я поспешно опустил край чехла и с равнодушным видом отвернулся к окну, за которым зеленел сад.

– Дифтерит у ребенка, – объяснил Клэр. – Мой коллега куда-то уехал. Придется пойти мне. Выбери себе книгу в кабинете, посиди почитай.

– Хочешь я тебя подвезу? Моя машина у дверей.

– Прекрасно! А то мою еще надо выводить из гаража.

По дороге, сидя за рулем, я продолжал раздумывать обо всех замеченных мною странностях. Клэр ожидал меня только к вечеру и явно смутился, когда я приехал раньше. Несколько минут он продержал меня на пороге дома, хотя снаружи было свежо, чтобы не сказать больше. Я заметил женский силуэт, мелькнувший в коридоре, и сразу после этого Клэр позвал меня в дом. Когда он узнал, что моя мать умерла и я теперь один на всем белом свете, у него почему-то был весьма довольный вид. И, наконец, этот странный прибор… Черт побери, я совершенно не понимал его назначения! Да еще в лаборатории биолога! И кто его изобрел? Клэр? Возможно. Но кто собрал? При одном воспоминании о схемах, которые он монтировал и паял в институте, я не смог удержаться от улыбки.

Мы остановились перед одинокой фермой. Клэр отсутствовал всего четверть часа.

– Пустяки. Захватили вовремя. Мой коллега проследит за дальнейшим лечением.

– Ты теперь совсем не практикуешь?

– Совсем. Нет времени. Только если доктор Готье в отъезде и если он сам зовет меня для консилиума, – иной раз приходится.

По возвращении Клэр заставил меня загнать машину в гараж и помог внести чемоданы в комнату, где я обычно останавливался. Она расположена рядом с его собственной спальней, и, когда я проходил мимо, мне послышалось за дверью какое-то движение.

Полдник, приготовленный старой кормилицей Клэра Мадленой, оказался, как и следовало ожидать, превосходным. Но Клэр был молчалив. Видно, что-то его заботило и тревожило. Когда я объявил, что собираюсь съездить в Эйзис навестить кое-кого из друзей, он вздохнул с явным облегчением и сказал, что будет ждать меня к семи часам.

В Эйзисе я встретился с палеонтологом Бушаром, который поведал мне удивительную историю. Полгода назад вся округа была взбудоражена “чертями”, появившимися в лесу под Руффиньяком. Прошел даже слух, что черти унесли с собой доктора Клэра, но это было уже явной басней, потому что через несколько дней после того, как черти исчезли в столбе зеленого пламени, доктор объявился живой и невредимый. Он просто сидел эти дни в своей лаборатории, проводя очередной опыт.

Самое любопытное во всей этой истории, что по крайней мере полтора десятка крестьян клялись, будто видели чертей собственными глазами: они походили на людей, но обладали сверхъестественной способностью одним взглядом пригвождать человека к месту. Префект, а также епископ Перигорийский распорядились, каждый по своей линии, произвести расследование… Но перед официальными следователями крестьяне держались далеко не так уверенно. И в конце концов дело заглохло.

– Но все-таки, – добавил Бушар, – я должен вам сказать, что в ту ночь, когда пресловутые черти, как говорят, исчезли, я сам видел в небе над Руффикьяком яркую вспышку пламени.

Сама по себе эта история ничем не примечательна. Таких рассказов можно услышать сколько угодно и где угодно. Но я почему-то обратил на нее внимание и даже мысленно связал со странностями Клэра.

Когда я вернулся, Клэр выглядел гораздо спокойнее, словно после долгих колебаний принял наконец определенное решение. В столовой нас ожидал стол, накрытый на троих.

– Смотри-ка, у тебя еще один гость, – заметил я.

– Нет, но я тебя представлю моей жене.

– Жене? Ты женился?

А про себя подумал: “Силуэт!”

– Официально мы еще не женаты. Но это дело ближайших дней. Как только получим документы. Ульна иностранка. – На мгновение он замялся. – Она из Скандинавии. Финка. По-французски говорит еще очень плохо, так что ты не удивляйся.

– Значит, ты говоришь по-фински? Вот так новость!

– Я выучил финский в прошлом году во время путешествия по Финляндии. Пробыл там десять месяцев. По-моему, я тебе писал.

– Ничего подобного. А я-то думал, что финский язык очень труден!

– Так оно и есть. Но ты же знаешь мои способности – славянская кровь…

И, оборвав разговор, Клэр громко позвал:

– Ульна!

На пороге появилась странная девушка, высокая и тонкая, с бледно-золотыми волосами, глазами неопределенного цвета то ли серыми, то ли зеленовато-голубыми – и правильными чертами лица. Она была очень красива. Но что-то в ней было необычно, хотя я и не мог понять, что именно. Может быть, золотистая кожа, так резко контрастирующая с очень светлыми волосами? Или слишком маленький рот? Или немыслимо огромные глаза? Или все это вместе взятое?

Она гибко поклонилась, протянула руку, показавшуюся мне удивительно длинной, и негромко проговорила певучим голосом несколько слов.

За столом я сидел напротив Ульны. Чем дольше я за ней наблюдал, тем больше мне становилось не по себе. Она ловко управлялась с вилкой и ножом, однако в ее движениях не было бессознательного автоматизма, выработанного многолетней привычкой.

В течение всего обеда я не сказал и двух слов. Зато Клар болтал за двоих. Старушка Мадлена была редкостной поварихой даже для этих краев, где все хозяйки славятся отменной стряпней. Мой друг произвел настоящее опустошение в своем винном погребе. Но я заметил, что Ульна ела очень мало и совсем не пила в отличие от доктора, да и от меня самого, если говорить начистоту. К концу обеда я все же справился со смущением и вновь обрел способность двигаться и говорить. Ульна все время молчала и лишь иногда смотрела Клэру прямо в глаза. У меня было странное впечатление, что они не просто передают свои чувства взглядами, а обмениваются мыслями.

После десерта Клар тщательно сложил салфетку, оттолкнул стул и расположился в низком кресле перед зажженным камином. Знаком предложив мне занять место напротив, он позвонил служанке, чтобы подали кофе. Ульна вышла. Вскоре она вернулась, держа в руках сложенную вчетверо газету. Клэр взял ее и протянул мне. Бросив взгляд на заголовки, я увидел, что это газета полугодовой давности, и уже собирался вернуть ее Клэру, как вдруг заметил внизу страницы заметку, обведенную красным карандашом:

СНОВА “ЛЕТАЮЩИЕ ТАРЕЛКИ”!

Канзас-Сити, 2 октября.

Лейтенант Джордж К. Симпсон старший, возвращаясь вчера в сумерках с тренировочного полета на истребителе Ф-109, заметил на высоте около 25 000 футов дисковидное пятно, которое перемещалось с большой скоростью. Он начал преследовать неизвестный предмет и сумел его догнать. Вблизи пятно оказалось гигантским диском с острыми краями, диаметром на глаз до девяноста футов при толщине в центре около пятнадцати футов. Судя по приборам истребителя лейтенанта Симпсона, диск летел со скоростью, превышавшей тысячу миль в час.

Преследование продолжалось минут двенадцать, как вдруг пилот понял, что таинственный предмет сейчас пролетит над лагерем, над которым строжайше запрещено появляться любым летательным аппаратам иностранного происхождения. Инструкция не допускала сомнений, и лейтенант Симпсон атаковал летающий диск. В момент атаки он находился примерно в двух милях от диска и немного выше его. Пикируя на предельной скорости, пилот дал залп боевыми ракетами.

“Я увидел, – рассказывает он, – как мои ракеты взорвались ударившись о металлическую броню. В следующее мгновение мой самолет разлетелся на куски и я полетел вниз в своей герметической кабине. К счастью, парашют сработал!”

Эту сцену наблюдали с земли многочисленные свидетели. В настоящее время эксперты изучают обломки самолета лейтенанта Симпсона. Что же касается таинственного диска, то он на огромной скорости вертикально взмыл в небо и исчез.

Я вернул газету Клэру, скептически заметив:

– Мне помнится, официальный отчет американцев давно подрезал крылья этой газетной утке. Поистине сложная ситуация. Ты не находишь?

Мой друг не ответил. Он покачал головой, нагнулся, взял щипцами уголек из камина и тщательно раскурил свою трубку. Потом, сделав несколько затяжек, знаком попросил служанку налить кофе. Ульна от кофе отказалась. Мы с Клэром выпили свой молча.

Клэр колебался. Я знал его давно и понимал, что в этот момент он еще раз спрашивает себя, как ему поступить. Наконец он разлил по рюмкам коньяк, взглянул мне в глаза и заговорил:

– Ты знаешь, что я не такой уж профан в физике. Тебе известно и то, что я сугубый реалист, “человек фактов”, как говорят англичане. Так вот, об этой “летающей тарелке” я могу тебе немало порассказать. И не смотри, пожалуйста, на все эти бутылки на столе. Правда, их там выстроилось немало, но, уверяю тебя, они не имеют никакого отношения к тому, что ты сейчас услышишь. Не думай также, что это вино повлияло на меня. Уже давно я решил рассказать тебе все при первой же встрече. А теперь слушай мою историю. Устраивайся в кресле получше, потому что рассказ будет длинным.

Я прервал его:

– У меня в чемодане портативный магнитофон. Ты позволишь, я сделаю запись?

– Как хочешь. Это будет даже полезно.

Едва я установил магнитофон, Клэр заговорил. Когда он произнес первые слова, мой взгляд упал на руку Ульны, лежавшую на подлокотнике кресла. И я понял, почему эта рука показалась мне такой узкой и длинной: у нее было только четыре пальца!

1. РАССКАЗ ДОКТОРА КЛЭРА

– Как тебе известно, – начал Клэр, – я неплохой охотник. Или, во всяком случае, считаюсь таковым, хотя и нечасто беру в руки ружье. Кое-какие природные данные, а главное большое везенье, и в результате я никогда не возвращаюсь домой с пустым ягдташем. Так вот, первого октября прошлого года – хорошенько запомни дату! – уже смеркалось, а я еще ничего не подстрелил. В другое время меня бы это нисколько не огорчило: я предпочитаю наблюдать за живыми животными, а не убивать их, потому что и так убиваю, к сожалению, слишком многих для своих опытов. Но через день я пригласил к себе мэра Руффиньяка, чтобы он помог мне в одном деле. А этот человек любит дичь. И вот я решил немного побраконьерствовать с фонарем.

Солнце только село, когда я шел через поляну Манью, что посредине леса. Да ты ее знаешь так же хорошо, как и я: она вся заросла вереском и утесником, а вокруг стоят дубы и каштаны. Днем эта поляна довольно живописна, но в сумерках производит зловещее впечатление. Я не из слабонервных, однако и мне захотелось поскорее выбраться из лесу. Уже на краю поляны я запнулся о корень, с размаху ударился головой о ствол дуба и тут же потерял сознание.

Очнувшись, я не стал произносить классических слов вроде “где я?”. Голова раскалывалась, в ушах гудело, и сначала я боялся, что проломил себе череп. К счастью, страхи мои оказались напрасными. Часы на руке показывали час, ночь была непроглядной, ветер крепчал, ломая ветки деревьев. Потом над поляной показалась луна, вынырнув из-за темного облака; края его были похожи на волшебные светящиеся кружева.

Я сел и начал искать свое ружье, которое, по счастью, незадолго до этого разрядил. Некоторое время я шарил руками среди мокрой травы и гнилых сучьев, пока не нащупал приклада. Опираясь на ружье, как ни палку, я начал медленно подниматься. Лицо мое было обращено в сторону поляны. По мере того как я поднимался, в поле моего зрения попадали все новые и новые предметы, и наконец я увидел эту штуку.

Сначала она показалась мне черной массой, чем-то вроде купола, возвышавшегося над кустами вереска и почти неразличимого в темноте. Но вот луна на мгновение вынырнула из-за туч, и тогда, словно при вспышке молнии, я увидел выпуклый панцирь, сверкающий, как металл. Признаться, мне стало страшно. От поляны Манью до ближайшей дороги прямиком через лес добрых полчаса ходьбы, а с тех пор, как умер старый оригинал, подаривший этому месту свое имя, здесь иной раз по неделям не бывает ни души. Я потихоньку двинулся вперед, добрался до края лесной чащи и, притаившись за стволом каштана, начал осматривать поляну. Там все было неподвижно. Ни проблеска, ни огонька. Только эта неясная масса – еще более плотная тьма на фоне черного леса.

Затем ветер сразу стих. В тишине, едва нарушаемой потрескиванием сухих сучьев – верно, кабан шел по тропе, – я вдруг услышал слабый стон.

Ты знаешь, я врач. Поэтому, еще толком не придя в себя, я решил прежде всего оказать помощь существу, которое так стонало; это явно были стоны не зверя, а человека. Отыскав фонарь, я включил его, направив луч света прямо перед собой. Он отразился от огромного металлического панциря чечевицеобразной формы. Я приблизился к нему с бьющимся сердцем. Жалобные стоны доносились с противоположной стороны. Я обогнул этот панцирь, застревая в кустах, натыкаясь на колючки утесника, бормоча проклятия и спотыкаясь на каждом шагу; ноги меня еще плохо держали. Внезапно пробудившееся жгучее любопытство заставило меня позабыть о страхе. Стоны слышались теперь отчетливее; я стоял перед металлической дверцей открытым люком, который вел внутрь аппарата.

Мой фонарь осветил совершенно пустую входную камеру и уперся, в заднюю дверцу из белого металла. На металлическом полу лежал человек, – во всяком случае, сначала я принял его за человека. У него были длинные седые волосы, одежда его состояла, как мне показалось, из облегающего зеленого трико, блестящего, словно шелк. Из раны на голове по каплям сочилась темная кровь. Когда я нагнулся над ним, стоны смолкли, он содрогнулся и умер.

Тогда я подошел к задней дверце. Она была пригнана так плотно, словно хода дальше не существовало, но я заметил на уровне груди красноватую выпуклость и нажал на нее. Перегородка разошлась посредине, яркий голубоватый свет ослепил меня. Ощупью я сделал два шага вперед и услышал, как створки перегородки сомкнулись за моей спиной.

Защитившись рукой от света, я медленно открыл глаза: передо мной была шестигранная комната диаметром около пяти метров, высотой метра два. В стены ее было вмонтировано множество непонятных приборов, а посредине на низких креслах лежали три существа, мертвые или без сознания. Теперь я смог разглядеть их как следует.

Прежде всего я убедился, что все-таки это не люди. В общих чертах они похожи на нас: удлиненное тело с двумя руками и двумя ногами, круглая голова на пропорциональной шее. Но зато какое различие в деталях! Несмотря на высокий рост, телосложение у них гораздо более хрупкое, чем у нас, ноги тонкие и очень длинные, руки тоже значительно длиннее наших, кисти широкие с семью пальцами разной длины; позднее я узнал, что два из них противостоят другим, как наш большой палец. Лоб высокий, но узкий, глаза огромные, уши крохотные, рот с тонкими губами, а волосы, придающие им такой странный вид, почти белые с платиновым отливом. Но самое удивительное то, что их шелковистая кожа была нежно-зеленого оттенка. Вся их одежда состояла из плотно облегающего трико тоже зеленого цвета, под которым ясно вырисовывались длинные гибкие мышцы. У одного из этих трех существ был открытый перелом руки и кровь сочилась из раны, образуя на полу темно-зеленое пятно.

Какую-то долю секунды я колебался, затем подошел к тому, кто лежал ближе всех к двери, и притронулся к его щеке: она была теплой и упругой на ощупь. Отвинтив крышку своей охотничьей фляги, я попробовал влить ему в рот глоток белого вина. Результат сказался мгновенно. Он открыл глаза бледно-зеленого цвета, пристально посмотрел на меня одну–две секунды, затем вскочил и бросился к приборам в стене.

В свое время я играл в регби, но, наверное, никогда в жизни мне не удавалось сблокировать противника с такой быстротой, как в тот раз. Молнией в голове у меня сверкнула мысль, что он бежит за оружием, а этого я не мог допустить. Он отбивался энергично, но недолго, – я оказался сильнее. Когда он перестал вырываться, я сам его отпустил и помог ему встать. И тогда произошло самое поразительное: странное существо посмотрело мне в глаза, и я почувствовал, как в голове у меня возникают чужие, но ясные мысли-образы.

Ты знаешь, я сыграл известную роль в споре, разгоревшемся между врачами нашего департамента и одним шарлатаном, который утверждал, что может лечить умалишенных, формируя заново всю их психику путем передачи своих мыслей. Тогда я написал две или три статьи, ясно доказывающие, что все это беспочвенные бредни, и считал вопрос окончательно решенным. Все это я говорю лишь к тому, чтобы ты понял, почему в тот момент я был одновременно потрясен, раздосадован и мысленно посылал ко всем чертям это существо, стоявшее передо мной, как живое доказательство моей неправоты. Видимо, он это понял, потому что на его подвижном лице отразилось нечто вроде испуга. Я поторопился его успокоить, громко уверяя, что в моих намерениях нет ничего дурного.

Повернув голову, он увидел своего раненого товарища, подбежал к нему, сделал бессильный жест и, вернувшись ко мне, спросил, не могу ли я чем-нибудь помочь. Он не произнес ни слова, но мысленно я услышал голос без всякого тембра и без акцента. Я приблизился к раненому, вынул из кармана кусок веревки, чистый носовой платок и наложил жгут. Зеленая кровь перестала сочиться. Затем я попытался узнать, нет ли среди них врача. Он понял меня только тогда, когда я мысленно заменил слово – “врач” словом “исцелитель”.

– Боюсь, что он погиб, – ответило мне существо с зеленой кожей.

Он пошел было за врачом, но вскоре вернулся один и дал мне понять, что в других помещениях лежит много раненых. Пока я колебался, не зная, что делать, тот, кого я перевязал, тоже пришел в себя, за ним другой, и я очутился в обществе трех существ не нашего мира.

Они не выказывали враждебности: первый быстро объяснил им, что произошло. При этом я понял, что, когда они не смотрят друг другу в лицо или немного удаляются один от другого, обмен мыслями прерывается и они вынуждены говорить. Их речь представляла собой чередование быстрых сюсюкающих звуков разной тональности.

Тот, кого я привел в чувство, – его имя можно передать на нашем языке как Суилик – исчез в выходной камере и принес оттуда труп врача.

Странную ночь я провел среди них! До самой зари мне пришлось делать перевязки неведомым существам. Их было десять, не считая двоих убитых, и среди них – четыре женщины. Как описать тебе красоту этих созданий? Глаз быстро привыкает к необычному цвету кожи, и тогда видишь только изящество форм и гибкость движений. Рядом с ними наш самый лучший гимнаст выглядел бы неуклюжим, самая красивая девушка – грубой и неловкой.

Кроме двух переломов и всяких ушибов, у некоторых были ранения, как мне показалось, осколками снаряда. Я ухаживал за ними, как мог; две их женщины мне помогали. В ту ночь я кое-что узнал об этих существах, но сейчас не стоит отвлекаться; ведь со временем мне довелось узнать куда больше!

Наступило утро, сырое и пасмурное. Все небо было в тучах, и вскоре дождь забарабанил по выпуклой обшивке. В минуту затишья я выбрался наружу и обошел корабль. Он был похож на совершенно гладкую, монолитную чечевицу из неокрашенного полированного металла чуть голубоватого цвета. На противоположной от входа стороне зияли две рваные дыры диаметром до тридцати сантиметров. Заслышав легкие шаги, я обернулся: это были Суилик и два его товарища. Они несли несколько плит обшивки и желтую металлическую трубку.

Ремонт занял немного времени: Суилик несколько раз провел желтой трубкой по краям разрывов. Я не заметил даже искры, однако металл быстро плавился. Когда отверстия приняли нужную форму, сверху положили плиты и начали водить по их краям той же желтой трубкой, изменив только регулировку. Плиты размякли и слились с броней так плотно, что невозможно было отыскать швов.

Вместе с Суиликом я осмотрел весь корабль. Мы дошли до помещения, расположенного под поврежденной частью купола. Внутренний слой двойной брони уже восстановили, но все оборудование было в плачевном состоянии. Здесь, видимо, располагалась лаборатория; посредине стоял длинный стол, весь заваленный осколками стекла, спутанными проводами и сложными приборами, – почти все было разбито и раздавлено. Существо высокого роста, склонившись над одним из приборов, пыталось восстановить соединения.

Суилик повернулся ко мне, и я почувствовал, как его мысли захлестывают меня.

– Почему обитатели этой планеты напали на нас? Мы не причинили им зла, мы хотели только установить с ними контакт, как делали это на множестве других планет. Только в проклятых галактиках мы встречали подобную враждебность. Двое наших были убиты, и нам пришлось разрушить аппарат, который на нас напал. Наш ксилл был поврежден, это заставило нас спуститься, почти упасть, что вызвало новые повреждения и новые раны. А теперь мы даже не знаем, сможем ли вообще отсюда улететь!

– Верьте мне, я глубоко сожалею обо всем этом. Но дело в том, что Земля сейчас разделена на два соперничающих лагеря, и всякий неизвестный аппарат нетрудно принять за вражеский. Где на вас напали? Восточнее или западнее этой страны?

– На западе. Но неужели вы все еще живете в эпоху междоусобных войн?

– Увы, да. Не так давно война залила кровью весь или почти весь наш мир.

“Человек” высокого роста произнес короткую фразу. Суилик мысленно передал мне:

– Мы сможем улететь не раньше чем через два дня. А сейчас уходите и сообщите обитателям вашей планеты, что, несмотря на все наше миролюбие, у нас есть средства защиты.

– Я и в самом деле сейчас пойду, – ответил я. – Но мне кажется, что в этих краях вам нечего опасаться. В такое время года здесь никого не бывает целыми неделями. Тем не менее, чтобы не рисковать, я о вас никому не расскажу. И, если позволите, вернусь к вам вечером.

Я шел, спотыкаясь, под проливным дождем. Ноги мои вязли на заболоченных лесных полянах, мокрые ветки хлестали по лицу, а я все шел и раздумывал о своем невероятном приключении. Но про себя я уже решил: вернусь, как только стемнеет.

Отыскав свою автомашину, я добрался до деревни. Старая кормилица, завидев меня, подняла громкий крик: кожа у меня на голове была глубоко рассечена и волосы почернели от запекшейся крови. Я придумал какую-то чепуху про несчастный случай на охоте, сам промыл рану, переоделся и позавтракал с отменным аппетитом. День показался мне мучительно длинным, и едва начало смеркаться, я вывел и подготовил машину. Однако выехал я лишь с наступлением полной темноты, выбрав самый безлюдный окольный путь.

Чтобы оставленная на дороге машина не привлекала внимания, я загнал ее в лес и пошел сквозь чащу по направлению к поляне Манью. Отойдя от дороги на достаточное расстояние, я включил электрический фонарь: продираться в темноте сквозь колючие кусты было слишком рискованно. Так без помех добрался я почти до самой поляны. От нее распространялось слабое зеленоватое сияние, словно от циферблата светящихся часов. Я сделал еще несколько шагов, споткнулся о корень и с шумом упал, растянувшись во весь рост. В то же мгновение деревья и кусты наклонились мне навстречу, и когда я поднялся, то обнаружил, что больше не могу сделать ни шага вперед.

Это вовсе не значит, что я чувствовал перед собой стену. Ничего подобного! Просто существовала какая-то граница, круг, отмеченный рядом наклоненных в мою сторону кустов и деревьев. По мере приближения к ним воздух становился вязким, потом быстро уплотнялся, но в остальном граница эта не была такой уж четкой или постоянной. Порой мне удавалось продвинуться на шаг–полтора, но затем меня мягко отбрасывало назад. Кстати, никакого затруднения в дыхании я не испытывал. Казалось, что из центра поляны, где лежала эта “летающая тарелка”, исходили какие-то отталкивающие волны. Минут десять я бился, пытаясь войти в заколдованный крут, но все было тщетно. Зато позднее я прекрасно понял, какого страха натерпелся здесь на следующий день бедняга Буске. О нем я тебе еще расскажу.

В конце концов я стал кричать, впрочем не слишком громко. Яркий луч из темного купола прорвался сквозь ветви деревьев и осветил меня. Одновременно эластичная стена передо мной как будто подалась, я сделал несколько шагов вперед, но тут же она снова отвердела, и я очутился внутри нее, не в силах двинуться ни вперед, ни назад. Сноп света ударил мне в лицо. Ослепленный, я отвернулся и от удивления раскрыл рот: в метре позади меня свет обрывался, как отрезанный! За моей спиной сомкнулась темнота, и я уверен, что, если бы кто-нибудь стоял в этом же луче, но на несколько сантиметров дальше определенной черты, он вообще ничего бы не заметил. Позднее на Элле я видел и не такие чудеса, но в тот миг все это показалось мне совершенно неправдоподобным и несовместимым со здравым смыслом.

Кто-то тронул меня за плечо, и я снова повернулся лицом к поляне. Передо мной стояла одна из женщин. У меня не было ощущения передачи мысли, но почему-то я сразу понял, что ее зовут Эссина и что она пришла за мной. К моему удивлению, мы без труда двинулись вперед и через несколько секунд я был внутри корабля.

Встретили меня сердечно, без всякого видимого недоверия. Вместо объяснений Суилик просто передал мне:

– Я тебе говорил, что у нас есть средства защиты!

Все раненые чувствовали себя значительно лучше. После потрясения и сумятицы, вызванных вынужденной посадкой, иссы – я сказал, что они называли себя иссами? – очень быстро пришли в себя и пустили в ход свой чудесный генератор биологических лучей, о котором я скажу позднее. Это было совсем не лишним дополнением к оказанной мною первой помощи, тем более что в то время я ничего не знал об их анатомии и физиологии.

Внутри корабля все было приведено в порядок, но многие приборы лаборатории еще представляли собой груды обломков. Высокий исс, которого звали Аасс, лихорадочно работал там вместе с двумя другими мужчинами и одной женщиной. Я заметил на его зеленом лице точно такое же выражение озабоченности, какое бывало у моего отца, когда его расчеты не сходились. Внезапно он повернулся ко мне и передал:

– Можно ли на Земле найти два килограмма тунгстена?

Разумеется – он не передал мне слов “Земля”, “килограмм” или “тунгстен”, но тем не менее я безошибочно понял смысл его вопроса.

– Пожалуй, это будет трудновато, – подумал я вслух.

Он сделал короткое движение рукой и передал:

– В таком случае мы обречены жить на вашей планете!

И одновременно с этой мыслью я воспринял волну охватившего его отчаяния.

– Нет, – сказал я, – вы меня не так поняли.

Одним из моих пациентов был владелец замка Ля Рош, бывший директор сталеплавильного завода. Он не раз показывал мне свою коллекцию специальных сталей и редких металлов, среди которых был и тунгстен. Этот металл очень тяжел, и вполне возможно, что маленький слиток в его коллекции весил два килограмма. Самое трудное – уговорить его, чтобы он уступил слиток. Но даже в худшем случае вольфрам можно будет найти где-нибудь в другом месте, хотя это и займет гораздо больше времени.

По мере того как я передавал им свои соображения, лица хозяев корабля прояснились. Я пообещал заняться этим делом с утра и, чувствуя, что мешаю им работать, простился. Я покинул поляну без всяких затруднений, если не считать постепенно возраставшего давления на спину при пересечении “заколдованного круга”.

В девять утра я уже был в замке Ля Рош. Моего клиента не оказалось дома. С замирающим сердцем я объяснил его жене цель своего приезда, сославшись на важный и срочный лабораторный опыт.

Увы, слиток на витрине не весит двух килограммов. Но в шкафчике под витриной, кажется, есть другой, даже более тяжелый. Да, она согласна одолжить его мне с условием, что я его верну не позже чем через месяц.

В действительности, как ты сам увидишь, я вернул этот слиток через восемь дней, или, вернее, другой слиток, точно такой же.

Полагая, что мои таинственные друзья ждут меня с нетерпением, я прямо из замка помчался к поляне Манью. Отталкивающего круга на сей раз не было. Меня встретил Суилик, я передал ему слиток и сразу отправился к себе, потому что в полдень у меня было назначено свидание с мэром. Но сначала мы договорились, что весь следующий день, последний день их пребывания на Земле, как они думали, я проведу в корабле; иссы слишком мало знали о нашей планете и хотели расспросить меня поподробнее. Я же со своей стороны намеревался пригласить их еще раз к нам на Землю, выбрав для этого безопасное место где-нибудь в Сахаре или в другом безлюдном районе.

За столом я был крайне рассеян. Один из фермеров в конце концов раздобыл мне зайца к обеду, и мэр сиял от восторга. Однако я даже не подумал этим воспользоваться. Лишь когда подали кофе с ликерами, мне удалось до какой-то, степени взять себя в руки.

В четвертом часу, когда мы уже выходили из-за стола, у дверей раздался звонок. Не знаю почему, но я почувствовал, что сейчас произойдет нечто весьма неприятное. Оказалось, что это стрелочник Буске, тип довольно подозрительный, пьяница и браконьер. Он хотел видеть господина мэра.

Этот неожиданный посетитель развеселил моего гостя: обычно Буске старательно избегал всех, кто имел хотя бы малейшее отношение к местным властям. Мэр попросил разрешения принять Буске.

– Мы с ним быстренько разделаемся, а потом поговорим подробно о нашем дельце.

Разумеется, я согласился, и служанка впустила Буске. Мы с ним были уже знакомы: раза два мне приходилось оказывать ему врачебную помощь, конечно бесплатную. В благодарность за это Буске показал мне множество мест, где водилась дичь.

Буске не стал терять времени на извинения.

– Месье мэр, на поляне Манью черти!

Должно быть, я побледнел. Итак, мои друзья обнаружены!

– Черти? О чем ты болтаешь? – возмутился мэр; он был жизнерадостным весельчаком и не верил ни в чох, ни в сон.

– Да, месье мэр! Черти. Я их видел.

– В самом деле? И на кого они похожи, твои черти?

– На людей. На людей, только зеленых. И там еще есть зеленые ведьмы!

– Подожди, говори яснее. Как ты их увидел?

– Значит, иду я, месье мэр, по лесу, прогуливаюсь недалеко от поляны. Вдруг слышу – ветка треснула! Думаю – кабан. Снимаю свое ружьишко…

– Ага, ты прогуливался с ружьишком? Но ведь у тебя, кажется, нет разрешения!

– Нет, то есть…

– Ладно, об этом после. Так что твои черти?

– Значит, снял я это ружье, оборачиваюсь, гляжу – ведьма! Чуть не столкнулся с ней нос к носу!

– Черт возьми! Она хоть была хорошенькая?

– Да ничего, только кожа зеленая. С перепугу я дернул курок…

Я выругался про себя.

– Я в нее не попал – ружье было опущено, – но она струсила, взмахнула рукой, и я полетел вверх тормашками, словно мне закатили здоровенную оплеуху. А она повернулась – и бежать! Я обозлился, погнался за ней. Только она бежала быстрее, так что я ее потерял из виду, а когда добежал до края поляны, то едва не разбил себе нос о стену.

– Какую стену? Нет там никакой стены! Я эту поляну знаю как свои пять пальцев!

– Я не так сказал, месье мэр. Я и сам знаю, что там нет стены, но это было вроде стены. Метрах в двадцати от края поляны. Дальше я не смог пройти. И деревья в том месте были согнуты, словно от сильного ветра, хотя никакого ветра не было!

Я вспомнил о моем собственном приключении и легко представил себе ужас и недоумение Буске.

– Значит, застрял я. Гляжу между деревьями, а на поляне цела дюжина чертей возится вокруг какой-то блестящей штуковины, вроде здоровенной крышки от стиральной машины. Они входили в нее и выходили через дверцу. Смотрю, моя ведьма говорит что-то одному черту, а что говорит – не слышно, очень я далеко. Потом все черти уставились на меня – и смеются! Вдруг что-то свалилось сверху, а что – не видно, и покатило меня через кусты. Только метров за сто от поляны вскочил я на ноги и бегом на дорогу, а по дороге – прямо сюда.

Мэр смотрел на Буске весьма недоверчиво.

– А ты не хватил сегодня чего-нибудь лишнего, а? – спросил он. – Скажем, водки или рома?

– Нет, месье мэр. Не больше двух бутылок красного винца за столом, как все люди.

– Гм, что вы скажете, доктор?

Чтобы выиграть время, я решился на беззастенчивую ложь:

– Что скажу? Знаете, когда у человека больная печень, с него и двух бутылок красного довольно. А Буске, говорят, попивает. Правда, при белой горячке обычно видят розовых слонов, а не зеленых чертей, но кто знает…

– Понятно! Зайди ко мне через часок в мэрию. Сейчас у меня дело поважнее твоих чертей.

Буске вышел, покачивая головой. Проводив его взглядом, мэр сказал:

– Конечно, он пьян, хоть и держится на ногах. Зеленые черти! Вы слышали что-нибудь подобное? А все-таки, как же быть? Впрочем, это дело кюре, а не мое!

Я рассеянно кивнул. Потом мне пришлось во всех подробностях обсуждать с ним уже не интересовавшее меня дело, и лишь около шести часов мэр наконец уехал.

Сразу вслед за ним я направился в Руффиньяк. На площади стояли кучки бездельников. Буске растрезвонил обо всем, и положение осложнялось с каждой минутой. Уже ходили слухи о двухстах дьяволах, изрыгающих огонь. Впрочем, все это меня не беспокоило, поскольку никто, по-видимому, не намеревался проверять эти россказни. На западе догорала зловещая полоска заката, ветер крепчал, и собирался дождь.

За Руффиньяком я выехал на дорогу, ведущую к лесу, но, едва проехав с километр, вынужден был затормозить: в свете фар показалась группа крестьян, в которых я узнал своих обычных компаньонов по охоте. Их было человек двенадцать, и все с ружьями. Я остановил машину.

– Куда это вы собрались все вместе? На охоту или на войну?

– На охоту, месье Клэр, идем охотиться на чертей!

– Как, вы тоже поверили этому старому болтуну Буске? Да ведь у него что ни слово, то вранье! К тому же, когда Буске рассказывал эту чепуху, он был пьян в дым. Спросите хоть у мэра!

– Может, Бруске и был пьян, но только не прачка Мария. А она их тоже видела и едва не рехнулась от страха. Сейчас ее ваш приятель доктор выхаживает.

– Какая чушь! Что, ока их тоже видела на поляне Манью?

– Да. Потому мы туда и идем. Поглядим, устоят ли эти черти против картечи!

– Не советую. Вы можете наделать глупостей. Ведь это не ваше дело, пусть им занимается полиция. И в конечном счете эти черти, кажется, никому не сделали ничего дурного.

– А тогда зачем они прячутся? Может, это переодетые шпионы? – добавил мастер с каолинового карьера, которого я узнал по голосу.

– Тем более вас это не касается. Это дело Службы безопасности!

– Как же! Пока они там раскачаются, чертей и след простынет. Мы лучше сами поглядим!

Я быстро принял решение. О том, чтобы объяснить им истинное положение, нечего было и думать. Оставалось только как можно скорее предупредить иссов.

– Хорошо. В таком случае я с вами. Я поеду вперед!

И прежде чем кто-либо успел произнести хоть слово, машина рванулась с места. Долго собиравшийся дождь наконец разразился; его струи, как жидкие стрелы, пронзали лучи фар. Я услышал позади крики, но, вместо того чтобы остановиться, лишь прибавил газу.

Крики позади смолкли, поглощенные шумом дождя. Проехав тропу, которая ведет к поляне, я спрятал машину под ветвями каштанов, в начале другой узкой тропы. Потом я побежал через лес, путаясь в своем плаще и стараясь как можно реже включать электрический фонарик. Дождь барабанил по оголенным сучьям, стволы деревьев были скользкими от лишайников, пропитанный водой мох чавкал под ногами, обдавая меня холодными брызгами. Я бежал слишком быстро, и вскоре у меня закололо в боку. Далеко позади по дороге проехало несколько автомашин.

Вот наконец и поляна. Она была залита зеленоватым светом от мерцающего гигантского купола, возникшего на том месте, где был корабль иссов. Что здесь произошло? Яростно пробираясь сквозь кусты, я выскочил наконец на открытое пространство, где дождь лил с удвоенной силой. Приблизившись к основанию купола, я коснулся его рукой и понял: это была дождевая вода, стекавшая с незримой отталкивающей поверхности. Оригинальный зонтик соорудили себе мои друзья иссы!

Я начал их звать, не решаясь особенно повысить голос, чтобы не привлечь внимания “охотников за чертями”, которые теперь, должно быть, уже шли лесом. Через несколько минут в завесе дождя появилась щель, я прошел в нее и очутился в сухом месте лицом к лицу с Суиликом.

– Что случилось? – передал он мне.

– Сейчас на вас нападут. Мои соотечественники принимают вас за вредоносных злых существ. Улетайте немедленно!

– До утра это невозможно. Но за нашим эссомом мы ничего не боимся, во всяком случае, твои соотечественники нам ничего не сделают.

Я понял, что слово “эссом” означает отталкивающую завесу.

– Вы действительно не можете улететь? – спросил я, предчувствуя всяческие неприятные осложнения.

– Нет. Двигатели еще не налажены, а уходить сразу в ахун, не удалившись от планеты на достаточное расстояние, было бы слишком опасно.

– Что такое ахун?

Суилик не ответил.

Подошла Эссина и передала мне:

– Пойдем в ксилл.

Мы последовали за ней. Меня встретил Аасс, тот самый исс, очень высокого роста, которого я уже видел в разгромленной лаборатории. Он спросил, о чем мы говорили, потом обратился ко мне:

– Какое оружие у вашего народа?

– О, чего у нас только нет! Есть очень мощное, – я подумал об атомной бомбе, – но те, кто вам угрожает, вооружены плохо.

Я дал мысленное описание охотничьего ружья. Аасс облегченно вздохнул:

– В таком случае опасности нет ни для нас, ни для них.

Снаружи прогремело несколько выстрелов, затем послышались возгласы разочарования. Аасс повернул ручку регулятора. Свет погас, и целая стена кабины словно растаяла. Я увидел поляну, как будто стол на ней снаружи при ярком свете дня. Дождь поутих. На краю поляны, там, где кончалась тропа, виднелись два человеческих силуэта со вскинутыми ружьями. Четверо иссов невозмутимо наблюдали за ними. Прозвучали выстрелы, а за ними – тот же хор разочарованных голосов: картечь опять наткнулась на незримую преграду. Видно было, как чернели скопления отдельных картечин, которые неподвижно висели в воздухе.

Аасс просюсюкал что-то Эссине. Та улыбнулась, и вскоре все иссы занялись своими делами, не обращая внимания на бесцельные усилия людей.

Иссы проработали всю ночь, не думая больше о нападающих. От меня они ничего не скрывали, и я видел, как иссы восстанавливали один за другим сложные приборы, назначение и принцип действия которых мне были совершенно непонятны.

2. ПУТЕШЕСТВИЕ В НИЧТО

Когда над черной полосой деревьев забрезжил пасмурный рассвет, все было готово к отлету, но осаждающие по-прежнему не уходили. То здесь, то там за мокрыми стволами шевелились фигуры крестьян, которые, должно быть, провели под дождем весьма неуютную и беспокойную ночь. Я тоже был обеспокоен, утомлен и не знал, что делать. Выйти из ксилла незамеченным я не мог, а если меня увидят, начнутся бесконечные допросы, расспросы, интервью и прочие неприятности.

С такими невеселыми мыслями сидел я в кресле в том зале, где впервые увидел живого исса, как вдруг Аасс тронул меня за плечо.

– Что случилось? Ты уже давно излучаешь волну сильного беспокойства.

Я коротко объяснил ему свое положение.

– Это не беда. Сейчас мы поднимемся, а потом высадим тебя на другой поляне, чуть подальше. Мы тебе благодарны за предупреждение, а главное за то, что ты помог нашим раненым сразу после аварии.

Несколько мгновений он раздумывал, потом снова начал передавать:

– Мы не можем и думать о том, чтобы взять тебя с собой на Эллу. Закон непреложен: никаких сношений с планетами, где еще существуют войны. Очень сожалею. Мне кажется, в твоем мире одновременно с высокой цивилизацией еще уживается варварство. Мы вернемся позднее, когда ваши люди поумнеют. А может быть, и раньше, если угроза со стороны мисликов будет так велика, что нам придется нарушить Закон. Если только к тому времени ваше человечество не уничтожит само себя, как это случилось на планетах Аур и Жен звезды Эп-Хан. Как вы называете вашу планету?

– Земля, – ответил я. – Во всяком случае, так ее называют в моей стране. В других странах “Эрс”…

– Тсемля, – повторил он вслух. – Любопытно! На нашем языке это означает насилие и в то же время – силу. А “Эрс” это гордость. Ну хорошо, пойдем!

Он провел меня в помещение с множеством сложнейших приборов. Там уже были Суилик, Эссина и еще одна женщина.

– Сейчас мы взлетим. Но сначала надо “отодвинуть” твоих соотечественников. Когда ксилл взлетает, опасно стоять слишком близко.

Суилик взялся за миниатюрные рукоятки, Эссина погасила свет, и я снова увидел поляну. Крестьяне все так же упрямо выжидали, прячась за деревьями. Аасс издал негромкий прерывистый свист, заменяющий иссам смех.

– Смотри хорошенько! – передал он мне.

За узловатым стволом, так отчетливо, словно я стоял в трех шагах, я увидел край шляпы, ствол ружья и кошачий ус: папаша Каррэр! Внезапно он вылетел из-за своего укрытия и, потеряв ружье, кувырком покатился через кусты, размахивая руками, пока не исчез в чаще молодых каштанов. Звукоусилитель отчетливо передал доносившийся оттуда поток отборнейших цветистых ругательств. Та же участь постигла и остальных его “соратников”.

Аасс отдал какое-то приказание.

– Теперь они достаточно далеко, – объяснил он мне. – Мы поднимаемся.

Я не услышал шума, не почувствовал ни малейшей вибрации и, что самое удивительное, не ощутил никакого ускорения. Земля быстро убегала вниз. На мгновение я увидел всю поляну с примятым вереском на том месте, где стоял ксилл, но она быстро скрылась из глаз.

Теперь, когда иссы вот-вот должны были навсегда уйти из моей жизни, любопытство мое достигло предела. Я сгорал от желания отправиться вместе с ними и просто с ума сходил от ярости, что из-за глупейшего стечения обстоятельств так ничего толком и не узнал. Внизу уже показалась другая прогалина, не столь обширная, как поляна Манью, но вполне подходящая для посадки. Мы быстро снижались.

В это мгновение я случайно взглянул на верхний экран. Слева от нас в небе появились три черные, стремительно выраставшие точки, образующие тесный треугольник. Я сразу понял, что это такое: с аэродрома Периго к нам шло звено новейших стратореактивных истребителей, способных развивать скорость свыше 2000 километров в час.

– Внимание, тревога! – закричал я, забыв, что иссы не воспринимают нашу речь на слух.

Однако Аасс их тоже увидел. Вместо того чтобы продолжать спуск, мы теперь поднимались. Истребители неслись за нами. Один из них проскочил так близко, что я отчетливо разглядел в кабине голову пилота в шлеме и высотной маске.

Суилик лихорадочно щелкал рычажками на пульте управления. Истребители остались далеко позади – три черные маленькие точки, уходившие все дальше, все ниже и наконец совсем пропавшие из виду. С каждым мгновением видимое пространство Земли становилось все шире: горизонт раздвигался. Небо постепенно стало темно-синим, потом фиолетовым, потом черным, и звезды засверкали на нем среди бела дня. Я понял, что мы вышли за пределы атмосферы.

После отлета прошло менее получаса, а Землю уже можно было окинуть одним взглядом: отсюда она казалась большим зеленоватым шаром с белыми полосками.

Мы висели в пространстве все время, пока шел “военный совет”, на котором присутствовал и я. Мои хозяева ничего не собирались от меня скрывать, напротив, Эссина старательно передавала мне все существенные подробности разгоревшегося спора. Аасс в общем был за то, чтобы дождаться ночи и высадить меня. Суилик, которого поддерживали Эссина и два других исса, хотел взять меня с собой на планету Элла. Основными их доводами были, во-первых, то, что я представляю самую дальнюю из известных им “человеческих” планет, а во-вторых, то, что Закон, запрещающий устанавливать связи с мирами, где еще свирепствуют войны, относится только к их галактике и неприменим к внегалактическим планетам.

– Совершенно очевидно, – говорил Суилик, – что это человечество не имеет ни малейшего понятия о пути через ахун. Следовательно, никакая опасность Элле не угрожает. Доставить его обратно мы всегда успеем. Но как можно пренебрегать какой бы то ни было помощью, когда мислики наступают и находятся уже на расстоянии менее одного миллиона световых лет? И кто осмелится пренебречь помощью человечества с красной кровью?

Последние слова он особо подчеркнул.

Наконец Аасс повернулся ко мне и передал:

– Если хочешь, мы возьмем тебя на нашу планету, при условии что тебе подойдет наша пища, потому что полет будет долгим. Попробуй! Если все сойдет хорошо, полетим на Эллу. А обратно мы доставим тебя позднее.

Так я впервые принял участие во внеземной трапезе, за которой, впрочем, последовало немало других. В это время корабль, или ксилл, как я отныне буду его называть, неподвижно висел в пространстве примерно в 25 000 километров от Земли.

Во всех случаях, кроме торжественных банкетов, иссы едят стоя. Мы поели в той же комнате. Завтрак состоял из розового, очень вкусного желе и печенья, которое, как мне показалось, было сделано из пшеничной муки, замешанной на какой-то душистой жидкости. Тарелки и ложки были прозрачно-синие, очень красивые и совершенно небьющиеся, в чем я сразу убедился, выронив свою тарелку. К счастью, я быстро насытился и переварил этот завтрак без всяких осложнений.

Всю вторую половину дня я не отрываясь смотрел на Землю, ту самую Землю, которую собирался покинуть, чтобы отправиться неведомо куда. Вечером после почти такого же ужина мне показали низкое ложе, и, несмотря на возбуждение, я быстро заснул, сморенный усталостью.

