«Сказка об искушении»

Алексей Кудряшов

СКАЗКА ОБ ИСКУШЕНИИ

- Помни, Люци: наша главная цель - истребление не людей, а ДОБРОДЕТЕЛИ. Уничтожь ее - и люди сами убьют себя. - Я знаю. Учитель. - И еще. Остерегайся Старца, его Небесной канцелярии. Только хитрость может ослепить их. - Я понимаю это. - Тогда действуй, мой мальчик. И да поможет тебе Тень Великого Предка!

* * *

В пятницу после обеда я наконец-то вплотную занялся очерком. То есть заперся у себя в каюте, распаковал пишущую машинку, вставил чистый лист бумаги и сверху крупно напечатал:

"ИЗ ЖИЗНИ ОТДЫХАЮЩИХ. ОЧЕРК."

Название я придумал давно. Его, собственно, и придумывать не надо было. А вот с текстом вышла неувязка. Никак не придумывался текст. Кость в горле у меня этот треклятый очерк. Три дня осталось, а готово еще только одно название. Не идет текст, и все. Забыло меня вдохновение. Конечно, я славно проводил время и без этого капризного гостя, но, боюсь, редактор меня не поймет. Да я и сам виноват: нечего было предлагать. Обошелся бы он как-нибудь и без моей паршивой писанины. Я вздохнул тяжко и задумался. Надо было начинать. На размышление ушло всего минут пять. Я склонился над машинкой и бойко застучал по клавишам. Получилось следующее: "Шел по морю корабль. Корабль был туристический, и плыли на нем мы пятнадцать советских студентов. Счастливые победители конкурса, устроенного японской фирмой "Мун" совместно с нашим Интуристом. Нам достался главный приз - двухнедельный круиз по экваториальной части Тихого океана". Я напечатал точку и остановился. Все это ерунда. Только первое предложение и можно оставить. Второе, правда, тоже куда ни шло, но меня в нем одно слово смущает. Черт его разберет, как правильно - "туристический" или "туристский". Я опять тяжко вздохнул и отодвинул машинку. Терпеливо просидев на месте еще пятнадцать минут и ничего не надумав, я поднялся, накинул на плечи пиждак и отправился на палубу подышать свежим воздухом. На палубе никого не было. Вернее, почти никого. Сгустившиеся тучи и накрапывающий дождик прогнали всех моих сотоварищей в каюты. Но я сказал "почти никого", потому что два героя все-таки остались. Укрывшись под тентом, Андрей с Борькой самозабвенно играли в шахматы. Они даже не заметили, как я подошел. Взглянув на доску, я сразу смекнул, что дела черных (то есть Борьки) плохи. Ему грозит мат в несколько ходов. В принципе, этого и следовало ожидать: Андрей с первых же дней нашего знакомства показался мне рассудительнее и серьезнее взбалмошного Борьки. Я закурил и стал наблюдать, как будут развиваться события. А события развивались даже быстрее, чем я предполагал. Андрей остроумно пожертвовал пешку. Борька, не мудрствуя лукаво, "съел" ее и тем самым подписал себе смертный приговор. Андрей в ответ двинул ладью, и я понял, что жить Борьке осталось не более двух ходов. Дальнейшее меня уже мало интересовало. Я покинул теплую шахматную компанию и не спеша пошел к себе, чтобы снова помучиться над очерком. У двери, ведущей вниз, я задержался, докурил сигарету, прицелился и бросил ее в урну. Она чудом повисла на самом краешке чаши. А уходить ох как не хотелось! Я подумал, что очерк еще пару минут подождет, облокотился о поручень и стал смотреть, как дрожит за бортом океан.

ОН НЕ ВИДЕЛ, КАК БРОШЕННЫЙ ИМ ОКУРОК, НЕ УСПЕВ ПОГАСНУТЬ, УПАЛ С УРНЫ, ВОПРЕКИ ВСЕМ ЗАКОНАМ ПРИРОДЫ ПОКАТИЛСЯ ПО ПАЛУБЕ И ПРОВАЛИЛСЯ В ВЕНТИЛЯЦИОННУЮ ЩЕЛЬ МАШИННОГО ОТДЕЛЕНИЯ.

