«Люцифер»

Роджер Желязны Люцифер

Карлсон стоял на холме посреди тишины вымершего города. Он смотрел на Здание, — громаду, на фоне которой казались короткими иглы небоскребов и крохотными — детские кубики отелей и бывших жилых уровней, скучившихся на многие мили вокруг. Необъятное, как гора, оно преломляло лучи кровавого солнца — как раз на половине его высоты багряный цвет перетекал в золотой.

Внезапно Карлсон почувствовал, что ему не стоило возвращаться.

Прошло больше двух лет с того дня, когда он в последний раз был здесь и в последний раз понял это. Сейчас он хотел одного — вернуться в горы. Он взглянул — и этого было достаточно. Но Карлсон все стоял, словно гигантская тень, накрывавшая всю долину, приковывала его к себе. Затем повел жирными плечами в тщетной попытке стряхнуть воспоминания о тех временах пяти (или шести?..) летней давности, когда он работал в этом громадном сооружении.

И проделал остаток пути вверх по холму — чтобы войти в высокие тяжелые двери.

Шарканье его сплетенных из древесных волокон сандалий отдавалось негромким эхом, когда он пересекал гулкие пустые залы и шел по длинному коридору к бегущим дорожкам.

Дорожки, конечно, никуда не бежали. Не было тысяч людей, когда-то спешивших по ним, не осталось вообще никого, кто мог бы спешить. Их глубокое утробное урчание было всего лишь воспоминанием в его голове, вернувшимся, когда он поднялся на одну из них и двинулся в темные глубины Здания.

Оно походило на мавзолей. Казалось, сейчас в нем не было ни стен, ни потолка, только мягкое «пат-пат» его подметок по эластичной ткани.

У перекрестка Карлсон поднялся на поперечную ленту, инстинктивно задержавшись на мгновение, ожидая, когда та почувствует его вес и мягко двинется вперед.

Затем тихо рассмеялся и пошел дальше.

Около лифта он свернул направо и шел, пока память не привела его к узкой лестнице. Взвалив на плечо свой сверток, он начал долгое восхождение в темноте.

Войдя в Энергетический зал, он зажмурился от света, резко ударившего ему в глаза. Пробиваясь сквозь сотни высоких окон, солнце тонкими струйками сочилось на пыльное оборудование, заполнявшее многие акры.

Карлсон привалился к стене и закрыл глаза. Затем, отдышавшись, стер пыль с рабочего стола и положил свой сверток.

Потом ему стало душно, и он снял выгоревшую рубашку. Тряхнул головой, убирая волосы с глаз, и двинулся по металлической лестнице туда, где стояли генераторы, — ряд за рядом, словно армия мертвых черных жуков. Только беглый осмотр их всех занял у него шесть часов.

Он выбрал три генератора во втором ряду и принялся внимательно обрабатывать один за другим, чистить, припаивать оборванные провода, смазывать и очищать от пыли, паутины и кусков треснувшей изоляции.

Ручьи пота заливали глаза, сбегали по бокам и ляжкам, проливаясь мелкими каплями на горячий пол и мгновенно высыхая.

Наконец он отложил щетку, поднялся по лестнице и вернулся к своему свертку. Вытащил одну из бутылок с водой и опорожнил наполовину, съел кусок вяленого мяса и допил воду. После этого он позволил себе одну сигарету и вернулся к работе.

Когда стемнело, ему пришлось остановиться. Он собирался лечь здесь, но зал был слишком душным. Поэтому он отправился вниз и спал под звездами на крыше приземистого здания у подножия холма.

Ремонт генераторов занял у него еще два дня. Затем он взялся за огромную радиосистему. Она была в более приличном состоянии — в последний раз Карлсон включал ее два года назад, тогда как генераторы, за исключением тех трех, что он сжег в прошлый раз, бездействовали больше пяти (или шести?) лет.

Он паял, чистил и проверял, пока не увидел, что генераторы в порядке и большего нельзя требовать ни от себя, ни от них. Теперь оставалось последнее.

Все уцелевшие роботы стояли, застыв на половине движений. С тремя сотнями фунтов энергокуба Карлсону предстояло побороться без всякой помощи. Если ему удастся перетащить его на тележку не поранив рук, то он сможет без особого труда переправить его к Воспламенителю.

Затем куб надо будет каким-то образом поместить внутрь. Два года назад он едва не надорвался, но теперь надеялся, что в этот раз будет хоть немного сильнее — и удачливее.

Очистка шкафа Воспламенителя заняла десять минут. Затем он нашел тележку и покатил ее в дальний конец зала. Один куб покоился на станине приблизительно в восьми дюймах над тележкой. Карлсон опустил тормозные колодки и обошел вокруг: куб лежал на наклонной поверхности, поддерживаемый двухдюймовым металлическим стопором. Он ухватился за стопор, но тот был накрепко прикручен к станине.

Вернувшись в зал, Карлсон отыскал ящик с инструментами, где был и гаечный ключ. Затем опять перешел к станине и принялся методично откручивать гайки.

На четвертой гайке стопор не выдержал. Раздался ужасающий скрежет, и Карлсон отскочил, выронив инструмент.

Куб заскользил вперед, снес бесполезный теперь стопор, на мгновение приостановился и с оглушительным грохотом рухнул на тяжелую платформу тележки. Под его весом платформа прогнулась и начала сминаться; колеса, схваченные колодками, подались на несколько дюймов вперед. Куб продолжал скользить, пока не выдвинулся на полфута за край тележки. Потом задрожал и остановился.

Карлсон вздохнул и ногой выбил колодки, готовый отпрыгнуть, если тележка вдруг покатится на него. Но та стояла.

Осторожно направляя ее в проходы между рядами генераторов, Карлсон наконец дотащился до Воспламенителя Там он дал себе небольшую передышку, чтобы глотнуть воды и выкурить сигарету. Потом отыскал лом, небольшой домкрат и длинную металлическую пластину.

Пластиной он как мостом соединил платформу тележки и шкаф — дальний конец пластины уперся в выступ дверной коробки Воспламенителя.

Убрав тормозные колодки задних колес, Карлсон вставил домкрат и начал медленно поднимать край тележки. Работать пришлось одной рукой — в другой он держал наготове лом.

Приподнявшись, тележка заскрипела, но скрип заглушил неприятный скребущий звук — куб тронулся. Пришлось работать быстрее.

С лязгом, напоминающим удар треснувшего колокола, куб сполз на пластину и заскользил влево. Карлсон изо всех сил уперся в него ломом, пытаясь задержать, но тот все-таки зацепил левый край дверной рамы шкафа и застрял.

Шире всего щель между кубом и рамой оказалась внизу. Трижды он вставлял в нее лом и наваливался всем телом, пока постепенно куб не продвинулся внутрь Воспламенителя.

И тут Карлсон засмеялся. Он хохотал, пока не почувствовал слабость. Он уселся на сломанную тележку и сидел, болтая ногами и смеясь над собой, пока звуки, вырывавшиеся из его горла, не показались ему чужими и неуместными. Тогда он резко оборвал смех и захлопнул дверь шкафа.

Панель управления радиосистемы глядела на него тысячей немигающих глаз. Карлсон пощелкал переключателями и последний раз проверил генераторы.

После этого он поднялся по узким ступенькам и подошел к окну.

Нужно было еще немного подождать пока стемнеет, и он двинулся от окна к окну, нажимая кнопку «открыть» под каждым подоконником.

Затем дожевал остатки мяса, выпил бутылку воды и выкурил целых две сигареты. Сидя на ступеньках, он думал о тех днях, когда работал здесь вместе с Келли, Мерчисоном и Дижински, закручивая хвосты электронам, пока те не взвывали и не прыгали через стены, удирая в город…

Часы! Он вдруг вспомнил о них — на стене слева от двери, застывших на 9 часах 33 минутах — и сорока восьми секундах.

Он принес раздвижную лесенку, поднялся по ней к циферблату и одним движением смахнул пыль с его скользкого, гладкого лица.

Теперь Карлсон был готов.

Он прошел к Воспламенителю и перекинул рубильник. Где-то ожили батареи, и когда в темноте шкафа тонкий острый стержень проткнул красный круг в стене куба, он услышал щелчок. Услышал и помчался по лестнице, размахивая руками, хватаясь за перила, затем подбежал к окну и — ждал.

— Боже, — шептал он, — не дай им взорваться! Пожалуйста, не…

Темную вечность спустя генераторы начали жужжать. До него донесся треск и шорох помех с пульта радиосистемы, и он зажмурился. А затем все звуки умерли.

Он открыл глаза, когда вокруг него скользнули вверх окна — сотня высоких окон. Незрячие глаза пульта вспыхнули и уставились снизу на Карлсона, но он этого не заметил.

Он смотрел вниз, как зритель во время спектакля. И — видел город. Его город.

Внизу сияли огни, не похожие на звезды. Огни затмевали их. Они были созвездием, воплощенным этим городом, где жили люди, построившие свои дома. Из разрозненных огней создавалась звездная карта: ровные ряды уличных фонарей, реклам, светящихся окон в коробках зданий, случайный пасьянс ярких квадратов, пробегающих по стенам небоскребов, прожектор, царапающий острием луча облака над городом.

Он бросился к другому окну, и вечерний бриз растрепал его бороду. Далеко внизу жужжали движущиеся дорожки; он услышал их невнятный шепот, доносящийся из глубоких каньонов города. И он представил себе людей в своих домах, в театрах и барах — беседующих друг с другом, предающихся обычным развлечениям, обнимающих друг друга, играющих на кларнетах, поглощающих ужин. Спящие робомобили проснулись и помчались наперегонки по эстакадам; шум города рассказал ему всю долгую историю службы своим обитателям. А небо над ним казалось вращающимся колесом; и город был его осью, а вселенная — ободом.

…Огни вдруг померкли, став желтыми и тусклыми, и он торопливо и безнадежно перешел к другому окну.

— Нет! Не так быстро! Подождите хоть немного! — всхлипнул он.

Но окна уже закрылись сами собой, и огни погасли. Он долго стоял, всматриваясь в остывшую золу. А потом запах озона достиг его ноздрей и он увидел голубоватое сияние вокруг умирающих генераторов.

Он пересек зал и спустился к лестнице, которую оставил у стены.

Прижавшись лицом к стеклу часов и долго всматриваясь, он сумел различить стрелки.

Девять тридцать пять и двадцать одна секунда.

— Ты слышишь? — крикнул он, грозя кулаком кому-то невидимому. — Девяносто три секунды! Я дал тебе жизнь на целых девяносто три секунды!

Затем закрыл лицо руками и позволил тишине сгуститься вокруг него.

Долгое время спустя он прошел вниз по ступеням лестниц и дальше — по остановившимся дорожкам и длинному коридору-прочь из Здания. И уходя обратно в горы, он обещал себе — снова и снова — что никогда не вернется.