Когда я проснулся, в комнате никого не было. За стеной слышалось легкое жужжание. Я встал, открыл дверь и столкнулся с Аассом.

– А я шел тебя будить, – передал мне Аасс. – Вы, земляне, слишком долго спите.

Аасс пригласил меня в лабораторию.

Однако, прежде чем продолжать, я полагаю, пора дать тебе представление о том, как располагаются все эти комнаты-каюты. Ксиллы, как правило, строят по одному образцу. Они имеют форму диска, диаметр их колеблется от 15 до 150 метров, а толщина в середине – от 2 до 18 метров. В нашем ксилле средней величины, диаметром 30 метров при толщине в центре, до трех с половиной метров – в середине был шестиугольный зал, где сосредоточены все приборы управления, главный пульт. Вокруг расположены еще шесть комнат приблизительно такого же размера: спальни, лаборатория, машинные отделения – их на ксилле три – и прочее. Вокруг этих комнат, быстро уменьшаясь в высоту по мере удаления от центра, находились всевозможные кладовые с продуктами, аккумуляторами энергии, запасами воздуха и тому подобным. Экипаж ксилла такого типа обычно состоит из двенадцати иссов.

В лаборатории нас уже поджидали уцелевшие члены экипажа – с Аассом их было десять. Впервые я увидел их всех вместе: шестерых мужчин и четырех женщин. Обычно, когда сталкиваешься с людьми иной расы, их трудно отличить друг от друга, но здесь я этой трудности не испытывал. Аасс возвышался над остальными и даже был на несколько сантиметров выше меня. Остальные казались много ниже ростом. Из женщин ни одна не достигала 165 сантиметров. С двумя иссами я уже сталкивался, не говоря о Суилике, Аассе и Эссине.

Аасс представил меня и познакомил со всеми, как в светском салоне. Насколько я понял, сам он был физиком, или, как он мне передал, “изучающим силы”. Кроме того, он возглавлял экспедицию. Суилик был штурманом и командиром ксилла. Два исса считались матросами, если можно так выразиться. Двое других занимались изучением планет, – про себя я назвал их астрономами. Как я уже говорил, врач экспедиции погиб при внезапной посадке. Еще один, специалист по звездной астрономии, был убит ракетой американского самолета. Из женщин две занимались ботаникой, одна – психологией, а Эссина – сравнительной антропологией.

Меня спросили, что я делал на Земле. Я ответил, что раньше изучал медицину, но последнее время изучаю саму жизнь. Такой ответ их, видимо, вполне удовлетворил.

Завязалась оживленная беседа, которую иссы не сочли нужным мне переводить. Потом все разошлись и я остался в лаборатории с Аассом и Суиликом. Аасс усадил меня в кресло и передал:

– Мы решили взять тебя на нашу планету. Не спрашивай, как далеко она от Земли. Я этого не знаю, и скоро ты поймешь почему. Она в той же самой Вселенной в широком смысле слова, потому что иначе мы не смогли бы к вам прилететь. Теперь нам предстоит обратный путь. Когда мы вернемся на Эллу, мудрецы решат, твою участь. В худшем случае тебя просто вернут на Землю. Мы исследуем космос всего двести сорок эмисов (эмис равен двум с половиной земным годам) и уже открыли сотни миров, населенных существами, более или менее похожими на нас. Но мы впервые видим планету, где кровь у людей красная. Ты представляешь особый интерес для изучения, и именно потому мы берем тебя на Эллу в обход Закона. Мы сейчас достаточно далеко от Земли и можем перейти в ахун. Ничего не бойся, но главное – не прикасайся ни к одному прибору. Судя по той машине, которая на нас напала, вы еще пользуетесь химическими двигателями. Значит, принцип действия наших двигателей ты все равно не поймешь.

– У нас есть и иные типы двигателей, – возразил я. – Но что такое ахун?

– Это Не-Пространство, которое окружает наше Пространство и отделяет его от антимиров. И это также Не-Время. В ахуне нет ни продолжительности, ни расстояний. Поэтому я и не могу тебе сказать, как далеко от твоей планеты до Эллы, хотя мы и полагаем, что расстояние это превышает миллион световых лет.

– Но ведь Суилик мне говорил, что Земля – самая отдаленная из всех известных вам планет!

Аасс сморщил губы, что было у него, как я узнал позднее, признаком крайнего затруднения.

– Как тебе объяснить? По совести говоря, мы и сами не все понимаем. Мы просто пользуемся этим. Ну, ладно. Пространство и Время взаимосвязаны, ты это знаешь?

– Да, один наш гениальный физик установил это не так давно.

– Хорошо. Так вот, Пространство-Время, Вселенная как бы плавают в ахуне. Пространство замкнуто в самом себе, но Время открыто: прошедшее не возвращается. В ахуне, где нет Пространства, ничто не может существовать. Поэтому мы отделяем небольшую часть Пространства, которая замыкается вокруг ксилла, и оказываемся в ахуне как бы рядом с Большим Пространством, если только можно так выразиться. Мы как бы дрейфуем по отношению к Большому Пространству, не смешиваясь с ним. Через определенный отрезок времени, местного времени нашего ксилла, мы совершаем обратный маневр и снова оказываемся в Пространстве-Времени нашей Вселенной. Проделав все это, мы “вынырнем” в наш мир в какой-нибудь точке, которая, как показал опыт, будет удалена от Эллы не более чем на несколько миллионов километров. Сейчас, чтобы вернуться, мы уйдем в ахун на внешнюю сторону нашего Пространства-Времени. Отправляясь к вам, мы вышли на внутреннюю сторону. Возможно, что одновременно с перемещением в Пространстве на миллиарды и миллиарды километров мы также совершаем путешествие и во Времени, но этого я утверждать не стану: физические свойства ахуна для нас еще новы и слишком мало изучены. Кто знает, может быть, мы, иссы, по отношению к вам вообще еще не существуем?! Или, наоборот, исчезли миллионы лет назад! Но я этого не думаю, потому что за миллионы лет мислики уже добрались бы до вас, несмотря на все расстояния. Как бы то ни было, вы для нас, как и мы для вас, пришельцы ниоткуда и из никогда. И тем не менее мы существуем в том же Пространстве-Времени, хотя никто пока не может сказать, какое расстояние и за сколько времени нужно преодолеть, чтобы добраться от Земли до Эллы и наоборот, потому что для этого необходимо уйти в ахун, где нет ни Времени, ни Пространства. Ты меня понимаешь?

– По совести говоря, не очень. Сюда бы кого-нибудь из наших физиков!

– Самая главная опасность – это окружающие нас антимиры. Теория утверждает, что каждая положительная Вселенная окружена двумя отрицательными и наоборот. В этих антимирах материя противоположна нашей: атомные ядра несут отрицательный заряд. На слишком большом удалении от нашей Вселенной мы рискуем попасть в один из антимиров, и тогда вся наша материя аннигилируется, исчезнет в чудовищной вспышке света. Наверное, так и было вначале с некоторыми ксиллами, которые не вернулись. Но с тех пор мы научились более точно управлять переходом в ахун. Прости, мне надо самому совершить этот маневр. Хочешь посмотреть? Идем!

Мы прошли к пульту, в зал управления. Склонившись над приборной доской, Суилик заканчивал настройку аппаратуры. Аасс указал мне на кресло, предупредив:

– Что бы ни случилось, молчи!

И вот он с Суиликом начал контрольную проверку приборов, нечто вроде долгой переклички-опроса, как у пилотов тяжелого бомбардировщика. После каждого ответа Суилик щелкал тумблером, поворачивал рукоятку или опускал рычажок. Когда все было сделано, Аасс повернулся ко мне, приподняв верхнюю губу над острыми зубами, что у иссов означает улыбку.

– Ахеш! – крикнул он.

Прошло секунд десять, но ничего не изменилось. Я ждал, затаив дыхание. Внезапно ксилл резко наклонился вперед, и мне пришлось вцепиться в ручки кресла, чтобы не полететь на пол. Странный звук, в котором смешивались грохот и свист, нарастал – и вдруг оборвался. Это было все. Наступила полная тишина, ксилл выровнялся. Аасс встал:

– Теперь подождем сто один базик.

Я спросил, что такое базик. Мне объяснили, что это единица времени, и показали маленькие часы. Один базик соответствует одному часу одиннадцати минутам двенадцати секундам.

Я не стану останавливаться на этом отрезке в сто один базик. Жизнь в ксилле была однообразна, как в подводной лодке, лежащей на грунте. Не нужно было совершать никаких маневров. Все иссы, кроме одного дежурного в кабине управления, отдыхали. Они проводили время за игрой, отдаленно напоминающей шахматы, читали толстые книги с темно-синим шрифтом на гибкой и прочной “бумаге”, разговаривали между собой. Я скоро заметил, когда попытался установить с ними мысленную связь, что мне отвечали только Аасс, Суилик и Эссина. Остальные лишь улыбались и продолжали заниматься своими делами.

Аасс большую часть времени пропадал у себя в лаборатории. Зато Эссина и Суилик держались очень дружелюбно, задавали мне бесчисленные вопросы о Земле, о нашем образе жизни, об истории человечества. Но когда спрашивал я, они ловко избегали прямых ответов, откладывая всякие уточнения на будущее. Однако я находил в них много общего с собой; мне они казались даже ближе, чем некоторые люди, с которыми я сталкивался.

Под конец мне надоело все время рассказывать им о Земле, ничего не получая взамен; я отправился к Аассу, чтобы выразить ему свое недовольство. Он долго смотрел на меня, потом ответил:

– Они повинуются моему приказу. Если мудрецы оставят тебя на Элле, у тебя будет достаточно времени узнать все, что ты пожелаешь. Но пока мы хотим, чтобы ты знал о нас как можно меньше.

– Вы думаете, меня отошлют назад? Неужели присутствие одного человека может чем-то угрожать вашей планете?

Но едва произнеся эти слова, я побледнел. Да, угроза была! И не только для них! Для меня тоже, особенно для меня. Как врач я должен был сразу это сообразить: микробы! Во мне были миллиарды зародышей;. мой организм, защищенный постепенно выработавшимся природным иммунитетом, на них не реагировал, но они могли быть смертельны для иссов. А иссы в свою очередь наверняка были носителями микробов, смертельных для меня!

В ужасе и отчаянии я передал свою мысль Аассу. Тот улыбнулся.

– Мы уже давно занимаемся этим вопросом. С того самого времени, когда иссы покинули свою родную планету Эллу-Вен звезды Ориабор и начали переселяться на Эллу-Тан звезды Иалтар. В тебе больше нет чужеродных живых организмов. В первую ночь после отлета, пока ты спал, мы подвергли тебя обработке лучами ассрн.

– Что такое ассрн?

– Ты узнаешь об этом позднее, если все будет хорошо. Мы также взяли у тебя немного крови, чтобы восстановить твой прежний иммунитет, когда тебе придет время вернуться домой. Что касается нас, то, находясь на чужой планете, мы всех членов экипажа обрабатываем этими лучами через день. На Элле мы сделаем все необходимое, чтобы предохранить тебя от наших микробов. Если это нам не удастся, ты тоже будешь через день получать облучение ассрн. Кстати, насчет твоей крови! Скажи, неужели у всех существ на Земле в крови так много железа?

– Да, у всех, кроме нескольких беспозвоночных, у которых дыхательный пигмент содержит медь.

– В таком случае вы родственники мисликов!

– Что это за мислики, о которых вы все время говорите?

– Скоро узнаешь. Вы все это скоро узнаете!

И он склонил голову, как всегда, когда хотел закончить разговор.

Часы – базики – проходили один за другим. Когда настало время вернуться в Большое Пространство, Аасс позвал меня в зал управления. Началась та же самая церемония вопросов и ответов, последовали такие же толчки. Затем Суилик включил обзорный экран: со всех сторон нас окружали бесчисленные звезды. Одна из них была заметно ближе других – отсюда она казалась всего раза в три меньше нашей Луны.

Аасс указал на нее пальцем.

– Иалтар, наше солнце. Через несколько базиков мы будем на Элле.

Они показались мне бесконечными, эти последние базики! Как зачарованный, смотрел я на приближающуюся звезду, к которой мы летели. Но скоро ее чуть голубоватый свет начал слепить мне глаза и я стал разглядывать планеты Иалтара. Суилик показал мне, как пользоваться перископом ксилла, который по желанию может играть роль телескопа.

Вокруг Иалтара вращается двенадцать планет; они называются – начиная от самой удаленной – Афен, Сетор, Сиган, Херан, Тан, Софир, Рессан, Марс (да, Марс, как это ни странно!), Элла, Сонг, Эиклэ, Рони. У Сигона и Тана такие же кольца, как у нашего Сатурна. Самая большая планета – Херан, самые маленькие – Афен и Рони. Марс и Элла примерно одинаковой величины, чуть побольше нашей Земли, а Рессан – немного поменьше. Эти три планеты – Марс, Рессан и, разумеется, Элла – обитаемы. На большей части остальных планет иссы ведут научные исследования или промышленные разработки, преодолевая порой невероятные трудности.

Почти у всех планет есть спутники; в их расположении существует довольно любопытная закономерность: у Рони спутника нет; у Эиклэ – тоже; у Сонга – один; у Эллы – два, Ари и Арци; у Марса – три, Сей, Сании, Сун; у Рессана – четыре, Атуа, Атеа, Асуа и Азеа; у Софира – пять; у Тана – шесть. Далее число спутников уменьшается в таком же порядке: у Сетора их три и, наконец, у Афена их вовсе нет. Один из спутников Херана, планеты, превосходящей размерами наш Юпитер, достигает величины Земли. Афен вращается на орбите, удаленной от Иалтара на одиннадцать миллиардов километров! Разумеется, все это, особенно цифры, я узнал лишь впоследствии.

Мы вынырнули из ахуна между орбитами Софира и Рессана, довольно близко от последнего, так что я смог отчетливо разглядеть в телескоп контуры побережья, мелькнувшие в просвете облаков. Марс был в это время слишком далеко, по ту сторону Иалтара. Наконец Элла перестала казаться крохотной искоркой в черном небе и превратилась в сияющий шар, который рос, приближаясь с каждой минутой.

Часть вторая ФАНТАСТИЧЕСКИЙ МИР

1. НА ПЛАНЕТЕ ЭЛЛА

К моему величайшему сожалению, посадка произошла ночью. Когда мы вошли в атмосферу Эллы, мои часы показывали 7.20, но я так и не знаю чего – утра или вечера по земному времени. Облачность была настолько густой, что за короткий промежуток – пока мы не вошли в тень планеты – я почти ничего не смог различить внизу: лишь какие-то мерцающие поверхности в разрывах между тучами, видимо моря. Приземлились мы совершенно бесшумно, без всяких толчков. Ксилл опустился среди голой темной равнины. Вдалеке едва виднелось несколько слабых огоньков.

– Нас никто не встречает? – наивно спросил я Суилика.

– А зачем? Кто же знает, когда ксилл вернется? Их сейчас сотни во всей Вселенной! Зачем же их ждать и встречать? Завтра ты всех увидишь. А сейчас пойдем со мной!

Мы вышли из ксилла. Темнота была полная. Суилик включил маленький фонарик, укрепленный у него на лбу широкой лентой, и мы двинулись в путь. Под ногами я чувствовал упругий ковер густой короткой травы. Шагов через сто луч фонарика осветил низкое белое здание без окон и дверей. Мы обошли его. Суилик приблизился к стене, и в ней вдруг открылась дверь, хотя он ни к чему не прикасался. Мы оказались в коротком коридоре, пол которого был выложен ослепительно белыми плитками. В глубине направо и налево виднелись два входа без дверей. Суилик показал мне на левый проем:

– Ты будешь спать здесь.

Комната была освещена мягким голубым светом. В ней стояло очень низкое, чуть вогнутое ложе, покрытое простым белым одеялом; простыней на нем не было. Рядом, на маленьком столике, неясно мерцали какие-то сложные аппараты. Суилик указал на один из них.

– “Тот, кто дает сон”, – объяснил он, – Если ты не сможешь заснуть, нажми эту кнопку. Раз тебе подходит наша пища, это на тебя тоже должно подействовать.

Суилик ушел. Некоторое время я сидел неподвижно на краю ложа. Мне казалось, что я все еще на Земле, в какой-нибудь цивилизованной стране с очень хорошим сервисом, скажем в США или Швеции, но только не на неведомой планете бог знает за сколько миллиардов километров от дома! Под легким и мягким на ощупь одеялом лежало нечто вроде ночной пижамы, скроенной как комбинезон, из одного куска еще более легкой ткани. Я переоделся и лег. Ложе было в меру упругим и в то же время прекрасно облегало тело. Тоненькое одеяло оказалось таким жарким, что скоро я его сбросил: в комнате было достаточно тепло. Некоторое время я ворочался, не в силах заснуть, потом вспомнил совет Суилика и нажал указанную им кнопку. Я успел услышать очень слабое жужжание и погрузился в сон…

Пробуждался я медленно, с трудом. Странный сон снился мне – будто я говорил о чем-то с зеленолицыми людьми. Где я? Сначала мне показалось, что в Скандинавии, по которой я в свое время путешествовал. Но я отчетливо помнил, что вернулся оттуда. Во всяком случае, это был не мой дом и не моя постель. У меня кровать чертовски жесткая, я все время собираюсь ее сменить, но каждый раз забываю. Бог мой! Ведь это же Элла!

Я вскочил, повернул регулятор освещения. Стена напротив растаяла, сделалась прозрачной, и за ней открылась бескрайняя желтая степь, замкнутая на горизонте синеватой линией далеких гор. Слева на желтой траве темнела чечевица ксилла. Небо имело странный светло-голубой оттенок; высоко-высоко по нему плыли редкие белые облака. Видимо, было еще очень рано.

С легким жужжанием в комнату въехал низенький столик на колесах. Он медленно развернулся и замер возле ложа. Из глубины его тихонько поднялся поднос с чашкой золотисто-желтой жидкости и тарелкой розового желе. Судя по всему, иссы привыкли завтракать в постели!

Я поел с большим удовольствием; и желе и золотистый напиток были очень вкусны, хотя определить, на что они походили, я просто не мог. Едва я положил пустой поднос на стол, автомат выкатился из комнаты.

Я оделся и вышел. Наружная дверь была открыта, как и все двери в доме. Сам домик показался мне тесным: я думал, что в нем всего три выходящие в коридор комнаты, и лишь позднее узнал, что в домах иссов обычно бывает еще два–три подземных этажа.

Я обошел вокруг дома. Воздух был свежий, но не холодный, солнце – мысленно я никогда не мог называть его Иалтар! – стояло еще низко. Кругом не было ни души. В некотором отдалении виднелись три здания, такие же простые, как дом Суилика. Еще дальше к востоку можно было различить другие дома, разбросанные по степи. На западе, там, где высились горы, равнина была совершенно голой до самого горизонта. Зато на юге, востоке и севере ее оживляли густые рощицы. Я не спеша дошел до ближайшей из них. Деревья возносили к небу прямые гладкие стволы, расцвеченные красными и розовыми пятнами и прожилками; листья были такого же темно-желтого цвета, как трава под ногами. В этой рощице росли деревья трех различных пород.

Все кругом дышало сказочным, безмятежным покоем. Самые отвратительные черты нашей цивилизации – шум, вонь, теснота, беспорядочное нагромождение городов, – казалось, были навсегда изгнаны с этой планеты. Здесь царила умиротворяющая необъятная тишина. Невольно я вспомнил об Утопии, описанной в романе Уэллса “Люди как боги”.

Я медленно вернулся к дому. Казалось, он вымер. В комнате напротив спальни я нашел низкое, очень легкое кресло, вынес его наружу, сел перед дверью и стал ждать. Минут через десять из-за ближней рощицы появилась тонкая фигура юной женщины этого нового для меня мира. Она прошла невдалеке танцующей походкой иссов, взглянув на меня с любопытством, но без особого удивления. Мне показалось, что кожа у нее более светлая, чем у моих товарищей по путешествию. Я ей улыбнулся. Она ответила коротким кивком и пошла дальше.

Наконец появился Суилик. Он вынырнул откуда-то, из-за моей спины, сморщился в типичной для иссов улыбке и передал мне:

– Скоро я представлю тебя мудрецам. А пока давай осмотрим мой дом.

Кроме спальни, одна стена которой могла по желанию становиться прозрачной, и комнаты напротив, где я взял кресло, на первом этаже была еще третья комната, передняя, куда выходили лифты для спуска в подземные этажи. Суилик извинился за скромность своего жилища, подходящего разве только для молодого одинокого офицера. В его доме было всего два подземных этажа. В верхнем располагались два жилых помещения и рабочий кабинет – круглая комната со стенами, сплошь занятыми книжными полками, и столом посередине, на котором стояли изящные аппараты и тонкие приборы. Нижний этаж занимали “кухня”, кладовая для продуктов и великолепная ванная комната с так называемыми “удобствами”. У иссов это единственное место, где можно увидеть зеркало. Я взглянул на себя и отшатнулся: щетина почти недельной давности отнюдь не украшала мою физиономию! Я спросил Суилика, существует ли на Элле что-нибудь похожее на бритву.

– Нет, – ответил он, – У иссов не растет шерсть на лице. Если что и найдется, то, может быть, только на Рессане, где живут представители других человечеств: некоторые из них тоже волосатые. Но объясни мне подробно, что такое бритва, и я тебе закажу эту штуку. А пока мудрецы хотят тебя видеть таким, как есть.

Я запротестовал:

– Ни в коем случае! Не могу же я показаться им в таком виде, словно дикарь! Я ведь представляю свою планету!

Суилик улыбнулся.

– Ты будешь представлять восемьсот шестьдесят вторую известную нам человеческую планету. Мудрецы видели людей и пострашнее!

Несмотря на столь обнадеживающее заверение, я все-таки воспользовался ванной, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Ее сверхусовершенствованное оборудование в общем ничем не отличалось от аналогичных земных устройств.

Когда я поднялся на верхний этаж, Суилик был уже готов отправиться в путь. Выйдя из дому, я спокойно повернул в сторону ксилла. На сей раз Суилик, вообще отличающийся веселым нравом, откровенно расхохотался, то есть залился прерывистым свистом, означающим у иссов громкий смех.

– Нет, нет, ксилл нам не нужен! Не такие уж мы важные особы, чтобы расходовать ксе-ильту, когда надо пролететь всего несколько сот бруннов. Иди сюда!

Обойдя дом, Суилик нагнулся и сильно потянул за рычаг, торчавший из земли. Раскрылось отверстие, из которого поднялся на площадке миниатюрный самолет без пропеллера и без дюз реактивных двигателей. У него были тонкие крылья размахом около четырех метров и короткий округленный фюзеляж длиной не более двух с половиной метров. Вместо колес он опирался на два длинных полоза с загнутыми носами.

– Это реоб, – объяснил Суилик. – Надеюсь, у тебя скоро будет такой же.

Внутри оказалось два кресла, одно позади другого. Само собой разумеется, я сел на заднее, а Суилик занял место пилота. Мы взлетели почти сразу, проскользив по траве метров двадцать. Бесшумный реоб, видимо, был удивительно послушен и надежен. Быстро набрав большую высоту, мы полетели на запад, к горам. Вспомнив свои полеты на дальнорейсовых лайнерах, я определил нашу скорость – примерно 600 километров в час. Позднее мне не раз приходилось самому управлять реобом, и я знаю, что в случае необходимости, когда очень торопишься, на нем можно легко развить сверхзвуковую скорость.

С жадностью вглядывался я в расстилавшийся внизу пейзаж. Детали были неразличимы, потому что мы летели слишком высоко, но меня сразу поразило одно – отсутствие городов. Я поделился своим недоумением с Суиликом.

– На Элле, – ответил мне он, – в круге диаметром в километр (я перевожу на наши земные меры) запрещено строить более трех домов.

– Каково же население Эллы?

– Семьсот миллионов. Но, послушай, чтобы передавать тебе мысли, мне приходится оборачиваться, потому что разговорного языка ты еще не понимаешь. Я так не могу, мне надо смотреть вперед.

Больше я его не отвлекал. Мы пролетели над лесом удивительного молочно-желтого цвета, потом над маленькими речками, которые сливались в одну большую реку, впадающую в море. Горная цепь вдавалась в него гигантским полуостровом. Скоро навстречу начали попадаться другие воздушные корабли, такие же легкие, как наш, или, наоборот, огромные и могучие. Обогнув над морем крайнюю вершину, Суилик быстро повел реоб вниз. Обернувшись, он передал:

– Слева, между двумя горными пиками, Дом мудрецов!

Долина, спускавшаяся между двумя склонами к широкому белому пляжу, была перегорожена гигантской стеной, на которую опиралась огромная искусственная терраса. На ней среди зеленых, фиолетовых и желтых крон деревьев виднелись длинные и низкие белые здания. В глубине вторая стена подпирала верхнюю, меньшую террасу, где возвышалось только одно сооружение на редкость благородных пропорций, отдаленно напоминавшее Парфенон.

Мы сели на нижнюю террасу возле густой рощицы с зеленой листвой, которая показалась мне такой родной и близкой в этом чужом мире. Отсюда к верхней террасе вела величественная лестница. Суилик сказал, что она называется Лестницей человечеств. В ней было сто одиннадцать низких широких ступеней, и на каждой с обеих сторон, группами по три–четыре возвышались золотые статуи человекоподобных существ. Подавая друг другу руки, они как бы шли вверх по лестнице, туда, где на самой вершине стоял отлитый из зеленоватого металла исс, встречающий их дружеским гостеприимным жестом. Здесь были удивительные создания! Я видел лица без носов или без ушей; у одних было три глаза, у других четыре; встречались фигуры с шестью конечностями, невообразимо уродливые, словно раз­дав­лен­ные, или божественно стройные, голые или поросшие шерстью, ска­зочно прекрасные и такие, что при взгляде на них бросало в дрожь. Но все до последнего более или менее походили на людей, хотя сходство заключалось порой только в вертикальном положении тела или в посадке головы. Я разглядывал их, по мере того как мы поднимались все выше, и безотчетный ужас охватывал меня при мысли, что это не бред, не фантазия скульптора, а самое что ни на есть правдивое изображение представителей восьмисот шестидесяти одного человечества, из­вест­ного иссам. Последние ступени были еще пусты. Суилик указал на од­ну из них во главе фантастического шествия:

– Вот место для тебя. Здесь поставят ваше человечество. По­скольку ты его первый представитель, прибывший на Эллу, ты и послужишь образцом. Не знаю только, с какой стороны тебя поместят. В принципе ты должен стоять справа, вместе с другими расами, которые еще не покончили с войнами на своих планетах!

Слева, на последней ступени, занятой могучим гигантом с выпученными глазами и лысым черепом, стояла стройная фигура, показавшаяся мне совершенно человеческой: лишь потом я заметил, что на руках у нее было всего по четыре пальца.

(В этом месте я не удержался и посмотрел на руку Ульны; Клэр только улыбнулся, не прерывая рассказа.)

Миновав статую исса, мы поднялись на вторую террасу. Здесь я обернулся, чтобы окинуть взглядом открывшийся перед нами вид. Отсюда казалось, что нижняя терраса висит прямо над синим морем, по которому медленно перекатывались длинные валы с белыми гребнями. Рядом с зеленолистой рощей наш реоб выглядел, как маленькая стрекоза. Поблизости опустилось еще несколько реобов, и целая группа иссов поднималась по лестнице. Я еще раз взглянул на последнюю статую слева.

– Кто эти существа?

– Они прилетели издалека, почти оттуда же, что и ты. Кроме нас, они единственные, кто знает дорогу через ахун. Мы их не открыли, скорее это они открыли иссов. Они очень похожи на вас, землян. Но до сих пор только мудрецы видели их вблизи. Поэтому подробностей о них я не знаю. Если мудрецы захотят, они расскажут тебе больше.

– Кто такие мудрецы? Это ваше правительство?

– Нет, они выше правительства. Это те, кто знает и кто может.

– Они очень старые?

– Не все. Некоторые довольно молоды. Я, как и ты, сегодня увижу их в первый раз. Меня удостоили этой чести за то, что я привез тебя сюда, несмотря на протесты Аасса.

– А сам Аасс? Какое положение он занимает?

– Возможно, позднее он тоже станет мудрецом. Но нам пора, пойдем!

Мы двинулись дальше к исскому Парфенону. Вблизи он был значительно больше, чем я полагал. Массивная двустворчатая металлическая дверь была открыта настежь, но, прежде чем войти в нее, Суилику пришлось вступить в переговоры со стражей, вооруженной легкими палочками из белого металла.

Нас пропустили, и мы очутились в галерее, украшенной фресками, изображавшими пейзажи неведомых планет. Разглядеть их на ходу мне не удалось. Через коричневую деревянную дверь в глубине галереи мы вошли в небольшой зал. Здесь нам пришлось подождать, пока исс, выполнявший обязанности распорядителя, ходил о нас докладывать. Впрочем, он скоро вернулся и сделал нам знак следовать за ним.

Зал, куда нас ввели, представлял собой амфитеатр. Примерно сорок иссов сидели в креслах на его ступенях, и трое внизу, на центральном возвышении. Многие были явно преклонного возраста: кожа их побледнела, белые волосы поредели и потускнели, но ни у кого не было на лицах ни единой морщинки.

Меня усадили в кресло в нижнем ряду амфитеатра. И тут со мной произошел казус, сам по себе незначительный, но в тот момент раздосадовавший меня до крайности. Совершенно бессознательно я нажал кнопку на правом подлокотнике; в то же мгновение кресло опрокинулось, превратившись в ложе, а я чуть не полетел вверх тормашками. Иссы по натуре народ веселый, смешливый, и это маленькое происшествие вызвало взрыв хохота. Потом лишь я узнал, что потолок амфитеатра служит одновременно экраном и что кресла специально опрокидываются, чтобы было удобнее смотреть вверх.

Обращаясь к трем иссам на возвышении, Суилик доложил об экспедиции. Он говорил, а не передавал мысли, так что я ничего не мог понять. Впрочем, доклад его был предельно коротким. Меня поразило, что, хотя Суилик относился к собравшимся с явным уважением, он не сделал ни одного почтительного жеста: условная вежливость среди иссов не в чести.

Как только он кончил, средний из троих мудрецов на возвышении – его звали Аззлем – повернулся ко мне, и я почувствовал, как между его мыслями и моими сразу установилась связь без всяких предварительных попыток, которые порой так затрудняли мои “разговоры” с Суиликом.

– Я уже знаю от Аасса, как немыслимо далека от нас твоя планета. Я также знаю, что в твоем мире еще существуют войны. Следовательно, тебе здесь не место. Но ты оказал услугу нашим исследователям, после того как их ксилл был атакован одним из ваших летательных аппаратов. Так или иначе, ты уже здесь. Суилик и Аасс все же решились взять тебя на Эллу, и мы их не порицаем за это. Пока мы не хотим отправлять тебя на Рессан, где находятся все чужестранцы. Если не возражаешь, поживи у Суилика. Каждый второй день ты будешь приходить сюда и рассказывать нашим ученым о своей планете. Аасс мне сказал, что ты один из тех, кто изучает жизнь, и тебе было бы, несомненно, полезно сравнить свои знания со знаниями иссов, занимающихся этим вопросом. Мысль развивается по-разному в разных мирах, и, возможно, ты знаешь то, что позволит нам лучше понять мисликов.

– Я буду счастлив сравнить мои познания с вашими, – ответил я. – Но когда я очутился, в сущности не совсем добровольно, на вашем ксилле, Аасс обещал доставить меня обратно. Могу ли я рассчитывать на возвращение на мою планету?

– Разумеется, насколько это от нас зависит. Но ведь ты только что прибыл!

– О, я не собираюсь покидать вас так скоро! Мне так же хочется побольше узнать о вашей планете и о других мирах, как и вам о нашей Земле.

– Мы предоставим тебе все сведения, если только ты выдержишь экзамен. А теперь расскажи нам что-нибудь о твоем мире. Но сначала надень этот усилитель, чтобы твои мысли могли слышать все.

Один из служителей подал мне легкий шлем из металла и кварца с дюжиной коротких антенн, делавших его похожим на половинку неочищенного каштана.

Более часа я мысленно описывал Землю, ее положение в пространстве, перечислял ее характеристики, вспоминал, что мог, из геологической истории. Время от времени кто-нибудь из присутствующих, чаще всего один гигант, превосходивший ростом даже Аасса, задавал мне вопросы или просил уточнить какую-нибудь подробность. Шлем усиливал эти вопросы так же, как и мои мысли, поэтому они отдавались в моей голове болезненными громовыми раскатами, словно кто-то выкрикивал их мне прямо в ухо. Я сказал об этом Аззлему, и он тотчас велел отрегулировать усилитель.

Наконец он меня прервал:

– На сегодня достаточно. Все, что ты рассказал, мы записали, и все это мы рассмотрим. Будь здесь послезавтра.

Тогда я в свою очередь задал ему вопрос:

– Скажите, есть ли в ваших продуктах железо? Моему организму железо необходимо.

– В нашей пище железа, как правило, очень мало. Мы распорядимся кормить тебя продуктами, приготовленными для синзунов, – в их крови тоже много железа. Сейчас это просто, а несколько месяцев назад твоя просьба поставила бы нас в затруднительное положение.

– Еще один вопрос: кто такие мислики?

Аасс не захотел мне объяснить.

– Ты скоро узнаешь. Это гасители звезд.

И он склонил голову, как делают иссы в знак того, что разговор окончен. Настаивать в таких случаях невежливо и бесполезно.

2. СОЮЗ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ МИРОВ

На обратном пути, когда Суилик повел реоб прямо на восток, я попросил его, если можно, сначала покружить немного над этой частью планеты, спустившись пониже.

– Конечно, можно! – ответил он, – До тех пор пока мудрецы не примут о тебе окончательного решения, я освобожден от всех дел, кроме ухода за моим ксиллом. Куда ты хочешь слетать?

– Право, не знаю. Может быть, навестим Аасса?

– Нет, Аасс уже улетел на Марс, он там живет, а я не имею права выпускать тебя с Эллы. Кроме того, эта прогулка займет слишком много времени, а тебе послезавтра надо снова быть у мудрецов. Но, если хочешь, можем слетать к Эссине.

– Хорошо, – согласился я, улыбаясь.

От меня не укрылось, что Суилик питал к Эссине живейшую симпатию. Но говорить об этом я не стал, боясь, что даже самый невинный намек может быть сочтен за смертельное оскорбление или в лучшем случае за бестактность. Кто их знает, этих иссов!

Эссина жила в 1600 бруннах от дома Суилика, то есть примерно в 800 километрах. По моей просьбе мы снизили скорость и шли не по прямой, а длинными зигзагами. Из-за этого полет продолжался два наших часа. Сначала мы летели над открытой равниной, которую сменила дикая лесистая местность, пересеченная глубокими ущельями, затем прошли над цепью потухших вулканов и, наконец, над узкой полосой побережья, зажатой между горами и морем. Над той полосой мы пролетели километров сто и опустились на большой, возвышавшийся над морем остров. Эссина жила почти в таком же доме, как и Суилик, только более просторном и выкрашенном в красный цвет.

– Эссина из расы сиуков, а я – из эссоков, – объяснил мне Суилик. – Поэтому у меня дом белый, а у нее – красный. Это все, что осталось от старых расовых различий. Да, пожалуй, еще кое-какие характерные обычаи. Например, у них предупреждаю тебя заранее – отказываться от угощения крайне неприлично, даже если ты совсем не голоден, а у нас ты можешь поступать, как хочешь.

Невольно мне вспомнились наши крестьяне, для которых нет ничего обиднее отказа попробовать вино их собственного виноградника. Я рассмеялся. Пришлось объяснить Суилику, что меня так развеселило.

– Честное слово, между самыми разными планетами слишком много сходства! – заявил он. – Твои крестьяне совсем как крены с планеты Мара звезды Отор из Четвертой галактики. У них есть напиток абентори. Для нас, иссов, это настоящее рвотное. А мне пришлось его пить три раза! Надеюсь, ваше вино хоть приличное?

– Иногда бывает приличное. Но попадается и очень скверное.

Теперь уж рассмеялись мы оба.

Так за разговором мы незаметно дошли до дома. Хрупкая девочка встретила нас на пороге, и вот я впервые оказался в семье иссов.

Забегая вперед, хочу сразу сказать несколько слов об общественном устройстве Эллы. Как и у нас, основной ячейкой общества здесь остается семья, но, хотя законы дают свободу, она гораздо более прочная. Брак может быть расторгнут просто по взаимному желанию супругов, что, впрочем, случается весьма редко. Иссы по натуре своей ярко выраженные однолюбы. Женятся они обычно смолоду, когда их возраст примерно соответствует нашим двадцати пяти годам. У супругов редко бывает больше трех детей и еще реже – один ребенок: два – это норма. До брака, насколько я понял, нравы у них довольно свободные, однако после становятся необычайно строгими.

Все иссы обязаны учиться в школах, пока им не исполнится восемнадцати лет, – я перевожу на наши земные цифры. Затем они выбирают профессию и поступают в специальные училища; эти люди с развитой технической культурой давно позабыли о том, что такое неквалифицированный труд. Наиболее одаренные учатся в заведениях, соответствующих нашим университетам. И, наконец, самые талантливые становятся исследователями космоса.

Хотя Эссина была молода и еще продолжала учебу, она уже трижды участвовала в космических экспедициях на ксилле Суилика. Но две первые экспедиции обнаружили только безлюдные пустые планеты, а третья едва не закончилась катастрофой на Земле.

Дома сиуков отличаются от домов эссоков тем, что сразу за входной дверью в них располагается приемный зал с низкими креслами.

Эссина ожидала нас в окружении своей матери, брата и младшей сестренки.

Ее отец в этот день отсутствовал. Он был “распорядителем мистических церемоний” – во всяком случае, я именно так мысленно воспринял его титул – и пользовался на Элле большим уважением.

Вначале я был крайне смущен. Суилик вступил с хозяевами дома в оживленную беседу на разговорном языке, а я сидел в кресле и разглядывал комнату, стараясь освоиться. Приемный зал казался пустым: иссы не любят никчемных безделушек. Лишь по голубым стенам бежали геометрические узоры.

Через некоторое время мать Эссины вышла; в зале осталась, так сказать, одна молодежь. Сестра Эссины уселась напротив меня и без всяких церемоний принялась обстреливать меня вопросами. Откуда я? Как меня зовут? Сколько мне лет? Какая у меня специальность? Как выглядят женщины на Земле? Что я думаю об их планете? И так далее и тому подобное! Невольно вспомнилось мне, как несколько лет назад я читал лекцию в одном американском университете и как студентки осаждали меня точно такими же или, во всяком случае, очень похожими вопросами.

Эссина и Суилик вмешались в разговор, и через несколько минут я совершенно забыл, что нахожусь в чужом мире. Все казалось таким знакомым! И я почти сожалел об этом, говоря самому себе, что, по сути-то дела, мое фантастическое путешествие ни к чему не привело, что все человечества похожи друг на друга и вообще вряд ли стоило покидать Землю, чтобы найти здесь так мало нового. Нового? Черт бы меня побрал! Позднее я вдоволь нагляделся на новое, так что был им сыт по горло! Достаточно вспомнить только ужасы планеты Сифан! Но в тот момент я еще ничего не знал, и мне казалось, что, несмотря на белые волосы и зеленую кожу, иссы очень близки к землянам и физически, и духовно.

Я поделился своим впечатлением с Суиликом. Он хотел было мне ответить, но его опередила Эссен-Иза, младшая сестра Эссины:

– Ну, конечно! Мне тоже кажется, что ты просто исс, вымазанный розовой краской!

Суилик загадочно улыбнулся. Подумав, он сказал:

– В сущности, вы оба ничего об этом не знаете. А я видел уже пять человечеств на их планетах. Например, крены внешне настолько похожи на нас, что их почти невозможно отличить от иссов. Прежде всего поражает сходство обычаев. Но потом… Когда поживешь на Элле подольше, ты, может быть, начнешь относиться к нам так же, как фрооны с планеты Сик звезды Венкор из Шестой галактики. Они нас терпеть не могут, хотя и поддерживают с нами связь из деловых соображений.

Вскоре мы начали прощаться. Эссен-Иза и ее брат Аре церемонно пожелали “доброго полета” своему другу Суилику и “сренну Севолду Слэру”, то бишь господину Всеволоду Клэру. Эссина полетела вместе с нами на своем реобе.

Час спустя мы были у Суилика. Эссина побыла с нами недолго, а потом мы остались одни. Уже не помню толком, чем закончился этот мой первый день жизни на Элле. Мне кажется, что я начал учиться писать и говорить по-исски лишь позднее. Возможно, Суилик обучал меня любопытной “звездной игре”, в которую играют на круглой разграфленной доске. Она состоит в том, чтобы добиться определенного расположения фишек, представляющих звезды, планеты и ксиллы, которое позволяет ввести в игру мислика; достигнув этого, можно считать партию выигранной, так как мислик начинает “гасить звезды” противника, а защищаться от него чрезвычайно трудно. Впрочем, вероятнее, что в тот вечер мы в “звездную игру” не играли, потому что я не преминул бы расспросить своего хозяина о мисликах поподробнее, а я узнал о них кое-что много позднее. Как бы там ни было, “звездная игра” – увлекательнейшая штука, гораздо интереснее шахмат, и я, может быть, обучу тебя, если будет время.

Итак, вечер мы провели вдвоем с Суиликом. Уже тогда я начал испытывать искреннюю симпатию к этому молодому иссу, которому суждено было стать моим лучшим другом на планете Элла. Суилик – прекрасный товарищ, веселый и умный, подобно всем его соотечественникам, но, кроме того, наделенный отзывчивостью и душевной добротой, что среди иссов встречается довольно редко. Как правило, иссы весьма любезны, доброжелательны, но в высшей степени равнодушны.

Спустилась ночь, моя первая полная ночь на чужой планете. После короткого ужина, за которым я впервые попробовал пищу синзунов, присланную для меня Советом мудрецов и имеющую отчетливый привкус мяса, мы вышли посидеть перед домом. Я взглянул вверх и замер, потрясенный: все небо было сплошь усеяно звездами, миллионами чужих звезд! Одна сверкала совсем близко, словно крохотное солнце. Через весь небосклон тянулся млечный путь необычайной густоты.

Несмотря на свой юный возраст – Суилику было, по-нашему, около тридцати лет, – он уже давно странствовал по Вселенной и теперь уверенно называл мне звезды: Эссалан, Эриантэ, Кальвенольт, Бероэ, Аслюр, Эссемон, Сиалкор, Сюдема, Фенган-Теор, Шессин-Сиафан, Астар-Роэлэ… Назвал он и совсем близкую звезду – Ориабор, которая была солнцем первой родины иссов, – вскоре я узнал, при каких обстоятельствах им пришлось ее покинуть.

Небо было средней яркости, местами ярче нашего Млечного Пути. Суилик объяснил мне причину: их звезда, Иалтар, находится близ центра галактики, а не на краю, как наше Солнце. В этом районе звезды располагаются особенно тесно, и до ближайшей – Ориабора – от Эллы всего четверть светового года нашего светового года. Это значительно облегчало иссам первые межзвездные перелеты, но, с другой стороны, мешало освоению большого космоса, особенно внешних галактик, которыми они занялись лишь тогда, когда первые попытки использовать путь через ахун вывели иссов к границам их собственной Вселенной.

Я расспрашивал Суилика о его космических экспедициях. Он повидал пять “человеческих” планет и множество других, просто необитаемых или населенных лишь низшими существами. Некоторые из этих миров, например планета Биран звезды Фзиен Первой галактики, галактики иссов, так прекрасны, что дух захватывает, другие, наоборот, унылы и пустынны. Суилик посетил также две планеты звезды Эп-Хан Первой галактики – Аур и Жен, обитатели которых уничтожили самих себя в чудовищных войнах. Он показал мне цветные снимки этих миров, снимки такого качества, о каком мы на Земле не можем пока и мечтать. Некоторые из них здесь, со мной. Кроме того, он показал мне статуэтку, найденную среди руин одного из городов на Ауре. Чудом уцелевшая хрупкая вещица, несмотря на странность изображения – это фигурка крылатого человекообразного существа с остроконечной головой, – бесспорно, свидетельствовала о высоком мастерстве. Если согреть фигурку в руках, стекловидная материя, из которой она сделана, издает жалобный стон, словно плач по истребленному народу. Видимо, иссы встретили во Вселенной несколько таких некогда обитаемых, а ныне мертвых миров и именно потому приняли Закон исключения, чтобы избежать заразы, смертоносного безумия войн.

Когда я в тот вечер наконец улегся, голова моя гудела от множества новых впечатлений и все эти близкие звезды Эссалан, Ориабор, Эриантэ и прочие – кружились у меня перед глазами. Мне пришлось снова прибегнуть к помощи “того, кто дает сон”.

От следующего дня у меня не сохранилось никаких особых воспоминаний, вернее, они потом слились с воспоминаниями множества других дней. Зато я прекрасно помню день, когда вторично посетил Дом мудрецов.

Я отправился туда вместе с Суиликом на реобе. Перелет длился недолго. Суилик сразу удалился, а меня ввели в кабинет Аззлема. Пять стен этой комнаты оказались пятью большими прямоугольными экранами из чего-то напоминающего по виду матовое стекло. Посредине кабинета стоял стол из зеленоватого с синими крапинками материала, на столе – несколько миниатюрных аппаратов и сложная приборная доска. Аззлем указал мне место напротив себя. Я испытывал знакомое ощущение, словно я все еще врач-практикант и меня вызвал к себе мой профессор.