Вдруг я услышал странный звук. Как будто какой-то исполин с силой сделал выдох. А через секунду где-то внизу загрохотало. Все последующее заняло считанные мгновения, но у меня перед глазами проходило точно в замедленной съемке. Палуба прямо передо мной внезапно вспучилась, ломая настил и переборки. Столик, за которым играли Андрей с Борькой, приподнялся, перекувыркнулся, разбрызгав по сторонам шахматные фигурки, и грациозно полетел за борт. Андрей, вцепившийся в свой стул, так верхом и последовал за ним. А растерявшегося Борьку здорово шмякнуло о спасательную шлюпку. В ту же минуту в спину мне ударила неведомая сила и швырнула вперед, прямо в черную дыру, разверзшуюся посреди палубы и выплевывающую обломки внутренностей корабля. Меня крутануло, подбросило и напоследок чем-то крепко стукнуло по голове. Больше я ничего не помню. Не знаю, сколько продолжался этот ад, сколько я пребывал в беспамятстве. Но очнулся я тоже от удара - уж не помню, которого по счету. Очнулся - это слишком сказано. Просто я вдруг почувствовал, что лежу весь мокрый на чем-то неровном, жестком и холодном. И понял, что живой. Чувства возвращались ко мне постепенно. Возникло ощущение, будто меня трясут за плечо. Потом я услышал голос - слабый и далекий. Он звал меня: - Виктор, Витька, ты живой? Вить!.. Голос становился все громче и громче, и я догадался вскоре, что это Борька-шахматист. Но я не мог пошевельнуться, я не чувствовал ни рук, ни ног. Я был даже не в силах открыть глаза. Потом я понял, что меня куда-то несут. Причем несут небрежно, будто бревно, а не человека. Умудрились даже стукнуть обо что-то. Кто-то застонал. Господи, да ведь это же я стонал! Странное это ощущение - мысль работает, а тело не повинуется. Будто парализованный. Неужели я на всю жизнь таким останусь? Эта мысль испугала меня. Я напрягся и неистовым усилием воли заставил себя пошевелить пальцами правой руки. Получилось! Но это движение отобрало столько сил, что я опять на некоторое время отключился. Когда сознание вернулось ко мне, я снова почувствовал, что лежу на чем-то твердом, но на сей раз гладком. В голове шумит, но в целом состояние сносное. Я осторожно приподнял веки. Солнечный свет безжалостно ударил по глазам и на несколько мгновений ослепил меня. Чуть попривыкнув к нему, я разглядел перед собой Борьку и... Андрея. Того самого, который вылетел за борт. Через четверть часа стараниями Борьки я уже знал в общих чертах, что с нами приключилось. Оказывается, нас троих после взрыва выбросило в океан, а уж он, потом, руководствуясь непонятно какими соображениями, выплеснул нас на почти круглой формы скалистый островок, имевший в поперечнике метров сто. Таким образом, мы остались совершенно без средств к существованию, зато живы и невредимы. Остальные же, несомненно, погибли. И мы-то спаслись чудом, только потому, что находились в момент взрыва на верхней палубе. Первым пришел в себя Борька. В двадцати шагах от него лежал Андрей. Борька привел его в чувство, а затем в противоположной стороне островка наткнулись на меня и перенесли подальше от воды. Так я очутился чуть ли не посередке острова, на одинокой, высоко поднятой, точно операционный стол, отполированной природой гранитной плите. Скалы отступили от этой плиты, создав вокруг небольшую ровную каменистую площадку. Единственной достопримечательностью острова был старый деревянный столб с перекладиной в форме буквы Г. Он торчал около самой плиты, напоминая чем-то виселицу. Непонятно, для каких целей его сюда воткнули, но ясно хотя бы, что когда-то на эти скалы ступала нога человека. Правда, было это давно и пет никаких оснований надеяться, что подобное повторится в ближайшее время. А значит, мы обречены. Пока Борька рассказывал мне обо всем, эта мысль неотвязно стучала у меня в мозгу. Когда он замолчал, я обронил задумчиво: - А вот успели ли они дать SOS? Андрей меня понял. - Вряд ли, - ответил он. - Взрывом разворотило весь корабль. Сразу. - Значит, в ближайшие три дня нас никто не хватится. За это время без пресной воды мы просто подохнем. - Может быть, будет дождь. Мы сделаем выемки в скалах, и они наполнятся водой, - предложил Борька. - Ты умеешь вызывать дожди? - ехидно спросил я. - Посмотри на небо. На небе не было ни облачка. Это сколько же мы пролежали без сознания, если ветер успел далеко унести пугавший на корабле дождик? - Если не пойдет дождь - будем умирать, - негромко сказал Андрей. Как-то уж слишком буднично прозвучали у него эти слова. Наверное, целый час просидели мы на гранитном "столе", не говоря ни слова друг другу и тупо разглядывая нагромождения скал. От этого пейзажа мне стало тошно. Захотелось пить и курить. Курить даже сильнее. Инстинктивно я принялся шарить у себя по карманам. Но пиджака, когда-то небрежно накинутого на плечи, естественно, не было, а сигареты я держал обычно в нем. Так что все мои старания были напрасны. Впрочем, нет. В заднем кармане джинсов я нащупал зажигалку и свернутую вчетверо бумажку. Я заботливо положил зажигалку рядом с собой (одежда-то на мне уже практически высохла на солнце, но внутри карманов было еще мокро; так что пусть-ка зажигалка подсохнет), а записку аккуратно развернул. Бумага была сырая и буквально расползалась в руках. Я положил ее на ладонь, разгладил и прочел:

"УБЕЙ НОЖОМ ДВОИХ - И ТЫ СПАСЕШЬСЯ".

Синяя паста. Корявый детский почерк. Та-ак. Нельзя сказать, чтобы я испугался. Я не сомневался, что эту глупую записку мне подсунули, пока я был без сознания. Сделать это могли только Андрей или Борька. Скорее, даже Борька - у него натура такая, взбалмошная. - Зачем ты это сделал? - небрежно поинтересовался я у него. Борька изобразил на лице удивление. - Вот это. - Я протянул ему бумажку. Он прочитал. - С чего ты взял, что это я написал? Да я в глаза этой бумажки не видел! - А ну, дай-ка, - попросил Андрей и взял у меня с ладони записку. - Чушь какая. - Я пойимаю, что чушь, но откуда она у меня взялась? - рассердился я. На корабле мне ее подсунули, что ли? - Вполне может быть, - равнодушно согласился Андрей. - Там же нож упоминается. А какой у нас может быть нож? Борька вдруг изменился в лице и стал лихорадочно ощупывать свои карманы. И вытащил из кармана брюк симпатичный складной ножик. Пластмассовая рукоятка изображала выгнувшуюся лису. - Однако, - глупо пробормотал я. - Нож появился, - скучающим голосом прокомментировал Андрей. - А нет ли у тебя там еще чего-нибудь случайно? - И вправду есть, - осипшим внезапно голосом сказал Борька и вытащил из кармана листочек бумаги, коекак свернутый, измятый и промокший. Он развернул его и побледнел. Я отобрал бумажку и прочел:

"УБЕЙ НОЖОМ ДВОИХ - И ТЫ СПАСЕШЬСЯ"

Та же самая паста. Та же самая рука. Вот теперь я почувствовал себя неуютно. Одна записка еще ничего, но две... Андрей даже не стал читать, он и так все понял. Тень беспокойства мелькнула у него на лице, и он принялся тщательно исследовать содержимое своих карманов. Но не обнаружил ничего интересного. Кроме свернутой вчетверо бумажки. - Так я и знал, - не испуганно, а обреченно произнес он, передавая ее мне. Пальцы у меня дрожали, когда я разворачивал эту бумажку. Я уже знал, что на ней написано. И все же неприятный холодок пробежал по спине, когда я вновь увидел корявые синие буквы:

"УБЕЙ НОЖОМ ДВОИХ - И ТЫ СПАСЕШЬСЯ"

Я положил все три записки на плиту рядом с зажигалкой и ножом, который оставил там Борька. Три абсолютно одинаковых записки. Мистика? Наваждение? Или все-таки хитрая и неумная шутка? - Мужики, - сказал я, стараясь, чтоб в голосе у меня звучала уверенность. - Если эти записки написал кто-то из нас, пусть признается прямо сейчас. Про себя я могу сказать лишь то, что к ним непричастен - я дольше вас был без сознания, вы оба это подтвердите. - А меня Борька привел в чувство, так что... - Андрей развел руками. Мы уставились на Борьку. Он, конечно, сообразил, что подозрение падает на него и только на него, у него одного нет алиби. - Да вы что... - заикаясь от волнения и покраснев, пролепетал он. - Да вы... Да у меня... Да у меня и ручкито нет! - Ручку можно выбросить, - заметил я. - Вон сколько места кругом. Целый океан! - Так что же, выходит, я эти проклятые записки написал? И себе написал, да? - Конечно, - согласился я. - Чтоб отвести подозрение... Но ты не волнуйся, мы поняли тебя. Ты же просто хотел этими записками отвлечь нас от мыслей о смерти, разве не так? Только это у тебя не очень ловко получилось. Неудачная шутка. - Да вы... - Борька соскочил с плиты. - Да не делал я этого, не делал, понятно? - Ладно, кончай валять дурака, - оборвал я его. - Будь доволен тем, что мы на тебя не сердимся. У Борьки было очень злое красное лицо. Никогда не видел я его таким. - Вы мне не верите! - истерически закричал он. - Вы... вы жалкие трусы, вот вы кто! - Шаблон, - по привычке отметил я. Борька хотел еще что-то сказать, но злость душила его. Он только махнул рукой и быстрым шагом направился в скалы, на другую половину острова.

