«Корпорация "Феникс" (сборник)»

1675

Описание

Космические бродяги Семен Колоброд и сэр Персиваль Пиккерт, подустав от безнадеги, покупают на последние деньги потрепанный тягач и принимаются в надежде на обеспеченную старость челночить по окрестностям Миров Человека. Однако то ли судьба видит в этом лишний повод повеселиться, то ли кому-то из названных на роду написано жить нескучно... Одним словом, с самого начала даже благие дела оборачиваются для компаньонов неприятностями, а уж рискованные и вовсе превращают их жизнь в кошмар. Не помогают даже кадровые вливания в лице Тхора, шестилапого разумного кролика-гранга с академическим образованием и навыками кулинара. Поводом к очередному и, ясное дело, не последнему межпланетному скандалу теперь становится именно он... Содержание: На борту "Гермеса" Про барона и дракона



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Алексей Бессонов Корпорация "Феникс"

На борту "Гермеса"

Табачный соус

Эта история случилась в то время, когда мы с Перси Пиккертом, подустав от безнадеги, купили на последние деньги потрепанный тягач типа «Гермес» и принялись челночить по окрестностям Миров Человека. Собственно, идея принадлежала Перси – правда, сам он именовал себя не иначе как Персивалем, да еще и с прибавкой «сэр». Вообще, на этот его заскок не обращали особого внимания даже в портовых барах, а уж их-то на нашей памяти было множество. У Перси была фантазия – за такое ценное качество я готов простить человеку многое. Когда на Спенсере рухнули акции одной «многообещающей» компании, и мы с Перси оказались на нуле – а весь наш капитал был вбит именно в них, в эти ненужные бумажки, – нам не оставалось ничего другого, как перейти на подножный корм. Транспортная лицензия у меня была с незапамятных времен, а Перси быстренько подыскал старый «Гермес», единственный недостаток которого заключался в том, что он был рассчитан на эксплуатацию экипажем из шести человек. А нас, как вам уже понятно, было двое, и мы не могли себе позволить нанимать остальных специалистов. Во всех наших периферийных мирах довольно лояльное отношение к соблюдению технических норм, но от профсоюзов не спрятаться – хочешь нанимать, плати как положено. В общем, нам пришлось выкручиваться вдвоем.

Сперва дела шли совсем плохо. Случалось так, что мы сидели без работы по месяцу и более, а однажды нам даже пришлось обедать в столовке благотворительного общества «Христиане Вселенной». Обеды там, конечно, были не те что в люксовых ресторанах, но голод, как говорится, не тетка. Наверное, именно с голодухи сэру Персивалю вдруг пришла в голову совершенно гениальная мысль.

– Сэм, – сказал он мне, прожевывая кусок вареной говядины, – а что если нам упасть под теплое крылышко военного ведомства?

– Что? – не понял я. – Ты решил наняться в армию?

Перси укоризненно покачал головой, брезгливо отодвинул к краю тарелки бурое пятнышко того, что здесь называли свекольным салатом и поднял на меня кристальной ясности глаза:

– Тебе не приходилось слышать о том, что на периферии нет смысла гонять военные грузовики, и интенданты баз снабжения частенько заключают контракты с мелкими гражданскими перевозчиками? Контракты не очень-то обременительны: ты берешь только попутный груз, но платят за него по самым первосортным расценкам. А если ты им приглянешься, то они помогут и другими, не менее выгодными фрахтами. Понятно, да?

И он весело подмигнул мне.

– Что-то здесь не так, Перси, – отозвался на это я. – Если дела идут именно так, как ты говоришь, то от желающих, наверное, отбоя нет. И уж конечно, они похитрее нас с тобою.

– Но попробовать-то стоит, верно?

Я отправил заявку в тот же вечер.

И, к моему изумлению, утром же на мое имя пришла депеша, сообщавшая, что старший интендант флотской базы «Спенсер-девятый» ждет моего визита в любое удобное для меня время… когда я смекнул, в чем же там петрушка, было уже поздно. Контракт, сроком на год, исключал любые опоздания, усушки-утруски и вообще какие-либо нарушения инструкции, вплоть до самый мелких ее пунктов, а было их там не менее трехсот. Первые две ходки утомили нас так, что я проклял и Перси с его свекольным салатом, и военное министерство с его обожравшимися интендантами, и, в первую очередь – себя самого, добровольно подписавшегося на это гиблое дело. Если мы должны были подойти к военному причалу в семнадцать, к примеру, двадцать восемь по абсолютному времени, то я знал: засечка должна звякнуть в рубке именно в двадцать восемь, но, боже упаси, не в двадцать семь или, что еще хуже – в тридцать!.. От этого можно было сойти с ума, но мы все же сумели приспособиться и даже стали подумывать о том, чтобы нанять навигатора и парочку инженеров. Еще два-три человека, и я смог бы спать хотя бы шесть часов в сутки – подумайте, какая роскошь для человека, который не спит и четырех!

Фрахты вдруг посыпались на нас как из рога изобилия. Перси оказался прав – военные и в самом деле помогали тем, кто взялся на них работать. Правда, во всех увеселительных заведениях, куда нас заносила судьба, я то и дело ловил на себе изумленные и сочуственные взгляды, но к этому, как оказалось, тоже можно привыкнуть. Зато нас жалели официантки – а с этой жалости оборотистый парень может поиметь немало сладкого сиропу.

Со временем мы почти отвыкли от безделья. Сегодня здесь, а завтра уже на старт и – прощай, прощай, ты жди меня… История с табачным соусом, которую я, конечно же, Перси никогда не забуду, произошла во время одного ничем не примечательного рейса со Святой Катарины на наш родной Спенсер.

Наверное, началось все с того, что у нас сломался кухонный программатор. Сломался он давно, и никто не брался довести его до ума, а на новый блок тратиться не хотелось, поэтому мы приноровились питаться жиденькими супчиками из концентратов, а также кашками и порошковым картофелем. Жратва не самая лучшая, но при помощи соусов и кетчупов эту задачу решить можно: сегодня мы ужинаем рисом с соевой подливой, завтра – картошкой с чили, потом с чем-нибудь еще и так до конца рейса, то есть до нормального ресторана. Но попробуйте в течении нескольких недель жрать то же самое, только без ничего, впустую, так сказать!.. Нам пришлось – потому что чертов Перси, у которого на Катарине была ну очень страстная мулаточка, забыл пополнить наши запасы, и мы вылетели на остатках чили и с половиной баночки горчицы. Ко всему прочему этот мерзавец должен был купить сигареты. Как вы понимаете, из курева у нас было только то, что оставалось у меня в кармане.

По графику переход до Спенсера был рассчитан на двадцать суток. Ясное дело, что уже через неделю обстановка на борту «Гермеса» накалилась до предела. Даже компания «Филипп Моррис» еще не додумалась расположить табачные автоматы в глубоком космосе. Про кетчуп и говорить нечего. В мерзейшей тоске, матерясь и страдая, я попробовал соорудить подливу из подручных материалов, как-то лука, муки и пресной воды, но у меня получилась жижа, одного взгляда на которую было достаточно, чтобы понять: это варево нас не спасет. Скорее уж, наоборот…

Перси старался пореже попадаться мне на глаза. Однажды я застал его за скручиванием «козьей ножки», набитой чаем. Дело было плохо: без курева я жить еще могу, но когда в меня не лезут даже бобы, я за себя не ручаюсь.

В ту минуту, когда Перси вдруг вызвал меня в рубку, я как раз сидел на кухне и пытался вспомнить хоть какой-нибудь рецепт, способный вернуть мне хорошее расположение духа.

– Что у тебя там? – мрачно отозвался я, даже не думая поднимать задницу.

– SOS, – выдохнул Перси. – По всем частотам… здесь болтается чья-то спасательная капсула.

Как раз этого мне и не хватало. Я не слышал о каких-либо катастрофах в этом секторе, но в космосе случается всякое, да и новости иногда доходят до тебя с опозданием. Поэтому я прервал размышления о соусах и способах их приготовления, и отправился в ходовую рубку. Нам следовало принимать решение.

– Дело закончится неприятностями, – сказал я своему приятелю, прикинув с помощью вычислителя, какие маневры нам придется совершить в ближайшее же время. – Мы опоздаем часов на десять как минимум.

– Дело кончится судом, – резонно возразил Перси. – Дело кончится судом – если мы не остановимся и не подберем несчастного. Это капсула с перегринского малотоннажника, взорвавшегося две недели назад. Я уже установил прямой контакт с ее «мозгами». На борту один пассажир, и он еще жив.

– А мы, конечно же, ближайший корабль? – вздохнул я. – И чего это сюда занесло этих синих крокодилов?

Через четыре часа, затормозив почти до нуля и отстегнув прицеп, в котором, помимо прочего барахла, покоились и двести тысяч тонн военных грузов первой категории срочности, мы подошли к небольшому оранжевому цилиндру, спокойно висевшему в пустоте. После недолгих манипуляций с цанговым захватом Перси удалось загнать его в шлюз, и мы отправились знакомиться с нашим пассажиром.

– А если там – не кислорододышащее существо? – подумал вслух мой компаньон. – Что тогда?

– Капсула стандартная, – прервал я его размышления. – На индикаторе болтается код его биохимии… увидим.

На всякий случай мы все же одели скафандры. К моему облегчению, спасенный дышал тем же газовым составом, что и мы. Ему вообще вполне подходили наши условия.

– А представь, там девчонка? – мечтательно зашипел сэр Персиваль. – Хорошенькая…

– Заткнись, – оборвал его я, запуская механизм раскупорки.

Когда из раскрывшегося люка полился тусклый желтый свет, мы оба напряглись. В окрестностях существует немалое количество разумных форм жизни, и далеко не все они приятны на вид, даже те, кто дышит кислородом. Я, конечно, ожидал увидеть перегринца – мерзкого синеватого крокодила с четырьмя парами глаз и традиционно склочным характером. Однако вместо ящерицы из капсулы неторопливо выбрался… здоровенный, мне по грудь, полосатый кролик – серо-белый такой, с короткими ушами, любопытными серыми глазищами и двумя парами ловких передних лапок, похожих на руки ребенка.

– Гранг, – выдохнул я. – Ну и ну…

Гранги редко путешествовали по галактике. Эта раса сидела на своих планетах, приторговывая всякой ерундой вроде трансурановых элементов и не очень-то высовываясь. Правда, мне уже приходилось слышать, что из-за перенаселенности они потихоньку начали проникать в человеческие миры, но живьем я еще не видел ни одного гранга, поэтому наш гость заставил меня немного похолодеть от ксеношока. Хотя, если честно, это с непривычки: полосатый кроль в серебряных штанишках и каких-то невообразимых, похожих на ласты, сапогах, был скорее симпатичен, чем ужасен.

– Вау, – певуче заговорил гранг, – вы есть люди! Какое счастье есть!

– Вы говорите по-нашему? – обалдело заморгал Перси.

– Я – Тхор, могучий и лицензионный повар-метаболист, обученный специально для работы с людями, – заявил спасенный, так и лучась дружелюбием и благодарностью.

– Наверное, все-таки лицензированный, – машинально поправил его я, ловя себя на мысли о том, что воняет от него действительно порядочно. – А где вы учились, уважаемый?

– А что такое «метабол»? – вмешался неугомонный Перси. – Это какая-то новая игра, наподобие спаун-тенниса?

– Наверное, речь идет о метаболизме, – вздохнул я. – Тхор хочет сказать, что он специалист по пищеварению человека. Но я где-то слышал, что гранги едят то же самое, что и мы, люди…

– Верно-верно есть! – усердно закивал Тхор. – Я учился на Солли, я имею настоящий лицензия, позволяющий мне кормить любых людей на любой планете.

– Замечательно! – обрадовался я. – Но сейчас нам нужно подумать о том, чтобы зацепить наш проклятый «рюкзак» и начать разгон. Ох, и придется же мне писать объяснительные…

В дальнейшем разговоре со спасенным выяснилось, что он был единственным пассажиром крохотного грузовичка, шедшего на Гловердейл, где Тхор надеялся найти работу. В человеческие миры его погнала ужасная безработица. Он отучился в поварской школе на Солли, распределения не получил и решил попытать счастья где-нибудь в другом месте. Почему шарахнул крокодильский грузовик, он не знал, так как очухался уже в капсуле, где и проболтался битых две недели, успел совершенно отчаяться, и если бы не «Гермес», то… прервав его излияния, Перси не слишком вежливо отправил Тхора в душ.

Следующий день начался со страшной свары по поводу курева. У сэра Персиваля пухли уши, у меня, в общем-то, тоже – мы устроили совершенно безобразную сцену, начав с сигарет и закончив горчицей. В самый неподходящий момент в рубке возник Тхор.

– Я думал, может помочь вам чем, – тихо заявил он, смешно потирая верхними передними лапками.

Мы умолкли и уставились на него.

– Я, правда, в шкале не разбирайся, – так же скромно произнес Тхор и попытался усесться в пилотское кресло. – Я военный навигатор есть.

– Вы же повар! – воскликнул Перси, не понимая, что вообще происходит.

– Повар есть, – печально отозвался Тхор. – Флот сократить, офицер Тхор – за борт. Теперь Тхор повар есть. Ю-ха-ха… жизнь такой. Нелегко вам есть вдвоем?

– Что нелегко, так это точно. Простите, Тхор, а сколько вам лет?

Полосатый кролик повозился в кресле, грустно вздохнул и ответил:

– Тхор молодой есть. Это главный вычислитель есть? А панель ввода где?

– Попробовали бы вы что-нибудь приготовить, – мечтательно предложил я. – А потом и с панелями разберемся. Сходите на кухню, а? Нам еще десять дней лететь…

– Есть, – без особого энтузиазма хмыкнул Тхор.

Склока наша утихла сама собой. Перси принялся прикидывать, каков будет размер федеральной премии за спасение терпящего бедствие инопланетянина, а я погрузился в тоскливые размышления по поводу бренности всего сущего. О кулинарных способностях нашего нового кока я не думал.

Как оказалось, зря.

Обед был готов в час по корабельному времени.

– Мы, военные, к порядку приучены есть, – заявил нам Тхор, выставляя на стол кастрюлю и пару закрытых крышками судков.

Смысл его выражения стал ясен позднее, а сперва мы здорово порадовались наваристым щам, сваренным из давно забытой нами капусты. Оказывается, в кладовых «Гермеса» таилась уйма сокровищ, оставшихся еще от прежнего хозяина: Тхор нашел и душистый перец, и лавровый лист, о существовании которого я даже не догадывался – в общем, щи у него получились на славу.

– А что на второе? – сияя, осведомился Перси.

– О, на второе…

Физиономия Тхора обрела крайне загадочное выражение.

– Вы, видно, сами не знать, что у вас есть.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ну, – он немного замялся, – вы про табак спорить? Про соус спорить? Никогда Тхор не слышал, чтобы табак люди вовнутрь употребляй, но у нас на Солли хороший педагог был. Он импровизации учил. То, что импровизировано – может быть вкусным, очень вкусным. Тхор взял муку, взял лук, взял воду, а потом пошел перец искать. И табак нашел. Целая пачка. И вот, – пожалуйста. Табак, правда, больше нет, но я…

– Ч-что? – спросили мы хором.

– Белый соус, – ответил он. – С табаком.

И поднял крышку судка.

И в нос нам ударил густейший аромат трубочного табаку, справно проваренного с мукой, тушеным луком и прочими, не менее необходимыми ингридиентами.

Как говорил потом Перси, от рукоприкладства его удержали исключительно межрасовые законы.

Вы думете, это самое замечательное, что случилось с нами в этом рейсе? Ошибаетесь. Пока я писал на Спенсере объяснительные, а Перси – получал премию, благодарный Тхор собрал свои вещички и отправился искать работу. Не знаю, потчевал ли он табачным соусом еще кого-то, но факт то, что в тот день, когда я наконец отмучился с докладными записками, а Перси – получил наконец премию, под трапом «Гермеса» появилась знакомая полосатая рожа.

– Шкип, – жалобно произнесла она, – навигатор нужен?

– Только не повар, – ответил за меня Перси.

– Да ладно, чего там, – я махнул рукой и отвернулся, не желая, чтобы этот чертов кроль видел, как от смеха у меня текут слезы. – Но только за одну ставку, идет?

Достижения цивилизации

Я много раз утверждал, что приличному человеку, да еще обремененному серьезными делами с военным ведомством, вовсе незачем лезть в Миры Апокалипсиса. В конце концов, мы, уроженцы старых метрополий, совершенно не виноваты в случившейся с ними трагедии. Да, они приняли на себя основной удар проклятых Кочевников, но, во-первых, это было давно, а во-вторых, это отнюдь не повод для тех ужасных обвинений, которые их жители с таким наслаждением обрушивают на наши головы. Чем, спрашивается, мы перед ними провинились?

Перси Пиккерт, конечно, тоже знал, что нас, а уж особенно тех, кто родился на матушке-Земле, в этих чертовых Мирах совсем не привечают. Не рады они нам, даже тогда, когда мы тащим для них совершенно необходимые вещи вроде невидимого мыла и патентованного средства от диареи, попутно усиливающего потенцию. Но алчность Перси пределов не имела никогда, хуже того, – по мере того, как наши дела постепенно шли в гору, он стал все больше стенать по поводу собственной нищеты и ужасных перспектив голодной старости в ободранном приюте на берегу Женевского озера. Другой бы на его месте спокойно трудился, постепенно наращивая капитал и расширяя бизнес – другой, говорю я, но сэра Персиваля отчаянно мучила идея заработать хорошие деньги одним-двумя рейсами, не выходя при этом за рамки закона. Задача, как вы понимаете, почти невыполнимая.

Буквально в каждом порту, едва сойдя с борта «Гермеса», он тотчас же мчался в самый сомнительный из всех наличных баров, чтобы, сидя в углу с парой пива, жадно прислушиваться к пьяной болтовне шкиперов и контрабандистов, коими неизбежно кишат подобные заведения. Я был на все сто уверен, что все его «идеи» не стоят и ломаного гроша, но однажды Перси все же повезло.

Дело было на Катарине. Пока я разбирался с документами, а наш третий член экипажа, гранг по имени Тхор, занимавший должность вахтенного навигатора и, по совместительству – судового повара, приводил в порядок кухню и служебные помещения перед явлением на борт санитарной комиссии, Перси, как обычно, смылся. Я знал, что вернется он не раньше полуночи, – так и случилось.

– Есть потрясающее предложение! – горячо зашептал Пиккерт, едва войдя в каморку, именуемую на «Гермесе» «капитанской каютой», где я надрывался за клавиатурой, в сотый уже раз сверяя ведомости на топливный акциз,

– Чего ты шепотом? – вздохнул я, поворачиваясь к нему вместе с креслом. – Секретная информация?

– А? Что? – не понял он. – Да ну тебя! Я говорю, нам сделали потрясающее предложение!

– Немыслимо, – засмеялся я. – И что оно из себя представляет, это твое предложение?

– Восемьдесят тысяч кредов за чепуховый рейс! – возопил Перси, протягивая руку к моему стакану с джин-тоником.

– Мило, – согласился я, вовремя перехватывая свою выпивку. – А почему от таких деньжищ отказались другие шкипера? Или им просто не повезло?

– Сэ-эм, – Перси назидательно воздел палец, – или ты все-таки считаешь меня идиотом? Документы в полном порядке. В полнейшем! Мы все проверили прямо через нотариуса: более того, груз принадлежит предприятию с государственным капиталом.

– Мы – это кто?

– Ну, я и агент. Кто еще? Нет, с грузом все в полном порядке. К тому же, груз частично гуманитарный: медикаменты и врачебное оборудование, удобрения, ну и двести тонн всякой «коммерции», но у владельцев товара – контракты непосредственно с агентом, и все лицензии, сертификаты – все просто отлично. Полный ажур! Я уже все просчитал: туда идем в грузе, а обратно прямо на Милею, где, как ты помнишь, нам нужно быть для очередного военного фрахта. Еще и время экономим, так что на Милее сможем отдохнуть в военном профилактории – помнишь, нам причитается?

Я уже начал понимать, в чем подвох, но виду пока не подавал.

– Перси, – сладенько поинтересовался я. – А туда – это, собственно, куда? Не в Приграничье ли часом?

– Не-ет, о чем речь, Сэм! Эта планета называется, э-ээ, Флегмона. Что-то я про нее слышал: кажись, это ее в честь какого-то цветка назвали. Красивое название, правда? Боже, восемьдесят кусков, Сэм! Можно будет купить наконец приличный навигационный комп, а то перед парнями уже стыдно. А?

– Эта планета, мой дорогой, называется не Флегмона – чтоб ты был сто лет здоров! – а Фиммона, и это МА. Ты понял теперь, почему твой агент сулит за этот фрахт такие деньги? Ты собрался лететь в МА? Идиот, у тебя ж даже нет семьи, чтобы получить твою страховку!

Перси сник, как продырявленный воздушный шарик. Да уж, лететь в один из Миров Апокалипсиса ему не хотелось. Но в то же время я видел, что проклятая цифра 80 уж очень овладела его сознанием. А если Перси увидел деньги, то, клянусь вам, он воробья в поле до инфаркта загоняет, – так уж он устроен.

– Но ведь груз-то правительственный! – возопил он, найдя, как ему показалось, лазейку. – Гуманитарный! Сэм! Ну подумай, кто нас тронет с гуманитарным грузом?

– Сэр Персиваль, я остаюсь непреклонным. Если ты хочешь лететь на эту чертову Фиммону, то – сколько угодно. Только не со мной, и не на нашем корабле.

Бормоча проклятья по поводу моей нерешительности и, – вы только подумайте! – любви к нищете, он ушел в свою конуру. На душе у меня было неспокойно. Я чувствовал, что этим дело не кончится: и, как всегда, не ошибся. Следующим утром, едва я разделался с санитарной комиссией – пришлось-таки пожертвовать бутылку приличного коньяку, но здесь, на Катарине, это совершенно неизбежно, Перси появился на борту в компании благообразного типа в неприметном сером костюмчике.

– Вот, Сэм, познакомься, – заворковал он, сияя самой зубастой из своих улыбок, – это мистер Вицки, агент на государственном контракте, о котором я говорил тебе вчера вечером.

– Капитан Колоброд, – мрачно представился я, оглядывая гостя. Похоже, он и в самом деле являлся самым что ни на есть государственным агентом – солидным и без подвоха. Это открытие меня немного успокоило.

– Очень рад, капитан, – скупо улыбнулся Вицки. – Ваш уважаемый компаньон сказал мне, что вы сомневаетесь по поводу безопасности предполагаемого фрахта, а так как кораблем вы владеете на равных паях, то без вашей подписи исполнение контракта невозможно. Что ж, мистер Колоброд, я хорошо понимаю ваши опасения. Фиммона и в самом деле относится к так называемым Мирам Апокалипсиса.

– Да в том-то и дело, сэр. Не скрою, деньги нам очень нужны, – а кому они не нужны в наши времена? – но очень уж много крепких парней сложили головы в погоне за такими деньгами, вам не кажется?

– Я полностью с вами согласен. Но хочу сказать еще вот что: Фиммона, мистер Колоброд, отличается необычайно высоким уровнем социальной организации, преступности там нет в принципе, так что вам не следует опасаться ни гангстеров, ни даже коррумпированных портовых чиновников. Это я могу гарантировать твердо. Более того, капитан – в данных случаях, когда речь идет о государственном грузе значительной важности, я уполномочен предлагать перевозчику весьма широкие страховые бонусы, включающие в себя такие страховые случаи, как задержка по вине местных властей, нанесение ими либо по их попустительству любого ущерба судну, и многое другое. Страховые ставки, мистер Колоброд, самые высокие. Поверьте, я, как агент на государственном контракте уже сталкивался с подобными случаями – и не помню, чтобы полученный ущерб не был оплачен в соответствии со страховым полисом.

– Почему же, интересно, государственные службы не отправят туда, скажем, обычный военный грузовик?

– А почему, мистер Колоброд, к вашим услугам прибегает то же военное ведомство? – умело парировал агент. – Потому что мелкие партии груза гораздо выгоднее отправлять при помощи именно таких, как вы, частных перевозчиков. Так же и здесь…

– Сэм, – вмешался Перси. – В конце концов, это нелепо. Мало того, что мистер Вицки тратит на нас свое время, хотя желающих, заметь, – сколько угодно, так ты еще и…

Я вздохнул. Восемьдесят тысяч. Проклятье, нам нужно как минимум два, а то и три месяца, чтобы выкрутить такую сумму! А ведь есть еще и накладные расходы, да и отдыхать хотя бы раз в три рейса необходимо, иначе протянешь лапы. Вот и получается, что скопить столько кредов для нас практически нереально – вроде бы они и зарабатываются, но в то же время так же и уходят с каждодневными тратами.

– Хорошо, мистер Вицки. Но учтите – я не первый день в космосе, и контракт всегда читаю чрезвычайно въедливо. Идемте в кают-компанию.

Контракт оказался составлен грамотно и без тех заковырок, которые иногда подносят частные менеджеры, специализирующиеся на отлове салаг. Лет пятнадцать назад, помнится, я уже оказался в ситуации, когда, доставив честно груз и сдав его получателю, я вдруг остался должен кругленькую сумму… Пока я изучал бумаги, Вицки спокойно ждал, не делая никаких замечаний и не встревая с разъяснениями. Видимо, он и впрямь был уверен, что никаких проблем с таким грузом у нас не будет.

В конечном итоге мы ударили по рукам, и уже через час на орбитальном терминале началась загрузка нашего «хвоста». Перси был вне себя от счастья.

– Хватит не только на комп, а еще и на триггеры! – вопил он, размахивая початой бутылкой виски из неприкосновенного запаса. – Заживем, наконец, как люди! А потом, когда сможем ходить в дальних конвоях, подзаработаем, да и возьмем второй тягач. Чего нам? «Хвост» всегда можно арендовать, а когда у тебя уже два корабля, это – компания, а значит, любой банк в любом порту даст тебе вкусненький кредит на развитие бизнеса. Главное, ведь что? Главное – кредитная история. А так как мы работаем на военных, она у нас, сам знаешь, самая что ни на есть…

– Эх, хорошо бы быть, – вздохнул Тхор, задумчиво шевеля своими верхними лапами – у них, то есть у грангов, верхние конечности довольно мелкие и слабенькие, да зато их две пары – а так вообще Тхор похож на полосатого кролика, обутого в ласты. – Тягач бы побольше, а то в рейсе друг у друга на ушах сидим…

Уши у Тхора не то чтобы значительные, но внимание все же привлекают, особенно когда он, волнуясь, начинает выписывать ими загадочные кренделя. Ощущение такое, словно на башке у нашего штурмана вертятся два небольших пропеллера, причем каждый на свой лад. Ничего не поделаешь, анатомия такая.

В общем, выпили мы слегка виски, и я отправился готовить документы к вылету – на Катарине это тоже целая процедура. Следующим утром мы благополучно зацепили «хвост» и легли на рассчитанный Тхором курс к Фиммоне. По поводу удачного контракта он расстарался и приготовил на обед превосходный борщ с зажаркой на сале, так что чувствовали мы себя просто превосходно, да и вообще, как это часто бывает, решительно ничто не предвещало беды.

Перелет прошел нормально, если не считать забарахлившего на полпути навигационного компа, но к его выкрутасам мы уже так привыкли, что перестали обращать внимание, тем более, что болячки у него, как правило, случались одни и те же, и Тхор давно выучился лечить их на месте. В общем, через двенадцать суток мы вытормозились у этой чертовой Фиммоны и подали кодовый сигнал диспетчерской службе ее единственного орбитального терминала. Тхор в это время как раз готовил ужин.

Диспетчерская ответила нам не сразу, и мы уж начали переживать, если там хоть одна живая душа – терминал-то был девственно пуст, чего никогда не увидишь на орбите сколько-нибудь обжитого мира. В конце концов, после каких-то странных размышлений, мастер-диспетчер приказал нам причаливать и оставаться на корабле в ожидании представителей местных таможенных служб. Такое обращение, в общем-то, несколько нервировало, но я хорошо отдавал себе отчет в том, что здесь, в МА, возможны решительно любые сюрпризы, так что лучше всего – это спокойно сидеть и поменьше волноваться. Случись что, за все ответит страховая компания. Таможенников пришлось ждать еще четверть часа, а готовый ужин все это время скучал в кухне, что никак не повышало мой тонус.

В конце концов они появились – аж четверо, все в каких-то черных гладких костюмах с капюшонами, сильно смахивавших на скафандры. Первое, что удивило меня, едва я разглядел эту компанию в коридоре шлюзового узла – это странная одинаковость их физиономий. Они выглядели как четверо родных братьев, не иначе. Или, вдруг подумал я с ужасом, как четыре клона. Впрочем, меня это мало касалось. Я провел таможенников в ходовую рубку, – за все это время они не произнесли ни единого слова, даже не поздоровались! – и раскрыл файлы с судовыми документами. Двое «братцев» тут же склонились над компом, а вторая парочка застыла у переборки, тупо глядя себе под ноги.

– Груз по государственному контракту, – не выдержал тишины Перси. – Часть – коммерческая партия, часть – гуманитарная. У вас какие-то претензии к нам, господа?

Ему никто не ответил. Двое у компа все так же бесстрастно перелистывали файл за файлом, их коллеги все так же подпирали переборку. В конце концов документы были изучены, и один из братцев, вперившись в меня жутковатым неживым взглядом, потребовал:

– Предъявите к осмотру жилые помещения тягача.

– Вы – и санитарная комиссия тоже? – забеспокоился Перси. – Но обычно это делается после посадки…

– Предъявите… – повторил свою фразу таможенник.

– Роботы они, что ли, – прошипел Пиккерт и сделал приглашающий жест: – Что ж, прошу вас. Жилые помещения в вашем распоряжении. Только на кухне, боюсь, может быть не очень убрано, мы еще не ужинали, и поэтому там… ну, не убрано, в общем.

Вся четверка резво обшарила наши крохотные каютки, не постеснявшись заглянуть в шкафы и тумбочки, потом обследовала санузел – я даже удивился, что никто из них не стал совать башку в унитаз, и ринулась в кухню. Перси, как положено радушному хозяину, везде пропускал их вперед, хотя я уверен, что они это никак не оценили.

В кухне неожиданно раздался короткий многоголосый вопль, и Перси оказался зажат между телом замыкающего и переборкой. Я попытался протиснуться вперед, но удалось мне это не сразу: лишь услышав удивленный и жалобный голос Тхора, твердящий «Я не… что вы себе позволяете, господа?. я не есть животный-контарабнда…», я все же оттеснил, точнее, отшвырнул замыкающего таможенника в коридор и прорвался в нашу милую кухоньку. То, что я там увидел, шокировало меня до глубины души.

Тхор лежал на полу, вяло подергивая ногами, а в это время двое парней в черном затягивали какими-то тросами его верхние конечности. У третьего, стоявшего рядом, в руке находился здоровенный пистолет. Признаться, я растерялся.

– Что вы делаете?! – заорал я во всю глотку. – Немедленно отпустите моего штурмана!

– У вас борту чужак! Чужак!!! – проревел тот, что был с пистолетом. – Вы привезли чужака!!!

– Это мой штурман! Он записан в судовой роли как полноценный член экипажа, у меня с ним контракт по всей форме, сейчас я вам покажу документы, и вы сами все поймете!

– Никаких документов! Вы привезли чужака! На Фиммону! Сейчас вы спуститесь вниз, на планету, и вами займутся представители Комитета. До этого момента корабль не покидать. Любые агрессивные действия приведут к немедленному уничтожению корабля.

– Что они… со мной? – простонал несчастный Тхор, которого, схватив как тюк, уже волокли к выходу.

– Тхор, старина! – крикнул я ему вслед. – Не дергайся и не сопротивляйся! Мы тебя вытащим, это просто какое-то недоразумение! Не бойся, дружище, все будет нормально, мы тебя не бро-осим!

– Господи, что же это за чертовщина? – Перси был в полной прострации. – За что они его? У нас же все в полном порядке?

– Ты лучше думай, куда мы из-за тебя попали, сукин ты сын! – рявкнул я. – И готовься к спуску. Посмотрим, что нам расскажет этот их Комитет. Как бы и нас с тобой не потащили таким же точно образом.

Садились мы, естественно, по приводу. Когда старик «Гермес» пробил своим острым носом полог низкой облачности, я успел заметить довольно странный городок, прилепившийся к небольшому давно не ремонтировавшемуся космопорту, – около сотни совершенно одинаковых строений с рифлеными крышами, более всего походившие на бетонные ангары. Но, тем не менее, это все же был город – меж ангарами были проложены дорожки, на которых там и сям виднелись фигурки обывателей. Посадочное поле оказалось девственно пустынным. Ни единого корабля! Я такого не видел еще никогда в жизни. От пустоты, серости и небольшого дождика, накрапывающего за бортом, мне сделалось как-то не по себе.

– Прилетели, – с непонятным облегчением заметил Перси.

– Вопрос – куда мы прилетели, – вздохнул в ответ я. – Дай бог выбраться отсюда живьем да при своих. Бедный Тхор, что они там с ним сейчас делают?

Перси передернуло от ужаса, но выразить свое мнение на этот счет он не успел: над головами заорал динамик радиоприемника базовой связи.

– Экипажу грузового судна «Гермес» оставаться на борту до прибытия представителей Комитета Расследований!

И так три раза подряд. Наверное, подумал я, они тут с первого захода плохо соображают, и уверены, что все вокруг такие же точно.

– О, Боже, – застонал Перси. – Еще и полиция… да за что?!

– А ты думал, что парни с терминала имели в виду Комитет-По-Торжественной-Встрече?

Сэр Персиваль погрузился в горестные размышления по поводу ожидающих нас бедствий и невзгод, а я, как человек более конструктивный, больше думал о Тхоре и перебирал в голове варианты будущих обвинений. Идиотизм был, конечно, совершеннейший: незаконный арест официально оформленного члена экипажа, – а с правом на работу и соответствующими лицензиями у бедняги все было в порядке, – есть грубейшее нарушение федерального законодательства. За такие шутки полицейских по головке не погладят! Или им тут плевать на законы? То, что мы попали на планету, погрязшую в пучине махрового тоталитаризма и ксенофобии, я понял сразу же. Именно она, ксенофобия, и послужила причиной задержания Тхора. В принципе, и это объяснимо – Фиммона крепко получила от проклятых Кочевников и теперь здесь боятся любого не-человека, как адова пламени. Оставалось лишь надеяться, что люди из этого их Комитета, разобравшись в документах, все же поймут, что федеральный Закон един для всех, независимо от того, нравится он вам или нет.

Таким образом мы грустили минут сорок, как вдруг из приемника прозвучал приказ отпереть шлюз и встречать гостей. Перси тут же помчался искать бумажные копии контрактов с Тхором, я а двинул в сторону шлюзокамеры. Когда раскрылись внутренние «ворота», в коридорчик сперва проникли двое парней с какими-то бластерами на шеях, а следом за ними – молодая коротко стриженая девушка в строгом темно-синем брючном костюме. В руках она держала официального вида папку с двумя магнитными застежками.

– Вы владелец судна? – железным голосом поинтересовалась гостья…

– Совладелец, – уточнил я, – Семен Колоброд, к вашим услугам, мэм. Пройдемте в рубку, там вам будет удобнее…

Кивнув своим спутникам, молодая особа проследовала за мной. Деловито усевшись в кресло бортинженера, она расстегнула свою папку и соизволила, наконец, представиться:

– Старший инспектор Зонального Комитета Расследований Эдна Линник. Итак, мистер Колоброд, меня интересует, с какой целью и по чьему наущению вами был доставлен на Фиммону этот чужак? Учтите, мистер Колоброд, все, что вы скажете, может быть использовано следствием против вас. Я слушаю, мистер Колоброд.

– Здесь, мэм, имеет место глупейшее недоразумение, – как можно более непринужденным тоном заявил я. – Подданный Грангона Тхор Мзендарлалик имеет все необходимые документы, позволяющие ему осуществлять любую трудовую деятельность в Мирах Человека, а так же все соответствующие лицензии на право исполнения обязанностей навигатора и судового повара. Разумеется, он оформлен в экипаж по всем правилам, с соблюдением всех формальностей… вот пришел мой компаньон, он как раз принес вам все документы мистера Мзендарлалика. Извольте взглянуть, мэм, и убедитесь, что…

На бумаги суровая инспектриса даже не взглянула.

– Все эти вещи, – отрезала она, – на Фиммоне недействительны. У себя, там, – она непринужденно взмахнула ручкой с неряшливо обгрызенными ногтями, – вы можете забавляться с чужаками сколько угодно. Для нас же появление чужака не может быть расценено иначе, как попытка диверсии либо же акт шпионажа.

Тут мое терпение лопнуло. Терпеть не могу тупиц, а уж тупиц высокомерных – тем более. Таких, я думаю, надо убивать еще в детстве, что бы они, выросши, не морочили голову приличным налогоплательщикам.

– Так что же, федеральные законы на Фиммону не распространяются? – поинтересовался я. – И ближайший федеральный прокурор практикует в десятке парсек отсюда?

– Подобными ссылками вы нас не проймете, – насмешливо парировала Линник. – Отвечайте, мистер Колоброд – с какой целью вы доставили к нам монстра?

– Да какой он, к чертям, монстр! Тхор, повторяю – член экипажа, с ним оформлен соответствующий контракт и все такое прочее. Ответьте лучше мне вы – каким образом ваш Комитет собирается объяснять незаконный арест подданного союзной расы? Или вы думаете, что мы не доберемся до грангонского консула?

– На Фиммоне мы никаких консулов не держим, – скривила дама свои тонкие серые губы. – И ареста пока еще не было… но если вы приметесь упорствовать в своем молчании, то арест может и состояться. Тогда, уверяю вас, вы лет двадцать не сможете добраться ни до какого консула.

– Но это чистейшей воды произвол! Я немедленно… я требую адвоката!

– Если будет нужно, мы вызовем вам адвоката. Пока я не вижу в этом необходимости. Итак, мистер Колоброд, я в третий раз повторяю свой вопрос. Хочу заметить вам, что мое время довольно ограничено.

– Но ведь я уже ответил вам, мэм!!! Тхор – член нашего экипажа. Почему вы не хотите ознакомиться с его документами? Почему вы не объясняете нам, на каком основании он был задержан, да еще в такой скотской форме?

– Скотство, мистер Колоброд, якшаться с чужаками! Ну что ж, – мэм инспектриса поджала губы и с треском захлопнула свою папку. – Раз вы не хотите отвечать на наши вопросы, то делать мне здесь нечего. Как только вас разгрузят, вы покинете Фиммону. Но впредь вы к нам уже не попадете, это я могу вам обещать.

– Да уж очень надо! Отдайте нам нашего штурмана, и мы немедленно улетим.

– Это невозможно: монстр останется у нас. Его судьбу будет решать Совет.

– Мы без него никуда не полетим! – заорал я, но меня уже никто не слушал.

С минуту, наверное, я стоял перед закрывшейся внутренней дверью, тупо глядя на серый пластик. Оставить здесь беднягу Тхора, нашего верного товарища и, без преувеличения скажу, – друга, было попросту немыслимо. В эти моменты я вдруг по-настоящему понял, насколько он стал нам дорог за все время совместных скитаний. Нет. Об этом не могло быть и речи…

– Что же делать? – задумчиво приветствовал меня Перси, когда я вернулся в рубку. – А знаешь, кстати, пойду-ка я, пожалуй, прошвырнусь по окрестностям…

– Не думаю, что здесь есть хоть один приличный бар, – вздохнул я. – И вообще, кто тебя выпустит?

Перси явно размышлял над какой-то каверзой. Впрочем, я не очень-то доверял его хитрованским способностям, ибо гораздо чаще сэр Персиваль попадал во всякие малоприглядные истории, а вытаскивать его приходилось, разумеется, мне.

– А я попробую, – сообщил он и пошел переодеваться.

Я пожал плечами, уверенный, что он не выдвинется дальше ворот. Перси тем временем благополучно выбрался из корабля и зашагал по полю. Махнув на упрямца рукой, я отключил экран и погрузился в судовые документы – во-первых, для меня это лучший способ хоть как-то отвлечься от горьких мыслей, а во-вторых, я с минуты на минуту ждал появления местной санитарной комиссии.

Через два часа чей-то железный голос – видно, они тут действительно все одинаковые, – потребовал, чтобы я отправил на терминал все документы на груз и копию контракта. Я машинально выполнил все это и тогда только вспомнил, что мы так и не поужинали. Жрать, честно говоря, у меня не было сил, но я понимал, что голод мне ума не прибавит, поэтому я все же поднялся и пошлепал на кухню.

Когда я поставил греться превосходное грибное рагу со свининой, у меня из глаз сами собой потекли слезы. Господи, бедняга Тхор! Что ж ему так не везет-то, в самом деле? И чем его там эти гады кормят?.. если кормят вообще – а ведь с его гастритом голодать нельзя никак, того и гляди дело до язвы дойдет. Жрал на военной службе всякое дерьмо, вот и доигрался…

– Расисты сучьи, – пробормотал я и, чтобы успокоиться, достал из кладовки бутылочку пива.

«Вот тебе и восемьдесят тысяч, – горько думал я, с трудом прожевывая тушеные грибы, – вот тебе и быстрые денежки. Слетали, называется. Что, если это вообще последнее блюдо Тхора? О, боже, только не это!»

В общем, с двумя несчастными бутылками пива я просидел часа три… а может, и все четыре. По корабельному времени уже наступила ночь, но уснуть я, конечно, не смог бы при всем желании. К тому же меня начало беспокоить долгое отсутствие Пиккерта. Еще не хватало, чтобы местные полицейские приняли и этого охламона. Впрочем, надо отдать ему должное, – из лап полиции он как раз выворачивался довольно безболезненно.

Когда я начал задумываться о том, что в качестве снотворного следует все же поглядеть на бутылочку водки, в шлюзе зашумел насос. Он у нас вообще разболтан до предела, но давление пока держит, и поэтому мы его не трогаем, ограничиваясь периодической заменой осевых вкладышей. Я встрепенулся, высунулся в коридор: клянусь, я ожидал уже чего угодно, вплоть до появления группы захвата, но то был всего лишь Перси, причем, что интересно, не один, – а он никогда не водит на корабль случайных собутыльников. Вслед за моим достопочтенным компаньоном в коридоре показался высокий, основательно заплывший тип во вполне цивилизованном костюме и даже, о чудеса, с галстуком на шее. Перси был немного взбудоражен. В руке у него я заметил бутылку виски незнакомой мне марки.

– Проходите, проходите, мистер Бин, – услышал я. – Вот сюда, в камбуз, хе-хе… мой Сэм – прекрасный парень, вы наверняка подружитесь.

Вблизи наш новый гость оказался вполне добродушного вида дядькой лет пятидесяти с располагающей улыбкой и хитрыми веселыми глазами. Он по-хозяйски расположился за столом и протянул мне пухлую волосатую ладошку:

– Александр.

– Семен, – отрекомендовался я, уже понимая, что мистер Бин здесь не просто так, и полез в наш бар за подобающими случаю стаканами.

– Ты мне не поверишь, Сэм,. – тарахтел тем временем Перси, распечатывая бутылку – на ней, как я заметил, красовалось не менее полудюжины разнообразных акцизных марок, – но наш друг Александр – самый настоящий адвокат! Невероятно, не правда ли? А, Сэм?

– Действительно, – согласился я, мигом трезвея от восторга, – я уж было начал думать, что на этой планете адвокатами и не пахнет. По какому праву вы специализируетесь, Александр?

– Я, в некотором роде, универсал, – ответил тот, – благо набор лицензий позволяет. Я занимаюсь обслуживанием жителей нашего небольшого цивилизованного сеттльмента – здесь, неподалеку, у нас свой довольно милый поселок.

– Это тот… с ангарами? – удивился я.

– Нет, – засмеялся Бин. – В бараках живут местные, фиммонаки. Я говорю о наших, то есть о людях с цивилизованных миров, которым приходится ломать здесь спину по государственным контрактам. Федеральная администрация довольно далеко, в столице, да и вообще фиммонаки на нее почти не обращают внимания, так что без здешних юристов нашим не прожить. Фиммонаки такой народ, что без федерального адвоката с ними лучше вообще не разговаривать.

– Ну, за встречу, мистер Бин, – жизнерадостно вмешался Перси, успевший уже наполнить стаканы.

Адвокат чокнулся с нами, в два глотка потребил свою порцию и деловито вытер губы:

– Ну, за дело. Выпить мы всегда успеем. Тащите-ка, Семен, документы вашего несчастного штурманяги, только в бумажном виде. А потом я расскажу вам, что тут можно придумать.

Некоторое время он внимательно изучал все лицензии и контракты Тхора, потом вздохнул и отложил файлы в сторону. Лицо его стало задумчивым.

– Плохи, парни, ваши дела. То есть вытащить мы его, конечно, вытащим, да только хорошо если живого. Фиммонаки просто помешаны на инопланетянах, так что могут угробить его в тюряге, а концов потом в жизни не сыщешь.

– Угробить?! Да как же это, мистер Бин… он ведь совершенно безобидный!

– Для них что обидный, что безобидный – все едино. Они так потерпели от Кочевников, что любым инопланетянам сюда дорога навсегда заказана. Здесь нет ни одного консульства, ничего такого… и администрация уже даже не пытается эту ситуацию изменить. Ксенофобия, джентльмены, причем в острейшей, патологической форме.

– А если попытаться… – я пошевелил пальцами.

– Увы, – помотал головой адвокат, – на Фиммоне много чего есть, но вот коррупция отсутствует как явление природы. Да и вообще им ваши деньги до одного места. У них тут такой строй… с ума сойти можно. У них даже взаимоотношения полов не поощряются. То есть, прямо скажем, я ни разу не видел, чтобы парень ухаживал за девушкой. Никакого секса, упаси боже!

– А как же они тогда размножаются?

– Принудительным порядком, по распределению. Матери своих детей никогда не видят, их сразу отбирают и увозят в специальные ясли, а воспитывают потом в лагерях. Там же, в яслях, присваивают имя и фамилию.

– То есть, отношения между мужчиной и женщиной вообще запрещены?

– Не то чтобы запрещены – о прямом запрете, насколько я знаю, речь не идет, но, я бы сказал, не приняты в обществе. Хотя, я знаю, бывали исключения, но это, в общем-то, редкость. Поэтому очень плохо, что ваше дело ведет молодая баба. Был бы мужик, было бы проще. А так… в общем, гарантировать я ничего не могу, но попытаться, конечно, возьмусь. Не вешайте носы, парни! Что-нибудь да придумаем. Сегодня же я отправлю протест в федеральную администрацию и нажму на все кнопки, чтобы его рассмотрели как можно быстрее. Но там так любят тормозить… короче! Я пока пошел, а как только что-то прояснится, – сразу сообщу.

– Где ты его нашел? – спросил я Перси, размышляя, налить мне себе еще порцию или все же не стоит.

– Места знать надо, – неопределенно ответил он. – Паршивые дела с этой чертовой администрацией. И вообще, вся эта дерьмовая планета… наверное, Сэм, ты был прав – не надо нам было сюда лететь.

– Еще не вечер, – мрачно буркнул я и все-таки налил себе виски.

Признаться, мне очень хотелось отвесить ему по шее.

Спали мы больше двенадцати часов. Астронавт-дальнобойщик типа нас, случись ему такая невиданная роскошь, как возможность выспаться как следует, будет дрыхнуть до упора, невзирая ни на какие жизненные неурядицы. Согласен, может быть, кое-кому наш сон покажется кощунством, но вот попробуйте систематически не высыпаться в течение хотя бы пары месяцев, я потом я на вас посмотрю. Когда мы наконец проснулись, – а это произошло почти одновременно, – по местному времени наступило раннее утро. Я проверил, не пришло ли нам уведомление об окончании разгрузки «хвоста», но служащие терминала, похоже, не отличались особым трудолюбием.

– Кажется, такими темпами эти олухи будут разгружать нас трое суток, – заметил я за завтраком. – Вручную они, что ли, контейнеры таскают?

Мой компаньон пожал плечами, и в этот момент запищал коммуникатор. Перси равнодушно протянул руку к дублирующей панели над обеденным столом и бесцветно произнес:

– «Гермес», старший помощник Пиккерт.

– Это Бин. – услышали мы.

– Ну?!

– Есть новости. Вашу чертову Эдну не очень греет перспектива получить по ушам от федеральной администрации, и она согласилась предоставить вам свидание с задержанным. Давайте, собирайтесь по-быстрому, пока эта зараза не передумала. Через десять минут я жду вас с тачкой возле южных ворот порта.

– А что ему можно передать?

– Ну, вы даете… – рассмеялся адвокат. – Что, никогда не?.. а, ладно. Белье, кружку, туалетные принадлежности – пока все. И жратвы захватите, консервов побольше, а то черт его знает, чем они его там кормят.

Следующие пять минут мы носились по кораблю, как ошпаренные, складывая в мешок вещи Тхора вперемешку с его любимыми бычками в томате. Наконец, собрав арестантскую дачку, мы с солдатской скоростью впрыгнули в комбинезоны и вылетели наружу. Бин ждал нас возле большого, по самую крышу заляпанного грязью джипа.

– Будем надеяться, что этой стерве и в самом деле не нужны неприятности, – сказал он, когда мы все погрузились на переднее сиденье. – Знать бы еще, как ее, гадину, дожать?

– А что, вопрос зависит от этой, как ее, Эдны? – удивился Перси.

– Да, – кивнул адвокат. – Прокуроров у них тут тоже нет, а она – старший следователь Зоны. Раз она приняла ваше дело, она все и решает.

– А суд?

– Да какой тут у них суд… не дай бог, дело дойдет до Совета – тогда все уже ясно. Пока он у Эдны, можно попытаться. Вот как же ее доломать, вот вопрос…

Наш джип промчался по длинной асфальтированной улице между рядом совершенно одинаковых бараков, – я, кстати, не заметил ни одного аборигена, свернул направо и скоро остановился возле серого пятиэтажного здания с облупившейся штукатуркой. Бин выключил двигатель и, морщась, приказал нам выгружаться. Внутри нам пришлось остановиться возле большой стеклянной будки, в которой сидели двое охранников с неизменными бластерами на шеях. На нас они старались не смотреть. Впрочем, мы на них – тем более. Адвокат долго разговаривал с кем-то по древнему телефону, потом раздраженно выключил трубку, положил в окошко будки, и махнул рукой:

– Пошли, парни.

На площадке второго этажа нас встретила уже знакомая следовательница. Увидев нас, она скорчила недовольную рожу и поманила пальчиком, после чего тщательно осмотрела содержимое мешка с передачей.

– У вас десять минут.

Стоявший в коридоре охранник распахнул перед нами какую-то грязную дверь со множеством допотопных замков. Честно признаться, я еще ни разу не бывал в камере, разве что видел ее интерьер в сериалах про грязных следователей, которых в конце концов препровождали на каторгу: в своих мыслях я представлял жуткий темный каземат с кучей крыс и соломенным матрасом, брошенным на бетонным пол.

Однако я ошибся. Перешагнув порог, мы оказались в ярко освещенном помещении без окон. Напротив двери находилась койка, намертво приваренная к металлической стене, и низкий столик. На койке, тихо постанывая, лежал Тхор. Он не был ни избит, ни искалечен, – он просто лежал и выпевал свою бесконечно длинную, заунывную молитву. Я услышал, как шумно сглотнул Перси.

– У нас всего десять минут, – напомнил я – не столько ему, сколько себе, но первым очнулся мой компаньон.

– Тхор! – завопил он, бросясь к нашему навигатору. – Старина!

Тхор умолк и медленно раскрыл глаза.

– О, это вы есть… – тихо прошептал он.

Через секунду он уже пытался вырваться из наших рук. Кажется, мы с Перси едва не задушили друг друга, пытаясь выразить свое сострадание нашему несчастному штурману… впрочем, это не слишком важно. Тхор и в самом деле выглядел плохо.

– Они тебя били? – спросил Перси, выбрасывая на койку консервы вперемешку с простынями – хотя, надо сказать, бельем арестанта обеспечили полностью.

– Нет, – уже спокойно ответил Тхор. – Они меня сюда просто сунули… и кормить раз вдень. Какой-то гавно дают, а что – не знаю…

– Раз в день? – поразился я. – Ну это уже вообще…

– Не будем о конвенциях, – резко перебил меня Перси. – Так, Тхо: здесь твои любимые бычки, вот две буханки хлеба, сало… ты, главное, не бойся: мы уже нашли адвоката, он подал протест, так что скоро мы все отсюда умотаем. Ты не бойся ничего, понял? Ничего они с тобой не сделают! Мы здесь, и без тебя никуда не улетим. Понял? Понял, Тхо?

– Да, и вот, – вмешался я, доставая из кармана катушку тонкой проволоки, – нож, понятно, нельзя, но я вот когда-то читал, что раньше в тюрьмах, ну, на Земле, сало резали ниткой. Вот, держи. Разберешься…

– Свидание окончено! – рявкнул охранник за дверью.

– Так ведь десять минут! – пискляво возмутился Перси, но тот лишь повторил свои слова – так же безразлично, словно, робот. Впрочем, я уже понял, что чертовы фиммонаки действительно строятся по одному, раз и навсегда утвержденному стандарту, так что удивляться тут было нечему.

– Мы без тебя не улетим! – выкрикнул напоследок Перси. – Твердо!

Эдна сочла необходимым проводить нас до выхода.

– Вы не имеете претензий, господа? – спросила она, не переставая морщиться.

Перси неожиданно устремил на нее довольно странный взгляд.

– Я могу подать частное заявление по существу дела? – спросил он.

– Конечно, – следовательница откровенно опешила. – А… что вы имеете в виду, мистер Пиккерт?

– Пока ничего. Мне нужно подумать и проконсультироваться со своим адвокатом.

– Вы можете пройти ко мне в кабинет…

– Нет-нет, мэм. Повторяю: мне нужно подумать. Я смогу найти вас в течение сегодняшнего дня?

Мэм следовательница замялась, и я совершенно отчетливо увидел, что – да, лишние неприятности ей почему-то действительно не в кайф.

– Сегодня я буду здесь до самого вечера. Если вы считаете нужным, то сможете найти меня через пост охраны внизу. Но, все же, что вы имеете в виду?

– Я поразмыслю над этим, – загадочно улыбнулся Перси, и мы погрузились в джип.

– Что ты опять задумал? – спросил я, удивленный этой довольно странной беседой.

Однако Перси лишь помахал мне лапкой и ухмыльнулся.

– Не спеши…

Адвокат довез нас до ворот порта – очевидно, дальше его машину не пускали, – и тогда лишь поинтересовался:

– Ну, как он там?

– Да ничего, – устало ответил я. – Мы боялись, что будет хуже. С кормежкой только совсем плохо, а у него желудок… ну, будем надеяться, что они выпустят его раньше, чем начнется язва.

Бин покачал головой.

– Кстати, ребята, нужно поговорить еще вот о чем. Если вы хотите, за очень скромные деньги я могу заверить все ваши проблемы для страховой компании. Ведь как я помню, государственный агент положил вам целую кучу подписанных полисов на все случаи жизни?

– Идемте на борт, Александр, – вздохнул я: в общем-то, сейчас мне было не до полисов, но дело есть дело, – там и поговорим. Да и выпьем заодно, а то у меня после вчерашнего что-то голова совсем ту-ту-у…

Пока мы с мистером Бином приканчивали остатки вчерашнего виски и готовили бумаги, Перси выволок из шкафа свой парадный костюм и снова куда-то умчался. Будучи в сильном расстройстве мыслей, я даже не обратил на это внимания. Мы допили виски, я проводил милейшего адвоката до ворот и вернулся на корабль. Жрать было практически нечего, а мысль о том, чтобы приготовить что-либо без Тхора, казалась мне жутким кощунством. Поэтому я завалился на койку, но сон не шел.

Я вертелся и крутился минут, наверное, сорок, потом все же поднялся, отправился на кухню и достал с горя сигару, предназначавшуюся, в общем-то, для совершенно иных случаев. И тут меня осенила идея.

Следующие полчаса я потратил на то, чтобы найти коды местного военного представителя. Надо сказать, это была нелегкая задача, но я справился.

– Полковник Кузакин, – ответил мне густой прокуренный бас. – Что вы хотели, борт «Гермес»?

Я назвал свой номер и номер контракта по реестру вспомогательных кораблей и принялся излагать проблему. Слушая меня, Кузакин постепенно начал сопеть. В конце концов его сопение перешло в горловой рык.

– Как они мне здесь осточертели со своей ксенофобией и прочим идиотизмом! – рявкнул он. – Опять начнется дипломатический скандал! Ну, нет, хватит с меня! Сегодня же подаю протест, и пусть только эти кретины попробуют не отреагировать.

– А сколько времени это может занять? – осторожно поинтересовался я.

– Времени? Времени, думаю, немного, месяц, может, два. Не беспокойтесь, ничего с вашим штурманом не случится. После протеста они не посмеют его закопать, побоятся. Это я вам могу гарантировать. Все-таки убийство инопланетянина – не шутки, особенно, когда мы успеем подать протест по всей форме, как положено.

– За месяц он умрет без всякого воздействия с их стороны, – воздохнул я. – У него предъязвенное состояние.

– Ох ты дьявол, совсем плохо дело! – заволновался Кузакин. – Это ж получится, что мы, земляне, ни за что ни про что замучили в тюрьме неповинного гранга! Я немедленно должен уведомить гражданскую администрацию, пусть они заранее готовят что-нибудь, ноту там какую-то, что ли…

– А Тхор!? С ним что будет?

– Я немедленно пишу протест! – заверил меня бравый вояка. – Немедленно!

Я со стоном выключил связь и решил, что самым лучшим решением будет выпить еще виски. За этим занятием меня и застал Перси. От него немного попахивало вином, при этом вид он имел довольно загадочный.

– Разгрузкой интересовался? – спросил он, усаживаясь за стол.

– Да какое там… – горько замотал я башкой. – Я тут уже военпреду звонил… так эта сволочь говорит, что Тхора продержат месяц минимум. Что толку со страховых премий, если они его там заморят голодом? Надо будет завтра найти этого Бина и попросить, можте, он договорится еще о свиданке, а?

– Посмотрим, – кивнул Перси. – Идем, глянем, что там с разгрузкой делается.

Разгрузка, к моему удивлению, подходила к концу. Проверив, все ли в порядке с документацией, Перси наскоро отобедал консервированным рассольником, тщательно вычистил костюм и снова удрал. Я проводил его с некоторым изумлением – что, и здесь, на этой чертовой Фиммоне, он нашел портовый бар со старыми трепачами, умеющими отвесить пару историй про старые добрые времена? Невероятно.

Ближе к вечеру – по местному времени, разумеется, – Перси вернулся окончательно, причем на этот раз он был не то чтобы пьян, но все же несколько подшофе, а брюки его оказались заляпаны какой-то желтоватой грязью.

– Где тебя носило? – подозрительно поинтересовался я, подозревая, как всегда, перспективу очередных полицейских неприятностей.

– Гулял по окрестностям, – невинно признался мой компаньон. – А хороших дорог у них маловато. Зато природа, о-оо! Нетронутый, дикий мир…

Я пожал плечами и отправился спать: признаться, вся эта ситуация да плюс виски здорово подействовали мне на нервы.

С утра, ковыряясь вилкой в банке с перловой кашей, сэр Персиваль неожиданно заявил мне:

– Тщательно проверь всю документацию, отметься в портовой службе и вообще вылижи все документы, как если бы мы собирались вылетать.

– Какого ты мне об этом напоминаешь? – взорвался я. – Ежу ясно, что уж здесь-то я не допущу никаких нарушений, хватит с нас Тхора. Когда ты думаешь отыскать Бина? Он бывает живым до обеда?

Перси неопределенно помахал рукой.

– Бин, я думаю, всегда в порядке. Если я договорюсь о свиданке, то или приеду, или свяжусь с тобой. У нас бычки в томате еще остались?

– Полно, – буркнул я. – Только лучше ты поторопись.

– Да хорошо, хорошо! – ответил Перси с неожиданным раздражением и выскользнул из кухни.

Разгрузку нашего «хвоста» закончили еще на рассвете. Я распечатал копии всех документов для сверки и пошел в портовую канцелярию. Там я позабыл и о Перси и даже о Тхоре – потому что таких тупых и ленивых клерков мне видеть еще не приходилось. По-моему, они специально гоняли меня из кабинета в кабинет, чтобы позабавиться. Впрочем, неудивительно, если учитывать высочайшую загруженность порта торговыми судами и колоссальный грузооборот, который этим олухам приходилось обслуживать. Странно даже, зачем их там держали в таком количестве: не иначе, как для престижу.

В общем, все необходимые печати я получил в глубоко послеобеденное время – точнее, время уже шло к ужину. Я вернулся на «Гермес» нечеловечески уставший и голодный, сунул в кухонный комбайн банку с минерализованной копченой уткой и раскупорил пиво. За бортом начало темнеть. Ну вот, подумал я, сукин сын Перси, конечно же, так и не нашел адвоката, следовательно, бедняге Тхору придется опять сидеть голодным. В это время заработал шлюз.

Когда я увидел Тхора, то сперва решил, что у меня начались галлюцинации, хотя ни алкоголя ни тем более грибочков я не потреблял. Вместе с Тхором в коридоре появился Перси – смеющийся и ужасно довольный собой.

– Поехали на взлет, Сэм! – заорал он. – Все в порядке, так что давай дави на газ!

– Ты его что, украл? – кажется, я слегка остекленел.

– Да нет. Его выпустили. Сказал же, все в порядке, поехали!

О том, каким образом удалось вызволить нашего штурмана. Перси рассказал уже после того, как мы зацепили наш верный «хвост» и легли на курс.

– Женщины, – сказал он, – существа, как вы знаете, двоякие. В некотором смысле они более подвержены инстинктам, нежели мы, мужчины, да это и понятно, а все же и дары цивилизации для них значат даже больше, чем для нас. А уж такое достижение, как процесс ухаживания с проявлением восторга и нежными вздохами у них нельзя отнимать категорически. Стоит отнять, как это придумали сумасшедшие фиммонаки, и все, греха не оберешься. Это я понял, заглянув в глаза нашей дорогой Эдне. В первый же день я осмотрел окрестности на предмет поиска какой-нибудь идиллической рощицы, и тогда же, только уже вечером, предложил ей небольшую приватную беседу, только подальше от служебной территории. Ну, как добиться успеха у женщин, я знаю с младенчества, – при этом Перси выпятил грудь и подлил себе виски, – а все остальное было уже делом техники. Честно признаться, я не думал, что вытащить ее из офиса будет так легко. Да, боюсь, что скоро на Фиммоне случится восстание.

– Ну вот, – засмеялся я, – а девочка теперь ждет…

– Да ничего она не ждет, – хмыкнул Перси. – Я просто продемонстрировал ей одно из наиважнейших достижений цивилизации, вот и все. А дальше они там сами разберутся. Без инструкторов.

Харьков, 2003–2004.

Приключения в консервах

– Тошнит меня что-то, – пожаловался мой компаньон Персиваль Пиккерт, уныло глядя в седьмую за сегодняшний вечер кружку пива.

– Тогда блевать, – скомандовал я.

Нужно сказать, что я вообще никогда не забываю, что капитан на нашем несчастном тягаче «Гермес» все же я, а не он, хотя паи у нас пополам.

– Да нет же, – совсем грустно вздохнул Перси. – Это от тоски. Хоть бы что-нибудь произошло… а то ведь и двинуться недолго от скуки. Пришел из рейса, сдал документики, пересчитал бабки и опять в рейс. Ужас, а не жизнь. Вот если бы какие-нибудь приключения…

Меня передернуло от ужаса. Только приключений нам и не хватало. И, главное, полюбуйтесь на этого красавчика, все ему неприятностей мало! То у нас чуть не отваливается главный маршевый, то на проклятой Фиммоне едва не казнили нашего штурманского повара Тхора – за то только, что ему повезло родиться грангом, а они, на своей засраной Фиммоне, понимаете ли, инопланетян не любят – а сэр Персиваль, извольте видеть, от тоски пухнет. Нет уж, как по мне, так чем оно спокойней, тем лучше. И вообще о всяких гадостях и вспоминать не следует, того и гляди накличешь. Чего нам, собственно? Сиди себе спокойненько, да и все. Капитал растет, скоро, глядишь, прикупим еще один тягач, а там и до корпорации рукой подать. Кто из нас, простых работяг-дальнобойщиков, не мечтает о собственной корпорации? Да только не всем везет. Ну и еще, чего уж тут греха таить, все мы, «owner operators», по натуре больше бродяги, чем бизнесмены. Вот и сидим с одним, редко двумя, собственными корабликами, кое-как зарабатывая на хлеб насущный. Не голодны – и ладно, а там уж как кривая вывезет.

– Сходи-ка ты к бабам, – предложил ему я. – Все веселее будет.

– Э-ээ, – мрачно отозвался Перси. – Так еще хуже.

Я махнул рукой. Его проблемы, по большому счету, меня не очень-то волновали. Гораздо важнее был тот факт, что послезавтра мы должны стартовать на Андрес, а у нас еще пятьсот тонн «хвоста» свободны. И попутного груза – хоть убейся, но нет. Андрес вообще не самый лучший в этом отношении мир – «старая», полузаброшеная колония, в которой жизнь течет по чайной ложке в год. И оттуда, разумеется, придется идти порожняком. Хорошо хоть следующие два фрахта – от военного ведомства, значит, пустыми нас гонять не станут и заплатят за все как положено.

От таких мыслей в меня и пиво-то толком не лезло, за весь вечер я выпил всего три кружечки, что для меня, скажем прямо, не характерно. Мы сидели в полупустом баре старика Хэнка – дело происходило на любимой нашей Катарине – и совершенно не знали, чем себя занять. Возвращаться на корабль не хотелось, он и так уже осточертел нам по самый не могу, а на какую-то расширенную программу не хватало денег. Точнее, не хотелось их тратить.

– Наверное, попрошу я хоть сто коньячку и икорки вприкуску, – решился все же Перси.

Я вздохнул. Мне не хотелось ни коньяку, ни икры. А может, и хотелось, кто его знает – но уж очень жалко было выбрасывать деньги на такую ерунду. В последнее время меня что-то стали одолевать дурные мысли о старости. А что такое старость без приличной пенсии, вы знаете? То-то. Конечно, чисто календарно мне до пенсии еще ой как далеко, но, когда вдруг ощущаешь себя заезженной лошадью…

Перси оторвал свой зад от кресла и двинул прямиком к стойке. В этот момент мое внимание неожиданно привлек довольно забавный тип, вошедший в заведение. На астронавта он походил не более, чем я на плюшевого медведя, чтобы там ни твердила крошка Мисси. Вошедший был лысоват, коротковат, но главное, его круглые, на выкате, глазки смотрели по сторонам с таким детским, чтобы не сказать – идиотским выражением, что любой из завсегдатаев старины Хэнка, увидев этакое чучело, сразу сказал бы, что подобным швабрам здесь не место. Новый гость внимательно оглядел столики и, увидев меня, развил приличные обороты. От такого дела у меня едва не отвисла челюсть – да, конечно, так оно б и было, не дай я еще в детстве зарок ничему никогда не удивляться.

– Здравствуйте! – задушенно выдало чучело, норовя сунуть мне скользкую пухлую ладошку. – Я брюквер.

– К-хто?! – не понял я.

– Брюквер! Из компании «Брюквер и Смоляк ltd»!

Похоже, он считал, что я должен разрыдаться от восторга.

– Мистер, – сказал ему я, – если вы думаете, что я покупаю пылесосы, рояльные струны или там вечные бритвы для ног, то вы ошибаетесь. Я, мистер…

Но он не дал мне отдышаться.

– Вы же Колоброд? – жизнерадостно возопило это чудовище.

– С утра был – да, – отозвался я. – Так у вас ко мне дело? Что ж вы сразу не сказали?! Присаживайтесь, мистер Брюквер! Эй там, кто-нибудь, принесите нам пару пива. Я весь внимание, мистер Брюквер.

Тут к столу вернулся Персиваль.

– Пиккерт, – представился он. – Можно просто Перси.

– Я знаю, – закивал Брюквер. – Знаю… итак, джентльмены – у меня к вам маленькое, но совершенно неотложное дело. Моя компания, джентльмены, занимается устройством разного рода антреприз, цирковых представлений и, иногда, – просто аттракционов. Да, джентльмены, это, как вы уже догадались, шоу-бизнес.

Признаться, его манера ведения разговора показалась мне способной взбесить даже йога, – но я еще слушал.

– Дело тут все в том, что на Андресе – вы, вероятно тоже слыхали про это милое местечко, – недавно было принято решение о введении нового всенародного, так сказать, праздненства. Что-то вроде столетия с дня введения местной конституции – не важно, впрочем. Так вот, джентльмены, – и чертов Брюквер торжественно воздел к потолку свой пухленький пальчик, – моему уважаемому компаньону мистеру Смоляку удалось заключить эксклюзивный контракт с местным самоуправлением на проведение всех торжественных мероприятий в столице этой очаровательной планеты!

– Поздравляю вас, – вмешался Перси, успевший к тому времени потерять терпение. – А мы вам на что?

– Но как же? – изумился Брюквер. – Вы же идете на Андрес?

– На Андрес.

– И у вас есть еще немного свободного э-ээ, местечка в прицепе?

– Ну наконец-то! Вы совершенно правы, мистер Брюквер, у нас свободны аж пятьсот тонн по нагрузке. Правда, я не смогу сразу сказать вам, каким при этом мы располагаем объемом, но думаю, что места вам хватит. А что, вам, собственно, необходимо перевезти?

– О, да сущую ерунду, джентльмены! Всего сто пятьдесят тонн – то есть тридцать стандартных контейнеров М-3 на стандартных же ролетах, так что с погрузкой никаких проблем у нас не будет.

– Тридцать М-3, – тут же прикинул я. – Места, пожалуй, хватит. А что это у вас за груз такой легкий?

– О, в основном ажурные металлоконструкции, мистер Колоброд. Аттракционы, знаете ли, товар довольно объемистый. Еще, скажу по правде – у нас есть новейшие, совершенно пока уникальные голографические излучатели: потрясающая вещь, последняя разработка фирмы «Шишерс».

– Голографические?

– Ну да. Удивительная вещь, джентльмены! Генераторы иллюзий во всей свой красоте, даже с частично автономным питанием, что может быть немаловажно при устройстве больших праздников.

– Что ж… а как вы думаете платить, мистер Брюквер?

Здесь наш собеседник слегка сник.

– Заплатить я смогу только аванс, джентльмены. И тот, увы, по средней профсоюзной ставке. Мне сказали, что вам очень не хочется уходить в рейс с недогрузом, и я подумал…

– Что же вы подумали, мистер Брюквер?

– Я подумал, что вы, может быть, согласитесь на оплату правительственным чеком?

– Чеком?

– Ну, конечно! я имею на руках контракт и чеки правительства Колонии Андрес, все, вы не сомневайтесь, совершенно официально, и деньги по этим чекам вы получите сразу же, как только сдадите груз моему компаньону мистеру Смоляку, уже ожидающему на месте. Наш с вами контракт мы будем оформлять через любого лицензированного агента, и вы понимаете, что обман тут просто невозможен!

Я посмотрел на Перси, и тот кивнул. Нам все одно нужно было идти на Андрес, а лишние сто пятьдесят тонн на расходе топлива не скажутся практически никак. Зато даже в худшем случае у нас, по крайней мере, останется аванс. И, расплатившись за выпивку, мы отправились к агенту.

