«Далекий закат»

Эдмунд Купер Далекий закат

1

Космический корабль взорвался на тридцать пятый день их заключения в казематах Байа Нор. Если бы они сидели в одной камере, то, возможно, и смогли бы чем-то помочь друг другу. Но в тот день, когда их поймали, они видели друг друга в последний раз. Сейчас с каждым из них жила нойя, а еду приносили стражники.

Взрыв, подобно землетрясению, потряс Байа Нор до самого основания. Бог-император обратился к своему совету, совет – к оракулу, оракул – к священным кос­тям. Посовещавшись с ними, оракул впал в транс, а очнувшись много часов спустя, объявил случившееся знамением, посланным Орури. Он предсказал, что Байа Нор ждет невиданное доселе величие, а приход чужеземцев объявил хорошим предзнаменованием.

Но трое чужеземцев, естественно, ничего об этом не знали. Им суждено было жить под стражей до тех пор, пока они не научатся говорить по-человечески, то есть на языке Байа. Нор. Не знали они и о том, что тогда бог-император удостоит их аудиенции.

К сожалению, гибель космического корабля оказалась для них таким большим потрясением, что богу-им­ператору Энка Нэ 609-му так и не удалось познакомиться с ними со всеми.

По своим электронным часам каждый из них с точностью до минуты рассчитал, когда именно бортовой компьютер решит, что экипаж больше не вернется на корабль. В этот момент компьютер по воле тех, кто его создал, выполнит заложенную в него программу самоуничтожения. Для этого он просто вынет управляющие стержни из ядерного реактора. Остальное произойдет само собой…

На тридцать пятый день каждый из пленников отсчитывал сначала часы, потом минуты, а затем и секунды, оставшиеся до взрыва. И каждый втайне надеялся, что хоть одному из двенадцати членов экипажа все-таки удалось вернуться. Земля задрожала, и стало ясно, что не вернулся никто. За одно мгновение от гордого звездолета не осталось ничего, кроме огромного грибовидного облака да небольшого оплавленного кратера посреди выжженной поляны.

А в Байа Нор второй механик сошел с ума. Он свернулся в тугой клубок, словно еще не родившийся младенец. Но его окружала не утроба матери, а каменные стены, и не существовало спасительной пуповины. Его нойя и понятия не имела о внутривенном кормлении. Через несколько дней он умер от истощения.

В соседней комнате лишился рассудка штурман. Задушив нойю, он повесился на разорванной рубашке.

Как ни странно, но единственным, кто остался в здравом уме и выжил, был корабельный психолог. Пессимист по натуре, он последние пятнадцать дней провел в психологической подготовке к этому моменту. И когда все кругом дрожало, а его нойя в ужасе забилась под кровать, он снова и снова повторял:

– Меня зовут Поул Мер Ло. Я здесь чужой. Но эта планета станет моим домом. Здесь я буду жить, и здесь я умру. Теперь я принадлежу этому миру… Меня зовут Поул Мер Ло. Я здесь чужой. Но эта планета станет моим домом. Здесь я буду жить, и здесь я умру. Теперь я принадлежу этому миру…

Слезы градом катились по его лицу. Он даже не замечал их. Это плакал Пол Мэрлоу. Поул Мер Ло оставался на удивление спокойным. Он посмотрел на спрятавшуюся под кровать нойю. Язык Байа Нор он знал уже достаточно и понял, что она бормочет заклинания против злых духов. Огромная жалость к этой женщине, к ее народу, к самому себе наполнила его сердце.

– Мюлай Туи, – обратился он к ней, – не надо бояться. То, что ты слышала и чувствовала – это не гнев Орури. Это нечто, что я не могу тебе объяснить, хотя и понимаю… Это нечто очень печальное… Но в нем нет опасности ни для тебя, ни для твоего народа.

Мюлай Туи вылезла из-под кровати. За тридцать пять дней и ночей она многое узнала о Поуле Мер Ло. Она отдавала ему свое тело, она отдавала ему свои мысли, она учила его языку Байа Нор. Она смеялась над его неловкостью и глупостью. Она была удивлена ею нежностью и буквально потрясена его дружбой. Никто, просто никто и никогда не говорил с обычной нойей как с равной.

Никто, кроме Поула Мер Ло.

– Мой господин плачет, – нерешительно сказала она. – Слова Поула Мер Ло вселяют в меня надежду. Но его печаль – это и моя печаль. Значит, я тоже должна плакать.

Он смотрел на нее и думал, как же ему выразить свои мысли на языке, из которого он знает всего около двух сотен слов. Он провел рукой по лицу и с удивлением обнаружил, что действительно плачет.

– Я плачу, – спокойно сказал он, – потому, что умерла красивая сильная птица. Я плачу потому, что я далеко от моей земли, от моего народа. Потому, что я уже никогда не вернусь туда… – он заколебался, – но я радуюсь потому, что познакомился с тобой, Мюлай Туи. Потому, что нашел вас – народ Байа Нор.

Девушка подняла голову.

– Мой господин будет великим человеком, – сказала она. – Я уверена, что поговорив с Поулом Мер Ло, бог-император примет мудрое решение.

2

Когда он наконец заснул в тот вечер, ему приснилось, что он лежит в какой-то прозрачной трубе, и густой иней покрывает все его тело, закрывает глаза, набивается в ноздри, плотной коркой сковывает неподвижные губы. Ему снилось, будто он видит сон.

В этом новом сне до самого горизонта, сколько хватало глаз, простирались бескрайние поля колосящейся ржи. А по синему небу, подобно тучным, добродушным животным, лениво пасущимся на небесной лужайке, гуляли пушистые белые облака.

И там был дом со стенами из беленой глины, с кривыми стропилами и крышей из желтой соломы. Внезапно он оказался внутри. Перед ним стоял стол. А сам он ростом чуть выше этого стола. А на столе – горы всяческой еды, все самые любимые его блюда.

И еще на столе лежали игрушки, и среди них – космический корабль на пусковой площадке. Устанавливаете звездолет, до отказа оттягиваете маленькую рукоятку и нажимаете кнопку «пуск». Серебряной птицей помчится вдаль ваш космический корабль.

Добрый великан – его отец – говорит:

– С днем рождения, сынок.

И злая ведьма – его мать – вторит:

– С днем рождения, дорогой.

В тот же миг он снова оказывается в прозрачном цилиндре, и снова седой иней сковывает его губы так, что он не может ни плакать, ни смеяться.

И вокруг только страх, холод и пустота.

Вот она. Вселенная – огромный шар пустоты, пронизанный горящими иглами звезд, полный всеобъемлющей иллюзии движения и покоя, смысла и бессмысленности…

Он никогда не подозревал, что тишина может быть такой глубокой, ночь – такой черной, а звездный свет – таким холодным.

Вселенная растаяла…

Теперь перед ним был город, в городе – ресторан, а в ресторане – один из представителей вида двуногих, прямоходящих смеющихся млекопитающих. Ее волосы – как поля колосящейся ржи, цвет которых он запомнил с детства. Ее глаза – голубые, как небо его детства. Ее губы и голос прекрасны, и равного им в его детстве нет ничего. Но самое главное – от нее исходит тепло. В ней – радость лета, и обещание обильного урожая.

Она говорит:

– Так значит, целого мира тебе недостаточно?

Это вопрос, ответ на который она уже знает.

Он улыбается в ответ:

– Одной тебя – достаточно, но весь мир – слишком мал.

– Последний вопрос, – она крутит в руке бокал, – последний, классический вопрос, и мы забудем все, кроме этой ночи… Все-таки, зачем ты летишь к звездам?

Он все еще улыбается, но улыбка эта чисто машинальная. Он не знает ответа.

– Классический ответ, – спокойно говорит он. – Потому, что они есть.

– Но Луна тоже есть. И планеты Разве этого мало?

– И на Луне, и на планетах люди уже побывали, – терпеливо объясняет он. – Потому их и недостаточно.

– Мне кажется, я могла бы сделать тебя счастливым, – шепчет она.

Он берет ее за руку.

– Я в этом уверен.

– У нас могли бы быть дети. Разве ты не хочешь иметь детей?

– Я бы очень хотел иметь от тебя детей.

– Ну так в чем же дело? Все в твоих руках.

– Любимая… Любимая моя… Вся беда в том, что мне нужно что-то еще…

Она не понимает. Она смотрит на него в изумлении.

– Что еще? Что может значить больше, чем счастье, любовь, дети?

Он расстроен. Он печально смотрит на нее. Где же правда? Как найти нужные слова? И как выразить правду этими словами?

– Я хочу, – пытаясь подобрать нужные образы, с трудом говорит он, – я хочу быть одним из тех, кто делает первый шаг. Я хочу оставить свой след на том, дальнем берегу…

Он смеется.

– И я даже хочу урвать для себя маленький кусочек истории. Теперь скажи, что я сумасшедший, и я поверю тебе.

Она встает.

– Я получила свой ответ. И я ничего не скажу тебе, кроме того, что сейчас играют Королевский Вальс. Он твой, если хочешь.

И они танцуют вдвоем в этом забытом переулке времени…

Ему хочется плакать. Но как можно заплакать с замороженными губами, замороженными глазами, с замороженным сердцем? Что вообще можно чувствовать, если находишься в унылых объятиях вечности?

Он проснулся от собственного крика.

Его камера в Байа Нор ничуть не изменилась. И черноволосая нойя, глядящая на него широко раскрытыми глазами, ничуть не изменилась. Изменился только он сам, ибо все, в чем он себя убеждал, оказалось бесполезным. И слава Богу, что так произошло. Потому что люди – это все-таки люди, а не машины. Потому, что горе лежало у него на сердце таким тяжелым грузом, что он, всегда считавший себя неподвластным эмоциям, наконец-то понял, что значит быть испуганным животным.

– Меня зовут Пол Мэрлоу, – бормотал он непонятные нойе слова. – Я родился и вырос на Земле. За прошедшие двадцать лет я состарился всего на четыре года. Я согрешил против законов жизни…

Застонав, он обхватил голову руками.

– О, Боже! Накажи меня самой страшной болью! Делай со мной, что хочешь! Только верни мне мир, который я так неразумно отринул!

И рыдая, он рухнул на постель.

– У моего господина видения, – шептала она. – Какие бы они ни были – это дар Орури. Знай, мой господин, Поул Мер Ло, что будь на то воля Орури, я облегчила бы твою ношу.

Поул поднял голову и посмотрел на нее.

– Не надо печалиться, – на вполне приличном байани сказал он. – Мне приснился страшный сон. А оплакиваю я ребенка, умершего много лет тому назад.

– Мой господин, – удивилась Мюлай Туи, – сначала умерла птица, а теперь еще и ребенок. Не слишком ли много места в твоем сердце занимает смерть?

– Ты права, – улыбнулся Поул Мер Ло. – Слишком много. Видимо, мне придется учиться жить заново.

3

В год 2012 (по местному времени) от планеты Сол Три, называемой ее обитателями Земля, отправились в путь три космических корабля. Первым, как того, наверное, и следовало ожидать, был американский звездолет «Мэйфлауэр»[1]. Даже европейцы и русские признали, что это – самая большая и, пожалуй, самая красивая машина, когда-либо созданная человеческими руками. Он обошелся в тридцать миллионов новых долларов и девятьсот сорок человеческих жизней. Десять лет собирали его на земной орбите. Сорок пять супружеских пар отправились на нем к системе Сириуса.

Второй покинувший Землю корабль назывался «Красный Октябрь». Ко всеобщему удивлению, русские сумели построить его всего за шесть лет. Американские и европейские специалисты сошлись во мнении, что хотя и не такой большой, как «Мэйфлауэр», он несколько превосходил в скорости американский корабль. Почти такой же дорогой и красивый, он тоже стоил жизни не одной сотне людей. Двадцать семь мужчин и двадцать семь женщин, не связанных браком, полетели на нем к Проциону.

Третий корабль носил гордое имя «Глория Мунди». И построили его Соединенные Штаты Европы. Он обошелся сравнительно дешево. А назвали его «Глория Мунди» потому, что немцы никогда бы не согласились на английское название, французы – на немецкое, англичане – на французское, а итальянцы никак не могли договориться даже друг с другом. Выйти из этого положения удалось, подобрав имя на одном из мертвых языков. А так как построенный европейцами корабль был самым маленьким, то его генеральный конструктор, англичанин с подлинно английским чувством юмора, предложил назвать его «Глория Мунди». Что в переводе с латинского значит «Слава мира». На нем улетали к звездам всего двенадцать человек: немецкая пара, английская, итальянская, французская, шведская и датская. Хоть он и был меньше русского корабля и медленнее американского, его цель находилась дальше всех. Он отправлялся к Альтаиру – шестнадцать световых лет, двадцать один год полета по корабельному времени.

Англичан и в двадцать первом веке заботило соблюдение приличий. Поэтому ровно в 10 часов 30 минут утра 3-го апреля 2012-го года, с красной розой в бутоньерке, Пол Мэрлоу появился в магистрате Какстон Холл. В 10 часов 35 минут туда же пришла и Анна Виктория Ваткинс. В 10 часов 50 минут их торжественно объявили мужем и женой. Позже подсчитали, что по каналам Евровидения за свадебной церемонией наблюдало более трехсот миллионов человек.

Нельзя сказать, что Пол и Анна любили друг друга. Но как представители Англии в многонациональном экипаже «Глории Мунди», они охотно пошли на этот брак. Пол – психолог экипажа, был к тому же и опытным инженером. Он отлично владел французским и немецким. Что же касается Анны, то, будучи по профессии врачом-хирургом, она неплохо говорила по-шведски и по-итальянски, а в случае необходимости могла поддержать беседу и на датском.

По окончании торжественной церемонии бракосочетания Пол и Анна на такси добрались до вокзала Виктория, поездом доехали до Гатвика, там пересели на стратолет до Вумеры, а оттуда космический челнок доставил их на околоземную орбиту. Медовый месяц они провели на борту «Глории Мунди», готовясь к старту.

Несмотря на различия в конструкции и размерах, у всех трех кораблей была одна общая черта: анабиозные камеры для экипажа. Ни один из кораблей не мог лететь быстрее скорости света, хотя русские и утверждали, что теоретически при идеальных условиях «Красный Октябрь» сможет преодолеть световой барьер. Во всяком случае, прежде чем они достигнут своей цели, экипажам предстояли долгие годы полета. А за это время кто-нибудь обязательно сойдет с ума, умрет, или еще как-нибудь выйдет из строя. Единственный выход – проспать большую часть пути.

Разработанная еще в конце двадцатого века техника анабиоза поначалу использовалась только в операциях по пересадке сердца. Но потом кто-то заметил, что погружение в анабиоз психических больных на несколько дней или недель, в зависимости от тяжести заболевания, часто приводит к полному излечению. Потом еще кому-то пришла в голову мысль погружать в анабиоз неизлечимо больных. Кто знает, может быть, через несколько десятилетий медицина сможет их спасти?

К началу двадцать первого века анабиоз прочно вошел в повседневную жизнь. И замораживали теперь не только безнадежно больных и сумасшедших. Погружение в анабиоз на срок от одного до пятидесяти лет стало обычной мерой наказания преступников. Богачи, испробовав все, что могла предложить современная им геронтология, выбирали анабиоз, уповая в будущем получить бессмертие. В надежде на новые, более эффективные методы реанимации, замораживали даже мертвых, сразу же после наступления клинической смерти.

Но как бы ни ценили анабиоз те, кто хотел обмануть смерть, избежать психиатрической лечебницы или тюрьмы, для людей, отправлявшихся в межзвездный полет, он был совершенно незаменим.

Ученые подсчитали, что пока «Глория Мунди» долетит до Альтаира, пройдет более двадцати лет. Планировалось, что полностью экипаж будет бодрствовать только в первые и последние три месяца полета. Все остальное время одна пара будет стоять на вахте, а остальные пять – лежать в анабиозе. Пары будут постоянно сменять друг друга: месяц дежурства – пять месяцев сна. А в случае необходимости весь экипаж или любого его члена можно разбудить всего за несколько часов.

За время полета Пол и Анна Мэрлоу отстояли вахте в сумме около четырех лет. Но Пол по-настоящему так и не узнал своей «жены». Казалось бы, полная изоляция от внешнего мира должна сближать людей, как ничто другое. Но этого не произошло.

Она была темноволосой, с красивым лицом и отличной фигурой. Они часто занимались любовью, обсуждали прочитанные книги, шутили, вместе смотрели старые фильмы. Но по-настоящему близки так и не стали.

Может быть, именно поэтому, когда она пропала на Альтаире Пять, Пол не воспринял это как утрату действительно близкого человека.

4

Солнечные лучи, проникая через узкие незастекленные окна, ярко освещали камеру, в которой спал Поул Мер Ло. В этот день нойя не стала будить его на рассвете: вчера Поула Мер Ло коснулась тень Орури, и теперь ему нужен отдых.

Глядя на чужеземца, нойя в который раз уже поразилась его необычной внешности. Мюлай Туи всегда считалась очень высокой, а значит уродливой, но Поулу Мер Ло она едва доставала до плеча. Его кожа была удивительно светлой, а ее – коричневой, почти черной, как у байани истинно древнего рода. Нойю всегда поражал цвет его глаз – светло-голубой – странный и непривычный цвет, ведь все байани смотрели на мир желтыми или коричневыми глазами. Даже когда ее господин спал, Мюлай Туи не могла забыть этих удивительных глаз. Сильный и мускулистый, как дикий зверь, он явно принадлежал к какому-то варварскому племени. Но при этом он не вел себя как жестокий и бесчувственный дикарь. И это удивляло Мюлай Туи. К тому же он был настоящим мужчиной. Ей, жрице Храма Веселья, приходилось иметь дело со многими, но познакомившись с Поулом Мер Лог она с изумлением обнаружила, что с трудом может принять его тану. Пусть временами и болезненное, единение с ним приносило большую радость, чем благодать Орури. В следующий миг она сама испугалась такого богохульства.

Не считая слишком длинного носа и как-то неправильно расположенных на голове ушей, по-настоящему уродливо выглядели только его руки – слишком уж много пальцев…

Поул Мер Ло открыл глаза, потянулся, зевнул.

– Доброе утро, мой господин, – Мюлай Туи склонилась в поклоне. – Орури благословил нас еще одним днем.

– Доброе утро, Мюлай Туи, – Поул Мер Ло все лучше и лучше понимал этот язык, привыкая к обычаям. – Мы недостойны благословения.

Он лежал неподвижно, уставившись в потолок отсутствующим взглядом. Его мысли где-то витали. Где-то далеко-далеко…

– Скоро нам принесут еду, – продолжала нойя, надеясь хоть так пробудить его интерес. – А потом мы пойдем гулять в сад.

– Хорошо, – Поул даже не пошевелился.

– Мой господин, – собравшись с духом, попросила она, – расскажи мне еще раз историю о серебряной птице.

– Но я ведь уже рассказывал тебе историю о серебряной птице, – горько рассмеялся он. – Я столько раз рассказывал, что ты должна знать ее лучше, чем я.

– Ну и что? Я все равно хотела бы снова услышать ее… Если, конечно, я этого еще достойна…

Поул Мер Ло тяжело вздохнул.

– Далеко, за небом, есть страна, – не глядя на нее, начал он. – И в той стране живет множество людей, которые удивительно умело работают с металлом, и могут сделать из него все, что захотят. В той стране люди не знают законов Орури. Люди там научились разговаривать друг с другом на очень больших расстояниях, и не сходя с места, видеть все, что творится в мире. Поистине это страна чудес. И среди людей той страны есть великие мудрецы и искуснейшие кузнецы. А еще люди той страны очень тщеславны. И вот однажды посмотрели они на ночное небо и сказали сами себе: «Поистине звезды далеки от нас, но они нас зовут. Не следует ли нам добраться до них, дабы узнать, каковы они на самом деле?»

Мюлай Туи поежилась, и как всегда на этом месте, не выдержав, прервала повествование.

– Эти люди, – сказала она, – должно быть, не только очень смелые. Они, вероятно, не могут дождаться того часа, когда Орури примет их в свои объятия.

– Эти люди не знают законов Орури, – терпеливо напомнил ей Поул Мер Ло. – Они стремятся только к знаниям и власти… Ну, в общем, они решили построить стаю серебряных птиц, на которых молодые мужчины и женщины полетят к звездам.

– Но зачем отправлять молодых? Надо было посылать старых, тех, кому пришло время встретиться с Орури.

– И тем не менее выбрали именно молодых. Ведь эти люди хорошо знали, что звезды далеко, и что полет к ним займет много-много лет.

– Значит, молодые состарятся в пути?

– Нет, не состарятся. Мудрецы сделали так, чтобы они проспали большую часть пути.

– Мой господин, – недоверчиво сказала Мюлай Туи, – тот, кто слишком много спит, умирает от голода.

– А эти молодые люди не испытывали голода, – ответил ей Поул. – Их сон был очень глубок; глубже, чем у любого живого существа в Байа Нор… Ты ведь просила, чтобы я рассказал тебе историю, нойя, так позволь мне закончить ее, и не перебивай.

Опечалившись, Мюлай Туи склонила голову. Зная, что это невежливо, он называл ее «нойя», только когда сердился на нее.

– Поул Мер Ло сделал мне замечание, – серьезно сказала она. – Он справедлив.

– Ну, ладно… Итак, из страны, что на том краю неба, вылетели три серебряные птицы. Каждая из них летела к своей звезде. Я и одиннадцать моих спутников отправились на самой маленькой птице. Нашей целью была звезда, которую ты знаешь как солнце Байа Нор. Мудрецы сказали нам, что полет продлится более двадцати зим… И мы отправились в путь. Большинство из нас спало, но кто-то всегда стоял на вахте. А когда мы приблизились к звезде, то увидели, как ее лучи ласкают прекрасный мир – мир Байа Нор. Нам, долгие годы летевшим на серебряной птице через бесконечную тьму, Байа Нор показался необыкновенно кра­сивым. И мы направили нашу птицу к нему, дабы посмотреть, что за люди его населяют. Девять моих товарищей ушли в лес и не вернулись. Через несколько дней те, кто остался, решили отправиться на поиски. Но их мы не нашли. Мы нашли только стрелы ваших охотников да казематы Байа Нор… А так как никто не вернулся, чтобы отправиться на серебряной птице обратно домой, она убила сама себя огнем.

Поул Мер Ло посмотрел на девушку и неожиданно улыбнулся.

– Вот так и получилось, что я оказался здесь, и ты, Мюлай Туи, тоже оказалась здесь, и судьбы наши переплелась…

Нойя вдохнула.

– Это очень хорошая и очень печальная история, – просто сказали она. – И я рада, мой господин, что ты пришел в наш мир, я рада, что узнала тебя.

За стеной послышался шум шагов. Сдвинулась загораживающая дверь решетка, и два раба под бдительным оком стражников внесли подносы с едой и кувшины с водой.

Но Поул Мер Ло совсем не чувствовал голода.

5

«Глория Мунди» вышла на тысячекилометровую орбиту вокруг Альтаира Пять. Космический корабль землян стал десятым спутником этой удивительной планеты. Остальные девять – мертвые каменные глыбы – в далеком прошлом, возможно, являлись частями одного небесного тела. Эта группа крупных, быстро двигающихся лун наверняка была хорошо заметна с поверхности планеты. Теперь к ним прибавилась еще одна.

Красота проплывавшей под ними планеты потрясла землян. Само ее существование казалось чудом. Чтобы в бездонных просторах черного космоса с первой же попытки, у первой же звезды найти планету, так похожую на Землю – о такой удаче даже и мечтать боялись. Как образно сказал физик, швед по национальности, это все равно, что из колоды хорошо перетасованных карт сдать всю масть одному играющему.

Земляне рассчитывали найти пустые, мертвые планеты, в лучшем случае – миры, где жизнь еще только делает первые шаги. А вместо этого перед ними во всем своем блеске раскинулся Альтаир Пять. Он был чуть меньше Марса, и девять десятых его поверхности занимали моря и океаны, в которых тут и там виднелись небольшие острова. Два материка располагались на северном и южном полюсах. Третий огромной подковой охватывал планету по экватору. Концы этого, почти соединившегося в кольцо континента разделял узкий пролив шириной всего в несколько сот кило­метров.

Материки на полюсах напоминали Антарктиду: снег и лед вечным белым саваном укутывали землю. Но вот материк на экваторе – это совсем другое дело! По внешнему виду и климату, по крайней мере насколько можно было судить с орбиты, он напоминал другой земной материк – Африку.

Горы и пустыни, огромные озера, саванны и тропические леса были хорошо видны даже из космоса. Под жаркими солнечными лучами всеми оттенками желтого, оранжевого и красного переливались пустыни: коричневыми, с белыми и синими пятнами, выглядели с орбиты горы; янтарно-желтой предстала саванна; а тропические леса сверкали изумрудной зеленью и бирюзой.

Один оборот вокруг своей оси планета делала за двадцать восемь часов семнадцать минут земного времени. Расчеты показывали, что один оборот вокруг солнца (звезды Альтаир) она совершит за четыреста два местных дня.

Так же, как и на Земле, в основе жизни на Альтаире Пять лежал углерод, а анализы атмосферы показали, что она удивительно похожа на земную. Вот только азота чуть-чуть побольше.

В течение примерно двадцати земных дней «Глория Мунди» оставалась на орбите. За это время она сделала четыреста десять витков вокруг Альтаира Пять. Все, что можно было разглядеть с орбиты, тщательно фиксировалось на кино– и фотопленку. И вот на одной из фотографий экваториального континента обнаружили классический признак существования разумных живых существ – оросительные, или возможно, транспортные, каналы.

Экипаж «Глории Мунди» пребывал в состоянии, близком к экстазу. Забылись и монотонность вахт, и холод анабиоза, и усеянная безучастными звездами чернота космического пространства. За их плечами осталась пропасть в шестнадцать световых лет. Двадцать лег полета, шестнадцать из которых они пролежали в объятиях искусственною сна, который глубже, чем смерть, а четыре – несли вахту на корабле, где все работает «как часы». И в конце этого нелегкого пути они получили награду, о которой не могли и мечтать. Перед ними лежал мир, где жили разумные существа. И что с того, если у них окажется по четыре глаза и по шесть ног. Главное, что они разумны. А значит, с ними можно вступить в контакт.

«Глория Мунди» приземлилась километрах в двадцати от ближайшего канала. Для такого большого корабля это была отличная точность. Особенно если учесть, что пилот производил такую посадку впервые. Космический корабль землян выжег десятикилометровую поляну в густом тропическом лесу и плавно опустился в ее центре. Четыре стабилизатора зарылись в еще дымящуюся землю.

Первые три дня из корабля никто не выходил. Но исследования шли полным ходом. На четвертый день открылся люк, и двое одетых в скафандры землян, спустившись по нейлоновой лестнице, впервые ступили на поверхность Альтаира Пять. Стараясь не отходить далеко (лес быстро стирал следы недавнего пожара), они собрали образцы почвы и растительности, а также удачным выстрелом убили большую змею, сильно напоминавшую земного питона. Часа через три они вернулись на корабль.

На девятый день отправилась в путь группа, в состав которой входили пары из Франции, Швеции и Дании. Они были одеты в высокие ботинки и легкие пластиковые скафандры с пластиковыми щитками, защищающими лицо. Учитывая тропический климат, одевать что-то сверх необходимого минимума не возникало ни малейшего желания. Конечно, можно было воспользоваться полностью изолирующими от внешней среды космическими скафандрами, но они такие тяжелые и неуклюжие!

Женщины вооружились автоматическими фотонными ружьями, а мужчины – нитро-пистолетами и гранатометами с ядерными боеголовками. У каждого на поясе висела портативная рация. Этого вооружения хватило бы, чтобы стереть с лица земли бронетанковый корпус образца девяностых годов двадцатого века.

Планировалось, что группа, выйдя в западном направлении, сделает большой круг и через три дня вернется к кораблю с востока. О результатах она будет докладывать по рации каждые пятнадцать минут.

Первые сутки все шло хорошо. Исследователи обнаружили и описали множество новых видов животных и птиц, хотя и не встретили никаких следов разумных обитателей планеты. В середине второго дня радиосвязь прервалась. На третий день группа не вернулась.

Шесть человек на борту «Глории Мунди» мучались в неизвестности. Через два дня на поиски отправилась новая группа, состоявшая из трех женщин, вооруженных нитро-пистолетами и гранатометами.

То, что на поиски пошли именно женщины, было не случайно. Из трех оставшихся мужчин двое были необходимы для управления кораблем (предполагая, что поиски окажутся безрезультатными), а третий – Пол Мэрлоу, – лежал в санчасти с острой формой дизентерии.

Без особых эмоций Пол попрощался с Анной Викторией Мэрлоу (в девичестве Ваткинс). Он слишком плохо себя чувствовал, а она, как обычно, думала о чем-то другом… После того, как она ушла, Пол, лежа в постели, изо всех сил старался забыть и свою изнурительную болезнь, и таинственный мир Альтаира Пять, читая микрофильм с романом Чарльза Диккенса.

Вышедшая на поиски группа поддерживала радиоконтакт меньше семи часов. Больше ее не видели.

Несколько дней спустя Пол Мэрлоу, уже почти поправившийся, и два его товарища пребывали в состоянии глубочайшей депрессии.

Они рассмотрели все возможные варианты. Можно, например, остаться в неприступной крепости «Глории Мунди» и жить в ней практически до бесконечности, а можно, скажем, вернуться на орбиту. Они даже обсудили возможность немедленного возвращения на Землю. Ясно было только одно: за красивым фасадом Альтаира Пять кроется смертельная опасность. Но в чем она заключается?..

В конце концов стоявшую перед ними проблему решил психолог экспедиции Пол Мэрлоу. Для управления кораблем необходимо три человека, рассуждал он. Значит, нет никакого смысла посылать на поиски одного или двоих. Если хотя бы один не вернется, корабль все равно не сможет взлететь. Если же они останутся на борту «Глории Мунди» и через какое-то время вернутся на Землю, то потеряют уверенность и уважение к себе. Так, примерно, чувствует себя альпинист, вынужденный перерезать веревку, связывающую его с сорвавшимся товарищем. С другой стороны, если их поиски не увенчаются успехом, то они не оправдают доверия народов Соединенных Штатов Европы.

Но от Соединенных Штатов Европы их отделяло шестнадцать световых лет. В сложившейся обстановке обязательства, данные кому-то неопределенному, затерянному во времени и пространстве, превращались в абстракцию. Люди, с которыми они делили монотонные будни, опасности, радость открытия, а теперь и горечь поражения, значили больше.

Так что на самом деле выбора у них не было. Они просто обязаны идти. И хотя корабельный арсенал уже изрядно опустел, там оставалось еще достаточно оружия, чтобы трое мужчин смогли дать достойный отпор любому врагу, появившемуся в поле зрения.

На двадцатый день после посадки они покинули «Глорию Мунди». Из материнскою чрева космического корабля, как образно представил себе Пол Мэрлоу, они родились в мир, полный загадок и опасностей.

Создатели «Глории Мунди» пытались предусмотреть все возможные варианты, в том числе смерть или исчезновение всего экипажа сразу. Пессимисты утверждали: такое, дескать, может произойти, например, на планете, где существует высокоразвитая в техническом отношении цивилизация. И тогда теоретически возможно, что обитатели этой планеты, захватив корабль, найдут звездные карты, воспользуются записями бортового журнала и содержанием компьютерных программ и, вопреки всем законам правдоподобия, но согласно упрямым законам вероятности, прилетят на «Глории Мунди» на Землю.

Само по себе это может принести неоценимые блага человечеству. Или, в зависимости от природы, способностей и намерений инопланетян, оказаться самым большим несчастьем, когда-либо выпадавшим на его долю. В итоге разработчики космического корабля решили, что рисковать нельзя. И в этом их полностью поддержали правительства государств Соединенных Штатов Европы.

В результате бортовой компьютер «Глории Мунди» запрограммировали на уничтожение корабля на тридцать пятый день после того, как его покинет последний член экипажа. Впрочем, такого, конечно, случиться не должно. Тридцать пять дней – достаточный срок, чтобы выйти из любой кризисной ситуации, в какую может попасть экипаж. Ну. а если нет…

Создатели «Глории Мунди» мыслили логически. И вопрос о тридцати пяти днях обсуждался очень широко. Некоторые предлагали двадцать дней, некоторые – девяносто. Но, углубившись в абстрактные дискуссии, мало кто ставил себя на место команды. И уж совсем никто не предвидел ситуации, возникшей на Альтаире Пять.

К вечеру двадцатого (с момента посадки) дня трое землян почти на семь километров углубились в едва проходимый лес, но не нашли абсолютно ничего. Вечерело. По периметру небольшой полянки они установили маленькие, но очень яркие электрические лампы и подключенное к блоку сигнализации проволочное ограждение. Они уже начали разбивать лагерь, когда Пол Мэрлоу почувствовал внезапный укол в колено.

Он повернулся, чтобы сказать об этом своим спутникам, но не успев вымолвить ни слова, потерял сознание.

Несколько позже он очнулся в одном из казематов Байа Нор.

А еще позже (точнее, через тридцать три дня) «Глория Мунди» превратилась в огромное грибовидное облако.

6

Ранним утром в густом от бесчисленных фонтанов тумане среди пляшущих радуг, на каменном полу со связанными за спиной руками, на коленях стоял Поул Мер Ло. Позади него, готовые в любое мгновение нанести смертельный удар, замерли два вооруженных короткими трезубцами воина байани. Перед ними жалкой кучкой лежали вещи землянина: электронные часы, миниатюрная рация, рубашка, пара брюк, пластиковый скафандр с прозрачным щитком, пара ботинок и автоматическое фотонное ружье.

Туман обволакивал коленопреклоненную фигуру обнаженного Поула Мер Ло. Вода холодными каплями стекала по его лицу, ручейками бежала по груди и спине. Воины байани стояли словно каменные статуи. Только плеск фонтанов нарушал тишину. Поул Мер Ло терпеливо ждал аудиенции бога-императора.

Поул посмотрел на фотонное ружье и улыбнулся. Какое мощное оружие! Имея его в руках, он мог бы уничтожить тысячи вооруженных трезубцами байани, ну если, конечно, место боя будет выбирать он. Но этого как раз и не произошло. И вот теперь он во власти маленьких коричневых дикарей, и вскоре бог-император Байа Нор решит его судьбу.

Ему хотелось рассмеяться. Ему очень хотелось рассмеяться. Но он сдерживал смех, боясь оказаться неправильно понятым. Маловероятно, что суровые воины, стоящие у него за спиной, смогут оценить весь юмор сложившейся ситуации. Они видели в нем просто чужестранца, обычного пленника. Им и в голову не могло придти, что он – представитель высокоразвитой цивилизации и прилетел в Байа Нор с другой планеты.

«В стране слепых – вспомнил Поул Мер Ло услышанную когда-то еще в другом мире поговорку, – одноглазый – король».

И снова ему захотелось рассмеяться. Слепые в притче оказались куда сильнее человека с одним глазом.

– Ты улыбаешься, – раздался странный, какой-то юношеский голос. – Мало кто осмеливается улыбаться в моем присутствии. И еще меньше тех, кто даже не замечает моего присутствия.

Поул Мер Ло поднял глаза. Сперва ему показалось, что перед ним огромная птица с ярким оперением, переливающимся золотым, красным, синим, зеленым, с блестящими желтыми глазами и черным кривым клю­вом. Но под нарядом из перьев скрывался человек, под птичьей головой он увидел человеческое лицо. Лицо подростка, почти мальчика. Лицо Энка Нэ – бога-императора Байа Нор.

– Прошу прощения, господин, – Поул Мер Ло с трудом выговаривал слова языка, казавшегося таким простым, когда он практиковался с нойей. – Я задумался, и мысли мои разлетелись…

– Может быть, – предположил Энка Нэ, – они унеслись на крыльях серебряной птицы в ту страну, что находится на том краю неба?.. Да, я разговаривал с твоей нойей. Ты рассказал ей странную сказку. В ней есть правда?

– Да, господин. В этой сказке все правда.

– Наш народ знает много сказок, и одна из них, – Энка Нэ улыбнулся, – о звере, называемом тламин. Говорят, он выходит на охоту только ночью, а днем скрывается в пещерах и других темных местах. Рассказывают, что однажды шесть мудрецов случайно попали в логово тламина, не только не подозревая об этом, но даже не зная о его существовании. Один из мудрецов наткнулся на морду тламина. Он потрогал густую шерсть и острые клыки, совсем как у донгира, на которого мы охотимся, и решил, что перед ним донгир. Другой мудрец потрогал мягкий живот и обнаружил большие груди. Он решил, что это огромная спящая женщина. Третий коснулся ног тламина. Ощупав когти и чешую, он уверился в том, что встретил сидящую в гнезде гигантскую птицу. Четвертый натолкнулся на длинный, холодный, мускулистый хвост. Он ни минуты не сомневался, что это очень большая змея. Пятый, потрогав пару мягких мохнатых ушей, радовался, что нашел домаси – животное, чье мясо считается делика­тесом. А шестой понюхал тламина и решил, что попал в Храм Веселья. Каждый мудрец рассказал о своем открытии другим. Каждый настаивал, что прав именно он. Шум от их долгого и, надо сказать, горячего спора, в конце концов разбудил спящего тламина. И голодный зверь тут же их всех съел… Пока еще никто из тех, кто встречался с тламином, не смог рассказать об этом.

Пораженный остротой ума собеседника, Поул Мер Ло пристально посмотрел на бога-императора.

– Господин, это очень мудрая сказка. В нашей стране есть похожая, о другом животном, которого мы называем слон.

– В стране на том краю неба?

– В стране на том краю неба.

– Что есть правда? – рассмеялся Энка Нэ. – Вокруг мира, в котором мы живем, нет ничего, кроме Орури. И даже я – всего лишь тень в его бесконечном сне.

– Но кто может сказать, что может, а что не может присниться Орури, – решил рискнуть Поул Мер Ло. – Почему бы Орури не увидеть во сне удивительную страну, где существуют серебряные птицы?

Энка Нэ молчал. Сложив руки на груди, он задумчиво глядел на своего пленника. Тихо шелестели перья. Вода, стекая по ним, маленькими лужицами собиралась на каменном полу.

– Оракул сказал, – наконец произнес бог-император, – что ты учитель. Великий учитель. Это так?

– Господин, то, что я умею, ценилось в моей стране. Мудрость моего народа велика, но мне ведома лишь ничтожная ее часть. Я не знаю, великий я учитель или нет. И я пока даже не представляю, чему я мог бы учить.

Ответ, похоже, понравился Энка Нэ.

– Может быть, ты и искренен… Почему умерли твои товарищи?

До этого момента Поул Мер Ло не подозревал, что остался один. Чувство одиночества пронзило его сердце. Он вскрикнул, как от. острой физической боли;.

– Тебе плохо? – удивленно спросил бог-император.

– Я не знал, – с трудом выговорил Поул Мер Ло, – что мои товарищи погибли.

Снова наступило молчание. Энка Нэ задумчиво глядел на коленопреклоненного белокожего гиганта. Он сделал несколько шагов из стороны в сторону, словно пытаясь рассмотреть стоящую перед ним проблему со всех сторон. Перья шуршали. Шум фонтанов стал подобен грому.

Наконец Энка Нэ, похоже, принял решение.

– Что ты сделаешь, – спросил он, – если я дам тебе свободу?

– Мне надо будет найти, где жить.

– А после того, как найдешь?

– Мне надо будет найти кого-нибудь, кто согласится для меня готовить. Я ведь даже не знаю, что в вашем мире можно употреблять в пищу, а что нельзя.

– А после того, как найдешь и дом, и женщину? Что тогда?

– А после этого, господин, я должен буду решить, как мне отблагодарить народ Байа Нор, который мне все это дал.

Энка Нэ протянул руку.

– Живи, – просто сказал он.

Поул Мер Ло почувствовал рывок. Путы упали с его рук. Воины байани подняли его на ноги. Но после долгого стояния, на коленях его ноги так затекли, что он тут же упал.

Воины снова подняли его.

Энка Нэ окинул его бесстрастным взглядом, повернулся и пошел прочь. Сделав несколько шагов, он вдруг остановился и, обернувшись к стражникам, сказал:

– У этого человека слишком много пальцев. Это оскорбляет Орури. Отрубите по одному с каждой руки.

7

Поулу Мер Ло подарили маленький, крытый соломой домик, стоявший на коротких сваях прямо рядом со священным городом; нойю, которая учила его языку в казематах Байа Нор и шестьдесят пять медных колец. Он не знал ценности колец, служивших здесь деньгами, но Мюлай Туи подсчитала, что даже если он больше и не получит никаких подарков от Энка Нэ, то все равно сможет прожить около трехсот дней, не охотясь и не работая.

Поул Мер Ло решил, что бог-император проявил исключительную щедрость: он дал чужестранцу сумму, достаточную, чтобы прожить до конца его правления. Возможно, Энка Нэ 609-ый поступил мудро, не выказав ему слишком большого благоволения. Теперь Энка Нэ 610-ый не окажется в неудобном положении из-за излишней щедрости своего предшественника.

На руках у Поула Мер Ло теперь оставалось только по четыре пальца. Шрамы зажили, и только появлявшаяся перед ненастьем тупая пульсирующая боль в несуществующих уже мизинцах напоминала о том, что раньше пальцев было пять. В целом Поул перенес утрату двух пальцев на удивление спокойно. Просто поразительно, как человек, адаптируясь, делает четырьмя пальцами то, на что раньше ему требовалось пять.

С того момента, как Энка Нэ подарил ему жизнь, Поул Мер Ло все свое время проводил, изучая страну, в которую он попал. Он ходил по улицам Байа Нор, и подавляющее большинство жителей, к его несказанному удивлению, казалось, не видело в нем ничего необычного. Если он обращался к ним – они вежливо отвечали на вопросы, но его никто ни о чем не спра­шивал. Судьба пигмея, появившегося на улице Лондона, думалось Поулу Мер Ло, была бы совершенно другой А что произошло бы, появись на улице любого из земных городов инопланетянин, трудно даже вообразить. Наверняка потребовалась бы полиция, чтобы хоть как-то обуздать толпы любопытных, а может, и разогнать жаждущих крови. И чем больше Поул узнавал, тем больше понимал, как много ему еще предстоит узнать.

Население Байа Нор, города посреди густого леса, достигало двадцати тысяч человек. Из них чуть меньше трети составляли крестьяне и ремесленники, и чуть более трети – солдаты и охотники. Из оставшихся, около пяти тысяч жрецов содержали в порядке храмы и каналы и примерно тысяча жрецов–судей–государствен­ных служащих ведали делами города. Бог-император Энка Нэ с помощью городского совета и оракула, как абсолютный владыка правил государством в течение одного года, четыреста дней. По окончании этого срока его приносили в жертву в Храме Плачущего Солнца одновременно с возведением на престол нового бога-им­пе­ра­то­ра.

Что же касается Байа Нор, то этот город был удивительно гармоничным сплавом воды и камня. Словно какой-то сумасшедший, так по крайней мере казалось Поулу Мер Ло, забросил огромный, построенный в готическом стиле плавательный бассейн в самую середину непроходимого леса. Байани обожествляли воду, может быть, потому, что вода – это и есть сама жизнь. Повсюду были фонтаны, искрились на солнце пруды и бассейны. Главные улицы представляли собой широкие каналы, такие большие, что без сомнения над ними поработало не одно поколение строителей. В центре каждого из четырех основных водохранилищ, за стенами из фонтанных струй, тянулись к голубому небу храмы, удивительно похожие на земные пирамиды. Над постройкой одного такого храма двадцать тысяч человек проработали бы никак не меньше сотни лет. Храмы выглядели очень древними, но в то же время казалось, что они будут стоять и тогда, когда воздвигнувший их народ исчезнет с лица земли.

Со всех точек зрения Байа Нор представлял собой два города – один внутри другого. На большом острове, в озере с поэтическим названием Зеркало Орури, располагался Священный город. С внешним городом его соединяли четыре узкие дамбы, украшенные изваяниями всех богов-императоров Байа Нор с незапамятных вре­мен. И если в науке байани и не добились больших успехов, то произведения искусства буквально потрясли Поула Мер Ло. Поколения скульпторов и каменотесов, вырезавших город из теплого темного песчаника, оставили после себя шедевры, поражающие своим размахом и красотой. Они обвенчали воду с камнем, создав живую, непрерывно меняющуюся поэму фонтанов и известняка, тени и солнечного света – поэму радости к вящей славе Орури.

Поул Мер Ло мало что знал о религии байани. Но по мере знакомства с внешними ее проявлениями он чувствовал, как понемногу попадает под ее влияние, как постепенно начинает постигать философию, дающую людям непоколебимую уверенность, что их образ жизни есть идеальное выражение самого таинства бытия.

Временами Поулу Мер Ло становилось страшно. Он понимал, что если он хочет жить здесь и при этом не сойти с ума, то ему придется взять на себя роль змея в этом необыкновенно сложном и на удивление статичном Эдеме. Ему придется быть самим собой – уже не землянин, но и не байани из Байа Нор. Он станет человеком, оказавшимся на полпути между двумя мирами. Человеком, на чьих плечах тяжким бременем лежат световые года, которого преследуют воспоминания, которого мучает невысказанное знание. Человеком, которому прежде всего нужно общение, которому требуется покаяние. Человеком, стремящимся одновременно созидать и разрушать.

Временами он гордился своей миссией. Временами он стыдился ее. Временами он вспоминал кого-то по имени Пол Мэрлоу; его убеждения, привязанности, предрассудки. Он вспоминал его самонадеянность и самоуверенность, его жгучее желание достичь далеких звезд.

Пол Мэрлоу добился своего, но при этом погиб. Жаль беднягу. Он и не догадывался, что за удовлетворение своего тщеславия ему придется заплатить цену большую, нежели смерть.

Уроженец планеты Земля Пол Мэрлоу превзошел Эрика Рыжебородого, Марко Поло, Колумба и Дарвина. Но платить за его достижения придется теперь Поулу Мер Ло, жителю Байа Нор, верноподданному Энка Нэ.

А ценой было абсолютное одиночество.

8

Одетый в потертое саму изможденный юноша, поднимающийся по ступенькам, показался сидевшему на веранде своего дома Поулу Мер Ло знакомым. В Байа Нор нищие встречались не часто, и лица их казались Поулу удивительно похожими одно на другое. Так на далекой Земле европейцам казались одинаковыми лица всех китайцев.

– Орури приветствует вас, – сказал юноша, даже не протянув чаши для подаяний.

– В приветствии благословление, – не задумываясь ответил Поул Мер Ло. Прожив здесь два месяца, по пятьдесят дней каждый, он без малейшего труда поддерживал ритуальную беседу. Теперь, согласно традиции, юноша начнет рассказ о благородстве своего деда, о мужестве отца, о беззаветной преданности матери и о тех испытаниях, которые им послал Орури, чтобы привести их к радости через страдание.

Но вместо всего этого юноша сказал:

– Поистине благословенны те, кто знает много удивительного. Можно мне поговорить с вами?

И тут Поул Мер Ло, который, сидя с Мюлай Туи на веранде своего дома, наслаждался тихим, прекрасным вечером, узнал этот голос. И вскочил на ноги.

– Господин, я не…

– Ты не узнал меня! – прозвучал резкий приказ. Юноша расслабился и извиняющимся голосом продол­жал. – Меня зовут Шах Шан. Я водонос. Можно мне поговорить с вами?

– Да, Шах Шан, ты можешь поговорить со мной. Я – Поул Мер Ло, чужестранец сегодня и навсегда.

– Орури благословил меня легким чувством голода, – юноша протянул свою чашу и улыбнулся. – Наверное, он предвидел нашу встречу.

Мюлай Туи молча взяла чашу, встала и вошла в дом. Самого Шах Шана она словно и не замечала вовсе.

– Поул Мер Ло щедр, – сказал юноша. – Позволено ли мне будет сесть?

– Да, – серьезно ответил Поул Мер Ло, – ты можешь сесть.

Они молча сидели на веранде. Наконец, Мюлай Туи вернулась с чашей каппы – главной пищи бедняков.

Шах Шан принял чашу и начал жадно есть прямо руками. Доев, он вежливо отрыгнул.

– У меня есть друг, – начал он, – которому не дают покоя странные мысли и диковинные видения. Мне кажется, вы могли бы ему помочь.

– Мне очень жаль твоего друга, и я не знаю, смогу ли помочь ему, но если он ко мне придет, то я постараюсь.

– Каппа еще не созрела, – ответил Шах Шан.

Поул Мер Ло уже достаточно освоился с образным языком байани, чтобы понять, что имеется в виду: пока еще слишком рано.

– Мой друг – человек влиятельный, – продолжал юноша, – у него много дел. И однако, он не знает покоя… Смотрите, я сейчас покажу вам то, что показал мне он.

Шах Шан встал, спустился по ступенькам с веранды, поднял валявшуюся на земле палочку и начал что-то быстро чертить.

С изумлением Поул Мер Ло наблюдал, как в пыли появляются до боли знакомые очертания «Глории Мунди».

– Мой друг называл это серебряной птицей, – пояснил юноша. – Но эго совсем не похоже на птицу. Вы можете мне это объяснить?

– Это действительно серебряная птица. Это… – Поул Мер Ло замялся. В языке байани не существовало слова «машина», по крайней мере, он его не нал.

– Ее сделали люди, – наконец сказал он. – Ее построили из металла, как каменотес возводит храм из каменных плит. Это она принесла меня в этот мир.

– Есть еще один вопрос, – продолжал Шах Шан. – Мой друг видел серебряную птицу кружащейся вокруг огромного шара. Но это был не обычный шар. Он ничем не походил на мяч, которым играют дети. Он весь состоял из воды. Мой друг видел на нем и землю, на которой росли леса. А в лесу – каналы. А еще он увидел на этом шаре город с многочисленными храмами и четырьмя огромными водохранилищами… Мой друг многого не понимает… Он удивлен и взволнован…

– У твоего друга нет оснований для беспокойства, – ответил пораженный Поул Мер Ло. – Воистину все так и есть, как он видел. Огромный шар – это ваш мир. Водохранилища – вон они, в Байа Нор… У твоего друга действительно поразительные видения.

– Мой друг болен, – Шах Шан покачал головой. – Ведь мир плоский, как поверхность воды в безветренный день. Всем известно, что тот, кто отправится в путь, уплывая все дальше и дальше от Байа Нор (если, конечно, найдется такой сумасшедший), в конце концов упадет с края земли. Если это будет человек достойный, то Орури прижмет его к своей груди, а если нет – то падение никогда не кончится.

– Шах Шан, – помедлив, нерешительно заговорил Поул Мер Ло. – У меня тоже есть друг, который кажется мне мудрым, хотя он и юн годами. Однажды он рассказал мне историю о шести мудрецах, нашедших спящего тламина. Каждый из них принял тламина за что-то другое. Они спорили так горячо, что в конце концов тламин проснулся и съел их всех.

– Я слышал эту историю, – серьезно сказал Шах Шан. – Она весьма поучительна.

– Тламин – это истина. Людям не дано постичь ее до конца. Как бы мудры они ни были, все равно они видят лишь ее часть. Но не могут ли некоторые видеть больше других?

Шах Шан нахмурился.

– Это возможно, – после долгого молчания согласился он. – Возможно также, что чужеземцу, попавшему в нашу страну, ведомо другое лицо истины… Чужеземцу, который прибыл издалека, и следовательно, многое видел…

– Воистину мудрые слова, – воодушевившись, продолжал Поул Мер Ло. – А вот еще странные мысли чужеземца. Время делится на ночь и день, не так ли? Днем на небе горит огонь, дающий свет, который мы видим, и тепло, под которым зреет каппа… Как называется этот огонь?

– Он называется солнце.

– А как называется земля, на которую светит это солнце?

– Она называется земля.

– Но ночью солнце не светит на землю. Ночью на небе видны только бесчисленные светлые точки, не дающие никакого тепла. Как они называются на вашем языке?

– Звезды.

– Шах Шан, я путешествовал среди звезд и клянусь тебе, что они кажутся такими маленькими и холодными только потому, что они невероятно далеко. На самом деле каждая из них – солнце, такое же яркое и горячее, как то, что светит на Байа Нор. И у многих из них есть миры (мы называем их планетами), подобные этому. Их больше, чем волос на головах всех людей Байа Нор… Мой дом находится на планете, которую мы называем Земля. Ее тоже согревает солнце. Но она очень далеко, и чтобы до нее добраться, нужна серебряная птица. Теперь, когда птица, на которой я прилетел, умерла, я вряд ли когда-нибудь попаду домой.

Шах Шан внимательно следил за каждым его жестом.

– И на этой другой земле есть города, подобные Байа Нор?

– Там есть города куда больше, чем Байа Нор. Люди в них творят настоящие чудеса с металлом… да и не только с ним.

– В этих городах поклоняются Орури?

– У Орури там много разных имен.

– И у вас есть боги-императоры?

– Да, есть, но они тоже называются по-другому.

– Я слышал, – улыбаясь, сказал Шах Шан, – что Энка Нэ позволил вам сохранить все ваши вещи. Бог-император счел эти предметы интересными, но лишенными всякой пользы. Может быть, какой-нибудь из них сможет подтвердить существование чудес, о которых ты рассказывал?

Поул Мер Ло заколебался. В его распоряжении была миниатюрная рация на изотопном питании, но что здесь можно услышать, кроме шума? Электронные часы – красивая вещь, но вряд ли они произведут большое впечатление на Шах Шана. Чтобы доказать истинность его слов, требовалось нечто драматическое.

Было еще фотонное ружье. Козырной туз, который он поклялся использовать только в самом крайнем случае.

Можно ли рисковать? Поул Мер Ло посмотрел на Шах Шана – мальчика, сгорающего от любопытства, захваченного круговоротом новых мыслей и идей – и принял решение.

– Подожди меня здесь, – сказал он. – Я покажу тебе нечто удивительное и одновременно страшное.

Он вошел в дом и вынул из специально сделанной ниши фотонное ружье. Затем вернулся на веранду.

– Это, – объяснил он, – оружие, и если им умело воспользоваться, то можно убить половину вашего народа.

Шах Шан непонимающе глядел на небольшой предмет из металла и пластика.

– Смотри, – сказал Поул Мер Ло.

Он поднял ружье, снял его с предохранителя и прицелился в ствол большого дерева, росшего метрах в двухстах от веранды. Он нажал на спуск.

Раздался тихий вой. Ружье заметно завибрировало. От дерева пошел густой дым, и через мгновение оно рухнуло.

– Смотри, – снова сказал Поул Мер Ло.

Он навел ружье на канал. Нажал на спуск. Вода забурлила, повалил пар. На только что гладкой поверхности воды забушевал водоворот.

– Смотри, – опять сказал он.

Он навел ружье на землю около веранды. Он уже опустил ружье, а горячая лава еще долго кипела на дне небольшого кратера.

Шах Шан протянул руку и осторожно дотронулся до грозного оружия.

– Поистине это оружие богов, – помолчав, промолвил он. – Скольким оно стоило жизни?

– Никому, – улыбнулся Поул Мер Ло. – Для этого не было повода.

– Это надо запомнить, – улыбнулся в ответ Шах Шан. – Но оно не спасло вас от стрел охотников, не так ли?

– Нет, оно не спасло нас от стрел охотников.

– И это тоже следует запомнить, – сказал Шах Шан, вставая. – Мой господин, вы предложили мне каппу, вы дали пищу моему духу, вы показали мне, что. возможно, мой друг не так безумен, как я пола­гал. Орури – свидетель… А сейчас мне надо идти. Время течет быстрее, чем вода, и многим будет о чем поразмышлять. Живи в мире, друг моего друга… Я надеюсь, что пальцы… это было не слишком больно?

– Все прошло, – кратко ответил Поул Мер Ло. – Это не очень дорогая цена.

Шах Шан почтительно коснулся пальцами своих губ и глаз, повернулся и, спустившись по лестнице, быстро пошел прочь.

Поул Мер Ло стоял и смотрел, как он идет в сторону Священного города.

Не говоря ни слова, Мюлай Туи, взяв пустую чашу из-под каппы и фотонное ружье, унесла их в дом.

9

Вопрос о возможности существования жизни на других планетах постоянно обсуждался на борту «Глории Мунди». В первые три месяца полета, пока анабиозные камеры пустовали, все разговоры происходили или в кают-компании сразу после ужина, или вечерами в библиотеке. В последние три месяца – в обсерватории. В течение девятнадцати лет полета, когда одна пара несла вахту, а остальные лежали в холодных объятиях искусственного сна, излюбленным местом дискуссий стала штурманская. Именно здесь хранился и ежедневно заполнялся корабельный журнал. Именно здесь вели личные дневники и оставляли письма тем, кто находился в анабиозе; письма, скрашивающие долгие, монотонные дни вахты длиною в месяц.

Именно здесь на семнадцатый год полета Анна и Пол Мэрлоу устроили праздничный ужин – цыпленок табака и шампанское – в честь успешной ликвидации первой за весь полет пробоины. Небольшой, чуть меньше дюйма в диаметре метеорит прошил «Глорию Мунди» насквозь, оставив два аккуратных, как от крупнокалиберной пули, отверстия в корпусе корабля.

Начало падать давление, и тут же сработал сигнал тревоги. Пол и Анна (как они неоднократно делали на тренировках) бросились к скафандрам и облачились в них задолго до того, как им могла бы угрожать взрывная декомпрессия. Уже через пять минут они обнаружили пробоины, а еще через пятнадцать заделали их самозастывающей мастикой. Через несколько минут Пол наложил на временные заплаты полудюймовые титановые пластины, и проблема была решена. И хотя все это можно было назвать «чрезвычайным происшествием» только с большой натяжкой, оно послужило отличным поводом для того, чтобы открыть бутылку драгоценного шампанского. Сделав о случившемся краткую запись в бортовом журнале, Пол оставил французской паре, сменяющей их на вахте, записку:

– Благодаря нам вы избежали участи более страшной, нежели оказаться заживо замороженными. Поэтому мы сочли возможным раздавить бутылочку «Мэт э Шандон’ 11». По-моему, совсем неплохой год… Можете нам не завидовать. Мы ее заработали. Пол.

Вот так и вышло, что они с Анной оказались за столом в штурманской с бутылкой «Мэт э Шандон» в импровизированном ведерке со льдом, и Альтаиром за толстым параплексовым окном.

– Предположим, – сказал Пол после второго бокала, – что мы прилетим на планету, где нет ничего, кроме воды. Ни клочка суши. Нигде. И что мы тогда будем делать?

– Ну, это совсем просто, – захихикала Анна, качая головой, украшенной, словно короной, густыми черными волосами. Она очень редко пила вино, и, похоже, шампанское ударило ей в голову. – Мы спустимся пониже и направим аквалангистов на поиски разумных губок.

Наступило молчание.

– Странное дело, – наконец нерешительно произнес Пол, – но я всю жизнь не знал, верю я в Бога, или нет.

– Что есть Бог? – не удержалась от риторического вопроса Анна. – Это всего лишь продолжение человеческого «эго»… так сказать мегаломания, по определению…

– Ну, на поприще психологического жаргона, – засмеялся Пол, – ты со мной лучше не тягайся! Ты всего-навсего талантливый любитель, а я – матерый про­фессионал.

– Ну и что же общего имеет Господь Бог с разумными губками? – воинственно спросила Анна.

– Ровным счетом ничего… Кроме того, что, возможно, Бог все-таки существует, и, возможно, (нельзя исключить такую вероятность), обладает чувством юмора. И он просто так, смеха ради, мог взять да и создать и разумных губок, и дебильных суперменов, и пигмеев – любителей партеногенеза, или, скажем, свихнувшихся на сексе сороконожек. Вдруг его, например, интересует, как, встретившись с ними, поведут себя другие сумасшедшие существа – люди.

– Ну, если Бог и есть, – снова хихикнула Анна, – а я лично в этом очень сомневаюсь, то даю голову на отсечение, что человек – это piйce de божественной rйsistance. Люди – они такие чертовски сложные, что Бог просто-напросто запутался бы, пытаясь представить себе нечто еще более сложное… В любом случае, если у Альтаира есть обитаемые планеты, то я ставлю на твоих сексуальных сороконожек. Это, по крайней мере, было бы забавно. Ты только подумай, какие возможны позы, если у тебя такое множество ног…

Пол снова наполнил бокалы и печально посмотрел на опустевшую бутылку.

– Есть и другая сложность… – задумчиво произнес он. – Предопределенность. Судьба. Рок. Наш корабль – это всего лишь пуля, пущенная наугад в темноту. Но что, если все действительно предопределено? А вдруг мы мчимся через световые годы только для того, чтобы успеть на свидание в Самарру?

– Брось молоть чепуху, – махнула рукой Анна. – Детерминизм – это очень мило, но только до тех пор, пока он не вышел из-под контроля. В бесконечно изменчивой вселенной должны существовать бесконечно меняющиеся возможности… Но если тебе интересно, что я на самом деле думаю, то могу сказать: скорее всего, мы вообще не найдем никаких планет. В лучшем случае – пару обожженных солнцем астероидов. И уж точно не встретим никакой, и тем более разумной, жизни.

– Но почему?

– Второй закон Паркинсона.

– Что это за закон?

– Ты что, – поразилась Анна, – никогда не слышал о Втором законе Паркинсона?

– Я и о первом никогда не слышал.

– Но в этом-то все и дело. Первого закона не существует. Так же как и третьего, Есть только второй.

– Ну, ладно, сдаюсь. Я даже не стану спрашивать, кто такой Паркинсон. Но все-таки, что это за Второй закон его имени?

– Этот закон гласит, что если неприятность может случиться, то она обязательно произойдет.

– Значит, ты полагаешь, что мы или останемся без гроша или сразу выиграем миллион?

– Так безопаснее, – мрачно изрекла Анна. – Какой нормальный человек станет связываться с Паркинсоном? Главное – всегда ожидать самого худшего. Тогда что бы ни случилось, ты будешь приятно удив­лен.

Пол помолчал минуту или две, обдумывая услышанное, а затем произнес:

– Пожалуй, я рискну выступить в роли ясновидящего.

– Ну что ж, – Анна повернулась к иллюминатору. – Вон он, твой магический кристалл, – и она показала на светлый диск Альтаира. – И что же ты нам нагадаешь, моя милая цыганка?

– Я вижу самый большой приз, какой только возможен, – Пол, не отрываясь, смотрел на ждущую их звезду. – Мы найдем планету земного типа, и на ней будет жизнь. И даже разумные существа.

– Ну, ты загнул! Выбрал самый маловероятный случай, не правда ли?

– В гробу я видал все эти вероятности! Я скажу больше! Мы действительно обнаружим на Альтаире разумных существ… И мне почему-то кажется, что мы и правда торопимся на свидание в Самарре.

– Что это такое? – улыбнулась Анна.

– Ты что, никогда не слышала о свидании в Самарре?

– Touche. Prosit. Grass Gott… Шампанское – просто великолепное.

– Это восточная сказка, – начал Пол. – Рассказывают, что когда-то в Багдаде жил-да-был слуга одного очень богатого человека. А может, дело было в Басре… Так или иначе, но однажды отправился этот слуга на базар за покупками. И надо же было так случиться, что он повстречал там Смерть, которая как-то странно на него посмотрела… Слуга опрометью бросился домой и все рассказал своему хозяину: «Господин, – сказал он, – только что на базаре я встретил Смерть, которая посмотрела на меня так, словно хотела забрать с собой. Одолжи мне своего самого быстрого коня, и к вечеру я уже буду в Самарре. Так я спасусь от Смерти!»

– Вполне разумно, – заметила Анна. – За инициативу слуге можно поставить восемь баллов по десятибалльной шкале.

– В этом-то все и дело, – продолжал Пол. – Слуга проявил слишком много инициативы. Богач одолжил ему лошадь, и тот не мешкая поскакал в Самарру. Но через некоторое время богач подумал: «Как это все нелепо! Я потерял отличного слугу. Мне будет его не хватать. Смерть не имела никакого права пугать его. Схожу-ка я на рынок и выскажу этой старухе все, что думаю по этому поводу.»

– Noblesse oblige, – снова прервала Пола Анна. – Очень благородно с его стороны.

– Ну так вот… Богач действительно пошел на рынок, нашел там Смерть, и взяв ее за рукав, сказал: «Послушайте, вы, – ну или что-то в этом роде, – чего ради вы до смерти напугали моего слугу?» Подобные слова, похоже, очень развеселили Смерть. «Господин, – ответила она, – я просто недоуменно на него посмотрела». «Но почему? – воскликнул богач. – он совершенно обычный слуга!» «Я удивилась потому, – пояснила Смерть, – что никак не ожидала увидеть его здесь. Видите ли, у нас с ним сегодня вечером свидание в Самарре».

– Я всегда знала, что от шампанского бывает шизофрения, – помолчав, вынесла свой вердикт Анна. – Одно мгновение ты словно на седьмом небе, а потом бац! и осталась только головная боль… Во всяком случае мы-то не встречали Смерть на базаре, не правда ли?

– А что, скажешь, нет? – удивился Пол. – Разве это не она смотрела нам в глаза, когда мы летели на околоземную орбиту? И разве мы не ее видели, когда стартовали? И разве не над Смертью мы смеемся, когда в очередной раз ложимся в анабиоз?

– Я не боюсь смерти, – сказала Анна. – Я боюсь боли… и чувства страха…

– Бедная моя. Я веду себя словно призрак на банкете. Черт побери Смерть, шутки ради, запулила в нас метеоритом, к что? Никаких последствий. Видимо, ада просто не слишком ее интересуем, так?

– Мне холодно? – пожаловалась Анна, – К тому же, – продолжала она, – во мне начинают пробуждаться кое-какие сексуальные желания. Пошли-ка лучше в постель,

– Ваши сексуальные желания для меня закон, – улыбнулся Пол, вставая. – Слава Богу, о порядке пока что можно не беспокоиться. Еще целых десять дней до того, как наступит наш черед покрываться инеем.

Анна взяла его за руку.

– Именно от этого на меня и веет холодом, – сказала она. – Но пока у нас еще есть время, пойдем, согрей меня…

На порту «Глории Мунди» только в одной каюте была двухспальная кровать. Ее прозвали – «Каюта молодоженов». Туда-то они и направились.

Но все то время, что они занимались любовью, мысль о свидании в Самарре не давала Полу покоя.

Он все еще чувствовал во рту привкус шампанского. Как, впрочем, и Анна.

И вкус этот казался им горьким.

10

Он проснулся и понял, что дрожит. Он судорожно осмотрелся, пытаясь понять, где находится Чувство дезориентации быстро прошло.

В углу от установленной на миниатюрном фаллосе Орури маленькой масляной лампы к соломенной крыше тянулась тонкая струйка дыма. Лениво жужжали мухи. Рядом с ним, небрежно положив смуглую руку ему на живот, мирно спала обнаженная темнокожая девушка.

Он посмотрел на ее крохотную ладошку с четырьмя пальцами. На ее лицо, такое ясное и безмятежное. Лицо женщины другого мира, и однако, в центральной Африке оно, наверное, не вызвало бы особого удивления. Но эта безмятежность была ему неприятна. Он потряс ее за плечо.

Потирая сонные глаза, Мюлай Туи села.

– Что угодно моему господину? Ведь девять сестер еще наверняка летают.

– Произнеси мое имя! – потребовал он.

– Поул Мер Ло.

– Нет, не Поул! Скажи Пол.

– Поул.

– Нет. Пол.

– По-ел, – произнесла Мюлай Туи, тщательно выговаривая слова.

Он ударил ее.

– По-ел, – передразнил он. – Нет, не По-ел. Скажи правильно. Пол.

– Поел.

Он снова ударил ее.

– Пол! Пол! Пол! Ну, скажи!

– Полэ, – сквозь слезы проговорила девушка. – Полэ… Мой господин, я стараюсь изо всех сил.

– Значит, недостаточно, – отрезал он. – С какой стати я должен учить ваш язык, когда вы даже имени моего нормально произнести не можете? Скажи Пол!

– Пёл.

– Уже лучше… Пол.

– Пол.

– Очень хорошо. Действительно очень хорошо. Теперь попробуем Пол Мэрлоу.

– Пёл Мер Ло.

Он опять ударил ее.

– Слушай меня внимательно. Пол Мэрлоу.

– Пёл Мах Ло.

– Пол Мэрлоу.

– Пол Мах Ло.

– Пол Мэрлоу!

– Пол… Мэрлоу… – к этому времени Мюлай Туи уже сама не понимала, что говорит.

– Получилось! – воскликнул он. – Теперь верно. Меня зовут именно так. Ты будешь называть меня Полом. Понятно?

– Да, господин.

– Да, Пол.

– Да, Пол, – послушно повторила Мюлай Туи, вытирая слезы с лица.

– Понимаешь, – бормотал он, – это очень важно. Очень. Каждый человек должен сохранять свое имя, как ты думаешь?

– Да, господин.

Он замахнулся.

– Да, Пол, – быстро поправилась она и, подумав, нерешительно спросила. – Мой господин не одержим бесами?

Он засмеялся, но этот смех оказался недолгим. Слезы заструились по его лицу.

– Да, Мюлай Туи. Я и вправду одержим бесами. И мне кажется, что они будут преследовать меня до конца жизни…

Мюлай Туи прижала его к своей груди, укачивая, словно маленького ребенка.

– О господин мой, Пол, – прошептала она, – большая печаль живет в твоем сердце. Она шипит, как вода, попавшая на раскаленные угли. Лучше убей меня или прогони прочь, но только не дай мне видеть такое горе у человека, которому мне не суждено принести первый дар Орури.

– Что за первый дар Орури?

– Ребенок, – просто ответила девушка.

Он подскочил будто ужаленный.

– Откуда ты знаешь, что у нас с тобой не может быть детей?

– Господин… Пол… Ты любил меня много-много раз.

– Ну, и?..

– С тех пор, как я покинула Храм Веселья и больше не нойя, я перестала носить шиво. Пол, ты любил меня много раз. Если бы ты был как все байани, то сейчас я бы уже носила в себе плод нашей любви. Но я не располнела, я все такая же стройная. Значит, Орури не хочет благословить нас своим даром… Я согрешила, мой господин… Не знаю как, но согрешила… Наверно, если бы на моем месте была другая…

Он смотрел на нее, пораженный до самых глубин своей души. Словно пелена спала у него с глаз; на какой-то миг он почувствовал в Мюлай Туи мудрость большую, чем та, что он сможет когда-либо постичь.

– Это правда, – после долгого молчания спокойно сказал он. – Я действительно хочу иметь ребенка, хотя до этого момента и не подозревал об этом… Я многого не знаю… Но на тебе нет греха, Мюлай Туи, я думаю, дело в том, что моя кровь и твоя не могут смешаться. Наверное, у меня может быть ребенок только от женщины моего народа. И поэтому я не стану прогонять тебя.

– Мой господин милостив, – вздохнула Мюлай Туи и улыбнулась. – Но если я не могу принести ребенка тому, кто прилетел к нам на серебряной птице, я не хочу приносить его никому другому.

Не говоря ни слова, он обнял ее.

– Как ты думаешь, – наконец спросил он, – что же все-таки связывает нас?

– Нас ничего не связывает, Пол, – не поняв его, ответила она, – кроме воли Орури.

11

Под бескрайним зеленым куполом леса, по тихим водам Канала Жизни медленно плыли три золоченые баржи. Па первой в маленьком затененном паланкине, охраняемом восемью крепкими жрицами, находилась Оракул Байа Нор На второй – бог-император Энка Нэ в окружении восьми воинов, Совет Трех и чужестранец Поул Мер Ло. На третьей – еще восемь воинов и три девочки-подростка, которых ждала смерть.

Скромно сидя у подножия возвышения, на котором восседал бог-император, Поул Мер Ло внимательно слушал своего сюзерена.

– Жизнь и смерть, – говорил Энка Нэ голосом, удивительно похожим на голос Шах Шана, нищего водоноса, – это всего лишь две крохотные части беспредельной славы Орури. Краткий миг живет на земле человек, рожденный женщиной: но и у истока реки времени, и у ее конца его встречает Орури. Ибо Орури и есть эта река. И люди на ней – это тоже Орури, и их единственная цель в жизни – выполнить его непостижимую для них волю. Не правда ли, красивая мысль?

Энка Нэ изменил позу, и пестрый плюмаж мягко зашелестел. Поул Мер Ло – Пол Мэрлоу, землянин – никак не мог привыкнуть к тому, что под этим ярким. переливающимся оперением и внушительной птичьей головой скрывается плоть юноши, почти мальчика, с которым он когда-то говорил.

– Господин, – осторожно сказал он. – красиво все, во что человек искренне верит. Вера прекрасна сама по себе, так как придает смысл жизни. Уродлива только боль, ибо она искажает красоту.

– Боль – это тоже дар Орури, – неодобрительно посмотрел на него Энка Нэ. – Орури радуется, когда человек принимает боль с благодарностью, когда человек понимает, что выпавшие на его долю испытания приближают его к божественному лицу… Смотри! Вон летит гуйанис! И она следует воле Орури. А ведь прожив меньше месяца, она получит последнюю божественную милость, радостно приняв смерть.

Поул Мер Ло сидел и смотрел, как гуйанис – ярко окрашенная бабочка с размахом крыльев более метра – бесцельно и лениво порхает над Каналом Жизни, прямо перед баржей Оракула. Вдруг с одного из деревьев на краю канала прямо на нее кинулась большая птица с кожаными перепонками вместо крыльев. Мгновение – и она, даже не задержавшись в полете, уже держала гуйанис в зубастом клюве. И только оторванное крыло гигантской бабочки одиноко кружилось, падая вниз к журчащим водам канала.

Энка Нэ хлопнул в ладоши.

– Убей! – сказал он, показав на птицу.

Один из воинов поднял к губам духовую трубку. Тихонько свистнула стрела, и летящая метрах в двадцати птица, казалось, замерла на лету, пронзенная насквозь. Еще секунда, и судорожно хлопая внезапно обессилевшими крыльями, она с шумом упала в воду.

– А теперь умри ты, – мягко сказал Энка Нэ, повернувшись к воину. – Умри и живи вечно.

– Господин, – улыбнулся тот. – Я недостоин.

Затем он вынул из колчана новую стрелу и спокойно вонзил ее прямо себе в горло. Не издав ни звука, со счастливым выражением на лице, воин рухнул за борт.

– Так Орури достигает поставленной цели, – пристально глядя на Поула Мер Ло, заметил Энка Нэ.

Поул, не отрываясь, смотрел на черные воды Канала Жизни. Вот скрылось из виду тело мертвого воина. Вот проплыло мимо борта ярко окрашенное крыло, а за ним – еще трепещущее тело птицы, крепко сжимавшей в клюве то, что осталось от гуйанис.

Землянин Пол Мэрлоу пытался бороться с фатализмом, вынудившим его принять роль Поула Мер Ло в этом похожем на сон мире. Психолог в нем прекрасно понимал, что оба они, такие разные, населяют одно тело, и что полем битвы между ними является он сам. Пол всегда останется чужаком – человек технически развитой цивилизации, со сложными и во многом искусственными ценностями, против четких и простых принципов этого дикого мира. Что же касается Поула, то он стремился только к одному – обрести покой и, если возможно, немного удовлетворения на планете, куда его забросила судьба.

Кто плыл по Каналу Жизни вместе с Энка Нэ? Пол или Поул? Он и сам не мог бы ответить на этот вопрос. Он чувствовал, что бескрайний зеленый лес и яркое оперение бога-императора, смысл жизни и значение смерти – все это слишком много для поселившихся в его измученном сознании, непримиримо борющихся друг с другом братьев: Пола и Поула.

Вечерело. На закате одну из девочек принесут в жертву на фаллосе Орури в лесном храме Байа Сур. Поул был заинтригован. Пол – шокирован. Оба не знали, что делать.

– Господин, – сказал Пол, или Поул. – Чья жизнь важнее: гуйанис или твоего воина?

– Кто может ответить на этот вопрос? – улыбнулся Энка Нэ. – Только Орури знает ответ. Разве это не Орури во мне приказал воину слиться с гуйанис в смерти?

– А на этот вопрос кто может ответить? – прошептал землянин. – Кто угодно, только не я.

Советники бога-императора слушали этот диалог в неодобрительном молчании. Им явно не нравилось, что какой-то чужеземец осмеливается сомневаться в словах Энка Нэ.

– Господин, – почтительно произнес один из них. – Возможно ли, что суждения Поула Мер Ло, чья жизнь, конечно, принадлежит вам, неразумны? Этот порок легко исправим.

Энка Нэ потянулся, и перья зашуршали.

– Я не вижу порока, – в упор глядя на советников, сурово сказал он. – Но знайте, этого чужестранца коснулась тень Орури. Тот из вас, кто захочет оспорить божественное предначертание, может потребовать смерти Поула Мер Ло.

Что-то бормоча себе под нос, советники отступили. Поул Мер Ло обливался потом под жаркими лучами заходящего солнца, но где-то глубоко внутри дрожал Пол Мэрлоу.

– Смотри, – повернулся к нему Энка Нэ. – Вон первый камень Байа Сур. – Он показал на высящийся прямо посреди канала обелиск. – Да не придет сюда человек во гневе и без любви в сердце.

В отличие от Байа Нор, Байа Сур – это всего лишь одинокий храм, отделенный от девственного леса высокой каменной стеной. Все население Байа Сур – около сорока человек – высыпало на пристань встречать гостей. Баржа с Оракулом пристала к берегу первой, жрицы осторожно подняли паланкин и понесли его в храм. Энка Нэ подал сигнал, и его баржа тоже подошла к берегу. В шелесте перьев, в блеске, с надменностью божества он сошел на причал. За ним последовали советники, а за ними – чужестранец, Поул Мер Ло. По выложенной камнем дороге они двинулись к храму, никто не остался сопровождать девочек, предназначенных в жертву. Оглянувшись, Поул Мер Ло увидел, как они сами спустились на берег, и словно маленькие заводные куколки, пошли вслед за богом-императором.

Перед жертвоприношением должна была состояться ритуальная трапеза, проводимая в большом Зале Фаллоса. Его освещали лучи заходящего солнца, проникающие через символический женский половой орган, встроенный в крышу храма. В нишах голых, без всяких украшений стен, чадили маленькие масляные лампы.

Паланкин установили прямо перед фаллосом. Рядом поставили чаши: несколько маленьких, пустых, и одну большую, полную каппы. Три девочки сели лицом к фаллосу, скрестив ноги. За спиной у каждой – вооруженный коротким ножом жрец. За жрецами сидели советники, за ними – Поул Мер Ло.

Внезапно тишину разорвал пронзительный и безутешный птичий крик. Энка Нэ важно вошел в зал, и на мгновение Поулу Мер Ло вновь пришлось напомнить себе, что под ярким оперением и птичьей головой скрывается человек. Бог-император что-то клюнул на полу, почесался. Он еще раз издал отчаянный птичий крик и прошествовал к чаше с каппой.

Он помочился в нее, и новый крик разорвал тишину. Он сделал шаг в сторону и замер в неподвижности возле паланкина. Из-за занавесок раздался ответный крик.

Один из жрецов начал раскладывать каппу по чашам. Остальные жрецы тут же принялись их раздавать: сначала девочкам, которые жадно принялись за еду, затем советникам, и, наконец, Поулу Мер Ло.

Пола Мэрлоу тошнило, но Поул Мер Ло заставил себя есть. Через несколько минут скудная трапеза закончилась. Солнце скрылось за горизонтом, и зал наполнился колеблющимися тенями от тусклых масляных ламп.

Бог-император встал, и подойдя к фаллосу Орури обхватил его своими крыльями. Затем, круто повернувшись, показал на одну из девочек:

– Подойди! – та послушно поднялась.

Подойдя к фаллосу, она повернулась к нему спиной, обхватив его руками. Бог-император лег у ее ног. Лицо девочки светилось неподдельным счастьем.

Один из жрецов, взяв ее за подбородок, откинул голову назад. Другой, встав на колени, крепко прижал ее к каменному фаллосу. Третий, с ножом в вытянутой руке, встал рядом, словно собираясь кого-то схватить.

Энка Нэ издал еще один птичий крик. Из занавешенного паланкина послышался ответ. Нож нанес удар, взлетел и ударил снова. Стояла мертвая тишина.

Рука скрылась в разверстой девичьей груди, и вновь появилась, сжимая еще бьющееся сердце.

Кровь потоком хлынула из раны на распростертое тело бога-императора.

Еще два птичьих крика – пронзительных, безутешных, торжествующих.

Поул Мер Ло потерял сознание.

12

Прошло восемь дней. Паломничество подходило к концу. С возвращением Оракула и Энка Нэ в Байа Нор оно завершится окончательно. Орури уже благополучно принял в свои объятия трех девочек-подростков. Вторую жертву принесли в храме Байа Вер, с такой же церемонией, как и в Байа Сур. Третью – в храме Байа Лиз.

Поул Мер Ло научился не падать в обморок при виде вырванного из детского тела живого, бьющегося сердца. Такое поведение, как ему объяснили, в лучшем случае может расцениваться как невежливость. В худшем – как плохая примета.

Теперь, ночью, после церемониального жизнь – через – смерть пира, следующего за жертвоприношением, он лежал в комнате для гостей храма Байа Лиз и думал. Почему Энка Нэ пригласил-приказал ему принять участие в этом путешествии? Сопровождать оракула и бога-императора в паломничестве – это привилегия особо отличившихся на поле брани или в поклонении Орури…

Внезапно Поул почувствовал, что в комнате, кроме есть кто-то еще. Он сел и при свете тусклого светильника увидел перед собой изможденного юношу в отертом саму, у ног которого лежал узелок.

– Орури приветствует вас, – скачал Шах Шан.

– В приветствии благословение, – механически ответил Поул Мер Ло.

– Мне жаль, что я прервал ваши размышления.

– Мои размышления таковы, – улыбнулся Поул, – что я рад любому, кто их прервет.

– Мой друг, о котором я вам, кажется, уже говорил, попросил меня показать вам некоторые вещи, найденные в лесу. Ему кажется, что вам они могу показаться любопытными.

С этими словами Шах Шан развязал узелок, показав его содержимое: пластиковый щиток, разбитая рация и пара атомных гранат.

И тут же Поул Мер Ло превратился в Пола Мэрлоу, со слезами на глазах взирающего на этот странный набор предметов.

– Кто это нашел? – наконец сумел спросить он.

– Жрецы Байа Лиз.

– Больше они ничего не нашли?

– Ничего… За исключением… – Шах Шан заколебался. – Моему другу сообщили, что в глухом лесу появился огромный черный кратер. Все это, без сомнения, очень удивительно. Скажи, эти предметы, они могут для чего-нибудь пригодиться?

– Они принадлежали тем кто прилетел вместе со мной на серебряной птице. Вот это, например, страшное оружие. – Пол Мэрлоу поднял одну из атомных гра­нат. – Если я поверну эти рычажки определенным образом, – он показал на спрятанные в углублениях переключатели, – то пламя охватит всю Байа Лиз.

– Остается надеяться, – невозмутимо заметил Шах Шан, – что волею Орури ты этого не сделаешь.

– Шах Шан, – улыбнулся Пол, – можешь не сомневаться, что не сделаю. Хотя бы потому, что это повлечет за собой и мою собственную смерть.

Юноша немного помолчал.

– Граница владений Байа Нор проходит в одном дне пути отсюда, – наконец сказал он. – Дальше живут дикари. Возможно, те, кто прилетел с тобой, подружились с ними?.. А может, дикари их убили или же твои друзья просто заблудились в лесу и там погибли… Сколько вас было?

– Всего – двенадцать человек.

– Трое попали в Байа Нор.

– Троих из нас воины Байа Нор взяли в плен.

– Как мы назовем случившееся – несущественно, – пожал плечами юноша. – Таким образом, судьба девятерых ваших спутников покрыта мраком неизвестности.

– Эти лесные дикари… Кто они?

– Они называют себя Локх. Мы зовем их Локхали. Мы плохо понимаем их язык.

– А можно встретиться с Локхали, поговорить с ними?

– В принципе можно, – усмехнулся Шах Шан, – но я бы не советовал. Ваша беседа будет, скорее всего, весьма краткой. Эти люди живут ради войн.

– Может быть, если бы Энка Нэ послал им подарки и спросил…

– Энка Нэ не может иметь дела с Локхали, – холодно оборвал его Шах Шан. – Так повелось издавна. Так будет всегда. Когда-нибудь Орури наградит их тяжкими бедами… Поул Мер Ло, мой друг очень удивлен. Оракул предсказал, что вы великий учитель, и что именно благодаря вам Байа Нор достигнет небывалого величия.

– Возможно, я действительно великий учитель, но проку от меня пока что было мало.

– Значит должно стать больше, – просто сказал Шах Шан. – Оракул не ошибается… У моего друга много и величия, и славы, но мало времени. Он хотел бы увидеть плоды вашего учения прежде, чем придет его черед ответить на зов Орури.

– Шах Шан, твой друг не должен ожидать слишком многого. Сама суть обучения заключается в том, чтобы сперва узнать самому и только потом учить этому других.

– Позвольте заметить, уважаемый Поул Мер Ло, но суть обучения в том, чтобы тебя поняли… Это правда, что прошло много дней, прежде чем вы научились языку байани?

– Да, я действительно учил его много-много дней.

– А на каком языке ты говорил с людьми своего племени?

– На языке, который называется «английский».

– Я хочу выучить этот Онг Лиск. Тогда я смогу лучше понять мысли Поула Мер Ло.

– Но какой в этом прок? Ведь все равно в этом мире никто, кроме меня, не знает этого языка.

– Может быть, поэтому я и хочу его выучить… Я бедный, маленький человек, и мне нечего вам предложить… Но мой влиятельный друг был бы очень доволен.

– Что ж, Шах Шан, – рассмеялся Пол Мэрлоу, – будь по-твоему. Твой друг или очень умен, или очень глуп.

– Ты действительно не знаешь? – удивленно посмотрел на него Шах Шан. – А разве не может мой друг в чем-то оказаться умным, а в чем-то глупым?

13

Пол Мэрлоу сидел на веранде своего дома. Он стукнул пустой кружкой о ступеньку, я тут же Мюлай Туи молча налила в нее очередную порцию вина из каппы.

Он сделал большой глоток и с горьким удовлетворением почувствовал, как, обжигая горло, вино бомбой разорвалось в желудке. Он быстро пьянел, но это его ничуть не беспокоило.

– Большегрудая темнокожая сучка, – пробормотал он по-английски.

– Мой господин? – не поняла Мюлай Туи.

– Зови меня Пол, черт тебя подери! – снова по-английски.

– Пол? – с тревогой повторила нойя. Только это слово она и разобрала.

– Спасибо, – он перешел на байани. – А теперь помолчи. Бывает время, когда мужчина ведет себя как последний идиот. У меня оно как раз сейчас и наступило.

Прижав к груди кувшин с вином – на случай, если Поул Мер Ло захочет еще – Мюлай Туи поклонилась и села на пол.

Сумерки. И девять лун Альтаира Пять гоняются друг за другом по небу, словно… «Словно кто? – подумал Пол Мэрлоу. – …Словно испуганные птицы?.. Девять летающих куч космического мусора…»

– Я мертв, – сказал он по-английски. – Я обыкновенный труп, но с памятью… Интересно, что сегодня вечером творится на Пикадилли? Кто в этом году победил в отборочных матчах, и о каком новом сенсационном скандале расскажут завтрашние воскресные газеты? Ведь сегодня (я абсолютно уверен) субботний вечер. А значит, мое время веселиться.

Он допил вино, а снова застучал кружкой по ступеньке. Мюлай Туи молча налила еще.

Ему хотелось послушать Бетховена – что угодно из старого доброго Бетховена. Но до ближайшего стерео устройства – не один десяток световых лет. Черт возьми!

– Я буду читать стихи, – ни к кому не обращаясь заявил Пол Мэрлоу. – Почему бы мне не почитать стихи? Все произошло совсем в другой стране, да и девица та давно умерла.

– Пол? – нерешительно спросила Мюлай Туи.

– Заткнись! Или кровь потечет как вода, – с пафосом заявил Пол и засмеялся. Но смех тут же перешел в приступ кашля. Откашлявшись:

– Говоря языками людей, – начал он с выражением,

– Что понятно из разбитого образа, из одинокого света луча,

из белой звезды над зимним болотом,

где резкие крики ночных птиц

дрожат над неслышными никому голосами,

и река

смеху подобно поет в полуночном тумане?

– Пол? – опрометчиво спросила Мюлай Туи.

– Я же сказал тебе, заткнись, сучка ты невежественная!.. Да, так о чем это я?.. Я читал стихотворение какого-то чертова, жившего еще в двадцатом веке, поэта, чье имя я сейчас никак не могу вспомнить… А почему мне вспомнились именно эти слова именно этого поэта? Я скажу тебе, маленькая байаньская шлюха. Потому что во мне дыра. Дыра, понимаешь? Чертовски большая дырка шириной в одно человеческое сердце и глубиной в двадцать световых лет… Я мертв, Горацио… Куда, черт возьми, делось это пойло?

Мюлай Туи ничего ему не ответила. Если ее господину угодно говорить языком демонов, то ничего тут не поделаешь. И не скажешь.

– Куда, черт возьми, делось это пойло? – вновь по-английски потребовал Пол Мэрлоу.

Мюлай Туи не шелохнулась.

Он встал и, сделав пару нетвердых шагов, выбил. кувшин у нее из рук. Вино разлилось по веранде, и удушливо сладкий запах наполнил воздух.

Пол Мэрлоу упал лицом в лужу, его вырвало.

Некоторое время спустя Мюлай Туи, кое-как вытерев ему лицо, затащила Пола в дом. Она попыталась поднять его на кровать, но не хватило сил.

Храпя во сне, он так и остался лежать на полу.

14

Дьявольская машина была готова. Она стояла возле маленького, крытого соломой домика, в котором жил Поул Мер Ло. Рабочие – плотник и каменотес, построившие машину по указаниям Поула, ухмыляясь, словно пара счастливых обезьян, разглядывали творение своих рук. За выполненную работу Поул обещал им по медному кольцу. Мюлай Туи утверждала, что он чудовищно переплатил, но щедрость, если Поул и впрямь проявил щедрость, была в этом случае уместна. Не часто на долю человека выпадает возможность создать нечто, в корне меняющее целую цивилизацию.

Сидя на веранде, Мюлай Туи невозмутимо смотрела на небывалую машину. Нойя даже не догадывалась, что стала свидетелем технологической революции в Байа Нор. Да ее это не очень-то и заботило. Если создание этой штуки доставило Поулу Мер Ло удовольствие, то она за него рада. Впрочем, ее несколько разочаровывало, что человек, рожденный для величия, он, чей тану доставлял ей неведомый ранее экстаз, разменивается на постройку детских игрушек.

– Ну, и как она тебе нравится? – спросил ее Поул Мер Ло.

– Хитреq \o (о;ґ) сделано, мой господин, – улыбнулась Мюлай Туи. – Кто знает, возможно, эта штука даже красива. Не мне судить о вещи, которую соблаговолил построить мой господин.

– Меня зовут Пол.

– Да, Пол. Извини. Просто мне доставляет удовольствие называть тебя моим господином.

– Тогда постарайся запомнить, Мюлай Туи, что мне, в свою очередь, доставляет удовольствие слышать, как ты называешь меня Полом.

– Да, Пол. Я запомню.

– Ты знаешь, что это такое?

– Нет, Пол.

– Это нечто, для чего в вашем языке нет даже названия. Поэтому я назову это словом из своего языка. Это устройство называется повозка.

– По-ука.

– Нет, повозка.

– Позка.

– Уже лучше. Попробуй еще раз – повозка.

– Позка.

– У этой повозки четыре колеса. Ты знаешь, что такое колесо?

– Нет, Пол.

– Скажи – колесо.

– Коесо.

– Очень хорошо. Колесо. Благодаря колесам люди больше не будут таскать груз на спине.

– Да, Пол.

– Ты, конечно, видела, как, сгибаясь пополам, бедняки тащат вязанки дров, кувшины с водой, тюки каппы или корзины с мясом.

– Да, Пол.

– Повозка, – гордо сказал Поул Мер Ло, – облегчит их труд. С ее помощью один человек сможет везти груз за десятерых, а остальные смогут заняться чем-нибудь другим. Разве это не замечательно?

– Действительно замечательно, – послушно согласилась Мюлай Туи.

– Господин, – обратился к нему один из рабочих, – теперь, когда мы построили позку, какова будет Ваша воля?

– Я желаю пойти к Энка Нэ, – ответил Поул. – Я желаю подарить эту повозку богу-императору, чтобы он проявил свою мудрость, повелел построить много-много таких повозок и тем облегчил жизнь людей Байа Нор.

Улыбки исчезли с лиц байани.

– Господин, строить позку – это одно дело, но дарить ее Энка Нэ – это совсем другое…

– Вы что, боитесь?

– И должно бояться. Перед величием Энка Нэ надлежит испытывать страх.

– Но надлежит также, – сказал Поул Мер Ло, – делать подношения богу-императору. Я чужестранец. Эта повозка и есть мое подношение… Давайте сделаем так… Смотрите, я сяду в повозку, а вы, взявшись за эти палки, потащите ее и меня вместе с ней. Может случиться так, что Энка Нэ понадобятся люди, умеющие насадить колесо на ось.

Усевшись в повозку, Поул Мер Ло терпеливо ждал, пока байани, о чем-то пошептавшись друг с другом, тут же, не сходя с места, помочились. С этим обычаем Поул Мер Ло встречался уже не в первый раз. Так байани из низших слоев общества обычно замаливали грех, который собирались совершить.

Наконец, закончив ритуал, байани взялись за палки, носящие в другом, неведомом им мире, название «оглобли», и повозка медленно покатилась по Дороге Тягот по направлению к Третьей Улице Богов. Поул Мер Ло весело помахал рукой Мюлай Туи.

– Да пребудет с тобой Орури, – сказала она, – в конце твоего пути, так же, как и в его начале.

– Да пребудет Орури с тобой всегда, – ответил он и добавил. – Пусть краски танца украсят твое тело сегодня вечером. Я думаю, нас посетит радость.

Утро стояло просто великолепное. Было тепло, но не душно. Кристально чистый воздух еще не превратился в густой сироп. Чувствуя себя единым со всем окружающим, Поул Мер Ло сидел, слушая, как скрипят деревянные колеса о каменные оси повозки, и чувство удовлетворения наполняло его душу.

Со стороны леса дул легкий ветерок, донося до него странные, чарующие запахи. Его пьянил аромат тайны, тот тонкий сплав удивительных запахов, из-за которого Поул иногда чувствовал себя счастливейшим человеком во вселенной. Вот он, тот самый дальний берег! А вот и следы, о которых мечтал Пол!

Вскоре повозка догнала группу охотников, возвращающихся с добычей в город. Раскрыв от удивления рты, они уставились на невиданное диво.

– Орури приветствует вас, – весело поздоровался Поул.

– В приветствии благословление, – последовал от­вет.

– Господин, – спросил один из охотников, – что это за штука, на которой вы сидите, и которую с такой легкостью тащат всего два человека?

– Это повозка. Она едет на колесах. Если будет на– то воля Энка Нэ, вы скоро сможете возить мясо в город на повозках, подобных этой. Скоро, очень скоро люди Байа Нор познают значение колеса.

– Господин, – ответил изумленный охотник, – видимо, это и правда удивительная вещь. Я буду молиться, чтобы на нее снизошел знак благоволения.

– Какой такой знак благоволения?

– Господин, есть только один знак благоволения, и это благоволение Орури.

Повозка достигла конца Дороги Тягот, и широкая грунтовая дорога перешла в еще более широкую, вымощенную камнем Третью Улицу Богов. Колеса весело загрохотали по мостовой. С удивлением и интересом (так, по крайней мере, казалось Поулу Мер Ло) глазели на необыкновенное зрелище многочисленные горожане.

Поул был бы ближе к истине, если бы обратил внимание, что на лицах байани, мимо которых он проезжал, написано не только удивление, но и неприязнь. Но мысль о возможной враждебности слишком поздно пришла ему в голову.

К этому времени они уже достигли Священного города. За повозкой тянулось больше пятидесяти любопытных, но в этом, самом по себе, еще не было ничего плохого.

Но тут, как на грех, Поулу Мер Ло встретился один из черных жрецов Ордена Слепых. И надо же так случиться, что колеса повозки проехали прямо по пальцам его босых ног.

Жрец вскрикнул и сорвал капюшон с лица.

Щуря отвыкшие от дневного света глаза, он наконец разглядел Поула.

– Орури уничтожит! – завопил он. – Это – оскорбление избранных! Орури уничтожит!

Воцарилась гробовое молчание. Не понимая, что, собственно, произошло, Поул Мер Ло, открыв рот, глядел на жреца.

И тут кто-то бросил первый камень. Толпа зашумела. Вслед за первым камнем, который попал в повозку, не причинив ей никакого вреда, полетели еще и еще.

– Вот он – ответ Орури! – не унимаясь, вопил жрец.

И град камней превратился в каменный ураган.

– Остановитесь! – закричал Поул Мер Ло. – Остановитесь! Эта повозка предназначена Энка Нэ.

Выпустив из рук оглоблю, упал, обливаясь кровью плотник. Каменотес пытался было спастись бегством, но толпа тут же его поймала.

– Остановитесь! – продолжал кричать Поул Мер Ло. – Именем Энка Нэ, я…

Он не договорил. Пущенный опытной рукой подростка небольшой, но удивительно тяжелый камешек попал ему прямо в лоб. Мир завертелся у него перед глазами, и он потерял сознание.

15

Поул Мер Ло очнулся от острой, пульсирующей боли. Он приоткрыл глаза и увидел, что находится в комнате без единого окна. Тут и там в нишах каменных стен чадили масляные лампы.

Поул почувствовал холод.

Он попытался шевельнуться и не смог.

Скосив глаза, он увидел, что прикован к каменной плите.

Над ним склонился байани в белом, закрывающем лицо капюшоне.

– Душа вернулась к святотатцу, – сказал он кому-то невидимому, для Поула Мер Ло. – Теперь чужеземец будет говорить.

– Кто… Кто вы? Почему я здесь? Что случилось?

– Я – Индру Са, генерал Ордена Слепых. Ты – Поул Мер Ло, чужеземец в этой стране, и возможно, орудие Хаоса.

– Что с теми, кто был со мной?

– Они мертвы.

– Но почему?!

– Орури раздавил их в своих объятиях, ибо они стали жертвами Хаоса. Не упоминай их больше, чуже­земец. Теперь у них нет имен. У их отцов никогда не было сыновей. У их детей не было отцов. Их жизнь и смерть не имеют значения… Но вот тебя, чужеземец… Орури не прижал тебя к своей груди, Орури взглянул на тебя, но не призвал к себе. Мы должны это понять.

– Я шел в Священный город, к Энка Нэ. Я хотел подарить Энка Нэ построенную по моему указанию повозку.

– Энка Но звал тебя?

– Нет, – ответил Поул Мер Ло.

– Помогите ему, – приказал байани в клобуке.

Откуда-то из полумрака рядом с ним материализовалась еще одна темная фигура.

Поул Мер Ло почувствовал, как холодный металл коснулся его обнаженного живота. И тогда он закричал.

В ужасе он смотрел на большой, похожий на клещи инструмент, впившийся в его плоть.

– Я страдаю вместе с тобой, – говорил ему Индру Са. – Бог-император принимает только тех, кого он зовет… Помогите ему!

Клещи сжались и повернулись. Поул Мер Ло снова закричал.

– Может быть, так Орури услышит твою печаль, – пояснял Индру Са. – Возможно, твое невежество и самонадеянность пробудят милосердие… Чужеземец, ты ехал не на спине животного, а на чем-то, созданном руками человека. Как ты назвал эту вещь?

– Повозка.

– Помогите ему!

И снова сжались клещи. Снова повернулись. И снова закричал Поул Мер Ло.

– Позки больше нет. Орури стер ее с лица земли. Но чего ты хотел достигнуть, создав эту позку?

– Это был подарок, – простонал Поул Мер Ло. – Подарок для Энка Нэ. Я думал… я думал, что когда бог-император увидит, какая это полезная вещь, он прикажет построить много-много таких повозок. И тяжкий труд людей станет чуть-чуть легче.

– Чужеземец, – прервал его Индру Са. – Тяготы, которые человек терпит на земле – это дар Орури. Да не преуменьшит рука человеческая этого дара… Помогите ему!

И снова боль и крик наполнили мир Поула Мер Ло. А потом он потерял сознание. Когда он пришел в себя, Индру Са все еще говорил. И говорил он, похоже, уже давно.

– …а значит, – рассуждал жрец, – становится совершенно ясно, что ты стал слепым орудием Хаоса. Уничтожены два человека, уничтожена позка, а пострадавшей ноге нашего брата потребуется длительный от­дых. Поул Мер Ло, отрекись от своего невежества. Отрекись от своей самонадеянности. Возблагодари Орури за дар быстрой смерти, которая, если принять во внимание, как велик порожденный тобой хаос, есть…

Пронзительный птичий крик прервал его на полуслове.

Мгновенно Индру Са рухнул на колени, лицом в каменный пол.

Поул Мер Ло услышал шорох, увидел украшенную ярким плюмажем птичью голову и пестрое оперение, переливающееся даже в тусклом свете масляных ламп.

– Кто здесь говорит о смерти? – спросил высокий пронзительный голос.

Наступившую тишину вновь разорвал птичий крик.

– Кто здесь говорит о смерти?

– Господин, – поднялся на ноги Индру Са. – Чужеземец принес нам хаос.

– Но кто говорит о смерти?

– Господин, хаос возникает, когда прекращается существование, а значит, наградой ему должна служить смерть.

– Орури слышит твои слова, Индру Са, достойнейших из людей, опора закона. Орури слышит тебя и зовет к себе.

Словно сквозь туман, Поул Мер Ло увидел, как в комнату вошли еще несколько человек.

Новый пронзительный птичий крик и короткий приказ Энка Нэ:

– Убей!

Вперед шагнул воин, и короткий трезубец вонзился в горло Индру Са. Короткий хрип – и тот распростерся на полу.

– Освободите инструмент Хаоса, – приказал Энка Нэ, и не дожидаясь выполнения своего приказа, повернулся и пошел прочь.

Несколько минут спустя Поул Мер Ло с удивлением обнаружил, что поднимается по узкой винтовой лестнице, а еще через мгновение, шатаясь, вышел на ослепительный, до боли яркий солнечный свет.

16

– Как удивительна эта дружба, которая возникала между нами, – на отличном английском говорил Шах Шан. – Мы – люди двух разных миров. Разве это не чудо, что Орури направил твой путь через бесконечный мрак космоса, чтобы пролить свет на мрак моей души? – он рассмеялся. – Мне во всем хочется видеть взаимосвязь.

– Шах Шан, – отвечал Пол Мэрлоу, – ты поразительно талантливый ученик. Всего за двести дней – четыре байаньских месяца – ты выучил мой язык лучше, чем некоторые люди моего родного мира, изучающие его годами.

– Это потому, что я хочу понять твои мысли.

– На Земле тебя без всякого сомнения назвали бы гением.

– Я так не думаю, – снова засмеялся Шах Шан. – Судя по тому, что ты мне рассказывал, на твоей планете есть много людей куда одареннее меня.

– По нашим меркам, – возразил ему Пол, – тебе всего девятнадцать лет – ты совсем мальчик. И однако, ты мудро управляешь государством. Буквально за несколько месяцев ты воспринял новой для себя информации больше, чем наши самые талантливые юноши смогли бы освоить за такое же количество лет.

– Пожалуйста, Пол, – пожал плечами Шах Шан, – не надо так говорить. Старое с трудом уступает место новому. В Байа Нор правит Энка Нэ. А простой водонос Шах Шан – это всего лишь его тень.

– Ритуальная шизофрения, – рассмеялся Пол.

– Прошу прощения?

– Извини. Я хотел сказать, что ты в некотором смысле вмещаешь в себя не одну личность, а сразу две.

– Голосом Энка Нэ говорит Орури, – возразил Шах Шан и улыбнулся. – Но Шах Шан слишком ничтожен, и потому может говорить сам за себя.

– Пол, ты хотет впит исё каппа вeq \o (и;ґ)на? – с жутким акцентом, но по-английски спросила Мюлай Туи.

– Спроси сначала нашего гостя, дорогая.

– Извиньте миня. Шах Шан, пожаста, хотет впит?

Шах Шан протянул свою пустую кружку.

– Пожаста я хотет впит, – серьезно ответил он.

Они сидели втроем на веранде маленького домика, принадлежавшего Полу. Подходил к концу жаркий день. Вечерний воздух еще дышал зноем, но облака уже разошлись, обнажив ясное, усыпанное пылью звезд небо. Словно светящиеся перелетные птицы, девять лун Альтаира Пять неровным клином тянулись на восток.

Пол Мэрлоу смотрел на звезды, на луны, но не видел ни того, ни другого. Он думал о нескольких последних месяцах, когда Шах Шан стал регулярно приходить в его дом учиться английскому языку. Пол знал, как трудно Энка Нэ выкроить даже пару часов для Шах Шана. Он недоумевал, зачем этот мальчик тратит столько сил и драгоценного времени на изучение языка, на котором он сможет говорить с одним-единственным человеком на всей планете.

Но это недоумение быстро прошло. Он очень скоро понял, что Шах Шана не столько интересовал язык сам по себе, сколько познание с его помощью страны, лежащей на том краю неба. Юноша интуитивно понимал, что язык байани здесь бессилен – его ограниченный набор существительных, глаголов и прилагательных создаст в лучшем случае чудовищно искаженную картину того мира, к которому когда-то принадлежал Пол Мэрлоу.

Вот так и вышло, что Шах Шан с типичным для гения фанатизмом с головой окунулся не только в новый язык, но и во взгляды, философию и мировоззрение человека, на нем говорящего. Он использовал Пола, как своего рода энциклопедию; и за четыре байаньских месяца освоил не только язык, но и многое из того, что знал землянин.

– Вы, конечно, помните, – сказал Шах Шан, – что через двадцать три дня Энка Нэ вернется к взрастившей его груди Орури?

– Да… – тяжело вздохнул Пол, – …но… разве это необходимо?

– Так было всегда. Бог-император правит в течение года. Затем Орури выбирает новую оболочку.

– Но разве это необходимо?

Шах Шан пристально смотрел на него. И в глазах этого юноши Пол Мэрлоу почувствовал мудрость, выходящую за пределы его понимания.

– Это действительно необходимо, – мягко ответил Шах Шан. – Цивилизация не может измениться всего за одну человеческую жизнь. Ты-то должен об этом знать, Пол. Если Энка Нэ не принесет с радостью себя в жертву, то Байа Нор просто перестанет существовать. Возникнут различные группировки… Скорее всего, дело кончится гражданской войной… Нет. Просвещение должно начаться медленно, мирно. Ты – орудие Хаоса – есть одновременно и орудие прогресса. Ты должен посадить семя и надеяться, что когда-нибудь совсем другие люди пожнут урожай.

– Шах Шан, ты первый человек, заставивший меня плакать.

– Будем надеяться, что и последний. Я ничего не знаю о новом боге-императоре. Его уже нашли и обу­чают. Но я ничего не знаю о нем. Возможно, он окажется… какое слово я ищу?

– Ортодоксальный? – предположил Пол.

– Да, окажется более ортодоксальным. Возможно, он будет настаивать на соблюдении традиций. Тебе следует проявлять осторожность. – Шах Шан рассмеялся. – Ты помнишь, что произошло, когда ты познакомил нас с колесом?

– Погибло три человека, – ответил Пол, – но зато теперь жители Байа Нор могут использовать повозки, тачки и многое-многое другое.

– Нет, Пол, твоя арифметика ошибочна, – покачал головой Шах Шан и сделал большой глоток из своей кружки. – Я не говорил тебе этого раньше, но чтобы сохранить тебе жизнь и разрешить постройку повозок, Энка Нэ пришлось казнить сто семнадцать жрецов, в основном из Ордена Слепых. А это не такая уж малая цена, не правда ли?

Потрясенный, Пол Мэрлоу ничего не мог на это ответить.

17

Стояло холодное серое утро. Порывистый ветер, дующий со стороны леса, наполнил Байа Нор странными запахами с привкусом мускуса, напоминающими о бренности всего сущего.

Мысли о смерти не покидали Пола Мэрлоу. Именно неотвратимо приближавшаяся смерть Шах Шана и, возможно, неожиданно начавшиеся уроки английского заставили псевдо-байани Поула Мер Ло уступить место англичанину из двадцать первого века – Полу Мэрлоу. Уступить место человеку, единственный друг которого в этом чужом для него мире через шесть дней радостно встретит свою смерть. И мысль об этом наполняла Пола горечью и отвращением.

Он успел полюбить Шах Шана. На Земле, горько вспоминал Пол, любовь если и не вышла из моды, то по крайней мере вызывала недоумение. А любовь мужчины к мужчине вообще воспринималась как извращение. Но здесь, на другом краю неба, на еще одном клочке космической пыли, именуемом планетой, в этой любви можно было признаться. И она не требовала оправданий, не вызывала ни чувства вины, ни стыда.

Но почему он полюбил Шах Шана? Может, потому, что как Энка Нэ тот пощадил землянина. Пощадил, когда и безопаснее, и спокойнее было бы покончить с ним раз и навсегда. Или потому, что на том, другом, бело-голубом шаре, у него никогда не было брата? Или сына…

Но что бы ни являлось причиной, суть от этого не менялась. Шах Шану суждено было умереть. Или, точнее, Энка Нэ, бога-императора Байа Нор, хотел прижать к своей груди Орури. И самый блестящий ум во всей Байа Нор окажется принесенным в жертву бессмысленным традициям и предрассудкам маленького невежественного племени, за последние несколько сотен лет не изменившегося ни на йоту.

Как там гласит байанская пословица? Тот, кто действительно живет, умереть не может. Пол Мэрлоу засмеялся. Черт побери Орури! И он снова засмеялся, осознав, что попросил одно божество наказать другое.

В своей печали он избрал одиночество. Покинув сбой маленький домик и Мюлай Туи в нем, Пол побрел вдоль Канала Жизни, пока не оказался в самом конце полей каппы, на краю леса. Теперь он сидел на небольшом холме, наблюдая, как на раскинувшихся вокруг залитых водой полях трудятся женщины.

Они пели, и робкие порывы ветра доносили до Пола Мэрлоу отдельные слова:

Немного каппы, немного любви, Орури все слышит где-то вдали. Немного каппы, немного тепла. Орури подарит нам ночь без конца. Немного каппы, немного слов. И краток день, и ночь без снов…

Да, подумал Пол с яростью, черт побери Орури! Это он, Орури, словно жернов на шее, удерживал байани в средневековье, со средневековыми взглядами и предрассудками, которые практически остановили прогресс на этой планете…

Черт побери Орури!

Внезапно раздавшийся протяжный женский крик прервал его немой монолог. Никогда раньше он не слышал подобного крика. Сначала он даже не понял, кто это кричит: зверь или человек, близко или далеко.

Крик раздался снова, и на этот раз закончился тяжелым вздохом. И тог, кто его издал, находился близко, очень близко… на мгновение Пол готов был поверить, что это кричал он сам. Но звук доносился с другой стороны холма.

Всего несколько шагов, и Пол достиг вершины. Он посмотрел вниз. Там, у подножия, над вырытой в земле ямкой присела на корточки маленькая байаньская женщина. Похоже, что она голыми руками выкопала эту ямку, две аккуратные кучки свежей, рыхлой земли справа и слева от нее подтверждали это.

Женщина не замечала Пола. Не отрываясь, она смотрела прямо перед собой. А он глядел на нее… И тут она снова закричала.

Это не был крик боли или страха. Без всякой видимой причины подсознание подбросило Полу слово «причитание». Никогда в жизни он не слышал причитания, но он не сомневался, что звучать это должно именно гак.

Пол почувствовал, что присутствует при чем-то глубоко личном, сокровенном. И однако, снедаемый любопытством, не трогался с места. Стараясь стать как можно менее заметным, он даже лег на землю. В какой-то момент женщина потянулась, подняв голову к небу и откинув с лица волосы испачканной в земле рукой Затем она вновь застыла в прежней позе, и опять закричала.

И тут Пол понял, что она ждет ребенка.

И понял также, что по одной ей известной причине, она пришла в это уединенное место, чтобы его родить.

Пол хорошо видел, как все произошло. Собственно, это не заняло много времени. Женщина тяжело задышала, начала выгибаться и вскоре голова ребенка появилась у неё между ног. Еще мгновение и, подобно маленькой темной рыбке, крошечное тельце скользнуло в приготовленную для него ямку.

Все так же сидя на корточках, женщина немного отдохнула. Затем движением, которое не смогла бы повторить ни одна европейская женщина, а возможно и ни одна из женщин Земли, она наклонилась вперед и, опустив голову меж разведенных колен, перекусила пуповину.

Перевязав пуповину, женщина вынула новорожденного из ямки и положила на кучку рыхлой земли рядом с собой. Скоро вышел и послед. Она еще раз вскрикнула, на этот раз тише, потом встала. Налетевший со стороны леса ветер трепал ее длинные волосы. Какое-то мгновение она казалась маленькой черной статуэткой, высеченной из живой скалы, отважно противостоящей времени и пространству.

В следующий момент она уже засыпала ямку и, бережно прижимая к груди новорожденного, села на земляк скрестив ноги. Она внимательно разглядывала своего ребенка… а Пол Мэрлоу, не отрываясь, смотрел на нее. Ему почему-то казалось, что все это только сон, не больше.

И вдруг она вновь запричитала. На этот раз горько, безутешно. Это был крик души, плач бесконечного горя, и Пол понял, что это совсем не сон.

Он встал, и женщина увидела его. Крик замер у нее на устах. Она нервно прижала к себе ребенка. Женщина держала его так, словно не верила, не хотела поверить в его существование. Страх исказил ее лицо.

Пол спустился к ней.

– Орури приветствует тебя, – мягко поздоровался он.

– В приветствии благословение, – прошептала она в ответ.

Ее голос дрожал. Похоже, только огромным усилием воли она удерживалась от рыданий.

– Прости меня, – сказал Пол. – Я был на той стороне холма. Я услышал твой плач и пришел узнать, что случилось…

– Господин, но за что мне вас прощать? – слезы покатились по ее лицу. – Воистину, господин мой, здесь нечего прощать… разве только… – не в силах больше сдерживаться, она разрыдалась. Заплакавший было младенец вновь замолчал, словно почувствовав горе матери.

– Но что случилось, дочь моя? – Пол бессознательно перешел на диалект байани, на которое разговаривал простой люд,

– Это, отче, мой третий смертный грех пред лицом Орури – которого я люблю всем сердцем. А плачу я потому, что теперь клинок Энка Нэ должен пронзать и чрево мое, и его плод. Если только… Если только.,

– Если только что? – ошеломленно переспросил Пол Мэрлоу.

– Если только вы, отче, не соблаговолите забыть все, что видели. Если только воля Орури не в том, чтобы я и это несчастное творение моей плоти покинули родные места.

– Но, почему, дочь моя? Ты жива, и твой ребенок тоже. Чего еще можно желать?

Женщина понемногу приходила в себя.

– Мой господин спрашивает, чего еще можно желать? – вызывающе переспросила она. – Много чего… Очень много!.. Смотрите, вот он – третий грех… – и она протянула Полу своего ребенка.

Пол непонимающе глядел на младенца.

– Дочь моя, – наконец произнес он, – ты родила красивого, крепкого сына. Произвести на свет такого ребенка – не самое большое несчастье в жизни.

– Смотрите, – повторила женщина, и это прозвучало почти как приказ.

Она показала левую ручку младенца.

Пол Мэрлоу посмотрел и увидел, как четыре крохотных пальчика судорожно сжимаются и разжимаются Обычная ладошка новорожденного. Пол почувствовал глухую боль в руках, там, где несколько месяцев тому назад были отсеченные по приказу Энка Нэ мизинцы.

– Очень энергичное дитя, – выдавил он. – Ну и что?

– Смотрите, – печально повторила она и показала правую ручку ребенка.

Остолбенев от изумления, Пол Мэрлоу увидел пять пальчиков. Пять пальцев! Пять!

– Отче, теперь вы понимаете, почему я должна бежать отсюда? Почему ни я, ни мой сын не можем вернуться в Байа Нор?

Упав на колени, она прижалась лбом к его ногам.

– Господин мой, вы чужестранец, и, говорят, Орури наградил вас мудростью. Скажите только, что вы забудете все, что видели. Скажите только, что я могу уйти отсюда с миром. Я не прошу ничего больше.

– Но дочь моя, я ровным счетом ничего не понимаю.

– Отче, есть много такого, чего не понимает никто… никто, кроме Орури и Энка Нэ. Скажите, что я мог уйти с миром. Скажите, что вы все забудете…

Пол почувствовал, как ее слезы катятся по его ногам.

– Тебе нечего меня бояться, дочь моя, – тихо проговорил он. – Воистину я ничего не видел… Но скажи мне, куда ты пойдешь?

– Вон туда, отче, – и она показала на зеленую полоску леса. – Там нет ни греха, ни наказания. Там и мой сын будем жить… или умрем.

– Надеюсь, вы будете жить, – выдавил Пол. Женщина встала и робко улыбнулась, – Помолитесь за меня, отче… – и крепко прижав к груди ребенка пошла прочь.

Как завороженный, Пол смотрел ей вслед, пока она не скрылась в изумрудном колышащемся лесном море…

Ветер снова донес до нею песню: «…И краток день, ночь без снов…»

18

Проведя целый день за выделкой и сушкой самых больших, какие только можно найти, листьев каппы, (они должны были стать гибкими и прочными, словно пергамент), Пол Мэрлоу, к: своему удивлению, чувство-вал себя Поулом Мер Ло. Он сидел на своем излюбленном месте – на веранде принадлежащего ему дома. Внутри, терпеливо окуная глиняный горшок в чан с водой, Мюлай Туи охлаждала вино из каппы. Скоро она принесет ему еще один кувшин. Скоро он напьется.

Прошло уже семнадцать дней с тех пор, как Орури прижал к своей груди Энка Нэ 609-го. Садилось солнце, отражаясь в безмятежной водной глади Зеркала Орури. Пол Мэрлоу сидел и смотрел на Священный город, на величественный храм Плачущего Солнца.

Он не присутствовал на церемонии. Эта честь была дарована лишь избранным, самым высокопоставленным вельможам. За три дня до нее Шах Шан подробно описал Полу, как все произойдет. Судя по его рассказу, церемония проводилась со всей пышностью и торжественностью, присущей древним земным корона­циям… правда, с некоторыми ужасающими дополнениями.

Словно коронация наоборот. А как иначе?.. Энка Нэ подойдет к каменному фаллосу, обнимет его, а жрец, нанеся точный удар, вырвет у него из груди живое, бьющееся сердце. К этой минуте на нем уже не будет регалий божественной власти: Орури примет в свои объятия всего лишь Шах Шана – бедного водоноса с необычайно острым умом и отличным знанием английского.

И взметнется нож, и увидит свет окровавленное сердце – под радостные возгласы присутствующих – и упадет к подножию фаллоса бездыханное тело. И тогда раздастся пронзительный крик, и из-за фаллоса выйдет огромная птица с ярким, переливающимся всеми цветами радуги оперением, с блестящими желтыми глазами и кривым черным клювом. Родится Энка Нэ 610-ый.

Король умер. Да здравствует король!

Так вновь утвердится вечная слава Орури.

Пол Мэрлоу смотрел на отражавшуюся в воде пирамиду храма Плачущего Солнца, и слезы текли по его лицу.

Мюлай Туи принесла кувшин холодного вина.

– Спасибо, любимая, – сказал Пол по-английски.

– Пожалуйста, – по-английски ответила девушка.

Как старательно она учила это слово! Подав кувшин, нойя села рядом, терпеливо ожидая дальнейших приказаний своего господина.

Пои глотнул вина, и огонь заструился по его жилам. Но голова оставалась ясной и холодной.

Он думал о том, что сказал ему Шах Шан в время их последней встречи.

– Не надо грустить, Пол, – говорил он. – Пусть ты пока не понимаешь наш народ. Все равно не надо грустить. Возможно, Энка Нэ вспомнит о тебе, когда его призовет к себе Орури. Может случиться, что он пожелает сделать тебе маленький подарок за доброту и терпение, с которыми ты отнесся к бедному водоносу…

Так оно и произошло. В день жертвоприношения маленький чернокожий байани из личной охраны Бога-императора принес Полу сто двадцать восемь медных колец и длинное зеленое перо из плюмажа Энка Нэ. Пол только собрался спросить, не передавал ли Энка Нэ чего-нибудь на словах, как из храма Плачущего Солнца раздался многоголосый радостный крик. Жертвоприношение свершилось. С выражением неземного блаженства на лице воин поднял трезубец и мощным ударом вонзил его себе в горло. Смерть была эффектной, кровавой и практически мгновенной.

Пол сделал еще глоток и посмотрел на Мюлай Туи.

– Ты помнишь юношу по имени Шах Шан, – хрипло спросил он по-английски. – Юношу с горящими глазами и миллиардом вопросов в голове?

– Я не понимаю, господин, – ответила нойя на байани. Она уже привыкла к тому, что Поул Мер Ло все чаще и чаще говорит на своем чужеземном языке. Она редко понимала, что он говорит.

– Пол, черт побери!

– Извини, Пол, – сказала она по-английски. – Ты говорил слишком быстро.

– Ты помнишь Шах Шана, – повторил Пол, на этот раз на байани, – в тот раз, когда он впервые пришел в наш дом?

– Да, господин, – ответила она. – Я помню, как Шах Шан пришел в первый раз. Он был худ и очень голоден.

– У него были ясные глаза. В нем чувствовалось величие… – Пол сделал еще глоток. – Мне жаль, что больше он никогда не поднимется по этим ступеням.

– Господин, – тихо сказала Мюлай Туи, – я счастлива, что мне довелось лицезреть образ бога на челе человеческом.

– Теперь бог мертв, – мрачно заметил Пол.

– Нет, господин, это человек мертв. А бог – жив. Так было всегда. Так будет всегда.

– И нет конца у этой дороги… – усмехнулся Пол, поднося кувшин к губам.

В последнее время его отношения с Мюлай Туи стали несколько натянутыми. Напряженность возникла, когда Шах Шан начал регулярно приходить заниматься английским. До этого момента землянин Пол Мэрлоу изо всех сил, пусть и не всегда успешно, пытался превратиться в Поула Мер Ло, жителя Байа Нор. И маяком на этом пути для него стала Мюлай Туи. Пол стремился приблизиться к нойе, понять сердцем душу маленькой байани, а через нее и всего народа Байа Нор.

А потом появился Шах Шан. Его живой ум и природная любознательность, его способность не только выучить язык, но и понять суть жизни в стране по ту сторону неба, заставили Пола вспомнить, и не без гордости, что он все-таки землянин, европеец двадцать первого века. Шах Шан учил английский куда быстрее и говорил на нем гораздо лучше, чем Мюлай Туи. Искусно управляя своим учителем, он подтолкнул Пола к мысленному путешествию через время и пространство по бесконечно далекой Земле. Шах Шан обладал удивительным даром интуитивно представлять то, о чем идет речь. Буквально несколько слов Пола – и он уже словно своими собственными глазами видит то уличную сцену в Лондоне, то взлетную площадку космодрома, то ферму в Уэльсе. Подняв паруса воображения, они уносились вдаль, оставляя на берегу Мюлай Туи, безнадежно терявшуюся в хороводе сложных и непонятных слов.

Именно тогда Пол обнаружил, что несмотря на годы, проведенные в Храме Веселья, Мюлай Туи очень ревнива. Она хотела, чтобы чужеземец принадлежал ей и только ей, и не хотела ни с кем его делить. Поначалу это даже забавляло Пола. Потом стало тревожить.

За несколько дней до смерти Энка Нэ (или Шах Шана) Мюлай Туи впервые проявила еще одну сторону своего странного, непостижимого характера. Причиной послужило то, что Пол увидел, отправившись поутру вдоль Канала Жизни, мимо работающих на полях каппы крестьян.

Свое обещание женщине, родившей ребенка у подножия холма, «все забыть» Пол воспринимал как обещание не упоминать время и место происшедшего. Он не выдаст доверившуюся ему женщину, но и не станет в буквальном смысле забывать случившееся. В конце концов, именно там он сделал свое, быть может самое важное открытие в Байа Нор.

У Мюлай Туи на каждой руке было по четыре пальца. И у всех байани, которых встречал Пол, было столько же. Он и сам теперь стал таким по приказу Энка Нэ.

Вплоть до того дня Пол считал четыре пальца на руке биологической нормой для байани. Но что, если это не так? Женщина, встреченная им у холма, родила ребенка с четырьмя пальцами на одной руке и пятью на другой. Интересно, сколько еще женщин в Байа Нор рожали детей с такими руками? А если уж доводить мысль до конца, то сколько в Байа Нор рождается детей с пятью пальцами на обеих руках?

В тот день, вернувшись домой, он попросил Мюлай Туи показать ему свои руки. Пол только теперь сообразил, что никогда их внимательно не рассматривал. Мысленно проклиная свое плохое знание анатомии и отсутствие элементарной лупы, он склонился над руками нойи…

…И обнаружил, что на левой руке, с края, костяшки чуть длиннее и не такие ровные, как на правой. Ему даже показалось, что он видит едва заметный след старого шрама.

– Мюлай Туи, – внезапно спросил он, – может, на этой руке у тебя когда-то было не четыре, а пять пальцев?

Она отдернула руку, словно он плеснул на нее кипятком. Она дрожала; ее глаза были полны отчаяния.

Поначалу Пол решил, что девушка не поняла вопроса.

– Я всего-навсего спросил, всегда ли у тебя на этой руке было четыре пальца? – повторил он.

– Нечестивец! – завопила она. – Чужак! Грязное животное! Варвар!.. – и с этими словами бросилась прочь из дома.

Пол ничего не понимал. Шло время, наступила ночь, а Мюлай Туи все не возвращалась. Пол уже начал опасаться, что она ушла навсегда… Нойя вернулась только под утро. Разбудив Пола, она вручила ему длинный коршл – кнут исправления, которым в Байа Лор наказывали мелких преступников.

– Орури соблаговолил указать мне правильный путь, – заявила она. – Я оскорбила моего господина. Оскорбление должно искупить. Господин мой, наградите меня ударом коршла за каждый палец на моих руках.

Пол был совершенно ошеломлен.

– Мюлай Туи, я не могу этого сделать.

– Таково мое наказание, по воле Орури, – бесстрастно сказала девушка. – Пусть рука моего господина нанесет мне восемь ударов коршла… или я должна буду покинуть дом, где покрыла себя позором.

Пол понял, что нойю ему не переубедить. Он вовсе не хотел ее потерять. Все еще не понимая, в чем дело, он поднял коршл.

– Бейте сильнее, господин мой, – сказала она, подставляя спину. – Орури рассердится, если наказание окажется слишком легким.

Пол ударил, но, видимо, недостаточно сильно. За доброту ее господина, которую она не заслуживает, решила Мюлай Туи, Орури награждает ее еще двумя ударами…

Полусонный Пол Мэрлоу чувствовал себя словно в кошмарном сне. Мюлай Туи явно хотела, чтобы ее спина покрылась кровавыми рубцами. В конце концов, отчаявшись, он и вправду исполосовал ей спину. Вид крови, ручейками стекающей по ногам, похоже, доставил нойе удовольствие.

С последним ударом девушка потеряла сознание. С тех пор Пол не осмеливался даже упоминать о количестве пальцев.

…Он сидел на веранде, потягивая вино, и вдруг ощутил огромную невысказанную жалость… не только к самому себе, Шах Шану и Мюлай Туи, но ко всем обитателям бесчисленных миров, рассеянных в черных просторах бескрайнего космоса. Жалость ко всему сущему переполняла его сердце. Таково извечное естество жизни – всякое живое существо, подобно гуйанис – ярко окрашенной бабочке, погибшей в птичьем клюве над черными водами Канала Жизни, обречено на путешествие из темноты в темноту. Лишь краткий миг, полный солнечного света и боли, скрашивал беспредельную вечную мглу. Гуйанис не стало; стрела воина сразила убившую ее птицу; мгновение – и сам воин принял смерть по приказу Энка Нэ. Теперь мертв и сам Энка Нэ, и новый бог-император занял его место. Несомненно, за это время множество гуйанис нашли свой конец в зубастом птичьем клюве, а Орури прижал к своей могучей груди еще много воинов Байа Нор.

Умножьте это на миллион, возведите в квадрат, потом еще и еще раз. Но и то, что получите гораздо меньше числа трагедий, происходящих во вселенной за одну миллионную долю секунды.

– Да, – думал Пол, – жизнь – и правда страдание… лишь немногим меньшее, чем смерть.

Солнце село, и девять лун Альтаира Пять вновь завели свой безмолвный хоровод. Они окутывали страдания мира тонкой пленкой серебристого света…

И вдруг Пол замер, уронив кувшин. По пыльной дороге, ведущей к дому, шел одетый в поношенное саму юноша с чашей для подаяний в руках. В его походке, в чертах его освещенного лунами лица было нечто… Пол Мэрлоу почувствовал, что дрожит.

– Орури приветствует вас, – поклонился юноша.

– В приветствии благословение, – механически ответил Поул.

– Благословенны те, кто видел много чудес, – продолжал юноша, улыбаясь. – Я – Зу Шан, брат Шах Шана. Я – подарок Энка Нэ.

19

Была глубокая ночь. Мюлай Туи крепко спала. А Полу не спалось. Рядом с домом, в недостроенной школе спали четыре мальчика…

Прошло уже пять месяцев с того дня, как Энка Нэ 610-ый стал духовным и светским правителем Байа Нор. Все это время он упорно не замечал существования Поула Мер Ло. Отношение Энка Нэ передалось и его Совету, и государственным чиновникам, и жрецам. Казалось, те, от кого зависело будущее Байа Нор, решили просто-напросто забыть о чужеземце.

Все это казалось Полу очень странным. Впрочем, он-то сознательно старался не попадаться на глаза новому богу-императору, ведь Пол постоянно затевал нечто новое, невиданное раньше в Байа Нор. Например, он строил школу.

Все началось с Зу Шана, ставшего в его школе самым первым учеником.

Однажды, гуляя утром по городу, Пол натолкнулся на нищего – мальчугана лет пяти–шести, который даже по меркам байани казался умственно отсталым. Он даже не знал своего имени. Пол с содроганием смотрел на торчащие ребра, на жалкие уродливые ножки ребенка, хотя уже привык к обилию нищих на улицах Байа Нор – экономическое положение страны было далеко не блестящим.

Этот мальчик обладал необыкновенно красноречивыми глазами. Они рассказывали о его судьбе – типичную историю нищего Байа Нор. Он родился в слишком большой семье; был слишком мал и слаб, чтобы работать, и в отчаянии родители научили его просить милостыню и вверили его судьбу Орури.

И глаза эти молили Пола «Возьми меня к себе. Возьми…» Не раздумывая, он поднял с земли ребенка – кожа да кости – и отнес домой, к Мюлай Туи. Мальчик никогда не сможет нормально ходить: родители, заботясь о его карьере нищего, предусмотрительно сломали ему ноги в нескольких местах, предоставив костям срастаться как придется.

Пол назвал мальчика Немо, потому что тот почти всегда молчал. Много позже Пол обнаружил, что Немо – телепат.

Вслед за Зу Шаном и Немо появился Баи Лут – однорукий юноша; вторую руку ему отрубили за воровство. А потом еще Тсонг Тсонг, которого полуживым выудили из Зеркала Орури. Он не помнил своего прошлого, хотя в одиннадцать (судя по внешности) лет, ему и вспоминать-то, наверно, было особенно нечего.

Вот, собственно, и все слушатели Внеземной Академии для Юных Джентльменов Пола Мэрлоу.

Чадила маленькая ночная лампа. Пол ходил взад-вперед по комнате. Он думал о своей школе – об успехах, или, точнее, об их отсутствии. Он вспоминал, как долгие часы объяснял своим ученикам, что земля не плоская, а круглая. О бесчисленных сушеных листы, каппы, покрытых черными каракулями (он писал древесным углем) – Пол показывал, как знаками обозначать слова. Он воспользовался латинским алфавитов изменив лишь произношение некоторых букв в соответствии с языком байани, а запись вел фонетическим письмом.

Но за исключением маленького Немо, который, хоть и с трудом, но научился писать свое имя и имена других ребят, никто так и не понял, зачем нужны какие-то закорючки на сухом листе каппы. К тому же его ученики не видели в этом занятии никакого прока, ну разве, чтобы доставить удовольствие Пол Мер Ло.

В дисциплинах, которые были ближе к жизни, дел продвигались куда лучше. У Зу Шана открылся настоящий талант к постройке игрушечных планеров. Баи Лут делал отличных воздушных змеев, а Тсонг Тсонг правда, не без посторонней помощи, соорудил действующую модель ветряка. Как это ни смешно, но создал он ее, чтобы приводить в движение веер.

Идея использования энергии ветра привела ребят восторг. Это было для них понятно. «Возможно, – думал Пол, – в конце концов я войду в историю. Байа Нор, как изобретатель колеса и человек, – заставивший ветер служить людям.»

Но что еще он может сделать? На что он еще способен?

Ответа на эти вопросы Пол не знал. Не знал о также и того, действительно ли новый бог-император забыл о Поуле Мер Ло. Возможно, тот просто выжидает, когда чужеземец, пользовавшийся такой благосклонностью Энка Нэ 609-го, совершит какой-нибудь проступок, за который его можно будет казнить.

Впрочем, эта неопределенность не слишком-то беспокоила Поула Мер Ло. Что его действительно беспокоило, так это ощущение бесцельности, тщетности всех его усилий. А еще он страдал от одиночества. Все чаще и чаще он вспоминал Землю. Он видел Землю во сне, грезил о ней наяву, он мечтал вернуться домой. Все больше и больше он начинал жить прошлым.

Он понимал, что если в ближайшее же время не сумеет упрятать мысли о Земле в какой-нибудь темный Угол своего сознания, то просто сойдет с ума. А это будет довольно грустная шутка в и без того не слишком веселой жизни: последний оставшийся в живых член экспедиции к Альтаиру Пять – сумасшедший психолог.

Тяжело вздохнула во сне Мюлай Туи. Глядя в полумраке на нойю, Пол подумал, что за последнее время она заметно потолстела. Затем он лег в постель и закрыл глаза.

И все равно никак не мог уснуть. Мысли о Земле не давали ему покоя. Пол попытался переключиться на школу, начал вычислять, сколько понадобится времени, чтобы достроить ее с помощью четырех мальчиков, двое из которых – калеки.

Похоже, достаточно долго, – Энка Нэ 610-ый успеет с улыбкой принести себя в жертву. Впрочем, времени, похоже, хватит и для того, чтобы Поул Мер Ло окончательно впал в депрессию, из которой уже нет возврата

Пол повернулся на бок, положил руку на теплую, мерно колышащуюся в такт дыханию грудь нойи. Легче от этого не стало. Когда рассвело, он все так же глядел невидящими глазами в скрепленный глиной тростниковый потолок…

20

Два лесоруба доставили грубо отесанные бревна, заказанные Поулом Мер Ло для строительства его маленькой школы. Поул с удовлетворением отметил, что бревна они привезли на четырехколесной повозке с упряжью для двух человек. Еще больше его порадовало, что байани воспринимают свою повозку как должное, словно используют подобные устройства уже много-много лет, а не какие-то несколько месяцев. Этот день был одним из тех, когда Полу казалось, что быть Поулом Мер Ло, учителем – совсем не плохо. Он задумался: сколько лет пройдет, прежде чем какой-нибудь местный гений догадается, что передняя пара колес будет работать лучше, если, соединив их ось с рулевым устройством, сделать всю эту конструкцию вращающейся вокруг вертикальной оси.

Впрочем, вполне возможно, что рулевое управление – идея слишком смелая: как мысль о переключении скоростей для каретника восемнадцатого века. Наверное, должно пройти несколько поколений, прежде чем байани начнут модернизировать устройство, придуманное для них чужестранцем. Но Поул Мер Ло с решил не рассказывать им, что и как делать. Он не станет лишать байани возможности самим сделать не которые открытия и изобретения.

Стояло теплое солнечное утро. Разгрузив бревна лесорубы присели отдохнуть. Вытирая пот, они с усмешкой рассматривали странное сооружение, возводимое четырьмя детьми, из которых двое – калеки. Поул Мер Ло вручил им обещанное за работу медное кольцо – лесорубы рассыпались в благодарностях.

Затем один из них почтительно спросил:

– Господин, что за дом строят эти убогие? Может, это будет храм богам вашей страны?

– Нет, – начал объяснять Поул Мер Ло. – Мы строим не храм. Мы строим школу.

В языке байани не существовало подобного слова, и Поул воспользовался английским – школа.

– Скё-лу?

– Совершенно верно, – кивнул Поул Мер Ло. – Школу.

– И зачем вы, господин, возводите эту самую скё-лу?

– В ней дети будут учиться новым ремеслам.

Байани зачесали в затылках и глубоко задумались.

– Но, господин, – сказал, наконец, один из них. – Разве сын охотника не учится у отца охоте, сын каменотеса – умению тесать камень?

– Это так, – согласился Поул Мер Ло.

– Тогда, господин, получается, что ваша скё-ла не нужна, – торжествующе заключил лесоруб. – Юность учится у старости – такова жизнь.

– И это так, – снова согласился Поул Мер Ло. – Но подумайте: вот перед вами дети, у которых нет отцов. Кроме того, ремесла, которые они постигну пока еще неизвестны людям Байа Нор.

– Но все знают, что убогие любимы Орури. С него они получат все, что им суждено… – удивился байани. – Господин, а вдруг новые ремесла окажутся опасными?

– Новое и правда может оказаться опасным, – кивнул Поул Мер Ло. – Но старое тоже может быть опасным. Именно в школе – с благословления Орури – убогие, возможно, смогут стать немного мудрее.

Байани явно не понял этой мысли.

– Мудрость, разумеется, благо, – вежливо сказал он, – но, господин, разве не Энка Нэ – источник всей мудрости?

– Без сомнения, Энка Нэ – величайший источник мудрости в Байа Нор, – осторожно ответил Поул Мер Ло. – Но нет ничего плохого в том, что и другие стремятся приблизиться к ней, не правда ли?

Байани тут же помочились.

– Господин, подобные мысли слишком сложны для нас… Да пребудет с вами Орури.

Он кивнул своему товарищу, и они дружно впряглись в повозку.

– Орури да пребудет с вами, всегда и во всем – ответил Поул Мер Ло. – В конце, как и в начале.

Он стоял и смотрел, как они катят повозку по Дороге Тягот в направлении Третьей Улицы Богов.

Было жарко, Поул присел отдохнуть в тени под только что законченным участком крыши.

Через некоторое время он увидел, что к нему направляется Немо. Несчастный калека двигался как-то боком, опираясь на руки, словно страшный и одновременно жалкий гибрид краба и обезьяны На его маленьком сморщенном личике застыло удивление.

– Господин, – по всем правилам этикета спросил мальчик, – можно мне поговорить с вами?

– Да, Немо, ты можешь поговорить со мной.

Мальчик заерзал в пыли, тщетно пытаясь устроиться поудобнее.

– Господин, – сказал он, – прошлой ночью, во сне, мою голову заполнили существа и непонятные голоса. Я не знаю, что и подумать. Говорят, будто те, кто слушают голоса в ночи, сходят с ума.

Поул Мер Ло с любопытством посмотрел на мальчика.

– Расскажи мне сначала о странных существах, которых ты видел.

– Господин, – начал Немо, – я даже не знаю, люди это были или животные. Они находились внутри странных, блестевших на солнце футляров. Так иногда сверкает вода Зеркала Орури на закате в полный штиль. Они были высокие, эти существа; они ходили на двух ногах. Но кожа на их головах казалась твердой и гладкой, словно медные деньги. А на лбах у них сверкало что-то непонятное. Воистину их облик вселял страх. С ними вместе был их бог.

– Их бог? – недоуменно повторил Поул Мер Ло.

– Да, господин, ибо подобное существо может быть только богом.

– Опиши мне его.

– Господин, если даже двадцать человек станут друг другу на плечи, все равно – он во много раз выше. Он спустился с неба на ослепительно ярке столбе огня. И белая земля почернела и превратилась в облака пара и потоки воды. А когда пар рассеялся, чрево бога разверзлось, и оттуда вышло множество его детей – тех самых существ с кожей, словно пламя.

Поул Мер Ло дрожал. Он с ног до головы покрылся потом. Он представлял себе эту сцену почти так же ясно, как Немо.

– Что было дальше? – хрипло спросил он, – Расскажи мне, что еще тебе приснилось в ту ночь.

– Господин, больше мне нечего рассказать. Я увидел все это и испугался.

– А голоса? Что они говорили?

Немо нахмурился, вспоминая.

– Господин, мне кажется, голоса исходили не от существ. Они шли от их бога.

– Немо, постарайся вспомнить слова. Это очень важно.

– Голосов-то я, по крайней мере, не испугался, – улыбнулся мальчик. – Дело в том, господин, что они говорили загадками.

Поул Мер Ло вытер пот со лба и усилием воли заставил себя успокоиться. Если он будет волноваться, то никогда не узнает всего, что видел и слышал Немо. А это было так важно – во всех подробностях разобраться в этом удивительном «сне». Возможно, это самое важное дело в его жизни.

– Расскажи мне об этих загадках, Немо, – попросил он. – Может, я сумею их разгадать.

– Господин, – Немо как-то странно смотрел на Поула, – вы нездоровы? Или устали? Я не хочу утомлять вас своими глупыми снами, если вы плохо себя чувствуете.

– Со мной все в порядке. Немо, – отчаянным усилием воли сохраняя спокойствие, сказал Поул Мер Ло. – а чувствую себя совершенно нормально. Мне интересен твой сон… Так что это были за загадки?

Немо засмеялся.

– Все люди – братья, – сказал он. – Не правда ли, удивительная загадка, господин?

– Да, Немо, это действительно очень хорошая загадка. Что еще?

– И за небом есть земли, где пустил корни род людей… Тоже очень смешно.

– И правда, смешно… Это все?

– Нет, господин. Была еще одна загадка – самая веселая: Когда-нибудь бог с огненным хвостом соединит воедино всех людей во всех землях за небом в одну семью. А людей в ней будет больше, чем капель в Зеркале Орури.

– Немо, – тихо сказал Поул Мер Ло. – Тебе приснился воистину удивительный сон. Я даже не представляю, как ты узнал все эти вещи, но верю, что этот сон к тебе еще вернется. Если это случится… если Орури вновь одарит тебя подобным видением, надеюсь, ты расскажешь мне все, – что сумеешь вспомнить.

– Значит, – с облегчением в голосе воскликнул Немо, – такие сны не вызывают безумия?

Поул Мер Ло засмеялся, изо всех сил пытаясь, чтобы этот смех не стал истерическим.

– Нет, они не вызывают безумия. И это даже не сны. Это видения. Это дар Орури.

В этот момент из дома вышла Мюлай Туи с кувшином вина в руках. Увидев ее, Немо тут же заковылял прочь. Они с Мюлай Туи буквально ненавидели друг друга. Причиной тому была ревность.

– Пол, – весело сказала нойя по-английски, – я хочу, чтобы ты выпил вместе со мной. Давай выпьем и разделим нашу радость.

Она плеснула немного вина в чашу и, отпив половину, протянула ее Полу. Такой веселой Поул не видел ее уже много дней.

– О какой радости ты говоришь? – запинаясь, спросил он на байани. У него кружилась голова.

– Орури обратил на нас свой взор, – пояснила Мюлай Туи.

– Я не понимаю.

Мюлай Туи рассмеялась.

– Господин мой, Орури наградил тебя мудростью, но не наблюдательностью. – Она сделала изящный пируэт. – А меня, – продолжала она, – теперь уже вне всяких сомнений, он наградил ребенком.

21

Шел седьмой месяц правления Энка 610-го, когда лесное племя, известное в Байа Нор как локхали, напало на храм Байа Лиз. Хотя по суше до Байа Лиз целых три дня пути, по Каналу Жизни туда можно добраться всего за один день. В общем, байани сочли, что эти воинственные дикари слишком близком подобрались к их святому городу. И это не говоря о бесчестии из-за осквернения храма и убийства разными, довольно жутким! способами, всех живших при нем жрецов.

Энка Нэ объявил священную войну. Армия Байа Нор тут же пополнилась множеством добровольцев Вскоре, когда Оракул объявил, что время и обстоятельства сулят победу, более двух тысяч воинов двинулось лесами на локхали.

Поул Мер Ло тоже хотел отправиться с ними. Не вовсе не ради кровавой мести, с нетерпением ожидаемой байани. Просто он хорошо помнил вечер в Байа Лиз во время паломничества, когда ему было дозволено сопровождать Энка Нэ 609-го.

Тогда бессонной ночью в одну из комнат для гостей к нему пришел Шах Шан. Он принес с собой узел, в котором были пластиковый щиток, две атомные гранаты и сломанная рация. Их нашли жрецы Байа Лиз неподалеку от огромного кратера в чаще леса, рядом с землями локхали.

Но стоило Поулу Мер Ло предложить Энка Нэ вступить в переговоры с локхали, чтобы узнать о судьбе пропавших без вести членов команды «Глории Мунди», последовал немедленный отказ. Локхали, как объяснили Поулу, живут только для войны. С ними не только невозможно поддерживать мирные отношения, но одна мысль об этом оскорбляет честь цивилизованных людей Байа Нор.

На этом вопрос был закрыт. И больше Поул Мер Ло никогда его не поднимал. Он слишком хорошо знал, что кое в чем даже Энка Нэ, то есть Шах Шан, находится в плену предрассудков.

Но теперь локхали сами нарушили непрочный мир (скорее, даже и не мир, а так, состояние отсутствия войны) между их племенем и Байа Нор. А значит, у Поула Мер Ло появлялась великолепная возможность отправиться в путь вместе с армией байани, чтобы на месте разобраться, что знают локхали о членах экипажа «Глории Мунди». Команда звездолета состояла из двенадцати человек. Поул Мер Ло знал о судьбах трех из них. Что сталось с остальными девятью – загадка. Возможно, они погибли в лесу. А может, и нет… Во всяком случае, они исчезли без следа, не считая предметов, найденных жрецами Байа Лиз.

Но просьбу Поула Мер Ло категорически отклонили. И отклонил ее лично Энка Нэ в храме Плачущего Солнца.

В первый и последний раз Поул Мер Ло удостоился аудиенции Энка Нэ 610-го. В отличие от своего предшественника, это был глубокий старик. Церемониальный плюмаж сидел на нем как-то неловко. Его птичий крик звучал тихо и дребезжаще. Вышагивал он тяжело и печально, как человек, сверх меры обремененный ответственностью и заботами… Впрочем, возможно, так оно и было.

– Поул Мер Ло, мне говорили, что ты учитель, – сказал он тогда.

– Да, господин, это так.

– Учитель должен учить, не так ли?

– Да, господин.

– Вот и учи, Поул Мер Ло, а дела поважнее оставь тем, кто умеет их делать. Охотнику – его стрелы, воину – трезубец, а учителю – его – что ты там придумал? – скё-ла. – И Энка Нэ издал пронзительный птичий крик – знак, что аудиенция окончена.

Выходя из зала, Поул Мер Ло слышал, как бог-император тщетно пытался сдержать приступ кашля.

Поход против локхали был скор и победоносен. Через одиннадцать дней армия с триумфом вернулась в Байа Нор, ведя за собой около сотни пленных.

В Священном городе сам Энка Нэ выступил перед пленными с пространной речью. То, что никто из локхали не понял из его выступления ни слова, ничуть не волновало бога-императора. Он объявил, что каждого восьмого пленника отпустят на свободу без еды и оружия, чтобы вернувшись домой (если им это удастся), они могли рассказать о могуществе и милосердии Энка Нэ. Всех остальных он приказал распять вдоль Четвертой Улицы Богов, дабы все узрели, какова месть Орури и что ждет тех, кто оскверняет храмы.

День казни объявили праздником. Поул Мер Ло вместе с несколькими сотнями байани гулял по Четвертой Улице Богов.

Не считая девяноста истекающих кровью, медленно умирающих вокруг человек, все напоминало земную ярмарку. Или карнавал. Разносчики наперебой предлагали всевозможные деликатесы и сувениры, рикши с двухколесными повозками (спасибо чужестранцу Поулу Мер Ло) бойко предлагали экскурсию по улице мимо казненных. Дети нашли, наконец, достойное применение своей энергии и забрасывали умирающих дикарей камнями и нечистотами.

Стараясь не замечать страданий локхали, Поул Me Ло шел по улице. Он пытался смотреть вокруг с научной беспристрастностью. Но это ему плохо удавалось. Вокруг царили вонь, боль, крики, стоны… Поул Мер Ло не мог этого вынести. Он даже не заметил, что локхали были значительно выше байани, и что к руках у них по пять пальцев.

Однако, проходя мимо одного из них, явно in extreme он услышал несколько слов – то ли шепот, то ли стон которые заставили его замереть на месте. Мир, который ему никогда больше не суждено было увидеть всплыл перед его глазами.

– Grьss Gott, – рыдал локхали. – Grьss Gott! Thank you… Thank you… chantez de faire votre connaissance. Man… Woman… Good morning… Good night! Hello! Hello! Hello!

– Где они? – закричат Поул Мер Ло на байани.

Но в ответ – только молчание.

– Где они… где чужеземцы? – спросил он теперь уже по-английски.

И вновь никакого ответа.

– Ou est les йtrangers?

Внезапно по телу распятого локхали прошла судорога. Хрипло вскрикнув, он мешком повис на деревянном кресте.

Поул Мер Ло в ярости затряс труп. Но чуда не произошло…

22

Прошло немного времени, и Поул Мер Ло был уже не так разочарован в своей Внеземной Академии, как раньше. За последнее несколько месяцев Зу Шан и Немо добились поистине замечательных успе­хов. Когда Поулу, наконец, удалось убедить их в том, что познание окружающего мира – счастье, дарованное человеку, как разумному существу, в них проснулась неутолимая жажда познания. Мысль, что новые знания позволят творить дела, немыслимые ранее, только подлила масла в огонь.

Казалось, что-то взорвалось в их сознании, одним махом уничтожив все предрассудки, закостенелые нравы и традиции многовековой культуры байани. Утонченные дикари стали примитивными учеными. Они больше ничего не принимали на веру, они все подвергали сомнению и задавались самыми трудными вопросами, они пытались опровергать неоспоримые истины. По земным меркам Зу Шану было пятнадцать (года на три–четыре младше своего покойного брата), а Немо еще даже не исполнилось шести. Страдания и лишения заставили их рано повзрослеть. В общем, когда они, наконец, поняли всю важность знаний, учеба пошла полным ходом.

Чего, к сожалению, нельзя было сказать ни об одноруком Баи Луте, ни о Тсонг Тсонге. Интеллектуалов из них явно не вышло. Им не хватало воображения – этой удивительной способности человеческого сознания интуитивно познавать мир. Они забавлялись игрушками, – этого им вполне хватало. Зу Шану и Немо игрушек уже становилось мало – они начали забавляться с идеями.

Зу Шан, понимая, что его учитель может выразить на байани далеко не все, решил изучать английский. Немо, стараясь не отставать, тоже занялся этим, с практической точки зрения мертвым языком.

Возможность разговаривать с Поулом Мер Ло на его родном языке придавала им вес, по крайней мере, в собственных глазах. Занятия сблизили их троих, как ничто другое.

Хотя Зу Шан изъяснялся по-английски не так свободно, как его старший брат, вскоре он уже мог сказать на нем все, что хотел, пусть и не слишком быстро. У Немо в этом, хоть он и был гораздо моложе, оказалось большое преимущество. Он обнаружил, что может иногда устанавливать en rapport и читать мысли.

В тот вечер они втроем сидели на веранде. Поул, как обычно, потягивал вино из каппы. Кончался трудный, но радостный день: они завершили строительство школы. Теперь в ней было все: столы и стулья, гончарный круг и печь для обжига, несколько карт из сухих листьев каппы, кое-какие инструменты, которые ребята сделали сами. А еще – четыре постели. Они построили первую школу-интернат в Байа Нор.

– Твой взгляд устремлен в пространство, Поул, – сказал Зу Шан. – О чем ты думаешь?

Немо улыбнулся.

– О чем только он не думает, – важно заявил он. – О звездах и о словах умирающего локхали, о космическом корабле, доставившем его на Альтаир Пят и о белокожей женщине. Я ехал на его мыслях, и их так много и они такие разные, что я все врем с них «падаю».

Объясняя, как он читает мысли, Немо обычно говорил, что он на них «ездит». Ему казалось, что это слово удивительно точно описывает процесс: Немо обнаружил, что люди не умеют думать «гладко», последовательно. Их мысли обрывочны, и поэтому он не мог долго «усидеть» на них, Кончалось ’одна мысль, начиналась другая, и Немо «падал».

– Когда-нибудь, Немо, ты попадешь в беду, – рассмеялся Пол. – «Проехавшись» в очередной раз на моих мыслях, ты узнаешь, что я собираюсь бросить тебя в Канал Жизни.

– Тогда я постараюсь спастись, – невозмутимо возразил мальчик.

– Кстати, тебе ничего нового не приснилось о бог на огненном столбе и о странных существах?

– Нет, только то, о чем я уже рассказывал. Это сон я вижу довольно часто. Я уже почти привык к нему.

– Было бы здорово, если бы ты смог увидеть этот сон поподробнее, – вздохнул Поул. – И еще я хотел бы знать, откуда он взялся. Возможно, ты что-то почерпнул из моих собственных снов.

– Господин, – подняв не по возрасту мудрые глаза, сказал Немо на байани, – я бы никогда не осмелился коснуться ваших сновидений незваным.

– Я только что вспомнил кое-что, быть может, как-то объясняющее сны Немо, – вдруг оживился Зу Шан. – Пол, – повернулся он к Поулу Мер Ло, – когда-нибудь слышал легенду появления?

– Нет, никогда. А что это за легенда?

– Эту историю, – начал Зу Шан, – матери обычно рассказывают своим детям. Наверное, она очень и очень древняя… Ты, конечно, знаешь, что Орури может принимать любой облик?

– Да.

– Так вот, легенда гласит, что когда-то давным-давно в землях Байа Нор, я имею в виду Альтаира Пять, не было людей. Они пустовали. И вот Орури посмотрел вниз, на этот мир, и увидел, что он прекрасен. Тогда он сошел с неба на белую гору, и из его радости появилось множество людей, и они спустились с горы, чтобы, словно дети, играть в новом мире, найденном для них Орури. Согласно легенде, Орури так и стоит на белой горе. Он ждет, когда люди устанут от своих игр. Тогда они вернутся к нему, и Орури возвратится в мир, из которого пришел.

– Красивая легенда, – заметил Пол. – Интересно получается…

– Что именно?

– Мне почему-то кажется, что Орури в легенде удивительно похож на космический корабль… Возможно, я слишком много думаю о космических кораблях в последнее время… Однако… однако… Немо приснились странные существа в одежде из металла. И бог в его сне спустился на землю на столбе огня, совсем как звездолет. И он разверз чрево…

– Пол?..

– Да, Зу Шан?

– Если верить охотникам, то эта гора существует на самом деле. Она находится далеко на севере и называют ее Храмом Белой Тьмы. Охотники рассказывают, что эту гору охраняют странные голоса, и если человек подходит к ней, то они либо прогоняют его прочь, либо сводят с ума. Еще говорят, будто если даже и найдется смельчак, решившийся подойти к горе, то он тут же замерзнет и умрет.

Пол Мэрлоу отхлебнул еще немного вина.

– Ничего удивительного, Зу Шан. Ровным счетом ничего удивительного… Ты ведь никогда не видел ни снега, ни льда?

– Нет, но ты нам о них рассказывал. Я не думаю, что в Байа Нор есть хоть один человек, видевший их собственными глазами.

Внезапно Пол почувствовал, как в нем начинает просыпаться надежда. Возможно, все дело в вине, но возможно…

– Знаете, – сказал он после короткой паузы, – мне кажется, мы с вами войдем в историю. Я думаю мы все-таки увидим снег, – он радостно засмеялся. – Интересно, сколько надо медных колец, чтобы нанять пять–шесть действительно опытных охотников?

– Пол, – медленно сказал Зу Шан, – боюсь, что во всей Байа Нор не хватит меди, чтобы убедить шестерых охотников отправиться через земли локхали к Храму Белой Тьмы.

– У меня есть кое-что получше, чем медные кольца, – усмехнулся Пол. – Настало время показать вам мое фотонное ружье. Твой брат, Зу Шан – это единственный байани, когда-либо видевший его в действии…

23

Сам того не желая, не слишком умный и безынициативный Баи Лут изменил ход истории не только на Альтаире Пять, но и на многих планетах, о существовании которых он даже и не подозревал. Он изменил ход истории, построив воздушный змей. Это был прекрасный змей, сделанный из кусочков упругого дерева, называемого яна. Его крылья Баи Лут искусно сплел из камыша, волокна которого после соответствующей обработки становились тканью – муса лоул – единственным видом материи, производимым байани.

Змей напоминал огромную бабочку гуйанис. Баи Лут строил его много-много дней. Он уже давно мечтал создать что-нибудь подобное. Работа шла медленно, ведь Баи Лут имел только одну руку.

Закончив, мальчик в восхищении глядел на свое творение. Змей был воистину прекрасен. Баи Лут чувствовал, что, сотворив подобное чудо, он теперь может спокойно умереть – ну, как только увидит свой змей в полете. Ему явно не суждено совершить в жизни ничего величественнее и благороднее.

Он помолился Орури о сильном ровном ветре. Бог услышал его молитву. Привязав к воздушному змею длинную двухсотметровую «нить» сплетенную из волоса (Баи Лут плел ее еще дольше, чем строил сам змей), мальчик пустил свою рукотворную бабочку в полет. Он стоял и смотрел, как она радостно парит над Каналом Жизни, как, повиснув высоко-высоко в небе над Зеркалом Орури, рвется к Священному городу.

Возможно, Баи Лут молил Орури о ветре слишком истово. Когда змей поднялся на максимально возможную для него высоту, налетел шквал – такой сильный и внезапный, что нить порвалась.

Таково было искусство (и интуитивное понимание законов аэродинамики) Баи Лута, что воздушный змей не рухнул в Зеркало Орури. Плавно кружась и почти не теряя высоты, он начал планировать в сторону Священного Города. Вскоре он превратился в крохотную черную точку в бескрайнем голубом просторе. А еще через мгновение и вовсе скрылся из виду.

Когда ветер стих, змей упал. Но Баи Лут не знал, где его искать. Он печалился, что ему не суждено более увидеть творение своих рук. Так оно и вышло. Случилось так, что змей приземлился в Храме Плачущего Солнца. Баи Лут, разумеется, и не догадывался, что сделанная им бабочка с камышовыми крыльями упала прямо на каменный фаллос жертвоприношений.

На следующий день Поул Мер Ло давал своим четырем ученикам урок по основам механики, в частности, по использованию рычага. Он показал, как с его помощью один человек может выполнить работу многих и собирался уже начать рассмотрение прилагаемых к рычагу сил, как Немо прервал его лекцию.

– Господин, – взволнованно сказал мальчик на байани. – По Дороге Тягот приближаются воины Энка Нэ.

Поул Мер Ло удивленно поднял глаза.

– Воины Энка Нэ часто проходят мимо нас по Дороге Тягот. Как это связано с нашим занятием?

– Господин, – Немо волновался все сильнее и сильнее. – Я «проехался» на мыслях капитана. Воины идут именно сюда. Они спешат. Я думаю, они вот-вот будут здесь.

– В таком случае, – сказал Поул Мер Ло, стараясь казаться спокойным, – пока они не пришли, мы закончим рассмотрение инструмента, о котором я начал рассказывать.

– Пол, – воскликнул Немо в отчаянии, переходя на английский, – у капитана очень странные мысли Он думает о бабочке гуйанис и о Храме Плачущего Солнца… Они уже у ворот…

– Не бойся, Немо, – мягко сказал Пол. – Никто из нас не сделал ничего такого, чтобы бояться воинов Энка Нэ.

Но он ошибался.

В дверях показался вооруженный традиционным трезубцем воин. Он окинул взглядом ребят, в упор посмотрел на Поула Мер Ло…

– Орури приветствует вас, – резко сказал он.

– В приветствии благословение, – ответил Пол.

– Господин, я голос и рука Энка Нэ. Скажи, кто из этих убогих сделал гуйанис, которая не гуйанис?

– Не знаю… – начал Пол.

– Это я сотворил ее, – важно поднялся на ноги Баи Лут. – Она воистину прекрасна! Возможно ли, чтобы сам Энка Нэ увидел…

– Энка Нэ видит все, что достойно его внимания, – оборвал мальчика воин. – Полет этой гуйанис стал плохой приметой… Умри сейчас и живи вечно! – короткий трезубец вонзился прямо в горло Баи Лута.

Даже не вскрикнув, мальчик замертво рухнул на пол.

Ошеломленный Пол беспомощно посмотрел на пораженных ужасом детей; поднял глаза на стоящего перед ним байани. Тем временем воины Энка Нэ наполнили школу.

– Господин, – обратился к Полу капитан, – вы и эти убогие должны немедленно покинуть это место. Такова воля Энка Нэ.

– Но почему? Не мог же…

– Господин, – твердо прервал его байани, – Энка Нэ повелел, мы исполняем. Да не будет пролита кровь, которую не требовал бог-император.

Пол снова беспомощно посмотрел на Зу Шана, на Немо, на Тсонг Тсонга, на жалкое окровавленное тело Баи Лута, на дюжину воинов, терпеливо ждущих приказа своего капитана.

– Пойдемте, – наконец выдавил он, и голос его звучал неестественно спокойно. – Если Энка Нэ приказал, то нам надлежит повиноваться.

Они отошли шагов на двадцать от школы и остановились. Стояли и смотрели, как воины Энка Нэ ломают столы, стулья, все с таким трудом сделанные инструменты.

Наконец они услышали приказ капитана:

– Разожгите огонь.

Из-под стен школы поползли струйки дыма…

Сухое дерево горело быстро, жарко и шумно. Воины стояли вокруг, пока школа, ставшая погребальным костром Баи Лута, не превратилась в кучу дымящихся углей.

Капитан повернулся к Поулу Мер Ло.

– Так повелел Энка Нэ, – сказал он.

Если бы Баи Лут не сделал свой воздушный змей, если бы ветер не порвал нить, если бы Энка Нэ не повелел убить мальчика и сжечь школу, то Пол Мэрлоу, скорее всего, так и не собрался бы отправиться к Храму Белой Тьмы.

Это путешествие, и то, когда именно оно произошло, изменило весь ход истории.

24

Узнав, что она беременна, Мюлай Туи стала необыкновенно счастливой. И чем больше рос ее живот, тем счастливее она становилась. Даже смерть Баи Лута и уничтожение школы не могли омрачить ее радости – обе вещи интересовали ее лишь потому, что они интересовали Пола Мэрлоу.

Ее переполняла необычная радость женщины, готовящейся стать матерью. Она чувствовала свою исключительность – еще бы! – ведь она носит в себе сына (разумеется, это сын, девочка не могла бы брыкаться так сильно!) того, кто прилетел на серебряной птице. Как ей повезло, что Орури доверил именно ей принять семя человека, несущего на себе печать величия.

Она смотрела на Пола с гордостью. Он был выше всех в Байа Нор. И пусть его кожа, несмотря на загар, оставалась неестественно бледной (ничего похожего на черную кожу байани древнего рода), он настоящий мужчина. Его мощные мускулы и могучий тану тому доказательство. Его сын наверняка будет похож на отца. И тогда Мюлай Туи станут завидовать все женщины Байа Нор.

Но ее счастье продолжалось недолго. Все кончилось в тот вечер, когда Пол рассказал ей о своем намерении отправиться к Храму Белой Тьмы.

– Пол, – взмолилась она на плохом английском. – Не надо ходить туда. Неужели тебе так плохо, что только смерть может развеять твою печаль?

– Это никак не связано ни с печалью, ни с смертью, – терпеливо объяснял он. – Есть тайна, и я должен ее раскрыть. Мне кажется, что ключ к ней находится на той горе… Я отправлюсь в путь, как только найду охотников, чтобы указали дорогу.

– Никто не пойдет с тобой, – воскликнула она, переходя на байани. – В Байа Нор нет глупцов, готовых броситься на грудь Орури раньше, чем он позовет.

Он засмеялся и ответил тоже на байани:

– Отвага, гордость и жадность помогут мне найти охотников. Путешествие взывает к их отваге. То. что я – чужеземец – не боюсь, затронет их гордость. А двадцать медных колец, которые я предложу каждому, кто пойдет, помогут преодолеть нехватку отваги и недостаток гордости… Кроме того, есть еще оружие, которое мне вернул Энка Нэ. Завернутое в несколько слоев муса лоул, оно лежит сейчас в деревянном ящике под полом. Я покажу охотникам его мощь, и у них не останется сомнений.

– Но господин, тебе придется пересечь земли локхали. Люди Байа Нор не боятся дикарей… но и не заходят на их земли. Разве что армия…

– Да, нам придется пройти через земли локхали. Но, Мюлай Туи, с оружием, о котором я тебе говорил, мы будем словно могучая армия.

– Мой господин, – помолчав, сказала нойя, – несмотря на это оружие, ты оказался в подземельях Байа Нор.

– Действительно, оказался, – согласился Пол. – Впрочем, – рассмеялся он, – кому ведома воля Орури?

– Никто из тех, кто уходил к горе, не вернулся назад. – помолчав еще немного, сказала Мюлай Туи.

– Но есть те, кто видел гору и вернулся.

– Господин, – печально сказала она, смиряясь с неизбежностью, – я знаю, что часто не понимаю тебя и кое-чего, наверное, не пойму никогда. Я горжусь тем, что ты любил меня, что я наконец обрела дар твоих чресел. Если моему господину угодно пустится на поиски Орури прежде, чем Орури сам привет его к себе… я могу только склониться пред его волей. Но господин мой, не уходи, останься хоть бы ненадолго, пока не увидишь лица своего сына.

Он обнял ее.

– Мюлай Туи. Я знаю, как трудно тебе понять меня. Но множество вопросов буквально разрывают меня на части. Это путешествие не ждет. Я должен отправиться в путь, и чем скорее, тем лучше. Я должен увидеть все, что мне суждено. Но я вернусь. Вернусь, потому что очень хочу любить тебя, как я буду любить тебя этой ночью. И я вернусь, потому что хочу видеть плод нашей любви… Давай на этом закончим разговор. Решение принято. Зу Шан ищет охотников, и я не сомневаюсь, что он их найдет.

– Возможно, – вдруг просияла она, – что Энка Нэ, узнав об этом безумии, запретит его?

– Я уважаю силу Энка Нэ, – медленно сказал Пол, пристально глядя на нойю. – Пусть и бог-им­пе­ра­тор уважает мою. Иначе у многих в Байа Нор вдруг найдется причина для печали.

Три дня спустя, ранним утром, когда девять лун еще сверкали в высоте безоблачного неба, Зу Шан привел к дому Поула Мер Ло четверых охотников. Обменявшись любезностями с хозяином, они расселись на веранде, и Мюлай Туи разлила по чашам вино.

– Пол, – сказал Зу Шан по-английски, так, чтобы охотники его не поняли. – Мы должны взять с собой именно этих людей. Твое предложение привлекло и других, но эти – лучшие охотники Байа Нор. Двух из них я знаю лично, двух других знают мои друзья. Кроме того, они верят Поулу Мер Ло, учителю. А один из них, Шон Ху, однажды даже видел гору – он охотился вдалеке от торных путей – и говорит, что знает дорогу.

– Они боятся?

– Да, Пол, – усмехнулся Зу Шан, – они боятся, как, впрочем, и я сам.

– Это хорошо. Тот, кто боится, проживет дольше. Ты сделал достойный выбор… Я и не надеялся…

Он повернулся к байани, которые пили вино, словно и не слыша разговора.

– Охотники, – сказал Поул Мер Ло на байани, – мой путь далек. Возможно, в пути меня подстерегает опасность. Я иду к Храму Белой Тьмы. Говорят, туда не ходят те, кто хочет увидеть много внуков.

Охотники засмеялись. Впрочем, смех вышел несколько натянутым.

– Я думаю, – продолжал между тем Поул Мер Ло. – нам суждено вернуться. Если человек чего-то очень хочет, он обычно этого добивается. К тому же, мы возьмем с собой страшное оружие, которое я специально привез из страны на том краю неба.

– Господин, – сказал охотник, которого Зу Шан называл Шон Ху, – само путешествие – это одно, а локхали – совсем другое.

Поул Мер Ло встал, вошел в дом и через мгновение вернулся с фотонным ружьем в руках.

– Ваши стрелы и духовые трубки, трезубцы и дубинки – без сомнения, отличное оружие, – заявил он. – Но сколько локхали вы убьете, если они на нас нападут?

Шон Ху посмотрел на своих товарищей.

– Господин, мы всего лишь люди… возможно, сильные, возможно, опытные, но люди. Я думаю, если Орури будет к нам благосклонен, то вместе с нами он прижмет к своей груди втрое больше локхали

Поул Мер Ло снял ружье с предохранителя Он посмотрел на рощу, темнеющую метрах в двухстах от дома.

– Смотрите, – сказал Поул Мер Ло.

Он прицелился, нажал на курок и повел лучом по верхушкам деревьев. Раз, другой. Повалил дым. Еще несколько раз, и деревья вспыхнули. Там, где только что высилась роща, теперь бушевало пламя.

– Господин, – прошептал Шон Ху после долгого молчания, – вы показали нам воистину страшную вещь.

– Ты прав, – кивнул Поул Мер Ло. – Это действительно страшная вещь. Твоя задача, Шон Ху, – охранять меня. В случае необходимости я буду пускать в ход это оружие. Если локхали нападут на нас, то многим из них придется объяснить Орури, почему они решили встать на пути Поула Мер Ло и его друзей… И тем не менее, – он пристально посмотрел на охотников, – наше путешествие все равно будет трудным и опасным. Если кто-то из вас чувствует, что поторопился, согласившись идти со мной, пусть он скажет об этом сейчас. Я не стану его держать. Он может идти. Мы помолимся за счастье его детей и внуков.

Никто не шевельнулся.

Молча и печально Мюлай Туи принесла новый кувшин вина.

25

Проторговавшись два дня, Шон Ху купил баржу за вполне приемлемую сумму в девять колец. Поул Мер Ло, которому не терпелось поскорее отправиться в путь, был готов заплатить и шестнадцать – столько запросил корабельный мастер. Но Шон Ху объяснил, что согласиться на такую цену, да еще не торгуясь, значит привлечь к себе излишний интерес. Мастер, несомненно, похвастается такой удачей, начнутся расспросы о покупателе – охотнике Шон Ху, всплывет и его связь с Поулом Мер Ло. Уже одного этого вполне достаточно, чтобы привлечь к сделке внимание властей. В итоге экспедиция может закончиться, не успев начаться.

После того, как воины Энка Нэ сожгли школу, стало ясно, что бог-император знает о делах Поула Мер Ло куда больше, чем предполагал Пол Мэрлоу.

Так что им обоим пришлось терпеливо ждать два дня, пока Шон Ху и бесконечные возлияния каппового вина не снизили цену до приемлемых девяти колец.

Впрочем, это время не пропало даром – дел оказалось невпроворот.

Надо было купить бурдюки, набрать в них воду, запастись сушеной каппой и вяленым мясом. Хотя в составе экспедиции были четыре охотника, Поул Мер Ло не собирался тратить время на охоту. Из личных вещей он брал с собой только ружье и рацию. Атомные гранаты, которые ему когда-то подарил Шах Шан, нельзя было использовать в ближнем бою – если, конечно, вообще придется сражаться. Их, собственно, и оружием-то назвать было трудно – они принесли бы больше пользы инженеру, чем солдату. (Ну как их использовать во время боя? – разве что при отступлении, с взрывателем, поставленным на максимальную задержку).

Поул Мер Ло не знал, зачем берет с собой рацию. Она была в отличном состоянии, а ее изотопная батарея не сядет еще много-много лет. Поул прекрасно знал, что на Альтаире Пять нет другой радиостанции. Сколь­ко раз за последние несколько месяцев (особенно по ночам) он включал ее, напряженно вслушиваясь в эфир. Но из динамика доносился только шум.

Поула беспокоило состояние фотонного ружья. Индикатор заряда показывал, что ружье заряжено меньше, чем наполовину. Значит – всего несколько выстрелов на полной мощности. Микрореакторная батарея почему-то вышла из строя. Без счетчика Гейгера Поул не мог определить состояние защиты. Кто его знает, может и ружье, и сам Поул Мер Ло давно уже стали источниками губительной радиации. Но с этим ничего не поделаешь. На все воля Орури… Поул усмехнулся, поймав себя на этой мысли.

Шон Ху утверждал, что на барже им придется плыть два с половиной дня: день по Каналу Жизни и полтора – по большой реке с живописным названием Влага Орури. Затем пару дней идти по заросшим лесом предгорьям. Что дальше – Шон Ху не знал, но утверждал, что, пройдя лес, они сразу же увидят Храм Белой Тьмы. Ну, а там Орури подскажет дорогу.

Экспедиция отправлялась в путь с первыми лучами солнца. В такой ранний час они вряд ли привлекут к се­бе чье-либо внимание. Лишь охотники поднимались рано, остальные байани вставали, когда солнце уже стояло высоко над горизонтом.

Все было готово: провизию и воду, духовые трубки и трезубцы, фотонное ружье и рацию, груду шкур, которые вначале будут служить путешественникам постелью, а потом – защитой от холода – все погрузили на баржу. Кроме четырех охотников, Поул Мер Ло взял с собой Зу Шана и Немо. Тсонг Тсонг оставался с Мюлай Туи. Ей Поул оставил достаточно медных колец, чтобы нанять служанку, если ребенок родится до его возвращения.

Решив взять с собой Немо, Поул создал себе серьезную проблему: ведь маленький калека совсем не мог ходить. И все-таки Поулу очень не хотелось оставлять его в Байа Нор. Он взял с собой Немо не только потому, что мальчик отчаянно хотел этого. Пол взял его, рассчитывая, что способность читать мысли может пригодиться экспедиции. Кроме того, именно Немо, с ею видениями бога, из чрева которого выходят люди, послужил первым толчком к этому путешествию. Возможно, они что-нибудь найдут на склонах белой горы – Возможно, Немо почувствует, где это что-нибудь находится. Для него сделали специальный мешок, в котором мальчик мог ехать на спине любого из них. В ночь перед отплытием Зу Шан, Немо и охотники ночевали на барже. Поула Мер Ло с ними не было. Он не спал. Не спала и Мюлай Туи. Они лежали рядом и одновременно были так далеки друг от друга в этом маленьком домике, ставшем для Поула Мер Ло родным. Он даже пахнуть стал по-домашнему уютно.

Мюлай Туи не сомневалась, что они видятся в последний раз.

– Господин, – сказала она на байани. – Сейчас я растолстела, и во мне нет даже той красоты, которая, возможно, была. Женщине не подобает так говорить… но мне бы очень хотелось, чтобы ты думал обо мне и вспоминал, как мы любили друг друга раньше.

Он нежно поцеловал ее.

– Мюлай Туи, – ответил он на высоком байани, зная, что доставит ей этим удовольствие, – когда женщина носит в себе ребенка, это не умаляет ее красоты. Она остается прекрасной, только по-иному. Я буду вспоминать прошлое, но настоящее дорого мне ничуть не меньше…

Они любили друг друга, и хотя их объятия были нежны, в них не было страсти. Поулу Мер Ло казалось, что они исполняют какой-то торжественный ритуал; будто празднуют какое-то удивительное событие, не виданное ни прошлым, ни будущим. Он был поражен и даже немного напуган.

– Господин, – тихо сказала Мюлай Туи, – огонь вспыхивает, горит, а потом гаснет. Нам больше не суждено увидеть друг друга. Я хочу поблагодарить тебя: ты принес мне много радости… Мои мысли не умеют летать, как у Шах Шана, которого, мне кажется, ты любил… Но мое тело воистину летало на крыльях радости. Мне жаль, что больше оно никогда не взле­тит.

Он крепко прижал ее к себе.

– Я вернусь из Храма Белой Тьмы, – прошептал он. – Клянусь.

– Если будет на то воля Орури, – печально сказала она. – Мой господин отмечен величием, и в его власти добиться многого…

– Я вернусь, – яростно повторил он.

– Но мы больше не встретимся, – вздохнула Мю-лай Туи. – Я это знаю. Я видела это в воде… Об этом мне прошелестел ветер… Господин, положите руки на мой живот.

Он сделал, как она просила, и почувствовал, как внутри шевелится ребенок.

– Он брыкается, – сказала она. – Твой сын станет таким же большим и могучим, как его отец.

– Воистину это будет прекрасное дитя.

– Иди, уже светает. И помни обо мне, мой господин, такой, какая я есть. Я дача тебе все, что могла Я с гордостью буду вспоминать, что ношу ребенка того, кто прилетел на серебряной птице. Но ты иди. иди сейчас. Вода жжет мне глаза, я не хочу, чтобы ты видел меня такой. Да пребудет с тобой Орури, конце, как и в начале.

– Да пребудет с тобой Орури всегда, – ответил Поул Мер Ло.

Он прикоснулся губами к ее лбу, быстро встал и вышел из дома.

В утреннем полумраке мир казался тихим и каким-то удивительно одиноким. Не оглядываясь, стараясь ни о чем не думать, Пол спустился к Каналу Жизни. Он облизнул губы и никак не мог поверить, что невыплаканные слезы могут быть такими солеными.

26

День обещал быть жарким. Легкий туман лениво струился над спокойными водами Канала Жизни. Еще издали Поул Мер Ло услышал голоса охотников и ребят, готовящихся к отплытию.

В воздухе чувствовалось волнение. Поул Мер Ло ощущал его, как нечто вполне материальное – казалось, стоит только протянуть руку, и вот оно, на ладони… Поул поднялся на борт не слишком красивой, но зато крепкой баржи. Усилием воли он отогнал сомнения и сожаления. Он спрятал воспоминания о Мюлай Туи – теперь уже зная, что это и в самом деле последние воспоминания о ней – в самый глухой угол своего сознания. Когда наступит время, он вспомнит о ней вновь.

– Господин, – обратился к нему Шон Ху, – мы уже поели. Все готово. Дайте только знак, и мы отправимся в путь.

Поул Мер Ло огляделся. Шесть смуглых лиц выжидательно смотрели на него.

– Наше путешествие начинается, – торжественно сказал он. – Каким бы оно ни оказалось, длинным или коротким, легким или трудным, будем помнить, что мы братья. Будем помогать друг другу в трудную минуту, вместе радоваться успехам, вместе печалиться о неудачах. Тут уж как пожелает Орури… Отчаливаем!

Охотники, как один, повернулись к Каналу и помочились в него. Затем, взяв шесты, уверенно вывели баржу на середину Канала…

…И вот баржа мягко скользит по гладкой, чуть парящей воде. Над краем леса поднимается солнце, и его лучи окрашивают все вокруг в диковинные цвета… Впервые с момента своего появления на Альтаире Пять Поул Мер Ло почувствовал, что на сердце у него легко и свободно. «До сегодняшнего дня, – думал он, – я был только зрителем. Да-да, именно зрителем, несмотря на колесо, подаренное байани, на бессистемные попытки сделать предсказание оракула явью». Ему казалось, что именно теперь он начал нечто поистине значительное.

Не имеет значения, скрывается что-нибудь за легендой о появлении людей и видениями Немо или нет, найдут ли они что-нибудь в Храме Белой Тьмы, главное – пробита брешь в вековой замкнутости байани. Они долго избегали всего нового. В заброшенном уголке бескрайних лесов Альтаира Пять остановившееся в развитии крошечное общество было вполне довольно собой.

Но теперь все изменилось: что бы ни случилось, возврат к status quo стал невозможен. Охотники, Пол это понял, пошли с ним не ради денег и не из-за слепой веры в него, они отправились в путешествие, потому что в них проснулось любопытство… они захотели узнать, что там, в следующей долине, за следующей горой.

Сами того не подозревая, они стали первыми байани-путешественниками за многие века…

– Все, что я сделал, – думал Поул Мер Ло, – возможно, это и есть самое главное – создал условия, в которых они смогли, наконец, раскрыться.

Вслед за этой мыслью пришла другая – об Энка Нэ. Сотни лет боги-императоры Байа Нор, сознательно и бессознательно охраняли свой божественный авторитет и абсолютную власть, всячески подавляя в своих подданных любопытство. Это понимал и Шах Шан. Он проявил мудрость и поддержал Поула Мер Ло, которого советники и жрецы Ордена Слепых поспешили объявить орудием в руках Хаоса. И за что? Да только за то, что он задавал вопросы, ранее никем не задававшиеся, делал вещи, до него невиданные.

Но Энка Нэ, сменивший Шах Шана, оказался правителем совсем другого толка. Прежде всего, он бы стар. Возможно, в юности и он обладал пытливых любознательным умом. Но если и так, то за долгие годы все это погибло под давлением жрецов и всего образа жизни байани, зажатого в прокрустово ложе ритуалов. Теперь, в старости, он непоколебимо стоял на страже того самого status quo, который Пол Мэрлоу так хотел изменить.

Позади остались последние возделанные поля; теперь баржа плыла в густой тени векового леса. Поул Мер Ло задумался: «Интересно, знает ли Энка Нэ об экспедиции?» Скорее всего, да. Как тщательно Зу Шан ни выбирал охотников, но некоторые из тех, с кем он говорил, отказались от его предложения. Они наверняка рассказали о планируемом путешествии другим. Рано или поздно эта информация достигнет ушей бога-импера­то­ра.

– Но теперь, – думал Поул Мер Ло, – поздно. Экспедиция началась, ее уже не остановить. И если Энка Нэ умен, он вряд ли станет их останавливать. Наоборот, он должен испытывать облегчение от того, что назойливый чужеземец решил слиться с Орури вдалеке от Байа Нор.

Они миновали храм Байа Сур. Никто не встречал их на причале – никто не знал, что они проплывают мимо. Очи все дальше и дальше углублялись в лес, навстречу Влаге Орури.

Солнце уже начало клониться к закату, когда охотники наконец решили устроить привал. Они пристали к берегу у небольшой полянки и бросили в воду каменный якорь.

Поул Мер Ло был рад возможности размять ноги… Он думал поработать шестом наравне с остальными, как это делал Зу Шан, но охотники вежливо отклонили его предложение. Он же Поул Мер Ло, чужеземец, и ему неведомы правила водных путей. К тому же он сейчас их хозяин и капитан, а значит негоже ему делать то, что могут сделать за него другие, ну разве что in extremis…

Поев, Поул Мер Ло, Зу Шан и пара охотников улеглись спать. Немо и еще два охотника остались стоять на страже, в здешних лесах водилось множество хищников.

Заснув, Поул Мер Ло в который уже раз превратился в Пола Мэрлоу. Того самого Пола Мэрлоу, который жил на Земле, потом ложился в анабиоз на борту «Глории Мунди», и который вместе с Анной нес вахту и спас экипаж звездолета от гибели, заделав пробоину от метеорита. Он чувствовал на губах вкус шампанского «Мэт э Шандон II» – отличный год… Затем какой-то смутный разговор о природе бога…

Сон рассеялся, как туман. Немо тряс Поула за плечо. Мгновение Поул не мог понять, где он находится, не узнавая склонившееся над ним морщинистое лицо мальчика.

– Господин, – сказал Немо на байани, – за нами плывет другая баржа. Она всего в десяти выстрелах от духовой трубки. Я проехал на мыслях одного из матросов. Они ищут нас. Им обещали много колец, если они нас догонят. Энка Нэ послал воинов. Господин, боюсь, нам от них не уйти.

Поул Мэрлоу собрался с мыслями. Он окинул взглядом свою баржу – ее не спрячешь. Но признать поражение… Нет, это невозможно. Единственная надежда – плыть вперед, и чем быстрее, тем лучше.

– Собираемся, скорее… – крикнул он тревожно глядящим на него охотникам. – Не зря говорят, что беда скорее находит тех, кто сидит и ждет.

Всего несколько секунд – и баржа оказалась на середине канала. Все, включая Пола, отчаянно заработали шестами. Даже Немо, притулившись на корме, вооружился коротким шестом, внося свою, пусть и небольшую, лепту в общее дело.

К сожалению, на Канале Жизни мало изгибов. Вскоре преследователи заметили свою жертву. Оглянувшись, Пол рассмотрел, кто за ними гонится: большая баржа с шестнадцатью матросами, дружно орудующими шестами, и по меньшей мере тридцатью воинами. Баржа быстро приближалась. Через минуту она окажется на расстоянии полета стрелы… если полетят стрелы, то все будет кончено.

– Стоп, – скомандовал он охотникам и поднял фотонное ружье.

– Господин, – поклонился Шон Ху, – похоже, что Орури не по душе наша затея. Но вы только скажите, и мы примем бой.

– Боя не будет, – уверенно сказал Пол Мэрлоу. – Не сомневайся, Шон Ху, Орури только испытывает нас.

Преследователи, увидев, что беглецы отложили шесты, перестали торопиться. Баржи медленно сближались.

Пол узнал воина, стоящего на носу. Это был тог самый капитан, который казнил Баи Лута и сжег школу.

– Орури приветствует вас, – крикнул он.

– В приветствии благословение, – ответил Пол

– Я – рука и голос Энка Нэ. Бог-император приказывает вам вернуться в Байа Нор. Там вы расскажете о своих замыслах.

– Мне очень жаль, но это путешествие весьма срочное, и его нельзя отложить.

– Господин, – слова Поула Мер Ло, похоже, развеселили капитана, – мне приказано привести приказ Энка Нэ в исполнение всеми доступными мне средствами. И я с радостью это сделаю.

Пол небрежно поднял ружье, положив палец на спусковой крючок. Он еще раньше снял ружье с предохранителя и установил мощность луча на максимум.

– Капитан, выслушай меня, – сказал он, – Я хочу, чтобы ты вернулся к Энка Нэ и передал ему, что я, к моему глубокому сожалению, не могу вернуться в Байа Нор, как он мне повелевает. Мое путешествие нельзя отложить. Если ты предпочтешь мир и вернешься к Энка Нэ немедленно, то гнев Орури минет тебя и твоих воинов. Я все сказал.

Капитан засмеялся. Засмеялись и его воины. Даже матросы, и те позволили себе улыбнуться.

– Смелая речь, господин. Но где же сила за этой смелостью? Вас мало – нас много. Раз вы не хотите вернуться добровольно, значит, мы вас заставим.

– Да будет так, – сказал Пол и нажал на курок.

Фотонное ружье загудело. Вода прямо перед движущейся баржей забурлила, закипела, закружилась огромным водоворотом. К небу повалили клубы пара. Полная оторопевших солдат баржа вплыла прямо в водоворот. Дерево тут же вспыхнуло. Мгновение, и тяжело груженное судно перевернулось. С воплями ужаса обезумевшие солдаты и матросы посыпались в Канал Жизни.

Как только баржа загорелась, Пол отпустил курок, но вода бурлила и клокотала еще несколько минут. Один несчастный угодил в водоворот и сильно обжегся.

– Так, – сказал Пол, глядя на барахтавшегося в воде капитана стражи, – проявляет свой гнев Орури. Теперь вернись в Байа Нор, расскажи, как все было и передай Энка Нэ мои слова. – Он повернулся к охот­никам. – Мы можем продолжать путь. Мне кажется, воины бога-императора больше не станут нам мешать.

Охотники машинально подняли шесты, и баржа поплыла дальше. На их лицах застыло выражение благоговейною ужаса.

– Господин, – сказал Шон Ху, вытирая пот со лба. Он покосился на ружье, – господин, с такой силой в руках человек воистину может стать богом.

– Нет, Шон Ху, – улыбнулся Пол, – с такой силой в руках человек может стать только более сильным человеком.

27

Древний лес вокруг буквально подавлял буйством растительности, шумом и криками бесчисленных живых существ. Однако кое-где встречались места, где, как казалось Полу Мэрлоу, не большому любителю лесов, даже земных, таилось нечто неясное, таинственное, задумчивое…

Может, это была Сила Жизни. Если она и существовала, то где еще ей скрываться, как не в лесу – там, где живое, сплетаясь в единое целое, поднимается высоко-высоко над землей.

Что касается диких животных, особенно крупных, то они Полу встречались редко. Впрочем и тех, что он увидел, оказалось достаточно, чтобы понять – в эволюционном смысле Альтаир Пять отстал от Земли минимум на миллион лет.

То тут, то там по берегам Канала Жизни располагались лежбища похожих на больших игуан животных – покрытых чешуей и шипами, длиной в несколько метров и, как уверяли охотники, практически безвредных, травоядных рептилий. Если они когда и проявляли агрессивность, то только во время весьма краткого брачного сезона и только по отношению к своим сородичам. Часто попадались и маленькие, похожие на земных крабов твари – ярко-красные и удивительно симпатичные, размером примерно с ладонь. Это, с уважением в голосе отмечали охотники, чуть ли не самые свирепые хищники здешних лесов.

Только однажды Полу встретилось действительно крупное животное. Охотники называли его онтолин. Огромное, мохнатое, с гигантскими когтистыми лапами и похожей на пещеру пастью, чудовище, поднявшись на дыбы, срывало плоды с вершины какого-то дерева. Рев, эхом отдававшийся в округе, как сказали охотники, выражал всего лишь удовольствие. Они уверяли, что онтолин необыкновенно медлителен. Ловкий и быстрый охотник, мол, может подбежать к чудищу, забраться по заросшему шерстью боку ему на голову, подергать зверя за усы и слезть на землю – и все это прежде, чем онтолин поймет, что, собственно говоря, происходит.

Баржа все дальше и дальше удалялась от Байа Нор по Каналу Жизни, и Полу казалось, что он совершает путешествие во времени. Заросли гигантских папоротников, огромные пестрые орхидеи, лианы, тянущиеся с одного берега на другой, печальные и смертоносные плачущие деревья (они истекали густым, быстро застывающим, ядовитым соком, ловя таким образом мелких животных, которые, разлагаясь, питали обнаженные корни растения) – все создавало иллюзию, что он плывет по зеленому туннелю в прошлое.

Что касается туннеля, Пол был недалек от истины: канал значительно сузился, а густая зеленая листва совершенно закрыла небо. Только бесчисленные золотые лучи, сквозь которые баржа проплывала с колдовской, чарующей легкостью, напоминали о том, что где-то над головой еще светит солнце.

Постепенно стало темнеть. Сгущалась зеленая мгла. Шон Ху пристально осматривал берега, выбирая место для ночевки.

– Господин, – сказал он. – Мы сегодня неплохо поработали. До Влаги Орури осталось совсем немного.

– Может быть, попытаемся добраться до реки?

– Кто знает, как лучше, – пожал плечами охот­ник. – Но мои товарищи предпочитают видеть, куда втыкаются их шесты.

– Это разумно. Значит пора останавливаться.

Они нашли маленькую полянку около рощи Плачущих деревьев. Шон Ху объяснил, что большинство животных чуют запах этих хищников растительного царства и стараются их избегать. Особенно ночью. Поэтому-то охотники и выбрали место рядом с рощей. Впрочем, спать лучше все-таки на барже.

Первая ночь прошла спокойно. После ужина охотники начали, как это у них принято, рассказывать разные истории. Пол слушал, слушал, почти засыпая, одурманенный тяжелыми запахами ночных джунглей и испарениями Канала Жизни… а через мгновение уже наступило утро, и улыбающийся Зу Шан пытался прельстить его горстью каппы и полоской вяленого мяса, по вкусу напоминавшего жженую резину.

– Ты очень крепко спал, Пол, – сказал он по-английски, гордясь своим преимуществом перед охотниками. – Мы не думали, что ты так хорошо будешь себя чувствовать в лесу. Как твои кости, не болят?

Пол попытался потянуться и застонал.

– Я чувствую себя, словно разбитый параличом старик, – пожаловался он. – Словно сок плачущих деревьев пропитал мои суставы.

– Это все испарения Канала Жизни, – пояснил Зу Шан. – От них всегда болят кости. Если двигаться, боль проходит. Бедняга Немо, ему хуже всех. Наверно, потому, что его ноги так страшно изуродованы.

Маленький Немо плакал, словно ребенок. Впрочем, он же и был ребенком. Пол подхватил его на руки, начал мягко массировать искалеченные ноги.

– Господин, – выдохнул Немо, – мне стыдно. Молю вас, отпустите меня.

Нежно потрепав мальчика по голове, Пол посадил его на палубу.

– Пусть будет так, как хочет мой сын, – серьезно сказал он, – ибо я перед всеми сейчас признаю тебя своим сыном.

– Господин, – подошел к ним Шон Ху. – Мы готовы отчалить.

Пол поднял взор к зеленой крыше листвы над головой. Судя по тяжелому, густому, словно сироп, воздуху, день опять будет жарким.

– Отправляемся, – приказал он. – Да благословит нас Орури.

28

Следующей ночью произошло несчастье.

Влага Орури оказалась широкой спокойной рекой, довольно мелкой, но вполне судоходной. Если бы не течение, то подниматься по ней было бы даже легче чем спускаться по Каналу Жизни.

Полу казалось, что путешествие в прошлое продолжается. Казалось, ему нет конца… по крайней мере, пока они не доберутся до момента сотворения все сущего. Они покинули Байа Нор всего два дня тому назад, и уже ничто вокруг не напоминало о существовании в этом мире человека.

Странно чувствовать себя путешественником в прошлое. Такое же ощущение Пол испытал в подземельях Байа Нор и в храме, когда Энка Нэ, даровав ему жизнь, приказал отрубить мизинцы.

В некотором смысле, возможно, он и правда пер несся в прошлое: покинув двадцать первый век на Земле, он летел много световых лет и под конец оказался в средневековье, в стране, если смотреть с Земли, «по ту сторону неба». Но теперь, когда подгоняемая шестами баржа медленно плыла между зеленых стен джунглей по огромной мутной реке, даже Байа Нор казался Полу сверхсовременным.

Мир, в котором он сейчас находился, словно еще не знал человека. Путешественники на утлом суденышке казались только зыбкой мечтой о призрачном будущем. Мечтой, скользящей, словно туман, сквозь долгое утро предыстории.

На ночевку они остановились рядом с небольшой мшистой прогалиной. На фоне джунглей она выглядела неуместной и одновременно удивительно мирной.

Повсюду жизнь текла в таком безумном, яростном темпе, что порой Полу казалось – он видит, как растут деревья и кустарники. Как ни странно, но несмотря на то, что и деревья, и папоротники были здесь куда выше, чем возле Канала Жизни, сумрак под ними не казался таким уж мрачным. Тут и там золотые солнечные лучи пронизывали зеленый свод леса, словно диковинный витраж в бескрайнем зеленом соборе.

Пока Пол оглядывался по сторонам, цветы начали закрываться. Они словно стремились спрятаться под землей, будто не желая видеть долгую лесную ночь.

Путешественники снова расположились в барже. Как в прошлую ночь, охотники обменивались историями, сильно напоминающими, по мнению Пола, традиционные охотничьи байки далекой Земли. На сей раз он не так сильно устал, и еще не уснул, когда беседа понемногу затихла, и один из охотников встал на вахту. Тогда, крепко сжав в руке ружье. Пол блаженно погрузился в мрачное пространство снов, странным и непонятным образом переплетенных с доисторическим миром…

Поначалу и крики, и рев, и удушающая вонь казались всего лишь частью кошмарного сна. Потом баржа задрожала от могучего удара и чуть не перевернулась. Приходя в себя, Пол потратил несколько драгоценных минут, пока понял, что этот кошмар – не сон, а реальность.

Он судорожно шарил вокруг в поисках куда-то запропастившегося ружья. Он помнил, что на его стволе есть мощный, хотя и узконаправленный, фонарь, питаемый атомной батареей. Его луч параллелен оси разряда. Другого источника света на барже не было. Пол чувствовал, что пока он не найдет фонарь, ему не понять, что же, собственно, происходит. Вонь была ужасной, а крики… крики описать невозможно.

Он искал ружье. Прошло, наверно, сто лет, прежде чем его пальцы наткнулись на него. Он включил фонарь и направил его луч в сторону, откуда раздавались крики.

Узкий, ослепительно белый луч, выхватил из темноты лишь крошечную часть общего кошмара. Но и это­го хватило, чтобы у Пола все внутри превратилось в трясущееся желе.

Перед ним на берегу реки стояло самое большое и возможно самое ужасное животное, какое он когда-либо ви­дел. Размером с могучего Tyrannosaurus Rex, обитавшего когда-то на Земле, и ничуть не менее свирепое.

Пол перевел луч на массивную, словно в страшном сне увиденную голову чудовища и чуть не выронил ружье из рук от ужаса. Из огромной, похожей на кроваво-красную пещеру пасти торчали руки, плечи и голова одного из охотников.

Пол мгновенно перевел луч ниже, туда, где, как ему казалось, должен находиться живот чудовища. Он нажал на курок. Параллельно белому лучу фонаря вспыхнул голубой луч разряда.

К вони самого чудовища теперь добавился удушливый запах горелого мяса. Небрежным и удивительна изящным движением доисторическая тварь подняла огромную когтистую лапу и, подцепив тело охотника у себя в пасти, отшвырнула его прочь, в воду Влаги Орури.

Затем со спокойствием, показавшимся бы в любом. другом случае смешным, она принялась разглядывать, что творится у нее на животе. К этому времени ее уже охватило пламя. Чадящее, желтое, оно рвалось вверх по чешуе, на землю валились куски расплавленного жира. А чудовище, похоже, все еще не понимало, что происходит.

«Эта тварь, – думал Пол с истерическим смехом, – уже мертва, только вот еще не знает об этом. Она стоит и смотрит, как огонь сжирает ее плоть, и… и ничего. Интересно, конечно, но не очень-то и важно… Да кровь давно должна была закипеть у нее в мозгу!»

Все напоминало ночной кошмар. Словно загипнотизированный, Пол не мог даже оторвать глаз от чудовища, чтобы посмотреть, какова судьба его спутни­ков. Ружьё в его руках дрожало.

Наконец пережженное почти пополам животное начало понимать, что дни его сочтены. Оно содрогнулось, и земля задрожала у него под ногами. Пронзительно закричав, выдохнув остатки горящих легких, животное повалилось на бок, ломая деревья. Мертвая туша рухнула на берег, и все кругом затряслось – и сам берег, и баржа, и даже река.

Пол, собравшись с силами, отпустил курок. Фонарь погас, но темнее от этого не стало: тело чудовища превратилось в клокочущий огненный вулкан. Запах становился невыносимым.

– Извините, господин, – прошептал рядом с ним Шон Ху, – но меня сейчас вырвет.

Он перевесился за борт, и секунду спустя к нему присоединились все остальные, кроме Немо, без сознания лежащего на палубе.

– Кто погиб? – прошептал Пол, когда снова смог говорить.

– Мин Ши, господин. Он стоял на вахте. Возможно, он пошевелился, и чудовище его заметило.

– А почему он сам не заметил его? И не услышал? Такая громадная тварь вряд ли могла подкрасться незаметно.

– Господин, я не могу ответить. Я не знаю. Мин Ши мертв. Не будем сейчас говорить, что он был достаточно внимателен. На его долю выпали страшные мучения. Узнав, что мы сомневаемся в нем, его дух может опечалиться.

Пол снова Взглянул на горящее тело доисторической бестии, и его вырвало.

– Как называется эта тварь? – спросил он, немного придя в себя.

– Господин, – ответил Шон Ху, – у нее нет имени. Мы никогда не встречали ей подобных. И больше не хотим встречать.

– Давайте уплывем отсюда, – пробормотал Пол, опять перевешиваясь за борт, – и подальше, пока не умерли от рвоты. Впредь вахту будут нести двое, ибо ясно, что один может и задремать. Теперь уплываем.

– Господин, еще темно, а мы не знаем эту реку.

– И тем не менее мы отчаливаем, – Пол показал на все еще горящий труп. – Здесь слишком много света… и кое-чего другого. Пошли. Я возьму шест Мин Ши.

29

В воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Кругом стояла какая-то необыкновенная тишина. Даже из джунглей не раздавалось ни звука. Если бы не аромат ночною леса, можно было подумать, что они перестали существовать. Только река сонно мурлыкала, словно и ей очень хотелось кануть в небытие.

Закончился тяжелый и мрачный день. Тяжелый, ибо Влаха Орури стала уже, а ее течение быстрее; мрачный – ибо никто не мог забыть недавнюю смерть Мин Ши.

Хуже всего приходилось Немо. И не только потому, что он был ребенком, но потому, что он телепатически пережил быструю и страшную смерть охотника в пасти доисторического чудовища. Весь день несчастный калека пролежал, свернувшись клубком, на корме. Он отказывался от еды и питья. Только путем Долгих терпеливых уговоров Полу к вечеру удалось заставить его выпить пару глотков воды.

После ужина не обменивались, как обычно, байками. Охотники большей частью угрюмо молчали.

Пол и Шон Ху несли первую вахту. На их же долю выпала и последняя. Скоро, очень скоро первые лучи солнца просочатся сквозь крышу листвы. Они уже вступили на земли локхали и сегодня покинут баржу. Теперь опасность усилится. Но после ужаса прошлой ночи, – думал Пол, – стычка с локхали будь даже облегчением.

Они сидели с Шон Ху спиной к спине. Он мучительно напрягал память. Ему не давало покоя нечто, связанное с этими самыми локхали, но что именно… Какое-то ускользающее воспоминание. Что-то важное. Что-то им увиденное, но в тот момент не понятое…

Единственная его встреча с лесными дикарями состоялась в Байа Нор, во время казни. Пол мысленно вернулся в тот день: он вновь увидел умирающих в муках локхали, и среди них одного, бормочущего в смертный час бессвязные слова на немецком, английском, французском.

И тут Пол вспомнил, что он тогда увидел и чему не придал значения. На руках у локхали было по пять пальцев. Дикари значительно превосходили байани в росте… Пять пальцев на каждой руке! Он вспомнил женщину у холма возле полей каппы, ее ребенка, Мюлай Туи, так рассерженную его вопросами…

И вот он здесь, среди доисторического леса, ищет истоки древней легенды, и голова его полна вопросов, на которые нет ответа. Ему стало смешно; смешно от абсурдности сложившейся ситуации, от ее нелепости.

И Пол засмеялся.

Шон Ху так и подскочил на месте.

– Вам смешно, господин? – укоризненно спросил он.

– Честно говоря, не очень. Извини, Шон Ху. Мне просто вспомнились некоторые вопросы, на которые Поулу Мер Ло, учителю, было никак не найти ответа.

– Какие вопросы, господин?

– Шон Ху, – помня реакцию Мюлай Туи, осторожно начал Пол, – мы с тобой знакомы совсем недавно. Это путешествие сблизило нас. Ты стал моим другом и братом.

– Я горд, что Поул Мер Ло называет меня своим другом. О том, чтобы стать его братом, я не смел даже и мечтать.

– И однако, мой друг и брат, это именно так. Я не хочу тебя обидеть своими вопросами.

– Как вы можете обидеть меня, господин, – удивился охотник. – Вы, который возвысил меня в моих собственных глазах?

– Вопросами, Шон Ху. Всего лишь вопросами.

– Господин, я вижу, вы хотите меня о чем-то спросить. Спрашивайте. Не может быть обиды там, где не желают обидеть.

– Мой вопрос связан с количеством пальцев на руках у людей.

Пол почувствовал, как напрягся охотник.

– Господин, – сказал Шон Ху, помолчав, – разве в вашей стране нет тем, обсуждать которые неприлично?

– Да, мой друг, – подумав ответил Пол, – наверное есть.

– У нас тоже так. Я говорю это вам, господин, для того, чтобы, вы поняли, почему мне так непросто обсуждать количество пальцев на руках у людей. У нас есть выражение – слова, которые надо один раз услышать и один раз рассказать. Теперь спрашивайте…

– Шон Ху, когда ты родился, сколько пальцев было у тебя на руках, четыре или пять?

– Смотрите, господин, – охотник показал Полу свои руки.

– Ты не ответил на мой вопрос, – покачал головой Пол. – Смотри… – и он показал свою собственную руку, – но я родился с пятью пальцами, а ты?

– Господин… я не знаю, – в отчаянии сказал Шон Ху.

– Ты уверен? Уверен, что не знаешь?

– Господин, – замялся охотник, – когда мой отец умирал, он сказал, что моя левая рука была… осквернена… Но, господин, такой маленький пальчик… Этот позор быстро устранили… Ни одна живая душа, кроме нас с вами, не знает об этом…

– Не волнуйся, друг мой, – улыбнулся Пол. – Ни одна живая душа больше и не узнает… интересно, сколько байани родятся с… оскверненными руками?

– Я не знаю, господин. Думаю, что немного. Тех, кого находят, забирают жрецы, и больше их не видят.

– Но почему так страшно иметь пять пальцев?

– Потому, что Орури не любит тех, у кого их слишком много.

– Ты этому веришь?

– Господин, – в волнении воскликнул охотник, – я должен верить. Это правда.

– Но почему это правда? – неумолимо продолжал Пол.

– Господин, я могу рассказать только то, что знаю сам… Говорят, много-много лет тому назад, еще до того, как появился бог-император в Байа Нор байани не были единым народом. Среди них были люди выше ростом и кожей светлее, с пятью пальцами на каждой руке. Настоящих байани – быстрых умом и телом, с темной кожей и четырьмя пальцами на руках – было больше… И лилась кровь. Господин, все время лилась кровь. Те, у кого по пять пальцев считали себя лучше тех, у кого их по четыре. Они насиловали их женщин. Те, у кого пальцев по четыре, отвечали насилием на насилие, и захватывали женщин, у которых пальцев пять. Вскоре возникла еще одна противоборствующая сторона – изгои с четырьмя пальцами на одной руке и пятью на другой. Но и среди них возникли разногласия, ибо те, у кого пять пальцев на правой руке, полагали себя выше тех, у кого на левой. И бои продолжались и становились все ожесточеннее. Каждая группа полагала, что именно они – истинные байани, а значит, именно ей суждено командовать остальными.

– Мой друг, – сказал Пол, – ничто не ново под луной. В истории моего собственного народа тоже было много бессмысленных раздоров и кровопролития.

– Война пальцев шла и по ту сторону неба? – в удивлении поднял голову Шан Ху.

– Нет, – улыбнулся Пол. – Нам повезло: у всех людей нашего мира одинаковое количество пальцев. Для убийств и насилия находились другие причины. Люди моего мира сражались друг с другом потому, что некоторые из них считали своего бога выше всех прочих, один образ жизни правильнее другого, белую кожу лучше черной.

– Воистину, – засмеялся охотник, – люди вашего мира, несмотря на свое волшебное мастерство, не слишком-то умны.

– Возможно, не глупее, чем байани, – серьезно ответил Пол. – Но пожалуйста, продолжай свой рас­сказ.

Шон Ху, казалось, несколько успокоился, и теперь говорил свободнее, чем вначале.

– Господин, – продолжал он, – понемногу стало казаться, что у байани больше ненависти, чем любви. И еще много-много страха. Стало опасно в одиночку выходить за ворота, поля зарастали сорняками. Охотники нашли себе новое ремесло – охотиться на людей. Женщины молились, чтобы их утроба не приносила плода, ибо боялись счесть пальцы на руках новорожденных. Мало кто доживал до седин. И постепенно народ байани стал вымирать – людей гибло больше, чем рождалось. Стало ясно, что Орури недоволен, и если он не улыбнется снова, то народ байани исчезнет.

– И все это, – вздохнул Пол, – из-за количества пальцев у людей на руках…

– Все это, – повторил Шон Ху, – из-за количества пальцев у людей на руках… И тут, господин, появился выход. Его нашел первый оракул, постившийся и чуть не умерший с голоду. Его устами говорил Орури. Он изрек:

– Явится среди вас человек, кто сейчас бессилен, но чья власть будет абсолютной. А так как ни один человек не может нести бремя такой власти, он станет как император. А так как никто не живет вечно, он станет как бог. Каждый год император должен умереть, дабы бог смог воскреснуть.

Все это слышали жрецы Орури, и слова эти показались им благом. Тогда они подошли к оракулу и спросили:

– В этом наше спасение. Скажи, как мы узнаем того, кто примет облик бога?

На что оракул ответил:

– Вы не увидите его лица. Вы увидите его клюв. Вы не увидите его рук. Вы увидите его оперение. И еще вы услышите крик птицы, которой никогда не было.

Полу Мэрлоу эта история показалась удивительно интересной. И не только потому, что она объясняла многое, чего он раньше не понимал, но и из-за ее странного сходства с некоторыми земными преданиями.

– И как же нашли первого бога-императора? – спросил он.

– Жрецы не поняли оракула, а больше он ничего не сказал. Но вот что произошло много дней спустя. Жрец Ордена Слепых (тогда они еще не носили клобуков, им только предстояло взглянуть на лицо Орури) шел к полям каппы и увидел огромную птицу с блестящим, переливающимся оперением. Птица громко кричала. Так созывают друг друга на добычу птицы меланил – они хоть и хищные, но вполне съедобные… Но у этой птицы, господин, были человеческие ноги. Бедный охотник по имени Энка Нэ пытался таким способом поймать добычу.

– Значит, это и был первый бог-император…

– Да, господин, Энка Нэ стал первым богом-императором. Ведь он обладал мудростью Орури. В день, когда его вывели к народу, он собрал вокруг себя охотников. В первый и последний раз он снял перед байани свой плюмаж и протянул им свои руки. Все увидели, что на одной руке у него четыре пальца, а на другой – пять. И Энка Нэ громким голосом сказал:

– Следует положить конец смертям. Следует положить конец уничтожению. Следует также, чтобы руки у одного человека были как и у его брата. Никто не может добавить себе пальцев. Значит, давайте возрадуемся, что их можно уменьшить.

Он протянул свою правую руку охотникам и приказал отрубить на ней мизинец. И сказал народу:

– Пусть у всех, кто хочет остаться на этой земле, будет столько же пальцев на руках, сколько у меня. Счастливы те, чьи руки уже похожи на мои. Трижды счастливы те, кто может принести в жертву Орури часть своей плоти. Да будут прокляты те, кто откажется это сделать. Пусть они уходят с нашей земли, ибо не может у нас быть с ними мира…

Так сказал Энка Нэ. И многие люди протянули свои руки охотникам. Но были и недовольные. И снова началось кровопролитие. Под конец тех, кто не подчинился Энка Нэ, либо убили, либо прогнали прочь.

Светало. Кончалась последняя вахта. Первые лучи солнца озарили верхушки деревьев. Пол потянулся, встал. Внезапно он почувствовал, что весьма доволен собой. Он знал, что нашел-таки недостающее звено у мучившей его загадки.

– Это очень поучительная история, – подумав, сказал он.

– Но это и очень страшная история, – сказал Шон Ху. – Я рассказал ее один раз; больше мне нельзя ее рассказывать. Как вы и сами знаете, тень пальцев еще лежит на Байа Нор, Столько лет прошло, а все льется кровь. Бог-император всегда не любил тех, кто слишком много об этом знает. Не любит он и тех, кто вопреки желанию Орури имеет на руках слишком много пальцев.

Шон Ху потянулся и тоже встал.

– Понимаю… Шон Ху, я благодарен тебе за рас­сказ. Теперь давай поговорим о локхали.

– Здесь неподалеку есть деревня локхали, – сказал охотник. – Одна из самых больших. Всего несколько часов по реке. К счастью, мы можем оставить Влагу Орури и обойти ее лесом.

– А у локхали есть баржи?

– Да, господин, есть. Но их баржи маленькие и неуклюжие. Локхали боятся воды. Плавают они только в самом крайнем случае.

– Но тогда, выходит, проще проплыть мимо деревни по реке, чем обойти ее по лесу?

– Может, и так, господин. Может, и так… Но люди предпочитают не встречаться с локхали.

– И, однако, мы проплывем мимо деревни… Мне кажется, я знаю, почему байани и локхали столько лет ненавидят и боятся друг друга. Слово «локхали» значит проклятый, отверженный, не так ли?

– Это так, господин.

– И локхали, – неумолимо продолжал Пол, – не считают зазорным иметь по пять пальцев на каждой руке… Мне кажется, Шон Ху, что локхали и байани когда-то были братьями…

30

По сравнению с городом Байа Нор деревня локхали являла собой жалкое зрелище. Пол заметил не больше десятка каменных зданий. Возможно, в них располагались храмы. Все остальные строения, некоторые весьма солидного размера, были построены из глиняных кирпичей, дерева и камыша. Многие кирпичи были украшены кусочками кремня, судя по всему, вдавленного в них при сушке.

Все это Пол заметил, проплывая мимо деревни. Охотники провели баржу вдоль дальнего берега, вне Досягаемости стрел и копий дикарей.

Вообще-то, судя по размерам, это была не деревня а настоящий город: домов, пусть и примитивных, было очень много, и располагались они не как попало, а в некоторой симметрии.

Солнце поднялось уже довольно высоко, и множество локхали вышли на берег реки, в том числе и несколько десятков женщин – моющих посуду, стирающих, чистящих рыбу и овощи и даже купающих детей. И все это на небольшом пятачке перед деревней. Заметив приближавшуюся баржу, женщины панике повыскакивали из воды. На их вопли из города примчалась целая толпа, включая воинов и охотников. Некоторые, потрясая оружием, оглашали воздух воинственными криками. Впрочем, никто не захотел воспользоваться неустойчивыми на вид маленьким каноэ, лежавшими на берегу.

Пол прекрасно понимал, что узнать здесь что-либо о судьбе экипажа «Глории Мунди» у него нет ни малейшей надежды. Отличить землянина от локхали, особенно если они одинаково одеты, практически невозможно. Сам он давным-давно одевался как байани, Пол не сомневался, что если кто из команды и живет в этой деревне, то они, наверняка, щеголяют в скудных одеяниях локхали.

Как это обидно – стоять возле источника и не иметь возможности сделать даже глоток. Но что он может сделать? Немного подумав, Пол поднял ружье и, прицелившись в воду у противоположного берега, нажал на курок.

Ружье задрожало у него в руках. Вода забурлила, закипела, повалил пар, на поверхности реки возник весьма эффектный водоворот. С берега раздались удивленные и испуганные крики локхали. Некоторые, охваченные суеверным ужасом, бросились прочь, но большинство глядели на водоворот, словно загипнотизированные.

– Я одним выстрелом, – думал Пол с удовлетворением, – убью сразу двух зайцев. Во-первых, это охладит пыл локхали и они не пустятся за баржей в погоню. Во-вторых, по этой демонстрации или по рассказу о ней все оставшиеся в живых земляне поймут, что выжил еще кто-то из их товарищей.

Пол опустил ружье и, сложив рупором руки, громко закричал:

– Я вернусь!.. Je reviens… Ich komm wieder!..

Вскоре баржа миновала деревню, но Пол еще долго оглядывался.

Незадолго до полудня Шон Ху, выбрав подходяще место, причалил к берегу.

– Теперь мы пойдем через лес, – сказал он. – Плывя дальше по Влаге Орури, мы не приблизимся к Храму Белой Тьмы.

– Тогда давайте поедим и отдохнем, – решил Пол. – А потом разложим наш груз по рюкзакам.

Перекусив, они вытащили из баржи бурдюки с водой, сушеную каппу, вяленое мясо и мешок для Немо. Затем затопили ее, навалив в трюм кучу камней. Маловероятно, конечно, чтобы локхали нашли баржу, но если она еще и затоплена – то уж точно не найдут.

– Единственная проблема, – мрачно думал Пол, – самим потом ее найти. Вернуться в Байа Нор без баржи, разумеется, можно, но путь будет значительно труднее… и опаснее.

Уже вечерело, когда путешественники двинулись в глубь леса прочь от Влаги Орури. Первым шел Шон Ху, следом за ним – Пол. Дальше – Зу Шан с Немо за плечами, последними – два охотника.

Как это ни удивительно, Немо, похоже, полностью оправился от пережитого потрясения. Но Пол заметил, что он все время старается держаться поближе к Зу Шану. В чем-то они даже начали зависеть друг от друга. Хоть Зу Шан и был уже наполовину взрослым, на другую половину он все еще оставался ре­бенком. И как ребенку, ему интереснее было разговаривать с Немо, чем с Полом или с охотниками.

Немо и Зу Шан любили демонстрировать перед охотниками свое умение, беседуя на английском, вкрапливая слова на байани. Получался странный, временами весьма забавный диалог. Поначалу планировалось, что Немо будут нести все по очереди, но и Зу Шан, и сам Немо воспротивились этому. Впрочем, Немо, все еще напоминающий обтянутый кожей скелет, вряд ли весил больше, а скорее всего, даже и меньше, чем любой из рюкзаков.

Несмотря на то, что (судя по выражению лица Шон Ху) по землям локхали путешественники шли медленно и шумно, дикарей они не видели. Как, впрочем, и диких животных. Шон Ху утверждал, что одной только их болтовни достаточно, чтобы распугать всю живность в округе, за исключением, возможно самых крупных хищников.

Как бы то ни было, но два дня и две ночи прошли без происшествий. Самое знаменательное событие эти дней – на Пола упала древесная змея. Маленькая страшного вида змейка, похоже испугалась ничуть не меньше землянина и поспешно уползла в кусты.

Постепенно лес начал редеть. Сквозь зеленую крыш листвы над головой кое-где уже проглядывало небо. Пол заметил, что земля под ногами стала тверже не такой влажной. Заметно похолодало. Теперь люди явно поднимались вверх по склону. Вскоре синее на головой почти вытеснило зеленое, только теперь Пол понял, как он соскучился по обычному голубому небу.

Лес перешел в саванну. Густая высокая трава местами доходила низкорослым байани до плеч. Редкие деревья зачастую были немногим выше травы. Далеко впереди Пол уже видел предгорья. А за ними сквозь вечернюю дымку проглядывала сверкающая гряда белоснежных гор. Пол заметил, что одна из них значительно выше остальных. Или это ему только чудилось? Инстинктивно он чувствовал: это – Храм Белой Тьмы.

На закате они расположились лагерем прямо посреди саванны. Теперь, когда лес остался позади, когда смерть Мин Ши казалась удивительно далекой и нереальной, когда над головой вновь появились звезды и девять сестер – девять лун Альтаира Пять, охотники заметно повеселели. После ужина, поплотнее завернувшись от ночного холода в шкуры, они снова пытались перещеголять друг друга, рассказывая невероятные истории.

Пол надеялся, что они смогут развести костер. Но разжигать огонь посреди саванны… нет, это слишком опасно. Кроме того, где взять столько дров? В общем, пришлось удовлетвориться теплой шкурой и холодным мясом. А потом Пол лежал и в полудреме слушал бесконечные байки охотников…

Задумавшись, он поднял глаза к небу, к звездам. В путешествии через лес – удивительном путешествии сквозь остановившееся время – он куда-то потерял, отбросил личность Поула Мер Ло. По непонятной ему самому причине он вновь стал Полом Мэрлоу, зем­лянином.

И что самое удивительное, это его нисколько не угнетало. Да, он остался один, далеко от родного дома. Да, он никогда не вернется на Землю, и однако… Он не чувствовал себя несчастным.

Пол поразился этому своему открытию…

Постепенно разговоры охотников смолкли. Они начали готовиться ко сну. Зу Шан и Немо, уставшие за долгий день, уже спали. Шон Ху и Пол заступили на первое дежурство.

Они сидели молча. Шон Ху, хоть и довольный скоростью их продвижения и тем, что они, наконец, вышли из леса, не пытался заговорить, что вполне устраивало Пола. Он глядел на ясное небо, и мысли его разбрелись между мерцающих звезд…

Когда пришло время будить охотников для смены, Пол чувствовал себя скорее радостно возбужденным, нежели усталым. Может, дело было в прохладном, пахнущем травами воздухе. Или в том, что они приближались к цели своего путешествия.

К тем не менее, стоило ему лечь, как он тут же уснул…

31

Он слышал, как у него в голове раздаются громкие, настойчивые слова. Он попытался отмахнуться от них спросонья, как от кошмара. Но слова не исчезли. Они рвали сон словно гнилое полотно. И становились все громче, все настойчивее.

Пол подскочил, словно подброшенный пружиной. Он отчаянно пытался сохранить спокойствие. Вокруг, в тусклом лунном свете, он видел своих товарищей, тоже напряженно вслушивающихся, неподвижных, словно беззвучные слова превратили живую плоть в камень. Но один звук нарушил ночную тишину… настоящий звук. Он казался невозможно далеким. Пол прислушался… собравшись с силами, попытался понять что это такое… понял: это плакал Немо. И вновь все его внимание приковали к себе настойчивые и совершенно беззвучные слова:

Если вы хотите дожить до зрелости – уходите прочь! Если вы хотите работать на полях, Если вы хотите охотиться в лесах, Если вы хотите отдыхать вечерами – уходите прочь! Если вы хотите смотреть на женщин и иметь детей, Если вы хотите веселиться с родными, Если вы хотите пожинать плоды жизни, Если вы хотите провести свои дни в довольстве, Услышав голос Ару Рэ, Уходите прочь! Уходите прочь! Уходите прочь!

Беззвучные слова умолкли. Никто не шевелился.

Первым поднял голову Шон Ху.

– Господин, – дрожащим голосом сказал он. – Мы услышали голос Орури и все еще живы. Нашему путешествию не сопутствует успех. Значит, нам придется вернуться.

Отчаянным усилием воли Пол пытался собраться с разбегающимися во все стороны мыслями.

– Шон Ху, – спросил он, – голос обратился к тебе на байани?

– Да, господин.

– А ко мне – на английском – на языке моей родной страны.

– Такова тайна Орури.

– Не Орури, – уверенно поправил его Пол, – тайна Ару Рэ.

– Пол, – вмешался Зу Шан, – я слышал слова на байани и английском одновременно.

– Наверно, это потому, что ты думаешь теперь на обоих языках сразу, – помолчав, сказал Пол по-английски. – А что у тебя, Немо? С тобой все в порядке?

– Мне очень страшно, – признался мальчик, но плакать перестал. – Я… Я не помню, на каком языке были слова.

Пол засмеялся, пытаясь разрядить обстановку.

– Не ты один испугался. Нам всем было страшно.

– Значит, мы возвращаемся в Байа Нор? – с мольбой в голосе спросил мальчик.

Пол на мгновение задумался, имеет ли он право просить этих людей остаться с ним, продолжать путь. Но как это обидно, как невыносимо горько – дойти почти до конца… и вернуться.

– Мои друзья и братья, – после долгого молчания сказал он на байани. – Мы вместе смотрели в лицо опасности, и она еще поджидает нас на пути. Один из нас погиб… Я больше ничего не могу требовать от людей, которые и так проявили беспримерное мужество… Те из вас, кто хочет вернуться, услышав… то, что мы услышали, могут это сделать с моего благословения. Что касается меня – Шон Ху сделал все, что обещал – теперь я смогу дойти до Храма Белой Тьмы, если так захочет Орури. Я все сказал.

– Господин, – склонился в поклоне Шон Ху, – поистине вас ждет небывалое величие. Человек не может встретить смерть в лучшем обществе. Может, это зачтется, когда Орури призовет меня к себе. Я пойду с вами.

– Нам очень стыдно, – подал голос один из оставшихся охотников – Нам стыдно перед Поулом Мер Ло и Шон Ху. Раньше мы считали себя смелыми. Простите нас, господин… Для некоторых нет конца отваге. Для других…

– Мои братья, – прервал его Пол. – У отваги много лиц. Мне повезло, что вы сопровождали меня в пути… Идите с миром. Отправляйтесь в путь, как только рассветет. И еще возьмите с собой Зу Шана и Немо. Я возрадуюсь, зная, что вы в целости и сохранности доставите их в Байа Нор.

– Господин, – сказал Зу Шан на байани, – дар Энка Нэ остается с тем, кому он был дан… Мне кажется, что и наша кроха хотела бы остаться.

Немо, похоже, понемногу приходил в себя.

– Кроха хочет многого, – заявил он, – но он останется в тени Поула Мер Ло.

– Ну, теперь у нас действительно грозный отряд, – невесело засмеялся Шон Ху.

– С такими друзьями, – возразил ему Пол, – люди могут двигать горы… Теперь послушайте, о чем я думаю. Складывается впечатление, что ко всем нам голос обратился по-разному. Со мной он говорил на моем родном языке и назвал себя Ару Рэ. С тобой, Шон Ху, он говорил на байани. А с Зу Шаном – на обоих сразу. Но я думаю, что смысл слов во всех случаях оставался неизменным… Зу Шан, что ты понял из слов Ару Рэ?

– Нам не следует идти вперед, а не то мы все погибнем.

– Ага! – торжествующе воскликнул Пол. – Но голос сказал совсем не так! Он только советовал нам уйти, если мы хотим некоторых вещей. Он советовал, Зу Шан. Он не приказывал… Он советовал, если мы стремимся к безопасности, долгой жизни, довольству и спокойствию, вернуться туда, откуда мы пришли. Но он не говорил, что делать, если мы стремимся к знаниям. Не так ли?

Наступило молчание.

– Господин, – наконец сказал Шон Ху. – Ваш слова загадочны. Я не понимаю, куда они ведут, но я принял решение и отказываться от него не собираюсь.

– Я только хочу сказать, – терпеливо объясни Пол, – что, мне кажется, голос хотел прогнать тех у кого не хватит решимости продолжить путь.

– Когда говорит Орури, – покорно вздохнул охотник, – кто осмелится задавать вопросы?

– Но когда Ару Рэ говорит по-английски, – подчеркивая каждое слово, произнес Пол, – надо как следует разобраться, что именно он имеет в виду.

– Господин, – сказал один из охотников, возвращающихся в Байа Нор. – Мы не возьмем баржу. Мы оставим ее на месте в надежде, что Поул Мер Ло, сотворивший столько чудес, вновь воспользуется ею.

32

Оставшаяся часть ночи прошла спокойно. Не раздались беззвучные слова Орури (а может, Ару Рэ) и днем. К полудню Пол заметил, что высокая трава стала ниже. Вот она уже ему только по колено. Вот едва достигает лодыжек. Люди поднимались все выше, воздух становился холоднее.

И наконец перед ними во всей красе открылся горный хребет, центральный пик которого получил название Храм Белой Тьмы. К горе тянулся покрытый кустарником склон, постепенно переходящий в вересковые поля, кое-где поросшие ельником.

Внезапно Пол почувствовал, как на него накатывает уныние. Воздух был свеж и чист; Пол видел мельчайшие детали отвесной скальной стены, поднимавшейся к укрытой вечными снегами вершине горы. Огибая ее подножие, тянулся огромный ледник – широченная ледяная река, текущая, наверно, со скоростью нескольких метров в год.

Не доходя до горы, они сделали привал, и Пол услышал глухой далекий гул, словно Храм Белой Тьмы знал о появлении людей и выказывал свое неудовольствие. Байани – и взрослый, и юноша, и мальчик – никогда раньше не слышали грохота обвала.

Пол долго объяснял им, что это такое. В конце концов, видя их непонимание, он махнул рукой. Для его спутников это был лишь еще один знак немилости Орури.

В отчаянии Пол смотрел на высящийся перед ним Храм Белой Тьмы. Он не знал, как начать поиски. Он же не альпинист. Да и снаряжения подходящего у них нет. Это чистое безумие – тащить байани – детей леса – по засыпанным снегом и покрытым льдом склонам. Как обидно быть так близко и оказаться таким беспомощным. В первый раз за все время он готов был признать поражение…

Но наступивший закат явил знамение… Пол Мэрлоу не часто обращался к молитве. Но на сей раз она казалась удивительно подходящей и в чем-то даже неизбежной.

Там, высоко над зарослями вереска и ельника, в лучах заходящего солнца он вдруг заметил большую, изогнутую огненную иглу.

Много лет назад он видел нечто похожее. Это было в другом мире, в мире по ту сторону неба. Он стоял и смотрел, и понемногу огненная игла погасла… а Пол все вспоминал, как он впервые увидел блеск солнца на полированной обшивке «Глории Мунди».

33

Пол Мэрлоу был один. Своих спутников он оставил на другой стороне ледника. Шон Ху страдал снежной слепотой. У Зу Шана от высоты текла из носа кровь, а маленький Немо, завернутый в шкуры, словно мумия, страдал от постоянных судорог в искалеченных ногах.

Так что, оставив байани у ледника, Пол Мэрлоу с рассветом отправился в путь один, напоследок сказав, чтобы они уходили, если он не вернется к полудню. Пол не сомневался, что они не выдержат еще Дну ночь на голых, продуваемых всеми ветрами склонах горы.

Издалека ледник выглядел куда страшнее, чем вблизи. Хотя его ноги и болели с непривычки – удерживать равновесие на неровных скользких ледяных глыбах совсем не просто; хотя острый лед местами и прорвал крепкую дубленную кожу, защищавшую его ступки; хотя и болели многочисленные синяки и ссадины – следы бесчисленных падений – все равно, Пол чувствовал себя на удивление хорошо.

И вот он здесь, у подножия одной из могучих металлических опор гигантского звездолета. Огромные лапы крепко упирались в скалу, одна из них на несколько метров заплыла вековым льдом. Сами опоры были метров двадцать в высоту, а тяжелый корпус могучего звездолета взметнулся в небо метров на двести триста, никак не меньше. Он пронзал небосвод подобно шпилю удивительного, скрытого среди льдов собора.

Прикрывая глаза от нестерпимого блеска полированного металла, Пол глядел на фантастическую машину.

– Я красивая, правда?

Так много произошло за последние дни, что Пол, похоже, разучился удивляться.

– Да, ты прекрасна, – спокойно ответил он.

– Я – «Ару Рэ», что на твоем языке значит «Птица Марса». Я жду здесь уже пятьдесят тысяч планетарных лет. Вероятно, я буду ждать еще десять тысяч лет, прежде чем дети вырастут и поймут. Ибо я – хранитель памяти их расы.

Пол чувствовал, как у него закружилась голова. Вот стоит он, человек с Земли, проделавший опасное путешествие по странной планете, через доисторические джунгли, через саванну, через ледник – в горы, чтобы повстречать звездолет-телепат. Чтобы увидеть космический корабль, говорящий по-английски, называющий себя «Птицей Марса», возраст которого, по его словам, более пятидесяти тысяч лет. Полу хотелось плакать и смеяться, и тихо сойти с ума. Впрочем, видимо, он и так уже безумен. Видимо, ледник все-таки доконал его, и тело Пола Мэрлоу, или то, что от него осталось, лежит теперь в одной из бесчисленных трещин… И странные фантазии обволакивают туманящееся сознание, и скоро холод опустит занавес над затянувшейся драмой…

– Нет, ты не сошел с ума, – прозвучал беззвучный голос. – Ты не искалечен и не умираешь. Ты – Пол Мэрлоу с планеты Земля, и ты – первый человек, достойный узнать правду. Распахни свое сознание, и я покажу тебе многое тайное и сокровенное. Я – «Ару Рэ», «Птица Марса». Я прекрасна, как истина.

– Всего-навсего машина, – закричал Пол, не желая примириться с невозможной реальностью. – Ты всего-всего машина: огромная куча металла, в которую завернут компьютер.

Он пытался взять себя в руки, но не смог. На глазах у него появились слезы.

– Обманщик! Самозванец! Ржавая консервная банка!

– Да, я машина, – ответил голос «Ару Рэ» у него в голове. – Но я нечто большее, нежели сумма всех моих частей. Я машина, которая живет. Ибо я хранитель и носитель семени. Я бессмертна. Я больше, чем люди, сотворившие меня, хотя и они были великими.

– Машина! – бормотал Пол в отчаянии. – Бесполезная чертова машина!

Но голос не хотел оставлять его в покое.

– А как же Пол Мэрлоу, путешественник с «Глории Мунди», поневоле житель Байа Нор по имени Поул Мер Ло? Разве он не машина?.. Не машина, сделанная из костей, мяса и снов?

– Оставь маня в покое! – рыдал Пол. – Оставь меня в покое!

– Я не могу оставить тебя в покое, – отвечала «Ару Рэ», – ибо ты не оставил в покое меня. Ты выбрал знание. Значит, согласно моей природе, я должна тебе его дать. Открой свое сознание. Открой полностью.

Пол смутно чувствовал, что за его разум началась битва. И ему не хотелось ее проиграть. Инстинктивно он понимал, что, проиграв, уже никогда не будет таким, как раньше.

– Открой свое сознание, – повторил звездолет.

Изо всех сил Пол боролся с чуждой ему волей, вторгавшейся в его разум.

– Ну хорошо, просто закрой глаза и забудь обо всем, – вкрадчиво шептал «Ару Рэ». – Твой путь был далек. Закрой глаза и забудь…

Это неожиданное предложение на мгновение сбило Пола с толку. Машинально прикрыв глаза, он на какую-то долю секунды расслабился. Звездолету этого было достаточно.

Огромный черный смерч, закружив, унес Пола с собой, и землянин понял, что попал в рабство.

Он не ощущал движения, но инстинктивно чувствовал, что находится уже неизмеримо далеко от Храма Белой Тьмы. Он плавал в черной пустоте – самой теплой, самой уютной пустоте во всей вселенной.

И вдруг появился свет.

Пол увидел перед собой (а может быть, позади или вокруг?) самый прекрасный город, когда-либо открывавшийся человеческому взору. Он вырос – точнее, будто расцвел – в самом сердце пустыни. Но эта пустыня была не земной пустыней, и город – не был земным городом, а мужчины и женщины, населявшие его, – смуглые, красивые и так похожие на людей – жили не на Земле.

– Этот город Марса появился и исчез, – говорила «Ару Рэ». – задолго до того, как человек ступил на землю Сол Три или Альтаира Пять. В этом городе на четвертой планете твоего солнца обитало двадцать миллионов людей, и он просуществовал дольше, чем вся земная цивилизация. По вашим меркам он был практически бессмертен. И однако, он умер. Он умер, как и весь Марс, в войнах Великих городов, продолжавшихся двести сорок марсианских лет и уничтоживших не только цивилизацию, но и саму жизнь на планете ее породившей.

На глазах Пола Мэрлоу город разрастался и сжимался, словно огромное фантастическое животное, полное жизни… и смерти. В проносившейся перед зем­лянином истории Марса гигантские здания многокилометровой высоты возникали, чтобы через долю секунды вновь исчезнуть. Людей больше не было видно: слишком короток их век. Но каждые несколько секунд пустыня и город озарялись яркими слепящими вспышками, на всю планету ложилась ужасная тень ядерного гриба.

– Вот так, – деловито констатировал голос «Ару Рэ», – цивилизация на Марсе закончилась самоубий­ством… Подумай, Пол Мэрлоу, о культуре и технологии, так же далеко ушедшей вперед по сравнению с земной, как та, в свою очередь, ушла от науки Байа Нор. Пойми, что и такая цивилизация уязвима, как уязвим и сам человек… Но были те, кто предвидел конец. Они знали, что цивилизация Марса, нестабильная со дня своего рождения, рано или поздно погибнет. Но они надеялись, что триста миллионов лет эволюции на Марсе не пройдут прахом…

Все вокруг изменилось. Стало темнее. Сам не понимая как, Пол догадался, что находится в гигантском подземном зале, спрятанном глубоко под бесцветной марсианской пустыней. Здесь из живой скалы росли (другого слова Пол подобрать не мог) удивительные строения, словно огромные и прекрасные сталагмиты. Вокруг них, подобно муравьям, суетилось множество людей и машин. Во всем чувствовалась важность происходящего.

– Так возникли космические корабли – хранители семени, которые покинут умирающую планету, дабы понести семена ее достижений к девственной почве далеких миров… Вот скальное ложе, на котором родилась я и шесть моих сестер. Построить космические корабли, которые были бы только кораблями и ничем больше, не так уж сложно. Но нас создали как хранителей – живых хранителей. Нас сотворили из материалов, не поддающихся коррозии. Над нами почти не властно время. В нашу задачу входило не только доставить, но и взрастить и подготовить семя; а когда оно взойдет и снова распустится цветок цивилизации, мы должны воскресить память и раскрыть происхождение расы, которая смогла возмужать, лишь перенесясь на далекую от дома землю. Многие погибли, вдыхая в нас жизнь. Многие остались, чтобы отправить вдаль избранных – избранных с сознанием, очищенным от всех знаний и воспоминаний, ставших как дети, дабы они могли вновь обрести утерянную невинность. Чтобы за долгие века пробуждения раса постигла природу человеческой судьбы…

Время побежало быстрее. Звездолеты росли, тянулись к потолку подземного зала. Внезапно невидимая сила тихо сорвала крышу. Два звездолета бесшумно рассыпались, словно карточные домики от дуновения ветра. К остальным кораблям потянулась тонкая змейка – поток людей, понял Пол Мэрлоу. Вскоре поток иссяк. Его поглотили звездолеты. Затем серебряные корабли окутал голубой туман; скальное ложе превратилось в море бушующего огня, и корабли быстро и грациозно поднялись в черное звездное небо.

– Так хранители семени приняли на борт семена, – продолжала «Ару Рэ». – Так состоялся исход. Из пяти кораблей, покинувших Марс, один направился к Сириусу Четыре, где сейчас расцветает могучая цивилизация, другой устремился к Альфа Центавра, где семя увяло, так и не успев пустить корни, третий Отправился к Проциону Два – там семя все еще остается только семенем, и человек недалеко ушел от животного. Четвертый корабль – это я – прибыл сюда, на Альтаир Пять, и здесь семя может расцвести. Последний звездолет – его цель была самой близкой – отправился к планете Сол Три, которую вы называете Земля. Там семя прижилось и расцвело, но сам звездолет погиб, приземлившись в районе глубинной геологической нестабильности. Прошло уже более девяти веков, как остров, избранный моей сестрой, опустился под воду, по-вашему, Атлантического океана.

Разум Пола был парализован откровениями, ослеплен знанием, издерган бесчисленными возможностями Вид Марса исчез, и на его месте осталась пустота Сонно и блаженно он плавал в море тьмы, в своего рода интеллектуальном «ничто», где сохранить «рассудок» можно, лишь доверяясь откровениям телепатического звез­до­лета.

– Твое тело замерзает, – сказала «Ару Рэ», но эти слова ничего не значили для Пола. – И у меня остается не так уж много времени, чтобы ответить на переполняющие тебя вопросы. Скоро я должна буду вернуть тебя в реальность. Но сначала о том, что ты ищешь. Это правда, что мой мозг – набор связанных друг с другом устройств, которые ты называешь компьютерами. Но кроме того – это еще и умы давно умерших людей, сохраненные навечно. Мой мозг так же не похож на то, что ты понимаешь под компьютером, как «Глория Мунди» – на свою прародительницу крылатую ракету. Ты хочешь знать, как я научилась говорить на твоем языке и откуда мне известно то, что знаешь только ты. Я могу говорить на языке любого разумного существа, просто изучив его сознание и скоррелировав символы и образы. Тебя интересует, поддерживаю ли я связь с другими звездолетами – хранителями семени, как и я, ждущими, когда их дети повзрослеют. Да, мы общаемся, но не передачами волн, которые ты бы мог понять, а сложными картинами чувств, над которыми не властно ни время, ни пространство.

И Полу показалось, что в черной тишине его разума он услышал громкий смех космического великана.

– Неужели это так странно, кроха, – мягко и с иронией спросила «Ару Рэ», – что и машине может стать одиноко? Да, мы должны знать, когда первый цветок принесет действительно зрелый плод. Тогда станет окончательно ясно, что наш сев не пропал впустую… Я отвечу еще на один вопрос, прежде чем вернуть тебя к жизни. Тебя удивляет разное количество пальцев на руках расы, которая обитает на этой планете. В процессе полета произошло незначительное повреждение биологического материала, вызвавшее небольшую мутацию. Она не имеет никакого значения. В исторической перспективе она несущественна… – И снова громкий смех. – В конце концов, несмотря на ныне жесткое табу против мизинцев, потомки байани станут похожими на своих марсианских предков. Хотя, возможно, они изживут в себе страсть к самоуничтожению… А теперь прощай, Пол Мэрлоу. Твое сознание угасает, а тело начинает замерзать… Открой глаза!

Тьма исчезла. И снова появились ощущения – боль, усталость и холод.

Пол открыл глаза. Он все так же стоял у одной из огромных опор звездолета. Интересно, за все это время он хоть раз сдвинулся с места? Но этого он, наверно, никогда не узнает. Ошеломленный, он озирался по сторонам, пытаясь примириться с окружающим миром.

Боль в суставах вернула его к реальности. Ноги затекли и ныли, словно он полвека простоял, не сходя с места… или как будто его только что разморозили после анабиоза.

Прикрывая глаза рукой, он поднял взор на гигантский звездолет, потом посмотрел на заплывшую льдом опору. Вот она – реальность. Все это правда.

– Ты и в самом деле прекрасна, – прошептал он.

Он велел Шон Ху и остальным ждать его лишь до полудня. Пол взглянул на небо – солнце стояло уже высоко. Пол чувствовал себя усталым и разбитым, но терять время было нельзя. Надо пересечь ледник прежде, чем байани, отчаявшись его дождаться, уйдут в Байа Нор.

И вдруг странная дрожь во всех мускулах – удивительное тепло, будто силы, словно расплавленный металл, вливаются в его жилы. Пол почувствовал себя необыкновенно сильным. Он с трудом устоял на месте.

Поддавшись внезапному порыву, Пол, сам не зная зачем, помахал рукой «Ару Рэ» – жест не то благодарности, не то прощания…

Повернувшись, он направился к леднику.

* * *

Зу Шан заметил его издалека.

Шон Ху, страдающий от снежной слепоты, ровным счетом ничего не видел.

А Немо глаза и не требовались. На его лице застыло удивленное выражение; с губ не сходила блаженная улыбка.

– Господин, – сказал он на байани, когда Пол подошел совсем близко. – Я пытался ехать на ваших мыслях. Никогда прежде я не встречал ничего более странного. Я падал снова и снова.

– Я тоже «падал», – усмехнулся Пол, – и, возможно, даже больше, чем ты.

– С тобой все в порядке, Пол? – взволнованно спросил Зу Шан по-английски.

– Я уже давно не чувствовал себя так хорошо, – честно ответил Пол.

– Господин, – поднял голову Шон Ху. – Я не вижу вашего лица, но слышу ваш голос… Я рад, что вы нашли то, что искали… Наш маленький друг рассказал нам много необыкновенного, непонятного простым людям вроде меня… Господин, это правда, что вы говорили с Орури?

– Да, Шон Ху. Я говорил с Орури. А теперь. давайте возвращаться из страны богов в мир людей.

34

Теперь осталось всего двое умеющих обращаться с шестом. Впрочем, Пол уже успел кое-чему научиться, и мог порой подменить Зу Шана и Шон Ху. К счастью, управлять баржей было сравнительно несложно – благо плыли они вниз по течению.

Возвращение от Храма Белой Тьмы к берегу реки, где путешественники оставили баржу, оказалось легче, чем Пол рассчитывал. Возможно, потому, что без особого труда добравшись от реки до горы, они теперь возвращались домой. Возможно, благодаря сверхъестественному чувству направления Шон Ху, который вывел их на берег буквально в нескольких сотнях метров от баржи.

В саванне Шон Ху быстро оправился от поразившей его снежной слепоты. Подойдя к лесу, путешественники разбили лагерь и устроили себе отдых. Они больше не слышали голоса «Ару Рэ», хотя ночью Пол из любопытства и пытался телепатически связаться со звездолетом. Но «Ару Рэ» они, похоже, больше не интересовали.

Хоть баржу они нашли довольно легко, им потребовался почти целый день, чтобы разобрать наваленные нее камни. Когда та вновь оказалась на плаву, солнце уже клонилось к закату. До наступления темноты еще можно было успеть проплыть мимо деревни локхали, но Шон Ху решил не торопиться и подождать до утра. К тому времени баржа высохнет, а ночевать лучше подальше от дикарей.

К поселению локхали баржа с Полом и байани на борту выплыла из-за поворота Влаги Орури вскоре после рассвета. На сей раз народу на берегу было немного. Большинство дикарей, видимо, еще завтракало. Только несколько мужчин, сидя кружком, мастерили древки копий, да пять или шесть женщин мылись неподалеку. Чуть в стороне стояла еще одна женщина. Она не мылась. Она просто стояла.

Передав шест Зу Шану, Пол взял фотонное ружье. Даже с расстояния в сотню метров эта одинокая женщина выглядела как-то странно. Как и все, она была практически голая. С расстояния ее кожа казалась такой же темной… но волосы у нее были белые, у всех остальных – черные, словно воронье крыло, а у этой – белые.

Пол мучительно принялся вспоминать экипаж «Глории Мунди». У кого были светлые волосы? У шведов, разумеется. Значит, шведка? – других блондинок в экипаже не было. У Анны… У Анны волосы были совершенно черные.

Эта женщина на берегу казалась чем-то неуловимо знакомой…

Пол давным-давно решил, что делать, если в деревне локхали обнаружится землянин. План был исключительно прост. Они не могли себе позволить прямого столкновения с воинами локхали – ведь батарея в ружье практически села,

В пользу этого плана было три соображения. Во-первых, – элемент неожиданности. Во-вторых – в руках Пола оставалось грозное и неведомое локхали орудие, и в-третьих – дикари не любили плавать. Он заранее приказал Зу Шану и Шон Ху остановить баржу по его команде. Теперь если только…

Локхали заметили баржу. Женщины вышли из воды мужчины подняли копья. Впрочем, они явно не собирались нападать на байани. Они просто стояли и смотрели – пристально и угрюмо. Женщина с белыми волосами, казалось, не сводила глаз с Пола и ружья, которое он держал в руках.

Их разделяло всего метров сорок. Пол решил, что пришло время воплотить его план в жизнь. Впрочем скорее всего, в деревне нет европейцев. А если даже и есть? Вероятность, что они окажутся на берегу и он сможет их спасти, так мала…

И однако… однако… И однако, женщина с белыми волосами, не отрываясь, смотрела на него. Это легкое движение руки… что это? – знак?

– «Глория Мунди»! – закричал он, – «Глория Мунди»! – и поднял над головой ружье. – Быстро в воду! Я прикрою!

И вдруг женщина с белыми волосами бросилась в воду. Полу казалось, что все происходит медленно, как во сне. Но – чудо из чудес – локхали словно оцепенели. Затем одна из женщин завизжала, и дикари очнулись. Высокий воин взмахнул копьем, за ним еще один… Третий кинулся вслед за беглянкой…

– Быстрее, черт побери! – кричал Пол. – Быстрее!

Тщательно прицелившись, он нажал на курок. Ружье задрожало, и вода между женщиной и ее последователем забурлила. Повалил пар. Бегущий по воде локхали замер, словно вкопанный. А женщина уже плыла. Огромный кипящий водоворот у нее за спиной надежно защищал ее от преследования, а клубящийся пар сбивал с толку дикарей…

И вдруг ружье отключилось. Батарея, так некстати, окончательно села.

Водоворот утих. На пути локхали осталась лишь теплая вода, быстро уносимая течением, да облако пара.

Один из дикарей метнул копье. Оно упало где-то между плывущей женщиной и баржей. К этому времени ее отделяло от судна всего метров пятнадцать–двадцать. Но плыла она очень медленно, словно у нее совсем не было сил.

Если бы Пол хоть на минуту задумался, трагедии вероятно, можно было бы избежать. Но только через несколько дней ему пришло в голову, что копья могли предназначаться не беглянке, а ему самому.

Не раздумывая, Пол отшвырнул ставшее бесполезным ружье и нырнул в воду. Он надеялся отвлечь локхали, но все вышло совсем не так, как он предполагал. Когда он вынырнул, к берегу, размахивая копьями, бежала целая толпа воинов.

Еще одно копье упало в реку – совсем рядом с ним. Затем другое… Несколько мгновений, и он уже рядом с женщиной. Нет времени разбираться, кто она такая…

– Перевернись на спину, – крикнул Пол, – я тебя дотащу!

Подхватив ее подмышки, он быстро поплыл к барже.

Внезапно он почувствовал удар, и женщина коротко вскрикнула.

Отчаянным усилием Пол достиг борта, и Шон Ху вытащил женщину на палубу. Только тут Пол увидел короткое копье, торчащее у нее из живота, темный ручеек крови, стекающий по смуглой коже.

Пол вылез на палубу. Тяжело дыша, он смотрел на искаженные болью, но такие знакомые черты Анны.

– Вытащи его, – прошептала она. – Ради всего святого, вытащи!

И потеряла сознание.

35

Вытащил копье Шон Ху. Плачущий, дрожащий Пол Мэрлоу был ни на что не способен. Зу Шан и Немо совместными усилиями не дали барже сбиться с курса и увели ее прочь от деревни…

К тому времени, когда Анна очнулась, Пол уже немного успокоился.

– Ты все-таки оказался прав, – прошептала она. – Это и правда свидание в Самарре, правда?

Пол сначала даже не понял, о чем она говорит. Но потом вспомнил: «Глория Мунди», бутылка шампанского в штурманской после того, как они заделали пробоины от метеорита. Разговор о философии, размышления об Альтаире… Потом Анна рассказала ему о Втором законе Паркинсона, а он ей – легенду о свидании в Самарре.

– Анна, дорогая… милая моя… – Пол бессильно смотрел на свою жену. – Ты поправишься, я уверен…

Собрав силы, Анна приподнялась со свернутых шкур, которые Шон Ху подсунул под нее. Пол поддержал ее за плечи, и она с профессиональным интересом осмотрела свою рану.

– Сейчас почти не болит, – спокойно сказа она. – Это плохой признак. Впрочем, кровь только венозная. Артериальной нет… Это хорошо… Но я, скорее всего, умру… Хотя и не сразу… Ты должен мне помочь, Пол. У меня начнется страшная жажда… Обычно при таких ранениях много пить не рекомендуется, но данном случае… Конечно, если бы ты смог затампонировать раны, это бы замедлило потерю крови… Боюсь только, это будет слишком больно…

Без сил она повисла у него на руках. Пол осторожно положил ее на шкуры.

– Сгодиться все, – прошептала она. – Кусок чистой тряпки, кожи… все, что угодно.

Оторвав кусок муса лоул, Пол попытался прижав импровизированный тампон к ране.

Анна закричала.

Шон Ху сделал знак Зу Шану и, вынув шест из воды, положил его на палубу.

Он подошел к Анне. Наклонился.

– Господин, – тихо спросил он, – что надо сделать для этой женщины?

– Мне надо закрыть этим тампоном рану, – объяснил Пол, – но… это слишком больно.

– Господин, боль можно снять… Когда я кивну, делайте все, что надо.

Присев у изголовья, Шон Ху осторожно, но твердо положил руки Анне на виски. На мгновение она задрожала, не понимая, что происходит, потом ее глаза закрылись, тело расслабилось.

Шон Ху кивнул и убрал ладони. Пол вдавил тампон в рану…

Наконец, Анна открыла глаза.

– А я – то думала, ты улетел домой, на Землю, – тихо прошептала она. – Это была единственная радость… Каждую ночь перед сном я повторяла: «Пол, по крайней мере, не остался здесь. Он летит домой…» Что случилось с «Глорией Мунди»?

– После того, как мы трое отправились на поиски и не вернулись, «Глория Мунди» (согласно программе самоуничтожения) взорвалась.

Анна закашлялась.

– Значит, наша экспедиция закончилась полным провалом, – отдышавшись, сказала она. – Все было напрасно… Бессмысленно…

– Нет, совсем не напрасно, – возразил Пол и, глядя на искаженное болью лицо Анны, понял глупость своих слов. – Извини. Я просто дурак. Но, Анна, я обнаружил нечто настолько прекрасное, что… любая трагедия кажется мне теперь оправданной… Глупо, наверно, но это так.

– Ты должен рассказать мне о своем замечательном открытии, – слабо улыбнулась она. – Мне бы очень хотелось думать, что в нашей экспедиции был хоть какой-то смысл.

– Тебе надо отдохнуть. Постарайся уснуть… Тебе вредно разговаривать.

– Скоро я усну навсегда, – мрачно сказала она. – Говори, я помолчу… Ну же, рассказывай.

Стараясь быть кратким, Пол описал, как он попал в плен, о своей дружбе с Энка Нэ, в миру Шах Шаном. об Орури – верховном божестве байани. Затем, пропуская все, что произошло после смерти Шах Шана – о снах Немо, о легенде появления людей, о том, как в конце концов он совершил путешествие к Храму Белой Тьмы. И наконец, он рассказал ей о своем открытии и о встрече с «Ару Рэ».

Порой во время его рассказа Анна закрывала глаза, похоже, теряя сознание. Пол не знал, что она услышала, а что пропустила… или, если на то пошло, что она понимала из его монолога. Но он говорил и говорил, боясь остановиться, ибо если Анна только задремала, то внезапная тишина может ее взволновать.

Он говорил, и постепенно все, что с ним произошло, становилось каким-то призрачным, нереальным. Вовсе не он нашел «Ару Рэ». И совсем не он плыл на барже через доисторический лес. Это кто-то другой рассказывал о своих приключениях умирающей женщине. А Пол Мэрлоу спал. И видел сон. Возможно, он все еще лежал в анабиозе на борту «Глории Мунди»… Его тело лежало в анабиозе, а дух, взбунтовавшись против этого неестественного состояния, в котором нет ни жизни. ни смерти, создал свой фантастический мир. Но вскоре тело разморозят. И тогда Пол Мэрлоу, наконец-то, проснется…

Внезапно Пол осознал, что молчит, и что Анна, открыв глаза, смотрит ему в лицо.

– Мне кажется, ты был прав, – тихо сказала она. – Это все не зря… Я… Я не уверена, что ничего не пропустила. Но если я все правильно поняла про «Ару Рэ», то ты сделал самое великое открытие за все ее существования человечества… Ах, Пол… Мне так… так… – она хотела что-то сказать, но не смогла.

Слезы градом катились по его лицу.

– И мне некому рассказать о нем, – выпалил Пол, – кроме…

– Кроме умирающей женщины? – Анна улыбнулась. – Оставайся жить, Пол… Просто живи… Мне кажется, твоя задача труднее моей…

Он наклонился и поцеловал ее в лоб, покрытый крупными каплями пота. Но сам лоб был мертвенно холоден.

– Боже! – воскликнул Пол. – Как я хочу знать, что стало с остальными!..

Если Анна выжила (по крайней мере до того, как он разыграл из себя благородного рыцаря), то почему не могли остаться в живых и другие? Если их найти, неважно, что будет дальше, он уже не один… Нет! Все это вздор! У него же есть Зу Шан, Немо, Шон Ху… Его друзья. И все-таки чужие. Друзья и чужие. Чужестранцы на другом берегу…

– Ты знаешь, что сталось с тремя, – еле слышно сказала Анна. – Мне очень жаль, Пол… Я знаю судьбу всех остальных… Это было в самую первую ночь после того, как мы вышли из «Глории Мунди», – она рассмеялась, но смех тут же перешел в кашель. – Ты помнишь, – продолжала она через пару минут, с трудом отдышавшись, – мы отправились на поиски шведской, французской и датской пар… Прошло много времени, прежде чем я узнала, что же с ними произошло. Сейчас я тебе все расскажу… О, Боже! Пол, мы были так уверены в себе! Мы же ученые! Мы умные! Мы отлично вооружены! Единственное, чего нам не хватало – это-то нас и погубило – мы совершенно не знали леса… Мы были уверены в себе… и стали легкой добычей… Мы втроем лицом к лицу столкнулись с группой охотников, лесных дикарей. Они зовут себя локх. Мы не успели даже дотронуться до ружей. В мгновение ока вся наша драгоценная экипировка грудой валялась на земле, а мы сами лежали, связанные по рукам и ногам… Итальянка вопила без перерыва и они ее прикончили… Это не жестокость. Так в них работает инстинкт самосохранения. Им совсем не хотелось привлечь внимание наших друзей, если такие найдутся…. Лиза, ты помнишь Лизу? – Она оставалась спокойной. Если он не она, я бы, наверно, тоже впала в истерику, как Франка. Но Лиза заставила меня молчать… чтобы они с нами не делали… Они не были жестоки, просто любопытны… Мы, видимо, здорово их удивили… Во всяком случае, они взяли нас с собой в деревню. Поначалу нас держали под стражей. Потом мы понемногу начали понимать их язык. Мы пытались объяснить, как мы попали на Альтаир Пять, но нам никто не верил… Со временем мы получили свободу… ну более или менее. Все равно нам некуда было бежать. Мы не обладали ни необходимой для этого силой, ни знаниями. Бедняжка Лиза… Она отравилась… Она ходила по лесу и ела все, что попало. Она попробовала каждый фрукт, цветок, корень… пока не добилась своего. Локхи не понимали, что она затеяла. Они думали, это такая игра. Очень смешная, на их взгляд… Что же касается меня, сейчас это звучит глупо, но я очень дорожила жизнью. Так что я постаралась стать полезной… Понемногу я стала местным доктором – обрабатывала раны, вправляла вывихи, лечила переломы, ну и все такое… Мне кажется, они меня даже полюбили… Так все и шло, пока не появился ты. Дни переходили один в другой. Прошлого не было, будущего тоже. Порой мне казалось, что я схожу с ума… Но я ошибалась… Вот, собственно, и все… – она едва заметно улыбнулась. – Второй закон Паркинсона, помнишь?

– Да, любовь моя, – Пол бережно поцеловал ее руку. – Да, моя бедная, бедная, бедная любовь, помню.

– Ах, да, я же хотела рассказать тебе об остальных, – она нахмурилась. – Их убил Каменный Век. Отличная шутка, не правда ли? Они могли уничтожить целую армию, но Каменный Век оказался сильнее.

Пол непонимающе смотрел на нее.

– Извини, – прошептала Анна. – Заговариваюсь… в здешних лесах водятся совершенно жуткие твари, и локхи окружают свои поселения глубокими ямами-ловушками. Неопытному человеку нипочем не заметить такой ямы. Я сама чуть не угодила в одну из них… Эти ямы с острыми кольями на дне они роют по всему лесу. Периодически они их обходят и собирают добычу… Однажды они взяли меня с собой. В одной из ям я увидела… мне показали… пластиковые щитки, фотонные ружья, рации и шесть скелетов на дне… Двадцать первый век, побежденный Каменным… Локхи думали, что, показав мне судьбу моих товарищей, они проявляют ко мне доброту… Тогда-то мне и показалось, что я схожу с ума.

– Анна, – прошептал он, осторожно вытирая пот у нее со лба. – Я дурак… круглый дурак. Тебе не следовало столько говорить. Пожалуйста, отдохни.

– Отдохну, – еле слышно пробормотала она. – Скорее, чем ты думаешь. Теперь уже совсем скоро, Не казни себя, дорогой…

Ее глаза были полузакрыты. На губах играла еда заметная улыбка.

– Я рада, что вновь увидела… моего мужа… снова… Кэкстон Холл, пол-одиннадцатого… Красная роза… Ты выглядел очень мило, хоть и немного нервничал…

Она опять закашлялась, и на этот раз на ее губах появилась кровь.

– Теперь уже совсем скоро, – повторила она. – Я не думала, что кровь появится так быстро… Обними меня, Пол. Крепче… Смерть – это так одиноко… потом – в реку… Мне нравится мысль, что вода все смоет… все отмоет добела…

Он крепко прижал ее к своей груди. Он гладил волосы, мягкие седые волосы, и слезы, стекая по его щекам, смешивались с холодным потом на ее лице.

– Моя дорогая, любовь моя, – в отчаянии шептал он. – Ты не умрешь. Я не дам… Я не позволю… Надо подумать. Боже, дай мне сил… Нужна повязка. Да, настоящая повязка… Затем, в Байа Нор… – он замол­чал.

В ответ ни звука, ни движения. Ничего. Она безвольно висела у него в руках. Он разговаривал с мертвым, уже начинающим холодеть телом.

Пол сидел совершенно неподвижно и держал ее в руках. Не думая. Ничего не видя вокруг.

Наконец он почувствовал, как Шон Ху трясет его за плечо.

– Господин, – мягко сказал байани. – Ее призвал к себе Орури. Пусть она идет с миром…

Они завернули Анну в шкуры, привязали к ней камни Затем, как она того хотела, Анна Виктория Мэрлоу, в девичестве Ваткинс, уроженка Земли, скользнула в черные воды реки на том краю неба.

36

Пол Мэрлоу глядел на черные угли – все, что остаюсь от его дома – и не чувствовал абсолютно ничего. Внутри была пустота. Словно разверзлась бездонная, мрачная бездна… возникла как по волшебству, не вызвав ни боли, ни страха. Видимо, слишком много произошло за последние дни. Потом, наверно, это странное оцепенение пройдет, и он поймет всю глубину постигшей его утраты, весь ужас этого последнего удара судьбы. Пол иронично подумал, будет ли он тогда плакать.

Возвращение в Байа Нор, сначала по Влаге Орури, потом по Каналу Жизни, прошло без приключений… по крайней мере, так казалось Полу. После смерти Анны он не очень-то обращал внимание на то, что творится вокруг. Он безучастно сидел на носу баржи, глядя невидящими глазами на непроницаемую зеленую стену леса… а день тем временем сменился ночью, затем ночь вновь сменилась днем. Шон Ху взял на себя руководство, решая, когда делать привал, когда останавливаться на ночевку. Пол был тих и послушен, как дитя.

Он находился в состоянии шока.

Баржа приближалась к Байа Нор, и шок понемногу начал проходить. Пол снова обрел способность думать. Он вспомнил, что, несмотря на трагедию, путешествие можно считать успешным. Им, Полом Мэрлоу, сделано самое выдающееся открытие в истории человечества. Пол также вспомнил, что возвращается домой. Именно эта мысль о возвращении домой наполняла смятением его душу. Дом сначала был где-то на Земле… теперь он даже и не помнил, где именно. Теперь его дом на Альтаире Пять – и Пол легко мог себе представить, где он находится, что и кто его там ждет.

Дом – это маленькая, крытая соломой хижина, стоящая на коротких сваях. Это невысокая темнокожая женщина, безмерно гордая своим, еще не рожденным, ребенком… Это кувшин холодного вина из каппы на Веранде вечером… Это шлепанье босых ног но деревянному полу, запахи готовящейся пищи, спокойны движения маленького смуглого тела…

До Байа Нор оставалось всего несколько часов когда Пол пришел в себя настолько, чтобы вспомнить об Энка Нэ. Отправившись к Храму Белой Тьмы, он не только бросил вызов власти бога-императора, но и унизил его. Он унизил Энка Нэ, уничтожив посланную за ним вдогонку баржу и заставив воинов бога-императора искупаться в Канале Жизни.

Возможно, ради сохранения престижа Энка Нэ сделает вид, будто ничего не произошло. Но такой вариант казался Полу маловероятном. Скорее всего, Энка Нэ при первой же возможности постарается как-то наказать богохульника Поула Мер Ло.

Именно поэтому Пол и не позволил Шон Ху и Зу Шану ввести баржу в город. Он оставил их у Канала, в часе ходьбы от Байа Нор, а сам пешком отправился на разведку. Пол приказал им, если он не вернется к вечеру, спрятаться на несколько дней в лесу. Он надеялся, что со временем недовольство бога-императора поутихнет, а он, Пол, сумеет принять на себя всю ответственность за свершившееся-таки путешествие.

Всю ночь шел дождь, но к утру стих. День обещал быть жарким, и земля парила вовсю. И вот он здесь, глядит на разбросанные мокрые угли, а напротив сидит Тсонг Тсонг, которого он оставил с Мюлай Туи. Тсонг Тсонг, такой же мокрый и несчастный, как и это пепелище.

Тсонг Тсонг никогда не отличался особым умом или сообразительностью. Теперь же он выглядел еще и жалко. Он явно голодал, и давно. Его господин, Поул Мер Ло, приказал Тсонг Тсонгу оставаться дома. Мальчик воспринял эту команду буквально. Он жил здесь даже после того, как дом сгорел, а Мюлай Туи погибла. Тсонг Тсонг терпеливо ждал возвращения Поула Мер Ло.

Пол понял, что если бы он не вернулся, мальчик так и умер бы от голода. Прямо на этом самом месте.

Он потрепал мальчугана по голове, с жалостью глядя в черные, непонимающие глаза.

– Господин, – говорил Тсонг Тсонг на своем ужасном, вульгарном байани бедняков, – это произошло утром следующего дня… после того, как вы отправились в путешествие… Или утром следующего дня после того… Я был голоден, господин, и плохо помню когда что было… Пришло множество воинов. Их прислал бог-император… Это было хорошее утро. Я тогда хорошо поел, а женщина, Мюлай Туи. совсем ничего не ела… Она хорошо готовит, господин, хотя и часто плачет, когда готовит… Может, дым от очага попадает ей в глаза?.. Но мясо было отличным…

– Тсонг Тсонг, – терпеливо сказал Пол, – ты рассказывал о воинах.

– Да, господин… Пришло много воинов… Они заставили женщину выйти из дома. Она очень рассердилась, и было много-много крику… Я… Я стоял в сторонке. Я знаю, что воины Энка Нэ нетерпеливы. Я недостоин их внимания, и я их боюсь, вот я и стоял в сторонке…Мой господин понимает, что мне и правда следовало стоять в стороне?

– Да, я понимаю. Что было дальше?

– Воины сказали, что хотят сжечь дом, но я этого не понимаю. Все знают, что Поул Мер Ло не простой человек… Когда женщина, Мюлай Туи, увидела, как они поджигают дом, ее словно коснулся Орури. Она задрожала, закричала громким голосом, заплакала… Она попыталась броситься в огонь, повторяя слова, которые я не мог понять. Но один из воинов удержал ее… Я был очень напуган, господин… А дом горел с таким треском… А потом Мюлай Туи схватила трезубец и ранила воина, который ее держал… А потом-потом она умерла.

Пол не чувствовал боли. Глаза его оставались сухими.

Он встал на колени, положил руку Тсонг Тсонгу на плечо.

– Как она умерла? – спросил он.

– Ее ударил трезубцем воин, – удивленно ответил мальчик.

– Она… Она не мучилась?

– Господин, воины Энка Нэ бьют только один раз… С тех пор я все время был очень голодный. Я нашел немного каппы, но листья совсем почернели и пахнут дымом. От них у меня болит живот… Простите меня, господин, но нет ли у вас чего-нибудь поесть?

Пол задумался.

– Слушай меня внимательно, Тсонг Тсонг, – наконец сказал он. – Ты должен кое-что сделать, и тогда получишь вдоволь еды… Ты можешь ходить?

– Да, господин, хотя я и не горю желанием идти куда бы то ни было.

– Мне очень жаль. Тсонг Тсонг. Чтобы получить пищу, тебе придется немного пройтись. Неподалеку отсюда, у Канала Жизни я оставил баржу, а на ней – охотника Шон Ху и знакомых тебе Зу Шана и Немо. Ты должен пойти к ним. Расскажешь им все, что рассказал мне. Скажи им также, что Поул Мер Ло хочет, чтобы они оставались в лесу столько дней, сколько пальцев на двух руках. Ты запомнишь мои слова?

– Да, господин… А у них есть еда? Много?

– Тебе хватит с избытком. Шон Ху – отличный охотник. Вы не будете голодать. Теперь иди… и скажи им еще, чтобы они соблюдали осторожность, когда решат выйти из леса и вернуться в Байа Нор, и особенно, когда будут спрашивать обо мне.

Мальчик потянулся и глубоко вздохнул.

– Я запомню, господин… Вы не сердитесь на меня?

– Нет, Тсонг Тсонг. Не сержусь. Иди, и ты скоро поешь.

Пол смотрел, как мальчик потрусил к Каналу Жизни, затем вновь повернулся к остывшим углям своего дома.

Он думал о Мюлай Туи, так гордившейся сыном, которого ей не суждено было родить: об Анне, терпеливо ждавшей в лесной глуши, среди дикарей, свидания в Самарре; об Ару Рэ; Птице Марса, тысячелетия простоявшей в ледяной пустыне – величественный и загадочный страж, ожидающий расцвета принесенное ею семени.

Так много произошло… голова кружилась от горя и изумления. До полудня было еще далеко, но Пол чувствовал себя таким бесконечно усталым…

Он сел на маленький, относительно сухой пятачок земли, где коротал эти дни Тсонг Тсонг. Он тупо смотрел на угли, словно ожидая, что сейчас Мюлай Туи воскреснет из пепла, словно волшебная птица Феникс. Но ничего не происходило… И только тишина кругом. Тишина и покой.

Через некоторое время Пол прикрыл слезящиеся глаза и задремал. Сидя. Потом упал на бок, но даже не проснулся…

Проснулся Пол только на закате. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Все тело затекло, к горлу подкатывалось одиночество, на душе было темно и пусто.

Пол огляделся. И вскочил, словно ошпаренный, не замечая больше ни головной боли, ни ломоты в сус­тавах.

Сплошной стеной, выставив перед собой трезубцы, его окружали чернолицые воины императорской стражи.

Пол замер, собираясь с мыслями. Воины, судя по всему, не собирались его убивать. Это они вполне могли сделать, пока он спал. Складывалось впечатление, что они чего-то ждали.

Пол никак не мог решить, что ему теперь делать, когда заметил в наступающих сумерках какое-то движение на Дороге Тягот. Поначалу он решил, что это повозка. Потом разглядел, что это паланкин. И несли его восемь мускулистых девушек. Свернув с дороги, они направлялись прямо к кольцу воинов, а значит, к Полу.

Пол ничего не понимал. Он вспомнил, когда ему впервые довелось увидеть паланкин оракула Байа Нор. Это было на барже, во время путешествия по Каналу Жизни, когда Энка Нэ направлялся в храм Байа Сур для жертвоприношения.

Словно по команде, девушки остановились и мягко опустили паланкин на землю. Занавески на окнах даже не шелохнулись. И тут изнутри раздался пронзительный птичий крик.

Затем из-за занавесок появилась тонкая, высохшая рука. Указующий перст нацелился на Пола. Твердый и уверенный голос, в котором, однако, чувствовалась старость, произнес:

– Это он!

Усталый и ошеломленный Пол почувствовал, что падает, но руки воинов подхватили его…

37

Он находился в полутемной комнате. Тускло мерцали масляные лампы. На него пристально глядел человек в белом, закрывающем лицо клобуке.

– Кто ты такой? – слова прозвучали, словно выст­рел.

– Я Поул Мер Ло, – проговорил Пол, – чужестранец сейчас и навсегда.

Человек в белом клобуке, не отрываясь, глядел на него.

– Выпей, – приказал он, протягивая маленький кувшин.

Послушно взяв кувшин, Пол поднял его к губам. Жидкость была как огонь… огонь не сжигающий, а животворный…

Что-то взорвалось у него в голове. Полу казалось будто он попал в ураган… а потом – словно он парит в бескрайних просторах космоса…

Когда он пришел в себя, то как сквозь туман заметил, что его поддерживает пара стражников.

– Кто ты такой? – кричал человек в белом клобуке.

Пол ощущал неземное спокойствие. В интересный он попал в переплет. Смешно. Несмотря на всю свою агрессивность, этот тип в белом явно не в своем уме.

– Я – Поул Мер Ло, – медленно повторил Пол, с трудом ворочая языком. – Чужестранец сейчас и навсегда.

– Выпей, – вновь скомандовал человек, протягивая новый кувшин.

И снова Пол взял его и поднес к губам. И вновь животворное пламя разлилось по телу, заиграло в крови, заревело в голове… Мысли Пола превратились в языки пламени. Огненная завеса повисла перед его глазами, а сгорев, обнажила скрывавшуюся за ней огромную птицу с искрящимся плюмажем и ярким, переливающимся всеми цветами радуги… синим, красным, зеленым, золотым… оперением.

Но птица не двигалась. У нее не было головы.

И снова его закружил ураган. Снова он парил в просторах космоса. Но теперь в черной бездне появились звезды. Они кружились вокруг него, словно он стал неподвижным центром вечно движущейся вселенной. Звезды шептали ему на ухо… что-то важное… но что именно?.. Пол никак не мог разобрать слов. Он мог только бессильно наблюдать вращающиеся вокруг него галактики, это – прекрасный вселенский хоровод, пока само время не утонуло в черной пучине вечности…

Пока он снова не очутился в полутемной комнате. Пока вновь не увидел чадящие масляные лампы и человека в белом клобуке, закрывающем лицо.

Безголовая птица исчезла, и все-таки… и все-таки Пол знал, что она рядом.

– Кто ты такой? – слова катились словно волны, словно раскаты грома.

Он не знал, что делать, что сказать, что думать, что чувствовать. Он не знал, во что верить: он где-то потерял свою личность, став ничтожным обрывком недодуманной мысли……

– Кто ты такой? – волны с плеском накатились на дальний берег. Гром прогремел над далекой страной.

И раздался ответный удар грома.

И откуда-то издалека прозвучал голос:

– И явится среди вас человек, кто сейчас бессилен, но чья власть будет абсолютной. А так как ни один человек не может нести бремя такой власти, он станет как император. А так как никто не живет вечно, он станет как бог. Каждый год император должен умереть, дабы бог смог воскреснуть… Слушайте крик небывалой птицы… Вот он, живой бог, и имя ему Энка Нэ!

В изумлении Пол слышал эти слова, обрушивающиеся на него ударами молота. Он вслушивался в слова, подчиняясь голосу… и наконец, понимая, что это его собственный голос. Он пошевелился, и каждое его движение отдавалось странным шелестом. Он опустил глаза и увидел блестящие перья, закрывавшие его руки…

Откуда-то раздался другой голос – старческий и тонкий. Раздался пронзительный птичий крик.

– Это он!

И человек в белом клобуке воскликнул:

– Вот живой бог! – и пал ниц у ног того, кто когда-то носил имя Поула Мер Ло.

38

Затем он отдыхал в Храме Плачущего Солнца под охраной одного-единственного воина. Сняв церемониальное оперение, бог-император остался в простом саму, ничем не отличавшемся от тех, что носили многие тысячи его подданных.

Убранство комнаты – стены, пол и потолок которой были сделаны из полированного камня, пронизанного красными, синими, зелеными, золотыми прожилками – казалось весьма скромным. Но по сравнению с маленьким, крытым соломой домиком, когда-то стоявшим неподалеку от Канала Жизни, это – поистине царское великолепие.

Ложе, на котором отдыхал бог-император, было из драгоценного черного дерева, и украшено медью. Покрывало – из многоцветных перьев птицы миланил. Большие прозрачные кристаллы свисали с потолка, едва заметно вращаясь в потоках теплого воздуха, поднимавшихся от скрытых в нишах ламп. Преломляя падавший на них свет, они отбрасывали на стены причудливые узоры.

Бог-император зевнул, потянулся, огляделся по сто­ронам. Ему хотелось есть. Но у него сейчас есть дела и поважнее еды.

Он послал за Юруй Са – генералом Ордена Сле­пых. За человеком в белом клобуке.

Воин у дверей передал волю бога-императора дальше. Ни один мускул не шевельнулся на его лице; он, не отрываясь, глядел в потолок. Если бы не появившийся через несколько минут жрец, можно было подумать, что никто и не слышал приказа бога-императора.

Вошел Юруй Са. Вошел и застыл в ожидании. И он тоже смотрел в потолок. Как и воин.

– Орури приветствует тебя, Юруй Са.

– В приветствии благословение, господин.

– Сядь со мной, как друг, ибо я должен многое тебе рассказать.

– Господин… – взмолился жрец. – помилуйте… Я… мне нельзя видеть вас.

– Объясни.

– Так было всегда, – сказал Юруй Са, – так должно быть всегда. Когда Энка Нэ снимает оперение, люди не видят бога-императора.

– Возможно, что так оно и было. Но ничто не вечно… Когда Энка Нэ снимает оперение, бог засыпает, но император бодрствует. Ты можешь смотреть на императора, Юруй Са. Я сказал.

– Господин, я не достоин.

– И однако… – голос, не терпящий возражений, голос Энка Нэ, – и однако, такова моя воля.

Медленно, очень медленно генерал Ордена Слепых опустил глаза. Энка Нэ улыбнулся ему, и лицо жреца побледнело от страха.

– Теперь кое-что изменится, – сказал Энка Нэ.

– Да, господин, – тяжело вздохнул Юруй Са, – теперь кое-что изменится.

– Сядь и расскажи мне, как случилось так, что некто Поул Мер Ло стал богом-императором байани. Он думал, время жертвоприношения еще не пришло.

Нервно сглотнув, Юруй Са робко присел на самый край ложа, словно каждую секунду ожидая какого-то страшного несчастья.

Но ничего ужасного не произошло. Осмелев, жрец принялся объяснять Полу Мэрлоу, как тот, землянин, стал богом на далеком Альтаире Пять.

– Господин, – говорил Юруй Са, – произошло удивительное. И воля Орури стала ясной вне всяких сомнений… Много дней назад тому, у кого сейчас нет имени, стало известно, что чужеземец Поул Мер Ло намеревается отправиться в путешествие. Тот, у кого сейчас нет имени, очень разгневался. Он отправил воинов, дабы это путешествие закончилось, не начавшись. – Юруй Са позволил себе едва заметно улыбнуться. – Мой господин, наверно, лучше меня знает, что произошло, когда воины повстречались с Поулом Мер Ло. Они не смогли выполнить приказа Энка Нэ… Такое бывает нечасто. Возглавлявший их капитан вернулся и перед тем, как прижаться к груди Орури, повторил слова, сказанные Поулом Мер Ло. В тот же день тот, у кого сейчас нет имени, почувствовал острую боль в груди, сильно кашлял и долго не мог говорить. Так Орури покарал того, кто, возможно, неправильно понял его волю.

– Ты говоришь, сильно кашлял?

– Да, господин. Очень.

Мысленно Пол вернулся к его единственной встрече с Энка Нэ 610-ым. Он вспомнил старика, согнувшегося под бременем ответственности. Старика, который кашлял…

– Продолжай свой рассказ.

– Господин, уже тогда были в Священном городе те, кого посещали странные мысли. Были те, и я среди них, кто долго размышлял о случившемся. Позже, когда воины отправились уничтожить дом Поула Мер Ло, наши раздумья принесли плоды. К тому же Орури послал нам неоспоримое знамение.

– Какое знамение?

– Господин, когда загорелся дом, того, кто сейчас не имеет имени, охватил ужасный кашель. Когда пламя погасло, вместе с ним угасла и его жизнь. Так свершилась кара Орури… Потом оракул предсказал, что пламя воскреснет из пепла… И так вы, господин, пришли к своему народу.

Поул Мер Ло, ранее известный как Пол Мэрлоу, а теперь как Энка Нэ 611-ый, задумался. И надолго. Он все еще чувствовал себя усталым… невероятно усталым. Так много всего произошло, что он просто не успевал это осмыслить… Он мрачно улыбнулся. Вот кончится год, и времени у него будет сколько угодно. Да уж, сколько угодно…

А потом он вдруг вспомнил о Шон Ху и барже.

– Когда Поул Мер Ло вышел из леса, он оставил на берегу Канала Жизни баржу и своих товарищей. Я хочу, чтобы этих людей и мальчика, который, наверно, уже присоединился к ним, доставили в Байа Нор. Живыми и невредимыми.

– Это уже сделано, господин. Воинам было приказано ждать появления Поула Мер Ло. Они нашли баржу, тех, кто на ней приплыл и мальчика, о котором вы говорили.

– Им не причинили вреда?

– Господин, их допросили, но не причинили вреда.

– Это хорошо, Юруй Са, ибо у этих простых людей есть очень влиятельный друг.

– Господин, – генерал Ордена Слепых замялся в нерешительности, – один из них, охотник по имени Шон Ху, сказал, будто Поул Мер Ло разговаривал с Орури и даже лицезрел его… Может ли это быть правдой, господин?

– Это истинная правда.

– Тогда мое сердце переполнено радостью, ибо я говорил с великим, который в свою очередь разговаривал с самым великим на свете… Позвольте мне удалиться, господин, дабы я мог как следует обдумать это чудо.

– Да будет так, Юруй Са. А теперь пришли но мне тех, кто путешествовал с Поулом Мер Ло. И еде прикажи подать пищу, ибо мои гости наверняка проголодались… И запомни, что теперь кое-что изменится.

Генерал Ордена Слепых встал. Он глубоко вздохнул.

– Ваша воля будет исполнена. И, господин, я запомню, что теперь кое-что изменится.

Энка Нэ откинулся на ложе.

Охраняющий его воин все так же, не отрываясь, глядел в потолок.

39

Стоял теплый ясный вечер. Пол Мэрлоу, одетый в потертое саму, сидел на берегу Канала Жизни рядом – Дорогой Тягот, неподалеку от участка земли, где молодая зеленая трава уже покрывала пепелище. Теоретически жить ему оставалось тридцать семь дней.

Нечасто в эти дни он находил время снять оперение Энка Нэ. Так много дел, гак много планов. С тех пор, как на плечи Поула Мер Ло легло величие, он стал Эпохой Возрождения. Он один заменил собой целую эпоху. Он считал своим долгом вырвать байани из закостенелого средневекового уклада, побудить их к творчеству, дать толчок к прогрессу, который, если его только не остановят, когда-нибудь подарит байани Золотой век. Подарит эру, в которой наука и технология, традиции и искусство сольются в единое гармоничное всеобъемлющее целое.

Задача неимоверно сложная… не под силу одному человеку, пусть и с абсолютной властью. Властью, правда, всего на один год.

И однако, что бы ни случилось потом… кто бы ни пришел потом… начало положено. И Пол Мэрлоу, хорошо зная земную историю, утешался мыслью, что любые изменения легче начать, чем остановить.

А изменения начались. В этом сомнений не было.

Появились школы. Сначала ему пришлось обучить учителей: задача оказалась проще, чем он думал. В его руках была абсолютная власть и безоговорочное подчинение самых умных людей страны. Они с готовностью учились и передавали полученные знания дальше… пусть не из любопытства, не из-за желания раздвинуть горизонты познания… Пусть только потому, что такова воля Энка Нэ. Любознательность и энтузиазм придут потом. И даже если и не в этом поколении – пусть, главное, что возникли школы. Впервые в истории дети байани учились читать и писать.

Неудовлетворенный широкими листьями сушеной каппы, используемой им ранее вместо бумаги, Пол экспериментировал с муса лоул и пергаментом. Он даже основал небольшую «фабрику» по производству бумаги, чернил, кисточек и перьев. В то же время он приказал жрецам, уже освоившим новое искусство – письмо записать все, что они помнят об истории Байа Нор о традициях, о богах-императорах, все песни и легенды, все законы. Вскоре возникнет своего рода библиотека, где молодые байани смогут использовать свои новые таланты.

В области технологии Байа Нор уже сделал громадный шаг вперед. Искусным мастерам байани достаточно было только объяснить новую идею, как они тут же начинали применять ее на практике. Пол только показал, например, как обтекаемая форма уменьшает трение, и теперь все баржи в Байа Нор гордо разрезали воду, а не ломились сквозь нее, как встарь. Затем он продемонстрировал, как весла могут заменить шесты, и как парус, в свою очередь, способен заменить греб­цов.

Теперь суда байани (многие из которых являлись гребными шлюпками и парусными джонками) плавали вдвое быстрее, чем раньше, при меньших затратах труда.

Но, пожалуй, самым большим успехом оказалось внедрение ветряков, вращающих водяные насосы для орошения полей каппы. Это новшество высвободило столько рабочих рук – женских рабочих рук, что байани смогли расширить обрабатываемые ими участки. В придачу увеличилась урожайность, и жить байани стали чуть-чуть лучше.

Возможно, самым поразительным было то, что Пол, сам того не желая, создал новое, прямо-таки повальное увлечение: воздушные змеи. Запуск змеев быстро стал излюбленным спортом байани. Им увлекались буквально все – и стар, и млад.

Поняв принцип, байани, проявляя настоящий талант, создавали подлинные шедевры. Их змеи намного превосходили все, что мог бы сделать сам Пол. Некоторые были так велики и так искусно построены, что при благоприятных погодных условиях могли поднять в воздух своего создателя. И отдельные энтузиасты уже оказывались в воздухе, купаясь за свои труды в Зеркале Орури.

Байани обладали удивительным, интуитивным пониманием ветра. Первые ищущие приключений жители Байа Нор уже строили небольшие планеры. «Вот будет интересно, – думал Пол, – если они построят летательные аппараты тяжелее воздуха за пару веков до того, как изобретут двигатель внутреннего сгорания. Впрочем, что тут удивительного? Почему бы и нет?»

Существовали и другие, на первый взгляд не столь заметные, изменения, которыми Пол гордился ничуть не меньше. Он, например, отменил смертную казнь – кроме как за убийство и насилие. Он полностью запретил пытки. Для «гражданских» дел и мелких преступлений типа воровства он учредил суды присяжных. Тяжкие преступления по-прежнему рассматривались самим богом-императором.

Но он не мог сделать то, чего ему больше всего хотелось. Он не мог, не смел отменить человеческие жертвоприношения. Те самые жертвоприношения Орури, в одном из которых ему самому вскоре придется сыграть роль жертвы.

И так уже множество древних традиций были уничтожены или изменены до неузнаваемости. В целом байани восприняли перемены на удивление спокойно… хотя Пол и знал о существовании, так сказать, «консерваторов», не принимающих нового только потому, что это новое. Пока что они были разобщены и лишь недовольно бормотали себе под нос, но, как и раньте, строго соблюдали абсолютную преданность своему абсолютному божественному владыке.

Но если загнать их в угол, например, отказом от человеческих жертвоприношений – событии глубочайшего религиозного значения, то, в принципе, они могут оформиться как «политическая» оппозиция. Пол делал все, что мог, дабы избежать малейшей опасности восстания и гражданской войны. Открытый конфликт разрушит то, что он успел построить. Дело может дойти даже до «сожжения книг» – еще до того, как книги успели доказать свою необходимость обществу.

Но одно Пол знал совершенно точно: благодаря тому, что абсолютную власть в Байа Нор получил чужестранец, цивилизация байани никогда уже не будет такой, как раньше. Она пойдет вперед, по пути прогресса… или назад.

Он должен дать Возрождению шанс… а значит, трогать жертвоприношения нельзя. В конце концов, они затрагивают не более двадцати человек в год – в основном маленьких девочек. К тому же жертвы идут на смерть не просто с радостью, а буквально с блаженством. Как же иначе? Быть принесенной в жертву – великая честь. Они – возлюбленные Орури.

Оставалась, конечно, еще одна жертва… с другими взглядами, с другими чувствами… Это – сам Пол. Интересно, как он посмотрит на все это через тридцать семь дней? Пол надеялся… надеялся от всей души, что примет смерть так же спокойно, как Шах Шан. И опять как же иначе? В философии байани тот, кто умеет жить, должен уметь и умирать.

Пол сидел на берегу Канала Жизни, обдумывал все сделанное им за последние месяцы, и чувство удовлетворения просыпалось в его душе. Начало положено. Байани отправились в долгий и нелегкий путь от полумрака средневековой ортодоксальности к интеллектуальному и эмоциональному рассвету. И жизнь одного человека – не такая уж дорогая цена за светлое будущее…

Пол долго сидел у Канала Жизни. Именно в такие вечера, когда девять лун Альтаира Пять весело гонялись друг за другом по звездному небу, он любил сидеть на веранде, потягивая прохладное вино из каппы и рассуждать на разные темы, недоступные пониманию Мюлай Туи.

Он вспоминал о ней со светлой печалью; и в памяти всплывала непонятная, почти собачья преданность маленькой женщины, бывшей храмовой проститутки, которая научила его языку байани и во всех смыслах стала его женой. Пол думал о ней, и ему хотелось, чтобы судьба распорядилась иначе, чтобы Мюлай Туи все-таки родила ребенка, о котором она так мечтала и которым так гордилась. Ему хотелось также, чтобы она узнала о жребии, выпавшем на долю Поула Мер Ло, ее господина. О том, что он стал богом-императо­ром. Бедная Мюлай Туи, она была бы вне себя от чувства собственной важности… и любви.

Потом его мысли перекинулись на Анну, которая снова стала неясной тенью в его памяти. Милая, холодная, неуловимая Анна – знакомая незнакомка… И его жена… Прошло уже почти четверть века с тех пор, как они покинули Землю на борту «Глории Мунди»… За это время он постарел, наверно, лет на шесть, не больше. Но чувствовал он себя невероятно старым и невероятно усталым. Возможно, природу нельзя обмануть… Возможно, сказываются неведомые людям последствия длительного многократного анабиоза. А мот быть, все объясняется гораздо проще. Может, он просто слишком много повидал, слишком много пережил, слишком долго пробыл один…

Ночь внезапно наполнилась тенями. Анна… Мюлай Туи… Неродившийся ребенок… Шах Шан… И женщина, которой он танцевал Королевский Вальс на том краю неба…

Он поднял взор к чужому небу, созвездия на котором стали ему ближе и роднее тех, что остались на далекой родине.

Запрокинув голову, Пол смотрел, как серебрятся девять лун на пыльном бархате звездного неба.

И сердце, словно сумасшедшее, заколотилось у него в груди.

Пол снова пересчитал луны… Его руки вдруг задрожали, глаза начали слезиться…

Он глубоко вздохнул и вновь стал считать.

С неба на него глядели десять лун… Десять, а не девять! А это значит… Это может значить только одно…

Трясясь, как в лихорадке, Пол опрометью бросился назад, к Священному городу… назад в комнату, где он хранил побитую и до сего дня бесполезную рацию…

40

Пол стоял на маленьком балкончике Храма Плачущего Солнца. Он, не отрываясь, глядел на неотвратимо приближающиеся к горизонту луны. Их все еще. было десять.

В руке Пол держал рацию.

Он выдвинул антенну. Он все еще дрожал, и его пальцы никак не могли настроить рацию на нужную длину волны – средние волны, пятьсот метров. Если десятая луна и вправду космический корабль – только как же это маловероятно! – то на нем наверняка следят за эфиром. Но если это звездолет на орбите вокруг Альтаира Пять, то как, черт возьми, это может быть земной звездолет?! Он появился спустя всего три года после «Глории Мунди». Когда они покидали Землю, о новых кораблях – насколько Полу было известно – еще даже и не думали. С другой стороны, если это Не земной корабль, то что это? Большой метеор, случайно попавший на орбиту из глубин космоса? Космический корабль совсем из другой звездной системы?

Возможное и невозможное, сумасшедшие надежды и мечты вихрем кружились в голове Пола Мэрлоу,

– Господи, – взмолился он, нажимая кнопку «передача», – пусть это будет корабль с Земли. И пусть эта чертова рация окажется исправной…

Собравшись с духом, он спокойно произнес в микрофон:

– Альтаир Пять вызывает корабль на орбите. Альтаир Пять вызывает корабль на орбите. Отвечайте на волне пятьсот метров. Отвечайте на волне пятьсот мет­ров. Прием… Перехожу на прием.

Не отрывая глаз от десяти лун, Пол щелкнул пере­ключателем. Никакого ответа… только шепот ветра, поднимающего волны на Зеркале Орури. Только судорожный стук его сердца.

Он вновь переключился на передачу.

– Альтаир Пять вызывает корабль на орбите. Альтаир Пять вызывает корабль на орбите. Отвечайте на волне пятьсот метров. Отвечайте на волне пятьсот метров. Прием.

И снова никакого ответа. Скоро луны скроются за горизонтом… Возможно, они уже вне радиуса действия маленькой рации. Может, это чертова штука просто не работает. Может, это вовсе и не земной корабль, и его экипажу и в голову (если она у них есть) не приходит следить за эфиром, так как они маленько зеленые гуманоиды с встроенной телепатической антенной… Может, это всего-навсего кусок мертвого холодного камня… Может… Может… Может…

Приемник, по крайней мере, в порядке. Пол слышат шипение и треск – безумная радиограмма, говорящая лишь о наличии электрических разрядов в атмосфере.

– Да скажи же ты хоть что-нибудь, ублюдок, – рассвирепел Пол. – Хватит болтаться среди этих чертовых лун!.. Я же здесь один, слышишь?.. Совсем один… Один с огромной семьей ребятишек. И мне не с кем даже поговорить… Ну, скажи хоть что-нибудь… Кончай издеваться, скотина!

И тут оно произошло.

Чудо.

Голос человека дотянулся до человека через черные стены космоса.

– Говорит «Христофор Колумб». Вызываю Альтаир Пять. – шум в динамике усилился. Но слова, благословенные слова… их ни с чем не перепутаешь. – Говорит «Христофор Колумб». Вызываю Альтаир Пять… Привет с Земли… Назовите себя. Прием.

На какой-то страшный миг Пол потерял дар речи. Сердце его готово было выскочить из груди. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но услышал только сдавленный хрип. И тут ему стало стыдно. Он до боли сжал кулаки, заставляя себя успокоиться.

– Я – Пол Мэрлоу, – наконец выдавил он. – Последний оставшийся в живых, – голос сорвался, и ему пришлось начать сначала. – Последний оставшийся в живых член экипажа «Глории Мунди»… Когда вы вылетели с Земли?

В ответ – только тишина. Пол чертыхнулся, поняв, что забыл переключить рацию на прием. Он яростно щелкнул тумблером, и из динамика поплыли слова… Середина предложения…

– …зовут Конрад Юргене, командир «Христофора Колумба», – медленно и с акцентом говорил совсем другой голос. – Мы вылетели с Земли в две тысячи двадцать девятом году. Четыре года тому назад. Мы шли на сверхсветовой скорости, используя новый двигатель. Его изобрели уже после вашего отлета… Мы так рады, что вы живы… Вы – один из первопроходцев звездных путей. Что случилось с «Глорией Мунди»? Как погибли ваши товарищи? Мы видели в телескоп каналы. На этой планете есть разумные существа? Как они выглядят? Они враждебны людям? Как нам вас найти?

Пол никак не мог оторвать взор от повисших уже над самым горизонтом лун. Каким-то чудом он не потерял голову…

– К сожалению, – быстро сказал он, – на объяснения нет времени. Скоро вы скроетесь за горизонтом, и связь прервется. Скажу только самое важное… Если вы рассмотрите поверхность планеты в районе каналов, то обнаружите место посадки «Глории Мунди»… Мы выжгли в лесу большую поляну – несколько километров в поперечнике. С низкой орбиты ее видно, наверно, даже невооруженным глазом… Вы увидите также кратер, где «Глория Мунди» самоуничтожилась после того, как мы ее покинули. Садитесь как можно ближе к нему, я пошлю людей вас встретить… вы их легко узнаете. Ни в коем случае, повторяю, ни в коем случае не выходите из корабля до их прихода. В этих краях обитают и не слишком дружелюбные племена… Вас встретят через два дня… Местные жители невысоко роста, темнокожи и очень похожи на людей… – Пол рассмеялся, вспомнив рассказ Ару Рэ. – Я думаю, вы поразитесь тому, как они похожи на людей. Перехожу на прием.

– Сообщение получено. Будем следовать вашим указаниям. Как вы себя чувствуете? Прием.

– Никогда в жизни не чувствовал себя лучше, – и Пол рассмеялся, немного истерично.

Короткое молчание. Затем:

– «Христофор Колумб» – Полу Мэрлоу. Мы получили ваше сообщение, будем следовать вашим указа­ниям. Как вы себя чувствуете? Прием.

Одна за другой луны исчезли за горизонтом. Пол еще раз попытался вызвать звездолет, но безуспешно.

– «Христофор Колумб» – Полу Мэрлоу. Мы будем следовать вашим указаниям. Мы вас больше не слышим. Мы будем следовать вашим указаниям. Мы вас больше не слышим… «Христофор Колумб» – Полу Мэрлоу. Мы будем следовать…

Тяжело вздохнув, Пол выключил рацию.

Невозможное, после того как оно произошло, почему-то казалось неизбежным.

Он стоял на балконе Храма Плачущего Солнца, глядел на ночное небо и пытался не утонуть в захлестнувшем его водовороте противоречивых мыслей и чувств…

Новый двигатель… Сверхсветовая скорость… Они так сказали… Сверхсветовая скорость… Всего четыре года полета… Получается, что «Христофор Колумб» покинул Землю через семнадцать лет после «Глории Мунди»… И вот он здесь, у Альтаира Пять. А они прилетели сюда всего три года тому назад… Добрая половина экипажа «Христофора Колумба» небось еще в школу ходила, когда они уже провели годы в анабиозе… Немудрено, что они назвали его первопроходцем… «Христофор Колумб» – неплохое имя для корабля, который, словно легендарный Колумб, открывает новые горизонты… Скоро, очень скоро он будет говорить с людьми, которые знают, что такое весна в Лондоне, Париже или Риме. С людьми, которые знают вкус пива и бифштекса, йоркширского пудинга и Frutti del Маге. С людьми, мужчинами, возможно и с женщинами, чей внешний вид и речь вновь пробудят в нем что он оставил позади… все, чего ему так не хватало на этой стороне неба.

И вдруг Пол успокоился. Он чувствовал себя бесконечно усталым, измученным радостью и надеждой… Сейчас ему страшно хотелось спать.

ЭПИЛОГ

Энка Нэ задумчиво сидел на краю своего ложа. Одинокий воин байани, не отрываясь, глядел в потолок. «Христофор Колумб» успешно приземлился. Его встречал отряд личной стражи бога-императора. Кроме трезубцев, они несли плакаты, гласившие: «Bienvenu», «Wilkommen», «Benvenuto», «Welcome», «Добро пожаловать!» Отряд возглавляли охотник, юноша и мальчик-калека. «Это, наверно, было, – думал бог-император, – удивительное зрелище»… А теперь люди с Земли вступили в Байа Нор…

В комнату вошел Юруй Са, генерал Ордена Сле­пых. Он посмотрел на бога-императора, хоть тот и снял на время церемониальное оперение, оставшись в одном саму.

– Господин, – поклонился он, – все сделано, как вы повелели. Чужестранцы ждут в зале многих фон­танов… Они высокие и сильные… даже выше, чем…

– Даже выше, чем тот, – продолжил за него бог-император с легкой улыбкой, – кто когда-то тоже ждал там аудиенции Энка Нэ.

За последние месяцы между богом-императором и Юруй Са возникла своего рода дружба… но только, когда бог засыпал вместе с отложенным в сторону пестрым плюмажем. Два человека, дети разных миров, постепенно прониклись уважением друг к другу.

– Господин, – продолжал Юруй Са. – Я видел серебряную птицу. Она прекрасна. Поистине это настоящее чудо.

– Да, – согласился бог-император. – Это и правда чудо… Серебряная птица действительно прекрасна.

Наступило молчание. Юруй Са позволил себе отвлечься: его взгляд скользнул к ведущей на небольшой балкон арке… к ясному синему небу… Скоро стемнеет…

– Мне кажется, – осторожно сказал Юруй Са, – я понимаю, как заманчиво отправиться в волшебное путешествие на серебряной птице в страну, что на том краю неба… Особенно тому, кто знает тот мир, сердце переполнено страданиями…

– Юруй Са, – нахмурился бог-император, – похоже, ты задаешь мне вопрос.

– Простите меня, господин, – вновь склонился в поклоне одетый в белое байани. – Я и правда задал вам вопрос… хотя бог-император не подвластен суду людей.

Бог-император тяжело вздохнул. Юруй Са задал Энка Нэ вопрос, на который Пол Мэрлоу не мог ответить сам себе.

Пол встал и вышел на балкон. Солнце садилось. Большое и кроваво-красное, оно уже касалось верхушек черного леса. Оно почти не отличалось от светила, сияющего над Англией в шестнадцати световых годах отсюда… И однако… И однако… Оно было другим. Все равно прекрасным. Но другим…

Пол думал обо всем сразу: о голубом небе, о пушистых белых облаках, о полях пшеницы. Он думал о домике из побеленной глины с желтой соломенной крышей; о голосах, все еще звучавших в его ушах, о лицах, которые он никак не мог вспомнить… Он думал о торте со свечками, об игрушечном звездолете, который можно отправить в полет, оттянув маленькую рукоятку и нажав кнопку «пуск».

А потом он подумал об Анне Мэрлоу, умирающей на палубе деревянной баржи. О Мюлай Туи, гордой своим еще не рожденным ребенком. О Баи Луте, построившем воздушного змея – причину своей смерти и путешествия, подтвердившего, как это ни смешно, старую истину, что все люди – братья. И еще Пол подумал о Шах Шане, его ясном взоре и спокойствии перед лицом смерти, спокойствии, обретенном в знании, что его жизнь принадлежит его народу…

Солнце уже наполовину спряталось за горизонтом… Пол стоял и смотрел… Наконец оно скрылось совсем… Тогда бог-император вернулся в комнату.

Он посмотрел на Юруй Са и улыбнулся.

– Когда-то, – мягко сказал он, – я знал чужеземца по имени Поул Мер Ло. Он прилетел в Байа Нор на серебряной птице. Мне кажется, ему и в самом деле очень хотелось бы вернуться в страну на том краю неба… Но… но я больше не знаю этого человека. Я слишком занят делами моего народа.

– Господин, – прошептал Юруй Са, и его глаза панно заблестели, – я знал, чтеq \o (о;ґ) вы ответите.

– А теперь иди, – приказал Энка Нэ, – ибо скоро мне встречать моих гостей, – и тихо зашуршали складки висящего на деревянной подставке блестящего оперения. Блестящие, переливающиеся перья встрепенулись на мгновение, словно живые, и снова наступила тишина.

Примечания

1

«Мэйфлауэр» – так назывался корабль первых колонистов, прибывших в Америку (1620 г.). (прим. пер.)

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

ЭПИЛОГ

Реклама на сайте