«Земные пути (фрагмент)»

Святослав ЛОГИНОВ

ЗЕМНЫЕ ПУТИ

Глава 1. ПОВЕЛИТЕЛЬ МЕЧЕЙ

Тяжёлый, отполированный временем и штанами, хозяйский табурет был вынесен на улицу под открытое небо. На табурете, небрежно закинув одну ногу поверх другой, сидел доблестный кёниг Фирн дер Наст. А сам хозяин стоял на коленях неподалёку и, ударяя сцепленными руками в грудь, твердил:

- У меня ничего нет! Клянусь пресветлыми богами, у меня нет совсем ничего!

- Верю... - улыбнулся дер Наст.

Торп даже рот разинул от удивления, услыхав такое признание. Но в эту минуту длиннополый чародей Парплеус, стоящий рядом с кёнигом, наклонился вперед и проницательно возгласил:

- А вот огородник Нежер, спрошенный нами, объявил, что деньги на выплату недоимок - четыре грошена с лишком - ссудил ему ты.

Торп кивнул согласно и робко возразил:

- Но ведь Нежер не вернул мне долг, и теперь у меня ничего нет.

- А ты спрашивал с него?

- Нет, конечно, откуда у огородника такие деньги?

- А у тебя они откуда?

- Продал купцам шкурки двух выдр.

- И тут же кинул деньги огороднику...

Торп вздохнул и чуть заметно пожал плечами, не то признаваясь в собственной расточительной глупости, не то печалуясь, что такой высокоучёный господин, превзошедший премудрости геликософии и дактилономии, не может понять вещей обыденных, очевидных для всякого простака.

- А еще, - не успокаивался Парплеус, - стало известно, что некая вдова из Маженице также неоднократно получала от тебя деньги.

- На что же мне ещё тратить деньги...

- Значит, они у тебя есть, - обронил слово кёниг.

- Нету!.. - взвыл Торп. - Тогда я охотился на ондатру и продавал шкурки, а нынче - весна, шкура лезлая и ничего не стоит!

- Сейчас он скажет, что не имеет даже медного кёртлинга на хлеб, заметил Парплеус.

- Истинно так!

- А что же ты тогда тут жрёшь?! Или ты, как девственная блудница перебиваешься дарами Нота и Зефира? Не вздумай лгать перед лицом господина и выдумывать небылицы! В деревнях голод, а на болоте весной нет никакой пищи!

- Есть, - смиренно возразил Торп, глядя на обличающий перст геликософа. - Корни аира, ряска, но лучше всего - улитки. Здесь прорва самых лучших улиток, даже на виноградниках Монстреля таких не сразу найдёшь. Улиток надо выдерживать три дня на стружках молодого граба, чтобы у них прочистило нутро, а потом самое время тушить их со щавелем и кресс-салатом. Хорошо ещё добавить латук...

Хитроумный Торп мог долго расписывать прелести своей холостяцкой кухни. Прежде этот приём действовал безотказно. Старый кёниг, брат нынешнего повелителя, немедленно размякал от подобных речей, соглашался откушать тушёных моллюсков и в результате забывал, что явился в болотистую глухомань не обедать, а карать слишком независимо живущего мужика. Плохо, когда мужик о себе мнит, от этого убавляются силы сеньора. И кто знает, не из-за Торпова ли угощения настолько ослабел Гляс дер Наст, что не заметил, как брат прячет в рукаве нож.

И вот теперь к Торпу явился новый кёниг - худой и жилистый, которого ничуть не соблазняют кухонные рассказы пронырливого мужика.

Торп с причмокиванием закончил последнюю фразу и выжидательно уставился на непрошеных гостей. Дер Наст сидел с невозмутимым видом. Парплеус, не ожидавший от смерда такого красноречия, выглядел озадаченным; заплетённая в косы борода чародея потемнела от пота. Стражник, пришедший на хутор вместе с кёнигом, стоял столбом и был, кажется, озабочен лишь одним - как бы, не шевельнувшись и не привлекая к себе внимания, согнать с носа перебравшего крови комара. Из всех пришельцев жил лишь мальчишка-прислужник, стоявший за плечом у хозяина. Пучком фазаньих перьев он отгонял кровососов от макушки кёнига, не забывая на отмахе облегчать и собственную участь.

- Много слов, - произнес дер Наст.

- Подозрительно... - поддакнул мудрый Парплеус.

- Проверь, что у него в каморах, - ни к кому особенно не обращаясь приказал кёниг.

Воин радостно сорвался с места и остервенело терзая свербящий нос, скрылся за домом.

Через полминуты он выскочил обратно и торжествующе протрубил:

- Да у него корова есть! Куда-то отогнана, но следы не спрячешь. Корова тут у него!

Торп стукнулся лбом в песок.

- Государь, пощады!.. Я же с голоду без неё умру! Пропаду зазря...

- Тяжело будет, - посочувствовал кёниг, - Ну да как-нибудь на улиточках перебьёшься, не подохнешь. Веди сюда свою корову, а то я тороплюсь.

Торпу для острастки и, чтобы под ногами не путался, дали в лоб, и теперь он валялся на земле, сходу разучившись голосить. Найденную корову обвязали верёвкой за рога и двинулись в обратный путь.

А путь предстоял немалый и непростой - через моховые прорвы, затянутые густым илом, мимо железных ям, где никакое черпало не досягнет дна, вдоль зыбких промоин, окон, дразнящих голубым огоньком, сквозь владения шишиг и кикимор, напролом по зарослям хвоща к сухим королевским борам, где добытчиков ожидали оставленные без присмотра кони.

Слюнявая толстобокая коровёнка, конечно, не могла окупить усилий гордого кёнига, но коровёнка в таких делах и не принималась в расчёт. Важно было прийти и взять дань, иначе в магической защите повелителя мечей появится брешь, и тогда дни повелителя будут сочтены.

Из остальных мужиков налоги выколачивали солдаты, а вот к жилищу Торпа добраться они не могли. А может быть, просто не хотели стараться. Ведь в самом Торпе на грош не было магии, и он не сумел бы отвести глаза охотникам за недоимками.

Проще всего было бы зарезать хама, но дер Наст понимал, что на пожилом месте, да ещё спрыснутом кровью, и, к тому же, в непроходной глуши непременно заведётся лихо. И чтобы ни говорил Парплеус, какие бы волхования ни учреждал, обещая патрону мир и безопасность, лучше держаться от напасти подальше и лихо не будить. А Парплеус - что с него взять? - учёный маг. Говорить умеет складно, а как колдовать неведомо.

- Полагаю, что с методологической точки зрения нами допущен просчёт, - разливался мудрец, утопая ботфортами в зыбкой глубине. - Нам следовало бы вести на веревке не корову, а её владельца. С этим мужиком явно нечисто, от него за полмили пахнет ересью.

- Что-то ты взбредил, - не удержался кёниг. - Привык по городам крамолу искать. В лесу ереси не бывает.

- Это как поглядеть, - посмел возразить Парплеус. - Колдовство разлито в мире неравномерно, и точно так же флюктуируют гнусности малефиков. Мир был бы куда разумней и изящней, если бы могучие силы доставались только благородным воинам и убелённым мудрецам. До грехопадения так и было. Но с тех пор в мире многое прогнило. Бесы вращают колёса крупорушек, демоны дуют в паруса кораблей, а чёрные кобольды поселились в кузнях. А ведь это места, где редко встретишь благородного человека. Магия в руках черни - отсюда один шаг до самой злой ереси.

- Кое-кто утверждает, - с усмешкой вставил кёниг, - что мельничные колеса вращает вода.

- Ни слова! - вскричал Парплеус, не замечая насмешки. - Ведь это и есть то самое, от чего рушится мир! Ежели нет демонов, то немощны и боги, а значит, не бывать и магам. В том числе и вам, кёниг!

- Ну уж я-то не пропаду, - на этот раз воитель усмехнулся в открытую. - В роду дер Настов все были повелителями мечей.

Многое мог бы возразить Парплеус на эту усмешку, но спорить не стал, памятуя, что покорность сильному - лучшая политика. Лишь промурлыкал примиряюще:

- Однако согласитесь, государь, что самая могучая, исконная магия, способная соперничать с волей богов, скрывается там, где нет людей, куда не успело проникнуть еретическое мастерство. Но хотя мы с вами идём по простому болоту, я не ощущаю потоков сверхъестественной энергии. А это значит, что поблизости затаился еретик, перекрывший энергетические токи.

- Какие ещё токи?.. - буркнул дер Наст. - Тут стоячее болото, вовек ничего не шелохнётся, не то чтобы течь...

В подтверждение своих слов кёниг топнул сапогом по ненадёжному настилу, прогнившая слега хрустнула, и магистр Парплеус с невнятным воплем ухнул в трясину.

В первое мгновение дер Наст оторопело взирал на происходящее, затем всплеснул руками и захохотал, раскачивая настил и рискуя сам полететь следом за придворным мудрецом.

Парплеус месил локтями разжиженный мох, хватался за белые корневища жирных растений, сочно лопавшихся под пальцами. Слепой ужас плескался в глазах.

- Государь! Государь!

- Колдуй, магистр, - посоветовал кёниг. - Ты же в трёх университетах учился.

Зажатый трясиной маг уже не взывал о помощи, а только хрипел невнятно. Дышать ему оставалось не больше минуты, но тут в дело вмешался мальчишка, прежде молча стоявший за спиной дер Наста. Он спрыгнул с тропы и, прежде чем кочка пушицы успела просесть под его лёгким телом, вновь выскочил на гать и ухватив за рукав мантии, принялся тянуть Парплеуса из ямы.

Дер Наст недоуменно поджал губы, но вмешиваться и теперь не стал. Конечно, самоуправство наказуемо, но всему должен быть свой срок. В том заключается высшая мудрость, недоступная магистрам и самовольным щенкам.

С мучительным стоном мальчишка выволок грузного мага из болота, но Парплеус, выползая на гать, толкнул своего спасителя, и теперь уже мальчишка шлёпнулся в размешанную, пузырящуюся гнилыми миазмами прорву.

- Ну молодцы!.. - взорвался смехом кёниг. - Ну, порадовали!.. Вот насмешили! Вам шутами стать - цены бы не было!

От восторга кёниг затопал ногами, гать, не выдержав бесцельного топтания на одном месте, с мокрым хрустом расселась. Конфискованная бурёнка замолотила копытами, руша устеленный хворостом путь, и сползла в воду, сдёрнув следом солдата, никак не ожидавшего такого поворота дела. На ногах удержался один кёниг, а может быть, его уберегла исконная магия, которой издревна славился род дер Настов. Вопли, хлюпанье жижи и надсадное мычание перекрыли смех кёнига.

- Вы что, уморить меня вздумали!? - рассердился наконец повелитель. - Хватит дурить. Или выползайте на берег, или тоните, чёрт вас подери!

Парплеус, подгребая к животу прогнившие обломки, торопливо отползал от опасного места. Задержаться, чтобы помочь своему недавнему спасителю, не приходило ему в голову. Солдат, которого тяготила железная кираса, а на правую руку оказалась не вовремя намотана веревка, бился недолго. Ряска сомкнулась над головой, лишь пузыри - болотный газ или последнее дыхание? - указывали его могилу. Корова увязла безнадёжно, одна голова с намотанной на рога верёвкой торчала из грязи.

- Ну?.. - поторопил дер Наст слугу. - Тонуть будешь или нет? Мне некогда.

Мальчишка каким-то чудом дотянулся к одному из обломков, притопив его, вырвался из ямы и тоже вполз на остатки дороги. Нога дер Наста непроизвольно дёрнулась, чтобы столкнуть мальчишку обратно, но кёниг вовремя остановил порыв. Не стоит вмешиваться в решения судьбы. Повелитель мечей должен бить, а добивать - дело слабых. "Падающего толкни", - это мудрость шакалов.

Больше ничего забавного не ожидалось, и благородный Фирн дер Наст, перешагнув копошащихся слуг, пошёл прочь. Мокрые, перемазанные тиной прихлебатели поспешили за ним. Мычание утопавшей коровы провожало их до самых камышей. Потом всё стихло.

* * *

Торп сидел и, сглатывая копящуюся ненависть, стругом выскребал табурет, осквернённый седалищем кёнига. Брат нынешнего повелителя тоже был противен живущему на отшибе мужику, но всё-таки, он не зорил Торпа окончательно, оставляя возможность выправить хозяйство. А этот... единственную животину забрал. Бабка-Мокрида, тётки-Лихоманки, отплатите обидчику, пошлите ему за мои слёзы водянку с лихорадкой, неизбывную трясучку, падучую болезнь...

Шумный вздох коснулся слуха. Торп поднял голову и увидел корову. Тина облепляла её бока, грязь засыхала корками, трескалась, повисая на шерсти. Раздувшиеся пиявки присосались к тяжёлому вымени.

Корова подошла на три шага и остановилась.

- Святая Амрита! - ахнул Торп. - Ушла, ушла от разбойников, умница!

Он бросился к дому за водой и подойником, обмыл изрезанные осокой соски, отодрал впившихся пиявок, принялся за дойку, стараясь не сделать корове больно.

У коровы не было имени, чтобы окрестная нежить не могла приручить её, и воровать по ночам молоко. Торп просто повторял все ласковые слова, какие только мог вспомнить.

- Золотце моё, чудесница, раскрасавица... Как славно, что ты от них ушла! Спасительница ты моя... Ведь кроме тебя у меня действительно ничего нет.

* * *

У подножия холма, которым начинался королевский бор, пробивался родничок. Как водится, рассказывали о нём всякие небылицы, хотя ничего особенного там не приключалось. Просто струилась холодная и чистая вода и тут же пропадала в бескрайних пространствах болота.

Здесь кёниг перед походом на Торпов хутор оставил пастись коней. Другому это могло бы дорого обойтись: прошёл мимо ловкий ромей - и сыскивай, где гостят лошади. Но имя дер Наста гремело далеко за пределами его владений: пошлёт оскорблённый повелитель мечей вдогонку похитителю железную нить - что тогда?

Коней всего было три - Исту лошади не полагалось, он мальчик на побегушках и, значит, должен бегать. Не досталось ему лошади и теперь, хотя один из добытчиков упокоился в гнилых хлябях. Дер Наст просто накинул повод на луку седла, в котором поместился Парплеус, а сам вскочил на своего жеребца. Задерживаться, чтобы едва не утопшие попутчики сумели смыть грязь, кёниг не собирался.

Тропка, постепенно расширяясь и превращаясь в настоящую дорогу, повела их в сторону белокаменного Снегарда - неприступной твердыне дер Настов. Вскоре кёниг и придворный чародей уже могли ехать рядом, хотя разумеется, Парплеус держался на полшага сзади. Ил на мантии мудреца уже обсох, не смердел как вначале и мастер логософии вновь мог поддерживать разумную беседу. А Ист бежал следом, заботясь лишь о том, чтобы не сбиться с ноги.

Не бывает лучше дороги, чем тропа через сосновый лес. Вольнолюбивые сосны перегородили её узловатыми, выпирающими из земли корнями, лишёнными поверху коры, гладкими, как столярная поделка. Но снизу корни живы, и потому никакая порча не касается твёрдой древесины. Лошади осторожно переступают легшие поперёк пути пороги и невольно сбавляют шаг. Поэтому совсем нетрудно следовать позади, не страшась, что отстанешь, а потом получишь нахлобучку. Когда лошади скачут по полю - такое случается обязательно. Фирн дер Наст не привык поджидать слуг. Как бы ни мчал конь, прислужник всегда должен быть рядом.

Босые ноги легко ступают по земле устланной шершавым ковром сухих иголок. Порой хрустнет под загрубевшей пяткой прошлогодняя шишка. Иногда двойная сосновая игла вопьётся в живое место между пальцами и упадёт, не в силах удержаться. Без этого тоже нельзя, а иначе и не почувствуешь, что бежишь босиком. Дивно устроена лесная тропа, славно по ней бежится, и есть время подумать о своём.

Что же всё-таки случилось? Был человек, а теперь нету. И неважно, что был он недобр и глуп, но ведь дышал, смотрел глазами и, наверное, чего-то в жизни хотел. Конечно, дер Наст и Парплеус - маги, у них свои законы, им что человек, что муха - разницы нет. Но ведь это не просто мужик, а обученный воин. Воинское искусство сродни волшебству, не раз случалось, что судьбы колдунов решались оружием.

Ист не жалел погибшего - тот бывало щедро одарял безродного мальчугана подзатыльниками, но всё же при виде смерти думалось невесело. Вот Парплеус чувствует себя прекрасно, сразу видно колдуна. А что в болото свалился - так ведь не потонул же... Может быть, в том его колдовство и состояло, чтобы Ист его вытащил.

Ист жил в замке кёнига. Он был сыном служанки, год назад умершей от ледяной горячки. А отцом мальчика мог случиться кто угодно - мать была некогда хороша собой и любила пожить. Сплетники грешили даже на Гляс дер Наста, и эти разговоры сильно портили Исту жизнь. Кёниг не терпел самозваного племянника. Иста спасали только малые лета: недостойно повелителя мечей было бы убивать вовсе уж беззащитного ребёнка. Но уж зато издеваться над слугой кёниг был волен. При каждом удобном случае повелитель отвешивал мальчишке оплеуху, во время пиров в Иста летели объедки, а самым любимым развлечением владыки было метнуть нож, так чтобы он срезал с головы отшатнувшегося слуги прядь волос или рассёк кончик уха. У старых слуг в замке вместо ушей оставались какие-то лохмотья. А вот у Иста по какой-то счастливой случайности уши до сих пор были целы.

- ...такого мнения придерживался преподобный Лисимах, разглагольствовал Парплеус. - Он был великим криптологом, но держал свои тайны при себе и всего лишь преподавал в университете лептографию. Так вот он рассказывал, что пока люди жили в раю, любой из них превосходил мощью величайших магов нашего времени. Но потом дьявол соблазнил людей, обещав им познание. Как известно, дьявол всегда держит своё слово, но делает это так, что честность получается хуже обмана. Вместо волшебства дьявол подсунул людям технику, и люди лишились магии. С тех пор люди и разделились на благородных сохранивших древнее искусство, и на плебеев, ставших рабами колеса...

- Трепло твой Лисимах, - перебил дер Наст. - Надо же такое придумать: чтобы мужик был искусней повелителя мечей! Вот это настоящая ересь. Головы, которые придумывают такие благоглупости, следует отрубать и выставлять на ярмарке в назидание прочим умникам. Погоди, я ещё разберусь, что у вас за университет, и чему там тебя научили...

- Ваша светлость! - возопил Парплеус. - В раю не было мужиков! Сами посудите: кто бы их туда пустил?

- Ах, не было... - смягчился кёниг. - Так-то лучше. А то набрехал невесть что.

- Вы просто не дали мне закончить период, - пожаловался мудрец. Из моих рассуждений следовало, что простолюдин, отравленный грубым ремеслом, уже как бы и не человек, ибо его духовная сущность умерла. Только познавшие тайны невидимого несут в душе отпечаток божества, а прочие - лишь навоз для благородных сословий.

- Столько слов, чтобы сказать то, что известно и грудному младенцу.

Некоторое время всадники ехали молча, а Ист продолжал бежать следом, но уже не думал о прошлом, потому что почувствовал, что мысли кёнига, совершив замысловатый скачок, обратились к нему. И раз господин молчит, то значит жди беды.

Дер Наст не шелохнулся в седле, не коснулся пояса, но откуда-то в его ладони обнаружился крестовый кинжал с двойным лезвием, и в ту же секунду взмах руки послал кинжал в горло Исту. Ист успел отшатнуться, нож звучно врубился в дерево.

- Навоз должен валяться на земле, - заключил кёниг, оборачиваясь. Лицо его изумлённо вытянулось. - Ты цел?.. - глупо спросил он.

- Да, повелитель, - признался Ист.

Впервые Фирн дер Наст всерьез грозил мальчишке, и хотя Ист всё время ожидал чего-то подобного, но всё же был испуган.

- Странно... - раздумчиво молвил сеньор и, помолчав, добавил: Значит, такое твое счастье.

- Повелитель, - произнёс Ист, - должен же будет кто-то охранять ваш покой, когда нынешняя дружина состарится.

- Складно врёшь, - проворчал дер Наст, - ну да ладно: жив - значит жив. Подай сюда нож.

Ист подошёл к сосне, вырвал засевшее в древесине лезвие, протянул дер Насту. Тот, не глядя, принял оружие. Иста колотил запоздалый ужас, а вот кёниг был монументально спокоен, даже когда кинжал ещё был в руках мальчишки. Повелитель мечей отлично чувствует, угрожает ли ему опасность. Иначе быть ему жертвой меча, а не повелителем.

- Взгляни, магистр! - усмешка раздвинула губы кёнига, - эта глиста сумела увернуться от моего броска. Я думаю, ты бы не смог повторить такой подвиг.

- Только не надо проверять! - всполошился Парплеус. - Я мирный человек и не люблю прыгать.

- Не буду, не буду, - успокоил дер Наст. - Но подивись ещё на одно чудо. Это же младенец. У него не руки, а воробьиные лапки, такими и просяное зёрнышко не поднять. Верно, а? И эта крохотуля, заморыш, недомерок, выдернул нож из сырого ствола. Я вбил нож по самую рукоять, а младенец вынул его двумя пальчиками. Я вижу, мне не зря все уши прожужжали про эту тварь. Иди сюда, змеёныш!

Ист попятился, не сводя глаз с кёнига. Поворачиваться и бежать было бы верхом безумия, оставаться и принимать бой - ещё бессмысленней. Дер Наст, сдерживая играющего коня, медленно поднимал руку. Раздвоенный клинок плавился меж пальцев.

Как всегда нож метнулся из ладони в самый неожиданный момент. Полёт его был неощутим - лишь визгнул рассекаемый воздух. Ещё никому не удавалось уйти от коронного удара дер Настов: нож пущенный дланью повелителя, срубает жертву за полмили, и всё же Ист вновь уклонился от железной молнии. Нож ударил в сосну, расколов её на этот раз на две половинки. Ист нырнул под рухнувший обломок и побежал.

- Стой!.. - взревел кёниг, подымая на дыбы коня.

Метательный нож, разбив дерево, пролетел дальше и вонзился в столетний ствол соседней сосны. Пробегая, Ист вырвал оружие. Он не собирался защищаться им или нападать, он просто хотел, чтобы дер Наст больше не швырялся в него смертельным железом.

Сзади неровно гремели копыта коня, возбуждённо голосил Парплеус, подпрыгивавший в седле и не решавшийся направить лошадь сквозь заросли болиголова. Под ногами зачавкала вода, строевые сосны сменились выморочными кривыми деревцами. Ист рванулся в самую чащу, надеясь, что боевой конь не проломит там себе дорогу.

Фирн дер Наст скакал, уворачиваясь от хлещущих веток. Настоящая боевая злоба овладела им, кёниг видел, что мальчишка не сумеет уйти. Другой человек - ушёл бы, и мальчишка ушёл бы от кого угодно, но сейчас вся мощь природного мага была обращена на мечущуюся впереди фигурку, и у мальчишки не оставалось ни единого шанса.

Ист чувствовал, как рвется из руки кинжал, тяжелеет, замедляя бег, а дорога вновь пошла в гору, бежать стало просторно и просторно стало догонять. Ист оглянулся. Отставший было кёниг споро настигал его. В отчаянии Ист швырнул навстречу врагу метательный нож. Бывает ли поступок глупее? Повелитель мечей может схватить в воздухе не только нож, но и арбалетную стрелу. Дер Наст вскинул руку в боевой перчатке, но в этот момент словно воздух лопнул перед его лицом, свистящий нож разлетелся на части, так что пальцы кёнига вынули из полёта одну бесполезную рукоятку, украшенную серебром и перламутром, а два тонких лезвия разошлись веером.

Дер Наст подавился гневным рычанием: стальные пластинки срубили ему оба уха, оставив лишь мочки, в одной из которых болталась тяжёлая золотая серьга. Как ни был искусен Фирн дер Наст, сколько ни практиковался в порче ушей своих подданных, такого удара нанести он бы не смог.

Мальчишка взвизгнул, не то от удивления, не то от восторга и уже ничем не сдерживаемый, припустил в гору. Кёниг, не обращая внимания на рану, не столько опасную, сколь постыдную, рванулся за беглецом и вдруг полетел через шею коня, впечатавшись теменем в твёрдый сосновый корень. Лошадь попала копытом в нору земляной белки и сломала ногу.

Ударом кулака дер Наст перебил шею бьющемуся на земле коню. Вскочил, словно собираясь пешком догонять беглеца. Но мальчишка уже был безнадёжно далеко. Дер Наст заскрежетал зубами и принялся пинать вздрагивающую тушу лошади.

Когда учёный номофелетик Парплеус, осторожно выбирая дорогу меж стволов, подъехал к месту схватки, он узрел, как измазанный кровью корноухий кёниг, сидя на снятом с лошади седле, заунывно и тяжко тянет мрачное проклятие:

- Брат мой, железный змей, брат мой змей золотой вы сжимаете землю, вы вращаете небо! Ступайте по следу, ибо там наш враг. Пусть стальными иглами прорастёт его печень, золотыми колючками злые глаза. Пусть он сгниёт, как ржавеет железо, пусть иссохнет, как тянется золото. Пусть стон его будет слышен далеко, а смерть будет мучительна. Вас зову, братья мои - железный змей Феррон, золотой Аур! Словом дер Наста повелителя мечей заклинаю и приказываю!

Парплеус попятился. В университете лишь рассказывали, как умеют волховать исконные маги, а сейчас он видел это своими глазами. Заклинание казалось корявым и нескладным, но жутко звучал голос чародея, и две иглы, которые кёниг держал в руках, вдруг начали извиваться и, выскользнув из пальцев, сверкающими змейками скользнули в мох.

- Вот так, - мрачно заключил кёниг.

Он поднял голову и взглянул на Парплеуса.

- Я привёл вам коня, - быстро произнёс мудрец. - Больше я ничего не знаю, и не видел, что здесь было.

- Мне плевать, что ты видел... - огрызнулся кёниг, - а язык лучше проглоти сам, покуда я не укоротил его.

- Я буду нем! - Парплеус вздел к облакам руки. - Клянусь додревним драконом!

* * *

Ист бежал не останавливаясь. Потом, если он уцелеет, будет время поразмыслить над случившимся, удивиться и сделать выводы. А сейчас спасение в ногах. Колючие ветки вереса хлестали по лицу, кустики голубики царапали босые ноги, хрустел сухой мох, чмокал, схватывая пятку, влажный. Ист бежал.

Остановился он, когда с разгону вылетел на знакомое место. Перед ним лежал убитый конь, мох вокруг был истоптан и забрызган кровью.

Как неосторожно! Он умудрился сделать круг и выбежать на собственный след. Если он будет бегать таким манером, его в два счёта поймают!

Ист развернулся и побежал в сторону. Теперь он уже не мчался сломя голову, а выбирал путь, стремясь уйти подальше. Жаль кёниг обидел лесовика Торпа, у него можно было бы попросить укрытия. А теперь Торп, конечно, не примет его. Или наоборот, примет с радостью, если рассказать, что обидчик остался без ушей. Вот только как добраться к хутору? Гать они раскрошили, да её ещё не сразу и найдёшь. Но всё равно, больше деваться некуда.

Ист споткнулся. Перед ним лежал убитый конь. Сытые мухи не торопясь кружили над остывающей тушей.

Дрожащей рукой Ист помахал перед лицом, отгоняя наваждение. Не хватало только попасть в руки лесного хозяина. Заведёт, утопит, скормит волкам, а то ещё что похуже сделает. Служанки в замке рассказывали, что в холмах у болота живёт Хийси. А Ист не верил. Страшнее Хийси никого в лесу нет: покоя от него не жди, и на пощаду не надейся. Впрочем, рядом с Хийси никто не выживет, а Торп как-то умудряется жить. Значит, врут тётки. Но если там и не Хийси, а просто Колопут или Дикий кур, то всё равно радости немного.

Секунду Ист колебался, а потом поспешил к дороге по собственным ясно видимым следам. И через пять минут вернулся на знакомую прогалинку.

Так и есть - водит. Вон и мухоморы стоят - шесть штук. Взяли в кольцо и теперь не выпустят. Будут кружить, пока не вернётся злопамятный кёниг. А придёт он, конечно, с собаками, и что будет потом - лучше не загадывать.

- Батюшка Колопут, - взмолился Ист. - Будь таким добреньким, выпусти, а то хозяин вернётся, он меня убьёт.

Тихий смешок раздался позади, но когда Ист оглянулся, там, конечно же, никого не было.

Шепча бесполезные бабьи заклинания, которые слыхал от кухонных девушек, Ист попробовал идти прочь. Ничто не останавливало его, он потихоньку двигался вперёд, но и мухоморы словно ползли следом; выйти из заколдованного круга не удавалось.

- А ведь кёниг, должно, уже собак позвал, - пожаловался Ист в пустоту. - Затравит он меня собаками.

- Не позвал... - протянул кляузный голосок.

Нельзя оглядываться, когда говорит лесовик, но Ист не удержался, повернулся на голос и испуганно вжался в дерево. Совсем рядом, чуть не в двух шагах по лесу ехал Фирн дер Наст. Голова кёнига была неумело перебинтована обрывком рубахи, на материи расплывались алые пятна. Лицо повелителя было черно; если бы не щедрое кровопускание, которое устроил ему сбежавший паж, повелителя мечей, вероятно, хватил бы удар.

Магистр Парплеус поспешал сзади. На Иста проезжающие не обратили ни малейшего внимания, а может быть, просто не увидели его.

- Водит, стервец, - злобно говорил дер Наст. - Ну да не на того напал. Я тебя отучу шутки шутить.

- Согласно классификации инфернальных сил, - пояснил Парплеус, ротацизм относится к явлениям природы и не может быть персонифицирован...

- А вот мы сейчас посмотрим... - заявил дер Наст, снимая с перевязи окованный серебром рог.

Звонкий механический звук пронёсся над лесом.

Неведомый шутник злобно взвизгнул и словно по команде столетняя ель с долгим скрипом повалилась на землю. В последнюю секунду рыцарь увёл коня из-под удара, а то бы лежать и коню, и самому кёнигу с переломанным хребтом.

- Не нравится!? - злобно засмеялся дер Наст. - Ну так, кто бы ты ни был - прочь с дороги! Здесь повелитель мечей, кёниг Снегарда Фирн дер Наст! Ищи для своих забав сиволапых мужиков!

Дер Наст тронул коня поводьями и удивительно быстро скрылся из глаз.

Ист отлепился от соснины и, с трудом переставляя отнявшиеся ноги, пошёл дальше.

На этот раз его вывело к болоту. Прежде Ист тут не бывал, но сразу догадался, куда его занесло. Не иначе - это Стылая Прорва. Соваться туда - верная гибель. В таком месте - не проплыть, не пройти, ни на брюхе не проползти. Болотный дед караулит опущенные в прорву разбойные клады, прядут тину тонкорукие кикиморы да копошатся лохматые шишиги. Больше там ничего нет. Надоела жизнь - иди.

Всхлипнув Ист повернул обратно.

Прогалина с лошадью возникла перед ним по мановению ока, словно и не вдалеке была, а поджидала за ближайшим кустом. Ист сел на кочку, решив умереть здесь, но больше с места не сдвигаться. Болели ноги, горело исколотое лицо. Хотелось плакать.

Где-то вдалеке завыл серебряный рог дер Наста. Ист зябко поёжился и продолжал сидеть.

- Тоже не любишь железной дудки? - спросил сзади знакомый скрипучий голос.

- Это хозяин трубит, - ответил Ист, не оборачиваясь. - Вот поймает он меня, живого на куски распластает.

- Не-е... - возразил невидимый собеседник. - Не поймает. Я тебя раньше съем. Он потом распластает, что останется.

- Зачем тебе меня есть? - спросил Ист. Он изо всех сил прислушивался, но не слышал ни дыхания, ни стука сердца, ни одного из непрестанных шумов, которые выдают присутствие человека. Не было сзади никого - один только голос.

Голос хмыкнул нечленораздельно и ничего не ответил - вероятно, вопрос показался ему неумным.

- Ты же со мной разговариваешь, - произнёс Ист, ни на что особо не надеясь. - Это только кёниг Фирн может сначала улыбаться, а потом зарезать ни с того ни с сего.

- Я тоже могу, - равнодушно сообщил голос.

- Всё равно, не надо меня есть.

- Почему?

- Стыдно. Я ещё не взрослый.

- Детёныши самые вкусные и есть, - поделился соображениями голос. А трубачу было не стыдно в тебя ножами кидаться? Три сосны испортил.

- Ему можно. Он исконный маг, а маги сродни богам.

- Он не маг, а дурак, - в рифму ответил невидимка. Потом он заворчал и добавил удивлённо: - Ты гляди, какой червяк! Раньше тут таких не ползало.

Здраво рассудив, что ему позволено оглянуться, Ист повернул голову.

На валежине сидел человек. Не какое-нибудь семиглавое чудище при клыках и чешуе, а вполне обычный человек, только голый, грязный и словно шерстью заросший диким волосом. В толстых пальцах пружинисто билась золотая нитка. Скручивалась в узел, распрямлялась, пыталась уязвить противника, вонзиться в грубую кожу. Но человек не выпускал золотую пиявицу, хоть и держал руку на отлёте, словно мальчишка, поймавший кусачую жужелицу.

- Это уже второй, - поделился соображениями лохматый. - Но первый был не такой крепкий. Я на него дунул, он ржой рассыпался. А этот держится. Ишь ты, какой кусачий!

- Это золотая нить, - произнес Ист. - Наверное кёниг её за мной послал. Ты её не трогай, она отравленная. Спасения от неё нет сколько ни бегай, а она догонит и вопьётся. Все суставы изгрызёт. Ты её лучше брось, а то и тебе достанется. Это страшное волшебство золотая нить.

Человек поднёс руку с золотым волосом ко рту, словно собирался проверить на зуб фальшивую монету. Раздался тихий хруст, нить вытянулась тонкой иглой.

- Был червяк, а стал камень, - довольно проворчал лохматый.

Ист круглыми глазами смотрел, как незнакомец походя расправился с самыми ужасными заклинаниями повелителя мечей. Однако, всё оказалось не так просто. Брошенная, неодушевлённая больше игла затерялась в белом оленьем мху, но она оставалась смертельно острой и ядовитой. И когда лесной человек поднялся, чтобы вплотную подойти к Исту, он наступил на иглу. В игле больше не было магии, но оставалось искусство волочильщика, изготовившего драгоценную иголку. Искусство не магическое, а ремесленное, страшное и ненавистное всем, познавшим тайны колдовства.

Игла, как и полагается брошенной на землю иголке, вонзилась в ногу.

Скрежещущий вой пронёсся над вершинами. Деревья закачались, иные были выворочены с корнем словно во время бури. Кричал лесной человек.

Золотая игла торчала из стопы возле подъёма, рядом с выпирающей косточкой. Синюшное пятно отравы растекалось по коже.

- Пусти! - крикнул Ист. - Я умею...

Он вырвал из раны иглу, не глядя отбросил её в сторону, наклонился, собираясь вцепиться зубами в расплывающееся пятно, расширить ранку и высосать хотя бы часть яда... И замер, увидев, что никакой ранки и никакого пятна нет и в помине.

- Это... ты... - казалось лесной человек не может сразу найти слова. - Ты же на самом деле хочешь мне помочь!

- Ага, - больше Ист ничего не смог произнести.

- Но ведь я собираюсь тебя съесть! И там на тропе ты тоже помогал просто так. Зачем ты это делал? Даже человеку так неприлично поступать.

- Но я и есть человек.

Лохматый сел на свою валежину. Круглые жёлтые глаза уставились на Иста.

- Ты не человек. Ты - один из нас. Этот, с дудкой, ничто рядом с тобой.

- Кёниг Фирн дер Наст - великий чародей!

- И поэтому ты оторвал ему уши. Ножик разломал я, он ужасно мне надоел. Но осколки полетели, куда хотел ты, - лохматый встал. - Я, пожалуй, пока не буду тебя есть.

Длинная волосатая рука неожиданно ухватила Иста за плечо. Ист почувствовал, как его подняло в воздух, перевернуло. Когтистые пальцы содрали с него куртку, штаны, разодрали полотняную рубаху.

- Не надо!.. - завопил Ист, брыкаясь изо всех сил, - ты же говорил, что не будешь!..

Иста ещё раз перевернуло и поставило на землю. Он стоял перед лохматым совершенно голый и беззащитный и дрожал, вероятно от страха, потому что день был тёплым.

- Вот так и надо ходить, - постановил лохматый. - А от этих тряпок - одна хворь. Пошли. Будешь со мной жить.

- А как... вас зовут?.. - икнул Ист.

- Ишь чего захотел!? - сухой деревянный хохот разлетелся над лесом. - Имя ему понадобилось! Не скажу! Но если хочешь, - тёмные губы растянулись в улыбке, - можешь звать меня Хийси.

Старухи рассказывали, что Хийси и не человек вовсе, а половинчатая нежить: козьи копыта, уши рыси - с кисточками, зубы волчьи, а на лапах когти длинней медвежьих. Сам живёт в берлоге, и на семь миль в округе никому жить не позволяет. В сказках Хийси выглядел попроще, путали его с лесным коротышкой Колопутом, который в отличие от братьев своих - шишиг, любит посмеяться, а настоящего вреда не устраивает. Но и в сказках лесной владыка был собой ужасен, и с человеком бы его никто не спутал.

А тут... шлёпает по бездорожью босыми ногами сутулый мужичонка, разве что голый, как Адам в день сотворения. Так в субботний вечер народ от шинкаря ещё голей разбредается. И росточком Хийси не вышел: с чего это Исту померещилось, будто великан перед ним в полсосны ростом?

Дома у Хийси и впрямь не оказалось. Шли-шли сквозь чащобу, потом остановились у старого выворотня, Хийси указал пальцем на тёмную дыру:

- Полезай.

Ист пополз в дыру беспрекословно, как будто от самого кёнига приказ получил.

В пещерке под корнями накренившейся ели оказалось неожиданно сухо. Пахло прелым листом и смолой, чему Ист удивился. Ему не раз приходилось соваться в лесные норы, и он распрекрасно знал, каким смрадом несёт из жилой ямы.

Хийси вполз следом, свернув ноги калачом, уселся напротив Иста, уставился на него немигающими глазами.

"А ну как всё-таки сожрёт?" - мелькнула неуместная мысль.

И, словно подслушав, Хийси спросил:

- Кушать хочешь?

Странный вопрос. Когда это бывало, чтобы мальчик на побегушках не хотел есть? Тем более сегодня - целый день в лесу, а в перемётных сумках у стражника на Истову долю ничего запасено не было. С другой стороны - бес знает, что жрёт Хийси? Может волчий помёт и ястребиные погадки.

- А что мы есть будем? - осторожно поинтересовался Ист.

