«Встреча в лесу Броселианд»

Корепанов Алексей

Встреча в лесу Броселианд

Семь дней и семь ночей прошло после Троицы, и лежал теперь путь

назад, в старый замок Эскладоса Рыжего, что побежден был Рыцарем со

львом в честном бою. Семь дней и семь ночей мечи звенели, семь дней и

семь ночей кони храпели в Камелоте славном, городе Артуровом, семь

дней и семь ночей над столами поднимались кубки тяжелые с вином добрым, и лица красавиц улыбками озарялись в свете факельном, и королева Геньевра платком белым махала. Махала платком государыня Геньевра, приветствуя достойнейших из достойных, сильнейших из сильных, отважнейших из отважных. Семь дней и семь ночей веселье шло и турниры рыцарские при дворе короля Артура, и лежал теперь путь назад, долгий путь сквозь угрюмый лес, лес Броселианд, что тенью тяжелой пал на королевство Артурово.

Дик и мрачен лес Броселиандский и долог путь в чаще его. Сосны могучие небеса подпирают, кустарник высокий стеною встает неприступной, из зарослей папоротника вздохи доносятся тихие. Доносятся вздохи и шепот слабый, зовущий нехристи лесной, иглы шиповника ранят коней, в гуще боярышника огни мигают бледные - то души усопших маются, ждут не дождутся судного дня. Торопят день судный души усопших, с телами соединиться хотят, с телами тех, кто погребен под ковром мшистым, кого успокоил навеки угрюмый лес, лес дикий, лес Броселианд.

Угрюм лес, безлюден. Крикнет птица в глуши лесной, рев быка дикого из чащи донесется - и вновь тишина, как на дне омута глубокого. Тишина зловещая, зачарованная. Вьется под соснами тропа узкая, маячат вдали, за деревьями, поляны изумрудные, и ведать не ведомо, что там дальше, за поворотом, какая нечисть прячется в глубине жуткой, кто глазами светит, в чащобе затаившись...

Едут два рыцаря по тропе узкой, извилистой. Медленно, след в след, кони ступают. Блеснет изредка луч солнечный на глади доспехов - и исчезнет, словно испугавшись чего-то. Едут два рыцаря сквозь лес Броселиандский угрюмый, через семь дней и семь ночей после Троицы. Неторопливо, настороженно кони ступают, чутко слушают шорохи лесные. Едут два рыцаря, забрала подняв шлемов искусно сработанных, а руки на мечах лежат, а копья у седла, и хоть забрала и подняты - в глазах тревога, готовность к бою в глазам рыцарей. Загадочен и дик лес Броселиандский и всего можно ждать в нем: змеев огненных, карликов безобразных, дев прекрасных, что в миг единый в драконов превращаются, замков заколдованных, что встают внезапно в глуши лесной и рушатся с грохотом, в чрево матери-земли проваливаются, когда не выдержит она чар сил нечистых, нехристей страшных, уродливых.

Едут мессир Ивэйн и мессир Говен по тропе лесной, два рыцаря храбрых, отважных, побеждавших не раз в честном бою и змеев огненных, и великанов свирепых. Едет храбрый мессир Ивэйн, славный сын Уриена, короля земли Горр, страны смерти, едет храбрый мессир Говен, славный сын Лота Оркнейского, сводный брат короля Артура. Едут сквозь лес рыцари молодые, отважные, всматриваются настороженно в полумрак чащобы лесной, в полумрак злой, угрюмый, что таит опасности неведанные. Лежит путь рыцарей храбрых из Камелота славного в замок Эскладоса Рыжего, что побежден был мессиром Ивэйном в честном бою, лежит путь к Лодине златовласой, голубоглазой, к Лодине, красавице белокожей, что женой была Эскладоса могучего и что стала женой Рыцаря со львом, Ивэйна отважного, женой стала по воле доброй, а не по принуждению.

Храпят кони в полумраке лесном, ушами прядают добрые кони, чего-то пугаются. На мечах лежат руки рыцарей храбрых. Не раз были рыцари в сражениях страшных, не раз насмерть бились с великанами чудовищными, броды охранявшими, не раз с помощью Господа чары снимали с замков заклятых, заколдованных, но не по себе рыцарям храбрым, но мерещатся им чудища жуткие в лесу диком, глухом, в лесу Броселианд.

