«Город и Мастера»

Наталия Осояну Город и Мастера

… и прокляли люди тот

день, когда создали Мастеров,

ибо поняли, что были слепы.

Также поняли они, что мир

уже никогда не будет таким,

как прежде, и что

уже ничего нельзя исправить…

(из устных преданий жителей Города).

… Город, как обездвиженный раненый зверь, лишенный пищи, глухо урча, медленно пожирал сам себя, пожирал изнутри. В его недрах рождались ненормальные существа — уже не люди, но ещё и не призраки, они вели странную жизнь, редко задумываясь о том, откуда взялась эта чудовищная смесь камня и железа, окружающая их. Да они вообще редко о чём-либо задумывались… они просто жили, раз за разом проходя постылый круг одних и тех же забав, одних и тех же забот, одних и тех же печалей. Иногда кто-то из них не выдерживал и, выбрав башню повыше, пытался улететь. Его тело, конечно, падало вниз, разбивалось об острые углы стальной арматуры, а душа, освободившись, взмывала к облакам. Из-под земли Мастера бросали ей вслед сети, но поймать, удержать душу не удавалось ещё никому из них.

Подземные Мастера были одержимы манией особого рода, и мания эта была — разрушать и строить. Это именно из-за них Город, уподобляясь змею Уроборосу, вечно терзающему собственный хвост, беспрестанно менял свой облик, пожирал сам себя и обновлялся. Редко хоть какие-то части его тела оставались неизменными надолго, в них постоянно что-то менялось. Бульдозеры ровняли с землёй старые здания, и через неделю-другую на их месте вырастало что-нибудь новенькое; правда, иногда Мастера забывали о какой-нибудь стройке, и она останавливалась, замирала в ожидании… но, опять-таки, не на долгое время. В Городе предположительно не сохранилось ни одного старого строения, но, по чьей-то неизвестной воле (возможно, всё тех же Мастеров) новый дом уже через неделю выглядел десятилетним, через месяц (если доживал) — пятидесятилетним, и так далее…

Летоисчисления в Городе никто не вел. Существа — назовём их всё же людьми — не чувствовали времени и не нуждались в его измерении, а Мастерам, живущим так долго, как вряд ли хоть кто-нибудь из людей мог себе представить, оно было безразлично. В отличие от людей, каждый Мастер четко знал свою цель, и, достигнув её, останавливался навсегда. Никому из них и в голову не приходило, что, достигнув одной цели, можно заняться воплощением в жизнь другой, ведь Мастера не старились и могли бы жить вечно. Нет, Город жил давно заведённым порядком, не пытаясь его изменить, и никто не удивился и не ужаснулся бы, узнав, что эта жизнь продолжается вот уже почти десять тысяч лет.

Но они, оставаясь по сути своей детьми, забыли об одном.

О том, что рано или поздно всё меняется…

— Вчера в газетах написали, что ученым

наконец-то удалось взвесить душу. Представляете себе?!

Они определили, что точно в момент смерти

тело становится легче на… на… не помню,

на сколько. Нет, вы только представьте!

Разве было такое возможно лет…надцать назад,

когда техника ещё не достигла такого развития?

(фрагмент хранимой Библиотекарем записи телефонного разговора).

… он мчался по узким коридорам подземного "муравейника", размахивая зажатой в руке добычей. В его неживой груди зарождалось странное чувство, а лицо постепенно приобрело непонятное, противоестественное выражение. Будь он человеком, то, возможно, назвал бы это чувство гордостью, а выражение лица — улыбкой, но он человеком не был и не знал, какое определение дать этому новому ощущению. Это, пожалуй, беспокоило его, но не очень — ведь задачей первой степени важности на данный момент было показать всем, что ему удалось сделать.

Завернув за поворот, он едва не столкнулся с Наставником, едва успев затормозить в самый последний момент. Наставник оглядел его рассеянным взглядом фасеточных глаз — он ничуть не разозлился и ни капли не испугался, ведь Мастерам было чуждо даже простое понимание подобных эмоций, — и тут только заметил Её.

Она была очень странным созданием, бесформенным, слабо светящимся, словно сотканным из бледного лунного света. Из самой середины её расплывчатого тела смотрели два огромных глаза — в них стоял ужас. Она была удивительна, но интересовала Мастеров лишь постольку, поскольку до этого им ни разу ещё не удавалось поймать душу.

Её тянуло вверх, она хотела улететь, но Мастера не понимали язык души, поскольку сами — пока — были неживыми.

"Как ты смог это сделать, Ученик? Твоя сеть ни чем не отличается от сетей других братьев, но им до сих пор не удавалось сделать то, что смог сотворить ты. Так в чём же дело?"

"Я просто успел, Наставник. Я оказался рядом, когда она прыгнула, и сделал всё очень быстро".

"Другие тоже были быстрыми".

"Я… оказался быстрее".

Он и сам не знал, почему всё так получилось. В чуждом мастерам языке людей существовало ещё одно странное и непонятное слово — "удача".

"Что же, — наставник пристально вгляделся в мерцающее существо, плотно укутанное в прочнейшую сеть. — Насколько я знаю, ты ещё не определил свою Цель… её я определю за тебя — ты будешь изучать это создание. Братья дадут тебе лабораторию и всё необходимое. Работай, Мастер, нам будут нужны новые знания о них…"

Недавний Ученик, а ныне Мастер, следуя отточенному за века ритуалу, склонил голову. Наставник проследовал мимо, словно тут же забыв о произошедшем, но на самом деле, конечно, он всё помнил — Мастера никогда ничего не забывают. Ученик-Мастер снова ощутил то же самое чувство, которое обуяло его в момент, когда сеть вернулась непустой. Это было странно, и он решил при первой же возможности навестить Техника: не исключено, что-то из его внутренних компонентов вот-вот сломается…

…прошло довольно долгое время, и

влияние Мастеров все росло. Это происходило

очень незаметно, и люди сами не поняли, что

случилось. Просто они проснулись однажды

утром под тотальной опекой Мастеров -

как под стеклянным колпаком…

(из устных преданий жителей Города).

… оказавшись в наглухо закрытой стеклянной колбе — Мастер выбрал самую большую, хоть и подозревал, что для души достаточно было бы и самой маленькой, — она сразу же взмыла к "потолку" своей необычной тюрьмы. Может, прозрачность преграды, её кажущееся отсутствие обманули это создание, а, может, небесный компас безошибочно определил направление, в котором следовало двигаться — вверх, к облакам. Мастер обозначил это как интересный момент, о котором следовало обязательно доложить Наставнику.

Усевшись на стул (а, поскольку форма тела Мастеров всё-таки была в общих чертах человеческой, их помещения для жилья были обставлены всё-таки на человеческий лад, за исключением, разве что, кроватей — ведь Мастера не нуждались во сне), он вспомнил события сегодняшнего утра — все, до мельчайших подробностей.

Он вышел на поверхность, чтобы установить маркировочный маяк на старой башне, которую запланировали снести. С этой башни в своё время отправилось в вечный полет немало людей, и их тела, которые никто не удосужился убрать, давно уже вросли в землю.

Он часто здесь бывал, и хорошо знал это строение: узкое, изящное тело башни заметно наклонилось, угрожая в скором времени упасть и засыпать своими обломками окрестности. Предназначение её было так же непонятно, как и предназначение многих других построек — она не несла ни маяка, ни колокола, ни даже смотровой площадки, и напоминала, скорее, трубу. Лестница, скрывавшаяся внутри, заканчивалась ничем, просто обрывалась, и наверху мог находиться только один человек, для двоих там места уже не хватало. И там было опасно…

…зато очень красиво.

… выйдя из люка, он заметил существо — девушку, склонившуюся над одним из белых остовов. Едва заметив его, она с неожиданной прытью рванулась к входу в башню. Произойди это в любом другом месте, он бы не удивился — люди всегда спасались бегством при виде Мастеров. Он никогда не задумывался, почему…

… мы просто вас боимся.

… но здесь было понятно, что сейчас произойдет. Он побежал следом. У девушки было всего преимущества секунд десять, но она успела. Оказавшись на вершине башни, он лишь краем глаза заметил тело внизу, и метнул сеть, почти не успев отдать себе отчёта в том, что делает. И вот теперь…

… теперь я здесь.

Мастер вскочил. Он был в лаборатории один, он это точно знал, однако…

… однако, создание в колбе приобрело ещё более странную форму, чем прежде, и это надо было зафиксировать. Но он почему-то не торопился.

Она больше не билась в потолок. Она опустилась ниже, став плоской и симметричной, отрастив нечто вроде крыльев, причем глаза оказались по разные стороны от длинного и узкого тельца и обзавелись приспущенными веками. Такая форма была ему знакома: в какой-то древней книге нечто подобное было названо странным словом "бабочка".

Глаза очень внимательно следили за ним.

Отпусти.

Да, теперь сомнений не было. Это определенно была "бабочка", причем он даже вспомнил, какая — "Павлиний Глаз". Мастер подключился к записывающему устройству и принялся составлять свой первый отчет.

— Мне очень хотелось бы знать, каково

твоё отношение к смерти. Подумай

хорошенько и ответь. Только не торопись,

подумай, это важно…

— Говорить о смерти не менее глупо,

чем думать о ней или бояться её. Мастера вечны, пока

у них есть Цель. Когда её нет, значит, она

достигнута. Нет Цели — нет Мастера, только и всего.

— А люди?

— Что люди? Вы достигли своей Цели, создав нас.

Дальнейшее ваше существование лишено смысла…

(из разговора первого Искусственного Интеллекта со своим создателем).

Он поднялся на южную стену. В этом не было ничего необычного: каждый Мастер делал это регулярно, чтобы подзарядить солнечные батареи. Но вот для чего он взял с собой хрупкую стеклянную колбу с не менее хрупкой пленницей, Мастер и сам не мог сказать.

"Чтобы проследить за реакцией существа на новую обстановку", — напишет он в отчете. Но это будет не совсем правдой.

Он уже несколько дней внимательно следил за поведением этого странного создания, но никакой закономерности в изменениях его формы не наблюдалось. Почему-то он подумал, что она не обращает внимания на окружающую обстановку, и всегда следит только за ним, за своим тюремщиком…

Правильно.

… но в этом не было никакого смысла. Наставник сделал вывод, что существо неразумно, ибо от такой странной Цели — броситься в конце жизни с башни — нет никакой пользы, а один сплошной вред. Мастер согласился с ним, но не подал виду, что… думает на самом деле совсем о другом. Ему вдруг стало казаться, что существо чувствует себя плохо… что оно страдает.

Правильно.

И вот теперь он пришел сюда, рискуя разбить стеклянную тюрьму и навсегда потерять дорогую пленницу. Он стоял и слушал хорошо знакомые звуки Города, почему-то надеясь уловить в них какую-то новую ноту, ощущая растущее… беспокойство. Для новых чувств, которые овладевали им в последнее время, всё труднее и труднее было подобрать слова, их почти невозможно было описать. Поневоле он стал молчалив и… боялся теперь, что кто-то это заметит и отберет у него Её. Такая новая жизнь была труднее… да нет, она была почти невыносима.

Отпусти.

"Почему?! — мучительно вглядываясь в непроницаемые глаза, в который раз спросил он. — Что тебе там делать? Разве тебе здесь плохо?"

Нет ответа.

"Я не понимаю тебя", — он опустил колбу на шершавый камень стены и уселся рядом. Перед ними, насколько хватало глаз, простиралась Южная пустыня (вот это человеческое слово он хорошо запомнил — "пустыня" от слова "пусто"), и он знал, что с северной части стены открывается вид на бескрайний лес. Мастера выбирали именно эту половину, потому что здесь было больше солнца… но сейчас он встал и направился на север.

Каменная крошка вырвалась из-под его ступни и с шуршанием посыпалась вниз. Он осторожно вытянул голову, слегка наклонившись вперед. Высота была…

… головокружительна.

Мастер отшатнулся, ощутив невольное желание схватиться за что-нибудь. Высота притягивала, опьяняла, и он внезапно понял, что испугался.

Испугался, что остановится до того, как исполнит свою Цель.

И это было странно.

— Вы не находите, что отсюда открывается

прекрасный вид?

— О, да. Только он ещё и ужасен. Здесь страшно…

— Конечно. Но ведь в этом весь смысл…

Глядя на такую природу, чувствуешь себя

букашкой, муравьем, а цели свои и желания -

муравьиными, по сравнению с ЭТИМ.

— О-о, вы правы и не правы одновременно.

Уже одно осознание своей малости перед лицом

Природы говорит как раз о том, что вы приблизились к

пониманию её смысла. А муравьи… они-то как раз о смысле

думают меньше всего…

(из подслушанного разговора).

Прохладный ветер волновал верхушки деревьев. На северной стене никого не было, и Мастер понимал, почему: сырой воздух плохо действовал на его братьев. Он и сам бы ушел, но сейчас его волновало кое-что другое…

Здесь хорошо. Я очень любила это место раньше и мечтала здесь остаться навсегда.

"Так останься, — осторожно сказал он, боясь спугнуть её. — Что тебе мешает? Я оставлю тебя здесь, и буду иногда приходить…"

Нет. Нет-нет. Теперь не то. Теперь мне нужно Туда.

"Зачем? Что там такого интересного?"

Ты не поймешь.

Мастер обиженно замолчал. Эта эфемерная бабочка упорно считала его глупцом. И он понимал, что она недалека от правды…

Ты не такой, как другие. Ты какой-то странный.

"Благодаря тебе", — отозвался он, но она продолжала говорить о своём, точно не слыша Мастера.

Жизнь, которую вы нам устроили… это не жизнь. Это существование.

"А разве есть разница?"

Большая. Но ты не поймешь.

"Почему ты так уверена?"

Ты не человек.

Мастер замер. Мысль была ему хорошо знакома, но прозвучала неожиданно кощунственно. Он знал, что они разные… но всегда считал, что Мастера лучше.

В жизни должен быть смысл.

"Цель?"

Смысл. Взгляд в будущее. Предвидение. Предусмотрительность. Нужно знать или хотя бы чувствовать, для чего или для кого живёшь. Нужно расти и гореть, а мы тысячи лет тлеем под вашей опекой…

"Живите ради жизни…"

Возможно. Может, ты и прав — я не успела об этом подумать. Теперь уже поздно. Отпусти.

"Погоди ещё немного. Ты сказала — я не человек. Чем я хуже?"

Предания говорят, мы создали вас. Мы совершили большую ошибку. Но ты всё равно не такой, как остальные…

Этот город был последним, из оставшихся на Земле,

и единственным, сохранившим в себе хрупкое

равновесие между Мастерами и людьми.

Это был очень странный город…

(из устных преданий Мастеров).

Он стоял перед знакомой башней — как это её ещё не снесли? — и глядел на маяк, который сам же установил. Маяк не работал. Надо же, случайность…

С того дня башня наклонилась ещё сильнее, и это было опасно. Сейчас она выглядела странной… по-настоящему старой. Он удивился. Возможно ли такое, чтобы в Городе сохранилось что-нибудь старое? Раньше он никогда об этом не думал.

Мастер решительным шагом направился к входу.

Стой.

Он поднял голову и ощутил себя стоящим на дне колодца. Где-то высоко-высоко виднелся кружок голубого неба, подернутый серыми клочковатыми облаками. Он ощутил странное выражение на своём лице и понял, что улыбается. Улыбается, потому что ему нравится то, что предстоит сделать.

Остановись. Куда ты идешь?

"Я отпущу тебя, как ты и хотела".

Там опасно. Ты тяжелый. Упадёшь. Остановись…

Он продолжал подниматься.

Остановись, я не хочу… я останусь с тобой, только не надо… ты не такой, как все, я не хочу, чтобы ты погиб…

"Погиб?"

Я не хочу, чтобы ты разбился. Ты ещё многое сможешь сделать, ты должен жить…

"Но я выполнил свою Цель. Вернее, выполняю. Я понял… я почти всё понял…"

И создал Человек Мастера по

образу и подобию своему…

(из устных преданий Мастеров).

Стеклянная колба кометой сверкнула в лучах заходящего солнца и разбилась об острые камни на тысячу радужных осколков. В тот же миг Она взмыла ввысь, радостно раскинув крылья, став похожей на большую птицу. Он следил за ней, не скрывая улыбки. Как вдруг…

… звук вначале был едва слышным, точно шорох песка, пересыпающегося в песочных часах. Затем он стал громче, и превратился, наконец, в оглушительный рёв.

Башня, которой на самом деле было много тысяч лет, исполнила своё предназначение, и теперь умирала.

Мастер следил за приближающейся землей со смесью ужаса и восторга — он понял, что сейчас остановится. Но…

… в тот момент, когда корпус его тела треснул, не выдержав тяжести камней, он ощутил зарождающееся Нечто в своей груди — и этому Нечто нипочем были камни и железо…

И в небо воспарила вторая птица, присоединившись к дожидавшейся её первой, и они вместе полетели постигать смысл бытия.

И был день первый…

Род проходит,

и род приходит,

а земля пребывает

вовеки…

Идет ветер к югу

и переходит к северу,

кружится, кружится

на ходу своём,

и возвращается ветер

на круги свои…

(Книга Экклезиаста).

… а в день второй двое Учеников нашли древний архив и втайне от Библиотекаря решили его просмотреть.

Им было очень страшно и очень интересно…

Реклама на сайте