В ответ Хийси тонко и необычно засвистел, защёлкал, заскрипел. Но это рождались не просто несвязные звуки. Какие-то слова угадывались среди завывания. Незнакомые, короткие, но почему-то не чужие. Странно было слышать их Исту. Наверное с таким чувством слушает слова незнакомого, но родного языка человек выросший на чужбине. И ещё Ист почувствовал, что его неудержимо против воли тянет к Хийси словно лягушонка в пасть золотистому полозу. Пришлось ощутимо напрячься, чтобы не качнуться навстречу поющему хозяину.

У входа раздался шорох, и в пещерку вскочил очумевший бурундук. Он явно ничего не понимал, древнее заклинание тащило его словно на веревке.

Волосатая лапа Хийси молниеносно метнулась, пальцы сжались на пискнувшем бурундуке, в следующее мгновение Хийси откусил зверьку голову и громко захрустел косточками.

Вот так и будем... - сообщил он, проглотив кусок и протягивая Исту огрызок несчастного бурундука. - На вот, пожуй мышку.

- Я не могу... - Ист заслонился руками. - Я такого не ем.

- Тогда, давай лошадь есть. Закопаем в мох и станем понемножку кушать. Скоро она закиснет, станет мягкая... Я кислое мясо люблю.

А ведь правду болтали в стряпущей, будто Хийси тухлятину обожает. Палую скотину нарочно в лес оттаскивали, говорили - для Хийси. А Ист думал, что волокут стервозное, чтобы возле домов не воняло. Но теперь видно, самому выпало испробовать падали. Или сырого бурундука грызть: выбирай, что милее.

- Может, лучше корову? - робко спросил Ист. - Там возле гати корова потонула; если неглубоко, достали бы...

- Корову я вытащил, - неспешно ответствовал Хийси, обсасывая последние остаточки добычи. - Корова Торпа, а он правильный человек. Дом у него без гвоздей стоит, выдру он удавкой ловит, а рыбу мордой. Меня не злит без дела... - Хийси помолчал и добавил: Молочка оставляет, в лопухе, как надо. Жаль, мало оставляет. Но, всё-таки, я корову вытащил, а то не будет коровы, не станет и молока. Понимаешь?

- Ага, - произнёс Ист. - Это хорошо, что у Торпа скотина осталось, а то стыдно было, прямо хоть плачь.

- Слово это забудь! - рассердился Хийси. - Стыдно ему... Ты колдун, а колдуну не бывает стыдно! Погляди на кёнига - дрянь колдунишка, а ведёт себя как должно. Крысу тебе не жаль, а человек это та же крыса, настоящей силы в нем нет. А то бы все вокруг волшебниками стали.

- Парплеус говорил, что прежде так и было.

- Врёт.

- Парплеус - ученый маг, все науки изучил.

- А как же, знаю. Его в молодости Парпляком звали, так он как был Парпляком, так им и остался. Глупый он. Была в нём искорка, только он её не уберёг. Пришёл ко мне и просит: Помоги мол, телеогнозию изучить. Ну, я ему и помог. Сожрал, и всё тут. Высосал, как паук муху, одна пустая шкурка осталась. Но зато пустую шкурку можно любой шелухой набить. Туда и телеогнозия вместится, и краниография, и дактилономия. Даже для пропедевтики с гидропатией место останется.

Ист уже ничему не удивлялся, лишь отмечал про себя, как меняется голос дикаря, самый тембр, когда он начинает рассуждать на темы вовсе дикарям не свойственные. Видно, не так Хийси прост, как повествуют сказки.

- Мы его тоже меж собой Парпляком зовём, - признался Ист. - Только он рассказывал, будто учился наукам не здесь, а в Индии, в храме обезьяньего царя. Есть такие звери - обезьяны, у нас их не бывает. А над ними главный - Хануман. Там магистр и учился.

- Верно, - кивнул Хийси. - Так и было. Меня в Индии и впрямь Хануманом зовут. Жертвы приносят: молоко, ягоды разные. Много. Только всё нечистое - в тарелках, вазах серебряных. А тут - в лопушке. Жаль, что мало.

- Так можно самому подоить, - подсказал Ист.

- Как? Для этого имя знать надо.

- А как её Торп зовёт?

- В том-то и дело, что никак. Корова - и всё.

- Ну так и ты зови коровой.

- Нет, так не выйдет. Просто корова, это чтобы убить и съесть. А чтобы подоить - надо по имени.

Исту было непонятно, в чём именно заключается трудность, однако он добросовестно попытался её разрешить.

- А что, если самим дать имя?

- Это какое же? Имя так просто не бывает, надо, чтобы настоящее было.

- Мы и назовём по-настоящему. Чёрных коров обычно зовут Ночка, рыжих - Зорька. У Торпа корова рыжая - значит, будет Зорька.

- А если бы была пятнистая?

- Тогда - не знаю. Пеструха, наверное. Но ведь она у него рыжая.

- Ну, давай, попробуем Зорьку, - Хийси приподнялся. - Посмотрим, что у тебя получится. Чего глазищи вытаращил? Сам придумал, сам и делать будешь. Пошли, что ли...

Они выбрались из берлоги, Хийси полез прямиком сквозь кусты тальника, и через минуту Ист увидел вросшую в землю заимку Торпа. Куда девалось болото, отделявшее хутор от всего остального мира, Ист не понял.

Уже смеркалось, дверь в доме была заперта, а дворовая дверь заложена изнутри накидным брусом.

- Не люблю... - прошептал Хийси, бесшумно открывая запертую дверь.

Корова переминалась во тьме хлева. Хийси подтолкнул Иста вперёд.

- Зорька, Зоренька... - позвал мальчишка.

Корова переступила с ноги на ногу и перестала жевать.

- Во что доить будем? - шепотом спросил Ист.

- Мамку свою ты тоже доил? - ехидно поинтересовался Хийси, - или так управлялся? Вот народец пошёл - у младенцев ума больше чем у взрослых парней.

Ист припал к вымени, попробовал сосать. Корова хорошо выдоенная с вечера, молоко не отдавала, но не стала и биться, испуганная незваными гостями.

- На рассвете надо было приходить, - проговорил Ист, оторвавшись от вымени.

- Ничего, - отозвался Хийси. - Всё-таки ты здорово придумал самому имя дать. Мне такое в голову не вошло. Пошли, а то сейчас хозяйский талисман тебе на голову свалится, - Хийси указал на дырявый камень-громовик, висящий на струнно натянутой веревке.

Они безмолвно покинули двор, а через пару шагов очутились на знакомой прогалине, откуда Ист так безуспешно пытался уйти.

Хийси одним движением оторвал лошадиную ногу, начал свежевать её, ловко и споро, словно и впрямь у него на концах пальцев красовались медвежьи когти. Дома Хийси вручил Исту кровавый кусок мяса, и мальчик покорно принялся жевать жёсткие волокна. Об огне и приготовлении пищи Ист не стал и заикаться, понимал, что услышит в ответ.

- Лучше бы ты мышку поел, - Хийси удовлетворённо отшвырнул кость и прислонился спиной к земляной стенке. - Мышка мягкая, легко жевать.

- Мышку мне тоже жалко.

- Ну и ну... - Хийси покачал головой. - Откуда только такие как ты берутся? Вот чем мне тебя кормить? Орехи ещё не созрели, ягод нет. Ложись спать - утром опять за молоком пойдём.

Ист свернулся калачиком среди палых листьев, удивляясь, что под землей так сухо, и ни единый комар не звенит в воздухе. И уже засыпая, спросил:

- Дедушка, а как ты в Индию попал? Она же за морем.

- А так же как и на Торпов хутор, - ответило из темноты. - Он тоже за болотом. Индия недалече, если знать, как идти.

* * *

Спалось в лесной норе прекрасно, и если бы не Хийси, продрых бы Ист до самого рассвета. А так всего-то удалось соснуть часа два, а потом пришлось подниматься и вновь идти к корове.

Насосались молока, вернулись к яме. Ист думал, что Хийси вновь завалится спать - что ещё делать в лесной глуши? - но старик опустился на кочку, подозвал Иста и велел ходить взад-вперёд. Ист, приученный кёнигом и не к такому, добросовестно маршировал словно новобранец на плацу, потом ходил на руках, стоял на голове и даже пытался чесать ногой нос.

Хийси, изогнувшись немыслимой загогулиной и только что узлом не завязавшись, наблюдал на Истом. Вид у старика был самый серьёзный, и постепенно Ист тоже настроился на серьёзный лад. Особенно после того, как Хийси вдруг поднялся и принялся ощупывать Исту суставы, выворачивать веки и заглядывать в рот словно торговец, покупающий у черкесов молодого раба. Дело это Исту не понравилось, а Хийси осмотром остался доволен и даже похвалил прежнего хозяина:

- Твой кёниг, хоть и отступник от древних правил, а воспитал тебя как надо. А то бы заплыл жирком - так только на обед бы и сгодился.

"Не воспитывал он, а мучил без дела", - хотел возразить Ист, но промолчал, догадываясь, что время шуточек кончилось.

Однако, лесной колдун и несказанное слышал и в случае нужды отвечал словно мыслишка прозвучала вслух.

- Наука - мука, а и без науки - мука. Выбирай, что слаще?

- Наука лучше.

- Ну так слушай. Есть две силы. Одна у тебя в руке, такая сила всем поровну даётся, разницу едва увидать. Другая - в башке. Вот она даётся с разбором, да ещё и не всякий умеет её к делу приставить. Тут между двуногими тварями и разница пролегла. Кто может - тот маг, а кому лень - тот людь. Уразумел?

- Я это с пелёнок знаю.

- Тогда вот. Видишь, шишка висит? Захотелось тебе эту шишку добыть. Что делать будешь?

- Швырну палкой и собью.

Хийси зашипел по-кошачьи.

- И думать не смей! Маг шишку должен словом себе в руки скинуть. А человек - на ёлку полезть, в смоле перемазаться, ободраться, с ёлки свалиться, а шишки не получить.

- А почему палкой нельзя?

- Потому что палка это машина. Простенькая, но оттого самая скверная. Рычаг, снаряд, копьё, ось - называй как хочешь, суть одна. В том и беда, что люди за машины взялись, а для мира есть только один из двух путей - магия или техника. Где машины усиливаются, там волшебство слабеет. Потому и не любят волшебники людей, хотя сами от них происходят.

- А почему же кёниг в доме живёт, ест жареное, ходит одетый?

- Потому что отступник. Зато в нём и силы нет настоящей. Гнилой он внутри. Сам посуди, он же смертный. Лет двести протянет, а там и состарится.

- А ты?.. - с ужасом спросил Ист.

- А я бессмертный. Меня только убить можно, да и то не вдруг. Что, не ожидал? То-то.

- Дедушка, - прошептал Ист. - А много таких как ты? Настоящих?..

Хийси сгорбился, помолчал с полминуты, но ответил:

- Один. Остальные или сгинули кто где, или соблазнились на сладкое людское житьё. Есть такое слово - комфорт. Не слыхал? Так вот он наш самый главный враг. Захотелось дуракам комфорта, они и позволили людишкам ткать и прясть, и печи топить. А что от этого сила убывает, так беда не велика, её много, силы-то. Сами и не заметили, как прогнили. Ведь люди словно муравьи, им соломинку протяни, они все наверх заберутся, источат тебя насквозь. Мельниц понастроили, корабли рубят. Рукоделия их уже в домах не вмещаются, - возят на продажу в арбах и телегах; дорог напрокладывали. А волшебнику дорога только вредит, волшебник и так пройдёт, где ему надо. Но зато - "комфорт", - слово это Хийси прошипел, словно отфыркивался от чего-то особенно скверного. - Я-то на эту удочку не попался, а другие клюнули, позволили людям прогресс. Тоже не слыхал слова? Запоминай, врага надо знать. Слово - оружие мага. Что названо, то и существует, а остального нет. Почему-то об этом всегда забывают. Так и с прогрессом, пока его не было, так и не было. А как появился, то с ним уже не сладишь. Эти дурни рассчитывали сначала слегка поразрешать, а потом запретить. Как же, запретишь его! Вот и не стало настоящих магов. Новые, те, что смертные, уже и колдуют неприлично. Не миром повелевают, а вещами. Повелитель мечей! - это надо же так извратиться... Ну да моё дело сторона, пусть повелевает. Сам же на свой меч и напорется. Ещё ни один повелитель мечей своей смертью не помирал.

- Так ведь в том высшая доблесть, - робко произнёс Ист заученную с детства истину.

- Помереть доблесть?! - рыкнул Хийси. - Доблесть в том, чтобы жить! Вот что, хватит болтать, берись за дело. За шишку берись. Тяни её к себе, а я помогать буду.

Ист попробовал, но ничего не получилось.

- Не нужна мне шишка, - признался он. - Вон их вокруг сколько. Зачем мне именно эта?

- Кёнигу в лоб запустить.

Ист засмеялся, представив как молодая смолистая шишка врезается в лоб Фирна дер Наста, и разом почувствовал её в своей руке. Ветка, где только что висела шишка, освобождённо закачалась.

Ист размахнулся и швырнул шишку в просвет между деревьями. Раздался треск, словно хрустнул слишком туго согнутый лук, и шишка исчезла.

- Тише ты, шальной! - хохотнул Хийси. - Весь мир перекалечишь. Я велел шишку сорвать, а ты её куда пульнул?

- А куда?

- Куда хотел. В лоб своему хозяину. Сейчас посмотрим.

Хийси широко развёл руки. В ответ словно окошко появилось посреди деревьев, и в этом окне Ист увидел одну из замковых комнат и кёнига, совершавшего утренний туалет. Вероятно, государь собрался бриться. Эту деликатную операцию повелитель мечей не мог бы доверить никому, так что брился он сам, как любой сапожник. Старый слуга - Густин приготовил полированное серебряное зеркало, принёс и поставил чашу с крутым кипятком и хотел уже с поклоном удалиться, когда неведомо откуда взявшаяся шишка впечаталась кёнигу в забинтованный лоб.

Должно быть это было очень больно - получить пусть и не сильный, но неожиданный удар в раненную голову. Но даже если бы боли вовсе не оказалось, всё равно ярость повелителя измерить было бы невозможно.

С хриплым рёвом кёниг шагнул к окну. Не к тому, волшебному, что создал Хийси, а к настоящему, за которым расстилался двор полный по утреннему времени челяди. Широкий бритвенный нож прыгнул в ладонь повелителю. И тогда Ист, не зная как остановить взбешённого владыку, мысленно толкнул бритвенный тазик. Кипяток плеснул на зелёные атласные штаны.

Кёниг так и не заметил магического окна, но этого ему и не требовалось. Густин, вскинув руки, повалился на пол. Из рассечённого горла хлестала кровь. И лишь потом кёниг, подвывая сквозь сжатые зубы, принялся сдирать прилипшую к ногам одежду.

Окно погасло. Хийси коротко усмехнувшись, повернулся к Исту.

- Ты шустрый малыш. А вот скажи, тебе старичка, не жалко? Ведь это твоя шишка его зарезала. Так что готовься, милый. По земле ходишь муравьёв давишь. Я уже говорил: люди - те же муравьи. Много их, шустрые и кусаются.

Ист отошёл в сторону, сел на кочку. Потом вскинул голову и посмотрел в круглые глаза Хийси.

- Я не хочу быть волшебником.

Глава 2. СЛУЖАНКА АМРИТЫ

Ист шагал через базарную площадь. При его приближении торговцы начинали особенно звонко выхвалять свой товар, а некоторые даже норовили ухватить Иста за полу куртки, чтобы хоть таким образом привлечь к себе внимание. Всякий видел, что по рынку идёт богатый покупатель. Сафьяновые сапожки с каблуком на подковке, короткие штаны с подвязками, расшитая куртка и наброшенный на одно плечо алый плащ-пыльник. Главное же - плотно набитый кошелёк, висящий на тиснёном поясе.

Впрочем, остановить юношу никому и не удавалось. Ист проходил через толпу бесследно словно ртуть сквозь сухой песок, край плаща невесомо выскальзывал из цепляющихся рук, и напрасно торговцы расточали цветы базарного красноречия. Ист не собирался делать покупок, да и денег у него не было. Кошель набитый звонкими цехинами лишь мерещился завистливым взглядам. На самом деле не было ничего: ни золотой нитки в волосах, ни обуви с модным каблучком, ни даже штанов. Хийси по-прежнему не признавал никакой одежды, и, значит, ученик должен был ходить голышом. Ну, а красивый морок - чтобы не смущать обывателей.

Четыре года Ист провёл вместе с Хийси. За это время он вполне изучил несложную магию леса. Она легко открывается тому, чьи уши свободны, глаза не замазаны и душа не отравлена прогрессом. Лес оказался много проще, чем думалось вначале, но и много сложнее. Стоило допустить хоть одну фальшивую ноту, и живой лес превращался в толпу деревьев, где нет ничего, кроме бестолкового шевеления листьев. Но если ты свой и ведаешь простые древние слова, то лес оказывается единым большим зверем, а всякий зверь покорен слову мага. Можно, если хочется, закрутить тропы в тугой клубок, заставив неприятеля кружить на одном месте, словно муху в бутылочке. А можно в три минуты пройти в ту часть великого леса, что шумит в Индии или Намане. Деревья там растут иные, а лес тот же самый.

Лесной народец, как звали во всём мире обитавшую в дебрях нежить, оказался весьма разным, но даже для юного мага почти не опасным. Нежитью их звали потому, что они не могли родиться, как всякий зверь или человек, но и умереть толком им не удавалось. Тролли, лешие и ракшасы происходили от зверей, в недобрый час получивших дар слова, от людей, сгинувших в чаще, и даже от магов-недоучек, вздумавших покорить лес новомодным волшебством огня и железа. Лес принимал всех, делал своей частью, и они оставались живые, но не живущие: тихие или шумные, бестолковые и хитрые, забавные и уродливые. Настоящие маги держались от леса в стороне, стараясь не прикасаться к его тайнам, зная, что к прошлым векам нет возврата. Один древний Хийси продолжал владычествовать над исконной колыбелью людей и магов.

Совсем рядом с убежищем Хийси обитал один из лесных гномов. Звали этого человечка Сатаром и по его словам выходило, что он настоящий учёный маг, вроде чернокнижника Парплеуса. Ещё не умея ходить по тайным тропам, Ист познакомился с одичавшим волшебником. Сатар, хоть и разговаривал с мальчишкой свысока, но тоже был рад знакомству. Кажется, он не слишком понимал, что с ним творится и думал, что лишь недавно покинул университет Соломоников, где преподавал теоретические основы генотеизма студентам старших курсов. Он не замечал изменений, произошедших с ним, не видел, что скукожился, словно высушенный белкой рыжик и скорее напоминает зверька, смеха ради наряженного в камзол, нежели университетского профессора. Не видел даже, что суконный камзол, некогда модный, давно прирос к телу и это уже не одежда, а собственная шерсть, словно в насмешку сохраняющая вычурный портновский покрой.

- Молодой человек, - вещал Сатар в минуты хорошего настроения, - у вас несомненно есть задатки и как только я закончу здесь свои дела, я возьму вас в ученики. Это великая честь, в университет не принимают кого попало и уж тем более, немногие могут похвастать тем, что я обратил на них внимание.

- А какие у тебя здесь дела? - невежливо спрашивал ничуть не смущённый Ист.

- О-о!.. - крошечный маг вздымал к небу корявый пальчик. - Это неизреченная тайна! Да будет тебе известно, что здесь располагается величайшее болото мира. А что есть болото как не остановленная, заснувшая река? Там на дне Стылой Прорвы лежит ключ-камень, который запер великую реку. Я вознамерился достать его и тогда моя сила сравняется с божественной мощью. Ныне я близок к цели как никогда, осталось сделать последний шаг...

- А почему ты в лесу живёшь, если ты городской колдун? - перебивал нахальный мальчишка.

- Аккомодация, - многозначительно отвечал одичавший профессор. Природа ревнива, приходится прибегать к мимикрии.

Хийси, когда Ист рассказал о новом знакомстве, лишь усмехнулся.

- Он, что, вправду был профессором? - спросил Ист.

- Вправду. А был бы ещё и умным человеком, так и остался бы профессором. Так нет, не утерпел, сунулся куда не следует, вот и мается теперь.

- Это ты его заколдовал?

- Вот ещё, делать мне больше нечего. Сам вляпался. Явился к болоту и стал из своего посоха в трясину молниями садить. Всех лягушек в округе сварил. Ну и надорвался. Лес не любит таких, прытких.

- А что, правда на дне Прорвы ключ-камень лежит? Вот бы достать...

- А зачем он? В умной руке любой камень ключом станет, а дураку такая вещь ни к чему. Только сам себя запрёт да так и останется нежитью.

- Так он, что, добыл камень-то?

- Не-е... Кабы добыл, так троллем стал бы, а он, сам видишь, простой лесовик. А ты глупостями-то не майся, а лучше скажи, на какой день в этом году чирки на болоте птенцов выведут?..

Спустя три года учёбы старик признался, что и прежде подбирал в лесу заплутавших детей, в которых замечал искру волшебства, но все они, испорченные человеческим житьём, не смогли проникнуться лесом, и чаща мстила им за непонимание изгнанием или превращением в полузверя.

А Исту, который ничего не отвергал и боялся не более, чем следует тревожиться за собственную жизнь, лес открылся.

Несколько месяцев Ист путешествовал по всему миру, пугая в ореховых чащах одичавшего йетти, тревожа в тёплых хлябях гороподобного бегемота, силой равного левиафану, и споря в мёрзлых тундрах, где и деревьев-то настоящих нет, с говорящим вожаком белых волков.

А потом пришёл к Хийси и попросился в город.

- Всё-таки хочешь? - проскрипел старик. - А зачем, ты подумал? Там свои маги, дохлые, хилые, но опасные. Здесь тебе ни один из них ничего сделать не может, а там ты перед их прелестями беззащитен. Не заметишь, как и сожрут. Это же ревнивые твари: друг друга жалят хуже скорпионов, а ты их уловок не знаешь.

- Потому и хочу туда попасть, что не знаю, - признался Ист.

И вот теперь он шагал через рыночную площадь старинного города Норгая, стараясь ни единым движением не выдать, что прежде не видал селений крупнее захолустного Снегарда. Дико сказать: и в Намане был, и в Лапландии, но только в местах безлюдных, в тундрах и джунглях, а это значит, что нигде не был и до шестнадцати лет ничего кроме леса не знал.

Задолго до городских ворот почувствовал Ист дыхание города. Вроде бы ничего не произошло, но словно уши заложило, и глаза подёрнуло флером - и видеть, и слышать стал хуже. Ист и не подозревал, насколько его чувства зависят от магических способностей. За годы учёбы он привык жить в ярком мире, а тут вся яркость оставалась на поверхности, словно краска на трактирной вывеске. Неужто люди настолько слепы, глухи, не умеют чувствовать запахов и видеть сути вещей? Ист старался вспомнить, каким он сам был четыре года назад, но не мог.

Но даже те ошмётки чувств, что сумел он сохранить, обрушили на него неимоверную круговерть ощущений. Люди, люди, люди... Каждый о чём-то думает, всякий чего-то хочет. На рынке всё было понятно: здесь кипела корысть, ползала жадность; мошенники обдумывали уловки, мелкий торговец судорожно пытался заранее подсчитать ожидаемый барыш и соображал, хватит ли денег, чтобы протянуть до следующего базарного дня. Простые, скаредные мысли. Воришка пытался срезать у Иста воображаемый кошелёк, но получив по рукам воображаемый удар, отскочил, с трудом сдержав крик, а потом долго старался понять, чем перетянул его богатый прохожий, если в руках у него нет ни стека, ни плётки, ни вообще ничего.

Тёмными, непроницаемыми для чувств громадами стояли богатые дома, двухэтажные, с башенками и балконами, похожие на замки, с узкими окнами, прорезанными высоко над землёй, и глухими прочно запертыми воротами. Кто живёт там, о чём думает - неведомо.

Но самое притягательное находится за городскими стенами, казалось бы, открытое и доступное всякому грабителю, сумевшему собрать полсотни головорезов. Поодаль от города на другом берегу речки поднимаются вызолоченные крыши храма. Там оракул и капище норгайского бога Гунгурда. И даже здесь среди базарной суеты чувствует Ист тяжелое давящее присутствие храма. Туда бы зайти, взглянуть хоть одним глазом, но именно это Хийси запретил крепче всего, - и значит, храм останется в стороне.

А сейчас, наверное, стоит пройти как бы между прочим мимо ремесленных мастерских, полюбоваться на страшное, проклятое богами и магами колдовство мастеровых. В Снегарде ничего подобного не было. Даже седельную мастерскую и кузню дер Насты поставили далеко на отшибе, отгородились от них алтарями победителя чудовищ неукротимого Хаймарта. Кёниг следил, чтобы без дела никто не вздумал подойти к опасному месту, так что Ист ни разу там не бывал. И вот теперь, он решил посетить царство техники, заглянуть в самое нутро горна, где плавится и умирает волшебство.

Но сегодня Исту было не суждено попасть ни в гончарную, ни в кузнечную слободу. Лёгкая ладонь коснулась его плеча, и женский голос произнёс:

- Не может ли благородный юноша задержаться всего на одну минуту?

Женщина, сумевшая остановить его, была укутана широким омофором, так что одни глаза блестели под надвинутой на лоб материей. Мыслей незнакомки было не прочитать, словно они скрылись за толстыми стенами богатого дома. Но главное Ист понял: его собеседнице не было совершенно никакого дела до висящего на поясе кошелька, и значит, речь пойдёт не о деньгах, а о деле, и в чём бы это дело не заключалось, женщину стоит выслушать.

* * *

- Взгляни на этого юношу, Линта.

- На которого?

- По-моему, там есть лишь один юноша, на которого стоит смотреть.

- Вы имеете в виду юного щёголя с фальшивым кошельком? Бьюсь об заклад, что червонцы в его мошне чеканены жестянщиком. Думаю, что у него вообще ничего нет, кроме плаща и камзола. Парень гол, как храмовая крыса, у него нечем поживиться.

- Ты полагаешь, он гол? Кажется, на это раз ты права больше чем думаешь. Линта, мне нужен этот мальчик. Приведи его сюда.

- Слушаюсь, госпожа.

- И ещё. Подай мне монашеское платье.

- Монашеское? Может быть, лучше...

- Нет, не может. Я знаю, что делаю. Поторопись, иначе тебе придётся бежать за ним через все торговые ряды. Мы не должны его упустить.

* * *

Дубовая в медных заклёпках дверь отворилась перед ним и захлопнулась позади. Теперь Ист был отрезан от мира, Хийси не только не сумел бы помочь ему, но и следить за своим учеником уже не мог, разве что в доме окажется открытым окно. Однако, все окна были не просто заперты, но и занавешены плотными портьерами, не позволявшими заглянуть внутрь.

Ист прошёл за укутанной в омофор фигурой в круглую залу, подчиняясь молчаливому приказу, уселся у стены на обитый малиновым бархатом пуф, приготовился ждать. Пока его ничего не тревожило, было лишь ожидание нового и необычного. Помня о предостережениях учителя, Ист постарался надёжней скрыть свои мысли и на всякий случай проверил, в порядке ли его призрачный туалет.

Тонко скрипнула дверь, в залу скользнула женщина. Не та, что остановила его, и вообще непохожая ни на одну из женщин прежде виданных Истом. На даме было черное глухое платье и белый головной платок. Ист уже знал, что так здесь одеваются монахини, отрекшиеся от света, ушедшие и от людей, и от магов. В то же время ничто в женщине не подсказывало, что она удалилась от мира. И сразу было видно, что вошла не просто дама, а госпожа, привыкшая повелевать и принимать знаки преклонения. Даже супруга кёнига, высокорождённная принцесса, пленённая им во время набега на Монстрель, выглядела бы рядом с этой женщиной захудалой выскочкой.

- Простите меня, добрый юноша, - порывисто произнесла незнакомка, быстро подходя к Исту. - Но я знала, вы не откажете в помощи гибнущей женщине...

Мгновенный взгляд из-под повязанного по самые брови платка ожёг Иста. Две горячие ладони легли ему на грудь. Ист вздрогнул, старательно напоминая себе, что прекрасная монашка не видит всей двусмысленности ситуации, и чувствует под ладонями не обнажённое тело, а скользкий наманский шёлк.

- Я вижу, вы благородный человек, дворянин...

- Я... - запнулся Ист. - Я всего лишь школяр, студент из Соломоник.

- Студент... - она потупилась. - Скоро вы станете магистром, знаменитым чародеем... может быть вы уже чародей. Конечно, вам нет дела до погибающей затворницы...

- Что вы... - Ист уже ничего не понимал. - Всё, что в моих силах...

- Спасибо... - шёпот едва коснулся ушей.

- Что я должен сделать для вас?

- Не сейчас. Время ещё не пришло. У нас есть полчаса, вы можете пока отдохнуть и, если захотите, выслушать мою историю. Хотите вина или вы из тех людей, что не прикасаются ни к вину, ни к женщинам?

- Нет, почему... - Ист не знал как себя вести. - Но всё же лучше воды, особенно если предстоит что-то серьёзное.

- Линта! - позвала дама. - Принеси нам вина, ты знаешь какого старого хиосского. И кувшин воды из моего родника.

Безмолвная Линта принесла кувшин и маленькую запечатанную амфору с вином, поставила на стол два рубиновых бокала и исчезла, притворив дверь.

- Как вас зовут? - пристально вглядываясь в глаза, спросила дама.

- Ист, - честно ответил Ист и впервые почувствовал как в сознании незнакомки мелькнула тень досады. Слишком легко и просто он открыл своё имя.

- Кто вы? - принимая правила игры, спросил Ист.

- Не спрашивайте, - последовал ответ. - Зовите меня просто Роксалана... Это настоящее имя, - добавила она после секундного молчания.

Гранатовое вино медленной струйкой стекало в рубин. Бисеринки пота выступали на ледяном хрустале кувшина. Глаза Роксаланы мерцали чёрным светом. Ист никак не мог избавиться от ощущения, что женщина видит его как он есть на самом деле - обнажённым.

- Значит вы из Соломоник? - спросила она, осветившись мимолетной улыбкой. - Я слышала о вашей достопримечательности. Монастырь девственных блудниц. Признаюсь, я не могу в это поверить. Они действительно девственницы все до одной?

- Не знаю, - ответил Ист. - Я не проверял.

Она вновь улыбнулась:

- А вы, мой скромник, умеете отвечать довольно-таки остро...

- Простите.

- Простите и вы мой интерес, но эти... служительницы из храма Нота и Зефира, они ненавидят меня, и мне, конечно хотелось бы знать о них.

- Я ничем не могу помочь, - признался Ист. - Я ни разу не был на храмовых праздниках. Я вообще не житель Соломоник, я северянин, из Снегарда.

- Сне-егард... - протянула она. - О вас рассказывают легенды. Неукротимые повелители мечей, беспощадные и страшные в бою. Я думала вы варвары в косматых шкурах, а вы вот какой, - она вновь провела кончиками пальцев по его груди, и словно десяток крошечных молний разбежался по телу от этого прикосновения. Ист вздрогнул так, что этого нельзя было не заметить.

- Подожди, - невесомо произнесла Роксалана. - Я слышу, он уже идёт; он скоро будет здесь.

- Кто?

- Не знаю. Дракон. Они посылают дракона, чтобы мучить меня. Я не знаю, кто они, но если можешь - спаси меня. Он будет здесь через пять минут.

- Дракон? Но ведь их не бывает. Должно быть, это морок.

- Морок от которого обваливаются стены? Морок, который убил моего брата? Хотя, конечно, - он может убить и тебя. Уходи, оставь меня ему. Беги... Линта уже уходит, но она ещё здесь, она тебя проводит. Дракон не тронет тебя, когда ты покинешь мой дом.

- Я никуда не уйду, - покачал головой Ист. - Дракон там или нет, но прежде чем он доберётся до вас, ему придётся встретиться со мной.

- Спасибо... - мгновенный поцелуй ожёг губы Иста. - Идём, я дам тебе оружие.

Ист хотел сказать, что как раз оружие ему и не нужно, но промолчал. В конце концов, он всегда успеет бросить мешающее железо.

Роксалана быстро поднялась, сделав знак следовать за ней. Ист спустился по крутой лестнице в подвал. Стены здесь были увешаны оружием. Груды доспехов были свалены в углах, копья поленицей сложены у стены, шестопёры подпирали их, чтобы копья не раскатились. Оружие было самых разных видов и фасонов: местное и привезенное из дальних краёв, древнее и относительно новое, парадное и простое, больше напоминающее инструмент ремесленника, заслуженное, побитое во многих боях и ни разу не побывавшее в деле. Должно быть, прежний хозяин дома понимал толк в убийствах и собирал эту коллекцию тщательно и любовно, но теперь, когда дом перешёл в руки женщины, ненужный металл был стащен сюда и как попало рассован по углам.

Роксалана беспомощно улыбнулась и сделала рукой приглашающий жест:

- Я не знаю, как с этим обращаться, но мне говорили, что здесь есть всё, что может понадобиться воину. Я помогу тебе облачиться в доспехи.

- Это как раз и не нужно, - отказался Ист, неодобрительно разглядывая холмы убийственной рухляди. - Если действительно сюда явится нечто вроде дракона, панцирь будет только мешать.

- Как знаешь, - согласилась Роксалана. - Тогда я просто буду молить пресветлую Амриту, чтобы она даровала тебе победу.

Среди ржавеющего хлама Ист выбрал кривой меч тёмного металла. Должно быть, он ковался очень давно, ещё в те времена, когда магия не была вытеснена умением даже в оружейных мастерских. Меч был тяжёл и дурно выкован, он не расслаивался на отдельные полосы металла только благодаря могучему желанию мастера изготовить нечто несокрушимое. Таким мечом удобно рубить камень и разваливать костяные пластины на теле фуэтов - неповоротливых огнедышащих монстров, которых во все времена принимали за истинных драконов. Только такой меч и сможет помочь в предстоящей битве.

- Я возьму его, - Ист крутанул мечом над головой. Взвыл разрубленный воздух.

- Ты настоящий герой, - в голосе красавицы послышалось восхищение. - Но будь осторожен. Это зачарованный меч. Он покорен только храбрецу, стоит сомнению хоть на миг проникнуть в твою душу, и ты не сможешь удержать его.

- Я из рода повелителей мечей! - без тени сомнения ответил Ист.

Снизу донёсся могучий удар, стены дома дрогнули, где-то зазвенело стекло.

- Это он! - глаза красавицы округлились. - Он уже здесь!

- В подвале? - не поверил Ист. - Откуда дракон в подвале?

- Не знаю, но он пришёл за мной! Не пускай его сюда, ради всего святого!

Стена подземелья пошла трещинами, повалились грубо обтёсанные камни и в проломе тяжело заворочалась громадная, покрытая свалявшейся шерстью туша.

- Уходи! - крикнул Ист девушке и шагнул навстречу тому, что рвалось сюда из-под земли, раскачивая и грозя обрушить дом. В следующий миг он узнал незваного гостя и едва не рассмеялся от облегчения и обиды. Какой же это дракон!? Сокрушая каменную кладку, в подземелье лез индрик-зверь, старший брат крота, несокрушимый как скала и мирный словно вечер пятницы.

- Ты куда, дурачок? - закричал Ист зверю. - Тебе тут делать нечего, поворачивай назад! Обрушишь дом, а наверху - солнце. Сам же околеешь. Ну, иди, куда лезешь!

Однако, зверь то ли не слышал Иста, то ли не мог понять. Он продолжал рушить стену, а потом из пролома вылетел гибкий волосатый хобот и, обвив Иста поперёк туловища, потащил в пролом. Такое могло быть, если на зверя наложено мощное заклятие, заставляющее его действовать против своей натуры. А ещё индрик начинает беситься, если кто-то становится между ним и его самкой.

Исту не было времени раздумывать, что случилось на этот раз. Он чувствовал, как трещат его кости, косо скользнул потолок, камни, о которые сейчас будет раздроблена его голова. И тогда Ист ударил, передав изогнутому мечу всю силу рук, умноженных на полузабытые чары повелителя мечей. Удар, способный рассечь граниты Иттерби достиг цели; волосатый хобот окрасился кровью, индрик издал тонкий пронзительный звук и отшвырнул Иста. Любой человек был бы размазан по камням этим броском, но Хийси не напрасно четыре года школил мальчишку - Ист мягко впечатался в камень и через мгновение уже стоял на ногах целый и невредимый.

Индрик, ничуть не укрощённый, втискивался в подвал. Конец пораненного хобота он засунул в пасть и теперь старался выискать достаточно места, чтобы ударить противника загнутыми в дугу изжелта-белыми бивнями. Меч бесполезно валялся с стороне, воронёная сталь расслоилась на десятки изогнутых лепестков, словно карледский ворон распустил свой чудовищный хвост. Меч и сейчас рвался в битву, готов был прыгнуть в руку Исту, но что пользы от этого железного веера? Индрик и не почувствует его прикосновения. Сейчас только солнечный свет может остановить взбесившегося зверя.

- Мамутч! - выкрикнул Ист настоящее, тайное имя противника. Солнце взошло! Уходи!

Индрик очумело затряс башкой, но продолжал ломить прямо. Его явно гнала сила, превышающая натуру. Ист оказался прижат к стене, он уже ничего не мог сделать, лишь видел налитый кровью глаз и грязно-рыжие космы шерсти.

Оставалось последнее, запретное средство.

- Умри, мамутч, - приказал Ист.

Великан замер, колонны ног подогнулись, индрик тяжело осел на дрогнувшую землю. И возможно именно этого толчка не хватало дому: каменная кладка расселась, сверху посыпался мусор, а следом ударил тонкий и оттого особенно яркий луч света. Ещё не остывшая туша зверя начала рассыпаться на отдельные валуны; мёртвый индрик окаменел. Лишь два прижавшие Иста к стене бивня остались прежними: тяжёлой желтой от времени кости.

Что за невезение! - Ист схватился за голову. - Ну что стоило лучу поникнуть в подвал секундой раньше... А теперь подземный великан умер настоящей смертью и никогда не родится вновь. Убитые возвращаются, умершие магической смертью - нет. Отныне и навсегда на Земле станет одним индриком-зверем меньше. А сколько их было всего-то?

Но тут же Ист понял, что у него совершенно нет времени предаваться скорби. Не стоит забывать, что нелепая битва случилась не в известковых кавернах и не подземных соляных промоинах, где дозволено смело крушить всё подряд. Ведь это подвал дома, который теперь может рухнуть в любую секунду, а там наверху ждёт странная женщина, пославшая его сюда. И, кстати, если перекрытия обвалятся ему на голову, то ему тоже не выжить. Тут город, а не лес, где всё знакомо и привычно. Ист подхватил хитро изломанный меч и поспешил вверх по уцелевшей лестнице.

