«Сборник рассказов»

Андрей Андронов Сборник рассказов

ПОГОВОРИТЬ С МАМОЙ

Низкая, полуразвалившаяся избушка на краю леса. Старуха, подставившая старые кости заходящему солнцу. Небольшая копна сена и пара коз, привязанных неподалеку. Колодец с покосившимся срубом. Дубы, склонившие свои ветви над маленьким двором без ограды. Горшки, висящие на воткнутых в землю палках.

Дом ведьмы.

Тусклый блеск остро заточенной стали. Изрубленный герб на щите. Боевой конь, окованный в тяжелый металл. Наброшенный на спину плащ, небольшой мешок у седла. Уставший, грустный взгляд из-под набрякших век. Шрамы на лице и царапины на кольчуге. Ни кола, ни двора.

Воин.

Переливы перстней и мертвый груз золотой цепи на шее. Широкая одежда с меховой оторочкой. Мулы с переброшенными через спину тюками. Туго набитый кошель. Неуклюжий, но богато украшенный экипаж. Слуги и приказчики вокруг. Брезгливо поджатые губы над двойным подбородком.

Купец.

Маленький сверток на плече и перевязанные тряпкой книги под локтем. Прищуренные глаза и измазанные чернилами руки. Сгорбленные плечи и низко опущенная голова. Изрезанный морщинами лоб, покрытый космами седых волос. Губы шепчут, повторяя прочитанные строки.

Ученый.

Блестящая кавалькада всадников. Флаги в руках ратников. Звон шпор и яркие цвета одежд. Мягкие, холеные руки. Улыбки открывают белые зубы. Гордая осанка и надменный взгляд. Земля вылетает из-под копыт, вскопанная подковами лошадей.

Знать.

Пустые руки и полное надежд сердце. Перехваченная веревкой туника, и непокорная шевелюра волос. Недоумение и тоска в глазах. Горячая кровь в жилах.

Ученик.

Стертые работой, огрубевшие руки. Перехваченные лентой волосы. Стоптанные сапоги. Обветренное лицо, шелушащаяся кожа, потрескавшиеся губы.

Ремесленник, крестьянин… человек.

Они приходят, один за одним, к старому домику ведьмы и получают то, что стоит больше всего, что они имеют. Они приходят за советом и утешением. Они приходят облегчить душу.

Они приходят, и старая ведьма обкуривает комнату сизым дымом и касается высохшей рукой поверхности воды в чаше. Они приходят, и вглядываются в дрожащую жидкость, пока из глубины не возникает образ. Время и расстояние не важны для старой ведьмы со странным даром, дающим покой.

Они приходят, чтобы получить то единственное, что исцеляет сердце и успокаивает душу. Они приходят, чтобы излить свою печаль и разделить свою радость. Они приходят, чтобы вернуть то, что с детства было надеждой и опорой.

Поговорить с мамой.

УМЕРЕТЬ СРЕДИ РОЗ

Я хочу умереть среди роз.

Упасть, подминая цветущие кусты покореженным металлом доспехов, и увидеть как спасенная принцесса стоит у туши поверженного дракона. Почувствовать, как ее слеза скатывается по бутону цвета моей крови…

Я хочу умереть среди роз.

Упасть в мягкую землю сада с пистолетом в руке и сквозь резные листья цветов увидеть дымящийся ствол и глаза противника, которого я пожалел…

Я хочу умереть среди роз.

Нежные цветы склонят ко мне бутоны и пропоют колыбельную, молясь о потерянной в битве душе… Листья смахнут слезы с моих глаз, и ветер шепнет мне слова ободрения перед тем, как я перестану слышать… Красные бутоны сохранят цвет моей крови для друзей и врагов, любимых и ненавидимых, и каждый даримый женщине цветок будет памятью и обо мне…

Я хочу умереть среди роз.

Я не хочу видеть порохового дыма и сполохов разрывов на посеревшем от гнева небе… Я не хочу слышать стоны и вопли идущих в атаку и умирающих за идею… Я не хочу, чтобы мое безымянное тело гнило в дорожной грязи. Я прошу у судьбы так мало… Умереть среди роз.

Дождь омывает мое лицо, затекая в ноздри и мешая дышать. Я вспоминаю безмятежность белых облаков над розовым садом, и солнечный луч, который мог бы быть мной…

Жидкая глина струиться подо мной и вокруг меня, вымывая остатки жизни из моего тела и смешиваясь с моей кровью… Я лежу на краю окопа, оружие выскальзывает из моих слабеющих пальцев и падает вниз с глухим чавканием, как в болото… Болото… А я хочу умереть среди роз!

Мое тело скользит по жидкой грязи, и в потоках зловонной жижи я обрушиваюсь на дно окопа, завоеванного ценой моей жизни. Запах роз проникает в мои ноздри, и во вспышке близкого разрыва я вижу маленький розовый кустик над другой стенкой окопа… Стенкой, до которой я не дожил. В глазах темнеет, далекий шум моторов и грохот взрывов молотом колотит по голове…

Я лежу на дне безвестного окопа в никому не известном поле безымянной войны, и надо мной распускается розовый бутон. Я лежу, вспоминая остатки своего философского образования и понимаю, что высшее счастье для человека — это воплощение мечты. Боль от ран оставляет меня, и я вижу, как вселенная вращается вокруг меня. Я улыбаюсь нежным розовым лепесткам и закрываю глаза. Гонец из Марафона падает на ступени храма… Колесница триумфатора катится по римским мостовым… «Санта-Мария» бросает якорь… Скотт ставит ногу на лед Южного полюса. Красный флаг полощется над рейхстагом. Армстронг топчет лунную пыль. Жизнь продолжается.

Я умираю среди роз.

КУРОЧКА-РЯБА (дурка)

ПРОЛОГ

Пробившийся между досок лучик света блеснул на золотистом пуху, рассыпавшемся по ее плечам, мягко тронул россыпь веснушек и скользнул по ее безупречной фигуре.

Она сонно приоткрыла глаза, грациозно потянулась, переступила на насесте лапами и закудахтала во все горло.

— Ну что, Рябая, съезд тебе в пленум, несешься, мир тебе в май? — вошедший в курятник дед был в младые годы парторгом и до сих пор сохранил красноречивую грубость.

Он сдвинул курочку с места, но она, сонно закудахтав, так и не приоткрыла глаз, перед которыми все еще проплывали картины прошлой ночи, проведенной с иностранными петухами в заезжем цирке.

— Ух, трезвость твою в общество, ты что это делаешь, депутат твою сверхплановый! — обалдевший дед держал в руках золотое яйцо.

«Засыпалась!» — мелькнула у курицы мысль, но выскочивший за порог дед ее уже не услышал.

1

— Бабка, решения партии тебе в жизнь! Ты гляди, чего Рябая снесла, ударник она кому нести чего туда!

— Чего орешь, хрен старый, успехов тебе в труде! — блеснула бабка дедовым сленгом.

— Вот! — хрипло сказал дед, с силой ударив яйцо об стол.

— Та осторожней же ж, шут горкомовый, разобьешь! — всплеснула руками бабка.

— Да чего ему сделается, орден ему на знамя! — дед сосредоточенно колотил яйцом об край стола.

2

После семнадцатой попытки разбить яйцо деда хватил удар. Мстительная бабка недобро усмехнулась и поухватистей взяла кочергу.

3

Утомившись, бабка отбросила в сторону изломанную кочергу и прилегла отдохнуть. В ее ограниченном сознании не умещалось, как это яйцо из мягкого металла может держать удар кочерги из высокоуглеродистой легированной стали.

— Детские сказки, стройку их в пятилетку… — ворчала она, переворачиваясь с боку на бок.

4

Дождавшись, пока бабка уснет, из-под печки тихо, как тень, выскользнула мышка и прокралась к яйцу. Проведя по скорлупе несколько раз алмазным резцом, она легко подтолкнула его хвостиком и скрылась в норе. Яйцо с грохотом разбилось.

— Мать-перемать! — от удивления и досады бабка перешла на старорежимный диалект и грохнулась в обморок.

ЭПИЛОГ

Пробившийся между досок лучик света блеснул на золотистом пуху, рассыпавшемся по ее плечам, мягко тронул россыпь веснушек и скользнул по ее безупречной фигуре.

Бабка сонно приоткрыла глаза, грациозно потянулась и закудахтала во все горло. Рядом с ней на постели лежало золотое яйцо.

QUO VADIS

Ты когда-нибудь трогал рукой облака? Это потрясающее чувство, когда ты ты машешь им рукой и вдруг одно из них изменяет свой плавный полет и широкими кругами спускается к тебе… И если у облака хорошее настроение, а оно у облаков всегда хорошее, ты сможешь забраться на него и оно поднимет тебя вверх, ближе к золотому диску, сияющему посреди лазурного неба… А на некоторые облака можно забираться и вдвоем…

Ты когда-нибудь слышал поющий ручей? Хрустально чистая вода, звенящая мелодий потока, шорох ползущих по дну маленьких камешков… Шелковая трава под ногами, зеленый шатер деревьев над головой, цветы, источающие тонкий аромат, и убаюкивающий шепот листьев…

Снежно-белые единороги бродят вокруг, тихо переговариваясь, и их почти неслышные шаги так хорошо вписываются в музыку леса… На их грациозные движения можно смотреть часами, не уставая и не переставая наслаждаться видом этих чудных созданий…

Ты когда-нибудь видел оленят, играющих со львятами и медвежатами на солнечной лужайке, в то время как их родители в тенечке ведут добродушную соседскую беседу, медленно текущую сквозь полуденную жару? Случалось ли тебе играть в карты с обезьянами, которые отчаянно рискуют, подтасовывают карты, дерутся за возможность раздавать и отвечают шуткой на каждое твое слово?

Случалось ли тебе видеть сказочные миражи над клочком пустыни величиной с небольшой пруд? Видел ли ты в колебаниях раскаленного воздуха драконов, парящих над песчаными бурями, гномов, живущих в скалах, эльфов, варящих эль или фей, танцующих в лунном свете? А случалось ли тебе, обернувшись, увидеть их всех, глядящих в то же марево и видящих там свои, другие сны?

Случалось ли тебе проходить через увитые плющом ворота замка, стоящего между лесом, пустыней, горами и морем? Видел ли ты стены белее снега, крытые красной черепицей, над которыми светится червленое золото колоколен? Сидел ли ты на башне со стаканом золотистого вина, обсуждая с баньши смысл жизни и глядя, как солнце садится за лесом, оттеняя зелень своим багровым дымом, или на ночь и бочонок позже встречая его из-за гор, и сравнивая розовый оттенок вершин с цветом вина в новой, покрытой пылью и паутиной бутылке?

Сидел ли ты в библиотеке, хранящей рукописи Олимпийских богов? Приходилось ли тебе бросать на турнире перчатку и нестись вперед на покрытом сталью коне, думая о той, кто смотрит на тебя с трибун? Пробовал ли ты прочесть тайны Сущего на дне тигля, в котором плавится философский камень? Танцевал ли ты на Балу Миров?

Одним словом, был ли ты в Ланвейле?

Он ждет тебя. Рано или поздно, верхом или пешком, с мечом или книгой, полный сил или умирающий, победивший или нет — ты обернешься и увидишь золотые купола, красные крыши и белые стены. Хлопнут на ветру флаги, ляжет под ноги тропа и грифон на замковой башне махнет тебе крылом.

Добро пожаловать в Ланвейл.

ПЕРЕКУР

Мужики, перекурим! А то в этой духоте сдохнуть можно. И послушайте, что я вам расскажу. Не, мамаша, приличное, пусть слушает. Он у вас уже большой, как я тогда. Когда? Да какая разница, все мы такими были. Детями. Чтоб не сказать — интеллегентами. Почему интеллегентами? А слушай почему.

В детстве я любил играть в слова сам с собой. У меня был хороший противник — я мог предсказать все его ходы вперед. Только было тяжело найти незнакомое ему слово. Я до сих пор помню как расширились глаза моей бабушки когда я в три года на вопрос ее знакомой «кем ты будешь» ответил «эксгибиционистом», искренне полагая что это продавец мороженного.

Сейчас, когда этот мужик в умных очках смотрит на меня так, словно я должен помнить закон Дюлонга и Пти, и при этом нежно поглаживает мою помятую зачетку, у меня появляется нехорошее ощущение в правом желудочке. Левый мне удалили в детском саду вместо гланд, по ошибке. И после того, как я чистосердечно рассказываю ему все что только что прочел на крышке стола, он с таким тяжким вздохом ставит мне три, что мне хочется ему сказать: «Мужик, не надо так, тут все свои, ты же знаешь, что когда Эйнштейн писал теорию относительности, мы копали картошку». Когда я однажды сказал это куратору, он долго объяснял мне как будет брать мой интеграл, цитируя Фихтенгольца и поминая функции Бесселя до пятого колена включительно.

Когда меня вчера вызвал к себе декан, я не думал что это будет ТАК плохо. Ну не знал я, что там 50 киловольт, ну не знал, что тут такого! И даже не очень долго горело. Так, час, может два. Зато декан сказал что когда лабораторию отстроят, то там повесят табличку, чтоб не трогали. Так что я тоже буду приносить пользу.

Вы не представляете, как иногда хочется в Африку! Нет, вы не смейтесь, вы подумайте — жирафы бегают, слоны там всякие, зебры… Песок… И посередине, так гордо, медленно, важно — я. На этом, как его… А, Кэмеле. Ну, такой, с горбом. На картинке видел — ну зверюга! Как наш бывший проректор. Тоже так — с виду и не скажешь, а глаза такие умные-умные… И жует еще все время, просто прелесть. О здоровье заботится.

Ладно, мне пора. Там ребята с утреца за багажом знаний пошли, мне надо за рыбкой сбегать. И хлеба добыть где-нибудь, если найду, а то канарейка уже третью неделю почти ничего не ест. С утра только на пару минут лапы в розетку вставит — и потом хоть бы что. Во, приспособилась! Мой сосед тоже так пробовал на прошлой неделе — до сих пор чирикает. Думаю, как заряд кончится, так и перестанет, а нет — сведу к врачу, а то перед людьми неудобно.

Ну, в общем, бывайте. Как говорят, будете проходить мимо — заглядывайте в окна. Не, через дверь не надо, у нее петель нет, так мы ее гвоздиками прибили и она теперь не открывается. Все ходим через окно, даже бабушка, даром что 80 лет. Не, четвертый этаж не высоко. Сначала тяжело, а потом привыкаешь. Короче, я убег, а то моя очередь пройдет. Курите, если есть что!

ДУЭЛЬ

Я увидел молнию среди туч. Черная птица спустилась ко мне в ветре из темной пучины неба. Зеленые листья почернели и увяли.

Я шагнул вперед и поднял мой меч. Песня проклятия полилась из моего рта, и глубокий вздох Земли сотряс почву. Безрассудный крик вознесся к звездам, и мы начали.

Желтый песок стал красным. Петь было тяжело, но еще можно, и мы пели друг другу песню нашей ненависти. Воздух входил и выходил из моих легких, сгорая и дрожа между нами. Сияние клинков почти ослепило нас, и острые лезвия резали ткань наших снов.

Мгновенный шок вернул меня к реальности. Мое тело кровоточило, и это не было правильно. Я с трудом парировал его следующий удар в мою голову и отступил назад.

Капля моей крови упала на землю и почва расплавилась. Я почувствовал боль на мгновение, и гнев поднялся во мне. Сердце забилось быстрее, дыхание сбилось с ритма… Мой разум восстал, и мозг опять взял контроль над телом.

Он ударил опять и промахнулся. Острие моего меча проникло в круг его защиты и рассекло кожу. Из его шеи потек ручеек крови. Мы снова были равны.

Наши мечи сцепились и растаяли вместе. Мы стояли посреди пустыни, с пустыми руками. Оружие больше не было аргументом.

Шепот чувства пришел ко мне, и я подбросил себя в воздух. Язык пламени лизнул то место, на котором я только что стоял, и исчез. Я опустил себя на землю.

Моя рука вытянулась вперед, шевеля пальцами. Тонкие струйки воды появились между нами, вгрызаясь в него под давлением. Он дернул плечом и исчез.

Я переместился и увидел его впереди, обрушивающим каменный ураган на пустое место. Камни повернули ко мне, приближаясь, но ветер подул из-за моей спины, и унес их с собой.

Я расслабился и сконцентрировался вновь. Моя кожа вдруг почувствовала сильный холод, и я перестал дышать. Земля превратилась в лед, а я стоял на коленях, собирая свои силы. Воздух почти стал жидким, когда я увидел, как он приблизился.

Мои волосы поднялись и разделились. Голубой свет электричества возник в моих глазах, наполняя их сиянием. Я медленно повернулся к нему, бережно неся своим мозгом чашу, полную энергии. Его глаза расширились, и он попытался отступить. Он уже не мог.

Цепи молний обняли его и подтащили ближе. Пламя поднялось вокруг меня, и умерло на льду. Корона разряда окружила его тело. Камни появились в смягчающемся воздухе, и превратились в песок. Молния ударила его в грудь, и его голова откинулась назад. Дождь собрался, но так и не начался. Он был рядом, и он стоял на коленях. Я стоял над ним, и он поднял лицо. В его глазах не было ненависти, только боль. Не страх, но отчаяние. Я отпустил его и он упал лицом вниз.

Я сел на зеркало расплавленного песка рядом с ним, и спросил, почему.

Он перевернулся на спину и молча уставился на звезды.

Я поднял кулак и он закрыл глаза, соглашаясь.

Я выиграл и должен был заплатить цену.

Я открыл ладонь и тихий гром нарушил тишину.

Заклятие упало на него, забирая его жизнь и отпуская его душу в отпуск, названный — смерть. Его тело превратилось в воду, которая впиталась в оживающую почву.

Я поднялся на ноги. Первый солнечный луч подчеркнул уходящую ночь. Звезды ярко сияли на темной сфере, наблюдая меня в центре цветущей пустыни. Я приветствовал их и вызвал ветер, чтобы отправиться домой.

Первый порыв ветра мягко подтолкнул меня, и я отбыл в тюрьму, именуемую жизнью, ждать своей удачи. Думая о странных правилах игры, я вспомнил его лицо. Я опять увидел его улыбку, и глубоко вздохнул. Ничего не изменилось. Мои силы возросли, мой долг — тоже, и жизнь все еще не хотела меня отпускать.

Я увидел мой дом впереди, и слезы покатились из моих глаз.

МИГ

Он отбросил полу плаща и вскинул автомат. Хороший, добротно сделанный, по-домашнему ухоженный автомат. Любовно смазанный и протертый, такой даже добрый на вид.

Его рот растянулся в усмешке, когда он передергивал затвор. Лучики морщинок разбежались от уголков глаз, веки чуть-чуть сблизились. Губы слегка шевелились, как будто бы он что-то шептал. Молитву? Проклятие? Я закончил шаг и начал поднимать руки.

Женский крик всколыхнул толпу, головы начали поворачиваться, расширились зрачки, недоверие и страх написаны на напряженных лицах… У некоторых подкашиваются ноги…

Он медленно ведет дулом, выбирая первую жертву.

Мое тело наконец вспоминает, что к него есть ноги, и я делаю большой шаг в сторону… До двери шагов пять, я знаю, что не успеть, но не стоять же просто как овца перед мясником…

Мелодичный звонок. Двери лифта раскрываются, выпуская охранника… Автомат выплевывает струю огня, сбивая тело с ног, брызги крови взлетают к потолку и начинают медленно оседать на стены и пол…

Грохот наполняет маленький холл. Его хриплый смех настигает раньше, чем пули, и примораживает людей к месту… Смерть медленно движется вдоль левой стены, а я делаю еще один шаг вдоль правой… До двери остается еще три шага.

Вой сирены, крики, стук шагов на далекой лестнице, равномерный стук автомата, звон бьющегося стекла… Я стою на баскетбольной площадке, осколки сыпятся вниз, и мой мяч, мой новый баскетбольный мяч пропадает в чужом окне…

Еще шаг. Запах леса, хвои, запах ее тела, невыразимый восторг, наполняющий меня, и я тону в ее глубоких глазах… Невнятный шепот, угловатые, неумелые движения… Птичьи трели… Автоматная очередь. Тишина… Легкий щелчок.

Еще шаг, и я бросаю тело вперед, вытягивая руки к двери. Еще пару дюймов… Против своей воли, я оборачиваюсь.

Четким, красивым движением он вгоняет в гнездо новую обойму и, опуская дуло, поворачивает его ко мне. Затвор со звонким щелчком становится на место. Мелькает мысль — хорошо стоит. Устойчиво, ноги расставлены, автомат у бедра, руки не напряжены, как в тире… Неожиданно понимаю, на кого он похож — на моего первого шефа, такое же худое, строгое лицо, жестокие, колючие глаза…

Мои ладони касаются двери. Я слышу, как тихо щелкает открывающийся замок, и ручка поддается под моей рукой. Краем глаза замечаю, как его палец медленно нажимает курок…

Детский плач. Я вглядываюсь в это маленькое, сморщенное личико, пытаясь найти в нем знакомые черты, я беру сына — своего сына — на руки, и с еще неясными чувствами прислушиваюсь к биению маленького сердца…

Щелчок курка. Боек медленно сдвигается, и, все ускоряясь, летит вперед. Дверь уже открылась почти наполовину, и я наверняка смогу протиснуться… Ноги распрямляются в прыжке, бросая тело вперед…

Боек бьет в капсюль, и порох загорается. Газ, расширяясь, выталкивает пулю из гильзы и она, раскручиваясь, начинает свой путь в стволе… Часть газа отхлынула назад, поршень толкает боек на место и новый патрон спешит занять место старого…

Я отрываю ноги от пола и влетаю, падаю в дверной проем. Дверь распахивается, бьется о противоположную стену, и я уже почти касаюсь первой ступени лестницы…

Пуля, свистя, разрывает воздух и с наслаждением вгрызается в мягкое, трепещущее тело. За ней бьют вторая, третья… Кровь толчками выплескивается из ран, заливая дорогой костюм, и мертвое тело грузно оседает на пол, не давая двери закрыться…

«Мама…» — успеваю еще подумать я, когда боль пронизывает тело. Перед глазами стоит ее лицо, она что-то говорит, но я не слышу слов… За ней встают отец, брат, жена, дети, друзья… И стена темноты встает между нами.

Я бьюсь об нее головой и перестаю существовать.

КАК ОБЫЧНО

Как обычно, я сидел и разглядывал паутину в углу. Это занятие за долгое время стало обычным и даже приятным. Постепенно тонкие серые нити начали приобретать вес и смысл, закрывая мир непрозрачной завесой. И наконец, когда он посерел и пыль веков тихо легла мне на плечи, сзади раздался знакомый голос.

— Здорово, малыш!