По правде говоря, я немного сомневался, но после подписания контракта у нашего старого агента Сэми Хагера – с соответствующей проверкой всех реквизитов, – сомнения мои почти растворились. А, черт его дери, зря… хотя дело было вовсе не в том, чего я успел испугаться. Нет, никаким мошенничеством там и не пахло. Все оказалось куда как хуже!..

Следующим же утром мы и стартовали. Перси слегка страдал бодуном, но частные перевозчики, к счастью, медкомиссии не проходят, принято считать, что это проблема касается исключительно их страховщиков. Курс на Андрес Тхор рассчитал еще несколько дней назад, так что мы вполне благополучно отчалили, разогнались и прибыли в кают-компанию на несколько ранний обед.

Тхор подал солянку.

Нужно сказать, что наш штурман, он же кок, гранг по имени Тхор, не только закончил когда-то поварские курсы, а еще и – в молодости – служил третьим навигатором на огромном линкоре «Кракасс», флагмане 6-го Флота Грангона. Оценка его способностей как кока так и навигатора заслуживала наивысших похвал. Достаточно лишь заметить, что мы практически никогда не пользовались весьма дорогостоящими услугами Правительственной Лоцманской Службы – превосходное военное образование Тхора позволяло нам совершать самые сложные орбитальные маневры самостоятельно. Ко всему прочему, старина Тхор, попавший к нам на борт совершенно, в общем-то, случайно, оказался прекрасным товарищем, стойким как в застолье, так и в любых иных жизненных неурядицах.

Итак, Тхор подал на обед солянку, и, переживая за Перси – небольшой графинчик.

В этой солянке чудесным образом соединились многие добродетели нашего старого мира. Над древней фаянсовой супницей, приобретенной Тхором на какой-то гаражной распродаже, вился ароматнейший парок… степенно плыли по густо-красному кругу кусочки катаринской ветчины, мирно соседствующие с неизбежными осьмушками прикопченых сосисок, влажно и бесстыдно сверкали пузатенькими боками маслинки. На отдельном блюдечке ждали своего тонко порезанные ломтики лимона, скромно светилась в пиале сметана, столь необходимая при таком восторге. Мы с Перси втянули носом воздух и вздохнули.

– Н-да, – резюмируя, сказал я.

– Тхор, дружище, а в каком чине тебя с Флота турнули? – поинтересовался вдруг сэр Персиваль.

– Обер-лейтенант по-вашему, – немного подумав, ответил тот. – А что? Ты раньше никогда не спрашивал.

– Козлы, однако, – вздохнул Перси, рассматривая графинчик. – Я б тебе полковника дал.

– Вы пробуйте, пробуйте, – порекомендовал Тхор, лоснясь, однако же, от удовольствия. – Сала не много ли?

– Он еще спрашивает! – простонал Перси после первой пробы. – Потрясающе! А водка – что это у нас нынче?

– Из старых запасов, – признался Тхор. – «Бельведерская». Я обновил, конечно, но ты сперва эту допей.

Я, признаться, тоже пригубил на донышке – еще бы, под такую солянку! кто, интересно, оказавшись на моем месте, поступил бы иначе? Отобедав же, мы разбрелись на время по каютам – Тхор отправился читать Конфуция, Перси стирать свой любимый выходной фрак, а я просто завалился спать, да и проспал чуть не до утра – первое время мы шли по известной федеральной трассе ТьФУ-95 на автопилоте. Вахты должны были начаться только послезавтра.

Неприятности начались после поворота. Из-за изменчивости неподвластных человеческому разуму водородных облаков федеральной трассы до Андреса не существовало (да по большому счету, было бы из-за чего и огород-то городить!), поэтому каждый борт строил курс по-своему, опираясь на сводку погоды да на опыт и мудрость навигаторов. Насчет Тхора у меня, как я уже говорил, сомнений не было никаких, поэтому я нисколько не переживал по этому поводу. Тхор-то и не подвел… зато случилось то, что рано или поздно случается с каждым без исключения дальнобойщиком – проблемы с движками.

Увы, судьба наша известна. Многие, устав от бесконечных ссор с тиранами-менеджерами, рано или поздно начинают мечтать о лицензии. Накопить на лицензию, лишая себя подчас самого необходимого – можно. Но где тогда взять деньги на тягач, если банк даст кредит на «хвост» только после покупки «тягла»? О лизинге же частный оператор может только мечтать, лизинг – прерогатива крупных корпораций. Часто бывает так: встречаются два бедолаги, у одного из которых есть лицензия на извоз, а у другого – тягач. Но тогда и налоги возрастают почти вдвое! Нам-то с Перси повезло – у нас были деньги, и была у меня лицензия, так что в долги мы почти и не влезали. А другие? И уж насколько редко случается так, что выпадет трудяге частному оператору кредит на покупку нового тягача. Редко… да и как иначе? Вот и ходят все на «дровах», купленных с аукционов гигантских корпораций. Ходят – жить-то надо. Да только, хоть и платят все грабительские профсоюзные взносы, а все равно гибнут. Откажет изношенный до предела компрессор прямо на разгоне – и поминай как звали!

И с «Гермесом» нам повезло, хотя старикашка – вроде Тхора. Тхор-то, как к нам попал? У-уу… служил себе парень офицером, училище с отличием, тут бах! – Флот сокращают. И аристократишек, пусть трижды тупых, на службе оставляют, а как же? Знаю я их грангонские порядки, читал, было дело. А так как Тхор сирота – сын старого полковника, и нет у него ни дядющек, ни дедушек, так его р-раз – и за борт. Куда деваться? Работы нет, торговый флот у грангов бывших вояк не терпит, что делать? На последние деньги закончил курсы поваров – для кого вы думаете? Для землян! Нас много, у нас работа всегда есть. Ну, в родном космосе мы его и подобрали, когда он в спасательной капсуле дрейфовал, с житухой прощался. Так и тягач наш старый. Увеличили, слава, те, Господи, для крупных перевозчиков налоги, и всю технику чуть тяжелее «реестра-10» – с аукциона. А ему еще ходить и ходить. И платить за него мы вполне в состоянии, плюс, как все знают, на военных мы местами шарашим. А те своих в обиду не дают. Но ломается, как известно, все. Вчера, казалось, ты за диагностику пол-кармана вывалил, и тут – н-на тебе! С размаху!

На экстренный вызов Тхора – несмотря на то, что в тот момент я чинно сидел на кухне и покуривал после чая сигарку, – ваш покорный слуга отреагировал, как и подобает опытному астронавту, немедленно. С сигарой же в зубах я и примчался в ходовую рубку.

– Тревога? – спросил я, зная, что без особой нужды Тхор меня тревожить на станет.

– Пока не очень, – ответил тот, напряженно всматриваясь в диагностический дисплей моторной группы. – Четвертый маршевый, второе шасси триггеров. Странно мне это есть… меняли третье, так?

– Так, – подтвердил я. – А что с ними, собственно?

– Я их сам сканировать есть, – сообщил Тхор. – Все в поряде есть. И вот – вторая. Пр-рошу! Фонит.

– Фонит? – удивился я. – С чего бы это?

– Не радиация, нет, – терпеливо пояснил гранг. – Ни для нас, ни для груза не опасно. Электромагнитные наводки есть. Но фокус сбивает. Плазма тудой-сюдой, понял? Тяга скоро начнет падать. Потихоньку, конечно: до финиша дойдем. И до военных дойдем. Н-но…

Я присел в кресло бортинженера, а Тхор завертел левым ухом, что было очень дурным признаком – что-то его нервировало. В сущности, отказ одного триггерного шасси нельзя назвать серьезной неприятностью, и уж кто-кто, а наш бравый навигатор понимал это не хуже меня. И все же что-то его взволновало.

– Да чего ты переживаешь? – дойдем, перекинем, в конце концов, все шасси, подумаешь! Проблем куча!

– Не так тут что-то, – ответил Тхор. – А что– хер пойму. Вот чую, понял? Есть?

– Есть, – машинально ответил я, не понимая, что могло его взволновать. – А что у нас, кстати, на ужин?

– Рагу. Капустное с шампиньонами, – хмыкнул гранг, не отрываясь от дисплея, который показывал малопонятную мне картинку. Точнее говоря, он показывал почти что полный порядок, и я никак не мог врубиться, что же там не нравится Тхору. Да, триггеры. Дальше? С такими триггерами пол-галактики облететь можно.

– Да еще и впереди, – вновь подал голос Тхор, – облако с довольно странными, я бы сказать есть, характеристиками по спектру. По крайней мере, в училище нам о таких не рассказывали.

– Мало ли о чем тебе не рассказывали в училище! – резонно возразил я.

Тхор прекратил крутить ухом и посмотрел на меня – очень внимательно.

– Шовинист, – сказал он.

– Вот еще, – возмутился я, прекрасно зная о комплексах по отношению к землянам, которые они, гранги, холят и лелеют.

После чего мы, приняв молчаливое соглашение замять скользкую тему, заговорили о грибах. В этой области Тхор являлся поистине выдающимся спецом. Дело тут в том, что на Грангоне традиционный, привычный нам алкоголь – при том, что метаболизм грангов решительно ничем не отличается от человеческого, – употребляют далеко не все. Нет, многие и пьют, более того, известно, что ряд земных алкогольных магнатов изрядно греют руки на поставках традиционного спиртного на эту свободолюбивую планету, – но ничуть не меньше на Грангоне грибников.

О, с грибами у них все в полнейшем порядке! Методики их выращивания, ферментирования и последующего приготовления домашних эссенций совершенствовались тысячелетиями. Тхор же происходил из старинной семьи, прославленной своим приусадебным грибоводством, и на данную тему мог беседовать часами. В его каюте всегда стояли несколько горшочков с аутентичными грангонскими мухоморами, и пару раз он пытался напоить нас с Перси своими несравненными эссенциями, но увы – ничего, кроме всеохватывающей диареи, мы так и не ощутили. Говорят, нужна не только привычка, а еще и наследственность. Однако же, беседы о грибах всегда действуют на Тхора успокаивающе.

Засим мы и дождались прибытия Перси, готового к заступлению на вахту.

– Сгрыз я рагу, – сообщил он, – спасибо, Тхор, класс… ты чего не спишь, Сэмми?

– Высплюсь, – вздохнул я и поплелся в сторону кухни.

Нужно сказать, что с появлением Тхора к вахтам мы с Персивалем стали относиться несколько прохладно. Наш кок-навигатор сумел так настроить «мозги» старика «Гермеса», что особой нужды что-либо делать в рубке просто не было: тягач шел себе и шел, как ни в чем ни бывало. Исходя из этого, я с чистой совестью подкрепился превосходным рагу и отправился спать.

Разбудил меня дикий вопль, слышимый, я думаю, даже в моторном отсеке.

– Ва-а!!! – кричал кто-то за переборкой, и в вопле этом, казалось, нашел свое средоточение весь животный ужас мира, – Уй-я, ва-ахха, раам!!! Ра-аам, ва-аахха!!!!

После чего по узенькому коридорчику, в который выходила дверь моей каюты, пронеслось стадо то ли буйволов, то ли на веки отлученных от воды бегемотов: гром стоял такой, что мне почудилось, будто зашаталась подо мной проверенная в боях койка. Галлюцинацией это быть не могло: ведь о грибах мы всего лишь рассуждали!

В космосе бывает всякое: признаюсь честно, о пиратах я слыхал немало, хотя лично не встречал ни разу. Но в такой-то ситуации., согласитесь, вам хватит и слухов – поэтому я поспешно вскрыл личный сейф и выдернул оттуда пару проверенных, дедовских еще плазмокольтов. Достались они мне по наследству, так как батюшка-энтомолог никакого стремления к авантюрному образу жизни не имел да, и вообще, пользоваться такими машинками на корабле было небезопасно – но поставьте, ради Бога, себя на мое место?! Дунув в стволы и проверив барабаны, я осторожно приоткрыл дверь каюты и выглянул в коридор. Все было тихо, и лишь со стороны ходовой рубки доносились какие-то загадочные всхлипывания.

Тогда я надел свои могучие тапочки и осторожно, спиной к стене – один плазмокольт вперед, другой – назад, двинулся по коридору к рубке. Герметическая дверь оказалась завернутой наглухо. При попытке разблокировать ее электроникой раздался протестующий писк замка. Тогда, вздохнув, я набрал код на панели и принялся откручивать кремальеру. Дверь подалась – и тут же на меня прыгнул сжатый, как пружина, Перси с громадным разводным ключом в руке. Я, не утруждая себя излишними размышлениями, с маху треснул по ключу стволом дедушкиного плазмокольта и шатнулся вперед, уходя от падающего компаньона.

– Ва-ааа… – вдруг зашипел кто-то, и я, удивленно повернув голову, узрел скорчившегося под инженерной панелью Тхора.

Наш кок-навигатор смотрел на меня с невероятной смесью изумления и ужаса во взоре.

– Что все сие собой являет?! – проорал я, все еще держа фамильные стволы в руках.

– Ты?.. – прохрипел Перси Пиккерт, не без труда отклеиваясь от переборки.

– А кто еще?

– О, боже…

– Что, что?! Чего вы тут так орали? Понос напал?

Все оказалось куда как хуже. Посреди ночи Тхору, выдувшему на кухне аж четыре чашки чаю с маком, вдруг приспичило в гальюн. Здесь следует заметить, что при посещении человеческого сортира у грангов возникают небольшие проблемы с унитазом – росту им, увы, не хватает. Но Тхор, не позволяя кому-либо ставить под сомнение честь грангианского офицера, давно уже научился заскакивать на своего фаянсового неприятеля с размаху – точнее, с разбегу, насколько сие позволяет теснота штатного гальюна на тягаче типа «Гермес».

И вот, восседая на толчке с лентой последних «Московских Ведомостей», наш неустрашимый навигатор вдруг узрел – нечто… выползающее прямиком из-под его полосатой задницы. Нечто имело вид то ли восьмиглавого дракона, то ли просто печеночного сосальщика – и при этом, заметьте, с саблей!

Негуманоидов подобного рода мне встречать не приходилось, однако же и рассуждать на эту тему было некогда – я поспешно распахнул стенную панель, за которой располагался корабельный оружейный сейф, и раздал своим товарищам оружие. Тхору, как опытному офицеру, достался старинный МГ-42, доходивший ему до кончиков ушей – но он сам вызвался идти вперед, мотивируя это отличными оценками по теоретической тактике. К тому же, нужно заметить, что несчастные 12 килограмм для мясистого гранга в прекрасной физической форме – просто чушь, он их даже не заметит, и рост здесь вовсе мимо денег, уж можете мне поверить.

– Главное, – советовал Перси, обматывая его четвертым слоем пулеметной ленты, – ты вперед-то не лезь, ничего… ты нас вот позови, понял?

– Как она с него сматываться будет, ты подумал? – поинтересовался я.

– А ничего, – с готовностью ответил мне сэр Персиваль. – Ничего… он у нас скользкий.

– Идите в жопу, – проговорил Тхор, продернул затвор пулемета и рванул в полутьму коридора.

Пулям 7,92 наших переборок не пробить, но вот монстрам на них лучше не натыкаться, так что за Тхора я особо не беспокоился – но все же поспешил следом за ним. За очень короткое время мы обшарили решительно весь тягач, но так никого и не нашли. В конце концов мы все расположились на кухне, и Перси потребовал себе водки. О вахте никто уже даже не думал.

Тхор, аккуратно смотавший с себя ленту, принес три стакана, графин, и банку соленых огурцов.

– Я грибов не ел, – тихо сказал он и – впервые у нас на глазах, налил себе: молча и ни на кого не глядя.

– Э, – начал было Перси, но я шустро заткнул ему рот:

– Тхор, мы нисколько не сомневаемся в том, что ты был совершенно адекватен. Равно как и все мы… но давайте все же подумаем, что же там случилось на самом деле?

– Случилось то, что я есть видел собственными глазами, – буркнул Тхор и молодецки закинул в себя пол-стакана водки. – Монстр. Снизу. Не верите, м-мм?

– Верю, – твердо сказал я. – Вопрос только, куда он, собака, делся?

– Собака не были! – мотнул правым ухом наш штурман. – Монстр – да, и с саблей. Как у этих, как их… коссак…

– У козаков, – кивнул Перси. – Н-да… пираты с холодным оружием. Нонсенс.

Мой достопочтенный компаньон потянулся к графину, и в этот самый момент из кремовой переборки нашей скромной кухоньки вдруг высунулась печальная лошадиная морда.

– Вр-рр! – произнесла она и исчезла.

Перси очень аккуратно поставил полный графин на место и только после этого произнес:

– Мама. Ма-ма…

Когда ко мне вернулось сознание, я с ужасом увидел, что обе правые руки Тхора лежат на пулемете, в который кто-то уже успел заправить ленту.

– Мне, – сказал я, повернувшись к нему, и Тхор послушно наполнил мой стакан. Левыми руками…

– Ч-что это было? – содрогаясь, спросил Перси. – Я-то грибов явно не кушал!

– Л-лошадь, – ответил я. – А то ты не видел?

– Да, – вздохнул Перси, – лошадь. Но разве мы везем лошадей?

– Явно нет, – согласился я. – Кстати, а что было на радаре перед тем, как?…

– Да ничего. Клянусь, ничего! Ни спереди, ни сзади, нигде. Клянусь тебе, ничего там не было!

– Связаться с военными? – предложил Тхор, медленно вращая обоими ушами.

– Объявят сумасшедшими, – кивнул я. – И прощай контракт. Еще какие предложения?

– Водки, – потребовал Перси, и Тхор немедленно исполнил его желание.

– Давайте-ка спать, – распорядился я. – И лучше всего здесь, все вместе, и с оружием.

Спали мы спокойно, если, конечно, можно считать нормальным сон в крохотном помещении – под столом, с оружием в руках. Наступившее относительное корабельное утро не принесло нам никаких особых сюрпризов. До тех пор, пока Тхор опять не поперся в гальюн.

– Ва-аа! – услыхали мы его вопль и тут же, похватав стволы, бросились на помощь – но наш штурман уже выходил в коридор, оправляя на себе золотистые штанишки.

Вид у него при этом был самый задумчивый.

– Что… там? – возопил нетерпеливый сэр Персиваль.

– Ничего, – вполне спокойно ответил ему Тхор. – Так, ковбои проскакали. Я в фильмах таких видел.

– Где?!

– Да неважно есть. Я понял. Все понял.

– Что?..

– Это что-то с грузом. Не то что-то. Что ты мне, Сэм, про генераторы иллюзий говорил? Голограммы?

– Ты хочешь сказать, что…

– Я хочу сказать, что триггеры излучать есть. А эта зараза – как реагирует? Э? Ты знаешь есть? Нет? И я вот нет.

В подтверждение его слов у меня за спиной вдруг раздался слабый скрип. Оглянувшись, я уже почти без страха увидел очень печальную крокодилью морду, а чуть ниже ее – нечто совсем уж невообразимое, мелкое и коричнево-ушастое: крокодил при этом держал в руках антикварный отбойный молоток. Перси тут же воздел ствол своего бластера, но я успел его остановить.

– Металлолом сдали? – мрачно поинтересовался крокодил…

– Ребята, – вмешался вдруг коричневый с ушами, – Мой друг Гена говорит, что пионерам положено сдавать металлолом, а то вожатая…

– Пошел на хер! – не выдержал Перси, и странная парочка послушно исчезла.

– Что это за пидоры? – изумился Тхор. – Никогда таких не бачил.

– Национальный фольклор, – скривился я, понимая, в какую историю мы влипли.

Съев наскоро зажаренную яичницу, я объявил военный совет, в течение которого мимо нас три раза пролетел довольно вздорный медведь на драном воздушном шарике – к нему, впрочем, мы привыкли довольно быстро, потому что летел он всегда строго вниз, однообразно спрашивая при этом, кто умыкнул его мед, – один раз возникла загадочно растрепанная сова с каким-то шнурочком в руках и – жутко доставший нас кот с надписью «Thomass» на безвкусном галстуке-бабочке: тот все время интересовался у нас, не видали ли мы его приятеля Джерри. В конце концов Тхор ловко отвернул вопящей голограмме хвост, и больше эта сволочь нас не тревожила. Медведь, правда, все еще парашютировался, но на него мы уже не обращали внимания.

– В общем, – все так же задумчиво заявил Тхор, когда я изложил коллегам свои планы, – вы тут посуду мойте и суп гороховый сварите, там, в шкафу у меня пакетиков полно. А я пошел. А то покоя нам не будет есть. Вот.

– Чего? – не понял Перси.

– Суп вари– посуда мой, – объяснил ему Тхор и удалился в рубку.

Я не стал утруждать себя ответом и полез в шкафчик за супом. Из шкафчика тем временем вылезла знакомая уже крокодилья морда и успела спросить меня, сдал ли я металлолом.

– В профсоюз! – рявкнул и треснул морду пакетиком.

Морда исчезла. Пока я мыл кастрюлю, Перси безучастно сидел на стуле, глядя прямо перед собой. Через него опять тащился усталый медведь, потерявший свой мед.

– Интересно, – заговорил вдруг он, – а сможем ли мы доказать что-либо в страховой компании?

Где-то в углу заржала лошадь. Перси встрепенулся, и отмахнувшись в очередной раз от медведя, принялся резать сало для нашего будущего супа.

Тхор прибыл именно тогда, когда я снял кастрюлю с огня.

– Еще часа, я думаю, два, – завил он. – Как суп, а?

– Понюхай, – вздохнул в ответ я. – А что два часа?

– А ничего. Зря, думаешь, меня столько лет в училище морочили?

– Да не трави ты душу! – заорал, вскакивая, сэр Персиваль. – Что? Ты понял?

– Да понимать там нечего. От триггеров излучатели перешли в активный режим. Но не ждать же нам, пока у них автономное питание сдохнет? А если его на месяц хватит? Я взял, и – Тхор зачерпнул ложкой супу, принюхался и довольно шевельнул ухом, – сварил им вирус, да и закачал по их частоте через главную антенну. Часа через два они уснут… все.

– Так ты… – охнул я, – чужой товар испортил?!

Тхор уселся за стол и махнул обоими верхними лапками:

– Есть хочу. Ничего я тебе не испортил, не боись. Придем на финиш, и все живое будет, как этот… огурчик. Да!

Через два часа мимо нас промчались ковбои с индейцами, в районе духовки невнятно мелькнула странная тень в блестящем черном шлеме, плаще и с какой-то сверкающей палкой в руках – но это уже был финал, последние пароксизмы.

– Консервированное, бля, удовольствие, – мрачно буркнул Перси, содрогаясь над стаканом. – Вскрываешь баночку – и пожалуйста…

– Нормальный суп, – обиделся я. – Тоже мне, гурмэ…

– Да я не про суп! Я про это вот… аттракционы, ты подумай! Нажми на кнопку – получишь прямо в глаз. А если она сама вдруг нажмется? А? Вот как у нас?

На Андрес мы прибыли совершенно благополучно, и мистер Смоляк, оказавшийся толстощеким веселым дядькой, мгновенно заверил от имени местного правительства контракт, отоварил чеки и еще – выдал на весь экипаж постоянный абонемент на посещение местного праздника, ожидавшегося буквально завтра же. О празднике с новейшими иллюзионными автоматами нам с Перси почему-то думать не хотелось, поэтому мы завалили в достаточно приличный кабак, где встретили милейших девчонок, с которыми и провели ближайшие трое суток, совершенно не обратив внимания на тот факт, что Тхор опять куда-то исчез. Впрочем, тут была все же не Фиммона…

Каким-то по счету (резервное время у нас, к счастью, было!) утром меня поднял с постели писк внешнего вызова. Кое-как спустив на пол ноги и посмотрев на мирно спящую Лилли – или все-таки Сисси? – я накинул на себя халат и спустился к главному шлюзу.

На трапе стоял смирного вида джентльмен в светлом костюме и дурацкой, как на мой взгляд, соломенной шляпе.

– Мистер Колоброд? – очень вежливо осведомился он.

– Санитарная инспекция? – с ужасом понял я, – но у нас… о, боже, сэр, не могли бы вы перенести свой визит на вечер, а?

– Нет-нет, – заулыбался гость. – Я… представитель родительского комитета нашего э-ээ, городка. Видите ли, мистер Тхор…

– Что? – окончательно проснулся я. – Тхор?.. но у него есть все документы и предупреждаю вас, у нас теперь есть приличные адвокаты!..

– Адвокаты? При чем же здесь адвокаты?

– Так вы…

– Я всего лишь хотел просить вас, мистер Колоброд – не могли бы вы несколько отложить ваш рейс по военному ведомству? Все эти дни, мистер Колоброд, сэр, мистер Тхор находился с нашими детьми, и поверьте мне, никакие аттракционы… решительно ничто, сэр! Мистер Тхор, он… он нашел такой удивительный, такой потрясающий способ общения с нашими малышами, что я…

И тогда я всего лишь грустно улыбнулся.

– Он целый старлей, между прочим… – пробормотал я, отыскивая в кармане халата забытые там сигареты. – Увы, сэр, но мистеру Тхору придется вернуться на борт своего корабля. Всяким приключениям когда-нибудь приходит конец…

Харьков – Санкт-Петербург, 2004–2005.

Два мешка морской капусты

…Кое-кто, я знаю, считает эту историю даже смешной – вот тот же Тхор, к примеру, но мне, знаете ли, тогда было несколько не до смеха, да и сейчас особого юмора я в ней не вижу. И вообще – покажите мне ящики или, что еще хуже, стандартные стокилограммовые мешки с эмблемой Главного провиантского штаба при Управлении тыла ВКС Земли, так я могу и в обморок загулять. Но, раз уж зашла речь о тех двух мешках с проклятой морской капустой, начинать следует внятно и по порядку.

В то время нам везло, да так крепко, что мой друг и компаньон Перси Пиккерт уже всерьез присматривался к банковским кредитным программам на предмет покупки второго тягача и, разумеется, аренды «хвоста», ибо помимо целого ряда весьма денежных для нас фрахтов, подходили к концу три года нашей работы на военное ведомство, а так как ни малейших нареканий за этот срок мы не получили, была вероятность, что ВКС помогут с вожделенным кредитом. В отношениях с банками у военных всегда есть возможности, коих лишены штатские: рука руку моет, дело житейское…

И вот как-то раз, прибыв после очередного удачного рейса на Катарину, мы получили совершенно внеплановую шифрограмму от наших военных нанимателей, предписывающую оставаться там несколько суток в ожидании некоего срочного груза. Делать было нечего, контракт с ВКС мы должны были выполнять в первую очередь, отказываясь порой даже от очень выгодных сделок: ну да оно того стоило, потому что военные гарантировали нам стабильность, о которой даже мечтать не смеет большинство бродяг типа нас с Перси. Расшифровав сообщение, мы решили, что как минимум сорок восемь часов у нас есть, а потому предались разгулу. С утра пораньше, приодевшись, как заправские щеголи, мы с Персивалем отправились в бар «Мокрая мышь», что недавно открыл его давешний приятель Лелик с Привоза, а Тхор, не слишком жаловавший подобные заведения, навострил лыжи к своему дальнему родичу, портовому служащему, который увлекался разведением их фамильных грибов, в некоторой степени заменявших грангам алкоголь. Тхор, надо сказать, на этих чертовых грибах был помешан и часами мог рассказывать про особо пятнистые мухоморы своего прадедушки по маминой линии.

«Мокрая мышь» находилась на территории порта, так что далеко идти нам не пришлось. Так как достопочтенный Лелик открылся буквально с месяц тому, завсегдатаями его обжорка еще не обросла, и он был до слез рад любому гостю, а уж Перси так и подавно. Едва завидев нас, свежеиспеченный кабатчик шаром выкатился из-за стойки с двумя кружками пива в руках и проводил нас к чистенькому столику в тихом углу зала.

– Ну, как сходили? – вопросил он, садясь с нами. – Без аварий?

– Слава богу, – солидно кивнул Перси.

– Того и глядишь, кой-чего и обмывать придется? – Лелик умильно закатил глаза и принюхался к пиву: похоже и выпить ему с нами хотелось, и работа все-таки… в конце концов он щелкнул пальцами и крикнул куда-то в сторону стойки: – Ленусь, принеси-ка и мне кружечку!

– Но вы же сами говорили, шеф… – немного удивилась дебелая блондинка в кружевном кокошнике с мышиными ушками, скучающая возле пивного крана.

– Сейчас можно! – рявкнул Лелик. – Друзья вот, не видишь? Дела!

– А-аа, – закивала Ленуся, шустро выдергивая из-под стойки чистую кружку.

– Дисциплину блюдешь? – заметил Перси.

– А то! – почесал в ответ брюхо Лелик. – Их ведь только распусти – потом толку не будет. От того и сам вот… воздерживаюсь. Вы, кстати, это вот – гляньте, какие у нас сегодня, – и деловито показал глазами в противоположный угол зала, где сидели за пивом две довольно хорошенькие девушки.

– Шлюхи? – осведомился Персиваль, ставший в последнее время донельзя скаредным.

– Да по-моему, просто искательницы приключений из портовой конторы. Я их второй раз вижу: у них выходные по будням, вот и скучают тетки. Вы для них в таком прикиде – самое оно. Что скажешь?

– Поглядим, – решил Перси. – Давай-ка ты еще пива тащи, мы тебе сегодня кассу делать будем, один же черт времени навалом.

Лелик довольно хлопнул по столу и сделал знак своей Ленусе, чтобы та немедля подала еще пару кружек.

– Хорошее у тебя пиво, – сказал я ему. – Смотри только, чтоб потом не распаскудиться, а то сам ведь знаешь: пока заведение новое, пиво разбавлять не решаются, а как только в жир войдут, так все – моча.

– Да ты что! – замахал руками Лелик. – Ты, Сэмэн, сам подумай, конкуренция ведь какая! А аренда? А зарплату двум поварам, да в зале трем оглоедками – и все по профсоюзным ставкам? Нет уж, чтоб держаться, нынче и пиво, и креветки с крабами – все должно быть в ажуре, иначе прогоришь в два счета. Вот у нас на Привозе был когда-то один рубщик. Ну, мясо рубил то есть. Ну, дела у него шли просто класс, а тут как-то жена его в лотерею выиграла. Немного, кажется – тыщ так двадцать, но говорит ему: «Хватит, типа, Мотя, тебе мясо для чужих людей рубать, надо свое дело делать». И нет бы тому Моте столы арендовать, так этот шлимазл решил пивную открыть.

– Там же, на Привозе? – уточнил Перси.

– Ну, а где? – хмыкнул Лелик, решительно не понимая, как человек может в здравом уме покинуть Привоз, где прошли лучшие годы его юности. – Конечно. Там как раз один румын продавал дело на ходу, ну, он и вложился. Сперва все было в лучшем виде, народ к нему так и валил. Всегда раки свежайшие были! Да тут жена его пилить начала – что говорит, такое, у нас теперь свой бизнес, а я до сих пор без норковой шубы! Тут Мотя и скатился. Сперва разбавлять начал, а потом уж и на уборщице экономить – на пол-ставки, значит. Ну, а тут как раз квартальная санитарная комиссия на три дня раньше, чем надо.

– Пролетел? – сочувственно покачал головой Перси.

– Хуже. Он потом жене так по башке накидал, что ему трояк дали. Теперь она на Марсе живет, с вудуистом каким-то, а Мотя, как вышел, на Привоз и смотреть не захотел. Сейчас в Бруклине, мясо рубит. Так что экономить, ребята, оно всегда боком выходит. Ну, да вам ли не знать!

Тут Лелика позвали с кухни, и мы остались в одиночестве. Впрочем, его уход оказался нам как раз на руку, так как я стал замечать, что дамы в противоположном углу время от времени бросают на нас довольно недвусмысленные взгляды. Да и то: кроме нас, в баре гуляли лишь трое мрачного вида карго-операторов в синих комбезах, не имеющие желания закусывать свое пиво чем-либо дороже соленых орешков. Мы же, в новеньких с иголочки и, честно сказать, не самых дешевых костюмах, выглядели достаточно соблазнительно. Конечно, девушки из портовых контор за парсек чуют нашего брата-пилотягу, но мы с Перси были не простыми дальнобойщиками, а вполне себе независимыми и даже уже состоятельными, а такой тип мужчин всегда привлекает пылкие девичьи сердца.

– Похоже, и впрямь не профессионалки, – поймав мой взгляд, Перси одернул на себе пиджак и потянулся за решающим глотком. – Пойду, испытаю судьбу.

– Добро, – согласился я.

Судя по всему, короткие переговоры прошли успешно, и очень скоро Перси вернулся, ведя с собой обеих красавиц.

– Это вот Алина, – представил он мне ту, что была пошире и повеселее на вид, – а это Соня, – и указал на стройную невысокую брюнетку с огромными удивленными глазами.

Рыжая Алина довольно рассмеялась и присела рядом со мной. Перси тем временем заказал шашлык и что-то еще: в общем, не прошло и пяти минут, как мы уже звали друг друга на «ты» и хохотали над старинными шутками моего компаньона, хорошо известными, пожалуй, во всех портовых барах обозримой части Галактики. Зал тем временем наполнялся людьми. Появились несколько известных нам пилотов и после обмена рукопожатиями ринулись к стойке; возникли человек десять типичных портовых жуков – те даже и взглядом не дали понять, что когда-либо видели нас раньше, а под конец ввалилась шумная и довольно противная толпа молодежи, из тех бездельников, что часто ищут поденную работенку с целью заработать на нехитрый обед да пару кружек. В портах работа есть всегда, но вот наниматься на контракт – не для них. Большую часть времени у них отнимает уличное хулиганство и визг на футбольных матчах, куда они ходят не для того, чтобы насладиться игрой, а исключительно с целью пройтись по карманам увлеченных болельщиков. Эта публика мне сразу не понравилась, но уходить от Лелика было, по моим расчетам, еще рано, да и присутствие наших приятелей-пилотяг внушало надежду на благополучный исход возможной драки.

Но вышло все совсем не так.

Вот снова хлопнула дверь, я машинально повернул голову и увидел очень крепкого розовощекого мужика в форме офицера ВКС – китель едва не лопался на его пузе, а удивительно цветущее лицо четко свидетельствовало, что времени на службе дядя даром не теряет. Фуражка его, пошитая в генеральском, наверное, ателье, могла принять небольшой вертолет. Скользнув цепким взглядом по веселящимся посетителям, вновь прибывший уверенно устремился в нашу сторону.

– Вот и вы, – радушно улыбнулся он, нависая над столиком. – Господа Колоброд и Пиккерт, если не ошибаюсь?

– Так точно, – слегка привстал я. – А вы?..

– Гиперинтендант Вильгельм Загребайло, – офицер небрежно коснулся пальцами козырька и потянул к себе свободный стул. – Можно просто Вилли. Вы не станете возражать, если я присоединюсь к вашей компании? Я, собственно, по делу.

– О-оо, – неприятно удивился уже раскрасневшийся Перси, – а мы думали, у нас еще есть время…

– Да есть, есть, – успокоил его Загребайло. – Еще и груз в порт не пришел, так что часов тридцать это как минимум. Я просто к тому, что документы нужно подписать не позднее чем завтра утром, по этому грузу порядок именно такой, а там уж пойдем, как погрузим.

– Пойдем? – прищурился Перси.

– Да, – кивнул гиперинтендант. – Я иду сопровождающим. Если у вас нет лишней каюты, могу спать хоть на камбузе. Мне не привыкать, знаете ли.

– Каюту мы найдем, – заверил его я. – Но вы уж простите, у нас не каюты, а пеналы ученические, так что, сами понимаете.

– Ерунда, – снова улыбнулся Загребайло и поднял палец: – Эй, хозяюшка, пива на всех!

При этом голос его, вроде бы совсем и негромкий, уверенно перекрыл густой гомон зала. В гиперинтенданте сразу чувствовался настоящий, матерый тыловик. Элегантно расстегнув на себе китель, он достал портсигар из слоновой кости и подмигнул нашим несколько оробевшим дамам:

– Все будет в лучшем виде. Раз за дело берется дядя Вилли, то – господь не выдаст, свинья не съест.

– Сколько будет груза? – поинтересовался Перси.

– Немного, – спокойно ответил Загребайло. – Двенадцать тысяч тонн брутто.

– Ясно, – вмешался я, глазами приказывая своему компаньону прекратить неуместную болтовню. – Что ж, дорогой Вилли, будем надеяться, что мы с вами сработаемся.

– Без всякого сомнения, – и тыловик снова сощурился в своей обаятельной улыбке. – О, а вот и наше пиво! За знакомство, леди и джентльмены!

– Но, кстати, знаете ли вы, – снова заговорил я после доброго глотка, – что у нас в экипаже имеется гранг? А то иногда, простите, с инопланетянами проблемы бывают. Я вас, Вилли, ни в коем случае не хочу обидеть, но давайте без недоразумений…

– Конечно, знаю! – воскликнул наш интендант. – И поверьте мне на слово, никаких проблем с грангами я никогда не имел. Так что, думаю, и на этот раз обойдется. Но скажите мне – он у вас не грибник ли, часом?

– Грибник, – признал я. – Однако Тхор – из военных, так что с дисциплиной у нас на борту все в полном порядке, не сомневайтесь.

– А! Ну так это меняет дело…

В этот момент наша вполне себе милая беседа оказалась прервана самым беспардонным образом. Двое юных оболтусов, изрядно подогретые выпивкой и как бы не чем еще покруче, решили, что наши дамы заслуживают более достойного общества, нежели мы с Перси, и не придумали ничего умнее, чем затеять ссору. Сперва они поинтересовались у моего компаньона, не найдется ли у того монетки на кружечку, а получив отказ, захохотали и заявили, что в таком случае ему нечего делать с женщинами. Перси поднялся, но тут же рухнул прямо на колени перепуганной Соне от толчка одного из наших оппонентов. Как и следовало ожидать, Соня завизжала, а я принялся снимать с себя пиджак, но сделать ничего не успел.

Неторопливо поднявшись со стула, гиперинтендант Загребайло схватил обоих юношей за уши и с хрустом столкнул их лбами, после чего оба медленно осели на пол. Их товарищи, с любопытством наблюдавшие за происходящим, решили было вмешаться в битву, но, поймав один лишь взгляд Вилли, разом остыли – тем более что из кухни уже мчался Лелик со своими поварами.

Вскоре после этого инцидента Загребайло раскланялся, велев нам быть в готовности к завтрашнему полудню. Вечер продолжился на борту «Гермеса», и мы остались вполне довольны судьбой – но вот позже я немного жалел о том, что не смог сразу понять сущность весьма своеобразной личности Вильгельма Загребайло. А зря! Верно, виной тому было пиво.

Утром, накормив девушек завтраком, мы привели себя в порядок и стали ждать связи от гиперинтенданта. Тот оказался категорически пунктуален, выйдя на нас без четверти двенадцать. Вскоре мы уже ждали его у КПП центрального военного терминала порта. Процедура с документами не отняла много времени: посоветовав аккуратно похмелиться, Загребайло распорядился быть готовыми к погрузке около двадцати трех нуль-нуль. Несколько странным выглядело то обстоятельство, что нам так и не сообщили маршрут – но учитывая присутствие сопровождающего лица, груз предполагался неординарный, а что там и как нам и знать не хотелось. Куда лететь? Вот на старте и скажут, а Тхор в любом случае рассчитает маршрут за несколько минут.

Посовещавшись, мы с Перси решили хлебнуть по кружечке в крохотной летней кафешке неподалеку от военного терминала, тем более что Тхор, обычно не очень-то жаловавший пиво, выразил желание присоединиться к нам. Взяв по литру светлого и одну баночку креветок на всех, мы расположились под полосатым зонтиком – Тхор, конечно, вечно страдающий из-за своего недостаточного по человеческим меркам роста, опять уселся в креслице по-турецки, – и принялись размышлять.

– Вот чует мое сердце, что будь мы у них на плохом счету, нам бы этот рейс ни в жисть не доверили, – размышлял Перси, мастерки сдувая пену со своей кружки. – А значит, нам всерьез следует рассчитывать на полковника Фримэна, когда пойдет речь о новом контракте. Ну а там, понятно, я и про кредит с ним побеседую.

Полковник Родж Фримэн из 4-го Транспортного управления являлся нашим непосредственным куратором – собственно говоря, именно его подпись стояла на нашем контракте с военным ведомством. Надо сказать (воротясь немного назад, конечно), что сперва я был очень недоволен этим «военным» контрактом. Военно-Космические Силы, используя таких, как мы, «частных операторов», на небольших партиях своих грузов, здорово экономили деньги. Нам, то есть частникам, они платили тоже недурно, но при этом главным условием становилась дисциплина перевозок, часто совершенно недостижимая для людей, к ней непривыкших. Нам с Перси поначалу тоже было очень нелегко, но потом все как-то устаканилось – однако сам по себе Фримэн раздражал меня до сих пор, уж больно напирал он на обязательную военную педантичность.

К тому же, чего уж греха таить, иногда мне начинало казаться, что военные фрахты, случавшиеся обычно раз в месяц, начинали отвлекать нас от более выгодных операций. Но Перси, был, конечно же, прав. И следующий трехлетний контракт подписывать стоило – хотя бы ради все той же кредитной протекции от кислоносого Фримэна…

– Фрахт немного странный есть, – произнес вдруг Тхор, держа свою кружку обеими левыми руками.

– Ты что это имеешь в виду? – удивился я.

– Да так, – крутнул левым ухом наш штурманский кок. – Сопровождающий – раз. Отсутствие маршрута при подписании – два. И сам сопровождающий – поверьте мне, военному, что-то он какой-то не такой есть…

– Да какой? – возмутился Персиваль. – Тыловик, как положено, в лучшем виде. Ты пузо его видел? Или что он, по-твоему?

– Я, ребята, вам врать не стану, – спокойно ответил Тхор. – Но вот что-то с этим гиперинтендантом не то, уж вы мне верьте.

– Грибов перебрал, – махнул рукой Перси.

– Тихо мне! – вмешался я. – Начинается… пейте пиво да пошли спать – нам старт ночью, будьте уверены, за мое почтение!

* * *

Погрузились мы за три часа, что являлось некоторым даже рекордом, потому что стандартные двадцатитонные контейнеры М-5 требуют изрядной сноровки операторов. Гиперинтендант Загребайло, впрочем, в этом не участвовал – едва мы подошли к указанному им терминалу, как он отослал нас с Перси наблюдать за процессом, а сам заперся вместе с Тхором в ходовой рубке. Сэру Персивалю, надо сказать, это с ходу не понравилось.

– Чертовщина какая-то, – пожаловался он. – Того и гляди, влипнем в историю: что спрашивается, там, в этих «Эм-пятых», а?

– Не твой вопрос, – отмахнулся я. – Помалкивай лучше…

– А-а… – вздохнул Перси. – Странно еще, почему это в карго-листе он порядок перепутал: у него номер двадцать третий идет сразу за двадцать первым, а двадцать второй, соответственно, вообще не поймешь где… Может, какая-то ошибка? Может, заявить все-таки?

– С ума сошел! Военный груз! Если у них кто и ошибся – нам, что ли, жаловаться? Иди лучше, подписывай, и за меня тоже распишись!

Я самым тщательным образом проверил пломбы и отправился на «Гермес». Надо сказать, этот груз мне и самому не слишком-то нравился, но кто меня спрашивает? Контракт с военным ведомством – дело не шуточное. Приказали, и лети себе, а что там у тебя в «хвосте», – не твоего ума дело, на то большие начальники есть.

К моему удивлению, Тхор и Загребайло уже сидели у нас на камбузе за чаем.

– Амальрик с остановками на Нью-Бенаресе и на Прессо – сообщил мне наш штурман. – Ничего, я все посчитал, попадаем даже с запасом по срокам. Господина гиперинтенданта я уже разместил. Что там Перси, в конторе мается?

– Очевидно, – ответил я, садясь за стол. – Мы долго простоим на Бенаресе, Вилли?

– Не думаю, – улыбнулся тот. – Надо будет кое-что сбросить, да и всех делов. По документам никаких вопросов не возникнет.

Вскоре вернулся и Персиваль, как всегда, утомленный после беседы чиновниками терминала.

– Пора валить, – сказал он. – У нас стартовая-десять. Я пошел в рубку. Тхор, маршрут готов?

– Идем-идем, – гранг выскочил из кресла и потащил Перси по коридору.

Я подлил себе еще чаю и вытащил из печки свежий бублик.

– Чудо у вас штурман, – заметил наш пассажир. – Очень образованный хлопчик. Я тут с ним пять минут буквально поработал, а он уже – чик-с, и готово. Сразу видать военную косточку!

– Он и кулинар недурной, – хмыкнул я, немного краснея от гордости за старину Тхора. – Вот откушаете его борща, да с пампушками, тогда и узнаете…

– Да вы что! – всплеснул руками Загребайло. – Скажите на милость, и с пампушками! Надо же… и что ж, и на сале, и с чесночком?

– В лучшем виде, – заверил его я.

– Стало быть, повезло мне… а то, помню, покойная моя теща, как приезжали мы к ней на хутор…

«Гермес» слегка дернуло, и тут же, на пару секунд, в грудь толкнулась мягкая лапа перегрузки – Перси, следуя своей обычной манере, мгновенно развернулся в сторону нужного нам «коридора» и повел наш старый карго к соответствующей трассе. Гиперинтендант Загребайло, надо отдать ему должное, лишь немного качнулся с чашкой чая в руке да вздохнул, когда ушла перегрузка.

– Что-то кажется мне, – начал я, доставая из стенного шкафчика бутыль портвейна, – что летать вам приходилось немало.

Загребайло ответил не сразу, что однозначно подтвердило мои подозрения: еще один толчок, чуть более сильный, нежели стартовый – это «Гермес» встал на трассу, – и только после этого мой собеседник разлепил наконец губы:

– Было дело, мотались с хлопцами. Но жизнь, господин Сэмэн, она такая, знаете… пришел срок – да и отлетался. Теперь вот все больше крупу по гарнизонам распределяю.

В кухне появились Перси и Тхор, я налил всем по стаканчику, и вскоре мы отправились спать.

Переход до Нью-Бенареса занял трое суток. Расстаравшись для гостя, Тхор сварил ведро борща с фасолью и мы, надо сказать, чревоугодничали до икоты. Приканчивая за обедом третью тарелку, неутомимый Загребайло утверждал, что с таким экипажем, как наш, он готов ходить хоть до гроба; надо сказать, что гиперинтендант оказался еще и недурным преферансистом, так что дорогу мы скоротали как нельзя лучше.

Зафиксировавшись на орбите этой весьма старой и почтенной колонии, мы доложили о себе куда надо и занялись повседневными делами. Тхор решил сварганить легкий куриный супчик, Перси попросту уснул, а я взялся за книги, закупленные на Катарине еще в позапрошлом рейсе – раньше у меня до них попросту не доходили руки.

Прошло часа два: запахи с камбуза свидетельствовали о том, что суп уже созрел, – как в моей каюте ожил командирский блок связи.

– Сэмэн, я щас прибуду, – сообщил мне наш гиперинтендант, – а вы, будьте добры, приготовьтесь выскочить со мной на терминал.

– Слушаюсь, – отрапортовал я.

Натянув свой старый добрый скафандр, я выбрался на платформу орбитального терминала, где был припаркован наш «Гермес», и принялся прогуливаться туда-сюда, наблюдая, как на разных лучах гигантского комплекса разгружаются самые разнообразные корабли. Минут через пять рядом со мной опустился ярко размалеванный челнок с бахромой под лобовым стеклом фонаря, и из него выбрались две фигуры: одна в военном скафандре с эмблемами Управления Тыла, другая же – в какой-то нелепице невнятного происхождения.

– Пойдемте, Сэмэн, – пригласил меня Загребайло, – ключи у вас, я полагаю, с собой?

– Разумеется, – ответил я. – Перепломбировать будете сами?

– А? – немного удивился, как мне показалось, Вилли. – А, конечно! Пломбы-то у меня на руках. Кто в наши военные дела полезет…

– Ну да, естественно…

– К четвертой секции, – приказал Загребайло, и я, разумеется, выполнил его распоряжение. – Та-ак, – я распахнул створки, и гиперинтендант вместе с человеком из разноцветного челнока полезли внутрь.

Щелкнули замки контейнера.

– Вах, – услышал я гортанный голос. – Ты уверен, Вилли, да?

– Ну, Шалва, еще не хватало! Двадцать первый… а вот за ним – что я, тупой, что ли? Я знаю, где у меня что лежит!

«Двадцать первый? – подумал я. – Но проклятье, двадцать второй-то находится черт знает где? Или это все специально задумано? Да, странная операция…»

– Вах, Вилли, мешки тяжелый, да?

– Слушай, Шалва, я все делаю, как надо. Бросай их вниз, и все, я пошел. Я тебя не видел, ты меня не знаешь.

Не желая видеть то, что не предназначалось для моих глаз, я повернулся и пошел вперед к тягачу. В конце концов, военные операции, осуществляемые интендантом-сопровождающим, меня не касаются. Не более через минуту на борт «Гермеса» вернулся и Загребайло.

– Все, пропади оно пропадом, – сообщил он мне. – Давайте стартовать. А то вдруг в график не уложимся!

Дорога до Прессо требовала не менее семи суток. Впрочем, запас провианта у нас имелся даже избыточный, на стаканчик перед сном хватало вполне, так что ничего неприятного в совершенно рутинном рейсе вроде бы не ожидалось. В свои планы Загребайло посвятил нас за несколько часов до выхода на орбиту.

– На терминале сбрасываем с первого по девятый, – сказал он. – Потом отцепляем тягач и спускаемся вниз. Я недаром заставил господина Тхора считать только чистое маршрутное время – помните, вы еще удивились, дружище? Дело в том, что здесь мне потребуется около суток на согласование некоторых вопросов. Вы, друзья, разумеется, свободны на двадцать четыре часа как минимум – время идет в оплату фрахта, так что беспокоиться вам не о чем.

Нам бы еще спорить! Целые сутки, которые мы проводим в баре, а платит за них заказчик, – просто счастье. Единственной, пожалуй, ложкой дегтя в данной ситуации являлся тот факт, что Прессо – мир довольно малолюдный и дикий, а потому на весь порт наскребешь хорошо если пару приличных заведений. Тхора же можно было только пожалеть, так здесь, как мы уже знали, его соотечественников не наблюдалось, а шататься с нами по барам он, как правило, отказывался.

Итак, мы оставили нашего штурманского кока медитировать над его любимыми грибами, а сами, приодевшись и запасшись скромной котлеткой наличных, отправились на отдых. После недолгих размышлений Перси предложил пойти в «Седого поросенка», и я с ним согласился – если нам удастся найти свободный столик, то лучшего и желать нечего. В баре мы встретили компанию знакомых пилотяг, к которой и присоединились. Эти парни, вечные странники, нечасто видят друг друга, и уж тем более редко им удается посидеть хорошей компанией, так что пиво лилось рекой. Известие о том, что Лелик с Привоза открыл на Катарине свой бар, вызвало бурю восторга, и все присутствующие тут же закидали нас вопросами о качестве его выпивки, средних ценах и уровне шашлыка. Перси, довольный тем, что его друг пользуется у нашей братии такой популярностью – вполне, впрочем, заслуженной, – рекламировал «Мокрую мышь» как мог.

Сидели мы не просто долго, а очень долго: мы, дальнобойщики бесконечного пространства, так умеем. Кто-то угощал нас, кого-то угощали мы, люди уходили и приходили, а мы все сидели и сидели, радуясь возможности пообщаться с товарищами и не думать о даром потраченном времени. Когда я додумался взглянуть на часы, то едва не свалился под стол: выходило, что мы провели в «Поросенке» больше шестнадцати часов! Сколько ж, спрашивается, пива мы пропустили сквозь наши многострадальные организмы? Перси обычно подсчитывает походы в гальюн, но нынче, как я понял, он давно уже сбился со счету.

Потрепав своего компаньона по плечу, я указал на циферблат своего «Ролекса» и махнул рукой.

– Э, – замотал головой сэр Персиваль. – Еще не вечер даже!

– Дело уже к утру! – возмутился я. – А потом что делать? А лететь как?

– Лететь – свято, – изрек за столом вялый некто и не без труда выбрался из глубокого мягкого кресла. – Донесем, как груз! Еще только по кружечке…

Я протер глаза, оглядел спящую компанию и потянул Перси за шиворот. На воздухе ему стало легче, и мы почти без приключений добрались до нашего старого «Гермеса».

Меня несколько удивило то, что оба люка входного шлюза стояли распахнутыми – но ночь была теплой, и Тхор вполне мог решить проветрить корабль как следует. Однако вентиляторы почему-то не работали. Я насторожился, но тут Перси решил все-таки рухнуть под тяжестью выпитого пива. Не без труда подняв его, я протащил слабо мычащее тело по коридору нижней палубы и… сам упал от тяжелого удара по затылку.

* * *

– Ущи рэзат, – услыхал я, приоткрывая глаза. – Рэзат и все скажут, нэ думай, да?

– Погоди, дорогой Шалва, – возразил иной, куда более мягкий голос. – Все б тебе уши да уши. Ушей тебе, поди, и вешать уже некуда. Ну-ка плесни на вот этого, мордастого, он, кажись, очухался.

В лицо мне ударил душ из моего же кровного портвейна. Замычав, я поднял наконец веки, и увидел над собой зверскую, до глаз заросшую черной растительностью рожу с синим пластмассовым опрыскивателем в руке – эту пшикалку Тхор использовал для ухода за своими грибами. Без сомнения, я находился на борту своего собственного корабля, если точнее – в расширении коридора второй палубы, перед самым входом в ходовую рубку. Рядом со мной мирно спал связанный Перси, а чуть дальше стоял невысокий пухлого вида господин в белом костюме-тройке и несколько измятой шляпе.

– Ты знаешь, что это, парень? – спросил он и чуть посторонился, чтобы я смог разглядеть два здоровенных темно-зеленых мешка с эмблемами Управления Тыла ВКС Земли.

– Мешки, – просипел я, и над моим лицом немедленно возник гнутый сверкающий клинок, который держал тот самый бородач, что недавно собирался резать мне уши.

– А что за мешки, ты в курсе? – поинтересовался господин в белом.

– Откуда, сэр? То есть я вижу, что в них, кажется, что-то такое… ну, то есть военное, но, хоть убейте меня, я понятия не имею, что именно!

– Это, друг мой, сушеная морская капуста, – скорбно сообщил мне вежливый мучитель. – Понимаешь ты, сволочь – морская капуста!

– Я очень рад, сэр, но откуда мне знать, что там в этих мешках? По мне так хоть морская капуста, хоть взрывчатка…

– Ч-что-о? – человек в белом костюме отодвинул в сторону своего палача и низко склонился надо мной. – Ну-ка, ну-ка… взрывчатка, говоришь? А где она, эта чертова взрывчатка? А? Отвечай?

Лежащий рядом со мной Перси вдруг заворочался и совершенно отчетливо произнес:

– Такую тещу, как вы, тетя Дуся, я видал в гробу и в белых тапочках…

Господин в белом покосился на него, потом плюнул на палубу и вздохнул:

– Все ясно. Эти сволочи пьяны и просто ни хрена не помнят – хоть ты режь их в самом деле… Они, гады, наверное, целый день в кабаке просидели! А времени у нас нет. Я сейчас смотаюсь за доктором Лонгером, он и мертвого на ноги поставит, а ты, Шалва, не спускай с них глаз, понял? Я быстро.

Бородатый что-то пробурчал в ответ и присел между мной и Перси. Ножа он из рук не выпускал. Я тем временем прикрыл глаза и стал лихорадочно размышлять. Бедняга Тхор, скорее всего, либо уже мертв, либо валяется, связанный, как и мы, где-нибудь на камбузе. Звать его совершенно бессмысленно – если бы Тхор мог нам помочь, то уже давно порешил бы и этого бородача, и его босса: нам с Перси случалось наблюдать, на что способен бывший офицер грангианского Флота… ножи тут, право, бесполезны! Мне развязаться не удастся: после удара по черепу эти идолы спеленали меня крепко. Что же делать? Того и гляди, сейчас приедет какой-нибудь химик, нас начнут накачивать всякой дрянью – а толку? – я в любом случае не понимаю, о чем они мне талдычат!

И, собственно, при чем тут эти мешки с морской капустой?

И тут меня пробил холодный пот. Не тот ли это Шалва, с которым имел дела наш пассажир, гиперинтендант Загребайло? Голос, кажется, похож – да, тогда я слышал его по радио, но все же? И мешки, эти чертовы мешки! Таких совпадений, насколько я помню из шпионских романов, просто так не случается!..

Где-то что-то зашуршало, и Шалва мгновенно вскочил на ноги. Я раскрыл глаза. В коридоре стоял гиперинтендант Вилли Загребайло и с улыбкой раскуривал сигарету.

– Шо такое, уважаемый Шалва? – поинтересовался он. – С чего это вы здесь? Я никак не ожидал увидеть вас на такой захудалой планетке…

Зарычав, бородатый бросился на него с ножом в правой руке. Гиперинтендант удивительно плавно шагнул в сторону и слегка коснулся нападавшего правой ладонью. Шалва тут же замер на месте. Несколько секунд он стоял, раскачиваясь из стороны в стороны, а потом шумно рухнул на резиновое покрытие палубы.

– Вот черт, неужели?..

Не обращая на нас с Перси ни малейшего внимания, Загребайло присел на корточки и пощупал шею господина Шалвы.

– Мать его… – вздохнул он. – Труп. Черт!

– Вилли, – позвал его я, – мы тут это вот…

– Да! – гиперинтендант вскочил на ноги и, подхватив нож покойного бородача, сноровисто распаковал меня, а следом и Перси. – Что тут случилось? Я ничего не понимаю!

– Думаете, я в курсе?.. здесь был еще один придурок, гладенький такой, весь себе в белом, все про какую-то взрывчатку спрашивал, и на это вот, – я указал на мешки, по-прежнему ждущие своей участи у переборки, – кивал. Что у вас там за хрень, Вилли? Мне чуть уши не отрезали!

– Ах-х!

Загребайло метнулся к злосчастным мешкам, нагнулся, рассматривая надписи, и вдруг с размаху ударил себя ладонью по лбу.

– Невероятно… – прошипел он. – Морская капуста! Сушеная морская капуста! Двадцать второй контейнер! Боже ж ты мой! Так, Сэмэн, – и гиперинтендант резко повернулся ко мне. – Стартуем немедленно! Труп я запру в холодильник одного из маршевых, это вообще не ваше дело, а вы – скорее, скорее, на взлет! У них тут, похоже, целое гнездо, и если вовремя не удрать, то живыми мы из этой истории не выпутаемся!

– Ищите Тхора! – выкрикнул я, поднимаясь. – Может, он еще жив!

– Понял! – рявкнул Загребайло. – Давайте в рубку, Сэмэн, у нас действительно нет времени!

Кажется, я стартовал за две минуты. Едва «Гермес» выскочил на орбиту размещения грузового терминал Прессо-1, в рубке появился старина Тхор.

– Ф-фу! – я вытер со лба пот и вдруг почувствовал, что у меня трясутся руки. – Ты жив наконец?! Я уж думал – все, и… и вот…

– Не переживай так, – хмыкнул гранг, занимая кресло второго пилота, подогнанное специально под него. – Эти козлы меня за животное приняли… просто заперли в кладовке, да и все. Я, кстати, специально слюней целую лужу напустил. Если бы не пришел Вилли, я через две-три минуты уже сам бы вылез – там теперь, кстати, дверцу менять придется. Не будь все так неожиданно…

– Да хрен с ним, старик! – я почувствовал, что у меня выступают слезы и, протянув правую руку, обхватил Тхора за оба его левых запястья. – Главное – ты жив и все в порядке… я там, когда связанный лежал, такое уже думал!..

Тхор улыбнулся и переключил управление кораблем на себя.

– Если бы Вилли и не пришел, я б вас все равно вытащил, – сказал он. – Меня ведь не связывали… хорошо быть смешным полосатым кроликом, правда? Они, правда, забыли, что у меня четыре руки и что я был чемпионом академии по общей пехотной подготовке – нам и такой курс давали.

– Забыли, – счастливо выдохнул я. – А что там Вилли?

– Вилли роется в своем терминале и вопит, что нас подставили. Нашел какую-то там ошибку с контейнерами… Он сейчас приказал немедленно цеплять «хвост» и со всей дури мчаться на Амальрик. Ох, ведь и чуял я, что здесь что-то не то!

Через десять часов мы поняли, что нас догоняют. Легкий крейсер пусанского производства, лишенный каких-либо опознавательных знаков, стремительно сокращал расстояние, вызывать патруль не имело смысла: ему все равно не хватит времени…

– Может, перед смертью вы все-таки расскажете нам, в чем дело?

Мы, все четверо, находились в ходовой рубке: Тхор, не обращая на происходящее ни малейшего внимания, ковырялся в каких-то древних лоциях – это добро он уже давно скупал на всех планетах, я на всякий случай пил портвейн, а Перси, до крайности, раздраженный, атаковал Вилли Загребайло.

– Или мы даже сейчас не имеем права знать, из-за чего сдохнем?

– Из-за двух мешков морской капусты, – гиперинтендант с силой провел рукой по лицу и вздохнул. – Да, всего-навсего. Кто-то сознательно перепутал порядок расположения контейнеров, а на терминале, как вы помните, всегда не хватает света, и я полез в двадцать второй – как и следовало. Там должна была быть взрывчатка для заговорщиков с Бенареса. Их должны были взять при подготовке к убийству военного прокурора… там большие деньги, это слишком долго объяснять. В мешках со взрывчаткой находятся радоиомаяки. Но вместо взрывчатки они получили два, черт бы их взял, мешка морской капусты – поле чего, опередив нас, прибыли на Прессо, чтобы разобраться. Теперь вот – операция сорвана. А мы скорее всего, покойники.

– То есть вы, – взорвался Перси, – ни какой, к чертям, не интендант? И вас специально подгоняли под этих сволочей? Под прикрытием, что ли? Боже, какие мы идиоты…

Загребайло не успел ответить, потому что Тхор, вдруг забарабанив всеми четырьмя руками по панели, испустил победный крик такой громкости, что мы чуть не присели.

– Вот оно! – возопил он. – Старый, совсем старый рукав, никто даже не помнит, кто его построил, но те, на крейсере, о нем наверняка не знают! Сейчас, через восемь минут поворот – все, утю-тю…

– А куда мы выйдем? – бросился к пульту Перси.

– Да никуда, в общем, там пустое место, но оттуда уже вызовем патруль, и…

– Погодите! – перебил Тхора Загребайло, внимательно всматриваясь в матрицу предполагаемых координат выхода. – Вот это везет так везет! Тхор, тормозите перед поворотом! Тормозите, мы должны потащить их за собой!

– Вы свихнулись? – не выдержал я. – Куда их тащить? У нас и так времени в запасе не осталось, они сейчас нас достанут!

– А! – отмахнулся Загребайло. – Что вы все трусите, Сэмэн? Там, в этой системе, прямо сейчас стоит большущая учебно-боевая группа ВКС Земли! Мы этих орлов вытащим аж тепленькими…

Тхор повернул голову, коротко глянул на нашего мучителя, и рявкнул:

– Все в кресла! Приготовиться к повороту!

Перси тотчас же скользнул в кресло первого пилота и пристегнулся, а мы с Вилли заняли места второго навигатора и бортинженера.

– Сколько там того коридора? – отрывисто спросил Перси у Тхора. – Почему ты уверен, что мы успеем выйти раньше, чем они нас достанут?

– Коридор оборван, мы выходим в необитаемую систему на границе облака Альттона, – ответил ему гранг. – Ходовое время по коридору – пять минут плюс-минус туда-сюда… На пределе мы успеваем, но за моторы я уже не поручусь.

– Черт с ними, с вашими моторами, новые купите! – вмешался нервно ерзающий Загребайло. – Это я вам могу гарантировать. Главное – маневр, и готовьте связь на меня сразу же после выхода.

– Понял, готовлю, – отозвался Перси.

– Начинаем торможение! – выкрикнул Тхор.

Когда ударили носовые тормозные двигатели, мне на секунду показалось, что наш старик «Гермес» жалобно вскрикнул от боли. Я даже закрыл глаза. Но тягач выдержал – оттормозившись почти до трех М, мы ввалились в поворот, и Тхор тут же потянул на себя тугие сектора газа маршевых моторов. На дисплеях диагностической системы компрессоров началась сущая свистопляска.

– Идут! – восторженно выкрикнул Перси.

Он мог бы и не орать, мы с Вилли и так видели картинку на мониторах кругового обзора – вражеский крейсер, начавший тормозить почти одновременно с нами, вошел в давно заброшенный подпространственный коридор следом за «хвостом» «Гермеса». Дистанция опасно сократилась, и теперь мы не смогли бы уйти от него ни при каких обстоятельствах.

– Две минуты до выхода, – сообщил Тхор.

Я до боли закусил губу. Кажется, у меня даже поплыло перед глазами – по крайней мере, Перси, передававший Загребайло обруч системы дальней связи, показался мне каким-то размазанным.

– Повоюем теперь! – вдруг услышал я неистовый визг Тхора, и в тоже мгновение ощутил, что мы вывалились в реальное пространство.

Тхор ударил по тормозам, одновременно уводя наш «поезд» вниз, и тут полыхающий дюзами крейсер возник прямо над нами – выйдя из коридора, он не успел оттормозиться, и теперь, чтобы открыть огонь или, тем паче, брать нас на абордаж, ему пришлось бы совершать маневр радиусом в два миллиона километров. Загребайло же, не теряя времени, набрал на виртуальной панели какие-то одному ему знакомые коды и вышел прямо на командующего пока невидимой для нас эскадры.

Крейсер пошел на разворот. Похоже, его экипаж до сих пор не получил данные о присутствии где-то под боком боевых звездолетов Земли – а может, они, увлеченные погоней, не дали себе труда включить средства обнаружения. Тхор тем временем медленно тянул «Гермеса» в сторону от вражеского корабля, с каждой секундой увеличивая тому градус маневра. Опытный военный астронавт, он знал, как потрепать противнику нервы. В какой-то момент он резко газнул, и теперь крейсеру пришлось менять еще и плоскость разворота.

Я понимал, что выигрываем мы в лучшем случае несколько минут: один же черт наш гораздо более маневренный и быстроходный противник подойдет вплотную, и тогда уже никакое искусство пилотов не поможет нам избежать абордажа. Но Загребайло, сидевший прямо напротив меня, выглядел даже веселым. Подмигнув мне, он вытащил из кармана флягу и сделал добрый глоток.

– Держи, Сэмэн, – предложил он мне. – Будь уверен, в этом деле вы не прогадали.

Я машинально взял емкость и хотел было возразить ему какой-то колкостью, но так и замер с раскрытым ртом. Преследовавший нас крейсер неожиданно ударил тормозными двигателями и прекратил маневр. Секундой позже его медленно обошла длинная острая игла земного корвета.

Тхор оттолкнул от себя штурвал и поник в кресле.

– Можно готовить карманы, – едва слышно произнес он. – Воевать на тягачах меня все-таки не учили…

Часом позже мы вошли в кают-компанию флагмана, и навстречу нам шагнул осанистый седой генерал с огромными бакенбардами и трубкой в зубах.

Мы с Перси невольно вытянулись, а Тхор, сотворив руками некую сложную фигуру, резко вздернул свои длинные уши вертикально вверх и замер, как статуя. Повернувшись к нему, генерал поднес ладонь к козырьку фуражки и, широко улыбаясь, проквакал что-то по-грангиански. Тхор расслабился, несколько раз кивнул башкой и отошел в сторону.

– Дорогие друзья! – заговорил генерал, пожимая нам с Перси руки. – Будьте уверены, что благодарность, которую я имею честь принести вам от имени Флота…

Через минуту мы уже пили превосходный коньяк.

Ну, что тут теперь говорить?.. Если честно, то нам с сэром Персивалем так и не хватило духу рассказать Вилли о том, что подмену контейнеров мы заметили еще при загрузке! Да-аа… моторы мы в этой гонке сожгли напрочь, но зато компенсацию от Флота получили царскую, и контракт на следующие три года подписали уже на других условиях. Гиперинтендант Загребайло оказался самым настоящим тыловиком, только вот служил он, знаете ли, в контрразведке. Странный тип, честное слово. Но и это еще не все. Когда мы с Перси отправились наконец в банк решать вопрос с кредитом, вежливая секретарша принесла нам на переговоры по чашечке маринованной морской капусты. Так что кредит мы в тот раз не получили. Но – хоть Тхору и смешно, – если кто-нибудь когда-нибудь сунет мне под нос эти самые мешки… у меня ведь до сих пор иногда руки трясутся!

28-30.03.2006, Санкт-Петербург.

Среднестатистический борщ

Всякий раз, заходя в душевую кабину, стандартно отделанную зеркальными панелями, я смотрю на себя без всякого удовольствия. И дело здесь не в широте моего лица, которое, по мнению некоторых острословов, приближается по этому параметру к изрядной сковородке, и даже не в животе, затрудняющем выбор джинсов в магазине, а – в том, что волосы у меня на груди уже седоваты. Ладно б я был вислоусым дедом с подергивающимися от самогонки конечностями, так ведь нет же: седина эта впервые появилась у меня после одного случая из тех, о которых обычно не рассказывают. Но так как лет с тех пор прошло уже немало, многое, пожалуй, и забылось, я все же возьму на себя смелость… Значит, вот!

Все началось с неожиданного появления Вилли Загребайло. Тем славным утром мы благополучно отсыпались после очень утомительного рейса со множеством остановок, закончившегося на Катарине. В наши планы входил сон как минимум до полудня (а легли мы в девять вечера), однако, как оно часто бывает, реальность вмешивается в мечты жестоко и безапелляционно. Около восьми у меня над ухом заверещал командирский интерком. Некоторое время я неистово вертелся в постели, пытаясь игнорировать нудный вызов, но потом, кое-как продрав глаза, все же протянул руку к пульту и коснулся сенсора включения.

– Вы все спите, Сэмэн? – загремел надо мной смутно знакомый голос. – Прибылей проспите!

– А? Что? – подскочил я. – Кто это там?

– Гиперинтендант Загребайло! Вставайте, дорогой Сэмэн, вставайте, у меня до вас серьезное дело – я буду через десять минут!

Я замотал головой и в ужасе сел на койке. Возникновение Вилли не сулило ничего хорошего, ибо служил он не где-нибудь, а в контрразведке, стало быть, заглянуть просто так на рюмочку от него не дождешься.

– Перси, – слепо зашарил я рукой по сенсорной панели интеркома, – поднимайся. К нам идет Загребайло.

– Кто-о?! – панически переспросил мой старый компаньон Персиваль Пиккерт. – Что – опять?

Как выяснилось, я разбудил и Тхора, так что через пару минут мы все втроем уже сидели на камбузе, глотали кофе с плюшками и строили различные гипотезы одна другой ужасней.

– Это опять у них какие-то дела с мафией, – закатив глаза, размышлял Перси. – Господи, дай мне веревку!

– Ну, не думаю, – возразил я. – Второй раз – и снова нас? Нет, это как-то банально, так не бывает!

Тхор молчал, задумчиво шевеля правым ухом. Впрочем, у нашего штурманского кока есть давняя и нехорошая привычка говорить только по делу, отчего он и не любит ходить с нами в портовые бары.

– Не повезем же мы опять эту чертову морскую капусту! – оптимистично решил я, но тут раздался сигнал вызова со стороны шлюза.

– Вот и он, – отчетливо произнес Тхор, и слова его в наступившей вдруг тишине показались мне необыкновенно зловещими.

