«Наученная»

Тимур Литовченко

Наученная

Не возжелай... ничего, что

есть у ближнего твоего.

(Исход, 20:17)

1

Ужасная была ночь! Ветер налетал порывами, запутывался в раскидистых кронах дубов и возмущённый сопротивлением, начинал бешено трепать и ломать ветви, сдирать и без того редкую жухлую листву, а освободившись, наваливался на земную твердь, разбрасывал кучи истлевшего прошлогоднего хвороста, взметал тучи этого сора в воздух, но окончательно растратив силы в бессмысленных своих забавах, тотчас же ронял обратно. Иногда к сору добавлялись две-три горсти первого снега, хотя меленькие ледяные крупинки, таявшие от легчайшего прикосновения к любому предмету, и снегом-то назвать было тяжело. И вдобавок, гул и свист ветра время от времени заглушали другие, более тоскливые и протяжные звуки, от которых кровь стыла в жилах: отдаленное завывание голодной волчьей стаи.

Но что делает в такое время на узенькой лесной стёжке совсем молоденькая девушка? Зачем и куда продирается она в почти сплошной тьме? Лучше бы ей было остаться дома, сидеть в тепле около печки и занимаясь какой-нибудь необременительной домашней работой, слушать интересные и поучительные истории, которые рассказывает ласковая матушка. Ради чего понадобилось ей менять домашний уют на опасности ночного леса, монотонное гудение прялки на рыдание ветра и завывание волков, а преисполненный романтической таинственности трепетный свет плошки на непроглядную тьму?..

Где-то впереди мигнул едва заметный огонёк. Вот она, долгожданная цель рискованного путешествия!

Завидев искорку света, девушка вмиг утратила наименьшее самообладание. Нелегко было ей, преодолев чувство страха и предрассудки, отправиться одной в столь гиблое место. И она почти добралась... Вот именно - почти! Неизвестные и невидимые обитатели тьмы всё ещё могли наброситься на девушку и вмиг разорвать на мелкие кусочки. Хуже того - живьём утащить в мир загробных теней и ужасных духов! И это несмотря на непосредственную близость к человеческому жилью!!!

А может наоборот - благодаря такой близости? Ведь здесь живёт слишком необыкновенный человек... Именно поэтому! Вот! Вот!..

Призрачные существа, прежде прятавшиеся за кучами ветвей, валунами, пнями и стволами деревьев, расправили широкие кожистые крылья, взвились ввысь, оскалили огромные клыки, растопырили когтистые пальцы и приготовились схватить путешественницу! Сейчас она умрёт...

Девушка слабо вскрикнула. Её сердце забилось в груди словно птичка в силке, в голове помутилось. Не разбирая дороги, она бросилась напролом сквозь низенький чахлый кустарник. Только бы успеть вывернуться, выскользнуть от страшилищ, которые изо всех сил стараются вырвать из рук небольшую корзинку, хватают цепкими лапами, похожими на колючие ветви, за подол домотканого шерстяного платья, за тёплый платок и за пряди светло-каштановых волос, которые выбились из-под него, подставляют под ноги толстые змеиные хвосты, почти неотличимые от узловатых древесных кореньев...

- Кто там?

Девушка тряхнула головой, стремясь прогнать видение. Оказалось, что она стоит прямо перед покосившейся, вросшей по окна в землю лачугой, которая прислонилась одной стеной к крутому склону холма и изо всех сил стучит кулачком в дверь.

- Отворите, это я! - отчаянно пискнула она и принялась колотить с новой силой, поскольку в этот миг ветер завыл в особенности громко и дунул так мощно, что девушка едва удержалась на ногах. В лачуге завозились, пробормотали: "Сейчас, сейчас, оставь дверь в покое". Потом раздались тихие шаги, стукнул деревянный засов - и в слабо освещённом дверном проёме возник чёткий силуэт. Девушка почувствовала слабость в коленках, пошатнулась и схватилась рукой за притолоку, так как хозяйка лачуги была настоящей ведьмой в буквальном смысле слова.

- Ну, чего стоишь? Заходи, если пришла, чего дом выхолаживать...

Голос ведьмы не был страшным, грозным или противно-скрипучим, хотя девушка подсознательно ожидала от женщины, специализировавшейся на подобного рода деятельности, чего-то отвратительного, грозного и страшного.

- Да заходи скорее, - нетерпеливо повторила приглашение ведьма и пробурчала себе под нос: - Ох уж эти мне девчонки - сущее наказание...

Несомненно, ничего угрожающего не было в её голосе. В нём лишь чувствовалась безграничная усталость, точно говорившая несла на плечах невидимое, но непосильное бремя. А позади сатанел ветер, ревела и секла снежной крупой непроглядная тьма, караулили ужасные чудовища. А впереди было жильё, пусть и жалкое, но всё же человеческое существо, пусть даже ведьма. И девушка отважно переступила через порог, правда, для верности перекрестившись. По поводу чего хозяйка лачуги глубокомысленно изрекла:

- Ну давай, давай, крестись. Все вы поначалу шарахаетесь от меня! Посмотрю вот, как ты дальше являться станешь.

- А что... ещё нужно будет приходить? - с замиранием сердца пробормотала путешественница, не осмеливаясь оставить тёмные сени и войти в комнату. Ведьма тихонечко хмыкнула.

- Ну да, ну да, а как же: нужно! Сама прибежишь, знаю я вас, благонамеренных. Наверняка частенько станешь сюда бегать, насколько я понимаю... Ну-ка, давай, выходи из сеней и подойди к очагу.

- Зачем это?! - вмиг всполошилась девушка. Ведьма коротко вздохнула (будто ветер прошелестел в камышах на болоте) и начала успокаивать гостью:

- Что ты, что ты, не собираюсь я тебя есть. Это только в сказках бывает: попала в ведьмин дом - полезай в печь. Просто я хочу получше рассмотреть тебя.

- Для чего? - не унималась девушка.

- Понять нужно, кто и что ты есть на самом деле. А то барабанят в дверь среди ночи, чуть ли не ломают её, спрашиваешь, кто пришёл, а тебе кричат: "Я!" Ну и ответ, нечего сказать! Понять мне тебя нужно, вот что, - объяснила ведьма, взяла гостью за руку (от чего девушка вздрогнула), вытянула на середину единственной в доме комнаты, поставила против очага и начала пристально разглядывать. Девушка поначалу стояла, потупив глаза в утоптанный земляной пол, посыпанный мелко посеченным зельем. Тем не менее любопытство наконец победило, и она решила повнимательнее присмотреться к хозяйке лачуги. Девушка считала, что ведьма окажется этаким безобразным косматым страшилищем, одетым в лохмотья. Но вопреки её ожиданиям, во внешности ведьмы, как и в голосе не было ничего отталкивающего. Наоборот, она оказалась довольно таки миловидной женщиной лет сорока со здоровым цветом лица, одетой так, как одеваются простые крестьянки. Необыкновенным был лишь острый взгляд запавших зелёных глаз. От этого взгляда делалось крайне неудобно, хотелось уменьшиться, мышкой забиться в самую неприметную щёлочку и сидеть там тихонечко-тихонечко... Но уменьшиться и спрятаться, к сожалению, не удавалось. Приходилось выдерживать этот взгляд, содрогаясь в душе.

- Да, я знаю, чья ты дочь. Твою мать Галей зовут, разве нет? - ведьма улыбнулась и прижмурила правый глаз, который был немного темнее левого. - И живёшь ты в небольшой деревушке за десять вёрст отсюда.

- Как вы угадали? - девушка была крайне удивлена.

- Я тебе не цыганка какая-нибудь, чтобы гадать, - пренебрежительно бросила ведьма, - просто я знаю твою мать.

- Мою мамочку? И откуда же вам её знать?

- Оттуда же, откуда и других благонамеренных, - ведьма заговорила медленно, немного растягивая слова и делая ударение на каждом слоге, в её глазах были презрение, сожаление и осознание собственного преимущества одновременно. - Когда Галя носила тебя под сердцем, ей было очень плохо. Мало того, что её беспрерывно тошнило, так ещё время от времени донимали боль, судороги и прочее. Она очень боялась потерять плод чрева своего, все толковала о чьём-то "чёрном" глазе и наведенной порче. А кто поможет честной жене потешить мужа ребёночком, а достойной христианке облегчит страдание в дни её беременности? Может, ваш Бог?

Ведьма горделиво подбоченилась.

- А как же, жди! Бог наоборот проклял нашу праматерь и заставил всех нас страдать во время вынашивания. Так что помочь может только всеми гонимая ведьма. То есть я. Конечно, пришлось твоей матери помучиться, а мне с ней немало повозиться. Зато вон какая красавица выросла!

Ведьма ласково улыбнулась, оглядывая девушку.

- И к тому же и лицом, и фигурой в Галю пошла. Только... да нет, только не фигурой! - она с понимающе улыбнулась. - Ты тоже в положении, что ли? А может, избавиться хочешь?.. Ко мне же со всяким идут, не с одним, так с другим, если не сохранить, так наоборот... Ты только не стесняйся, всё говори, как есть.

Под пронзительным ведьминым взглядом девушка залилась от шеи до корней волос румянцем смущения и пролепетала:

- Что вы, что вы, я ещё не... не замужем...

- Так это незамужним и надо, чтоб позор скрыть. Замужней-то что? Знай своё бабье дело. Да и поопытней они, приспят ребёночка или ещё как вывернутся... Ну да ладно, поняла я, что именно ты имела в виду: ты не спозналась пока с мужчиной, и не о ребёнке речь. Так?

Девушка молча кивнула.

- Тогда в чём дело?

