«Вновь рожденный»

К.Д.Вентвортс Вновь рожденный[1]

Моя лучшая подруга, Гармония, хотела прийти ко мне позаниматься, поэтому я позвонила домой и спросила Иисуса, что будет на обед. Он сказал, что не знает и что ему все равно. Поскольку он постился, то не выходил из своей ниши в гостиной, даже когда мама готовила его любимую лазанью. Говорил, что ему нужно думать о более важных вещах, таких, например, как состояние его бессмертной души.

Иисус все время разглагольствовал о душе. Если бы мама знала, каким занудой он станет, когда научится говорить, она бы никогда не решилась взять кредит на приобретение дурацкого клона Сына Божьего. Я бы на ее месте купила блестящий чёрный «Хаммер», но в то время мне было только два года и моего мнения никто не спрашивал.

Отец ушел от нас, когда мне было десять, а Иисусу — восемь. Сказал, что с него хватит. Даже в восемь лет Иисус уже всех изводил, без конца таская домой сбитых на дороге котят, чтобы воскресить их из мертвых.

Гармония считала, что иметь дома собственного Иисуса это кошмар: все равно что жить в церкви и вместо апельсинового сока пить за завтраком святую воду. Но она была католичка, и ей каждое воскресенье приходилось слушать проповеди священников о бизнесе по клонированию святых. Трудненько не поддаться. Правда, хотя вся эта жуткая неразбериха началась с Туринской плащаницы, Гармония считала, что виной тут выдумка протестантских ученых, которую мы теперь и расхлебываем. Лучшая моя подруга иногда бывала просто невыносимой.

Иисусу Гармония тоже не нравилась. Она всегда ему грубила, к тому же её черные, всегда стоящие торчком, в виде шипов, волосы напоминали ему гвозди — а не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как Иисус относится к гвоздям. Когда она приходила, он всегда бурчал что-нибудь вроде «пустите детей приходить ко мне»[2]. Гармония бесилась и обращала его внимание на то, что ей семнадцать и она не ребенок. А Иисус только улыбался с умным видом, как будто не был на целых два года младше.

В тот день, после школы, мы с Гармонией зашли домой через заднюю дверь и свалили наши книги на стол. В кухне до сих пор пахло беконом с завтрака, но куча грязной посуды в раковине Иисуса ничуть не заботила. Как можно было целый день сидеть дома и палец о палец не ударить? Не могу поверить, что мы до сих пор вносим за него платежи. С таким же успехом мама могла бы просто сжечь эти деньги.

Мне нужно было делать тригонометрию, а Гармонии — дописать сочинение по «Алой букве», самой бессмысленной повести на свете. Свое я уже сдала. Написала, что Эстер крутила со священником. Ну и что с того? Она была молодая, почему бы ей не провести хорошо время? Этим пуританским ребятам стоило бы вовремя избавиться от своих задвигов.

За кухонной стойкой Иисус аж скосил глаза к носу, пялясь на стакан с водой. Прыщи у него снова расцвели буйным цветом, а волосы были длинные и нечесаные — в подражание сами знаете кому. Ему тоже стоило избавиться от своих задвигов.

— С этой водой ничего не произойдет, — сказала я, просто чтобы поддеть.

— Заткнись, Бейли! — ответил он, обороняясь. — Она уже розовеет.

— Ага, конечно.

Гармония пролистала «Алую букву», затем мрачно уставилась в текст.

— Каждый раз, когда я пытаюсь это прочитать, мне хочется врезать этой самой Эстер, — начала она. — Почему бы ей просто не сказать этим придуркам, чтобы они…

— Терпимость, — произнес Иисус. Он принял величавый вид, который долго репетировал. — Не судите, да не судимы будете.

— Слушай, передохни немного! — Гармония свирепо посмотрела через плечо на его тощий зад. — Разве ты не должен сидеть у себя в конуре?

Он взял стакан и выпил жидкость.

— Да, определенно вино, — отметил он, — отличное, настоящее каберне.

— Это называется не конура, а ниша, — сказала я, — она для раздумий и молитв. И он не обязан там сидеть, если сам не захочет. — Я открыла учебник по тригонометрии и вытащила листок с наполовину решенными задачами. — Он не раб.

— Но и не нормальный человек, Бейли, — заявила Гармония. — Иначе он должен был бы ходить в школу, как мы с тобой.

Вообще-то первые несколько клонов Иисуса ходили в школу, но власти быстро решили, что их присутствие «мешало учебному процессу». Мама попыталась записать его в технический колледж учиться на плотника, но он отказался прийти даже на первое занятие, так что теперь наш Иисус совершенствовался дома. Порой.

Мы позанимались с полчаса, пока Иисус развлекался себе в кладовке, кроша кусочки хлеба, чтобы проверить, сможет ли он приумножить хотя бы крошки.

В конце концов у меня в глазах зарябило от цифр и мозга за мозгу зашла. Я больше не могла.

— Поеду в «Пирсинг что надо» в торговом комплексе, сделаю еще один прокол, — сказала я. — У Лейни Эндрюс теперь тоже по четыре дырки в ушах, и я сдохну, если не сделаю пятую раньше неё.

— Разве директор Уингейт не предупреждал, что не допускается больше трех проколов? — Гармония с шумом отодвинула стул. — Опять нарываешься? Хочешь, чтобы тебя снова послали домой?

— И это будет ужасно, не правда ли? — я потянулась и посмотрела на Иисуса. — Хочешь поехать?

— Тьфу ты! — буркнула Гармония.

Иисус отряхнул крошки с ладоней. Я заметила, что на нем были его лучшие вытертые джинсы, в меру мешковатые и обтрепанные, и новая оранжевая гавайская рубашка, стильно помятая. Он выглядел старше своего возраста, выше каждой из нас, и в сущности, смотрелся совсем неплохо для того, кто считается таким святым. Может, он это заранее подстроил?

Он улыбнулся, показав нам брекеты, — на каждом зубе виднелось крошечное изображение футбольного мяча.

— Там, кажется, есть фонтан в торговом центре?

— О нет! — простонала Гармония. Она выдавила мусс на свои черные волосы и пальцами укрепила фиксацию на «шипах». — Только не надо снова показывать этот дурацкий трюк с прогулками по воде. Это выглядит жалко!

— Обещай, — сказала я Иисусу, — никаких водных процедур — или не поедешь.

— В любом случае, я не смогу остаться надолго, — ответил он. — В пять у меня Группа.

— И я полагаю, ты хочешь, чтобы я тебя отвезла?

Он сунул руки в карманы.

— Можешь просто дать мне ключи от своей машины.

— Щас, — я закатила глаза, — бегу и тапочки теряю!

Несмотря на то, что Иисусу было пятнадцать и у него было учебное разрешение на вождение, мама не позволяла ему садиться за руль, даже когда сама была рядом. Он слишком много рисковал, потому что безоговорочно надеялся на Бога. Однако Бог ни разу пока не счел нужным вмешаться, и теперь, после двух угробленных машин, наш Иисус ходил пешком.

Гармония усадила его на заднее сиденье, чтобы мы могли представить, будто его здесь нет. Но он был. Я затылком чувствовала, что он молится.

— Прекрати, осёл! — сказала я. — Ты же знаешь, что здесь места для немолящихся. Не вынуждай меня лезть назад и калечить тебя!

— При том, как ты водишь, неразумно отвергать помощь, даруемую тебе.

— Я тебе говорила не брать его! — продолжала гнуть свою линию Гармония.

Я припарковалась у торгового комплекса, и мы вошли туда с северной стороны, подальше от фонтана, рядом с местом паломничества всех шмоточниц: «Аберкромби и Фитч» и «Гэп», — хотя денег на одежду ни у кого из нас не было. Мама была такая прижимистая, а отец Гармонии вообще был какой-то ненормальный, когда дело касалось этого вопроса. Он даже отнял у нее кредитную карточку после того маленького происшествия с норковым ошейником.

На Иисуса, естественно, вообще не было надежды в плане наличных. Как только мама давала ему несколько центов, он тратил их на попрошаек и пожертвования. Это отнюдь не значит, что ему не хотелось новый скейтборд или модные шмотки. Господь позаботится обо мне, говорил Иисус, но после того, как он просаживал свое пособие, заботиться о том, откуда все это появится, приходилось маме.

Сегодня у меня хватало денег только на то, чтобы проколоть уши, поэтому с меня взятки были гладки. Гармония решила развлечься, примеряя всякие дорогущие тряпки, и направилась в «Гэп».

Я сказала Иисусу сидеть на скамейке рядом с магазином, пока я не закончу со своими ушами. Каждый раз, когда он видит кровь, хотя бы каплю, начинается очередное «я могу тебя исцелить», что tres[3] обескураживает. Иногда мне хочется провалиться сквозь землю.

— Бейли, через час у меня Группа, — напомнил Иисус, когда я уже входила. Ещё бы я забыла! Иногда я думала, что собрания его группы были единственным, что держало нас в здравом уме.

К тому времени, когда я вышла с двумя новыми гвоздиками, Иисус уже исчез. Я выругалась про себя, надеясь, что он не нашел какой-нибудь подиум, чтобы оттуда снова доставать скучающих покупателей речами о хлебах и рыбах.

Я прошла через «Гэп», чтобы найти Гармонию, и обнаружила, что Иисус тоже был там — тащил ее пакет.

— Мне казалось, у тебя денег нет, — сказала я.

— У меня и не было, — она улыбнулась Иисусу самым бессовестным образом. — Зато у него были.

— У Иисуса? — я чувствовала, как мои брови ползут вверх. — Ты шутишь, наверное?

— Я нашел 20 долларов на полу в «Фуд Корт», — сказал он, — поискал какого-нибудь нищего, но в торговом центре их нет, а потом я встретил Гармонию.

— А я крайне нуждалась в этой рубашке, — Гармония забрала пакет из рук Иисуса. — Классный благотворительный акт!

Он таращился на нее с выражением, которое обычно приберегал для изображений святых.

— Нам надо идти, — сказала я смущенно. — Иисусу пора на собрание Группы.

Группа Иисусов собирается каждую среду в оздоровительном центре Христианского союза молодежи, в комнате, которая воняет хлоркой, потому что расположена рядом с бассейном. Я планировала просто высадить нашего парня, но Гармония хотела посмотреть, что из себя представляет это собрание.

У дверей нас встретил Брэд-Иисус, более упитанная версия нашего.

— Мы рады гостям, — сказал он, — тем более друзьям и членам семьи. Но вы должны будете сидеть вне круга и вести себя тихо.

— Ну уж нет, — я покачала головой. От такого количества Иисусов на квадратный метр у меня мороз прошел по коже — Мы за ним заедем, когда вы закончите.

— Да ладно тебе, Бейли, — сказала Гармония. — Давай посидим пару минут.

Брэд-Иисус просиял в ответ лучезарной улыбкой, которую они все при желании могут воспроизводить, и она потащила меня за собой к ряду металлических стульев у стены.

Чинно заходили все новые Иисусы, некоторые младше нашего, некоторые старше. Каждого приветствовали по имени, которое тот принял по настоянию Группы. Наш Иисус выбрал имя «Карсон».

— Крутое имя, — шепнула мне Гармония.

— Он надеется, что его возьмут в «Великолепную пятерку»[4], — ответила я. Мои новые проколы кровоточили. Все, чего я хотела, это поехать домой и лечь.

— Собирайтесь, люди, — Брэд-Иисус жестом поторопил всех. — Мы же не хотим терять время.

Один из присутствующих, наверное, был новичком, потому что он все ходил и ходил кругами, как если бы они играли в Кто-быстрее-сядет-на-стул.

— Не стесняйся, — сказал Брэд-Иисус. — Мы все здесь Христы, поэтому не надо церемониться.

Новичок сел рядом с нашим Иисусом, который отодвинулся, чтобы сохранить дистанцию между ними.

— А теперь, — начал Брэд-Иисус, — давайте разберемся с ритуальными вопросами. Во-первых, кто-нибудь на этой неделе совершил чудо?

Послышалось неловкое шарканье ног. Все опустили головы

— Что, неужели ни одного? — Брэд-Иисус выглядел недовольным. — Как же так! Нам надо стараться.

Наш Иисус поднял руку.

— Я превратил воду в вино, — сказал он. Я вскочила:

— Неправда!

Он повернулся и впился в меня испепеляющим взглядом.

— Превратил!

— Враньё! — стояла я на своём. — Оно даже не порозовело!

— Это было белое вино, тупица!

— А ну-ка, Карсон-Иисус, — мягко сказал Брэд-Иисус. — Исторический Христос не лгал и не обзывал людей.

— Откуда вы знаете? — ответил наш Иисус. Угри полыхали на его красном лице, как только что выжженные клейма. — Он же не писал блогов! К тому же, я не он! И никто из нас тоже!

— Это уж точно! — я скрестила руки на груди и опустилась обратно на стул. — Дурацкие клоны!

— Мы здесь не употребляем слово на «К», — упрекнул меня Брэд-Иисус.

— Смотрите! — один из Иисусов ткнул в меня пальцем. — У нее из уха кровь идет!

Проклятье! Я начала рыться в своем рюкзачке в поисках бумажного платка.

Все в кругу, как по команде, поднялись.

— Я могу исцелить рану, — с жаром сказал один из них.

— Нет, дай я!

— Нет, я!

— Я хочу это сделать!

— Э-э… Бейли? — Гармония подергала меня за рукав. — Может, нам пора?

Я окинула взглядом приближающихся Иисусов. С таким азартом обычно кидаются на 50-процентную распродажу одежды в бутике. «Банановая Республика».

— Да, — отозвалась я, — думаю, ты права.

Мы бросились к выходу, а позади нас Брэд-Иисус призывал свое воинство вернуться на места.

— Кому-нибудь на этой неделе было откровение? — спросил он, повышая голос, чтобы его было слышно — Или, может быть, видение? Кто-нибудь знает, когда наступит конец света?

— Я знаю, — сказал кто-то, и половина наших преследователей остановилась послушать. От остальных мы избавились, прошмыгнув через бассейн: бросили их смотреть, разинув рот, на то, как вся женская команда по синхронному плаванию в полном составе стоит под водой на голове.

Иисусы так предсказуемы.

С нашим Иисусом, естественно, справиться было не так легко.

— Я теперь на собрание Группы носа не смогу показать! — сказал он, плюхнувшись на заднее сиденье моей машины.

Я с щелчком пристегнула ремень.

— Ну почему же. Твой нос, да в принципе и все лицо, точно такой же, как у каждого в этой Группе. Как они определят, что это был ты?

— Это жестоко, — ответил он.

— Да, — поддержала Гармония, — жестоко. Она обернулась и посмотрела на Иисуса. — Я думаю, ты гораздо симпатичнее остальных.

— Пожалейте мои уши! — взмолилась я.

— Я есть хочу, — сказал Иисус. — Давайте остановимся у «МакДональдса».

Я стала выезжать на дорогу и совершенно не заметила движущуюся сбоку машину. Послышался визг тормозов. Я показала ей средний палец.

— Ты же вроде постишься?

— Это раньше, — сказал Иисус. — Сейчас пост прошел.

Я вздохнула.

— Разве ты не должен уметь превращать камни в хлеб? Спорим, в парке можно найти немного аппетитных голышей.

— Не говори глупостей, — сказал он — Я хочу Биг Мак

— Как будто ты можешь за него заплатить! — я повернула за угол на двух колесах.

— Еще осталось немного от двадцатки, которую он нашел в торговом центре, — вмешалась Гармония. — Мы можем взять на троих один из их комбинированных обедов.

Иисус подался вперед:

— Гигантский?

Так что нам, конечно же, пришлось заехать в «МакДак» и стоять в очереди в кассу рядом с другими ненормальными из этой округи. Я предпочитала не забивать свои сосуды этой ерундой. Ни за что на свете. Но мне надо было присматривать за Иисусом. А Гармония, надо сказать, вела себя странно, словно бы сильно к нему потеплела. Эта двадцатка, там, в торговом центре, сильно повредила ее способность оценивать ситуацию.

Она вытащила пятидолларовую бумажку и пригоршню мелочи, а потом отдала деньги Иисусу, так как сама в это время выскребала выкатившиеся четвертаки со дна сумочки.

Иисус заприметил рядом с салфетками одну из этих идиотских пластмассовых копилок для неимущих, которая собирала деньги в пользу лагеря, где детей из малообеспеченных семей учили «что надеть, чтобы преуспеть». Подразумевалось, что таким образом их самооценка повысится. Прежде, чем я могла ему помешать, Иисус запихнул весь запас наличных в щель посередине.

Гармония подняла голову:

— Вот еще тридцать пять…

Иисус сиял.

Она уставилась на его пустые руки.

— Что ты сделал с деньгами, дурак?

— Ничего такого, чего бы он не делал сотни раз до этого, — сказала я. — Ладно, давайте забудем об этих деньгах.

Но Гармония не могла этого так оставить:

— Ты что, так прям всё вышвырнул?

— Я не швырял, я пожертвовал их на благое дело, — ответил Иисус. — Разве ты не знаешь, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу попасть на небеса?

— Опять недержание! — она толкнула Иисуса в плечо, а затем перевернула копилку, пытаясь подогнать свою пятерку обратно к щели.

— Эй! — окликнул её из-за прилавка менеджер. — Ну-ка, положи на место! — Он был здоровый парень и по комплекции напоминал кеглю в боулинге.

Гармония трясла копилку, словно терьер, поймавший крысу. Два цента и металлическая шайба выпали и покатились по полу.

— Я хочу вернуть свои деньги!

— Раз положила, лапуля, пусть там и остается, — менеджер устремился через прилавок, оттолкнул Гармонию и установил коробку на место. Вся мелочь со звоном упала обратно на дно. Пот градом стекал по щекам менеджера.

— Итак, я вызываю полицию или вы трое убираетесь отсюда?

Затем он прищурился, внимательно разглядывая Иисуса:

— Ещё один из этих проклятых святош. Я должен был догадаться. Проваливай из моего заведения! Мы здесь обслуживаем только настоящих людей!

Иисус набычился — так, как это всегда бывало, когда следовало ожидать неприятностей. Если первый Иисус был хотя бы вполовину так же упрям, как этот, Марии и Иосифу пришлось несладко.

— Фарисей! — воскликнул он.

— Отлично, значит, все-таки полицию, — менеджер достал свой сотовый телефон и начал набирать номер.

— Нет, мы уходим, — я схватила Иисуса за рубашку и потащила к выходу. — Видите? Мы уходим.

— Пусти! — Иисус хотел меня стукнуть, но промахнулся. Держу пари, тот Иисус тоже был слабаком, когда дело доходило до драки.

Я трясла его, пока у него скобки на зубах не задребезжали:

— Тебя снова арестуют, и маму удар хватит. Я тебе обещаю: если ты сию минуту не засунешь свою задницу в машину, я расскажу в твоей группе, какая у тебя замечательная коллекция херувимчиков!

Он побледнел.

— Ты этого не сделаешь!

— Хочешь проверить? — я произнесла это с такой холодностью, на какую только была способна.

— Проклятье! — он стряхнул мои руки. — Иногда ты бываешь такой паршивкой!

— Думаю, настоящий Иисус не говорил «паршивка», — вставила Гармония.

— Это потому что он не знал тебя! — он ожёг ее взглядом, от которого впору было расплавиться железу, и зашлепал к стоянке. Гармония обиженно шла сзади.

— Ну, парень, тебя вообще никуда с собой нельзя брать! — сказала я, когда он проскользнул на заднее сиденье.

Мы завезли Гармонию домой, потому что у нее должно было быть свидание. С кем-то, кого она нашла через онлайновую службу знакомств — ничего лучше придумать не могла!

Потом мы поехали домой. Мама уже пришла из магазина и доставала из пакета банки с зеленым горошком.

— Привет, ребята, — поздоровалась она, едва мы переступили порог, — как сегодня прошла Группа?

— Кучка слащавых нытиков, — ответил Иисус. — Терпеть их всех не могу.

— Ясно, — сказала она, как будто так на самом деле и было, хотя, на мой взгляд, ничего ей было не ясно и ждать, что станет яснее, не приходилось. С другой стороны, она купила хлеба вдвое больше обычного, так что кое-что она все-таки об Иисусе знала. Он был помешан на хлебе, а уж про рыбу и говорить не стоит.

— Я к себе в нишу, — сказал Иисус и протопал из комнаты.

— Что-то произошло на встрече Группы? — поинтересовалась мама. — Он еще ворчливее, чем обычно.

— Как ты различаешь? — спросила я шепотом, помогая разбирать содержимое пакетов.

— Бейли, — сказала она, — нам надо быть терпимее к Иисусу. Ему тяжело. У него много обязательств и принципов, которые он должен соблюдать. И он здесь не по своей воле.

— Да, но и не по моей тоже.

— Я знаю, — ответила мама, обнимая меня, — но в конце концов, все образуется. Мы просто должны переждать.

— А это и папы касается? — спросила я. — Он что, сейчас где-то там тоже пережидает?

И естественно, она не нашла, что ответить на это.

Мама легла спать, а я как раз заканчивала свою тригонометрию около полуночи, когда через кухню прошмыгнул Иисус, закамуфлированный в чёрные кожаные штаны и чёрную же футболку. Я с раздраженным стуком положила карандаш на стол.

— Куда это ты собрался?

— Не твое дело, — ответил он. — Возвращайся к своему тупому домашнему заданию.

— Как смешно! — скривилась я. — Сейчас живот надорву.

Он ничего не сказал, просто отпер дверь и исчез в ночи. Прекрасно, подумала я, просто прекрасно. Когда завтра утром его не окажется дома, мама во всем обвинит меня. Я взяла ключи и последовала за ним.

Поравнявшись со следующим домом, Иисус зашагал по дорожке, не оглядываясь. Я шла за ним до парковки возле продуктового магазина, через шесть кварталов от нашего, а затем спряталась за телефонным столбом на другой стороне улицы и принялась наблюдать.

На стоянке было припарковано много машин, несмотря на то, что магазин уже несколько часов как был закрыт. Собралось больше Иисусов, чем я когда-либо раньше видела в одном месте, — по меньшей мере тридцать — они кучковались, смеялись и болтали, совсем как обычные люди. На большинстве была одежда из черной кожи, и наш очень хорошо вписывался. Сейчас он выглядел счастливым.

Мне показалось, что я заметила девушку в середине толпы, а все остальные были сплошь клоны. У меня мурашки пробежали по коже, когда я обнаружила, что на каждом болтался крестик — либо на цепочке на шее, либо в ухе. Некоторые крестики были даже с драгоценными камнями и мерцали в свете уличных фонарей. Это было поистине жутко. В смысле, если бы я была Иисусом, то уж крестик стала бы носить в последнюю очередь.

— Ну что ж, давайте начнем! — над общим гулом раздался голос одного из них, и разговоры стихли. — У кого пробный экземпляр?

— Вот она! — ответил кто-то и вытащил вперед за руку девушку. У нее были черные волосы «шипами», совсем как у Гармонии.

— Пусти! — крикнула она высоким, писклявым голосом, и я поняла, что это и есть Гармония, втиснутая в свое самое узкое и короткое черное платье. Мои пальцы впились в телефонный столб. Что она делала с этой ватагой? Ей же даже наш Иисус не нравился.

И еще у нее была тонна лиловых теней на веках.

— А где музыканты? — спросила она, с тревогой оглядываясь.

— Ну же, давайте убьем её, — сказал высокий Иисус в возрасте. Он взглянул на свои простертые пальцы. — Я чувствую, что сегодня я могу это сделать.

— У каждого будет возможность, — произнес другой Иисус. Он был одет в красную кожу, а его крестик был усыпан рубинами.

— Что значит «убьём»? — Гармония старалась опустить свою облегающую черную юбку пониже. — Ты сказал, мы пойдем на вечеринку.

Отвратительное фырканье прокатилось по толпе.

— А это и есть вечеринка, — заметил кто-то. — Точнее, вечеря!

Все засмеялись еще громче.

— Я иду домой! — в голосе Гармонии послышались слезы. — Вы все именно такие идиоты, как я и представляла.

— Ну давайте, ребята, — сказал парень в красном. — Мы не можем воскресить ее, пока она жива. Давайте покончим с этим!

Гармония попыталась пробиться через толпу, но несколько Иисусов поймали ее за руки. Я закрыла глаза и постаралась собраться с мыслями. Самым лучшим было бы позвонить в 911, но я оставила мобильник дома заряжаться. Даже если я сейчас со всех ног кинусь домой, полиция не успеет добраться вовремя.

«Думай, Бейли, думай!» — говорила я себе. «Ты практически всю жизнь прожила под одной крышей с Иисусом, хоть какую-нибудь идею!» Гармония завизжала, и я бросилась через улицу.

— О, какое мужество! Да, настоящие мачо! — сказав это, я сунула свои дрожащие руки в карманы. — Газетам понравится!

— Ещё одна кандидатура! — сказал Красная Кожа. — Ночь обещает быть райской.

Гармония взглянула на меня с земли, ее тушь потекла. Кто-то заткнул ей рот сувенирной банданой из Ватикана.

— Полиция уже едет, — сказала я, как только кольцо скалящихся лиц обступило меня. — Я просто подумала, вдруг вам, уродам, будет любопытно.

— Бейли, иди домой! — это подал голос наш Иисус. Он стоял с другой стороны. — Тебе здесь не место.

— Я тоже так думаю, — ответила я. Я поймала и удерживала его взгляд. — Сам иди домой.

— Это важное дело, — сказал он. — Не вмешивайся в то, чего тебе никогда не понять.

— Все эти мертвые котята, которых ты притаскивал, — начала я. — Они ведь не сами по себе умерли, так? — я наклонилась и помогла Гармонии подняться на ноги. Она всхлипывала, ее запястья были связаны шнурками.

Толпа Иисусов наступала.

— Нет, — ответил он, не вынимая руки из карманов. Он выглядел мрачно. — Это часть инициации.

— Гармония тоже для этого предназначена? — я дергала за шнурки, но узлы были затянуты слишком туго. Проклятье! Тут нужен был нож.

— Нам надо практиковаться, дурочка, иначе мы никогда не научимся толком.

— Ну, тренируйтесь на чем-нибудь другом, — сказала я. — Если мама узнает об этом, она тебя посадит под домашний арест до конца жизни, — я взяла Гармонию за руку. — Мы уходим.

— Никуда вы не пойдете, — вмешался Красная Кожа.

Годы стараний совладать с Иисусом превысили критическую отметку в моем мозгу. Я была сыта по горло всеми этими чудачествами только ради того, чтобы соответствовать историческому Иисусу, что само по себе было глупо: никто не мог знать, что Он в действительности сделал и почему.

— Прочь с моих глаз, Мистер Святоша, или мне придется выцарапать твои!

Красная Кожа, опешив, отступил.

— Вы все идиоты, — бушевала я, — каждый из вас! Постоянно пытаетесь стать кем-то еще, но только не собой. Меня от вас тошнит.

— Две смерти вместо одной! — закричал кто-то позади. — Гораздо больше практики! — толпа рассмеялась и начала двигаться к нам.

Я вздрогнула.

— Пойдем, Гармония, — прошептала я. — Надо выбираться отсюда.

Она прислонилась ко мне, не в силах сделать шага.

— Смотрите! — раздался сзади голос. — Вон там! Пылающий куст!

Орда Иисусов сомневалась.

— Нет, подождите-ка! — прозвучал тот же голос. — Я ошибся. Клянусь всем, что свято, но это два пылающих куста!

Они обернулись и увидели, как над парой ярко-желтых кустов форзиции, среди участка растительности на другой стороне парковки, поднимался густой дым.

— Отче! — закричал один из толпы, и вот уже все бежали по направлению к кустам, требуя ответа.

Кроме одного Иисуса, в черных кожаных штанах, со скобками на зубах и с запущенными угрями. Оставшись позади, он наблюдал за тем, как его со-клоны собираются возле двух костров, подпрыгивая, оживленно жестикулируя и смеясь.

— Бестолковые, все до одного, — сказал он и сунул спичечный коробок обратно в карман.

Выходит, чтобы знать, как справиться с Иисусами, нужно самому быть Иисусом.

— Ты идешь домой? — спросила я.

Перочинным ножом он разрезал шнурки на руках Гармонии.

— Да, — ответил он, — похоже на то.

Вдвоем поддерживая Гармонию, мы поспешили перейти улицу и свернуть за угол, прежде чем Иисусы обнаружат, что их горящие кусты подозрительно неразговорчивы.

— Кстати, помнишь тех мертвых котят… — сказал он, пока мы то ступали на островки света от фонарей, то снова погружались в темноту.

— Да?

— Я находил их после того, как их сбивали машины. Они были уже мертвы, — пояснил он.

— Я знаю, — ответила я, причем действительно в этом не сомневалась.

Когда мы вернулись домой, я позвонила в полицию и рассказала им о том, что произошло. Отец Гармонии пытался предъявить обвинение, но устроенная на следующий день полицией очная ставка свелась к фарсу. Гармония была заманена в шайку Иисусом, с которым она познакомилась по сети, но это был не Красная Кожа, а как можно было отличить остальных друг от друга?

Несмотря на то, что шайка хвасталась своей «практикой», в делах полиции за последние шесть месяцев не было ни одного нераскрытого исчезновения, так что, скорее всего, это был просто треп. Мы должны были довольствоваться тем, что Группу Иисусов распустили. Позже, однако, я слышала, что они организовали себе лигу регби, как более подходящий способ для выхода их агрессии.

Мама, конечно, заставила Иисуса сидеть дома, но всего месяц — не так уж плохо, учитывая его участие в тех событиях. В конце он всё исправил, сказала она, так и было. С этим я не могла поспорить.

Она говорит, что ему надо чаще выбираться из своей ниши в гостиной, и заставляет его посещать плотницкие курсы в Техническом колледже. Уже прошло две недели, и у него действительно получается. А еще говорят, что чудес больше не происходит!

Что касается меня, то я стараюсь быть с ним помягче. Думаю, каждый получает того Иисуса, которого заслуживает.

А ведь могло быть хуже. Мама могла бы вместо этого заключить контракт на покупку клона непорочной Девы Марии.

Примечания

1

© K.D.Wentworth. Born Again. F&SF, May 2005.

2

Марк 10:14: «Увидев [то], Иисус вознегодовал и сказал им: пустите детей приходить ко мне и не препятствуйте им, ибо у таковых есть Царствие Небесное».

3

Tres (фр.) — очень.

4

«Великолепная пятерка» (The Fab Five) — ведущие мегапопулярного в США еженедельного шоу «Гей научит натуральных парней» (Queer Eye for a Straight Guy) на канале Bravo. В течение часа команда из пяти экспертов-геев, ответственных каждый за свою область (кухни и вина, дизайн интерьера, стиль, уход за волосами и культура), должна превратить «неуклюжего» и «недалекого» гетеросексуала в утонченного денди Карсон Крессли — модельер, писатель, актер и наездник. В «Великолепной пятерке» отвечает за стиль.

Оглавление