– Коку – отыскать коньяк! – огрызнулся я, и отправился открывать.

Как и следовало ожидать, Загребайло имел самый преуспевающий вид. Его круглые щеки так и лоснились покоем и довольством: решительно никто не сказал бы, что за личиной этакого сального тыловика скрывается на самом деле матерый контрразведчик, способный убить человека одним пальцем. От сала, впрочем, он тоже никогда не отказывался.

– Рад вас видеть, Сэмэн! – загрохотал он еще с трапа. – Смотрю, дела ваши идут недурно! Ну да ничего, того и гляди, заработаете еще пару монет – я уж прослежу, чтобы у вас и ваших друзей все было в полном порядке!

– Хотелось бы верить, – кисло улыбнулся я. – Если, конечно, вашими стараниями нам не придется опять таскать взрывчатку под видом продовольствия. А то меня, знаете ли, мутит от одной мысли…

– Ну что вы, что вы… Ту историю давно пора выбросить из головы! Признаться, конечно, я и сам чувствую себя в некоторой степени виноватым перед вами, но сами ведь понимаете – служба!

Балагуря таким манером, мы добрались до камбуза, где Тхор уже раскупорил бутыль армянского, а Перси – перезарядил кофейный автомат.

– Ну-у, я так и знал! – Пожав всем руки, Загребайло выставил на стол довольно пухлый кожаный портфель и принялся доставать из него какие-то шоколадки.

Перси подставил под носик автомата изящную крутобокую чашку.

– Надо полагать, сэ-эр, ваш визит связан с очередной, м-мм, спецоперацией?

– В некотором роде, – горько вздохнул гиперинтендант. – Но в этот раз я не стану досаждать вам своим присутствием.

– Следовательно, нас ждут ордена? И, очевидно, посмертно?

– Нет-нет, – развел руками Вилли. – Разве что медали. Да и те вам вручат в приватной обстановке.

Персиваль многозначительно покачал головой и раскупорил коньяк.

– Что ж, это уже дает некоторую надежду на благополучный исход. Давайте же выпьем за то, чтобы это была не последняя бутылка, употребленная нами в компании уважаемого гиперинтенданта!

– Что верно то верно, – согласился тот и махом опрокинул полстакана.

На некоторое время наступила тишина, было слышно лишь позвякивание ложечки в чашке у Тхора.

– Ну, в общем… – Вилли запил свой коньяк кофе, бросил в рот кусочек шоколада и положил руки на стол: – Дело на сей раз действительно серьезное. Может быть, даже опасное, но штука вся в том, что кроме вас нам в данный момент положиться совершенно не на кого.

– Это после… того случая? – отрешенно поинтересовался Перси Пиккерт.

– В определенном смысле, да, – пожал плечами Загребайло. – Но скажите-ка честно: вас что же, так пугает перспектива послужить родине? Или, может быть – повернулся он к Тхору, – прима-лейтенант Мзендарлалик позволит кому-либо усомниться в своей доблести?

– Не думаю, – сухо выдавил тот.

– Стало быть, послужить придется, – кивнул Загребайло. – Чтобы подсластить вам, ребята, мою пилюлю, могу сказать сразу – на вас в данном случае ассигнованы такие средства, что после этого рейса вы сможете сразу же создать собственную корпорацию. Без всяких кредитов – точнее, кредит вам откроют на развитие бизнеса, и кредит этот будет выглядеть так, что любые ваши конкуренты сделают себе от зависти харакири. Можете мне поверить.

– Весело, – вставил свое слово Перси.

– Достаточно весело, – Вилли деловито шевельнул пальцем, и мой компаньон поспешил наполнить его стакан. – Тем более что вам придется распрощаться с вашим бывалым «хвостом». Да-да, я понимаю, что он не ваш, а арендованный, но эти мелочи оставьте мне. Я уж решу как-нибудь… Дело же у нас в следующем. Сейчас мы загружаем вас совершенно безобидным гражданским грузом на Бенедикт – заметьте, не только по документам, но и в реальности вам за все платят по не самым хилым расценкам, – но при загрузке пара операторов проделывает с «хвостом» некие только им известные манипуляции, и к финишу вы приходите с неисправностью, исключающей его дальнейшее использование. Между тем, вы уже имеете сверхсрочный контракт на Андресе, и ваш наниматель так спешит, что узнав о вашей беде, готов лично арендовать для вас новый «хвост» для выполнения своего рейса. Поэтому вы сбрасываете «хвост» на Бенедикте прямо со всем грузом и на полном газу мчитесь на Андрес.

– Без «хвоста»? – на всякий случай уточнил я.

– Совершенно верно! Пусть он остается на Бенедикте, больше вы эту старую развалину уже не увидите. Мы, конечно, могли бы устроить вам аварию прямо здесь, но это выглядело бы не очень убедительно, поэтому кое-кто наверху решил перестраховаться. Вас ведь очень ценят, ребята, и подставлять просто так за здорово живешь никогда не станут, уж можете мне поверить.

– Я щазз зарыдаю, – мрачно буркнул Перси.

– Перестаньте, сэр Персиваль! – и Вилли раздраженно махнул рукой с зажатым в ней стаканом, отчего коньяк неожиданно оказался у него во рту. – Фух-х! Мне ли не знать вас в деле! И учтите, сэр, учтите, – в данном случае речь идет отнюдь не о привычной вам паре монет! Между прочим, про медали я если и шутил, то так, самую малость.

– В самом деле, Перси, – вмешался я. – Хватит уже. Что суждено, то сбудется. Продолжайте, Вилли, прошу вас.

– Это сколько угодно. – Загребайло выразительно поболтал в воздухе пустым стаканом. На помощь ему ловко пришел Тхор, после чего гиперинтендант достал из кармана кителя четыре толстые сигары и разложил их на столе: – Курите, джентльмены. Для начала я объясню вам, почему мы решили избавить вас от «хвоста». Вся штука тут в том, что некоторую часть пути до Андреса вам придется проделать вне «коридора». Там, за перекрестком Хаммерсмит, «коридор» сейчас на ремонте. Так что вам придется повилять. Вы же, уважаемый Тхор, должны рассчитать курс таким образом, чтобы на некоторое время оказаться в громадном астероидном поле АХ-21U31. Там вас будет встречать корвет-курьер мандалинцев, который и заберет тот груз, который вы должны им доставить. Сразу же после встречи вы рвете моторы и уходите в сторону Андреса, где в квадрате МС74 вас уже будет ждать наш линкор. В астероидном поле вас никто не увидит… это просчитано с максимально возможной точностью.

– И для улучшения маневренности в поле нам действительно лучше идти без «хвоста», – понимающе кивнул Тхор. – Но где нас будет ждать фактор риска?

– Сразу на выходе из коридора, – поджал губы Вилли Загребайло. – Среди мандалинцев нынче раскол. Наше правительство не может на официальном уровне поддерживать какую-либо из противоборствующих сторон, однако по некоторым причинам все же хочет оказать помощь политикам, декларирующим дружеские взаимоотношения с Землей. Помощь эта сугубо информационного характера, не больше. Поверьте, друзья мои, мы рассмотрели все возможные варианты, в том числе с привлечением разведывательных подразделений Флота, но учитывая срочность, все же остановились на вас. Больше сейчас действительно некому. Почти наверняка на выходе из аварийного коридора вас остановит патрульный корабль мандалинцев.

– Будет обыск? – прищурился Тхор.

– В том-то и дело. Гражданский грузовик, следующий по срочному контракту, особого внимания привлечь к себе не может, но обыск все-таки будет. И искать они станут привычные им земные носители информации – понятно же, что на пустом тягаче оружие никто не повезет… Но тут мы тоже кое-что предусмотрели, – и Загребайло извлек из своего портфеля небольшой бумажный пакетик с надписью «Перец душистый. Компания „Здоровье на ладони“

– Это что? – недоуменно вытянул шею Перси.

– Специи! Обычный, как видите, душистый перец горошком. Но среди горошин есть несколько кристаллов. Расчет здесь на то, что для мандалинцев запах не то что специй, а вообще любой нашей пищи непереносим в принципе. На корабль же они поднимутся скорее всего не в скафандрах, а, подсоединив к шлюзу «хобот», в обычных бактериологических фильтрах. Учитывая особенности их обоняния, в корабельные припасы инспекторы не полезут никогда и ни за что на свете! Так что спрячьте это дело куда-нибудь в шкаф с приправами и дело с концом. То, что кристаллы не могут быть выявлены какими-либо их сенсорами, я гарантирую. Собственно, этим кристаллам вообще ничто не страшно – хоть бейте их об стенку, хоть варите, – все равно. Уничтожить их очень трудно. Главное – довезти!

* * *

На вторые сутки после старта Тхор пришел к ужину в довольно мрачном виде.

– Я, кажется, ничего не понимаю, – признался он. – Либо там работали удивительные специалисты, либо у нас глючит система диагностики. «Хвост» в полном порядке. Я только что просканировал его по всем осям, но он ведет себя совершенно смирно.

Перси немного вздрогнул и осторожно разрезал куриную котлету.

– Значит, он проявит себя позже. Такие, как Вилли, не шутят – или ты до сих пор не догадался?

– Догадался, – Тхор шевельнул левым ухом и налил себе чашку чаю. – Время у меня было. Я сейчас изучал основные характеристики мандалинских кораблей. Все правильно…

– Что – правильно? – удивился я.

Тхор снова подергал ухом и совершенно по-человечески вздохнул. Я полез за вечерним портвейном. Надо сказать, что с некоторых пор – да собственно, сразу, едва у нас появились хоть какие-то свободные деньги, – мы с Тхором превратили крохотный камбуз старика «Гермеса» в уютнейшее место на свете. Ну, по крайней мере, именно так я его воспринимал в долгих перегонах. Прежде безликие серые стены мы отделали панелями из натурального орехового шпона, тщательно пересчитали квадратные метры пространства, устроив удобные встроенные шкафы такого же орехового цвета, и выгадали наконец место для милого старомодного круглого стола, где и собирались все втроем по вечерам. А однажды во время стоянки на какой-то из старых колоний Тхор приволок с распродажи совершенно очаровательную грангианскую люстру с тремя глиняными плафончиками, дающими мягкие уютные тени по стенам – отпилив шток, мы привинтили ее к потолку, и камбуз окончательно превратился в миниатюрную гостиную старого хутора.

Учитывая то, что настоящего дома ни у кого из нас не было, камбуз на «Гермесе» в какой-то мере заменял нам невозможную мечту о собственном гнезде на берегу тихой темной речки, где плещутся караси и носятся над водой красавицы-стрекозы. Здесь мы обмывали нечастые наши удачи, здесь же, горько улыбаясь, глядели на бутылку после подведения ежеквартального баланса.

Конечно, полновластным хозяином камбуза был Тхор. Отбыв ходовую вахту, он приступал к своим обязанностям кока, исполняя их с подлинным артистизмом. Ему, бедолаге, судьба скорчила самую горькую из своих гримас: если мы с Перси, пусть и бездомные бродяги, все же жили и работали в привычном для нас человеческом мире, то он, гранг, нечасто видел не то что друзей, а даже просто соплеменников! Первое время после того, как он при довольно необычных обстоятельствах вписался в наш маленький экипаж, мы относились к Тхору с некоторым сочувствием, однако он, миниатюрный на человеческий взгляд полосатый кроль с четырьмя ловкими ручками, очень быстро заставил уважать себя всерьез. В прошлом Тхор был офицером грангианского Флота, и за плечами у него имелась прекрасная военная академия. В первые же дни он продемонстрировал нам свою способность работать даже с незнакомым ему «человеческим» вычислителем, а позже – стал поистине непревзойденным штурманом и пилотом. Именно мастерство Тхора позволило нам без потерь выбраться из гадкой истории с двумя мешками морской капусты, и теперь, пожалуй, рассчитывать нам с Перси следовало на него и его искусство настоящего аса.

Итак, я достал из стенного шкафа початую бутыль портвейна и три граненых стаканчика.

– По два, – вдруг произнес Тхор, печально опустив уши. – Я понял, в чем там дело. Встреча должна произойти в глубине астероидного поля. Мандалинские корабли довольно быстроходны, но при этом слабы в маневре. Курьер будет ждать нас где-то в глубине… Если же вдруг нас засекут, то без «хвоста» мы действительно имеем шансы удрать в точку встречи с линкором.

– Вот черт! – выдохнул Перси. – И как мы будем там маневрировать? «Гермес», насколько я знаю, для подобного слалома не годится.

– Почему же? – хмыкнул Тхор, поглаживая налитый ему стаканчик. – Нет-нет, они как раз просчитали все достаточно четко. Моторы у нас почти новые, беречь их нам ни к чему – в такой ситуации наши шансы выглядят вполне оптимистично. Если, конечно, мы не взорвемся на виражах. Даже на входе в поле нам придется идти с чудовищной нелинейной перегрузкой компрессоров – если, конечно, мы не хотим двигаться через него лет двадцать. И сама передача, как я понимаю, будет происходить очень быстро, потому что все спешат. Это еще одна причина компактности груза…

– То есть, – прищурился я, – Вилли рассказал нам не все?

– Да ну, чего ты так, – приподнял уши Тхор. – Все. Все, что нам нужно было знать. Частоту маяка он тебе дал? Дал. О вероятном обыске предупредил? Еще тебе чего? Или ты думал, что он начнет сыпать секретной информацией? Может, еще имена назовет?

…Как и предполагал Тхор, над нашим старым «хвостом» поработали спецы экстра-класса: проблемы начались за четыре часа до выхода на орбиту Бенедикта, причем сразу и необратимо.

– Нестабилен по крену, двадцать влево, – с ухмылкой сообщил мне Перси. – Тхор утверждает, что сейчас его начнет «качать» еще и в канале относительного тангажа.

– Грубо говоря, мы разваливаемся, – подытожил я. – Но теперь мне начинает казаться, что до терминала мы все же дотянем.

– Очень похоже. Если я хоть что-то понимаю, эти фокусники сымитировали нам некий естественный износ. Как бы это все не закончилось штрафом!

Пожав плечами, я отправился в свою каюту заниматься документами. Этот порядок был заведен уже давно: несмотря на то, что формально мы с Перси владели «Гермесом» на равных паях, с чинушами, как правило, общался именно я. Сэр Персиваль утверждал, что моя харя выглядит не в пример представительней, чем его – а Тхора после скотской истории на Фиммоне мы вообще старались показывать как можно реже. Тогда, надо сказать, нервов я попортил себе немало – но спас нас тот же вертлявый Перси… Да впрочем, что б я без него, по совести говоря, делал? Не будь Перси, не было бы ни «Гермеса», ни нашей маленькой команды, а старина Тхор, возможно, навсегда остался бы болтаться в космосе заледеневшим трупиком.

Еще раз просмотрев контракт с нашим виртуальным нанимателем с Андреса, я приготовил его к отправке и решил почистить на всякий случай зубы. Некоторые чиновники портовых служб до того не любят нашего брата-дальнобойщика, что отказываются разговаривать с человеком, от которого, подумать только, пахнет чесноком!

Едва я нажал выключатель на черенке зубной щетки, как нас затрясло. «Гермес» входил в условную гравитационную зону терминала, и полуразваленный хвост колотил его куда сильнее, чем я мог ожидать.

«Это что же? – подумал я, глядя на дергающуюся в руке зубную щетку. – Я что, просидел за документами все эти четыре часа?!»

Выходило, что так. Да впрочем, по достижении определенного возраста время настолько ускоряет свой бег, что и не уследишь!.. Но как минимум десять минут у меня еще было, и я решительно запихнул щетку в рот. К тому моменту, когда Тхор филигранно опустил тягач на полотно орбитального терминала, у меня слегка кровоточили десны, но это ничего не значило: я ждал неизбежных в нашем случае гостей в дорогом костюме и с платком на шее.

Гости не заставили себя долго ждать. Трое не слишком вежливых джентльменов в мундирах транспортных чиновников с ходу вкатили мне достаточно ощутимый штраф и заставили подписать документ, согласно которому наш неисправный «хвост» подлежал обязательному ремонту с последующим техосмотром – я же, в свою очередь, предъявил им липовый контракт с нанимателем, ждущим нас на Андресе и предложил подписать разрешение на старт после техосмотра «Гермеса». По закону все выходило безупречно. Чуть поворчав, инспектора все же оставили свои автографы на дисплее моего компа – и мы были свободны.

Через час десять Тхор оторвал пустой, «бесхвостый» «Гермес» от терминала. Из огромного грузовика мы превратились просто в звездолет – маленький и от того бессмысленный. Какой, собственно, смысл в тягаче без прицепа? Да никакого, кроме одного: такой тягач обретает вдруг качества боевого рейдера, оказываясь способным посоревноваться с ним и в динамике и в маневренности. Ведь колоссальная мощь наших моторов рассчитана на то, чтобы таскать за собой десятки тысяч тонн грузов. А избавившись от них, мы мгновенно превращаемся в быстрый и высокоманевренный корабль, умеющий разгоняться не хуже иного крейсера.

– Двадцать восемь часов до перекрестка, – сообщил мне Тхор.

– Тогда спать, – отозвался я.

У нас еще будет время поволноваться… Я вернулся в свою каюту, налил себе крохотную рюмочку виски и снял с полки «Семнадцать мгновений весны», но вскоре уснул. Кажется, мне снилась радистка Кэт в балетной пачке, играющая на старом белом рояле. Вероятно, это было эротично, однако до эрекции я не дожил: меня разбудил Тхор.

– Феноменально, – сообщил он. – Ты дрых шестнадцать часов без продыху! Похоже, это рекорд!

– Отстань, – взвыл я, ощущая неимоверную тяжесть в мочевом пузыре. – Что у нас – пожар?

– Пока нет, – Тхор был совершенно невозмутим. – Вот только та уха, из сайры, которую я варил недавно, уже закончилась. Что делать?

– Что делать, что делать! Ты не знаешь что делать? Раз варить нечего, вари борщ!

– Без проблем. Только сперва я буду спать до поворота. А вы, я надеюсь, справитесь и без меня.

Я тяжело вздохнул и застегнул наконец штаны. Тхор был совершенно прав: в конце концов, он и так спит меньше нас с Перси, потому что отвечает за две должности сразу: и штурмана и кока, да к тому же работает, как правило, за второго пилота. Потому, хочешь не хочешь, я поплелся в ходовую рубку, где и провел все следующие девять часов, тупо играя с навигационным мозгом в шахматы. Перед поворотом меня сменил проснувшийся Тхор. Работы ему, в общем-то было на полтора часа: выйдя из ремонтируемого коридора, мы довернули нос в сторону известного астероидного поля АХ-21U31, после чего Тхор отправился на камбуз.

– Раз дело такое, стану варить борщ. – сказал он. – Перси там в рубке, если что, так позовет. Ты, Сэмэн, пока вот почисти-ка мне буряк! Бульон-то я еще вчера сварил, перед сном…

И, водрузив на разогретую плиту кастрюлю с процеженным говяжьим бульоном, Тхор споро принялся за картофелину, а на мою долю пришлась изрядных размеров свекла. С овощами мы управились быстро. Пока я чистил морковку, Тхор порубил небольшую капустину, влил в тушащуюся тонко нарезанную свеклу немного бульону и баночку томатной пасты, после чего достал из холодильника шматочек сала и головку чеснока.

– Зажарка, – сказал я, вставляя морковку в кухонный комбайн, – то уже пол-борща.

– Зажарка – то да, – со знанием дела согласился Тхор. – Но и про специи забывать нельзя. Скажи-ка вот, стал бы ты есть борщ без перчинки, да без чесноку, а? Во-от… вот в том-то и все дело. Даже без сметаны его, родимого, пожалуйста, а вот без приправок – все, хоть не живи уже!

Тхор всунул в комбайн луковицу, и тут под потолком загрохотал голос Перси Пиккерта:

– Приехали. Мандалинцы справа по борту, сигналят торможение для досмотра.

Надо сказать, в тот момент я ощутил, как внутри меня что-то оборвалось. Все было слишком здорово, настолько здорово, что чувство опасности, пожиравшее мое сердце после беседы с Вилли, вдруг стало отпускать: давно уж, месяца два, не меньше, не куховарили мы вместе со стариной Тхором. Давно, увы, не переживал я этого ощущения, нет, скорее, предвкушения борща, смачного, горячего, употребляемого обычно под рюмочку перцовой из тщательно пополняемых запасов…

– Да все в порядке, – повернулся ко мне Тхор, и в движении его уха мне почудилась некая ирония. – Разбирайтесь. Не стану ж я борщ бросать, в самом деле!

Я коротко кивнул и двинулся в рубку.

Перси уже вытормозился. Пузатая юла мандалинского корабля, удивительно похожая на недавнюю мою свеклу, медленно скользила по экранам кругового обзора, приближаясь к нашему борту.

– Какого бы черта! – громко и с раздражением произнес я, понимая, что мандалинцы вполне способны прослушивать своими сенсорами любые разговоры на «Гермесе». – Они что, не понимают? Нам, зараза, и без них некогда!

– А я что? – тотчас затараторил Перси. – Что я, а? Вон, видишь, вон: и сигналят. Что теперь?

– Теперь контракт тю-тю, мать твою так! Все, сиди здесь, пошел я встречать их…

Вильгельм Загребайло оказался прав на все сто: эти крысожабы действительно не стали утруждать себя плаваньем в пространстве и присоединили к нашему шлюзу гибкий переходной рукав. Ощутив стук, я послушно активировал автоматику. Спустя некоторое время в коридор нижней палубы ввалились три отвратительные фигуры с короткоствольным оружием в руках. Одеты они были в термоизолирующие комбезы, но шлемов на них не было, лишь короткие цилиндрики бакфильтров в широких плоских ноздрях. Волна кошмарной болотной вони, которую они принесли с собой, заставила меня пошатнуться.

– Сэмэн Колоброд, – с достоинством представился, стараясь не морщиться. – Капитан и совладелец корабля. Изволите взглянуть на документы?

– Открыть все, – прокаркал один из мандалинцев. – Я с тобой – смотреть на документы.

– Перси, – позвал я в интерком, – открой господам инспекторам все доступные для осмотра помещения корабля. Прошу вас, господин инспектор, идемте за мной, я покажу вам все интересующие вас документы.

«Им недоступны наши эмоции, – твердил я себе, поднимаясь наверх. – Недоступны… это бородавчатая сволочь никогда не поймет, что мне на самом деле очень-очень страшно. И никогда она не найдет чертовы кристаллы. Не найдет потому что не поймет… но если поймет…»

Еле сдерживаясь, чтобы не рвануть в сортир для душевной беседы с унитазом, я продемонстрировал мандалинскому инспектору заключение об аварийном состоянии нашего «хвоста», срочный контракт на Андрес и все регистрационные свидетельства «Гермеса» и его экипажа.

– Вижу, – фыркнул тот. – Пошли дальше. Жилые помещения? Где?

Сперва он перевернул вверх дном мою каюту. Он вырвал все содержимое шкафа, не поленился заглянуть в санузел, и вдруг, вытащив из поясной сумки какую-то коробочку, осторожно повел ею вдоль письменного стола.

Мне показалось, что у меня на голове зашевелились волосы.

– Может быть, мы перейдем в другие каюты? – как можно вежливее поинтересовался я.

– Молчать твоя! – захрюкал инспектор и повел в мою сторону стволом оружия. – Где другия, блядь такая, жилые помещения?

На стволе его пушки был небольшой раструб, словно у древних ружей… я попятился.

– Каюты? Прошу вас, господин инспектор!..

– Какая, блядь твоя, каюты! Ты мне срать еще скажи! Жрать твоя где?

Судя по его лексике, грозный инспектор уже не раз имел дело с нашей расой. Ощущая, как у меня подкашиваются колени – в те секунды мне, право, уже было даже не до его запаха, – я вывел мандалинца в коридор и потащил в сторону камбуза. Кристаллы были уложены в жестяное ведерко со специями, обычно используемыми Тхором, и Вилли давал голову на отсечение, что ни один мандалинец туда не заглянет. Но коробочка, коробочка у него в лапе! Об этом Загребайло не говорил ни слова!

Тхор невозмутимо помешивал сало, лук и морковь на маленькой сковородке, готовя свою непревзойденную зажарку.

– Гранг! – выпучил свои непроницаемо-синие глаза инспектор, застывая на пороге.

– Конечно, вы же видели документы, – затараторил я. – Член экипажа, оформлен согласно профсоюзным нормам…

Отодвинув меня плечом, мандалинец рванул на камбуз. В этот момент Тхор бросил на стол свою деревянную лопаточку и, повернувшись к нему, произнес короткую фыркающую фразу. Инспектор двинул вперед своей вытянутой бородавчатой башкой – мне вдруг показалось, что даже с некоторым уважением, – но в руке его опять возникла та самая коробочка. Тхор тем временем вывалил в кастрюлю готовую уже зажарку, и, сняв с полочки хорошо знакомое мне жестяное ведерко, достал из него зеленый пакетик с надписью «Перец душистый».

Я ощутил, что мне нечем дышать. Инспектор водил своей проклятой коробкой вдоль наших ореховых шкафчиков, а Тхор, нисколько не стесняясь, разорвал пакетик вдоль и всыпал его содержимое в кипящее густо-красное варево.

– Что здесь есть? – спросил мандалинец, приближаясь к плите.

Аппарат был у него в руке. Но рука сейчас находилась на уровне пояса…

– Борщ, – спокойно ответил Тхор. – Довольно простой, знаете ли. Без пампушек. Среднестатистический, я бы сказал.

Мандалинский инспектор наклонился над кастрюлей, и, издав протяжный, полный ужаса, вопль, бросился прочь.

Минуту спустя переходный рукав отсоединился.

– Разгоняемся, Перси, – сказал я, входя в рубку. – Курс прежний.

Сэр Персиваль упал на спинку кресла. Я отчетливо видел, как у него трясутся руки.

Крейсер ушел, и ушел далеко – видимо, напуганный запахом ароматнейшего густого борща, инспектор приказал жарить на всю катушку. Через час мы, все трое, цедили оный борщ через марлю, путаясь в скользкой свекле и капусте. Весь ужас заключался в том, что мы категорически не знали, сколько именно горошинок-кристаллов содержал в себе пакет. В конце концов мы выловили все – Тхор клялся, что из кастрюли не могло исчезнуть решительно ничего. Выловив, мы разложили абсолютно одинаковые с виду черные шарики на бумажном полотенце и, пересчитав – их оказалось сорок девять, – решили все же глотнуть портвейна. До входа в астероидное поле оставалось шестнадцать часов.

– Я думал, я двинусь, пока вы там лазили, – сообщил Перси, мгновенно заглотив свой стаканчик. – Вот просто двинусь, и все… Если бы они нашли! А откуда, скажи мне, у него был этот сканер, а Сема? Значит, кто-то знал… или хотя бы догадывался! Вот Вилли, вот сука! А если бы не Тхор? Тхор, старик, можно я тебя поцелую?

– Можно, – согласился Тхор и специально вылез из-за стола, чтобы Перси было удобнее дотянуться до него. – Только не думай, что меня это возбуждает. Я не поклонник межрасовых отношений, тем более, когда речь идет о мужчинах.

Кажется, я заржал так, что Тхор даже немного смутился. Вернувшись за стол, он бросил на меня укоризненный взгляд и поднял свой стаканчик:

– Вилли не так уж и виноват, ребята. У каждой разведки бывают свои промахи. Собственно, без них и разведки-то не бывает! А вы вот что, думаете, я не испугался? О-оо… скажите спасибо, что я хорошо учился в академии и до сих пор помню их поганый язык. Ох, и воняют, они, конечно, сволочи…

– А что ты ему сказал? – заинтересовался я.

– Да ничего особенного. Я просто помню «формы вежливого обращения» – у них их несколько. Ну, я представился и поздоровался в форме «от младшего к старшему». Настроение у него сразу улучшилось, и он посчитал невежливым лезть со своим сканером ко мне в кастрюлю. Хотя, конечно, выгнал его все равно борщ. Самый такой среднестатистический борщ… ничего особенного. Завтра поедим, пожалуй?

Условное корабельное «завтра» началось с тяжелых маневров в астероидном поле. Тягач вел Тхор – мы с Перси давно уже убедились, что в этом деле не годимся ему, бывшему офицеру, даже и в подметки. Как и следовало ожидать, в расчетное время появился маяк. Мы затормозили возле небольшого веретенообразного корабля, и я натянул скафандр – снова задыхаться от жуткого аромата мандалинцев у меня не было ни малейшего желания.

Мы встретились в переходном рукаве. Посмотрев на меня, затянутого в скафандр, мандалинец пожевал нижней челюстью и, ни слова не говоря, протянул руку. Я подал ему смятый бумажный пакетик. Мандалинец вытащил из-за своего широкого кушака небольшой оранжевый шарик и провел им над нашим драгоценным грузом, после чего, все так же молча, повернулся и зашагал по качающейся под его ногами пластиковой трубе.

«И у этих сканеры, – подумал я, оказавшись в шлюзе. – А мы как утки подсадные… и никто не верит на слово. Хотя, собственно, а кто верит в нашем мире – вообще?»

– Полный газ, Тхор, – приказал я, едва за моей спиной сомкнулись внутренние двери шлюза. – Уходим отсюда ко всем чертям!

Позже он рассказал мне, что в этот момент ощутил величайшее облегчение. Мы все прекрасно понимали. Мы понимали, что, наверное, – надо. Что ни один военный корабль не может войти в сферу, контролируемую мандалинцами, а вот гражданский карго, согласно договорам столетней давности – пожалуйста. И что времени нет, и что кроме нас некому! – но от страха это не избавляло, нет. И о деньгах мы не думали, уж поверьте мне. Единственная мысль, крутившаяся у нас в голове: «Скорей!». И потому на выходе из астероидного поля Тхор действительно спалил почти новые движки. Нас гнал страх, хотя в действительности за нами никто не гнался: да никто и не собирался. Всех прогнал среднестатистический борщ.

Всего-то навсего, даже без пампушек.

О да, Тхор показал свое мастерство в лучшем виде! Думаю, что даже самые суровые из наших асов-дальнобойщиков, просто обожающие порассказать о своих подвигах, обалдели бы, предъяви мы им курсовую запись нашего выхода из астероидного поля. Мы вышли за двенадцать часов: я хотел бы посмотреть на того ухаря, который решится сделать это за двадцать четыре!

А медали? Медали нам, скажу вам по секрету, все же вручили, и я впервые увидел Тхора в специально для него пошитой парадной форме – с двумя саблями, с кучей перьев меж ушей и прочим. Мы с Перси стояли в скромных костюмчиках: нам оставалось только завидовать, что ж тут еще: тем более что вручали нам все это дело в уютном кабинете, а не в зале заседаний… так что чего уж теперь.

А обещанный заработок? – так это другая история, точнее сказать, на том история одиночества нашего старого «Гермеса» закончилась.

Он стал наконец флагманом.

3-4 мая 2006, Санкт-Петербург.

Корпорация "Феникс"

Мой приятель и компаньон Перси Пиккерт сидел на камбузе нашего старого «Гермеса» и печально бурчал что-то себе под нос.

– Заработал я на пиво, значит, буду жить красиво, – разобрал я, подходя к самой двери камбуза, и сразу понял, что Перси все-таки занялся бухгалтерией, о чем я просил его последние несколько дней.

Обычно финансовыми проблемами нашей маленькой корпорации я пытался заниматься самостоятельно, но сейчас мне было совершенно не до того: мы умудрились застрять на Катарине с обоими кораблями, и не могли найти решительно никакого приемлемого фрахта. Проблема заключалась в том, что нам нужен был фрахт на оба грузовика сразу… В какой-то момент сэр Персиваль совершенно исчерпал все свои связи, и за дело пришлось браться мне. Сейчас я шел по тесному коридору жилого блока «Гермеса» и ломал голову над тем, как рассказать своему компаньону о том, что вопрос пока не сдвинулся ни на миллиметр. Нет, корабли с Катарины уходили каждую минуту, но все сколько-нибудь крупные партии груза доставались крупным же компаниям – а передо мною диспетчера только разводили руками.

– Через три дня нам придется переходить на консервы, – произнес Перси, не поднимая головы от дисплея своего мини-инфора.

Я вздохнул. Разумеется, Перси знал наше положение не хуже моего, и заключалось оно в очень простой истине: мы сидим без движения, а платежи шевелятся, да еще как!.. Каждый день простоя увеличивает наш долг банку и страховой компании. А ведь нам тоже надо что-то кидать на зуб, да и оплата стоянки стоит каких-то, пусть и не слишком заметных, денег. Самое время завыть, да разве это поможет?

Молча вытащив из стенного шкафчика свою любимую литровую кружку с добрым свиным рыльцем на левом борту, я нахлюпал себе из стеклянного кофейника и сел рядом с Перси.

– У Стасика был? – спросил тот, соизволив, наконец, осчастливить меня взглядом.

– Был, – обреченно ответил я.

Перси скривился. Уж если Сэму Колоброду отказал его одноклассник, известный на всю Галактику портовый жучара Стасик Пулярский, значит, шансов у нас и впрямь оставалось мало.

– Трое суток, – повторил, морщась, сэр Персиваль. – Такие дела. Мне даже страшно начинать считать, что там у нас получится по несвоевременной выплате кредита. А страховщики? Шкуру ведь сдерут как пить дать!

– В конце концов, мы можем подзанять у того же Стасика, – хмыкнул я.

– Даже если он даст тебе в долг по дружбе без процентов – что, зная Стасика, маловероятно – мы один черт влипаем с топливом. Представь себе ситуацию – сейчас нам попадается какой-нибудь «длинный» фрахт. Мы приходим в точку назначения, и потом либо месяц сидим на сухарях, либо хватаемся за что попало, лишь бы отбить бабки. Тебе посчитать, или ты сам все понимаешь?

Перси был прав.

Беда наша заключалась в том, что корпорация «Колоброд, Пиккерт и Тхор» была создана в самый неудачный для этого момент. В силу роста колониальных экономик, вызванного недавним снижением налогов, спрос на грузоперевозки вырос в разы – и это, конечно же, было очень для нас недурно – но одновременно вдруг выяснилось, что набор экипажей представляет теперь серьезнейшую проблему. Мы почти месяц искали хотя бы двух новых парней, чтобы отдать их Тхору, командовавшему нынче слегка подержанным тягачом «Меркурий», который я очень удачно, по знакомству, взял в рассрочку – но найти смогли лишь юного выпускника Марсианской Навигационной Академии Колю Жереха.

Из-за Коли мы теперь и страдали. В свои двадцать три он выглядел так, что его не пускали в портовые бары без сопровождения взрослых – но это еще мелочи: Коленька оказался романтиком. Честно признаться, я настолько обрадовался, когда это лопоухое белобрысое чудовище заявилось к нам на «Гермес», горя желанием немедленно приступить к своим обязанностям за минимальную профсоюзную ставку, что даже не дал себе труда поразмыслить, какого бы это черта парубок, имеющий «красный» диплом одной из наиболее почтенных Академий Звездоплавания, отслуживший к тому два года в Военно-Космических Силах Земли, решил вдруг отказаться от вкусных предложений кадровых агентств, чтобы стать членом экипажа в нищей, да еще и свежеиспеченной мини-корпорации.

Вскоре все стало ясно: но метаться было уже поздно.

Как оказалось, в крупных и серьезных компаниях Колю пугала невозможность «увидеть звезды». В ВКС Коля Жерех служил базовым лейтенантом-инженером, налет имел в пределах обязательных для «верхнеобразованного» двухгодичника ста часов, и очень мечтал вкусить «пыли дальних дорог» во весь, так сказать, рост. Работа наша пыльная – кто б спорил!.. вот только Тхору нужен был не только классный пилот и инженер (а класс у Коли был, в противном случае от него пришлось бы избавляться сразу), но еще и человек, способный хоть как-то объясняться с шакальей стаей портовых чиновников.

Тут Коля Жерех в долю не ложился, хоть убейся. С ним долго бился сэр Персиваль, потом мы проводили воспитательные беседы все вместе, втроем – и толку оказалось чуть. При виде стопятидесятикилограммового карго-инспектора инженер Жерех терял дар речи и молча выплачивал все заявленные штрафы, несмотря на стоны находящегося у него за спиной Тхора. Отчего же, спрашивается, Тхор не общался с этими оглоедами лично?

Да от того, что, являясь реальным командиром «Меркурия» и зная минимум шесть земных языков, он ни на одном из них не мог объясняться хоть сколько-нибудь грамотно. Сидя в кают-компании среди своих испытанных друзей, Тхор говорил может и медленно, но давно уже нормально, однако стоило ему узреть чиновничий мундир – все, у нашего гранга заклинивало реле и он принимался молоть дикую ахинею, путая английский с китайским, да еще и в грангианских падежах. Выглядело это жутко, поэтому Тхору требовался толковый парень с задатками одесского афериста. Увы, мы имели только Колю.

Разумеется, сперва мы попытались перекомпоновать экипажи. После первого же рейса с Пиккертом на Санта-Ану выяснилось, что в компании любезных дам, неизменно скрашивающих жизнь сэра Персиваля в любом сколько-нибудь заметном порту, наш вьюнош теряет всякую моральную устойчивость и, вместо того, чтобы поддержать беседу, запирается у себя с томиком Джека Лондона. Видя такое дело, я решил оставить его Тхору, как экземпляру непьющему и скромному в личной жизни – а пока перейти на «парный» фрахт.

Какое-то время нам везло, но вот – оба наших грузовика торчат на этой чертовой Катарине, и фрахта, позволяющего загрузить их хотя бы на уровне минимальной рентабельности, нет, а время отнюдь не стоит на месте…

– Знаешь, – задумчиво начал Перси, – наверное, все-таки стоит попробовать разделиться. Подберем Тхору какой-нибудь абсолютно безопасный рейс, и пусть идет. Работы на самом деле полно, просто пока она вся не для нас. Одиночек вот прямо сейчас ищут на терминале-семь – лекарства на Чанг, потом вот еще древесина на Экклунд, масса минимальная, вообще без проблем… Вот «пятерка», тоже есть требования на данный момент – именно для частного оператора на одном грузовике.

– На Чанг исключено, – пожал я плечами, – вспомни чертову Фиммону, а? Там проблемы похожие.

Перси задумчиво кивнул и принялся искать что-то дальше. В этот момент информационное табло на стене звякнуло и часто заморгало зеленым глазом: кто-то вошел в корабль, используя свой ключ.

– Тхор, – уверенно сказал Пиккерт. – Больше, собственно, и некому, разве что он отдал ключи…

– Удивительно тонкое умозаключение, – вздохнул я, размышляя над его предложением: конечно, возможен и такой вариант, но вот чем он закончится в итоге? Очередными неприятностями и финансовыми потерями? Благодарю покорно.

Выглядел наш гранг несколько задумчиво, но мы с Перси сразу поняли, что ему удалось добыть какие-то новости.

– Нашел я один фрахт, – сообщил Тхор, не утруждаясь приветствиями.

– Что? – спросили мы хором.

– Ксиганд – новомодное сырье для солярных панелей. Идти на Березань, рейс срочный, объем и вес – прямо как для нас. Страховка – контракт с колониальной администрацией Березани.

– Ну, наконец-то! – подскочил Перси. – Кто контракт барыжит?

– Правительственный агент – оттуда, с Березани. Кстати, вы там бывали когда-нибудь?

– Я был пару раз, – кивнул Пиккерт. – Правда, дальше порта я не шлялся, но на вид так ничего – дыра как дыра. Что тебя смущает?

– Не знаю, – боднул головой Тхор и потянулся к кофейнику.

– Агент?

– Агент как агент, обычный провинциальный олух. Заикается.

– Тогда что – контракт? Страховка?

– Да на вид все в норме. Но от этого фрахта почему-то отказались эти два брата… как их – ну, греки… вы их знаете.

– Костакисы?

– Они.

– Так ха! – прихлопнул по столу Перси. – У них уже год как все долги выплачены – а в новые они, в отличие от некоторых, лезть не собираются. Зачем им срочный груз? Этим жукам спешить некуда.

– Ребята, – вздохнул я, – нам сейчас выбирать не из чего. Срочный – не срочный, банкиры нас и с того света достанут. Или у кого-то есть другие варианты? У меня – нет. Мы же сами решили: пока Коленька не научится жизни, будем хвататься за любую работу «на двоих».

– Потому что замены ему все равно не найдешь, – закончил за меня Тхор. – Ну, тогда берите документы и пошли. Грузиться надо прямо сейчас.

Агента с Березани мы нашли в пыльной съемной кабинке на третьем этаже одного из множества офисных центров катаринского космопорта. Совершенно серого вида лысоватый мужичок в помятом костюме сидел на краю стола, грустно втолковывая кому-то по межпланетной связи, что федеральные облигации сейчас стоят дешевле туалетной бумаги, а потому связываться с ними совершенно не резон. Увидев Тхора, он радостно замахал руками и поспешил закончить беседу.

– Решили? – спросил агент, расплываясь в улыбке. – А то я уже тут…

– Решили, – мрачновато ответил Тхор. – Это вот, знакомьтесь, мои компаньоны – Колоброд и Пиккерт. Так что давайте готовить документы.

– А давно вы работаете на березанское правительство, мистер? – поинтересовался я, пока Перси изучал реквизиты груза.

– Всю жизнь, – жизнерадостно поднял палец агент. – Можно сказать, с детства – еще в младших классах я начал помогать налоговым чиновникам разносить повестки.

– О как, – выдохнул Перси, не отрываясь от монитора. – Завидная карьера, ничего не скажешь!

Не найдя ничего криминального, сэр Персиваль позвал нас с Тхором завизировать контракт, и через четверть часа мы уже готовились к погрузке.

В семь вечера по среднегалактическому я получил «добро» на старт, и оба наших грузовика снялись с орбиты, чтобы вскоре войти в необходимый нам коридор. Я поставил старика «Гермеса» на автоматику – навигационным расчетам Тхора, которые он выполнял теперь «на двоих», мы доверяли от и до, – а сам отправился, как всегда, на камбуз с желанием перегрызть что-нибудь напополам.

Почуяв, очевидно, что я добрался до консервированных куриных котлет, из своей каюты выбрался Перси с подарочным томом Транспортного Кодекса под мышкой.

– Хреново без Тхора, – произнес он, невинно разглядывая поверхность обеденного стола. – Жрем черт знает что, как в старые времена.

– Это ты к чему? – прищурился я, уже понимая, что сейчас будет. – Хочешь котлет? Бери грей сам. Я сейчас есть буду… а то мои остынут.

– Да это я так, – заулыбался Перси и бочком протиснулся к холодильнику. – У меня чего-то санитарная комиссия из головы не идет.

– Чем она тебя удивила? Комиссия как комиссия.

– Да тот доктор, ну, толстый который, все смотрел на меня что-то…

– Да может он просто педик – подумаешь!

– Ну тебя, дурака. Мне тут вчера историю рассказали, про Джима Брудера. Попал парень на бабки как идиот последний.

– Кто, Брудер? И что, в первый раз?

– Не-ет, ты послушай, что они с нашим братом теперь вытворять стали. В общем, загрузился он со своими ребятами на Токугаве, тут, как положено, санитарная. Всех посмотрели, потом старший и говорит: вы, дескать, шкипер будете? А пописайте вот в баночку. Теперь такие требования новые, чтобы шкиперу анализ мочи делать. Джим, как всегда, весь затурканный, берет баночку…

– …и собирается туда покакать? На Токугаве и не такое придумают.

– Ты, Сэм, слушай, а не умничай! В общем, доктор сует в его мочу какую-то бумажку, а та тут же краснеет. Все, говорит, шкипер, попали вы на протокол – вчера наркотики употребляли. Джим в шоке, а что делать? Приходится расплачиваться, чтоб без протокола. Ну, приходят они после всего этого на Катарину, и Джим сразу к знакомому доктору – так мол и так. Никакой наркоты в глаза не видал, а тут на тебе. Док у него и спрашивает – а бумажка случаем не с полосочками была? Ну да, с полосочками. – Так тебе, дорогой мой, тест на беременность подсунули!

Я подавился котлетой. С бедолагой Брудером и его экипажем все время что-то происходит, но представить его беременным мне было нелегко – однако же, я не мог не восхититься остроумием вымогателей из санитарной комиссии. И вправду, такого раньше не случалось. Может, Перси оказался прав, и с нами хотели проделать тот же самый трюк, тем более что рожи врача и фельдшеров были мне незнакомы?

– Если так дальше пойдет, – сказал я, – то скоро они и корабельных тараканов тестировать начнут.

– А что ты думаешь? – сделал большие глаза сэр Персиваль. – Вон, у Федюни спросили, почему кот на корабле не кастрирован. Раз не кастрирован – нужна отдельная справка.

– А так, наверное, не видно? Можно, в конце концов, пощупать…

– Да нет, они там что-то про эндемический генофонд ему заплели – ну, пришлось дать двадцатку. Вот уроды, а?

– То есть это надо понимать так, что Федюнин кошак может залезть на какую-нибудь полосатую инопланетную сороконожку? И что, уже были прецеденты?

* * *

Следующие пятьдесят часов прошли совершенно безмятежно. Мы мчались по своей трассе друг за другом, не испытывая каких-либо проблем, лишь раз в шесть часов проверяя работу навигационной автоматики. Согласно расчетам Тхора, до первого поворота маршрут вообще не требовал присутствия в ходовом посту вахтенного пилота. Я изобретал новые программы для кухонного автомата, Перси штудировал комментарии к Транспортному Кодексу – и так дело шло до тех пор, пока вдруг не включился блок ближней связи.

Я в тот момент как раз вынул из холодильника полдюжины яиц, рассчитывая проверить программу омлета по-лангедокски – поэтому Пиккерт, находившийся в ходовой рубке, включил внутреннюю трансляцию.

– Да, старик, – услышал я его голос. – Что у вас стряслось? Или Коля опять запутался в пеленках?

– Не у «вас», а у нас, – ответил Тхор. – Боюсь, нам придется немного изменить курс. Я только что получил сообщение по каналу «навигационный-общий», что наш поворот временно закрыт из-за аварии гидеонского танкера с грузом текилы.

– Вот так номер, – хмыкнул Перси. – И как же теперь?

– Разумный вариант у нас только один: через полчаса проскакиваем чуть дальше, затем сворачиваем на старинном рукаве ZC-13, выходим в обычное пространство, пересекаем небольшую систему – это часа полтора, и входим в резервный рукав AWE-86. Там до перекрестка на Альбрехте, и снова на прямой курс. Потеря времени составит около десяти часов на все про все. Что бы ни говорили на Березани, мы не виноваты, и доказательства особо искать не надо.

– Сэм, ты слышал? – спросил Перси.

– Ну, а куда деваться? – отозвался я, рассматривая яйца на предмет даты выпуска. – В такой ситуации ни одна комиссия ничего не сможет нам предъявить. Тхор, а ты уверен, что тот, «тринадцатый» – в порядке?

– Он задействован в реестре, – немного напряженно ответил наш навигатор. – Вот я не знаю толком, что может ждать нас в той системке, которую предстоит пройти… Но если мы попытаемся двигаться в обход через Сильвер-Эмми, то гарантированно потеряем шестьдесят часов. Оно нам надо? На Березани ждут. Десять часов – это одно, а шестьдесят – совсем другое. Отмазывайся потом от транспортной прокуратуры!

– Вот именно, – поддержал Тхора сэр Персиваль. – Представляю себе Коленьку на допросе…

– Ладно, – я решительно разбил яйцо о край толстой стеклянной миски. – Поехали в «тринадцатый». Перси, посидишь в ходовой?

Автомат зажарил мне вполне приличный омлет, в довесок к которому я еще и раскупорил баночку маринованных каперсов, так что к тому моменту, когда наши корабли вывалились в обычное пространство неподалеку от небольшой тусклой звездочки, я находился в самом что ни на есть добром расположении духа. «Меркурий» Тхора переместился в авангард, взревели, принимая нагрузку, движки, и мы потащились к огромному водородному пузырю третьей планеты, за которым находилось входное «окно» резервного рукава AWE-86.

– По топливу мы, конечно, проиграем, – раздался голос Перси из внутреннего интеркома, – но, как я понимаю, совсем немного. Если хочешь, я могу просчитать бухгалтерию сразу, как только войдем в рукав.

– Как будто нам ее кто-то компенсирует, – вздохнул я. – Страховую компанию подобные мелочи не волнуют, разве что по суду. Сам ведь знаешь!

Я налил себе маленький стаканчик портвейна и уже поднес его ко рту, как вдруг Перси заговорил снова:

– Сэм, подошел бы ты в рубку…

– Что там? – Я поставил свой портвейн на стол: в голосе Персиваля прозвучали откровенно тревожные нотки, что случалось с ним нечасто.

– Да Тхор что-то бесится… Иди сюда, в общем.

Тхор? Честно говоря, я в жизни не видел более спокойного астронавта – а повидать мне пришлось, мое почтение, – немало. Голос Перси еще шипел в динамике под потолком, а я уже бежал по коридору в ходовую рубку.

Едва я переступил через высокий комингс, Пиккерт тотчас же ткнул пальцем в монитор системы локационного обзора, и мне почудилось, что по спине с топотом пронеслись две сотни очень холодных муравьев.

Нас догоняли два небольших корабля, один из которых я легко идентифицировал как старый пусанский крейсер – такие еще можно встретить на периферии Галактики, где они несли патрульную службу по межрасовым соглашениям, а вот второй тип был мне совершенно незнаком: какой-то обмылок в сером с синими пятнами камуфляже, смазывающем его очертания.

– Тот, сзади, – очень древний грангианский штурмовик, – проскрипел Перси. – Такие, по словам Тхора, сняты с вооружения уже лет двести, но нам от этого не легче: он разрежет нас одним залпом.

– Это его он учуял?

– Да. Сперва Тхор думал, что у него сбой процессора, уж больно все это невероятно, но теперь уже…

Мне не надо было даже смотреть на индикаторы нагрузки – еще мчась по коридору, я ощутил, как корабль вышел на предельную скорость, возможную для нас в данной гравитационной обстановке. Но, как бы мы ни пытались разогнаться, обычному гражданскому грузовику, да еще и с полным «хвостом» товара, от боевого корабля не уйти. Я посмотрел на Перси, замершего в кресле первого пилота: посеревшие губы сжаты в нитку, глаза выглядят остекленевшими, – и потянулся к пульту ближней связи.

– Тхор, какие у нас перспективы?

– Ты когда-нибудь видел пиратов?

Я помимо воли шмыгнул носом.

– Видел. Издалека. А ты это к чему?

– К тому, что перед смертью увидишь вблизи…

– Погоди, погоди… Им, скорее всего, нужен груз, да и все. Мы, возможно, потеряем только «хвосты», но страховая компания…

– Сэм, – перебил меня Тхор, – судя по составу группы, это люди Фредди Такера, они живых если и оставляют, так только с перепою. А сейчас они, кажется трезвые, потому что маневрируют на редкость грамотно. Чертов агентишка работает не только на свое правительство, но и на Фредди. Стоимость груза компенсируют страховщики, а он мало того, что выйдет сухим из воды, так еще и получит долю. Рискованный бизнес, но зато прибыльный – это тебе не повестки разносить…

– Сколько у нас времени до входа в рукав?

– Мы не успеваем на десять минут с мелочью, Сэм… я уже все просчитал.

– Может, сбросить «хвосты» и уйти в сторону?

– И это я тоже считал… Без толку: от пусанца мы, может, и оторвемся, но гранг нас добьет по-любому – а ближайший патруль вывалится в эту дыру не ранее чем через час семнадцать. Не волнуйся, я уже уведомил патруль ВКС данной зоны, так что безымянными героями мы не погибнем. В общем, единственный вариант как-то продлить агонию – это четко повторять все мои маневры, а там уж посмотрим. Тут вон Коля в бой рвется… хм.

– Он что-то задумал, – прошептал Перси, когда я отключился.

– Может быть, – пожал я плечами.

Тхор был прав: влипли мы с этим агентом, будь он неладен, по самое дальше некуда. И уж конечно, оставлять нас в живых нет никакого резона – возможна, эта серая крыса окажет Фредди Такеру еще немало услуг. И то вопрос: а мы ли первые? Хоть последние лет десять о пиратах в портовых барах толкуют все меньше, но все же нет-нет, да и мелькнет в профсоюзных новостях некролог на весь экипаж. И про Такера мне читать доводилось, правда, давно, еще в молодости. Оказывается, Тхор осведомлен о нем куда лучше моего, так как я о новом составе его группы даже и не слыхал.

Шедший впереди нас «Меркурий» вдруг качнул алыми ходовыми огнями «хвоста» и резко свалился с курса. Перси, вцепившись в штурвал, тотчас повторил его маневр, а я поспешно занял место второго пилота. Теперь заостренный аэродинамический обтекатель носовой части «Гермеса» смотрел прямо в центр медленно растущего на экранах грязно-желтого водородного гиганта, за которым, как мы знали, открывался вожделенный коридор. До планеты, казалось, можно дотянуться рукой, но любой астронавт понимает, что это только иллюзия. Сейчас в иллюзию превратилось решительно все, кроме смерти и скорости.

«Меркурий» снова дернуло в сторону, планета ушла немного вниз.

– Я не понимаю, что он делает, – процедил сквозь зубы Персиваль.

– Меняет ракурс, – ответил я, не отрываясь от сектора заднего обзора.

Опытный боевой штурманяга, Тхор понимал, что наши преследователи уже вышли на дальность уверенного поражения цели, и стрелять их операторы будут исключительно по тягачам, стремясь, в первую очередь, разрушить выходные каскады двигателей – а он, наоборот, подставлял им кормовую часть «хвоста», попадание в который сразу делало операцию бессмысленной. На данном этапе траектории такая тактика имела некоторый смысл, но нам все равно предстояло неизбежное торможение перед входом в коридор.

– Ложимся в обгон планеты, – доложил Перси.

Уже? Кажется, я перестал ощущать течение времени. На спине пусанского крейсера разъехалась броня, и из орудийного порта появилась небольшая черная башенка с тремя выпуклыми черными «глазками». Я почувствовал, как заныла давно застуженная поясница. Скосив глаза на экраны носового сектора, я вдруг увидел, что «Меркурий» опять мотнулся – и в борту его на секунду приоткрылся люк аварийно-ремонтного шлюза нижней палубы, мигнув при этом каким-то непонятным синим огоньком.

– Он им что, сигналит? – оторопело выпучился Пиккерт. – Ни хрена себе… Смотри, смотри!

Глянув на задний сектор, я не поверил своим глазам: «пусанец», резко сбрасывая скорость желтыми струями выхлопа тормозных двигателей, уходил в сторону. И тут нас качнуло…

В верхней части экранов полыхнули нестерпимо яркие молнии, в которых утонул идущий впереди «Меркурий». Когда я снова обрел способность видеть, то не смог удержаться от крика: длиннющий суставчатый «хвост», раскрашенный в сине-оранжевые цвета нашей корпорации, коротко мелькнул, кувыркаясь, где-то внизу, а прямо перед нами возникла корма тягача с оторванным первым маршевым, за которой к тому же тянулся серебряный шлейф охлаждающей жидкости.

– Тхор! – завопил я. – Вы живы?! Тхор! Колька!

Услышать ответ я не успел, потому что рубка наполнилась жутким грохотом и панель управления второго пилота безжалостно врезала мне по физиономии. Весь корабль забился в дикой, непонятной вибрации, и на мгновение мне показалось, что мы влепились в атмосферу огромной желтой планеты.

– Хвост! – вопил из тумана голос Перси. – Руби хвост!

Подчиняясь приказу, моя рука скользнула по пульту и, сдвинув в сторону защитный колпак, дернула рычажок аварийного отстрела прицепа. Тряска мгновенно прекратилась, на меня накатило блаженство.

Более всего на свете мне хотелось как можно дольше плыть в этом темном океане пустоты, отсекающего меня от всех, таких ненужных сейчас, ощущений, но в глубине мозга забился, запищал какой-то отвратительный комочек злости – тогда я открыл глаза. По ушам тотчас же врезал визг сэра Персиваля, но что он там тарахтел, разбирать мне было как-то неохота. На экранах уже виднелся краешек входного периметра рукава, мерно пульсирующий сейчас красным предупреждающим сигналом. На этот факт я тоже не обратил внимания, потому что по левому борту медленно уходил к планете изуродованный, полностью лишенный маршевых моторов «Меркурий».

«Гермес» же почему-то тормозил, причем гораздо интенсивнее, чем следовало бы согласно курсовым расчетам, так как до входа в рукав оставалось еще не меньше пары минут.

– Что ты… делаешь? – медленно спросил я Перси.

– Уравниваю скорости! – рявкнул тот.

– С кем?!

– С капсулой, идиот! Тебя что, так приложило, что мозги вылетели?

Очевидно, рычание Пиккерта окончательно привело меня в чувство. Капсула! Слава богу, капсула! Значит, «Меркурий» падает на эту чертову планету уже без Тхора и Кольки! Сейчас мы уравняем скорости, капсула войдет в аварийный дек, и все будет в порядке… О пиратах я в тот миг не думал – точнее, попросту позабыл.

А зря. Капсула не успела еще даже подойти к «Гермесу» вплотную, как я узнал, из-за чего на входе в рукав горел «красный», потому что из зеленоватой не – реальности периметра очень быстро, один за другим, вынырнули два тяжелых крейсера-истребителя земного производства.

Вот только раскрас у них был какой-то нестандартный – вместо характерного черно-серого крейсера оказались размалеваны коричневыми, желтыми и ржаво-красными пятнами. Опознавательные знаки ВКС Земли тоже не просматривались.

– Это еще что? – выдохнул я.

– Не знаю, – мотнул головой Перси. – Но если нам удастся смыться отсюда, клянусь, я принесу букетик фиалок на могилу любимой бывшей тещи…

«Гермес» немного качнуло – то автоматика всосала капсулу, но я пока не обращал на этот процесс внимания, мне было до боли интересно, как же пройдет встреча вновь прибывших с уже знакомыми нам участниками представления. Как я и предполагал (уж сам не знаю, почему), дело пошло с огоньком, точнее, все четыре корабля, оказавшиеся нынче у нас за кормой, открыли огонь практически одновременно. С «пусанца» мгновенно полетела броня, из разодранного борта ударили и погасли смешные фонтанчики пламени, и его командир начал маневр отхода, а вот «гранг» оказался покрепче, его пилоты дернули моторами, выведя штурмовик на довольно выгодную позицию и успели засадить по «землянам» из всех батарей правого борта.

Что было дальше, я, к сожалению, увидеть не успел, так как Перси, все еще соображающий куда лучше моего, дал полный газ, целясь к свободному теперь входу. Бой остался позади, за огромной желтой планетой, в атмосфере которой мы, без всякого сомнения, должны были сгореть еще несколько минут назад.

В коридоре зашлепало, и я увидел сперва Тхора, а потом и Колю Жереха с вывернутыми, распухшими губами.

– Бегом, бегом, бегом! – протарахтел наш штурман, выпихивая Перси из пилотского кресла. – Только бы успеть вытормозиться – я думаю, минуты три они там еще рубиться будут точно…

– Что у вас с лицом, Сэм? – затормошил меня за плечо Жерех. – Где это вы так?

– Он с панелью головой подрался, – ответил за меня Перси. – А ты что – девок на морозе целовал? Себя-то видел?

– Я это… нервничал, – смутился Коля. – Ну, когда стрелял, в общем…

– Стрелял? Так это ты стрелял? Тхор, из чего вы там палили?!

– Мне, как офицеру, разрешается иметь некоторое личное оружие, в том числе и довольно убойное, – ответил ему тот, орудуя клавиатурой управления моторным узлом. – А эти олухи на пусанской машине обнаглели до того, что шли на нас с открытыми в маршевое положение сенсорами ориентации. Коле нужно было только попасть, что он, к счастью, и сделал – вот ребята ориентацию и сменили…

– Значит, ты таскал на «Меркурии» пушку?! И мы об этом ничего не знали? Милое дело! А если бы мы с ней влипли при досмотре?

– Сгорела уже пушка, сгорела, не морочь мне голову. Так… торможение…

Вход приближался, постепенно занимая все больше и больше места на экранах. Периметр ровно светился зеленым… Я стоял, прислонившись к переборке и пытался считать удары собственного сердца, но у меня ничего не получалось. Достаточно кому-то из тех, что дерутся сейчас там, с другой стороны планеты, выскочить нам за спину, на линию огня, и – все!

– Вход… – раздался где-то далеко знакомый голос Перси.

Зеленый свет. Странное нечто, отделяющее реальность от расстояний. Никогда еще я не мечтал оказаться на трассе с такой колоссальной, пронизывающей душу, силой.

– Газ!!! – гаркнул Тхор и положил обе левые руки на акселераторы.

* * *

В небольшой комнатке с белыми, отделанными ненавистным мне офисным гипсом стенами, ослепительно горели встроенные в потолок точечные светильники, не оставляющие ни единого сантиметра тени. Из-за этого проклятого сияния бумаги, лежащие перед нами на столе из толстого зеленого стекла, неприятно отсвечивали, мешая разобрать убористый текст, еще пахнущий свежей краской. Впрочем, вчитываться в приговор не имело никакого смысла – все было ясно и так.

Менеджер страховой компании, поблескивая тщательно отполированными ногтями, вытащил из кармана тонкую позолоченную ручку и положил ее передо мной.

– Подписывайте, господин Колоброд.

– Я не стану это подписывать, – ответил я и посмотрел на Перси. – Это бред… Не думайте, что вам удастся решить дело без суда. Мне даже не нужно обращаться к адвокату, чтобы понять – то, что вы нам сейчас предлагаете – полное беззаконие, абсолютное!

Перси остался недвижим, лишь чуть дернулись уголки его губ.

– Хорошо, – пожал плечами менеджер. – Возможно, суд действительно примет вашу сторону, господа. Но я позволю себе напомнить, что состоится он в лучшем случае года через три-четыре, а правительство Березани требует выплат немедленно.

– Ни хрена оно не получит, – мрачно буркнул Персиваль. – Да любой юрист…

– Мне опять начать все сначала? – поднял брови менеджер. – Что ж, пожалуйста: похоже, вы действительно не понимаете, что же произошло на самом деле. Итак, вы подверглись нападению пиратов известного налетчика Такера. Согласно записям бортовых компьютеров, вами был подан сигнал бедствия. До этого момента все гладко и законно.

– Глаже некуда, – буркнул я. – Да мы уже прощаться друг с дружкой начинали…

– Извините, но для нас эти подробности не имеют решительно никакого значения. Итак: известно, что на ваш сигнал откликнулись два корабля «Охотничьей компании Пьетро Фугассо и K°», и они пришли вовремя, так как потерь среди членов экипажей мы не имеем, не так ли? Вы же, вместо того, чтобы заняться спасением своих грузовых модулей, предпочли их бросить – в результате чего они сгорели в атмосфере планеты, проходящей по галактическим регистрам, как…

– Да перестаньте вы! – закричал вдруг Перси. – У нас за кормой шел бой, один из наших тягачей пережил две атаки со стороны боевого корабля и полностью лишился мотоустановки – и мы должны были заниматься спасением «хвостов»? Да вы в своем уме, уважаемый? Откуда мы могли знать, что те два крейсера, выскочившие из рукава в самый последний момент – не пираты, а хэдхантеры? Откуда, если у них нет никаких зарегистрированных ОЗ? Да у них на броне не было вообще ничего, никаких номеров даже – только нештатный камуфляж!.. И что мы должны были думать?

– Не знаю, что вы там думали, – скривился менеджер, – но реестровые номера у кораблей «Компании Фугассо» имеются. И сообщения они вам отправляли, о чем есть соответствующие записи. Так что простите, господа, – суд, может быть, и проявит к вам снисхождение, но платить вам надо сейчас. Поэтому извольте получить обычную аварийную страховку по грузовым модулям и погибшему тягачу – и все. И пожалуйста, в нашу компанию впредь не обращайтесь. Я прослежу за тем, чтобы никого из вас не пустили на порог.

– Мы не собираемся это подписывать, – скрестив руки на груди, упрямо мотнул головой Перси. – Пусть суд будет хоть через десять лет, но я еще никому не позволял себя грабить. Ты как, Сэм?

– Так же, – с горечью усмехнулся я. – Но бумаги мы на всякий случай заберем, о-кей?

– Это ваше право, – менеджер встал, следом за ним поднялись и мы.

Я сгреб сияющие листы в потертый портфель, и, не прощаясь, вышел в такой же отвратительно белый коридор, насыщенный едко-химической вонью ароматизатора. Перси догнал меня уже возле лифта.

– Что угодно мог себе представить, – вздохнул он. – Но чтобы такое…

– Знаешь, – почесался я, когда лифт остановился на первом этаже, и мы вышли в сверкающий серым искусственным мрамором холл, – а поехали к Пулярскому.

– Ты думаешь?..

– Ну, выгнать он меня не выгонит – так зато, может, расскажет что-нибудь интересное. Стасик обычно знает больше других – не забыл?

Мы вышли на проспект. Я остановился, повернул голову и с презрением посмотрел на белое – опять! – пятиэтажное здание страховой компании. Эту компанию нам навязали банкиры, у которых мы кредитовались на предмет создания корпорации, и отказаться мы по условиям соглашения не могли. Будь оно все проклято! Столько надежд, столько трудов – и все теперь пошло прахом: больше нет у нас ровным счетом ничего, кроме громадных долгов, расплачиваться по которым придется, пожалуй, до самого гроба. Есть кое-как отремонтированный «Гермес», да плюс отчаяние, поджидающее за ближайшим поворотом…

Перси поднял руку, и рядом с нами затормозил старый рыдван, украшенный шашечками на передних дверях.

– Симонвилль, – сказал Перси водителю, седому индусу с длинными тонкими косичками, в которые были заплетены десятки ярких стеклянных бусин.

Водила согласно кивнул, и мы погрузились в отделанный дешевым красным велюром салон. Увидев аж три фигурки бога Ганеши, подвешенные, на манер бахромы, под лобовым стеклом, я горько усмехнулся. Живет человек!.. нам бы так.

До обеда было еще далеко, так что пробок в Кэттитауне не было, и уже через десять минут такси остановилось возле неприметного серого здания в припортовом Симонвилле. Перси сунул водителю купюру, выбрался на воздух и потянулся. Пока мы ехали, ветер разогнал тучи, и теперь над огромным мегаполисом сияло веселое теплое солнце – всюду, куда ни поверни голову, ровно светилось ослепительное голубое небо без единого облачка.

– А кажись, дело к добру? – улыбнулся Персиваль, когда я вылез из машины.

– Черт его знает, – солнышко обрадовало и меня, но думать об этом я не хотел. – Пойдем, пожалуй.

Пулярскому мы позвонили еще на выходе из банка, поэтому здоровенный лысый охранник, дежуривший на входе в офис, встретил нас дружелюбным кивком:

– Шеф уже ждет вас, ребята.

Мы поднялись по старой серой лестнице на второй этаж, повернули направо, и я крутнул ручку пухлой, обтянутой черным дермантином двери.

Стасик Пулярский стоял на обвитом виноградом балконе, который выходил в тесный двор, уставленный различным автохламом, и говорил по телефону. Увидев нас, он замахал рукой, приглашая садиться. Мы с Перси послушно погрузились в старинные кожаные кресла – Стас тем временем закончил беседу и вернулся в свой кабинет.

– Знаю про ваши беды, – сообщил он, по очереди протягивая нам руку, – уже все только про вас и говорят. И страховщики через жопу, да? Та я знал заранее… Коньячку, может?

Не дожидаясь ответа, Пулярский залез в древний буфет с наборными стеклами в дверцах и вытащил бутылку пятизвездочного. Следом на журнальном столике появились стопки из толстого зеленоватого стекла и вазочка с шоколадными конфетами.

– Давайте за встречу, пацаны… Оно в жизни всякое бывает…

– Бывает, – горестно кивнул Перси, осматривая со стопкой в руке Стасиков кабинет.

Пулярский предпочитал жить и работать в том же стиле, что и его древние одесские предки. На полу огромного квадратного кабинета лежал ворсистый темно-красный ковер, вдоль стен стояли застекленные книжные шкафы, набитые юридической литературой, а его письменный стол с двумя массивными тумбами лишь чуть уступал по размерам бильярдному. Довершала прелесть интерьера аляповатая хрустальная люстра под потолком: но мне лично здесь всегда было уютно, в отличие от стерильных белых офисов банкиров и тех же страховщиков.

– Ну, что я имею вам сказать, – начал Стасик, заедая коньяк конфеткой, – тут никто ничего предугадать не мог. Дело было чистое, это я сейчас уже говорю точно. Агент тот удрал, и никто его, я боюсь, не найдет. У меня только есть одни такие подозрения: на кого вас вытащили: на Такера или на Петьку?

– На какого Петьку? – удивился Перси Пиккерт. – На этого, что ли… Пьетро Фугассо?

– Да какой там он Фугассо, – отмахнулся Пулярский. – Петька он, Фурманов, служил адъютантом в Арбатском военном округе, потом поперли его, да он лицензию Охотника купил и чудит уже года три. Знаете, сколько он за голову Такера получил? Вам столько за пол-жизни не заработать.

– То есть ты думаешь, что агент работал не на Такера, а на охотника? – я почувствовал, как у меня начинает чесаться нос, что всегда предвещало неприятности.

– Да что мне думать, у меня дел по гланды, чтоб я еще думал тут, – сморщился Пулярский. – То тебе, Сэм, думать, как деньги отдавать, не мне же. Я только вижу, что в деле одним рылом не обойтись, а надо шукать, кто конкретно вас подставил. Вы ж поймите – тут у них ничего личного, и базара им до вас нет. Не подписались бы вы – так другие… где разница? Только я вам скажу, что полиция искать кто кого и для чего – не будет. Вам сказали, что вы сами во всем виноваты? Сказали. Вот и все.

– И что теперь делать? – осторожно спросил Перси.

Стасик дернул плечами и подлил нам еще коньяку.

– Вас сейчас ваши военные искать начнут, – глядя в сторону, сообщил он.

– Пока никто не звонил, – я попытался поймать его взгляд, но мне это не удалось.

– Звонил – не звонил, а Загребайло уже два часа как высадился. Так что пейте давайте и мотайте. Для вас тут один дядя такой есть – Миша Осибуси его зовут, искать надо вечером в «Кофейнике»… Договоритесь – может, скажет чего. Только я это так, Сэм, по дружбе, понял?

– Понял, – я глотнул коньяку и встал. – Спасибо, Стасик, кто б еще помог…

– Ладно… помог ему… потом «спасибо» говорить будешь. Давайте, пацаны, у вас и без меня дел полно.

В порт мы вернулись на подземке – тратить деньги на такси не хотелось. Выйдя на солнышко, Перси вдруг резко повернулся и подошел к лотку с арбузами.

– Дай-ка мне вот тот, длинненький, видишь? – попросил он продавца в белом халате.

– Вах, мистер, для вас – что хотите! – радостно блеснул тот глазами из-под козырька огромной драповой кепки. – Вам упаковать?

Перси молча бросил на прилавок мелкую купюру, определил арбуз себе на плечо и зашагал к южным воротам порта. Пальцы правой руки, которой он держал добычу, задумчиво барабанили по упругой полосатой плоти.

Несчастный «Гермес», позавчера только вышедший из ремонтного дока, где нам латали поврежденные обтекатели маршевых двигателей и меняли изуродованное выстрелом тягово-сцепное устройство, стоял на самом дешевом месте в углу стартового поля. Взлетать отсюда крайне неудобно и даже рискованно, но другого выхода у нас просто не было – оплата более выгодных мест неизбежно проделала бы дыру в нашем и без того аварийном бюджете.