Удивительным образом наверху разрушений почти не оказалось. Дом, треснувший от крыши до фундамента, стоял как ни в чём не бывало, даже рубиновые бокалы не расплескали своё благоуханное содержимое. Роксалана замерла в дверях вцепившись заледенелыми пальцами в косяк. Монашеский плат сполз на плечи, чёрные пряди волос рассыпались по белой ткани.

- Ты жив!.. - выдохнула она. - Ты его прогнал... Ведь он не вернётся?

- Он не вернётся, - успокоил Ист, бросив в угол задребезжавший веер. - Я его убил.

- Ты... ты - герой! - казалось Роксалана ничего не говорит, а просто от неё струится волна благодарности и нежного обожания. И сбитый этой волной Ист не смог выговорить слова правды, рассказать, что не было никакого дракона, а была лишь чья-то злобная шутка или месть, и в результате ему пришлось погубить редкого и совершенно безобидного зверя.

Ист подошёл ближе, пытаясь успокоить женщину, осторожно провёл ладонью по вздрогнувшей волне волос. Роксалана обхватила его руками, увлекая отступила в комнату. С неожиданным смятением и радостью вспомнил Ист о призрачной несущественности своего наряда. Чёрное монашеское платье, белый омофор упали на пол, больше уже ничего не скрывая.

* * *

"Спи, мальчик, спи крепко и безмятежно. Спи, а мне надо подумать. Всеблагая Амрита, кого же это занесло в мои сети? Ведь этот мальчик действительно убил индрика за мгновение до того, как я раздвинула стены. И, главное, как он это сделал? Сам Дундар Несокрушимый не смог бы забить обезумевшего индрика голыми руками.

Неужели кто-то из бессмертных решил посмеяться надо мной? Но нет, есть вещи, которые не под силу даже богу. Например, стать мальчиком, впервые познающим женщину. Сколько же тебе лет? Шестнадцать? Вряд ли больше... Но тогда ты самая большая удача, которая может выпасть в этой жизни, и я не зря протянула руку к покрывалу, которое когда-нибудь станет моим саваном.

Спи спокойно, мальчик, тебе ничто здесь не грозит. Безумно и расточительно было бы погубить тебя. Мы с тобой ещё зададим немало работы летописцам, и, кто знает, сияющая Амрита, кем в итоге станет твоя покорная служанка.

Но как всё-таки хорош этот мальчик! Как он был уверен, наивный, что его милое колдовство не позволит мне увидеть его какой он есть. Как он бледнел и вздрагивал от моих прикосновений: только ради этого стоило надеть платок.

Спи. Завтра ты уйдёшь отсюда ничего не потеряв, уйдёшь во всём блеске твоей юности и неведомой мне магии. Но ты вернёшься, потому что прикован ко мне крепчайшей из цепей. Неужели я отпускаю тебя только потому, что живой и целый ты стоишь дороже? Древо проклятия, помоги и просвети..."

* * *

Ист проснулся необычно поздно, когда на улице уже давно кричал, зазывал и торговался день. Комната была пуста, исчезло и большинство богатого убранства. Это казалось невозможным; Ист справедливо гордился чутким сном: в лесу среди ночи он слышал плавный полёт неясыти, а осенью - падение жёлтых березовых листьев. Здесь же он проспал, когда из комнаты чуть ли не мебель выносили. И главное - в такую ночь... как он вообще посмел и умудрился уснуть!

Ист поспешно вскочил, торопливо представил на себе свой мифический наряд, вышел из комнаты. В большом зале царило то же запустение: голые стены, голые столы. Исчез даже ковер, на котором прежде стояла мебель, и выметенный полынью пол казался лысым.

Линта в прежнем монашеском одеянии сидела у стены и мелкими стежками вышивала на пяльцах бесконечно повторяющийся узор.

- Что случилось?.. Где Роксалана? - бросился к ней Ист.

Линта подняла постный взор и ответила, не разжимая бескровных губ:

- Госпожи нет. Ей пришлось уехать. Она просила позаботиться о вас, если это потребуется. И ещё госпожа велела передать, что будет помнить вас вечно, и как бы ей ни пришлось расплачиваться за вчерашний день, она никогда не пожалеет, что встретила вас, - Линта вновь склонилась над вышиванием.

- Её увезли? Кто?! Где её искать?

- Не знаю, - Линта подняла прозрачные как лягушачья икра глаза. - Я всего лишь приживалка. Мне ничего не известно. У госпожи было немало врагов и ещё больше завистников. Так всегда бывает, ежели красивая и богатая женщина вздумает жить своей волей, не имея могучего покровителя. Могло случиться всё что угодно. Так что, успокойтесь, юноша, и идите завтракать.

- Да провались ты со своим завтраком! - заорал Ист. - Ты же была рядом, когда Роксалана исчезла. Вот и рассказывай, что здесь произошло!

- Рано утром, - монотонно начала Линта, - когда госпожа только поднялась, а вы ещё изволили почивать, у дверей появился некий человек. Я его прежде никогда не видела, но госпожа сразу признала его. Госпожа не хотела пускать его в дом, но человек шепнул что-то, и госпожа уже не смела возражать. Она лишь ответила, что сделает всё сама, а человек, она называла его Протт, пусть ждёт на улице. Этот Протт показался мне настоящим мужланом, хотя был богато одет. Он расхохотался и заявил: "Угодно работать - работай. Я зайду через четверть часа". Госпожа собралась, и когда этот тип явился вновь, она ушла с ним, хотя видят боги, больше всего на свете ей хотелось бы остаться с вами.

- Почему она не разбудила меня? - помертвелыми губами произнёс Ист, - и как случилось, что я ничего не слышал?

- Не задавайте пустых вопросов, молодой человек. Вчера вы спасли жизнь моей госпоже, сегодня она спасла вашу.

- Хорошо... - Ист оставил в покое приживалку, и она немедленно вернулась к шитью. - Я найду Роксалану сам. А заодно отыщу Протта и тех, кто его послал. Пусть они заранее готовятся к нашей встрече.

Ист обвёл взглядом зал, удивляющий правильной нежилой чистотой и порядком. Лишь около дверей нелепым жестяным веником топорщится испорченный меч. Вряд ли его забыли случайно. Может быть - знак или талисман? Правда, учитель велел не верить талисманам, но этот случай совсем особый.

Ист поднял меч и ощутил тепло, идущее от покалеченного оружия.

- Я ухожу, - произнёс Ист от двери.

- Как будет угодно господину. Но может быть, всё-таки сначала завтрак?

Глава 3. СВЯТЫНЯ ДВЕНАДЦАТИ ДРУЖИН

Держа меч перед собой словно букет опасных цветов, Ист пробирался городскими улицами. Даже здесь он издали чуял запах горячего угля и окалины, но прошёл уже чуть не полгорода, а ни одной кузницы на его пути не встретилось. Лишь потом он понял свою ошибку: на самом деле огненные мастерские стояли далеко за стенами возле реки, а запах казался столь силён просто потому, что здесь была не одна кузня, а целая слобода. Если род дер Настов отнёс огненное производство подальше от замка, опасаясь за чистоту магии, то в городе просто-напросто боялись пожара.

Ист беспрепятственно выбрался за ворота. Правда, для этого пришлось отвести глаза страже; воины могли заинтересоваться необычной ношей путника, но с такой простой задачей Ист справился даже здесь.

Среди мастерских Ист выбрал самую захудалую: навес с трёх сторон прикрытый обмазанными глиной стенами, а спереди открытый на всеобщее обозрение. Позади кузницы скрывалась хибарка, где, вероятно, и жил мастер.

Ист подошёл и, протянув искалеченный меч, произнёс:

- Мне надо поправить эту вещь.

Кузнец провёл заскорузлым пальцем по изогнутому металлу, присвистнул.

- Кто же это его так?

- Сам, - коротко ответил Ист.

- Клинок, если его перекалить, может обломиться при ударе, а если закалка слаба, то при хорошем противнике меч может быть перерублен. А вот чем можно сделать такое? Это не крица, с которой при проковке отслаиваются пластины.

- Я в этом не понимаю, добрый человек. Я всего лишь хотел починить этот меч.

Мастер покачал головой.

- За такую работу я не возьмусь. И никто не возьмётся. Сам посуди, как можно сварить такие тонкие полоски?

- Я хотел бы попытаться сделать это сам.

Кузнец оглядел невысокую фигурку Иста, его неподходящий к работе наряд, задержался взглядом на чистых руках. Потом пожал бугристыми плечами:

- Что ж, баринок, попробуй. Любопытно будет поглядеть.

Ист сунул железный веер в горн, нажал ногой на мех, как только что подсмотрел в соседней кузнице. Сквозь гудение огня он чувствовал, как накаляется древний металл и знал, что остатки чужого волшебства подскажут ему когда меч надо будет вытащить на наковальню.

Кузнец исчез в доме, но вскоре появился вместе с древним стариком, должно быть, собственным отцом. Молотобоец - молодой румяный парень - стоял прислонившись к стене и явно не собирался помогать.

Ист выхватил меч из огня, кинул на наковальню. Святящиеся лепестки диковинного цветка торчали во все стороны. Ласкающим движением молота Ист заставил полосы сойтись вместе, а потом резко ударил. Кузнец презрительно оттопырил губу, а вот в глазах молотобойца мелькнуло удивление. Он-то знал, сколько весит его молот, и каково это орудовать им одной рукой.

Ист размеренно бил по светящейся полосе. Как и древнего умельца его меньше всего занимало, то ли он делает, и можно ли вытворять с железом такое. Он ковал оружие, которым будет карать врага, посмевшего украсть у него Роксалану. Сыпались искры, размеренно громыхал молот, и под его беспорядочными ударами мечу возвращалась изначальная форма: хищно изогнутая, мечтающая погрузиться в человеческую плоть и отведать живой крови.

Уловив момент, который подсказал сам меч, Ист бросил молот и погрузил завизжавшее лезвие в бочку с уксусом. Взметнулся кислый пар. Ист перехватил меч за ещё горячую рукоять взмахнул им в воздухе, примеряясь к руке. Меч был хорош. С таким не страшно выходить хоть против самого дер Наста.

Оглянувшись, Ист натолкнулся на дикий взгляд кузнеца. Стоящий рядом старик дрожащей рукой отгонял злые чары. В следующее мгновение кузнец с голыми руками кинулся на Иста.

Когда-то Хийси ради забавы и выучки заставлял подрастающего Иста схватываться в рукопашную с парой медведей. Правда сейчас правая рука оказалась занята, в ней был меч, но Ист обошёлся и так. Крутанув отправил кузнеца в угол, а следом швырнул насевшего сзади молотобойца.

- Вы что, мужики, сдурели?

- Твоя взяла, паскуда! - просипел кузнец ушибленным горлом. - Чего стал? - зови своих подручных.

- Дедушка, - повернулся Ист к старику. - Хоть ты-то объясни, что они взбеленились?

Старик молча приблизился, топорща седые брови взглянул в лицо Исту.

- Ты что же, действительно не знаешь, что у тебя в руках?

- Нет, откуда знать, мне он недавно достался.

- Так не стой с ним на виду, - прошамкал старик. - Пройдёт мимо кто из служителей - и тебе конец, и нам заодно.

- Каких служителей, отец, объясни толком?

- Да ты что, вчера из леса вышел? - пророчески хохотнул молотобоец, потирая ушибленное плечо.

- Хочешь говорить - пошли в дом, - предложил старик и, не ожидая согласия, направился к дверям.

История, услышанная Истом, немногим отличалась от тех сказок, что вечерами рассказывали на кухнях всего мира. Хотя одно отличие всё же было: достаточно выйти на улицу и поворотить лицо к восходу, как увидишь червонные купола храма Гунгурда - бога-воителя, водившего в бой двенадцать дружин и сражавшегося враз двенадцатью мечами.

Двенадцать чернёных мечей хранились на алтаре из лилового чароита в глубине храма. Двенадцать жрецов охраняли их день и ночь, не подпуская близко непосвящённых. Так повелось издревна, и ничто не могло изменить раз установленный порядок. И все же порядок был нарушен. Явившись утром, верховный жрец нашёл храм без охраны, а на алтаре недоставало одного меча. Схваченные служители повинились перед смертью, что были совращены женщиной небывалой красоты, и каждый из них покинул в эту ночь храм, ожидая встречи с искусительницей и понадеявшись на остальных.

Однако, вместо сладостного свидания все они проблуждали ночь под дождём, а утром были схвачены и приведены к ответу. Отступников казнили и с тех пор охрана святилища была поручена жрецам не способным откликнуться на женские призывы. Алтарь Гунгурда охраняли воины оскоплённые особо изуверским способом: они сохраняли свою мужскую природу и даже могли бы иметь детей, если бы нож хирурга не запретил им навеки плотское соитие.

Город и вся страна искали дерзкую похитительницу, немало красоток нашли свой конец в подвалах храма, но меч так и не отыскался, на алтаре осталось лишь одиннадцать клинков, помнивших руку бога.

И вот теперь трое рассказчиков дружно утверждали, что в руках Иста находится пропавшая святыня либо же один из оставшихся в храме мечей. Этому Ист легко поверил, поскольку чувствовал небывалую магию меча. Смутило его другое. Таинственная женщина совратившая разом двенадцать адептов бога-воителя. Это не могла быть Роксалана! Она не способна на такое. И, кроме того, в таком случае меч, добытый столь скверными трудами, не валялся бы в подвале среди всякого хлама. Всё это Ист, горячась и перебивая сам себя, высказал вслух, впрочем, благоразумно не называя имён. Ответом ему были недоумённые взгляды и смешок молотобойца.

- Никто и не говорит, что это совершила твоя девушка, - пояснил кузнец. - Та история давняя, ей уже чуть не пятьсот лет. Столько не живут даже сильные маги, во всяком случае, если на них нет особого проклятия или благословения богов. Я говорю другое: меч был потерян, а теперь он нашёлся. И это не принесёт радости никому кроме жрецов.

- Я не собираюсь отдавать его жрецам, - заявил Ист. - Я нашёл его, починил и оставлю себе.

В глазах кузнеца полыхнул ужас страшной догадки, и молчавший старик очевидно подумал о том же самом, потому что спросил перехваченным голосом:

- Кто ты?

- Я простой человек.

- Простому человеку не под силу держать этот меч и тем более починить его. Если ты рассказал правду, то уходи как можно скорее. Беги из города и страны и никому не показывай меча. Слуги и глаза Гунгурда могут оказаться где угодно. А если ты сам Гунгурд, то... - старик безнадёжно махнул рукой и опустил голову.

- Мы люди мастеровые, проклятые всеми богами, - ни к кому не обращаясь, произнёс кузнец, - и нам не за что любить богов.

- Я уйду, - пообещал Ист. - Уйду из города и страны. Но сначала мне надо найти человека по имени Протт.

- Его найти не трудно. Первосвященный Протт ежевечерне служит в храме.

- Когда тебя начнут пытать, - попросил старик, - не говори, что был у нас, и вообще, не рассказывай, что меч был сломан. Так тебе же легче будет умирать.

* * *

- Где он?

- Не знаю, госпожа. Он убежал так быстро, что я просто не сумела понять, куда он делся.

- Линта, я оставила тебя специально, чтобы ты проследила за ним. И ты с этим не справилась.

- Я сделала всё, как было нужно. Но он исчез, и я не смогла его найти. Если бы в его кошельке было хотя бы полдинара, я бы сумела его выследить. Запах денег не отбить ничем. Но, госпожа, как искать нищего?..

- Дура! Этот ребёнок стоит больше чем весь твой любезный Норгай! Ты упоминала при нём имя Протта?

- Как вы велели...

- Да, конечно, велела. Но я же не думала, что он останется без присмотра. Воевать с храмом в открытую - дело безнадёжное; это тебе не индрик. Ты хоть понимаешь, что будет, если Ист столкнётся с верховным жрецом раньше, чем мы отыщем его? Понимаешь, что будет с тобой?

- Я ни в чём не виновата!..

- Это ты будешь рассказывать жрецам. А сейчас беги к храму. Стой там, ходи дозором, если угодно - поселись на ступенях, но перехвати его. От этого зависит слишком многое.

- Поздно, госпожа. Я чую запах дыма. В храме пожар.

* * *

Вот и нашёлся Протт - богатый человек с ухватками мужлана. Человек, способный приказывать именем неведомого владыки, перед которым склонила голову гордая Роксалана. И, кто знает, не из храма ли тянется злое чародейство, замутившее голову индрику и пославшее его на смерть.

В любом случае, так просто первосвященный Протт не погибнет. Прежде надо будет как следует порасспросить его. Вряд ли всё делалось ради меча, бездельно валявшегося в подвале. Если бы Протт знал, где находится святыня, он бы просто явился и забрал её. Значит, тут что-то другое. Не стоит сейчас ломать голову над этой загадкой. Скоро жрец Гунгурда сам расскажет обо всём.

Ист с мечом в руках приближался к тёмной громаде храма. Все свои силы он направлял на то, чтобы сохранить невидимым меч. Сейчас ему не нужна бессмысленная бойня, необходимо всего лишь поглядеть вблизи на ненавистного Протта и попытаться разузнать, куда он мог скрыть Роксалану. Вряд ли она в темнице, ведь она уходила сама, пусть и против воли, но не под конвоем. Значит, надо искать встречи с Проттом с глазу на глаз, а там Ист сумеет развязать ему язык. Простодушный лес, у которого учился Ист, порой умудряется в своей простоте изобретать весьма вычурные мучения...

Но все тщательно созидаемые планы рассыпались песком, едва Ист ступил под своды храма. Даже если бы здесь не было природных магов, которых нередко привлекает жреческая стезя, то всё равно само священное место признало бы святыню, отнятую у него столько лет назад.

Металлический гул наполнил воздух, словно великан ударил стопудовым молотом в необъятный бронзовый гонг. Меч, мгновенно потерявший невидимость, засветился, и во тьме храма косыми росчерками полыхнули одиннадцать оставшихся клинков Гунгурда. Только у храмовых клинков свечение казалось голубым, а меч в руках Иста разбрасывал жемчужный свет, яркий как переливы февральского снега.

Пятьсот лет клинки Гунгурда были мертвы, но теперь, сойдясь вместе, они вновь обрели былую силу. Пятьсот лет никто не слышал удара незримого гонга, и звук этот, казалось, способен был поднять из могил мёртвых служителей.

Навстречу Исту выбежало множество народу. Здесь были купцы и воины, рабы и вольные люди. Но больше всего, конечно, было жрецов, и все до одного, как и положено слугам бога-воителя, при оружии. Впереди всех торопился невысокий плотный человек, которого Ист признал, хотя не видел никогда в жизни, а до сегодняшнего дня и имени его не слышал. И всё же Ист сразу понял, что перед ним первосвященный Протт, маг и верховный жрец, земной предстатель бога Гунгурда.

Теперь оставалось только драться.

* * *

Первосвященный Протт недаром уже восемьдесят лет был верховным жрецом. Другие могли быть растеряны или испуганы, Протт сохранял спокойствие. Кто-то мог не понять, что произошло, Протт понял всё сразу. Иные, даже из числа магов готовы были поверить, что неведомый герой возвращает храму утерянное сокровище, а может быть и сам Гунгурд решил посетить своё капище. Протт сходу признал в пришельце врага и ударил первым.

Витой жезл в руках колдуна изогнулся словно живой и, резко выпрямившись, ударил пришельца. Вернее, должен был ударить, потому что в то самое мгновение, когда бронзовый наконечник коснулся груди, Ист ушёл в сторону, и оружие пронзило пустоту.

В свою очередь Ист обрушил рубящий удар на жезл, стараясь обезоружить врага. Удар был не особенно сильный, Ист слишком хорошо помнил, что случилось с клинком в прошлый раз, к тому же он надеялся, что вязкой бронзе хватит и такого, скользящего удара. Однако, жезл не был перерублен. Он изогнулся, обвившись вокруг клинка и дёрнул, стараясь вырвать его. Тут уже пришлось призывать на помощь наследственную магию, иначе меч не удалось бы освободить.

Двенадцать стражей храма, чья мужская сила могла найти выход только в бою, были уже рядом. Железные орудия в их руках - полукопья, полубагры обещали святотатцу тяжкую смерть. Верховный жрец проворно отскочил за спины слуг и, указывая на Иста закричал что-то на древнем, непонятном непосвящённым языке.

Двенадцать цельнокованых багров, двенадцать пар мускулистых рук, двенадцать сердец, горящих жаждой убийства. А против - один меч, признавший нового повелителя.

Человеку не дано видеть, как сражается повелитель мечей. Кто-то из стражей ударил мимо, кто-то выронил оружие, пытаясь сгрести выпадающие наружу, разрубленные кишки, кто-то просто ещё не успел ничего сделать, а Ист уже прорвал кольцо, и вновь живой посох схлестнулся со священным клинком. Вновь победа не досталась никому, а отовсюду уже набегали новые противники с баграми, секирами и тонкими стальными сетками.

Ист видел, что через секунду его снова отсекут от первосвященника, и тогда тот сумеет уйти в одну из дверей, где в лабиринте ходов его не сумеет найти сам Гунгурд. И вместо того, чтобы освобождать схваченный меч, Ист ткнул им вперёд, не заботясь о себе и стремясь лишь пронзить врага. Меч пробил жреца насквозь словно вертел куропатку. Посох со свистом разогнулся, швырнув Иста под ноги набегающим воинам, и застыл, вновь обратившись в безжизненную палку.

Краем глаза Ист увидел, как слуги уволакивают залитого кровью Протта в боковой притвор, а затем уже не оставалось времени ни на что. Надо было рубить падающие сверху сети и стальные цепочки, отводить удары багров и уклоняться от стрел и дротиков. Медные ворота храма со скрипом закрывались, отрезая путь к отступлению.

* * *

Слуги принесли верховного жреца в адитум к малому внутреннему алтарю, уложили на столе, на котором обычно раскладывали самые богатые дары. Протт тяжело дышал, на губах пенилась кровь. Другой человек на его месте давно бы умер, но старый маг не желал умирать неотомщённым. Его не огорчало даже, что скоро его место займёт другой жрец, скорей всего богохранимый Кайрус. Главное было покарать осквернителя и отомстить за себя.

- Позовите Кайруса! - прохрипел Протт.

- Я здесь, - немедленно откликнулся жрец.

- Готовь заклятие медленных слёз.

- Но для этого нужны пустые подвалы... - опешил Кайрус.

- Освободи их.

- Но ведь там узники: враги храма, святотатцы...

- Гони взашей. Уцелеет храм - наберёшь новых.

- Великий, осмелюсь заметить, что хотя преступник сумел ранить вас, но мощь храма ему не сломить. Сейчас принесут отравленные иглы...

- Ты глуп, Кайрус. Неужели ты не видишь, что меч Гунгурда признал мальчишку? Ты хочешь, чтобы мечи покинули нас или погасли навсегда? Готовь заклятие. Я должен наложить его сам.

- Слушаюсь, великий.

Мгновенно возле поверженного жреца появились несколько служек. Обострившийся слух Протта донёс скрип тяжёлых дверей: стража гнала из подземелий заключённых. Веками там, в тюремных камерах копилось безысходное одиночество, капали медленные слёзы остановившегося времени. Оттуда ещё ни разу никто не выходил на волю, и никто не умирал скорой насильственной смертью. Там убивало только время. И вот теперь этот накопившийся ужас должен был выплеснуться наружу.

Одновременно Протт слышал иной, куда более явственный шум. В алтаре продолжалась битва. Могучий безумец, неведомо зачем ворвавшийся в святилище, крушил храм. Звенело железо, слышались крики и хрип умирающих, несло масляной гарью - очевидно разбитые светильники подожгли покровы алтаря и драпировку стен.

В темнице глухо лязгнул последний засов.

- Начинайте! - скомандовал Протт.

- Скорбь моя велика!.. - затянули служки.

- Плачьте!.. - мрачно откликнулись жрецы.

Протт приподнялся, встал, облокотившись на алтарь. Он знал, что сил его достанет на долгое заклинание, и надеялся, что потом он успеет взглянуть на своё последнее волшебство.

- От горя застыло время!..

- Плачьте!..

В голове у Протта мутилось, в глазах копилась мгла, жизнь покидала его капля за каплей, но в нужную минуту верховный жрец вскинул руки и выплюнул вместе в кровью:

- Пусть будет так! - и лишь потом обмяк, подхваченный услужливыми руками.

Запоздало вбежал призванный кем-то лекарь, но Протт отстранил его движением пальцев.

- Несите в храм. Я должен видеть.

Центральный алтарь был разгромлен до основания, но тысячелетние стены и камень Гунгурда выдержали, а всё остальное можно будет поправить. Главное, что священные мечи вновь светились негасимым пламенем. Одиннадцать мечей были разбросаны где попало, уцелевшие жрецы ещё не успели собрать их. Двенадцатый меч оставался в руке святотатца. Ист недвижно застыл чуть в стороне от алтаря. Казалось он бежит, занося руку для удара, и ничто не может остановить его движение. Но вокруг фигуры хрустальными гранями вздыбилось замершее время, и боец остался вплавленным в него, словно стремительная стрекоза в гуще янтаря.

Ист был жив, он бежал как и прежде, но его движение неимоверно замедлилось. Лишь столетия спустя хронографы отметят, что поза пленника изменилась. А чтобы выйти за пределы кристалла, недостанет самой вечности. Одна мысль оставалась прежней, и каждая минута заточения в застывшем времени оставалась бесконечной минутой полной тоски, мучений и бессилия.

Протт довольно улыбнулся. Преступник наказан, святыня, столь долго считавшаяся утерянной, возвращена. Не страшно, что она осталась в руке негодяя, но она здесь, и остальные мечи горят. А что возле алтаря появилась эта живая статуя, так в том беды нет. Лишняя диковина никогда не бывает лишней, а рассказ о небывалой битве скоро обрастёт многими подробностями, и следы этого предания не потускнеют в веках. Последним усилием Протт приподнялся, взглянул в лицо Исту:

- Не знаю кто ты, зачем явился сюда, и что было тебе нужно, но всё, что бывает, свершается к вящей славе храма.

* * *

Владыка твердостенного Снегарда, повелитель мечей, кёниг Фирн дер Наст по прозвищу Глубокая Шапка сидел в своих покоях и скучающим взором глядел в проём распахнутого окна. Близилась осень, за окном наводил уныние дождь. И тем неожиданней было появление большой, по-весеннему праздничной бабочки. Она впорхнула в комнату и замерла на стене, подрагивая лазуритовыми крылышками.

Дер Наст привык не обращать внимание даже на людей, не говоря уже о насекомых, но сейчас нельзя было не понять, что таких летуний в его краях не встречается. Но всё же маг продолжал сидеть и ждать, ничем не выдав, что готов к отпору.

Раздался негромкий смех и у стены, где только что трепетала бабочка, появилась женщина.

- Здравствуй, Фирни, - произнесла она, радостно улыбаясь.

- Зачем пришла? - спросил кёниг.

- Ах, Фирни, ты остался таким же грубияном, как и был. Увы, грубость - оборотная сторона мужественности, а ведь именно за мужественность я когда-то полюбила тебя.

- Ну так и зачем ты явилась? - повторил вопрос кёниг.

- Фирни, мне нужна твоя помощь.

- Это я догадался.

- Надо освободить одного человека.

На этот раз повелитель мечей не произнёс ни слова, лишь брови его удивлённо вздёрнулись вверх.

- Не ревнуй, он ещё ребёнок, мальчик.

- Мне известны твои вкусы. Однако, ближе к делу. Кто перебежал тебе дорогу, и что я получу за свою помощь?

- Мальчика схватили служители храма Гунгурда. Ты бывал в Норгае и знаешь, что это значит.

Дер Наст присвистнул.

- И что же ты хочешь от меня?

- Храм сейчас беззащитен, - женщина наклонилась вперёд. - Они истратили заклятие медленного времени, оно начнёт набирать силу, может быть, лет через десять. Верховный жрец убит, и серьёзных магов у них не осталось.

- Любопытный, однако, мальчуган тебе достался...

- Ну что ты, у меня не было никого лучше тебя, Фирни.

- Это я уже слышал. А что ты предложишь за помощь? Себя можешь не упоминать.

- Я отдам тебе Норгай. В нужную минуту ворота будут открыты. Можешь грабить весь город и даже мой дом. Всё равно там ничего не будет.

- Ворота будут открыты... А за воротами - засада?

- Не городи ерунды, Фирни. Мне надо, чтобы ты целым дошёл к храму.

- Я подумаю, Роксалана. Твоё предложение... оно немного неожиданно. Не думал, что после того, что было, ты явишься за помощью ко мне.

- Кого же мне ещё просить, Фирни? Кроме тебя у меня нет никого. Кстати, этот мальчик, он твой земляк. У тебя случайно нет сына? Он обмолвился, что происходит из рода повелителей мечей. И в это нетрудно поверить. Только ты мог бы рубиться лучше.

Дер Наст медленно провёл рукой по плотной кожаной шапке, которую не снимал никогда, за что и получил своё прозвище.

- У меня нет сына. А что касается остального, то мне понадобится шесть или семь недель, чтобы собраться и привести ялы в Норгай. Придётся поторопиться, мне бы не хотелось зимовать в южных морях.

- Я буду ждать... - упал невесомый шёпот.

Дер Наст усмехнулся.

- Не трать силу понапрасну. Второй раз я на твою приманку не клюну. Но зла я на тебя тоже не держу. Каждый из нас получил, что хотел. Ты сумела получить больше, но причин для кровной обиды у меня нет. Я приплыву и погляжу, что за земляк объявился у меня в храме Гунгурда.

* * *

Норгай горел.

Никто из жителей и даже властей города не мог понять, как случилось, что на улицах появились враги. С вечера как обычно шумел базар, народ занимался обыденными делами, стража лениво обходила ряды, и лишь моряки в порту шептались, будто кто-то видел ялы северян не так далеко отсюда. Но кто станет слушать бредни подвыпивших мореходов? Пускай даже действительно пираты мёрзлых морей появились в округе, это же не значит, что они осмелятся подойти к самому Норгаю. Тысячу лет город стоял неприступно, охраняемый каменными стенами, неустрашимым войском и великим богом Гунгурдом. Пираты покружат у горизонта и бегут, завидев вышедшие навстречу галеры. Ну, может быть, успеют разбить пару тихоходных купеческих кораблей. И, разумеется, ближние деревни должны опасаться гостей с севера. Остальным угрозы нет: что может сделать дюжина ялов с многотысячным городом? Тем более самоубийственно нападать на храм - маги Гунгурда знамениты изощрённым искусством боя.

Обыватели отсплетничали своё в вечерний час перед отходом ко сну, а когда проснулись - город пылал с четырёх концов.

Противник высадился прямо на причалы; не помогли ни башни с катапультами, ни цепи, которыми на ночь запиралась бухта, ни даже внутренняя стена, которой город отгораживался от беспокойного порта, где драки запросто могли перерасти в бунт. Что случилось на причалах, почему молчали башни, кто открыл ворота - неведомо, и спросить не с кого - мёртвые признаваться не любят.

Потом болтали о великом предательстве: будто бы ночной страже в жвачку с красавкой, что жуют в ночной час, дабы не потерять бдительности, было слишком переложено белены, а всем остальным вместо вечерней трубки гашиша выдали такое, что и вовсе никто не выбрался из подожжённой кордегардии навстречу врагу. В домах вельмож, конечно, была собственная охрана, но противостоять ворвавшимся головорезам она не могла, и к полудню бой на улицах превратился в грабёж. Вчерашние богачи, подгоняемые пинками и страхом, сами потащили сокровища на красногрудые корабли, украшенные звериными мордами и бородатыми ликами полуночных богов.

Дер Наст шагал по улицам поверженного города. Грудь его вздымалась, вдыхая сладкий дым пожара. Меч в руке повелителя потускнел, упившись кровью, но кёниг всё не мог успокоиться и искал, где ещё продолжается отчаянное и бессмысленное сопротивление.

- Обожди, сияющий кёниг! - раздался дребезжащий старческий голосок.

От стены отлепилась согнутая фигура и заступила дорогу спешащему воителю. Старушонка с мелкими, невыразительными чертами лица, бедно и блёкло одетая - такие никогда не привлекают ничьего внимания. И всё же дер Наст послушно остановился.

- Я сдержала своё слово, - проскрипела старуха. - Ты доволен?

- Пожалуй... - небрежно ответил дер Наст. - А это что, - он повёл мизинцем, - твой настоящий облик?

- Нет, конечно, - усмехнулась старуха. - Неужто три десятка лет, что мы не виделись, могут так состарить меня? Это, чтобы не искушать зря твоих воинов. Сегодня всего спокойнее ходить в таком виде. А вот ты, Фирни, изменился. Ты стал настоящим мужчиной, сейчас я бы не осмелилась шутить с тобой.

- Хвала богам, - отозвался дер Наст.

- Фирни, - напомнила старуха, - ты обещал помочь мне. - Храм беззащитен, храмовая дружина у стен. Они устроили засаду и ждут случая, чтобы ворваться в город. Если открыть ворота, они втянутся в бой, и храм можно будет взять голыми руками. У меня есть свой ход за стены.

- С чего ты взяла, будто я собираюсь связываться с храмом? Южные боги мстительны, а добычи мы взяли столько, что не уволочь, - дер Наст глянул в лицо собеседницы и захохотал: - Ишь как тебя перекорёжило!.. Ладно, Роксалана, я пошутил. Пощупаем наследство старика Протта! Только уж извини, через подкоп я не попоплзу.

Дер Наст протрубил в рог, отдал несколько приказаний подбежавшим воинам и, не оглядываясь на Роксалану, двинулся к воротам. Колдунья засеменила следом.

Переполосанные сталью ворота распахнулись, небольшой отряд северян двинулся было в сторону недалёкого храма, но тут же из-за разбросанных вдоль дороги камней, из прозрачных колючих кустов, чуть не прямо из воздуха возникли толпы вооружённых служителей гневного Гунгурда. Чернокожие невольники со стальными баграми, храмовая стража с копьями, украшенными пышными бунчуками, послушники с чернёными клинками - копиями двенадцати священных мечей. В центре плотной группой двигались одиннадцать жрецов, в руках которых светились волшебные мечи. Лишь один меч остался в храме, поскольку был зажат в руке пленённого Иста. Впереди всех скользящим боевым шагом, напоминающим танец змеи, шёл верховный жрец с резным посохом в руках.

Предупреждённые заранее северяне ждали нападения, но всё же попятились при виде возникшего из ниоткуда войска. Посох в руке первосвященного Кайруса резко распрямился и, невиданно удлинившись, ударил в грудь одного из дружинников дер Наста. Воин отлетел в сторону, на его губах выступила кровь, грудь была вдавлена внутрь будто не тонкий посох коснулся её, а трёхпудовый валун, сорвавшийся с вершины Растекайсе.

- Это преемник Протта? - громыхнул дер Наст. - Да его магии не хватит, чтобы ушибить малиновку! Покойник убивал посохом по семи богатырей за удар, а этот рукосуй и держать его не умеет!

Голос кёнига именно громыхнул: вся тирада заняла меньше времени, чем потребно человеку, чтобы воскликнуть "Ох!". И всё же, воины с обеих сторон разобрали каждое слово. Искусство напыщенной похвальбы в самые неподходящие мгновения боя с давних времён отличало снегардских кёнигов.

- Эй, недомерок, теперь бью я! Лови!

Верховный жрец не успел ни вскинуть посох, ни хотя бы повернуться на голос. Кинжал повелителя мечей опрокинул первосвященника, бесславно завершив его недолгое правление. Оба войска замерли, словно не веря случившемуся.

- А вот с этими придётся порубиться как следует! - голос дер Наста как всегда был слышен всем. Сами они - пустышки, но за них дерутся мечи. Что ж, покажем мечам, кто их повелитель!

- Фирни, у нас дела, - этого голоса не слышал никто кроме дер Наста.

Напоминание остудило задор кёнига.

- Отходим! - безо всякого перехода скомандовал он. - Закрепиться в домах и медленно отходить к ялам. Старайтесь разъединить меченосцев. Пока они вместе, к ним подступа нет. Я скоро буду.

Вышколенные дружинники без тени замешательства начали отход. Подозвав семёрку лучших воинов, дер Наст поспешил вслед за Роксаланой к обещанному подкопу, которым ещё минуту назад он не желал пользоваться.

Круглый туннель, пробуравленный индриком, вывел отряд почти к самому монастырю. Оставленные для охраны служители были изрублены в четверть минуты, и повелитель мечей ступил под своды храма.

Хотя с памятных событий прошло с лишком четыре года, Фирн Глубокая Шапка сразу узнал Иста. Кёниг подошёл к кристаллу, прижал к нему ладони раскрытых рук, словно хотел обнять недруга.

- Вот и свиделись, племянничек, - прошептал он. - Значит, прошлый раз сумел ускользнуть... Посмотрим, как ускользнёшь на этот...

- Фирни, - напомнила о себе Роксалана. - Этого мальчика надо освободить. Думаю, что вдвоём мы сумеем расколоть кристалл.

Дер Наст повернулся к колдунье. Широкая открытая улыбка озарила его лицо.

- Милочка, с чего ты взяла, будто я собираюсь выручать этого юнца? Да, он мне знаком, но за ним тянется такой должок... кстати, и за тобой тоже. Так вот, с тобой я теперь в расчёте. Сначала Норгай, а потом удовольствие видеть мерзавца запаянным в стекло... я искренне прощаю тебе все долги. Если угодно, можешь идти домой, думаю, он пострадал не слишком сильно. А к племянничку у меня ещё есть дела.

Отшатнувшись Роксалана смотрела, как на ладони дер Наста извивается тонкая золотая нитка. Дер Наст приблизился к кристаллу, хлопнул по нему ладонью, словно мальчишка, запятнавший наконец долго уворачивавшегося приятеля.

- Заклятие медленного времени, - пояснил дер Наст, радушно улыбаясь. - Не будь оно живым, парень вышел бы наружу лет через полтораста. Но старый Протт знал толк в колдовстве. Кристалл подпитывает себя одиночеством и тоской пленника. Чем дольше пленник пробыл в кристалле, тем дольше оттуда выходить. Хитро... Жаль я не умею делать таких шуток. Я бы залил медленным временем тебя и поставил в своём замке рядом с чучелом медведя. Иногда я бы разговаривал с тобой, ведь это можно, если испытываешь к пленнику искреннее чувство. Я мог бы побеседовать и с ним, - палец мага ткнул в сторону впаянной в кристалл фигуры, - но пока я не буду этого делать. Я подожду. Золотому волосу неведомы тоска и одиночество, он не способен испытывать скорбь и умножать её. Значит, через полтораста лет он достигнет твоего любовника. Я надеюсь дожить до этого времени и мирным пилигримом приплыть в Норгай на поклонение святыням Гунгурда. Если хочешь, приходи тоже. Мы вместе посмотрим, как исполнится моё проклятие. И пусть меня зажарят фуэты, но ради такого удовольствия я согласен ждать полтора века.

Роксалана пятилась, не сводя ненавидящего взора с дер Наста. В эту минуту она как никогда была похожа на ведьму.

