«ВЦБИД»

Александр Беляев ВЦБИД

Инженер и изобретатель

Джемс Лэйт завтракал у большого открытого окна. В саду китаец – садовник поливал из шланга лимонные, апельсинные деревья и кусты роз. Несмотря на ранний час, было уже жарко. Вошел загорелый мальчик в коротенькой курточке с блестящими маленькими пуговками, поклонился, подал на подносе письма и газеты, сказал:

– Утренняя почта, сэр! – и вышел, тихо ступая.

Лэйт быстро перебрал письма, отбросил их в сторону и, прихлебывая кофе из маленькой чашечки, принялся за чтение местной газеты, Он скользил глазами по заглавиям, как бы ища чего – то, и наконец остановился на одной статье и начал внимательно читать ее.

«МЕТЕОРОЛОГИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН

Нам вновь приходится отмечать, – писала газета, – странное явление. В то время, как вся Калифорния, и в частности долина Помоны, изнемогают от засухи и зноя, в то время, когда все колодцы высохли до дна, а барометры стоят на великой суше, в северо – восточном углу долины ежевечерне проходят небольшие дожди, охватывающие очень небольшую площадь. Такая регулярность дождей вообще не свойственна месту и времени года (август). И уже совершенно необъяснима она, если принять во внимание, что дождь идет каждый вечер в определенный час, между одиннадцатью и двенадцатью часами вечера, и только в одном уголке долины. Мы обращались за объяснением в местную метеорологическую станцию, но, к сожалению, заведующий не мог дать нам никакого удовлетворительного объяснения. Однако наша газета не теряет надежды открыть причину этого непонятного явления и удовлетворить вполне законное любопытство наших читателей».

Прочитав эту заметку, Лэйт улыбнулся, потом, быстро допив кофе, направился к письменному столу, вырезал ее и положил в папку, где уже лежало несколько подобных заметок и сообщений. За окном прогудел автомобиль. Пора на завод. Лэйт положил в карман белого пиджака письма, предполагая прочесть их в дороге, и вышел из дома.

Весь день, как всегда, прошел в хлопотах.

Лэйт служил инженером на цементном заводе. Нужно было побывать там, поговорить с помощниками, зайти в контору подписать деловые письма, отдать распоряжения, поговорить с владельцем завода. И Лэйт говорил, писал, приказывал, ходил, ездил, курил, пожимал руку.

Но часто во время делового разговора на его типично американском лице, с прямым носом, энергично сложенными губами и несколько выдающимся подбородком, появлялась та же улыбка, что и во время утреннего чтения газеты.

Лэйт улыбался тайной и приятной мысли: вот все смотрят на него, Лэйта, говорят с ним о цементе, о машинах, рационализации и думают, что он только инженер, служащий цементного завода. И никто не знает, кроме Босса, чем занимается Лэйт вечерами. Никто не знает, что Лэйт не только служащий, но и изобретатель. И что скоро он удивит мир своим необычайно важным изобретением. И, продолжая везти, как лошадь, привычную поклажу деловых хлопот, Лэйт с нетерпением ожидал того часа, когда он вернется к себе домой и вместе с запыленным заводской пылью белым костюмом снимет с себя звание служащего и наденет скромный серый рабочий наряд изобретателя.

День, как и вчера, как и третьего дня, был душный, жаркий, томительный. Казалось, что само солнце изнемогало от жары и застыло в пути, не будучи в силах опуститься за горизонт. И все же и этот тропически жаркий и полярно длинный день окончился. Лэйт бросился в автомобиль и теперь мог улыбаться до самого дома, не боясь оскорбить никого. Довольно! Нет больше служащего. Стоп!

Через десять минут Лэйт вышел из дома в простом сером костюме и вывел из гаража маленький двухместный «форд», «дорожную вошь», как полупрезрительно – полунасмешливо называют в Америке эту машину. Шоколадного цвета дог Босс прыгнул в кузов, Лэйт сел у руля и без шофера двинулся в путь.

Он ехал по благоухающим лимонным и апельсинным плантациям. Помонской долины, по полям, мимо огородов и виноградников, оставил в стороне свой завод и выехал на дорогу, которая вела к заброшенным нефтяным промыслам. Здесь было тихо и пустынно, как на старом кладбище. Жадные машины, как спруты, высосали всю нефть до последней капли и бросили мертвое тело промыслов. Медленно разрушались вышки. Дороги и тропинки зарастали сорной травой.

Солнце зашло, от далеких гор потянуло холодком. Но все же воздух был еще жарок. На бледном вечернем небе хилым светом светил молодой месяц и недалеко от него сверкала звезда. Лэйт, уменьшив ход машины, доехал до конца промыслов и остановился у нефтяной вышки.

Стоп! Босс выскочил из машины и начал бегать вокруг вышки, потом, потянув ноздрями воздух, заворчал.

– Молчи, Босс, тут никого нет! – сказал Лэйт и поднялся в сбитое из тонких досок небольшое машинное отделение, стоявшее на изоляторах. Скоро оттуда раздалось мерное гудение мотора. На вертикальном стержне, изолированном от крыши, виднелся электрод, имевший форму правильного двенадцатигранника с остриями на конце. Каждая грань представляла собой правильный пятиугольник.

Скоро Лэйт вышел из машинного отделения и, закурив сигару, стал поглядывать на безоблачное небо. Ветер перестал тянуть с далеких гор. Воздух был совершенно недвижим. Дым сигары поднимался вверх, как в комнате. Лэйт выпустил дымовое колечко, и оно полетело вверх, медленно расширяясь. И в то же время, подобно этому дымовому кольцу, появилось слабое туманное кольцо в небе над нефтяной вышкой. Кольцо это все больше и больше уплотнялось и стало похоже на облако, но только облако необычайной формы: круглое и с дырой посередине, похожее на бублик или круглый пряник. Босс вновь залаял. Сегодня что – то беспокоило собаку. Может быть, она почуяла какого – нибудь мелкого зверька?..

А облако все уплотнялось, расширялось, темнело. Вот оно покрыло собою звезду. Вот закрыло край месяца. И – вдруг из облака начал падать дождь сначала редкий, капля за каплей, а потом все более частый. Иссохшая земля жадно впитывала в себя каждую каплю. Лэйт улыбался все шире и, наконец, рассмеялся смехом человека, довольного собой. И Вдруг ему показалось, что какое – то странное эхо повторило его смех. В ту же минуту Босс неистово залаял и бросился к соседней вышке.

– Уберите собаку! – послышался испуганный мужской голос, и, когда Лэйт позвал к себе хорошо выдрессированного дога и уложил его у своих ног, из – за соседней вышки вышел молодой человек в клетчатом костюме, кепи, с футляром от фотографического аппарата, перекинутым через плечо на ремешке. Вспышкой магния он вызвал у Босса новый приступ лая и отрекомендовался корреспондентом газеты.

– А вот мы и выследили вас, мистер Лэйт! – сказал он, смеясь и в то же время опасливо поглядывая на собаку.

– Вы могли бы это сделать гораздо раньше.

Вы заставили себя ждать, мистер корреспондент, – ответил Лэйт. – Мои опыты вполне успешно закончены две недели тому назад. Завтра можете сообщить сенсационное известие о том, что проблема искусственного дождевания разрешена. Больше мы не зависим от капризов неба. Мы теперь будем повелевать тучами. Но вы промокнете в своем легком костюме. Я могу прекратить дождь.

– О, нет, зачем же! А впрочем, пожалуйста. Интересно посмотреть, как слушается вас небо.

Лэйт остановил мотор. Через несколько минут дождь перестал, бубликообразное облачко начало бледнеть и наконец совсем растаяло.

– Изумительно! – воскликнул корреспондент. – Вы, мистер Лэйт, перевернете все климаты, измените лицо Земли. Вы... вы... У меня не хватает слов. Одним словом, фельетоны в тысячи слов обеспечены! Позвольте узнать подробности. Впрочем, нет, начнем с вас лично. Вашей биографии...

Застрочил карандаш, испещряя страницы блокнота иероглифами стенографической записи. Лэйт делался знаменитым.

Теплая компания

Наутро у Лэйта было много хлопот. Корреспонденты. Откуда их столько набралось? Слуга Джим не спал из – за них всю ночь. Подобно неприятельским войскам, они осадили дом со стороны сада, ожидая выхода Лэйта. Их молниеносные орудия – фотозеркалки и «лейки» – были направлены на выходную дверь. И Лэйту вновь пришлось говорить о себе и о своем изобретении. Да, он считает это величайшим изобретением, которое облагодетельствует человечество. Владеть и управлять климатом – это значит владеть и управлять производительными силами земли. Не только Калифорния страдает от засухи. В Штатах, в Южной Америке есть немало засушливых районов и пустынь, которые можно будет превратить в цветущие сады и тучные нивы. Наши земледельцы забудут о том, что значит слово «недород», «неурожай».

– И очень плохо, если забудут. Своевременный неурожай – прекрасная вещь.

Лэйт прервал свою речь и посмотрел на человека, который сказал странные слова. Корреспонденты также повернули головы.

Полный, солидный, без блокнота и фотоаппарата, этот сторонник своевременных неурожаев мало походил на газетных корреспондентов. Он сидел, сложив красные пухлые руки на округлом животе и сонно опустив веки. Быть может, он сболтнул глупую фразу со сна? На всякий случай, один корреспондент направил на него объектив аппарата и щелкнул. Остальные фотографы тотчас последовали примеру первого. На всякий случай. А незнакомец, не обращая на них ни малейшего внимания, казалось, погрузился в сон. Он сидел неподвижно, не проронив ни слова до тех пор, пока интервью не окончилось и шумная ватага корреспондентов не вышла из сада. Тогда человек с красными руками ожил, поднял свои тяжелые веки и сказал:

– Мистер Лэйт, я не отказываюсь от своих слов. Неурожай иногда приходит очень кстати.

– Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, – ответил Лэйт. – Мне кажется, что неурожай всегда несчастье и бедствие.

– Смотря для кого, – усмехнувшись, возразил незнакомец. – Моя фамилия Гайдн. Это между прочим. К музыке никакого отношения не имею. Так вот в чем дело. Вы забыли о хлебных ценах, мистер Лэйт. Если хлеба родится слишком много, цены на него падают, и многие хлебные торговцы даже разоряются.

– Спекулянты?

– Коммерсанты, я предпочитаю это слово. Иногда только неурожай спасает целую страну от экономического кризиса. И если бы в моих руках оказалось средство управлять погодой, я по желанию мог бы создавать то урожай, то неурожай. В нужную минуту, если не подоспеет засуха, я мог бы сгноить хлеб на полях при помощи дождей. И таким образом я управлял бы хлебными ценами. Это было бы великолепно. Вы заинтересовали меня вашим изобретением. Я покупаю его у вас. Я оптовик – хлеботорговец, как вы, вероятно, уже догадались. Сколько вы хотите за ваше изобретение? Для начала, если вы не называете своей цены, я могу предложить вам двадцать тысяч долларов.

– Двадцать тысяч и один! – крикнул, как на аукционе, высоким фальцетом рыжий человечек с баками, в клетчатом костюме, незаметно подошедший по садовой дорожке.

– Тридцать тысяч, – бросил Гайдн, не поворачивая головы.

– Тридцать тысяч и один, – отозвался рыжий.

– Сто.

– Сто и один!

Гайдн повернул голову вполоборота и спросил:

– Может быть, мы войдем в компанию? У вас есть план, мистер...

– Ньютон. Такова моя фамилия. К астрономии никакого отношения не имею. План? Разумеется, есть план. Использовать изобретение мистера Лэйта вместо душа, а также для поливки роз моей почтенной тещи. Ха – ха! Как бы не так. Вы хотите знать мой план? Извольте. Я имею контору по продаже земельных участков. Так вот. Я скуплю все засушливые районы и пустыни и при помощи искусственного орошения превращу их в культурные земли. Пустыни скуплю за гроши, а орошенные земли продам за тысячи! А когда у меня их купят, я прекращу дождевание. Стоп! Хотите урожая? Платите мне за дождь или переплачивайте на устройстве колодцев, если только вам удастся найти воду в пустыне. И они будут мне платить дождевую подать. Это даст мне хорошенькую ренту.

Гайдн посопел носом, подумал и сказал:

– Недурно придумано. Пожалуй, мы сойдемся с вами.

– Возможно, что вы, мистеры, и сойдетесь друг с другом, но только не со мной, – вмешался Лэйт, о котором два спекулянта, казалось, и забыли. И теперь Гайдн несколько удивленно поднял на Лэйта глаза.

– Вас не удовлетворяет сумма в сто тысяч долларов? – спросил он.

– Меня совершенно не удовлетворяют те цели, для которых вы хотите использовать мое изобретение, – ответил Лэйт. – Я создавал мой аппарат не для того, чтобы наживались спекулянты за счет голодающих бедняков.

– Но ведь всякое изобретение, как и всякое предприятие, преследует только одну цель: личное обогащение! – с убеждением сказал Гайдн.

Ньютон кивком головы выразил свое полное согласие с этим мнением.

– Простите, но я вообще не собираюсь продавать свое изобретение, – сухо ответил Лэйт, не желая вступать с посетителями в пререкания. Отвесив поклон, он направился к ступеням веранды, желая этим показать, что разговор окончен.

– Двести тысяч! – крикнул вдогонку Гайдн.

– Пятьсот! Миллион! – взвизгнул Ньютон своим тонким фальцетом.

Лэйт скрылся за дверью. Гайдн и Ньютон, раздосадованные неудачей, направились к выходу, обсуждая нелепое, по их мнению, поведение Лэйта.

– Да он блажной! – крикнул, не стесняясь, Гайдн.

– У этих изобретателей всегда каких – то винтиков в голове не хватает, – согласился Ньютон.

Лэйт был возмущен и огорчен. Он ходил по своему кабинету и шептал:

– Возмутительно! Возмутительно!..

О том ли он мечтал в тихие теплые летние ночи на заброшенной нефтяной вышке, делая опыты искусственного дождевания? Он думал, что за искусственный дождь фермеры будут благословлять и прославлять его, как «кудесника» Бэрбанка.[1] Лэйт имел право на звание благодетеля человечества. Он думал, что его изобретение увеличит благосостояние людей, накормит голодных... Но вот являются эти спекулянты и заявляют, что его изобретение нужно им только для того, чтобы уничтожать хлеб на корню и эксплуатировать несчастных фермеров.

– Нет, никогда! – проговорил Лэйт. – Уж лучше я разрушу всю машину собственными руками, разорву и сожгу все чертежи, чем допущу...

– Разрешите представиться, Фарсон. Представитель компании по устройству колодцев с электронасосами – Фарсон, Дойс и K°...

Перед Лэйтом стоял новый посетитель – бритый корректный старичок с густыми седыми волосами, в сером костюме, с серой фетровой шляпой в руках.

– В деловых отношениях, – сказал он, ласково улыбаясь и показывая прекрасные фарфоровые зубы, – я привык идти прямым путем. Говорят, прямота и честность – лучшая политика. Я, то есть мы: Фарсон, Дойс и компания, читали в газетах о вашем изумительном изобретении. Оно прекрасно, великолепно, но, увы, не для всех. Оно угрожает нам, нашим интересам. В настоящее время дела нашей компании идут великолепно. Без наших колодцев, вы знаете, в этой засушливой стране не было бы ни земледелия, ни огородничества, ни садоводства, ни лимонных и апельсинных плантаций. Мы, можно сказать, оживляем страну.

Мы – благодетели края. Но что будет, если вы пустите в ход свое искусственное дождевание? Увы, увы! Вы составите нам конкуренцию. Никто больше не станет применять наших, правду сказать, не дешево стоящих колодцев. Вы убьете нас, раздавите, сотрете в порошок. Ваш дождь губителен, смертоносен для нас. Кому нужны будут наши колодцы, если с неба будет падать настоящий дождь, несущий не только влагу, но и удобрение.[2] Мы обречены. – И Фарсон даже приложил шелковый платочек к глазам, как бы вытирая слезы огорчения. – Но мы жить хотим, молодой человек! – прервал он меланхолическую паузу и улыбнулся, снова сверкнув фарфоровыми зубами. – Да, мы жить хотим, и потому я пришел к вам. Вы хорошо придумали и за эту выдумку должны иметь свою награду. Мы вознаградим вас. Продайте нам ваше изобретение, чтобы мы могли эксплуатировать его.

– Я не собираюсь продавать его для эксплуатации.

– В таком случае продайте нам патент только для того, чтобы никто другой не использовал ваше изобретение. А мы можем дать вам подписку, обязательство – все, что хотите, в том, что мы не применим на практике вашего изобретения. Мы просто похороним его по первому разряду, вот и все, чтобы оно не мешало нам и не угрожало нашим колодцам и нашему предприятию.

«Ступайте вон!» – хотелось крикнуть Лэйту на ласкового старичка, но он сдержался и сказал:

– Я подумаю, Я сообщу вам ответ через день – другой. – И он начал вежливо, но энергично выпроваживать старичка,

Проклятие! У Лэйта не было выхода. Этот мир был так устроен, что, даже уничтожая свое ценное изобретение, Лэйт оказывал услугу алчным коммерсантам, которые готовы были сами заплатить за это уничтожение!

Лэйт в волнении остановился у окна. Вот еще новые гости идут по дорожке сада и поднимаются на веранду. Бронзовые, загорелые лица, мешковатые костюмы. У одного широкополая шляпа, хлыст в руке и ботфорты. Фермеры? Плантаторы? Входят. Рекомендуются. Говорят быстро, перебивая друг друга, так что трудно разобрать, кто из них говорит, кто молчит.

– Фэнг. Джемс, – тараторит говорящая двойня. – А старая крыса Фарсон уже был? Надеемся, вы не продали этому пауку ваше изобретение? Фарсон, Дойс и компания! Спруты, которые высасывают при помощи своих электронасосов все соки из нас – бедных фермеров и плантаторов. Этот маленький добренький Фарсон, этот милый старичок – человек, не знающий жалости к своим должникам. Продайте лучше ваше изобретение нашей компании лимонных плантаций. Наше дело чистое. В июле – августе нашим лимонам очень нужны дожди, а их нет и нет. Колодцы пересохли. Даже фарсоновские насосы ничего не могут извлечь из колодцев, кроме грязи. И лимоны не имеют ни настоящей сочности, ни величины. Нам нужен ваш дождь, и мы купим его, если только он окажется достаточно мокрым и достаточно послушным. Мы хотим видеть ваш аппарат в действии.

«Это, по крайней мере, настоящие покупатели, – подумал Лэйт. – Они используют мой аппарат по прямому назначению».

И он решил продать им аппарат для искусственного дождевания. Условились о времени и месте производства публичного опыта. По просьбе Фэнга и Джемса, аппарат был перевезен на лимонную плантацию и поставлен на временной деревянной башенке. Все расходы по перевозке и установке Лэйт принял на себя, так как он не сомневался в том, что аппарат покажет себя с лучшей стороны. И все же Лэйт волновался вновь перед опытами.

Развенчанный герой

Проснулся он очень рано, еще до восхода солнца, и когда пришел на место производства опыта к небольшому холму, стоявшему посреди лимонной рощи, то был очень удивлен, увидев, что там уже собралось много народу. Вездесущие корреспонденты, окрестные фермеры, плантаторы с женами и детьми, местные власти, зеваки, приехавшие из соседнего городка, покрывали собою склоны холма. Дорога на большом расстоянии была заполнена прибывающими автомобилями. В первых рядах Лэйт увидел Гайдна, Ньютона, Фарсона, Дойса, Фэнга, Джемса – всех претендентов на его изобретение. Резко выделялась черная фигура местного патера, прибывшего с тайной надеждой увидеть посрамление человеческой гордыни. Повелевать дождем! Разве это не посягательство на Божьи права? Но надежда на посрамление не оправдалась. Лэйт уверенной рукой привел в действие мотор, и скоро над изумленными зрителями появилось облачко и пошел дождь. Чудо совершилось. Человек победил небо.

– Ура-а-а-а! – прокатился по толпе восторженный крик. Многие подняли вверх руки, хватали капли дождя и растирали меж пальцев, как бы желая убедиться, настоящий ли дождь... Обмана не было. Дождь, самый настоящий, смачивал платья, лицо и руки. Плотные листья лимонных деревьев и желтые плоды заблестели свежим лаком, жадно впитывая в себя влагу. Не чудесно ли? Дождь шел только над лимонной плантацией, орошая площадь примерно в квадратный километр, тогда как кругом, было безоблачное небо и палящее солнце иссушало окрестности. Там деревья и злаки склоняли истомленные зноем листья и стебли.

– Стоп! – крикнул Фэнг.

– Довольно, – отозвался с другой стороны круга Джемс.

Лэйт остановил мотор. Туча начала бледнеть и таять. Дождь прекратился. Скоро над собравшимися людьми засияло солнце.

– Браво! – загремели голоса и аплодисменты.

– Бис! Бис! Бис!

– Вам придется повторить, – сказал Фэнг, подходя к Лэйту и пожимая ему руку у локтя. – Молодец, Лэйт! Молодец, изобретатель! А ну – ка еще один дождик! Не истощились ли небесные запасы?

Сияющий Лэйт вновь пустил мотор, и вновь образовалась туча, похожая на бублик, и пошел дождь. Но тут случилось непредвиденное обстоятельство, давшее некоторое удовлетворение патеру. Откуда – то вдруг подул ветерок. Круглая туча растянулась в эллипс и медленно двинулась, продолжая сеять дождь.

Скоро она перешла границу лимонной плантации и пролилась ливнем над созревающим пшеничным полем. Это вызвало настоящий переполох среди фермеров.

– Стойте! Перестаньте! – кричали они, исступленно поднимая руки. – Перестаньте! Нам не нужно дождя! Вы погубите наш урожай! Прекратите дождь или вы ответите за убытки.

Лэйт остановил мотор. Настроение толпы резко изменилось уже не в пользу Лэйта.

– Это что же такое? Из – за фэнговских лимонов мы должны погубить свои поля? Подмачивать пшеницу? Они хотят сделать кислым наш виноград? Долой искусственный дождь! Долой Лэйта и Фэнга!.. Платите убытки!..

И та самая толпа, которая всего несколько минут тому назад готова была носить Лэйта на руках, как триумфатора, теперь угрожающе потрясала в его сторону кулаками. Полиции с трудом удалось восстановить порядок. Толпа хотела разрушить аппарат искусственного дождевания. Агенты Фарсона и Дойса поработали вовсю, чтобы вооружить толпу против Лэйта и его изобретения.

Когда возбужденная толпа наконец разошлась, Фэнг обратился к Лэйту с такой речью:

– Ваше изобретение прекрасно, и мы не отказываемся и сейчас купить его. Вы победили стихию дождя, она повинуется вам. Но, к сожалению, вы еще не победили стихию ветра.

И в результате может получаться то, что получилось сегодня: ваш дождь будет портить урожаи соседних виноградников, полей и огородов. Кто же будет плати им за убытки? Если вы возьмете эту ответственность на себя, то мы не прочь купить ваш дождь.

– Я не могу взять на себя такой ответственности, – сказал Лэйт и отдал распоряжение перевезти на место аппарат. А сам уселся в свой маленький автомобиль и, ни с кем не простившись, уехал к себе.

И там, в своем рабочем кабинете, он отдался отчаянью.

Как будто какой – то рок преследовал его изобретение! Вопреки всем ожиданиям, выходило так, что оно приносило больше вреда, чем пользы. Сколько надежд разбито, сколько потрачено понапрасну волнений, бессонных ночей, денег, времени! Но теперь довольно! Лэйт покончит навсегда с изобретательством и займется своей прозаической работой, службой на цементном заводе. Пусть тучи свободно бродят по небу и дождят, когда им заблагорассудится: пусть от засухи гибнут сады и плантации; пусть наживаются спекулянты и проходимцы всех сортов, как наживались они до сих пор на неурожаях и народных бедствиях, Лэйта это не касается. А машину для искусственного дождевания он разобьет на части и постарается забыть о ней как можно скорее. Он никогда не наденет больше серого костюма изобретателя! Вошел мальчик в курточке с блестящими пуговками.

– Почта, сэр.

Да, Лэйт сейчас же отправится на заброшенные нефтяные промыслы и взорвет динамитом свой аппарат.

– Скажи, чтобы подали серый авто.

– Слушаю, сэр.

Мальчик вышел, а Лэйт начал механически перебирать корреспонденцию, думая о том, как он уничтожит сейчас своими руками любимое детище. Как много писем! За последние дни корреспонденция возросла чрезвычайно. Сотни людей запрашивали Лэйта о его изобретении, не удовлетворяясь заметками в газетах и журналах. Одно письмо невольно привлекло внимание Лэйта незнакомой маркой, изображавшей чей – то портрет, и непривычным форматом конверта. Где он видел такой портрет? Ах, да, Ленин. Письмо из далекой, неведомой, большевистской России, о которой газеты рассказывают столько ужасов. Кто и о чем может писать ему из этой страны, где он никого не знает? Лэйт заинтересовался, разорвал конверт и начал читать. Ему писал какой – то русский инженер – электрик Ножин, заинтересовавшийся его изобретением.

«Наша страна, – писал Ножин, – страна планового хозяйства. У нас имеется более трех миллионов квадратных километров засушливых земель с плодородной почвой, но в настоящее время бесплодных вследствие недостатка влаги. На десятках и сотнях тысяч гектаров можно было бы применить вашу систему искусственного дождевания для разведения специальных культур».

Письмо было довольно длинное. Но и тех строк, которые прочитал Лэйт, было достаточно для того, чтобы заставить его оживиться. Ему вдруг стало многое понятно в его американских неудачах. И как – то сразу далекая страна большевиков предстала перед ним в совершенно новом свете. Он вдруг понял все преимущество советского планового хозяйства. Ну да, только там его изобретение может найти полное применение, только там оно способно принести максимальную пользу. Ножин спрашивает, не согласится ли Лэйт приехать в СССР и установить несколько пробных аппаратов для искусственного дождевания. Разумеется. Хорошо, что еще не разрушен его аппарат. И теперь он уж, конечно, не разрушит его.

– Автомобиль подан, – доложил слуга.

– Поставь его на место в гараж. Я не еду! – ответил Лэйт и уселся писать ответ Ножину. В комнату постучались, и, не ожидая ответа, кто – то вошел. Лэйт с неудовольствием обернулся и увидел на пороге рыжего Ньютона.

– Простите, я помешал вам? – спросил спекулянт земельными участками. – Только на два слова!

Лэйт поднялся, медленно подошел к Ньютону, повернул его лицом к двери и повелительно сказал:

– Ступайте вон!

Чайхана стояла под большим, чистым, тенистым деревом, в том месте, где арык разделялся на два рукава. Здесь была вода и, значит, жизнь. В почти черной тени дерева отдыхали верблюды, кони и ишаки. Загорелые люди в пестрых халатах мирно беседовали, держа в руках большие чашки – пиалы. Часть гостей расположилась под навесом, другие сидели в чайхане на полу. Этот покой полуденного отдыха был нарушен самым неожиданным образом. Где – то вдали послышался рев, от которого верблюды беспокойно замахали длинными шеями, а кони и ишаки, подняв уши, в испуге присели на задние ноги. Рев страшного животного повторился совсем близко, послышалось гуденье, шипенье, и к чайхане подкатила шайтан – арба, невиданная в этих местах. Это был огромный автомобиль, на трех осях которого виднелись двенадцать колес на широчайших шинах. Автомобиль доверху был наполнен странными машинами и чемоданами, среди которых виднелись головы людей. Автомобиль остановился у открытой веранды. Хозяин чайханы выбежал и, отвешивая низкие поклоны, подошел к странной и страшной машине. Только бы она не заревела вновь! Неприятно показать свою трусость. Из автомобиля вышли высокий Лэйт, весь «кожаный» шофер, механик, проводник Ибрагим и маленький, прихрамывающий и косой человечек – слуга Джим. Казалось бы странным, что такого уродца взяли в путешествие. Но когда он начал раскладывать на веранде вещи, снятые с автомобиля, и с большой ловкостью приготовлять ранний обед, всем посетителям чайханы стало ясно, что этот обиженный природой человек справляется со своими обязанностями ничуть не хуже других, здоровых.

Когда путники пообедали и напились чаю, хозяин чайханы подошел к ним с вежливым поклоном и, обратившись к высокому Лэйту, которого, очевидно, считал начальником экспедиции, спросил, куда они направляются и не может ли он быть им полезным. Ибрагим перевел вопросы хозяина на русский язык, а Ножин – с русского на английский, и затем сам ответил хозяину: они идут туда, на юго – восток, в пустыню. Хозяин, а вслед за ним и все его гости, услышав такой ответ, выразили изумление, смешанное с испугом. Идти туда, в эту страну смерти, где нет ни одного живого существа, где только ветер играет на просторе с зыбучими песками! Туда, откуда никто не возвращался! Хозяин начал отговаривать путников от их безумного предприятия, но они только улыбались и стояли на своем. Они поедут в пустыню на своей большой двенадцатиколесной арбе. И, даже не ожидая, когда спадет зной, они собрались в путь. Косой и кривоногий Джим собрал пожитки, уложил в машину, все сели и тронулись в путь. Оставшиеся в чайхане провожали их такими взглядами, какими провожают обреченных на смерть.

– Люди всегда стараются избежать смерти, а эти люди ищут свою смерть, – высказал хозяин общее мнение, когда автомобиль, переваливаясь на волнах песка, исчез вдали.

А путники смело подвигались вперед. Правду сказать, это было нелегкое путешествие. Зной томил немилосердно. На подъемах, когда колеса машины буксовали, все, кроме шофера, выскакивали из машины и толкали ее плечом. Карты обманывали. Колодцы и оазисы нередко находились далеко от того места, которое отмечалось картой. Однако Лэйт и Ножин стойко переносили все тяготы путешествия.

К концу этого дня подъехали к самой границе мертвой пустыни и решили заночевать, чтобы двинуться в путь с рассветом. Ибрагим нарубил сучьев саксаула – корявого кустарника, растущего в пустыне, и разложил костер. Все улеглись, но не спали. Джим, помогая Ибрагиму поддерживать пламя костра, о чем – то беседовал с ним, прибегая к мимике. Ножин наблюдал за этим странным разговором. Джим как будто в чем – то убеждал Ибрагима и, по – видимому, убедил. Ибрагим кивнул головой, и они замолчали. Через некоторое время Ибрагим подошел к Ножину.

– Товарищ, я взялся провести вас через эту пустыню. Но я боюсь идти туда, потому что эта пустыня проклята аллахом, и кто пойдет туда, тот не вернется обратно.

– Откуда ты знаешь, что она проклята, и за что проклял ее аллах? – спросил Ножин, скрывая улыбку.

– Нам говорил мулла, а он мудрый, – ответил Ибрагим. – Эта пустыня, – продолжал он, – была некогда садом. Прекрасным садом, где текли реки, журчали ручьи, росли душистые, сочные плоды, а травы были в рост человека. Но люди забыли аллаха, перестали молиться и посещать мечеть, и аллах наказал людей. Он сказал: «Вот я отниму воду от этого сада, и он превратится в пустыню». И стало так. И высохли широкие реки, высохли ручьи и колодцы, исчезли арыки, и сад превратился в пустыню, и люди и животные бежали, кто не умер от засухи и голода, в другие места, туда, где есть вода, где жизнь. И теперь никто не смеет безнаказанно переступить границу этой пустыни. Вернись назад, товарищ.

– Ты веришь сказкам, Ибрагим? – с упреком спросил Ножин.

– Это не сказки, – убежденно ответил проводник.

Тогда Ножин решил воздействовать на другие чувства Ибрагима.

– Ты, значит, боишься, Ибрагим. Ты трус!

Ибрагим сверкнул глазами.

– Я никогда не был трусом!

– В таком случае ты пойдешь с нами.

– Пусть будет так. Я пойду. Я иду на верную смерть и вы тоже. Я предупредил. Пусть будет так. Наши кости выбелит солнце.

Ибрагим отошел. Между ним и Джимом начался вновь странный разговор.

Скоро путники, истомленные дневными трудами и зноем, уснули, но в полночь были разбужены чьими – то стонами. Ножин и Лэйт проснулись. Стонал Джим. Он совсем занемог. Жаловался, на боль в животе, на то, что у него ломит руки и ноги, он заявил, что не может двинуться в путь. Он предпочитает вернуться назад и отлежаться в чайхане – дойти туда у него хватит сил.

– Делать нечего, придется отвезти его, – сказал Лэйт.

На этом порешили и вновь улеглись спать.

А когда проснулись с первыми лучами солнца, то не нашли Джима.

– Он не хотел связывать нас, не хотел, чтобы тратили время отвозить его в чайхану, и он отправился один. Это, конечно, благородно, но рискованно с его стороны. Что же, поедем без него!

Громоздкая машина двинулась в путь. Когда в полдень остановились среди зыбучих песков, чтобы отдохнуть, шофер обнаружил, что один бензиновый запасной бак пустой, другой тоже. Оставался только еще один, неполный бак.

Между тем все эти баки были полны. Шофер и механик стали осматривать баки, нет ли течи, и нашли небольшое отверстие, которое могло быть сделано только каким – нибудь острым орудием, вроде шила. Это открытие чрезвычайно взволновало всех. Кто мог произвести порчу баков? Только Джим!.. В поспешном бегстве он даже не захватил своего небольшого чемодана. Лэйт раскрыл чемодан, чтобы посмотреть, что там находится. И нашел больше, чем ожидал: шило, небольшой молоток и обрывки писем. На одном клочке бумаги стояла подпись: «Гайдн».

– Теперь для меня все ясно, – сказал Лэйт. – Джим был подкуплен Гайдном. И, может быть, не одним Гайдном. Американские хлебные оптовики, упустив случай купить мое изобретение, поняли, какую оплошность они сделали. Благодаря искусственному дождеванию советский хлеб может убить американских экспортеров, и они принимают все меры к тому, чтобы затруднить признание и применение моего изобретения в СССР. Однако об этом мы еще успеем поговорить. Теперь надо выходить из положения, У нас так мало бензина, что только – только хватит на обратный путь. Вернуться ли нам или же потратить этот бензин для мотора нашей станции искусственного дождевания? Но нам надо еще продвинуться в глубь пустыни, чтобы выполнить опыт при самых неблагоприятных условиях, как я сам это предложил вашему Колхозцентру и Наркомзему. Здесь, в пустыне, диэлектрический слой воздуха наиболее толст и сух. И если нам удастся пробить слой этого диэлектрика здесь и вызвать дождь, то уж не останется никаких сомнений, что в других местах осуществить искусственное дождевание будет совершенно легко.

– Мы едем дальше, произведем опыт и сообщим по радио о том, чтобы нам доставили сюда на аэроплане бензин для возвращения! – ответил Ножин.

Это было рискованное предприятие, но они ставили на карту все.

Опять двинулись в путь, но через два часа принуждены были остановиться. Началась песчаная буря. К машине подошли, точно призраки, верблюды заблудившегося каравана и в изнеможении упали. Буря прошла скорее, чем можно было ожидать, но люди и животные изнемогали от жажды. До ближайшего колодца было несколько часов пути. Положение казалось почти безнадежным. И вот тут Лэйт и Ножин решили, что пора действовать. Они соорудили небольшую башенку, установили аппарат и объявили людям, которые покорно ожидали смерти, лежа возле изнемогавших верблюдов, что сейчас вызовут дождь. Ибрагим покачал недоверчиво головой:

– Здесь никогда не бывает дождя. Аллах запечатал все источники воды на земле и на небе.

– А вот мы заставим аллаха отпечатать эти источники, – отвечал Ножин.

Мотор заработал. Никогда еще Лэйт не волновался так, как в этот раз. Башня была невысокая, диэлектрический слой должен быть очень толст, сухость воздуха громадна, мотор небольшой мощности. Действительно, более неблагоприятных условий для опыта трудно было придумать. Сейчас решалась окончательно судьба этого ценного изобретения. Все с нетерпением смотрели на небо, хотя Ибрагим и его соотечественники и не верили в чудо. Прошло десять – пятнадцать минут, а небо казалось таким же безоблачным, как всегда. Лэйт начал не на шутку волноваться.

Наконец вверху над ними появилось очень слабое, тонкое туманное кольцо, через которое было видно небо. Но это было начало. Лэйт и Ножин оживились и набрались терпения. Туманное пятно уплотнялось, росло, густело, темнело и наконец превратилось в настоящее облако, совершенно круглое. Мусульмане с суеверным ужасом смотрели то на это облако, то на людей, которые могут совершать такие чудеса, то на их удивительную машину.

И вот случилось чудо. Пошел дождь. Капли дождя ловили руками, пересохшими губами, люди плакали от радости, не веря глазам своим, набирали воду куда только можно, пили и поили верблюдов.

Это была победа, бесспорная и совершенная. Ибрагим подошел к Ножину и крикнул:

– Теперь я знаю! Нет аллаха! Есть машина и человеческая голова.

А шофер от радости начал гудеть в рожок с такой силой, что верблюды шарахнулись в сторону.

– Ну вот видишь, Ибрагим, мы и сняли с этой пустыни проклятие аллаха. И скоро мы превратим эту проклятую пустыню в зеленый сад.

А через несколько минут радисты Союза принимали радиотелеграмму: «Опыт удался блестяще. Мокнем под дождем. Высылайте аэро немедленно с запасами горючего».

Через несколько недель неутомимые путешественники уже устанавливали башню искусственного дождевания в колхозе на нижней Волге, и самый настоящий дождь, но искусственно вызванный, через несколько часов поливал удивленные головы колхозников.

Где делают погоду

Таксомотор подкатил к большому новому четырехэтажному зданию на Девичьем поле в Москве и остановился у подъезда с широкими ступенями. Человек с портфелем, бритый, в дорожном кепи и пальто из непромокаемой материи, прежде чем выйти из автомобиля, с любопытством осмотрел здание. Оно было довольно длинное, с огромными, во всю стену, окнами. На крыше здания помещалась высокая антенна, а от боковых стен в разные стороны протянулась густая сеть телефонных и телеграфных проводов. Входная дверь помещалась в небольшой нише. С правой стороны двери помещался большой барометр, с левой – термометр, на высоте второго этажа – часы, а над самой дверью скромная, но внушительная вывеска черного толстого блестящего стекла, на котором четко выделялись пять золотых букв.

ВЦБИД

Шофер нетерпеливо обернулся. Человек с портфелем спросил на ломаном русском языке: «Сколько?» – расплатился, вышел из автомобиля и поднялся по ступеням.

– Можно мне видеть инженера Лэйта? – спросил он швейцара.

– Третий этаж, правый коридор, комната номер семьдесят восемь, – быстро ответил швейцар, провожая посетителя к кабине лифта.

Через минуту человек с портфелем входил в комнату номер семьдесят восемь. Это был довольно просторный, светлый кабинет с большим столом, на котором виднелись разложенные карты СССР и чертежи. Лэйт поднялся из – за стола и спросил по – английски:

– С кем имею честь говорить?

– Смит. Вы не узнали меня? Помните нефтяную вышку в Помонской долине? Помните, я первый выследил вас за опытами искусственного дождевания?

Да, Лэйт вспомнил этого юркого корреспондента, который так разозлил Босса.

– Вот где пришлось нам встретиться вторично, – продолжал корреспондент как будто с некоторым упреком в голосе по адресу Лэйта.

– Кто же в этом виноват? – ответил Лэйт. – Вы хотите осмотреть Вецебид?

– О, да. Но прежде всего прошу расшифровать мне эти странные звуки: Вецебид.

– Это очень просто, – ответил Лэйт и сказал по – русски: – Всесоюзное центральное бюро искусственного дождевания, – переведя затем эти слова на английский язык. – Да, признаюсь, ваш брат корреспондент отнимает у меня немало времени. Ну что ж, идем, – покорно закончил он.

И они отправились осматривать ВЦБИД.

Лэйт и Смит спустились вниз и вошли в большой зал.

– Это приемная радиостанция, – пояснял Лэйт. – Машинное отделение находится внизу, сюда же передаются телеграммы и телефонограммы, которые записываются автоматически вот этими аппаратами сразу в нескольких экземплярах. Работающие здесь люди рассылают эти телеграммы пневматической почтой по отделам: Центральному метеорологическому бюро, в контроль, в отдел исполнения, в статистический, экономический и прочее. – Лэйт подошел к одному столу, взял небольшой листок и прочитал: «1936.6 – 1, 20.18 – 0, 30». Это значит, что район, обслуживаемый станцией искусственного дождевания, номер 1936, если не ошибаюсь, она находится около Кругловска, просит дождя на завтра в шесть часов утра в продолжение часа двадцати минут и в шесть часов вечера – на полчаса.

– Простите, а где этот Кругловск?

– Это новый город в хлопковом районе Узбекистана, названный именем товарища Круглова. Искусственное дождевание создало много городов там, где раньше была только одна пустыня. Кстати, если вы увидите мистера Гайдна, то передайте ему от меня, что на том самом месте, где нас предал Косой Джим, надеюсь, хорошо известный мистеру Гайдну, – красуется прекрасный город, утопающий в садах. А вот еще одна телеграмма. Она довольно необычайна: «7 – 5С». Вы знаете, что это значит? Это значит, что седьмая станция просит произвести дождь непрерывно в продолжение пяти суток.

– Но этак вы зальете все поля! – удивился Смит.

– Похоже, что так, – рассмеялся Лэйт. – Дело идет, видно, о том, что мелководье не позволяет сплавить лес по реке. И вот нас просят поднять уровень рек хорошим ливнем в продолжение нескольких суток. А вот еще, смотрите. Новое дело. «А. 499. Т». Если это расшифровать, то получится: «Аэродром номер 499. Туман». Туман, очевидно, мешает посадке аэропланов и дирижаблей. Требуется разогнать туман.

– Вы, значит, занимаетесь не только дождеванием, но и рассеиванием туч и туманов?

– Ну да. Я полагал, что вам известно об этом. Ведь мы свои аппараты для рассеивания тумана употребляем и на море, чтобы предупредить столкновение кораблей. Поднимемся теперь этажом выше, я покажу вам тот центр, где у нас делается погода.

Смит вошел следом за Лэйтом в очень большой зал через боковую дверь. Налево от него были окна во всю стену, а направо – стена, на которой находилась карта СССР в два десятка квадратных метров величиною, нарисованная, по – видимому, на матовом стекле. Смит с любопытством начал рассматривать эту карту. Она была в красках, и Смит сам скоро догадался, что они означали разного рода растительность, злаки, плантации и пр.

– Вот белые хлопковые поля, вот желтоватая рожь, пшеница, вот тучные травы для скота, мериносовых овец.

– Но почему некоторые места на карте, отмеченные номерами, изменяют цвет, то белея, то вдруг синея, и, наконец, вновь возвращаются к первоначальному цвету? – спросил Смит.

– Номера и небольшие точки около них – это все станции искусственного дождевания.

– Так много? – изумился Смит, глядя на карту, всю испещренную точками с номерами.

– Более трех тысяч, – ответил Лэйт. – На карте белеют те пункты, которые просят дождя. Когда аппарат приведен в действие, то пункт на карте синеет, – это значит: там дождь идет. А когда дождь оканчивается, все приходит в норму. Вот тот человек, который в настоящее время делает дождь. Познакомьтесь! Инженер и мой друг Ножин, которому я так многим обязан.

Ножин был занят, он только кивнул головой и улыбнулся. Он сидел перед небольшой картой СССР, расположенной на несколько наклонной по направлению к нему доске. На этой карте на месте точек имелись кнопки. Внизу карты перед Ножиным шла беспрерывная лента, на которой, в строго хронологическом порядке поступления, шли номера – заказы. Ножин смотрел заказ, перекручивал кнопку «на срок дождевания», как объяснил Лэйт, и нажимал ее. И где – то за тысячи и, может быть, даже десятки тысяч километров начинал идти дождь.

– Скоро мы это упростим. Включение станций в дождевание будет производиться механически.

– Но почему не пускать станции в действие на месте?

– Потому, – ответил Лэйт, – что в таком случае могла бы получиться метеорологическая анархия. Здесь не Американские Штаты, где вся земля поделена на пестрые клочки и где каждый собственник думает только о себе. Климат должен быть регулирован в общесоюзном масштабе. За этим следят наши метеорологические станции.

– Наши?! – удивился Смит и иронически заметил: – Я вижу, вы очень осоветизировалясь, мистер.

– А разве того, что вы видите, недостаточно для советизации? – спросил Лэйт, и вдруг вся горечь старой обиды поднялась в нем. – Что дала мне моя родина, кроме огорчения? Что могло там дать мне изобретение, кроме вреда! А здесь – смотрите. Вы видите эти огромные пространства на восток от Каспийского моря?

Вы привыкли видеть их на карте однообразными желтыми пустынями, а теперь, смотрите, сколько здесь появилось животворящих точек и сколько поэтому выросло новых агроиндустриальных городов! Но этого мало. Смотрите, и на севере, в Сибири, площадь бесплодной тундры и тайги отодвинулась к Полярному морю. Почему? Потому, что мы смягчили сухой континентальный климат Сибири и Средней Азии, мы сделали его более влажным, полуморским, приближающимся к климату Украины. Этим самым мы изменили внешний вид земли, изменили растительность, расширили пределы культурного земледелия. Мы являемся до некоторой степени диктаторами климата, и если бы захотели, то могли бы, например, всю Индию залить ливнями и изменить климат всего земного шара. Мы производим теперь столько хлеба, что можем накормить им весь мир. Идемте дальше. То, что входит в наше сознание через глаза, действует сильнее, чем то, что идет в мозг через уши. Я покажу комнату контроля.

Лэйт ввел Смита в темную комнату, усадил на кресло, сам подошел к стене, закрытой шторой, повозился, пошуршал чем – то, и вдруг Смит увидел, что штора открылась и появился экран, а на нем виднелось синее небо и поля еще зеленой пшеницы. Посередине поля стояла башня для искусственного дождевания. И Смит мог любоваться, как над нею образовалось облако и пошел дождь. Штора закрылась, открылась вновь, и Смит увидал рисовые поля, обильно поливаемые ливнем. Еще раз темнота, и перед ним река в лесу. Бушующий ливень поднял уровень реки, и по ней идут плоты.

– А за неделю перед этим по этой реке могла перейти курица, – пояснил Лэйт.

И вот еще один поворот волшебной рукоятки. Смит ничего не видит, кроме тумана. Но туман вдруг начинает расходиться. Вот видны ангары. Вот причальная башня дирижабля.

С неба вдруг спускаются стальные птицы, а вдали виднеется подлетающая длинная сигара дирижабля. Аппарат разогнал туман, и воздушные корабли уверенно спускаются на землю. Смит поражен. Даже восхищен. Но профессиональная выдержка и национальная гордость не позволяют ему высказать волнующие его чувства.

– Да, – говорит он, поднимаясь, – вы добились больших успехов, мистер. И можно только пожалеть, что все, что я вижу, происходит не в Америке.

– Что ж, дело поправимо, – ответил Лэйт. – Вводите у себя плановое хозяйство, уничтожьте частную собственность на землю, тогда и вы сможете применить мое изобретение на благо всем. Так и передайте это моим почтенным согражданам: Гайднам, Фарсонам, Ньютонам, Дойсам и прочей компании.

Примечания

1

Бэрбанк – известный американский селекционер (создатель новых культур более устойчивых растений, плодов и овощей).

2

В среднем с дождем на гектар выпадает от 3, 5 до 6, 0 кг аммиака и нитратов при нормальном коли­честве осадков 500 мм в год.

Оглавление