Вилли Загребайло уже ждал нас на камбузе, развлекая Тхора и Колю Жереха застарелыми военно-космическими анекдотами. Одет он был в светлый летний костюм, выдающий немалые доходы портного, в зубах имел толстую сигару – словом, выглядел наш гиперинтендант как обычно, то есть «на миллион». Коротко поздоровавшись с гостем, Перси деловито сполоснул арбуз под краном, водрузил его на стол и вытащил из стенного шкафчика початый штоф водки.

– Что это с ним, Сэм? – поинтересовался Загребайло, вынув для этого изо рта сигару.

Я без лишних слов положил перед ним свою папочку, набитую бумагами, что распечатали нам на подпись в страховой компании. Вилли быстро пробежался взглядом по первым двум листам и вздохнул:

– Я так и знал…

– Сегодня все «так и знали», – хмыкнул Перси, с яростью втыкая в арбуз длинный, как сабля, нож.

– Мы были у Пулярского, – пояснил я, отвечая на немой вопрос гиперинтенданта.

Перси налил себе полный стакан водки, отчего Тхор в изумлении зашевелил ушами.

– Все всё знали, – прошипел Перси. – Вот только мы теперь не знаем, как жить дальше.

– Да, ситуация гадкая, – с легкостью согласился Загребайло. – Но я должен сказать вам, ребята, что прибыл сюда в общем-то как частное лицо, то есть – в данный момент я не очень ограничен должностными инструкциями.

Перси сосредоточенно, в три заглота, потянул свой стакан и заел его арбузом. Лицо моего компаньона немного посветлело.

– Это внушает, – признал он. – Говорите, Вилли, хуже нам уже не будет.

– Растекаться я особо не буду, – покачал головой тот. – Штука тут такая, что Петя Фугассо заигрался окончательно, и полковник Фримен сейчас рвет и мечет. То есть инцидент с вами оказался той самой последней каплей…

– И кто-то что-то докажет? – подал голос Тхор.

– Никто и не будет, – отмахнулся Вилли. – Синьор Фугассо сорвал недавно серьезнейшую операцию, в которой были задействованы линейные войска, в итоге несколько ни в чем не повинных офицеров теперь имеют серьезные проблемы по карьере, и, сами понимаете, дальше уже с ним церемониться нечего. Если возникнет нужда в грубой силе, я могу хоть завтра пригласить пару человек в чине не ниже майора, которые с удовольствием оторвут нашему Пете все выступающие части тела. Но я лично – ведь вы меня знаете, – таких дел не люблю, поэтому его нужно переиграть. Учитывая ваши знакомства и связи в профессиональной среде, я предполагаю, что нам это удастся.

Я осторожно потянулся к водке и налил себе на донышко стакана, после чего Перси молча придвинул ко мне огромное блюдо с неровно нашинкованным арбузом.

– Так как вы редко приходите в гости с пустыми руками, – сказал я, – то у нас есть некоторая надежда. Впрочем, мы тоже кое-что имеем. Скажите-ка, Вилли, вам приходилось слышать о таком человеке, как Миша Осибуси?

– Майкл Осибуси? – зашевелился гиперинтендант. – И вам дали на него выход?! Так это просто великолепно! И где он теперь обретается?

Перси неопределенно пошевелил в воздухе пустым стаканом.

– Вы лучше расскажите нам, кто он таков, потому что пока мы имеем только имя и рекомендацию. Это и много и мало… не так ли?

Вместо ответа Вилли Загребайло залез в свой старый крокодиловый портфель, который стоял, как обычно, у ножки стола, и достал приятную на вид бутылочку старого коньяка, а так же пару лимонов в пакетике, после чего выразительно посмотрел на Колю Жереха, безмолвно стоявшего под переборкой. Коля моргнул, дернулся всем телом и метнулся к бару за рюмочками.

– Пять, – приказал ему Загребайло.

– Так я… – замялся Жерех, но опытный Вилли пресек дезертирство, указав юноше на свободное кресло:

– Садись и слушай.

Гипеинтендант аккуратно разлил благоуханный напиток по нашим серебряным рюмочкам (купленным, как обычно, Тхором на какой-то гаражной распродаже), раскурил потухшую сигару и ухмыльнулся:

– Тут, ребята, вся хохма в том, что Петя Фугассо с вами вообще хорошо пролетел. У меня есть основания думать, что он никак не предполагал застать вас на поле боя еще живыми. Вы подписались на рейс совершенно случайно, никаких справок он не наводил – а откуда ему было знать, что в экипаже окажется боевой штурманяга, да еще и настоящий мастер своего дела?

Загребайло отсалютовал Тхору рюмкой, и наш гранг с удовольствием ответил ему тем же.

– Можете, кстати, не сомневаться в том, что если б вы не удрали сразу, то Петя добил бы вас, особо не заморачиваясь – в экипажах у него люди отчаянные, почти все скрываются под «творческими псевдонимами» – Крюк, Метла, Стрый и прочие… Уже все понятно, да? По нашим странным законам трогать их вроде как нельзя до тех пор, пока кто-нибудь не учудит государственное преступление, следовательно, свидетелей им оставлять не резон при любых обстоятельствах. Будь моя воля, извел бы я всех этих «охотников на лицензии» под корень, но тогда, боюсь, от пиратов вообще вся торговля встанет. В конце концов, не мы эту практику придумали, не нам ее и отменять.

– Так она и появилась от безысходности, – заметил Тхор, крутнув в раздражении ухом.

– Это как? – повернулся к нему Перси. – Ты что-то не рассказывал…

– Ну… придумали ее мы и пусанцы. Это было еще лет за двести до того, как вы вышли в Большой космос. Пусанцы крепко побили ту сволочь, которую вы раньше называли «грэями», отшвырнули их довольно далеко – почему они и стали появляться у вас на Земле, – но в результате у них сама собой возникла куча народу, которая ничем, кроме войны заниматься не умела и не хотела. Дальше ясно, да?

– Дело известное, – согласно кивнул Вилли. – Потом мы были вынуждены принять Галактический Кодекс и в итоге, помимо полнейшего смешения культур, получили еще и это. Поэтому у Майкла Осибуси папа японо-филиппинец, а мама родом из Орехово-Зуево.

– Я бы попросил, – мрачно хмыкнул сэр Персиваль, – бо тут только у нашего Сэма родословная идет прямиком с Дерибасовской, а все остальные…

– Так вот Осибуси, ребята… Майкл Осибуси был у Фугассо финансистом, причем с самого начала полукриминальной карьеры нашего охотника за пиратами. Некоторое время у них все шло нормально, но в конце концов Фугассо стал играть с правительственными акциями, не желая слушать своего консультанта. Ну и делиться он с ним тоже не хотел, такие дела… Жадность фраера сгубила, не так ли, Сэм? Вот то-то и оно. Говорят, полгода назад Осибуси четко почувствовал, что дело закончится неприятностями, а ему, как материально ответственному лицу, очень не хотелось страдать бесплатно – поэтому он собрал манатки и отвалил. Еще говорили, что Фугассо очень обидел его в финансовом смысле. Но факт то, что после разрыва с Петей Осибуси никто нигде не видел… А вы что же, утверждаете, что он жив?

– Прежде чем выяснять, кто жив, а кто нет, – со всей доступной мне вкрадчивостью начал я, – хотелось бы получить хоть какие-то гарантии того, что человек, который, возможно, станет нам помогать, не поимеет в результате всего этого неприятностей со стороны закона. А то, знаете…

Вилли перегнулся через стол и осторожно потрогал мой лоб.

– Нет, температура в норме. Сэм, что это с вами сегодня? Или непонятно, что я прилетел сюда специально для того, чтобы найти способ подставить говнюка Фугассо так, чтобы он получил максимум неприятностей, а вы – свои потерянные денежки?

– Ну, тогда, – чавкнул Перси, приканчивая последний кусок арбуза, – отдохнем до вечера, и отправимся на поиски нашего загадочного финансиста!

* * *

В половине восьмого по местному, отоспавшись и наскоро поужинав на камбузе свежими булочками с чаем, мы с Перси влезли в деловые костюмы – нас ждал малознакомый «Кофейник», а в таких делах лучше иметь самый нейтральный вид. Если в заведении окажется кто-то из старых приятелей, ничего страшного не случится, а если и нет, то камуфляж подгулявших менеджеров придется, как то уже бывало, в самый раз. Вилли поправил на Перси галстук, одобрительно хмыкнул, глядя на меня, и мы погрузились в такси, дежурившее на выходе из порта.

Указанный Стасиком Пулярским бар находился в тесном лабиринте старинных, большей частью шестиэтажных, улочек, что начинался сразу за южной границей космопорта, так что долго ехать нам не пришлось: через три поворота машина встала возле уютного доходного дома, на углу которого висел тот самый кофейник – стеклянный и подсвеченный изнутри. Внутри заведение оказалось милым и тихим, ничем не напоминая те портовые притоны, в которых мы с сэром Персивалем провели лучшие годы нашей суетливой жизни. Едва обозрев своим соколиным глазом довольно просторный зал, Вилли незаметно толкнул меня плечом и мотнул головой в сторону стойки. На высоких круглых табуретах со спинками восседали всего четверо: краснощекий дядя в стетсоне и потертой джинсе, пытающийся кокетничать с массивной девицей явно нетрадиционной ориентации, совсем юная пецалка с накладной косой вокруг головы, и широкий, кряжистый азиат, на плечах которого едва не лопался породистый кожаный пиджак. Не глядя на стоящий перед ней коктейль, блондинистая лолита увлеченно шептала что-то самураю на ухо, но тот лишь кривил в ответ толстые, поблескивающие в свете фонариков губы.

Вынув руку из кармана, гиперинтендант Загребайло едва заметно поманил нас пальцем, после чего мы расселись перед стойкой строем: Вилли, Перси, и ваш покорный слуга, причем Миша Осибуси оказался рядом с нашим славным куратором.

– Я думаю, три двойных бурбона нам для затравки хватит, джентльмены? – спросил Вилли и повернулся к бармену. – Еще можно сухариков. По чуть-чуть… Пока ведь нам везет, не так ли?

Перси согласно кивнул и крепко ухватился за приехавший к нему по стойке стаканчик. Вилли тем временем дождался, пока собеседница азиата прекратит свой жаркий монолог, после чего осторожно коснулся пальцами кожаного плеча:

– А нельзя ли на пару слов, Миша?

Осибуси резко повернулся в его сторону и замер: рука Загребайло лежала под левым бортом светлого пиджака, причем я готов был поклясться, что со своей стороны Миша отчетливо видит под тканью контур ствола, направленного ему в печень.

– Мы от Пулярского, – одними губами произнес Вилли, – так что пугаться нечего. Тут все свои…

Финансист заметно обмяк. Зажмурив на несколько секунд глаза, он сказал что-то бармену и сполз с табурета:

– Пойдемте в кабинет. Тут не разговор.

Мы прошли через служебный коридор и вскоре оказались в уютной маленькой комнатке, отделанной темным лакированным деревом. Осибуси вызвал кнопкой официанта, заказал на всех виски и минеральную воду и решительно поставил перед собой пепельницу.

– Я парень сообразительный, – сообщил он, раскуривая длинную коричневую папиросу, – и уже, кажется, догадываюсь, зачем вас отправил ко мне Стасик. Единственная проблема – вы, сэр, – Миша ткнул папиросой в сторону Вилли. – Я пока не могу определить вашу служебную принадлежность, хотя понимаю, конечно, что вы не из транспортной полиции…

– Не имеет значения, – с кротостью вздохнул Загребайло.

– Понятно, – дернул бровями Осибуси. – Так, значит, именно вас я ждал все это время. И, знаете ли, догадывался, что когда-нибудь дождусь. Жалко вот, что вы не обратились ко мне раньше…

– Раньше у нас был полный порядок, – усмехнулся Перси.

– Это как водится, – покивал финансист. – Но тут вы случайно встретили моего друга Петю… Я уже знаю, конечно, про вашу историю. Но – сочувствовать не буду. Если вы пришли ко мне по поводу синьора Фугассо, я весь ваш. Вы, как я понял, хотите не только вернуть потерянное, но еще и получить некую компенсацию за моральный ущерб? Если я правильно понял диспозицию, – он снова посмотрел на Загребайло, – то в этот раз дело, может быть, и выгорит. Вопрос, собственно, у меня один: до каких пределов вы готовы идти? Понятно, что Петина голова как таковая вас не интересует, вам нужны его деньги. Но тут тоже есть определенные границы. И?..

– Есть варианты, – негромко сказал Вилли.

Миша Осибуси глубоко затянулся, потом медленно выпустил дым через ноздри. Мне показалось, что он несколько ошарашен – но, может быть, я и ошибался, так как его скуластое лицо не выражало решительно ничего.

– Раз так – смотрите сами… Ко мне уже подходили пару раз, но никто не хотел играть всерьез, все боялись расследований. Вам я вполне готов поверить – по разным причинам, но то мое уже дело. Дело в том, что нагнуть Петю можно только одним способом – поджечь сраку его покровителям. Я знаю, как это сделать, так как постоянно отслеживаю некоторые его дела, но далеко не все могут так рисковать. Слушайте меня внимательно…

Через два дня «Гермес», перерегистрированный на частного предпринимателя Николая Жереха, ушел на Нью-Бенарес. Там он получил старенький, но вполне исправный грузовой модуль, и встал на орбитальном карго-комплексе в ожидании фрахта. Предложений было великое множество, но капризный Жерех то ломил безумные цены, намного превышающие средний профсоюзный тариф, то просто отказывался вести переговоры, ссылаясь на проблемы с техникой. И правда: в первое же утро после прибытия на «Гермес» были вызваны несколько механиков из одной малоизвестной фирмы, которые долго ползали по его брюху, то и дело вскрывая сервисные люки.

Тем же утром в порту высадились с рейсового челнока трое хорошо одетых джентльменов. Поймав за воротами гравирикшу, они велели везти себя в район губернаторского дворца, где и исчезли, растворившись в пестрой многоязыкой толпе.

* * *

Ресторан, расположенный на террасе второго этажа величественного пирамидального небоскреба, радовал глаз пальмами в полированных мраморных чашах, по решетке, изображавшей собой навес от солнца, струился сотнями мелких цветов какой-то местный вьюн, а в углах площадки тихонько шипели фонтанчики. Цены в меню оказались вполне приемлемыми, и мы без всякого стеснения заказали себе два литра красного вина и карри по местному рецепту.

– Если бы не чертовы толпы на улицах, я бы тут и жил, – мечтательно вздохнул Перси.

– Что поделать, – подмигнул ему Вилли, наливая себе в бокал, – Новая Индия. Всего двести лет назад здесь высадилось чуть более миллиона человек. Теперь уже – шесть миллиардов. Неплохо, а? Причем индусов как таковых всего тридцать процентов. Климат, что ли, действует?.. зато мы самая многочисленная из известных рас в Галактике.

Я осторожно повертел головой по сторонам. Вокруг нас за столиками сидели в основном смирного вида деловые люди в легких светлых костюмах и несколько довольных собой старших офицеров разных родов войск: сияющие серебристые кителя, шорты, белые туфли; форменные пробковые шлемы, сверкая ослепительно-белыми лентами, лежали на стульях рядом с хозяевами. Говорили здесь вполголоса, весомо… Позвякивал лед в заиндевелых стаканах с вином – крепких напитков на Нью-Бенаресе почти не употребляли.

Не успели мы расправиться с карри, который оказался настолько великолепен, что я задумался о второй порции, как из внутреннего зала, где находился ночной бар, на террасу вывалился несколько хмельной подполковник Военно-Космических Сил, обмахивающийся своим тропическим шлемом на манер веера. Обведя взглядом столики – свободных уже не было, – он вздохнул и подошел к нам.

– Вы поз-зволите, господа?

– Конечно, – жизнерадостно улыбнулся Вилли. – Присаживайтесь. Эй, бой, вина господину офицеру! Я вижу, вы не местный, сэр?

Подполковник ответил не сразу. Присев с краю стола, он бросил на Загребайло короткий вопросительный взгляд, и в ответ наш доблестный гиперинтендант, не переставая улыбаться, выразительно потер пальцами свой стакан.

К столику тем временем подбежал смуглолицый разносчик в высокой желтой чалме и поставил перед нашим гостем бокал вина и маленькую фарфоровую вазочку со льдом.

– Люди прилич-чные – пьют «Столичную», – мрачно объявил подполковник, протягивая руку к стакану. – А в этой дыре водки не дождешься!

– В данном климате крепкое может дурно повлиять на сердце, – с отеческой заботой отозвался Вилли.

– Какое там уже сердце с моей должностью, – горько отозвался офицер. – Вы знаете, что у меня за должность? Я – временный, а точнее, последний командир транспортника «Зара», который я должен был отогнать на Андрес, на базу утилизации. Так это старое корыто дойти до своего морга не смогло! Не дошло, джентльмены! Пришлось встать тут, в этой жарище – и ремонтироваться. Ремонтировать покойника! Ха-ха-ха…

– Ну, в жизни еще не такое бывает, – утешил его Загребайло.

– Бывает! – выкрикнул несчастный командир. – А какая у меня теперь аттестация будет, а? В гробу я видел эту «Зару»! Какой дурак вообще додумался гнать на утилизацию корабль с полным боекомплектом, который может рвануть в любую секунду, потому что генераторы дают наводки прямо на батарейную палубу, а?

– С полным боекомплектом! Ай-яй-яй… и ведь все уже давно списано, разве нет? И корабль, и все эти… штуки?

– Да-а, – махнул рукой подпол, – все сгнило. Корабль не летает, и пушки молчат… А у меня, между прочим, теща! Больная! Знаете, какая у меня теща? Всем бы такую тещеньку!

При упоминании о теще сэра Персиваля заметно передернуло, но он воздержался от комментариев.

– Что-то здесь в натуре жарковато, – вздохнул гиперинтенедант. – Быть может, мы продолжим нашу беседу в более прохладном месте, господа? Там, может быть, и водочка найдется…

– В-водочка? – приободрился наш подполковник. – Это – круто! Я… г-готов!

Загребайло щелкнул пальцами, широко рассчитался и отечески обнял за плечи пошатывающегося командира «Зары». Мы вышли на улицу, сели в дребезжащий желтый рыдван – их тут носились сотни, как будто половина города зарабатывала себе на рис исключительно в такси, и быстро растворились в хаотичном потоке транспорта. Всю дорогу – а ехали мы в сторону порта, наш новый приятель очень натурально икал, часто подмигивая при этом смеющемуся Вилли. Заговорил он только тогда, когда мы выгрузились возле одного из типично «жучиных» кабаков, тучи которых кольцами обвивают любой грузовой космопорт Галактики.

– Ну что, Вилли? – спросил он, трезвея на глазах.

– Отлично, братан. Кстати, познакомьтесь, ребята – подполковник Лайонел Моррисон, можно просто Лёва, очень хороший человек. Добровольно вызвался нам помочь со всеми своими потрохами.

– Если у вас получится, – блеснул зубами Моррисон, – я вам, ребята, сам пузырь поставлю. Ну а там, что, Вилли? На терраске на той?

– Два пингвина были точно. Вроде клюнули, особенно когда ты про тещу сымпровизировал… Вот сейчас посидим здесь и проверим: убей меня бог, на последнем повороте к нам приклеились. Правда, сейчас не вижу – но, если я прав, увидим.

– Ребята, я бы в натуре соточку потянул, – заявил подполковник, – а то я ведь не актер, все-таки. А сейчас опять на сцену. Да?

– Пошатайся еще, и пойдем, – распорядился Загребайло.

Моррисон тотчас расплылся в улыбке, навалился на Перси и чуть не упал по-настоящему, но я успел перехватить его за шиворот. В таком виде мы и зарулили. Народу в заведении было немного. Загребайло, деловито поддерживая нашего снова окосевшего приятеля, занял угловой столик, официантка приволокла графин и свежепосоленную селедку, присыпанную зеленым лучком: дело пошло.

Бравый Моррисон быстро выпил две стопки, со вкусом закусил и посмотрел на нас совершенно трезвыми глазами.

– Так легче, – подмигнул он нам.

– Ты осторожненько, – предупредил его Загребайло. – Сейчас в это пекло выйдешь – и здрасте!

– А я думал, вы довезете меня до рембазы! – захохотал Лёва.

– Тоже верно, – вздохнул Перси.

Минут через пять в подвальчике возникли два вертлявых парня, мало похожие на астронавтов: скорее, они выглядели как аборигены, выросшие в припортовой клоаке. Посмотрев на них, Вилли закурил и приобнял Моррисона за плечо.

– И, значит, – услышал я, – наличку я привезу прямо к вечеру. Главное, чтобы все «Сатурны» были в заводской упаковочке, как огурчики!

– «Сатурны»! Ха-ха-а!.. Я с-списал их еще в начале ремонта. А к-хто мне акт утилизации подпишет?

Вилли деловито вытащил из внутреннего кармана пиджака небольшую пачку десяток и хрустнул ею перед глазами Моррисона. Один из той парочки, что привлекла наше внимание, стрельнул в Загребайло глазами, что-то сказал своему напарнику и поставил на стойку недопитый стакан минералки, после чего оба быстро вывалили на улицу.

– Ф-фу, – Вилли вытер ладонью вспотевший лоб. – Работаем, хлопцы. От молодец, Миша! Я, честно сказать, не очень верил. Хорошо у них тут дело поставлено. Так, Сэм, Перси – везите Лёву на рембазу и протусуйтесь там до вечера. А я пошел в гости к портовым дружбанам – пора уже грузить стекловату, чего тянуть кота за яйца!..

Ближе к вечеру неприметный «Гермес» частного перевозчика Жереха Н. покинули несколько механиков, лениво ковырявшиеся в его двигательной установке, а через полчаса на орбитальный комплекс был доставлен некий весьма объемный груз, адресуемый никому не известной строительной фирме, зарегистрированной очень далеко от Нью-Бенареса. Пока круглые тюки с этим грузом запихивали в «хвост», на орбиту поднялся еще один небольшой грузовичок, стартовавший с территории крупной ремонтной базы Военно-Космических Сил. Из этого грузовика были извлечены несколько очень тяжелых контейнеров с затертыми карго-кодами. Контейнеры поместили в середину грузового модуля и глухо запрессовали большущими тюками.

Когда «Гермес» уже стоял в ожидании вывода на старт, в брюхе его ненадолго распахнулся люк аварийного шлюза. Прожекторы погрузочного сектора светили совершенно в противоположную сторону, поэтому решительно никто не смог бы заметить, как сквозь аварийный шлюз на тягач проникли три фигуры в скафандрах. Шлюз закрылся; через несколько секунд грузовик повели на старт.

«Гермес» ушел в свой далекий путь, при этом все служащие того сектора, где он стоял, уже знали от раздраженных механиков, – движки у старой развалины не развивают номинальную мощность, и все, что удалось сделать за двенадцать с лишком часов – это подкрутить их ровно настолько, чтобы тягач мог пройти предстартовый техосмотр.

* * *

На вторые сутки полета Вилли Загребайло устал отсыпаться, релаксируясь таким образом от многолетней нечеловечески тяжелой службы, и появился на камбузе. Дело шло к ужину. Тхор уже достал из холодильника замаринованную в луке свинину, Коля Жерех почистил картошку, а Перси, сидя в ходовой рубке, пять раз подряд проиграл навигационному компьютеру в подкидного дурака.

– Черти б тебя взяли с твоими новыми программами, – сказал он Тхору по «внутренней». – Раньше я хоть иногда выигрывал!

– Правильно, – невозмутимо отозвался гранг. – Ты выигрывал, а «мозг» в расчетах путался. Вопросы есть?

Перси раздраженно зашипел и отключил со своей стороны интерком.

– Как спалось, Вилли? – поинтересовался я, видя приближающегося по коридору Загребайло.

– А-атлично! – зевнул тот. – Давно так не спал… Что у нас с графиком, дружище Тхор?

– По графику у нас ужин, сэ-эр. Потерпите немного.

– Да я не о том…

– А… – Тхор поставил на конфорку большую сковородку и бросил в нее кусок сливочного масла. – Боевые посты займем в двадцать два ровно.

– Угу-мм… будем надеяться, что нам повезло, потому что денег у меня хватит только на еще одну попытку.

– Почему вы думаете, что нам может не повезти? – спросил я.

– Я думаю о своих деньгах. – Загребайло тяжело опустился в кресло и взял из стоящей перед ним вазочки соленый сухарик. – На Бенаресе все вышло точно по сценарию Осибуси – я даже удивился, если честно. До чего ж они там все прогнили, кто б мог подумать? Но вот дальше? А если Фугассо не успеет отреагировать?

– Да ладно, – возразил я. – Мы все просчитали точно!

План действий, изложенный Мишей Осибуси, и в самом деле сработал идеально. В указанном им ресторане – том самом, с фонтанами, – действительно сидели двое офицеров тыловых служб, давно помогающие Пьетро Фугассо в его нелегком труде, и пьяный командир идущего на разборку рыдвана, на котором давно было списано все, что только можно, оказался им очень кстати. Возможно, если б не мы, они раскрутились бы и сами, но в итоге все вышло для них самым лучшим образом. На «Гермес» якобы погрузили несколько комплектов старых ракет типа «Сатурн» – а Фугассо очень хорошо знал, кому можно толкнуть такой редкий и дефицитный в наше время товар. Был у него один приятель, как раз из тех, на кого Петя должен был, по идее, охотиться, был – Вилли успел проверить информацию Осибуси: совсем недавно Петин дружок сумел раздобыть несколько пусковых установок «Сатурнов» и установить их на свой корабль нечеловеческого производства. И вот, приманка явно сработала. Через несколько часов нам предстоит переход с одной трассы на другую, совсем как тогда, в день нашего знакомства с синьором Фугассо. Но теперь уж все должно быть по-нашему!

Отужинав, мы выпили по чашке крепкого кофе и разбрелись по каютам, на кухне остался только насупленный Коля Жерех, которому предстояло еще раз сыграть самого себя: на Бенаресе он показал высший класс, так поразив карго-менеджеров своим умопомрачительным, на грани идиотизма, простодушием, что они запомнят его надолго. Такую же роль мы отвели ему в финальной сцене нашего спектакля, от которой зависело очень многое…

В двадцать два Перси дал боевую тревогу.

Через минуту Тхор сел первым пилотом, я – вторым, Пиккерт занял место навигатора, Коля, как ему и полагалось, взял на себя пульт инженера, а Вилли Загребайло не без труда уместился в откидном креслице возле щита аварийной системы связи. Столь многочисленного экипажа «Гермес», вероятно, не знал от рождения, но сейчас тут лишних не было.

– Ноль четыре, – произнес Тхор. – К выходу.

– Инженер готов, – немного сдавленно отрапортовал Жерех.

Перси покосился на него с изрядным раздражением во взгляде, но все же промолчал.

– Пять… поворот… выход.

Наш старый грузовик, покачиваясь, вывалился в реальное пространство. Перси тотчас же принялся гонять режимы обзорных сканеров, но пока наша довольно примитивная аппаратура не видела никого. Вилли тяжело вздохнул.

– Не все сразу, – отвечая ему, фыркнул Тхор. – Здесь, они, здесь, чую я их…

– Ну, разве что носом, – пробормотал Перси.

Коля нервно рассмеялся, и я увидел, как он сложил обеими руками две дули.

– Я бы съел чего-нибудь, – вдруг произнес Загребайло и мы все, сами не понимая от чего, залились идиотским визгливым смехом.

– Тхор, у тебя нет в кармане шоколадки? – спросил Персиваль.

– В задницу шоколадку, – буркнул Тхор. – Он здесь…

– Где?! Что ты несешь? На экранах чисто!

Я знаком попросил Перси заткнуться. Если Тхор что-то ощущает, то ему, как правило, следует доверять. Неизвестно, каким именно органом он чувствует приближение противника, но то, что нашему грангу это удается лучше любых сканеров, я знаю точно, и спорить тут бесполезно.

– Сорок две минуты, – Вилли, кажется, начал нервничать всерьез.

– Вон! – крикнул Тхор и тут же дал полный газ.

Уже знакомый нам пятнистый крейсер неожиданно контрастно прорезался на сияющем краю бурого диска планеты, в обход которой лежал наш курс.

– Где второй? – зашипел Пиккерт, стремительно меняя режимы сканирования. – Где он?

– Он один, – резко сказал Тхор. – Но это он, можете не сомневаться. Ждал нас за этим шариком, чтобы мы удрать не смогли. Сейчас пойдет на перехват.

Через несколько секунд нам стало ясно, что Тхор, как всегда, прав. Крейсер Фугассо лег на боевой курс, прижимающий нас к планете. Вывернуться из такого капкана было крайне трудно, а для обычного гражданского пилота и вовсе невозможно.

– Все время давай дистанцию, – отрывисто приказал Тхор Пиккерту.

– Есть… – и Перси принялся отщелкивать сокращение разрыва с интервалом в пять секунд.

На носу приближающегося крейсера вдруг резко замигало белым.

– Требует остановиться, – сообщил Вилли.

– Почему эта сволочь не дает радио? – удивился Перси.

– Потому что ему это не нужно, – напряженно ответил Тхор. – Другие услышат. Вилли, отбейте ему требование назвать себя. Именно так, аварийным каналом.

Загребайло кивнул и включил свою аппаратуру: я услышал у себя за спиной, как он бубнит в микрофон.

Как и ожидалось, Фугассо никак не отреагировал, более того, он перестал моргать оптикой. Наши корабли стремительно сближались; голос Перси, докладывающего дистанцию, стал каким-то жестяным, когда Тхор вдруг резко вытянул штурвал и пошел прямо в лоб противнику.

– Ага! – крикнул он.

Фугассо заработал тормозными двигателями! Когда до его пятнистого истребителя оставалось всего ничего, и темный силуэт занял уже больше половины площади экрана передней полусферы, Тхор рванул штурвал влево. «Гермес» пронесся впритирку к борту крейсера, уходя прочь за его корму – и почти тотчас же у нас над головами замелькали короткие вспышки выстрелов.

– Аварийный! – крикнул Перси, но Вилли уже сам знал, что делать: наш вопль о помощи вместе со сжатой до миллисекунды видеозаписью происшедшего полетел во все стороны.

Теперь у Фугассо было два варианта: либо добивать нас, либо искать себе хороших адвокатов. Судя по тому, что крейсер лег в боевой разворот – и, надо сказать, действовали его пилоты на редкость грамотно, – синьор Пьетро предпочел первое.

Бурая планета была прямо под нами, я хорошо различал горные цепи и более темные пятна пустынь. Внутри меня все сжалось, и я ощутил страстное желание немедленно отстрелить «хвост», хотя мы и договорились, что сбрасывать его будем только в самом крайнем случае. Сейчас был самый удобный момент для стрельбы: одно удачное попадание, и мы рухнем вниз навстречу этим чертовым безымянным пустыням, не успев даже добраться до спасательной капсулы. Но Фугассо почему-то медлил, его крейсер шел за нами по пятам, пока даже не пытаясь открывать огонь.

– Почему… – прошептал я, не отрывая глаз от экранов задней полусферы. – Что тебе надо, сука? Почему ты нас не сбиваешь? Ну?..

– Впереди линкор и два звена крейсеров – ВКС Земли, – деловито произнес Тхор, и Перси тотчас же подтвердил его слова.

Я сглотнул. По щеке у меня ползло что-то холодное и едко-соленое.

– Всем перейти в режим экстренного торможения!!! – вдруг гулко бахнуло из динамиков системы связи. – Повторяю, всем тормозить! Вы находитесь в радиусе действия огневых систем линейного корабля «Иберия» Военно-Космических Сил Земли! В случае неповиновения открываю огонь на поражение! В случае неповиновения…

– Пока антракт, – сообщил Тхор, врубая тормозные двигатели. – Коля, готовься, после пирожков твой выход.

– В антракте жрут икру с шампанским, – задумчиво возразил Вилли Загребайло, – пирожки ему… провинциалы несчастные.

Крейсер Фугассо тоже послушно вытормозился, и скоро мы уже плыли в пространстве рядом с ним, пялясь на быстро приближающуюся земную эскадру. Пока все шло как надо – синьор Пьетро был уверен, что на борту у нас именно тот товарец, который загрузил частный перевозчик господин Жерех, а именно – ракеты к комплексам «Сатурн». По совести говоря, к Сатурну наш груз действительно имел некоторое отношение… но!

Линкор «Иберия» выбросил сразу две досмотровые партии – один катер подошел к борту пятнистого крейсера, второй же направился в нашу сторону. Коля Жерех поправил висящий у него на шее пакет с нашими документами, вздохнул и выбрался из кресла. Вилли поднял вверх большой палец.

– Будь собой, – прошептали его губы.

Коля покраснел, и мне показалось, что его уши оттопырились еще больше.

Через минуту досмотровая партия была уже на борту.

Возглавлял ее очень строгий на вид седовласый майор, представившийся как надзорный инспектор Цапля. Впрочем, на цаплю он походил не более, чем я на балерину – более всего наш инспектор напоминал крутобокий бочонок на тонких кривых ножках. Бегло просмотрев регистрационные и прочие деловые документы Коли Жереха (нас всех сразу же загнали на камбуз, а в ходовой рубке расположились двое вооруженных сержантов), майор Цапля полистал наши паспорта, хмуро покосился на грустного Загребайло и приказал подать ему все позиции по грузу.

– Что это у вас пассажиров столько, Жерех? – спросил он, пока Коля, ломая пальцы, рылся в своих папках.

– Так это… попутчики… – залепетал наш воспитанник. – У меня каюты есть… Все по закону.

– Умные все, – начал было майор, но тут у него запищало в ухе.

Майор Цапля замер с прижатой к виску ладонью, и у него медленно полезли из орбит глаза. Мы похолодели, не зная, что думать, один лишь Вилли оставался все таким же непроницаемо-печальным, как и раньше.

– Сатурны? – повторил майор. – Вот это номер. Так, давайте этого охотника сюда, будем разбираться. Сержант! – крикнул он в коридор. – Ко мне!

В камбуз не без труда втиснулся широченный вояка с излучателем в руках.

– Побудьте пока здесь, – приказал ему инспектор и повернулся к Жереху: – Так, дорогой мой. Вы знаете, почему вас преследовал корабль охотника Фугассо?

– Фугассо? – повторил Коля. – Этот… пират этот, что ли? Мы уж думали, он убьет нас сейчас! Хорошо, тут вот вы прилетели…

– Сейчас посмотрим, кто у нас куда прилетел, – зловеще пообещал майор Цапля. – Какие у вас там Сатурны в «хвосте», а?

– Ну как… – начал Коля, поймав короткий выразительный взгляд Вилли, – я даже и не знаю, как вам сказать, господин инспектор…

– Что – не знаете?

В коридоре зашумело, и перед камбузом появился высокий лысоватый человек в новеньком полетном комбинезоне ВКС. Глазки у него неприятно бегали.

– Пьетро Фугассо, – представился он, пытаясь протиснуться мимо слоноподобного сержанта. – Здравствуйте, господин майор. Вы готовы зафиксировать мои показания?

– Я всегда все фиксирую, – зловеще отозвался тот. – Из меня, в отличие от некоторых, никогда ничего не вылетает.

– Ну, тогда, – приободрился Фугассо, по очереди обводя нас ненавидящим взглядом, – я имею сделать заявление. Согласно моим данным, в грузовом модуле данного карго имеется контрабандный груз, а именно – противокорабельные ракеты типа «Сатурн-М», незаконно приобретенные владельцем грузовика на планете Нью-Бенарес. Реализуя свое право – согласно имеющейся у меня лицензии, – на поимку и доставку в руки правосудия как пиратов, так и иных нарушителей…

– Достаточно, господин Фугассо, – брезгливо поджал губы инспектор. – Что скажете, Жерех? Явки с повинной, конечно, у вас уже не получится, но чистосердечное еще можно оформить. Ну?

– Какие ракеты? – едва не заплакал от ужаса Коля. – Где ракеты?

– У вас! – заорал, брызгая слюной, майор. – В «хвосте»! Не отпираться! Где? Сатурны?

– Сатурны в «хвосте», – бессвязно забормотал Жерех, и мне показалось, что сейчас он действительно рухнет в обморок, похоронив все наши надежды. – Вот, вы документы посмотрите, вот! Меня попросили! На Санта-Ану забросить, там нужно очень! Там стройка большая идет, а тут старье списанное… а там строители, холодно…

– Какие документы? – надзорный инспектор недоуменно взял из трясущейся Колиной руки прозрачную папочку с тремя листами накладных. – Что за чушь?

– Так Сатурны же! – всхлипнул Коля.

В этот момент мне показалось, что Фугассо ощутил некоторое беспокойство. Он очень внимательно посмотрел на Загребайло и вдруг сглотнул… но – поздно: наш Коля был в явном ударе.

– Сатурны! – вопил он прямо в ухо инспектора, очумело вчитывающегося в строчки накладных. – Военно-ассенизационые комплексы «Сатурн»! Электричество делают!

Очевидно, последняя фраза доконала надзорного: он медленно поднял голову и тихо спросил:

– Какое электричество?

– Ну! Такое! – забился в просветлении Жерех. – Туда отходы всякие, а оттуда электричество!

– Какие отходы? Жерех, вы понимаете, что вы несете?

– Ну, туда – отходы… Это же туалеты такие, военные, понимаете?

– Бо-оже мой, – взялся за голову майор Цапля. – Вальтер! Вторую группу сюда! Вскрывайте «хвост»! Где там эти ваши… сортиры? Жерех? Что вы молчите, черт вас подери?

– Они в середине, – пролепетал Коля. – В стекловате, для мягкости.

– Сортиры в стекловате? Господи, что за день сегодня! Фугассо, вы поняли, что сейчас с вами будет? Вальтер, раздирайте к чертям «хвост», немедленно! Готовьтесь сканировать все до последней гайки!

Пьетро Фугассо медленно осел на пол прямо в коридоре. До него начало доходить… но просидел он так недолго: впавший в буйство Цапля запер его в гальюне, приставив к двери того самого сержанта, а сам ринулся на катер, чтобы лично убедиться в юридической щекотливости текущего момента. Пока он отсутствовал – а это целых двадцать минут – мы прилагали огромные усилия, чтобы не разрыдаться от хохота, так как наши всхлипывания наверняка услышал бы громила возле гальюна.

В конце концов Цапля вернулся к нам на борт, и судя по воплям, которые мы услышали аж с нижней палубы, чувствовал он себя откровенно дурно.

– Убью сукина сына! – орал он. – Заставить целого майора ковыряться в полевых нужниках! Где этот гад! Дайте его сюда!

– Ой, – побледнел вдруг Коля.

– Это он не тебе, – тихо сказал Вилли. – Все класс. Держись! Совсем чуть-чуть осталось…

Майор Цапля впихнул полусогнутого Фугассо в камбуз и повернулся к Коле. Уши у надзорного инспектора были красноватые, как с мороза.

– Примите мои извинения, господин Жерех. Ошибки иногда бывают даже у нас… А вот этого, – и он цепко ухватил синьора Пьетро за шиворот, – я сейчас накажу, как обещал. Три предупреждения было, Фугассо! Три!!! Все – своим правом я лишаю вас лицензии навсегда. Можете даже не бегать по адвокатам, со мной это без толку. А вот как вы будете разбираться с этими господами – я даже и не знаю. Вы на восемь лет настрелялись, в курсе? А? Снимай штаны, сволочуга – теперь пойдешь гулять по жизни с голой жопой!

* * *

Корпорацию после всех этих приключения пришлось регистрировать заново, и тут у нас возник один вопрос: вернуть старое название было можно, но почему-то уже не хотелось. Суеверные мы все, что тут делать? Голову мы ломали долго. Перси хотел «Сатурн», но тут уж разорались мы с Тхором. Три грузовика, приличный счет в банке, – и такое? Ну нет, спасибо!

Выручил нас снова Коля.

– Птица, – мечтательно сказал он, – птица Феникс. Даже если погорим еще раз – ничего, нам не привыкать!

– Я тебе сгорю! – рявкнул Перси. – Нашелся мне, погорелец!

Но мы с ним согласились. Пусть будет корпорация «Феникс» – так действительно лучше. Вот только кого бы нанять в третий экипаж? Желающие есть, я спрашиваю?

Про барона и дракона

Барон, дракон und самогон

…Когда-то (довольно давно, между прочим!), то есть в те времена, когда Змей Горыныч имел не только три головы, а еще и три задницы, в некоем герцогстве проживал один барон. В целом, следует заметить, он был достаточно типичен. Носил то меч, то, по случаю, и шпагу, имел жидковатые усы, только пожалуй что вот в карты не играл – считал пустой тратой времени. В молодые годы ему случилось служить старшим брагоманом, при дворе его светлости герцога Херцога, однако в положенное время с ним произошла неприятность, время от времени происходящая с некоторыми мужчинами: он женился. Женившись же, барон вскоре поспешил отринуть соблазны двора и удалился в имение.

Об имении следует сказать особо. В прежние, еще более давние времена, предок барона получил его за то, что, сопровождая пресветлого герцога Дубилиуса, напрочь отказался догоняться пивом в походно-охотничьей палатке своего повелителя, мотивируя это тем, что светлое необходимо пить только в поле, глядя на звезды. Герцог, заметив в своем верном оруженосце признаки истинного, непоколебимого просветления, тут же даровал ему не только то поле, где он собирался выпить свою кварту, а еще и некоторые земли в округе. Земель оказалось не так чтобы мало, но много не бывает, отчего несколько поколений потомков знаменитого просветленца изрядно судились с соседями, постепенно отсуживая у них кусочек за кусочком – то за гусей, кои поимели наглость отчекрыжить тестикулы любимому коту старшего конюха баронессы, то за трактор, упавший в канаву на меже и загнивший аккурат в канун Дня Всех Девственников, испортив, таким образом, урожай гречихи на полях столь почтенного семейства: дело шло медленно, да верно. К тому моменту, когда наш благонравный герой вступил во владение своим имуществом, землицы уже набралось порядком. А звалось имение – Кирфельд.

А как же, интересно, иначе?

Девица, на которой нашему герою случилось жениться, была известной Брюхильдою фон Шнаабс, и сызмальства отличалась немалым здоровьем – так, она могла мелкими глотками испить целый стакан «Русского Стандарта», нисколько при том не поперхнувшись, а уж коль дело доходило до изысканной южной марки «Гетьман», то равных ей не было вовсе. В весьма краткий срок новоиспеченная баронесса Кирфельд произвела на свет двух дочек, одна другой краше, после чего со всем пылом занялась хозяйством. Нужно сказать, что трактором прославленной фирмы «Пуперпиллер» она мастерски владела с детства, а также умела холостить поросят, достигнув в этом тонком искусстве немалых высот. Наймиты уважали ее до слез. Всякий раз, как только близился очередной праздник, они по подписке подносили ей бутыль настоящей «Хортицы», заказываемой у гордых хозяев далеких степей, и радовались, глядя, как хозяйка со вкусом разглядывает высокую, дивной в тех краях архитектуры, золотую пробку на винте.

Барон же скучал. Да и как ему было не заскучать: дочки росли, как грибы на берегах неведомой Припяти, жена все свое время проводила то в поле, то на свинарнике, то с приказчиками и многочисленными управляющими. Охотничьи угодья особого удовольствия не приносили, так как от зайчатины с бароном случался устойчивый запор, а волка, как известно, есть не станешь. Однажды в душе барон понял, что его настигла преждевременная старость: стал седеть лобковый волос. Оглядев на всякий случай правую подмышку, барон тяжко вздохнул и дал себе слово завтра же взяться за дело. Но, как это часто бывает, дело нашло его само.

Тем же вечером, обходя окрестности обмелевшего озера, он обнаружил огород. Видно, кто-то из наймитов посмел развести свое маленькое хозяйство. Проступок был не слишком значителен, да и вообще обращать на него внимания решительно не стоило – но наш барон вдруг, глянув на заросли свеклы, с невероятной отчетливостью вспомнил юность. Рот его немедленно наполнился слюной.

Наутро он вызвал старшего из приказчиков и, не слушая никаких возражений, приказал распахать под огороды ближайшие к замку Кирфельд земли, общим числом не менее 15 соток. Семена и саженцы он заказал сам, через известную почтовую контору «Янек и сын». Так как в герцогстве, по понятным причинам, царила вечная весна, сажать их можно было тотчас же. Сажал он сам. Вознеся приличествующие случаю молитвы, барон взял лопату да мотыгу, велел принести пару ведер воды, и принялся за несколько непривычное ему дело.

Вскоре изволила прибыть его неумолимая супруга.

– Мама, – сказала она, глядя попеременно то на мужа, то на лопату в его руках, – мама говорила мне, что самая большая глупость, которую я могу сделать – это выйти-таки замуж за этого негодяя! Лучше б я стала женой пропойцы – не так бы стыдно было. Что вы делаете? Что вы делаете, барон, расскажите мне, как рассказывал мне мой папа, пока был жив, дай бог его праху? Я была на Привозе, но даже и там, в этом царстве снобизма и копченой камбалы я не видела такого издевательства над мужским естеством! Ведь недавно только вас излечили от горячки! Вы хотите оставить меня вдовой? Так не думайте! Я не стану вдовой раньше сроку!

– Я знаю, что я делаю, – мрачно ответил барон Кирфельд, опуская в заранее отрытую ямку пару отборных картофелин сорта «северная роза».

Через пару недель барон отправился в славный город Пеймар, где и пробыл около недели. Никто не знал, что он там делает – ходили слухи, что тот удрал от немыслимо активной супруги, чтобы понежиться в объятьях восточных кудесниц, коими, как известно, славятся некоторые кварталы этого мощного промышленного центра; но действительность оказалась куда интереснее.

Урожаи в герцогстве зреют быстро – что там хвастливым уманским мастерам, способным, как говорят, вырастить свое прославленное сало за три года! Не прошло и трех месяцев, как огороды барона зазеленели и картофелем, и кукурузой, и крыжовником, а особо разрослась малина, на которую наш герой возлагал колоссальные надежды. Хватало также и свеклы – барон, в память о бурных годах служилой юности, нежно именовал ее «буряком», и тщательно оберегал от вредителей. Следовало, однако же, несколько выждать – и от того барон Кирфельд, нарядившись в парадную кирасу, то и дело расхаживал вдоль грядок, сладко вздыхая и поправляя время от времени картофельный листочек, вознамерившийся отклониться в сторону от предназначенной ему природой линии.

В один из этих славных дней в имение неожиданно прибыли тяжелые, запряженные тройкой слонопотамов каждый, траки с пеймарскими номерами. Каждое из могучих животных несло на боку несмываемое клеймо Cummins, бедра же их были заклеймены как Zanrhadfabrik – один вид этих письмен привел сбежавшуюся дворню в некоторый трепет. Пока слонопотамы отфыркивались и справляли во дворе замка естественные надобности, старшина возчиков вызвал барона и молодцевато представил ему на подпись накладную, а также, быстро прикинув что-то в уме, счет за оставленный на территории бесценный навоз. Подписав не глядя, барон велел разгружать – и грузчики, коренастые хлопцы из племени степных гномов, понесли в подвалы замка невиданные в благочинном Кирфельде вещи – котлы из нержавеющей стали, удивительные змеевики и огромный, страшный своими сверкающими боками, дистиллятор заморской фирмы «Бодунцов-Бодунищев и сын».

Прибывшие с караваном инженеры мгновенно смонтировали все оборудование, подключив его к газовой магистрали, проложенной когда-то аж из самой Шебелинки, и главный, довольно вытирая руки ветошью, сообщил заказчику:

– Славное дело затеяли, ваша милость! А то, кстати, можно и навозом топить, в котел его прямо, да! Вон у вас его теперь сколько – на год хватит, маме б моей так на старость!

Расчувствовавшись, барон велел поднести всем по чарке джин-тоника, а когда караван убыл восвояси, спустился наконец в свой свежеоборудованный подвальчик и приник щекой к блестящей меди самого большого змеевика. Он был счастлив.

Крики супруги, наделавшие немалого переполоху в окрестных селеньях, не волновали его нисколько. Подумаешь, навоз! Навоз был убран и свален на сушку в особо для того отведенные подвальные помещения, а сахару в Кирфельде всегда было навалом. Да и не везде сахар нужен – в малину, к примеру, достаточно только капнуть водички, и процесс пойдет. С картофелем, конечно, сложнее. Картофельная брага – это целое искусство, тут и буряка прибавить не грех, да и температура опять же… однако все эти премудрости барон Кирфельд постиг еще при дворе, и особых проблем у него не возникало даже с кукурузой – в конце концов, в имении была мельница, а без муки тут никак. На зернах продукта не выгонишь.

На жену барон теперь не обращал ни малейшего внимания.

Он гнал.

Первый продукт поспел, как то часто случается, поздним вечером, когда на небе зажглись ослепительно-чарующие звезды. Барон Кирфельд, нацедив через трубочку пол-банки малинового (не ошибся он в своих надеждах!), поднялся на балкон, тщательно размял «беломорину», специально для того хранившуюся в тщательно оберегаемой пачке, и сделал первый глоток. Через час он уже рвал фамильную гармонь, распевая «Распрягайте, хлопцi, коней», знаменитую, рвущую душу воина песню, слышанную им когда-то в далеких чужих степях. Потом он бросил гармонь, выпрямился и резко, как положено, то есть через левое плечо, два раза подряд выполнил поворот «кругом», занося правую ногу так, что ему позавидовал бы сам Варварозза. Это его немного успокоило. Накапав себе еще графинчик, барон вздохнул и запел «Шумел камыш…».

Годы шли своим чередом, как и все остальное. Качаясь в седле верного скакуна по кличке «Пупырь», барон покуривал папиросы марки «Шахтерские» и обозревал свои владения. Огород увеличивать было незачем, ведь не собирался же он, в конце концов, гнать в торгово-промышленных масштабах. Нет, он лишь изредка угощал соседей, вызывая тем некоторый переполох в окрестных благородных семействах, да слал по бочке в месяц своему пеймарскому приятелю-сахарозаводчику, который устроил ему когда-то выгодное дельце с котлами и дистилляторами. В то мгновение, когда в ухо его вдруг ужалила пчела, все было как обычно, то есть цвела вдоль дороги сакура, пели от избытка гормонов соловьи и наливались яблони. Откуда тут было взяться пчеле, барон просто не понял. Оттерев ухо самогоном из полуведерной седельной фляги, он сделал на всякий случай пару добрых глотков и решил во что бы то ни стало выяснить причину столь нежданного безобразия.

– Это, Пупырь, безобразие, – так и сказал он своему коню. – А ну-ка давай, разоблачим бесогонов!

Верный Пупырь, давненько уже получавший к овсу питательнейшую малиново-картофельную добавку, умел понимать желания хозяина без лишних слов. Нюх его оставлял позади лучших охотничьих псов, более того – выросши под присмотром известного хряка Партизана, славный конь умел находить трюфели, что делало его незаменимым в тихой охоте. К тому же он был порядочным любителем сладкого – стоит ли удивляться, что, едва услышав приказ хозяина, Пупырь пригнул мясистый зад и взял с места таким галопом, что Энцо Феррари, живи он в ту пору, следовало было бы немедля повеситься на тормозном шланге.

Так они скакали несколько лиг, и вдруг Пупырь плавно перешел на иноходь. Впереди светлела небольшая полянка. Выехав на нее, конь замер и нервно повел подмышками. Тут летали пчелы. Прихвативши с собой неизменную флягу, барон поправил на всякий случай старый «Смит–вессон», который он носил для солидности за пазухой, и решительно спешился.

– Стой здесь, – приказал он коню.

Тот нервно взмахнул хвостом – конечно, пчелы кого хочешь сделают нервным. А вдруг они неправильные, что тогда? Зенитная артиллерия далековато будет…

Путаясь в зарослях лопуха, барон осторожно прокрался к самому краю поляны и с некоторым изумлением разглядел своего главного кравчего, зачем-то напялившего на голову странного вида сетку – кравчий хромал на обе ноги сразу, и не узнать его было просто невозможно – бродящим меж каких-то колод. Вокруг колод вились те самые зловредные насекомые, доставившие Кирфельду столько бед.

– А, мерзавец! – вскричал он, выхватывая флягу. – Вот я тебя и поймал! Что это? Вредители? Колорадский жук? Глистов мне тут развел?

– Да вовсе же нет, – нисколько не растерялся подлый кравчий. – Это ведь все по приказу супруги вашей милости. Пасека ведь – и мед, и выгодно. И ващще. Хотите – вот?

И он, открыв одну из колод, протянул барону нечто, напоминающее собой кусочек солнца, заключенный в узкую прямоугольную рамку.

Так барон познакомился с медом.

Мед внес в его творчество известное разнообразие, порядком пригодившееся ему в тот час, когда настало время выдавать замуж старшую из дочерей. Надо заметить, что со сватовством особых проблем не было. В трех всего лигах от имения проживал когда-то старый маркграф Шизелло, известный своими научными изысканиями в области перерождения навозов: в определенных кругах он слыл за алхимика. Сына своего Ромуальда, с детства тяготевшего к области непознанного, старик отправил в столичный университет, где тот и проучился около восьми с половиною лет. Получив диплом, юный Ромуальд, однако, вовсе не поспешил под отчий кров, предпочтя ему гнилостный столичный климат и ученую карьеру на кафедре. Впрочем, старик вскорости отправился в лучший мир по причине крайней неумеренности в потреблении квашеной форели, и наследнику волей-неволей пришлось принять на себя управление немалым фамильным хозяйством.

Прижившись в округе, Ромуальд быстро снискал себе славу известного эксцентрика и даже чудака; впрочем, нужно сказать, что и уважением он пользовался отнюдь не меньшим. Уропрактик, андронавт и видный мастер дефекации, он внес свое имя в анналы хотя бы тем, что однажды излечил от беспримерно стойкого многонедельного запора легендарного князя З. – по одной лишь фотографии оного! Растроганный, князь лично осыпал Ромуальда золотом в количестве, адекватном исторгнутому, что сразу сделало молодого маркграфа достаточно завидным женихом.

На него-то и положила свой влажный карий глаз Яссина, старшая из дочерей нашего героя. Говорить о юной девице – дело пустое, так как даже лучшие из мастеров слова все равно спасуют в таком тонком вопросе! Скажем лишь, что щеки ее цвели, как персики на Бессарабском рынке, бедра могли вместить в себя пол-Кишинева, ежели взять его вдоль, а о бюсте просто умолчим, ибо до Юпитера и так далеко, да и гравитация там, по слухам, совсем не та, что в Ялте.

Ромуальд, следует заметить, сразу же проявил немалый такт, нисколько не уклоняясь от встреч с нареченной, более того – к моменту свадьбы она благополучно пребывала на пятом месяце, что, разумеется, сделало ее еще прелестней: на подвенечное платье ушло не менее ста локтей тончайшего шелка.

Барон Кирфельд, впервые за долгие годы расчувствовавшись по-настоящему, выкатил аж пять бочек, средь которых затесалась и пара медовых, отчего пир, понятно, стоял горой. Гуляли как положено: шампанское закончилось сразу же, то есть на вторые сутки, но это никого уже не волновало. Спалили три хутора по соседству, а местный летописец, почтенный дед Базилевс, засунул себе в зад оглоблю от телеги и долго носился под взрывы фейерверка кругом замка, крича, что на скорости под 200 он таким манером возит на дачу жену. Впрочем, верили ему мало.

– И на что ему голова! – восторженно орал барон Кирфельд, прикладываясь к любимой фляге, которую ему исправно наполнял тот самый кравчий, увлеченный пчеловодством. – Гвозди бы делать из таких людей! И заметьте, – восклицал он, наклоняясь к свежеиспеченному зятю, – никакой рефлексии, вот ведь как! Ну никакой, даже намека нет! А вы мне – голова, голова!

Напротив него сидел мрачный пьяный мистик Ябба Ябан, который, меланхолично ударяя кулаком о столешницу, беспрестанно твердил:

– Три розы, да! Я принес три розы! Но как, скажите, сложить их них два квадрата?

Одесную почтенного Ябана четвертые сутки подряд жил дивной красоты столичный муж по прозванию Ольгерд Убiйклоп, прославленный, по слухам, своей неистовой борьбой с кровососущими – говаривали, будто он лично заколбасил не менее трех тысяч упырей, дракулоидов висячих и просто комаров с кораморами. За это время суровый Убiйклоп успел крепко приклеиться своими кожаными штанами к скамье, однако это его нисколько не смущало. Будучи восхищен творящимся вокруг действом, гордый Ольгерд задумчиво щурил в небо правый глаз и шептал, время от времени подкрепляя себя выдержанным каховским:

– Знаю я, чем эти свадьбы заканчиваются…

Впрочем, омрачить радости барона Кирфельда не могло решительно ничто.

На пятый день после свадьбы он изволил подняться из постели, велел подать эссенциале в соевом соусе, и крякнув, распахнул окно. В этот миг его внимание неожиданно привлекли крики, доносящиеся с южной дороги. Сути сих странных воплей барон разобрать не смог, однако же, вглядевшись, не без удивления рассмотрел своего зятя, во весь опор мчащегося к замку. Тогда, испугавшись негаданной беды, барон приказал немедля подать камзол и походную утку, а также препроводить дорогого гостя в залу и снабдить его соответствующими закусками.

Некоторое время спустя он вышел к затю и застал того в крайнем волнении. Уплетая маринованные бегемотьи ляжки, тот бормотал, невзирая на набитый рот:

– Наконец-то!.. я так и знал! Я знал, что это будет, что этот день настанет! Я знал, хоть мне и не верили!

– Да что с вами, дорогой Ромуальд? – изумился барон. – Ежели печень, так у меня есть верное средство…

– Ах, – отмахнулся тот, – да при чем тут ваша печень! В окрестностях появился дракон!!!

Здесь следует сделать небольшое отступление. Ромуальд, еще в период своей учебы в университете, чрезвычайно увлекся драконьей охотой, став со временем известным на все герцогство дракономахером. Дело дошло до того, что он переколбасил практически всех драконов в радиусе трех тысяч лиг от столицы – остальные же, не будучи такими уж дураками, как их описывают некоторые мастера, удрали от греха подальше в южные степи, где и служат теперь фейерверкерами под защитой благостных законов той далекой и непонятной страны. Говорят даже, что некоторые из них негласно присматривают за чиновниками налогового ведомства, но в это все же поверить трудно, о каких бы мерах по борьбе с коррупцией не твердили гордые владыки равнин.

И вот – извольте! Не успев еще войти как следует во вкус медового месяца, Ромуальд уже успел обнаружить дракона, и где – в окрестностях Кирфельда, драконов не видевшего с самого, пожалуй, своего основания.

– Мы немедленно, – горячо продолжал Ромуальд, – немедленно же едем на охоту! Есть у вас приличный пулемет? Батюшка сказывал, что когда-то вам случилось выиграть в кости «Льюис» от старого «Бленхейма». Это так?

– Признаться по совести, так у меня есть даже АГС-17, – вздохнул Кирфельд. – Однако ж негоже рыцарям ехать на схватку с благородным зверем, имея столь подлое оружие. Нет уж! В юности я учился драться пикой. Так и поедем.

Ромуальд закусил губу. Ему было стыдно признаться тестю, имеющему репутацию прославленного воина, в том, что свой любимый спаренный КПВЗ он заложил перед свадьбой, чтобы купить подарок невесте. (Золото, полученное от излеченного им князя, он берег.) К тому же, раз тесть предлагает ехать на охоту с пиками, делать тут нечего – не мочить же штаны! Дворянская честь дорога.

Хотя, если уж честно, то пикой Ромуальд не владел совсем. Но он надеялся, что тесть при случае сумеет показать свое искусство, а там уж лавры победителей они поделят пополам, и вообще – ведь все равно тестева часть рано или поздно достанется ему по наследству.

Видя, что любимый зять вполне снаряжен для предстоящей экспедиции – на нем были латы, пожарный шлем, а вместо белья – ОЗК, барон кликнул пажей и велел немедля готовиться к охоте. Сам же, извинившись перед зятем, спустился в подвал. Наполнив не одну и даже не две фляги, он коротко задумался и, вздыхая, все же отворил запретный оружейный сейф. Некоторое время ушло на то, чтобы набить патронами непокорный диск пулемета. На самом-то деле папаша Ромуальда несколько ошибся – Кирфельд выиграл в кости вовсе не «Льюис», а старый проверенный «Дегтярь», но так было даже лучше.

Все еще вздыхая, барон облачился в свой старый ОЗК, приладил охотничий панцирь и, спрятав под плащом пулемет, вышел на двор, где его уже ждали зять и свита. Верный Пупырь, чуя недоброе, колотил хвостом и шипел на бегавших у него под ногами поросят.

– Он под водопадом! – вскричал зять, горяча своего мерина. – Не более двух лиг! Поспешим же, ваша милость! Нас ждет слава!

«О, черт, – удивленно подумал Кирфельд. – И с какой стати этой несчастной ящерице вздумалось поселиться на моей земле? Места что ли мало?»

Ободрив достойного юношу взмахом фляги, он скомандовал играть зарю и первым выехал за ворота замка. К счастью, супруга его была на дальнем свинарнике, и, таким образом, препятствовать сему походу было попросту некому.

Проскакав около лиги, они заслышали далекий еще шум водопада. Ромуальд крепко сжал начищенную до нестерпимого блеска пику, выданную ему старшим оруженосцем барона, и посмотрел на своего тестя. Тот невозмутимо покуривал «Казбек», более того – невесть почему успокоился и Пупырь, с любопытством оглядывающий окрестности. Мерин же Ромуальда, тем временем, с каждой минутой вел себя все более нервно.

Молодой дракономахер прислушался к себе и, о ужас – вдруг ощутил приближение диареи. Тесть его тем временем поднял над головой флягу, и ароматный напиток полился прямиком в его глотку. В тот миг Ромуальд осознал, что кишечник вот-вот выйдет из-под контроля. Это было ужасно. Позор никак не входил в его планы.

– Пришпорим наших коней, дорогой тесть, – проговорил он, стараясь не выдать дрожи в голосе. – Наша цель уже близка.

И, едва дав шпоры своему мерину, тут же свалился оземь. Содержимое кишечника немедленно нашло себе дорогу, но, благодаря прорезиненному костюму, не сразу дало о себе знать.

– Что с вами?! – вскричал Кирфельд, тотчас останавливая своего скакуна. – Вы ранены?

– Боюсь, что да, – простонал дракономахер, испытывая неодолимое желание ощупать задницу, – мой конь, увы, бывает столь неуклюж…

– Очень неосмотрительно с вашей стороны отправляться на охоту на ненадежной лошади, – воскликнул барон. – Пьеро, Жакоб! Что вы стоите, как два барана? Немедленно берите господина маркграфа и везите его домой!

– А вы, любезный тесть? – простонал Ромуальд, в то время как двое пажей, страдая от невозможности зажать носы, тащили его в сторону обозной телеги.

– Не в моих правилах бросать начатое дело! – флегматично ответствовал барон, вытряхивая из пачки новую папиросу. – Прощайте, дорогой зять! Надеюсь, я смогу навестить вас за ужином!

И, сказавши так, он пришпорил верного Пупыря.

Вскоре впереди показался могучий водопад. Пупырь, сторожко прядая ушами, подошел к самой воде, и тогда барон, нисколько не стесняясь бьющих в лицо ему брызг, горделиво выпрямился в седле и бросил клич:

– Выходи, подлый дракон! Выходи на честный бой, и пусть судьба рассудит… – а что нужно говорить дальше он позабыл, поэтому предпочел достать флягу.

– И шо тебе вот это надо? – неожиданно прогудел чей-то голос, идущий, как показалось славному Кирфельду, прямо из-под копыт его коня.

– Ты кто? – недоуменно вымолвил он, оглядываясь по сторонам.

– Хто, хто, – фыркнуло в ответ. – Ходют тут всякие. Шо ты орешь, как подорванный? Пришел, так говори что-нибудь.

Барон сделал два или даже три глотка, да так и застыл с флягой в руке.

– О, – раздалось из-за водопада, – а шо это у тебя? Медовый, что ли?

И раздался шум, напоминающий шипение паровоза.

– Точно. Медовый. Слышь, мужик, так это ты, что ли, пчел на Сизом Лугу разводишь?

– Я, – признался Кирфельд. – Точнее, для меня. А я гоню. А что?

– Да ты уж заходи, что ли? – предложил все тот же таинственный гулкий голос. – Или воды боишься?

– Я? – обиделся могучий барон. – Ну вот еще…

Пупырь, противу всяких ожиданий, прошел сквозь водопад не только без страха, а еще и с удовольствием. Едва оказавшись во влажном полумраке, барон с ужасом разглядел гигантское, гладко-золотистое тело, свернувшееся клубком в глубине пещеры. Такие же золотые, правда, с зеленоватым отливом, смотрели на него огромные глаза зверя.

– Так это ты, получается? – изумился барон.

– Вот всегда всех идиотов страшно удивляет тот факт, что драконы умеют говорить, – вздохнуло чудище. – А еще и думать. Вот ведь хвеномен, а? Ну давай уж, шо там у тебя? Я ж чую, шо с медом.

Плохо соображая, что он делает, храбрый Кирфельд протянул дракону флягу, а сам снял с верного Пупыря другую, ничуть не меньше прежней. Более всего его поражало то, что конь отнюдь не ощущает страха, а напротив, с кошачьим любопытством осматривается в жутком логове и беспрестанно нюхает воздух.

– М-мм, ничего так, – констатировал дракон, отпив добрую половину фляги. – Как звать-то тебя, убивец?

– Кирфельд, – машинально ответил барон и на всякий случай поправил пулемет под плащом.

– А меня вот – Шон, – вздохнуло чудовище. – Ничего себе имечко, да?

– Всякое бывает, – вздохнул Кирфельд, разглядывая своего неожиданного собеседника.

Только сейчас он вдруг понял, что дракон на самом деле красив. Его золотистое тело не вызывало ни тени отвращения, напротив – гладко-золотое, оно восхищало плавным совершенством своих мягких, живых линий.

– Попробуй-ка моего, – предложил Шон и, изогнувшись, выпростал из-под себя почти человеческую руку – рука пошарила на полутемной полке, чтобы вскоре поднести барону изящный глиняный кувшин с притертой пробкой.

– У меня окорок есть, – сказал барон, принюхиваясь.

– О, – обрадовался дракон. – Так шо ж ты страдаешь, как потерпевший. Мне уже три дня ни одного порося не приносили – дождешься от твоих пейзан! С голоду тут сдохнешь… слушай, а это правда, что у вас на землю частной собственности нет?

– Правда, – удивился Кирфельд. – Я, в сущности, тоже герцогов арендатор. А что?

– Дурдом, – почему-то вздохнул дракон. – Ладно, какое это, в общем-то, имеет значение… как тебе продукт-то мой?

– Я не пойму, – признался барон. – Он что, на перце что ли?

– А то. Его, конечно, если по-хорошему, так под борщик надо. Но под щи тоже покатит.

Барон задумчиво погонял во рту добрый глоток непривычного ему продукта. При мысли о том, что такую замечательную вещь можно и, наверное, нужно потреблять именно под щи с кислой капустой, ему сразу захотелось есть. Он оторвал себе небольшой кусок от прихваченного из дому окорока, протянул остальное дракону и присел на краешек здоровенной каменной скамьи.

– Слушай, а как ты с брагой-то? – спросил он.

– Да как, – вздохнул Шон, – пейзане твои то пшенички, то еще чего принесут. Буряк опять же, куда без него. А котлы у меня там – он махнул хвостом, указывая в темную глубину бездонной пещеры. – Это я их с собой…

– С собой? А сам-то ты откуда?

– Откуда… – дракон отломил изрядный кус окорока и заработал челюстями. – Отовсюду. Последние сто лет в Житомире жил. Фейерверки детишкам, погоду летал разведывал. Так выгнали…

– За что? – поразился такой несправедливости барон.

– За то. Я ж продавал – ну, хорошим людям, понятно. А теперь, при новой власти говорят, – без лицензии нельзя. Раньше было как? Участковому канистру нацедил, и полное тебе уважение. А теперь тот участковый на подписке сидит, а мне говорят – хочешь, покупай лицензию, строй себе завод, все по закону. А еще говорят, мы тебя к ВВС припишем. Не хватало!

Дракон шмыргнул носом и раздраженно махнул рукой с зажатым в ней окороком.

– Слушай, – проникновенно начал барон, в благородном уме коего уже зрела удивительная идея, – а пошли ко мне, а? Хозяйство у меня приличное, ну да не в нем дело… мы вот твой с перчиком, и мой с медом… да мы такое сварим!

– А жена твоя? – покосился недоверчиво Шон. – Разное ведь говорят… я, ты пойми, тебя обидеть не хочу, но у тебя еще и зять – этот вот… махер…

– Да плевать! – возопил барон, заставив содрогнуться стены пещеры. – Мы ж с медом да с перцем! Да через активированный уголь ежели пропустить! Эх-х!

На этом наша история заканчивается. Хотя на самом деле все, конечно, только начиналось.

Правда?

15 марта 2005 г., Санкт-Петербург.

Тридцать три тещи

В тот день решительно ничто в герцогстве не предвещало несчастья: как всегда, колосились поля и поросились свиньи, – хотя по субботам случалось и наоборот, – а в березовых рощах шли косые дожди и наливались необыкновенной силой сладкие бруньки. Пейзане героически боролись с урожаем, и один только старый пастух Поппало, приспустивший за ближайшим стогом штаны, мечтательно воздел свой взор к небу, чтобы узреть мелькнувшую меж облаков короткую темную молнию.

– Ой, лихо! – вздохнул он. – Сказывали мне деды, что не к добру это…

Но выслушать его было некому – разве мрачному хряку Партизану, что бродил по росе, с тревогой принюхиваясь к тягостным процессам, вторую неделю подряд происходящим в его истерзанном кишечнике.

Поппало пошарил рукой в поисках лопуха, однако ж, не найдя искомого, с кряхтеньем натянул порты и, задумчиво присвистнув, глянул в сторону мрачного замка маркграфов Шизелло, господствовавшего над плодородной равниной. До замка было не менее лиги – в один присест и не доплюнешь.

– Эх ты ж, мать сыра земля… – проворчал простак Поппало и, подбоченясь, поплелся на пастбище пожирать подостывшую паэлью.

Меж тем в замке происходило немало интересного.

Около полудня под воротами замка призывно загудел рог. Выбежавший дворецкий, кланяясь, принял под уздцы вороного коня, на котором горделиво восседал давно ожидаемый и весьма важный гость самого маркграфа – сэр Олаф Щитман, выдающийся шоумен-калоимитатор, почетный доктор нескольких заморских университетов сразу и просто хороший человек. Хозяин же замка, достопочтенный Ромуальд Шизелло, встретил своего друга на парадной лестнице изумительного коричневого мрамора, застеленной по такому случаю редкими хорасанскими коврами.

– Вижу, вижу вас, друг мой! – вскричал маркграф, бросаясь навстречу гостю. – Стол будет готов буквально через минуту!

– Каков стол, таков и стул, – добродушно отшутился Щитман, заключая приятеля в объятья. – Впрочем, у вас, дорогой Шизелло, мне опасаться нечего: недавно прочитал вашу новейшую работу по нормализации пищеварения беспозвоночных. Здраво, здраво, ничего не скажешь!

– Пришлось проделать некоторые эксперименты, – признался Шизелло и вздохнул.