Аззлем был явно немолод: цвет его кожи поблек так сильно, что казался мертвенно-зеленым, как у тяжело больного человека. Но тело, вырисовывающееся под тугим серым трико, могло бы вызвать зависть некоторых наших гимнастов. Хотя физически иссы слабее нас, мускулатура у них превосходная и очень пропорционально развитая. Что же до бледно-зеленых глаз Аззлема, огромных, как у всех его соплеменников, то в них, уверяю тебя, не было ничего старческого!

Долгое время он рассматривал меня, ничего не передавая. Я понял, что он сравнивает меня с многочисленными представителями иных миров, которые уже побывали в этой комнате. Затем начался наш безмолвный разговор.

– Очень жаль, – сказал он, – что твои соотечественники вздумали напасть на наш ксилл и убили двух иссов. Кое в чем тут виноват сам Аасс. Он не должен был входить в атмосферу, не приняв мер предосторожности. Но, пока ксилл не снизился, никто не видел над Землей никаких летательных аппаратов, поэтому Аасс решил, что вы еще не умеете летать.

– Мы научились летать не так давно, – ответил я. – Но так или иначе Аасс мог об этом узнать, лишь войдя в земную атмосферу. Ни один наш летательный аппарат, за исключением ракет-спутников, еще не выходил в пустоту межпланетного пространства.

– Как! Вы умеете летать и не можете выйти за пределы атмосферы? Какому же аппарату удалось это сделать? Одна из твоих мыслей мне непонятна.

– Ракеты! – сказал я вслух. И начал мысленно описывать принцип их действия. На лице Аззлема отразилось удивление.

– Теперь я понял. Разумеется, теоретически мы знаем ракеты. Но мы их не используем. Слишком низкий коэффициент полезного действия!

– У нас тоже долгое время смотрели на ракеты как на забаву. Только за последнее время они получили практическое применение.

– Значит, ваши летающие машины движутся с помощью ракет?

– Не все. На других стоят двигатели внутреннего сгорания.

Мне пришлось мысленно объяснить и, этот термин. К тому же я был удивлен не меньше Аззлема и решил в свою очередь задать вопрос.

– Какое отношение, – спросил я, – имеют полеты в атмосфере к возможности выйти в межпланетное пространство? Я не вижу связи!

– А между тем это очевидно! Как только стало возможным использовать для полетов отрицательное поле тяготения, выход в межпланетное пространство стал вопросом чисто техническим, вопросом плотности такого поля. Но вы-то пользуетесь гравитационными полями?

– Нет. И я это знаю наверняка, хотя и не очень понимаю, о чем вы говорите.

Долгое время Аззлем пытался растолковать мне суть дела. Увы! Зачастую я не только его не понимал, но даже и “не слышал”. Аззлем обращался к понятиям, которые были мне совершенно чужды, и тотчас всякая мысленная связь между нами прерывалась. Я горько сожалел, почему я не физик или почему со мной не было тебя! А еще лучше было бы посадить на мое место Эйнштейна – в таких делах он был самый компетентный из всех землян!

Наконец Аззлем отчаялся меня просветить и вернулся к вещам более понятным.

– Каковы бы ни были ваши двигатели, одна из земных летающих машин довольно удачно атаковала наш ксилл. Ты объяснил Суилику, что это произошло в результате ошибки. Я тебе верю.

– Можно задать вам один вопрос? – спросил я. – Это был первый ксилл, отправленный на Землю?

– Да. За это я ручаюсь. Все приказы об исследованиях космоса исходят от меня. Я отправил Аасса и Суилика выяснить, есть ли еще обитаемые галактики после Шестнадцатой. Вы в двадцать раз дальше Шестнадцатой галактики, то есть, чтобы добраться до вас, нужно пробыть в ахуне в двадцать раз дольше. Поэтому, хотя Аасс и обещал, я не могу гарантировать, что мы сумеем доставить тебя обратно. Мы пока не уверены, можно ли распространять правила прохождения через ахун на такие расстояния. Но вскоре мы это узнаем. Мой сын Ассерок должен вернуться из Семнадцатой галактики, открытой нами за время отсутствия Аасса. Она расположена почти так же далеко и в том же направлении, что и ваша. Впрочем, когда я говорю “открытой нами”, это не точно: синзуны сами открыли нас. У них тоже красная кровь, они знают путь череа ахун и очень походят на тебя.

– Поживем – увидим, – сказал я беззаботно. – На Земле меня никто не ждет, я человек одинокий. Но все-таки, если ваш ксилл был действительно первым, значит, все россказни о летающих тарелках вызваны оптическим обманом или галлюцинациями! Значит, официальный отчет одного из наших правительств справедливо разоблачал эти бредни!

И я рассказал Аззлему всю историю про летающие тарелки и про вызванную ими фантастическую сумятицу, Он веселился от души.

– Ну что ж, у нас тоже некоторые смелые умы иной раз приходили к правильным выводам, отталкиваясь от ложных данных. А теперь за работу! Я передам тебя нашим ученым, которые хотят получить более точные сведения о Земле. Потом мы кратко расскажем тебе об истории иссов.

Большую часть этого дня мне действительно пришлось отвечать на всевозможные вопросы, зачастую совершенно нелепые. Но именно необычность вопросов позволила мне впервые уловить, насколько иссы в некоторых вещах отличаются от нас. Мои ответы иногда действовали на них ошеломляюще, чтобы не сказать больше. Например, когда речь зашла о наших болезнях и санитарном состоянии Земли, я рассказал, какие бедствия приносит нам алкоголизм. Иссы знакомы с алкоголем, и на них он оказывает такое же действие. Меня спросили, почему мы не уничтожаем алкоголиков или не отправляем их осваивать какую-нибудь пустынную планету, “что зачастую приводит к тем же результатам”, – добавили они цинично. Когда в ответ я начал объяснять, что мы на Земле всеми силами, хотя и без особого успеха, пытаемся внушить уважение к священной человеческой жизни, все возмутились:

– Но ведь эти алкоголики больше не люди! Они нарушили божественный закон разума!

Много позднее я узнал, в чем заключается этот божественный закон.

К вечеру за мной прилетел Суилик и объявил, что рассказать мне о прошлом Эллы поручили именно ему. Выяснилось, что у него, как у большинства иссов, две профессии: общественная, когда он выступает в качестве командира ксилла, и личная, когда он занимается “всемирной археологией”.

Выполняя обязанности капитана космического корабля, во время экспедиций он подчиняется строжайшей дисциплине. Но как только его обязанности офицера заканчиваются, он превращается в одного из лучших, по словам Эссины, “всемирных археологов”. При желании, отслужив свой срок, он мог бы вообще освободиться от всяких обязанностей, но Суилик предпочел остаться в рядах командиров ксиллов: среди них у него было немало друзей и к тому же его положение автоматически обеспечивало ему право участия в новых экспедициях.

Таким образом, когда мы вернулись домой, я в тот же вечер прослушал первую лекцию по истории иссов. Она состоялась в кабинете Суилика, где я заметил два таких же экрана из матового стекла, как в кабинете Аззлема.

– Судя по тому, – начал Суилик, – что ты рассказывал сегодня в Доме мудрецов, – я все знаю, хотя там и не был, человечество появилось на вашей планете в результате очень долгого периода развития низших форм жизни. То же самое было и у нас на Элле звезды Ориабор. Там ваши предки тоже начали с использования каменных орудий и оружия. Благодаря тому что камень сохраняется почти вечно, мы знаем об этом периоде на заре нашего человечества гораздо больше, чем о последующих.

Суилик набрал на циферблате серию знаков, словно номер телефона, только более сложный. Один из матовых экранов осветился. На нем возникли изображения каменных орудий, почти таких же, какие находят у нас при раскопках пещер.

– Я сейчас набрал шифр, – объяснил Суилик, – и мне передали эти документы из археологической библиотеки.

Позднее на планете иссов расцвела цивилизация. Так же как на Земле, империи возвышались и приходили в упадок, войны разрушали то, что создавалось веками, уменьшая население планеты, уничтожая целые расы. Эти расы на Элле-Вен, на Элле Старой, никогда не отличались так сильно одна от другой, как у нас: различия были только в оттенках кожи того же зеленого цвета. Возникали и распространялись религии, некоторые становились господствующими почти на всей планете, затем угасали одна за другой. Лишь единственная из них упорно держалась, несмотря на все преследования сторонников временно торжествующей веры. Это была самая древняя религия, возникшая на заре истории.

Иссы, видимо, не знали периодов относительного технического застоя, какими отмечены у нас времена Рима и средневековья. Поэтому их войны быстро стали опустошительными. Последняя, Шестимесячная, разразившаяся примерно 2300 наших лет назад, закончилась на почти мертвой планете, изуродованной ужасным оружием, о котором мы, к счастью, пока не имеем представления. Последовал довольно длительный период, когда цивилизация едва не угасла: слишком мало иссов осталось в живых, чтобы ее поддерживать. Но все же она сохранилась благодаря мужеству и упорству нескольких ученых, а также благодаря тому, что в этот период грабежей и мелких междоусобных войн наука нашла прибежище в подземных святилищах той самой преследуемой и неистребимой веры, о которой я только что говорил.

И вот спустя пять столетий цивилизация снова начала завоевывать планету. Победа далась без особого труда, так как основная масса населения практически находилась в том же состоянии, что и мы в железном веке. Этой новой цивилизацией заправляла научная теократия. Правда, “монахи” располагали оружием гораздо менее мощным, чем их предки, но и этого было вполне достаточно, чтобы подчинить своей власти разрозненные племена.

Гораздо труднее оказалось возродить почву. Целые районы были превращены в пустыни, выжжены, оплавлены и отравлены навсегда стойкой радиацией. Очень долгое время численность населения приходилось резко ограничивать: Элла-Вен могла прокормить не более ста миллионов, хотя до страшной Шестимесячной войны на ней обитали семь миллиардов.

Выход был найден за тысячу лет до моего прибытия на Эллу – эмиграция! Иссы уже давно знали, что в отличие от Ориабора, вокруг которого вращалась одна Элла-Вен, у Иалтара было несколько пригодных для жизни спутников. Как раз накануне Шестимесячной войны иссы нашли способ управлять гравитационными полями, но это открытие было немедленно объявлено государственной тайной различных правительств и послужило только для военных целей. Затем долгое время секрет гравитационных полей считался утерянным, пока его вновь не открыли совершенно случайно. В течение Сумеречных столетий, когда не было достаточно мощных источников энергии, в монастырях занимались в основном проблемами биологии, а не физики.

Но как только гравитационные поля были снова покорены, тотчас пришло и решение: переселиться на планету звезды Иалтар. Она находилась, как я уже говорил, на расстоянии примерно четверти светового года от Ориабора. Гравитационные поля позволяли развить скорость немного выше половины скорости света. Таким образом, путешествие было сравнительно недолгим.

Оно было совершено за девятьсот шестьдесят лет до моего прибытия. Более двух тысяч звездолетов, в каждом из которых находилось по триста иссов, снаряжение, машины, а также домашние и дикие животные, устремились в пространство. Предварительная экспедиция установила, что Элла-Тан, то есть Элла Новая, вполне пригодна для жизни, так же как Марс и даже более холодный Рессан. И вот около шестисот тысяч иссов высадились в один прекрасный день на планете, где до сих пор существовали только низшие формы жизни.

Эта первая попытка закончилась страшной катастрофой. Колонисты только-только приступили к постройке временных поселений, как на них обрушились ужасные неведомые болезни. Летописи утверждают, что эпидемии уничтожили более ста двадцати тысяч иссов всего за восемь дней! Ассрн с его дифференцированными антибиотическими лучами тогда еще не был изобретен. Многие иссы, обезумев, бросились к звездолетам и, несмотря на запрет, вернулись на Эллу-Вен, куда вместе с ними пришла и неведомая зараза. Цивилизация снова оказалась на краю гибели.

Оставшиеся в живых колонисты постепенно приобрели иммунитет против микробов своей новой планеты; население Эллы-Тан начало увеличиваться. За семьсот лет до моего появления на ней был изобретен ассрн, и эта проблема больше не возникала. Теперь иссы смогли колонизировать Марс и Рессан. Еще сто лет спустя – я все время имею в виду наши земные годы, потому что система летосчисления иссов слишком сложна для такого рассказа, – один из физиков, кстати предок Аасса, открыл существование ахуна и установил теоретическую возможность использовать его для полетов к самым далеким звездам. Это открытие было для иссов чрезвычайно важным в религиозном отношении, – я сейчас объясню, почему. Расстояния между звездами, хотя и не столь значительные, как в нашей части Вселенной, скоро оказались для иссов непреодолимыми. Самая близкая после Ориабора звезда – Судема – отстоит от Иалтара на половину светового года; это означает, что для полета туда и обратно требуется четыре года. До следующей звезды, Эриантэ, – два с половиной световых года, то есть около десяти лет полета. На более далекие путешествия в космосе иссы не были способны; в этом случае уже приходилось прибегать к анабиозу, чтобы замедлить жизнь исследователей.

Зато путь через ахун сразу открывал совершенно новые перспективы. Исследователи космоса обретали возможности поистине безграничные! А кроме того, для иссов это было как бы осуществлением Древнего пророчества.

Для того чтобы разобраться в дальнейших событиях и немного понять самих иссов, необходимо познакомиться хотя бы с основами их религии. Я уже говорил тебе о древнем, вечно гонимом, но вечно живом и в конце концов восторжествовавшем культе. Он стал… я не скажу религией официальной – это было бы слишком неточно и слабо, – а скорее всеобъемлющей верой иссов. Впрочем, не слишком многочисленные атеисты, которых я встречал на Элле, – кстати, Суилик один из них – не вызывают здесь ни удивления, ни возмущения. Но их влияние невелико, да и скептицизм их относится главным образом к догмам. В обыденной жизни они мало чем отличаются от верующих.

По верованиям иссов, мир был создан Богом Добра, вечно борющимся с Богом Зла. Впрочем, нет! Я искажаю их мысль. В действительности речь идет не о Добре и Зле в нашем понимании, а о Свете и Мраке. Бог Света, считают они, создал Пространство, Время, Светила. Другой пытается все это уничтожить и вернуть мир к первоначальному нераздельному хаосу. Иссы и, что особенно важно, другие человечества из плоти это дети Бога Света. Тот, другой, создал мисликов.

Я не очень-то разбираюсь в метафизике и в мистических тонкостях. Поэтому не ручаюсь, что понял их мысль правильно. Все это на самом деле гораздо сложнее, чем я тебе объясняю. Даже я, старый скептик, не раз бывал смущен, когда читал их священные книги, где немало любопытных аналогий с нашей библией или с индейскими религиозными текстами и где встречаются странные пророчества, дошедшие из тьмы доисторических времен, когда иссы никак не могли знать о том, что творится за пределами их планеты.

Клар вынул из кармана и протянул мне маленький томик с тонкими, как бы пергаментными страницами, заполненными рядами крохотных синих значков.

– Это “Пророчества” Сиан-Тхома, – сказал он. – Они возникли более девяти тысяч лет назад. Сейчас я тебе переведу несколько отрывков.

Полистав томик, он начал читать:

“И тогда сыновья Света, каждые на своей звезде, начнут бороться с желанием истреблять, и победы будут сменяться поражениями в этой борьбе, и так пробегут века. Но самое тяжкое испытание придет в тот день, когда сыновья Света отыщут Путь единства, ибо тогда сыновья Хфгода и Ночи захотят отнять у них Свет”.

– Слушай дальше:

“Иссы! Иссы! Вам предназначено возглавить сыновей Света в их борьбе с мисликами, сыновьями вечного Холода. Но ни один вождь не может победить без своих воинов, не все воины одинаково хорошо владеют любым оружием, и никто не знает, какое оружие принесет победу. Не отвергайте, иссы, помощи других сынов Света!”

– И еще:

“Не презирайте, иссы, тех, кто не похож на вас! Может быть, они тоже сыновья Света, может быть, – здесь Клэр повысил голос, отчеканивая слова, – может быть, в их жилах течет красная кровь, которую не в силах заморозить сыновья вечного Холода”.

Когда ты узнаешь, что со мной произошло потом, ты согласишься, что все это по меньшей мере удивительно! И, наконец, вот само Древнее пророчество:

“По путям Времен я, Сиан-Тхом, Провидец, мыслью проник в Грядущее. Не старайтесь, иссы, узнать, близко оно или далеко, как убегающий от путника горизонт пустыни Сианкор. И увидел я, как избранный народ иссов принимает послов от всех сынов Света и как союз их в решительной битве побеждает сынов Ночи и вечного Холода. Говорю вам, иссы, мир будет принадлежать вам без края, без предела, дальше самых далеких звезд, но не вам одним. Он будет принадлежать всем существам из плоти, всем сынам Света, которые гибнут не погибая. Все вместе, иссы, все вместе победят дни порождения Мрака и Холода и низвергнут в небытие, за пределы мира врагов своих сыновей Ночи и Холода, тех, у кого нет плоти, тех, кто не ведает ни Добра, ни Зла”.

Ну, так вот. Хочешь верь, хочешь смейся – на этом Древнем пророчестве зиждется величайшая цивилизация, может быть, самая могущественная из всех, какие когда-либо существовали.

Поэтому, как только путь через ахун был открыт, иссы начали осваивать космос. Тогда они еще не знали мисликов. Одна из первых экспедиций привела их на неведомую, планету. Это была Ассента звезды Суин, расположенной на краю их Вселенной. Там они оборудовали обсерваторию, чтобы вести счет галактикам. И тогда было сделано странное открытие: в одной из галактик, удаленной примерно на пятнадцать миллионов световых лет, звезды гасли чрезвычайно быстро, вопреки всем известным физическим законам. За полтораста лет померкла целая галактика небольшого размера.

Теперь я буду рассказывать обо всем, что узнал тогда от Суилика и – гораздо позднее – от Аззлема или других иссов. К этой угасшей галактике одна за другой отправились через ахун три экспедиции. Ни одна не вернулась. Затем начали гаснуть другие звезды, на сей раз в галактике, удаленной всего на семь миллионов световых лет, причем последовательность была примерно такая же: вначале менялся спектр, металлические тона становились интенсивнее, затем звезда краснела и, наконец, угасала. Через несколько месяцев ее можно было обнаружить лишь с помощью инфракрасных телескопов. А еще некоторое время спустя замирали последние излучения такого светила. И тогда иссы, верившие в Древнее пророчество, решили, что все эти странные явления объясняются действиями того, другого, отца Ночи и Холода. Тем более что к тому времени они открыли несколько человечеств, которые не походили на них!

Разумеется, процесс угасания звезд начался задолго до того, как сами иссы появились на планете Элла-Вен, поскольку вся их история с предысторией насчитывает, самое большее, два миллиона лет. Так что я просто не знаю, как они увязывают существование мисликов, появившихся задолго до них самих, с древними пророчествами и всей этой метафизикой.

И, наконец, пришел час, когда иссы встретились с мисликами. Одна экспедиция отправилась через ахун к галактике, расположенной всего в миллионе световых лет от Иалтара. Она состояла из трех ксиллов; возглавлял ее астроном Оссентур. Они “вынырнули” в Пространстве неподалеку от угасающей звезды – должен тебе сказать, что они всегда могут это сделать довольно близко от материального тела со значительной массой. Звезда показалась им малоинтересной, несмотря на множество планет, и они уже собирались снова уйти в ахун, когда Оссентур заметил в ее спектре оттенки, которые напоминали спектр столь необычно угасающих галактик. Тогда они решили опуститься на одну из планет. Перед ними открылся умирающий мир, где все живое уже погибло. Там никогда не было людей, только несколько видов высших животных, уже превратившихся в замороженные трупы. На этой планете иссы пробыли три месяца. Наблюдения накапливались, и с каждым днем все более тусклое солнце озаряло, все более красный небосклон. Наконец, когда температура упала настолько, что азот начал превращаться в жидкость, появились мислики. Это произошло за триста лет до моего прибытия на Эллу.

Откуда пришли мислики? Иссы этого не знают. Их появление на умирающей планете до сих пор остается тайной. Известно только одно: они являются лишь тогда, когда азот из-за холода переходит в жидкое состояние.

Два ксилла были захвачены мисликами врасплох. Третий, которым командовал Оссентур, находился тогда в полете на высоте ста километров. Первый ксилл успел только сообщить, что его окружили сверкающие и движущиеся предметы. И больше ни звука. Второй ксилл был поражен при попытке взлететь. Зато он успел передать изображение: на обледенелой почве кишели непонятные предметы величиной примерно с человека, кристаллической формы, с металлическим блеском. Передача прервалась внезапно, как будто ксилл врезался в поверхность планеты.

Оссентур продолжал наблюдения еще восемь дней. Наконец, убедившись, что вокруг первого ксилла нет никакого движения, он молниеносно спикировал и сел рядом, заливая все вокруг антибиотическими лучами. Внутри ксилла все оставалось на своих местах, но иссы были мертвы. Оссентур приказал забрать трупы, взорвать двигатели и лететь к Элле, оставив аппарат мисликам, – он был первый, кто дал этим страшным созданиям имя, упоминаемое в Древнем пророчестве. Биологи исследовали трупы. Весь экипаж ксилла погиб от удушья: легочный пигмент оказался разрушенным!

Именно тогда очертя голову иссы бросились на поиски других человечеств, чтобы найти такое, “чью красную кровь нельзя заморозить”. Но на всех открытых ими планетах жили “люди” с желтой, синей или зеленой кровью. Только тогда я понял, почему, несмотря на Закон исключения, меня все же доставили на Эллу и чего ожидали от меня, вернее, от всех нас, землян.

К тому времени, как я говорил, иссы уже связались с разумными обитателями многих планет, представители которых постоянно жили на Рессане, где была резиденция Совета союза человеческих миров.

3. МИСЛИКИ

Итак, мислики были обнаружены менее чем в миллионе световых лет от Эллы. В то время иссы еще не понимали, какая связь существует между этими металлическими созданиями и угасанием звезд, но они уже видели в мисликах своего исконного, “метафизического” врага, сыновей Холода и Тьмы. Поэтому иссы старались их уничтожить. Но все средства были бессильны, кроме одного. Тщетно ученые иссов испытывали вновь открытые самые страшные способы уничтожения, известные их предкам; мислики казались неуязвимыми. Их не могли убить ни антибиотические лучи, ни облучения нейтронами, протонами, электронами и даже инфрануклеонами. Единственное, что на них действовало, – это теплота. Как-то раз один ксилл, пораженный излучением мисликов, против которого иссы до сих пор не могут найти иной защиты, кроме достаточно большого расстояния, упал на поверхность планеты и загорелся. Находившийся поблизости мислик замер, потом сморщился. Ценой больших потерь другие ксиллы смогли снизиться и захватить труп мислика в свои отрицательные поля тяготения, чтобы доставить его на Эллу. Анализ обескуражил всех: это оказался обычный железоникелевый слиток! Если прежде он и имел какое-то внутреннее строение, то теперь все расплавилось под действием высокой температуры.

Борьба продолжалась триста лет, не принося никаких результатов. Теперь иссы умели уничтожать мисликов: достаточно было подвергнуть их облучению, которое хотя бы на десять секунд поднимало окружающую температуру до –73°С. Но и мислики защищались. Дальность их антибиотического излучения возрастала: уже в двадцати километрах от поверхности захваченной ими планеты оно становилось смертельно опасным. Не известно, как они узнавали о приближении ксиллов и умерщвляли в них все живое, прежде чем иссы успевали сбросить термические бомбы. Кроме того, они научились – или впервые на памяти иссов начали – проникать в космос без всяких летательных аппаратов. Теперь мислики, тесными группами по девять штук, постоянно кружили над захваченными планетами. Заодно выяснилось, что сила излучения мисликов возрастает прямо пропорционально их количеству, поэтому, когда они действуют девяткой, излучение особенно опасно. Тогда иссы применили новую тактику: они выходили из ахуна над самой поверхностью планет, бросали бомбы и снова исчезали в ахуне. Подобная тактика оказалась весьма эффективной, но чрезвычайно рискованной. Иногда из-за малейшей неточности ксилл возникал из ахуна под поверхностью планеты. Атомы ксилла и атомы планеты оказывались в одном и том же месте в одно я то же время – в результате происходил чудовищный атомный взрыв.

Царство мисликов в несчастной галактике, где звезды угасали одна за другой, продолжало расширяться. И тем, кто видел эти звезды уже погасшими, странно и дико было наблюдать с Эллы, как они сияют на небосводе: свет от них мог идти еще целый миллион лет!

Всего лет за двадцать до моего появления на Элле иссы поняли, что мислики не просто захватывают планеты вокруг угасших звезд, а гасят сами звезды. Такую гипотезу выдвигал уже Оссентур триста лет назад, но она показалась настолько фантастичной, что на нее не обратили внимания.

В галактике, подвергшейся нападению, – Второй галактике по счету иссов – была человеческая планета, обитатели которой весьма походили на иссов и имели с ними превосходные отношения. Эта планета Хассни звезды Склин служила как бы форпостом в борьбе с мисликами. И вот однажды было обнаружено, что мислики появились на обледенелой поверхности Аффра – самой дальней планеты этой солнечной системы. Одновременно ученые Хассни заметили, что интенсивность излучения их солнца резко уменьшилась. Три ксилла с хассниянами отправились в опасную разведку и впервые за всю историю войны обнаружили, что мислики соорудили на Аффре огромные металлические пилоны – сужающиеся кверху башни. А когда планета Аффр некоторое время спустя оказалась на одной линии с Хассни и ее солнцем, хасснияне с ужасом увидели, что на эти несколько дней все процессы, связанные с распадом атома, в лабораториях и на атомных энергетических станциях прекратились. Самое невероятное стало очевидным: мислики умели прекращать атомные процессы внутри звезд!

Хассниян пришлось эвакуировать: иного выхода не было. Их переправили на одну из планет Первой галактики, галактики иссов.

И наконец, за два года до моего прибытия, иссам удалось захватить одного мислика живым. Этого мислика я видел и даже трогал!

Мало-помалу я прижился на Элле. По-прежнему я оставался у Суилика, но мне уже дали свой реоб. Управлять им я научился довольно быстро. Эти маленькие самолеты настолько совершенны, что разбиться на них практически невозможно. Управление полностью автоматизировано, пилоту остается только выбрать направление, скорость и высоту. Разумеется, автомат можно в любое время выключить. Большинство иссов вообще пользуются им весьма редко. Эта раса нашла единственно правильное решение проблемы: они пользуются машинами, не боятся их но никогда не становятся их рабами. Тот же самый исс, который, спокойно садясь в ксилл, уходит, как они говорят, “за Пространство” и преодолевает таким образом бог знает сколько миллиардов километров, может так же спокойно, когда ему заблагорассудится, пуститься в самый дальний путь пешком. Что же до меня, то я несколько месяцев не решался выключить автопилот. Но когда я наконец осмелел, то получил такое огромное удовольствие от управления своей чудесной маленькой машиной, что потом включал автомат лишь во время особо длительных перелетов. К слову сказать, вначале, пока иссы окончательно не приняли меня в свое общество – это случилось позднее, когда я стал одним из трех “иностранцев”, удостоенных подобной чести, – мне разрешалось пользоваться реобом только для полетов от дома Суилика до Дома мудрецов, и обратно.

Одновременно я осваивал разговорный язык иссов, чрезвычайно трудный для нас, землян. Он почти весь состоит из сюсюкающих звуков, и самые частые согласные в нем – “з” и “с”; ты это, наверное, и сам заметил по их именам. Настоящим проклятием для меня были ударения, которые меняются в зависимости от того, к кому ты обращаешься, от времени глагола и тому подобного. Например, моего хозяина звали Суилик. Но его дом – это уже “Суил’к сиан”. А “я выхожу из дома Суилика” звучит как “стан Суил’к с’ан”. Ты понимаешь теперь, как трудно построить на их языке сложную фразу! Я так и не выучился как следует говорить по-исски. Впрочем, меня это особо не трогало, главное было понимать. А когда приходилось говорить самому, я всегда мог в случае необходимости перейти на прямую “передачу мыслей” какому-нибудь иссу, который переводил их в слова.

Регулярно через день я отправлялся в Дом мудрецов, где читал нечто вроде курса лекций по земной цивилизации. Взамен меня обучали языку полугипнотическим способом. Одновременно я по мере возможности знакомился с наукой и культурой иссов. Вместе с двумя иссами я занимался исследованиями в области сравнительной биологии. Они самым тщательным образом изучали мою кровь и бесконечное количество раз подвергали меня просвечиванию. Понимая мое любопытство, оба исса охотно давали мне возможность изучать и исследовать их самих; По своему строению они весьма сходны с землянами, но я подозреваю, что их далекие предки были ближе к нашим земноводным, чем к нашим млекопитающим.

Кстати, скажу несколько слов о животном мире Эллы. Более крупные виды фауны имеют здесь как бы двойное происхождение. Со своей первой планеты Эллы-Вен иссы привезли некоторых домашних животных, в частности нечто вроде большой кошки на очень длинных ногах, с зеленоватой шерстью. По сообразительности эти миссдольсы не уступают нашим обезьянам. Иссы по ним с ума сходят, и по крайней мере один миссдольс есть в каждом доме. Когда-то, в стародавние времена, на Элле-Вен миссдольсов использовали для охоты, но теперь их ужасные когти и саблеобразные клыки угрожают только обивке кресел в домах хозяев.

Кроме миссдольсов, иссы разводят крупных животных, дающих золотисто-желтое молоко. Естественная фауна Эллы-Тан сохранилась в обширных заповедниках, где еще водятся опасные хищники. Молодые иссы иногда устраивают на них охоту с луками и сворами миссдольсов. На Элле нет никаких крылатых существ, ни птиц, ни насекомых, но зато есть нечто вроде наших муравьев – хотя сравнение и неверно. Это маленькие ядовитые создания, справиться с которыми иссы не в силах, несмотря на все достижения своей науки. На Элле-Вен было еще одно животное величиной с нашего слона, однако иссы не сочли нужным переправлять этот вид на свою новую планету.

Через два месяца я держал экзамен “на совершеннолетие”, который должен пройти каждый исс, то есть психометрический экзамен. Он не имеет ничего общего с нашими тестами, да и сами иссы не пытаются определять этим экзаменом талантливость или ум. Их задача проще: выяснить пригодность испытуемого к той или иной работе, а также уровень его развития.

К слову сказать, я прошел через психометр по своей доброй воле. Интереснейшая штука! Представь себе нечто вроде шезлонга, на который меня уложили посреди зала с полированными стенами, шлем с множеством антенн у меня на голове, свет единственной синей лампы во тьме, странное лицо исса, склонившегося над приборами-регистраторами. Я почувствовал слабый электрический удар и с этого момента как бы раздвоился. Я знал, что мне задают вопросы, знал, что я на них отвечаю, но черт бы меня побрал, если я помню эти вопросы и ответы! Я видел, как исс постепенно меняет регулировку, голова у меня легко, приятно кружилась, я больше не ощущал под собой ложа и, казалось, парил в воздухе. Это продолжалось что-то около двух базиков, но мне они показались короче двух минут. Свет снова зажегся, с меня сняли шлем, и я встал, чувствуя в голове странную легкость и пустоту. Анализ записей занял дней десять. Потом я был вызван к Аззлему, который ожидал меня вместе с двумя психометристами.

Результаты экзаменов, по его словам, были поразительными. Мои умственные способности оказались много выше средней для иссов нормы: они равнялись 88 единицам, в то время как даже у мудрецов средний показатель – 87. Но гораздо больше их встревожили мои психические качества: судя по записям, я был опасным индивидуумом, ярко выраженным борцом, одинаково необузданным и в ненависти и в любви, со склонностью к одиночеству, переходящей иногда в неприязнь к обществу. И, наоборот, моя восприимчивость к отвлеченным мистическим понятиям оказалась незначительной, весьма незначительной, почти несуществующей, и это их, видимо, огорчило. Но больше всего иссов заинтересовало то, что я излучал определенный тип волн, который был им совершенно непонятен и в то же время очень походил на волны, излучаемые мисликами.

Практическим следствием экзамена было то, что мудрецы не отослали меня на Рессан, к представителям других человечеств, а предпочли оставить на Элле.

Итак, я продолжал жить у Суилика. Сам он, правда, потом отправился в экспедицию через ахун, и я остался один. Но к тому времени у меня уже было много знакомых среди соседей, не говоря об Эссине и ее родных, которые навещали меня при первой возможности. Освоив разговорный язык, я одновременно научился читать и теперь пользовался обширной библиотекой Суилика. Большая часть его книг была посвящена слишком сложным для меня физическим проблемам, но здесь же были труды по биологии и археологии, которыми я зачитывался.

Однажды я лениво просматривал краткую историю планеты Сзен звезды Флух Одиннадцатой галактики, как вдруг прямо перед домом опустился синий реоб. Из него вышел исс гигантского роста, один из членов Совета мудрецов. Я уже знал, что его зовут Ассза, но до сих пор не имел с ним никаких дел: Ассза был физиком, а мои знания в этой области оказались настолько скудными, что иссы сочли бесполезным прикреплять ко мне специалиста. Так или иначе – визит Ассзы меня удивил. Со свойственной иссам прямотой он сразу приступил к делу:

– Собирайся, ты нам нужен!

– Для чего? – спросил я.

– Для того чтобы узнать, действительно ли ты один из сыновей Света с красной кровью, кому не страшны мислики. Пойдем. И не бойся, тебе ничто не грозит.

Разумеется, я мог отказаться, но у меня и мысли такой не возникло. Мне уже давно хотелось наконец узнать, что собой представляют эти мислики. Я встал и последовал за Ассзой к реобу.

Мы поднялись очень высоко и развили предельную скорость. Реоб прошел над двумя морями, над горной цепью и лишь к концу третьего часа круто спикировал к скалистому пустынному островку посредине океана. За три часа мы пролетели более девяти тысяч километров. Солнце уже склонялось к горизонту. Я заметил в океане плавучие льдины: видимо, мы были недалеко от полярного круга.

Ассза посадил реоб на маленькую площадку, нависшую над самой водой. Мы приблизились к массивной металлической двери в скале; мой проводник, проделав сложную манипуляцию, открыл глазок и сказал несколько слов. Только тогда дверь приоткрылась и мы вошли. Двенадцать молодых иссов, вооруженных тепловыми излучателями, встретили меня настороженными взглядами. Миновав это караульное помещение, мы проникли в восьмиугольный зал, одна из стен которого имела характерную для экранов матовую поверхность. Ассза жестом пригласил меня сесть.

– Мой кабинет, – объяснил он. – Мне поручили следить за мисликом.

Далее он коротко рассказал мне следующее.

Немногим более двух лет назад патрульному ксиллу удалось обнаружить в космосе одного мислика и захватить его. Это было невероятно трудно, и весь экипаж, подвергшийся продолжительному воздействию лучей мислика, долгое время страдал анемией. Но еще сложнее оказалось пронести мислика сквозь теплую атмосферу Эллы таким образом, чтобы он все-таки не погиб. Наконец и это удалось, и с тех пор мислика держат, в искусственной подземной пещере, где температура никогда не превышает двенадцати градусов от абсолютного нуля. Представители всех человечеств, за исключением последнего, того, что знает путь через ахун, – а также меня, добровольно подверглись действию лучей мислика, разумеется, со всеми предосторожностями, исключающими смертельный исход. И ни один не выдержал испытания. Но, с другой стороны, ни у одного из них не было красной крови, о которой говорило Древнее пророчество. Моя кровь была красной!

– Взгляни на мислика, – сказал Ассза.

Зал погрузился в темноту. На экране возникло изображение при странном синем свете.

– Холодный свет. Всякое другое освещение убило бы мислика!

Я увидел обширную пещеру с голым каменным полом. Посредине лежало какое-то многогранное вытянутое тело длиной метра два при ширине метр и почти такой же высоты; сначала я принял его за металлическое сооружение из выпуклых, сочлененных пластинок. Оно было совершенно неподвижно и светилось ярким серебряным блеском.

Ассза подвел меня к аппарату, напоминающему психометр. Светящиеся стрелки медленно колебались на циферблатах, по флуоресцирующим трубкам пробегали ритмичные длинные волны.

– Жизнь мислика, – сказал исс. – В нем беспрестанно возникают электромагнитные колебания, которые вы, земляне, кажется, используете как источник энергии. Сейчас мислик в состоянии покоя.

Ассза повернул рукоятку регулятора. Приборы показали, что температура в пещере поднялась с –260° до –243°. Стрелки на циферблатах сделали скачок, разноцветное свечение в трубках усилилось, ритм участился. Ассза указал на одну из трубок, где свет вибрировал особенно учащенно.

– Волны фен. Насколько мы знаем, их способны излучать только мислики да еще ты.

Я поднял глаза и увидел наше отражение в зеркальном стекле. Странное и жуткое это было зрелище – наши лица, освещенные мигающими зеленоватыми отсветами трубок и мертвенно синим свечением экрана. Никогда еще на Элле я не чувствовал такого одиночества, такой затерянности в этом бесконечно далеком чуждом мире! И мне стало страшно.

Мислик зашевелился. Его сочлененные пластинки как бы надвигались одна на другую. Он полз со скоростью человека, идущего шагом.

Ассза постепенно опять снизил температуру до –260°.

– Ну вот, – сказал он. – Мы хотели бы, чтобы ты спустился в пещеру и испытал на себе излучение мислика. Никакой опасности нет, то есть никакой серьезной опасности. Все другие уже побывали там, к сожалению, безуспешно. В космосе, когда мы скрыты за броней ксилла, смертельным бывает лишь сконцентрированное излучение по крайней мере девяти мисликов. Здесь, на таком близком расстоянии и без прикрытия, достаточно одного. В пещере очень низкая температура и почти полный вакуум, поэтому ты наденешь специальный скафандр. Я буду наблюдать отсюда. Тебя будут сопровождать два робота, чтобы вынести из пещеры, если ты потеряешь сознание. Согласен?

Какое-то мгновение я колебался, глядя на бредовое существо, ползущее по камням. Мне казалось, что под его непроницаемым геометрическим панцирем таится беспощадный ум, холодный, чистый разум без всякой примеси чувства, более страшный, чем любая сознательная жестокость. Да, это был поистине сын Мрака и вечного Холода!

– Хорошо, – сказал я, бросив на экран последние взгляд.

– В случае необходимости, – добавил Ассза, – я могу повысить температуру и убить его. Надеюсь, что такой необходимости не возникнет. Однако риск все-таки есть. Один мислик может убить одного исса только очень длительным излучением. Но ведь ты не исс! Он еще не убил ни одного из тех, кто к нему спускался. Но у тебя другая кровь!

– Ко всем чертям! – выругался я по-французски, а по-исски прибавил: – Не будем терять времени. Рано или поздно все равно пришлось бы попробовать!

– Раньше мы не могли этого сделать потому, что ты не знал нашего языка. А передавать тебе мысли, когда ты будешь в пещере, я бы не смог: слишком далеко.

Он снова включил свет. В дверях появился исс и знаком пригласил меня следовать за ним. Мы спустились в зал, находящийся на уровне пещеры; в нем в особых нишах висели скафандры с прозрачными шлемами. Исс помог мне одеться. Скафандр оказался мне как раз впору, что впрочем, не удивительно, так как его изготовили специально для меня. Висевшие рядом чудовищные доспехи предназначались, видимо, тому самому коренастому гиганту с выпученными глазами, статую которого я видел на Лестнице человечеств. Дверь зала еще раз открылась, пропустив двух роботов с могучими металлическими руками; они беззвучно вкатились на шестиколесных платформах. Исс вышел, и дверь захлопнулась.

– Ты меня слышишь? – прозвучал в моем шлеме голос Ассзы.

– Да, очень хорошо.

– Пока излучение мислика тебе не угрожает. Оно не может проникнуть сквозь четырехметровую толщу железо-никелевой брони. Такая броня – единственно действенная защита, но в бою она неприменима из-за слишком большой тяжести. Сейчас я открою вход в пещеру. Отойди назад и, что бы ни случилось, не снимай шлема, пока я тебе не скажу.

Огромный металлический блок медленно выдвинулся из четырехметрового проема и откатился в сторону. Я не ощутил холода, только мой скафандр слегка раздулся, так что я стал похож на гигантскую надувную куклу. Я прошел через открывшийся ход и очутился в пещере. Мислик лежал у противоположной стены. Синий свет показался мне здесь еще тусклее, чем на экране.

Я потихоньку двинулся вперед, ступая по монолитному каменному полу. Кругом все было неподвижность и тишина. Я слышал в шлеме только затрудненное дыхание Ассзы. Мислик по-прежнему не шевелился.

Внезапно он заскользил ко мне. Спереди он казался приплюснутым слитком высотой около полуметра.

– Что я должен делать? – спросил я.

– Он еще не излучает. Он тебя не тронет. Однажды он взлетел и раздавил одного исса. За это мы его продержали двенадцать базиков при самой высокой температуре, какую он только может выдержать. Надеюсь, это было для него уроком и он больше ни на кого не бросится. А если бросится – у тебя на поясе есть тепловой пистолет. Но прибереги его на самый крайний случай.

Мислик кружился вокруг меня, все убыстряя движение.

– Он все еще не излучает. Что ты чувствуешь?

– Ничего. Совершенно ничего. Просто мне как-то не по себе.

– Осторожно! Он излучает! Он излучает!

На передней части металлического чудища появился длинный фиолетовый язычок. Я по-прежнему ничего не ощущал и сообщил об этом Ассзе.

– Ты не чувствуешь покалывания во всем теле? Голова не кружится?

– Да нет, ничего не чувствую!

Излучение мислика становилось все яростнее. Фиолетовый язык достигал уже целого метра в длину!

– Все еще ничего?

– Нет.

– При такой интенсивности любой исс давно бы уже потерял сознание. Я думаю, что вы, земляне, поистине те самые существа, о которых говорило Пророчество!

Мислик был явно сбит с толку. Во всяком случае, я именно так понял его поведение. Он отступал, приближался, излучал, прерывал излучение, снова отступал. Я пошел за ним. Он попятился, затем остановился. И тогда, вообразив себя неуязвимым, а может быть, просто из бравады я сделал несколько быстрых шагов и уселся на мислика! До меня донесся вопль ужаса, потом взрыв свистящего смеха Ассзы, когда он увидел, как мислик стряхнул меня резким толчком и удрал в дальний угол пещеры. Я был первым существом из плоти и крови, которое прикоснулось к живому мислику!

– Довольно! – сказал Ассза. – Возвращайся во входную камеру.

Металлический блок закрыл отверстие, воздух со свистом ворвался в зал, и с помощью появившегося исса я освободился от скафандра. Лифт поднял меня наверх к дверям кабинета Ассзы. Я вошел. Бессильно поникнув в своем кресле, он плакал от радости.

4. ПЕСНЯ ИНОГО МИРА

В тот раз я провел на острове Санссин три дня. Ассза немедленно сообщил Совету мудрецов о положительных результатах испытания, и уже через несколько часов весь совет в полном составе собрался в большом зале рядом с кабинетом Ассзы. Однако, когда меня снова попросили спуститься в пещеру к мислику, я отказался наотрез. Если излучения мислика и не подействовали на мой организм, то нервы мои сдали окончательно. До тех пор пока я находился лицом к лицу с этой одушевленной металлической глыбой, мне еще удавалось сохранять спокойствие, но теперь силы меня оставили и я безумно хотел спать. Мудрецы это поняли. Решено было все отложить до следующего дня. Мне предоставили удобную комнату, и с помощью “того, кто дает сон” я выспался в ту ночь на славу.

Не без колебаний решился я на повторение опыта. В самом деле, откуда я знал, долго ли продержится мой чудесный иммунитет и что будет со мной, если он вдруг кончится? Поэтому я попросил вызвать на остров одного из будущих мудрецов, Сззана, которому передал в свое время немало познаний из нашей земной медицины. На сей раз подготовка заняла гораздо больше времени. У меня взяли кровь, сделали количественный и качественный анализ, подвергли меня самому тщательному и всестороннему осмотру. Кроме того, вместе со мной в пещеру должен был спуститься один исс, чтобы проверить на себе действительно ли мислик испускает при мне то самое излучение, которое для иссов смертельно. Особая честь была оказана экипажу ксилла, который достиг Земли, и все они явились во главе с Аассом, все, кроме Суилика, странствовавшего в то время где-то в космосе. Я был рад их видеть, но радость моя померкла, когда я узнала что вместе со мной в пещеру добровольно пойдет Эссина.

Отговорить ее я не пытался. Я уже знал, что на Элле мужчины и женщины абсолютно равны перед лицом опасности и что всякие условности относительно слабого пола здесь осмеяны и преданы забвению тысячелетия назад. Эссина вызвалась добровольно, мудрецы согласились, и если бы я вздумал ее отвергнуть, это было бы для нее неслыханным оскорблением. По в глубине души я был искренне огорчен: видимо, во мне слишком сильны наши старые земные предрассудки.

Мне вручили специальный пистолет “холодного пламени”, который позволял в случае необходимости парализовать мислика, не убивая его, то есть поднять вокруг него температуру с –261° до примерно –100°.

Итак, в сопровождении четырех роботов мы спустились в шлюзовую камеру. Там нас ожидали два исса, чтобы помочь нам облачиться в скафандры. Пока на меня натягивали специальный космический комбинезон, я видел, как бледнеет лицо Эссины, у иссов кожа в таких случаях становится зеленовато-серой – и слышал, как она бормочет что-то похожее на молитву. Ей было страшно, и я ее понимал, потому что если у меня были все шансы пройти через это испытание благополучно, то она с такой же уверенностью знала, что подвергается смертельной опасности. Поэтому когда мы уже входили в пещеру, я положил ей руку на плечо и сказал в микрофон:

– Держись позади меня.

– Не могу, – ответила она. – Нам надо знать, насколько интенсивно излучение.

Я обернулся. Роботы катились за нами, уже наполовину распрямив свои огромные металлические руки.

Мислик, замерев, ожидал нас. Я говорю “ожидал”, потому что уверен: он ощутил наше приближение, хотя никто до сих пор так и не смог обнаружить у мисликов ничего похожего на органы чувств. Внезапно мислик скользнул нам навстречу.