Я обернулся и окинул взглядом серый балахон, нечесаную белую бороду, сухие, крепкие руки, сжимающие посох, и такие живые, светлые глаза в тени косматых бровей и крючковатого носа.

— А, Гэндальф… Входи, входи, вечная серость.

— Язык твой — враг мой, — констатировал он, окончательно выбираясь из стены и теряя обычную полупрозрачность. — Чаю не найдется?

— С кексами? — как можно язвительнее ответил я и с сожалением покинул стул. — Чего нахлебников дома оставил?

— Дались тебе эти гномы, злыдень, сам-то, в бытность твою…

— Ладно, ладно… Пошли чай пить, — прервал я его и двинулся на кухню. Он пошел за мной, ворча под нос: «Распустился… Щенок… Гномы ему мешают… Что за инкарнация такая нервная?»

— Сам такой, — ответил я оборачиваясь. Не тебе мои инкарнации считать, понял? Щенок, а? А пришел тогда зачем? Распустился, да? Сам меня сюда запер, Грейсвандира на тебя нету, издеваешься, правильно тебя в народе сереньким козликом кличут, не так еще надо, чтоб тебе Танелорна не видать, белого кролика в твою шляпу и голубей в карманы, чтоб твоим истинным именем улицу назвали, чтоб ты…

— Спокойнее! Что ты орешь! Что ты взъелся?!

— Ору? Я ору? Элриком на травке всю жизнь, ди Гризом по тюрьмам, как уголовник, Хокмуном булыжник на голове таскал, Обероном — по твоей же Дворкинской дури — чуть лапти не откинул, хорошо, инкарнаций много, Корумом всю жизнь калекой, думаешь, приятно? А Исаев, Исаев, это что, шутки твои дурацкие? Про слепую сам небось сочинил, юморист доморощенный? Тебе легко — ты сказал «свет» — и стал свет, а тут все своим горбом, своей кровью, еще и помни все, как Эрикезе прямо какой-то! Был бы я на месте того Барлога…

— Ладно, ладно, оставим грустные темы! Чай будет?

— Будет, будет, свинец ты б пил, будь моя воля.

— Свинец — это не эстетично. Аромат не тот, да и вкус, мягко говоря… — начал было Гэндальф, размещаясь на трехногом табурете между столом и холодильником.

— Тебе с лимоном или как обычно? — повернулся я к нему.

— Как обычно, с лимоном, — зевнул он и прикрыл глаза. Плечи его опустились, руки неподвижно легли на колени, посох, такой одинокий, прислоненный к стене под календарем… Капюшон упал на плечи, открывая седые, сбившиеся волосы, изрезанный морщинами лоб… Я выронил догоревшую спичку и сунул руку под холодную воду.

— Что, невеселая картина? — усмехнулся он, вновь открывая глаза. — А ты жалуешься. Грубый ты, Промя, грубый и нервный. И меня ни черта не слушаешь, а надо. Надо… — он опустил голову на грудь, затих… Я подождал, пока закипел чайник, залил заварку, накрыл полотенцем и пошел одеваться.

Он вошел минут через десять — пятнадцать, прихлебывая чай из ободранной эмалированной кружки. На пороге он взмахнул рукой и достал из воздуха свежий кекс.

— Люблю мучное — пробормотал он с полным ртом. — Особенно кексы с чаем.

— Подержи-ка, — обернулся я к нему. Он двумя руками ухватился за дугу лука, и кружка одиноко повисла в воздухе. Я натянул тетиву и тронул ее пальцем. В воздухе медленно поплыла грустная нота.

— А ты становишься романтиком, — вдруг заявил он, прихлебывая чай.

— Сам такой, — огрызнулся я и меч привычной тяжестью лег на бедро. — Куда идем-то?

— Ты там еще не был. Как обычно, — ответил он и допил чай одним глотком. — Тебе понравиться. Прощаться будешь?

— Она все равно не поверит. Опять, — усмехнулся я. — Ты же сам говорил — она везде. Так проще.

— Хорошо… — он стал ниже ростом, седые космы уступили место тонзуре, животик оттянул коричневую рясу.

— Пойдем, — он взял меня за руку, и вересковое поле раскинулось перед нами. Запах меда наполнил воздух, откуда-то донеслось тихое ржание.

— Уэльс, — выдохнул я. — Мерлин, почему я?

— Персиваль, мальчик, ну не мог же я отдать Грааль в плохие руки! Идем, — он улыбнулся и у меня почему-то защемило сердце.

Солнце клонилось к закату, и под багровым небом лежали синие тени. Впереди лежал долгий путь, мне — до Кавказа, ему — до креста, а здесь было так хорошо…

Мы шагнули в мягкий вереск.

ОБОРОНА

Панкам, и не только панкам…

А вообще-то тебе, Сергеич.

Солнечный мячик нелепого мира…

Егор Летов.

Парнишка в драных джинсах и засаленной футболке сидел, привалясь спиной к дубу, и играл на видавшей виды гитаре Летовскую «Оборону». Над его хайратой головой плыли белые облачка… Вековой лес застыл, наполненный звенящими аккордами, и грезил о лете.

И протрубил седьмой ангел, и настал День, и разверзлась земля. С визгом и ревом в Мир рванулись фаланги Адского воинства. Стена огня покатилась впереди демонов, и тьма начала сгущаться за их спинами, покрывая Мир пеленой вечности… Трое Адских Всадников мерили шагами коней нелепый шарик Земли.

Парнишка взял слишком высокую ноту, и голос дрогнул. Его рука сама нащупала бутылку пива и опрокинула над пересохшим ртом… Лес зашелестел, зашептал, закачались ветви… Птицы перелетели поближе, звери переступили лапами, разгоняя по жилам кровь… Паук поудобнее улегся на своей паутине. Взгляд паренька терялся в листве дуба, а его руки искали нужные струны…

Города гибли медленно, крича последнее «Прости» в телефонные трубки… Села сгорали целиком в вырывавшемся из-под земли пламени… Воли сражаться не было. Люди сами шли под удар и в огонь. Крылатые демоны влетали в окна небоскребов, добивая пытавшихся спрятаться; рогатые монстры выбивали двери и срывали крыши подвалов; гиганты втаптывали в землю автомобили. Адское воинство совершало свое триумфальное шествие.

Парнишка подтянул струну и начал со второго куплета. Ветерок свернулся клубком; деревья склонили над ним свои ветви. Солнце искрилось на дне бутылки, и день был так хорош…

Армия стояла насмерть. Полковой капеллан стоял под огненным дождем, крича солдатам слова благословения… Но на месте разорванного снарядом демона появлялось двое, а людей становилось все меньше и меньше… Седой генерал, крестясь, повернул ключ, но взлетевшие ракеты поглотила Тьма… Он кричал в микрофон, предупреждая, когда его живьем рвали на части… Но уже расступался Океан, и демоны шли по морскому дну, топча площади и храмы Древних.

Парнишка тряхнул хаером и одним глотком допил пиво. Руки нежно гладили гитару — теперь он знал, как играть.

Кольцо Тьмы сужалось. Гиганты уже могли видеть друг друга, сходясь к последней точке… Крылатые выписывали в небе виражи, разрывая солнечный свет… Смерть собирала свою жатву, оставляя за собой выжженную пустыню.

Парнишка медленно начал мелодию, запел, сначала тихо, потом громче, громче… Лес выпрямился и замер.

Демоны стянули кольцо до ничтожных размеров, и Адские всадники смотрели на последних двоих — Человека и Лес. Монстры двинулись вперед, выпустили первый язык пламени… Лес всколыхнулся и стал стеной.

Демоны увязли на метре травы как на зыбучем песке. Сквозь кусты приходилось прорубаться, как сквозь монолит; каждое дерево приходилось брать штурмом… Даже самый маленький клочок паутины не сдавался без боя… И все равно круг сужался.

Парнишка нашел верный ритм и пел, кричал, срывая голос, играл, разбивая гитару пальцами… Струны звенели чистейшим звуком, и последний солнечный зайчик сверкал над его головой… Лес вздрогнул и пошел в атаку.

Земля поглощала гигантов. Ветви и лианы опутывали крылатых, сбивали, вышвыривали во Тьму… Рогатых душили кусты, разрывали на части звери… Птицы и насекомые тучами кружились перед Всадниками, мешая им смотреть вперед… Круг дрогнул… Остановился… Тьма чуть-чуть отступила…

Всадники ударили вместе. Война, Мор и Смерть прошли через Лес, разрывая его на части, и остановились у Дуба, под которым сидел гитарист.

Дуб, упираясь корнями в землю и ветвями в само небо, держал их, держал, сколько мог, держал весь Лес, не давая ему погибнуть… Тьма колебалась, и последний солнечный луч мелко дрожал, цепляясь за крону Дуба.

Басовая струна лопнула резко, с глухим коротким вскриком, обрывая аккорд на середине… Парнишка ошеломленно выронил гитару и беспомощно огляделся по сторонам… Обгорелые стволы, вывороченные с корнем деревья… Пустыня…

«О, моя оборона…», — выдохнул Дуб, умирая и заканчивая песню.

«Кому нужен ломтик июльского неба…» — прошептал парнишка, глядя, как гаснет Солнце. И зачем-то добавил: «Все идет по плану».

И наступила Тьма.

РЫЦАРСКИЙ ДОЛГ, ИЛИ КОЕ-ЧТО О КОММЕРЦИИ

…И победил великий Ансестор варваров, и основал королевство Глэйн, и породил сына Скулла для трона его.

И был Скулл могуч и мудр, и изгнал он драконов, ведьм и Воинство Ночное, и воссияло над Глэйном солнце правды и веры, и возрадовались жители его.

И следовали заветам Скулла, отца своего, и Слайм Прекрасный, и Дулл Мудрый, и Фибл Могучий, и славны были деяния их, и был народ Глэйна счастлив.

И правил король Калф Хитроумный, и имел он дочь — прекрасную Огли, и правил он справедливо, и были богоугодны деяния его, и процветал народ Глэйна.

И восстало зло, изгнанное Скуллом, и приняло оно облик огненной твари, и воспарил дракон над Глэйном, скрыв Солнце тенью своей.

И поселился он в пещере у Внешних Гор, и стал жечь села и города, и гибли винные погреба трактиров, и уныние воцарилось в Глэйне.

И дракон — а имя его было Дранкард — наложил на Глэйн великую и страшную дань — прекраснейшую из девственниц королевства раз в месяц, со склада в столице, без предоплаты.

И брожение началось в народе, и хитрейшие из смутьянов придумали, как уберечь народ от дани драконовой, и исполнили они задуманное, и не осталось в народе недовольных (впрочем, как и девственниц).

И подошел срок… и потребовал дракон дань, и страшен был крик его, и вздымался огонь, затмевая Солнце, ибо болела разрушенная циррозом печень Дранкардова.

И избрали дворяне прекраснейшей дочь короля — прелестную Огли, и не мог он возразить, ибо каждый из их легко живописал недостатки своих дочерей и высоко превозносил достоинства принцессы.

И обрядили принцессу в белые одежды, и печальная процессия двинулась к логову Дранкардову, оглашая окрестности воплями безысходности, скорее, просто так, на всякий случай, ибо не знали они, как верно вести себя пред ликом драконовым к вящей славе государевой.

И раздался окрик грозный, и появился из лесу великий и могучий рыцарь сэр Варрант Хит, и был он грозен и страшен, и поняли все, что своими воплями прервали они его послеобеденный отдых.

И встретили сэра Хита Калф Хитроумный и другие официальные лица, и просили они его идти на бой с драконом, и пообещали половину Глэйна и свою дочь в жены.

Переговоры протекали в теплой и дружественной обстановке. После непродолжительной беседы и ожесточенного торга стороны пришли к обоюдному согласию по основным пунктам соглашения.

И отвели прекрасную Огли к пещере, и оставили там в одиночестве. И вздрогнула земля под пятой драконовой, но налетел на него сэр Хит как торнадо, и сковал ужас зрителей, и замерли трибуны в безмолвии.

И взметнулся огненный столб, и скрыл сражающихся, и заметались букмекеры, и возросли ставки, и застонала Земля, и содрогнулись горы, и началась паника на бирже, и ставки продолжали расти. И длился бой день и ночь, потрясая окрестности. Земля все стонала и стонала, а ставки все повышались и повышались.

И прозвучал гонг, и вышел сэр Хит в оплавленных доспехах, и с радостным облегчением взвыли трибуны.

Во время краткого перерыва в кулуарах были рассмотрены ближайшие перспективы и направления борьбы с драконом, а также состоялось обсуждение вопроса о выплате сэру Варранту Хиту дополнительного вознаграждения в размере трех провинций, двадцати винных погребов и сорока тысяч черной налички золотом.

И вторично потряс гонг долину, и вступил сэр Хит под своды пещеры, и вновь закипела битва, и длилась она еще день и еще ночь. И утром третьего дня раздался нечеловеческий вопль, и, с трудом поднимая отяжелевшие крылья, дракон вылетел из пещеры и рухнул за соседним холмом источая зловоние смерти и предсмертные хрипы.

И вышел сэр Варрант Хит с прекрасной Огли на руках, и тяжела была поступь его, и упал он замертво на пороге, и выглядел он при этом слегка уставшим.

И окружили их рыцари, и увезли во дворец Калфа Хитроумного, и пожаловал король сэру Варранту семь провинций из десяти, и вина, и золота в избытке, и была свадьба, и поднялся сэр Хит после пира, и взял на руки прекрасную Огли, и скрылся в опочивальне, где и выполнил остаток своих договорных обязательств.

Две недели спустя.

Удаленное поместье сэра Хита.

Замок Диг.

Ранним утром, когда туман еще клубился над замковым рвом, из конюшни замка Диг, зевая и сладко потягиваясь, вышел Дранкард.

Блаженно улыбаясь, он нежно сорвал лютик, осторожно вдохнул его аромат и двинулся в сторону замка.

Дранкард робко постучал в окно и, засунув голову в комнату, придал морде нежное и подобострастное выражение.

— Босс, просыпайтесь, пора на работу! — заискивающе прошептал дракон.

Он вышел во двор, расправил крылья и полетел в сторону соседнего королевства.

СЛОВО ОЧИЩЕНИЯ

Он смотрел на ее шею, белую, как мрамор, на нежные завитки волос, лежавшие на плечах, на прелестное лицо, длинные бархатные ресницы, алые, чувственные губы…

«Расчет. Ты должен думать быстрее, чем твой противник. Ты должен думать то же, что и он, но на шаг быстрее и лучше. Ты должен видеть, что делает он, раньше, чем он решит это сделать. Смотри!» — меч свистнул у его лица и плашмя ударил по плечу. Его собственный лишь беспомощно рассек воздух.

«Ты не думал, это рефлекс. Ты должен видеть, думать, знать, что произойдет через секунду после того, как эта секунда наступит».

Он бежал пыльными коридорами Утги, и каменные колонны падали вокруг, складываясь в причудливый лабиринт… Он бежал, считая шаги и секунды, вспоминая наскоро переведенное объяснение, увиденное за минуту до того, как обвалился потолок…

Арка впереди рухнула, открывая темный проход, и ноги сами бросили бы его туда, если бы за миг до этого он не сказал им «нет». Он крепче сжал в руке сумку с кристаллами, из-за которых он рисковал сейчас жизнью, и прыгнул на завал…

Выход открылся неожиданно, и раньше чем его тело провалилось в черную тьму, его губы шепнули: «все». Он по инерции перевернулся в пыли несколько раз и побежал дальше, чтобы только уйти от этого места…

Она перевернулась и натянула на плечи тяжелое покрывало. Оно обволакивало ее фигуру, подчеркивая своей тяжестью изящество ее стана. Он тяжело вздохнул и его взгляд уперся в витражи стрельчатого окна.

«Ты должен быть готовым. Всегда и везде. Ты не можешь глазеть по сторонам — ты должен знать, что там происходит. Для тебя не должно быть неожиданностей — ты должен предвидеть. Если на тебя нападают неожиданно — это полдела. Но если ты отражаешь неожиданный удар — это три четверти победы».

Он стоял с Его Святейшеством среди гостей и болтал с милой графиней откуда-то с Юга. Она, как и все, не верила отсутствию шрамов и пыталась прочесть ложь в его глазах. И, как и всем до нее, это не удавалось.

Его рука взметнулась к уху Аббата и замерла. Крохотная стрела, торчавшая между его пальцев, тихо подрагивала оперением. Его глаза упирались в противоположную сторону зала. И когда монахи сомкнули кольцо вокруг Аббата, его меч с радостной песней вылетел из ножен.

Он шел сквозь толпу, видя, как останавливаются у закрытых дверей четверо, как оборачиваются первый заметившие что что-то не так, как поднимается в воздух сверкающая сталь… И кровь лилась по ступеням дворца, заливая дорогие ковры и бесценные мозаики… Руны тускло светились на его клинке, и стальной смерч шел по залу, обходя одних и разя других.

Она улыбнулась во сне, обнажая жемчужины зубов. Дрогнули ресницы… Он уронил голову на руки.

— Ты не сможешь достичь абсолюта, пока не убьешь в себе возможность возврата. Ты либо воин либо человек, и ты не можешь быть обоими одновременно. Хотя ты и можешь пытаться быть обоими одновременно. — Аббат ухмыльнулся, кивая на платок графини, высовывавшийся их его кармана. — Она все еще не пришла в себя, не так ли?

Лицо Аббата стало суровее.

— Ты не можешь позволить себе уйти сейчас. Ближе тебя не был никто. Если ты сможешь пройти Путь до конца, ты будешь Первым перед Ним. И это нужно нам, ты же знаешь! Ты должен понимать, что времени нет. — Аббат машинально потер шею. — Ты должен решить. Сейчас.

— Завтра, — хрипло выдохнуло его горло, и Аббат усмехнулся.

— Завтра.

Он вынул меч и провел по лезвию рукой. Руны не отозвались мягким переливом, как обычно, и его улыбка угасла, как свеча на ветру. Он вскочил на ноги и позвал меч к себе. Тот не шелохнулся. Он, не веря, посмотрел на свои руки.

— Нет! — выдохнул он. — Нет… — он упал на ноги и поднял глаза к небу.

— За что? — закричал он, уже зная ответ, и вместо привычного «Путь» прочел на дне своей души: «Дом».

— Нет! — Опять закричал он, всхлипывая, и меч послушно прыгнул к нему в руки, просвистел по плавной дуге и вошел в белую нежную плоть. Фонтаном брызнула кровь.

— Никогда! — выдохнул он, повторяя как клятву, как молитву, как проклятие — Никогда. Никогда. Никогда.

— Никогда! — кричал он, когда сияние разливалось над ним, заполняя пространство, и ангелы спускались за ним с небес.

— Никогда, — шептали его губы, когда он возносился в облаке сияющих крыльев и нимбов. Слезы застилали его глаза, она умирала перед его взором снова и снова, сотни и тысячи раз, и ее кровь омывала колодец его души, оставляя там лишь — «Путь».

— Как твое имя? — спросил его старик у Врат.

«Никогда» — ответил он и шагнул вперед. Руны на его мече блеснули золотом.

Райский сад лежал впереди, прекрасный в своем совершенстве. И прямо перед ним стояла она, и капли крови скатывались по ее груди.

«Никогда» — прогрохотал голос над его головой, и земля разверзлась под его ногами.

— Ты мой! — услышал он и обернулся.

Кривая усмешка искривила его губы, и он прошептал: «Никогда».

Руны на его мече налились кровью.

СТАЛКЕР

START

Открыв глаза, я увидел, как на меня медленно опускается гранитная плита. Я откатился на пару шагов в сторону и позволил векам опять опуститься. Такие мелочи, как гладко отшлифованная гранитная плита, висящая в воздухе посреди девственных джунглей, меня в данный момент не интересовали.

Я покопался в памяти и обнаружил там до обидного мало. Меня, кажется, зовут Слэш, мне, кажется, двадцать пять, я лежу на мягкой траве полуголый и рядом со мной валяется гранитная плита, невесть откуда свалившаяся на меня в момент пробуждения. И еще мне надо идти на восток, никуда не сворачивая.

Открываю глаза и с удивлением замечаю, что рядом со мной аккуратно сложены металлопластовый комбинезон, рюкзак (прилично набитый) и бластер «ДЖЕНЕРАЛ ЛАЙТ 3». Раз уж он не в рюкзаке — я немедленно его хватаю, оборачиваюсь… и едва успеваю разрезать пополам мерзкого вида ящера величиной с небольшой грузовик. Поджарив еще парочку на другом конце поляны я обнаруживаю, что продолжения пока не предвидится.

IN PROGRESS

Быстрый прыжок влево; повисеть на дереве пару секунд — и можно прыгать на панцирь гигантской черепахи, раз за разом пересекающей озеро в поисках пищи, к каковой, я надеюсь, я не отношусь. Стая кошек, оставшаяся на берегу, воет мне вслед, а я расслабляю мышцы и стараюсь не думать о том, что черепаха может нырнуть, в озере могут быть хищные рыбы…

Берег. Удалось. Я уже привык к внезапным озарениям типа этой идеи прыгнуть на черепаху, но иногда я с ужасом думаю, что все эти действия мне подсказывает память. В ночных кошмарах я вижу, как я десятки раз погибаю на одном и том же месте, повторяя одну и ту же ошибку… Конечно, это сон, но откуда я знаю, что будет за следующим поворотом?

Холм. Безобидный такой холмик. Вроде бы не высокий, да и склоны чистые — ровный газон. Но только что-то внутри меня, уже спасшее мне жизнь не один раз, говорит: здесь я НЕ ПРОШЕЛ. Почему в прошедшем времени — один черт знает. Знать-то знает, но ведь не говорит… Ладно, тихонечко шагаю вперед.

Удар! Сбитый с ног, я скатываюсь на пару метров по склону. Пытаюсь стать на колени — ни черта! Трава держит, опутывает, ни пошевелиться, ни дохнуть… Краем глаза вижу, как поперек линии моих следов пролетает плод дерева, растущего под холмом. Элементарная ловушка, опять попался как дурак… ОПЯТЬ. Открываются шлюзы памяти, воспоминания хлынули потоком… Ирония судьбы — перед смертью я понимаю, для чего надо продолжать жить… Я вижу сотню неудач, которые уже были… Я вижу десятки своих смертей, благодаря которым я накопил свой нынешний опыт. Я вижу ЕЕ, чье лицо я вчера видел меж облаков… Странные люди в странном доме… Или это я стал странным за эти годы… Себя самого, за заваленным бумагой столом… Снова ее… ПУТЬ… Вот — прошлая смерть. На этом самом месте. Я ползу вверх, трава сдавливает горло, нечем дышать…

Стоп. А почему собственно вверх? Я напрягаю мышцы и рывком сбрасываю тело вниз. Трава не держит, и я выскальзываю из ее объятий. Я снова на ногах — и не собираюсь умирать. Широкий луч пропахивает тропу на склоне. Быстрыми короткими ударами валю деревья по сторонам — и захлебываюсь истерическим хохотом. Как все просто — надо только отступить, повернуть назад — и если ты обернешься, то увидишь дверь в стене, о которую бился лбом. Какая же смешная штука жизнь — ты должен сдаться, чтобы победить. А может быть, мне не нужно надрываться и лезть вперед? Может, эта карусель кончится, если я срежу себе голову лучом? Впрочем, пара десятков предыдущих смертей ставит этот вариант под сомнение…

Бегом. Прыжок через вершину холма — падая, я выжигаю себе дорогу. К черту эти джунгли, к черту эту траву, к черту это лицо на этом чертовом небе… Жаль, что облака не горят.