На самом деле подопытный осьминог, которого он битых три недели кормил исключительно чесночными ватрушками, просто-напросто издох, поэтому добрая половина научной работы была высосана из пальца. Но признаваться в этом Ромаульду не хотелось – еще бы, ведь большинство заслуженных академиков, представляемых ко всевозможным премиям, располагают куда более сомнительным экспериментальным материалом – однако же!..

– Что ж я не вижу вашей молодой супруги, красавицы Яссины? – осведомился Щитман, сбросив на руки подбежавшим слугам дорожный плащ. – Или вы, Шизелло, вознамерились спрятать ее от меня? Не бойтесь, я далек от сглаза!

– Увы, – развел руками маркграф, – жена с тещенькой изволили убыть на ярмарку в Пеймар, где и пробудут не менее недели, закупая необходимые семье Кирфельд сельскохозяйственные орудия. Но я тешу себя надеждой, что сие прискорбное обстоятельство не помешает нам, дорогой сэр Олаф, насладиться приготовленными для нас яствами.

– Единой надеждой жив человек! – жизнерадостно ответствовал тот и отправился вслед за слугами к парадному платиновому рукомойнику, надраенному до ослепительного блеска.

Когда дорогой гость спустился в обеденную залу, столы уже ломились от множества кушаний. Здесь были и кальмары в бренди, и нежнейшие молочные поросята, фаршированные морской капустой, и даже перепела под ромовой бабой. Венчал же сие великолепие дубовый бочонок медовой с перцем, презентованный маркграфу его тестем, известным на всю округу мастером самогоноварения бароном Кирфельдом.

– О! – вскричал Щитман, радостно массируя ягодичные мышцы. – Да вы, любезный Ромуальд, решили укормить меня до заворота кишок! Вот за то я тебя, брат, и люблю!

И, не сдержав слезы, облобызал молодого Шизелло во все щеки.

– Сказать совести, так я ждал вас еще вчера, – начал меж тем Ромуальд, делая знак кравчему наполнять кубки. – И то: едва закончил завтрак, как стук в ворота. Ну, думаю, сэр Олаф… ничуть. Представьте себе: разъездной агент страховой фирмы «Ласло Хервамбабок и дед». Его-то тут и не хватало! Мало мне банковских…

– У вас проблемы с кредиторами? – искренне изумился Олаф Щитман, наблюдая, как пахучая струя наполняет его серебряный кубок. – Но я слышал, что за леди Яссиной вы взяли весьма недурное приданое!

– Ах, да если б то были просто кредиторы! – всплеснул руками доблестный Ромаульд. – Что за горе? Нам, дракономахерам… но увы, мой друг, дело обстоит куда как круче. Мой почтенный, мир его праху, родитель, однажды вложил немалые деньги в активы банка «Кредитэ – сосьетэ», однако ж банк изволил лопнуть. И теперь! Представьте себе! Находятся некие поверенные, заявляющие, что я – я, сэр Олаф, да! – теперь должен еще и что-то там платить по каким-то старым счетам. Но помилуйте, говорю я, деньги-то батюшка давал, а никак не брал! Что, вы думаете, говорят мне эти прохвосты? Тем, говорят, хуже для него. Не давал бы в долг – не остался бы должен.

– Беспредел! – закатил глаза Щитман. – И что же вы, дорогой Ромаульд?

– А что я? Велю гнать их прочь… пока. В скором времени мой славный тесть закончит работу над новым урожаем и уж тогда, поверьте, мы с ним порешим все эти… гм-м… проблемы. Пока же – за встречу!

– Вздрогнем! – возопил сэр Олаф, поднимая кубок.

И два добрых приятеля воздали должное как искусству поваров из замка Шизелло, так и невероятному мастерству барона Кирфельда, сумевшего, – не без посторонней, впрочем, помощи, приуготовить тот благородный напиток, что исправно подливал в кубки умелый кравчий.

В имение Кирфельд, дорогой читатель, мы с тобой сейчас и проследуем – пусть уж они там пьют пока без нас, ведь тень грядущего несчастья уже распростерла свои крылья над всей округой…

Над имением стояла изрядная туча. Несмотря на то, что и справа и слева от нее безмятежные облака неутомимо неслись куда-то прочь, туча висела, будто прикованная.

Глядя на нее, благородный золотистый дракон по имени Шон, компаньон и ближайший наперсник барона Кирфельда, задумчиво вздыхал и шевелил своим мягким чутким носом, пытаясь унюхать направление ветра. Ветра, однако, по сути и не было. Для мудрого Шона, прекрасно разбиравшегося в метеорологии, это странное явление выглядело несколько пугающе. Насколько ему было известно, ветры над славным герцогством дули всегда. Хоть куда-нибудь… но дули. Шон еще раз посмотрел на тучу и, присев на корточки, скептически поковырялся в правом ухе.

– Што, жопа? – ласково обратился он к Пупырю, любимому боевому коню барона, стоявшему поодаль. – Туча, говоришь? То-то и оно, бессловесная ты животная. А то б гороху съел?..

И, лениво шевельнув крылом, указал Пупырю на громадную серебряную ванну с тонкой насечкой, на дне которой еще оставалось некоторое количество приправленной изысканными пряностями гороховой каши, густо замешанной на малиновом самогоне.

Пупырь, однако же, в ответ лишь раздраженно взмахнул хвостом и прянул ушами.

– А!.. – фыркнул Шон, подошел к ванне и, взяв золотой ковш размером с добрый таз для купания младенцев, безо всякого интереса ковырнул им в ароматном вареве. – Сала, сволочи, пожалели… – прошипел он, жуя. – Хотя какое тут, к черту, сало, если они его ващще… это вот… шинкой называют. Удавлю поваров, крест на пузе!

Сказавши сие, могучий Шон прислушался к происходящим в недрах его организма процессам. Едва слышное для постороннего уха урчание подсказало ему, что пришла пора готовиться к взлету. Отсутствие ветра осложняло подъем тяжело груженого дракона, но Шон изрядно преуспел в своем летном мастерстве: присев, он широко раскинул крылья, выпучил глаза и стартовал. Грохочущая струя раскаленных газов мгновенно смела со двора любопытных кур и даже заставила пошатнуться обычно невозмутимого Пупыря – но дракон уже был в воздухе.

Тяжко работая крыльями, он набрал потребную высоту и тогда только достал из планшета карту с пометками на сегодня.

– Та-ак, – хмыкнул Шон, глядя вниз. – Очень здорово… поле номер семь, мать его… рапс… как баронессы дома нет, так хоть мама кричи!

С этими словами он вытащил из подмышечной сумки мобильник и, не переставая помахивать крыльями, набрал номер.

– Алло! – завопил он. – Барон! Ну что это опять такое?! Рапс, седьмой номер, у тебя там пейзане лазят! Куда ты успеешь? Я что, по твоему, железобетонный? Нет, третье и двадцатое свободны… а седьмое? Ну все, я тогда на развалины все отправлю…

– Тикай, хлопцы, – сказал пастух Поппало, глядя в небо, где медленно плыла ширококрылая золотистая тень, – сельхозавиация пошла. Давай в сад, под деревья, а то щас сфинктер откроет, так мало не покажется! Век к девке не подкатишь!

Вернув на место телефон, Шон лег на левое крыло и пошел к полю номер три, недавно распаханному под ячмень. На нем, к счастью, никого не было – и вскоре редчайший драконий навоз, производимый, кстати, благодаря особо разработанной Ромуальдом Шизелло горохово-малиновой диете, с шумом ушел на густой чернозем. Эту повинность (по особой договоренности с баронессой Брюхильдой) Шон не без раздражения выполнял не реже раза в месяц. Собственно, деваться ему было некуда: в замке его не только кормили, но и держали за своего – однажды он до смерти перепугал незадачливого ухажера младшей дочери барона, оленевода-стажера, вздумавшего вдруг увезти ее с собою в тундру, после чего неукротимая Брюхильда прониклась к изгнаннику искренней любовью и официально оформила на него регистрацию в ОВИРе, даже купив для этого на рынке «левую» миграционную карту.

Закончив с полем номер двадцать, Шон тяжко вздохнул и устремился на север, к развалинам старинного монастыря девственников-тракторцианцев. Монастырь числился разрушенным уже лет эдак триста, но время от времени к нему все же приходили компании молодых механизаторов, волоча за собой карданы с разбитыми крестовинами, рулевые рейки и полные рюкзаки поршневых пальцев. Все это добро сваливалось под замшелыми стенами, после чего по кругу шла четверть доброго кукурузного – по преданию, подобный ритуал помогал при выборе невесты.

За монастырем находился глубочайший заболоченный пруд – Ромаульд Шизелло даже проводил соответствующие исследования, размышляя над гипотезой о том, что странный водоем связан с ядром планеты паутиной заполненных водой пещер. До дна он так и не добрался, укрепившись, в итоге, в своих домыслах окончательно – вот туда-то и устремился наш славный дракон. Опустившись к самой воде, чтобы не распугать ни в чем не повинную рыбу, благородный Шон избавился от лишних масс и, облегченно вздохнув, присел на берегу на массивную каменную глыбу, притащенную сюда, как говорят, еще неандертальцами под предводительством самого Урр-Пукка.

– Если вдуматься, так все не так уж плохо, – пробормотал дракон, скручивая себе сигаретку из кукурузного листа. – А с другой стороны, так и не очень…

Он прикрыл глаза – и ему тотчас вспомнился далекий Житомир, его прекрасные зеленые улицы, и потоки горячего летнего ветра, несущие торжествующего дракона навстречу солнцу. В Житомире его любили все, и даже участковые. Горестно вздохнув, Шон цыкнул на готовую сигарету огнедышащим зубом и вставил ее в рот. Но юге по-прежнему висела мрачная серая туча, накрывающая собой замок Кирфельд.

«Интересная причуда, – подумал Шон. – Сколько ни учился я в метеотехникуме, а о таком нам на лекциях не рассказывали!»

Покуривая, он с интересом разглядывал развалины монастыря – грандиозное некогда строение со временем пришло в совершеннейший упадок, лишь западная башня, выстроенная тракторцианцами в незапамятные времена, еще держалась, глядя на зеленеющую вокруг равнину мертвыми провалами узких, как бойницы, окон.

– Да уж… – хмыкнул Шон, – вот тебе и былое величие. Хм, а это там еще кто? Опять молодежь на шабаш собралась, что ли?

И действительно, в одном из окон на третьем этаже башни остро мелькали какие-то алые всполохи, похожие на цветомузыку – при том, что исключительный слух дракона не ощущал никаких децибел, выдающихся из умиротворенного фона маловетреного дня. Зато Шон почуял нечто другое – будто темная, омерзительно пульсирующая масса вдруг надвинулась на него, и он неожиданно вспомнил свой короткий, крайне неудачный брак, – а в следующий миг перед ним возникла теща, Павлина Капитоновна, с чудовищного вида сковородкой в руке.

– Шон, с-сволочь! – возопила она. – Опять гнал весь день?! А вот я участкового!!!

И мир раскололся на мириады сверкающих брызг…

Приблизительно в это же время двое славных приятелей, сидящие в обеденной зале замка Шизелло, яростно заспорили по поводу одной хорошо знакомой им девицы – в ту давнюю пору, когда оба они были студентами известного университета, кокетка немало прославилась в их кругу своими редкими талантами.

– Нет и еще раз нет! – пристукивая по столу пустым кубком, утверждал сэр Олаф Щитман. – Юлиана с легкостью выпивала трехгаллонный бочонок пива! Это уж я видел лично, равно как и то, что после такого бочонка она полчаса кряду плясала тарантеллу – и ничего, уж поверьте мне, там не расплескивалось! Потому-то мы, старший курс философского факультета, и звали ее Юлька-Пузырь! А профессор Махач, ставя ей «три» по натурфилософии, всегда приговаривал: «только за натуру, только за натуру, Юленька»…

– А вот-те хрен! – ответствовал ему хозяин. – Типа сам я не видел! И не трехгаллоннный вовсе, а всего лишь трехлитровый! И не полчаса, а минут пять – да, со мной, да! Вот это было! Не будь я нынче женат… а впрочем, что тут спорить! Давайте лучше хлопнем! Как говорит один милейший дракон – знатный друг моего тестя, между прочим – «так воно найкраще будет». Кравчий, сукин сын! Не ленись, наливай!

И кравчий наливал сообразно чину.

В какой-то момент друзья почувствовали усталость от выпитого и съеденного, и Ромуальд Шизелло, приказав подготовить перемену блюд, пригласил своего гостя выйти на балкон, откуда открывался чудесный вид на зеленеющие под солнцем поля.

– Замечательно дело, – сказал он сэру Олафу, срывая пробку с очаровательного пивного кувшина. – Никогда ранее, друг мой, не подумал бы, что деревенская жизнь может таить в себе столько прелестей!

– То же самое утверждала моя бывшая жена, – раскуривая сигару, пробормотал Щитман.

– Вы были женаты? – изумился маркграф. – Но вы никогда не рассказывали мне об этом!

– А что тут рассказывать? – вздохнул его гость. – Ошибки юности… милая проказница, оказавшаяся, в итоге, абсолютно нечувствительной к воздействию высокого искусства… да плюс, извольте – теща.

– Теща?

– Вот-вот, теща. О каком искусстве может идти речь, когда тебе все время сверлят мозги? Вот вы, мой дорогой Ромуальд, не испытываете разве давления со стороны родителей жены?

– Я, сэр Олаф?

– Да-да, вы! Или вы хотите сказать мне, что тесть с тещей нисколько не препятствуют вашим благородным научным изысканиям? Не заставляют вас окунаться в этот низменный, отвратительный, совершенно бездуховный…

– Да помилуйте, друг мой! – с жаром возразил молодой маркграф. – Никогда я не ощущал никакого ни давления, ничего такого… более того, мой благородный тесть барон Кирфельд всегда разрешает использовать свои земли для любых моих экспериментов. И я, между прочим, кое в чем помогаю ему… да!

– А изрядный же вы счастливчик! – скептически нахмурил бровь Щитман.

И, испросив позволения отлучиться, отправился туда, куда даже короли ходят преимущественно пешком. Ливрейный лакей проводил его до белой двери, инкрустированной золотыми павлинами, и услужливо нажал на серебряную ручку. Олаф Щитман не без восторга оглядел сверкающее фарфоровое великолепие, щедро украшенное бегущими огнями всех цветов спектра, и со сладостным вздохом потянул на себе пояс. В этот миг что-то хлопнуло, – и прямо перед ним возникла позабытая уже теща.

– Ага, – зловеще скалясь густо накрашенным ртом, произнесла она. – Опять собрался. И так уже весь дом ночными горшками уставлен, так все ему мало! Ну-ну…

И эмалированная утка с громом ударила его по своду черепа.

… – Полова, – промолвил престарелый пастух Попалло, помешивая прокисший плов. – Попадалово, пацаны.

– Что вы, дедушка. – нерешительно подал голос один из юных подпасков, – баранина-то, чай, свежайшая была.

– Что ты, сынок, о баранах знаешь… – вздохнул старец. – Вот покойная моя теща, та – да, та так разделывать умела! Принесет ей, помню, тесть барана с пастбища, та – щелк, и все! И нога – как огурчик. А потом…

– А что потом, дедушка? – горячо зашептали молодые пастухи.

– Потом-то? – переспросил Попалло и расправил желтые усы. – Потом известно что…

Договорить он не успел. Прямо из пламени скромного пастушьего костра на него вдруг поднялась его десятипудовая теща в бархатном очипке, полосатом халате и алых сафьяновых сапогах. В руке у нее была устрашающая баранья нога.

– Сгноил, Попалло, доньку мою! – горестно возопила она. – Заморил, урод гофрированный!

Баранья нога с размаху треснула дедушку Попалло по лицу, и он упал навзничь, зарывшись спиной в сочных кормовых травах. Подпаски, ринувшись поднимать внезапно потерявшего сознание патриарха, неожиданно замешкались и слегка оторопели – с юга на имение наплывала длинная, невероятно огромная серебряная рыба с золотым трезубцем на боку. Вот она остановилась над замком, и тонкое пение моторов перешло в гулкий рык – увенчанный четырьмя плавниками хвост воздушного корабля пошел зачем-то влево…

Барон Кирфельд, кое-как напяливший парадную кирасу, уже стоял во дворе, вызванный из подвалов дворецким. Рядом толпились слуги – кто с хлебом-солью, кто с пулеметами, хотя последние барон категорически приказал спрятать под одеждой. Гостей он никак не ждал, а уж тем более – таких! Над замком маневрировал, готовясь к причаливанию, невообразимо гигантский торговый дирижабль, прибывший, судя по эмблемам на борту, из далеких и загадочных южных степей. Все двенадцать его двигателей несли на себе марку знаменитой фирмы «Мотор Сiч», и от струй их пропеллеров, направленных сейчас вниз, во дворе кружились десятки мини-смерчей из давно неметенной пыли. Из окон носовой гондолы угрожающе щерились стволы скорострельных авиационных «Кольт-Браунингов» калибра 50, призванных защищать «купца» от безжалостных воздушных пиратов.

Вот наконец все четыре носовых якоря зацепились за стену замка, где-то далеко упали на землю и кормовые: дирижабль встал. Еще несколько секунд рычали двигатели, прижимая чудовищное серебряное тело к земле, и наконец барон увидел, как в средней гондоле распахнулся люк и из него выпала на землю прочная конопляная лестница.

– Подхватить! Держать! – приказал он дворне и, оправив на себе кирасу, не спеша двинулся вперед.

По лесенке тем временем шустро спустились трое крепких молодых парней в мешковатых штанах, блестящих кожаных куртках и черных лоснящихся шлемах. За спиной у каждого был привязан какой-то тюк. Не говоря ни слова, они очень осторожно опустили свой груз на брусчатку двора и замерли – теперь только барон заметил, что у всех троих на левом боку привешено по сабле в простых, без серебра, ножнах. Следом за ними во двор сошли два солидного вида мужа в отороченных леопардом шапках, длинных кафтанах и мягких рыжих сапогах невиданно тонкой работы. Ножны их сабель сверкали золотом и изумрудами.

– То просим прощения у пана барона, – немного сипло произнес тот, что спустился первым – крупный, даже дородный степняк с длинными седоватыми усами. – Никогда б, пан барон, не посмели мы нарушить ваш покой, но обстоятельства сложились так, что иного выхода у нас просто не было.

– У вас авария? – встрепенулся Кирфельд. – Или, не дай боже… больной на борту? Мой зять, он…

– Бог милостив, – грустно улыбнулся его неожиданный гость. – Но все немного… не так, пан барон. Позвольте представиться: Тарас Небийвовк, а это – , и он указал на второго купца, черноусого, но при том розовощекого детину, который, невзирая на годы, сумел сохранить в глазах некоторую детскость, – Петро Байстрюк, мой кум и компаньон.

– Рад знакомству… панове, – улыбнулся барон, вспомнив службу при дворе и многочисленные вояжи за кордон. – Барон Кирфельд. Прошу вас быть моими гостями.

– Сэмэн, – едва заметно щелкнул пальцами Байстрюк, и один из юношей, кивнув, споро смахнул ткань со всех трех тюков, оказавшихся вдруг ящиками. Кирфельд сглотнул. Два ящика содержали в себе легендарное стратегическое сало – как копченое, так и нет, – а третий, о небо! – крымский коньяк, и бутылок там было, как успел прикинуть Кирфельд, никак не меньше сорока.

– Не сочтите за взятку, – мягко проговорил Небийвовк, и барон вдруг понял, что почтенный негоциант стесняется. – Наши законы – упаси господь… вы знаете. Это – просто гостинец… за неудобства. Корабль на голову! Мы понимаем. Но не могли бы мы все же поговорить, пан барон?

– Ох, да! – несколько опомнился Кирфельд. – Дворецкий, стол в зале, бегом! Медовой! Вынужден просить прощения, но я был занят научными изысканиями и никак не ждал вашего визита. Поэтому…

– Вздор, пане барон, – ответил ему Тарас Небийвовк, поднимаясь по ступеням замка. – То мы у вас прощения просим. Но…

Отхлебнув по первой, оба негоцианта недоуменно переглянулись и, не обращая внимания на этикет, покосились на кравчего – впрочем, в далекой степной стране, прославленной как своим гостеприимством, так и своими свободами, такое может быть в порядке вещей. Мудрый кравчий, немало попутешествовавший в разных концах света, тотчас же понял, чего от него хотят, и наполнил кубки снова.

– А то добрая горилка у вас, пане барон, – с некоторым удивлением подал голос Байстрюк. – А, куме?

– То правда, кум, – согласился с ним Небийвовк. – Ото ж – ваше здоровье, пан барон! Порядок мы знаем.

– Кстати, а откуда вы узнали, что я… э-ээ – барон? – спросил Кирфельд, не успев почему-то дернуть себя за язык) обычно это делала супруга!)

– Наши навигационные системы привязаны к сателлитам, – мягко ответил Небийвовк. – Водяной старт прямо из-под Одессы. Потому – карты не нужны. Мы и идем по ним из самого Запорожья. Авиадвигатели везем, трубу, ну и соль, конечно. Куда ж чумакам без соли!

– Ах, ну да, – натурально хлопнул себя по лбу барон. – Навигационные системы… ну конечно. Как я мог забыть!

В этот миг в обеденную залу неожиданно ворвался дворецкий.

– Господин барон! – завопил он. – Прибыл господин дракон Шон! Немедленно требует!. – дворецкий осекся, глядя на гостей. – Просит аудиенции!

– Что-то срочное? – встрепенулся барон.

– Увы, ваша милость! Срочно!

– Что ж, зови!

– Дракон? – удивился Небийвовк.

– Да, и ваш соотечественник к тому же, – ответил ему Кирфельд. – Боюсь, что случилось нечто из ряда вон выходящее! Старик Шон никогда не позволил бы себе…

Тем временем в зале появился наконец и Шон. Вид он имел самый озадаченный, а на лбу у него красовалась первосортнейшая шишка. Едва глянув на него, Петр Байстрюк сорвал с себя шапку, и все увидели свежую, залитую зеленкой, но еще опухшую ссадину на его синеватом бритом черепе.

– Вот так, – промолвил Шон. – И вы, панове? Где? Здесь?

– Тому и сели тут, пане дракон, – ответил Небийвовк. – Где-то тут он, курва. Тут! Чует мое сердце. А, куме?

– То он, – горестно вздохнул Байстрюк и выразительно поглядел на кравчего. – Черный Циклопидес, потвора.

– Объяснитесь, шановне панство! – взмолился Кирфельд. – Кравчий, кубок господину Шону! И продукта не жалеть, а то льешь, как врагу на поминках… Что это за циклоп… или как его там вы изволили назвать?

Тарас Небийвовк поглядел в только что наполненный кравчим кубок, затем с раздражением рванул из ножен саблю, но, вздохнув, вернул клинок на место.

– Я б сам, пане барон… да контракт, видите ли! Будь он проклят… Были мы, пане барон, с кумом и в Туреччине, и до Жордании доходили – радиус-то у нас – ого, а триста тонн коммерческой нагрузки, – это вам не шутки.

– В Магриб трубу возили, – подтвердил Петр. – Без дозаправки.

– Да! Но суть не в том. Жил он, стало быть, раньше там – у них, то есть. Ну, что-то у него там не срослось, и полез он куда глаза глядят. Сперва к нам. Но – у нас особо не забалуешь, ВВС с налоговой его быстренько выкурили. Так теперь – вот он, зараза! К вам, пане барон, подался.

– Да кто – он? – не выдержал достойный Кирфельд.

– Колдун, – мрачно произнес Шон.

– Он, пане дракон, – согласился Небийвовк. – Шо, вас тоже… тещенька?

– Ото ж, – мрачно хмыкнул дракон и хлопнул полный кубок.

– У меня-то, что обидно, теща – любимая, – заявил, вздохнув, Петр Байстрюк. – И приданое как надо, и за внуками… а борщ какой, панове! Видели б вы той борщ! Все – зятьку любимому. Недавно вот «мерседес» купила. А тут мешком с горохом да по роже, а? Кому рассказать, так засмеют, жизни не будет!

– Истинная правда, пан барон, – подтвердил Небийвовк. – Потому и решили мы сесть, чтобы предупредить вашу милость. Не шутки, пане! Не шутки – вон на кума гляньте. Хорош? А? А думаете, у козака башка слабая? То-то… Где-то он тут у вас завис, гад. Точно.

Через четверть часа серебряный колосс поднял якоря и, взревев моторами, двинулся на север. Незадолго до того слуги барона погрузили на борт «купца» столитровый бочонок отборнейшего продукта, а Небийвовк, остановившись у трапа, коротко стиснул железное плечо барона Кирфельда и молвил, положив руку на эфес своей роскошной сабли:

– Коли что, пан барон – визитку я вам оставил…

После чего тронул ус, оглушительно свистнул – и дирижабль пошел вверх, унося своего хозяина молодецки взбирающимся по колышущейся веревочной лестнице.

– Чумаки, – мечтательно вздохнул Шон, глядя вслед поднимающемуся на высоту гиганту.

– А ты видел, сколько у них пушек? – немного ревниво спросил Кирфельд.

– Все равно без конвоев ходят только самые большие, – двинул бровью дракон. – Ты хоть понял, что это было?

– Что ты имеешь в виду?

– А, – с ощущением собственного превосходства дернул правым крылом Шон. – Это же – класс «Мрия»! Пятьсот тонн взлетной массы, двенадцать движков по семь тыщ, дальность чуть ли не пятнадцать… Суперкомпьютеры, суборбитальная навигация, лучшие авиадизеля в мире… мечта, а не корабль.

– Прямо-таки лучшие! – усомнился Кирфельд. – А МАN?

– По коммерческой эффективности, – начал дракон, но не договорил: ворота замка вдруг распахнулись, и во двор влетел золоченый фамильный пикап маркграфа Ромуальда Шизелло.

Сам маркграф, распугивая кур, выпрыгнул из-за руля и стремглав бросился к барону – притом вид его был ужасен:

– Трагедия, дорогой тесть! Трагедия!

– Помилуйте, зять, – барон мягко, но цепко ухватил Ромаульда за правое запястье. – Мы уже в курсе. Эти почтенные негоцианты, – и он указал на серебристую полоску в безмятежно-голубом небе, – помогли нам прояснить ситуацию. Мы даже знаем, как его зовут.

Из кабины пикапа тем временем выпал сэр Олаф, прижимающий ко лбу резиновый мешочек со льдом.

– Олаф Щитман, шоумен, – пискляво представился он. – Господин барон, я…

– Нам все известно, – перебил его Шон. – По-моему, друзья, самое время собраться на военный совет.

Кирфельд приказал порезать немного копченого сала, соорудить на скорую руку «оливье» и раскупорить пару-тройку «Коктебеля» из подарка южных торговцев. Вскоре вся компания собралась в кабинете барона на третьем этаже замка. Шон, ощущая некоторую тесноту, пристроил свой хвост на открытом по случаю жары балконе. Двери кабинета были закрыты, и коньяк наливал Ромуальд – как младший из присутствующих.

– Беда подкралась незаметно, – заявил сэр Олаф и, изящно оттопырив палец, хлопнул двести коньяку.

– Оно так всегда и бывает, – сурово сдвинул брови Кирфельд. – Разве вы видели, чтоб было по-другому? Но нам, истинным рыцарям…

Однако ж, не закончив фразы, всхлипнул, смахнул слезу и потянулся к салу. Видя, как расчувствовался его мудрый тесть, маркграф Шизелло поспешил отдать должное «Коктебелю», разом опорожнив свой серебряный кубок.

– Считаю, что философствовать нам нынче не с руки, – подал голос Шон. – Нужно срочно принимать меры, иначе на нас обрушатся неисчислимые беды и несчастья.

– Отрядить гонца в столицу! – ударил по столешнице Олаф Щитман.

– Почему бы просто не позвонить? – удивился в ответ Ромаульд.

– Без толку, – вздохнул барон. – Позвонить-то я позвоню, но пока там соберут войско, пока поставят печати… от нас тут и мокрого места не останется.

– Мокрое, может, останется, – хмыкнул дракон, тяжко размышляя о чем-то.

– Необходимо связаться с университетом… на кафедре демоноведения есть прекрасные специалисты, – задумался шоумен Щитман.

– Ах, там такие ретрограды! – отмахнулся Ромаульд. – Если помощь и придет, то не ранее, чем через пару лет. А то и того позже. Помнится, сдавал я зачет по хондропрактике… так старый гриб доцент Одутловатый матросил меня до тех пор, пока я не вызвал ему прямо в аудиторию парочку демонов-сосальщиков с королевских остричных плантаций: они там на перекачке пульпы задействованы. А так как сосать им в аудитории было решительно нечего, эти скоты немедленно высосали весь спирт из лабораторной кунст-каморки, и дальше такое началось! А обвинили, конечно, во всем этом меня.

– Заклинание! – неожиданно вскричал сэр Олаф и, вскочив на ноги, принялся нарезать круги по помещению. – Вы, Ромаульд, забыли вторую часть заклинания, от того и не смогли отправить демонов обратно! Меж тем следовало всего лишь вспомнить о формуле обращения шиворот-навыворот! Вот! Вот что нас спасет!

– Формула Соломона Стульского! – блеснул глазами Ромуальд. – Односторонняя формула, не имеющая никаких там вторых частей и прочего хлама! Но… – и он вздохнул, опуская очи долу. – Боюсь, что должен немного остудить ваш пыл, дорогой сэр.

– От чего ж? Дракон у нас, к счастью, есть – не будь дракона, я бы о Стульском и не заикался…

– Дракон – да, – с охотой согласился Ромуальд. – Но нужна еще и девственница! И потом, раз уж мы хотим воспользоваться формулой выворота для того, чтобы обратить силу колдуна против него же самого, следует вспомнить известный постулат – формула Стульского может сработать только в том случае, если мы имеем дело или с неопытным, или с больным колдуном. Мастер же такого уровня, как наш уважаемый оппонент, находясь сейчас в прекрасной, как мы видим, форме, едва лишь ощутив действие направленных против него чар, немедленно выставит блок – и прости-прощай.

– А вы уверены, что подействует? – спросил дракон. – Мы все-таки не демонов по полю гоняем?

– А, – отмахнулся Щитман. – На колдунов, дорогой дракон, формула старика Соломона действует ничуть не хуже. Вот если бы у него разыгралась мигрень…

– Кажется, я знаю, что делать. И хорошо бы успеть до вечера, пока он не наделал дел! Представляете, что будет, если Черный Циклопидес решит позабавиться с нашим быком Абдуррахманом? Да тут замок развалится!

– Да-а, – протянул барон Кирфельд, представив себе своего лучшего производителя в гневе.

– И… что же вы предлагаете? – заинтересованно вытянул шею сэр Олаф.

– Я предлагаю следующее. Исходя из того, что гнойный колдунишка долго жил средь магометан, я думаю, что к спиртному он не приучен вовсе. Следовательно, сколько-нибудь заметного бодуна ему не стерпеть.

– Вы предлагаете его напоить? – скептически изогнул бровь сэр Олаф. – Да он вас к себе просто не подпустит, что с бутылкой, что без!

– Пить я с ним и не думал, – возразил ему Шон. – Вы забываете о том, что мы, драконы, умеем управлять ветрами – в определенной степени, конечно. Иначе мы не смогли бы летать – крылышки коротки. А ваш покорный слуга, ко всему прочему, еще и учился когда-то в знаменитом кислодрищенском метеотехникуме. Исходя из всего вышесказанного, я имею честь предложить следующий план: на площадке северного крыла замка, обращенном к старому монастырю, мы разведем большой огонь, на который поставим кипятиться медные котлы с брагой. Довернув соответствующим образом ветер и прибавив ему мощи, я направлю поток испарений прямо на логово негодяя. Сделать это нужно вскоре после захода солнца – я слыхал, будто большинство магов ложатся спать сразу после заката. Во сне Циклопидес вряд ли примется ставить блоки либо бормотать заклинания, а раз так, его развезет как миленького, причем в самые короткие сроки. Ближе к полуночи его необходимо разбудить – и здесь нам не обойтись без вашей, маркграф, помощи.

– И чем же я смогу вам помочь, дорогой Шон?

– Известно, что вам случалось избавлять страждущих от запоров. Так нашлите на него диарею, да покруче, со вздутием, и чтоб мало не казалось! Тогда к полуночи вскочит, как миленький, и тут-то мы его… От злобы негодяй начнет колдовать напропалую и наколдует себе такого, что мама родная не узнает!

– Но мне нужна хотя бы фотография!

– А вы представьте его себе… Насколько мне известно, негодяй одноглаз – от того и Циклопидес. Видимо, бородат. У вас обязательно получится.

– Я помогу! – сверкнул очами сэр Олаф. – Нас тоже кой-чему учили!

– Но остается девственница, – со вздохом напомнил присутствующим маркграф Ромуальд. – Которая должна оседлать дракона и произнести заклинание.

– Да, это вопрос, – пригорюнился Шон. – Быть может, племянница старшей кухарки?

– Кто, Риорита? – фыркнул добрый барон. – Ну-ну… разве что вот… моя младшая?

– Петронелла? – улыбнулся Шон.

– Ну, если ты, негодяй, там не постарался, так больше, поди, и некому было.

– Увы, мой друг, чудес на свете не бывает.

И была вызвана красавица Петронелла. В свои неполные пятнадцать она уже носила изящные башмачки сорок третьего размера и изысканно сосала чупа-чупс, приводя своими манерами в восторг решительно всех, даже самых строгих ревнителей пошехонской старины. Пока ее искали по всему замку, наши дипломированные мудрецы неистово вспоминали пресловутую формулу.

– Эники-беники, ели вареники?.. Нет, это против глюков-заворотников… Как же там, постойте? Шишел-мышел…

– Тише вы, этак сейчас все крысы герцогства к нам пожалуют, изгоняй их потом! И чему вас только учили столько лет! Слушайте, Ромаульд: «На стуле сидели, ели сардели. Ели сардели, в воду глядели. Как поглядели, так прослезились: зеркалом все грехи отразились». Вот вам и есть настоящий Соломон Стульский!

Тем временем молодая бонна привела мадемуазель Петронеллу. Та, увидев гостей, несколько смутилась и принялась ковыряться в носу.

– Папа, конфету хочу, – сообщила она. – «Мишка на севере». На худой конец и «раковые шейки» подойдут.

– Погоди, доченька, – расчувствовался счастливый отец. – Ты ведь любишь дядю Шона, верно?

– Люблю, – немедленно призналась юная красавица.

– А летать ты на нем любишь, не правда ли?

– Нет, летать не люблю.

– Это от чего ж?

– А он пукает сильно.

Шон тяжело вздохнул и отвернулся.

– А если я куплю тебе пирожное, ты согласишься немного полетать на дяде Шоне?

Петронелла опустила очи долу и задумчиво поковыряла паркет носком хрустальной туфельки.

– Маловато будет, папаша, – решила она после недолгого размышления. – Тогда уж ящик мороженого пожалуйте.

– Да хоть два! – обрадовался барон Кирфельд. – А вот скажи, стишки ты учишь? Учит она стишки? – обратился он к бонне.

– Чрезвычайно, – ответствовала достойная особа.

– Ну-ка, – предложил барон, и довольная таким оборотом Петронелла, выкатив вперед грудь, встала в позу и прогудела:

– Я вам пишу, чего же боле… но это мне не нравится, пап.

– А что тебе нравится, дорогая?

– А вот: «…Только водка лучше всякого лекарства – эх, королева вино-водочного царства!!!»

– Достаточно, – поморщился Кирфельд. – Сейчас, доченька, тебе нужно будет выучить один коротенький стишок, а потом ты залезешь на спину к дяде Шону и продекламируешь его. Хорошо?

– По рукам, папаша. А мороженое?

– Утром. Слово дворянина.

– Ладно, гляди у меня…

Оставив юную Петронеллу на попечение маркграфа и его друга, барон поманил пальцем верного Шона и, недолго с ним пошептавшись, покинул кабинет. Дракон же, выбравшись задним ходом на балкон, взмыл в воздух. К вечеру в котлах, установленных на северной смотровой площадке замка, уже закипала могучая брага. Шон же, сидя на шпиле главной башни, вынюхивал своим чудесным носом ветер. Пока все шло хорошо.

Вскоре наступил закат.

Брага уже кипела.

– Ну, – вздохнул нервно мнущий носовой плат Шизелло, – теперь ваш черед, старина!

– Думаю, да, – отозвался с высоты дракон.

Извернувшись на шпиле головой к югу, он шумно вздохнул и принялся делать загадочные пассы пальцами левой руки. И, о чудо – когда тьма вступила в свои права и на смотровой площадке пришлось зажечь фонари, все присутствующие увидели, как мощный поток ветра подхватил поднимавшийся в небе алкогольный пар и свободно понес его к развалинам древнего монастыря. Так продолжалось не менее четверти часа, после чего дракон устало выдохнул и принялся спускаться к своим друзьям.

– Я свое дело сделал, – сообщил он, – такой порции негодяю должно быть более чем достаточно. Теперь, любезный Шизелло, пришел ваш через порадеть за отчизну!

Ромуальд Шизелло с достоинством выкурил сигару, сделал добрый глоток «тридцать третьего» и значительно посмотрел на своего друга. Тот сурово кивнул, напряг хару и загудел низким, пугающим голосом:

– А-ааааа……

– Ыыыыыыы… – еще ниже вторил ему Шизелло.

В воздухе отчетливо потянуло ароматом незрелых абрикосов. Барон украдкой пощупал спрятанную за кирасой пачку туалетной бумаги и успокоился.

Скоро подошло к полуночи. Вызванная на площадку Петронелла облачилась в черный дамский доспех, поправила на бедре двенадцатизарядный прабабушкин «Кольт» и мысленно повторила заклинание.

Барон посмотрел на хронометр.

– Пора! – и украдкой смахнул слезу.

Прекрасная воительница вскарабкалась на спину к дракону и тот, взмахнув крыльями, поднялся в усеянное звездами ночное небо. Впереди лежали развалины монастыря.

Уже через минуту славный Шон смог убедиться в том, что его план сработал. Не далее чем в паре метров от мрачной старинной башни посверкивали искры, и вот легкий ветерок донес до его чуткого уха сдавленное кряхтенье, шум, напоминающий бег небольшого водопада и визгливые угрозы на урду и фарси.

– Заклинание! – приказал он своей наезднице.

Гордо подняв прекрасное лицо, Петронелла прокашлялась и начала:

– На стуле сидели, ели сардели! Ели сардели, в воду глядели!

Голубоватые искры вдруг стали зелеными, а вокруг присевшего на корточки колдуна сгустились тени.

– Как поглядели, так прослезились! – продолжала гордая Петронелла.

Тени проступили отчетливей, и теперь Шон хорошо видел какие-то фигуры, угрожающе надвигающиеся на Черного Циклопидеса, который, в ужасе привстав, совершал руками беспорядочные нервные пассы.

– …грехи! Отразились! – закончила красавица.

И в тот же миг все тридцать три тещи старого колдуна Циклопидеса, среди которых были и Глухая Зейнаб, прославленная в борьбе магрибских девочек, и могучая трактористка-засейница Бибигуль, и даже сама тетушка Айша-ай-Разорви, издав гортанный крик, разом обрушили на злосчастного колдуна свои сковородки работы старых мастеров.

Раздался глухой треск, обычной при подобных несчастьях, дымящиеся мозги колдуна брызнули во все стороны, и все стихло, даже приумолкли в ужасе неутомимые озерные жабы.

Петронелла триумфально вернулась в родной замок, где к следующему вечеру слегла с легким недомоганием по случаю злоупотребления мороженым. Но это уже другая история: добавим лишь, что впредь мало кто из мерзкого племени темных магов решался ступить на земли, так или иначе прилегающие к Кирфельду.

8-10 июня 2005 г., Санкт-Петербург.

О налогах и не только

…Как это иногда случается, то утро выдалось ранним – да впрочем, в нашем славном герцогстве бывает и не такое. Пшеница золотилась как никогда, и в бездонном небе жизнерадостно пели птицы. Любимый кот баронессы, могучий и чертовски полосатый Жирохвост, сидел, задумчиво шевеля усами-вибриссами, на краю сверкающего в солнечных лучах поля, и неторопливо читал лекцию по общей философии своему юному ученику, серому котенку Толстопузику.

Тот отличался немалыми дарованиями, но, как и многие в его возрасте, не умел еще находить в себе достаточно терпения, а потому зачастую перебивал своего наставника. Стоило мудрому Жирохвосту на миг отвлечься по поводу ласточки, слишком низко, по его мнению, промчавшейся над самой его головой, как Толстопузик тотчас же принялся чесаться и задавать вопросы.

– Вот мне не совсем понятно, учитель, – пискнул он, воспользовавшись наступившей паузой в лекции, – вот как это вы говорите – мышь в себе, значит? Это она, значит, во мне, или все же сама в себе? А как же она сама в себе помещается? Это ведь уже две мыши выходит?..

– Ты слишком поспешен, мой юный пада… – хотел было ответить ему наставник, но, осекшись на полуслове, неожиданно вскочил на все четыре лапы и навострил свои огромные уши.

Густая шерсть на его загривке встала дыбом, прославленный хвост переплюнул в диаметре ствол старинной полевой трехдюймовки, а в круглых, как блюдца, желтых глазах вспыхнул недобрый блеск. Успевший уже многое усвоить из его науки Толстопузик немедленно последовал примеру учителя, воздев свою тощую еще спинку дугой и даже издав короткое шипение. Сперва он не слышал ровным счетом ничего, кроме привычного шороха ветра в колосьях, но вот до его чуткого уха донеслись довольно странные звуки – далекое еще позвякивание колокольчика и писклявый, протяжный вопль:

– Недоимки! А недо-оимки име-ем?.. А налоги пла-ачены?..

– Что это, учитель? – прошептал потрясенный Толстопузик.

– Беда пришла, – коротко ответствовал повернувшийся к ученику Жирохвост, и в глазах его сверкнуло холодное мужество. – Слушай меня, мальчик. Беги что есть духу в имение! Мне не добежать, я слишком… а впрочем, не важно. Беги в замок, пробейся к господину барону, и сообщи ему, что к нам идут странствующие братья-мытари. Так и скажи – странствующие мытари, он поймет. Очевидно, это один из орденов «Внезапных проверяющих». Их, похоже, трое. Ты все понял?

– Понял, учитель! – вскрикнул Толстопузик. – Странствующие мытари. А что, учитель, они очень страшные, мытари эти? Хоть бы посмотреть на них одним глазком-то, а?

– Беги, мой мальчик! – зашипел Жирохвост. – Беги изо всех сил и нигде не останавливайся. А я уж их задержу… век помнить будут.

Он хотел сказать «я слишком стар», но осекся, так как это было бы неправдой. На самом деле Жирохвост был отнюдь не слишком стар – по правде говоря, он был вообще еще не стар, – а слишком толст, и при массе в неполных девять кило ему и впрямь было не успеть. Впрочем, в сложившихся обстоятельствах его масса становилась воистину боевой, суля врагу неисчислимые бедствия… Поглядев, как исчез в пыли дороги тоненький хвостик Толстопузика, могучий кот расправил грудь и первым делом проверил заточку когтей на передних лапах. Удовлетворенный осмотром, он наскоро вылизался и потрусил в сторону приближавшихся странствующих братьев.

Тем временем его молодой ученик мчался во весь дух, задрав в небо хвост и не останавливаясь даже на то, чтобы сплюнуть немилосердно забивавшую его рот дорожную пыль. Гордости его не было предела – он, маленький серенький котенок, отнюдь не достигший еще настоящей полосатости, получил задание, от которого, возможно, зависит судьба самого господина барона! Наверняка это он, тот самый Случай, что позволяет выдвинуться храбрым и честолюбивым – не мышь поймать!.. Крохотное сердечко Толстопузика переполняла надежда, и он бежал, не ощущая боли в подушечках своих маленьких лапок, причиняемой ему мелкими камешками, коими, увы, переполнены наши сельские дороги.

Впрочем, никакой кот, обладай он даже самым рыцарственным сердцем, не способен бежать долго. Его дело – стремительный бросок, а никак не долгий изнуряющий марафон. Как ни крепился Толстопузик, но в какой-то момент он понял, что дальше мчаться не может. Или почти не может… но тут ему повезло.

На краю поля, до которого оставалось совсем уже недалеко, торчал хорошо знакомый ему круп старого баронского коня Пупыря. Нужно сказать, что боевой скакун господина барона обладал немалыми свободами в имении: так, если заранее было известно, что на следующий день ему не следует ждать службы, Пупырь свободно уходил в поля, забираясь подчас достаточно далеко, и лакомился то овсом, то чем еще, вплоть до незрелых огурцов. Впрочем, следует заметить, что пасся он всегда оседланным, ибо, обладая удивительным слухом, мог примчаться на первый же свист хозяина. Так случилось и сейчас – глубоко засунув морду в посевы, гордый конь вяло двигал челюстями, и размышлял о подлой природе слепней, вьющихся над его крупом.

Тяжело дыша, Толстопузик шагом преодолел отделявшее его от Пупыря расстояние и, кое-как прочистив горло, запищал:

– Дядюшка Пупырь! А, дядюшка Пупырь!

Но погруженный в раздумья конь все так же меланхолично жевал… тогда Толстопузик, набравшись храбрости, подпрыгнул и пребольно цапнул Пупыря повыше левого заднего копыта. Конь всхрапнул и мгновенно развернулся всем телом.

– Ты что, куница, охренела? – проревел он. – Места тебе мало? И что ты ващще посередь дня тут лазишь? Жирохвоста кликнуть?

– Я не куница, дядюшка Пупырь! – что было сил закричал котенок, становясь для убедительности на задние лапки. – Я Толстопузик, ученик достопочтенного кота Жирохвоста! Беда у нас дядюшка, беда пришла!

– А, так это ты, малыш? – удивился Пупырь, не без труда узнавая всеобщего любимца. – На кого ж ты похож, однако! Я тебя за ерунду какую-то принял. Что это у тебя с шерсткой, разве наставник не учил тебя вылизываться как следует?

– Беда, дядюшка! – повторил юный герой. – Послал меня учитель, скорее, говорит, в замок беги, да только, чую, не добежать мне – мы ведь третьи сутки уже в поле на мышиной практике, далеко ушли…

– Да что за беда-то? – встревожился Пупырь, низко наклоняя голову, чтобы лучше слышать писк котенка.

– С южной границы братья-мытари идут! Учитель сказал, что, похоже, из «Внезапных проверяющих»!

– Понятия не имею, что это за хрень, – признался Пупырь, – но раз наш Жирохвост говорит, что беда, стало быть, так оно и есть. Давай, малый, запрыгивай на седло да полезай в сумку. А я уж не подведу.

С этими словами Пупырь лег на живот, чтобы котенку сподручнее было забраться сперва на седло, а оттуда уж соскользнуть в седельную сумку.

– Ты пепси-колки-то попей, – посоветовал он, выпрямляясь, – там, в сумке фляжка есть. Только смотри, бери ту, что поменьше, а то в большой… ну, в общем, рано тебе еще.

В большой фляге находился вишневый самогон господина барона. Сообразительный Толстопузик, едва занырнув в уютное кожаное нутро седельной сумки, тотчас же нащупал небольшую хромированную фляжку с пепси, отвернул крышку и кое-как утолил жажду – хотя, если честно, он, конечно, предпочел бы молоко. Но до молока еще нужно было добраться.

И Пупырь бросился в галоп.

А что же мудрый Жирохвост, оставшийся встречать непрошеных гостей на южной границе имения? О, на его долю выпало немало испытаний.

Звон колокольчика приближался; мерзкие голоса братьев-мытарей, тем временем, постепенно становились все тише, а в конечном итоге утихли вовсе, и вскоре они уже шли в полном молчании, продолжая, однако, предупреждать всех честных людей о своем продвижении колокольцем. В тот момент, когда все трое пересекли хорошо знакомую Жирохвосту юридическую границу имения, суровый кот, притаившийся до поры в засаде, издал леденящий душу боевой мяв и швырнул свое тело вперед, целясь в левое полужопие предводителя, шествовавшего во главе процессии в бархатной синей ризе. Следует признать, что атака его была выполнена по всем правилам воинского искусства – таким броском гордился бы сам Гударьян: девятикилограммовая полосатая торпеда, пролетев не более полуметра, повисла на когтях, впившихся в мясистый филей брата-мытаря, и тотчас же принялась драть его оплывшую жиром ляжку обеими задними лапами. Мытарь заорал нечеловеческим голосом и повалился в пыль, не пытаясь даже сбить с себя невесть откуда взявшегося кота. Его собратья, визжа, забегали вокруг, принялись махать своими инкрустированными платиной дорожными посохами, но добились лишь того, что Жирохвост, отодравшись от порядком покалеченного предводителя, пару раз съездил обоим по ладоням – отчего те немедленно залились кровью, – и, угрожающе зашипев, скрылся в густой пшенице.

– Синяки будут, – прохрипел он, вылизываясь в сотне метров от поля боя, – попали-таки разик. Ну ничего, я вас еще достану.

И, молниеносным движением перехватив очень кстати пробегавшую мимо полевую мышь, могучий Жирохвост осторожно двинулся в сторону замка.

Тем временем Пупырь, ровно мчащийся ударным галопом в сторону замка, вдруг захрипел и принялся тормозить, отчего несчастный Толстопузик едва не размазался по стенке седельной сумки.

– Что там, дядюшка? – испуганно запищал он, высовываясь наружу.

– Гвоздь, – горестно ответствовал гордый скакун, внимательно рассматривая свое правое переднее копыто.

– Вытащить, дядюшка? – предложил Толстопузик.

– Да он сам выпал… – вздохнул Пупырь. – Ты вот что… в той сумке, что с другой стороны, есть фляжка с первачом. Она маленькая. Ты ее на дорогу выбрасывай, и попробуй мне ранку залить. А то заражение, сам знаешь… а там уже как-нибудь дотопаем.

– Нельзя нам как-нибудь, – возразил котенок. – Время ведь, время!

Пока он перебирался на другою сторону седла, вытягивал из сумки фляжку и заливал первачом – а потом и зализывал, – небольшую, но крайне болезненную рану на копыте Пупыря, умудрившегося проткнуть его случайным дорожным гвоздем аж до крови, – времени и впрямь прошло немало. Толстопузик очень спешил. Но чем больше он спешил, тем больше ему казалось, что им не успеть, особенно учитывая то, что до замка оставалось еще отнюдь не мало лиг.

Неожиданно над его головой раздалось мягкое шипение, и громадная тень вдруг закрыла солнце.

– Привет, старик, – услышал котенок мягкий рокочущий голос и скорее оторвался от копыта, – что это ты?

– Гвоздь, – мрачно ответствовал Пупырь. – А нам скорее надо.

– Скорее?

Подняв голову, Толстопузик с восторгом увидел обладателя огромной тени. То был Шон, величественный золотой дракон, друг и наперсник господина барона! Он сидел посреди дороги, сложив крылья за спиной, и с некоторым недоумением разглядывал котенка, оказывающего первую помощь могучему боевому коню.

– И куда это вы так спешите? – осведомился дракон.

– Господин дракон, – затараторил котенок, уже ощущающий, как за спиной у него также вырастают крылья – крылья удачи, – нам срочно нужно в замок, к господину барону. Меня послал мой учитель, Жирохвост. У нас беда на границе.

– Жирохвост? – дугой пошла бровь дракона. – Он неглуп… что же там, малыш?

– С юга идут братья-мытари. Учитель говорит…

– Мытари?! – взревел Шон. – Знаю я сие поганое братство, видал аж лично. И ты – молчишь? Немедленно ко мне, Пупырь и сам дошкандыбает. Не побоишься?

– Нет, господин дракон! – восторженно взвизгнул Толстопузик.

– Тогда – сюда! – и огромный дракон, протянув к нему левую руку, правой указал на раструб обтягивающей ее широкой пилотской перчатки.

Мигнув горестному Пупырю, котенок вскарабкался по ладони Шона и забрался в широкий кожаный конус. Поерзав, он устроился там поудобнее и храбро отрапортовал:

– Я готов!

– Вперед! – отозвался Шон и взмыл в небо.

И золотые поля ушли вниз, а на горизонте появились очертания высоких башен замка. Высунув голову из перчатки, Толстопузик, изнывая от ужаса пополам с восторгом, смотрел, как мчатся внизу серые ленты дорожек, ровные квадраты полей и речушки, там и сям змеящиеся через баронские земли. Это было настолько восхитительно, что он даже забыл, зачем, собственно послал его учитель. Впрочем, через несколько минут, когда Шон принялся выцеливаться к посадке на обширном замковом дворе, он очнулся и затрепетал от нетерпения. Сейчас, сейчас, он доложит господину барону о грядущей опасности… Дракон меж тем вдруг шумно задышал, втягивая носом прохладный утренний воздух, и вдруг издал громоподобный рев:

– А-га! Ку-уме!

И из-под крыши здоровенной летней беседки навстречу ему пластично выбрался еще один дракон – чуть меньший по размерам, раскраской шкуры схожий с малахитом, а так же оснащенный совершенно потрясшими Толстопузика длинными, доходящими ему до плеч черными усами. Следом за незнакомым драконом появился и сам барон Кирфельд, облаченный в парадную кирасу и начищенные кавалерийские сапоги.

– Вот и ты, Шон! – вскричал он, потрясая стаканом с некоей мутной жидкостью. – А отчего ж у тебя мобильник не отвечает?

– А от того, что я его позабыл, – хохотнул Шон, опускаясь, наконец на твердь земную. – Здорово, кум! Впрочем, ты погоди обниматься, у меня тут дело срочное. В общем так, – и дракон осторожно вынул из раструба своей перчатки вконец обомлевшего Толстопузика, – это вот ученик нашего полосатого мудреца Жирохвоста – говорит, будто послал его учитель, так как на южной границе появились братья-мытари.

– Что? – неприятно поразился барон.

– Вот то. Я не думаю, что Жирохвост стал бы поднимать тревогу из-за пустяков. Нужно принимать меры.

– Котенку – молока со сметаной! – вскричал барон, бережно взяв на руки Толстопузика, который, позабывши про все на свете, немедленно повернулся пузом кверху и замурчал. – Главного бухгалтера – ко мне, с документами.

…Кое-как замазав нашедшимся в походной аптечке йодом задницу брата Воровия, вся троица последовала дальше. Братья Украдовер и Жульман, так же пострадавшие от неожиданной атаки зловещего представителя кошачьих (Украдовер готов был поклясться, что то была пантера, Жульман же, на метр брызгая слюной, доказывал, что на них напал невесть откуда взявшийся снежный барс!), кряхтели и опасливо поглядывали по сторонам, не зная, чего теперь и ждать – за каждым поворотом им чудились полчища голодных тигров. Воровий молчал, так как напавшего на него зверя он по понятным причинам видеть не мог, однако же ощущал, что каждый шаг дается его разодранному заду с некоторым трудом.

Через некоторое время впереди показались черепичные крыши пейзанской деревушки. Дорога вдруг приобрела гладкое асфальтовое покрытие, сильно запахло сакурой и зреющим до срока кальвадосом.

– Живут, сволочи, – промычал себе под нос брат Воровий, оглядывая ладные двухэтажные домики с острыми крышами, тонущие в белом цветении садов. Там и сям под ногами валялись мелкие яблоки, груши и давленые вишни, которыми гнушались даже свиньи, в изобилии бродящие вдоль пейзанских заборов.

Остановившись у первых же с краю ворот, Воровий с силой застучал в крашеный зеленой краской металл:

– Эй, хозяева! Недоимки есть? Отвечай, говорю! Налоги плачены?

– Что там за скотина дубасится? – раздался недоуменный бас откуда-то сверху. – Марфа, глянь, что за уроды в калитку лупят? Звонка нет, что ли?

На стук брата Воровия калитку распахнула могучего телосложения баба в топике и короткой юбке, с золотым монисто, горизонтально лежащим на груди.

– Те чо, убогий? – поинтересовалась она, смерив мытаря презрительным взглядом.

– Недоимочки за кварталец имеются? – поинтересовался Воровий, ловко доставая из-под ризы кожаный с бриллиантами органайзер.

– Че-во? – удивилась баба. – Недоимки? Да пошел ты…

– Марфа, слей им помои, – посоветовал все тот же бас сверху.

– Сам слей! – рявкнула Марфа.

– Не могу, – стоически ответили ей, – у меня комментарии к Конфуцию. Некогда.

– Короче, – решила пейзанка, – дом старосты – третий с того краю. Вот до него и шлепайте, а мне с вами недосуг.

Брат Воровий постоял перед захлопнувшейся калиткой, потом резко развернулся и, махнув рукой остальным, зашагал по улице.

– Посмотрим еще, – прошептал он.

Достопочтенный Воровий не знал, конечно, что из-за ближайшего куста малины, упрямо вырвавшегося под забором на улочку, за ним пристально следят недобрые желтые глаза Жирохвоста. Поглядев, как троица мытарей шествует в направлении старостиного домика, суровый кот коротко мявкнул, и к нему тотчас же подбежали два молоденьких поросенка, давно уже заметившие появление в селе известного учителя.

– Вот что, ребята, – скомандовал он, не интересуясь даже их именами, – а ну-ка позовите мне старика Мэтровича, да быстро. Я пока здесь его подожду.

– Ясно, господин Жирохвост! – отрапортовали поросята и бросились по улице.

Не успел Жирохвост как следует вылизаться, а поросята уже вернулись вместе с могучим старым хряком Мэтровичем, молочным братом известного Партизана, давно обретавшегося в замке.

– Привет тебе, мудрец, – хрюкнул Мэтрович. – Что привело тебя в наши края?

– Собирай народ, старик, – глядя хряку в глаза, распорядился мощный кот. – Дело есть…

Троица странствующих мытарей, не утруждаясь уже заглядывать в иные дома, двигалась к обиталищу деревенского старосты. Найдя оное не столько по счету, сколько по скромной бронзовой табличке на калитке, брат Воровий приосанился и нажал на пуговку звонка. Некоторое время спустя – братия впрочем, заскучать все же не успела, – калитка распахнулась и все трое узрели окладистого вида старца в длинной холщовой рубахе, что-то жующего. Борода старосты доходила до пупа, а брови его отличались такой густотой, что и глаз-то не разглядеть.

– Чем могу? – гулко вопросил патриарх, внимательно разглядывая непрошеных гостей.

– Странствующие мытари, – выпятил грудь брат Воровий. – Орден «Внезапных проверяющих». Недоимки за квартал имеем?

Староста задумчиво поскреб за левым ухом.

– Голодные, небось, с дороги-то? – поинтересовался он.

– Ох-х… – помимо воли вырвалось у брата Жульмана.

– Да вы заходите, – улыбнулся староста. – У меня там еще похлебочки гороховой осталось немного. Как раз на троих…

– Увы, – сдержанно поморщился Воровий. – Вам, уважаемый, следует знать, что всякий, вступающий в наш орден «Внезапных проверяющих» дает строжайший обет не вкушать ничего, окромя жирной пищи и коньяков. Вот если б вы предложили нам шницелек под «Араратик», тогда еще, быть может…

– Лососинку тоже можно, – пискнул брат Украдовер.

– Да и икорочку по уставу дозволяется, – осторожно добавил Жульман.

– Только зернистую, – строго перебил его Воровий. – Ни в коем случае не паюсную! И то по четвергам.

– Ну, – нисколько не смущаясь, хмыкнул староста, – деликатесов не запас – не сезон нынче. Могу кальвадосу накапать – будете?

– Вы нам лучше – документики! – проговорил брат Воровий, воздевая свой скромный органайзер.

– Дык пройдемте, – охотно согласился староста и даже посторонился, пропуская гостей во двор.

А в замке тем временем шла задушевная беседа. Невзначай прилетевший в имение Кирфельд дракон оказался отнюдь не случайным гостем, а давно ожидаемым г-ном Клизьмуком из Канева по прозванию «Огненный клистир», приходившимся Шону не кем-нибудь, а самим кумом. Так как гостя ждали уже давненько, барон оказал ему в отсутствие Шона всевозможные почести, усадил за стол и велеть раскупорить старые бочки перцового – да и Клизьмук прибыл, понятное дело, не с пустыми руками.

Пока ждали бухгалтера, Шон успел откушать штрафную и неожиданно пришел в достаточно благодушное настроение.

– Вовремя вы, куме. Ох, вовремя, – несколько загадочно проговорил он, оглаживая живот.

– Я иностранец, – не менее загадочно отозвался Клизьмук. – Так что полномочиями не располагаю.

– Да ладно тебе, ладно, – понимающе усмехнулся Шон. – И не то еще бывало на нашем с тобой веку.

– Это вы о чем, господа? – вежливо поинтересовался барон.

– О совместно проведенном детстве, – хохотнул Шон и поспешил наполнить кубки.

– К вам господин главбух, ваша милость! – провозгласил всунувшийся в беседку лакей.

– Ох, я вынужден немного отвлечься, друзья, – развел руками барон, вставая.

– Ерунда, – дернул плечом Шон. – Теперь уже ерунда, – и с прищуром поглядел на своего кума.

Тот изрядно поморщился, но все же промолчал.

– …Ну, вы, любезный, тут сами нарушения поищите, чтобы штрафик был, а мы потом зайдем… еще зайдем, – в крайней досаде советовал старосте брат Воровий, двигаясь к калитке. – Завтра, может быть. Чего время-то тянуть, верно? Верно ведь? – переспросил он, оборачиваясь за поддержкой к своим присным.

– Уж да уж, – вяло закивали те. – Тянуть – оно только пеня капает…

В желудке брата Жульмана предательски заурчало – кабы не обет, сейчас он вполне согласился бы и на остатки гороховой похлебки, – однако ему пришлось сдержаться и утешить себя тем, что уж в замке-то их точно ждут и лососинка, и поросята под хреном. В конце концов, не было еще таких замков, где братьев-мытарей встречали бы иначе. А брюхо – так на то и жир: потерпит.

– Что-то я не намерен больше инспектировать здешние деревни, – раздраженно проговорил брат Воровий, едва ступив за ворота. – Таких сволочей свет не видывал! Все у него, видишь ли, в порядке, а что не в порядке – так то к господину барону. Ты подумай! Пора, пожалуй, в замок. А, братие? Что скажете?

– Пора, брат, пора, – горячо забормотали Украдовер с Жульманом.

И, сориентировавшись по карте, братья-мытари двинулись к замку. Впрочем, от деревенской околицы они отошли недалеко…

– Вон они, добры молодцы, – радостно почесывая у себя за ухом, сообщил Жирохвост, едва из-за забора крайней усадьбы появились трое деловито шествующих мужчин в синих ризах. – Ну что, Разорвай, готовы твои парни?

Рыжий кот Разорвай довольно облизнулся и посмотрел на десяток молодых разномастных котов, занявших, как и он, боевую позицию на краю кукурузного поля. Ответом ему был яростный блеск сузившихся в предвкушении боя глаз.

– Это вам не мышей ловить, – подзадорил Разорвая лежащий рядом Мэтрович.

– Ты не боись, дедушка, – цыкнул желтым клыком боевой кот. – Щас мы их сделаем. Ну что, Жирохвост, пора, что ль?

– Пора, – согласился тот и, поерзав прижатым к земле задом, неожиданно для всех бросился в атаку.

Пыльная дорога огласилась яростным кошачьим воем. Впереди всех летел массивный Жирохвост с прижатыми к черепу ушами, чуть сзади мчался Разорвай, а следом нестройной толпой неслись и остальные – молодые и честолюбивые, жаждущие славы. Еще бы! Когда еще выпадет случай похвастать перед нежной подругой такими небывалыми приключениями! Можно не сомневаться, что сегодняшним же вечером на чердаках случится множество любовных историй…

Братья-мытари, успев все же осознать летящую на них когтистую и клыкастую опасность, бросились было назад в деревню, но откуда ни возьмись под ноги им прыснули три десятка (а может, собственно, и больше!) верещащих поросят, и все смешалось.

Через минуту сражение было окончено. Что коты, что свиньи исчезли так же стремительно, как и появились, оставив на дороге троих странствующих мытарей в изодранных ризах, в крови от великого множества глубоких, хотя и не опасных царапин, да более того – в слезах и отчаянии.

– Что это было, брат Воровий? – простонал несчастный Жульман, не имея сил подняться на ноги.

– Что-что, – ухмыльнулся в кукурузе Жирохвост, с довольным видом почесывая себе брюхо. – А то сам не знаешь…

И, дружелюбно обнюхавшись на прощанье с Разорваем, мудрый кот не спеша потрусил в сторону замка.

Братья-мытари тем временем не без труда встали и, разыскав йод, принялись за обработку полученных при внезапном нападении ран.

– Следует отправить жалобу в сельскохозяйственную коллегию данного герцогства, – ворчал Украдовер, – барон Кирфельд, подумать только, терпит на своих землях огромное количество диких животных… опаснейших хищников!.

– Представляющих несомненную опасность для мирных путников, – вторил ему истерзанный Жульман.

– Негодяй ответит нам за все, – резюмировал Воровер, до которого, тем не менее, уже стало кое-что доходить.

Говоря по правде, единственным его желанием было как можно скорее покинуть пределы столь негостеприимного имения, однако же подобное бегство казалось невозможным по целому ряду причин: во-первых, следовало хотя бы заштопать изрядно пострадавшие от когтей и клыков одежды, а во-вторых, честолюбивый Воровер не мог рисковать своим авторитетом в глазах братии. Отступить? Никогда! «Внезапные проверяющие» не отступали даже пред гневным ликом прокурора… Итак, собрав остатки мужества да кое-как отряхнув от пыли ризы, братья-мытари продолжили свой нелегкий путь.

В дальнейшем всю дорогу до замка им не встретилось решительно ничего, что могло бы омрачить благостное течение мыслей достойных мужей – господин барон же, напротив, пребывал в некотором смятении духа. Плут главбух, будучи приперт к стенке, честно сознался, что НДС за прошедший квартал занижен недостойным образом вдвое, а выплаты в Пенсионный фонд и вовсе просрочены. В иной день барон только поблагодарил бы его за такое радение, но сейчас подобные деяния могли привести к некоторым досадным недоразумениям.

В сущности, барон прекрасно знал, что визиты «Внезапных проверяющих» имеют под собой весьма и весьма шаткую юридическую основу, и будь под рукой приличный адвокат, а еще лучше – разозленный застарелой подагрой прокурор, можно было бы смело гнать проходимцев прочь, но увы. Ближайшая адвокатская контора находилась в сорока лигах от имения, о прокурорах же, да еще и подагриках, в наших краях и не слыхивали. Посему рассчитывать приходилось исключительно на свои силы. На всякий случай барон связался со своим зятем, ученым человеком маркграфом Шизелло и велел тому немедля прибыть в замок на случай непредвиденных консультаций. В университете молодой Шизелло изучал когда-то и правоведение, однако ж несколько иная специализация – Ромуальд чрезвычайно увлекался естествоиспытательством, – не позволяла надеяться на достаточно квалифицированную помощь.

От того барон, кряхтя, приказал готовить горячие и жирные закуски и, запершись на время у себя в кабинете, открыл потайной фамильный сейф, где исстари хранились портреты мертвых президентов. Тщательно отслюнявив некоторое количество зеленых бумажек, барон Кирфельд с тяжким вздохом сложил их вдвое и засунул в карман своих велюровых штанов.

Пока он возился, в замок примчался раззолоченый пикап Ромуальда Шизелло. Так как его ненаглядная супруга Яссина изволила отбыть с матушкой по неотложным делам в столицу, ученый пребывал в несколько расстроенных чувствах и даже умудрился надеть наизнанку свой старый камзол. Услышав, что тесть заперся в кабинете, Ромуальд расстроился еще сильнее и проследовал прямиком в беседку, где был немедленно представлен гостю. Малахитовый дракон несколько удивился, завидев растрепанного человека в камзоле подкладкой наружу, сжимающего в руках замусоленный том Уголовного Кодекса, однако ж виду не подал и самолично отрезал вновь прибывшему шматочек ароматного копченого сала – того самого, что он привез в качестве подарка хозяевам. Хватанув по случаю прибытия пол-кружки сивухи, Шизелло позволил себе несколько расслабиться и погрузился в угощение.

– Увы и ах, – прочавкал он с набитым ртом, – знать бы, где упадешь, так, поди и сломки подстелил бы…

– Что вы имеете в виду, любезный Ромуальд? – незаметно подмигнув куму, спросил его Шон.

– Да если б я знал, что так случится, то, поди, не стал бы проводить время, отпущенное на правоведение, в иных местах…

– То бишь в сортирах? – уточнил Шон.

– Откуда вы знаете? – встрепенулся Шизелло.

Получить ответ он не успел, так как в беседку вернулся барон Кирфельд.

– Вы уже здесь, дорогой зять? – рассеянно проговорил он. – Это славно… мне, право слово, невыносимо стыдно перед нашим почтенным гостем, однако же после учиненного мною расследования выяснилось, что неожиданный визит братьев-мытарей и впрямь не сулит нам ничего хорошего. Негодяй главбух умудрился сокрыть доходов на…

– Лет на восемь? – с присущей ему непосредственностью поинтересовался Шизелло, проглотивший, наконец, сало.

– Тыщи на полторы! – рявкнул барон, испытывая неодолимое желание съездить дорогому зятю по рылу. – Если я что-то понимаю в этой жизни.

– Это печально, – вздохнул Шон и подлил в кружку своего кума.

Тот вдруг стал очень серьезен. Погладив рукой свои фантастические усы, Клизьмук прищурился – и в этот момент Кирфельду почудилось, будто над его плечами вспыхнули и тут же погасли крохотные злые искорки.

– Выпьем, пане барон, – предложил он. – А там уже и поглядим по обстановке. У вас, простите за нескромность, последняя проверочка когда была?

– Да квартал назад, – отозвался, вздыхая, барон. – А что?

– И все чистенько?

– Ну, тогда, да. Так ведь год-то почитай только начался… чего уж?..

– А уведомления, стало быть, никакого и не было? И записи о предыдущей проверке у вас в полном порядке, не так ли?

– Так, – кивнул барон, не совсем понимая, к чему клонит его грозный гость. – А что, собственно?..

– Та ничего, ничего, пане барон. То я так, о своем… – ответил дракон и снова пригладил усы.

На губах Шона заиграла хитрая ухмылка.

– Выпьем! – воскликнул он, поднимая свою кружку.

Немало измученные и перемазанные – снизу доверху, – йодом, братья-мытари приблизились наконец к воротам замка. Брели они, надо сказать, едва не из последних сил…

Стражник Макарий, дежуривший в тот день у подъемных ворот, едва не поперхнулся текилой, когда увидел три более чем странные фигуры, выплывшие пред его очи из горячего полуденного марева. Братья-мытари были похожи на кого угодно, только не тех гладких и самодовольных «Проверяющих», что пересекли сегодняшним утром южную границу имения: ризы их, некогда роскошные, теперь висели клочьями, распухшие физиономии там и сям украшали длинные коричневые полосы йода, от изящных причесок не осталось, увы, и воспоминания.

– Отпирай, о страж, – подбоченясь, выступил вперед брат Воровий. – С самой Пистойи [1] до вас шествуем.

– Че-го-о? – выпучил глаза Макарий, услышавший, разумеется то, что ему хотелось услышать. – Я вам, заразам, щас такую… устрою!

– Не сметь! – вскричал Воровий и выпростал из-под лохмотьев служебный золотой медальон. – Орден «Внезапных проверяющих»! – Немедленно открыть!

