«Сигналы с Луны»

Хорст Мюллер Сигналы с Луны

Фантастический роман

На горный массив Кавказа светит июльское солнце. Ледник центральной цепочки между Эльбрусом и Казбеком, двумя пятитысячниками, сияет в синеватой стуже. Там, где бурлящие талые воды разливаются на юг, открывается долина к Каспийскому морю. Здесь расположился Тбилиси, укутанный в пояс отступивших гор.

Далеко вдали в блестящем воздухе вспыхивает точка еще крошечная, но растущая с каждой секундой. Мерцающая серебряная рыбешка снижается, срывается на город: Самолет связи Совета космонавтики идет на посадку.

Через несколько минут стройный молодой человек заходит в холл здания Совета космонавтики, которое скорее похоже на те современные, высотные университетские здания, чем на практичное административное учреждение.

Молодой человек, который лишь бегло оглянулся, уже зашел в скоростной лифт, еще прежде, чем вращающаяся дверь пришла в состояние покоя. Седоволосый портье удивленно смотрит ему вслед.

— Эй, молодой человек, куда? — хочет крикнуть он, но затем он, успокоившись, улыбается. Вот как, Нильс Йенсен! Ну да, он всегда спешит, на это, пожалуй, нужно закрыть глаза.

Значит Нильс Йенсен: корреспондент, комментатор, оператор; его встретишь везде, где, значительные события держат в напряжении весь мир. Телевизионный репортаж о лесном пожаре в Орегоне сделал его известным, репортажи о беспосадочном полете вокруг Земли сделали его популярным. С тех пор молодой человек с густыми черными волосами и бойкими глазами, прежде всего у молодежи, так же любим как Вернер Ланч, который удерживает мировой рекорд в 149 метров по прыжкам на лыжах с трамплина.

Портье еще очень хорошо помнит, как три года назад на заводах Дельта взорвался атомный реактор. Это была ужасная катастрофа. Тогда он работал лаборантом у профессора Штернберга. Она застигнула его, как раз когда он открывал дверь. Гигантский кулак швырнул его в коридор, а затем здание обрушилось над ним.

Портье тоскливо глядит на свой ножной протез, напоминание о том дне.

Тогда он познакомился с Нильсом Йенсеном. Он первым сообщил о несчастье, и его тормошащий голос положил начало сотням спасательных акций, чтобы смягчить последствия этого преступления. Да, предприятие пало жертвой преступления!

Самих виновников разыскали и осудили. Портье имел собственные соображения по поводу тех, кто стоял за ними. Он догадывался, где их следовало искать.

Но что Йенсен хочет здесь сегодня? Или что-то снова затеялось?

Тем временем Нильс Йенсен добрался до десятого этажа, сильным рывком перекидывает пыльное пальто через плечо и подходит к двери с табличкой «Секретариат».

В небольшом зале для заседаний совета за столом собрались пять человек, и склонились над чертежами и таблицами.

— Старт будет произведен в понедельник в пять часов двадцать четыре минуты межконтинентального времени с «Космос-1», — как раз говорит профессор Успенский, когда является Нильс Йенсен. — Я предлагаю прервать наше обсуждение на десять минут и дать господину Йенсену необходимую информацию. При этом вы сами сможете еще раз убедиться в том, что мы не ошиблись, выбрав его.

Нильс Йенсен с уважением приветствует пятерых человек, задачей которых является подготовка планомерного продвижения человечества во Вселенную. Он знает их всех: коренастого китайца Хо Чуна, который изучил магнитные поля галактики и тем самым открыл неожиданные новые пути для космонавтики; физика Горма Ангаарда, в голове которого родились планы первой фотонной ракеты, которую уже начинает строить в далеком Тибете самый молодой из пятерых, пятидесятилетний инженера профессора Усдиара; француза Лавуазье, не менее известного потомка великого Лавуазье, который в середине 18-го столетия впервые произвел кислород в чистом виде; и, наконец, профессора Успенского, председателя Совета, который известен как человек, участвовавший в создании тех огромных вычислительных машин и компьютеров и, которые, корректируя и преодолевая человеческие недостатки, сперва дали надежную основу космонавтике.

Эти пять ученых — душа и тело организации простирающейся на большинство государств Земли. Тысячи ученых, инженеров, техников и специалистов объединены в нее, все с одной целью: покорить космос, открыть человечеству новые источники энергии, новое сырье, новые возможности для жизни, и возможно, даже проникнуть в дальние солнечные системы.

— Господин Йенсен, — начинает профессор Успенский, — я попросил Вас придти сюда, потому что совет хотел бы поручить Вам задание, которое Вам по душе и за которые Вы — это мы знаем — точно охотно возьметесь.

Пятеро ученых немного смеются, когда они видят, как Нильс Йенсен напряженно устраивается в кресле поудобнее, и как его руки, покрытые ожогами, обхватывают подлокотники.

— Вы знаете сами, что необходимо сделать наши планы популярными среди многих людей на Земле. Нужно не только с научной точки зрения безупречно распространять знания о космонавтике и ее технических возможностях — с этим в достаточной степени справляются школы —, необходимо также быстро и своевременно, а значит всегда актуально изображать важные на данный момент меры и события точно, напряженно, увлекательно наглядно, словесно и письменно. Мы должны пробудить во всех сердцах восхищение исследованием космического пространства и прежде всего уважение перед теми отважными людьми, которые совершают отважные поступки. Мы должны пробудить интерес и участие в нашем большом намерении. Враждебные силовые группировки и входящие в них государства будут неверно представлять наши поступки, они будут пытаться лгать и исказить факты. То, что они не страшатся даже насильственных преступлений, мне Вам говорить не нужно.

Профессор Успенский проводит рукой по редким седым волосам. Сквозь очки с золотой оправой на посетителя смотрят добродушные, но строгие карие глаза, словно они хотят сказать: потерпи, мальчик мой, скоро ты узнаешь, что мы от тебя хотим.

— На высоте 6000 километров, — продолжает профессор, — вокруг нашей планеты вращается первая космическая станция Космос-1 с командой на борту. Она имеет неизмеримое значение для исследований. Эта станция одновременно является отправной точкой для дальнейших полетов пилотируемых ракет, следующей из которых должна быть лунная экспедиция, как вы знаете. Итак — а теперь будьте внимательны, господин Йенсен! Теперь ваша задача: Человечество, собственно, знает очень мало о Космосе-1 и о мужчинах и женщинах, которые там, в тяжелых условиях космоса при невесомости и постоянной угрозе космических снарядов, выполняют свою тяжелую, самопожертвенную работу. У этих людей нет времени для того, чтобы делать подробные сообщения, потому что каждый в отдельности занят всецело своими задачами. Поэтому совет решил, направить способного, — и при этом вокруг его глаз заиграли веселые морщинки, — умелого корреспондента на некоторое время на Космос-1, который должен передавать на Землю точную картину жизни и движение там наверху. И этим человеком будете вы, господин Йенсен, — Стойте, я еще не закончил…

Но Нильс вскочил. Его потаенное желание исполняется: Он должен отправиться на Космос-1!

Пятеро с улыбкой смотрят на молодого человека, который с трудом успокаивается и снова садится на место.

— Вы будете нести большую ответственность, — продолжает профессор. — Вы будете делать прямые трансляции с Космос-1 на наши станции на Земле. На экранах всего мира люди будут всецело доверять вам. Не разочаруйте этих людей, хорошенько подумайте, хотите ли Вы взять на себя эти задачи, и не забывайте о том, что человеческое тело подвергается в космосе тяжелейшим нагрузкам, которые могут вынести только сильные и, прежде всего, волевые натуры.

— Господин профессор, — восклицает Нильс Йенсен, — ничто не увлекало меня больше, чем это задание! Приму ли я предложение? Я горжусь Вашим доверием, и я не подведу вас. Это я вам обещаю. Когда начинать?

— Не так быстро, мой юный друг! — отмахивается профессор Успенский. — Сперва Вы должны пройти физические проверки. Кто знает, годны ли вы вообще для полета в космос? — При этом его глаза выдают ложь его слов. — От проверки психики, думаю, мы можем воздержаться. То, что у Вас есть все требуемые умственные и психические качества, Вы доказали во время катастрофы на заводе Дельта.

— Но подумали ли Вы о том, отпустит ли вас ваша маленькая подружка в столь долгий путь, месье Йенсен? — берет теперь слово маленький, неугомонный француз, а Горм Ангаард добавляет: «Не проявляйте самодеятельность, не удерите от нас; нам вовсе не хочется однажды получить ваши сообщения с Марса!»

Нильс Йенсен присоединяется к смеху других. Как бы ни была серьезна и рассудительна работа пятерых ученых, они могут понять энтузиазм молодого человека. Нильс вне себя от радости. Он хочет стартовать уже сегодня!

Ученые дает ему на дорожку хорошие советы, договариваются о времени проверок и старта, и профессор Успенский напоминает еще раз: «Работайте хорошо, господин Йенсен! От Вас зависит больше, чем Вы сейчас можете себе предположить. По прибытии на Космос-1 Вы получите от нас более подробные указания и для особых заданий.

Черный лимузин, скрипя тормозами, останавливается перед зданием CAV,[1] общества космических полетов, в южной Калифорнии. Мужчина, который спешит вверх по ступенькам к главному входу, кажется вовсе не незнакомец, потому что привратник с уважением прикладывает руку к козырьку и затем открывает автоматический турникет, который делает невозможным неавторизованное проникновение.

Визитер, стройный, неброско одетый, темноволосый, вероятно за сорок, спешно проходит вереницу коридоров с бесконечными серыми дверями и затем распахивает, без стука, одну из них.

— Здравствуйте, мисс Перкинс, — обращается он к потрясающей красавице блондинке, которая, вздрогнув за своим письменным столом, прекращает свой маникюр. — Профессор Бёрнс на месте?

— Здравствуйте, мистер Грюнтерс, шеф здесь, но он в плохом настроении.

Мисс Перкинс на высоких каблуках и покачивая бедрами стелется к посетителю.

Тот, сегодня, кажется, не обращает никакого внимания на привлекательность секретарши. Он уже дошел до оббитой двери, открывает ее и исчезает за ней, а блондинка между тем разочарованно кривит рот.

Возможно, она бы проявила понимание к поведение мистера Грюнтерса, если бы была рядом свидетелем разговора.

— Я этого не понимаю, профессор! — как раз начинает Грюнтерс. — Вы уже давно должны были завершить подготовку! Через несколько дней с Космос-1 стартует „Луна“. Нас снова обходят. Завтра последний срок, завтра „Феникс“ должен улететь, иначе наш проект лопнет. Ускорьте подготовку! Вы должны стартовать завтра, профессор, понимаете: Вы должны!

Профессор Бёрнс усталым движением проводит рукой по густым волосам. Серые пряди в них делают его старше, чем он есть на самом деле. Его образ почти скрывается в кожаном кресле, в котором он сидит напротив своего посетителя. Тот протянул ноги на ковер и нетерпеливо барабанит пальцами по доске письменного стола.

— Вы недооцениваете трудности, майор Грюнтерс. — Голос профессора звучит раздраженно, — Хорошо Вам говорить с Вашим „должны“! Вы сами знаете, что запас топлива превышает допустимый максимальный вес. Если нам не удастся где-нибудь в другом месте достичь снижения веса, мы рискуем при возвращении затормозить недостаточно сильно. Что тогда может случиться, наверное, Вам ясно. Или Вы хотите…

— Я ничего не хочу, понимаете Вы! — обрывает его Грюнтерс на полуслове. Он поднялся и шагает по комнате, от окна к стене с большим планом испытательного полигона, который находится недалеко отсюда на труднодоступном каменном плато. Его указательный палец стучит по карте.

„Вы стартуете завтра, профессор, все остальное меня не интересует!“ И тише он добавляет, и профессор читает угрозу в его глазах: „Ваши способности достаточная гарантия для нас“.

Бёрнс хочет вспылить, но властный жест майора еще раз обрывает его. — Уберите резервные топливные баки, это почти 1000 килограмм, и — ах что, — прерывается он, — Вы же специалист! Вы сами знаете лучше меня, что возможно. CAV в любом случае необходимы радиосообщения уже во время деятельности космического корабля на Луне. Стратегически они крайне важны, и — Вы американец, профессор Бёрнс! — Возвращение это совершенно другая статья! Итак: Ваши три инженера Уилкинс, Шеппард и Стоунс полетят завтра. Вы сами рассчитали этот момент времени как самый выгодный. Я думаю, мы поняли друг друга. Good bye, профессор, до завтра!»

Дверь захлопнулась уже несколько минут назад, но профессор Бёрнс не движется с места. Внутри него кипит работа. Его дрожащие ресницы выдают его волнение. До этого момента он всегда делал свою работу с определенной радостью. Он исследователь и рассматривает решение проблемы полета к Луне ракеты с экипажем на борту как задачу своей жизни.

— Сообщения для них важнее, чем люди, — Бёрнс рассержен. — Оставить резервный топливный бак! Это похоже на них!

И снова он погружается в раздумья. Вдруг он вскакивает. Ему в голову пришла мысль, неслыханная и рискованная, и все же ему кажется, словно она уже давно дремала в его подсознании. «А что, если..?» Но сразу же он снова отбрасывает эту мысль. Нет, риск слишком большой! За себя он не боится, но других людей он не может понапрасну подвергать опасности. Но затем он бежит к письменному столу и погружается в расчеты. Спустя полчаса он бросает ручку обратно в чернильницу. Пока он ходит быстрыми шагами туда-сюда по комнате, он бормочет: «Так точно, мистер Грюнтерс, Феникс стартует завтра. Но с командой не из трех человек, а из двух. А профессора Бёрнса, мистер Грюнтерс, завтра вечером Вы будете напрасно искать на Земле!»

Нильс Йенсен осторожно отталкивается от наружной стенки Космос-1 и — парит в пустоте.

Чувство бесконечного одиночества охватывает его. Он чувствует, как леденящая подавленность стягивает его сердце и затрудняет дыхание. Как часто он возражал себе прежде, что с ним собственно ничего не может произойти! Защитный костюм тщательным образом проверен, страховочный трос, который связывает его с космической станцией, делает невозможным, чтобы он улетел в непроглядное, бесконечное космическое пространство, и кроме того он может с помощью индивидуального реактивного двигателя выбрать любое желаемое направление. По рации у него в любое время есть связь со своими товарищами. В сущности, что может ему помешать?

— Значит тройная защита, — думает он, и подавленность медленно тает и позволяет ему в первый раз осмотреться и сориентироваться.

Под ним простирается зияющая пустота космоса с тысячами тысяч звезд. Невольно он усмехается. «Внизу хорошо», — думает он. Он парит в самом центре в этом одиночестве, она окружает его со всех сторон, и лишь Земля, этот массивный, слабо светящийся шар там, задает ему направление.

А станция? Правильно, куда она подевалась?

После нескольких судорожных плавательных движений картина сдвигается. Земной шар снова медленно уходит вниз, и в поле его зрения попадает Космос-1.

Словно гигантское колесо с четырьмя спицами, на расстоянии вытянутой руки, станция висит над ним. Там где появляется Солнце, ослепительно ярко блестят внешнее кольцо и центральный шар, неосвещенные части остаются почти невидимыми, сливаясь с мраком. Островок в космосе вращается вокруг своей оси с небольшим ускорением и таким образом создает искусственную гравитацию, которая делает жизнь в ней более или менее сносной.

— Нет ничего хуже этой невесомости, — думает Нильс. — Ты думаешь, что падаешь и все же продолжаешь парить в воздухе. Ничто не постоянно и ни в чем нельзя быть уверенным, и лишь осознание того, что рядом другие люди, немного успокаивает.

— Опля, мальчик мой! Думал, ты замечтался! — предостерегает он сам себя. — Я только сейчас начал понимать, как опасна космическая болезнь.

И ему приходится силой возвращать себя к реальности и осознать, зачем он собственно парит здесь снаружи в пространстве.

Нильс знает, что космическая болезнь или космический адаптационный синдром, как ее называют врачи, прежде наблюдалась лишь в отдельных случаях. Она выражается в спаде реакционной способности мозга. Тело расслабляется, освободившись от земных законов, мозговая деятельность убывает, и человек засыпает. Врач станции дал Нильсу таблетку, которую он держит под языком. Он разрывает пластмассовую капсулу и проглатывает горькое содержимое. Космическая болезнь прежде возникала лишь у людей, которые двигались в свободном пространстве; на самой станции или в космическом корабле она еще никогда прежде не наблюдалась.

— Вот, поэтому тройная защита, — думает Нильс.

— Алло, алло, — вдруг раздается в его наушниках.

— Нильс Йенсен, ответьте! Говорит Космос-1. Космический корабль с Земли совершит посадку через две минуты. Отойдите на 500 метров от станции в направлении созвездия «Лебедя»!

— Есть! — лишь коротко отвечает он и нажимает на кнопку реактивного двигателя. Оттуда вырывается слабая струя огня. Йенсен медленно отдаляется от станции и начинает готовить к съемке свою стереокамеру, чтобы снять прибытие космического корабля на I. Чувство гордости и немного тщеславия охватывают его: он, Нильс Йенсен, будет первым человеком, который снял фильм во время свободного парения в космосе!

Однако было нелегко получить у профессора Козлова, руководителя космической станции, разрешение на это. Но, в конце концов, Йенсен все же убедил профессора в том, что при надежных мерах безопасности вряд ли что-нибудь может произойти и то что такое событие не должно утаивать от людей на Земле.

Но прежде всего — и это, пожалуй, переубедило профессора — снятая на пленку посадка могла бы принести некоторые интересные с научной точки зрения новшества.

Неожиданный толчок во второй раз прерывает размышления Нильса Йенсена: размотался страховочный трос.

— Господи, ну соберись же ты теперь, наконец! — ругал он самого себя. Конечно, он забыл вовремя затормозить. И его бы без сомнения унесло бы еще немного дальше, если бы его не удержал трос.

— Такой космической прогулке тоже нужно поучится, — усмехается он, но сразу после этого он начинает ворчать:

«Могли бы дать мне трос и подлиннее! Он же слишком короткий! Отсюда съемка будет недостаточно эффективной.

Или, может быть, мне опозориться?

Нет, нет, дорогие мои, халтуры не будет! В конце концов мне нужны разные наводки на фокус, если фильм должен получиться интересным. Что может произойти, если я проплыву еще немного дальше без страховочного троса? Индивидуальный реактивный двигатель быстро вернет меня обратно. В крайнем случае я могу позвать на помощь по радио».

И Нильс Йенсен уже нарушает дисциплину.

Бледный, отливающий серебром свет пробивается сквозь деревья старого парка, в котором расположилась обсерватория. Луна завершает фазу последней четверти. Ее сияние освещает темноту июньской ночи и создает миротворное сказочное настроение из света и теней.

По извилистой дорожке, усыпанной гравием в ночной тишине идут две девушки. Одна держит другую под руку, после оживленной беседы они погрузились в молчание.

Петра Норштедт, самая молодая из двоих, мысленно еще продолжает только что законченную беседу. Вся история началась, собственно, шесть лет назад на биологическом конгрессе, в котором она смогла принять участие вместе со своим профессором Виндерлихом в знак признания ее успешных опытов в области искусственной подпитки растений. После своего участия в дискуссии она познакомилась во время перерыва с Нильсом Йенсеном. Вообще-то она не выносила любопытных журналистов, но этот бодрый молодой человек понравился ей. Она и сейчас еще не может понять, почему она тогда совсем против своей привычки рассказала даже о своих сокровенных планах на будущее. Хороший парень, этот Нильс, сочла она. Если бы он вдруг не стал таким скептичным, когда она рассказала ему о своей мечте, однажды разводить цветы в растворе на Луне в космических условиях! Присмотрела ли она уже садовника, спросил он с улыбкой, ведь скафандров ее размера точно нет в продаже. Она докажет ему!

— Ну, малышка, все еще думаешь о своем неуловимом репортере? — возвращает ее к реальности голос Сони. Соня Фишер, стройная, спортивная и живая, пожимает руку Петры. — Не волнуйся! Твой Нильс должно быть уже на Космосе-1 и проносится со скоростью восемь километров в секунду вокруг нашей планеты.

— И все же он хороший парень, — отвечает Петра.

— Ну, конечно, как я могла в этом усомниться.

Возможно дошло бы до словесной перепалки о чертах характера репортера, если бы в этот момент из ночных сумерек не выплыла обсерватория. Словно спящий громадный зверь, сидящий перед ними, и лишь желтовато мерцающее окно выдает в нем признаки жизни. Башня возвышается над деревьями словно горб. Бесшумно движется купол. Из него в темноту неба прорывается беспристрастный взгляд, невидимые волны устремляются к старому спутнику Земли, ощупывают каждый уголок, поднимают завесу над его тайнами и приносят весточку внутрь башни.

Соня и Петра идут по слабо освещенному коридору в башню. После того, как они поднялись по двум широким каменным лестницам, перед ними открывается квадратное помещение, в котором справа стоит полукруглый пульт управления. Противоположную стену закрывают множество экранов метровой диагонали, матовое стекло которых мерцает в свете люминесцентной лампы. В левом дальнем углу этой центральной можно увидеть наполовину задвинутую в стену дверь кабины лифта, на котором можно почти мгновенно добраться в купол башни к астрономическим приборам. Петра знает с прежних визитов, что астрономы редко проводят свои наблюдения непосредственно в куполе. Это еще повсеместно встречается; но здесь вся система телескопов, рефракторов и рефлекторов управляется и направляется с пульта управления центральной, а устройство передачи позволяет проводить наблюдение с различных экранов.

Когда входят Соня и Петра, дежурный астроном поднимается с места. Еще совсем молодой человек со слегка поседевшими висками, сидит за столом и идет им навстречу.

— Пришла смена, коллега Петерс, — приветствует его Соня. — Что делает человек на Луне? Все еще не нашел себе жену?

— Вы не поднимаетесь, и, он пожалуй навсегда останется холостяком, — улыбается Петерс. — Так или иначе, меня его выбор обижает, — добавляет он тише.

— Опля, такого нежного признания я от Вас не ожидала.

— Но почему же, — искусно парирует он, — мир и наша обсерватория стали бы беднее на хорошую женщину-астронома. Было бы жаль, не правда ли?

Соня лишь смеясь грозит пальцем, тут же подозрительно склоняется над пультом управления и становится объективной.

— Наш большой радиотелескоп значит снова исправен, как я вижу.

Петерс подошел к ней.

— Да, наш циклопический глаз снова может видеть. Хорошо, что ущерб удалось устранить так быстро. Вы же знаете, скоро стартует экспедиция на Луну, а там нужно иметь хорошую видимость.

Петра вмешивается в разговор.

— Это я не совсем понимаю. Еще в школе я учила, что радиотелескоп может принимать только электромагнитные волны и может передавать как акустические сигналы или звуки или контурное изображение.

— Вас правильно учили, фройляйн Норштедт, — объясняет Петерс, — только с тех пор прошло пять-шесть лет. За это время радиолокационная техника усовершенствовалась настолько, что мы можем не только принимать, но и отправлять при помощи нашего циклопьего глаза, как мы его в шутку называем. При этом, луч, так же как в радаре, отраженный луч ловится, корректируется — следовательно в какой-то мере очищается — и становится видимым.

— Правда этот метод применим пока что к небольшим расстояниям — примерно до Луны, — критично замечает Соня. — Тем не менее, мы получаем изображение, которое не уступает по резкости изображению, полученному с помощью зеркального телескопа. Мы можем получить из него даже более сильное увеличение.

— Это действительно великолепное открытие, — задумчиво говорит Петра. — То, что в старым телескопам задают границы в увеличении их линзы и зеркала, я понимаю. Или пришлось бы делать большие линзы побольше, а это становится все труднее. Но здесь… тогда же можно было бы… тогда бы это был новый, еще более хороший путь.

Петерс удивлен тем, как быстро биолог сделала свои выводы. «Вот это я называю сообразительностью! Вы развили совершенно правильную мысль. Теоретически, увеличение у этого нового прибора неограниченно. Это лишь вопрос интенсивности излучения и соответствующего усиления при визуальном выявлении вернувшихся волн».

— Знаешь, Петра, — делает критичное замечание Соня, — Разница по сравнению с телескопом такая же большая как между линзовым телескопом и телескопом электронным, который около сорока пяти лет назад был сконструирован немецким физиком Манфред фон Ардена.

— Сравнение, конечно, хромает, — кипятится Петерс, — но все же в нем есть доля истины.

Петра в восторге: «Какие возможности это открывает! Наверное, через несколько лет или десятилетий в новый прибор можно будет наблюдать планеты ближней солнечной системы, словно их отделяют от нас не световые года, а всего лишь несколько километров».

— Вы правы, — говорит Петерс. — Человеческое познание безгранично. Тот, кто как и мы может жить в нашем новом мире в созидательном обществе, для того подобные перспективы в порядке вещей. — Но теперь я хочу попрощаться, иначе я могу остаться сразу же до следующей смены.

Когда девушки остаются одни, Соня нажимает на кнопку на пульте и говорит в микрофон: «Двадцать два часа тридцать одна минута. Говорит Соня Фишер. Смена астронома Петерса произведена согласно распорядку. Продолжаются фотографические наблюдения двойной звезды R6 семнадцать-двадцать пять. Никаких особых происшествий!»

— Так, говорит она, после того, как выключила магнитофон, — теперь у нас есть пятнадцать минут времени, прежде чем я должна буду сменить кассеты с пленкой.

— Тонкая вещица, такой магнитофон, — считает Петра. — Я тоже буду использовать такую в моих опытах с растениями.

— Да, прежде всего отпадает нудная писанина. В течение дня пленки анализируются и сокращаются до главного. Так можно обойтись без гор протоколов. — впрочем, тебе сегодня повезло, милая моя, — продолжает Соня. — Большой радиотелескоп свободен. Я хочу тебе показать кое-что, что ты еще никогда раньше не видела. Это значит — вообще-то установка предназначена только для исследовательских целей, но потому что сегодня такая хорошая видимость и ты так редко приходишь ко мне, я рискну.

— Лучше не делай этого, Соня, — просит подруга. Но Соня уже стучит обеими руками по пульту управления. При этом ее лицо стало строгим. Тонкие губы сжаты, локон каштановых волос упрямо спадает ей на лоб. Сейчас она всецело ученый, сосредоточена целиком на своей задаче.

Раздается слабое жужжание, и Петра чувствует легкую вибрацию даже в своем мягком кресле. Кажется, что она исходит от стен. Медленно гаснет свет. Лишь шкалы на приборах панели управления сияют призрачным зеленоватым свечением, в котором из темноты словно яркое пятно появляется лицо Сони, бледное и исполнено странной, чужой красотой.

— Она действительно прекрасна, — думает Петра, — и кроме того, милый, радостный товарищ!

Вдруг из темноты вырезается ярко светящийся прямоугольник. На стене начинает мерцать экран. На нем мерцают вспышки и снова пропадают. Площадь экрана заполняет колыхающаяся, взболтанная клокочущая масса сверкающего света, так что ослепленной Петре приходится закрывать глаза. Когда она снова открывает их, изображение снова четкое и ясное. Она смотрит на странный, нереально желтый ландшафт.

— Луна!

— Да, Луна! — Соня радуется. — Так близко ты ее точно никогда не видела, не так ли! Разумеется это всего лишь крошечный отрезок ее поверхности. Ты сейчас видишь его словно с расстояния в 800 километров. А на самом деле нас отделяют от него 380 000 километров.

— Что сейчас показано на этой картинке? — заинтересованно спрашивает Петра.

— Это мощные кольцевые горы примерно в середине лунного диска вокруг кратера Птолемея.

Соня стучит по регуляторам и кнопкам, и изображение сдвигается. Петре кажется, словно она смотрит в иллюминатор космического корабля на кратерный лунный ландшафт, который медленно проплывает под ними. Появляются лунные Апеннины. Соня знает кратеры и моря по названиям: «Море Влажности, Океан Бурь, сияющие кратеры Кеплера и Аристарха[2]».

— До всего рукой подать, — восторженно удивляется Петра. — Знаешь, Соня, поверхность Луны похожа на поверхность густого пюре, в которое бросают большие и маленькие камни и которое затем вдруг застывает.

— Примерно так и могло быть, — отвечает Соня. — Не окруженная защитной оболочкой вследствие своей низкой силы притяжения, она подверглась космическому холоду, равно как космическим обломкам, которыми она беспрестанно бомбардируется — как никак со скоростью шестьдесят-семьдесят километров в секунду. Это могло привести к таким формам. Но это, конечно, всего лишь теория, хоть многое и говорит в ее пользу. Луна, пожалуй, откроет свои тайны только когда люди попадут на нее.

— Да, а разве так уж много загадок осталось? — удивленно спрашивает Петра. — Но там наверху уже спускались дистанционно управляемые луноходы и передавали по радио изображения на Землю.

— Ты смотри, а ты в курсе дела. А я думала, что ты настолько погрузилась в мир своего искусственного разведения цветов, что ничего вокруг себя не замечаешь.

Петра протестует.

— Ну, послушай! В конце концов, мы живем в космический век — и с подружкой — одаренным астрономом…

— Как приятен мне твой цветущий комплимент! — с издевкой отвечает Соня. — Но серьезно, Петра: лунные загадки еще долго не будут раскрыты, потому что луноходы не могут проникнуть в кратеры и трещины на километровую глубину, а там наверняка находится большая часть загадок, добравшись до которых мы поймем, населяли ли Луну живые организмы или возможно и по сей день скрыты там внутри.

— С чего ты это взяла, Соня? Это звучит, пожалуй, немного утопично.

— Ты считаешь? А как ты объяснишь, что каких-то двадцать лет назад кратер Алхацен сорока километров в диаметре вдруг бесследно исчез и то, что на основании кратера Платона появилось множество маленьких кратеров, несмотря на то, что Луна на протяжении тысячелетий полностью остыла?

— Но, — возражает Петра, — это могло быть вмешательство из космоса — ну, скажем, осколки диаметром в километр, которые упали на Луну и конечно же там кое-что изменили. Но то, что в этой пустыне могут существовать живые существа без защитного слоя атмосферы — нет, в это я не верю.

Соня не сдается.

— Так, — говорит она, — а то, что время от времени в нескольких лунных кратерах появляются изменчивые зеленые пятна и в определенных областях образуются белые облака — как ты объяснишь это, уважаемый биолог?

— Действительно? — удивляется Петра. — А есть такое?

Соня в гневе. «Но послушай! Если я тебе это …»

— Стой! — вдруг между тем кричит Петра и вскакивает с кресла. — Там — ну посмотри же — посмотри же, Соня! Самолет — нет, космический корабль — космический корабль на Луне!..

— Но Петра, тебе привиделось, — считает рассудительная Соня, — откуда сейчас там взяться космическому…

На самом деле! Сейчас и она заметила. Это невероятно! Девушки не сводят взгляда с экрана. Там на границе света и тени, крошечная, выделяется сияющая серебристая точка, которая медленно движется. Резкими движениями Соня вращает регуляторы. Гудение усиливается. Она переходит на максимальное увеличение. Становится видимым край Луны, und прямо над ним в темноте космоса вспыхивает объект. Но не успевают девушки осознать это, как он скрывается за Луной.

Незадолго после того, как Нильс Йенсен отцепил страховочный трос, транспортная ракета приближается к космической станции словно комета с синевато-красным огненным шлейфом.

Ярко освещенный солнцем, она растет с каждой секундой. Приближаясь, она замедляет свой темп и все больше синхронизирует скорость со скоростью станции.

Сейчас уже можно различить ее сигаровидную форму, и затем ее тонкий серебристый корпус медленно движется носом в открытый люк Космос-1, словно в разинутую пасть хищной рыбы, которая проглатывает своего меньшего по размерам сородича.

Лишь реактивный двигатель еще находится вне отверстия, когда стальные перегородки автоматически сходятся вокруг корпуса ракеты со всех сторон и герметично закрывают люк.

Маневр посадки удался.

Уже работают насосы, закачивают воздух в посадочную камеру, и внешняя дверь сдвигается в сторону.

Собралась вся свободная от дежурства команда Космос-1 и приветствует гостей с Земли.

И тут случается это:

Раздается оглушительный звон, взвывают ракетные двигатели, станция дрожит по всем швам, мощный рывок швыряет каждого, кто не держится, в стену.

По динамикам, установленным во всех помещениях центральная сообщает: «Маневр расхождения из-за опасности столкновения с метеоритами, которые пересекают траекторию Космос-1. Опасность уже миновала. Через две минуты снова установится нормальный режим».

Но это не совсем так. На мостике, округлом помещении с огромными окнами из специального стекла, главный инженер Петр Кузьмин и дежурный техник проверяют аппаратуру.

— Реактивный двигатель I в порядке, II и III тоже! — сообщил человек за пультом управления.

— Гелиоустановки работают нормально! — следует подтверждение второго.

— Радары I и II вышли из строя, III работает нестабильно!

— Есть!

Петр Кузьмин подходит к пульту управления. Он двигает рычаги и переключатели. Экраны двух радаров безмолвствуют, на третьем вспыхивают яркие, нечеткие пятна.

Петр сильно морщит лоб. Радарные установки — защитный щит станции — которые показывают каждую приближающуюся опасность на несколько тысяч километров и автоматически предпринимают маневр расхождения Космос-1 посредством компьютера, нарушены. Задето одно из жизненно важных мест этого огромного механизма.

Петр Кузьмин действует решительно: «Отдайте приказ: аварийной команде I немедленно приготовиться! Надеть защитные костюмы! Проверить радарные антенны I, II и III!»

Пока передается приказ, в помещениях вспыхивает красный свет и динамики передают распоряжение, инженер Кузьмин задает вопрос, как того и требуют инструкции: «Кто-нибудь работает снаружи?»

Ответственный за рацию техник бледнеет. Об этом во всеобщем волнении он больше не подумал!

— Нильс Йенсен! — вырывается у него.

Петр Кузьмин на мгновение словно застыл на месте.

Вот те на! Человек находится снаружи, а об этом думают только сейчас!

— Включить РЛС кругового обзора! — кричит он. — Переходите на связь!

Черт возьми, этого еще не хватало! Он оттесняет техника в сторону, сам управляется с прибором.

На экране появляется черное небо, бесчисленные звезды движутся мимо, земной шар перемещается по плоскости экрана. Три пары глаз напряженно вглядываются в мерцающий космос.

— Вот он! — кричит один. Но нет, там ничего нет. Но там, страховочный трос! Освещенный Солнцем, он висит немного изогнутый в пространстве. Словно светящаяся стрела длиной пятьсот метров он указывает в темноту Вселенной.

А конец троса — пуст.

В тот же момент, когда они делают это ужасное открытие, молчание нарушает растерянный голос радиста.

— Нильс Йенсен не выходит на связь…

У Нильса Йенсена во время прибытия транспортной ракеты была пропасть дел. Он погружен с головой в свою стихию. Временами он даже забывает, где находится. Камера снимает и световыми сигналами — ведь акустические сигналы не могут подаваться в безвоздушном пространстве — дает сведения об использованной кинопленке. Он наговаривает свой искрометный репортаж через ларингофон[3] — он действительно захватывающий и выразительный, он сам это чувствует —, который одновременно фиксируется на движущейся пленке. Несмотря на то, что скафандр лишь незначительно нагрелся, Нильс вспотел. Делать три вещи одновременно не так просто: управляться с камерой, наговаривать репортаж на пленку и одновременно обращаться с индивидуальным реактивным двигателем. Поистине дело нелегкое!

Словно блуждающий огонек, он зигзагообразно движется по пространству, и когда он смотрит на станцию как на неподвижную точку, он то над, то под, то в стороне от нее.

Поначалу индивидуальный реактивный двигатель доставляет ему трудности, не всегда он приводится в движение в желаемом направлении. Порой он вращается вокруг собственной оси и вынужден судорожно барахтаться словно пловец, чтобы принять правильное положение.

Это злит его, ведь таким образом он пропускает иной раз мотив для своей камеры. «Ничего», — наконец думает он, — «Люди на Земле должны лишь узнать, что такой полет в пустое пространство тоже имеет свои трудности и ему нужно научиться», и он добавил эти мысли к сказанному на пленке.

Так это будет забавная, неоднократно прерванная стонами и сердитыми репликами, но оживленное описание его впечатлений.

Он почти готов — транспортная ракета уже почти прошмыгнула словно насекомое в защитную оболочку станции, — когда случается это.

Его сначала вовсе не удивляет то, что Космос-1 так сильно отбрасывает в сторону и, он заметно отдаляется от него. Он скорее думает, что слишком сильно надавил на кнопку индивидуального реактивного двигателя и теперь сам улетает от станции.

Но когда он видит, как из сопла вырывается огненное зарево отработанного (сожженного) топлива — собственно, почему он не заметил раньше? — он становится беспокойным. Должно быть с Космос-1 что-то произошло.

Почему этот уклонительный маневр? Холодный ужас передергивает его, и холодок пробегает у него по спине.

Космические обломки приближаются к станции! Поэтому этот уклонительный маневр! Он мгновенно реагирует. Он дает толчок, и с постоянно растущей скоростью он устремляется в пустоту бесконечного пространства.

— Только прочь, — думает он, — прочь отсюда!

Но уже слишком поздно.

В нескольких метрах перед его глазами мелькает небесное тело. Лишь подобно молнии, но он все же успевает рассмотреть каменный осколок размером с человеческий рост, многократно зазубренный. Он получает сильный удар по гермошлему, так что у него закружилась голова.

— Все, прошло…, — еще думает он, после этого он больше ничего не помнит. С растущей скоростью его безжизненное тело летит по Вселенной. Кулак, словно застывший в судороге, лежит на кнопке индивидуального реактивного двигателя.

Звуки первой симфонии Шостаковича напоминают маленькую комнату, вылетают через открытое окно в ночную тишину. Ночные бабочки порхают в свете, который льется из комнаты и притягивает маленькую живность. В свете лампы сидит Соня Фишер, удобно откинувшись в кресле, и слушает прелестную музыку.

Так она любит проводить свои свободные от службы вечерние часы: расслабившись и отрешившись от всего предаться музыкальным творениям великих мастеров.

В комнате уютно, и Соня удобно растянулась в мягком широком кресле.

Сегодня она, правда не целиком, отдана музыке. Она думает о Петре, которая уже наверняка прибыла на Космос-1. Только вчера вечером она попрощалась с ней, Петра еще не может продолжить свои опыты с растениями на орбитальной станции!

Соня радуется вместе с подругой.

События в последние дни развивались очень быстро. Петра три недели назад, замещая свого шефа, профессора Виндерлиха, чьей ассистенткой она работала, рассказывала на биологическом конгрессе об их совместных трудных экспериментах по выращиванию растений, которые нужно подпитывать только растворами и которые при благоприятном облучении показывают быстрый рост. Многие ученые подвергли сомнению ее успехи. А затем ей, благодаря ее упорству и систематической основательности, удались последние опыты.

Через три дня Совет по космонавтике пригласил Петру продолжить ее эксперименты в условиях, которые царят в космосе, на Космосе I.

То, что это удача особой важности, Соня поняла сразу. Необходимо же обеспечить снабжение команды Космос-1 продуктами питания, чтобы сократить дорогостоящую транспортировку с Земли.

Ее маленькая изящная Петра вошла в ряды космонавтов! Соня все еще не может осознать это. Какой бы она не могла порой быть энергичной, пожалуй, не ее работа проноситься там поверху на относительно меленьком хрупком островке. Нет, она лучше останется на Земле и будет смотреть на звезды через рефрактор.

Как же все-таки уютна ее маленькая комнатка, которую она так прекрасно обставила.

Помирились ли снова Петра и Нильс? Петра должно быть уже десять часов там наверху.

Соня все больше теряется в своих снах и представляет себе, что было бы дальше, когда вокруг обрывается музыка, и она вырывается из своих мыслей.

— «Внимание! Внимание!

— Attention! Attention!

— Achtung! Achtung!

— Uwaga, uwaga!

Говорит международная радиостанция! — голос диктора звучит ужасно серьезно. — Дорогие слушатели! Мы прерываем нашу передачу, чтобы сделать важное сообщение. Пожалуйста, включите ваши телевизионные приемники! С вами будет говорить руководитель космической станции Земли профессор Козлов, непосредственно с Космос-1.»

Одним прыжком Соня проследовала к телевизору.

На экране появляется слегка наклонившийся вперед известный ученый. Перед приемниками во всем мире в эту секунду сидят люди и напряженно ждут послания из космоса.

В типографиях газет редакторы новостей остановили печатные станки. Первую страницу придется набирать заново. Телетайпы остановились. Записывающая аппаратура бездействует.

Профессор Козлов склоняет голову в знак приветствия. Тысячи телевизионных экранов передают это приветствие.

— Друзья мои, — затем начинает он, — Сегодня я пришел к вам с печальным известием из космоса. Мне совсем не хочется делать это, и все же мой долг сообщить вам об этом. Прорыв в космос принес первую жертву.

Он делает паузу, прежде чем называет имя.

— Во время съемки за пределами станции корреспондента Нильса Йенсена унесло в космическое пространство, и он бесследно исчез.

Соня с криком вскакивает. Она уставилась на изображение говорящего, словно не поняла.

Нильс, Нильс Йенсен, этот жизнерадостный парень …? Она не может поверить в это.

Она больше не слышит, что говорит профессор: о потоке каменных осколков, от которых пришлось уклониться космической станции, о выходе из строя радаров, с помощью которых с легкостью можно было бы снова определить местоположение Нильса, о судорожных поисках, мучительных расчетах, исчерпании всех возможностей — и о неудаче всех мер.

Кислорода Нильсу Йенсену хватит на десять часов. Они истекли.

— Мы будем чтить его память.

Профессор поднимается и молча замирает на месте. Мир скорбит об одном из своих героев.

Затем печатные станки продолжают работу, телетайпы тикают, чтобы передать сообщение всем.

— Бедная Петра! — думает глубоко потрясенная Соня, и слезы выступают у нее на глазах.

В безмолвном, необъятном космосе в глянце миллиардов мерцающих звезд проносится тело Нильса Йенсена. Уже несколько часов.

Долго, долго еще он будет так устремляться вперед, безмолвно, пока он, наконец, не попадет в поле притяжения другого небесного тела, возможно планеты или даже Солнца — и его одинокое странствие закончится. Но — действительно ли с ним все покончено?

Скрюченное тело движется. Нильс Йенсен приходит в себя из глубокой потери сознания и вытягивается.

Где он? Что произошло?

Проходит несколько минут, прежде чем он понимает, где находится. Голова гудит, словно хочет разорваться, и мысли не желают приходить в порядок. Но затем память постепенно возвращается.

Он попал на траекторию каменных обломков, и какой-нибудь такой космический бродяга должно быть, просвистел совсем близко от него. Да, лишь просвистел, ведь иначе он был бы не жилец.

Сколько времени он мог пробыть без сознания? Может одну минуту? Или полчаса?

Он вспоминает о станции. Верно, где же она? Он делает несколько судорожных плавательных движений и, таким образом, вращается вокруг своей собственной оси — Космос-1 исчез.

Вокруг ничего, кроме сверкающих звезд и темноты! Далеко в недостижимой дали парит слабо светящийся шар: Земля.

Он почти что не нашел ее, такой маленькой она кажется в сиянии других небесных тел. И тут его рассудок одним махом проясняется. Только сейчас он осознает свое безнадежное положение: он отдаляется — вероятно со стремительной скоростью — все дальше от Земли. И сколько часов он уже летит? Куда ему повернуть обратно? И как? Индивидуальный реактивный двигатель выгорел; во всяком случае он больше не функционирует. Рация, должно быть, неисправна: ни звука, ни даже шороха не слышно в наушниках.

— Такая, значит, твоя смерть! — думает он, — Мог ли ты мечтать о том, чтобы однажды лететь в этой темноте, бесконечно, вечно.

Насколько еще хватит кислорода? Тогда все закончится!

Он не боится этого. Ему лишь жаль, очень жаль. Какие планы он строил на будущее, какие еще задачи ставил перед собой!

И о Петре Норштедт он думает. Как он ее недооценивал! Лишь на Космосе I он понял, как ценны ее эксперименты, сколько стараний, упорства и уверенности свойственны этой исследовательской работе. А он обидел ее, тем что осмеял ее труд. В споре они разошлись. Если бы он смог снова все уладить, чтобы она сохранила о нем хорошую память!

Он не чувствует никакой боли. Ему, пожалуй, так легко и комфортно, как он редко чувствовал себя. Только дыхание дается ему с трудом. Кислород скоро закончится. Не конец ли это уже?

У него есть время, чтобы на досуге посмотреть на звезды. Не замутненные вуалью атмосферы, они светятся и мерцают из темноты миллионами огней.

Вселенная прекрасна, ужасно прекрасна. Сколько еще загадок скрывает она от людей! Когда они смогут посетить одно из этих бесконечных солнц, к которым свет прокладывает самый ближайший путь, на который требуется четыре с половиной года?

Разве это не Орион, самое красивое созвездие, которое он знает, на которое в ясные ночи смотрел еще ребенком? Тогда он хотел однажды полететь к звездам. А сегодня …

Если бы дыхание не было таким затрудненным! А, правильно, кислород заканчивается.

Он видит себя совершенно отчетливо ребенком, стоящим возле окна ловящим рукой сверкающие огоньки на небе. Разве это не Космос-1, совсем рядом с ним? И Петра Норштедт стоит в открытом люке и машет рукой. «Ты замерзнешь без скафандра!» хочет крикнуть он, но приятная усталость охватывает его. Еще раз он выпрямляется. Его взгляд обращен к Ориону. Но он его не видит. Его сознание замутняется. Все сверкающие звезды погасли.

Но он не так уж и одинок. На расстоянии в несколько тысяч километров от него летит другое тело в пустоте космоса. Его траектория проходит почти параллельно с траекторией репортера. Это не один из беспорядочно блуждающих каменных обломков, это управляемый разумными существами космический корабль.

Космолет непрерывно отправляет пеленгующие лучи. Они пролетают по космосу со скоростью света, и где наталкиваются на препятствие, сообщают об этом.

Несмотря на то, что Нильса Йенсена несет через темноту на большом отдалении, его охватывают ощупывающие волны. Они сообщают, что тело должно пересечь траекторию космического корабля. Это побуждает неизвестных существ к действию.

Космический корабль приближается под острым углом. Регулируя скорость, он подходит на небольшое расстояние. Нильс Йенсен попадает в магнитное поле корабля и мощным силовым потоком притягивается к обшивке космолета. Захваты, которые размахивают снаружи, хватают его и доставляют через шлюз внутрь.

Когда Нильс Йенсен на несколько секунд приходит в себя, он видит склонившееся над ним странное существо. У этого существа сильно выдающийся вперед череп с высоким, мощным лбом. Зеленые, светящиеся, раскосые глаза проницательно смотрят на него. Узкий рот с коричневыми губами улыбаясь формируют странные, приятные звуки.

Кто ты? — хочет крикнуть Йенсен, но немощно опускается назад. Затем вокруг него надолго опускается ночь.

Профессор Бёрнс вздыхает. Теперь худшее позади! Он чувствует себя легким и свободным после этого страшного давления, которым сопровождался старт Феникса. Он обращается к человеку, который откинулся в кресле рядом с ним. По своему телосложению сильный и костлявый, он кажется перенес ускорение лучше, чем Бёрнс.

— Как Вы себя чувствуете, Шеппард?

— Спасибо, профессор, — следует равнодушный ответ, — не могу жаловаться! До этого во время старта было немного неприятно.

Бёрнс проверяет приборы. Они работают без нареканий. Делать, собственно, ничего не нужно. Автоматическое управление удерживает ракету на заранее рассчитанном курсе.

Вздох облегчения Профессора Бёрнса относится не к удавшемуся старту. Он также рад, что ускользнул от постоянных надоеданий майора Грюнтерса хотя бы на некоторое время.

Он ученый, а не политик. Какое ему дело до забот Грюнтерса! Его задачей было построить Феникс. Хорошо, он его построил, но ему совсем не нравилось то, что с него не спускали глаз и предъявляли требования, которые он, как ученый не мог понять и признать, — и уж совсем постоянное подгоняние и сокращение сроков.

Было нелегко провести майора, а вместе с ним и всемогущих заказчиков. Он, профессор, охотнее всего, пока ракета летит к Луне, начал бы строить большую по размерам и более мощную ракету. Но Феникс, его творение, передать в чужие руки? Этого он не мог сделать. Он слишком прикипел душой к Фениксу. Только он знает каждую деталь, каждый уголок этого сложного механизма.

Конечно, инженеры Шеппард, Уилкинс и Стоунс хорошие специалисты, но душа всего — он, Бёрнс. Уилкинса было легко убедить отказаться от полета, но со Стоунсом было посложнее. Он зависел от Грюнтерса. Но опасности полета, которые ему сухо описал Бёрнс, и содержимое конверта, наконец, подвигли его на то, чтобы остаться на безопасной Земле.

Инженер Шеппард, напротив, был другим человеком. Он предпочитает словам холодные и трезвые действия. Только в его пристальном взгляде чувствуется порой скрытый подтекст, что свидетельствует о неоднозначном характере. Когда Бёрнс незадолго перед стартом сообщил ему последнему из троих о своем решении полететь самому, он лишь кивнул и передвинул сигарету в другой уголок рта.

— Хорошо, профессор, мне так даже лучше!

Грюнтерс и несколько незнакомых профессору лиц — они правда представились, но он не запомнил их имен — появились, чтобы присутствовать на старте, и отправились в свой наблюдательный пункт, расположенный в естественном каменном бункере двух километрах. Он, Бёрнс, за несколькими минутами ранее домчался к Фениксу на машине — все должно было пройти быстро, ведь старт нельзя было откладывать не на секунду, а на его месте вернулись Уилкинс и Стоунс. Ни секундой раньше!

Сразу же после этого огненный поток, вырвавшийся из ракеты превратил каменное основание в раскаленную жидкую массу, стальная башня задрожала, космический корабль поднялся в воздух и устремился ввысь с растущим ускорением, оставляя за собой Землю.

Так было. А теперь он сидит здесь в герметично закрытой кабине космической ракеты и стремится навстречу безмолвному попутчику Земли — Луне. Они уже взлетели на высоту почти пять тысяч километров над земной поверхностью. Измеритель скорости показывает 8,5 километров в секунду. Но скорость беспрестанно продолжает расти и ей придется подняться более чем до 11,1 километров в секунду, прежде чем ракета преодолеет гравитацию Земли и сможет достичь нейтральной гравитационной точки обоих небесных тел, в которой начнет действовать сила притяжения Луны.

Так как Феникс ложится на слегка изогнутую траекторию, внизу него наискосок видно огромный земной шар. Впервые оба видят, что их родная планета — круглое небесное тело, парящее в пространстве. Отчетливо видно континенты и моря. Где-то там внизу находится Америка, Калифорния, уже ставшие знакомыми места их работы. Поля облаков проплывают над Северной Америкой. Они отчетливо выделяются от темной суши.

Это неописуемо волнующее и чудесное зрелище, и даже рассудительного Шеппарда грандиозное представление трогает так, что он на некоторое время забывает о своем желании закурить.

Самое тяжелое для него то, что теперь он несколько не дней не сможет закурить, ведь жизненноважный кислород нельзя бесполезно тратить или загрязнять.

Когда инженер Шеппард несколько позже немного с тоской смотрит на телевизионный экран, по его телу пробегает сковывающий страх.

Посмотрите, профессор…

По скалистой, поросшей лесом горной цепочке Сьерра Невада простирается, далеко вклиниваясь в зоны снега и льда, мощный горный массив Маунт Уитни 4420 метров в высоту, самой высокой горы Калифорнии.

Здесь, наверху, все в нескольких сотнях километров от испытательного полигона, в почти недоступной местности находится обсерватория CAV. Глубоко вырубленные в скалах и во льду штольни, несколько этажей, один над другим, обеспечивают надежную защиту от капризов погоды. Агрегаты, приводимые в действие атомной энергией, дают тепло и энергию. Ясная морозная, безпыльная высота обеспечивает хорошее наблюдение неба.

Прожектор вертолета, который с тихим гудением завис в ночи над обсерваторией, впивается в глубину, скользит по постройкам и скалам, вырывает из темноты четырехугольник посадочной площадки.

Машина уже идет на посадку. Вскоре майор Грюнтерс с топотом заходит в центральную, его лицо красное от мороза, глаза прищурены из-за яркого света, ему навстречу.

— Что с Фениксом, вы установили связь? — обрывает он на полуслове доклад дежурного инженера.

— Еще нет, сэр, для передачи первого сообщение в эфир надлежит выходить только через двадцать минут.

— Ничего, — ворчит Грюнтерс, переходите на прием!

Его все еще гложет злоба от выходки, которую учинил профессор Бёрнс сегодня в полдень во время старта ракеты. Но что толку от его топота и смурного настроения — как и от того, что он отчитал инженеров Стоунса и Уилкинса как школьников.

Профессор — лучший специалист CAV, ясная голова. Если с ним что-нибудь случится, CAV можно сворачиваться. И ему, Грюнтерсу, тоже! Это он увидел сегодня на лицах господ из высшего совета, и ему также довелось выслушать кое-что. Слишком глупо это все!

Все-таки Феникс был перовой пилотируемой лунной ракетой CAV, и эта попытка могла легко не удастся. Возможно старый осел Бёрнс наделает и других глупостей. На это он способен. И что потом? Грюнтерс до смерти не любит своенравия. Хорошо только, что с ним полетел Шеппард! На него можно положиться, и он получает инструкции от него лично.

Грюнтерс нетерпеливо смотрит на часы. Он откусывает кончик сигары и выплевывает ее на пол.

— Ну, что? Наверное, уже пора!

— Еще нет, сэр, еще десять минут.

Время тянется как вечность. А если с ними что-то случилось? Было бы неудивительно, учитывая темп строительства ракеты. Этот профессор! Если он снова выйдет сухим из воды, Грюнтерс посадит его под замок или хотя бы будет охранять, день и ночь. Должны быть построены Феникс II и III, еще лучше, еще мощнее.

Радист делает движение рукой. Вот первые сигналы! Грюнтерс напряженно вскакивает, одним махом он оказывает возле рации, сигара закатывается в угол.

Слабо и нечетко, тонким писком исходят звуки из динамика:

— Феникс вызывает M-1, Феникс вызывает M-1, говорит инженер Шеппард.

— Сделайте погромче! — велит радисту Грюнтерс. Его нервозное беспокойство не обуздать. Но звуки пропадают. Грюнтерс схватил карандаш и вдавливает его в стол, так что тот ломается. Он скрипит челюстями. Что с Фениксом?

Человек отчаянно работает за прибором, пеленгует, прощупывает, настраивает. И затем голос Шеппарда доносится совершенно четко и ясно.

— … отклонение от курса исправлено. Полет до сих пор протекает без дальнейших инцидентов. На борту все хорошо. Расстояние от Земли сейчас составляет 210000. Скорость 13,3 километров в секунду. Перехожу на прием.

Грюнтерс вздыхает. Его плохое настроение словно рукой сняло.

— Ну вот, видите, — кричит он и при этом хлопает инженера по плечу, — полет удался. Вы переживаете исторический момент. У нас есть радиосвязь с космическим кораблем!

Инженер хочет ответить, что такое общение на Космосе I сама собой разумеющаяся вещь. Но он лучше воздержится от этого.

Он переключает прибор на передачу и протягивает майору микрофон.

— Здравствуйте, Шеппард, как дела? Здравствуйте, профессор Бёрнс! Я должен был бы быть зол на Вас, потому что Вы ускользнули от нас тайком! В случае успеха Вам будет все прощено. Шеппард, не забудьте о следующем выходе на связь, когда вы совершите посадку!

Ответ Шеппарда поступает ясно и понятно:

— О’кей, сэр, не волнуйтесь, я буду пунктуален! В ноль часов пятнадцать минут я снова буду здесь.

Затем на секретной волне царит тишина. В то время как Феникс стремится к своей цели сквозь невесомое пространство, майор Грюнтерс передает сообщения CAV. Затем он удобно вытягивается в кресле, откусывает кончик новой сигары и выпускает густые облачка дыма.

— Damned![4] — внезапно осенила его мысль. Теперь он в волнении все же забыл кое-что спросить. Что собственно имел в виду Шеппард под «отклонением от курса» и выражением «до сих пор без дальнейших инцидентов»? Что значит «дальнейших»? Он снова становится беспокойным.

— Перейдите на нашу волну и попытайтесь еще раз связаться с Фениксом! — приказывает он радисту.

Но Феникс молчит.

Что собственно случилось с Фениксом? Что это было за событие, о котором забыл спросить майор Грюнтерс?

Когда Шеппард испускает крик: «Профессор, посмотрите!», Бёрнс рывком поворачивает голову. От увиденного он застывает на месте. Он молниеносно распознает катастрофу, которая кажется неизбежной.

Перед ракетой из ночной глубины появились светлые тела, несутся навстречу. Три, четыре, пять, шесть обломков с человеческий рост устремляются к ним. Связанный с радаром экран передает их, словно они были бы в каких-то ста метрах. В действительности наверняка еще больше ста километров. Но система автоматического управления не реагирует.

Но маленький, тщедушный человек быстрее нависшей опасности. Его рука хватается за переключатель; боковые сопла испускают огонь. Словно испуганная лошадь, Феникс встает на дыбы и бросает обоих через ремни безопасности кресел.

Перед носовой частью ракеты бесшумно проносится смерть, исчезает куда-то. Больше ничего нет.

— Дайте мне таблицы с курсом, Шеппард, мы должны исправить отклонение!

Голос Бёрнса звучит спокойно.

— Damned, профессор, — выдавливает из себя Шеппард, в то время как протягивает ему соскользнувшие в сторону таблицы, — сейчас бы сигарету.

— Понимаю, — говорит тот, — это была коварная и редкая случайность. Но, пожалуй, она будет единственной. Я думаю, сейчас мы сможем перевести дух. Все же, теперь вы сами видите, что значит, если приходится строить космический корабль экономно и в спешке. На автоматы нельзя положиться. Смотрите внимательно, чтобы найти ошибку!

Пока инженер Шеппард, проклиная опасную беспечность фирм-производителей, идет перепроверять, профессор устанавливает управление на новый курс.

Феникс спокойно движется по своей траектории. Отклонение исправлено, автоматы снова работают нормально и удерживают ракету на расчетном курсе. Двигатели затихли. Не чувствуется ни малейшего сотрясения, ни самого тихого движения, и если бы не аппаратура, измеритель скорости, то можно было бы подумать, словно время остановило свой ход и корабли парит посреди бесконечной дали, в которой нет ни расстояний ни цели, лишь темнота и сверкающие звезды. И все же Феникс несется с почти невообразимой скоростью примерно в 50000 километров в час сквозь пустоту навстречу нейтральной гравитационной точке Земли и Луны.

Все же пройдет еще несколько часов, пока она будет достигнута и микрочелнок, после того как он повернется, будет падать на спутник Земли ракетными двигателями вперед.

Космонавты, заточенные в стальную броню, на часы обречены на бездействие. Они освободились от ремней безопасности, и состояние невесомости поначалу приносит им немного неудобств. Всякого неосторожного, быстрого и сильного движения нужно избегать, если они не хотят нежелательного знакомства со стенами или с потолком, и профессор вскоре снова предпочитает снова пристегнуть ремень.

После того, как было передано первое сообщение на Землю — профессор Бёрнс намеренно не говорил сам, так как у него нет никакого желания перепираться с Грюнтерсом —, в небольшой кабине управления снова царит молчание. Свет отключен, и лишь приборы светятся подобно множеству магических глаз.

Это нереальная атмосфера, словно реальность прекратила свое существование; лишь миллиарды сверкающих звезд в черноте небосвода — реальность. Эта тишина жуткая. Не слышно даже тиканья часов. Шеппард не решается мешать профессору, который по всей видимости заснул. Сам он не может спать, несмотря на то, что знает, что автоматы думают и работают за них, и встреча с каменными обломками несколько часов назад действительно была случайностью. Его взгляд скользит по пути, который предстоит кораблю, забегая вперед. Но звезды не становятся ближе. Далеко, казалось бы в недостижимой дали, они стоят перед ним с королевским спокойствием на темной небесной стене.

В своих мыслях Шеппард возвращается на Землю, они пролетают путь, на который свету потребуется одна секунда, но чтобы пройти его понадобилась бы половина человеческой жизни.

— Там внизу, — думает он — и в то же время знает, что в этом проклятом одиночестве нет ни низа ни верха, — на Земле они сейчас лежат в своих постелях и спят, или ходят по увеселительным заведениям, клубам, барам, двигаются под ритмы калипсо или джаза на танцполе, промачивают горло виски!

Как часто он сам сидел у стойки в баре, небрежно зажав сигарету в уголке рта, и заказывал себе свой специальный коктейль!

К черту идею майора, отправить именно его на Луну на этой чертовой ракете. Это не для него. Ему необходимы шумная земная деятельность и та возбуждающая игра сил, в которой принято одерживать верх над всяким, кто думает и действует по-другому.

Шеппард знает Грюнтерса уже давно. Два десятка лет назад они оба, им еще не было и двадцати, солдаты оккупационной зоны, пережили лучшее время своей жизни на Рейне. Были же времена! В его памяти еще свежи некоторые похождения с немецкими девушками и прежде всего о Грюнтерсе, этом потрясающем смельчаке. Он многому смог научиться у него! Тупые германцы определенно надолго запомнят их. Жаль, что это время закончилось так быстро! Уже начали устраиваться надолго.

Да, он хочет жить, наслаждаться всем, что может дать Земля. Грюнтерс уже пообещал ему кое-что, если он хорошо выполнит свою миссию. Ему хорошо говорить, хорошо сидит в своем кресле, нашел лучшее применение для локтей. А ему, Шеппарду, приходится сейчас бродяжничать во Вселенной.

Эта тишина действует ему на нервы!

— Профессор, — хрипло говорит он, — когда, наконец, закончится это бесконечная гонка?

— Но Шеппард, — профессор кажется улыбается, — Вам же известны наши расчеты!

— Уж больно скучно здесь! — звучит в ответ.

Профессор Бёрнс смотрит на хронометр, на дальномер. Вообще-то должно начаться вращение ракеты…

Вот! — Уже началось.

Боковые сопла начинают работать, медленно вращают Феникс вокруг продольной оси.

— Вот вам ваше разнообразие, Шеппард! Мы достигли нейтральной точки. Начинается падение на Луну. Будем надеяться, что наши расчеты верны и сопла на корме вовремя начнут торможение. Теперь самое время для постоянного наблюдения нашей цели. Включайте матовое стекло!

За этим следуют минуты напряженной, концентрированной работы. Теперь больше недостаточно полагаться на автоматы. Так как Луна теперь приблизилась почти в зону досягаемости — он чувствует как огромный, наполовину освещенный шар заполняет практически весь экран, закрытый матовым фильтром, — каждая секунда полна опасности и пронизана напряжением.

Если расчеты отклоняются от действительных значений хотя бы на малую долю, если посадочная скорость будет больше хотя бы не намного, космический корабль может разбиться о каменистую поверхность или по меньшей мере потерпеть большой ущерб, из-за которого отлет потом будет невозможным.

Но время еще не настало. Из кормовых дюз полыхает сгоревшее топливо и Феникс снижает скорость. Шкала показывает 12,5 километров в секунду; затем 11; 10,5; 10; 9; и полет тормозится все сильнее.

Кажется, что лунная поверхность надвигается на космонавтов с огромной скоростью. Это зрелище, от которого у них захватывает дух. Они падают как раз на мощные кольцевые горы кратера Коперник… Он все больше и больше попадает в поле зрения, заполняет его. Будет ли действие системы торможения достаточно сильным? Корабль еще движется со скоростью 25000 километров в час, семь километров в каждую секунду.

— Профессор, — выпалил Шеппард, — Профессор, запустите тормозные двигатели на полную силу! Это же сумасшествие, самоубийство!

Профессор Бёрнс прижимает руки к панели приборов.

— Еще нет, Шеппард, еще подождем! — В его голосе чувствуется невероятное нервное напряжение. — Высота всего 3000 километров…

Когда космический корабль разлетится на куски?

Шеппард хочет оттолкнуть профессора от рычага тормоза, хочет усилить действие тормозных двигателей. Но властное движение профессор вызывает у него состояние нерешительности. Лицо Бёрнса выдает железную концентрацию. Ни один мускул не дрожит на нем. Словно высеченный из камня, он сидит в кресле, держа руки на рычаге тормоза. Его взгляд скользит от шкал к экрану — сравнивая, взвешивая. За его высоким лбом четко и ясно работает мозг. И Шеппард вдруг чувствует совершенно ясно: Если кто и может не дать им разбиться, то этот невзрачный человечек рядом с ним, это Бёрнс, которого он прежде всегда недооценивал, считая его пугливым и заторможенным.

В нем невольно выросло уважение перед способностями другого, который сконструировал Фёникс и сейчас будет мастерски справляться с ним.

Его взгляд падает на высотомер. Холодок пробегает у него по спине: еще 1200 километров!

Тут Бёрнс надавливает на рычаг до конца, включает также боковые дюзы для усиления. Корабль бросает вперед рывком, Шеппард швыряет вперед. Боль пронизывает его колено. И, вот, он видит, как кратер прекращает расти, уходит в сторону. Поверхность Луны начинает скользить, больше не приближается, а закатываясь в сторону.

Траектория полета Феникса изгибается все сильнее, приближается к траектории вращения. На высоте в тысячу метров, ракета выруливает над поверхностью и устремляется над разрушенным ландшафтом, начиная вращение вокруг Луны.

Шеппард громко вздыхает, стирает пот со лба. Профессор Бёрнс тоже выходит из своей концентрации, проводит рукой по глазам. Затем он смотрит на инженера и смеется.

— Ну, Шеппард, худшее позади! Мы стали спутником Луны. Посмотрим, как выглядит ее оборотная сторона.

Затем он снова обращается к своим приборам.

И для инженера Шеппарда теперь начинается напряженная деятельность. Камера жужжит и фиксирует каждую фазу полета на Луну на кинопленку. Она работает в ускоренном режиме, чтобы потом можно было проанализировать поверхность, над которой она сейчас скользит, опускаясь все ниже.

Вскоре они долетают до терминатора, границы света и тени. Освещенная Солнцем поверхность исчезает, и Феникс погружается в непроглядную темноту.

После половины витка ночная сторона пройдена, лунный день снова окружает их. Светящийся ландшафт, который движется им навстречу, кажется необычайно мертвым и безжизненным, желтым и нереальным. Возвышающиеся обрывистые горные цепочки сменяются огромными равнинами, которые пересекают трещины, шириной в несколько километров. И снова и снова кратеры, кольцевые горы, очень плотно друг к другу, бесчисленные, необъятные.

Мертвое, однотонно пустое, унылое однообразие, покрытое слоем грязно-желтокоричневой пыли словно огромным саваном.

— Здесь, в этом призрачном мире теперь я должен провести несколько дней, — думает Шеппард. Видит бог, что он быстро выполнит задание, и тогда его ничто больше не будет держать здесь.

Они уже несколько раз обогнули Луну. Феникс опускается все ниже. Скорость сильно упала. Измеритель скорости показывает восемьдесят километров. Теперь для Шеппарда время действовать. Задание, которое ему доверил майор Грюнтерс, начинается.

— Где мы будем приземляться, профессор? — следует его вопрос.

— По возможности ближе к границе дня и ночи, — следует ответ. — Вы сами знаете, Шеппард, что у нас тогда будет четырнадцать солнечных, и если наш отлет будет отложен — что, я надеюсь, не произойдет —, тогда нас не так быстро настигнет темнота. Если мы прилунимся у самих кольцевых гор Платона рядом с кратером Омега, то у нас хорошие возможности для исследования.

Шеппард мгновенно пробегает в уме карту лунной поверхности, которую он выучил досконально. У кольцевых гор Платона — это было бы роковой ошибкой! Это дальше приблизительно на тысячу километров к северу.

— Я считаю это нецелесообразным, профессор Бёрнс, равнина у кратера Коперник представляет меньше сложностей.

Бёрнс удивленно поднял взгляд. Смотри-ка, как инженеру пришло в голову такое предложение?

— Послушайте, Шеппард, — озлобленно начинает он, — где мы совершим посадку, вам собственно должно быть без разницы. Я достаточно долго занимался Луной, кольцевые горы Платона особенно интересуют меня, потому что там в некоторых кратерах время от времени появляются загадочные зеленые пятна. Вы наверняка об этом уже слышали. До сегодняшнего дня их никто не исследовал. Подумайте только, сколь ценным это было бы пополнением наших знаний, мы могли бы выяснить тайну этих пятен.

Шеппард на мгновение растерялся, не хватало еще того, на чем упрямо настаивал профессор! Какое ему дело до зеленых пятен! Пусть профессор проводит свои дурацкие исследования в каком-нибудь другом месте! Ему нужно выполнить свое задание.

— А в кратере Коперник не может быть тоже таких пятен, профессор? — начинает он с начала.

Теперь Бёрнс настораживается. Что задумал инженер? Почему он так настаивает на своем предложении? В конце концов, ему не имеет никакого значения, где они совершат посадку. Шеппард чувствует недоверчивый взгляд другого. Чтобы все не потерпело неудачу, он должен раскрыть часть своего секрета. Но как он объяснит, не подвергая риску свой план? Он все еще чувствует вопросительный взгляд, направленный на него.

Судорожно он пытается улыбнуться.

— Знаете, профессор, — затыкаясь говорит он, — первоначально вы не должны были лететь. Я был назначен руководителем экспедиции, и майор Грюнтерс велел мне с особой настойчивостью не подвергать Феникс на Луне никакой излишней опасности. «Прежде всего», сказал он мне, «будьте осторожны; лучше откажитесь от исследований, чем подвергнуть опасности себя и возвращение».

— Ты посмотри-ка, — удивляется профессор Бёрнс, — когда Грюнтерс в последний раз был в моем кабинете, он говорил совсем по-другому. Что-то здесь не так.

Но Шеппард уже продолжает:

— Вам известно, профессор, что у кратера Коперник находится автоматическая исследовательская станция Тбилисского Совета по космонавтике и Космос-1. Там находятся запасы кислорода, топливо и прочие вспомогательные средства, если одному из их космических кораблей эти вещи понадобятся при посадке. Грюнтерс приказал мне совершить посадку там, чтобы у нас сразу были вспомогательные средства, если что-то пойдет не так. Не считаете ли вы тоже, что такая помощь могла бы быть чертовски для нас необходима?

Ах так, вот откуда ветер дует! Бёрнс невольно улыбается. Хороший Шеппард просто боится, что что-то может пойти не так, и хочет подстраховаться. Смотри-ка, не думал, что он так пуглив!

— Почему вы не сказали это сразу, Шеппард? Предложение вполне приемлемое. Мы совершим посадку там. Осторожность лучше.

Ну, наконец! Шеппард облегченно вздыхает. Пусть старый осел спокойно себе думает, что он боится! Самое главное, что его план будет выполнен! И, успокоившись, он снова принимается за съемку.

В то время, как космический корабль начинает последний виток вокруг Луны, профессор Бёрнс еще раз просчитывает посадку. Всякая мелочь будет учтена, ни о чем нельзя забывать!

Еще предстоят тревожные минуты, пока Феникс не прилунится. Его переполняет гордость. Пусть у других уже будут космические станции, и даже посадочные площадки и автоматические исследовательские центры на спутнике Земли, они могут пойти дальше в своем развитии — как часто он завидовал им! Но теперь он опередил их. Он будет первым человеком, который начнет научно-исследовательскую работу на Луне, он, профессор Бёрнс! Эта слава будет вечно принадлежать ему.

В то время, как он уже предвкушает радость этого момента, ему снова приходят на ум слова Шеппарда. Вообще-то странно, что Грюнтерс сделал это гуманное предложение! Шеппард наверняка не сказал не всю правду. Что-то предупреждает его, не слишком доверять Шеппарду. И Бёрнс принимает решение быть настороже.

Время настало! Пролетев несколько километров над семи километровыми горными цепочками лунных Апеннин, ракета опускается на пыльную, огромную поверхность, на краю которой прямо из равнины резко поднимаются высокие скалы высотой в тысячу метров. Полет замедляется. Тонкий корпус ракеты с трудом выпрямляется из горизонтального положения, показывая носом в небо, кишащее звездами. Из кормовых- и боковых сопл вырываются метровые языки пламени.

Сто метров над поверхностью, усыпанной обломочной породой летательный аппарат утихомиривается, на несколько секунд спокойно зависает и затем медленно опускается вниз, испуская огонь. Пыль и песок под ним превращаются в жидкую, кипящую массу.

На высоте десять метров над поверхностью из корпуса поверх кормовых двигателей вниз наискосок выдвигаются длинные подножки, похожие на паучьи лапки, натыкаются на грунт, еще неустойчиво удерживая ракету в вертикальном положении.

Реактивные сопла замолкают. Дрожание проходит по корпусу, после этого он стоит на лунной поверхности крепко и надежно. Феникс совершил гладкую посадку.

На Космосе-1 жизнь снова принимает свой привычный ход. Трагические события вокруг Нильса Йенсена утихли. Напряженная работа снова возвращает сотрудников в колею.

Хоть они и не могут осознать, что мертвое тело одного из них будет вечно блуждать по Вселенной, жизнь должна продолжаться — наперекор всему! Она не терпит бездействия, даже если боль и скорбь по потерянному товарищу сковала ее на некоторое время.

Огромный механизм космической станции точно вращается словно часовой механизм, и если пульсирующий ритм однажды собьется — взаимодействие всех деталей снова запустит его. Его приводит в движение космическое сообщество людей.

Лишь в зимнем саду в внешнем кольце Космос-1 жизнь словно замерла.

Резкий солнечный свет пробивается сквозь специальный иллюминатор оранжереи во внешнем кольце, играет на сотнях зеленых растений, кустах с помидорами, побегах огурцов, головках салата и фасоли, проникает он и в тот угол, в котором между широколистной карликовой пальмой и апельсиновым деревом стоит кресло.

Петра Норштедт сидит бледная и безучастная в благоухающем зеленом великолепии. Но она не замечает его. Она перенесла слишком сильный удар.

Только сейчас, когда его больше нет, она знает, что любит его, этого великого, беспечного, бодрого юношу.

Только сейчас ей становится ясно, в чем она прежде не хотела признаться самой себе. Она так радовалась, когда получила новость о своем переводе на Космос-1. Конечно, больше всего ее радовало признание ее работы, но все-таки отчасти это была радость тому, что она снова увидит Нильса Йенсена на космической станции. Да, она так чудно представляла себе, как она будет стоять перед ним там наверху.

— Теперь, друг мой, — хотела она сказать ему, — садовница, которая выращивает цветы, в скором времени ждет от вас доклада об опытном саде, который вы собираетесь разбить здесь на Космосе-1.

Словоохотливый Нильс точно проглотил бы язык. Это было бы ее маленькой местью за его неучтивое замечание тогда после биологического конгресса. Сейчас она бы стерпела его насмешку, если бы этим можно было отменить все ужасные события последних часов.

У нее нет сил на то, чтобы приступить к работе. Все кажется ей слишком бессмысленным. Но все же она знает, что работа была бы лучшим лекарством.

Ее взгляд печально скользит по опытным культурам, которые ее коллеги посадили еще несколько недель назад. Они замечательно растут. Здесь она должна внедрять свои новые научные познания, применять свои методы ускорения роста.

Она знает, это сработает и таким образом будет вдоволь обеспечена растительная пища для людей на станции. Но у нее нет сил, внутри пустота. К чему все это, если один-единственный, по которому вся эта тоска, больше не может быть с ней!

В своем забытии она не слышит, как открывается дверь и она приходит в себя, только когда видит перед собой профессора Козлова. Его взгляд охватывает фигуру, сидящую на корточках, и он снова болезненно переживает потерю репортера.

Бывалому человеку не нужно никаких объяснений; если он даже не знал об этом раньше, печаль в темных глазах говорят ему.

Здесь может помочь лишь отвлечение и работа.

— Пойдемте, Петра, я покажу вам станцию, ваше новое поле деятельности! Вы удивитесь, увидев, сколько у нас здесь всего.

Петра послушно следует за ним. Они проходят большую оранжерею и попадают в прилегающее общее помещение.

— Это одно из наших клубных помещений, — объясняет профессор. — Вы его уже знаете. Мы специально поместили его во внешнее кольцо, потому что в следствие постоянного вращения кольца вокруг центрального шара возникает искусственная сила тяжести, которая — хотя бы примерно — заменяет нам привычную земную гравитацию. Вы можете находиться здесь, копаться в библиотеке, смотреть видео или смотреть телевизионные передачи с Земли.

Профессор проводит Петру все дальше, и постепенно ему удается встряхнуть ее. Она становится все более заинтересованной, задает вопросы.

Их путь ведет через машинное отделение с мощными агрегатами гелиоустановки и различным лабораториям.

Повсюду они встречают усердно занятых людей, которые внимательно измеряют и рассчитывают, проверяют и исследуют. Петра только сейчас полностью осознает всю сложность космической станции, огромные масштабы исследовательской работы, которая выполняется здесь во благо человечества, и она гордится тем, что тоже принадлежит к этому сообществу первопроходцев космонавтики.

Из внешнего кольца они попадают через одну из спиц огромного колеса в похожих на лифт салазках в центральный шар.

— Теперь я покажу вам мозг этого организма, или лучше: сердце, — улыбаясь поправляет себя профессор, — ведь мозг — это мы, кто работает здесь наверху. Нашим мышлением поддерживается работа всей системы, совершенствуется и развивается. Но сначала наденьте эту обувку.

Профессор показывает на угловатые предметы, которые стоят на полу рядом с дверью, похожие на лапти-переростки.

— Вы должны знать, — говорит он, объясняя, — что сила тяжести в центральном шаре почти равна нулю. Эта странная обувь — сильные магниты, которые прилипают к полу и таким образом заменяют силу тяжести.

Она заходят в центральную, где несут свою службу три техника. Центре вращающегося помещения занимает пульт управления. Петру поражает путанное множество измерительных инструментов, шкал, кнопок и рычагов. Четыре огромных экрана на стенах распространяют мерцающий свет.

— Отсюда, — объясняет профессор Козлов, — происходит управление нашей станцией. Не подумайте, что Космос-1 вечно вращался бы вокруг Земли, приводимый в движение лишь начальной скоростью, которая как известно, в безвоздушном пространстве не уменьшается. В теории это так. Но на практике получаются определенные отклонения, которые исправляются компьютером. Кроме того, здесь расположен наш информационный центр. Мы поддерживаем постоянную видеосвязь с Землей. Конечно, постоянно наблюдается не только космическое пространство, но и Земля тоже. С тех пор как есть Космос-1, мы можем, например, делать точные предсказания погоды. Отсюда сверху мы можем обозревать целые континенты; таким образом сегодня стало возможным видеть точную картину глобальной ситуации с погодой и давать абсолютно надежные прогнозы.

Петра с интересом подходит к одному из экранов.

— Это Земля? — спрашивает она. — Видно только светящиеся точки.

— В данный момент мы находимся над Северной Америкой, — объясняет профессор. — Но причину такой малой видимости вы сами должны знать, — добавляет он с добродушной насмешкой.

Конечно, Петра это знает. Ей немного стыдно за свой глупый вопрос. Сейчас в Америке ночь, а светящиеся точки ничто иное как море света больших городов, которые светятся в темноте словно светлячки. Сколько там сейчас времени?

Профессор смотрит на часы на панели управления, словно угадал ее вопрос.

— Сейчас в Америке ноль часов пятьдесят пять минут. Мы находимся точно над горами Рокки. — И шутливо он добавляет: «А точнее будет сказать, на прямой линии, конечные точки которой — горы Рокки и Луна».

— Там сейчас, пожалуй, можно очень хорошо наблюдать Луну? — спрашивает Петра.

— Не только наблюдать, но и слышать.

Петра скептически смотрит на него. То, что Луну можно прослушивать, ей в диковинку. Но профессор объясняет ей.

— Вы наверняка знаете, что мы несколько месяцев назад уже отправили на спутник нашей Земли луноходы, беспилотные, автоматически управляемые лаборатории и кое-что еще. Они передают нам по радио результаты своих измерений, чтобы мы действительно смогли исключить любой источник опасности для экспедиции. Полет на Луну без предварительного точного исследования был бы легкомысленным риском, который мог бы закончиться плачевно. Хотите послушать эти сигналы?

Петра оживленно кивает.

Профессор Козлов подходит к одному из техников, который сидит перед приемником, на экране которого движутся зигзагообразные, изменяющиеся линии. Устройство вывода рядом с ним работает с неизменной скоростью.

Когда профессор заглядывает в лицо мужчины, он невольно вздрагивает. На лице техника написано недоумение, в его глазах отражаются замешательство и удивление.

— Чужие сигналы с луны! — выпалил он. — Чужой передатчик, слышите!

Он включает динамик, который вскрикивает так внезапно и громко, что Петра вздрагивает.

Действительно! — Теперь Козлов тоже слышит таинственные сигналы. Они звучат словно человеческие звуки, только сильно искаженные и наложенные. Профессор внимательно слушает несколько секунд, словно вкопанный, затем к нему возвращается жизнь.

Он коротко и ясно дает свои распоряжения. Из антенн космической станции поступают радиосигналы в эфир: указания обсерваториям стран-союзников Земли. Разговор-молния с Тбилиси.

Сообщение о загадочных сигналах пробегает по электрическим волнам со скоростью света вокруг земного шара.

Через минуту на Луну уже направлены две дюжины радиотелескопов и огромных труб астрономических станций…

Палящий солнечный свет, который убивает всякое проявление жизни, падает с ночного неба на пустыню, вымерший ландшафт без единого кустика.

Поверхность покрыта толстым слоем грязно-желтого песка. По ней разбросаны каменные обломки, огромные блоки, которые словно заброшены сюда мощным кулаком Титана.

Ни один другой цвет не вдыхает жизнь в это огромное кладбище из камня, песка и пыли. Отвесные возвышающиеся скалы, ярко освещенные солнцем, высотой в три, четыре, пять километров, они тянутся до линии горизонта и даже там их видно отчетливо; ведь нет никакой атмосферы, которая бы стирала контуры, размывала контрасты.

В ущелья и трещины отбрасываются темные и холодные тени, ползут на равнину. Солнечный свет дарит тепло лишь сверкающему песку. Но это тепло смертельно: сто пятьдесят градусов. Ни одно живое существо здесь не выживет.

Холод ночей и дневной зной подтачивают каменный покров и низводят его на нет, пока тот, после распада, не превратится в пыль.

И все же и здесь есть жизнь. Люди проникли в эту пустыню и вопреки буйству смерти, которое струится из холода и жары.

Перед каменной стеной на пятнадцать метров возвышается серебристый стальной корпус Феникса на тонких паучиных подпорках.

Черным зияет отверстие в середине ракеты. Из люка выдвинулась платформа величиной в квадратный метр и опускается вниз как лифт.

Профессор Бёрнс в защитном скафандре нерешительно ступает из подъемника на лунную поверхность. Сразу после этого лист поднимается наверх и возвращается обратно с инженером Шеппардом.

В то время как профессор Бёрнс, ступив на поверхность Луны, немного занят своими мыслями — момент, которого он ждал с нетерпением, очень сильно взволновал его —, расчетливый Шеппард уже сделал несколько шагов. Его взгляд скользит по местности сквозь стекло гермошлема.

Где могут стоять луноходы Космос-1? Где находится взлетно-посадочная полоса станции?

Она должна быть совсем близко. Но ее еще не удается обнаружить.

— Эй, Шеппард, как вы себя чувствуете? — слышен из наушников голос профессора Бёрнса. — Замечаете что-нибудь особенно бросающееся в глаза?

— No, профессор, — раздается в ответ. — Чувствую себя исключительно хорошо. Совсем не чувствую тяжесть скафандра. Мог бы бегать и прыгать. Быть в шесть раз легче, чем на Земле очень удобно.

Из тонких антенн на их шлемах туда и обратно исходят радиоволны. Связь отличная.

Уже во время полета они определили программу исследований. Прежде всего необходимо разведать местность и кратер, собрать пробы горной породы, измерить гравитацию и температуру и обследовать свойства почвы. Кое-что им уже известно из радиосообщений автоматических лабораторий; многое еще нужно сделать. Прежде всего нужно прояснить условия в кратере, который недоступен для автоматических вездеходов.

Космонавты собираются в поход, увешанные приборами, измерительными инструментами, тросами и крюками. На расстоянии примерно три километра из равнины возвышаются кольцевые горы кратера. Его высота составляла примерно пятьсот метров. Постепенно поднимающаяся цепь холмов, которая простирается до гребня насыпи кратера, облегчает подъем.

После того, как они оставили за собой слой пыли в 1–2 сантиметра, на каменной поверхности они продвигаются гораздо быстрее. Несмотря на тяжесть скафандров и приборов идти легко. Их мускулы, привыкшие к земной гравитации играючи справляются с любым препятствием. Они перепрыгивают щели и трещины метровой ширины, взбираются на каменные стены и при этом даже не задыхаются.

Профессором Бёрнсом после изнуряющего нервы напряжения космического полета овладело благотворное расслабление. Трудности, которые были успешно преодолены, удавшаяся посадка придали ему уверенный настрой. Он чувствует себя легко и свободно. С усердием истинного исследователя он пробивается вперед.

— Что вы думаете, Шеппард, — шутит он, — если бы вы совершали подобные прыжки на Земле, вы побили бы все рекорды!

Но тот лишь ворчит: «Что мне от этого было бы толку, я не спортсмен».

Инженера занимают совсем другие мысли. Чем выше оба поднимаются, тем тщательнее он изучает окрестности. Где может находиться станция Космоса-1? Они уже поднялись на высоту примерно четыреста метров, но, несмотря на большой обзор, ее и следа нет. Космонавты идут вдоль гребня горного хребта шириной в несколько метров, который ведет прямо к краю кратера. Скоро они добираются до него. Они смотрят в бездонную глубину. Солнечный свет наискосок падает на стены, которые опускаются практически вертикально. На глубине двадцать метров все теряется в непроглядной темноте.

Круглая, словно обведенный циркулем и диаметром около ста метров, открывается зияющая пасть. Что она может скрывать в себе?

— При том здесь есть еще один небольшой кратер — говорит профессор.

Гладкие каменные стены позволяют спустить в темноту лампу на тонком тросе. Профессор Бёрнс вынимает из мешка, который несет на боку, сложенный штатив, похожий на штатив для фотоаппарата. Он связан с барабаном, на который намотан трос почти три километра длиной. Словно треногу он устанавливает прибор возле пропасти и закрепляет на конце троса лампу и два прибора, которые он тоже вынимает из мешка. Чего хочет добиться Бёрнс инструментами, для Шеппарда загадка. Но его не особенно интересует происходящее.

Профессор настолько вошел в азарт, что больше ничего не замечает вокруг себя.

«Тем лучше для меня!», думает Шеппард.

Бёрнс, не оборачиваясь, объясняет: «Видите, Шеппард, этот прибор будет сообщать нам температуру, а этот — что волнует меня больше всего! — установит, осталась ли на дне кратера атмосфера, как утверждают некоторые теории, или она, в точности как здесь наверху, давным-давно полностью улетучилась!»

Шеппард временами бормочет пару непонятных слов, цель которых — показать профессору, что он еще здесь. Бёрнс всецело погружен в свою работу. В то время как кабель разматывается со своим легким грузом, он садится на камень и ставит перед собой на землю плоскую коробочку с двумя шкалами. Попеременно наблюдая то за спускающейся все глубже раскачивающейся лампой, то за коробочкой, он не замечает, как Шеппард за его спиной медленно отдаляется и затем быстрым шагом идет к небольшой возвышенности, примерно в километре от него.

Инженер, все еще в поисках автоматической станции, надеется, что за этой цепью холмов, которые загораживают ему вид на равнину, он найдет, то что ищет.

Он спешит вперед. Он должен найти станцию! В своих наушниках он слышит голос профессора:

— Видите, Шеппард, здесь на шкале: температура не падает, она держится. Нет, она растет! Видите, Шеппард, она растет!

— Я вижу, профессор, — говорит инженер в микрофон.

«Надеюсь, старый осел не обернется», думает он при этом.

Это очень странная ситуация. Под звездным небом у самой пропасти наклонного кратера сидит маленькое существо в нескладном скафандре на раскаленной солнечным излучением до ста градусов скале, нагрев которой чувствуется даже сквозь изоляцию скафандра, Словно щупальца жука из металлического шлема торчат две антенны. И в пятиста метрах большими прыжками к гребню горной цепи, которая простирается от края кратера до равнины, движется такое же существо. Они переговариваются, словно стоят рядом друг с другом.

— Следы атмосферы! — кричит профессор вне себя от волнения. — Шеппард, мы летели не напрасно. Это открытие — сенсация!

— Я поздравляю вас с этим, профессор, — звучит голос инженера. Скоро он справится, скоро он доберется до вершины. Еще несколько шагов… Вот — действительно — там внизу в глубине, рядом с возвышающимся горным хребтом стоят три небольших лунохода, похожих на гусеничные тракторы. Автоматическая станция! Наконец он нашел ее. Шеппард слышно дышит. Ему приходится выключить микрофон, чтобы профессор не слышал частое дыхание. Глаза судорожно ищут путь, котором можно пройти вниз.

Но теперь углубившемуся в свои наблюдения профессору бросилась в глаза молчаливость его партнера. Когда он оборачивается, он один.

— Шеппард, где вы?

— Я здесь, совсем рядом, профессор, — звучит успокаивающе голос инженера. — Я только посмотрел на автоматическую станцию. Скоро вернусь.

Бёрнс облегченно вздыхает.

— Шеппард, то что вы так незаметно отошли в сторону, неправильно! С вами запросто могло что-нибудь случиться.

Бёрнс обозлен. Что задумал инженер? Снова это скрытничество!

— Вы нашли станцию?

— Нет, — отвечает Шеппард, — должно быть она на другой стороне.

Станция! Опять эта станция! Она интересует его больше, чем обнаружение атмосферы на Луне. Бёрнс разочарован тем, что его партнер очевидно не слишком ценит это событие.

На отметке в двести метров лот натыкается на препятствие. Он дошел до дна кратера, или завис на каменном выступе? Шкала все еще показывает минус десять градусов.

Можно ли дышать воздухом там внизу? Или это лишь ядовитые газы? Плотность соответствует плотности земной атмосферы. У профессора уже созревает план спуститься в глубину самому. Он должен разгадать загадку — во что бы то ни стало!

За горным выступом появляется инженер.

Но что это? — В наушниках Бёрнс слышит высокий, поющий тон. Он застывает на месте. Теперь это подъем и спад различных звуков — прибывающий и снова затихающий, затем торопливый, расплывчатый и снова четкий.

Инженер тоже слышит звуки. Он останавливается и прислушивается. Непонятные, щебечущие звуки раздаются из приемника, встроенного в гермошлем.

В лунном одиночестве обоих передергивает от ужаса. Кто зовет их? — Они невольно поднимают головы, вслушиваются в бесконечность Вселенной, раскинувшейся над ними. Существа из космоса вещают на их волне? Откуда эти сигналы, кто это?

Вот, опять эти звуки! Они болезненно раздаются в шлеме: Затем щелчок в наушниках и тишина. Больше ничего. Лунный ландшафт, кратер со своими обрывами и трещинами вокруг них, словно ничего не произошло, залит ярко желтым солнечным светом.

Профессор вскочил, подбегает к инженеру.

— Шеппард, вы слышали это?

— Да, совершенно отчетливо! — говорит тот. — Что это могло быть?

— Существа с другой планеты, несомненно. Или же …, — профессор запинается. — Нет, эта мысль абсурдна!

— Но что? — спрашивает инженер. — Я только что подумал о том, что внутри Луны возможно сохранились какие-нибудь существа, которые хотят предупредить нас. Определенная атмосфера там присутствует там внизу, как я смог установить. Но это невозможно, ведь тогда это были бы существа с техникой, которая, по меньшей мере, равносильна человеческой, а такой высокий уровень развития техники едва ли мог бы получить здесь развитие.

— Пойдемте, профессор, мы должны пойти к Фениксу! Что-то произошло! — торопит его Шеппард.

Странное чувство овладело им. Что это было за предупреждение? Им грозит опасность? Он стремительно убегает, и Бёрнсу ничего другого не остается, как оставить все лежать на земле и поспешить за ним.

Полный заботы и беспокойства он срывается с места. Может быть с Фениксом что-нибудь случилось?

— Шеппард, подождите! — кричит он. Но тот уже на сто метров впереди него.

— Пойдите сюда! — слышится в ответ.

Когда профессор Бёрнс большими прыжками и задыхаясь выбегает на равнину, он видит Шеппарда, стоящего уже в нескольких метрах перед кораблем. Когда он подходит ближе, он рассматривает рядом с ним неподвижно лежащую фигуру в скафандре. В своем удивлении он не обращает внимание на то, как Шеппард нагибается, берет продолговатый предмет с груди незнакомца и прячет.

Перед Фениксом лежит человек в глубоком обмороке. Бёрнс и Шеппард поднимают его и доставляют его с совместными усилиями в лифте на Феникс, стаскивают с него скафандр и бережно укладывают его в постель. Профессор Бёрнс проверяет пульс. Он равномерный и сильный.

Не проходит и пяти минут, как незнакомец открывает глаза. Он удивленно оглядывается в кабине, в то время как двое молча наблюдают за ним. Он выпрямляется, и в тот же момент к нему возвращается память. Он вдруг в ясном уме и такой бодрый, словно только что не спал долгим и глубоким сном.

— Извините, господа, — говорит он, — не могли бы вы сказать мне, где я нахожусь?

— Вы находитесь на американском космическом корабле, — отвечает ему Шеппард. — Это профессор Бёрнс из CAV, а я — инженер Шеппард. Мы — команда первой ракеты, которая несколько часов назад совершила посадку на Луну, — добавляет он с гордостью. Но он уже не совсем уверен, что он здесь первый. Может быть незнакомец прибыл сюда раньше них? Он сгорает от нетерпения узнать это.

Нильс недоверчиво улыбается. Как это было бы? Его унесло на пять тысяч километров от Космоса-1. Тогда он должен был бы проделать путь примерно в 375000 километров. Почти невероятно!

— Милая шутка, мистер Шеппард, — поэтому говорит он, все еще улыбаясь. — А где мы на самом деле?

Инженер раздраженно указывает на иллюминатор.

— Пожалуйста, — кратко говорит он.

— Действительно! — вырывается у Нильса, когда он видит причудливый лунный ландшафт. — Вот это сюрприз! Значит, я долетел до Луны! Хороший рекорд. Не так уж легко будет его повторить за мной.

— Не будете ли вы столь любезны, и не скажете ли теперь, кто вы и как вы прибыли сюда при таких странных обстоятельствах, — берет теперь слово профессор Бёрнс. — Где находится ваш космический корабль?

— Я телерадиорепортер Нильс Йенсен. У меня нет космического корабля. Я прибыл сюда в скафандре, таком, в каком вы меня и нашли.

Только когда он видит, как инженер Шеппард недовольно хмурит брови, ему становится ясно, что и это высказывание может быть воспринято ими как шутка. Слишком невероятный тот путь, который он проделал.

— Нет, нет господа, — поэтому спешит сказать он, — Это действительно так. Я объясню вам.

И теперь он рассказывает удивленным собеседникам о своих невероятных приключениях, как его унесло от Космоса-1 и столкновении с космическими обломками, и описывает, как его после нескольких часов в последнюю минуту подобрал тот таинственный космический корабль и тем самым спас от верной гибели.

— Я предполагаю, что этот космический корабль из неизвестной солнечной системы, — продолжает он затем. — Живые существа там должны обладать высоким разумом и техникой, которая оставляет земную далеко позади. Я находился в сознании всего несколько мгновений и кое-что видел словно в полусне. С уверенностью я еще могу сказать, как выглядят те существа.

Но Шеппард не верит ему. Он недоверчиво смотрит на говорящего, он с беспокойством ждет каждого слова. Хватится ли Йенсен капсулы, которую взял себе Шеппард? Капсула, вне сомнения, принадлежала тем существам из далекого мира и, вероятно, содержит справочные сведения об их образе жизни; наверняка она представляет собой подарок репортеру, думает инженер. Но сейчас она у него, и он оставит ее себе. Если бы только он остался один, чтобы иметь возможность осмотреть ее. Какие сообщения она может содержать?

Когда Нильс Йенсен заканчивает свой рассказ, не сказав ни единого слова о капсуле, в тесной кабине царит минутное молчание. Приключения репортера фантастические, невообразимые! Каждый занят своими мыслями. Ими всеми движет один вопрос, профессор Бёрнс произносит его вслух:

— Впервые у нас есть уверенность в том, что во Вселенной существуют другие разумные существа кроме нас, что мы люди крошечной Земли только вступаем в космическую эпоху, в то время как в других, неведомых нам мирах это развитие достигло уровня, о котором мы можем только мечтать. Но почему они не устанавливают с нами связь? Какой подъем могло бы получить человечество, если бы они раскрыли себя! Они бы подняли уровень нашей техники, нашей науки, и следствием этого был бы неведомый доселе подъем человеческой культуры. Что удерживает их от того, чтобы познакомиться с нами?

Они не находят удовлетворительного ответа.

— В любом случае они не настроены враждебно по отношению к нам, — говорит, наконец, Нильс, — иначе бы я больше не жил, пожалуй. Но я ожидал от них объяснения, какого-нибудь знака.

Инженер Шеппард вздыхает. Теперь у него есть уверенность! Никто кроме него не знает про капсулу! Значит только он владеет посланием от тех загадочных существ. Уже сегодня он сообщит Грюнтерсу о бесценной находке по секретной волне.

Еще много вопросов необходимо прояснить, потому что возникла совершенно новая ситуация: хватит ли на троих кислорода, запасов продуктов питания, которые были рассчитаны, собственно, на две персоны? Сможет ли ракета унести увеличенный груз при взлете? Профессор Бёрнс производит расчеты и приходит к положительным результатам.

— Я прошу вас, — теперь обращается Нильс к Бёрнсу, — известить моих близких на Земле и моих товарищей на Космосе I по радио, что я еще жив и приземлился здесь на Луне. Она наверняка считают, что я уже давно умер. Не хочу оставлять в неведении дольше, чем нужно.

Профессор Бёрнс ожидал этой просьбы. Он в нерешительности: Грюнтерс поручил ему заботиться о непременном сохранении полета в секрете, и его чувство долга вынуждает его, держать обещание, данное однажды. CAV дал ему возможность провести исследования и осуществить свои мечты. Он не хочет быть неблагодарным. Но с появлением Нильса Йенсена возникли исключительные обстоятельства, которые могли бы оправдать нарушение предписаний. При мысли о боли и печали близких репортера он порывается дать свое согласие. Что ему делать? Он облегченно вздыхает, когда ему на помощь приходит инженер.

— Вы поймете, мистер Йенсен, — говорит Шеппард, и Нильсу кажется, словно при этом на его губах заиграла злобная улыбка, — что у нас есть свои указания, держать полет в секрете как можно дольше. Правда, ваше необычное появление могло бы послужить причиной, чтобы закрыть глаза на это предписание. Но даже если бы я хотел этого, я не могу выполнить вашу просьбу, потому что передатчик неисправен. Какая-то лампа не в порядке. В настоящий момент я не могу установить связь с Землей. Но я надеюсь, что скоро найду повреждение, потому что мы ведь и сами тоже должны связываться с центром.

Нильс немного злится: Он считал самим собой разумеющимся, что его просьба будет выполнена, что для этого не может быть никаких ограничивающих предписаний. Пока что ему придется довольствоваться этим ответом. Внутренний голос подсказывает ему, что здесь что-то не так.

Даже Профессор Бёрнс удивлен. «Это действительно так, Шеппард?» — недоверчиво спрашивает он.

— Если я это говорю, то это так, — вспыляется инженер, — За кого вы меня принимаете вообще? Вот, убедитесь сами!

Он несдержанным движением включает аппарат и при этом язвительно ухмыляется. Ведь никто не видел, как он перед этим покопался в приборе во время разговора.

— Ну, что, теперь верите? — спрашивает он и протягивает Бёрнсу наушники. Не слышно ни звука.

— Это очень неприятно для нас, и, конечно, мне очень жаль, мистер Йенсен, — говорит Бёрнс. Но Нильс замечает по нему, что этот неожиданный поворот неприятен ему.

«Это я удачно попал, компания подходящая, ничего не скажешь», думает он. И он решает быть осторожным — прежде всего по отношению к этому инженеру.

Последующий час проходит в обсуждении дальнейшего распорядка их пребывания на Луне. Профессор рассказывает Нильсу о наблюдениях у кратера, и репортер охотно готов выполнить просьбу профессора помочь ему в дальнейшей программе исследований.

— Так как нас теперь трое, мы быстро выполним наши задачи и, я думаю, что мы можем назначить время старта на двадцать четыре часа по земному времени; следовательно, через восемнадцать часов, — объясняет Бёрнс.

— Вы сами управляете ракетой, профессор? — с интересом спрашивает Нильс.

— Нет, я только контролирую и вступаю в случае непредвиденных ситуаций, — отвечает Бёрнс. — Об остальном позаботится автоматика. Вы можете подумать, мистер Йенсен, — объясняя добавляет он, — что наш мозг работает слишком медленно для реакций, от которых частично требуется молниеносность, в этом нам лучше положиться на автоматику. А теперь я предлагаю немного отдохнуть, чтобы мы набрались сил для последнего этапа нашей лунной программы.

Космонавты покидают кабину управления и пролазят через люк в полу в расположенную ниже каюту, которая служит для сна и приема пищи и для хранения запасов и приборов. Они ложатся в гамаки.

Шеппард беспрестанно думают: Как ему сообщить Грюнтерсу об инциденте, чтобы остальные ничего не заметили? В нем кипит необузданная злость: Этот проклятый репортер нарушает ему все планы; а от этого профессора, этого простофили, больше вреда, чем пользы; а капсула — она точна стоит миллионы; если к этому правильно подойти, на этом можно прилично заработать; но это будет возможно только, если у него не будет свидетелей. Лучше всего было бы, если бы оба остались на Луне; никто не смог бы ничего доказать. Если бы он только знал, как это устроить! С Грюнтерсом нужно было договориться раньше, но он бы вряд ли стал возражать.

А что, если попробовать сейчас? Он приподнимается. Но тут он чувствует на себе взгляд репортера и снова откидывается назад. Затем ему в голову приходит мысль…

Спустя некоторое время троица в скафандрах спускается на лифте из люка Феникса. Нагруженные приборами и инструментами, они отправляются в путь. Шеппард выходит вперед.

Вдруг он скрючивается и падает на землю с криком боли.

— Что такое? — озабоченно спрашивает Бёрнс и подходит ближе.

— Моя нога! — сдавленно говорит инженер. — Я вывихнул ее.

Он пытается встать, но опять валится со стоном.

— Вот это сюрприз, — вздыхает профессор. Шеппард еще несколько раз пытает принять вертикальное положение. Ему не удается. В конце концов, с чужой помощью он встает на ноги, ковыляет несколько шагов, испуская громкие стоны, останавливается тяжело дыша.

Ничего не помогает, они должны оставить инженера! Объединенными усилиями они доводят его до ракеты, лифт доставляет его наверх, и они отправляются без него. Шеппард отправляет им вслед насмешливый взгляд, прежде чем исчезает в люке.

Если бы он еще хотя бы минуту понаблюдал за своими спутниками, он бы не сразу поднялся на мостик, чтобы установить связь с Грюнтерсом.

А точнее: Нильс Йенсен возвращается к ракете. Профессор забыл электрический измеритель, и репортер вызвался принести его. Ему пришлось по нраву, то что он может еще раз вернуться, ведь — черт его знает! — он не доверяет этому Шеппарду: Этот вывих, и прежде всего, то что взрослый, сильный мужчина хныкал во все горло, показалось ему довольно странным.

Нильс переходит из лифта в люк и закрывает внешнюю дверь. Воздух со свистом струится в шлюзовую камеру и устанавливается привычное земное атмосферное давление. Нильс внимательно смотрит на настенный индикатор, затем снимает шлем, вешает его на крючок и осторожно открывает внутреннюю дверь. Приборный отсек пуст. Значит Шеппард там наверху на мостике. Взгляд Нильса падает на лестницу, останавливается на полуоткрытом люке.

Разве был не голос? С кем разговаривает инженер? Что это значит? Ему приходит на ум: рация.

Тихо, исключая всякий шум, он поднимается по лестнице. Действительно, Шеппард связывается по радио с Землей! Значит он солгал, когда сказал, что рация сломана. Йенсен внимательно прислушивается.

То что он слышит, настолько неожиданно, что ему приходится держаться, чтобы не подскочить и не выдать себя этим раньше времени. Инженер как раз говорит:

— Капсула, которую я нашел возле этого Нильса Йенсена, без сомнения принадлежала команде космического корабля чужих, который высадил его здесь. Я предполагаю, что она содержит сведения, сообщения о жизни на той далекой планете и может быть очень важной. Она может передать нам знания, по сравнению с которыми наша лунная программа теряет всякий смысл. Репортер ничего об этом не знает; он был без сознания, когда я забрал капсулу себе. Профессор тоже не догадывается. Ничего не стану ему говорить. Он сразу разболтает. Он вообще чересчур симпатизирует другой стороне. Не удивлюсь, если однажды он перебежит к ним. Дайте распоряжение, майор, что делать с этими двумя! Я перехожу на прием.

Затем наверху тихо. Нильс Йенсен словно застыл на месте. То, что он услышал, поразило его. Этот Шеппард — подлец! Значит загадочные существа, которые спасли его, все же оставили для него знак, подарок! И этот негодяй украл его у него там наверху! Он хочет свести с ним счеты. Но он должен сохранять спокойствие. Если бы он только мог узнать, какие указания получает инженер с Земли! Он продолжает говорить:

— О’кей, сэр, я вас правильно понял: капсула важнее, чем человек. О возвращении не беспокойтесь, профессор Бёрнс уже установил автоматику для обратного полета и рассчитал курс. Сделаю все от меня зависящее. Надеюсь на вашу поддержку.

Уже во время разговора Нильс Йенсен поднял крышку люка и осторожно отодвинул в сторону. Теперь он может видеть инженера, сидящего перед рацией. Какие указание мог дать этот майор с Земли? Нильс осторожно протискивается наверх, забирается в отверстие.

Но каким-то образом он нашумел. Инженер испуганно поворачивается и со злобным криком бросается на репортера. Начинается ожесточенная схватка. Натренированный Нильс хоть и может справиться с противником, но скафандр мешает ему, так что у Шеппарда есть преимущество.

— Подлец, так вот какое твое истинное лицо! — бросает Нильс ему в лицо. Он пытается освободиться из захвата. Негодование удваивает его силы. Инженер с грохотом летит в стену. Но он быстро снова встает на ноги, его кулак ударяет Нильса в глаз, что тот покачнулся. Это использует Шеппард, чтобы рвануть на себя капсулу, которая лежит на столе. Но на сей раз Нильс оказывается быстрее. Его кулак ударяет со всей силой, удар приходится Шеппарду в подбородок. Тот падает на колени, капсула падает из его рук. Мощный хук снова обрушивается на него и сваливает на пол. В то время как Нильс поднимает капсулу и убирает подальше, инженер с трудом поднимается. Взгляд, полный смертельной ненависти падает на противника. Словно хищник, готовый к прыжку, он втягивает голову в плечи, ждет удобной возможности.

— Как ваш вывих, мистер Шеппард? Вы очень быстро оклемались и за это время даже отремонтировали рацию. Поразительный результат! — В насмешливом голосе Нильса Йенсена звучит опасный подтекст. — Я думаю, вы мне сейчас скажете, что означает ваше коварное поведение.

Но инженер не отвечает.

Напряженно он выжидает момента, когда его противник даст слабину, и он снова сможет на него напасть. Он должен вернуть капсулу — во что бы то ни стало! И тогда он рассчитается с этим типом! Тот должен остаться на Луне, это становится ему ясно. А Нильс Йенсен действительно неосторожен: На несколько секунд он поворачивается в сторону, чтобы посмотреть, где капсула. Шеппарду этого достаточно. Он бесшумно напрыгивает на него.

Нильс падает при сильном натиске. Снова начинается жестокая схватка. Она ведется долго и упорно. Слышно только сбивчивое дыхание.

Вдруг в главной рубке появляется профессор Бёрнс.

— Шеппард! Йенсен! — кричит он вне себя. — Что это значит? Это неслыханно! — Бёрнс протискивается между дерущимися, и ему удается разнять их. Они стоят друг напротив друга с горящими глазами.

— Шеппард, что это значит! — Бёрнс резко и сильно требует объяснений, ему крайне противно насилие. Маленький человек сильно возбужден. В этом странном, мертвом мире их всего трое, один зависит от другого. Но вместо того, чтобы обоюдно помогать друг другу, они колотят друг друга!

Изворотливый Шеппард видит шанс: Еще есть возможность вернуть себе капсулу. Он должен сделать профессора своим союзником.

Он пытается улыбнуться, но его распухшее лицо передергивается в гримасу.

— Все не так уж плохо! — И он действительно рассказывает о своей находке как все было на самом деле. — Вы ученый, профессор Бёрнс, а значит вы поймете, что я непременно должен был сообщить майору о ценной капсуле. И так как я, на всякий случай, предположил, что этот мистер Йенсен, — при этом он окидывает репортера взглядом, полным ненависти, — пожелал бы стать единоличным владельцем находки, я умолчал о ней и дождался подходящего момента для передачи. При этом меня подслушивали, а затем напали.

Теперь Нильс Йенсен все же считает нужным вмешаться. В нем все кипит.

— Кто напал, вам, пожалуй, лучше знать, мистер Шеппард. Я считаю недостойным красть у меня подарок — и я подчеркиваю, что это был подарок для меня — существ с другой планеты.

Нильс с трудом может успокоиться. «Ложь о неисправном передатчике а потом просимулированный вывих ноги. Вы считаете это нормально, профессор?»

Профессор Бёрнс в нерешительности. Кому ему верить?

— Покажите мне, пожалуйста, капсулу, мистер Йенсен! — просит он. Нильс протягивает ему продолговатый металлический предмет, который имеет форму груши, размером с кулак. На голубоватой мерцающей поверхности выгравированы загадочные значки, похожие на схему соединения приемника. Когда свет падает на нее под другим углом, становятся видны новые линии и кривые, Кусок металла оттягивает руку. Что он может таить в себе?

Любознательность ученого проснулась в профессоре.

— Это подарок, о значение которого мы сегодня еще не можем судить, — говорит он, его голос звучит почти благоговейно. — Если мы найдем ключ к ее содержимому — он заключается в этих рисунках на поверхности, тогда мы, вероятно, будем располагать сведениями из космоса, которые разрешат многие, еще нераскрытые загадки.

Нильс внимательно слушает профессора. Конечно, капсула бесценный подарок: Ценный для всех, кто хочет построить для людей лучшее, светлое будущее; но и опасный, если попадет в руки людей, корыстных и властолюбивых, которые ищут только собственную выгоду.

Йенсен теперь видит Шеппарда насквозь: как инструмент все еще опасной могущественной финансовой группы тот желает его гибели. Нильсу противна низость и подлость инженера, и знает, что его борьба за обладание капсулой будет вестись не на жизнь, а на смерть.

— Профессор, — обращается он теперь к Бёрнсу, — Вы согласитесь со мной, что этот бесценный подарок был задуман на благо человечества. Мне ясно, что у этого человека, — он показывает на инженера, — он точно не в тех руках. Это он сам доказал своим лицемерием. Верните его мне, я доставлю ее людям у которых исключительно хорошие намерения.

Но профессор Бёрнс не решается положить капсулу в протянутую руку репортера. Его слишком притягивает магический глянец сверкающего предмета. Он сам хочет участвовать в раскрытии тайны, помогать в этом. Но сможет ли он, если уступит репортеру? Разве у него нет права на то, чтобы присутствовать при расшифровке?

Инженер опять подсказывает ему, как выйти из ситуации. Шеппард заметил промедление профессора и сразу же вмешивается:

— Не могу согласиться с тем, чтобы мистер Йенсен в одиночку претендовал на капсулу, профессор Бёрнс. У нас тоже есть право на нее; ведь если бы мы не помогли ему, все было бы, пожалуй, по-другому. Поэтому я предлагаю, чтобы вы, профессор, сохранили бы эту бесценную находку до нашего возвращения на Землю. Там соберется комиссия лучших ученых со всего мира, чтобы каждый извлек из этого пользу. — Ни о чем другом я и не помышлял.

— Вы правы, Шеппард, и вы, мистер Йенсен, согласитесь, что это хорошее предложение. Исследование капсулы интернациональной комиссией ученых лучший путь, который, наверняка, тоже пришел вам в голову и вполне учитывает ваши притязание на владение.

Нильс Йенсен удивлен этой переменой. Посмотри-ка, это хитрый ход, который пока что дает инженеру свободу действий и время для того, чтобы изобрести новую уловку!

Худо-бедно он пока что должен дать свое согласие. Но это все же не может помешать ему еще внимательнее следить за развитием событий.

Он кивает головой, выражая свое согласие и сразу же получает подтверждение своего недоверия: в глазах инженера появляется блеск триумфа.

Как Шеппард, так и профессор очень довольны таким решением; оно все-таки дает ему возможность оказать помощь в раскрытии тайны капсулы.

— Итак, снова установился мир, — с облегчением говорит он. — Я рад за нас троих. Ведь, в конце концов, мы должны держаться друг друга и обоюдно помогать, вместо того, чтобы ссориться. Правда, я вынужден просить вас, инженер Шеппард, в будущем не допускает такого самоуправства и лучше сходиться с коллективом. А теперь мы снова приступим к выполнению нашей задачи. Этот глупый спор занял слишком много нашего.

Профессор запирает капсулу в стенной шкафчик и берет себе ключ. Он тщательно проверяет еще раз стартовую установку автоматики, чтобы потом не терять на это время, и при этом не догадывается, что эта забота практически будет стоить ему жизни.

Затем троица снова выходит на лунную пустыню, которая встречает их сурово, с улыбкой смерти на лице, накаленная солнцем, и под величием звезд, льющимся с черного как вакса неба, начинают свой подъем в причудливые желтые каменные джунгли.

Нильс Йенсен глубоко потрясен молчаливой пустотой лунного мира каменных развалин, и он восхищается небывалой смелостью, человеческой энергией с которыми был совершена бросок на эту мертвую планету.

Сколько борьбы, сколько жертв еще потребуется, пока, наконец, все не осознают, что эту задачу можно решить лишь объединенными усилиями всего человечества, и что авантюристам, которые действуют из корыстных интересов и властолюбивой мании величия больше нет места в человеческом сообществе!

Взгляд Йенсена окидывает инженера, который в нескольких метрах от него с кошачьей ловкостью поднимается на горный хребет. Какие мысли скрыты у него в голове? Какие планы может замышлять этот человек? То что инженер что-то замышляет, Нильсу совершенно ясно. Если бы он только знал, как от этого защититься! Какие указания мог получить Шеппард с Земли? Репортеру кажется, словно в тишине к нему крадется нечто угрожающее, ужасное. Он догадывается, что близится большая опасность, которая каким-то образом связана с этим человеком напротив него, но он не знает, как ее встретить. Каждый нерв напряжен, каждый мускул наготове.

Нильсу ясно, что речь идет не только о его жизни, а о гораздо большем. Он получил подарок из Вселенной, он должен передать эту таинственную капсулу, и он знает, что ему придется за нее бороться. В руках инженера Шеппарда капсула могла бы означать опасность для человечества. И профессор тоже лишь марионетка для этого человека.

Профессор Бёрнс уже на месте, тяга к исследованиям окрылила его. Теперь, когда они снова занялись научными исследованиями, спор для него больше не существует, он забывает даже про негостеприимный ландшафт вокруг себя, он видит лишь свою миссию. Коротышка словно одержим желанием разгадать загадку лунного кратера.

— Мистер Йенсен, Шеппард, пойдемте! Теперь проверим этот кратер на прочность, — звучит его голос в наушниках гермошлема. Мужчины сбрасывают свой груз и заглядывают в непроглядную темную глубину.

— Видите, мистер Йенсен, — обращается профессор к репортеру, — там внизу есть следы атмосферы: Доказательство того, что у Луны однажды тоже была атмосфера, как у Земли. Теперь мы еще должны определить ее состав, чтобы сделать некоторые выводы о природе живых существ, которые, возможно, жили на этой планете. Но для этого нам нужны пробы газов.

Атмосфера на Луне? Это поразительное открытие, думает Нильс.

— Впрочем, — продолжает профессор, — До двухсот пятидесяти метров глубину мы уже замерили. Посмотрим, какие значения покажет электрический измерительный прибор.

Бёрнс развил бурную деятельность, которая передается Нильсу. Он тоже страждет изучать новое, неизвестное. Даже инженер участвует в работах, он кажется забыл о споре и даже просит репортера помочь ему с установкой треноги.

Измеряется глубина. Шкала измерительного прибора показывает пятьсот десять метров. Профессор Бёрнс раздумывает и говорит при этом вполголоса:

— Что мы теперь будем делать? Как я могу сделать пробы газа? Придется мне, пожалуй, спуститься.

— Туда вниз, — вмешивается Шеппард, — это будет для вас слишком затруднительно. Это мог бы сделать кто-то из нас двоих. Нам сподручней спускаться.

Нильс тоже подтверждает: «Нет, нет, профессор, это не для вас! Спускаться на такую глубину, для этого нужны силы — и здесь на Луне тоже».

Завязывается закономерный спор. Профессора Бёрнса трудно убедить отказаться от своего намерения, провести исследования самому. Но, в конце концов, ему приходится признать, что эта задача была бы выше его сил.

— Хорошо, — наконец, говорит он, — Вы, Шеппард, еще раз проверите крепление треноги, а также катушку и трос. А вы, мистер Йенсен, кажется из нас троих самый лучший спортсмен, не считаете ли вы себя способным спуститься вниз?

Нильс медлит с ответом. Может ли он пойти на риск? Он не боится. Но если инженер что-то против него замышляет, то это подходящий момент. Он снова отбрасывает эту мысль. Пожалуй, он не может пойти на такой риск! В конце концов профессор Бёрнс еще здесь. И тогда Шеппард поостережется что-либо предпринять, отчего ему, наверняка, бы не поздоровилось на Земле. Кроме того, он кажется все же не злопамятный, а ценная капсула, наверное, подвигла бы любого другого на кражу: Нильс думает, что совершенно ясно, что борьба за владение ей начнется, пожалуй, только на Земле.

Профессору молчание репортера кажется довольно долгим, но, не успевает он задать новый вопрос, вмешивается инженер:

— Если у мистера Йенсена есть сомнения, профессор, вы можете спустить и меня. Не каждый может спуститься туда. Для этого нужно иметь хорошие нервы.

Его голос звучит с насмешкой, это решает исход дела.

— Разумеется, я выполню вашу просьбу, профессор, — спешит ответить Нильс. Если инженер сам вызывается спуститься в кратер, тогда у него в любом случае здесь не возникнет никаких злых намерений, думает Нильс. Он, словно опытный альпинист, обвязывает себя тонким, но практически нервущимся тросом из синтетического волокна, перекидывает через плечо контейнер для проб газа и мощный фонарь и готов к спуску.

Он осторожно перебирается через край кратера. Трос медленно бежит из барабана через катушку, за которой внимательно следит профессор Бёрнс, который в любой момент готов рвануть стопорный рычаг. Шлем еще раз блестит в солнечном свете, и сквозь стекло критичный взгляд направлен на двух остающихся людей, останавливается на инженере, затем репортер исчезает в бездонной глубине.

Медленно отматывается трос. Он не толще тетивы, но может выдержать груз весом несколько центнеров. После двадцати метров раскачивающаяся фигура ныряет в темноту и исчезает. Лишь свет фонаря, который снует по каменным стенам, выдает, где находится Нильс.

Пятьдесят метров, восемьдесят, сто! Нильс Йенсен дает о себе знать:

— Пока не вижу ничего особенного, профессор Бёрнс. Стены отвесные, словно вырезанные ножом. Местами встречаются поперечно проходящие жилы, которые блестят как золото. Если это действительно золото, то здесь было бы невообразимое богатство.

— Отколите кусочек от нее, мистер Йенсен! — слышит Шеппард. — Это нужно исследовать.

Золото там внизу, думает он, это было бы — открытие!

— Попробую, — следует ответ. — Остановите катушку, когда я крикну. — Затем минутное молчание. Сто двадцать метров.

— Стоп!

Трос остановлен. Оба слышат в наушниках напряженное дыхание репортера. «Готово! У меня есть кусок размером с кулак. Теперь дальше!» И катушка снова вращается. На глубине двести метров Нильс наталкивается на препятствие. — «Здесь проходит выступ шириной примерно пятнадцать метров», сообщает он наверх.

— Сделайте первую пробу газа! — просит его профессор Бёрнс.

Двадцать минут уже прошло. Нильс опускается все ниже. Триста метров пройдено, триста пятьдесят. Спуск становится все труднее, стены больше не такие гладкие, как до этого. В камне видно трещины и щели. Выступы, похожие на терассы ступеньки, вынуждают спускаться, переступая с одного на другой.

Минуты для людей наверху тянутся как часы. Тишина действует им на нервы. От репортера поступают лишь скудные сообщения.

В голове Шеппарда снуют мысли. У него созревает страшный план. «Капсула важнее, чем человек!» — снова слышит он слова майора Грюнтерса. Не было ли это четким указанием к действию?

Никогда еще возможность не была такой благоприятной, как в этот момент. Лишь одно движение — и опасный противник навсегда останется там внизу, пятьсот метров под поверхностью Луны I. Его никто не найдет. У Шеппарда ноет лицо, оно еще распухшее от ударов другого, и в нем вспыхивает новая ненависть. То, что там внизу нашел Йенсен — точно золото. С его помощью можно стать сказочно богатым, нужно только правильно к этому подойти, вернуться с второй ракетой на Луну. Он, Шеппард, был бы одним из сильных мира сего. А вдобавок еще капсула! Если бы она была у него — за дешево он бы ее продавать не стал, это точно. Она обещает ему богатство, богатство и власть. Он достаточно поработал на других. Но профессор?

Но он заставит его держать рот на замке. С ним во время обратного полета мог бы случиться несчастный случай, или, еще лучше: перед обратным полетом; возможно небольшой инфаркт! Тогда останется только он; он один знает о сокровищах Луны! У него голова идет кругом при мысли, какие возможности могли бы открыть для него тайна этого кратера и капсула.

Резким движением он выпрямляется из своего сидячего положения и осматривается: вокруг ничего, кроме молчаливых, голых каменных джунглей, вдалеке новые горы, еще выше, а между ними поверхность, усыпанная кратерами, сверкающая желтым оттенком под тонким слоем пыли, над ней черное небо и больше ничего.

Там, на земле, словно гном сидит, интересуется одними своими исследованиями. — Там стоит тренога, через которую спокойно проходит трос, барабан почти пуст. Йенсен скоро будет внизу. — Ну, прекрасно, пусть он ходит там, пока воздух у него не закончится; пусть вскарабкивается наверх, если сможет. Там лежит топор, Шеппарду нужно лишь протянуть руку. — Сейчас или никогда! — думает он, и его охватывает дикая жестокость.

Одним махом он уже у треноги. Острый топор угрожающе блестит в поднятой руке, сжатой в кулак, опускается и попадает по тросу, отпрыгивает. Он снова наносит удар.

Но тренога еще держится.

Профессор Бёрнс с криком накинулся на него сзади. Его глаза расширены от ужаса, на мгновение он замирает в изумлении. Затем он набрасывается на инженера. Но уже поздно: острие со свистом обрушивается на треногу с такой силой, что надламливаются подпорки, анкерное крепление рвется и тренога, катушка и трос сползают через край кратера.

Крик раздается в наушниках. Его испустил Нильс Йенсен. Затем становится тихо…

Шеппард пошатнулся от прыжка. Он спотыкается и падает спиной на землю. Бёрнс навалился на него, дико молотит его кулаками.

Полный страха и ужаса, он взвывает: «Подлец, убийца», болезненно разносится в шлеме инженера. И тут Шеппардом овладевает кровожадность хищника.

— Теперь твоя очередь, мелкий кретин! Я тебя сброшу!

Он скрипит зубами. Его глаза с кровоподтеками смотрят сквозь стекло в испуганное, объятое ужасом лицо профессора. Теперь ему все равно. Свидетеля его преступления необходимо устранить, его тоже нужно сбросить в пропасть, это лучшее решение.

— Нет, нет! — вскрикивает Бёрнс и отчаянно защищается. Но Шеппард сталкивает с себя тщедушного профессора без особых усилий, вскакивает с места, снова хватает его и тащит к краю кратера.

Страх перед смертью придает тщедушному телу огромные силы. Он ударяет ногой, попадает со всей силы в колено противника. Тот снова спотыкается, упускает в падении свою жертву, взвывает от боли. Этого мгновения достаточно: профессор мгновенно встает на ноги, и убегает сломя голову. Не успел Шеппард выпрямиться, как Бёрнс уже в тридцати-сорока метрах от него.

— Погоди, ты не уйдешь от меня, я сброшу тебя вниз! — кричит инженер и бросается вслед за беглецом.

Страх придает Бёрнсу сил. Как Шеппард ни старается, он не может настигнуть его. Вдруг профессор бесследно исчез, словно провалился сквозь луну. Несмотря на свое ужасное волнение, в присутствии духа он отключает микрофон, чтобы Шеппард не слышал его сбивчивое дыхание. Готовый прыгнуть в любую минуту он сидит в тени, отбрасываемой скалой, протиснувшись в трещину, которая защищает его — делая не заметным даже с метрового расстояния — и выжидает.

Шеппард прекращает поиски. Слишком трудно найти человека каменных джунглях, которые то залиты солнечным светом, то в них темно, хоть глаз выколи.

Он знает лишь одно: Ему нужно как можно быстрее вернуться на Феникс, чтобы Бёрнс не смог опередить его. Задание уничтожить автоматическую станцию он больше не может выполнить, и Грюнтерсу придется это признать. На исходе дня Бёрнс будет мертвецом.

— Ну и замечательно, — бормочет он, — когда у тебя закончится кислород, ты так и так загнешься! — Он расторопно возвращается к краю кратера и тщательно уничтожает все следы человеческой деятельности. Измерительные инструменты, топор, запасной трос: все исчезает в глубине. Ничто не сможет указать более поздним посетителям на то, что на этом месте однажды были люди.

Оглядываясь по сторонам, убийца спускается в направлении космического корабля. Профессор Бёрнс затаивает дыхание. Инженер проходит близко от него. Но он не может заметить его в резкой тени. Что замышляет Шеппард? Коротышка не пуглив. Его недавнее бегство было единственной возможностью спастись; ведь он знал, что он не мог тягаться с силой противника. Инстинкт самосохранения повелел ему спрятаться.

Теперь необходимо продолжить наблюдение за этим преступником. Если бы он только знал, что с Нильсом Йенсеном! Он еще надеется, что тот жив, возможно, лежит на выступе без сознания. Он должен все выяснить. Но для этого необходимо знать, куда направился инженер. Он осторожно продвигается из своего прибежища. Тщательно используя каждое укрытие, он крадется за Шеппардом. Куда тот бежит? К космическому кораблю? К Фениксу? У Бёрнса появляется ужасное подозрение. А что, если тот полетит на Землю один? И он даже в чрезмерной заботливости собственноручно установил автоматическое управление для обратного полета! Шеппарду нужно лишь нажать кнопку. Он, Бёрнс, должен был бы сделать все, чтобы завладеть кораблем. Тогда бы у него была бы позиция для переговоров. Но, так? Его снова охватывает страх. Унылый, отчаянный, вне себя он падает на землю, беспомощно стонет. Все, это конец! Уже через несколько часов он перестанет дышать. Или… если он все же попытается догнать другого?

Словно загнанный зверь он вскакивает и бежит сломя голову. Пульс неистово стучит, дыхание сбивчивое. «Быстрее! Быстрее!» подстегивает он самого себя, несмотря на то, что он уже находится на пределе своих возможностей.

Он спотыкается о камень, падает в желоб и с трудом выпрямляется. Дальше — дальше! Мускулы болят.

Там, наконец он видит перед собой Феникс. Справится ли он? Он снова прикладывает все силы. Но затем он видит инженера, бегущего уже в нескольких метрах от космического корабля.

— Слишком поздно! — проносится у него в голове. — Слишком поздно!

Шатаясь, он останавливаться, медленно падает на колени. Все усилия были напрасны! Пропала надежда! Это конец…

Он не знает, сколько времени так пролежал. Когда он поднимает глаза, видит, как из кормовой части ракеты вырываются красные языки и окружают ее облаком пыли и огня. Феникс медленно отрывается от земли, поднимается в небо все быстрее и затем устремляется, оставляя за собой огненный шлейф, в черный небосвод, и скоро исчезает на нем.

На Луне остается отчаявшийся человек. С бессмысленным взглядом он смотрит на освещенную солнцем равнину.

В нем словно угасла жизнь. Уставший и обессилевший он встает, начинает бежать словно во сне — куда-то. Он не разбирает пути; перебирает ноги чисто механически. Его голова пуста, тело разбито. Все потеряло смысл, жизнь, и этот полет на Луну, не принесший ничего кроме неприятностей, тоже. Не был ли он с самого начала бессмысленным? Не было ли бессмысленным уже само строительство Феникса?

Для кого он собственно конструировал его? Для этого майора Грюнтерса? Едва ли; пожалуй, для тех, кто стоит за его спиной, тех жадных до денег миллионеров, которые в борьбе за власть в прогнившем мире стараются обойти друг друга! А он ничего не хотел знать об этом, посвятив свою жизнь исследованиям. Ему становится ясно, что он был всего-лишь марионеткой. Они покупали его знания, а теперь, после того как он отдал им все, выполнил их требования, его недолго думая отбросили в сторону как ненужный предмет. Не один Шеппард был преступником! Он наверняка получил задание доставить капсулу в CAV и устранить нежелательных свидетелей, чтобы не делить прибыль. Бёрнс стоял в одиночку — и не на той стороне. Но на другой стороне, там человек что-то значит, там нет никаких единоличников. Как он ненавидит их, этих коррумпированных инженеров и техников, таких интриганов и жестоких сильных мира сего как Грюнтерс! Но что толку? Слишком поздно он осознал это! Слишком поздно…

Бёрнс спотыкается о камень, который лежит на пути. Куда он идет? Когда он ориентируется, на ум ему вдруг снова приходит автоматическая станция. Правильно, станция! Возможно она значит спасение — по меньшей мере жизнь в течение нескольких недель, ведь там хранится запас кислорода и продуктов питания. За это время он уж найдет выход. Он ощущает прилив новых сил, его шаги ускоряются. Он должен найти станцию!

Равнину по правую сторону он может обозревать на несколько километров. Он поворачивается направо, где небольшая цепь холмов загораживает ему обзор. Он забегает на возвышенность. С гребня горы его взгляд падает на лежащую под ним гладкую площадь. Бёрнс испускает крик радости. Вот она, автоматическая станция! Собственно, здесь три станции, три лунохода. Один из них кажется вдвое большим по размеру, чем два другие. Напряжение подгоняет его вперед. Найдет ли он кислород? Оказавшись на ровной поверхности, он больше не может удержаться. Полный ожидания, он бежит к станции.

В двух маленьких луноходах только приборы. Они очевидно и не приспособлены для перевозки пассажиров. В третьей есть герметическая кабина.

Он долго старается безрезультатно открыть замок. Спустя полчаса он проникает внутрь, спотыкается, растягивается по полу. Баллоны! Только и думает он. Он берет первый, проверяет его с бьющимся сердцем…

Баллоны наполнены! Он захлебывается от радости.

Слишком много на него свалилось! Человек, жизнь которого прежде протекала мирно в равновесии его исследовательской работы, чуть было не был разбит физически и духовно событиями последних часов. Преступление, жертвой которого он стал, совершенно вывело его из равновесия. Но сейчас он там, где больше не противостоит жестокой человеческой грубости, а борется с силами природы, сейчас он там, где только знание и умение могут показать выход из безнадежного положения. Бёрнс станет решительным борцом, героем. Его жизнь висит на волоске. Он должен ее сохранить и, если возможно, спасти и Нильса Йенсена тоже.

И профессор Бёрнс осознает всю значимость того, что должен сделать. Ему нужно немного времени, пока он снова берет себя в руки. Затем он рассуждает спокойно и объективно. Что самое главное?

Прежде всего нужно найти Нильса Йенсена! Это не терпит отлагательств. Если он еще жив, нужно поторопиться.

Бёрнс меняет свой кислородный баллон на полный, берет другой для Йенсена и собирает в кучу инструменты и приборы, которые возможно потребуются для спуска в кратер.

В нем просыпается глубокая благодарность к осмотрительным людям с Космоса-1, которые действительно все учли, предусмотрели для всех случаев. Только сейчас он осознает, насколько легкомысленным и поспешным все же был его полет на Луну.

Но те люди повременили с исследованием Луны. Жизнь команд их космических кораблей была для них самым главным. Они сначала разведали местность, устроили склад инструментов, продуктов питания, кислорода, а человек последует за ними только если он столкнется с минимальным уровнем опасности.

Бёрнс тоскует по такому обществу, в котором один помогает другому. И он решает: Если он выберется живым и здоровым из своего теперешнего положения, тогда он отблагодарит их тем, что присоединится к их обществу и будет работать и создавать для них, так хорошо, как только может.

Все, что необходимо для осуществления его сложного замысла есть в наличии. Вскоре профессор Бёрнс, тяжело дыша, под грузом приборов уже находится на пути к кратеру. Он ничего не забыл? Оставленная без внимания мелочь могла привести к катастрофе. Подъем тяжелый и утомительный, ему приходится часто останавливаться и переводить дух. Но он не позволяет себе расслабиться, время слишком дорого. Когда он, наконец, добирается до края кратера с дрожащими коленями, его силы на исходе. Но он держится, стиснув зубы.

Жив ли еще Нильс Йенсен?

— Эй, — кричит он в микрофон, — мистер Йенсен! — он прислушивается. — Тишина. — Он еще раз кричит, громче и обеспокоенней: «Нильс Йенсен, отзовитесь же!» — Тишина. — Сердце сжимается. Значит его единственный товарищ по несчастью, вероятно все же пал жертвой этого преступления? Его охватывает отчаянная смелость: Он должен спуститься вниз! Профессора и не думает сдаваться, свыкнуться с мыслью, что Нильса Йенсена больше не спасти, и то, что он должен думать в первую очередь о себе. Пока есть хотя бы искорка надежды, что Йенсена возможно спасти живым, он будет пытаться.

Спуститься на пятьсот метров в неведомую глубину, — безнадежная затея! А подняться обратно будет еще сложнее, даже практически невозможно.

Бёрнс склоняется над пропастью, смотрит в бездонную, темную глубину. У него стучат зубы. Он должен спуститься! Если бы с ним хотя был товарищ, который бы вселял в него мужество! Но он одинок — так одинок, как ни один человек на Земле. Но он не медлит ни секунды. Дрожа всем телом, он готовится к спуску, закрепляет трос. Работа снова возвращает ему спокойствие, возвращается осмотрительность ученого. Он знает, что шансы невелики, но все же шансы еще есть.

Когда он снова склоняется над краем кратера, чтобы проверить первые метры спуска, он видит в самом низу в глубине слабую мерцающую точку.

Что это? Не верь глазам своим? Нет, это ему не кажется! Она снова мерцает, едва различимо: один раз, дважды, трижды.

— Йенсен! — восклицает он. — Нильс Йенсен жив!

На сей раз слезы, которые выступают у него на глазах — слезы радости. В спешке он вытягивает руку с мощным фонариком и отвечает. Теперь он больше не одинок, теперь возможно все будет хорошо. Бёрнс с трудом расшифровывает световые сигналы, которые поступают снизу: «точка-тире-тире, точка-точка-точка-точка, тире-тире-тире…» Кто там?

— Здесь только Бёрнс, подождите, я спускаю трос.

Сигналы ограничиваются самым необходимым. Затем дело у профессора продвигается недостаточно быстро. Хоть у него нет треноги, но трос из синтетического волокна выдержит скольжение о каменный край. Он привязывает к ее концу баллон с кислородом и опускает вниз. Но он сразу же поднимает его обратно. Нет, так не пойдет! Разве Нильс Йенсен не натолкнулся на глубине двести метров на пятнадцатиметровый выступ? Там бы баллон застрял. Держателя, который мог бы вынести трос дальше на пятнадцать метров в кратер, нет. Но трос нужно спустить вниз, и прежде всего кислород! Спешка подстегивает, ведь надолго запаса Йенсену не хватит.

Снова начинается переговор световыми сигналами. Это не помогает: Профессору придется спускаться на двести метров до каменного выступа самому.

Он вытягивает конец троса с барабана, протаскивает его через несколько петель страховочных крюков и привязывает себя к ним настолько крепко, так что он в сидит в нескольких петлях, которые проходят по груди, спине и сзади, словно в детской переноске. Он отрезает от троса на втором барабане длинный кусок и закрепляет с его помощью на своей груди первую катушку с тросом так, чтобы он мог управляться с ней двумя руками, зависнув в воздухе.

Затем он, нагруженный необходимыми приборами, начинает свой путь в пропасть. Путешествие в глубину совсем не такое сложное, как он себе это представлял. Хоть он, со всем тем, чем он увешан сейчас, и весил бы на Земле почти два центнера — здесь на Луне это всего тридцать пять-сорок фунтов, и это может осилить даже маленький, тщедушный человек с мускулами, привыкшими к земной гравитации. Собственным весом он тянет трос, проходящий через крюк на краю кратера, с барабана на своей груди. Он спускается словно на лифте и ему нужно лишь вручную регулировать вращение катушки.

Ему не по себе в абсолютной темноте, которая окружает его. Лампой, которую он захватил с собой, он не может воспользоваться, потому что боится, что не сможет достаточно затормозить рукой катушку.

— Странные вещи творятся, — думает он, — насколько я уже спустился? На пятьдесят, на сто метров?

Он не может видеть даже барабан с тросом, его тоже поглотила тьма. Поначалу он продвигался очень быстро. Первые двадцать метров он мог проверять скорость по освещенной солнцем каменной стене, затем он попал в тень. Но он пока не уменьшает темп. Тут он больно ударяется о камень. Когда он включает фонарь, он вздыхает с облегчением: Все прошло удачно. Теперь быстро сообщить Нильсу Йенсену!

Скоро он уже может спустить второй трос, нагрузив его кислородным баллоном. К своему сожалению, он должен привязать фонарь, чтобы репортер смог быстрее привести раскачивающийся трос в ровное вертикальное положение. Но и это проходит гладко с самого начала. На выступе он закрепил начало троса на крюке, так что оба предмета тянут вниз разматывающийся с катушки трос.

Таким образом Нильсу стало возможно, подтягивать себя наверх — при поддержке Бёрнса — на протяжении долгого пути в триста метров. Подъем — работа на несколько часов. Йенсен не выжил бы, если бы профессор вовремя не принес ему жизненно необходимый кислород.

То и дело приходится устраивать передышки, и все же вскоре оба устают. По прошествии почти трех часов в борьбе за жизнь Йенсена одержана победа: на узком выступе товарищи по несчастью стоят друг напротив друга. Повреждение антенны рации Нильса, получившееся при падении, устраняется за час работы, так что космонавты снова могут общаться, хоть и сильными помехами. Когда Нильс узнает о преступлении Шеппарда, он сжимает руки в кулаки.

— Ну, подожди, бестия, — выпалил он, — ты не уйдешь от меня! Я найду тебя! И капсулу ты не оставишь себе, это я тебе обещаю!

— Профессор, — добавляет он, — как только мы выберемся отсюда, продолжим идти. Мы должны справиться с этим!

— Вы правы, мистер Йенсен! Теперь у меня снова есть надежда, только одному было страшно.

В Бёрнсе с осторожностью снова просыпается тяга к исследованиям.

— Скажите, мистер Йенсен, — нерешительно спрашивает он, — вам удалось взять пробы газа?

Нильс смеется: «Вы мне нравитесь! Не успели выбраться из передряги, как вы снова думаете о своих исследованиях! Но будьте спокойны, пробы у меня. После того, как я очухался после падения и немного осмотрелся, я подумал и об этом тоже». И с хитринкой он добавляет: «Я захватил для вас нечто более значительное».

При этом он вынимает из бокового кармана комок сплетенных зеленоватых волокон, протягивает их профессору. Тот испускает крик радости.

— Лишайник и водоросли! Мистер Йенсен, знаете ли вы, какое замечательное открытие сделали там внизу? Они содержат кислород. Значит атмосфера там внизу должна быть настолько сильно насыщена кислородом, что возможно и пригодна людям для дыхания. Это мы потом обязательно выясним.

— Не так быстро, профессор! Я буду рад выбраться из этой гробницы, — сдерживает Нильс его пыл. — Сначала добраться бы до верха целыми и невредимыми.

На этот раз сначала вверх подтягивается Нильс, затем профессор. Стоя наверху на краю кратера, они смотрят затаив дыхание на просторы лунного ландшафта, на однотонную поверхность, горы вдали, и радуются, что они живы. Местность кажется им уже немного родной после всех перенесенных опасностей.

Но они знают, что все же они пропали, если им в течение короткого времени не удастся покинуть Луну. Кислород закончится, и они никогда не вернутся на Землю.

Там наверху она парит на ночном небе светящийся серпом. Никто не знает о них, не знает об их беде. Но только как позвать на помощь людей с Земли?

— Скажите, профессор Бёрнс, — нарушает молчание Нильс, — насколько еще примерно хватит кислорода, который вы нашли в автоматической станции?

— Если баллоны заполнены так же, как наши с Феникса — а думаю, что так — от сорока до сорока пяти часов.

— Что, не дольше? — Нильс поражен. — Тогда не нужно терять времени, каждая минута дорога. Пойдемте, мы должны попасть на станцию!

По пути он рассказывает о своем плане.

— Вы же знаете, профессор, что луноходы оснащены передатчиками. Они регулярно отправляют на Землю определенный набор сигналов. Если бы нам удалось передать на установленной волне! Станции постоянного наблюдения на Земле приняли бы наши сигналы и таким образом узнали бы, что мы здесь. Это единственный путь к нашему спасению.

— Но что с того, что они нас услышат? Они же не смогут придти нам на помощь за столь короткое время, — отчаявшись отвечает Бёрнс.

— Это вовсе не исключено, профессор! Я знаю, что первый космический корабль, Луна-1, уже готов и должен стартовать в ближайшие дни. Возможно им удастся ускорить приготовления и стартовать раньше. Вам известно, они могут быть здесь примерно через тринадцать часов.

Как только они добираются до станции, они сразу же принимаются за проверку передатчика. Один из вездеходов больше двух других и у него есть герметическая кабина. Нильс объясняет профессору, что этот луноход был направлен сюда, чтобы экспедиция «Луна» затем смогла взять с собой больше груза. В двух других вездеходах лишь кое-какая автоматика для различных физических измерений. Антенны сверкают в солнечном свете словно блестящие сети.

В то время как Нильс Йенсен тщательно проверяет все части передатчика и изучает схему подключения, Бёрнс еще раз подсчитает содержимое баллонов с кислородом. Все так: им остается примерно сорок пять часов, при бережливом использовании — возможно пятьдесят. До этого момента Луна должна совершить посадку!

В это время Нильс закончил проверку и включил ключ Морзе в электрическую цепь.

— Мы можем передавать, профессор, — кричит он. Нильс с бьющимся сердцем берется за ключ и начинает выстукивать.

Над Ленинградом начинает светать. Первые троллейбусы катятся по улицам, поток машин, электрокаров и мотороллеров становится все сильнее по транспортным артериям города. В небе появляются вертолеты, они поднимаются в воздух с тихим жужжанием. От набережной Невы отчаливают турбинные скоростные катера, над водой, в которой отражается июньское солнце, проносятся белые сверкающие суда на тонких, мощных подводных крыльях.

Сто метров на огромном искусственном холме над городом возвышает новая обсерватория Совета космонавтики. Построенная только год назад, мраморное строение сияет в лучах солнца. Перед ним стоит каменный монумент основателя космонавтики, Циолковского, который изображает великого ученого рядом с тонким корпусом ракеты.

В центральном зале наблюдений обсерватории, прямо под куполом, дежурный астроном Стефан Лукич ждет своей смены. Скоро он освободится. Он уже в предвкушении того, как отдохнет часок, сядет в свой маленький спортивный самолет и полетит в солнечную даль июньского дня — куда-нибудь.

Ночь прошла спокойно. Луна все еще считается важнейшей целью для наблюдения. Но таинственные сигналы, которые, вот уже двадцать часов задают загадок исследовательским центрам государств Содружества, исчезли из эфира. Только автоматическая станция передает свои сигналы со спутника Земли с одинаковыми интервалами. Теперь, через шесть-семь дней с Космоса-1 стартует Луна. Она наверняка приоткроет завесу тайны.

Астроном тщательно проверяет приборы. До смены еще десять минут. Самописчик выводит на бесконечную ленту кривые и зигзагообразные линии. Все автоматические передатчики работают равномерно и надежно, уже несколько недель. Стефан Лукич пропускает полоску бумаги через пальцы. Еще три часа, затем самописчик прекратит работу, потому что за это время Земля повернется так, что прием радиосигналов здесь в Ленинграде больше не будет возможен.

Астроном вдруг застывает в изумлении. Ритм сигналов изменился… на полоске бумаги теперь точки и тире, между ними длинные и короткие паузы…

— Странно, — думает он. Что там снова могло случиться? У старой доброй Луны начинают появляться странности!

На месте ли уже профессор Григорьев? Лукич нажимает на кнопку внутренней связи.

— Григорьев! В чем дело? — звучит из динамика спокойный голос.

— Это Лукич. Быстро идите сюда, снова загадочные лунные сигналы. Но совсем другие — похожие на азбуку Морзе.

— Я иду, — звучит в ответ.

Азбука Морзе! Почему это раньше не пришло ему в голову! Конечно, это сигналы Морзе. — В спешке он бегло просматривает начало…. S-O-S… S-O-S… Международный зов о помощи! И еще раз! — Затем следуют знаки, буквы.

Лукич совсем не слышит как входит профессор, который вдруг стоит рядом с ним. SOS с Луны! — С ума сойти, почти невероятно! Снова и снова приходит зов о помощи. То что он передается посредством автоматического передатчика — вторая сенсация. Лукич медленно читает дальше: «SOS — Земля — SOS — Земля — говорит Нильс Йенсен — говорит Нильс Йенсен».

Оба думают, что это сон. Репортер, которого все считают погибшим — на Луне? Это настолько невероятно, что профессор Григорьев поначалу подумал, что ему кажется. 375000 километров в одном скафандре в космосе? Немыслимо!

Дрожащим голосом они читают дальше: «… нахожусь на автоматической станции с профессором Бёрнсом из CAV. Нет возможности возвращения. Прошу немедленной помощи. Кислорода еще на 45 часов. Спасите нас. — SOS — Земля — SOS — Земля — говорит Нильс Йенсен…» и дальше тот же самый текст. Самописчик непрерывно фиксирует тяжелое сообщение.

Голос руководителя космической станции Космос-1 становится выше, его слова звучат нежнее:… через семь дней настанет время, дорогие друзья. «Луна» совершит свой первый полет с пятью нашими лучшими космонавтами на борту. Это будет день, которой мы еще долго будем помнить. Таким образом будет сделан второй шаг в освоении космоса. Наши товарищи впервые совершат посадку на другой планете, исследовательская экспедиция ступит на одно из небесных тел бесконечной Вселенной. Луна, пожалуй, изучена сотнями телеобъективов, прощупан каждый ее уголок. Практически можно сказать, у такой, какая она здесь перед нами, на расстоянии вытянутой руки, больше нет никаких тайн…

Его рука указывает на экран в полумраке помещения, и двадцать пять пар глаз следят за этим движением, скользят по видимым в зеленоватом фосфоресцирующем свете скалистые обрывы и гребни горных хребтов странного, мертвого, однотонного ландшафта, который показывает экран.

— Но разве мы не находимся только в самом начале невероятного развития? Разве мы не отворили ворота во Вселенную лишь несколько лет назад? Что мы знаем о космосе? Не больше, чем ребенок, который с любопытством смотрит в замочную скважину чужой комнаты. Нужно приоткрыть завесу тайн, которые сокрыты во Вселенной. Наша Луна тоже еще полна загадок. Разве мы не узнали об этом несколько часов назад? Нужно разгадать загадку сигналов с Луны, которые возможно отправлены существами из космоса и которые мы до сих пор не смогли расшифровать. Да, возможно также, что мы вовсе не первые, кто вступил на Луну. Но одно ясно: Мы первый организованный отряд — авангард рода человеческого, который с помощью науки отважно и бесстрашно как посланец нового, настоящего бытия человека открывает космический век землян.

Это Мы, которое я произношу сознательно, — человечество как мыслящий организм, свободное человечество которое одно может раскрыть загадки космоса.

Только так вы, друзья мои, сможете осмелиться на второй шаг. Еще не все человечество на нашей стороне. Лагерь капитала, мир индивидов, эгоизма, борьбы человека с человеком — пока еще бельмо на нашем глазу. Мы не будем уничтожать этот лагерь, так как это не стоит тех жертв, которые нам придется понести с нашей стороны. Он обречен на смерть и умрет сам. Но мы все должны быть к этой агония. Даже раненый хищник опасен.

Поэтому, товарищи, будьте бдительны и сильны! Весь свободолюбивый мир доверяет вам.

Профессор Козлов закончил речь. Двадцать пять человек персонала космической станции чувствуют значимость этого момента.

Обычно профессор созывает их только для сообщений по существу. Но сегодня речь идет об особенном событии. Многое еще нужно обсудить до старта Луны. Каждый получает отдельное задание. Ничто не должно помешать успеху экспедиции.

Ближе к концу совещания профессор Козлов обращается к Петре.

— Ваша задача будет состоять в том, чтобы подготовить эксперименты с растениями нижайших видов при самом низком атмосферном давлении, так как намечается частичная колонизация Луны. Получите все возможные научные данные, чтобы вы сразу могли начать, когда вернется экспедиция. В помощники вы получите биологов Кеплера и Карновски.

Петра рада, что ей доверили важное задание. Луна в качестве постоянной космической станции Земли — какой отважный план! — В своей области она внесет вклад, который поможет осуществить его. Она мысленно уже видит большие площади Луны, усаженные опытными культурами, которые она посадит; гелиоустановка производит кислород из минеральных субстанций, искусственный туман изолирует космический холод…

Ход ее мыслей обрывает звонок сигнального устройства.

— Говорит Петр Кузьмин с мостика, — раздается голос из динамика главного инженера, в то время как одновременно загорается экран и показывает часть центрального пульта управления космической станции с Петром Кузьминым. Лицо инженера выдает большое волнение.

— Профессор Козлов, крайне важное сообщение! Оно вынуждает меня помешать собранию!

— Говорите, товарищ Кузьмин!

— После того, как несколько часов назад нами были приняты таинственные сигналы с Луны, с нашей автоматической станции III в эфир отправили сигналы SOS.

Присутствующие начинают перешептываться. SOS с Луны? — Люди там наверху?

Профессор Козлов вскочил. «Что вы такое говорите?»

Но Петр Кузьмин уже продолжает, выделяя каждое слово: «Сигнал SOS отправлен Нильсом Йенсеном».

Сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Возглас удивления и радости проходит по рядам собравшихся. Нильс Йенсен жив! Как это возможно?

Петра Норштедт сползла в своем кресле. Она бледна, и ее глаза расширены от радостного удивления. Она думает, что это сон. Ее Нильс снова здесь! Теперь все хорошо!

Но нет — еще не хорошо. Что говорит дальше Петр Кузьмин? — Кислорода хватит всего на сорок пять часов! — Сорок пять часов? Сорок пять часов только нужно «Луне», чтобы долететь до Луны. — Но она будет готова у старту самое раннее через три дня. Это значит, что тогда будет поздно…

Петра вскакивает с кресла, бросается к профессору.

— Луна должна стартовать немедленно, профессор Козлов! Мы должны спасти их!

Дрожа от страха, она просит.

Опытный ученый успокаивающе кладет руки ей на плечи: «Не волнуйтесь, Петра! Мы сделаем все, что в наших силах. И поэтому мы не будем терять времени».

Он вытягивается.

— Петр Кузьмин!

— Слушаю.

— Немедленно сообщите на Землю! О дальнейших передачах с Луны сообщайте мне немедленно! Установите видеосвязь с профессором Успенским из Тбилиси и переведите в мой кабинет!

— Будет сделано! — отвечает Петр Кузьмин. Затем экран гаснет.

Профессор снова обращается к собранию:

— Товарищи, речь идет о человеческой жизни! Хоть мы и не можем объяснить, каким образом Нильс Йенсен оказался на Луне, мы все рады от всего сердца, что он жив. Теперь нам нужно спасти их. Счет идет на минуты. Поэтому я даю распоряжение:

Все подготовительные работы, которые мы только что обсудили, если они непосредственно связаны со стартом «Луны», начать немедленно! Ракета должна быть готова к старту через десять часов! Приступайте к работе!

Постоянным местом пребывания майора Грюнтерса после старта Феникса стала обсерватория в Маунт Уитни. Он будет получать сообщения из первых рук, которые будет передавать ему инженер Шеппард. Угрюмый, он ходит взад-вперед по комнате, которую ему предоставили. Что там Шеппард себе думает! С последнего сообщения прошло уже несколько часов, Но этот дурень просто не думает о том, чтобы сообщить дальнейшие подробности о сенсационной находке. Вообще, он проявляет слишком много самостоятельности, за ним нужно присматривать!

Как только он заполучит капсулу, ему придется изолировать инженера. Оставить его без поддержки? Не пойдет — слишком много он знает! Да, загадочная капсула — она может принести ему богатство! Теперь он покажет господам из CAV, что они должны с ним рассчитаться; слишком долго он делал для них грязную работу. Им придется предложить ему долю, в любом случае — пост в наблюдательном совете и приличный пакет акций. Им придется попрыгать за капсулу, которая наверняка стоит несколько миллионов.

Услышав звонок он навострил уши: условленный сигнал, на случай, если Шеппард выйдет на связь. Ну, наконец-то!

Он вылетает из комнаты в радиорубку. Да, это инженер!

— Майор, — раздается из наушника, который Грюнтерс прижимает к уху, — не мог сообщить раньше, так как кое-что произошло. Уже четыре часа нахожусь на обратном пути. Возвращаюсь один.

— Черт возьми! — вырывается у Грюнтерса. Что снова натворил этот дурень? Один — это значит, что он оставил этого парня, этого Йенсена и профессора Бёрнса на Луне. Вообще, идея не так уж плоха, но опасна! Может стоить головы!

Шеппард, словно угадав мысли Грюнтерса, продолжает:

— Не волнуйтесь, майор, остальные двое надежно устранены! Репортер, к сожалению, упал в кратер, а профессор убежал в приступе душевного помешательства и даже при желании его нельзя было найти. Но, вы же знаете, майор: капсула важнее человека. Кстати, не смог нанести визит в автоматическую станцию, так как мне пришлось слишком долго искать профессора. Ничего не поделаешь.

Грюнтерс вздрагивает от дьявольского смеха, который раздается из наушников. Этот Шеппард — сатана, хищник, которого он приручил! Он и в дальнейшем будет полезен. Шеппард снова говорит:

— Через восемь часов я буду внизу, готовьтесь к посадке. Но ни слова о капсуле — как договорились! Газетчикам я преподнесу историю о трагической гибели профессора Бёрнса, так что они пальчики оближут!

Снова звучит ужасный смех. Затем щелчок — и тишина.

— Как сумасшедший! — думает Грюнтерс. Напрасно майор пытается снова установить связь. Не выходит. Радисту, который с любопытством ждет, он не говорит ни слова.

Он снова начинает шагать по комнате, напряженно думает. Теперь нужно проявлять осторожность! Нужно как-то изловчиться. Шеппард очевидно думает, что сможет использовать капсулу вместе с ним. Нет, голубчик, так мы не договаривались! Хорошо, что в отношении Бёрнса и Йенсена он не давал никаких четких распоряжений. Таким образом у него будет на руках козырь против инженера. Радист может быть свидетелем. Наверное, было бы совсем неплохо добиться расположения этого человека. И так майор решает все же посвятить его в кое-какие нюансы.

— Послушайте, Джексон, — обращается он к нему, — Вы могли бы заработать немного долларов.

Том Джексон, радист, навострил уши. Доллары? При его кошмарном жаловании — очень даже неплохо!

— Почему бы нет, сэр, я не против, — отвечает он.

— Инженер Шеппард только что сообщил, что он уже находится на обратном пути. К сожалению, он один. Радист удивленно смотрит на него, Грюнтерс продолжает: «Профессор Бёрнс все-таки не был готов к тяготам полета. Он мертв. Я постоянно предупреждал его перед этим полетом, но он не слушал моих советов. Он убежал в приступе безумия и бесследно исчез. Так как кислород был рассчитан на несколько часов, профессора ждала неминуемая гибель. Поэтому инженер Шеппард сразу же полетел обратно». — Да, Джексон, этот трагический несчастный случай лишил нас лучшего ученого! Бёрнс будет не последней жертвой, принесенной космонавтике.

Том потрясен этим известием. Профессора он уважал, он был хорошим человеком, нисколько не заносчивый и не задирал нос как все остальные. Действительно, жаль его!

— Возвращение инженера Шеппарда, — продолжает Грюнтерс, — пока что должно оставаться в секрете. Поэтому сейчас необходимо, никому не говорить о его сообщениях. Преждевременное сообщение о смерти профессора может посеять замешательство и беспорядок. Так что, если вы оставите при себе то, что вы знаете на последующие часы, оставшиеся до посадки и ничего не сообщите на ваше место работы в CAV, то вам от этого хуже не будет!

Нетерпеливый взгляд холодных глаз падает на радиста. Том Джексон не долго думает. — Ну, голубчик, здесь что-то не так, все кажется мне довольно странным, думает он. Но вслух он произносит: «О`кей, сэр, давайте выразим ущерб в долларах, так легче считать».

Майор Грюнтерс охотно вынимает свой бумажник и кладет на стол две десятидолларовые банкноты. Он знает, что мог бы приказать радисту хранить молчание. Но он слишком хорошо знает силу денег и рассчитывает, что с их помощью пробить вторую или третью просьбу можно будет с меньшими усилиями, если однажды была заглочена первая наживка.

А сейчас, Джексон, — говорит он, — сделайте мне одолжение и перейдите на волну Космос-1! Послушаем, что там творится.

Том Джексон готов немедленно выполнить пожелание. Когда он хочет установить новый диапазон волн, он застывает в изумлении. Ничего себе, сигналы SOS в этом месте? Но это же …? Конечно, это волна автоматической станции! Но, нет — невозможно, кто может передавать сигналы с Луны? Он еще раз приводит в движение рамочную антенну. Без сомнения: Луна шлет сигналы SOS!

— Сколько же там вообще экспедиций на твоей Луне, майор? — спрашивает Джексон, в то время как он одновременно записывает символы — буква за буквой. Грюнтерс непонятливо смотрит на него.

— Вот, послушайте! — Для этого он добавляет громкости. — морзянка, сигналы SOS с вашей Луны!

Грюнтерс на мгновение теряет дар речи. Все еще не веря в происходящее, он приказывает Джексону: «Ну, давайте же, читайте!»

Тот равнодушно пожимает плечами и начинает читать по буквам.

Не в состоянии двинуться с места, майор сидит на краю кресла. Затем вскакивает — словно одержимый — и начинает буйствовать.

Бокал с виски разлетелся о стену. «Этот идиот, остолоп, этот Шеппард! Подожди, приятель, попадешься ты мне в руки! Этот жалкий неумеха! Посмотрим, как ты выкрутишься …» Он вдруг замолкает, когда чувствует на себе удивленный взгляд радиста. Он с трудом берет себя в руки. Он чуть было не допустил ошибку! Этого еще не хватало! Он пытается смягчить свой приступ злости. — Что вы скажете на это, Джексон? Этот Шеппард совершенно осознанно дезинформирует нас! И появление репортера он тоже утаил от нас. Ну, подождем пока он совершит посадку! Тогда все прояснится.

Внутри него все клокочет от злости. Все его планы полетели к черту. Теперь нужно действовать осторожно, чтобы спасти хотя бы капсулу.

На раскаленной от солнца поверхности, там где скалы постепенно переходят в кольцевые горы почти на пятьсот метров, посреди безнадежного уныния лунного ландшафта, идет борьба. Уже четырнадцать часов. Это борьба особого вида. Она состоит лишь в том, чтобы давить на ключ Морзе, непрерывно, с длинными и короткими промежутками, постоянно начиная с начала. Но этот маленький рычажок решает: жить или умереть двум людям. Будет ли энергия передатчика, который излучает пучки волн в пустоту космоса, достаточно сильна чтобы они проделали путь в сотни тысяч километров до родной Земли?

Космонавты то и дело задаются этим вопросом. Если они хотя бы получили сигнал, короткий сигнал, чтобы они поняли, что их зов о помощи услышан! Но Земля не отвечает. И это самое страшное: гложущее неведение, имела ли вообще смысл вся эта затея с зовом о помощи, делал ли дефект аппаратуры их усилия с самого начала бессмысленными. И все же Йенсен отправляет сообщения!

Пальцы уже онемели. Рука болит от часового, однообразного движения. Паузы, которые приходится устраивать Нильсу, становятся все больше. Поначалу он сообщал Земле о том, что с ними произошло. Но с этим все. Рука уже давно выстукивает интернациональный зов помощи уже механически. Йенсен все больше впадает в состояние полусна, из которого он пробуждается лишь когда у профессора то и дело вырывается сердитый возглас. Приемник работает, и все же поиск на отдельных волнах безуспешен: Земля не отвечает.

Вдруг Нильс приходит в себя. Его разум моментально проясняется. Он почувствовал какое-то сотрясение. Он совершенно отчетливо ощущает легкое раскачивание, которое исходит от поверхности планеты. После тишины, которая окружала их до этого, это движение он воспринимает особенно сильно. Игла манометра на кислородном приборе слегка дрожит. Когда Йенсен смотрит в иллюминатор на лунный ландшафт, он видит как вдалеке над верхушкой горы поднимается пыль или дым. На фоне черного как ночь неба четко и ярко выделяются освещенные солнцем облака. Внезапная радость охватывает его: Может быть это корабль, совершающий посадку?

— Лунотрясение, — слышит Нильс голос профессора рядом с собой. — Нам, считай, повезло, что сила вулкана не возросла. Посмотрите, Нильс, как быстро опадает пыль, которую поднимают падающие камни? Знаете, почему так происходит?

— Но, профессор! Этому же учат в школе! Законы свободного падения! Что быстрее падает к земле в безвоздушном вакууме: перо или металлический шар?

— Правильно, Йенсен! — Профессор Бёрнс кажется совершенно забыл об отчаянной ситуации, в которой они находятся. Он в восторге. Извержение лунного вулкана для него, как для ученого, особенное событие. Он знает, что вопрос, является ли Луна совершенно остывшим небесным телом, все еще занимает астрономов Земли. Около тридцати лет назад один советский астроном впервые наблюдал взрыв на Луне, и это пошатнуло устоявшуюся гипотезу об остывшем спутнике. Но в научных кругах эти наблюдения подвергались сомнению. Сегодня Бёрнс стал свидетелем такого природного процесса.

— Правильно, — повторяет он. — Хотя ускорение при падении составляет здесь всего 1,66 и не как на Земле 9,81 метров в секунду, но все же поднявшаяся пыль не может затем парить в безвоздушном пространстве, она должна падать на землю так же быстро как низвергаемые обломки снова падают на землю.

Бомбардировка падающих камней усилилась. Космонавты снова и снова наблюдают из своей герметической кабины устремляющиеся вверх фонтаны пыли. Но все удары приходятся по меньшей мере на двести метров от них. Подземный гул усиливается. Кабина качается в ритме толчков. Профессор не может оторваться от иллюминатора. Он не может оторваться от зрелища. Желтовато светящаяся, сильно разрушенная скала, которая возвышается в небо, усыпанное звездами, которая придает задний фон, похожий на кулисы, природному явлению которое своим безмолвием и неистовой силой вызывает страх перед неведомым.

— Сорок девять — пятьдесят — пятьдесят один, — бормочет профессор. — При среднем весе в двести килограмм в минуту падает десять тонн обломков. Слыханное ли дело! Это позволяет сделать вывод о сильном вулканизме. — Нильс, послушайте, мы должны сообщить о наших наблюдениях на Землю! — Он хватает репортера за руку. — Это научное событие первого ранга!

— Которое в нашем положении утешает хотя бы малость, — сухо замечает Нильс.

Но профессор Бёрнс уже начинает выводить каракулями текст на листе бумаги.

— Лучше еще раз проверьте наш запас кислорода, профессор, — говорит Нильс, прежде чем садится за рацию и начинает передавать.

Справившись с этим, он смотрит на профессора сидящего без движения на полу рядом с кислородными баллонами. Его поза выражает глубокое разочарование.

— Что такое, профессор?

Потрясающее зрелище извержения вулкана заставило Бёрнса забыть об их нелегком положении — тем сильнее его сейчас поверг в шок результат проверки.

— На семнадцать-восемнадцать часов еще хватит.

Семнадцать часов! Если на Земле до сих пор все еще не начались приготовления, они безнадежно пропали. Ужасная уверенность ненадолго парализует обоих. Репортер первым берет себя в руки.

— Я буду продолжать передавать сообщения, профессор! А вы садитесь за приемник и еще раз пройдитесь по всем волнам. И если ничего не изменится, мы возьмем с собой хотя бы уверенность, что мы сообщали наши наблюдения на Землю до последнего вздоха. Наш опыт будет полезен для всех, кто придет после нас. Мы первопроходцы. Разве это не что-то? Выше голову, профессор! Семнадцать часов — куча времени.

Пока Нильс передает, в его голове беспрестанно кружатся мысли. Должен же быть выход! Должен! Если бы здесь была вода, ее можно было бы разложить с помощью солнечных батарей и добыть таким образом кислород. Но воды нет. Там, где нет атмосферы, нет давления — а без давления нет и воды. Насколько он знает. Вдруг ему в голову приходит идея: хлорсодержащие водоросли!

— Профессор, разве вы не говорили, что эти водоросли, которые я нашел в кратере, сильные окислители?

Профессор отвлекается от своей работы. Рвение, с которым говорит Нильс, вселяет в него надежду.

— Это так, Нильс. Но…

Репортер обрывает его на полуслове.

— Тогда там внизу должно скопиться большое количество кислорода. Это могло бы решить проблему! Мы могли бы спуститься в кратер и могли бы оставаться там неделями. Пока не прибудет помощь.

Предложение повергает профессора Бёрнса в шок. Хлорсодержащие водоросли! Правильно. В кратере должны находиться большие запасы кислорода. Даже если спуск будет опасным, он удастся. Запаса продуктов достаточно. Бёрнс все еще не может поверить, что это возможно спасение, или, по меньшей мере, выигрыш во времени.

— Нильс, — говорит он, — Если бы это было возможно! Но мы сначала все спокойно обдумаем! — Бёрнс ученый, и поэтому критичен. — Как вы хотите вдыхать кислород? — обращается он к Нильсу.

Когда он обращается с этим вопросом к Нильсу, он уже знает, что они попали в тупик.

— Но это будет нетрудно, профессор. Мы откроем вентиль на скафандре и закачаем кислород.

— Так не получится, Нильс! У газа, скопившегося в кратере, давление — самое большее одна десятая атмосферы. Царящее в скафандре, жизненнонеобходимое для нас давление атмосферы сделало бы невозможным вдыхание воздуха. Напротив: он даже улетучится, и тогда мы бы погибли!

— Но мы могли бы наполнить баллоны с газом!

— Для этого нам нужен компрессор. У нас его нет.

В кабине снова царит молчание. Каждый занят своими мыслями. И уже почти кажется, что все возможности уже исчерпаны. Им остается лишь надежда, что Земля услышала их зов о помощи.

Профессор Бёрнс механически вращает регулятор приемника. Одновременно оба вздрагивают. Что это? Из динамика исходят звуки, тихо, почти пища. Космонавтов охватило волнение. Земля отвечает! Затаив дыхание, они прислушиваются. Нильс записывает.

«Говорит Совет космонавтики. Мы вызываем Нильса Йенсена и профессора Бёрнса. Отзовитесь! Через пять минут мы снова выйдем на связь. Говорит Совет космонавтики. Мы вызываем …» и затем тот же текст. Их глаза излучают радость. Они сразу чувствуют себя в безопасности. С ними связалась Земля! Они не одиноки! Несколько тысяч человек в заботе о них.

Нильс уже сидит у передатчика.

— Земля! Земля! Говорит Нильс Йенсен. Только что услышали ваш вызов в первый раз. Мы рады. Наконец-то, подан сигнал. Ждем дальнейших сообщений.

Как все же тянутся минуты! Наконец-то приемник начинает работать. В то время как Нильс с напряженным вниманием переводит знаки в нормальный шрифт, профессор Бёрнс подглядывает у него из-за плеча.

— Говорит совет по космонавтике. Мы приветствуем отважных лунных космонавтов! Приняли все ваши передачи. Экспедиция Лунник стартовала на Луну. Посадка у автоматической станции будет произведена через двадцать часов. Поберегите кислород! Не двигайтесь, дышите ровно, спокойно.

— Все! — говорит профессор Бёрнс и подразумевает под этим не только неожиданно замолчавший приемник. Все, затихла и последняя надежда на спасение! В его глазах погас огонек радости. Помощь, которую посылает им Земля, опоздает — на три часа. Маленький, тщедушный человек на пределе своих сил. С ужасным, непрекращающимся уже в течение почти двух земных дней нервным напряжением он больше не может справиться. Его тело сотрясается судорожными всхлипываниями. Посадка Феникса, драка с Шеппардом, спасение Йенсена из кратера и прочие, многократные трудности довели его до предела его физических и духовных возможностей.

— Нильс, — отчаянно кричит он, — закончатся когда-нибудь эти проклятые мучения? Лунник не мог вылететь раньше? Скажите же что-нибудь!

В уголке рта Нильса Йенсена играет успокаивающая улыбка. По крайней мере по отношению к профессору он должен быть спокойным и собранным, несмотря на то, что известие потрясло и его. Оно означает конец. Самое позднее через семнадцать часов истечет последняя капля кислорода из баллонов! Но семнадцать часов — долгий срок, если его правильно использовать. Они должны выиграть время, всего три часа! Прежде всего он должен успокоить профессора и усилить его желание жить. Один в поле не воин!

— Послушайте, профессор, Лунник мне знаком. Наверняка у Земли есть радиосвязь с ракетой, а у нас опять-таки с Землей. Мы еще раз изложим совету по космонавтике наше положение, скорость ракеты наверняка можно увеличить. Вспомните, что было в кратере, профессор! Там положение было намного тяжелее. С такими как мы, ничего не может случиться! Как вы считаете, как нас будут принимать на Земле! Мы наверняка получим орден, по меньшей мере значок туриста первой степени. Прежде всего мы должны попросить наших спасителей немного поторопиться! А вы пока что еще раз попытайте счастья с приемником!

И Нильс управляется с ключом Морзе так, словно в жизни занимался только этим. Профессору Бёрнсу становится стыдно, когда он видит спокойного и сконцентрированного Йенсена, сидящего за рацией. Он несказанно устал, но он собирается и начинает снова проверка приемника. Наверняка нарушился какой-нибудь контакт. Крошечный дефект ему просто не удастся найти. Его мысли заняты другим. Его постоянно занимает вопрос: «Где можно взять кислород, без которого невозможна жизнь?» И при этом элемент присутствует в соединениях практически повсюду. Разве подавляющее количество веществ не представлено в природе оксидами, а значит кислородными соединениями? Почти все соли содержат кислород. А может быть удастся…?

— Нильс, послушайте! — кричит он. — Какие соли с большим содержанием кислорода вам известны?

— Ой! Со школы я больше не имел с этим дела. Двуокись марганца, думаю, отщепляет кислород, перманганат калия тоже и хлорат калия, который так хорошо взрывается, калийная селитра, пожалуй, тоже, с серой и древесным углем, которая используется в качестве пороха.

— Селитра, — обрывает его на полуслове профессор, — правильно! Почему мы раньше не подумали об этом! — Бёрнс невероятно взволнован. — Это могло быть решением проблемы! Селитра уже при нагревании обильно отщепляет кислород. Отправляемся на поиски! Мы должны найти селитру!

— Значит, вы считаете, что здесь на Луне есть селитра или подобные вещества?

— Они должны быть здесь! Вспомните об извержении вулкана! При этом образуются газы, наверняка и оксиды азота, которые оседают в минеральной форме.

— Довольно опасное предприятие! Откуда мы начнем поиски в этой пустыне? — Нильс настроен скептически. — Ненужные эксперименты вы не можете себе позволить. Вы слишком быстро израсходуете скудный запас кислорода.

— В направлении места выброса, конечно! — пылко заявляет профессор. — В одном из ущелий или пещер! Там на склоне! Луна так разбита, что газы должны выходить повсюду из щелей и трещин, и как только гидродинамическое давление вдруг ослабеет, конденсация в твердой форме наиболее вероятно. Нильс, это наш последний шанс! Чего мы ждем? Каждая минута дорога!

— Таким вы мне нравитесь больше, профессор, — смеется Нильс, — идем на поиски!

Луноход, в котором находятся космонавты, в отличие от двух других автоматических гусеничных машин оснащен системой ручного управления, так как позднее он должен выполнять роль разведывательного вездехода. Нильс еще раз передает сообщение на Землю, и затем начинает движение. Включены сильные электромоторы. Через полупроводниковые пластины в батареи идет солнечная энергия, превращенная в электричество. Вездеход слегка вибрирует, жужжание наполняет кабину.

Они движутся с шаговой скоростью к кольцевым горам. То и дело им приходится объезжать скалы, которые торчат из пыльной поверхности.

Неуверенность, которая поначалу возникала у Нильса при маневрировании, он вскоре преодолел. Только резкий солнечный свет немного неприятен, от него больно глазам. Сильно слепит свет, отражаемый от желтого песка поверхности.

Вдруг Нильс из всех сил давит на тормоза, так что обоих бросает вперед. Вездеход стоит на краю трещины шириной пять метров. Словно вырезанная ножом, трещина зияет на поверхности. Если бы Нильс не отреагировал молниеносно, то они бы сорвались в зияющую глубину.

На обхождение этого препятствия уходит час времени. Нильс едет с двойной осторожностью. Трещины видно лишь, если стоит непосредственно перед ними. Им еще часто приходится объезжать препятствия, пока они, наконец, приближаются к кольцевым горам. Горы состоят из запутанного множества ущелий и скал с острыми краями. Однотонный желтовато-коричневый цвет горной породы и жесткие черные тени не дают глазам покоя.

Когда космонавты проезжают тень, отбрасываемую скалой, они из слепящего яркого света попадают в глубочайшую тьму, и лишь видимость фрагментов надвигающихся скал позволяет ориентироваться. Вездеход раскачивается словно корабль, попавший в шторм. Нильс вспотел от напряжения. Когда они объезжают выступ, перед ними вдруг открывается широкое ущелье. Скалы по обе стороны возвышаются почти на пятьдесят метров. Ровная поверхность позволяет развить большую скорость. Стены все сужаются. Ущелье ведет напрямую в гору. Вокруг них разом становится темно. Нильс включает прожектор. Они осторожно продвигаются вперед. Еще видно узкую полоску звездного неба, вскоре она пропадает. Сейчас они уже должны находиться глубоко в горе в проходе высотой в двадцать-тридцать метров. Скалы по обе стороны сблизились, но конец штольни еще не виден. Профессор внимательно освещает стены поисковым фонарем. Они темно-коричневые, и лишь иногда показываются сверкающие отложения.

— Кварц, — бормочет Бёрнс. — Видите там слева эту желтоватую светящуюся поверхность? Это наверняка сера вулканического происхождения. Кажется, мы на верном пути.

— Мы уже углубились на два километра в гору, — говорит Нильс. — И где же ваша селитра?

Все чаще ответвляются боковые штольни. Они теряются в загадочном мраке. И затем вездеход встает перед непреодолимым препятствием, беспорядочным нагромождением каменных блоков. Проехать через этот барьер невозможно. Йенсен хочет включить заднюю скорость, но профессор хватает его за руку.

— Стоп, Нильс! Подождите! Мы должны знать, что за этой преградой.

— Я уважаю ваше научное рвение, профессор, но на это требуется кислород. Не забывайте, что мы должны беречь его, если еще хотим дожить до посадки ракеты!

— Но там внизу может быть селитра, Нильс! Для чего мы тогда проделали этот путь, если даже не посмотрим?

Эта настойчивость профессора по душе репортеру. В одиночку он бы ни секунды не сомневался, пойти ли на риск. Теперь он считает своим долгом, еще раз обратить внимание на возможные последствия. Как молодой и более выносливый, он чувствует ответственность за жизнь профессора.

Вскоре двое выходят в скафандрах из защищающего их лунохода и перелезают через каменную стену. Лучи света карманных фонарей призрачно снуют в темноте, на несколько секунд освещают стальные гермошлемы. На другой стороне проход резко расширяется в огромную пещеру, она примерно сто пятьдесят метров в длину и высотой с четырех-пятиэтажный дом.

— Мне кажется, что вся Луна испещрена лабиринтом таких ходов и пещер, — говорит Йенсен.

— Великолепное открытие! Мы должны обойти эту пещеру, обойдите справа, я пойду налево. Так мы быстрее достигнем цели.

Они разделяются. Нильс тщательно обыскивает стены с помощью фонаря. Они вовсе не такие уж прямые и гладкие, как казалось до этого при беглом осмотре, а имеют выступы и глубокие ниши. Ответвляются проходы различных размеров. Пол пещеры покрыт легким слоем пыли. Мелькающий луч света фонаря профессора все больше удаляется, скоро его видно уже слабо.

— Неужели мы первые исследователи этой пещеры? — думает Нильс. Могли ли те существа, которые спасли его столь таинственным образом, тоже однажды проникнуть сюда? Все же, ошибочно полагать, что он и профессор Бёрнс первооткрыватели этого лунного лабиринта. Конечно, они могут быть первыми людьми. Но кто может сказать, наведывались ли сюда мыслящие существа, прибывшие из бесконечного космического пространства, возможно, посетившие Луну несколько тысячелетий назад? Он невольно осматривает пол; возможно найдутся следы. Вдруг он очнулся из своих мыслей. Все как-то не так, как раньше. Он чувствует, что его что-то слегка угнетает. Если бы он знал причину! Так тихо, так непривычно тихо? Его охватывает леденящий ужас. Профессор! Где он? Он больше не слышит дыхания в наушниках. Он оборачивается одним рывком. Свет фонаря там на другой стороне пещеры погас.

— Профессор! Профессор! Где вы?

Тишина.

— Профессор, откликнитесь же!

Ничего! Что произошло? С Бёрнсом что-то случилось! Нильс пробегает пещеру большими прыжками. Он бежит туда, где еще несколько минут назад видел свет фонаря профессора. Хорошо, что пол в пещере покрыт слоем пыли! Так Йенсен быстро находит следы своего товарища и бежит дальше. Луч света скользит впереди него. Там следы неожиданно заканчиваются. Луч наталкивается на нетронутый песок. Как это возможно? Профессор же не мог провалиться сквозь землю! Нильс взволнованно освещает все вокруг себя. В стене открывается трещина, метр шириной. Здесь снова есть отпечатки. Они ведут внутрь. Продвинувшись на двадцать метров Нильс наталкивается на тело, лежащее на полу. Профессор упал, потому что фонарь лежит в нескольких метрах от него. Он еще светится. Нильс быстро склоняется над забралом гермошлема. Глаза профессора закрыты, рот широко открыт, а губы посинели. Резервуар с кислородом! Нильс быстрыми движениями вращает вентиль. Газ сильнее струится в шлем. Обеспокоено, затаив дыхание репортер наблюдает за лицом, закрытым защитным стеклом. Что он еще может поделать? Скафандр не дает ему осмотреть профессора. Голубоватый оттенок медленно сходит с его лица. В наушниках Нильс слышит глубокий вздох, и затем Бёрнс открывает глаза. Он рассказывает поначалу с трудом, затем все бодрее.

— Должно быть я переоценил свои силы. Несколько дней без сна и еще эти трудности! Во всяком случае, у меня вдруг закружилась голова. А я уже не мальчик.

— В любом случае вы могли бы получше установить подачу кислорода, профессор! Вы чуть было не задохнулись. Как только вы могли быть столь неосторожным, и пошли в одиночку в боковой проход! Это могло стоить вам жизни!

— Напротив! — кричит профессор и вскакивает. Теперь он снова оживился, словно он и не падал в обморок. — Мы спасены! Посмотрите, Нильс, там и там — повсюду!

В свете фонаря репортер замечает беловатый блеск на стенах. Похоже на то, словно они покрыты толстым слоем инея. Пол тоже по щиколотки покрыт слоем беловатой соли. Нильс только сейчас замечает, что находится не в проходе, а в маленькой придаточной пещере.

— Это селитра? — скептично спрашивает он.

— Это не может быть ничем другим. Условия для образования этой соли практически идеальные. Впрочем, это не единственное открытие. Присмотритесь-ка повнимательнее к этой соли! Она мелкозернистая, и редко встречаются большие кристаллы. Что вы можете из этого заключить?

— Ничего, — говорит Нильс, — разве только то, что со временем она обветшала и развалилась на куски.

— Но, Нильс! Мелкозернистая структура указывает на то, что она откладывалась, значит…

— была растворена в воде, — заканчивает фразу репортер.

— Правильно! Другого объяснения нет. На Луне когда-то была вода, следовательно и атмосфера. И дальше внутри возможно и по сей день сохранились остатки и того и другого. Великолепное открытие! Нужно проникнуть еще дальше вглубь поверхности.

— Теперь довольно исследований, профессор! Заканчивайте с этим и сразу же идите на разведку. Если мы не поторопимся, от всех наших открытий нам больше не будет никакой пользы.

Три часа требуется космонавтам для того, чтобы перенести достаточное количество соли в кабину своего вездехода. Когда Нильс вернулся после последней ходки, Бёрнс уже включил электрическую плитку, которая обычно служит для того, чтобы разогревать консервы, чтобы она достаточно нагрелась для расщепления селитры. Нильс быстро снимает с себя скафандр, чтобы лучше вдыхать.

Проверка запаса кислорода показывает, что его хватит еще примерно на шесть часов. Они переглядываются. Теперь все будет зависеть от того, хватит ли кислорода, который будет отщепляться на плитке, чтобы обеспечить воздухом их обоих. Когда плитка раскалилась, Бёрнс насыпает первую пробу. Кристаллы лопаются с сильным треском, поднимается дымок. Профессор держит все еще тлеющую головку спички над плиткой. Спичка снова загорается. Он с облегчением откидывается назад.

— Пошло, Нильс! Мы спасены!

Однако, репортер не довольствуется результатами опыта. Как только кислород начинает непрерывно и равномерно высвобождаться из селитры, он заворачивает вентиль баллона с газом, из которого поступает кислород. Теперь он должен решить, могут ли они лишь растянуть их запас кислорода и придется еще дополнительно открыть кислородный баллон или для них будет достаточно одного количества, которое будет отщепляться. Нильс садится на пол перед баллоном и ждет. Проходит пять минут. Профессор, которого одолел сон, свернулся в кресле. Он открыл рот, словно хочет вдыхать бесценное вещество одновременно носом и ртом. Восемь минут! Нильс чувствует легкую подавленность. Сердце бьется тяжелее, но и медленнее. Желание спать становится невыносимым. Ноги и руки словно свинцом налились. Он может поднять руку лишь с большим усилием. Все было напрасно? Он дышит жадно, с широко открытым ртом. Десять минут! Он задыхается. Ему становится холодно. Он замерзает, и у него стучат зубы. Он уже хочет протянуть руку к баллону с кислородом, и тут его взгляд падает на доску приборов. Термометр показывает один градус выше нуля. Как это возможно? Он не сводит взгляда со светящейся шкалы. Ртутный столб медленно опускается. Ноль градусов — минус один градус! Нильс концентрируется изо всех сил. Думай-думай! Почему падает температура? Отключилось отопление? — Словно в тумане он видит включатель. Он стоит в положение «вкл». Значит отопление работает. Но почему же так холодно? Разве уже не пять градусов ниже нуля? И свет тоже потускнел. Не хватает напряжения?

Батареи! — Нильсу кажется, что он прокричал это, но у него получился лишь слабый стон. Батареи сели — поэтому отопление больше не работает в полную силу, и плитка недостаточно расщепляет селитру. Крайним усилием воли он тянет руку к вентилю кислородного прибора, открывает его на полную. Он пьет живительный газ жадными глотками. Он чувствует прилив свежих сил. Теперь он снова может ясно мыслить. Репортер вмиг распознает большую опасность, которая угрожает им. Батареи заряжаются с помощью полупроводниковых пластин, которые улавливают солнечную энергию. В темноте пещеры батареи должны были постепенно разрядиться. Отопление, свет и вдобавок к этому плитка потратили драгоценную энергию. Нильс не может медлить ни секунды. Он включает запасные батареи. Продержатся ли они достаточно долго, чтобы снова добраться до солнечного света? Одним прыжком Нильс бросается в кресло водителя, включает моторы и разворачивает луноход. Отопление он отключает, свет тоже. С одним фонариком в правой руке, он мчится обратно тем же путем, каким они прибыли. Холод усилился. Уже по меньшей мере 15 градусов. Нильс больше не может видеть шкалу, потому что он отключил и освещение панели управления. Беречь энергию! Малейшее количество энергии может стать решающим для их жизни. С широко открытыми глазами Нильс вглядывается через стекло на дорогу, едва различимую в скудном свете карманного фонаря. Каменные стены по обе стороны дают слабый отблеск. Репортер ведет луноход с большой скоростью. Это борьба со смертью. Пальцы давно онемели от холода. Выдыхаемый воздух выходит прерывисто из его рта и оседает изморозью на стекле. Ему то и дело приходится стирать ее. Он дрожит всем телом. Но лучше пусть руки и ноги замерзнут, чем понапрасну потратится энергия! Мучительно тянутся минуты. Продержаться! Ему кажется, словно стены отступили дальше. Но проход не заканчивается. Там! Разве там не видно крошечное светлое пятно? Сердце чуть не разрывается. Пятно увеличивается в размерах. «Солнце», кричит он, «Солнце!» Отверстие становится все больше. Нильс отбросил в сторону фонарь, больше он ему не нужен. Он движется навстречу увеличивающемся яркому пятну. Дальше, дальше, дальше! Граница света и тени еще в ста метрах. Он должен добраться до этой границы, это означает жизнь. Вездеход подходит все ближе и ближе. Еще двадцать метров, еще десять! Освещенная солнцем поверхность движется навстречу Нильсу словно улитка, так ему кажется, заползает под вездеход. Справились! Луноход катится еще метров сто, затем Нильс останавливается. Он переводит переключатель в другое положение и в изнеможении опускается в сторону.

Он больше не видит, как снова начинает подниматься ртутный столб и селитра на плитке с треском высвобождает кислород. Он также больше не может видеть спускающийся с ночного неба космический корабль, испускающий огонь из реактивных сопл. Нильс спит.

В ночи космоса Феникс бесшумно движется по заранее рассчитанной траектории. Еще далеко, очень далеко от него в темноте парит слабосветящийся земной шар.

Инженер Шеппард в первые часы после поспешного старта с Луны не был способен ни на одну разумную мысль. Обладание капсулой и возможность использовать в своих целях золото, которое есть на Луне, вскружили ему голову. До богатства, власти и славы рукой подать. Никто кроме него не знает о лунных сокровищах. И майор Грюнтерс тоже не должен ничего об этом узнать, он продаст ему только капсулу. Или еще лучше, он пойдет с этим сразу к шефу CAV, к мистеру Шерману. Лысый, толстый Шерман хоть и старый ростовщик, но почувствовав дело, он не разменивается по мелочам. Нужно только представить дело в правильном свете! Шеппард уже видит себя владельцем виллы на Палм Бич, курорте для богатых. У него будет роскошная яхта, предпринимать далекие путешествия и в дальнейшем заставлять других работать на себя. Он достаточно потрудился. Эти времена для него теперь прошли. Пожалуй, ему придется еще разок слетать на Луну, потому что только он один знает места, где можно найти золото. Но потом его больше никто не затащит на эту проклятую планету. Можно запросто остаться там наверху навсегда! Этот проклятый репортер чуть было не проставил ему палки в колеса. Но мертвые не могут говорить, и никто не сможет представить доказательства против него. А этот кретин профессор еще установил ему автоматическое управление для обратного полета! Старт прошел без осложнений. Начальное ускорение — значительно ниже, чем на Земле, так как масса Луны составляет всего одну шестую земной — он выдержал хорошо.

Вдруг Шеппард охватывает ужасный страх. Когда он стартовал? Все же на пять часов раньше до момента, для которого Бёрнс установил автоматическое управление. И это он совсем упустил из виду! Его охватывает страх. Он полностью осознал опасность, которая ему грозит. Луна и Земля в настоящий момент находились не на расчетных позициях в космическом пространстве. Изменение курса на долю секунды приводит к отклонению на десятки тысяч километров, насколько он знает. Феникс пролетит мимо Земли, он умчится в эту ужасную темноту — бесцельно, куда-нибудь. На лбу у инженера выступает пот. Его глаза бегают по приборам на панели управления, которые, казалось бы, с насмешкой глядят на него. За иллюминаторами небо, словно черная, сверкающая стена, о которую Шеппард боится разбиться в любую минуту. Конец кажется неотвратимым: Он умрет с голода или задохнется — в зависимости от того, каких запасов хватит дольше, пищи или кислорода.

У Шеппарда стучат зубы. Впервые он стоит лицом к лицу со смертью и никого нет рядом. Предполагалось, что инженеры Стоунс и Уилкинс, которые первоначально должны были полететь с ним на Луну, будут управлять ракетой. У Шеппарда не такие уж большие познания в астронавтике. Все же он не теряется и действует. Он знает, что стартовал с Луны на пять часов раньше, и, следовательно, должен рассчитать с помощью маленького компьютера, который находится на борту, новый, правильный курс. Нужно определить текущее местоположение Феникса в пространстве и время, которое прошло с момента старта. Полученные значения Шеппард вводит в компьютер с разницей во времени в пять часов, который теперь должен сравнить курс, рассчитанный профессором Бёрнсом, с показателями Шеппарда. Инженер со страхом смотрит на приборы. Если его соображения верные, то компьютер должен сейчас включить двигатели, чтобы вывести Феникс на новый курс. Несколько секунд он боится сделать вздох. Вот! Теперь космический корабль сотрясается несколькими мощными. Инженер больно ударяется головой о подпорку кабины, но он не замечает этого. Спасен! Со вздохом облегчения он сваливается в кресло. Все прошло удачно! Только бы он удачно приземлился!

Двигатели снова отключились. Тишина действует усыпляюще, и скоро инженер погружается в беспокойное забытие, в то время как космический корабль устремляется к Земле по новому курсу.

Когда Шеппард спустя несколько часов снова открывает глаза, перед носом ракеты огромная, занимающая все небо, Земля. У него такое чувство, словно корабль падает на нее. Его взгляд падает на измеритель скорости. Стрелка показывает почти семь километров в секунду, это почти двадцать пять тысяч километров в час. Совсем скоро космический корабль нагреется в следствие трения в верхних слоях атмосферы, начнет раскаливаться и распадется на атомы.

Тут инженер узнает, что его расчеты оказались неверными. С расширенными от ужаса глазами он смотрит на участь, которая его ждет. Уже давно Феникс должен был бы вращаться и снижать скорость при помощи двигателей. Страх перед смертью заставляет Шеппарда принять отчаянное решение: он будет сам управлять кораблем. Он должен использовать трение верхних слоев атмосферы для торможения и делать витки вокруг Земли постоянно сужащимися спиралями, пока скорость не снизится настолько, что он сможет сесть на какой-нибудь водной поверхности. И Шеппард запускает двигатели дрожащими руками и подтягивает корабль наверх. Феникс слушается этого маневра. Земля закатывается сначала медленно, затем все быстрее под корабль, и он снова устремляется в мрак небес. Инженер не медлил ни секунды. Только сейчас он замечает, как ему стало жарко. Термометр показывает тридцать пять градусов. Сильный мужчина взмок. Он весь дрожит. То, что теперь происходит, жестокая, утомляющая игра, которая требует от Шеппарда всю силу его нервов. Его взгляд постоянно блуждает от шкалы высоты к измерителю скорости и оттуда к термометру. Если Феникс слишком приблизится к Земле, то температура повысится, и возникнет угроза того, что корабль нагреется добела. Тогда Шеппард должен будет включить двигатели, чтобы вывести ракету из плотных слоев атмосферы. Это потребует много топлива, а инженер не знает, насколько его еще хватит. Он уже дважды обогнул Землю. Скорость сократилась на добрые десять тысяч километров в секунду. Шеппард выпускает короткие крылья, которые должны удержать космический корабль в воздухе несмотря на сократившуюся скорость. Феникс опускается все ниже. С ужасом инженер узнает, что термометр внешней оболочки уже показывает пятьсот градусов тепла. Но изоляция кабины еще защищает. Он включает двигатель. Короткое завывание — затем он глохнет: топливо закончилось. Для столь долгого посадочного маневра запас не был рассчитан. Шкала показывает тысячу градусов за бортом, пятьдесят — внутри. Феникс все еще на высоте четыреста километров. Он проносится над Японией. Воздух наполняется глубоким, пронзительным гулом. Шеппард срывает с себя одежду. Ему требуется охлаждение. Скорость быстро падает. Земля все приближается. Но температура заметно растет. Граница в шестьдесят градусов пройдена, когда корабль на стокилометровой высоте пересекает Памир. Словно ураган, с пронзительным грохотом Феникс устремляется к земле. Он еще держится в воздухе благодаря крыльям. Сколько еще? Стальной корпус раскален. Когда внутренний термометр показывает семьдесят градусов, Шеппард теряет сознание.

Над Италией высота ракеты еще двадцать километров. Она мчится, словно огнедышащий дракон. В Испании люди вскакивают из постели. Но они видят лишь красную стрелу, исчезающую на горизонте с оглушительным грохотом. Через несколько минут в океане недалеко от Азорских островов поднимается белое облако дыма.

Волнение майора Грюнтерса понятно. Несколько часов он ходит в своем кабинете в Маунт Уитни из угла в угол словно загнанный зверь. Этот Шеппард! После короткого переговора после отлета с Луны он больше не выходил на связь. Что он себе позволяет! Волнения последних дней принесли Грюнтерсу несколько седых волос.

Он гасит сигару в наполненной до краев пепельнице и спешит в радиорубку.

Радист Джексон отрывается от работы. «Как раз собирался к вам, сэр!»

— Что такое? Вы наконец-то получили сообщение?

— Нет, сэр! Но только что наша радиолокационная станция слежения сообщила о вхождении ракеты в земную атмосферу.

— Ну, наконец! Вот он. Но почему он не дает о себе знать?

Снова проходят часы. Ожидание действует Грюнтерсу на нервы. Сообщения, которые майор получает каждые пятнадцать минут, свидетельствуют только об одном: ракета огибает Землю с слишком большой скоростью и постепенно снижается. Значит что-то не в порядке. Шеппард просто выходит на связь. Толстяк Шерман много на себя берет: он постоянно спрашивает его, что собственно случилось с Фениксом. А он, Грюнтерс, сам этого не знает!

После второго витка картина меняется. Станции на Аляске, на Филиппинах, на Ближнем Востоке в один голос заявляют о быстром снижении ракеты. Над Италией космический корабль впервые был замечен как раскаленное докрасна тело.

Грюнтерс неистовствует. Катастрофа! Больше никаких сообщений, а он их так ждет! Феникс без вести пропал, очевидно упал где-то в океане. Все! Хватит! — Этот Шеппард, черт с ним! Но капсулу нужно найти — во что бы то ни стало!

Эсминец «Уилсон», который стоит в пятиста морских милях к западу от Азорских островов, больше не наблюдал «Феникс». Значит, падение — предположительно близ Азорских островов!

Во время разговора-молнии Грюнтерс докладывает ситуацию Шерману. Эсминец «Уилсон» получает приказ начать поиски ракеты, Грюнтерс должен лично возглавить экспедицию. Это майору как раз кстати. Так он может позаботиться о капсуле, о которой знает только он один.

— Вы полетите со мной, Джексон! Быстро, передайте свои дела другому!

Грюнтерс торопит его.

— Куда же, сэр?

— Нет времени для долгих объяснений. Пойдемте!

Но затем Грюнтерс приходит к мысли, что он должен добиться хорошего расположения радиста. Возможно ему придется вести кое-какие секретные радиопереговоры. В этом он не может положиться на чужого радиста. Уже в дверях он еще раз оборачивается.

— Конечно же, на взлетную площадку CAV! А оттуда спецрейсом на эсминец «Уилсон»! До полудня мы должны быть на месте!

Он выходит. Бормоча проклятья, Джексон следует за ним к вертолету.

Под небом, затянутым облаками Феникс пляшет по серо-зеленой глади Атлантического океана. Волны выливают на него тонны воды и тянут его в глубину. Но тонкий корпус то и дело наполняется водой, его выталкивает наверх, и танец начинается сначала.

Словно безжизненный комок Шеппард катится без сознания по кабине пилота. Его лицо до неузнаваемости заляпано кровью, которая сочится из широкой ушибленной раны на лбу.

Через несколько часов инженер открывает глаза. Проходит много времени, пока он приходит в себя. Мысли превратились в кашу, они вялые и спутанные. Ужасные видения появляются перед ним и накладываются друг на друга. Он чувствует, как его тянет вниз, словно он падает в кратер, затем снова поднимается и ему кажется, будто его с силой бросает в черную стену с блестящими звездами, на него несется раскаленный шар и впивается ему в голову. Он тяжело дышит, воздух разливается по нему словно пустынный ветер.

Колющая боль в ноге, которая не перестает, окончательно приводит Шеппарда в чувства. Он с трудом пытается подняться. Ему это не удается. Неистовый стук в правом колене чуть сводит его с ума.

Феникс стал тюрьмой. Где он находится? Возможно посреди океана, где его никто не найдет?

Шеппарду требуется много времени, чтобы подползти к рации. Когда он вращает дрожащими пальцами регулятор, из динамика стрекочут витающие в эфире сигналы, обрывки фраз доносятся до его ушей.

«Чудо, что прибор еще работает», думает он.

Атомная подводная лодка «Москва» движется словно летучий голландец по зыби Бискайского залива. Предрассветные сумерки нового дня принесли плотный туман. Волны глухо хлещут о корпус лодки, бьются о широкую башню, словно хотя сорвать ее вниз.

В диспетчерском помещении сидит дежурный офицер, старший лейтенант Немцов, перед метровым экраном перископа, на котором, несмотря на туман, царящий снаружи, ясно видно каждый отдельный гребень волны, накатывающий на корабль.

Немцов гордится кораблем, который оснащен самыми современными техническими приборами. Атомный двигатель делает его запас хода почти безграничным. Почти все технические работы и необходимые для этого измерения и управление осуществляют автоматы. Они управляют лодкой и автоматически передают соответствующее местоположение на морские карты. Они измеряют глубину, управляют отоплением и освещением, измеряют и регистрируют скорость, регенерируют воздух.

Сюда, на мостик, в компьютер сбегаются все нервные волокна этого огромного механизма. Васе Немцову нужно лишь следить за множеством измерительных инструментов, шкал, рычагов и переключателей.

Раздается тонкое жужжание. На втором, меньшем по размерам экране появляется изображение молодого матроса с узким, свежим лицом. По его оживленным глазам видно, что он хочет сообщить нечто важное. «На связи радиорубка! Разрешите доложить, товарищ старший лейтенант, радиограмма из Москвы!»

По кивку Немцова он продолжает: «Штаб объединенных вооруженных сил только что поручил нам следующее задание: „Лодке Москва! Космическая ракета неизвестного происхождения вошла в поле притяжения Земли. Направление полета после двукратного витка ост-вест, в точности сорок градусов широты; в последний раз замечена на Лиссабоном, затем, вероятно — падение. Ракета раскалилась вследствие завышенной скорости. Начните поиски в плановом квадрате сто семьдесят Mx и затем на восток вдоль четырнадцати градусов сорока градусов широты. Требуем доклада каждый полный час“».

— Спасибо! — говорит старший лейтенант Немцов. — Передайте сообщение сюда на мостик!

Изображение радиста гаснет. На пульте управления зажигается красная лампочка. Одновременно раздается щелчок. Немцов извлекает из контейнера пневмопочты протокол миссии.

Он немедленно вызывает командира, изображение которого теперь появляется на экране. Капитан Глубов принимает сообщение и смеется.

— Ну, товарищ Немцов, это задание вам верно по вкусу. Ложитесь на новый курс! Полный ход! Я иду к Вам.

Через две минуты на мостик заходит капитан. Глубов сильный, коренастый мужчина лет пятидесяти. Несмотря на свою по-военному строгую манеру поведения, он производит впечатление скорее ученого, чем офицера. И действительно, Глубов сделал себе имя как исследователь в области океанографии.

— Что вы об этом думаете? — спрашивает он старшего лейтенанта.

— По сообщениям последних двадцати четырех часов это может быть только та американская ракета, которая связана событиями на Луне.

— Я тоже так считаю. Тогда наши дорогие американские друзья наверняка пойдут на все, чтобы найти космический корабль.

— Я дам радисту задание внимательно следить за эфиром.

— Это правильно. А мы проверим наш корабль на предмет боеготовности еще раз. На всякий случай!

Эсминец «Уилсон» мчится на всех парах по неспокойному морю. Майор Грюнтерс, с неизменной сигарой в зубах, сидит напротив командира, капитана О'Брайена на капитанском мостике. Он нетерпеливо барабанит пальцами по подлокотникам кожаного кресла. Бутылка французского коньяка наполовину пуста.

— Почему вы так нервничаете, майор? — смеется капитан. — Не могу же я по вашей милости превратить свой корабль в ласточку. В конце концов восемьдесят морских миль вполне хорошая скорость.

— Может быть, О'Брайен! Но я боюсь, что мы прибудем на место падения слишком поздно. Все-таки прошло уже восемь часов.

— Советы, хотите сказать?

— Разумеется! В этом проклятом мире больше ничего не спокойно из-за них. За несколько недель до испытаний под водой нового акустического прибора — это было возле Кубы, прямо посреди лучшего нашего эксперимента — из воды неожиданно появляется, советская лодка, передает флажками приветствие и снова исчезает.

— А как же пеленгация?

— В том то и дело! Все радары отказали. Проклятая лодка бесследно исчезла.

— Хорошенькое дельце, майор! Но вы можете быть спокойны! Мы тоже не лыком шиты!

— Вы имеете в виду магнитные торпеды? Лучше бы мы смогли спокойно доставить Феникс в безопасное место. От этого зависит больше, чем вы думаете. В любом случае, третьему, который прибудет туда, придется замолчать. Понимаете, капитан?

— Вы забываете о мирном сосуществовании, которое установилось между государствами, — ухмыляется О'Брайен и наливает полные бокалы.

— И, пожалуйста, не забывайте, что этот корабль находятся в распоряжении CAV, а значит, исключительно частной компании. Политику оставьте-ка лучше политикам, — ворчит майор и выливает коньяк в глотку.

Разговор прерывает сигнал видеофона. «Сообщение с поискового самолета!» раздается голос радиста. — «Ракета приводнилась в двухстах милях на восток в плановом квадрате четырнадцать. Был спущен буй с пеленгатором».

— Ну, наконец! — Грюнтерс вскочил, словно от удара током. — Берите курс на бакен, капитан!

— Хотите сказать, что я должен повести корабль по зигзагообразному курсу? — колко отвечает О'Брайен.

Через час майор ведет первый разговор по радио с Шеппардом. Из динамика доносится кряхтящий, стонущий голос, который Грюнтерс не узнает.

— Через два часа мы будем у Вас, Шеппард. — Майор почти кричит от волнения. — Что с капсулой?

— Плевать мне на капсулу, — хныкает Шеппард. — Вытащите меня, наконец, из этого проклятого ящика!

Грюнтерс стирает пот со лба. Ничего не поделаешь! Кажется, после падения он настроен враждебно!

И тут вдруг голос инженера становится яснее.

— Подводная лодка! — кричит он, и в его голосе чувствуется облегчение. — Я вижу ее совершенно отчетливо в иллюминатор в носовой части. Теперь мучения закончены.

Затем щелчки — и тишина.

— Эй, Шеппард, — кричит майор, — эй, что вы там несете?

Напрасно! Шеппард больше не отвечает.

Вася Немцов нажимает на кнопку, которая открывает башенный люк, и поднимается вслед за Глубовым на платформу. В нескольких метрах Феникс качается на волнах. В иллюминатор в носовой части корабля отчетливо видно инженера, он прижимает лицо к бронированному стеклу и смотрит на атомную подводную лодку.

— Он ранен, — говорит старший лейтенант Немцов. — На неспокойном море будет непросто спасти его.

— Мы должны дать ему понять, что он должен связаться с нами по радио, — говорит капитан. — Он должен сам открыть ракету, потому что мы не знакомы с механизмом. Передайте ему нашу волну!

Шеппард медлит достаточно долго, прежде чем он решает выйти на связь. Он отчетливо разобрал на носу лодки название «Москва». — Знают ли Советы о событиях на Луне? — Но откуда, собственно? — Все же нужно быть осторожным! Может быть лучше подождать прибытия Грюнтерса, хоть и даже постоянно усиливающиеся боли чуть не лишают его сознания.

Для начала он должен как минимум установить связь с «Москвой». Кто знает, продержится ли он вообще до прибытия Грюнтерса!

Радиопереговор, который ведется между Фениксом и Москвой, перехватывает движущийся на полном ходу эсминец «Уилсон».

Грюнтерс вне себя от злости, когда ему приходится слышать переговор издалека, и он ничего не может с этим поделать.

— Только бы этот простофиля Шеппард понял, какой опасности он себя подвергает, — неистовствует он. Его планы под угрозой. Несомненно, что Советы найдут капсулу, которая после этого будет для него навсегда потеряна! Но что делать? Пока Уилсон прибудет на место, Шеппарда могут захватить, а лодка исчезнет.

— Радист, прочь! Вклиньтесь в разговор! — приказывает он радисту. В спешке он хватает микрофон и начинает говорить. «Лодка Москва! Лодка Москва! Говорит майор Грюнтерс из CAV. Следуем на эсминце Уилсон к месту катастрофы. Запрещаем вмешиваться в наши частные интересы. Ракета оснащена взрывным предохранителем. Незаконное вмешательство приведет к самоуничтожению».

Капитан Глубов и Вася Немцов пересматриваются. Насмешка играет в уголке рта старшего лейтенанта.

— Этот тип кажется здорово испугался, что мы будем претендовать на его добычу. Неплохой трюк, это самоуничтожение!

— Которое однако вынуждает нас, воздержаться от спасательной операции, — делает замечание капитан. — Мы не будем понапрасну ставить на карту человеческие жизни, если в этом все же есть доля истины.

— Разрешите, товарищ капитан! — Вася Немцов ходит быстрыми шагами туда-сюда по радиорубке. — Этот Шеппард преступник, у которого на совести два покушения на убийство. Он также украл капсулу инопланетян. Я не сомневаюсь, что она содержит важную информацию, которую CAV использует против нас.

— Но, товарищ Немцов! Вам известно, что мы по международному морскому праву не имеем никакого основания для вмешательства.

Капитан включает передатчик и говорит на чистейшем английском в микрофон: «Эсминцу Уилсон! Говорит подлодка Москва! Прекращаем спасательную операцию. Благодарим за любезное указание на взрывной предохранитель. Нас не интересуют секреты вашей ракеты. Желаем успеха в спасении!»

Инженер Шеппард находится в рубке Феникса и отчаянно борется с наступающим бессознательным состоянием, боль в ноге чуть не сводит его с ума. А еще сильная головная боль, которая все усиливается. Находясь в состоянии полусна, он расплывчато воспринимает все происходящее события вокруг себя. И он не чувствует, как ракета начинает медленно кренится и его рука, вяло свисающая с подлокотника, омывается водой. И он обращает внимание только на холод, поднимающийся по руке. Одним махом он приходит в себя. Феникс заливает водой. Должно быть нижние помещения уже затопило. Сколько он еще сможет подержаться в этой мышеловке? Его переполняет ужасный страх.

Старший лейтенант Немцов недоволен. Его злит, что преступник Шеппард может уйти, несмотря на то, что он знает, что ясное решение капитана правильно. Все снова и снова он наблюдает за ракетой с расстояния в перископ, в то время как «Москва» отплывает. Сначала он не замечает изменившегося положения. Но затем он застывает в изумлении. Нос торчит выше из воды, а корму с двигателями уже совсем не видно. Должно быть в Фениксе есть течь.

— Товарищ Глубов, — обращается он к командиру, — Феникс тонет.

Прежде чем Глубов может ответить, радист сообщает, что инженер в отчаянии зовет на помощь.

— Товарищ Немцов! — кричит Глубов.

— Жду ваших приказаний!

— Приготовьтесь к спасению инженера и ракеты! Объявите боеготовность лодки!

Глубов знает, что он должен быть готов к сюрпризам со стороны эсминца. Когда старший лейтенант собирается идти, он добавляет: «И еще кое-что: Установите магнитное заграждение вокруг корабля!»

Глубов дает радисту указание уведомить эсминец и инженера — тут во всех отсеках зазвучали сирены и корабль приведен в состояние боеготовности.

Грюнтерса потрясен неожиданным поворотом событий. Даже бывалому О`Брайену некоторые в диковинку крепкие выражения, которые выкрикивает майор. Обеспокоенный, он убирает подальше вторую бутылку коньяка. Грюнтерс с трудом снова берет себя в руки.

— Когда мы, наконец, прибудем туда, О'Брайен?

— Приблизительно через полчаса!

— Полчаса! Приблизительно! Это слишком поздно! Вы не могли бы раскочегарить это корыто немного посильнее?

— Ответственность за корабль несу я, майор! — резко отвечает капитан. — Машины уже работают в полную силу. Или вы хотите отправиться на дно вместе с этой посудиной?

Грюнтерс идет на уступки.

— О какой ответственности вы говорите? В любом случае я получил приказ лично от мистера Шермана, любой ценой доставить ракету в безопасное место. Понимаете вы, О'Брайен? Чем это для вас чревато, можете себе представить. Такого усердного командира шеф быстро повысит. Иначе…

Перспектива пойти на повышение не так уж и неприятна капитану. Хоть он и недолюбливает надутого Грюнтерса, но он знает о его влиянии в CAV. С другой стороны он знает, что будет дольше всех командиром Уилсона, если дело пойдет плохо.

— Не раздумывайте долго, — снова начинает Грюнтерс, — давайте заключим договор! Вы получите от меня десять тысяч долларов, и, кроме того, я замолвлю за Вас словечко мистеру Шерману — за это Вы передадите мне на час командование кораблем.

Когда О'Брайен хочет вспылить, он цинично добавляет: «Не так быстро, голубчик! Командование кораблем я мог бы получить непосредственно от шефа и по телеграфу. Но зачем мне сразу обращаться к шефу, если вы вполне разумны?»

Видя, что капитан все еще колеблется, он продолжает: «Ну, хорошо! Последнее предложение, чтобы Вы видели, что я хочу вам лучшего: Тридцать тысяч долларов!»

Это решает. Майор вздыхает. Если бы этот дурак знал, сколько Грюнтерс заработает на этой капсуле!

— Тогда, передайте в машинное отделение — полный вперед — и приготовьте магнитные торпеды! Возможно нам придется защищаться.

Он заливается лошадиным смехом.

В это время на Москве спасательные работы идут полным ходом. Подводная лодка приблизилась к ракете на несколько метров. Рядом с массивным корпусом лодки Феникс кажется маленькой блестящей рыбешкой. Когда ракета поднимается на следующей волне, два гидравлических захвата свешиваются с палубы лодки, протискиваются под корпус Феникса и держат его на весу. Следующая волна хлещет снизу по корпусу ракеты, но она больше не может ничего ему причинить. Захваты уже притянули ее, и вскоре ракета и лодка крепко связаны между собой.

Шеппард с последними силами открывает воздушный шлюз, затем он падает от бессилия. Он больше не чувствует, как сильные руки поднимают его из Феникса. В руках, сложенных на груди, он держит капсулу.

— Эсминец по левому борту! — сообщает матрос, стоящий у перископа. Капитан Глубов спокойно отдает приказы: «Сбросить ракету! Все вниз! Приготовиться к погружению!»

Майор Грюнтерс видит в бинокль, что происходит. Он скрипит зубами. «Слишком поздно! Ну, нет уж! Но тогда они не должны уйти!» — О'Брайен, приготовьте магнитные торпеды! Быстрее, быстрее! Или вы хотите засидеться в командирах?

Именно в тот момент, когда О'Брайен отдает приказ против своей воли, в рубку входит радист.

— Москва сообщает, что они подобрали инженера. Его жизнь в опасности и его нужно как можно быстрее доставить в ближайшую больницу на материк. К сожалению, советам не удалось спасти ракету. Но они предлагают свою помощь в дальнейших поисках.

— Вон, я сказал, — ревет майор. У него от злости выступает пена у рта, и радист предпочитает быстро исчезнуть. Когда радист снова заходит в радиорубку, он вспоминает о приказе, который только что отдал О'Брайен, когда он докладывал.

Магнитные торпеды? Зачем?

Капитан намерен напасть на подлодку? Это было бы подло. Радист не друг Советов, но это он не одобряет. Разве они не спасли инженера?

В спешке он переходит на прием.

— Москва, прием. — кричит он охрипшим голосом, — Внимание, магнитные торпеды! Слышите, магнитные торпеды! — и снова переходит на прием.

— Спасибо, друг! Мы в безопасности, — слышит он на ломаном английском голос другого радиста.

Москва погружается, словно камень, под Феникс, которой медленно наполняется водой. Одновременно друг за другом с эсминца в воду с шипением отходят два тонких черных тела, которые несут в себе смерть. Через несколько минут на том месте, где погрузилась Москва, ввысь поднимается столб воды и поднимает на воздух потрепанную ракету. Вторая торпеда детонирует через несколько секунд на большей глубине.

Когда Грюнтерс видит этот второй взрыв в бинокль, его лицо передергивается гримасой, затем он так заливается смехом, что даже О'Брайну становится не по себе.

Сенсационное сообщение о появлении репортера Нильса Йенсена на Луне молниеносно облетело вокруг земного шара. Не прошло и часа, а у продавцов газет уже вырывают из рук экстренные выпуски, на которых еще не высохла краска.

«SOS с Луны!»

«Сенсация из космоса!»

«Существа из космоса спасают репортера!» пестрят заголовки газет. Голоса мальчишек с газетами пронзительно звучат на улицах, движение приостановилось. Перед динамиками толпятся люди, в жажде узнать последние новости. На жидкокристаллических экранах непрерывно движутся метровые буквы. Нильс Йенсен не переставая передает по радио сообщения. Профессор Успенский из Совета космонавтики объясняет: «Старт Лунника 12 будет произведен через шесть часов, Петр Кузьмин руководит спасательными работами».

— Они справятся? — спрашивает Соня Фишер своего спутника, в то время как они ступают на эскалатор, который поднимает их на четыре метра над постоянно движущимся потоком машин и электрокаров, переносит на другую сторону улицы.

— Они испытают все средства, — возражает Рольф Петерс, коллега Сони из обсерватории. — Посмотрите, новое сообщение!

— Отлет Лунника с Космос-1 перенесен на два часа раньше, — сообщает светящаяся надпись.

— Они действительно делают все, чтобы спасти этих двоих, — говорит Петерс. — И Петр Кузьмин справится. А помните еще, что он тогда один из первых облетел Луну на Луннике и потом даже совершил там посадку.

— Да, я припоминаю, — говорит Соня, — это было два года назад. Но почему не отправили для спасения «Луну»? Экспедиция так и так должна была стартовать на днях.

— Но Соня, — смеется Рольф Петерс, — на этот вопрос вы и сами смогли бы ответить. Отправить ее в полет наспех означало бы подвергнуть опасности несколько человеческих жизней, чтобы спасти двоих. Нет, нет! Петр Кузьмин и его спутник справятся в одиночку.

Вдруг Соня останавливается. Ей в голову приходит мысль.

— Не сердитесь, Рольф, — умоляюще говорит она, — но я хочу вернуться в обсерваторию. Я должна увидеть старт Лунника на экране.

Теперь черед Петерса вздыхать.

— Жаль! А я так представлял себе нашу небольшую прогулку.

Но он идет с ней до стоянки такси, и вскоре аэротакси взмывает в воздух и берет курс на обсерваторию.

Петр Кузьмин проверяет еще раз установку аппаратуры. Лунник-12 только что отделился от космической станции. Кажется, что Космос-1 медленно уносит в черное, усыпанное сверкающими звездами космическое пространство, и станция заметно уменьшается в размерах. Несколько минут назад Кузьмин крепким рукопожатием попрощался с друзьями и прочел в глазах у всех участие.

— Возвращайтесь обратно живыми и здоровыми и привезите с собой двух космонавтов с Луны! — выкрикнул ему профессор Козлов, когда входной люк уже начал закрываться. А Петра Норштедт так умоляюще посмотрела на него, словно хотела сказать: «Вы только доставьте Нильса живым поскорее!»

То, что в его силах, он, конечно, сделает.

Рядом с Кузьминым сидит Марсель Роже, его спутник в полном опасностей полете. Маленький француз тоже астронавт и к тому же еще хороший товарищ. В сложном задании, которое им предстоит выполнить, Петр не мог бы пожелать себе помощника лучше.

Они будут лететь двадцать один час, пока не достигнут Луны. Несмотря на то, что курс поддерживается автоматически, они едва ли смогут сомкнуть глаза.

Взгляд, брошенный на панель управления говорит Кузьмину, что они уже удалились на тысячу километров от Космос-1. Лишь только перед мерцающим земным шаром нечетко видно станцию.

— Твой третий полет на Луну, не правда ли, Петр? — нарушает молчание Марсель.

— Это так, но только вторая посадка! — говорит Петр. — Виток был лишь попыткой, которая предшествовала посадке, которая была произведена через год. Тогда уже действовали обе автоматические станции. Третья, с герметической кабиной, была запущена позже. Она должна была служить последующим экспедициям в качестве разведочной машины.

— А сегодня она уже спасла двух людей, еще до того, как смогла стартовать вторая экспедиция, — добавляет Марсель.

— Если бы кто-нибудь тогда мог знать! — задумчиво говорит Петр. — Тогда бы позаботились о большем запасе кислорода, и они могли бы дождаться прибытия Луны. А так нам еще остается два-три часа времени после посадки, чтобы найти их. Если мы не найдем их за это время…

Петр Кузьмин не договаривает предложение до конца.

— Надеюсь, им не придет в голову мысль отправиться на разведку на луноходе. Если нам придется их искать, тогда конечно…

Марсель тоже не решается произнести вслух, что было бы тогда.

Они знают, что взяли на себя выполнение трудного задания. Лунник-12 в настоящий момент был единственным космическим кораблем, готовым к старту. Новая серия пяти других Лунников еще только находилась на завершающей стадии монтажа; они были предусмотрены для планомерного сообщения между будущей космической станцией Луна и Космос-1, а Лунник-12, у которого был меньший радиус действия и который был относительно медленным, затем должен был служить для обучения будущих космических пилотов. Все же совет решил использовать для акции спасения Лунник-12, потому что ракета согласно всем расчетам должна была бы прибыть на Луну вовремя, даже с запасом в три часа, в то время как на «Луне» еще не был установлен радар и поспешный старт мог бы поставить под сомнение удачный исход экспедиции и подвергнуть угрозе ее участников.

Космонавты в кабине привыкли к подавляющей тишине смертельной тоске космоса. Когда они смотрят через иллюминатор в темноту, им кажется, что корабль парит в бесконечности Вселенной без движения. Не чувствуется ни малейшей вибрации корпуса ракеты, потому что двигатели разогнали Лунник до необходимой скорости и уже автоматически отключились.

— Поймай немного музыки с Земли, Марсель! — говорит Петр. И Марсель склоняется над приемником.

Голос московского диктора звучит из динамика. Эти слова космонавты воспринимают как приветствие в их одиночестве. Они больше не одни, они слышат, что вся Земля следит за их полетом с напряжением и участием.

— Лунник-12 стартовал с космической станции Космос-1, — сообщает диктор.

— Он имеет в виду нас, — радостно шепчет Марсель.

— Лунник-12 совершит посадку на Луне сегодня ночью в ноль часов пятнадцать минут. До этого часа еще не удалось установить связь с Нильсом Йенсеном и профессором Бёрнсом. Все же из последних сигналов репортера можно сделать вывод, что они живы и здоровы.

Голос диктора становится тише и, в конце концов, пропадает в помехах.

— Земля уходит под нас, — говорит Петр, — но станцию еще должно быть слышно.

— И видно, — добавляет Марсель.

— Да, правильно, об этом я не подумал.

Марсель уже установил телемост. Радиоцентр Космос-1 вещает для космонавтов специальную передачу. Особенно друзей удивляет, когда они еще раз переживают недавно произведенный старт.

— И это тоже похоже на нашего Василия, повелителя волн, — смеется Петр. — Новый метод магнитной записи! Ты еще не знаешь о нем? — спрашивает его Марсель. — Он основан на том же принципе, что и запись звука.

Время проходит за контролем аппаратуры и сообщениями на станцию.

Прошел час с тех пор, как Марсель принял сигналы Морзе от Нильса Йенсена в первый раз. Это последний отчаянный зов, который репортер направляет в эфир. Радостное настроение мигом пропадает у обоих.

Петр Кузьмин смотрит на часы.

— Семнадцать часов они еще продержатся, — говорит он вполголоса, — длительность полета от Космос-1 до Луны двадцать один час. Один прошел, значит еще двадцать часов. Это значит…

— … что мы прибудем на три часа позже, — дополняет француз.

Они переглядываются. На мгновение наступает тишина. Может, их действия напрасны?

В голове Петра проносятся мысли. Нужно увеличить скорость Лунника! Но это означает, что они больше не смогут взлететь без чужой помощи. Расход топлива при повышении скорости и при дальнейшем торможении израсходует большую часть запаса, необходимого для обратного полета. Вероятность того, что они потерпят кораблекрушение очень большая. Возможно Петр рискнул бы, если бы он был один, но он несет ответственность и за вторую человеческую жизнь, за Марселя. Его взгляд изучающе падает на товарища. Тот спокойно смотрит на него.

— Да, — говорит Марсель, словно прочел мысли Петра, — Мы должны увеличить скорость.

— Ты знаешь, что это значит?

— Я знаю это, — отвечает Марсель.

— Мы больше не вернемся. Мы можем разбиться. Мы…

— У нас есть запас кислорода на восемь дней и генератор воздуха здесь в кабине. Или ты думаешь, что я сейчас поверну назад, только потому, что хочу спасти свою шкуру?

Петр Кузьмин протягивает руку товарищу. Они оба знают, что они связываются с величайшим риском в своей жизни. Но они не медлят ни секунды.

— Сообщи профессору Козлову! — говорит Петр. — Я сделаю необходимые расчеты.

На экране появляется профессор. Его лицо серьезное.

— Вы уже знаете об этом, профессор? — спрашивает Кузьмин.

— Мы получили ту же передачу, что и вы. Должно быть, в расчеты из первых сообщений от Нильса Йенсена, на которых мы основывали наши расчеты для полета Лунника-12, закралась ошибка. Все же вы продолжите полет. Возможно также то, что Йенсен ошибся при последних расчетах своего запаса кислорода. Правда, это довольно слабая надежда для нас! Мы сами сделали все возможное и, к сожалению, ничего не можем изменить!

— Мы можем изменить это, — кричит Петр, — Я увеличу скорость.

Голос профессора становится на тон выше.

— Вы этого не сделаете! Совет не даст на это разрешение.

— Я сделаю это и без разрешения.

— Вы нарушаете дисциплину, товарищ Кузьмин. — Он указывает на лист бумаги, который лежит перед ним на столе. — Я только что рассчитал возможности. Вы должны ускориться на два километра в секунду, этого будет достаточно. Но тогда вы больше не вернетесь. Девяносто процентов вероятности того, что вы потерпите катастрофу. Будьте благоразумны, Петр! Вы оба наши самые опытные космические пилоты. Вы должны сохранить себя для общества.

— Я должен спасти двух человек.

— Их больше не спасти.

— Посмотрим.

— Приказ Совета гласит придерживаться расчетной скорости.

— Я не намерен еще и играть роль гробовщика, — вспыляет Кузьмин. — Я отказываюсь выполнять этот приказ.

— Петр, — тихо говорит профессор, — как хорошо я тебя понимаю! — Его глаза смотрят с нежностью и одновременно грустно. — Удачи вам обоим!

Экран гаснет. Петр задумчиво сидит в кресле. Последние слова профессора потрясли его, но они действительно прозвучали как прощание. Было ли их намерение действительно настолько безнадежным? Он любит этого старика, который был ему хорошим учителем, и догадывается, как тяжело ему было скрыть свое пылкое сердце за трезвомыслящим разумом. А если им обоим не суждено вернуться? Тогда действительно ли Кузьмин поступил с профессором Козловым и друзьями со станции, которым он еще нужен, забыв о долге? — Он закидывает голову наверх.

— Мы ускоряемся, Марсель?

— Да, — просто говорит Марсель.

Через несколько мгновений взревевшие двигатели бросают космический корабль вперед с еще большей скоростью.

Перед носом ракеты, словно потрескавшаяся стена, угрожающе зависла ярко-голубая лунная масса. Космический корабль со стремительной скоростью преодолел точку гравитации и несется, быстрее мысли, навстречу светящемуся небесному телу. Так безрассудно, скользя по лезвию ножа, Кузьмин еще не летал.

В то время как далеко в космосе парит Земля и люди, напуганные сенсационным оборотом акции спасения, надеются на удачное завершение, два космонавта с безмолвным упорством борются со временем. Беспрестанно работает радар. Нечеловеческое напряжение последних часов оставило свой след на их лицах.

Петр Кузьмин неподвижно смотрит на надвигающийся кратерный ландшафт.

— Расстояние?

— Десять тысяч сто.

— Топливо? — Марсель проверяет шкалы. — Еще двадцать пять процентов.

— Скорость?

— Четырнадцать километров в секунду.

Петр поворачивает голову на мгновение. Его голос звучит с хрипотой.

— Мы выиграли четыре часа. — Марсель серьезно кивает. — Кислорода им хватит еще на час.

— Через четырнадцать минут мы можем совершать посадку.

Взгляд Петра встречается с взглядом товарища. Он читает в нем покой и доверие. Хорошо, когда есть такой товарищ. Это вселяет непоколебимую уверенность, думает он. Сейчас это нужно.

— Внимание, Марсель! Я поворачиваю.

Его железная воля заставляет руки действовать с быстрым автоматизмом. Боковые сопла разворачивают ракету. Она не может изменить направление движения, для этого ее скорость слишком большая. Но она снова вращается, дважды, сильно прижимает их к стене, затем поворачивается медленнее, кормовой частью, в правильное положение.

Петр Кузьмин запускает реактивные двигатели. Марсель уже включил экран, который должен заменить прямую видимость лунной поверхности. Смогут ли вырывающиеся из сопл газы остановить падение ракеты?

Марсель считывает значения с радара в равных промежутках.

— Пять тысяч километров.

— Три тысячи.

— Одна тысяча.

Со страшной силой вырываются из кормы тормозящие клубы огня. Космонавтов со страшной силой вдавливает в кресла. Им трудно дышать, они задыхаются. Прижимающее усилие становится почти невыносимым. Но Кузьмин не глушит тормозные двигатели.

— Тысяча метров в секунду, — хрипит Марсель. Но он не сводит взгляд с измерительных приборов. — Высота восемьсот километров.

Лицо Петра передергивается от боли. Он с большим трудом двигает тормозной рычаг до упора. На несколько секунд сохраняется давление, которые почти лишает их сознания, и все же они кажутся вечностью. Окоченевшая рука на рычаге тормозов постепенно возвращает контроль над высвободившимися силами. Рев двигателей идет на убыль. Их тела полегчали на целый центнер. Резкое падение превратилось в медленное скольжение.

— Петр!

— Марсель!

— Высота еще тысяча метров.

— Скорость?

— Четыре метра в секунду.

При помощи боковым сопл ракета держит курс на автоматическую станцию, затем Лунник-12 совершает посадку на Луне.

Петр Кузьмин ничком осунулся в кресле. Его руки покоятся на панели приборов. В таком состоянии он находится несколько секунд.

Чрезмерное напряжение последних часов уступает место тяжелой усталости. Разум отказывается отдавать телу приказы. Внезапное расслабление слишком благотворно.

Но еще нужно бороться: с собственной слабостью и со временем, которое неудержимо съедает часы, которые достались таким тяжелым трудом.

Потом Петр уже не может вспомнить, как они оба выбрались из ракеты. Он знает только, что Марсель первым обнаружил отсутствие третьего лунохода и что этот маленький, тщедушный малый спешит широкими шагами к двум другим луноходам, словно этого изнурительного полета вовсе не было.

«Откуда только Марсель берет эту энергию?!» — спрашивает себя Петр, и снова его охватывает забота о Нильсе Йенсене и профессоре. Где они могут быть? Теперь надежда на их спасение сократилась до крошечной искры.

— Мы должны пойти по следу лунохода, — слышит Петр в наушниках голос друга. — Они должны быть там у кольцевых гор.

Петр смотрит на равнину. Нигде не видно лунохода. Но Марсель уже спешит вперед, по щиколотку утопая в песке. Петр следует за ним несколько шагов, затем он останавливается. Невозможно преодолеть расстояние до гор за такое короткое время!

Марсель прошел уже около ста метров. Он не сдается. Вероятно, в глубине души он надеется, что репортер ошибся, возможно он недооценивает и расстояние до гор. Кузьмин здесь не в первый раз, он знает, что горы зрительно приближены почти наполовину реального расстояния отсутствием атмосферы.

Если все расчеты верны — а они должны быть верны, они слишком часто проверялись во время полета, тогда в следующие тридцать минут жизнь обоих оборвется. Но что тогда? Как он снова сможет посмотреть в глаза Козлову, людям на Земле? Они положились на него и Марселя. Если бы Йенсен не уехал! Но нет, это тоже нужно было учесть — он, Петр Кузьмин, должен был лететь еще быстрее, тогда бы он вероятно успел бы до отъезда репортера на луноходе… — Луноход! Вот, ключевое слово! Пилота разворачивает одним махом. Там стоят два других лунохода — правда без герметичной кабины, задуманные лишь для первых автоматических радиопередач на Землю. Но они же тогда передвигались, значит у них есть мотор, который питается солнечными батареями. Тогда ими можно и управлять вручную! Предоставляется последний шанс. Петр несколькими прыжками оказывается у двери первого лунохода. Он протискивается внутрь. Скафандр сильно стесняет его движения. Пока его глаза еще слабо видят в темноте механизм подключения, умелые руки решаются сделать первые движения.

Петр испускает крик радости. Луноход приходит в движение! Теперь нужно еще задействовать всю энергию батарей и найти боковое отклонение.

Марсель услышал крик в наушниках и оборачивается.

— Это у тебя хорошо вышло, Петр! — он часто дышит. — Держи правее! — кричит он. — Там есть трещина.

Одновременно он бежит в заданном направлении. Петр не сбрасывает скорость, когда запрыгивает Марсель. Только не терять времени! Француз наполовину свешивается из люка и судорожно держится. Маленький луноход развивает приличную скорость. Поднявшаяся пыль тянется за ним словно желтая змея. Петр склонился над приборами и нажимает контакты. Лишь его частое дыхание выдает напряжение.

Горы медленно приближаются. Следуя следам гусениц, космонавты прошли уже больше половины пути.

Вдруг Марсель испускает крик радости.

— Вот они, Петр! Я вижу луноход!

Петр ворчит. Он еще сильнее давит на контакты.

Быстрее! Если бы можно было бы двигаться быстрее!

Затем Марсель, наконец, кричит: «Стой! Остановись же, Петр!»

Но Петр не может так быстро остановить луноход. Тут Марсель спрыгивает на полном ходу, спотыкается, падает. Сжав зубы он поднимается. Нога болит. Но он уже бежит к другому луноходу, который стоит в ярком свете перед ущельем, которое уходит глубоко в гору.

Нужно еще немного подождать, пока в шлюзе происходит выравнивание давления. Затем, наконец, открывается внешняя дверь. Марсель срывает с крепления резервный баллон с кислородом и врывается внутрь.

Они лежат там: перед сиденьем, осунувшись, Нильс Йенсен и за ним, вытянувшись на полу, профессор. У француза комок в горле. Неужели поздно? Он выпускает газ из баллона, держит его под носом у репортера. Когда Нильс открывает глаза, Марсель не может скрыть, что у него по щекам текут слезы.

Через несколько минут в дверь шлюза протискивается Петр Кузьмин. Радость четверых мужчин неописуема: Они несмотря на все опасности, преодолели все препятствия и остались победителями над жарой и холодом, временем и скоростью, отчаянием и страхом перед смертью.

Профессор Бёрнс благодарит обоих спасителей: «Какие же вы замечательные люди! Пожалуй никто из моих знакомых в CAV не пошел бы на риск. А если бы у Нильса не было такой выдержки…»

— Взаимно, профессор! — смеется Нильс. — А кто обнаружил селитру? Скажем так, без наших совместных усилий и без помощи Петра и Марселя и многих других товарищей на Космосе I и Земле все, наверное, закончилось бы плачевно.

— Как вышло так, что мы нашли вас такими мирно дремлющими? — спрашивает Марсель. — Согласно нашим расчетам вы уже должны отправиться на тот свет.

Нильс показывает рукой на плитку и гору беловатой соли, которая лежит рядом.

— Профессор Бёрнс нашел большие запасы соединений кислорода. Пусть он сам расскажет, что мы пережили во время поисков этого вещества внутри Луны.

— Внутри Луны? — удивленно спрашивает Марсель.

— Это так, — отвечает профессор Бёрнс, — когда мы…

— Минутку, профессор! — обрывает его Петр, — Не будем забывать, в каком положении мы находимся. Если вы сейчас начнете рассказывать, кислород мог бы с легкостью закончиться во второй раз. Мы вернемся к Луннику 12 и устроимся там. Прежде всего мы должны дать о себе знать. Повсюду же ждут сообщения, живы ли люди на Луне.

Пока луноход, управляемый Петром Кузьминым, находится на обратном пути, профессор Бёрнс наглядно и живо описывает опрометчивый старт Феникса, таинственное появление репортера и борьбу в лунном кратере.

Нильс слышит рассказ профессора вполуха, он занят своими собственными мыслями. Три дня прошло с его внезапного исчезновения с Космос-1. Ему кажется, словно прошло три года. Где может быть Петра? Теплая волна радости переполняет его, когда он думает о ней. После этого возвращение на Землю кажется ему прекрасным вдвойне.

Кузьмин осторожно ведет автоматическую станцию на первоначальное место. Гермошлемы надеваются на скафандры, затем четверо мужчин совершают короткую пробежку до ракеты, которая через несколько минут принимает их на борт.

Радиосвязь с Космос-1 вскоре устанавливается, Петр Кузьмин сообщает в двух словах об удавшемся спасении.

На расстоянии триста восемьдесят тысяч километров, разделенные ледяной ночью Вселенной от космонавтов, на станции люди от радости бросаются в объятия друг друга.

— Сорванец, этот Петр! — бормочет профессор Козлов, и по нему видно, как он гордится своим главным инженером.

Петра Норштедт в порыве радости целует в щеку пухленького биолога Кеплера.

— Ну, ну, — удивленно кричит он, — подождите, пока вернется Нильс!

Когда радиоволны долетают от Луны до Земли и доклад Петра Кузьмина передается из динамиков, транспорт на улицах и площадях на несколько минут образует пробки. Затем говорит Нильс Йенсен, бодрый и живой как всегда, и восторгу нет конца.

— Свяжите меня с профессором Козловым с Космос-1, — обращается к своему секретарю профессор Успенский из Совета по космонавтике.

Несмотря на хорошую новость у него еще есть свои заботы. Луна благополучно парит рядом с космической станцией готовая к старту и через несколько дней, как планировалось, доставит экспедицию на Луну. Таким образом, после этого и возвращение четырех космонавтов с Луны уже не проблема. Но Петр Кузьмин уже не может командовать «Луной». Кому еще можно доверить космический корабль?

На экране появляется профессор Козлов, все еще в радостном волнении.

— Мои наилучшие пожелания обоим космонавтам, профессор! — говорит Успенский. — Нам нужно быть снисходительными, ведь успех оправдывает это отчаянное предприятие.

— Где бы мы были сегодня, если бы у нас не было таких замечательных людей, которые идут на такое!

— И при этом рискуют своей жизнью, — сухо добавляет Успенский. — Нет, нет, Вам не нужно защищаться, профессор Козлов! — смеется он. — Но где нам найти замену Петру Кузьмину? Кому мы можем доверить руководство экспедицией?

— Я уже думал об этом, — отвечает Козлов, — и я очень прошу Вас о том, чтобы Вы позволили мне принять на себя руководство вместо Петра Кузьмина.

— Вы, профессор? Подумайте о трудностях!

Успенский удивлен. Профессор Козлов, конечно, был бы подходящим человеком, но он уже не мальчик, а на первом месте стоит забота о человеке.

Но Козлов обосновывает свое предложение настолько убедительно, что Успенский, наконец, дает свое согласие. Экспедиции больше ничего не препятствует.

Приглушенный гул наполняет зал заседаний совета космонавтики, в котором через несколько минут состоится чрезвычайное событие. Двести ученых и представителей правительств дружественных государств собрались в большом помещении, погруженном в дневной, теплый свет, струится из невидимых источников.

Редкий случай, когда совет ведущих ученых созывается всего за несколько часов. Значит на повестке дня нечто особенное. Предположения, вопросы и слухи создают атмосферу полную напряжения и ожидания.

Звон колокольчика заставляет всех прекратить разговоры. В тот же момент открывается дверь во фронтальной части зала, члены совета избранных, профессор Успенский, Горм Ангаард, профессор Ушар, француз Лавуазье и китаец Хо Мин, входят в зал. Собравшиеся встают со своих мест в честь этих выдающихся ученых, которые пользуются доверием народов.

Вслед за советом на подиум выходят Петр Кузьмин, Нильс Йенсен и Марсель Роже. Аплодисменты, которыми встречают трех героев космонавтики, беспрецедентны.

После того как присутствующие снова сели на свои места, поднимается профессор Успенский. Несмотря на то, что он говорит тихо, его голос, пропущенный через электронный усилитель, слышно до самого последнего ряда.

— Дамы и господа! Дорогие друзья! Чрезвычайные события вынуждают нас к чрезвычайным мерам и оправдывают наше столь спешно созванное собрание. — Его голос становится на тон выше. — Нужно ни много и ни мало, в скором времени подготовить экспедицию к планете Юпитер — а точнее: к его спутнику, Ганимеду.

По залу проносится перешептывание. Это действительно нечто неслыханное! Луна еще не полностью исследована, и первая беспилотная ракета еще как год на пути к Марсу, а совет уже занимается этим проектом. Голоса становятся громче:

— Экспедиция в скором времени?

— К Ганимеду?

— Почему не к Венере?

— Потрясающий проект!

И только звонок колокольчика снова наводит порядок. Профессор Успенский улыбается, когда продолжает: «Вы очень скоро узнаете, что у этого фантастичного плана совершенно реальная основа. Я могу сегодня сообщить вам, что мы, люди Земли, нашли сестер и братьев в космосе — мыслящих живых существ как мы, которые живут на Ганимеде. Да, и более того: они пригласили нас посетить их».

На мгновение царит штиль, затем поднимается буря, какую еще не ведали стены этого зала. Порой здесь возникали и обсуждались смелые идеи, но сегодняшняя сенсация затмевает все, что было раньше.

— Ганимед обитаем! Кто бы мог подумать? При том, что скорее Марс…

— Пригласили! Как они наладили с нами контакт?

— Юпитер, семьсот миллионов километров в центре…

— Но гравитация, почти в триста раз сильнее, чем на Земле!

Шкала мнений простирается от скептического сомнения до восторженного согласия.

Несмотря на призывающий звон колокольчика профессор Успенский не сразу может восстановить спокойствие.

— Я могу понять ваше воодушевление, друзья мои, — говорит он взволнованным голосом, — но этим в истории Земли начинается новая, значимая глава. Мы больше не одни в бесконечной Вселенной, мы нашли попутчиков. Но одновременно мы несем теперь большую ответственность. Как у обитателей космоса перед нами стоит задача идти одной дорогой и показать, что мы достойны приглашения ганимедов. Так позвольте мне рассказывать по порядку! Сомневающимся среди вас я могу сказать, что один человек уже видел чужих обитателей космоса и обязан им жизнью. Через него мы, пусть даже всяческими окольными дорогами, получили то приглашение. Пусть Нильс Йенсен сам расскажет нам, как все было!

И Нильс рассказывает о своих впечатлениях.

Звучат аплодисменты, когда он еще раз благодарит теплыми словами своих спасителей Петра Кузьмина и Марселя Роже.

— Та важная капсула, — продолжает он, — была доставлена на Землю преступником Шеппардом. Она не попала в загребущие руки CAV, а находится сейчас в собственности Совета космонавтики. Пусть весточка от ганимедов и приглашение, которое содержит эта капсула, будет во благо человечества!

После Нильса Йенсена поднимается Горм Ангаард.

— Позвольте мне, уважаемые присутствующие, дать вам некоторые разъяснения! Капсула, размером с кисть руки, металлический предмет, был обследован экспертами. С помощью электронных автоматов нам удалось открыть завесу тайны в течение восьми дней. Этот предмет представляет собой гениально придуманный накопитель электромагнитных волн, поток которых постоянно циркулируют по нескольким катушкам. Распределенные между ними системы кристаллов позволяют накапливаться заданным импульсам, которые можно сделать видимыми и слышимыми намагничиванием определенной напряженности поля. Я не хочу наводить на вас скуку многими техническими и физическими подробностями. Результат наших исследований сейчас будет продемонстрирован вам. Вы сами воспримете сообщение, которое обитатели Ганимеда передали нам в этой капсуле.

По знаку инженера гаснет свет. Над подиумом в фронтальной части зала тусклым светом загорается экран диагональю в несколько метров и распространяет бледное свечение.

Горм Ангаард еще раз произносит речь: «Мы записали сообщения, которые содержались в капсуле нашим новейшим методом магнитной записи телевизионного изображения. Таким образом стало возможно сделать любое количество копий. Я еще должен сказать вам, что ганимеды, которых видел Нильс Йенсен, немного меньше людей. Их рост составляет примерно 150–160 сантиметров».

На экране сверкают молнии, в динамиках слышно то усиливающееся, то стихающее шуршание. Вдруг экран темнеет, и мелодия своеобразной красоты наполняет зал. Стена словно куда-то погрузилась, перед зрителями теперь открывается бесконечное космическое пространство в своем королевском, холодном звездном величии. Вдалеке Солнце стоит крошечным диском в темном небе. Изображение настолько объемно и четко, что присутствующие думают, что сами парят в одиночестве Вселенной. Сопровождающая музыка подчеркивает эту неземную картину. Она проникает в мозг и подавляет силой своего воздействия любое другое ощущение.

Словно в планетарии движение звезд происходит в ускоренном темпе. Изображение уже сменилось. Появившаяся в центре ярко сияющая звезда быстро увеличивается в размерах. Рядом с растущим шаром уже можно узнать четыре маленьких светящихся точки. Без сомнения: это Юпитер с его четырьмя спутниками! Небесное тело приближается с захватывающей дух скоростью. Густые массы облаков окружают колосс и придают ему красноватый оттенок. Скоро в поле зрения остается лишь правый край этого гиганта среди планет Солнечной системы. Затем со стороны появляется маленький яркий шар, крошечный по сравнению с великаном: Ганимед. Он медленно движется в центр кадра, становится все больше и больше, пока и он за рамки экрана не ускользает и на экране не остается лишь часть его поверхности.

Космический корабль, с которого без сомнения была произведена эта запись, идет на посадку.

Музыка, до этого передававшая величие космоса, холодную красоту контрастов Вселенной, переходит в радующую, приятную мелодию, которая обволакивает сердца присутствующих.

Теперь меняется и видеоизображение. Словно наблюдатели сидят в средстве передвижения, которое быстро движется к разделенному на несколько частей образованию, воздвигнутому из темно-серого камня. При приближении можно различить мощные квадры, похожие на огромные каменные блоки, которые причудливо, но все же искусно водруженные друг на друга. Должно быть это поселение, город из серого камня. Однако же нигде не видно отверстий; нет ни улиц ни площадей, ни домов, не говоря уже об окнах, которые указывали бы на то, что это — место, где живут разумные существа.

Странен контраст между видом унылых серых каменных блоков и сопровождающей радостной мелодии.

Невидимое зрителям средство передвижения подкатывает к скалам, словно хочет въехать в них на полном ходу. Но вдруг открываются широкие ворота, и оттуда струится яркий поток света. За ними находится большой зал.

Нигде не видно источника света, кажется, что светится сам камень. От огромной, крытой площади во все стороны ответвляются улицы — а точнее: штольни, которые теряются вдалеке. Свод поддерживают колонны. Стены повсюду украшены цветастые, похожие на мозаики картины с металлическим блеском. Каменные изгибы, мосты и балконы, ниши и выступы объединяются в архитектурном мастерстве и несравнимой гармонии в картину потрясающей красоты. В симфонии оттенков все же практически отсутствует один свет: зеленый. И все же чего-то не хватает во дворце ганимедов: самих жителей. Где же гениальные творцы такого великолепия?

По рядам зрителей, затаивших дыхание, проходит движение, и перешептывание становится громче. На экране теперь показываются множество изящных силуэтов, которые стремятся в зал из боковой штольни. Их еще нельзя рассмотреть более отчетливо.

Теперь при поворота камеры видно и транспорт. Это золотистый металлический шар примерно трех метров в диаметре. К нему прикован интерес большой массы жителей этого странного небесного тела. Из шара друг за другом выходят пять силуэтов. Они направляются на возвышению, похожему на платформу. Очевидно, здесь происходит особенное событие. Ни один из зрителей взволнованно ждущих, что последует за этим, не сомневается в том, что он переживает возвращение космонавтов, которые сейчас будут встречены теми, кто остался дома.

Радостная мелодия замолкает, и благозвучные, щебечущие звуки раздаются из динамиков. Руководитель экспедиции говорит для приветствия. Его слова не сравнимы ни с одним языком Земли; ближе всего они к китайскому. Звуки льются словно звонкое пение птицы.

Теперь камера захватывает пять участников экспедиции с близкого расстояния. Возглас удивления — «А-а-а» — проходит по рядом присутствующих, только сейчас они могут рассмотреть своих космических братьев и сестер более отчетливо.

Прежде всего бросается в глаза нежно-зеленый цвет кожи ганимедов. Кожа покрыта густым пухом мягких бархатистых волосков, которые придают лицам и рукам шелковый блеск. Лицо правильное, но его красота чужая. Раскосые, миндалевидные глаза тоже имеют зеленый блеск. Губы полные и сильные, густого коричневого цвета, в то время как слабо развитый подбородок немного отступает назад. Высокий лоб тоже уходит назад и образует вытянутый череп. Густые каштановые волосы обрамляют голову. Ганимеды прекрасны — прекрасны как экзотические птицы. Их спокойные, умные лица излучают уравновешенность древней культуры. Их одежда, удерживаемая во всевозможных пастельных тонах и практичная и элегантная по покрою, завершает гармоничное впечатление.

Значит эти существа могут предпринимать полеты в космос — полеты, попытки которых человек лишь только предпринимает!

Тем временем камера пустилась в путь по подземному городу. Быстро меняющиеся картинки показывают жизнь других существ различным образом и то и дело подтверждают способности, усердие и жизнерадостность этих прежде неизвестных обитателей Солнечной системы.

Затем появляются кадры большой лаборатории со сверкающими приборами и инструментами. Они сменяются показом гигантской электростанции, очевидно энергетического центра маленькой планеты. Словно нервные волокна толстые трубки доходят до самой поверхности Ганимеда и заканчиваются паутиноподобными сетями, которые простираются по мертвому ландшафту без кустика и деревца на многие километры. Разумеется, это солнечные батареи, которые должны собирать энергию солнечных лучей, сила которых намного меньше, чем на Земле.

Затем на экране показывается известная всем Солнечная система с непонятными значками рядом с отдельными планетами. Иллюстрации с кривыми и линиями указывают на загадочную взаимосвязь между небесными телами. Особенно часто на этих картинках появляются Земля и Луна, и некоторые линии без сомнения можно считать траекториями полета на Юпитер. Но символы рядом с траекториями остаются загадкой.

Вдруг все пропало. На экране появляется лицо отдельно взятого ганимеда. Зеленые, дружелюбные глаза, кажется, смотрят на каждого в отдельности. Из динамиков исходит высокий, поющий голос этого существа. Он говорит — к всеобщему удивлению — по-русски.

— Мы приветствуем вас, обитатели третьей звезды! Пришло время вступить с вами в контакт, потому что путь в бесконечное пространство начало вашей зрелости. Вы, люди Земли, которых мы называем счастливыми, теперь прошли стадию детства. Мы уже давно хотели посетить вас, только ваша Земля для нас слишком тяжелая. Поэтому нашей целью была Луна. Оттуда мы наблюдали за вами. Мы слышали переговоры, которые велись между вращающейся станцией и Землей. Так мы научились вашему языку. Добро пожаловать на спутник шестой звезды, который вы называете Ганимед, но которую мы называем Умирающей. Мы ваши старшие братья и сестры, дети одной матери. Когда наша родина была уничтожена, наша сила иссякла. Мы научим вас, как быстрее преодолевать большую бесконечность. Но вы дадите нам новые силы. Приходите к нам! Наше общее знание будет во благо и нам и вам. Мы ждем вас, братья и сестры счастливой звезды.

Ганимед в знак приветствия поднимает руку. Изображение гаснет, пока космическая музыка не затихает лучистым, манящим финалом.

Загорается свет и освещает двести человек, которые под действием только что увиденного все еще сохраняют неподвижное молчание. Все они стали свидетелями происходящего, которое произошло на расстоянии более чем в семьсот миллионов километров во Вселенной.

Профессор Успенский медленно поднимается. Его голос звучит взволнованно.

— Друзья мои! Впервые Земля выходит из изоляции своего космического существования. Мы установили связь с другими живыми существами во Вселенной. Загадка, населяют ли межзвездное пространство другие мыслящие вещества, кроме нас, решена. Придет время, узы дружбы протянутся от одной обитаемой планеты к другой, и мы, люди Земли, примем участие в достижениях других планет. Но мы, правда, уже знаем, что всякая жизнь, однажды начавшись, должна закономерно развиваться до самой высшей формы, до мыслящей, созидательной жизни. Но сегодня мы получили подтверждение нашей теории. Так давайте обсудим вместе, за какие задачи мы теперь должны взяться, чтобы мы смогли принять приглашение из космоса как можно скорее.

Поднявшийся гул навис над залом словно жужжащее облако, и только звон колокольчика успокаивает всех.

Со своего места поднимается биолог Гастон Реи, худощавый, долговязый человек, башковитый, как все ученые, известная на весь мир величина в области астробиологии.

— Конечно же мы полетим на Ганимед, мои дорогие! И я, само собой разумеется, буду при этом. Представьте себе, какие неожиданные идеи мы найдем для улучшения нашего существования! Очевидно там нет растительной жизни, значит нет и животного мира, что можно было заключить из немногих изображений. Значит, как питаются ганимеды? Мне стало ясно уже во время первых кадров, что жители чужой звезды нашли там временное убежище; потому что там, где отсутствует растительная жизнь, невозможна и более высоко развитая. Нам предстоит колонизация луны. Питание будущих лунян — очень сложный вопрос. Но ганимеды, по всей видимости, блестяще решили проблему. Это нам сильно поможет. Значит это нужно исследовать. А значит и я должен лететь, я должен пожать руки ганимедам за их великолепные успехи в области питания.

Вспыхнувший повсюду смех сопровождает темпераментно изложенные слова ученого.

И следующий выступающий, астроном Дружинин, тоже вызывает бури аплодисментов, когда просит об участии в экспедиции. Он предполагает, руководствуясь высказываниями ганимедов, что чужие живые существа прижились в Солнечной системе и им пришлось покинуть свою родную планету.

— Можно легко представить, что произошло затем. Вероятно они потерпели аварию на своем корабле и были вынуждены, коротать свою жизнь на Ганимеде несмотря на тяжелые условия, — продолжает он. — Они продержались там до настоящего момента — результат, который свидетельствует о выдающемся разуме. На спутнике, на котором прежде не было никакой жизни, как мы знаем. Возможно также, что их родная планета была уничтожена катастрофой, это так же возможно. Они называют Ганимед Умирающим: Это значит, что их жизнь в опасности и им нужна наша помощь.

Еще много ученых просят слова. Высказываются предположения, взвешиваются планы и предложения. Все едины в том, что нужно как можно быстрее готовиться к старту на Ганимед.

Профессор Ушар сообщает, что строительство фотонной ракеты завершится через два года.

Француз Лавуазье предлагает через два года оборудовать внешнюю станцию «Луна» таким образом, чтобы ее можно было применять в качестве перевалочной базы для космических полетов. Кроме того в первую очередь было необходимо приступить к исследованию Юпитера и его магнитного поля непилотируемой ракетой, которая будет передавать результаты на Землю.

Присутствующие единогласно формируют и утверждают комиссию из выдающихся ученых в составе из десяти человек, которые должны выработать программу подготовки полета.

Но кто примет участие в полете? Когда этот вопрос ставится на обсуждение, возникает оживленная дискуссия, и присутствующих часто приходится призывать к спокойствию звоном колокольчика. Слишком много желающих полететь и способных привести убедительные аргументы в пользу этого. Но в этом случае совет оставляет решение за собой. Не каждый справится с трудностями путешествия.

— Сегодня, друзья мои, — говорит профессор Успенский, — я хочу предложить вам всего трех человек, которых совет считает способными решиться на полет к Ганимеду. Своей выдержкой, рассудительностью и энергией они доказали, что у них есть все данные для такого предприятия. Это Петр Кузьмин, Марсель Роже и Нильс Йенсен. Относительно остальных участников решение будет принято к данному времени.

Предложение принято единодушно. Конечно, эти трое заслужили это! С опаснейшими ситуациями они справились с решимостью и осторожностью. Их участие вне всякого сомнения.

Сияя от счастья трое сидят за столом президиума. Они не ожидали столь высокой оценки.

Маленький Марсель Роже кладет руку на плечо своего друга.

— Петр, — тихо говорит он, — я полетел бы уже сегодня.

Поднимается Петр Кузьмин.

— Пока что наша благодарность только на словах, — говорит он взволнованным голосом, — но однажды мы вернемся на Землю. И тогда нашей благодарностью будет успешное завершение этой отважной экспедиции. Для того, чтобы она удалась мы будем рисковать своей жизнью.

Там, где пластовые горы Каракорум, высота которых достигает семи тысяч метров, соприкасаются с горами Кунь Лунь, простирающимися на километры на восток, начинается нагорье Тибета.

Из Хотана, города-оазиса в восточном Туркестане, который насчитывает более 60 тысяч жителей, нужно подняться в горы, следуя вверх по верхнему течению Хотан-Дарья, к труднодоступным, от 4000 до 5000 метров высоту, горным перевалам. В широких, заваленных щебнем высокогорных впадинах, через которые проходят многочисленные горные хребты и повсеместно заняты бессточными солеными озерами и болотами, нет ни росточка. Еще двадцать лет назад здесь жили лишь несколько племен, которые кочевали с овцами, козами и верблюдами к скудным пастбищам, и для которых черный длинношерстый дикий бык, як, был одновременно тягачом и животным для верховой езды, источником молока и мяса.

Теперь кочевники исчезли. Вместо юрт, обтянутых войлоком, в защищенных от ветра долинах стоят прочные каменные дома, и во многих поселениях уже есть свои собственные солнечные электростанции, которые дают свет и тепло и орошают поля. Радио связывает высокогорные долины, в которых еще столетие назад неограниченно властвовали буддистские монахи и священники, с остальным миром.

На одном из южных отрогов Кунь Лунь, который не видно с равнины, располагается монастырь «К Святой воде». Словно птичье гнездо, он примыкает к черным скалам — жалкое пристанище прежнего могущества Будды. Узкая тропинка, которая ведет наверх, известна лишь посвященным.

Темные облака плывут над горами, и мелкий дождь, смешанный со снегом, делает обе человеческие фигуры, которые взбираются наверх к монастырю, почти незаметными.

— Damned,[5] — бормочет второй, — зачем я вообще попал в эту проклятое место!

Он вытирает лицо, блестящее от капель дождя и пота.

— Томан, разве ты не сказал, что мы через час будем наверху? — кричит он по-русски.

Бородатый монгол оборачивается и останавливается, тяжело дыша.

— Да, господин, мы почти пришли. Дорога сегодня чистая.

Через несколько минут они прошмыгнули через ворота в монастырь. Вскоре после этого чужак сидит перед Тер-Ханом, аббатом монастыря, Узкое, строгое лицо священника загадочно. Его взгляд изучает американца.

— Мне уже сообщили о вас, мистер Шеппард, — говорит Тер-Хан. Он прекрасно говорит по-английски, и инженер смотрит на него с удивлением. — Я только думал, что вы прибудете еще вчера.

— Я еще осмотрелся в селении Ча-дин-даг и разведал местность вокруг ракетной строительной площадки. Но откуда Вы знаете о моем прибытии, Тер-Хан?

— Слуги Будды знают многое, что скрыто от других, — улыбается аббат.

— Ваш Будда не мог научить вас этому, — ухмыляется Шеппард. — Скорее я могу предположить, что у вас в этом захолустье есть немного нашей современной техники.

Он доверительно склонился, широкий шрам на лбу выделяется красным оттенком.

Инженер бесцеремонно осматривается в маленьком помещении. Его стены завешены шкурами яка, дверей и окон не видно, они скрыты где-то за шкурами.

На лице аббата не дрожит ни один мускул, лишь его глаза немного сходятся, и его пальцы обхватывают шток свитка с молитвами.

— Все чужаки приносят беспокойство в долины Святой воды, — невозмутимо говорит он. — Ваши машины и моторы сильнее старых богов. Но народу Богда не нужно чужих господ.

Звук заставляет Шеппарда вздрогнуть. Мюнди приносит дымящийся чай. Он откуда-то вошел, бесшумно отходит назад, прежде чем Шеппард смог заметить, куда он исчез. Инженеру становится не по себе. Этот мрачный монастырь, о котором никто не знает, сколько келий и помещений, сколько углов и проходов в нем, кажется ему жутким. Снаружи он кажется маленьким и неприметным. Но ему пришлось пройти по целому ряду проходов, вдоль и поперек, пока он дошел до этого помещения, которой, наверняка, находится уже глубоко в скале. Это мышеловка. Кто однажды пропадает здесь, больше не появляется. Скала скрытная. И задание, которое получил Шеппард, неприятно. Его, после его спасения подводной лодкой «Москва» доставили в Одессу в военный госпиталь. Он может вспомнить о своем спасении лишь смутно. И о нахождении капсулы он тоже ничего не знает. Должно быть она затонула в море во время гибели Феникса. Американское посольство в Москве добилось его выдачи с подачи Шермана, ведь он ни в чем не провинился перед советскими гражданами. И так он был доставлен в Турцию. Но затем поступил приказ от Шермана направиться на строительную площадку фотонной ракеты в Тибет и там замедлить строительные работы или, по возможности, совсем прекратить их. Шеппарду ясно, как следует понимать этот приказ. Ему представляется последний шанс. Если он и сейчас снова потерпит неудачу, от него избавятся без жалости. Он слишком хорошо знает методы раскинувшейся по всему миру секретной службы CAV.

Он задумчиво попивает свой чай. Старый лама в своем стоическом спокойствии кажется ему олицетворением таинственного. Морщинистое лицо словно каменная стена, за которой ничего не видно. Пока ничего! Он должен вытянуть из этого человека сведения. В конце концов он должен работать с ним, если хочет выполнить задание, как ему было приказано. Значит, сначала выяснить, что он знает!

— Насколько Вы проинформированы о дальнейшем ходе строительства, Тер-Хан? — спрашивает он. — Где работают Ваши люди?

Старик осторожно ставит пиалу на низкий стол.

— У детей Святой воды свои глаза повсюду. Атомный реактор запущен уже четыре луны. Небесный снаряд установлен, но большое зеркало под ним еще не установлено. Пробный старт будет произведен, когда первая зелень появится на кустах.

— Значит, через шесть месяцев, — говорит Шеппард. Старый лис пользуется странной смесью технических терминов и изысканной восточной манерой говорения. Он явно хочет скрыть свои хорошие знания.

— Немного осталось, — продолжает инженер. — Как только наступит зима, работа станет для нас труднее и опаснее. Мне поручено сообщить Вам, Тер-Хан, что CAV ждет Вашей помощи. Взамен мы готовы восстановить спокойствие и порядок согласно ваших пожеланий. Все необходимое будет нами доставлено.

Глаза Тер-Хана мрачно засверкали.

— Установить прежний порядок будет трудно. Слишком глубоко проникла в головы Богда новая ересь. Призрак просвещения пробрался в горы и поднимается все дальше в высокогорные долины нашей страны. Но Будда могущественен! Неверующие и колеблющуюся узнают об этом. Они снова будут слушаться нас, когда мы докажем им, что Будда наказывает чужаков, а всех, кто им служит, уничтожает. Цепочка несчастных случаев и неудач в той долине не должна обрываться.

Глубокая ненависть, которая исходит от слов священника, нравится Шеппарду.

— Это правильно, Тер-Хан. Мы отлично понимаем друг друга. Но к делу! Как мы теперь поступим?

Аббат поднимается и просит его немного подождать. Он отдергивает в сторону занавес и исчезает за ней. Спустя некоторое время он снова появляется и ставит на столе перед инженером узкую коробочку. Должно быть она очень старая. Черный лак слабо мерцает в свете свечей. Тер-Хан осторожно поднимает крышку, так что видно пригоршню белой соли. Он тщательно закрывает коробочку и протягивает его Шеппарду.

— Высыпьте содержимое в большой резервуар для воды нового поселения! Но не приведи вам Господи в следующие три дня пить оттуда воду! Людей свалит подкравшаяся болезнь, и строительство придется прекратить.

— Значит, яд! — бормочет инженер. — Чертовский план! Он и своих затронет и врага.

И громче: «Так не пойдет, Тер-Хан, наши люди точно так же будут пить эту воду».

— Лишь немногие из нас заняты на строительстве. Самые преданные будут предупреждены, колеблющееся наказаны. Затем страх охватит сердца всех Богда, которые за чужаков, и они снова будут слушать наши предупреждающие речи. Свершится воля Будды!

— Хорошо, говорит Шеппард после некоторого раздумья, — к кому я могу обратиться?

— Передайте специалисту по турбинам на насосной станции, Йен-Фу, привет от Святой воды, и он Вам поможет.

Инженер снова раздумывает немного.

— Инфекция — это только начало, Тер-Хан! Придут новые люди и продолжат работу. В лучшем случае это даст нам отсрочку на три-четыре недели. — Он ухмыляется. — Для Вашей пропаганды, правда, не так уж и плохо. Но мы должны помешать строительству ракеты на долгое время, если не сделать это невозможным вообще. А для этого мне нужны Ваши люди.

Аббат слушает его с неподвижным лицом.

— Что Вы хотите сделать?

— Атомный реактор должен быть уничтожен! Это означает: в ближайшую зиму ни света, ни энергии, ни тепла! Радиоактивность будет достаточно сильной, чтобы о продолжении строительства больше и не помышляли. Вашим соотечественникам снова придется подтянуться поближе к монастырю. Тогда ваше влияние будет сильнее влияния чужаков. Дайте мне двух или трех надежных людей, которые работают в здании реактора, и мы взорвем реактор. Заряд уже находится в поселении у друга.

— Это хорошо, — говорит аббат, — завтра я назову Вам имя надежного человека. Он будет выполнять Ваши приказы. Сегодня ночью Вы будете моим гостем, ведь уже поздно, и Вы можете вернуться только утром.

Тер-Хан поднимается: «Я покажу Вам, где Вы будете спать».

— Смотри-ка, старый плут, — думает Шеппард, — хочешь дать мне одного единственного помощника. Значит не так уж и много теперь у тебя знакомых.

И медленно следует за аббатом.

За восемь дней до этого разговора в долину Святой воды уже прибыли еще три чужака. Но они не крались тайком по улочкам нового поселения, по случаю их прибытия устроили праздник.

Совет по космонавтике направил Петра Кузьмина, Марселя Роже и Нильса Йенсена направили на строительную площадку фотонной ракеты. Они должны были осмотреть космический корабль, на котором они через какие-то восемнадцать месяцев полетят на Ганимед. Только они слишком охотно приняли предложение. Теперь их каждый день видели на строительной площадке. Особенно воодушевлен был Петр. Он попросил показать ему чертежи и обстоятельно изучил их. Затем он снова часами лазил по корпусу ракеты, сам прикладывал руку или совещался с техниками и инженерами, если с его опытом космического пилота можно было лучше сконструировать или выполнить техническую установку. Петр вскоре был известен и почитаем повсюду на территории строительства. Его опыт ценили и радовались, что у них в гостях отважный космический пилот.

Маленького Марселя больше тянуло к станции слежения, которая была расположена в нескольких километрах от места строительства на возвышенности. Мощный радиотелескоп, экран которого выглядел словно гигантская паутина, имея диаметр пятнадцать метров, особенно притягивал его.

И Нильс Йенсен вскоре был то на стройке, то у Марселя на станции. С большой охотой он слонялся по новому поселению или проходил по расположенной немного в стороне старой деревне Ча-дин-даг, шутил с детьми или слушал разговоры стариков, которые рассказывали о временах, когда электрический свет был так же неведом им, как автомобиль. При этом ему очень пригодилось знание китайского. Он также кое-что узнал о мрачном монастыре высоко на скалах — но совсем немного. Боязнь удерживала стариков от того, чтобы рассказать об этом больше, и Нильс скоро понял, что некогда такой могущественный монастырь и по сей день вселял в сердца многих страх.

Йенсен был точно так же уважаем и любим жителями деревни, как и Петр у строительных рабочих.

Но на четвертый день случилось нечто, что принесло ему еще больше уважения.

Уже несколько раз репортер поднимался в горы и возвращался через несколько часов усталый, но восторженный красотой раскрашенной по-весеннему природы. Он любил горы и сам был ярым альпинистом.

В этот день его занесло в ущелье Святой воды, из которого брал начало источник, которому приписывалось целебное воздействие. Ущелье было вырезано в горе словно ножом и, пожалуй, несколько сот метров глубиной. Тропинка на его склоне вела наверх к радиолокационной станции, которая охотно использовалась рабочими, потому что была значительно короче чем дорога, обвивавшая гору большим изгибом. Нильс как раз намеревался найти удобный спуск с тропинки в ущелье, когда услышал грохот падающих камней. Путь перед ним круто изгибался, так что он не мог видеть причину камнепада.

Вдруг он услышал пронзительный испуганный крик человека. Длинными прыжками он подскочил к углу и заметил группу примерно из десятка местных рабочих, которые с бледными и растерянными лицами таращились в ущелье.

Один из мужчин, уклоняясь от удара камнем, очевидно, оступился, упал и соскользнул вниз в ущелье. Все это произошло в считанные секунды, прежде чем ему смогли помочь. И сейчас никто не решался посмотреть, что с пострадавшим. Как легко могло сорваться еще несколько камней и утянуть с собой в ущелье неосторожного!

Нильс не медлил. Как альпинист он постоянно носил во время своих прогулок веревку. Он крепко привязался, передал конец веревки для страховки рабочим и лежа на животе осторожно начал пробираться к месту падения.

Примерно на десятиметровой глубине пострадавший повис на горном выступе и не подавал никаких признаков жизни. Спасение прошло относительно гладко и быстро. Мужчина очевидно лишь потерял сознание. Он был быстро привязан и вытянут рабочими на дорогу.

Пострадавшего звали Йен-Фу и он был машинистом на насосной станции. Он отделался испугом и несколькими ушибами. Уже на следующий день он пришел к своему спасителю и бесконечно благодарил его.

С этого момента Нильс рассматривал машиниста насосов как своего особого подопечного. Он все чаще заходил к нему на турбинную станцию или в домик на выезде из старой деревни, в которой Йен-Фу жил со своей семьей из четырех человек. Несмотря на исключительно сердечный прием, которым в особенности хотела показать свою признательность жена Йен-Фу, Нильса поначалу удивляло строгое соблюдение старых обычаев во всем. Их квартира тоже была обставлена в довольно старом стиле. Такое уже редко встречалось в домах жителей Тибета. В основном люди, хоть поначалу и с недоверием, но довольно быстро осознали преимущества и удобство новой техники. Именно этот контраст между уверенным исполнением технических обязанностей и отсталого домашнего образа жизни бросился в глаза Нильсу. Дети Йен-Фу, в особенности четырнадцатилетний Фу-Ванг, прониклись любовью к репортеру, юноша восторгался всем, что касалось техники и страстно желал стать инженером. В мыслях Йен-Фу было много запутанных представлений: С одной стороны он любил свою профессию, с другой какая-то сила сохраняла в нем старообрядство. Прежде всего когда заходил разговор о пришлых рабочих, которые часто приезжали на строительство издалека, Нильсу казалось, что он читает в глазах машиниста насосов нечто вроде ненависти.

— Господин, — однажды сказал репортеру Йен-Фу, — машины, которые принесли нам новую жизнь, могут очень много. Они дарят нам зимой свет и тепло, и детям и старикам больше не приходится мерзнуть. Но нельзя гневить богов! Они наказывают нас, если мы забываем законы, увлекаясь новым. И однажды Будда обрушится на неверующих.

— Но Йен-Фу, мы же живем в время, в котором от всякого, кто хочет учиться, природа больше ничего не утаивает. Все имеет свою естественную причину. И если с кем-то происходит несчастье, то можно узнать, в чем причина. Нет ничего противоестественного и никаких чудес, которые совершают древние боги.

— Но, господин, они еще есть! Будда показывает через своих слуг, что он всемогущ и все знает.

— Кто же его чудодейственные слуги? Не имеешь ли ты в виду старого ламу там наверху в своей бандитской крепости, который всего лишь страшилка для детей?

В глазах машиниста насосов появился страх.

— Не насмехайся над ним, — прошептал он, — Тер-Хан могущественный и строгий. Несколько лет назад — мне было тогда семнадцать — он показал нам, что Будда жив.

— Рассказывай, Йен-Фу!

— Ты должен знать, — начинает машинист, — что Тер-Хан повелитель Святой воды. Это было в то время, когда новая техника пришла к нам в долины. Некоторые из нас были настолько восхищены ей, что насмехались на Буддой и больше не слушались его. Тогда Тер-Хан созвал всех мужчин деревни — их было около тридцати. Среди них были и неверующие. Каждый должен был сделать из кувшина глоток Святой воды. Через какое-то время все, кто насмехался над Буддой, тяжело заболели; их было шесть, двое из них умерли. Верующие остались здоровыми. — Йен-Фу склонил голову. — И я тоже долгое время пролежал больным.

— Ты был одним из неверующих?

— Да, господин, был.

— Какой трюк мог применить старик? — тихо пробормотал Нильс.

Когда на следующий день журналист рассказал Петру и Марселю историю Йен-Фу, друзья решили нанести аббату визит в его монастырь. На девятый день после своего прибытия они отправились в путь. Фу-Ванга, сына машиниста насосов, они взяли в качестве проводника. После дождя прошедшего дня небо прояснилось. День обещал быть солнечным.

После того, как четверо добрались до высокогорного плато, начался подъем в скалы. Темный и жуткий, монастырь висит там наверху словно ласточье гнездо. Едва различимый путь вьется вокруг каменных глыб и выступов, перескакивает метровые трещины и ведет круто в гору. Прыткий словно серна, Фу-Ванг взбирается наверх. Мужчины изошли пóтом.

— Уф, — стонет Марсель, — небольшая пауза не повредила бы.

— Неудивительно, что старик там наверху больше не приходит в деревню, — говорит Петр.

— Этому, пожалуй, могли быть другие причины, — говорит Нильс. — Сегодня наши мужчины ему бы как следует накостыляли, если бы он еще раз захотел показать фокусы.

Фу-Ванг ведет троих для отдыха на небольшую площадку в стороне от дороги. Она защищена от ветра и солнечная, с нее открывается широкий обзор на высокогорное плато и долину. Совершенно отчетливо в ясном воздухе можно различить поселение и немного дальше место строительства. Ракета и передвижная башня обслуживания отсюда смотрятся как игрушки.

— Жаль, что я забыл свою камеру, — говорит Нильс, — такой вид так и просится на снимок.

— Может быть святой лама одолжит ее тебе, — шутит Марсель.

Звук скатывающихся камней над ними заставляет их замолчать.

— Там кто-то идет, — шепчет Марсель. Сверху спускается мужчина. Несмотря на то, что им незачем прятаться, каждый затаивает дыхание.

В каких-то десяти метрах от них в их поле зрения появляется силуэт. Судя по одежде — он не из местных. Но что здесь делает чужак? В любом случае эта встреча странная. Незнакомец осторожно продолжает спускаться. Он часто останавливается и прислушивается. Странно! Он не хочет, чтобы его заметили и не хочет никого встретить по пути? Четверо на своем хорошо просматриваемом месте невольно садятся на корточки. Тут чужак снова останавливается, чтобы осмотреть долину, и при этом поворачивается к безмолвным наблюдателям правой половиной своего лица.

Нильс Йенсен с трудом удерживается от того, чтобы вскрикнуть. Он сжимает руку сидящего рядом с ним Петра с такой силой, что тот живо отдергивает ее.

— Шеппард, — шепчет Нильс, — это Шеппард!

Он никогда бы в жизни не подумал, что встретит этого человека здесь.

Волнение Йенсена передается на его друзей.

— А ты не ошибся? — тихо спрашивает Петр.

— Нет, это лицо я хорошенько запомнил. Как он сюда попал?

Они не спускают глаз с инженера, который уже движется дальше. Скоро он ускользает от их взглядов.

— Как он сюда попал, не так уж и непонятно, — возражает Петр. — То что он был передан американцам, мы знаем. Должно быть он получил новое задание, а космонавтика все-таки его специализация. Следовательно…

— Мы должны пойти за ним! — прерывает его Нильс. — Если такой мошенник скрывается у этого Тер-Хана, тогда что-то замышляется. На сей раз он не должен уйти.

— Стоп, — спокойно говорит Петр, — было бы совсем неправильно арестовывать его сейчас. Если запланирован теракт, направленный на ракету, мы должны знать, кто его помощники. Пока что мы можем только наблюдать за ним.

В скорости принимается решение, что сначала должны отправиться подвижный Марсель с Фу-Вангом. Удерживая дистанцию пятьдесят метров за ними затем последуют Нильс и Петр. Так как Марсель и Фу-Ванг незнакомы инженеру, то при случайной встрече не может возникнуть подозрения; оба должны в таком случае делать вид, что они заблудились и хотят спросить у него дорогу.

В спешке начинается преследование. Естественно, о посещении монастыря, которое еще к тому же может вызвать недоверие у аббата, больше не может быть и речи. Нильс соглашается с логичными размышлениями Петра с неохотой. Он бы с превеликим удовольствием съездил бы Шеппарду по физиономии; вспоминая о всех тягостях на Луне, о всех мучениях и сверхчеловеческом напряжении, он не может дождаться того момента, когда сможет отплатить этому преступнику за все и окончательно рассчитаться с ним.

Путь по плато будет трудным. Марселю приходится соблюдать большую дистанцию, чтобы не обнаружить себя. Нильс и Петр подходят ближе и через полчаса догоняют Марселя и Фу-Ванга. Француз стоит опустив руки и сокрушенно потупил взгляд.

— Он ускользнул от нас, — тихо говорит он, — прямо перед первыми домами. Мы пробежали еще немного и попытались найти его, но он словно под землю провалился.

— В любом случае он в деревне или в поселении, — спокойно говорит Петр. Зачем ему упрекать своего друга? Он, наверняка, сделал все что было в его силах. Но сейчас сложилась сложная ситуация. Обыскать каждый дом в отдельности было бы слишком долго, и это могло повлечь за собой возможность побега инженера. Но когда-нибудь Шеппард должен выдать себя, если только быть начеку. В дурном настроении четверо отправились в обратный путь.

Начальник милиции принимает друзей в своем кабинете.

— Я рад, что три таких знаменитости посетили меня.

Старший лейтенант Улаи крепко пожимает им руки и предлагает им присесть. Он проводит правой рукой по и без того приглаженным иссиня-черным волосам.

— С чем пришли? Не хотите же вы пригласить меня полететь с вами на Ганимед. Для этого я слишком стар.

— Нечто гораздо более худшее, — отвечает Петр. Несмотря на серьезную ситуацию, он улыбается. Старший лейтенант Улаи совсем не производит впечатление начальника службы безопасности, несмотря на то, что он уже множество раз был приставлен к награде. Это впечатление вскоре меняется.

— Разве может быть что-нибудь хуже, — смеется старший лейтенант, — тогда быстро рассказывайте.

Коротко и ясно, в своей манере, Петр рассказывает об увиденном.

— Об этом старике там наверху в монастыре мы давно знаем, — говорит Улаи, когда Петр закончил. — Мы уже почти раскусили его, и уже напали на след некоторых его пособников здесь в деревне и в поселении. Но гораздо опаснее агенты, внедренные извне. Их не так легко обнаружить. Поначалу, где-то года три назад, когда здесь началось строительство, мы смогли поймать нескольких. С тех пор наступило относительное спокойствие. Кажется, что могло быть так, что снова готовится большой удар. Между прочем, сегодня рано утром ко мне уже поступил сигнал об этом Шеппарде. Это значит, что я получил сообщение о прибытии агента. То, что это может быть инженер, я, разумеется, не мог предположить.

Долгие обсуждения. В любом случае нужно быть начеку. Старший лейтенант хочет устроить скрытый пост наблюдения между монастырем и деревней, который должен быть оснащен рацией. Шеппард, наверняка, прошел по дороге к монастырю не в последний раз.

Поздно ночью, когда Нильс уже лег спать, в его окно постучались. В темноте он узнает маленького Фу-Ванга. Репортер впускает его. Мальчик взволнован и ему нужно сначала успокоиться. Он сообщает, что мать рассказала ему, что сегодня в полдень, вскоре после того, как им пришлось прекратить преследование Шеппарда, у его отца был чужак; но он пробыл недолго, а снова исчез через некоторое время.

— Ты его не видел? — взволнованно спрашивает Нильс.

— Нет, господин, я вернулся домой позже.

Нильс благодарит мальчика, просит его никому об этом не рассказывать, и снова отправляет его обратно; его долгое отсутствие могло быть замечено.

Затем он будит Петра и Марселя, которые спят в соседней комнате.

— Мы еще не точно знаем, был ли это Шеппард, — говорит Петр.

— Но это можно предположить, — возражает Нильс. — Я же рассказывал вам, как Йен-Фу боится аббата. Из страха перед наказанием Будды, которое он однажды почувствовал на собственной шкуре, машинист насосов зависим от старого ламы и может стать его безвольной игрушкой. Связь с Тер-Ханом через Шеппарда в качестве посланника Йен-Фу очевидна.

— У тебя поразительная дедукция, Нильс, — говорит Марсель.

— Твое предположение немного рискованно, но исключительно убедительно. Твой маленький друг, Фу-Ванг, хороший парень.

— Да, — говорит Петр, — над детьми у Будды больше не власти.

Когда следующим утром Нильс заходит в насосную станцию машинист насоса сидит погруженный в раздумья, рядом с одним из резервуаров для воды. Вежливо, как всегда, он поднимается и приветствует репортера. Но сегодня кажется он не особо рад визиту своего спасителя. Взгляд блуждающий, он беспокойный и вытирает тряпкой испачканные маслом руки несбалансированными движениями.

— Мог бы ты сегодня снова дать нам своего мальчика в качестве проводника, — начинает разговор Нильс. — Фу-Ванг на самом деле смышленый мальчик. Когда-нибудь из него получится способный инженер.

Лицо Йен-Фу проясняется. Мальчик — это его гордость.

— Да, господин, он может пойти с вами. С тобой я отпущу его с удовольствием. Тогда ничего не может случиться. Он только порой немного рисковый.

— Я подарю ему за его готовность помочь камеру.

— Ты хороший человек, господин.

— Разве почти все, кто живет здесь, не хорошие люди, Йен-Фу? Они хотят мирно жить и работать. Но также они не хотят никому ничего плохого. Ты тоже, не так ли? Доверие к людям бесконечно ценнее чем страх перед наказанием незримого бога. Разве это не так, Йен-Фу? — Что с тобой? — Ты болен?

Лицо машиниста стало серым. Он дрожит. Он боязливо уставился на репортера. В нем все кипит. В нем словно борются две силы. Нильс чувствует это. Ему нужно дать время. Какое-то особенное событие взволновало его.

Нильс берет ковшик, который висит на резервуаре и предназначен для взятия про воды. Он открывает кран и наливает в него чистую воду. Когда он подносит его ко рту, он слышит за собой возглас.

— Не пейте, господин, нет! Она — она может…

Нильс смотрит в растерянное лицо, исполненное болью и страхом. Несколько секунд оба смотрят друг на друга. Один спокоен, другого охватил смертельный страх.

Тихо, почти беззвучно с губ машиниста слетает: «Вода отравлена».

Так вот оно как! Нильс на мгновение ошарашен. Отравлена! Вода для всего нового поселения! Неслыханная наглость!

Он хватает машиниста за плечи, трясет его.

— Йен-Фу, ты что, сошел с ума! Как ты мог сделать это! Ты чуть было не стал преступником.

Нильсу было жаль отчаявшегося мужчину. Но в то же время он рад. Решение принято, хорошее в Йен-Фу взяло верх. Теперь нужно быстро действовать.

— Когда ты высыпал яд в бак?

— Час назад.

— Тогда еще не могло утечь много отравленной воды. Где находится главный кран?

Тут с машиниста насоса спадает оцепенение. Теперь, когда все прояснилось, он чувствует облегчение. Уверенными движениями он перекрывает канализационную трубу, в то время как Нильс спешит к телефону. Он звонит старшему лейтенанту Улаи.

— Говорит Нильс Йенсен! Запретите немедленно прием питьевой воды во всем новом поселении. Вода заражена. Я говорю из насосной станции. Уже утекло три кубических метра отравленной воды. — Все остальное потом! — Я жду Вас здесь!

Репортер вздыхает.

— Все будет хорошо, — обращается он к Йен-Фу. — А теперь рассказывай!

В этот момент в помещение входят Петр и Марсель. Они снаряжены для восхождения и привели с собой Фу-Ванга.

Тут Нильсу приходит мысль. Он обращается к мальчику: «Послушай, Фу-Ванг! Ты должен сегодня еще раз показать, что ты толковый парень. Следи внимательно за тем, что я тебе скажу. Сегодня ночью здесь на станции была отравлена вода. Твой отец обнаружил это. Теперь нужно предупредить всех жителей нового поселения, чтобы они не заболели, выпив воды. Созови сейчас же своих друзей! Бегите в каждый дом и скажите это людям! От твоей быстроты зависит здоровье многих. Итак, поторопись!»

В глазах мальчика вспыхивает огонек. Он вылетел за дверь, словно ветер.

— Как мне отблагодарить Вас за это, господин? — лепечет Йен-Фу, который безмолвно присутствовал при этом.

— Тем, что расскажешь все, чтобы мы смогли раз и навсегда положить конец этой заразе здесь в долине!

Только теперь Нильс вкратце объясняет друзьям, что произошло. Затем рассказывает Йен-Фу.

— Вчера ко мне пришел чужак и передал мне привет от Святой воды. Ты должен знать, господин, что этот привет считается опознавательным знаком, когда Тер-Хан передает через посредника определенное задание. Горе тому, кто будет противиться приказу! В деревне несколько человек уже умерло загадочной смертью. Чужак передал мне коробочку и приказал мне немедленно высыпать содержимое в резервуар с водой. Затем он снова исчез.

Йен-Фу вынимает из кармана черную лакированную коробочку и передает ее репортеру. Она пуст. Лишь немного белых кристаллов блестит на полу.

— Я не решался до сегодняшнего утра, — продолжает машинист насоса, — но страх перед наказанием аббата был сильнее. И если бы ты не пришел, господин…

— Все хорошо, Йен-Фу, — успокаивает его Нильс. — С этого момента тебе больше не нужно бояться Тер-Хана. Если бы ты больше доверял новому, то всего этого бы не произошло. Мы позаботимся о том, чтобы аббат получил свое справедливое наказание.

Входит старший лейтенант Улаи.

— Все меры приняты, — сообщает он. — Пока что двое сообщили о том, что пили воду в прошедшие часы. Их отправили в больницу для обследования.

— Жалкая выходка!

Старший лейтенант быстро узнает обо всем.

— Это наконец сломает хребет старому мошеннику там наверху. Мы достаточно долго за ним наблюдали. На сей раз хватит.

Нильс дает Улаи коробочку, которую тот аккуратно кладет в карман.

— Наверняка есть отпечатки пальцев, — говорит он. — Теперь нашим химикам нужно еще определить вид яда. Вероятно, он один из тех коварных средств, тайна которых передавалась на протяжении столетий от аббата к аббату. Теперь я получил объяснение некоторым загадочным смертям последних лет. Удалось установить лишь одну причину смерти — инфаркт. Нам придется снова поднять эти случаи.

— Но как мы поймаем старого лиса? — спрашивает Петр. — В здании наверняка есть запасной выход.

— При этом нам не следует забыть о Шеппарде, — говорит Нильс. — Наверняка инженер еще что-то задумал. Вместе с Шеппардом нужно обезвредить также и одного или нескольких агентов CAV, которые скрываются здесь.

— Это правильно, — отвечает Улаи. — Пойдемте ко мне. Выработаем план действий на местности.

Инженер Шеппард скучает в своей резиденции, высоко в горах. Монастырь, в котором он находится уже два дня, ему уже поперек горла. Он чувствует себя словно в тюрьме. Ожидание — не его стиль. Удалось ли отравление воды? Аббат показывается редко, в остальное время инженер сидит один в маленьком помещении с крошечным окном и часами смотрит через плоскогорье на покрытые снегом вершины Куенлуна. Но что другое он может сделать? Заходить в другие помещения ему запрещено. Он бы и не сориентировался.

Шеппард считает, что именно сейчас во всеобщем замешательстве, которое вызовет отравленная вода, его план уничтожения реактора можно было бы осуществить легче всего. И вскоре он принимает твердое решение: он уже сегодня доставит взрывчатку в здание реактора. Он злится, что не сделал это сразу, когда передавал коробочку этому узкоглазому машинисту насоса. Зачем он послушал других? Теперь он должен проделать путь еще раз и мог бы уже наблюдать успех своего мероприятия из монастыря; в хороший бинокль из этого окна можно было бы рассмотреть даже атомную электростанцию. Если все удастся, тогда он сможет вернуться к Грюнтерсу, и тогда его способности придется признать соответствующим образом. Потом он осуществит свои планы относительно Луны: Каким-нибудь образом он должен добраться до лунных сокровищ. Прежде всего он единственный специалист по Луне, который есть у Грюнтерса и добьется, чтобы его способности достойно оплачивались.

Ходу его мыслей мешает появление аббата. Тер-Хан садится на скамью с мягкой обивкой на противоположной стороне помещения и молча смотрит на инженера. Это окаменевшее спокойствие злит Шеппарда.

— Ну, что? — раздраженно спрашивает он. — Я должен до конца жизни торчать в этой каморке? Я не намерен становиться такой высохшей мумией, как ваши монахи. Мое терпение подходит к концу.

— Вы сделали ошибку, мистер Шеппард, — спокойно говорит Тер-Хан. — Вам следовало потребовать от машиниста насосов подтверждение выполнения задания. А так вы сидите здесь и не знаете, удалась ли акция.

— Я думаю, на Ваших людей можно положиться, — ворчит инженер.

— Это да, но в жизни бывают странные случайности. В любом случае, я советую Вам, дождаться еще завтрашнего дня. Подумайте-ка все еще раз хорошенько; утро вечера мудренее.

Затем аббат снова пропадает.

— Старый проныра! — шипит Шеппард ему вслед. — Я не позволю себя опекать.

После полудня инженер покидает помещение и осторожно бежит к выходу. У него нет никакого желания, извещать аббата. Возможно даже, что тот держит его под замком! Но когда он проходит через двор монастыря к воротам, монах, который стоит там в качестве тюремщика, отказывается его пропустить.

— Значит под стражей! — думает Шеппард. — Какой коварный тип!

С какой охотой он сейчас бы врезал Тер-Хану. Но для этого потом еще будет время. Теперь он должен поторопиться, если хочет добраться до долины до наступления темноты. От сильного удара кулаком монах растягивается по полу. Шеппард невозмутимо отодвигает тяжелую задвижку и покидает монастырь.

Время от времени он останавливается, прислушиваясь, чтобы убедиться, что за ним никто не следует. Не прошло и десяти минут, как он слышит звуки. Там идут люди! Он как раз спрятался в каменной нише, когда шестеро мужчин поднимались в гору навстречу ему, не заметив его. Первый — Йен-Фу, специалист по турбинам. Лицо второго тоже кажется Шеппарду знакомым. Если бы он только знал, где уже когда-то видел его! Во всяком случае это не сулит ничего хорошего. Операция раскроется? Тогда он спросит с этого старика-горца. И если монах у ворот все еще не проснулся, эти шестеро могут даже беспрепятственно проникнуть внутрь. То, что старый плут наконец-то будет схвачен, не мешает Шеппарду; только болтать слишком много ему не следует. В любом случае лучше поторопиться. Быстрее произвести взрыв, а затем как можно скорее отправиться в обратный путь! Он начинает становиться подозрительным.

Когда шестеро пропадают из вида, Шеппард осторожно выбирается из расщелины и спешит дальше. Он беспрестанно думает о том, где он однажды мог видеть чужака. И тут он вдруг вспоминает: Это было в газете, тогда в больнице; Это должно быть Пётр Кузьмин!

Инженер беспрепятственно добирается до нового поселения как раз с наступлением темноты. Перед домом инженера Тершинина, которого на самом деле зовут МакВеннон, он колеблется и осматривается. Затем он входит.

Из тени следующего дома выделяются два силуэта: Нильс и Марсель.

На совещании, которое состоялось утром между тремя друзьями и старшим лейтенантом, было обговорено, что аббат и Шеппард должны быть арестованы по возможности, еще до того, как сообщение о неудавшемся теракте дойдет до монастыря. Правда не было уверенности в том, что инженер находился в монастыре; он мог также остановиться в деревне и в новом поселении. Но, в любом случае, он едва ли исчезнет из этой местности, не достигнув успеха, с которым он смог бы угодить CAV. Шесть человек должны провести арест: Йен-Фу, который был знаком Тер-Хану, появится у аббата, а остальные должны, используя момент неожиданности, ворвутся вскоре после этого. Остальное покажет ситуация. Этими другими будут: Петр Кузьмин, старший лейтенант и три милиционера в гражданском. У Нильса и Марселя была задача в это время наблюдать за дорогой из монастыря в деревню и с силами милиции занять все подступы к деревне и к поселению. Расчет был на то, что был запланирован какой-либо теракт, который будет направлен против одного из важнейших объектов. Таким образом также постоянно охранялась местность вокруг ракеты, атомная электростанция, конструкторское бюро, радарная станция и еще некоторые другие объекты и руководители учреждений договорились об этом.

Ловушки были расставлены. Сейчас нужно было терпеливо ждать, попадется ли лиса.

И он идет!

Марсель видит его в первый раз со своего наблюдательного пункта, который он устроил вместе с Нильсом в доме Йен-Фу. Дом самый последний в деревне, и дорога от монастыря ведет прямо мимо него.

Нильс передает сообщение по радио на центральный пост. Уже смеркается, и преследовать Шеппарда уже не особо трудно. Он стремится, не медля в направлении нового поселения и, наконец, исчезает в доме инженера Тершинина.

Нильс и Марсель, к которым еще присоединился лейтенант милиции с двумя сотрудниками, наблюдают за домом. Ожидание кажется им бесконечным, несмотря на то, что еще не прошло и получаса.

— Инженер Тершинин работает в здании реактора, — шепчет лейтенант друзьям.

— Дайте указание в центр, чтобы реактор незаметно окружили, — тихо говорит Нильс, — это самое уязвимое место.

Наконец-то открывается входная дверь, оттуда выходят два человека: Шеппард и Тершинин, который несет подмышками портфель. Она направляются к атомной станции.

Большое здание слабо освещено. Немногочисленный персонал ночной вахты находится на своих рабочих местах. Когда Шеппард и Тершинин исчезают в вестибюле, преследователи ждут еще немного, затем осторожно входят. Из бокового коридора им навстречу идет руководитель станции.

— Они направились к коммутатору, — взволнованно шепчет он. Четверо бегут по лестницам и длинным коридорам и вскоре встают перед дверью с надписью «Центральная. Вход посторонним воспрещен».

Директор колеблется несколько секунд, затем он опускает дверную ручку, открывает дверь и быстро входит. Остальные следуют за ним.

Помещение, большой, округлый холл, можно обозреть одним взглядом. Тихое жужжание наполняет его. На противоположной стене находятся бесчисленные приборы и шкалы, которые вспыхивают и снова гаснут то тут, то там. Перед стеной стоит поворотный стол, за котором, спиной к двери, сидят два техника в белых халатах. С одной стороны пульта, не заметно для управления двух техников, прислонена папка. Справа дверь ведет наружу; в каких-то двух шагах от нее Шеппард и Тершинин как раз собираются уходить.

— Стой! — кричит Нильс. — Шеппард, игра кончена!

Оба поворачиваются с растерянным видом. На секунды их сковывает страх. Они уставились на четверых словно увидели привидений. Их лица белеют. Затем инженер узнает репортера. Его лицо скривилось в злобную гримасу, и рука мгновенно лезет в карман.

И тут из засады выскакивает Марсель.

Два выстрела гремят одновременно.

Лейтенант кажется промахнулся. Но пуля Шеппарда настигает маленького француза в прыжке и, он падает на землю. Прежде чем это удается предотвратить, дверь за Шеппардом захлопывается.

Все дело случая. Нильс склоняется над врагом. Пока лейтенант бросился за Шеппардом, директор и техники, которые быстро сориентировались, держат Тершинина под дулом пистолета. Марсель без сознания и тихо стонет. Пуля попала в левую часть груди.

— Известите службу спасения, — кричит Нильс, — и присматривайте за папкой! В ней должна быть взрывчатка.

Он осторожно берет друга на руки и несет его к выходу. Пуля, которая на самом деле предназначалась ему, досталась Марселю. Но Шеппард не уйдет. Все выходы перекрыты.

Когда Нильс сбегает вниз по лестнице, взвывают сирены, и установленные повсюду динамики сообщают о том, что произошло. Санитарная машина уже на месте. Спустя десять минут Марсель уже лежит на операционном столе.

В это время помещение коммутатора наполняется служащими, так что инженеру Тершинину приходится оставить всякую надежду на бегство. Волнение мужчин и женщин велико, когда они узнают, что среди них уже несколько лет находился предатель. Стена ледяного презрения окружает человека, который воспринимает их взгляды как удары хлыста.

Осторожно открывается папка. В ней действительно находится взрывчатка — достаточно сильная, чтобы превратить помещение в развалины — и приемник, по определенному радиоимпульсу должен вызвать взрыв, пока преступники незаметно покинут здание.

Инженер Тершинин стал белее мела. Только сейчас он заметил, что Шеппард прихватил с собой передатчик.

— Быстро, — в спешке говорит он начальнику станции, — разрезайте провода! У Шеппарда есть передатчик.

Взволнованный гул в зале внезапно замолкает. Каждый из присутствующих знает, что находится в большой опасности. Один из мужчин бесстрашно бросается к папке, разрывает цепь от приемника к заряду и держит крошечный прибор на высоте, словно чтобы успокоить его. В этот момент щелкает приемник. Отчетливо слышны тихие щелчки. Где-то в здании Шеппард нажал кнопку на передатчике — напрасно!

Шеппард, используя переполох, сбежал по коридору. Охота идет вдоль и поперек, вверх и вниз по лестнице. Нигде нет возможности спрятаться! Он чувствуют, как преследователи идут по пятам. Вскоре он уже не знает, где находится. Перед ним находятся двери, снабженные большими маховиками. В стороне от них мигают красные лампы. За этими дверьми подстерегает смерть в образе радиоактивных лучей.

Затем Шеппарду удалось стряхнуть лейтенанта. Должно быть он ищет его ближе к выходу, в то время как он скрылся наверху. Он осторожно опускает дверную ручку и бесшумно входит. Ему повезло. Комната пуста. У него есть немного времени, чтобы перевести дух и все обдумать.

Здание окружено, это точно. Выйти он может только уловкой. Тут ему приходит в голову передатчик. Дьявольская улыбка играет на его губах. Если он произведет взрыв, возможно он сможет куда-нибудь проскользнуть во всеобщем смятении. Надо надеяться, что они еще не заметили портфель с взрывчаткой! Он нажимает на кнопку. Ничего! Проклятье! Они уже обезвредили бомбу. Что теперь? Его взгляд падает на белый халат. Он быстро надевает его. Так его могут принять за одного из служащих. На рабочем столе он находит очки. Он надевает их.

Он снова осторожно заходит в коридор. Прямо перед ним находится лифт. Если бы можно было его использовать! На углу он убеждается, все ли чисто. Ему навстречу идет человек, позади в коридоре появляются еще двое — все в белых халатах.

Шеппард принимает отчаянное решение. Это единственная возможность все-таки уйти. В надежде, на то, что в этом огромном здании не все служащие знают друг друга, он прячется за углом, ждет, прежде чем появиться первый человек. Шаги уже совсем близко. Сейчас! Левая рука молниеносно хватается за горло, правая ударяет — один раз — второй раз. Тот, кого он принял за мужчину, на самом деле женщина. Тем лучше! Не подав ни звука, она падает без чувств. Он немного протаскивает ее по коридору от угла. Тут появляются двое других.

— Быстро, — кричит он, — она в обмороке! К лифту!

Эффект неожиданности удается. Двое с готовностью помогают отнести женщину. Лифт медленно опускается вниз.

Фу-Ванг стоит перед атомной станцией с несколькими своими друзьями. Мальчишки с любопытством таращатся на открытый главный вход. От одного из часовых они узнали, что разыскиваются преступники, которые прячутся внутри.

Только что отъехала санитарная машина.

— Там точно была борьба, и одного они уже схватили, — взволнованно шепчет один из мальчиков.

— Одного из преступников я знаю, — так же тихо говорит Фу-Ванг. — Я видел его, когда я был в горах с Нильсом Йенсеном. У него на лбу большой красный шрам.

Мальчики напряжены. В их фантазии внутри здания разыгрывается напряженные бои. Если бы можно было видеть сквозь стены! Каждый звук на станции повод для авантюрных предположений.

— Там! Еще один! Он мертв?

Три человека выносят безжизненное тело наружу. Часовой на выходе пропускает их беспрепятственно, второй подзывает кивком стоящую наготове санитарную машину.

— Да ну, умер! — оживленно говорит Фу-Ванг. — Тогда бы они не отвозили его в больницу. Он просто ранен. Давайте, нам нужно подойти ближе!

— Это даже женщина. Она совсем бледна.

Мальчишки удивленно наблюдают за каждым движением.

— Я еду с вами, — говорит один из мужчин и выходит вперед. На мгновение его лицо попадает в свет прожектора. Сверкают стекла очков.

Фу-Ванг вздрагивает. Он отчетливо увидел на лбу широкий красный шрам. На мгновение юноша словно окаменел. Он знает этого человека! Это же этот Шеппард.

— Это он! — пронзительно кричит он. — Он хочет бежать! Держите его!

Человек резко оборачивается. Его лицо искажено ненавистью. Затем он убегает вприпрыжку. Но проворный как лань Фу-Ванг быстрее. Шеппард не успел сделать и десять шагов, как юноша подставил ему подножку. Инженер растягивается по земле. Фу-Ванг уже тут как тут. Прежде чем Шеппарду удается стряхнуть его, его хватают крепкие руки. Его отчаянное сопротивление бесполезно. После короткой борьбы на его запястьях закрываются стальные наручники.

В большом помещении здания суда раздается гудение, словно в пчелином улье. Появилось много рабочих со строительства стартовой площадки, из нового поселения и деревни. Они хотят поприсутствовать на заседании суда против этих трех опасных агентов. Телевизионные камеры тихо жужжат и передают происходящее для всех тех, кто не может быть непосредственным свидетелем процесса. На скамье подсудимых сидят Шеппард, Тершинин-МакВеннон и аббат Тер-хан.

Бледный и еще немного уставший, Марсель занял место на скамье свидетелей между своими друзьями Петром и Нильсом.

После нескольких часов судебное следствие закончено. Материал складывается воедино без пробелов.

Председатель суда поднимается. Наступает тишина.

— Заседание четко доказало вину подсудимых. На их счету преступление против мирной работы, убийство, покушение на убийство, акты насилия, саботаж и подрывная деятельность. Этим они выставили себя за пределы общества людей и попытались помешать его строительству. Жалкая попытка! Ведь коммунистическое сообщество людей нельзя уничтожить. Так будет со всеми, кто осмелится посягнуть на счастье и благосостояние народов: народ будет их судить, воля народа будет исполнена.

— Приговор будет строгим, — тихо говорит Марсель.

— Но справедливым! — добавляет Нильс.

Над темной цепочкой лунных Апеннин поднимается солнце. Резкий свет падает на равнину и вырывает ее из лап четырнадцатидневной ночи. Тени в спешке расползаются по ущельям и трещинам, скрываются за углами и за горными выступами.

Нильс Йенсен наслаждается зрелищем. Равнина раскинулась на сотни метров, затем разбитые скалы начинают скачкообразно переходить в кольцевые горы.

Нильс сослепу закрывает глаза. Перемены наступили слишком быстро: Еще несколько минут назад равнина лежала под покровом лунной ночи; лишь из иллюминаторов лаборатории на крутом склоне в темноту подобно косым балкам падал электрический свет, и на космодроме светящиеся руки прожекторов вырывали ракету, готовую к старту их мрака. Ее верхушка указывает на звездное небо, на котором светящийся висит серп Земли.

Все вдруг погрузилось в море света. Автоматически включившееся освещение сразу же гаснет. Полупроводниковые панели начинают собирать солнечную энергию.

Кроме немногих свидетелей человеческой техники в этом пустынном молчаливом мире нет ничего кроме коричневато мерцающих скал и пыли. И все же этот однотонный ландшафт кажется Нильсу почти привычным. Прошло два года с тех пор, как он познакомился с ним таким приключенским образом. Многое изменилось с тех пор. Сегодня человек уверенно стоит на лунной поверхности. Лаборатории с опытными культурами и рудник свидетельствуют об этом. Первое естественное небесное тело освоено и таким образом создана лучшая стартовая площадка для дальнейших прорывов в космос.

Нильс переключает обогреватель скафандра на охлаждение. Солнечное тепло уже заметно более ощутимо. Его взгляд падает на ракетную стартовую площадку.

Там возвышается, почти сто метров в высоту, новый космический корабль, «Терра». На полтора года она теперь станет его домом. Мощный корпус скорее похоже на башню, чем на ракету. С выпуклой базовой платформы, которая содержит тридцатиметровое зеркало для концентрации и направления давления излучения, вверх устремляются три конусообразные колонны и несут на себе шар, в котором разместятся космонавты.

Нильс слышит в наушниках своего скафандра в равных промежутках стрекотание пеленгатора, который связывает его с центром управления. Ни один из двухстах обитателей Луны не может потеряться: компьютер беспрестанно несет свою вахту и определяет местонахождение каждого отдельно взятого человека, где бы он ни находился. Нильс улыбается при мысли о тех примитивных мерах предосторожности, которые были в его распоряжении еще два года назад — тогда, когда его нашли Петр и Марсель.

Это спасение в последнюю минуту он будет помнить всегда. Они довольно быстро оклемались после того, что им пришлось перенести, профессор Бёрнс и он. Благодаря замечательному уходу они даже смогли принять участие в исследовании Луны, после того как восемь дней спустя «Луна» совершила посадку и — к удивлению и радости Нильса — на ее борту была Петра.

Находка хлорсодержащих водорослей в том кратере помогала в будущем решить проблему с кислородом. Сегодня водоросли находятся в крытых оранжереях и регенерируют воздух для лунной команды.

Да, в недрах Луны даже была найдена вода. Пещеры и штольни тянулись на несколько километров внутрь. Строится подземный — правильнее, пожалуй будет: подлунный — город. Еще совсем немного, и лунная команда продолжит свою работу под лунной поверхностью при умеренной температуре и защищенная от любой внешней угрозы, как удар метеорита или космическое излучение. На поверхности все еще будут видны Лишь плоскостные полупроводники, которые обеспечивают энергию, космодром, лаборатория, установки с измерительными приборами и радиорелейная станция для телевизионных передатчиков.

Тогда, через две недели после спасения Петр, Марсель и Нильс улетели на Луннике 12 обратно на Землю — без профессора Бёрнса. Тот, так как видел дело своей жизни в исследовании Луны, остался с участниками лунной экспедиции и был вполне доволен и чувствовал себя уверенно их радушной компании. После короткой пересадки на космической станции Космос-1 трое лунатиков снова ступили на Землю, и Москва встретила их торжественно.

А затем последовало то, настолько важное в истории космонавтики совещание, на котором было принято решение об их участии в полете на Ганимед. Этот день сегодня настал. Нужно прощаться.

Через шесть часов будет произведен старт — старт в неизвестную даль.

Нильс медленно идет к оранжерее. Слой пыли по колено машины тем временем уже давно устранили, многочисленные трещины заполнены, широкие, гладкие как зеркало улицы связывают друг с другом важнейшие станции. Они покрыты расплавленной стекловидной массой, изобретение профессора Бёрнса; он прихватил с собой материал, собранный во время экспедиций. На дорожках нет ни пылинки, они сияют в солнечном свете всеми цветами радуги. Нильс сегодня отказывается от электрических машин, которые стоят наготове у каждого внешнего шлюза для быстрого перемещения, он идет пешком. Все исследования, пробные полеты и упражнения уже позади. Фотографические аппараты, проверенные сотни раз и собранные тщательным образом, сложены в «Терре». В последние часы перед стартом дан отгул, Нильс хочет побыть один еще несколько минут.

Вчера в бухту Астронавтов отправилась небольшая экспедиция. Она должна объехать почти всю лунную поверхность и как раз доберется к наступлению там четырнадцатичасового дня. Профессор Бёрнс отправляется с ними. Нильсу было нелегко попрощаться с ним. Профессора не узнать. Он излучает жажду приключений и стал специалистом по лунным пещерам.

— Кто же теперь вытащит меня на дневной свет, если я снова забреду не туда во время прогулок по пещерам? — шутливо спросил он, и при этом слезы выступили у него на глазах.

Он долго тряс Нильсу руку, сердечно обнял его и быстро убежал.

Нильс открывает дверь шлюза, ведущую в оранжерею и ждет выравнивания давления. Он снимает свой скафандр и заходит.

Пряный, теплый воздух ударяет ему в лицо. Оранжерея разделена на несколько отделов, которые в случае чего можно закрыть герметичными перегородками, если метеор пробьет крышу из бронированного стекла. Здесь в питательной жидкости стоят помидоры, огурцы, салат и всевозможные овощи и фрукты, которые необходимы для пропитания двухсот «лунатиков». Это радующее глаз, пестрое изобилие. Все растения обнаруживают — вследствие низкой гравитации — неестественный размер.

Нильс идет по отдельным отсекам. Петра наверняка находится в зимнем саду, в своем любимом месте.

Из уединенного уголка зимнего сада, в котором в форме беседки устроены большие растения широколистными со свисающими листьями, карликовые пальмы и плющи, раздается радостный смех. Это Петра, которая сидит вместе с Марселем и Петром.

— Ну, ты мне нравишься! — встречает Марсель Нильса, подмигивая ему. — Заставляешь свою молодую жену ждать себя так долго. Если бы мы не пришли, она бы умерла от страха перед долгим полетом.

— Именно так она и выглядит! — смеется в ответ Нильс и обхватывает ладонями ее свежее, светящееся от счастья лицо.

— Они еще совсем как двое влюбленных, и при этом женаты уже шесть месяцев, — сухо говорит Марсель Петру, который только что вытащил из кармана темно-красный помидор размером с кулак и крепко вгрызается в него. Он сорвал его по пути. Петра грозит ему пальцем.

— Еще наедимся вдоволь! — корчит физиономию Петр с наигранным возмущением. — Потом во время полета наверняка опять будут замороженные овощи.

— Петра так и так хотела прихватить с собой половину оранжереи, — говорит Марсель, — ведь на Ганимеде нет растительности.

— Вовсе не для этого, — возражает Петра, — ну, посмотри, Нильс, вот это я хочу взять ганимедам в качестве приветствия с Земли.

Она показывает на букет цветов, который с любовью собран из нескольких орхидей разных цветов.

— Но, Петра, — говорит Нильс, — разве ты забыла, что мы будем в пути полгода? Не может же ты преподнести ганимедам солому.

— Ты кажется все еще не воспринимаешь меня всерьез, дорогой Нильс! Как журналисту тебе, кроме того, следовало бы быть наблюдательнее и прежде всего не пристало недооценивать свою жену!

Петра показывает ему нижнюю сторону букета. У всех цветков есть корни, они просунуты в стеклянные трубки, которые наполнены питательной жидкостью.

— Ура, первая космическая пара ссорится! — смеется Марсель.

— Как ты считаешь, Петр, может быть нам лучше остаться здесь? Чтобы такое было постоянно вокруг нас на «Терре» — нет, спасибо!

Время проходит с шутками и прибаутками. Каждый показывает веселый и радостный настрой и хочет прикрыть таким образом лихорадочное беспокойство, которое предшествует этому полету в безызвестность. Несмотря на всю предосторожность все же стоит открытым вопрос: Как это будет? Пройдет ли все хорошо?

Центр управления сообщает через динамики: «Участники экспедиции на Ганимед, пожалуйста, приготовьтесь! Профессор Успенский ожидает вас через тридцать минут в большом зале».

В последний раз собираются все свободные от службы луняне. Нужно попрощаться с друзьями, которые скоро пересекут многие миллионы километров на хрупком судне во вселенской ночи.

И вот они сидят здесь, избранные: профессор Ушар, Горм Ангаард, Гастон Реи, Петр, Марсель, Нильс и Петра, плюс трое других и ученые. Десять людей станут первыми посланниками Земли к живым существам другой планеты.

Профессор Успенский прощается с ними с теплыми словами. Он еще раз пожимает руку и обнимает каждого.

Затем наступает время.

Электромобили катятся по дороге к Терре. Последний взгляд, затем люк закрывается.

Телевизионный сигнал неустанно устремляется к земле. Мир затаил дыхание. На экранах еще раз появляется руководитель экспедиции, профессор Ушар.

— Удачи вам, дорогие друзья, братья! Во имя рода человеческого мы проложим первую дорогу дружбы в космос. Мы несем с собой уверенность в победе коммунистического общества, которое возлагает на нас такую миссию. День нашего возвращения станет днем рождения великого космического сообщества.

Из динамиков льется спокойный голос диктора: «Еще восемь секунд — семь — шесть, — стальной шар „Терры“ ярко сияет в лучах солнца, — Три — два — один — ноль…»

Дрожание проходит по кораблю. Из земного экрана вырывается пламя, которое раскаляет камень добела. С величавым спокойствием «Терра» поднимается в сверкающее небо, ускользает от взглядов — яркий светящийся шлейф указывает звездный путь землян.

Примечания

1

CAV (Center for Aviation and Velocity) — вымышленный автором центр авиакосмических исследований США. (прим. пер.)

(обратно)

2

Астрономы XIX века сообщали о странных красных огнях в кратерах Аристарх, находящегося в центре Океана бурь, и кратера Платон. В кратере Аристарх видели повторяющиеся рубиново-красные «люминесцентные вспышки», спектральный анализ которых показал присутствие газообразного молекулярного водорода. В Океан бурь в 1969 году была предпринята экспедиция американских астронавтов, которая принесла больше вопросов, чем ответов.

(обратно)

3

Микрофон, установленный у гортани. (прим. пер.)

(обратно)

4

Черт возьми! (англ.).

(обратно)

5

Черт возьми! (англ.).

(обратно)

Оглавление

Хорст Мюллер Сигналы с Луны

Реклама на сайте