«Рекламная кампания»

Когда вспыхнул свет, в зале, казалось, еще громыхали раскаты взрыва последней атомной бомбы. Долгое время никто не шевелился, потом помощник продюсера невинно поинтересовался:

— Ну, Р.Б., что вы об этом думаете?

Пока Р.Б. извлекал свою тушу из кресла, его помощники напряженно выжидали, в какую сторону подует ветер. Все заметили, что сигара босса погасла. А ведь такого не произошло даже на предварительном просмотре «Унесенных ветром»!

— Мальчики, — восторженно произнес босс, — это полный отпад! Во сколько, говоришь, обошелся нам фильм, Майк?

— В шесть с половиной миллионов, Р.Б.

— Почти задаром. Вот что я вам скажу: я съем всю пленку до последнего фута, если сборы с него не переплюнут «Quo Vadis». — Он повернулся со всей возможной для такого толстяка скоростью к человечку, все еще сидящему в заднем ряду кинозала: — Вылезай, Джо! Земля спасена! Ты видел все космические фильмы. Как наш смотрится по сравнению с ними?

Джо с откровенным нежеланием поднялся.

— Тут и сравнивать нечего, — сказал он. — Он держит в напряжении не хуже «Твари», зато не имеет того дурацкого прокола, когда зритель в конце узнает, что монстр был человеком. Единственный фильм, который хоть немного приближается к нашему по уровню, — это «Война миров». Некоторые из эффектов в нем почти столь же хороши, но у Джорджа Пэла, разумеется, не было объемного изображения. А это решающее различие! Когда рухнул мост через Золотые Ворота, мне показалось, что опора сейчас свалится на меня!

— А мне больше всего понравился тот момент, — вставил Тони Ауэрбах из отдела рекламы, — когда «Эмпайр стэйт билдинг» раскололся пополам. Как думаете, его владельцы не предъявят нам иск?

— Конечно, нет. Никому и в голову не придет, что какое-то здание устоит перед — как там они назывались в сценарии? — городоломом. И, в конце концов, мы ведь стерли в порошок весь Нью-Йорк. Ух… помните ту сцену, когда в Голландском туннеле обвалился потолок! В следующий раз поеду на пароме.

— Да, это получилось очень хорошо — почти слишком хорошо. Анимация превосходная. Как ты это сделал, Майк?

— Профессиональный секрет, — ответил гордый продюсер. — Но приоткрою вам кусочек тайны. Очень многие кадры — настоящие.

— Что?

— О, поймите меня правильно! Это не значит, что мы снимали натуру на Сириусе-Б. Но в Калифорнийском технологическом для нас изготовили микрокамеру, и мы ею снимали пауков. Лучшие кадры пошли в монтаж, и теперь вы не сразу отличите, где кончается микросъемка и начинаются полномасштабные павильонные кадры. Поняли теперь, почему я настоял на том, чтобы инопланетяне были пауками, а не осьминогами, как сперва было в сценарии?

— Для рекламы это очень удачно, — сказал Тони. — Но одно обстоятельство меня, однако, тревожит. Так, сцена, где монстры похищают Глорию… не кажется ли вам, что цензоры?.. Ведь мы сняли все так, что создается впечатление…

— Не волнуйся! Именно это зрители и должны подумать. А уже в следующем эпизоде им становится ясно, что на самом деле они ее похитили для вскрытия, так что все в порядке.

— Это будет фурор! — прорычал Р.Б., и глаза его заблестели, точно он уже видел льющуюся в сейф лавину долларов. — Слушайте, мы вложим еще миллион в рекламу! Я уже вижу плакаты — а ты записывай. Тони, записывай. «ВЗГЛЯНИТЕ НА НЕБО! СИРИАНЦЫ ЛЕТЯТ!» И еще мы сделаем тысячи заводных моделей — представляете, как они будут бегать по улицам на волосатых ногах! Люди любят, когда их пугают, и мы их напугаем. Когда мы закончим рекламную кампанию, никто не сможет смотреть на небо без содрогания! Я на вас полагаюсь, мальчики, — эта картина должна войти в историю!

Он оказался прав. Два месяца спустя «Космические монстры» впервые потрясли публику. Через неделю после одновременной премьеры в Лондоне и Нью-Йорке в Западном полушарии не осталось ни единого человека, хотя бы раз не натыкавшегося на плакат, вопящий: «БЕРЕГИСЬ, ЗЕМЛЯ!», или не рассматривавшего с содроганием фотографии волосатых чудищ, бродящих на тонких многосуставчатых ногах по безлюдной Пятой авеню. В небесах над всеми странами летали, смущая пилотов, замаскированные под космические корабли воздушные шары, а по улицам, сводя с ума старушек, носились механические модели инопланетных захватчиков.

Рекламная кампания прошла блестяще, и фильм, несомненно, еще несколько месяцев не сходил бы с экранов, если бы не произошло совпадение столь же катастрофическое, сколь и непредсказуемое. Когда количество зрителей, падающих в обморок на каждом сеансе, еще оставалось темой для новостей, небеса над Землей внезапно заполнили длинные и тонкие тени, стремительно пронзающие облака…

Принц Зервашни был добродушен, но склонен к вспыльчивости — хорошо известному недостатку его расы. Не было никаких причин полагать, что его нынешняя миссия, то есть установление мирного контакта с планетой Земля, превратится в какую-либо проблему. Правильная тактика сближения была тщательно отработана за те многие тысячелетия, что Третья галактическая империя медленно расширяла свои границы, поглощая звезду за звездой и планету за планетой. Проблемы возникали редко: действительно разумные расы всегда могут договориться о сотрудничестве, когда у новичков проходит первоначальный шок и они осознают, что не одиноки во Вселенной.

Действительно, человечество всего два-три поколения как вышло из примитивной и воинственной стадии развития, однако это не тревожило главного советника принца, профессора астрополитики Сигиснина II.

— Это типичнейшая культура класса Е, — сказал профессор. — Технически развитая, но морально отсталая. Тем не менее они уже осознали концепцию космических перелетов и вскоре перестанут воспринимать наше появление как событие чрезвычайное. Пока мы не завоюем их доверие, будет достаточно стандартных мер предосторожности.

— Очень хорошо. Передайте посланникам, пусть отправляются немедленно.

К сожалению, «стандартные меры предосторожности» не предусматривали развернутую Тони Ауэрбахом рекламную кампанию, которая как раз подняла инопланетную ксенофобию на неслыханную высоту. Послы приземлились в Централ-парке Нью-Йорка в тот самый день, когда выдающийся астроном — необыкновенно упрямый и потому не поддающийся внешнему влиянию — заявил в широко распространенном интервью, что любые пришельцы из космоса наверняка будут враждебны.

Несчастные послы, направлявшиеся к зданию ООН, добрались лишь до 60-й улицы и наткнулись на толпу. Физический контакт оказался весьма односторонним, и ученые из Музея естественной истории были очень огорчены, когда им почти ничего не осталось для изучения.

Принц Зервашни попытался еще раз, уже в другом полушарии планеты, но новости опередили его послов. На этот раз они были вооружены и достойно постояли за себя, пока их просто-напросто не растоптали, одолев количеством. Но и после этого принц воздерживался от возмездия, и, лишь когда корабли его флота попытались уничтожить ракетами с атомными боеголовками, он отдал приказ предпринять ответные и жесткие действия.

Все завершилось через двадцать минут — гуманно и безболезненно. Затем принц повернулся к советнику и многозначительно произнес:

— Вот и все. А теперь… можете ли вы сказать, в чем заключалась наша ошибка?

Охваченный отчаянием, Сигиснин переплел десятки своих гибких пальцев. Его заставило страдать не только зрелище свежестерилизованной Земли, хотя для ученого уничтожение такого великолепного образца всегда является трагедией. Не менее трагичным стал и крах его научных теорий, а вместе с ними — и его репутации.

— Я не в силах это понять! — пожаловался он. — Разумеется, расы с таким уровнем культуры зачастую подозрительны и нервно реагируют при первом контакте. Но ведь к ним никогда прежде не прилетали существа из космоса, поэтому у них не было повода для враждебности.

— Враждебности?! Да они демоны! Думаю, все они были безумны. — Принц повернулся к капитану, трехногому существу, весьма напоминающему клубок шерсти, балансирующий на трех вязальных спицах. — Корабли флота собраны?

— Да, сир.

— Тогда возвращаемся к Базе на оптимальной скорости. Вид этой планеты меня угнетает.

А на мертвой и безмолвной Земле с тысяч рекламных щитов все еще вопили свои предупреждения плакаты. Изображенные на них злобные инсектоиды не имели никакого сходства с принцем Зервашни, которого, если не считать четырех глаз, можно было легко принять за панду с пурпурным мехом — и который, более того, прилетел с Ригеля, а не с Сириуса.

Но теперь, разумеется, указывать на эти различия было слишком поздно.