На шум к воротам выбежал дворецкий, уже осведомленный о сути визита. Подобострастно кланяясь, он предложил дорогим гостям свеженатопленную баньку, но Воровий гордо отринул его и велел немедля вести братию к хозяину замка. Вздыхая, дворецкий подчинился, и ободренные мытари важно прошествовали в беседку.

Завидев гостей, Кирфельд подскочил и хотел было укрыться с ними в кабинете, но Шон успел поймать его за рукав.

– Я полагаю, дорогой друг, не следует лишать братию удовольствия отдохнуть с нами на свежем воздухе, – прошептал он ему на ухо. – Горячее сейчас поспеет и все, я полагаю, сложится недурно.

Барон сглотнул и согласно кивнул. Тем временем Воровий, к коему неведомым образом вернулась вся его прежняя величавость, громогласно потребовал предоставить в его распоряжение все имеющиеся в имении финансовые документы.

Шон громко щелкнул пальцами, а Клизьмук принялся крутить правый ус. Поглядев на них, Кирфельд вдруг преисполнился храбрости и заявил следующее:

– Но помилуйте, почтенный брат, последняя проверка была у меня совсем недавно, о чем имеются все соответствующие случаю записи с печатями. Вы же, насколько мне известно, не удосужились поставить меня в известность о своем визите, нагрянув, прямо скажем, как снег на голову.

При этих его словах серый котенок Толстопузик, до того мирно лежавший на скамейке, вскочил и гневно изогнул спину. Шон ласково погладил его по голове и взял на руки.

– Вы со мной спорить?! – взревел Воровий. – Да я сейчас… да я такой штраф, что до конца дней своих не расплатитесь! Вы хоть понимаете, о чем идет речь?

– Да-да, понимаете? – прогундосил из-за спины Воровия брат Жульман, терзавшийся при виде лежащего на столе сала невыносимым слюноотделением.

– А что ж тут понимать? – тихонько хмыкнул Шон, поглаживая все еще настороженного котенка.

– Это еще кто? – воздел брови Воровий. – Что это у вас тут за драконы такие? Документики имеем?

Из-за стола резко поднялся Ромуальд Шизелло, ощутивший неистовое желание вступиться за тестя и уже занес было над головой том УК, но был остановлен мягкой рукой Шона.

В этот миг брат Воровий вдруг ощутил на себе чей-то тяжелый взгляд и поежился. Он не сразу сообразил, что на него в упор смотрит громадный малахитового тона дракон, зачем-то накручивающий на палец свой длинный правый ус.

– Уведомление было? – негромко произнес малахитовый, и Воровий неожиданно ощутил противное давление в области прямой кишки.

– Что это еще за?.. – начал было он, но договорить не успел.

Глаза малахитового дракона вдруг полезли из орбит, а на плечах его затанцевали языки пламени. На груди же вспыхнул огненный знак, от которого ноги брата Воровия сами собой подкосились и он почувствовал, как по ляжкам его течет что-то горячее.

– Нет… – захрипел он, пятясь. – Тайная контрольная служба! О, нет!!! Только не здесь… откуда здесь?..

Раскрытая книга, решетка и молот – вот что горело ослепительным бездымным пламенем на груди усатого гиганта. При виде сей эмблемы любой из братьев мытарей, где бы он не находился, немедленно ощущал на челе своем обжигающий дух пламени – то был знак Тайной контрольной службы далекой степной страны, где некоторые из драконьего рода, будучи призванными на госслужбу, осуществляли негласный надзор над налоговыми и таможенными органами, заживо сжигая того, кто по их мнению, превышал отпущенные ему властями полномочия.

Тут их быть не могло, но – вот же…

Плача и путаясь в соплях, гордый Воровий пал на четвереньки и бросился прочь – к тому моменту его менее стойкие собратья уже мчались, отвратительно воняя, через подъемный мост.

– Что это было? – ошалело поинтересовался Ромуальд, глядя на позорно бегущего мытаря.

– Ах, – непринужденно взмахнул рукой малахитовый дракон, уже погасивший огонь на своем теле, – после сала с самогоном меня вечно мучает метеоризм… ужасно неприятно, ну да что поделаешь! Прям глаза, знаете ли, вылазят. Так вот…

– …Мы могучие коты, мы ужасны и толсты, – запел Жирохвост, когда впереди появились знакомые ему очертания замковых башен. – Полосаты и хвостаты, мы суровые ребята… ч-черт, а что это так воняет? Неужто опять канализацию прорвало? И, рассудив, что без его советов тут не обойтись, он решительно прибавил ходу.

5-7 января 2006, Санкт-Петербург.

Слон для герцогини

Часто кажется, что чарующее солнечными лучами утро сменяет глухую тьму ночи совершенно незаметно, будто бы и нет на свете беззвучного течения времени! Меж тем дни идут за днями помимо нашей воли, принося нам рано или поздно – юбилеи. Радостные или нет, судить уж не нам с тобой, о читатель: тут, как известно, каждому свое, да только вот и герцог Херцог, милостиво властвующий над известным нам герцогством, однажды достукался-таки до пятидесятилетия своего правления. Такой юбилей – дело серьезное: шутка ли, целых пятьдесят лет провел герцог на своем хлопотливом посту, ночей не спал, а порой, бывало, и лишней рюмки не видел, неустанно заботясь о благосостоянии подданных! Сообразно событию, праздновать решили не так чтобы уж очень широко, но со вкусом. Парламент выделил потребное количество миллионов, и секретари засели за составление списков почетных гостей. Тут-то юбиляр и вспомнил своего старого слугу барона Кирфельда. Не пригласить на юбилей соратника и собутыльника, верой и правдой служившего герцогу в годы неспокойной молодости, было бы форменным кощунством. Сказано – сделано: мастер-писец вывел на рисовой бумаге именное повеление явиться ко двору «с чадами и домочадцами», и немедля же снарядили курьера.

Появление герцогского курьера, примчавшегося в замок на запыленном серебристом пикапе с герцогскими коронами, застало барона, прямо скажем, врасплох. О грядущем юбилее своего повелителя он, разумеется, помнил, более того, готовился отметить его в узком семейном кругу бочонком перцовки, но вот о приглашении, да еще таком, Кирфельд даже и не мечтал. Держа перед собой раззолоченный бланк герцогской канцелярии и поминутно вздыхая, барон велел звать к себе супругу, а сам тем временем приложился для успокоения к заветной фляге.

Прибывши в опочивальню мужа, баронесса Кирфельд хотела было разразиться гневной тирадой – она как раз собиралась с инспекцией на дальний свинарник, – но все же, рассмотрев как следует подсунутый ей под нос документ с герцогской короной, воплем своим предпочла подавиться.

– Однако ж, дорогой, я должна сказать вам, что вашими стараниями нам с дочерьми решительно нечего надеть! – рассудительно заметила баронесса, откладывая приглашение в сторону. – И как, по-вашему, мы будем выглядеть на балу? Да и зять ваш, Шизелло, износился уже до неприличия…

– Тряпок у вас хватит, – жестко ответил барон Кирфельд. – А ежели вы, дорогая, не заложили при покупке элитных уманских поросят бриллианты прабабушки, то и думать более не о чем. Следует, скорее, поразмыслить о том, кого нам брать с собою, ибо сказано же – «с чадами и домочадцами»!

Баронесса закусила губу. Бриллианты оставались там, где и всегда, а вот сапфиры… но племенные поросята стоили даже большего, что уж там думать о каких-то нелепых камнях.

– Распорядитесь пригласить ко мне зятя, – приказал меж тем барон, не способный терпеть общество своей супруги более трех минут, – и ступайте готовиться к выезду. Времени у нас немного.

Вскоре примчался и зять, досточтимый Ромуальд Шизелло. Пораженный услышанным, маркграф был несколько возбужден. Под мышкой у него находился толстенный, отделанный алькантрой том «Уложений об этикете» из фамильной библиотеки. Вбежав в залу, ученый принялся размахивать оной реликвией, да так, что едва не сшиб старинную бронзовую люстру под потолком – но тесть поспешил успокоить его стаканом вишневой наливки. Выпив и отдышавшись, молодой Шизелло положил массивный фолиант на стол и крякнул, приуготовляясь к небольшой лекции относительно грядущего празднования, однако же Кирфельд, хорошо изучивший пылкий характер зятя, не дал ему сказать и слова.

– Я, дорогой Ромуальд, позвал вас для того, чтобы обсудить, кого именно нам следует захватить с собой на праздненство по случаю юбилея его милости герцога, – проговорил он, раскачиваясь в кресле. – Дело это не шуточное, и кого попало в столицу брать нельзя.

– Никак нельзя! – горячо подхватил Шизелло.

– Поэтому, я полагаю, вопрос следует решить так: во-первых, естественно, конь, ибо без коня на параде мне не обойтись. Значит, Пупырь.

– Призвать немедля Пупыря! – вскричал Ромуальд, несколько расслабленный вторым уже стаканом вишневой.

– Не надо, – поморщился барон, грустно посмотрев на люстру, едва не пострадавшую вследствие прибытия зятя. – Он сюда может и не влезть. Во-вторых… нужно признаться, ваша достопочтенная теща побаивается мышей, а я никак не могу доверить столь ответственное дело, как ее охрану от сих зубастых хищников, кому-либо со стороны. Следовательно, необходимо взять и Жирохвоста, а также, я полагаю, его молодого ученика Толстопузика – я слышал, что полосатый юноша проявляет изрядные таланты во всех областях кошачьей науки. Остается, стало быть, наш дракон…

Тут барон слегка призадумался. С одной стороны, во времена его молодости о драконах при дворе не слыхали, а с другой – ну кто, интересно, из гостей может похвастаться драконом средь своих присных? Да еще и каким драконом, с целым метеотехникумом за плечами!

К тому же бросить друга Шона, уехав самому на праздник…

– И дракон, стало быть, тоже, – решил барон. – Лететь ему, пожалуй, все же не стоит, мало ли что могут подумать операторы ПВО столицы, так что повезем его в коновозе. У меня как раз остался старинный батюшкин, с бархатом в салоне. Нужно только, чтоб механики проверили кондиционер и аудиосистему, и все будет в порядке. А Пупырь поедет в новом, что попроще. Чай, не облезет!

Наутро во дворе замка творился форменный кавардак. Служанки носились с чемоданами платьев, механики нервно полировали фамильный «Шмайбах» барона, крайне раздраженный происходящим Пупырь разбросал сено, уложенное на пол своего коновоза, и улегся прямо на холодный резиновый пол, фыркая при этом, как старый дизель, а господин управляющий так ващще сбился с ног в попытках упаковать все необходимое, включая подарочный бочонок лучшего перцового самогона, в небольшой фургон, предназначенный для перевозки багажа почтенного семейства. Посреди двора восседал могучий кот Жирохвост и невозмутимо вылизывался, время от времени покрикивая на своего полосатого ученика Толстопузика, который возбужденно бегал туда-сюда, путаясь у всех под ногами и мешая погрузке.

Вскоре после полудня на крыльце главной башни появились Кирфельд и Шон.

– Что там? – спросил барон у управляющего. – Погрузились наконец?

– Так точно! – браво отрапортовал тот. – Все готово!

– Что ж, – зевнул барон. – Пора, стало быть, трогаться. Прощай, брат Шон – встретимся, поди, уже вечером, на ночлеге.

– Ничего, – улыбнулся дракон. – Не заскучаю. Жирохвост, Толстопузик, ко мне!

Сперва в роскошный старый коновоз, отделанный внутри нежнейшим алым бархатом, залез сам господин дракон (впрочем, коновоз был достаточно велик, чтобы Шон мог путешествовать с изрядным комфортом), а следом за ним запрыгнули и оба кота.

– Не боись, хлопцы, места всем хватит, – добродушно заметил Шон, распаковывая бочонок пива.

– Еще бы, – уважительно отозвался Жирохвост и снял с себя заплечную сумку, где находились скромные дорожные припасы.

Первым тронулся полубронированный минивэн с гайдуками барона Кирфельда, за ним – просторный «Шмайбах», где разместилось все благородное семейство, причем барон, сызмальства не доверявший наемным шоферам, вел гигантский лимузин сам, а следом потащились и оба коновоза, и фургон с багажом.

Устроившись как следует, Шон принялся настраивать тюнер. Из динамиков то и дело прорывались нечленораздельные вопли лауреатов «Фабрики гнезд» и он уже почти отчаялся, как вдруг на очередной кнопке заговорил уверенный баритон:

– Его превосходительство депутат Сочный произнес пламенную речь в защиту представителей кулинарных меньшинств и устраиваемого ими парада «Свободной Еды», который должен пройти в столице не далее чем завтра…

– Учитель, а кто они такие, эти «кулинарные меньшинства»? – поинтересовался Толстопузик.

– Извращенцы, малыш, – проворчал Жирохвост, доставая из своей сумки немалых размеров окорок, – некоторые даже мяса не едят, да и вообще…

– Во-во, – кивнул Шон и, раздосадованный радиоэфиром, поставил диск оперных арий в исполнении своей любимой Вероники Сердюченко.

К вечеру кортеж достиг небольшого городка Дульберг, откуда до столицы было уже рукой подать – там и заночевали, чтобы утром, на свежую голову, явиться ко двору.

…Поутру въехали в столицу. Юный Толстопузик, прильнув носиком к оконному стеклу, во все глаза рассматривал неведомые ему красоты большого города. Шон с Жирохвостом дремали, так толком и не проснувшись после завтрака. Неожиданно коновоз, до того мерно покачивающийся на неровностях проспекта, вдруг встал. Жирохвост недовольно приподнял голову и, зевнув, поинтересовался:

– Ну, что там еще такое? Или уже приехали?

– Непонятно, учитель, – пискнул Толстопузик. – Стоим на какой-то улице, да и все.

– Проклятье, мне снились необыкновенно пышные мыши, – возмутился Жирохвост и подошел к окну. – О, да впереди, очевидно, пробка! Просыпайтесь, дружище Шон! Кажется, нам пора выбраться на воздух.

Дракон вяло протер глаза и раскрыл лючок в кабину водителей.

– Что там у нас, ребята?

– Не понять, ваша милость, – ответили ему. – Все стоят и мы стоим.

– Давайте-ка, хлопцы, ко мне в карманы, – приказал Шон котам, – выйду я на воздух. Надо, в самом деле, поглядеть, что там такое творится.

И Шон решительно выбрался из уютного нутра коновоза. Из карманов его жилетки высовывались две любопытные полосатые морды – одна побольше, другая поменьше. Пройдясь вперед по ходу движения, дракон узрел своего друга и покровителя барона Кирфельда, стоящего возле своего запыленного дорогой лимузина с сигарой в зубах.

– А, вот и ты, – произнес барон. – Легок на помине. Не понять, что там впереди, проспект Умозрения перекрыт. А нам ведь во дворец…

– Ну, празднование начинается только завтра, – возразил Шон.

– Нужно разместиться как следует, – назидательно поднял палец барон. – Уж я-то знаю. Слушай, а что бы тебе не слетать на разведку, а? Посмотришь хоть как оно там, может объехать как-то можно…

– Мне? – засомневался дракон. – А стоит?

– Так ты потихоньку, на бреющем. Что тебе, в конце концов – мы же гости самого герцога!

Пожав плечами, Шон отошел к тротуару и принялся ловить ветер. Вскоре ему это удалось. Сильно оттолкнувшись от асфальта задними лапами, он взмахнул крыльями и поднялся в воздух. Засевшие в карманах коты обомлели от восторга.

– Смотрите, учитель! – завопил вдруг Толстопузик, указывая лапкой направо. – Там вон хрень какая-то!

И действительно. Такого Жирохвост еще не видел. Весь проспект Умозрения был запружен огромной толпой. То шел парад кулинарных меньшинств: удивительные люди, одетые кто редиской, кто соленым помидором, а многие и просто так, во фраках. В толпе виднелись знамена союза любителей черепашьих гнезд, союза дендрофагов и прочих неправительственных организаций. Вот один дендрофаг, не выдержав нахлынувшего на него экстаза, оторвался от стройных рядов своих единомышленников и, бросившись к ближайшей березке, вцепился в нее зубами и принялся пить березовый сок. Подбежавшие полицейские не без труда отодрали маньяка от ни в чем не повинного дерева и водворили его в фургон с решетками на окнах.

– Гей, гей, гей, кулинары! – неслось над проспектом.

Завидев парящего в небе дракона, участник парада приободрились. Группа лиц, наряженных маринованными каперсами, пустилась в пляс, мешая продвижению остальных. От такого жуткого зрелища Шона передернуло, и он поспешил вернуться к своим друзьям.

– Там, зараза, парад, – доложил он барону. – Кулинарные меньшинства гуляют.

– Нет, ну до чего эти вегетарианцы охренели! – возмутился Ромуальд Шизелло. – И куда только власти смотрят?

– Будем надеяться, что копрофагов на парад не пустили, – рассудительно заметил барон Кирфельд. – У них изо рта воняет. Что ж делать, друзья мои! Придется подождать! Что бы вам, Ромуальд, не достать из багажника флягу со сливовой?

Долго ли, коротко ли, а парад прошел, и дорожная полиция открыла выезд на проспект Умозрения, ведущий прямиком к герцогскому дворцу. После недолгих препирательств со стражей, кортеж въехал в дворцовый парк, где и велено было ждать. Барон, его зять и Шон затеяли небольшую партию в покер, а Жирохвост, строго наказав своему ученику неотлучно находиться при баронессе, прошвырнулся по окрестностям в поисках шальной мыши. Мышей, впрочем, он так и не встретил, зато случайно подслушал обрывок тарахтенья двух парковых белок:

– А вели-то его, под утро уже, смешные такие, опилками пахло…

– Та ты што! И опилками?

– Говорю ж тебе, смешные такие…

Дослушать могучему Жирохвосту не удалось, так как из дворца прибыли гонцы, и барон со свитой, бросив покер на самом интересном месте, поспешили на аудиенцию к герцогу, а кот помчался охранять «Шмайбах». Не дай бог мышь! Дело ответственное.

Герцог принял барона с семьей в малой парадной зале. Мудрый правитель восседал на яшмовом троне в зеленой мантии, имея по правую руку секретаря, а по левую – небольшой столик с вином и закусками. Представив свою родню, барон Кирфельд, согласно ритуала, пал на одно колено и коснулся губами герцоговой лодыжки.

– Встань, мой старый друг, – мягко проговорил герцог Херцог. – Увы, и ах, но юбилей мой омрачен немалым горем…

– Что произошло, повелитель? – щелкнул зубами Кирфельд и схватился за рукоять меча.

– Увы, твоя преданность вряд ли поможет мне… нынче утром стало известно, что неизвестные злоумышленники похитили любимого слона герцогини…

– Слона?! – выпучив глаза, подался вперед Ромаульд.

– Да, мой Шизелло, – вздохнул герцог. – Слона. Уж были допрошены все слонюхи, однако мерзавцы начали отмечать юбилей намного раньше сроку и всю ночь они, стало быть, валялись на слонюшне мертвецки пьяные и ничего не помнят…

– Так быть может, – начал Шизелло, задумчиво почесывая зад, – то был какой-то не совсем э-ээ… обычный слон?

– О, – оживился герцог. – Слон и впрямь был необычен! Он отличался удивительным умом, ласковостью и сообразительностью. Но, что теперь? Я подключил к делу лучшие силы, дознание ведет сам комиссар Горгонский, однако ж герцогиня, боюсь, совершенно безутешна. Что делать?.. Ума не приложу.

И с этими словами расчувствовавшийся герцог изящно принял двести «Арарата».

– А может, – продолжал, не обращая внимания на гневный взгляд тещи, Ромуальд Шизелло, – слон имел некие особые приметы? Не был ли он, скажем, полосатым?

– Да нет, – герцог задумался. – Полосатым я бы его пожалуй что и не назвал. Хотя, вот! Когда он был приобретен – еще слоненком, у одного почтенного торговца из Эллии, – на груди у него болталось серебряное ожерелье с тремя синими камнями. Камни эти не являлись драгоценными и шли, по уверению торговца, чисто в качестве бонуса. Слон рос, и в какой-то момент стало понятно, что без ампутации ушей ожерелье с него уже и не снять. Впрочем, чудесным образом растянувшись, оно ему нисколько не мешало, и решено было оставить все как есть. Так он и исчез – с ожерельем…

– Не было ли, – вдруг прикрыл глаза Ромуальд, – среди этих трех камней такого вот, в виде восьмиугольной звезды с золотой точкой посредине?

– Да, – удивился герцог Херцог. – А как ты догадался?

– Так… – вздохнул Шизелло, – домыслы…

При этом теща больно ущипнула его за задницу, на чем аудиенция и закончилась. Барон Кирфельд отправился заниматься размещением своего семейства, а Ромуальд тем временем нашел дракона Шона и в глубочайшей задумчивости присел на пенек.

– Слона сперли, – сообщил он. – У герцогини. Хорошие дела!

Шон уже открыл было рот, дабы выразить свое возмущение, но тут возле них затормозил старый серый «Пежо» с откидным верхом, из которого выскочил очень неприятный тип со стеклянным глазом.

– Комиссар Горгонский, – скороговоркой представился он. – Кто такие? Почему собираемся? Документики? Откуда драконы?

Ромуальд объяснил ему ситуацию, после чего Горгонский немного расслабился и даже стрельнул у Шона сигарету.

– Что там со слоном, комиссар? – ковыряя в зубе спичкой, осведомился Шизелло. – Подозреваемые есть?

– Нетрадиционные кулинары! – твердо ответил тот и сел в свой антик. – Подпольная секта слоноедов, однозначно! Расследование в полном разгаре, виновные предстанут перед судом.

И, обдав присутствующих струей сизого дыма, умчался в сторону ворот.

– Так вот, – посмотрев ему в спину, произнес Ромуальд, – несчастные нетрадиционные кулинары тут, конечно, не при делах. И слон тоже.

– Вау, – удивился подошедший к компании Пупырь, – а кто ж тогда?

– О, – хмыкнул Шон, – Пупырь разговорился. То из него слова не вытащишь, то…

– Не в слоне, повторяю, дело! – перебил его Шизелло. – А в ожерелье, которое было на слоне. Этот олух комиссар, конечно, не знает и знать не может, но похоже, что один из камней ожерелья – довольно редкий и очень действенный амулет от запоров и потертостей. В одной старой книге мне приходилось читать, что подобные амулеты чаще всего размещали именно на слонах – как для защиты оных, так и, по большей части, самих хозяев. По крайней мере, из описания герцога… эх, узнать бы, как у слона обстояло дело с пищеварением! Но на слонюшню нас, разумеется, не пустят.

– Черт возьми! – вдруг вмешался молчавший до того Жирохвост. – Я тут в лесу двух белок услышал – ну, они болтуньи известные, так вот одна из них, очевидно, видела, как слона вели прочь из дворца.

– Ты ее поймать сможешь? – подался вперед Шизелло.

– Я?! – поразился Жирохвост. – Да даже будь я вдвое легче – не кошачье дело белок промышлять. И как я ее, по вашему, узнаю? Я ее и не видел в общем-то! Слышал только. Но это и не важно! Суть в том, что те, кто его вели, выглядели, по мнению белки, смешно – хотя, кой черт ей, дуре, в таком деле верить? – а главное, пахло от них почему-то опилками.

– Опилками?

– Ну да, опилками, сам слышал.

– Хм… это что же, похитители у нас на лесопилке работают? Учитывая то, что слоненок был наверняка ворованный, но торговец из Эллии об этом, конечно же, молчал… хм, получается, если рассуждать логически, то его, вероятно, нашли люди, хорошо знающие ценность амулета… а таковые люди, скорее всего, происходят оттуда же, откуда и слон. Потому что амулетов таких в мире не так чтобы мало, но все же стоит каждый куда больше какого-то там слона, даже самого умного. Интересная получается история, не правда ли? Вот что, друзья, – и Шизелло отчаянно зачесал нос, – мне отчего-то кажется, что нам следует прошвырнуться по городу, благо времени у нас пока еще навалом, до обеда дорогой тестюшка меня хватится вряд ли, а вас так и подавно – готов спорить, он уже пьет на псарне со старыми соратниками. Давайте высунемся. Может, что и увидим… иди сюда, Пупырь.

– Ну вот, – вздохнул конь, оседланный, как и положено, с самого утра. – Опять вы, маркграф, пятками бодаться будете. Нет бы вам на Шоне полетать!

– А ты поршнями шевели, – огрызнулся Ромуальд, залезая на коня, – а то вечно за троллейбусом тащимся, как тормоза последние.

– Я – конь боевой, а не транспортный, – возмутился Пупырь. – Нашли тоже!

– Стоп, стоп, – неожиданно вскинул голову Шон, уже рассовавший котов по карманам, – а отчего, дорогой Ромуальд, воры не срезали ожерелье прямо в слонюшне? Зачем они тащили с собой животное, наверняка не слишком довольное подобной участью?

– На ожерелье скорее всего лежит заклятье, – пожевал губами маркграф Шизелло. – И снять его, конечно, можно, но вот бесшумно – вряд ли. Либо же нужен маг, знающий особые заклинания. Потому-то слона и увели – есть вероятность, что мага у них нет, а значит, либо слон уже убит, либо ожерелье все еще украшает его шею.

– Что бы им не заколоть слона на месте? – проворчал Шон, поднимаясь в воздух.

– Значит, и слон представляет для них определенную ценность, – буркнул себе под нос Жирохвост. – Опилки, проклятые опилки… что же они мне напоминают?

Меж тем, Пупырь с маркграфом Шизелло, благополучно миновав КПП, выехали на проспект Умозрения. Погрузившись в размышления, Ромуальд не торопил своего скакуна, и тот неторопливо трусил себе в правом ряду, старясь не мешать движению общественного транспорта. Неожиданно очнувшись, молодой ученый приказал коню встать возле газетного ларька и спешился. Рядом находился небольшой скверик. Взявши в ларьке пухлый номер местного рекламного листка, Шизелло завел коня в сквер и устало опустился на скамейку.

– Мама моя! – вскричал он через пару минут. – Цирк из Протрузии! Какое удивительное совпадение!

И, выхватив из кармана свой мобильник, Ромуальд Шизелло поспешил набрать номер Шона.

– Более того, – ответствовал благородный дракон, – оный цирк мы уже видим. И рекламные щиты на месте. Представление, если я не ошибаюсь, начнется только вечером, так что некоторые шансы у нас все же есть. Шевелитесь, друг мой – это угол Длинного и Свинцовой улицы, совсем недалеко от вас.

Маркграф Ромуальд нервно взгромоздился на Пупыря и скомандовал:

– Вперед!

Впереди оказалась ограда скверика, но боевой конь, ощущая ответственность момента, взял ее легким и непринужденным прыжком, после чего вылетел на проспект.

– В левый ряд! – завопил Шизелло, прекрасно знавший столицу еще со студенческих времен.

Вывесив хвост налево, Пупырь послушно перестроился и замер на светофоре.

– Стрелка! – крикнул Ромуальд, больно пнув коня пятками. – Опять спишь?

Верный Пупырь поднял голову, убедился в том, что на светофоре и вправду заморгала левая стрелка и резво пересек перекресток.

– Дальше куда? – прохрипел он.

– В средний ряд и прямо! – отозвался Шизелло. – За мостом направо! Сам доедешь или мне за повод браться?

«Да пошел ты…» – вяло подумал Пупырь, работая копытами. На мосту, лихо подрезав какого-то бородача на «Харлее», конь успел на зеленый и свернул направо с таким креном, что Ромуальд едва не вылетел из седла. Впереди уже виднелись палатки цирка-шапито, прибывшего, согласно рекламе, из самой Протрузии – являвшейся, как предполагал ученый маркграф, родиной несчастного слона. Приблизившись к большой зеленой площадке, специально отведенной под размещение бродячих цирков, Ромаульд заметил неяркий золотистый блеск в еловой рощице возле фонтана и понял, что там засел его друг дракон. Пупырь неторопливо перелез через живую изгородь, служившую оградкой площадки и приблизился к елям.

– Попасись тут пока, – распорядился Шизелло, спрыгивая на землю.

– Ну, в общем, шансы у нас есть, – сообщил ему Шон, свинчивая пробку с походной фляги. – У этих олухов такой бардак, что даже меня они, скорее всего, не заметят. А если и заметят, то примут за парадного дракона господина герцога и трогать не решатся. Я отправил котов на разведку – так что подождем еще немного…

Коты тем временем благополучно проникли вовнутрь самого большого шатра, источавшего весьма непривычные, чужие и далекие ароматы. Единственное, что мог четко сказать Жирохвост – это то, что пахло обезьянами, с коими ему уже приходилось сталкиваться по службе. Остальные же запахи выглядели весьма чужеродно, из чего он сделал вывод, что именно здесь, в большом шатре, и содержатся цирковые животные.

Пролезши под краем грязного лоснящегося брезента, разведчики оказались в лабиринте огромных деревянных ящиков. Жирохвост пошевелил ушами. Интуиция не подвела его – воистину, здесь располагался целый зоопарк. Где-то вдалеке шумно сопели бабуины, всхрапывали во сне пони, тяжко шевелился в клетке кто-то еще, могучий и внушающий безотчетный страх. Жирохвост посмотрел на своего ученика, замершего рядом с ним в ожидании распоряжений, и тихонько пристукнул лапой:

– Ничего не бойся. Нюхай и слушай. Пошли…

И мудрый кот осторожно двинулся вперед навстречу судьбе.

За ящиками стояла тьма, но что она значит для настоящего кота! Глазам наших разведчиков даже не пришлось тратить время на адаптацию – впереди отчетливо виднелась большущая клетка в которой спал кто-то, огромный и несомненно ужасный. Инстинкт подсказал Жирохвосту, что перед ним хищник, близкий ему по крови. Полосатый кот припал к земле и повел ушами.

– Тигр, – прошептал он своему ученику. – Он спит, и слава богу. Пошли дальше.

– Это Большой Брат, учитель? – шепнул восхищенный Толстопузик.

Жирохвост раздраженно махнул хвостом, приказывая ему молчать, и двинулся по узкому проходу – слева от него находились какие-то грязные металлические контейнеры, а справа – клетки со спящими бабуинами.

Они миновали дощатый загон на колесах, в котором мирно сопели пони, и вдруг Жирохвост ощутил новый запах – совершенно незнакомый, но в то же время влекущий его, как далекая звезда над закатным горизонтом. Шерсть на спине кота вздыбилась и он бросился вперед, не думая уже о маскировке. Так и есть! Во тьме громадного шатра стоял колоссальный, как ему показалось сперва, вольер, в котором темнели три округлые туши – две спинами к наблюдателю, а третья, не такая большая… от волнения Жирохвост привстал на задние лапы. Так и есть! Упершись лбом в запертую на старинный замок дверцу вольера, дремал относительно небольшой слон с серебряным ожерельем на шее.

– Эй, – тихонько позвал он, подойдя вплотную к прутьям вольера. – Ты спишь там?

Слон медленно раскрыл глаза и с недоумением воззрился на сидящего перед ним кота.

– Ты кто? – шепотом спросил он.

– Тебя украли? – шевельнул хвостом Жирохвост.

– Да, – кивнул слон. – Наверное, они ищут мага, чтобы снять ожерелье без того, чтобы убивать меня. Эти, – и он едва заметно двинул хоботом в темноту, где спали остальные обитатели вольера, – меня стерегут. Говорят, из меня сделают артиста. А я домой хочу…

– К герцогине? – уточнил Жирохвост.

– А куда ж еще… она мне вместо мамы. А какие пельмени делает! А ты… откуда?

– Если ты будешь делать все, как тебе скажут, мы тебя вытащим, – прошипел Жирохвост. – Только без паники, понял?

– Правда? – захлопал глазами слон. – Ты правда вытащишь?

– Болван твоя фамилия, – вздохнул Жирохвост. – Все, сиди тихо. Мы скоро придем. Толстопузик, за мной!

Коты бесшумно выбрались из шатра и бросились к своим друзьям, ожидавшим их в елях возле фонтана.

– Вы оказались совершенно правы, маркграф, – произнес, немного задыхаясь от бега, Жирохвост. – Слон действительно там. Я его видел и даже разговаривал с ним.

– Тот самый слон! – хлопнул себя по ляжкам Шизелло.

– Тот самый. И больше того – ожерелье до сих пор на нем, потому что потребного им мага похитители пока еще не нашли: похоже они ждут его прибытия, ибо слону уже была обещана артистическая карьера. То есть, убивать его не собираются.

– Ну, значит, пора звонить в полицию, – подытожил Шон.

– В полицию? – скривился Шизелло. – И отдать дело на откуп этому кретину комиссару? Ну уж нет! К тому же учтите, какой фурор произведет наше появление во дворце с украденным слоном! Какие почести герцог воздаст нашему барону! Нет, нужно изыскать способ вырвать слона из лап похитителей самостоятельно, без всякой полиции – и только потом, когда слон уже будет доставлен во дворец, сообщить комиссару о…

– Мы не сможем утащить его бесшумно, – вздохнул Жирохвост. – Разве что Шон сможет поднять слона в воздух.

– Слона? – вздохнул дракон. – Э, нет, парни, годы уж не те. Да и даже если б я его поднял – толку? Донести до дворца я все равно не смогу, а как, спрашивается, мы поведем слона по городу?

Жирохвост усиленно зачесался.

– В общем-то есть идея, – сообщил он после некоторого размышления. – Причем действовать нам придется очень слаженно, иначе дело не выгорит. А вот вам, маркграф, во время операции лучше посидеть на скамеечке перед фонтанчиком. Нечего вам туда лезть – а то кто знает…

…Через четверть часа Толстопузик, посланный разведать обстановку, вернулся с докладом: так как до представления еще далеко, обслуга пьяна и спит, вокруг шатра не видно решительно ни одного протрузийца. Сунув котов в карманы жилетки, Шон прокрался к шатру и осторожно влез вовнутрь – для этого ему пришлось распластаться по грунту, что не так-то просто для дракона его лет, но все обошлось без особых происшествий, лишь взвизгнул во сне начальник бабуинов.

– Толстопуз! – позвал Жирохвост, выбираясь из кармана. – Живо мне двух мышей, причем не душить, а принести к слонам живыми и здоровыми, понял! Мышей тут у них море, я за километр чую…

Юный ученик кивнул и стремглав бросился исполнять поручение. Жирохвост тем временем привел Шона к вольеру со слонами. Завидев дракона, слон герцогини отшатнулся в сторону и немедленно разбудил своих стражей. Те вскочили на ноги и повернулись к незваным гостям, рассерженно хрипя и выкрикивая угрозы на незнакомом языке.

– Щазз, ребята, – пообещал им Жирохвост. – Минутку… и весь ваш гнев, я полагаю, сойдет на нет!

– Точно он, – прищурился Шон, разглядывая ожерелье на шее слона. – Эй, хлопчик, это ты у нас из герцогининой слонюшни будешь?

– Я, – пролепетал слон, отшатываясь в сторону. – А ты кто?

– Потом узнаешь, – хмыкнул Шон и, напрягшись, выломал замок на дверце вольера.

Слоны-охранники ринулись было наружу, но неожиданно перед дверцей возник тяжело дышащий Толстопузик с парой трепыхающихся мышей в зубах.

– Туда! – рявкнул Жирохвост, и мыши полетели в вольер.

В вольере начался переполох. Визжа, протрузийские слоны прижались задницами к противоположной его стенке; вольер зашатался, однако Шон, не обращая ни малейшего внимания на происходящее, ухватил похищенного слона за хобот и выволок его наружу.

– Поехали! – крикнул Жирохвост, взлетая слону на шею.

Весь дрожа, герцогский слон двинулся по проходу. Вот рядом с ним зарычал проснувшийся тигр – но немало раззадоренный происходящим Шон мастерски дыхнул на него перегаром, и зловещий хищник, жалобно мявкнув, свалился на пол своей клетки в глубокой алкогольной коме. Подведя слона к стенке шатра, дракон взмахнул рукой, с треском разодрав брезент до самого купола, вследствие чего похищенный протрузийскими циркачами слон оказался на свободе.

– Живее! – вскричал Жирохвост, вполне освоившийся уже в роли слоновожатого. – Туда, к фонтану!

За их спинами все еще плескался приглушенный шатром жалобный крик.

Едва завидев слона с ожерельем на шее, маркграф Шизелло бросился к нему навстречу, спеша осмотреть заветное украшение.

– Так и есть! – завопил он, потерев пальцами крупный синий камень с золотой точкой посередине. – Это он, амулет! Я знал, я так и знал! Вот оно! Вот что значит университетское образование! Мы победили, друзья!

– Еще нет, – нервно озираясь по сторонам, возразил Шон. – Вяжите слона за хобот к Пупырю, и валим отсюда. Кажись, циркачи уже проснулись и вот-вот будут здесь, а мне совершенно не светит объясняться со столичными полицейскими!

После короткого размышления Шизелло был вынужден признать его правоту. Все еще испуганного слона привязали к хвосту Пупыря, и наши детективы споро двинулись в сторону дворца. Преследовать их никто не решился.

Обыватели, едущие по проспекту Умозрения, решили, что идет плановая репетиция завтрашнего юбилейного парада – защелкали многочисленные камеры, один особо одаренный фотограф попытался даже сунуть объектив слону под хвост, однако был остановлен гневным выкриком Шона, кружившего над процессией, после чего обстановка нормализовалась.

На КПП дворца появление краденого слона вызвало всеобщий ступор. Дежурный начальник стражи дважды пытался дозвониться его светлости, но от волнения все время ронял трубку, так что звонить пришлось его помощнику, принявшему с утра несколько меньше. Тем временем Шизелло набирал номер столичного полицейского управления. Сперва, как обычно, его никто не хотел слушать, но упоминание имени комиссара Горгонского произвело требуемый эффект, и в сторону странствующего протрузийского цирка выслали усиленный наряд во главе со следователем. Где находился сам комиссар, никто в полиции не знал – очевидно, тот выслеживал мифическую секту слоноедов.

Пока Шизелло ругался с диспетчерами полицейского управления, а Шон развязывал тугой узел на хвосте Пупыря, радостная весть все же достигла юбиляра, и его светлость примчался на КПП в сопровождении поднятого с постели барона Кирфельда и немалого числа свитских секретарей.

– О, мой слон! – возопил он, обнимая несчастного за хобот. – О, как счастлива будет герцогиня!

Офицеры стражи, стараясь дышать как можно дальше в сторону, вытянулись во фрунт, но на них никто не обращал внимания.

– Мой дорогой Шизелло! – перестав лобзать слона, обратился герцог к нашему ученому. – Клянусь, вы достойны наивысшей из возможных похвал! Завтра же я лично произведу вас в рыцари с присвоением почетного титула… блин, какой бы титул придумать по этому поводу?

– Почетного слоноспасителя, – тихонько подсказал один из секретарей, в то время как остальные усердно скрипели перьями, записывая речи любимого повелителя.

– Да, именно так! Я произведу вас в почетные слоноспасители нашего герцогства!

– Ваш верный слуга, – и Шизелло, сорвав с головы шляпу, отвесил изящнейший поклон. – Однако ж позволю себе заметить, что награды достоин отнюдь не только я, а и мои друзья и соратники, без мужества и тактических талантов которых мне одному нипочем не удалось бы вызволить несчастного слона из гнусного плена!

– Как так? – удивился герцог.

И Шизелло рассказал ему всю историю в деталях, нисколько не фантазируя и не стремясь, тем более, выгородить свою, пусть и значительную, роль в этом деле. Нахмурясь, герцог хлопнул себя перчаткой по животу и молвил:

– Что ж, тогда награды достойны действительно все!

После чего снова полез целоваться, сперва с Шоном и Шизелло, а потом и со всеми остальными, включая очень смущенного начальника стражи.

Наутро состоялся парад, причем Шон, украшенный золотисто-голубыми лентами и с саблей на боку, летел над головой процессии в качестве почетного воздушного прикрытия, а после парада началось награждение. Каждый получил по заслугам. Маркграф Шизелло стал рыцарем ордена Серебряной Ежедневной Вазы и единственным в герцогстве носителем титула Почетного Слоноспасителя, Шон, помимо упомянутой уже сабли обрел пожизненный вид на жительство с правом занимать офицерские должности в Военно-воздушных силах и пожарной охране, коты же, без участия которых дело решительно не могло состояться, по медали. Жирохвосту торжественно вручили Большую Золотую медаль «За службу», Толстопузик, сообразно чину, получил Серебряную «За прыткость». Даже Пупырь и тот удостоился позолоченной уздечки из рук самой герцогини.

Барон же Кирфельд, прославившийся некогда верностью своему повелителю, получил Рубиновый Змеевик – но об этом уж как-нибудь потом.

20-21 февраля 2006, Санкт-Петербург.

Таверна с дурной репутацией

Хоть и известно, что в нашем славном герцогстве царит вечная весна, но и весной случаются дожди, порою потрясающие своим невыразимым коварством. Вряд ли, думается, найдется на свете такая метеослужба, что предскажет заранее, какой из дождей будет теплым и ласковым, пробуждающим в душе светлые воспоминания детства, а какой принесет с собой мало что грозу, так еще и страшный, до костей пронизывающий ветер, способный иногда наделать немало бед на курятниках и свинарниках. Уж чего-чего, а свинарников в герцогстве хватает!

Однажды такой вот пренеприятный ливень застал наших старых друзей – достопочтенного барона Кирфельда и его соратников, возвращавшихся из Пеймара, где они с пользою для себя провели время на местной ярмарке. Собственно, несчастья их начались с того, что узкое асфальтированное шоссе, ведущее в сторону имения Кирфельд, оказалось разрыто подлецами-ремонтниками, и им пришлось, слегка вернувшись назад, сворачивать на проселок. Крюк получался немаленьким, однако выхода не было – ни коновоз, в котором путешествовал дракон Шон, ни, тем паче, фургончик со скромным багажом, перебраться через ров не могли, а объезда не было, ибо на том участке шоссе идет через болота. Шон предложил было барону продолжить путь самостоятельно, так как его могучий боевой конь Пупырь, вне всякого сомнения, одолел бы препятствие без проблем, но Кирфельд и слышать не хотел о том, чтобы оставить своих друзей и близких на волю провидения: ведь помимо Шона, которому, понятно, что ров, что завал – все едино, с бароном ехали его зять Ромуальд Шизелло, пара могучих котов – Жирохвост и Толстопузик, да еще и главный бухгалтер семьи месье Дрызгалли, человек нервный и несколько даже пугливый.

Итак, благородный барон отказался. Свернув на проселок, колонна пошла совсем уж медленно, так как старенький тягач, тащивший коновоз, оказался не способен развить на грунте сколько-нибудь приличную скорость. Видя это, Шон выбрался на воздух и пошел рядом с конем своего друга и повелителя.

– Боюсь, таким манером нам в имение и к ужину не успеть. А желудок, меж тем, подводит, – заметил он, доставая из жилетного кармана пачку «Шахтерских».

– По-моему, у нас должно было что-то оставаться из дорожных припасов, – ответил барон.

– Увы, мы все сожрали в обед. Кроме самогона, у нас нет решительно ничего. Дай бог, чтобы через пару часов нам все же удалось выбраться на трассу. Тогда, может, приедем ближе к полуночи.

Барон посмотрел на свой хронометр и вздохнул. Перед путешественниками расстилалась цветущая степь, там и сям украшенная небольшими рощицами: желтая дорога петляла меж невысоких холмов. В небе пели птицы. Дымя папиросой, Шон вздохнул и украдкой смахнул слезу, до того все это напоминало ему пейзажи далекой родины.

– Должен сказать вам, что в этот раз ярмарка произвела на меня довольно слабое впечатление, – заговорил дракон, чтобы как-то скоротать время в пути. – По зерновым, как вы помните, не было ни одной серьезной сделки.

– Да, все куда-то катится, – с охотой поддержал беседу барон, всегда любивший вспомнить о старых временах. – Вот раньше, помню – в те годы, когда я еще служил при дворе его светлости герцога нашего Херцога – мы, бывало…

Но договорить барон не успел, так как его воспоминания были беспардонно прерваны оглушительным раскатом грома, ударившего, казалось, прямо над головой. Пупырь раздраженно дернулся и задрал морду в небо.

– Как бы ливень не засадил, – озабоченно произнес Шон, последовав примеру верного коня. – Тучи-то какие тянет! И быстро!

– Точно-точно, – высунулся из окна фургона месье Дрызгалли. – Как бы непогода не застала нас в этих глухих местах!

– Надеюсь, вы не расклеитесь, – язвительно ответил барон и, отвернувшись в сторону, незаметно сплюнул: главбух уже порядком надоел ему со своими страхами и ужасами.

Меж тем ветер свое дело знал, и вот на головы наших героев упали первые, пусть и тяжелые, но пока еще довольно безобидные, капли.

– Как бы он не оказался прав, – процедил, щурясь, дракон. – Однако же, друзья, мне кажется, я вижу впереди мельницу!

И точно: желтая колея, обогнув очередную рощицу, открыла для взора наших путешественников довольно высокий холм, на котором медленно вращала крыльями огромная, кажущаяся даже зловещей, старая мельница, сложенная из массивных каменных блоков, поросших от старости мхом. Рядом с мельницей виднелось какое-то приземистое строение под соломенной крышей.

– Ливень сейчас вдарит всерьез, – заговорил Шон, – это я говорю как метеоролог. Может быть, нам стоит попросить у добрых хозяев гостеприимства, тем более, что это здание возле мельницы, кажись, ни больше ни меньше как таверна?

Барон нахмурился, не желая пасовать перед слепой стихией, но все же должен был признать разумность аргументов своего друга и наперсника. Тягач, а следом за ним фургончик, втащились на холм и встали на небольшой площадке перед таверной. Над входом помигивали неоном газоразрядные трубки, выводящие претенциозное название «Мулен Нуар».

– Ох, что-то не нравится мне это место, – прошептал месье Дрызгалли, выбираясь на воздух. – И кругом-то ни души…

– Да бросьте вы ныть, – отозвался Ромуальд Шизелло, покинувший уже место водителя. – И то вам не так, и это не эдак. Радуйтесь, что есть где укрыться от дождя, и точка!

Услышав шум подъехавших автомобилей, из таверны высунулся хозяин. Был он, как и полагается, весьма тучен, лыс и красен рожей, а в руке держал изрядных размеров мясницкий тесак.

– Прошу располагаться, ваши милости! – залебезил хозяин заведения. – Сейчас как есть дождь пойдет, а у меня при случае и заночевать можно, а уж насчет ужина не беспокойтесь, все случится в самом лучшем, что ни говори, виде!

– Будем надеяться, любезнейший, – кивнул барон и спрыгнул с коня.

Пупырь был водворен в теплую конюшню, где немедленно получил изрядную порцию овса, а остальные прошли в залу и расселись за длинным полированным столом. Прехорошенькая, как и бывает в таких случаях, девушка, облаченная в расшитый передник, принесла меню и, испуганно косясь на золотистого дракона в теплой клетчатой жилетке, из карманов которой высовывались любопытные морды двух котов, исчезла за стойкой.

– Странно, учитель, здесь не шибко пахнет мышами, – пропищал младший из них, юный полосатый Толстопузик.

– Это верно, – с задумчивостью отозвался его наставник, мудрый Жирохвост. – А должно бы… как это вдруг мельница да без мышей? И никого из наших собратьев я тоже не чую. Что ж это за таверна, в которой нет ни единого кошачьего?

– Я, пожалуй, возьму лососину в кляре, да икорки впридачу, – решил наконец барон, передавая меню дракону. – Эй, хозяин, неси коньяк! И чтоб без безобразий у меня – питьевой, а не технический! А то знаю я вашего брата: накрутят всякой дряни, а с утра от бодуна спасенья нет.

В это момент за окнами уютной таверны вдруг потемнело, и в стекла с грохотом ударил град. Подав к столу трехлитровый графин коньяку, хозяин поспешил включить небольшие желтые бра на стенах, отчего все в зале почувствовали себя в полной безопасности.

– С ужасом думаю, что ждало бы нас, не найди мы эту мельницу, – озираясь кругом, пробормотал главбух Дрызгалли.

– Ну вот, а вы еще жаловались, – рассмеялся Ромуальд, щедро наливая ему в стакан. – Пейте, мой дорогой! Утром, как рассветет, мы продолжим наш путь и не далее чем к обеду будем уже дома.

Бухгалтер недоверчиво покачал головой, но от коньяка отказываться не стал.

Меж тем Жирохвост, обуреваемый одному ему известными сомнениями, незаметно выбрался из кармана на жилетке Шона и, прошмыгнув под столом, отправился на разведку. Первым делом он обследовал углы просторного, с низким потолком, зала. Мыши здесь явно были – еще совсем недавно. Но странное дело, что-то заставило их уйти, а ведь Жирохвост готов был покляться, что ни один из представителей его кошачьего племени не переступал порога заведения уже лет так двадцать. Сделанные им открытия наводили на очень нехорошие размышления. Завершив обследование зала, мудрый кот незамеченным пробрался за стойку и оказался на кухне. Здесь все было точно так же, более того, ему даже удалось обнаружить относительно свежий, суточной давности, мышиный кал. Что могло заставить мышей покинуть уютный дом, в котором они являлись полновластными хозяевами? Погруженный в размышления, Жирохвост вернулся за стол и принялся меланхолично жевать заказанную им кильку. Ситуация нравилась ему все меньше и меньше.

– Слышал я как-то историю, – заговорил, желая подразвлечь своих спутников, барон, – в те, конечно, времена, когда мне довелось служить при дворе… Так вот: ехали по полю два рыцаря. Да-да, вы наливайте, дорогой Ромуальд, не стесняйтесь. Так вот же, друзья мои: ехали, говорю, по полю два рыцаря. И были они, надобно вам знать, побратимами, но речь сейчас не об этом. И вот точно так же, как и у нас с вами, ни с того ни с сего начался ливень. Рыцари уже думали было заночевать подле своих коней, прикрывшись одной на двоих попоной, – так, знаете ли, теплее, – да тут видят, впереди мельница. Подъезжают они ближе – а рядом с мельницей старое кладбище. Ну, что ж им, рыцарям-то, кладбища пугаться – в конце концов, все там будем, не так ли? Заходят, они, значитца, на мельницу. А там мельник – старый, как черт, седой весь. Я, говорит, пущу вас, конечно, на постой, но если что – не взыщите. Да еще и, говорит, дочка у меня совсем молоденькая, так что вы уж смотрите мне. Ну, поклялись ему рыцари, что дочку не тронут. Сели ужинать. А дочки-то и не видать. Один из рыцарей – тот, что помоложе был, терпел-терпел, а потом у мельника и спрашивает: а где ж, говорит, почтенный, дочка-то твоя? А тот ему в ответ: погоди, говорит, сейчас буря разыграется, как следует, тогда и узнаешь. Ничего ему на это рыцари не ответили, поели, накрылись попоной да и легли. А ночью, как буря разошлась во весь свист, слышат, на кладбище один крест скрипит…

– Господи, вы такие ужасы рассказываете, ваша милость, что аж дурно становится, – простонал бухгалтер и потянулся за коньяком. – А тут еще на улице – слышите? Слышите?

– Ну, по крайней мере кладбища у нас у в окрестностях не наблюдается, – захохотал весьма довольный собой, барон. – Так вы дальше слушать будете или как?

– Расскажите лучше что-нибудь из охотничьих историй, – попросил, морщась, Шизелло. – А то кладбищенские сейчас действительно не ко времени.

– Охотничьих? – расправил усы барон. – Что ж, слушайте. Помнится, как раз напротив герцоговой псарни находилось пятиэтажное общежитие швейной фабрики…

– Историю про красную нить мы слышали уже раз двадцать, – тактично напомнил Шон.

– Правда? – опечалился барон. – А я-то думал… ладно, тогда я расскажу вам, как однажды на охоте с этим кретином маркизом де Билли, я собственноручно остановил за рога бешеного лося. Эти, рога, кстати, я потом подарил маркизу – было, знаете ли, за что.

– А лось что? – поинтересовался Ромуальд Шизелло.

– Лось? А что лось? Лося мы отпустили… то есть, тьфу, черт, вы уже совсем заморочили меня, дорогой зять! Лося мы, конечно же, съели. Но суть не в нем, а в этом идиоте маркизе. Говорил я ему, что на крупную дичь со спаниелями не ходят, но слушать он меня не хотел, хоть ты тресни. В итоге…

Прикончивши графин коньяку, господин барон затребовал еще, после чего пришел в самое благостное расположение духа. Вечер, таким образом, наши друзья провели наилучшим образом: за окнами бесновалась буря, а теплом уютном зале таверны неспешно текла приятельская беседа, так объединяющая застигнутых непогодой путников.

Ближе к полуночи, сытые и порядком уставшие, гости отправились спать в отведенные им комнаты. Коты, как им и полагалось, расположились у постели своего господина, и вскоре барон захрапел богатырским храпом.

Часы в глубине коридора гулко пробили полночь. Задремавший уже Жирохвост тревожно приподнял правое ухо, но, не уловивши ничего подозрительного, свернулся поудобнее и вновь погрузился в чуткий сон охотника. Толстопузику, однако, не спалось. Он ерзал с боку на бок, то придремывая, то вновь открывая глаза. В какой-то момент ему почудились хорошо знакомые шорохи, но он, зная, что мудрый учитель тщательно обследовал территорию, не придал им значения, решив, что то работа злого холодного ветра, бушевавшего снаружи. Однако минутой позже шорох повторился. Толстопузик вскочил на лапы и прислушался.

– Какая, однако, страшная буря, – прошептал он, снова укладываясь.

– Тут что-то не то, – услышал он шепот наставника, который лежал в прежней своей позе, не торопясь открывать глаз.

– Что вы имеете в виду, учитель? – спросил, прижимая к голове уши, юный Толстопузик.

– Пока не знаю, – ответил Жирохвост. – Лежи, но не спи. В доме что-то происходит.

Шорохи стихли. Исполняя приказ учителя, Толстопузик лежал навострив уши, но пока не слышал решительно ничего подозрительного. Он не мог сказать, сколько времени пролежал не двигаясь, как вдруг где-то наверху раздался совершенно отчетливый скрежет. Хрусть, хрусть… еще хрусть.

– Это мыши, учитель! – дергая от возбуждения хвостом, зашипел юноша. – Это точно мыши!

– Тихо! – услышал он голос Жирохвоста. – Странные какие-то мыши… странные.

Не понимая, отчего его наставник медлит идти в атаку, Толстопузик тем не менее смолк, и лишь хвост его продолжал мелко подергиваться из стороны в сторону. И вдруг тишину спящей таверны разорвал отчаянный вопль.

Оба кота тотчас же вскочили на ноги, а господин барон на несколько мгновений прекратил храпеть.

– Кто это?! – пискнул Толстопузик.

– По-моему, Дрызгалли, – прищурился Жирохвост.

Шерсть на его загривке стояла дыбом, что свидетельствовало о нешуточной тревоге.

Мудрый кот оказался прав: не прошло и минуты, как дальше по коридору скрипнула дверь, и все услышали торопливый топот босых ног.

– Господин барон! – завопил почтенный бухгалтер, что было сил дергая ручку запертой на ночь двери. – Господин барон, у нас беда! Дом полон привидений!

– Што такое? – подорвался на постели барон Кирфельд. – Враги у стен! Седлать коня! Где мой меч?

– Откройте же, господин барон! – надрывался за дверью Дрызгалли.

– Какого черта вас тут колотит? – барон засветил ночник и, слезши с кровати, отпер наконец дверь. – С ума вы что ли спятили, месье главбух? Времени сколько?

– В доме привидения! – вращая белыми от ужаса глазами, горячо засопел Дрызгалли, норовя прижаться к широкой груди своего господина.

– Какие привидения? Что вы городите в три часа ночи?! Коньяк был весьма недурен и никаких глюков у вас быть не должно!

– Клянусь Пречистой девой, – заскулил бухгалтер, – там, у меня в нумере, происходит черт знает что! Кто-то грызет потолочную балку, и она вот-вот рухнет мне на голову! Их там тысячи, господин барон, тысячи!

– О таких галлюцинациях я еще не слышал, – согласился барон. – Странно, право слово. Ну что ж, если вам так страшно, то я могу пойти и проверить… но не дай же бог мне увидеть, что в номере у вас все в полном порядке – завтра же к наркологу отправлю!

Кряхтя, барон облачился в теплый халат и, прихвативши с собой походную фляжку, отправился в номер Дрызгалли. Бухгалтер семенил за ним следом, то и дело осеняя себя крестным знамением. Рядом же спешили и оба кота.

Барон Кирфельд вошел в скромный одноместный номер, отведенный главбуху, и вдруг застыл как вкопанный.

– Оп-па, – сказал он и машинально поднес ко рту заветную флягу. – Такого я еще, на хрен, и не видел…

Две добротные, мореного дуба потолочные балки, идущие над головой барона, таяли буквально на глазах. Ковер на полу устилали тысячи мелких опилок, вдобавок ко всему номер и впрямь был наполнен омерзительным мелким скрежетом.

– Что ж это за хрень? – обалдело глядя в потолок, произнес барон.

– Вон они! – завопил тем временем Жирохвост, уже оказавшийся в помещении. – Вон они, я так и знал!

– Что ты видишь, старина? – наклонился к нему барон.

– Мыши, господин! Это мыши-привидения! Вы ведь их не видите, не так ли?

– Точно, не вижу… я вижу только, что дерево прямо рассыпается на глазах… черт бы меня побрал.

– Совершенно верно, для людей они невидимы. Мы же, коты, способны видеть не только во тьме, нам доступны еще и некоторые порождения потустороннего мира. Толстопуз! Ты сможешь добраться по шторе до ближайшей к окну балки?

– Постараюсь, учитель! – выкрикнул юный охотник и одним прыжком достиг карниза, к которому крепилась на кольцах тяжелая темная штора.

Зацепиться на балке ему не удалось, но и близкого пролета с парой ударов лапами хватило: комнатка заполнилась отвратным мышиным писком, послышались мягкие шлепки о ковер, и Жирохвост тотчас же пошел в атаку. Как правило, за один бросок ему удавалось перекусить минимум по три мышиных тельца. Глядя на скачущих по комнате котов, барон посторонился.

С мышами было покончено менее чем за минуту: некотороя их часть погибла под клыками и когтями полосатых бойцов, остальные же, видя неминуемую гибель, поспешили убраться восовяси.

Не успел барон вытереть пот и прокомментировать случившееся, как в соседнем номере грохнуло, и таверна буквально зашаталась от страшного мата.

– Вашу в бога душу мать, недоноски сраные! – кричал за тонкой стенкой дракон Шон. – И кто, сука, такие хлипкие кровати делает, а?

– Там что-то не то, – навострил уши Жирохвост. – Толстопуз, за мной!

Шон уже вышел в коридор, желая сорвать на хозяине свою злость, но дорогу ему заступили коты.

– Скребутся? – кратко спросил его Жирохвост.

– Хто? – не сразу понял дракон. – У меня, зараза такая, ножка кровати пополам хрустнула – и кто только такие кровати делает? Щас с хозяина шкуру спущу на хрен!

– Вероятно, там то же самое, господин, – обернулся к барону кот. – Идемте, проверим.

Едва войдя в номер дракона, Жирохвост издал боевой мяв и бросился вперед. Одна из ножек двуспальной кровати, на которой недавно еще спал добрейший Шон, была перегрызена почти напопоплам, отчего, разумеется, и треснула под его немаленьким весом. Снова раздался отчаянный многоголосый писк.

– Да это просто чертовщина какая-то, – сверкнул глазами барон. – Нужно поднимать этого пройдоху хозяина: хотел бы я знать, как это все называется. Если тут какая-то подстава, то клянусь, он заплатит мне за все. Дрызгалли! Ступайте в мой номер, принесите мне кирасу и меч, а также разбудите моего зятя: он человек ученый и должен прояснить ситуацию. Много их там еще, Жирохвост?

– Пока не очень, – тяжело дыша после боя, ответил верный кот. – Большая часть, конечно, удрала, но знать бы, откуда они тут берутся? Насколько я понял, еще день-два назад в таверне было полно нормальных человеческих мышей, но они все куда-то ушли. Почему, спрашивается?

– Байда какая-то нездоровая, – прогудел из коридора Шон. – Слушай, Жирохвост, а может мыши просто стали невидимыми? Ну, и оборзели по такому поводу. Может, тут заклинание какое, а?

– Нет, – помотал головой кот. – Это, безусловно, привидения, причем какие-то странные. Поведение у них словно у сумасшедших – видели б вы, друзья! Удирали-то ведь не все, некоторые даже на меня бросались! Разве нормальная мышь станет так себя вести?

– Одна меня даже укусила, – пожаловался Толстопузик.

– Ну так и молчи об этом! – рявкнул на него учитель. – Нашел чем хвастаться, – мышь его укусила! Позор на мою голову – моих учеников уже мыши кусают!

– Не кипятись, – прервал его барон. – Толстопуз дрался с достойным тебя мужеством, я сам это видел. А что ж, мыши и впрямь могут быть сумасшедшими? Что скажешь, мудрец?

– Про сумасшедших привидениев я еще не слыхал, – почесался, успокоясь, Жирохвост. – Но нам от того не легче, господин: сдается мне, это только начало.

– Так, значит, я беру командование на себя, – решил барон, видя в коридоре своего зятя и водителя коновоза старика Джимми с кочергой в руке. – Главное – никакой капитуляции. Мы сломим им головы! Капитулянты будут расстреляны на месте!

– Что-то я ни хрена со слов Дрызгалли не понял, – завил Ромуальд Шизелло, протирая кулаками глаза. – Что у вас тут за привидения?

– Мыши, – коротко ответил ему тесть. – Джимми, иди вниз и немедленно приведи нам хозяина. Вы же, дорогой зять, подумайте вот над чем: какие вам известны способы борьбы с мышами-привидениями?

– Чего?! – поразился Шизелло. – Привидения мышей? Да где вы такое видели? Хотя, конечно, если вспомнить теорию, то, пожалуй, можно согласиться и с такой постановкой вопроса. Безусловно, мыши-привидения вполне имеют право на существование. Ведь существуют же, в конце концов, псы-привидения?..

– Если я не ошибаюсь, вы, дорогой зять, кончали в университете, – начал закипать барон.

– Ну… да. Было дело, – покраснел Ромуальд.

– Так вот и разберитесь в ситуации как ученый! Вспомните пару заклинаний, что ли!

– Я, если вы помните, не маг, но естествоиспытатель. Однако и теорию магии нам, конечно, читали. Жаль только, что вместо факультатива по некромантии я в основном…

– Сидел в сортире, – закончил за него Шон. – Дружище, сосредоточьтесь, молю вас. Мы не без труда пережили первую атаку, а что будет дальше – знать никто не знает. Что меня лично несколько нервирует.

– Ох, лучше б нам сделать ноги, – прошептал Дрызгалли и бочком отправился в темный конец коридора, где располагалась пожарная лестница.

Снизу поднялись старик Джимми и бледный до синевы хозяин с шахтерским фонарем в руке – батарея висела на ремне через плечо. Одного взгляда на хозяина Шону хватило, чтобы понять – во-первых, он ни в чем не виноват, а во-вторых дело обстоит куда хуже, чем они думали сначала. На всякий случай Шон проверил свой старый папин ППШ, лежащий в жилетном кармане.

– Ну, отвечайте нам, любезнейший, – насупил брови барон, – что все сие может означать? Откуда в вашем заведении эти невидимые мыши, не дающие покоя мирным постояльцам? Если вы решили таким образом кинуть нас, то могу сказать сразу…

– Ай, нет ваша милость! – застонал хозяин и рухнул барону в ноги. – И как вы могли такое подумать на бедного человека! Разве плохой коньяк я подал вам за ужином?

– Коньяк был питьевой, – не мог не признать барон. – Но мыши, мыши-то откуда?

– Позвольте мне рассказать вам всю правду, ваша милость, и тогда вы поймете, что в происходящем нет и капли моей вины!

– Говори! И не дай тебе бог соврать хоть в малом!

– Что вы, ваша милость, никогда в жизни. Так знайте же: эту таверну вместе с мельницей я таки купил пять лет назад. Никогда бы я не сделал столь опрометчивого шага, кабы не покойница моя жена – уж больно падкой она была до всякого рода халявы, и едва увидела объявление с очень низкой ценой, так прямо стала есть меня поедом, никакого спасу от ней не было. Сперва, должен я вам сказать, все шло просто отлично. Посетителей тут не так что бы много, но местные пейзане обычно заезжают какждый вечер, так что и доход верный. На ночь остаются разве что коммивояжеры, торгующие сенокосилками да комбайнами в рассрочку, но и то хлеб. И все было бы хорошо, но где-то на исходе первого года с тех пор, как мы тут обосновались, зашел к нам как-то один старик. Смешной такой старичок, городского вида – пиджак в полосочку, шляпа соломенная, тросточка. Я еще удивился – это что же он, от автобуса столько пешком топал? Но мне-то что? Пришел клиент, потребовал себе водки да и сидит весь вечер – и пусть себе сидит. Вот так он и сидел до самого закрытия. А потом отзывает меня да и говорит: мне, дескать, кое-что тебе сказать надо, парень. Ну, говорю, что? Еще что ли, рюмочку? Да какая там рюмочка. Я, говорит, дядя прежнего хозяина. Так вот, говорит, слушай – у тебя прямо под таверной, в Четвертом Квадрате, дурдом находится. Да не просто дурдом, а дурдом для спятивших привидений. И народу там этого – видимо-невидимо. Все бы ничего, да только раз в несколько лет – тут уж не подгадаешь, – как буря в степи разыграется, так они и прут оттуда. Иногда поиграются да и уйдут. А вот двадцать лет назад троих постояльцев прямо как бритвами кто порезал. Следователи, прокуратура там – все без толку. И самое-то страшное что: они, дурики эти, когда вылазят, из дому до рассвета выйти не возможно, двери все будто подперты чем снаружи. И окна не открыть-не вышибить. Так вот.

– Какая ерунда, – начал было барон, но зять перебил его на полуслове:

– Боюсь, что вовсе не ерунда. Если здесь, под нами, действительно Четвертый Квадрат загробного мира, то как раз там могут располагаться полости с домами скорби. Это не удивительно… сейчас я попытаюсь вспомнить, при помощи каких методик можно установить номер Квадрата! Гм!

– Ой, мамочки! – донесся откуда-то жалобный стон главбуха Дрызгалли, и вскоре он и сам появился в полутемном коридоре второго этажа таверны. – Господин барон, а из дома-то не выйти! Все двери словно вросли, и окон не открыть, а стекла не бьются, пружинят прямо! Ой, что ж это будет-то, а?

Барон посмотрел на хронометр.

– Полвторого, – произнес он, хмурясь. – Рассвет у нас не раньше пяти, значит, нам нужно продержаться совсем немного времени. Значит, и продержимся! Джимми, ты уже с кочергой? Превосходно! Хозяин, бери лопаты для себя и дочки! Мы будем сражаться! Где ваша шпага, дорогой зять?

– А что, если поджечь стены? – прошептал бухгалтер. Они ведь деревянные… или крышу распотрошить?

– И задохнуться в дыму? Уймитесь, малодушный! Если вам так уж страшно, так запритесь в сортире и ждите позорной смерти от медвежьей болезни. Отчего это у вас столь задумчивый вид, Ромуальд? Вы тоже думаете о капитуляции?

– Ни в коем случае, уважаемый тесть. Я пытаюсь вспомнить кое-какие заклинания, но честно сказать, в голове крутится как раз то, при помощи которого привидений и вызывают, а никак не наоборот.

– Этого нам только не хватало! – вздохнул Шон. – Слушайте, друзья мои, а может нам пока выпить? Может, наши могучие коты испугали этих тварей так, что больше они и не полезут?

– Это отличная идея, – согласился хозяин. – Дрызгалли, бегите ко мне в номер и найдите там седельную флягу с перцовой. Там должно оставаться еще литров так пять – для начала нам хватит.

– Тем более что время работает на нас, – поддакнул осмелевший хозяин таверны.

– Ох, боюсь, они уже идут, – едва слышно прошептал Жирохвост, прижимая в ярости уши.

Мудрый кот оказался прав. Не успел барон Кирфельд сподобиться и на пару глотков, как со всех сторон зашуршало, и даже ковер под ногами пошел мелкой рябью. Вслед за шуршанием последовал знакомый уже скрежет: дверь номера барона стала медленно, но неумолимо превращаться в труху. Жирохвост бросился вперед, однако был остановлен рыком Шона:

– А ну-ка ша! Прячьтесь все за мою спину!

И едва его распоряжение было исполнено, Шон дохнул на полчища призрачных грызунов коньячно-чесночным перегаром. И скрежет, и шорохи прекратились вмиг, лишь таял где-то вдали жалобный мышиный писк. Дракон горделиво повел плечами, и тут что-то шлепнулось с потолка прямо ему в раскрытую пасть. От неожиданности Шон содрогнулся и вскрикнул.

– Тьфу! – выхаркнул он. – Кажись, одна обнаглела до того, что решила закусить не дверью, а мной!

Добавить что-либо еще он не успел. Сонмища мышей-привидений неожиданно посыпались на него прямиком из иных измерений, враз облепив дракона с ног до головы. Жирохвост и Толстопузик немедленно пришли на помощь другу, свою лепту также внесли хозяин с лопатой и старик Джимми с кочергой, но все же Шон получил некоторое количество укусов. Осатанев от бешенства, он принялся размахивать крыльями, сбил со стен пару гобеленов работы старых мастеров, и без того еле светящееся бра и огромный огнетушитель, который от соприкосновения с полом сперва выпустил довольно жидкую струю белесой пены, а потом, войдя в раж, стал вертеться, как юла, обливая пеной все и всех вокруг.

– Шаз я им огоньку поддам! – заорал озверевший дракон. – А ну, разойдись!

– Не сметь! – завопил барон. – Тогда мы точно загоримся! Идите ко мне, сволочи, я дам вам вкусить моего меча! Все вассалы герцога Херцога живы и готовы к бою! Ну же, я жду вас, мерзкие твари!

И словно отвечая ему, мыши поперли буквально со всех сторон. Никогда еще Жирохвост, при всей своей мудрости и немалом жизненном опыте, не встречал такого количества проклятых серых тварей. Впрочем, среди них попадались не только серые, а еще и полевые, с желто-коричневой полоской вдоль спинки. Этих, вредителей посевов, он ненавидел особо – но сейчас разбирать было некогда. Жирохвост и Толстопузик, стоя среди неумолимо давящего на них серого шевелящегося покрывала, рвали врагов когтями, перекусывали им позвоночники мощными своими челюстями, – но на место канувшей в никуда мертвой мыши тут же приходила живая, и конца им, казалось, не будет никогда.

Весь облепленный врагами, дул вдоль коридора замерший на переднем краю Шон. Ловко орудовали лопатами хозяин с раскрасневшейся от битвы дочкой, неутомимо шерудил кочергой старик Джимми. Подбадривая себя боевым кличем времен молодости, неустрашимо рубил мечом барон, мел перед собой шпагой по-прежнему задумчивый Ромаульд Шизелло. Одни лишь главбух Дрызгалли, взвизгивая от ужаса, висел под потолком, неведомым образом зацепившись всеми четырьмя конечностями за дубовую балку, пока еще держащуюся под натиском шизоидных привидений.

– Чую, не выстоять нам, малыш! – выкрикнул Жирохвост, обращаясь к своему ученику.

– Что вы говорите, учитель! – изумился тот. – Разве не вы учили меня держаться до конца?

– Мужайся, Толстопуз! Держи оборону! Мне кажется, я знаю, кто сможет нам помочь! Жаль, я не догадался сразу, ну тут уж ничего не поделаешь. Держись!

И отступив, он приблизился к Ромуальду Шизелло.