- Прощай, красотка! - крикнул дер Наст от дверей. - Скажу честно, в дряхлом виде ты нравишься мне куда больше, чем в юном.

Роксалана гневно выпрямилась, глаза метнули тёмные молнии, волосы мгновенно почернели, но дер Наст был уже на ступенях и ничего не видел.

Заторможено, словно её вело чужое заклятие, Роксалана обошла хрустальный куб, встав так, чтобы пленник медленного времени мог разглядеть её. Приложила ладони к неощутимой границе, стараясь проникнуть разумом сквозь мерцающие грани.

- Исти, ты меня слышишь?

И ответ пришёл, трудный и тягучий, словно сами мысли были заморожены застывшим временем:

- Роксалана?..

- Это я, Исти! Им пришлось меня выпустить вместе со всеми, иначе они не могли наложить на тебя заклятие. Я теперь на свободе, но не знаю, как помочь тебе. Исти, подскажи, что мне делать?

- Позови учителя.

- Как? Я просила о помощи могучего чародея, он только что был здесь вместе со старой ведьмой. Но увидев тебя, он отказался помочь.

- Это дер Наст. Он мой враг.

- С этой минуты - и мой враг тоже. Но о каком учителе ты говорил, Исти?

- Тут неподалёку есть лес. Встань на развилке любой тропы и громко крикни: "Ист попал в беду!". Учитель услышит.

- Хорошо... - прошептала Роксалана в прозрачную глубину. - Исти, любимый, я сделаю всё, что надо.

* * *

"Значит, у мальчика есть учитель. Это разом объясняет всё. Кроме одного: кто из магов оказался так беспечен, чтобы делиться могуществом с другим человеком. И уж тем более этим не станет заниматься никто из богов. Легенды об учителях - всего лишь легенды. Даже Протт лгал, будто учился у Гунгурда. Маг всего добивается сам, в одиночку. И лишь потом, когда ты достиг могущества, на тебя обращает внимание бессмертный и благосклонно берёт в прислужники, одаряя взамен крохами своего всесилия.

И всё же Ист говорил об учителе. Благая Амрита, меньше всего на свете я хотела бы встретиться с этим учителем лицом к лицу. Но что-то делать надо; золотой волос мне не остановить, а бросить Иста я не могу. Слишком хорошо я сплела паутину и сама запуталась в ней вместе с моим залётным мотыльком."

* * *

Суровый кодекс воина, изустно передаваемый зимними вечерами от одного поколения другому, регламентирует в походе каждую мелочь. И уж, конечно, он однозначно говорит, как вести себя с женщинами. Мужчин убивают, женщин - нет. Более того, обычай запрещает растрачивать в походе мужское естество, от которого зависит ярость в бою и отвага. И даже после боя нельзя оставлять своё семя дочерям и жёнам противника, чтобы потом не пришлось биться против собственных сыновей и братьев. Но ничто не запрещает увозить полонянок с собой. Случалось, что на отваливающих кораблях девушек было больше, чем похитителей. Ещё в море происходило сладкое разрешение воинского поста, и плач обиженных красавиц разносился над волнами. Потом пленницы становились служанками или отправлялись в стряпущую, но и там главное своё предназначение должны были выполнять беспрекословно. Потому и бегали по улочкам Снегарда и других северных поселений черноволосые, раскосые, а то и вовсе темнокожие ребятишки. И даже в окрестных хуторах у хозяина случалось до полудюжины привезённых из набега служанок, и законная жена, бывало, месяцами ждала, пока супруг обратит на неё благосклонное внимание.

Все эти тонкости были неведомы прелестным жительницам Норгая, да и в противном случае радости бы принесли не много, разве что старухам и уродливым страхолюдинам. Каждый бежал и прятался где мог.

Этой осенью Рита должна была выйти замуж за весёлого парня Тибба подмастерья из кожевенной слободы. Союз заключался по любви, и хоть не предвиделось в грядущем особых богатств, оба были счастливы ожиданием заветного дня. И вдруг, когда до свадьбы оставалась всего неделя, на город пало нашествие. Правда, кожевенная слобода не горела - завоевателям хватало добычи в самом городе, где жили богатеи, но всё же народ старался спрятаться, как только возможно. Рита и Тибб схоронились в сарае, где хозяин сваливал невыделанные кожи. Рита беззвучно плакала, Тибб судорожно сжимал косой нож, которым кроил в мастерской подмётки. Ждали беды, и беда пришла, но вовсе не та, какой боялись.

Бесшумно отворилась дверь, и через порог шагнула женщина. Длинное платье чёрного атласа, каких вовек не бывало в предместьях, тусклый блеск старинного золота на запястьях и шее, искры бриллиантов в струящихся чёрных волосах. И лицо - прекрасное как у статуи и такое же неживое.

Тибб шумно вздохнул, обронил нож и замер словно утёнок, над которым зависла тень ястреба. Рита нашла в себе силы приподняться навстречу страшному видению.

- Не отдам... - с мужеством отчаяния прошептала она.

- Узнала... - понимающе усмехнулась Роксалана.

Рита и впрямь с полувздоха поняла, кто вошёл в сарай, хотя Амрита миловала её от встреч с этим чудовищем. Ведьма-разлучница, ужас влюблённых. Во всякую минуту она могла увести любого парня, хоть из-под венца, хоть от супружеской постели. Рассказывали, что наигравшись, ведьма бросала жертву, но после этого парни долго не жили, а кто и оставался в живых, ничего кроме горя своим суженным не приносил.

- Не отдам, - повторила Рита.

Роксалана долгим изучающим взглядом оглядела Риту и, кажется осталась довольна.

- Любишь его? - спросила она.

Рита молчала.

- Если любишь, то сделаешь, что я скажу. Сейчас ты пойдёшь в лес, это неподалёку, станешь на развилке троп и громко крикнешь: "Ист попал в беду! Жрецы схватили Иста!" Поняла?

- Зачем?..

- Затем, что твой парень тоже попал в беду! Сделаешь всё как надо верну его тебе целым. Он и помнить ничего не будет.

- Обманешь.

- Обманула бы, если бы могла. Но не могу, клянусь источником. К тому же, у тебя всё равно нет выбора. Иди. Бандиты тебя не тронут, во всяком случае, по пути туда.

С трудом переставляя негнущиеся ноги, Рита вышла из сарая. Она не знала, что ужасней - идти в лес, где явно творится злая волшба, или оставлять беспомощного Тибба наедине с ведьмой. По счастью, городской лес действительно начинался неподалёку. Рита добралась до первой развилки, остановилась. Перехваченное горло не могло издать ни звука.

- Ист, - прошептала девушка, - попал в беду...

Она не замечала слёз, беспрерывно текущих по щекам, забыла о страхе за себя. Какая может быть волшба в лесу, где знаком каждый пенёк? А вот Тибб действительно в беде. И дорога каждая минута.

- Ист попал в беду! - надрывно закричала Рита. - Жрецы схватили Иста!

Смутный шум прошёл по верхушкам деревьев: то ли ветер коснулся не опавшей ещё листвы, то ли вздохнул, просыпаясь, неведомый великан. Рита попятилась. Она почувствовала как большая мохнатая лапа опустилась на неё, проникла в душу, ворохнула мысли и исчезла, ни о чём не спросив.

Наваждение отступило, и Рита опрометью бросилась назад. Теперь ноги слушались на диво. Рита подбежала к сараю, дёрнула дверь. Ведьмы не было, а Тибб спал, свернувшись на жёсткой коровьей шкуре. Косой сапожный нож валялся рядом.

* * *

Невысокая сутулая фигура двигалась через пылающий Норгай. Идущий беспечно шагал посреди улицы, сторонясь горящих домов и безразлично перешагивая валяющиеся трупы. Взор со скучающим интересом бродил по окрестностям. Удивительным образом на одинокого пешехода не обращал внимания никто из оказавшихся на улице людей. А их было немало: жителей, выгнанных огнём из подвалов, мародёров - отчаянных и готовых на всё, отходивших ратников дер Наста и даже случайно уцелевших защитников города. Но все они, поравнявшись с таинственным путешественником, покорно отводили глаза и продолжали заниматься своими суматошными делами, словно рядом никого не было.

- Шустрый мальчуган, - ворчал идущий. - Надо же, так муравейник разворошить. Это тебе не шишками пуляться. Бойкий мальчик растёт. Но ещё глупый. Говорил ему - не лезть куда не следует. Нет, загорелось... Вот и влип. А мне выручать. Жаль беспокойства будет много... и крови. Ну да это не беда... ребёнку пора взрослеть. С другими хуже бывает, а тут пока что и трёх сотен зарезанных нет. И всё-таки, чует мое сердце - кто-то мальчугану помог. Найти бы этого помощника и башку оторвать...

Возле дома Роксаланы Хийси остановился, принюхался, широко раздувая ноздри, с сомнением покачал головой и пошёл дальше.

Восточные ворота были распахнуты, в проёме двое суетливых парней раздевали убитого стражника. Хийси, не глядя, прошёл мимо. Взгляд его был прикован к хорошо видному отсюда храму Гунгурда. Там тоже что-то горело, жирный дым расползался невысоко над землей.

В храме царил разгром, лишь чудесный хрусталь оставался прежним, и в нём неподвижно застыла фигура бойца. Меч во вскинутой деснице излучал ровное сияние, значит, остальные одиннадцать мечей были в руках жрецов и продолжали карать осквернителей храма.

Это, впрочем, меньше всего волновало лесного чародея. Хийси оглядел камень, выдернул наполовину ушедшего в хрусталь золотого червя, движением ставшим привычным, перекусил его. Затем впился пальцами в ледяную поверхность. Кристалл вспыхнул, засверкал сотней искр, но устоял.

- Пусти! - приказал Хийси.

Высокоучёные маги из университетов Лютеции и Соломоник, знатоки компаративистики и глоттохронологии ведают множество изощрённейших и сложных заклинаний. Не знают они лишь одного: самые действенные и могучие заклинания очень просты. Иногда достаточно сказать: "Да будет свет!", - чтобы родилась Вселенная. Важно лишь - кто и как произнесёт эти слова.

Чистый камень помутнел, его прочертили трещины, с неслышным шорохом осыпались исчезающие осколки. Ист сделал по инерции шаг, вздохнул и опустил меч.

- Наигрался? - неласково спросил Хийси.

Ист поник головой, но затем нашёл в себе силы прямо посмотреть в глаза учителю.

- Я должен был это сделать. Роксалану надо было выручать.

- Роксалану?.. Это, что ли, та девочка, что кричала в лесу?

- Я просил её позвать тебя.

- Какая же она Роксалана? Её зовут Рита. Чудеса... Уже и людишки начали скрывать настоящее имя. Хотя, пусть её... хорошая девочка, славная. В её душе были страх и любовь, и не было обмана. Но будь осторожен. Я нутром чую, что в этом деле замешан кто-то из смертных магов.

- С одним я уже разобрался, - Ист поднял меч на уровень груди.

- Зачем тебе эта железяка? - поморщился Хийси. - Ты же знаешь, от рукодельных побрякушек один вред.

- Она дала мне этот меч, им я должен наказать её обидчиков.

- Валяй, наказывай. А ты подумал о другом: девочка уже сейчас постарше тебя, а как пройдёт лет тридцать, что тогда?

- Учитель, не надо об этом.

- Ладно, не буду. Сейчас есть дела поважнее. Идём.

- Куда?

- Исти, ты начал задавать вопросы? Так не годится.

- Но я ещё не нашёл Роксалану... то есть Риту.

- С ней ничего не случится. Она не нужна никому, кроме тебя. А если тебя сейчас убьют, то и тебе будет не нужна. Ты, мой мальчик, разбудил такие силы, с которыми не стоит связываться неподготовленным. Я ожидал, что ты устроишь нечто подобное, но не в первый же свой выход в мир. Идём.

* * *

Вёсельные ялы дер Наста огибали Голодный мыс, приближаясь к родным берегам. Добыча, взятая в южных краях, была так велика, что кёниг не останавливался, чтобы пощупать даже самые беззащитные селения. Лишь когда на ялах кончался провиант, корабли приставали к земле. Неудивительно, что милые сердцу скалы замаячили на горизонте удивительно скоро.

Голодный мыс недаром носил прожорливое имя. Не всякому мореплавателю удавалось минуть его без урона. Серые зубы камней равно пережёвывали ялы воинственных северян, посланные в отместку галеры южных владык и мирные баркасы рыбаков и охотников на морского зверя.

До Снегарда отсюда было рукой подать, но злые прибои Голодного мыса не позволили бы пристать к берегу даже вертлявому каяку. Чтобы попасть к дому, предстояло обогнуть мыс, высадиться в гавани Маженице, считавшейся уже ленным владением дер Настов, а потом пять дней возвращаться назад посуху. Но сейчас такое удобное расположение крепости не слишком радовало кёнига. Одолевало беспокойство и хотелось поскорей очутиться в родных стенах, принести жертвы Хаймарту и напомнить драчливым соседям, что повелителя мечей следует опасаться даже когда он в отлучке.

С чего вдруг вспомнилось о соседях, дер Наст понять не мог. Правильной осадой крепость так просто не взять, неожиданного набега тем более можно не опасаться: с трёх сторон крепость стерегут топкие, не любящие чужаков болота, а направившись в четвёртую сторону, через десяток миль наткнёшься на скалы Голодного мыса и увидишь за ними океанскую пену. В скалах удобно держать дозор, следящий за дорогой и поглядывающий на море: не треплет ли о камни случайный корабль, остатками которого можно иной раз очень неплохо поживиться. Так что и отсюда подкрасться не получится. И всё же, в сердце у кёнига тревога. Скорей бы оказаться дома.

И как назло, едва путешественники поравнялись с мысом, грянул шторм. Ялы поволокло к камням, так что одно и оставалось: валить мачты и на вёслах уходить подальше от негостеприимного родного берега. Но к несчастью или, напротив, особым благоволением Хаймарта ничего сделать не успели. Кёниг Глубокая Шапка отдал иной приказ.

Никакому человеческому взору не углядеть, что деется в десяти милях от тебя, но люди опытные утверждают, что маги умеют заглядывать через горизонт. А кто-то рассказывал, будто лёгкая крачка опустилась дер Насту на плечо и произнесла вещее слово, после которого взревел кёниг яростным берсерком, затрубил в серебряный рог и велел ставить паруса и гнать корабли к берегу.

Для любого флотоводца такой приказ стал бы последним в жизни, но серебряный рог повелителя мечей вселил в людей безоглядную нечеловеческую храбрость, и корабли пошли на верную гибель. Высокая нагонная волна позволила большинству ялов перемахнуть первую гряду камней, лишь два судна засели на зубах Голодного мыса и были в пять минут размолоты в щепу. Остальные врубились в крутой берег, где тоже вскоре были разбиты. Погибли корабли, отправилась на дно добыча, а следом - многие из пошедших в набег с повелителем мечей. Но всё же больше четырёхсот человек выбрались из солёной пены, держа в руках оружие.

Не дав промешкать и минуты, дер Наст повёл людей к стенам Снегарда. Десяток полонянок, чудом уцелевших в стылой круговерти, мокрых, несчастных и избитых волнами, минуту постояли в недоумении, а потом, волей-неволей, потащились следом за похитителями, понимая, что только там можно хоть как-то уцелеть. Воины их не ждали и, кажется, вовсе забыли о них думать. Через час уже все видели на востоке клубы дыма, так что понукать никого не пришлось. Сзади осталась погибшая добыча, но впереди ждали погибающие семьи. Измокшие озлобленные люди мчались словно лавина, идущая вниз по склону.

Замок ещё не был взят, а из городка противника выбили одним ударом. Латники с рогатинами и короткими копьями не могли устоять против бешеных мечников корноухого кёнига, а неповоротливые огнедышащие звери - фуэты, которых привели незваные гости, только что израсходовали запал на каменные башни Снегарда и погибли без боя. Остатки латников бежали в лес.

Лишь в последнюю минуту среди бегущих дер Наст заметил коренастую фигуру кёнига Ансира - недальнего и недоброго своего соседа. Впрочем, Фирн Глубокая Шапка тоже не отличался добротой и при удобном случае с удовольствием стёр бы Ансир с лица земли, если бы сосед не владел тайной огненной магии, позволявшей отбить всякий штурм.

Обозлённые мечники сунулись было в лес, но их встретил злой верховой пал, упрямо стремящийся против ветра, так что дер Насту пришлось отступить. Тем временем остатки нападавших бесследно исчезли, умудрившись уйти к себе через считавшиеся непроходимыми болота.

Дальний поход обернулся сплошными убытками. Погибли ялы, добыча и добрая четверть людей. Когда стих шторм, кёниг послал на берег слуг, но найти не удалось почти ничего. Буря переболтала песок, взмутила ил и надёжно похоронила нежданные сокровища. И ещё много лет на берегу, случалось, находили кольцо, пластину с панциря или золотую монету с непонятной восточной надписью, причудливой, как ход жука короеда.

* * *

Месяц кряду Хийси муштровал Иста так, как никогда прежде. Учил скрывать свои мысли и читать чужие. Учил бить злым словом как хлыстом, так что на теле вспухали багряные полосы и выступала кровь. Заставлял целыми днями не есть, не пить, не дышать. Учил дробить скалы и вызывать грозу. И всё это в таких чащобах, куда даже болтливая сойка не приносила ни единого обрывочка новостей.

На робкие просьбы повидать Роксалану, Хийси отрезал:

- Сейчас не время. Захочет - дождётся. А не захочет месяц подождать - тоже беда невелика, таких как она можно целый амбар насолить.

Ист смирился и был послушен. В конце концов, главное он сделал Роксалана на свободе, и жизни её сейчас ничто не угрожает.

Решающий день наступил как-то неприметно. К нему не готовились, и, вообще, Ист не знал, что впереди его ждёт небывалое. Утром как обычно поднялись до света, вылезли из пещеры, в которой жили последние дни; Хийси почему-то перенёс их жильё в дальний южный край, в земли населённые дикарями, чья кожа была словно охрой натёрта. Прошли на развилку лесных троп, и здесь Хийси спросил:

- Ну-ка, скажи не глядя, - куда отсюда можно пройти?

Для простого взора натоптанная тропа в этом месте бесполезно раздваивалась, а спустя пяток шагов вновь сливалась в одну. Но Ист уже привык разбираться в таких вещах и умел ходить не только по ближним путям.

- Эта дорога, - указал он направо, - ведёт на Жемчужные острова, где растут пальмы. Так, - палец ткнул в кусты, - мы могли бы попасть домой. Эта тропа водит по здешнему лесу, а оборотившись назад очутимся в кизиловых зарослях, что в горах Кавказа.

- И всё?

- Да, учитель. У земного круга - четыре стороны, и от каждой развилки лесной тропы отходит четыре дороги. Я назвал их все.

- Ты хорошо усвоил мои уроки, - согласился Хийси. - У земного круга действительно четыре стороны, можешь примириться с этим, если согласен ходить по кругу.

- Но ведь не на небо же нам... - начал Ист и вдруг осёкся. Неведомым образом он осознал ещё два невидимых и неощутимых пути. Один вёл ввысь, второй вглубь. Оба терялись в беспредельности и нельзя было сказать, что ждет свернувшего на эти тропы.

- Сегодня нам туда, - вскинул голову Хийси. - И даже не нам, а тебе. У меня на сегодня ещё одно дельце осталось. Так что, ступай один, а я тебя догоню.

* * *

Тяжёлый хозяйский табурет, не успевший обрести былого блеска, ещё хранил на себе следы струга, а кёниг Снегарда корноухий Фирн дер Наст уже снова сидел на нём, вперив тяжёлый взгляд в бьющего поклоны Торпа.

- Ничего нет!.. - ныл привычную песню Торп.

- За пять лет скопить не сумел?

- Я же приносил!.. - взвыл Торп. - Бобра приносил, волка! Служил верой - правдой!

- Ещё бы ты бобра утаил, - процедил кёниг. - Мужик на бобра охотиться не смеет, а если уж доспел бобр в твою ловушку, то ты и должен его с поклоном доставить.

- Подушные кто платить будет? - вопросил Парплеус. - И с дыма налог. Печку, небось, топишь?

- Нет! - радостно признался Торп. - Курная изба.

- Всё равно - шесть грошенов в год. За пять лет - тридцать грошенов и пеня за недоимку ровным счётом восемь грошенов тринадцать кёртлингов. Это если у тебя действительно ничего нет.

Двое воинов - на это раз кёниг явился с целым отрядом, - с торжествующим видом появились из-за дома. Перед собой они гнали многострадальную Зорьку, которую однажды дер Наст уже конфисковывал.

- Так! - нехорошо произнёс повелитель мечей. - Магистр, не кажется ли тебе, что эту скотину мы уже видели?

Хотя Парплеус некогда сочинил двухтомный труд посвящённый тонкостям зоолатрии, на лугу он не смог бы отличить вола от нетели. К счастью, в данном случае это и не требовалось. Достаточно того, что корову признал властелин. Парплеус многозначительно покачал головой и изрёк:

- Да, это она. Я узнаю. Целый ряд признаков неопровержимо свидетельствует, что это то самое животное.

- Вот, значит, где оказалась слабина, - сам с собой рассуждал кёниг. - Латники Ансира незамеченными пробрались через болото... Ещё бы, тут у них завёлся славный помощник. У, мразь!.. - кёниг вскочил и с неожиданной злобой ударил корову между рогов. Хрустнула кость, корова осела на задние ноги, затем повалилась на бок. Отчаянно вскрикнул Торп.

- Чёрт!.. - кёниг был раздосадован. - Этого ещё не хватало! Ну да ладно... Эй! - повернулся он к солдатам. - Займитесь этой падалью. Тушу разделать, доставить в замок и накормить мясом всех, кто носит оружие.

Солдаты были недовольны; никому не хотелось волочить за семь миль лишнюю тяжесть, а вечером портить зубы на старой, жёсткой как подошва говядине, но перечить они не осмелились, лишь Парпляк высунулся как всегда некстати:

- Может, бросить её? Прямо здесь принести в жертву Хаймарту. Думаю, от этого окажется больше пользы.

- Нет уж! - отрезал кёниг. - Один раз мы её уже бросали, до сих пор оправиться не можем. Забрать всё до последнего шматка! прикрикнул он, - и шкуру, и голову!

Торп раскачивался, стоя на коленях и стонал словно от мучительной боли.

- Как вы полагаете, что нам делать с ним? - спросил Парплеус. - Я мягкий человек с чувствительным сердцем, но сейчас даже я говорю: казнь! - и самая суровая. Утопить в нечистотах. Или содрать кожу рядом с его коровой...

- А на следующий день половина дружины будет валяться с болотной трясучкой, - перебил кёниг. - Нет, магистр, твои мягкосердечные методы не годятся. Этот мужик засел тут как гнилой зуб, так просто его не вытащишь.

Дер Наст приблизился к Торпу, на ходу снимая с запястья железный браслет. Под руками повелителя мечей железо смялось словно воск, растянулось и плотно обхватило шею мужика.

- Даю тебе время до послезавтра, - ласково произнёс дер Наст. Устраивай свои дела, ублажай чуров, продавай барахло. А послезавтра - жду тебя на своём дворе. Бежать не пробуй и снимать кольцо тоже. Хуже будет. Ты всё понял?

- Чего зря тянуть? Здесь бы и покончили, - через силу выговорил Торп, ощупывая ошейник.

- Кто придумал, что я собираюсь с тобой кончать? - удивился владыка Снегарда. - Я беру тебя на службу. Зачисляю в войско, причём не просто копейщиком или лучником. Ты будешь десятником, а это большая честь.

- Я же ничего не умею! - взмолился Торп. - Я мирный человек, неуч.

- В бою тоже нужны мирные люди, - успокоил дер Наст. - Например, подносить и устанавливать осадные лестницы...

Торп замолчал. Он понял, к чему приговорил его кёниг. Почитай что никто из установщиков не возвращается с приступа. Их первыми бьют, и жгут, и смолой варят. Исполняют эту работу пленные мужики, нахватанные в окрестных деревнях, и десятники, что командуют ими, на деле такие же смертники, как и они.

- Ступай, - милостиво разрешил кёниг. - До послезавтра ты свободен.

Когда незваные гости покинули хутор, Торп обошёл дом, аккуратно прикрывая выставленные двери. Посидел в заулке, где под поветью, чтобы дождь не гноил, вкопаны были идолы. Хорошие идолы - корневые, не деланы, не строганы, сами в лесу выросли. А вот, поди ж ты, не уберегли. Может, мало кормил богов? Или ещё надо было приискать защитников? Но и без того - у простого мужика, а три личины. Княжий бог Хаймарт, правда, подкачал: ростом невелик и голова пеньком, без глаз. Но шрам на груди знатный и руки граблюшками, как положено. Бабка Мокрида, напротив, собой здорова. Тело - столб столбом, а наверху коренья сплелись, и смотрит из древесных узлов нерожалая старуха, от которой успех в хозяйстве зависит и само здоровье. Но особо хороша любовная богиня Амрита. Грудастая, а зад такой, что двумя руками не охватить. Глаз не видно - древесный завиток лёг сверху, словно волосы прикрыли лицо. Бабы любят так - чтобы главное было на виду, а лицо волосами прикрыть, будто стесняются.

Хорошие боги, а не уберегли. Достал его кёниг. Теперь будут боги одни стоять, гнить как всякая колода.

Ничего собирать Торп не стал - на тот свет и без котомки пустят, а на этом осталось гулять меньше двух дней. Как пройдёт отпущенный кёнигом срок, то ошейник начнёт помалу сжиматься. И эдак тихохонько, не торопясь, удушит непокорного. А покоряться у Торпа желания не было. Не пойдёт он на Фирнов двор, пусть кёниг как-нибудь без него воюет.

Майданчик перед домом всегда выкошенный и ухоженный, сейчас был загажен кровью и ошмётками требухи. Всё, что можно солдаты, выполняя строгий приказ, унесли с собой. Остались кишки - всё равно колбас никто делать не будет - да копыта. Клей из них, что ли, варить?

Требуху Торп помыл и разложил равными кучками перед богами. - Поешьте на прощание, завтра начнётся для вас долгий пост. - Подержал в руках копыто. Знакомое копыто с белой отметиной на голяшке. Вот была корова жива, Торп за копытами ухаживал. А теперь, куда его девать? Такое только дикий Хийси жрёт. Вот и пусть сожрёт вместе со мной...

Как был, с копытом в руках, Торп спустился с холма, побрёл болотом; не по гати, а так просто, как нога ступит. И нога, привыкшая бродить по трясине, не увязла, Торп выбрался на сухой бугор и потащился дальше, шеей чувствуя тугое присутствие Фирна дер Наста.

Лес в этом месте с неделю тому назад горел; подожгли уходившие налётчики. Молодые сосны, подлесок, палый лист и всякий мусор выжгло начисто. Старые сосны стояли, чернея обугленной корой, чуть присоленной первым снегом, топорща голые ветки. Остаток осени и даже зиму они отстоят, а весной, когда отмякнет земля, повалится погибший бор, и тогда здесь уже так просто не походишь. Хороший был лес, а умер. Кому понадобилось губить? А самого Торпа тоже - за что порушили?

- Пусть лучше Хийси сожрёт, - вяло повторял Торп единственную мысль.

Возле старого выворотня - накренившейся, но ещё не рухнувшей ели заклубилась тьма, и из тьмы поднялся жутковидный Хийси: ростом выше леса, лапы как еловые ветки, грудь поросла мохом.

- Зачем меня ищешь? - пророкотало сверху.

- Вот, - Торп без тени страха протянул копыто с обрывком шкуры и белым пятном на голяшке. - Всё у меня отняли, последнее тебе принёс.

Корявая лапа подхватила лакомый кусок, отправила в пасть.

- Что за угощение просишь? - потребовал Хийси.

- Мне, батюшка, уже ничего не надо. Принёс тебе подарок, да и пойду по свету счастья искать, сколько княжий ошейник позволит.

- Это ты хорошо пожелал, - голос Хийси притих, и сам он как поменьше стал. Присел на лесину, спросил участливо: - Неужто корову твою порешили, Зорьку?

- Её, - поник головой Торп. - Ну да она последнее время всё равно плохо доилась.

- Ты уж не серчай, - признался Хийси, - но корова тут ни при чём. Я у тебя молоко крал. А то в лопухе ты мне мало молока оставлял.

- Так я ж не знал, что это для тебя. Я молоко ночным шуршавчикам оставлял, шишиге бездомной. И на тебя я не сержусь, мне одному и молока хватало, и сметаны; что ж для соседа жалеть. А мы с тобой, оказывается, столько лет соседями были; жили - не ссорились.

- Тоже мне, сосед нашёлся, - проворчал Хийси. - Друг сердечный, таракан запечный. А впрочем, хватит лясы точить. Собрался за счастьем, так иди, а то к сроку не поспеешь.

Торп молча поклонился и пошёл сквозь лес. Хийси, маленький, старый, сгорбившийся смотрел ему вслед. Потом дунул три раза. По плечам и спине Торпа потекли ручейки ржавчины.

Торп уходил не оглядываясь, лишь рука нервно ощупывала то место, где прежде был ошейник, но никто не знал, о чём думает в эту минуту нежданно получивший свободу мужик.

Глава 4. ИСТОЧНИК ПРАВДЫ

Ист ступил на призрачную, ведущую в никуда тропу. Как обычно после первого же шага по волшебной тропе появилось ощущение, что это и есть единственный возможный путь, и ты всегда ходил именно так. Первое время ничто не менялось, тот же мокрый переполненный москитами лес был вокруг, и дорога шла не по воздуху, а просто в гору, не то чтобы очень крутую, но ломающую дыхание и наполняющую ноги усталостью. Это было для Иста удивительным, с нежного возраста он привык взбегать на высокие прибрежные холмы ничуть не запыхавшись. Немного погодя Ист заметил ещё одну странность, куда более настораживающую: лес пропал, и теперь по сторонам ничего не было. Словно по трубе идёшь: куда ни глянь, хоть голову к небу задери, всюду тропа под ногами.

Сразу вспомнились рассказы о смерти, будто умирающий человек видит перед собой такую вот трубу и летит сквозь неё, не в силах остановиться или хотя бы замедлить полёт в потусторонний мир. Правда, Ист не летел, а шагал, с трудом переставляя странно непослушные ноги, однако, радости ему это не прибавляло. Кому охота вот так, по своей воле идти на тот свет?

Постепенно подъём прекратился, хотя ноги по-прежнему липли к земле, так что путешествие превратилось в сущую муку. Однако, свёрнутая в трубу дорога тоже понемногу расширялась, превращаясь в подобие воронки, хотя Ист так ничего и не мог разглядеть по сторонам. Теперь там ровно горело жемчужное сияние, лишённое теней и движения. Лишь впереди что-то было и, может быть, сзади, но Ист не оглядывался, догадываясь, что не напрасно Хийси послал его одного.

Под ногами вместо гладкого ни на что не похожего пути снова попадались камни, и это могло означать лишь одно: конец дороги, каков бы он ни был, близок. Неприметно исчезло жемчужное сияние, привычный дневной свет сменил его, и Ист понял, что добрался к цели.

Перед ним лежала небольшая поляна, каких множество в лесах всего мира. Трава, давно отцветшая, но ещё не пожухлая, ручей и дерево неподалёку от него. Странное дерево, не лесное, а будто выкраденное из фруктового сада: покрытое крупными незнакомыми плодами. Краем сознания Ист ещё отметил, что изморози на траве нет, значит таинственная полянка лежит много южнее родного Снегарда. Но основное внимание Иста привлёк человек, поднявшийся навстречу. Мрачный чернобородый мужчина, голый до пояса, жёсткий и мускулистый, словно свитый из завязанных узлами верёвок. Тяжёлый, сыромятной кожи бич, зажатый в кулаке, казался продолжением этих узлов.

- Здравствуй, добрый человек, - поздоровался Ист, хотя вид встречного не обещал ничего доброго.

- Здравствуй и ты, - отозвался тот.

Ист не знал, зачем Хийси послал его сюда, и оттого не понимал, как вести себя с незнакомцем. А самого учителя всё не было.

- Я жду одного человека... - осторожно подобрал слова Ист. - Он должен скоро появиться. Я пока посижу у ручья?

- Сиди, - пожал плечами мускулистый. - Только сначала отдай оружие.

Ист улыбнулся и показал пустые руки.

Как всегда Ист был наг и бос, хотя призрак одежды окружал его теперь постоянно. Сейчас Ист представлял себя в наряде небогатого школяра из Соломоник. Под куцей студенческой курткой нельзя было бы спрятать и зубочистки. И всё же Ист кривил душой, демонстрируя ладони. Единственное, что он носил с собой всегда, был меч, который вновь обрёл зловещий вороной цвет. Собственно, вместо меча была лишь возможность взять его в любое мгновение. Сам меч покоился в "нигде", зажатый двумя жадными заклинаниями: "Дай!" и "Моё!".

Считать ли оружием меч, которого нет - проблема достойная Парплеуса и его коллег, оплешивевших за изучением вариативистики. Ист знал одно: меч с ним, но видеть его нельзя, потому что меча нет. И всё же бородатый страж, сделав неопределённый жест, потребовал:

- Меч отдай.

- Его здесь нет, - честно признался Ист.

- Всё равно отдай.

Ист покачал головой.

- Тогда я не пущу тебя, - постановил мускулистый.

- А если я пройду силой?

Лениво струящийся средь травы бич рванулся, сочный хлопок сотряс воздух.

- Ты не пройдёшь. Я тебя прогоню.

Что-то в позе стража, в его спокойных, беззлобных словах подсказало, что всё так и произойдёт: с оружием дальше пути нет, а кто попытается прорваться будет позорно отхлёстан кнутом словно мошенник, не сумевший скрыть своих проделок.

- Ладно, - согласился Ист. - А здесь на камушке посидеть можно?

- Сиди.

Ист уселся, повернувшись вполоборота к стражу. Тропа, по которой он пришёл сюда, исчезла, значит, оставалось ждать.

- Как тебя зовут? - спросил Ист, не слишком надеясь на ответ.

- Гавриил. Имя настоящее, но тебе это всё равно не поможет.

Ист зябко поёжился. Кто же не слышал рассказов о Гаврииле - рыцаре с пылающим мечом, охраняющим врата в царство посмертного блаженства? Души безгрешные он пропускает, преступников гонит вниз, где у ворот ада стоит его брат Кебер. У подножия врат бурлит источник правды, а рядом растёт древо проклятия, плоды которого однажды погубят мир. Жаль, что костолом, загородивший путь, похож на светлого рыцаря не больше, чем его кнут на пылающий меч. А то бы всё сходилось: вот и дерево, и источник...

- А брата твоего зовут Кебер, - проговорил Ист, не зная, что сказать.

- Я давно с ним не виделся.

Ист кивнул головой. Так и должно было оказаться. Легенды врут, но не совсем. Во всякой лжи есть щепотка правды, в любой правде - привкус лжи.

- А где врата, что ты охраняешь?

- Здесь нет ворот. И я ничего не охраняю. Всякий, кто дойдёт сюда, может пройти, если он без оружия.

"Что ж, наверное это правильно".

Ист поднялся.

- Когда я пойду обратно, ты вернёшь мне меч?

- Вернёт, не бойся, - раздался позади голос Хийси. - Он честный.

Хийси улыбался сквозь разлохмаченную бороду. При взгляде на него нельзя было заметить ни малейшей усталости, словно старик не восходил по небесной тропе, а как обычно, прошёл известным лишь ему кратким путём.

- Умница, - похвалил он Иста. - Сам добрался. А я побаивался тебя на полпути подобрать.

- Я хотел остановиться и подождать, - повинился Ист, - да не удержался, любопытство взяло, взглянуть, куда ты меня послал.

- А ты, я вижу, шутник! - осклабился страж, с дружелюбным вниманием слушавший разговор. - Помню, меня сюда первый раз волоком тащили. Сам бы ни в жизть не одолел.

Ист окинул взглядом мускулистую фигуру непобедимого воина и промолчал, сообразив, что не мышцы приносят успех на этом пути.

- Он вообще не простой мальчик, - пробормотал Хийси, направляясь к роднику.

Ист шагнул следом.

- Меч... - напомнил страж.

Ист вскинул руку и в ней возник меч. Повернув его вперёд рукояткой, Ист отдал оружие.

Хийси тем временем опустился на четвереньки и приник к роднику. Ист подождал пока учитель напьётся и тоже наклонился над ручьём.

- Погоди, - остановил Хийси, отряхивая с бороды сверкающие капли. Сначала рукой попробуй, годится ли тебе вода.

Ист, хорошо приученный к беспрекословности, коснулся воды пальцами и поспешно отдёрнул руку. Вода обжигала, словно её только что сняли с огня.

- То-то! - усмехнулся Хийси. - Вот бы ты её хлебнул, а она тебе всё нутро выжгла. Сунь пальчик-то в воду, не бойся. Хочу посмотреть, сколько выдержишь.

Ист решительно опустил руку. Кисть обдало огнём, на глазах выступили непрошеные слёзы, но Ист не только не отшатнулся назад, но наклонился и коснулся обваренными пальцами дна, где в струе родника безостановочно метались перемытые песчинки.

- Хорошо, - кивнул Хийси. - Терпишь. Значит ещё не всё растерял. Это, милок, знаешь что?

- Догадываюсь, - буркнул Ист.

- Это вода тебя мучит за каждую прошлую неправду. А соврать, касаясь родника и вовсе никак. Заживо сварит.

- У нас рассказывали, будто боги приходят к источнику правды давать клятвы.

- Верно, - согласился Хийси. - Приходят. Иные чуть не каждый день сюда шастают. Изолгались вконец, веры друг другу ни на грош.

- А вдруг, - Ист опасливо принизил голос, - вдруг кто-нибудь из великих богов сейчас явится сюда? Например, сам Хаймарт?

- Тоже, напугал... - проворчал Хийси. - Может этого Хаймарта и вовсе на свете нет. Кто его видал? Молитесь кому ни попадя.

Ист слегка опешил от подобных слов. Конечно, учитель великий чародей, древний маг, каких теперь уже не встретишь, но есть же разница между самым изощрённым колдуном и богом, могущество которого не измерить самим мирозданием. Потом он заметил, что мускулистый Гавриил смотрит на него, не пряча насмешливой улыбки. Так можно глядеть на наивного дурачка, но нельзя на самоубийцу, обречённого судьбой. Значит и тут в рассказах людей правда приправлена ложью или, если угодно, поэзией.

- Но ведь Хаймарта не только у нас чтут, по всему свету его имя гремит, - всё же возразил Ист.