И заговорить бы рыцарям, тревогу рассеять, только ни один первым говорить не решается, чтобы в страшном пороке не заподозрили его, в трусости. Уходят назад поляны пустынные, быками дикими истоптанные, шумят мрачно сосны в вышине, и молчат рыцари храбрые, мечи к бою приготовив. Кто скажет, где тот перекресток в глуши лесной, на котором дева стоит дивная, обнаженная, рыдающая, о помощи взывающая, руки к небу воздев? Нет, не дева это, а дракон огненный, девою прекрасной притворившийся!

Молчат рыцари, пробираются медленно сквозь чащу мрачную, отдаляясь от Камелота славного, разгульного. Угрюм и дик лес Броселиандский.

И не выдержал Говен, сводный брат короля Артура, разговор начал мессир Говен, сын Лота Оркнейского. Разговор неторопливый, негромкий в чаще угрюмой леса Броселиандского, на тропе уэкой, что покоя не дает коням иглами шиповника колючего.

- Сударь, - зазвучало слово тихое в чаще дремучей, - давно не был я в этих краях. Много дней провел я в поисках государыни нашей Геньевры, Мелеагантом похищенной, и давно не проезжал этой тропой.

И, встрепенувшись, ответил мессир Ивэйн, отводя взгляд настороженный от терновника густого:

- Да, сударь. Увы, не вас избрал Господь спасителем ее, а Ланселота Озерного.

Как гулко звучат голоса под cocен пологом темным!

Оживились рыцари, и потянулся разговор неторопливый, и незаметна стала тишина угрюмая, и все ближе источник под соснами и замок Лодины златовласой.

Улыбка теплая легла на уста мессира Говена отважного и спросил он, гриву конскую поглаживая:

- Как поживает Люнетта моя милая, помнит ли меня или другой сердцем ее завладел?

- Ждет вас Люнетта ваша темноволосая, верна она слову данному. Дружна она с госпожой и светло в замке от дружбы этой.

Не иссякает разговор, течет, как струя неспешная из-под камня тяжелого. И одиночество не помеха рыцарю отважному, а все-таки веселей вдвоем на тропе лесной.

Трещат ветви сухие в стороне от тропы, ломится кто-то сквозь чащу

дремучую. На мечах лежат руки рыцарей, и к бою готовы мечи, мечи

острые и тяжелые. Кто знает - кабан ли то или дикий бык идет по лесу

угрюмому или великан свирепый спешит к тропе лесной, топот конский

услышав?

Все темнее в лесу Броселиандском, все тревожнее, и невольно копье ищут руки сильные, и быстрее бьются сердца отважные, и зорче в чащу лесную рыцари вглядываются. Не из трусливых мессир Говен, не раз сражался он в битвах страшных, не раз насмерть бился с великанами чудовищными, не раз чары снимал с замков заклятых, но крепко сжал копье рыцарь храбрый и быстрее коня пустил по тропе лесной.

Тихо в лесу, как перед бурей ужасной.

- Сударь, как там лев ваш, спасенный вами от змея огнедышащего? молвил негромко мессир Говен.

- Надежно замок охраняет лев мой храбрый. Спокоен я в дальних краях, ибо даст он отпор достойный всякому, кто к замку приблизится и станет водой поливать камень у источника, чтобы бурю вызвать свирепую.

Сгущается темнота угрюмая, застыли деревья в безмолвии, и молчанию склепа подобно это безмолвие. Давит тишина недобрая и умолкли два рыцаря на тропе узкой, что ведет сквозь лес Броселиандский. Не решаются рыцари храбрые опять тишину нарушить, беду накликать звуками голоса. Глядит мессир Ивэйн на мессира Говена взглядом пристальным, словно хочет сказать ему что-то, но молчит, лишь сжимает крепче бока конские ногами сильными. Прислушивается к чему-то чутко мессир Ивэйн, ждет чего-то...

Ох, не к добру тишина эловещая! И птица не крикнет, и зверь не промчится с треском в чаще лесной, и солнца не видно за деревьями молчаливыми. И хочется вскачь пустить коней могучих, да жутко вспугнуть тишину заклятую.

И - прорвалась тишина! Деревья дрогнули, колыхнулся воздух застывший

- и донесся издали рокот нарастающий. Ближе, ближе... Пронесся рокот, гул загадочный за деревьями и стих вдали, словно в глубину речную ушел. Словно прорычал грозно великан ужасный и смолк, затаился, добычу выслеживая.

И молвил встревоженно мессир Говен, сын Лота Оркнейского:

- Сударь, что это?

Вздохнул мессир Ивэйн, сын Уриена, наклонил голову, ответил негромко:

- Вперед, сударь! Только не трогайте меч, копье оставьте в покое, ибо не помогут они.

Как орел могучий взвился в седле мессир Говен, быстро поднял вверх меч тяжелый.

- Опасность, сударь? Страшны ли нам сатанаилы мерзкие, дьяволом порожденные, страшны ли великаны ужасные? С нами Господь наш! Кто может победить нас, двух рыцарей могучих? В бой, сударь!

И вздохнул опять мессир Ивэйн, еще ниже голову наклонил сын Уриена.

- Все напрасно, сударь. Не рождала еще земля чудищ подобных невиданных. Не слыхивал я о таких ни в замках многочисленных, ни от паломников, что в эемлях святых бывали и знают многое. Встретил, сударь, я чудище подобное, охотясь на оленей в лесу этом, на этой тропе, когда странствовали вы в поисках государыни. Появилась вдруг за деревьями дорога твердая, широкая, очам на удивление, и мчалось по ней чудище круглоглазое, мчалось, как ураган и ревело свирепо, и кричало пронзительно...

- Дальше, сударь!

- Бросился я на сатанаила ужасного, как и подобает рыцарю храброму, но умчалась нечисть некрещеная и пропала бесследно. Не догнать ее коням нашим. И молчал я о том, не желая попасть на язык Кею насмешливому, посмешищем стать при дворе Артуровом.

И воскликнул мессир Говен, славный сын Лота Оркнейского:

- В бой, сударь! Страшней ли нехристь эта Мабонагрена и Арпина Нагорного?!

Опустил забрало рыцарь храбрый и без раздумий и колебаний вперед бросился по тропинке уэкой, шпоры вонзив в бока конские. И снова донесся издали рокот нарастающий. И рванулся вперед без раздумий и колебаний мессир Ивэйн, храбрый сын короля Уриена.

С треском кустарник пронзил мессир Говен и вылетел на дорогу широкую, невиданную, шире улиц Камелота славного. И мчался по дороге той диковинной сатанаил мерзкий, тварь злобная, некрещеная, мчался бешено, ревел устрашающе. Дрогнул мессир Говен на мгновение, осадил коня захрапевшего, испуганного, но тут же твердой стала рука его и приготовил он к бою копье свое славное.

Завизжало пронзительно ада исчадие, тьмы ночной порождение, увидав копье рыцарское, побоялось в бой вступить с храбрым рыцарем чудище злобное. Обогнула тварь ыерзкая мессира Говена, славного сына Лота Оркнейского, умчалась за поворот по дороге широкой, невиданной.

И воскликнул, копьем потрясая, мессир Говен пораженный:

- Много видел я карликов злобных, змеев огненных, нехристей страшных, уродливых, но впервые зрят глаза мои чудище подобное! В Откровении Иоанновом место ему, ада исчадию! В погоню, сударь!

Как вихрь устремились за поворот рыцари храбрые, обнажив мечи, что не раз врагов страшных, могучих в битвах разили кровопролитных. Устремились вперед рыцари храбрые, пригнулись к гривам коней, к бою готовясь, но взвились на дыбы кони верные, ржанием звонким огласили лес жуткий, и дороги не было рыцарям - встали впереди деревья угрюмые, встали плотной стеной, и исчезла дорога диковинная, невиданная, поросла кустарником диким, затянулась мхом и шиповником. Обернулись рыцари и перекрестились истово, отводя заклятье зловещее. В глубине леса были они, леса дикого Броселиандского, и вилась в лесу лишь тропа узкая, что тянулась из Камелота славного в лесную глушь, в замок Лодины златовласой.

И вернулись на тропу эту рыцари храбрые, и молились Господу, лица подняв к небу угрюмому, и тихо было в лесу, в лесу диком, лесу Броселианд.

И промолвил мессир Говен, копье сжимая:

- Уклонился от боя сатанаил мерзкий, ада исчадие! И не встать на пути

- собьет и умчится, нехристь поганая!

- Не попасть бы нам, сударь, на язык Кею насмешливому.

- Да, сударь, молчать надо, как зачарованному. Но мы еще встретим это ада исчадие! Не уйдет тварь мерзкая!

Встряхнул мессир Говен копьем тяжелым, кивнул согласно мессир Ивэйн и продолжили путь рыцари Артуровы.

И добрались рыцари храбрые в сумерках наступающих до источника с ледяной водой. Миновали рыцари часовенку старинную и свернули к замку недалекому, замку Лодины златовласой, вдовы Эскладоса Рыжего, что побежден был Рыцарем со львом в честном бою.

Молчали дорогой рыцари, погруженные в думы свои, лишь один раз молвил тихо мессир Говен:

- Проще намного с замков снимать заклятье, - и мессир Ивэйн наклонил голову, соглашаясь с сыном храбрым Лота Оркнейского.

*

- Что за дьявольщина! Опять этот тип прется, как баран! Чтоб ему сквозь землю провалиться, мерзавцу!

- Однако, реакция у тебя, приятель! Как это ты успел вывернуть руль? И давно здесь съемки?

- Какие съемки! Пару недель назад такой же выскочил, и с копьем наперевес прямо на меня. Я сигналю, а он прет себе, хоть бы хны! Ну, я по тормозам, руль влево - и ходу! Потом думаю: "Дай-ка вернусь!" Сам понимаешь, любопытство - никуда не денешься. Развернулся и назад, а жутковато почему-то. Вышел - лес как лес, и следов конских нет, а того типа и подавно! Что за чертовщина? А вообще место странное. Иногда шпаришь за сотню, видимость отличная - и вдруг ка-ак громыхнет и пошло: молнии, ветрище... Жуть! И сразу стихает, как отрежет. Там дальше какие-то развалины каменные у ручья.

- Ага... Развалины. Как ты гово... Стоп! Ведь это же Броселиандский лес! Ну да... Если облить водой камень... Камень там есть, у ручья?

- Что ты там бормочешь?

- Камень, говорю, есть у ручья?

- Вроде бы есть. А что?

- Да так, ничего. Пришла в голову одна сказочка средневековая. Помнишь, у Кретьена де Труа в "Рыцаре со львом": возьми ковш с водой из источника, облей камень - и вмиг начнется буря? Что-то в этом роде. Появляется хозяин замка и начинается драка.

- А-а, все вы, писатели! Какой лев?! У меня аж руки дрожат... А если бы сбил этого болвана? Докажи потом, что он сам бросился!

- А в лесу этом тебе не приходилось гулять?

- Сколько угодно! Я же говорю: лес как лес. Реденький, горел не раз. Там дорога есть, плохая, правда. Приходилось ездить, детей забирать у тетушки. В Камелоте.

- Где-где?

- В Камелоте. Деревушка такая. Десяток дворов и гостиница. Тетушка там живет, тетушка Геньевра. Невзрачная такая деревушка, смотреть не на что. Тьфу, руки дрожат из-за этого шута. горохового! Вот заявить в полицию и пусть разбираются, что за псих дурачится средь бела дня! Да только говорить стыдно - засмеют! Съемки... Какого ж дьявола он под колеса кидается? По сценарию? Нет, что-то здесь нечисто... Тоже мне дракона нашел, потягаться захотелось!

- Съемки... В диком лесу Броселианд. Тетушка в Камелоте... Тетушка Геньевра... Знаешь, у меня идея. Слушай: "Семь дней и семь ночей прошло после Троицы, и путь теперь лежал назад, в старый замок Эскладоса Рыжего..."

- Рассказик очередной кропать собираешься?

- "Семь дней и семь ночей мечи звенели, семь дней и семь ночей кони храпели в Камелоте славном, городе Артуровом..."

- О! Ты еще и тетушку мою сюда приплети. Для достоверности. Ох, ну попадись мне опять тот шут гороховый!

*

Вишневый блестящий автомобиль вынырнул из леса и сбросил скорость перед заправочной станцией, а мессир Ивэйн и мессир Говен, славные рыцари Артуровы, натянули поводья у ворот замка Лодины златовласой, вдовы Эскладоса Рыжего, что побежден был Рыцарем со львом в честном бою. Семь дней и семь ночей прошло после Троицы.

"...Натянули поводья у ворот замка Лодины златовласой, вдовы Эскладоса Рыжего, что побежден был Рыцарем со львом в честном бою. Семь дней и семь ночей прошло после Троицы," - написал он и поставил точку.

г. Кировоград, август - сентябрь, 1979 г.