– Как звучит то заклинание, что вызывает привидений? – завопил он, несколькими ударами лап расчищая перед ученым относительно свободную площадку.

– Заклинание? – изумился Шизелло. – Тебе-то зачем?

– Я знаю, зачем! Говорите быстрей, а то нас сожрут – неужели вы не видите?

Ромуальд нервно огляделся по сторонам и пришел к выводу, что силы обороняющихся тают на глазах. До рассвета, пожалуй, можно и не продержаться – и впрямь сожрут. Махнув на все рукой, он наклонился к шатающемуся от усталости коту:

– Не знаю, что ты там задумал, но хуже уже точно не будет. Запоминай: Спал – не знал, а знал бы так встал. Козел не пришел, а как пришел, так точно козел. Приди и послушай. Морковки покушай!

– Я понял! – взмахнул лапой Жирохвост и, прыгая на кипящем мышином ковре, ринулся вниз.

Пробежав через кухню, он нашел подвальный люк – к счастью, приоткрытый для вентиляции. Не утруждаясь спуститься по лестнице, отважный кот спрыгнул вниз и замер на земляном полу, прислушиваясь. Вокруг него, так, словно бы он находился в некоей ожившей колбе, стены подвала шуршали, скрипели и пищали на тысячи голосов. Жирохвост тяжело вздохнул и потер обеими лапами мордочку.

– Взываю к тебе, о старший из братии, – нараспев произнес он. – Взываю о помощи, ибо конец мой близок, и девятая уж моя жизнь на исходе.

И, еще раз вздохнув, медленно и внятно прочел заклинание, продиктованное Ромаульдом Шизелло, маркграфом и зятем барона Кирфельда из Кирфельда.

Утоптанный земляной пол перед ним зашевелился, и наверх из него неторопливо выбрался здоровенный черный кот. Меж ушей у него красовалась небольшая круглая шапочка, связанная из разноцветных колец тонкой шерсти, а на груди, на толстенной золотой цепи, болталась трехлучевая мерседесовская звезда, обсыпанная стразами от Сваровски. В лапах кот держал открытую банку с красноречивой надписью «Кильки в томате».

– Приветствую тебя, живой полосатый браза, – поздоровался пришелец. – Что заставило тебя срывать меня с вечеринки? Кстати, меня зовут Жопорванец. А ты?…

– Я – Жирохвост, – скромно, без чинов, отрекомендовался наш мудрец. – У нас беда, брат, и без тебя с братвой из вашей дурки нам тут не выстоять.

– Ну-у? – удивился подземный авторитет. – Да ты че? В натуре, что ли?

– Ваши мыши, брат, все, кажись, пошли наверх. Сегодня у нас тут гроза с бурей – в курсах, нет?

Кот в шапочке опустил банку с килькой.

– Ты это серьезно, браза? Наши мыши? Это ж такое попадалово, что нам всем по ответке вовек не отмазаться. Там, сверху?

– Да, тут! Ваши мыши, брат! Кому как не тебе с ними разбираться?

– Понял, браза. Доигрались мы, бля, с вечеринками! Ну, щазз… Мгновение, короче, – и подземный житель исчез так же непринужденно, как и появился.

Жирохвост посмотрел на свои трясущиеся лапы, тяжело вздохнул и отправился наверх.

Едва он подошел к ведущей на второй этаж лестнице, в уши ему ударил звенящий от ярости многоголосый мяв. Хвост мудрого кота немедленно распушился в предвкушении истинного восторга и он молнией взлетел наверх. То, что он успел увидеть, заставило Жирохвоста смахнуть счастливую слезу.

Четыре, никак не меньше, десятка разномастных котов и кошек мчались по коридору, просто сметая полчища чертовых мышей. Кошачьи неслись даже по стенам, и за их хвостами таяли в небытии поверженные серые твари. Вот одна из кошек остановилась, коротко махнула лапой своим и, осторожно приподняв упавшего от измождения, но по-прежнему готового продолжать бой Толстопузика, принялась ласково вылизывать ему покусанное ухо.

Все закончилось быстро. Ошарашенный визгом и возней барон еще колол воздух перед собой мечом, а рядом с Жирохвостом снова возник старейшина кошачьих привидений из дурдома Четвертого Квадрата.

– Утечка устранена, живой полосатый браза, – весело махнул он хвостом. – Ты уж прости нас – вечеринка, сам понимаешь. Не уследили, бля. Кильки, кстати, хочешь? – и в лапах его невесть как появилась все та же банка.

– В желудок не попадет, – усмехнулся Жирохвост.

– Так и классно – вкус есть, а в жопе пусто. Диета! Ну, не хочешь, как хочешь. Пока, браза. Будут проблемы – зови. Я теперь вроде как твой должник, понял? А тебя-то где искать, коль приспичит?

– В имении Кирфельд. Приходи, если соскучишься.

– Понял… ну, все. До встречи!

Кот исчез.

Жирохвост потянулся и поспешил вперед, чтобы осмотреть потрепанного в битве ученика. Толстопузика немного покусали, но выглядел он молодцом.

– Кто была эта прекрасная дама, учитель? – спросил он, приходя в себя.

– Никто, – отрезал Жирохвост. – Мало того, что она тебя намного старше, так не хватало еще связываться с привидениями. Забудь… найдешь себе еще таких – только живых, я думаю.

Так закончилась эта странная битва в небольшой таверне возле старой мельницы, и один лишь Ромуальд Шизелло сообразил, что же произошло на самом деле. По прибытии в имение он рассказал обо всем своему тестю, и Жирохвост удостоился неслыханных для кота почестей – но это уже совсем другая история: о ней, пожалуй, потом.

Санкт-Петербург, 30.11 – 01.12.2006 г.

Путешествие с дядюшкой Джедом

1

Маркграф Ромуальд Шизелло отложил в сторону перо и довольно потянулся в кресле. Не далее чем сегодня утром его супруга отбыла на воды в Шмупянск, а значит, Ромаульд имел все основания полагать, что ближайший месяц может быть отдан научной работе и охотничьим экспедициям в компании тестя.

Шизелло встал из-за стола, подошел к огромному, в пол-стены, аквариуму и рассеянно покормил сушеной крысиной печенью своего любимца, ручного спрута по имени Катанья, доставленного в свое время из самого Палермо. Обычно ласковый, спрут почему-то не стал благодарить хозяина за угощение, а наоборот, сморщился и попытался спрятаться в дальнем необжитом углу. Поведение моллюска несколько озадачило естествоиспытателя, но все же он не придал ему особого значения: сквозь раздвинутые балконные шторы в кабинет пробивалось прелестное предзакатное солнышко, и Ромуальд совершенно не желал портить себе настроение.

Молодой ученый уже собрался было достать из сейфа заветную сигару, как вдруг его отвлек звонок внутреннего телефона.

– Ну, что там? – не без раздражения поинтересовался он, снимая трубку.

– Это с КПП, ваша милость! – услышал он бодрый голос начальника стражи. – Тут какой-то господин с чемоданами ломится, говорит, ваш дядька… я вот и думаю какой такой дядька в нынешнее-то время? Так он загранпаспорт в нос тычет – как есть, Шизелло! Что делать прикажете? Или не пускать все же?

– Погодите, – отрубил Ромуальд и с задумчивостью почесался.

Через минуту он уже вышел из донжона и, миновав мощеный булыжником двор, приблизился к главному КПП замка. В тесной комнате ожидающих на шею ему неожиданно бросился некий широкоплечий субъект в темных очках и устрашающих бакенбардах. Ростом пришелец был Ромуальду едва по плечо, но мощи при том необыкновенной.

– Дорогой племянник! – завопил гость фальцетом. – Какое, наконец, таки счастье! Вот я и добрался до родового гнезда моего дорогого, столь рано усопшего братца! Да ты не менжуйся, племянничек, – вот тебе ксива, – и сунул под нос Ромуальду загранпаспорт давно устаревшего образца.

– Погодите, погодите, – слегка оттолкнул вновь прибывшего изумленный Ромуальд, изучая документ. – Это что же получается – вы тот самый Джедедайя Шизелло, в молодости еще убывший на атолл Папапука для изучения магии местных троглодитов и померший там от медвежьей болезни?

– Во-первых, не медвежьей, а слоновой, во-вторых, меня вылечили, и, в-третьих, не атолл Папапука, а остров Кумасрака. Но какое это имеет значение, дорогой племянник?! Главное, то, что я наконец – здесь! После стольких лет странствий и скитаний!

– Странно, – удивился Ромуальд, – а в газетах писали иначе. Впрочем, я не могу не видеть в вас родовые черты, так присущие некогда моему любимому покойному папочке… Добро пожаловать, дорогой дядюшка! Дворецкий поместит вас пока в гостевых покоях, а я тем временем распоряжусь насчет обеда.

Переодеваясь к обеду, Ромуальд вспомнил кое-какие известные ему нюансы финансовой жизни дядюшки. Претендовать на замок и земли Джедедайя, как младший сын в семье, не мог ни при каких раскладах – ему отходила своя, заранее оговоренная, часть наследства. Какого ж тогда дьявола его вдруг принесло именно сюда, в родовое гнездо маркграфов Шизелло? Или ему действительно некуда податься? Этого только и не хватало – Ромуальд хорошо представлял себе реакцию супруги на подобные новости.

После недолгого размышления маркграф пришел к мысли о том, что за обедом все так или иначе выяснится, а значит, незачем морочить себе голову раньше срока. Освежившись рюмкой армянского бренди, Ромуальд Шизелло спустился в обеденную залу.

Согласно полученным распоряжениям, повара не стали утруждаться: ведро ракового супу, дюжина перепелов в сливовом соусе, седло косули под шампиньонами да небольшой, килограмм на пятнадцать, сом – вот и вся трапеза. Из вин Ромуальд приказал подать четверть тестевой вишневки, по кувшину каховского, а также бочонок нефильтрованного домашнего пива.

Вскоре появился и дядюшка, облаченный к обеду в линялый домашний камзол с бахромой на манжетах и остроносые заморские тапки, противно скрипящие на ходу. Ромуальд невольно присмотрелся: по всему выходило, что подошвой для обуви послужила вытертая шина от грузовика.

– Какое счастие вкусить под родимым кровом! – взмахнул рукой дядюшка Джедедайя. – Особливо после всех пережитых мною в странствиях тягот, болезней и прочих…

– Будьте как дома, – слегка поклонился Ромуальд и самолично наполнил бокалы вишневкой.

– Ну, тогда за встречу! – смешно шевеля бровями, провозгласил дядюшка и осушил свою посуду одним емким заглотом.

«Видно, годы странствий научили старика верному обращению с бокалом, – не без уважения подумал маркграф Шизелло. – Чувствуется школа, чувствуется!»

Ободренный напитком, Джедедайя без лишних церемоний придвинул к себе серебряный суповой тазик и взялся за ложку, да так, что уже через минуту показалось дно. Ромуальд поспешил вновь налить вишневой. Дядюшка довольно хрюкнул, чокнулся, после чего потянул на себя ведро с остатками супа, явно намереваясь воздать им должное. На это у него ушло не более нескольких мгновений.

– Если вспомнить, как я, бывало, голодал в бескрайних джунглях диких островов, – вздохнул он, фокусируясь на блюде с перепелами, – то, по совести говоря, отсутствие у меня язвы желудка не может вызвать ничего, кроме изумления.

– Вот как? – вежливо улыбнулся Ромуальд, понимая, что сильно ошибся с обедом: нужно было готовить на танковую роту.

– Да-с, дорогой племяш, пищеварение у меня превосходное! Впрочем, тебе должно быть известно, что это у нас – семейное. Твой почивший папаша, царствие ему небесное, еще в детстве умел в одиночку съесть самого лучшего гуся, что только и можно было найти в окрестных деревнях. А после того, бывало, требовал две дюжины сосисок, пол-бочонка квашеной капусты и кувшин безалкогольного…

Ромуальд вздохнул. В гроб его отца загнало именно фамильное, будь оно неладно, обжорство, нередкие приступы которого сам он ощущал и в себе. Понимая, чем он может кончить, Ромуальд всю жизнь боролся с пагубной наклонностью, но время от времени ему приходилось отступать, и тогда его спасали только могучие слабительные смеси, приготовлению коих он выучился в университете.

– Попробуйте вот каховского, дорогой дядюшка, – предложил маркграф, придвигая к родичу пятилитровый глиняный кувшин, украшенный работой палехских мастеров.

– В такую погоду? – приподнял бровь Джедедайя. – Не откажусь! Там, на островах, под палящим солнцем – сколько раз, бывало, я мечтал о паре стаканчиков доброго красного! Но увы, ничем, кроме дурной кокосовой наливки разжиться не удавалось. Впрочем, для профилактики малярии годится и кокосовая.

– Надо полагать, за годы изысканий вы приобрели определенные э-ээ… знания? – осторожно поинтересовался Ромуальд, желая перевести разговор в другую плоскость. – В газетах писали, что вы не один год провели среди диких троглодитов, известных своей лесной магией. Мне было бы интересно услышать о загадочных ритуалах, изучению которых вы посвятили свою жизнь…

Джедедайя Шизелло насупился, и некоторое время сидел молча, будто бы собираясь с мыслями.

– В нашем роду, как ты знаешь, было немало известных естествоиспытателей, – промолвил он, наливая себе наконец каховского. – Твой прадед, Сантос Шизелло, твой отец – мой несчастный брат… да и сам ты, я слышал, уже успел сделать себе имя в научных кругах. Меня, как и следовало ожидать, ученая стезя привлекала с отрочества. Однако роль кабинетного мудреца, занятого перелистыванием истлевших фолиантов, мне не подходила. Я рвался к первоисточнику, тем более что вокруг нас, как ты сам понимаешь, надолго еще хватит тайн и загадок. На последнем курсе университета мне повезло вступить в некое студенческое братство, члены которого поклялись положить все свои силы на алтарь науки, изучая непознанное в самых отдаленных уголках нашего бескрайнего мира. Тебе может показаться, что я полон нелепого пафоса, но поверь, в те годы мы думали именно так. Многие из нас погибли… позже. Многие были съедены ужасными дикарями, многие умерли от неведомых болезней, кое-кто ушел от нас из-за воздействия страшной магии, изучением которой мы так неосмотрительно занимались. Мне повезло: достижения медицины плюс дружеское расположение некоторых колдунов спасли мне жизнь и здоровье. Но при этом…

Путешественник опорожнил кубок, с шумом вернул его на стол и глубоко вздохнул. На зубах его хрустнул перепел.

– Множество зловещих тайн хранят далекие острова, – продолжил он, чавкая. – Есть места, где людей едят даже без соли, с одним лишь грибным соусом.

– Без соли? – содрогнулся от услышанного Ромуальд. – Да как же это, в самом-то деле?

– Истинно так, – кивнул Джедедайя, – без соли, под грибным соусом, получая от того некое извращенное наслаждение, а иногда даже впадая в транс. Должен признаться, я и сам едва избежал подобной участи: не будь я человеком образованным, ног бы не унес. Джунгли не любят чужих!.. Великое множество страшных тайн хранит в себе этот зеленый ад, и далеко не все из них доступны человеческому пониманию вообще.

– Да что вы? – удивился Ромуальд, ощущая, как по спине ползет предательская струйка холодного пота.

– Да-да! – Джедедайя врезал кулаком по столу и с горячностью потянулся к кувшину. – Не один год я провел среди ужасных дикарей, живя их жизнью и пытаясь постичь суть страшной магии, которой в совершенстве владеют их колдуны. Чего я там только не навидался! Мне случалось видеть птиц, летающих кверху брюхом, я видел рыб, откладывающих икру на песке, однако ж, все это можно хоть как-то, но объяснить при помощи законов природы. А вот люди, превращающиеся по собственной воле в дерьмо – это, скажу я тебе!..

– Ну, – скептически хмыкнул молодой маркграф, вспомнив своего старого приятеля, шоумена Олафа Щитмана, – это и я видывал.

– Старый дешевый трюк, – поморщился дядюшка. – Потом свет гаснет, а когда загорается снова, артист выходит в сверкающей визитке. Нет-нет, поверь мне: говорящая куча дерьма – это сильно воздействует на психику, особенно если речь идет о необразованных дикарях. Таким способом отдельные вожди добиваются невиданного авторитета среди подданных.

С этими словами Джедедайя дохрустел последнего перепела и отрезал себе кусочек косули. В какой-то момент Ромуальду причудилось, что на удивление крепкие зубы путешественника сверкают характерным бриллиантовым блеском, но он поборол морок. Молодой маркграф щелкнул пальцами, вызывая дворецкого и, когда тот склонился над ним, шепотом приказал зажарить в гриле полдюжины свежих гусей, а также позаботиться о винах. Дворецкий сделал большие глаза – давно уже в замке не случалось настоящего жора, – и умчался на кухню.

– Но это еще мелочи, – сообщил Джедедайя, вгрызаясь в косулю. – Со временем мне удалось обзавестись парой могущественнейших амулетов, способных воздействовать на саму ткань бытия. Для того чтобы добыть их, я трижды поднимался вверх по бурным рекам, ежеминутно рискуя оказаться в качестве закуски на столе враждебных всему живому троглодитов. Но – мне это удалось!

– Вот как! – заинтригованно отозвался Ромуальд. – Все это чрезвычайно интересно! И чем же вам помогают данные амулеты?

– О, многим! Но амулеты я покажу тебе чуть позже. Все дело в том, – и путешественник, опрокинув в пасть последние капли каховского, доверительно наклонился к своему племяннику, – что на меня возложена некая миссия. Весьма вероятно, что она потребует от меня предельного напряжения всех душевных сил, но отказаться от нее я не мог. Как, дорогой племянник, готов ли ты к настоящему приключению?

– Лететь на острова я не смогу, – быстро отреагировал Ромуальд. – Мне здоровье не позволяет.

– Об островах речь не идет! Да и путь наш будет недолгим. Зло притаилось здесь, буквально у нас под носом, и мы должны извести его раньше, чем оно возьмется за нас самих.

– Да что ж тут у нас может быть? – не поверил маркграф. – Залетал сюда, помнится, один злой колдун из Магриба, так мы накрыли его достаточно быстро – а с тех пор даже упыри нас десятой дорогой обходят.

– Ай, да если б речь шла о колдунах с упырями – я прихлопнул бы их одним чихом! – воскликнул Джедедайя, одобрительно наблюдая за кравчим, несущим из кухни три кувшина каховского. – Обретенные в результате скитаний знания и навыки позволяют мне не церемониться с такими поносниками. Но скажи-ка мне вот что, племяш: приходилось ли тебе слышать о болотах, раскинувшихся в глубине Старошмопского леса?

– Дурные места, – покачал головой Ромуальд. – К тому надобно вам знать, дядюшка, что Шмопск в последние годы захирел совсем, и лес буквально поглощает полузаброшенные пятиэтажки на его окраинах.

– Я подозревал нечто подобное. Зло, истекающее из болот, гноит город, заставляя жителей бежать прочь в поисках лучшей доли.

– Говорят, это все из-за давно закрытой АЭС на краю города, – возразил Ромуальд. – Вроде не весь уран оттуда вывезли.

– Уран тут ни при чем! Но мы сможем исполнить свой долг. Готов ли ты, как ученый, последовать зову совести и отправиться со мной в полное опасностей путешествие?

Молодой маркграф задумался. С одной стороны, в его распоряжении находился почти целый месяц, который он собирался посвятить научным изысканиям, а не шатанию по радиоактивным болотам. С другой же – отделаться от дядюшки не представлялось возможным: не гнать же его, в самом деле, из дома предков, раз уж он забрел на огонек?

«Нет, – подумал Ромуальд, любуясь тем, как дядюшка Джед мастерски разделывает только что доставленного из кухни гуся, – избавиться от старого гриба не удастся. Придется ехать с ним в лес. Но убей меня бог, если я не устрою этому шантажисту веселую жизнь!»

– Знаете, дядя, – в задумчивости проговорил он, – боюсь, что вдвоем нам не справиться. Я думаю, следует включить в состав будущей экспедиции моего достопочтенного тестя и его друзей. О, не переживайте, они более чем компетентны в самых различных вопросах. Пейте каховское, дядюшка: утром же мы отправимся в Кирфельд.

2

– Тяжко, брат, – признался барон Кирфельд своему старому другу, дракону по имени Шон. – Опух я.

– С чего бы это? – удивился Шон, задумчиво ковыряясь в ухе кончиком хвоста. – Я что-то не вижу.

– Это оттого, что и сам ты опухши. А опухли мы, брат, от сидения на месте. Вспомни-ка, когда мы в последний раз охотились? Или хотя б на сома ходили? Все сидим да козла забиваем.

И с этими словами, привстав, барон помешал в котле новейшее, собственного рецепта удобрение, которое он готовил для рапса. По двору пронесся мощный сивушный дух. Пробегавшая мимо курица с любопытством принюхалась и не нашла ничего лучше, как рухнуть в обморок.

– Скоро Ромуальдушка наш пожалует, – вспомнил Шон, поглядев на часы. – С этим своим, дядькой.

– Джедедайю я немного помню, – кивнул барон. – Кажется, он слыл изрядным обжорой и очень увлекался естествоиспытательством. Все на речку ходил, жаб надувать. Впрочем, у них это семейное. Н-да-а… пора, пожалуй, готовиться к приему гостей. Тихон! – кликнул он блуждавшего поблизости подпаска. – Ноги мыл сегодня?

– А то! – радостно отозвался юноша.

– Ну, раз мыл ноги, значит, и руки чистые. Иди вот, помешивай. Еще полчаса кипеть ему надо. Потом огонь зальешь да котел крышкой прикроешь. И смотри мне это вот!

– Слушаюсь, ваша милость! – усердно взялся за черпак подпасок, счастливый оказанным доверием.

Барон же Кирфельд, тяжко вздыхая, поднялся со своей табуретки и заковылял в замок. Через минуту до Шона донеслись из кухни его вопли по поводу подгоревшей бараньей головы. Дракон понимающе хмыкнул, закурил папиросу марки «Казбек» и шумно почесал грудь.

– Видать, нынче не в духе его милость-то, – осторожно заметил подпасок Тихон.

– Ты мешай себе, – флегматично скривился дракон. – Не твое то дело. Засиделся старик, а что делать – и не придумать даже. Хотели вот в Житомир с ним слетать, так ПВО, будь она неладна, третий месяц с разрешением на пролет тянет. Вот и киснем тут.

– Киснем, киснем, – раздался чей-то недовольный тенорок. – Всю охоту сорвали!

Из окна подвала хвостом вперед вылез упитанный серый в полоску котенок, волочащий за собой огромную дохлую крысу.

– И зачем так орать было, – сев, он утерся лапкой и вздохнул. – Вон, Марусю, заразу, придавил, а племянники ее разбежались. Ищи их теперь в наших катакомбах.

– Здоров, Толстопузик! – дружелюбно зашевелился дракон. – А где наставник твой, Жирохвост?

– Спит где-то, – пожал плечами котенок. – Говорит, старый стал, скучно ему. Не знаю, какой он там старый, а что до скуки, так тут его правда. Вчера вот в деревню ходили: тоска кругом смертная. Ужас: жара, мухи летают. Старик Партизан гречишным суслом с утра еще разговелся, да и лег посреди дороги – почтальон на мотоцикле ехал, остановился, понюхал, и обратно, потому как не объедешь, а другой дороги нет. А потом господин барон жалуется, чего это ему «Ведомости» не доставили.

За стенами замка послышалось сдержанное рычание двигателя, по случаю чего в надвратной башне задергалась стража.

– Вот и они, – проворчал Шон, глядя, как во двор въезжает запыленный пикап маркграфа Ромуальда Шизелло.

Толстопузик поспешно запихал убиенную крысу под рогожу и принялся вылизываться, чтобы предстать перед гостями в самом лучшем виде. Шон же тогда встал во весь свой немалый рост и зашагал к автомобилю.

Из кабины выбрались слегка зеленоватый маркграф и широкоплечий, пузатый коротышка в неряшливых растопырчатых бакенбардах. Одет он был скромно, но со вкусом: желто-зеленый смокинг, штаны в крупную клетку и белые бальные туфли с потертыми гамашами. Завидев дракона, дядюшка Джед попятился и уже раскрыл было рот, чтобы прочитать заклинание, но потом сумел взять себя в руки.

– Дорогой Шон, – икая, обнял дракона Ромаульд. – Разреши представить тебе моего дядю, Джедедайю Шизелло, не далее чем вчера прибывшего к нам после долгих, и ээ-э, многолетних, я бы сказал, странствий.

– Очень приятно, – порадовался дракон, пытаясь отодрать от себя липкого маркграфа. – Меня зовут Шон. Господин барон, я полагаю, уже ждет нас за столом.

На порог замка тем временем выполз усталый от недосыпа дворецкий и, хряснув по камню алебардой, пригласил всех желающих вовнутрь. Первым двинулся Ромаульд, все еще содрогающийся в икоте, за ним Джедедайя, а следом – Шон с немного влажным Толстопузиком на сгибе локтя.

Барон Кирфельд и впрямь ждал гостей во главе стола. При виде их, входящих в залу, он поднялся, оправил на себе подбитую сурком мантию и зашагал навстречу. В самых возвышенных словах Ромуальд представил ему своего дядюшку, все облобызались по три раза, после чего сочли уместным сесть к столу.

– Признаться, в молодости, я и сам не раз подумывал о том, чтобы отправиться в путешествие с научными целями, – начал, для затравки, господин барон, наблюдая за тем, как ему накладывают на блюдо холодное, – но служба при дворе не оставляла времени для столь возвышенных дел. А потом, следует вам знать, я женился, и…

– Давайте выпьем за здоровье дорогих гостей, – поспешил разрядить обстановку Шон, так как ему было хорошо известно, что размышления о семейной жизни неизбежно закончатся битьем посуды и строевыми песнями.

– Ваше здоровье! – с затаенной горечью провозгласил барон и скромно употребил бокал шампанского.

– Очень рад снова встретиться с вами, дорогой Кирфельд, – ответил Джедедайя Шизелло. – Ведь с момента моего отъезда прошло так много лет! О, я помню, как вы приезжали в округу, в серебряной кирасе и с аксельбантом придворного офицера. В те дни, дорогой племянник, окрестные владетели запирали своих дочерей на пять замков – о, да!

– Было дело, – согласился барон. – Наливай, кравчий! Пришла пора нам вспомнить дни былые!

Очень скоро барон Кирфельд пришел в самое лучшее расположение духа. Компания Джедедайи Шизелло, отлично помнившего некоторые забавные события прошлых лет, а также воздействие сивушных эманаций от недавнего удобрения заставили его приказать выкатить из подвала бочонок коньяку и подать на стол пол-ящика лимонов.

– Случалось ли вам, друг мой, встречать нильских крокодильцев? – спрашивал наш барон, степенно набивая свою трубку.

– Я плавал по Нилу, – отвечал ему путешественник, – но должен сказать, что если и видел их, то на расстоянии хорошего гаубичного выстрела и, как правило, лунными ночами.

– Раз так, то вы, очевидно, проходили и Суэцким каналом? Скажите же, верны ли слухи, что обитатели этого канала весьма схожи с историческими аборигенами печально известного канала Грибоедова?

– Не совсем, друг мой. Наука знает, что аборигены канала Грибоедова ныне населяют лишь один берег Суэцкого.

– Во-от оно как, – тянул барон, радуясь ловкости, с которой Джедедайя расправляется с годовалым барашком. – Да уж, велика сила современной науки! Мне вот, знаете ли, так и не пришлось получить систематическое образование – покойник батюшка с юных лет определил меня ко двору, и все, что мне оставалось – лишь мечтать о путешествиях и подвигах первопроходцев. Потом прошли годы, а с ними закончилась и молодость. Теперь, дорогой друг, мне только и остается, что пухнуть от тоски, время от времени развлекаясь охотой на фазанов и всяческих рябчиков. Тоже мне, охота! В былые годы повелитель водил нас на тигра! Да-а…

И, выпустив к потолку изрядное облако сладкого дыма, барон Кирфельд замолчал. Уголки его рта горестно опустились вниз, отчего Джедедайя, немало сведущий в психологии, понял, что пришел его час.

– Охота, конечно, занятие благородное, – как бы невзначай заметил он, вытягивая на себя блюдо с куриными желудками, – но что же мешает вам, дорогой барон, осуществить юношеские мечты об удивительных путешествиях?

– Как что? – вяло взмахнул трубкой барон и вздохнул. – Куда мне, собственно, путешествовать, разве что в Пеймар на ярмарку! Хотя, конечно, компания у нас может собраться весьма недурная, – вдруг оживился он. – Смотрите, уважаемый Джедедайя: мой друг Шон – дракон выдающихся кондиций, надобно вам знать, что редко где найдешь дракона с метеотехникумом за плечами. Мой зять Ромуальд – видный ученый и вообще человек изрядного мужества. Недавняя история с призрачными мышами… а, впрочем, хрен с ней. О своем коне Пупыре я не могу сказать ничего дурного: он умен и вынослив в высшей степени. Еще есть пара великолепных котов – вон, посмотрите на младшего из них, Толстопузика – как вам молодец?

Джедедайя оторвался от куриных желудков и бросил одобрительный взгляд на котенка, весело беседующего о чем-то с Шоном и Ромуальдом.

– Боец, я вижу, хоть куда, – оценил он. – С таким не стоит бояться неожиданных атак неприятеля.

– Видели б вы его учителя, Жирохвоста, – покачал головой барон. – Канта и Фрейда цитирует с любой страницы по памяти… а скольких передавил крыс – уму не растяжимо!

– А что б вы сказали, дорогой барон, если бы я осмелился предложить вам нечто… настоящее? – с прищуром проговорил Джедедайя и живописно отодвинул от себя опустевшее блюдо.

Слуги внесли в залу с дюжину поросят. Барон посмотрел на них неожиданно загоревшимися глазами и ударил по столешнице своим старым походным стаканом:

– Слушаю вас, Шизелло! Что вы изволили иметь в виду?

Путешественник предпочел начать несколько издалека.

– Видите ли, господин барон, в течение многих лет я странствовал по далеким островам в поисках знаний о том не познанном, что, быть может, кроется вокруг нас. О, я пережил немало. Меня качали шторма, валила с ног лихорадка, не раз и не два я находился на волосок от смерти, но всегда, – и с этими словами Джедедайя подцепил с блюда поросенка, – всегда я знал: только наука может спасти мир. А раз так, жалеть себя мне не приходилось. Однажды, беседуя с неким колдуном, я услышал о том, что на далеком острове, затерянном в бушующем океане, ждет своего часа таинственная реликвия. И час этот близок!

– Да что вы говорите! – насторожился барон.

– Да-да! Выслушав старика, я немедленно нанял яхту и отправился на указанный им остров. После долгого пути, совершенного, заметьте, в самый разгар сезона дождей, я смог пробраться к потухшему вулкану, и там, встретясь с вождем таинственного племени шаманов, я получил в свои руки неказистый на вид каменный шар. Но шар этот…

И Джедедайя Шизелло, оставив в покое поросенка, надолго наклонился к самому уху господина барона.

3

– Шесть ящиков тушенки – это минимум, – заявил Джедедайя, опасливо оглядываясь по сторонам.

– Шесть?! – поразился Шон. – Но помилуйте, до Шмопска ехать-то – всего ничего!

Вокруг них шумел, полоща цветным брезентом палаток, базар. Болезненно переживая за доверенный ему бароном бумажник с заветной кредиткой, Джедедайя Шизелло постоянно осматривался и старался не подходить к лоткам близко.

– Шесть, – твердо повторил он. – И горошка мозговых сортов – тоже хотя бы шесть.

– Немыслимо, – вздохнул Шон, подходя, однако, к лотку. – Жирафов мы там кормить, что ли, будем…

И дюжина ящиков оказалась у него на спине. Горько корчась, Шон загрузил на себя еще пуд цветной капусты, три пуда буряка и полцентнера докторской. Все остальное могло поставить путешественникам имение Кирфельд. Следует заметить, что Джедедайя Шизелло подошел к закупкам продовольствия со сноровкой бывалого путешественника. Основу провианта составляли знаменитые консервы «Частик в томате», а также свиная тушенка и горошек мозговых сортов. Искренне недоумевающего дракона, которому выпало волочь все это на себе до пикапа, знаменитый путешественник сразил одной лишь фразой.

– С чего вы взяли, дорогой Шон, – спросил он, – что наш путь будет столь близким, как вы полагаете?

На этом дракон застыл, и стоял так некоторое время, будучи погружен в размышления.

– Но помилуйте, уважаемый Джедедайя, ведь до Шмопска ехать-то от силы часов семь-восемь! – возразил он, сваливши наконец товар в кузов пикапа.

– А кто сказал вам, что прямой путь бывает самым коротким? – резонно возразил Шизелло.

Шон не нашелся, что ему ответить, лишь молча сел за руль и запустил двигатель.

– Выступать нам в полночь, – загадочно произнес Джедедайя, – то-то и хорошо.

Шон же промолчал: впереди расстилалась трасса, а учитывая тот факт, что гидроусилитель на пикапе работал только влево, ему было о чем думать и без дядюшки Джеда. Впрочем, путь их сложился недолгим: свернув через час с шоссе, пикап пошел по грунтовой дороге, ведущей к замку Кирфельд. Однако же, не прошли они по грунту и километра, как путь им преградил совершенно неприличных размеров кабан.

– Здоров, Партизан! – крикнул ему Шон, успевший оттормозиться. – Что это ты тут?

– Слышал я, – мрачно заговорил свин, – что господин наш барон собрался в большое путешествие на борьбу с нечистью.

– Хм, – немного удивился дракон. – Ну так, и что ж с того?

– А то, – произнес Партизан, медленно надвигаясь на пикап, – что жизнь моя недолга, а долг – сроку не имеет. В годы былые, надобно вам знать, господин барон пожалел меня, крохотного молочного поросенка, и отправил вместо поварской – на выгул, хотя, скажем уж прямо, барон был голоден… А коль так, то нет иного пути, нежели ехать мне с вами.

– Решать не мне, – вздохнул дракон. – Но, может, мы все же проедем?

– Не мне же преграждать тебе путь, – ухмыльнулся кабан. – Но привет мой передай.

– Постараюсь не забыть, – кивнул Шон, снова наступая на газ.

Загнав пикап во двор замка, Шон выбрался из кабины и не без наслаждения развернулся в обычный свой размер – известно ведь, что хоть он и был драконом-трансформером, но всем остальным своим модификациям предпочитал боевую или застольную, а никак не норную. На пороге, деловито пожевывая бутерброд с одесским палтусом, уже стоял господин барон. Рыбий жир нежно струился по его бороде.

– Что, – поинтересовался он, – отоварились?

– А как же, – отозвался дракон. – Правда, уважаемый Джедедайя, как мне кажется, проявил несколько излишнюю предусмотрительность. Боюсь, остатки нашего провианта придется потом отдать на кормление голодных Уганды, да еще и туарегам достанет.

– Это ничего, – поднял руку с зажатым в ней бутербродом барон. – Это хорошо даже. Есть еще какие-то новости? А то дело, надо вам знать, уже к обеду: компот не прозевать бы.

– Да Партизан тут, – замялся Шон. – В бой старик рвется.

– Это как же?

– Да, говорит, вот не съел меня господин барон в обед во времена былые, а теперь на старости лет долг отдавать пора. С нами хочет.

– Долг, – задумался барон. – Без бухгалтера Дрызгалли мне, конечно, подсчитать сложно, но думаю, что не менее семи тысяч поросят я от него получил. Что ж долги?

– Говорю же, в бой рвется…

Барон Кирфельд помотал головой.

– На покой старому дурню пора, а он все туда же. Обойдемся. Обидится – на два ведра каши пенсию прибавлю. Хрен с ним, с Партизаном, в самом деле. А-абедать! – рявкнул барон так, что со второго этажа посыпалась пыль, осевшая на стенах после недавней бури.

Обедали наскоро: две дюжины каплунов, золоченый ушат перловки, павлиний салат, да бочонок алазанского – не считая компота, конечно. Едва успев вытереть салфеткой губы, барон велел нести карту, ведь время в герцогстве летит быстро, так что до заката оставалось уже недолго. Дворецкий приволок свиток старой, на марлевой еще подкладке, карты Генерального Штаба, которую когда-то презентовал барону Старший Картограф маркиз Дюймовый.

– Молодой я был, – вспомнил вдруг барон. – Да! Когда-то и по оперативному отделу служивать приходилось. Кукурузные палочки, помню, в военторге сущие копейки стоили. А пили всё больше «Огуречный», на портвейн уже не было…

Мастерски раскатав по очищенному от объедков столу карту, он вдел в глаз серебряный дедов монокль и взял в руки офицерскую линейку.

Красный с одного конца и синий – с другого, остро заточенный карандаш барона уткнулся в Шмопск.

– Плацдарм у нас, стало быть, здесь! – провозгласил он. – Однако не пойму я, что это у нас там с изобарами?

– Поплюйте на них, – посоветовал Шон и, прихватив за плечи Джедедайю Шизелло, наклонился над картой: – Итак… высота? Она?..

Дыша друг на друга алазанским, искатели приключений совещались до темноты. По карте путь их ждал не так чтобы уж долгий: но мудрый путешественник Джедедайя, знающий, что где лежит, настаивал на том, что готовиться, как всегда, надо к худшему…

Так пришла ночь, а с нею вместе прибыл Ромуальд, уже готовый ко всему, и началась погрузка.

4

Молодой маркграф Шизелло, который шел на своем пикапе во главе колонны, незадолго до выезда утверждал, что дорога великолепна и вообще завтракать придется уже в самом Шмопске. Однако же…

На границе имения водитель коновоза, двигающегося между пикапом Ромуальда и машиной барона Кирфельда, был вынужден резко затормозить, так как из сырого ночного мрака ему под колеса вдруг ринулась добрая сотня молодых свиней самого решительного вида. Коновоз встал – и за те несколько мгновений, что водила недоуменно таращился на блестящие в свете фар глаза и пятачки, через приоткрывшуюся сзади дверь тяжко запрыгнул старый патриарх Партизан.

– Ну, вот я и на месте, – воскликнул он, пожимая руку Шону. – Спасибо, друзья, я знал, что вы не бросите старика!

– Не знаю, что скажет господин барон, – покачал головой Пупырь, – но теперь уж сделать ничего нельзя. Будем надеяться, что все обойдется…

Шевелящаяся пред коновозом свиная масса исчезла так же неожиданно, как и появилась. Шофер протер на всякий случай глаза, вздохнул – в имении Кирфельд ему приходилось наблюдать и более загадочные вещи, – и наступил на газ, догоняя виднеющиеся за поворотом габаритные огни пикапа семьи Шизелло. Ехавший следом за ним барон и вовсе ничего не понял, а Партизана разглядеть не успел, так как фары его в тот момент светили правее, к обочине.

Ночь выдалась влажной. В открытые окна автомобилей влетали прохладные ароматы разнотравья, ковром укрывающего степь, и так оно было к лучшему, потому что восхитительно романтичный ветер не только вполне соответствовал духу путешествия, но еще и не давал уснуть за рулем.

Вскоре Шизелло, а за ними и остальные, выбрались на Шмопский тракт. Дорога была пустынной, решительно ничто не мешало придавить как следует, чем и воспользовался дядюшка Джед, достав из дорожной корзинки уже третий бутерброд с докторской.

– Во времена моей далекой юности, – поучительным тоном начал он, – о таких комфортных условиях нам не приходилось и мечтать. Да-а уж, бывало ведь так, что там, на далеких островах, в сельмаге не найдешь ничего, кроме морской капусты да майонеза. Приходилось ловить акул! Они под майонезом как раз вполне съедобны.

– А что, кроме акул в океане ничего и не поймать? – удивился его племянник, маркграф Ромуальд.

– Да причем тут «ничего», – вздохнул Джедедайя. – А романтика?

– А-аа, – понял Ромуальд.

В коновозе тем временем шла философская беседа.

– И вот когда мастер самогонной церемонии закончил резать соленые огурчики и сделал мне знак приблизиться, я понял, что все вещи в мире взаимосвязаны – и огурчики, и старая газета, коей мастер тщательно протирал стаканы, прежде чем подать их гостям, – говорил Партизан. – Ведь едва он отбросил ненужный уже газетный лист, я разглядел на нем заголовок статьи, прославляющей овощеводов-полярников. Так я, тогда еще молодой, увидел суть церемонии, призванной показать не только связь душ, но и событий, разных вещей, живущих вокруг участников своей незаметной жизнью.

– Браво! – воскликнул Жирохвост. – Кстати, а не выпить ли нам по стаканчику… кефиру?

– Не знаю, что там с кефиром, а вот «Агдамом» я запасся, – кивнул Шон и, порывшись в своей дорожной сумке, достал оттуда небольшой, литров на десять, бочонок.

– Зер гут, – одобрительно зашевелил пятачком старик Партизан. – Кто знает, что ждет нас впереди?..

– Вот уж точно, – согласился Шон. – Что-то не нравится мне этот пресловутый Шмопский лес! Вроде бы и радиации там нет, а вот все-таки какой-то он на всех фотографиях зловещий. Да и фотографий-то мы нашли на удивление мало.

– Кое-что я слыхал о нем, будучи еще жеребенком, – всхрапнул за его спиной Пупырь. – Поговаривали, что путь на болота лежит через зловещее ущелье, в котором многие кони поломали себе ноги. Бр-рр…

Шон разлил «Агдам» по стаканам и задумался над словами Пупыря.

– На карте оно обозначено, как «Ущелье принцессы», – сообщил он. – Любопытно было бы узнать, о какой именно принцессе идет речь?

– Для этого нужен как минимум краевед, – заметил Партизан, – а где возьмешь краеведа в нашем-то захолустье?

Восток начал светлеть. Подустав от «Агдама», обитатели коновоза постепенно расползлись по углам и захрапели на прихваченных в дорогу матрасах.

Заснул и дядюшка Джед. Во сне он часто ворочался и иногда, очевидно, в припадке романтического вдохновения, принимался напевать классические романсы типа «Ах Соня, Соня, зажги мне пламень в бейцах, и голову умой в своих духах…» Слушая дядюшку, Ромуальд восхищенно качал головой, и едва не прозевал вдруг возникшую перед ним полосатую палку. Вслед за остановившимся пикапом замерли у обочины и остальные машины их маленькой колонны.

Покачиваясь на гусарский манер, к пикапу подошел очень широкий человек в коже. Кожаным было все, даже маленькая фуражка с кокардой дорожной полиции герцогства. На поясе у патрульного висели две пары блестящих наручников и плетка-семихвостка, в его лаковых сапогах до колен сверкало утреннее солнышко.

– Ага, – глубокомысленно заметил он, изучив документы Ромуальда. – И куда это мы собрались, маркграф?

– Сражаться с чудовищами, – поднял брови Ромуальд. – Куда ж еще?

– Что-о? – все четыре подбородка патрульного затряслись, и он не без труда просунул голову в открытое окно пикапа. – А ну-ка, дыхните!

Молодой Шизелло старательно выполнил его приказание.

– Рассольник с почками, пара каплунов, омар под каперсами и бедро барана, – задумчиво перечислил патрульный. – Странно, но сегодня вы еще не пили. Ладно, опустим это. Что там в фургоне?

– Да как обычно, – заморгал маркграф.

– Идемте посмотрим!

Ромуальд недоуменно пожал плечами и двинулся вслед за патрульным. Кожаный с плеткой решительно распахнул двери коновоза и тут же застыл, пораженный увиденным.

– Это… это кто? – вяло спросил он, указывая пальцем на спящего в обнимку с Партизаном Шона. – Откуда… такой… непорядок?

– Из Житомира, – раздался грозный голос за его спиной.

Патрульный медленно повернулся и увидел перед собой самого барона Кирфельда со шпагой на боку. В руке барон держал свое удостоверение почетного офицера герцогской свиты: едва глянув, представитель дорожной полиции погрустнел и опустил глаза.

– Довольно! – рявкнул барон. – Вместо того чтобы ловить правонарушителей и всяких прочих негодяев, вы, любезный, занимаетесь тут черт знает чем! Освободите дорогу, нам пора ехать! По машинам, дорогой зять!

И посрамленный патрульный остался в дорожной пыли, позвякивая своими наручниками.

За всеми этими приключениями до Шмопска наши путешественники добрались ближе к полудню. Взятые в кабины запасы были уже подъедены начисто, и жрать всем хотелось до ужаса, поэтому барон привел колонну к постоялому двору «У старого Карла», известному ему по давним охотничьим экспедициям в свите герцога Херцога.

– Увы, друзья, – вздохнул за стойкой старший портье, – ничем не могу помочь! Весь город буквально оккупирован делегатами Всемирного Конгресса гельминтологов, который устроили наши власти для привлечения инвестиций. Так что мест нет, дорогие гости. Боюсь даже, что их нет вообще нигде…

– Н-да-а, – протянул барон, выходя в сопровождении Ромуальда на стоянку. – Неужто же придется отдыхать прямо на воздухе?

– Поедемте в сторону леса, дорогой тесть, – предложил Шизелло. – Я думаю, что туда чертовы глистотники еще не добрались. Отелей там не сыскать, но пара харчевен найдется наверняка. Там и решим, что делать дальше.

Кирфельду не осталось ничего другого, как признать доводы зятя разумными. Снова зарычав моторами, маленькая колонна двинулась по окружной дороге. Вскорости по правую руку показались унылые ряды серых пятиэтажек, а на горизонте выросла зловещая стена Шмопского леса.

– Вон, я вижу что-то похожее на таверну, – сказал Ромуальд своему дядюшке Джедедайе Шизело, сидевшему в пикапе рядом с ним. – Свернем наудачу?

Пикап Ромаульда, а за ним и остальные машины подъехали к древнему двухэтажному домишке с острой, потемневшей от времени соломенной крышей. На фоне облупленных пятиэтажек заведение казалось призраком, занесенным на окраину Шмопска каким-то магическим ветром из совершенно иных эпох.

– «Грибная», – прочитал Ромуальд вывеску над входом. – «Свежие обеды». Интересно…

– Ну существуют же на свете пельменные, блинные, рюмочные в конце концов, – поддержал его дядюшка Джед, – что ж не быть грибной? Да и ващще, давненько я грибочков не едал.

Несмотря на утреннее время, в заведении находилось довольно много народу. Кто-то ел грибы, иные же, насытившись, курили, пуская дым к низкому закопченному потолку. В углу наперсточник весело зазывал желающих испытать судьбу.

Путешественники расселись за длинным столом у подслеповатого окошка и принялись за изучение меню. Грибов тут и впрямь предлагали множество. У подозрительного Ромуальда возникла даже недобрая мысль об их радиоактивном происхождении, но он поспешил отогнать ее – санитарный контроль в герцогстве был на высоте. Пока ждали заказа, барон сделал пару глотков из заветной фляги, а дядюшка Джед, ужом выбравшись из-за стола так, что никто этого и не заметил, приблизился к наперсточнику. Увидев его перед столиком за игрой, Ромуальд несколько удивился, так как заподозрить ученого романтика в любви к подобным забавам не мог, – но уже через несколько минут перед Джедом возникла и начала быстро расти пачка замусоленных купюр. Молодой Шизелло понял все. Извинившись перед друзьями, он подошел к сосредоточенному дяде и зашептал ему в ухо:

– Зачем вы так? Ведь ваше поведение низко!..

Едва не плача, наперсточник отсчитал дядюшке еще несколько бумажек и хотел было прикрыть игру, но на него тотчас зашикали зрители, уже собравшиеся за спиной Джедедайи.

– Ничего подобного, – так же шепотом отозвался путешественник. – Я просто включаю оба полушария.

Проиграв, явно для виду – один раз, – он сгреб свой выигрыш и вернулся за стол.

– Никаких заклинаний, – негромко сказал ученый, с усмешкой глядя на Ромуальда, – только зоркость и ничего иного. В джунглях без хорошего зрения и ловкого мозга шансов нет, уж я-то это знаю!.. Зато теперь я могу позволить себе капельку-другую доброго коньяку. Вам не случалось пить коньяк с грибами, дорогой барон? Редкое удовольствие!

– Нынче воздержусь, – покачал головой барон. – Что-то мне вообще не нравится вся эта атмосфера… кругом.

– Что именно? – нахмурился сидящий напротив него Шон. – Заведение как заведение, публика вполне нормальная, даже вот на нас особо не пялится. А ночевать, пожалуй, стоит в лесном кемпинге «Весна», он как раз нам по пути. Там и машины оставим, ведь дальше дороги нет.

– Как знать, как знать, – прищурился Джедедайя Шизелло, обнюхивая принесенные разносчиком тушеные свинюшки.

И сказавши так, он бросил короткий пронзительный взгляд на карлика в широкополой шляпе, что сидел в дальнем полутемном углу зала с миской грибов. Карлик казался немного странным из-за двух своих седых косиц, что безжизненно свисали ему на плечи, но в Шмопске, надо сказать, можно было увидеть и не такое.

Очевидно, карлик ощутил на себе глаз путешественника, так как он неожиданно взялся обеими руками за свою шляпу, после чего резко повернул ее на сто восемьдесят по горизонтали. Джедедайя незаметно улыбнулся, опрокинул рюмку коньяку, выдохнул и взялся за вилку.

Затягивать трапезу не стали. В конце концов, предстояло еще добраться до той самой «Весны», о которой говорил хорошо изучивший все доступные ему карты Шон – а кто знает, что может встретиться на дороге в таком опасном месте, как Шмопский район?

Сперва трасса выглядела вполне пристойно, но так продолжалось недолго. Менее чем через час путешественники въехали в полумрак легендарного леса, и асфальт тотчас же, будто по команде, пошел сперва трещинами, а после и выбоинами: казалось, поверхность старой дороги погрызли некие неведомые науке глисты-гудронники, проснувшиеся после долгой голодной зимы. Проклиная все святое, маркраф Ромуальд вынужден был сбросить скорость до пятидесяти, и его примеру нехотя последовали остальные.

– Эдак, – произнес молодой Шизелло, часто цокая зубами, – мы и до заката не доедем.

– Все может быть, – задумчиво качнул головой дядюшка Джед, думая о чем-то своем.

Ромаульд выругался и покрепче сжал руль.

А трясущийся вместе с друзьями в коновозе Шон свернул карту и мрачно отхлебнул из кружки с «Агдамом».

– Заметьте, коллеги, – вздохнул он, – за все то время, что мы выехали из Шмопска, нам, кажись, не повстречалось ни одной машины – ни туда, ни оттуда.

– Все это означает, – сосредоточенно пошевелил бровями Толстопузик, – что мы имеем дело с дурным предзнаменованием?

– Все может быть, – неопределенно дернул плечом мудрый дракон и поспешил нацедить себе еще кружечку.

– Вперед, на врага! – отчетливо проговорил похрапывавший до того Партизан, после чего с шумом пустил ветры и захрапел снова.

– Дьявол, – вздохнул Шон, – Пупырь, тебе ближе – открой люк, что ли? Это надо ж так постараться! И что это он ел сегодня?

Некоторое время все подавленно молчали, стараясь дышать ртом, потом в коновозе развиднелось, и Жирохвост хотел было уже достать из сумки домино, как машина вдруг резко остановилась.

Первым, разумеется, ударил по тормозам молодой маркграф Ромуальд Шизелло – и причина тому была вполне понятна: перед его пикапом неожиданно сам собой разъехался драный асфальт, образовав хоть не очень большую, однако все же прорву. АБС меняли совсем недавно, поэтому пикап даже не повело, он встал как вкопанный в считанных сантиметрах от разрыва. Водитель коновоза не смог избежать складывания полуприцепа, но на пустой трассе это обстоятельство не имело особого значения – барон же, благопристойно державший дистанцию, вытормозился и вовсе без проблем.

Мгновенно отомкнув изнутри замки комфортабельного коновоза, вставшего нынче поперек дороги, выскочил на воздух Шон. Переход в боевую модификацию отнял лишь секунду, и вот он уже взмыл над автоколонной, шмыргая носом, чтобы адсорбировать связанный водород в огнеметных железах. Отчаянно чихая в выхлопе стартовых газов дракона, покинули прицеп суровые коты.

– Арьергард – внимание! – крикнул Жирохвост своему ученику и, топорща шерсть на загривке, метнулся вперед.

Молча кивнув, Толстопузик бросился навстречу господину барону, уже шагающему вдоль дорожного полотна к месту происшествия. Короткий обзор вибриссами подсказал котенку, что хоть лес и кишит зловещими эфирными сущностями, однако ж ни одна из них не решается пока напасть на хорошо вооруженных пришельцев. Барон, понимая, что серенький полосатый зверь является сейчас его лучшим защитником, встал на миг и протянул руку – Толстопузик тотчас запрыгнул на кожаную перчатку, взлетел по рукаву на правое плечо и замер там как живой радар, способный предупредить хозяина о любой опасности.

Разрыв был невелик, от силы метр в ширину, поэтому Жирохвост, не желая тратить время на обход по обочине, разогнался как следует, оттолкнулся от сырого асфальта задними лапами – и прыгнул. Пролетая над бездной, мощный кот ощутил брюхом зловещее дуновение мрака. В памяти его неожиданно всплыла одна очень старая книга, прочитанная им еще в юности, когда он постигал премудрость в подвалах библиотеки баронского замка: к тому моменту, когда сильные лапы приняли на себя немалый вес кота, Жирохвост уже догадывался о сути происшедшего. Однако же, не спеша доверять своим предчувствиям, полосатый мудрец предпочел все же тщательно просканировать окрестности.

– Пока чепуха, – сказал он сам себе, садясь на задние лапы и облизываясь.

– Ты уверен? – раздался вдруг сверху настороженный голос дядюшки Джеда, который, приблизившись, нагнулся над разломом и внимательно всматривался в открывшуюся ему пустоту.

– Думаю, что да. – С этими словами кот встал на все четыре и в задумчивости почесал левой задней правое ухо. – Полагаю, вам приходилось читать труды безумного арапа Аль-Шизреда?

Джедедайя восхищенно поднял брови.

– Какая эрудиция, мой полосатый друг! – вскричал он. – О, конечно, как же я не догадался сразу – ведь дервиш-переверни-шляпу, встреченный нами в таверне, недвусмысленно предупреждал меня о грядущих пертурбациях бытия!

– Стало быть, это всего лишь предупреждение, – закончил за ученого мудрый кот. – Но чего же нам стоит ждать дальше?

– Пертурбаций, – загадочно покачал головой Джедедайя Шизелло. – Пертурбаций, и никак иначе.

Над разломом шумно вздохнули крылья дракона.

– Ничего, – сообщил он барону, тревожно прислушивающемуся к беседе кота и ученого путешественника. – Ни разбойников, ни… в общем, лес пуст. Можно ехать, я думаю.

– По машинам, – решительно махнул рукой Джедедайя. – Психовать еще рано: напсихуемся, я думаю. Вперед, друзья!

Нахмурившийся Ромуальд съехал на обочину, нисколько не пострадавшую от неожиданного катаклизма, аккуратно обогнул разрыв в ткани бытия и поднялся обратно на серое полотно трассы. Вслед за ним то же самое проделал и тягач с коновозом – последним вышел на асфальт господин барон.

– Я так и думал, – довольно крякнул дядюшка Джед, неотрывно глядевший в зеркало.

– Что именно? – содрогнулся и без того встревоженный Ромаульд Шизелло.

– Разрыв срастается, – осклабился Джедедайя. – Мудрец Жирохвост оказался прав.

Молодой маркграф прижал ногой тормоз и сперва посмотрел в левое зеркало, а потом, не желая верить в увиденное, высунулся из окна водительской дверцы едва не по пояс. И верно: источающий тьму разлом трассы медленно, но верно сходился за кормой неторопливого автомобиля барона Кирфельда.

– Признаться, моих знаний в данном случае не хватает, – шумно выдохнул Ромуальд.

– Ничего удивительного, – ответил ему почтенный путешественник, – о таких вещах на кафедрах не говорят. Увы… впрочем, дорогой племянник, наше небольшое дело сулит немало новых ощущений. Н-да!

5

Привратник, он же дежурный администратор кемпинга, тщательно пересчитал полученные им сорок сольдо за въезд, после чего мрачно боднул головой в сторону замшелых шиферных крыш, что виднелись в глубине территории за густой лиственной рощей:

– Занимайте второй корпус, белье сейчас кастелянша выдаст. Ужин у нас в семь, и не опаздывать.

Барон Кирфельд задумчиво покачал головой. Уплаченная сумма показалась ему совершенно несуразной, но делать было нечего – «Весна» оставалась последним форпостом цивилизации на пути в темный Шмопский лес.

– Сорок сольдо, – пробормотал он, пряча в карман квитанцию об уплате, – это ж с ума сойти!

Дело меж тем шло уже к вечеру, солнце спряталось среди низких туч, и кемпинг, заросший высокими неухоженными кленами, казался темным, мрачным и необитаемым. В воздухе мелко зудели пока еще немногочисленные комары.

Путешественники подъехали к указанному им одноэтажному корпусу, выстроенному из красного, давно потемневшего от старости кирпича, и припарковали свои машины на тесной асфальтированной площадке. Возле входа в здание их взору предстала довольно странная скульптура – могучего вида девица в купальнике, сжимая в облезлой, давно не крашеной руке, весло, стояла почему-то ногами в сероватой садовой вазе, из тех, что были модны когда-то, во времена гигантских кактусов.

– Мадонна с веслом, – удивленно заметил Толстопузик. – Что бы это значило, учитель?

– Хрен его знает, – пошевелил ушами Жирохвост. – Наверное, абсурдизм… впрочем, какое нам до этого дело?

– Давайте размещаться, – перебил котов господин барон. – Вон я вижу нечто напоминающее конюшню… а вот, видимо, и кастелянша!

По трехступенчатой, поросшей редким мхом лестнице спускалась суровая на вид седая дама в линялом темно-синем халате.

– А-аа, вновь прибывшие, – процедила она, недобро косясь на дракона, – квитанция где? Мне ж расписаться надо.

Барон с готовностью протянул ей зеленоватую бумажку.

– Ага…

Достав из кармана халата позолоченный «паркер» кастелянша вывела внизу документа затейливую роспись и подняла глаза:

– Так, котам сразу скажите, чтоб не ссали тут мне в помещении, а лошадь в конюшню отведите. Сено на ночь – один сольдо, если надо. На дракона у вас тут отдельный нумер оформлен – значит, кроватей не ломать! А то штраф. Ужин у нас в семь, и не опаздывать!

– Нас уже предупредили, – провел рукой по бакенбардам Джедедайя Шизелло.

– Усех предупреждают! А потом усе опаздывают! Все, пошли, я белье выдам.

– Потрясающий сервис, – вздохнул Пупырь, ожидая, когда ему выдадут ключи от конюшни.

– Н-да уж… – согласно кивнул Жирохвост.

Дождавшись, когда кастелянша вместе с гостями скроется за невыносимо скрипучей дверью, он подошел к коновозу и тихонько велел Партизану вылезать на воздух.

– Ближе к реке там дубы, – сообщил мудрец старому кабану. – До утра прокормишься, я думаю.

– Ничего, – хрюкнул тот, – не замерзну!

На плече у него согласно булькнула трехлитровая фляга.

Жирохвост проследил, как мелькнул в кустах туго закрученный хвост старика Партизана, вздохнул и, забравшись в древнюю вазу, из которой торчала загадочная облезлая скульптура, с наслаждением пустил струю.

– А то – «в помещении, в помещении», – фыркнул он. – За сорок сольдо, подумать только!

Пока он вылизывался, из корпуса выбрался посланный на разведку Толстопузик.

– Прогнило там все, учитель, – сообщил котенок. – И ни одной мыши, ну ни однусенькой!

– Мыши в столовой, – хмыкнул Жирохвост. – Время еще есть. Давай-ка мы лучше сходим к реке…

И два полосатых кота бесшумно скрылись в густой траве.

Меж тем барон Кирфельд, выяснив у кастелянши, что бильярдная в кемпинге хоть и имеется, но заколочена уже пять лет после одной известной драки с участием прокурора, несколько приуныл и направился – в компании неутомимого путешественника Джедедайи – в сторону крохотного причала, где можно было арендовать лодку для короткой прогулки по воде. Узкая тропа вывела их к миниатюрному желтому пляжику, возле которого, в тесной и когда-то выкрашенной зеленой масленкой будочке, скучал за кроссвордом седой и неопрятный дед.

– А-аа, – протянул он, недовольно разглядывая гостей, – так вот я и знал.

– Мы у вас тут что – единственные? – несколько удивился барон, до ушей которого долетали стуки и матюги недалекого теннисного корта.

– Еще бы – единственные! – мрачно хмыкнул лодочник. – Уж три семейства набралось, наползли, сукины дети. Что ж это – лодку вам?

Изумляясь происходящему, барон Кирфельд выдал старику сольдо и спрыгнул в старую серебристую «казанку» с совершенно дохлым на вид подвесным мотором «меркюри».

– Весла вот возьмите! – оправив на себе ветхий ватник, дед швырнул в лодку пару истерзанных алюминиевых весел. – И к ужину не опаздывать!

Джедедайя Шизелло вставил весла в уключины, двумя могучими рывками отпихнул лодку от берега и внимательно посмотрел на барона:

– Вам все это не кажется странным, друг мой?

Кирфельд не ответил ему ничего, он как раз заканчивал возню с бензонасосом. Когда бензин поступил наконец в карбюратор, барон повернул флажок зажигания и рванул пусковой трос. Мотор чихнул обоими цилиндрами, над водой пополз синий дымок. Барон тотчас же крутнул ручку газа – и старая «казанка», послушно приподняв нос, пошла в сторону недалеких плавней.

– Мне вообще не нравится это место! – прокричал Кирфельд, когда лодка отошла на достаточное расстояние от берега. – Но что делать?

Джедедайя покачал головой. Берег удалялся. Вот барон убрал обороты, движок перешел с рева на угрюмое бормотание; лодка мягко заскользила вдоль темных, пропахших тиной вод.

– Все-таки здесь, кажется, поспокойней будет, нежели в привычных вам джунглях, – усмехнулся Кирфельд.

– Как знать, как знать, – покачал головой Джедедайя,

Кирфельд в задумчивости достал портсигар, но до зажигалки добраться не успел: по правому борту вдруг оглушительно плеснуло, и из воды высунулась огромная щучья голова. Не теряя времени на размышления, Джедедайя Шизелло тут же огрел ее веслом, но щука и не думала исчезать. Бледнея, барон Кирфельд вкрутил катушку газа, «казанка» встала в воде кормой вниз, но проклятая хищница не отставала, все так же внимательно глядя на путешественников, осмелившихся взбаламутить ее стихию. Шизелло без устали орудовал веслом, удары сыпались на голову монстра один за другим, однако щука, словно призрак, следовала за лодкой.

– Да что ж тебе надо? – возопил наконец Шизелло, продолжая колотить периодически исчезающую щуку веслом.

– Шоколада! – эхом бухнуло над рекой.

Дждедайя тут же бросил весло и принялся хлопать себя по многочисленным карманам походной жилетки.

– Как я похудел… – прошептал он в отчаянии.

Через несколько секунд ему все же удалось найти плитку по имени «Мышка на сервере», которую он берег на самый тяжелый случай и, распаковав ее, метко швырнуть в щуке в пасть.

Отвратительная хищница исчезла – барон же Кирфельд, оцепенев, продолжал гнать лодку на полном газу.

– Да прекратите вы! – крикнул ему Джедедайя, и в этот самый момент с правого борта вновь появилась вытянутая острозубая башка.

– Дорогу, – взвыла щука, – ищи верную дорогу… жди…когда придет Страж Древа…

И – исчезла, на сей раз уже навсегда.

Примерно в то же самое время Жирохвост, принюхавшись, выбрался на отлогий и густо заросший тонкими, грустными ивами берег реки. Рядом с ним осторожно присел Толстопузик. Вокруг царила тишина, лишь где-то далеко надсадно ревел лодочный мотор. Слегка звенели комары.

– Что-то здесь не так… – задумчиво произнес Жирохвост, любуясь водомерками, что элегантно скользили по поверхности воды.

– С кемпингом, учитель? – осторожно поинтересовался Толстопузик.

– С кемпингом все как раз понятно, – мудрый Жирохвост дернул ухом, отгоняя комара, и почесался, – всего лишь наследие проклятого прошлого. Интересно другое: мне что-то чудится… а ну-ка, подумаем: мы здесь находимся на берегу «глухого», замкнутого рукава реки, основное ее русло идет чуть дальше, вон там – и Жирохвост махнул лапой в сторону недалекого причала лодочной станции кемпинга, – на том же берегу рукава я вижу нечто вроде тропы. Что, собственно, мешает мне проверить, ошибся я или нет?

С этими словами могучий кот сделал пару шагов вдоль берега и лихо запрыгнул на обрезок довольно толстого бревна, застрявший у самой воды в корнях ивы.

– Останься здесь! – приказал он Толстопузику. – Будем надеяться, что я скоро вернусь!

И верный ученик, закрутившись вокруг задних лапок хвостиком, принялся ждать своего отважного наставника. Жирохвост же, споро столкнув в воду свое средство передвижения, принялся грести. Вода оказалась теплой, и вынужденное путешествие не доставляло ему особых неудобств: очень скоро мудрец достиг противоположного берега, затащил полено на сушу и, отряхнувшись, деловито потрусил в сторону леса.

Кошачье чутье не обмануло – едва редкий прибрежный кустарник оказался за спиной, Жирохвост увидел впереди узкую, но достаточно ровную грунтовую дорогу, ведущую в темные глубины Шмопского леса. Жирохвост присвистнул: ни на одной из имевшихся в его распоряжении карт этой дороги не было! Всем своим существом кот ощущал хоть и слабое, но все же заметное присутствие чьей-то старой, давно уже забытой магии. Это было странно, так как дорога явно была порождением рук человеческих, и более того, ею время от времени пользовались.

– Так вот оно как, – прошептал кот, стуча хвостом по земле, – и чего ж нам ждать теперь?

Продолжая размышлять над увиденным, он вернулся к своему полену и вскоре выбрался из воды рядом с ожидавшим его учеником.

– Там есть дорога, – сказал Жирохвост, отряхиваясь после отвратительных для него водных процедур, – и ведет она как раз туда, куда нам и надо, это я могу пока еще определить даже без компаса. Но вот что все это значит?

– И что же, учитель? – хмурясь новостям, спросил его Толстопузик.

– Пока не знаю, – прищурился мудрец. – Однако ж, время идет к ужину, а опаздывать не велели. Пойдем-ка в сторону столовой!

Было без пяти семь, когда Ромаульд Шизелло, досадуя резко увеличившимся к вечеру поголовьем комаров, прибыл к столовой. За ним устало плелись Шон и водитель коновоза Джимми. После того, как маркграф узрел перед собой наглухо замкнутые двери, досада его перешла в откровенное раздражение.

– Что это, черт возьми, за безобразие? – возопил он. – Это за сорок-то сольдо? Может, постучаться?

– Если я постучусь, – флегматично ответил Шон, – то от столовки мало чего останется. Лучше подождать, тем более что я пока не вижу ни господина барона, ни дядюшку Джеда, а уж они, кажется, к ужину никогда еще не опаздывали.

– Это верно, – кивнул Ромуальд и отправился в облезлую деревянную беседку, что стояла напротив входа.

Пока маркграф обрезал свою сигару, к столовой подошли две супружеские пары средних лет, облаченные в типично отпускные наряды и с теннисными ракетками за плечами. Один из мужей, потеребив шорты, недоверчиво стукнул в давно некрашеную дверь, но, устав ждать ответа, пожал плечами и отошел к скамейке, где ожидали его друзья. По кругу тотчас же пошла бутылка портвейна; дамы, порядком уже расплывшиеся под своими легкомысленными сарафанчиками, несколько раз взглянули на дракона, который элегантно пристроился на дубовом парапете беседки, пискляво рассмеялись, однако ж на том все и кончилось. А время шло.

Ровно в семь на парапет слева и справа от Ромуальда бесшумно вспрыгнули два кота удивительно полосатой наружности.

– А, друзья мои, – радостно поднял брови тот, – как хорошо, что вы пришли! Ей-бо, в вашем присутствии я чувствую себя гораздо лучше… не видали ли вы моего достопочтенного тестя, а также дорогого дядюшку? Их отсутствие заставляет меня волноваться!

Жирохвост изящно пошевелил ухом и сузил зрачки:

– Если я не ошибаюсь, они плетутся где-то сзади. И оба мокрые до нитки. Не мне же их вылизывать? Моя преданность господину барону не простирается так далеко…

Ромуальд стремительно обернулся и увидел две фигуры, кои, отчаянно размахивая руками в горячей, как видно, дискуссии, неспешно приближались к столовой. Парой мгновений позже до него донеслись и голоса.

– Говорил я вам, дорогой барон, – нервно шипел Джедедайя Шизелло, – сбросьте ж вы газ! Вы же, вместо этого, двинули ручкой влево – и после такого вы еще хотите, что бы «казанка» не перевернулась? На полном-то газу, а?

– Но пятнадцать сольдо! Пятнадцать сольдо! – причитал сильно влажный и местами облепленный злыми креветками барон. – А все, сударь, говорю вам – щука! Щука это!

– Да что же случилось?! – возопил, спрыгивая на траву, молодой Ромуальд. – Что это с вами?

– Мы перевернулись, – вздохнул барон. – И все из-за проклятой щуки, будь она неладна! В итоге пришлось заплатить лодочнику аж пятнадцать сольдо за буксировку перевернутой лодки и последующий ремонт мотора. Проклятье! Клянусь, я подам соответствующую жалобу его светлости!

При этих словах Толстопузик, движимый глубоким чувством долга по отношению к своему господину, бросился вперед и принялся скусывать с его камзола злых креветок, висящих там наподобие гирлянд.

– Что за щука? – спокойно спросил Жирохвост.

– Щука? – Джедедайя Шизелло выдернул пучок водорослей из-под левой запонки и нахмурился со значением: – Да уж такая вот щука… дайте поужинать, тогда и расскажу все, что следует. А где, собственно, ужин?

– А-аа, – заревел не до конца еще избавившийся от злых креветок барон, – так они за сорок сольдо еще и ужин задерживают?!

И, отбросив от себя преданного Толстопузика, едва не подавившегося парой креветок, суровый Кирфельд кинулся к дверям столовки.

– Ну что там? – глухо ответили ему. – Сказано ведь было: грибы только в пять привезли. Потерпеть нельзя, что ли?

– Опять грибы? – скорчился барон. – Ну нет, друзья мои! У нас, кажется, полный пикап припасов. Я отказываюсь от этого чертова ужина и намереваюсь востребовать его стоимость по суду герцогства Херцогского! Всякий, кто мне друг – за мной!

Вскоре заревела разожженная многоопытным Джедедайей паяльная лампа. Ромаульд резал буряки, Шон, засучивши рукава, промывал под краном пшено, а коты мастерски вскрывали когтями тушенку. Из пикапа извлечен был фамильный походный котел рода Кирфельд, посланный за ключевой водой Джимми вернулся с парой полных канистр, и вот уже над скромной стоянкой наших путешественников поплыл чарующий аромат красного свекольного кулеша с тушенкой. От этого сногсшибательного запаха падали оземь даже самые отчаянные из комаров. Кряхтя, барон вытащил из своего автомобиля литровую банку маринованного чесноку, самолично содрал крышку и заложил в готовящееся варево. Комаров в окрестностях не стало вовсе.

– Так что вы там, собственно, толковали о щуке, дорогой Джедедайя? – поинтересовался Жирохвост, облизавшись после вскрытия тушенки.