END

Глупо. Пройти так далеко — и закончить так глупо. И это тогда, когда я вспомнил почти все, когда я знаю, кто я и откуда, и могу называть по именам тех, кто приходят во сне…

Я не должен был верить, что это она. Но она была здесь, она стояла под деревом-вампиром — как жаль, что оно не горит… Рефлекс был быстрее, чем мысль, и я бросился в объятия дерева раньше, чем подумал о себе… Господи, ну неужели я должен научиться еще и безразличию к тем, кого люблю, в дополнение к той ненависти и злобе, которым еже научил меня Путь? Я должен пройти мимо той, к которой шел всю жизнь, той, ради улыбки которой я ступил на Путь — и смотреть, как она умирает, пусть даже это и иллюзия… Или я должен поставить свою жизнь в игре с вероятностью — и проиграть.

Конец. Пульсирующая боль в плече и груди, взрывы в голове — результат удара о ствол. Если я поверну голову, то увижу в стороне свою правую руку, все еще сжимающую бластер… Судя по шипению травы, он еще работает.

Легкие толчки — и боль уходит, наступает приятная эйфория. Хорошо, что в соке вампира есть наркотик…

Я лежу на спине и чувствую, как с кровью из меня вытекает жизнь. Вот в такие минуты, когда до смерти лишь миг, по-настоящему понимаешь Экклезиаста…

Я лежу и смотрю в небо, где над верхушками деревьев, над потолком тропических джунглей разгорается северное сияние. Я лежу и жду, когда же на месте ЕЕ лица появятся пылающие буквы:

«GAME OVER».

ДЕМОН

Я с недоумением осмотрелся. Окружающая обстановка настолько не соответствовала ожидаемой, что я почувствовал необходимость проверить тело… и прибавил в конец рапорта о прибытии несколько пожеланий ближайшим родственникам оператора пересылки. Тело было женским.

Более того — это было тело молодой особи — с недоразвитой мышечной структурой и медленными реакциями. Впрочем, последнее было поправимо.

Закончив с рапортом, я создал в теле-носителе перманентный концентратор энергии и задействовал свободную часть мозга для реорганизации нервной системы. Тело надо было подготовить к трансформациям, а это тоже требовало времени.

Чтобы не терять последнего, я поднялся в воздух, перевернулся и вылетел в окно, хлопнув за собой ставнями.

Свежий утренний воздух раскололся от женского крика. С трудом повернув еще плохо повинующуюся голову, я разглядел в сером утреннем свете пожилую женщину, прижимающую руки к груди и пялящуюся на меня во все глаза.

— Демон! — пробормотала она, крестясь.

— Демон, — согласно кивнул я и собрался было валить отсюда, но в тело-носитель впился заряд дроби. Падая, я успел заметить старика, побелевшими пальцами сжимающего двустволку.

Я лежал в той же комнате, где и проснулся. Отличие заключалось в том, что я был крепко связан и во рту у меня был вонючий кляп. Глупо — эти носители настолько подвержены влияниям их натуральной среды… Полетать не дадут. Судя по всему, меня ждал утомительный обряд экзорцизма.

Дверь распахнулась. Вошедший священник имел весьма мрачный и решительный вид.

— Изыди, злой дух, полный кривды и беззакония; изыди, исчадие лжи, изгнанник из среды ангелов; изыди, змея, супостат хитрости и бунта; изыди, изгнанник рая, недостойный милости божией; изыди, сын тьмы… — завелся он с порога, то ли со страху, то ли действительно верил во всю эту ерунду…

Чтобы сбить с него спесь, я с задумчивым видом прожевал кляп и скороговоркой выдал добрую половину «Отче наш». Глаза священника вылезли из орбит, челюсть честно постаралась дотянуться до пояса; все присутствующие синхронно перекрестились. Такое в официальной экзорцистской хронике явно не упоминалось.

Я полежал немного, наслаждаясь произведенным эффектом, после чего сфокусировал глаза на стягивающих тело-носитель жгутах. Тряпки быстро задымились. Небольшое усилие — и я, подражая легкому ветерку, выплыл в оконный проем, прихватив с собой ставни с засовом. Если к этому моменту у святоши еще не было инфаркта, то мой хохот его точно доконал.

ПРОЛЕТАЯ НАД ГОРОДОМ, Я РАСПЕВАЛ ПСАЛМЫ

Перестройка тела-носителя была закончена, и я снова получил в свое распоряжение полный объем мозга. Опускаться я пока не стал ввиду явного превосходства полета над ходьбой. Вместо этого я слегка поразмыслил над целесообразностью придания телу-носителю более зрелых форм, и решил что быть маленькой девочкой все же спокойнее. Проблем у меня и так хватало.

Дату и время я узнал, пролетая над витриной телемагазина. Оказалось, что у меня есть еще несколько часов, и я залетел по дороге в небольшую одежную лавочку, чтобы впоследствии не вызывать нездорового любопытства своим внешним видом.

Ввиду экстравагантности способа моего появления мне пришлось обслужить себя самому, зато бесплатно.

Дальше пришлось идти пешком, но тут уже не далеко. Я свернул в переулок, срезал угол, пройдя через пару стен, и вышел на перекресток Пятой и Восьмой. Повертев головой, я приметил неоновый блеск реклам кинотеатра и слился с толпой.

— Один билет, пожалуйста, — пропищал я тонким девчоночьим голосом и еще раз помянул оператора переноса. Надо будет таки надрать ему уши.

Получив сдачу со своей только что созданной пятерки, я заставил последнюю раствориться в воздухе и зашел в зал. Да, лучшее место для Прорыва Сути трудно было бы найти — свободных кресел уже почти не было. Оставалось только ждать.

С хрустом поедая телепортированный из автомата попкорн, я размышлял о вкусах и интересах людей, собравшихся в этом зале. Неужели было что-то новое для них в очередной толпе зомби, со смаком поедающей на экране очередную смазливую девчонку? Или смотреть на это им доставляло такое удовольствие? Когда мне приходилось вытворять нечто подобное в качестве «адекватного возмездия» (читай — Гнев Божий), я просто умирал со скуки. Четыре раза. Даже пять, если считать тот раз, когда я сам залез в чан с кислотой, лишь бы избавиться от полуразложившегося тела-носителя. Все эти театральные эффекты, которые мы применяем, настолько плоские…

И как раз когда я перестал обращать внимание на окружающую среду, началось. Я не успел четко зафиксировать момент Прорыва, но это будет в мыслезаписи — потом разберемся. Но суматоха в первом ряду привлекла мое внимание, и я рванул туда.

Появившись в проходе, я поскользнулся на луже крови. Пять-шесть носителей с пришлыми Сутями, ауры которых я видел так же четко, как и они — мою, тут же двинулись ко мне явно не с самыми лучшими намерениями. Превратив носитель одного в соляной столб, я обеспечил источник информации для выяснения подробностей, а остальных вышиб из этого Мира туда, где их ждала комиссия по приему. Носители штабелем повалились на пол.

«Это было легче, чем я думал…» — подумал было я, но именно в этот момент какой-то шутник решил положить мне на голову. Шаровую молнию. На пару секунд наступила темнота.

Вместе со зрением ко мне вернулась злость. Я высвободил почти четверть запаса энергии, взрывая всех подошедших ко мне Прорвавшихся вместе с носителями. Потом я воспользовался любезно предоставленным мне мозгом какого-то бедолаги с переломанными ногами, чтобы поставить Сферу вокруг кинотеатра. Двух успевших вырваться пришлось разнести в клочки прямо на улице, но что поделаешь? Их Сути присоединились к их уже отправленным на Базу товарищам, а бывшие жители носителей покинули этот мир несколько преждевременно. Извините, ребята, так получилось.

Оставшиеся в зале два десятка Прорвавшихся развернулись цепью в поисках источника столь активного противодействия, и оставили в покое кучку перепуганных местных в углу зала. Я сразу изолировал их, чтобы не создавать возможности Переселения.

Чтобы не тратить время Прорвавшихся, я воспользовался валяющейся вокруг протоплазмой, благо ее было много, и еще парой мозгов в отключке. Вышло как нельзя лучше.

Я выпустил когти из подушечек лап, обнажил клыки и зарычал. Грива хлестнула по спине, хвост опутал задние ноги. Цепь противников сбилась в дрожащую кучу.

Пока эти умники поставили свою Сферу, я успел Изгнать четверых. Еще двое стали соляными столбами, а потом магия стала бесполезна.

Поток энергии прожег для меня дорогу в этой толпе, еще три Сути оказались в моих руках. Я закрепил контролирующие вихри и прыгнул вперед.

Драка вышла чудная. Я давил их телом, крошил лапами, разрезал на части клыками, опутывал гривой, полимерные нити которой были несколько прочнее обычного волоса. Я был не каким-то там пожирателем пустынной падали — я был Львом Сущего, а это звание давало и соответствующую Форму.

Тяжеловато было с вооруженной парочкой — где они только все это набрали? — но они не знали о скорости моей регенерации, за что и поплатились своим нынешним Существованием.

Разделавшись с носителями, я занялся освободившимися Сутями, тщетно бившимися о барьер моей Сферы. Мне прилично подпалили тело-носитель, но вселиться заново они не могли — просто уже было не в кого, все свободные мозги занимал я. Устроив маленькую репетицию «Звездных войн» и чуть не спалив кинотеатр, я наконец связал вихрями всех клиентов и отправил их разом в более подходящее место с оригинальным климатом.

Сняв силовую Сферу, я быстро уничтожил тело-носитель и уже просто ради собственного удовольствия материализовал свой естественный вид, хоть на это и понадобилась уйма энергии. Поправив на голове нимб, я приветственно махнул крылом вбежавшим фараонам и исчез во веки веков — то есть до следующего раза.

Докладывать начальству.

Аминь.

ОДИНОЧЕСТВО

Сирена разбудила Дика за секунду до удара. Он слетел с койки на пол, вскочил и бросился к перекошенной двери. Она с трудом открылась, пропуская его в ад коридора.

Люди выскакивали из кают и боковых проходов и прессовались в толпу у лестницы наверх… Надрывно ревела сирена, крики смешивались в один бесконечный стон. Дик рванулся к той же лестнице, но плотная стена спин стала между ним и спасением. У подножия узкой лестницы шла драка, и никто не мог подняться наверх.

Дик отделился от толпы и бросился в другой конец коридора. Краем глаза он увидел, что несколько человек двинулись за ним. Он пробежал через коридор мимо распахнутых дверей кают и уперся в тонкую перегородку, разделявшую каюты пассажиров и экипажа. Дверь в перегородке была заперта.

— Отойди-ка… — услышал он за спиной и прижался боком к стене. Сзади него огромного роста рыжий мужик качнулся, сделал два быстрых шага и ударил плечом в перегородку… По тонкой фанере пробежала косая трещина, мужик нажал еще и перегородка лопнула, открывая такой же коридор, упирающийся в пустую лестницу. Рыжий бросился вперед, за ним побежал Дик и еще пара человек, дыхание которых он слышал за своей спиной.

Дик вылетел на палубу через мгновение после рыжего, и в этот момент корабль рывком накренился. Дик упал на спину и покатился по наклонной поверхности. Рыжий устоял на ногах и уже подбегал к шлюпке, у которой бестолково суетились несколько человек. Никого из команды не было видно.

Дик уперся боком во что-то острое и остановился. Он лежал, касаясь ярко-красного ящика с сигнальными ракетами. «Пригодятся», — подумал он, запустил в ящик руку, вытащил и запихнул под майку несколько штук.

Рыжий сумел-таки расставить по местам трех человек, и теперь стоял в медленно опускающейся шлюпке. Кто-то кинул ему ящик со спасательными принадлежностями. Рыжий поймал его на лету, чуть не выпав из шлюпки. В этот момент ее днище коснулось воды.

Дик поднялся на ноги и побежал по перекошенной палубе. Вокруг суетились полуголые люди, шлюпок и спасательных кругов уже не было видно, и только впереди те, кто спускал рыжего, прыгали вниз.

Дик подбежал к борту и посмотрел вниз. Над водой болтались перерезанные веревки… В удаляющейся шлюпке, один, стоял, расставив ноги, рыжий, сжимая в руке нож. Несколько человек барахтались в воде, пытаясь отплыть от корабля. Около одного из них расплывалась по воде лужа крови, мрачно переливавшаяся оттенками алого в свете прожекторов тонущего лайнера. Дик побежал вдоль борта.

Что-то ухнуло за спиной Дика, и поток жаркого воздуха толкнул его в спину. Он невольно обернулся и увидел столб пламени, поднимающийся в черное небо. Кораблю оставалось жить считанные секунды.

Дик споткнулся и чуть не упал. Под его ногами лежала, видимо забытая ребенком, сумка с игрушками. Из-под нее высовывался краешек надувного круга. Дик подхватил его и бросился к борту.

Дрожь прошла по корпусу корабля и он начал крениться все больше и больше… Сумка с игрушками свалилась в бассейн, на крае которого она лежала. За ней последовала пара плетеных кресел… Дик ухватился руками за верх борта и перебросил через него тело. Под ним был мокрый бок корабля, отклоненный от вертикали уже почти на тридцать градусов… Дик оттолкнулся ногами от борта и взлетел в воздух… Через несколько долей секунды его принял в себя океан.

Вынырнув, Дик лихорадочно начал отгребать в сторону. Из прочтенных книг он помнил, что если останется около корабля, то будет затянут в глубину… Дик греб изо всех сил, благодаря Бога за то что в детстве жил у реки. За его спиной раздался горестный вздох великана, и поток воды потащил его назад. Дик забил руками по воде, хватая воздух перекошенным ртом… Через несколько секунд влекущий его поток ослаб, и Дик остановился. Он перевернулся на спину, и тяжело дышал, пытаясь восстановить нормальный ритм. Над его головой горели безучастные звезды.

Дик перевернулся на живот и попытался осмотреться вокруг. Несколько человек держались на воде так же как он, только у двоих были спасательные круги. Чуть дальше, освещенные пламенем факелов, жались к большой шлюпке два надувных плота, видимо, с экипажем… На шлюпке уже укрепляли мотор.

На другой стороне, там, где был корабль, горела на воде лужа топлива… За ней кружилась пара шлюпок, полных людей… Вот от одной из них отделилось тело и упало в воду, подняв фонтан брызг… Раздался скрип уключин, и Дик обернулся. Недалеко, метрах в десяти от него проплывала шлюпка. На веслах сидел рыжий, в его зубах был зажат нож. На корме сидел маленький мальчик, прижимая к груди голову женщины, сидевшей в шлюпке у его ног. Мальчик во весь голос плакал.

— Эй! Эй, здесь! — закричал Дик. Рыжий повернул к нему лицо, и едва заметно отрицательно покачал головой. Шлюпка сделала плавный разворот и подплыла к державшемуся на воде ящику с красным крестом на боку. Рыжий втащил ящик в шлюпку, одним — двумя ударами ножа сбил замок и склонился над женщиной на корме… Шлюпка медленно дрейфовала прочь.

Один из державшихся на воде подплыл к шлюпке и схватился за борт… Показалось перекошенное лицо рыжего, он полоснул по рукам висевшего ножом и сел за весла. Вспенилась вода, и шлюпка пропала в темноте.

Раздалось тарахтение мотора и плоты тоже скрылись из виду… Нефть догорала, и вокруг сгущалась темнота. Дик достал из-под майки детский круг и начал его надувать, перевернувшись на спину. Лицо все время погружалось в воду, дышать было тяжело, но он все-таки наполнил круг воздухом и надел на шею, как воротник. Теперь голова все время была над водой.

Становилось холодно. Что-то тянуло вниз. Дик засунул руку под майку и вытащил несколько сигнальных ракет. Одна, две, три… шесть штук. Дик подумал минуту, потом ощупал круг. По его краю шла резинка, в нескольких местах привязанная к специальным колечкам. За несколько минут, измучившись и наглотавшись воды, Дик разместил ракеты так, чтобы они не касались воды и расслабил мышцы. За время борьбы с кругом его отнесло в сторону, и он уже не знал, в какой стороне произошло крушение. Ночь окутала его, и не было видно ничего, кроме звезд. Дик лежал, глядя вверх, и по его щекам струились соленые, как море, слезы. В этих слезах было все — горечь бессилия, обида несправедливости, боль поражения, скорбь о потерянной жизни… Круг казался таким глупым и ненужным. Глубина манила к себе, приглашая вниз и обещая раскрыть свои тайны… Раз за разом перед внутренним взором Дика вставала перекошенная морда рыжего, блеск стали и заглушенный водой крик… Раз за разом он видел, как падает в воду незнакомый ему человек с далекой шлюпки, как уплывает на плотах команда, как людей сбрасывают с лестниц, не выпускают из дверей, вырывают из рук последнюю надежду…

Дик снял с шеи круг и оттолкнул от себя. В руке осталась одна ракета, выскользнувшая из ослабшей петли.

— Прощальный салют… — ухмыльнулся волнам Дик. — В нашу честь, океан.

Красная точка взлетела вверх, зависла на мгновение и упала вниз. Дик проводил ее взглядом и собрался было нырнуть, как вдруг из-за горизонта по пологой дуге взвилась другая, рассыпая по небу кровавые искры. Слабое свечение разливалось в той стороне, тонкий луч упирался в небосвод, и ракеты взлетали в воздух одна за другой, создавая ощущение фейерверка. Небо окрасилось разноцветными огнями.

— Как же это… — пробормотал Дик. — Так быстро… Я сейчас, сейчас… — он лихорадочно завертел головой. Круг качался рядом, в десятке метров. На его белой поверхности чернел цилиндрик ракеты. Вдруг он покачнулся, пошел вниз и без всплеска исчез в воде.

— Э! Ээээ… — закричал Дик, изо всех сил гребя к кругу. Он обхватил его руками, его пальцы нащупали одну, вторую, третью ракету… Все.

— Дурак! Идиот, маньяк, дубина! — заорал Дик, переворачиваясь на спину и поднимая ракету. Он дернул шнур, но в ответ раздалось только тихое шипение.

Ракета с проклятиями полетела в воду, Дик засунул голову в дырку круга и затряс второй ракетой, пытаясь освободить ее от воды. Потом резко поднял над головой, дернул… Над ним загорелось маленькое солнце.

Осветительная ракета повисла над ним. Далекий гудок достиг его слуха, и послышался стрекот мотора. Яркий белый свет бил в глаза, и Дик опустил веки, шепча молитву… Когда свет погас, он выстрелил последнюю ракету и поплыл на звук мотора. Через несколько минут его поймал луч прожектора. Когда Дика втаскивали в катер, он потерял сознание.

Рыжего нашли утром. На корме его шлюпки лежали трупы захлебнувшейся женщины и ребенка.

Рыжий перерезал себе вены.

БЫТЬ ПОБЕДИТЕЛЕМ (СТАЛКЕР-2)

Замок был рядом, огромный и прекрасный, он стоял в лучах закатного солнца. Узкая тропа вела к опущенному мосту по покрытому травой склону холма. За моей спиной лежал Лес, пройденный и мертвый. Я оскалил зубы навстречу мерзким радужным облакам и дерьмовому лицу на небе, смотревшему на меня с неподдельным интересом. Замок был рядом, и остальное не было важно. Я почти победил.

Я шагнул на тропу, и тут же трава вокруг превратилась в острые шипы. Я усмехнулся и пошел вниз, внимательно глядя, куда ставить ноги. Дешевые трюки меня не волновали.

Где-то на середине спуска мне пришлось опуститься на корточки и пройти несколько метров гусиным шагом — над моей головой пролетали плоды стреляющих деревьев. У меня не было желания сражаться с ними ради собственного удовлетворения.

Сойдя с холма, я оглянулся на опять ставшую нормальной траву и зашагал к мосту, насвистывая полузабытую песенку. Перед входом я вынул из-за пояса свой бластер и снял предохранитель. В оружии оставался только один заряд, и я знал, что использовать его надо только в крайнем случае. То есть в неожиданном.

Я ступил на доски, и они скрипнули под моей тяжестью. Несколько осторожных шагов, и я прошел почти треть. Вдруг мост дрогнул и начал быстро подниматься, увеличивая угол наклона. Я бросился вперед, чтобы успеть, но у самого края не удержался на ногах и кубарем скатился на вымощенный камнями двор. Ворота захлопнулись за моей спиной и сверху пахнуло паленой шерстью.

Я поднял глаза и слегка обалдел. На меня смотрел самый настоящий дракон, усатый, глазастый и покрытый чешуей. Из его пасти вились струйки дыма. Дракон вдохнул воздух, прикрыл ноздри, и, видимо, собирался сжечь меня на месте, но я уже привычным движением вскинул бластер и нажал на курок. Широкий луч ударил в голову дракона и снес ее с шеи. Из обрубка вырвался сноп искр, и туша повалилась на бок. Я засунул бесполезный бластер за пояс — как знать, может найду обойму, — и двинулся в обход двора. По-видимому, убирать здесь не решались, потому что по всему двору были разбросаны обугленные кости и покрытое сажей оружие. Я подобрал новые на вид меч и длинный кинжал и прошел сквозь низенькую арку в другом конце двора. Разумеется, там ждал комитет по встрече.

Проходя Лес, я отвык от людей (если не считать этого лица на небе и кошмарных галлюцинаций), а эти показались мне особенно уродливыми. По крайней мере лицо, которое я видел давеча в ручье выглядело куда лучше.

Я поднял меч и попробовал на них покричать. Пара отступила назад, но остальные приблизились и вытолкнули из своей среды одного молодца в два меня ростом и с кувалдой. Молодец тупо ударил кувалдой в землю рядом со мной, получил в живот свой фут стали и прилег отдохнуть. Следующими вышли два дегенерата с копьями, на которых не понадобилось много времени. В общем, со всеми я закончил довольно быстро.

У двери в стене замка стояла бочка с водой, из которой я освежился, чтобы восстановить силы. Потом я очистил от крови меч и зашел внутрь.

В общем, Замок был так же однообразен, как и Лес — дешевые ловушки, всякие там проваливающиеся полы и прессующие потолки, в целом — ничего существенного. Периодически появлявшиеся на пути стражники не доставляли хлопот, и я уже почти расслабился, когда винтовая лестница привела меня в полутемную комнату, в центре которой стоял небольшой алтарь с отблескивающим металлом предметом на нем. За моей спиной с треском упала решетка, и я отступил, прислонившись к ней спиной. Второй выход — в противоположной стороне комнаты, и очевидно должен быть какой-то подвох…

Из углов комнаты появились четыре темных фигуры с кривыми саблями. У меня появилось нехорошее ощущение, что меня будут убивать. Не раздумывая, я бросился к ближайшему и рубанул его по боку. Мой меч с чавканием вошел в плоть, но как только я его вынул, рана закрылась. Черный воин без всякого выражения посмотрел на меня и поднял свой меч для ответного удара. И только тут до меня дошло, что если б я его не тронул, они прошли бы мимо. По крайней мере был такой шанс.

С трудом отражая удары, я отступил на середину комнаты, каждую секунду ожидая удара в спину. Мой противник дрался как автомат, нанося удары с четкостью метронома и таким же разнообразием. Удары были такими сильными, что рука уже ныла от боли и парировать становилось все труднее и труднее. Наконец меня загнали к алтарю. Отступать было некуда. Я попытался было отбить удар кинжалом, чтобы атаковать самому, но кинжал разлетелся, как стеклянный. Я отшатнулся назад, пропуская следующий удар мимо себя, и оперся рукой на алтарь, чуть не свалив… обойму для моего бластера.

Быстрый удар, я отпрыгиваю за алтарь и, пока мой противник обходит вокруг препятствия, вгоняю обойму в бластер. Жму курок, не прицеливаясь, и луч вспарывает грудную клетку противника, превращая его в дым… За несколько секунд та же участь постигает его товарищей, и я захлебываюсь хохотом.

За моей спиной падает вторая решетка, и я оказываюсь запертым. Раздается легкий смешок, и за первой решеткой, через которую я вошел, возникает мерзкого вида карлик.

«Герой, а, герой», — кричит он, — «как же ты теперь спасешь принцессу? Или заберешь у меня рубин? Или вообще выживешь?»

Я молча прицеливаюсь в него, и он подтаскивает к себе девушку, которую раньше не было видно. Я вглядываюсь в ее лицо — и мое сердце замирает. Это ее я видел в снах и галлюцинациях, это из-за ее изображения я столько раз погибал в Лесу… Гм, если вспомнить — это из-за нее я вообще ступил на Путь. Кстати говоря, иногда лицо на небе тоже ее…

— Что важнее, — спрашиваю я. — Девушка или рубин?

— За рубином тебя послал король, — отвечает карлик, хитро прищуриваясь. — Но девушка — твоя награда.

— Награда, ясно. А цель — таки рубин?

— Рубин, — отвечает карлик и я удовлетворенно нажимаю на спуск. Луч вспыхивает радугой на прутьях решетки и вгрызается в тела карлика и девушки. Оба падают, оставляя приятный запах паленого мяса. Я жду, пока остынет решетка, разгибаю прутья и выбираюсь. Из отрубленной руки карлика вынимаю рубин и кладу в кармашек на поясе.

— Мертвой ты симпатичнее, — говорю я ей, и тут стены замка тают. Гремят фанфары, и я вижу со стороны себя самого, отдающего рубин старому королю. Народ ликует и прославляет меня, Победителя, Вечного Героя. Я скромно раскланиваюсь, и тут небо перечеркивает полыхающая надпись «MISSION COMPLETE». Картинка меркнет.

Я потягиваюсь и встаю из-за монитора. Рядом проигравший все еще дерется с черными, и как раз когда я подхожу, превращает всех в пар. Выскакивает карлик, появляется девушка… Мой незадачливый соперник опускает бластер, и карлика сменяет красный росчерк «GAME OVER». Я пренебрежительно хмыкаю и оборачиваюсь.

М-да, кое-чего, я, пожалуй, не додумал. Она стоит прямо передо мной, живая, и выжидающе смотрит.

— Ну, дорогуша, поздравляй победителя, — говорю я. — Я же говорил, что я лучший. Это не кнопки нажимать, тут важно состояние души.

— Состояние души… — бормочет проигравший. — Спесивый эгоист с переразвитыми рефлексами.

— Дурак, — не оборачиваясь, комментирую я. — Только так и можно быть победителем. Победителем во всем, ясно?

— Что, вот так — оставить все за спиной и давить гашетку?

— Да, именно. Правда, дорогуша? — Подмигиваю я ей, но она молча выбегает из комнаты.

— Вот тебе и приз, — удивляюсь я и хватаю за плечо пробегающего мимо экс-соперника. — Слушай, где я ее взял?

— Это моя девушка, идиот, — он стряхивает мою руку со своего плеча. — Первый раз зашла ко мне на работу. И все было нормально, пока ты не привязался со своими играми… — он выбегает.

— Не будь тряпкой, — ору я ему в след. — Учись побеждать!

Мне смешно. Так вот как я ввязался в это дурацкое соревнование? А игра ничего. Я сажусь обратно за компьютер и выбираю высший уровень сложности. Посмотрим, на что они способны…

…Я бегу по поляне, и вокруг падают гранитные плиты. Уворачиваясь от них, я пытаюсь добежать до валяющегося на краю поляны ножа раньше, чем до меня доберется тварь, скачущая по пятам. Успеваю, хватаю нож, разворачиваюсь… и рука с ножом по локоть погружается в глотку зверя. Дело сделано.

Плиты перестают сыпаться, и на небе появляются привычные облака. Между ними проглядывает лицо — другое, не этой сегодняшней девчонки, а до боли знакомое лицо, которое я иногда вижу и в настоящем небе. Жестокие пальцы грусти сжимают сердце, и я поднимаю к небу покрытый кровью кулак.

— Я лучший! Я лучший, что б не говорили! Я знаю, как побеждать! — кричу я и по ее щеке скатывается слеза, вторая… Поток соленой влаги обрушивается с неба и смывает меня, бросая на деревья. От неожиданности я отпускаю нож и он тонет.

— Эй! Так не честно! Так любой проиграет! — кричу я и поток проносит меня мимо побежденного давеча коллеги. Он сидит на дереве и что-то втолковывает своей девчушке, устроившейся рядом. С неба спускается рука, но я лишь смеюсь в ответ — я умею побеждать один, и кто этого не понимает — мне не нужен. Поток выносит меня в океан. На секунду я успеваю подумать, что я может не так уж и прав, и некоторая помощь…

Кто-то выключает компьютер.

Клик.

И я умираю.

БОЖЬЯ ВОЛЯ

Я даже не успел поставить на место мусорное ведро, когда в дверь позвонили.

— Привет! — улыбнулся невысокий лысоватый человечек, переступая порог моей квартиры. — Как дела? Впрочем, сам знаю.

Он обошел меня и продвинулся в сторону кухни.

— У тебя дерьмовое настроение, кончились сигареты, Илья Иосифович вчера отдал твою тему Семенову, который ни хрена в кристаллах не смыслит, и плюс твое молоко сбежит через семь секунд. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь! — торжествующе закончил он под шипение сбежавшего молока.

Чертыхаясь и проклиная непрошенных гостей, я снял кастрюлю с огня и с сожалением осмотрел последствия. Перспектива мытья плиты меня никак не радовала. Человечек довольно усмехнулся.

— Вот, — сказал он.

— Что — вот? Если каждый мудак…

— Как приятно, когда тебя вот так, по простому… А, да, забыл представиться, — он протянул мне руку. — Будем знакомы — Бог.

— Чего? — оторопело уставился на него я.

— Бог. Ну, знаешь там — Иисус, Аллах, этот, как бишь меня — Кетцалкоатль. Помню вот Зевсом был — чудное было времечко…

— Ну ты, шутник… — я начал терять терпение.

— Спокойно, спокойно, что такое! — человечек казался сильно огорченным. — Ну почему мне никто не верит? Я вам что, Санта Клаус? — ворчливо продолжил он, и на его лице выросла белая борода, серый (финский?) плащ превратился в просторную хламиду, а за головой разлилось сияние нимба. — Доволен?

— Ни хрена себе… — прокомментировал я и попытался поставить кастрюлю, которую держал в руках, обратно на плиту. И, разумеется, промахнулся.

— Ч-черт, — прошипел я дуя на пальцы.

— Бог, бог — сколько раз повторять? — проворчал старик в хламиде и дотронулся пальцем до моей ладони. Ожог тут же пропал, как не было. Я недоверчиво осмотрел кожу.

— Гипноз, — заявил я, стараясь чтобы мой голос прозвучал уверенно. — Театральные штучки. — И я протянул руку к его бороде.

— Э, не хами, — старик отпрянул и схватился за бороду двумя руками. Я почувствовал себя хозяином положения.

— Хамлю? Да ты кто такой? Я сейчас…

— Милицию вызовешь, да? — он вздохнул и превратился в весьма внушительно выглядевшего урела. Я на всякий случай отступил на шаг и уперся спиной в стену.

— Давай так. Придумай эксперимент, который однозначно докажет, что я Бог. Или наоборот.

— Создай камень, который ты не сможешь поднять! — с умным видом изрек я.

— Старо, об этом еще Чубыкало писал, — устало ответил он, превращаясь в старушку. — Невозможность поднять камень может быть этической, понял? Дай-ка я тебе хоть завтрак сделаю, что ли, а то уже месяц на институтском. В кои-то веки собрался молока согреть, и то сбежало.

— Из-за тебя, между прочим, — машинально ответил я и задумался над идеей эксперимента. Старушка в это время суетилась на кухне, и на столе постепенно появились: четвертушка, блюдечко икры, мясное ассорти и еще много всяких вещей о существовании которых я уже начал забывать. Причем все это она доставала из духовки, в которую уже давно не заглядывали даже пауки.

— Ну что, надумал? — требовательно спросил возникший на месте старушки лысый тип, пришедший ко мне утром.

— Ну, драконы и прочие отпадают, — с сомнением произнес я, оглядывая кубатуру своей кухни. — Большой Взрыв — небезопасно, чтение мыслей — тупо… Похоже, ничего и не придумаешь…

— Именно. Бог — объективная реальность, не данная никому — кроме тебя, между прочим — в ощущениях.

— Не, — обрадованно протянул я. — Можно. Пусть мне сейчас позвонит Илья Иосифович и скажет, что Семенов отказался от темы и ее дают мне.

— Всего-то? — ответил тот и пожал плечами. — Иди к телефону.

Я недоверчиво уставился на телефон, брошенный вчера на полу в коридоре. Не прошло и пяти секунд, как он зазвонил.

— Да? — спросил я, подняв трубку.

— Петр Алексеевич? — произнес до боли знакомый мерзкий голос зава. — Произошли некоторые изменения. Чтобы не отрывать вас надолго, я просто уведомлю вас о некоторых пертурбациях на кафедре, вследствие которых вы, по-видимому, будете иметь возможность продолжить свою без сомнения интересную научную работу, и даже, в некотором смысле, возможно поправить свое материальное положение… — он сделал паузу.

— Я слушаю, Илья Иосифович, — подтвердил я.

— Очень хорошо. Наш с вами глубоко уважаемый коллега Михаил Павлович Семенов сегодня поставил меня в известность, что он не сможет производить изыскания по известной вам теме, которую, как мне показалось, вы были заинтересованы получить, так что теперь, как видите, вы сможете с ней поработать. Я уже внес необходимые изменения в бумаги и буду рад видеть вас у себя сегодня около двух, чтобы обсудить детали. Кстати, Петр Алексеевич, вы что-то плохо выглядите в последнее время. Следите за собой, голубчик, здоровья не вернешь…

И я еще минут пять слушал бредовую выборку из народной медицины и экстрасенсов. Наконец я, с трудом попрощавшись, повернулся к богу, все что я мог сказать, было:

— Ну, бог, ты даешь.

— Хорошо ты трехкомнатную без очереди не попросил, профсоюз это тебе не управляемый синтез, там думать надо.

— А что там насчет синтеза? — как бы невзначай заинтересовался я.

— А, ничего важного, — отмахнулся он. — Давай есть. Я не так часто к вам сюда выбираюсь, чтобы упускать такую возможность.

Бросив взгляд на стол, я понял что ТАКУЮ возможность и мне упускать не стоит.

— Так как же все-таки тебя зовут? — спросил я, откидываясь на спинку стула.

— Бог, — ответил он и достал из воздуха пачку «Ватры». — Будешь?

Я благодарно кивнул и прикурил от возникшего рядом дракончика, который мигом исчез, оставив запах гари.

— Не спорю. И все же, чего тебе надобно, старче?

— То же мне, золотая рыбка, — усмехнулся он и вдруг оживился. — Слушай, хочешь побыть богом? Немного, так — попробовать?

— Не… — начал я…

— Да нет, я серьезно! Вот, смотри, — он выхватил из воздуха огромную старую книгу и грохнул ее об стол. — Ты берешь книгу и становишься богом. Я становлюсь тобой, так что никто ничего не заметит. А?

— А… а чего делать надо?

— В книге все написано. Давай, давай, бери!

Я отдернул протянутую было руку.

— А чего это ты так стараешься, а? Не нравится мне все это…

Бог мгновенно сник.

— Понимаешь, надоело, — пробормотал он, ковыряясь в тарелке. — Ты не представляешь, как это скучно — берешь колоду карт и заранее знаешь исход пасьянса. Ты только подходишь к биллиардному столу и уже можешь с любой точностью предсказать траекторию шара. Ты говоришь с человеком и заранее знаешь все его ответы.

— Так ты знаешь, согласился я или нет? — недоверчиво спросил я. Он кивнул и достал из кармана мятый конверт.

— Тут запись всей нашей беседы. Интересуешься? — и он положил конверт между нами.

Я смотрел на конверт, и мысли роились в моей голове, мешая сосредоточиться. Паршивая работа, грызня с Семеновым, убогая квартира, очереди за хлебом… Ни друзей, ни кого, кто был бы действительно дорог… Я положил руку на книгу.

Небеса раскололись и соединились вновь.

Теперь я ЗНАЛ. Счастье Знания переполняло меня, и я рассмеялся в лицо бывшему себе.

Я взял со стола конверт и сунул его в карман.

— Ну вот, — усмехнулось мне лицо, каждый день смотревшее на меня из зеркала.

— Да! — рассмеялся я в ответ и поднял книгу. На обложке золотом было выведено: «Возможности и обязанности Бога. Справочное руководство». И ниже стоял размашистый росчерк Первого.

В памяти всплыл вопрос и тут же пришел ответ. Я ухмыльнулся.

— Семенов долго будет искать свои частные решения.

— Да? Какие? — недоуменно поднял глаза новый я. — Я что-то не помню…

— Добро пожаловать в неизвестность, — пробормотал я и сунул книгу под локоть. — Счастливо оставаться! — Я махнул свободной рукой и растаял в воздухе.

Появился я на Небесах, прямо посреди толпы ангелов, тут же принявших деловой и рабочий вид, что меня немало позабавило. Очень благообразного вида старик со связкой ключей подошел ко мне и заглянул в глаза.

— Опять новый, — констатировал он. — Неисповедимы пути господни… — и ушел прочь.

Я развалился на облаке и углубился в чтение Книги Первого. Периодически перед моим облаком возникали чего-то просящие ангелы и души. Я по-быстрому расправлялся с их просьбами и продолжал читать.

Книга была удивительной. Это были строки, написанные Творцом, и недоступные моему приобретенному всезнанию. Язык был прост и понятен, слова ясны и четки, но глубина мысли превосходила все что я мог видеть как Бог. Часто я отрывался от Книги и оглядывал Вселенную, ища примеры и подтверждения. Иногда я не мог оторваться от завораживающих строк и целые толпы ангелов собирались вокруг ожидая Слова Господня. Надо сказать, что это порядком отвлекало.

Наконец книга закончилась. Я перевернул страницу и увидел множество листов с росписями моих предшественников. Долистав до конца, я поставил свой автограф и первый раз огляделся вокруг. Белые облака везде, куда хватает глаз… Крылатые тени сновали туда-сюда… Я сотворил монетку и подбросил вверх. Она перевернулась несколько раз и упала на ребро — как я и предполагал. Вершить судьбы миров уже не хотелось. Удел вечного всезнания тяжким бременем лежал на плечах.

С легким хлопком рядом возник ангел. Даже не глядя на него, я воспринял немой вопрос: в мире, о котором я никогда до этого не слышал, кто-то создал колесо. Я прикрыл глаза и взглянул на тот Мир. Странные, но симпатичные создания трудились под фиолетовым солнцем… Многие таскали бревна, корзины пищи, суетясь около огромных муравейников, но некоторые, застыв на месте, были погружены в глубочайшую медитацию. Врожденные способности открывали перед их внутренним взором тайны Бытия… Я открыл глаза и отрицательно покачал головой.

— Им повредит техническая цивилизация, — произнес я и ангел вздрогнул от неожиданности. Через секунду он исчез, и я скорее почувствовал, чем увидел, что кто-то заносит мои слова на скрижали. Это начинало порядком утомлять.

Я позволил себе понежиться на облаке еще несколько долей вечности, прежде чем решение окончательно окрепло во мне. Я поднял книгу, лишил себя формы и подставил кожу под фиолетовые лучи. Один из туземцев, которого я раньше видел медитирующим, выбросил в яму мусор и повернулся к своей пещерке в приятно светящейся скале. Я заглянул в будущее и усмехнулся. Что-то в этой ситуации было знакомо.

Я вежливо постучал, отрастил еще пару ложноножек и переполз через порог.

— Привет, как дела? — приветственно прошипел я и придал коже вежливый зеленоватый оттенок. — Впрочем, сам знаю, — продолжил я и заполз в пещеру мимо ошарашенно глядящего на меня аборигена.

САМОПОДГОТОВКА

Дин проснулся со смешанными чувствами. Он плохо спал, ему снились кошмары, вытеснявшие друг друга только для того, чтобы впустить новые. Он вылез из спального мешка и принялся за утренние упражнения.

Через некоторое время кровь быстрее побежала по сосудам, движения стали четче, а мысли перестали путаться. И когда его взгляд упал на календарь, Дин слегка вздрогнул — ведь сегодня день Распределения, день, когда его примут в Воины — и выдадут боевое оружие. И, может быть, сегодня он получит право идти в Бой. Почетное, желанное право.

Дин наскоро закончил свои упражнения и открыл дверь своего блока. Везде вокруг открывались двери и подростки выбегали в бетонный холод коридора. С громким топотом, приветствиями и руганью, они бежали к Раздаче, чтобы начать свой день.

Дин получил завтра и с наслаждением втянул ноздрями поднимавшийся от мяса пар. Кормили их хорошо, не хуже, чем дома, а Дин любил плотно поесть по утрам, потому что завтрак был наиболее длинным и наименее нервным приемом пищи за день. Остальную часть дня он будет разве что перекусывать на ходу — что лишит еду как минимум половины ее прелести.

Дин подсел к небольшой группе хмурых ребят в одном из темных углов зала. Они всегда ели вместе, несмотря на то что не были знакомы — им всем просто была приятна их хмурая, молчаливая компания, где каждый из них чувствовал себя не одиноким и вместе с тем наедине с самим собой. Они не разговаривали и даже не смотрели друг на друга, просто проводили время вместе, каждый погруженный а свои собственные мысли, но эта связь казалась крепче шумных и веселых компаний, разбросанных там и сям по огромному залу.

Дин помнил, как один раз к парню, сидевшему на краю их стола, пристала небольшая группа шутников, и как они все, одновременно, встали, чтобы от них отделаться. Никто тогда не сказал ни слова, но Дину запомнилась та слаженность и четкость, с которой они все действовали. Ему казалось тогда, что они все части одного механизма, и он просто знал, что сделать в следующий момент. И еще он помнил, что когда драка уже перекинулась к другим столам, их компания уже сидела, такая же хмурая и безразличная, как всегда.

Как обычно, Дин и его соседи по столу закончили чуть раньше остальных и влились в поток идущий к выходу в город. Кадетам разрешалось выходить в город перед самоподготовкой, и многие уходили с завтрака, чтобы больше успеть.

Дин быстро добрался до скоростной линии тротуара и уже через несколько минут был у родительского дома. Движение было не очень сильным — основной поток пассажиров уже схлынул, и на тротуарах было место для маневра.

Дин взбежал по ступенькам и распахнул дверь. Родители как раз готовились к вечеру — по комнате были разбросаны вещи, на столе стояли неубранные остатки завтрака, стенной шкаф был открыт настежь. Дин коротко поздоровался с матерью, перекинулся парой слов с отцом и быстро попрощался, махнув рукой на пороге: «Вечером увидимся». И снова выскочил во двор.

Он обогнул угол здания и углубился в лабиринт мусорки. Дороги не было, и он шел по интуиции, ведомый только чувством направления. Через несколько минут он подошел к куче железных конструкций, из-под которой торчал лежащий на боку бак. Машинально («ну кто тут может быть?») оглянувшись, Дин снял с бака крышку и юркнул внутрь.

Небольшая пещерка, выстроенная из баков и листов обшивки в давным-давно найденной в мусорной куче полости, была похожа на его собственную комнату в Академии. Чистые, выскобленные до бела стены, матрас и одеяло на полу и небольшой ящик для вещей в углу. Разница была в том, что на постели лежал Враг.

Врага Дин притащил от Городской границы Зоны очень давно, около года назад. Тот не мог говорить на языке Дина, но выглядел точно как он и носил почти такую же военную форму. И Дин просто не оставил его там умирать одного.

На Враге тогда был антиграв, то ли сломанный, то ли без источника энергии — одним словом, нефункциональный, и Дин так и не смог сообразить, что с ним — конструкция слегка отличалась, и на одинаковых кнопках не было обозначений, любая из них могла включить самоликвидатор. То же самое было с оружием Врага — иногда Дину казалось, что он знает, как им управлять, но рисковать не хотелось. Поэтому он просто спрятал на другом конце мусорки всю амуницию врага, включая рюкзак, который он так и не смог открыть, и через некоторое время перестал туда ходить.

Враг перевернулся на спину и посмотрел на Дина. Долгим, грустным взглядом. Дин, как обычно, пожал плечами. Они оба знали, что дороги назад не существует. Более того, Дин до сих пор не мог понять, почему он никому не рассказал о Враге, зачем он его лечил и кормил — может, просто потому, что они были похожи. Иногда Дин даже думал, что Враг чудесно бы вписался в их «общество молчунов», как будто там и вырос, такой же спокойный и тихий. Только немного грустный.

Дин проверил ящик, достаточно ли там всего, и положил на пол рядом с постелью вчерашнюю газету и бутерброд, прихваченный из столовой. Еды у Врага в принципе хватало, но каждый раз Дин приносил что-нибудь «настоящее». И газету. Дин не знал, может ли Враг читать, но первый раз когда он случайно пришел с газетой, тот просто не дал ее унести. И теперь Дин постоянно приносил новые.

Дин вышел. Иногда, когда было время, он оставался, и сидел в темной каморке, один на один с Врагом, и пытался понять — то ли его, то ли себя. Но сегодня на это не было времени.

Длинные шеренги вытянулись на плацу. За их спинами толпились родители, друзья и просто зеваки. Перед ними стояли Учителя — в форме, с оружием, с личными киберами. За их спинами смотрел в небо огромный транспортник с открытой пастью люка — оттуда будут выносить оружие и туда будут входить кадеты, которые сегодня уйдут в Бой. Легкий ветерок шелестел в лесу антенн на крыше Академии, и ничто больше не нарушало торжественную тишину.

Медленная, тяжелая музыка зазвучала над рядами кадетов. Шеренги замерли, головы повернулись к поднимающемуся флагу; легкий шорох пробежал по рядам и замер одновременно с последней нотой. Низкий, спокойный голос Полковника назвал первое имя.

Первый человек вышел из строя и пересек плац. Получив знаки отличия и оружие, он козырнул и занял свое место на «настоящей» стороне плаца. И тут же от шеренг отделился второй, за ним третий… Кадеты шли нескончаемой чередой, и каждый в редеющих рядах ловил слова Полковника, ожидая своего имени.

Все больше и больше кадетов переходило на другую сторону плаца. Плотными группами там стояли пилоты, техники, компьютерщики, стрелки, связисты… На «детской» стороне оставалось все меньше и меньше людей, стоявших там и сям. Дин незаметно осмотрелся и с удивлением заметил, что вокруг небо стоят те самые «молчуны», с которыми он завтракал каждое утро. Каждый из них казался слегка удивленным и взволнованным. Те самые кадеты, которые каждый день отгораживались от других стеной молчания, теперь стояли на плацу как один отряд. Дин отметил, что среди них есть по нескольку представителей каждой специальности — причудливый и странный набор. Мысли в его голове бежали все быстрее, и он все еще пытался понять, почему его до сих пор не вызвали. Нехорошие предчувствия крепли с каждой минутой, и Дин уже с трудом удерживал себя на месте, когда…

«Непосредственные исполнители» — прозвучало в динамике, и над толпой раздался вздох. Дин вздрогнул. Исполнители… Воины, элитарная часть армии, те, кто видит Врага лицом к лицу — и он? Видит… Врага… Лицом к лицу. Голова Дина дернулась, как от удара. Да, он видел Врага лицом к лицу… Почти каждый день. И они знали, они все знали — и просто разрешали этому быть, так было нужно, им нужны те, кто знает, что Враг — такой же человек как и все, не великан и не дракон, как ему самому казалось в детстве… Дин осмотрелся вокруг.

Смятение на лицах, страх, ненависть, радость, разочарование… Все они, молчуны, тихие и незаметные кадеты, знали Врага в лицо. Каждый из них, стоящих под перекрестным огнем взглядов и машинально смыкающих строй, когда-то давно нашел Врага и не дал ему умереть. Каждый из них, глядящих в землю и прислушивающихся к себе, каждое утро уходил чтобы увидеть Врага и возвращался в Академию, учиться ненависти к себе…

«Дин Кранг» — рявкнул динамик и ноги сами вынесли Дина из строя. Ничего не видя перед собой, он пересек плац и вытянулся перед Полковником.

— Поздравляю, — полковник протянул Дину пакет со знаками отличия и кивнул в сторону раскрытого люка. — Заходи и подожди там.

Дин неловко отсалютовал и, обойдя ряд офицеров, поднялся по трапу в корабль. Сердце его замерло.

Боекостюмы, киберы, антигравы, оружие — любое, самое немыслимое оружие… Сзади раздались шаги и Дин обернулся. В растворе люка стоял парень, смутно знакомый откуда-то… Дин вдруг вспомнил, что это и был тот парень, из-за которого началась драка в столовой, и подумал что так и не спросил тогда его имя.

— Дин, — пробормотал Дин, протягивая вошедшему руку.

— Сат, — ответил тот и подал протянутую руку. Несколько секунд они стояли молча, разглядывая друг друга, и неожиданно для себя усмехнулись друг другу.

— Исполнители, а? — произнес Сат.

— Да… — неопределенно махнул рукой Дин и они оба двинулись вдоль стены обходить корабль. Когда они вернулись, вся группа уже была внутри. Наконец снаружи отгремела музыка и вошел полковник. Несколько минут он просто стоял в проходе и разглядывал курсантов, потом подошел к стене и откинул крышку ящика. Блеснули граненые стволы лучеметов.

— Прежде чем вы получите свой первый приказ, каждый из вас должен закончить свое обучение. — Он указал на ящик с лучеметами. — В каждом из них один заряд. У вас один час. Те, кто вернется, собираются здесь.

Полковник развернулся и вышел. Дин стоял, пораженный пониманием. Враг. Теперь его надо убить… Да, конечно, ведь он, Дин, Непосредственный Исполнитель. Закончить образование, вот как… Негнущимися пальцами он взял лучемет и вышел в холодный вечер.

Путь до дома показался вечностью. Проходя мимо дома он заметил, как задергиваются шторы на окнах, и криво улыбнулся. Лицемеры… Он прошел через мусорник и пролез в свою пещерку. Там было пусто.

Одним движением Дин выкатился из бака и поднялся на ноги. Быстро осмотрелся и бросился вперед.

За несколько минут Дин добрался до того места, где год назад спрятал оружие Врага. Мусор полетел в стороны, и он увидел сломанный антиграв, рюкзак и лучемет, сложенные в пластиковую коробку. Рюкзак был открыт.

Дин резко обернулся. Враг сидел на перевернутом ящике метрах в двадцати от него. Он что-то жевал, и улыбка бродила по его губам. Дин замер в нерешительности.

Открытый рюкзак… Как давно Враг нашел это место? Его оружие… оно сломано или нет? Неужели он мог убить Дина в любой момент, в любой день? Почему он тогда этого не сделал?

Перед глазами Дина встала ночь, когда он сидел под разбитым транспортником и смотрел на близкое зарево Боя. Киберы сновали взад-вперед недалеко от него, бледные лучи пересекали небо, и время от времени содрогалась земля. И вдруг из темноты вынырнул силуэт скользившего над землей человека. Веер лучей ударил в землю, плавя киберов и смешивая их с землей. Дин увидел, как вспышка пламени осветила улыбающееся лицо, и в этот момент Враг попал в силовое поле. И врезался в землю.

Дин поднял глаза. Человек все еще сидел перед ним, вытянув вперед и в сторону сломанную и уже зажившую ногу, и смотрел на него. Дин вспомнил, как тащил его на себе по ночному Городу, как искал путь среди мусорных куч, как перевязывал раны Врага, а тот метался в лихорадке и выкрикивал проклятия на незнакомом языке… Он вспомнил, как не спал ночами, ожидая, что за ним придут… Почему Враг не убил его? Благодарность или необходимость? Почему он не признался, почему он вообще спас его? Доброта или ненависть?

Ответы пришли сами собой, и жизнь стала простой и плоской. Так было нужно — и так должно быть. И вариантов нет.

Рука Дина сама достала лучемет и вытянулась, направляя его во Врага. Тот встал и зачем-то вытер руки об засаленные остатки униформы. Он попытался стать прямо, но не смог.

«Прости», — шепнул Дин и нажал курок. Луч прочертил вечерний воздух и ударил в грудь Врага. Его лицо исказилось на секунду, и он исчез во вспышке беззвучного пламени. На землю упало несколько капель крови.

Через пол часа Дин отдал Полковнику пустой лучемет и занял свое место в строю. Первый раз за много-много месяцев у него на душе было спокойно.

УТРАЧЕННЫЙ И ОБРЕТЕННЫЙ

Они прощально взмахнули вслед автобусу и вскинули рюкзаки на плечи. Лес стоял перед ними, загадочный и прекрасный.

Они вступили в зеленый шатер и медленно шли, держась за руки, сквозь колышущееся море папоротников. Деревья гладили их своими ветвями, цветы источали тонкий аромат, и ветерок, проносясь между стволами, ласково трепал их волосы.

Деревья расступились и открыли прекрасную поляну. Шелковистая трава поднималась выше щиколоток, обнимая ноги и приглашая присесть. Солнце грело своим теплом, глядя с кусочка голубого безоблачного неба, виднеющегося между ветвей.

Рюкзаки с легким шорохом упали в траву, Он обнял ее и заглянул в ее глубокие глаза… Мешавшая одежда упала на рюкзаки, и они опустились на пушистый зеленый ковер.

Когда они проснулись, было уже темно.

— Что это за точка на небе? Самолет? — шепотом спросила Она.

— Нет, — усмехнулся Он. — Это Альдебаран, по-арабски — глаз Быка. Единственная видимая звезда красного цвета.

— Ну какая же единственная, если вон там, над деревом, еще одна розовая… И еще, и еще! Обманщик — констатировала Она и отвернулась, надув губы.

— Где? — спросил Он и перевел взгляд с нее на небо. Звезды, одна за другой, становились нежно-розовыми.

— Что за черт… — прошептали его губы. — Какого…

— Ну что там еще? — Она села, зябко обхватив себя руками.

— Не… — начал было Он и осекся. Ее кожа становилась красной, а фигура медленно теряла очертания.

— Стой! — Он бросился вперед, но его рука нашла лишь воздух, и Он лицом вниз упал на острые камни.

— Где ты? — услышал Он ее слабый голос, и вскочил.

Все вокруг было затоплено розовым туманом. Он поднял руку к лицу и увидел лишь пол-ладони, остальное тонуло в красном свете. Кожа на его руке казалась красной.

— Стой на месте! — крикнул Он, и, расставив руки, начал идти по спирали. На втором витке Он наступил на острый обломок камня, и только с болью пришло удивление — вместо травы под ногами была каменистая почва, покрытая осколками камня. Он снова пошел, хромая и останавливаясь, чтобы стряхнуть с раны песок. Со стороны слышалось ее тихое всхлипывание, но определить направление Он не мог.

Когда витки потеряли счет, а движение — смысл, его рука наткнулась на мягкое, еле теплое тело. Он упал на колени рядом с ней и прижал ее к груди, шепча что-то бессвязно-ласковое, утешая и успокаивая. Она прижалась к его груди и забилась в рыданиях, не в силах больше сдерживаться, выливая всю горечь, а Он обнимал ее все крепче и крепче, и в голове билась одна только мысль: «Вместе».

— Холодно, — прошептала Она, и Он тоже вдруг почувствовал, как понизилась температура. И тут же вспомнил, что одежда, рюкзак, палатка — все осталось где-то на краю поляны, невидимое в этом тумане, и недосягаемое.

— Скоро рассвет, — прошептал Он, чтобы хоть что-то сказать. Она кивнула, Он почувствовал ее движение и прижал ее к себе. Она тихо всхлипнула и спрятала лицо у него на груди.

— Спи, — прошептал Он и обнял ее, стараясь согреть. Она поворочалась немного, выбирая из-под них обоих камни, потом пригрелась и забылась в тревожном сне, часто постанывая и вздрагивая. Он сидел, смотрел туда, где должна быть Она, и ждал, пока развеется туман.

Они проснулись голодные и замерзшие. Она поставила ногу на землю и ойкнула.

— Откуда здесь камни? — ее голос прозвучал в тумане глухо и необычно.

— Не знаю, — устало ответил Он и встал, не выпуская ее руки. — Идем.

— Куда? Ведь ничего нет! — вскричала Она, вырываясь.

— Прямо! Наощупь! Ползком! — заорал Он, хватая ее за плечи. — Туман кончится, рано или поздно, не может же он быть везде! Мы выйдем из леса и по дороге доберемся до города, а оттуда домой. Все просто.

— Просто?! Идиот! Какой дом! Это же не лес — тут камни кругом! И этот туман — он везде, он даже звезды перекрасил, неужели ты не помнишь! Зачем только меня сюда понесло… — Она упала на колени, плача во весь голос. Он присел рядом, наощупь нашел ее, тронул за плечо…

Она отбросила его руку.

— Не трогай меня, придурок! Вали отсюда и сам сверни себе шею!

Он отшатнулся, как от удара. Его руки сжались в кулаки, челюсти сжались. «Хорошо», — процедил Он сквозь зубы. Он встал на ноги, но не успел сделать и шаг, как Она упала вперед, хватая его колени. «Нет, нет, милый, хороший, не бросай меня, не надо…» — быстро-быстро зашептала Она, подползая к нему. «Я больше так не буду», — шептала Она, лихорадочно вытирая слезы. «Я уже иду, иду, видишь…» — Она попыталась подняться.

— Не вижу, — пожал плечами Он и рывком поставил ее на ноги. Он крепко сжал ее руку, и Она прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. Из ее глаз снова брызнули слезы, но Он их не видел. Он кивнул и шагнул в туман.

Они шли уже очень давно. Два раза они засыпали, обессиленные, прямо на ходу, и падали, разбивая в кровь и без того растертые ноги. Их тела покрылись синяками и ранками, которые постоянно болели и мешали сосредоточиться на ходьбе.

Туман постепенно поредел, и теперь они видели на расстоянии вытянутой руки, что, впрочем, не сильно помогало. Во время ходьбы они согревались, но за время сна замерзали так, что не могли подняться с земли.

Весь первый «день» (они решили называть днем период между сном и сном) они искали рюкзаки, но нашли лишь песок и камни. Одежда тоже пропала, что не сильно мешало, потому что пока они двигались им было тепло. Правда, за время сна замерзали так, что не могли подняться с земли, а сбитые в кровь ноги отказывались служить. Все чаще Он нес ее на руках, стараясь не упасть самому, но это не всегда ему удавалось, и тогда они долго собирались с силами чтобы встать снова.

Очень хотелось есть, еще больше — пить. Один раз Он нашел огромный валун, мокрый с одной стороны, и они долго слизывали с него воду пересохшими языками.

Говорить не хотелось, да и пересохшие губы и распухший язык не повиновались. Воспаленные глаза были закрыты большую часть времени.

Он проснулся мгновенно, как от удара, и сразу зажал ей рот. Она бесшумно отвела его руку и замерла. В тумане были слышны чьи-то неверные шаги.

Он тихо сел, стал на четвереньки и наконец выпрямился с камнем в руке. Осторожно шагнул назад.

Шаги замерли на мгновение, потом стали приближаться… Наконец в тумане забрезжил высокий силуэт.

— Кто здесь? — прошипел чужак.

— Я, — пискнула Она, прикрывая голову руками.

— Иди к папочке, детка… — прошептал неизвестный и сделал шаг вперед. И камень с силой опустился на его голову.

Они с наслаждением пили кровь, чувствуя, как их тела наполняются силой. Руками разрывали трепещущий куски мяса, еще теплого, и наслаждались его необычным вкусом…

Наконец, насытившись, Она привалилась спиной к камню, а Он нашел острый осколок и еще долго нарезал мясо полосами и раскладывал на поверхности валуна… Он улыбался своим мыслям — теперь Он знал, что делать дальше.

Они перестали считать дни, и уже не старались идти «прямо». Они шли, чтобы жить. Иногда они встречали кого-нибудь, и, если все складывалось удачно, следующие несколько дней сидели на одном месте, ожидая, пока подвялится мясо и питаясь свежатинкой.

Они научились чувствовать близость скал и пещер, куда было опасно идти. Они научились искать и находить воду в глубоких расщелинах. Они научились раскалывать камень так, чтобы получались длинные, острые пластины, которые они называли ножами. Несколько раз жертвы убегали, и один раз пришлось убегать им, но тем не менее они все еще были живы.

Однажды они наткнулись на небольшую группу созданий маленького роста, шедших к скалам. Группа перемещалась шумно и медленно, и им не составило труда подойти сзади и тихо забить одного. Остальные заметили его отсутствие через несколько минут, когда их пропавший попутчик уже не мог ответить на крик.

Мясо малыша оказалось нежным и вкусным, и они попробовали найти зверей опять, но не нашли.

Они привыкли идти вслепую, ощупывая путь ногами, и теперь передвигались очень быстро. У него развивался невероятно острый слух, у нее — обоняние, и оба они теперь могли чувствовать запах на огромных расстояниях. Особенно запах пищи.

Жизнь постепенно входила в колею.

Он привычно отдернул пальцы от валуна и вытянул вперед руку, сжимая второй нож. Быстро ощупал валун и землю вокруг, потом подозвал ее и Она осмотрела все более тщательно.

— Чисто, — обернулась Она, протягивая к нему руку.

— Тогда — привал, констатировал Он, сел и сбросил с плеч связку мясных лент. Она положила свою рядом и устроилась у него на коленях, покусывая мочку его уха.

— Дай поесть, — буркнул Он, обхватывая ее одной рукой. Второй Он отделил ленту от связки и поднял вверх. Она скользнула рукой вдоль его руки, находя мясо, и полоснула по ленте ножом. Некоторое время они молча жевали.

Она потерлась щекой об его плечо и прошептала «пойдем, найдем пещеру». Он поразмыслил и кивнул, Она радостно рассмеялась, уловив его движение.

— Завтра возьмем правее, — сказал Он, отрезая себе еще мяса. — Не понравились мне эти кости.

— Угу, — согласилась Она, и вспомнила груду костей, на которые Они наткнулись пару тысяч шагов назад. Ей стало не по себе, и Она, нащупав свой нож, передвинула его ближе. Он машинально положил руку на свой.

— И запах здесь плохой… — добавил Он задумчиво. — Ладно, сейчас — пещеру, а направо — завтра.

— Скалы левее, — подсказала Она, поднимаясь на ноги.

— Помню, — ответил Он и встал. — Это-то мне и не нравится.

Он поднял с земли обе связки мяса, а Она, налегке, сновала вокруг него, ища дорогу. Они не очень боялись потеряться — теперь они чувствовали друг друга с большого расстояния.

Валуны укрупнялись, их становилось больше, и наконец они подошли к каменной стене. Он отдал ей мясо и поднял с земли горсть маленьких камней.

Камни отскакивали от стены и с легким стуком падали вниз. Он уже начал терять терпение и кидал по два, по три камня за раз, когда очередная порция не вернулась, как остальные, а беззвучно канула в туман. Оба довольно усмехнулись.

Двумя-тремя бросками Он определил положение входа, потом взял в зубы свой каменный нож и одним прыжком влетел в пещеру. В ней никого не было.

Он быстро обошел пещеру по периметру, ощупывая стены и пол в поисках следов жителей, но ничего не нашел. Он несколько раз пересек середину, ощупал потолок… Все выглядело монолитным и надежным, неожиданностей ждать не приходилось. Он свесился с карниза вниз и тихо свистнул.

Она бросила ему мясо, ориентируясь по звуку; Он поймал одну связку и долго искал вторую, тихо ругаясь себе под нос и методично ощупывая пол. Наконец Он свистнул во второй раз, нашел наощупь ее протянутую вверх руку и втащил ее внутрь. Они загородили вход парой валунов и опустились на каменный пол.

Камни с грохотом покатились вниз, подпрыгивая и сталкиваясь. Скрюченные силуэты вынырнули из тумана, разбрасывая камни. Он и Она сидели в дальнем углу пещеры, надевая связки мяса так, чтобы они не мешали двигаться. На земле лежали две пары острых каменных пластин.

Звери вошли в пещеру и остановились, принюхиваясь. Их носы чувствовали запахи двух людей и запах вкусного мяса, но было в воздухе и что-то еще — смерть. Звери замерли в нерешительности.

Камень рассек туман и снес половину черепа одному из зверей. Кровь и мозг брызнули на стоящих вокруг и они принялись лихорадочно слизывать капли. Тут их настигли ножи.

Двое упали почти беззвучно, но остальные уже почувствовали неладное и бросились вперед. На каменном полу образовалась куча переплетенных тел, которые резали, кусали, рвали друг друга, не разбирая, кто друг и кто враг.

Время от времени сражающиеся передвигались, и на полу оставались несколько трупов зверей. Людям иногда удавалось встать, но их тут же валили на пол, и драка продолжалась. Тела и пол стали скользкими от крови, и зверям все труднее было удержать их жертв, которым все проще и проще было орудовать ножами.

Через некоторое время возня затихла. Двое людей, окровавленные, израненные, но не побежденные, сидели, привалившись к стене. Двигаться не было сил. Кровь струилась из ран на ее груди и животе, его лицо и почти все тело лишилось кожи, у обоих были порваны сухожилия… Они сидели и чувствовали, как жизнь вытекает из них по капле.

Он шевельнулся и коснулся ее руки. Она обхватила его запястье, но не было сил сжать оставшиеся пальцы… Они, не бросая рук, поползли к выходу.

Пара метров показалась вечностью. Скользя в крови, натыкаясь на трупы, теряя сознание, они ползли вперед, движимые одним — умереть в воздухе. Свободными.

Они подползли к карнизу, с трудом перевалили через него неповинующиеся тела, и упали вниз…

…лицом в мягкую, шелковистую траву. Солнце, настоящее горячее Солнце грело их спины, и они чувствовали, как затягиваются раны, уходит боль… Птичья трель прозвучала над их головой, и они встали, обновленные, и грязь и кровь осыпалась с них, как шелуха…

Трава поднималась, обнимая их ноги, Солнце ласкало своими лучами, река плескалась за их спиной, а прямо перед ними стоял огромный сад, и прекрасные люди выходили им навстречу…

ЧУВСТВО СВОБОДЫ

— Эта часть замка наиболее старая и уже не подлежит ремонту. Экскурсии в ней не проводятся, но те, кто хочет, могут через окошко в этой двери увидеть, как выглядит то же самое строение, если его не реставрировать. Наши спонсоры…

Дейв послушно заглянул в маленькое окошко и у него перехватило дыхание. В пыльном, затянутом многолетней паутиной, замусоренном и запущенном коридоре стоял демон. Самый настоящий демон, такой, какого Дейв себе и представлял — старый и страшный. Дейв открыл было рот, но слова замерли в его горле. Глаза демона блеснули красным.

Экскурсия двинулась дальше, и Дейв пошел за толпой. Через два или три поворота он, повинуясь непонятному желанию вернуться, отстал и пошел назад.

Дейв вернулся в пустую комнату с дубовой дверью. На двери не было замков, только тяжелый засов, прикрепленный к стене и поворачивающийся на этом креплении. Дейв как во сне поднял засов и потянул дверь на себя. Дверь открылась без скрипа, как смазанная. Когда Дейв перешагнул порог, дверь неожиданно так же тихо закрылась за ним. Дейв развернулся и слегка толкнул дверь. С другой стороны послышался звон падающего засова.

— Черт… — прошептал Дейв и толкнул дверь сильнее. Дверь не шелохнулась. — Дьявол! — вскрикнул Дейв и ударил по двери кулаком. Сзади раздалось покашливание.

— Демон, — произнес голос за его спиной.

По коже Дейва потек холодный пот. Он медленно обернулся… за его спиной стоял демон, тот самый. Живой.

— Правильно говорить — демон. — Продолжил демон. — И я рекомендую это запомнить. А теперь идем.

Демон двинулся вперед, в паутину. Дейв увидел, как серые полотнища расступилась перед ним. Вдруг какая-то сила повлекла Дейва вперед, заставляя переставлять ноги. Он попробовал крикнуть, но не смог. Тело не слушалось, что бы Дейв не пытался сделать, оно упорно шагало вперед прямой походкой зомби. Паутина расходилась перед демоном и сходилась за спиной Дейва. Они кружили по коридорам, спускались по лестницам, перелезали через завалы камней и обгорелых бревен… Вдруг Дейв понял, что пыль кончилась и они шагают по толстому мягкому ковру. Стены вокруг были богато украшены, вдоль коридора стояли рыцарские доспехи, висели картины и гербы, оружие… Они становились перед огромной дверью. Демон постучал, и дверь сама открылась перед ним. В огромной полутемной комнате отблески пламени в камине освещали полки с книгами, стол посередине и кресло у огня. В кресле, завернувшись в темно-красный халат, сидел сутулый старик. На звук шагов он поднял голову.

— А, привел… Хорошо, хорошо. К гномам его, пока. И приведи эльфийку на обратном пути.

Демон кивнул и развернулся. Дейв развернулся за ним и услышал, как двери хлопнули у него за спиной. Он и демон прошли обратно тем же коридором, и на этот раз Дейв увидел, где заканчивается ковер и начинается мусор. Ему бросилось в глаза, что на ковре и картинах нет ни единой пылинки.

— Антистатик, — кинул демон через плечо. — Заклятие такое.

Дейв попробовал кивнуть, и с удивлением понял, что ему это удалось. Он осторожно шевельнул рукой, ногой…

— Не так быстро, — ухмыльнулся демон и, развернувшись к Дейву лицом, толкнул его в грудь. Дейв услышал за спиной скрежет раскрывающейся двери, и провалился в темноту. Упав спиной на кучу чего-то мелкого и острого, он охнул и увидел, как над ним исчезает прямоугольник света.

— Новенький? — спросили у него над ухом. Тут же появилось слабое мерцание свечки.

— Новенький… — вздохнул Дейв и повернул голову. И тут ему опять захотелось закричать. Перед ним стоял на коленях гном. Невысокий, в меру упитанный гном с бородой, в колпаке и перепачканной землей одежде. В одной руке гном держал свечу, а другая лежала на ручке кирки, упиравшейся… в груду драгоценных камней, на которой и лежал Дейв.

— Кричать не надо, — предупредил гном и на всякий случай прижал короткий палец к губам Дейва. Эльфа испугаешь, он как раз только начал.

— Что начал? — шепотом спросил Дейв.

— Да с подругой своей разговаривать, они телепаты, через стену общаются. И надо ж, никакие заклятия не блокируют. Вот уж воистину, сила чувства, — глаза гнома приняли выражение, которое Дейв истолковал как мечтательное.

— Скорее уж удивленное, — проворчал гном. — И вообще, какое хочу, такое…

— Ты что, тоже телепат? — удивился Дейв.

— Не, это мне эльф сказал. Он как раз тебя слушал, когда тебе эта чепуха показалась. Да ты не обижайся, он не со зла.

— Да, конечно… — Дейв начал приходить в себя. Разговор с гномом на куче драгоценных камней перестал казаться обыденной вещью. Дейв сполз по куче на земляной пол, встал, потом присел на корточки перед гномом. Теперь гном был даже чуть выше.

— Слушай… — начал было Дейв, — где мы сейчас находимся?

— В подвале. — Ответил гном и посмотрел Дейву в глаза. — Ты здоров?

— Да, да. А в каком именно подвале?

— В подвале Замка, разумеется, тут нет других подвалов! — гном явно начал выходить из себя. — Хватит болтать, пошли, работать надо!

— Зачем? — Дейв почувствовал себя на грани истерики. — Как работать?

— Работать надо всегда, хотя бы для удовольствия, — поучительно ответил ему гном. — А как? Киркой, очень просто. Копаешь, достаешь камни и кладешь их на кучу. И так пока куча не достигнет выхода.

— А потом — убежим?

— Нет, потом придет Снаг — ну, демон, который тебя привел и заберет примерно половину. И начнем сначала.

— Но… но какой в этом смысл?

— Как? Смысл жизни гнома состоит в накоплении богатства. По крайней мере, это верно для некоторой части гномов.

— Но ведь у вас постоянно забирают часть!

— Ну, если у нас заберут жизнь, то мы не будем иметь оставшейся части… К тому же самые хорошие камни мы кладем внизу и они остаются у нас, — гордо ответил гном.

— Бред… — помотал головой Дейв. — А как же свобода?

— Свобода… Видишь ли, для нас, гномов, это абстрактное понятие. Пара людей, бывших здесь до тебя, пытались его объяснить, но им это не удалось. Для вас, это, кажется связано с возможностью передвижения… А нам, гномам, не надо двигаться с место на место. По крайней мере такие события, которые заставляют нас переезжать, очень не часты.

— Но здесь у вас нет даже возможности передвинуться… То есть нет и свободы.

— Но у нас нет и желания передвинуться, значит, нет и этого воображаемого ограничения…

— Как воображаемого? Вы что, можете отсюда уйти?

— Ну… — гном замялся. — Технически, в общем, нет, но нам это и не особенно нужно…

Громкий вопль в углу прервал их разговор.

Дейв и гном бросились туда. По полу катался небольшой комок тряпья, издавая громкие вопли. Гном сунул Дейву свечу и бросился вперед. Когда гном поставил комок вертикально, Дейв увидел, что это маленький человечек. Тут раздался новый крик и гном отлетел в сторону, как от удара.

Эльф кричал, громко, отчаянно, задыхаясь, хватая воздух широко раскрытым ртом. Его руки были вытянуты вперед, как будто душили кого-то, пальцы побелели от напряжения, скрючившись в воздухе. Откуда-то из темноты вынырнули еще три гнома, побросали на землю кирки и бросились поднимать товарища. Эльф перестал кричать, его лицо стало сосредоточенным, как будто он был занят чем-то серьезным. На его протянутых в пустоту руках начали медленно проявляться следы чьих-то пальцев. Дейву уже началось казаться, что он начинает что-то понимать, как дверь люка распахнулась.

Из светлого прямоугольника упала вниз тяжелая цепь, по которой вниз соскользнули две тени. Гномы стали цепью перед эльфом, взявшись за руки. Дейв, повинуясь неожиданному импульсу, задул свечу и отступил назад. Его нога натолкнулась на брошенную гномом кирку; он подобрал ее и тихо двинулся в обход кучи.

Когда Дейв вышел с другой стороны, гномы уже лежали на земле, трое стонали от боли, а один, вытянувшийся и безразличный, лежал у самой стены лицом вниз. Двое демонов, очень похожих на того, которого Дейв встретил утром, висели на руках эльфа, пытаясь их разнять. Дейв удивился было, откуда в таком маленьком тельце такая сила, но тут один из демонов начал медленно, как во сне, поворачивать голову к нему. Дейв прыгнул, выставив кирку вперед, и ее острие вошло точно между глаз демона. Они оба упали на пол.

Дейв откатился в сторону и вскочил на ноги. Что-то было не так; все получалось слишком просто. И тут он увидел, как демон встает с пола. Из его лица торчала рукоять кирки. Демон криво усмехнулся и повернулся к эльфу. На этот раз он и его товарищ развели руки эльфа и бросили его к стене. Эльф беззвучно ударился об нее спиной и сполз на пол.

Демоны развернулись, один из них вынул из головы кирку и бросил к ногам Дейва. Оба медленно двинулись к свисавшей из прохода цепи.

Эльф открыл глаза и увидел перед собой белого, как мел, Дейва. «Ее увели?» — шепнул он. Дейв не ответил, просто перевел взгляд на уходящих демонов. Один уже взялся за цепь, чтобы лезть вверх, второй стоял спиной к ним и ногой сталкивал с кучи кристаллы.

«Свет», — услышал Дейв тихий шепот. «Эльф, нам нужен горняцкий свет». Из темноты выступили трое гномов с мечами. Говоривший с Дейвом раньше подошел к нему ближе и протянул четвертый.

— Его бывший хозяин не будет больше сражаться. Возьми его и заплати плату за насилие, — гном смотрел Дейву прямо в глаза.

Дейв судорожно сглотнул. Гномы, эльфы, демоны, все герои детских сказок… Меч, волшебный, что ли, плата… Плата за насилие. За насилие над бывшим хозяином меча. Дейв кивнул и взялся за рукоять. Неяркая вспышка сверкнула на лезвии меча, и тут же по подземелью разлился призрачный голубой свет. Гном тронул плечо эльфа и шепнул: «Спасибо». Дейв взглянул вперед и увидел, что демоны прыгают обратно вниз с мечами в руках.

Гномы шагнули в голубой свет и растворились в нем. Дейв видел только тонкие нити мечей в их руках и голубые тени. Он тоже шагнул вперед.

Внимание демонов сосредоточилось на нем, и он почувствовал себя неспокойно. Демоны медленно подходили к нему, оглядываясь по сторонам. Дейв крепче сжал короткий меч и с удивлением почувствовал как рукоять изменяет форму под его ладонью. Меч словно бы говорил: «Не волнуйся, я все сделаю сам, только двигайся». Дейв шагнул вперед, к демонам, и ударил, вкладывая в этот удар всю свою веру в волшебство, в искусство гномов и надежду на меч. Его рука, неожиданно для него, проделала сложное вращательное движение, обходя меч демона по спирали, опустилась почти до пояса, и вдруг меч резко рванулся вверх. Дейв дернул руку, изо всех сил, и клинок гномов вошел в грудь демона. Раздалось шипение, возник и исчез клочок белесого дыма… Демон ударил, и Дейв, повинуясь воле своего меча, едва успел подставить клинок под меч демона. Удар был так силен, что Дейв упал на колени, и грани кристаллов больно впились в кожу сквозь ткань одежды.

Демон отступил на шаг, оставляя за собой тонкий след тумана. Дейв удивленно осмотрелся, ища взглядом второго, и плотный столб дыма у подножия кучи дал ему ответ. Три тени неслышно скользнули вперед в слабеющем голубом свете, и Дейв вскочил на ноги. Демон уже был рядом, поднимая меч, и Дейв понял, что парировать не успеет. Лицо демона перекосило подобие улыбки, и тут по его руке ударила маленькая голубая молния, отделяя кисть от руки. Демон взвыл, и обе его ноги подкосились одновременно. Свет совсем ослаб, и Дейв уже мог видеть трех гномов вокруг поверженного врага. Один из гномов кивнул Дейву и указал на демона.

— Твой меч должен завершить наказание. Умой его кровью убийцы хозяина, и носи с честью.

Дейв кивнул, шагнул вперед и вонзил меч в горло демона. Клубы плотного дыма окутали их обоих, и когда они пропали, демона не было.

— Теперь ты воин гномов, — произнес гном, — хоть ты и не гном. Это большая честь и большой риск. Гордись этим. Будь готов придти на помощь гномам, и они придут на помощь тебе.

Дейв кивнул.

— А теперь идем копать камни.

Глаза Дейва расширились.

— Как? — закричал он. — Как, это все? Ведь вместо них придут другие, много других, и у нас не будет больше света, эльф умирает! Путь открыт, надо только подняться наверх…

— И что? Вы, люди, странные существа. Мне кажется, критерий свободы для вас — не выбор жизни, но выбор смерти. В любом случае, мы можем спокойно идти копать камни — у мага было только три демона. И эльф был отомщен еще до его смерти. Ты думал правильно, но это уже сделано. Не волнуйся об этом. Идем.

— Но я не хочу копать камни!

— Не хочешь? Странно, ты ведь почти гном. — Задумчиво произнес гном.

— А что же ты хочешь?

— Я хочу вернуться в мой мир, наверх!

— Ты там свободен? — недоверчиво спросил гном.

— Ну, не совсем…

— Но больше чем здесь. Помогай друзьям и они помогут тебе, так? — обернулся гном к двум другим.

Оба согласно кивнули.

Тихий шорох раздался над их головами, и они увидели старого демона, стоявшего с двумя мечами у входа над их головами. Горло демона выглядело побывавшим в челюстях бульдога.

— Вы отдали человеку меч гномов… — произнес демон. — Это нарушение Договора.

— Вы причинили зло эльфам, — ответил гном. — И этим нарушили Договор. Вы отбирали сокровища гномов — и этим нарушили Договор. Вы убивали людей — и этим нарушили Договор.

— Ты сказал достаточно. Вы убили демонов, за это полагается смерть, — произнес демон.

— Они убили гнома. За это полагается больше, чем смерть, — ответил гном и по спине Дейва скатились капли холодного пота.

Демон засмеялся и ударил мечом по цепи. Цепь звякнула, но осталась висеть. Демон ударил по ней второй раз, и Дейв услышал звук ломающегося металла.

Идея мелькнула в голове Дейва. Он положил на землю меч, присел, подхватил одного из гномов и поставил себе на плечи. Пока он вставал, второй залез на плечи третьего и как только Дейв выпрямился, вскарабкался на плечи первого. Сверкнула сталь, и из ноги демона поднялась струйка дыма. Демон отмахнулся мечом и отскочил назад; третий гном взлетел по плечам первых двух и оказался наверху. За ним поднялся второй. Третьего Дейв подбросил и, пока он подбирал свой меч, гном соединил наполовину разбитое звено цепи. Двое гномов с трудом удерживали натиск демона, не пуская его к двери. Третий присоединился к ним, и через мгновение из люка появился Дейв.

Демон вертел мечами, как огромная мельница, отбивая удары гномов и пытаясь достать их. Один их гномов охнул и перебросил меч в левую руку. Дейв присоединился к битве, и тут же демон чуть не выбил меч у него из рук. Дейв нанес еще пару ударов, и отскочил, чуть не получив удар в собственную грудь. Гномы опять сомкнули ряд.

Под ногой Дейва звякнула цепь, и он усмехнулся. Быстро заткнув меч за пояс, он выбрал из люка цепь и шагнул к демону. Гномы разошлись, пропуская его, и цепь со свистом рассекла воздух над их головами. Демон ударил по цепи мечом, и она опутала лезвие. Дейв рванул цепь на себя, вырывая меч из руки демона. Гном с мечом в левой руке блокировал своим клинком второй меч врага, и двое гномов шагнули в брешь. Демон взревел, рванулся, сбив с ног державшего его гнома, и почти вырвал цепь из рук Дейва. Но из его груди уже валил дым, и двое гномов отходили, ведя третьего под руки. Демон рванулся к Дейву, выставив меч вперед. Дейв потянул цепь, заставляя его упасть, и быстро шагнул в сторону. Окутанное туманом тело пронеслось мимо него и упало в люк. Раздался приглушенный взрыв.

— Все, — сказал один из гномов.

— Он в порядке? — спросил Дейв, кивая на того, которого встретил первым казалось бы вечность назад. Сейчас он лежал у стены с закрытыми глазами.

— Нет, но скоро будет. Мы отнесем его домой, и он будет в порядке. И, я думаю, теперь будет знать что люди считают свободой. — Гном усмехнулся.

— Свободу сражаться.

— Может быть, может быть. — Покачал головой Дейв. И замер, пораженный. — А эльфийка? И маг?

— Не спеши умереть, человек, — ответил гном. — Никто из нас не может сражаться с магом.

— Не совсем… — пробормотал третий гном, сидевший в стороне и чистивший меч. — Скажи, человек, ты первым увидел демона или он тебя?

— Ну… Наверное, я его.

— Нет, он не может, — ответил первый гном. — Он ничего не знает.

— Не важно. Он имеет право вызвать на Поединок Равных.

— Бред! Он не проживет и минуты!

— Секунду, секунду, — вмешался Дейв. — Вы собственно о чем?

— Поединок Равных это поединок существ одной природы — магов, в данном случае. Договор Древних гласит, что на Поединке Равных можно использовать только приемы, известные обоим. — Прозвучало объяснение и из тени вышел маг, которого Дейв видел у камина. Вместо халата на нем был кожаный костюм, в правой руке он держал меч, а левой тащил эльфийку.

— Так называемая Формула Равных, открывающая поединок, обусловливает эти самые равные силы. — Маг бросил эльфийку к стене. — Я готов. Если ты хотя бы продержишься достаточно долго, возможно, ты и будешь жить. Остальное тебя не должно интересовать.

Чистивший меч гном вышел вперед и протянул свой клинок между ними. «Опустите ваше оружие на землю и вытолкните за пределы круга. Очистите сердца от ненависти и приветствуйте друг друга, как подобает равным».

Они поклонились друг другу — Дейв настороженно, маг — насмешливо. «Младшему выбирать — хочешь ли ты иметь силы старшего, либо же низвести его на свой уровень?»

— Мой уровень, — глухо ответил Дейв. Маг поднял бровь. «Обычно люди хотят могущества… Чего же хочешь ты?» — слегка насмешливо спросил он.

— Свободы, — ответил Дейв, и лицо мага исказилось.

— Сейчас ты ее получишь, — прошептал он и шагнул вперед. Его остановил меч гнома.

— Повторяйте за мной, — сказал гном и начал Формулу. Дейв повторял слова чужого языка свободно, схватывая их с первого раза. Маг ронял слова небрежно, не дослушивая гнома до конца.

Гном убрал меч и шагнул назад. Вокруг двоих загорелся розоватый круг.

— Круг пересечет только один. Удачи, — произнес гном и наступила тишина.

Маг усмехнулся Дейву.

— Не много же ты можешь. Чтоб не сказать ничего.

— Мне много не нужно, — ответил Дейв и шагнул вперед, пытаясь ударить мага в лицо. Тот перехватил его руку и сжал кисть.

— Не много не значит ничего, — процедил маг сквозь зубы и небольшая молния с сухим треском ударила в грудь Дейва. Его сердце забилось в сумасшедшем ритме, дыхание перехватило, левая половина груди онемела от боли.

— Плохо не знать своих возможностей, — сухо прокомментировал маг и отпустил руку Дейва. Дейв упал на колени.

Маг постоял минуту, собираясь с силами, и покачал головой.

— Совсем никакого запаса энергии. Ладно, закончим руками, — и протянул пальцы к горлу Дейва. Дейв ударил двумя руками снизу вверх в пах мага, и тот согнулся от боли. Вскакивая на ноги, Дейв ударил мага в лицо, разгибая его, и снова в грудь, опрокидывая навзничь. Потом упал коленом на грудь врага и вцепился в его горло.

Пальцы мага впились в горло Дейва, и он почувствовал, что не может дышать. Паника накатила, как волна, но мозг Дейва вынырнул на поверхность, неся с собой знание. Маленькое, крошечное знание об одной слабенькой молнии.

Дейв рывком наклонился к лицу мага и взглянул в его глаза. Маг прочел в его глазах приговор и сдавил шею Дейва сильнее. Теряя сознание, Дейв разрядил свою молнию прямо в мозг врага.

Придя в себя, Дейв увидел что он лежит в пыльном проходе перед полуоткрытой дверью в замок. Раздался легкий шум, и дверь распахнулась полностью.

— Вам плохо, мистер? — экскурсовод выглядел не на шутку встревоженным.

— Нет, ничего, просто упал…

— Мы закрываем, вам лучше идти. Хорошо, что я сюда заглянул. Вы уверены что все в порядке?

— Да, уверен. — Дейв встал, порылся в карманах и сунул экскурсоводу доллар. — Спасибо.

— Спасибо, сер. — Экскурсовод ушел.

Дейв посмотрел на коридор, уходящий в паутину, гладкую пыль и короткую цепочку своих следов на ней. Пожал плечами и прикрыл за собой дверь. Глухо стукнул засов.

Дейв спустился по крутым каменным ступенькам и вышел в теплый вечер. Пересек стоянку, открыл дверь машины и не глядя плюхнулся на сиденье, оказавшееся неожиданно жестким. Он приподнялся и вытащил из-под себя меч. Маленький, аккуратный меч работы гномов. Лунный свет блеснул на клинке.

— Мы еще прихватили кое-каких камешков. Ты не любишь их копать, но, я думаю, найдешь применение двум или трем, — раздался с заднего седения голос гнома, и рядом с Дейвом упал небольшой, но увесистый мешочек.

— У Вас, людей, странное понятие о свободе, — раздался тихий голос эльфийки. — Вы деретесь за свободу вообще, чья бы она ни была. Это странно… и хорошо.

Дейв пожал плечами и развернулся. Они уже выходили, гномы держали под руки третьего. Он усмехнулся и кивнул Дейву.

— У тебя хороший стиль. Встретимся на следующей драке.

— Но как я о ней узнаю? — вскричал Дейв.

— Просто подумай, — ответил гном и захлопнул дверь. Гномы сделали несколько шагов и исчезли; эльфийка растворилась в лунном свете. Все казалось сном.

Дейв провел пальцами по кромке меча и бросил взгляд на пустой замок зажигания. Раздалось повизгивание стартера, и мотор тихо загудел. Зажглись фары, и машина медленно выкатилась со стоянки. Дейв посмотрел в зеркало на удаляющийся замок, и перевел взгляд вперед. Перед ним лежала широкая дорога.

САДОВНИК

1

Все население деревни собралось около Большого Костра. Это достаточно редкое событие не хотел пропустить никто — и они все были здесь, и умудренные опытом старейшины, и закаленные в боях воины, и молодые, еще только вступившие на Путь юноши, и женщины, оставившие свои вечерние дела, и дети, забывшие на время свои обычные забавы. Все они пришли слушать Пришедшего из-за Гор, Вечного Старца, Его, Бывшего Всегда — самого старого и самого мудрого по эту сторону Неприступных Гор, Хранителя Памяти, помнившего все легенды, и охотно рассказывающего их все — кроме одной, о нем самом.

Старик плотнее запахнулся в накидку и прикрыл глаза. Его руки мелко дрожали в дюйме от костра, но он не чувствовал жара. Тени от пламени медленно двигались по его изрезанному морщинами лицу.

— Это было так давно, что только такие старики, как я, могут это помнить… Это было так давно, что в памяти людской остались лишь легенды — о драконах и рыцарях, о великих магах и их еще более великих подвигах, о Древе Жизни и Голубых Камнях, и, конечно, о прекрасных Принцессах и храбрых Героях, спасавших их от происков Зла.

Та история, которую я вам сегодня расскажу, чистая правда — но только легенда она для живущих. Так пусть же это будет легенда, Легенда о Принцессе из Голубой Башни.

Это было не так далеко отсюда — по ту сторону Неприступных Гор, за которыми по вечерам садится Солнце. В сорока — пятидесяти днях пути за ними лежала — а, возможно, лежит и теперь — великая и могучая страна — Лэйн. С одной стороны она упиралась в Горы, Откуда Вставало Солнце, с двух сторон у нее были, хотя и не очень приятные, но все же соседи, а с четвертой простирались Земли, Откуда Нет Возврата — или просто Пустошь. Никто из уходивших туда никогда не возвращался, и никто не знал, что же там происходило — но только те, кто смотрел туда в полдень, уходили, и не было сил у людей их остановить.

И была Легенда — или, если угодно, Предсказание — о том, что однажды за ушедшими отправится рыцарь с чистым сердцем, и уйдет он сам, добровольно, ведомый лишь волей, о которую разобьется заклятие, и все Ушедшие станут свободны, и Пустошь станет пахотным полем.

И в сердце Лэйна стояла прекрасная в своем величии Голубая Башня, которую изваял Великий Маг из камня, недоступного рукам смертных. Ходили слухи, что был то камень из Пустоши, и что именно его блеск звал и манил туда людей — однако же граненые стены Голубой Башни при одном только взгляде на нее дарили душе мир и покой, очищали разум и проясняли память.

И жила в Голубой Башне Принцесса — и пока жила она там, время не было властно над ней. Принцесса, дочь Короля, училась в башне магии у своей матери — и по окончании обучения не было колдуна сильнее Ее, но только в Башне могла Принцесса явить свою колдовскую силу. И по сему прямой Ее обязанностью было, живя в Башне, насылать дождь, заколдовывать урожай и прочими способами помогать жителям страны, и был Лэйн богат и могущественен.

Но было еще нечто в этой стране, что поражало воображение и радовало глаз, что почиталось так же, как и Голубая Башня — Сад Короля. Не только обычные растения были в нем — в тайных, мало кому известных уголках цвели растения и лекарственные, способные победить любую болезнь, и ядовитые, яд которых не оставлял следов и не имел противоядий, и магические, чье действие было покрыто тайной Древнего Искусства, и, наконец, величайшее сокровище королей Лэйна — Древо, дававшее жизнь.

Тяжело было управиться с этим Садом, и велика была честь быть садовником Короля — но велика была и ответственность, и никто не стремился сам занять этот пост.

Как и принцесс, садовников обучали их мастерству с детства. Детей набирали из бедных или чересчур многодетных семей и обучали их уходу за растениями. Но лишь двое знали все тайны Сада — Мастер и его Первый Ученик. А тайн было множество — и как собрать урожай с Пограничного Людоеда, и как обходиться с Подземными Пустынниками, чтобы те не заняли весь Сад, и как остаться в живых при встрече с милыми зверушками, подаренными Королям в разное время Героями и Магами и свободно разгуливающими по Внутреннему Саду. Кроме Мастера и Ученика только Принцесса или Королева могли бы свободно разгуливать по Саду, понадеявшись на свою магию, да и то не всегда и не везде.

Мастера Сада должен был быть одним из самых образованных людей королевства — чтобы оставаться в живых самому и дарить жизнь другим — и Ученик изучал и науки, и искусства, и магию, и учился в равной степени владеть пером и оружием.

И в те времена, о которых пойдет наш рассказ, Принцесса окончила свое образование и жила в Башне, наслаждаясь своей Силой. И была она прекраснее, чем само Солнце, и холоднее, чем лед на вершинах Неприступных гор. Множество славных рыцарей добивались ее руки — и все потерпели поражение, и многие потеряли надежду.

И взял в те годы Мастер Сада нового ученика, и был тот молод и чист, как свет звезд. И, как признавали принцессу Прекраснейшей, так и его иногда называли Мудрейшим, — плечи старика поникли, руки упали с колен. — Но только они ошибались.

И был Ученик одним из несчастнейших людей королевства — ибо любил он Принцессу, беззаветно и безответно. Его любовь была велика, как Вселенная, сильна, как магия Жизни и безнадежна, как цветок в центре пустыни. Принцесса была холодна — и даже более того, ибо читала она любовь в его глазах, но только усмешка могла быть ответом на вопрос садовника наследнице трона.

Только одна радость была позволена Ученику в его жизни — дарить Принцессе цветы. И самыми счастливыми минутами в его жизни были те, когда она, гуляя у Башни в окружении рыцарей и знати, протягивала руку за выращенной Учеником розой. И самой черной была та, когда она со словами «Бедный аромат» бросала в пыль драгоценный цветок, вырастить который не брался даже Мастер. Одомашненные розы могли жить только год в этом саду, а только лучшие маги рисковали отправиться в Пустошь за семенами диких.

И только в те редкие дни, когда Принцесса, склонив голову, роняла «Недурна», Ученик бывал по истине счастлив и чувствовал, что его жизнь наполняется смыслом.

2

Приближался ежегодный турнир. Лучшие рыцари королевства съезжались соперничать за право увенчать чело Принцессы венком и быть королем ежегодного Карнавала. И кроме этого была еще одна важная причина для победы — между этим и следующим Карнавалами Принцесса должна будет выбрать мужа среди рыцарей, что будут просить у короля ее руки.

Герольды трижды протрубили, и Турнир начался. У королевского трона, в окружении флагов и гербов сражающихся, сидела Принцесса, с легкой скукой наблюдая, как лучшие мужи королевства проливают кровь в ее честь.

Напротив, в рядах для замковой прислуги, стоял Ученик — и смотрел на нее сквозь пыль арены. Он не замечал сражающихся и не слышал криков герольдов — он лишь смотрел и тонул в ее образе.

И он был первым, кто заметил, как ее глаза, рассматривающие толпу, начали все чаще задерживаться в одной точке. Ведомый непонятной ему злостью, Ученик проследил за направлением ее взгляда — и зажмурился. Он смотрел в почему-то не закрытое, как гласил закон, окно, из которого была видна Пустошь. А повернувшись, он увидел, как ее лицо теряет всякое выражение.

«НЕТ!» — закричал он, и все содрогнулись от этого крика — все, кроме нее. Ученик бросился вперед, под ноги лошадей, на копья рыцарей — только бы успеть закрыть ей глаза! — но уже за серединой арены его достали мечом. Последнее, что он видел, теряя сознание, было ее лицо, обращенное к Пустоши.

Очнувшись, Ученик увидел над собой лицо Мастера.

— Она ушла, — ответил Мастер на вопрос, застывший в глазах Ученика. — Конвой вернулся два часа назад. Они проводили ее до границы, как велит закон.

— Я верну ее.

— Нет. Закон гласит: никто не помешает Уходящему, ибо нет на то сил человеческих.

— Мне нечего терять.

— Тогда я ошибся, вернув тебе жизнь.

Ученик приподнял голову и увидел в руках мастера миску с отваром, из которого были видны листья Дерева Жизни. Приближение к дереву каралось смертью для всех, кроме Мастера, и даже он не имел права рвать его листья или плоды.

— Все равно я не могу здесь остаться. Рано или поздно, но они догадаются, — он кивнул на листья.

— Тогда иди. — Мастер тяжело вздохнул. — Если тебя не будет месяц, я беру себе нового ученика.

3

И он ушел. Он ушел, неся с собой лишь посох из дерева Магов. Ничего ценного не было у него, кроме знаний, и ничто не согревало его в пути, кроме любви. Он уходил, нарушая Закон своей страны, разрушая все, построенное тяжким трудом, сжигая за собой все мосты — потому, что любил. И иначе не мог.

Первые стражники догнали его у маленькой неприметной деревушки.

— Легкого пути! — окрикнул его с лошади младший.

— И тебе того же, — ответил Ученик и продолжил шаг.

— Не ты ли будешь ученик старого садовника? — поинтересовался старший, невзначай положив руку на рукоять меча.

— Я.

— Тут такое дело… — начал было младший.

— Никто не должен мешать Уходящему, парень. — Старший вздохнул и вытащил меч из ножен. — Ибо нет на то сил человеческих.

— На то есть нечеловеческие, стражник, — ответил Ученик и поднял посох.

Когда двое стражников очнулись, уже светало.

Многие, кто пытался его остановить, остались в пыли дорог. Некоторые — зализывая раны, а некоторые… По стране ползли слухи о Странном, идущем к Пустоши — идущем по собственной воле и проходящем через гвардейцев короля, как нож через масло — и при этом не убивая. Почти.

Это был последний городок на его пути. Дальше лежали поля, потом — полоса Ничьей Земли, на которой люди боялись ходить, и потом — Пустошь. Городок казался вымершим — настолько он был тих и безлюден. Ученик бросил взгляд на садящееся солнце и толкнул дверь кабака.

Кабатчик окинул взглядом вошедшего и вернулся к разглядыванию паутины в углу. Зал был пуст, если не считать пары спящих пьянчуг и хмурого бродяги, кутавшегося в плащ в углу.

— Кружку теплого вина! — бросил Ученик кабатчику и двинулся к свободному месту, бросив на прилавок монету.

— Сам подогреешь, — буркнул кабатчик, хлопая кружкой перед собой.

— Я спешу, — бросил Ученик. — А…

— А это вовсе не повод оскорблять нашего доброго хозяина! — неожиданно подал голос сидевший в углу бродяга. Одновременно вскочили, сжимая ножи, спавшие. Ученик склонил голову.

— Если я просто уйду, это будет проще и безопаснее. Для вас.

Нападавшие молча бросились вперед.

— Это было недурно, — усмехнулся бродяга. — Я на своем веку видел не много бойцов, убивающих людей их же собственными ножами. А поверьте, я повидал не мало.

Он сбросил плащ, и под ним оказалась плотная кожаная куртка. Из-под стола он вытащил пару длинных тонких мечей.

— Не составите ли мне компанию?

Ученик внимательнее всмотрелся в лицо говорившего, потом провел между собой и им посохом — и удивленно вскинул брови.

— Почту за честь, Мастер Мечник. Я не знал, что вы фехтуете с людьми не благородного происхождения.

— В виде исключения, ученик садовника.

Ученик убил его на третьем выпаде.

Он прошел Страну Людей — Лэйн, он прошел Ничью Землю — Сэнд, и вступил в Пустошь, у которой не было имени — она в нем не нуждалась. Он шел по земле, на которой не остается следов — и искал путь Принцессы. Он уходил в Землю, откуда не возвращаются — и шел туда сам, ведомый любовью и волей.

На граните он находил следы ее ног; в песке он отыскивал жемчужины ее слез; на воде он видел отпечатки ее губ. Любовь указывала ему путь, и воля не давала ему умереть. А Пустошь не пускала его — и там, где на Уходящая походила за минуту, Ищущий иногда тратил часы, чтобы обойти внезапно выросший терновник или обвалившуюся каменную стену. Казалось, сама природа восставала против него.

На третью ночь в Пустоши он увидел чудовищ. Несколько сплошных комков когтей и зубов суетились вокруг трех флегматичных рогатых броненосцев ростом в человека, сзади них нервно переступал с ноги на ногу кентавр, а в сером небе кружил дракон. На небольшом удалении расположились стервятники. Ученик пробормотал сквозь зубы заклинание и шагнул вперед.

Дракон камнем упал с неба и окутал фигурку человека языком пламени — и облако встало между ним и человеком, принимая в себя жар. Когда дракон снова набрал высоту, Ученик стоял невредимым. Броненосцы бросились на него, но от удара посоха раскололась земля и поглотила зверей. Маленькие монстры бросились вперед, направляя клыки и шипы в наиболее уязвимые места — но сгорели в стене огня, поднявшейся перед Учеником. Смерч вытянулся в струну над головой человека, подхватил дракона под крылья и потащил в сторону, всасывая по пути хищных птиц… Стрелы кентавра развернулись и поразили его самого. Смех пронесся над Пустошью и эхом отдался в горах далеко впереди.

4

В центре Пустоши стояла Голубая Скала, и вокруг нее лежала Голубая долина, и Голубые Камни были рассыпаны вокруг, и их блеск затмевал Солнце. Ученик стоял у расщелины в Голубой скале, и смотрел на начертанную над ней руну. Недоверие было написано на его лице — недоверие и страх. Только один человек мог бы жить здесь — и ничего хорошего это не означало, даже если он и был бы уже мертв. Но Ученик чувствовал, что его враг жив, и ему оставалось только сожалеть, что имя его врага — Великий Маг Лэйна, Мастер Голубого Камня.

Ученик сделал шаг вперед, и камни сомкнулись за его спиной. Он шагнул еще — и проход опять сомкнулся, но в стенах слева и справа от него появились дополнительные ответвления. Еще шаг — и они пропали. Ученик попал в Изменяющийся Лабиринт.

Ученик блуждал по Лабиринту, изучая магию Голубого Камня. Он подолгу задерживался у стен, разговаривая с камнем и изучая его язык. Он передвигался, когда его вынуждал смыкающийся коридор и продолжал расплетать тонкую паутину заклинаний. Он не замечал хода времени, не замечал пройденного пути — для него существовали только голубые кристаллы. И когда он закончил, то произнес лишь одно слово — и голубые стены расступились, открыв проход к самому центру замка.

Там, в кругу рун, сидел на троне Великий Маг, а у его ног, заточенная в прозрачный голубой кристалл, стояла Принцесса. Как и многие другие Застывшие В Камне, она украшала Тронный Зал Великого Мага.

— Здравствуй, Мастер Камня, — произнес Маг, усмехаясь. — Жаль, что камень не примет тебя. Прощай.

И из стен ринулись сотни и сотни монстров. Ученик поднял над головой посох и запел. Его песнь опрокинула первые ряды нападающих, скрутила их и разметала по стенам. Она подняла стену огня и обрушила на головы монстров. Она обращала назад летящие стрелы и выхватывала из воздуха новые, не знавшие промаха.

В стенах открылись проходы и выплеснули полчища демонов в роговой броне, которую не брали стрелы и огонь. Ученик вытянул руку с горстью Голубых Камней, сказал Слово — и проходы сомкнулись, давя демонов, и пол раскрылся трещиной, в которую лавиной обрушились нападавшие — и исчезли, уступая место сравнительно небольшому количеству мечников, которые приближались, ловко уворачиваясь и от стрел, и от трещин в полу. Ученик вынул из воздуха сверкающий меч и медленно двинулся навстречу.

Через пару минут все было кончено.

— А ты неплох… При некотором везении ты даже мог бы быть мной… — Маг поднял тяжелые веки. — Но, однако, никакое приятное развлечение нельзя затягивать до пресыщения…

Ученик отпарировал летевшую в него шаровую молнию и метнул свою, но она отразилась от Рунного Круга и угодила в стену. Он разорвал опутывающую его сеть заклинаний и бросил вперед огненное копье, которое разбилось о руны. Перестав нападать, Ученик пошел вперед, стараясь достать до рун. Маг удвоил усилия, и на Ученика дождем полился огонь, вокруг него заметались молнии, на него обрушились ураганный ветер и водяные валы; перед ним выросла каменная стена и на него обвалилась другая. Но он шел, и не было уже силы, которая могла бы его остановить. Он отводил ветер и испарял воду; огонь лизал его лицо, как щенок, не рискуя укусить; камни облетали его стороной и расступались при его приближении.

Когда посох Ученика коснулся Круга, руны погасли и исчезла поддерживающая Мага сила. Метнул тот в Ученика горсть голубых кристаллов, произнося Слово — но не властно оно над Мастером Камня. И дойдя до Мага, прочел Ученик ему Изгнание — и жизнь навсегда покинула тело старого Мастера Камня.

И сказал Ученик Слово над узниками Мага, и раскрылись их оболочки из Голубого Камня. Выводя людей из зала, раскрыл Ученик в его центре глубочайший колодец и бросил туда свой посох. И уходя из Голубой Долины, видели люди, как крошится Голубая Скала, и как выглядывают из ее расщелин ветви Древа Магов, расправляясь, покрываясь листьями, закрывая Солнце и лишая силы Голубые Камни.

Все Ушедшие были исполнены благодарности Ученику, и все благодарили его, кроме Принцессы, бросившей: «Тебя наградят» и более не говорившей с Учеником. Впрочем, сам Ученик был рад этому — он все не мог забыть первой сказанной ею после освобождения фразы: «Ты… даже не рыцарь…».

Когда они возвратились в Лэйн, их ждал конвой солдат — последний из посланных за Учеником, но так и не вошедший в Ничьи Земли. Ушедшие разошлись в родные города, а конвой двинулся к столице, выслав перед собой гонцов. В каждый город впереди солдат въезжала Принцесса на белом жеребце, и люди осыпали ее цветами, жадно ловя слова благословения. И никто не замечал, что у одного из всадников в самом конце конвоя связаны руки.

Так они въехали и в столицу — так прошла и неделя праздника, посвященного возвращению принцессы. Она наслаждалась балами и обедами со знатью, прогулками по неповторимому Саду и ночными катаниями по реке — а он томился в темнице Голубой Башни, связанный, с кляпом во рту, неспособный применить свою магию, да и не хотящий этого — ему было не зачем жить, и существование стало привычкой.

В тот день, когда Принцесса объявила о своей помолвке с Лордом границы, любезно сопроводившем ее на опасном пути домой от границ Пустоши, Ученику объявили волю короля: за нарушение Закона Лэйна он будет изгнан из страны навсегда, и имя его будет забыто. Однако, в знак благодарности за посильное участие в спасении Принцессы, он получит золото, много — столько, сколько сможет унести…

Уходя из города, Ученик увидел на колу голову старого Мастера Сада, и понял, что показалось ему странным в убранстве города — там почти не было цветов.

Уходя из Лэйна, он все равно нес в душе свою любовь, и он все равно оставался магом — но теперь у него не было самого сильного оружия — его воли.

Старик закашлялся и придвинулся ближе к огню. Ярко вспыхнувшее пламя осветило его хмурое, изъеденное морщинами лицо и длинные седые волосы. Никто не знал, сколько ему лет — но его годы уже давно согнули плечи непосильным грузом.

5

Ученик уходил в горы. Он шел, не разбирая дороги, прожигая себе путь через снежные завалы и перелетая через трещины. Он шел только для того, чтобы что-то делать, чтобы не сойти с ума, раз за разом вспоминая ее улыбку, с которой она слушала его приговор.

И лишь дойдя до Перевала, где не бывал еще ни один человек из Лэйна, он увидел как на ладони весь Лэйн, Ничьи земли, уже возделанные, Пустошь, зарастающую травой, громадное Древо Магов, растущее в самом центре Голубой долины, на которой уже не увидеть голубого блеска — все затянуто подлеском… Он видел, какую страну он спас, он видел, что же все-таки ему удалось совершить — и сердце его начало оттаивать. Ученик обернулся и увидел за перевалом новую страну — эту страну. И он принял решение.

Старик согнулся от кашля пополам, слезы выступили на его глазах. Люди молча ждали.

Ученик создал из снега и льда белого филина, сплел последнее заклинание и одел на него кольцо, в которое влил всю свою силу. Сидя на Перевале, филин видел обе страны, и мог прийти на помощь Ученику, если тот попадет в беду, либо же позвать его, если он будет нужен в Лэйне.

Лишенный магии, полуголый и босой, спускался Ученик в новую, неизвестную страну, и был он теперь просто садовником, и ничем больше. Правда, садовником он был хорошим.

Старик вытер слезы с глаз и перевел дух. Люди вокруг стояли и хмуро молчали — они не любили сказок с плохим концом. Старик дрожащими руками полез за пазуху и достал завернутый в грязную тряпицу сверток. С трудом шевеля замерзшими пальцами, он развернул его — и кольцо Власти засверкало в ночи, освещая деревню гораздо ярче Большого Костра.

— Филин прилетел вчера ночью. Я стар, а время лечит любые раны и успокаивает жажду приключений. Я не хочу снова быть молодым. Кто из вас, сильных, примет все могущество Мастера Голубых Камней? В Лэйне беда — и нужна Старая Сила, чтобы справиться с ней. За власть над миром я прошу лишь заглянуть на мою родину — неужели это много? Кто из вас хочет стать величайшим из великих? Кто?

Толпа молчала. Воины прятали глаза, охотники отворачивались, молодые прятались за спинами старших. А у гаснущего костра посреди грязной степной деревни древний старик держал в руке власть над миром и из его глаз струились слезы. Слезы бессилия. Старик поднес кольцо к слезящимся глазам и прошептал Изгнание. Кольцо рассыпалось в порошок на его ладони, а через мгновение рассыпался в прах и он сам, Садовник, ученик Садовника.

Далеко, за перевалом, за Лэйном, за Цветущим Сэндом, под сенью дерева Магов, плуг крестьянина выворачивал из-под слоя дерна голубые камни…

В саду Голубой Башни цвели алые, как кровь, розы.

Ветер прошептал ей: «Прощай».

ТОЛЬКО РАЗ

Торопливая дробь шагов рассыпалась по лестнице, выплеснулась во двор, вихрем пронеслась между башнями и утонула в толстом мягком ковре. Вошедший резко склонил и поднял голову. Под седыми волосами блеснули внимательные, настороженные глаза.

— У меня действительно плохие новости, Лим. Да не стой ты как истукан, сядь! — молодой лорд вскочил с кресла и торопливо прошел вдоль стола к стоявшему в дверях старику. — Садись, прошу тебя!

— Спасибо, мой лорд, — с достоинством ответил старик и опустился в стоявшее у края стола кресло. Лорд обежал вокруг и оперся о крышку стола, широко расставив руки.

— Лим, у нас действительно огромные неприятности. Ты, конечно, знаешь о набеге на Южный пост месяц назад. — Старик кивнул в знак согласия. — Сегодня прибежал гонец от Дага — он в осаде. Каррон взят несколько дней назад, что творится южнее — никто не знает, дозорные видят дым, много черного дыма.

— Кто осаждает Даг? — старик выпрямился, на его лбу и висках проступили вены.

— Огромное количество варваров, совершенно диких, пара-тройка когорт солдат… И колдун, если верить слухам. Орда сражается под чистым черным флагом, на щитах нет ни гербов, ни девизов. Непонятно…

— Где гонец?

— Мертв. Он почти не мог говорить, врач говорит — нам повезло, что он смог передать хоть это… Даг просит моей помощи. Но ты же сам знаешь — у нас в обрез воинов даже для своих нужд…

— Не думай об этом. Даг уже мертв, и чем дольше мы об этом говорим, тем больше это верно. Никто не спасает жителей павшего замка, мой лорд. Нам нужно готовиться к собственным похоронам.

— Никогда не понимал твой черный юмор! — воскликнул лорд и вернулся к своему креслу. — Воины ждут твоих приказов. Ты считаешься человеком, воюющим для этого замка, так что изволь исполнить свой долг.

— Когда ваш покойный отец — да будет его дух свободен — просил меня остаться в этом замке, мы заключили соглашение. В обмен на некую услугу я обещал остаться здесь и защищать Деррик как свой дом.

— Хватит старых сказок, они мне надоели когда я еще был ребенком!

— Когда родились вы, мой лорд, я дал слово вашей умирающей матери, что буду растить вас как сына, не как ученика, и ваш отец еще тогда сказал, что в этом случае вам придется слушаться моих советов.

— Лим, хватит! Ты испытываешь мое терпение!

— И мой совет — уводите людей. Всех. Оставьте замок и уходите на север, за Хребет. Там вы сможете остановить Орду. Старый Харш вам не откажет, он знал вашего отца, да и оба Гаэра с вами не в ссоре…

— Бежать? Старик, что ты несешь! Я, Деррик, оставлю родовой замок врагу, которого я еще даже не видел? Я буду уносить ноги от полуголых дикарей и пары когорт полоумных? Уходи один! Спасай свою шкуру, ничтожество! ВОН! — лорд с криком обрушил кулак на стол.

Старик с трудом поднялся из-за стола. «Я уже слышал это раньше», — проворчал он себе под нос, и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Лорд уронил голову на руки.

— Что случилось? — почти прошептал ждавший за порогом молодой воин, нервно теребя перевязь меча.

— Лорд выгнал меня, Джерри. Будет война, и я думаю лорд Деррик сам поведет вас в бой. Умирать. — Лим посмотрел Джерри в глаза, и не увидел в них страха.

— Ну, может и не все так плохо… — неуверенно начал Джерри. — Вы хорошо тренировали нас, Учитель, ребята у нас крепкие, все выдержат…

— Вы же дети, Джерри. Дети. Никто из вас не был в бою. Только трое в этом замке знают, что такое война, и ни один из нас не может выйти на поле боя. Почти… — глаза старика расширились, и он мотнул головой, как бы отгоняя видение.

— Но что же нам остается?

— Я говорю — уходить. Лорд говорит — сражаться. И вы, Джерри, идете с лордом. Иди, попрощайся с родными — если лорд решит укреплять замок, вы будете работать всю ночь. А завтра утром здесь будет Орда. Гонец не мог опередить ее больше, чем на сутки.

— Да, Учитель. — Джерри побежал прочь от дверей. Лим пересек двор обратно и медленно поднялся по ступеням к двери своей башни. Он переступил порог и тщательно запер за собой дверь. Потом нащупал первую ступень винтовой лестницы и начал спуск в подвал, бормоча странные, напевные фразы. Внизу, в подземелье, на сплошном куске скалы, державшей на себе башню, был вычерчен круг, и мерцавшие голубым светом руны держали взаперти клочья тумана. В нем, глубоко, поблескивал металл, отражая огни факелов на стенах и бросая блики на влажный гранит.

— Если бы кто-нибудь мог взять тебя в руки… — прошептал Лим, и в круге что-то шевельнулось, тонкая полоска стали показалась между клочьями тумана. — Они не удержат тебя, а мне ты уже служил один раз… Только раз… — Лим поднес к глазам свои сухие, тонкие руки. — Никому не выдержать дважды, так говорил Деррик… Если бы только он ошибался… — Слеза скатилась по щеке старика, он опустился на колени около круга и уронил голову на грудь. Его губы шептали «нет», а руки двигались в воздухе, словно стремясь поймать ускользающую иллюзию.

Радостный рев вырвался из сотен глоток и лавина варваров ринулась с холмов к замку, заполняя равнину. Грязные, оборванные, они неслись как ветер, как будто не чувствовали тяжести топоров и щитов, которые они несли на себе.

— Ближе, ближе… — сквозь зубы прошептал Деррик, глядя вниз с крепостной стены.

— Джерри, ты останешься здесь. Подпустите их почти к самому рву и накройте стрелами. Когда спустятся в ров, трубите сигнал чтобы выбили сваи из-под плотины. Я спущусь к коннице и мы закончим с ними после вас.

— Да, мой лорд, — отчеканил Джерри и пошел вдоль стены, расставляя людей и раздавая приказы. Через некоторое время его голос уже слышался с другой стороны двора.

Деррик еще раз глянул вниз и выругался сквозь зубы.

— Старый пень, — ворчал он, спускаясь со стены. — Чуть что — в кусты, собака. Слово он давал, а? Ладно, — оборвал он себя. — Не до того.

— Коня! — крикнул Деррик, подходя к ждавшим его воинам. Они встали, приветствуя лорда.

— Выходим после рога! — объявил Деррик. — Каждый убивает столько, сколько может, и по моему сигналу возвращается. Никого не ждем, — добавил он чуть тише. — Поэтому будьте осторожнее.

Стрелы взмыли в воздух и упали в толпу, жаля нападающих. Смерть косила варваров, но они перепрыгивали через трупы товарищей и мчались вперед, к замку. Первые уже прыгали в ров, им бросали лестницы, веревки с крючьями на концах взлетели в воздух, опутывая стены старого замка смертоносной паутиной.

Протрубил рог, и в роще неподалеку от замка несколько человек обрубили канаты, державшие груз камней. Гигантский маятник качнулся, ударил в бревна и снес плотину, стоявшую уже много лет. Бурный поток хлынул в старое русло.

— На коней! — воскликнул Деррик и взлетел в седло. Всадники начали строится за его спиной, и двое приготовились отпереть ворота.

Варвары стаскивали трупы и бросали их в ров там, где должен быть мост. Они метались под дождем стрел, но из-за холмов подбегали все больше и больше, заменяя убитых… Груда тел все росла, и самые рослые уже готовились рубить ворота… Несколько лестниц уже стояло на дне рва, и первые карабкались вверх…

Поток кипящей смолы обрушился вниз со стен, сбивая тех, кто лез по веревкам и лестницам. Крики боли слились в один и растворились в реве ворвавшегося в ров потока… Вода покрыла тела нападавших. Груда, наваленная перед воротами, развалилась, и вода заполнила ров… Волна ударила в себя и пошла по второму кругу, топя тех, кто выжил после первого раза… Некоторые из подбегавших ко рву замерли на месте, и стали жертвами лучников… С треском упал вниз подъемный мост, выпуская конницу Деррика.

Варвары бросились вперед, увидев новую цель, но туча камней и стрел упала на их головы, давая коннице развернуть строй. Всадники подняли мечи и врезались в строй врага, давя, отбрасывая, сминая толпу. Воины разрубали щиты и сносили варварам головы с плеч. Варвары отхлынули, рассыпались по полю, и всадники длинной цепью двинулись за ними, очищая равнину. Радостные крики раздались со стен, лучники по одному добивали оставшихся в живых около рва… Уцелевшие варвары отходили к холму и собирались в круг для защиты.

Конница перестроилась в клин, быстро приближаясь, и вдруг варвары бросились в рассыпную, бросая оружие… Между холмов встали шеренги лучников в черных доспехах. Вместе, как один, они подняли луки и выпустили стрелы… Длинные, тяжелые стрелы с черным оперением взметнулись в воздух и ударили в строй воинов Деррика, пронзая доспехи и щиты, впиваясь в тела и сбрасывая их с коней… Стон пронесся по равнине. Деррик, успевший развернуть лошадь, поскакал к замку. За ним устремились уцелевшие… Черные лучники медленно, как во сне, подняли луки во второй раз, и опять каждая стрела нашла свою жертву… До замка Деррик доскакал один. Воины налегли на ворот, и тяжелые ворота захлопнулись за лордом.

Деррик свалился с коня и с криком схватился за плечо, из которого торчала длинная черная стрела.

— Джерри! — закричал он.

— Да, милорд? — откликнулся тот со стены.

— Лейте в ров масло и приготовьтесь зажечь, если полезут опять. И пришлите кого-нибудь, у меня стрела в плече!

— Да, милорд. — Джерри отошел.

— Лим, Лим, откуда ты знал? — прошептал Деррик, зажимая рану. И потерял сознание.

Солдаты на стенах тихо переговаривались, глядя сквозь бойницы вниз. Открыто смотреть никто не решался, потому что во рву уже плавало несколько трупов, пронзенных черными стрелами. Никто не хотел быть следующим.

— Кто это, мой лорд? — прошептал Джерри, сжимая рукоять меча. Деррик посмотрел и мотнул головой.

— Не знаю, Джерри. Может, колдуны, о которых говорил гонец. Лим может и знал, но уже не скажет…

— Как — не скажет? — Джерри отшатнулся.

— Ну, он же ушел вчера, по крайней мере я его уже больше суток не видел…

— Но он же не выходил из башни после разговора с вами! — Джерри бросился по лестнице вниз.

— Беги, беги, Джерри… — пробормотал Деррик, глядя ему вслед. — Беги… — и он опять повернулся к бойнице. От холмов, прикрываясь варварами, как щитом, подходили тяжело вооруженные воины в масках. Многие из них несли огромные, в рост человека, щиты, прикрывая что-то, что другие тащили сзади. На шлемах воинов развевались черные плюмажи, и легкий ветерок овевал черные флаги без гербов и надписей. Шеренги шли молча, почти бесшумно.

— Демоны, — выдохнул один из молодых солдат.

— Люди! — крикнул Деррик, чувствуя, как в нем растет страх. — Лучники! — приказал он.

Свистнули в воздухе стрелы. Черные воины остановились, подняв щиты, и начали медленно перестраиваться в «черепаху». Несколько варваров упали, но остальные просто пошли по ним, не нарушая строя.

— Джерри, спустись к воротам и приготовь людей. Мост долго не выдержит. — Деррик цедил слова сквозь зубы. — Пусть приготовят огня, и… Джерри? — он обернулся.

— Еще не вернулся, — ответил один из стоявших рядом солдат. — Но это ничего, люди готовы. И огонь будет вовремя, не беспокойтесь.

Деррик молча кивнул и взглянул вниз. Варвары под прикрытием щитов черных бросали землю в ров, и перед мостом уже была внушительная насыпь. Ждать оставалось уже не долго. Лучникам удавалось подстрелить то одного, то другого, но из-под защиты щитов тут же выходил новый.

Джерри подбежал к башне и дернул дверь. Она не поддалась. Он перехватил поудобнее принесенный топор и обрушил на дверь. С третьего или четвертого удара дверь раскололась, открывая черноту. Джерри отступил от проема и упавший из-за его спины свет осветил уходящую вниз винтовую лестницу.

— Учитель! — позвал Джерри. — Учитель!

Никто не ответил, и Джерри шагнул вперед. Темнота окутала его и он на секунду остановился. Лестница, идущая вниз, была ему хорошо известна, но никто и никогда не спускался по ней… Старухи шептались, что там, внизу, старый Лим общается с дьяволом. Джерри пожал плечами и ступил на первую ступень.

Тихий стон достиг его ушей. Он спустился еще на несколько ступеней, и стон стал громче. Мягкое сияние показалось за поворотом лестницы. Стон повторился, и Джерри перепрыгнул последние несколько ступенек. В его глаза ударил яркий свет.

На полу ярко горел круг света, разным цветом светились руны. Клочья тумана вертелись и извивались, запертые в кругу, и в одном месте граница становилась все тоньше и тоньше… С губ стоявшего на коленях Лима срывались короткие, резкие слова. Наконец граница стала совсем тонкой и в тумане проявился дверной проем. Лим медленно поднялся на ноги и шагнул внутрь.

Ослепительная вспышка на секунду лишила Джерри зрения. Он бросился вперед, но невидимый барьер отбросил его назад, на ступени. Торжествующий вой раздался в комнате, вихрь пронесся по кругу вдоль стен, гася факелы, и в темноте Джерри увидел слегка светящуюся фигуру, стоящую в гаснущем круге. Голос Лима произнес: «Пойдем».

Они вышли на воздух, и Джерри не сдержал удивленного возгласа: волосы Лима не были больше белыми. Его спина расправилась, пропали морщины, длинные цвета воронова крыла волосы падали на широкие плечи. В руке Лим держал огромный меч, отливавший голубым светом. По лезвию вилась надпись, или насечка, Джерри не мог рассмотреть. Грани меча были чуть-чуть волнистыми, и Джерри с удивлением заметил, что не может рассмотреть кромку, от которой время от времени отскакивали голубые искры.

— Деррик жив? — спросил Лим, оборачиваясь.

— Д-да, — ответил Джерри, глядя на его помолодевшее лицо. — У ворот… Но…

— Потом, — улыбнулся Лим. — Давай, быстрее.

Деррик стоял с остатками воинов у ворот и ждал. Горящее масло лилось со стен на щиты противника, но это не причиняло черным видимых неудобств. Варвары закончили насыпь, наполовину состоявшую из их тел, и отошли под защиту щитов. Передние воины черных отошли в стороны, открывая чему-то проход, и замерли.

Желтая молния с грохотом ударила в ворота и разнесла их в щепки. Дым и пламя появились и пропали, и фаланга черных воинов двинулась вперед.

В воротах началась бойня. За каждого черного воина приходилось отдавать двух, а то и трех своих… Лучники не могли стрелять, нападавшие и защитники смешались, и кружились на мосту из тел в танце смерти…

Деррик стоял в самом центре прохода, удерживая двух противников. Сил нападать уже не было, он лишь парировал их удары и ждал… Сам не зная чего. Его левая рука висела, как плеть, а правая с каждым ударом двигалась все медленнее… Весь залитый своей и чужой кровью, теряющий сознание, он удерживал проход и с ужасом ждал той минуты, когда упадет.

Черный воин возник перед Дерриком неожиданно, и облачко пара вырвалось из оскала его маски. Его меч описал полукруг, и обрушился на Деррика. Он успел подставить под удар свой меч, но не устоял на ногах и рухнул на одно колено. Черный выбил меч из его слабеющих пальцев и поднял свой…

Сверкающая полоса стали мелькнула над головой Деррика и фонтан крови хлынул из распоротого горла врага. Сильные руки подняли Деррика на ноги, и он увидел перед собой странно изменившееся лицо Лима.

— Унеси его, — услышал Деррик и упал на руки Джерри, который потащил его с моста. Теряя сознание, Деррик увидел в руках Лима вихрь сверкающей стали и успел подумать — как хорошо, что он все-таки не ушел.

Фаланга черных воинов двинулась вперед. Уцелевшие защитники замка, повинуясь команде Джерри, побежали назад, оставляя на мосту Лима, который стоял, опираясь на меч и ждал. За его спиной Джерри уже выстраивал в линию воинов со щитами.

Лим шагнул вперед, поднимая меч, и лезвие, расколов щит одного из черных воинов, разрезало ему горло. Лим уронил меч на голову второго, выдернул и ударил по широкой дуге. Меч снес с плеч голову третьего и вошел в грудь четвертого.

— Четыре, — подмигнул Лим двоим оставшимся, освобождая меч и снова делая шаг вперед. Один из противников сделал выпад, но Лим пропустил его мимо себя и ударом в грудь сбил с ног второго. Повернувшись назад, он увидел что первый падает вперед со стрелой в горле. Джерри, стоя за линией бойцов, снова натягивал лук. Лим улыбнулся.

— Как в добрые старые дни, старик? — пробормотал он сам себе и повернулся к врагу.

Восемь черных воинов подходили к мосту, построившись в две шеренги. Щиты «черепахи» черных на секунду раскрылись, выпуская нескольких варваров с топорами, и закрылись вновь. Неожиданно в воздухе свистнула стрела.

— Ай, как нехорошо… — пробормотал Лим, приводя меч в движение. Стальной круг появился перед ним, отбивая направленные в него стрелы. Лим двинулся вперед и обрушил вращающийся меч на варваров. Они бросились в стороны, обходя Лима с двух сторон, и он набросился на них, кроша их оружие и щиты, перемалывая их тела своей страшной мельницей. Звук рога раздался у него за спиной, и воины во главе с Джерри набросились на варваров, освобождая Лима. Он вырвался из кольца и приблизился к стоявшим в молчании черным воинам.

Первые несколько противников бросились к нему, пытаясь достать его копьями. Лим бросился на землю, и вскочил за их спинами, нанося удар одному из них. Второй обернулся, его меч описал плавную дугу и наткнулся на клинок Лима. Лим отбил удар и вонзил свой меч в грудь врага. Обернувшись, он увидел, как Джерри вытаскивает свой меч из бока третьего, а еще двоих добивают на земле… Лим одобрительно улыбнулся Джерри и двинулся вперед.

Лим рубил, колол, просто сбивал врага с ног, разбивая строй. Все больше черных покидало свое место в «черепахе», и Лим проходил сквозь их ряды, рассеивая их. Его меч был везде, создавая непроницаемую сферу, разбрасывая врагов и делая их добычей Джерри и его людей. Земля уже перестала впитывать кровь, и она чавкала под ногами. Красные брызги летели во все стороны, опадая на лица и плечи, закрывая глаза розовой пеленой. Бой шел в тишине, нарушаемой только хрипами умирающих и звоном скрещивающихся мечей. Мало воинов оставалось у Джерри, на стенах уже не было никого, но фаланга черных редела и Лим уже видел впереди черные носилки с подобием шатра на них. Вдруг передний полог отлетел в сторону.

— Падай! — закричал Лим, и Джерри, не раздумывая, бросился в лужу крови на земле и вжался в вязкую землю.

Жаркая волна воздуха прошла над ним, обжигая спину. Джерри откатился в сторону и стал на колени. Вокруг было пусто… Несколько его воинов легли на землю, услышав предупреждение, и пытались подняться. Пара черных шевелилась тут и там, но остальные… Свои и чужие — они просто превратились в пепел, кружившийся в воздухе и покрывавший красные лужи серой пеленой.

Рядом с черными носилками стоял колдун в плаще с низко надвинутым на лоб колпаком, и медленно опускал руки. Прямо перед ним в землю был воткнут меч, такой же, как у Лима. Колдун свел руки и меч прыгнул к нему в ладонь. Раздался тихий смех.

— Эффектно, не правда ли, молодой человек? — услышал Джерри низкий глубокий голос.

— Только для молодых людей, — ответил ему Лим, возникая ниоткуда посреди моста.

— А вот это действительно эффектно, — пробормотал колдун, поднимая меч. С его острия сорвалась молния и ударила в возникший перед Лимом призрачный щит. Лим шагнул вперед, подходя к колдуну вплотную и нанося удар снизу вверх. Колдун парировал удар и его губы шевельнулись. Между ним и Лимом проскочила искра и вернулась обратно к колдуну. Колдун криво улыбнулся.

— Так ты любитель… — произнес он и, перехватив меч в левую руку, сунул правую в складки плаща.

— Не совсем, — меч Лима описал в воздухе сложную фигуру и пригвоздил правую руку колдуна к боку. Колдун отшатнулся и рванул свой меч вверх, оставляя рваную рану на плече Лима.

— Зачем тебе это! — воскликнул колдун и отошел на пару шагов. — Сколько тебе осталось? Минуту, две? Остановись, и я дам тебе вечность!

— На тебя мне минута не нужна, — сквозь зубы ответил Лим и сделал резкий выпад вперед, вкладывая в него всю силу. Его меч вошел в грудь колдуна.

— А у тебя ее и нет… — ответил колдун и струйка крови вытекла из угла его рта. Он вынул руку из складок плаща и раздавил пальцами небольшой флакон. — Без этого тебе не выжить… Колдун улыбнулся, и через секунду его плащ упал на землю пустым. Лим тронул раздавленный флакон носком сапога и пожал плечами. «Все равно слишком поздно», — пробормотал он и поднял меч колдуна. Он прикоснулся рукоятью одного меча к рукояти другого, произнес короткое слово — и мечи начали втягиваться друг в друга, становясь все короче, пока не пропали во вспышке света. Лим повернулся к замку и вдруг застыл на месте. Круг света вспыхнул вокруг него на земле, поднялся вверх и погас. Лим упал на колени, волосы его побелели, спина сгорбилась… Он простоял, качаясь, несколько секунд и упал лицом вниз.

— Лим! — Джерри подбежал к лежавшему старику и перевернул его на спину. Старое, безмерно старое, высохшее лицо, глубокие морщины, треснувшие губы…

— Эти мечи отбирают годы жизни за час боя… — Лим попытался усмехнуться. — Им пользуются только раз. Двадцать лет назад я победил с этим мечом, и старый лорд — твой отец, — кивнул он подошедшему Деррику, — сумел разделить нас и этим спас мне жизнь… Мы не думали что мне надо будет делать это опять…

— Но почему вы не дали его мне, учитель? — в глазах Джерри стояли слезы.

— Все эти годы я изучал магию этого меча, я знал, как что он может и как это сделать… Я учился бороться с силой меча и подчинять его себе. Ты не выдержал бы, Джерри, меч съел бы тебя, если бы раньше этого не сделал колдун…

На губах Лима выступила кровавая пена. Он тяжело вздохнул, попытался улыбнуться и не смог. Его глаза закрылись.

— Все, — прошептал Деррик и встал на ноги. Джерри остался стоять на коленях, и когда Деррик двинулся прочь, окликнул его.

— Он умер в бою, как хотел. И где бы он ни был сейчас, он счастлив.

Деррик пожал плечами.

— Я думаю, его надо проводить как лорда… — неуверенно добавил Джерри.

— Да, конечно, конечно… — Деррик кивнул и пошел дальше.

Джерри перевел взгляд на лицо Лима. Закат окрасил его в красный цвет и сделал невидимыми пятна крови. Губы были слегка изогнутыми, словно Лим хотел что-то добавить и не успел.

— Только раз… — прошептал Джерри и посмотрел вверх, на небо, где начали появляться первые звезды. Потом взял на руки тело старика и медленно двинулся к замку.

Оглавление

ПОГОВОРИТЬ С МАМОЙ

УМЕРЕТЬ СРЕДИ РОЗ

КУРОЧКА-РЯБА . (дурка)

QUO VADIS

ПЕРЕКУР

ДУЭЛЬ

МИГ

КАК ОБЫЧНО

ОБОРОНА

РЫЦАРСКИЙ ДОЛГ, ИЛИ КОЕ-ЧТО О КОММЕРЦИИ

СЛОВО ОЧИЩЕНИЯ

СТАЛКЕР

ДЕМОН

ПРОЛЕТАЯ НАД ГОРОДОМ, Я РАСПЕВАЛ ПСАЛМЫ

ОДИНОЧЕСТВО

БЫТЬ ПОБЕДИТЕЛЕМ . (СТАЛКЕР-2)

БОЖЬЯ ВОЛЯ

САМОПОДГОТОВКА

УТРАЧЕННЫЙ И ОБРЕТЕННЫЙ

ЧУВСТВО СВОБОДЫ

САДОВНИК

ТОЛЬКО РАЗ

Реклама на сайте