«Шагаюшие в вечность»

Александр Климов

ШАГАЮЩИЕ В ВЕЧНОСТЬ

Въезжая в новую квартиру, бухгалтер Петров чувствовал себя счастливейшим человеком на свете. Собственно, квартира была вовсе не новая, а как раз наоборот - старая. Но в этом-то и состояла вся прелесть.

Затаскивая свои тючки и чемоданы по широчайшей винтовой лестнице на третий и последний этаж, Петров буквально физически ощущал, как его начинает обволакивать тихое и немного грустное очарование старинного московского особняка. Чудился запах пожелтевших книг, отблески розовых восковых свечей, шуршание кринолинов. С чердака явственно доносилось звяканье шпор.

Дом поражал безлюдьем в эти вечерние, обычно оживленные часы. Не прыгала по ступенькам детвора, не громыхали гулкие жестянки почтовых ящиков. Не пели, не кричали, не плакали. Даже лифт - и тот не грохал створками по той простой причине, что в доме его не было.

За высокими скрипучими дверями, безусловно, текла какая-то жизнь, но Петров ее не ощущал. Ему казалось, что он - хозяин огромного пустого замка, и фантазия помимо воли населяла комнаты и коридоры ушедшими в прошлое обитателями.

А с фантазией своей Петров бороться положительно не умел. К сорока годам он пришел к твердому убеждению, что в мире есть всего лишь две вещи, бороться с которыми человеку не под силу: фантазия и тараканы. И то и другое при внешнем различии одинаково неистребимо.

На службе Петрова, как ни странно, побаивались. Старик Стаканов-Скрипкин - счетовод с дореволюционным стажем утверждал, что Петров не так прост, как хочет казаться. Мол, бухгалтер-мечтатель - явление в природе настолько невероятное, что за этим кроется не иначе как карьеризм высочайшего артистического класса.

В семье же - человек как на ладони. Когда лет десять назад жена уходила от Петрова, вернее, навсегда уезжала в Сочи с красавцем капитаном дальнего плавания, она остановилась на пороге и, гневно поправив поясок платья, сказала:

- Петров! Ты даже не ничтожество! Ты что-то невообразимо более мелкое. Даже дождевой червяк и тот заботится о своей самке...

Петров хотел было заметить, что совсем в этом не уверен и, мол, вообще сильно сомневается, что червяки бывают разного пола, но Нина хлопнула дверью и исчезла из его жизни.

С годами забылось многое: даже полный превосходства взгляд брюнетистого капитана. Бухгалтеру начало казаться, что он никогда и не был женат. Но слова эти, грохочущие и какие-то оскорбляюще липкие, помнились. Они удвоили его природную житейскую неуверенность, все глубже толкая в спокойное надежное одиночество.

Поднимаясь наверх с последней пачкой книг, Петров лоб в лоб столкнулся с высушенной остроносой старушкой, выходившей из двери номер четыре на втором этаже. Не зная почему, он сразу окрестил ее "камергершей".

Старуха подозрительно оглядела нового жильца, зачем-то потрогала рукав его пальто и, вдруг повеселев, игриво промурлыкала:

- Если бы не старость, кругом остались бы одни сумасшедшие.

- Что? - опешив, переспросил бухгалтер.

На седых, будто припорошенных мукой, волосах старой дамы в неустойчивом равновесии закачалась шляпка с фантастическими цветами и вуалеткой:

- Раньше и привидения были другими. Какими-то благородными утонченными. Дамы, рыцари...

Петров уронил книги.

- Вы в какую квартиру? - поинтересовалась "камергерша", заглядывая в глаза остолбеневшему бухгалтеру.

- В шестую! - почти крикнул Петров, обрадовавшись, что наконец-то услышал что-то доступное пониманию.

- Шестая - это что рядом с пятой, - глубокомысленно заметила старуха.

- Что? - еще раз с довольно глупым выражением лица переспросил Петров.

И тут "камергерша" сделала такое, что повергло бухгалтера в глубочайшее изумление: подпрыгнув, она поцеловала его в лоб, затем перекрестила и, смахнув слезинку, выбежала во двор.

Петров еще несколько минут постоял в растерянности, потом собрал книги и пошел к себе на третий этаж. Сначала он хотел было расстроиться, но передумал.

"Милая, сумасшедшая старуха", - подумал он и улыбнулся.

На лестничную клетку третьего этажа выходило всего две двери. На одной была выведена белой эмалью кособокая шестерка, а на другой красовалась медная табличка. Смысл надписи практически утерялся в обилии завитушек, и Петрову удалось расшифровать только фамилию своего соседа из квартиры номер пять: ОРГАНОВ. Бухгалтер еще стоял, размышляя, на какую букву правильнее будет поставить ударение, когда откуда-то сверху раздался невыразимо печальный голос:

- Мое гениальное открытие похищено врагами! Сейф взломан и пуст...

Петров обернулся так резко, словно в спину ему воткнули булавку. На лестнице, ведущей к чердачному люку, сидел мужчина весьма странной наружности. Могло показаться, что его присыпали золой - такой серый, пыльный, сразу и не определишь, где заканчивается костюм и начинается его обладатель. Вздыбленные патлы открывали лоб такой невероятной высоты, что невольно закрадывалось сомнение: осталось ли место для темени и затылка? Огромные очки в черепаховой оправе, казалось, тяжестью своей вот-вот продавят переносицу. Петров также обратил внимание, что галстук незнакомца почему-то завязан морским узлом, а все пуговицы и даже шнурки вырваны с мясом.

- Великое открытие в руках негодяев! - крикнул странный мужчина и вырвал клок из своей фантастической шевелюры. Затем он вытряс на ладонь таблетку валидола и прохрипел:

- Водыыы...

Бухгалтер вышел из столбняка и метнулся в квартиру. Чертыхаясь, он принялся искать стакан, попутно соображая, где же раньше встречался с этим человеком.

- Видел ведь его. И не один раз! Но где?.. - бормотал Петров себе под нос, выкидывая вещи из хозяйственной сумки.

Наконец со стаканом в руках он вернулся на лестницу. Мужчины, у которого негодяи похитили великое открытие, и след простыл. Петров прислушался, но лестница безмолвствовала.

"Веселенькое новоселье", - подумал бухгалтер и выпил воду.

Он вошел в квартиру и запер дверь не щеколду. Хорошего настроения как не бывало. Исчезли звон шпор и аромат свечей. Отчетливо запахло плесенью и немытыми полами.

Воскресенье прошло в хозяйственных заботах. Петров взмок, но с удовольствием отметил, что новое жилище стоило трудов. Десять книжных полок, письменный стол, два разномастных стула и раскладушка - просто, удобно и привычно. Вместо платяного шкафа - вбитый в стену большой гвоздь с плечиками, похожими на лук с натянутой тетивой. На подоконнике бурлил аквариум с одинокой золотой рыбкой, по карнизу вилась лиана с экзотическим и жутковатым названием "монстр". Теплые розовые обои приятно контрастировали с дождливым мраком за оконным стеклом. Старинные метровые стены не пропускали в комнату грохот и лязг большого города, но странным образом не задерживали шепот мокрой листвы, стук капель, цоканье одиноких каблучков по скользкой булыжной мостовой.

Петров не заметил, как размечтался. Ему виделся дом, свежий, яркий, пахнущий известкой, и его владелец - мрачный сухопарый чиновник в мундире, с орденом на шее. Лошадиное ржание сливается с криками лоточников. В тени лип прогуливаются барышни: шелковый чулок с искоркой, нитка жемчуга, перстенек... Толстый багроволицый поп с громадным серебряным крестом, трущим рясу на животе, плывет в толпе, как кит в стае дельфинов. Идут со смены рабочие. Черные лица, ввалившиеся глаза, задубелые руки. И вот - вихрь революции! Листовки, песни, флаги, голод и рвущие удары пуль!..

"Об этом можно написать книгу", - подумал Петров и пожалел, что он бухгалтер, а не писатель.

Прошло несколько дней, тихих, мягких, задумчивых. Петров ходил на службу, бывал в кино, подолгу гулял. Он уже начал забывать о происшествии на чердачной лестнице, относя его к непредсказуемым жизненным ситуациям, когда действительность внесла свои суровые коррективы.

Петров сидел на кухне и, промокая лоб носовым платком, пил крепкий обжигающий чай. На коленях его лежала раскрытая книга с засаленными углами, на стене тикали ходики. Лампочка в желтом бумажном абажуре освещала стол, на стенах замерли размытые коричневые тени.

И вдруг тишину разрезала заливистая трель звонка.

Петров встрепенулся и, поплотнее запахнув полы халата, поспешил к двери. Гостей он не ждал, да и не мог никто прийти к нему в столь поздний час.

- Кто там? - спросил он, держа руку на щеколде. За дверью послышалось неясное шуршание.

- Кто там? - уже настороженно спросил Петров. Шуршание стихло, зато чей-то могучий нос засопел громко и отчетливо.

- Свои.

Голос был скрипуч, прокурен и страшен. Петров вздрогнул. Таких "своих" у него быть не могло.

Бухгалтер снял руку с замка и, стараясь не дышать, попятился в кухню. Опустившись на стул, он попытался собраться, но колени противно дрожали, сердце, екая, колотилось о ребра.

В прихожей послышались тяжелые шаги. Дребезжа, покатилось ведро. Петров сжался, ощущая, как волосы его начинают вставать дыбом. Он хотел крикнуть, но не смог. Дверной проем закрыло что-то темное и огромное. Еще мгновение, и в кухню вошел мужчина зверского вида. Он приблизился к столу и решительно сказал:

- Вчера поспели ананасы.

Петров икнул.

Мужчина вытащил из кармана окурок и ловким движением приклеил его к нижней губе.

Гость был необычен во всех отношениях. Одет он был в потрепанный ватник, галифе и грязные кирзовые сапоги. На пальце сверкал бриллиант. Чудовищно широкие плечи поддерживали крошечную голову без шеи. Щеки и даже уши заросли сивой щетиной.

Петров, хоть и был напуган до полусмерти, опять почувствовал, что видел этого человека неоднократно.

- Шеф велел передать, что последнее задание ты почти завалил, очкарик, мужик вытащил из сапога финку и помахал ею перед носом Петрова. - Еще такой трюк, и будем тебя ликвидировать.

Бандит устрашающе напрягся. Взбугрились мышцы, ожили фиолетовые татуировки.

Бухгалтер отпрянул и стукнулся головой о стену. Должно быть, это несколько прояснило его мысли, потому что он вполне членораздельно произнес:

- Послушайте, вы, наверное, ошиблись квартирой... Громила остался глух.

- А сейчас получи свою долю, - сказал он как-то лениво, без огонька, и начал выкладывать на стол неимоверно толстые пачки денег.

Выкладывал он их долго, и было непонятно, как все они умещались в относительно маленьком кармане телогрейки.

Бандюга-миллионер закончил отсчитывать деньги, сплюнул окурок в аквариум и направился в переднюю. Обернувшись в дверях, он мрачно посоветовал:

- К Косому не ходи. Продался чекистам... Бухгалтер хотел было заверить, что к Косому ни в коем случае не пойдет, но мужчина уже скрылся в мраке прихожей.

Петров некоторое время с нетерпением ожидал, когда лязгнет замок, но так ничего и не дождался. Минут через пять он набрался мужества, вышел из кухни и зажег свет.

Прихожая была пуста, дверь заперта изнутри... Пошатываясь, бухгалтер вернулся к столу и обнаружил, что деньги тоже исчезли. Даже окурок, плававший в аквариуме, таинственным образом растворился. Лишь золотая рыбка испуганно таращила глаза и жалась в угол.

Петров повалился на раскладушку, обхватил голову руками и затравленно подумал:

"Профессионал! Не оставил никаких следов. Кажется, я влип..."

Наступила ночь, но Петров не спал. Он ворочался, скрипели пружины. Мысли будто тоже поскрипывали от натуги. Бухгалтер начал понимать, как и, главное, почему ему удалось совершить такой удачный обмен квартирами.

В стекла стучал мутный рассвет, когда Петров наконец провалился в сон. Спал он крепко, но беспокойно. Ему снились грабители в кринолинах, небритые камергерши в ватниках и со шпорами, полоумные ученые с финками в руках.

Когда бухгалтер проснулся, то обнаружил, что проспал работу, а за окном чудесный осенний день. Вечерние страхи как-то рассосались, и старый московский переулок снова наполнился призрачным неуловимым очарованием.

Петров почувствовал, что не может идти на службу. Душа не пускает. Он позвонил к себе в контору и предупредил Стаканова-Скрипкина, что берет отгул по семейным обстоятельствам. Счетовод недоверчиво хмыкнул. Всем было известно, что у Петрова не может быть семейных обстоятельств, поскольку нет самой семьи.

Не завтракая, бухгалтер вышел на улицу и сразу же зажмурился от пронзительно-яркого, по-октябрьски чистого солнечного света. Воздух хрустел и обжигал легкие. Под ногами шуршал красный кленовый ковер. Замшелые тополя-патриархи тянули черные руки к синему небу.

Петров шел крошечными неухоженными сквериками, узкими крутыми переулками и видел себя то в форме гусара, то в скрипящей комиссарской кожанке, но непременно большим, сильным и удачливым.

Москва уже тонула в сумерках, когда бухгалтер очнулся, почувствовал, что замерз, и поспешил домой. На углу он столкнулся с "камергершей", вежливо раскланялся и хотел было пройти мимо, но старуха придержала его, опять дотронулась до рукава и преданно заглянула в глаза.

Дома Петров попил чаю и рано лег спать.

В час ночи его разбудил крик:

- Помогите! Убивают!

Бухгалтер зажег свет, прислушался. Крики доносились из квартиры соседа. Петров вспомнил громилу с финкой и покрылся холодным потом.

"Органова ликвидируют!" - молнией пронеслось в его голове.

Петров бросился к телефону, но тут же вспомнил, что в его новой квартире таковой отсутствует.

Крики за стеной перешли в хрип.

Бухгалтер выбежал на лестничную площадку, заметался и, вдруг ощутив прилив смелости, решился на отчаянный поступок. Он разбежался и тараном врезался в дверь. Та неожиданно легко отворилась, бухгалтер пробежал коридор и упал головой вниз. Удар был силен, но Петров выдержал. Он вскочил на ноги и стал свидетелем жуткой сцены.

Давешний небритый бандюга, повалив на пол мужчину, у которого негодяи похитили великое открытие, по-хозяйски бил его кулаком в высокий лоб и приговаривал:

- Вот тебе. Вот тебе, предатель! Прибью - и весь сказ! Предатель при каждом ударе жмурился и хрипел. Петров бросился в бой, попытался обхватить и повалить громилу, но... руки прошли сквозь его тело, не ощутив ни малейшего препятствия. По инерции бухгалтер отлетел в угол, а фигуры дерущихся начали истончаться, таять. Еще какое-то время в воздухе жил кулак, старательно молотивший пустоту, потом исчез и он.

В комнате повисла тишина. Петров огляделся.

Обилие ковров, тяжелая старая мебель. Глухие плюшевые шторы. На стене коллекция сабель, отсвечивавших тускло и мрачно.

В кресле за столом, откинувшись, сидел худой седовласый человек. Казалось, он спит, и, только присмотревшись, бухгалтер различил, что от головы его отходят тоненькие проводки, исчезавшие в тумбе письменного стола. Там что-то жужжало, тонко и назойливо, как запутавшийся в волосах комар.

Мужчина тяжело вздохнул, содрал с головы провода и открыл глаза. А в глазах была грусть великая...

- Извините, - сказал Петров, вдруг почувствовав себя очень неловко посреди чужой квартиры, ночью, в пижаме.

- Вы кто? - устало спросил мужчина.

- Сосед. Из квартиры номер шесть.

- А-а-а... Ну что ж. Органов. Писатель.

Возникла напряженная пауза.

- Вы видели... это? - спросил Органов.

Петров присел на краешек дивана и вкратце описал ночные события. Органов молчал, и бухгалтер позволил себе задать вопрос:

- А кто это был? В очках. И небритый. Галлюцинации?

- Образы, - мрачно ответил Органов. - Действующие лице моей будущей детективной повести. В очках - положительный, небритый - отрицательный.

Петров попытался постичь услышанное, но не смог и заерзал на диване.

Органов встал, неслышно прошелся по мягкому ковру и сказал:

- Уж коли вы оказались свидетелем моего творческого процесса, не имеет смысла что-либо скрывать. И так дом слухами полнится. Только прошу, чтобы все это осталось между нами.

Бухгалтер согласно кивнул. Органов, набираясь решимости, еще раз обошел комнату, ударил кулаком по столу и выпалил на одном дыхании:

- Мне удалось в корне изменить сам процесс написания книги! Ведь что получается: сидит человек, творит, курит сигарету за сигаретой, выпивает жуткое количество кофе, а образы - расплываются, ускользают... Сколько времени уходит в пустых попытках поймать их за хвост? И что обидно: умом представляешь себе героя, а начнешь писать - получается фантастическая уродина! Миг же озарения краток.

- Но ведь в этом-то и состоит, наверное, радость творчества, - робко заметил Петров.

- Это все демагогия! - отрубил Органов. - Дело надо делать, а не слюни пускать! В век научно-технического прогресса все должно быть поставлено на промышленную основу.

Бухгалтер представил прокатный стан, выплевывающий вместо труб произведения искусства, и ужаснулся.

- И вот, - с воодушевлением продолжал Органов, - я изобрел, а потом и собрал установку моделирования образа и действий персонажей! Смотрите, как просто!

Органов подошел к столу, нацепил на голову корону с проводами, щелкнул чем-то в глубине тумбочки и в три секунды сотворил нечто, отдаленно напоминающее пса-рыцаря.

Петров ахнул. Дюжий детина в кольчуге и шлеме недобро ухмылялся и поигрывал мечом. Могучий торс покоился на крошечных кривых ножках. Волевой подбородок торчал вперед, создавая, наверное, значительные неудобства владельцу при приеме пищи.

Бухгалтер немного пришел в себя и с сомнением покачал головой. Рыцарь, по его мнению, был каким-то неуклюжим и ненатуральным.

- Такой язычников не покорит. Пародия на человека, - заметил Петров, и, словно в подтверждение его слов, воин закачался, развалился и растаял.

- Да, неважный экземпляр, - подтвердил Органов. - Но в этом-то и есть главное достоинство моего устройства. Есть возможность взглянуть на плод своей фантазии в натуре и забраковать неудачное. Если же герой тебе подходит, остается только описать увиденное. Что может быть проще?

- Почему же они рассыпаются?

- Время существования фантома зависит от степени его достоверности. Лучшие мои творения жили до сорока секунд.

Петров подумал, что это, наверное, очень обидно, если твое детище растворяется на сороковой счет...

- Скажите, а они не того... не представляют опасности для окружающих? спросил он.

- Ни малейшей! - улыбнулся Органов. - Они бестелесны и по составу своему фактически ничем не отличаются от воздуха.

Бухгалтер понял, почему "камергерша", прежде чем заговорить, всегда щупает рукав его пальто.

Писателем я решил стать давно, еще в раннем детстве, - Органов присел на край стола. - Не мучился, не выбирал, просто решил стать - и все. Поставил задачу, как говорится. А характер у меня суровый, волевой.

- А вас печатают?

- Пока нет, но скоро все изменится. Раньше-то я работал, как все, по старинке, а теперь с установкой!..

- На что же вы живете? - спросил Петров и с запозданием понял бестактность своего вопроса.

- Телевизионным мастером работаю. Бывает, импортную аппаратуру чиню такую, за которую никто не берется. Так сказать, хлеб насущный.

"Неплохой хлеб, - подумал Петров, скользя взглядом по коврам и тяжелой старинной мебели. - И чего человеку не хватает? Талантище какой, собрал установку, о которой наука пока и мечтать не может, так ведь нет! Лезет с поразительным упорством туда, где талант его не действует. А сколько еще таких - издерганных, неудовлетворенных? Все-таки жестока жизнь".

Бухгалтер потер виски и сказал;

- Мне кажется, вы взялись не за свое дело. Посмотрите: все ваши образы, созданные при помощи машины, ужасающе скучны, вторичны. Это не люди, а манекены бездушные. А ведь настоящие литературные герои - шагающие в вечность!

- Как вы смеете! - взорвался Органов. - Да что вы в этом смыслите?! Ко мне давеча писатель знакомый заходил, так такого мушкетера создал, что помереть со страху можно! А ведь профессионал!

- Да поймите же! - Петров начал злиться. - Штамп остается штампом, что в голове, что в машине. Глядя на ваших героев, невозможно отделаться от ощущения, что видел их тысячи раз. Поверьте, вы ошиблись в выборе цели. В вас пропадает великий изобретатель!

- Умный какой! - закричал разъяренный Органов. - В тебе-то кто пропадает?!

"А действительно, кто? - с грустью подумал Петров. - Плохой бухгалтер, неудавшийся муж... У Органова - талант на поверхности, только он его не замечает. А у меня-то где? Кто во мне пропал?"

- То-то же, - смягчился Органов. - Сначала о себе надо подумать, а потом других учить. Попробуйте сами создать что-нибудь... шагающее в вечность! А я посмеюсь.

"И попробую!" - вдруг решил Петров.

Его начала бесить безапелляционность органовских суждений. К тому же стало обидно. За что именно - Петров сформулировать не мог. Просто обидно и все!

Он пересек комнату, погрузился в мягкое кресло и нацепил провода на лысину. Попытался сосредоточиться, но мысли разбегались, путались. Решимость и уверенность таяли.

Петров уже хотел было встать из-за стола и расписаться в своем бессилии, но вдруг вспомнил, какие чудесные - отчетливые, как на цветном снимке, образы рождались в его голове, когда он въезжал в старинный особняк, бродил по усыпанным желтым листом скверам, дотрагивался до бурых, отполированных веками стен. Дом представился ему батареей, генератором фантазии, в стенах которого должно получаться все!

Бухгалтер плотнее вжался в спинку кресла и огляделся. Взгляд его остановился на прекрасной фотографии тигра, дремавшего в зарослях зеленого бамбука.

"Чудесная кошка!" - подумал Петров и почувствовал, что ему хочется создать нечто подобное.

Он закрыл глаза и представил себе желтый с черточкой глаз, широкие мягкие лапы, кожаный влажный нос, искорку на кончике клыка...

Когда он очнулся, посреди комнаты на ковре лежал бело-палевый, с темными полосами тигр. Морда - на лапах, хвост вытянут.

- Боже мой! - раздалось откуда-то сбоку. Бухгалтер повернулся. Глаза Органова вылезли из орбит. - Как живой!

Петров почувствовал прилив гордости.

Тигр проснулся, потянулся и беззвучно зевнул. Затем он поднялся и с интересом уставился на людей.

Бухгалтер почувствовал себя неуютно. Он снял с головы провода и принялся считать. Досчитав до сорока, а потом и до ста, Петров понял, что его фантом относится к долгожителям.

Тигр выпустил когти, снова втянул их в подушечки лап и двинулся к столу.

- Черт побери! - крикнул Органов и запустил в кошку пепельницей. Бронзовая раковина ударилась о полосатый бок и отскочила! Тигр зарычал.

- Живой... - выдохнул бухгалтер, покрываясь холодным потом. Органов пришел в себя и, ругаясь, принялся сдирать саблю со стены.

- Клетку! Срочно представляйте клетку! - кричал он окаменевшему Петрову.

Бухгалтер дрожащими пальцами нацепил корону. "Каким же я его себе представлял: сытым или голодным?" - крутилось в голове.

- Клетку! Клетку!!! - ревел Органов, заглушая рев тигра.

Петров закрыл глаза и начал создавать образ надежной, плетеной решетки...