- То-то и оно, что имя. Богов всего ничего, а имён у каждого до полусотни. В иной деревне одному божку по семь идолов торчит, и все под разными именами. То же с чудесами, с деяниями. Тут уж вовсе никто не разберётся. Боги перед людьми не отчитываются, а людишки и рады: что в жизни ни углядел - всё приписывает любимому божку. Хаймарт княжий бог! Да плевать мне на всех князей вместе с их дружинами! Хоть бы их вовсе не было!.. Ну чего уставился? Смотри, челюсть на землю уронишь. Да, я и есть Хаймарт; что же я от этого умней стал или краше? А ты ещё сейчас передо мной на коленки повались да начни маковым семенем кадить. Вот скажи, что изменилось от моих слов?

- Взгляд изменился, - ответил Ист, коснувшись глаз.

- Привыкай. Так часто в жизни бывает. А жизнь тебе теперь предстоит долгая. Кто по небесной тропе к источнику правды дошёл, того смерть не берёт. А другой разницы меж богами и людьми нет. Так что ты теперь бог. И вот он - Хийси кивнул на Гавриила, - тоже, хотя мне его пришлось сюда на закорках переть. Не одному, конечно, это мы с Амритой договорились, стража поставить, чтобы возле источника драк не случалось. Он с тех пор отсюда и не спускался, но люди его чтут и тоже под разными именами. Где Гавриил, где Джабраил, а где Дундар Несокрушимый. Выбирай, что больше нравится.

Ист чувствовал, что любой вопрос будет сейчас глуп, но промолчать не мог:

- Но ведь боги живут в златостенном дворце на вершине Третьего неба. И великий Хаймарт повелевает ими мудро и грозно.

- Сколько живу, а небо видал только с земли. И никем я не повелеваю, этой бандой вообще повелевать нельзя. Сам посуди, как можно заставить бессмертного? Убить? Не так это просто. Гавриил слушается своего долга, да и то потому, что бессмертие ему даровано. А кто добился бессмертия сам, тому не поприказываешь. Понял теперь?

- Понял. А другие боги они также как ты живут?

- Нет. Они живут куда пространней. Комфортней живут, слаще. Прислужников имеют среди смертных магов, те для них стараются.

- А храмы зачем, жрецы да служители?

- Храмы тоже нужны. Бог только там вездесущ, где для него хоть последний служка, но подглядывает. Это, впрочем, ты сам скоро поймёшь.

- Дела... - Ист горько усмехнулся. - Выходит, всё, что люди за правду считают - на деле просто враньё?

- Не суди строго. Не враньё, а сказки. Ты же видел: я из источника пью, а сказки рассказывать умею. Люди толком ничего не знают, память у них короткая, вот и пробавляются сказками. Что ж их за это - кипятком варить? Маги знают побольше, потому с них и спрос. Ну а тебе мир самому познавать... - Хийси сверкнул зубами в весёлой усмешке и добавил: - ...эмпирически.

- Всё равно удивительно, - подумал Ист вслух. - Хаймарт - могучий старец с костяным топором. Шрам на груди - кто ж этого не знает? Откуда всё это взялось? Ведь кто-то первый придумал...

Хийси разгрёб пальцами кучерявую шерсть на груди, так что можно стало разглядеть застарелый кривой шрам.

- Топор, если хочешь, потом покажу. Сейчас я его Гавриле отдал. Оружие, как-никак. Вообще-то он мне не нужен, храню как память. Но никаких чудовищ я этим топором не убивал. Это меня им убивали. Больно было. Как выжил - не знаю. А шрам на груди навсегда остался.

- Кто ж это посмел? - спросил Ист.

- Был тогда один - молодой бог. Вроде как ты, тоже всё людей жалел. А мне-то что, жалей, дело твоё. Я уже и тогда на отшибе жил, только поюжнее, чем сейчас. В горах. Роща там была кедровая, я в ней и поселился. Я людей не жалел, но когда за орехами приходили - не гнал. Зачем гнать? - пусть их, мне они не мешают. Вернее, тогда не мешали. Люди-то были не те, вроде зверей. Я в ту пору красавцем числился, не то что теперь. Магия тогда была куда как против нынешней сильнее и магов тоже побольше, смертных и всяких. Никто и не знал, смертный он или нет. Так ли, сяк ли - все умирали; свои же и убивали, не дожидаясь старости. Люди людей били, а маги магов. В простоте жили как звери, но друг друга ели поедом, звери так не умеют. А источник или вот, дерево это, может они и были, но мы про них ничего не знали. А вот он, мОлодец, дерево отыскал и первым с него яблочка откушал. Что за деревце-то знаешь?

- Древо проклятия, - тихо ответил Ист.

- Можно сказать и так, - согласился Хийси. - Но вообще-то оно называется древо познания. Силы в нём и впрямь много, но силы мёртвой, не магической. Кто плод с дерева съест, тот о мире много знания получает, но тоже не нужного знания - того, что против колдовской силы идёт. Ты знаешь, я всегда любопытен был, но к этому дереву близко не подойду, хотя напрямую вреда от него вроде и нет. Другие боги ели, и ничего, живы. Гунгурд ел, думал, ему могущества прибавится. Мокрида тоже - эта от жадности, чтобы добро не пропадало. Она и из источника пить пробовала, чуть не околела, сердечная. Ну а тот, первый, хоть и недоумок, а догадался, деревце к делу приспособить. Как ему знания прибыло, так он изготовил костяной топор и пришёл в мой лес. А мне и невдомёк, что у него в руках, прежде-то топоров никто не делал.

- А говорят, что первый топор сделал отец людей добрый Пхармат, вставил Ист.

- Так его и звали, - невесело усмехнулся Хийси, - хотя никому он отцом не приходился. Да у него, как и у каждого, много имён было, но чаще кликали его Гильгамешем или Прометеем. Мерзенький был типчик. Не скажу уж как он там людей любил: когда было надо крошил их в тюрю не хуже любого, но вот своих ненавидел. Один, что ли, хотел всем миром владычить? - не знаю. Во всяком случае, решил он других бессмертных поубивать и начал с меня. Причина у него была веская: я его в своё время выручил, и он мне этого простить не мог. Явился в лес и стал своим топором деревья портить. Костяным топором кедр рубить несподручно, но испортить легко, кора ведь нежная. Я на шум вылез, шугануть хотел паршивца, тут он меня этим топором и саданул. Как я уполз, как рану зализывал - не помню. Топор мне самое сердце разрубил. От такого удара и бессмертие не всегда поможет. Сколько столетий я в пещере отлёживался, ни живой, ни дохлый, того никто не знает. Но когда на свет выполз, мир уже другим был. Молодчик этот, Гильгамеш себе новый топор сварганил, каменный, потяжелей да поострей прежнего, и многих старых богов поубивал. Но одного не рассчитал, что от этого топора его собственная сила убывать стала. Техника как упырь ночной из магии силы тянет. Вот как стало ему совсем невмоготу, тут и придумал он людей любить. Я уж говорил, люди тогда похуже зверей жили и только словом от них и отличались. Ели всякое, что в лесу найдут: насекомых, ящериц, червей; падалью промышляли, корни копали, какие послаще. Так что Пхармат им и впрямь вроде отца стал. Камни научил колоть, первый дрот заострил. А потом обучил огонь разводить.

- Легенды говорят, что он огонь у старых богов украл, - поддакнул Ист.

- У каких богов? У меня, что ли? Он бы и украл, да не у кого было. Сам высек. А как это сделать - ему Дерево подсказало. Ничего не скажешь, людишки после этого круто в гору пошли. С огнём им куда сподручнее оказалось. И бессмертные к их кострам потянулись: погреться, печёного поесть, горячего похлебать. А что сила уходит... а, да я уже это говорил. Никто и опомниться не успел, как мир накренился и под горку покатил. Люди в домах поселились; магам-то это ни к чему, у меня и в берлоге хорошо, сам видел. Люди скот развели; а бессмертному любой зверь сам в руки идёт, ему скотина не нужна. С того и пошло среди магов неустройство. Никто ж не знал, чем сладкая жизнь грозит. Потом почуяли неладное, когда он первое колесо закрутил. Но к тому времени его уже так просто не взять было. Сам он на острове обосновался посреди моря, и людей там держал в чёрном теле. Силу забрал неизмеримую. Благодеяния да разные изобретения нашим людям подкидывал, а своим только молитвы. У кого камень или ветку в кулаке заметят - сразу на расправу. Так вот он людей любил. И всё же на любое мясо зубы найдутся. Пришлось богам на время распри забыть, вместе собраться и потопить его остров вместе со всеми людишками. А без паствы богу тяжко, своей силы только на себя хватает, а горы двигать уже не получится. После этого с Прометеем разговор был хоть и не короткий, но сильно невежливый.

- Знаю, - кивнул Ист. - К скале его приковали и послали орла печень клевать.

- Орла, положим, не было, - поправил Хийси, - Прометей на скале сам помер. А вот откуда ты прочее знаешь? Эта легенда не ваша, у дер Наста на кухне такого не рассказывали.

- Я... - Ист покраснел, - ещё два года назад, когда ты меня научил заклятию Длинного уха, лекции начал подслушивать в Соломониках. Всякую там автогнозию и агафологию я просто не понял и бросил, а вот священную историю и агиографию прошёл весь курс.

- Вот оно как, - усмехнулся Хийси. - Я-то думаю, пусть ребёнок поспит, а он свернулся калачиком, кулак под голову и лекции в университете слушает. Хитёр, заяц.

Из-за кустов окружавших полянку, появились двое молодых и очень похожих людей. По виду горожане, торговцы средней руки. Скуластые лица указывали уроженцев востока. Тот, что шёл впереди при виде сидящих у источника приостановился было, но второй подтолкнул его в плечо.

- Иди, иди, при свидетелях надёжнее будет.

- Так я и иду, - огрызался первый.

Парни подошли к источнику, присели у криницы, напротив Хийси и Иста. Никто ни с кем не поздоровался, Хийси хранил невозмутимое молчание. Ист ловил на себе заинтересованные взгляды, но его никто ни о чём не спросил, и он счёл за благо тоже промолчать.

- Ну... - требовательно произнёс тот, кто привёл напарника.

- Правду я говорил, правду. Видишь же, здесь повторяю.

- Ты мне это повтори руку в источник опустив. А на бережку болтать мастаков много.

- Хорошо... - процедил первый, - я тебе ещё это попомню.

Он коснулся костяшками зажатых в кулак пальцев плавно текущей струи и тут же отдёрнул руку.

- Глубже! - потребовал второй.

- И так хорошо...

- Я велел - глубже! - парень ухватил напарника за локоть и силой макнул его руку в источник.

Вопль разнёсся далеко окрест.

- Теперь говори.

- Пра-авду говорил!..

Мучимый выдернул руку из воды. Кисть страшно распухла, кожа с пальцев и ладони облезла и болталась белесыми клочьями. Мясо на запястье пузырилось багряными язвами, словно не просто в кипяток попала рука, а в бурлящую кислоту.

Вода в роднике оставалась такой же чистой и спокойной, по песчаному дну ползали ручейники. Ист не выдержал и ещё раз потрогал воду. Горячо, но терпеть можно. В глазах у парней мелькнул испуг. Хийси довольно усмехнулся.

Парни поспешно поднялись и, так ни слова и не сказав сидящим, канули за кусты. Первый придерживал правой рукой покалеченную левую. Второй парень со слегка смущённым видом торопился сзади.

- Вот видишь, - твердил он, - теперь я тебе верю.

- Как тебе эти молодчики? - спросил Хийси, когда неожиданные гости скрылись.

- Кто это? - задал Ист встречный вопрос.

- Ты их знать должен, раз в Соломониках учился. Это же покровители города: Нот и Зефир. Как их там изображают? Один юноша, второй глубокий старик. А они близнецы. Науки их никогда не интересовали, зря в университете им хвалу возносят. Вот потаскушки, что в монастыре живут - это другое дело. Удивляться тут нечему: боги те же люди, только поганей, потому что над ними никого нет и, значит, стесняться некого. Бог это не тот, кто особо хорош, а тот у кого силы достало наверх забраться. Между прочим, братья эти друг друга любят нежно, даром что мучают себя и подлянки устраивают. А когда они впервые по тропе шли, так помогали друг другу, поддерживали, в обнимку тащились. В одиночку бы не добрались, жидковаты были, а вдвоём - вот они.

- Удивительно всё это... - задумчиво произнёс Ист. - Я не о себе, в это мне пока просто не верится. А вот что мир не таким оказался, как думалось... и боги. Что же тогда на свете прочно стоит?

- Мир стоит прочно. Правда непоколебима. Жизнь на земле, - Хийси произносил слова медленно и торжественно. - Каждый день начинается с утра - это тоже прочно. А смысл жизни в том, чтобы подняться за минуту до рассвета, взглянуть на восход, вдохнуть чистого воздуха и понять, что ты живой в живом мире. Я это впервые осознал, когда рану в груди залечил и заново на свет выбрался. Другой правды в мире нет, или же она так сокровенна, что никто из богов её не достиг.

- Это понятно... - Ист никак не мог собраться с мыслями. - Но вот ты говоришь, я теперь тоже бог. Да не может быть, чтобы это так просто было. Ну, выдержал я это испытание, сам не заметил, что выдержал, и что же - это всё? На богах мир держится, а я как был никем, так и остался. Что мне теперь делать, если я взаправду богом стал?

- А ничего не делать, или что угодно; как больше нравится. Захочешь, откроешься людям, храмы тебе выстроят. Не захочешь - так живи. А что до тебя дела никому нет, так это ты ошибаешься. Храм Гунгурда всю свою мощь выложил, чтобы тебя в силки поймать. Этого мало? Но пока ты там один бушевал, это касалось только смертных магов. А вот когда я в чужой храм за тобой полез, то это куда серьёзнее будет. Это уже объявление войны. А ты знаешь, милок, что такое война между богами? Как говорится: паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Снегард твой родной недавно в осаде был. Кёниг отбиться сумел, а вот мой лес, где мы с тобой жили, огнём пожгло. Думаешь, тот лес мог так просто сгореть? Я за ним следил, ухаживал, берёг, а он взял и сгорел. Без Гунгурда там не обошлось, он любит огнём счёты сводить. А ты у него теперь на особой заметке. Потому я и потащил тебя сюда прежде времени.

- А помириться?.. - растерянно спросил Ист.

- Если бы я тебя головой выдал, так может и помирились бы, а теперь уж поздно, война началась. Востри свой меч, только помни, его Гунгурд ковал, так что при хозяине меча лучше не доставай. Всё понял? Тогда пошли домой. Делать нам тут нечего, клясться на источнике я не привык, я и без того не вру; яблока с проклятого дерева захочешь сам сюда в другой раз явишься. Только учти, ты теперь во всём за себя отвечать должен. И с Гунгурдом тебе теперь тоже самому разбираться. Помощи от меня больше не будет: смешно бога за руку водить словно младенца на помочах. А соскучишься, поговорить захочешь или совета послушать - то как меня найти знаешь. Я своё дело сделал, теперь мне только смотреть осталось, что у тебя получится. Вот разве что познакомить тебя кое с кем.

Хийси поднялся и пошёл в лес. Ист потерянно потащился следом.

Ушли они совсем недалеко, нарядное древо проклятия было видно сквозь редкий кустарник, когда перед ними открылась новая полянка, в центре которой громоздился гранитный валун: скала в три человеческих роста высотой. В северных краях такие частенько попадались в лесу, а то и посреди поля, поскольку ни огонь, ни сосновые клинья не могли разбить замшелую громаду. Эта скала отличалась лишь одним: на крутом, почти отвесном боку было выбито, врезано в камень размашистое пятно, напоминающее человеческую фигуру, что словно распласталась на сером граните. Под самой выбоиной, у подножия валуна, выпрямившись и надменно глядя поверх голов подходивших, стоял высокий толстый мужчина в длиннополом парчовом халате. Всё в его внешности возмущало и привлекало взгляд: нос, напоминающий орлиный клюв, бездонные агатовые глаза, чёрные без единой проседи волосы, уложенные в причёску, которой бы позавидовала иная модница, и особенно крашенная хной на персидский манер борода, ещё не остывшая от прикосновения щипцов для завивки.

Хийси молча подошёл и остановился напротив незнакомца, которому не доставал и до плеча.

- Приветствую тебя, Хувава! - прогудел краснобородый. - Я вижу, старый зверь снова выполз на тропу. Да еще и не один... - агатовые глаза скользнули по Исту.

- Здравствуй и ты, - проскрипел Хийси недовольно.

Ист понимал, чем недоволен учитель. Встречный назвал его по имени в присутствии постороннего, а это - прямое пожелание зла. Незачем зря разглашать магические имена.

- Я-то здоров, клянусь источником, а вот некоторым не мешало бы вспомнить былое. Не болят старые раны, Хувава? Видно память стала тебе изменять, что ты решил дважды свалиться в одну яму. Это и есть твой выкормыш? И зачем ты его приволок сюда?

- Я его не волок, он поднялся сам, - отрезал Хийси.

- Вот как?.. Тогда ты поступил ещё глупее. Прошлый раз тебя костяным топориком корябали, а у этого молодчика настоящий меч. Краденый, правда, так краденое ещё хлеще бьёт.

- Я никогда и ничего не крал! - произнёс Ист, шагнув вперёд. Он уже понял, с кем разговаривает Хийси, и неожиданно ему стало легко и совсем не страшно. Ведь перед ним тот же человек, только поганей, потому что над ним нет надзирателя, а совестью в душе он обзавестись не удосужился.

- Не смей врать рядом с источником!

- Я никогда ничего не крал! - упрямо повторил Ист.

- Он говорит правду, - спокойно сообщил Хийси. - Мальчику нет ещё двадцати, и он не мог участвовать в старых делах.

- Что ж, - краснобородый Гунгурд наклонился вперёд. - Я беру свои слова обратно и дарю тебе мой меч, всё равно храм уже не восстановишь. Будет забавно посмотреть, как ты распорядишься подарком.

- Послушай, - Хийси шагнул вперёд. - Мы пришли к тебе мириться. Ты знаешь, что не сумеешь справиться со мной, поэтому давай заключим мир, и я не буду интересоваться, почему сгорел мой лес, и отчего случилось землетрясение в Раджпуре.

- С одним я не справлюсь, а вот с двумя - запросто. И попомни мои слова: я не зря назначил тебе встречу возле этого камня. Пройдёт совсем немного времени, и я подвешу на нём твоего выкормыша! Боюсь только, что тебя уже не будет в живых. Всё-таки в руках у твоего убийцы будет не заострённая костяга, а мой подарок. Ты знаешь, Хувава, я работаю хорошо.

Краснобородый вскинул руку, полыхнуло пламя, а когда дым рассеялся, возле камня никого не было.

- Пойдём, - тихо проговорил Хийси. - Ты - искать свою Риту, а я новую берлогу устраивать. - Хийси помолчал и совсем тихо добавил: И постарайся, чтобы пророчество Гунгурда не сбылось.

- Учитель, я с тобой!

- Нет. У нас теперь разные пути. Видишь, тропа раздваивается. Значит, мы уже на земле. Тебе направо, так ты окажешься совсем рядом с Норгаем. Кстати, когда захочешь пройти по нижнему пути, то знай, что там всё также как и на верхнем. Только там бьёт источник лжи и растёт древо мудрости. Его плоды не трогай, пусть их Парпляк жрёт. Но оружие там тоже надо будет отдать.

- Меч! - вспомнил Ист, но тут же почувствовал, что меч ему возвращён, и во всякое мгновение рука может почувствовать его тяжесть.

Но за то мгновение, что Ист думал об оружии, Хийси шагнул в сторону и скрылся из виду. Ист постоял немного на развилке, а потом свернул направо.

Глава 5. ИСТОЧНИК ЛЖИ

В Норгае Ист задержался ненадолго. Город уже пришёл в чувство после молодецкого налёта ушкуйников, базар шумел как прежде, а центр, особенно пострадавший от огня, пропах извёсткой и глиняной пылью: дома возвращали себе прежний нарядный вид.

Пожар обошёл дом Роксаланы стороной, но и в нём тоже шёл ремонт: сновали припудренные известью штукатуры, взмахивал длинной кистью маляр, мозаичники вперебой стучали молоточками. Ист разыскал распорядителя работ: пожилого, задёрганного заботами человека и спросил о хозяйке.

- Не знаю, почтеннейший, - ответил тот. - Дом продаётся, хозяйка уехала, управляющий тоже в отъезде, выбирает мрамор для фонтана, а то каменотёсы предлагают такой товар, что стыдно смотреть.

- Куда уехала? - спросил Ист, вкладывая в ладонь собеседника тяжёлую серебряную монету. На этот раз Ист был при деньгах; пришлось распотрошить зарытый в одном из лесов старинный клад. Свою внешность Ист тоже изменил, памятуя, что слишком много людей созерцали его заключённым в кристалл медленного времени, и совершенно незачем рисковать, что какой-нибудь прохожий узнает бежавшего пленника. Сейчас с распорядителем работ разговаривал немолодой мужчина, одетый в штаны и куртку из некрашеной холстины. В дорогу так одевается кто угодно: бродячий мастеровой, небогатый купец, даже мелкий чиновник. Но монета, которую получил приказчик: нездешняя и явно древнего чекана, вызывала подозрения. В глазах приказчика мелькнула искра, он попытал монету на зуб и постно ответил:

- Трудно сказать. Я человек маленький, мне приказывают, я исполняю приказы. Иной раз, конечно, услышишь не предназначенное твоим ушам, так это лучше забыть. Опасно раздражать сильных мира сего.

- Может быть это прочистит твою память? - спросил Ист, подавая вторую монету.

- Говорят, хозяйка якшалась с колдунами, - невпопад сообщил распорядитель, - а колдуны народ злопамятный, можно пострадать.

Ист достал третью монету.

- Если и она не поможет тебе вспомнить, я поищу иной способ освежить твою память.

- Что вы, почтеннейший!.. - всполошился старик, - я всего лишь прошу, чтобы вы не говорили другим, откуда вам стало известно...

- Я не скажу.

- Мне довольно вашего обещания. Куда уехала сама госпожа никто не знает, а вот ковры, редкости и картины были ещё до нападения пиратов переданы купцам, отправившимся в Соломоники. Понимаете? Ещё ДО нападения.

- Нет, не понимаю, - сухо произнёс Ист. - И тебе я тоже советую забыть, что ты мне наболтал.

Четвёртая, притягательная, но явно чародейная монета весомо подкрепила последние слова.

Так Ист попал в древний город Соломоники, о котором столько слышал, где даже учился, но въявь ещё ни разу не бывал.

Город удобно лежал в долине, где степенный Артонум принимал в свои волны сбегающую с предгорий светлоструйную Валику. Две реки орошали поля и множество виноградников, всползавших едва ли не к самому хребту, откуда брала своё начало Валика. Город был богат: с севера по Артонуму сгоняли барки с хлебом, шли табуны ахидских коней и бесчисленные гурты овец, в горах плавили серебро и тягучий свинец, а снизу по реке доходила до Соломоник и морская торговля. И эта жемчужина принадлежала двум шкодливым парням, потасканным жизнью и озабоченным, кажется, только как бы похитрее досадить друг другу.

Изображения ветреных братьев встречалось здесь на каждом углу. Важный пышнобородый Нот и юный красавец Зефир с детской улыбкой на пухлых губах. Каменные и вырезанные из светлого явора боги ничуть не напоминали самих себя в натуре.

И лишь потом Ист заметил, что не так велика власть слабосильных братьев. Слишком часто среди каменных домов в самом городе и в окрестностях, привыкших не опасаться чужеплеменных набегов, попадались капища, храмы и базилики, посвящённые иным богам, порой таким, чьё имя Ист прежде и не слыхивал. Кажется не было такого бога, божка или духа, которому бы не поклонялись в Соломониках. Может быть поэтому веротерпимые жители и выбрали в покровители себе братьев, которые, хочешь - не хочешь, вынуждены были терпеть всех прочих богов. А возможно, дело обстояло ещё проще: ведь непостоянные ветры покровительствовали не только мореходам, развратникам и учёным, но также ворам и торговцам.

Ист прибыл в город в разгар весенних сатурналий, когда не только общедоступные девы, но и всякий благополучный человек теряет голову и совершает такие поступки, о каких потом и самому неловко вспоминать. И хорошо, что принято в эти дни ходить в масках и наряжаться арапами, иноземцами и лесными духами, чтобы потом, когда вновь настанет время носить коричневое сукно, никто не мог сказать, будто видел тебя среди непотребного скакания в местах недостойных доброго семьянина.

Разумеется, безнадёжно искать в городе человека во время карнавала, но зато не бывает более удобного случая, чтобы осмотреться и понять, куда попал. Какую бы глупость ты по незнанию ни совершил, - маскарад всё спишет и скроет среди своих безумств.

В такие дни томные монашки из печально знаменитого монастыря, обычно предающиеся своему служению под строгим присмотром анактотелестов, выходят на улицы, и многие добродетельные девы, юные жёны и матери семейств, скрывшись под пёстрым домино, стараются превзойти их в изощрённейшем разврате, столь милом сердцу мудрых покровителей города.

Хотя до вечера было ещё далеко, а весной темнеет поздно, на улицах уже вовсю трещали факела, на перекрестках дымным пламенем разгорались бочонки со смолой, и отчаянные чумазые и прокоптелые мальчишки на спор прыгали через гудящее пламя. Где-то глухо рокотали литавры, стонала волынка и тянул надрывную песнь монохорд. Улицы быстро заполнялись разряженным народом, глаза призывно блестели сквозь прорези масок, улыбки на пунцовых от вина и похоти губах, выдавали ожидание стыдной радости и чувство удивительной легкости и свободы, которое иначе было бы невозможно испытать. Сегодня дуют все ветры, и в умах смятение.

Ист постоял неподалеку от ворот монастыря, но зайти внутрь не решился. Здесь начинаются чужие владения, туда открыт путь всем, кроме него. Девственные потаскушки в белых, алых и лимонных платьях выходили за ворота, направляясь в город. Цвет платья указывал, какую именно форму разврата предпочитает девственница. Лица красавиц были скрыты масками, но мыслей они скрыть не умели, Ист ощущал чувства каждой проходившей мимо блудницы: истеричную радость, подогретое вином оживление и вялые скуденькие мысли, какие только и остаются у шлюх, занявшихся своим ремеслом в слишком юном возрасте. Казалось, что если сорвать маску с любой монашенки на выбор, под черным шёлком откроется лицо безнадёжной идиотки с пустыми глазами, капризным ртом и струйкой слюны, стекающей по подбородку. Впрочем, Ист уже знал, что добрую половину послушниц ожидает в будущем дом скорби.

Ист развернулся и круто пошел прочь. Разумеется, здесь Роксаланы быть не могло. Теперь Ист ясно понял, что она имела в виду, признаваясь в ненависти и вражде ордену девственных блудниц. Всякой нормальной женщине проще иметь дело с законченной и прожжённой проституткой, чем с таким невинным созданием.

По дороге к Исту не меньше десятка раз приставали разряженные девушки. Когда это оказывались окрестные крестьянки или мещаночки из предместий, ждущие легкого флирта или в крайнем случае тревожащего и притягательного любовного приключения, Ист отзывался на их заигрывания, произносил двусмысленные комплименты, и отшутившись, шел дальше. К истеричным призывам профессионалок Ист оставался глух, они не вызывали у него ничего, кроме тягостного недоумения и рвотного привкуса в горле.

В самом городе было не меньше полутысячи каменных домов, и по меньшей мере столько же в предместьях и окрестностях. Осмотреть всё это за один день просто не представлялось возможным, но Ист продолжал бродить по переулкам и площадям, не оставляя надежды. Он проходил улицу за улицей, сворачивал в тупики, заглядывал в крошечные дворики, отмечая те дома, что были заперты и тихи. Ясно ведь, что Роксалана не станет принимать участия в игрищах. Потом, когда праздник пойдет на убыль, надо будет всего лишь ещё раз обойти молчаливые дома. Те из них, в которых объявятся купеческие конторы и многодетные семьи, можно будет откинуть, и тогда останутся лишь те особняки, которые и в будни и в праздники живут жизнью скрытой от посторонних глаз.

В какое-то мгновение в голову Исту пришла шальная, недостойная мысль, что быть может все его построения не верны, и вовсе не потому Роксалана враждует с монастырём, что сама она добродетельна. Ведь он не знает о ней ровным счётом ничего. Знает лишь, что она богата, а богатство так просто не дается. Знает, что были у неё счёты с храмом Гунгурда, а это тоже недоступно простому человеку.

Ист затряс головой, стараясь изгнать отвратительные рассуждения. В конце концов, учитель открыл, что в её душе были страх и любовь, но не было обмана. А Хийси каждого человека видит насквозь, и он не станет лгать ни из ложной жалости, ни ради высокой цели. А то, что Роксалана... то есть Рита изменила свое имя, так сперва она не знала, насколько можно доверять Исту, а потом ей, должно быть, стало неловко признаваться...

Додумать мысль до конца Исту не дали.

На этот раз к нему пристала не искательница пикантных приключений и не одуревшая от разврата и листьев коки монашенка. Иста ухватил за руку мужчина, прекрасно одетый, завитой и напомаженный, в легкой маске, которая не скрывала лица, а лишь обводила большие карие глаза траурной каймой. Одет волоокий незнакомец был излишне тщательно, незаметно перейдя ту границу, за которой модная изысканность превращается в свою противоположность.

- Юноша, - проникновенно зарокотал он, - вы приезжий, не пытайтесь скрыть. Вы благородны, богаты, вы любимец фортуны в самом высоком смысле этого слова, но ваша любознательность выдаёт вас. Это не слова осуждения, избави меня мудрый Нот! Город и праздник воистину достойны вашего благородного внимания! Но позвольте предупредить вас: для чистой юности здесь расставлено немало ловушек. Вы можете обмануться в своих ожиданиях и сохранить прескверные воспоминания об этом дивном празднике. Если вы согласитесь, я был бы счастлив стать вашим проводником в сладостном лабиринте весенних мистерий.

- Но я не собирался...

- Понимаю! - вскричал лощёный. - Понимаю и целиком поддерживаю! Эти потаскухи воистину омерзительны и могут отвратить от радостей любви даже метельщика, не говоря уже о человеке утонченном, ценителе прекрасного. Но я собираюсь предложить вам нечто иное. Никакой грязи, уверяю вас! Наслаждения, которые вам станут доступны, не имеют к никакого отношения к вульгарной пошлости, клянусь бородой премудрого Нота!

Ист усмехнулся, вспомнив голую прыщавую мордочку бога, чьей бородой клялся чичисбей, и развернувшись хотел отойти в сторону. Однако, лощёный совершил какое-то неуловимое движение и уже вновь стоял перед ним, проникновенно глядя коричневыми глазами, в которых светилось одно лишь искреннее желание услужить клиенту, облагодетельствовать его, пусть даже против воли.

- Вы можете провести вечер в обществе несовершеннолетних красавиц, которые никогда в жизни не видели мужчины и даже не знают, что это такое! Понимаете? Никогда в жизни! Они покорны, послушны и прекрасно воспитаны. И сегодня вы сможете делать с ними всё, что угодно, хотя бы это и запрещалось установлениями богов. Вы поразили меня в самое сердце своим благородством, так что ради вас и готов нарушить любую присягу и клятвенное обещание...

Ист задёргался, пытаясь высвободиться из клейких объятий незнакомца. Тот не отпускал.

- Сегодняшний вечер не будет стоить вам ни обола... - журчал он. Ведь сегодня карнавал, самый его пик!

- Я не хочу...

- Вы абсолютно правы... - ваша бесподобная деликатность, истинная жантильность, в жизни я не встречал никого разумней вашей светлости! - захлебнулся восторгом самозваный гид, но всё же послушайте совета: не отвергайте моего предложения. Вас ждёт тихая изящная музыка, ничуть не напоминающая терзающую слух какофонию улиц. Изысканная кухня и неповторимый аромат благородного общения умных людей...

Ист осторожно попытался поникнуть в мысли нежданного собеседника, и это удалось удивительно легко. Но там действительно не было ничего кроме восторженного обожания клиента и желания угодить ему любым способом. Лощёный несомненно был сводником, но сводником странным, каких не знал ни один бордель мира. Неужели правда всё то, что рассказывают о тайных наслаждениях монастыря девственных блудниц? Ист не верил.

- ...вы тот, кого я всю жизнь мечтал встретить. Такой человек как вы не может быть клиентом, я вижу в вас друга. Юноша, вы подлинное произведение искусства и мне хотелось бы подобрать вам достойное обрамление. Как бы вы отнеслись к тому, чтобы провести пусть не весь вечер, но пару часов в одном из лучших особняков города, куда закрыт вход непосвящённым и где...

Настойчивый собеседник безумно тяготил Иста, но избавиться от него не было никакой возможности, тот держался цепко как репей. В лесу Ист просто свернул бы на одну из тайных троп, так что удивленному своднику почудилось бы, что Ист попросту бесследно растворился в воздухе. Но тут был город, с безжизненными булыжными мостовыми, не умеющими хранить память о прошедших по ним. В городе всюду была одна тропа та, что заставляла кружить по городу. И эту тропу пронырливый служитель священного вертепа знал досконально, словно постель любой из своих нимфеток.

Положение складывалось не опасное, но абсолютно безвыходное и напрочь дурацкое. Ист уже не вертел головой, ища путей к отступлению, а начинал серьезно подумывать, не стукнуть ли приятного собеседника по макушке, и не сбежать, пока тот будет собирать рассыпанные чувства. Все-таки, здесь не храм, и вряд ли это можно будет считать объявлением войны. Хотя, в любом случае, такой поступок не прибавит ему любви хозяев засахаренного молодчика. Очень не хотелось всякое дело начинать с побоища. И на этот раз Исту удалось избежать рукоприкладства. Словно день назад, на последнем уроке старого Хийси, Ист увидел дорогу. Два пути: верхний и нижний - оставались и здесь, распластанный по земле город не сумел затоптать их! Секунду Ист боролся с безумным видением, будто неотвязный анактотелест последует за ним по дороге богов, и будет хватать за локоть, неуёмно льстить, упрашивать и унижаться, и придётся бить его кулаком в чистый безмысленный лоб, чтобы честные карие глаза перестали смотреть на него с таким хищным обожанием.

Однако, всё обошлось. Ист шагнул на тропу и, ещё стоя в городе, наблюдал, как замер на полуслове лощёный, как он таращит зенки, пытаясь осознать, что же произошло, и как, поняв в чём дело, с неслышным стоном вцепляется в скользкие напомаженные волосы и терзает их, калеча безукоризненную куафюру. В его жестах и лице сквозило такое неприкрытое отчаяние, что Ист в недоумении замер. Неужто все те слова, что говорил сводник - истинны?

Ист ещё раз попытался проникнуть вглубь пустодельных мыслишек своего недавнего собеседника. Теперь ему никто не мешал, и Ист почувствовал, что под налётом внешних благоглупостей лежит ещё что-то, плотно и умело скрытое.

И только тогда Исту открылась тайная подоплёка произошедшего.

Пора, наконец, забыть недавнюю спокойную жизнь. Он больше не мальчик Ист, неприметно живущий в берлоге старого Хийси. Он бог, и весть о том, что явился новый бог, уже, конечно, облетела и бессмертных, и их служителей. Можно представить, какие силы пришли в действие, какие планы строятся, какие завязываются интриги!.. Вряд ли его выследили, Хийси говорил, что это невозможно, но братья-ветры видели его возле источника, знают его истинный облик, который он не потрудился изменить, рассчитывая, что в Соломониках его никто не узнает. И, скорее всего, кто-то из мелких магов, служителей Нота и Зефира признал неосторожного растяпу. Трудно сказать, что ждало бы Иста в тайном притоне, скорее всего, жрец не лгал, и все было бы именно так, как обещано, но шкодливые братья обрели бы над ним какую-то лишь им ведомую власть. "У них свои хитрости", - учил Хийси, и этот урок не следует забывать. Хвала богам, - Ист усмехнулся неожиданной странности этих слов, - что на этот раз здравый смысл не подвел его. А то бы увяз коготок не пойми в чём, - и... прощай птаха.

Взламывать мысли мага Ист не стал, тот несомненно почувствовал бы, что с ним происходит. Ист всего лишь пожал плечами и повернулся к городу спиной и сделал второй шаг по тропе.

На этот раз Ист попал на тропу ведущую вниз. Ист не выбирал ее специально, просто на нее оказалось легче шагнуть. И теперь он без тени колебания направился вперёд. Всё равно, когда-нибудь туда придётся сходить, хотя вряд ли судьба дарует ему там что-то вовсе неожиданное.

Идти было удивительно легко, то ли оттого, что Ист уже выдержал испытание, то ли потому, что под горку вообще катиться легче. Хотя и здесь дорога казалась прямой и единственно возможной. Мир точно так же свернулся в трубу, а потом раскрылся, явив полянку, дерево, родник и стража с кнутом из кожи гиппопотама. Ростом и фигурой Кебер был идеально схож с братом, одинаковы были и лица, и лишь волосы различали их. Кебер был белокур, а недлинная борода густо кудрявилась на щеках. Ист поздоровался и, не дожидаясь напоминания, отдал меч.

Источник меж корней дерева бил ровно и сильно, также плясали на дне песчинки и ползали закованные в собственные жилища ручейники. Ист коснулся воды пальцами... - никакого эффекта, вода как вода, с виду чистая. Разумеется пить Ист не стал: тело эта водица, конечно, не сожжет, а вот душу...

- А что, пил кто-нибудь отсюда? - спросил Ист, повернувшись к стражу.

- Мокрида пила, - ответствовал тот. - Брюхо лечила.

- И как?

- Говорит, - сладкая. А брюхо и впрямь прошло. Здешняя вода от ожогов хороша.

- А яблоки?

- Их многие ели и с собой уносили, людей кормить, - Кебер был нескрываемо обрадован, что гость разговаривает с ним на равных. Очевидно, стражу было очень скучно тысячелетиями торчать здесь в одиночестве.

- Сам-то их пробовал?

- А как же! С древа мудрости да не откусить!.. Вот только кислые они - оскома кишки сводит. Зато как разжуёшь - лёгкость в мыслях появляется необычайная и начинаешь такое говорить, что и пьяному не померещится. И главное - всё понимаешь, будто там смысл сокровенный лежит.

- Это как?

- Да попросту становится очевидным, что динамизация и секуляризация детерминируют вектор освобождения от апории ставшей фактором бурной пессимистической иррационалистской экспансии, - с готовностью отстрелил воин.

- Теперь - ясно... - протянул Ист. - Адиафорические и азоогенические науки! Я-то гадаю, откуда они берутся!.. а они возле источника лжи самостийно произрастают. Ты смотри, осторожнее с этой штукой.

- Да уж знаю. Ежели их переесть - служба на ум не пойдёт. Станешь исключительно акидопейрастикой интересоваться.

- Чем?.. - не удержался Ист.

- Наука такая. Повествует о приложении акупунктуры к диагностике.

- Боюсь, ты уже этой пакости переел, - покачал головой Ист.

- Никак нет! Службу помню.