– Не отходите далеко от двери! – услышали мы голос Аззлема.

Эссина отступила на шаг, потом решительно встала со мною рядом. Мислик остановился от нас в трех шагах. Он не излучал.

– Наверное, он меня узнал, – начал я. – Он не будет излучать, пока…

Все остальное произошло невероятно быстро. Мислик начал излучать сразу на полную мощность. Фиолетовое жало вспыхнуло метровым языком. Затем, не прекращая излучения, он закружился вокруг вас с бешеной скоростью и обрушился на первого робота. Через секунду от чудесной машины осталась только куча сплющенных стальных листов и смятых колес. Одно маленькое зубчатое колесико катилось вокруг нас, и я в каком-то отупении внимательно смотрел, как оно все сужает круги у самых моих ног.

– Осторожно! – крикнул Аззлем.

Этот возглас вывел меня из оцепенения. Обернувшись, я увидел, что Эссина рухнула на пол рядом с останками робота. Мислик устремился на второго, который спешил к нам. Я выстрелил два раза подряд. Мислик замер. Я поднял безжизненное тело Эссины, обмякшее внутри скафандра. Робот уже протягивал к ней руки.

– На, держи ее! – приказал я ему, как живому существу. – Я буду прикрывать отход.

Ответа, разумеется, не последовало: с Эссиной в руках робот на предельной скорости катился к выходу. Мислик ринулся за ним. Я снова выстрелил и остановил его. С пистолетом в руке я тоже начал отступать вместе с двумя уцелевшими роботами. И тогда мислик взлетел.

Я слышал крики мудрецов там наверху, в контрольном зале. Металлическое чудовище поднялось под самый свод и ринулось вниз на меня. Я выстрелил пять раз подряд – тщетно! В последний момент я упал ничком, и мислик промахнулся. До меня донесся голос Ассзы:

– Тем хуже – крайнее средство!

Режущий ярко-белый свет залил всю пещеру в то мгновение, когда мислик взлетал второй раз. Тотчас он рухнул вниз и начал выписывать зигзаги, словно обезумев от невыносимой боли.

– Скорее выходи, иначе придется его убить! – крикнул Ассза.

Я бросился к выходу, вбежал в шлюзовую камеру. Яркий свет позади погас, массивная дверь закрылась, воздух вошел в камеру. Затем вбежали четыре исса, одним из них был Сззан. С Эссины сняли скафандр. Она была мертвенно-серой, но дышала.

Я поднялся в кабинет Ассзы вне себя от злости.

– Ну что, теперь вы удовлетворены? – спросил я Аззлема. – Я-то жив, но Эссина может умереть!

– Вряд ли. Один мислик не может убить исса за такое малое время. Но если бы даже и так? Когда на, карту поставлено все мироздание, что стоит одна жизнь, к тому же отданная добровольно?

Ответить на это, разумеется, было нечего. У меня еще раз взяли кровь, снова сделали все анализы. Заключение было безоговорочным: лучи мислика не оказывают на меня никакого действия.

Я задержался на острове еще два дня, пока не убедился, что Эссине не угрожает непосредственная опасность. Она быстро пришла в себя, но была еще очень слаба, несмотря на переливания крови и облучение биогенными лучами. Однако Сззан меня успокоил: он лечил и вылечивал иссов, пораженных гораздо больше.

После моего возвращения в дом Суилика все вошло в нормальную колею. Через день я посещал Дом мудрецов, читал и слушал лекции. Особенно близко мы сошлись с Ассзой, физиком-гигантом, сторожем мислика, – кстати, мислик, видимо, не очень пострадал от жестокого наказания, – а также с молодым биологом Сззаном. И вот однажды, когда мы все трое беседовали об излучениях человеческого мозга, у меня вдруг мелькнула мысль: что, если попробовать “поговорить” с мисликом с помощью этих волн фен, которые почти одинаковы у него и у меня?

Подумав, Сззан ответил:

– Вряд ли это удастся. Мы улавливаем волны фен, но мы совершенно не знаем, чему они соответствуют. Исследовать их нам не удавалось. Потому что приблизиться к мислику для нас, а тем более понять его – почти то же самое, что пролететь сквозь звезду, ты сам это видел на примере Эссины! Но ты излучаешь такие же волны или очень похожие, и с тобой мы можем попробовать. Однако я думаю, что волны фен не имеют ничего общего с твоей психикой. Скорее они связаны с удивительным строением землян, в организме которых столько железа!

– Тем хуже, – сказал я. – Мне бы все-таки хотелось установить, с ним связь.

– Может быть, это и удастся, – неожиданно поддержал меня Ассза. – Но для этого тебе понадобится все твое мужество. Тебе придется снова спуститься в пещеру в шлеме – усилителе мыслей. Психические волны – наши психические волны – распространяются на гораздо меньшее расстояние, чем излучения мисликов, поэтому нам никогда не удавалось “услышать” ни одного из них. А как только расстояние уменьшалось, кто-нибудь из двоих погибал – либо мислик, либо исс. Ты другое дело: ты можешь к нему приблизиться. Однако надо будет войти в пещеру, потому что железо никелевая броня останавливает не только смертоносное излучение, но также и волны мыслей, – если только мислик излучает что-либо сходное с нашими волнами.

– Согласен, – сказал я. – Но что, если он снова взлетит?

– Оставайся у двери. Если он взлетит, ты укроешься в шлюзовой камере.

– Хорошо. Когда проведем опыт?

Я чувствовал, что им не терпелось больше, чем мне.

– У меня тут большой реоб на четверых, – начал Ассза.

– У меня есть свой, – перебил я. – Летим?

– Летим! – решительно сказал Сззан, самый молодой из нас троих. – Придется переделать шлем-усилитель. Но все необходимое есть у меня на острове, – закончил разговор Ассза.

Мы сели в реоб, и Ассза сразу развил наивысшую скорость. Он вел машину мастерски, но, пожалуй, слишком рискованно, едва не касаясь горных вершин. Когда мы были уже над морем, я заметил не похожий на дискообразные ксиллы гигантский вытянутый корабль, который быстро спускался к Горам мудрецов.

– Звездолет синзунов, – сказал Сззан. – Они вернулись, значит, скоро соберется Совет.

– Разве тебе не надо присутствовать? – спросил я Ассзу. – Может быть, отложим опыт?

– Незачем. Совет соберется лишь к вечеру. У нас есть время. Мы пойдем туда вместе, чтобы ты посмотрел на своих братьев по красной крови.

Далеко внизу среди синих волн появился остров. Сразу же после посадки мы все трое направились в лабораторию. Там сидел, наблюдая за приборами, Сианси, первый ассистент Ассзы.

– Он спит, – сказал Сианси. – Но после посещения тсемлянина, к нему не подступиться. Он смял еще одного робота.

Впервые я услышал, а не прочитал мысленно имя, которое нам дали иссы, – “тсемляне” вместо “земляне”.

– Надо срочно переделать усилитель мыслей, чтобы тсемлянин мог надеть его под шлем скафандра. Он сейчас спустится еще раз. Может быть, ему удастся установить связь с мисликом.

Молодой исс на несколько мгновений задержался в дверях, глядя на меня. Наверное, я ему казался почти таким же чудовищем, как мислик.

Мы включили экран. Мислик не шевелился и сейчас особенно походил на мертвый слиток металла. И тем не менее перед нами было могущественное создание, наделенное невероятной способностью гасить звезды!

– Когда будешь в пещере, следи за ним внимательно, сказал мне Ассза. – Прежде чем взлететь, он всегда чуть-чуть приподнимает переднюю часть тела. С этого момента до взлета в твоем распоряжении будет около одной тысячной базика. Немедленно отступай!

Переделка шлема длилась целый базик – о, черт, я все еще воображаю, что я на Элле! – значит, переделка длилась около часа с четвертью.

Облачившись в скафандр, с усилителем на голове, я потихоньку вошел в пещеру. Мислик лежал ко мне “спиной”. Не отходя далеко от двери, я включил усилитель.

В то же мгновение меня захлестнула волна отчаяния, идущего извне, – отчаяния мислика: такое страшное ощущение затерянности и одиночества, что я едва не закричал! Значит, это существо, не имеющее ни чувств, ни разума в нашем смысле слова, способно страдать! Но, как ни парадоксально, существо это, столь отличное от нас, показалось мне еще ужаснее именно этой своей близостью. Не в силах более выдержать, я отключил усилитель.

– Ну, что? – спросил Ассза.

– Он страдает, – ответил я, потрясенный.

– Внимание! Мислик пробуждается!

Да, мислик задвигался. Как в прошлый раз, он медленно полз прямо на меня. Я опять включил усилитель. Но теперь вместо страдания навстречу мне струился поток ненависти, холодной, дьявольской, всепоглощающей ненависти! Мислик был уже близко. Я схватился за тепловой пистолет. Он замер, и поток ненависти стал еще яростнее: я ощущал его почти физически, как леденящую вязкую струю. Тогда в свою очередь я начал передавать.

“Металлический мой собрат! – думал я. – Я не желаю тебе зла. Зачем вы и иссы уничтожаете друг друга? Почему уничтожение должно быть законом Вселенной? Почему один род должен истреблять другой род, почему господство одних несет смерть другим? У меня нет к тебе ненависти, странное существо. Видишь? Я прячу оружие в кобуру!”

Вряд ли он меня понял. Но по мере того как я передавал, ненависть его уменьшалась, отходила на задний план, уступая место удивлению, но не угасала. Мислик не шевелился.

Вспомнив утверждения философов о том, что законы математики должны быть едины для всей Вселенной, – кстати, иссы, насколько мне помнится, говорят то же самое, – я начал думать о квадратах, прямоугольниках, треугольниках, кругах. Сначала я ощутил еще более сильную волну удивления, затем на меня хлынул поток образов: мислик отвечал! Увы, вскоре я убедился, что между нами нет и не может быть ничего общего, что никакое взаимопонимание невозможно. Образы были расплывчаты, как ускользающие сны. Порой мне казалось, что я улавливаю странные фигуры иного мира, где существует более трех измерений, или мира совсем не понятных для нас измерений. Но едва я начинал их осмысливать, как они исчезали, оставалось только горькое сожаление о том, что я не в силах преодолеть незримую преграду, отделяющую меня от этих построений, совершенно чуждых нашему разуму. Я сделал последнюю попытку и начал думать о числах. Результат был тот же. В ответ я уловил нечто абсолютно непередаваемое, непостижимое, разделенное промежутками, когда всякая связь прерывалась. Я попробовал общие образы, но ни один не вызвал ответа, даже образ звезды, сияющей в черном небе. Видимо свет в нашем понимании был ему чужд и недоступен. Тогда я прекратил свои тщетные попытки. Наверное, мислик уловил мою печаль, потому что в ответ опять послал волну отчаяния и ужасающего бессилия, которое полностью заглушило ненависть. Он уполз к дальней стене, так и не испустив своего смертоносного излучения.

Теперь, что бы ни говорили иные философы, я знаю: только страх и печаль одинаковы во всей Вселенной, и, наоборот, дважды два – далеко не всегда четыре. Было что-то трагическое в этой невозможности обменяться самыми простыми мыслями, в то время как самые сложные чувства сразу становились понятными.

Я поднялся в лабораторию и сообщил о своих мизерных успехах. Иссов это особенно не огорчило. Для них мислик – порождение Ночи, существо ненавистное, исконный враг, и весь опыт интересовал их с чисто научной точки зрения. Другое дело я: до сих пор жалею, что не смог не то чтобы понять, но хотя бы отдаленно уловить, для чего и чем живут эти странные создания.

Мы покинули остров уже в сумерках. Два спутника сияли в небе, усыпанном звездами: Арци, такой же золотистый, как наша Луна, и Ари, мрачного красноватого цвета, который всегда напоминал мне о зловещих знамениях. При свете лун и звезд мы опустились на большую нижнюю террасу у подножия Лестницы человечеств. На другом краю террасы смутно вырисовывалась огромная вытянутая масса звездолета синзунов, чуть мерцающего во мраке. К моему большому огорчению, мне не позволили пройти в зал совета. Пришлось нам с Сззаном отправиться в Дом чужестранцев, нечто вроде гостиницы, расположенной в одной из рощ на нижней террасе.

Мы поужинали вместе и вышли погулять перед сном. Вскоре мы оказались неподалеку от звездолета, но здесь, на повороте аллеи, нас остановила небольшая группа иссов.

– Дальше ходить нельзя, – сказал один из них. – Синзуны охраняют свой аппарат и никого не подпускают без особого разрешения. Но кто это с тобой, Сззан?

– Обитатель планеты Тсемля звезды Солнце Восемнадцатой галактики. Он у нас один. Он прилетел с Аассом и Суиликом. У него красная кровь, и мислики ему не страшны.

– Постой! Неужели это сын Света из Древнего пророчества? Говорят, у синзунов тоже красная кровь, но они еще не встречались с мисликами!

– Землянин сегодня еще раз спускался в пещеру на острове Санссин и, как видишь, цел и невредим.

– Позволь мне взглянуть на тебя! – обратился ко мне тот же исс.

Мягкий свет фонарика на его легком шлеме осветил нас. Я заметил у него на поясе два небольших излучателя. Видимо, охрана звездолета была делом нешуточным! Кстати, первый раз я увидел на Элле нечто напоминающее вооруженные силы.

– Ты похож на синзунов, – проговорил исс. – Я видел троих, когда они высаживались сегодня после полудня. Но ты выше, массивнее и у тебя пять пальцев на руках. Ах, как бы мне хотелось поскорее попасть на ксилл в экспедицию! Я ведь еще учусь.

Я вспомнил, что на Элле каждый имел две профессии, как Суилик, который был командиром ксилла и одновременно физиком.

Долгий переливчатый крик нарушил тишину звездной ночи.

– Часовой синзунов, – пояснил исс. – Так они перекликаются каждые полбазика. Но, простите, я должен попросить вас вернуться.

Делать нечего, мы вернулись в Дом чужестранцев. Он представлял собой множество маленьких коттеджей, разбросанных по всей роще; здесь останавливались те, кто был вызван на совет и жил слишком далеко, чтобы каждый день возвращаться к себе. Рядом с моей комнатой, помимо ванной, оказалась небольшая библиотека, но я чересчур устал и не мог читать. Возбужденный событиями этого необычного дня, самого необычного из всех, проведенных мною на Элле, я вынужден был снова прибегнуть к помощи “того, кто дает сон”.

Проснулся я очень рано. Морской воздух был остер и свеж, и я заметил, что здесь в отличие от дома Суилика окна были настоящие да к тому же раскрытые настежь. В комнату проникал шум прибоя и шелест бриза в листве. Несколько минут я нежился в постели с открытыми глазами, наслаждаясь прелестью этого тихого утра.

И вдруг величавая песня нарушила тишину.

Я уже не раз слышал музыку иссов. Нельзя сказать, чтобы она была неприятна, однако для нас она слишком умственная, слишком головная. Эта песнь не была песней иссов! В ней звучала тоска по родине, в ней была мелодичность полинезийских напевов и в то же время сила, размах и затаенная страсть, какая встречается лишь в русских народных песнях. И голос, этот голос, так легко переходивший от низких грудных нот к высоким горловым, тоже не был голосом исса! Песня накатывалась, как волна на берег, с мелодичными повторами, быстрыми взлетами и медленными, усталыми спадами. Тот, кто пел ее, находился слишком далеко, чтобы можно было разобрать слова, да и вряд ли это были исские слова. Но я знал, что говорили они о весне, о планетах, раскаленных солнцем или окутанных туманами, о мужестве людей, которые их открывают, о морях и ветре, о звездах и любви, о борьбе, о непостижимых тайнах и ужасе смерти. Вся юность мира была в этой песне!

С бьющимся сердцем я второпях оделся и выпрыгнул через окно. Песня доносилась слева, со стороны моря. Пробежав между группами деревьев, я увидел лестницу, спускающуюся к волнам. Там, у самой воды, лицом к морю стояла юная девушка и пела, и солнце зажигало золотые отблески на ее голове. Значит, это не исска! Правда, я не различил цвета кожи – я видел только стройный силуэт в короткой голубой тунике.

Прыгая через три ступеньки, я спешил вниз, взволнованный, точно юнец-студент, увидевший красавицу подругу возле института. На последней ступеньке я поскользнулся и растянулся во весь рост прямо у ее ног. Она вскрикнула – песнь замерла на полуслове, – потом расхохоталась. Должно быть, я и в самом деле был смешон – на четвереньках, растрепанный, весь в песке. Потом смех ее оборвался, и она сердито спросила:

– Асна эни этоэ тан?

(В изумлении я обернулся, потому что последние слова произнес не Клэр, а его жена Ульна.)

– Да, – помолчав, сказал Клэр, – это была Ульна.

Часть третья НА КАРТУ ПОСТАВЛЕНА ВСЯ ВСЕЛЕННАЯ

1. УЛЬНА-АНДРОМЕДЯНКА

Я медленно поднялся на ноги, не спуская с девушки глаз. Сначала у меня мелькнула мысль, что, может быть, иссы совершили еще один полет на Землю и привезли оттуда моих соотечественников. Потом я вспомнил огромный звездолет, золотую статую на верхних ступенях Лестницы человечеств и заметил слишком узкую руку девушки. Одновременно в моей памяти всплыли рассказы Суилика о кранах с планеты Мара, почти неотличимых от иссов. Если у иссов были двойники, почему бы и землянам их не иметь?

Девушка по-прежнему стояла передо мной, настороженна выпрямившись. Я все еще не мог вымолвить ни слова.

– Асна эни этоэ тан, санен, тар тэоэ сен Телем! – гневно проговорила она наконец. Но голос ее оставался таким же напевным и мелодичным.

Я ответил ей по-французски.

– Прошу прощения, мадемуазель, за столь внезапное приземление у ваших ног!

И только тогда сообразил, что эти слова для нее так же непонятны, как ее вопрос для меня. Я попытался “передавать”, глядя ей прямо в глаза. Но тщетно. Теперь она смотрела на меня с откровенной опаской. Рука ее опустилась на выпуклую пряжку пояса.

Наконец я попытался заговорить с ней по-исски, надеясь, что она меня все-таки поймет.

– Простите, я вам помешал, – сказал я.

Она узнала язык и ответила тоже по-исски, путая ударения точно так, же, как путал я в самом начале:

– Ссин тсехе х’он? (Кто вы?)

А надо было сказать “Ссин тсехе хeq хйон”. В действительности получилось так, что она спросила: “Которая луна?”

– Первой сегодня вечером взойдет Ари, – ответил я смеясь.

Она поняла свою ошибку и тоже рассмеялась. Несколько минут мы оба дружно путались в исских фразах, не очень-то понимая друг друга. Потом она сделала приглашающий жест, и мы поднялись по лестнице на террасу. Когда мы вступили под кров деревьев, неподалеку послышались три переливчатых свистка – сигнал Суилика, а затем показался и он сам в сопровождении Эссины.

– Ого, ты уже договорился с синзунами! – заметил он.

– Договорился? Я бы этого не сказал. И как вы только ухитряетесь общаться с обитателями незнакомых планет, которые не воспринимают мысленных сигналов и не знают вашего языка?

– Это действительно прискорбно, – ответила Эссина, особенно когда чужеземцы столь же очаровательны, как эта синзунка. Я вижу, ты покорен. Но успокойся: скоро вы найдете общий язык.

– Да, этот вопрос давно уже решен, – подтвердил Суилик. – Однако ты не особенно воображай и не гордись: передавать и воспринимать мысли умеем только мы. На твоей планете с твоими соотечественниками ты сможешь только говорить. Наши дети примерно в таком же положении. Искусству приема и передачи мыслей надо учиться. Научитесь и вы с синзункой. А пока достаточно надеть легкий шлем-усилитель. Впрочем, все это пустяки. Но вот новость поважнее: этой ночью я вернулся из галактики, расположенной еще дальше, чем твоя. Стало быть, когда придет время, ты сможешь вернуться к себе. Я познакомился там с еще одним человечеством. Похоже, в вашем углу Великой Вселенной у всех существ красная кровь. Взять хотя бы синзунов, вас, землян, или зомбов, которых я открыл во время этой экспедиции.

– Как они выглядят, эти зомбы? Ты привез хоть одного?

Прищурив один глаз, Суилик оценивающе посмотрел на меня:

– Пожалуй, они на тебя немного похожи. Только раза в два выше. Но пока это совершенные дикари, не имеющие даже каменных орудий. Так что привозить зомба было бы незачем и даже опасно для него самого. Разве что через двести – триста тысяч лет…

Мы приблизились к подножию Лестницы человечеств. Наверху несколько иссов что-то сооружали с помощью роботов.

– Какого черта колдуют там твои сородичи? – спросил я Суилика. По-исски “какого черта” звучит как “тэи мислик”.

– Именно мислика! – ответил он, смеясь. – Сейчас увидишь.

И, повернувшись к юной синзунке, он что-то передал ей, но что именно, я не мог уловить: передавая мысли, иссы могут вести частные разговоры даже в толпе. Но, видимо, это было забавно, потому что девушка улыбнулась.

Мы быстро поднимались по ступеням. Группа иссов наверху уже разошлась. Справа, на том месте, где они работали, возвышалась новая статуя. С удивлением я узнал в ней себя; скульптор изобразил меня очень реалистично и в самой лестной позе: я стоял, попирая ногой мислика!

– Твои встречи с мисликом были засняты, – сказала Эссина. – Наш лучший скульптор Ссилб сразу принялся за работу над этой статуей. Ему передали все твои размеры, снятые с тебя во время осмотров в Доме мудрецов, а также массу твоих объемных снимков, так что для него это не составило труда. Ты доволен статуей?

– Замечательная работа! – ответил я искренне. – Но только мне будет неудобно проходить каждый день перед самим собой.

Вот уже несколько минут между синзункой и Суиликом шел какой-то разговор, и по выражению лица исса я догадался, что случилось нечто весьма неприятное. Он быстро сказал несколько слов Эссине, слишком быстро, чтобы я мог понять. Я уловил только одно слово “оскорбление”. Юная синзунка, резко повернувшись, пошла вниз навстречу группе своих соотечественников. У Суилика был озабоченный вид.

– Скорее, надо предупредить Ассзу и даже Аззлема, если удастся.

– Что случилось?

– Пока ничего страшного. Во всяком случае, я надеюсь, что обойдется. Но эти синзуны непомерно горды, и мы, пожалуй, зря поместили их с левой стороны лестницы!

Нас сразу же провели в кабинет Аззлема. Вместе с ним там были его молодой сын Ассерок, только что вернувшийся из галактики синзунов, а также Ассза.

– Положение угрожающее, – коротко объявил Суилик. – В мое отсутствие землянин спустился в пещеру на острове Санссин и победил мислика!

– Да, победил, ну и что же? – спросил Ассза. – Я взял ответственность на себя, и совет одобрил мое решение.

– Так вот, судя по словам синзунки Ульны, им обещали, что именно они будут первыми людьми с красной кровью, которые встретятся лицом к лицу с мисликом. Синзуны горды и тщеславны. Боюсь, что они этого так не оставят.

– Их звездолет прекрасно вооружен, – поддержал его Ассерок. – И они знают путь через ахун.

– На своей планете хозяева мы, – ответил ему отец. Когда синзуны прилетели в первый раз, они отказались встретиться с мисликом. Они заявили, что им-де надо подготовиться. Землянин оказался решительнее. Тем хуже для них. В конечном счете Пророчество обращено к нам, к иссам, а не к синзунам! Мы не должны отвергать ничьей помощи, но возглавить борьбу суждено только нам. И если у синзунов есть оружие, у нас оно тоже имеется!

Аззлем нажал на кнопку на своем столе. Вспыхнул стенной экран, и мы увидели Лестницу человечеств. Перед моей статуей о чем-то спорили Ульна и трое синзунов. Остальные бегом направлялись к своему звездолету.

И тогда Аззлем произнес слова, которых никто не слышал на Элле в течение десятков столетий:

– Боевая готовность номер один! – приказал он в микрофон. – Немедленно собрать Совет девятнадцати! Запрещаю взлет любому чужестранному летательному аппарату!

Этот эвфемизм заставил всех улыбнуться, поскольку единственным чужестранным аппаратом на Элле был звездолет синзунов.

– Посмотрим, смогут ли они преодолеть силу концентрированных гравитационных полей! – добавил, обращаясь к нам, Аззлем.

В это время синзуны уже входили в Дом мудрецов.

– Пойдемте, встретим их, – сказал Аззлем. – Идите все, Суилик и Эссина тоже: вместе с моим сыном вы здесь единственные иссы, побывавшие дальше Шестнадцатой галактики.

Мы спустились в тот самый зал, где я впервые увидел Совет мудрецов. Я без стеснения уселся в заднем ряду между Эссиной и Суиликом. Все члены Малого совета. Совета девятнадцати, заняли свои места. Затем впустили синзунов.

Их было четверо – трое мужчин и девушка. Все они были красивы, стройны, светловолосы и довольно высоки ростом; на Земле их можно было бы принять за шведов. Держались они холодно и высокомерно. На них сразу надели шлемы-усилители.

Старший синзун повернулся к Аззлему и начал свою речь.

Синзунов позвали сюда с их далекой планеты, чтобы сразиться с легендарными мисликами. Они явились с самым страшным и совершенным оружием, какое только могли изобрести их ученые, а теперь им говорят, что какое-то низшее существо с полудикой планеты уже восторжествовало над грозным врагом. Это неслыханное оскорбление для планеты Арбор, и синзуны немедленно улетают, если только их вожди, шемоны, не сочтут оскорбление слишком серьезным, чтобы его можно было просто забыть. В таком случае… А пока он требует извинения и немедленного уничтожения статуи, установленной на одной ступени со статуей синзуна.

Пока он говорил, я наблюдал за лицами мудрецов. Они были непроницаемы. Ни малейшего признака недовольства! Зато рядом со мной Суилик что-то злобно цедил сквозь зубы.

Аззлем отвечал спокойно:

– Вы, синзуны, странные люди. Мы никогда вам не обещали, что именно вы будете первыми существами с красной кровью, которые сразятся с мисликами. В то время мы просто не знали, что есть еще другие человечества с красной кровью. И мы до сих пор не знаем, все ли человечества с красной кровью выдерживают излучения мисликов. Кстати, мы не придаем никакого значения первенству. Какая разница, кто будет первым? Этот предрассудок исчез на Элле вместе с последними военачальниками и последними политиканами. К тому же вы, кажется, не понимаете, что для победы над мисликами нужно объединить силы всех человечеств мироздания, всех до единого! А пока мы боремся с ними в одиночку или почти в одиночку и каждый год теряем в этой страшной борьбе более ста тысяч иссов. Землянин имел мужество сразу спуститься к мислику, без всякой подготовки. Сделайте то же самое, и мы прибавим мислика к вашей статуе, а если мало, прибавим двух или трех!

По рядам собравшихся прокатилась волна сдержанного смеха. Аззлем продолжал:

– Ваша помощь будет, разумеется, полезна, однако она вовсе не необходима. Земляне обладают нужной сопротивляемостью. У нас есть техника, да и у них тоже, пусть не столь развитая, но тем не менее достойная внимания. Во Вселенной достаточно и других человечеств с зеленой или синей кровью, которые тоже владеют могучим оружием. Но никто не знает, где в следующий раз появятся мислики. Может быть, они уже на пути к вашей галактике. Поэтому я прошу вас отказаться от неразумной гордыни, удивляющей меня у такой высокоразвитой расы, как ваша. Я заклинаю вас войти в Великое содружество, в Союз человеческих миров. Наш единственный враг – мислик! Он угрожает всем человечествам с зеленой, синей или красной кровью. Даже если вы нечувствительны к излучениям мисликов, вы все равно не сможете жить около погасшего солнца! Подумайте и возвращайтесь со словами дружбы, а не гнева. Это планета Элла, а не Арбор, и здесь хозяева мы. Мы вас примем сегодня вечером.

Синзун хотел возразить.

– Нет! – прервал его Аззлем. – Настаивать бесполезно. Подумайте. До вечера.

Девятнадцать мудрецов удалились, оставив синзунов со мной, Эссиной и Суиликом.

Синзуны, видимо, только сейчас заметили меня. Трое мужчин двинулись ко мне с угрожающим видом. Девушка пыталась удержать самого старшего, но тщетно. Я встал. Суилик медленно сжал руку на прикладе маленького излучателя; он имел право носить его на поясе, как и все командиры ксиллов. Заметив этот жест, синзуны остановились.

– А я – то думал, – начал один из них, – что иссы, мудрые иссы, отказались от войн столетия назад…

– От войн – да, но не от защиты своих гостей, – ответил Суилик. – Если вы не таите зла, зачем прятать оружие под туниками? Неужели вы думали, что какая-то тряпка помешает нам разглядеть металл?

Положение обострялось. Напрасно Эссина и я, с одной стороны, Ульна и старший синзун – с другой, пытались вмешаться. Суиликом овладела ужасная холодная ярость иссов, а молодых синзунов обуревала необъяснимая ненависть. Они явно напрашивались на столкновение.

Появился офицер охраны в сопровождении четырех иссов.

– Совет девятнадцати просит своих гостей синзунов вернуться к себе на корабль. Совет напоминает, что на Элле никто, кроме дежурных офицеров-иссов, не имеет права носить оружие.

У него был мощный шлем-усилитель, поэтому каждое слово звучало в моей голове отчетливо и сухо, как ультиматум. Наверное, синзуны так его и поняли, потому что, побледнев, они тотчас ушли. В дверях Ульна обернулась, остановив на мне долгий взгляд.

– Что касается землянина, – продолжал офицер, – то его и его друзей ждет Аззлем.

Когда мы вошли в кабинет, Аззлем, Ассза и Ассерок ожесточенно спорили.

– Мы в них не нуждаемся, – говорил Ассза. – Хватит одних землян.

– Они могучи, – возражал Ассерок. – Они почти так же сильны, как мы. Поверьте мне, я видел их планету Арбор. Их там больше, чем нас на Трех Мирах. Кроме того, у них есть слуги тельмы, которые…

Он умолк на половине фразы, озаренный внезапной мыслью.

– Понял! Они приняли землянина за тельма! Он такой же сильный и темноволосый!

И Ассерок объяснил нам, что на Арборе в отличие от Земли или Эллы существует не одно человечество, а два: тонкие светловолосые синзуны и массивные темноволосые тельмы. В доисторические времена, впрочем, как и у нас, природа создала несколько прототипов человека. Но если у нас, на Земле, выжил только один тип – остальные были уничтожены или поглощены, – то на Арборе долгое время развивались две разные ветви, населявшие два континента, удаленные друг от друга на огромное расстояние. Когда синзуны открыли второй материк, они уже были слишком цивилизованны, чтобы уничтожать тельмов. Попробуй представить, что Америка населена близкими родственниками неандертальцев! Европейцы, безусловно, уничтожили бы их. Более высокоразвитые, более гуманные, а может быть, и просто более практичные синзуны приручили тельмов и полностью взяли их под свою опеку. Со временем, мало-помалу положение тельмов улучшилось, но до сих пор они выполняют лишь простейшие работы. Однако следует подчеркнуть, что это объясняется прежде всего их абсолютной неспособностью к самостоятельной деятельности. Обращаются с тельмами хорошо, однако ни о каком равенстве, а тем более смешении рас не может быть и речи: синзуны и тельмы относятся к двум слишком далеким видам со слишком большими физиологическими различиями.

Так вот, оказалось, что своей массивной фигурой, цветом волос и кожи я отдаленно напоминаю тельма! Теперь, чтобы понять реакцию синзунов, представь себе какого-нибудь гордого властелина, призванного для сражения с драконом. Он является во всеоружии. И вдруг ему говорят: ты нам не нужен, орангутанг уже справился не хуже тебя!

Слушая объяснения Ассерока, оба мудреца все больше успокаивались. Все уже поняли: синзунов удастся успокоить, если растолковать им, что, несмотря на цвет кожи и волос, я вовсе не тельм. Ассерок сам взялся выполнить эту миссию и отправился к звездолету.

Вскоре он прислал за мной. Суилик пошел меня провожать. Когда мы были уже почти на виду у часовых-синзунов, он остановился и хотел вручить мне свой лучевой пистолет. Я поблагодарил его, однако отказался, так как был уверен, что бояться нечего. Один из синзунов встретил меня у входа и повел за собой. Звездолет был огромен – более 180 метров в длину! – и нам пришлось долго идти по бесконечным переходам, прежде чем мы добрались до зала, где меня встретили пять синзунов и Ассерок, все в шлемах-усилителях. В углу у стены в таком же шлеме, из-под которого выбивались длинные золотистые волосы, прислонившись спиной к переборке, стояла Ульна.

Едва я вошел, самый старший синзун передал мне:

– Этот исс уверяет, что ты не тельм, а просто черный синзун. Посмотрим. Расскажи о своей планете!

Я не торопясь опустился на сиденье из белого металла, заложил ногу за ногу и начал:

– То, что меня приняли за низшее существо, мне так же оскорбительно, как и вам мысль, будто вас опередил какой-то тельм. Но все же я отвечу вам из уважения к иссам. Знайте же, что ни моей планете есть только один род человечества, хотя одни земляне светловолосы, как вы, а другие – черноволосы, как я. У некоторых – таких немало – даже кожа черного или желтого цвета. У нас долго спорили, какая раса высшая, а пришли к убеждению, что все люди равны. И все-таки нам пришлось не столь давно воевать против некоторых землян, которые, объявили себя расой господ. И мы их разгромили, доказав еще раз, что никаких высших рас у нас нет.

Так я передавал более часа, широкими мазками набрасывая картину нашей цивилизации, нашего общественного устройства, наших науки и искусства. В научном отношения синзуны, разумеется, превосходили нас неизмеримо – в некоторых областях они продвинулись даже дальше иссов. Но наши успехи в области использования атомной энергии произвели на синзунов впечатление: у них эта проблема была разрешена сравнительно недавно.

Мне стали задавать вопросы, постепенно их усложняя. И пришли к выводу, что я никак не могу быть тельмом, несмотря на некоторое внешнее сходство. С этого момента отношение ко мне резко изменилось. Недавняя враждебность сменилась искренним радушием. Ульна сияла: ведь только она одна встала на мою защиту. Ассерок условился со старшим синзуном Хелоном, отцом Ульны и начальником экспедиции, что этим вечером тот явится на Совет девятнадцати.

Когда мы уходили, Ульна и ее брат Акейон пошли нас проводить. (Неподалеку от звездолета мы встретили Эссину и Суилика. Ассерок ушел известить Аззлема, и мы остались впятером: двое иссов, двое синзунов и один землянин.

Настроение у нас было приподнятое. Все радовались, что угроза конфликта полностью устранена. Суилик шепнул мне, что сто ксиллов уже были наготове, чтобы в случае опасности сразу уничтожить звездолет. Мы дошли до лестницы, спускавшейся к морю, и уселись на ступеньках. Разговор шел о наших планетах. Мне пришлось обещать, что я побываю на Арборе перед возвращением на Землю, когда мислики будут побеждены. Об этой победе мы говорили как о чем-то близком и уже решенном. В действительности ко дню победы от нас не останется даже праха, потому что эта борьба, по-видимому, будет длиться тысячелетия.

Ульна и Акейон подробно расспрашивали меня о мислике. Они решили сами спуститься в пещеру, чтобы узнать, обладают ли синзуны таким же иммунитетом, как я. Мы договорились, что я еще раз выйду к мислику вместе с ними.

В тот же вечер, как и было условлено, состоялось второе свидание синзунов и Совета девятнадцати. Было заключено окончательное соглашение независимо от исхода опыта на острове Санссине, назначенного на послезавтра. Держать связь с синзунами поручили Ассзе и Суилику, которые своими космическими исследованиями заслужили право считаться кандидатами в Совет мудрецов. По их просьбе им в помощь назначили Эссину и меня. Со стороны синзунов Хелон назначил своего сына Акейона, дочь Ульну и молодого физика Этохана.

Само собой разумеется, у меня был в делегации иссов только совещательный голос. Я ведь не мог официально представлять нашу Землю, потому что меня оттуда чуть ли не похитили – хотя и не без моего согласия, но все-таки довольно неожиданно. Тем не менее я был рад своему назначению, сближавшему меня с Эссиной и Суиликом, с которыми я подружился, с гигантом Ассзои, к которому испытывал искреннюю симпатию, и, наконец, с синзуиами, возбудившими во мне живейший интерес. Тогда это был еще только интерес, не более.

Я бы не стал рассказывать о своем четвертом спуске в пещеру, если бы он едва не кончился моей гибелью. В то же время этот случай положил начало совершенно иному отношению со стороны синзунов, окончательно признавших во мне человека. До этого все они, за исключением Акейона и Ульны, испытывали ко мне тайное отвращение. Я на них тоже был в обиде, потому что видел на борту звездолета нескольких тельмов и, клянусь тебе, не нашел между ними и собой ни малейшего сходства, за исключением разве что роста да цвета волос. Они скорее походят на воображаемую помесь гориллы с питекантропом.

Мы прибыли на остров Санссин на борту звездолета. Огромный корабль показался мне почти таким же послушным, как ксилл. Правда, кабины управления я не видел: в тот раз меня туда не пустили. Более крупный ксилл под управлением Суилика доставил к острову Совет девятнадцати.

Для таких больших аппаратов посадочная площадка острова была слишком мала; поэтому ксилл и звездолет сели на воду и к берегу нас доставили на катерах. Этим видом транспорта я воспользовался на Элле всего один раз.

В пещеру я вошел первым, за мной последовали Акейон, Ульна и для контроля один молодой исс, имя которого я позабыл. На голове у меня был тот же самый усовершенствованный шлем с усилителем.

Пока я был один, мислик никак не реагировал. Видимо, он меня узнал и вспомнил, что излучение против меня бессильно. Я не ощутил волны его ненависти, только смутное любопытство. Он даже не шевельнулся.

Затем вошли остальные в сопровождении десяти роботов. Я уже спрашивал Ассзу, почему они не могут защитить всех нас отталкивающими полями, но оказалось, что в замкнутом пространстве эти волны быстро поднимают температуру. Единственным нашим оружием был врученный мне пистолет “холодного пламени”.

Итак, все вошли в пещеру. Но едва мы переступили порог, как мислик заскользил к нам навстречу, излучая на полную мощность. Исс бросился бежать и упал. Синзуны остались неуязвимы, так же как и я, но, вместо того чтобы немедленно отступить, они бросились ко мне и на какое-то мгновение закрыли от меня мислика. Воспользовавшись этим мгновением, тот учинил среди роботов настоящее побоище. Когда я получил наконец возможность стрелять, из десяти остался только один. А мислик неторопливо направился к туннелю, вполз в него и закрыл своим телом выход. Теперь мы были его пленниками.

Меня это не особенно встревожило: я знал, что в случае необходимости на помощь нам придет вся невероятная техника иссов. Меня беспокоил только молодой исс, потому что мислик продолжал излучать и смертельная угроза для жизни юноши возрастала с каждой секундой. Предупредив по микрофону, что я попытаюсь сам освободить выход, я сделал синзунам знак отойти и двинулся прямо на мислика с пистолетом в руке.

Тело мислика слабо мерцало в полутьме. Приготовившись отпрыгнуть в сторону, я выстрелил. Мислик попятился. Я выстрелил еще раз. Продолжая отступать, мислик проник в шлюзовую камеру. Я поспешил за ним, и это едва не стоило мне жизни. Внезапно мислик кинулся на меня, стараясь раздавить. Лишь с огромным трудом удалось мне ускользнуть от него в тесной камере. К счастью, мой усилитель был включен, так что я узнавал заранее, когда он бросится, по усиливавшимся волнам ненависти. Добрых пять минут продолжалась эта дикая коррида. Наконец мислик скользнул через туннель в пещеру и я последовал за ним.

В туннеле я столкнулся с роботом, выносившим безжизненное тело исса, и потерял секунд десять. Этих секунд оказалось достаточно. Когда я проник в пещеру, жуткое зрелище предстало передо мной: Ульна стояла, прижавшись к стене, Акейон заслонял ее своим телом, а в нескольких метрах от них мислик уже приподнимался, чтобы взлететь и раздавить обоих. Я выстрелил шесть раз подряд. Мгновенно повернувшись, мислик ринулся на меня. Я еще успел увидеть ослепительную вспышку, потом почувствовал страшный удар и словно провалился во тьму.

***

Мне придется пропустить в своем рассказе тридцать дней по той простой причине, что все это время я не приходил в сознание и не мог знать, что происходит вокруг меня. Лишь потом мне сказали, что мислик едва не расплющил меня, сломав десяток костей, и разорвал скафандр, из-за чего у меня была обморожена почти половина тела.

Очнулся я на постели в незнакомой комнате с металлическими стенами. Я лежал на спине, а сверху огромный квадратный отражатель с легким гудением изливал на меня потоки лиловатого света. Я ощущал страшную слабость, но никакой боли не чувствовал. Попробовав пошевельнуться, я заметил, что руки и ноги у меня в лубках. Тогда я позвал по-исски:

– Есть здесь кто-нибудь?

Но вместо исса вошел незнакомый синзун. Правда, волосы у него были тоже белые, но не с платиновым отливом, как у иссов, а скорее седые. Он склонился надо мной, взглянул на что-то невидимое для меня, улыбнулся и произнес несколько слов. Гудение стало выше тоном, свет приобрел ярко-фиолетовый оттенок. Я почувствовал покалывание во всем теле. Казалось, силы медленно возвращаются ко мне. Синзун вышел, и я остался один. Догадаться о том, что со мной произошло, было нетрудно: меня тяжело ранило, и я находился в госпитале синзунов, скорее всего на борту звездолета.

Я снова впал в приятную полудрему. Прошло какое-то время – не знаю сколько минут или часов. Синзун появился опять, на сей раз в сопровождении Сззана. Исс объяснил мне, как все произошло: едва мислик коснулся меня, “горячий свет”, который вспыхнул не до удара, как мне показалось, а после, мгновенно усмирил металлическое чудовище. Ульна и ее брат с трудом вытащили меня в шлюзовую камеру.

Состояние мое было отчаянным. Я едва дышал, когда меня доставили на звездолет. Синзуны заявили, что позаботятся обо мне сами, во-первых, потому, что я, по сути дела, спас сына и дочь их начальника, и, наконец, потому, что с точки зрения физиологии я, видимо, был гораздо ближе к ним, чем к иссам. Степень этой близости была сразу установлена химико-биолого-гистологическим экспресс-анализом, пока аппараты, превосходившие по совершенству даже то, что я видел на Элле, искусственно поддерживали во мне жизнь. Оказалось, что у меня точно такая же протоплазма, настолько сходная, что синзуны без колебаний прибегли к пересадке кожи, мышц, костей и внутренней пластике, о чем мы на Земле можем пока лишь мечтать. Но они в этом деле мастера и всегда имеют наготове “живое сырье”, если можно так выразиться. В сущности, все различие между нами и синзунами заключается в том, что у них четыре пальца, а не пять.

Короче говоря, я выжил и совершенно поправился благодаря их знаменитому хирургу Виседому и его консультанту Сззану, которому я в свое время передал немало ценного из опыта земной медицины. Но не следует забывать и про Ульну: долгие дни и ночи она сама дежурила у изобретенного еще на Арборе чудесного искусственного сердца.

После того как ко мне вернулось сознание, я очень быстро пошел на поправку. Через три дня я уже мог вставать. Надев шлем-усилитель, я вел долгие беседы с Ульной, ее братом и отцом и даже начал изучать их язык. В те дни мне удалось многое узнать о планете Арбор и о самих синзунах.

Несмотря на необычайные успехи науки и техники, у синзунов сохранилась любопытная структура общества, унаследованная от предков. Постепенно избавившись от всякой физической работы, синзуны посвятили свою жизнь главным образом искусству, путешествиям и войнам. Но последняя война отгремела на их планете семь с лишним столетий назад, и с тех пор энергия синзунов направлена в русло научных изысканий и исследований космоса. То, что Землю открыли иссы, а не синзуны, можно объяснить лишь парадоксальной случайностью. Выяснилось, что их галактика является нашей ближайшей соседкой: это не что иное, как туманность Андромеды. Впрочем, у них было немного шансов попасть именно в Солнечную систему, затерянную среди миллионов звезд нашей собственной галактики.

Сейчас синзунов насчитывается около двух миллиардов на самом Арборе и примерно триста пятьдесят миллионов на других планетах их галактики. Их общественная организация сохранила аристократический характер. Хелон, например, был братом шемона – титул, приблизительно соответствующий нашему князю. На Арборе всего четыре шемона. Все они главы четырех родов, восходящих к последним синзунским царям. Политическая структура напоминает пирамиду. На вершине ее находятся четыре шемона – должность наполовину наследственная в том смысле, что шемоны всегда избираются из той же семьи, но не обязательно бывают сыновьями предыдущих шемонов. Лишь позднее Ульна объяснила мне всю эту сложную организацию.

На восьмой день после того, как я очнулся, Виседом разрешил мне выходить. Я с наслаждением прошелся по звездолету вместе с Ульной и Суиликом, потом мы потихоньку поднялись по Лестнице человечеств и я увидел, что иссы действительно положили у ног статуи синзуна одного мислика. То и дело поглядывая на свои крохотные часики, Суилик чему-то посмеивался про себя; Ульна тоже загадочно улыбалась. Я устал и хотел вернуться, но они дружно принялись меня отговаривать, уверяя, что сейчас для меня всего полезнее свежий воздух. Мы сели на каменную скамью, обращенную к морю. К нам подошел Ассза, посидел немного, поболтал о том, о сем и, покинув нас, направился к звездолету. Примерно базик спустя Суилик снова взглянул на часы и, сморщив зеленое лицо в хитрую гримасу, проговорил:

– Теперь можно возвращаться.