Я наблюдал, как он скрылся за грядой высоких и острых точно клыки гигантских ящеров, скал, и мне было неприятно, что я так на него набросился. Андрей будто услышал мои мысли: - А может, он не виноват? - Тогда кто же? - Черт его знает. Вот именно, что черт. Не могли же они из ничего появиться. - А вдруг это действительно шанс? - задумчиво проговорил Андрей. - Убьешь двух человек ножом - ты, допустим, убьешь меня и Борьку - и спасешься. Жив останешься. Корабль тебя какой-нибудь подберет. - Ерунда, - ответил я. Записки уже подсохли, и я сгреб их в одну кучу. Потом чиркнул зажигалкой, и веселый огонек сожрал мятые листочки. - Так будет лучше, - объяснил я, смахивав пепел с плиты. - Иллюзии не помогут. - И нам остается только покончить с собой, - печально прокомментировал Андрей. Мне не понравились его слова.- Что-то он совсем приуныл. Я соскочил с плиты, испытующе поглядел на него, потом взял Борькин нож, лежавший на прежнем месте, и сунул к себе в карман. - Чтобы не было соблазна, - пояснил я, перехватив удивленный взгляд Андрея. - Пойду поговорю с Борькой. Андрей усмехнулся. Горькая же получилась усмешечка. Я повернулся и, не оглядываясь, зашагал к скаламклыкам, за которыми скрылся Борька. Записки никак не выходили у меня из головы. А если они и вправду не врут? Тогда кто засунул их нам в карманы? Господь Бог? Сам дьявол? Но я материалист, а посему полагаю, что записку может написать, а тем более положить в карман только человек. Только! Волшебников не бывает. Чудес тоже.

"УБЕЙ НОЖОМ ДВОИХ - И ТЫ СПАСЕШЬСЯ"

Нож есть, в кармане. Поверить? Один шанс из миллиона. Нет, из миллиарда. Где-то я слышал, что чудо происходит, если в него веришь. А в нашем положении можно поверить во что угодно. Но чтобы чудо свершилось, одной веры мало. Нужно убить, как требует записка. Убить двоих. Человек. Две жизни в обмен на одну. Две смерти и одна жизнь. Или три смерти. В любом другом случае. Шанс? Я уже не мог так просто выбросить из головы эти три записки. Дойдя до клыков-скал, я обнаружил, что они образуют настоящую стену, закрывавшую противоположный край острова. Тот край, куда выбросило Борьку и Андрея. Тут не было песка и даже гальки, как на том, где нашли меня. Только скалы. Большие холодные скалы, изрезанные ветром и дождями, и крупные камни-валуны, окруженные толпой более мелких собратьев. Здесь очень удобно прятаться, внезапно подумал я. - Борька! Никакого ответа. Обиделся. Ясное дело. Забрался, наверное, куда-нибудь и делает вид, что ему на все наплевать. И не успел я так подумать, как что-то массивное мелькнуло у меня перед глазами и ударилось о землю возле самых ног. Камень!

В МЕНЯ КТО-ТО БРОСИЛ КАМЕНЬ!