Девушка продолжала молчать. Ведьма подтолкнула её к столу, усадила на расшатанную некрашеную скамеечку, сама направилась в тот угол, где на пол была брошена охапка соломы, укрытая облезлой шкурой неопределённого цвета, вытянулась на ней и приказала:

- Хватит запираться и отмалчиваться. Сумела добраться сюда, сумела меня разбудить - сумей и говорить. Чувствуй себя как дома. В конце концов, учти, что здесь ты уже была... в материнской утробе! И пусть не я тебя крестила, всё же в некотором смысле я твоя добрая крёстная матушка. Так что смелее. Как тебя зовут?

Девушка встрепенулась, взглянула на хозяйку лачуги и почти уже решилась ответить... Но в последний миг что-то всё же заставило её сдержаться, и с прелестных коралловых уст не слетело ни звука. Ведьма только зевнула.

- Хорошо, милочка, не хочешь - не говори, дело твоё. Только я всё равно узнаю, ты особенно не рассчитывай на то, что отмолчишься. А впрочем, помолчи, может, так тебе станет легче.

Девушка между тем и в самом деле несколько оживилась и подчиняясь природной любознательности, принялась вертеться по сторонам и внимательно ко всему присматриваться. Единственная комната лачуги была обставлена крайне убого: кроме криво сложенного из неумело обтёсанных камней очага, покрытой шкурой охапки соломы, стола и расшатанной скамейки, которую хозяйка предложила гостье, здесь был ещё одна скамеечка чуть меньшего размера, да вдоль стены с дверью тянулись в несколько рядов полки, уставленные разнообразными горшками, горшочками и коробочками. Стена, у которой был устроен очаг, на самом деле была не стеной вовсе, а отвесно срытым склоном холма. Из земли торчали обрубки древесных корней. Здесь же была небольшая дверца - видимо, вход в амбар. В стене напротив охапки соломы было ещё малюсенькое окошечко, обтянутое потемневшим от времени бычьим пузырём.

В общем , изнутри лачуга выглядела столь же бедно, как и снаружи. И всё же любой находившийся в домишке ощущал определённую необычайность. Как и при виде хозяйки жилья, у которой при довольно обычной внешности обладала до жути чудовищными, насквозь пронзительными разнозелёными глазами и пугающей всех честных людей профессией. Во-первых, комнату озарял багряный свет очага, придававших дому таинственный вид. А поскольку в дымовую трубу иногда задувал ветер, пламя начинало трепетать, и очертания предметов ломались, смешивались с тенями. При взгляде на саму ведьму тяжело было сказать наверняка, спит ли она или не спит, оскалила ли зубы в улыбке, безмолвно ли рыдает. Во-вторых, в лачуге было полным-полно зелья. Не только глиняный пол был посыпан мелко нарезанной травой. В каждом уголке комнаты, под каждой стеной были навалены охапки трав. Пучки зелья, листьев, свежесорванных и сушёных, связки корешков свисали с потолка и были развешаны по стенам. В очаге вместе со смолистыми дровами тоже горела какая-то трава. И все эти разнообразные растения, из которых девушка знала разве что четверть, наполняли комнатку абсолютно неповторимыми горьковато-сладко-острыми ароматами и смесью очарования девственно-дикой природы, бесконечной свободы и... таинственности.

Ощущение свободы разбивало последние оковы страха. Таинственность взбудораживала ум, заставляла работать мысль, дремавшую в условиях обычных серых будней. Очарование природы возбуждало инстинкты. А поскольку все щёлочки в стенах лачуги были тщательно законопачены мхом, а дверь плотно подогнана, в комнате было очень тепло, почти жарко. Поэтому замёрзшее тело вскоре отогрелось, и оттаяв душой и телом, девушка окончательно осмелела, поставила на стол корзинку, которую до сих пор судорожно сжимала в руках, тихо сказала:

- Да, я пришла не из-за ребёнка, - и вновь замолчала, ожидая, что ответит ведьма.

- Я слушаю, слушаю, - сказала та и, когда молчание сделалось непереносимым, добавила: - слушаю внимательно. Дальше.

- И хоть я и... не познала мужчину, - личико и шея девушки вновь покраснели, - я пришла... как раз из-за одного парня.

- Бедняжка, ты безнадёжно влюбилась, - ведьма сочувственно вздохнула, и не в силах смотреть на твои страдания, твоя крёстная мать (настоящая крёстная!) посоветовала тебе собрать корзинку подарков и наведаться ко мне.

Широко раскрыв глаза, девушка уставилась на хозяйку лачуги и дрожащим голосочком спросила:

- А-а-а... с чего вы взяли?..

- Э-э-э, оставь, все женщины одинаковы, - ведьма презрительно улыбнулась. - Разве может добрая любящая матушка посоветовать любимой доченьке отправиться в логово проклятой колдуньи?! Да её нежное сердце прежде разорвётся на кусочки! Нет, кто угодно, только не она сама. Вот её кума, а твоя крёстная мать - дело другое. Впрочем, готова поклясться, и эта благочестивая женщина знает меня и пользовалась моими услугами. Ведь я всей округе известна! Так что кумушки спознались быстренько. Только перемигнулись и поняли, что к чему. Да, безусловно, все женщины одинаковы.

Девушка понурилась. Если это правда... Крайне неприятно осознавать, что близкие и пылко любимые с детства люди давно уже запятнаны общением с нечистой силой... если, в конце концов, это действительно так! Но разве она сама лучше своей матушки и крёстной?.. Кроме того, как точно ведьма угадывает... Чудеса, да и только!

Углубившись в собственные мысли, она не обратила внимания на дальнейшие слова хозяйки лачуги:

- Все мы одинаковы. Все можем безнадёжно влюбиться. Так безнадёжно, что... стараемся спрятаться от проклятой любви... даже в лесной чаще. Только это не помогает: от себя не убежишь. Душа... она всё равно остаётся с тобой. Израненная навсегда, поражённая незаживающими язвами. Что делать с ней, со своей болью?! Поневоле начинаешь помогать другим, учить других. Только сама себе помочь не в силах. Такова цена!..

Ведьма то ли сухо кашлянула, то ли отрывисто и горько хохотнула. От этого сильного звука девушка вздрогнула и словно очнувшись от забвения, как можно мягче спросила:

- Ой, простите, я не поняла... Что вы сказали?

- Не поняла, и не нужно. Совсем ни к чему тебе понимать это. Не твоё это дело, - ведьма порывисто вскочила с подстилки, подбежала к столу, уселась на вторую скамеечку и раздражённо сказала: - Надоела мне твоя нерешительность. Или рассказывай всё откровенно, или ступай прочь отсюда на все четыре стороны! А не захочешь уйти - я тебе такое устрою...

Глаза ведьмы хищно сверкнули. Девушка сжалась в комочек и немного отодвинулась от неё. Оказывается, опасно не доверять ведьме! Это все равно что сунуть руку в змеиное кубло...

- Да-да, устрою, не сомневайся. Есть я тебя не буду, но - заколдую! В лягушку превращу. Или в рыбу, в скользкую холодную рыбу. В ящерицу. Крольчихой сделаю. Косулей! Другие сожрут!!!

Ведьмины глаза налились кровью и начали пугающе вращаться, губы сжались и вытянулись в сизую линию.

- Его зовут Николой!!! - воскликнула вконец перепуганная девушка.

- Ага! Вот так-то лучше. Дальше, - ведьма в один миг переменилась, вновь сделавшись радушной хозяйкой и доброй советчицей.

- Никола, сын мельника, - девушка понемногу успокаивалась. - Статный такой парень, просто красавец.

- Младший сын? Старший? - переспросила ведьма со скучающим видом, словно заранее зная ответ. Девушка в конце концов осмелилась взглянуть на неё - и неожиданно прочитала в по-кошачьи ярко сверкающих глазах действительно неподдельный интерес к своей истории. Ведьма поторопилась отвернуться, хотя прекрасно понимала, что уже допустила ошибку.

- Средний в общем-то... То есть, был средним. Младший брат и сестра умерли ещё в детстве, старший брат утонул года два тому, когда купался в пруду. И теперь Никола единственный.

Девушка неотрывно следила за хозяйкой лачуги, ожидая, что она вот-вот обернётся вновь.

- Значит, единственный. Так...

Ведьме явно не понравилось, что собеседница старается заглянуть ей в глаза. Поэтому она сочла за лучшее вернуться на подстилку и уже оттуда бодро сказала:

- Хорошо рассказываешь, просто умница. Дальше.

- Ну вот. Мы с Николой были посватаны. С детства. Ещё до смерти старшего брата. Наши отцы сговорились, ударили по рукам... Ну, как заведено. Никаких препятствий не было. Никола, понятное дело, получал свою часть наследства, тем не менее мельница со временем должна была отойти к старейшему из братьев, вот ему невесту нужно было выбирать тщательно, а младшему...

- Да, да, всё понимаю: старшему - побольше, младшим - поменьше всего. До чего же суетны люди! Смотришь - нет уже главного наследника, зато остаётся неглавный, - ведьма огорчённо зевнула.

- Да, теперь мой жених получал всё, - подтвердила девушка, но сразу же поспешила прибавить: - И вы не думайте, я не за это его любила, я даром...

- Любила! - ведьма энергично тряхнула головой и причмокнула.

- Мы вместе росли, - мечтательно продолжала девушка, - и вся деревня знала, что когда я выросту, то обязательно выйду за него замуж. А он непременно пришлёт сватов и женится...

Девушка запнулась, вдруг сразу погрустнела и прибавила уже совсем неуверенно:

- Непременно на мне...

- Да, разумеется, он тебя обманул, - быстро промолвила ведьма, которой уже несказанно надоела нерешительность гостьи. - Никола, сын и единственный наследник мельника, взял в жёны другую.

- Да, Катерина... - начала было девушка, но хозяйка лачуги вновь прервала её и резко сказала:

- Катерина с детства была твоей самой лучшей подругой. А тебя зовут Одаркой.

