«Создатели богов»

Фрэнк Херберт Создатели богов

«Попытайся понять: мир — это состояние твоей души. Самодисциплина одного человека и всей цивилизации. Оно должно родиться внутри тебя. Сотворяя внешнюю силу с целью сохранения мира, ты тем самым отдаешь ей безграничную власть. И неизбежное приходит в виде взрыва, разрушения, хаоса. Таков путь нашей Вселенной. Лишь создавая парные противоположности, ты восстанавливаешь хрупкое равновесие».

Писания Дианы Буллон

«Лишь преступив телесные границы, живое существо способно превратиться в Бога. Известны три ступени этого пути: осознание тайной агрессии; понимание сути вещей; познание смерти. Прошедший все три ступени рождающийся Бог должен найти цель своего рождения в неповторимом, тяжком испытании, посредством которого он узнает того, кто призвал его».

«Сотворение Бога» Священная книга Амеля.

Льюис Орн не помнил ночи, прошедшей без странного, изводящего своей монотонностью сна. Еще ни разу, засыпая, он не мог с уверенностью сказать, что пугающее ощущение реальности происходящего не навалится на него, сдавливая душу.

Сон начинался с музыки, пения невидимого хора, вязких, обволакивающих, словно густой сироп, тягучих звуков. Рождаясь с музыкой, возникали из ниоткуда призрачные, нереальные танцующие фигуры. Внезапно волной накатывал гулкий голос, бередящий душу своими восклицаниями:

«Богов сотворяют — они не рождаются!» Или:

«Заявление о своей непричастности равносильно признанию необходимости войн!»

Глядя на Орна, верилось с трудом, что его мучают кошмары. Мощная, сверхразвитая мускулатура выдавала в нем уроженца Каргона, созвездия Геммы, — планеты с огромной силой тяжести. А его твердый взгляд довольно часто заставлял людей чувствовать себя неуютно. Впрочем, несмотря на этот странный сон, а может быть, благодаря ему, Орн регулярно совершал поклонения Амелю — обители Богов.

В день своего девятнадцатилетия он подал заявление в Службу Исследования и Обучения, предпринимающую попытки собрать раздробленную долгими Римскими Войнами Галактическую империю.

После учебы в школе Мира на Мараке, в одно туманное утро Служба И — О отправила Орна на вновь открытую планету Гамаль.

Спустя десять гамальских недель, остановившись на краю маленькой пыльной деревушки, одной из сотен, разбросанных на Северо-Центральной возвышенности планеты, Льюис Орн нажал кнопку сигнала опасности небольшого приборчика зеленого цвета, спрятанного в правом нарукавном кармане.

Только теперь он по-настоящему осознал себя единственным представителем Службы на Гамале — службы, часто терявшей своих агентов при «невыясненных обстоятельствах».

Лицезрение тридцати гамалитян, разглядывавших в мрачноватой задумчивости поскользнувшегося на кучке рассыпанных ягод товарища, и заставило Орна прибегнуть к сигнальной кнопке.

Ни смеха, ни малейшего намека на проявления каких-либо чувств.

Приплюсовав увиденное к уже сложившемуся ранее впечатлению, Орн вынес свой приговор Гамалю.

Он вздохнул. Сделано. В Космос ушел сигнал, вызывая к жизни невидимые силы, в результате действий которых произойдет уничтожение Гамаля или его самого.

Позже он с удивлением обнаружил, что избавился от ночного кошмара, который, впрочем, в скором времени заменили события, заставившие его вновь почувствовать себя погруженным в тот загадочный полуночный мир.

«Религия немыслима без многочисленных дихотомических связей. Ей требуются верующие и атеисты, познавшие тайны и устрашенные ими. Ей нужен и Бог, и Дьявол. Совершенство и Относительность. Нечто, не имеющее формы (но находящееся в процессе формирования), и то, что окончательно сформировалось».

«Создание Религии» Тайные писания Амеля.

— Мы на пути к сотворению Бога, — низким грудным голосом произнес Аббат Гальмирах.

Бледно-оранжевое одеяние, мягкими складками ниспадающее до пола, подчеркивало его смуглую кожу. Длинный нос, выступающий над узким гладким лицом, нависал над широким ртом. Коричневая лысая голова блестела, словно отполированная.

— Мы не вправе знать, от какого существа или предмета будет рожден Бог, — продолжал Аббат. — Им может оказаться один из вас.

Он обвел глазами учеников, сидящих на голом полу аскетично пустой комнаты, залитой косыми лучами утреннего амельского солнца. Это оснащенное приборами и укрепленное заклинаниями помещение представляло собой Пси-крепость. Через одиннадцать окон — пять на одной стороне, шесть — на другой, — открывался вид на крыши центрального исследовательского комплекса Амеля. Стена за спиной и точно такая же напротив Аббата являли собой часть скрытой пси-машины. Испещренные тонкими коричневыми линиями, словно следами насекомых, стены светились мягким молочно-белым светом. Ощущая всей кожей энергию, исходящую от стен, он испытывал смешанное чувство страха и вины, сознавая, что тем же преисполнены его ученики.

Официально эта группа называлась «Создатели Религии», но молодые служители настаивали на разрешении именоваться «Творцами Богов».

— Все, что я скажу и сделаю здесь, отмерено с величайшей тщательностью, — продолжал Аббат. — Случайное вмешательство — гибельно. Именно поэтому так скромно убранство нашей комнаты. Малейшая неточность повлечет за собой не ведомые никому изменения того, что мы сотворим. Поэтому я обращаюсь к вам. Еще не поздно отказаться от участия в сотворении Бога и покинуть эту комнату…

Сидящие ученики съежились под своими белыми одеяниями, но ни один не сдвинулся с места. Аббат удовлетворенно кивнул. До сих пор все шло по плану.

— Известно, что опасность подстерегает нас именно сейчас, когда мы уже добились определенного успеха. В учении о Пси-энергии сказано: успех в порядке возрастающих величин несет, соответственно, немалую возвратную опасность. По сути дела, мы занимаемся созданием сверхсущества. И если нам удастся создать Нечто, то, как это ни парадоксально, данное Нечто уже не будет являться нашим творением. Мы сами становимся созданиями того, что сотворили.

Аббат вновь кивнул самому себе, словно подтверждая сказанное.

— Боги возникают из хаоса. И мы бессильны управлять этим; мы лишь знаем, как вызвать их.

Внезапно он ощутил, как пересохло горло от захватившего все его существо ужаса, чувствуя нарастание напряжения в воздухе. Бог должен явиться из этого страха, но не только из него.

— Поднимитесь, испытайте чувство благоговейного страха перед нашим созданием! — выкрикнул он. — Приготовьтесь к поклонению и повиновению.

— Поклонению и повиновению, — забормотали ученики.

Ужас, исходящий от них, стал почти осязаем.

«О, да! Неведомы возможности, неведом риск, неизведан путь, на который мы ступили, — мелькнула мысль у Аббата. — Ткань всей нашей Вселенной сплетается в эти мгновения…»

— Мы вызываем прообраз формы, предвестника бога, которого мы сотворяем. — Гальмирах вскинул руки, разбивая потоки энергии, струящиеся из стен, закручивая их в вихрь.

Связь времени и пространства оборвалась, и он увидел собственного брата Ага Эмолирдо, длинноносого, похожего на птицу, горько, без видимой причины, рыдающего на далеком Мараке. Видение растаяло, превратившись в руку человека, нажимающую на кнопку прибора зеленого цвета. Словно со стороны, увидел он себя с воздетыми руками.

Внезапно ученики ахнули, похолодев от ужаса. Бесконечно медленно Аббат опускал руки и так же медленно обернулся. За его спиной, в стене пси-машины возникло чудовище Шриггар — гигантская ящерица — убийца с планеты Каргон. Припадая брюхом к полу, царапая его страшными скрюченными когтями, она вползла вовнутрь. Ее дыхание наполнило комнату зловонием болота. Клювообразная пасть открылась, и раздался низкий, не принадлежащий ей, не совпадающий с движениями ее языка, голос:

— Бог, которого вы сотворяете, умрет не родившись. Всему свое время и место. Я жду. Наступит время игры в войну и стеклянного города. Придет час политиков и священников, когда убоятся они результатов своей дерзости. Все это случится во имя неведомой цели…

Шриггар медленно начала распадаться — сначала голова, затем желтое чешуйчатое туловище. Теплая коричневатая лужа растекалась по полу, заливая липкой грязью ноги Аббата и сидящих вокруг него учеников.

Все замерли, не смея пошевельнуться, ожидая пока исчезнет неведомая сила, пока угаснут мерцающие потоки Пси-энергии.

«Впервые ощутив дрожь от электризованного осознания присутствия неведомого, человек навсегда запомнит знакомство с Энергией Пси».

Гальмирах, Аббат Амеля «Энергия Пси и Религия» Предисловие

Стиснув зубы, Льюис Орн пристально смотрел на выкатывающееся из-за гор огромное желтое солнце. День обещал быть жарким.

Звук пера, царапающего за спиной, действовал на нервы, напоминая о спец-агенте службы Расследования и Урегулирования, который заканчивал переписывать донесение на ожидающий его корабль.

«Даже если я действительно ошибся, нажав на сигнальную кнопку, — думал Орн, — все равно это не дает никакого права этому умнику издеваться надо мной! В конце концов, это — мое первое задание. Они и не могли ждать безупречно выполненной работы».

Морщинки избороздили квадратный лоб Орна. Он оперся левой рукой о грубо сработанную деревянную раму, проведя правой по коротко остриженным рыжим волосам. Свободный покрой белой формы агента Службы Исследования и Обучения лишь подчеркивал его массивную фигуру. Кровь прилила к лицу. Желание дать выход гневу сменилось необычайной жалостью к себе.

«Если я ошибся, они вышибут меня со службы, — думал он. — И так достаточно трений между И — О и Р — У. Этот шутник из Расследования запрыгает от счастья, если сумеет выставить нас дураками. Боже мой! Запрыгали бы они, если бы я оказался прав в отношении Гамаля! — Орн покачал головой. — Если бы!»

Чем больше он рассуждал, тем больше чувствовал себя дураком, вызвавшим агента Службы Расследований. Гамаль не агрессивен. И вряд ли сохраняется опасность в том, что Служба Исследования и Обучения передает техническую информацию гамалитянам. Хотя…

Орн вздохнул. Смутная, словно сон, тревога не давала покоя. Кто-то, тяжело топая, сбежал вниз по деревянной лестнице на противоположном крыле здания. Пол старой правительственной гостиницы задрожал под ногами. В комнате витал кислый неуничтожимый запах многочисленных предшественников-постояльцев и редкой — от случая к случаю — уборки.

Окна выходили на выложенную булыжником торговую площадь Питцибена. Широкая лента дороги, начинаясь у площади, тянулась вверх в горы и дальше на равнины Рогга. По дороге, поднимая золотисто-янтарную пыль, спешили поспеть к торговому дню в Питцибен крестьяне и охотники.

Тяжело ступая, раскачиваясь в такт движению, толкали свои низкие двухколесные повозки, груженные с верхом желто-зелеными овощами, крестьяне, одетые в длинные зеленые плащи и желтые штаны с отворотами, потемневшие от дорожной пыли. Сдвинутые одинаково на левое ухо желтые береты дополняли картину, выполненную в пастельных тонах.

Словно воины, обеспечивающие прикрытие с флангов, высоко держа головы, ступали одетые в коричневые одежды охотники. Каждый из них нес охотничье ружье, оканчивающееся широким раструбом, лихо переломленное пополам на локте, и спрятанную в кожаный чехол подзорную трубу на левом плече. За ними бежали их ученики-оруженосцы, толкая перед собой трехколесные охотничьи тележки, доверху груженные крошечными болотными оленями, утками и порхосами — длиннохвостыми грызунами — местным деликатесом.

Далеко в долине смутно угадывались очертания темно-красной иглы корабля Службы Расследования и Урегулирования, приземлившегося на заре по сигналу тревоги Орна. Окутанный голубоватым дымком, тянущимся из крестьянских очагов, он возвышался над домами, явно выпадая из общей картины.

Один из охотников остановился, отошел в сторону и, расчехлив подзорную трубу, принялся разглядывать корабль Службы Расследования и Урегулирования, проявляя при этом вполне естественное любопытство.

Дымок, жаркое желтое солнце создавали мягкую летнюю картину деревенской жизни. Эта мирная сцена вызывала у Орна чувство сильной досады.

«Проклятье! Мне наплевать на то, что скажет агент службы Р — У. Я оказался прав, вызвав их. Эти гамалитяне явно что-то затевают. Ошибка допущена здесь гораздо раньше — тем дурнем разведчиком во время Первого Контакта, когда он разглагольствовал о важности своей миссии!»

Внезапно Орн осознал, что давно не слышит царапания пера по бумаге. Человек из службы Р — У кашлянул. Орн отвернулся от окна и взглянул на агента, восседавшего за грубым столом рядом с его, Льюиса, незастеленной кроватью.

Разбросанные по столу папки и бумаги явно не создавали ощущения порядка. На стеллаже громоздилось записывающее устройство. На деревянном стуле, ссутулившись, сидел агент Службы Р — У.

— Умбо Стетсон, — представился он при знакомстве. — Начальник отдела Службы Р — У.

«Начальник отдела… — думал Орн. — Почему они прислали старшего спецагента?»

Стетсон заметил взгляд Орна и нарушил молчание.

— Мне кажется, в целом мы закончили, но давай-ка пройдемся еще разок. Итак, ты приземлился здесь десять недель назад, верно?

— Да, я спустился в посадочной шлюпке транспортного корабля Службы И — О, идущего на Арнеб.

— Это твое первое задание?

— Я уже говорил. Я окончил университет Уни-Галакты с дипломом класса 07, стажировку проходил на Тимурлане.

Стетсон нахмурился.

— И оттуда они направили тебя прямо в это болото?

— Так точно.

— Понятно. А ты, полный сил и энергии, решил поразить человечество?

Орн вспыхнул. Стетсон кивнул.

— Я вижу, они по-прежнему читают «культурный ренессанс» и подобную чушь в старой доброй Уни-Галакте.

Он приложил руку к груди и, подражая манере преподавателей университета, вдохновенным голосом произнес:

— Наша цель — объединить разрозненные планеты, центры культуры и промышленности, и продолжить блестящее, победоносное шествие человечества вперед, приостановленное жестокими Римскими Войнами.

Он сплюнул на пол.

— Я думаю, мы могли бы это оставить, — пробормотал Орн.

— Вы совершенно правы, — продолжал кривляться Стетсон. — Итак, что же ты взял с собой, направляясь в это прекрасное местечко?

— У меня справочник-словарь, составленный Первым Контактером, но он довольно…

— Кто этот человек, установивший первый контакт?

— Словарь составлен Андре Буллоном.

— О! Не родственником ли Верховного Комиссара Буллона?

— Я не знаю.

Стетсон что-то нацарапал у себя в бумагах.

— Значит, в отчете Первого Контактера сказано, что это мирная планета с примитивной сельскохозяйственно-охотничьей экономикой?

— Совершенно верно.

— Г-м. Что еще ты прихватил в этот райский уголок?

— Обычный набор инструментов и, конечно же, передатчик.

— И два дня назад ты нажал кнопку сигнала тревоги, да? Ну и как, мы достаточно быстро прилетели?

Орн опустил взгляд.

— Я надеюсь, время от времени ты освежаешь в памяти культурно-медицинско-промышленно-технологические знания, полученные в университете, — продолжал Стетсон.

— Я квалифицированный агент И — О.

— Помолчим минуту в знак глубокого уважения… — сказал Стетсон.

Внезапно он хлопнул по столу ладонью.

— Черт возьми, как все просто! Просто до идиотизма! Ничего, кроме политических игр.

— Что? — поперхнулся Орн.

— Это уловка Службы И — О, сынок. Демагогия. Попытка горстки политиков увековечить свои имена и вовлечь в эти игры всех нас. Запомни мои слова: мы заново откроем эту планету; мы передадим ее жителям новейшие технологии — промышленную основу, которую они заслуживают. Мы пытаемся разглядеть признаки войны, чтобы покончить со всеми войнами…

Орн шагнул вперед, нахмурив брови.

— Так какого дьявола, вы думаете, я нажал на сигнальную кнопку?

Стетсон внезапно успокоился.

— Мой дорогой друг. Это мы и пытаемся сейчас выяснить. — Он прикусил кончик ручки. — Итак, зачем ты вызвал нас?

— Я ведь говорил вам. Это… — он махнул рукой в направлении окна.

— Ты почувствовал себя одиноко и захотел, чтобы пришел агент Службы Р — У и пожал тебе руку?

— О! Убирайтесь к черту! — рявкнул Орн.

— Всему свое время. — Надменные глаза Стетсона приобрели ледяной оттенок. — Итак… Чему же тебя научили умники из И — О? На что следует обратить внимание?

Орн проглотил резкий ответ.

— Признаки военных приготовлений.

— Что еще? Не заостряй внимания на частных моментах.

— Мы ищем фортификационные укрепления, детские игры в войну, признаки военной подготовки населения, любого рода другие приготовления.

— Например, униформа?

— Совершенно верно! А также шрамы войны: раны, на людях и зданиях, уровень знаний в области военной хирургии, остатки всеобщего разрушения и тому подобное…

— Явные улики. — Стетсон покачал головой. — Ты считаешь этого достаточно?

— Нет, черт возьми, нет!

— Ты абсолютно прав. Гм-м. Попробуем копнуть немного глубже. Я как-то не очень понял, что же тебя насторожило в этих прекрасных людях?

Орн вздохнул, пожав плечами.

— У них нет энергии, нет решительности, задора! Они слишком серьезны, мрачны…

— О?

— Да. Я, я… мм-м. — Орн облизал губы. — Я… мм-м, обратился к Совету Старейшин с предложением, подчеркнув, что наш народ заинтересован в надежном поставщике костей фрулапов для изготовления блюдец из фарфора для левшей.

— Что?! — Стетсон даже подскочил от удивления.

— Ну, они были такие серьезные все время… Я и решил, ну, что…

— И что же произошло?

— Они попросили подробное описание фрулапов и существующий метод переработки костей.

— И что же ты им ответил?

— Ну я… Ну, в соответствии с моим описанием они пришли к выводу, что на Гамале нет фрулапов.

— Понятно, — хмыкнул Стетсон. — Так вот почему ты обеспокоился, — оказывается, здесь нет фрулапов.

«Какого черта! — подумал Орн. — И почему я не могу держать свою пасть закрытой? Кажется, я сейчас убедил его, что у меня не все дома».

— Не встречались ли тебе большие кладбища, национальные памятники или что-либо еще в этом роде? — продолжал спокойно Стетсон.

— Ни одного. Но у них есть обычай хоронить умерших в вертикальном положении, а на месте захоронения сажать фруктовые деревья. У них огромные фруктовые сады.

— Ты считаешь, это существенно?

— Это беспокоит меня.

Стетсон тяжело вздохнул. Откинулся на спинку стула. Постучал ручкой по столу, не мигая глядя в пространство. Наконец сказал:

— Как они восприняли переобучение?

— Заинтересовались промышленной сферой. Поэтому я и оказался в деревне Питцибен. Здесь мы обнаружили огромные залежи вольфрама…

— А врачи? — перебил Стетсон. — Практика лечения ран, работа в полевых условиях…

— Трудно сказать, — пожал плечами Орн. — Вы же знаете, как с врачами. Они все считают, будто умеют все, и трудно определить их действительные знания. Впрочем, кое-что я выяснил.

— Какой у них общий уровень медицинской подготовки?

— Неплохое знание анатомии, хирургии, но лечение ран… я не знаю.

— Есть ли у тебя какие-нибудь соображения, почему их планета так отстала в развитии? — Стетсон искоса взглянул на Орна.

— Известно, что Гамаль оказался случайно заселен шестнадцатью уцелевшими астронавтами — одиннадцать женщин и пятеро мужчин из экипажа крейсера планеты Трицехин. Крейсер потерял управление во время боевых действий на начальном этапе Римских Войн. Им удалось приземлиться в спасательной шлюпке практически без элементарных средств к существованию.

— А военные учения?

— Не наблюдал.

— Что значит «не наблюдал»? — повысил голос Стетсон. — Ты считаешь, они что-то скрывают?

— Да.

— Почему?

— Потому что из всего виденного на этой планете не складывается цельная картина, а, когда не состыковываются куски, значит, остаются пропущенные места…

Стетсон оторвал взгляд от дороги, искоса поглядев на Орна.

— Ты так подозрителен?

— Это то, о чем я еще говорил в самом начале. — Орн ухватился за дверную ручку; вездеход, резко повернув, выскочил на широкую дорогу.

— Мы всегда приветствуем подозрительность агентов И — О.

— Лучше допустить ошибку мне, чем вам. — Орн нахмурился.

— Ты не отметил в докладе, что все постройки на Гамале из дерева, — сказал Стетсон. — При их уровне развития деревянные дома склоняют чашу весов в пользу Мира.

— Допустим, это так, — кивнул Орн на домики, — с точки зрения технического специалиста…

— Ага, вспомним курс из старой доброй Уни-Галакты.

— Нет, это моя собственная идея. Если они располагают артиллерией и мобильной кавалерией, каменные крепости бесполезны.

— Но, согласно твоим записям, на Гамале нет животных, пригодных для верховой езды.

— По крайней мере, я таких еще не встречал!

— Хорошо. — Стетсон вздохнул. — Будем терпеливы. Ты говоришь об оружии. О каком оружии? Я не увидел ничего мощнее охотничьих ружей, которые они носят на себе.

— Будь у них пушки, мы сразу бы получили ответы на массу вопросов. — Орн пожал плечами.

— Например, на вопрос об отсутствии каменных крепостей?

— Вы чертовски сообразительны!

— Интересная теория. Кстати, как они изготавливают свои ружья?

— Вручную; они — умелые ремесленники. Своего рода гильдия оружейников.

— Особая гильдия. Вот это да! — Стетсон резко затормозил на пустынной дороге, выключив двигатель.

Орн вопросительно посмотрел на него.

Было жарко и умиротворяюще тихо. Какие-то насекомые беззаботно мельтешили на пыльной колее. Смутное чувство беспокойства охватило Орна. Странное ощущение повторения прожитой жизни, словно он уже был здесь когда-то.

— Первому Контактеру удалось увидеть хоть малейшие признаки орудий? — нарушил молчание Стетсон.

— Вы же знаете, что нет. Стетсон кивнул.

— Мм-м. Гм-м.

— Возможно, не представился случай или не было желания, — сказал Орн. — Глупец, в первый же день он наболтал этим людям, как важно для нас мирное развитие вновь открытой планеты.

— Ты уверен в этом?

— Я слушал запись.

— Что ж, тогда ты прав. — Стетсон выскользнул из вездехода. — Возможно. Вылезай-ка и дай мне руку.

Орн выбрался из машины.

— Почему мы остановились?

Стетсон протянул ему конец измерительной ленты.

— Ну-ка, будь пай-мальчиком, подержи этот дурацкий конец на краю дороги.

Орн послушно взял кончик пластиковой ленты.

Пахло теплой землей и плесенью. Они замерили ширину дороги. Стетсон записал цифры в блокнот, пробормотав что-то о «линии регрессии».

— Причем здесь ширина дороги? — поинтересовался Орн.

— Служба Р — У разрабатывает дополнительную статью доходов, продавая транспортные средства. Хотел посмотреть, подходят ли наши последние модели к этим дорогам.

— Очень остроумно! — Орн нахмурился. — Я полагаю, Службе Р — У все труднее оправдывать правительственные ассигнования.

Стетсон расхохотался.

— Ты совершенно прав! Мы собираемся заняться производством тоника для успокоения нервов агентов И — О. Это позволит нам выбраться из долгов…

Орн откинулся на спинку сиденья и вновь погрузился в мрачную задумчивость. «Вот я и получил. Этот проныра и не собирается искать доказательств».

Стетсон съехал на обочину, едва дорога нырнула вниз меж чахлых деревьев.

— Вот здесь мы и свернем, — сказал он.

— И заедем прямо в болото, — хмыкнул Орн.

— О? — Стетсон прибавил газу.

Из-за деревьев, уходя в безоблачное небо, вился дымок.

— Что это за дым? — спросил Стетсон.

— Крестьянские дома.

— Ты уверен?

— Да, я уверен.

— Мы так обидчивы?

Дорога вывела их к реке. Проехав по деревянному мосту с каменными опорами, Стетсон резко затормозил на противоположном берегу, заметив двойной узкий след от тележки, петляющий по речному берегу. Затем, не сказав ни слова, он развернул машину к другому кряжистому гребню. По обеим сторонам дороги появились рвы, огороженные столбиками забора.

— Зачем им заборы? — вновь нарушил молчание Стетсон.

— Обозначать свои границы.

— Почему столбиками?

— От болотного оленя, — ответил Орн. — Вполне естественно.

— Заборы для обозначения границ и преграда для болотных оленей… — задумчиво повторил Стетсон. — И большие эти олени?

— Рисунки, чучела и прочие свидетельства показывают, что крупные особи достигают полуметровой высоты.

— И дикий?

— Очень дикий.

— Не слишком подходит для кавалерии. — Стетсон вновь взглянул на заборы.

— Абсолютно исключено.

— Значит, ты прорабатывал этот вариант?

— Тщательно.

Агент Службы Р — У в раздумье покусывал губы.

— Хорошо, обратимся снова к их правительству.

— Что вы имеете в виду?

Вой турбины карабкающегося на горную гряду вездехода заглушил голос Орна.

— Их наследственные дела.

— Кажется, членство в Совете переходит по наследству старшим сыновьям.

— Кажется? — Стетсон не отрывал глаз от дороги, сбегавшей теперь с гребня холма.

Орн пожал плечами.

— Ну, они дали мне довольно сомнительную схему выборной процедуры на случай смерти старшего наследника и отсутствия наследников мужского пола…

— Абсолютно патриархальна? — перебил Стетсон.

— Абсолютно.

— В какие игры здесь играют люди?

— У детей есть мячи, коляски, но военных игрушек я не видел.

— А взрослые?

— Их игры?

— Да.

— Видел одну. Шестнадцать человек, разделившись на две команды, ползали друг за другом вдоль лунок, идущих по диагонали квадратного поля, площадью, примерно, пятьдесят на пятьдесят метров. Очень смешно. Они использовали два тяжелых мяча с углублением для пальцев. Один из мячей зеленого, другой — желтого цвета. Желтый мяч идет первым. Его катят вдоль диагональных лунок, зеленый…

— Позвольте мне угадать, — перебил Стетсон. — Зеленый должен быть брошен так, чтобы они столкнулись на перекрестке…

— Верно, но сталкиваются они довольно редко. Скорость неравномерна.

— И огромное ликование охватывает игроков и болельщиков всякий раз, когда мячи сталкиваются, — докончил Стетсон.

— Зрителей нет, — угрюмо произнес Орн.

— Ни одного?

— Ни одного, который бы…

— …мне попался. Что ж, в любом случае это не выглядит агрессивной игрой, — сказал Стетсон. — Они ловки?

— Большинство довольно неуклюжи. Но, похоже, игра эта им нравится. Это то из немногого, вызывающего у них настоящие эмоции.

— Ты несостоявшийся миссионер. — Стетсон скривился. — У людей нет радости, и ты хочешь вылезти из кожи, организовывая им игры.

— Военные Игры, — сказал Орн. — Вы не подумали об этом?

— А?

Стетсон резко перевел взгляд с дороги на Орна. Вездеход, вильнув в сторону, ударился колесом о бордюр. Стетсон сосредоточил все внимание на дороге.

— А вдруг какой-нибудь ловкий агент И — О объявит себя императором этой планеты? — продолжал Орн. — Положит начало собственной династии? Об этом вы узнаете, лишь когда бомбы начнут сыпаться на головы ни в чем не повинных жителей или люди начнут умирать по «неизвестным причинам».

— Это непреходящий кошмар Р — У, — сказал Стетсон и снова замолчал.

Отсюда, сверху, открывался вид на крестьянские поля, ряды редкого кустарника и луковицеобразных деревьев. Наконец Стетсон спросил:

— А какую религию исповедуют на Гамале?

— Я пытался это выяснить. Они поклоняются богу Амеля. В трицехинской спасательной шлюпке оказалась книга — сборник основных молитв. У них есть несколько бродячих проповедников. Но, насколько я смог выяснить, эти отшельники — шпионы Совета. Около трехсот лет назад так называемые «святые люди» начали проповедовать учение о Сверхбоге. Свидетельств каких-либо столкновений на религиозной почве нет. Культ учения — о видении Сверхбога — распространен здесь повсюду.

— Свет и сладость. — Стетсон потер лоб. — А священнослужители?

— «Хранители молитв» — как их здесь называют — назначаются Советом. Религиозные праздники, длящиеся девять дней, представляют собой довольно сложную церемонию, включающую несколько святых дней, названных как-то вроде «Великого поста», и празднование годовщины события, когда прорицатель Арун вознесся на небеса. Священнослужители Амеля прислали Временные заповеди, — стало быть, вполне вероятно, вскоре посыпятся утверждения о Сверхбоге, наблюдающем за каждым своим творением.

— Должен ли я уловить нотку сарказма в твоем заявлении? — спросил Стетсон.

— Нотку предупреждения. Я родился на Каргоне, где поклоняются пророку Махмуду, должным образом почитаемому амельскими священнослужителями. А там, где присутствует Амель, я веду себя благочинно.

— Мудрый человек молится раз в неделю, а пси-явления изучает каждый день, — пробормотал Стетсон.

— Что?

— Ничего.

Дорога повернула в лощину меж скалами, пересекая горный ручей. В отдалении, на склоне горы, прилепилась еще одна деревушка. На мачте у здания местной власти трепетало желто-зеленое полотнище. Стетсон резко затормозил, выключил двигатель и открыл окно. Наступила тишина. Через открытое окно в кабину проникла одуряющая жара. На лице Орна, втиснутого в узкое кресло вездехода, проступили капельки пота.

— Летательных аппаратов на Гамале нет? — спросил Стетсон.

— Даже намека на них.

— Странно.

— Не совсем. Они испытывают суеверный ужас при одной мысли о возможности оторваться от земли, начинают болтать об опасностях, подстерегающих всякого, кто рискнет это сделать. Результат вынужденной посадки их предков, без сомнения. Они скорее антитехнократы; только в Совете понимают важность успехов в области приборостроения.

— Синдром Черной Банды, — пробормотал Стетсон.

— Что?

— Технология чревата опасностями для разумных существ, — внятно произнес Стетсон. — Множество миров убеждено в этом. Бывают минуты, когда я сам в это верю.

— Зачем мы здесь остановились? — спросил Орн.

— Ждем.

— Чего?

— Чего-нибудь, что может произойти. Как гамалитяне относятся к идее мира?

— Прекрасно. Совет заявил о своем восхищении мирными намерениями Службы И — О. Население послушно согласилось. Они уверяют, что люди нашли мир в Сверхбоге. Все довольно последовательно.

— Орн, объясни, зачем ты нажал кнопку тревоги? Некоторое время рот Орна беззвучно открывался, пока, наконец, ему не удалось вымолвить:

— Я уже говорил Вам…

— Но что толкнуло тебя на это? Какая мелочь взбесила тебя?

— Ряд мелочей. Например, они дали обед…

— Кто они?

— Совет. Дал обед в мою честь. И, э-э…

— Приготовили фрулапов, — вставил Стетсон.

— Вы хотите, чтобы я продолжал, или нет?

— Мой мальчик, я слушаю во все уши. Орн взглянул на уши Стетсона.

— Не заметил, — хмыкнул он и продолжил: — Ну, на банкете подавали много мясных блюд из хвостов порхо…

— Порхо?

— Да, местного грызуна. Его хвосты считаются деликатесом. Потерпевшие крушение трицехинцы выжили благодаря порхо.

— Значит, они приготовили блюдо из порхо…

— Да. Ну, в общем, перед тем, как принести мне блюдо, они сунули живого порхо, связанного какой-то веревкой, растворяющейся в горячей жидкости, в горшок. И это животное вынырнуло прямо передо мной.

— Да?

— Они хохотали минут пять. Единственный раз, когда я видел гамалитян смеющимися.

— Ты хочешь сказать, они жестоко подшутили над тобой, ты пришел в бешенство и нажал кнопку тревоги? Но, мне кажется, ты говорил об отсутствии у них чувства юмора?

— Послушай, ты, умник! Остановись на минутку и подумай, что это за люди, которые кладут живое существо в кипяток лишь для того, чтобы просто пошутить!

— Немного тяжеловесный юмор, — согласился Стетсон. — И поэтому ты вызвал Р — У?

— Это лишь часть того, что толкнуло меня.

— Ну, а остальная часть?

Орн рассказал о случае с поскользнувшимся на кучке ягод.

— Итак, они стояли и без смеха смотрели, и это вызвало у тебя глубочайшие подозрения, — резюмировал

Стетсон,

Лицо Орна потемнело от гнева.

— Наверно, я спятил после шутки с порхо! Ну, давай, придумай еще что-нибудь! Я уверен, что не ошибаюсь в отношении этой планеты! Попробуй-ка сам проведи расследование!

— А я и намереваюсь сделать это, — невозмутимо ответил Стетсон. Он наклонился над приборной доской вездехода, вытаскивая микрофон. — Прием, это Стетсон.

«Все кончено», — подумал Орн.

Противно засосало под ложечкой, во рту появился необычный горький привкус.

Приглушенное гудение космического трансивера, шедшее из-под приборной доски, сменилось скрипучим голосом.

— Борт на связи, что там у вас?

— Дело — дрянь, Хол, — сказал Стетсон. — Передавай сигнал тревоги Оккупационному корпусу.

Орн резко выпрямился, в упор поглядев на агента Р — У.

Трансивер издал клацающий звук, и голос зазвучал громче.

— Стет, что у вас происходит?

— Такого я давно не видел. Собери информацию о контактере из Первой экспедиции. Некто Буллон. Изолируй его. Мне наплевать, кем бы он сейчас ни был! Только слепой или глупец мог назвать Гамаль мирным.

— Проблемы с возвращением на корабль не возникнет? — спросил голос в динамике.

— Вряд ли. Агент И — О вел себя осторожно; вероятно, они не догадываются.

— На всякий случай, дай мне ваши координаты. Стетсон взглянул на цифровой индикатор приборной доски.

— А-восемь.

— Принято.

— Передай сигнал немедленно, Хол, — сказал Стетсон. — Я хочу увидеть здесь бойцов О-корпуса к завтрашнему утру.

— Сигнал пошел.

Гудение космического трансивера стихло. Стетсон убрал микрофон на место и повернулся к Орну.

— Итак, ты поддался предчувствию? Орн покачал головой.

— Я…

— Погляди назад, — сказал Стетсон.

Орн обернулся, уставившись на дорогу, по которой они сюда приехали.

— Видишь что-нибудь интересное? — спросил Стетсон.

Орн прикрыл глаза, борясь с внезапно накатившей слабостью.

— Крестьянина, спешащего домой, и еще охотника…

— Я имею в виду дорогу, — перебил Стетсон. — Считай это первым уроком Службы Р — У! Итак, широкая дорога, проходящая по гребню горы, — военная дорога. Всегда. Сельские дороги — узкие и тянутся вдоль водоемов. Военные же дороги строятся шире, подальше от болотистых мест, а переправы через реки наводятся под прямым углом. Данная дорога может служить отличным образцом.

— Но… — Орн запнулся, увидев охотника, поравнявшегося с их вездеходом, бросившего, как всегда, рассеянный взгляд на машину.

— Что это за кожаный чехол у него на спине? — спросил Стетсон.

— Подзорная труба.

— Урок номер два, — невозмутимо продолжал Стетсон. — Телескопы относятся к астрономическим приборам. Подзорные трубы служат вспомогательным средством к оружию дальнего радиуса действия. Вряд ли их ружья обладают дальностью боя более ста метров. Следовательно, принимаем без доказательств вывод о наличии артиллерии.

Орн кивнул. Он все еще находился под впечатлением быстро развивающихся событий, не чувствуя в полной мере облегчения.

— Теперь рассмотрим находящееся перед нами поселение, — вел дальше Стетсон. — Обрати внимание на флаг. Довольно часто флаги превращаются в знамена, с которыми идут в бой. Но не всегда. Тем не менее данный случай надо взять на заметку, особенно на фоне всего остального.

— Я понимаю…

— А эта покорность гражданского населения? Совет правителей на Гамале — не что иное, как аристократия, тонко использующая религию для управления государством, имеющая богатый опыт в шпионаже. Еще один неизбежный аспект развития армий.

— Да, все верно: они аристократы, — согласился Орн.

— Правило первое, — Стетсон повысил голос, — гласит: там, где ты обнаружил имущих и неимущих, ищи средства для сохранения существующего положения дел. А это всегда означает наличие армии, хочешь — называй их войсками, полицией или охранниками. Бьюсь об заклад, эти игровые площадки с желто-зелеными мячами — не что иное, как замаскированные учебные полигоны.

Орн проглотил слюну.

— Я так и думал.

— Конечно. Неосознанно. Подсознательно ты чувствовал здесь фальшь. Это мучило тебя. Поэтому ты и нажал на кнопку тревоги. Пожалуй, ты прав. Еще один урок, — продолжал Стетсон. — Наиболее важный момент определения агрессивности: мирное население, истинно мирные люди даже не обсуждают проблему мира. Они же разработали механизм отказа от применения насильственных методов, при котором традиционная концепция мира просто не возникает. Они даже не думают о ней. И единственное объяснение повышенного интереса к миру, как мы можем допустить, лежит в периодически проявляющемся хаосе разрушения.

— Конечно. — Орн глубоко вздохнул, глядя на прилепившиеся к склону гор хижины. — Но как же в таком случае расценивать отсутствие укреплений? Я имею в виду то, что нет ни крепостей, ни…

— Мы можем объяснить это наличием у них артиллерии, — сказал Стетсон. — Гм-м. — Он потер подбородок. — Хотя, вероятно, и этого будет достаточно, но, несомненно, мы еще обнаружим нечто наподобие кавалерии, объясняющее отсутствие каменных крепостей.

— Сомнительно…

— Происшедшее здесь выглядело примерно так, — продолжал Стетсон. — Первый Контактер, этот шлеммлер, который, вероятнее всего, будет гнить в военной тюрьме, сделал слишком поспешные выводы относительно Гамаля. Гамалитяне объявили перемирие, скрыли или замаскировали все возможные признаки войны, обратились с воззванием к населению, а потом принялись доить нас, вытягивая все, что только можно. Они уже направили делегацию на Марак?

— Да.

— Мы должны найти их.

— Представляю себе. — Орн откинулся назад, чувствуя огромное облегчение, смешанное с непонятной тревогой, поднимающееся откуда-то из глубин сознания. Его собственной карьере ничто не угрожает, но что теперь случится с Гамалем? Весь О-корпус! Военная оккупация несет в себе угрозу обеим сторонам.

Голос Стетсона прервал его мысли:

— Я хочу рекомендовать тебя оперативником в Р — У.

Орн уставился на него:

— Ты можешь это сделать?

— В нашем правительстве еще осталось несколько умных голов. А иначе мы не имели бы такого веса. — Он нахмурился. — И потом. Слишком много агентов мы нашли таким же образом в шаге от катастрофы.

Орн с трудом проглотил слюну.

— Это… — Он замолчал, увидев рядом с вездеходом крестьянина, толкавшего поскрипывающую на ходу тележку.

Мужчины в вездеходе уставились в спину крестьянина, тяжело ступавшего по пыльному полотну дороги. Повозка, доверху груженная овощами, плавно катилась впереди него.

— Я леворукий фрулап! — пробормотал Орн, указывая на удаляющуюся фигуру. — Вот ваша кавалерия. Эта чертова повозка — не что иное, как колесница!

Стетсон хлопнул кулаком по открытой ладони.

— Черт возьми! Все время перед нашими глазами! — Он криво усмехнулся. — Посмотрим, как удивятся местные жители, когда О-корпус высадится здесь.

Орн молча кивнул.

«Почему нет других методов предотвращения войн? — думал он. — Гамалю нужна новая религия, способная научить людей жить счастливо в собственном доме, в мире со всей Вселенной. Но с Амелем, зорко следящим за малейшими отклонениями, вряд ли это возможно. Нет такой веры, способной уравновесить системы, — ни на Каргоне, ни даже на Мараке. И, уж конечно, нет ее и на Гамале».

«Любое разумное существо нуждается в религии».

Ноа Аркрайт. Священная книга Амеля.

Умбо Стетсон не находил себе места в рубке управления своего разведывательного крейсера. Звук шагов по полу, служащему глухой стеной рубки во время полета, раздражающе действовал на нервы. Корабль покоился на хвостовых стабилизаторах, возвышаясь красно-черной четырехсотметровой громадой над буйной зеленью планеты Гиена III. Сквозь раскрытые люки рубки виднелось маслянисто-желтое солнце, поднимающееся над горизонтом.

Ситуация становилась опасной, а ему совсем не хотелось использовать неопытного агента. Угнетающе действовал еще и тот факт, что этого агента рекомендовал в Службу Р — У руководитель сектора Умбо Стетсон.

«Я притащил его сюда и теперь посылаю на верную смерть, — думал он, взглянув на сидящего напротив Льюиса Орна — новоиспеченного младшего полевого агента Службы Р — У. — Обучен, умен, но неопытен».

— Мы должны очистить эту планету от всего живого, — пробормотал Стетсон. — Очистить, словно яйцо от скорлупы!

Замедлив шаг у правого борта, он выглянул через открытый люк вниз, на выжженную поверхность земли вокруг крейсера. Руководитель сектора стоял, ссутулившись больше, чем обычно, и голубая заношенная форма, мешковато сидевшая на нем, лишь подчеркивала это. На форме отсутствовали знаки отличия, хотя он руководил операцией, обладая полномочиями дивизионного адмирала. Его запущенный, неопрятный вид мог ввести в заблуждение кого угодно.

Орн, застыв у противоположного люка, вглядывался в линию горизонта. Время от времени он посматривал то на хронометр, находящийся над пультом управления, то на большую карту с высвеченным их месторасположением, свисающую с верхней переборки. Он ощущал смутную тревогу, чувствуя, как перенапряжены его мышцы от тяготения Гиены III, составлявшего семь восьмых по стандартной шкале. Шрамы на шее, где хирурги вживили микрокоммуникационную систему, адски зудели. Он почесался.

— Ха! — рявкнул Стетсон. — Политиканы! Черное насекомое с узким телом и перламутровыми крылышками, влетев через люк Орна, спикировало на его рыжие, коротко остриженные волосы. Он осторожно достал его из волос и выпустил на волю. Жучок, пролетев через всю рубку, исчез в открытом люке рядом со Стетсоном.

Накрахмаленная новенькая голубая форма агента Службы Р — У могла бы придать Орну вид молодцеватого, бравого бойца, если бы не массивное телосложение и неправильные черты лица, в которых было что-то комическое.

— Я уже устал от ожидания, — посетовал Орн.

— Ты устал! Ха!

— Никаких новостей с Гамаля? — спросил Орн.

— Забудь о Гамале и сосредоточься на Гиене!

— Просто любопытно. Пытаюсь скоротать время.

Легкий ветерок пробежался по поверхности раскинувшегося под ними зеленого моря. То здесь, то там проглядывали, качая головками, словно внимательная публика, красные и фиолетовые цветы. Густой аромат цветущей зелени врывался в открытые люки.

— Ты только посмотри на эти проклятые заросли, — сказал Стетсон. — Черт бы их побрал вместе с приказами!

Орн молча выслушал гневную тираду шефа. Вне всякого сомнения, Гиена — особенная и необыкновенно сложная задача. Но мысли Орна вновь вернулись к Гамалю. О-корпус, державший под своим контролем всю планету, явно пользовался правом победителя: солдаты, не стыдясь, забирали самых красивых женщин у аборигенов. Когда последний боец корпуса покинет Гамаль, планета останется мирной, но еще долгие пять сотен лет люди будут нести на себе печать оккупации.

Над Орном, на пульте управления, зазвенел сигнал вызова, и Стетсон, бросив сердитый взгляд на нарушивший тишину прибор, сказал:

— Да, Хол?

— Все в порядке, Стет. Приказ подтвержден. Вступает в силу план С. Командующий приказал провести краткий инструктаж полевого агента.

— Ты спросил у них насчет возможности использования другого агента?

Орн внимательно посмотрел на Стетсона. Завеса секретности покрывала все здание.

— Запрещено. Готовность номер один. Затем планета будет уничтожена.

Стетсон бросил испепеляющий взгляд на координатную сетку.

— Свиньи с заплывшими жиром мозгами, пустобрехи, чертовы политиканы! — Он два раза глубоко вдохнул. — Хорошо! Передай им, будет сделано.

— Хочешь, я помогу тебе провести инструктаж?

— Нет. Я… черт! Спроси их еще раз, могу ли я заменить агента.

— Стет, они сказали, мы должны использовать Орна, поскольку на «Дельфинусе» остались записи.

Стетсон вздохнул.

— Они могут дать нам немного больше времени для инструктажа?

— Готовность номер один, Стет. Мы теряем время.

— Если это не…

— Стет!

— Ну что еще?

— Я Только что получил подтверждение контакта. Стетсон резко выпрямился.

— Где?

Орн бросил взгляд на люк и сосредоточил все внимание на Стетсоне. Напряженная атмосфера в рубке пронзила его, словно удар тока, сжав спазмом внутренности.

— Есть контакт. Примерно в десяти кликах отсюда, — проскрипел динамик.

— Сколько их?

— Толпа. Ты хочешь, чтобы я сосчитал?

— Нет. Что они делают?

— Направляются прямиком к вам. Начинайте действовать.

— Хорошо. Держи нас в курсе.

— Понял. Выполняю.

Стетсон перевел взгляд на своего неопытного младшего полевого агента.

— Орн, если чувствуешь неуверенность и не хочешь участвовать в этом, — скажи. Я отправлю тебя назад.

— Почему я должен отказываться от своего первого задания?

— Выслушай — тогда поймешь. — Стетсон подошел к вращающемуся шкафчику, встроенному в переборку, и, вытащив из него белую униформу с золотыми знаками различия, бросил Орну.

— Переодевайся, пока я буду говорить.

— Но ведь это форма агента Службы И — О.

— Заткнись и напяливай на себя эту одежду!

— Слушаюсь, сэр Адмирал Стетсон. Сейчас, сэр. Мне показалось, я уже прошел этап агента И — О, когда вы порекомендовали меня в Службу Р — У.

Он начал переодеваться.

Крупные черты лица Стетсона растянулись в ухмылке.

— Ты ведь знаешь, Орн, одно из твоих основных достоинств — отсутствие подобострастия?

Орн затянул длинную молнию на комбинезоне.

— О да, сэр…

— Ладно, заканчивай и слушай внимательно.

Стетсон повернулся к карте с нанесенной на нее зеленой координатной сеткой.

— Мы находимся здесь. — Он ткнул пальцем в квадрат на карте. — Вот тут — город, над которым мы пролетели. — Палец сместился в сторону. — Ты направишься в город после того, как мы тебя высадим. Город достаточно большой, поэтому, если будешь придерживаться курса на северо-восток, то не промахнешься. Мы…

Снова послышался зуммер, и замигал сигнал вызова.

— Ну, что у тебя на этот раз, Хол? — рявкнул Стетсон.

— Они изменили план С на план Н, Стет. Новых приказов не ожидается.

— Пять дней?

— Это все, что они могут нам дать.

— Боже…

— Командующий приказал передать: дольше они просто не смогут скрывать информацию от Верховного Комиссара Буллона.

— Значит, всего лишь пять дней, — вздохнул Стетсон. Орн подошел ближе к карте.

— Разве это не обычная суматоха? Стетсон скривился.

— Нет, все гораздо хуже. Спасибо Буллону и его компании. Не успели мы избежать одной беды, как наваливается новая.

— Но все же лучше самим устанавливать контакты с потерянными цивилизациями, чем сидеть сложа руки и ждать, когда они найдут нас.

— Да, когда-нибудь мы соберем всех снова, но Гиена — это нечто иное. Это — не восстановление утерянной связи, повторяю — не восстановление.

Орн почувствовал, как напряглись его мышцы.

— Чужие?!

— Чужие… — медленно повторил Стетсон. — Существа и культура, с которыми мы никогда не состояли в контакте. Тот язык, ему обучили тебя во время полета, — чужой язык. Мы не дали тебе даже исходных данных — того немногого, чем располагаем, ибо все еще надеемся уничтожить эту планету.

— Боже мой! Но почему?

— Двадцать шесть дней назад разведывательный катер совершал обычный облет планеты. Разбирая полученные данные, агент наткнулся на маленького незнакомца.

— Одного из НИХ?

— Нет, одного из наших. Здесь оказалась посадочная шлюпка «Дельфинуса» — корабля, потерявшегося восемнадцать стандартных месяцев назад. Причины исчезновения неизвестны.

— Ты думаешь, он разбился здесь?

— Мы не знаем. Если он действительно разбился на Гиене… Во всяком случае, нам не удалось обнаружить следов. А ведь мы искали, сынок. Поверь мне, искали. И теперь у нас появилась еще одна мысль. Одна маленькая деталь, которая подталкивает меня уничтожить Гиену и, поджав хвост, побежать домой. Мы…

Снова раздался зуммер вызова.

— Теперь что?! — проревел Стетсон.

— Я прошелся над толпой, Стет. Она скорее напоминает вооруженный поисковый отряд.

— Какое у них вооружение?

— Довольно темно, чтобы сказать с уверенностью. Приборы инфракрасного видения на этом уровне не работают, хотя похоже на винтовки. Может быть, даже снятые с «Дельфинуса».

— Ты можешь подойти к ним поближе?

— Нет смысла рисковать без инфракрасных лучей. Свет внизу очень слабый, хотя заметно — передвигаются они довольно быстро.

— Не спускай с них глаз, но не забывай и про другие секторы, — сказал Стетсон.

— Ты думаешь, я вчера на свет появился? — голос в динамике обиженно умолк.

— Одно мне нравится в Р — У, — сказал Стетсон. — Там собирают таких вот нервных типов.

Он хмуро взглянул на белую форму Орна, тыльной стороной ладони вытирая рот, словно хлебнул чего-то через край.

— Зачем я одел это?

— Маскировка.

— Может быть, еще усы приклеить? Стетсон ухмыльнулся.

— Служба Р — У готовит собственный ответ этим безмозглым политикам. Мы организовали свою систему слежения и стараемся обнаружить планеты до того, как это сделают они. Нам удалось расставить своих людей на ключевых постах в Службе И — О. И, как только мы получаем рапорт от своих агентов о взрывоопасных планетах, мы изменяем информацию.

— О!

— Затем отправляем на указанные планеты таких умных мальчиков, как ты… переодетых работниками И — О.

— Прекрасно. И что же произойдет, если Служба И — О случайно найдет меня играющим в ладушки с чужими?

— Мы откажемся от тебя.

— Психи! Они никогда… Эй! Ты говоришь, корабль Р — У нашел это место?

— Да. Затем один из наших людей в И — О перехватил шифровку с просьбой направить сюда агента-инструктора с полным комплектом оборудования. Шифровка, подписанная Первым Контактером, офицером Ризо с «Дельфинуса»!

— Но «Дель…»

— Да, исчез. Тот запрос оказался фальшивкой. Теперь ты понимаешь, почему я хочу уничтожить это место. Кто посмел сочинить такой запрос, если мы знаем точно, что настоящий офицер исчез или погиб?

— Стет, какого черта мы здесь делаем? — резко спросил Орн. — Контакт с чужой цивилизацией требует команду экспертов со всем…

— Здесь нужна бомба, одна большая бомба. Через пять дней. Если только ты не предъявишь им счет раньше. Тогда Верховный Комиссар Буллон заявит об этой планете. Если Гиена просуществует дольше, можешь себе представить, какой шум поднимут политики. О Боже! Орн, мы хотим сделать эту планету пригодной для контакта, в противном случае мы уничтожим ее.

— По-моему, мы паникуем, — сказал Орн. — Мне это не нравится. Посмотри, что произошло…

— Тебе не нравится!

— Должен же существовать другой путь, Стет. Вспомни, объединившись с алериноидами, мы только в области физики сократили сроки разработок на пятьсот лет, не говоря уже о…

— Алериноиды не сбивали наши разведывательные корабли.

— Но если «Дельфинус» потерпел здесь аварию? В этих непролазных джунглях? Если местные жители случайно наткнулись на…

— Вот это ты и должен узнать, Орн. Я надеюсь… Ты и станешь ответом на их запрос, агент-инструктор Службы И — О. Но, ответь мне, Мистер И — О, когда эти разумные существа превратятся в угрозу для Галактики?

— Ты же видел тот город, его масштабы… Они могли бы окопаться в нем в течение шести месяцев и ни…

— Да.

Орн покачал головой.

— Но подумай: две цивилизации, идущие разными путями. Подумай о всех различиях в подходах к одинаковым проблемам; рычаг, который позволит нам…

— Звучит, как лекция в университете Уни-Галакты. И рука об руку зашагаем в туманное будущее?

Орн глубоко вздохнул. Он чувствовал: события разворачиваются слишком быстро, чтобы принимать обдуманные решения.

— Но почему я? Ты втянул меня во все это, зачем?

— Корабельный журнал «Дельфинуса». В нем ты остаешься агентом Службы И — О. Полное описание. Цвет глаз, все остальное. Это очень важно, особенно когда ты так вырядился…

— А что, я один такой? Я — последний агент, перешедший в Службу Р — У, но…

— Ты хочешь выйти из игры?

— Я не сказал этого. Я только хочу знать, почему я…

— Потому что умники из штаба составили задачку своим механическим монстрам по отбору кандидатов. Твоя фамилия и всплыла. Они искали способного, надежного и… агента одноразового использования.

— Как?!

— Вот почему я провожу здесь с тобой инструктаж вместо того, чтобы находиться на флагманском корабле. Я перетащил тебя в Службу Р — У. А теперь слушай внимательно! Если ты нажмешь на кнопку тревоги без причины — я лично спущу с тебя шкуру. Мы оба понимаем выгоду контакта с чужой цивилизацией. Но, если тебе на самом деле придется жарко и ты попросишь помощи, я посажу этот крейсер на город, но вытащу тебя оттуда, уяснил?

Орн с трудом проглотил слюну.

— Да, заранее благодарен, Стет, но если…

— Мы будем находиться на внутренней орбите, за нами в пространстве — пять транспортных кораблей с десантом плюс управляемая станция класса IX с зарядом, способным разнести эту планету в клочья. Подай только сигнал. Да поможет тебе Бог! Прежде всего мы должны знать, забрали ли они «Дельфинус»; если да, то где он? Далее, мы хотим знать, насколько воинственны эти головорезы. Сможем ли мы с ними поладить? Или они слишком кровожадны? Короче, их возможности.

— В течение пяти дней?

— Ни секундой позже.

— Что мы знаем о них?

— Немногое. Они похожи на шимпанзе с древней Земли, только шерсть у них голубая. Лицо безволосое, кожа розовая.

Стетсон придавил кнопку на поясе. Карта растаяла, превратившись в экран с застывшей на нем фигурой.

— Это в натуральную величину, и именно ты должен найти точку соприкосновения с этими созданиями.

— Вертикальный разрез зрачка, — отметил Орн. Он напряженно всматривался в фигуру. Разведчику

удалось сфотографировать гиенянина спереди. Примерно полутораметрового роста, слегка сутуловатая фигура с длинными, свободно свисающими руками. Приплюснутый нос с двумя вертикальными щелками, безгубый рот — словно впадина над срезанным подбородком. Четыре пальца на руке.

Талию существа закрывал широкий пояс с небольшими сумками и какими-то приборами, назначение которых угадывалось весьма смутно. За короткими кривыми ногами виднелся кончик хвоста. Гиенянин стоял на полянке, позади него взмывали вверх фантастические шпили города, который они видели с воздуха.

— Хвостатые? — спросил Орн.

— Да. Они обитают на деревьях. На всей планете мы не нашли ни одной дороги. Зато в джунглях полно обезьяньих тропок. — Лицо Стетсона стало твердым. — Сопоставь это с городом.

— Использование подневольного труда?

— Вероятно.

— Сколько у них городов?

— Мы нашли два. Этот и еще один на другом полушарии. Тот, другой, полностью разрушен.

— Война?

— Ты сам нам скажешь. Здесь слишком много загадок.

— Сокрытых в джунглях?

— Да, они покрывают практически всю поверхность планеты. На полюсах — океаны, несколько озер и рек.

Невысокая горная цепь, проходящая по линии экватора, занимает примерно две его трети. Сейсмическая активность не наблюдалась. Формирование земной коры закончилось давно.

— И только два города… Ты уверен в этом?

— Вопрос правомерен. Но очень трудно не заметить объект такого размера. — Он указал на город на экране. — Он никак не меньше двухсот километров в длину и по меньшей мере пятидесяти в ширину. И кишит этими созданиями. Мы провели примерную оценку, исходя из плотности на стандартный квадрат. Население этого города — более тридцати миллионов. По численности жителей это самый крупный город из всех, о которых мы когда-либо слышали.

— Вот так-так, — присвистнул Орн. — Взгляни на высоту этих зданий. Что эти гиеняне могут нам рассказать о жизни на таком уровне?

— Мы можем никогда не услышать, о чем они собираются рассказывать, Орн. Если ты не наставишь их на путь истинный, нашим ученым останутся только обгоревшие черепки.

— Но должен же быть другой способ!

— Согласен, но… Зазвенел сигнал вызова.

— Да, Хол? — Голос Стетсона звучал устало.

— Толпа — примерно в пяти кликах отсюда, Стет. Вездеход Орна готов.

— Мы спускаемся.

— Почему вездеход? — спросил Орн.

— Идея Хола. Пусть гиеняне считают, будто у тебя обычный наземный вездеход, — в ответственный момент это даст тебе преимущество. А с воздуха мы всегда сможем забрать тебя.

— Стет, у меня есть шансы?

— Незначительные. А может, и того меньше. Они наверняка захватили «Дельфинус». Поэтому (будем надеяться на лучшее) ты понадобишься им ровно на столько времени, сколько необходимо, чтобы вытянуть из тебя все знания.

— Только пять дней?

— Если ты не вернешься через пять дней, мы уничтожим планету.

— …вместе с агентом одноразового применения.

— Ты хочешь отказаться от задания?

— Нет.

— Я тоже так думаю. Не забывай, сынок, правило запасного выхода. Всегда оставляй себе пути к отступлению.

— Так, как это делаешь ты?

Некоторое время Стетсон пристально смотрел на него, потом произнес:

— Да. Давай-ка проверим машинку у тебя на шее.

— Мне самому интересно.

Стетсон положил руку на свое горло. Губы оставались неподвижными, но накативший волной шипящий голос вдруг стал слышен Орну благодаря имплантированному передатчику.

— Как меня слышишь, Орн?

— Я слышу тебя. Это…

— Нет, — прошипел голос. — Включи микрофон. Рот держи закрытым. Напрягай голосовые связки, но ничего не произноси вслух.

Орн приложил руку к горлу.

— Так лучше?

— Гораздо. Слышу тебя хорошо.

— Какой у него радиус действия?

— Не беспокойся, в воздухе над тобой всегда будет висеть катер-ретранслятор. Пока не включен микрофон, это устройство передает нам все твои разговоры, и что происходит вокруг тебя. Мы будем все держать на контроле. Ты понял?

— Я надеюсь. Стетсон протянул руку.

— Удачи тебе, Орн. Скажи только два слова — и мы окажемся рядом с тобой.

— Я знаю эти слова. «На помощь».

«Преклонись перед Уллуа, межзвездным скитальцем Аирбов. Не дай богохульству пролиться. Удержи богохульника. Да иссушит богохульство рот ему! Да будут прокляты богохульники Богом и благословенными. Пусть поразит его проклятье с головы до ног, спящего или бодрствующего…»

Взывание в День Байрама

Хлюпающая серая грязь, гнетущий сумрак, чудовищные голубые стволы деревьев — вот что такое джунгли Гиены. Лишь тусклый свет достигал земли. Вездеход Орна бросало из стороны в сторону на гигантских выступающих из грунта корнях. Свет фар выписывал немыслимые зигзаги, выхватывая из темноты то стволы деревьев, то свисающие с высоты кольца лиан. Дворники на ветровом стекле безостановочно растирали водяную пыль.

Сидя в ковшеобразном кресле вездехода, Орн напряженно всматривался в полумрак, стараясь не пропустить следов разведывательного отряда гиенян. Несколько замедленные движения, нечто, похожее на невесомость, — подобное всегда испытывает житель планеты с большей силой тяжести, попадая на планету с меньшей, — выворачивало его наизнанку. В воздухе вокруг вездехода стремительно носились, порхали красные, голубые, зеленые, фиолетовые, радужные букашки. Насекомые с мохнатыми крылышками налетали тучами, привлеченные светом фар. Бесконечное чириканье, зловещее уханье, свист, пощелкивание раздавалось в полумраке, — там, куда не доставал свет фар.

Неожиданно с шипением прозвучал голос Стетсона:

— Как это выглядит?

— Чужим.

— Следов толпы не наблюдается?

— Нет.

— Ладно. Мы взлетаем. Удачи.

Издалека накатил глубокий, раскатистый рев поднимающегося крейсера и постепенно стих. Поглощенные им звуки леса замерли на мгновенье, не решаясь потревожить наступившую тишину. Но вот зазвучали снова, сначала самый мощный, за ним — все остальные.

Крупная темная фигура мелькнула в свете фар, цепляясь за лиану, и исчезла за деревом. Затем появилась еще одна и еще. Призрачные тени раскачивались, словно маятники, на свисающих петлях лиан по обе стороны вездехода. Что-то с грохотом обрушилось на капот. Орн резко нажал на тормоз.

Сквозь ветровое стекло на него смотрел житель Гиены. Присев на капоте, он сжимал винтовку системы Марк XX и целился в голову Орна. Несмотря на шокирующую внезапность встречи, Орн узнал ее — табельное оружие десантников на всех поисковых кораблях И — О.

Существо показалось Орну близнецом гиенянина, того, на экране, даже пояс с висячими сумками тот же.

Четырехпалая рука, похоже, уверенно сжимала приклад Марка XX.

Медленно Орн прижал руку к гортани, пробуждая к жизни спрятанный микрофон, и напряг голосовые связки.

— Контакт состоялся. Сейчас одно из них устроилось у меня на капоте — и метит из Марка XX прямехонько мне в лоб.

Шипящий голос Стетсона донесся из имплантированного приемника.

— Хочешь, чтобы мы возвратились?

— Нет. Ждите. Он выглядит скорее любопытным, нежели враждебным.

— Будь осторожен. Ты не знаешь реакций чужого существа.

Орн медленно отнял руку от горла и, не опуская, повернул к стеклу раскрытую ладонь. Подумав немного, он поднял и вторую: универсальный символ мирных намерений — пустые ладони.

Ствол винтовки чуть опустился.

Орн напряг память, вспоминая гиенянский язык. Очееро? Нет, это означает «люди». А! Из глубины сознания появился труднопроизносимый фрикативный звук.

— Фройраграззи, — произнес Орн.

Существо наклонилось влево и спросило на чистом, без акцента, галактическом языке.

— Кто ты?

Внезапный страх наполнил каждую клеточку мозга Орна. Казалось непостижимым, что безгубый рот складывает знакомые слова.

Голос Стетсона прошипел:

— Это существо говорит на галактическом языке? Орн коснулся горла.

— Ты слышал.

— Кто ты? — требовательно повторил гиенянин. Орн уронил руку.

— Я Льюис Орн — агент Службы И — О. Прислан сюда по запросу офицера «Дельфинуса».

— Где твой корабль? — так же требовательно продолжал гиенянин.

— Он высадил меня и улетел.

— Почему?

— Он опаздывал, у командира было другое задание. Краем глаза Ори увидел, как еще несколько теней спрыгнуло одновременно в грязь рядом с вездеходом. Борт немного накренился, словно кто-то забирался в кузов, где был уложен груз. Существо опустилось на подножку и одним резким движением распахнуло дверцу, не опуская оружия. Вновь безгубый рот на чистом галактическом произнес:

— Что ты везешь в своем вездеходе?

— Оборудование И — О и все необходимое для реабилитационного периода цивилизации планеты. Вы не могли бы направить оружие в другую сторону? — Орн кивнул на винтовку. — Это действует на нервы.

Дуло не дрогнуло. Рот гиенянина открылся, обнажая длинные клыки и голубой язык.

— Мы не кажемся тебе чужими?

— Вероятно, здесь произошли сильные мутационные изменения гуманоидной формы жизни, — сказал Орн. — Под воздействием чего: жесткого радиационного облучения?

Гиенянин молчал.

— Впрочем, это не имеет значения. Я здесь, чтобы помочь вам, как мы это делали уже не раз на других планетах.

— Я — Тануб — Верховный вождь Священного Похода Граззи, — сказало существо. — Я решаю, кто должен помогать.

Орн смолчал.

— Куда ты идешь? — резко спросил Тануб.

— Я направляюсь к вам в город. Это разрешено? Некоторое время Тануб молчал, лишь его кошачьи зрачки сужались и расширялись, словно он решал, когда наброситься на жертву. Наконец Тануб ответил:

— Это разрешено.

Через спрятанное устройство голос Стетсона прошептал:

— Пора кончать представление, Орн. Мы опускаемся. Галактический язык плюс Марк XX — это уже новые игры. Я уверен, «Дельфинус» у них.

Орн коснулся горла.

— Нет, дай мне еще немного времени.

— Зачем?

— Кажется, я догадался…

— Что?

— Обожди, нет времени. Положись на меня.

Наступила долгая пауза, во время которой Орн и Тануб изучали друг друга. Наконец Стетсон сказал:

— Хорошо. Действуй, как запланировано. Но попытайся узнать, где они прячут «Дельфинус». Вернув наш корабль, тем самым мы вырвем у них жало.

— Зачем ты так часто прикасаешься к своей шее? — спросил Тануб.

Орн опустил руку.

— Я нервничаю. Оружие всегда заставляет меня так реагировать.

Тануб слегка опустил ствол.

— Можем двигаться к городу?

Орн облизал пересохшие губы. Зеленый свет приборов вездехода придавал лицу гиенянина зловещий вид.

— Скоро двинемся.

— Сядешь рядом со мной? Вот здесь есть место для пассажира.

Взгляд Тануба вновь приобрел сходство с кошачьим.

— Да.

Он повернулся и что-то громко крикнул в лесные сумерки. Затем забрался внутрь, усевшись сзади Орна. Едкий запах влажной шерсти заполнил кабину.

— Когда мы поедем? — спросил Орн.

— Великое Солнце скоро сядет. Мы отправимся, едва взойдет Чираначуруза.

— Чираначуруза?

— Наш спутник. Луна.

— Красивое слово, — сказал Орн. — Чираначуруза.

— На нашем языке это означает «Крылья Победы», — сказал Тануб. — Едва она взойдет — мы отправимся.

— Ты хочешь сказать, что видишь в этих сумерках?

— А ты разве нет?

— Без света фар — нет.

— Наши глаза устроены иначе. — Тануб наклонился к Орну, заглядывая в глаза. Вертикально разрезанные зрачки гиенянина сужались и расширялись. — Ты такой же, как и другие.

— А, с «Дельфинуса»?

— Да.

Орн с трудом заставил себя замолчать. Он хотел спросить про «Дельфинус», но слишком хрупкой казалась еще грань доверия. Ведь они так мало знали о гиенянах. Очевидно, ни Стетсон, ни те, кто стоял за ним, не надеялись на успех его миссии. Безрассудный ход, жертвующий пешку. Внезапное чувство жалости к гиенянам наполнило Орна. Тануб и его народ даже не предполагают, что уготовила им судьба. Отчаявшиеся люди способны на все. Напуганные до безумия смертями, они выросли в сумерках догорающих костров галактических войн. Но откуда у людей право решать, кто должен жить, а кто — нет? Эти гиеняне — разумные существа. Никогда не считая себя религиозным, Орн все же мысленно произнес слова молитвы: «Махмуд, помоги мне спасти этих… людей».

Какое-то внутреннее успокоение омыло душу, придав силу и уверенность. Орна осенило: «Я знаю выход!»

Холодный мрак опустился на джунгли, внезапно оборвав все звуки. Сверху с деревьев донеслись резкие крики гиенян, переговаривающихся между собой. Тануб заворочался. Гиенянин, стоящий на кузове, спрыгнул на левую сторону.

— Можем ехать, — сказал Тануб. — Держись моих разведчиков.

— Хорошо.

Вездеход медленно двинулся вперед. Фары высветили перебегающий впереди эскорт. Молчание вновь повисло в кабине.

— Поверни немного вправо.

Тануб указал на проход между деревьями. Орн повиновался. Рядом, перелетая с лианы на лиану, двигались темные тени.

— Я любовался твоим городом с воздуха, — сказал Орн. — Он прекрасен.

— Да. Твои друзья тоже так считают. Почему корабль опустился так далеко от нашего города?

— Мы не хотели ничего разрушить.

— В джунглях ничего нельзя разрушить, Орн.

— Почему у вас только один большой город? — спросил Орн.

Молчание.

— Я говорю, почему у вас…

— Орн, ты не знаешь наших обычаев, поэтому я прощаю тебя. Это город нашей расы. Это — Вечный город. Наши дети должны рождаться при свете солнца.

Когда-то, очень давно, мы делали небольшие площадки на верхушках деревьев. Теперь только дикие делают это.

Голос Стетсона прошептал в ухо Орна:

— Не углубляйся. Вопросы продолжения рода могут оказаться болезненными. Эти существа — яйцекладущие.

— Тот, кто управляет точками рождения, управляет нашим миром, — пояснил Тануб. — Давным-давно существовал еще один город. Мы разрушили его, разбили вдребезги его башни, смешали их с грязью. Джунгли поглотили его.

— И много осталось диких? — поинтересовался Орн.

— С каждым годом их становится все меньше. — Голос Тануба прозвучал хвастливо.

— Так вот откуда у них рабы, — вставил Стетсон.

— Скоро диких не останется совсем, — произнес Тануб.

— Ты хорошо говоришь на галактическом языке, — заметил Орн.

— В распоряжении Верховного Вождя — лучшие учителя. Ты тоже знаешь многое, Орн?

— Поэтому я и прислан сюда.

— И многим планетам нужны такие учителя?

— Многим, — коротко ответил Орн. — В твоем городе я видел высокие здания. Из чего они построены?

— На твоем языке материал называется «стекло». Инженеры «Дельфинуса» сказали, что такое невозможно. Как видишь, они ошиблись.

Голос Стетсона прошептал:

— Стеклодувы. Это многое объясняет.

Орн молчал, пытаясь систематизировать полученные сведения. Стеклодувы. Верховный Вождь Священного Похода Граззи. Вертикальный разрез зрачка. Обитающие на деревьях существа. Охотники. Рабовладельческая культура. Дети должны рождаться при солнечном свете. Традиция? Или физиологическая потребность? Они быстро учатся. «Дельфинус» и экипаж находятся у них всего лишь 18 стандартных месяцев.

Один из разведчиков внезапно спрыгнул вниз, подавая какие-то знаки. Орн затормозил. Некоторое время они молча всматривались в темноту, затем двинулись дальше.

— Дикие? — спросил Орн.

— Возможно, но для них мы слишком сильны. У них нет хорошего оружия. Они не нападут. Не бойся, Орн.

Заросли становились реже, и из-за стволов деревьев начали пробиваться огни, светившие все ярче по мере того, как вездеход выбирался из леса. Наконец он вынырнул на открытое пространство. Орн замер, испытывая почти благоговейный трепет.

Километрах в двух от них спиральными колоннами устремлялись в лунное небо, выше самых высоких деревьев, башни гиенянского города. Хрупкие, почти воздушные, мостики протянулись от одной мерцающей колонны к другой, образуя огромное сверкающее кружево.

— И все это из стекла, — пробормотал Орн.

— Что там происходит? — спросил Стетсон. Орн прикоснулся к горлу.

— Мы только что выехали из джунглей и направляемся к ближайшим зданиям города. Они величественны!

— Жаль, если нам придется разрушить это место. Орн вспомнил каргонское проклятие: «Да будь ты диким корнем, никогда не видящим солнца!»

— Достаточно, Орн, останови вездеход, — прервал молчание Тануб.

Вездеход дернулся и замер. Лунный свет освещал гиенян, стоящих полукольцом у машины и сжимающих ручные бластеры и винтовки. Прямо перед ними взмыло вверх цилиндрическое здание, стоящее на стеклянной платформе. Похоже, оно было еще выше их разведывательного крейсера. Тануб наклонился к плечу Орна.

— Ведь нам не удалось обмануть тебя, Орн, а? Орн почувствовал, как сжалось все его нутро.

— Что ты имеешь в виду? Запах шерсти гиенянина стал невыносим.

— Ты ведь понял, мы не принадлежим к твоей расе? Мы — не люди, претерпевшие мутационные изменения.

Орн попытался сглотнуть слюну. Голос Стетсона прошептал в ухо:

— Лучше согласись.

— Да, это правда.

— Ты мне нравишься, Орн, — сказал Тануб. — Я сделаю тебя одним из своих рабов. Я дам тебе лучших самок с «Дельфинуса», и ты многому научишь меня.

— Как вам удалось захватить «Дельфинус»?

— Откуда ты это знаешь? — Тануб отпрянул назад, и на Орна уставилось дуло Марка XX.

— У тебя наше оружие, а мы стараемся не выпускать его из своих рук. Наша цель — сокращать количество вооружений, а не…

— Жалкие ползающие ничтожества! Вы не сможете противостоять нам, Орн! Мы избрали Великий Путь. Наша сила огромна. Мы превзойдем всех. Мы подчиним вашу расу.

— Как вы захватили «Дельфинус»?

— Ха! Они сами отдали его нам. Мы пообещали им усовершенствовать дюзы на их корабле. У вас очень плохая керамика.

Орн впился глазами в лицо гиенянина.

— Тануб, ты когда-нибудь слышал о Службе Р — У?

— Р — У! Расследуют и исправляют сделанные ошибки. Их существование — признание вашей ущербности. Вы совершаете ошибки!

— Многие люди совершают ошибки.

Гиенянин настороженно сжался. Рот его ощерился, обнажая длинные клыки.

— Вы захватили «Дельфинус» хитростью? До Орна донеслось шипение Стетсона:

— Не заводи его!

— На «Дельфинусе» собрались глупцы. Мы меньше вас, и поэтому они решили, что мы слабее.

Ствол Марка XX уперся в живот Орна.

— А теперь ты ответишь на вопрос. Почему ты спросил о Р — У?

— Потому что я — офицер этой службы. Я пришел сюда узнать, где вы прячете «Дельфинус».

— Ты пришел умереть. Мы спрятали корабль в самом укромном месте. За всю нашу историю это лучший момент приготовиться к прыжку.

— Ты не видишь иного способа? Только нападение? — спросил Орн.

— В джунглях сильный убивает слабого.

— А потом сильные охотятся друг за другом.

— Это сказки для слабых!

— Или для тех, кто уже видел, что может произойти со всем миром, с любой формой жизни. Когда не остается ничего — ни для слабого, ни для сильного.

— Через год по твоему времени, Орн, мы будем готовы. А потом посмотрим, кто из нас прав.

— Жаль, что ты рассуждаешь так. Когда встречаются две цивилизации, подобно нашим, все остаются в выигрыше. Что вы сделали с командой «Дельфинуса»?

— Они — наши рабы. Разумеется, те, кто остался жить. Некоторые отказались учить нас тому, что мы должны знать. — Тануб поднял винтовку к голове Орна. — Ты ведь не так глуп, Орн, чтобы отказаться? А?

— Нет. Мы, из Службы Р — У, тоже учителя. Мы даем уроки людям, которые совершают ошибки. Ты совершил такую ошибку, Тануб. Ты только что сказал мне, где вы прячете «Дельфинус».

— Давай, мальчик! — крикнул Стетсон. — Где?

— Это невозможно! — зарычал Тануб. Дуло Марка XX зловеще смотрело на Орна.

— На вашей луне. Обратная сторона. Разве не так? На вершине горы, что находится на обратной стороне луны.

Зрачки Тануба расширились и сузились вновь.

— Ты читаешь мысли?

— Для офицера Р — У нет необходимости читать чужие мысли. Мы только видим ошибки других.

— Два перехватчика направляются к тебе, — прошептал голос Стетсона. — Мы идем забирать тебя. Я хочу знать, как ты вычислил это.

— Ты беспомощный глупец, такой же, как остальные! — воскликнул Тануб.

— Напрасно ты делаешь выводы, глядя на худших работников И — О, — парировал Орн.

— Полегче, полегче, — предупредил Стетсон. — Помни, он древесный житель. Вероятно, силен как обезьяна.

— Ты жалкий раб! — проскрежетал Тануб. — Я могу убить тебя на месте.

— Ты убьешь целую планету, если сделаешь это. Я не один, Тануб. Над нами корабль, способный расщепить твою планету одним ударом. Они слышат каждое наше слово. Твоя планета расколется, как стекло. Весь твой мир разлетится на тысячи осколков.

— Ты лжешь!

— Я предлагаю тебе сделку. Мы не хотим уничтожать вас. И не станем этого делать первыми; И даже предоставим вам ограниченное членство в Галактической Федерации, а в последующем, когда убедимся, что вы не представляете угрозы для других, сделаем вас ее полноправными членами.

— Ты смеешь бросать мне вызов?

— Лучше доверься мне. Мы… Голос Стетсона перебил его:

— Мы нашли его, Ори. Они спрятали его примерно там, где ты сказал, — в маленькой долине между горами.

— Вот и все, Тануб. «Дельфинус» уже наш. Тануб поднял голову к небу.

— Это невозможно. У нас есть ваша система связи. — Он вновь посмотрел на Орна. — Огни нашего города по-прежнему ярко горят, значит, мы не получили никакого сигнала.

— У вас устаревшее оборудование И — О. А твои люди молчат, так как уже поздно поднимать тревогу. И потом, у вас нет никакого оружия, кроме этого. Иначе ты не целился бы в меня из винтовки «Дельфинуса».

— Если это правда, мы мужественно примем смерть.

— В этом нет необходимости.

— Я не могу ждать, пока подтвердится твоя ложь. Поэтому ты умрешь сейчас.

Нога Орна скользнула на стартовую педаль ракетных двигателей. Капсула рванулась вперед с шасси вездехода, уходя в лунное небо; ускорение вдавило пассажиров в кресло. Винтовка упала на пол капсулы. С перекошенным от напряжения лицом Тануб попытался дотянуться до нее.

Ускорение, увеличившее массу тела Орна лишь вдвое по сравнению с весом на родном Картоне, легко позволило поднять Марк XX. Перегнувшись, Орн нащупал ремни безопасности, стянул ими Тануба и только после этого уменьшил ускорение. Тануб в страхе смотрел на Орна.

— Нам не нужны рабы. Большую часть работы за нас делают машины. Мы пришлем учителей, которые многому научат вас, научат жить в согласии с вашей планетой, строить корабли, добывать полезные ископаемые…

— А что вы хотите взамен? — прошептал Тануб. Он не скрывал страха, пораженный силой Орна.

— Вы могли бы научить нас делать хорошее стекло. Надеюсь, вы сумеете воспринимать окружающее так же, как мы.

«Ассоциации, возникшие у человечества с доисторических времен, благодаря осязанию энергии Пси, пришедшей из области неизведанного, и породили страх и иллюзию проекции реальностей в виде демонов и ведьм, колдунов и оборотней. Подобные эмоциональные ассоциации настолько вошли в наше сознание, что мы неизбежно повторяем старые ошибки».

Гальмирах, Аббат Амеля. «Энергия Пси и Религия».

Мягкий, приглушенный свет в кают-компании крейсера, удобные кресла, стол, покрытый зеленым сукном, хрустальные бокалы и графин с темным хокарским бренди — все создавало иллюзию тишины и покоя.

Орн поднял бокал, пригубил темную густую жидкость.

— Порой казалось, что никогда больше не доведется мне попробовать такого прекрасного напитка.

Стетсон подлил себе:

— КомГо был подключен к коммуникационной сети. Ты знаешь, за операцию тебе присвоено внеочередное звание старшего полевого агента?

— Наконец-то вы поняли цену своему агенту. Подсмеиваясь над собой, Орн вдруг ощутил смутное беспокойство. Он попытался вернуть ускользающую ассоциацию: о чем он подумал, что-то…

Волчья усмешка исказила крупные черты лица Стетсона.

— Старший полевой агент живет еще меньше, чем младший. Слишком высок процент смертности.

— Я так и знал.

Орн сделал еще один глоток. Мысли вернулись к судьбе гиенян и гамалитян. Военная оккупация. Пусть Р — У называет это необходимостью, одной из мер предосторожности. Это не что иное, как насильственный контроль.

Стетсон щелкнул переключателем главной записывающей системы крейсера.

— Вернемся к записи.

— Откуда ты хочешь начать?

— Кто уполномочил тебя предложить гиеняиам ограниченное членство в Галактической Федерации?

— Тогда это показалось мне неплохой мыслью.

— Но даже старшие полевые агенты не имеют права делать подобные предложения.

— Командующий был против?

— КомГо согласился с твоей болтовней, когда ты уже хватался за Марк XX. Но ведь ты не слышал его!

— Нет.

— Скажи мне, Орн, как ты догадался, где они прячут «Дельфинус»? Мы ведь уже проводили поверхностное сканирование луны. Никто и представить себе не мог, что они попытаются спрятать его там.

— Он должен был находиться там. Тануб назвал людей «граззи». Но на его языке народ — «очееро». Слова «граззи» в нашем словаре не было. И я задумался. Должна же существовать какая-то понятийная надстройка. Я чувствовал: если захочу, смогу получить эти понятийные модели. Я размышлял. Думал, когда решался вопрос жизни и смерти. И, как ни странно, эти условия помогли мне.

— Да-да, продолжай.

— Не подгоняй, — усмехнулся Орн. — Итак, мне уже стало известно кое-что из жизни гиенян. У них есть враги — дикие существа, обитающие в джунглях. «Граззи, граззи». Возможно, это слово обозначает «враг», «противник».

— Я не пойму, куда ты клонишь?

— К «Дельфинусу».

— Это… это слово подсказало тебе, где спрятан «Дельфинус»?

— Нет, но оно послужило ступенькой к разгадке. У гиенян сходная культура с индейцами на древней Земле.

— Ты имеешь в виду касты…

— Нет, не индийцы, а индейцы — америнды — коренные жители Америки.

— Почему ты так решил?

— Они напали на меня, устроив примитивную засаду. Их главарь, или вождь, спрыгнул прямо на капот вездехода. Бравада. Желание бросить мне вызов.

— Я не понимаю, о чем ты?

— Терпение, сейчас поймешь.

— Пойму, как ты догадался, где спрятан «Дельфинус»?

— Конечно. Тануб называл себя Верховным Вождем Священного Похода Граззи, или против Граззи, — мы не знаем. У нас не было этих слов в словаре. Имелись полегче. Например: участник налета, облавы, охоты.

— Одним словом, разбойник. Но я никак не пойму, куда ты кло…

— Стет, мы почти у цели. Итак, мы узнали: их раса выживает только при наличии высоких башен города.

— Да, мы поняли это. И теперь получили возможность контролировать их.

— Контролировать — плохое слово, Стет. Но опустим это. Ты хочешь знать ключ к разгадке. Пожалуйста. Тануб сказал, их луна называется «Чираначуруза» — «Крылья Победы». Когда я узнал это, все стало на свои места.

— Не понимаю.

— Вертикальный разрез зрачков.

— Что это означает?

— Ночной хищник. В древности они нападали на жертву сверху. Только у туземцев вертикальный разрез зрачков на этой планете. Тануб сказал, «Дельфинус» спрятан в самом надежном месте. Логично предположить, что это место находится очень высоко. К тому же оно должно быть темным. А теперь сложим все вместе; обратная сторона Чираначурузы — Крылья Победы.

— Я слепец… — прошептал Стетсон.

«Именно благодаря смерти мы осознаем, что такое жизнь, — повторил Аббат. — Без ее постоянного присутствия во всем и везде невозможны господство над сознанием, отступление от привычных нам величин и измерений, погружение в ничто!»

Официальная Религия для каждого. Диалоги с Аббатом.

«Так называемый Шелебский инцидент. Служба Р — У понесла незначительные потери. Только один пораженный», — повторял Стетсон про себя, пока разведывательный крейсер держал курс на Марак, неся на своем борту пострадавшего на Щелебе. В голове у Стетсона навязчиво вертелась фраза, сказанная им когда-то: «Старший полевой агент живет еще меньше, чем младший. Слишком высок процент смертности». Стетсон прошептал витиеватое прджадосское проклятие.

Врачи заключили: надежды на спасение полевого агента, найденного на Шелебе, практически нет. Человек еще жив исключительно благодаря защитному кокону, в который заключено его тело, взявшему на себя жизненно важные функции организма.

Нацелившись в небо, освещенный утренним солнцем корабль застыл на посадочном поле Центрального медицинского приемного пункта Марака, ожидая, пока специальная служба снимет раненого с борта.

Табличка на коконе удостоверяла: разорванное тело внутри него принадлежит некоему Льюису Орну. С фотографии, прикрепленной рядом, глядел рыжеволосый молодой человек с крупными чертами лица и развитой мускулатурой, выдающей в нем уроженца планеты с повышенной гравитацией. Тело в коконе имело весьма отдаленное сходство с фотографией. Но даже, несмотря на это, полуживая плоть, некогда бывшая Орном, казалось, излучала странное сияние.

Всякий раз, приближаясь к кокону, Стетсон ощущал исходившую изнутри энергию, досадуя на охватывающие его чувства. Не в силах объяснить их, он отбрасывал ощущения прочь, отмечая при этом необходимость проконсультироваться в отделе Пси-эффектов. Так, на всякий случай. В медицинском центре должен быть офицер, ведающий подобными вопросами.

Скорая помощь прибыла, едва экипаж получил разрешение на разгрузку. Стетсон, двигаясь словно во сне от горя и потрясения, с негодованием наблюдал за холодной невозмутимостью врачей. Они, очевидно, рассматривали своего пациента не более, чем просто любопытный случай.

Старший бригады, подписывая заключение, отметил, что Орн потерял глаз, волосяной покров головы, с левой стороны, как записано в заключении, была нарушена работа печени, легких, повреждено правое бедро, рана пять дюймов, утрачено три пальца левой руки, около сотни квадратных сантиметров кожи на спине и бедрах, раздроблены левая коленная чашечка и часть нижней челюсти.

Приборы, поддерживающие жизнедеятельность организма, показывали, что Орн находился в шоковом состоянии уже более ста девяноста часов.

— Почему вы так беспокоитесь об этом коконе? — спросил врач.

— Потому что он жив!

Врач кивнул на индикатор на коконе.

— Био-тона этого пациента настолько слабы, можно ли позволить операционную перегрузку поврежденных органов… Он жив только благодаря этой оболочке, но… — Врач пожал плечами.

— Но он жив, — настаивал Стетсон.

— Мы всегда надеемся на чудо.

Стетсон сверкнул глазами, гадая, что он хотел сказать этой фразой, но врач молча смотрел в крошечное окошко кокона.

— Конечно, мы сделаем все возможное, — наконец произнес он, выпрямившись.

Они перенесли кокон в госпитальный флиттер и, едва касаясь поверхности, понеслись к одному из серых монолитов, окружавших посадочное поле.

Стетсон вернулся в рубку крейсера. Горе согнуло его еще сильнее, проложив новые глубокие борозды на лице. Он в изнеможении упал в кресло, глядя в открытый люк.

Лязг и шум снующих где-то внизу механизмов, сливаясь в нестройный хор, доносился сюда, на четырехсотметровую высоту.

Сияя словно красно-черные иглы, застыли размещенные в два ряда на посадочном поле медицинского центра разведывательные крейсеры.

Шумная активность внизу означала подготовку наземной службы к буксировке его крейсера в один из этих рядов замерших кораблей.

«Сколько их здесь, на этом поле, принесших изуродованные тела?» — горестно думал Стетсон.

Он смотрел на корабли, видя перед собой лишь безвольное тело Орна с кровоточащими разрывами, найденное на потрескавшейся почве Шелеба.

«Так всегда и случается, — думал он. — Обычное задание, случайный интерес к странной практике предпочтительного назначения женщин на ключевые посты — и я теряю одного из своих лучших агентов».

Он тяжело вздохнул, вновь возвращаясь к лежащему на столе неоконченному рапорту.

«Военный заговор на планете Шелеб ликвидирован (какой ценой!). Оккупационный корпус высажен. (Прав был Орн, рассуждая об оккупационных силах: пытаясь творить добро — они порождают зло!) В будущем опасности для Галактического содружества, исходящей из этого источника, не ожидается. (А что прикажете делать с деморализованным населением планеты?)

Причины проведения операции (какая глупость!): Агенту Службы И — О после двухмесячной инспекции не удалось установить признаков военных приготовлений.

Основные настораживающие признаки (весь чертов спектр!):

1. Правящая клика состоит преимущественно из особ женского пола.

2. Несоответствие в количественном составе и круге обязанностей выходит далеко за пределы нормы Лютига!

3. Полная секретность (иерархия, контроль), отсюда — синдром недоверия.

Старший полевой агент Льюис Орн в процессе расследования обнаружил факты регулирования рождаемости полов (подробную информацию смотри в приложении) правящей группой, а также попытки сохранить установившийся порядок.

Агента службы И — О, изолированного от источников информации, сначала заменили двойником, а затем ликвидировали.

Конфликт, возникший в результате подобного вероломства, привел к гибели старшего полевого агента Л. Орна.

Принимая во внимание вышесказанное, прошу представить Л. Орна к Ордену Галактики и занести его имя в список Славы.

Умбо Стетсон».

Он отложил рапорт в сторону. Достаточно для Командующего. КомГо никогда не вникал в детали. Подробности понадобятся его адъютантам, резюмирующим доклад Стетсона.

Он пощелкал кнопками, доставая из сейфа личное дело Орна. Теперь предстояла самая страшная задача, которую он так ненавидел, — извещение близких родственников. Поджав губы, он принялся изучать досье.

Место рождения: планета Каргон. Извещение в случае смерти: г-жа Виктория Орн, мать.

Он полистал страницы, оттягивая время отправки ненавистного сообщения. Орн поступил на службу в десантные войска в семнадцать лет (убежал из дому), и матери пришлось дать несколько запоздалое формальное согласие. Два года спустя — учеба в Уни-Галакте, затем — школа Исследования и Обучения здесь, на Мараке. Пять лет зубрежки, первое полевое задание и перевод в Службу Расследования и Урегулирования за блестяще проведенную операцию на Гамале. Спустя еще два года — кокон!

Стетсон швырнул папку в серую металлическую переборку, затем встал, поднял ее и положил на стол. Глаза защипало.

Он щелкнул переключателем коммуникационной системы и продиктовал извещение в Центральный Секретариат Службы. Затем спустился вниз и налил себе любимое хокарское бренди Орна.

На следующее утро с Каргона пришел ответ: «Мать Льюиса Орна тяжело больна. Уведомление о смертельном ранении сына не представляется возможным. Сестры извещены. Пожалуйста, обратитесь на Мараке к госпоже Ипскотт Буллон, жене Верховного Комиссара».

Подпись: Мадрена Орн Стэндиш, сестра.

С каким-то нехорошим предчувствием Стетсон набрал номер резиденции Ипскотта Буллона, лидера крупнейшей партии в Федеративной Ассамблее.

В трубке щелкнуло, послышался шум льющейся воды, но экран оставался темным. Проклиная себя за этот звонок, Стетсон уставился в сероватую поверхность экрана видеофона. По всей видимости, это ошибка. Голова трещала от выпитого. Внезапно низкий голос произнес:

— Полли Буллон слушает.

Стетсон представился, передал полученное сообщение.

— Сын Виктории умирает? Здесь, на Мараке? Бедный мальчик! А Мадрена — на Каргоне, да-да — выборы. О, конечно же, я еду в госпиталь.

Наскоро попрощавшись, Стетсон отключился. «Жена Верховного Комиссара!» Он откинулся на спинку кресла, ошеломленный новостью.

Что-то явно не состыковывалось. Он поворошил память. Первый Контактер! Гамаль! Слепец Андре Буллон.

Воспользовавшись шифром, он затребовал оперативную информацию о Гамале.

Да! Так и есть, Андре Буллон, племянник Верховного Комиссара. Непотизм на самом высоком уровне. Но видимой связи с Орном не прослеживалось. Беглец, умен, самостоятелен. Он отрицал свою осведомленность о связи Андре Буллона и Верховного Комиссара.

«Он говорил правду, — думал Стетсон. — Орн действительно не знал об их родственных отношениях. Ну и дела! Племянник переведен на штабную работу, — зеленая отметка напротив имени означала давление сверху…»

А теперь — семейные связи Орнов и Буллонов. Озадаченный, не видя способов разрешения этой проблемы, Стетсон нацарапал личную шифрограмму КомГо.

«Ступень за ступенью наше примитивное понимание феномена Пси претерпевает трансформацию. Неприятие переходит в любопытство. Страх — в желание экспериментировать. Люди осмеливаются переступить пугающую грань с помощью аналитических способностей человеческого сознания. Двигаясь на ощупь, они складывают из бесконечного множества попыток первые целостные картины, благодаря которым и пишется Религия Пси».

Гальмирах, Аббат Амеля. Энергия Пси и Религия.

В скрытой от посторонних глаз комнате медицинского центра овальный кокон, подвешенный к потолку на крючьях, хранил еле теплившуюся в теле Льюиса Орна жизнь.

Приглушенное гудение, наполнявшее водянисто-зеленый сумрак помещения, иногда сменялось ритмическим позвякиванием. Временами бесшумно открывалась дверь и кто-то в белом входил в комнату, проверяя показания графописцев на коконе, и затем так же бесшумно исчезал. Орн — на медицинском сленге — «затягивал время».

Он превратился в главный предмет разговоров во время перерыва молодых врачей.

— Тот агент, раненный на Шелебе, — все еще с нами.

— Приятель! Они делают этих ребят из железа…

— Да-а. Я слышал… у него осталась одна восьмая всех внутренностей… печень, почки, желудок — все разорвано… Держу пари, он не дотянет до конца месяца.

— Смотри, старина, Тавиш готов поспорить…

На восемьдесят восьмой день пребывания в коконе в комнату Орна вошла медсестра, совершавшая первый утренний обход. Приподняв задвижку смотрового окошка, она поглядела на пациента.

Высокая, худая, она привыкла с профессиональной сдержанностью сталкиваться в равной степени с чудом и неудачей, и научилась не проявлять при этом эмоций. Ведь она здесь для того, чтобы наблюдать. Ежедневная рутинная работа с умирающим (или уже умершим?) агентом Службы Р — У притупила остроту переживаний.

«Со дня на день бедный парень умрет», — подумала она.

Орн открыл единственный глаз, и она судорожно глотнула воздух, услышав его шепот:

— Они обезвредили заговор на Шелебе?

— Да! — выпалила медсестра. — Да, сэр, они сделали это!

— Очередная оккупация, — прошептал Орн.

Он закрыл глаз. Аппарат, поддерживающий дыхание, заработал мощнее, насыщая кровь кислородом. Медсестра со всех ног бросилась к врачам.

«Часть наших проблем происходит из-за попыток установить внешний контроль над системой систем, не разрушающейся лишь благодаря внутренним балансирующим силам. Мы не пытаемся постичь необходимость сохранения саморегулирующихся систем, от которых зависит выживание видов. Мы игнорируем собственные функции обратной связи».

Льюис Орн. «Доклад о положении дел на Гамале».

Рассеявшийся туман сменила невыносимая боль. Затем, ступень за ступенью, пришло осознание реальности.

Орн сознавал, что находится в коконе. Лишь в нем его место. Он помнил внезапную вспышку на Шелебе… беззвучный порыв, разрывающий тело на части… и пустоту.

Старый, добрый кокон. Внушающий ощущение покоя и безопасности, оберегающий от любого зла. Он помнил… сны? Хотя, возможно, это вовсе и не сны. Орн попытался ухватить ускользающую мысль. Он ощущал связь с коконом, чувствовал за его пределами бездушную, манипулирующую им, Орном, машину.

«Возможно ли это? Человек, изобретший орудие убийства, оказался в ловушке собственного изобретения, — размышлял Орн. — Кто мы в Службе Р — У, посмевшие, словно боги, взять на себя право влиять на окружающий нас мир? Готовы ли мы понять, что наша Вселенная управляет нами?»

Сознание растворялось, смешиваясь с причудливым узором ускользающих ассоциаций. Внезапно где-то в глубине души зародилось ощущение уверенности, растущее, заполняющее все существо Орна. Уверенности в обладании истиной.

«Ужасное заблуждение в попытке исправить прошлое, избавиться, как от сорной травы, навязав власть любой ценой. Удержать зло или принудить жить в мире, вызывая тем самым прямо противоположный эффект».

Орн проваливался в сон, не в силах освободиться от бьющейся в мозгу мысли.

«Человечество оперирует целым комплексом жизненно важных потребностей, обретая самоутверждение в ритуальных обрядах, разумно принимая необходимость обучения ради достижения поставленных целей, манипулируя окружающей средой, одновременно отрицая умение приспосабливаться, ни о чем не находя удовлетворения».

Из Лекции Гальмираха для частного пользования.

Наконец появилась слабая надежда на выздоровление.

Через месяц врачи отважились на кишечную трансплантацию, резко ускорившую процесс восстановления организма. Спустя еще два — они ввели «Атлотл», форсировавший передачу энергии. Постепенно регенерировались утраченные пальцы, глаз, волосы. Затягивались и бесследно исчезали раны.

Время шло, и Орн с удивлением обнаружил, что начинает бороться с самим собой, задыхаясь в тех границах, которые когда-то принял в своей прошлой жизни.

Воспоминания о прошлом приобрели характер бесстрастных мыслей, противоположных новым, не изведанным ранее переживаниям, растущим внутри.

Он ощущал потрясение, столкнувшись со смертью, покорно принимал полное отрицание жизни, неизбежное превращение в пыль. Но, возрождаясь, Орн своенравно выдумал собственное, однобокое определение существования.

«Я — живое существо. Я живу. И довольно этого. Я дал жизнь самому себе».

Колесо жизни не остановилось, и он чувствовал, как завершит оно свой полный оборот. Он понимал, что обрел способность постичь суть вещей изнутри, увидеть, «что из чего сделано». «Достаточно старых запретов, — думал он. — Я познал жизнь и я познал смерть».

Спустя четырнадцать месяцев одиннадцать дней пять часов и две минуты после того, как его нашли на Шелебе «готовеньким», Орн в сопровождении неожиданно притихшего Умбо Стетсона вышел из госпиталя.

Темно-синий форменный комбинезон болтался на нем как на вешалке. Способность видеть вернулась, привнеся какое-то особое осознание действительности. Если не считать потери веса, он достаточно близко походил на прежнего Льюиса Орна, и старые знакомые узнали бы его после минутного замешательства. Внутренние изменения остались невидимы для постороннего наблюдателя.

Тучи заволакивали небо, закрывая зеленое маракианское солнце. Холодный весенний ветер пробежал по траве лужайки, пригибая к земле головки экзотических цветов на клумбе вокруг госпитальной посадочной площадки.

Орн замер на ступеньках, полной грудью вдохнул свежий воздух.

— Прекрасный денек!

Чувствуя свою новую коленную чашечку, он с некоторой долей иронии думал, что она подходит ему лучше, чем старая. Он ясно ощущал все новые части своего тела, захваченный «восстановительным синдромом», характерным для всех выходящих из кокона.

Стетсон протянул руку Орну, желая помочь сойти со ступенек, но заколебался и сунул ее назад в карман.

За маской невозмутимости пряталось беспокойство. Полуприкрытые глаза с трудом скрывали пристальный, испытующий взгляд.

Орн поднял глаза, вглядываясь вдаль.

— Флиттер скоро прилетит, — сказал Стетсон. Порыв ветра сбил с Орна фуражку. Он покачнулся, но устоял.

— Я чувствую себя неплохо, — словно оправдываясь, сказал он.

— Но выглядишь, словно только что с похорон, — нахмурился Стетсон.

— Моих похорон, — усмехнулся Орн. — Как бы там ни было, но мне уже приелись прогулки вокруг морга, который почему-то называется госпиталем. Все мои медсестры повыходили замуж, пока я лежал, или, по крайней мере, собираются…

— Я поставил бы на тебя свою жизнь, если бы мог доверять, — проговорил Стетсон.

Орн недоуменно взглянул на него, озадаченный его словами.

— Что?

— Поставил бы свою жизнь, — повторил Стетсон.

— Нет, Стет, мою жизнь.

Стетсон по-медвежьи покачал головой.

— Смешно. Я верю тебе. Но сейчас тебе необходим покой…

— Не темни, — попросил Орн, — очисть свою душу.

— Мы не имеем права взваливать сейчас на тебя наши тревоги.

— Стет? — Голос Орна прозвучал тихо и удивленно.

— М-м? — Стетсон взглянул на него.

— Прибереги эту патетику для тех, кто тебя не знает. У тебя появилась работа? Хорошо. Будем считать, ты уже очистил свою совесть.

Стетсон слабо усмехнулся:

— Проблема в том, что мы в отчаянии и у нас нет времени.

— Знакомая песня. Только я не уверен, готов ли играть в старые игры. Что вы замышляете?

Стетсон пожал плечами.

— Ну… ты в любом случае собирался погостить у Буллонов. Мы думали… Э-э… у нас есть подозрение, что Ипскотт Буллон возглавляет заговор против правительства, и если ты…

— Что ты подразумеваешь под «заговором против правительства»? — Орн нахмурился. — Галактический Верховный Комиссар и есть правительство, согласно Конституции.

— Это не совсем то, что я имел в виду.

— А что ты имел в виду?

— Орн, возможно, мы стоим на пороге еще одной войны. И Буллон, по всей видимости, подталкивает нас к ней. Мы обнаружили восемьдесят одну планету из тех, что веками находились в Галактической Лиге, и на каждой чертовой планете нашлось достаточно улик, позволяющих убедиться: банда заговорщиков собирается уничтожить мир. Даже на твоем родном Каргоне.

— Каргоне? — Весь вид Орна выражал недоверие.

— Я не оговорился. Орн покачал головой:

— Ну и что же ты хочешь от меня? Ты жаждешь, чтобы я отправился домой… Стет, мне было семнадцать, когда я последний раз видел дом, и я не уверен…

— Нет, черт возьми, нет! Мы хотим, чтобы ты отправился к Буллонам, и, раз уж мы заговорили на эту тему, не объяснишь ли ты мне, с какой стати они решили подружиться с тобой?

— Да. это странно. — Орн вздохнул. — Все эти засаленные шуточки в Службе Р — У о старике Апшуке Ипскотте… а когда я еще узнал, что его жена училась в школе с моей матерью… Это просто непостижимо!

— И твоя мать никогда не вспоминала об этом?

— Насколько я помню, нет.

— Ты уже познакомился с ним?

— Он приводил пару раз свою жену в госпиталь. Выглядит милым стариканом. Хотя немного суховат.

Стетсон, поджав губы, задумался и перевел взгляд на горизонт.

— Каждый школьник знает историю падения древней цивилизации. Знает причины войны натианцев и Маракианской Лиги. Правда, теперь Римские Войны кажутся далеким прошлым».

— Пять столетий — действительно большой срок, — перебил его Орн. — Извини, но это очевидно.

— Как сказать.

Стетсон кашлянул, пристально поглядев на Орна. Тому стало не по себе.

«Почему Стет так осторожничает? К чему он клонит, вспоминая натианцев? Верно, что-то очень серьезное тревожит его о И зачем стоило упоминать о доверии?..»

Стетсон вздохнул и отвернулся.

— Почему ты заговорил о доверии? — Голос Орна прозвучал резко. — Нити заговора ведут в Р — У?

— Похоже, что так…

— Почему вы так думаете?

— Примерно год назад исследовательская группа Службы И — О, копавшись в руинах на Даби, наткнулась на оплавленную в период Римских Войн станцию. Внутри они обнаружили целый банк данных с натианского командного пункта. — Стетсон замолчал, искоса поглядев на Орна.

— Ну, и? — нарушил явно затянувшееся молчание Орн.

Стетсон кивнул, словно соглашался с самим собой:

— Мальчики из И — О не поняли своего открытия. Впрочем, и не удивительно. Они вызвали криптоаналитика из Р — У. Он и расшифровал весь материал. Когда все записи приобрели смысл и были прочитаны, он нажал кнопку тревоги, не раскрывая информации Службе И — О.

— Ну и что же такого написали пятьсот лет назад натианцы?

Стетсон поднял глаза, пронзив Орна холодным, испытующим взглядом:

— Даби оказалась Пересадочной станцией для избранных членов наиболее влиятельных натианских семей.

— Пересадочная станция? — Орн выглядел несколько озадаченным.

— Для беглецов. Старая уловка. Использовалась столько раз, что…

— Но ведь это произошло пятьсот лет назад, Стет!

— Мне наплевать на это. Хоть и пять тысяч! — рявкнул Стетсон. — В прошлом месяце мы перехватили несколько шифровок. Шифр тот же самый, что и пятьсот лет назад. Вот такая самонадеянность. Ну, как, еще не заинтересовался? — Он покачал головой. — Все это шифровки о предстоящих выборах.

Орну передалось нервное, взвинченное состояние Стетсона, — предотвратить войну любой ценой.

— Эти выборы — решающие! — продолжал Стетсон.

— Но ведь осталось два дня!

Стетсон поднес к глазам хронометр — сорок два часа и пятьдесят минут, если точнее, до критической точки.

— В тех записях на спутнике… содержались хоть какие-нибудь имена?

— Да, названия планет, — кивнул Стетсон, — и фамилии. Но их нам не удалось расшифровать. Слишком… просто.

— Что значит «слишком просто»?

— Очевидно, зашифрованные имена связаны с какими-то внутренними понятиями натианцев. Расшифровав записи с Даби, мы оказались бессильны узнать, что прячется за их именами. Например, кодовое название Каргона — Победитель — что-нибудь говорит?

Орн покачал головой:

— Нет.

— Мне тоже.

— А Марак? Какой у него код?

— Голова. Может быть, связь с Буллонами?

— Я понял, что ты имеешь в виду. Но как ты…

— Вполне естественно, ведь они могли поменять все названия, — пожал плечами Стетсон.

— А может быть, и нет. Они ведь не изменили свой шифр.

Орн поморщился, пытаясь ухватить мысль, прячущуюся за пределами понимания. Ничего не приходило в голову. Внезапно он почувствовал, как накатила усталость, опустошенность.

— Ты прав, — пробормотал Стетсон. — Посмотрим еще раз. Возможно, что-нибудь да всплывет.

— Куда привело расследование? — глядя в упор, спросил Орн, зная манеру Стетсона всегда приберегать самое важное напоследок.

— Привело? К нашим книгам по истории. Известно, натианцы — лучшие политические интриганы. Шифровки с Даби раскрыли нам несколько фактов, повергших нас в отчаяние.

— Например?

— Натианцы выбирали укрытия своим беглецам с дьявольской осторожностью. Каждое такое убежище оказалось планетой, истерзанной войнами так, что местные жители жаждали лишь возрождения и избавления от насилия. Инструкции натианским семьям отличались предельной простотой: окопаться, врасти в местную среду, изучить слабые места, создать тайную оппозицию, научить своих потомков, как захватить власть.

— Похоже, терпения натианцам не занимать.

— Они поставили на карту все: или победа, или поражение.

— Просвети-ка меня в их истории.

— Свое начало их род берет с Натии II. По мифологии, их предки назывались Арабами, или Аирбами. Своеобразные обычаи — звездные скитальцы, но с удивительно сильной привязанностью к семье и преданностью своему народу… Теперь ты знаешь столько же, сколько и я.

— На Каргоне, — заметил Орн, — в наших учебниках истории записано: натианцы оказались втянутыми в Римские Войны. Поэтому у меня сложилось мнение, что они должны разделить ответственность за развязанную войну с Маракианской Лигой.

— В некоторых местах подобные мысли могут показаться бунтарскими.

— А как тебе кажется?

Стетсон усмехнулся:

— Победители всегда переписывают историю.

— Но не на Каргоне, — нахмурился Орн. — Что у тебя есть против Верховного Комиссара Апшука? И, раз уж мы обсуждаем эту проблему, почему ты выдаешь мне информацию, словно скупой дядя — деньги своему племяннику-моту?

Стетсон облизал губы.

— Одна из семи дочерей Апшука сейчас находится дома. Ее зовут Диана. Она возглавляет отдел в Службе Р — У.

— Кажется, я слышал о ней. Госпожа Буллон говорила, что она дома.

— Хорошо… Одна из перехваченных нами шифровок адресована ей.

— Вот это да! — Орн удивленно присвистнул. — И кто же послал ее? Что там было?

Стетсон кашлянул:

— Ты же знаешь, Лью, мы все перепроверяем.

— И вам удалось узнать новое?

— Шифровка подписана от руки инициалами М. О. С. — Стетсон замолчал.

— Не темни, ты ведь знаешь, кто скрывается за этими М. О. С?

— Проверка вывела нас на ближайших родственников этого М. О. С; мы копнули глубже, сверив почерк. М. О. С. — это Мадрена Орн Стэндиш.

Орн окаменел.

— Мадди? — Он медленно повернулся к Стетсону. — Вот, оказывается, что так гложет тебя.

— Мы знаем, ты не был дома с семнадцати лет. Проверили все этапы твоей жизни. Ты чист. Вопрос лишь в том…

— Позволь мне, — перебил его Льюис. — Вопрос в том, сумею ли я выстоять, если мои пути пересекутся с сестрой?

Стетсон молчал. Орн заметил, как человеческое отступило в нем назад, скрывшись за маской старшего офицера Службы Р — У. Одна рука в кармане. Что там: передатчик или оружие?

— Я понимаю тебя, — нарушил наконец молчание Орн. — Я не забыл клятву, которую дал, и помню свой долг. «Не допустить еще одной войны». Но неужели Мадди замешана в этом?

— Без сомнения, — хрипло сказал Стетсон.

— Мадди?

Орн вспомнил детские игры. Рыжеволосую девчонку-сорванца, легкую на подъем искательницу приключений.

— Ну?

— Моя семья не связана с заговорщиками. Как могла Мадди впутаться в это?

— Мне кажется, ее муж…

— А, член Совета на Каргоне. Я не встречался с ним, хотя слышал о его карьере, да и Мадди писала мне.

— Ты любишь свою сестру, — утвердительно сказал Стетсон.

— У меня остались теплые воспоминания, — с расстановкой произнес Орн. — Она помогла мне бежать из дому.

— Почему ты убежал?

Льюис помолчал, словно взвешивая ответ, стараясь, чтобы голос прозвучал бесстрастно.

— Это семейное дело. Я знал, что делаю, а семья возражала.

— Ты хотел поступить в десантные войска?

— Нет, они служили ступенькой к И — О. Ненавижу насилие и еще женщин, привыкших командовать.

Стетсон прищурился, глядя, как с запада приближается флиттер. Зеленый солнечный свет отражался от его блестящей поверхности.

— Ты готов… внедриться в семью Буллонов для того, чтобы…

— «Внедриться»!

— Выяснить все возможное о заговоре против предстоящих выборов.

— За сорок два часа!

— Может, и того меньше.

— Как мы будем поддерживать связь? В резиденции я окажусь как взаперти.

— Ты помнишь тот мини-трансивер, вшитый тебе перед операцией на Гиене? По моей просьбе врачи снова вживили его, когда склеивали твое тело.

— Очень мило с их стороны.

— Все происходящее рядом с тобой мы услышим.

— Что ж, это заставит меня хранить верность. — Орн покачал головой, пораженный странным ощущением. «Стоит лишь пожелать, и трансивер выскочит из тела, словно выжатое из перезревшего фрукта семя». Какая-то глупая, совершенно безумная мысль.

— Не говори ерунды, — слабо запротестовал Стетсон.

Смущенный странными мыслями, Орн коснулся спрятанного микрофона, напрягая голосовые связки, уверенный, что шипящий, накатывающий, словно прибой, голос слышит кто-то невидимый.

— Привет! Подслушиваешь? Не пропусти моей игры с Дианой Буллон. Узнаешь много полезного о работе эксперта.

К его удивлению, ответил Стетсон:

— Смотри, не забудь, зачем ты там находишься… Орн замолчал, погруженный в свои мысли. «Значит, у Стетсона одно из этих чертовых устройств. Доверяет ли Р — У кому-нибудь еще?»

«Рассматривая обратную связь с точки зрения человеческих организмов, мы сталкиваемся с феноменом, подразумевающим наличие сложных подсознательных процессов в индивидуальном и коллективном или общественном значении. Подсознательное влияние на отдельные индивидуумы изучено достаточно хорошо. Однако крупномасштабные процессы практически неизвестны. Мы намереваемся исследовать их латентно, в некоем статистическом измерении, наблюдая эволюции, происходящие веками. Часто мы соотносим подобные процессы с действиями сверхъестественных сил и склонны избегать аналитического исследования».

Из Лекции Аббата для частного пользования.

Госпожа Буллон, напоминающая толстенькую мышку в своем серебристо-сером длинном платье, остановилась посреди комнаты для гостей, сложив руки на животе.

«Я не должен забывать звать ее Полли, как она просила», — напомнил себе Орн.

У нее были дымчато-серые глаза, седые волосы, зачесанные назад и скрытые под усеянной бриллиантами сеточкой, и… шокирующе низкий, хрипловатый голос, звучащий из крохотного рта. Линии лица, минуя несколько подбородков, плавно переходили на подобающую ее комплекции грудь, а затем резко обрывались вниз, вызывая в памяти ассоциации с небольшим бочонком. Ее головка едва доставала плеча Орна.

— Мы хотим, чтобы ты чувствовал себя здесь как дома, Льюис. Считай себя членом нашей семьи.

Орн огляделся. Простая обстановка, со старомодным селектоколом для изменения сочетания цветов. Поляризованное окно смотрело на овальный плавательный бассейн. Стекло (а он был уверен, что это стекло, а не более современный материал), затемненное до синего цвета, создавало за окном иллюзию пейзажа, залитого лунным светом. Кровать у стены, несколько встроенных шкафов. Через приоткрытую дверь виден кафель в ванной комнате. Все кажется таким уютным…

Орн действительно почувствовал себя дома.

— А мне и кажется, что я дома, — улыбнулся Орн. — Знаете, ваш дом так напоминает мой родной — на Каргоне. Насколько я его помню. Я поразился, увидев его с воздуха. Если бы не месторасположение — практически идентичен.

— Мы с твоей мамой одинаково смотрели на жизнь, когда учились в школе, — ответила Полли. — Мы были очень близкими подругами. Мы и сейчас близки.

— Вы, наверное, сделали все это для меня, — сказал Орн. Собственный голос вызвал странное, враждебное по отношению к себе чувство. «Какая пошлость! Какое лицемерие!» — Я даже не знаю, как смогу отблагодарить вас, — тем не менее продолжал он.

Со стороны двери, за спиной Орна, раздался низкий мужской голос.

— А, вот вы где!

Обернувшись, он увидел Ипскотта Буллона, Верховного Комиссара Лиги, предполагаемого заговорщика.

Высокого роста, с угловатыми чертами лица, черными пронзительными глазами под густыми бровями и мягкими редеющими волосами, он производил впечатление человека довольно неловкого.

«Буллон явно не похож на диктатора или заговорщика», — подумал Орн.

Верховный Комиссар прошелся по комнате. Низкий голос, казалось, заполнил собой все пространство.

— Рад, что ты уже поправился, сынок. Надеюсь, тебе здесь понравится. Если что-то не так — скажи…

— Все… — Орн запнулся, — прекрасно.

— Льюис сейчас сказал, наше жилище напоминает ему родной дом на Каргоне, — вставила Полли.

— Старомоден, но этим он нам и нравится. — Буллон усмехнулся. — Не люблю я современное направление в архитектуре. Уж больно механистическое. Мне подавайте четырехугольный дом с центральной точкой вращения.

— Вы говорите точь-в-точь, как мои родители.

— Хорошо! Отлично! Обычно наша гостиная развернута окнами на северо-восток, к столице. Но, если тебе хочется свежего ветерка, солнца или, наоборот, спрятаться от него, — пожалуйста, не стесняйся — крути дом как хочешь.

— Спасибо большое. На Каргоне мы обычно разворачивали дом к морю. Нам нравится морской воздух.

— Нам тоже. Ты обязательно расскажешь мне о Каргоне. Мне хочется знать твое мнение по многим вопросам.

— Я думаю, Льюису надо побыть одному, — сказала Полли. — Сегодня — его первый день после госпиталя. Мы не должны переутомлять его.

«Она выпроваживает его, — подумал Орн. — Она даже не сказала ему, что я с семнадцати лет не был дома».

Полли подошла к окну, и отрегулировала его на нейтрально-серый, подкрутив настройку селектокола. Освещение в комнате приобрело зеленоватый оттенок.

— Так больше располагает к отдыху, — пояснила она. — Если тебе что-нибудь понадобится — позвони в колокольчик над кроватью. Робот-дворецкий выполнит твою просьбу или, в крайнем случае, вызовет нас.

— Увидимся за обедом, — кивнул Буллон. Они вышли.

Орн не спеша приблизился к окну. Остановился, задумчиво глядя на бассейн. Молодая женщина еще не вернулась. Она вбежала в дом, едва шикарный флиттер начал снижаться на лужайку. Орн заметил, как яркий летний зонтик и шляпка наклонились на мгновение друг к другу, встретившись на выложенной голубыми плитами дорожке, ведущей к бассейну. Зонтик скрывал Полли Буллон, шляпка принадлежала стройной молодой женщине в купальном костюме. Орн прищурил глаза, вспоминая. Примерно одного роста с Полли, не тоненькая, с перехваченными узлом рыжеватыми волосами под шляпкой. Назвать красивой трудно — слишком узкое и угловатое, как у отца, лицо. Огромные глаза. Полные губы, твердый подбородок. Удивительное ощущение уверенности, исходящее от нее, и над всем этим — поразительная женственность.

«Вот, значит, какова его цель — Диана Буллон. Куда это она так заспешила?»

Орн перевел взгляд вдаль — за бассейн — на покрытые лесом холмы и дальше на горизонт, на неясную, рваную линию гор. Буллоны живут изолированно, несмотря на всю их любовь к традиционной простоте, или, возможно, из-за нее. Урбанистические центры вряд ли позволили бы создать такое деревенское обаяние. А здесь, за многие километры от города, они могут оставаться самими собой. И, кроме того, тут они скрыты от любопытных глаз.

«Время связи», — вспомнил вдруг Орн.

Он придавил кнопку на шее, вызывая Стетсона.

— Хорошо, — прошипел Стетсон, выслушав его. — Найди дочь. Она подходит под описание женщины у бассейна.

— Я знаю.

Орн отключился, испытывая странное ощущение. Он словно раздвоился или, вернее, растроился. Один Орн играет по правилам Стетсона, другой — занят собственными мыслями, третий — с неодобрением относится ко всему происходящему. В то же время все его существо наслаждается возвращением в жизнь — теплую, изобилующую красотой и движением. Странное ощущение разобщенности. Орн встряхнул головой, избавляясь от него. Переоделся в голубую форму и направился к выходу.

Благодаря недолгой прогулке по дому и детским воспоминаниям, он знал примерное расположение комнат. Мужские спальни и кабинет — во внешнем кольце, женские — занимали внутреннее. Длинный изогнутый коридор вел в гостиную — вытянутую комнату, занимающую две секции четырехугольного здания. Вдоль окон, развернутые к ним, стояли низкие диваны. На полу, занимая всю площадь комнаты, лежал толстый грубый ковер с немыслимым красно-коричневым лоскутным узором. В противоположном конце комнаты кто-то, одетый примерно в такую же голубую, как и у Орна, одежду, склонился над металлическим столиком.

Внезапно звонкие, серебристые звуки наполнили гостиную.

Орн застыл, завороженный знакомой с детства мелодией.

«Музыкальный инструмент кайтра». Сестры умели играть на нем. Он узнал силуэт — те же рыжие волосы, та же фигура. Молодая женщина, которую он увидел у бассейна. Сжимая по два молоточка в каждой руке, она склонилась над инструментом, уложенном на изогнутом деревянном блюде, помещенном на металлической подставке.

Захваченный врасплох воспоминаниями, помрачневший Орн медленно двинулся в глубь комнаты. Звук шагов тонул в густом ворсе ковра. У мелодии был странный ритм, рисующий древние танцы у костра; подпрыгивающие и притоптывающие фигуры, отдающиеся без остатка дикой пляске.

— Мучительно знакомая мелодия, — произнес он, едва отзвучали последние аккорды.

— О! — вздрогнув, девушка резко повернулась. — Вы напугали меня. Я думала, здесь никого нет.

— Извините. Я наслаждался музыкой. Она улыбнулась.

— Я — Диана Буллон. А вы — Льюис Орн.

— Лью — для всей вашей семьи, я надеюсь. Орну понравилась ее теплая улыбка.

— Конечно… Лью. — Она положила молоточки на струны кайтры. — Это очень старинный инструмент. Многим такая музыка кажется… довольно странной. Умение играть на нем передавалось из поколения в поколение по линии матери.

— Кайтра, — сказал Орн. — Мои сестры тоже играют на ней. Но уже прошло много лет с тех пор, как я последний раз слушал их игру…

— Да, конечно, твоя мама… — Диана запнулась, смутившись. — Я должна привыкнуть к тому, что ты… я хочу сказать, в нашем доме — незнакомый человек, но не совсем чужой…

Орн вдруг с удивлением обнаружил, что улыбается ей. Несмотря на грубый покрой формы, зачесанные назад и собранные в пучок волосы, Диана показалась ему необыкновенно красивой.

Он внутренне подобрался, напомнив себе: Стетсон считает ее одной из главных заговорщиц.

«Диану и Мадди?»

Слишком необычная ситуация для спокойных размышлений. Он не должен позволять чувствам брать верх… и все же…

Эта девушка — дочь людей, которые пригласили его в свой дом, словно почетного гостя, заботятся о нем. А чем же он собирается отплатить за гостеприимство? Высматривая, вынюхивая все вокруг?

Орн снова напомнил себе: прежде всего он принадлежит Р — У и тому миру, который, возможно, находится в опасности. Кто-то внутри насмешливо хмыкнул: «Миру, как на Гамале и Шелебе?»

— Надеюсь, ты преодолеешь это чувство, — запинаясь, сказал Орн.

— Оно уже прошло. — Она шагнула навстречу, взяла его под руку. — Если ты не против, я устрою тебе первоклассную экскурсию. Это старинный дом, но тем он и нравится мне.

«Музыка представляет собой немаловажный элемент многочисленных ощущений энергии Пси, — именуемой «Религия». Экстаз, вызванный ритмическими звуками, помогает осознать зов, идущий к силам вне времени и пространства, рассматриваемого нами в единицах нашего измерения».

Ноа Аркрайт. Формы Пси.

К вечеру Орн окончательно пришел в полное замешательство. Диана была восхитительна. Никогда раньше судьба не сводила его с таким близким ему по духу человеком. Она так же, как и он, любила плавать, любила бескровную охоту на палойку, ей нравился вкус дитарских яблок. Она обнаружила довольно пренебрежительное отношение к старшему поколению и официозу Службы Р — У, которое, как она заметила, не раскрывала ни перед кем. Словно дети, они хохотали над каждой чепухой.

Орн, вернувшись в комнату переодеться к обеду, остановился возле окна. Быстро сгущающиеся в этих широтах сумерки укутали холмы черным покрывалом. Далекие огни города окрасили линию горизонта в узкую желтую полоску. Там, откуда должны взойти три Маракианские луны, слабо сияли оранжевым светом вершины гор.

«Неужели я влюбился в эту женщину?» — спросил себя Орн.

Он снова ощутил разделение своего существа. На этот раз какое-то странное чувство, пришедшее из далекого детства, прибавилось к раздирающим его силам. В памяти с необыкновенной четкостью возник каргонский обряд.

«Я существую, я есть сознание самого себя, почувствовавшее Совершенство, познавшее Высшую Мудрость. Я — существо, принявшее в себя все мысли Вселенной, Я — Бог!» — Слова древнего заклинания всплыли в памяти, наполняясь совершенно новым смыслом.

— Я — Бог, — прошептал он, ощущая нарастающий вихрь энергии внутри себя.

Слова явно не относились к его сознанию. Это Я находилось где-то за пределами человеческого восприятия. Не осознавая в полной мере всей глубины заклинания, Орн тем не менее понял: только что он испытал религиозный экстаз.

В школе Р — У их знакомили с первоначальными ощущениями Пси-эффектов. И все же чувство это потрясло его. Он хотел вызвать Стетсона, чтобы поделиться рассуждениями о своей сомнительной роли в этом доме, но тут же отбросил эту мысль. Стетсон или кто-то из его помощников наверняка прослушали все его разговоры с Дианой. Появившийся в дверях робот-дворецкий прервал его размышления, пригласив к столу. Торопливо сменив униформу на новый костюм, Орн поспешил в небольшой обеденный зал на противоположной стороне дома. Буллоны уже сидели за старомодным круглым столом, украшенным настоящими свечами. Курился фимиам. В окна вливался свет двух маракианских лун, взошедших над горными вершинами.

— Добро пожаловать, Орн. Дай Бог обрести тебе здоровье в нашем доме. — Буллон встал, ожидая пока Орн займет место за столом.

— Вы развернули дом, — заметил Орн.

— Нам нравится лунный свет, — улыбнулась Полли. — Не правда ли, очень романтично? — Она многозначительно поглядела на Диану.

Девушка опустила глаза. Огненно-красное платье с глубоким вырезом удивительно гармонировало с ее рыжими волосами. На шее переливалась нитка рейнахских жемчужин.

«Господи, до чего же прекрасна эта женщина», — подумал Орн, разглядывая ее.

Сидящая справа от Орна Полли, одетая в длинную зеленую столу, скрывающую ее бочкообразные формы, выглядела несколько мягче. Буллон в черных брюках и длинном до колен кубинском сюртуке, расшитом золотом, занимал стул слева. Все дышало богатством и властью.

В этот момент Орн и увидел доказательство подозрений Стетсона. Буллоны не остановятся ни перед чем, лишь бы сохранить окружающую их роскошь. Вновь разгоревшийся спор Полли с мужем вывел Орна из оцепенения. Диана, поймав взгляд Орна, посмотрела на родителей и усмехнулась. Простота отношений позволяла Орну чувствовать себя членом семьи.

— Я не собираюсь устраивать официальный прием, — говорил Буллон, которому спокойствие давалось с трудом. — Почему мы должны проводить вечер с людьми, которые…

— Это традиция: устраивать торжества во время выборов, — не сдавалась Полли.

— Я хочу хотя бы один вечер отдохнуть дома. Побыть со своей семьей, а не устраивать…

— Никто не предлагает тебе шумную церемонию, — продолжала настаивать Полли. — Я сократила список до пятидесяти…

Буллон застонал.

— Папа, это важные выборы, — вставила Диана. — Как ты можешь так расслабляться? По оценкам наблюдателей, шансы примерно равны, и, если фракция Айка проиграет — ты потеряешь свое место, я имею в виду, кто-то другой займет…

— Добро пожаловать, на это чертово место, — буркнул Буллон. — Одна головная боль. — Он улыбнулся Орну. — Извини, мой мальчик, что тебе приходится выслушивать этот глупый спор, но женщины в нашей семье, дай им волю, разорвали бы меня на части. У тебя, насколько я слышал, тоже выдался нелегкий денек? Надеюсь, мы не утомили тебя? — Он отечески улыбнулся Диане. — Все же первый день после госпиталя.

— Диана устроила мне экскурсию…

— Завтра мы возьмем флиттер и слетаем к горам, — сообщила Диана. — Управлять буду я, а Лью сможет отдохнуть.

— Смотрите, вернитесь до приема, — строго напомнила Полли.

Буллон кивнул Орну — видишь?

— Скотти, ты не можешь… — начала Полли, но глубокий колокольный звон заглушил ее слова.

— Извините, это меня; пожалуйста, не вставайте. Она вышла.

Диана наклонилась к Орну:

— Если хочешь, мы приготовим тебе специальное блюдо. В госпитале сказали, диеты можно не придерживаться. — Она кивнула на нетронутую пищу, стоящую перед ним.

— О, нет, все отлично.

Он принялся за еду: мясо в экзотическом соусе, сирийское шампанское, аталока, семиль… Роскошь на роскоши.

Полли вернулась к столу.

— Что-нибудь важное? — спросил Буллон.

— Профессор Виндард не сможет приехать. Он болен.

— Может быть, они все не смогут приехать и оставят нас в покое? — сказал Буллон. — Я хочу, чтобы у меня оставалось время поговорить с Льюисом.

«Если только это не умный ход, то он не похож на человека, мечтающего захватить власть», — подумал Орн. Он усомнился в искренности Стетсона. «А не Стетсон ли со своей командой ведет двойную игру? Не вынашивает ли командование Р — У заговор? Нет! Глупо искать призраков… Делай так, как тебя учили — проверяй и анализируй факт за фактом».

Полли поглядела на мужа:

— Скотти, прошу тебя, ты большой политик, но иногда…

— Без тебя, моя дорогая, я остался бы никто и был бы счастлив, — ласково улыбнулся жене Буллон.

— О Господи, Скотти, — вздохнула она. Буллон посмотрел на Орна.

— В сравнении с женой, Льюис, я — политический идиот. Мне еще не встречался человек, который смог бы с ней соперничать. Эта черта — семейная. Ее мать и бабушка были не менее талантливы. Она — настоящий гений в политике!

Орн уставился на Верховного Комиссара — вилка замерла над тарелкой. Невероятная мысль буквально взорвалась в мозге. «Нет, этого не может быть! Не может быть», — подумал он.

— Ты ведь знаком с политикой, Лью? — повернулась к нему Диана. — Твой отец был членом Совета на Каргоне.

— Да, — пробормотал Орн. — Он умер на работе.

— Прости, я не хотела тревожить старые раны.

— Все нормально. — Он покачал головой, не в силах избавиться от поразившей его мысли.

«Не может быть, хотя… схема практически идентична».

— Ты хорошо себя чувствуешь, Льюис? — встревожилась Полли. — Ты побледнел.

— Наверно, устал, — попытался улыбнуться Орн. — Отвык долго находиться на ногах.

Диана отложила вилку.

— О, Лью! Прости меня, я просто бесчувственное животное.

— Льюис! В этом доме ты можешь не церемониться. Буллон испытующе посмотрел на Орна.

Полли нахмурилась:

— Если ты устал, Льюис, иди и ложись. Позже тебе не помешает выпить горячего бульона.

Орн читал искреннюю тревогу в их лицах. Душа разрывалась на части между долгом и простыми человеческими отношениями. По-своему они отзывчивые, честные люди…

Смущенный Орн отодвинул стул, поднялся из-за стола.

— Госпожа Буллон… — вспомнив, что она просила звать ее Полли, поправился: — Полли, если вы не возражаете…

— «Возражаете!» — рявкнула она. — Марш в постель.

— Тебе ничего не надо? — спросил Буллон.

— Нет, спасибо.

Орн выпрямился, ощущая необыкновенную тяжесть в ногах.

— Увидимся утром, Лью.

За обычными словами Дианы слышалось что-то теплое, нечто большее, чем просто прощание.

Хотя он не был уверен, хотелось ли ему услышать это тепло.

— До утра, — согласился он.

«Господи, до чего желанна мне эта девушка». — Он направился к выходу.

Уже в коридоре до него донесся гулкий голос Буллона:

— Ди, возможно, тебе не стоит утомлять мальчика завтрашней прогулкой. В конце концов, ему надо набраться сил.

Ответа Орн не расслышал.

В тишине своей комнаты Орн коснулся кнопки трансивера.

— Стет?

Шипящий голос произнес:

— Помощник господина Стетсона слушает. Это Орн?

— Да, Орн. Мне срочно нужны натианские шифровки, те, которые обнаружены на Даби. Выясните, относился ли Шелеб к одной из тех планет, которую они заселили?

— Хорошо. Ожидайте.

Наступила долгая пауза. Наконец трансивер ожил вновь.

— Лью, это Стет. Откуда возник вопрос о Шелебе?

— Он есть в списках натианцев?

— Нет, но почему ты спрашиваешь об этом?

— Ты уверен? Это многое может объяснить.

— Шелеба в тех списках нет… хотя, подожди минуту.

Молчание, затем Стетсон продолжил:

— Шелеб лежит на курсе Ауриги. Аурига находилась в их списке. Если их корабль потерпел аварию…

— Точно! — выпалил Орн.

— Прекрати кричать! — приказал Стетсон. — Говори только беззвучно. У них нет такой системы, но им известно о ее существовании. Мы не имеем права вызывать у них подозрение.

— Прости. Просто я знал, Шелеб должен быть…

— Как? Что ты узнал?

— Меня тревожит одна мысль. Помнишь, те женщины на Шелебе регулировали процесс рождаемости полов? На самом деле это несоответствие…

— Не напоминай мне давно похороненное и забытое, — перебил его Стетсон. — Почему это важно теперь?

— Стет, а вдруг натианское подполье состоит из одних женщин? Если их мужчины даже не предполагают о его существовании? Если на Шелебе женщины утратили связь со своим координационным центром?

— Святая Матерь Марака! — прошипел Стетсон. — У тебя есть доказательства?

— Нет, только подозрение… — ответил Орн. — Ты можешь дать мне список гостей, приглашенных на прием к Буллонам?

— Да, мы сможем. Зачем?

— Уточнить, кто из женщин помогал своим мужьям делать карьеру в политике. Дай мне знать, кто и сколько.

— Лью, этого недостаточно.

— Пока это все, что мы можем сделать. — Орн замолчал, испуганный озарившей его новой мыслью. — Не забывай: натианцы пришли из кочевого прошлого. Их следы могут объявиться и в других местах.

«Существует довольно древняя пословица:

Могущественнее бог — сильнее дьявол,

больше плоти — больше червей, больше собственности — сильнее беспокойство,

жестче контроль — больше тех, кто нуждается в нем».

Аббат Амеля. Комментарии к Пси.

День у Буллонов начинался рано. Еще на заре, несмотря на выборы, Верховный Комиссар улетел в секретариат. Проходя мимо заспанного Орна, вышедшего в коридор поздороваться, Буллон улыбнулся, радостно его приветствуя:

— Доброе утро, сынок. Хорошо спалось?

Орн молча кивнул в знак согласия. В дверях гостиной стояли Полли с Дианой.

— Я должен отлучиться, — сказал Буллон. — Эта чертова работа доконает меня.

Диана, вышедшая в сопровождении Полли наружу, наблюдала, как Буллон садится во флиттер. Небо было безоблачным. В воздухе стоял необыкновенный аромат зеленых трав и цветов.

— Сегодня у нас день отдыха, Лью, — сказала Диана, поинтересовавшись его самочувствием. — Выполняю приказ.

Поднимаясь по ступенькам, она взяла его за руку. Орн обнаружил, что ему нравится чувствовать ее ладонь в своей руке, ощущать ее прикосновение. На пороге он высвободил руку и отступил в сторону.

— Веди — я готов.

— Сначала завтрак — подкрепим твои силы. «Надо следить за собой, — подумал Орн. — Эта семья

слишком открыта и доброжелательна». Внезапно вспомнились доброжелательные женщины на Шелебе — до того, как они напали на него…

— Мне кажется, пикник — это как раз то, что рекомендовал тебе врач, — продолжала Диана. — Здесь недалеко есть озеро. Возьми пару хороших книг, видео. Сегодня день отдыха, день — ничего-не-делания.

Орн заколебался:

— А как же прием?

— Мама справится.

Он оглянулся. Полли исчезла, бросив напоследок:

— Эй вы, поспешите, — завтрак через пару минут. «Сегодня в этом доме случится непоправимое», — мелькнуло у Орна, хотя, нет, если он правильно проанализировал ситуацию — Диана представляет собой слабое звено.

Время работало против него. К завтрашнему дню натианцы будут держать правительство под контролем. Он должен сделать выбор.

Орн тяжело вздохнул:

— Моя жизнь в твоих руках, — попытался улыбнуться он.

«Надеюсь, я не пророк», — промелькнула мысль.

«Ищущий знаний во имя вознаграждения, даже познания Пси, неизбежно повторяет ошибки первобытных религий. Знание, пришедшее из области страха или надежды на вознаграждение, не выпустит из бездны невежества. Так древние учились фальсифицировать собственные жизни».

Афоризмы Аббатов. Подход к Пси.

Теплый воздух неподвижно стоял над озером. Лиловые и оранжевые цветы ковром спускались к самому берегу. В голубой воде озерца отражались склонившиеся с противоположного берега кусты. Маленькие птички перепрыгивали с ветки на ветку, пронзительно пересвистываясь. Время от времени в камышах, словно старик прочищал горло, хрюкал грумис.

Диана медленно вытянулась на ковре, который они прихватили из дому; заложила руки за голову. Рыжие волосы веером легли на лицо.

— Раньше мы с девчонками приходили сюда каждый Восьмидневник, — сказала Диана. — Если, конечно, позволяла погода. Они устраивают здесь дожди довольно часто, — к моему огромному удовольствию.

Орн опустился возле нее, повернувшись лицом к озеру. На душе тревожно. Схема совпадала, напоминая Шелеб, дом, Марак.

— Мы делали плот, чтобы переправиться на тот берег, — продолжала Диана. Она приподнялась, глядя на воду. — Знаешь, а его остатки до сих пор здесь. Видишь?

Она показала на валяющиеся на берегу бревна. Рука ее коснулась Орна. Не совсем понимая, что делает, он обнял Диану, губы соединились в долгом поцелуе. Волна паники захлестнула Орна. Он резко отстранился.

— Я этого не планировала, — прошептала Диана.

— Я тоже, — пробормотал Орн, встряхнув головой. — О боже! Как все перепутано!

Диана заморгала:

— Лью… я не нравлюсь тебе?

В ушах раздалось шипение включившегося трансивера.

«Они считают это продолжением игры», — горько подумал Орн, игнорируя вызов.

— Не нравишься!? Да я люблю тебя! — воскликнул он.

Она вздохнула, прислоняясь к его плечу.

— Тогда почему ты так переживаешь? Ты не женат. Мама проверила твое личное дело. — Она лукаво улыбнулась, заглядывая Орну в глаза. — Она не против.

Орн ощутил горечь во рту. Теперь он видел схему, как никогда отчетливо.

— Ди, я убежал из дому в семнадцать лет.

— Я знаю, дорогой. Мама рассказывала о тебе.

— Ты не понимаешь, — пробормотал он. — Отец умер незадолго до того, как я появился на свет. Он…

— Представляю, как тяжело было твоей матери, — остаться одной с новорожденным.

— Они знали давно. Отец страдал болезнью Броаха. Они спохватились, когда пораженной уже оказалась центральная нервная система.

— Как это ужасно, — прошептала Диана. — И они запланировали тебя, я хотела сказать, — сына?

Внезапно Орн почувствовал себя, словно вытащенная из воды на берег рыба. Мысль, вертевшаяся где-то рядом, наконец обрела четкость.

— Отец входил в состав Совета на Каргоне, — прошептал он. Потрясенный, он тихо, словно боялся спугнуть ее, продолжал: — Едва я заговорил, мама принялась подталкивать меня к участию в общественной жизни.

— А ты сопротивлялся тому, что делалось для твоего же блага…

— Я ненавидел это! При первой же возможности я убежал. Одна из сестер вышла замуж за члена Совета на Каргоне.

— Мадди… — вставила Диана.

Орн вспомнил, что говорил Стетсон о шифровке от Мадди Диане.

— Ты хорошо знакома с Мадреной?

— Да, Лью, но что с того?

— Политика. Ты ждешь от меня участия в той же самой игре.

— Завтра это уже не понадобится.

Орн снова услышал шипение включившегося трансивера, но голос ничего не произнес.

— Что же случится завтра? — спросил он.

— Выборы, глупенький. Лью, ты очень странно ведешь себя. Ты уверен, что чувствуешь себя хорошо? — Она приложила руку ко лбу. — Может быть, нам лучше…

— Подожди минутку. — Орн отнял ее руку ото лба, продолжая держать ее. — Я должен сказать о нас…

Она сжала его ладонь. Он кашлянул.

Диана мягко высвободила руку, коснулась его щеки.

— Я думаю, мои родители уже знают. У нас репутация влюбляющихся-с-первого-взгляда. — Она с нежностью посмотрела ему в глаза. — У тебя лоб холодный, но, может быть, нам лучше…

— Господи, какая же я дубина! — пробормотал Орн. — До меня только сейчас дошло: я ведь тоже натианец!

Диана широко раскрыла глаза.

— Догадался, что…?

— Я знал это… Чувствовал и не хотел признаться в этом. Когда ты осознаешь… когда ты должен принять это…

— Лью, я не понимаю тебя.

— Идентичные модели наших семей. Даже дома, о боже! Вот ключ. Какой же я болван! Голова! Полли! Твоя мать и есть руководитель…

— Но, дорогой… конечно. Она… я думала, ты…

— Скорее! Мне срочно надо встретиться с ней.

Он коснулся кнопки трансивера, но голос Стетсона опередил его.

— Отличная работа, Лью! Спецподразделение готово к высадке. У них не осталось никаких шансов.

Забывшись, Орн закричал:

— Стет! Не надо солдат! Не трогай Буллонов! Я жду тебя одного!

Диана отшатнулась от него, вскочила на ноги.

— Что ты говоришь? — резко спросил Стетсон.

— Я спасаю наши глупые головы! — рявкнул Орн. — Ты слышишь меня? Одного! Иначе у нас вспыхнет нечто похуже любой из Римских Войн.

— Лью, с кем ты разговариваешь? — Диана с тревогой смотрела на Орна.

Не обращая на нее внимания, он продолжал:

— Ты слышишь меня, Стет?

— Девушка знает, что ты говоришь со мной?

— Конечно, она знает. Я жду тебя одного, без десанта!

— Хорошо, Лью. Я не знаю причины, но верю тебе, даже после того, как ты признал… ты ведь знаешь — я слышал. О-корпус будет находиться в состоянии готовности. Через десять минут я буду в резиденции Буллонов, но не один. КомГо прилетит вместе со мной. — Стетсон помолчал. — Он говорит, ты, вероятно, отдаешь себе отчет в том, что делаешь…

«Дьявол подстерегает нас там, где лежит незнание. Задний план Вселенной представляется черным невидящим оком. Именно из этой области постоянной неведомой угрозы видится нам ад.

Желание уничтожить дьявола заставляет нас стремиться к иллюзорному всезнанию. Но в бесконечной Вселенной надвигающаяся опасность может быть скрыта за сатанинской чернотой. Нескончаемое Все должно остаться иллюзией — иллюзией и только. Осознай это, и исчезнет неведомая угроза».

Аббат Гальмирах. Религия в Пси.

Засунув руки в карманы мятых брюк, прислонившись к стене у дивана, стоял Стетсон. Глубокие морщины избороздили его лоб. Рядом с ним мерял шагами пол адмирал Собат Спенсер, командующий галактическими операциями Службы Р — У — лысый, голубоглазый человек, с обманчиво мягким голосом.

Словно посаженный в клетку зверь, он не мог найти себе места — три шага вперед, три — обратно.

Полли Буллон, сидящая на краю дивана, прижала руки к коленям так, что побелели пальцы. Губы, растянутые в узкую полоску, выражали неодобрение. Прижавшись к матери, обхватив себя руками, сидела Диана. Ее трясло. Не отрываясь, она смотрела на Орна.

— Итак, я имел глупость созвать всех вас на небольшую конференцию, — сказал Орн.

Он стоял в пяти шагах от Полли, сложив на груди руки. Ходьба адмирала начинала действовать ему на нервы. — Прошу вас всех выслушать меня, — он посмотрел на КомГо.

— Всех.

Адмирал Спенсер остановился, хмуро глянув на Орна.

— Я еще не услышал веской причины отказа в уничтожении этого места.

— Ты… ты предатель, Льюис, — проскрипела Полли.

— Хочу с вами согласиться, мадам, только с противоположной точки зрения, — сказал Спенсер.

Он посмотрел на Стетсона.

— Нашли Скотти Буллона?

— Как только они найдут его — мне сообщат. — В голосе Стетсона слышалась тревога.

— Вы ведь приглашены на сегодняшний вечер, адмирал? — спросил Орн.

— Что же это должно означать? — раздраженно, вопросом на вопрос, ответил Спенсер.

— Готовы ли вы заключить в тюрьму ваших жену и дочерей за участие в заговоре? — продолжал Орн.

Легкая улыбка появилась на губах Полли. Спенсер открыл рот, но, не сказав ни слова, закрыл его.

— Большинство натианцев — женщины, — пояснил Орн. — Ваши женщины среди них.

Адмирал вдруг сделался похожим на человека, получившего удар ниже пояса.

— А доказательства? — прошептал он.

— У меня они есть, — кивнул Орн. — Сейчас я дойду до них.

— Чепуха! — взорвался Спенсер. — Ты не можешь, вероятно, выполнить…

— Лучше выслушайте его, адмирал, — вставил Стетсон. — Я хочу сказать лишь одно: Орна стоит выслушать.

— Тогда пусть пояснит! — проревел Спенсер.

— Пожалуйста. Большинство натианцев — женщины, — повторил Орн. — Лишь несколько случайных и несколько запланированных, подобно мне, мужчин. Вот почему абсолютно невозможно проследить фамильную линию. Тесно связанное семейными узами женское общество, стремящееся к власти, использует при этом своих мужей.

Спенсер закашлялся. Казалось, он не в силах оторвать взгляда ото рта Орна.

— Я проанализировал, — продолжал тот, — и могу сказать следующее: примерно тридцать или сорок лет назад заговорщики или, вернее, заговорщицы, начали вскармливать нескольких лиц мужского пола, готовя их на ключевые правительственные посты. Остальные мужчины-натианцы даже не подозревали о заговоре. Те же, на которых делалась ставка, со временем становились полнокровными членами тайного общества. Похоже, подобная карьера была уготована и мне.

Полли метнула на него свирепый взгляд и снова опустила глаза на свои руки.

Диана отвернулась, едва Орн попытался встретиться с ней взглядом.

— Согласно их плану, — продолжил он, — предполагалось прийти к победе на этих выборах. В случае удачи они могли бы начать действовать свободнее.

— Выше головы не прыгнешь, мальчик! — прорычала Полли. — Ты уже опоздал. Поздно пытаться что-либо изменить.

— Ну, это мы еще посмотрим! — огрызнулся Спенсер.

Похоже, он начал понемногу отходить от удара.

— Несколько превентивных арестов, открытый процесс над…

— Нет, — сказал Орн. — Вы не все еще поняли, адмирал. Она права. Так действовать уже действительно поздно. Эти женщины слишком тесно завязаны во всем этом.

Спенсер фыркнул, сверкнул глазами.

— Молодой человек, стоит сказать мне слово — и от этого места ничего не останется.

— Я знаю, — кивнул Орн. — Еще один Гамаль, еще один Шелеб.

— Мы не можем пренебрегать этим! — рявкнул Спенсер.

— Можно не пренебрегать, — согласился Орн. — Но мы сделаем следующее. У нас нет выбора. Настало время узнать о топоре и топорище.

— Что? — вспыхнул Спенсер.

— Правило Службы Р — У, — пояснил Орн. — Общества с примитивным уровнем развития нашли способ избавиться от постоянного соблазна решать спорные вопросы насильственным путем. Одна деревня делает топор, другая — только топорище. Ни один не помышляет о захвате соседней сферы деятельности.

Полли пристально посмотрела на Орна. Диана смутилась.

— Знаешь, о чем я подумал? — спросил Спенсер. — Пытаясь решить эту проблему, ты только подтверждаешь — натианец всегда остается натианцем.

— Не совсем, — ответил Орн. — Пятьсот лет смешения с другими народами доказывают обратное. Хотя тайное общество исключительно проницательных политиков сохранилось. — Он криво улыбнулся Полли и опять взглянул на Спенсера. — Подумайте о вашей жене, сэр. Положа руку на сердце, скажите: были бы вы сегодня КомГо, если бы она не направляла вас?

Лицо Спенсера потемнело. Он выпятил подбородок, словно намереваясь испепелить Орна взглядом, но, смущенный, опустил глаза. Наконец нервно рассмеялся.

— Похоже, Соби начинает прозревать, — заметила Полли. — Ты закончил, Льюис? Мы будем иметь дело с теми, с кем должны его иметь. Ты, Льюис, не входишь в это число.

— Не советую недооценивать вашего будущего зятя, — сказал Орн.

— Ты! — крикнула Диана. — Я ненавижу тебя, Льюис Орн!

— Ничего, со временем ты преодолеешь это. — Голос Орна стал сладок.

— О-о-о! — Диана побелела от гнева.

— Я думаю, у меня на руках козырей все же больше, — обратился Спенсер к Полли.

— У вас их практически нет, если вы еще не поняли ситуации, — сказал Орн.

— Объясни. — Спенсер оценивающе посмотрел на Орна.

— Сомнительная популярность Правительства. Ваша плата за власть и достаток — балансирование на лезвии ножа. Громадная аморфная масса — люди — способна поглотить (и уже поглотила) немало правительств. Они способны сделать это на волне гнева. И вы предотвращаете его, назначая хорошее правительство. Не прекрасное, мудрое, а просто хорошее. Иначе, рано или поздно, придет ваш черед. Это и есть политический гений, как часто повторяла моя мать. Я впитал это. — Он нахмурился. — Я не принимаю политику… и, кроме того, я никогда не любил женщин, вмешивающихся в мою жизнь.

Стетсон отделился от стены.

— Все ясно, — сказал он.

Все головы повернулись к нему.

— Оставаясь у власти, натианцы должны дать нам хорошее правительство. Примем это. Факт очевидный. С другой стороны, если мы арестовываем их, то тем самым открываем путь любителям, непрофессионалам, фанатичным демагогам, политика которых в конце концов приводит нас к хаосу.

— Без сомнения, — сказал Орн. — Поэтому надо позволить натианцам продолжать, но с небольшими изменениями.

— Мы не будем ничего изменять! — отрезала Полли.

— Вы еще не выучили урока о топоре и топорище, — невозмутимо сказал Орн.

— А ты еще не понял, что такое настоящая политическая власть, — парировала Полли. — Сдается мне, Льюис, ты не знаешь, куда идти дальше. Ты нашел меня, но в затруднении, что предпринять дальше. Организация обойдется и без меня. А вы не посмеете арестовать нас. В противном случае вы дискредитируете множество влиятельных людей. Власть — в наших руках.

— Служба Р — У в состоянии арестовать девяносто процентов членов вашей организации за каких-нибудь десять дней.

— Попробуйте найти их! — фыркнула Полли.

— Как, Лью? — спросил Стетсон.

— Кочевники, — пожал плечами Орн. — Этот дом напоминает шатер. Мужчины — снаружи, женщины — внутри. Взгляните на план внутреннего двора. Инстинктивное стремление. Натианская кровь.

— Этого достаточно? — спросил Спенсер.

— Добавьте склонность к игре на странных музыкальных инструментах. Кайтра, барабан, гобой — инструменты кочевых племен. Плюс господство женщин в семье; странная смесь традиций кочевников и современности. Копните глубже — политическая карьера мужей, прислушивавшихся к советам своих женщин. Если мы и упустим кого-либо, то немногих.

Полли смотрела на него, раскрыв рот.

— Голова идет крутом, — сказал Спенсер. — Я точно знаю одно. Я обязан предотвратить возникновение еще одной Римской Войны. Я дал клятву. И если по долгу службы я обязан посадить каждого, кто…

— Через час после того, как станет известно о заговоре, — перебил его Орн, — по долгу службы вам не придется сажать каждого, муж натианки! Скорее, вам придется взять под стражу самого себя, или, что более вероятно, быть уничтоженным толпой.

Спенсер побледнел.

Стетсон кивнул в знак согласия.

— Расскажи нам о топоре и топорище, — попросила Полли. — Твое предложение?

— Номер один: право налагать вето на любого кандидата, — сказал Орн. — Номер два: у вас никогда не будет больше половины ключевых постов в правительстве.

— И кого же наделят правом отвода кандидатур? — спросила Полли.

— Адмирала Спенсера, Стета, меня… кого-нибудь еще, кому мы сможем доверять.

— Ты, что же, считаешь себя Богом? — Полли пристально посмотрела на Орна.

— Не больше, чем вы думаете. Я хорошо запомнил уроки матери. Это — система компромиссов. Вы разрезаете пирог, мы — выбираем куски, которые можно взять. Одна группа делает топор, другая — топорище. Вместе мы соединяем их.

В комнате воцарилась тишина. Наконец Спенсер сказал:

— Это выглядит не совсем справедливо…

— Политические компромиссы никогда не бывают справедливы, — заметил Орн.

— Есть вещи, которые никогда не соединятся, не оставив изъянов, — сказала Полли. — Это и есть правительство. — Она усмехнулась, взглянула на Орна.

— Хорошо, Льюис, мы принимаем твою схему. — Она посмотрела на Спенсера.

Тот пожал плечами.

Полли снова повернулась к Орну.

— Ответь мне только на один вопрос, Льюис. Как ты догадался, что я — руководитель?

— Это очень просто. — Орн улыбнулся. — Те записи, которые мы нашли… там была фраза: «Семья на Мараке, обозначенная кодом „Голова"». Ваше имя, Полли — производное от древнего слова „Полл", означающего „голова".

Полли вопросительно посмотрела на Стетсона:

— Он всегда так умен?

— Всегда, — кивнул Стетсон.

— Если хочешь попробовать свои силы в политике, Льюис, — сказала Полли, — я очень рада была бы…

— Я уже и так по уши в политике, — проворчал Орн. — Все, чего я хочу сейчас, так это сесть с Ди и уточнить кое-что, мной упущенное.

Диана фыркнула и, обращаясь к стене, сказала:

— Никогда впредь я не хочу слышать или видеть этого Льюиса Орна! Достаточно!

Плечи Орна поникли. Он повернулся, но, сделав шаг, споткнулся и рухнул на толстый ковер гостиной. Все замерли.

— Доктора, быстро! — опомнился Стетсон. — Меня предупреждали в госпитале, — он еще очень слаб.

Звук тяжелых шагов Полли к коммуникационной системе.

— Лью! — голос Дианы.

Она упала на колени рядом с Орном, коснулась мягкими пальцами его головы, шеи.

— Переверните его, расстегните ему воротник, — посоветовал Спенсер.

Осторожно они перевернули Орна на спину. Он был бледен.

Диана ослабила ему воротник, уткнулась лицом ему в грудь.

— Прости, Лью, прости! — зарыдала она. — Я не хотела. Пожалуйста, Лью, пожалуйста, не умирай!

Орн открыл глаза, поглядел сквозь рыжевато-красную пелену волос Лианы на Спенсера и Стетсона. До него донесся голос Полли, отдающий торопливые указания по видеофону. Он ощутил тепло щеки Дианы на своей шее и капельки ее слез. Медленно, осторожно он моргнул. Внезапно до него донеслось шипение включившегося передатчика. Безудержная ярость охватила его. «Будь она проклята, это чертова вещь! Пусть исчезнет она на дне глубочайшего моря Марака!»

Внезапно он почувствовал, как образовалась пустота на том месте, где недавно находился трансивер. Шипение резко оборвалось. Пораженный, Орн осознал: передатчик исчез. Необыкновенное ощущение единения со Вселенной наполняло каждую клетку мозга. «Пси! Во имя всех святых, Боже! Я — энергия Пси!»

Мягко он отстранился от Дианы, позволив ей помочь ему сесть.

— Лью… — прошептала она, прижимаясь к его щеке.

— Доктор в пути, — возникла сзади Полли. — Он посоветовал избегать резких движений. Почему он сидит?

Орн почти не слышал их.

«Я должен лететь на Амель. Ничто не остановит меня». Он еще не знал, как сделает это, но чувствовал, очень скоро.

На Амель.

«Смерть многогранна: нирвана, бесконечное повторение жизни, равновесие живого и духовного как элемент чистой активности, напряжение/релаксация, боль и наслаждение, поиск истины и всеотрицание. Список неисчерпаем».

Ноа Аркрайт. Аспекты Религии.

Едва ступив из прохладного чрева транспортного корабля на раму, освещенную амельским солнцем, Орн почувствовал бурлящие в воздухе потоки пси-энергии. Ощущение было такое, словно он оказался в зоне действия магнитного поля. Орн замер, ухватившись за поручень, борясь с внезапно подступившей дурнотой. Постепенно головокружение прошло, и он поглядел вниз, с почти двухсотметровой высоты на зеркально-гладкую поверхность космопорта. В знойном воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Лишь временами внезапные порывы пси-энергии обжигали его недавно разбуженные чувства.

Орн даже не заметил, как изменилась его жизнь, набирая бешеный темп и устремляясь в направлении неизведанного, едва он заговорил об Амеле.

Срочно вызванный инженер из отдела изучения Пси-эффектов Службы Р — У обучил Орна пользованию вживленным в тело сложным устройством для определения и усиления пси-энергии.

Никто не обратил внимания или не заметил исчезновения трансивера из тела, а Орн не попросил заменить его. Он старательно изучал новое приспособление для первичного обнаружения пси-энергии. Новых приказов, подписанных Стетсоном или Спенсером, больше не поступало, хотя Орн отлично понимал: все эти приказы теперь превратились в чистую формальность.

То было напряженное время: новые обязанности в Совете по отбору кандидатов, приготовления к предстоящей свадьбе с Дианой, изучение служебных материалов Р — У. И, наконец, осознание необычного, странного состояния страха, вызванного ощущением пси-энергии.

И сейчас, застыв на рампе корабля, над амельским космопортом, он ясно почувствовал волну этого страха. Он вздрогнул. Амель кишел вызывающими мурашки ощущениями. Странные мысли вспыхивали в мозгу словно ослепительные молнии. Какое-то мгновение он ощущал безудержное желание завизжать, захрюкать, подобно вывалявшейся в грязи «кириффе», засмеяться, безумно захохотать и тут же зарыдать, терзая свое горло.

«Меня предупреждали, поначалу будет совсем плохо», — подумал он, успокаивая себя.

Знакомство с пси-эффектами не стерло страха, но подготовило его к встрече с ним. Неподготовленный человек мог потерять рассудок от переполнявших его обрывочных ощущений, смешанных с каким-то благоговейным ужасом, — превосходная тренировка для учеников, высаживающихся на обетованной планете.

Под ним простиралась святая земля, святилище всех религий в изведанной части Вселенной (и, надо отметить, в неизведанной тоже).

Орн сконцентрировал внимание на внутренних ощущениях, как учили его в Р — У. Ошеломившее вначале чувство страха медленно отступило, сменилось легким беспокойством. Он втянул в себя сухой, горячий воздух, ощущая смутную неудовлетворенность, словно в воздухе не хватало важного элемента, к которому привыкли его легкие.

Держась по-прежнему за поручень, он ждал, пока исчезнут призрачные желания. Кто знает, какое из них может прорваться наружу?

Сверкающая внутренняя поверхность открытого люка отразила, слегка искажая, его фигуру. С блестящей поверхности на него глянул полубог древнейшего прошлого Амеля — массивный, с напряженными шейными мышцами. Тонкий шрам проходил по надбровной дуге и исчезал в коротко остриженных рыжих волосах.

В Службе Р — У шутили, что старшего полевого агента можно узнать по количеству шрамов. Но никто не задумывался о количестве миров, получивших шрамы после вмешательства Р — У.

Орн горько усмехнулся: а что, если Амелю понадобится «лечение» или Р — У попытается «урегулировать» положение здесь. Впрочем, тут вряд ли можно дать однозначный ответ.

Орн огляделся, ожидая полного освобождения от пси-контроля. Отсюда, с рампы открывался захватывающий дух вид сграффито из башен, колоколен, шпилей, монолитов, зиггурат, пагод, куполов, минаретов… простиравшихся до самого горизонта, словно на гладком полотне, танцующих в волнах зноя. Золотистый солнечный свет отражался от окрашенных в яркие и приглушенно-нежные тона зданий, сложенных из камня, триклона, стали, синтетических материалов тысячи тысяч цивилизаций.

Желтое солнце — Дабе — застыло в зените, в голубом безоблачном небе, пронзая тогу Орна неласковым жаром. С огорчением он подумал: здесь ему придется носить лишь это бледно-голубое одеяние. Цвет тоги обозначал степень «ученика», хотя вряд ли он прибыл сюда учиться в обычном понимании этого слова. Но таково было требование допуска на Амель. Спускаемая площадка мягко загудела, едва Орн шагнул с рампы, готовая опустить его в суету космопорта. Священнослужители приступали к процедуре посвящения вновь прибывших учеников. Орн не знал, стоит ли ему тоже проходить подобный ритуал. В Службе его инструктировали в плане того, что он должен сам выбрать время высадки. Что они там делают внизу? До него слабо доносились пение и барабанная дробь, временами заглушаемая лязгом вспомогательных механизмов порта.

Внезапное ощущение страха перед неизвестностью сдавило сердце; неизвестностью, подстерегающей его в узких, извилистых улочках, лабиринтах религии. Он знал, когда впервые пришел этот страх. Все началось с Марака.

…Он сидел за столом в своем холостяцком жилище, невидяще глядя в окно на раскинувшийся парк — собственность университета Р — У. Клонящееся к закату зеленое солнце Марака казалось далеким и холодным. Амель тоже казался далеким — местом, куда ему предстояло отправиться после свадьбы и медового месяца.

Он только что получил назначение в антивоенный колледж. Внезапно нахмурившись, он окинул взглядом комнату. Что-то было не так, но он не мог понять, что именно. Все, казалось, находилось на своих местах, ничто не изменилось: серые стены, острые углы койки, застланной белым покрывалом с вышитой монограммой Р — У — скрещенными шпагой и стилом, — стул, приставленный к спинке кровати в трех сантиметрах от двери стенного шкафа. Все казалось обычным и находилось на своих местах.

Но он не мог избавиться от ощущения, будто что-то изменилось и… стало опасным.

Внезапно дверь резко распахнулась, и в комнату вошел Стетсон, в своей неизменной выцветшей форме. Знаки отличия — золотые эмблемы в петлицах и на фуражке, похоже, уже начала разъедать ржавчина. Орн улыбнулся. Эти эмблемы вряд ли знавали хотя бы одну чистку. Мысль показалась глупой. Стетсон экономит время для чистки своего ума. За Стетсоном, словно собачонка на невидимом поводке, катилась механическая тележка, груженная с верхом микропленками, кассетами и даже примитивными книгами в твердых обложках. Тележка вкатилась в комнату и замерла. Орн посмотрел на нее, мгновенно почувствовав: это и есть объект его страха.

— Что это, Стет? — Он вскочил на ноги, пристально глядя на приятеля.

Стетсон отставил стул от койки, бросил фуражку на покрывало. Темные волосы торчали в разные стороны. Он моргнул.

— У тебя было достаточно заданий и возможностей ознакомиться с подобной амуницией.

— Тебе нечего больше мне сказать? — спросил Орн.

— Ну, бывает так, что все в жизни меняется, хотя бывает и наоборот. Кроме того, нынешнее задание ты, кажется, выпросил сам.

— У меня свадьба через три недели.

— Свадьба твоя откладывается. — Стетсон предупреждающе поднял руку, увидев, как потемнело лицо Орна. — Подожди минутку. Просто откладывается.

— По чьему распоряжению?

— Ну, Диана согласилась выполнить задание Верховного Комиссара.

— На сегодня у нас был назначен обед. — Орн начал выходить из себя.

— Он тоже откладывается; она просит прощения. Все это в тележке, в визокубе — извинения, любовь и тому подобное. Она надеется, ты поймешь цель ее внезапного отъезда.

Голос Орна напоминал рычание:

— Что еще за цель?

— Цель ее отсутствия. Через шесть дней, а не через шесть месяцев ты отправляешься на Амель, и у нас куча работы по подготовке твоего задания.

— Объясни лучше, причем здесь Диана?

— Она понимает, что будет мешать тебе, отвлекать тебя, распылять твое внимание, так необходимое тебе именно сейчас. Она отправилась к Франчи Старшему передать важное личное послание, объясняющее суть натианской проблемы и почему отозваны некоторые, прошедшие выборы кандидаты. Она в полной безопасности, и вы поженитесь, когда ты возвратишься с Амеля.

— При условии, если не появится очередное, не терпящее отлагательств дело! — прорычал Орн.

— Ты один из тех, кто дал клятву Р — У, — сказах Стетсон. — Она предусматривает выполнение приказов.

— О да! — прохрипел Орн.

— Амель ты помнишь?

— Но почему так внезапно?

— Амель… хорошо, Лью. Амель — неподходящее место для пикника, как тебе, возможно, могло показаться.

— Нет, конечно… но это место для продолжения обучения управлением пси-энергией. Разве не ты подписал мое заявление?

— Лью, ты не совсем владеешь ситуацией.

— О?..

— Не ты обратился с просьбой отправки на Амель — тебя призвали.

— Что это должно означать?

— Существует лишь один путь попасть туда, — если ты не священнослужитель, — тебя призывают учеником.

— Значит, меня призвали?

— Да.

— А если я откажусь отправиться туда учеником? Глубокие складки обозначились у рта Стетсона.

— Ты дал клятву Р — У. Ты помнишь ее?

— Я собираюсь переписать эту клятву. — Орн нахмурился. — Со слов: «Клянусь жизнью и честью искать и уничтожать любые признаки войны, где бы их не обнаружили». Так вот, я хочу добавить: «И я пожертвую всем и вся ради этой цели».

— Неплохо звучит, — кивнул Стетсон. — Почему бы тебе не предложить это дополнение, когда вернешься?

— Если вернусь!

— Я признаю такую возможность. Но тебя призвали, и Служба Р — У очень хотела бы видеть тебя там.

— Так вот почему никто не удивился моей просьбе!

— Отчасти наш отдел по изучению пси-эффектов подтвердил твои необыкновенные способности… и наши надежды возросли. Мы хотим кого-нибудь вроде тебя отправить на Амель.

— Почему? Какой интерес у Службы на Амеле? Там никогда не случалось войны. Политики боятся прогневить богов.

— Или их служителей религии.

— Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь попадал в беду на Амеле, — сказал Орн.

— Зато у нас всегда неприятности.

— У Службы Р — У?

— Да.

— Но наши ученые из отдела Пси-эффектов обучаются там.

— Их присылает к нам Амель независимо от нашего желания. Нам никогда не удавалось отправить высококлассного, преданного агента на Амель.

— Значит, вы полагаете, священнослужители что-то подозревают?

— Если да, то мы в опасности. Как мы справимся с пси-энергией? Как нам схватить человека, прыгающего, подобно тому парню с Вессела, с планеты на планету без корабля? Как справиться нам с человеком, удаляющим приборы из тела без хирургического вмешательства?

— А, так вы уже знаете?

— Когда наш передатчик начинает посылать нам бульканье рыб, естественно, мы узнаём. Как удалось тебе это? — спросил Стетсон.

— Я не знаю.

— Возможно, ты говоришь правду.

— Я только пожелал, чтобы это случилось. — Орн нахмурил брови.

— Только пожелал? Может быть, поэтому ты собрался на Амель?

Орн кивнул, встревоженный этой мыслью, по-прежнему не в силах освободиться от дурного предчувствия.

— Ты уверен, они призвали именно меня.

— Мы уверены и встревожены.

— Ты не объясняешь всего, Стет. Стетсон вздохнул.

— Лью, сегодня утром мы получили подтверждение. На следующей сессии Ассамблеи будет поднят вопрос о переходе Р — У в подчинение Службе Исследования и Обучения, а возможно, и о передаче последней всех функций Службы.

— Ты шутишь.

— Нет.

— В подчинение Тайлера Джемини и его мальчиков?

— И никого другого.

— Господи… но это же безумие! Половина наших проблем — от глупости И — О. Они втянут нас в еще одну Римскую Войну. Я считал, Джемини станет первым из тех, кого мы уберем.

— Угу, — согласился Стетсон. — На следующей сессии, меньше чем через пять месяцев, будет поднят вопрос о нашем отстранении от дел при полной поддержке священнослужителей Амеля.

— Всех?

— Да.

— Безумие! Послушай…

— У тебя еще остаются сомнения относительно Амеля?

Орн покачал головой.

— Но существуют тысячи религиозных сект, а может быть, и миллионы. Всемирный Совет не позволит…

— Совет и слова не скажет в защиту Р — У.

— Стет, что-то не сходится. Если эти монахи против нас, почему они приглашают меня?

— Теперь ты понимаешь, почему мы так обеспокоены, — сказал Стетсон. — Никому, я повторяю, — никому! — не удавалось заслать своего агента на Амель. Ни Р — У, ни старой Маракианской Секретной службе. Даже натианцам. Все попытки встречали вежливое противодействие. Ни один агент не продвинулся далее двадцати метров от места высадки.

— Что это ты привез? — Орн повернулся к тележке.

— Весь материал, который ты должен был просмотреть в течение шести месяцев. У тебя же только шесть дней.

— Как вы собираетесь вытаскивать меня с Амеля в случае неудачи?

— Никак.

— Никак? — Орн с недоверием поглядел на Стетсона.

— Согласно нашим источникам, твое обучение на Амеле или, как они называют его, «тяжкое испытание», продлится шесть месяцев. Если по истечении этого срока ты не вернешься, мы назначим расследование.

— Типа «Где вы спрятали его тело?»! — рявкнул Орн. — Проклятье! Даже Р — У не может провести расследование.

— Там у тебя будет несколько посвященных жителей планеты. Твоих друзей.

— Тех друзей, которые направили меня туда!

— Я уверен, ты понимаешь необходимость этого задания. Диана поняла.

— Она знает все это?

— Да. Сначала она плакала, но все же отправилась к Франчи Старшему, как приказано.

— Я твоя последняя надежда? Стетсон кивнул.

— Мы должны знать, почему Центр религий против нас. Мы никогда не вынашивали намерений оккупировать их. Мы, конечно, могли бы попытаться, но это вызовет религиозные бунты во всей Федерации.

Зажечь пламя еще одной войны — проще игры в мяч.

— Но ты не исключаешь такой возможности?

— Нет. Хотя не уверен, что наберется достаточно добровольцев для этой работы. Мы никогда не готовим личный состав к войне с религиозными группами. Но, черт возьми! Я уверен: Амель готов к встрече с нами. Лью, ты ступаешь на зыбкую почву. Но мы должны выяснить, почему! Может быть, они просто не понимают нас. Это — единственная наша надежда.

— А если они собираются воевать, Стет? Что тогда? Какая новая фракция может прийти к власти на Амеле?

Стетсон выглядел опечаленным.

— Если ты сможешь доказать… — Он пожал плечами.

— С чего начнем? — вздохнул Орн. Стетсон ткнул пальцем в тележку.

— Начинай читать. Вечером в клинике тебе вошьют новый, улучшенного типа, усилитель пси-энергии.

— Когда я должен быть там?

— За тобой придут.

— За мной всегда кто-нибудь приходит, — пробормотал Орн.

«Вселенная без войны невольно предполагает понятие критической массы в приложении к человеческой природе. Любое случайное столкновение, способное привести к войне, всегда затрагивает аспекты личностных ценностей, осложнения, связанные с технологическим синергизмом, вопросы этико-религиозного характера, природа которых подвержена противодействию. Неизбежно остаются и неизвестные величины, вездесущие и непостижимые.

Человечество по отношению к войне заключено в какую-то многолинейную замкнутую цепь обратной связи, где не существует понятие значительного».

«Война Не-возможна». Глава IV. Руководство к действию. Служба Р — У.

Длинные тени протянулись в госпитальную палату Медицинского Центра Р — У. Наступило время послеобеденного отдыха. Включенная псевдоперспектива создавала в комнате иллюзию полной защищенности. Мягкий, приглушенный зеленый свет селектокола дополнял ощущение покоя. Вес индукционного бандажа под подбородком давал о себе знать, хотя характерного зуда ускоренного заживления Орн не ощущал.

Пребывание на больничной койке причиняло смутное беспокойство. Он знал, почему. Звуки и запахи напоминали ему месяцы, проведенные в госпитале после Шелеба. Теперь Шелеб превратится в другую планету, на которой никогда не возникнет Война.

Подобно Амелю.

Дверь в комнату скользнула в сторону, пропуская вовнутрь высокого, неимоверно худого офицера отдела по изучению Пси-эффектов.

Орн изучал вошедшего — незнакомое лицо, длинный птичий нос, твердый подбородок, узкий рот. Пронзительный, цепкий взгляд. Офицер приподнял руку в знак приветствия, облокотился на спинку больничной койки в ногах Орна.

— Я — Аг Эмолирдо, — сказал он. — Начальник отдела Пси-эффектов. Аг — сокращенно от «Агония».

Не в силах кивнуть головой из-за индукционного бандажа, Орн молча продолжал изучать Эмолирдо. Так вот он, оказывается, какой — осторожный и таинственный начальник отдела Пси-эффектов. Человек излучал ауру поразительной самоуверенности. Он напомнил Орну служителя на Каргоне, — еще одного выпускника Амеля.

Память вызывала смутную тревогу.

— Я слышал о тебе, — сказал Орн. — Как поживаешь?

— Скоро узнаем, — спокойно произнес Эмолирдо. — Я просмотрел твои записи. Поразительно. Знаешь ли ты, что можешь быть центром Пси-энергии!

— Что? — Орн попытался сесть, но бандаж держал его крепко.

— Центром Пси-энергии, — повторил Эмолирдо. — Сейчас я объясню.

— Будь добр, — кивнул Орн. Он чувствовал, как его начинает раздражать всезнающая манера Эмолирдо изъясняться.

— Можешь рассматривать это, как начало твоего обучения. Я решил проводить его сам. Если ты — то, что мы подозреваем… это редкий случай.

— Насколько редкий?

— Остальные потерялись за мистической завесой древности.

— Понятно. Центр Пси-энергии… что это?

— Мы так называем этот феномен. Если ты центр Пси-энергии — это означает, что ты… Бог.

Орн замигал, не в состоянии до конца осмыслить услышанное.

«Жизнь — многогранная, непостижимая загадка», — подумал он.

— Ты не задаешь вопросов? — поинтересовался Эмолирдо.

— Вопросов слишком много.

— Задавай.

— Почему ты решил, что я этот… центр Пси? Эмолирдо кивнул.

— Ты — словно островок порядка во вселенной хаоса. Четыре раза ты привлекал внимание Службы, совершая невозможное. Любая задача, за которую ты брался, могла бы привести к возникновению военного конфликта. Но появлялся ты и составлял разрозненные куски…

— Я делал то, чему меня учили, и ничего больше.

— Учили? Кто?

— Глупый вопрос. Р — У, конечно.

— Разве?

Эмолирдо придвинул стул, сел рядом с кроватью. Его голова оказалась на одном уровне с Орном.

— Давайте начнем с самого начала, с нашего понимания жизни.

— Я понимаю жизнь, проживая ее, — отрезал Орн.

— Вероятно, мне следует кое-что уточнить для определения понятий. Итак, жизнь, в нашем понимании, представляет собой мост, грань между Порядком и Хаосом. Мы трактуем Хаос, как сырую энергию, дикую, необузданную, предназначенную для усмирения, придания Жизни упорядоченной формы. В этом смысле Жизнь становится накопителем энергии Хаоса. Ты следишь?

— Я слышу слова.

— А-а. — Эмолирдо откашлялся. — Сформулируем иначе: Жизнь черпает энергию из Хаоса, но при этом существует внутри упорядоченной формы. Хаос представляет собой фон, или основу, на которой зарождается Жизнь. Здесь мы сталкиваемся с другим понятием — так называемым Стасисом. Для наглядности сравним его с магнитом. Стасис притягивает энергию, пока напряжение статичности, неизменности не достигает критической величины и не происходит взрыв. Взрыв внутри Стасиса разрушает формы, возвращая Хаос или беспорядок. Что, соответственно, оставляет нас с неоспоримым выводом: Стасис всегда ведет к Хаосу.

— Забавно. Эмолирдо нахмурился.

— Данное правило верно как для одушевленной, так и неодушевленной материи. Лед — состояние воды — разрушается при внезапном контакте с теплом. Застывшие общества разрушаются, подвергаясь действию пламени войн или сталкиваясь с неизвестным новым обществом. Природе ненавистен Стасис.

Орн возразил, надеясь, что Эмолирдо замолчит:

— Так же, как и пустота.

А сам подумал: «К чему он клонит? Эти разговоры о Хаосе, Порядке, Стасисе?»

— Мы рассуждаем в категориях энергетических систем, — продолжал Эмолирдо. — Это и есть Пси-подход. Есть еще вопросы?

— Ты ничего не объяснил, — сказал Орн. — Слова, одни слова. Как это увязать с Амелем и с твоим подозрением, что я — центр Пси-энергии?

— Что касается Амеля — этот Стасис, неподверженный разрушению.

— Может быть, он не статичен.

— Разумное возражение. Центр Пси-энергии приводит нас к проблеме чудес. Ты призван Амелем, раз мы считаем тебя создателем чудес.

Боль пронзила перевязанную шею Орна, едва он попытался повернуть голову:

— Чудес? — треснувшим голосом переспросил он.

— Понимание пси-эффектов означает понимание чудес, — нравоучительным тоном произнес Эмолирдо. — Дьявол сидит в том, что мы не понимаем. Таким образом, чудеса пугают нас и наполняют ощущением небезопасности.

— Например, как тот парень, который прыгал с планеты на планету без помощи летательных средств.

— Да. Или другая форма чуда — желание удалить прибор из тела, причем абсолютно не причиняя себе вреда.

— Что произойдет, если я пожелаю избавить себя от твоего присутствия? — спросил Орн.

Странная полуулыбка скользнула по губам Эмолирдо. Словно он решал внутреннюю проблему, как поступить: заплакать или засмеяться, но так и не нашел ответа.

— Это могло бы быть интересным, особенно, если я борюсь с моим собственным желанием.

— Я не настаиваю, — смутился Орн. Эмолирдо пожал плечами.

— Я только хочу отметить, изучение пси означает изучение чуда. Мы занимаемся явлениями, выпадающими из общепринятых рамок. Религия называет подобные эффекты чудесами. Нам приходится сталкиваться с пси-явлениями, или генераторами пси-энергии.

— Смена ярлыка не обязательно означает смену сути предмета, — сказал Орн. — Я по-прежнему не настаиваю.

— Ты слышал когда-нибудь о чудесных пустотах на древних планетах? — спросил Эмолирдо.

— Мне знакомы эти истории.

— Это более чем просто истории. Позволь мне объяснить: такие места являются застывшими формами энергии, спиралями, ведущими из нашей вселенной в соседнюю. За исключением таких центров, сырая и хаотическая энергия сопротивляется нашему стремлению к Порядку. Но в данных точках энергия космического Хаоса становится доступна и поддается укрощению. Именно во время процесса желания мы отливаем сырую энергию в уникальные формы, не поддающиеся общепринятым понятиям. — Глаза Эмолирдо засверкали. Казалось, он с трудом справляется с огромным внутренним возбуждением.

Орн облизал губы:

— Формы?

— Легенды довольно незатейливы, — продолжал Эмолирдо. — Человек гнул проволоку, скручивая ее в спираль, вырезал куски пластика, делал странную смесь из совершенно несопоставимых веществ, и… рождалось чудо. Гладкая металлическая поверхность становилась липкой, словно намазанная клеем. Человек рисовал пентаграмму на полу, и внутри нее начинали плясать языки пламени. Дым возникал из сосуда странной формы и начинал исполнять желания. Все это формы. Ты понимаешь?

— Ну и?..

— Или, например, живые существа, включая и человека, концентрирующие пси-энергию в себе. Они шагали в… ничто и появлялись в сотне световых лет от исходной точки. Они могли посмотреть на неизлечимого больного, и тот поправлялся. Они поднимали мертвых. Читали мысли.

Орн сглотнул слюну. Эмолирдо продолжал говорить со страстной убежденностью, не имеющей, однако, ничего общего со слепой верой.

— Как можно вызвать эти пси-эффекты?

— Эти явления возникают из области страха, — ответил Эмолирдо.

Он наклонился к свету, протягивая руку между лампой и стеной.

— Посмотри на стену.

— Я не могу повернуть голову, — сказал Орн.

— Прости. — Эмолирдо убрал руку. — Я сделал тень. Ты можешь представить себе это. Скажем, вот — разумные существа, ограниченные рамками гладкой поверхности этой стены, и вдруг они видят тень от моей руки. Сможет ли кто-либо единственный из них вообразить форму, от которой падает тень, — форму, проецирующуюся из пространства, находящегося вне его измерения?

— Старый, но интересный вопрос.

— Представь себе: это существо, живущее в одном измерении гладкой поверхности, изобретает прибор, позволяющий ему проникнуть в наш мир. Это похоже на историю слепцов, ощупывающих слона. Его прибор начнет выдавать величины, не существующие в его мире…

Кожа под бандажом начала безумно чесаться. Чтобы уменьшить зуд, Орн сунул под повязку палец. Обрывочные картины каргонского фольклора промелькнули в голове: лесные колдуны, человечки, исполняющие желания, а потом заставляющие пожалеть их, пещеры, излечивающие больных.

Палец под повязкой зачесался невыносимо. Орн нащупал таблетки на прикроватной тумбе и выпил, ожидая облегчения.

— Ты думаешь… — начал Эмолирдо.

— Мне вшили новый усилитель пси-энергии, зачем?

— Это усовершенствованный прибор для определения активности пси-энергии, — пояснил Эмолирдо. — Он обнаруживает поля пси-энергии, ее центры. Он усилит твои способности. Позволит лучше противостоять пси-чувствам, определять побуждения, помогая прочесть чувства других людей. Он позволит тебе определять опасность, предвидеть ее, если хочешь. Я хочу провести несколько парагипнотических сеансов, тогда эти эффекты станут тебе более понятны.

Кожу на шее начало покалывать, а в желудке возникло странное ощущение пустоты, не похожее на голод. Опасность?

— Ты узнаешь ощущение предвидения, — продолжал говорить Эмолирдо. — Оно придет, напоминая страх, возможно, чувство голода. Ты ощутишь отсутствие чего-то внутри себя или в воздухе, которым ты дышишь. Это и будет убедительным сигналом опасности.

Ощущение пустоты в желудке усилилось. Кожа Орна покрылась холодным потом. Он хотел избавиться от этих ощущений, от назидательного рассказа Эмолирдо.

— Ты побледнел, — заметил Эмолирдо. Орн попытался улыбнуться.

— Мне кажется, я испытываю ощущение предчувствия уже сейчас.

— Ага. Опиши свои ощущения. Орн повиновался.

— Странно, что это случилось так скоро. И ты можешь определить источник опасности?

— Ты, — сказал Орн. — И Амель. Эмолирдо поджал губы.

— Возможно, сама по себе пси-тренировка несет опасность для тебя. Странно. Особенно, если ты окажешься центром пси-энергии.

«Мудрец признает ограниченность. Глупец и невежа устыдятся ее. Они промолчат, даже когда вопрос может помочь им постичь истину».

Афоризмы Аббатов

«Ждать дальше — не имеет смысла», — напомнил себе Орн.

Он уже оправился от первого потрясения, вызванного пси-энергией Амеля. Хотя чувство предвидения опасности не проходило, напоминая ноющую зубную боль. Зной и тяжесть грубой одежды становились невыносимыми. Он взмок от пота.

Но что-то внутри продолжало удерживать его. Неприятно засосало в желудке, едва он шагнул на спускаемую площадку.

Внезапно пряный аромат фимиама, настолько сильный, что заглушил даже масляно-озоновую смесь запахов космопорта, наполнил воздух.

Несмотря на все обучение и впитанный с молоком матери агностицизм он испытывал чувство благоговейного страха. Амель выделял ауру магии, растворяющую неверие и скептицизм.

«Это пси-эффекты», — сказал себе Орн.

Звуки заунывного пения и причитания поднимались от земли, сливаясь в однообразный гул. Он почувствовал, как зашевелились воспоминания его детства, проведенного на Каргоне. Религиозные шествия в святые дни… Статуя Махмуда, сверкающая в кибле… Азан, звенящий над огромной площадью в день Байрама…

«Не дай родиться богохульству…» Орн покачал головой: «Самое время удариться в религию, пасть ниц перед Уллуа, звездным скитальцем Аирбов».

Он подтянул пояс, выпрямившись на спускаемой площадке. Чувство опасности не проходило, но и не усиливалось.

Площадка мягко скользнула вниз, возвращая его на переполненную людьми землю. Внизу оказалось еще жарче, чем на рампе. Орн вытер со лба пот. Группа священнослужителей в белоснежных тогах и одетых в голубое учеников теснилась на узкой полоске тени крытого прохода. Постепенно толпа распалась, разделяясь на пары — священнослужитель со своим учеником. Лишь один — огромный, с гладко выбритой головой и глубокими обрядовыми шрамами на лице служитель оставался неподвижен. Темные глаза сверкали из-под седых кустистых бровей. «Уроженец Каргона», — подумал Орн. Казалось, земля задрожит под ногами этого человека, едва он зашагает.

— Ты Орн? — прогрохотал он. Орн шагнул под навес.

— Да.

В тени кожа монаха казалась маслянисто-желтой.

— Я Бакриш. — Он уперся своими лапами в бока, хмуро оглядывая Орна. — Ты пропустил церемонию посвящения.

— Мне сказали, я сам должен выбрать время высадки, — ответил Орн.

— Один из тех? — полуутвердительно произнес Бакриш.

Эта массивная фигура, недовольное лицо напомнили Орну сержанта из Маракианского учебного центра службы Р — У.

Это воспоминание вернуло Орну чувство душевного равновесия. Он улыбнулся.

— Ты находишь что-то смешным? — требовательно спросил Бакриш.

— Моя смиренная физиономия выражает счастье от пребывания в вашем присутствии на Амеле, — сказал Орн.

— Да?

— Что обозначает «один из тех»? — поинтересовался Орн.

— Один из тех уникумов, способных вернуть равновесие Амелю, — сказал Бакриш. — Всё. Идем.

Он повернулся, направляясь в глубь крытой галереи, не оглядываясь на Орна.

— Равновесие Амеля? — удивился Орн.

Он поспешил за Бакришем, обнаружив, что временами ему приходится переходить на бег, стараясь не отстать от священника. «Ни движущихся тротуаров, ни станций перемещения, — подумал Орн. — Эта планета девственна».

Крытая галерея напоминала длинный клюв, выступающий из низкого серого здания, сложенного из пластрона. Двойные двери впустили их в сумрачный зал, омывший Орна прохладным воздухом. Про себя он отметил: двери здесь открывались вручную, причем одна из них скрипела. Звук шагов отражался от стен.

Бакриш шел вдоль ряда узких ниш без дверей, одни из которых были заполнены оборудованием непонятного назначения, другие — бормочущими фигурами. В противоположном конце зала еще одна дверь открыла им вход в комнату, достаточно просторную, чтобы в ней разместились небольшой стол и два стула.

Розовый свет освещал помещение из скрытых светильников.

Пахло плесенью. Бакриш опустился на стоящий у стола стул, скрипнувший под тяжестью его тела, жестом указав Орну на другой.

Орн повиновался и почувствовал, как спазм сжал его желудок при новом сигнале опасности.

— Насколько тебе известно, мы на Амеле подчиняемся Всемирному Перемирию. Разведотдел службы Р — у должен был проинформировать тебя об этом.

Орн молчал, не выражая своего удивления неожиданным поворотом беседы.

— Ты должен уяснить одну вещь: ничего необычного в моем назначении к тебе гуру — нет, — продолжал Бакриш.

— Почему это должно быть необычным?

— Ты последователь Махмуда, а я — Инда, но такова воля божья. По Закону Перемирия все мы служим одному Богу, у которого есть много имен. Понимаешь?

— Нет. Я не понимаю.

— У Инда и Аирба — древняя вражда, — сказал Бакриш. — Ты это знал?

— Кажется, я где-то читал об этом, — согласился Ори. — Лично я считаю: вражда ведет к насилию, а насилие — к войне. Я же дал клятву предотвращать подобное.

— Похвально, очень похвально, — закивал Бакриш. — Когда Эмолирдо рассказал нам о тебе, мы, конечно, в первую очередь подумали об Амеле. Вот почему ты здесь.

«Значит, Стет прав, — мелькнула у Орна мысль. — Отдел пси-эффектов шпионит в пользу Амеля».

— Ты поставил перед нами удивительную задачу… — продолжал Бакриш.

Орн надел маску холодной невозмутимости.

— Я думал, все довольно просто.

— В мире нет простых вещей. — Бакриш перевел взгляд на дверь за спиной Орна.

Орн вдруг почувствовал, что ощущение опасности исчезло. Он резко повернулся, успев заметить фигуру в белой одежде, мелькнувшую в проеме, толкавшую впереди себя странный предмет на колесах.

— Так-то лучше, — усмехнулся наставник. — Теперь мы знаем тензорную фазу твоего усилителя. При желании мы сможем вывести его из строя или уничтожить вместе с тобой.

«Какое устройство Эмолирдо заставил врачей вшить в меня?» Орн напрягся, справляясь с неожиданным ударом. Сможет ли он здесь, на Амеле, пожелав, удалить эти приборы из тела? Мысль о неудаче казалась более опасной, чем возможность оставить усилитель в теле.

— Ну что ж, я рад дать вам возможность не сидеть без дела.

— Не надо насмехаться. У нас нет желания уничтожить тебя. Наоборот, мы хотели бы, чтоб ты пользовался этими устройствами. Именно поэтому тебе вживили их в тело и научили пользоваться ими.

Орн два раза глубоко вздохнул. Обучение управлению пси-энергией помогало действовать бессознательно. Он сконцентрировался на внутреннем спокойствии, и оно пришло, словно пролилось потоком холодной воды. С ледяным спокойствием, готовый к любым вторжениям пси-энергии, Орн взглянул на Бакриша. Мысль бешено заработала. Они заперли его, интересно: события разворачиваются совсем не так, как он ожидал.

— Есть вопросы? — спросил Бакриш. Орн откашлялся.

— Да. Вы поможете встретиться мне с Аббатом Гальмирахом. Я должен знать, почему Амель пытается уничтожить…

— Всему свое время.

— Где я могу найти Аббата?

— Пройдет время, и ты встретишься с ним. Он рядом и ждет, уверяю тебя, с огромным нетерпением дальнейших результатов.

— Каких результатов?

— Твоего тяжелого испытания, конечно.

— Конечно. Когда вы попытаетесь уничтожить меня.

Бакриш выглядел удивленным.

— Поверь мне, мой юный друг, у нас нет желания причинить тебе боль. Мы лишь принимаем необходимые меры предосторожности. Есть ряд сложных проблем, которые привлекают наше внимание.

— Вы сказали, что можете уничтожить меня.

— Только в случае крайней необходимости. Ты должен понять две основные вещи: ты хочешь узнать побольше о нас, а мы желаем узнать тебя. Лучший выход из этого положения — согласиться на тяжкое испытание. У тебя действительно нет выбора.

— Вы так говорите!

— Уверяю тебя.

— Значит, предполагается, что я позволю вам отвести меня словно грифку на скотобойню. В противном случае вы меня уничтожите.

— Не стоит предаваться таким черным мыслям. Взгляни на эту задачу с другой стороны, как я, это ведь интересный эксперимент.

— Но один из нас подвергается опасности.

— Я бы так не говорил.

Орн начал медленно закипать от гнева. И ради этого он отложил свадьбу, позволил врачам, наверняка действующим по указке предателя из Р — У, провести изнурительный курс пси-тренировок? Ради этого?!

— Я узнаю, чем ты дышишь! — рявкнул Орн. — А когда сделаю это, я размажу тебя.

Бакриш побледнел. Желтая кожа приобрела какой-то болезненный оттенок. Он судорожно глотнул, качая головой.

— Ты столкнешься с тайнами, — пробормотал он. Орн смутился, ибо не ожидал от себя подобной бравады. «Что так напугало этого умника? Он здесь заправляет, но моя угроза испугала его… Почему?»

— Ты согласен на тяжкое испытание? — рискнул еще раз Бакриш.

Орн откинулся на спинку стула.

— Ведь вы говорите — у меня нет выбора.

— Это действительно так.

— Что ж, я согласен. Но цена за это — встреча с Аббатом!

— Конечно… если выживешь.

«Приходя из Все-единого Начала, мы возвращаемся назад. Сумеем ли мы сохранить самую малость от Того, что есть Начало и Конец?»

Афоризмы Аббатов.

— Он прибыл, Ваше Преподобие, — нарушил тишину священник. — Бакриш с ним.

Аббат Гальмирах стоял у пюпитра. Его длинное блеклое одеяние контрастировало с лежащим на полу толстым оранжевым ковром. Комната выглядела старой и сумрачной из-за закрытых, не пропускавших палящих лучей амельского солнца окон. Тусклый свет лился из старинных светильников, развешанных по углам, освещая комнату.

Узкое лицо с длинным носом и тонкогубым ртом казалось безмятежным. Хотя, без сомнения, он ясно сознавал присутствие священника, размытые тени на деревянных стенах, слабое потрескивание затухающего огня в камине за его спиной.

Вошедший священнослужитель, Макрити, был одним из его наиболее доверенных помощников, но внешность этого человека — длинные черные волосы, густые бакенбарды, очерчивающие гладкое круглое лицо, темный засаленный костюм и белоснежный воротничок, — внушала Аббату смутную тревогу. Слишком уж Макрити напоминал иллюстрации Всемирной Истории о временах Второй Инквизиции.

— Я почувствовал его прибытие. — Аббат на мгновение оторвал взгляд от пюпитра с лежащими на нем листком бумаги и ручкой. Ему нравилось сохранять древние традиции. — Рассеялись последние сомнения. Это он.

— Он преодолел все три ступени, — проговорил Макрити. — Но пока нет уверенности в том, что он выживет во время тяжкого испытания и узнает вас — того, кто призвал его.

— «Узнать» — имеет слишком много значений. Ты прочитал послание моего брата?

— Я прочел его, Ваше Преподобие.

— Ты помнишь то видение, возникшее на мгновение раньше появления Шриггар? — Аббат отложил ручку в сторону. — Мой брат и зеленый прибор. Поразительное повторение слов Шриггар. Точно по проложенному следу. — Он повернулся к своим записям.

— Ваше Преподобие, игра в войну, стеклянный город и время политиков прошли. Я изучал ваш отчет о создании Бога. Пришло время устрашиться плодами своей дерзости.

— Что я и делаю, — произнес Аббат не поднимая головы.

— Мы все боимся этого.

— Но подумай, — росчерком пера Аббат закончил свою работу. — Это наш первый человек! Что нам удавалось сделать — Гору на Тэли, Говорящий Камень Кринта или Бога Мышей на Старой Земле? И вот теперь первый человек — Бог!

— Но ведь были другие, — возразил Макрити.

— Но не мы создали их…

— Мы пожалеем об этом, — пробормотал Макрити.

— О да, я уже жалею, — вздохнул Аббат. — Но теперь поздно что-либо менять. Разве не так?

«Не близок путь, короток день, но ленивы путники. И велит Учитель нам поспешить, ибо велика награда».

Писания Аббата Гальмираха.

— Это так называемая «камера познания веры», — сказал Бакриш, жестом приглашая Орна к открытой двери кельи. — Ты должен лечь на пол спиной и не вставать, пока я не скажу. Ослушание может привести к опасным последствиям.

— Почему?

Орн наклонился вперед, изучая келью. Помещение оказалось неожиданно высоким и довольно узким. Стены, пол и потолок, облицованные белым камнем, испещренные тонкими коричневатыми линиями, словно следы насекомых. Мягкий молочно-белый свет освещал комнату из невидимого источника. В воздухе стоял запах сырого камня и плесени.

— Это пси-машина огромной мощности, — пояснил Бакриш. — Ляг на спину, так ты будешь в относительной безопасности. Пожалуйста, верь мне. Мне случалось видеть результаты неверия. — Его передернуло.

Орн кашлянул. Из кельи повеяло холодом. Пустота в желудке предупреждала о страшной опасности.

— А если я откажусь от испытания? — спросил он.

— Прошу тебя. Я здесь и должен помочь тебе. Повернуть сейчас назад — еще опаснее, чем идти вперед. Гораздо опаснее.

Орн, почувствовав искренность в словах, обернулся, пристально поглядев в темные умоляющие глаза наставника.

— Пожалуйста, — повторил Бакриш.

Глубоко вздохнув, Орн шагнул в келью. Чувство опасности уменьшилось, но не исчезло.

— Ляг на спину, — приказал Бакриш.

Орн вытянулся на полу. Камень холодил спину даже через толстую ткань тоги.

— Начав тяжкое испытание, ты должен пройти его до конца. Помни это.

— Ты прошел подобное испытание? — Орн чувствовал, что выглядит довольно глупо со стороны, растянувшись на полу.

Фигура Бакриша в дверном проеме отсюда казалась огромной.

— Конечно же.

«Если доверять пси-ощущениям, — мелькнула у Орна мысль, — я чувствую искреннее расположение Бакриша».

— Что ожидает меня в конце этого испытания?

— Каждый находит что-то свое.

— Мне действительно будет угрожать опасность, если я откажусь? — Орн приподнялся на локте. — Мне кажется, ты используешь меня в каком-то эксперименте.

— У тебя нет выбора. — От Бакриша исходила волна огорчения. — Ляг на спину. Так безопаснее.

Орн подчинился:

— Что ж, давай начнем.

— Как скажешь. — Наставник отступил в сторону. Дверь захлопнулась, слившись со стеной, не оставив даже намека на свое существование.

Орн осмотрелся, стараясь не обращать внимания на внезапно пересохшее горло. «Четыре метра в длину, два в ширину, десять в высоту. Впрочем, возможно, и выше». Крапчатый потолок затуманивался, теряя свои формы. Бледное освещение приводило в замешательство. Предчувствие опасности не покидало его. Внезапно келью наполнил голос наставника, — гулкий, он звучал отовсюду. Он присутствовал везде — вокруг Орна, внутри его.

— Ты находишься внутри пси-машины. Тяжкое испытание, которому ты подвергаешься, — древнее и жестокое. Это испытание твоей веры. Неудача означает гибель. Потерю жизни, утрату души. Или того и другого.

Орн сжал кулаки. Пот обильно проступил на ладонях. Внезапно он ощутил, как резко возросла пси-активность. Вера? Он поймал себя на том, что вспоминает свое долгое, мучительное пребывание в коконе и сон, изводивший его.

«Богов сотворяют — они не рождаются». Он вернул себе жизнь в коконе, отвергнув правила.

«Испытание веры?»

«Во что он может верить? В себя?» — Мысли путались. «Я живу. Я существую. Я дал жизнь самому себе». Это ли должно быть принято за веру?

Снова голос Бакриша гулко разнесся по келье.

— Погрузи свое Я в тайну познания, Орн. Что может устрашить тебя?

Орн ощутил, как нарастает давление пси-энергии. Свидетельство глубокого и скрытого напряжения.

— Я хочу знать, куда я иду, Бакриш, — хрипло произнес Орн.

— Порой мы движемся ради самого движения.

— Чепуха!

— Зажигая свет, ты пробуждаешь веру. Ты веришь: когда вспыхнет свет — мрак рассеется.

— Я верю в это благодаря накопленному опыту, — ответил Орн.

— Но если нет такого опыта?

— Тогда, возможно, я удивлюсь.

— Ты считаешь, что обладаешь всем опытом, накопленным человечеством.

— Я так не думаю.

— Что ж, приготовься к удивлению. Должен сказать тебе, в твоей келье нет осветительных приборов. Свет, который ты видишь, существует благодаря твоему желанию; ты веришь в то, что он должен гореть, и ни по какой другой причине.

— Что…

Темнота поглотила келью; густой адский мрак. Предчувствие смертельной опасности захлестнуло сознание Орна.

Хриплый шепот прорезал тишину:

— Обрети веру, мой ученик.

С трудом удерживаясь от безумного желания броситься назад к стене, где недавно была дверь, заколотить в нее, разбивая в кровь руки, Орн почувствовал, как его обожгло дыханием опасности. Смерть притаилась в движении. Назад пути нет.

Высоко под потолком возникло, закручиваясь спиралью, туманное свечение. Свет? Нет, оно не совсем подходило под определение света.

Он вытянул вперед руку, прикрывая глаза. На фоне туманного свечения виднелись только ее контуры. Облако не испускало света во внутрь кельи. Давление нарастало с каждым ударом сердца.

«Темнеет, когда я начинаю сомневаться, — углубился в размышления Орн. — Может быть, молочно-белый свет означает нечто противоположное мраку?»

Не отбрасывающее тени свечение, но более тусклое, чем прежде, разлилось по келье. Под потолком, где только что извивалась туманная спираль, заклубилось черное облако. Облако — чернее глубины самого Космоса.

Орн замер, встревоженный. Мрак вернулся. Вновь, извиваясь спиралью, возникло туманное свечение. Предчувствие беды забилось внутри, стремясь с криком прорваться наружу. Он закрыл глаза, преодолевая страх и сосредоточиваясь. Ощущение опасности уменьшилось. Орн приоткрыл глаза.

Страх!

Призрачное свечение, извиваясь, опустилось ниже. Закрыть глаза! Страх отступил.

«Темнота равна страху, — продолжал размышлять Орн. — Она возникает всякий раз, когда я начинаю сомневаться и бояться».

Он вздохнул несколько раз, успокаиваясь, вновь сосредоточился на внутренних ощущениях.

«Вера? Что это должно означать? Страх притягивает мрак. Что они хотят от меня? Я существую. Довольно этого». Он заставил себя открыть глаза и уставился в черноту кельи.

Пугающее свечение опустилось еще ниже, заворачиваясь кольцами.

«Даже в кромешной тьме видно свечение. Что это — свет? Нет, он не освещает, не позволяет увидеть. Это антисвет!»

Орн вспомнил детство. Темноту в своей спальне. Лунные тени, превращающиеся в чудовищ. Он зажмурил глаза, испуганный, что увидит такое, чего не вынесет его рассудок.

Лжесвет.

Орн вновь поглядел на извивающееся свечение.

«Лжесвет и обманутая вера? Не это ли они хотят сказать?» Свечение начало заворачиваться вовнутрь. «Означает ли мрак отсутствие веры?» Замигав, облако растаяло. «Достаточно ли веры в свое существование?»

Келья оставалась темной, пугающей. Он ощущал холодную сырость камня.

Внезапно в кромешном мраке послышались вызывающие дрожь звуки. Шипение и шорох ползущей твари, царапанье когтей и стоны. Облекая звуки в животные формы, воображение рисовало ядовитых ящериц и сплетенных в клубок змей, невообразимых чудищ и клыкастых тварей, пришедших из кошмаров.

Мир растворился, превратившись во вселенское зло. Орн тонул, захлебывался в океане пришедшей ненависти.

Хриплый шепот змеей проскользнул в черноте кельи.

— У тебя открыты глаза, Орн?

Его губы задрожали от усилия выдавить ответ.

— Да.

— Что ты видишь?

В зловещем красном свете он вдруг разглядел скрюченное тело Бакриша с перекошенным от боли лицом.

— Что ты видишь? — требовательно повторил Бакриш.

— Тебя. Я вижу тебя в огне ада.

— Преисподня Махмуда?

— Да… Но почему я вижу это?

— Ты не хочешь света, Орн?! — В голосе Бакриша звучал неподдельный ужас.

— Почему я вижу тебя в аду, Бакриш?

— Умоляю тебя, Орн! Выбери свет. Обрети веру!

— Но почему я увидел тебя…

Орн замолчал, пораженный новыми ощущениями. Что-то вторглось в сознание, оценивая его мысли, изучая каждое не произнесенное тайное желание, взвешивая, словно на ладони, его душу.

Появилась странная уверенность: стоит пожелать — и Бакриш окажется в бездне преисподни Махмуда. Стоит только пожелать…

«А почему бы и нет? — спросил он себя, и тут же — зачем? Кто он, принявший такое решение? Чем Бакриш вызвал страшный гнев Махмуда? Разве один Бакриш повинен в заговоре против Р — У? Бакриш — ничто, священник. А Аббат Гальмирах…»

Стоны и причитания наполнили келью. Язык пламени лизнул темноту над Орном, отбрасывая кровавые отблески на стены. Предчувствие непоправимого сдавило внутренности.

На кого направлена фанатичная ненависть Махмуда?

Если желание высказано, оно поразит одну жертву? А что станется с тем, кто пожелал его? Возможен ли ответный удар?

«Присоединюсь ли я к Аббату в Преисподне?»

Осознание способности сотворить страшную, дьявольскую вещь переполняло душу. Он может ввергнуть живое существо, человека в вечный ад. Кого и зачем?

Обладание страшной силой дает ли право пользоваться ею? Существо его напряглось, восставая против минутного желания сделать это.

«Человек не заслуживает такой страшной участи».

«Я существую. Довольно этого. Должен ли я страшиться самого себя?»

Языки пламени исчезли. Огонь покинул келью, наполненную страшными шорохами и шипением.

Орн почувствовал, как напряжены его пальцы, впившиеся ногтями в пол. Мысль пронзила его. Когти! Он оторвал руки от пола, засмеявшись, когда прекратился царапающий звук. Он расслабил напряженные, судорожно подрагивающие ноги — шорох исчез.

Осталось шипение.

Он громко захохотал. Только сейчас он осознал: это воздух с трудом прорывается сквозь стиснутые зубы. Свет!

Ослепительный, бриллиантовый свет разлился по келье.

Каприз — и темнота вернулась. Теплая, уютная тишина.

Орн улыбнулся. Пси-машина реагировала на его тайные, сокровенные желания, те желания, которые заглушались сомневающимся сознанием, те желания, в которые он верил.

«Я существую».

Сначала он выбрал свет, потом — темноту. Игнорируя предупреждение Бакриша, Орн поднялся на ноги. Лежа на спине легче понять образы, нарисованные воображением. Он снова улыбнулся.

— Бакриш, открой, — позвал он.

Пси-зонд вошел в сознание, медленно, тяжеловесно. Он узнал Бакриша.

— Видишь, я обрел веру. Открой.

— Сделай это сам.

— Покажи мне, Бакриш, — пожелал Орн.

В щель ворвался свет, веером раскрываясь в темноте. Шуршанье песка заполнило келью. Вся стена отошла в сторону.

Орн посмотрел на темную фигуру Бакриша, очерченную светом.

Инд сделал шаг вперед и, вздрогнув, остановился, увидев стоящего в темноте Орна.

— Ты не выбрал Свет, Орн?

— Нет.

— Но ты встал, не испугавшись моего предупреждения. Ты понял суть эксперимента.

— Да, — согласился Орн. — Пси-машина выполняет мои неосознанные желания. Вера — это и есть неосознанное желание.

— Ты это понял и все равно выбрал темноту?

— Это тревожит тебя, Бакриш?

— Да.

— В какое-то мгновение я нашел это более полезным.

— Понятно. — Бакриш покачал бритой головой. — Благодарю тебя за то, что пощадил меня.

— Ты знаешь? — удивился Орн.

— Я чувствовал языки пламени. Жар. Я ощутил запах горения. Я слышал свои крики от боли. Жизнь гуру на Амеле не так проста, как может показаться. Слишком много вероятностей.

— Ты оставался в безопасности. Я сознавал свои желания.

— В этом и заключается высшая степень веры, — пробормотал Бакриш.

Он поднял руки, сложил ладони и поклонился еще раз Орну.

Орн шагнул из темноты кельи.

— В этом и заключается мое испытание?

— О нет, это лишь первый шаг. Ты должен пройти семь ступеней познания: веры, двуликого чуда, догмы и ритуала, нравственности, религиозных идеалов, жизни и таинства. Не обязательно они будут расположены в таком порядке. Иногда они незаметно переходят друг в друга.

Орна охватило чувство опьянения.

— Что ж, давай продолжим. Бакриш вздохнул:

— Да хранит тебя святой Рама. Два лика чуда станут для тебя следующим испытанием.

Ощущение тревоги ожило вновь. Игнорируя его, Орн подумал: «Я поверил в себя. Я смогу победить свой страх».

— Чем раньше пройдем испытание, тем скорее я встречусь с Аббатом. Именно поэтому я здесь, — вслух сказал Орн.

— И лишь по этой причине? Орн заколебался:

— Нет, конечно. Но он сгущает тучи над Р — У. Когда я решу все задачи, я хочу разрешить и последнюю, связанную с ним.

— Он действительно один из тех, кто призвал тебя, — сказал Бакриш.

— Я мог ввергнуть его в преисподню.

Бакриш побледнел:

— Аббата?

— Да.

— Рама, храни нас!

— Льюис Орн охранит тебя, — сказал Орн. — Продолжим.

«Форма массового насилия, или так называемый феномен войны, основывается на синдроме вины, страха и ненависти, характерном для нездорового общества. Впрочем, отсутствие иммунитета к подобной болезни свойственно человеческой природе, ибо болезнь не является необходимостью и нормальным состоянием человеческого организма. Среди симптомов вируса войны вы обнаружите и оправдание совершенных ошибок, и ощущение личной добродетели, и желание сохранить эти ощущения».

Умбо Стетсон. Лекции в Антивоенном колледже.

Остановившись перед тяжелой бронзовой дверью в конце длинного коридора, Бакриш нажал на резную ручку, отлитую в виде восходящего солнца с длинными лучами, и, помогая себе плечом, распахнул ее.

Натужно заскрипев, дверь открылась.

— Обычно мы не пользуемся этим проходом, — пояснил он. — Два испытания редко идут друг за другом в этом «суде божием».

Орн, шагнув за Бакришем, оказался в огромнейшем зале. Образуя сводчатый потолок, уходили вверх каменно-пластроновые стены. Через узкие окна вовнутрь врывались полосы света, заставляя золотом сверкать висящую в воздухе пыль.

В середине этого величественного зала, казавшаяся карликовой в этом пространстве, окружающем ее, стояла наполовину срезанная, словно незавершенная, каменная стена около двадцати метров в высоту и пятидесяти в длину.

Бакриш обошел Орна, прикрыл тяжелую дверь.

— Идем туда, — кивнул он в направлении огромного барьера.

Их шлепающие сандалии рождали странное, замедленное эхо. Запах сырого камня щекотал обоняние. Орн оглянулся. Дверь, через которую они только что вошли, потерялась в кольце расположенных по всему периметру зала таких же бронзовых дверей.

Не доходя десяти метров до середины этой странной стены, Бакриш остановился. Орн замер рядом с ним. Гладкая, безликая серость пластроновой стены порождала ощущение угрозы. Орн почувствовал, как вновь зашевелилось предчувствие беды, едва он посмотрел на этот барьер. Страх. Накатывающий и отступающий словно волны. Эмолирдо сформулировал бы это ощущение, как «Бесконечный ряд вероятностей в столкновении с опасностью». Какую опасность таила стена, если вновь появилось это предчувствие?

Бакриш искоса поглядел на Орна.

— Не правда ли, мой ученик, надо выполнять приказы своих командиров? — Голос священника родил гулкое эхо в пустоте зала.

Орн закашлялся, не в силах справиться с режущей сухостью в горле.

— Если только приказы не бессмысленны и тот, кто отдает их, действительно командир. Почему ты спросил об этом?

— Орн, ты заслан сюда шпионить. Ты агент службы Р — У. По закону, за все, что может с тобой случиться, ответственность понесут твои начальники. Не мы.

— К чему ты клонишь? — Орн напрягся.

На лбу Бакриша выступил пот. Он посмотрел сверху вниз на Орна. Его темные глаза заблестели.

— Эти машины порой нас пугают, Орн. Они непредсказуемы. Любой человек, попадающий в поле машин, подвергается воздействию их энергии.

— Как в тот раз, когда ты стоял на краю преисподни?

— Да. — Бакриша передернуло.

— И все же ты хочешь ввергнуть меня в новое испытание?

— Ты должен. Это единственный способ выполнить то задание, ради которого ты явился. Ты не можешь и не хочешь останавливаться. Вращается колесо Великой Мандалы.

— Я не заслан сюда, — перебил Орн. — Аббат призвал меня. И ты, Бакриш, несешь ответственность. Иначе ты не был бы сейчас со мной. Где твоя вера?

— Ученик учит своего гуру. — Бакриш сложил ладони и, подняв их к лицу, поклонился. — Зачем ты заговорил об этих страхах? — Наставник опустил руки. — Ты не доверяешь и боишься нас. Я отражаю твои собственные страхи. Подобные чувства ведут к ненависти. Ты понял это во время первого испытания. Но теперь, в том испытании, которому ты подвергнешься, ненависть несет высшую опасность.

— Кому, Бакриш?

— Тебе, всем, на кого ты можешь повлиять! Из этого эксперимента вытекает редкое понимание того…

Он замолчал, услышав за спиной царапающий звук.

Орн обернулся и увидел двух прислужников, устанавливающих перед стеной массивное, с прямыми подлокотниками кресло. Испуганно глянув на Орна, они поспешно скрылись за одной из бронзовых дверей.

— Они боятся меня, — заметил Орн, кивая на дверь, за которой исчезли прислужники. — Означает ли это их ненависть ко мне?

— Они испытывают благоговейный страх перед тобой, — ответил Бакриш. — Они готовы почитать тебя. Мне трудно сказать, насколько благоговейный страх и почтение представляют собой затаенную ненависть.

— Понятно.

— Я выполняю приказы, Орн. Прошу тебя, вырви ненависть ко мне из своего сердца. Не держи ее в себе во время этого тяжкого испытания.

— Но почему эти двое испытывали благоговейный страх передо мной? — вновь спросил Орн, продолжая смотреть на бронзовую дверь.

— О тебе уже прошел слух. Им знакомо это испытание. Ткань всей нашей Вселенной вплетена в него. Многое приходит здесь в равновесие, когда рядом находится потенциальный центр пси-энергии. Число вероятностей бесконечно.

Орн рискнул ощутить эмоции Бакриша. Но тот, очевидно, почувствовал его попытку.

— Я боюсь, — неожиданно сказал он. — Ты это хотел знать?

— Почему?

— В моем тяжком испытании этот тест почти привел к смертельному исходу. Я изолировал суть ненависти. Это место давит на меня даже сейчас. — Он вздрогнул.

Орн почувствовал, как изменяется страх его гуру.

— Я хотел бы, чтобы ты оказал мне услугу, помолившись со мной, — неожиданно произнес Бакриш.

— Кому?

— Любой силе, в которую ты веришь. Самому себе, Единому Богу — это не имеет значения. Надо лишь помолиться.

Бакриш сложил руки, склонил голову.

Мгновение поколебавшись, Орн скопировал его жест.

«Что может быть лучше: преданный друг, доброе сердце, зоркий глаз, хороший сосед, верная жена или предвидение последствий? Нет, ничто из перечисленного. Страстная, чуткая душа, знающая цену дружбе и собственному достоинству, — вот что самое лучшее».

Бакриш. Ученик — Наставнику.

— Почему вы избрали Бакриша сопровождать его в тяжком испытании? — спросил у Аббата Макрити, закончив докладывать о результатах первого испытания Орна.

Они стояли в кабинете Аббата. В воздухе, казавшемся Макрити невыносимо жарким, несмотря на давно погасший в камине огонь, чувствовался сильный запах серы.

Аббат, склонив голову над пюпитром, не оборачивался, не замечая Макрити, страстно желавшего добиться для себя этой чести.

— Я выбрал Бакриша из-за фразы, которую он сказал когда-то, будучи моим учеником, — пробормотал Аббат. — Бывают времена, когда даже Богу нужен друг.

— Чем это пахнет? — Макрити поморщился. — Должно быть, что-то попало в камин, Ваше Преподобие?

— Я жег свою душу в огне ада, — произнес Аббат, понимая: тон выдал его неудовольствие. — Такой выбор сделан мною. — И, стараясь смягчить его, добавил: — Помолись за меня, мой дорогой друг. Помолись за меня.

«Учитель, не растущий вместе с учениками, не способен научить. Ученик, насмехающийся над глубокими познаниями своего учителя, похож на глупца, выбравшего неспелый виноград и презирающего созревшее вино из сладких плодов:

Афоризмы Аббатов.

— Ты должен сесть сюда, — сказал Бакриш, когда они помолились.

Он кивнул на уродливое массивное кресло, развернутое сиденьем к стене.

Орн перевел взгляд на предмет, на который указывал Бакриш, только сейчас заметив откинутую за его спинку металлическую полусферу. От кресла исходило какое-то зловещее напряжение. Он почувствовал, как сердце гонит кровь по жилам.

«Порой мы движемся ради самого движения», — всплыли из памяти слова.

Орн медленно приблизился к креслу. Усаживаясь, вновь почувствовал, как сжались внутренности от ощущения смертельной опасности.

Металлические зажимы выскользнули из потайных отверстий, крепко обхватывая грудь, руки и ноги. Он дернулся, пытаясь высвободиться.

— Не сопротивляйся, — предостерег его Бакриш. — Тебе не вырваться.

— Почему ты не предупредил, что меня пришпилят, как мотылька?

— Я не знал. Правда. Кресло — это часть пси-машины. Благодаря тебе оно живет своей собственной жизнью. Пожалуйста, Орн, прошу тебя как друг: не сопротивляйся, не пытайся ненавидеть нас. Ненависть лишь приблизит опасность, угрожающую тебе. Она может стать причиной твоего поражения.

— Касающегося и тебя?

— Вполне вероятно, — согласился Бакриш. — Никто не в силах избежать последствий своей злобы.

Он огляделся.

— Когда-то я пролил здесь свою ненависть. — Он вздохнул, медленно опуская полусферу на голову Орна.

— Не пытайся вырваться, не сопротивляйся, — снова повторил он. — Микроволоконные зонды внутри сферы могут причинить острую боль. — Он опустил колпак.

Орн почувствовал, как что-то коснулось черепа в тысяче точках, вызывая царапающие и одновременно щекочущие ощущения.

— Что это? — спросил он.

Голос его странно прозвучал под полусферой. «Зачем мне все это? — внезапно подумал он. — Почему я принимаю на веру их слова?»

— Это одна из мощных пси-машин. — Бакриш что-то подкрутил на спинке. Звякнул металл.

— Тебе видна находящаяся перед тобой стена? Орн выглянул из-под нижнего края колпака.

— Да.

— Наблюдай за ней. Она проявит твои скрытые желания. С помощью этой машины ты сотворишь чудо. Сможешь воскресить мертвых. Ты можешь оказаться на грани постижения глубочайшего мистического опыта.

Орн кашлянул, борясь с сухостью в горле.

— Если я захочу, чтобы появился мой отец, он появится?

— Он умер?

— Да.

— Это может произойти.

— И действительно мой отец будет… живой?

— Да. Но позволь предупредить тебя. Все увиденное тобой — не галлюцинации. Если тебе удастся воскресить мертвых, то появившееся окажется не просто воскресшим человеком, а… чем-то большим.

Тыльная сторона правой руки Орна невыносимо зачесалась. Он напрягся, не в силах унять зуд.

— Что должно означать это «нечто большее»?

— Существующий парадокс, — пояснил Бакриш. — Любое существо, возникшее здесь по твоему желанию, обладает частью твоего сознания, также, впрочем, как и своим собственным. Сущность данного существа, столкнувшись с твоей сущностью, неминуемо придет к противоречию, результат которого не предсказуем. Твои воспоминания способны воскресить любую живую плоть…

— Мои воспоминания? Но…

— Выслушай меня, Орн. Это важно. Отдельные твои творения смогут сознавать свою двойственность. Но некоторые отвергнут раздвоенность. Они не смогут воспринимать эту зависимость.

«Он верит в это», — думал Орн, слушая Бакриша. Страх, звучащий в словах наставника, казался искренним, придавал весомость тому, о чем тот говорил.

— Зачем я посажен в эту ловушку? — спросил Орн.

— Не знаю. Возможно, важно не позволить тебе убежать от самого себя… — Бакриш положил руку на плечо Орна, слегка сжав его. — Сейчас я должен покинуть тебя, но я буду молиться! Да храни тебя милость Господня.

До Орна донеслось шуршание одежд уходящего священника. Где-то хлопнула дверь. Эхо гулко разнеслось по залу, теряясь в огромной пустоте. Безграничное чувство одиночества охватило Орна. Внезапно родился звук — слабое жужжание, напоминающее пчелу. Пси-усилитель на шее больно задергался, и Орн почувствовал, как обожгли его потоки пси-энергии. Стена мигнула, ожила, наливаясь ярко-зеленым цветом, и приобрела прозрачность. Вспыхнули внутри флуоресцентные багровые полосы, извиваясь, корчась, словно черви, попавшие в вязкую зеленую жидкость аквариума.

Он судорожно вздохнул. Страх сковывал тело. Сплетающиеся полосы завораживали. Они поднимались над поверхностью стены, тянулись к Орну, с беззвучным всплеском опадали обратно. В глубине из переплетенных полос возникло лицо Дианы. Орн замер, пытаясь удержать ее образ, видя, как он начинает таять. «Я не хочу, чтобы она была в этом опасном месте», — мелькнула мысль.

Непонятные формы, странные фигуры возникали и снова растворялись внутри огромной стены. Внезапно флуоресцирующие полосы оформились в фигуру Шриггар — страшной ящерицы, которой пугали каргонские матери непослушных детей. Образ разбухал, все более становясь реальным. Проявились желтая чешуя, немигающие выпученные глаза.

Время замедлило свой ход, останавливаясь. Орн вспомнил детство на Каргоне, страшные истории.

«Нет, Шриггар давно вымерли. Мой прапрадед видел последнюю особь», — сказал он себе. Воспоминания не уходили, затягивая его в глубокий колодец, похожий на безумие. Глубже… Глубже… Глубже. Он вспомнил детский смех, кухню, мать, совсем еще молодую. Смеющихся над ним сестер. Ему было три года, когда он прибежал домой, захлебываясь слезами от страха, что увидел настоящую Шриггар в тени глубокого оврага.

«Насмешницы! Злые девчонки! Он думает, видел Шриггар! Тише, вы. — Удивление даже в голосе матери. — Теперь он понял».

Поверхность зеленой стены вздулась. Страшная, костистая лапа коснулась пола. Ящерица отделилась от стены.

Орн дернулся, освобождаясь от воспоминаний, морщась от острой боли, вызванной вонзившимися в кожу микроволоконными зондами.

Царапая когтями по полу, Шриггар порывисто шагнула от стены и замерла, свыкаясь с обстановкой.

«Мои предки становились добычей этого страшилища, — подумал он. — Страх перед ней заложен в моих генах». Во рту появился кисловатый привкус ужаса.

Желтые чешуйки издавали мерзкий дребезжащий звук при каждом вдохе создания. Узкая птичья голова склонилась набок, клювообразная пасть раскрылась, обнажая страшные челюсти и раздвоенный язык.

Первобытный инстинкт вдавил Орна в кресло. Невыносимая вонь от чудовища — тошнотворно-сладковатый и одновременно кислый запах болота — не давала дышать.

Шриггар щелкнула клювом: «Чанк!» Выпученные глаза провернулись и уставились на Орна. Шриггар повернула голову на другой бок, поводя выпученными глазами в метре от лица Орна.

Что-то еще отделилось от стены. Орн перевел глаза, пытаясь узнать, что лежит в основе этого движения. Двое детей, одетые в коротенькие платьица, прыгнули на каменный пол. Звонкие голоса эхом отозвались в зале. На вид ребенку — пять, другой немного постарше — лет восемь. Некоторая тяжеловесность выдавала в них жителей Каргона. Старшая девочка держала ведерко и совок. Они замерли, оглядываясь, смущенные незнакомой обстановкой.

— Мадди, где мы? — нарушила внезапную тишину младшая девочка.

Шриггар, привлеченная голосами, наклонила голову, выпучивая глаз, пытаясь рассмотреть детей.

Старшая пронзительно закричала. Резко развернувшись, скрипнув когтями по полу, ящерица бросилась на детей.

Внезапно Орн узнал их — его сестры, те, которые когда-то посмеялись над его страхом. Словно он оживил тот случай, давая выход своей ненависти, натравливая на них то чудовище, которое они высмеивали.

— Бегите! — закричал он. — Бегите!

Девочки не пошевелились, застыв от ужаса. Шриггар налетела на детей, заслонив их от Орна. Детский крик оборвался. Проскользив по инерции, ящерица ударилась в зеленую стену, провалилась вовнутрь, распадаясь на извивающиеся полосы…

Старшая сестра лежала на полу, по-прежнему сжимая ведерко и совок. Рядом с ней растекалось на камнях кровавое пятно. Она оглянулась на Орна, медленно поднялась на ноги.

«Этого не может быть, — не в силах воспринять случившееся, думал Орн. — Не важно, о чем говорил Бакриш».

Он посмотрел на стену, ожидая нового появления Шриггар, одновременно сознавая: чудовище, выполнив свою страшную миссию, уже не вернется. Оно все сказало ему. Оно — часть его самого. То, о чем говорил Бакриш. «Это создание — мой зверь».

Ребенок, приближаясь к Орну, размахивал ведерком. Правая рука сжимала совок.

«Это Мадди, — продолжал размышлять он. — Мадди, девочка. Но ведь она взрослая женщина, замужем, имеющая собственных детей. Что я создал?»

Песчинки, присохшие к щекам, расплетенная рыжая косичка. Ее трясло от безудержной ярости.

— Ты виноват! — закричала она, остановившись в двух метрах от кресла.

Орн вздрогнул от звучащего в детском голоске безумия.

— Ты убил Лорри! Ты!

— Нет, Мадди, — прошептал Орн.

Она размахнулась ведерком, вышвыривая содержимое ему в лицо.

Он закрыл глаза, чувствуя, как песок ссыпается со щек, вниз на грудь, колени. Он качнул головой, пытаясь отряхнуть песок с лица, но острая боль снова пронзила голову там, где микроволокна соединялись с черепом.

Полосы на зеленой стене взбесились, извиваясь и скручиваясь в бешеном темпе. Красная пелена боли заслоняла неистовство зелено-багровых линий. Он вспомнил предупреждение своего наставника: «Любая воскресшая жизнь обладает частью твоей души».

— Мадди, — тихо позвал Орн. — Попытайся понять, что…

— Ты пытаешься залезть ко мне в голову! — завизжала она. — Я выбросила тебя прочь! Ты не смеешь!

«Некоторые отвергнут раздвоенность, — снова вспомнил он слова Бакриша. — Ребенок отвергает мое сознание, просто восьмилетний мозг не может воспринять его».

Размышляя над этим, Орн вдруг понял: он принимает происходящее за реальность.

«Как я могу говорить с ней?» — мелькнуло у него.

— Я убью тебя! — визжала Мадди.

Она бросилась к Орну. Сверкнув в луче света, маленькое острие совка упало на правую руку Орна, рассекая кожу, пробуждая боль. Кровь проступила на рукаве тоги. Орн чувствовал себя в каком-то страшном кошмарном сне.

— Мадди! Остановись, или Бог покарает тебя! Она отступила назад, готовясь вновь броситься на

него.

Какое-то движение у стены снова привлекло внимание Орна. В белоснежном одеянии и красном тюрбане из стены шагнул высокий мужчина со сверкающими глазами и длинной седой бородой.

— Махмуд! — прошептал Орн.

Ожившая статуя из мечети, которую посещал Орн на Каргоне.

«Бог покарает тебя!»

Орн внезапно с удивительной отчетливостью вспомнил день, когда дядя подвел его к статуе в мечети.

Махмуд выпрямился за спиной девочки, схватил за руку, останавливая ее, готовую снова броситься на Орна. Она завизжала, извиваясь, пытаясь освободиться, но он держал ее крепко, медленно выворачивая ей руку. Кость затрещала…

— Нет! — закричал Орн.

— Никто не смеет приказывать предвестнику Бога остановить его кару! — низким, рокочущим голосом произнес Махмуд.

Он приподнял ребенка за волосы, и, подхватив выпавший совок, полоснул им по горлу. Крик оборвался. Кровь брызнула на платье. Он отпустил волосы, позволяя безвольному телу упасть на пол, уронил совок и обернулся к сидящему человеку.

«Кошмар! — пронеслось в голове у Орна. — Это кошмарный сон».

— Ты думаешь, это кошмар? — пророкотал Махмуд.

«Если твое сознание существовало, оно заживет своими воспоминаниями», — пронеслась в сознании Орна мысль, высказанная Бакришем, но он отбросил ее и прокричал:

— Ты мое воображение!..

— Твое творение выполнило свою работу, — произнес Махмуд. — Ты знал — оно должно исчезнуть, порожденное ненавистью, а не любовью. Тебя предупреждали от этом.

Чувство горечи, раздражения и слабости переполнило Орна. Он вспомнил: это испытание включает в себя и понимание чуда.

— Так, значит, вот оно — чудо! И это есть глубокий мистический опыт?

— Тебе следовало поговорить об этом со Шриггар. Обсудить стеклянные города и признаки военных приготовлений. Я буду более конкретен. Я хочу знать: что, по-твоему, составляет чудо.

Орн молчал, ощущая растущее чувство надвигающейся опасности.

— Что такое чудо? — повторил Махмуд. Запинаясь, не в силах сосредоточиться на вопросе,

Орн спросил:

— Ты действительно предвестник Бога?

— Софистика! — внезапно рявкнул Махмуд. — К чему это копанье в названиях? Что знаешь ты о Вселенной? Как можем мы постичь ее с нашими ничтожными страстями?

Звенящее чувство надвигающегося безумия пронзило Орна. Он балансировал на грани хаоса. «Что такое чудо?» — думал Орн. Он вспомнил Эмолирдо: «Хаос… порядок… энергия. Пси равно чуду».

Слова, только слова.

Где его вера?

«Я существую, — подумал он. — И этого довольно».

— Я чудо, — сказал Орн.

— О, хорошо, — ответил Махмуд. — Центр пси-энергии. Энергия Хаоса, получившая форму. Но что означает чудо — добро или зло?

Орн судорожно вздохнул.

— Я слышал, чудо всегда означает добро, хотя в действительности оно не может быть добрым или злым. Понятие добра и зла зависит от стремлений. Чудо есть чудо.

— У людей есть стремления.

— Люди добрые или злые в зависимости от их собственных определений. Все относительно. Где ты видишь чудо?

Махмуд пристально посмотрел на Орна.

— Что ты — добро или зло?

Орн выдержал его взгляд. Победа в тяжком испытании начинала приобретать вполне осязаемый смысл. Он уже не сомневался — Махмуд реален. Что хочет от него этот пророк?

— Как я могу определить себя: добрый я или злой?

— Это твой ответ?

Уловив в вопросе угрозу, Орн добавил:

— Ты пытаешься заставить меня согласиться с тем, что люди создают богов, чтобы те научили их понятию добра и зла!

— О? Затронули тему набожности? Смелей, мой друг. Я знаю твой ответ, — он у тебя в голове.

«Добро я или зло?» — размышлял Орн. Он заставлял себя сосредоточиться на вопросе, но мысль ускользала. Это напоминало переправу через бурную реку.

— Я… если я — часть Вселенной — значит, я Бог. Я творение. Значит, я чудо. Может ли чудо быть добрым или злым?

— Творение? Перестань увиливать! Отвечай!

Орн глотнул. «Творение? Бакриш сказал, я могу вызвать к жизни мертвых. Предполагается, только религия способна на это. Но как отделить мне пси-энергию от религии, от творения. Махмуд умер сотни лет назад, но, если я сотворил его, как вопросы, которые он задает, могут относиться ко мне?» Он вздохнул, в тайне надеясь, что все же это особая форма галлюцинаций.

— Ты знаешь ответ, — настаивал Махмуд. Загнанный в угол, Орн торопливо сказал:

— Творение, свободное от своего творца. Ты независим от меня, хотя ты — часть меня самого. Я отпустил тебя, дал тебе свободу. Могу ли я осуждать тебя? А ты можешь сказать, что ты: добро или зло? Нет. Не могу ответить и я. — Внезапно он воскликнул: — Что я, Махмуд, — добро или зло?

— Ты сам ответил на вопрос, а значит, возродился невинным. Ты понял урок, и я благословляю тебя.

Махмуд наклонился и подхватил мертвого ребенка. Странная нежность чувствовалась в его движениях. Он повернулся и зашагал к подернутой рябью зеленой стене. Тишина окутала зал. Багровые полосы замедлили свой танец, застывая в густой жидкости.

Орн чувствовал, что насквозь промок от пота. Голова болела невыносимо. Рука в том месте, где Мадди полоснула совком, ныла. Дыхание напоминало какое-то сдавленное рыдание.

Сзади донесся лязг открываемой бронзовой двери. Зеленая стена застыла, превратившись в серую. По полу зашлепали сандалии. Чьи-то руки подняли колпак; захваты, державшие его, соскользнули.

Бакриш, обойдя кресло, остановился перед Орном.

— Ты сказал, что это испытание! — простонал Орн.

— И предупредил тебя о ненависти. Но главное — ты жив и у тебя сохранилась душа.

— Откуда ты знаешь, сохранилась ли у меня душа?

— Ее отсутствие легко определить, — пробормотал Бакриш. Он взглянул на раненую руку Орна. — Надо перевязать. Уже ночь — время следующего испытания.

— Ночь?

Орн глянул в узкие окна купола, огляделся вокруг и только сейчас заметил: не дающий тени свет круглых светильников заменил солнечный.

— Время движется так быстро.

— Иногда, — вздохнул Бакриш. — И не для всех. — Он сделал знак Орну. — Поднимайся. Идем.

— Позволь отдохнуть минуту. Я выжат.

— Мы дадим тебе подкрепляющую таблетку, когда перевяжем рану. Пойдем!

— Но почему такая спешка? Что я должен делать теперь?

— Очевидно, ты понимаешь два лика чуда. Я вижу, что у тебя появилось свое таинство, понимание жизни, но так много еще надо успеть, а времени так мало…

— Что следующее? — перебил его Орн.

— Ты должен пройти сквозь тень догмы и ритуала. Общеизвестно: мотивы — основа нравственности, а осторожность — дочь страха… — Бакриш помолчал. — А страх есть порождение боли.

«Молчание — хранитель мудрости. Шутки и легкомыслие — путь человека к невежеству. А там, где невежество, нет и понимания Бога».

Афоризмы Аббатов.

— А у него завидное самообладание, — сказал Аббат. — Я наблюдаю за ним. Да, завидное самообладание. Он не играет силой.

Аббат сидел на низкой скамеечке у камина, обращаясь к стоящему за спиной Макрити, вернувшемуся с последним рапортом об Орне. Несмотря на бодрый тон, в голосе Аббата звучала печаль.

Уловив ее, Макрити наклонил голову:

— Я тоже слежу за ним. Он не вызвал свою невесту и даже не пытался экспериментировать с Великой Машиной. Скажите мне, Ваше Преподобие, почему тогда вы не рады этому?

— Придет время — он осознает: для сотворения чуда ему не нужны машины. И что тогда, мой дорогой друг?

— Вы не сомневаетесь, именно он и есть тот Бог, которого вы вызвали?

— Без сомнения. И когда он обнаружит свою страшную силу…

— Он придет за вами, Ваше Преподобие.

— И его ничто не остановит. Я даже не стану пытаться.

— Но мы ведь остановили Говорящий Камень, — осмелился возразить Макрити.

— Разве? А может, он отвернулся, увидев другую цель существования?

Макрити закрыл руками лицо.

— Ваше Преподобие, когда мы прекратим эти ужасные вторжения в область, куда не имеем права ступать?

— Не имеем права?

— Когда мы остановимся? — Макрити опустил руки, открывая покрасневшие от слез глаза.

— Нас теперь остановит лишь полное исчезновение.

— Но почему? Почему?

— Потому что мы ступили на этот путь, мой дорогой друг. Он только начинается. Это еще одно значение открытия. Взгляд на то, что существовало всегда, без начала, и не имея конца. Мы обманываем себя, понимаешь? Берем отрезок вечности и начинаем рассматривать, приговаривая: «Взгляните, вот он начинается и вот заканчивается». Но ведь это говорит наша ограниченность.

«Порядок предполагает наличие закона. Данным постулатом мы обозначим границы попыток постижения понятия порядка, предоставляющего нам возможность предсказывать или, иначе говоря, взаимодействовать с ним. Не менее важно отметить, что закон предусматривает намерение. Но это несколько другой аспект проблемы. Он абсолютно не вытекает из утверждения о существовании закона. Итак, осознание вечности открывает противоречащее утверждение. Намерение предполагает начало, т. е. намерение, затем — закон. Но сущность вечности заключается в отсутствии начала и отсутствии конца. Без начала не может быть намерения, не может быть мотива. Без конца нет высшей цели, нет смысла. Рассуждая подобным образом, мы теоретически обосновываем идею о грехе и вине, как результате намерения, не являющимися, тем не менее, производными вечности. Понятия грех — вина — наказание потребуют начала, что повлечет появление понятий — сегментов вечности.

Рассуждая далее, мы постепенно приходим к осознанию нашей ограниченности в представлении Божественного».

Аббат Гальмирах. Вызов Вечности.

Ночная прохлада заставила Орна с благодарностью подумать о своей тоге. Огромный парк, разбитый на территории заповедника, не был освещен, но Бакриш уверенно шел по неровной тропинке. В густой тени деревьев перекликались птицы, пахло свежескошенной травой. Орн старался не упустить из виду неясный силуэт наставника.

Впереди, очерченный светом звезд, возвышался огромный холм. По его склону змеей тянулись мерцающие огни.

Раненая рука продолжала ныть, но подкрепляющая таблетка почти сняла усталость.

— Это ученики со своими наставниками, — бросил через плечо Бакриш, имея в виду колеблющиеся огни. — У каждого ученика двухметровый шест с квадратным фонарем наверху. Видишь, его четыре полупрозрачные стороны окрашены в разные цвета: красный, голубой, желтый и зеленый.

Орн присмотрелся к мерцающим, словно фосфоресцирующие насекомые, огням на темном склоне холма и спросил:

— Зачем?

— Они выражают благочестие.

— Зачем принято четыре цвета?

— А-а, красный — цвет крови, голубой означает истину, желтый — богатство религиозного опыта, зеленый — жизнь.

— Почему восхождение на гору должно означать благочестие?

— Потому что они делают это.

Бакриш ускорил шаг и, свернув с тропинки, двинулся напрямик через прогалину. Орн остановился, на мгновение потеряв из виду наставника, но тут же бросился его догонять.

Почему он позволил подвергнуть себя тяжкому испытанию? Потому что оно может привести его к Аббату? Потому что ему приказал Стетсон или потому что он дал клятву Р — У? Нет. Ни одно из этих объяснений не устраивало его полностью. Он чувствовал себя на какой-то узкой дорожке, с которой мог легко сойти, как сошел с тропинки Бакриш.

Перед открытыми воротами, проделанными в каменной стене, Бакриш остановился. Молчаливая цепочка людей, проходя через ворота, медленно поднималась по склону холма. Тишину нарушало лишь шарканье подошв и шуршание одежд. Пахло потом.

Бакриш протянул руку, вытягивая из стойки у стены длинный шест. Повернув рукоятку, он зажег квадратный фонарь на верхушке и развернул его красной стороной к воротам.

Кровавый отблеск упал на лица людей. Ученик и учитель, ученик и учитель. Опущенные глаза, сосредоточенные, напряженные лица.

— Вот. — Бакриш передал шест Орну.

Древко оказалось на удивление маслянисто-гладким. Тот хотел спросить, что он должен делать помимо восхождения, если… Но молчание процессии обескураживало. Орн чувствовал себя глупо, сжимая эту деревяшку. Чем они занимаются здесь? И чего они ждут сейчас?

Взяв его за руку, Бакриш прошептал на ухо:

— Становись в конец процессии, я за тобой. Выше подними фонарь.

«Ш-ш-ш», — донеслось из толпы.

Орн шагнул вперед, присоединяясь к процессии. В то же мгновение пугающее чувство опасности отняло все его силы. Он остановился, зашатавшись.

Бакриш зашипел:

— Выпрямись, выпрямись.

Орн собрался, стараясь не отставать, но ноющее чувство страха не проходило. Свет его фонаря отбрасывал зловещий зеленый отблеск на идущего впереди священника.

Издали послышалось ритмическое бормотание, нарастающее по мере приближения к концу процессии и заглушающее шуршание одежд и стрекотание насекомых в высокой траве. Какой-то непрерывный, монотонный звук:

— А-а-а! А-а-а-а!

Тропа становилась все круче и извилистее.

— Ты не поешь! — прошептал Бакриш Орну.

— Что-то сегодня я не в голосе! — Чувство опасности, его собственные мысли заставляли Орна сопротивляться. У него появилось ощущение, будто он погружается в кромешную тьму.

— А-а-а! А-а-а-а! — Какая чушь.

Шествие и пение оборвались так внезапно, что Орн чуть не налетел на остановившегося священника. Он замер и выпрямлял свой шест, стараясь случайно не задеть стоящих рядом учеников. Люди сгрудились и, нарушая строй, двинулись напрямик через низкий кустарник к темнеющему амфитеатру. Орн не отставал. В центре возвышалась каменная трибуна, раза в два превышающая человеческий рост. Наставники начали отходить от своих учеников, стоявших полукругом напротив трибуны, отражавшей многоцветными бликами мерцающий свет фонарей.

«Где Бакриш?» — Орн оглянулся, ища наставника, сообразив, что оторвался от него. Что он теперь должен делать? Как он, скажите на милость, должен выражать благочестие?

Бородатый священнослужитель, одетый в черную мантию и треугольную красную шляпу, появился из-за трибуны и остановился рядом с ней. Ученики замерли.

Орн, стоящий во внешнем кольце, продолжал недоумевать: как это собрание может служить частью тяжкого испытания.

Что они собираются делать?

Священник в красном головном уборе протянул вперед руки и неожиданно низким голосом произнес:

— Вы стоите перед обителью Закона и Чистоты, неразлучных спутников истинной веры! Закон и Чистота! Вот ключ к Великой Тайне, ведущей в рай.

Орн снова ощутил нарастающее чувство тревоги и чудовищную волну пси-энергии, отличающуюся от испытанных ранее. Сейчас эта мощная волна накатывала, вторя словам бородатого, увеличиваясь всякий раз по мере усиления пафоса слов священника.

Орн прислушался.

— …безграничная Благодать и Чистота всех великих пророков! Дух бессмертия, отданный во имя нашего вечного блаженства! Постигшие Чистоту, рожденные в Чистоте, их мысли, омытые Чистотой! Незапятнанные низменными страстями, они указали нам путь!

Орн вдруг осознал: сейчас пси-энергия исходит не из машин, а от смешения чувств собравшихся здесь слушателей. Бородатый священник управлял аудиторией, словно хороший дирижер — симфоническим оркестром.

— Обретите веру в вечной истине божественной догмы! — кричал он.

Порыв свежего ветра принес запах фимиама. Послышались низкие, бархатные звуки органа, не заглушившие, однако, голоса священника. Среди внезапно наступившей паузы раздался звон колокола, пробившего семь раз.

Словно загипнотизированный, Орн каждой клеточкой тела впитывал эту сцену, продолжая размышлять: «Смешение чувств, действующее подобно пси-энергии! Что же это за сила?»

Священник у трибуны вскинул руки со сжатыми кулаками, выкрикивая:

— Вечный рай всем истинным верующим! Вечные муки тем, кто не верит! — Он чуть понизил голос. — Вы, ищущие божественную истину, падите ниц, испросите просвещения. Молитесь, дабы спала пелена с ваших глаз и явилась истина, дарующая понимание! Помолитесь Всевышнему, ниспославшему свою милость вам.

Послышалось шуршание одежд — ученики, стоящие рядом с Орном, благоговейно опускались на колени. Орн продолжал стоять, потрясенный внезапным открытием: «Средоточение чувств рождает пси-энергию!» Возбуждение и какое-то необъяснимое чувство очищения охватило его. Он — на пороге величайшего откровения! Ему захотелось позвать Бакриша, поделиться с ним своим открытием.

Сердитое бормотание стоящих на коленях учеников отвлекло его от этих мыслей. Протестующие выкрики адресовались ему.

Снова предчувствие смертельной опасности зашевелилось внутри Орна.

Кто-то из толпы поднял руку, указывая на Орна.

— Он тоже Ученик! Почему он не встал на колени? Орн оглянулся вокруг. Где Бакриш? Кто-то потянул

Орна за тогу, призывая опуститься на колени. Он вырвался, пятясь к кустарнику.

Раздался истошный вопль: «Неверующий!»

Неведомая сила, словно сеть, накрыла Орна, затуманила сознание, парализуя рассудок. Подхватив крик, толпа в исступлении заскандировала:

— Неверующий! Неверующий! Неверующий!

Страх сдавил сердце. Орн продолжал пятиться к кустарнику — прочь от толпы, излучающей страшную разрушительную силу.

Бородач, освещенный многоцветием светильников, бросил на него гневный взгляд. Орн, сжимая свой посох, как утопающий — соломинку, чувствовал: амфитеатр превращается в какое-то кошмарное, дьявольское место. Внезапно священник на кафедре завопил что есть мочи: «Принесите мне голову этого богохульника!»

Швырнув фонарь в набегающих с ревом учеников, Орн перепрыгнул через живую изгородь и помчался вниз по тропе, слыша за спиной крики погони. Тропинка свернула влево, и за поворотом, привыкнув к тусклому свету звезд, глаза разглядели чернеющее вытянутое пятно. Лес? Ветки хлестали его по разгоряченному лицу. Тропа круто пошла вниз, на этот раз забирая вправо. Орн споткнулся о выступающий из земли корень, с трудом удержал равновесие, теряя драгоценные секунды, отдирая зацепившийся край тоги от колючего кустарника. Толпа уже ревела где-то совсем рядом. Орн прыгнул в сторону с тропинки, устремляясь вниз, к деревьям. Сухие ветки рванули одежду, снова тормозя его бег…

Кто-то над ним закричал: «Он внизу, я слышу его!»

Преследователи остановились, сдерживая дыхание, прислушались.

Отстегнув ремень, Орн сбросил тогу и рванулся вперед сквозь густые заросли.

— Он там! За ним!

— Одежда! Я нашел его одежду!

— Голову! — заверещал кто-то. — Найдите и оторвите ему голову!

Спотыкаясь, задыхаясь от бега, Орн снова выскочил на тропинку. Болело в боку, сердце готово было выскочить наружу. Он скользнул вниз. Сзади несся растерянный гул потерявшей его след толпы.

Орн остановился, прислонившись к дереву, переводя дыхание, прислушался. Его била дрожь.

— Эй вы, половина туда! — надрывался кто-то. — Остальные — за мной!

Как загнанный зверь, отбросивший всякую осторожность, Орн вспомнил слова Бакриша: «Осторожность — сестра страха».

Где-то над ним раздался крик: «Ты слышишь его?»

Оттолкнувшись от дерева, остро чувствуя каждое свое движение, Орн сползал по склону. Несколько человек пробежало над ним, удаляясь вправо. Растерянные вопли, тишина. Снова выкрики, на этот раз слева, сменившиеся удаляющимся шумом погони.

Пригнувшись к земле, Орн скользнул в темноте среди деревьев вниз, распластался в траве, пропуская преследователей внизу. Повязка сползла, обнажая рану. Боль напомнила о странном ощущении — зуде, донимавшем его перед испытанием. «Зуд, похожий на заживление несуществующей раны». Орн чувствовал: сейчас он столкнулся с еще одной загадкой Амеля, но не в силах постичь ее.

Он снова перешел на бег, отдаваясь его бешеному темпу, ныряя в черноту леса, где густая крона деревьев не пропускала даже бледного света звезд.

Но постепенно деревья начали редеть, расступаясь, и, наконец, выпустили его на лужайку у склона холма. Невдалеке неярко светились окна. Стена. Орн опустился на корточки, обхватив себя руками, пытаясь унять бившую его дрожь. Оставшись в одних сандалиях и легких шортах, он вновь почувствовал ночной холод. Бакриш говорил, Аббат Гальмирах где-то рядом.

При мысли об Аббате Орн ощутил, как ноющее предчувствие опасности мгновенно ослабло, но тут же усилилось снова. Что это означает? Орн задумался. Безопасность, но не полную? Он испытывал непреодолимое желание найти Аббата и выжать из него всю правду.

«К чему утруждать себя заботами о нижестоящих? Где был Бакриш, когда он понадобился мне? Так ли должен действовать агент Р — У? — Орн словно пробудился ото сна. — Догма, Ритуал! Полнейшая чепуха! — Он хищно усмехнулся. — Я должен поздравить себя с успешным завершением тяжкого испытания. Довольно! Я выдержал экзамен».

Слева послышались шаги. Орн скользнул за дерево, выглядывая из-за ствола. Слабый свет звезд, пробивавшийся сквозь листву, упал на светлое одеяние священника, показавшегося на тропинке, ведущей прямо к дереву, за которым спрятался Орн. Он прижался к шершавой коре, сдерживая дыхание. Над головой, в листве, защебетали, перекликаясь, птицы. Благоуханием ночных цветов наполнялся воздух.

Шаги приближались.

Орн выскользнул из-за дерева. Четыре стремительных шага по мягкой траве — и его рука сдавила сонную артерию на шее идущего. Священник судорожно глотнул воздух и обмяк в руках Орна, сползая на землю.

«Зависть, честолюбие и страсть ввергли человека в Мир Обольщения. Но что это — Обольщение? Проекция его зависти, страсти и честолюбия».

Ноа Аркрайт. «Мудрость Амеля».

— Какое безрассудство! — Аббат покачал головой. — Ты намеренно подтолкнул своего друга натравить на него толпу. И это после того, как я запретил тебе! Ох, Макрити…

Опустив плечи, Макрити неподвижно стоял перед сидящим на низком столе в позе лотоса Аббатом. Сложив два пальца в положение «щупальца», склонившись на выступающие вперед шишковатые колени, он пристально смотрел на Макрити.

— Я думал о вас! — защищался тот.

— Ты ни о чем не думал! — В голосе Аббата звучала неподдельная боль. — Ты не подумал о тех несчастных, превратившихся в толпу. Орн мог ввергнуть их в ад, обречь на вечные муки. Он может это сделать сейчас, почувствовав свою силу.

— Я пришел предупредить вас, едва узнал о его исчезновении, — пробормотал Макрити.

— Какая польза от этого предупреждения? О, мой дорогой друг, как мог ты совершить эту ошибку? То, что происходит сейчас, — легко предсказуемые последствия твоих действий. Я подозреваю, именно этого ты и хотел.

— О, нет! — Макрити побледнел.

— Когда слова расходятся с делом — верь делу. Зачем ты хочешь погубить нас, Макрити?

— Нет, нет! — Макрити попятился прочь от Аббата, выставив вперед, словно защищаясь, руки. Он остановился, упершись спиной в стену.

— И все же ты делаешь это, — печально сказал Аббат. — Возможно, потому, что я назначил Бакриша, а не тебя. Я знаю, ты хотел этой чести. Но, мой дорогой друг, ты мог уничтожить Орна и… себя вместе с ним. Я не хотел допустить этого.

Макрити спрятал лицо в ладони.

— Он уничтожит всех нас! — зарыдал он.

— Молись, чтобы он не сделал этого… — Голос Аббата смягчился. — Отдай ему свою любовь и свою преданность. Быть может, тогда его пробуждение окажется счастливым.

— Какая польза теперь от любви? — Макрити поднял голову. — Он придет за вами!

— Да, конечно, — пробормотал Аббат. — Ведь я призвал его. Отбрось в сторону насилие, Макрити. Молись за себя. Молись за очищение своего духа. И я помолюсь вместе с тобой.

Макрити покачал своей круглой головой:

— Слишком поздно.

— Что ж… — опечалился Аббат.

— Простите меня, простите!

— Прими мое благословение и ступай. Проси прощения у Бога Орна. Ты нанес Ему тяжкое оскорбление.

«Мирское использование силы способно убить добро. В этом заключено предостережение миру. Стремления к миру, любви к нему — недостаточно. Должна существовать еще и любовь к ближнему. Только так можно постичь извечное противоречие, названное Жизнью».

Ноа Аркрайт. «Мудрость Амеля».

Орн быстро шагал по узкой улочке Центра исследований, не прячась, но и стараясь, по возможности, держаться неосвещенной стороны. Подол болтавшейся на нем одежды он заткнул за пояс, надеясь, что пока никто не обнаружил в кустах связанного лентами из разорванного нижнего белья священника.

«А теперь найдем Аббата», — повторил про себя Орн.

Не останавливаясь и не оглядываясь, он перешел на другую сторону. В воздухе стоял кисловатый запах протухшей пищи. Звук шагов рождал странное двойное эхо, метавшееся меж каменных стен.

С соседней улицы в лицо брызнул яркий свет. Послышались голоса. Орн остановился, поджидая, пока тени идущих не лягут на перекресток.

— Пусть Бог дарует мир вам! — сказал он.

Два священника, стройные, с виду неопасные, остановились, повернувшись к Орну.

— Я молюсь за тебя, идущего путем, начертанным самим Богом! — произнес один из них. Он закашлялся и затем добавил:

— Чем мы можем служить тебе?

— Меня призвал Аббат, но, кажется, я заблудился. — Он замолчал, настороженно ожидая ответной реакции.

— В этом лабиринте легко заблудиться, — согласился другой. — Но ты рядом.

Он повернулся, свет обрисовал темный профиль длинного крючковатого носа:

— Первый поворот направо и третий слева переулок — твой. Улочка приведет тебя прямо во двор Аббата. Ты не ошибешься.

— Благодарю вас, — пробормотал Орн. Священник, объяснявший дорогу, повернулся к

Орну:

— Мы чувствуем твою силу, благословенный. Даруй нам свою милость.

— Благословляю вас!

Священники внезапно выпрямились и низко поклонились. Не поднимаясь, один из них спросил:

— Ты будешь новым Аббатом? Преодолев первое потрясение, Орн сказал:

— Мудро ли думать о таком?

Его собеседники выпрямились, пятясь назад.

— Мы не хотели оскорбить тебя. Прости нас!

— Конечно. Спасибо, что объяснили мне дорогу.

— Служить ближнему означает служить Богу! Да обретешь ты мудрость, — эхом отозвались они. Затем снова поклонились, суетливо обошли Орна и исчезли в темной улочке.

Орн посмотрел им вслед.

«Странно, — подумал он. — Что бы это значило?» Но теперь он знал, как найти Аббата.

«Незачем во имя добра возводить забор вокруг господина своего. Как сможет он наблюдать за слугами своими и видеть, что служат они ему, не думая о вознаграждении? Нет, сын мой, забор — это часто лишь страх и вместилище пыли».

Афоризмы Аббатов.

Улица, ведущая к покоям Аббата, оказалась еще уже, чем остальные. Орн шел вперед, прикидывая на глаз ее ширину. Расставив руки, он легко мог коснуться противоположных стен. Сложенные из необработанного камня, они освещались древними шарообразными светильниками, покрытыми причудливыми завитушками из черной пластали. Пахло свежевскопанной землей и грибами. Пластроновый тротуар казался вогнутым, стертый подошвами множества приходящих священников.

Дверь в обитель Аббата оказалась закрытой.

«Запертая дверь? — удивился Орн. — А как же «сладость» и «чистота» на Амеле?»

Он отступил назад, всматриваясь в стену. Темная неровная поверхность подтверждала наличие острых зубцов.

Орн цинично усмехнулся: «Цивилизованные меры предосторожности на такой мирной планете».

Насилие здесь — нечто совсем иное, чем просто буйство разъяренной толпы. Узкие улочки, в которых легко обороняться. Люди, способные принимать быстрые решения и наверняка знающие, как отдавать боевые команды. Ловушки пси-энергии и бесконечная песня о мире явно не свидетельствовали о мирных намерениях, а, скорее, об интересе к войне.

Орн огляделся. Улица по-прежнему оставалась пустынной, но страх вновь зашевелился внутри, выбираясь из укромного уголка души. Тупик мог легко подтвердить свое иное назначение. Орну хотелось покинуть его как можно скорее. Улица таила опасность, впрочем, как и любое другое место на этой планете.

Орн глубоко вздохнул, берясь за свою одежду священника. Перебросив край тоги через забор, он осторожно потянул ткань. Тога заскользила вниз и дернулась, зацепившись за острый выступ ограды. Он потянул сильнее, испытывая, повис на ней — ткань затрещала, но выдержала.

Не мешкая, он вскарабкался наверх, присел на стене, изучая обстановку двора. Из окна на верхнем этаже двухэтажного дома, сквозь занавески пробивался приглушенный розовый свет.

Орн посмотрел вниз, во двор, заставленный кадками с кустами распустившихся цветов, и снова взглянул на окно, инстинктивно почувствовав: опасность — там!

В воздухе звенело нарастающее напряжение, словно там, в темноте двора, укрылась целая армия телохранителей. Но что-то внутри подсказывало: ему угрожает опасность иного рода, и она — за тем окном!

Орн отцепил одежду, спрыгнул вниз и, прячась в тени, быстро оделся. Застегивая на ходу ремень, он по-кошачьи скользнул к увитому виноградом балкону.

Потянул лозу, испытывая ее на прочность, — нет, слишком хрупкая. Осторожно двинулся вдоль стены дома. Легкий ветерок касался левой щеки. Орн остановился, напряженно всматриваясь в темноту.

Открытая дверь…

Предупреждающее чувство опасности до предела натянуло его нервы. Не поддаваясь ему, Орн скользнул за дверь, и…

В холле вспыхнул свет!

Орн окаменел, но тут же чуть не прыснул со смеху — лучевой выключатель. Он отступил назад — темнота, шаг вперед — свет.

Беззвучно поднялся по изогнутой лестнице наверх, нашел дверь с единственной золотой буквой «А» — «Аббат»?

Обычная ручка, никакого сложного запирающего устройства. Любой может войти. В горле мгновенно пересохло. Орн надавил на ручку, раздался легкий щелчок. Он толкнул дверь и шагнул в комнату.

— А-а, я ждал тебя, — послышался тихий старческий голос.

Орн резко повернулся.

Откинувшись на гору подушек, в кровати лежал смуглый, худой, словно мумия, одетый в белую ночную рубашку человек. Лицо его казалось знакомым. Узкое, с крючковатым, нависающим над тонкими губами носом. Отполированная смуглая лысая голова блестела, отражая свет единственного светильника у кровати. Широкий рот дрогнул, и тихий голос произнес: «Я — Аббат Гальмирах. Приветствую тебя и благословляю».

В комнате чувствовался почти неуловимый запах старости и пыли.

Где-то в тени раздавалось тиканье древних часов.

Орн шагнул к кровати. Предупреждающее чувство опасности резко усилилось. Немного смущенный, он замер.

— Ты похож на человека, которого я знаю. Его зовут Эмолирдо.

— Это мой младший брат. Он по-прежнему убеждает всех, что его имя означает «агония»?

Орн кивнул.

— Это слабые попытки пошутить. — Аббат усмехнулся. — Его настоящее имя — Аггадах, упоминавшееся еще в Талмуде. Это очень древняя религиозная книга.

— Ты сказал, что ждал меня, — перебил его Орн.

— Я всегда жду тех, кого призываю.

Глаза Аббата пытливо изучали Орна. Худая, почти высохшая рука приподнялась, приглашая Орна сесть на стул у кровати.

— Пожалуйста, садись. Прости, что принимаю тебя в таком виде… Ты нашел моего брата в добром здравии?

— Да, он выглядел вполне здоровым.

Орн подошел к стулу, настороженно наблюдая за Аббатом. В этом хрупком, высохшем старике что-то выдавало ту силу, с которой Орн недавно столкнулся. Неведомая, пугающая, она притаилась в этой комнате. Орн огляделся. Темные обои на стенах с причудливыми рисунками: ломаные линии, квадраты, пирамиды, свастики, странный, повторяющийся символ, напоминающий якорную лапу. Холодный твердый пол. Орн посмотрел вниз. Черно-белая плитка, уложенная большими метровыми пятиугольниками. В полумраке угадывались очертания деревянной полированной мебели. Письменный стол, кресло, визорекорд на стеллаже.

— Ты уже вызвал телохранителей? — Орн снова повернулся к Аббату.

— Разве мне они нужны? — изобразил удивление тот. — Потребность в охранниках возникает лишь тогда, когда вещь охраняется. — Высохшая рука снова указала на стул. — Пожалуйста, присядь. Мне хочется, чтобы ты чувствовал себя уютно.

Орн посмотрел на стул. Легкая вещь, без подлокотников, скрывающих потайные захваты.

— Это просто стул, — мягко произнес Аббат.

Орн напрягся, опускаясь на стул, словно человек, входящий в холодную воду, — но ничего не произошло.

— Вот видишь… — улыбнулся Аббат.

Орн облизал губы. Чего-то недоставало в воздухе этой комнаты. И легкие чувствовали это. Все складывалось совсем не так, как он представлял себе. Что-то неуловимо изменяло весь смысл этой встречи.

— У тебя был трудный день, — тихо продолжил Аббат. — К сожалению, это необходимо, но, пожалуйста, поверь: я испытываю к тебе дружеские чувства. Я припоминаю, как тяжело пришлось мне.

— Да? Ты тоже пришел сюда узнать нечто?

— В некотором роде, — пробормотал Аббат. — В некотором роде…

— Зачем тебе понадобилось уничтожать Р — У? — внезапно вскипел Орн. — Зачем, ответь мне!

— Не всегда желание бросить вызов означает насилие. Ты догадался, почему на твою долю выпало столь тяжкое испытание? Почему ты помогал нам в этом страшном эксперименте?

— Разве я мог отказаться? Что мне оставалось делать?

— Еще многое, кроме того, что ты уже продемонстрировал, — хитро улыбнулся Аббат.

— Ну, хорошо… Ты меня заинтриговал.

— Чем именно?

Орн опустил глаза. Ощущение чего-то странного, необычного, промелькнуло где-то внутри и исчезло. «Что прячется во мне?»

— Ты всегда честен с самим собой?

Орн кашлянул, прочищая горло. Ему казалось, он стоит перед строгим учителем.

— Пытаюсь. Я… мне кажется, Вы можете помочь мне познать себя…

— Превосходно! — выдохнул Аббат. — Но, видишь ли, ты — плод маракианской цивилизации, которая…

— И натианской, — вставил Орн.

— Конечно, конечно, — закивал Аббат. — Цивилизации, кичащейся знанием самой себя, искушенной в микрохирургии, регенерации органов и тому подобных «чудесах». Что же может заинтересовать тебя здесь?

— Я чувствую: есть что-то еще…

— И что же подтолкнуло тебя к этому?

— Мы всегда хотим знать больше, чем знаем. На этом зиждется весь наш мир.

— Да, довольно редкая точка зрения. Ты когда-нибудь испытывал беспричинное чувство страха?

— Как и все.

— Действительно. Но, боюсь, ты не всегда придерживаешься такой точки зрения.

— О, если бы у нас было время посвятить себя изучению томатургической психиатрии и учению древних христиан.

— Посвятить чему?

— Ментальные учения существовали задолго до того, как твоя цивилизация начала разрабатывать систему познания себя, — сказал Аббат. — Каноны Христианской религии наследовали многие элементы подобных учений. Пожалуй, ты нашел бы это занятие бесценным.

Орн покачал головой. Все складывалось совсем не так, как он предполагал. Он чувствовал себя обманутым, вынужденным обороняться, а не нападать. А ведь он столкнулся с немощным стариком в нелепой ночной рубашке. Хотя нет… Орн поправил себя. Это было нечто большее. Присутствия неведомой силы трудно не почувствовать.

— Ты искренне веришь, что пришел сюда защищать свою бесценную Р — У и выведать, не подстрекаем ли мы народ к очередной войне?

— Это явилось одной из причин…

— Ну, и что бы ты предпринял, обнаружив, что мы действительно готовимся к войне? Что тогда? Ты — хирург, способный удалить опухоль и излечить общество?

— Излечить? — Слово смутило Орна. — Что значит «излечить»?

— Мир, в котором мы существуем, окружен темной энергией. Временами она прорывается в наше измерение, образуя достаточно осязаемые формы. Ты, например, ощущаешь действие этой энергии прямо сейчас. Взглянув на это явление с точки зрения живых организмов, мы обнаружим, что некоторые стороны ее воздействия могут оказаться безопасными, или «здоровыми», а некоторые — «больными». В природе существуют различные способы взаимодействия с этой силой, но, к сожалению, наши средства не всегда приносят результаты, которые мы ожидаем.

Орн молча взглянул на Аббата, ощущая звенящую пустоту и осознавая: ими взят опасный курс. Внутри нарастала, готовая вырваться наружу, дикая, необузданная энергия.

— Ты не видишь связи между сказанным мною теперь и обсуждаемым нами ранее?

— Я… — Орн запнулся. — Может быть…

— Умные люди в высокоразвитом обществе оценили тебя, Орн, и нашли тебе место в своей схеме! Но подходит ли это место для тебя?

— Вы же знаете — нет!

— Что-то осталось в тебе, — кивнул Аббат, — чего не коснулась твоя цивилизация, так же, как, впрочем, всегда остается что-то, чего не коснулась Р — У.

— Но иногда мы касаемся слишком многого, — внезапно треснувшим голосом хмуро произнес Орн, подумав о Гиене, Гамале, Шелебе.

— Конечно. И все же большая часть айсберга остается под водой. Так и Амель. Ты, Р — У, любое другое явление, с которым мы можем столкнуться.

— Все это слова, — неожиданно раздраженно пробормотал Орн. — Ничего, кроме слов!

Аббат прикрыл глаза, вздохнул и мягко сказал:

— Гуру Пашаван, приведший рамакришнаитов к Великому Объединению, известному теперь, как Всемирный Союз, говорил о божественности души, едином Боге, гармонии всех религий и неумолимом течении времени…

— Я сыт по горло этими религиозными бреднями! — рявкнул Орн. — Ты забываешь, мне достаточно и твоих машин. Я отлично понял, как ты манипулируешь…

— Подумай об этом в плане исторического опыта, — пробормотал старик, пристально поглядев на Орна внезапно заблестевшими глазами.

Орн молчал, пораженный своей неожиданной вспышкой гнева. Что скрывается в нем? Почему он сделал это?

— Открытие и понимание явления пси лишь подтверждают идеи гуру Пашавана.

— Да? — Орн вдруг подумал: уж не собирается Аббат читать ему научные основы религии?

— Все человечество в целом представляет собой огромнейший источник пси-энергии. Доказательства не столь уж важны, ведь существуют общеизвестные факты, — продолжал Аббат. — Иногда всплеск такой энергии мы называем религиозным экстазом. Иногда мы соотносим действие пси-энергии с независимым центром, или, проще говоря, Богом!

— Центр пси-энергии! — выпалил Орн. — Эмолирдо уверял: я, как он сказал, и есть…

— Бог?

Орн увидел, как дрожат руки старика, словно листья на ветру. Предчувствие страха исчезло, но неприятное ощущение поднявшейся изнутри волны энергии не проходило.

— Да, именно так он и сказал, — с некоторым удивлением произнес Орн.

— Нам стало известно, — продолжал Аббат, — что у Бога без знания — та же судьба, что и у простого смертного. К несчастью, человечество всегда хотело видеть своих богов совершенными.

Орн вспомнил ощущение на холме, пси-энергию, исходящую из единого организма одновременно переживающих экстаз сотен людей.

— Ты думаешь о вечности, совершенстве… — Аббат помолчал. — Давай-ка вместо этого представим конечную ступень существования. Представим время, когда живое существо, даже Бог, исчерпает все формы познания, познав все.

Орн, представив себе образ, нарисованный Аббатом, содрогнулся.

— Но это же страшнее смерти!

— Да, — согласился Аббат. — Невыразимая, смертельная скука охватит все живое. Будущее окажется бесконечным повторением уже известного, пережевыванием старого. Скука будет страшнее смерти.

— Но скука — это своего рода Стасис. А это означает, что где-то произойдет прорыв и все вернется назад, к Хаосу.

— И где же окажутся бедные создания?

— В окружении Хаоса.

— Погруженными в него, — печально вымолвил Аббат. Темные веки дрогнули. — Мы живем в бесконечной системе, в мире постоянных изменений. Единственное наше достижение — истина: «Все изменяется».

— Если подобное может произойти, то наше гипотетическое существо будет уничтожено. И даже Бог?

— Цена бегства от скуки, а?

— Мне кажется, не все так просто…

— Возможно, — согласился Аббат. — Параллельное сознание, существующее в нас, отрицает уничтожение, гибель. Иногда это явление называют «коллективное подсознание», или параматман, Ургрунд, Санатана Дарма, сверхразум, обер-паллиат. У него много названий.

— Слова, слова, — возразил Орн. — Наличие названия не подтверждает существования самого явления.

— Хорошо. Ты не согласен принимать голословные рассуждения за реальные факты. Ты — эмпирик. Знакома ли тебе легенда о вечно сомневающемся Томасе?

— Нет.

— Ага, оказывается, смертный может поучать Бога. Томас — один из моих любимых персонажей. Он отказался принять на веру неоспоримые истины.

— Похоже, он мудрый человек…

— Я всегда считал его таковым. Он спрашивал, но так и не смог зайти достаточно далеко. Томас никогда так и не поинтересовался, кому поклоняются Боги.

Орн почувствовал, как его внутреннее существо медленно перевернулось. Рвущаяся наружу энергия улеглась, все возвратилось на круги своя: понятия, порядок, хаос, новые отношения. Чувство напоминало внезапное осознание истины — ослепительный свет, озаривший бесконечность.

Когда это чувство прошло, он спросил:

— Ты не учил Махмуда?

— Нет. — Голос Аббата прозвучал тихо и печально. — Махмуд ускользнул от нас. Мы можем творить Богов, пророков, но не всегда мы оказываемся в нормальных отношениях с ними. Когда они указывают нам путь, ведущий к вырождению и упадку, мы не прислушиваемся. Но, когда они выводят нас из тьмы, — пелена спадает с наших глаз.

Орн заговорил, слыша собственный голос, прозвучавший ужасным резонансом в комнате Аббата.

— И, даже последовав их путем, ты лишь достигнешь временного порядка. Карабкаясь вверх, ты можешь упасть, разрушив все созданное.

Блестящие глаза Аббата вспыхнули.

— Я преклоняюсь пред тобой, Орн. Подсчитывал ли ты когда-нибудь невинных, замученных и искалеченных во имя религии в течение всей нашей кровавой истории?

— Число это огромно.

— Почему столь дика религиозная страсть?

— Ты знаешь, что со мной сегодня случилось?

— Я узнал об этом через несколько минут после твоего бегства. Взываю к тебе: не поддавайся гневу! Помни: я один из тех, кто призвал тебя.

Орн уставился на Аббата. Он видел не дряхлую оболочку, тело, а потоки энергии, сочащиеся сквозь дыру в черном покрывале.

— Ты хочешь, чтобы я ощутил и научился управлять разрушительной силой религии? Действительно, смертный может научить Бога… — Он помолчал. — …или Пророка. Ты нравишься мне, Аббат Гальмирах.

В глазах Аббата блеснули слезы.

— Кто ты, Орн — Бог или Пророк?

Орн не отвечал, прислушиваясь к своим новым внутренним ощущениям. Наконец нарушил молчание: — Может быть, и то, и другое, может быть… Остается выбрать. Я принимаю твой вызов. Я не создам новой религии.

— Что же ты тогда собираешься делать? — прошептал Аббат.

Орн повернулся, взмахнул рукой. Двухметровый язык пламени возник из вытянутой руки, нацелившись в голову Аббата. В старческих глазах мелькнул страх.

— Что сталось с первым человеком, получившим эту форму энергии? — спросил Орн.

— Был сожжен заживо за колдовство, — хрипло произнес Аббат. — Он не знал, как управлять теми силами, которые вызвал к жизни.

— Значит, все же опасно вызывать силу, не имея понятия, как обращаться с нею! Ты знаешь, как называется эта сила?

— Саламандра… — прошептал Аббат.

— Люди думали, это дьявол. Но ты ведь знаешь больше, не так ли, преподобный Аббат?

— Это сырая энергия, — вымолвил старик. Он судорожно глотнул воздух и откинулся на подушки.

Орн поспешил наполнить уставшее тело энергией.

— Спасибо, — еле слышно произнес Аббат. — Иногда я забываю свои годы, и они не прощают мне этого.

— Ты заставил меня поверить в то, что я уже мог делать. Ты заставил меня пройти испытание верой и поверить в себя.

— Так сотворяются Боги.

Орн вспомнил свой давний сон: «Богов сотворяют — они не рождаются!»

— Прислушайся к Томасу, — сказал он старику. — Даже Боги поклоняются… Я призвал Махмуда, а ведь он не был твоим творением. Я вызвал боль и страдания. В бесконечной Вселенной даже Бог способен ненавидеть.

— Что же мы натворили? — Старик в отчаянии закрыл лицо руками.

— Пси-энергия должна встретиться с пси. Сказав это, Орн перенесся в пространстве в другое измерение, найдя место, где не существовало пси. Он ощущал присутствие не-звука, но не обращал на него внимания. Время ползло, отмеряя колокольным звоном секунды. Время!

Он обнажил энергию, манипулируя ею, словно математическими символами. Время и напряжение: напряжение равно источнику энергии. Энергия плюс противодействие равно нарастанию энергии. Чтобы усилить явление — противодействуй ему. Нарастание энергии плюс противодействие (время/время) ведет к появлению новых тождеств.

Орн беззвучно шепнул Времени: «Ты могущественнее всего, что противопоставлено тебе».

И Время ответило: «Великое вырождается в малое, свет превращается во тьму…»

Где-то далеко Орн ощутил хаотическое движение энергии. Бесконечная пустота наполнялась непрекращающимся течением. Он ощущал себя на вершине огромной горы, видя под собой скалистые вершины таких же гор. Он сжал землю в ладонях.

«Так я создаю форму», — мелькнула мысль.

Откуда-то из глубины донесся голос, торжественный и пугающе низкий: «Благословенный Орн, Благословенный Орн…» Распев, звучащий в голосе Аббата и других — Дианы, Стетсона… великого множества людей.

«Благословенный Орн!»

Орн видел, чувствовал Вселенную в своем собственном измерении. Ощущал мятущийся хаос, сознавая: он уже не сдерживает его. Надо сделать лишь правильный выбор, и пелена спадет с глаз.

— Благословенный Орн, — молился Аббат.

Орн испытывал жалость к старику, чувствуя в его голосе благоговейный страх. Это напоминало наглядный опыт Эмолирдо — трехмерная тень в двухмерном пространстве. Аббат существовал в тонком, хрупком слое Времени. Жизнь спроецировала материю в этот тонкий слой.

Аббат продолжал молиться Богу Орну, и тот ответил ему, опустившись вниз, игнорируя поклонение толпы и вновь обретя прежнюю форму. Он уселся у постели старика.

— Ты снова призвал меня?

— Ты не ответил, что выбираешь, — тихо сказал Аббат. — Кто ты: Бог или Пророк?

— Интересно, — прищурил Орн глаза. — Ты существуешь в трехмерном пространстве и вне его. Я видел твои мысли вне времени. Все мое путешествие длилось одно мгновение. Когда ты испугался — твое сознание растворилось в Не-времени, ты заставил остановиться время…

Обложенный подушками Аббат сидел не шелохнувшись, сложив в молитве руки.

— Я умоляю тебя ответить на мой вопрос.

— Ты знаешь ответ!

— Я? — Аббат в удивлении широко раскрыл глаза.

— Ты знал его тысячи лет. Я видел это. Еще до того, как люди вышли в пространство, они всматривались в окружающий мир и учились искать ответы на подобные вопросы. Они называли это «Майя» — на санскрите это означало «обольщение», «иллюзия».

— Майя, — повторил Аббат. — Я пронес свое сознание над Вселенной.

— У жизни свои собственные мотивы. Мы объясняем бытие каждый по-своему. А впереди нас всегда — великий катаклизм и великое пробуждение. Впереди нас испепеляющее время, из которого восстает феникс: вера, что у нас есть, — это вера, которую мы сами создали.

— Мне хотелось бы получить ответ на свой вопрос.

— Я выбираю то, что выбрал бы любой Бог, — сказал Орн и исчез из комнаты Аббата.

«Как отметил Орн, пророк, воскрешающий мертвых, лишь перемещает материю умершего во времени к моменту его жизни. Для человека, свободно шагающего с планеты на планету, время представляется неким частным образованием; без времени не существует пространства. Орн сотворил Вселенную в виде расширяющегося шара. Таким образом он принял мой вызов и ответил на мою молитву. Мы продолжаем рассматривать мир сквозь призму известных нам символов, читаем Вселенную, словно полуослепший старик книгу, — водя носом по странице».

Из Дневника Аббата Гальмираха.

Развалившись в кресле, директор службы И — О, Тайлер Джемини, хмуро глядел на посетителя из-за своего огромного письменного стола. Где-то на краю черной полированной столешницы прилепились небольшое голографическое изображение семьи Джемини и переговорное устройство.

За его спиной через псевдоокно открывался вид на пирамидальное здание Правительственного Центра Марака и каскад сбегающих вниз парков и угловатых строений, сверкавших в зеленых лучах полуденного солнца. Глубокие морщины избороздили лоб директора.

— Позвольте мне кое-что уточнить, Адмирал Стетсон, — произнес он. — Бы утверждаете, что Орн возник в вашем кабинете из ниоткуда?

Стетсон, ссутулившись, замер в принявшем форму его тела кресле напротив Джемини. Его глаза находились примерно на уровне стола. Полированная поверхность создавала иллюзию поднимающихся плещущих волн зноя.

— Именно это я и хотел вам сказать, сэр.

— Как тот парень с Вессена? Энергия пси?

— Называйте это как вам больше нравится, сэр. Орн высунулся из ниоткуда, усмехнулся и передал письмо.

— Но я абсолютно не вижу в этом ничего смешного, — пробормотал Джемини. Холодные глаза сверлили Стетсона.

Стетсон надел маску озабоченности.

— Но, сэр, многим сотрудникам моей службы необходима работа, которую вы отобрали у нас.

— Я понимаю это, — кивнул Джемини, оценивающе поглядев на Стетсона. — Но я возмущен. Я глубоко возмущен утверждениями, будто бы Служба И — О допустила и допускает опасные просчеты.

— Как это чуть было не произошло на Гамале, сэр, не говоря уж о Гиене и…

— Я не утверждаю, что мы все делали безупречно, Адмирал. Но данное положение, тем не менее, предельно ясно. Ассамблея проголосовала «за». Службы Р — У больше не существует. Окончательно и бесповоротно.

— Ничто не бывает окончательным, сэр, — вздохнул Стетсон. — Вы бы… э-э, посмотрели еще раз письмо Орна.

— Оно достаточно ясно. Кроме того, я должен сказать, мне показалось довольно странным предложение, чтобы я поверил, и… Что-то становится жарковато. — Джемини пальцем оттянул воротник.

Не изменяя положения тела, Стетсон кивнул, указывая на что-то за левым плечом Джемини. Директор Службы обернулся, и глаза его широко раскрылись при виде висящего сзади в воздухе столба пламени. Его передернуло. Внезапно столб задрожал, сворачиваясь в шар, диаметром примерно в метр. Джемини вскочил на ноги, опрокидывая кресло, пятясь назад. Жар опалил лицо.

— Ну, а как теперь? — поинтересовался Стетсон. Джемини метнулся в сторону, но шар опередил его, отрезая путь к бегству, загоняя его в угол.

— Хорошо! — взвизгнул Джемини. — Я согласен! Согласен!

Шар, рассыпавшись искрами, исчез.

— Это наглядный метод объяснения, — сказал Стетсон. — Во Вселенной нет такого места, где бы в то или иное время не возник огонь. А это — так называемое смещение пространства и времени. Пространство соприкасается с моментом существования огня… Садитесь, сэр. Вряд ли Орн еще раз побеспокоит вас, если вы…

Джемини боком приблизился к креслу, тяжело опустился. Пот градом катился по его разгоряченному лицу. Он уставился на Стетсона.

— Но ведь вы сказали, что я по-прежнему должен оставаться во главе Службы! — хрипло произнес он.

Теперь наступила очередь хмуриться Стетсону:

— Все это чертова болтовня о топоре и топорище!

— Что?

— Орн утверждает, мы живем во Вселенной, где все закономерно, и даже война имеет возможность… Вы ведь читали письмо! — проскрежетал Стетсон. — Мы не имеем права отступать от его указаний.

Джемини бросил встревоженный взгляд через левое плечо:

— Безусловно.

Он кашлянул. Откинулся назад, вытягивая вперед руки.

— Я должен быть назначен в вашу Службу на должность специального заместителя по координации вхождения службы Р — У в… — Он помолчал. — … в… И — О.

— Да-да, конечно. — Джемини подался вперед и доверительным тоном произнес:

— А вы не знаете, где сейчас может находиться Орн?

— Он говорил о своем медовом месяце, — нахмурился Стетсон.

— Но… — Джемини пожал плечами. — Я хочу сказать, с его способностями, я имею в виду пси и все…

— Он сообщил, что отправляется в свадебное путешествие, считая это вполне естественным для человека, в жилах которого течет обычная красная кровь…

«Пси было и остается пси. Хочу выразить глубокое почтение вам, Ваше Преподобие, за доброту и знание, которые вы дали мне. Люди пытаются рассмотреть мироздание с точки зрения известных им истин. Но форма постижения Вселенной должна оставаться прямым ее продолжением. Исказив форму, мы не изменим Вселенную, но лишь изменим способ видения. Я говорил Стету — это сродни привычки к наркотику. Тебе требуется все больше и больше того, что способно удовлетворить тебя. И с миром происходит тот же ужасный парадокс. Усиливая что-нибудь, включая и мир, требуется все больше и больше насилия. Мир придет к тем, кто развил способность осознать его. В благодарность за это я сдержу обещание, данное вам, — у человечества открыт счет в Банке Времени. Все по-прежнему имеет свое место».

Льюис Орн — Аббату Гальмираху.

Р.S. На своем надгробии мне хотелось бы иметь такую надпись: «Он выбрал Бесконечность — конечный шаг во Времени».

Нашего первенца мы назовем Гал, — пусть сам придумает, что это означает. Уверен: Аг поможет ему.

С любовью — Л.О.

Оглавление

Реклама на сайте