Молниеносный прыжок - и я уже за ближайшим валуном. Конечно, это Борька. Я понял все сразу. Видимо, он не хуже меня проанализировал ситуацию и решил действовать так, как предлагает записка. Он решил спасти себя, погубив нас. И сейчас охотился за мной. А впрочем, что ему это даст? Ведь он должен убить меня ножом, а не камнем. И он не знает, что этот нож у меня в кармане. Наверно, он просто хочет сначала оглушить меня, как наиболее сильного противника, а потом, расправившись е Андреем, потихоньку прирезать меня. Ведь бесчувственные не могут защищаться. Он спятил, Борька. Его надо обезвредить. Мне вовсе не хочется умирать, мало ли что говорит его распаленная фантазия! Но где он прячется? Я осторожно выглянул. Метрах в пятнадцати прямо передо мной целый завал камней. Мой камень прилетел оттуда, это несомненно. Значит, Борька спрятался за этим завалом. А передо мной - голое место. Я у него как на ладошке. А если обойти? В принципе, это было реально - укрываясь за вон теми большими валунами, обойти его справа. Важно только, чтоб он меня незасек. Наиболее опасен самый первый отрезок, шагов шесть до ближайшего валуна. А там камни стоят рядом друг с другом, будет полегче. Я пригнулся и побежал. Ой-ой-ой, как я недооценил его реакцию. Стоило сделать только шаг - и в меня уже летит камень. Хорошо, что я отклонился, а то дело могло бы закончится похуже, чем просто царапиной. Но он пусть думает, что попал точно в голову и вырубил меня. Я упал на открытом месте, схватившись за голову. Лежа навзничь ногами к Борькиному укрытию и боясь шевельнуться, стал наблюдать из-под опущенных ресниц. Борька появился минуты через три. Сначала он просто выглядывал из своего убежища, потом вышел оттуда с камнем в руке. Больше всего я боялся, что сейчас этот камень полетит в меня. Для верности, чтоб уж точно выключить меня из игры. Но Борька, видимо, побаивался сам убить меня вот так, камнем. Иначе ведь нож не понадобится. А в записке говорилось про нож. Когда Борька подошел ко мне совсем близко, я изловчился, подцепил носком левой ноги его правую ногу сзади, а второй ударил ему под колено. Что-то хрустнуло, Борька нелепо взмахнул руками и упал на спину. Я вскочил, как дикая кошка, рванулся к нему и...

ОН НЕ ПОЧУВСТВОВАЛ, ЧТО В ЭТОТ МОМЕНТ НОЖ ВЫПАЛ ИЗ КАРМАНА. ПРУЖИНА ОКАЗАЛАСЬ СЛАБА, И ОТ УДАРА О КАМЕНЬ ЛЕЗВИЕ РАСКРЫЛОСЬ.

...и напоролся на выставленную ногу. Я охнул и отлетел назад. Падение несколько оглушило меня. Он воспользовался этим, тут же навалился всем телом, подбираясь к горлу. Я увидел его красные, злые глаза, и мне стало по-настоящему страшно. Он сошел с ума! Он не понимает что делает! ОН УБЬЕТ МЕНЯ! Я извивался как червь, пытаясь освободиться, но ему удалось-коленом надавить на локтевой сгиб моей правой руки, и вспышка боли обожгла меня. Он начал меня душить. Вдруг левая свободная рука моя нащупала рядом со мной рукоятку ножа. Видно, он выпал в пылу борьбы. Я крепко сжал рукоятку и из последних сил ударил Борьку в бок. Хватка сразу ослабла, а мне на руку потекло что-то горячее. Кровь?.. Борька еще несколько секунд оставался в прежней позе, а потом повалился на меня. Я успел отвернуть голову, но все равно его сухие шершавые губы оцарапали мне ухо. Он был мертв. Как же так? Неужели нож раскрылся при падении на камни? Я оттолкнул Борьку от себя и вскочил на ноги. А он так и остался лежать неподвижно на камнях, и в боку у него в центре расплывающегося красного пятна торчал нож. С ручки ножа капала кровь. Мне бы отвернуться, уйти. В конце концов, все это произошло случайно, я только защищался. Но я не мог оторвать взгляд от ножа, почти до рукоятки вошедшего в человеческое тело. Это была первая смерть, которую я видел. Я почувствовал, что ноги не держат меня, и сел прямо на камни. Черт знает, сколько я просидел в такой глупой позе, неотрывно глядя на убитого мной человека. Сказать, что эта смерть поразила меня - значит ничего не сказать. Я начисто позабыл и о том, что дико хочу пить, и о том, что скоро мне предстоит умереть. Голова была совершенно пустая. Где-то у самого горла нервно колотилось сердце. И тут я вспомнил о записках. Не знаю, как всплыла эта мысль. Должно быть, я, сам того не замечая, обдумывал ее постоянно.