- Как, вы и об этом знаете?! - удивлению девушки не было границ. Ведьма опять странно посмотрела на неё и ответила уклончиво:

- Смотря на то, что иметь в виду. Имя твоё я... вспомнила. Да, Галя однажды забегала ко мне и поделилась радостной новостью: дескать, представляешь, какую прекрасную доченьку я родила - просто чудо! Одаркой назвали. Прекрасно помню.

Если бы гостья хорошенько поразмыслила над словами хозяйки, то возможно они бы показались ей не слишком убедительными. Или даже подозрительными. Тем не менее, её гораздо больше беспокоило, откуда ведьма знает про Катерину. Так и не догадавшись соединить эти две странности, девушка кивнула.

- А что до твоей подруги, тут и совсем просто, - продолжала ведьма. Древняя как мир история! Всё устроено заранее. Родители Николая захотели высватать для среднего сына именно тебя, твои родители согласились. Добрые матушки и добрые батюшки заранее обстряпали дельце - и все успокоились. Включая в первую очередь тебя! Играла ли ты с куклами - то были словно твои и его дети. Помогала матерей по хозяйству - знала, что повзрослев, станешь хлопотать для него. Танцевали вы на праздниках - никто не претендовал на тебя всерьёз, так как вся деревня знала: Никола и Одарка - жених и невеста. Уже с детства привыкла ты разыгрывать хозяйку его дома. Значит, в мыслях ты видела его своей законной собственностью!!! Как прялку, постель и сундук!

Но рядом неприметно подрастала подруга, которая с течением времени стала соперницей, потихоньку завидовавшей тебе. Никто не признавал её интересов. Никому и в голову не могло прийти, что маленькая Катерина способна на такое предательство. Вы же выросли вместе, вы втроём! Ты же так доверяла Катюшке, лучшей своей подружке! Она наверняка стала поверенной во всех твоих сердечных делах. И вдруг совершить такое...

- Вот именно: вдруг! - с жаром подхватила девушка. - Никола очень быстро переменил своё отношение ко мне, переменился полностью. Всего за каких-то два с половиной месяца, представляете?!

- Почему ж не представить, - поддакнула ведьма.

- Его словно заколдовали...

- Может и заколдовали. Вполне возможно, - спокойно подтвердила хозяйка лачуги.

- Да, наверное так, - гостья окончательно уверилась в этой мысли и нетерпеливо затрещала: - Никола мой точно заснул с раскрытыми глазами, а глаза его оказались намертво пришитыми суровой нитью прямо к Катьке! Он потерял всякий стыд! Ко мне и не подойдёт, и слова не скажет, а все торчит под её окнами или подстерегает где-нибудь вне дома. Побледнел даже, осунулся. Хозяйство и то забросил, на мельнице старик отец сам управлялся. Тот и грозил сыну, даже сильно поколотил его - нисколько не помогло. Что же касается Катьки... На первых порах она словно и отвергала его ухаживания, неудобно ей передо мной было или что, не знаю. Но в дальнейшем она не устояла и... и!..

Губы девушки искривились, задёргались, из глаз медленно покатились крупные слёзы.

- Никола отказался от своего обещания жениться со мной и посватался к Катерине. Уж не знаю как, но родню свою он уговорил, отец с матерью его поддержали. А на прошлой неделе они... повенчались.

Одарка выговорила эти слова неожиданно грозно, её лицо исказилось от злости. Ведьма молча смотрела в очаг, в зелёных глазах метались отблески пламени, а правый глаз ещё сильнее потемнел, словно от нерадостных мыслей.

- Наши семьи поссорились, и какой от этого прок! - сокрушалась девушка. - Никола связан теперь с другой неразрывными узами, а я одурачена, опозорена, ославлена. Вся деревня, от детей до стариков тычет в меня пальцами, все умолкают при моём появлении, а за спиной начинают шушукаться. И я знаю, о чём они говорят: "Никола обманул Одарку! Одарка теперь бракованная!.." Кто после этого возьмёт меня замуж, кому я такая нужна?! Почему Катерина оттяпала всё, что должно принадлежать мне?! Я потеряла сразу всё: мужа, мельницу, доброе имя, честь...

- Так вы были близки? - деловито спросила ведьма.

- Слава Богу, нет, но какое это теперь имеет значение! Меня забраковали, понимаешь, старуха?! Господи, почему только я не умерла?! Опозорена, опозорена!.. - в отчаянии воскликнула гостья. Ведьма досадливо поморщилась (она была ещё слишком молода, чтобы заслужить титул старухи), однако прекрасно понимая душевное состояние гостьи, никак не ответила на эту маленькую дерзость, а попробовала успокоить её:

- Ну, так зачем горевать! Найдётся и для тебя жених, непременно найдётся. Еще лучший, чем сын мельника. И девичество твоё при тебе осталось, незачем бояться, что мужчина прогонит тебя с позором.

- Найдётся, конечно, жди, - на Одаркином лице отразилось полнейшее недоверие к словам ведьмы, и она продолжала с сожалением: - Все вы стараетесь доказать мне одно и то же. И матушка, и крёстная, и батюшка, у которого я исповедывалась в воскресенье. И теперь вот даже вы. А я желаю совсем другого!

Гостья порывисто вскочила, опёршись руками на стол, наклонилась к ведьме и принялась отрывисто выкрикивать:

- Не хочу навсегда оставаться в девках! Не пойду замуж ни за вдовца, ни за калеку! И я хочу отомстить! Отомстить обоим, Катьке и Николе! Меня ограбили, а я должна смириться?! Ни за что! Никогда и ни за что!!!

- Да, ты пришла за местью, - словно эхо отозвалась ведьма. - Вот она, твоя добропорядочность. Как припекло, к треклятой колдунье потащилась... Что ж, говори, каким способом ты хочешь уничтожить бывшую свою подругу?

Она говорила со скучающим видом, точно знала наперёд все возможные ответы гостьи. Тем не менее, ответ девушки оказалась для ведьмы неожиданной:

- Нет, этого мало.

- Как?! Недостаточно лишить Катерину красоты, здоровья, а со временем и самой жизни? - хозяйка лачуги перевела взгляд с очага на собеседницу, в её голосе почувствовался медленно пробуждающийся интерес.

- Я всегда успею добраться до этой распутницы, отбивающей чужих женихов. И я ещё доберусь до неё, с вашей помощью или без вас. Непременно доберусь, будьте уверены. Но сперва я хочу, чтобы она мучилась так же, как мучаюсь я! Хочу, чтоб Никола стал в конце концов моим мужем... но сперва пусть убежит от Катьки ко меня! Бросит живую, здоровую, преисполненную сил женщину ради мне! Пусть раскаивается в своей измене, рвёт на себе волосы и на коленях умоляет о прощении! Вот тогда я потешусь, посмеюсь над ним вволю. Потом уже можно будет расквитаться и с подлой паскудой...

- Ну-у-у, совсем неплохо, - ведьма заметно повеселела, подошла к Одарке, попробовала ласково обнять её за плечи. Девушка отстранилась и лихорадочно зашептала:

- Да, потом можно избавиться от Катьки. А когда Никола повенчается со мной, когда после смерти отца получит в наследство мельницу - замучь, уничтожь и его... так как теперь я его ненавижу! И никогда уже не полюблю! Я хочу только отомстить и получить то, что по праву принадлежит мне. Вот... Вот, это вам. Как задаток. И это только на первый раз. Нужно будет - ещё принесу. А когда сделаюсь мельничихой, будьте уверены, вам тоже кое-что перепадёт, сделанного мне добра я не забываю. А пока возьмите вот это.

Ведьма заглянула в корзинку, которую гостья любезно пододвинула ей с словами: "Только помогите". Обычное подношение, какое могла собрать небогатая крестьянская девушка: в основном продукты, пара не очень ценных пустячков. Сверху лежал малюсенький узелок. Ведьма взяла его - в ладони звякнули медяки...

- Благодарю за гостинец, - хозяйка лачуги обошла стол, отворила дверцу амбара, спрятала корзинку. - В общем, того, что ты принесла, за такую услугу слишком мало, сама понимаешь... Но ты мне нравишься.

Ведьма вернулась к Одарке, остановилась рядом и подмигнув, пообещала:

- Согласна, помогу тебе. После рассчитаемся, пока хватит. И мне не только гостинцы твои нужны. И сейчас даже не столько.

- Вон как? Чего же вы хотите? - изумилась девушка.

- Разве крёстная не наказывала тебе прихватить с собой какую-нибудь вещицу, подаренную Николой? - вкрадчиво спросила ведьма. Одарка вздрогнула и растерянно разведя руками, ответила:

- Советовала, да, но я как-то не...

- А вот как раз и надо было послушаться совета той, которая уже пользовалась моими услугами, - поучительно сказала хозяйка лачуги.

- И к тому же я не знала, согласитесь ли вы помогать мне, - попробовала оправдаться девушка

- Я никому не отказываю, - уверила её ведьма.

- Да и страшно же... А впрочем, постойте! - девушка сняла платок, тёплый чепец, ловко расплела волосы и протянула ведьме ярко-голубую шёлковую ленту со словами: - Вот вам. Это точно в самый раз. Никола привез её с ярмарки прошлой осенью.

- Ага! - ведьма очень пристально осмотрела ленту, поднеся её к лицу так близко, словно обнюхивала или хотела лизнуть ткань. - Ты долго её носила, это и хорошо, и плохо сразу. Но ничего, пока сойдёт. Просто в следующий раз принеси то, что находилось в руках Николы достаточно долго. А когда у тебя будет женское?

- Что? - гостья постаралась сделать вид, что не поняла слов хозяйки лачуги, потупилась, начала срочно приводить в порядок волосы, всячески закрывая рукавом вновь разрумянившиеся щёки.

- Здесь тебе не монастырь, так что не красней и не старайся обмануть меня своей девичьей скромностью, всё равно ничего не выйдет. Когда у тебя месячное? - продолжала допытываться ведьма.