- Ну, помни... - Ист склонился над источником. Там, в прозрачной, дивно чистой глубине чётко словно на картине придворного живописца вырисовывались ворота. Вернее, не сами ворота, а лишь их отражение. Створки, сработанные из витого рыбьего зуба и мутно-прозрачного рога, вздымались к опрокинутому небу, очевидно ненужные здесь, поскольку стояли среди пустого места, и, существуй они не в воображении, а на самом деле, всякий мог бы обойти их хоть справа, хоть слева. Однако, реальная поляна была пуста, лишь из источника дразнило изображение ворот - костяных и роговых в одно и то же время.

- Что это? - спросил Ист.

Кебер неспешно подошёл, взглянул на ворота, скрытые лживыми глубинами, и сплюнул в родник.

- А бес его знает... Виднеется, а что - никто не ведает. Болтают всякое, да ты, небось и сам подобные байки слыхал. А я так скажу: на то он и источник лжи, чтобы показывать то, чего нет. И долго в него смотреть тоже не надо. От этого ложные мнения появляются и больные фантазии.

Ист согласно кивнул и отвёл взгляд от водной поверхности, под которой как бы подразумевалась ложная глубина. Фальшивые видения источника ещё блазнили взгляд и в первое мгновение Ист не сообразил, что на поляне кроме него и Кебера стоит ещё один человек - девушка лет семнадцати. На ней был лёгкий праздничный наряд, странный и неожиданный, подходящий для танцев в блестящем обществе, а никак не для прогулок по лесным полянам. Девушка смотрела на Иста и улыбалась. Неожиданно для самого себя Ист отметил, что улыбка у незнакомки радостная и очень добрая. Девушка не казалась ни удивлённой, ни испуганной, она глядела на Иста, как смотрят на старого друга, которого очень рады видеть. Это было тем более удивительно, что Ист совершенно твёрдо знал, что прежде они с юной красавицей не встречались.

Девушка порывисто шагнула вперёд, на мгновение замялась, а потом решительно произнесла:

- Здравствуй, молодой бог. Меня зовут Амрита. Надеюсь, ты знаешь, кто я такая. Я хотела тебя видеть, и я тебя нашла. Я рада тебе, честное слово! Как я могу тебя называть?

Ещё бы ему не знать, кто такая Амрита! Последняя из великих богинь, которую равно почитают во всём мире. Учитель, рассказывая о новых богах, частенько упоминал её имя, повторяя, что из всех богов только трое по-настоящему могли бы померяться с ним силами - это Гунгурд, тяжкодумный Фран, который никогда и ни во что не вмешивается, и богиня любви Амрита. Недаром именно с Амритой договорился Хийси поставить стражей у источников, чтобы не случалось свар в обители богов. Вот, значит, какова Амрита... тысячелетия не оставили на ней следа. Хотя, так и должно быть, недаром во все времена и у всех народов покровительница любви юна и прекрасна. Должно же хоть что-то в людских представлениях оказаться правдой!

- Меня зовут Ист... - смущённо выдавил юноша.

Амрита звонко расхохоталась.

- Чудеса! - воскликнула она. - Мы стоим у источника лжи и при этом умудрились до сих пор не произнести ни одного слова неправды! В таком случае мне остаётся признаться, что ты мне нравишься. Можешь не верить, но это тоже правда.

Ист сдержано поклонился. Он решительно не знал, как вести себя с сумасбродной богиней. Амрита оказалась вовсе не такой, как представлялось ему, когда Ист слушал рассказы, мифы и легенды множества народов.

Амрита решительно уселась на землю, опустила ноги в родник.

- Шустрый ты, - сообщила она. - Знаешь сколько я за тобой бегала? А здешняя вода и усталость умеет обманывать. Пусть ноги отдохнут, хоть и не по-настоящему, а всё приятно.

Ист стоял, не зная, как себя вести.

- Да ты садись, - богиня хлопнула ладонью по траве, совершенно тем же движением, как снегардские девчонки хлопали по скамье, разрешая знакомому парню присесть рядом.

Ист устроился поблизости, шагах в двух. Ноги, прямо как были, в несуществующих башмаках, он сунул в воду. Прикосновение родниковой струи было ласковым и совершенно не холодным. Неожиданно Ист сообразил, что богиню его призрачный наряд ну никак не может обмануть... И хотя он понимал, что богиня видывала и не такое, но чувство неловкости залило его лицо пунцовым цветом. Ист наклонился, пытаясь прикрыться от понимающего взгляда Амриты.

- Всё-таки, ты ещё почти человек, - нежно произнесла богиня. - Не бойся, здесь источник лжи, здесь можно обмануть даже бога. Я ничего не вижу. Жаль, что в этой малости ты всё-таки обманываешь меня, но я не в обиде. Любовь это всегда немножко обман, любящий знает, что его подруга вовсе не тот ангел, что представляется ему, но он хочет обмануться, и он обманывается. Если тебе стыдно быть со мной самим собою, то мы будем встречаться только здесь. Правда, тут нельзя говорить о делах, а делать это нам придётся. Жирномордый Гунгурд готов сожрать тебя живьём.

- Подавится, - многообещающе протянул Ист.

- Возможно, - уклончиво согласилась Амрита. - Я не знаю пределов твоей силы, хотя уже все бессмертные слышали, как ты поднимался по небесной тропе. Однако, помни, что бессмертного всё равно можно убить, а Гунгурд - великий мастер убивать. Я бы не хотела видеть тебя мёртвым.

Одним неуловимым движением девушка скинула платье и, разбрызгивая солнечные искры, упала в родниковую ванну. Поднялась, дразняще и насмешливо глядя на Иста, ладонями провела от груди к бёдрам, сгоняя капли лживой воды. Ист замер, стараясь смотреть только в лицо Амрите, не видеть божественно-молодого тела.

- Ты прелесть! - засмеялась богиня. - И я люблю тебя. Я влюбилась в тебя с первой минуты. Ты ведь не осуждаешь меня за это? Я Амрита, я не умею иначе.

- Как я могу... осуждать, - выдавил Ист. - Только... ты тоже не сердись, великая, но у меня есть любимая женщина.

- И только-то? - казалось Амрита ничуть не была огорчена. - Неужели ты думаешь, что я могу ревновать к какой-то женщине? Мне больно огорчать тебя, мальчик, но ведь твоя любимая смертна. Нет-нет, я не знаю, кто она, но почему-то думаю, что вряд ли ты влюблён в Мокриду. Люби свою красавицу, а с тобой мы будем друзьями. А потом, я постараюсь помочь тебе, когда ты обнаружишь, что смертная женщина через двадцать лет совсем не та, что была в юности.

- Не надо, - тихо попросил Ист. - Лучше оденься, а то Кебер смотрит.

Амрита порывисто шагнула вперёд, наклонившись обхватила ладонями голову сидящего Иста, прижала к своей груди.

- Спасибо, милый, - жарко шепнула она. - Если б ты знал, как я благодарна тебе за эти последние слова, хотя Кебер и не пытается подглядывать за нами, и не потому что знает своё место, а просто, такой он человек. Но ты ведь на самом деле думал обо мне.

- Не надо, - повторил Ист, беспомощно стараясь отодвинуть лицо от девичьей груди, прижатой к самым его губам.

Он уже не надеялся, что страстная богиня отпустит его добром, но Амрита неожиданно отшагнула назад и прошептала совсем иным, успокаивающим тоном:

- Ну что ты, вот, гляди, я уже одеваюсь.

Легкомысленное платьице, сброшенное минуту назад, словно само собой облекло фигуру бессмертной. Подол сразу намок в ручье, ткань потемнела. Отражение ворот задрожало, размазанное прикосновением ткани.

- Не обижайся, - вдруг попросила Амрита, хотя Исту казалось, что это отвергнутой богине впору чувствовать себя оскорблённой. - Просто не думай, о том, что я тут наболтала. Я говорила искренне, но ведь здесь источник лжи, а мне так хотелось обмануться.

- Ты прямо на воротах стоишь, - произнёс Ист, чтобы сказать хоть что-то.

- Пусть, - Амрита небрежно махнула рукой. - Я часто тут купаюсь и иногда мне кажется, что ворота сейчас распахнутся, и я провалюсь туда. Хотя это тоже ложь, ворота не откроются.

- Тогда, зачем они там?

Амрита, расплескав отражение, шагнула к другому берегу криницы, села, так чтобы можно было глядеть Исту в глаза.

- Ты хочешь правду или сладкую сказку о загробном мире, покорном богам? Этих сказок много и все они родились здесь.

- Сказки я слышал там, - Ист кивнул в сторону тропы.

- Значит, здесь, - последнее слово богиня произнесла особым тоном, - ты надеешься узнать истину? Хорошо. Одна капля правды на океан сладкого обмана. Она придаст океану горчинку, пикантность без которой нельзя по-настоящему радоваться жизни. Ложь без примеси горькой правды кажется слащавой и неубедительной. Ну так узнай горькую правду: там ничего нет! Люди умирают навсегда и боги тоже навсегда умирают. Над ручьём нет дверей, никто и никогда не уходил туда. Жизнь только тут, другой не будет. Ты не ожидал такого, молодой бог? Не предполагал, что именно здесь найдёшь истину, способную перевернуть мироздание? Но если вдуматься, то так и должно быть. Иначе жизнь потеряет смысл, ненужной станет месть и ненависть, пропадёт счастье и любовь. Всякое чувство ничто, если его длить вечно. Только сейчас, когда я знаю, что ни единого мгновения нельзя прожить заново, я могу любить по-настоящему, однажды и на всю единственную жизнь. Теперь ты мне веришь?

- Я тебе верю, - Ист отрицательно качнул головой, - только многого ли стоит вера, родившаяся здесь?

Оказывается Амрита умела замечательно смеяться, весело и без малейшей фальши. Никто из магов так не умел, тайные мысли отравляли смех.

- Ты забавник! - отсмеявшись воскликнула богиня и тут же, посерьёзнев, спросила: - Это ничего, что я так о тебе?

- Ну что ты.

Амрита поднялась, перешла ручей.

- Я пойду, - сообщила она словно самой себе. - Закачусь сейчас в какой-нибудь город побогаче, в самый шумный трактир, и такое там устрою! Влюблю в себя всех без разбора - и пусть мучаются. Что же мне - одной страдать?

- Прости. Я не хотел, - повинился Ист.

- Да, я знаю. Я знаю больше, чем тебе кажется. Думаешь я отпустила бы тебя так просто? Но я ведь вижу, что ты на самом деле любишь свою смертную. А я не была бы богиней любви, если бы умела убивать чужую любовь. - Амрита наклонилась ко всё ещё сидящему Исту и доверительно мурлыкнула: - Это мой большой недостаток.

Ист поспешно поднялся, но Амрита уже не пыталась обнимать его. Она всего лишь протянула невесть откуда взявшуюся скорлупку каури:

- Если я тебе понадоблюсь, зажми её в кулаке и шепни моё имя. Я услышу.

- Это для смертных, - возразил Ист. - Я сумею позвать тебя и так.

- Боишься, что я тебя выслежу? - богиня ничуть не была обескуражена. - Но ведь ты влюблён, и значит, всё равно, чуть-чуть мой. Пока ты по-настоящему любишь, мне будет нетрудно найти тебя. А если вдруг на твою долю выпадет разочарование, то я надеюсь ты вспомнишь сумасбродную девчонку, которой выпал случай влюбиться в тебя здесь, где самые искренние слова всё равно оказываются ложью.

- Я не умею бояться, - Ист протянул руку, белоснежная ракушка легла в его ладонь. Амрита прощально улыбнулась, ступила на тропу.

- Только ничего мне не обещай!

- Не буду, - пообещал Ист.

Глава 6. ДОРОГА К СЧАСТЬЮ

Домой Торп возвращаться не стал, что там делать, в бывшем доме? - а пошёл прямиком через Стылую Прорву, направляясь во вражеский Ансир. Ему и прежде приходилось хаживать по считавшемуся непроходимым болоту, в Ансире можно было легко продать незаконно добытую куницу или бобра, а потом потратить денежки в кабаке или в постели у сдобной вдовицы. Однако, на этот раз он не задержался во владениях повелителя огня, а быстренько перебрался в вольный Хольмгард, где, нанявшись гребцом, переправился через пролив, в знаменитый своими винами Монстрель. Не хотелось оставаться в северных краях, где в любую минуту скверный случай мог свести с бывшим повелителем. Неважно, что лесной дух снял с него княжий ошейник, для дер Наста Торп отныне дезертир, и их первая встреча несомненно станет для беглого мужика последней.

Неделю Торп батрачил на сборе винограда, потом, сумел сговориться с мельником и нанялся в работники. Не так это было и трудно сговориться; что мукомол, что кузнец - всё люди прОклятые, якшающиеся с чёрной механической силой. Люди богобоязненные таких мест сторонятся. Кто на мельнице без дела час проведёт, тот разом тридцать три греха на душу принимает. Те мужики, что позажиточней, старались сами на мельнице не появляться, просили, чтобы за хлебом приезжал работник с мельницы, и муку по амбарам тоже развозил специальный человек. Эту несложную работу мельник и поручил исполнять пришлому батраку.

Торпу на мельнице понравилось: место несуетное, почти как дома. Вода журчала в коузах, падая на колесо, постукивала крупорушка, бегуны шуршали и поскрипывали о поставы. Звуки всё дельные, а пустой болботни кругом не водится, не с кем язык мозолить. Постепенно Торп приобвык к неумолчному машинному разговору, как до этого был привычен к шепотливой лесной тишине. Понемногу и к мельнице стал руки прикладывать. Жернова старался не трогать, а по деревянной части всё мог, даже шестерню вырезать из светлой дубовой древесины. Старый Пехле одобрительно поглядывал на молчаливого работника и как-то даже обмолвился, что будь у него дочка...

Всё бы хорошо, но по ночам Торпа то и дело душило воспоминание о железном подарке кёнига. Душило в буквальном смысле слова, стягивая шею и не давая продохнуть. Торп крепился, обматывал горло вязанной шалюшкой, растирал бобровым салом - ничто не помогало, ночи обратились в сплошной кошмар. Подумывал уже к знахарке идти, но всё не выпадало случая. А потом и не нужно стало - сам узнал причину беды.

Подошла весна, и ночи стояли светлые почти как в родных краях. Может это и помогло проснуться, когда на уставшего Торпа напал очередной кошмар. Торп захрипел, забился и открыл глаза. Маленький человечек в потрёпанном камзольце немедленно отпустил Торпа и скакнул в сторону.

- Тебе кто позволил? - пискляво закричал он. - Спи немедля!

- Эх ты!.. - просипел Торп, держась за истерзанную шею. - Я тебе всякой еды оставлял, а ты душить. Такого среди домовых не водится. Совести у тебя нет.

- Какой я тебе домовой! - коротышка затопал ногами и замахнулся на Торпа выхваченной откуда-то палкой. Не бывает на свете домовых, суеверие это! Я великий волхв, маг и ворожей Сатар!

- Ежели ты волхв, - спросил Торп, прикидывая, чем бы запустить в незваного гостя, то что тебе за дело до моего кадыка?

- Как это нету дела? Тебе что велено было? - счастья искать! А ты что вытворяешь? - на поганой мельнице засел и в ус не дуешь! Только от меня не скроешься, я всё знаю, мне каждый шепоток слышен. Да будь моя воля, я бы тебя давно удушил. Хитрый какой, под жерны заполз, думаешь тебя тут никто не достанет?

Торп оставил мысль ушибить обидчика, просто сидел всклоченный, привычно растирал больную шею, разглядывал злобного карлика. Гном, что ли? Или эльф? - уши, вон, что у лисицы. Кто ж знал, что такие тут водятся? В родных местах ничего похожего Торпу не попадалось. Иной раз мелькнёт шишига, или кикимора выползет на тропу. А чтобы в дом впереться, это только шуршавчики могли. Так они ж безобидные, шуршавчики-то...

- Так, значит, тебя Хийси послал?

- Меня никто не посылал! - задохнулся гневом карлик. - Я великий чародей, а не мальчишка! А из-за тебя должен бродить здесь, где моя сила вянет. Чтоб завтра тебя здесь не было! - великий кроха Сатар вновь замахнулся палкой, и на этот раз Торп понял, что в руках у гнома не просто клюка, а витой посох мага. Неужто - действительно колдун?

- Уйду я, - сдался Торп. - Соберусь и завтра уйду.

- Сегодня!

- Хорошо, сегодня. Вообще отсюда уйду. Во Францию подамся или, вот, Монстрель тут неподалёку.

Сатар злобно засмеялся и по-мышинному юркнул в сено.

* * *

Медное зеркало, начищенное до нестерпимого сияния, такое, что в жаркий день пускает отражённый луч на тысячу шагов, стояло на столе. В металлической глубине зелёными всполохами играло пламя свечи. Ясное зеркало, правдивое. Медь не станет лгать, оно не приукрасит правду подобно серебру, не промолчит заносчиво, как золото, не ускользнёт от вопроса, как умеет ускользать бегучая ртуть. Зеркало предков, в которое смотрелись красавицы Вавилона и Ниневии, а перед ним тонкая свеча из воска диких пчёл.

- Зеркало, скажи, где мой любимый, куда ушёл от меня?

Гладкая медь молчит. Оно может найти любого человека, живого или мёртвого, но тот, о ком спрашивает хозяйка - не простой человек, и он закрыт от всякого, вздумавшего наблюдать за ним. От кого он скрывается, от врагов или от страдающей хозяйки волшебного зеркальца? Скажи, честная медь!

Зеркало молчит.

Роксалана толчком отодвинула волшебную вещицу, со стоном опустила голову на руки. Всё напрасно, не помогло даже гадание, к которому так не хотелось прибегать. Что же делать? Охотница попала в собственный капкан и теперь хоть свою душу рви зубами, лишь бы освободиться от нестерпимой тяжести в сердце. Что с ним? Быть может, он в беде? Гунгурд не простит оскорбителя. А тут ещё этот учитель... Ни один из великих магов, ни, тем более, богов ничего не станет делать просто так. Значит, мальчик зачем-то нужен. Что они вытворяют с тобой, Исти?

Ни малейшего шороха не раздалось в комнате, но что-то заставило Роксалану выпрямиться и быстро оглянуться. Сзади стояла укутанная в тёмное покрывало женщина.

- Слушаю, госпожа, - Роксалана согнула в поклоне гордую шею.

- Я вижу, ты занялась гаданием, - усмехнулась гостья.

- Иногда это приходится делать.

- От тебя кто-то сумел уйти?

- Нет, госпожа, такое было лишь однажды, но то был повелитель мечей дер Наст, а сейчас встречается одна мелочь. Жить становится скучно, госпожа.

- А куда подевалась твоя помощница?

- Вы говорите о Линте? Она никогда не была помощницей, а недавно она совершила кряду две грубых ошибки, упустив верную добычу и заставив меня взяться за зеркало. Линты больше нет. Да она и не умела ничего, в ней только и было, что нюх на деньги. Не стоит о ней жалеть.

- И всё-таки, за кем ты так страстно охотишься?

- Пустяки, мелкий деревенский колдун. Меня просто взяла обида, и я решила во что бы то ни стало отыскать его. Соломоники старый город, но в его домах не встретить толкового привидения. Пусть появится хоть одно.

- Ты всегда была охоча до деревенских мальчиков. Боюсь, однако, что тебе придётся оставить на время твоего пастушка. У меня есть для тебя настоящая работа. Впрочем, утешься, это тоже деревенский мальчик. Только учти, тебе не удастся набить из него чучело, он нужен мне целым. Мальчик влюблён в какую-то дурёху, влюблён настолько, что умудрился отказать мне. Ты должна осторожненько раздавить эту любовь, закружить парня, а потом бросить, не слишком разочаровав в жизни. Понимаешь? За утешением он должен прийти ко мне. Впрочем, не мне тебя учить.

- Да, госпожа, я знаю свою работу.

- И повторяю, не вздумай коснуться его магии, она тебе не по зубам. Мальчик нужен мне целеньким.

- Я должна буду с ним переспать? - в голосе ведьмы промелькнуло нечто, заставившее Амриту удивлённо приподнять бровь.

- С каких пор тебя волнуют такие мелочи? Это я оставляю на твоё усмотрение. Мне ни к чему его невинность, мне нужна его магия.

- Я всё поняла, госпожа. Где я найду его?

- Если бы я знала... - в голосе богини проскользнуло что-то похожее на растерянность. - Его любимая живёт здесь, в Соломониках, но о ней я тоже ничего не могу сказать. Будем надеяться, что она не имеет отношения к храму.

- Мне не впервой сталкиваться с храмами, госпожа.

- Да уж, знаю. Кстати, как-нибудь расскажешь, что стряслось в Норгае. Чует моё сердце, там не обошлось без твоих нежных ручек.

- Не без того, госпожа. Но я вышла из последней истории чистой. Меня никто ни в чём не подозревает.

- Что-то мне кажется, ты стала слишком самостоятельной. Впрочем, об этом после. Сейчас ты должна найти пастушонка и его девку. Запомни его хорошенько, чтобы узнать сразу, едва увидишь.

- Да... - Роксалана покачнулась, словно обмотанная тряпками булава рухнула ей на затылок.

- Эй, что с тобой? - Амрита шагнула вперёд. - Ты меня слышишь?

- Простите, госпожа. Просто слишком яркий образ. Я не успела сосредоточиться.

- Ну смотри, - укутанная в покрывало фигура заколебалась, готовая исчезнуть. - Ищи как следует и помни, ты не Линта, у тебя не появится случая сделать две ошибки кряду.

- Да, госпожа. Я помню.

Видение богини медленно растаяло, а Роксалана ещё долго стояла, уронив бессильные руки. Медное вавилонское зеркало тускло поблёскивало на столе. Спрашивать его было незачем.

* * *

Прежде всего, надо было найти место, где можно безопасно жить. Сам Ист спокойно уснул бы под любой корягой, но Роксалана явно привыкла к комфорту, её в лес не приведёшь. И покуда в Соломониках догуливал своё безумный карнавал, Ист вновь отправился в Норгай. Выбор был прост: раз Роксалана жила здесь, значит, город ей нравится. К тому же, молодому богу вторгнуться в город - значит поссориться с его покровителем, а то и вовсе попасть в зависимость от него. Этого Ист никак не хотел и, ожегшись в Соломониках, решил действовать наверняка. Всё равно громовержец Гунгурд не простит мальчишку, значит, с ним можно не церемониться. К тому же, за Норгай злой бог не станет слишком крепко держаться, ведь храм разрушен, и сам Гунгурд говорил, что его уже не восстановить.

В Норгае Иста ждал неприятный сюрприз. Казалось бы, что может измениться за три дня, однако, изменения случились. Как и прежде в городе пахло краской и влажной штукатуркой, но рабочих на лесах почти не было видно. Зато чёрные от дыма стены храма были как муравьями облеплены трудящимся народом. Чудилось, будто весь город, позабыв о собственных делах, сбежался поднимать пострадавший от пожара храм. А по ночам городские кварталы обходили не просто привычные караулы. Во главе каждого патруля кошачьей поступью двигался храмовый служитель в коротком кафтане, круглой стальной шапочке и с кривым клинком на поясе. По всему было видно, что храм помирать не собирался.

Помрачневший Ист направился к мастерским, сгрудившимся на далёких окраинах. Здесь тоже царило оживление. Хибары кузнецов, ткачей и красильщиков не тронул ни огонь, ни вражеская рука, однако, было видно, что весь мастеровой люд согнан на работы. Над кузнечной слободой расстилался дым, дробный перестук молотов терзал слух. Но не было видно оживлённых лиц, какие бывают у людей, получивших большой заказ. Не нужно быть волшебником, чтобы понять - работа идёт подневольная, не за совесть, не за деньги, а всего лишь за страх.

Среди атмосферы мрачного, безрадостного труда особо выделялись праздные фигуры соглядатаев. Они как бы ни во что не вмешивались, но их гнетущее присутствие ощущалось каждую минуту. Серые, неприметные людишки, не маги, не служители, не воины... Шпионы. Храм ненавидел городские предместья и боялся их, но уже не мог без них обойтись и потому следил за ними пристально и ревниво.

Мгновение Ист колебался, затем, неприметно для посторонних глаз вернул себе настоящий облик и решительно направился к знакомой мастерской, где не так давно чинил меч Гунгурда, ещё не зная, чем закончится поход в храм.

Кузнец узнал Иста с первого взгляда, да и трудно было бы не узнать человека из-за которого в медной бороде владельца мастерской прибавилось немало серебра. Вместе со всеми жителями славного Норгая ходил мастер смотреть на своего знакомца, заключённого в волшебный кристалл. Как и все в городе, слушал передаваемые шёпотом невероятные рассказы об освобождении пленника, доходили до него и фантастические домыслы, всевозможные предположения: кем бы мог быть неведомый юноша. Говорили, что это юный Жель - бог покровитель стад, наказанный старшим братом, болтали о могучем чародее, вздумавшем низвергнуть богов, выдумывали ещё невесть что. Кузнец слушал, тряс головой и молчал, хотя ему было чем взбудоражить любопытство соседей. Однако, и в бреду не вздумал бы умный коваль болтать на запретную тему, а слушая чужие измышления, истово мечтал, чтобы впредь боги, колдуны и прочие, недобрые к мастеровому люду повелители обходили стороной его дом и весь город Норгай.

Бессильно стукнув, опустился молот. Мастер разжал клещи и выпрямился. Железная полоса, из которой надлежало творить фрагмент узорной решётки, чернела на наковальне, теряя жар. Кузнец ждал, безучастно глядя на подходящего Иста и также терпеливо ожидал молотобоец, испробовавший в прошлый раз силу Истовой руки.

- Добрый день, мастер! - поздоровался Ист, шагнув под навес.

- Здравствуй и ты, - кузнец, видимо решил не отказываться старого знакомства, тем более, что человечишка неумело переодетый в рабочее и бездельно ошивавшийся поблизости, тихо отлепился от забора и, съёжившись, заспешил по проулку. Терять было нечего, и кузнец спросил, глядя в глаза пришельцу: - Всё-таки решил сжить меня со света? Ну давай, чародей, говори, зачем явился?

- Хочу спросить: ты так и будешь гнуть спину перед бездельниками, умеющими только жрать чужое? Если храм столь могуч, как это говорят, почему он сам не куёт украшения своих стен и оружие своих воинов? А если он не может обойтись без тебя, почему ты, выходя в город, должен рисовать на щеках чёрные полосы в знак того, что ты как бы и не человек, а чудище, проклятое богами?

Бугристая рука, сжимавшая клещи, напряглась, однако, кузнец промолчал.

- В прошлый раз ты говорил, что тебе не за что любить богов, так почему же ты работаешь на них? - настаивал Ист.

- Стража уже спешит сюда, - глухо промолвил кузнец. - Я верю, что ты расшвыряешь их голыми руками и уйдёшь, а мне уходить некуда. У меня семеро детей и минуту назад, заговорив со мной, ты убил их всех.

- Их убил ты, когда впервые начертал на своём лице позорные знаки! А я хочу спасти их для новой жизни.

- Спаси сначала свою жизнь, - угрюмо усмехнулся кузнец, кивнув в конец улицы. Там, дружно пыля сапогами, бежали с полдесятка стражников из поспешно набранной городской гвардии и несколько храмовых смотрителей, прежде надзиравших за ходом работ.

Ист повернулся к вооружённым людям, поднял руку.

- Вы мне мешаете, - произнёс он. - Я хочу говорить с этим человеком без вас.

Бегущие остановились, с недоумением глядя на Иста.

- Как ты думаешь, - спросил Ист кузнеца, - к какому делу их приспособить?

- Они ни к какому делу не способны, - бесшабашно отозвался кузнец, успевший сообразить, что перед ним творится неведомое волшебство, и, значит, караульные в драку не полезут. - Это же говно, а не люди.

- Ну тогда... - Ист на секунду задумался, - одолжите бочки у городских золотарей и вычистите все выгребные ямы в слободе. Когда выполните, доложитесь вот ему, а он укажет, что вам делать дальше, Ист указал на кузнеца, который со злобным весельем внимал крамольным речам.

Стражники послушно развернулись и молча поспешили в сторону городской свалки, возле которой искони обитали золотари, крючники и прочая норгайская сволочь.

- Ты кто? - спросил кузнец, когда взгляд Иста вновь коснулся его.

- Я человек.

- То что ты делаешь, под силу только богу.

- Вот что, - Ист шагнул ближе. - Слушай и запоминай. Нет на свете никаких богов, есть лишь обманщики, присвоившие это имя. И есть прогресс, который рано или поздно отменит всех богов. А вы все, мастеровые люди - служители прогресса. Вы вращаете колёса, куёте металл, рубите корабли. На вас держится мир, а они пытаются вогнать вас в ничтожество. Вон храм Гунгурда - почему вы дозволили ему придавить весь город? Гоните их прочь!

Кузнец слушал молча, лицо его было тёмно. За спиной хозяина сопел молотобоец, и сразу было видно, что этот парень пойдёт за своим мастером, куда прикажут и станет делать, что велят. Год за годом бить тяжёлой кувалдой вслед за молотком хозяина, не рассуждая, зная лишь одно - хозяин лучше понимает, как сковать вещь; такое не проходит даром. И так ли велика разница между фанатиком, бьющим поклоны в храме и этим парнем, слепо верящим, что мастер знает куда надо бить?

Ист вскинул голову, отгоняя несвоевременную мысль, и в этот момент кузнец повернулся к подмастерью и приказал:

- Беги по слободе, собирай народ. Будут спрашивать: "Зачем?" отвечай: "Истинное слово есть".

Парень прислонил молот к стене и побежал, загребая башмаками пыль.

Весть о возмущении кузнечной слободы облетела город в полчаса. Причём рассказы были изукрашены такими подробностями, что в них никто не поверил бы, если бы городские обыватели самолично не увидали гвардейский патруль и храмовых надзирателей дружно катящих парашную бочку через центр города к мятежной слободе. На расспросы добровольные золотари не отвечали и лишь сопели от усердия. Тут уж приходилось верить в любую чертовщину, и когда слухи донесли, что возмущённая толпа направилась к храму, город обуяла паника.

Храмовую дружину мастеровые встретили почти у самых стен. Ист идущий в центре толпы, издали учуял, что на этот раз к ним приближаются не просто воины. Все волшебники, что ещё остались в храме, сейчас были здесь. И вновь, как всегда, впереди шагал верховный жрец с витым посохом в руках. Две смерти за полгода ничему не научили твердолобых жрецов: раз в канонах записано, что верховный идёт в бой впереди всех, то верховный будет идти первым, хотя бы это и стоило ему жизни. Гунгурд - бог-воитель, он не потерпит уклоняющихся от сражения.

Вот только на этот раз впереди отряда был не старый Протт, умевший повелевать стихиями, и даже не богохранимый Кайрус, убитый злым северным магом. Новый первосвященник хотя и был чародеем, но не мог и сотой доли того, что умели его предшественники. Слишком большие потери понёс храм во время двух великих разорений. И всё-таки, это была сила. Люди остановились, кто-то попятился.

Ист, борясь с желанием достать меч, шагнул вперёд, протянул руку с раскрытой ладонью, требовательно произнёс:

- Дай сюда!

Ничего не скажешь, даже этот жрец был недурным воином. Вместо того, чтобы покориться приказу, он попытался ударить. Человека он, конечно, сумел бы достать, но Ист легко уклонился от неповоротливого жезла, а потом вырвал символ верховной власти из ладони противника.

- Кому сказано - дай!

Небрежным движением, каким крестьянин ломает хворост на костёр, Ист переломил витой скипетр о колено и зашвырнул обломки далеко в поле. По толпе прошёл единый многогрудый вздох. Кажется, равно напуганы были и храмовые служители, и их противники. Однако, бунтовщики опомнились раньше. Из толпы вылетел пущенный меткой рукой булыжник, и верховный жрец упал с расколотой головой.

Этой единственной смерти хватило, чтобы окончательно сломить дружину, идущую за лёгкой победой. Служители бежали, побросав ритуальное оружие. Кто-то из мастеровых кинулся было вдогонку, но Ист остановил самых горячих, и толпа, вновь направилась к храму.

Бронзовые ворота оказались заперты, но конечно, не смогли удержать людей. В храме Ист наконец вырвал из ниоткуда меч, и вновь, как когда-то, засветились остальные одиннадцать клинков Гунгурда.

Ист понимал - ещё минута и люди, собравшиеся вокруг, попадают на колени, поэтому он немедля двинулся к алтарю, смахнул на пол загремевшее железо и громко приказал:

- В переплавку! На гвозди пустить. Хватит, навоевались!

Затем, видя, что никто не решается коснуться пылающих мечей, спрятал своё оружие. Сияние вокруг мечей немедленно потухло.

Знакомый кузнец стянул кожаный фартук, сложил его вчетверо, собрал мечи в охапку, перетянул поверх сложенным фартуком и, поднатужась, взвалил железную вязанку на спину.

- Сделаю в лучшем виде! - пообещал он и, тяжело ступая, вышел из храма.

Толпа с шумом растекалась по закоулкам былой святыни. От города алчно бежали опоздавшие. Начинался грабёж.

Секунду Ист раздумывал, надо ли вмешиваться и останавливать бессмысленный разгул, а потом махнул рукой и исчез так, чтобы этого никто не заметил. Жаль, что прекрасное здание сейчас превратится в развалины, но если оставить его целым, то через год здесь будет храм бога Иста. Меньше всего Исту хотелось становиться в людских глазах каким-то там богом. Крепко помнились слова Хийси: "Бог - тот же человек, только поганей..."

Уходя, Ист видел, как над городом появляются дымы, словно викинги дер Наста снова высадились у портовых причалов. Не скоро успокоится славный Норгай, не скоро Роксалана сможет вернуться в свой разграбленный дом. Остаётся утешаться тем, что Гунгурд сюда тоже больше не вернётся. Ты хотел войны, рыжебородый бог? - ты её получишь.

* * *

Значит, он жив. Он на свободе и ищет её. Он даже был здесь, совсем рядом. Он знает, что она в Соломониках, и придёт сюда снова. Одна беда, теперь, по её вине, Истом заинтересовались бессмертные, Роксалана пристально оглядела стены потайной комнаты, где она разговаривала с богиней. - Что ж, значит она выступит против бессмертных богов. Рано или поздно это должно было случиться.

Бронзовый таз наполнился родниковой водой, палочки бесценного сандала закурились по восьми сторонам света. Бегучая вода символизирует время, а остановившаяся, означает прошлое. Недаром стоячие болота есть средоточие всего древнего.

- Дух былых времён, тебя зову!.. - никто из живущих магов не владел этим заклятием, да вряд ли и боги знали его.

Вода застыла, обратившись в окно, за которым Роксалана увидела святилище Гунгурда, несокрушимый кристалл слёз, заключивший Иста, и себя саму, бьющуюся о ледяную поверхность. Вот она уходит... о боги, как тянется время... сейчас появится Учитель... Изображение разом исчезло, словно кто-то ударил по тазу ладонью. Вода, взбурлив, плеснула Роксалане к лицо.

Чародейка ничуть не была обескуражена. Это только кажется, что колдовство не удалось, на самом деле она узнала если не всё, то самое важное. В храм вошёл не просто волшебник, а кто-то из бессмертных богов, и человеческое волшебство сгинуло, не сумев показать его облик. Вот только, кто из богов осмелился войти в храм бога-воителя? Ведь это объявление войны... Жаль, что бессмертные не делятся планами даже с ближайшими помощниками. Может быть, война уже началась, и люди просто до поры ничего не знают? Надо проверить, что произошло в мире.

Новые талисманы легли на стол, забормотали, загукали на разные голоса. Роксалана слушала, стараясь среди отзвуков чужой беды найти подтверждение начавшейся на небесах свары. Потом смела умолкшие талисманы прочь. Ничего серьёзного, лишь в бесконечно далёком Раджпуре землетрясение разрушило капище местного божка, какого-то обезьяньего царя. Но не обезьяний же царь поднял руку на всемогущего Гунгурда!..

Перламутровый веер очертил круг на стене. Сквозь открывшееся отверстие Роксалана смогла увидеть внутренность плетёной хижины и скуластого человека, безмолвно сидящего на циновках.

- Приветствую тебя, Жен, - позвала Роксалана.

Желтокожий колдун не ответил, казалось, он был полностью погружён в себя.

- Как поживает твой хозяин? - спросила Роксалана, ничуть не обеспокоенная холодным приёмом.

- Как всегда, - не открывая глаз, произнёс маг.

- Я долго не занималась делами и теперь хочу знать: что творится в мире?

- Как всегда. Творится мир.

- Жен, ты случайно не знаешь, кто такой обезьяний царь?

Желтокожий прервал медитацию и приоткрыл один глаз.

- Я полагаю, это повелитель макак и мартышек.

- Спасибо, Жен. Как всегда, ты мне очень помог.

Лёгким движением Роксалана закрыла проход. Вот и ещё кое-что выяснилось. Сонный господин премудрого Жена не имеет к происходящему никакого отношения, иначе Жен не был бы столь благодушен. А обезьяний бог, чьё святилище уничтожила катастрофа, скорей всего, просто фантом. В мире много храмов несуществующим богам. Хотя никто не знает наверняка, сколько в мире богов и каковы они.

Оставалась ещё одна возможность. В минуту Роксалана собралась и вышла на улицу.

Знаменитый карнавал в Соломониках клонился к концу. Уже не было сил предаваться разврату или просто веселиться. Народ устало расползался по домам, лица у всех были серые и одутловатые. Пьяные и нанюхавшиеся датуры валялись вдоль стен. Утренний ветер перегонял по брусчатке конфетти и ленты серпантина. Казалось, у всего города болит голова. Это был лучший час для охоты, когда никому нет дела ни до кого, час, когда ослабевает самая изощрённая защита.

Среди редких прохожих Роксалана безошибочно выбрала парня лет двадцати в жёлтой крылатке и птичьей маске, поднятой на лоб. Казалось, он ничем не отличается от остальных искателей приключений, но усталость на мгновение заставила его приоткрыться, и колдунья успела понять, что перед ней один из служителей монастыря, к тому же владеющий основами волшебства. Именно такая добыча и была в эту минуту нужна ведьме. Роксалана подошла к парню, жестом, никого не удивившим в этот час, положила руку ему на плечо:

- Идём, мальчик.

Как ни был истощён и опустошён служитель развратных девственниц, но от этого прикосновения он задрожал и покорно пошёл следом за охотницей. Роксалана, не оглядываясь на затенётанного парня, вернулась в дом. Парень заворожено шёл следом. Окованная дверь захлопнулась за ними, отрезав зарождающийся снаружи день. Роксалана поднялась в потайную комнату, медленно повернулась к ждущему парню, обхватила руками его голову и поцеловала, долгим холодным поцелуем.

- Рассказывай, - приказала она, когда губы наконец разомкнулись.

- Слушаю, госпожа, - невыразительно произнёс служитель.

- Что нового в монастыре? Каковы распоряжения высокого синклита?

- Нам не позволено рассказывать об этом никому.

- Я и не прошу, чтобы ты рассказывал кому-то. Ты расскажешь только мне.

- Хорошо, госпожа, - юнец уже ничего не соображал и словно укушенная пауком муха не мог даже биться. - Всем анактотелестам приказано искать какого-то молодого человека. Нас предупредили, что он искушён в колдовстве, и брать его силой бесполезно. Его надо каким-либо образом уговорить и привести в одну из монастырских кумирен.

- И тогда?..

- Не знаю, госпожа. Я никогда там не был.

- Дальше.

- Вчера брат Лингам встретил этого человека, но тот вырвался и исчез, хотя, по-моему, вырваться от брата Лингама просто невозможно. Престоятели были очень недовольны, брата Лингама увели в комнаты для экзекуций и оттуда он не вышел.

- Дальше.

- Больше я ничего не знаю. Только боюсь, что встречу его и тоже не смогу остановить.

- Не бойся, ты его не встретишь, - пообещала Роксалана.

Она шагнула вперёд, вскинула руку с растопыренными пальцами. В глазах парня впервые мелькнул живой испуг.

- Между нашими повелителями нет вражды...

- Вот именно, дорогой. Вражды нет и не должно быть. Поэтому я и не хочу, чтобы ты вернулся и доложил высокому синклиту обо мне. А если никто не будет знать, что с тобой приключилось, то некому будет и мстить.

Ладонь волшебницы легла жертве на лоб.

- Один поцелуй... - умоляюще прошептал парень.

- Обойдёшься, - в голосе ведьмы звучало злорадство. - Мне и так от твоих слюней неделю отплёвываться, - пальцы с острыми ярко накрашенными ногтями вонзились в виски. Парень дёрнулся, застыв словно кукла. Несколько секунд он стоял так, потом бесформенной грудой повалился на пол.

Роксалана с отвращением отвернулась. Её мутило. Чужое волшебство, отнятое у неудачливого жреца, действовало подобно дрянному вину, заставляя заплетаться ноги, сжиматься желудок и болеть голову. Завтра всё пройдёт, но покуда Роксалане было дурно. И ещё эта падаль на полу... Зря она всё же убрала Линту, приживалка мастерски умела прятать нежелательные трупы.

Роксалана, покачиваясь, вернулась в спальню, упала на кровать.

Ох, Исти, чем приходится заниматься, чтобы избавить тебя от беды! Видно и впрямь ты непростой человек, раз столько богов желают залучить тебя с свои руки. Но я всё равно не отдам тебя им. Ты нужен мне не для того, чтобы отнять или использовать твою силу. Ты нужен, потому что после бесконечных лет на службе у богини любви я впервые узнала, что такое любовь.

Дребезжащий звук донёсся из потайной комнаты. Для постороннего слуха он был неощутим, но Роксалана прекрасно различила его. Засушенное заячье ухо, висящее на стене расслышало что-то важное и оповещало свою хозяйку. Роксалана поднялась, провела ладонями по лицу, сгоняя муть и усталость, и направилась в потайную комнату. Тело монастырского служки она перешагнула как незначащую помеху.

Дела действительно творились небывалые. В солнечном Норгае, где она прожила столько времени, вспыхнул бунт. Почему-то ухо предупредило об этом не сразу, так что Роксалана застала лишь самый конец возмущения. Озверелая толпа громила храм Гунгурда. Стража, великие и малые жрецы давно разбежались или были убиты. В бушующей толпе, где преобладали многочисленные норгайские мастеровые, то и дело повторяли странное небывалое имя: Прогресс. Кто это, вождь восставших или новый бог Роксалана понять не могла. Но в одном сомнений не оставалось - без посторонней помощи безоружный люд не сумел бы взять обороняемую магами твердыню. Значит, между богами началась война. Скорей всего, неведомый учитель Иста, видя, что ссоры не избежать, решил напасть первым. Ну не повелитель же бабуинов сводит счёты с непобедимым богом войны!

Не меньше часа Роксалана пристально наблюдала за грабежами и бессмысленным буйством черни. Очень хотелось взглянуть, как всё началось, но дважды за один день вызывать заклятие прошлого было не под силу даже ей. К тому же, Роксалана резонно полагала, что вновь получит в лицо пригоршню холодной воды, а возможно, последствия будут и более тяжкие. Нельзя безнаказанно соваться в дела бессмертных.

Зато одно известие поначалу несказанно обрадовало Роксалану. Лохматый мужик, вооружённый ковшом водовоза, азартно втолковывал своему напарнику:

- Говорю тебе, тот самый человек, что в храм ворвался, он ещё потом под стеклом был... Вот он и говорит: Нет, значит, бога кроме Прогресса!

- Сам-то он кто таков? - выспрашивал напарник.

- А бес его знает... Пророк наверное. Гвардейцев, видал, как заговорил? Жрецы так не умеют.

Сомнений не оставалось - Ист был среди тех, кто повёл отверженных на штурм храма. А это значит... - Роксалана задумалась, - значит, он один из ближайших подручных неведомого бога. Ой, дура, дура, по себе ли дерево ломишь? Но ведь Амрита предупредила, что Ист действительно и по-настоящему влюблён, а госпожа в таких вещах разбирается. Кем бы ни был таинственный бог Прогресс, вряд ли он сильнее богини любви.

Значит, надо найти Иста прежде с ним случится что-либо непоправимое. А уж после, вдвоём мы сумеем сделать многое. Как бы богам не пришлось потесниться - Роксалана недобро усмехнулась, бросив взгляд на тропу, уводящую из её спальни прямиком на небо. Эта тропа есть всюду, надо лишь уметь видеть её и посметь шагнуть в небеса. Немногие видят эту дорогу, почти никто не осмеливается ступить на неё и лишь единицы проходят путь до конца. Старый Протт умел видеть небесный путь, но он трезво соразмерял свои силы и знал, что не дойдёт. Но Протт умер и теперь, кроме неё, никто из смертных магов не знает, как рождаются боги. Придёт время и тайну узнает Ист, это будет её подарок любимому. Лишь бы с ним ничего не случилось в бунтующем Норгае. Конечно, Ист повелитель мечей, война его стихия, но никакой меч не спасёт ставшего на пути смертоносного Гунгурда.

Роксалана оторвала взгляд от волшебного окна. Если бы она могла, то немедленно отправилась в проклятый Норгай. К несчастью, долгая ворожба измотала её, даже окно Роксалана удерживала с трудом. Говорят, есть колдовство, позволяющее пройти во всякое место прямым путём, но только где взять подобное заклинание? Боги, конечно, умеют так делать, и неразумная лесная нежить - тоже. А ещё, может быть, заклинанием владеет Ист. Ведь он только вчера был здесь, а даже при самом благоприятном ветре до Норгая плыть две недели. Значит, остаётся ждать и надеяться, что Ист вернётся и отыщет её.

Роксалана вышла в спальню, тщательно скрыв секретную дверь, отгородилась шторами от лучей давно вставшего солнца и упала в измятую, но так и не разобранную постель.

Проснулась она часа через три, ощутив настойчивый и мягкий толчок. Сомнений не оставалось - Ист сумел перешагнуть море и теперь был неподалёку отсюда. Он думал о ней и искал.

Роксалана вскочила, заметалась по комнате, плеснула в лицо воды из бронзового таза, чтобы хоть немного остудить пылающие щёки, а потом, как была, в мятом платье, выбежала из дома. Последней трезвой мыслью было: "Ну право, хуже чем девчонка перед первым свиданием".

* * *

Последнее время корноухий кёниг дер Наст постоянно ощущал чьё-то пристальное и недоброжелательное внимание. Начать с неудачного норгайского похода, когда ценой всей добычи с трудом удалось спасти город и замок. В первое время дер Наст грешил на обиженную ведьму, подозревая за случившимся козни Роксаланы, но несчастья были слишком разнообразны и сыпались со всех сторон. Кёниг Ансир, прежде такой смирный, теперь окончательно обнаглел и преследовал людей дер Наста всюду, где только мог. За год в Снегарде случилось пять пожаров, причём в последний раз выгорела целая слобода. Разбушевавшееся море разрушило в Маженице верфи, где взамен погибших строились новые корабли. Чересчур много бед на один год.

Ещё больше беспокойства вызывало воспоминание о непокорном хуторянине. Не то беда, что Торп не явился на господский двор, беда, что он при этом остался жив. Доверенные люди рассказали, что видели Торпа в Ансире, а потом в Хольмгарде, и никакого ошейника на беглом мужике не было.

Разгневанный кёниг хотел было пустить по следам ослушника железного червя, но потом передумал. И без того верное колдовство уже дважды подводило хозяина. Дважды, потому что самозванный племянник тоже был жив и на свободе. Дер Наст плохо умел смотреть вдаль, но в те места где ему удалось побывать, заглянуть мог. Через месяц после возвращения из норгайского похода, когда наконец выпал свободный час, кёниг вздумал полюбоваться залитым камнем племянником, но вместо того увидел, что кристалла слёз нет, а из разговоров служителей сумел понять, что Ист исчез из храма в тот самый день, когда дер Наст громил изнеженный южный городишко.

Худо, когда в душу заползает сомнение в собственных силах. Дер Наст положил в душе не вспоминать о тех событиях и с удвоенной энергией занялся устройством домашних дел. Укреплял город, а пожары уничтожали его, строил корабли, а ураганы расшибали их в щепы, прежде чем суда коснулись воды.

Длиннобородый Парплеус ежедневно волховал в своей келье и уверял, что полностью оградил сеньора от вредного влияния ущербной луны и умышлений медиумических духов. Дер Наст мрачно слушал обещания и, наконец, когда учёный чародей объявил, что собирается прибегнуть к методам каллопедии, кёниг не выдержал.

- Я не сомневаюсь, что ты мастер агглютинации, - произнёс он, и Парплеус вздрогнул, услышав из уст неуча столь изысканное слово, - но сейчас мне нужно дело.

- Именно это я и предполагал! - вскричал чародей. - Методы каллопедии я изучал у друидов Бэра...

- Что-то я не заметил, чтобы после тебя в замке появились красивые дети, - кёниг пропел эти слова почти нежно, а в следующее мгновение Парплеус схватился за рассечённое ухо.

- Ваша милость, вы же обещали!..

- Ты тоже много чего обещал. Давай, чародей, метни в меня молнию, преврати в мокрицу, уховёртку, паука. Что же ты, я жду...

Парплеус стоял замерев, словно лягушонок увидевший голодного полоза. Струйка крови сочилась между пальцами.

- Трус! - в голосе дер Наста звучало презрение. - Трус и бездарность. Все твои премудрости происходят из одной великой науки дактилософии!

- Ваша милость, такой науки нет, - посмел возразить Парплеус. Есть дактилономия, дактилография, даже дактилология есть, а дактилософии нет и никогда не было. Да и что могла бы изучать подобная наука?

- Плохо же ты знаешь себя, - дер Наст улыбнулся, обнажив тридцать два крепких зуба. - Дактилософия - наука о том, как высасывать мудрость из пальца.

Парплеус жалко выпрямился, стукнул в половицы жезлом:

- Нет такой науки! - тонко закричал он.

- Вон отсюда! - взревел в ответ дер Наст.

Где-то, осыпаясь, зазвенело стекло, пламя на свечах качнулось, а Парплеуса рык повелителя мечей вынес из комнаты и заставил кубарем скатиться по крутой деревянной лестнице. В четверть часа, даже не перевязав обидной раны, мудрец собрался и, оседлав лошадь, на которой обычно сопровождал кёнига, покинул замок и негостеприимный город Снегард. В спешке Парплеус забыл, что лошадь принадлежит не ему, и, значит, в глазах окружающих он навеки останется конокрадом.

Кобыла, испробовав шенкелей, сходу взяла в галоп, поскакав по привычной тропе к заповедному лесу, куда обычно выезжал на охоту кёниг вместе со своей свитой. Опомнился Парплеус только через час, когда под копытами лошади заиграли прогнившие брёвна гати.

- Ты куда меня везёшь, шваль проклятая? - завопил колдун, но памятуя, как тонул в этих местах, повод трогать не стал. Животное, в силу своего неразумия, лучше знает, как ходить по болотам.

Шумно фыркая и тряся головой, лошадь выбралась из топи на крепкое место и пошла в гору. Подъехав к заброшенному Торпову жилищу, Парплеус спешился. Неодобрительно оглядел корявых идолов, потом толкнул дверь и сунулся в затхлый полумрак хибары.

Сначала показалась будто огромная крыса сидит на столе, и лишь затем отшатнувшийся чародей сообразил, что перед ним не зверь, а махонький человечек с лисьей мордочкой.

- Сгинь! - возопил Парплеус, пытаясь вспомнить давние уроки демонологии.

- Сам сгинь! - отпарировал малютка и без запинки выпалил замысловатый экзорцизм.

- Коллега?.. - изумлённо протянул маг. - Вот уж не ожидал встретить в этой глуши образованного человека!..

- Что поделаешь, - вздохнул Сатар. - Судьба, козни завистников...

Через полчаса они были закадычными друзьями и даже чуть было не затеяли спор о значении слова "диафания" применительно к проблеме сверхчувственного восприятия. Однако голод и боль в покалеченном ухе заставили Парплеуса опомниться.

- Как бы отсюда в город попасть? - спросил он робко.

- В город мне нельзя, - рассудительно произнёс Сатар, - разве что совсем ненадолго, по делам. А вообще, тут Снегард неподалёку.

- А вот в Снегард нельзя мне, - признался и Парплеус. - Даже ненадолго и по делам.

- Тогда Ансир. До него подальше, но тоже дойдём.

- Там же болото! - перепугался мудрец. - Прорва непроходимая!

- Стылая Прорва фактор, конечно, фрустрирующий, но не фатальный, заметил Сатар.

Знакомые, привычные слова успокоили измученную душу, и двое магов, взгромоздившись на кобылу, отправились в путь по бездонным топям. Уже в дороге Сатар понял, что там, где пройдёт он, далеко не всегда будет пропущен всадник. Коротышка пригорюнился было, потом повеселел, решив, что ежели коллега потонет, то, значит, такая его судьба. Однако, случилось так, что доброе расположение светил позволило им ступить на одну из волшебных троп, и к вечеру путники узрели неприступные частоколы Ансира.

Воспрявший духом Парплеус, стараясь заглушить сосущее чувство в пустом желудке, громогласно рассуждал о сути природной магии и о непонятном отсутствии магических потоков в данной местности. Сатар, некогда на своей шкуре испытавший силу этих потоков, помалкивал и лишь у самого города, сползши с конской шеи, произнёс:

- Друг мой, хотите небольшое пророчество? Запомните: "Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот". Это нехорошее место, силы зла властвуют здесь безраздельно.

- Я запомню ваш совет и буду по возможности следовать ему, поблагодарил Парплеус.

* * *

Покинув взбудораженный Норгай, Ист самой прямой дорогой вернулся в Соломоники. Здесь едва наступил полдень, жаркий, как всегда в это время года. Однако улицы были пусты, даже уборщики не вышли на работу, приходя в себя после безумной недели. Завтра город, зевая и постанывая, примется за будничные дела, а сегодня все спят.

Тихие дома остались, как и прежде, тихими. Где искать Роксалану? И ещё надо помнить, что тебя знает всякий прихлебатель ветреных братьев, и, значит, придётся скрывать свой настоящий облик.

Ист медленно брёл по мостовой одного из университетских кварталов. Здесь не было купеческих контор, не было и притонов. Здесь жили профессора, учёностью сравнимые лишь с мудрым Парпляком, магистры и бакалавры, мечтающие о научной карьере, насквозь пропыленные библиотекари и архивариусы, студенты, предпочитающие учёный диспут бездельному сидению в кабаке. Оно и неудивительно, в кабаке надо платить, а во время защиты диссертации соискатель кормит и поит всех участников диспута бесплатно. Короче, здесь проживал благоприличный люд, и даже бордели здесь были свои, исполненные чинного спокойствия.

Сам Ист принял облик глубокого старика, не то нищего, не то впавшего в ничтожество наставника. На такого здесь никто не обратит внимания. Гнать его не за что, замечать - незачем. Постукивая клюкой, Ист выбрался на перекрёсток. Вот кряду несколько домов, не пылавших огнями во время праздника. У них и сейчас, несмотря на яркий августовский день, закрыты ставни. Кто там живёт? Простая природная магия не позволяла взглянуть сквозь кирпичную стену, разве что прежде развалив её. Прав был учитель, проклятое место - город. Может быть, любимый человек в двух шагах, а ты его не слышишь!

Потом Ист увидел Роксалану. Она выбежала на перекрёсток, растрёпанная, в измятом платье, заметалась, не понимая, куда спешить дальше. В это мгновение Ист ясно и отчётливо увидел, что она прибежала сюда, потому что сквозь мёртвый кирпич и убитое дерево сумела расслышать его зов. Ист шагнул навстречу, неосознанно возвращая себе первоначальный облик. Он не заботился о том, что может подумать случайный свидетель, и чем обернётся дело, если этим свидетелем окажется кто-то из прислужников Нота и Зефира. Единственное, что его беспокоило - не испугать молодую женщину своим неожиданным превращением.

Впрочем, этот страх оказался беспочвенным. Роксалана громко всхлипнула и уткнулась лицом в грудь Исту. Они замерли так, обнявшись, стоя на самом перекрёстке и не видя никого. Ранний прохожий старичок-прозектор поспешавший в анатомический театр, чтобы по холодку заняться жертвами праздничного буйства, лишь покачал головой неодобрительно и проворчал в пожелтелые усы:

- Ишь как обвились, скальпелем не разнять. Карнавала им не хватило, не натешились.

Ворчания учёного старикашки никто не слышал. Ист и Роксалана вообще не видели и не слышали ничего и совершенно не думали о том, что целоваться на перекрёстке - самая дурная примета, поскольку там легче всего попасть на глаза страшной ведьме-разлучнице.

* * *

Дом Роксаланы действительно оказался одним из тихих домов, хотя именно его Ист стал бы проверять в последнюю очередь. В Норгае Роксалана занимала шикарный особняк в центре города, а здесь поселилась в скромном домике на окраине. Но главное - Ист издали почувствовал, что дом этот неблагополучен. От него пахло тайной и смертью. На мгновение Иста кольнула мысль, что возможно и норгайский дом был таким же, просто сам Ист в ту пору ещё многого не знал и не умел. Пришлось сделать ощутимое усилие, чтобы отогнать эту мысль. В конце концов, в этом доме Роксалана живёт ещё так недавно, и кто знает, что здесь было в прежние времена?

- Что с тобой? - тревожно спросила Роксалана, на секунду отпустившая руку Иста, чтобы закрыть дверь.

- Этот дом, - тревожно произнёс Ист, - он давно твой? В нём звучит эхо беды.

- Исти, - Роксалана обернулась и пристально поглядела молодому богу в глаза. - Я не стану притворяться, да ты и сам, наверное, видишь, что я не простая женщина. Я такая же волшебница как и ты. Будь иначе, что за счёты могли бы у меня быть с храмом Гунгурда и здешним монастырём? Но сейчас я не об этом. Исти, тебе грозит опасность. Монастырские анактотелесты охотятся за тобой, точно также как гонялись за мной прислужники Гунгурда. И ты совершенно прав, этот дом пропитан смертью, хотя мне он принадлежит давно. Там на втором этаже валяется мёртвым один из слуг Нота и Зефира. Мне пришлось убить его, потому что он слишком близко подобрался к тебе. Ты зря отпустил живым брата Лингама, теперь все Соломоники - один капкан, настороженный на тебя.

- Вот как... - почему-то Ист только сейчас понял насколько очевидно было сказанное Роксаланой. На секунду в памяти мелькнули слова Хийси: "У них свои приёмы", - но Ист отбросил их, даже не возмутившись. Ясно же, что всё это не имеет отношения к Роксалане. Ведь это Роксалана, и больше тут нечего сказать. А то, что его любимая оказалось чародейкой, так ведь и он не просто мальчишка, а, смешно сказать, - бог! Однако, слова об убитом прислужнике бессмертных братьев заставили его обеспокоиться.

- Зря ты это сделала, - Ист покачал головой. - Никто из этих лакированных молодчиков не сможет мне ничего сделать. От брата Лингама я просто ушёл, и думаю, что не испугался бы и этого колдуна. - Где он?

Не дожидаясь ответа, Ист поднялся наверх, склонился над смятым телом, заглянул в пустые глаза.

- Ему уже не помочь. Надо что-то делать с телом. Как ты думаешь, у него есть родные?

- Он же чародей... - Роксалана была искренне удивлена. - Откуда у него родственники?

- Тогда проще, - Ист провёл ладонями над телом и оно исчезло. Негромко плеснула вода, запах тины на мгновение заглушил аромат волшебных снадобий.

- Что ты с ним сделал? - испуганно спросила Роксалана.

- Сбросил в Артонум. К вечеру его найдут и решат, что он утонул, перебрав гашиша или датуры. От него за сто шагов несёт наркотиками.

- Удивительный ты человек, - протянула волшебница, - не знаешь самых простых вещей и делаешь такое, что под силу лишь величайшим из магов. Чтобы повторить то, что ты сделал сейчас мне понадобилось бы всё моё умение и помощь амулетов.

- Амулеты только мешают, - рассеянно произнёс Ист.

Он прошёл в потайную комнату, словно не заметив запрещающего заклятия, которое не позволило бы никому не только войти в открытую дверь, но и попросту увидеть этой двери. Оглядел разложенные по столам и развешанные на стенах предметы, понюхал полусожжённую палочку сандала, бросил в бронзовую лохань. Провёл пальцами по шёрстке на заячьем ухе.

- Сколько лишних вещей... Если хочешь, я научу тебя делать всё это безо всяких заклинаний, надо лишь быть самой собой и смотреть на мир открытыми глазами.

- Исти, - прошептала Роксалана. - Прежде я бы душу отдала, чтобы научиться такому. Но сейчас мне нужен только ты.

Ист встретил ждущий взгляд, подхватил женщину на руки и, из комнаты, пропахшей благовониями и смертью, шагнул на цветущую поляну где-то на другом краю земного круга. Здесь был вечер, солнце только что упало за горизонт, ночные фиалки наполняли воздух певучим ароматом. Прежде в мире не было такой дороги, Исту пришлось проламывать её силой, что непросто даже для бога, но Ист справился с этим шутя, а Роксалана попросту ничего не заметила. Глаза её были закрыты, а лицо совершенно счастливым.

Глава 7. РОЖДЕНИЕ БОГА

В Норгае Исту волей-неволей приходилось принимать свой истинный облик. Взбудораженный город требовал присмотра, иначе восстание чёрного люда могло превратиться в обычную резню, после какой, как известно, ничего хорошего случиться не может. Однако, появление на неспокойных улицах Иста заставляло даже самых остервенелых мародёров помнить об осторожности. К тому же, власть в городе получили люди хозяйственные, мастера, умельцы, кормившиеся от своего ремесла, а не от бездельного буйства. Купечество, недовольное пошлинами, которыми их облагал храм, тоже поддержало переворот и, таким образом, жизнь в городе быстро стала входить в нормальную колею. Только место жрецов в городском собрании заняли выборные от мастеровых, чего прежде не бывало нигде и никогда. До сих пор всякий инструмент посложнее топора считался вещью мерзкой и обитатели кузнечной, кожевенной, ткацкой и иных слобод числились отверженными. Даже друг с другом общались они редко, опасаясь навлечь на свою голову ещё и соседское проклятие.

Но теперь всё в одночасье переменилось. Бог Прогресс объявил рабочий люд под своим покровительством, а всякое рабочее мастерство - угодным себе. И неважно, что вслух говорилось, будто нет такого бога: чудеса им совершённые видели все, а бог умеющий защитить своих избранников, всё равно останется богом, даже если его и нет. К тому же, кто-то из затесавшихся в город вольных магов поспешил объявить, что несуществующее божество является богом вдвойне ибо по собственному желанию может существовать или не существовать. Понять этого не умел никто, но объяснение звучало внушительно. Храма Прогрессу ставить не смели, но фигурки бога-кузнеца в домах появились уже через день после начала возмущения.

Иста в городе узнавал всякий, но подойти не смел никто, кроме, пожалуй, кузнеца, того, что первым признал в мальчишке великого мага. Кузнеца звали Ынтид и, хотя он не был коренным горожанином, его единодушно ввели в городское собрание и мнение его было веским. Ещё бы - не слушать человека, пустившего в переплавку мечи Гунгурда!

Ист, отчасти и сам позаботился, чтобы ему не слишком мешали. Несложное заклятие отбивало охоту у праздношатающихся подходить к человеку, который ещё недавно был выставлен в храме, пленённый торжествующими жрецами. И всё же, на второй или третий день заклятие не сработало. К Исту подошёл человек с высоким пастушьим посохом и в двойном плаще зелёном сверху и коричневым с изнанки. Такой наряд яснее слов говорил, что его обладатель не просто пастушок, а деревенский заклинатель, из тех, кто отводит падёж от стад и тщится вызвать дождь, когда засеянные пшеницей поля начинают изнывать от жажды. Ревнивые храмовые служители не дозволяли заклинателям появляться в городе. Во всяком случае, прежде следовало переодеться, чтобы не маячить в колдовском одеянии на глазах у горожан. Однако теперь некому было следить за выполнением старых правил, и деревенский ведун заявился в город с изогнутой клюкой и в двуцветном плаще.

- Приветствую тебя, собрат! - неожиданно густым басом прогудел заклинатель. - Я должен сказать нечто, не предназначенное для глухих ушей.

- Говори, - разрешил Ист, без труда сообразивший, что ещё кто-то из бессмертных начал свою игру, и сейчас выяснится, кто стоит за спиной заклинателя, который сам по себе несомненно был полнейшим ничтожеством, несравнимым даже с привязчивым братом Лингамом.

Колдун застыл с полуоткрытым ртом, глаза его остекленели. Одновременно Ист почувствовал, что рядом сгущается серьёзная, недоступная смертным магия. Мгновенно Ист изготовился к борьбе, но нападения не последовало, лишь из воздуха ступила на утоптанную городскую землю фигура высокого юноши в двуцветном плаще заклинателя.

- Приветствую тебя, собрат! - повторил он звонко. - Я бы хотел говорить с тобой. Прости, что мне пришлось ловить тебя таким образом, но Амрита, хотя и обещала передать тебе при случае мои слова, разумеется не стала бы держать слово данное возле источника лжи. Я Жель, покровитель стад и нив.

- Здравствуй, - ответил Ист. - Ты собираешься говорить со мной здесь?

Ист понимал, что ни единый житель города не сможет увидеть двух беседующих богов, но разговаривать, стоя посреди улицы, казалось странным, и, к тому же, хотелось посмотреть, куда пригласит его владыка стад.

- Я бы не хотел здесь, - Жель полупрезрительно сморщился. - Кругом слишком много железа. Но ты, вероятно, не захочешь отправиться ко мне, хотя, видит источник, я не собираюсь устраивать на тебя ловушки. Я не Гунгурд, не Мокрида и даже не Басейн, мне не нужны свары и битвы.

- Тогда, пойдём к источнику, - предложил Ист.

- К которому из двух?

- К верхнему.

- С Амритой ты беседовал у другого источника.

- Она сама отыскала меня, и мы говорили там, где встретились. К тому же, я не договаривался с ней ни о чём, а ты, кажется, хочешь настоящего разговора.

- Пусть будет по твоему, - произнёс юный Жель, не двигаясь с места.

Ист понимающе улыбнулся и первым ступил небесную тропу. Жель шагнул следом. Пастуший колдун, которого отпустила, наконец, наведённая повелителем одурь, недоумённо затряс головой, стараясь понять, как его занесло в нелюбимый и попросту запретный город. Затем он подхватил полы двуцветного плаща и поспешно затрусил к городским воротам.

Ист шагал не оглядываясь. Он не боялся удара в спину, не потому, что верил новому знакомцу, а поскольку был готов отразить любой удар, откуда бы его ни направили. Выйдя на уже знакомую поляну, Ист отдал ожидающему Гавриилу меч и лишь затем оглянулся на своего спутника.

Желя не было. Вернее, он был, но изменился разительно. Вместо юного красавца стоял невысокий чернявый человечек с не запоминающимся лицом. Губы кривились скучающей складкой, глаза смотрели холодно и неприветливо. Оружия у пастушьего бога видно не было, однако, Гавриил стоял, загораживая проход и требовательно протянув руку.

- Сейчас... - недовольно проскрипел Жель в ответ на молчаливое приказание и, отвернувшись, принялся рыться за пазухой. Покуда он искал своё неведомое оружие, Ист успел рассмотреть подлинный облик бога.

Должно быть, в те давние годы, когда Жель ещё не ступал на небесную тропу и считался смертным магом, он жил в окрестностях Монстреля или чуть южнее, возле Лютеции или Соломоник. Хотя, в те годы ни Монстреля, ни Лютеции, ни даже Соломоник, скорее всего, ещё не было. Это Хийси мог называть новых богов мальчишками, а для людей две или три тысячи лет - непредставимо большой срок. Видимо, как и многие другие маги, был Жель местным властителем, жестоким к врагам и недобрым к подданным. Да и себя, должно быть, не слишком жалел, потому и смог перешагнуть черту, отделяющее человеческое могущество от божественного. А с тех давних времён пастуший бог сохранил любовь к свободным одеждам из некрашеной шерсти, каких уже много поколений никто не носит, и к жирным блюдам, щедро заправленным чесноком, которым разило от господа весьма ощутимо. Впрочем, Ист тоже не был привередлив в еде и таких ароматов не боялся.

- Что, не ожидал? - с вызовом спросил Жель, усаживаясь на бережок напротив Иста.

- Не ожидал, - Ист пожал плечами и, в свою очередь тоже задал вопрос: - Это что же, все боги в обычной жизни себя приукрашивают?

- Не все, - коротко ответил Жель, и лишь тогда Ист понял, что задал глупый вопрос. Сам-то он без нужды облик не менял, а Хийси и вовсе всегда ходил в подлинном обличье. Так что, ответ Желя было несложно предугадать.

- И что ты хотел сказать мне, покровитель стад и нив?

Жель поморщился, но, помня, где сидит, вымученно проговорил:

- Вообще-то нивы принадлежат лежебоке Франу, а мне только стада и пастбища. А вот луга и... эти, клеверища! - они спорные. Я бы давно этот вопрос решил, да разве с Франом договоришься... От него никакого ответа не добиться. Вроде и дела ему до покосов нет, а чуть что моё! Дрянной божишко.

- В этом вопросе я судить не могу, - Ист выдержал паузу и добавил умное слово: - Не компетентен.

- Я, собственно, не из-за этого тебя искал, - Жель почесал указательным пальцем нос. - Мы тут кое с кем беседовали и решили, что твои споры с Гунгурдом касаются только тебя и Гунгурда. Другие боги не будут вмешиваться в это дело.

- Вы очень добры, - заметил Ист. - Только я хотел бы уточнить. когда ты обмолвился, что вы "тут" беседовали, следует ли это понимать, что вы разговаривали возле источника правды? Только что ты упоминал совсем другой источник.

- Именно так и следует понимать, - сухо ответил Жель. - Сначала мы разговаривали здесь, потом, когда всё самое важное было решено, перешли туда. Здесь удобно работать, там отдыхать. Но я ещё не кончил рассказывать о главном. Тому из нас, кто встретится с тобой первым, поручено передать, чтобы ты больше не говорил таких слов... ну тех, что произнёс, когда поднимал народ против храма. С Гунгурдом у тебя война, и ты можешь делать с ним, что угодно. Ты отнял у него Норгай один из лучших городов мира, и мы готовы признать Норгай твоим. Но говорить, что кроме тебя нет никаких богов - не надо. Ты, видимо, произнёс эти слова в запальчивости, однако впредь... ну, ты понимаешь. Я уже говорил, войны и свары меня не радуют. Я, конечно, не прочь, если другие боги сцепятся друг с другом, но участвовать в этих делах самому - увольте! А ведь твои слова можно расценить как объявление войны всем богам одновременно. Странно, что ты не понимаешь таких простых вещей.

- Теперь понимаю, - кивнул Ист. - Просто я слишком недавно стал бессмертным и ещё не привык соразмерять силу сказанного. Постараюсь больше не говорить опрометчивых слов.

- Я хотел бы добавить кое-что от себя, - быстро произнёс Жель, видимо опасаясь, что Ист сейчас исчезнет. - Рядом с Норгаем расположен один из моих оракулов, народ на поклонение ходит, особенно в праздник стойл...

- Понятно. Я не полезу туда без достаточно веской причины.

- Ты замечательно формулируешь свои обещания, - Жель кисло улыбнулся, рассматривая Иста холодными глазами. - Теперь я склонен верить рассказам сплетников, которые говорят, будто ты, как и старый Харги, способен пить из источника.

Ист покосился на струящийся родник, покачал головой.

- Я не пробовал пить оттуда, но думаю, что не смог бы, - он коснулся ладонью воды. Вода была горячей, почти кипяток.

- Надеюсь, мне не надо макаться туда? - с тревогой спросил пастуший бог. - Я старый грешник и слишком поздно понял, что врать без нужды не следует. А эта водица не знает разницы между вероломным обманом и дружеским розыгрышем, - лицо бога исказилось и он быстро добавил: Похоже, опять заврался. Строгий ручеёк, не люблю здесь разговаривать.

- А как ты стадам покровительствуешь? - спросил Ист, стараясь не замечать корчи собеседника.

- Да никак. Поклонение принимаю. Иной раз, когда молитвы ослабевать начинают, падёж насылаю - ящур или сибирскую язву. А когда людишки страху хлебнут, избавление даю. Ещё праздники во имя моё устраиваются, тоже полезно. Мои праздники мирные, бесхитростные, людям в радость. Где народ буйный, там бараньи бои предпочитают или корриду, а возле твоего Норгая - ярмарка бывает, сырная. Сыровары съезжаются отовсюду, целую неделю народ одним сыром питается. Мне в жертву тоже сыр приносят. Терпеть не могу сыра, особенно овечьего. А норгайская кухня как раз им и славится. Там Индия неподалёку, так мяса едят мало, больше молоко. Вся моя сила в тех краях держится на молоке да на сыре.

- Горожане будут ездить на ярмарку, - пообещал Ист, - и будут есть столько сыра, сколько захотят.

- Благодарю! - Жель вскочил, отряхивая одежду. - Я знал, что мы сумеем договориться.

- До встречи! - Ист тоже поднялся. - Желаю тебе удачно оттягать у лежебоки Франа спорные клеверища.

* * *

В городе Монстреле на самом берегу широкого залива Ист начал строить дом. Он выбрал этот город, отчасти потому, что там не было знаменитых храмов и учёных монастырей, которые всегда привлекают внимание мелких колдунов, не опасных, но способных испортить существование кому угодно. То есть, оракул, конечно, был, и паломники стремились туда широкой рекой, но располагалось всё это за стенами, а в самом городе служители Басейна не появлялись, власть здесь была светская. К тому же, Роксалана обмолвилась, что прежде в этом городе не бывала, хотя слышала о нём достаточно много. В Монстреле располагалась резиденция герцога Лиезского, дальней роднёй которому приходилась пленённая некогда супруга дер Наста. В Снегарде о Монстреле рассказывали множество небылиц, представлявших южного соседа местом несказанно богатым и населённым исключительно дураками и ротозеями, которых сам Хаймарт велел ощипывать, едва на гузке у них проклюнется хоть какое-то подобие пуха.

Неудивительно, что у Иста сложилось подспудное убеждение, что Монстрель - место, где мечтает жить каждый. А Роксалана была готова жить где угодно, лишь бы рядом с Истом. Словно отыгрываясь за многие годы, когда она разрушала чужую любовь, ведьма-разлучница торопилась вырастить своё чувство и всё взять от него, что можно. Когда по утрам Ист уходил по своим неведомым делам, Роксалана металась по старому дому, не находя места. Ни разу она не пыталась подглядеть за Истом, догадываясь, что может навлечь на любимого беду. И лишь вечером, когда Ист появлялся, тихо спрашивала:

- У тебя всё в порядке?

- Конечно, я же люблю тебя, - отвечал Ист и целовал её.

Странно устроены люди. Одним и тем же словом они называют множество самых разных чувств. Мучительную неразделённую страсть, когда человек, не находя спасения, сгорает в одиночку, радостное предчувствие любви, состоящее, кажется, из сплошных вздохов, томлений, нежных улыбок и прочих прелестных глупостей, злую муку, вызванную неоправданной ревностью - всё люди равно зовут любовью. А на самом деле, любовь это совсем просто. Встретились двое и припали друг к другу, срослись, что и ножом не разъять, как заметил умудрённый жизнью телослов из города Соломоники, где знают толк и в анатомии, и в любви.

Двое припали друг к другу и не думали ни о мстительном Гунгурде, ни о требовательной Амрите. Комната гаданий пребывала запертой со всеми своими амулетами, лишь вавилонское зеркало, древностью способное поспорить с богами, было повешено в спальне и безучастно отражало в полированной глубине картины короткого человеческого счастья. Волшебная медь много повидала на своём веку и могла бы кое-что рассказать о любви, если бы её захотели спросить.

Частенько и днём мятежный Норгай оставался без присмотра, и тогда полные сутки Ист с Роксаланой не разжимали рук, даже если, устав от страсти, покидали пропахший фимиамами дом и отправлялись бродить по свету. Когда впервые Ист, выбравшись с Роксаланой за городские стены, подвёл её к истиной тропе, чуть видной в пригородном лесочке, Роксалана остановилась и испуганно попятилась.

- Стой! - ты хоть знаешь, что это такое?

- Это начало одного из лесных путей, - честно ответил Ист.

- Туда нельзя: шагнёшь - назад не выберешься! Никто и не узнает, что с тобой сталось, заплутаешь вконец. Это та магия, о которой все знают, но никто не смеет прикоснуться. Лесная нежить бродит по этим путям, потому что ей никуда не надо.

- Я бегаю по этим тропам с двенадцати лет, - успокоил подругу Ист, - и, покуда, ещё не заплутал. Эти тропы куда понятней, чем дороги людей. Они идут так, как хочется им самим и потому всегда ведут к цели. Бороться с ними - всё равно, что плыть против течения, тебя захлестнёт и утопит. Гораздо умнее - довериться текучей воде, тогда тебя легко вынесет на нужный берег. Не бойся, идём.

- Я и не боюсь... - прошептала Роксалана и, отчаянно зажмурив глаза, покрепче сжала руку Иста и шагнула за ним следом.

Где-то в глубине опьянённой души у неё оставалась трезвая струнка, и там родилась и запомнилась мысль: "Теперь ясно, почему боги охотятся за этим мальчиком. Умеющий с детства ходить земными путями, когда-нибудь сможет пройти и по небесной тропе. Коснувшийся природной магии и не сожжённый ею, легко способен сравняться с богами."

"А не околдовал ли он и меня? - мелькнула другая, недостойная мыслишка, но тут же Роксалана успокоила сама себя: - Ну и пусть околдовал, зато сегодня я счастлива."

Она так и не смогла понять, как Ист ходит по своим дорогам, каким чутьём выбирает ту стёжку, что в три шага приведёт к цели, но верила ему, доверяла и была спокойна, если крепко держалась за руку любимого. Что делать, даже ведьма иногда может вновь стать девчонкой.

Они любили друг друга под чёрным бархатом южного неба, по которому жемчугом выложен звёздный крест; а бывало, что постелью им служил глубокий снег, а над головами беззвучно развёртывались лучистые полотнища полярного сияния. На экваторе их не тревожили москиты, на полюсе не касался мороз. Мир пребывал в безмятежности, и лишь в глубине души порой начинала вибрировать трезвая струна, напоминая, что время идёт, скоро явится госпожа и спросит, как выполнила задание её покорная служанка.

Иногда Роксалана всё же пугалась или начинала выспрашивать, что творится с теми, кто по глупости или незнанию ступил на волшебные дороги. Тогда Ист привёл её в тундру, где уже близилась зима, хотя Соломоникам предстояло ещё два месяца летней жары.

Здесь ковром лежал колючий олений мох расцвеченный ягодами клюквы и серебрящийся по утрам инеем. Жидкие кусты стлались по земле, так что подберёзовики с лёгкостью перерастали берёзы. Здесь покуда царствовал вечный день, солнце лишь ненадолго ныряло под кромку горизонта. Роксалана удивилась, вспомнив, что дня три назад побывала в царстве вечной ночи. Неужто на земном круге есть место, где беспросветная тьма владычит в то время, когда на дальнем севере не закатывается солнце?

Роксалана хотела спросить об этом Иста, но забыла о своём недоумении, потому что в это время из-за груды замшелых валунов вышел белый зверь. Это был волк небывалой величины, которому жёлтые степные волки не достали бы и до плеча. Зверь зевнул, продемонстрировав сияющие ножи клыков, а потом произнёс свистящим, осипшим голосом:

- Тебя давно не было, любопытный мальчик. Я вижу, ты нашёл себе подругу.

- Да, Белый, - ответил Ист и уселся в мох, так что лицо человека пришлось напротив морды зверя.

- Твоя подруга не из наших, - сообщил волк, клацнув зубами на невидимую мошку.

- Она человек.

- Она не просто человек. От неё пахнет чужой силой.

- Я знаю. Но она любит меня, а я люблю её.

- Это я тоже чую. Любовь легко заметить, она сладко пахнет.

- Как твои дела, Белый?

Волк вновь зевнул, тонко проскулив от наслаждения. Потом некстати произнёс:

- Меня прогнали из стаи.

- Кто?

- Родился там один молодой, почувствовал себя сильным - и прогнал меня.

- А ты уступил?

- Ага. Я мог бы перегрызть ему горло, только зачем? Молодому тоже надо похвалиться силой и оставить волчат. А потом, через несколько лет, я вернусь и загрызу его.

- Тогда, зачем вернёшься?

- Чтобы он навсегда остался молодым. Старым быть плохо: запах течки уже не возбуждает, волчата не вызывают гордости, а свежее мясо лишается вкуса.

- Ты говоришь о себе? Но ведь ты один сильнее всей стаи. Ты белый, но не седой.

- О себе я не говорю. Я умер так давно, что плохо помню, как это быть живым. Просто случилось так, что меня некому загрызть.

- Скажи, Белый, тебе плохо?

- Мне никак. Волки слишком заняты собой, мне скучно с ними. Всё, что у них может быть, у меня уже было. А то, о чём рассказывал ты, мне непонятно и ненужно.

- Ты волчий бог? - тихо спросила Роксалана.

- Я волчий труп. - Белый зверь улёгся мордой на лапы и закрыл глаза.

Ист коснулся локтя Роксаланы.

- Пойдём отсюда. Незачем зря мучить его.

Он повернулся к зверю. Казалось, волк спит, но в ответ на улыбку острые уши немедленно насторожились.

- Прощай, Белый. Что передать от тебя волкам Снегарда?

- Ничего. Они всё равно не поймут.

Взявшись за руки Ист и Роксалана пошли прочь. Волк не открыл глаз, но чудилось, будто он провожает их взглядом.

- Никто не знает, что случилось с этим зверем, - Ист словно думал вслух, а не говорил с Роксаланой, - Никто не знает почему или за что он получил роковой дар слова, а вместе с ним и неспособность умереть. Неведомо, и когда это случилось. Кажется, белый волк жил в тундре всегда. В Норгае о нём тоже слышали и зовут Лунным волком, хотя причём тут луна, я не могу сказать. Таких как он на свете немного, большинство прОклятых теряет облик и мается бесплотными призраками. Говорят, в городах такие тоже есть.

- Есть, - покорно отозвалась Роксалана. - Это души магов, убитых своими собратьями или погибших от того, что пытались сделать нечто запретное.

- Вот видишь, - Ист замолк, вспомнив скорченный труп на пороге спальни, потом пробормотал, словно прощения просил: - Невесёлая у нас получилась прогулка.

- В Индии и южном Намане, - осторожно начала Роксалана, - почитают какого-то обезьяньего царя. Называют его богом, а это, наверное, такое же несчастное животное, не понимающее, что с ним стряслось.

- Нет, - поправил Ист. - Это человек. У него хватило сил остаться человеком.

- Тогда, не надо говорить о нём, - побледнев прошептала Роксалана.

* * *

Они лежали в постели, обнявшись, Ист спал, уткнувшись Роксалане в плечо, и в эту минуту трезвая струна в душе умудрённой ведьмы, звучала громко, ничем не заглушаемая. И дело не в том, что выяснилось наконец, кто таков таинственный учитель Иста, в конце концов, толком она не узнала ничего: зачем обезьяньему царю её мальчик?.. чего ради бессмертный из далёкой Индии развязал войну с одним из великих богов?.. как сумел победить его, или, во всяком случае, изгнать из царственного Норгая?.. А впрочем, это так неважно. Ист верит, что учитель не станет вмешиваться в его жизнь. Не станет, как же... почему тогда Ист через день пропадает в этом самом Норгае, который принадлежит уже не Гунгурду и даже не обезьяньему царю, а неведомому богу Прогрессу? Хотя, это как раз понятно. Если у простого волшебника встречается до десятка имён, то что говорить о богах. Обезьяний царь Хануман, он же - бог мастеровых, по прозвищу Прогресс. Нехорошее имя, брякающее железом и пахнущее окалиной.

А бывают ли хорошие имена у богов? Людям может казаться, будто господь благостен, но тот, кому приходилось встречаться со всемогущим, знает, что всемогущество не считает нужным видеть ничтожное и соразмерять свои силы.

Однако, сейчас Роксалану мучило иное. Вчера, когда Ист ненадолго покинул её, случилось то, чего волшебница ждала и боялась. Оставшись одна, Роксалана распахнула окна, открыв доступ прохладному ветру с Артонума. Дом за долгие десятилетия крепко пропах ароматическими притираниями и курениями: сандалом, душицей, лавандой, розовым и жасминным маслом. А Ист привык к чистому воздуху, это Роксалана поняла сразу и теперь, всякую свободную минуту проветривала некогда наглухо запечатанные комнаты. Жизнь в Соломониках давно вошла в привычную колею, ничто не напоминало о недавних безумствах, девственные проститутки предавались своему служению в стенах монастыря, и с улицы доносились самые привычные, мирные звуки: кто-то разговаривал, звенели вёдра водовозов, шершавым звоном пел круг точильщика ножей, раз в неделю обходящего со своим непригожим инструментом окрестные дома.

Потом, бестревожный шум на одно мгновение был перекрыт тонким вскриком, с каким лопается струна на лютне бродячего менестреля. Никто на улице не обратил внимания на мелодичный звук, но Роксалана, мгновенно побледнев, захлопнула окно и, нетвёрдо ступая, направилась в комнату для гаданий, заброшенную в последнее время. Там, касаясь пальцами пустого стола, стояла Амрита.

- Здравствуйте, госпожа, - слова с трудом протиснулись сквозь помертвелые губы.

- Я вижу, ты добилась успеха, - молвила богиня. - Однако, почему ты не позвала меня сразу? Почему я должна напоминать о себе?

- Госпожа, я ещё не сумела выполнить ваше повеление, - Роксалана лихорадочно соображала, где и как соврать, но не могла придумать ничего толкового. - Я встретила его в последний день карнавала и сумела привести к себе. Но боюсь, мне не удалось влюбить его в себя. Он приходит ко мне, когда хочет и уходит, когда ему вздумается. Это действительно, очень сильный маг, у меня не хватило силы присушить его, и теперь я пытаюсь приручить его к себе, медленно, как простая женщина. Мне кажется, это единственный путь.

- Ты угадала, это действительно единственный путь, - ничто в голосе богини не выдало её чувств, - но тебе совершенно незачем проходить всё до конца. Вполне достаточно, что ты прогнала из его сердца ту девку. Кстати, кем она оказалась?

- Я не знаю! - отчаянно выкрикнула Роксалана. - У меня не хватает силы проследить за ним. Может быть, он сейчас у неё, и они вместе смеются надо мной!

- Это не так, - успокоила Амрита служанку. - Мальчик не из тех, кто спит разом с двумя женщинами. Достаточно того, что он пришёл к тебе. Не волнуйся, я довольна твоей работой. Теперь ты должна бросить его, холодно и равнодушно. Не обязательно даже исчезать из города. Просто потеряй к нему интерес. Займись, например, своим пастушком. Пусть мальчик увидит тебя рядом с другим мужчиной, пусть поймёт, что никогда между вами не было никакой любви. Неужто тебя надо учить таким простым вещам?

- Я всё поняла, госпожа. Завтра меня здесь не будет.

- Сегодня.

- Но я должна сказать ему о своих, якобы, планах. Если я исчезну так внезапно, то, возможно, он не станет искать меня...

- Станет. Это очень обязательный молодой человек. Действуй, дорогая. Вечером мальчугана должен ожидать неприятный сюрприз.

И вот, настал вечер, и пришла ночь, а повеление госпожи не было выполнено. Ист спал, уткнувшись в её плечо, Роксалана смотрела на его безмятежное лицо и старалась ни о чём не думать. Но, видно, не так просто не думать в такую минуту, потому что Ист вдруг открыл глаза и, хотя Роксалана поспешно улыбнулась в ответ на ожидающий взгляд, спросил:

- Что случилось?

- Ничего, Исти. Спи спокойно.

- Я же знаю, у тебя беда. Настоящая беда. Неужели ты хочешь нести её в одиночку?

- Исти, ты прав, действительно случилась беда, но мне не придётся сносить её. Я уже сделала выбор и вряд ли доживу до следующего вечера.

- Ну это мы ещё посмотрим, - Ист сел на постели. - Твои неприятности из-за меня?

- У меня не может быть из-за тебя неприятностей, - ведьма провела пальцами по груди юноши и слабо улыбнулась. - Я ведь люблю тебя. Как странно, я всегда смеялась над этими словами. Не сердись, но я действительно была такой дурой, что осмелилась не верить в любовь. Теперь мне придётся платить за свой смех, но я всё равно ни о чём не жалею. Вернее, жалею лишь об одном, что нам с тобой досталось так мало счастья.

- Оставь, у нас с тобой впереди вечность.

- Что ты знаешь о вечности? - мудро усмехнулась колдунья. - Даже бессмертные не знают о ней ничего. Впрочем, погоди. Пока у нас ещё есть время, я хочу показать тебе одну вещь. Кажется, я единственный человек на земле, который знает эту тайну, а ты - единственный, кому она может когда-нибудь пригодиться. Помнишь, ты водил меня по лесным тропам, а я, как слепой кутёнок не могла без твоей помощи ступить и шагу? Так вот, на свете есть ещё одна истинная тропа. Она начинается во всяком месте земного круга и, не сворачивая, ведёт наверх. Говорят, что Дундар Несокрушимый прошёл этой тропой и явился в чертоги богов. Так вот, это не сказка, небесная тропа есть, и она действительно ведёт в небеса. Надо лишь увидеть её. Присмотрись, Исти, она есть даже возле нашей постели.

- Я вижу, - Ист не издал ни звука, но Роксалана услышала его и поняла.

- Какое счастье! - Роксалана откинулась на подушки. - Я верю, ты сможешь туда дойти, ты самый могучий чародей, из всех, кого я знала, и с каждым днём твоя сила возрастает. Если не ты, то туда не сможет подняться никто. Исти, хочешь, забери мою магию, всё равно она мне больше не пригодится, а тебе поможет преодолеть дорогу к небесным чертогам. Забери, я научу, как это сделать...

- Не смей и думать об этом. Я не паук, а ты не муха. Конечно, паук думает, что он любит мух. На самом деле, он любит свой живот. Никогда я не смог бы отнять у тебя хоть каплю твоей сути.

- Тогда обещай мне, поклянись своей любовью, что когда меня не станет, ты не ответишь взаимностью ни одной женщине до тех пор, пока не пройдёшь этой дорогой. Это не ревность, Исти, если ты пожелаешь, я соглашусь делить тебя с сотней женщин. Но сейчас под видом любви на тебя расставлена ловушка. Я не могу сказать, в чём она заключается, но знаю, что она есть. А когда ты пройдёшь наверх, никакая западня не сможет погубить тебя. Обещай мне, Исти.

- Да, но я...

- Клянись!

- Хорошо, я обещаю. Я клянусь не любить никого, кроме тебя.

- До тех пор, пока не пройдёшь небесной тропой, - с жалкой и счастливой улыбкой добавила колдунья.

- Успокойся, родная. Мне не нужна ни единая женщина кроме тебя, будь это хоть богиня, - Роксалана побледнела и схватилась за грудь, - Но если ты хочешь... - Ист легко поднялся и шагнул на невидимый путь. Давай руку, мы пойдём туда вместе.

- Исти!.. - отчаянно вскрикнула Роксалана. - Что ты наделал?! Ты же не сможешь вернуться, по этой дороге можно идти лишь наверх!

- Вот и замечательно. Давай руку.

Ист стоял в самом начале тропы. Отсюда ему хорошо была видна полутёмная комната и мечущаяся Роксалана. Когда-то, вот так же, стоя на волшебной тропе, он разглядывал обезумевшего от страха брата Лингама. Но лощёный анактотелест не видел, куда исчезла намеченная жертва, а у Роксаланы достало умения не потерять Иста из вида. Несколько мгновений она заламывала руки, не зная, что делать, потом вдруг просветлела лицом, крикнула:

- Погоди, я сейчас! - метнулась к стене, где, удерживаемое собственной силой, висело монашеское покрывало, то самое, в котором Ист впервые увидел Роксалану. Ведунья накинула покров, белая ангорская шерсть скрыла обнажённую фигуру. Легко ступая босыми ногами, Роксалана вспорхнула на воздушную дорогу, на мгновение прижалась к Исту.

- Вот и я! Ты прав, так будет гораздо лучше, нежели покорно ждать смерти. Я знаю, что не дойду, но ты всё равно прав. Сама я никогда не решилась бы на этот шаг, а сделать его, оказывается, так легко! Пусти, я хочу идти первой. Дай руку.

Она проскользнула мимо удивлённого и обрадованного Иста и двинулась в наполненный жемчужным сиянием тоннель. Ист поспешил следом, удивляясь, почему Роксалана так старательно тянет его за собой.

- Не торопись, - позвал он. - Собьёшь дыхание.

- Ничего, - одышливо откликнулась Роксалана. - Главное, ты береги силы. А я, пока могу, буду помогать тебе.

Лишь теперь Ист понял, зачем Роксалана пожелала двигаться первой. Она боялась, что у Иста не хватит сил на долгий путь!

- Не надо! - воскликнул Ист, выдернув ладонь из пальцев женщины. Иди не торопясь. С налёту этот склон не одолеть.

Роксалана остановилась, обернувшись, двумя руками ухватилась за Иста.

- Нет, не прогоняй меня, пожалуйста. Если тебе трудно, я пойду медленнее. Только не прогоняй меня.

- Что ты?.. - пробормотал Ист. - Только не беги так, ты же устанешь.

- Я не устану, - радостная улыбка на мгновение ослепила Иста. Разве можно устать от жизни? Когда я встретила тебя, я узнала, что такое радость и что такое жизнь. Всё, что было до того, не стоит даже воспоминания. Дай руку, хороший мой, и пошли. Нам ещё долго идти.

Ист покорно вернул ладонь в жаркие объятия тонких пальцев, и Роксалана вновь двинулась в гору, слишком быстро и напористо, чтобы надеяться на благополучное завершение пути.

Через минуту дыхание её сбилось, лёгкая походка стала спотыкающейся. С каждый шагом Роксалана двигалась всё медленнее, лицо под белым покрывалом смертельно побледнело, но она продолжала из последних сил тянуть Иста за руку.

- Погоди, - вновь произнёс Ист. - Не надо торопиться. Если устала - отдохни.

- Надо... торопиться... - одышливым эхо откликнулась Роксалана, не замечая, что повторяет только что сказанное. - Если остановишься, то скатишься вниз, а это смерть... Не отнимай руку, Исти, только если я упаду... Тогда иди дальше и не оглядывайся. Слышишь? Пока я могу, я буду тебе помогать. И не жалей, что я не дойду. Я обманывала тебя, Исти. Я много старше, чем кажусь... и я, когда мы впервые встретились, я ещё не любила тебя. Ты был мне нужен, чтобы свести счёты с Проттом, и всё... А если бы смогла, я бы просто похитила твою силу, а потом убила бы тебя. Видишь, какие мерзости я задумывала? Я полюбила тебя на самом деле гораздо позже. Поэтому, не надо меня жалеть. Сейчас, пока я могу тебе помогать, - береги силы, а потом - бросай меня и иди один. Я верю, ты дойдёшь. А обо мне не думай.

- Мы дойдём вместе, - почему-то эти слова дались Исту с большим трудом, - один я там уже был.

- Ты... - Роксалана остановилась, - ты бог?..

- Да какой я бог, - досадливо отмахнулся Ист. - Я поднялся туда полгода назад. Именно поэтому, после того, как вы с учителем освободили меня, я исчез так надолго. Но ведь это ничего не значит; я по-прежнему люблю тебя.

- Значит, ты всю знаешь, - казалось, Роксалана говорит сама себе. Тебе просто захотелось посмеяться надо мной.

- О чём ты? - Ист остановился, схватил Роксалану за обе руки. - Я знаю одно: я люблю тебя, и мы поднимемся туда вместе.

- Ты бог, - бесчувственно твердила Роксалана. - Ты всё знал с самого начала...

- Неужели ты думаешь, что я стал бы ломиться в твою душу, желая что-то разузнать? Если ты захочешь, ты расскажешь всё сама. Сейчас ведь ты рассказала такое, о чём прежде молчала... Если хочешь, я даже не пойду следом за тобой к источнику. Там нельзя никого обмануть, а великая Амрита говорила мне, что любовь это всегда немножко обман.

- Не произноси этого имени... Как я его ненавижу! Я много лет была у неё в служанках, и только недавно сумела стать собой. Если бы ты знал, какая скверна - быть рабом божьим.

Ист вдруг понял, что Роксалана сейчас упадёт, противодействующая сила, которой Ист не замечал, пригибает её к земле, зовёт опрокинуться, покатиться вниз по убийственно крутому склону.

- Молчи! - воскликнул Ист. - Береги силы. Или давай, лучше, я тебя понесу.

- Нет, я сама, - Роксалана выдернула руку из пальцев Иста, сделала ещё один шаг и остановилась.

На тропе, загораживая проход, стояла Амрита.

- Исти, - произнесла богиня, не глядя на свою бывшую служанку, - ты попал в скверную историю. Но ещё не поздно всё исправить. Пойдём отсюда.

- Нет, - отрезал Ист.

Он попытался обойти Роксалану, но та, встав посреди тропы, не пропустила его. Волшебница, только что падавшая без сил, выпрямилась, глядя прямо в лицо богине. На мгновение они замерли, глаза в глаза, хотя Амрита находилась на два шага выше. Потом Роксалана безо всякого усилия преодолела пространство, отделявшее её от госпожи, и крикнула:

- Убирайся отсюда! Слышишь? Он мой! Я нашла его без твоей помощи, и он только мой! Он любит меня, и ты не имеешь права отнимать его. Твоё собственное могущество не позволит тебе этого. Сейчас против тебя любовь!

- Прекрасно сказано... - улыбнулась богиня, переведя взгляд на соперницу. - Я вижу, ты не зря была моей служанкой. Ты многому научилась, дорогая. Бросить вызов мне - это красиво. И ты совершенно права - пока он любит тебя, я не смогу его отнять. И я не стану этого делать, ибо любовь священна. Будь счастлива с ним. Но не обижайся, если я отниму у тебя свои подарки. Ведь они не имеют никакого отношения к чистой любви этого мальчика. Сколько тебе лет, Роксалана? Скажи честно, а он пусть слышит.

- Сколько бы ни было, - голос волшебницы внезапно охрип, - но он любит меня, а я люблю его.

- Ты надеешься, что он сделает тебя бессмертной? Не знаю, сумеет ли он совершить такое, и, главное, захочет ли, когда узнает правду. Мы с ним договорились не лгать друг другу, поэтому я считаю себя обязанной открыть ему глаза. Я забираю свои дары. Стань собой, Дигди - старуха из Бэра!

Роксалана вскрикнула. Лицо её дико исказилось, его прорезали глубокие морщины, побурела кожа, ввалился беззубый рот. Остатки пегих волос выбились из-под белого платка. Женщина, только что гордо стоявшая перед богиней, согнулась, придавленная к земле бессчётными годами и тяжёлым горбом.

Амрита звонко расхохоталась.

- Смотри! - крикнула она. - Вот твоя возлюбленная! Это Дигди, ведьма-разлучница. Ей восемьсот лет: она родила пятьдесят детей и давно потеряла счёт своим любовникам. Но ты, молодой бог, оказался самой знатной её добычей. Чтобы околдовать тебя, она надела монашеское покрывало, хотя, когда этот платок на ней, она старится, как все люди. Она и сейчас вырядилась монашкой - третий раз в жизни. Дигди, а хочешь, я расскажу, как это было впервые?.. или нет - когда что-то случается впервые, это почти всегда смешно и глупо, но простительно. Поэтому, вот другая история про твою любимую. Однажды её одолело любопытство, эдакий зуд, а может быть, она просто слишком плотно поужинала, потому что на голодный желудок такое не сразу выдумаешь. Так вот, она отыскала одного из своих взрослых сыновей, а их у неё много, переспала с ним и в положенный срок родила мальчика, который приходился ей разом сыном и внуком. Не правда ли, забавно?

Ист пятился, отступая по тропе, а старуха стоящая между ним и смеющейся богиней, захрипела, не то пытаясь что-то сказать, не то просто схваченная удушьем.

- Но это ещё не всё! - радостно воскликнула богиня. - Ребёнок вырос и повторил судьбу своего папочки, став её любовником. И она опять родила мальчика! Очевидно, Мокрида была добра к ней. Но самое забавное, что и с этим ублюдком твоя пассия умудрилась переспать и забеременеть от него! Дигди, расскажи, как это было? Где ты прячешь то, что выродила в последний раз? Ведь оно родилось живым и даже обладает магией. Дигди, скажи, ты кормила это грудью? Что ж ты молчишь? Два бога просят тебя: расскажи!

- Ты сама велела мне делать так!.. - прокаркала Роксалана.

- Теперь ты начнёшь оправдываться, - покивала головой Амрита. - Не думаю, что это поможет.

- Убей меня... - с хрипом вырвалось из старческой груди.

- Ишь ты, о чём запела! - в голосе богини звенело торжество. Только этого не случится. Ты будешь жить ещё долго, очень долго тлеть дряхлой развалиной. Ты станешь проклинать меня каждый день и мучиться от бессилия своих проклятий. Я заставлю тебя существовать, покуда мне не надоест любоваться тобой, а такой красавицей можно любоваться вечно! Но этого мало! Взгляни, молодой бог, эта восьмисотлетняя грымза на самом деле влюбилась в тебя словно малолетка после первой менструации! Уж я-то в этом понимаю, клянусь источником! Ах, как будет её корёжить, когда мы с тобой всё-таки сойдёмся! Мы вместе полюбуемся этим влюблённым лемуром...

- Этого не будет! - голосу Роксаланы вернулась звучность. - Ты убьёшь меня прямо сейчас, я заставлю тебя это сделать!

Роксалана отступила на полшага и вдруг резко и зло плюнула в лицо богине. Возможно и даже наверняка Амрита была защищена от любого нападения, её не смог бы коснуться ни камень, ни металл, ни просто рука, но такого поворота богиня предвидеть не могла, и плевок достиг цели. Густая мокротная слюна заляпала нежную щечку.

- Теперь живи! - выкрикнула Роксалана, - и любуясь мною, вспоминай, как я харкнула тебе в глаза!

Секундная оторопь, овладевшая богиней, прошла, Амрита угрожающе вздела руку:

- Дрянь!

- Нет! - крикнул Ист. Он был готов отвести любой удар, но удара не последовало. Амрита не пожелала вступать в борьбу, исход которой был неясен. Но никто не был властен помешать ей забрать у своей служанки некогда дарованное долголетие.

- Дрянь! - повторила Амрита, глядя вниз. То, что лежало там, меньше всего напоминало человека; скорее - тленные и очень древние мощи. Ей вечно не хватало вкуса, чтобы красиво довести до конца хоть что-нибудь.

Амрита шагнула по тропе и мгновенно скрылась из глаз.

* * *

У этого острова не было даже имени. Морские пространства отделяли его неделями плавания от ближайшего берега, и ни один корабль ещё не коснулся заострённым носом пустынных галечниковых пляжей. Тысячелетние дубравы поднимались к вершине пологой горы и лишь там отступали, оставляя место камням и альпийским травам. На острове не было людей и даже дикие козы - гроза необитаемых земель, здесь не водились. Шустрые крабы бегали вдоль линии прибоя, тюлени и котики, побитые в иных местах человеческой рукой, здесь чувствовали себя в безопасности. Лес обживали птицы. Многие из них, разучившись бояться, забыли о своей природе и бескрыло бегали по земле.

В приморских городах рассказывали, будто в море есть чудесный остров, на который дано ступить лишь праведникам, но мало ли о чём пустословят в приморских городах? Послушать людей, так во всяком озерце есть свой чудесный остров. А ещё в портовых городках и рыбацких посёлках верили, что прежде за морем был не просто остров, а великая земля, населённая сплошь чародеями и ночными некромантами. Однажды их злодейства переполнили чашу терпения повелителя морей пеннобородого Басейна, и волшебный материк провалился на морское дно. Шёпотом и с оглядкой передавались известия, будто не все некроманты сгинули в пучине, кое-кто выжил на дне и в час недоброго моря выбирается на сушу, чтобы вредить людям.

Что в этих рассказах истина, что ложь, а что сказка - знает лишь источник правды.

Ещё мальчишкой, едва научившись ходить по тайным тропам, Ист облюбовал необитаемый остров. Здесь было хорошо и по-настоящему безлюдно. Даже случайно сюда никто не мог забрести. Сейчас, когда душа была разорвана пополам, Ист уполз на склоны потухшего вулкана, как раненый зверь ползёт прятаться в чащу. Думать он не мог ни о чём, просто перед глазами то вставал призрак Роксаланы - седой, беззубой, горбатой, то вспоминалась хохочущая Амрита. Мелькали воспоминания о недолгих днях счастья, а вслед за тем видение истлевших останков, накрытых упавшим монашеским платком. Иста трясло от омерзения к веселью богини и тут же начинало корчить при мысли, как возле источника правды он неизбежно увидел бы подлинный облик своей любимой. "Любовь это всегда немножко обман", - изрекла богиня нежной страсти. Нет, на самом деле всё куда проще: "Любовь это сплошной обман". А ведь Роксалана... то есть, Дигди и впрямь любила его. Виновата ли восьмисотлетняя ведьма, что её чёрствое сердце не устояло перед роковой заразой? Жаль было влюблённую старуху, и от этой жалости душу выворачивал приступ отвращения. И мысль о том, что Амрита, по сути, спасла его от вечного союза с чудовищной горбуньей, наполняло душу ядом ненависти к непрошеной спасительнице.

Ист метался, хрипя проклятия, крошил кулаком скалы, кажется, выл и плакал. А может быть, это лишь мерещилось ему, пока он сидел оцепенев, а мироздание рвалось вокруг отчаявшегося бога. Ломались тысячелетние стволы, дрожала земля, на склонах грохотали обвалы, дым поднялся над потухшим вулканом... - Ист ничего не замечал и не помнил.

Боль росла, становилась нестерпимой. Вселенная дрогнула, разламываясь с мучительным хрустом. Вздыбившаяся земля смяла зелёный покров леса, там, где недавно вздымался одинокий горный пик, взбухла палящая туча, пробудившийся вулкан взорвался, словно сердце, переполненное обманутой любовью. Смерч, напоённый огнём и пеплом, понёсся по округе, море хлынуло в раскалённое жерло, ставшее на месте острова, и новый взрыв, сильнейший первого, колыхнул океан.

В такой круговерти не только человек, но и бессмертный был бы испепелён за доли мига, но прежде чем такое могло бы случиться, непокорное тело само метнулось на волшебную тропу. Ист упал, покатился, попытался подняться и снова упал. С тропы он видел пламя смешанное с водой, а на месте срытого острова - столб пара, дым и грязную серую пену поверх кипящего моря.

Ист не мог сказать, шёл ли он по тропе, полз или бежал. Помнил лишь, что вывалился к источнику, ткнулся лицом в ручей, начал глотать студёную вкусную воду. Кебер с ужасом смотрел на происходящее, затем воскликнул:

- Ты с ума сошёл! - и, ухватив Иста за плечи, дёрнул от родника. Нельзя оттуда пить!

- Плевать!.. - простонал Ист.

Потом он вспомнил, как купалась в этом ручье Амрита, какая тёплая вода была в тот раз, и его начало рвать.

- Так-то оно лучше, - заботливо проговорил Кебер. - На вот, зажуй, - он протянул яблоко. - И меч, кстати, отдай, а то, неровен час, увидит кто - беды не оберёшься.

Ист сунул в руку стражу меч, бессмысленно глянул на протянутое яблоко:

- Не хочу.

- Да ты не бойся, это настоящее. Брат прислал.

Ист покорно взял запретный плод. Как яблоко с верхнего дерева могло попасть сюда, он не спросил; даже у мелких богов должны быть свои секреты. Терпкая, вяжущая кислота свела скулы и прояснила голову. Иста передёрнуло последний раз, следом навалилась усталость и апатия. Всё в жизни было понятно, и ничего не хотелось.

- Здорово тебя, - уважительно протянул Кебер. Неведомо откуда он добыл мешок, звякнувший стеклом, распустил завязки, вытащил пушистый ком корпии и склянку с бальзамом, принялся смазывать ссадины на руках Иста.

- Не надо, - слабо воспротивился Ист. - Ночью само заживёт.

- Что ж, тебе, ночи ждать? - бормотал Кебер. - А у меня всё равно бальзам пропадает, смертных тут не бывает, так кого мне ещё лечить? Ты это что, с Гунгурдом так сцепился?

- С самим собой.

- С собой - это хуже. Себя так просто не поборешь. На-ка, вот, ещё одно яблоко. Сердце оно не успокоит, а мозги прочистит.

Ист взял второе яблоко и начал, морщась, жевать.

* * *

Болела голова. Ист впервые ощутил это прежде незнакомое чувство. И впервые в жизни он не мог вспомнить, где был и сколько времени прошло с тех пор, как кучерявый Кебер впихивал в него оскомные яблоки и мазал ожоги живичным бальзамом.

Здесь, где Ист осознал себя, была ночь, в другой части мира царил полдень, и это ничего не меняло. Время застыло навсегда в бессмысленном кружении. Это для человека оно идёт - медлительно ползёт в часы ожиданий, несётся свирепым потоком, в те мгновения, когда от него зависит жизнь, сладостно струится в минуты отдыха... для бога времени нет, время умерло вместе с последним человеческим чувством. Учитель говорил, что тяжелодумный бог Фран десятилетиями спит, не просыпаясь, и лишь людское поклонение питает его. Сейчас Ист, не раздумывая, поменялся бы с Франом сущностью. Больше всего не хотелось просыпаться к жизни.

Сдержав стон, Ист поднялся. Где бы он ни был, не стоит валяться вот так. Надо вернуться на свой остров, там, во всяком случае, никто не наткнётся случайно на плачущего бога. А он теперь стал богом - как это погано, когда выжжена душа, и ты - бог!

Ноги привычно шагнули на тропу, и тут Ист остановился. Среди бесчисленного множества тропок не хватало одной, той, что вела к безлюдному клочку суши. Вернее, тропа была, волшебные тропы не исчезают, но она больше не вела никуда. Остров исчез.

Ист незримым духом парил над грязным морем. Там сшибались неутихающие валы, плавали горы пемзы, над которыми поднимался жаркий пар, в небе бесполезно рокотала гроза, вызванная вчерашним катаклизмом. И не было ни единого клочка суши, - последняя часть древнего материка рухнула на морское дно.

Ист покачал головой. Хорошо, что остров был безлюден, и никто не погиб. Незачем людям платить за беды богов. А ему впредь урок - не верить никому и... - Ист застонал, пытаясь отогнать вновь вставшие перед глазами воспоминания. Куда теперь деваться? В проклятый Норгай, где всё напоминает, как он встретился с Роксаланой? В трижды проклятые Соломоники - город шлюх и фальшивых мудрецов, где он был так искренне обманут? В ненавистный отныне Монстрель, где на самом берегу зелёного моря зачем-то строится дом...

Круто развернувшись, Ист шагнул на ближайший поворот. Сейчас ему казалось важным сделать так, чтобы дом в Монстреле не был достроен. И без того в мире слишком много склепов. Через пять минут нога Иста отпечатала первый след на выглаженном прибоем песке на берегу моря у самой окраины Монстреля. И вновь, уже второй раз за сегодняшний день, Исту почудилось, что он сбился с пути и попал в какие-то незнакомые места. Не было строящегося дома, не было соседних домов, открытых солнцу и морскому ветру. Не было ничего, лишь груды развалин и обломки морского судна, закинутые неведомой силой за двести шагов от уреза воды.

Ист кинулся в порт. Там всеобщий разгром ещё сильнее бросался в глаза. Смытые лачуги, расщепленные корабли, вклиненные между покосившимися домами, груды водорослей, свисающие из выбитых окон. Немногие люди, с истовой обречённостью разрывающие развалины в отчаянных поисках... чего?.. или кого? И странно-нелепым казалась на улицах разрушенного города, фигура старика, прижимающего к груди точёный стул из дорогой ореховой древесины - единственного, что случайно уцелело от прошлой жизни.

- Басейн пеннобородый! - нараспев произнёс старец и, установив стул на размытой мостовой, уселся на него, словно сидел во главе стола в собственном богатом доме. - Басейн нетерпеливый! О гневный Басейн, пришёл час воли твоей, и нечестивые нашли конец в водах! Слава тебе, великий, ибо сегодня ты поквитался с недостойными, преумножив счастье верных!

Безумец не был священником, скорее богатым купцом, и не вязался вид и положение, в которое ввергла его злонравная судьба, со словами проповеди бурь, которую всякий житель весёлого Монстреля слышал в храме своего грозного бога. Но сейчас, в минуту всеобщей беды, проповедь в устах сломанного несчастьем человека звучала как нельзя более уместно. Лишь теперь Ист почувствовал, какой страшный вал веры вздымается над городом. Он казался куда громадней той волны, что сутки назад снесла Монстрель с лица земли, оставив нетронутым лишь храм пеннобородого бога. Вся эта сила тянулась сейчас к храму, обращалась в волю и могущество повелителя пучин. Это была не просто сила, а сила морского бога, и потому, хотя самый воздух звенел от напряжения, Ист не смог сразу понять, что здесь не просто стонут и плачут люди, а творится великое богослужение. И старик, ещё день назад ценивший серебряные грошены превыше всех богов, сегодня воспарил над источником правды, превзойдя великих жрецов.

- Волны - спины твоих коней, гривы их - пена. Будь благословен великий бог, сразивший недругов! - голос старика, сидящего на стуле среди развалин, задрожал: - всех своих недругов... Мику, Ярта, Акита, и внуков моих... а меня одного не тронул... зачем? Слава тебе, повелитель глубин, губитель кораблей, акулий пастух, скачущий на крутой волне!

Ист представил, как наливается сейчас довольством бессмертный, которого в этих краях прозывали Басейном, а на родине Иста Ньёрдом. Учитель лишь рассказывал об этом боге, видеть его Исту доселе не пришлось, но он уже чувствовал, что ненавидит злобное божество всеми фибрами души.

А потом в голове что-то изменилось, толчком, вдруг, будто упала складная бумажная штора, какими разгораживали комнаты в восточном Намане, и Ист отчётливо понял, что бессмертный Ньёрд не обрушивал свой гнев на неповинный город, и сейчас лишь пользуется случаем, чтобы насытиться людским ужасом. С удивительной ясностью, рождённой кислыми плодами истины, молодой бог увидел, что послужило причиной небывалой беды. Далеко в океане взорвалась огненная гора, рухнул в пучину безлюдный остров, и весь земной круг содрогнулся в конвульсиях. Это он, Ист, ударил кулаком в сердце океана, породив волну, которая смела Монстрель и сотни мелких городков и деревень вдоль побережья, и опустошила приморскую часть Сенны, надолго отбив у дикарей охоту появляться на берегу, а на другом краю земного диска хребет цунами столкнулся с каменным хребтом и умер, раздробив сотни скал, а заодно и скорлупки лодок, с которых краснокожие гарпунили морского зверя и добывали со дна мясистые морские ракушки.

И теперь весь земной круг замер перед мощью богов, всякий народ лежал ниц перед своим кумиром и безбрежный океан веры питал довольных бессмертных. Один лишь виновник катаклизма не знал ни о чём, и ничем не попользовался. Но в ту секунду, когда правда предстала его глазам, Иста захлестнул поток нечистой, мутной силы.

- О могущий! - тянул обезумевший старик. - Воля твоя непреклонна, и все неверующие наказаны. И двухмесячная Кейли тоже, ты знал, что делал, когда обрушил на неё крышу моего нечестивого дома! Так будет со всяким, усомнившемся в твоей благости и не исполнявшим твою волю. Хвала тебе, пеннобородый!

Ист бежал, но не было в мире такого места, где удалось бы скрыться от молитв, проклятий, отчаянных призывов, от исступлённой, ненавидящей, отчаянной, безумной веры обезумевших людей. Только теперь, убив десятки тысяч и ужаснув миллионы человеческих существ, Ист понял, что действительно стал богом. Чтобы войти в число небожителей, мало подняться по небесной тропе, надо ещё приучиться, не замечая, топтать людей и, в первую очередь, раздавить человека в себе самом.

Дважды раздавленный человек Ист корчился, истекая болью и не мог найти защиты от нестерпимого преклонения народов.

Так рождаются боги.