"УБЕЙ НОЖОМ ДВОИХ - И ТЫ СПАСЕШЬСЯ"

Убил. Ножом. Одного. Случайно - но убил. Теперь дело за вторым? За Андреем? Я вдруг ясно понял, что шанс спастись остался только у меня. Если, конечно, записки не врут. Если это действительно чудо. Итак, если я убью ножом Андрея, то останусь жив. Вопреки логике, вопреки судьбе. И никто не посмеет упрекнуть меня за это. Потому что не узнает. А если узнает? Это ничего не меняет. Могло бы погибнуть три человека, а погибли только двое. Арифметика в мою пользу! Итак, я должен зарезать Андрея. Он и сопротивляться не будет, подумал я. Он слабак. Он годен только на то, чтобы играть в шахматы или корпеть над учебниками. Мальчишка. Никому не нужный мальчишка. И я его убью.

Я ЕГО УБЬЮ.

Я встал, вытер испачканную кровью руку о джинсы, точно заведенная машина нагнулся к убитому Борьке и вытащил из него нож. Из раны хлынула кровь. Я вытер нож о джинсы. Они теперь все были в красных пятнах.

ВПЕРЕД.

Я повернулся и пошел убивать Андрея. Выйдя из-за скал, я сразу его увидел. Он стоял во весь рост на знакомой гранитной плите и смотрел вдаль. Во всяком случае, мне так показалось. Моего появления он не заметил. Ладно, пусть смотрит, великодушно подумал я. Все равно бежать ему некуда. И, нисколько не скрываясь, с ножом в руке спокойно направился к нему. Андрей упорно не хотел меня замечать. Что он там высматривает? и лишь приблизившись наполовину, я сразу обо всем догадался. Ремень. Обыкновенный брючной ремень. Он был обмотан вокруг перекладины Г-образного столба и спускался вниз. Прямо к шее Андрея. Я рванулся к нему.

В считанные секунды я покрыл разделявшее нас расстояние, обежал гранитный "стол", обхватил Андрея и приподнял. Успел ли я? Внезапно моя рука прикоснулась к его кисти. Я отпрянул. Руки у него были уже холодные. Поздно. Я подоспел слишком поздно. Подул ветер, и Андрей покорно закачался на своей виселице. На пунцовом, набухшем лице его застыла улыбка. Наверно, он радовался, что так счастливо и быстро избавился от всего. Что ж, он имел на это право. Сам того не желая, быть может, он обманул меня. Пока я ходил, он вытащил из своих брюк ремень и повесился. И в результате мне некого больше убивать. Злость ударила мне в голову. Я зарычал и в бессильной ярости всадил в труп нож. Потом еще и еще. Крови было мало. А я хотел много крови!.. С большим трудом мне удалось взять себя в руки. Я отошел от Андрея и стал смотреть на океан. Кровь все еще кипела во мне, а безмятежное ворчание прибоя здорово успокаивало. Я смотрел на игру волн и думал, что я очень невезучий человек. И тут я опять вспомнил о записках. Чертовы записки! Теперь-то они мне на что?

"УБЕЙ НОЖОМ ДВОИХ - И ТЫ СПАСЕШЬСЯ"

Где они, эти двое? Одного, ладно, убил. Но второй-то сам с собой покончил. И остался только я. В единственном числе. Постой, сказал я себе. Ведь я тоже человек. А значит...

ЕСЛИ Я УБЬЮ НОЖОМ СЕБЯ, ТО ПОЛУЧИТСЯ ЧТО Я УБИЛ ДВОИХ.

Бред? Но спастись можно только так. Спастись? Кто же, интересно, спасется, если я, последний живой человек на этом острове, покончу с собой? Но ведь это чудо. Сказка. Значит, я могу спастись. По ее законам. В конце концов, это мой единственный шанс, терять нечего. Я все равно умру, только позже, мучаясь и проклиная все на свете. А так... Я плотнее обхватил рукоятку ножа. Решено. В одной книге я читал, что человек не может ударить себя ножом так, чтобы сразу проткнуть средце. Не хватит силы. А я должен действовать наверняка. Я опустился на колени. Взяв нож чуть наискось, приставил острием к сердцу. Какой он холодный!.. Вот так. Теперь остается только упасть лицом вниз, тогда рукоятка упрется в камни и лезвие само войдет в грудь. И не надо бояться. Это же сказка. Я еще раз взглянул на океан, на небо, на котором стали собираться облака, набрал в грудь побольше воздуха и...