- А-а-а... вам зачем? - Одарка всё же преодолела смущение и взглянула прямо в глаза хозяйке лачуги.

- Здесь я спрашиваю. И не я к тебя за помощью пришла, а ты ко мне, сурово одёрнула её ведьма.

- Просто я слышала... такие средства не слишком хороши, - осторожно заметила девушка. Видя её нерешительность, ведьма смягчилась и спокойно объяснила:

- Ничего страшного не случится, просто в данном случае нужны сильные средства.

- А кровь... нельзя другую? Я палец могу порезать, - Одарка всё ещё не преодолела смущение. Ведьма лишь презрительно фыркнула.

- Может, ты лучше меня знаешь, что и как делать?! Нет, сейчас другая кровь не подойдёт. Со временем - может быть, но не теперь. Приходи в первую же ночь, когда будет самая сила. И не бойся ничего. Станет Никола бегать к тебе, как миленький. А более мягкими средствами его сейчас не одолеть. Я-то уж знаю, - прибавила ведьма загадочно, однако девушка вновь не потрудилась задуматься над скрытым смыслом её слов.

- Теперь убирайся. Вещица же пусть побудет у меня.

Ведьма аккуратно свернула ленту, положила её в один из горшочков, стоявших аккуратным рядком на полке, и присыпала сверху каким-то растёртым высушенным зельем.

- Как же я теперь пойду? На дворе ночь совсем, я и сюда-то едва добралась, - срывающимся от волнения голоском пробормотала Одарка. Хозяйка лачуги посмотрела на неё горделиво.

- Разве ты не знаешь, что ведьме подвластны все стихии? Отвори-ка дверь.

Подчинившись ведьминому совету, девушка с удивлением увидела, что во время их разговора ветер совсем стих, небо очистилось от туч, ночной лес залило холодное серебро лунного сияния, а волчий вой умолк. Она вопросительно посмотрела на довольную собою хозяйку лачуги и вместо прощания нерешительно протянула:

- Ну-у... так мне можно... можно идти?

- Конечно. До следующего раза. Да смотри, не забудь: в первый женский день. Кстати, кланяйся от меня матушке. Она помнит.

Когда дверь за гостьей закрылась, ведьма немного постояла посреди комнаты, задумавшись.

- Дитя! Во что же ты втягиваешься, на какую дорожку сворачиваешь, наконец проговорила она сочувственно. И прибавила тихонечко: - Ну, да чему бывать, того не миновать. Видать, такая уж у неё судьба. Дитя...

2

За несколько лет, прошедших со времени первого визита к ведьме, Одарка прекрасно запомнила дорогу к лесной лачуге. Пожалуй она смогла бы добраться сюда и с завязанными глазами. Правда, сейчас в этом не было необходимости. Стоял погожий зимний денёк, отнюдь не темное ведьмино время. Тем не менее, белый свет в глазах молодой женщины померк, поглощённый вечным мраком... в связи с неким событием личного характера. Она с трудом понимала, день на дворе или ночь, вечер или утро. Просто ей было безразлично. Поэтому едва проснувшись, она накормила скотину, действуя вслепую, почти автоматически управилась с самыми неотложными хозяйственными делами и даже не позавтракав как следует, направилась прямо к лесу, хотя такое поведение, весьма красноречиво свидетельствовавшее об определенного рода интересах, могло вызывать толки и пересуды во всей деревне. Впрочем, Одарку это мало волновало. Что значила испорченная репутация по сравнению с крахом всех жизненных планов! Подумаешь, ещё одна неприятность...

Она долго стучалась в дверь лачуги. В конце концов оттуда донёсся знакомый сонный голос: "Кого это там принесло в такую рань?"

- Отворяй, это Одарка, - мрачно сказала женщина и раздражённо добавила: - День давно, а ты всё храпишь.

Удивляться не приходилось. Жительница лачуги вела ночную жизнь, как совы и нетопыри, считавшиеся её родственниками. Гостьи наведывались к ней исключительно вечерами и ночами, и хотя ведьма ворчала: "Вот, снова разбудили", - в это время она никогда не спала, а упрекала гостей больше для порядка. Теперь же, в самый разгар дня, был час её настоящего отдыха. Имея весомую причину сердиться на колдунью, после продолжительного перерыва в посещениях Одарка нарочно выбрала для визита самое неудобное время.

Двери слегка приоткрылись, в образовавшейся щели мелькнуло заспанное лицо.

- Ладно, заходи, коли пришла, - и не в силах сдерживаться дольше, ведьма широко зевнула, наполовину проглотив последнее слово. Молодая женщина прошла в комнату, бросила в угол тёплый шерстяной платок, пододвинула одну из расшатанных скамеечек поближе к очагу, не дожидаясь приглашения молча села и протянула к огню руки, чтобы согреться. Усердно затворив дверь, ведьма улеглась на охапку соломы, завернулась в шкуры (по поводу зимы на соломе их было не менее трёх), вновь вкусно зевнула и спросила:

- Так с чем ты пожаловала на этот раз?

Одарка молчала. Ведьма повозилась немного, переворачиваясь на другой бок, умостилась поудобнее и заговорила:

- Холодно сейчас, морозно, да и день на дворе. Спать охота. Ты иди, если не знаешь, что сказать. Посиди, обогрейся и ступай себе прочь. Двери только закрой, дует. А у меня косточки что-то ноют. Верно, старею, ревматизм донимать начинает, надо бы попробовать мазь из...

- Ничего, потерпишь, - оборвала её словоизлияния гостья и вновь умолкла. Ведьма подождала, потом осторожно заметила:

- Ты того, не груби мне. Смотри, не забывай, кто из нас кто...

- Я-то не забываю, а вот ты? Ты не забываешь? Ты наблюдаешь? Следишь? Одарка исподлобья бросила взгляд на хозяйку лачуги. - Ты слышишь?

- Что, интересно, я должна слышать? - ведьма сделала вид, что не понимает, о чём речь. А может, и в самом деле не понимала, кто знает! Только Одарка теперь опытная, её не обманешь... Однако решив не говорить больше загадками, молодая женщина сказала откровенно:

- Никола умер, вот что.

- Умер? Никола? Ай-я-яй, жаль, жаль! - ведьма вполне искренне огорчилась, зацокала языком и покачала головой. - Эх, Никола, Никола! Такой здоровый мужчина был, хозяйственный такой. И красавец - хоть куда! Ай-я-яй, вот беда-то, ай-я-я-я-яй!

- Точно, совсем недавно здоров был. И вдруг за неделю истаял. Сразу, гостья повернулась к хозяйке лачуге всем телом, пристально посмотрела ей в глаза и проговорила медленно и веско: - Ты не знаешь, с чего бы это ему помирать вздумалось?

- С чего бы? Гм-м-м, любопытно, - ведьма пожала плечами. - И если подумать... Нет, не пойму даже!

- Вот и я не пойму, - сказала Одарка, продолжая неотрывно смотреть на ведьму. Та отвела в сторону разнозелёные глаза, которые мигом засветились нахальством, и с самым невинным, самым непринуждённым видом предложила:

- Слушай, а давай я твоего Николу с того света вызову! Вот сама его и спросишь. А?

- Это как же? - с иронией поинтересовалась гостья, ожидавшая от собеседницы чего-нибудь подобного.

- Очень просто. Дам тебе напиток. Возвращайся домой, дождись ночи. Прочно закрой двери, ставни... даже печную заслонку, чтоб уж точно никто не подсмотрел за тобой. Тогда разденешься, выпьешь зелье и ляжешь в постель. И он придёт к тебе во сне! И даже ляжет с тобой и станет любить тебя. Ты же хочешь его нежностей, не так ли?..

- Ну да, во сне!

Гостья откровенно насмехалась. Колдунья взглянула на неё с удивлением, а Одарка продолжала своё:

- В вечном сне мы непременно встретимся. Конечно же, это будет ад. Отравленный и отравительница, теперь сама убившая себя.

- Погоди-ка, постой, почему это "убившая себя"?

Ведьма вылезла из шкур и медленно приблизилась к гостье. Её беспокоило ощущение того, что она теряет власть над молодой женщиной. А Одарка сказала въедливо:

- Как это не отравительница? Разве ж не я поила его всякой гадостью, которую ты мне подсовывала? Разве не угостила его чудо-пирожком, запечённым на моей пояснице? Бедный Никола, ему можно только посочувствовать... И по-настоящему пожалеть его можем лишь мы с тобой. Ты - и я!

- А разве было ему плохо хоть от какого-нибудь любовного напитка, который я готовила? Постеснялась бы меня обвинять, - сказала ведьма укоризненно.

- Твоя правда, не было, - согласилась Одарка, немного помолчав, однако вмиг возразила сама себе: - Но только не в последний раз!

- А что же случилось в последний раз?

Гостья вздрогнула.

- Значит... Ну-у... - начала она неуверенно. - Значит, собрался снова Никола вернуться к Катерине... к жене своей, то есть. Ну, как всегда я к тебя бросилась... Ну, ты же помнишь!..

- Помню, - спокойно подтвердила ведьма.

- Лежали мы тогда... вместе, - Одарка как всегда сильно зарделась. Она всё ещё не разучилась краснеть, хотя за годы их знакомства не раз открывала ведьме самые сокровенные подробности своей жизни. При виде смущения гостьи к хозяйке лачуги окончательное вернулась былая самоуверенность. Несомненно, она как и прежде имела безусловное влияние на Одарку. И ведьма сказала сурово:

- Меня не интересует, лежали вы вместе или порознь. Дальше.

- Лежали мы вместе, - словно заклятие повторила гостья, - тут Никола и сказал, что утром идёт к той... к жене, то есть. Отвернулся и заснул. Я к тебе: помоги, дескать. Ты и предложила испечь приворотный пирожок.

- Я в него это положила? - спросила ведьма, быстро подойдя к полке и сняв с неё хорошо знакомый Одарке горшок.