Когда мы поднимались по лесенке к люку звездолета, двое синзунов, стоящих на часах, приветствовали меня. Я удивился: до сих пор часовые так приветствовали только своих офицеров и членов Совета девятнадцати. Ульна и Суилик куда-то исчезли, оставив меня одного в коридоре. Но тут же передо мной предстал Акейон, облаченный в великолепную пурпурную тунику и длинный пурпурный плащ, накинутый на плечи; тонкий платиновый обруч сверкал у него на голове.

– Идем! – сказал он по-исски. – Сейчас состоится торжественная церемония в твою честь. Надень праздничные одежды.

Он увлек меня в боковую кабину и помог облачиться в наряд синзунов. Для меня приготовили длинную белоснежную тунику, в которой я казался еще темнее, чем на самом деле, такой же белый плащ и золотой обруч для волос.

Следом за Акейоном я прошел в самый передний зал, расположенный прямо за кабиной управления. В конце этого вытянутого зала был возведен помост. На нем восседали Хелон и Ульна. На Хелоне была малиновая туника, на Ульне – бледно-зеленая. Все офицеры звездолета в черном и весь экипаж в сером выстроились вдоль переборок. Среди этих свободных туник с длинными складками облегающие костюмы Ассзы, сидевшего справа от помоста, и Суилика, расположившегося слева, казались почти непристойными.

Пораженный этим зрелищем, я остановился в нескольких метрах от помоста. Царила полная тишина. Акейон неподвижно стоял чуть позади меня.

Хелон медленно поднялся и заговорил:

– Кто стоит здесь перед Ур-шемоном?

Акейон ответил за меня:

– Благородный вольный синзун.

– Какой подвиг дал ему право на белое одеяние?

– Он спас сына и дочь Ур-шемона.

– Какой награды просит благородный вольный синзун?

– Он просит Ахен-ретон.

– Что скажут сын и дочь Ур-шемона?

– Они согласны! – хором ответили Ульна и Акейон.

– Что скажут благородные вольные спутники Ур-шемона?

– Они согласны! – в один голос отозвались офицеры и экипаж.

– Я, Хелон, Ур-шемон, – командир звездолета “Тсалан”, находящегося на дружественной планете Элла, от имени всех шемонов Арбора, шемонов Тирана, Стора, Сертина, Арбора-Тиана и Синафа, от имени всех синзунов на Шести Планетах, от имени живых, мертвых, и тех, кто родится, торжественно награждаю синзуна с планеты Земля, который стоит перед нами, и даю ему за верность и мужество звание Синзуна-тхена и Ахен-ретон седьмой степени.

Ропот удивления пробежал по рядам. Ульна улыбалась.

– Иди вперед, – сказал мне Акейон.

Должно быть, я выглядел довольно комично: смуглый и черноволосый, в белом плаще, на голове – золотой обруч и шлем-усилитель с тонкими дрожащими усиками антенн. Я пошел вперед, еще не понимая как следует, что происходит. У помоста я остановился.

И тогда зазвучал хор – странный и прекрасный гимн заполнил весь зал. Эта была та самая песня, которую пела Ульна на заре, когда я ее увидел впервые, песня покорителей космоса. Дрожь пробежала по мне, дрожь восторга, близкого к благоговению. Я почувствовал, как с меня снимают белый плащ и надевают другой. Гимн отзвучал. Теперь на моих плечах был розовый плащ с золотой каймой.

– С этого мгновения, – продолжал Хелон, – ты, человек с планеты Земля, стал синзуном, как мы. Вот ключи от “Тсалана” и вот оружие, на которое ты отныне имеешь право, если только наши хозяева иссы позволят тебе его носить, – добавил он, обращаясь с улыбкой к Ассзе.

Хелон протянул мне два символических ключа – в действительности синзуны, как и иссы, давно уже не пользуются этими примитивными способами открывать двери – и короткую сверкающую трубку.

– Церемония окончена, – обратился ко мне Хелон. – Мы надеемся, что сонг Всеволод Клэр согласится разделить с нами трапезу.

– Сонг – это твой титул, – объяснил мне Акейон. – Это самый высокий титул после шемона, Ур-шемона и Витхиана. Он дает тебе право взять в жены любую девушку на Арборе, даже дочь Ур-шемона, – прибавил он, лукаво взглянув на Ульну, которая неожиданно залилась румянцем.

2. КАЛЬВЕНОЛЬТ ГАСНЕТ

Вскоре после этой церемонии, когда синзуны как бы усыновили меня, я отправился вместе с ними на Рессан, где заседал Совет союза человеческих миров. Собственно говоря, в совет входило всего по одному представителю от каждой планеты, но, помимо этого, на Рессане существовали целые колонии различных человечеств союза, которые насчитывали от пяти до двадцати тысяч обитателей каждая. Основное население Рессана – примерно сто семьдесят миллионов – составляли иссы.

Пять тысяч ксиллов поддерживали постоянную связь между колониями на Рессане и их родными планетами. Однако с теми планетами, где еще свирепствовали войны, иссы общались лишь в крайних случаях, и человечества этих планет не входили в союз, подчиняясь неумолимому Закону исключения.

На Рессане находились самые совершенные лаборатории. В течение столетий слияние разных цивилизаций порождало необычайные успехи, области науки и искусства. Почти все мудрецы Эллы проходили на Рессане длительную стажировку.

Совет межпланетного союза собирался каждые пять эллийских месяцев. Председателем по уставу назначался представитель Эллы; теперь им был Аззлем. На сей раз заседание совпало с прибытием представителей двух человечеств с красной кровью и должно, было быть особенно торжественным, так как эти два новых человечества оказались неуязвимыми для смертоносных излучений мисликов. По совести говоря, как житель планеты, где все еще продолжались войны, я в принципе не имел права на нем присутствовать.

Отлет был назначен на раннее утро. Вот уже три дня, в той части Эллы, где я жил, начался сезон дождей, и наш реоб поднялся сквозь сплошную завесу ливня. Я должен был лететь с синзунами, а не в большом ксилле Суилика. В ксиллах мне уже приходилось летать, и к тому же я не без удовольствия думал о том, что теперь полечу вместе с Ульной.

Ты, конечно, уже понял, что я с первого взгляда проникся к ней живейшей симпатией. Судя по некоторым признакам, в частности по шуткам ее брата, она, видимо, отвечала мне взаимностью. К тому же, несмотря на дружбу с Суиликом, Эссиной и другими иссами, я все-таки чувствовал себя чужим среди этих зеленокожих существ. А с синзунами я был словно со своими земляками.

Звездолет начал набирать высоту все еще под проливным дождем, но через несколько секунд мы прорезали слой туч и устремились вертикально вверх. Я сидел в кабине управления вместе с Ульной, Акейоном и их двоюродным братом Реном, капитаном звездолета, или арном по-синзунски. В одном отношении техника синзунов все же уступает исской: хотя действие ускорения в звездолете значительно уменьшено, устранить его полностью, как в ксиллах, синзунам еще не удалось. Зато сохранилось ощущение колоссальной мощи, совершенно отсутствующее при взлете ксилла.

Путешествие протекало спокойно. Мы прошли вдалеке от Марса и взяли курс прямо на Рессан. Эта планета меньше Эллы и холоднее, потому что расположена гораздо дальше от Иалтара. Вскоре мы заметили ее на переднем экране: зеленоватый шар, выраставший на глазах.

Звездолет совершил посадку в северном полушарии, недалеко от Дворца миров. Он стоит на высоком плато, окаймленном снежными хребтами, дикими и обрывистыми. Внизу их склоны покрыты темной зеленью. Вся растительность Рессана зеленая, но не такая, как на Земле, а гораздо темнее, скорее зелено-синяя. Вокруг самого дворца иссы посеяли свою желтую траву, и сверху это ярко-желтое пятно представляло забавное зрелище – словно клумба золотых шаров где-то среди прерии.

Синзунов было мало для организации самостоятельной колонии – всего двести семь, поэтому нас поместили в Доме чужестранцев близ дворца, который в промежутках между сессиями обычно пустует. Первое заседание должно было состояться только через неделю, – разумеется, эллийскую неделю, из восьми дней, – таким образом, временно мы были здесь полными хозяевами.

Эти восемь дней, примерно таких же, как на Элле, то есть по двадцать семь земных часов каждый, оказались одними из лучших в моей жизни. К нам присоединились Эссина и Суилик. Вместе с ними, Ульной и Акейоном я совершал восхитительные прогулки по диким и прекрасным окрестностям. Надо было только возвращаться засветло, потому что если днем на Рессане температура вполне умеренная, то ночью мороз достигает –10°. Но мне после изнеживающего климата Эллы холод доставлял одно удовольствие! Синзуны тоже переносили его хорошо, зато иссы оказались ужасными мерзляками! Если они засиживались у нас до темноты, то потом, чтобы пройти по плато до своего ксилла, обязательно надевали скафандры.

Я нашел неподалеку снежный склон и с помощью механиков звездолета соорудил себе металлические лыжи. О, если бы ты видел ошеломленные лица иссов и синзунов, когда я мчался вниз по склону, вздымая снежную пыль! Впрочем, синзуны скоро последовали моему примеру, и я получил звание лыжного тренера планет Иалтара! Соблазнить иссов оказалось куда труднее. Ко дню заседания Эссина и Суилик едва-едва научились делать первые шаги.

Аззлем прибыл накануне вместе со всем персоналом иссов, который обеспечивал освещение и отопление дворца. На следующий день с рассвета начали прибывать ксиллы и реобы. К десяти часам утра все плато, насколько хватало глаз, было покрыто сверкающими чечевицами и металлическими стрекозами. Двери открылись, процессия делегатов направилась к дворцу.

Мы наблюдали за ней, взобравшись на ксилл Суилика. Впереди шествовал Аззлем, за ним – Хелон. Перед нами проходили представители всех миров, которых я уже видел на левой стороне Лестницы человечеств, но на сей раз во плоти и крови. Господи, какое это было зрелище! Здесь были создания с желтой, зеленой или синей кожей, большие и маленькие, прекрасные, уродливые и ужасающие, как гигант кайен с глазами омара, прибывший из галактики, расположенной еще дальше нашей, но в другом направлении. Некоторые необыкновенно походили на иссов, и Суилик лукаво подтолкнул меня, когда мимо прошествовал тот самый крен с планеты Мара, где производят тошнотворный напиток абен-торн и гостеприимно угощают им всех чужеземцев. В конце процессии шли существа, в которых не было почти ничего человеческого, кроме разума. Некоторые даже походили на гигантских насекомых. Я был буквально раздавлен этим парадом бесконечного разнообразия природы.

– Да, да, – меланхолично заметил Суилик, – все человеческие планеты не сможет увидеть никто: их слишком много.

Пропустив делегатов, мы в свою очередь вошли во дворец. Если снаружи он представлял собой массивный голый монолит, то внутри все помещения были украшены фресками и скульптурами, созданными художниками различных планет, а в стены внешней галереи были встроены панорамы столиц всех человеческих миров. Мы прошли через зимний сад с удивительными растениями. Суилик показал мне пышный, словно сделанный из золота цветок, заключенный в прозрачный герметический шар. Это был знаменитый стенет с планеты Ссин Первой галактики. Из-за него там нет ни зверей, ни птиц, потому что стенет источает ядовитый аромат, смертельный для всего живого даже в ничтожных дозах.

По лестнице из полупрозрачного зеленоватого камня, похожего на обсидиан, мы поднялись к маленькой ложе, нависшей над залом заседаний. Справа от меня оказалась Ульна, слева женственное хрупкое создание с голубовато-светло-серой кожей, иссиня черными волосами и огромными фиолетовыми глазами, р’бенка с планеты Фарен звезды Вессар из Одиннадцатой галактики.

Внизу, в амфитеатре, делегаты союза занимали места. Перед каждым был маленький пюпитр с блестящими сложными приборами. Стояла удивительная для такой большой аудитории тишина.

У иссов очень развито искусство режиссерской постановки. Свет погас, узкий луч прожектора осветил сначала возвышение, затем поднявшуюся из люка площадку, на которой в сверкающих металлических креслах сидели Аззлем и еще четыре представителя других планет, в том числе и Хелон, Никто не шевельнулся, не издал ни звука. Аззлем встал и заговорил. Он говорил по-исски, но благодаря мощным усилителям мысли каждый слышал его на своем родном языке. Он сообщил о решениях, принятых между сессиями, рассказал о моем прибытии, о синзунах и о нашей чудесной неуязвимости перед излучениями мислика. Отныне благодаря нам борьба с мисликами вступает в новую фазу: из оборонительной она превратится в наступательную, и первым ее этапом будет глубокая разведка в тылу врага, в самом сердце одной из проклятых галактик. Возможно, пролетят века, прежде чем враг будет отброшен. Но время отступления прошло! Оружия для уничтожения мисликов вполне достаточно: все что дает тепло, уже есть оружие! Только до сих пор им трудно было пользоваться, потому что излучения мисликов убивали слишком многих.

Аззлем говорил долго. Он доложил собранию, представлявшему собой цвет человечеств Вселенной, об особенностях наших организмов. По-видимому, иммунитет землян объясняется тем, что в наших телах, как и у самих мисликов, огромное количество железа. Несмотря на это сходство с порождениями Мрака, мы были признаны людьми без всяких оговорок. Синзуны могли сразу вступить в Содружество планет, поскольку они уже давно покончили с войнами. Землян, к сожалению, пока можно было считать лишь союзниками, но их цивилизация еще молода, и надо надеяться, что скоро они с полным правом займут свое место в Союзе человеческих миров.

– Вступительная речь, – без всякого почтения к оратору шепнул мне Суилик. – Обычное торжественное суесловие. Настоящая работа начнется в комитетах. Закон исключения не позволяет принять тебя в союз, но ты включен в исскую группу.

– Почему в исскую? – спросил я.

– Потому что, хотя синзуны тебя и усыновили, открыли тебя мы, не забывай об этом!

Аззлем сел. Несколько минут царила тишина. Затем раскатами загремел гимн иссов. Не скажу, чтобы он меня тронул. Я уже говорил, что их музыка слишком сложна для нас: она включает в себя такие высокие и такие низкие звуки, что мы уже не в состоянии их воспринимать. Но, повернувшись к Эссине и Суилику, я был потрясен выражением их лиц. На них отражался мистический экстаз, полное единение со всеми существами зеленой или синей крови. Внизу под нами на всех лицах, освещенных желтоватым светом, было такое же выражение отрешенности и покоя. Моя соседка с голубовато-серой кожей также подпала под очарование этого гимна. Казалось, он не увлек только синзунов да меня. И вдруг забытый образ всплыл в моей памяти: когда-то я видел в кинохронике толпу фанатиков Лурда, ожидающих чуда. Такие же лица были у собравшихся здесь представителей всех человечеств Вселенной. Гимн звучал не смолкая: это было восхваление изначального творца, животворящего, всепобеждающего Света.

Потом снова воцарилась тишина. Все существа иных миров долго еще сидели неподвижно в глубокой задумчивости. Наконец Аззлем подал знак, и собрание начало расходиться.

– А я не знал, – сказал я Суилику, – что иссы обратили все человечества в свою веру!

– Мы их не обращали! К тому же ты знаешь, что я сам неверующий. Слова гимна тут ни при чем. Но музыку написал много веков назад Риенсс, величайший композитор Эллы-Вен, и она до сих пор приводит нас в экстаз. Видимо, она точно так же действует и на другие человечества. А поскольку у всех религий в глубине глубин есть нечто общее… Но неужели ты сам ничего не почувствовал?

– Нет. Думаю, что и на синзунов ваш гимн не произвел впечатления.

– Молчи! Не говори так! Хотя бы до поры до времени. Мои соотечественники в этом смысле суеверны. Люди-насекомые тоже ничего не чувствуют, и это вызывало вначале немало трудностей. Поговаривали даже об их исключении из союза. Правда, вас-то не исключат! В борьбе с мисликами вы наша единственная надежда.

Сессия совета продолжалась одиннадцать дней. Второе пленарное заседание состоялось только а день закрытия. Вся работа велась в технических комитетах, и я в ней участвовал как член исской делегации. После торжественного закрытия сессии мы возвратились на Эллу. Синзуны, к моему великому огорчению, остались на Рессане.

Я скоро вернулся к привычной жизни, жил я по-прежнему у Суилика и почти ежедневно бывал в Доме мудрецов, где вместе с Ассзой и Сззаном занимался исследованиями в области сравнительной биологии. Ассзе удалось искусственно воспроизвести излучение мислика. Я так и не смог понять всех его особенностей знаю только, что это направленная радиация, не имеющая ничего общего с электромагнитными излучениями. Иссы, синзуны, да и некоторые другие человечества уже вступили в область, о которой наши земные ученые даже не подозревают.

Теперь я чувствовал себя на Элле почти как дома. По-исски я говорил если не вполне правильно, то достаточно и уже не нуждался в шлеме-усилителе. Эллийцы считали меня своим, у меня были друзья, знакомые, работа. Совершенно официально я биолог-землянин, в качестве “иностранного специалиста” был включен в “Биологическую секцию по борьбе с мисликами”, где сотрудничал с Расоеноком и Сззаном и сам руководил группой из десяти молодых биологов-иссов. Я настолько сроднился с Эллой, что однажды в разговоре с Ассзой вполне серьезно провозгласил: “Мы, иссы…”, вызвав вполне естественный взрыв смеха. Поистине иссы прекрасный народ, веселый и доброжелательный, несмотря на некоторую душевную холодность; во всяком случае, с ними легче ладить, чем с чрезмерно щепетильными синзунами.

Через месяц звездолет вернулся с Рессана и я с радостью включил в свою группу Акейона и Ульну.

Обычно мои дни протекали так: я вставал на рассвете, завтракал вместе с Суиликом и улетал в лабораторию. Опустившись на террасу, я заходил за Ульной и ее братом. Потом мы работали до полудня. В полдень я обедал в Доме чужестранцев, но чаще в звездолете. Затем мы возвращались в лабораторию и выходили оттуда часа за два до заката. Если погода была хорошая, мы купались в заливе. Заплывать далеко было опасно, потому что море кишело “всиивзами”, куда более хищными, чем наши акулы, но поперек залива стояла волновая завеса ассрна, отгонявшего их своими антибиотическими излучениями. Кроме наших сотрудников по лаборатории к нам часто присоединялись Эссина и Суилик. Иссы – непревзойденные пловцы! Суилик не раз проплывал у меня на глазах стометровку за сорок семь секунд, играючи превышая наш мировой рекорд.

Иссы, как и синзуны, увлекаются физическими упражнениями. Они гораздо слабее землян, однако намного превосходят нас в гибкости. Мне надоело, что меня все время оставляют позади и в плавании, и в прыжках, и в беге, и я ввел на Элле состязания по метанию ядра и копья, вернее, не ввел, а возродил, так как когда-то у иссов существовали похожие виды спорта.

Уже в темноте мы с Суиликом возвращались домой на реобе. По дороге Суилик учил меня распознавать созвездия их небосклона. Иногда мы, уже дома, засиживались допоздна, просто глядя на звезды или наблюдая за ними в маленький телескоп. Иссы – космический народ: у них даже дети знают наизусть все созвездия. Это с них спрашивают на экзаменах. Иногда на маленьком, похожем на торпеду аппарате, гораздо более быстром, чем реоб, но менее устойчивом, к нам прилетала по вечерам Ульна с братом.

Пока я со своей группой работал в лаборатории, пытаясь найти для иссов действенную защиту от излучений мисликов, кое-каких результатов мы все же добились – Суилик и сотни других командиров ксиллов усиленно тренировались, овладевая оружием, которое должно было сыграть решающую роль в предстоящей борьбе. Посреди Зеленого моря был эвакуирован остров, превращенный в учебную мишень. На него обрушили сотни бомб, начиная с атомной, похожей на нашу, и кончая страшными разрушительными снарядами, о которых мы на Земле, к счастью, не имеем представления: о них я тебе еще расскажу.

Но вот однажды я получил приказ освоить управление ксиллом. Задача оказалась не из легких, и прошло три месяца, прежде чем я с ней справился. В пространстве управлять таким аппаратом не труднее, чем реобом. Самое сложное – это проходить через ахун, и, несмотря на все мои старания, я получил на экзамене только свидетельство второго класса, что примерно соответствует званию капитана каботажного плавания. Тем не менее я научился уходить в ахун и выходить из него более или менее точно, действуя зачастую по интуиции. Но я никогда не залетал дальше Четвертой галактики. Для того чтобы сразу преодолеть по-настоящему большое расстояние, а главное вернуться, требуются такие математические способности, каких у меня не оказалось. В сущности говоря, я так ничего и не понял в теории ахуна и пользовался ксиллом, подобно многим земным женщинам, которые довольно прилично водят автомашины, абсолютно ничего не понимая в двигателях внутреннего сгорания.

Как ни странно, потом мне было гораздо легче управлять звездолетом синзунов. По словам иссов, да и самих синзунов, звездолет уходит в ахун – по-синзунски “рр’оор” – совершенно по-другому. Иссы даже не уверены, что это тот же самый ахун! Как выяснилось, если ксилл и звездолет вместе уходят в ахун и проводят там одинаковое время, они никогда не “выныривают” в одном и том же районе Вселенной. Расстояние между ними иной раз достигает четверти светового года!

Из этого периода жизни на Элле мне особенно запомнился один вечер. В виде исключения Суилик, Эссина и я остались ночевать в Доме чужестранцев. Мы сидели на пляже, поджидая Ульну и Акейона. Суилик только что официально объявил мне о том, что у них с Эссиной скоро свадьба, на которой я должен буду играть роль “защитника невесты” стеен-сетана. Ульна почему-то пришла одна и села рядом со мной. Небо в ту ночь было удивительно ясное, и частые звезды блистали ярче обычного. Суилик вздумал меня экзаменовать, и мне пришлось показать ему красновато-желтый Ориабор, красный Шессин-Сиафан и голубоватую Вероэ из созвездия Сиссантор.

– А ну-ка, скажи, не глядя, какая звезда сейчас сияет ярко-синим светом позади тебя примерно на тридцать градусов над горизонтом? – спросил Суилик.

– Кальвенольт! – ответил я с торжеством и обернулся, чтобы проверить свой ответ.

– По правде говоря, – прибавил я, – этот Кальвенольт не такой уж яркий и не такой уж синий.

– О, это зависит от его высоты над горизонтом, – отозвался Суилик, не поворачивая головы. – Однажды я был на одной из его планет. Она прекрасна, но, увы, необитаема.

Тут подошел Акейон с синзунами, и мы заговорили о другом.

С тех пор я часто думал о том, что, в сущности, я был первым, кто заметил изменения в спектре Кальвенольта. Для иссов это была давно знакомая звезда, расположенная в каких-нибудь шести световых годах от Эллы, поэтому астрономы, а тем более простые граждане не слишком жаловали ее вниманием.

Свадьба Суилика состоялась примерно через два эллийских месяца после этого вечера. На Элле существует два типа свадебных церемоний. Самый простой заключается в том, что жених и невеста приходят к официальному лицу и объявляют о вступлении в брак. Другой, гораздо более сложный, совершается по древним обычаям. Суилику пришлось избрать второй вариант, потому что он женился на дочери Великого распорядителя мистических церемоний, иными словами, главного жреца.

Так как мне предстояло играть роль стеен-сетана, двое молодых жрецов явились ко мне за неделю до церемонии, чтобы научить меня всем обрядам. Некогда, в эпоху доисторических войн, нередко бывало, что свадебные торжества между молодыми людьми из разных кланов прерывались нападением юношей из клана невесты, не желавших ее отпускать. Поэтому жених выбирал из родни невесты или из какого-нибудь другого рода, но только не из своего, защитника, стеен-сетана, который должен был охранять молодоженов три дня, пока не завершится свадебная церемония. Этот стеен-сетан чаще всего был прославленным воином, или влиятельным вождем, или жрецом. Разумеется, сейчас не могло быть и речи о вооруженном нападении, но все же веселящие свадебные напитки оказывали свое действие и свадьбы иной раз заканчивались потасовкой. Кроме того, похищение невесты хотя бы на одну минуту как бы аннулировало весь обряд, и тогда свадьбу приходилось начинать сначала. Суилик выбрал меня, как друга, и в то же время надеялся на мою физическую силу землянина. Делать было нечего – я начал набирать среди родственников Эссины одиннадцать помощников, на которых имел право. Можешь быть уверен, я подобрал молодца к молодцу!

Первая церемония, сугубо частная, состоялась в доме Эссины. На ней присутствовали только члены семьи, жрецы, да я в качестве стеен-сетана. Обряд был прост: длинные молитвы, во время которых Суилик откровенно скучал, хотя Эссина и все остальные были по-настоящему серьезны, несколько древних гимнов без резких падений и взлетов, типичных для современной музыки иссов, – и все. Потом в чаше зажгли зеленый огонь – огонь цвета исской крови! – который должен был гореть все три дня.

На второй день жених и невеста поклялись малой клятвой: они обещали друг другу защиту и помощь – о верности не было речи, потому что это разумелось само собой. Потом состоялся малый банкет только для близких друзей. Лишь на третий день мне пришлось отрешиться от благодушной роли праздного наблюдателя.

Этот день начался с клятвы звездам: супруги поклялись воспитать своих детей в любви к Свету и в ненависти к порождению Ночи и Холода. Затем последовали пятичасовой перерыв для молитвы и, наконец, большой пир.

Столы были накрыты в местном Свадебном доме. Собралось более четырехсот человек. Пришли все сотрудники научных лабораторий и даже несколько мудрецов – великая честь, оказанная Суилику за его заслуги и за то, что он открыл человечество с красной кровью. Среди них был и Ассза; мимоходом он сказал мне, что мислик погиб. Пришла целая делегация от капитанов ксиллов во главе с помощником “адмирала”, двадцать семь синзунов, среди которых, разумеется, были Ульна и ее брат, и еще множество иссов, знакомых и незнакомых. С удивлением я увидел слева от Эссины молодую р’бенку с голубовато-серой кожей. Оказалось, что она родилась на Рессанс, была университетской подругой Эссины и носила нежное имя Бейшитинсианторепансерозет. Уф!

Меня с моими одиннадцатью помощниками поместили за отдельным столом возле единственного входа в зал. Воспользовавшись своей привилегией, я пригласил к нам Ульну и ее брата.

Блюда следовали одно за другим, все в виде желе разных цветов и далеко не одинакового качества: одни были восхитительны, другие – терпимы, а третьи – откровенно невкусны. Напитков тоже было много, все с небольшим содержанием алкоголя и, на мой вкус, довольно посредственные. К концу ужина Церап, капитан-лейтенант флота ксиллов, преподнес Суилику знаменитый абен-торн кренов с планеты Мара. О, если бы ты видел лицо Суилика! И тем не менее ему пришлось выпить этот напиток, от которого его мутило. Из любопытства я тоже его попробовал и был приятно удивлен: этот абен-торн похож на старое виски самого лучшего качества! Ульне и ее брату он тоже пришелся по вкусу, и мы втроем прикончили бутылку на глазах ошеломленных иссов.

Как бывает на всех эллийских вечерах, в зале царило самое непринужденное веселье. В качестве стеен-сетана мне просто нечего было делать, и я уже думал, что моя миссия окончена, когда послышался какой-то шум. Ассза, у которого было срочное дело в Доме мудрецов, ушел раньше, дверь оставалась неприкрытой, и снаружи отчетливо доносились нестройные выкрики. Я сразу поднялся, построил своих соратников. Десятка три молодых иссов подходили к дверям, распевая древнюю боевую песню. Согласно обычаю, они хотели силой ворваться в зал и похитить невесту. Моя задача заключалась в том, чтобы любой ценой задержать их на полбазика.

Схватка была жаркой! Нападающие ринулись на нас очертя голову. Мы встретили их градом тумаков, и тут я показал, на что способны земляне! Давненько я не участвовал в таких свалках, еще со студенческих времен, когда играл в регби. “Битва” продолжалась уже четверть базика с переменным успехом, однако “противнику” никак не удавалось проникнуть в зал. И вдруг над головами нападающих я увидел реоб, пикирующий со страшной скоростью. Из кабины выскочил исс, которого я сразу узнал по гигантскому росту: это был Ассза. Он бежал к нам и что-то кричал, но из-за общего шума ничего не было слышно, а передавать мысли он не мог, потому что был слишком далеко. Расшвыривая всех, я бросился к нему навстречу, повторяя: “Да замолчите же, замолчите!” На секунду крики стихли, и я услышал:

– Кальвенольт гаснет! Кальвенольт гаснет!

3. НЕ ВЕРНЕТСЯ ПОЧТИ НИКТО

Мертвая тишина внезапно обрушилась на нас. Все сразу поняли смысл этих слов. Со времен Валтасара, узревшего на стене огненную надпись “мене, текел, фарес”, которая пророчила ему гибель, более страшные слова еще не поражали пирующих.

Ассза наскоро объяснил: на банкете ему передали записку от Аззлема с просьбой немедленно явиться в Дом мудрецов. Там Аззлем показал ему спектрограммы, полученные из центральной обсерватории на горе Арана. Для астрофизика картина была совершенно ясна: спектр Кальвенольта приближался к зловещему спектру проклятых галактик. Так как со Свадебным домом не было телевизионной связи, Ассза тотчас сел в свой реоб и поспешил к нам.

Суилик встал. Он медленно приблизился к нам.

– Насколько я понимаю, мислики уже на планетах Кальвенольта, – сказал он. Потом сморщился и пробормотал: – Пять световых лет. Всего пять!

– Да будет немеркнущий Первозданный Свет защитой Иалтару! – добавила Эссина.

Все молчали. Я видел вокруг бледные лица гостей.

– Но, должно быть, они там появились недавно, – сказал я. – Всего три года назад Суилик был на Риссмане и ничего не заметил.

– Я был только на Риссмане, – возразил он, – а не на Эрфене и Снопе, не на Шестой и Седьмой планетах. А мислики наверняка на Шестой и Седьмой. Остальные для них слишком горячи, по крайней мере сейчас…

Снова воцарилась тишина, затем заговорил Ассза:

– Как бы там ни было, обсуждать это здесь не место. Пусть землянин пойдет со мной. Остальные, те, кто занимает официальные посты, должны быть на местах этим же вечером. Однако непосредственная опасность Иалтару еще не угрожает. У нас есть колонии на всех наших планетах, даже на самых холодных, а воздействовать на наше солнце с Кальвенольта мислики не могут. Суилик и Эссина, пусть эта ночь останется вашей ночью. Вы присоединитесь к нам завтра в полдень.

Мы вышли вместе с синзунами. В реобе Ассза заговорил откровеннее: не только Кальвенольт поражен насмерть – угрожающие признаки замечены также в спектрах Эл-Тоэа и Асселора. Завтра мудрецы с согласия административных правительств Марса, Рессана и Совета союза человеческих миров объявят военное положение. Ситуация ясна: мислики вторглись в Первую галактику.

Когда мы уже приближались к Дому мудрецов, над полуостровом Эссантем нам встретилась целая эскадра ксиллов: сто аппаратов в плотном строю быстро набирали высоту. Странно было смотреть, как эти сверкающие чечевицы, один десяток за другим, взмывают ввысь, исчезая в синеве неба.

– Разведка на Кальвенольт, – объяснил Ассза. – Первый отряд. А сколько их возвратится? Мы не знаем, где мислики, на планетах или в межпланетном пространстве. Из тех, кто их обнаружит, не вернется почти никто.

Помолчав, он добавил:

– Суилик разгневается. Этой эскадрой должен был командовать он.

– А что мне делать? – спросил я.

– Ты полетишь со второй эскадрой в ксилле со смешанным экипажем из синзунов и иссов.

Когда мы опустились рядом со звездолетом, я увидел, что входная лестница поднята, все знамена убраны, люки задраены: чудовищный корабль изготовился к бою.

Мы прошли прямо в зал Совета. Пленарное заседание уже началось. Девятнадцать мудрецов сидели в первом ряду, остальные – позади них в амфитеатре. Мне указали место во втором ряду возле представителей синзунов. Говорить, в сущности, было не о чем: вопрос о войне или мире был уже решен. У иссов не оставалось выбора, они должны были изгнать мисликов любой ценой. Потом они сделают попытку перейти в наступление и на проклятые галактики. Использовать звездолет синзунов было пока невозможно: Кальвенольт находился слишком далеко, чтобы лететь к нему сквозь Пространство, и слишком близко, чтобы синзуны с их техникой рискнули устремиться через ахун. Решено было, что часть синзунов займет место в ксиллах, а остальные вернутся на Арбор за подкреплением.

Звездолет улетел на заре, оставив на Элле пятьдесят синзунов, в том числе Ульну и Акейона. В полдень прибыли Эссина и Суилик, и мы все вместе полетели на остров Аниасц, где сосредоточивалась вторая эскадра. Лететь до него пришлось девять часов: Аниасц находился в другом полушарии Эллы.

Вторая эскадра состояла из ста семидесяти двух ксиллов разных типов, от легких, вроде того, что доставил меня с Земли, до громадных тяжелых, диаметром более ста пятидесяти метров, с экипажем в шестьдесят иссов и могучим вооружением. Некоторое время мы бродили среди всех Этих аппаратов, пока Суилик не указал на ксилл средних размеров.

– А вот и наш флагманский корабль! – произнес он шутливо, но не без гордости.

Это был странный корабль со странным экипажем, состоявшим из Суилика, командира эскадры, Снезина, штурмана, и еще десяти иссов; кроме того, была “десантная группа”: Ульна, Акейон, молодой физик-синзун Херанг и я сам. И, наконец, к моему удивлению, два р’бена, которые должны были испытать разработанное ими в лабораториях Рессана нетермическое оружие: уже знакомая мне Бейшитинсианторепансерозет и ее друг Сеферантозинансерозет. С общего согласия мы решительно усекли эти слишком длинные имена и в дальнейшем звали их просто Бейшит и Сефер.

Шли дни. Под руководством иссов мы тренировались, осваивая их оружие и управление ксиллами. Херанг, Ульна и Акейон, уже знакомые с прохождением через ахун по методу синзунов, довольно быстро освоили ксиллы и перегнали меня. Точно так же, естественно, они много лучше меня знали синзунское вооружение, но зато я в совершенстве знал оружие иссов. Что касается нового оружия, изобретенного р’бенами, мы не имели возможности его испытать, потому что оно оказывало действие только на мисликов.

На шестой день нас всех вызвали в Дом мудрецов. Мы прибыли туда на ксилле почти мгновенно. Разведчики вернулись: сорок два ксилла из ста двух. Ассза оказался прав: потери были огромные. Кальвенольт почти угас, но сияние его еще доходило до Эллы и казалось таким же ярким, с чуть заметной краснинкой, хотя звезда умерла пять лет назад. Суилик содрогнулся, узнав, что мислики уже два года делали свое страшное дело на Седьмой и Шестой планетах, когда он беспечно высадился на Риссмане. Теперь эти замороженные планеты кишели мисликами. И точно также как на планетах звезды Склин, они воздвигали там чудовищные металлические пилоны. Застать их врасплох было невозможно, потому что мислики, разбившись на девятки, патрулировали в межпланетном пространстве. Ксиллам разведывательного отряда удалось разбомбить пилоны на Шестой планете, но подойти к Седьмой они не смогли. Итак, в нашу задачу входило: достичь Седьмой планеты, высадиться – это относилось к синзунам и ко мне, землянину, – постараться разрушить таинственные пилоны и, если удастся, возвратиться на Эллу. Чтобы хоть в какой-то мере уберечь нас от ударов пикирующих мисликов, иссы соорудили для нас бронированные машины.

Я бы покривил душой, сказав, что подобная программа привела меня в восторг. Я заранее холодел от ужаса при мысли, что мне придется высаживаться на неизвестной планете и сражаться с непостижимыми неведомыми существами. Но отступать было поздно. Я был гостем иссов, они меня считали своим и открыли мне немало секретов. И, наконец, я был нечувствителен к излучениям мисликов. Не мог же я стоять в стороне, когда Эссина и Суилик согласились без колебаний, хотя им те же самые излучения несли смерть! Кроме того, защищая Иалтар, я защищал и наше Солнце, защищал жизнь своего человечества. Поэтому я согласился.

Мы вылетели утром на следующий день. Переход через ахун был предельно коротким; почти сразу мы вынырнули в Пространство близ орбиты Риссмана, третьей планеты Кальвенольта.

Пожалуйста, не думай, что планеты есть у каждой звезды. В действительности звезды со спутниками встречаются довольно редко. Если верить иссам, планеты имеются лишь у одной звезды из ста девяноста. И лишь две такие планеты из десяти если брать среднее число – пригодны для жизни. Наконец, всего одна из тысячи планет, опять же в среднем, населена существами, которые могут быть названы людьми. Риссман относился к разряду планет, пригодных для жизни, но необитаемых: фауна его соответствовала примерно кембрийскому периоду в истории Земли.

Все силы ударной эскадры сосредоточивались на Риссмане. По величине эта планета занимала среднее место между Землей и нашим Марсом. До нашествия мисликов ее озаряло ослепительное синее солнце, по словам Суилика, одно из самых прекрасных в Первой галактике. Но теперь Кальвенольт поднимался над горизонтом, как зловещий, окровавленный глаз. Почва была покрыта снегом и “сухим” льдом. Температура снизилась до минус ста градусов. Все живое погибло, может быть за исключением глубоководных, укрывшихся на дне замерзших океанов.

Наш лагерь был таким страшным и неприветливым, что я не берусь его описать. Но все же попробуй представить себе бескрайнюю угрюмую равнину, сумеречное красно-лиловое небо, смутные сугробы на холмах, а между ними утонувшие в снегу чечевицы ксиллов, темные и сверкающие, и крохотные фигурки в скафандрах, с трудом передвигающиеся от аппарата к аппарату. Кальвенольт устало опускался за плоский горизонт, и свет его тянулся к нам по ледяному полю, как окровавленные пальцы. Жалкое, беспомощное создание, затерянное в безграничной Вселенной, я почувствовал, как далеко от меня Земля, я ощутил вдруг все миллиарды и миллиарды километров, отделявшие меня от родной планеты. Мне показалось, что время остановилось, что настал конец света. Даже иссы были для меня в тот момент чужими, существами иного мира, ничем не связанного с нашим. Наверное, Ульна чувствовала то же самое: я видел, как она побледнела и задрожала. Акейон и другие синзуны с непроницаемыми лицами, неподвижно, молча сидели перед экраном.

Я слышал, как Суилик в кабине управления, в сеалле, отдает приказы. Голос его был спокоен и холоден, но чуть-чуть дрожал, что у иссов служит признаком крайнего волнения. Еще бы! Такую важную миссию ему доверили впервые. Он знал, что вряд ли вернется на Эллу, но все равно был рад, что именно ему поручили возглавить ударную группу, ему, молодому открывателю планет.

Я уселся в кресло, перебирая в памяти все, что знал об оружии, которое мне вскоре предстояло пустить в ход против мисликов, и об управлении сахьенами, бронированными машинами, которые должны были защитить нас от мисликов. Ульна тронула меня за плечо.

– Ты не хочешь погулять по Риссману? – спросила она по-исски. – Суилик сказал, что мы здесь пробудем целый базик.

Ее певучее произношение даже исские слова делало необыкновенно мелодичными. Она склонилась ко мне, и смугло-золотистое лицо ее со спадающими по сторонам белокурыми волосами показалось мне таким земным среди зеленых лиц иссов, что я был потрясен. Почувствовав мою растерянность, Ульна улыбнулась чудесной улыбкой синзунок, которую ты сейчас видишь на ее губах.

– Хорошо, – сказал я. – Пойдем.

– Смотри не задерживайся! – крикнул мне Суилик. – Скоро полетим. Ах, если бы ты мог видеть Риссман раньше!… Но теперь все кончено. Таким ты его уже не увидишь, – добавил он тише.

Мы немногое успели сказать друг другу во время той прогулки между ксиллами по обледеневшей почве Риссмана. И все-таки именно с этого момента между мной и Ульной возникло чувство близости. А сблизиться с синзунами совсем не просто. Их гордая сдержанность не имеет ничего общего с довольно равнодушной любезностью боль­шин­ства иссов. Но если уж они дарят кому-нибудь свое сердце, то это на­всегда. На обратном пути Ульна поскользнулась и упала. Я бросился к ней, поднял ее и почувствовал под скафандром сильное гибкое тело, уви­дел ее глаза, устремленные прямо в мои глаза. В то мгновение я впервые понял, что, несмотря на миллионы световых лет, разделяющих наши планеты, Ульна мне ближе и дороже всех дочерей человеческих, которых я встречал на Земле.

Во входном отсеке, когда мы сняли скафандры, Ульна быстро и легко провела рукой по моей щеке и ускользнула за дверь.

Я пошел в кабину управления, сеалл. Там сидел Суилик в ком­па­нии Эссины, Акейона, Бейшит и Снезина.

– Задача такова, – заговорил Суилик. – Мы уйдем в ахун и вынырнем над самой поверхностью Седьмой. Нас будут сопровождать двадцать пять ксиллов со смешанной командой. Остальные атакуют мисликов и создадут на планете теплую зону, где мы сможем опуститься. Семь больших ксиллов доставят сахьены, на которых пойдут синзуны и землянин. Мы сразу же взлетим, потому что не можем долго выносить излучения мисликов и поддерживать высокую температуру в этой зоне. Постараемся оказать вам помощь сверху массированной бомбардировкой. Вы в это время попытайтесь добраться до пилонов и разрушить их, предварительно разведав, что это такое. Всего у вас будет двенадцать сахьенов. Командиром назначен ты, Акейон. Потом мы спустимся за вами во второй теплой зоне.

Резким движением Суилик отключил связь с остальными ксиллами.

– Ваш сахьен – единственный выкрашенный в красный цвет. У меня есть строжайший приказ Совета во что бы то ни стало доставить вас целыми и невредимыми обратно на Эллу. Что касается остальных – сделаем, что сможем.

Снова включив общую связь, Суилик начал отдавать приказания эскадре. Первое звено ксиллов взлетело в сумеречное красноватое небо. Мы последовали за ним десять минут спустя.

Суилик тщательно регулировал сложный аппарат.

– Наш переход через ахун на этот раз будет таким коротким, что я просто не успею совершить маневр: у нас недостаточно быстрая реакция. Эта сделает за меня автомат. Надеюсь, он сработает точно, иначе, если мы вынырнем под поверхностью планеты… Держитесь крепче. Включаю!

Далеко внизу под нами я видел на нижнем экране мертвую, голую равнину Риссмана. Вошла Ульна и села рядом со мной. Я вцепился в ручки кресла. На мгновение экран померк, потом снова осветился, и мы увидели самую фантастическую картину, какую только можно вообразить.

Мы летели над плоскогорьем, окруженным черными хребтами. Была почти непроницаемая темнота: лишь над самым горизонтом горел темный рубин – Кальвенольт. Примерно каждые десять секунд внизу возникали ослепительные вспышки и резкие черные тени ложились на местность: термические бомбы сыпались градом, создавая теплую зону. Суилик отдавал в микрофон короткие приказы. Новые чудовищные взрывы далеко за горизонтом озарили небо, на фоне которого проступили дрожащие силуэты неведомых гор. Идиотская фраза назойливо вертелась у меня в голове: “Наш специальный корреспондент сообщает с космического фронта…”

Суилик обернулся:

– Слэр, скорее в скафандр! Синзуны тоже! Мы садимся!

Когда я проходил мимо него, он вскочил и, в редком для иссов порыве, коротко поцеловал меня в висок.

– Бейся храбро за наш Иалтар и за свое Солнце!

Эссина махнула мне рукой. Через минуту я был в выходном отсеке, где уже облачались в скафандры Ульна, Акейон и Херанг.

– Мы на поверхности! – прозвучал в моем щлеме голос Суилика. – Выходите. Ваш сахьен стоит слева.

С тепловыми пистолетами в руках мы вышли из ксилла. Вся поверхность вокруг была усеяна телами мисликов, расплющенными и оплавленными. Похожий на огромный танк сахьен ожидал нас. Незнакомый исс открыл нам дверцу, мы сели в машину, однако из предосторожности остались в скафандрах. Наш позывной был “Арта” – слово, которого нет в исском языке, чтобы его не спутали с другими позывными.

– Арта, Арта, Арта! – загремел голос Суилика. – Освободите зону! Мы должны взлететь! Вокруг самое малое на четыре брунна нет ни одного живого мислика. Пилоны находятся в двадцати пяти бруннах к западу – северо-западу от вас. Мы вас будем наводить. Говорит Париж. Прием.

Шутки ради я попросил Суилика сделать своим позывным сигналом “Париж”.

– Говорит Арта. Вас поняли. Отправляемся, – ответил Акейон. Затем он быстро отдал по-синзунски приказ экипажам остальных сахьенов. Я включил мотор, и мы тронулись.

Управлять сахьеном было проще простого: повороты осуществлялись с помощью обычного руля, скорость регулировалась одной педалью, рычаг реверса позволял давать задний ход. Ульна сидела рядом со мной, положив руки на клавиатуру, управляющую передними орудиями. На экране перед нами отражалось все, что возникало впереди, угол обзора охватывал 180°. Сидя к нам спиной, Херанг на таком же экране видел все, что происходило сзади. В середине со своего командного пункта Акейон следил за обоими экранами и в любой момент мог связаться с остальными сахьенами или ксиллами. Кроме того, он управлял оружием р’бенов, действия которого мы еще не знали.

Минут пять мы ехали довольно быстро без всяких происшествий. Гусеницы сахьена дробили замороженную почву безымянной планеты, иногда проскальзывая по отвердевшему воздуху. Горизонт впереди по-прежнему озарялся вспышками взрывов, совершенно бесшумных в этом мире, лишенном атмосферы. Лишь иногда мы ощущали их как легкие подземные толчки. Время от времени по небу словно тени скользили ксиллы, похожие то на вытянутый овал, то на круг в зависимости от их положения. Ксиллы мчались совсем низко и с чудовищной скоростью.