Путешественник неторопливо раскрыл свой потертый кожаный портсигар и протянул коту коротенькую пахитоску.

– Щука несколько странная. Прорицательная, я бы сказал. Вам приходилось слышать о таких, уважаемый коллега?

Жирохвост глубоко затянулся и, в размышлении, встопорщил шерсть на загривке.

– Боюсь, что нет, – признался он. – Впрочем, это и неудивительно, ведь большую часть своего времени я посвящал философии… но, думаю, что если вы передадите мне суть ее речей, я, как кот, смогу дать некоторые комментарии.

– Она сказала и слишком много, и слишком мало, – вздохнул Джедедайя. – Сперва хищница потребовала шоколадку, потом же приказала искать некую дорогу… боюсь, все это слишком расплывчато. Что говорит ваше кошачье чутье, дорогой друг?

– Только то, что щука всего лишь учуяла шоколад в вашем кармане, – пошевелил усами Жирохвост. – А дорогу мы нашли и без нее. Но странно то, что дороги этой нет ни на одной из карт… вот оно как.

– Черт возьми! – встрепенулся опытный путешественник. – И что же дорога?

– Дорога ведет именно туда, куда нам надо, – меланхолично ответил ему кот. – Уж поверьте, в дорогах и направлениях я разбираюсь лучше вашего. Но что она значит, эта самая дорога?

С этими словами Жирохвост поднялся на все четыре лапы и, откланявшись, исчез в густом вечере.

Сперва он брел в сторону реки, желая поохотиться на шальных верховодок, там и сям шнырявших вдоль темной, зеленой поверхности рукава, но потом передумал мочить когти, и, снова скрывшись в траве, пошел к спортивной площадке кемпинга. Там слегка попахивало недавно пробежавшей кошкой и главное, оттуда раздавались звуки игры.

То, что он увидел на игровом поле, потрясло Жирохвоста до глубины души.

Обе семейные пары, люди средних лет, далекие уже от детских забав – те, что пришли на ужин с теннисными ракетками за спиной – играли сейчас в теннис совершенно голые… а в руках у них вместо ракеток были комнатные тапочки казарменного типа, те самые, что кастелянши «Весны» выдавали вместе бельем!

Жирохвост пролез сквозь сетку и задумался. На своем веку он повидал всякого, видел даже парад кулинарных меньшинств в столице герцогства – но такого ему наблюдать еще не приходилось. В состоянии глубокого изумления мощный кот вытащил из кармана дорожной жилетки папиросину типа «Казбек», презентованную однажды бароном, раскурил ее и не заметил, как к нему, вихляя отвислыми грудями, приближается дама с тапком в руке.

– Ой! – услышал он над самым ухом. – А тут кися!.. Ой, мамочки! А кися курит!!!

Мудрец не успел даже поперхнуться дымом – тело все сделало за него раньше, чем он смог очухаться: мявкнув, Жирохвост одним махом перелетел через сетку и отдышался уже в густых кустах далеко от корта.

Только через несколько секунд, придя в себя, кот понял что же спугнуло его на самом деле. Из разъятой пасти дамы пахло грибами, и он даже знал, какими именно: это были трюфели.

Но трюфели эти несли в себе столь глубокий разрыв в ткани бытия, что Жирохвосту стало не по себе, и он тихонько зарычал. Из-за туч медленно выходила Луна.

6

Утро выдалось довольно мутным. Промокшему и замерзшему барону пришлось за ужином свирепо греться перцовой, отчего после подъема он отправился было на поиски рассолу, однако ж потом, махнув рукой, велел подать каховского. Дядюшка Джед, куда более привычный к тяготам походной жизни, смотрел на Кирфельда с сочувствием но поделать ничего не мог: каховское властно овладело сознанием господина барона, и скоро тот уже распевал старые придворные романсы.

На завтрак никто не пошел. Доев потихоньку остатки вчерашнего кулеша (в дело пошли еще два банки тушенки), путешественники принялись совещаться, как быть дальше. Было ясно, что предприятие оказалось совсем не таким легким, как предполагали вначале. Шон решил было слетать на разведку, но старший Шизелло категорически отверг такой план:

– После вчерашних событий нам лучше держаться вместе, друзья мои. Отнюдь не исключено, что враждебные силы пристально следят за нашим продвижением и не упустят возможности остановить экспедицию. Зловещая щука напророчила дорогу – что ж, по всей видимости, ее следует понимать так, что каждый из нас должен пройти своим путем нравственного поиска, дабы в конечном итоге…

– А тут действительно есть дорога, – прервал его излияния Жирохвост.

– Что, друг мой? – поперхнулся Джедедайя.

– Тут есть дорога в глубь Шмопского леса, – терпеливо повторил кот. – Как раз туда, куда нам и надо. По этой дороге вполне сможет пробраться пикап с припасами, и через несколько часов мы, пожалуй, достигнем Ущелья Принцессы.

– Сосисок бы сейчас, – мечтательно произнес барон, зевая. – Под соусом таким вот, остреньким.

– Уймитесь вы с вашими сосисками, – раздраженно бросил Шон. – Жир, а ты там что, уже все разведал?

– Не совсем так, – махнул хвостом мудрец. – Я сплавал на тот берег, увидел дорогу и сразу двинул обратно. Хотелось поскорее уже обсохнуть, так что кой черт тянуть? Что бы я там еще увидел? Насколько я понимаю, нам нужно просто объехать лагерь с той стороны, – он дернул лапой, указывая направление, – и вперед. Это лучше, чем тащить припасы и снаряжение на себе, не так ли?

– Значит, пикап пройдет? – приподнял брови Ромуальд Шизелло.

– До куда-нибудь… мне кажется, что вряд ли до самого Ущелья…

– Хорошо! Тогда давайте перегрузим вещи господина барона из его колымаги в пикап, переговорим с начальником кемпинга о сохранности тех машин, что мы здесь оставим – я полагаю, с ними мы оставим и старика Джимми – и выдвигаемся!

Через час все было готово. Ромуальд вывел свой пикап со стоянки – в кабине рядом с ним мирно посапывал барон Кирфельд, у окна пристроился дядюшка Джед, а в кузове, на ворохе узлов и мешков с припасами, восседали оба кота. Шон с Пупырем шествовали арьергардом, коротая время неторопливой дружеской беседой.

– А Партизан, как и положено преданному вассалу, сопровождает нас, оставаясь при этом почти невидимым, – тихо усмехнулся Жирохвост. – Надеюсь, ты заметил его, Толстопуз?

– Разумеется, – кивнул в ответ котенок и незаметно указал хвостом на кусты. – Вон он бредет, бедолага… может, все же рассказать о нем господину барону?

– Не стоит, – отмахнулся Жирохвост. – Всему свое время.

Пикап неторопливо продвигался вперед, то и дело объезжая ямы и кочки, встречавшиеся на полузаброшенной дороге в ужасающем изобилии. Через некоторое время Шон и Пупырь, не желавшие утруждать ноги, отстали где-то сзади, однако старый кабан по-прежнему двигался параллельным курсом, иногда всхрюкивая в придорожных кустах. Толстопузик, уютно свернувшись клубочком на мешке с боеприпасами, решил задремать, и таким образом, стражу нес один только мудрый Жирохвост.

Утро, впрочем, не предвещало решительно ничего дурного. В кронах деревьев невинно щебетали птицы, там и сям мелькали в солнечном луче жизнерадостные насекомые, от какой-то далекой лужи ветер доносил слабое кваканье лягушек. Жирохвост устроился поудобнее, положил под голову лапу и задумался. Незадолго до отправления в экспедицию он перечитывал «Добродетели» старого наставника Тоёдзи и размышлял о том, что хорошо было бы отпроситься у господина барона на полгодика в Японию, попрактиковаться в одной из многочисленных там дзенских школ. Его ученик – Толстопузик – уже вырос и вполне способен некоторое время справляться со своими обязанностями без посторонней помощи, а если что и случится, то всегда можно дать совет по телефону. В последнее время Жирохвост все чаще забирался на крышу караульной башни баронского замка, дабы погреться на солнышке и помечтать о покое и тишине какого-нибудь старого буддийского монастыря. До старости ему было еще далеко, но и молодость, пожалуй, осталась уже позади, сменившись порой духовного осмысления…

Внезапно благостные размышления мудрого кота были прерваны странным грибным запахом, на миг появившимся в разгоряченном воздухе. Жирохвост приподнял голову и потянул носом. Лежащий рядом с ним Толстопузик тут же широко распахнул глаза, но остался при этом недвижим.

– Я ничего не чую, учитель, – тревожно зашептал он. – Что встревожило вас?

– Пока не знаю, – процедил Жирохвост.

Короткая волна грибного запаха исчезла так же быстро, как и появилась – но опытный кот готов был поклясться, что именно этими грибами пахло от странной голой тетки с тапком в руке, которая испугала его вчера вечером. Этими… трюфелями.

Жирохвост не успел как следует осознать учуянное: пикап неожиданно тряхнуло, заскрипели тормоза, и кот едва не полетел головой на крышу кабины. Машина встала, из распахнувшейся правой двери в пыль вывалились Джедедайя Шизело и все еще спящий барон Кирфельд.

– Проклятье! – услышал Жирохвост голос знаменитого путешественника. – Как это все некстати!

Не дожидаясь дальнейшего развития событий, оба кота спрыгнули на землю. Увиденное потрясло их: из под передка пикапа, змеясь, и, кажется, даже шипя, выползали какие-то коричневые стебли, заканчивающиеся отвратительными бугристыми головками. Вот одна из головок задергалась, быстро увеличиваясь в размерах. Содрогнувшись от отвращения, Жирохвост заметил, как среди черных бугорков прорисовалась небольшая пасть, густо усыпанная острыми белыми зубами. Запах трюфелей стал невыносимым.

– Что это, дядя?! – возопил Ромуальд, уже выбравшийся из машины. – Что это за дьявольщина?

– О-оо, – захрипел Джедедайя, оттаскивая от пикапа по-прежнему дрыхнущего барона, – это суть род трюхвелис параноикус, опаснейший самодвижущийся гриб, способный нападать на людей и сводить их с ума всерьез и надолго – все зависит от того, насколько длительным будет контакт с…

Договорить он не успел: барон проснулся и, не тратя времени на оценку обстановки, потянул из ножен свою короткую дорожную саблю.

– Все, кто меня любит, за мной! – взревел он.

– Не делайте этого! – визгливо пискнул Джедедайя, но барона было не остановить.

Размахивая саблей, Кирфельд бросился в атаку. Каждый взмах его клинка сносил по две-три головки – видя такой успех, молодой Ромуальд выхватил карманный револьвер и открыл огонь по омерзительным грибам. Прежде чем у него кончились патроны в барабане, из-за поворота дороги с тяжелым топотом выскочили отставшие Шон и Пупырь. Не разбираясь особо, дракон дунул на грибы огнеметными железами.

– Черт бы вас побрал! – завопил, приходя в себя, Джедедайя. – Посмотрите, что вы наделали! Еще минуту назад у нас был шанс удрать от этих тварей – а теперь?

Жирохвост и Толстопузик, взлетевшие, что бы не мешаться под ногами, на капот автомобиля, с горечью признали его правоту – на месте каждого из погибших грибов выросли как минимум пять головок, и вот уже они, злокозненно шевелясь, окружили путешественников со всех сторон. Зубастые пасти жадно чавкали.

– И как от них можно отделаться? – спросил Шон.

– Вы думаете, они здесь просто так? – скривился в ответ Джедедайя. – Куда там! За нами по пятам следуют темные силы, суть коих мне пока еще неведома… и вот нынче мы, кажется, попали в переплет!..

– Но пока они что-то нападать не собираются, – резонно заметил Жирохвост, обозревая окрестности с высоты капота. – И неужели же нет силы, способной обороть такую напасть?

– В общем-то я могу взлететь и перенести вас в безопасное место, – начал было Шон, однако Джедедайя замахал на него руками:

– Об этом лучше и не думать! При первой же попытке они обовьют нас всех – и тогда конец…

– Неужто же у этих сволочей нет ни единого природного врага? – не сдавался Жирохвост. – Разве так бывает?

– Есть! – отмахнулся от него дядюшка Джед. – Но только нам от того не легче.

– Это почему же?

– Да потому, что единственное существо, способное эффективно бороться с трюхвелем, это свинья. Где прикажете взять свинью?

Жирохвост покачнулся от хохота.

– Уже укусили? – выкатил глаза Ромаульд.

– Да нет же, дорогой маркграф, просто в составе участников экспедиции есть, к счастью, еще одно лицо… готовьтесь заводить машину! Партизан, выходи – уж пробил час исполнить долг!

И из кустов, жадно щелкая огромными клыками, пулей вылетел старый кабан, который давно уже наблюдал за всем происходящим, никак, впрочем, не проявляя своего присутствия.

– Я всех сожру их, ничего! – выкрикнул он. – Шуруйте, друзья! Встретимся на обратном пути!

– Уж не Партизан ли сие? – поразился господин барон.

– Да Партизан, Партизан! – зашипел на него Джедедайя. – Какая теперь разница?! Скорее в машину, пока у нас еще есть шансы!

Смотреть, как кабан расправляется с омерзительными грибами, было некогда. Ромуальд шустро прыгнул за руль, подождал, пока в кабину заберутся барон с путешественником, и тотчас же дал газ. За пикапом, высоко поднимая ноги, бросились Шон и Пупырь, причем дракон хоть все еще злобно шипел на врага, но ошпаривать его пламенем уже не решался.

К трем часам пополудни дорога вывела путешественников на милую круглую полянку, густо заросшую ромашками. Барон посмотрел на хронометр и велел своему зятю остановиться.

– Не пойму, где мы находимся, – сказал он, – но штурмовать ущелье на ночь глядя я не желаю: думаю, здесь как раз недурное место для ночлега. Что скажете, дорогой Джед?

Джедедайя Шизелло в задумчивости пошевелил бакенбардами.

– Сдается мне, Партизан крепко задал нашим недоброжелателям, и они решили оставить нас в покое… вопрос – надолго ли. Но вы, мой друг, как всегда правы: нам действительно лучше отдохнуть.

Пока Шон с Ромуальдом ставили палатку, коты наскоро обследовали окрестности, но не нашли вокруг решительно ничего достойного внимания, если не считать удивительно непуганой мыши, которую ловко перехватил Толстопузик.

– Прямо поразительно, – хмыкнул Жирохвост, глядя на чавкающего ученика, – тихо, как в гробу. И никакой магии на три километра вокруг.

– Может, и больше, – заметил довольный своим успехом Толстопузик.

– Может, может…

«Но хотел бы я знать, – озабоченно подумал Жирохвост, – где же нас ждет это чертово Ущелье Принцессы? Если верить карте, мы уже давно должны были добраться до него… а ведь дорога, кажется, почти и не петляла! Или это я перестал ощущать направление?»

Джедедайя тем временем умело вскрывал банки с консервированным зеленым горошком.

– Без этого дела при ночевке в лесу – никак, – пояснял он своему племяннику. – Однажды, помню, в джунглях нас хотел поесть дикий тигр. И что же? Так как мы заблаговременно включили в свой рацион достаточное количество гороха, хищник не решился приблизиться к стоянке.

– Во-от как… – выпучил глаза Ромуальд. – Кто бы мог подумать!

– Однако как бы не взлететь, – хмыкнул Шон.

– А мы тебе крылья к спине скотчем приклеим, – пообещал ему барон Кирфельд, уже доставший из пикапа бутыль каховского.

– Причем тут крылья, – буркнул в ответ дракон и, не желая развивать щекотливую тему, занялся паяльной лампой.

Ромуальд, вздыхая, вытащил из кузова пикапа канистру с питьевой водой и мешок картошки. Чистить картофель он не любил с детства, но выхода не было – пришлось вспомнить голодную студенческую юность, когда покойный папаша, отучая молодого Ромуальда от обжорства, слал ему так мало денег, что питаться приходилось в основном дешевой мелкой картошкой, сдабривая ее рыбьим жиром. «Вот получишь, сынок, диплом, тогда и покушаешь, как следует, – говаривал, бывало, старый Шизелло, вгрызаясь в молочного поросенка, – я ведь в твои годы тоже не очень-то жировал!»

Вспомнив старика-отца, давно уже отошедшего в лучший мир по причине злоупотребления квашеной форелью, Ромуальд смахнул украдкою слезу. Как славно папаша хрустел жареными кильками, съедая, бывало, по сотне за вечер!

– Вы не простыли, дорогой зять? – встревожено спросил Кирфельд, подходя к Ромуальду. – А то что-то носом шмыгаете. Выпейте вот каховского – все хвори как рукой снимет!

– Спасибо, – кивнул молодой Шизелло, принимая из рук барона объемистую бутыль коричневого стекла. – Это так, от сырости…

– Да-а уж… – протянул Джедедайя. – Вот, помню, на острове Чезет была сырость так сырость!

В котле шумно вскипела вода, и достойный путешественник не стал рассказывать, что же произошло с ним на далеком диком острове, так как пришло время закладывать картофель и заботливо очищенные коренья.

– Какой, однако, славный вечер, – вздохнул барон Кирфельд. – Птички, опять же… Шон, друг мой, а подай-ка мне мою походную!

Дракон поднес барону ведерную круглую флягу в кожаном чехле и отошел в сторону, желая понаблюдать за приготовлением пищи.

– Как-то раз в джунглях, – рассказывал Джедедайя Шизелло своему племяннику, – мне случилось стать невольным свидетелем удивительной битвы.

– Вот как? – поднял брови Ромуальд.

– Да-да… на нашего проводника напал болотный глист. Мы уже хотели броситься на помощь, но мужественный малый сделал знак не приближаться. Он сразу понял, что глист очень голоден и применил старый народный способ: подпустив чудовище поближе, храбрец с необыкновенной ловкостью засунул ему в пасть его собственный хвост. И что же вы думаете, друзья? Буквально за несколько секунд глист пожрал добрую половину своего тела, после чего издох в корчах. Конечно, мы были поражены, однако проводник рассказал нам, что в период гона болотный глист теряет от голода всякое соображение и жрет все подряд. Однажды, когда строилась железная дорога, монстр напал на бригаду рабочих, и те спаслись, скормив ему несколько шпал, переварить которые он, конечно же, не смог.

– Поразительно, – закивал маркграф, – мне приходилось читать о подобном, но чтобы вот так…

– Я посмотрю, сколько времени у нас уйдет на то, чтобы ухайдакать этот котелок, – хмыкнул в задумчивости Шон, – а потом мы, возможно, поговорим и о прожорливости, и о потере рассудка при виде еды.

– Ну, вот, – обиделся Ромуальд. – Всегда, блин, одно и то же.

– Суть естествоиспытательства, – с достоинством возразил Джедедайя, – в том и заключается, чтобы испытать все на себе. Не так ли, дорогой племяш? Как же я смогу узнать, верно ли приготовлено мною то или иное блюдо, кроме как испытав его воздействие на своем естестве?

С этими словами храбрый путешественник опрокинул в котел с десяток банок тушенки, уже вскрытой к его услугам Жирохвостом, и, прибавив от себя щепоть базилика, принялся помешивать густое ароматное варево.

– Любая наука, уважаемый Шон, есть не только кабинетное познание, – говорил дядюшка Джед, – даже более того, кабинет – суть некий финал, коему, да будет вам известно, предшествуют длительные и часто опасные для жизни полевые изыскания. Черт побери, знали бы вы, сколько раз мне приходилось травиться всякой дрянью! Вот однажды, отправляясь на далекие острова, мы с товарищами закупили в местном сельмаге ящик консервированных морских ежей. И что же вы думаете? Половина ежей оказалась с колючками, и их пришлось выкинуть! Не-ет, дружище, поверьте моему опыту: в походе у нас может быть только одна надежда, и имя ей – старая добрая тушенка длительного хранения. Та, которая в солидоле и с пятилетней гарантией. Знатоки в курсе, о чем это я… Еще, конечно, же, крупы. Весит крупа немного, а по нажористости равных ей нет!

– Это да, – вмешался вдруг подошедший к котлу барон. – Вот я помню, в общежитии швейной фабрики, что находилось как раз напротив псарни его светлости, установили крупорушку. И надо же было ей сломаться именно тогда, когда мы праздновали день рождения господина старшего псаря… э-ээ, м-да. Взрыв при этом был такой, что все девушки, проживавшие в общежитии…

– … прилетели прямиком на псарню, – со вздохом закончил за него Ромуальд.

– Откуда это вам известно?! – пошатнулся от изумления барон Кирфельд, не выпустив, впрочем, из рук любимой фляги.

Опытный Джедедайя посмотрел на янтарную поверхность варева, потыкал в картошку вилкой и объявил, что дело идет к обеду. Шон тут же принялся резать свежий укроп, собранный заранее с замковых огородов, а Ромуальд отправился распаковывать походный поставец с рюмками и кубками, украшенными гербами рода Кирфельд.

Коты принесли пакеты с одноразовой посудой, и скоро вся поляна уже удовлетворенно чавкала, нахваливая сваренную дядюшкой Джедом походную похлебку. Каховское, как принято в таких случаях, лилось рекой, и вот обед, плавно перешедший в ужин, стал напоминать собой мирный семейный пикник на природе. Побаиваясь ночных хищников, маркграф Ромуальд лично опорожнил две банки зеленого горошка, и теперь сидел, несколько отодвинувшись от остальных участников пиршества. Барон Кирфельд три раза посылал Пупыря за гитарой, желая спеть друзьям старые романсы, но верный конь за неимением инструмента предпочел остаться подле своего господина – в общем, все складывалось в лучшем виде.

Незадолго до заката слегка уставший от каховского, но нисколько не утративший бдительности Жирохвост вдруг не без удивления ощутил, что вокруг милой полянки ни с того ни с сего умолкли птицы. Это обстоятельство показалось ему весьма странным. Тихонько покинув пирующих, он быстро обследовал окрестности, но не заметил ничего подозрительного.

«Быть может, дело к буре? – подумал Жирохвост. – Да и затылок что-то ломит…»

С наступлением темноты отважные путешественники наскоро помыли посуду и улеглись спать. В неверном свете луны было видно, как легкий ночной ветерок шевелит на полянке травою… из палатки раздавался свирепый храп, редкая икота и некоторые другие, столь же мелодичные звуки.

За час до рассвета Жирохвост проснулся, мучимый явственным ощущением опасности. Стараясь никого не разбудить, он осторожно выбрался из-под бока господина барона и высунул нос на воздух. Сперва он не увидел решительно ничего, но вот в кустах, что росли на краю поляны, что-то едва заметно шевельнулось. В тот же миг Жирохвост содрогнулся от омерзения и встопорщил шерсть.

В кустах, слегка покачиваясь на ветру, стоял выбеленный временем волчий скелет. В пустых его глазницах едва заметно тлели зловещие синие огоньки. Омерзительная тварь была голодна и проявляла явные признаки нетерпения, то и дело подрагивая хвостом – точнее, тем, что от него осталось – однако ж, приблизиться к палатке почему-то не решалась.

– Вот тебе и райское местечко, – процедил сквозь зубы Жирохвост и грозно зашипел.

Чудовище сделало шаг вперед, оскалило клыки и пригнулось, готовясь броситься на храброго кота, но тут в палатке раздался тяжкий ночной стон барона Кирфельда, а вслед за ним – резкий, долгий звук рвущегося полотна. Зомбоволк пошевелил носом, звонко чихнул и вдруг, скуля как побитый щенок, бросился прочь.

– Приходи еще, скотина, мы горохом угостим, – хмыкнул Жирохвост и, морщась, устроился на выходе из палатки.

7

С первыми же лучами утреннего солнышка поляна оживилась: запели, как оглашенные, дрозды и всяческие попугаи, зажужжали над травой мухи, полезли из-под цветов блохи. Одна из последних, высоко подпрыгнув, вцепилась мирно спящему Пупырю в мошонку, отчего конь взвыл и, потеряв равновесие, тяжко хлопнулся на бок. В результате сотрясения все обитатели палатки немедленно проснулись.

– Что это было?! – завопил, путаясь в кальсонах, маркграф Ромуальд. – Где мой сейсмограф?

– Седлать коня! – проревел в ответ барон Кирфельд. – Крепостную артиллерию к бою!

В этот миг скачущий на четвереньках Ромуальд налетел своего дядюшку, который, вскочив с постели раньше всех, протирал теперь уставшие глаза, и повалил его на центральный шест. Палатка немедленно рухнула. Несколько минут Жирохвост и Толстопузик, успевшие выскочить из палатки за мгновение до переполоха, наблюдали под брезентом тяжелое шевеление, со стороны напоминающее собой борьбу нанайских мальчиков.

– Я щасс умру, – корчась, сообщил учителю Толстопузик.

– Будь мужественным, – ответил Жирохвост. – Помочь мы все равно ничем не можем, разве что хвосты отдавят.

Конец катаклизму положил Пупырь. Скусив зубами зловредную блоху, он поднялся на ноги, подошел к палатке и не глядя двинул копытом в шевелящийся брезент. В ответ раздался глухой вопль, впереди которого, держась обеими руками за задницу, на солнце выскочил маркграф Ромуальд.

– Никогда не слышал, чтобы в здешних широтах случались землетрясения, – промычал он. – С научной точки зрения…

– Всяко бывает, – любезно ответил ему Пупырь.

– Да-да, друг мой, конечно же…

После недолгого завтрака путешественники собрали разбросанный по всей поляне походный инвентарь и отправились в путь.

Позабытая грунтовка, местами поросшая уже травою, шла то лесом, то некошеным лугом – вообще местность выглядела совершенно заброшенной, однако ж, невзирая на опасения Ромуальда, вовсе не зловещей. Пару раз дорогу перебегали деловитые бурундуки, а однажды впереди мелькнул оранжевой вспышкой роскошный лисий хвост – Шмопский лес жил своей насыщенной лесной жизнью, не обращая ни малейшего внимания на соседство темных сил.

Скоро местность стала понижаться, в воздухе слегка запахло тиной. Пикап маркграфа Шизелло выехал на пологий берег быстрой темной реки и остановился.

– Здесь явно должен быть брод, – сказал барон, выбираясь из кабины на воздух. – Вон, на той стороне наша колея продолжается, как ни в чем не бывало. Схожу-ка я проверю, а то взопрел чего-то.

– Обождите, – схватил его за рукав опытный Джедедайя Шизелло.

– Да чего там? – удивился Кирфельд и попытался было скинуть штаны.

Словно отвечая ему, из воды у самого берега вдруг выскочила небольшая, с ладонь размером серебристая рыба. Зависнув на миг в воздухе, рыбина разинула несоразмерно огромную, усеянную мириадами мелких зубов пасть и довольно расхохоталась, после чего исчезла в набежавшей волне.

– Ни фига себе, – выпучил глаза барон. – Это что еще такое?

– А это давнее соседство с атомной станцией, – кусая губы, ответил ему Джедедайя. – Я ждал чего-то подобного.

– И что ж теперь делать? Если бы у нас были сети, можно было бы попытаться перегородить реку, но я и не помышлял о рыбалке! И почему я не захватил пару гранат?..

– Если я не ошибаюсь, дорогой барон, мы столкнулись с типичными карасями-мутантами. От долгой жизни в технических стоках АЭС они отрастили себе зубы и теперь жрут все, что ни попадя. А пуще всего маленькие мерзавцы обожают сладкое. Хо-хо! Вот что значит опыт путешествий, друзья! Сгружаем буряк!

И Джедедайя первым потащил из кузова пикапа мешок со свеклой.

Приказавши Ромуальду и барону Кирфельду занять места в кабине и ждать его команды, храбрый путешественник пошел на хитрость. Один мешок он развязал и принялся кидать свеклу выше по течению. Корнеплоды понесло вниз, и вот уже вода вокруг них забурлила от жадных карасей.

– Заводи! – крикнул он Ромаульду. – Пупырь, будь готов двигаться вслед за нами!

– Я-то готов, – поежился конь. – Да как бы копыта на пожрали.

– Не боись, не пожрут. Шон – вот целый мешок, его – туда!

Дракон одним махом забросил пудовый мешок со свеклой в то самое место, куда только что летели отдельные корнеплоды. Мешок пошел на дно, а над ним тотчас образовалось белое пенное кольцо.

– Вперед! – заорал Джедедайя, вскакивая в кабину.

Ромуальд зажмурился и погнал пикап в темную воду. Как и предполагал барон, глубина брода здесь действительно позволяла штурмовать реку без особых проблем – даже в самом глубоком месте машина погрузилась лишь чуть выше ступиц. Минута – и пикап, а за ним и могучий конь оказались на противоположном берегу, а рядом с ними приземлился дракон. Занятые пожиранием свеклы, караси даже и не заметили, что их добыча ускользнула.

– Фух, черт побери, надо бы передохнуть, – заметил барон. – Вот уж повезло, так повезло!

– Мерзкие твари, друг мой, – согласился дракон, и, слегка напрягшись, пустил в реку струю огня.

На плечи ему немедленно упала пара хорошо обжаренных карасей. Не дожидаясь, пока добычу сгрызут иные, карасей упромысил Пупырь – рассвирепев после рискованного купания, суровый конь сунул зубастую морду в сторону плеча дракона и ловко сожрал зловредных хищников.

– Дело к полудню, – прошамкал он, – так что пора в путь.

Выкурив папиросу – все это время ужасные рыбины то и дело выпрыгивали из воды, бессильно щелкая зубами в адрес ускользнувшей добычи, – барон вернулся в кабину пикапа и велел трогать.

Через час загадочный лес стал редеть, под колесами зашуршали камни, а сквозь просветы между деревьев показались невысокие пока еще горы. Равнинная часть Шмопского леса закончилась, впереди путешественников ждал растянувшийся полумесяцем горный массив, за которым, как следовало из карты, начинались бескрайние темные болота, там и сям усеянные конусами потухших в незапамятные времена вулканов.

Всматриваясь в дорогу, Ромаульд с тревогой думал о том, что пикап придется вскоре бросить и тащить припасы и снаряжение на себе. Подобная прогулка ему нисколько не улыбалась, но отступать было некуда.

«Принесли же черти этого проглота, – думал маркграф, украдкой наблюдая, как дядюшка Джед акробатически выедает из банки жирную свиную тушенку, – и таскайся теперь с ним по горам, ноги ломай…»

Старый путешественник, тем временем, демонстрировал полнейшую безмятежность. Доев тушенку, он с сожалением заглянул еще раз в банку и вышвырнул ее в открытое окно.

– Сегодня я приготовлю на обед цветную капусту, – сообщил Джедедайя. – Что вы скажете на это, дорогой барон?

– Дело хорошее, – приоткрыл левый глаз Кирфельд. – Но я вот что-то беспокоюсь, хватит ли нам припасов на обратный путь?

– Об этом думать не стоит, – хмыкнул дядюшка Джед. – Еще многое ждет впереди…

Вскоре дорога закончилась, упершись в каменистый, украшенный там и сям редкими колючими кустами, склон горы. Дальше, уходя вправо, вверх вела узкая тропа, едва достаточная для того, чтобы по ней прошла груженая лошадь.

– Та-ак, – вздохнул Ромуальд, глуша мотор. – Вот и приехали…

– Ничего особенного, – деловито возразил Джедедайя, – перегружаемся! Берем минимум вещей и максимум припасов! За машину переживать не стоит, ее здесь никто не тронет.

Повинуясь командам опытного Шизелло-старшего, Шон повесил на спину два ящика консервов «Частик в томате», огромную сетку цветной капусты и мешок сухарей. Палатка, спальные мешки и прочее снаряжение досталось Пупырю. Остальное – по большей части съестные припасы – распределили меж прочими путешественниками. Котам достались коробки с конфетами и разная мелочь типа спичек, свечек и канцелярских кнопок, невесть зачем припасенных дядюшкой Джедом.

– Время работает против нас, – заметил он, с озабоченностью глядя на солнце. – Так что поспешим, друзья!

– Вперед! – поддержал его барон Кирфельд и взмахнул верной флягой.

Ромуальд подтянул шнурки своих горных ботинок фирмы «МакЛауд и правнук» и зашагал вверх следом за ровно покачивающейся спиной барона. В авангарде, с груженым Толстопузиком на плече, шел Джедедайя Шизелло. Старший из котов, Жирохвост, ехал на загривке у Пупыря, указывая ему, куда удобнее ставить копыто, а замыкал славную процессию дракон.

Тропа вела путешественников все выше и выше, но вот дядюшка Джед вдруг остановился. Сидящий у него на плече Толстопузик недоуменно пискнул.

– Вот так номер, – услышал Ромуальд голос своего тестя.

Джедедайя сделал несколько шагов вперед, и Ромуальд, выбравшись из тесной расселины с осыпающимися краями, неожиданно для себя самого оказался в горловине скалистого ущелья, которое, расширяясь, загибалось дальше влево. В десятке метров от ног старого путешественника лежал скелет в полуистлевшей синей форме налогового ведомства Его Светлости.

– Кто это его так? – хмыкнул барон, разглядывая скорбные останки чиновника.

– Видать, сама Принцесса, – зловеще пожевал губами дядюшка Джед. – Вон, смотрите, еще…

Поглядев туда, куда указывал дядя, Ромуальд шумно сглотнул и испытал сильнейшее желание промочить чем-нибудь горло.

Под черным колючим кустом, что торчал из-под большого серого камня, находился еще один скелет, на этот раз обезглавленный – череп с глубоко нахлобученной фуражкой Акцизной Палаты валялся поодаль.

Барон пощупал рукоятку своей походной сабли и высоко запрокинул флягу.

– Делать нечего, – решил он, вытирая усы, – а отступать некуда. Пупырь, береги ноги!

«Безнадега, – сказал себе Ромуальд, незаметно ощупав карманы в поисках любимого рулончика бумаги, – тут нас и порешат…»

Словно услышав его мысли, дядюшка Джед одобряюще усмехнулся, перехватил покрепче свою дорожную палку с массивным набалдашником из какого-то красного металла, и решительно шагнул вперед. Однако же, не успел он миновать поворот ущелья, как Толстопузик, сидевший до того совершенно смирно, вдруг встопорщил усы и пронзительно запищал. Храбрый Джедедайя подался всем телом назад, и вовремя, так как прямо у него перед носом со скалы сорвался изрядных размеров камень – а следом за ним посыпались и другие, помельче. И не успела осесть поднятая камнепадом пыль, как путь старшему Шизелло преградила высокая жилистая старуха в застиранном бальном платье. Глаза ее горели огнем, поднявшийся как по заказу ветер трепал неряшливые седые локоны, а в руках старушенция сжимала дамскую алебарду нагината, украшенную по рукояти богатой серебряной инкрустацией.

От неожиданности Джедедайя попятился, но тут же взял себя в руки и отвесил матроне почтительнейший поклон.

– Тур-ристы, сукины дети? – угрожающе зашипела старуха.

– О, нет, – начал было дядюшка Джед, однако ж престарелая воительница не дала ему договорить, совершив угрожающий взмах отменно наточенным клинком.

– Да никакие мы не туристы, дура старая! – завопил вдруг Шон, протискиваясь мимо Пупыря, барона Кирфельда и совершенно офонаревшего Ромуальда. – Что встала? Шас как дуну – враз зажарю, на хрен! А ну, брысь отсюда, пока кости целы!

Реакция старухи, однако ж, повергла Шона в легкий шок.

Отшвырнув в сторону Джедедайю Шизелло и его незадачливого племянника, дама с алебардой бросилась к дракону и, прежде чем он успел опомниться, повисла у него на запястье.

– Дра-акоша… – стонала, извиваясь, хозяйка ущелья – а это была, несомненно, она, – дра-акон…

– Ну дракон, дракон, – пятясь к скале, Шон пытался стряхнуть старушенцию с раструба своей перчатки, но та висела, вцепившись в него на манер клеща, – так что теперь, раз дракон?

– Полная шиза, – пробормотал Жирохвост, шевелясь на спине оцепеневшего Пупыря. – Всякое видел, но чтобы так…

– Послушайте, мадам, – барон поднял с земли оброненную алебарду и попытался отцепить Принцессу от несчастного дракона, – во-первых, возьмите свою железяку, а во-вторых, потрудитесь объяснить нам, что все это значит?

– Ах, уйди, – оттолкнула его старушка обеими ногами, – олух царя небесного…

– Мы, кажется, не были знакомы… – удивился барон Кирфельд.

– Погодите, друг мой, – видя, что дело дурно, дядюшка Джед решительно взял ситуацию в свои руки, – кажется, я знаю что нам делать. А скажите-ка, мадам, а не желаете ли вы конфет?

Принцесса громко лязгнула зубами и оставила наконец Шона в покое.

– Во-первых, не мадам, а мадемуазель, – заявила она, пристально разглядывая храброго путешественника, – а во-вторых, не откажусь. Но вы точно не туристы, а? – добавила Принцесса, с беспокойством посмотрев на Ромуальда.

– У нас еще и каховское найдется, – поднял брови Джедедайя. – А вы нам тем временем все расскажете, правда?

– Ну, раз каховское… – старуха театрально взмахнула своей алебардой и скрылась за поворотом ущелья.

– Что это за ужас? – щупая задние карманы штанов, прошептал Ромуальд.

– Сейчас узнаем, – так же шепотом ответил ему уже повеселевший дядюшка. – Идемте же, друзья!..

8

Обиталищем старой Принцессы оказалась глубокая пещера с чисто выметенным глиняным полом. Стены ее украшали всяческие картинки из пейзанской жизни, там и сям перемежаемые старыми ружьями и заржавленными мечами. Выглядело это довольно странно: шевеля от недоумения бровями, Джедедайя Шизелло разглядел среди всего этого хлама изрядно потертую винтовку «Арисака», а чуть поодаль, в темном углу – авиационный пулемет системы «Шпандау», давно уже вышедший из моды во всех без исключения слоях рыцарства.

Рассадив гостей на скрипучих венских стульях, старушка разожгла небольшую печку, поставила на решетку мощный серебряный кофейник и принялась шуровать в буфете, отыскивая посуду – судя по всему, гостей она принимала нечасто. Жирохвост тем временем снял со спины коробку шоколадных конфет, а барон достал из своего объемистого рюкзака кожаную флягу с каховским.

Шон, вызвавший столь бурное восхищение Принцессы, осторожно пристроился напротив очага и застыл, стараясь не привлекать к себе внимания. Первый приступ у старухи кажется, прошел, но опытный дракон чуял, что дело здесь не чисто.

– Ко мне редко кто заглядывает, – говорила тем временем хозяйка пещеры, выставляя на старинный столик хрустальные бокалы, – так, иногда охотники, что по болотам шарятся, подкидывают кой-чего на старость… да некогда мне с гостями-то чаи гонять.

– Чем же вы тут так заняты, сударыня? – осторожно поинтересовался дядюшка Джед, давая знак барону разливать.

– О… – в ответ старушенция горестно улыбнулась и подсела к столу.

– Ну, за встречу! – находчиво предложил господин барон.

Принцесса Ущелья изящно глотнула каховского. Глаза ее почти тотчас же замаслились; причмокнув губами, старушка бросила красноречивый взгляд на флягу, и Кирфельд поспешил исполнить ее желание.

– А кто же вы таковы, дорогие гости? – спросила Принцесса, ловко употребив вторую порцию.

– Простые путешественники, – вздохнул Джедедайя. – Борцы со злом, можно сказать…

– Во-от как. И не туристы, значит?

– Да уж какой в наше время туризм. Нам бы на болота попасть.

– На болота, говорите? – старуха сняла с огня свой кофейник, поставила его на стол и покачала головой. – Кто ж это на болота с драконами ходит?

– Старина Шон – мой друг и наперсник, – с достоинством ответил барон Кирфельд. – Можно даже сказать, что мы с ним неразлучны.

– Ну да, ну да… – кивнула Принцесса. – Дракон…

При ее словах Шон сжался и пожалел о том, что не умеет становиться невидимым. Принцесса его откровенно пугала.

– Сударыня, – присмотревшись, дядюшка Джед решил, что пора переходить к делу, – я вижу, вас что-то гнетет. Люди мы тут большей частью простые, но понимание имеем. Может, вы расскажете нам о том, что так гнетет вас многие годы?

Принцесса вздохнула.

Барон Кирфельд налил.

Некоторое время в пещере стояла гнетущая тишина, потом вдруг кто-то пискляво зевнул.

– Тш-ш! – раздался гневный шепот Жирохвоста.

– А я… а чо я… – поджал уши Толстопузик.

По губам Принцессы скользнула короткая грустная улыбка.

– Видимо, моей мечте не суждено уж сбыться, – тихо произнесла она. – Хотя, все еще может быть… надо вам знать, господа, что я с детства мечтала быть захваченной в плен драконом.

– Вот как? – вежливо поскреб подбородок Джедедайя Шизелло. – Бывает, бывает…

– Да! – продолжала старушка с заметным воодушевлением. – И хотела после всего, э-ээ, выйти за него замуж.

Шон бросил на Принцессу недоуменный взгляд и отвернулся к стене пещеры.

– …Но драконов в округе давно уже не водилось, а новые чего-то никак не прилетали. Вступив в пору наивной юности, я однажды предприняла поездку в Старошмопский лес. О, это было так прекрасно!.. кругом пели птицы, светило солнце… но, когда я слезла с лошади, чтобы нарвать цветов, она, лошадь то есть, вдруг убежала куда-то, и я осталась одна. В общем, я заблудилась. В поисках хоть какого-то жилья я решила перебраться через гору и оказалась… вот здесь. В этой самой пещере. Тут я и заночевала, хотя сердце мое трепетало от ужаса… но делать было нечего: до атомной станции было еще слишком далеко. А утром, проснувшись на рассвете, я стала исследовать пещеру, так как много раз читала, что именно в пещерах можно найти источник воды. И нашла я… его.

– Кого – его? – машинально спросил Джедедайя, совершенно обалдевший от путаной исповеди старухи.

– Яйцо дракона! – торжествуя, выкрикнула та.

Шон хрюкнул.

– И тогда я поняла – это моя судьба. Я высижу мое яйцо, а вылупившийся из него дракон похитит меня и приведет впоследствии к алтарю.

– Как поэтично! – вздохнул старший Шизелло, делая при этом крайне одухотворенное лицо. – А не могли бы вы, сударыня, продемонстрировать мне, как ученому, свое гм-м, сокровище?

Кирфельд налил снова.

«Никогда не слышал, чтобы из дурдома бежали на лошадях, – подумал в этот миг маркграф Ромуальд, – но дядя, видать, осведомлен лучше меня».

– Идемте, друг мой! – воскликнула Принцесса Ущелья, но тут же осеклась и подозрительно сощурилась, разглядывая Джедедайю: – А вы точно ученый?

– Ну-у, – развел руками путешественник. – А как же?!

– Тогда – за мной!

И старуха поволокла его в темную глубину пещеры.

Когда их голоса исчезли где-то во мраке, маркграф Ромуальд смог перевести дух и вытереть со лба холодный пот.

– Ужас-то какой, – прошептал он. – Никогда о таком не слышал…

– Банальная история, – ответил ему тесть, небрежно поигрывая своим бокалом. – Бывает. Романтичная девушка, экзальтированная особа…

– Обалдеть от такой романтики, – заметил Шон, оглядывая развешанный по стенам пещеры арсенал. – Это сколько ж народу она своей алебардой тут положила?

– Кто знает? – пожал плечами Кирфельд. – Странно, что за ней до сих пор не пришли.

– Вот тут как раз ничего странного нет, – отмахнулся Ромуальд. – Никакая полиция в эти места не сунется. Налоговые – те да, они ведь за премию работают. А полицейские предпочтут замять любое, даже самое скандальное дело, лишь бы не лезть в Старошмопский лес. Местные почему-то убеждены, что здесь сильно фонит. Болваны! Мой счетчик Гейгера до сих пор ни разу не пискнул…

Барон хотел что-то добавить к сказанному зятем, но не успел, так как из тьмы мягко выплыл Джедедайя Шизелло.

– Старушенция пошла по-большому, – подмигнул он своим друзьям.

– Так что – сваливаем? – вскочил на ноги Ромаульд.

– Не надо так спешить, – осадил его дядя. – История тут печальная. Никакого драконьего яйца там нет.

Шон фыркнул.

– Я так и думал, – кивнул барон. – Надо сообщить об этом старой дуре, и дело с концом. Маразм часто сопровождается галлюцинациями.

– То есть яйцо там есть, – перебил его дядюшка Джед. – Но никакое не драконье. Насколько я понял, старая дама обнаружила когда-то работу мастера Жаберже, созданную в тот период, когда он еще не перешел на всяческие миниатюры. Видимо, в давние времена яйцо было выкрадено разбойниками и помещено на отстой в эту пещеру, а потом забыто. Я датирую его началом позапрошлого века.

– Вот и надо вправить старухе мозги! – недовольно буркнул Кирфельд. – И вообще, нам пора на болота. Возможно, я еще успею подстрелить на ужин парочку кикимор – помнится, господин старший псарь утверждал, что они весьма недурны под чесночным соусом.

– Под чесночным соусом недурны даже бегемотовы хвосты, – задумчиво почесался старый путешественник. – Но подумайте сами, друг мой: разве вам не жалко старую даму, прожившую свою жизнь в бесплодном ожидании счастья?

– С ума сойти, Шизелло! Да эта ваша дама едва не заставила меня обнажить клинок! Если мы не отправим ее в ближайший бедлам, то подумайте, сколько еще черепов появится в этом чертовом ущелье?

– Это говорите мне вы, дорогой барон? Если мне не изменяет память, вы еще ни разу не были замечены в нежных чувствах к налоговому ведомству!..

Барон Кирфельд недовольно крякнул, но крыть ему было нечем: налоговых он и впрямь недолюбливал. Возможно, перепалка заняла бы еще немало времени, однако тут заговорил молчавший до того Шон:

– Не исключено, что в ближайшее время тетка свихнется окончательно. Что тогда будет – кто знает? И вообще, говорить правду – истинный долг странствующего рыцаря.

Последний аргумент привел Джедедайю Шизелло в состояние глубокой задумчивости. О себе как о странствующем рыцаре он еще не задумывался – это с одной стороны. А с другой – кем, как не рыцарем естествоиспытательства он стал, проведя целые десятилетия в далеких джунглях, и нещадно пожираемый то глистами, то блохами, а иногда, бывало, и крокодилами?

– Что ж, – сдался Джедедайя после глубокого вздоха. – Правду так правду.

Словно в ответ, из тьмы пещеры раздались шаркающие шаги, и вскоре путешественники увидели Принцессу, с довольным видом приближающуюся к столу. Дядюшка Джед нервно скомкал в руках свой клетчатый носовой платок.

– Ну вот, – заговорила меж тем хозяйка, – теперь вы видели мое сокровище… но скажите мне, господин ученый, как сколько мне еще ждать вылупления? Ведь я сижу на яйце не менее шести часов в сутки, а прошло уже, как мне кажется, немало лет… или нет?

– Видите ли, сударыня, – естествоиспытатель сделал серьезное лицо и сложил руки на животе, – с точки зрения науки, данное яйцо является не так чтобы яйцом, а это вот…

– Как, как? – приложила ладонь к уху Принцесса. – Я что-то недослышала. Как это – не так чтобы яйцом? А чем же, помилуй бог?

– Ну, то есть, это, конечно, яйцо… но не так чтобы драконье.

– К тому же, – неожиданно раздался напряженный голос Шона, – яйца несут только ложнодраконы, лишенные как разума, так и какого-либо смыла бытия, тогда как истинные драконы – живородящи.

– Да-да, – закивал ободренный Шизелло. – Живородящи… так что у вас тут яйцо, но не драконье…

– А… чье же? – вытаращила глаза злосчастная старуха.

– Это э-ээ, яйцо мастера Жаберже. По-видимому, он создал его в тот период, когда увлекался монументализмом, а потом…

– То есть вы хотите сказать, что я высиживаю не дракона, а какого-то идиотского мастера?!

– Нет, нет, – замолотил руками по воздуху дядюшка Джед, но было поздно: Принцесса Ущелья выпрямилась во весь рост и простерла над путешественником худую ладонь со вздутыми старческими венами:

– Вон!!! Вон, негодяи! Шарлатан! Видала я таких ученых!

Первым из пещеры вылетел Шон – меж ног его, шипя для приличия, промчались коты, – а следом со всей поспешностью на воздух эвакуировались остальные участники экспедиции. За ними, постепенно нарастая, несся звон бьющейся посуды.

– Валим отсюда! – возопил Ромуальд, хватая свою поклажу, сложенную у входа в пещеру.

– Спокойно, оружие у нее не заряжено, – флегматично отозвался его тесть.

– И все же поспешим, – нервно облизнулся Джедедайя, – сейчас у нашей милой знакомой рассохнутся последние остатки головного мозга, а что она натворит на одном лишь спинном – я даже и не знаю… однако, кнопки!

Повинуясь приказу, коты обильно засыпали все подступы к пещере канцелярскими кнопками, и путешественники шустро покинули ущелье, по выходу из которого, перевалив через небольшую цепь поросших вереском холмов, они спустились к бескрайним Шмопским болотам.

9

Местность здесь выглядела мрачно. Едва серо-зеленые холмы остались за спиной, члены экспедиции почувствовали влажное, гнилостное дыхание уходящей в туманную даль равнины. Из стелющейся над болотами седоватой дымки на горизонте проступали причудливо изогнутые конусы небольших вулканов, погасших многие тысячелетия тому. Далеко на западе сквозь седую муть едва пробивалось светло-желтым пятном солнце. Звуки окружающего мира, недавно еще окружавшие людей пусть слабо ощутимым, но все же заметным фоном – исчезли напрочь, уступив место вязкой тишине, прерываемой лишь клокочущим кваканьем жаб, в неисчислимых количествах населяющих этот страшный край.

– Я здесь провалюсь, – угрюмо заметил Пупырь. – У меня удельное давление – ого-го… весу-то будь здоров, а копыто маленькое.

– Не провалишься, – уверенно ответил ему Джедедайя Шизелло. – Не все тут так уж страшно: я видывал похуже. На ночлег лучше всего устроиться возле какого-нибудь из этих старых пердунов, – указал он на далекие вулканы, – там сухо и можно согреться.

– Тут даже костер развести не из чего, – поежился маркграф Ромуальд.

– Найдем, – махнул рукой старый путешественник. – Идемте.

Дядюшка Джед оказался прав: почва, хоть и пружиня кое-где под ногами, все же держала немалую массу Пупыря, а остальным беспокоиться было не о чем. По мере того, как ущелье с бесноватой старухой удалялось все больше и больше, тем гуще становился туман, и скоро (а может, и не очень), Шон, оглянувшийся назад, уже не смог разглядеть гряду холмов, сторожащих спуск к болотам. Зато вулканы стали ближе, и теперь острый глаз дракона различал густые заросли кустарника на их склонах.

– Вам, я полагаю, случалось бывать в похожих местах? – поинтересовался он у Шизелло-старшего.

– Не раз, – кивнул тот, не сбавляя шага. – Подобный пейзаж увидишь нечасто, но все же… судьба иногда заносила меня в довольно странные дыры на теле мироздания.

Удовлетворенный полученным ответом, дракон вернулся в арьергард.

Вскоре наш небольшой отряд приблизился к подножию одного из вулканов, и Джедедайя, осмотрев местность, удовлетворенно хмыкнул:

– Как видите друзья, тут достаточно сухо, да и топлива вполне достаточно.

– Вы предполагаете остановиться здесь? – спросил барон.

– Нет, – мотнул головой ученый, – я размышляю над следующим вопросом: раз здесь бывают охотничьи экспедиции, то, вероятно, где-то имеется и избушка. Полагаю, хозяева не станут возражать, если мы воспользуемся ею в течение одной ночи. Давайте-ка, дорогой Кирфельд, поднимемся на вершину и осмотримся вокруг!

– С удовольствием! – согласился господин барон и скинул с плеч рюкзак.

Подъем не отнял много времени. Оказавшись на вершине, Кирфельд на всякий случай заглянул в жерло вулкана – размером, впрочем, не превышавшее размер банального помойного ведра, – но, не увидев там решительно ничего интересного, кроме пустой пивной бутылки, обратил свой пытливый взор на окрестности.

– Что-то я пока не вижу ничего похожего на жилье, – сообщил он Джедедайе, повертев как следует головою.

– А я вижу, – ответил тот и поднял руку. – Вон, у той сопки, что похожа на ковбойский стетсон, видите?

Господин барон посмотрел туда, куда указывал палец путешественника, и действительно, скоро разглядел в туманной дымке некий холм, странным образом примятый на вершине, да еще и огороженный с двух сторон какими-то валами, придававшими ему сходство с известным головным убором степных пастухов.

– Но избы я там все равно не вижу, – щурясь, признался барон.

– Она замаскирована, – в некоторой задумчивости отозвался дядюшка Джед. – Но дыма нет – значит, убежище пустует. Идемте! Мы должны успеть до заката.

Избушка стала отчетливо видна лишь с двухсот шагов… и по виду своему она и впрямь куда более походила на убежище, чем на простецкий охотничий домик: расположенное среди высокой зеленой травы, архитектурой своей строение напоминало шале. Крытые тростником и выложенные поверху бурыми мхами, скаты крыши доходили до земли, боковые же стенки оказались каменными.

– Солидно, – сказал Шон, осматривая замшелую старую кладку. – Такое ощущение, что строились на века.

– И века назад, – озабоченный чем-то, тряхнул головой Джедедайя.

Дракон отвалил в сторону здоровенный булыжник, коим была приперта входная дверь, и Кирфельд с ученым проникли внутрь домика. Первое, что они увидели в сером свете, сочащемся через единственное подслеповатое окошко, – это большой дубовый стол, врытый ножками в глиняный пол посреди единственной комнаты. Потемневшая от старости столешница была изранена сотнями ножевых царапин: видать, пировали тут немало. В углу возле входа обнаружились заботливо смазанный свиным жиром топор, большое резиновое ведро и метла, а так же старая охотничья рогатина. На полке, приделанной над окном, располагался ящичек с неприкосновенным запасом – пара бутылок водки, тушенка, сгущенка, банка оливок без косточек. В довольно высоком, а потому узком потолке, составленном из необрезной сосновой доски, имелся люк, но туда Джедедайя лезть не стал.

– Что ж, – хмыкнул он, удовлетворенный осмотром, – мы вполне сможем разместиться на скамьях, а Пупырю хватит места вон там, – и он указал на дальний темный угол, заваленный старой соломой.

Пока остальные путешественники располагались, Шон отправился наломать хвороста, а коты, согласно службе, принялись за обследование окрестных территорий.

– Странное здесь место, учитель, – заговорил Толстопузик после того, как сунул свой нос во все дырки по периметру каменного фундамента. – Вы чувствуете?

– Чувствую, – кивнул мудрый Жирохвост, – не только странное, но и опасное. Много лет назад здесь происходило что-то очень нехорошее.

– Человеческие жертвоприношения? – в восторге прижал уши его ученик.

– Да нет, – поморщился Жирохвост. – Какие там жертвоприношения… злые эти болота, очень злые: так что держи ухо востро. Ночью нужно спать чутко!

Пока коты занимались своими делами, мощный Шон ободрал несколько десятков засохших кустов, что в изобилии торчали там и сям, и вскоре вернулся к избушке с двумя огромными охапками хвороста.

– Сыроват будет, – пожаловался он барону, – ну да ничего, просохнет.

Скоро и без того мрачные болота погрузились в вечерний сумрак, но путешественников, засевших в домике, тьма не пугала: в очаге весело булькал котел с цветной капустой, на столе ждали своей очереди банки «Частика в томате», а неустрашимый Кирфельд, потягивая из всегдашней своей фляги, сидел подле огня и рассказывал поучительные истории из придворной жизни.

– …И вот эта самая фрейлина, известная на всю столицу своей половой слабостью, заявила господину старшему псарю, что пойдет с ним на сеновал в том только случае, если он немедля принесет ей хотя бы полведра арахисового масла – без него, дескать, ей скучно. Каково, а? Это в три часа ночи, заметьте! И что же ответил этой профуре господин старший псарь? Надобно вам знать, что он мог достать что угодно и когда угодно, но тут уж…

Барон не договорил: где-то совсем рядом, чуть ли не под окном, вдруг раздался визгливый женский хохот, заставивший его умолкнуть на полуслове.

– Это… что?.. – прошептал Ромуальд Шизелло, в ужасе роняя на пол консервный нож.

– Кикимора болотная обыкновенная, – буднично ответил дядюшка Джед. – Не стоит так переживать: женатым людям они уже не страшны.

– Кикимора? – возбудился Кирфельд и зашарил по поясу в поисках охотничьего револьвера. – Сейчас мы разнообразим рацион…

– Да бросьте вы! – успокоил его старый естествоиспытатель. – За окном уже ни зги не видно – это раз, и даже если вы попадете на звук, то кто, спрашивается, будет разделывать эту скользкую хреновину? И вообще, я не любитель лягушатины.

– Но чесночный соус…

– Чесночный соус я вам гарантирую… выпейте лучше вишневой, дорогой барон, и забудем пока об охоте!

Барон сунулся к окошку, горестно вздохнул и признал, что ночная охота никогда не была его коньком.

– А днем они разве не водятся? – спросил он.

– Только в туман, – пожал плечами Джедедайя, – так что ваши шансы все равно невелики.

За ужином как-то незаметно наступила ночь. Шон запер дверь на три массивных стальных засова, и путешественники постепенно разбрелись по лавкам; пахло чесноком.

По темному небу скользнула далекая и мутная луна – однако ж, наскоро оглядевшись туда-сюда, она почла за благо спрятаться в тучах, и страшная тьма взяла власть в свои руки. В одиноком охотничьем домике, тем временем, похрапывал господин барон, чавкал во сне дядюшка Джед и грустно всхрапывал на соломе Пупырь, которому снились сочные луга далекой родины.

Жирохвост, тем временем, спать и не думал. Удобно примостившись возле теплого очага, он лежал с закрытыми глазами, внимательно вслушиваясь в каждый шорох. Пока все было спокойно, но опытный кот знал, что нынешняя ночь вряд ли пройдет так же безмятежно, как и предыдущие – а потому с вечера еще как следует наточил когти и опорожнил кишечник.

– Профессор… профессор… зачеточку… вот бы… – услышал он вдруг сдавленный шепот и раскрыл глаза, не сразу сообразив, что происходит – но, увидев перекошенное, словно у висельника лицо Ромуальда Шизелло, вытянувшегося на лавке в мучительном припадке ужаса, успокоился. Маркраф еще несколько минут хрипел, вымаливая тройку по натурфилософии, потом же пустил фальцетом ветры и, блаженно вздохнув, затих как ни в чем не бывало.

В тот же миг старинные часы, что носил в жилетном кармане Шон, со смущением протренькали полночь, и в окно охотничьего домика неожиданно хлестко ударил порыв ветра.

Кот выпустил когти, но не двинулся с места.

Где-то далеко на болотах язвительно хихикнула кикимора – и тут началось! Прямо над коньком крыши оглушительно громыхнуло, и на кровлю обрушился страшный удар, от которого жалобно заскрипели старые стропила. Вскочив на ноги, Жирохвост угрожающе зарычал, а мгновенно проснувшийся Толстопузик поддержал его неожиданно басовитым воем.

– Седлать коня! – взревел, садясь на лавке, все еще спящий барон Кирфельд, и к нему тотчас же подбежал Пупырь, с которого, к счастью, забыли на ночь снять седло и сбрую.

Не раскрывая глаз, барон взлетел на верного скакуна, машинально подхватил возле двери антикварную рогатину, откинул ею все три засова и рванул во тьму. Следом за ним, матерясь, выбежал дракон – ему достался смазанный свиным салом старый топор. В эти решающие мгновения Джедедайя Шизелло, кружась по полу в неверном свете почти прогоревших угольев, истерически разбирал какой-то небольшой предмет, похожий на сушеную черепашью лапу.

– Вот ведь черт! – кричал он. – Чертов амулет, надо же!

– Что там?! – тараща в ужасе глаза, прохрипел маркграф Ромуальд.

– Батарейка в амулете… окислилась, зараза такая! Сиди здесь, племяш, держи оборону! – и с этими словами Джедедайя выхватил из своего багажа какую-то завернутую в ткань палку, после чего бросился прочь от бледного как мел молодого ученого.

– За мной! – выкрикнул Жирохвост и прошмыгнул меж ног бегущего естествоиспытателя.

Выбежав из дома, Толстопузик в ужасе поджал уши и понял, что шипеть у него не получается: от увиденного у котенка перехватило дух.

Над высокой крышей охотничьего домика, посверкивая тысячами желтоватых звездочек, змеилось гигантское черное тело, увенчанное узкой треугольной головой с четырьмя выпуклыми глазами, и глаза эти горели в туманной тьме алым сатанинским пламенем. Возле склона холма, то приближаясь, то отходя, гарцевал на Пупыре господин барон, пытающийся достать чудовище рогатиной, а рядом с ним пускал огненные струи разъяренный Шон, но все эти меры, хоть и беспокоили монстра, но явно не могли причинить ему серьезного вреда. Вот барон в раздражении бросил рогатину наземь и потянул из-за пояса свой огромный револьвер. От грохота выстрелов коты едва не попадали, да и адскому червю стрельба пришлась явно не по вкусу: издав душераздирающий вой, порождение бездн шатнулось в сторону, уродливая голова наклонилась, норовя скусить барона с коня, но опытный в бою Пупырь тотчас же присел на задние ноги, и два ряда загнутых желтых клыков промчались мимо.

– Проклятье! – барон переломил револьвер, вытряхнул из барабана гильзы и принялся снаряжать его заново своими любимыми 20-миллиметровыми патронами от проверенной авиационной пушки МG-FF.

Воспользовавшись относительным затишьем, Жирохвост вытянул вперед нос. Глаза его коротко вспыхнули в темноте зловещим янтарем, и он молча указал Толстопузику лапой вперед, после чего исчез в высокой траве. Несколько прыжков – и вот коты достигли зловонной ямы на границе воды и суши, из которой, подрагивая, будто струя, тянулось верх тело жуткого червя. Жирохвост вытянул из мокрой земли камышиный стебель, начертал на нем когтем какое-то слово и протянул его Толстопузику:

– Заклинание Повелителя Глистов… коли!

Одобрительно блеснув глазами, котенок уколол камышом шевелящийся перед ним столб. Червь вздрогнул, грунт в яме зашевелился.

– Ага, – зловеще муркнул Жирохвост и выдернул следующий стебель…

В это мгновение дядюшка Джед распаковал свое странное оружие и попытался подкрасться ближе к червю, но над его головой тотчас щелкнула зубами страшная пасть. Джедедайя взмахнул рукой – во тьме, сверкнув рубиновой полосой, взметнулся длинный кнут. Самый кончик его хлестнул червя по носу, и чудище вдруг заревело, мотая головой из стороны в сторону.

– Отвлеките его пальбой! – прокричал Шизелло, отскакивая в сторону.

– Готов! – откликнулся отважный барон и бросил верного Пупыря в атаку.

Упругий конь запрыгал вокруг монстра, как блоха, не оставляя ему ни единого шанса дотянуться до своего седока – в то время как каждый выстрел барона Кирфельда попадал в цель.

Воспользовавшись замешательством червя, в атаку бросился и Шон с топором в руке, и тут же с изумлением понял, что обрел вдруг способность наносить адской сущности глубокие, мгновенно начинающие гноиться раны. Ободренный, он перехватил топор поудобнее, намереваясь разрубить чудовище пополам, и тут над самым его ухом свистнул кнут.

От крика червя зашаталась крыша охотничьего домика, и Ромуальд Шизелло, уже высунувшийся из двери с горстью свежеочищенных чесночных долек в кулаке, с писком рухнул обратно в комнату; подняв голову, Шон увидел, что удар кнута разом лишил монстра двух из четырех его глаз. Не видя ничего от ярости, дракон принялся рубить ненавистное тело, с каждым ударом вонзаясь все глубже и глубже.

Барон опустошил барабан, и Пупырь сразу же отпрыгнул подальше, давая ему возможность перезарядиться. Снова посыпались в истоптанную траву огромные латунные гильзы – и в этот миг Джедедайя, совершив какой-то немыслимый кульбит, взмыл в воздух. Кнут его ослепительно сверкнул рубиновым сиянием. Оставшиеся два глаза червя, только что еще освещавшие поле боя своим жутким пламенем, погасли, будто кто-то дернул рубильник.

Кричать он, видимо уже не мог – пожираемый изнутри тысячами разнообразных гельминтов, страдающий от непереносимого для него воздействия свиного сала на лезвии топора, червь не выдержал последнего удара страшного кнута Джедедайи Шизелло и буквально рухнул в свою нору, которая мгновенно закрылась вслед за ним.

Обессиленный боем, старый естествоиспытатель опустился прямо на землю.

– Вы целы, дружище? – затормошил его подбежавший дракон.

– Боюсь, я очень устал… – прошептал Шизелло. – Второй такой битвы мне не сдюжить.

Рядом спешился барон Кирфельд: не говоря лишнего слова, он поднес ко рту Джедедайи свою походную флягу, и после пару добрых глотков путешественник ожил настолько, что смог самостоятельно встать на ноги. Рядом с ним уже терлись о сапоги находчивые коты.

– Проклятый амулет, – кисло улыбнулся дядюшка Джед, – вот уж не думал, что в самый ответственный момент у него сдохнет батарейка! В том мне урок: нечего пользоваться фуфлом, что клепают подданные богдыхана Занебесной Империи. Гм, интересно, там что-то еще осталось от ужина?

– Похоже, – с неожиданной тревогой отозвался Шон, – пора уже завтракать…

– Что?! – изумился барон Кирфельд, оборачиваясь к востоку.

И глазам его предстало розовое, дрожащее в тумане марево грядущего рассвета.

– Как такое может быть? – не веря в происходящее, прошептал барон.

Друзья замерли. Солнечные лучи постепенно пробивались сквозь туман – вот восток блеснул робким еще пламенем утра, и в этот миг за спиной у них содрогнулась земля.

Они обернулись одновременно: руки их стиснули оружие, но нужды в нем больше не было. Из примятой вершины зеленого холма стремительно росло, переливаясь всеми цветами радуги, невиданное дерево. Ветви его, усеянные дивными золотыми листьями, с приятным шелестом тянулись навстречу восходящему солнцу.

– Так вот что сказала щука… – зашептал глубоко взволнованный Джедедайя. – Ах я, болван! Перепутать какой-то дурацкий вулкан с Древом!

– О чем вы, дядя? – вытаращил глаза оказавшийся рядом маркграф Шизелло.

– Древо Восхода! – вскричал, пританцовывая на месте, старый путешественник. – Но что же нам делать? Сейчас на вершине Древа раскроется Зев, в который мы должны опустить Семя, дабы оно, пройдя сквозь ствол Древа и далее чрез всю земную плоть, вышло на противоположной стороне планеты, породив там Кокос-Противостоящий-Энтропии! А времени у нас – Пока-Грядет-Рассвет!

– Может, – быстро заговорил барон Кирфельд, – дать это самое Семя Шону? Он взлетит да и бросит его туда… ясно ведь, что никому из нас на такое дерево – елки, оно ж с девятиэтажку ростом! – не взобраться?!

– Дракону нельзя, – застонал Джедедайя. – Дракон сам по себе сущность наполовину магическая, так что результат может быть совершенно непредсказуемый. Ах, дурья моя башка! Я-то думал, что это будет потухший вулкан, а оно… говорил же мне шаман… и щука говорила!

Жирохвост прищурился и наскоро прикинул высоту дерева. Так высоко ему забираться еще не приходилось, но что такое дерево, пусть и огромное, для мощного кота? Тем более, когда речь идет об энтропии… да шуток ли тут?

– Давайте Семя, дорогой Джедедайя! – решительно сказал он. – Толстопуз, готовься!

Шизелло широко распахнул глаза, но на размышления уже не было времени. Поспешно запустив руку себе за пазуху, он извлек оттуда небольшой холщовый мешочек и протянул его коту.

– Не подведи, ребята! – вскричал, потрясая флягой, господин барон.

Коты запрыгнули на потную спину Пупыря, и конь тотчас же рванул вверх по склону холма, да так, что из-под копыт брызнул мокрый дерн.

Поднимаясь по упругому, приятно пахнущему стволу чудесного Древа, Жирохвост то и дело косил глазом на восток, контролируя положение солнца. Вроде бы они успевали! Но вдруг снизу раздались какие-то крики. Жирохвост остановился.

– Зев! – услышал он, верно сориентировав правое ухо. – Зев раскрывается! Скорее!

Жирохвост кивнул, покрепче ухватил зубами заветный мешочек и ринулся вверх, как призовой скакун. Буроватая крыша охотничьего домика внизу стала уже совсем маленькой, когда кот почувствовал, что силы оставляют его. Он прополз еще рапу метров и, тяжело дыша, распластался на толстой ветви. Рядом с ним замер, взволнованно хлопая ресницами, юный Толстопузик.

– Я помогу вам, учитель! – пискнул он.

Жирохвост помотал головой. Из последних сил он потянулся носом к мордочке своего ученика, ему в нос зажатым меж клыков мешочком: мудрец устал уже настолько, что боялся отпустить хотя бы один коготь. Толстопузик понял его. Котенок осторожно перехватил драгоценный груз и быстро пошел вверх. Жирохвост, повернув голову, с волнением следил за его подъемом. Скоро он понял: легкий молодой кот сможет добраться до самого верха, он сделает это. Тогда мудрец облегченно вздохнул и прикрыл глаза, собираясь с силами для скорого спуска.

Толстопузик тем временем быстро карабкался вверх по Древу, стараясь при этом не смотреть вниз, так как ему, если честно, было очень-очень страшно. В голове у него, как назло, крутилась формула свободного падения. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, котенок принялся вспоминать наставление по стрелковой подготовке, которое любил разучивать перед сном, да так увлекся, что не заметил, как уткнулся ушками во что-то твердое и ароматное. Крепко держась всеми четырьмя лапками, Толстопузик потянулся вперед и понял, что перед ним – удивительный желтый тюльпан, растущий на самом верху дерева.

«Так это и есть зев! – понял Толстопузик. – Значит, я залез!»

Он осторожно посмотрел вниз, и увидел там крохотные фигурки своих друзей, отчаянно машущих ему руками.

«Чего это они? – удивился котенок. – Разве я что-то не так сделал? Ах, ну да… конечно!»

Он подтянулся повыше и неожиданно почувствовал, что цветок дрогнул и стал медленно закрываться. Тогда Толстопузик, рискуя сорваться, повис на двух только лапках и, схватив мешочек с Семенем когтями, с размаху перебросил его через край бутона.

Ему показалось, что желтый цветок зашептал ему что-то в благодарность, но серый котенок не стал ничего слушать: он уже ловко скользил вниз, к своему старому учителю и верным друзьям…

Санкт-Петербург, 2007 .

1

Пистойя – историческая область в Италии. – прим. авт.

(обратно)

Оглавление

  • На борту "Гермеса"
  •   Табачный соус
  •   Достижения цивилизации
  •   Приключения в консервах
  •   Два мешка морской капусты
  •   Среднестатистический борщ
  •   Корпорация "Феникс"
  • Про барона и дракона
  •   Барон, дракон und самогон
  •   Тридцать три тещи
  •   О налогах и не только
  •   Слон для герцогини
  •   Таверна с дурной репутацией
  •   Путешествие с дядюшкой Джедом
  •     1
  •     2
  •     3
  •     4
  •     5
  •     6
  •     7
  •     8
  •     9 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Корпорация "Феникс" (сборник)», Алексей Игоревич Бессонов

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства