«Горгоны Астры»

Однажды утром, когда редко утихающие на Кобосе ветры несли над планетой тучи смерзшейся углекислоты, к стыковочному отсеку госпиталя подъехал вездеход. Двое врачей в масках вышли в приемную камеру. Из вездехода в сугроб выпрыгнул невысокий человек в скафандре и ловко, в несколько секунд, срастил задний люк с «приемником».

Климов увидел из своей одиночной палаты, как носилки на длинной ленте транспортера поползли по коридору. Семь неподвижных фигур одна за другой скрылись за дверями второй палаты. Вероятно, на какой-то планете произошла катастрофа. Госпиталь на Кобосе — единственное место обитания людей.

Между тем пилот, привыкший, видимо, действовать стремительно, уже успел перебраться в помещение и снять скафандр. В голубом костюме межзвездника, несколько свободно сидящем на нем, он напоминал подростка. Стройный, смуглый до черноты, с темными вьющимися волосами и, судя по быстрым, четким движениям, очень ловкий. «Полинезиец», — решил Климов, разглядев его овальное лицо с крупными губами. Подойдя к приезжему, спросил:

— Что случилось?

— Горгоны, — коротко ответил пилот. Взгляд его золотисто-карих глаз был спокоен, но Климову показалось, что он проник ему прямо в душу. — Да, опять горгоны…

— Так вы с Астры? А я думал, катастрофа на Барете или Галле.

— В известной степени это тоже катастрофа. Здесь почти весь экипаж «Антея», экспедиция Батлера в полном составе.

Сердце Климова сжалось в тревоге. Рядом с Джоном Батлером проводила изыскания группа Чижова от которой он отстал по болезни. А именно на него, Климова, возлагалась защита ученых на Астре.

— Что с людьми Чижова? — волнуясь, спросил он.

— С русскими все нормально. Вы что, за своих переживаете?

— Да. Но, поверьте, я очень сочувствую вашим соотечественникам.

— Это не мои соотечественники.

Ответ прозвучал неожиданно резко. Климов внимательно посмотрел на собеседника, но на его бесстрастном лице эта резкость никак не отразилась.

— Владимир Алексеевич Климов, биолог, — представился он, пытаясь сгладить возникшую неловкость.

— Как вы, русский, попали в американский госпиталь?

— А вы знаете на Кобосе другой?

— Понятно. Авария?

— Нет, неудачная охота на хлопорий.

— Настоящие химеры. Мне приходилось бывать на Барете.

Приезжий не торопился назвать себя, и Климову пришлось спросить прямо:

— Кто вы?

— Зовите меня Кальтэ. Пилот Кальтэ.

Климов умел ценить в людях сдержанность. Его деликатность, видимо была оценена, и скоро они уже беседовали как старые знакомые. Климов был рад встрече. За два месяца, проведенных в госпитале, он соскучился по людям. Кроме двух врачей, в госпитале находилось еще трое американцев, совершивших вынужденную посадку и уже несколько месяцев ремонтировавших свой корабль. Бывалые путешественники, они многое повидали на своем веку, не один год рыскали в космосе по таинственным делам своей фирмы. С ними Климов как-то не сошелся. К Кальтэ же он почувствовал симпатию с первых минут встречи.

Узнав, что пилот располагает временем, Климов взялся показать ему госпиталь. Со всеми службами, атомным реактором и оранжереями он занимал площадь в два гектара, а в глубину уходил всего на три этажа. Они обошли его за полчаса. Климов заметил странное равнодушие своего нового знакомого к устройству и работе довольно сложного жилого комплекса. И еще биолог обратил внимание на подозрительную неосведомленность пилота о самых простых вещах. Особенно это касалось мелких событий на Земле совсем недавнего прошлого.

Иногда ему казалось, что пилот не понимает, о чем идет речь, пытается скрыть это и находится в постоянной настороженности. «Провалы памяти», — догадался Климов.

— Давно летаете? — спросил он.

Кальтэ кивнул.

— На Лоте были?

— Приходилось. На Абрисиде и Орфее тоже.

«Определенно, амнезия, — решил Климов. — У Абрисиды было самое сильное излучение».

В дальнейшем он строил беседу с учетом этого открытия: не спрашивал о Земле и о то, что могло служить предметом «дальней» памяти. Постепенно настороженность Кальтэ прошла, он стал словоохотливей. Самое время было начать разговор о горгонах.

Климов усадил Кальтэ в кресло перед панорамой и подобрал пейзаж: лесная опушка с неширокой речкой в спокойных берегах. Иллюзия была полной: легкий ветерок доносил запах спелых трав, по-летнему грело солнце.

— Как это случилось? — спросил биолог, повернувшись к пилоту.

— Неожиданно, как всегда бывает при встречах с горгонами. Выехали на съемки — и не вернулись. Через несколько часов их нашли. Состояние вы видели.

— Не думал я, что это настолько серьезно, — через некоторое время задумчиво сказал Климов. — В справочнике о них сказано всего несколько слов: физическая природа мало изучена, в чем-то схожа с нашим северным сиянием…

— Не совсем, — возразил пилот и кивнул на экран. — Такая же безмятежность: лес, поле, солнце — и вдруг из почвы начинает сочиться изумрудно-зеленый или серебристо-голубой пар или с неба опускается клубок тумана, а через мгновение в воздухе появляются диски величиной с тарелку. Почти прозрачные, с темными пятнами неопределенной формы. Зрелище потрясающее. Финал — паралич. Пораженных горгонами приходится, как правило, госпитализировать.

— Вы сказали, туман зеленый или…

— Окраска свечения зависит, видимо, от напряжения гравитационного поля.

— Так это газ?

— Не совсем… — опять возразил пилот.

— Вам лично приходилось встречаться с горгонами?

— Сотни раз.

— Как же вам удалось спастись? Вы — меткий стрелок?

— Нет. Опередить горгон невозможно, как и защититься от них. Просто они на меня не действуют.

— Вы хотите сказать, что они действуют не на всех?

— Да.

— Это чрезвычайно важно! — воскликнул Климов. Может быть в этом разгадка? Вы обратили внимание на выражение лиц у пострадавших?

Кальтэ кивнул, с интересом взглянув на биолога.

— Состояние аффекта, при котором нетрудно переступить границу разумного. — Пилот нахмурился.

— Лично я, кроме страха и агрессивности, на лицах у них ничего не заметил.

— Может быть, может быть… — рассеянно согласился Климов, думая о чем-то своем. — Оказывается, горгоны гораздо опаснее, чем я предполагал. А наши люди фактически остались без зашиты, ведь что я могу предложить как специалист, сидя здесь, на Кобосе?

— Я завтра вылетаю на Астру. Могу вас захватить.

— Вы представить себе не можете, как меня обяжете. В лучшем случае я мог попасть на Астру с рейсовым звездолетом почти через год. — Биолог в порыве благодарности схватил пилота за руку.

Но тот остановил его.

— Не стоит благодарности. Я руководствуюсь и чисто эгоистическими соображениями: вдвоем веселее.

Климов, воодушевившись, начал было излагать свои планы защиты от горгон. Но ему помешал Вильсон, один из пилотов американского корабля. Длинный, худой, с полуприкрытыми, будто сонными глазами, он слегка кивнул головой в знак приветствия и сказал пилоту:

— Доктор просит вас к себе. — И тотчас ушел.

Худое острое лицо Вильсона было спокойно, даже равнодушно, но что-то в его взгляде встревожило Климова, и он пошел вместе с пилотом.

Дверь в комнату Джефферсона — командира корабля — была приоткрыта. Миновав ее, Климов внезапно оглянулся: Джефферсон стоял на пороге и смотрел на них со странным выражением. Встретившись взглядом с Климовым, он мгновенно преобразился: улыбнулся широко и дружелюбно. «Оборотень», — подумал Климов: ему давно казалось, что Джефферсон и его пилоты неискренни, что-то скрывают. За поворотом коридора он спросил у пилота:

— Вы знакомы с Джефом?

— Нет. А почему вы спрашиваете?

— Мне не нравится, как он сейчас смотрел на нас, точнее — подглядывал.

— Пустяки, — беспечно ответил пилот.

Но Климов все-таки рассказал Кальтэ все, что знал об этой странной троице, космических бродяг.

— Подозрительно ведут себя. Не вызвали аварийную службу, ремонт ведут сами. Очень спешат, нервничают. Перед их прилетом по межпланетной связи объявили о появлении в нашем районе пиратствующего корабля. Начальник госпиталя запрашивал информационный центр, но сейчас, вы знаете, сезон магнитных бурь. Ему не ответили, возможно, не приняли запрос.

Кальтэ слушал внимательно.

— Откуда они, вы говорите, прилетели?

— С Агеноры, кажется. Впрочем, это они так говорят.

Кальтэ немного подумал, потом уверенно сказал:

— Я считаю, нет причин для беспокойства.

Они подошли к кабинету доктора, и разговор сам собой прекратился. Вошли вместе; при их появлении доктор поднялся из-за стола.

— Вы тоже на проверку? — спросил он у Климова.

Сегодня он был медлительней обычного; с закрытым маской лицом и поблескивающими линзами очков, он мало чем отличался от робота.

— Да, я завтра улетаю на Астру, — ответил Климов.

— Тогда с вас и начнем.

Климов безропотно прошел всю процедуру осмотра, так и не избавившись от ощущения, что с ним занимается не живой человек.

— Удовлетворительно, — услышал он знакомый голос. — Ваша очередь, пилот.

Кальтэ стоял неподвижно, скрестив руки на груди.

— Я не нуждаюсь в осмотре, доктор. Я совершенно здоров.

— Это необходимо.

— Кому?

— Странный вопрос. Вам, для вашей же безопасности.

— Повторяю, я отказываюсь от обследования.

Врач немного подумал.

— Как вам будет угодно! — наконец сказал он и повернулся к биологу: — Прошу вас выйти.

Климов прождал в коридоре полчаса. Пилот не появлялся. Вместо него вышел врач.

— Очень неприятный случай, — заговорил он, поблескивая очками. — Внезапный припадок…

Климов вскочил с кресла: с новой силой вспыхнула тревога. И тут он увидел, что с обеих сторон к нему приближаются Вильсон и первый пилот Грэй. Они остановились в нескольких шагах, выжидательно глядя на доктора.

— Где Кальтэ? — Биолог решительно шагнул к двери кабинета.

Врач поспешно загородил ему дорогу.

— Запрещаю! Пилот болен!

— Но только что он был совершенно здоров!

— Что мы знаем о горгонах? — примирительно сказал врач. — Возможно, они не всегда действуют, мгновенно.

— Пустите, — потребовал Климов. — Я хочу его видеть!

— Пустите его, док, пусть убедится, — послышался голос незаметно подошедшего Джефферсона.

Климов вошел в кабинет. Пилот лежал на кушетке бледный, без сознания.

— А теперь, я полагаю, док, контактного с больным необходимо изолировать? — снова послышался голос Джефферсона.

Врач, вошедший следом за Климовым, тотчас распорядился:

— Возвращайтесь в свою палату и не выходите без разрешения. Вы опасны для здоровых людей.

— Никуда я не пойду! — Климову хотелось кричать, протестовать, он понимал, что совершается что-то гнусное.

Вошли Вильсон с Грэем и направили на него бластеры.

— Вам придется подчиниться, мы не хотим подыхать из-за вас.

— Карантин! — громко объявил врач. — Вывесить эпидемзнак. Выход за пределы госпиталя запрещен.

Все происходившее обескуражило биолога. А вдруг и в самом деле доктор прав. Что мы знаем о горгонах, об этих туманных тварях? Посмотрев на безжизненное тело Кальтэ, он вышел. Грэй следовал за ним по пятам, направив бластер в спину. Едва Климов вошел в палату, как дверь защелкнули снаружи.

Оставшись один биолог нервно заходил по комнате. Все же во всей этой истории было много странного. Зачем врач попросил его выйти? Почему пилот именно в это время оказался в обмороке? Случайно ли это? И как узнал обо всем Джефферсон? Почему он всеми распоряжался?

Заметил биолог и то, что лицо Кальтэ оставалось спокойным. Значит не горгоны?

Постепенно подозрения превратились в уверенность: они действовали все заодно и все было заранее спланировано. А он позволил одурачить себя, оставил человека в беде. Климов бросился к двери. Как и во всем здании, она была массивной, с гидравлической блокировкой на герметичность. О том, чтобы выломать ее не могло быть и речи. И все же Климов в исступлении колотил в нее руками и ногами, кричал, грозил, требовал немедленно выпустить его. И вдруг он почувствовал неприятный запах. Перед глазами все поплыло, потом заволоклось черной пеленой.

Очнулся он от того, что кто-то тряс его за плечи. С трудом открыл глаза. Темнота отступала медленно: сначала сквозь нее проступило белое пятно, затем оно приобрело черты лица. Климов не сразу понял, что над ним склонился Вильсон, и не удивился этому. Тот что-то оживленно говорил ему, но биолог почти не улавливал смысла. Голова гудела, все тело сводили судороги, к горлу то и дело подступала тошнота.

— Это заговор! Они все подстроили… Я честный человек и не хочу… — захлебываясь и глотая концы слов, говорил ему Вильсон. — Да очнитесь же вы! Время дорого…

— Где Кальтэ?

— Он жив. Ему сделали инъекцию, это был искусственный шок.

— Где все остальные?..

— Джефферсон с Грэем отправились на корабль Кальтэ, врачи заперты во второй палате. Они ни при чем: это Джефферсон запрограммировал робота.

Климов попытался подняться. Вильсон помог ему.

— Есть второй вездеход… Мы прорвемся к кораблю. Втроем улетим на Агенору.

— А Джефферсон? Он ведь уже там…

— Им не преодолеть защитного поля.

«Провокация? — мелькнула у Климова мысль. — Они не смогли сами захватить корабль и теперь хотят сделать это обманом, под нашим прикрытием. А потом объявят что мы нарушили карантин, и по международным законам смогут применить к нам любые меры пресечения…»

— Я хочу видеть пилота, — сказал Климов. — Ведите меня к нему.

Он с трудом пошел к двери.

Кальтэ они встретили у диспетчерского поста. Он шел навстречу.

— Как ваше самочувствие? — спросил Климов, и опять ему показалось, что золотистые глаза пилота заглянули в него, в самую глубь души.

— Лучше, чем ваше.

— Как вы здесь очутились?

— Очнулся, никого нет. Оделся и вышел.

— Так вы ничего не знаете?

Климов коротко обрисовал обстановку.

— Значит, заговор? — произнес пилот и, повернувшись, пристально посмотрел на Вильсона. — А вы что предлагаете, мистер?

— Бежать! Бежать немедленно! — воскликнул Вильсон.

Кальтэ думал одно мгновение:

— Нет нужды торопиться.

— Как?! — запротестовал американец. Его сонные глаза тревожно забегали; оказывается, и они могли быть живыми и быстрыми. — Я ведь рискую вместе с вами. Ради вашего спасения…

— Благодарим, мистер. — твердо прервал его Кальтэ, — но мы пока останемся здесь. Вам теперь беспокоиться не о чем.

Пожав плечами, Вильсон отошел в сторону. Похоже, на такой поворот дела он не рассчитывал и теперь лихорадочно искал выход.

Кальтэ включил телерадар.

— Посмотрим, что поделывает мистер Джефферсон, — улыбнулся он Климову, взглядом приглашая его сесть рядом.

Была редкая минута затишья. Белые смерчи улеглись, и взору открылись ослепительные снежные просторы. Они напоминали заснеженную степь, но абсолютное отсутствие следов живого на них и полное молчание наводили тоску и уныние. Корабль Кальтэ на горизонте напоминал причудливо окрашенную раковину ропанга гигантских размеров. Ни опознавательных знаков, ни символических надписей на его бортах не было. Не видно было и двигателей. «Странная конструкция», — подумал Климов и тут же забыл об этом: показался, вездеход Джефферсона, который на полном ходу несся к кораблю, поднимая за собой серебристую пыль.

Кальтэ увеличил кадр: по многочисленным глубоким следам на снегу нетрудно было догадаться, что это была не первая попытка прорваться к кораблю. Вездеход несся с такой скоростью, что, казалось, еще мгновение — и он врежется в борт корабля. Но тут скорость его заметно снизилась, а за десяток метров до цели вездеход вдруг встал на дыбы и полез вверх по невидимому мосту. Поднявшись на несколько метров, он на мгновение повис в воздухе и вдруг рухнул вниз.

— Вот и все, — сказал Кальтэ и щелкнул выключателем телерадара. — Защиту им не пройти.

На затухающем экране было видно, что вездеход повернул обратно. Кальтэ откинулся на спинку кресла. Вильсон нервно заворочался в своем углу. Что касается Климова, то уверенность Кальтэ передалась и ему — он спокойно ждал. Вскоре приборы показали, что заработала автоматика приемной камеры. Джефферсон и Грэй были уже в госпитале.

— Не волнуйтесь, — предупредил Кальтэ, и тотчас пол между ним и дверью задымился, словно под пластиком включили мощный нагреватель. Изумрудный дым, расстилаясь, полз по отсеку. С легким треском в его клубах пробегали быстрые искры. А шаги Джефферсона и Грэя гремели уже совсем рядом.

«Бред», — успел подумать Климов и в то же мгновение в воздухе закружились полупрозрачные, напоминающие медуз, диски. Дверь распахнулась. Климов увидел искаженное ужасом лицо Джефферсона: американец рухнул ничком, сжимая в руке бластер. Тотчас же с легким вскриком упал в коридоре Грэй.

— Это… Что это?! — крикнул Климов, поворачиваясь к Кальтэ.

— Горгоны. Но все уже кончено, — спокойно ответил тот.

Комната снова была пуста: ни дисков, ни дыма, ни свечения. Только неподвижное тело Джефферсона осталось неопровержимым доказательством, что все случившееся — не бред и не галлюцинации. Климов оглянулся на Вильсона — тот лежал в углу с перекошенным ужасом лицом, в руне судорожно зажат раскрытый нож.

Заметив растерянность Климова, Кальтэ нахмурился:

— Провокатор. Я сразу разгадал его… Они хотели воспользоваться моим кораблем. Не удалось.

Дальнейшее биолог воспринимал смутно, как во сне: освобождение врачей, хлопоты с пораженными горгонами учеными — среди них оказалось двое сообщников Джефферсона. Еще на Астре они пытались с оружием в руках захватить результаты исследований… Вызов комиссии Интерпола на Кобос…

Потом на вездеходе Климов и Кальтэ неслись сквозь белые вихри к кораблю и наконец очутились в низком сводчатом зале в диковинных росписях.

Климов уже изнемогал от усталости — после отравления так и не пришел в себя. Последнее, что помнил — низкое ложе и желание добраться до него…

После сна освобожденный от дурмана мозг работал четко. Тело налилось прежней силой: видимо, проспал он немало часов. Биолог огляделся: он находился в том же зале, куда его привел Кальтэ. Те же росписи на стенах, тот же мягкий свет, тот же еле уловимый запах весеннего луга. Он не спеша обошел комнату, подолгу задерживаясь у каждого предмета. Он старался восстановить в памяти недавние события, связать их в единую логическую цепь. В это время в зал вошел Кальтэ.

— Мы уже далеко от Кобоса, — сказал он, с улыбкой протягивая биологу руку. — Поздравляю вас с адаптацией. Признаться, я думал, она затянется дольше. Как самочувствие?

— Чертовски голоден, — неожиданно для себя ответил Климов.

— Я приглашаю вас к столу, — рассмеялся Кальтэ. — Стол уже накрыт.

Просторная столовая была стилизована под лужайку. Низкая шелковистая трава заглушала шаги. От молодых деревьев ложилась приятная тень: легкий ветерок шевелил их листву.

— Неплохо оборудован ваш корабль, — заметил Климов, когда после обеда пилот показывал ему звездолет.

Впервые Климов видел такую конструкцию: в нем, несмотря на гигантские размеры, не было ни лифтов, ни коридоров. Из каюты можно было пасть в любой отсек, едва переступив порог единственной двери. Для Климова это осталось загадкой. Он воздержался от прямых расспросов, чувствуя, что главный разговор у них впереди.

Довольно скоро биолог освоился на корабле. Только по-прежнему не мог привыкнуть к отсутствию лифтов и коридоров.

— Все это очень сложно, — не вдаваясь в подробности, ответил пилот. — Я потом попытаюсь объяснить вам. У нас не так уж много времени, а этот вопрос, я думаю, не главный для вас.

Действительно, времени у Климова оставалось немного. Их полет продолжится не пять месяцев, как обычно, а всего две недели. И поэтому днями просиживал биолог в фильмотеке, просмотрел сотни тысяч кадров — горгоны оставались загадкой. Но упрямый биолог не сдавался. И однажды, вновь просматривая кадры, подаренные ему Кальтэ, — цветущие холмы Астры, нежно-серебристое сияние над ними, изредка спокойно проплывающие горгоны, — он воскликнул:

— Нет, это не органическая жизнь. И надо идти к решению проблемы с другой стороны — от человека!

— Любопытно, — отозвался пилот, незаметно вошедший в фильмотеку.

Климов повернулся к нему.

— Вы помните, в госпитале я обращал ваше внимание на выражение лиц пораженных горгонами? Ужас, страх, агрессивность… А вы при встречах с горгонами не испытали чего-либо подобного?

— Нет, — ответил пилот.

— Выражение лиц говорило о том, что люди были в том состоянии, когда могли переступить границу разумного. Может быть, поражая, горгоны зaщищали себя?

— Или кого-то другого… — ровным голосом подсказал пилот.

— Возможно, и это. Ведь даже и современный человек не свободен от низменных инстинктов.

— Джефферсон, например, — опять подсказал Кальтэ.

— Именно! И я опять возвращаюсь к своей мысли: может быть, особенности психики делают человека объектом нападения горгон?

— Что же, у ваших соотечественников другая психика?

— Образ жизни многих поколений, социальный строй, нравственная среда — все это формирует психологию. Совершенный разум все дальше удаляет нас от границы «животное — человек». Коварство, вероломство, агрессивность уходят из сознания людей. У нас процесс нравственного совершенствования начался раньше, да и предпосылки, то есть национальный характер, видимо, были более благоприятные.

— Логично. Возможно, вы и правы, — произнес Кальтэ и улыбнулся.

И по его тону биолог понял, что тот знает о горгонах значительно больше, чем он предполагал.

…Между тем Астра приближалась с каждым днем. Корабль Кальтэ, оставляя за собой сотни парсеков, с невероятной скоростью прокалывал пространство. К концу второй недели пилот вошел к биологу.

— Мы на орбите Астры. Приготовьтесь к посадке.

Астра была последней планетой, обследованной землянами. За ней лежала граница неизведанного. К этому рубежу земляне шли десятки лет.

— Вы — оттуда? — вдруг воскликнул Климов и вскочил от внезапно пришедшей к нему догадки. — Вы — от них!

— Да, — спокойно ответил Кальтэ. — Мы ждем вас и готовимся к встрече с вами. Но мы хотим, чтобы встреча эта была мирной и радостной.

— И горгоны…

— Вы угадали: это — наша защита. Если хотите — барьер, преодолеть который не составит никакого труда нашим друзьям и который останется непреодолимым для… остальных.

— Это — механизмы?

— И опять вы правы, — улыбнулся Кальтэ. — Но зато я — вполне живой. И рад встрече с вами, началу дружбы наших цивилизаций.

---

Журнал «Дон» № 12, 1981 г.

Оглавление