- Как всегда, - несмело подтвердила та. И вновь возразила: Подожди-ка, может, если ты подменила...

- На, нюхай! - ведьма ткнула горшок гостье под нос. Молодка осторожно принюхалась и разочарованно потупилась.

- Нет, ты смотри! Смотри! Вот! И вот! И вот ещё, - запрокинув голову, хозяйка лачуги бросила в рот три щепотки мелко истолчённой душистой листвы, глотнула, запила водой из кадушки, стоявшей в углу, и торжественно проговорила: - Это тройная доза. Как видишь, я нисколько не боюсь. Так что, яд был в пирожке?

- Да кто ж тебя знает!!! - раздражённо вскрикнула Одарка. - Вдруг ты туда ещё чего подмешала...

- Подмешала, конечно! При тебе всё происходило. А тесто кто месил?

Женщина отвернулась и заговорила путано:

- Но должна же быть какая-то причина потому, что произошло... Дыма без огня не бывает. Иначе что случилось с Николой? Возвратилась я на рассвете, он спал ещё, ясное дело. Я быстренько новых пирожков налепила, испекла, а твой положила с самого верха. Едва только Никола проснулся - а я ему тарелку! Дескать, на, поешь напоследок, будет за что меня добрым словом вспомнить. Тот пирожок он вторым проглотил. Зачавкал ещё так жадно, видать, понравилось.

В этом месте рассказа ведьма неожиданно захихикала самым глупым образом. Молодка недоумённо уставилась на неё.

- Ничего, это я так, - пробормотала хозяйка лачуги. - Зелье с жучками в тройной дозе... не так действует... Слишком сильно, - она конвульсивно содрогнулась и опять хихикнула. - Всё такое розовое...

- Пошла бы и сблевала, - процедила сквозь зубы гостя. Судорожная и крайне неуместная весёлость колдуньи раздражала её.

- Э-э-э, нет! - ведьма лукаво прижмурилась и погрозила собеседнице пальцем. - Ни за что! Скажешь ещё, вот, дескать, я не захотела яд переварить. А вот и переварю! Тебе на зло!! Потому как нет у меня яда никакого! Нет, нету и на нюх!..

У колдуньи подкашивались ноги. Она попробовала сесть на свободную скамеечку, но промахнулась и плюхнулась на пол, разорвав об угол стола левый рукав платья. Это бессмысленное падение вызвало новый приступ хохота. Одарка отвернулась.

- Да ты... не обращай внимания, - собрав последние силы, едва выговорила ведьма, - со мной теперь и не такое ещё может случиться...

Гостья недоверчиво посмотрела на хозяйку лачуги, на лице которой отразилась титаническая борьба двух духовных основ: стремительно утрачивающего силу Ума, отравленного зельем, и Неудержимой Весёлости, возраставшей столь же стремительно.

- Ты говори, не... молчи... Я слушаю, - страдальчески наморщившись и кривляясь, попросила ведьма. - Слишком поздно блевать... порошок начал действовать... Говори, мне от этого легче... Хотя смешно... Нет!.. Нет!.. Не могу!.. Ему пирожок понравился!..

Ведьма напряглась, напыжилась так, что глаза едва не вылезали из орбит. Но вместо того чтобы покраснеть, побелела, лоб её укрылся потом.

- Очень понравился, - подхватила Одарка. - Ему нравилось всё, что я приносила от тебя. Всё, в чём была хоть капелька любовного зелья. Ещё Никола и те пирожки прихватил, которые не доел. Говорил, пусть в самом деле останутся на потом. Идти уже собрался... И вот тут он заметил, что у меня свежий шрам на ладони. Такая внимательность у Николы пробуждалась сразу же после того, как любовное средство проглотит. Как волна на него накатывала. Значит, точно съел. Ну, это так, немножечко совсем, точно ветер перед грозой дунет да и утихнет сразу, знала я это. А про порез сказала, что так уж вышло, когда пирожки лепила. Не могла же я сознаться, что нарочно кровь в приворотное тесто пустила...

- Ну да, попробовала бы ты сказать такое! - отчётливо произнесла хозяйка лачуги и громко прыснула. Однако этот приступ весёлости неожиданно перешёл в апатию.

- Так значит, поцеловал меня Никола на прощанье, собрал свои пожитки, пирожки в узелок завязал да и пошёл себе. Я и не волновалась вовсе, он уже в который раз вот так уходил... Думала, дней через десять вернётся, не раньше. Зелье твоё все же слабовато, он меньше чем через неделю и не показывался никогда, тогда только и можно было ему вторую порцию дать... А тут вечером примчался!!!

Одарка выкрикнула последнюю фразу изо всех сил и схватилась за голову. Клевавшая носом ведьма вздрогнула, выпрямилась и даже предприняла неудачную попытку подползти к столу и взгромоздиться на скамеечку.

- Понимаешь ты?! Тем же вечером!!!

Ведьма то ли в очередной раз клюнула носом, то ли утвердительно кивнула. А гостье было теперь безразлично, слушают её или нет. Непреодолимая потребность излить душевную боль распирала Одарку, и она затрещала:

- Это был Никола, но в то же время это был не человек! Не знаю, что за зелье ты подмешала тогда к начинке, что за заклятия нашептала, только в Николу словно легион бесов вселился. Он вломился в дом, сгрёб меня как мешок, как сноп, швырнул на кровать, разодрал в клочья мою одежу и навалился сверху. Он был неутомим словно жеребец и ненасытен как перепившиеся панские слуги, которые ворвались в селение во время ночной гульбы! Меня-то Бог миловал, я в таких случаях всегда удрать успевала, но я знаю, что в таких случаях бывает, насмотрелась...

Ведьма промычала в ответ нечто нечленораздельное.

- Думала, не вынесу такого и там же на месте умру. И точно, чуть не умерла. Почти уж не помню, как он сорвался и выбежал из дома. Ворчал точно зверь, из разинутого рта слюна течёт, а глаза - красные, как у дьявола нечистого, вот тебе крест! - Одарка порывисто перекрестилась. - А по мне словно с десяток здоровенных кадок прокатились, едва с кровати сползла, обессиленная, как вот ты сейчас...

- Ты бы и не такое ещё вынесла, - ответила ведьма неожиданно чётко. Одарка взглянула на хозяйку и увидела, что та постепенно приходит в себя. Ведьма сидела уже не на полу, а на расшатанной скамеечке, и к тому же довольно прямо.

- Все мы способны вынести гораздо больше, чем думаем. Такое наше бабье дело, - продолжала ведьма.

- Поглядела бы ты тогда на меня. Ох и разукрасил меня Никола! - молодка печально улыбнулась. - Весь живот в ссадинах, груди исцарапаны да вдобавок ещё и отёкшие, на руках живого места не осталось. Вот, гляди, - и засучив рукава, она продемонстрировала многочисленные бледные с розовой окантовкой рубчики.

- Два ребра долго ныли, аж дохнуть было больно. Думала, уж не сломаны ли. Теперь только унялись. О синяках и не говорю, дня четыре на улицу не выходила - стыдно было людям показаться.

А как вышла, новость узнала: Никола заболел! Оказывается, дома он ещё хуже разбушевался, чем у меня: не только Катерину отдубасил, но вдобавок и стол, и лавки попереломал, всю посуду переколотил, старика отца чуть до смерти не пришиб! Мать Николы, говорят, едва оттуда вырвалась, носилась по деревне как оглашенная, народ сзывала, чтоб сына помогли связать. Ну, людям от того одна потеха, ясное дело. Пошли они туда, когда всё уже кончилось и никакой надобности в них не было. Просто посмотреть пришли, что там и к чему. Никола совсем ослабел и свалился на пол прямо посреди комнаты. Его перенесли на кровать, так он и не вставал с неё больше. Так и помер там, не приходя в сознание: без исповеди помер, как разбойник какой, хотя священник, которого к нему пригласили, чуть ли не ведро святой воды на него вылил. Иссох весь, бедняга, пожелтел. Как увидела его в гробу - не узнала, ей-Богу! Чистый скелет, воском облепленный! Не узнала я Николу, представляешь?! Я Николу - и вдруг не узнала!

Хозяйка лачуги радостно кивнула и от возбуждения подпрыгнула на скамеечке. Кажется, у неё начинался новый приступ неудержимого веселья.

- А уж как этот одержимый Катерину отделал - просто ужас! У неё и лицо всё в шрамах, и губа нижняя рассечена, смотреть просто жутко. Я по сравнению с ней ещё легко отделалась. Говоря по совести, мне Катерину даже жаль. Никола ведь у неё на руках умирал, не у меня. Ей и смотреть на него каждую минуточку довелось.

Ведьмин рот всё больше кривился, в глазах скакали искорки смеха. Казалось, она вот-вот не сдержится, вскочит и крикнув: "А я знаю! Я такое знаю!.." - так и запляшет. Тем не менее, Одарка не смотрела на собеседницу, а продолжала откровенничать:

- И поделом ей! Это Бог наказал её за то, что чужого жениха отбила. Не принесли ей счастья коварство и подлость. И главное, она почему-то тоже считала себя виноватой в смерти Николы, как я считаю себя. Я её хорошо понимаю, но молчу. А она всем это втолковывала, представляешь? Всей деревне! Тоже как будто умом повредилась, ревела беспрестанно, от слёз аж распухла. И всё кричала: "Это я виновата, я!.."

Ведьма всё же не удержалась. Сначала она хихикнула тихонечко, потом громче, потом ещё громче. И вот приговаривая: "Себя считала... виновной... себя..." - хозяйка лачуги хохотала уже надрывно, с повизгиванием.

- А где-то с месяц тому вообще из посёлка убежала и, говорят, то ли в монахини постриглась, то ли затворницей в пещере поселилась...

Это сообщение вызвало такую бурю восторга, что гостья наконец вынуждена была замолчать. Ведьма же истошно, истерически хохотала минуты три, потом через силу выдавила:

- Бе... бе-е-е... бе-е-едные вы мои... обе-е-е... бе-е-е... Одарка и Кат... Катери-и-ина... Ла-а-а... ласко-о-о... вые-е-е... смирные ове... овечки-и-и... глу-у-упенькие-е-е обе-е-е... бе-е-е... и-и-и... бе-е-е...бе-е-е...

Она задохнулась от нового приступа хохота, потом начала блеять и делать пальцами "козу". Молодая женщина посмотрела на хозяйку лачуги так, словно видела её впервые в жизни. Медленно встала. Опрокинув скамейку, попятилась назад, отшатнувшись и выставив вперёд руку, словно отстраняясь или защищая себя от опасности. Она действительно старалась защититься от внезапно возникшей страшной догадки...

- Так ты... Так мы... Мы обе к тебе ходили, что ли?! - спросила Одарка, содрогаясь в душе от омерзения. Утирая ладонью слёзы, выступившие на глазах, ведьма согласно кивнула.

- И ты... нам обоим помогала, что ли?!

- А что ж было делать! - весело воскликнула ведьма. - Ты меня знаешь, я никому не отказываю, всех всегда спасаю. Ну, подумай хорошенько: чем ты лучше Катерины?! Или чем она лучше тебя?!

Ведьма ещё раз хихикнула, однако по всему было видно, что приступ горячечной весёлости вновь переходит в вялую апатию.

- Но ведь я пришла к тебя первой! Как же после этого у тебя хватило бесстыдства действовать против меня?! - негодовала Одарка.

- А с чего ты взяла, что пришла ко мне прежде Катерины?

Это простой вопрос совершенно обескуражил молодую женщину. Она вдруг поняла... нет, с особой остротой ощутила, что не зря Никола обманул её и женился на другой...

- Вижу, ты поняла свою ошибку, - сонным голосом забормотала хозяйка лачуги. - Верно, наилучшая подруга ужасно завидовала тебе по поводу твоего будущего, а ты совершенно ничего не замечала. Любящая мягкосердечная матушка была ведь и у Катерины, не только у тебя. И эта женщина, как и прочие скромницы, также пользовалась моими услугами. Поэтому она тоже превосходно знала, к кому следует обратиться её дочке. Между прочим, как раз матушка твоей бывшей подруги попросила позаботиться о старшем брате Николы... Ага, ты задрожала... Не ожидала? Это именно я проткнула тогда ноги восковой фигурке мальчика отравленным шипом - и во время купания у него началась судорога. Так Никола сделался единственным наследником в семье, единственным претендентом на мельницу. Так что не возводи на меня напраслину. Не я вместе с Катериной боролась против тебя, а наоборот: заключила с тобой союз против Катерины, которая обратилась ко мне прежде тебя. Это прямая услуга тебе.

Одарка собралась что-то возразить, но раздумала и спросила:

- Тем не менее, это значит, что ты и не собиралась перетягивать Николу на мою сторону? Не собиралась помочь мне получить мельницу и всё, что причитается мне по праву? Да - или нет?

Ведьма долго не отвечала, хоть было заметно, что она силится сделать это. По-видимому, она как раз проходила стадию наибольшей апатии, полностью противоположную беззаботно-радужной весёлости. В конце концов, собравшись с силами, еле вымолвила:

- А ты... как... считаешь?

- Да или нет?! - воскликнула возмущённая гостья, от возбуждения хлопнув ладонью по столу.

- Не буянь, - простонала ведьма. - Не то смотри... жёлчь разольётся.

Одарка зарычала, словно разозлённая медведица.

- Ну и чёрт с тобой, - ведьма тряхнула головой, пытаясь отогнать сонливость и постепенно крепнущим голосом продолжила: - Я ещё не сошла с ума, чтобы вредить себе же. Первой ко мне обратилась Катерина, я помогла ей отбить у тебя жениха и сделаться мельничихой. Можешь не сомневаться, она меня отблагодарила щедро. И продолжала благодарить за все услуги, предоставленные позже. Я уже успела убедиться в том, что твоя соперница действительно помнит добро и платит в ответ также добром. А ты всего лишь обещала вознаграждение. Так к чему мне терять синицу в рукаве?! Ради такой же точно "синицы", даже не журавля в небе? Став мельничихой, едва ли ты дала бы мне больше, чем уже сумела дать Катерина.

Одарка недовольно прикусила губу, признавая всю правоту ведьминых слов. Видя её отчаяние, хозяйка лачуги бодро воскликнула:

- Но не отчаивайся! Ты всё же получила от меня неизмеримо больше, чем все прочие, взятые вместе.

Одарка удивлённо взглянула на ведьму, а та продолжала говорить, с интригующим видом подмигивая и всё более возбуждаясь от собственных слов:

- Ещё когда ты прибежала ко мне впервые, озябшая, перепуганная, вконец изверившаяся, ещё когда вслед за тем принялась разглядывать моё скромное жилище, в твоих глазах вспыхнула любознательность. Поверь, на своём веку я повидала немало девок и женщин. Когда они впервые попадали ко мне, всем было интересно узнать, что происходит в моей лачуге и кто я такая. Но вот искорка заинтересованности сверкала в твоих глазах сильнее, чем у других. Одарка, опомнись, оставь нерешительность и предрассудки и сознайся сама перед собой: тебя это непреодолимо влечёт! Вопреки твоему желанию! И даже вопреки желанию Бога! Что мог поделать в ту первую ночь этот дряхлый старичок, преспокойненько рассевшийся где-то на далёком облачке? Напугать тебя волчьим воем? Расстелить перед тобой непроглядную тьму и обдувать ледяным ветром? Обессилено швыряться ледяной крупой? Ты одолела все эти жалкие страхи и примчалась ко мне! Единственное, от чего ты не смогла тогда избавиться, так это от жалкой, незначительной цели: от чарующего образа твоего жениха-предателя. Ну да, большая честь выйти замуж за деревенщину, растолстеть, наплодить ему кучу выродков, каждый день терпя от него грубости и вместо благодарности получая побои! И это называется любовью, воспетой лживыми песнями! Не правда ли? Я ли не знаю наших грубых хамоватых крестьян! И всё ради чего? Чтобы называться госпожой мельничихой? Ерунда! Я дала вам с Катериной замечательную возможность вашими же руками разбудить зверя, дремавшего в душе Николы!

Одарка отшатнулась от хозяйки лачуги, а та принялась упрямо выкрикивать:

- Да, вы вместе разбудили его, и вы здесь союзницы! Знаешь, что произошло на самом деле? Я дала вам обеим абсолютно одинаковые средства, которые возбуждали равные по силе чувства к каждой из вас! На первых порах я немножечко поколдовала, и в конце дня Николе почему-то захотелось забежать домой, где он получил из рук покинутой законной жены приворотный пирожок. Потом Никола пошёл ночевать к тебе, как и надумал. Тем не менее, зелье начало действовать, и он принял губительное для себя решение: вернуться к Катерине! Тогда уже ты, не чуя ног, бросилась сюда и на рассвете подала любовнику свой приворотный пирожок. И что же? В его груди растут и крепнут два взаимоуничтожающие желания! Одновременно! Бедный Никола хочет и уйти от каждой из вас к другой, и быть женатым на вас обеих! Но как?! Как он выберет одну из вас, если вообще не в состоянии выбирать?! И его душа разорвалась пополам!! Он наругался над тобой и избил тебя, потом проделал то же самое с женой, ещё и отцу мимоходом перепало!!! Или ты на самом деле не заметила схожести следов, оставленных им на лице Катерины, с нанесенными тебе побоями?! Ну, дорогая, тогда ты глупее, чем я считала! Но это... не беда!.. Это... дело поправимое!..

Ведьма вновь дико захохотала. Одарка смотрела на неё как зачарованная.

- Ты всё же выгодно отличаешься от бывшей своей соперницы. Катерина тоже не поняла, в чём дело. Она тоже свято поверила, что отравила мужа пирожком... хотя никто его не травил, просто сердце не вынесло душевной раздвоенности и разорвалось пополам! И уверовав в собственную виновность и неисправимый позор, Катерина бросила всё! Потому что она в самом деле убежала, чтобы живьём похоронить себя в крохотной хижине и самым суровым постом и умерщвлением плоти заслужить у Бога прощение за совершённое в мыслях убийство! Вот глупая!!!

Покачиваясь как пьяная, хозяйка убогой лачужки неистово вращала налитыми кровью глазами, грозила сжатыми до побеления суставов кулаками низкому потолку. Вдруг мысль, сбитая с толку зельем, вернулась в прежнее русло, и ведьма бросилась к Одарке, впилась пальцами в её плечо и лихорадочно зашептала:

- Но ты-то, в отличие от Катерины, не совершила такой ерунды! Ты пришла ко мне, несмотря на все подозрения и опасения! Несмотря ни на что. И в дальнейшем станешь приходить сюда, только сюда!..

Одарка попробовала освободиться, но хозяйка лачуги обняла её за плечи и продолжала нашёптывать коварные слова:

- Девочка моя, дорогая моя Одарочка, пойми: я имею на тебя право! От самого твоего рождения! Я помогла тебе увидеть мир, без моей помощи твоя матушка потеряла бы плод чрева своего. И пришла ты сюда однажды не из-за вероломства жениха, а по велению судьбы. Что такое жених? Что такое мужчины вообще? Друзья? Подруги? Враги? Ерунда! Все они окажутся у твоих ног, никто не будет стоить кончика твоего ногтя, если только пожелаешь! Если только согласишься пойти ко мне в ученицы, стать наученной ведьмой!..

Столь неожиданное предложение подействовало на гостью, словно шпоры на скакуна, нерешительно топтавшегося перед барьером. Одним мощным толчком вырвалась Одарка из ведьминых объятий. А та забегала по комнатушке, цепляясь за стол, скамеечки и стены, сбрасывая с полок коробочки и горшочки и приговаривая:

- Думаешь, со всеми была я столь откровенна? Всем показывала, что где лежит, рассказывала о зелье, корешках, цветах, жучках и букашках? Всякой ли я позволяла хотя бы тесто для чудо-пирожка замесить? Тебе одной и только тебе! Девочка моя, очень давно и я была молодой и неопытной. Как и ты, переступила я в минуту отчаяния порог этой лачуги - и осталась здесь навсегда. Теперь твоя очередь оставаться! Мне нужна ученица, мне нужно передать свой опыт дальше. Сделаешься могучей! Все женщины из окружающих сёл будут наведываться к тебе, даже благородные пани не будут гнушаться. И даже очень могущественные люди станут ползать перед тобой на брюхе, искать твоей милости - ведь как раз в твоей власти будет осчастливить их!..

- Нет!!! - воскликнула Одарка, смертельно испугавшись подобной перспективы.

- Да!!! - рявкнула ведьма. - Ведь всё остальное в этом никчемном мире, кроме власти над человеческими душами - обман!!! Ты уже могла убедиться, что любовь мужчины - это дерево без корней: тоже мне чувство, если его пламя разгорается и гаснет под влиянием зелья! Никола заплатил жизнью за неумение выбрать одну из вас, значит, поделом ему!

И о Катерине не жалей. Получив от меня то же, что и ты и даже имея вдобавок чужого жениха, она не смогла всем этим воспользоваться, как следует!

Не жалей ни о богатстве, ни о состоянии, ни об утраченном титуле мельничихи. Всё это призраки, сегодня они есть, завтра ничего этого нет! Вчера Катерина всё это имела, сегодня она стала жалкой затворницей, завтра же превратится в труп, живьём гниющий в глухой пещере. Такова жизнь: сегодня - золото, завтра - прах!

Вот и лови своё счастье да смотри, не упусти! Я предлагаю тебе, на этот раз лишь тебе одной: стань моей ученицей и наследницей! Не тужи о том, что наследство невзрачное с виду. Зато настоящее! Подлинное! Неподдельное! Я не обману тебя, ни за что не обману... потому что люблю тебя, девочка моя! Весь мир люблю, но мою Одарочку - особенно! Я сделала тебе больно, заставив пережить потерю Николы? Нет, ты сама себе изранила сердце!..

Открою тебе сокровенные тайны. Ты и не подозреваешь даже, с какими людьми я связана, кто ходит ко мне и посещает ночные бдения, которые я время от времени устраиваю в лесной глуши. Да в сравнении с ними покойный сын мельника - тьфу, и нету!

Хозяйка лачуги азартно плюнула на пол.

- Такой-сякой Никола, сам деревенщина, сын деревенщины - тоже мне знатная персона! Вот и не будь дурой! Тем более что с помощью некоторых моих средств самые немощные, но знатные старички превращаются в та-а-аких мужчин!..

Ведьма по-звериному оскалила большие жёлтые зубы, её ноздри хищно раздулись.

- Люблю, всех их люблю! И они меня любят!! - совсем неожиданно созналась она. - Но тебя люблю ещё больше! Больше, чем других! Больше всех!!! Ты настрадалась вволю. Никола и Катерина истерзали твоё сердце, втёрлись к тебе в доверие, вошли в душу как жених и лучшая подруга, а потом предали тебя. Но я не предам никогда! Я уже помогла тебе отомстить, так доверься мне окончательно! Положи к моим ногам своё разбитое сердце, исстрадавшуюся душу - и не пожалеешь! Я превознесу тебя! Сделаю повелительницей ночи, так как ведьмины дела делаются во тьме. Станешь и повелительницей дня, поскольку признательные люди начнут благословлять тебя и днём. Ты превратишься в королеву шабаша! Там ты получишь столько мужчин-козлищ, сколько душа пожелает! Изведаешь неземную страсть, познаешь наслаждение и восторг наивысшей в мире власти и силы!! Только согласись стать моей ученицей!!!

Глядя Одарке прямо в глаза дикими зелёными глазищами (причём радужная оболочка правого глаза совсем потемнела, словно свинцовая грозовая туча, а оболочка левого приобрела жёлто-янтарный оттенок), широко расставив руки, ведьма легкой кошачьей походкой направилась к молодке, приговаривая:

- Я люблю тебя и весь мир! Только стань моей!.. Я помню, тебе мало было сжить со света соперницу в любви, тебе хотелось помытарить её! Так не сдерживай в себе эти чувства, сожми мир в кулаке, выжми из него сок, пей и наслаждайся!.. Я люблю тебя!..

И гостья не выдержала всего, что свалилось на неё в этот необыкновенный зимний день. Попятившись, Одарка вдруг развернулась и стремглав бросилась вон из проклятой лачуги, даже не подхватив тёплый шерстяной платок, который так и остался лежать в углу. А ведьма, рассыпав по плечам роскошные синевато-чёрные волосы, упала на солому, надсадно хохоча, начала кататься по шкурам и выкрикивать:

- Одарочка, девочка моя, ты ещё вернёшься!.. Ты пришла сюда днём, это видели все!.. Значит, скоро, очень скоро ты поселишься здесь и останешься навсегда!.. Ты любишь завидовать, и тебе все позавидуют!.. И будут завидовать впредь!.. Станешь моей душой и телом!.. Потому что я люблю тебя!.. Тебя и весь мир!..

3

- Ave, Maria, Regina Coeli... - громко загнусавил вошедший ксёндз. Однако едва дверь за его спиной затворились, замолчал, втянул носом воздух, точно гончая, которая старается взять след, достал из кармана сутаны надушенный носовой платок, высморкался и не отнимая платок от лица, тихо сказал:

- Ну и смердит здесь! Хуже чем в свинарнике, прости, Господи. Впрочем, Иисус явил себя миру в яслях, где едва ли воняло лучше. Недаром волхвы нанесли Ему и Богородице благовоний...

Ксёндз откашлялся, обвёл хмурым взглядом тёмное сырое помещение, повернулся к прикованной в углу ведьму и философски заметил:

- А впрочем, весь мир представляет из себя гигантскую помойку, разве не так?

Ведьма с ненавистью смотрела на него единственным уцелевшим глазом. Её била лихорадка, так что в сплошной тишине раздавался лёгкий перезвон цепей, сковывавших руки пленницы.

- М-да-а, молчишь. Теперь навсегда молчишь, - произнёс ксёндз задумчиво и вдруг почти прокричал: - Но ты же сама виновата! Кто тебя за язык тянул?! Вот и пришлось... с корнем вырвать, чтоб не болтала лишнее!!!

Ведьма разочарованно покачала головой.

- А и правда, чего это я раскричался, - оробело пробормотал ксёндз, однако вслед за тем беззаботно махнул рукой: - А-а-а, всё равно я от высшего начальства откупился, а местные и без того в курсе. Только... ну, пойми, если бы ты никому не рассказывала о моём участии в шабашах, о том, что я служил там чёрную мессу!.. Воистину, твой язык до сих пор был бы в целости и сохранности, поболтали бы напоследок по-дружески, а так...

Ведьма криво ухмыльнулась, обнажив сломанные тёмно-коричневые пенёчки, оставшиеся от зубов.

- Ну, пришлось вырвать тебе язык, пришлось, а что поделаешь! - начал оправдываться ксёндз. - Ведь ты позорила Бога! Ты оскорбляла святейшую Церковь и меня, её покорного служителя! Неужели ты не понимала, что пострадаешь от этого только ты сама, а я откуплюсь?! - прибавил он с укором. На лице прикованной появилось самодовольное выражение.

- Ты права, неприкосновенность стоила мне недёшево, - с сожалением констатировала ксёндз. - Зато я цел и невредим! И разговариваю с тобою, искалеченной до неузнаваемости и приговорённой к сожжению на костре живьём! - воскликнул он горделиво.

Ведьме действительно досталось в ходе следствия. Она вся поседела, и космы грязно-белых волос беспорядочно торчали во все стороны и падали на изрезанное глубокими морщинами лицо. Посиневшие губы запали, нос был перебит. Сквозь жалкое отрепье, забрызганное засохшей кровью и нечистотами, проглядывало искалеченное совершенными орудиями пыток тело. Только в уцелевшем левом глазу всё ещё тлели отблески былой жизненной энергии, ещё играл иногда хищный янтарный огонёк.

- Однако, я не просто поболтать с тобой пришёл, - деловито заметил ксёндз. - Наш светлейший пан Потемковский решил позаботиться о твоей душе и дозволил прислать к тебе исповедника. То есть меня. Правда, я католик, а ты...

Ксёндз хмыкнул.

- А впрочем, разве не всё равно, какого именно священника присылать к служительнице проклятого сатаны: меня - или вашего православного батюшку! Тем более, он отказался от столь почётной и богоугодной миссии, вот наш всемилостивейший светлейший пан Потемковский и попросил меня исполнить это. Так что я должен исповедовать и причастить тебя, несчастную преступную грешницу. Ибо скоро, очень скоро, о дочь моя, предстанешь ты уже не передо мною, жалкой негодной тварью, а пред Самим нашим Творцом, Который в милости Своей...

Едва не впав в обычную патетику проповеди, ксёндз осекся на полуслове, помахал надушенным носовым платком и раздраженно произнёс:

- Однако же и задачка мне выпала: принять исповедь у немой, да ещё и скованной... А если освободить тебе руки? Впрочем, это ничего не даст, едва ли ты умеешь писать... Плохо дело!

Ведьма сочувственно тряхнула головой, цепи печально звякнули.

- С другой стороны, таинство исповеди, тем более последней - дело святое, а нарушать святые обычаи никак нельзя. Церковь не потерпит подобного самоуправства. Придётся придерживаться обряда!

Рассеченная бровь над уцелевшим глазом вопросительно выгнулась, ведьма как-то насмешливо замычала.

- А вот и не угадала, вот и придумал, как тебя исповедовать, - возразил ксёндз и принялся задавать вопрос, после которых выдерживал эффектную паузу и с важным видом произносил сами собой разумеющиеся ответы: - Так вот, дочь моя, тебя обвиняют во многих грехах: в колдовстве, ведовстве, разврате, растлении умов, в поклонении сатане и так далее. Признаёшь ли ты себя виновной во всех перечисленных грехах?.. Ну-у, дочь моя, к чему упираться! Повторяю, признаёшь ли ты себя виновной?.. Дочь моя, в последний раз повторяю: Господь наш Иисус Христос всеблагой и милосердный, Он отдал Себя в жертву за нас, недостойных грешников, сделавшись нашим Заступником и Искупителем грехов наших! Тем более - Пресвятая Дева Мария! Бери пример с неё, дочь моя...

Ксёндз пришёл в умиление, сложил губки бантиком и искоса взглянул на пленницу. Без малейших сомнений, ведьма глубоко презирала его и относилась к комедии исповеди, разыгрывавшейся перед её единственным глазом, весьма скептически. Хорошо же, чёрт её побери! В конце концов, кому какое дело до отвратительной непокорной души презренной ведьмы!.. И ксёндз продолжал:

- Итак, несчастная упрямица, узри пронзённые руки Господа нашего, Его пылающее святостью сердце и в третий раз отвечай: раскаиваешься ли ты в грехах? Помни, Христос милосерден и прощает всякую хулу и нечестье в Свой адрес. Если ты воспользуешься этим последним шансом и от всей души раскаешься, Он немедленно простит все твои злодеяния и примет тебя в святую семью. А очистительное пламя костра сожжёт все твои мерзкие грехи вместе с развратным телом. Поди же на Небо и предстань пред Богом послушной! Сделать это и пройти огненное очищение неизмеримо лучше, нежели влача на сердце тяжкое бремя греха, провалиться на самое дно огненно-серной бездны и гореть там до скончания веков. Итак, дочь моя, каков же будет твой ответ?..

Ксёндз пристально всмотрелся в единственный янтарно-желтовато-зелёный глаз. Бесспорно, ведьма и не помышляла о раскаянии. Плевать ей на Христа (прости, Господи!), на Его святые муки и на рай, который смутно вырисовывался где-то в туманной небесной дали, если дорога к нему лежит через пламя костра. Что ж, в таком случае оно станет лишь предвестником адского пламени, которое ожидает ведьму в Вечности!.. Тем не менее, следовало завершать исповедь, а завершить её можно было только так, как угодно Богу! Поэтому ксёндз восторженно хлопнул в ладоши и патетически воскликнул:

- Ну, наконец-то, дочь моя! Я искренне радуюсь о тебе и о твоём возвращении в семью Божью! Аллилуйя, аллилуйя, радуйся, Дева Мария! Восславим Христа и Богородицу за столь чудесное раскаяние! Слава, слава Господу нашему Иисусу! Прими, о Боже, душу сию не грешную, но очищенную! Во имя Отца и Сына и Духа Святого властью, данной мне представителем Его святейшества Папы римского, отпускаю тебе грехи твои, дочь моя. Иди к Богу с миром. Аминь.

Ксёндз удовлетворённо потер руки (дело сделано, да ещё с каким блеском!), с чувством высморкался и спрятал носовой платок, собираясь уйти прочь. Завидев это, прикованная неожиданно заволновалась, завозилась в своём углу, зазвенела кандалами. Ксёндз обернулся и с готовностью начал:

- Да, дочь моя, слушаю тебя внима...

Магический хищный блеск изжёлта-зелёного глаза ведьмы заставил его умолкнуть на полуслове. Глаз умолял о снисходительности и вместе с тем настойчиво требовал, вгрызался в душу словно червь в наливное яблоко...

Ксёндз замотал головой, пытаясь отогнать навеивание, и решительно сказал:

- Нет, дочь моя, даже не пытайся искусить меня! Я лицо духовное, отнюдь не судья, который исполняет последнюю волю осуждённого. И я не могу...

Он отвернулся, тем не менее ведьмин взгляд продолжал настойчиво сверлить затылок. Ксёндз застонал и процедил сквозь зубы:

- Дочь моя, твоё последнее желание греховно. Ведь ты только-только получила отпущение, зачем же марать свежайшую чистоту твоей души самым недостойным, самым подлым мщением?..

Но сила воли немой прикованной явно превосходила силу воли ксёндза. Ещё немного, и он не утерпит, сорвётся, выдаст тайну... И чтобы этого не случилось, ксёндз воздел над головой сжатые кулаки и простонал:

- Слушай, но сюда ведь приехал сам епископ! Всё исходит именно от него! Он не простое духовное лицо, он ещё и светский человек, и если я скажу, кто донёс на тебя, меня не только четвертуют, колесуют и сварят живьём в кипящем масле, а уничтожат всех моих родственников, близких и дальних... И будут уничтожать до десятого колена! Разорят и опозорят!.. Боже, что я несу... при чём здесь светскость и святость...

Ксёндз закашлялся.

- В общем... я просто умоляю тебя... не старайся думать... то есть узнать... принудить меня сказать, кто на тебя донёс, иначе... Угадай сама... если сможешь... А меня сюда не втягивай... не втравливай... не впутывай, пожалуйста, я здесь ни при чём!..

Он стрелой вылетел из камеры, громко хлопнув дверьми.

4

А ведьму и в самом деле не интересовало больше ничто в мире. Ни грубые солдаты, которые пришли вскоре, чтобы отвести её к месту казни, сопровождавшие каждое своё действие бранными словами, пинками, затрещинами и ударами. Ни чёрные монахи, окружившие её и солдат плотным немым кольцом. Ни выкрики и издевательства толпы. Ни огромная тяжеленная свеча, которую ткнули ей в руки и принудили нести. Ни мучения, ожидавшие впереди.

Имя! Одно только имя! У неё было немного времени, чтобы поколдовать, мысленно произнести дюжину проклятий, чтобы накликать на доносчика все силы ада.

Но что это за имя?!

Кажется, процесс был устроен исключительно ради неё. Сотни женщин со всей округи пользовались её услугами, тысячные толпы сходились на грандиозные шабаши - и никто из соучастников не был схвачен и допрошен с пристрастием! Ученицу, которую она взяла недавно к себе в лачугу, схватили вместе с ней, на следующий же после ареста день пустили под кнут, а потом повесили на шею громадный камень и утопили в речке. Что за быстрая и сравнительно лёгкая смерть!

Зато саму ведьму пытали долго и чрезвычайно жестоко. Мордовали и допрашивали даже после того, как палачи вырвали ей язык и таким образом лишились наименьшей возможности узнать от неё что бы то ни было. Дыба, "испанские сапоги", клинья, докрасна раскалённые щипцы и клещи, иглы, штифты, прижигание, "кресло Иуды"... Каких страданий, каких только мучений она не испытала!

Но сильнее всех дьявольских орудий, взятых вместе, ведьму жгло изнутри единственное желание: узнать имя! Имя! Имя!..

Вот она, замордованная мучителями, оплёванная, освистанная и осмеянная толпой людишек, многие из которых всего лишь месяц тому боготворили её, взошла на вершину огромной поленницы и встала там возле высокого деревянного столба. Вот уже затрещал где-то под ногами огонь, снизу потянуло жаром, горячий воздух вздыбил остатки жалкого тряпья... повалил пока ещё не слишком густой чёрный дым от смолы, которой были политы дрова...

И в этот миг ведьма наконец увидела её! Доносчицу!

На высоком помосте, сооружённом перед костром, где стояли его святейшество епископ собственной персоной, ксёндз, бывший ведьмин приятель и компаньон по шабашам, которого она так и не сумела увлечь за собой в могилу, светлейший пан Потемковский с женой и детьми, другие, менее значительные господа с семьями, которые также съехались посмотреть на зловещую представительницу подвластного тёмного народа, которую належало безжалостно искоренить из жизни как прислужницу нечистого - так вот, на этом самом помосте появилась женщина. Ведьма не видела её уже около пятнадцати лет, тем не менее сразу же узнала и всё поняла.

То была Одарка!!!

Вне всякого сомнения, она! Несостоявшаяся кандидатка в выученицы...

Вот чья злая воля преследовала колдунью, вот чья рука незамеченной вовремя змеёй подкралась к ней, вцепилась мёртвой хваткой в горло и бросила на бушующий костёр!

Бывшая крестьяночка чрезвычайно похорошела. Теперь она превратилась в зрелую женщину необычайной красоты. Судя по богатой одежде, она была женой какого-то знатного господина...

Но как?! Почему?! Ведь после достопамятного разговора, когда ведьма сгоряча глотнула тройную дозу любовного зелья и чрезмерно разболталась, Одарка бросилась куда глаза глядят... а весной её чепчик выловили из речки, протекавшей неподалёку... Значит, она не утопилась! Она всех обманула, и даже ведьму! Но каким образом ей всё же удалось так выгодно устроиться? Она же фактически стала никем, женщиной без имени, без семьи, без денег...

Растрёпанные седые волосы на ведьминой голове вспыхнули, она широко раскрыла беззубый рот и страшно закричала. А её погубительница приблизилась к епископу, тот немного повернул голову к Одарке, благожелательно кивнул, что-то сказал...

Мстительная улыбка, игравшая на хорошеньких, кокетливо подведенных губках Одарки, которая больше не завидовала существу, бессильно корчившемуся на костре, и которая могла в конце концов перестать сожалеть о несостоявшемся браке с сыном мельника как о самой большой трагедии молодости - вот последнее, что видела ведьма. Затем всё вокруг затянула рыже-кроваво-красная огненно-дымная завеса. Ни колдовать, ни проклясть коварную предательницу она уже не успела.