Затем появились мислики. Сначала мы заметили в черной трещине неясный металлический блеск. Сахьен слева от нас выстрелил, и вспышка теплового снаряда озарила панцири, скользившие нам навстречу. Ни один мислик даже не попытался взлететь. Мы обогнули стороной глыбы оплавленного металла, окруженные фиолетовыми язычками: немногие уцелевшие мислики излучали, но без всяких результатов.

Мы пересекли равнину, беспрестанно расчищая себе дорогу, и преодолели узкий каньон, истратив дюжину снарядов. Остальные сахьены защищали нам тыл и фланги, уничтожая мисликов, затаившихся во всех щелях. Лишь когда мы оказались посреди обширного цирка, окруженного черными скалами, мислики изменили тактику. Теперь они обрушивались на машины с утесов. Два сахьена были продавлены и расплющены за три минуты, прежде чем мы нашли способ отражать атаку сверху при помощи термических лучей в комбинации с мощными гравитационными полями. Лучи убивали мисликов на лету, а утроенная сила притяжения заставляла их падать на то же место, откуда они взлетели. Одновременно все сахьены засыпали термическими снарядами гребни скал.

Через второй каньон мы снова выскочили на равнину. Вдали на фоне пылающего неба вырисовывались резкие силуэты пилонов. Они вздымались на невероятную высоту: взрывы, освещали только их подножие! Постепенно мы приближались, но это был страшный путь: мы потеряли еще три сахьена, уничтожив по крайней мере пять тысяч мисликов. Чем ближе мы подъезжали к пилонам, тем фантастичнее становилось зрелище: ксиллы сбрасывали бомбу за бомбой, вспышки следовали за вспышками почти непрерывно, вокруг было светло, как днем. Из-за выделившегося тепла замерзшие газы начали испаряться, и временами казалось, что вокруг мертвой планеты снова возникает нечто вроде атмосферы. Этот туман из газов настолько искажал перспективу, что определить расстояние порой было почти невозможно. Мы проехали мимо обломков большого ксилла, раздавленного и развороченного; мертвый исс висел на искореженной переборке.

Дальше живые мислики перестали встречаться. Внешний термометр показывал всего минус десять градусов, что намного превосходило сопротивляемость мисликов. Акейон сообщил об этом Суилику. С радостью услышал я, как тот ответил:

– Хорошо. Мы прекращаем бомбардировку вокруг пилонов. Пусть ваши люди выйдут из машин и постараются разобраться в сооружениях мисликов. Мы сможем прикрывать вас еще базик. После этого вы должны сосредоточиться, восточнее пилонов. Мы за вами спустимся.

– Спроси его, как там дела наверху, – сказал я Акейону.

– Неплохо, – ответил Суилик. – Но у нас более сорока процентов потерь. До скорого свидания.

Я остановил сахьен у подножия пилона. Вскоре подошли остальные шесть машин. Металлическое кружево пилона вздымалось на невероятную высоту, исчезая в бездне черного неба. Херанг и остальные синзуны вышли из сахьенов. Я тоже сошел, приказав Ульне и ее брату оставаться в машине. Сжимая пистолет, я двинулся было к пилону – и остановился: мертвый исс лежал здесь, все еще сжимая оружие, в кольце застывших навсегда мисликов. Я приблизился. Из прозрачного шлема на меня смотрело знакомое лицо: это был тот самый начальник стражи, студент, остановивший меня и Сззана возле звездолета в тот вечер, когда синзуны только что прилетели. Его первое космическое путешествие стало последним. Чуть поодаль, у холма, почти на ребре стоял помятый ксилл с продырявленной броней.

Кроме пилонов, вокруг не было ничего: ни дорог, ни построек, ни малейших признаков разумной жизни. Я приблизился к подножию пилона: оно состояло из тысяч метровых мисликов, сплавленных в единую массу. И все это гигантское сооружение, насколько доставал луч моей лампы, оказалось скопищем мисликов. Я отчетливо различал геометрически строгие формы их панцирей. Значит, никакой “Машины, гасящей звезды” вообще не было! Или, вернее, она представляла собой все тех же проклятых мисликов, чья таинственная энергия, сконцентрированная в один пучок, была способна замедлять атомные процессы звезд. Физикам синзунов здесь нечего было делать, да и всем нам, всем существам из плоти и крови, тоже.

Вокруг в радиусе нескольких километров бомбы продолжали сыпаться градом, отодвигая тьму. Временно возникшая разрежённая атмосфера передавала глухой рокот взрывов, и почва вздрагивала под моими металлическими подошвами. Время истекало. Я приказал синзунам вернуться в сахьены и сам пошел к своей машине. Не знаю, что заставило меня поднять по дороге и взять с собой труп молодого исса. Наверное, мне была просто невыносима мысль, что этот юноша, с которым я недавно говорил, навсегда останется здесь, на холодной чужой планете, среди порождений Холода и Мрака.

Нам нужно было поехать всего с километр. К востоку от последнего, третьего пилона мы остановились и образовали тесный круг, готовые отразить мисликов, если те вернутся. Но они не вернулись. Несколько мгновений спустя неподалеку опустился первый большой ксилл, за ним другие и, наконец, наш флагман. Суилик ожидал нас вместе с двумя р’бенами. Увидев Бейшит, я почувствовал смущение: ведь мы так и не использовали новое оружие! Бейшит рассмеялась, – ее смех был гораздо больше похож на человеческий, чем посвистывание иссов.

– Зато мы его использовали! – объяснила она. – И, кажется, удачно. Вы попробуйте в следующий раз, когда…

– Готово? – прервал ее Суилик. – Взлетаем!

Планета, черная масса, где все еще мерцали синие или красные точки последних взрывов, словно провалилась вниз. Время от времени наш ксилл окутывался фиолетовым сиянием термических лучей: то и дело попадались рои мисликов, похожих на пчел из растревоженного улья, но они не представляли опасности, потому что их было сравнительно немного. Суилик вызывал поочередно всех капитанов уцелевших ксиллов: всего их осталось девяносто два из ста семидесяти двух. Сосредоточившись, эскадра иссов повисла на высоте ста километров.

Херанг доложил о результатах осмотра пилонов.

– Не думаю, чтобы теперь имело смысл разрушать эти пилоны, – проговорил Суилик. – Очевидно, они опасны только до тех пор, пока составляющие их мислики живы. Но кто знает? Смотрите хорошенько! Сейчас вы увидите зрелище, какого не видел никто со времен последней войны на Элле-Вен, – взрыв инфраатомной бомбы. Включай, Эссина!

Она нажала кнопку. Прошло несколько секунд. Далеко под нами быстро падала светящаяся точка, пока не растаяла в темноте. И вдруг над безымянной планетой загорелась звезда. Мгновенно превратилась она в чудовищную вспышку нестерпимого ярко-фиолетового пламени, которое все росло, ширилось, становилось синим, зеленым, желтым и, наконец, разразилось багровым ураганом. Вспышка озарила пространство километров на двести во все стороны от центра взрыва. Стали отчетливо видны равнины, горы и ущелья, черные трещины на серебристой замороженной почве. Потом все исчезло. Еще некоторое время было видно светящееся газовое облако, но скоро и оно рассеялось в пустоте.

– Можно уходить в ахун, – сказал Суилик.

Часть четвертая ЦАРСТВО МРАКА

1. ПРОКЛЯТАЯ ГАЛАКТИКА

Мы вернулись благополучно. Уже вечерело, когда Суилик посадил свой ксилл на нижней террасе Дома мудрецов. Далеко в небе растаяли темные пятна остальных ксиллов, направлявшихся к острову Аниасц. Мы вышли. Внезапно я почувствовал, что у меня не осталось ни сил, ни воли, ничего, кроме непреодолимого желания лечь и уснуть. Да и товарищам моим было не лучше. Прислонившись спиной к лиловому стволу дерева, я рассеянно блуждал взглядом по сумеречным окрестностям, слишком измученный, чтобы о чем-то говорить. Я не испытывал даже радости!

– Эссина, отведи Ульну в Дом чужестранцев и ложитесь обе спать, – приказал Суилик. – Слэр, Акейон и Херанг, вы пойдете со мной. Мы должны дать отчет мудрецам.

– Неужели нельзя подождать до завтра? – взмолился я.

– Нет. Каждая потерянная минута может означать гибель еще одного солнца. Успеешь отдохнуть потом.

По Лестнице человечеств я поднимался как во сне и даже не взглянул на собственную статую. Затем я, видимо, впал в полуобморочное состояние. Я только чувствовал, как меня несут, и пришел в себя от сияния фиолетовых ламп. Рядом со мной, на том же возвышении, лежали два синзуна и сам Суилик. Наши нервы сдали, и мы потеряли сознание один за другим, когда находились уже в вестибюле.

Силы возвращались ко мне вначале медленно, потом все быстрее и быстрее. Вскоре мы смогли подняться и рассказать Аззлему и Ассзе о ходе сражения. Но я испытал огромное облегчение, когда смог наконец вытянуться на своей постели в Доме чужестранцев. Разумеется, в эту ночь “тот, кто дает сон” мне не понадобился.

Иалтар стоял уже высоко в небе, когда я проснулся. Окно было раскрыто настежь, день сиял, и мне даже показалось, что я слышу, как поет птица, хотя на Элле вообще нет птиц. Но пение становилось все громче, все ближе! Я вскочил, подбежал к окну: внизу стояла Ульна и посвистывала, подражая щебету, экантона, чудесной летающей ящерки с Арбора. Рядом стояла Эссина.

– Мы пришли тебя будить, – сказала она. – Тебя ждет Аззлем. Я нашел его в лаборатории: вместе с Ассзой они стояли у аппарата, воспроизводящего излучения мисликов. Напротив в металлическом кресле сидела юная стройная исска, вызвавшаяся добровольно подвергнуться ослабленному облучению.

– Мы приближаемся к цели, – сказал Аззлем. – Может быть, скоро и мы иссы, будем так же неуязвимы, как вы, земляне и синзуны. После инъекции бсина, твоего бсина, Слэр, моя дочь Сенати два базика выдерживает излучение, которое прежде было для нее почти смертельно. К сожалению, стоит дать тройную дозу излучения, как защитный иммунитет перестает действовать. Однако я звал тебя не для того, чтобы это сообщить. Ты спас тело Миссана, единственное привезенное на Эллу. Остальные будут лежать непогребенными на проклятой планете, до тех пор пока мы не сможем прогнать оттуда мисликов. Миссан был сыном моего друга Стенсаеса, погибшего где-то в Пространстве вместе со своим ксиллом еще до твоего появления. По нашим древним обычаям, тот, кто вынес тело исса, павшего в бою, становится сыном родителей убитого и братом его братьев. Отныне ты можешь по праву говорить: “Мы, иссы…” – и никто не будет над тобой смеяться. У тебя необычная судьба, землянин! Теперь ты одновременно землянин, синзун и исс, сын трех планет. Иди, тебе надо присутствовать на похоронах твоего брата и войти в дом, который отныне твой. Эссина тебя проводит.

– А где Суилик? – спросил я.

– Он улетел к Кальвенольту во главе тысячи ксиллов. Высаживаться они не будут, поэтому синзуны ему не понадобятся. Не беспокойся, они только сбросят бомбы с большой высоты.

Я полетел на реобе вместе с Эссиной и Ульной. По пути я узнал, что Миссан был необычайно способным молодым студентом, которого Аззлем старался держать вдали от всех опасностей войны. Но закон иссов непреложен: в случае опасности никто не имеет права отвергать добровольца, а Миссан пошел добровольно. У него не было ни отца, ни матери, одна только старшая сестра Ассила, инженер на крупной продовольственной фабрике.

Ассила жила на острове Врессие, в шестистах бруннах от Дома мудрецов, – кстати, я забыл тебе сказать, что на Элле нет материков, только многочисленные острова, от крошечных до огромных, величиной чуть ли не с Австралию. Небольшой красный дом Ассилы стоял на холме, фасадом к морю.

Эссина представила мне мою “сестру”, юную девушку со светло-зеленой кожей и необычными глазами, не серыми, как у большинства иссов, а буквально изумрудными. Встретила она меня, словно я действительно был ее братом, сложив ладони чашей на уровне рта; это приветствие употребляется только среди членов одной семьи.

Похороны иссов поражают простотой. Тело Мисеана положили на металлической платформу перед домом под открытым небом. Жрец прочел короткую молитву. Затем, по подсказке Эссины, я взял Ассилу за руку, мы подошли к платформе и вместе нажали на маленький рычажок. Все отступили. Последовала сверкающая вспышка. Платформа была пуста.

– Где Миссан? – спросил жрец, обращаясь к собравшимся.

– Ушел к Свету, – ответили они.

И это было все.

Согласно обычаям, я провел в доме Миссана пять дней: Ульна и Эссина улетели в тот же вечер, и я остался один с Ассилой. Хотя она и сохраняла присущую иссам невозмутимость, я чувствовал, что она страдает, но ничем не мог ее утешить: слишком плохо я знал историю, обряды и внутреннюю жизнь иссов! Только тогда я понял, как поверхностна была моя ассимиляция. Печально бродил я по незнакомому дому, злился на все обычаи мира и чувствовал себя до крайности смущенным и несчастным. Проходили часы, а я все никак не мог решиться пойти спать в отведенную мне комнату, которая отныне по полному праву была моей. В доме царила тишина. Ассила молча сидела в общей зале. Я сел рядом, и так, в безмолвии, мы провели всю ночь. Мне редко приходилось испытывать столь же горькое чувство изолированности и одиночества, как в ту ночь бесконечного бдения на чужой планете рядом с незнакомой девушкой-исской.

Лишь когда рассвело, она заговорила. Без слез, без рыданий, рассказывала она о жизни своего младшего брата, такого талантливого, такого юного – и убитого в первом же бою, когда перед ним открывалось будущее! В борьбе с мисликами уже погибли одиннадцать членов их семьи. Она горько упрекала себя за то, что не полетела с братом, не умерла вместе с ним. Она любила его всей силой души, видела в нем будущего мудреца, одного из тех, кто составляет гордость расы. Она вспомнила о его детских играх, о его успехах в университете, о первой любви, когда он открылся ей, старшей сестре. И от всего этого не осталось ничего, ничего кроме ритуальной фразы: “Ушел к Свету”.

Я слушал ее, и все преграды, отделявшие меня от иссов, падали одна за другой. Так могла говорить любая земная женщина. И снова, как тогда, в пещере мислика на острове Санссин, я понял, что боль и страдания одинаковы во всей Вселенной. Я нашел слова утешения, забыв о том, что между Ассилой и мной пролегала пропасть в миллионы световых лет. Hо это было для меня не последним откровением.

Потом с самообладанием, присущим иссам, она занялась приготовлением завтрака.

Я пробыл с Ассилой еще четыре дня, затем вернулся в Дом чужестранцев на полуострове Эссантем. Но каждый восьмой день я теперь бывал у Ассилы, И постепенно я действительно привык смотреть на ее дом как на родной, а на его хозяйку как на близкую родственницу. До сих пор там, в моей комнате, ждут меня мои книги, заметки и всякая мелочь, которую я накопил на Элле. И я уверен, что время от времени моя сестра Ассила осведомляется у мудрецов, скоро ли я вернусь.

Между тем Седьмая и Шестая планеты были очищены от мисликов. К сожалению, для Кальвенольта это случилось слишком поздно: он продолжал медленно угасать. Первые мислики, появившиеся на ледяной поверхности Эль-Тоэа, были уничтожены вовремя, и этому солнцу ничто не угрожало. Что касается звезды Асселор, то у нее вообще не было планет и спектр ее сам по себе снова стал нормальным, поставив мудрецов еще перед одной загадкой природы.

Наше счастье, что мислики должны для поддержания жизни часто опускаться на какую-нибудь планету. Они неплохо себя чувствуют и в межпланетном пространстве, но могут существовать там всего несколько часов. Каким же образом перелетают они от звезды к звезде, а тем более от галактики к галактике? До сих пор это остается неразгаданной тайной. Все попытки обнаружить их в ахуне оказались тщетными. Некоторые ученые иссов думают, что существует несколько ахунов, иссы пользуются одним, синзуны – другим, мислики – третьим. Я в этом не слишком разбираюсь, но, по-моему, не может быть нескольких “ничто”. Мне это кажется бессмыслицей.

Среди мудрецов пошли слухи о каком-то большом начинании. Долгое время я не мог даже узнать, о чем идет речь. Ни Суилик, ни Сззан не были к этому причастны. Из Ассзы нельзя было вытянуть ни слова. Ульна знала не больше меня. Звездолет синзунов вернулся в сопровождении двадцати девяти таких же кораблей; все они базировались на острове Иносс, расположенном довольно близко от Дома мудрецов. На Элле они пробыли недолго и вскоре отправились на Рессан, чтобы высадить там пять тысяч синзунов, ядро новой колонии “Элла-Арбор”. На Элле остались только Хелон, Акейон, Ульна и команда “Тсалана”. По Закону на Элле могут жить только иссы, поэтому исключение, сделанное для Ульны и ее семьи, было редчайшим. Что касается меня, то подобный вопрос даже не возникал: я считался иссом.

В конце концов тайну открыл сам Аззлем. Речь шла о том, чтобы отправить экспедицию в проклятую галактику, то есть в галактику, полностью захваченную мисликами. Для первого раза была выбрана самая близкая галактика, та, что соседствовала с галактикой кайенов, коренастых гигантов с выпученными глазами.

Я был потрясен. Экспедиция на Седьмую планету казалась мне пределом риска. Но атаковать мисликов в их собственных владениях! Это представлялось чистейшим безумием, особенно после того как Аззлем сказал, что считает целесообразным послать в разведку меня и нескольких синзунов. Несмотря на мой опыт, я все еще боялся ахуна. Правда, с этой точки зрения перелет от галактики кайенов до проклятой галактики был ничуть не сложнее и не опаснее перелета до Седьмой планеты Кальвенольта.

Затем этот проект был, видимо, отвергнут. Во всяком случае, разговоров о нем я больше не слышал. Моя жизнь вернулась в привычное русло: днем я работал в биологической лаборатории, ночевал то у Суилика, то в Доме чужестранцев, а иногда и “у себя”. Суилик только что вернулся из новой экспедиции через ахун, но не говорил о ней ни слова. От Эссины я узнал, что он побывал у кайенов, но сам Суилик уверил меня, что эта экспедиция не имеет ничего общего с проектом нападения на мисликов. Долгое время я его видел лишь изредка и с большими перерывами. Он странствовал от одной галактики к другой, но цель его перелетов была окутана тайной. “Тсалан” тоже улетел на Рессан; на Элле из синзунов остались только Ульна и Акейон, которые работали в моей лаборатории.

В “выходные дни” – на Элле обязательны дни отдыха, три раза в эллийский месяц, – я вместе с Ульной и Эссиной знакомился с планетой Элла. Таким образом мне удалось кое-что узнать о сельском хозяйстве и промышленности иссов; до тех пор это как-то ускользало от моего внимания. На полосе шириной до нескольких сот километров по ту и другую сторону от зкватора иссы вырастили на островах пояс кустарниковых многолетних растений, достигающих двенадцати метров в высоту. Эти растения, их семена и стволы, идут на изготовление муки, из которой иссы готовят все свои блюда. Севернее и южнее этой полосы посажены самые разнообразные растения продуктово-промышленного назначения, поставляющие сырье, которое, по мнению иссов, проще брать из естественных источников, чем воспроизводить синтетически. Остальная часть планеты превращена в полудикий заповедник, среди которого расположены заселенные зоны. Большинство промышленных предприятий, за исключением шахт и рудников, сосредоточено в полярных районах. Кроме того, иссы интенсивно используют свои океаны, покрывающие семь десятых планеты. Однажды, во время подводного путешествия, я повидал их водорослевые луга, плантации морских культур и подводные рыбные промыслы.

Они получают энергию главным образом при расщеплении материи. В этом процессе используются даже не частицы атомных ядер, которые мы только сейчас начинаем изучать, а составляющие этих частиц, так называемые инфрануклеоны. Важно отметить, что основным видом энергии является у них отнюдь не электричество, однако определить природу этой энергии мне так же трудно, как нашему дикарю определить природу электричества. А ведь я не раз видел их генераторы и ежедневно пользовался этой энергией во всех. видах! Могу только сказать, что генераторы иссов необычайно сложны и довольно громоздки. Вообще иссы – несравненные физики. Даже Берантон, великий ученый синзунов, побывавший на Элле, вынужден был признать, что многие изобретения иссов ему просто непонятны!

К чести иссов следует сказать, что они ни от кого не скрывают своих знаний. Наоборот, для более интенсивного обмена идеями они открыли на Рессане ряд университетов для всех членов Союза человеческих миров. Во время недолгого пребывания на Рессане я сам прослушал лекцию по астрономии, которую читал человек-насекомое из Двенадцатой галактики; многое осталось для меня неясным, но я до сих пор помню превосходные снимки звездного неба и неведомых планет. Лектор, похожий на гигантского жука-богомола, сопровождал свою речь движениями безмерно длинных многосуставчатых рук. Среди его слушателей были почти все типы “людей”, представленные на Рессане.

Суилик прекратил наконец свои таинственные путешествия в космос, но мы по-прежнему видели его крайне редко: он целыми днями сидел на закрытых совещаниях Совета. Даже Эссина встречалась с ним не чаще, чем я. Поэтому почти все время я проводил в обществе Ульны и ее брата. Но вот однажды, когда мы работали в лаборатории сравнительной биологии, нас всех троих вызвал Ассза. Он протянул нам три коротких металлических цилиндра с толстыми рукоятками и сказал:

– Это ваше оружие, усовершенствованные термические пистолеты. По договоренности с Ур-шемоном Совет избрал вас для глубокой разведки в одной из проклятых галактик. Вам дадут специальный ксилл. Суилик проводит вас до планеты Ссафт звезды Гренсе галактики кайенов. Ему приказано остаться там и ждать вашего возвращения. При случае напомните ему этот приказ. Отлет через восемь дней.

О, эти восемь дней! Они показались мне безмерно длинными и в то же время короткими. Акейон и Ульна приняли как должное, что детей Ур-шемона первыми бросали в бой. Если бы решили по-иному, они сами потребовали бы для себя этой чести. Но при чем тут я, черт возьми! Напрасно я уверял себя, что излучения мисликов для меня практически безвредны, что броня нашего ксилла специально усилена и пробить ее невозможно, что у меня будет самое совершенное оружие и, наконец, что нас посылают не сражаться, а только на разведку, – все было тщетно: при одной мысли об этом рейде у меня мучительно сжималось сердце. Смутное предчувствие неминуемой катастрофы не оставляло меня. И предчувствие не обмануло. До сих пор не знаю, как я остался жив.

Несмотря на то что я потом подвергался еще большему риску, торпедируя звезды, этот рейд я не согласился бы повторить, даже если бы мне заранее обещали и жизнь, и власть, и славу, и всех самых прекрасных девушек любых планет! Ни за что!

Отлет прошел благополучно. Суилик вместе с Эссиной, еще двумя иссами и р’бенкой Бейшит сопровождал нас на своем старом ксилле “Сессон-Эссин”, что означает “Прекрасная Эссина”. На куполе нашего ксилла тоже стояла исская надпись, но когда Ульна попросила меня прочитать ее – теперь она довольно бегло говорила по-исски и даже немного по-французски, но читать ни на том, ни на другом языке не могла, – я смутился. Эта надпись была выдумкой Суилика. Обычно ксиллам дают лишь номера, если только капитан сам не захочет присвоить имя своему аппарату. Так вот, Суилик назвал мой ксилл “Ульна-тен-Силлон”, что означает “Ульна, моя мечта”. Выручил меня Акейон, который достаточно хорошо знал исскую письменность. Лукаво улыбаясь, он перевел: “Союз планет”.

“Ульна-тен-Силлон” был маленьким трехместным ксиллом, прототипом боевых ксиллов, которые потом пошли в серийное производство. В нем все было сурово, рационально, ничего лишнего – минимум удобств, максимум эффективности. Центральная кабина была заставлена различными пультами управления, связанными с двигателями, оружием и приборами. Во второй кабине висели одна над другой три койки. Остальное пространство внутри аппарата было занято запасами продовольствия, воздуха, боеприпасами и выходной камерой. Броня из сверхтвердого сплава, толщиной одиннадцать сантиметров, по словам Суилика, выдерживала удар мислика, развившего скорость до 8000 бруннов в базик, то есть около 4000 километров в час, хотя до сих пор подобной скорости мислики не развивали. Но даже в том случае, если броня не выдержит, оставался еще второй, внутренний слой толщиной семь сантиметров. Учитывая наш иммунитет к излучениям мисликов, мы могли считать себя неуязвимыми.

Оба ксилла одновременно ушли в ахун, чтобы оказаться в одном “пузыре” Пространства, и одновременно вынырнули примерно в миллионе километров от планеты Ссвфт. Это довольно приятная планета средней величины, немного побольше Земли, населенная сотнями миллионов кайенов. Мы опустились в северном ее полушарии, недалеко от города Врбор.

Удивительные существа эти кайены! У них рост до двух с четвертью метров, зеленоватая кожа, лысые круглые черепа, тусклые рачьи глаза, дырка вместо носа и широкий рот, усаженный множеством необычайно мелких зубов. Несмотря на длинные тонкие руки и ноги, кайены кажутся очень массивными, почти одинаковыми в высоту и в ширину. С первого же раза я почувствовал к ним необъяснимое отвращение, которого так и не смог преодолеть. То же самое чувствовали Ульна, Акейон и даже Эссина. Что касается Суилика, то он уже бывал здесь во время своих таинственных путешествий и с некоторыми кайенами даже подружился.

У них необычная цивилизация: кайены довольно скверные астрономы и посредственные физики, но зато непревзойденные химики. Их промышленность почти не использует металла; она целиком основана на искусственно синтезированных пластмассах. В духовном отношении, по словам Суилика, кайены высокоразвиты: у них есть замечательные поэты, выдающиеся философы, гениальные скульпторы и художники. Но я об этом судить не берусь, потому что ни разу не оставался на планете Ссафт более нескольких часов.

Мы не отходили далеко от своего ксилла. Он лежал посреди обширной голой степи, на которую то и дело садились аппараты, похожие на пластмассовые геликоптеры, совершенно прозрачные, вплоть до моторов. В легком, воздушном здании, напоминающем бар при аэродроме, нам подали вкусный напиток зеленого цвета. Суилик о чем-то поговорил с тремя кайенами, потом они вышли, и мы остались одни. Целая толпа, сдерживаемая вооруженной стражей, глазела издали на нас и наши ксиллы. Порывы ветра доносили оттуда специфический пряный запах.

Мы долго молчали. Все было уже сказано. Суилик вместе с Акейоном пошел в последний раз проверить “Ульну-тен-Силлон”. Я машинально взводил и опускал предохранитель термического пистолета. Взглянув на меня, Эссина что-то шепнула Ульне и Бейшит, и все трое прыснули.

Суилик вернулся.

– Брат, – сказал он мне, – пора! Помни: Совету нужны точные сведения, а не подвиги. Возвращайся. Будь осторожен. И, склонившись ко мне, добавил шепотом:

– Синзуны слишком опрометчивы. Следи за Акейоном!

Мы подошли к нашему ксиллу. Суилик последний раз похлопал меня по плечу и отбежал подальше. Эссина и Бейшит издалека посылали нам прощальный привет. Ульна была уже внутри. Нагнув голову, я последовал за ней, чувствуя, как бешено колотится мое сердце.

Мы взлетели сразу, едва захлопнулась дверца. С Суиликом было условлено, что мы пробудем в ахуне ровно два с половиной базика и ни за что не изменим направления, чтобы в случае катастрофы иссы знали, где нас искать. Вернуться мы должны были не позднее чем через двадцать эллийских дней.

В нужный момент ксилл вынырнул из ахуна. На всех экранах зияла чернота с редкими бледными пятнами далеких живых галактик. Акейон показал на ближайшее овальное пятно размером с половину луны:

– Наверное, галактика кайенов. Вон оттуда мы прилетели!

Если бы у нас был какой-нибудь волшебный телескоп сказочной мощности, мы бы увидели отсюда эту галактику не такой, какой ее знали, а какой она была пятьсот с лишним миллионов лет назад! Я включил специальный экран, действующий по принципу радара на волнах снесс, распространяющихся быстрее света. На экране возникло тусклое пятно – планета.

– Суилик говорил: “Выбирайте ближайшую планету подходящих размеров”, – напомнила Ульна. – Эта как будто подходит.

– Спускаемся, – решил Акейон. – Занять места! Оружие к бою!

Я сел к пульту управления оружием. Ульна вела наблюдения. На экране передо мной было развернуто все окружающее пространство в шести плоскостях: четыре горизонтальных направления, верх и низ. Перед Ульной был более чувствительный экран, позволявший при желании увеличивать тот или иной обозреваемый участок. Но пока мы не видели ничего, кроме неясного круглого пятна.

– Надо снизиться. Клэр, зону тепла!

Я опустил соответствующий рычажок. Тотчас же ксилл окутался тепловой зоной с температурой +27°, или, вернее, зоной, где любой предмет мгновенно нагрелся бы до такой температуры. Ни один мислик теперь не мог к нам приблизиться, и в то же время температура оставалась достаточно низкой, чтобы можно было выйти из ксилла в скафандрах.

Теперь планета заполнила почти весь нижний экран и мы начали различать детали: горные хребты, замерзшие реки, обширные гладкие пространства, видимо, океаны. Ксилл продолжал снижаться.

На берегу одного мертвого океана я заметил пирамидальное возвышение удивительно правильной формы и указал на него Ульне. Она быстро изменила регулировку экрана, изображение сразу приблизилось, и я услышал, как Ульна шепчет:

– Мой бог Этахан! На этой планете жили люди!

И действительно, то был город, вернее, его развалины. Он вырастал на глазах, и по мере приближения общая пирамидальная масса распадалась на башни и обелиски, в каком-то яростном порыве устремленные в черное небо. Чем ближе к центру города, тем чаще и выше становились сооружения. Они занимали площадь в несколько тысяч гектаров, а самая высокая башня вздымалась более чем на тысячу метров.

Я был потрясен. Какая фантастическая цивилизация, угасшая миллионы лет назад, воздвигла этот город? Ты знаешь, я всегда увлекался археологией, и в тот момент мной овладело непреодолимое желание высадиться именно здесь. Я сказал об этом Акейону.

– Сначала облетим вокруг планеты, – возразил он. – Если не увидим мисликов, тогда высадимся.

В течение долгих часов один за другим под нами проплывали скованные холодом океаны и материки. Во многих местах мы видели разрушенные города, но все они были гораздо меньше первого. То и дело ксилл снижался до самой поверхности, однако нам так и не удалось заметить ни одного мислика. Тогда мы вернулись к фантастическому мертвому городу, нашарив его лучом прожектора. В ярком свете на зданиях сверкал иней это был застывший воздух.

Мы сели на большой площади у подножия башни; вершина ее исчезала в темноте. Было решено, что на разведку пойдем мы с Ульной, а Акейон на всякий случай останется в ксилле. Мы облачились в скафандры, взяли запас воздуха на двенадцать часов, питательные таблетки, оружие и достаточное количество боеприпасов. Затем мы вышли наружу.

Несколько секунд я колебался, не зная, куда идти. Ксилл лежал на почти круглой площади, замкнутой со всех сторон гигантскими сооружениями. От соприкосновения с теплой зоной твердый воздух разжижался, испарялся, и скоро густой туман скрыл от нас “Ульну-тен-Силлон”. Впрочем, это нас не беспокоило. Мы пошли прямо вперед.

Перед нами открылся сводчатый туннель, ведущий в крытую улицу. Все двери из зеленого металла были заперты. Они показались мне чересчур низкими по сравнению с высотой самих зданий. Так мы прошли с километр, никуда не сворачивая, чтобы не заблудиться. Фасады домов были удивительно голые – ни надписи, ни статуи, ничего, что могло бы рассказать об этом исчезнувшем человечестве. Я уже собирался высадить одну менее прочную дверь, как вдруг почва задрожала у нас под ногами. Предчувствуя нечто ужасное, я схватил Ульну за руку и мы побежали назад, к площади. Там, где недавно стоял наш ксилл, теперь громоздилась гора из камней, металла и прочих материалов. Видимо, под действием тепла башня, стоявшая слева, обрушилась прямо на “Ульну-тен-Силлон”. В полной тишине все новые обломки нагромождались на эту пирамиду. Чтобы не упасть, Ульна прислонилась спиной к стене. Я слышал, как она пробормотала:

– Хэн, Акейон, Акейон сетан сон!

Все замерло. Потом огромная конструкция бесшумно заколыхалась во тьме и медленно обрушилась. Мы были одни на неведомой планете, за миллионы километров от наших друзей, с запасом воздуха на одиннадцать часов.

И тогда, отразив всем своим панцирем свет моего фонаря, появился первый мислик.

2. ПЛЕННИКИ МИСЛИКОВ

Человек – а я включаю в это понятие иссов, синзунов и всех им подобных – все-таки удивительнейшее создание!

Мы были обречены, надежды не оставалось никакой, но нам даже в голову не пришло сложить оружие. Едва показался панцирь первого мислика, я немедленно выстрелил. Он погиб, даже не успев начать излучение. С бьющимися сердцами мы выжидали; больше никто не появлялся.

Оставаться на площади было вдвойне опасно: во-первых, здания продолжали рушиться, а во-вторых, мислики здесь просто могли взлететь и раздавить нас. Мы отступили по уже разведанной крытой улице, бросив последний взгляд на гору обломков, под которой были погребены наш ксилл и Акейон. Здесь, в узком проходе, нам нужно было следить только за тем, что происходило впереди и сзади. Миновав дом, возле которого я останавливался, мы вышли на вторую площадь. Она кишела мисликами, встретившими нас яростным излучением. Но их попытки были тщетны. Нам пришлось буквально перескакивать через тела мисликов, и тут я убедился, что мы встретились с другой породой, отличной от мисликов с Седьмой планеты Кальвенольта: эти были шире, короче, иной формы, и излучение их имело не фиолетовый цвет, а скорее индиговый.

Несколько часов мы шли по улицам мертвого города, не встречая ни одной открытой двери или хотя бы такой, которую можно было взломать. По неизвестным причинам, прежде чем погибнуть, жители города тщательно закупорили свои дома. Единственной интересной находкой была шестиколесная машина, попавшаяся нам в десятке километров от первой площади. Я уже собирался ее осмотреть, когда на нас опять напали мислики. Их были сотни, и они скользили в двух–трех футах над поверхностью. Даже подбитые нашими термическими пистолетами, они продолжали лететь по инерции, и нам стоило большого труда избежать столкновения. Затем мислики переменили тактику. Теперь они атаковали так быстро и так внезапно, что нам пришлось броситься ниц и открыть настоящий заградительный огонь, безбожно расходуя боеприпасы. Через несколько минут вся улица и ближайшие закоулки были нагреты до такой температуры, что ни один мислик уже не мог здесь появиться, и атака захлебнулась.

Печально сидели мы на ступеньках какого-то дома. Воздуха у нас оставалось всего на три часа. Усталость давала себя знать; сквозь прозрачный шлем я видел запавшие глаза и измученное лицо Ульны. Мы лишь изредка обменивались короткими фразами. Я слышал, герои романов обычно выбирают для нежных признаний самые отчаянные ситуации, но могу тебя уверить, что нам было не до этого. Так мы сидели долго. Я начал засыпать.

Вдруг Ульна меня встряхнула.

– Мислики! Они возвращаются!

На этот раз они возвращались ползком, огибая горы металлических трупов. Решив, что двум смертям не бывать, мы подпустили их как можно ближе и начали расстреливать в упор. Один мислик успел взлететь; мы с трудом увернулись, он с ходу проломил дверь, которая была у нас за спиной.

Ульна бросилась в отверстие, я последовал за ней. Мы очутились в обширной комнате с бесформенными обломками в тех местах, где, видимо, когда-то стояла мебель. Напрасно искали мы лестницу или лифт, чтобы проникнуть в верхние этажи. Если таковые и существовали, то они, наверное, давно обрушились. Зато мы обнаружили ход в низкий подземный туннель, где я мог идти только согнувшись. Вскоре стало ясно, что этот туннель тянется параллельно второй улице, расположенной под первой. Мы продолжали идти по нему, не обращая внимания на боковые ответвления: все они, как мы убедились, вели в такие же комнаты, как те, через которую мы вошли, голые или заваленные совершенно бесполезными для нас обломками. В тот момент мне было явно не до археологических изысканий!

Затем, почти неощутимо, туннель пошел под уклон. Мы не обратили на это внимания и продолжали идти, как во сне, пока я с размаху не налетел на металлическую дверь. Дальше пути не было. Но на этой двери я впервые увидел барельеф – огненное колесо или стилизованное изображение солнца.

Только теперь, когда идти дальше было некуда, почувствовали мы всю тяжесть усталости. Вот уже десять часов, как мы были на ногах. Воздуха у нас оставалось всего на час. Машинально взглянул я на барометр, укрепленный на запястье моего скафандра: атмосферное давление уже не было нулевым, и термометр, показывал +8°. Значит, мы были в зоне, недоступной для мисликов. И здесь был воздух, но в ничтожных количествах. Его не хватило бы даже для того, чтобы пустить в ход легкие компрессоры, укрепленные у нас на плечами. Но тем не менее это был добрый знак: может быть, за металлической дверью атмосфера не так разрежена!

Мы начали лихорадочно осматривать дверь. В ней не оказалось ни замка, ни скважины, но я уже был знаком с более совершенными системами дверных запоров. Терпеливо, сантиметр за сантиметром ощупывали мы поверхность двери, поочередно нажимали на каждый луч солнца, пытались их повернуть. Все было напрасно. Прошло уже полчаса. Медленно, неотвратимо стрелка манометра кислородных баллонов приближалась к нулю.

Мы уже теряли последнюю надежду, когда дверь вдруг со скрежетом распахнулась. Мы закрыли ее за собой; вторая точно такая же дверь преграждала нам путь.

– Шлюзовая камера, – пробормотала Ульна. – Может быть, за второй дверью есть воздух?

Мы попытались вспомнить, при каких обстоятельствах открылась первая дверь, и вскоре нам это удалось: нужно было нажать на верхний луч и слегка отвести его влево. И вот мы очутились в темной комнате, где барометр показывал почти одну эллийскую атмосферу. Я включил анализатор – его трубки покраснели одна за другой: кислорода достаточно, никаких ядовитых газов нет. Осторожно отвинтил я окошечко своего шлема, сделал первый вдох. Воздух был сух, свеж и вполне пригоден для дыхания. Мы были спасены! Или, во всяком случае, получили отсрочку.

Обширная комната была голой, пустой и, видимо, не имела другого выхода, кроме той двери, через которую мы вошли. Прежде всего мы поспешили освободиться от громоздких скафандров, тяжело давивших на усталые плечи. Совершенно измученные, растянулись мы рядышком на полу, погасили лампы и мгновенно заснули.

Видимо, спал я беспокойно, потому что во сне откатился к противоположной стенке. Пытаясь отыскать лампу, я долго шарил в темноте руками, наконец сел и ухватился за какой-то рычажок на уровне своей головы. Он подался – и… случилось чудо! Мне показалось, что в глубине комнаты открылась вторая дверь и на фоне светлого прямоугольника возник человеческий силуэт! Он был невелик, и я видел только общие контуры, не различая отдельных черт. Затем он так же внезапно исчез, а на его месте появился огненный шар и странные слова зазвучали в моих ушах.

– Ульна! – крикнул я. – Ульна, проснись!

Огненный шар исчез, теперь я видел звездное небо. Потом появилось изображение планеты; сначала это был вид с очень большой высоты, но постепенно планета приближалась. Перед нашими глазами проплывали горы, леса, океаны, равнины, и странный голос все время повторял:

– Сифан, Сифан, Сифан!..

Я понял, что так называлась эта планета.

Но вот вращение планеты приостановилось и мы увидели тот же самый город, но только залитый лучами солнца; он назывался Герсэа. Площади его были заполнены машинами и живыми существами, которых с большой высоты мы не могли как следует рассмотреть.

Затем на экране – потому что это был всего-навсего экран – возникло изображение окрестных полей с рядами пурпурных растений, похожих на эллийское деревце гинисси, и также, по словам Ульны, на кустарник трэнтэзор с Арбора. По синей дороге мчалась шестиколесная машина, вроде той, которую я хотел осмотреть, когда на нас напали мислики. Дорога поднималась все выше в горы к обсерватории, сооруженной на самой вершине. – во всяком случае, мы приняли это здание за обсерваторию. Пока сменялись эти изображения, все время слышался голос диктора, но мы, разумеется, не понимали ни слова. Объектив приблизился к машине. Из нее вышло двуногое четверорукое создание с круглой головой; лица мы не смогли рассмотреть. Существо вошло в здание.

На секунду экран погас, потом на нем снова возникло изображение солнца; на наших глазах оно медленно краснело и угасало. И тогда мы поняли, что перед нами разворачивалась история гибели этого мира. Тот, кто приехал на машине, видимо, был ученым или крупным государственным деятелем, потому что мы видели, как он выступал на советах, управлял странными машинами, отдавал приказы войскам и наконец рухнул в своем прозрачном скафандре, задавленный надвигающимися мисликами. Но до этого мы видели, как он регулировал крохотные аппаратики и закрывал двери, украшенные символом пылающего солнца, – этот барельеф мы сразу узнали. В последнем кадре фильма один из странных людей приподнимал каменную плиту, расположенную как раз под рычажком, на который я случайно нажал.

Само собой разумеется, едва прошло первое потрясение, мы принялись искать такую плиту и нашли ее без труда. Под ней открылась винтовая лестница. Облачившись на всякий случай в скафандры, мы спустились по ней и оказались в обширной комнате, залитой мягким зеленоватым светом. Через металлическую дверь мы проникли во второй зал, затем в третий, четвертый, пятый – их тут была целая анфилада! И если первый был пуст, то остальные оказались наполовину заставленными массивными металлическими ящиками, открыть которые нам не удалось. Наконец дверь последнего зала вывела нас к подножию другой винтовой лестницы. Через четверть часа подъема мы добрались до шлюзовой камеры и оказались под прозрачным куполом башни, где-то уже за пределами города. Двойная дверь-шлюз позволяла выйти наружу, но мы ею не воспользовались: вокруг кишели мислики.

И вот потекли странные дни странной жизни, продолжавшейся целый земной месяц. Воздуха у нас теперь было достаточно, кроме того, Ульна обнаружила, что вместо трех запасных коробок с пищей она взяла всего две, зато третья оказалась с питательными таблетками для космонавтов. Одной этой коробки нам хватило бы на год с лишним, но воды у нас было всего на два месяца. Дело в том, что в ранец скафандра вмонтирован маленький остроумный аппарат, который позволяет на мертвых планетах выделять воду из сжиженных или отвердевших газов, но фильтр каждого аппарата мог действовать не более месяца. И все же теперь мы могли выжить. Мы строго следовали инструкциям Суилика, – значит, спасательная экспедиция могла нас отыскать.

Теперь, когда непосредственная опасность миновала, Ульна дала волю скорби. Я пытался ее утешить, как мог: ксилл очень прочен, возможно, Акейон жив и, если это так, иссы освободят его из плена одновременно с нами. Все было тщетно: она ни во что не верила. Но действительность оказалась еще невероятнее!

Делать нам было нечего: только есть, спать и ждать. Мы снова и снова просматривали фильм о гибели Сифана, пока не запомнили его во всех подробностях, и не раз благословляли изобретательность гения, построившего это убежище, чтобы сохранить память о своем народе. Из прозрачного купола я наблюдал за мисликами. Они быстро заметили нас, но, убедившись, что их излучения бессильны и что разбить купол невозможно, так же быстро перестали обращать на нас внимание.

Защищенный прочной прозрачной сферой, я вел свои наблюдения целыми днями, словно студент-биолог, изучающий под микроскопом новых микробов или неведомых насекомых. Правда, мое положение было хуже, потому что я не мог экспериментировать. Целый месяц, пока длилось наше заключение, мы тщетно пытались понять смысл движений мисликов. Пожалуй, можно сказать, – я даже в этом уверен, – что мы с Ульной узнали о них больше, чем кто бы то ни было во всем мироздании, за исключением разве самих мисликов. И несмотря на это, к концу месяца мы знали о них так же мало, как и раньше. Нам не удалось подметить ничего похожего на организованную деятельность в нашем смысле слова, ничего похожего на инстинкты или хотя бы на простейший тропизм – способность изменяться под воздействием среды. И в то же время по опыту на острове Санссин я знал, что они обладают разумом, не имеющим ничего общего с нашим, а также чувствительностью, для нас более понятной.

Очевидно, у мисликов есть органы чувств, хотя невозможно даже представить, что это такое. Во всяком случае, они никогда не натыкались на прозрачный купол, разве что в самом начале, когда пытались его разбить. Они явно чувствовали наше присутствие, и вскоре мы начали отличать “знакомых” мисликов от “чужих”, которые зря тратили на нас излучение. Некоторые обосновались в мертвом городе: мы различали их по особому рисунку на панцирях.

Кое-что о мисликах мне все же удалось узнать. Они находятся в постоянном движении и никогда не спят; за одним мисликом мы с Ульной следили поочередно пятьдесят часов подряд, и все это время он беспрестанно выписывал зигзаги неподалеку от нашего купола. Мислики редко появляются в одиночку, но нельзя сказать, что живут группами, потому что скопища мисликов распадаются так же легко, как возникают, и мислики переползают от одной кучи к другой без всяких видимых причин. Иногда они собираются в тесные рои штук по сто с лишним и как бы сплавляются в одну металлическую массу. Такое состояние продолжается от нескольких секунд до многих часов. Затем масса опять распадается на отдельных мисликов. Сначала я думал, что наблюдаю за своеобразным процессом воспроизведения, однако из таких роев выходит столько же мисликов, сколько было вначале.

Относительно слабый свет ламп затруднял наблюдения: вне их лучей царила непроницаемая тьма. Кроме того, нам не хватало приборов-регистраторов. Я бы дорого дал, чтобы иметь в те дни мой шлем с усилителем мыслей, в котором я спускался в пещеру; может быть, тогда мне удалось бы хоть что-нибудь понять в природе этих чудовищ. Но мы были пленниками прозрачного купола, обреченными на роль пассивных наблюдателей.

Тем не менее ряд соображений позволил мне создать некое подобие теории о происхождении мисликов; позднее я изложил свое мнение Ассзе и тот нашел его достаточно обоснованным. Ты, конечно, знаешь, что при температуре, близкой к абсолютному нулю, возникают явления сверхпроводимости и сопротивление в металлических проводниках почти исчезает. Можно себе представить, что предки мисликов, отличавшиеся от них примерно так же, как первая живая клетка на Земле отличается от нас, возникли в результате подобного явления сверхпроводимости. Какой-нибудь железо никелевый кристалл мог оказаться на мертвой планете в электромагнитном поле со сложной и ускоренной амплитудой колебаний, и в нем родилось нечто вроде электрической жизни. Если допустить эту возможность, дальнейшая эволюция мисликов станет такой же понятной, как эволюция всех земных существ. Этот кристалл мог в свою очередь индукционным путем создать своеобразную форму жизни в других кристаллах с новыми видоизменениями, накоплениями и усложнениями качеств. Правда, смертоносное излучение мисликов нельзя отнести к электромагнитным явлениям, но тем не менее каждый из них окружен мощным электромагнитным полем.

На третий день, когда запасы воды подошли к концу, нам пришлось сделать вылазку. Мы выбрали момент, когда в поле зрения остались только два мислика; я вышел первым и уничтожил их двумя выстрелами. Тем временем Ульна торопливо наполнила мешки смесью льда и твердого воздуха. После долгой возни мне все-таки удалось вскрыть один из металлических ящиков в нижнем зале: в нем оказались стопки металлических пластинок с выгравированными знаками, похожими на письменность кхмеров. Этот ящик мы превратили в цистерну для воды. Во время второй вылазки нам посчастливилось найти слева от купола глыбы чистого льда и сразу наполнить ящик почти до краев. Я говорю “посчастливилось”, потому что в дальнейшем мислики все время ползали вокруг башни сотнями.

Когда я думаю о фантастическом стечении множества счастливых обстоятельств, благодаря которым мы уцелели, я иной раз спрашиваю себя, уж не хранило ли нас, как говорится, провидение? Но тут же я вспоминаю, что те, кому не повезло, не возвращаются и, естественно, не могут рассказать о своем невезении, хотя таких, несомненно, гораздо больше, нежели счастливчиков.

Но дни шли и я уже начал сомневаться в нашей удаче. Что касается Ульны, то она давно утратила всякую надежду и погрузилась в безысходную скорбь. Куда девалось ее былое мужество? Особенно тяжко повлияла на нее гибель брата. С отчаянием смотрел я, как она тает день ото дня, почти совсем не ест и становится все бледнее и слабее. Часами сидела она рядом со мной, держась за мою руку. И хотя мы оба прекрасно знали, что любим друг друга, даже в этом не было нам утешения, потому что суровая мораль синзунов запрещает говорить о любви, когда семья в трауре. Объясняться в любви синзунке, которая только что потеряла брата, было бы не просто невоспитанностью, а страшным преступлением.

В один из таких дней – если только можно говорить о днях в этом царстве мрака – мы сидели под куполом. Несколько мисликов пересекли луч моей лампы. В черном небе бледно светились продолговатые пятна далеких галактик. И вдруг ослепительный свет брызнул откуда-то с высоты, заливая город, отбрасывая резкие тени от шпилей и башен, устремленных в небо. Потом свет ударил по куполу, заставив нас вскрикнуть от резкой боли в глазах.

– Ульна, это иссы! Иссы!

Трясущимися руками я помог ей надеть шлем и сам приготовился к выходу. Надо было во что бы то ни стало дать знак, что мы здесь. Я вставил в магазин пистолета штук двадцать “горячих” пуль, приоткрыл дверь и начал стрелять. В отличие от “теплых” пуль, повышающих температуру всего на несколько десятков градусов “горячие” выделяют тепло в сотни градусов и дают яркие вспышки. Я стрелял без перерыва, целясь в ближайшую кучу мисликов; когда патроны кончились, Ульна протянула мне свой пистолет. Луч прожектора ощупывал равнину. Раза два он прошел над куполом, потом замер. Аппарат начал снижаться, очень медленно, как нам казалось, но в действительности даже излишне быстро. Свет прожектора отражался от обледенелой почвы, создавая вокруг неясные сумерки, в которых я наконец различил на высоте нескольких метров гигантскую вытянутую тень: это был не ксилл, а звездолет синзунов, “Тсалан”!

– Ульна, это твои!

Она упала на лед в глубоком обмороке. Подхватив ее на руки, я побежал к звездолету; он уже опустился, окутанный туманом кипящего воздуха. Скользя в полужидкой каше, спотыкаясь о мертвых мисликов, я с трудом сохранял равновесие, стараясь не уронить Ульну. Две фигуры в скафандрах подхватили ее из моих рук, повели меня за собой. Мы поднялись по входной лестнице, прошли шлюзовую камеру, и я очутился в коридоре “Тсалана” лицом к лицу с Суиликом и… Акейоном!

Первая моя реакция была совершенно нелепой: я отвел Суилика в сторону, упрекая его за то, что он прилетел, потому что для иссов это слишком опасно. Вместо того чтобы возмутиться, он с улыбкой ответил:

– Землянин Слэр остался таким же. На тебя никак не угодишь. Кто-то должен был показать дорогу!

– Но ведь Акейон знает!… – возразил я.

– Акейон после пережитых приключений до сих пор не может опомниться. Он тебе сам все расскажет.

С нас уже стаскивали скафандры. Ульну, все еще в обмороке, унесли в госпиталь, где я когда-то лежал. Ею занялся сам великий Виседом, хотя он сразу сказал, что с этим случаем справится любой студент. Когда Ульна открыла глаза, мы с Суиликом вышли, оставив ее с отцом и братом.

Четверть часа спустя все собрались в кабине управления. “Тсалан” был уже в ахуне, или, как говорят синзуны, в рр’ооре, на пути к галактике кайенов, где нас ожидали с ксиллами Эссина и Бейшит. Вот что рассказал нам Акейон о своем необычайном приключении.

Когда башня обрушилась на “Ульну-тен-Силлон”, Акейон от толчка вылетел из кресла, ударился о переборку и потерял сознание. В таком состоянии он пролежал более трех базиков. Когда Акейон наконец очнулся, он понял, что погребен под развалинами. Особенно это его не обеспокоило – припасов и энергии в ксилле хватило бы на несколько месяцев, – но его волновала наша судьба, и он сразу начал думать, как бы ему освободить ксилл и взять нас на борт.

Броня ксилла выдержала, никакой утечки воздуха Акейон не обнаружил. Двигатели тоже работали нормально, однако приподнять всю гору обломков они не смогли. В этом и заключается неудобство маленьких ксиллов: у них высокая скорость, превосходная маневренность, но недостаточная мощность. И тогда Акейон, сознавая смертельную опасность подобного маневра, решил сразу уйти в ахун, а затем вернуться за нами.

Казалось, переход в ахун совершился нормально, разве что толчок был гораздо сильнее обычного. Но когда Акейон почти тотчас совершил обратный маневр, он, вместо того чтобы вынырнуть в Пространство где-то поблизости от только что оставленной планеты, очутился в почти абсолютной темноте, непроницаемой даже для лучей снесс. Где-то в бесконечной дали едва светилось чуть заметное бледное пятно галактики, вернее, скопления галактик.

В этом месте рассказ Акейона был надолго прерван чисто техническим спором, который затеял Суилик. Иссы начали изучать ахун задолго до синзунов и в этом отношении стоят на голову выше остальных. Из всего разговора я понял следующее.

Переход в ахун на сей раз совершился не в космосе, как обычно, а с поверхности планеты, поэтому импульс оказался слишком силен. Частица Пространства вместе с ксиллом оторвалась от нашей Вселенной, пересекла ахун – если только можно пересечь Ничто – и врезалась в одну из негативных Вселенных, между которыми наша Вселенная зажата, как ломать ветчины между двумя половинками сандвича.

Итак, Акейон вынырнул в Пространстве антимира, к счастью, достаточно далеко от какого-либо скопления антиматерии. Некоторое время он не мог сообразить, куда попал. Счетчик радиации то и дело потрескивал, стрелка отмечала внезапные появления проникающих лучей. Такие счетчики служат для определения в Пространстве зон, где интенсивность космических лучей превышает допустимую норму. Но эти лучи резко отличались от обычных космических. К тому же космические лучи здесь, вдали от всех галактик, были бы ничтожно слабы.

– И вдруг я понял! – рассказывал Акейон. – Я вспомнил когда-то прослушанные лекции о теоретической возможности существования антимиров и о их особенностях. Сверхжесткое излучение, отмечаемое счетчиком, возникало в результате аннигиляции редких атомов антиматерии при столкновении с материей ксилла. Каждую секунду я мог попасть в область скопления антиматерии, и тогда – прощайте все миры и антимиры!

Он лихорадочно начал сверять показания регистратора кривой Пространства, счетчик Пространства-Времени, гравиметров и прочих сложных приборов, необходимых для полета в космос и через ахун. Если бы ему удалось точно рассчитать маневр, он бы еще сумел возвратиться в нашу Вселенную. Несмотря на все свое мужество и хладнокровие, Акейон нервничал. Но попробуй представить его положение: он был затерян где-то в антимире, еще более чужом, чем проклятые галактики мисликов, и каждую секунду мог превратиться в ничто, исчезнув в чудовищной вспышке аннигиляции. Словно подстегивая его разум, счетчик радиации потрескивал все чаще.

Акейон храбро сражался с вычислительными таблицами, написанными исскими цифрами, делал расчет за расчетом, проверял их и перепроверял. Казалось, все было верно. Тогда, стиснув зубы, он придал ксиллу необходимую скорость, затем перешел в ахун…

Почти тотчас же Акейон вынырнул из ахуна. Но, вместо того чтобы оказаться где-нибудь в проклятой галактике, он очутился среди миллионов сияющих звезд какой-то молодой галактики нашего Пространства. Акейон решил, что расчет был неверен и он угодил в другую позитивную Вселенную, расположенную за антимиром.

Он направил ксилл к звезде, вокруг которой вращался целый рой планет, видимых на увеличивающем экране. На одну из этих планет Акейон сел, предварительно облетев ее кругом: она казалась пустынной; видимо, на ней существовали только растительные формы жизни. Там он провел дней девять, снова и снова проверяя сложные расчеты. Отыскать и спасти нас с Ульной он уже не надеялся.

Здесь рассказ Акейона опять был прерван научной дискуссией, в которой вряд ли что-нибудь понял бы даже сам Эйнштейн!

На десятый день Акейон снова ушел в ахун, вынырнул, опустился на другой планете и заново проверил все расчеты. С каждым днем ему все больше казалось, что он безвозвратно заблудился в космосе. Наконец на двадцать шестой день он очутился вблизи обитаемого мира. Акейон спикировал и сел на планете кайенов всего в нескольких километрах от того места, где Суилик ожидал нашего возвращения. Акейона тоже спас счастливый случай, на сей раз помноженный на волю и научные знания.

“Тсалан” достиг планеты Ссвфт на заре. Эссина и Бейшит встретили нас восторженно. С теплым чувством смотрел я на свой ксилл – единственный аппарат, побывавший в антимире. От ударов, полученных на Сифане, на его куполе осталось всего несколько вмятин.

В тот же вечер я официально попросил у Хелона руки его дочери.

3. МИНЕРЫ МЕРТВЫХ ЗВЕЗД

Мы не стали задерживаться на планете кайенов и к полудню следующего дня вернулись на Эллу. Я был измучен физически и духовно, нервы у меня сдали. Хелон сказал, что я получу ответ на Элле вечером в день прилета.

Оставив Ульну, нуждавшуюся в настоящем отдыхе, на “Тсалане”, я вместе с Суиликом направился в зал Совета. Свой подробнейший отчет я закончил выводом, что иссы, по-видимому, были правы: никакое сосуществование людей с мисликами, во всяком случае в пределах одной солнечной системы, просто невозможно. Но если мы вынуждены яростно защищать наши галактики, прибавил я, то с мисликами как с таковыми разделаться вряд ли удастся, потому что их триллионы и триллионы на тысячах мертвых галактик.

Это заявление пришлось собравшимся не по вкусу. Помимо того, что мислики несут гибель всякой белковой жизни, для иссов они остаются также врагом метафизическим, воплощением Зла, которое должно быть навсегда уничтожено во всем мироздании. Один из мудрецов возразил мне:

– Ты сказал, что планета Сифан до прихода мисликов была населена людьми. Почему же мислики не довольствуются ледяными галактиками, которые нам не нужны и недоступны? Почему они гасят наши солнца? Нет, никаких компромиссов. Мислики должны исчезнуть!

– Но такая борьба продлится миллионы лет! Как ни могуче ваше орудие, вы не сможете отвоевать планеты одну за другой. Да и зачем вам эти скованные льдами миры, на которых уже нельзя жить? – Позабыв о том, что формально я сам принадлежу к иссам, я почти защищал мисликов.

– Мертвые планеты нам не нужны, хотя на них и может быть ценное сырье. У нас и без того хватает необитаемых миров. Но мислики должны исчезнуть. Они не выносят света и тепла, поэтому, чтобы их уничтожить, мы снова зажжем их звезды.

– Что-что? – завопил я, позабыв обо всех правилах вежливости. – Зажечь звезды?!?

– Сниссон сказал, что мы должны снова зажечь погасшие звезды, – уточнил Аззлем. – Во всяком случае, мы попытаемся. Теоретически это возможно. Практически задача может оказаться невероятно трудной. Но мы все равно попытаемся. Пока ты отсутствовал, предварительные опыты уже начались. Тебя известят, когда придет время.

Я едва не задохнулся от изумления. Разумеется, с тех пор как я покинул Землю, мне приходилось видеть вещи одна другой фантастичнее. Я даже допускал – проходилось верить свои глазам, – что мислики, эти поразительные существа, обладают способностью гасить звезды. Но то, что иссы, которые в конечном счете были всего-навсего людьми, собирались снова зажечь эти звезды… У меня голова шла кругом, а Аззлем продолжал как ни в чем не бывало:

– Чтобы провести решающий опыт, нам, видимо, понадобится еще год. Тем временем мы будем продолжать исследования проклятых галактик, не предпринимая, однако, широких наступательных операций, чтобы не подвергать лишней опасности жизни иссов или синзунов.

На этом Аззлем закрыл заседание. Я поспешил отыскать ожидавшего меня Суилика. Услышав, о чем шла речь, он сказал:

– Я знаю. Недавно была создана специальная группа физиков во главе с Ассзой и синзуном Верантоном; в нее вошли около ста иссов и почти столько же представителей других человечеств. Наша Бейшит возглавляет физиков р’бенов. А знаешь, кто будет командовать ксиллами этой группы?

– Нет.

– Я. А руководить десантным отрядом, наверное, поручат тебе. Похоже, у тебя это неплохо получается, – добавил он смеясь.

“Тсалан” уже находился на своем обычном месте. Я обошел звездолет стороной и направился к той самой лестнице, где впервые увидел Ульну. То, что Хелон не ответил сразу, казалось мне дурным предзнаменованием. Я ожидал заката с нетерпением и в то же время со страхом: что-то принесет мне вечер? Небо было безоблачные, нежно-малиновым, каким оно бывает на Элле, когда лучи заходящего Иалтара пронизывают влажный воздух. Я сидел у моря на песчаном пляже.

Вдруг за моей спиной послышался шум шагов по песку. Ко мне подошел синзун, приветствовал меня.

– Сонг Всеволод Клэр, – сказал он, называя мой синзунский титул, – тебя ждет Ур-шемон.

Я последовал за ним. Нос “Тсалана” гигантским конусом возвышался над нашими головами. Хелон в окружении Акейона, Виседома и еще четырех пожилых синзунов ожидал меня в центральном зале.

– Вчера ты попросил у меня руки моей дочери Ульны, начал он без лишних предисловий. – В принципе ты имеешь на это право, потому что ты вольный и благородный синзун. Но подобный брак между разными человечествами – дело неслыханное ни для нас, ни для наших друзей иссов. До встречи с тобой мы вообще не видели человечеств, которые были бы достаточно близки к нам, чтобы можно было говорить о супружестве. Даже между иссами и кренами, которые настолько походят на иссов, что они сами порой не могут отличить кренов от своих соотечественников, до сих пор не было ни одной свадьбы. Однако наши биологи, исследовавшие тебя, пока ты лежал в нашем госпитале, утверждают, что по химическому составу твоя протоплазма ничем не отличается от нашей. Кроме того, в тебе уже есть частицы синзунских костей, синзунские сосуды и синзунские мышцы. У тебя идентичный метаболизм, точно такое же количество хромосом и, вероятно, такое же количество генов, как у нас. Следовательно, твой случай особый. Единственное различие заключается в том, что у тебя пять пальцев, а не четыре, но у наших далеких предков тоже было пять пальцев. Таким образом, никаких препятствий к браку нет, кроме психологических. Однако Ульна, – тут он улыбнулся, – согласилась. Поэтому я отвечаю тебе: да! Но знай: свадьба любого члена семьи шемонов может состояться только в столице Арбора, Берисенкоре, и вам придется отправиться туда, как только иссы дадут тебе разрешение. Да, да, иссы должны дать разрешение, потому что ты одновременно землянин, синзун и исс. Хотел бы я знать, – добавил он шутливо, – какой планете будут принадлежать ваши дети?!

В течение всей этой длинной речи я чувствовал себя, как на горячих угольях, и лишь в конце вздохнул с радостью и облегчением. По обычаю синзунов я молча поклонился. Благодарить в таких случаях не принято: синзуны благодарят только за мелкие подарки.

– Предупреждаю, – снова заговорил Хелон, – что по нашим правилам ты теперь не должен видеться с Ульной. Ты увидишь ее только в день свадьбы. А пока можешь ей писать.

Я вышел из “Тсалана” с легким сердцем. И тут же натолкнулся на вездесущего Суилика, с которым и поделился радостной вестью.

– Что делать, все кругом женятся! – воскликнул он. Сначала мы с Эссиной, потом Бейшит, которая только что объявила мне, что выходит замуж за Сефера, а теперь вы с Ульной. Но ты нарушил наши обычаи!

– Каким образом?

– Ты ведь был мой стеен-сетан, а со дня моей свадьбы не прошло и года. Значит, ты должен заплатить мне выкуп. Раньше такой выкуп был довольно велик – обычно требовали слиток платины величиной с кулак! Теперь это пустяки: даже если ты сам не достанешь платину, любая лаборатория изготовит тебе такой слиток. Насколько я знаю, твоя свадьба должна быть на Арборе. Как же ты туда попадешь? Совет не отпустит ни один звездолет синзунов. Но, если хочешь, я вас доставлю на Арбор на своем ксилле.

Вот так три дня спустя мы отправились на Арбор – Суилик, Эссина, Хелон, Акейон, я и Ульна – в особой кабине, вход в которую для меня был запрещен.

Как-нибудь я тебе расскажу обо всех пышных церемониях, сопровождавших свадьбу дочери Ур-шемона. И обо всем великолепии Арбора.

Насколько мягка и спокойна Элла, насколько ужасны мертвые миры, которые мне довелось повидать, настолько же буен и прекрасен Арбор с его фиолетово-синими океанами, с его горами высотой до двадцати километров, с его необъятными зелеными и пурпурными лесами, которые синзуны ревниво оберегают, Я никогда не забуду те короткие шесть дней – восемь земных, что мы провели после свадьбы в долине Тар! Там, в одном из лесов, о которых я только что говорил, возле синего ручья, что течет с ледника, стоит на склоне маленький домик – специально для молодоженов. Несколькими километрами ниже горный поток наталкивается на плотину, образуя озеро, по берегам которого раскинулся город радости Нимоэ. Однако ни один синзун не пересекает незримой границы, отделяющей заповедную долину от города. Это древний обычай, существующий, если не ошибаюсь, и у наших индейцев-апачи: молодые пары должны провести несколько дней в полном уединении. И, с моей точки зрения, нам не мешало бы перенять такой обычай.

К недостаткам синзунской цивилизации, по-моему, следует отнести необычайное пристрастие ко всяким церемониям: в этом отношении с ними не мог бы сравниться и древний Китай. Как только истекли наши заветные шесть дней, мне пришлось принимать участие во всевозможных празднествах и пирах. Обычаев я не знал, все время боялся совершить какую-нибудь неловкость и испытал истинное облегчение, когда шемоны сообщили мне, что я могу, когда пожелаю, вернуться на Эллу.

На Арборе мне довелось пережить еще один волнующий момент. Как-то раз Акейон взял меня с собой в центральную обсерваторию планеты, расположенную в южном полушарии. И там астрономы показали мне бледное светлое пятнышко, затерянное где-то в созвездии Бренория, – нашу родную галактику. С помощью самых мощных аппаратов – принцип их действия отличен от наших телескопов – это пятно при максимальном увеличении превращается в звездную пыль, рассеянную по спирали. И среди всех этих звезд незримое в их сиянии мерцало наше скромное Солнце, вокруг которого вращалась моя родная Земля, такая маленькая, такая бесконечно далекая. Видимый мною свет шел от нашей галактики восемьсот тысяч лет, и, если бы совершенство синзунской техники позволило мне взглянуть на Землю, передо мной в лучшем случае предстало бы несколько жалких питекантропов где-нибудь на опушке леса.

Сейчас, вернувшись на Землю, каждый вечер, когда небо ясное, мы с Ульной отыскиваем среди звезд туманность Андромеды. И когда я вижу ее, я почти физически ощущаю необъятность разделяющего нас пространства. Галактика иссов так далека, что ее невозможно увидеть даже в самые мощные телескопы. Но когда я вижу бледное опаловое пятно, когда думаю, что эта женщина, сидящая рядом, родилась там и что я сам там побывал…

Ну, так вот, через три месяца мы покинули Арбор. Как и было условлено, Суилик прилетел за нами. Мы стартовали из астропорта Берисенкора, забитого огромными звездолетами, поддерживающими связь между Арбором и другими синзунскими поселениями. Наш ксилл рядом с ними казался просто крошечным.

Едва мы взлетели, Суилик сообщил мне, что я действительно включен в штаб эскадры “минеров мертвых звезд”. Похоже, что Суилик становился на Элле важной персоной. Но сейчас меня интересовало другое: уже давно я задумывался, почему, собственно, иссы все время дают мне ответственные и… весьма опасные поручения? Мое настоящее место было бы в группе биологов. А для таких поручений хватало синзунов: они обладали таким же иммунитетом против излучений мисликов, а кроме того, были превосходными физиками. Видимо, эллийцы всерьез отнеслись к моему “усыновлению” и для них я был иссом, правда, иссом с красной кровью, но все-таки своим, а не чужестранцем, как синзуны. Наконец, Суилика связывала со мной глубокая дружба, и, настаивая на моей кандидатуре, этот молодой исс, выделявшийся безумной храбростью даже среди своего народа ученых-храбрецов, преподносил мне таким образом самый прекрасный подарок, какой был в его власти, – приключение.

Сколько раз я в душе проклинал – разумеется, не нашу дружбу, а эти ее последствия!

На Элле мы поселились в моем доме на острове Брессие. Ульна и моя названная сестра Ассила быстро нашли общий язык. В течение года мы с Ульной продолжали работать в группе биологов, стараясь найти эффективный способ защиты иссов от излучений мисликов. Но, видимо, это теоретически невозможно: особые волны мисликов разрушают дыхательные клетки иссов и всех других человечеств, за исключением синзунов и нас, землян. И пока не изменены свойства самого организма, тут, пожалуй, ничего не поделаешь. Ассза изучил этот вопрос с точки зрения физики и пришел к тому же выводу. Тем не менее путем впрыскивания некоторых химических препаратов нам удалось замедлить разрушительное действие смертоносных лучей, конечно, при условии, что излучение было не слишком сильным.

Однажды, когда мы вышли из лаборатории, Суилик увлек нас к своему ксиллу и сразу, без всяких объяснений, взлетел. Я уже познакомился с управлением этими аппаратами и скоро понял, что мы летим к Марсу. Ни я, ни Ульна там еще не бывали, поэтому мы не стали возражать. Мы летели с предельной для межпланетных путешествий скоростью.

Марс почти девственная планета, отдаленно напоминающая Арбор, но более сухая и пустынная. Мы долго летели на большой высоте, затем Суилик резко спикировал к огромному зданию завода, где строились ксиллы для всех исских планет. Только пусть слово “завод” не вызовет у тебя представления о несмолкающем лязге и грохоте: иссы терпеть не могут шума, и все процессы протекают у них почти в абсолютной тишине. Сборка ксиллов происходила на конвейере, вокруг работали автоматы под наблюдением нескольких иссов. Мы шли через просторные цехи не останавливаясь. Наконец Суилик ввел нас в обширный ангар, где заканчивалась сборка нового ксилла гигантских размеров: более трехсот метров диаметром при максимальной толщине в центре до шестидесяти метров, он скорее напоминал по форме пологий купол в отличие от классической чечевицы. Некоторое время мы молча смотрели на ксилл, потом Суилик сказал:

– Это наш будущий корабль; на нем мы полетим зажигать мертвые солнца.

– Но почему такие размеры и такая форма? – спросил я.

– Иначе нельзя. Аппарат для воспламенения солнца огромен, и просто сбросить его невозможно. Значит, нам придется опуститься на поверхность мертвой звезды. А ты знаешь, что там чудовищная сила тяготения: мы будем немедленно раздавлены собственным весом, если нас не защитит мощное антигравитационное поле. Но чтобы создать такое поле, потребуется фантастический запас энергии, поэтому на ксилле придется смонтировать настоящую энергостанцию. Что касается формы, то куполообразный свод позволит ксиллу легче выдерживать собственную тяжесть. При всем этом мы вряд ли сможем пробыть на мертвом солнце более одного базика.

Прошло еще несколько месяцев. Мало-помалу я привык к мысли, что мне придется участвовать в этой невероятной экспедиции. Дни спокойно текли за днями. Во всяком случае, казалось, что все спокойно. Но в эти дни самые выдающиеся ученые всех галактик, собранные на Трех Планетах, напряженно работали над осуществлением великого плана. Порой, глядя на умиротворяющие пейзажи Эллы, я думал, что за всей этой безмятежностью скрывается неустанная головокружительная деятельность, и в такие минуты чувствовал себя безнадежно отставшим, растерянным и несчастным, как маленький дикарь, случайно попавший на борт современного лайнера.

Я работал в лаборатории с какой-то яростью, до полного изнеможения, потому что считал себя как бы посланцем Земли, представителем нашей цивилизации, столь гордой своей техникой, которая – увы! – была давным-давно превзойдена во многих других мирах. Мне казалось, что если я сделаю значительное открытие, то тем самым завоюю полное право жить на Элле, перестану быть бедным родственником, диковинкой и превращусь в равного среди равных в содружестве человеческих планет. Поэтому по вечерам я засиживался допоздна, знакомясь с последними статьями иссов или изучая с помощью Ульны труды синзунов. И не раз поминал я добрым словом своих земных учителей: пусть мне часто не хватало знаний, зато наши методы работы оказались на высоте и я быстро усваивал новые понятия.

Самое смешное во всем этом, что, пока я так изводил самого себя и жаловался на свое невежество, иссы сразу признали меня полезным членом своего общества и с первых же дней доверили мне руководство группой молодых биологов. Я и в самом деле, хотя бы благодаря особенностям своего организма, знал много того, что иссам было внове. Что касается синзунов, то, несмотря на выдающиеся успехи в области биофизики почти все болезни они, как и иссы, лечат соответствующими облучениями, – они то ли забыли, то ли недооценили роль химии, и именно в этой области мне удалось добиться кое-каких результатов, о которых я уже говорил, а именно найти препарат для временного предохранения иссов от лучей мисликов.

Наша совместная жизнь с Ульной вначале была совсем не легка. Синзуны вообще чрезвычайно мнительны, а я частенько бываю несдержан. Нам предстояло также заполнить пропасть, образованную различиями в воспитании. Хорошо, что хоть религия не усложняла нам жизнь: синзуны, как и я, – убежденные атеисты. Зато было множество мелочей, которые, случалось, приводили к ссорам. Взять хотя бы такую любопытную деталь: несмотря на всю свою культуру и церемонность, синзуны едят руками; ты сегодня, наверное, сам заметил, что Ульна еще не совсем освоилась с вилкой. А она никак не могла смириться с моей привычкой работать по ночам и уж совсем не понимала, почему это я так не люблю вставать в предрассветную рань. Но постепенно между нами воцарилось согласие. У синзунок есть по крайней мере одно неоспоримое преимущество перед их земными сестрами: они никогда не угрожают вернуться к своей доброй мамочке!

Но вот однажды, когда я, как ящерица, грелся на солнце перед домом, болтая с Ассилой и Ульной, какая-то тень упала на нас: это был тот самый гигантский ксилл, что мы видели на Марсе. Под управлением Суилика он, несмотря на свою тяжесть, описал несколько изящными кругов, пронесся над плоской крышей и исчез за горизонтом. А через полчаса я получил от Аззлема приказ немедленно явиться в Дом мудрецов.

Я посадил свой реоб на террасе. Гигантский ксилл тихонько покачивался на волнах у края пирса. Суилик ждал меня один.

– Разве Эссина не с тобой? – спросил я.

– Нет. В этой экспедиции женщин не будет. Ты ведь тоже не берешь Ульну!

– Когда мы улетаем?

– Скоро. Пойдем, мудрецы хотят тебя видеть.

Аззлем и Ассза не заставили нас ждать. Аззлем сразу приступил к делу:

– Слэр, мы еще раз даем тебе опасное поручение. Ты знаешь, Суилик добился, чтобы тебя включили в его штаб. Мы не могли отказать – к тому не было причин, однако мы считали, что можно обойтись и без тебя. Но потом оказалось, что без тебя обойтись будет трудно. В основных чертах ты знаком с планом: на специальном ксилле вы опуститесь на застывшую поверхность мертвого солнца и установите огромный аппарат, способный возобновить ядерную реакцию. По правде говоря, этот аппарат гораздо мощнее: мы собирались только зажигать погасшее звезды, но, видимо, будем их взрывать. В страшном атомном взрыве окружающие планеты могут погибнуть вместе с мисликами.

Так вот, дело в следующем: на поверхности звезд вы будете испытывать во много раз большее тяготение, чем на Элле. Чтобы вас не раздавило, ксилл имеет приспособление для создания антигравитационного поля. Но для такого поля требуется масса энергии, и оно сможет просуществовать всего полбазика. К тому времени все должно быть кончено, иначе вас просто расплющит собственный вес. С другой стороны, самая ответственная часть взрывателя, которую нельзя ни разобрать, ни смонтировать заранее, пока еще слишком тяжела, несмотря на все старания снизить ее вес. На мертвой звезде ее не сможет поднять ни исс, ни синзун.

– Но автоматы… – начал я.

Аззлем досадливо зашипел:

– Ты прекрасно знаешь, что автоматы в антигравитационных полях не действуют! Поэтому мы решили использовать твою физическую силу. Ты согласен?

– Разве я могу отказаться? – ответил я.

– В таком случае мы поместим тебя в камеру с искусственным полем тяготения, чтобы определить, сумеешь ли ты справиться с замедлителем и при каких условиях. Антигравитационное поле ксилла некоторое время будет обратно пропорционально силе притяжения мертвого солнца. Но очень короткое время, так что тебе надо действовать быстро. Пойдем!

Впервые я попал в физическую лабораторию. На меня надели специальный скафандр, армированный металлическими стержнями с шарнирами на коленях, в поясе и в локтях: внутреннее его устройство напоминало антиперегрузочные комбинезоны наших летчиков на сверхзвуковых самолетах. Облачившись в эти доспехи, я встал под медный купол на металлическую плиту. У моих ног лежала сложная деталь. Я нагнулся и без труда поднял ее; для исса это было бы почти невозможно.

Ассза подошел к реостату.

– Внимание! Тяготение два!

Я почувствовал, как тяжелею. Поднимать деталь становилось труднее. Ассза постепенно увеличивал силу притяжения. Руки и ноги у меня наливались свинцом, движения становились все медленнее, кровь приливала к ногам, несмотря на скафандр. Потом меня окутал “черный туман”, хорошо знакомый пилотам, но уже задолго до этого момента я не мог поднять замедлитель. Так же постепенно Ассза довел тяготение до нормального.

– Как раз! – сказал он. – А для некоторых звезд даже маловато. Надо будет что-то придумать, чтобы автоматизировать эту операцию. Но в конце концов мы можем попробовать на маленьком солнце!

На следующий день Суилик увел свой ксилл к острову Аниасц для последних приготовлений, и почти месяц я не слышал о нем ни слова. Потом Ассза зашел ко мне в лабораторию; он коротко сказал, что все готово: завтра мы летим торпедировать мертвое солнце в той проклятой галактике, где я уже побывал.

В тот вечер мы не вернулись к себе, а остались в Доме чужестранцев. Когда Иалтар уже садился, с запада показался гигантский ксилл и опустился на море у края полуострова. Через несколько минут подошли Суилик с Эссиной, Сефер с Бейшит, Акейон и Берантон, великий синзунский физик. Таким образом, весь штаб “Ссуинсса” – это слово означает “Разрушитель” – был в сборе. Состоялся прощальный банкет без речей. Мы с Ульной ушли пораньше и отправились на берег. Была мягкая, теплая ночь, море чуть светилось, большие волны медленно накатывались на берег. Ари и Арци заливали все холодным светом, мириады звезд сияли в высоте. Над самым горизонтом еще мерцал постепенно тускнеющий кровавый Кальвенольт. Серебряные лучи двух лун дробили черные тени деревьев. Мы сели в этой зыбкой тени, глядя, как волны выносят на песок пенные кружева.

Так мы сидели долго в глубоком молчании. Да и что могли мы сказать? То, что готовилось, было неизмеримо значительнее наших личных судеб! Отступить я уже не мог, да и не желал, хотя временами содрогался от ужаса. Ульна знала, что на этот раз я полечу один.

У самой воды слева от нас появилась еще одна пара. Судя по стройным, немного хрупким силуэтам, это были иссы. Они приблизились, и мы узнали Суилика с Эссиной. Я встал, хотел их окликнуть, но Ульна дернула меня за тунику, шепнув:

– Оставь их! Им тоже надо проститься.

Я промолчал. Иссы прошли, не заметив нас, и растаяли в темноте. Но скоро они вернулись, и не одни: их спутники казались еще тоньше; я понял, что это Бейшит и Сефер. На этот раз, когда они поравнялись с нами, я их окликнул и они подсели к нам.

Я вынул из кармана трубку, закурил. Хотя сами иссы не курят и считают этот обычай странным, на Элле есть растение, не уступающее по аромату нашим лучшим табакам, но гораздо менее вредное. Я привез с собой немного рассады, но она, к сожалению, не прижилась. Так вот, я раскурил трубку, и привычные жесты перенесли меня на много лет назад. Однажды вечером, в 1944 году, я точно так же докуривал свою последнюю трубку на берегу Средиземного моря в ночь перед высадкой в Провансе, и рядом курили мои товарищи, которым суждено было погибнуть на следующее утро.

Я повернулся к Суилику.

– Как думаешь, мы вернемся?

Он ответил мне исской поговоркой:

– Угадай, где хвост у стисснассана!

Стисснассан – это эллинский червяк, у которого голова так похожа на хвост, что спорящие ошибаются в пяти случаях из десяти.

– Мисликов на мертвых солнцах, наверное, нет, – продолжал он. – И дело не в них. Основная опасность в том, что у нас очень мало времени, чтобы установить килсим. Может быть, все будет зависеть от твоей силы. На месте мудрецов я бы, пожалуй, подождал, пока не будут созданы роботы, способные действовать в антигравитационных полях. Но, с другой стороны, на изготовление килсима уже затрачено огромное количество энергии и теперь ее надо использовать.

– Как можно сомневаться?! – возмутилась Бейшит. – Все будет хорошо!

– Бейшит участвовала в разработке проекта, – с чуть заметной усмешкой объяснил Суилик. – Понятно, что она так уверена в своем детище. Что касается меня, я успокоюсь только тогда, когда килсим сработает. И не просто сработает. Потому что взорвется он обязятельно. Но он должен сработать вовремя… или мы исчезнем!

– То есть как это? – не понял я.

– Килсим – аппарат пока еще экспериментальный и… опасный. После того как будет смонтирована последняя деталь, в твоем распоряжении останется ровно одна минута, чтобы успеть вставить замедлитель. Если тебе это удастся, взрыв произойдет через базик, но если нет – через две минуты. Излишне говорить, что в этом случае мы не успеем удалиться от мертвой звезды. А уходить прямо в ахун из ее чудовищного поля тяготения немыслимо; мы почти наверняка попадем в какой-нибудь антимир. И далеко не каждому так везет, как повезло Акейону. Но к чему беспокоиться! Когда наступит эта минута, я усилю напряжение антигравитационного поля до предела. И ты справишься!

Арци медленно уходила за горизонт. Поднялся свежий ветер. Мы сидели молча. Потом Ульна вполголоса запела гимн покорителей космоса. Когда она дошла до слов о “тех, кто встретил смерть в неведомых мирах”, горло ее сжала мгновенная судорога, но она допела гимн до конца. Потом Бейшит низким и очень чистым голосом спела древнюю песню своей планеты, протяжную и мрачную, похожую на заклинание. Все стали просить меня спеть им песню Земли, и я не нашел ничего более подходящего, чем грозная песня корсаров Жана Варта:

Лишь не знающие страха С нами вместе поплывут!..

“Да, не знающие страха, – думал я. – Но что значат все подвиги древних мореплавателей по сравнению с этим фантастическим рейдом! Ведь мы летим зажигать солнце!…”

– Что бы ни случилось, друзья, – вдруг заговорил до сих пор молчавший Сефер, – человеческие планеты могут нами гордиться. Если даже мы потерпим неудачу, за нами придут другие. Но мы все равно останемся первыми.

– Конечно, – усмехнулся Суилик. – Только постараемся не походить на бравого Оссинси!

– Кто такой Оссинси?

– Это был знаменитый воин на Элле-Вен, много тысяч лет назад. До нас дошла песня о нем. Споем, Эссина?

И они пропели нам песнь о подвигах Оссинси. Это был такой славный воин, что ему ни с кем не удавалось сразиться: враги бежали при одном упоминании его имени. Но вот однажды он набрел на старого отшельника, который никогда не слыхал о нем. Разозленный тем, что Оссинси нарушил его уединение, отшельник, вместо того чтобы бежать, обрушился на воина с проклятиями. В смятении Оссинси подумал, что перед ним какой-то сказочный герой, если он смеет его проклинать, и сам обратился в бегство, да так стремительно, что бежит до сих пор.

После этой иронической песенки мы расстались.

Ксилл стартовал на заре. Эссина, Бейшит и Ульна пришли проводить нас на пирс. Прозвучали прощальные слова, и металлическая дверь закрылась за нами.

Первая часть перелета прошла спокойно, если не считать более заметных толчков при переходе в ахун, вызванных значительной массой ксилла. Мы вынырнули в проклятой галактике, но Суилик не знал, где точно находится планета Сифан, на которой мы с Ульной провели тот страшный месяц. Пролетев над ближайшей планетой, мы обнаружили, что она захвачена мисликами. Солнечная система, которую мы намеревались оживить, насчитывала примерно двенадцать планет, но это, разумеется, приблизительная цифра. Мы начали спускаться к мертвому солнцу.

Вместе с Верантоном, Акейоном и Суиликом я сидел в кабине управления, в сеалле. Помимо обычных, уже знакомых приборов, которыми я умел пользоваться, хотя и не все в них понимал, здесь была масса новых аппаратов специального назначения.

– До мертвого солнца лететь еще несколько базиков, – сказал Суилик. – Будет неплохо, если Верантон покажет тебе заранее, что именно нужно сделать.

Я последовал за физиком. Экипаж “Ссуинсса” состоял всего из пятидесяти человек – двадцати пяти иссов и двадцати пяти синзунов. Большую часть ксилла занимал огромный круглый зал, пол которого делился на две части – центральный круг и внешнее кольцо. В середине стояло уродливое приземистое сооружение высотой примерно три метра, диаметром до тридцати. Оно явно не было закончено: тут же на металлическом полу лежали еще не смонтированное детали. Среди них я увидел тот самый замедлитель реакции, который мне предстояло вставить на место. На внешнем кольце располагались антигравитационные генераторы; в их поле мы должны были работать на мертвой звезде.

– Как только мы опустимся, – сказал Бераитон, – центральный круг вместе с килсимом отделится. Антигравитационное поле будет включено заранее. Но чтобы уравновесить притяжение мертвого солнца, потребуется столько энергии, что ее хватит всего на половину базика с момента посадки. Значит, придется поторопиться. Когда килсим будет включен, мы отлетим подальше и уйдем в ахун, чтобы снова выйти в Пространство для наблюдений за результатами опыта. Иди сюда, отработай все движения – это несложно. Ты берешь замедлитель, вставляешь его в это отверстие, поворачиваешь на 90 градусов, вдвигаешь еще наполовину и еще раз поворачиваешь в обратном направлении. Вот и все. Но когда я подам знак, не медли ни секунды, это главное! От тебя будет зависеть наша жизнь. Теперь попробуй. Килсим еще не включен, опасности нет.

Мы находились в Пространстве вдали от мощных центров притяжения, поэтому задача показалась мне нетрудной. Я отрабатывал каждое движение до тех пор, пока не стал вставлять замедлитель с закрытыми глазами.

– Скоро деталь будет весить больше. Прежде чем мы закончим сборку килсима, попробуешь еще раз.

– Не стоит, – возразил я. – И так все ясно. Лучше я поберегу силы.

Мы вернулись в сеалл. Орбиты больших планет остались позади, и теперь мы пролетали мимо внутренних планет. Когда последняя исчезла из виду, Суилик включил антигравитационное поле и дал сигнал боевой тревоги. Мы облачились в специальные скафандры, но пока остались в сеалле. Верантон и Суилик приступили к серии сложных маневров: опуститься на мертвое солнце неизмеримо сложнее, чем на любую планету. Внезапно расход энергии резко повысился, лица астронавтов омрачились. Затем все вошло в норму.

Но когда до цели оставалось около десяти тысяч километров, расход энергии снова угрожающе возрос. Нужно было немедля принимать решение: продолжать спуск, ограничив пребывание на мертвом солнце до трети базика вместо половины, или поворачивать назад. Экипаж и командование единогласно решили спускаться. Берантон приказал начать монтаж килсима заранее, принимая все меры предосторожности.

Все кроме Суилика, который не мог отойти от приборов управления, спустились в большой зал. Антигравитационные генераторы тихо гудели. Вокруг килсима сновали инженеры-монтажники. Несмотря на мощное внутреннее поле, притяжение становилось все сильнее и стрелка гравиметра уже приближалась ко второму делению. Потом она перешла его. Наши движения сделались тяжелыми и неловкими. Берантон приказал мне лечь: я должен был сохранить силы для решающего момента.

Последовал легкий толчок: ксилл скользнул вперед и замер. Центральная платформа медленно опустилась. Мы были на поверхности мертвого солнца. Ксилл поднялся и повис в трех метрах над нами. Вокруг в холодном свете прожекторов простирались застывшие волны металла и окалины – жуткий удручающий пейзаж! Теперь в нашем распоряжении оставалась ровно треть базика, или тридцать эллийских минут, за которые мы должны были успеть все закончить. В моем шлеме звучал бесстрастный голос Суилика, отмечавшего время: “Двадцать девять минут… двадцать восемь… двадцать семь…”

Но что случилось с командой монтажников? Казалось, они еще не сдвинулись с места! С трудом повернув голову, я увидел, как инженеры, стесненные в движениях из-за своих скафандров, еле волоча ноги, работают мучительно медленно, как в дурном сне! Берантон, прислонившись к килсиму, руководил сборкой.

“Двадцать пять… двадцать четыре… двадцать три…”

Большая часть деталей все еще валялась на стендах и полу. Какие же мы идиоты – сиизуны, иссы, р’бены, я сам, все! Если роботы не действуют в антигравитационных полях, то обыкновенный кран, да что кран – просто блок в десять раз облегчил бы задачу. Но эти слишком цивилизованные существа позабыли о таких простых приспособлениях!

“Двадцать… девятнадцать… восемнадцать…”

Напряжение антигравитационного поля не было постоянным и ритмично менялось. Меня то вдавливало в ложе, то приподнимало, то вдавливало, то приподнимало…

“Пятнадцать… четырнадцать… тринадцать…”

Постепенно последние детали становились на место. Берантон крикнул:

– Внимание! Когда я подам знак, наступит твоя очередь. У тебя останется ровно одна земная минута. Приготовиться!

“Двенадцать… одиннадцать… десять…”

– Когда я опущу руку, начнется твоя минута. Иди сюда!

Я встал, с трудом дотащился до замедлителя. Он показался мне чудовищным. Никогда, ни за что не смогу я его поднять!

“Девять…”

– Берантон! Я не смогу! Останови…

“Восемь…”

– Слишком поздно! Давай!

Он уронил руку. Я нагнулся, ухватился за деталь, полный страстной решимости. Выхода не было: чудовище уже пробудилось. Теперь я держал в руках наш единственный шанс на спасение – замедлитель реакции, который даст нам время уйти в ахун. Ухнув, как дровосек, я поднял его рывком. Берантон, глядя на мои земные часы, отсчитывал секунды.

– Пятьдесять пять…

Я сделал шаг, положил конец замедлителя на край отверстия.

– Пятьдесят…

Нет, деталь была слишком тяжела! Куда ее поворачивать, направо или налево? Внутри скафандра пот заливал мне глаза.

– Сорок…

О чем думает этот болван Суилик! Он же обещал дать максимальное напряжение антигравитационных полей, когда придет моя очередь!

– Тридцать пять…

Вокруг меня сборщики медленно расползались в стороны, придавленные страшным притяжением. Невероятным усилием я приподнял замедлитель на нужную высоту. Мне показалось, что я уже чувствую дрожь в недрах чудовища. А что, если иссы ошиблись? Что, если килсим взорвется сейчас?

– Тридцать…

Охваченный ужасом, я повернул деталь, но не в ту сторону, в какую надо.

– В другом направлении, в другом направлении, – закричал Берантон. – Двадцать пять…

И вдруг мне почудилось, будто деталь сразу стала легче. Я смог ее повернуть, вставить глубже. Мне оставалось только повернуть ее еще раз. Но куда теперь? Разумеется, в обратном направлении. Но куда я ее поворачивал в первый раз? Совершенно ничего не соображая, я простоял, наверное, целую секунду.

– Двадцать…

– Вот так!

Деталь словно сама встала на место. Берантон машинально пытался отереть пот, струившийся по его лицу под шлемом скафандра.

– Десять, – проговорил он.

– Семь, – отозвался голос Суилика. – Внимание, я снижаюсь. Входите в ксилл!

Купол ксилла накрыл нас. В последний раз я бросил взгляд на волны застывшего металла, которых больше не увидит никто. Как можно скорее, из последних сил передвигая ноги, мы забрались на внутреннее кольцо. Ксилл тотчас взлетел, оставив внизу центральный диск с грозной массой килсима. Он быстро уменьшался и скоро исчез из глаз. Мы дотащились до герметических дверей, вползли в ксилл. Притяжение все еще было так велико, что никто не решался подняться по лестнице. Когда оно немного ослабло, мы полезли вверх, изнемогая от усталости. Я был уже на полпути, как вдруг вся тяжесть исчезла и я почувствовал себя легче пушинки: это ксилл ушел в ахун.

4. ИСКРА В НОЧИ

Один за другим все расходились по своим местам. Я вернулся в сеалл.

– Где мы? – спросил я Суилика.

– Где-то в Пространстве. Надеюсь, достаточно далеко, чтобы ничего не бояться. Подождем взрыва.

– Теперь придется ждать целый базик?

– Нет, больше. Взрыв произойдет через базик, но мы его увидим только через пять–шесть базиков, в зависимости от расстояния до звезды. Ты забыл, что свет распространяется не мгновенно. А что касается волн снесс, которые распространяются быстрее обычных, – не думаю, чтобы взрыв значительно увеличил их поток. Впрочем, попробуем засечь.

Берантон и Сефер готовили регистрационную аппаратуру. Мы ждали. В ксилле царила тишина, нарушаемая лишь мягким гулом вспомогательных двигателей да чуть слышным шипением воздуха, прогоняемого через фильтры. Я уселся поглубже в удобное кресло и, сломленный усталостью, задремал.

Разбудил меня какой-то вопль. Я открыл глаза. Свет был погашен, но экран полыхал яростным пламенем, а на его фоне жесткими тенями выделялись силуэты исса, синзуна и р’бена. Ослепленный, я отвернулся. Суилик, прикрывая глаза одной рукой, другой лихорадочно крутил рукоятку настройки. Приглушенный фильтрами, свет ослабел. Вцепившись в ручки своего кресла, я жадно вглядывался в фантастическое зрелище, в котором была и моя доля усилий, – возрождение солнца!

В глубине черного неба сияло ослепительное, несмотря на фильтры, пятно, расползаясь с каждой секундой. Затем из него вырвались лиловатые языки пламени и поползли в трех направлениях, вытягиваясь, как гигантские пальцы. Картина была грандиозная и жуткая, особенно потому что вокруг не мерцало ни одной звезды. Бледные пятна далеких галактик растворились в сиянии нового светила.

– Суилик, почему ты меня не разбудил? – крикнул я.

– Взрыв застал нас врасплох. Он произошел раньше, чем мы ожидали, а это означает, что мы находимся гораздо ближе, чем думали, даже слишком близко, если говорить начистоту. Посмотри на счетчик радиации!

Стрелка счетчика неуклонно ползла влево, приближаясь к красной черте, обозначающей опасность. Берантон и Сефер невозмутимо наблюдали за приборами-регистраторами.

– Осторожно, уходим в ахун!

Я почувствовал характерный толчок. Экран погас. Почти тотчас последовал новый толчок при выходе из ахуна, однако экран остался таким же темным.

– Куда мы попали?

Никто не ответил.

– Суилик, где мы?

– Откуда я знаю! Где-то в Пространстве.

– Но где солнце? Неужели оно снова погасло?

Мои спутники откровенно расхохотались.

– Да нет же, просто мы слишком удалились: свет сюда еще не дошел. Следи внимательно, и ты увидишь начало взрыва.

Мы напрасно прождали два базика. Внезапно в черной бездне космоса, как раз впереди пятна далекой галактики, загорелась зеленая искорка.

– Взрыв килсима, – проговорил Берантон.

В течение, может быть, двух–трех секунд не было ничего, кроме этой зеленой искры в ночи. Затем вспыхнул ослепительный синий свет. Отсюда, с огромного расстояния, он показался мне ничтожным. Я снова увидел огненные пальцы, гигантские извержения раскаленных газов. Они расширялись, сливались, наконец образовали единую корону, некоторое время переливавшуюся всеми цветами радуги, затем последовало новое извержение, еще и еще – все чаще, все быстрее, все дальше. Теперь даже издали пробужденное светило казалось в два раза больше нашего Солнца. И оно росло с каждой минутой.

– От мисликов не осталось и следа, – холодно заметил Верантон. – И от их планет тоже.

Суилик увеличил изображение в сто раз, одновременно переменив фильтры. Весь экран заполнило кипящее огненное море. Вздымались и опадали гигантские волны, каждая величиной с несколько плане,. Диаметр звезды уже превысил пределы ее старой планетной системы, и все миры, которые она некогда озаряла, вернулись в огненные недра нового солнца со всеми их горами, замороженными океанами, развалинами всевозможных человеческих культур и… со всеми мисликами!

– Нет, это слишком! Свет небесный, ты дал слишком большую власть своим детям! – простонал молодой исс, только что вошедший в сеалл.

– Что значит “слишком”? Ты что, предпочитаешь, чтобы мислики погасили Иалтар?

Юноша не ответил. Единственный раз я услышал, как исс усомнился в Древнем пророчестве. И, словно по иронии судьбы, его одернул именно Суилик, один из немногих убежденных атеистов Эллы.

Безымянная звезда стабилизировалась. Время от времени над ней еще вздымались пылающие протуберанцы, но диаметр ее перестал увеличиваться. Пора было возвращаться, и мы ушли в ахун.

Когда Элла возникла на экранах, Суилик передал сообщение об успехе экспедиции. Поэтому еще до того, как мы проникли в атмосферу, нас встретил почетный эскорт из сотен ксиллов и “Тсалана”, а Совет мудрецов в полном составе ожидал нас на пирсе, возле которого опустился на воду гигантский ксилл. Впереди всех, на самом краю мола, появились три тонкие фигуры, размахивающие руками, – Ульна, Иссина и Бейшит. Весь берег, вся нижняя терраса, все прибрежные склоны были покрыты тысячами иссов – первый раз я увидел на этой счастливой планете настоящую толпу. Когда мы выбрались на броню “Ссуинсса”, грянул гимн, тот же самый, что я слышал в зале Совета миров на Рессане. И на этот раз даже я, землянин, человек с красной кровью и неразвитыми мистическими способностями, был взволнован и тронут до слез. Ибо это была песнь освобождения сотен человечеств от угрозы Вечной Ночи, песнь сынов Света, перед которыми открывалось грядущее без конца и края.

Мы еле добрались до зала Совета, сломленные усталостью и волнением. Суилик приступил было к докладу, но Аззлем мягко прервал его:

– Нет, Суилик, не надо. Оставим технические подробности до завтра. Просто расскажите нам все, как это было.

Мы рассказывали по очереди. Нервный подъем помог мне найти нужные слова, чтобы передать весь ужас и отчаяние тех секунд, коротких секунд на поверхности мертвого солнца, когда я напрягал все силы, пытаясь поднять “замедлитель”. И меня слушали, как никогда в жизни!

Потом мы с Ульной отправились домой. Восемь дней я приходил в себя и отдыхал. За эти дни у нас в гостях, помимо Эссины и Суилика, Бейшит и Сефера, перебывали все соседи, кроме того из дальних мест прибыло множество иссов, которых я видел впервые. Мне пришлось повторять свой рассказ бесчисленное количество раз.

Вечером восьмого дня, когда я возвращался после купания, возле моего дома опустился реоб, выкрашенный в синий цвет, цвет Совета. Из него вышел Ассза и спокойно сказал:

– Слэр, второй килсим готов!

И вот начался для меня самый фантастический период жизни. План иссов заключался в том, чтобы создать в проклятой галактике пятно света, систематически торпедируя мертвые солнца вокруг первой зажженной нами звезды. Мне пришлось участвовать еще в десятке экспедиций, но теперь это было намного легче: замедлитель поднимали краном, и мне оставалось только направлять его в отверстие и поворачивать. Однако по общему согласию иссы, синзуны и р’бены предоставляли эту почетную роль мне, хотя при помощи крана с ней могла бы справиться любая женщина. Действительно, вскоре и женщины начали принимать участие в подобных экспедициях, пусть утомительных, зато не столь опасных, как десантные операции на планетах, захваченных мисликами.

Заводы на Марсе работали на полную мощность, собирая новые гигантские ксиллы. В четвертую экспедицию полетели три таких корабля. Начиная с десятой их было уже семь, и во тьме вспыхнули сразу семь новых солнц. В одиннадцатую экспедицию отправились десять ксиллов, но вернулись только пять.

Этого рейда я никогда не забуду. Мы торпедировали чудовищное солнце и едва уцелели, несмотря на предельное напряжение антигравитационных полей. Один исс неосторожно приблизился к краю центральной площадки, где поле было слабее, упал на поверхность мертвого солнца и погиб у нас на глазах, раздавленный собственной тяжестью. Спасти его было невозможно. Мы сами только-только успели взлететь.

Долгое время мы парили в Пространстве, ожидая взрыва. Кругом была тьма. Дело в том, что первое солнце мы зажгли всего месяцев шесть назад, а расстояние между мертвыми звездами было в среднем раз в десять больше, поэтому свет сюда еще не дошел. Вместе с Суиликом, Эссиной и Ульной я сидел в сеалле. Эссина была подавлена: погибший исс, тело которого должно было исчезнуть в невообразимом взрыве, приходился ей дальним родственником. Мы молчали. Дежурный штурман монотонно, как заклинание, считывал показания приборов:

– Секан, сник. Тсенан, сник. Офан, сник.

Вдруг мы увидели, что он вскочил и впился взглядом в один из циферблатов:

– Тсенан Мислик! Сен, тси, серон, стелл, сидон…

Регистратор излучений мисликов подскочил с нуля до пяти. Начиная с седьмого деления оно становилось опасным для иссов, а для р’бенов – с шестого! Значит, где-то в Пространстве, вдали от всяких планет, были мислики. Уже одно это представляло собой новую опасность.

Но на сей раз все обошлось, во всяком случае, для нас. Излучение быстро ослабело. А еще через несколько минут нас настигла световая волна: килсим снова сработал вовремя.

Через ахун мы вернулись на планету кайенов, где находился наш сборный пункт. На космодроме уже лежал гигантский ксилл Акейона. На другом краю поля виднелся маленький интерпланетный городок, где жили инженеры, обслуживающие ксиллы. Кайены относились к нам дружелюбно, но сдержанно.

Мы ждали. Появились еще два больших ксилла; их капитаны пришли к нам с отчетом. Все было нормально. Мы зажгли уже пятьдесят солнц, но, как заметила Бейшит, по сравнению с миллиардами мертвых звезд это было всего лишь искрой в ночи.

Время шло. Настала ночь, ночь планеты Ссафт. Шесть ксиллов не возвращались. Однако, пока не истекло резервное время, это нас не очень тревожило. Мы поужинали и легли спать. Утром над космодромом по-прежнему высились только четыре огромных купола наших ксиллов.

Незадолго до полудня прилетел маленький ксилл с Эллы. Оказалось, что это Ассза. С ним время прошло быстрее, но когда снова стемнело и ни один из шести наших ксиллов не вернулся, мы забеспокоились не на шутку. Суилик, Ассза и я решили этой ночью не спать. Мы устроились в оборудованной иссами наблюдательной башне на предпоследнем этаже. Над нами звучали тяжелые шаги дежурного кайена, следившего за рейсами своих кораблей! Ассза сел к передатчику, чтобы связаться с ксиллами, когда они будут приближаться к планете. Но радиоволны и волны снесс молчали. Около полуночи его место занял Суилик. Утонув в мягком диване, я постепенно погружался в дремоту. В комнате было темно, и только контрольные лампы мерцали слабым зеленым светом.

Внезапно на экране появилось искаженное лицо исса Бриссана, командира ксилла № 8. Он выкрикивал что-то неясное, неразборчивое, потом экран погас.

Сон мой как рукой сияло. Я вскочил и встал позади Суилика. Он лихорадочно крутил ручки настройки. Экран снова вспыхнул, но изображения не было.

– Суилик, что происходит? – спросил я.

– Не знаю. Во всяком случае, ничего хорошего.

– Пойдемте! – оборвал его Ассза.

Мы быстро поднялись на верхний этаж. В рачьих глазах кайена при виде нас вспыхнул злой огонек, но тут же погас, когда он узнал Суилика. По просьбе Ассзы кайен включил космический искатель усовершенствованной синзунской модели и начал обшаривать небо. Этот искатель представляет собой нечто вроде радара, использующего волны снесс. На экране появилось быстро перемещающееся пятно.

– Ксилл номер восемь, – сказал Суилик. – Он будет здесь через несколько минут. Видимо, он уже вошел в атмосферу.

Мы спустились к себе. Один за другим по углам космодрома зажигались мощные прожекторы, но не для ксилла, который в освещении не нуждался, а для звездолета кайенов, вернувшегося из межпланетного рейса. Вскоре этот звездолет неуклюже сел на поле, похожий на огромное яйцо. Едва он остановился, как из темноты возник наш ксилл. Но вместо того чтобы опускаться плавно и вертикально, он круто пикировал на ребро. Суилик с посеревшим лицом замер у окна.

– О чем думает Бриссан? Он с ума сошел или вообразил, что управляет реобом? Проклятые мислики! Слишком быстро, слишком большая скорость! Ссиних!

Гигантский аппарат коснулся поверхности на скорости более тысячи километров в час. Срезанный слой почвы брызнул во все стороны, пыль вздыбилась тяжелыми волнами в лучах прожекторов, и сквозь ее желтоватую завесу мы увидели, как ксилл подпрыгнул, упал, опять подпрыгнул и, встав на ребро, покатился дальше, как гигантское колесо. Слегка задев ксилл № 2 – ксилл Акейона, он прошел между ксиллами № 1 и № 3 и врезался в звездолет кайенов.

Мы были уже внизу и бежали к месту катастрофы. Пыль медленно оседала. На помощь бросились иссы и синзуны из ксилла № 3. Когда мы пробегали мимо ксилла № 1, к нам присоединились Ульна, Эссина и Бейшит. На полном ходу нас обгоняли машины кайенов со спасательными командами.

Звездолет пылал. Привалившись к нему, стоял ксилл № 8, на три четверти разрушенный, с изорванной, смятой обшивкой. Боковой люк был открыт, но никто оттуда не выходил. Мы нырнули в искалеченный коридор, проползли под продавленными потолками, отодвигая трупы синзунов и иссов, и наконец проникли в сеалл. Там еще мерцал свет и откуда-то из вспоротого чрева доносилось глухое гудение двигателей. В сеалле было семь человек, из них шестера мертвых, один Бриссан еще дышал. Он узнал Суилика, Ассзу, прошептал: “Будьте осторожны, мислики контратакуют”, – и тоже умер.

Среди хаоса разбитых установок и сорванных приборов Суилик отыскал завалившийся под кресло бортовой журнал. Мы вышли, уступив место экипажу ксилла № 3 для систематического осмотра. Среди трупов удалось найти еще живую молодую кренку с перебитыми руками и ногами. Ее немедленно переправили в базовый госпиталь.

Звездолет по-прежнему пылал. Я не знаю, какое вещество используют кайены для своих ракет; знаю только, что оно легко воспламеняется и выделяет при сгорании огромное количество тепла. Тем не менее огонь постепенно удалось погасить. Мы вернулись в наблюдательную башню, где немедленно собрался военный совет.

Вот что мы узнали из записей в бортовом журнале.

Казалось, все шло нормально. Килсим был установлен на поверхности мертвого солнца и включен. Ксилл на большом расстоянии ожидал взрыва. Взрыва не произошло. Бриссан прождал в пять раз дольше обычного срока. Вернуться, чтобы отключить килсим, было немыслимо. Он уже хотел отдать приказ уходить в ахун, когда мислики окружили ксилл со всех сторон. Термические лучи разметали их, но трое иссов были тяжело ранены.

И тогда Бриссан с согласия своих товарищей совершил непростительную неосторожность. Вместо того, чтобы вернуться на базу, он приблизился к последней планете этой солнечной системы, планете, буквально кишевшей мисликами. На ее поверхности он заметил пилоны более сложной конструкции, чем те, которые мы разрушили на Седьмой планете Кальвенольта. Килсим все еще не взрывался, и Бриссан подумал, что мислики нашли способ приостановить его действие. Неужели они были предупреждены? Но в таком случае у них должно существовать какое-то сверхбыстрое средство связи между солнечными системами!

Бриссан решил вернуться. Он удалился от планеты, чтобы уйти в ахун, и в этот момент на ксилл из Пространства обрушился поток металлических глыб, град мертвых мисликов. Броня большого ксилла, куда менее прочная, чем на “Ульна-тен-Силлон”, была проломлена в нескольких местах, половина двигателей и приборов вышла из строя, однако им удалось уйти в ахун. Но ксилл был слишком сильно поврежден. Последняя запись в бортовом журнале гласила:

“База в виду. Мы спускаемся слишком быстро”.

Напрасно мы ждали возвращения остальных ксиллов. Из трехсот членов шести экипажей уцелела только одна кренка Варасса, впоследствии подтвердившая то, что было записано в бортовом журнале. Кроме того, во время катастрофы было убито девяносто семь кайенов.

Мы вернулись на Эллу. Два месяца Совет союза человеческих миров изучал новые данные, и наконец мы приняли решение. Я говорю “мы”, потому что сам был полноправным делегатом на том заседании, хотя и не как землянин, а в качестве исса. Отныне гигантские ксиллы решено было отправлять только в сопровождение множества маленьких ксиллов типа “Ульны-тен-Силлон”, которые должны уничтожать пилоны мисликов на планетах, пока большой ксилл устанавливает килсим на поверхности мертвой звезды. Но чтобы избежать сильних потерь, экипажи этих маленьких ксиллов решили набирать из одних синзунов… или землян!

ЭПИЛОГ

Мой рассказ подходит к концу. Я принял участие еще в двух экспедициях. Первая направилась к той солнечной системе, где был поврежден ксилл № 8. На сей раз большой ксилл под управлением Суилика опустил на мертвое солнце килсим, который сработал безотказно, потому что еще до этого сто маленьких ксиллов одновременно разрушили взрывами инфраатомных бомб все пилоны мисликов на всех планетах. И я сам был во главе этой эскадры на “Ульне-тен-Силлон”.

По возвращении из второй экспедиции я был срочно вызван в Совет мудрецов, где услышал следующее необычное предложение.

Сейчас, на данном этапе развития нашей цивилизации, иссы не могут установить официальный контакт с Землей. Когда-то они уже пытались навязать мир планетам, где свирепствовали войны, но каждый раз очень скоро сами оказывались в состоянии войны с такими планетами. Тогда был принят Закон исключения. Поэтому мудрецы предложили мне вернуться на Землю за добровольцами, которые согласились бы переселиться на девственную планету звезды Сефан-Тезеон, находящейся на расстоянии девяти световых лет от Эллы. Когда число землян на этой планете возрастет, они тоже смогут принять участие в общей борьбе с мисликами. Время не играет особой роли, потому что борьба продлится еще не одно тысячелетие.

Вместе с Ульной и Суиликом я посетил эту планету. Она немного крупнее Земли, но не настолько, чтобы ощущалась заметная разница в силе притяжения, и населена только животными, среди которых нет ни отвратительных чудовищ, ни опасных хищников. К тому же иссы обещали предоставить нам всю свою технику и знания. Растительность там, как у нас, зеленого цвета, климат чудесный, есть две луны, океаны, горы. Короче, я согласился.

Вот почему спустя три года я опять на Земле. И вот почему даже здесь, в родном доме, мне не кажется, что я у себя. Я уже не чувствую себя только землянином. Видишь, прав был Суилик, когда говорил, что я стал иссом больше самих иссов.

Полгода назад ксилл доставил меня ночью на ту же поляну Манью. Я немедленно отправился в путешествие за границу и вернулся только через два месяца, чтобы встретить Ульну. Она тоже прибыла ночью, и я всем говорю, что привез ее из Финляндии. Я уже повидал около ста человек в разных странах. Многие согласились и отправятся вместе со мной.

– Но постой, – прервал я Клэра. – Ты говоришь, что отсутствовал три года, а сейчас сам сказал, что улетел только в октябре этого года!

– Так оно и есть. И для землян я отлучился всего на несколько дней. Мудрецам пришлось-таки поломать голову над расчетами обратного путешествия, когда я им объяснил, что для успешного выполнения задачи нужно, чтобы мое отсутствие на Земле прошло незамеченным! При некоторых обстоятельствах переход через ахун позволяет ценой гигантского расхода энергии совершать путешествия во Времени, да и то в весьма ограниченных пределах. Как они это сделали, я и сам не знаю. Знаю только, что я прожил на Элле три года и что мне теперь тридцать пять лет, хотя я всего на месяц старше тебя, а тебе сейчас тридцать два года. И все-таки по земному времени я улетел пятого октября, а восьмого уже вернулся. Впрочем, мудрецы сами тебе все объяснят, если ты полетишь со мной.

– Что? Ты предлагаешь мне лететь с вами?

– А почему бы и нет? Теперь ты один на свете. А для физика, влюбленного в свою науку, вроде тебя…

– Мне придется многому переучиваться, – с горечью возразил я.

– Не бойся, ты быстро все наверстаешь! У иссов есть полугипнотический способ обучения. Подумай! Перед нами открывается вся Вселенная, все мироздание!

Клэр умолк. Тишину нарушало только тиканье старых настенных часов с большим маятником. Я не мог говорить, ошеломленный этим фантастическим рассказом и поразительными перспективами, открывающимися передо мной, настолько поразительными, что я все еще не мог в них поверить.

– Ты понимаешь, – снова заговорил Клэр, – я до сих пор не знаю толком, где я был. Знаю одно: иссы существуют в той же самой Вселенной, в широком смысле слова. И мислики тоже. В этом и заключается опасность и для иссов, и для нас. Потому что мы все сосуществуем в одном Времени, хотя я и не в силах этого доказать.

Единственное доказательство, которое я могу представить, помимо фотографий, – их я готов тебе показать хоть сейчас, – это доказательство перед тобой: Ульна, Ульна-андромедянка, рожденная за восемьсот тысяч световых лет отсюда, на планете Арбор, единственной планете, кроме Земли и дикого мира, открытого Суиликом, где обитают существа с красной кровью, не боящиеся смертельных излучений мисликов, “гасящих звезды”.

Да, я жил на Элле, я побывал в проклятых галактиках, я сражался с мисликами. Я был одним из тех, кто торпедировал мертвые солнца, я встречался на Рессане с посланниками всех человечеств, входящих в Союз человеческих миров. Если бы не Ульна, я бы сам мог подумать, что все это бред сумасшедшего, и отправился бы к психиатру. Впрочем, нет, я забыл про ассри, который ты недавно разглядывал в лаборатории, – только не отпирайся, ты ведь не умеешь врать! Но этот аппарат я не оставлю на Земле. О да, я знаю! С его помощью можно было бы избавить человечество от большинства болезней.

Я уже спас сестру нашего друга Ляпейра, которая медленно умирала от рака. Но если такой аппарат попадет в руки политиканов или военщины, они превратят его в самое жуткое орудие войны. Дифференцированные абиотические лучи… Нет, об этом в другой раз. Но мы будем следить за Землей, и когда воцарится мир… Только бы люди не пошли по пути обитателей планет Аур и Жен, иначе от землян тоже останется в лучшем случае хрупкая статуэтка в доме юного исследователя космоса.

Несколько минут Клэр сидел молча, задумавшись, потом усмехнулся.

– Хотел бы я знать, что скажут правительства, когда обнаружат исчезновение самых смелых и талантливых из своих подданных! Наверное, опять завопят, что это козни русских. Впрочем, русские будут в таком же положении: я не из тех, кто верит в пресловутый “железный занавес”, и вовсе не собираюсь отдавать предпочтение какому-либо одному народу! Но уже три часа утра. Пора спать. Подумай обо всем хорошенько.

– Завтра вечером я должен быть в Париже, – возразил я.

– О, я тебя не тороплю. Я пробуду на Земле еще несколько месяцев. И время от времени буду сюда возвращаться. Кстати, забавная подробность: я вернул моему бывшему пациенту тот слиток вольфрама, который он мне одолжил. Он и не подозревает, что заботливо хранит у себя в шкафу кусок металла, синтезированного в одной из лабораторий Рессана!

Не знаю, как удалось мне заснуть в ту ночь. В семь утра я уже был на ногах. Клэр и его жена ожидали меня в столовой. Все, что я слышал ночью, при свете дня показалось мне далеким фантастическим сном. Мне пришлось заставить себя взглянуть на узкие руки Ульны и вспомнить о доказательстве, которое было в моем чемодане, на магнитофонной пленке. Я позавтракал второпях. Когда мы с Клэром прощались, Ульна что-то сказала мужу на неведомом звучном языке и протянула мне маленький сверток.

– Ульна дает тебе подарок для твоей будущей жены, если ты не захочешь улететь с нами, – перевел Клэр. – Это подарок от Арбора Земле. Когда решишь, напиши мне.

– Конечно! – ответил я. – Но, знаешь, все это слишком неожиданно. Мне надо еще несколько раз прослушать твой рассказ.

Я простился. Отъехав километра три, я остановил машину и развернул сверток. В нем оказалось кольцо из белого металла с великолепным голубым алмазом в виде шестиконечной звезды.

На следующее утро я вернулся к себе в лабораторию и повседневная рутина быстро захватала меня. Но каждый вечер я включал магнитофон, пока не выучил рассказ Клэра наизусть и не переписал его в эту тетрадь. Я показал кольцо одному крупному ювелиру. Его заключение не оставляло сомнений: до сих пор никто никогда даже не слышал о том, чтобы алмазам придавали форму звезды. Что касается металла, то это платина.

Я сделал глупость: дал свою тетрадь Ирэн М., хорошенькой специалистке по нейтронам. Она вернула мне ее два дня спустя, посоветовав бросить физику и заняться сочинением фантастических романов.

– Но если бы это было правдой, вы бы полетели туда? – спросил я.

– А почему бы и нет? – ответила Ирэн.

Тогда я дал ей послушать запись рассказа и показал кольцо. Решено, я отправляюсь с Клэром! Я ему уже написал. Попробую уговорить Ирэн лететь со мной.

Эта удивительная рукопись была найдена за диваном в комнате Ф.Бори. Как уже известно нашим читателям, месье Бори, молодой физик с большим будущим, исчез полгода назад вместе с мадемуазель Ирэн Массой. Мы навели справки в Дордони о докторе Клэре, о котором идет речь в рукописи. Он также исчез примерно в то же время. За несколько месяцев до этого он вернулся из путешествия с очень красивой женщиной, на которой женился за границей. Следует отметить, что его старая кормилица Мадлена исчезла вместе с ним. Накануне исчезновения Ф.Бори к нему, по словам консьержки, заходили высокий брюнет и очень красивая блондинка.

Наконец, еще одно обстоятельство сделало эту загадку совсем уж неразрешимой. Несмотря на сдержанность официальных источников, нам удалось узнать, что примерно в тот же период в Европе и в Америке исчезло несколько тысяч человек, мужчин и женщин, главным образом молодых, причем все это были люди высокого уровня развития: ученые, художники, студенты, инженеры, квалифицированные рабочие, а также в ряде случаев члены их семей.

Удалось установить, что каждого из них незадолго до исчезновения посетили высокий брюнет и очень красивая белокурая женщина.

Вл. Гаков Возвращение космического Робинзона

История переводов зарубежной научной фантастики у нас в стране сама по себе фантастична, донельзя и, право, стоит любого из уже переведенных "зубодробительных" боевиков! Кто и когда напишет ее - эту парадоксальную, разумом принципиально не постигаемую и совершенно непредсказуемую хронику десятилетиями создававшейся системы "ложного зрения", с помощью которой российские любители фантастики смотрели на литературу малознакомого Зазеркалья?

Ну, положим, массовое появление (в приснопамятную эпоху двух "больших Г" - Главлита и Госкомиздата) многих дутых авторитетов, у себя на родине хорошо если входивших в третьи-четвертые десятки (у нас же директивно обряженных в тоги "неприкасаемых" корифеев), и, напротив, заговор молчания вокруг авторов иных легко объяснить. Идеология, цензура, а чаще - обыкновенные перестраховка, вкусовщина и невежество, прикрывавшиеся "идеологией", наличие или отсутствие у конкретных зарубежных писателей здешних влиятельных толкачей и пробивных переводчиков... Да обычная издательская дурь, наконец!

Но и во времена сравнительно недавние, ознаменованные погружением шестой части суши в одно "большое Д" (Деньги), тоже происходили вещи странные и труднообъяснимые. Книжный рынок не раз вдруг оказывался затоварен переизданиями одних и тех же, причем явно "необязательных", авторов и произведений - да в таких количествах, что и самому фанатичному их поклоннику грозила очевидная опасность переедания и гарантированного несварения желудка! Притом, что на ум немедленно приходят десятки же "обязательных" и по ею пору не переведенных...

Кстати, не нужно думать, что во времена "темного царства" идеологической цензуры не случались разного рода парадоксальные и непредсказуемые проколы. Не такой уж всесильной и безошибочной она на поверку оказалась!

Взять, к примеру, ту же "космическую оперу". Так и хочется добавить - пресловутую...

Кто только в 1960-е годы не отметился в ритуальном вытирании ног о злосчастный жанр, произведения коего - хотя бы в порядке информации отечественного читателя о царящих у них литературных нравах - наши издатели переводить не торопились! Признанных "оперных" солистов - Эдварда "Дока" Смита, Джека Уильямсона и Эдмонда Гамильтона - печатать более или менее регулярно начали только в 1990-х (хотя "Звездных королей" последнего в "самиздате" читали), а отдельные, строго дозированные, якобы "положительные образцы" раскритикованного жанра - к примеру, те же "Саргассы в космосе" мало кому в ту пору известного Эндрю Нортона! - разумеется, еще больше запутывали истинную картину.

И тем не менее по крайней мере одно произведение настоящей, подлинной "космической оперы" увидело свет аж в 1965 году - тиражом, невероятным даже в те годы: чуть ли не полмиллиона экземпляров! Стало быть, все-таки некоторое представление о жанре имели, чего не скажешь о массовом любителе фантастики.

Тогда многие советские издательства пробовали свои силы в новом и во всех отношениях привлекательном жанре. Книжкой, о которой идет речь, решило рискнуть на территории в ту пору еще не обжитой terra phantasia вновь созданное на базе Географиздата издательство "Мысль", выпустившее роман и вовсе никому не ведомого французского автора - Франсиса Карсака. Роман назывался "Робинзоны космоса", и в 60-е годы, когда научную фантастику не покупали, а доставали - и с немалым трудом,- книжку с красными стилизованными кентаврами на обложке можно было увидеть на любом развале.

Никто, впрочем, "оперных" рецидивов в произведении соотечественника и продолжателя дела великого Жюля Верна тогда не разглядел. Искались параллели (они очевидны) с романом французского классика "Гектор Сервадак": и в романе Карсака описано, как в результате космического катаклизма кусок земной поверхности с находившимися там людьми "откололся", залетел далеко-далеко и был "прихвачен" некой планетой, населенной разумными "кентаврами"; критики особенно упирали в своих статьях и рецензиях на "факт" мирного сосуществования землян с аборигенами...

И позже, когда на русском языке появились другие книги Карсака - "Пришельцы ниоткуда", "Бегство Земли" и "Львы Эльдорадо",- об авторе в печати говорилось в основном только хорошее. Особенно отмечали его гуманизм, социальный оптимизм, миролюбие и даже... "интернационализм" (раздвигая значение этого термина до галактических масштабов), а также умение строить увлекательный сюжет - достойное продолжение романтических и познавательных традиций великого соотечественника-классика, и т.п. - словом, все как положено.

Более того, светлый пример француза Карсака как бы оттенял собой ту, по мнению писавших, беспардонную, антигуманную, насквозь упадническую, пронизанную насилием и ксенофобией "космическую оперу" - авторов, естественно, поголовно заокеанских,- которой, стало быть, мало еще досталось!

Тут по меньшей мере две существенные натяжки. Первая - не стоило отделять творчество Карсака от "космической оперы". И вторая - не стоило и ее, "оперу" горемычную, поливать походя и без разбору.

То, что к ней со спокойной совестью можно отнести и творчество Франсиса Карсака, сомнений не вызывает. Его сюжеты, подходы и размах ничем принципиально не отличались от творческой манеры, скажем, теперь уже хорошо известного и у нас признанного короля жанра - Эдмонда Гамильтона. И у того непредвзятый, объективный взгляд всегда отыщет толику хоть и специфически американского, но гуманизма. И Добро у Гамильтона обычно побеждает Зло; и оптимизм гарантирован - в смысле непреложного для автора-американца правила: любые мрак и кровопролитие завершать happy end'ом. Правда, в эпопеях Гамильтона и иных авторов "космической оперы" мир средь звезд воцаряется обязательно после звездных же войн - в результате победы над какими-нибудь агрессивными "негуманоидами". И нет-нет, да напомнит о себе известная идейка насчет "бремени цивилизованного землянина", будто бы несущего отсталому звездному народцу культуру и дары цивилизации,- очевидная трансформация Киплинговского "бремени белого человека"...

Но ведь и у "гуманного" и "оптимистичного" Карсака мы обнаружим почти то же самое.

В его трилогии, состоящей из романов "Пришельцы ниоткуда", "Этот мир наш" и "Наша родина космос"', эра всегалактического братства наступает лишь после того, как "нашим" (гуманоидам) удается окончательно побороть каких-то там злобных и агрессивных, явно негуманоидных "мисликов", гасящих звезды и вообще черт знает чем занимающихся в "нашем" галактическом секторе! И в более позднем романе, в оригинале названном "Паразиты в гриве льва", а на русский язык переведенном как "Львы Эльдорадо", несмотря на очевидную симпатию автора к отсталым аборигенам, с моральным оправданием своего рода "прогрессорского" вмешательства в их дела высокоразвитых землян все тоже как будто в порядке...

А уж если перечитать одно за другим тех самых знаменитых "Звездных королей" и "Бегство Земли" Карсака, то трудно отделаться от впечатления, что перед тобой единый сериал, написанный одной рукой!

Так что и у Карсака - "опера", "опера", ничего не попишешь!

Другое дело, что она может быть мастерской, высокопрофессиональной, держащей читателя в напряжении от первой до последней страницы и поражающей незаурядной фантазией. Чаще же под привычным словосочетанием скрывается форменная "оперетка", пошлая и убогая имитация, поделка, дешевка, бесплодное топтание по тропам, проложенным, как правило, другими.

Словом, ничего принципиально нового по сравнению с ситуацией во всех иных жанрах.

И Гамильтон, и Карсак писали, в сущности, одну и ту же разновидность массовой литературы (ну, может быть, с незначительным расхождением, обусловленным различиями культурно-историческими). Ну и что? В ней раньше преуспели и Дюма, и уже не раз упоминавшийся Жюль Верн! Уступая классикам, и Гамильтон, и Карсак тем не менее делали свое дело мастерски - увлекательно, размашисто, надежно, - и оба безусловно обладали счастливым даром держать читателя до самого финала.

А то, что "космическая опера" - жанр динамичный и головокружительный, в котором не до абстрактных философствований, социального моделирования или утонченного психологизма, - вроде и обсуждать-то неловко.

Почему так получилось, что в восприятии двух поколений наших читателей Карсак оказался как бы противопоставлен Гамильтону, - сегодня остается только гадать. Фантастика, одним, словом...

Так кем же он был, настоящий Франсис Карсак?

К сожалению, я не читаю по-французски и о научной фантастике на родине Жюля Верна могу судить лишь по переводам (русским и английским), - а они, как мы только что выяснили, порой могут ввести в заблуждение! - да по вторичным источникам. Но удивительно, что даже в статьях видных специалистов информации о жизни ведущего автора французской "космической оперы" кот наплакал.

Известно, что под этим псевдонимом писал фантастические романы видный ученый - геолог и палеоантрополог Франсуа Борд. Родился он в 1919 году и после школы поступил в университет города Тулузы; а закончить его вовремя не смог: его родину оккупировали гитлеровцы... Будущий ученый и писатель участвовал в движении Сопротивления и там же, в отряде французских партизан-"маки", сочинил свой первый научно-фантастический роман, который так и не был опубликован. После окончания войны Борд смог завершить прерванное обучение, защитил диссертацию и по странному совпадению проработал всю жизнь профессором палеоантропологии не где-нибудь, а в университете города Бордо!

А первые пробы пера писателя Карсака относятся к середине 1950-х годов. Начал он. прямо с романов - дебютом стали уже упоминавшиеся "Пришельцы ниоткуда" (1954) - и в дальнейшем работал преимущественно с крупной формой.

Тема романа-дебюта, которую бы я перефразировал так: "Гуманоиды всех цивилизаций, соединяйтесь!" (перед лицом агрессии негуманоида-чужака), была продолжена в романах "Этот мир наш" и "Наша родина космос" (оба вышли в 1962 году), составивших условную трилогию. Первая и вторая ее части опубликованы на русском языке, что избавляет меня от необходимости подробно останавливаться на них. Вообще, когда речь идет о настоящей "космической опере", подробно пересказывать сюжет, с одной стороны, сизифов труд (проще переписать весь роман целиком!), а с другой - попросту аморально перед читателями, которые этого удовольствия еще не вкусили... Поэтому я обращу внимание лишь на одну деталь, не совсем очевидную для нашего читателя: * вторую книгу трилогии можно читать и как традиционную в научной фантастике историю очередного летящего к неведомой цели "звездного ковчега", на борту которого сменяются поколения, но в то же время и как умную "этнографическую" притчу на тему войны в Алжире, сложных взаимоотношений метрополии с решившей отсоединиться колонией-провинцией и т.п.

Фантазией Карсака судьба не обделила, это факт. В "Робинзонах космоса" (1955), как уже говорилось, невольные космические колонисты отправлялись к пункту назначения на... куске земной поверхности, оторванной у нашей планеты. Еще более оригинальное - и удовлетворяющее вкусам и размаху истинных "оперных" ценителей - решение темы "звездного ковчега" найдено в одном из лучших произведений Карсака, романе "Бегство Земли" (1960). Он также переведен и издавался на русском языке не раз, поэтому лишь напомню: действие происходит в далеком будущем, когда, не дожидаясь предсказанного учеными неизбежного взрыва Солнца, в долгое звездное плавание отправляется совершенно уже необычный "космический корабль" весь земной шар, "снятый" нашими далекими потомками с привычной орбиты!

Карсак действительно во многом продолжил традиции, заложенные во французской фантастике Жюлем Верном и Жозефом Ронистаршим. У первого он взял оптимистический взгляд на возможности науки и техники, с помощью которых можно противостоять даже космической катастрофе; а второй заразил Кареака оптимизмом иного рода: контакт с представителями иной жизни в космосе не только возможен, но и обязательно состоится - к вящей славе и процветанию "контактеров"!

Однако правильно подмечено: то, что смотрится вполне естественно в ранней молодости, становится нелепым в старости. Научная фантастика далеко ушла от своих романтических грез пятидесятых и шестидесятых - другой вопрос, приносит ли вам данная констатация радость или грусть...

Я ничего не слыхал о каких-либо новых романах Карсака, опубликованных после "Львов Эльдорадо", вышедших в 1967 году. Но даже если таковые имеются, можно утверждать, что они прошли практически незамеченными. Научно-фантастическую вселенную за последние десятилетия порядком обжили и изъездили вдоль и поперек, и время одиноких неунывающих робинзонов, увы, кончилось...

* Хотя сейчас, после Чечни, аналогия становится почти родной и близкой...

Борд-Карсак умер в 1981 году. Писатель ушел из жизни и литературы на чужбине, в США, и свершилось это печальное событие тихо и незаметно. Даже в 1987 году автор предисловия к "французскому" тому печальной памяти отечественной Библиотеки фантастики в 24 томах, ничтоже сумняшеся, писал о Карсаке исключительно в настоящем времени: "...под этим псевдонимом печатает фантастические произведения ученый-геолог Франсуа Борд" и т.д. Впрочем, это еще отнюдь не самая впечатляющая оплошность подобного рода: в американских специальных научно-фантастических изданиях Карсака умудрились "похоронить"... дважды, перепутав с другим, умершим ранее французским ученым, носившим схожую фамилию...

Однако в фантастике все не как у людей. И предаваться благородной печали, по-моему, рано.

За последние годы можно было наблюдать тенденцию иного рода: заметный рост интереса к творчеству Карсака - но уже на русском! Судите сами. В 1960-1970-е годы, как уже говорилось, были изданы переводы четырех романов писателя ("Робинзоны космоса", "Пришельцы ниоткуда", "Бегство Земли" и "Львы Эльдорадо"). А в последние полтора десятилетия к ним не только прибавился роман "Этот мир наш" (два издания), но и уже опубликованные переизданы - по нескольку раз каждый!'

Значит, все возвращается на круги своя? Может быть. И литература, подобная той, что писал Франсис Карсак,- наивно-оптимистичная, романтическая и бесшабашная,- снова окажется нужна читателю, которого, казалось, чем только не перекормили за последнее время!

Вл. Гаков

* У автора этих строк была под рукой исчерпывающая информация только по 1993 год включительно, так что переизданий, возможно, и больше.

1

Testis unus testis nullus - Один свидетель - не свидетель. Одно из положений римского права. прим. Qwert

(обратно)

Оглавление

Горы судьбы

Львы Эльдорадо

  I. ЭЛЬДОРАДО

    1. Порт-Металл

    2. Ночь разведчиков

    3. На диких равнинах

    4. Бегство

    5. Под шатром из шкур

    6. Праздник Трех лун

    7. Вниз по Ируандике

  II. ПАРАЗИТЫ в ГРИВЕ ЛЬВА

    1. Империя Кено

    2. Жертвоприношение

    3. Страшная ночь

    4. Земля - Англия

    5. «Как ломается это копье…»

    6. Последнее сражение

  ЭПИЛОГ

Бегство Земли

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Потерпевший кораблекрушение в океане времени

    Странное происшествие

    Контуры Будущего

    Солнце скоро взорвется!

    Величайшее из дел человеческих

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ Катаклизм

    Венерианские джунгли

    Фаталисты

    Отлет

    Nova Soils

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Великие сумерки

    Власть

    Сквозь космос

  ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Одиссея Земли

    Место занято!

    Снова в путь!

    Тельбирийцы

    Психотехническая война

  ЭПИЛОГ

Робинзоны космоса

  ПРОЛОГ

  I. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

  II. КАТАСТРОФА

  III. СРЕДИ РАЗВАЛИН

  IV. ОДИНОЧЕСТВО

  V. ГИДРЫ

  VI. СИЛА ПРОТИВ НАСИЛИЯ

  VII. СУД

  VIII. ОРГАНИЗАЦИЯ

  IX. ЭКСПЕДИЦИЯ

  X. ССВИСЫ

  XI. ВОЗВРАЩЕНИЕ

  XII. СРАЖЕНИЕ С ГИДРАМИ

  XIII. ИСХОД

  XIV. САМОЛЕТ

  XV. ФИОЛЕТОВАЯ СМЕРТЬ

  XVI. Я ПОВИДАЛ НЕВЕДОМЫЕ ЗЕМЛИ

  XVII. ПОСЛЕДНЯЯ ОПАСНОСТЬ

  XVIII. НАЧЕРТАННЫЙ ПУТЬ

  ЭПИЛОГ

Пришельцы ниоткуда

  Часть первая ПРИШЕЛЬЦЫ

    ПРОЛОГ

    1. РАССКАЗ ДОКТОРА КЛЭРА

    2. ПУТЕШЕСТВИЕ В НИЧТО

  Часть вторая ФАНТАСТИЧЕСКИЙ МИР

    1. НА ПЛАНЕТЕ ЭЛЛА

    2. СОЮЗ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ МИРОВ

    3. МИСЛИКИ

    4. ПЕСНЯ ИНОГО МИРА

  Часть третья НА КАРТУ ПОСТАВЛЕНА ВСЯ ВСЕЛЕННАЯ

    1. УЛЬНА-АНДРОМЕДЯНКА

    2. КАЛЬВЕНОЛЬТ ГАСНЕТ

    3. НЕ ВЕРНЕТСЯ ПОЧТИ НИКТО

  Часть четвертая ЦАРСТВО МРАКА

    1. ПРОКЛЯТАЯ ГАЛАКТИКА

    2. ПЛЕННИКИ МИСЛИКОВ

    3. МИНЕРЫ МЕРТВЫХ ЗВЕЗД

    4. ИСКРА В НОЧИ

  ЭПИЛОГ

Вл. Гаков Возвращение космического Робинзона Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg