«Кратер Ольга»

БОРИС ЛАПИН

КРАТЕР ОЛЬГА

1

Лихман писал письмо жене, когда дежуривший в этот ве аер Саша Сашевич деликатно кашлянул за дверью каюты.

- Михаил Маркович, вас вызывает Тяпкин. Говорит, срочно. Говорит, нужно самого. Я говорю, вы отдыхаете, а он говорит...

Лихман с досадой отбросил ручку, сунул недописаниое письмо в книгу, но не только не чертыхнулся, а даме нашел в себе силы пошутить, правда, не очень оригинально:

- Ну, раз Тяпкин!..

Вставая, он опять не рассчитал это проклятое лунное притяжение, хотя уже пора было привыкнуть за два месяца, но, наверное, и за два года не привыкнешь, и опять ноги на миг повисли в пустоте и показались длинными и тонкими, как у паука, и опять почувствовал он всем телом, какой усталостью и тяжестью оборачивается на деле эта кажущаяся лунная легкость. "С такими работничками как раз отдохнешь, - вздохнул он. - Вечно что-нибудь да случится".

- Слушаю, Петя.

- Михаил Маркович, - голос был хриплый, испуганный, как у нашкодившего школьника, самоуверенности как не бывало, вы, конечно, извините, но без вас... Ради бога приезжайте!

- Прямо сейчас?

- Михаил Маркович, тут какая-то чертовщина...

- Что случилось?

- Да ничего. Честное слово, ничего. Просто бур дальше не идет.

- Знаете, Петя, давайте оставим шутки на завтра. А если действительно что-то произошло, не валяйте дурака, говорите...

- Да нет, честное слово, ничего такого не произошло. Только бур не идет. И хоть лопни.

- Если у вас алмазный бур не идет в грунт, значит, там по крайней мере алмазы. Тогда немедленно давайте на Землю радиограмму: "Закурил трубку мира. Тяпкин". И за вами пришлют ракету скорой помощи. И отлично, важно захватить болезнь в начальной стадии.

Тяпкин обиделся.

- Напрасно смеетесь, Михаил Маркович. В самом деле бур не идет.

- Я смеюсь! Нет, вы подумайте, я смеюсь, мне весело, что посреди ночи меня вытаскивают из постели. Я смеюсь! Как мило... Хорошо, еду!

2

Низко над горизонтом висел большой голубоватый глобус самая прекрасная планета Вселенной. Он был словно стеклянный, и сквозь полупрозрачное стекло смутно проглядывали очертании материков, заключенных внутрь шара. Лихман не столько разглядел, сколько угадал в одном из темных пятен Европу, мысленно поставил точку посреди материка и улыбнулся ей: там была Ольга.

Лихману нравились лунные ночи с их мягким земным светом, скрадывающим резкие, как провалы, тени. Ночами он отдыхал и от ослепительного солнечного сияния, от которого не спасали даже фильтры в шлемах, и от чёрных теней, на которые боязно ступить, и от полосатого, как матрац, пейзажа. Но главное, конечно, ночью можно было сколько угодно смотреть на Землю.

Еще издали, из окна тряского вездехода, увидел он четыре фигурки головастиков, сидящих у подножия вышки. Значит, буровая простаивала. Вспомнил график основных работ, висящий в каюте, - в груди неприятно царапнуло. Заметив вездеход, головастики встали и робкими прыжками двинулись навстречу.

Сквозь шлем скафандра мелькнули растерянные злые глазки Пети Тяпкина - видно, ждал взбучки.

- Ну-с, проверим, в чем дело, - спокойно сказал Лихман. - Давно стали?

- В час десять. Автоматика отключила бур - перегрев. Добавили охлаждение, все проверили, включили - опять реле сработало. Уж я хотел отключить автоматику, так пустить, а потом думаю, вдруг установка полетит, тогда что?

- С чего бы ей полететь? Просто какая-то неисправность или в реле, или в системе охлаждения. Не может же быть грунта такой твердости.

- Не может, точно. Только я же не мальчишка, Михаил Маркович, реле я уже сменил, а охлаждение Димка на три ряда проверил, все в порядке. Что же тогда, Михаил Маркович?

"Вот дьявольщина! Породы такой твердости в природе не существует, но если все в порядке, а реле выключает бур что бы это значило?"

- Ладно, Петя, хорошо, что вызвали. Отключать автоматику, конечно, нельзя. В этом проклятом космосе ожидай любого подвоха, вдруг и в самом деле... нашла коса на камень. Ну что же, раз не берет алмаз, попробуем лазер. Как там у вас аккумуляторы, Дима?

3

Когда до конца ночной смены осталось полчаса, Димке удалось выколотить керн. На груду породы упала блестящая металлическая болванка с оплавленной поверхностью. Пять шлемов стукнулись друг о друга, склонившись над нею.

- Металл, - сказал Тяпкнн.

- Сталь.

- Вот тебе и сталь. Потверже, братцы!

- Алмаз сюда, - протянул руку Лихман. - Старую коронку, живо!

Богатырь Димка попробовал резануть болванку алмазом следа на поверхности металла не осталось никакого. Лихман почувствовал, как со лба по щеке побежали щекочущие мурашки:

- Везите - и сразу в лабораторию, пусть дадут состав, сказал он водителю вездехода. - Да скажите, срочно, Лихман велел.

- Ну что, Михаил Маркович, еще разок долбанем лазером? - входя в азарт, спросил Димка.

- Тебя вот долбанет оттуда. Ишь ты, герой какой. Заканчивайте, ребята, и айда отдыхать. Кстати, Петя, дайте-ка мне ваши записи.

Когда в тамбуре ракеты сияли скафандры, Лихман сказал каким-то странным голосом:

- Ну вот, наконец-то свершилось. Не грех сегодня и шампанское раскупорить.

И тут же достал из кармана пластмассовую коробочку, торопливо кинул в рот сразу несколько таблеток и, пошатнувшись, сел. Лицо его было совсем серым.

...Вечером в столовке собрались все. Настроение было тревожное. Если бы это была не научная экспедиция, а пиратский корабль, можно было подумать - назревает бунт. Лихман сказал:

- На глубине 340,4 бур наткнулся на преграду чрезвычайной твердости. Кроме лазера, ни один инструмент этот металл не берет. Химический состав; железо, тантал, кремний, цезий. Невозможный, нелепый, с нашей точки зрения, сплав. Что это такое, мы не знаем, дальнейшее изучение здесь, на месте, невозможно, а вопрос, сами понимаете, слишком серьезный. Поэтому за двадцать четыре часа экспедиция сворачивается. Завтра в 19-00 личный состав отбывает на Землю. Обе грузовые ракеты и все оборудование остается, забираем только пробы и документацию, надеюсь, скоро вернемся...

- Разрешение уже есть? - робко вмешался Саша Сашевич.

- Разрешения нет и не будет. Даю радиограмму, вот она: "Связи чрезвычайными обстоятельствами экспедиция снимается подробности на месте. Начальник ЛН-5 Лихман".

- Чрезвычайные обстоятельства!? Что же тут чрезвычайного? - послышался чей-то ершистый голос. - Наткнулись на самородок - и струсили. Ничего себе, герои!

- Времени остается немного. О готовности постов доложить. А теперь к делу, - сказал Лихман, вставая.

Ноги вытянулись на невообразимую длину, стали тонкими и невесомыми, как лучи. Казалось, все, что до сих пор находилось у него внутри, провалилось в ноги.

За дверями каюты буровиков ораторствовал Петя Тяпкин:

- ...ракету бы скорой помощи ему. Вот псих! А болезнь надо захватывать...

4

"Лунная научная пятая" отправлялась домой в унынии, будто свершила не открытие, а какой-то позорный коллективный проступок.

Лихман пришел домой рано, взъерошенный, злой, достал из кармана пачку сигарет, закурил. Ольга отобрала сигареты, присела рядом на диван.

- Эх ты, вот уж и закурил, а еще лунатик.

- Скоро запью, - пообещал Лихман.

- Ругают?

- Смеются. Если бы ругали! Был сегодня у Гришаева - тоже смеется. Завтра пойду к Главному.

- Неужели уж он-то не разберется?

- Ты вот что, Оля, - сказал Лихман. - Ты найди мне, пожалуйста, мой альбом. И карандаши. Не выбросила еще? И будь добра кофе с лимоном, покрепче только, ладно?

Когда она принесла кофе, рисунок был уже готов. На островке между трех пальм плясал волосатый человек в модных очках и полосатых, как из сумасшедшего дома, штанах. В одной руке он держал обглоданную кость, а другою заслонял глаза от солнца, вглядываясь вдаль. Рядом стоял шалаш с трубой от самовара, из трубы шел дым, а под кустами валялись консервные банки и бутылки, на одной даже четко виднелось "40°", с соседнего островка на дикаря смотрела влюбленная парочка, а далеко на горизонте громоздились корпуса заводов и дымили трубы.

- Боже мой, да это Гришаев! - узнала Ольга. - Ну-с, принимайте кофе, Михаил Маркович.

Он взял кофе и тут же поставил его на стол.

- Это не хохма, Оленька, - сказал он серьезно. - К сожалению, не хохма. Это научная платформа. Мы, на Земле, похожи на того упрямца, который переплыл на островок посреди Волги и возомнил, что это необитаемый остров, что он его открыл и что он есть Робинзон. А раз ему хочется непременно прослыть Робинзоном, то ему наплевать на вещественные доказательства его неправоты. На пальме вырезано "Люба + Коля"? Плевать! Под ногами байки и бутылки? Не имеет значения! И это научная платформа!

- Но ты же сам говорил, что все это только гипотезы. И спутники Марса, и Луна, и Тунгусский взрыв, и Атлантида, и... Что там еще?

- Не старайся, всего не перечислишь. Да, гипотезы, но когда столько гипотез... Нельзя же во что бы то ни стало, вопреки очевидному, считать себя Робинзоном!

- Миша, откуда же, по-твоему, взялся на Луне этот сплав?

- Если бы я знал, откуда, надо мной не смеялись бы. Но в том-то и беда, что я не знаю, откуда, зато наверняка знаю, что мой бур наткнулся на него и, следовательно, он существует. Но как раз над этим-то и смеются.

- Может же быть, что это ядро Луны. Или какая-нибудь там мантия...

Лихман усмехнулся:

- Нет, Оленька, не может. Сплав искусственного лроисхождения.

- Тогда что же это?

Он пожал плечами. Некоторое время оба молчали, стало слышно, как тикают часы в соседней комната. Потом тиканье размылось, ушло, и комната наполнилась тем тугим, неслышным гулом, который каждому, кто побывал в космосе, известен под именем "космической тишины". Вероятно, гудело в ушах.

- Миша, а ты знал, когда добивался этой экспедиции, что найдешь там что-то такое... следы другой цивилизации?

- Я знал только, что рано или поздно это случится. Знал, Оленька, конечно, знал. Но что так скоро... не ожидал. Видишь ли, моя заслуга только в том, что я настоял перенести разведку в этот кратер, Б-046-20. По глубине он не самый удобный, и мне нелегко было убедить их. Но тут, вероятно, сработала блестящая интуиция Главного. Понимаешь, Оленька, этот кратер, как бы тебе сказать поточнее... чуть-чуть странный. Он явно не метеоритного происхождения, скорее вулканического, но и для вулканического... короче, меня тянуло к этому безымянному, ничем не примечательному кратеру. И "ЛН-5" начала бурение именно там. Следы другой цивилизации... Что можно считать следами? Обломок обшивки ракеты? Оставленный на орбите искусственный спутник? Нерасшифрованные радиосигналы из Космоса? Гигантское сооружение, возведенное когда-то в древности, такое, что и современной технике не под силу? Подозрительные намеки в древних книгах и легендах? Ах, Робинзоны мы, Робинзоны! А может быть, мы сами, понимаешь, мы, человечество, - сами следы другой цивилизации? Помнишь, у Бора: "Эта гипотеза не может быть истинной, ибо она недостаточно безумна"? В этом, Оленька, величайший смысл космической философии. И пусть меня считают сумасшедшим, но я утверждал и буду утверждать...

Ольга спала в кресле, убаюканная его лекцией. Лихман потер лицо ладонями, проглотил остывший кофе, опасливо покосившись на жену, спрятал в карман сигареты.

"Скучно ей со мной, - горько подумал он. - И всем скучно. Сухарь, фанатик, фантазер, черствьш и желчный деспот. Удивительно, как еще Главный терпит меня? Впрочем, всему есть предел. Завтра скажет: "Все отлично, Михаил Маркович, экспедицию мы пошлем, это любопытно, гипотезу вашу проверим, стоящая гипотеза, но... сколько вам лет, Михаил Маркович? И к тому же, говорят, со здоровьишком у вас того... А?" Главного не проведешь. Легче провести врачей со всеми их премудрыми приборами. Собрал волю в кулак на этот решающий час - и вот вам, товарищи эскулапы, вместо сердца - пламенный мотор. А Главный по глазам читает. "Я ведь и не требую ничего, товарищ Главный Конструктор. Мне бы только эту экспедицию, последнюю. Клянусь вам, сразу же уйду на пенсию и никогда больше не буду изводить вас своими прожектами". Неужто не даст? Тогда - в ЦК, и все равно добьюсь. Вы еще не знаете Лихмана!"

Он прошелся по комнате, машинально закурил, но, вспомнив о врачах, тут же смял сигарету о декоративную пепельницу японского фарфора. Рядом стояла маленькая копия - золотая ваза, древнейшая из памятников, найденная недавно на Крите,его любимая игрушка. Он нежно взял ее в ладони и в тысячный, наверное, раз прочел древнегреческий текст: "Плыли двести колен и вот земля цветущая". Что такое двести колен? Знатоки толкуют, сто человек. Но уж коли считать людей по частям тела, логичнее считать по головам, чем по ногам. Знатоки уверяют, будто речь идет о морских путешественниках. Но при чем тогда этот рисунок - шарик с хвостиками?

Лихман поставил вазу на место и неожиданно подумал:

"А кратеру нужно дать имя. В конце концов, это мое право".

...Назавтра он позвонил только в десять вечера. Ольга взяла трубку.

- Алло, с вами говорит начальник экспедиции "ЛМ-6" доктор Лихман.

- Боже мой, уже!? Поздравляю, Миша! Был у Главного?

- И у Главного, и с ним вместе - повыше. Все отлично, родная, погода переменилась, ветер дует в наши паруса. "Плыли двести колен и вот земля цветущая". Предстоит нечто грандиозное: двадцать две грузовые ракеты, шестьдесят человек, большая лазерная установка, совершенно уникальная, пять...

- Когда, Миша?

- Старт намечен через два месяца.

- Тогда, может быть, ты успеешь придти домой, поужинаем вместе?

Лихман долго молчал, наконец, сказал, вздохнув:

- Я постараюсь, но ты лучше не жди. Ложись, отдыхай, Оленька.

5

В конференц-зале базы "ЛН-6" было просторно, не сравнишь со столовкой на "ЛН-5", где приходилось собирать народ в прошлой экспедиции, но шестидесяти двум здоровенным парням и здесь оказалось тесновато. Лихман с гордостью оглядел свое воинство, впервые собранное вместе.

- Пожалуй, начнем, - сказал Лихман. - Повестка дня ясна: что делать? Для начала предоставим слово главному историку экспедиции доктору археологии Сереже Лазебникову.

Встал Сережа, больше похожий на студента, чем на доктора наук. Жесткий, упрямый чуб, съехавшие на нос очки, беспрерывно что-то мнущие нервные пальцы. Доктору археологии Сереже Лазебникову было всего двадцать восемь, Лихман гордился, что откопал для экспедиции этого вундеркинда.

- Я расскажу вам сказочку, - начал Сережа задиристым, петушиным голосом. - Позвольте сказочку, Михаил Маркович?

- Давай, давай, жанры выступлений не ограничиваю. Другое дело - время.

- Так вот, это древняя китайская сказочка, и сколько ей лет, никто не знает. В некотором царстве, в некотором государстве жил-был волшебник по имени...

Конференц-зал угрожающе загудел. Понятно, взрослые люди не любят, когда им рассказывают сказочки, тем более не стоило из-за этого лететь так далеко.

- ...по имени Чао Ли-дзинь. Он мог достать огонь из холодного камня, вызвать дождь из чистого неба и одним взглядом усыпить человека. Хан боялся, что волшебник отнимет у него власть, и упрятал Чао Ли-дзиня в самую высокую и неприступную башню, в которой просидел волшебник сто лет. Сто лет выходил он по ночам на крышу башни и смотрел на звезды через какую-ту странную трубку, и только когда появлялась на горизонте голубая Утренняя Звезда, уходил обратно в свое подземелье.

Однажды снизошло просветление на древнего Чао Ли-дзиня, и послал он одного из своих многочисленных стражей за ханом, чтобы сообщить чрезвычайной важности весть. Хан явился, и сказал ему Чао Ли-дзинь: "Уводи скорей свой народ в горы, потому что завтра встанет дыбом земля, и стеной встанут моря, и вспять потекут реки, и дождь разразится, каких никогда не было. Не мешкай, хан!" Но хан посмеялся над словами мудреца и велел побить его по пяткам.

А назавтра появилась в небе Желтая Звезда - и вздыбилась земля, и огонь вырвался из недр, и огромная волна захлестнула зетли возле моря на много дней ходьбы, и хлынул дождь, ц, взбурлив, повернули реки. Испугались люди, пришли к хану, чтобы принял он какие-то меры. А хан показал на башню и сказал: "Он виноват. Это он вызвал несчастье, чтобы на вас и на меня излить свое зло, накопившееся за сотню лет". И потребовал хан у Чао Ли-дзиня, чтобы прекратил вн это безобразие.

Но старик не слушал хана - он высекал какие-то знаки на камнях башни. И отрубили ему голову.

Когда перемешалась земля, как пища в котле, когда суша стала морем, а море - горами, когда погибли все люди в округе, осталась одна только высокая башня, в которой жил и погиб Чао Ли-дзинь. Лишь через много-много веков пришли туда новые люди, прочли рисунки на камнях и записали их так: "Говорил я хану, пусть ведет в горы народ, потому что на смену Утренней Звезде приходит другая, Злая Желтая Звезда, и глаз ее нацелен прямо на нас, и будут бедствия от нее неисчислимые, но не послушался хан, и все погибли, о чем сообщает потомкам старый ученый Чао Ли-дзинь".

Переписали люди эти слова на папирус, но и папирус затерялся, и только через тысячу лет кто-то нашел его и пустил по свету сказку о мудром волшебнике Чао Ли-дзине, и сказка дошла до нас, потому что нет более прочного материала, чемпамять народная, а камни той башни давно превратились в песок, и в тлен превратился папирус. К сведению собравшихся, закончил Сережа Лазебников, - подобные же сказочки содержатся в эпосе и других древних народов.

Сережа Лазебников сел.

- Ну и что же из того? - язвительно кинул с места Петя Тяпкин.

- Да, более конкретные выводы, - попросил Лихман.

- Какие же еще выводы? - удивился Сережа. - Разве и так не ясно?

- Очевидно, не всем, - глядя на Тяпкина, сказал Лихман.

- Ну, хорошо. Так вот, Луна прикочевала к нам во время оно из Большого Космоса. Если отбросить это предположение, кто растолкует мне, почему у нее такая нелепая форма, будто она родилась как спутник другой планеты, имеющей по крайней мере втрое большую массу, чем Земля? И чем иным можно объяснить ту небольшую космическую заварушку, благодаря которой наша уважаемая планета вдруг сдвинулась на двадцать три градуса по отношению к оси, легкомысленно переменила положение полюсов и заживо заморозила бедных мамонтов? Итак, встреча в Космосе. Но вот вопрос: могла ли Луна, двигаясь с энной космической скоростью, избежать прямого столкновения с Землей, благодаря чему я имею счастье лицезреть вас в данный момент? Вероятно, могла - при одном условии. Чтобы стать вечной нашей спутницей и яблоком раздора для ученых, она должна была выйти на строго рассчитанную орбиту по касательной, имея в этой точке строго определенную скорость. Неужели вы думаете, что Луна сама по себе была такой умной? Примите эту гипотезу, и она объяснит вам все: и форму Луны, и легкомысленное поведение Земли, и судьбу мамонтов, и трагедию Атлантиды, и даже библейский всемирный потоп...

Сережа опять сел.

- Что же дальше!? - еще более вызывающе крикнул Тяпкин.

Сережа пожал плечами. Разжевывать "дальше" он не собирался.

- Сережа хочет сказать, - ласково разъяснил Пете Лихман, - что Луна вышла по касательной на орбиту спутника, затормозившись к этому времени до расчетной скорости...

- Как это - "затормозившись"? - возмутился Петя. Бред! Мистика!

Лихман вспомнил картинку про Робинзона. Если бы возражал ему не Петя Тяпкин, а Гришаев, он, наверное, взорвался бы. Но Петю он по-своему любил и радовался, что отыскал его для экспедиции: он уважал людей одержимых. А Петя был явно одержимый, хотя и противник, не верящий ни во что из того, во что верил он сам и внушил сегодняшнему докладчику - Сереже Лазебникову.

Петя Тяпкин вскочил, огляделся злыми глазками, видимо, ища поддержки.

- Слово имеет командир отряда буровиков кандидат технических наук Петр Артемьевич Тяпкин.

- Я расскажу вам анекдотец. Позвольте анекдотец, Михаил Маркович? В некотором царстве, в некотором государстве жилбыл цыган. Однажды украл этот цыган у одного крестьянина коня. Собрался суд. Цыган спрашивает: "Дак чо я у тебя украл, расскажи честно гражданам судьям". - "Коня". - "А хомут на нем был?" - "Был". - "А дуга?" - "И дуга была". - "А огловли?" - "И оглобли". - "А телега?" - "И телега была". - "Ну дак и врет он, гражданы судьи, - сказал цыган, - потому как этот конь, сами видите, и без хомута, и без дуги, и без оглоблев, и без телеги". Посмотрели судьи, прав цыган. Отпустили его вместе с конем, а крестьянина за клевету выпороли. А что цыган накануне пропил в корчме и хомут, и дугу, и оглобли, и телегу - кому что за дело! Было бы доказано.

Анекдотец никого не рассмешил. Петя оглянулся, снова ища поддержки, не нашел, но не сдался.

- Я к тому, Михаил Маркович, что такие доказательства, когда неугодные факты вовсе замалчиваются, для цыгана хороши, а не для ученого. Я ведь отлично понимаю, для чего все это товарищу Лазебникову. Он хочет свернуть напрочь буровые работы и вести раскопки своим археологическим методом, чтобы возиться здесь сто лет. Он и сказочку свою для этого придумал. А мы, буровики, можем решить задачу за несколько дней, позвольте только пустить большой лазер и пройти этот слой насквозь. Мы разом все цыганские гипотезы отметем...

- Точно! Даешь лазер! - раздалось несколько нестройных голосов с той стороны, где сидели буровики. А Димка выкрикнул:

- Жми, Петя, развивай дальше!

- Ты скажи прямо, Сергей, - обратился Петя к Лазебникову, - ты не юли: раскопки предлагаешь?

- Раскопки, - сказал Сережа и опустил голову.

Поднялась буря. Шум стоял минут пять, не меньше. Вести медленные, может быть, многолетние раскопки, когда всем казалось, что отгадка рядом, - никого не устраивало.

Атмосфера накалялась. Выступали почти все, летели едкие реплики с мест, начиналась простая ругачка. Но большинство, не соглашаясь с Лабезниковым, все-таки категорически возражало против раскопок: молодежь, не терпится. А ничего другого никто предложить не мог. Или лазер, или раскопки. "Не подумаешь, что на Луне, - отметил Лихман. - Типичная земная перебранка".

- Нет, нет, нет, лазер нельзя, - выкрикивал кто-то, пока Лихман в последний раз взвешивал все за и против, - там, может быть, дворец, черт знает что, а мы, как дикари, с лазером. Нет, нет, нет!

- Копаться здесь пять лет лопаточками? Извините! Сегодня же подаю заявление. Мы что - детский сад!?

- Только не лазер, надо подумать, все взвесить и не спешить. Главное, не спешить. Так мы можем всю Луну испортить...

Когда Лихман встал, нестройный шум голосов умолк разом.

- Все правы, - сказал он негромко. - И все ошибаются. Разумеется, лазером нельзя. Это ясно. Но и раскопки нас не устраивают - время не то. Что есть еще подходящее? Больше нет ничего...

Шестьдесят два человека молчали. Казалось, никто не дышал.

Где-то между вторым и третьим рядом всплыло на секунду ехидное, злорадствующее лицо Гришаева - и растаяло. Мелькнули тревожные глаза Ольги: "Только, пожалуйста, береги себя. Лучше лишний раз с Землей посоветуйся, спроси разрешение".

Ольга, Ольга! Единственный человек, которому нужны не его открытия, а он сам. По ней, хоть вовсе не будь никакой Луны, лишь бы он возвратился живой и здоровый. Ну что ж, посмотрим!

- Больше нет ничего, это точно. Значит, остается одно взрыв.

6

Посреди ночи громыхнул телефон. Ольга взяла трубку. Незнакомый взволнованный голос спросил:

- Квартира Лихмана? Извините, пожалуйста, у вас случайно нет Гришаева? Это дежурный института, с ног свился, весь город обыскал, тут у нас "чп"...

- Чего ради у нас будет Гришаев в такое время? - насмешливо ответила Ольга и положила трубку.

- Кто это? - спросил Гришаев, потягиваясь.

- Из института, дежурный. Тебя что, всегда у женщин ищут по ночам? Хорош директор!..

- Брось, Олька! Случилось что?

- Какое-то "чп". С ног, говорит, сбился, тебя разыскивая.

Гришаев вскочил с постели, заметался, уронил в темноте бутылку. Жалобно звякнул разбитый бокал. Ольга включила свет. Он торопливо зашнуровывал ботинки. Через две минуты он был готов.

- Черт, в такое время и такси не схватишь.

Она подошла к нему, прижалась на прощанье к его громоздкой фигуре. Ласковые руки Гришаева на этот раз даже не коснулись ее, остались прижатыми к бокам - по стойке смирно.

Она заглянула ему в глаза снизу вверх. Его лицо было спокойным, собранным, почти каменным, как обычно на работе. Ее охватила тревога.

- "Чп" - что это может быть? Луна?

- Не знаю, возможно. Твой сумасшедший на все способен. Ладно, пока. Узнаю - сразу позвоню.

Дверь за ним закрылась. Она накинула халат, принялась ходить по комнате. Тревога не унималась. С маленькой фотографии на столе грустными глазами смотрел на нее Лихман.

...Она была студенткой четвертого курса, когда судьба столкнула ее с Лихманом. Он читал курс общей теории космонавтики, а для нее это были дебри. Вообще она попала в институт случайно - не хотелось расставаться с одним очень славным парнем, а он не мыслил жизни без этого института. Прежде она как-то не замечала строгого остроязыкого профессора, но когда дважды он попросил ее с экзамена, пришлось задуматься. Дело пахло отчислением, это было бы глупо после четырех лет учебы.

Одна подружка посоветовала ей: "А ты, Олька, очаруй его, используй последний шанс. Тем более, старый холостяк. Вот прямо сейчас и шагай к нему домой. Чего теряться!" И она пошла. Три вечера, забывая о времени, он рассказывал ей про космонавтику. Это было интересно, поначалу она даже увлеклась и стала вполне сносно разбираться в основных вопросах. Она выкарабкалась, зато он "влип" - трогательно и безнадежно. Вскоре она почувствовала, что не сможет бросить его, что нужна ему, что этот насмешливый, никаких авторитетов не признающий человек, гроза ортодоксов, надежда науки - вдруг превратится в ничто, перестанет существовать как индивидуум, если она скажет ему "нет". И она сказала "да", тем более, что роман со студентом слишком затянулся и не сулил ничего хорошего. Правда, Лихман был почти на двадцать лет старше ее и часто прихварывал, потому что его детство совпало с последней войной и его там куда-то угоняли фашисты, но она по-своему любила его, а скорее, жалела. И она стала его женой.

Все эти годы она в меру своих сил и способностей исполняла обязанности жены большого ученого и большого чудака, но при нем все-таки чувствовала себя так, словно играла роль, а настоящей жизнью, такой, как хотелось, жила лишь во время его командировок. К счастью, в последние годы он уезжал часто и надолго...

В шесть она включила радио. В последних известиях ни о каком космическом "чп" не было ни слова, но это еще ничего не значило. Передавали легкую музыку, потом урок гимнастики.

Гришаев не звонил.

Без десяти восемь раздался звонок в прихожей. Она открыла. Неизвестный человек спросил строго:

- Товарищ Лихман, Ольга Владиславовна?

- Да, это я.

- Распишитесь.

Она машинально расписалась. Прежде, чем разорвать конверт, села в кресле: руки и ноги не слушались. В конверте лежала маленькая хрустящая бумажка под копирку.

Для печати в мая в 23 часа 07 минут по московскому времени в районе работ Шестой Лунной научной экспедиции на Луне зафиксирован взрыв большой мощности. Причины взрыва пока не установлены. Связь с Шестой Лунной экспедицией временно прервана. Принимаются меры по налаживанию связи через аварийные каналы. Если в течение двадцати четырех часов связь не будет восстановлена, на Луну отправится специальная спасательная экспедиция, которая в настоящее время готовится к старту.

Президиум Академии наук СССР

Прошло сколько-то времени, пока позвонил Гришаев.

- Олька, читала? - спросил он.

- Читала. Что это может быть?

- Черт его знает! Твой старик всегда выкинет какую-нибудь штучку. Авантюры - его амплуа. Помнишь, я просил тебя повлиять, чтобы чаще советовался. Говорила?

- Говорила.

- И что?

- Обещал.

- Обещал! Слушай, ну ты как?

- Ничего, держусь.

- Ладно, Олька, молодец. В общем, я думаю, ничего страшного. Самое страшное - он мне все планы сорвал. Горит мой институт из-за твоего Лихмана. Да, там, кажется, в бутылке, вчера что-то осталось. Ты не против, если я заскочу на часок?

- Против.

- Что!?

- Против.

- Ах, вон оно что! Отпеваешь старика? Ну-ну, валяй.

- Нет, не отпеваю. Думаю.

Она положила трубку. Под ногами хрустнули осколки разбитого ночью бокала.

7

В радиоотсеке сидел верный Саша Сашевич. Земля спрашивала, взывала, умоляла, требовала - Саша Сашевич оставался глух и нем. Лихман просмотрел радиограммы, выбрал три из них. Две угрожающих - дело рук Гришаева, сразу видно, не верит ни в какую катастрофу, очень уже хорошо знает Лихмана, Лихман для него - авантюрист. Одна дельная радиограмма-инструкция - от Главного, "на случай, если радиостанция работает только на прием". Хитер Главный! Послушал скупое сообщение ТАСС, слава богу, паники никакой, настроение деловое. Скоро минуют сутки, нужно срочно давать ответ, иначе прилетят "спасать", а что ответишь, когда не оседает проклятая пыль, мешает определить результаты взрыва. Хорошо, если риск оправдал себя, а если нет? Голову снимут. Взрыв на Луне! Действительно, "так можно всю Луну испортить".

Странное дело, больше всех возражал против взрыва не кто иной, как его любимец Сережа Лазебников. Едва кончилось заседание, этот вундеркинд давай ломиться в радиоотсек - передать свое особое мнение на Землю, "пока не поздно". Хорошо еше, догадался Лихман заранее отправить Сашу Сашевича со строжайшей инструкцией: никого в отсек не пускать и ничего к передаче не принимать. Лихман ждал подврха от иого угодно, но не от Сережки. Думал, Петя Тяпкин жаловаться будет, скандал подымет, а он стащил у доктора конскую дозу снотворного и до сих пор спит, делайте, мол, что угодно, только без меня!

До старта спасательной экспедиции с Земли оставалось немногим более трех часов. Дальнейшее промедление становитесь опасным. Гришаев там бесится, с этим "чп" все его честолюбивые планы лопнули. Рвет и мечет. Чего доброго, рискнет еще покинуть директорский кабинет, явится сюда собственной персоной. Тьфу, тьфу, тьфу, спаси и избави! Но что же эта проклятая пыль? Почему пыль в безвоздушном пространстве?

Никто не ожидал, что она может висеть сутки, думали, за час все осядет.

Лихман еще раз пробежал списочек убытков, причиненных взрывом. Искарежен один вездеход, оставленный растяпой-водителем в опасной зоне. Конечно, вездеход пустяк - если на Земле. На Луне его ценность подскакивает в тысячу раз "плюс транспортные расходы". Опрокинулась грузовая ракета, к счастью, уже почти разгруженная. Взорвался от детонации погребок с остатками взрывчатки - правда, взрывчатки там было сущие пустяки. Вмятины, царапины на ракетах не в счет.

Вообще, удача спишет все. А если неудача?

К черту! Стоит ли думать о грозящих ему "оргвыводах"?

Если исследователь будет ломать голову над проблемами, как посмотрит начальство на тот или иной его шаг, - не останется ни сил, ни времени для науки. В конце концов, самый большой ущерб от взрыва - переживания Ольги. Она-то ведь ничего не знает. Существовала бы телепатия, тогда проще, тогда напряг бы все душевные силы и передал ей одной: "Не волнуйся, родная, все в порядке, просто твой старик темнит, проворачивая очередную авантюру".

Лихман взглянул на часы: пора. Пыль еще не осела, хотя и стала пореже. Сейчас будет дан сигнал общего сбора, и двинутся вездеходы к центру гигантского искусственного кратера. Чудаки бурильщики, предлагали ломиться в стену, когда непременно должна быть дверь. Но если она окажется не на дне воронки, а совсем в другом месте? Тогда, значит, интуиция обманула его, тогда пора подавать в отставку.

Люди в скафандрах начали вываливаться из люков базы, в шлемофоне послышалась вибрация от моторов вездеходов.

Лихман опасливо встал - опять ноги показались длинными и ватными, как на "ЛН-5", хотя система искусственной гравитации действовала исправно. "Нервы, нервы, - отметил он.Расклеиваюсь. Расклеивается, Оленька, твой старик, на пенсию ему пора, на Землю, цветочки поливать. А на Луну помоложе нужны..."

8

Четыре вездехода двинулись к кратеру. На трех сидели люди, один пыхтел под тяжестью прожектора, снятого с грузовой ракеты. Как пригодился бы сейчас пятый вездеход!

Лихман сидел у смотрового стекла головного вездехода.

Гребень нового, первого на Луне искусственного кратера приближался. Вездеход колотило на камнях, Лихман вцепился в поручни и почти прилип лбом к стеклу. Вот кабина поднялась на гребень, перекачнулась в сторону кратера, и стало видно бездонную черную дыру глубиной в добрых 350 метров. На дне ее не было ни единого блика.

- Прожектор! - скомандовал он хрипло.

Вниз свалился ослепительно белый столб, уперся в стену воронки, дрогнул, стал падать ниже, ниже, почти вертикально, и вдруг поблек в свете ответного, казалось, еще более яркого луча. Вглядываясь в него, Лихман сощурился до боли в уголках глаз и почти сразу различил покатую сверкающую сферу, на которой в самом центре луча новеньким пятачком выделялся...

- Люк! Вход!.. - раздалось в шлемофоне сразу несколько не то восторженных, не то испуганных голосов.

"Выдержала оболочка наш взрыв, - почти равнодушно отметил Лихман. - Недаром же рассчитывали ее на оборону от метеоритов. Если так не откроем люк, честное слово, лазером взломаю",- внезапно решил он. И сразу почувствовал, как ноги вдруг стали расти, расти, вылезли из вездехода, опустились в воронку и, вытягиваясь и тоньшея, достигли наконец сверкающей металлической сферы, как корни дерева, проросли сквозь люк и устремились в темноту...

Водитель вездехода видел, как Лихман отвалился от смотрового стекла и медленно рухнул на спинку сиденья. Первым его порывом было сорвать шлем с теряющего сознание начальника экспедиции, но он вовремя спохватился, что это Луна, и только прокричал в микрофон: "Врача в головную машину, срочно! Начальнику плохо".

Когда врач дал Лихману кислород, он прошептал спекшимися губами:

- Немедленно... радиограмму на Землю... которая у Сашки...

Люк подался неожиданно легко.

Люди от волнения, что ли, даже не видел, кто - уважительно посторонились, пропуская его вперед и подсвечивая фонарями. Он первым шагнул в этот чужой мир.

Лестница в десяток широких ступеней вела вниз, в круглый вестибюль. Здесь вдоль всей стены шли двери, которые бесшумно раздвигались, едва к ним подходили - столько тысячелетий прошло, а ничего не испортилось! За каждой дверью была небольшая, человек на пять, кабина. Внутри кабины громоздились строчка на строчку непонятные рельефные рисунки. Лихман пригляделся к ним, но изображения человека нигде не обнаружил.

Может быть, это были и не рисунки, а клинопись.

Он повернул какую-то рукоять на противоположной от входа стенке кабины - и пол под ногами дрогнул и поплыл вниз.

"Лифт, - догадался он. - А как же выберемся? - Оглянулся: в кабине был он один. - Вот так штука! Ну да ничего, конструкция вроде бы несложная".

Он спускался довольно долго и все жалел, что не знает скорости лифта: на какую глубину он опустится? Наконец, лифт остановился, дверь автоматически открылась. Это был точно такой же круглый зал, только освещенный призрачным желтоватым светом. Вглубь вел широкий коридор, и Лихман смело пошел вперед. Через две минуты он оказался в другом зале, более просторном и светлом. На возвышении стояла золотая скульптура: устремленная вперед и вверх, как бы рвущаяся взлететь обнаженная женщина держала в руке сверкающую острыми лучами звезду. Женщина была очень похожа на земную...

В какой-то пустой комнате он остановился у вмонтированного в стену матового рефлектора, и сразу в голове его начала складываться таинственная песня...

"Было три дочери у нашего солнца, три родные сестры. Старшую звали Оуа, среднюю - Аэу, младшую - Юиа. И когда поняли три сестры, что умирает их отец и уже не сможет обогреть их своим теплом, собрали они Объединенный Совет Мудреиов. Двадцать лет думали мудрецы и порешили: лететь, искать себе новое солнце, очень похожее на наше, и планеты, чтобы можно было на них жить и чтобы не угас в веках разум человечества, родивший великое Знание. И порешили: не строить для полета искусственных сооружений, а обуздать подходящую малую планету, поселить внутри нее три человечества трех планет-сестер, разогнать до нужной скорости и покинуть родное солнце, чтобы в неизведанных дебрях Бесконечного обрести новое солнце и новую жизнь. И нашли такую планету, называлась она Л'Уна, и за сто лет построили внутри нее все необходимое для жизни четырех миллиардов людей в течение трехсот поколений и для защиты в пути от полчищ летающих глыб и смертельных для всего живого лучей, видимых и невидимых, и двинулись в путь в тридцать две тысячи восемьсот тридцать пятом году, рискуя либо потерять все, либо все обрести заново..."

"Передача мысли, - догадался Лихман. - Это еще успеется, надо дальше, дальше, надо найти что-то самое главное, найти тайну этого космического Ноева ковчега. Кстати, если они разгоняли свою планету до третьей космической скорости, должны же где-то быть дюзы. Может, то, что мы принимали за кратеры вулканического происхождения, и есть дюзы двигателей? А все остальные кратеры - от встречных метеоритов? Боже, как лросто!" Он торопился, во многие помещения вовсе не заглядывал, в другие заглядывал мимоходом, пытаясь определить, для чего они предназначены. Быстро, почти бегом, миновал большой плавательный бассейн, полный воды. За стеклянными стенами плескались золотые рыбки. Отвернул и снова прикрыл кран водопровода, из которого потекла тоненькая струйка, и вовсе не удивился, что все еще действует и водопровод, и электричество, и кондиционирование воздуха. Он попробовал на секунду свинтить шлем - воздух был нормальный, немного тепловатый, С запахом пыли и нагретого металла. "Какой же энергией они должны были пользоваться, чтобы столько веков продержаться внутри планеты? Ладно, это выяснится позднее, а пока вперед, вперед!" Он пошел дальше, уже без шлема, идти было легко и приятно, и чем дальше он шел, тем вкуснее и прохладнее становился воздух. Вскоре он обнаружил, что коридор не прямой, а закругленный, с едва заметным уклоном. Ему представилась спираль, бесконечно спускающаяся вниз, к центру планеты. Так можно было идти много дней, и он свернул в один из боковых коридоров. Здесь располагались крохотные каютки, видимо, жилые: в ковчеге было тесновато, как в коммунальной квартире годов его детства. Он бродил по запутанным проходам и тупичкам, стараясь запомнить дорогу назад или хотя бы не потерять ориентировки. Откуда-то смутно повеяло запахом роз...

Вдруг в полутьме мелькнуло что-то. Чья-то тень? Лихман побежал за нею, свернул налево и снова увидел что-то черное, нырнувшее в люк на полу. Когда он подбежал к люку, легкая крышка его, неплотно прикрытая, все еще подрагивала. Не раздумывая, Лихман откинул крышку и прыгнул в темноту люка.

Здесь явственно пахло розами. Он нащупал ногами крутые ступени и начал осторожно спускаться по узкой винтовой лестнице.

Темнотища была беспросветной, хоть глаз выколи.

"Отстану, - с досадой прошептал Лихман, - ему каждая ступенька знакомая, а я..." - И тут же поймал себя на мысли, что думает о НЕМ, как о совершенно реальном существе. Да неужели ОНИ могли жить в трех шагах от нас, внутри Луны, когда их, космических братьев по разуму, надеялись найти лишь где-то очень далеко, в неведомых глубинах Вселенной? Но надо быть логичным: куда же они могли подеваться, раз прилетели к нам? Четыре миллиарда - не пустяк, чтобы исчезнуть бесследно. Неужели все погибли? А может, они - это мы!?

"Слушай, Лихман, - представился ему оживленный голос Гришаева, сидящего в знаменитом кресле у себя в кабинете. Если они выбирали себе планету для заселения, то ведь наверняка побывали и на Марсе, и на Венере. Вдруг они стали марсианами и живут там, внутри? И вдруг спутники Мapca - их рук дело? А может, с ними связана и катастрофа Атлантиды? И все древние легенды о космических пришельцах и богах? Вот это да! - Гришаев даже подскочил в кресле, настолько изумила его самого эта мысль. - Эх ты, Лихман, Лихман! Ты способный человек, но ты узкий практик. Как же раньше не пришла тебе в голову эта идея!?"

Лихман усмехнулся и ответил с ехидцей, которой Гришаев, кажется, не уловил: "Мне всегда не хватало твоей окрыленности. Но на этот раз твоя гипотеза недостаточно безумна, чтобы быть истинной. Самая безумная - вот она: и Луна, и спутники Марса, и гибель Атлантиды, и Тунгусский взрыв, и все прочее - свидетельства разных контактов с разными космическими путешественниками! Чуешь: Вселенная перенаселена, и десятки делегаций были у нас в гостях, и все оставили свои следы. А мы, на Земле, - истинные робинзоны. Глупые, заскорузлые, нелюбопытные робинзоны. И главный робинзон - ты, Гришаев!"

Гришаева перекосило, и он вместе с креслом исчез из-за стола директора института, как ветром сдуло. "Ну, наконец-то я выдал ему!" - с удовлетворением подумал Лихман.

...Ступеньки мелькали под ногами, он торопился, торопился и чувствовал, что уже настигает ТОГО, в лицо ему уже веяло ветерком от движения ТОГО. И вдруг Лихман с ужасом обнаружил, что под ногами нет ничего. Неизвестно на какой высоте лестница оборвалась. В детстве он часто видел это во сне: он спускался по крутой винтовой лестнице в полной темноте, и вдруг лестница обрывалась.

Он рухнул вниз... но ничего не произошло. Он оказался в новом полутемном коридоре, рванул первую попавшуюся дверьи замер. В небольшой опрятной комнате стояла на столе золотая Критская ваза, точно такая же, как у него, только побольше. Он взял ее в руки и прочел древнегреческий текст: "Летели дпести поколений и вот планета цветущая".

Пораженный этим новым открытием, он неосторожно уронил вазу, и она разлетелась мелкими осколками, словно была стеклянная. В двери соседней комнаты появился человек. Увидев Лихмана, он изумленно попятился.

- Кто вы? - спросил человек на чисто русском языке.

- Я - Лихман...

- Извините вы что-то путаете, - сказал человек. - Лихман - это я.

Лихман пригляделся и повял, что перед ним стоит он сам, он, Лихман, похожий как две капли воды, только иначе, по-домашнему одетый. Лихман не поверил, почему-то ему показалось, что перед ним зеркало, и он тронул лицо незнакомца. Лицо было теплым, чуть влажным и отпрянуло под его рукой.

- Не может быть, чтобы ВЫ были Лихман, - сказал он. Это невероятно. Невероятно, чтобы во Вселенной случались такие парадоксы!

- В чем же вы усмотрели тут парадокс? - обиделся тот, второй. - Я, слава богу, вот уже пятьдесят два года ношу эту фамилию, и у меня нет оснований отказываться от нее...

- Да нет, вы не так меня поняли, - сказал Лихман. просто я хочу, чтобы вы как-то доказали мне свое существование. Я, видите ли, еще не могу поверить. Может, опять какиенибудь ваши лунные фокусы, вроде передачи мысли... передачи раза...

Но тот, другой, не слушал, он подошел к двери соседней комнаты и тихо позвал:

- Оленька, поди-ка сюда, скажи этому типу, кто я...

Из двери вышла Ольга, совсем настоящая, совсем такая, какою он видел ее в последний раз перед отлетом на Луну. Она обняла того, другого, положила голову ему на плечо и сказала нежно:

- Это мой Лихман, Михаил Маркович, мой самый любимый человек. Никому его не отдам.

- Ольга! - крикнул Лихман в бессильном отчаянии. - Ольга, вот же он я...

- Ольга... - слабо простонал Лихман.

9

Врач Шестой Лунной склонился над ним.

- Что, Михаил Маркович?

- Скажите вы ему... - прошептал Лихман.

Врач вытер пот на его лбу.

- Бредит, - тихо сказал Саша Сашевич. - Лучше ему?

- Хуже! - отрезал врач и отвернулся.

...В этот самый момент Димка из отряда буровиков с помощью ручного лазера открыл наконец входной люк лунного бункера и, оттиснув кого-то плечом, первым шагнул в неизвестное.

Ольга уже все знала, но еще не верила ничему. Не хотела верить, потому что об этом сказал ей Гришаев.

И вот - газета.

"ВЕЛИКОЕ ОТКРЫТИЕ СОВЕТСКИХ УЧЕНЫХ".

"ЛУНА - НЕ СЕСТРА И НЕ ДОЧЬ ЗЕМЛИ. ЛУНА ПАДЧЕРИЦА ЗЕМЛИ".

"ИССЛЕДОВАНИЯ ГОРОДА ВНУТРИ ЛУНЫ ПРОДОЛЖАЮТСЯ".

"...таким образом, подтвердилась гипотеза ряда советских ученых о том, что..."

"...немедленно направить в район работы Шестой Лунной научной экспедиции три пассажирских и семь грузовых ракет из резерва Президиума Академии наук СССР для форсирования работ..."

"КОМСОМОЛЬЦЫ - НА ЛУНУ!"

"УКАЗ ПРЕЗИДИУМА...

За проявленное геройство, мужество и находчивость в деле... присвоить звание Героя Советского Союза... руководителю экспедиций "ЛН-5" и "ЛН-6" ЛИХМАНУ МИХАИЛУ МАРКОВИЧУ (посмертно)..."

"УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО...

В связи с ходатайством Академии наук СССР кратер Б-046-20, где был обнаружен вход в подземный лунный город, присвоить наименование КРАТЕР ОЛЬГА..."

Она все выдержала бы. Но это...

Две капли упали на газетный лист. Прямо на кратер ее имени.